Машинный перевод:  ruru enen kzkk cnzh-CN    ky uz az de fr es cs sk he ar tr sr hy et tk ?
Всего новостей: 4227508, выбрано 23 за 0.002 с.

Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

?
?
?
?    
Главное  ВажноеУпоминания ?    даты  № 

Добавлено за Сортировать по дате публикацииисточникуномеру


отмечено 0 новостей:
Избранное ?
Личные списки ?
Списков нет
Индия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 24 июня 2024 > № 4720858 Хридай Сарма

Моди 3.0

Об углублении российско-индийских отношений и выходе на «следующий уровень» стратегического партнёрства

ХРИДАЙ САРМА

Индийский юрист и независимый исследователь, занимающийся вопросами энергетики в Большой Евразии.

Стремление Индии к стратегической автономии в чём-то схоже с позицией Франции и свидетельствует о более широкой глобальной стратегии – балансировать в политике великих держав, не становясь чрезмерно зависимым от какого-то одного союзника. Новое правительство Моди нацелено на преодоление всех этих сложностей.

Нарендра Моди в третий раз стал премьер-министром Индии, и это очередная веха на политическом ландшафте страны. После убедительной победы на выборах при поддержке партнёров по коалиции – «Национального демократического альянса» (НДА) премьер-министр Нарендра Моди и правящая «Бхаратия джаната парти» закрепили свои позиции доминирующей политической силы, которая сформулирует стратегические приоритеты Индии на ближайшие годы. Одно из ключевых направлений, которое, скорее всего, вновь окажется в фокусе внимания, – это проверенные временем российско-индийские отношения и стремление вывести их на следующий уровень стратегического партнёрства в условиях быстро меняющейся глобальной динамики.

Третью победу Нарендры Моди можно назвать исторической – теперь он сравнялся с первым премьером независимой Индии Джавахарлалом Неру по количеству сроков на посту главы правительства подряд. Курс Моди 3.0 предполагает сочетание последовательности и изменений, а ключевые фигуры – Раджнатх Сингх, Амит Шах и Субраманьям Джайшанкар – сохранили портфели министров обороны, внутренних и иностранных дел.

Главы семи государств прибыли на церемонию инаугурации премьер-министра в рамках индийской политики добрососедства (Neighbourhood First). Среди них президент Шри-Ланки Ранил Викрамасингхе, президент Мальдивских Островов Мохамед Муизу, вице-президент Сейшельских Островов Ахмед Афиф, премьер-министр Бангладеш Шейх Хасина, премьер-министр Маврикия Правинд Джагнот, премьер-министр Непала Пушпа Камал Дахал, он же Прачанда, премьер-министр Бутана Церинг Тобгай. Они также присутствовали на торжественном приёме, который дал президент Индии Драупади Мурму, и встретились с Моди вечером в воскресенье, 8 мая 2024 года.

Еще пятьдесят лидеров разных стран, в том числе президент Путин, поздравили Моди по телефону, подтвердив глобальное признание индийского лидера, а также растущую роль Индии в международных делах.

Влияние на российско-индийские отношения

Отношения Индии и России – это константа глобальной политики, которая характеризуется взаимным уважением и стратегическим сотрудничеством в таких сферах, как оборона, энергетика и технологии. Глава МИД Индии Субраманьям Джайшанкар, ключевая фигура в кабинете Моди, неоднократно подчёркивал мощь этого партнёрства. В ходе встречи в Москве в декабре 2023 г. Джайшанкар отмечал, что «хотя в отношениях между любыми странами бывают взлёты и падения, единственная константа в глобальной политике – это связи между Индией и Россией». Он также подчеркнул, что в сфере обороны, космоса и атомной энергетики государства обычно сотрудничают только с теми, с кем установлена «высокая степень» доверия.

Давнее двустороннее партнёрство охватывает такие сферы, как оборона, космос и атомная энергетика, где фундаментом неизменно являются доверие и общие интересы. Джайшанкар выразил непоколебимую поддержку российско-индийских отношений, что особенно важно в условиях, когда Нью-Дели подвергается растущему давлению со стороны США и других стран Запада из-за энергетического сотрудничества с Россией на фоне конфликта на Украине.

Несмотря на это возрастающее давление, Индия придерживается позиции стратегической автономии, подчёркивая прагматичные аспекты своих внешнеполитических решений[1]. Индия и Россия углубили стратегическое сотрудничество в богатом энергоресурсами Арктическом регионе – сейчас стороны работают над облегчением притока индийских инвестиций в совместную реализацию крупного нефтегазового проекта «Восток Ойл». Сотрудничество в Арктике не только укрепляет энергетическую безопасность Индии, но и дополнительно укрепляет политические и научные связи между двумя государствами.

Кроме того, на конец 2024 г. запланирован старт круглогодичной навигации по восточному участку Северного морского пути (СМП). По прогнозам, объём грузоперевозок превысит 150 млн т к 2030 г. и 200 млн т к 2035-му, что существенно повысит значимость этого маршрута для мировой торговли. Индия не может позволить себе упустить такую возможность – необходимо стать партнёром и участником запуска коридора, особенно когда Китай и другие страны Азии активизируют взаимодействие с Россией, чтобы расширить перевозки и строить новые контейнеровозы ледового класса для СМП. Индия, со своей стороны, заинтересована в ледоколе для обеспечения полярных научно-исследовательских станций страны в Арктике.

Последствия западного политического давления

Прочные отношения Индии и России часто рассматривают сквозь призму западного политического давления, особенно в Вашингтоне. В условиях конфликта на Украине Индия заняла позицию стратегического нейтралитета, балансируя между давними связями с Россией и дипломатическими сигналами Запада. Несмотря на критику, Индия продолжает вести активную торговлю с Россией, делая акцент на прагматичных аспектах своей внешней политики. Глава МИД Джайшанкар не раз публично подчёркивал право Индии на независимые внешнеполитические решения, без оглядки на внешнее давление, в том числе касательно энергетических связей с Россией. Моди подтвердил эту позицию, заявив, что, если Индии нужна нефть из России, индийское правительство будет её покупать и не будет этого скрывать. Он также открыто заявил, что российско-индийские отношения остаются «особыми и привилегированными», и пообещал развивать эти связи дальше, поздравляя президента Путина с переизбранием в марте 2024 года.

Оба государства способны оперативно внедрять новые торговые механизмы в целях укрепления своих экономических связей, когда внешние обстоятельства начинают слишком сильно давить. Объём накоплений в рупиях в индийских банках исчисляется миллионами долларов – об этом заявил министр иностранных дел России Сергей Лавров в мае 2023 г., эту проблему решают путём стратегических инвестиций в индийский фондовый рынок и инфраструктурные проекты. Такой подход смягчает финансовые вызовы и подчёркивает прочность двусторонних отношений. Благодаря специальным счетам востро в рупиях (SRVA) для торговых операций и инвестиций двум государствам удалось эффективно диверсифицировать экономическое взаимодействие и выйти за рамки традиционного валютообмена. Подобные меры не только улучшают экономическое сотрудничество, но и повышают взаимное доверие и стратегическое взаимодействие в критически важных секторах – энергетике и обороне.

Перспективы

Если заглядывать вперёд, правительству Моди следует использовать стратегическую автономию для дальнейшего укрепления и углубления отношений с Россией. Недавние дискуссии и обмен официальными коммюнике между Джайшанкаром и его российским коллегой Сергеем Лавровым о совместном производстве вооружений свидетельствует о новом этапе на пути расширения оборонного сотрудничества. Совместная разработка военных технологий, хотя и согласована, пока не реализуется. Теперь, с возвращением правительства Моди, реализация может начаться достаточно быстро, что отвечает целям налаживания собственного производства в Индии, а также добавит глубины стратегическому партнерству с Россией. Россия, в свою очередь, приобретёт надёжный рынок и возможности для взаимовыгодного сотрудничества в сфере современных военных технологий.

Стремление Индии к стратегической автономии в чём-то схоже с позицией Франции и свидетельствует о более широкой глобальной стратегии – балансировать в политике великих держав, не становясь чрезмерно зависимым от какого-то одного союзника. Новое правительство Моди нацелено на преодоление всех этих сложностей для диверсификации международных связей и сохранения гибкости, чтобы улучшать двусторонние отношения с такими ключевыми игроками, как Россия.

Третий срок Моди обещает акцент на стратегические нюансы отношений с Россией. Индийское правительство сосредоточится на сферах высокого доверия – оборона, космос, атомная энергетика – в сочетании с противодействием внешнему давлению. Эти усилия обеспечат взаимосвязанный и прочный фундамент для будущего двустороннего сотрудничества. На фоне эскалации глобальных конфликтов (война между Израилем и Палестиной и другие) и стремления к многополярному миру умная навигация Индией своих отношений с другими странами, прежде всего с Россией, упрочит её позиции как ключевого игрока при формировании будущей траектории развития международной системы. А Россия получит возможность усилить своё геополитическое положение в развивающемся многополярном глобальном и региональном порядке.

Автор: Хридай Сарма, индийский юрист и независимый исследователь, занимающийся вопросами энергетики в Большой Евразии.

           

СНОСКИ

[1] Russia and India’s strategic autonomy. SEMINAR (NEW DELHI), (761). 2023. Pp. 37-40.

Индия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 24 июня 2024 > № 4720858 Хридай Сарма


США. Евросоюз. Китай. Весь мир. Россия > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 1 ноября 2023 > № 4721891 Чез Фриман

О сферах влияния. Почему их надо уважать, но не надо создавать

Понимание законности и роли сфер влияния необходимо для эффективного разрешения конфликтов

ЧЕЗ ФРИМАН

Посол в отставке, приглашённый научный сотрудник Института международной и публичной политики Уотсона в Университете Брауна.

На протяжении всей истории человечества страны стремились к обеспечению безопасности путём создания империй, запретных зон/санитарных кордонов, буферных государств, а также военных, экономических, политических или культурных сфер стратегических интересов или доминирующего влияния. Ведь государства хотят иметь друзей, а не врагов вдоль своих границ, и великие державы ожидают уважения, а не вызовов своей безопасности вследствие сговора менее крупных государств с великодержавными соперниками. Альтернативой таким защитным мерам могут быть системы, основанные на гибких коалициях в зависимости от баланса сил.

И нации, и империи переживают взлёты и падения. Они развивают политическое, экономическое и военное взаимодействие в своих регионах, а также окружающих или зависимых от них. Одни государства ищут защиты у великих держав. Другие отвергают иностранную гегемонию и сопротивляются ей. Сферы влияния – порождение державности и государственного строительства, которое помогает стране отгородиться от потенциальных конкурентов.

Почему устанавливаются сферы влияния

В последнее время американские официальные лица заявляют, что Соединённые Штаты не признают сфер влияния. Если учесть, что американцы продолжают настаивать на правомерности доктрины Монро, это более чем иронично. Америка может не признавать или уважать сферы влияния других стран либо их право устанавливать такие зоны, но она претендует на собственную сферу, которая хоть и не объявлена, но распространяется на весь мир.

Сферы влияния – это утверждение исключительного права надзирать за другой страной/странами или участвовать в определении расстановки сил, а также политики другого государства или государств по отношению к другим странам в целом либо в конкретных областях. Как таковые эти сферы – проявление международного соперничества равных по силе держав.

Концепция сфер влияния, как и многие другие элементы современного государственного устройства, возникла в результате проецирования силы вовне множеством конкурентов, составлявших европейскую государственную систему. Положение императорского Китая как центра тяжести в системе даннических отношений между странами не давало ему сфер влияния в современном понимании. Данническую систему можно охарактеризовать как «круг почтения». В отличие от сферы влияния, она не участвовала в схватке за гегемонию с равным Китаю соперником, поскольку такого просто не было. Несмотря на настойчивое требование, чтобы иностранцы соблюдали придворные обычаи и этикет, если они желают добиться расположения императора, Китай обычно не стремился регулировать поведение даннических стран. Подобно формальной преданности европейских князей папе римскому, подхалимское почтение мелких правителей к китайскому императору обусловлено не только традициями, но и корыстными интересами. Признание императора давало им торговые преимущества и престиж, обеспечивало дипломатическую, а то и военную защиту друг от друга. Это также способствовало тому, что Китай оставлял их в покое, а не пытался сделать прямыми вассалами (как это с разной степенью успеха происходило в случаях Кореи, Тибета и Вьетнама). В Азии сфера влияния – артефакт, привнесённый европейским, американским, а затем и японским, но не китайским империализмом. Не Китай устанавливал правила игры, а его самого чужестранцы включали в свои сферы влияния.

Сам термин «сфера влияния» стал использоваться в дипломатии лишь в 1885 г. (см. ниже), но первым официальным провозглашением подобной сферы стала доктрина, принятая президентом США Джеймсом Монро 2 декабря 1823 г. по совету государственного секретаря Джона Куинси Адамса. Она требовала уважения европейскими колониальными державами независимости государств Западного полушария. А любые их попытки «распространить свою систему на какую-либо часть [этого] полушария» рассматривались как «опасные для мира и безопасности в Соединённых Штатах».

В 1864 г., когда США были охвачены гражданской войной, Франция поставила императором Мексики эрцгерцога Фердинанда Максимилиана Иосифа фон Габсбург-Лотарингского. Годом позже, когда гражданская война завершилась, американцы разместили 40-тысячную армию на мексиканской границе и потребовали от французов убрать этого монарха. Французы вывели войска из Мексики. После этого Максимилиан был схвачен и казнён войсками Бенито Хуареса. В 1895 г. Вашингтон пригрозил войной Великобритании в случае её вмешательства в дела Венесуэлы. В 1904 г. т.н. «следствие Рузвельта» превратило доктрину Монро из инструмента стратегического отрицания присутствия конкурирующих держав в активное утверждение доминирования США в Западном полушарии. В 1917 г. предложение Германии заключить союз с Мексикой убедило Вашингтон вступить в Первую мировую войну.

Но сферы влияния могут быть и неформальными, оборонительными или доминирующими. Элита подвластных стран стремится выучить язык страны, проецирующей влияние, усвоить её промышленные и военные стандарты, а также культурную и торговую практику. Она отправляет своих детей учиться в её учебных заведениях, предпочитает её товары и услуги, а не товары и услуги конкурентов.

Сам термин впервые появился при разделе Африки на Берлинской конференции 1884–1885 гг. (так называемая Конференция по Конго), распределившей господство на континенте между Великобританией, Бельгией, Францией, Германией, Италией, Португалией и Испанией. В 1885 г. по двустороннему соглашению Великобритания и Германия поделили между собой контроль над Гвинейским заливом. Каждая из сторон обязалась не посягать на интересы другой в её сфере влияния. В 1890 г. аналогичный договор заключён о разделе сфер в Восточной Африке.

Ещё в 1942 г. президент Франклин Делано Рузвельт представлял себе мир после Второй мировой войны под управлением так называемых «четырёх полицейских» или «четырёх шерифов», каждый из которых будет отвечать за поддержание мира в своей сфере влияния. Согласно его наивным представлениям, Британия должна была отвечать за свою империю и Западную Европу, Советский Союз – за Восточную Европу и центральную часть Евразии, Китай – за Восточную Азию и западную часть Тихого океана, а Соединённые Штаты – за Западное полушарие. По настоянию премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля к четвёрке позднее добавили Францию, которую признали ответственной за дела своей империи. В некоторой степени концепция сфер влияния вдохновила на создание Совета Безопасности ООН, каждый из постоянных членов которого обеспечил себе доминирование над определёнными группами стран. Правда, Генеральная Ассамблея, напротив, закрепляет принцип суверенного равенства государств.

В отсутствие международной системы, основанной на сменяющих друг друга коалициях для уравновешивания гегемонистских амбиций[1], сферы влияния неразрывно связаны с соперничеством таких великих держав, как Китай, Индия, Иран, Россия и США. В связи с этим важно рассмотреть их происхождение, цели и интенсивность, которые варьируются от случая к случаю. Понимание и регулирование конкуренции требует признания интересов, которым служат сферы влияния, а также определённой степени уважения, подчинения или исключительности, которую они обеспечивают.

Интересы и влияние

История свидетельствует, что великие державы создают сферы влияния, чтобы ограничить автономию менее значимых государств и тем самым:

не допустить конкурентов на рынки, где они стремятся доминировать, проводя меркантилистскую политику;

лишить другие державы влияния в регионе, усиливая собственные позиции;

лишить потенциальных противников возможности стратегического использования территории или ресурсов;

предотвратить включение потенциальных буферных государств в сферы влияния других держав;

обеспечить подчинение идеологическим установкам или лояльность государств-клиентов и их элит;

получить доступ к территории и объектам, с которых можно проецировать силу, или сохранять такой доступ;

подчинить себе менее значимые страны и осуществлять квазиимперский контроль над ними.

Сферы интересов – инструменты государственного управления и дипломатии, предназначенные для сдерживания потенциальных противников и противодействия им способами, не требующими военных действий. Они предполагают относительно стабильное распределение сил в системе международных отношений – нечто противоположное неустойчивым отношениям, чреватым непредсказуемостью.

Сферы влияния предусматривают подчинение и ограничивают геополитическую или геоэкономическую свободу входящих в них стран или регионов. Как таковые они по своей сути являются гегемонистскими. Их можно разделить на две крупные категории: (1) пассивные, когда оборонительные усилия направлены на лишение влияния других потенциальных конкурентов, и (2) активные, когда решительные усилия обеспечивают доминирование в стратегическом выборе стран, входящих в зоны влияния, – обычно чтобы воспрепятствовать влиянию одного, а не нескольких противников. Каждая из этих сфер имеет разные последствия для конкурирующих держав и требует от них определённой реакции.

Важно отметить: сферы влияния – не то же самое, что колониальные империи, переселенческий колониализм или лингвистические сообщества.

Сферы влияния сохраняют суверенитет, лишь ограничивая его, тогда как колониализм его полностью уничтожает.

Эпоха глобального господства Европы, начавшаяся в XVI и закончившаяся в XX столетии, включала в себя образование новых государств за счёт миграции из других мест и создание поселенческих стран. Основным примером сообщества родственных государств-переселенцев является англосфера (Великобритания плюс Австралия, Канада, Новая Зеландия и США), но есть и другие (например, Франция и Квебек, Португалия и Бразилия). Языковые или лингвистические сообщества – наследие имперской экспансии. В качестве примера можно привести англоязычные страны Британского содружества плюс Филиппины, арабский мир, франкоговорящий мир, португалоговорящие страны Африки плюс Восточный Тимор, а также более двадцати стран, где официальный язык испанский. Между этими членами бывших империй есть очевидное родство, но, в отличие от сфер влияния великих держав, они не являются результатом господства над ними какой-то одной современной великой державы.

Великие державы, пытающиеся проецировать мощь или оградить себя от потенциальных противников, редко испытывают проблемы с уважением со стороны стран, автономию которых они стремятся ограничить. Тем не менее несколько менее могущественных государств или их группировок смогли сохранить национальную идентичность и автономию благодаря сочетанию вооружённого нейтралитета, продуманной безобидности и признания их статуса потенциально хищническими державами. Благодаря такой позиции подобным странам удаётся сдерживать региональных гегемонов, смягчать и отводить от себя угрозу подчинения более сильным державам или зависимости от них.

Например, Швейцария сохранила независимость благодаря стратегическим удобствам, которые она предоставляла окружающим её великим державам, крепкой гражданской армии, обученной использовать сложный рельеф местности для обороны, и неукоснительному нейтралитету как в мирное, так и в военное время. Её нейтралитет признан на Венском конгрессе 1815 года. Австрию освободили от оккупации великими державами и вывели из сфер их влияния Австрийским государственным договором от 15 мая 1955 года. Финляндия после Второй мировой войны не поступилась своей независимостью и самобытным демократическим общественным строем, благоразумно поддерживая тёплые отношения с Москвой и избегая явных вызовов коренным российским интересам. Поведение Хельсинки доказывает, что нет ничего идеологически пагубного в разумной сдержанности, осознающей потенциальную опасность оскорбления более могущественных соседей. Сейчас, правда, Финляндия отказалась от этой линии, выбрав вхождение в НАТО, то есть сферу влияния США.

Истоки сфер влияния

В III–II веках до н.э. Рим и Карфаген сражались за контроль над периферийными районами западного Средиземноморья (три Пунические войны с 264 по 146 г. до н.э. закончились разрушением Карфагена). В XVIII—XIX столетиях Великобритания, Франция и другие европейские империалистические державы боролись за раздел таких далёких территорий, как Индия, Китай, Юго-Восточная Азия и Африка.

Так, военное противостояние между британской Ост-Индской компанией и Французской Вест-Индской компанией за прямой контроль над Индией в XVIII веке продолжалось, пока победа англичан в битве при Плесси (часть Семилетней войны 1756–1763 гг.) не положила ей конец. Французам не позволили создать свою империю в той части света, и они стали распространять сферу влияния на враждующие между собой индийские штаты, отправляя туда советников и инструкторов, настраивая против англичан и косвенно ставя под угрозу британское присутствие в Индии, пока Великобритания и Франция боролись за контроль в Европе. В ответ англичане взялись завоёвывать индийские штаты, добившись в итоге имперского контроля над всем субконтинентом.

В случае с Китаем иностранные государства поначалу конкурировали за торговлю с ним, создавая «договорные порты», где действовало их право, а не китайское законодательство. Затем попытались разделить внутреннюю территорию Китая на меркантилистские сферы влияния, в пределах которых только они могли торговать, инвестировать и вести там прозелитскую деятельность. Накануне китайской революции 1911 г. на самую большую сферу влияния претендовала Россия, за ней следовали Великобритания, Франция, Япония, Германия и Италия. США в соответствии с политикой открытых дверей, принятой ими после завоевания Филиппин, отказались от создания собственной сферы влияния в Китае, но претендовали на равный доступ и торговые права в чужих сферах влияния. В 1895 г. Япония аннексировала Тайвань, а также вывела Корею из сферы влияния Китая. В 1905 г. она установила протекторат над Кореей, а в 1910 г. аннексировала её.

К началу ХХ века Юго-Восточная Азия, не считая Таиланд (поделённый на сферы влияния Британией и Францией), стала объектом колониального правления Британии, Франции, Нидерландов, Португалии и Соединённых Штатов.

Первоначальный импульс был везде сугубо меркантилистским, однако впоследствии колониальные кампании переросли в преимущественно военные столкновения, нацеленные на геополитическое господство. Политические разделительные линии сохранялись до Второй мировой войны, которая знаменовала окончание колониальной эпохи.

Формально провозглашённое первенство в определённом, точно разграниченном геополитическом пространстве характерно для колониального миропорядка XIX века (например, утверждение доктриной Монро уникального права США на исключение Западного полушария из сферы влияния держав из других частей земного шара или заблаговременный раздел Китая, Ближнего Востока и Африки между великими европейскими державами). В конце столетия сферы влияния представляли собой протоимперское навязывание эксклюзивного военно-политического и идеологического контроля над входящими в них государствами.

В соответствии с этим в 1904 г. Теодор Рузвельт дополнил доктрину Монро (так называемое «следствие Рузвельта») и провозгласил право Соединённых Штатов на военную интервенцию для исправления «вопиющих и хронических нарушений со стороны какой-либо латиноамериканской страны». Новая политика проводилась активно и энергично. К 1904 г. США уже отняли у Испании контроль над Кубой и Пуэрто-Рико, угрожали войной с Великобританией из-за Венесуэлы и предприняли интервенцию для отсоединения Панамы от Колумбии. Впоследствии они вторглись в Никарагуа, Гондурас, Мексику, Гаити, Доминиканскую Республику, Гватемалу, Кубу, Панаму, Коста-Рику, Гренаду и провели тайные операции по смене режима во многих из этих стран, а также в Чили, Венесуэле и Боливии. Первая версия доктрины Монро была пассивной и оборонительной. Вторая – активной и доминирующей.

В 1930-е гг., когда Германия и Япония попытались подорвать американское превосходство в Бразилии и Перу, американцы сдержали свою неприкрытую склонность к интервенциям, взяв на вооружение так называемую «Политику доброго соседа». Тем не менее во время Второй мировой войны Вашингтон не стеснялся похищать и интернировать тысячи латиноамериканцев немецкого, японского и итальянского происхождения[2].

Вторая мировая, холодная война и деколонизация

Поражение Германии во Второй мировой войне и победа китайских коммунистов в гражданской войне на материке позволили Советскому Союзу контролировать Центральную и Восточную Европу, а также Корею к северу от 38-й параллели. Встретившись со Сталиным в октябре 1944 г. в Москве, британский премьер Уинстон Черчилль, империалист до мозга костей, предложил в разговоре наедине конкретные проценты влияния в странах Восточной Европы и на Балканах, на которые может претендовать каждая из сторон. Сталин согласился, однако последующее опускание «железного занавеса» гарантировало, что, за исключением Греции и Югославии, советское влияние не допускало хоть сколько-нибудь заметную роль для британцев и других западных держав. В течение первого десятилетия после провозглашения в 1949 г. Китайской Народной Республики Москва, как представляется, приобрела первостепенное влияние в Китае и на севере Вьетнама.

В соответствии с доктриной Монро Соединённые Штаты ранее ограничивали притязания господством в Западном полушарии. Однако, вступив в глобальную борьбу с Советами за мировую стратегическую и идеологическую гегемонию, они начали создавать новые сферы влияния, основанные на договорах о защите от СССР расширяющегося круга стран в Европе и Азии. В этих зонах Америка требовала разной лояльности от тех, кому предлагала защиту и покровительство.

В Европе США выступили патронами создания в 1949 г. Организации Североатлантического договора (НАТО) для сдерживания СССР и его идеологии, преодоления традиционного антагонизма между великими западноевропейскими державами (Франция, Германия, Италия, Великобритания), а также облегчения экономического и политического восстановления Западной Европы. Будучи чисто оборонительным союзом демократических государств под руководством Соединённых Штатов, НАТО эффективно выполняла эти три задачи на всём протяжении холодной войны.

После победы над Японией Вашингтон унаследовал сферу влияния Токио в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Чтобы обезопасить её и тем самым защитить новые зависимые от них азиатские государства, США начали создавать ряд двусторонних союзов для сдерживания Китая, СССР, Северной Кореи и Северного Вьетнама[3]. Америка называла регионы, в которых она имела бесспорное влияние, «свободным миром». «Свободный» в данном контексте означало не что иное, как «не подчинённый СССР или Китаю». Это было привлекательное, но неточное описание агломерации демократий, диктатур, военных режимов, монархий и клептократий; объединяли их только дружественные связи с Соединёнными Штатами, а не с их противниками.

Во время холодной войны советский и американский блоки стремились добиться идеологического и политического доминирования везде, где могли, и не допустить, чтобы это сделал главный соперник. Распад евроатлантических империй в Азии, на Ближнем Востоке и в Африке привёл к образованию как независимых государств, так и зон явного вакуума власти. Новые независимые государства так называемого «Третьего мира» стали благодатной почвой для открытых и тайных американо-советских опосредованных войн – в частности, в Индокитае, Западной Азии и Северной Африке, Конго, португалоговорящей Африке, на Африканском Роге и в Афганистане.

В 1961–1962 гг. Советский Союз воспользовался сменой режима, произошедшей на Кубе в 1959 г., для создания стратегического форпоста буквально в 150 километрах от американского побережья (это была непродуманная реакция СССР на размещение в Турции ракет, нацеленных на его территорию). Переход Кубы в советский блок вызвал бурную реакцию Вашингтона как вызов, брошенный доктрине Монро. Советский Союз в партнёрстве с Кубой искал возможности укрепить своё идеологическое и даже военное влияние в Никарагуа, Чили и Гренаде. В каждом случае Соединённые Штаты осуществляли силовое вмешательство для поддержания своего стратегического превосходства в Западном полушарии[4]. (В последние годы Вашингтон прибегает к экономической войне и тайным операциям в борьбе с идеологически нетерпимыми режимами в таких латиноамериканских странах, как Боливия и Венесуэла.)

В 1960-е гг. необходимость сократить зарубежные обязательства «к востоку от Суэца» вынудила Великобританию уступить Соединённым Штатам свою сферу влияния в Персидском заливе. Великобритания доминировала на территории нынешних Объединённых Арабских Эмиратов, а также Бахрейна, Кувейта, Омана и Катара с начала XIX века, когда британские правители Индии вмешались в ситуацию, чтобы ликвидировать пиратство и обеспечить безопасность путей сообщения между Индией и Британскими островами. Аналогичные стратегические соображения относительно путей сообщения между Азией и Европой побудили США взять на себя неофициальные обязательства по обеспечению безопасности Саудовской Аравии и других стран Персидского залива. Падение шаха Ирана и приход ему на смену шиитов-исламистов, враждебных Америке и суннитским арабским монархиям Персидского залива, подтолкнули последних к тому, чтобы искать защиты и покровительства у Вашингтона.

К 1967 г. страны региона являлись независимыми, но Соединённые Штаты были нужны им для защиты друг от друга и от Ирана. В начале 1970-х гг. США поддержали окончательный выход Китая из советского блока, предложив ему военно-политическую защиту от Советов. Во второй половине того же десятилетия Вашингтон воспользовался желанием Египта заключить мир с Израилем, чтобы вывести его из советской сферы влияния на Ближнем Востоке (Кэмп-Дэвидские соглашения 1979 г.).

Сферы влияния не обязательно исчезают по мере сокращения или прекращения существования колониальных империй, хотя иногда происходит смена союзников. После предоставления независимости своим африканским колониям (1960 г.) Франция сохранила там признанную во всём мире военно-политическую и валютную сферу влияния. В 1968 г. СССР задним числом оправдал вторжения в Венгрию и Чехословакию, официально заявив о праве обращать вспять любые попытки вытеснить его версию социализма в Центральной и Восточной Европе. Эта советская аналогия доктрины Монро привела к окончательному разрыву китайско-советских отношений и открыла американцам путь к привлечению КНР в качестве партнёра по сдерживанию Кремля.

Современные сферы влияния

Сегодня, за исключением доктрины Монро, сферы влияния, как правило, не декларируются и не обсуждаются на переговорах между великими державами. Сфера влияния Индии в субгималайской Азии, Ирана в Ираке, Ливане, Сирии и Йемене, Австралии в южной части Тихого океана[5] и ЮАР на юге Африки носят неформальный характер. Их формализация стала бы очевидным вызовом вестфальским принципам независимости суверенных государств, иммунитета от военного вмешательства и суверенного равенства, на которых основана система ООН и постколониальный мировой порядок.

Например, ни одна внешняя великая держава не пыталась вмешиваться в политику Индии по принуждению стран своего региона к подчинению. Никто не оспаривает индийский сюзеренитет в Бутане. Никто не выступал активно против аннексии Гоа или Сиккима Индией, отделения Бангладеш от Западного Пакистана, длительной оккупации Шри-Ланки, блокады Непала или индийской интервенции на Мальдивы с целью недопущения прихода там к власти мятежников. С другой стороны, ни одна другая военно-морская держава не согласна с заявлениями Индии о том, что та имеет право на первенство в Индийском океане, с которыми Нью-Дели периодически выступает.

ЮАР находится в политико-экономическом центре сферы влияния, определяемой Сообществом развития Юга Африки (SADC), изначально созданным для координации усилий соседних стран по прекращению апартеида в Намибии и колониального контроля над этой страной. В Сообщество помимо ЮАР входят Ангола, Ботсвана, Коморские острова, ДРК, Эсватини, Лесото, Маврикий, Мадагаскар, Малави, Мозамбик, Намибия, Сейшельские острова, Танзания, Замбия и Зимбабве.

Тот факт, что сферы влияния формально не заявляются, не должен затушёвывать их непреходящую актуальность. Они, по сути, не что иное, как утверждение военного, экономического, технологического и политического доминирования, что может вызывать разную реакцию стран, попадающих в такие сферы влияния, – от молчаливого согласия до энергичного оспаривания – особенно в периоды серьёзных сдвигов в балансе сил и престижа.

Сферы влияния как ограничивают, так и стимулируют стратегическое взаимодействие великих держав. Они являются фактором, который нельзя игнорировать в дипломатии и государственном строительстве.

Постсоветская Европа

Начиная с 1989 г. советская империя, а затем и сам Советский Союз распались, исчезнув как угроза безопасности для остальной Европы, Китая, Ближнего Востока и всего мира. Программа НАТО «Партнёрство ради мира» (начата в 1994 г.) недолго вселяла надежды на создание общеевропейской архитектуры безопасности, в которой могли бы участвовать и Российская Федерация, и Соединённые Штаты. Появился шанс демонтировать союзы и защитные механизмы, созданные для противодействия исчезнувшим угрозам холодной войны. Но Вашингтон пошёл на поводу антироссийских фобий стран Центральной и Восточной Европы, их диаспор и лобби, вновь сделав ставку на НАТО в качестве средства защиты от возможных угроз со стороны возрождающейся России. Расширение НАТО не только до границ бывшего СССР, но и далее стало ещё одним проявлением «однополярного момента», когда Америка добивалась всеобщего уважения к своим ценностям и интересам, начав осуществлять массированные интервенции для смены режимов, не желавших подчиняться. При этом США решили не руководствоваться Уставом ООН и другими основополагающими элементами международного права.

Отказавшись от своего первоначального чисто оборонительного смысла, НАТО расчленила Сербию (отторгнув от неё Косово), присоединилась к усилиям Соединённых Штатов по умиротворению и трансформации Афганистана после терактов 11 сентября 2001 г. и помогла свергнуть правительство Ливии (2011 г.). Россия и другие великие державы стали воспринимать НАТО как угрожающе-­наступательный инструмент американской внешней политики. Тем временем альянс, конфигурация которого во многом совпадала с американской сферой военно-политического влияния в Европе и Средиземноморье, снова стал оправдывать своё существование угрозами со стороны России, которая восстала как феникс из пепла. В конце концов, Россия прибегла к демонстрации силы, вторгнувшись на Украину, чтобы блокировать дальнейшее расширение американской военной сферы влияния в Европе.

За всю свою долгую историю Европа сохраняла мир только тогда, когда все её ведущие державы были включены в систему коллективной безопасности. Европейский концерт более или менее сохранял мир на континенте в течение целого столетия. Исключение Германии и СССР из европейских структур в 1920—1930-е гг. стало катализатором Второй мировой и холодной войны. Попытка отстранить Россию от участия в поддержании мира и безопасности на европейском континенте в XXI веке лишила её дипломатических альтернатив возврату к воинственному поведению.

Ближний Восток

На Ближнем Востоке распад Советского Союза осиротил Ирак и Сирию, которые оставались в составе сжавшейся советской сферы влияния после перехода Египта на сторону Америки. Не сдерживаемый больше Москвой, Ирак решил, что облегчит финансовое истощение после восьмилетней войны с Ираном (1980—1988), захватив Кувейт и его нефтяные богатства. В ответ коалиция сил, санкционированная ООН, под водительством США и Саудовской Аравии освободила Кувейт (операция «Буря в пустыне» 1991 г.). Сирия, лишившаяся поддержки исчезнувшего СССР, присоединилась к коалиции, продемонстрировав готовность наладить отношения с Соединёнными Штатами, но получила отказ из-за своей враждебности к Израилю.

В 2003 г. США вторглись в Ирак, свергли его правительство и попытались включить страну в американскую сферу военно-политического влияния. Соединённые Штаты достигли военного господства, но затем уступили инициативу Ирану, который занял главенствующее положение в политике Багдада. В то же время попытки США сменить режим в Сирии не увенчались успехом – Иран усилил своё влияние и там, а перед Россией неожиданно открылась возможность вновь воздействовать на Дамаск (российская военная операция началась осенью 2015 г.). Дестабилизация Ирака и Сирии вызвала реакцию исламистских экстремистов, которые на короткое время стёрли границу между этими странами, создав «Исламское государство» (запрещённое в России. – Прим. ред.). Турция включила часть северного Ирака и Сирии в свою военно-экономическую сферу влияния. США незаконно ввели войска в Сирию. После вывода американского контингента из Ирака (за исключением немногочисленных групп военных инструкторов) Китай стал главным иностранным участником иракской экономики. Тем временем технология гидроразрыва пласта позволила Соединённым Штатам вернуть исторический статус крупного производителя-экспортёра энергоносителей. Страны Персидского залива утратили центральное положение в глобальной политике США. Одновременно снизилась и готовность Вашингтона обеспечивать безопасность Персидского залива.

В XXI веке доминирование Соединённых Штатов на Ближнем Востоке неуклонно ослабевало.

Несмотря на возрождение российского влияния и периодические попытки Франции вернуть себе ведущую роль в Ливане, региональные, а не внешние силы стали определять военно-политическое соперничество и динамику развития. Китай вытесняет другие великие державы в качестве крупнейшего экономического партнёра региона, но Ближний Восток больше не находится в сфере влияния какой-либо великой державы и не разделён между ними, как это было в прошлом.

Разворот США в Азию

В Азии исчезновение СССР как общего китайско-американского противника устранило главное обоснование для стратегического сотрудничества Пекина и Вашингтона. Искусная дипломатия, позволявшая долгое время не замечать тайваньской проблемы и налаживать сотрудничество для сдерживания советских амбиций, дала трещины. Идеологические разногласия, напомнившие о себе во время событий на площади Тяньаньмэнь летом 1989 г., вновь спровоцировали отчуждение между США и КНР. Возвращение Китая к богатству и мощи после двухвекового упадка и пребывания в тени Запада и Японии подрывает первенство Соединённых Штатов в Азиатско-Тихоокеанском регионе, установившееся после разгрома Японии в 1945 году. Встревоженные американские стратеги и военные планировщики стали рассматривать Китай как потенциально «почти равного конкурента».

Концепция «равного конкурента» была придумана Управлением общих оценок Пентагона как способ моделирования структуры вооружённых сил и управления развитием военного потенциала в условиях отсутствия реального высокотехнологичного соперника, подобного СССР. Предполагалось, что такой противник сможет сравниться с вооружёнными силами США и противостоять им. «Равный конкурент» представлял собой максимально сложного противника в военных играх и являлся идеальным стимулом для закупок вооружений. Со временем специалисты по оборонному планированию остановились на Китае как на реальном «равном конкуренте».

Америка подтвердила решимость не допустить после окончания холодной войны возвышения любой державы, которая могла бы с ней соперничать[6]. Американские военные постепенно перенаправляли разведывательные и другие ресурсы, ранее выделявшиеся для противодействия России, на Китай, активизировали агрессивные военные действия вдоль китайских границ и попытались привлечь страны НАТО к поддержке усилий по уравновешиванию растущей китайской мощи. Однако Соединённые Штаты оказались не в состоянии разработать и реализовать стратегию сохранения прежнего экономического лидерства в регионе, центром которого неуклонно становится Китай.

Расширение НАТО и то, что США назвали «разворотом в Азию», привело к росту на периферии России и Китая откровенно враждебного блока во главе с американскими командующими, целью которого было военное сдерживание обеих стран.

Неудивительно, что Россия и Китай дали отпор.

Москва всё более настойчиво и решительно возражала против дальнейшего расширения американской сферы влияния, воплощённой в НАТО, и предупредила, что, если продвижение альянса не прекратится, она будет вынуждена принять ответные меры военного характера. Пекин возобновил усилия, направленные на то, чтобы положить конец разделению Китая. Китайско-американская вражда быстро набирает обороты.

В начале XXI века Россия не имела признанной сферы влияния в Европе, хотя европейские соседи (за исключением недавно созданного государства Украина) старались её не провоцировать. Но по мере приближения новой глобальной американской сферы влияния (в Европе она представлена НАТО) к её границам Москва стала одержима идеей стратегического отказа соседним странам в праве подчиняться доминирующему влиянию Америки. Тем временем активизировались возражения КНР против продолжения американской поддержки Тайваня. Китай стремился вывести Тайвань из сферы влияния Вашингтона и лишить его статуса независимой территории. Несмотря на отсутствие собственных претензий, Соединённые Штаты оспаривали территориальные притязания Китая в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях.

Навешивание ярлыка идеологического и геополитического противника на Китай и Россию и соответствующее отношение к ним Вашингтона дало партнёрству Москвы и Пекина общую направленность и цель, поспособствовав его укреплению. Усиливающееся давление подтолкнуло эти две ранее отчуждённые друг от друга великие державы к созданию всё более открытого и всеобъемлющего антиамериканского союза, который стремится к координации политики и действий, направленных на сокращение угрожающего военного присутствия и враждебного политического влияния США на их периферии.

НАТО, ЕС, Турция и Россия

В результате пяти раундов расширения после холодной войны НАТО к 2020 г. охватила всю Европу, за исключением официально нейтральных государств, и расширила состав альянса до тридцати стран. После начала военных действий на Украине о присоединении заявили прежде нейтральные Финляндия и Швеция. Для большинства из них, особенно новых членов, НАТО по-прежнему оставалась чисто оборонительным союзом. Эти страны не обладали значительными возможностями вносить вклад в военные экспедиции и стремились к зависимости в вопросах обороны от США, альянса и более крупных государств.

Однако после окончания холодной войны НАТО перестала подчёркивать оборонительный характер. Она превратилась в платформу для наступательных военных операций на Балканах и выборочных интервенций за пределами Европы и Америки, возглавляемых или поддерживаемых Соединёнными Штатами[7]. Попытки привлечь Россию к консультациям с США и НАТО по вопросам европейской безопасности успехом не увенчались. Тем временем Турция отдалилась от Америки и, подобно России, отбросила многовековое стремление быть признанной частью европейского сообщества наций с центрами в Берлине, Лондоне, Париже и Риме. В то время как китайско-американские отношения становились всё более враждебными, усилия Вашингтона по привлечению НАТО и её членов к операциям по противодействию китайской военно-морской мощи в Южно-Китайском море убедили Пекин, что ему следует вместе с Россией сопротивляться дальнейшему расширению Североатлантического блока.

Постсоветская Центральная Азия

Соединённые Штаты и Евросоюз недолго оспаривали у Китая и России влияние в постсоветской Центральной Азии. Вскоре стало очевидно, что западные державы в этом регионе могут в лучшем случае быть второстепенными игроками. России и Китаю не потребовалось больших усилий, чтобы лишить их значительной роли в управлении, экономическом развитии и внешних связях региона. Попытки Турции утвердить пантюркистскую сферу влияния тоже пока не увенчались успехом.

Воссозданная Российская Федерация фактически договорилась с Китаем о разделе здесь сфер влияния. Шанхайская организация сотрудничества – форум и механизм, с помощью которого обе страны сотрудничают с государствами региона, защищая его от исламистского экстремизма, терроризма, сепаратистских движений и смены режимов посредством «цветных» революций. В то же время, учитывая настойчивость Пекина в отношении вестфальских норм невмешательства, Китай, похоже, готов оставить военное вмешательство в Центральной Азии России и её партнёрам по инициированной Россией Организации Договора о коллективной безопасности (интервенция ОДКБ в Казахстан в январе 2022 г. не вызвала возражений КНР). ОДКБ, принявшая нынешние очертания в 1999 г., определила военную сферу влияния России в регионе, где Москва является общепризнанным «агентом первого реагирования».

Во время визита в Казахстан в 2013 г. председатель КНР Си Цзиньпин объявил о проекте, получившем известность как «Один пояс – один путь» (ОПОП). Пекин выдвинул эту инициативу для создания инфраструктуры, содействия торговле и транзиту, а также для соединения всех точек евразийского континента, морской части Юго-Восточной Азии и Восточной Африки с Китаем. С тех пор программа расширилась, охватив весь мир. Москва увязала свой Евразийский экономический союз с ОПОП. В России правят реалисты, признающие, что у них нет возможности конкурировать с Пекином в области торговли и инвестиций в странах, расположенных вдоль этого маршрута и вряд ли способных устоять перед притягательностью огромного и расширяющегося китайского рынка.

Центральная Азия иллюстрирует вероятное будущее нашего мира, в котором мировые и региональные порядки будут многополярными и многомерными с точки зрения охватываемых ими областей.

Уже сейчас мы видим четыре сферы влияния, которые накладываются друг на друга:

Постколониальная российская сфера лингвистического и культурного влияния, тяготеющая к Москве.

Доминирующее военно-политическое влияние России через ОДКБ, защищающей режимы региона от «цветных революций».

Общая китайско-российская антитеррористическая сфера влияния, воплощённая в ШОС и направленная на нейтрализацию экстремистских и сепаратистских движений, а также на пресечение их проникновения в Китай или Россию.

Отсутствие действенной военной, экономической, технологической или политической конкуренции со стороны США или ЕС.

Формирующаяся экономическая сфера влияния Китая.

Индо-Тихоокеанский регион

Многополярность и многомерность становятся нормой и в Индо-Тихоокеанском регионе[8], где великие державы вступают в конкуренцию за доминирование в постоянно расширяющемся спектре военных, экономических, технологических и политических областей. В этом регионе, как и в других частях земного шара, Соединённые Штаты воспринимаются как всё менее вовлечённые в решение региональных вопросов, чем это было в прошлом веке. Между тем географическое положение даёт КНР военные преимущества, которых нет у США. Экономические размеры Китая обеспечивают ему влияние, но правила торговли и инвестиций устанавливаются в многостороннем порядке – не Пекином и без участия внешних держав, как Америка[9]. В политическом плане Китай в настоящее время вызывает у соседей больше тревоги, чем стремления подражать. Япония – самая надёжная держава в Восточной Азии и Тихоокеанском регионе. Несмотря на включение Индии в концепцию «Индо-Тихоокеанской» геополитической зоны, она остаётся в значительной степени не у дел.

Сегодня в Индо-Тихоокеанском регионе, совпадающем с зоной ответственности бывшего Тихоокеанского (с 2018 г. – Индо-Тихоокеанского) командования США, происходит следующее:

Обострение китайско-американской борьбы за стратегический контроль над Тайванем, который Китай стремится вырвать из сферы влияния Соединённых Штатов и вернуть под свою эгиду.

Региональная экономика всё более синоцентрична, азиатские страны устанавливают правила торговли и инвестиций без участия ранее доминировавших США (или ЕС).

Неистово утверждаемое, но медленно ослабевающее американское военно-политическое лидерство в регионе.

Стремление АСЕАН избежать необходимости выбора между Китаем и Америкой, но некоторые страны АСЕАН начинают делать выбор в пользу Китая.

Непростые отношения между нейтральной Мьянмой и её соседями – странами АСЕАН, Бангладеш, Китаем, Индией и Западом.

Подтверждение Австралией военной зависимости от Вашингтона и сотрудничество с перевооружающейся Японией в условиях ухудшения китайско-австралийских отношений.

Присоединённая к США австралийская сфера влияния в южной части Тихого океана, судя по всему, разрушается по мере того, как Китай наращивает своё конкурентное присутствие.

Стратегическое хеджирование, энергичная деятельность по укреплению собственной военной мощи и усиление регионального влияния союзников США в Северо-Восточной Азии, прежде не стремившихся к самостоятельности.

Военно-политическая гегемония Индии в Южной Азии (которой противостоит только Пакистан).

Независимые буферные государства между Китаем и Индией (Непал), а также Китаем, Южной Кореей и Японией (Северная Корея).

Усиление китайского военного присутствия в Южно-Китайском море.

Беспокойная и неприсоединившаяся потенциально великая держава Индонезия.

Наиболее острая тема – о политических отношениях Тайваня с остальным Китаем – не просто вопрос китайского национализма. Для КНР (и, что менее убедительно, для США) он имеет геостратегический характер. Накануне капитуляции Японии в 1945 г. Государственный департамент опубликовал записку по Тайваню, в которой отмечалось следующее: «На проблему Формозы [Тайваня] большое влияние оказывают стратегические факторы. За исключением Сингапура, ни одно место на Дальнем Востоке не занимает столь важного положения. От азиатского континента Формозу отделяют сто миль (около 170 км), от главного острова Филиппин – двести миль (340 км), а от Кюсю, ближайшего острова Японии – семьсот миль (около 1200 км). Расстояние полёта от военных аэропортов Формозы до Кантона составляет 559 миль (950 км), до Шанхая – 438 миль (745 км), до Токио – 1290 миль (около 2200 км). Формоза, по площади превышающая штат Мэриленд, находится в стратегически ключевом месте по отношению к китайскому побережью, сравнимом для США с воображаемым островом такого же размера в ста милях (170 км) от побережья Северной Каролины, в четырёхстах милях (680 км) от Нью-Йорка. Любая точка вдоль всего побережья Китая находится в радиусе 1100 миль (около 1870 км). Радиус в 2000 миль (3400 км) охватывает Бирму, Сингапур, Борнео, Гуам и Японию, включая Хоккайдо»[10].

Китайская инициатива «Один пояс – один путь»

Проект ОПОП начинался как попытка распространить промышленную политику Китая на страны за его пределами. Он был сформулирован как средство экспорта избыточного китайского индустриального потенциала для создания инфраструктуры (шоссейные и железные дороги, оптоволоконные кабели, аэропорты, промышленные зоны и зоны свободной торговли), способной соединить все страны евразийского «мирового острова» и Восточную Африку с Китаем. Но когда и другие страны стали выражать желание воспользоваться китайским капиталом и строительным опытом, ОПОП расширился, охватив государства-партнёры на всех континентах, включая Африку и Америку. В Африке инвестиции, связанные с ОПОП, стали крупным источником экономического подъёма, превзойдя по объёму финансовую поддержку таких организаций, как Всемирный банк. Внутренние сбережения Китая направляются в качестве зарубежных инвестиций для нужд экономического развития не только посредством ОПОП, но и через новые организации[11], совместимые с Бреттон-Вудской системой и дополняющие её.

Программа делает акцент на открытии рынков, включает в себя переговоры по соглашениям о свободной торговле и стандартизированные договорённости по ускорению таможенного оформления, таможенного хранения и транзита товаров. Китайские партнёры не обязаны отказываться от отношений с другими странами. Тем не менее привязка экономики других стран к Китаю снижает их прежнюю зависимость от США и их союзников. Даже если ОПОП и впредь будет избегать попыток исключить других из торговли и инвестиций в странах, участвующих в этой программе, данная инициатива даёт дополнительный стимул для выстраивания хороших отношений с Пекином, уравновешивая заинтересованность в сотрудничестве с другими великими державами. Это повышает вероятность создания политико-экономического круга почтения к Китаю, если не зависимости от него, а также исключительной сферы китайского влияния.

Хотя ОПОП носит геоэкономический, а не геополитический характер, не имеет единого аппарата планирования или контроля за реализуемыми проектами, проект вызывает тревогу Соединённых Штатов, которые видят в нём угрозу своему прежнему глобальному первенству и возможность создания сферы влияния Китая. До сих пор противодействие ОПОП имело форму дипломатии принуждения и враждебных информационных кампаний. Этот подход не принёс дивидендов, поскольку геоэкономическая природа ОПОП неверно трактуется как геополитическая. Бюджетные и другие ограничения затрудняют, а то и делают невозможным для Вашингтона предложить привлекательные альтернативы сотрудничеству в рамках ОПОП.

Ни США, ни их европейские союзники сейчас не обладают финансовым или инженерно-техническим потенциалом для эффективной конкуренции с китайскими банками или строительными компаниями. Не имея возможности реализовать политико-экономическую стратегию противодействия растущему китайскому влиянию, Соединённые Штаты пытаются ответить на него увеличением военных расходов и развёртыванием войск, сопровождая эти меры силовой дипломатией в виде финансовых санкций. Однако такой подход не обеспечивает альтернативного финансирования и не заменяет китайских инвестиций и строительных проектов, а значит, не снижает привлекательности ОПОП.

Неомеркантилизм и технологические сферы влияния

При администрации Дональда Трампа США ответили на рост экономической мощи и технологической компетентности Китая неомеркантилистской политикой. В её основе – практика торговых ограничений, оправдываемая соображениями «национальной безопасности». Она направлена на повышение занятости внутри страны с помощью протекционистских мер, а также использование экспортного контроля и ограничительной иммиграционной политики для предотвращения доступа иностранцев к научным знаниям и технологиям, имеющим военное применение. Этот курс продолжила администрация Джо Байдена. Хотя говорится о необходимости возрождения американской политической экономики, реальная цель – сковать китайскую экономику и затормозить её технологический прогресс. Пока американцы скорее стимулируют, чем сдерживают усилия Китая по снижению многолетней зависимости Пекина в импорте продовольствия и высокотехнологичных компонентов для производства.

Китай уже не является самым быстрорастущим рынком для американского экспорта, как прежде. Введение пошлин усугубило проблемы с цепочками поставок, вызванные эпидемией COVID-19, и подстегнуло инфляцию в американской экономике. Значительного перетока промышленных рабочих мест из Китая в Америку не произошло. Между тем усилия Вашингтона и Пекина по разрыву цепочек поставок высокотехнологичной продукции ведут к возникновению новых технологических сфер влияния с несовместимыми промышленными и потребительскими стандартами. Кампания США против китайских телекоммуникационных фирм, таких как Huawei и ZTE, и их попытки перекрыть доступ китайцев к технологиям и оборудованию для экстремальной ультрафиолетовой литографии (EUV) – пример усилий по разделу мирового технологического рынка.

Ирония в том, что во многих случаях Соединённые Штаты сами не могут создать альтернативу китайской продукции.

Глобальная американская сфера влияния

Вашингтон больше не формулирует свои аргументы в терминах Устава ООН или основных международно-правовых конвенций. Вместо этого выдвинута идея «порядка, основанного на правилах», в котором либеральный интернационализм служит тонким прикрытием для верховенства США. Из-за внутриполитического тупика Соединённые Штаты больше не могут ратифицировать международные договоры и конвенции, но настаивают на своём праве интерпретировать их, не считаясь с мнением других. «Порядок, основанный на правилах», предполагает, что США и их ключевые союзники (G7) имеют право устанавливать правила, определять, когда и как их применять, и освобождать от них самих себя, навязывая их другим и принуждая к исполнению. Порядок, основанный на правилах, равнозначен утверждению глобальной сферы влияния, в которой Соединённые Штаты, при поддержке англосферы и нескольких бывших колониальных держав, устанавливают нормы и обеспечивают их соблюдение.

Американское превосходство и главенство символизирует уникальный всеобъемлющий набор региональных военных командований США (ни одна другая страна не определяет оборону в глобальном смысле, а понимает под ней исключительно защиту своего отечества). Они охватывают весь земной шар и возглавляются четырёхзвёздными генералами, которым воздаются почти царские почести.

Управляемый из Вашингтона «порядок на основе правил» институционально закреплён:

Военными средствами – за счёт сети из примерно восьмисот баз за пределами США (на 170 из них имеются поля для гольфа!), военно-морского флота (если уже не самого большого в мире, то, по крайней мере, с самым широким радиусом действия), контртеррористических операций в большей части мира[12] и рекордного объёма продажи вооружений.

Экономическими средствами через использование долларового суверенитета и доминирующего положения в ключевых многосторонних организациях и институтах, что позволяет вводить сложнейший комплекс финансовых и иных санкций против непокорных стран.

Технологическими средствами – за счёт экстерриториального применения американских мер экспортного контроля и контроля за передачей новых технологий.

Информационными средствами – за счёт доминирующей роли американских СМИ и цифровых коммуникационных платформ.

Политическими средствами через операции по смене режимов, выборочное продвижение демократии (сравните реакцию США на военный переворот в Египте в 2013 г. и Мьянме в 2021 г.), корректировку объёмов иностранной помощи, применение «следствия Рузвельта» к доктрине Монро, отказ в продаже технологий и вооружений странам, сотрудничающим с обозначенными противниками Вашингтона.

В ходе того, что некоторые называют «состязанием за преданность человечеству», страны, находящиеся в сферах влияния других великих держав или ещё не вошедшие в сферу влияния США, либо переманиваются лестью и обещаниями благ, либо подвергаются принудительной дипломатии посредством санкций, либо ввергаются в анархию путём операций по смене режима.

Однако в период серьёзных сдвигов в мировом раскладе сил, когда ранее пребывавшие в упадке государства-цивилизации, такие как Китай, Индия, а также (по их собственному признанию) Россия и Турция, вновь обретают благополучие, силу и влияние, статичные перегородки, устанавливаемые сферами влияния, не столько сдерживают, сколько провоцируют набирающих мощь новых игроков. Это противоречит главной цели сфер влияния – гарантии безопасности, защита политической культуры и внутреннего спокойствия государств, которые их создали. Глобальная сфера влияния Соединённых Штатов, некогда монолитная, находится под ударом, поскольку другие страны стремятся лишить американцев господства на определённых территориях и не дать им возможности осуществлять там некоторые виды деятельности. Они также стремятся конкурировать с Вашингтоном не только в военно-политической, но и в других сферах.

На смену прежде единому мировому порядку, похоже, приходит хитросплетение региональных, пересекающихся, многомерных, политических, экономических, информационных, технологических и военных сфер влияния.

Заключение

Вначале существовали военные империи, сколачиваемые путём завоеваний. Затем возникли империи торговые, которые установили политический контроль над такими территориями, как Индия и Индонезия. Некоторые сферы влияния были направлены на то, чтобы лишить другие державы возможности влиять на территории, представляющие стратегический интерес для провозгласивших их государств. Сейчас нормой являются сферы влияния, претендующие на исключительность, требующие уважения и права накладывать вето на решения входящих в них стран по военным, экономическим, технологическим, информационным или политическим вопросам.

Именно такова всеобъемлющая сфера влияния США. В разных регионах мира и в мировом масштабе она оспаривается в связи с появлением других инновационных экономик и информационных систем. Соперничество между крупнейшими мировыми державами, направленное на защиту или расширение сфер, в которых они занимают главенствующее положение, пока ещё может определять их стратегические решения. Но у региональных держав есть свои представления, и их взгляды находят всё больше сторонников.

В третьем десятилетии XXI века мировому господству и глобальной сфере влияния США брошен вызов их явными противниками, особенно Россией и Китаем:

Латинская Америка выстраивает новые отношения с Китаем, Россией, Ираном и Турцией вопреки доктрине Монро.

В АТР Китай предлагает договориться о новом типе отношений между великими державами, который позволил бы Пекину играть значительную роль в управлении регионом. В случае отсутствия такого соглашения он изучает возможность применения силы для вывода Тайваня из сферы влияния США и его воссоединения с материковой частью Китая.

В Европе Россия настаивает как минимум на стратегическом выводе Украины из американской сферы влияния (читай: НАТО), требуя сворачивания её, чтобы ограничить потенциальные угрозы для себя со стороны ближайших соседей; в качестве программы-максимум Россия, возможно, стремится включить Украину в воссозданную широкую российскую сферу влияния.

На Ближнем Востоке прежние сферы влияния великих держав, включая шестидесятилетнее американское доминирование, оспариваются исламизмом и национализмом, уступая место региональной динамике, обусловленной местным религиозным и геополитическим соперничеством.

В Африке возникают новые региональные объединения: французы отступают после нападений исламистов во франкоговорящей Африке и переворотов в ряде бывших колоний, Нигерия устанавливает региональный порядок через Экономическое сообщество западноафриканских государств (ЭКОВАС), ЮАР оказывает доминирующее влияние на соседние страны Юга Африки, возникают другие местные сферы влияния.

Глобальное доминирование американских СМИ подорвано появлением иностранных конкурентов, непривлекательным местничеством, корпоративной цензурой и влиянием внутриполитической конъюнктуры. Информационное превосходство США оспаривается местными социальными сетями и появлением изолированных национальных медиазон в таких странах, как Китай и Иран.

Эти стратегические сдвиги имеют колоссальные последствия для глобального мира и развития. Отрицание законности и роли сфер влияния не отменяет их и не помогает правильно реагировать на них или на процесс их распада. Понимание того, что поставлено на карту, необходимо для эффективного разрешения конфликтов. Сферы влияния были неотъемлемой частью соперничества великих держав. У них разные цели и последствия. В настоящее время они порождают больше нестабильности и конфликтов, нежели сдерживают и ограничивают их. Сферы влияния – неизменный атрибут государственного строительства и дипломатии, который заслуживает гораздо более глубокого изучения, чем это делалось до сих пор. Пришла пора рассмотреть альтернативы.

Автор: Чез Фриман, посол в отставке, приглашённый научный сотрудник Института международной и публичной политики Уотсона в Университете Брауна.

          

СНОСКИ

[1] В системе, основанной на балансе сил, государство, стремящееся к гегемонии, всегда будет уравновешиваться коалициями стран, соперничающих с ним за гегемонию. Классическим исследованием такой системы считается книга Генри Киссинджера «Восстановленный мир: Меттерних, Каслри и проблемы мира 1812–22», изданная в 1957 году (cм.: Kissinger H. A World Restored: Metternich, Castlereagh, and the Problems of Peace, 1812–22. L.: Weidenfeld & Nicolson Ltd, 1957. 354 p.).

[2] См.: The Latin American Internment Program – the Special War Problems Division of the Department of State // German American Internee Coalition. URL: https://gaic.info/history/the-world-war-ii-latin-american-internment-program/ (дата обращения: 11.09.2023); Warren M. Sabiduría: A Japanese–Peruvian Born at US Internment Camps in WW II // Latino USA. 13.06.2014. URL: https://www.latinousa.org/2014/06/13/japanese-peruvian-internment-camps/ (дата обращения: 11.09.2023).

[3] Соглашения с Австралией и Новой Зеландией, а также Филиппинами в 1951 г., Республикой Корея в 1953 г., создание Организации Договора Юго-Восточной Азии (СЕАТО), в которую вошли Австралия, Франция, Новая Зеландия, Филиппины, Таиланд и Великобритания в 1954 г., договорённости с Японией в 1960 году.

[4] Вторжение в Залив Свиней в 1961 г. и другие попытки смены режима на Кубе, Карибский кризис 1962 г., свержение правительства Чили в 1973 г., поддержка «Контрас» в Никарагуа 1981–1988 гг. и вторжение на Гренаду в 1983 году.

[5] White H., Hayward-Jones J., Teaiwa K. et al. Our Sphere of Influence: Rivalry in the Pacific // Australian Foreign Affairs. 2019. No. 6.

[6] Tyler P.E. U.S. Strategy Plan Calls for Insuring No Rivals Develop // The New York Times. 08.03.1992. URL: https://www.nytimes.com/1992/03/08/world/us-strategy-plan-calls-for-insuring-no-rivals-develop.html (дата обращения: 11.09.2023).

[7] Четырнадцать из девятнадцати стран — членов НАТО участвовали в воздушной вой­не с Сербией, которую вели США в 1999 году. НАТО командовала Международными силами содействия безопасности в Афганистане (ISAF) при участии в общей сложности пятидесяти стран, многие из которых не были членами НАТО. Девять стран – членов НАТО возглавили интервенцию в Ливию в 2011 г., к которой присоединились две страны, не входившие в НАТО. Большинство стран НАТО не принимало участия в конфликте.

[8] Как стратегический термин, понятие «Индо-Тихоокеанский» объединяет Восточную и Южную Азию. Оно возникло в политической мысли Японии, которая стремилась оправдать включение Индии в предпринимаемые ею усилия по уравновешиванию влияния Китая в Юго-Восточной Азии.

[9] К числу ключевых организаций относятся Всеобъемлющее и прогрессивное соглашение о Транс-Тихоокеанском партнёрстве (ВПСТТП), которое Япония спасла после выхода из него США и к которому стремятся присоединиться Китай и Великобритания, а также Региональное всеобъемлющее экономическое партнёрство (РВЭП) – соглашение о свободной торговле между пятнадцатью странами АТР, включая Австралию, Бруней, Камбоджу, Китай, Индонезию, Японию, Южную Корею, Лаос, Малайзию, Мьянму, Новую Зеландию, Филиппины, Сингапур, Таиланд и Вьетнам.

[10] Iriye A. Across the Pacific: An Inner History of American-East Asian Relations. N.Y.: Imprint, 1967. P. 221.

[11] В качестве примеров можно привести Фонд Шёлкового пути (создан в 2014 г.), Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (создан в 2015 г.), а также Новый банк развития (бывший Банк БРИКС, созданный в 2017 г.).

[12] Согласно проекту «Стоимость войны» (Costs of War), который спонсируется Институтом Уотсона в Брауновском университете, в 2021 г. армейские подразделения США участвовали в подобных операциях в 85 странах. См.: Savell S., McMahon R., Rockwell E. et al. United States Counterterrorism Operations, 2018–2020. Costs of War Project // Watson Institute for International and Public Affairs at Brown University. URL: https://watson.brown.edu/costsofwar/files/cow/imce/papers/2021/US%20Counterterrorism%20Operations%202018-2020%2C%20Costs%20of%20War.pdf (дата обращения: 11.09.2023).

США. Евросоюз. Китай. Весь мир. Россия > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 1 ноября 2023 > № 4721891 Чез Фриман


Россия. Сейшелы. СЗФО > Миграция, виза, туризм. Финансы, банки > economy.gov.ru, 28 июля 2023 > № 4612880 Максим Решетников

Минэкономразвития РФ: Россия открыта для сотрудничества с Сейшелами в сфере туризма

Действующий 30-дневный взаимный безвизовый режим, регулярное прямое авиасообщение «Москва-Маэ», а также дружественные отношения между Россией и Сейшелами станут хорошей основой для дальнейшего увеличения взаимного туристического потока. Об этом министр экономического развития России Максим Решетников сообщил на встрече с министром иностранных дел и туризма Республики Сейшельские острова Сильвестром Радегондом в рамках второго саммита «Россия – Африка» в Санкт-Петербурге.

Российский министр напомнил, что в настоящий момент в России действует обширный комплекс мер по организации комфортного безопасного отдыха иностранных гостей. Для зарубежных туристов в этом году в пилотном режиме запускается проект «Карта туриста», благодаря которому иностранные туристы, находясь на территории своей страны, смогут оформить электронный кошелек с виртуальной картой «МИР» и оплатить необходимые услуги. По всей стране увеличивается количество комфортных отелей с хорошим сервисом, активно идет сертификация номерного фонда с подтверждением уровня сервиса и безопасности проживания гостей.

«Мы синхронизируем направления и объемы перевозок с развитием перспективных локаций и с учетом сезонности, а региональный потенциал увязываем с развитием инфраструктуры через туристическое мастер-планирование, – отметил Максим Решетников. – Для инвесторов, развивающих наши горнолыжные курорты, действует специальный преференциальный режим – особые экономические зоны. Для работы крупных, системных туроператоров, создающих новые маршруты для въездных туристов, снижена налоговая нагрузка. В нашей стране много впечатляющих мест, где мы будем рады гостям из Сейшельских Островов».

В свою очередь Сильвестр Радегонд, учитывая большой взаимный интерес туристов двух стран, обратился с просьбой о содействии в увеличении количества рейсов между Россией и Сейшельскими островами.

Россия. Сейшелы. СЗФО > Миграция, виза, туризм. Финансы, банки > economy.gov.ru, 28 июля 2023 > № 4612880 Максим Решетников


Россия. Украина. ЮАР. Африка > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389650 Иван Сафранчук, Александр Несмашный, Даниил Чернов

Подвижная карта восприятия

Африка и украинский кризис

ИВАН САФРАНЧУК

Директор Центра евроазиатских исследований ИМИ МГИМО МИД России, доцент департамента международных отношений Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

АЛЕКСАНДР НЕСМАШНЫЙ

Младший научный сотрудник Центра евроазиатских исследований ИМИ МГИМО МИД России.

ДАНИИЛ ЧЕРНОВ

Аспирант Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

           

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Сафранчук И.А., Несмашный А.Д., Чернов Д.Н. Подвижная карта восприятия // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 90–102.

          

Реакция на украинский кризис стала сложным явлением международных отношений. Многие страны в той или иной степени затушёвывают свою позицию, стараются, особенно на декларативном уровне, сделать её расплывчатой.

Это ограничивает анализ картины мнений количественными и качественными методами (хотя выходил целый ряд успешных работ на базе качественных методов анализа[1]). Но ещё более сложная задача – соотнести позиции 193 государств мира по сопоставимым параметрам, чтобы судить о близости тех или иных из них, категоризировать их на группы и т.д.

Исследовательская группа ИМИ МГИМО на базе Центра евроазиатских исследований ведёт, опираясь на количественные методы[2], работу по анализу мировой реакции на украинский кризис. Особенности применяемого метода дают результат, в котором главное – не выяснение точки зрения каждой отдельной страны, а их соотношение между собой. То есть на выходе получается система координат мировой реакции на украинский кризис и положение в ней отдельных стран, а также их групп (другими словами, это картирование, при котором взаиморасположение определяется не географическим соседством, а близостью позиций в связи с украинским кризисом). В настоящей статье представлен анализ мировой реакции на украинский кризис с акцентом на государства Африки.

           

Африка и основные группы отношения к украинскому кризису

Реакция стран мира на украинский кризис сводится к пяти группам, которые можно категоризировать следующим образом: непримиримая антироссийская позиция, умеренная антироссийская позиция, нейтральные, сочувствующие России, решительные сторонники России. Идентифицированные кластеры и распределение африканских стран по ним в два временных периода (февраль-август 2022 г. и сентябрь 2022 г. – февраль 2023 г.) представлены на рисунках 1 и 2[3].

В первый период одна африканская страна, Либерия, попала в группу «умеренно антироссийской позиции», правда, на границе с нейтральными, и во второй период переместилась в группу «нейтральных» (но совсем близко от антироссийской позиции). Одна страна, Эритрея, стабильно, то есть в оба периода, находится в группе «решительных сторонников России». Мали же переместилась из группы «сочувствующих России» в группу «решительных сторонников России». Но главные результаты этой части анализа в другом. Больше всего африканских стран представлено в группе «нейтральных», и Африка составляет практически треть этой группы (в оба рассматриваемых периода). Лишь немногим меньше африканских государств в группе тех, кто сочувствует России, Африка составляет половину этой группы, опять же в оба периода.

           

Рисунок 1. Мировая реакция на украинский конфликт: основные группы (Февраль 2022 — Август 2022)

           

Рисунок 2. Мировая реакция на украинский конфликт: основные группы (Сентябрь 2022 — Февраль 2023)

              

Приведённые данные показывают, что африканцы принципиально не отличаются от остальных по существу подхода, похожи на множество других государств, подавляющая часть Африки действует в русле «мирового большинства» и вносит существенный вклад в его формирование.

           

Сдвиги в позициях государств Африки

Позиции африканских государств не являются статичными. Между двумя выделенными временными периодами во многих из них происходили серьёзные сдвиги по шкале мировой реакции. Одиннадцать стран перешли из одного кластера в другой: это были разнонаправленные движения в подавляющем числе случаев между кластерами «нейтральные» и «сочувствующие России», и в среднем для всей Африки, как уже говорилось, число стран по кластерам изменилось незначительно между первым и вторым периодами.

Рисунки 1 и 2 можно трактовать как стабильное отношение африканских государств, даже с небольшими смещениями в сторону России (Либерия передвинулась из «умеренной антироссийской позиции» в «нейтральную», Мали из «сочувствующих» в «решительные сторонники России»). Однако более детальный анализ показывает, что общая картина всё-таки выглядит иначе: во второй период страны Африки несколько отдалились от России.

Изменение между первым и вторым периодами показаны на рисунке 3. 19 стран стали ближе к России, а 34 отдалились, и динамика вторых была выше, чем динамика первых. Другими словами: одни отдалялись от России активнее, чем другие приближались.

            

Рисунок 3. Изменение позиций стран Африки

              

Это подтверждается и подсчётами для всех стран Африки в среднем, представленными на рисунке 4. На нём хорошо видно, что в первый период (левая часть графика) почти четверть стран Африки была в верхнем спектре кластера «сочувствующих России», то есть в той части кластера, который ближе к пророссийской позиции, а в части, которая граничит с нейтральными, была всего одна страна. Во втором же периоде ситуация перевернулась: в части кластера «сочувствующих», которая ближе к решительным сторонникам России, осталось только 6% государств, а ближе к границе с нейтральными – уже 15 процентов. Средняя часть кластера «сочувствующих» изменилась гораздо менее значительно: одна пятая африканских стран – в первом периоде и четверть – во втором. Такая же динамика и среди нейтральных. Верхняя часть этого кластера, граничащая с сочувствующими России, с одной пятой африканских государств сократилась до нуля, а нижняя часть, граничащая с умеренной антироссийской позицией, увеличилась с 6 процентов государств до четверти. И опять же: средняя часть кластера «нейтральные» более стабильна, она осталась почти без изменений – около четверти стран Африки.

Это позволяет говорить, что африканские страны тяготеют к «средней» позиции даже уже в рамках какой-то группы. И более умеренный подход стабильнее, чем более решительный пророссийский.

            

Рисунок 4. Распределение стран Африки по шкале поддержки России

          

Страны Африки и великие державы

Интересные результаты даёт сравнение близости африканских государств к взглядам великих держав (Россия, США, Китай, Франция, Великобритания, Германия, Индия): рисунок 5.

Африканские государства ближе всего к Индии, и во вторую очередь — к Китаю. Явный аутсайдер – Соединённые Штаты. Впрочем, для всех африканских государств в среднем и для африканских государств из нейтральной группы позиции трёх держав западного блока всё-таки ближе, чем российская.

Более детальный анализ показывает, что во втором периоде произошло некоторое отдаление стран Африки (в среднем) от России и в ещё большей степени от США, и значим не только сам этот факт, но особенно его причины. Как уже говорилось, при довольно высокой динамике изменения взглядов отдельных стран Африки, их позиции как группы менялись незначительно (поскольку динамика отдельных стран была разнонаправленной). Поэтому коррекция близости к России и Соединённым Штатам произошла не столько из-за эволюции самих африканских государств, сколько из-за трансформации подходов России и особенно США. С сентября 2022 г. по февраль 2023 г. Вашингтон выделил Украине военную помощь в объёме, соответствующем 0,13% американского ВВП, что сделало Соединённые Штаты основным (в этом временном периоде) поставщиком оружия Украине не только в абсолютном количественном выражении, но и в относительных категориях.

Другими словами: не африканские страны отдалились от России и особенно от США, а последние, и Америка в первую очередь, стали радикальней, отдалившись тем самым от африканских позиций.

Немного иная ситуация с европейскими великими державами. Их позиции между вторым и первым периодами изменились несущественно, поэтому даже небольшой динамики всех африканских стран в среднем в сторону от России достаточно, чтобы те приблизились к Германии, Франции и Великобритании. Впрочем, это приближение незначительное, не формирует (по крайней мере, на имеющихся данных) тренда и не позволяет говорить о том, что Африка реально сближается с Европой по «украинскому вопросу».

Неудивительно, что все страны Африки, а также те из них, кто находится в кластере «нейтральных», наиболее близки к Китаю и особенно к Индии. Но примечательно, что к Индии и Китаю особенно близки государства из группы «сочувствующих России». Технически это объясняется просто: две восточные великие державы находятся среди «сочувствующих России». Но в политических категориях это даёт основания для следующего, на первый взгляд парадоксального, обобщения. На практике близость или приближение к России – это в ещё большей степени приближение к Китаю и особенно к Индии. Значит, справедливо и другое: при неизменности положения Китая и Индии по отношению к позиции России (по крайней мере, их не отдалении) приближение других стран, в том числе африканских, к Индию и Китаю – одновременно приближение к России.

          

Рисунок 5. Близость позиций странам Африки к великим державам (больше – ближе)

Примечание: Цвет столбцов отражает группу, к которой относится страна, по результатам кластерного анализа данных с сентября 2022 по февраль 2023 года. Соотношение цветов и кластеров – см. рис. 1. Значения близости также рассчитаны для второго периода.

             

Детерминанты позиций стран Африки

Кластерный анализ позволил составить системы координат реакции стран мира на украинский конфликт, а также анализировать положение там отдельных стран и их групп. Однако открытым остаётся вопрос, почему те или иные государства, в данном случае африканские, занимают такие позиции, что определяет их отношение к украинскому конфликту и вовлечённым в него сторонам. Проведён корреляционный и регрессионный анализ со следующими независимыми переменными: военные расходы, индекс государственной уязвимости, индекс человеческого развития, находится ли страна под западными санкциями, соотношение экспорта и импорта с Россией и Украиной, объём ВВП по ППС, ВВП на душу населения по ППС[4]. Таким образом, проверялась гипотеза, что отношение определяется материальными характеристиками африканских государств.

Прослеживается достаточно устойчивая взаимосвязь между введением против страны западных санкций и её солидаризацией с Россией. Значимые исключения – Сомали и Ливия, однако в этих случаях санкции введены не против правительств и поддерживающих их элит, а против иных группировок. Среди же подсанкционных правительств поддержка России заметно выше. Международно-политическая логика такой взаимосвязи довольно очевидна и не нуждается в дополнительных пояснениях.

Наблюдается положительная взаимосвязь поддержки России с уровнем военных расходов африканских государств.

Простое объяснение этому: хотя и с оговорками, но уровень военных расходов можно считать показателем самостоятельности и суверенитета, готовности к силовому отстаиванию своих интересов, а значит, и принятию силовых методов как допустимых. При общей справедливости такой интерпретации, более подробный анализ показывает важную деталь. Эффект взаимосвязи уровня военных расходов и поддержки России больше проявляется за счёт не тех, у кого военные расходы высокие, а тех, у кого они, наоборот, низкие. Таких стран, как Сейшелы, Маврикий, Сьерра-Леоне, Кабо-Верде и т.д. Малые государства уязвимы к давлению Запада при голосовании в ГА ООН, и в целом не могут себе позволить проводить независимую политику. Страны с низким уровнем военных расходов дальше от России, именно так формируется наблюдаемый эффект взаимосвязи уровня военных расходов и близости к России. Страны же с более высокими военными расходами однозначной склонности к солидаризации с Россией не показывают. Например, Нигерия, Марокко и Египет, у которых высокие по африканским меркам военные расходы, тяготеют к группе «нейтральных».

Есть положительная взаимосвязь между поддержкой Украины и уровнем торговли с ней, а именно импорта оттуда. Этот эффект в большей мере формируется за счёт тех, кто много импортирует с Украины. Страны, зависящие от импорта украинских зерновых, включая Гамбию, Джибути, Тунис, Египет, Сомали, Мавританию, тяготеют к нейтральному лагерю (исключение – Того, которая при значимом объёме торговли с Украиной, близка к группе «сочувствующих России»). А вот страны, чья торговля с Украиной близка к нулю, расположены по всему спектру позиций, среди них есть и нейтральные и сочувствующие России.

Положительная взаимосвязь также наблюдается между индексом государственной неустойчивости и поддержкой России. Например, среди сочувствующих России присутствуют Судан, ЦАР, Эфиопия (страны с высоким уровнем внутренней неустойчивости). У Эритреи и Мали, решительных сторонников России, этот показатель тоже высокий. Однако есть и значимые исключения: такие нестабильные страны, как Ливия, Чад, Нигерия, Нигер, занимают более отдалённые от России нейтральные позиции.

Остальные включённые в анализ переменные не дали достоверных результатов. В целом необходимо оговориться, что установленные взаимосвязи являются относительно слабыми (за исключением, пожалуй, только того, что подсанкционные правительства склонны к большей поддержке России). С одной стороны, это связано с техническими проблемами при применении количественных методов на имеющихся данных. Но также можно заключить, что позиции стран Африки не в полной мере определяются «физическими» детерминантами. Выше мы установили некоторые корреляции такого рода, но всё-таки «физические» детерминанты не доминируют.

Для многих стран позиция по украинской теме – вопрос выбора, то есть политических и отчасти ситуативных решений.

          

Некоторые обобщения

Крупные мировые игроки улавливают на политико-интуитивном уровне, что в подходах многих африканских государств возможны сдвиги, но надо работать с их элитами, и, соответственно, настроены на борьбу. Наш анализ подтверждает, что для этого есть основания: отношение стран Африки не строго детерминировано материальными параметрами, а является в большей степени результатом их политического выбора, значит, может меняться.

К России тяготеют те, у кого натянутые отношения с Западом (Судан, Бурунди, Эритрея, Мали, ЦАР, Зимбабве). России нет необходимости вести за них борьбу, поскольку Запад, даже оказывая давление, вряд ли сможет переломить их позицию (последнее возможно, скорее всего, только за счёт внутренних переворотов, смены режимов). И Запад в этом случае будет наращивать давление не для того, чтобы их переманить, а чтобы наказать, и, соответственно, от России потребуется смягчение последствий от ударов Запада, но не с целью удержать те страны в правильной орбите, а из общей солидарности. Малые страны, уязвимые для политического и материального давления, уступают американскому нажиму, когда речь заходит о голосовании в ГА ООН. Запад относительно легко получает их как «массовку» в игре на поддержание международного осуждения Москвы. Россия вряд ли способна результативно их переманивать. Попытка оказать контрдавление, поставить их в положение «между молотом и наковальней» вряд ли даст результат, но зато, вероятно, вызовет негативную реакцию остальных. Множество же других стран Африки могут менять позиции, и вокруг них будет идти борьба.

Впрочем, попытки «кнутом» или «пряником» стимулировать подвижки в позициях африканских государств имеют пределы. Как было показано выше, положение стран Африки относительно России и США менялось не из-за африканских стран, а из-за изменения подходов самих России и Соедине?нных Штатов, их радикализации. «Борьба за Африку» – это, видимо, не только влияние на африканцев, но и, как невероятно это ни прозвучит для апологетов борьбы великих держав, подстраивание под Африку, нахождение такой собственной международной позиции, в орбите которой африканцам будет комфортно и выгодно находиться.

Статья отражает результаты исследования, выполненного за счёт гранта Российского научного фонда № 22-18-00664, https://rscf.ru/project/22-18-00664/. Авторы выражают признательность Святославу Арову, Роману Журавлёву, Евгении Комаровой, Сергею Кузнецову и Анне Семеновой, стажёрам ЦЕАИ ИМИ МГИМО, за помощь в сборе и оформлении материалов для исследования.

          

СНОСКИ

[1] См., например: Азикиве А. Реакция Африки на украинский кризис // Дискуссионный клуб «Валдай». 15.07.2022. URL: https://ru.valdaiclub.com/a/highlights/reaktsiya-afriki-na-ukrainskiy-krizis/?ysclid=lgg5kolr5i251796629 (дата обращения: 15.04.2023); Гачечиладзе З. Позиция ЮАР по украинскому кризису // РСМД. 13.05.2022. URL: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/columns/africa/pozitsiya-yuar-po-ukrainskomu-krizisu/?ysclid=lgg5is5sft159151956 (дата обращения: 15.04.2023); Лошкарёв И. Реакция стран Африки на специальную военную операцию на Украине // РСМД. 22.04.2022. URL: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/reaktsiya-stran-afriki-na-spetsialnuyu-voennuyu-operatsiyu-na-ukraine/?ysclid=lgg5oyd24a714750152 (дата обращения: 15.04.2023); Щегловин Ю.Б. О позиции Египта по российской военной операции на Украине на фоне проблем с импортом пшеницы // Институт Ближнего Востока. 09.03.2022. URL: http://www.iimes.ru/?p=84186&ysclid=lgg60pdf9k556824794 (дата обращения: 15.04.2023); Ефременко Д.В. Отношения России со странами Африки в свете специальной военной операции на Украине // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2022. Т. 15. No. 4. C. 60–78; Балмасов С.С. Отношение Алжира к специальной операции России на Украине // Институт Ближнего Востока. 01.03.2022. URL: http://www.iimes.ru/?p=83885&ysclid=lgg6jespu7695589962 (дата обращения: 15.04.2023); Либенберг Я. Украина: взгляд из Африки на возможные перспективы // Учёные записки Института Африки РАН. 2023. Т. 1. No. 62. С. 5–13; Фитуни О.Л. Африканский ракурс украинского кризиса: китайские оценки и действия // Учёные записки института Африки РАН. 2023. Т. 1. No. 62. С. 14–27.

[2] В рамках анализа используется выборка из 193 стран (все государства — члены ООН). Для каждой страны были собраны данные по следующим переменным: результаты голосования по проектам резолюций ГА ООН (A/ES-11/L.1, A/ES-11/L.2, A/ES-11/L.3 – первый период, A/ES-11/L.5, A/ES-11/L.6, A/ES-11/L.7 – второй период), факт ввода санкций против Росс

ии, факт военных поставок на Украину (официальные поставки – коэф. 1, неопровергнутые слухи о поставках – коэф. 0,3, участие в формате Рамштайн без поставок – коэф. 0,1, отдельный коэффициент для Пакистана во втором периоде – 0,5), обязательства по поставкам оружия на Украину (в процентах ВВП, подсчёты по базе поддержки Украины Кильского института, см.: Ukraine Support Tracker Data // Kiel Institute for the World Economy. 01.04.2023. URL: https://www.ifw-kiel.de/publications/data-sets/ukraine-support-tracker-data-17410/ (дата обращения: 15.04.2023)), разница в тональности сообщений национальных СМИ по двум подборкам на основе наборов ключевых слов “Putin | Russia & Ukraine” и “Biden | United States & Ukraine” (данные GDELT, первый период — 24.02.2022—31.08.2022; второй период — 01.09.2022—24.02.2023, из анализа исключались страны с числом сообщений менее 100 по любому из запросов). Перед тем как перейти к анализу, чтобы упростить интерпретацию и снизить эффект мультиколлинеарности, была сделана свёртка данных, для этого применялся Метод факторного анализа на смешанных данных (FAMD), который объединяет Метод главных компонент (PCA) для количественных переменных и Множественный анализ соответствий (MCA) для категориальных переменных. На основе этого метода были получены две компоненты, представляющие собой обобщение исходных признаков. Чтобы сформировать группы стран со сходной позицией, использовался кластерный анализ. Для кластеризации стран в двумерной свёртке на пять групп применялся метод k-средних, который присваивает каждой точке принадлежность к кластеру на основе минимизации суммарного квадратичного отклонения от центров этих кластеров. Для составления индекса российско-украинской поддержки рассчитывается разность евклидова расстояния позиции каждой страны до Украины и до России в том же двумерном признаковом пространстве. В итоге мы получаем переменную с диапазоном от -8 до 8, где максимум соответствует максимальной поддержке российской позиции.

[3] Здесь и далее маркировка сверхдержав, великих, средних и малых держав фиксируется по результатам трёхлетнего исследования с опорой на международный экспертный опрос с участием 76 экспертов в 2021 г. и 86 экспертов в 2022 году. См.: Nesmashnyi A.D., Zhornist V.M., Safranchuk I.A. International Hierarchy and Functional Differentiation of States: Results of an Expert Survey // MGIMO Review of International Relations. 2022. Vol. 15. No. 3. P. 7–38.

[4] Применён корреляционный (метод Пирсона) и регрессионный анализ: первый – для первичного установления взаимосвязей между переменными, второй углубляет анализ установленных взаимосвязей, позволяя выстроить более полную объяснительную модель. Использованы следующие независимые переменные: абсолютные военные расходы (см.: SIPRI Military Expenditure Database // SIPRI. URL: https://www.sipri.org/databases/milex (дата обращения: 15.04.2023)), индекс государственной уязвимости (см.: Fragile State Index // The Fund for Peace. URL: https://fragilestatesindex.org/excel/ (дата обращения: 15.04.2023)), индекс человеческого развития (World Development Indicators // World Bank. URL: https://databank.worldbank.org/source/world-development-indicators (дата обращения: 15.04.2023)), количество западных санкций, наложенных на страну (International Sanctions Termination Dataset // Harvard Dataverse. URL: https://dataverse.harvard.edu/dataset.xhtml?persistentId=doi:10.7910/DVN/SVR5W7 (дата обращения: 15.04.2023)), экспорт в и импорт из России и Украины (UNT Comtrade Database // United Nations. URL: https://comtradeplus.un.org/ (дата обращения: 15.04.2023)), объём ВВП по ППС (World Development Indicators // World Bank. URL: https://databank.worldbank.org/source/world-development-indicators (дата обращения: 15.04.2023)). В качестве зависимой переменной выступает индекс российско-украинской поддержки. В корреляционном анализе используется кросс-секционная структура данных, на каждую из стран приходится одно наблюдение, соответствующее первому периоду (24.02.22—31.08.22). В регрессионном — панельная (каждая из объяснительных переменных, а также зависимая измерена в двух периодах: первый период — 24.02.2022—31.08.2022; второй период — 01.09.2022—24.02.2023). Помимо основных независимых переменных в регрессии добавлен случайный эффект на период для учёта особенностей панельной структуры данных. Сбор, предварительная обработка и анализ данных по независимым переменным, используемым в анализе, осуществлялся в рамках подготовки и апробации базы данных международного вооружённого вмешательства, разрабатываемой в рамках проекта РНФ № 22-18-00664.

Россия. Украина. ЮАР. Африка > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389650 Иван Сафранчук, Александр Несмашный, Даниил Чернов


Маврикий. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 8 апреля 2023 > № 4359548 Хесвар Джанке

Хесвар Джанке: в новых условиях Россия стала важным партнером Маврикия

На Маврикии рассчитывают, что прямые рейсы из России будут запущены в течение нескольких месяцев, вопрос практически решен, заявил корреспонденту РИА Новости Балжан Самигуллиной посол Маврикия в Москве Хесвар Джанке. В эксклюзивном интервью он также рассказал, в каких областях Москва и Порт-Луи могут развивать сотрудничество, оценил перспективы того, когда на Маврикии начнут принимать российские карты "Мир" и рассказал о том, почему это островное государство в Индийском океане хотело бы узнать больше о русских банях.

– В каких отраслях сегодня возможно развитие сотрудничества РФ и Маврикия? Есть ли перспективы для наращивания взаимодействия в сферах рыболовства, сельского хозяйства, здравоохранения и образования, где у Москвы и Порт-Луи уже есть ряд соглашений?

– Прежде всего, позвольте мне поблагодарить Россию за поддержание очень тесных двусторонних отношений с Маврикием. СССР одной из первых оформила официальные отношения с моей страной – уже через две недели после обретения нами независимости. Многие маврикийцы учились в СССР, а потом и в России, получали стипендии, обучались инженерному делу, медицине и другим специальностям. Думаю, что отношения между нашими странами продолжат укрепляться.

А сейчас, с большим количеством изменений на международной арене и диверсификацией экономики Маврикия, я думаю, Россия стала важным партнером для нас не только в области образования. Я подписал множество соглашений, и мы завершаем согласование ряда меморандумов с Россией: с министерством обороны, с правительством города Москвы в целях развития наших городов, также мы работаем над соглашением в сфере образования. В настоящее время правительство Маврикия поручило мне выяснить, как мы можем импортировать нефтепродукты из России, дизельное топливо и бензин.

Многим россиянам нравится бывать на Маврикии, и мы с "Аэрофлотом" работаем над запуском прямых рейсов, так что дела идут хорошо. Я вижу также много возможностей в области информационных технологий, которые интересны Маврикию. С российской стороны существует большой спрос на сахар и рыбопродукты.

– Вы упомянули соглашение с министерством обороны, расскажите подробнее, чего оно будет касаться?

– Это соглашение, которое касается помощи в обеспечении морской безопасности в регионе. А также поможет, если это будет возможно, модернизации нашей армии, полиции, в борьбе с незаконным оборотом наркотиков.

– В октябре прошлого года в комментарии нашему агентству вы говорили, что Порт-Луи заинтересован в покупке российских удобрений. Рассматривается ли торговля по бартеру?

– Тогда я был не в курсе, но теперь знаю, что одна крупная российская компания вместе с маврикийским партнером поставляет удобрения в нашу страну. Так что договоренности уже есть, единственное, что мы можем сделать сейчас, – это только увеличить экспорт удобрений в Маврикий. Мы уже работаем в этом направлении.

– Какие товары составляют основу двусторонней торговли?

– Российская сторона заинтересована в наших сахаре, тунце и многих других продуктах. Я связывался с советом по экономическому развитию и другими заинтересованными сторонами по вопросам экспорта, все уже начало работать: стороны находятся в контакте друг с другом и пытаются понять, каким образом партнерство может принести пользу обеим странам.

Маврикий импортирует говядину и морепродукты из России. Маврикийские импортеры заинтересованы в любом продукте, который они могут импортировать по хорошей конкурентоспособной цене. Возможно, проблема в том, что у инвесторов может не быть информации из-за сложностей с языком, они не могут связаться с компаниями.

– Как вы оцениваете масштаб нынешних инвестиций со стороны России, и перспективы их возможного наращивания? В какие области, с вашей точки зрения, было бы интересно вложиться российскому бизнесу, и какие условия может предложить Порт-Луи?

– У Маврикия много возможностей для России. Я обратился к судоходным компаниям с просьбой отправиться на Маврикий. В рыбной промышленности мы подписали соглашение, я думаю, оно поможет Маврикию развивать судоходство, или как мы называем, "голубую экономику".

С точки зрения инфраструктуры: когда вы смотрите на здешнюю инфраструктуру, это хорошо построенные здания, мосты, дороги. Поэтому я считаю, что инвесторы могут приехать на Маврикий для того, чтобы помочь построить инфраструктуру, и инвестировать в отели, в наши "умные города". Кроме того, обе страны на высоком уровне должны приложить свои усилия, на уровне премьер-министров и ведомств. Я продолжаю приглашать премьер-министра и его делегацию посетить нас. Когда они приедут, между двумя странами возникнет некая химия.

– Можем ли мы говорить о визитах на высоком уровне в обозримой перспективе, особенно учитывая, что Россия сегодня активно развивает сотрудничество с африканскими странами?

– Предполагается, что у нас будет политический диалог. Я принимал участие в саммите Россия-Африка, и пока я не знаю решения правительства, но я ожидаю, что делегация Маврикия приедет на второй саммит.

– Состав делегации на участие во втором саммите еще не определен?

– Еще нет, потому что на Маврикии есть проблемы из-за наших исторических отношений с Европой. У нас должна быть сбалансированная дипломатия – это то, чему мы следуем. Наша страна заинтересована в поддержании хороших отношений со всеми странами и регионами.

– Какие вопросы являются для вашей страны приоритетными при участии в саммите, если делегация Маврикия все-таки будет присутствовать на нем?

– Главный вопрос касается развития двусторонних отношений, нужно попытаться понять, каким образом мы также можем получить какую-то помощь. Нам нужна помощь во многих областях. Например, в области обороны: в обучении полицейских, в разработке некоторых учебных программ в образовательном секторе, а также во многих сферах, даже с точки зрения технологий, систем связи, которые могли бы содействовать в обнаружении циклонов. Мы надеемся, что наши отношения с Россией будут развиваться, и тогда мы сможем работать над всеми этими вопросами.

– В конце февраля тропический циклон "Фредди" унес жизни почти 500 человек в Малави и также затронул Маврикий. Как циклон может повлиять на турпоток в целом и из России в частности? Есть ли риск посещения страны на данный момент?

– Нет, эти циклоны не являются регулярными. В этом плане Маврикий вполне безопасен: у нас нет цунами, бывает приходит циклон, но это нормально, занимает один или два дня. У нас очень мощная электрическая система, и правительство предоставляет множество средств для борьбы с циклоном.

– Говоря о туризме, можем ли мы рассчитывать, что россияне смогут отправиться на майские каникулы на Маврикий прямыми рейсами?

– Вопрос о прямых рейсах почти закрыт, но есть несколько вопросов, над которыми мы работаем. И как посол, я сам жду, когда откроется прямое авиасообщение. Мы работаем над этим с января прошлого года, прошел уже год, так что теперь мы надеемся, что в течение нескольких месяцев появятся прямые рейсы. Также есть план разработки рейса Маврикий-Сейшельские острова-Россия. Компании работают над этой альтернативой с "Аэрофлотом". Власти направили соответствующий запрос на Сейшельские острова.

– Вы ранее говорили, что медицинский туризм может быть сферой потенциального сотрудничества. Что именно в этой отрасли может предложить Маврикий и на каких условиях?

– Наша страна ориентирована на туристов, но российская сторона могла бы представить Маврикию свою продукцию, например, показать русские бани. Кроме того, нужно помнить, отправляясь на Маврикий, что там не только пятизвездочные отели, но есть и отели других категорий, есть квартиры и дома, которые сдаются в аренду.

– А есть ли у посольства данные, сколько россиян посетили Маврикий в последние годы?

– Обычно, до коронавируса, у нас было около 15-16 тысяч туристов, в последнее время около семи-восьми тысяч. Я не знаю точной статистики на этот год, но количество увеличится. Проблема в том, что из-за санкций россияне должны привозить с собой деньги, поэтому сейчас мы работаем над тем, чтобы Маврикий мог принимать карты "Мир". Как россияне могут поехать на Маврикий, если у них проблемы с деньгами? Я думаю, что правительство и финансовые организации уже работают над этим.

– Как вы оцениваете российско-маврикийское сотрудничество в сфере образования? Ранее замминистра науки и высшего образования России Наталья Бочарова заявила, что со следующего года количество льготных мест в российских вузах для студентов из Африки вырастет почти в два раза. Сможет ли увеличиться количество бюджетных мест для граждан Маврикия в следующем году? И много ли студентов из вашей страны обучаются в России?

– Да, Россия щедро предоставляла стипендии Маврикию, и в качестве посла я работаю над большим количеством соглашений с несколькими университетами Маврикия. Российские университеты заинтересованы в сотрудничестве с университетами Маврикия в плане обмена студентами и преподавательским составом, обучения и даже разработки курсов. Если у нас будет больше стипендий, то приедет больше студентов.

Маврикий. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 8 апреля 2023 > № 4359548 Хесвар Джанке


Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 1 ноября 2022 > № 4313680 Эдвард Лютвак

Война XVIII века в XXI столетии

Материальные лишения не вынудят Россию отступить

ЭДВАРД ЛЮТТВАК

Всемирно известный специалист по военной стратегии и геополитике. Консультирует Совет национальной безопасности и Госдепартамент США, был советником президента Рональда Рейгана. Участвовал в планировании и проведении военных операций, автор ряда книг по истории стратегической мысли.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Люттвак Э. Война XVIII века в XXI столетии // Россия в глобальной политике. Т. 20. № 6. С. 112-118.

Все войны должны заканчиваться, но ни одна война не должна заканчиваться быстро. Мировые войны точно не входят в топ-10 по скоротечности. Подходящая аналогия украинскому конфликту – война Нидерландов за независимость. Противоборство небольшой, но развитой нации и Испанской империи, супердержавы того времени, продлилось восемьдесят лет – испанцы терпели поражения, но упадок государства тянулся долго.

В наши дни экспедиционные войны против далёких противников, которые едва способны дать отпор, продолжались годами. Генералы последовательно, но безрезультатно предлагали различные теории прекращения войны, пока не приходилось выбирать отвод войск, как бы позорно это ни выглядело.

Войны аристократов?

Войны XVIII века, которые вели европейские монархи, общавшиеся друг с другом по-французски, вызывали зависть и восхищение в кровопролитном XX веке, поскольку не мешали торговле и даже туризму (чего на самом деле невозможно было представить уже в период наполеоновских войн, не говоря о двух мировых) и поскольку не заканчивались полным истощением проигравших империй, как в 1918 г., или инфернальной катастрофой, как в 1945-м. Вместо этого урегулирование достигалось дипломатическим путём – вежливыми переговорами за игрой в карты или партией в бильярд. Парижский мирный договор 1763 г., положивший конец Семилетней войне и ненамеренно открывший путь к американской республике, разрабатывал не победоносный британский премьер лорд Бьют, а его друг, министр иностранных дел Франции, герцог Этьен-Франсуа де Шуазёль, который разрешил головоломку, возникшую после поражения Франции: Испания получила Луизиану, Британия – не приносившую доход Канаду, а Франция вернула себе острова с прибыльными сахарными плантациями, которые принадлежат ей до сих пор.

Победители не возлагали на проигравших ущерб от агрессивной политики, как сделали с Германией в Версале, и не объявляли их военными преступниками, как произошло в войнах XX века. В XVIII веке победители скорее хотели утешить побеждённых, потому что в следующий раз удача могла оказаться не на их стороне. А так как с 1700 по 1800 гг. войны происходили ежегодно (если одна война заканчивалась, обязательно начиналась или, по крайней мере, продолжалась другая, что позволяло достаточно скоро начать третью), шанс проиграть мог представиться очень быстро.

Войны XIX века не дали никаких уроков следующему столетию.

Сначала мир разорила наполеоновская идея сверхчеловека, потом возможность с лёгкостью захватывать тропические земли. Крымскую кампанию в середине века можно считать примером того, как не следует развязывать войну. Ну а франко-прусская война вообще пустышка – она лишь доказала, что только Гельмут фон Мольтке может выиграть войну с уступающими по численности войсками (в отличие от племянника, Гельмута фон Мольтке-младшего, который проиграл пятилетнюю войну в первые пять недель) и только Отто фон Бисмарк способен отказаться завершать объединение германских земель по итальянскому образцу, чтобы мир не стремился бороться с большой Германией.

Очевидно, что к конфликту на Украине применимы лишь прецеденты XVIII века. Ни Путин, ни Зеленский не говорят по-французски, но им это и не нужно – они способны общаться на их родном русском языке. И хотя они не разговаривают (Путин заявил, что не рассчитывает на договорённости с «шайкой наркоманов и неонацистов, засевшей в Киеве»), это могут и, вероятно, довольно часто делают их представители.

Что касается устойчивости торговли в условиях войны (с чем хотел покончить Наполеон, введя континентальную блокаду британского экспорта), то российский газ идёт в дома и на предприятия Украины на пути в Западную Европу, а Украина каждый день переводит деньги России, хотя та атакует своего клиента. Украинскую пшеницу вывозят под контролем российских военных кораблей на Ближний Восток после достижения договорённостей, которые были бы невозможны и в период наполеоновских войн, и в XX веке.

В России санкции ограничили доступ к импортным предметам роскоши, но они всё равно поставляются в магазины через Турцию с небольшой наценкой или, наоборот, со скидкой – в зависимости от предыдущих накруток.

Санкции ощущаются по всей России, потому что страна оказалась интернационализирована гораздо больше, чем полагали многие, в том числе сам Владимир Путин (прилетев в Томск морозным зимним утром, я понял, что в 6 утра поесть можно только в «Макдоналдсе»). Но в отличие от Китая, которому приходится выбирать – вести войну или потреблять белковую пищу (90 процентов кур, свиней и коров выращивается на импортных кормах, а 150 млн тонн сои ежегодно идут из тихоокеанских портов США и Канады или Бразилии и Аргентины в Атлантике), Россия обеспечивает себя продовольствием и поэтому может и воевать, и нормально питаться. К тому же ей не нужно импортировать энергоресурсы, как Китаю.

Иными словами, как утверждала российская пропаганда с самого начала, санкции не смогут остановить специальную военную операцию, даже если вынудят десятки тысяч людей, представителей элиты, покинуть страну, что приведёт к сокращению человеческого капитала крупнейшей европейской державы. Так уже было после прихода к власти большевиков и начала Гражданской войны сто лет назад, а потом снова – после открытия границ тридцать лет назад.

Проблема заключается в том, что санкции, которые не в состоянии остановить кампанию, могут вызвать раскол в западном лагере, если зима выдастся холодной. Ангела Меркель некогда приветствовала закрытие АЭС и переход на российский трубопроводный газ взамен американскому или катарскому сжиженному, однако сегодня эта тема почему-то замалчивается.

Что касается туризма, то несмотря на целый каскад ограничений, 24 августа Frontex, агентство ЕС по безопасности внешних границ, заявило, что с начала российской спецоперации по 22 августа 998 085 россиян легально пересекли сухопутные границы Евросоюза, ещё больше прибыло через Стамбул, Будапешт и аэропорты Центральной Азии. Россияне продолжают летать на Мальдивы и Сейшелы через Дубай – практически в соответствии с принципом XVIII века: война не должна мешать джентльменам ездить на воды или в данном случае нырять в них. Конфискация яхт нескольких россиян, обвинённых в близости к Путину, вызвала злорадство тех, у кого яхт нет, но не лишила многих других возможности пользоваться своими студиями, апартаментами, домами, дворцами и шале по всей Европе.

Так что этот конфликт закончится не из-за страданий русских. Санкции не сравнимы с голодной блокадой Ленинграда, скорее они напоминают укусы очень активных московских комаров.

Отец всего?

Как же можно закончить войну? Как говорил Гераклит Эфесский, «война – отец всего», следовательно – даже мира, так как истощает материальные и человеческие ресурсы, необходимые для ведения боевых действий и тем самым занижает ожидания, примиряет с возможным поражением, с капитуляцией, потому что цена победы с каждым днём растёт.

Ещё один способ остановить войну, который преподают невинным студентам на курсе разрешения конфликтов и который приветствуется международным сообществом и Нобелевским комитетом, – это не война до победного конца, а благонамеренное вмешательство третьей стороны. Но этот способ никогда не приносит мира, конфликт замораживается, как в случае Боснии и Герцеговины, где постоянный риск возобновления противостояния мешает восстановлению страны и возвращению на родину рабочей силы из Германии.

Что касается достижения мира путём истощения ресурсов, то это самая продолжительная форма урегулирования, потому что лишения запоминаются лучше, чем смерть других людей. Из двух противостоящих сегодня сторон материальные ресурсы могут закончиться только у Украины.

Однако теперь и этого не произойдёт, потому что Соединённые Штаты, по-видимому, решили включить поддержку Украины в список других своих программ оказания помощи. Не надо списывать со счетов и готовность к содействию британцев и Северной Европы, а также скудное вспомоществование Франции, Германии, Италии и Испании.

Ещё менее вероятно, что материальные лишения вынудят Россию отступить и прекратить боевые действия, потому что её население и экономика не так активно вовлечены в конфликт. С самого начала Путин настаивал, что это не национальная война, требующая мобилизации всех ресурсов, а «специальная (то есть ограниченная) военная операция», значит – налоги не будут повышаться, если не считать эффекта инфляции.

Во времена Гераклита война была отцом мира потому, что гибли молодые люди и приходилось останавливать конфликт, пока не подрастёт следующее поколение. Именно этот процесс ослабил Спарту, которая потеряла подготовленных воинов, в итоге Эпаминонд, великий военный тактик из Фив, нанёс Спарте сокрушительное поражение при Левктрах в 371 г. до н. э., уничтожив 400 спартанцев из 700.

К концу Второй мировой войны Германии явно не хватало человеческих ресурсов: в зенитной артиллерии служили 16-летние, а в отряды народного ополчения (Volkssturm) призывали до 60 лет. Погибли около 5,3 млн военнослужащих, в том числе 900 тысяч родившихся за пределами Германии 1937 г. австрийцев и этнических немцев, мобилизованных СС, причём на территории самой Германии такого права у СС не было. Усугубляющаяся нехватка человеческих ресурсов вынудила СС предать собственные принципы и рекрутировать не арийцев – не только 130-тысячную Русскую освободительную армию Власова, но и турецкие, индийские и арабские (завербованные палестинским муфтием Амином аль-Хусейни) подразделения.

Что касается Красной Армии, то она теряла миллионы людей во время беспорядочного отступления в 1941-м, в 1942-м потеряла ещё больше солдат в ходе наступлений, но к 1943 г. генералы перестали отправлять войска через минные поля, прежде чем их не разминируют, и бросать их в атаку без поддержки артиллерии и танков. К 1944 г. артиллерия одерживала победы на полях сражений, и именно поэтому России удалось избежать истощения человеческих ресурсов, хотя демографическая ситуация оставалась плачевной на протяжении десятилетий.

Союзники не испытывали таких проблем, поскольку, например, британцы отправили домой две трети войск в 1940 г., потом стали активно привлекать южноафриканцев и индийцев к неудачным операциям в Северной Африке. И к 1942 г. в сражении при Эль-Аламейне у них была отличная артиллерия вместо пехоты. Равно как и в Италии в 1943 г. большую часть тяжёлых боев вели американцы, марокканские тиральеры и гумьеры французской армии, а также 2-й польский армейский корпус. Поэтому аппетит к ведению боевых действий у британской армии стал пропадать лишь в 1944 г., и проявилось это в настойчивых требованиях применять массированные бомбардировки при любых признаках сопротивления или на худой конец – в активной поддержке с воздуха на каждом шагу.

Американцы же вступили в войну гораздо позже, поэтому к её окончанию даже не устали. Потери, безусловно, становились личной трагедией, но с точки зрения демографии были незначительными. То же самое можно сказать об участии США в последующих конфликтах.

Семилетняя война?

Пока на Украине речь не идёт о потерях, требующих прекращения боевых действий. Несмотря на спад численности населения, ежегодно на Украине призывного возраста достигают 235 тысяч мужчин, или 20 тысяч в месяц, а потери Украины – погибшие и раненые – составляют 5 тысяч человек в месяц. Что касается России, красочные истории о привлечении наёмников, выгодных контрактах для добровольцев, а также рекрутировании заключённых отнюдь не свидетельствуют о нехватке человеческих ресурсов: каждый месяц призывного возраста достигают более 100 тысяч россиян, в то время как потери – погибшие и раненые – в среднем, вероятно, составляют менее 7 тысяч человек в месяц.

Эти истории говорят скорее о другом: Путин не хочет объявлять войну, полноценно мобилизовывать вооружённые силы и задействовать призывников в боевых действиях, очевидно опасаясь реакции общества. Да, российское гражданское общество хранит безмолвие, или почти хранит. Но это не могильная тишина. Это красноречивое молчание: ведите свои боевые действия, но не трогайте наших сыновей. Поскольку Путин прислушался к этому молчаливому предписанию, боевые действия могут продлиться и эту зиму, и следующую.

24 февраля 2022 г. Россия начала операцию ультрасовременным парализующим внезапным ударом, в соответствии со всеми разумными законами гибридной войны, которая отлично работает в военных играх, столь любимых американскими генералами, никогда не воевавшими с патриотично настроенными европейцами. Расчёт был взять Киев за один день, а всю Украину – за три-четыре (это, конечно, был прогноз ЦРУ и разведки Пентагона, которые причащались из одной чаши). В первую же неделю, если не раньше, стало очевидно, что дела пошли не по плану.

Поскольку Путин не остановился тогда, то он не остановится и сейчас, возможно, нас ждёт новая Семилетняя война. Если это так, то мы должны вести её, как было принято в XVIII веке – активно поддерживая Украину и выборочно накладывая санкции против России, чтобы оставить пространство для сдерживания ответных шагов Москвы, которые могут ослабить решимость наших союзников. И да, было бы неплохо найти нового герцога Этьена-Франсуа де Шуазёля, который смог бы отыскать элегантный способ прекратить войну, возможно, путём плебисцита, позволяющего сохранить лицо. Потому что надеяться на свержение Путина – это не стратегия.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 1 ноября 2022 > № 4313680 Эдвард Лютвак


Россия. ДФО > Армия, полиция > redstar.ru, 12 ноября 2021 > № 3886064 Сергей Авакянц

Неуклонно повышая темпы боевой учёбы

На Тихоокеанском флоте продолжается активное освоение новых видов вооружения и военной техники.

В уходящем году тихоокеанцы многое выполняли впервые. Залповая ракетная стрельба четырьмя межконтинентальными баллистическими ракетами «Булава» из акватории Охотского моря по береговой цели, оперативное учение с группировкой сил в дальней морской зоне, применение командирами новых тактических приёмов в наступлении и обороне в ходе двустороннего бригадного тактического учения на десантном полигоне полуострова Клерка – эти и иные новации определяли почерк жизнедеятельности большого флотского коллектива. Подробнее обо всём – в ответах командующего ТОФ адмирала Сергея Авакянца на вопросы газеты «Красная звезда».

– Товарищ командующий, чем был по-своему сложен и интересен для тихоокеанцев уходящий год? Какие мероприятия боевой подготовки, начиная с зимнего периода обучения, вы выделяете как ключевые, повлёкшие за собой заметное повышение боеготовности сил флота?

– Для Тихоокеанского флота год действительно был непростым и очень насыщенным по количеству мероприятий боевой подготовки. Помимо наших собственных запланированных на 2021 год учений и проверок боевой готовности, тихоокеанцы приняли участие во всех мероприятиях, проходивших в рамках Министерства обороны Российской Федерации в целом. В результате этого значительно увеличено количество выполненных задач в море надводными кораблями и подводными лодками, что позволило повысить более чем в полтора раза наплаванность кораблей и в 1,3 раза число выполненных боевых упражнений в сравнении с 2020 учебным годом.

Мы ударно начали этот учебный период. В декабре 2020-го атомный ракетный подводный крейсер стратегического назначения «Владимир Мономах» из состава подводных сил Тихоокеанского флота впервые выполнил залповую ракетную стрельбу четырьмя межконтинентальными баллистическими ракетами «Булава» из акватории Охотского моря по береговой цели, находившейся на полигоне в Архангельской области.

Не снижая темпов боевой учёбы, мы и завершаем этот год. И я отмечу по его итогам самые знаковые события.

Впервые в центральной части Тихого океана в июне было проведено оперативное учение с группировкой сил в дальней морской зоне в соответствии с планом подготовки органов военного управления и сил ТОФ на 2021 учебный год. Моряки-тихоокеанцы совместно с лётчиками морской авиации отрабатывали задачи по предназначению и совершенствовали свою морскую и воздушную выучку в океанской зоне. В учении задействовали более 20 надводных кораблей, субмарин и судов обеспечения, около 50 летательных аппаратов морской авиации ТОФ и Воздушно-космических сил. За время учения силами флота выполнено около 30 боевых упражнений с применением зенитно-ракетных и артиллерийских комплексов, пройдено порядка 20 тысяч морских миль. Общий налёт воздушных судов морской авиации превысил 250 часов, из них более 30 часов провели в небе противолодочные вертолёты корабельного базирования, выполнявшие поиск подводных лодок и воздушную разведку.

В ходе оперативного учения в Тихом океане отработаны управление силами на большом удалении от пунктов базирования, ведение противолодочных действий, организация противовоздушной обороны отрядов, конвойные операции, нанесение совместных ударов по отрядам кораблей и важным объектам инфраструктуры условного противника, вопросы организации всех видов обеспечения: оперативного, боевого, материально-технического, медицинского и другого.

Неуклонно повышая темпы боевой учёбы

Отдельно отмечу эпизод учения с участием трёх стратегических бомбардировщиков Ту-95МС ВКС, которые совершили перелёт в центральную часть Тихого океана и отработали уничтожение «противника» крылатыми ракетами в сопровождении высотных истребителей-перехватчиков МиГ-31БМ ТОФ. Также свой профессионализм доказали дальние бомбардировщики Ту-22М3, выполнившие задачи по патрулированию и нанесению ударов по авианосной ударной группе «неприятеля».

Завершая ответ на ваш вопрос, не могу не отметить успешное проведение на Тихоокеанском флоте двустороннего бригадного тактического учения отдельных бригад морской пехоты, дислоцированных в Приморском и Камчатском краях. Уделяя большое внимание подготовке морских пехотинцев, мы, начиная с 2017 года, ставили задачи командирам соединений по высадке воздушно-морского десанта на незнакомых полигонах, которыми в разные годы были Камчатка, Чукотка, а также остров Сахалин.

В этом году основной розыгрыш такого тактического учения было решено провести на Приморском операционном направлении. Для этого осуществили переброску в полном составе на незнакомый полигон полуострова Клерк Приморского края бригады «чёрных беретов» Войск и Сил на Северо-Востоке России.

Добавлю, что главной особенностью выполнения поставленных задач перед морскими пехотинцами является участие в манёврах 100 процентов личного состава бригад. Не отдельных рот и батальонных тактических групп, а именно соединений в полном составе. Комбриги должны уметь руководить всей бригадой в любой оперативной обстановке и географической местности.

– На ваш взгляд, в ходе прошедших тех или иных тактических учений, в том числе на межвидовом уровне, проявлялся ли кем-то из командиров корабельных соединений либо береговых частей новаторский подход к решению учебно-боевых задач? В чём его особенности, если есть подобные примеры?

– В ходе того же двустороннего бригадного тактического учения командиры впервые применили новые тактические приёмы как в наступлении, так и в обороне. Был апробирован способ проделывания проходов в минных заграждениях у уреза воды и на самом берегу с помощью применения самоходных реактивных установок разминирования УР-77, которые выполняли залп с борта десантных катеров на ходу. При ведении манёвренной обороны впервые испытали новый способ применения беспилотных летательных аппаратов в качестве барражирующего боеприпаса, опытный образец которого создали специалисты флота в рамках рационализаторской работы. Так называемый беспилотник-камикадзе, оборудованный взрывчаткой, был использован как один из способов поражения наиболее важной цели – подвижного «вражеского» командного пункта. Результаты и анализ применения новых способов ведения боя отражены нами в докладах по учению в вышестоящие органы военного управления.

– Сергей Иосифович, ныне уже очевиден фактор, несомненно, влияющий на качество боевой подготовки – поступление на Тихоокеанский флот нового вооружения и военной техники. Причём нового не только по сроку изготовления, но и со значительно изменившимися в лучшую сторону тактико-техническими характеристиками. Чем же в этом плане был интересен для флота 2021 год?

– У нас на флоте продолжается активное освоение новых видов вооружения и военной техники.

К примеру, весной, пройдя глубокую модернизацию, фрегат «Маршал Шапошников» успешно выполнил из акватории залива Петра Великого испытательные ракетные стрельбы крылатыми ракетами морского базирования «Калибр» по береговой и морской целям.

В рамках освоения современного вооружения выделю успешные ракетные стрельбы корветов «Совершенный», «Громкий» и «Герой Российской Федерации Алдар Цыденжапов» зенитным ракетным комплексом «Редут» по ракетам-мишеням «Малахит» в акватории Японского моря.

Продолжается обеспечение современной техникой соединений береговых войск. В текущем году наша морская пехота одной из первых в ВМФ приняла на вооружение и уже успешно освоила в ходе итоговых учений новейшие боевые машины пехоты БМП-3 флотской модификации. Перевооружены первые подразделения морпехов на современные автоматы АК-12, также идёт плановое поступление другого новейшего стрелкового оружия, средств разведки и экипировки.

– Товарищ командующий, в этом году возобновилось участие Тихоокеанского флота в международной деятельности после пандемии новой коронавирусной инфекции. В каких мероприятиях были задействованы тихоокеанцы?

– Безусловно, деятельность сил флота невозможно представить без международной составляющей, которой являются и совместные учения. К сожалению, из-за вмешавшейся в нашу жизнь коронавирусной инфекции в 2020 году они были отменены.

В этом году нам удалось возобновить это военное сотрудничество и в качестве самого знакового мероприятия отмечу российско-китайское военно-морское учение «Морское взаимодействие–2021». ВМФ России в лице Тихоокеанского флота участвовал в манёврах с ВМС Народно-освободительной армии Китая. По договорённостям обеих сторон для недопущения распространения COVID-19 были исключены все контакты моряков. Экипажи кораблей сосредоточились на выполнении практических мероприятий в морских полигонах боевой подготовки в акватории Японского моря.

В ходе практических действий экипажи кораблей двух стран отработали совместное тактическое маневрирование, противоминное обеспечение отрядов, провели артиллерийские стрельбы по морским целям, осуществили поиск и блокирование подлодки «противника» в назначенном районе.

Продолжая тему международного сотрудничества с ВМС КНР, отдельно хочу выделить совместное патрулирование в западной части Тихого океана. В ходе совместного маневрирования отряд из 10 боевых кораблей России и Китая впервые прошёл через проливы Сангарский и Осуми, а в целом преодолел 1700 морских миль. Задачами патрулирования российско-китайского отряда являлись демонстрация государственных флагов России и Китая, поддержание мира и стабильности в Азиатско-Тихоокеанском регионе, охрана объектов морской экономической деятельности обеих стран.

Также в 2021 году на базе Тихоокеанского флота проведены два международных этапа конкурсов Армейских международных игр АрМИ-2021. Российские команды заняли первые места в конкурсе по морской выучке «Кубок моря–2021» и по полевой выучке среди взводов морской пехоты «Морской десант–2021». Кстати, по итогам года лучшим надводным кораблём ТОФ по морской выучке стал корвет «Совершенный» под командованием капитана 2 ранга Сергея Меркулова, который как раз и занял первое место в «Кубке моря».

Не могу не упомянуть итоги проведения в этом году на Тихоокеанском флоте Международного военно-технического форума «Армия-2021». В текущем году мы существенно расширили географию проведения и количество площадок форума. В нашей зоне ответственности было развёрнуто 14 выставочных площадок в четырёх субъектах Российской Федерации. Впервые в этом году площадки были представлены в таких городах, как Магадан и Певек, посёлках Усть-Большерецк и Рыркайпий.

Ещё одним из главных событий в международной деятельности как для моряков-тихоокеанцев, так и для жителей и гостей Владивостока является участие в праздновании Дня Военно-Морского Флота боевых кораблей иностранных государств. В этом году в бухте Золотой Рог в парадной линии вместе с кораблями Тихоокеанского флота стояли два ракетных фрегата Военно-морских сил Социалистической Республики Вьетнам. Ждём вьетнамских моряков в следующем году снова, а также приглашаем другие страны принять участие в главном профессиональном празднике российских моряков.

– Кстати, ощущалось ли во время больших манёвров в море или дальних походов отрядов кораблей усиление противодействия силам нашего флота со стороны иностранных государств? Если – да, то как выходили из различных возникших ситуаций тихоокеанцы?

– Наверняка вы слышали об инциденте с американским эсминцем Chafee в акватории Японского моря. Экипаж большого противолодочного корабля «Адмирал Трибуц» Тихоокеанского флота вытеснил американский корабль от Государственной границы Российской Федерации. Кадры с этого события разлетелись по всем федеральным каналам, и не только российским, но и мировым. Я думаю, излишне что-то комментировать в случае с этим инцидентом. Все всё видели сами. Моряки-тихоокеанцы выполнили задачу по предназначению – по недопущению нарушения границы нашей Родины. Не позволим мы никому нарушить и наши воздушные границы. Экипажи истребителей-перехватчиков МиГ-31 круглосуточно несут боевое дежурство по противовоздушной обороне на Камчатке и Чукотке. Помимо их, больше времени в небе провели в этом году экипажи противолодочных самолётов Ту-142 и Ил-38. Это, кстати, отражается и в общих показателях налёта лётчиков морской авиации за год, который составил более 7000 часов, а средний налёт на летающего лётчика составил почти 100 часов, увеличившись на два процента по сравнению с прошлым годом.

– Завершились контрольные проверки, лучшие подразделения подтвердили звания ударных. Какие соединения, воинские части и отдельные корабли по итогам уходящего учебного года определяют лицо флота?

– В 2021 году защитили наименование «ударное» двадцать семь воинских формирований, из них подтвердили звание «ударное» четырнадцать, впервые защитили тринадцать. Количество ударных формирований на Тихоокеанском флоте в сравнении с 2020 годом увеличилось более чем в полтора раза.

По результатам боевой подготовки среди объединений флота лучшей по показателям стала Приморская флотилия разнородных сил, а среди соединений кораблей – дивизия надводных кораблей Приморской флотилии разнородных сил.

Среди соединений морской пехоты чуть лучше показала себя бригада морских пехотинцев, дислоцированная на Камчатке.

Лучшим надводным кораблём ТОФ по тактической подготовке стал гвардейский ракетный крейсер «Варяг», а лучшим экипажем подводной лодки ТОФ по тактической подготовке – экипаж атомного подводного ракетного крейсера «Томск».

Неуклонно повышая темпы боевой учёбы

– Сергей Иосифович, расскажите, пожалуйста, какие корабли пополнят флот в следующем году и каковы перспективы обновления корабельного состава ТОФ?

– До конца этого года завершат межфлотский переход и прибудут в свои пункты базирования корвет «Гремящий» проекта 20385 и две дизельные подводные лодки проекта 636.3 «Петропавловск-Камчатский» и «Волхов». В будущем учебном году новые корабли примут активное участие в боевой подготовке в составе сил Тихоокеанского флота. Этот корвет и подлодки способны нести крылатые ракеты комплекса «Калибр-НК» и существенно усилят боевой потенциал флота.

Недавно в состав Тихоокеанского флота вошла третья дизельная подводная лодка проекта 636.3 «Магадан». Её мы ждём в родном пункте базирования в 2022 году, после совершения межфлотского перехода с Балтийского флота, где она сейчас находится. Также в следующем году в состав флота войдёт четвёртая подлодка этого проекта – «Уфа». С учётом темпа строительства все шесть таких подводных лодок мы планируем получить до 2024 года.

Совсем недавно во Владивостоке из транспортного дока был спущен на воду четвёртый по счёту для Тихоокеанского флота корвет проекта 20380 «Резкий», построенный на Амурском судостроительном заводе. После завершения заводских ходовых испытаний на нём будет торжественно поднят Андреевский флаг, и корабльвойдёт в состав флота. На этом же заводе в августе этого года были заложены корвет проекта 20380 «Грозный» и корвет проекта 20385 «Буйный». А в сентябре прошла церемония закладки шестого корвета проекта 20380, который получил название «Бравый», он также предназначен для пополнения корабельного состава Тихоокеанского флота.

Как вы уже знаете, в Комсомольске-на-Амуре строятся четыре малых ракетных корабля проекта 22800 – «Ржев», «Удомля», «Уссурийск» и «Павловск».

Что касается перспектив модернизации кораблей в составе нашего флота, то следующей после модернизированного фрегата «Маршал Шапошников» станет модернизация большого противолодочного корабля «Адмирал Виноградов» проекта 1155, на котором в настоящее время уже ведутся работы в соответствии с графиком. Убеждён, что после возвращения в боевой состав Тихоокеанского флота новый фрегат будет отличаться от модернизированного «Маршала Шапошникова», потому что технологии в сфере оборонно-промышленного комплекса постоянно совершенствуются и на него устанавливаются системы и оборудование уже нового поколения.

– И вопрос в завершение беседы. Какие основные мероприятия стоят перед тихоокеанцами и какие задачи предстоит решать Тихоокеанскому флоту в 2022 году?

– Одной из основных задач в 2022 году является участие Тихоокеанского флота в стратегическом командно-штабном учении «Восток-2022». Подготовка на флоте уже началась. Важной задачей с точки зрения обновления флота станет приём и освоение новых проектов кораблей, подводных лодок, вооружения и военной техники. Все мероприятия боевой подготовки будут направлены на совершенствование морской, полевой, воздушной и специальной выучки личного состава.

В середине учебного года Тихоокеанский флот проведёт оперативное учение в удалённых районах Тихого океана, только в сравнении с этим годом ряд задач будет расширен. Запланирован дальний поход флагмана Тихоокеанского флота гвардейского ракетного крейсера «Варяг» в Республику Сейшельские Острова. Мероприятие организовано по линии международного военного сотрудничества, и, я надеюсь, новая коронавирусная инфекция не помешает нам осуществить наши планы. Также отряд кораблей Тихоокеанского флота примет участие в исследовательской арктической экспедиции.

Не сомневаюсь, что полученный опыт в результате проведённого этой осенью совместного российско-китайского патрулирования будет продолжен и в следующем году.

Продолжится совершенствование инфраструктуры пунктов базирования сил флота и строительство нового служебного жилья для военнослужащих и их семей.

Желаю всем в новом году крепкого здоровья, трудовых успехов и побольше находиться в кругу семьи и близких!

Владивосток

Константин Лобков, «Красная звезда»

Россия. ДФО > Армия, полиция > redstar.ru, 12 ноября 2021 > № 3886064 Сергей Авакянц


Китай. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 9 ноября 2020 > № 3564059 Ван Вэнь

КОМПАНИИ УКРЕПЛЯЮТСЯ, СТРАНЫ СЛАБЕЮТ

ВАН ВЭНЬ

Исполнительный декан Института финансовых исследований «Чунъян» Китайского народного университета (RDCY).

Вспышка COVID-19 разрушает привычную систему управления, международная структура власти становится ещё более фрагментированной, стратифицированной и регионализованной. Эпоха глобализации, в которой господствовала одна страна или группа стран, подошла к концу. В международном порядке более не могут доминировать G2, G7 или G20. Вместо этого на глобальные события на разных уровнях теперь влияет n различных сил, так сказать, “Gn”.

В Gn входят не только традиционные великие, но и региональные державы, международные структуры, неправительственные организации, финансовые учреждения, транснациональные корпорации, лидеры общественного мнения, аналитические центры и СМИ. Всё это образует запутанную международную сеть, размывая глобальные авторитеты, ломая суверенитет и ослабляя традиционную политическую структуру. Глобализация представляет собой более сложную ситуацию, чем в прошлом. Наиболее важным фактором является рост транснациональных компаний.

Возвышение «Компании», вероятно, было оборотной стороной ужаса и негатива последних восьми месяцев.

Эпидемия COVID-19 вызвала на сегодняшний момент более 44 млн заражений и 1 млн смертей. Правительства всех государств находятся под огромным давлением. Во многих странах наблюдается экономический спад, политические трудности и социальный хаос. Однако большинство транснациональных корпораций извлекли из этого пользу.

Рыночная стоимость крупных компаний выросла более чем на 80 процентов за десять месяцев 2020 года. Возьмём для примера 17 сентября: рыночная стоимость Apple составила 1,9 трлн долларов, что на 210 процентов больше, чем в 2019 г., когда она составляла 896 млрд долларов; рыночная стоимость Microsoft составила 1,55 трлн долларов, увеличившись на 165 процентов по сравнению с 905 млрд долларов в 2019 году. Эта тенденция роста сохраняется.

С ВВП, напротив, дело обстоит совершенно иначе. Согласно докладу «Перспективы развития мировой экономики», опубликованному МВФ в конце июня, ожидается, что спад мирового ВВП в 2020 г. составит 4,9 процента. Ранее речь шла только о 3 процентах. Спад ВВП США составит 5,9 процента, по сравнению с докризисным прогнозом сокращение на 8 процентов. Спад ВВП еврозоны составит 7,5 процента, сокращение на 10,2 процента по сравнению с предыдущим прогнозом. За исключением нескольких стран, таких как Китай и Вьетнам, отрицательный рост в 2020 г. покажет ВВП более 170 стран.

Нельзя отрицать, что величайший с 1945 г. кризис человечества привёл к K-образному разделению экономического роста, при котором резко выросли прибыли в финансовой индустрии, у пяти американских технологических гигантов (FAANG), в сфере логистики, потребительских товаров и онлайн-образования. При этом туризм сократился в 2020 г. на 79 процентов, а рынок предметов роскоши (включая косметику и украшения), развлечений и спорта продолжает рушиться.

К сожалению, государство как организация находится в нижней половине К-образного графика. Согласно предыдущему прогнозу ВТО, мировая торговля в 2020 г. будет сокращаться в диапазоне от -13 процентов до -32 процентов. Индекс деловой активности (PMI) долгое время будет ниже 50 процентов – черты между процветанием и падением.

Можно вспомнить как минимум три компании с более чем тысячелетней историей. Это отель «Кэюнкан» в горах Акаиси в Японии, который был основан в 705 г., ресторан St. Peter Stiftskulinarium в австрийском Зальцбурге, основанный в 803 г. и Sean’s Bar в ирландском Атлоне, который, как утверждается, существует с 900 г. нашей эры.

Есть бесчисленное количество компаний, проработавших сотни лет, не говоря уже о семейных предприятиях с более чем двухсотлетней историей. Подумайте, сколько стран имеют историю более пятисот лет? А как насчёт правительств с историей более двухсот лет? Может, пересчитаем их по пальцам?

Наука обращала внимание и на корпоративное банкротство, и на взлёты и падения государств, но они обсуждались в рамках разных дисциплин. В деловой среде больше фиксируются на работе и успехе компаний, в то время как международные политологические круги обсуждают государства. При этом, похоже, не обсуждается, что компании и страны значат для развития человечества как организационные формы человеческой цивилизации.

Компании как явление возникли позже государства, но значимость компаний растёт, это продолжится и в будущем. В настоящее время рыночная стоимость ведущих транснациональных компаний намного превышает экономические масштабы большинства стран. Рыночная стоимость пяти крупнейших компаний мира сравнима с национальными ВВП из первой двадцатки.

Очевидным знаком ослабления государства является то, что компании из топ-100 по рыночной стоимости могли бы войти в топ-65 мирового ВВП. Экономический масштаб стран, не попадающих по ВВП в первые 65, уступает рыночной стоимости ста крупнейших компаний мира. Другими словами, размер национальной экономики примерно 2/3 мировых стран меньше, чем рыночная стоимость транснациональных компаний из первой сотни.

Что ещё хуже, глобализация ведёт к «фрагментации» стран. В 1945 г. в Организации Объединённых Наций было всего 51 государство. В 2009 г. их уже 192. На данный момент, если помимо официальных членов ООН учитывать территории, которые называют себя «государствами», но не получили широкого признания, выйдет более двухсот международных акторов. После окончания холодной войны информационная революция, распространение транснациональной культуры и идеологии, а также развитие транспортной сети значительно сократили физическое расстояние между людьми и странами, но национальное разделение всё ещё продолжается. Советский Союз, Югославия, Чехословакия, Судан и Украина раскололись. Следующая волна может охватить Великобританию, Испанию и даже США. Недаром звучат призывы к независимости штатов.

В мире около 4 тысяч этносов. Только в половине стран население состоит из одной этнической группы более чем на 75 процентов. Есть около девяноста стран с населением менее 5 млн и тридцать стран с населением менее 500 тысяч человек. Большинство сверхмалых стран, таких как Люксембург, Сейшельские острова и Доминика, по сути, представляют собой небольшие компании.

Понятно, что корпорации будут становиться сильнее, а страны – более раздробленными. В результате слияния, реорганизации и инвестиций теперь есть компании с рыночной стоимостью более 2 трлн долларов США. Можно представить, что рыночная стоимость крупнейшей в мире компании в течение двадцати лет превысит ВВП крупнейшей экономики мира. А небольшие страны, вероятно, будут всё больше контролироваться компаниями.

Нам нужно глубоко задуматься над этим вопросом. В условиях пандемии мы обнаруживаем, что скорость приспособления компаний к ситуации явно выше, чем скорость действий государства в условиях кризиса. Компания вообще должна быть более предприимчивой, чем страна. А в условиях жёсткой конкуренции компании вынуждены модернизироваться быстрее, чем государства.

Более двухсот лет назад французский мыслитель Руссо размышлял об «упадке государства». Карл Маркс твёрдо верил, что государство и классы в конце концов вымрут. Двадцать лет назад Александр Вендт и другие учёные-международники обсуждали, не похоже ли государство на человека. Имелось в виду, что страны, возможно, живут, стареют, болеют и умирают, как люди.

Сейчас кажется, что у стран, действительно, есть продолжительность жизни.

На этом фоне COVID-19 заставляет присмотреться к моделям организационного управления. Теоретически большинство компаний управляются и оценивают свою эффективность в соответствии с принципами элитизма. Те, у кого больше акций, избирают руководство компании. Большинство стран, следуя модели западной избирательной демократии, сформированной более двухсот лет назад, руководствуются принципами популизма и внедрили систему управления, основанную на равных правах и процедурной оценке. Кто получил больше голосов, тот может стать лидером страны, но действовать он должен в соответствии с процедурой. Процедура находится на первом месте, а насколько хорош(а) или плох(а) лидер – это уже вторично.

Эффективных компаний много, но всё меньше и меньше эффективных государств. Сравнение компаний со странами, безусловно, тема новая и спорная. Но она выглядит вполне легитимной сейчас, когда вспышка COVID-19 побуждает нас задуматься об управленческих методах и принципах. История начинается, а не заканчивается.

Комментарий был заказан Международным дискуссионным клубом «Валдай» и впервые опубликован на сайте клуба в разделе «Аналитика».

Китай. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 9 ноября 2020 > № 3564059 Ван Вэнь


Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 3 июля 2019 > № 3041683 Владимир Путин

Церемония вручения верительных грамот

Владимир Путин принял верительные грамоты у вновь прибывших послов иностранных государств. Церемония традиционно состоялась в Александровском зале Большого Кремлёвского дворца.

Верительные грамоты главе Российского государства вручили Дэни Калуме Нумби (Демократическая Республика Конго), Мохамед Йонгаво (Республика Сьерра-Леоне), Товар да Силва Нунес (Федеративная Республика Бразилия), Алемайеху Тегену Аргау (Федеративная Демократическая Республика Эфиопия), Владимир Ильич Семашко (Республика Беларусь), Альба Асусена Торрес Мехия (Республика Никарагуа), Мехмет Самсар (Турецкая Республика), Томислав Цар (Республика Хорватия), Аликбек Джекшенкулович Джекшенкулов (Киргизская Республика), Клеменс Хандуукеме Кашуупулва (Республика Намибия), Хамед Хамуни (Исламская Республика Мавритания), Мохаммад Латиф Баханд (Исламская Республика Афганистан), Тасия Афанасиу (Греческая Республика), Ли Сок Пэ (Республика Корея), Андреас Зинонос (Республика Кипр), Лиллиам Родригес Хименес (Республика Коста-Рика), Луи Сильвестр Радегонд (Республика Сейшельские Острова), Чандапива Нтета (Республика Ботсвана).

* * *

В.Путин: Уважаемые дамы и господа! Коллеги!

Сердечно приветствую вас в Кремле на торжественной церемонии вручения верительных грамот. У вас важная и ответственная миссия – содействовать развитию отношений между представляемыми вами государствами и Россией. Надеюсь, что вопросы продвижения политического диалога, экономических, гуманитарных и других связей будут постоянно находиться в поле вашего зрения.

Мы искренне заинтересованы в том, чтобы эта работа была успешной, и, естественно, окажем всестороннюю поддержку всем вашим полезным начинаниям.

Отмечу – Россия открыта для взаимовыгодного сотрудничества со всеми без исключения государствами на принципах равноправия и учёта интересов друг друга, невмешательства во внутренние дела и неукоснительного соблюдения норм международного права.

Как постоянный член Совета Безопасности Организации Объединённых Наций наша страна вносит свой вклад в урегулирование острых региональных кризисов, в решение других насущных международных проблем.

Мы выступаем за обеспечение равной и неделимой безопасности, формирование справедливой системы международных экономических отношений, свободных от недобросовестной конкуренции, односторонних и политически мотивированных санкций и ограничений.

Именно такими подходами мы руководствуемся при работе в Организации Объединённых Наций, её отраслевых и региональных структурах, других многосторонних форматах, в том числе в «Группе двадцати», саммит которой совсем недавно, как вы знаете, прошёл в Осаке.

В предстоящий период у нас в стране пройдёт целая серия крупных международных мероприятий. В июне к России перешло председательство в Шанхайской организации сотрудничества. С начала следующего года мы будем председательствовать в БРИКС.

В июле 2020 года примем саммиты этих объединений. Готовимся к ним, нацелены на совместное партнёрство и продвижение общих приоритетов в сфере политики, безопасности, экономики и финансов, культурно–гуманитарных связей.

В сентябре текущего года во Владивостоке состоится очередной Восточный экономический форум. В качестве почётных гостей ожидаем Премьер–министра Индии господина Нарендру Моди и Премьер–министра Японии господина Синдзо Абэ.

Планируем рассмотреть перспективу сотрудничества и реализации крупных совместных инвестпроектов на пространстве Азиатско–Тихоокеанского региона, обменяться мнениями о путях сопряжения различных интеграционных процессов с целью создания большого евразийского партнёрства.

Кроме того, в начале октября в Москве пройдёт Российская энергетическая неделя, в рамках которой предполагается обсуждение вопросов обеспечения глобальной энергетической безопасности, всестороннего доступа к энергии, снижения волатильности цен на мировых энергетических рынках.

Ведём активную работу по подготовке к впервые организуемому у нас саммиту Россия–Африка. Он пройдёт в конце октября в Сочи, ему будет предшествовать Российско–африканский экономический форум. Сопредседателем сочинского саммита вместе с нами станет Президент Египта, действующий глава Африканского союза господин Сиси.

Мы направили приглашение всем главам африканских государств, а также руководителям крупнейших субрегиональных объединений и организаций. Рассчитываем, что в итоге нам удастся вывести диалог между Россией и Африкой на качественно новый уровень, способствовать обеспечению мира, безопасности в регионе, устойчивому развитию на Африканском континенте.

Конечно, мы серьёзно готовимся к тому, чтобы достойно отметить в мае следующего года 75–летие победы над фашизмом во Второй мировой войне. Будет организована масштабная программа торжеств, в которых, надеемся, примут участие высокие представители многих государств.

Понимаем, сколь важно сохранить историческую правду об этом величайшем событии XX века. Помним о том, какой высокой ценой достигнута победа, считаем необходимым помнить об этом, не забывать уроки той страшной войны.

Уважаемые дамы и господа!

Здесь присутствуют главы 18 дипломатических миссий. По традиции хотел бы сказать несколько слов об отношениях России с каждым из представляемых вами государств.

Заинтересованы в дальнейшем развитии сотрудничества с Демократической Республикой Конго в политике, торговле, международных делах. Продолжим оказывать конголезским партнёрам содействие в целях улучшения социально–экономической обстановки в стране.

Отношения со Сьерра–Леоне основываются на традициях дружбы и взаимопонимания. Видим перспективы для совместной работы в таких отраслях, как горнорудная промышленность, сельское хозяйство, рыболовство.

Бразилия – один из наших ключевых партнёров на международной арене. Последовательно выстраиваем двусторонние отношения, развиваем кооперацию в энергетике, в области инноваций и высоких технологий.

Сейчас Бразилия председательствует в БРИКС, успешно провела недавнюю встречу лидеров объединения в Осаке. Примем участие в очередном, XI саммите БРИКС в ноябре в Бразилии, после чего эстафета председательства в объединении перейдёт к России.

Удовлетворены уровнем сотрудничества с Эфиопией. В прошлом году отмечалось 120–летие установления дипломатических отношений между нашими странами. Двусторонний диалог охватывает многие вопросы политики, экономики, науки и образования. Будем и дальше укреплять взаимодействие в международных и региональных делах.

Белоруссия – ближайший союзник России. Пользуясь случаем, хотел бы ещё раз поздравить белорусский народ и руководство республики с государственным праздником – Днём независимости. В этот день, 3 июля, 75 лет назад от немецко–фашистских захватчиков был освобождён Минск.

В этом году проводятся многочисленные мероприятия, посвящённые 20–летию Союзного государства. Мы настроены на дальнейшее развитие тесных интеграционных связей с белорусскими партнёрами. Эта тематика будет обсуждаться в ходе переговоров с Президентом Белоруссии Александром Григорьевичем Лукашенко, которые запланированы в привязке к VI заседанию форума регионов двух стран 18 июля в Санкт–Петербурге.

В декабре отметим 75–летие установления дипломатических отношений с Никарагуа. Наши страны связывают крепкие узы дружбы, реализуются совместные проекты в здравоохранении, сфере подготовки кадров, борьбе с последствиями стихийных бедствий. Поддерживаем курс руководства этой страны в региональных и международных делах.

С нашим соседом Турцией партнёрство вышло на стратегический уровень. Находимся в постоянном контакте с Президентом Реджепом Тайипом Эрдоганом. В апреле в Москве результативно прошло заседание российско–турецкого Совета сотрудничества высшего уровня.

Успешно воплощаются в жизнь такие важнейшие и крупные проекты, как строительство атомной электростанции «Аккую» и газопровод «Турецкий поток». У нас много других интересных проектов и совместных начинаний.

Значимым фактором международной стабильности являются скоординированные усилия России и Турции по нормализации обстановки и запуску мирного процесса в Сирии.

Имеются хорошие возможности для дальнейшего развития торгово–инвестиционных и культурно–гуманитарных связей с Хорватией. За последнее время проведена целая серия полезных встреч на высшем и высоком уровне, расширяются межведомственные, межпарламентские и межрегиональные обмены.

Отношения с Киргизией носят характер стратегического партнёрства и союзничества. Наши страны участвуют в процессах евразийской интеграции, в том числе тесно взаимодействуют в рамках Евразийского экономического союза, занимаются вопросами обеспечения международной и региональной безопасности по линии ОДКБ. Состоявшийся в марте государственный визит в Киргизию придал новый импульс сотрудничеству по торгово–экономическому, военно–техническому, гуманитарному и другим направлениям.

Сотрудничество с Намибией успешно развивается в таких отраслях, как освоение минеральных ресурсов, добыча урана, а также в энергетике, рыболовстве, сельском хозяйстве, туризме, военно–технической и гуманитарной сферах. Намибия проводит сбалансированную линию в международных делах, играет активную роль в миротворческих усилиях Африканского сообщества.

С Мавританией осуществляется взаимодействие в сфере морского рыболовства и добычи углеводородов. Мавританские партнёры вносят весомый вклад в борьбе с терроризмом в сахаро–сахельской зоне.

В нынешнем году отмечаем столетие установления дипломатических отношений с Афганистаном. Оказываем содействие в становлении мирного, независимого афганского государства, свободного от терроризма и наркопреступности. Выступаем за прекращение вооружённого конфликта в Афганистане и запуск инклюзивного диалога с участием широких кругов общественных и политических сил. Намерены и впредь содействовать этому процессу вместе с партнёрами по «московскому формату» и контактной группе ШОС–Афганистан.

С Грецией нас связывают глубокие духовные и исторические узы. Сейчас в наших странах проходит год языка и литературы, и мы готовы к дальнейшему сотрудничеству буквально по всем направлениям.

Динамично развиваются отношения с Республикой Корея. В следующем году будет отмечаться 30–летие установления дипломатических связей. Россия и Корея реализуют крупные совместные торговые и инвестиционные проекты.

Мы взаимодействуем по ситуации на Корейском полуострове, выступаем за её скорейшее урегулирование политико–дипломатическими средствами. Об этом говорили совсем недавно с Президентом Мун Чжэ Ином на саммите «двадцатки» в Японии.

С Республикой Кипр поддерживаются тесные политические, гуманитарные и духовные связи. Кипр является излюбленным местом отдыха для российских граждан. В прошлом году кипрские курорты посетили более 800 тысяч россиян. Россия неизменно выступает за всеобъемлющее, справедливое и жизнеспособное урегулирование кипрской проблемы на основе соответствующих резолюций Совета Безопасности Организации Объединённых Наций.

Заинтересованы во взаимодействии с Коста–Рикой в торгово–экономической и культурно–гуманитарной областях. В мае дипломатическим отношениям между нашими странами исполнилось 75 лет. Недавно вступило в силу соглашение об условиях отказа от визовых формальностей.

Поддерживаем дружественные отношения с Республикой Сейшельские Острова. Настроены на дальнейшую совместную работу по расширению сотрудничества, в том числе в туристическом секторе.

Отношения с Ботсваной охватывают торгово–экономическую и гуманитарную сферы. Действует также межправсоглашение по военно–техническому сотрудничеству. В прошлом году подписано межправсоглашение о сотрудничестве в области обороны.

Уважаемые дамы и господа!

В заключение хотел бы ещё раз искренне пожелать успехов в вашей важной миссии. Надеюсь, что пребывание в России позволит лучше узнать нашу страну, глубже понять её народ, познакомиться с историей и культурой. Уверен, это оставит у вас самые добрые впечатления.

Благодарю вас за внимание.

Успехов!

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 3 июля 2019 > № 3041683 Владимир Путин


Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 21 ноября 2018 > № 2826787 Бахтияр Тузмухамедов

Террор одиночек

Индивидуальный терроризм: поиск дефиниций и подходов к противодействию

Бахтияр Тузмухамедов – профессор международного права

Резюме Террористы-одиночки во многом порождены современной коммуникационной средой, повышающей скорость обмена информацией, ее плотность и насыщенность. Получить или распространить что угодно, будь то декларация или инструкция по изготовлению бомбы, можно мгновенно и без препятствий.

Террористические акты с целью убийства государственного или общественного деятеля, будь то российский император Александр II в 1881 г., индийский философ Махатма Ганди в 1948 г. и его однофамилица Индира, премьер-министр Индии – тридцатью шестью годами позже, хотя и были совершены одним, а в случае с Индирой Ганди – двумя исполнителями, задумывались и планировались организациями – политическими, религиозными или этническими. При этом между организацией и исполнителем прослеживалась явная и устойчивая связь.

Иное дело – насильственные действия одиночки с не вполне различимыми идейными мотивами. Они к тому же могут объясняться особенностями его психики, а явная связь с какой-либо известной организацией отсутствует. Однако в их поступках, пусть в некоторых случаях и не сразу, прослеживается идейная подоплека, очевидный умысел, заблаговременное планирование, намерение совершить акт, который в случае успеха будет иметь значительный общественно-политический резонанс. К таким «одиноким волкам» можно отнести Виктора Ильина, попытавшегося в 1969 г. убить Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева, или Андерса Брейвика, учинившего в 2011 г. бойню в правительственном квартале Осло и молодежном лагере на острове Утойя, или Мевлюта Алтынташа, в 2016 г. жестоко расправившегося с послом России в Турции Андреем Карловым.

При схожести этих преступлений – в том, что касается человеческих жертв, морального и материального ущерба, – насильственные действия, совершаемые без политической или идеологической подоплеки, порою спонтанно, не всегда с пониманием последствий, не имеют существенных признаков, позволяющих отнести их к террористическим актам.

Терроризм: проблема дефиниции

В отсутствие международного общепризнанного и юридически обязательного определения терроризма опираться приходится на его элементы и объекты, указанные в так называемых «секторальных» договорах (Международная конвенция о борьбе с финансированием терроризма 1999 г., Международная конвенция о борьбе с актами ядерного терроризма 2005 г., соглашения о борьбе с терактами на транспорте, региональные договоренности и др.), а также в документах ООН. К последним прежде всего относится резолюция Совета Безопасности № 1566 (2004), признающая терроризмом «преступные акты, в том числе против гражданских лиц, совершаемые с намерением причинить смерть или серьезный ущерб здоровью или захватить заложников с целью вызвать состояние ужаса у широкой общественности, или группы людей, или отдельных лиц, запугать население или заставить правительство или международную организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения и представляющие собой преступления по смыслу международных конвенций и протоколов, касающихся терроризма, и в соответствии с содержащимися в них определениями». Принятая единогласно на основании главы VII Устава ООН, резолюция является авторитетным источником, впрочем, не наделенным юридически обязывающей силой, которой обладал бы международный договор. Нелишне напомнить, что этот документ был одобрен в немалой степени под воздействием сочувствия к жертвам теракта в Беслане.

Более структурированное определение терроризма предложено в статье 2 проекта (в его нынешнем виде) Всеобъемлющей конвенции о международном терроризме, в соответствии с которой таковым признается причинение с использованием любых средств, незаконно и умышленно:

a) смерти или тяжкого телесного повреждения любому лицу; или

b) серьезного ущерба государственному или частному имуществу, включая места общественного пользования, государственные или правительственные объекты, системы общественного транспорта, объекты инфраструктуры или окружающей среды; или

c) ущерба имуществу, местам, объектам или системам, упомянутым в пункте b, который влечет или может повлечь крупные экономические убытки, с обобщающей оговоркой: «когда цель такого деяния в силу его характера или контекста заключается в том, чтобы запугать население или заставить правительство или международную организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения». Преступлением терроризма также предлагается считать угрозу или попытку его совершения, организацию, соучастие и умышленное содействие его совершению.

Однако перспективы скорого принятия этого проекта не ясны, хотя в качестве вспомогательного аналитического источника в сочетании с определением, данным в резолюции № 1566 (2004), он может быть полезен.

Террористический акт, совершаемый в одиночку: проблема дефиниции

Что касается лица, совершающего акт терроризма в одиночку, в терминологии, употребляемой Контртеррористическим комитетом Совета Безопасности ООН, оно определяется как «индивид, совершающий преступный акт насилия в политических целях, действуя независимо, без явной связи с руководством террористической организации и/или вне организационной иерархии».

В международном междисциплинарном исследовании, подготовленном под эгидой британского Королевского объединенного института оборонных исследований (RUSI) под терактом, совершаемым в одиночку, понимается «угроза или применение насилия отдельным злоумышленником (или небольшой ячейкой), чьи действия движимы не чисто личными, материальными причинами, а преследуют цель оказания влияния на значительную группу лиц, также предпринимаемые без непосредственной посторонней поддержки в планировании, подготовке и осуществлении нападения, наконец, чье решение приступить к действиям не обусловлено указаниями со стороны какой-либо группы или других индивидов (притом что может быть ими инспирировано)». В литературе по данной теме можно найти и иные определения, например такое: «Индивид, совершающий предумышленный насильственный акт, скрытно следующий утвердившейся идеологии, исповедуемой организацией. Одинокий волк может иметь неустойчивые связи с формально признанной террористической организацией, или группой ненависти, но может действовать и вне связи с кем-либо».

Следует добавить, что нередко даже в отсутствие какой-либо связи между известной организацией и одиночкой либо первая присваивает себе ответственность за нападение, либо сам исполнитель оставляет письменные или иные свидетельства приверженности идеям, целям и методам такой организации.

Приведенные определения позволяют выявить следующие критерии теракта, совершенного в одиночку или в составе ячейки:

в актах насилия или угрозы насилием присутствует умысел, они должны быть спланированы, подготовлены или уже осуществлены в соответствии с этим умыслом;

злоумышленник должен быть один, хотя под определение одиночки может подпадать ячейка в составе двух или трех человек;

преступник действует без прямой поддержки в планировании, подготовке и осуществлении нападения, что не исключает хотя бы неустойчивой связи с существующей организацией;

решение о теракте принимается злоумышленником самостоятельно, без указаний внешних групп или третьих лиц;

мотивы террориста должны быть иными, чем преследование только личного или материального интереса, в них может присутствовать идеологическая подоплека, родственная идеологии устойчивой структуры – признанной террористической организации или группы ненависти;

намереваясь атаковать определенный объект, будь то отдельное лицо, группа лиц, здание или транспортное средство, одинокий волк не стремится к ограничению сопутствующего ущерба или не способен этого сделать.

По этим признакам, актом терроризма, совершаемым в одиночку, не будет считаться, к примеру, эпизод из романа Артура Хейли «Аэропорт», основанный на реальных событиях – попытка пассажира вызвать катастрофу авиалайнера для получения страховки членами семьи. Вряд ли этим признакам соответствует и насильственное удержание или даже расстрел школьников их одноклассником, задумавшим отомстить за причиненные обиды. Например, про Дмитриоса Пагурциса, расстрелявшего в мае 2018 г. 10 человек в средней школе в городе Санта Фе, штат Техас, известно, что он хотел наказать «плохих ребят», хотя в соцсетях он демонстрировал некоторые признаки радикализации – нацистскую и иную экстремистскую символику.

Впрочем, ситуация может быть неоднозначной, если стрельбе предшествует выдвижение требований к органам образования о внесении изменений в учебную программу. Например, о введении или исключении определенных предметов, осуществлении неких ритуалов, скажем, ежедневной коллективной молитвы, исполнения гимна страны, подъема и спуска государственного флага, или, напротив, отказе от их совершения. Возможно, столь же неоднозначной для целей квалификации была бы угроза минирования или даже реальный подрыв госпиталя пациентом, убежденным в том, что его неизлечимый недуг стал следствием упущений медперсонала, формально придерживающегося установок государственной политики в здравоохранении.

Наконец, к квалификации преступного деяния как теракта может приближаться вооруженное нападение психически нездорового человека, болезненно восприимчивого к определенным идеям, например, в сфере расовых или межполовых отношений, на собрании сторонников иных идей.

Возможные категории лиц, совершающих теракты в одиночку

Следует различать людей, готовящих и совершающих неизбирательные и чрезмерные насильственные действия без связи и взаимодействия с другими лицами, и исполнителями актов, спланированных и подготовленных группой лиц. К первым можно отнести Стивена Пэддока, не связанного с преступными сообществами, который в 2017 г. в Лас-Вегасе расстрелял десятки человек, собравшихся на концерт под открытым небом. Вторую группу индивидов, совершающих акты насилия в одиночку, можно условно подразделить на следующие категории по степени возрастания сложности их выявления и пресечения их преступного замысла:

лица, прошедшие подготовку в организации, мотивированные, оснащенные и направленные ею для совершения спланированного нападения;

лица, завербованные на месте совершения акта, находящиеся в виртуальной связи с представителем организации (курирующим оператором), который помогает выбрать цель и время нападения, возможно также оценивающим причиненный ущерб;

лица, находящиеся на связи с организацией через социальные сети, воспринимающие ее идеологические установки, но не получающие помощи или каких-либо специальных указаний о совершении акта;

лица, не состоящие ни в виртуальной, ни в физической связи с организацией.

По мере индивидуализации будущего исполнителя (размывания заметной связи с организацией – физической или виртуальной, перехода от ячейки к одиночному исполнителю) проявляются следующие черты одиночек:

в отсутствии прямой связи с организацией или ее представителем одиночка не связан политическими и идеологическими установками, определяющими стратегию и тактику нанесения ударов и ограничивающими выбор цели, времени нападения, его средств и методов;

в отсутствие связи с общей стратегией и идеологией организации одиночка может не считаться с воздействием теракта на репутацию организации (гипотетический пример: приписываемое «временному крылу» Ирландской Республиканской Армии (ИРА) убийство католического священника, выступающего за независимость Ольстера, нанесло бы ущерб организации);

он умышленно не ограничивает пределы насилия, разрушительность и неизбирательность выбранных средств или не способен этого сделать в силу отсутствия подготовки, навыков и знаний;

отсутствие устойчивой физической или виртуальной связи с организацией затрудняет выявление исполнителя, его соучастников или свидетелей, чьи показания могли бы содействовать предотвращению готовящегося акта;

возможные в некоторых случаях психические отклонения у одиночек являются предпосылками их спонтанных и непредсказуемых действий.

Признаки лиц, совершающих террористические акты в одиночку

Собственные размышления и научно-практические исследования подсказывают, что одиночки, уже совершившие теракт либо выявленные заблаговременно, далеко не всегда полностью оторваны от общества. Даже самые скрытные из них поддерживают контакты с соседями, родственниками, социальными службами, церковью, могут оставлять следы в киберпространстве, пусть слабо выраженные и односторонние (выход в сеть для сбора информации, но не установления связей). Из выделяемых в литературе широких групп – праворадикальных, включая христианских экстремистов; радикальных исламистов; лиц, придерживающихся доморощенных идиосинкратических воззрений, – к большей скрытности и изоляции склонны праворадикальные экстремисты.

Среди одиночек преобладают мужчины зрелого возраста (30–40 лет), хотя с развитием социальных сетей отмечается тенденция к омоложению. Возможными признаками являются сложности взросления и нарушение связей в родительской семье. Женщины не чужды терроризма, однако значительно чаще, чем мужчины, действуют не в одиночку, а во взаимодействии с организацией.

Одиночки не являются социальными изгоями, в большинстве своем они обладают устойчивыми навыками функциональной грамотности. Впрочем, многие из них не достигают экономического благополучия, не заняты работой, требующей высокопрофессиональной подготовки, среди них много безработных. К таковым можно отнести не отличавшегося примерным поведением тунисца Мохамеда Лауэж-Булеля, в 2016 г. врезавшегося на тяжелом грузовике в толпу праздновавших День Бастилии на променаде в Ницце. Кроме того, значительное число таких индивидов имеют опыт тюремного заключения, причем именно в период лишения свободы нередко происходит их радикализация.

Статистические данные позволяют судить о большей склонности к совершению терактов в одиночку лиц с отклонениями в психике. К «группе риска» могут быть отнесены лица, имеющие опыт службы в вооруженных силах и иных структурах, в которых предусмотрено обращение с оружием и взрывчатыми веществами, как, впрочем, и в гражданских производствах, где применяется взрывчатка, и учебных заведениях, готовящих специалистов для них. Можно предположить, что военный опыт позволит потенциальному террористу не только более профессионально, но и скрытно подготовить акт, при этом как бывший военный, так и гражданский взрывотехник способны регулировать поражающую силу избранного средства его совершения, сделав его либо неизбирательным, либо целенаправленным.

В некоторых источниках приводятся и другие признаки, в том числе:

интерес к поездкам в зоны вооруженных конфликтов или в регионы, где можно приобрести навыки, пригодные для террористической деятельности;

длительность времени, проведенного в зонах вооруженных конфликтов;

направленная активность в социальных сетях.

Заключительное замечание: сложности предупреждения

Очевидно, что разработка методов предупреждения терактов, совершаемых в одиночку, требует взаимодополняющих усилий специалистов, наделенных разными знаниями, навыками и опытом их применения. Эти усилия должны охватывать весь диапазон мероприятий – профилактику, раннее выявление потенциальных террористов, предотвращение нападения до его начала, нейтрализацию формирующейся угрозы и ее источника, наконец, уменьшение и ликвидацию последствий акта, который не удалось предотвратить. Соответственно, в этот процесс, помимо аналитиков и оперативного состава сил специального назначения разной ведомственной принадлежности, должны быть вовлечены педагоги, психологи, психолингвисты и психотерапевты, специалисты в области биомеханики, которые вместе с разработчиками компьютерных программ могли бы создать алгоритмы биометрического, физиогномического и лингвистического распознавания. Такие алгоритмы, применяемые в компьютерных сетях, могли бы дополнить технические средства контроля (анализаторы на пунктах сортировки почтовых отправлений, на транспорте, камеры наблюдения и т.д.).

Понятно, что неизбежно возникнет вопрос о путях преодоления технических и финансовых трудностей при разработке и внедрении таких технологий. Следует осознавать возможные трудности взаимодействия между национальными контртеррористическими системами в силу неготовности делиться собственными методами противодействия одиночкам, усугубляемой отсутствием доверия и политической воли.

Обществу придется сталкиваться с неудобствами, с которыми, впрочем, оно и так сталкивается, становясь попутным объектом действий правоохранительных органов – от затрудняющих проезд и проход контртеррористических надолбов и иных пассивных методов противодействия, которые создают дискомфорт гражданам и не добавляют привлекательности городской среде, до более или менее деликатного вторжения в частную жизнь. В последнем случае органам правосудия, как национальным, так и международным, придется выверять деликатный баланс между критически важной общественной целью обеспечения спокойствия и безопасности и правами отдельной личности.

Формальная правовая система к противодействию индивидуальному терроризму готова: многие государства, большие и малые, от США и России до Сейшельских островов, пострадавшие от терактов и избежавшие их, имеют соответствующие статьи в уголовном законодательстве или приняли специальные контртеррористические акты. Наработана и судебная практика, как национальная, так и отчасти международная. И все же правовых ответов «одиноким волкам» явно недостаточно: лицо, мотивированное на убийство в качестве политической демонстрации, отличается от бытового, случайного убийцы или даже профессионального киллера тем, что сознательно идет на смерть, которая становится частью этой демонстрации, не допускает возможности сохранения жизни, не планирует пути отхода.

Да и с практическим применением права не все ясно. К примеру, еще в 2006 г. Федеральный Конституционный суд Германии признал не соответствующей Конституции норму Закона об авиационной безопасности, разрешавшую министру обороны отдать приказ на уничтожение захваченного террористами гражданского авиалайнера, если он будут представлять угрозу жизни людей на земле. Несмотря на доводы о том, что в случае захвата самолета с целью использования его в качестве управляемого снаряда – как это случилось в США 11 сентября 2001 г. – пассажиры все равно погибнут, Суд поставил право на жизнь пассажиров выше соображений национальной безопасности. На это тогдашний министр обороны заявил, что не подчинится решению высшего судебного органа, отдаст приказ на уничтожение, а потом подаст в отставку.

Террористы, действующие в одиночку, во многом являются порождением и бенефициарами современной коммуникационной среды, повышающей скорость обмена информацией, ее плотность и насыщенность. Нет нужды в тайных собраниях единомышленников, среди которых может оказаться лицо, находящееся под контролем правоохранительных органов. Получить или распространить информацию, будь то политическая декларация или инструкция по изготовлению взрывного устройства, можно в реальном времени и без пространственных ограничений.

Тем не менее одиночки не существуют в полной изоляции. Они могут сохранять семейные связи, появляться в религиозных сообществах, хотя бы ради того, чтобы высказать свое неудовлетворение, тем самым обнаружив индикаторы радикализации. Соответственно, к упреждающим мероприятиям следует привлекать специалистов в области семейных отношений, религиоведов и священнослужителей. Кто-то ведь заметил, что Халил Халилов, в начале 2018 г. застреливший несколько человек возле православного храма в Кизляре, в какой-то момент начал бриться не так, как это делают приверженцы традиционного ислама.

Лишь общие усилия профессионалов и озабоченной части общества могут дать синергический эффект в противодействии индивидуальному терроризму, который в конце концов является лишь одной из разновидностей уголовных преступлений.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 21 ноября 2018 > № 2826787 Бахтияр Тузмухамедов


Россия. Евросоюз. США > Внешэкономсвязи, политика > newizv.ru, 12 ноября 2018 > № 2788607 Лилия Шевцова

Запад отторгает от себя "прокажённых" русских

Лилия Шевцова, Политолог

Только в трёх странах на планете положительные чувства к России перевешивают отрицательные.

Не любят нас. Ой, как не любят! Запад окружает Россию заградительным рвом, чтобы локализовать как государство—угрозу. Нет признаков, что Не-Запад питает к нам симпатии. Только в трёх странах (!) положительные чувства к России превалируют над негативным отношением — во Вьетнаме, Греции и Филиппинах. Впрочем, греки уже не в лагере симпатизантов.

Западное общество решило исторгнуть из себя «русский фактор», как разлагающий его систему. Выскребают нашу лигу миллиардеров. Тех, кто стал символом коррупционной глобализации. Наступает очередь более мелкой живности. Вон британцы проверяют обоснованность «золотых виз» для 700 россиян и составляют список объектов применения закона «о доходах неустановленного происхождения».

А ведь какая была чудесная жизнь для обеих сторон — и российских рантье, и их западных лоббистов. Президент Путин, однако, сделал ошибку в оценке западной бесхребетности, посчитав, что мягкотелость его западных коллег (Берлускони, Саркози, Шредера, Обамы) говорит о готовности Запада дать ему право диктовать миру. Соответственно российская элита посчитала, что Запад позволит ей вести себя там, как в России. Оказалось, что нет. Вот ведь ирония: сам Кремль запустил механизм западной самозащиты. Дошло до того, что всеядная Австрия начала высказывать к России претензии. Теперь Кремлю, а заодно и россиянам приходится расхлёбывать.

В этом контексте возникает вопрос: что будет делать наша элита, изгнанная Западом либо попавшая там под подозрение? Некоторые из россиян, имеющие сомнительный источник доходов, попытаются найти себе какие—либо Сейшелы. Другие будут стремиться оплатить свое пребывание в Калифорнии либо в Ницце сменой лояльности. Как это, видимо, пытался сделать медиамагнат Михаил Лесин. Но в этом случае искателям новой «крыши» придется быть готовыми к неприятным последствиям. Об этом говорит судьба самого Лесина, внезапно скончавшегося в вашингтонской гостинице. Драма со Скрипалями — тоже сюжет на тему лояльности.

Но нет сомнений, что управленцы изъятой у народа собственностью будут возвращаться на Родину вместе со своими активами (как Дерипаска и Рыболовлев). Они уже знают, что их ждет на Западе – они должны стать инструментом самоочищения либеральных демократий. Уже никогда западные лидеры не будут встречаться с российской элитой на яхтах. Уже никогда глава ВТБ Костин не будет привозить в Давос балерин с ушанками и никто там не будет ждать «Russian Night». Эпоха интеграции России и россиян «в Запад» завершилась.

Многих у нас волнует вопрос: что сделают в России возвращенцы? Повернут ли против Путина? Ведь именно «семибанкирщина» поставила своего царя в Кремле. Станут ли олигархи революционерами или путчистами на худой конец? Какая чушь! Эти ребята могут жрать друг друга. Но в отношении повелителя стаи они превращаются в пресноводных. Их долгая жизнь в качестве кремлевских подручных сделала из них безопасный для власти биологический подвид. Ждать, что Абрамович либо Усманов вдруг присоединится к новой «Болотной» — признак буйного воображения. Да, и нужны ли они «Болотной»? Разве что для дискредитации. Следовательно, богатые рантье будут ползти домой и искать защиту у Кремля. Чем больше они будут чувствовать себя неуверенно, тем сильнее будет их надежда на репрессивный режим, как способ защиты. Вытолкнутая из Запада российская элита станет оплотом тоталитаризма, не демократии! А как же с надеждами на раскол правящего класса и появление тех, кто поддержит про-западный курс и реформы? Смельчаки эти, возможно, и выскочат из деморализованной и прогнившей накипи – но под давлением не извне, а под напором снизу. Между тем, любой российский лидер – и Путин, и пост-Путин — вынужден будет думать, как успокоить требующий справедливости народ. И как же решить эту задачу? Правильно! Отдать на съедение старых порученцев и нанять новых. Вот самая эффективная легитимация власти! Особенно в обществе, жаждущем возмездия за свою беспросветную жизнь. Российские олигархи-назначенцы и бюрократы-олигархи федерального и местного пошиба — самый антинациональный, но и самый беззащитный элемент политического класса. Прокаженные на Западе. Прокаженные в России, которая формируется сегодня. Они еще под защитой власти. Но в любой момент они будут брошены толпе в российском Колизее. Впрочем, если речь идет об окружающей мире, все мы прокаженные. Оказавшись в Лондоне, Вашингтоне либо Вене, каждый из нас может стать объектом подозрения: а не шпион ли он (она); что он (она) здесь потерял (потеряла)? Нам предстоит узнать, что такое жить в Державе, которая внушает миру стремление окопать ее рвом.

P.S.

А как же саммиты президента Путина с остальными лидерами? Вот только что наш лидер посетил мировую тусовку в Париже. Пустое. Символизм. Способ создать у Кремля ощущение включенности, чтобы умерить его желание бить окна в чужих домах. Неглупая тактика.

P.P.S.

А чтобы узнать, какой стереотип отношения к русским формируется в западном обществе, стоит посмотреть сериалы — «Американцы» и «Оккупированные». Там ничего не осталось от симпатий к русским, которые присутствовали в Бондиане. Помните «Из России с любовью»? Теперь такой сюжет просто невозможен.

Россия. Евросоюз. США > Внешэкономсвязи, политика > newizv.ru, 12 ноября 2018 > № 2788607 Лилия Шевцова


ЮАР. Россия. БРИКС > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 27 июля 2018 > № 2686013 Владимир Путин

Встреча лидеров БРИКС с главами делегаций приглашённых государств.

Владимир Путин принял участие во встрече участников саммита БРИКС с приглашёнными представителями ряда государств Африки и действующими председателями отдельных международных объединений.

Среди приглашённых – лидеры африканских стран: Анголы, Ботсваны, Габона, Замбии, Зимбабве, Лесото, Маврикия, Мадагаскара, Малави, Мозамбика, Намибии, Руанды, Сейшельских островов, Сенегала, Танзании, Того, Уганды и Эфиопии.

Во встрече приняли также участие главы Аргентины (действующий председатель «большой двадцатки»), Турции (действующий председатель Организации исламского сотрудничества) и Ямайки (действующий председатель Карибского сообщества).

Перед началом встречи состоялась церемония официального фотографирования.

* * *

Выступление на встрече лидеров БРИКС с главами делегаций приглашённых государств.

В.Путин: Уважаемые коллеги!

Хотел бы поприветствовать гостей нашего саммита – африканских лидеров и глав стран, председательствующих в « Краткая справка Группа двадцати (Group of Twenty – G20) Группе двадцати», Организации исламского сотрудничества и Карибского сообщества.

Признателен господину Президенту Южно-Африканской Республики за организацию такого представительного форума. Пять лет назад в Дурбане состоялась первая встреча лидеров БРИКС и африканских государств. С тех пор наша «пятёрка» и страны Африки значительно укрепили и расширили своё взаимодействие в экономике, политике, гуманитарной сфере.

Африка сегодня является одним из наиболее динамично развивающихся регионов. По оценкам ООН, к 2050 году число жителей континента составит 2,5 миллиарда человек. Повышается уровень урбанизации: по прогнозам, доля населения, живущего в городах, увеличится до 60 процентов к 2050 году.

Расширяется внутренний африканский рынок и потребительский спрос. Перед БРИКС и государствами Африки стоят во многом схожие задачи развития. В 2015 году на саммите БРИКС в России принята масштабная стратегия экономического партнёрства БРИКС.

Следует подумать о подключении наших африканских партнёров и друзей к работе по каждому из этих выбранных нами тогда направлений: экономика, финансы, продовольственная безопасность.

Россия всегда уделяла приоритетное внимание развитию отношений с государствами Африки. Эти отношения основываются на многолетних традициях дружбы и взаимопомощи. В последнее время провели целый ряд контактов на высшем уровне, в том числе со многими из присутствующих в этом зале лидерами.

По итогам прошлого года товарооборот России с государствами Африки вырос более чем на 25 процентов. Объём поставок продовольственных товаров увеличился на 38 процентов, металлов – на 30, машин и оборудования – на 24.

Российский бизнес проявляет интерес к работе с африканскими партнёрами по самым разным направлениям, в том числе промышленности, сельском хозяйстве, здравоохранении, развитии массовых коммуникаций, геологии и недропользовании.

Приведу лишь несколько примеров взаимодействия российских компаний со странами, представленными на данном форуме.

Только вчера мы с президентом Анголы говорили о совместной работе ангольских компаний и российской компании «Алроса», занимающихся освоением алмазного месторождения Катока, которое обеспечивает шесть процентов мировой алмазодобычи.

В Бурунди запущено совместное предприятие по производству светотехнической продукции, в том числе для экспорта в другие страны Восточной Африки.

В Сенегале реализуются проекты в сфере агропромышленного комплекса, строятся заводы по птице- и рыбопереработке.

Особо отмечу, что Россия планирует наращивать свою помощь развитию национальной энергетики государств Африки. С целым рядом стран – например с Анголой, Мозамбиком, Габоном – ведётся реализация перспективных нефтегазовых проектов.

В сфере атомной энергетики, где Россия является технологическим лидером, мы предлагаем африканским партнёрам создание под ключ целой индустрии. Соглашения о сотрудничестве по мирному атому подписаны с целым рядом стран региона, а с некоторыми работа уже перешла в практическое русло.

Все эти проекты будут иметь для Африки стратегическое значение, ведь на континенте, по разным оценкам, без электричества живут до 600 миллионов человек. Значительная часть российских инициатив предусматривает локализацию производств на территории Африки, включая, среди прочего, строительство заводов комплектующих и сборочных предприятий.

Реализация таких совместных проектов послужит укреплению промышленного потенциала, поддержке местного бизнеса, созданию новых и хорошо оплачиваемых рабочих мест. В целом приведёт к повышению уровня жизни населения и решению социальных проблем африканских государств.

Россия заинтересована в углублении взаимодействия с африканскими региональными и субрегиональными организациями, в первую очередь с Африканским союзом, Сообществом развития Юга Африки.

Объём российского содействия Африке в 2017 году превысил миллиард долларов. Постоянно растут российские взносы в фонд Всемирной продовольственной программы. Россия – пятый крупнейший плательщик в фонд промышленного развития ЮНИДО.

Значительные средства перечисляются Всемирной организации здравоохранения на борьбу с неинфекционными заболеваниями на Африканском континенте. И в высшей степени эффективной оказалась наша работа по борьбе с вирусом Эбола.

Россия многие годы готовила профессиональные национальные кадры для стран континента. В настоящее время тысячи африканцев обучаются в России. Будем и далее наращивать сотрудничество в этой области.

В заключение хотел бы проинформировать, что мы прорабатываем идею проведения саммита Россия – Африка с участием глав африканских государств. Этому могли бы предшествовать соответствующие встречи видных предпринимателей, экспертов, общественных деятелей, имею в виду обсудить это с представителями африканских стран.

Благодарю вас за внимание.

ЮАР. Россия. БРИКС > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 27 июля 2018 > № 2686013 Владимир Путин


Россия. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 27 июня 2018 > № 2674277 Константин Черемных

Большая сделка

Константин Черемных о деталях и смысловых разрывах в мировой политике

Илья Титов Константин Черемных

"ЗАВТРА". Константин Анатольевич, каков скрытый политический контекст последних событий и как обстоит дело с его освещением в основных мировых и российских СМИ?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. В картине, представленной нашими СМИ, не хватает деталей. Но дело не только в них, а в общих смысловых разрывах, влияющих на принятие решений. С точки зрения наших СМИ это выглядит так, словно их заставили Богу молиться, а они лоб разбили.

Например, недавно в нашем эфире поздно ночью выступал глава Центра национальных интересов Дмитрий Саймс, который озвучил два месседжа: «следует включить либералов в состав правительства» и «накануне ракетного удара по Сирии Макрон шантажировал Трампа тем, что Франция первой нанесет удар в случае колебаний США». Второй месседж подтвердился французскими СМИ, где Макрон хвастался тем, что именно он втолковал Трампу необходимость остаться в Сирии.

"ЗАВТРА". Спустя неделю состоялся визит Макрона в США. Как его интерпретировали?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Его интерпретировали очень многие, даже люди, казалось бы, далекие от политики. Ведущий юмористическую рубрику в New Yorker Энди Боровиц вдруг разразился панегириком в отношении Макрона и того, что он якобы знает английский лучше Трампа. Куда больше было комментариев по сути визита – медиа-мейнстрим вел себя таким образом, словно именно Макрон был носителем той самой конечной истины, которую пришлось втолковывать Трампу. И когда в наших прогосударственных СМИ Макрон выставляется как положительный герой, у меня возникает ощущение недоговоренности. А упоминается он в связи с торговой войной, набирающей обороты, а также в связи с геополитическими процессами на Ближнем Востоке, связанными с Ираном и Палестиной. Нельзя не признать, что Иран многим обязан именно Макрону – когда в январе в Иране были волнения, иранский президент Хасан Рухани звонил именно французскому президенту, после чего Макрон заявил, что Франция уважает роль Корпуса стражей исламской революции (КСИР), являющегося частью вооруженных сил Ирана, в борьбе с исламскими военными формированиями.

"ЗАВТРА". И это был решающий момент в ходе тех волнений?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да, это заявление Макрона послужило оценкой деятельности иранских силовых структур в момент, когда ими принималось решение о подавлении оппозиции 3 января. В обращении Тегерана именно к Парижу присутствует естественная логика, связанная как раз с ролью Парижа в ядерной сделке Запада с Ираном, разрываемой сейчас США. Неслучайно после открытия возможностей для привлечения инвестиций западных корпораций в иранскую экономику, французские оказались впереди.

И когда Макрон приезжает в Австралию и говорит, что Франция хотела бы оказаться в центре индо-тихоокеанской оси, то это геополитический подход. А когда он выступает на конгрессе солнечной энергетики в Бомбее, то к геополитическому интересу прибавляется идеологическая подоплека. Он одновременно лоббировал и солнечную электростанцию для одной фирмы, и ядерную – для другой. И когда какое-то решение принималось в пользу Ирана, за этим чаще всего стояли нефтяники и поставщики автомобильной промышленности.

Рассмотрим еще один эпизод, который в головах наших обозревателей выступает предметом большого смущения и расхождения противоположных мыслей в одной голове. Речь идет о приезде израильского премьер-министра Биньямина Нетаньяху в Москву в начале мая. Это стало признаком того, что Израиль и США уже решили, что делать с Сирией и как смещать Асада, причем ключевым партнером в этом альянсе служит не США, а именно Израиль, управляющий всем процессом. Я ожидал от наших центральных каналов внятной реакции, но ее, как и важных деталей и уместных параллелей, не прозвучало. Кроме одного эпизода. В «Вестях в 23.00» арабский политолог Ахмад Хаж Али сказал, что есть много разговоров о «Большой сделке» США с арабским миром, и эта сделка держится на трех опорах – Трамп, Нетаньяху и наследный саудовский принц и фактически правитель страны Мохаммед бин Салман. Но все эти три опоры являются ненадежными и неустойчивыми. Любая из них может рухнуть. Против Трампа ведется расследование о его связях с Россией. Против Нетаньяху ведется аж четыре расследования антикоррупционного толка. Принц Салман только что настроил против себя очень серьезную группу собственных родственников. Это говорит о ненадежности всех проектов в рамках игры США на Ближнем востоке. Эта ненадежность дает шанс альтернативным силам и позициям. Судя по словам Хаж Али, все не совсем так, как представляется нашими специалистами.

"ЗАВТРА". Так как же обстоит дело в реальности?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. С одной стороны, есть Китай, где давно решаются вопросы, связанные с США. С другой стороны, многие говорят об усилении влияния Израиля. Но можно ли говорить о том, что эта страна намного сильнее, чем раньше, если она потеряла такого важного союзника в регионе, как Турция? Когда говорят о влиянии фракции неоконсерваторов внутри США, упоминают причисляемого к ним Джона Болтона, советника по национальной безопасности, во многом определяющего вектор внешней политики США. И это влияние неоконсерваторов всегда измерялось во внешнеполитическом контексте именно наличием союза Турции и Израиля.

Помимо того, еще недавно Израиль претендовал на временное членство в Совете безопасности ООН. К этому прилагались большие усилия, Нетаньяху вел переговоры со множеством стран Африки, Азии, Латинской Америки. Но он был вынужден отказаться от этого проекта.

"ЗАВТРА". Да, не похоже на рост влияния.

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Именно. И наконец, «Большая сделка», о которой говорил Хаж Али. С кем эта сделка? Куда поехал Трамп в начале своего срока, чтобы поменять внешнеполитическую повестку Обамы на свою собственную и на новых условиях и принципах договориться с лидерами разных стран? Поездка состояла из трех визитов – в Эр-Рияд, в Иерусалим и в Ватикан. При этом с самого начала ему предлагали исходить из логики истории религий – начать с поездки в Иерусалим, потом посетить Ватикан и завершить все Эр-Риядом. Тем не менее, он счел нужным начать свой визит именно с Саудовской Аравии, при этом, после посещения Эр-Рияда половина его команды поехала обратно в Вашингтон, а в Иерусалим поехала в два раза меньшая делегация.

Еще пример. Последнее беспокойство палестинцев было номинально связано с переездом посольства США в Иерусалим. Трамп туда не поехал, не тот масштаб. А когда Трамп будет заключать сделку с принцем Салманом, поедет ли он лично в Эр-Рияд? Я думаю, что поедет.

Говоря же о «Большой сделке», следует упомянуть, что пункты, касающиеся Палестины и Израиля, второстепенны, а основная часть договоренностей касается строительства суперсовременного города и передачи эксклюзивных ядерных технологий.

"ЗАВТРА". Где же будут строить этот супергород?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. На границе Саудовской Аравии, Египта и Иордании. Это проект, допускающий решение проблемы палестинских беженцев.

Что же касается Иерусалима, то речь в сделке не только о том, что большая часть Иерусалима становится столицей Израиля. Она включает в себя объединение четырех населенных пунктов в Восточном Иерусалиме – Абу-Диса, Джабаль-Муккабара, Эйсарии и Шуафата – и создание там столицы Палестины. Когда же речь идет о Старом городе, предполагается, что древний Иерусалим будет передан под международную юрисдикцию. То есть, святость мест для мусульман – проблема решаемая и совершенно отдельная от переезда послов из одного офиса в другой.

"ЗАВТРА". Разве для Израиля владение Храмовой горой не является таким же принципиальным вопросом?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Является, но по тем утечкам об условиях сделки, что просочились в арабскую прессу, можно сделать вывод, что древняя часть города, включающая в себя Стену Плача и мечеть Аль-Акса, переходит под международную юрисдикцию.

В истерии мирового медиа-мейнстрима все ситуации, будь то о переезде посольства, будь то о пересмотре иранской сделки, выглядят так, словно они свалились с неба прямо сейчас, хотя все это обсуждалось очень и очень давно, еще со времен президентской кампании, то есть было время все осмыслить и обдумать. Но дело в том, что та часть американской прессы, которая составляет мейнстрим, занимает позицию не в пользу Трампа.

"ЗАВТРА". Как всегда.

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да, поэтому, когда говорится о том, что Америка и Израиль договорились, возникает вопрос: «А какая Америка?». И более того, какой Израиль? Потому что те четыре коррупционных уголовных дела против Нетаньяху – это лишь маленькая деталь огромной кампании против него внутри Израиля. К сожалению, стало штампом то, что в нашем эфире Израиль часто воспринимается как нечто целое и неделимое, в то время, как на самом деле внутри того же Израиля существуют как пророссийские, так и антироссийские группы.

Если же говорить о шкале ценностей, где Израиль тоже часто приводится в пример как заведомо консервативное общество, то это тем более неправильно, ведь духовная и ценностная стороны жизни существуют за пределами официозных СМИ Израиля. За примером далеко ходить не надо – не так давно в одном из этих самых СМИ приводился рассказ о рекорде, мол, на Храмовую гору поднялась тысяча иудеев. Но за неделю до этого в том же самом Иерусалиме на гей-парад вышло двадцать две тысячи человек. Следует понимать, что общество изменилось и правящей коалиции приходится адаптироваться к этим изменениям. Израиль празднует победу на Евровидении, а дама, которая заняла там первое место, недавно была приглашена в Москву на некий фестиваль, но отказалась поехать по той причине, что у нее в этот день гей-парад.

"ЗАВТРА". Еще она особенно подчеркивала, что это Москва, столица гомофобной России.

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да, хотя ее визит мог бы быть преподнесен как победа этого самого сообщества. Но это все касается ценностного раскола в израильском обществе, который более-менее известен нашей аудитории. А вот то, что происходит в Палестине, до нас не доходит. И вещи, которые мы сейчас слышим об этой стране, сродни тому, что мы слышали о ней в каком-нибудь 1981 году. На самом деле, там тоже очень многое изменилось, особенно в период, когда нам было не до Палестины, в 90-е. А там работали те же люди и те же структуры, что и в Израиле. И если сравнить количество общественных организаций на тысячу человек в Палестине с другими странами, то вровень Палестина идет разве что с Киргизией, то есть их количество огромно – и местных, и западных, и работающих с арабско-еврейской аудиторией. Более того, существует лояльная Нетаньяху организация Им Тирцу.

"ЗАВТРА". Что это за организация?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Это союз консервативных юристов. Они прямо обвиняют одну из американских организаций, она называется New Israel Fund, не только в устроении мероприятий в пользу палестинцев и санкций против Израиля, но и в организации палестинского «Великого марша возвращения» на границе сектора Газа весной этого года. Но я бы не торопился тыкать в них пальцем, поскольку New Israel Fund работает и финансирует множество НПО, часто эту организацию связывают с Соросом, но на самом деле, это другие люди. Руководит всем этим Дэниел Сокач, бывший исполнительный директор Еврейского прогрессивного альянса в США и Еврейской организации Сан-Франциско, причем ценностное направление этих организаций понятно, в этом же направлении шли 22 тысячи человек по Иерусалиму. Еще один человек в руководстве этого фонда – Дэвид Сэпперстайн, при Обаме бывший в Госдепе ответственным за международную религиозную свободу, а кроме того – один из руководителей организации объединенных церквей, проекта «Всемирный религиозный парламент».

Недавно одну из еврейских школ в Иерусалиме изрисовали надписями. Конечно, там была и «Свободу Палестине!», и «Биби (Нетаньяху) в печку!», но это довольно стандартные лозунги протеста. Но присутствовала там и надпись: «Бога нет».

"ЗАВТРА". Значит, стояли за этим вовсе не радетели за священную Аль-Аксу?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Верно. Если смотреть на образную сторону «Великого марша возвращения», то мы увидим огромное количество сжигаемых покрышек между протестующими палестинцами и военнослужащими Израиля и подожженных воздушных змеев. Параллели с Евромайданом видны невооруженным глазом. Более того, протестующие носят маски Гая Фокса, что никак не тянет на специфику арабских протестов, а отдает вполне себе европейским колоритом. Или такой эпизод этого марша, как Hack Antifa (Взломать Антифа) – атака на государственные и частные израильские ресурсы с кражей данных. Совершенно ясно, что для подобных операций нужны большие деньги и большой период для подготовки. Так же, как и события в Киеве, происходящее в Палестине готовилось заранее - это проект в духе профессора Джина Шарпа, инженера «цветных революций».

"ЗАВТРА". Который как раз не так давно умер.

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да, но дело его живет, организации, основанные им, продолжают существовать. Если говорить о его главном труде, где были перечислены 198 методов ненасильственной борьбы, большая часть которых является нарушением международного права, то можно вспомнить, что первый перевод этой книги был сделан на каренский язык (карены - это племя в Мьянме), а второй перевод был сделан на арабский язык и именно в рамках палестинского проекта, где задействован с израильской стороны раввин Эверетт Гендлер, которого называют «первым экологическим раввином».

Интересно, что некоторые рецепты из труда Шарпа применяются сейчас и в Соединенных Штатах. Среди 198 пунктов есть метод номер 158, который звучит как «Добровольное придание себя стихии (самоутопление или самосожжение)». Буквально с интервалом в неделю два случая самосожжения произошли в США. Не в странах-мишенях, а именно в США. Причем и некий Тодд Браснер, который поджег себя в башне Трампа, где жил, так и другой персонаж совершили это ради экологического протеста. Причем следует отметить, что Дэвид Бакер, второй протестующий, был юристом, защищавшим права ЛГБТ, но сжег он себя именно во имя экологии и против Трампа, якобы порывающегося уничтожить окружающую среду. Это все детали картины, которые мне кажутся существенными. Любая из цветных революций имела своих героев, которые должны были выдвигаться на передний план и захватывать власть в стране, где осуществляется переворот.

"ЗАВТРА". Под кого же делается то, что происходит в Палестине?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Два года назад, когда впервые говорилось о проекте ненасильственного сопротивления, то упоминался вполне определенный человек. Этот человек – Марван Баргути. Он сидит в тюрьме, сидит давно. Именно в связи с этим во множестве статей в американском и европейском медиа-мейнстриме его называют «палестинским Манделой», постоянно проводя параллели между апартеидом и политикой Израиля.

Учитывая то, что 83-летний глава Палестины Махмуд Аббас находится далеко не в лучшем состоянии здоровья, недавно его выводили из комы, то следует вопрос: есть ли другие претенденты на роль лидера? Оказывается, есть. Называются еще две фамилии предполагаемых наследников Махмуда Аббаса. Это Джибриль Раджуб и Мохаммед Дохлан.

Интересно, что если фамилия Раджуб пишется иногда через английское «u», а иногда через французское «ou», то фамилия Баргути по непонятной мне причине пишется всегда по-французски. Депутаты Европарламента, которые приезжают к нему, тоже всегда французы, правда в последний раз их не пустил израильский министр внутренних дел Арье Дери, но теперь против него тоже начато антикоррупционное расследование, так что это вопрос решаемый.

Господин Раджуб - это тот человек, которого хотел бы видеть своим преемником сам Махмуд Аббас, но Дохлан гораздо более популярен, он был британской ставкой, ставкой команды Тони Блэра. Блэр и Дохлан имели свой плацдарм на Ближнем Востоке, конкретно в ОАЭ. По удивительному совпадению именно те, кто с ними работал, оказались в последние два месяца среди мишеней спецпрокурора Роберта Мюллера, ведущего расследование о связях Трампа с Россией. Предлогом было, конечно же, «русское дело»: якобы один из этих персонажей, бизнесмен Джордж Надер, встречался с представителем России на Сейшельских островах и с представителями правящей семьи ОАЭ. Второй мишенью был Томас Баррак, председатель инаугурационного комитета Трампа, тоже занимавшийся ближневосточными темами и налаживавший связи между Трампом и теми, с кем ему нужно было общаться в Саудовской Аравии, а «Большая сделка» затрагивает и Саудовскую Аравию, и ОАЭ, и Египет.

"ЗАВТРА". Это было сильным ударом по Дохлану?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да, ведь до совсем недавних пор считалось, что Дохлан имеет серьезные шансы возглавить объединенную Палестину. Эти планы были связаны с экономическими проектами – разработкой Ближневосточного шельфа, добычей нефти и газа в месторождении Левиафан и на месторождениях у берегов сектора Газа с последующим экспортом в Турцию. Эти планы и подверглись демонтажу после того, как из-за сливов по поводу содержания «Большой сделки» случилось отчуждение Турции, а компания Royal Dutch Shell просто-напросто поджала хвост и ушла.

Ровно после этого руководитель Газы, Исмаил Хания провел телефонные переговоры с руководством Катара и министерством иностранных дел Ирана. Просьба Хании заключалась в том, чтоб на грядущей на тот момент российско-иранско-турецкой встрече в Анкаре была поднята палестинская тема. Объективно у Хании другого выхода и не было – если все эти проекты, связанные с Дохланом, рушатся, то нужно искать другую опору. Другой вопрос в том, как Хания будет взаимодействовать со стихией, возникшей в Газе. Эта тема была бы достойна экспертного обсуждения, но ее никто не обсуждает. Зато говорят о том, что в Британии нехорошей Терезе Мэй противостоит такой позитивный персонаж, как Джереми Корбин и руководимая им Лейбористская партия. Вообще, строго говоря, лейбористы расколоты пополам.

"ЗАВТРА". Пополам ли? Похоже, что Корбин и его сторонники в меньшинстве как радикальный элемент.

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Это меньшинство – меньшинство внутри конкретно корбинской структуры, где произошел конфликт. Та часть, которая была лояльна Блэру, была им потеряна. Если смотреть на общеевропейскую картину, то кажется, будто тренд на консерватизм дает о себе знать, как, например, победа Орбана в Венгрии, являющаяся еще и поражением Сороса, вынужденного перебазировать свой институт, работавший в Будапеште 30 лет. Однако Сорос нашел новое место реализации – Британию. Его актив – член Палаты общин нигерийского происхождения Чука Умунна. Он возглавил структуру под названием «Grassroots coordinating group» – координационная группа организаций, работающих снизу, и находящуюся в ее рамках агитационную кампанию «Best for Britain» (Лучшее для Британии), которая выступает за избавление от власти консерваторов и отмену брексита с помощью еще одного референдума. При этом в российском вопросе Чука занимает позицию поддержки Мэй, расходясь с Корбиным. Сам же Корбин сейчас пожинает плоды конфликта в своей внутрипартийной группе.

"ЗАВТРА". С чем связан этот конфликт?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Конфликт этот начался после того, как Корбин появился в компании, показавшейся его соратникам слишком радикальной. Это была компания еврейской организации антисионистов, проще говоря, противников государства Израиль. Обычно, когда в СМИ речь заходит об антисионистах, вспоминают ультраконсерваторов, но в этот раз все иначе, это совершенно противоположный случай. Это тот же яркий "радужный" почерк, что был виден в организации «Великого марша возвращения».

Например, все в той же сфере существует такая организация, как «Квир Пурим Кабаре». Квир – понятие из сферы ЛГБТ, а Пурим – еврейский праздник. На сайте у них написано, что они собираются для обсуждения вопросов феминизма и ЛГБТ в контексте иудаизма. Авторитет для них представляют Лев Троцкий, икона фем-движения Эмма Голдман и Жак Деррида.

Казалось бы, мало ли маргиналов? Но об их значимости говорят близкие связи с руководством лейбористов и пиар на портале OpenDemocracy, где обычно рекламируются страны и сообщества, являющиеся предметом и средством осуществления очередной цветной революции. По этому порталу можно предугадывать место проведения следующей "Арабской весны".

Что же касается самой "Арабской весны", то операция, подготовленная два года назад и недавно начатая в Палестине – затравка перед рядом других подобных операций в других странах региона. Для этих целей работает новая организация со старыми людьми – «Институт Тахрир», а «Тахрир» значит «свобода». Организацию основал Ларри Даймонд, тот самый человек, который руководит «лабораторией освобождения» в Стэнфорде. Со времен "Арабской весны" в руководствах этих организаций, как и в руководстве New Israel Fund, ничего не изменилось, другое дело, что появились другие формы и поменялись стратегии и методы – теперь они применяются не только в странах-мишенях, но и внутри США.

"ЗАВТРА". То есть США сами стали страной-мишенью?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Дело в том, что США – не единый механизм. Часто говорят, что недовольство либеральной прессы, которое она испытывает по отношению к республиканской администрации – совершенно типичная вещь, мол, подобное уже было и при Никсоне, и при Рейгане, и при обоих Бушах. Может это и так, но я не помню, чтоб при Буше-старшем на здании, которое принадлежало ему, прожектором высвечивалась надпись «Место преступления». Или что существовала бы фирма, занимающаяся продажей огромных статуй голого Буша-младшего. Этого не было тогда, но это есть сейчас. Это возвращает нас к разговору об Израиле – и Израиль, и Америка как единые государства есть только на географической карте. А внутри Америки есть множество всего – есть американец Трамп и есть американец Джон Керри, демократ и бывший госсекретарь, который 24 января заявил, что Трамп не досидит до конца года, а вот зато он, Керри, пойдет в президенты. Именно поэтому он призвал палестинцев подождать, не принимать предложений администрации Трампа и не идти на уступки. Об этих планах Керри рассказывал палестинскому активисту Хусейну Ага, а происходило это в Лондоне. Деятельность Керри сместилась на внешнюю политику и развивалась в иранском направлении, чтобы пресечь любые попытки внести изменения в иранскую сделку. Что же касается внутренних планов Керри и других демократов, то самым опасным конкурентом для старой гвардии демократов – Байдена и Керри, единодушных во всем – был глава Facebook Марк Цукерберг – единственный персонаж с хоть какой-нибудь харизмой. Как мы знаем, из Цукерберга сделали мальчика для битья.

"ЗАВТРА". Во многом это сделал он сам своим нелепым поведением на слушаниях в Сенате.

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Из него сначала сделали мальчика для битья, а уже потом он пришел в Сенат. Более того, его поход в Сенат совпал по времени с ударом по Сирии и скандалом вокруг обысков, устроенных ФБР у Майкла Коэна, личного юриста Трампа. ФБР якобы нашло там подтверждение всех грязных слухов, окружавших Трампа – от встречи с порноактрисой до визита в Россию и использования услуг каких-то проституток.

"ЗАВТРА". Все по Кристоферу Стилу, автору скандального «Досье Стила»?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да, только теперь это не только Кристофер Стил, но и Джеймс Коми, бывший директор ФБР, который очень вовремя опубликовал эти слухи в своей книге.

Все это в той или иной степени появлялось в нашем медиапространстве, но самое странное, что я совершенно не слышал в наших СМИ о ситуации с Полом Райаном, спикером Палаты представителей.

"ЗАВТРА". А что с ним случилось?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. А он вдруг взял и заявил, что переизбираться не будет. Фактически, он сворачивает свои полномочия с января. Это удар в спину для Республиканской партии. И говорится это в тот же самый день, когда производится обыск у Коэна, то есть создается иллюзия возможности импичмента и других подобных вещей.

Райан был кандидатом в вице-президенты в 2012 году, когда на высший пост страны претендовал Митт Ромни, а на республиканской конвенции в 2016 году, когда еще не было ясно, кто станет кандидатом от республиканцев, Райан был своего рода запасным кандидатом на тот случай, если Трамп не наберет необходимого числа голосов делегатов республиканского съезда. Видно, что амбиции у человека есть. Уже прямым тестом говорят, что Райан уходит именно из-за этих амбиций. Разговоры об этом ходили еще в прошлом году, тогда же звучало такое название, как Висконсинский клан. Висконсин – штат, от которого Райан был выдвинут в Палату представителей. На самом деле, если присмотреться, то центр у этого клана не в Висконсине, а в штате Колорадо. Ну а Висконсин был подтянут еще и потому, что его губернатор Скотт Уокер – один из устроителей этого клана и участник предвыборной кампании, не дошедший до праймериз из-за слабого результата на дебатах. Колорадский клан -– сложная структура, весьма циничная и не придающая значения партийной принадлежности тех, кто в конечном итоге приходит к власти. В этой структуре главенствующее положение занимает миллиардер Ларри Майзель, основной конкурент игорного магната Шелдона Адельсона, спонсора Нетаньяху и Трампа.

"ЗАВТРА". И республиканцев вообще.

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да. И он же возил Скотта Уокера в Израиль, когда результаты выборов и формирования коалиции были не вполне понятны. И ключевая фигура клана в Израиле – Нир Баркат, это мэр Иерусалима. При этом Майзель знакомил с ним не только республиканца Уокера, но и демократа Джона Хикенлупера, губернатора Колорадо, который тоже собирался, но не решился участвовать в выборах 2016 года. Майзель оставил след в Иерусалиме - огромное и уродливое здание Центра толерантности на месте арабско-христианского кладбища. При этом Баркат уходит с должности мэра ради поста в Кнессете. Чем это можно объяснить?

"ЗАВТРА". Внутриклановыми делами?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да, можно любить или не любить клановый подход, но некоторые события просто нельзя объяснить иначе.

В завершение хочу сказать, что многое из того, что считается аксиомой нашими СМИ, неверно. Например, выбор между Израилем и Ираном – совершенно ложная навязанная дилемма.

Верным будет сказать, что в мире наряду с геополитической битвой происходит битва ценностная, и в некоторых местах эти битвы пересекаются.

Россия. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 27 июня 2018 > № 2674277 Константин Черемных


Индия. Весь мир > Миграция, виза, туризм > russiancouncil.ru, 17 марта 2016 > № 1693115 Глеб Ивашенцов

Моди: ставка на зарубежную индийскую диаспору

Показательная черта внешней политики нынешнего премьер-министра Индии Н. Моди — прямое обращение к индийской диаспоре за рубежом. Его встречи с зарубежными индийцами за более чем полтора года пребывания на посту премьера — на стадионе Уэмбли в Лондоне, в Мэдисон-сквер-гарден в Нью-Йорке, на крикетном стадионе в Дубаи, в Торонто, Куала-Лумпуре, Париже, на Сейшельских островах — каждый раз превращались в шоу, в своего рода «модимании», в ходе которых тысячи людей непрерывно скандировали «Моди!». Об успехе выступления Н. Моди на стадионе Уэмбли можно судить хотя бы по признанию британского премьер-министра Д. Кэмерона, который сказал, что ему трудно было бы собрать такую аудиторию в Лондоне или где-либо еще в стране.

«Что делает Моди популярным у зарубежных индийцев?» — задается вопросом газета «The Indian Express» и поясняет: «Он выгодно подал себя «человеком действия», выходцем из скромной семьи, способным сокрушить византийскую бюрократию, повсеместную коррупцию и нищету… В его напористой риторике, решительных действиях и дерзких амбициях многие видят те качества, которые нужны Индии, чтобы стать мировой державой».

Что такое индийская зарубежная диаспора

Индийская зарубежная диаспора существует в 130 странах и насчитывает более 27 млн человек.

Индийская зарубежная диаспора имеет давнюю историю. Сотни лет назад индийские торговцы создали свои фактории в странах Персидского залива и в Юго-Восточной Азии. В период нахождения Индии в составе Британской империи десятки тысяч индийцев были завербованы англичанами для работы на плантациях в британских колониях по всему миру — от Фиджи до Маврикия, от Южной Африки до Карибского бассейна.

В то же время эмиграция индийцев в развитые страны Запада — сравнительно недавнее явление. Например, в Соединенных Штатах в 1960 г. проживали лишь 12 тыс. индийских иммигрантов. В результате послаблений, принятых американской администрацией в отношении мигрантов из азиатских стран, их численность к 1980 г. составила 210 тыс., а к настоящему времени превысила 3 млн человек.

Члены индийской зарубежной диаспоры отличаются высокими доходами, высоким образовательным уровнем, заметной ролью в научно-технической сфере в странах расселения, политическим и общественным влиянием.

Индийская зарубежная диаспора существует в 130 странах и насчитывает более 27 млн человек. Она уступает китайской по численности (зарубежных китайцев хуацяо в мире порядка 40 млн), но отнюдь не по влиятельности. Выходцам из Индии сегодня доступны рычаги экономического и политического влияния не только на Маврикии, Фиджи или в Гайане. Помимо 3,1 млн в США, 1,5 млн этнических индийцев проживают в Великобритании, 1 млн — в Канаде, 1,2 млн — в Южной Африке, 6 млн — в государствах Ближнего Востока. Совокупные активы зарубежной индийской диаспоры оцениваются приблизительно в 1 трлн долл., из которых половина — финансовые активы, половина — движимая и недвижимая собственность. В то время как номинальный ВВП страны в 2012 г. составлял 2,0 трлн долл., годовой доход диаспоры оценивается в 400 млрд долл., или более 20% ВВП Индии.

Члены индийской зарубежной диаспоры отличаются высокими доходами, высоким образовательным уровнем, заметной ролью в научно-технической сфере в странах расселения, политическим и общественным влиянием. Если взять наиболее показательную индийскую общину в США, численность которой в 2013 г. составляла 1% американского населения, то по подушевому доходу ее члены опережают все другие этнические общины этой страны. В 2010 г. ежегодный подушевой доход проживавшего в Соединенных Штатах индийца составлял 37 931 долл. по сравнению с 26 708 долл. в среднем по стране [1]. 75% индийцев-представителей диаспоры старше 25 лет имеют высшее образование, тогда как общеамериканский показатель — 31%. Три нобелевских лауреата индийского происхождения Хар Гобинд Кхорана (1968 г. — физиология и медицина), Субраманиан Чандрасекхар (1983 г. — физика) и Венкатраман Рамакришнан (2009 г. — химия) сделали свои научные открытия в США. В одной только Кремниевой долине занято около 300 тыс. выходцев из Индии [2]. Этнические индийцы занимали посты губернаторов штатов (Луизианы, Южной Каролины), избирались членами Конгресса.

Согласно хиндутве, Индия служит центром «индусского мира», и тесные связи матери Индии с зарубежной индийской диаспорой — неотъемлемая часть великой индийской цивилизации.

Индийцы работают управляющими директорами целого ряда базирующихся в США и в других странах транснациональных корпораций. В их числе можно назвать Global Foundries (ведущая мировая компания по производству полупроводниковых интегральных микросхем), Berkshire Hathaway Insurance (ведущая страховая компания США), Harman International Industries (крупнейший мировой производитель звуковой аппаратуры), MasterCard (международная платежная система), Reckitt Benckiser (мировой производитель товаров для дома, средств по уходу за здоровьем и личной гигиене), Adobe Systems (ведущий производитель программного обеспечения для графического дизайна, публикации, веб и продукции печати), PepsiCo (пищевые продукты), Google (крупнейшая поисковая система Интернета), Microsoft (производство программного обеспечения). Окончивший в 1989 г. Бенаресский индуистский университет Никеш Арора, который ранее работал в Google, ныне управляет крупнейшей японской телекоммуникационной и медиакорпорацией SoftBank и имеет годовой доход в 132 млн долл. Уроженец городка Джалпайгури в Западной Бенгалии Сума Чакрабарти занимает пост президента Европейского банка реконструкции и развития.

Благодаря индийской диаспоре в США в 2008 г. удалось добиться одобрения в Конгрессе американо-индийского соглашения о сотрудничестве в ядерной сфере.

В Великобритании общий объем инвестиций более 600 индийских компаний превышает 9 млрд фунтов стерлингов. Индийская Tata Industries — крупнейший в стране частный производственный конгломерат, на предприятиях которого занято 60 тыс. человек. Индийцы составляют пятую часть британских медиков. Выходцам из Индии братьям Хиндуджа, занимающимся многопрофильными операциями, с личными активами 13 млрд фунтов стерлингов в британском списке богачей принадлежит второе место, а скупающему по всем миру заводы черной металлургии Лакшми Митталу с 9,2 млрд фунтов стерлингов — седьмое. Весьма примечательная фигура среди британских мультимиллионеров — член Палаты лордов, телевизионный магнат барон Вахид Алли.

Родившийся в индийском Пенджабе сикх Харджит Саджан, в прошлом генерал-лейтенант Вооруженных сил Канады, сегодня занимает пост министра обороны этой страны. Этнический индиец Ананд Сатьянанд в 2006–2011 гг. был генерал-губернатором Новой Зеландии.

«Отток мозгов» особенно характерен для инженерных специальностей и биотехнологии — до 90% выпускников индийских вузов по этим специальностям отправляются на работу в США.

Уроженец Калькутты Пракаш Лохиа с личным состоянием в 3 млрд долл. возглавляет созданную им в Индонезии нефтехимическую и текстильную компанию Indorama Corporation, которая поставляет свою продукцию в 90 стран мира. В списке индонезийских богачей он находится на шестом месте.

Из 6 млн индийцев в странах Персидского залива большинство (60%) составляют люди физического труда — строители и обслуживающий персонал, тогда как остальные (до 40%) — белые воротнички, представляющие предпринимательские, профессиональные и банковские круги. В этом регионе, помимо десятков тысяч индийцев-долларовых миллионеров (по данным Merrill Lynch, в одних только ОАЭ в 2005 г. их насчитывалось 33 тыс.), проживают по меньшей мере 10 долларовых миллиардеров индийского происхождения с личными состояниями от 1,1 млрд до 4 млрд долл.

Зарубежная индийская диаспора поддерживает теснейшие связи с Индией. Характерное отличие обосновавшихся за границей индийцев — сохранение особого «индийского мира», в котором, например, практически исключены смешанные браки. Женихов и невест для своей молодежи члены зарубежной индийской диаспоры обычно подыскивают в Индии — соответствующими объявлениями наполнены воскресные приложения всех индийских газет.

Зарубежные индийцы активно помогают своим родным, оставшимся в Индии. В 2014 г. они перевели в страну 70,39 млрд долл., больше, чем хуацяо в Китай (64,14 млрд долл.). Частные денежные переводы диаспоры составляют примерно 3,5% ВВП Индии и превышают объем прямых иностранных инвестиций в индийскую экономику — 44,9 млрд долл. в 2015 г.

Политический индуизм

В годы нахождения у власти партии Индийский национальный конгресс, проводившей секуляристскую линию, вопрос индийских общин за рубежом не был приоритетным во внешней политике страны. Занимаясь глобальными проблемами антиколониализма и неприсоединения, первый премьер-министр независимой Индии Джавахарлал Неру прямо советовал зарубежным индийцам (речь тогда шла о выходцах из Индии, находившихся в странах третьего мира) полностью отождествлять себя с государствами проживания. На заданный ему в парламенте вопрос о его подходах к индийским общинам за рубежом Д. Неру отвечал: «У нас интерес к ним культурный и гуманитарный, но не политический». Такой установкой руководствовались и все конгрессистские преемники Д. Неру на посту главы правительства.

В настоящее время у власти в Индии находится Бхаратия джаната парти (БДП, или Индийская народная партия — так переводится ее название с хинди на русский язык). Она стоит на позициях хиндутвы — национализма, основанного на религиозных традициях индуизма. Согласно хиндутве, Индия служит центром «индусского мира», и тесные связи матери Индии с зарубежной индийской диаспорой — неотъемлемая часть великой индийской цивилизации. Такой подход во многом разделяется членами зарубежной индийской диаспоры, особенно из числа наиболее образованных и обеспеченных. БДП и близкие к ней организации — сторонники хиндутвы традиционно имеют свои ячейки в диаспоре, которые оказывают финансовую поддержку партийной деятельности в Индии.

Процесс подключения зарубежных индийцев к внедрению инноваций в индийскую экономику наблюдается уже пару десятилетий.

БДП в 2003 г., еще в период своего более раннего пребывания у власти, провозгласила День зарубежного индийца — Праваси Бхаратия Дивас. В 2004 г. в составе правительства было создано Министерство по делам зарубежных индийцев, которое в начале 2016 г. было объединено с МИД Индии. Яшвант Синха, занимавший в то время пост министра иностранных дел, отмечал: «Выходцы из Индии — крайне важные источники поддержки политики индийского правительства благодаря тому влиянию и уважению, которым они пользуются в странах проживания».

Диаспора как проводник внешнеполитических интересов Индии

«Мы меняем контуры дипломатии и ищем новые пути укрепления интересов Индии за рубежом», — утверждает Рам Мадхав, нынешний генеральный секретарь правящей партии. «Они могут быть голосом Индии, даже будучи лояльными гражданами тех стран, где живут. Это долгосрочная цель дипломатии в отношении диаспоры. Это подобно тому, как еврейская община в США заботится об интересах Израиля».

Прорыв в сфере информационных технологий и превращение в площадку для аутсорсинга позволяют Индии занять собственную нишу в мировой экономике.

И, похоже, такая поддержка работает. Английский журнал «The Economist» со ссылкой на Шившанкара Менона, бывшего советника премьер-министра по делам национальной безопасности Индии, написал о том, что благодаря индийской диаспоре в США в 2008 г. удалось добиться одобрения в Конгрессе американо-индийского соглашения о сотрудничестве в ядерной сфере. Соглашение открыло Индии, не входящей в число участников Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), путь к полномасштабному гражданскому ядерному сотрудничеству с иностранными государствами.

На зарубежных индийцев в своих отношениях с Индией рассчитывает и Вашингтон. В этом плане показательны назначения в октябре 2013 г. этнической индианки Ниши Десаи Бисвал заместителем госсекретаря США по делам Южной и Центральной Азии, а в сентябре 2014 г. этнического индийца Р. Вермы послом США в Индии.

Заменить «отток мозгов» их притоком

Индийская эмиграция на Запад во многом породила такое явление, как «утечку мозгов». Из Индии в западные страны уезжали и уезжают прежде всего наиболее образованные и предприимчивые люди, которые могли бы принести немалую пользу у себя на родине. Сталкиваясь со старением собственного населения и нехваткой научно-технических кадров, эти страны широко привлекают индийских специалистов, свободно владеющих английским языком. В результате, по некоторым оценкам, до 10% врачей, получивших образование в Индии, уже эмигрировали за рубеж. «Отток мозгов» особенно характерен для инженерных специальностей и биотехнологии — до 90% выпускников индийских вузов по этим специальностям отправляются на работу в США.

Н. Моди ставит задачу изменить ситуацию и добиться «притока мозгов» вместо их оттока. При этом он рассчитывает, что диаспора сможет послужить источником инвестиций и высоких технологий для индийской экономики. В своих обращениях к зарубежным соотечественникам он призывает каждого из них стать своего рода полномочным представителем страны, внести свой вклад (деньгами, техническим опытом) в обеспечение подъема Индии.

В какой-то мере здесь можно надеяться на успех. Процесс подключения зарубежных индийцев к внедрению инноваций в индийскую экономику наблюдается уже пару десятилетий. Во время бума в области информационных технологий 1990-х гг. индийцы, работавшие в американских компаниях в Кремниевой долине, убедили своих начальников в том, что они располагают контактами и общей подготовкой для создания соответствующей структуры в Индии. Так появились ведущие индийские IT-компании Wipro и Infosys.

Говорить о некой индийской диаспоре в России не приходится.

Сегодня на Индию приходится порядка 18,5% мирового рынка программных продуктов. Страна занимает третье место в мире после Китая и США по числу находящихся в пользовании мобильных телефонов — 1 млрд ед., а по числу пользователей Интернета — 354 млн человек — опережает США, уступая только Китаю.

Прорыв в сфере информационных технологий и превращение в площадку для аутсорсинга (в 2015 г. экспорт программного обеспечения из страны оценивался в 112 млрд долл., или 8% ВВП) позволяют Индии занять собственную нишу в мировой экономике и верить в свою способность извлекать выгоды из экономической глобализации.

Что касается индийцев в России, то первые индийские купцы осели в Астрахани еще в XVII веке. В начале XVIII века они появились и в Москве, торгуя ювелирными изделиями, прежде всего бриллиантами, а также тканями и лекарствами. Однако говорить о некой индийской диаспоре в России не приходится. В настоящее время, по данным Посольства Индии, в России проживает примерно 15 тыс. выходцев из Индии. Их дополняют примерно полторы тысячи индийцев, переселившихся в Россию из Афганистана. Половина индийцев в России — студенты, остальные в основном предприниматели-представители индийских или других иностранных фирм. В отличие от США, Великобритании, Канады и других англоязычных стран весомой роли в экономической или политической жизни России индийские бизнесмены не играют. В России действуют Индийский Деловой Союз, Ассоциация индийцев и ряд индийских культурных организаций.

1. 80% индийцев, проживающих в США, имеют высшее образование.

2. Международная жизнь. 2010. № 4.

Глеб Ивашенцов

Чрезвычайный и Полномочный Посол России, зам. директора РЦИ АТЭС, член РСМД

Индия. Весь мир > Миграция, виза, туризм > russiancouncil.ru, 17 марта 2016 > № 1693115 Глеб Ивашенцов


Россия > Агропром > mirnov.ru, 10 февраля 2016 > № 1645197 Геннадий Закладной

Не мукА, а мУка

Геннадий Закладной - старейший специалист НИИ зерна и продуктов его переработки, профессор, доктор биологических наук. В институт он пришел в начале 1960-х и сразу включился в группу, которая работала над проблемой сохранности зерна. Он застал сталинских специалистов, работал при Хрущеве и Брежневе. 50 лет посвятил он, казалось бы, самому обычному, но такому необходимому продукту - зерну, но такого отношения к нему, как у нынешних предпринимателей, ему видеть еще не приходилось...

ЗЕРНО НА СВАЛКИ?

- В нашем меню хлеб по-прежнему всему голова. Мы с детства знаем, что ароматный батон - это результат труда многих людей: хлебороба, мукомола, пекаря и т.д. Что, с вашей точки зрения, самое главное в этом процессе?

- Самое главное, на мой взгляд, - сохранить зерно от урожая до урожая. Сейчас это самая большая проблема, из которой следует и беда с качеством муки, и с качеством хлеба, а в результате - ухудшение нашего здоровья.

- Уже который год Россия собирает хороший урожай пшеницы. Но что с ним происходит потом?

- К большому сожалению, мы разучились хранить зерно. Хозяйства получают дешевые субсидии на посев семян, на топливо. Они собирают неплохой урожай, а потом зерно просто выбрасывается на свалки, потому что оно портится до такой степени, что никому уже не нужно.

- В советское время даже сложно было представить, что зерно может отправиться на свалку. Что изменилось сейчас?

- В СССР была налажена вся система работы с зерном - от посева и до хлебозаводов. Все этапы были важны, но все же хранение было на особом контроле. Кампании по подготовке хранилищ к приему нового урожая начинались сразу после схода снега. Полтора месяца, с мая по середину июня, старое зерно старались реализовать или переложить в одно хранилище. В остальных шли обеззараживание, опрыскивание, побелка, и только после этого в чистые хранилища закладывалось сухое, проветренное зерно.

«АЙДА ПОЛАКОМИМСЯ!»

- Что происходит сегодня?

- Представьте, у предприятия есть 10-15 складов. Хозяин знает, что он закупит зерно только в два склада, и он в целях экономии эти два склада и обрабатывает. Положил туда зерно чистенькое, а вокруг эти ребятки шестиногие, насекомые, из соседних складов говорят: «О, новый урожай прибыл, айда полакомимся!» Система комплексной подготовки хранилищ к приему нового зерна у нас полностью разрушена. Но это еще полбеды. Самое главное - у нас потеряно знание этого процесса.

- Но ведь существуют сельскохозяйственные вузы. Почему теория не доходит до практики?

- Часто на предприятиях работают люди, очень малознающие о зерне. Иногда хозяин - владелец зерна, этого бизнеса - находится где-то на Сейшельских островах. А зерно его - на складе под Наро-Фоминском, например. И хозяин не знает, что есть насекомые, что они каждый день размножаются, что с потолка в его зернохранилище капает и зерно гниет. Каждый день он теряет свою прибыль. А если бы хозяин мог это осмыслить, был образован в этой части сельского хозяйства, наверняка бы он вложил средства, которые окупились бы отменным урожаем.

ХЛЕБ В КОНСЕРВНЫХ БАНКАХ

- В советское время для хранения зерна были выстроены элеваторы - огромные многоэтажные здания. По силам ли нынешним частникам обеспечить предприятие такими складами?

- Раньше элеваторы были из железобетона, а не из железа, как сейчас. У нынешних зернопроизводителей нет даже зерносушилок в нужном количестве, зерно гниет уже на токах. Или убирают влажное зерно, таким его отвозят в хранилища.

Какие сейчас строят зернохранилища? Те, что подешевле. Это простой металлический короб, по сути - консервная банка. Осенью днем он нагревается на солнце, а ночью, когда температура понижается, охлаждается. Теплый воздух от зерна поднимается, и на холодной крыше конденсируется влага. Все это стекает на зерновую массу. Зерно плесневеет, гниет или прорастает. За осень прорастет верхний метровый слой. Для насекомых там тоже весьма комфортные условия.

- Но ведь существуют способы специальной обработки против насекомых. Известно, что ваш институт предложил к использованию новый безопасный газ. Почему не проводится обеззараживание?

- Способы, конечно, существуют. Но в эти металлические короба не подлезешь. Как там проводить обработку? Там даже пробу зерна взять сложно, потому что смертельно опасно вскарабкаться наверх по их лестнице. У нас не отработана технология, чтобы в этих металлических конструкциях обеззараживание провести. Строить их, конечно, дешевле. Но, к сожалению, зернопроизводители не понимают, что, экономя на хранилищах, они теряют на зерне.

ОТЛОЖЕННАЯ СМЕРТЬ

- И находятся компании, которые берут порченое зерно?

- У нас много мини-мельниц, мини-предприятий крупяных, где контроль за качеством зерна налажен очень слабо. А в муке вы же не увидите: заражено зерно или нет? Содержит ли оно остатки насекомых? Там же очень мелкие фрагменты, десятые доли миллиметра.

- Перемолотые насекомые способны нанести вред здоровью?

- Конечно, это же ядовитые остатки. Дальше такая мука идет на хлеб, выпечку, макароны. Это все продукты повседневного рациона. И если ежедневно на стол к человеку попадают продукты, пораженные насекомыми, то организм будет постепенно подтравливаться. Я это называю отложенной смертью. Если результат некачественных мясных консервов не замедлит себя ждать, то вред от хлеба, зараженного личинками, мы не почувствуем сразу. Я не говорю, что весь наш хлеб отравлен, но я вижу, как хранится зерно, из которого его потом изготавливают.

- От насекомых в зерне достаточно сложно избавиться. В советское время тоже ходили слухи о муке с амбарным долгоносиком.

- Максимальный уровень насекомых, разрешенный в зерне, - 15 экземпляров на килограмм. Сейчас по стране гуляет зерно с десятками экземпляров на килограмм, а иногда и с сотнями. На предприятие иногда приезжаешь, подходишь к ленте с зерном, а насекомые по тебе уже ползут. И ничего, отдают и такую продукцию на реализацию. По-моему, вот за что нам сейчас надо бороться, хранение зерна должно стать центральным звеном в борьбе за урожай! Я уж не говорю про контроль за остаточными количествами пестицидов в зерне - там и вовсе ситуация плачевная. Если само предприятие захочет - отдаст в лабораторию. Приходится уповать только на добросовестность директоров.

- Какой вы видите выход из ситуации?

- Ничего не надо придумывать. В советское время была мощная структура по контролю за качеством и состоянием зерна. Называлась она Государственная хлебная инспекция. Практически ежедневно ее сотрудники бывали на предприятиях: отбирали пробы зерна, помогали лабораториям следить за качеством муки, заставляли руководство предприятий принимать меры. К сожалению, Госхлебинспекцию упразднили и сегодня зерно практически бесконтрольно. Есть структура - Центр оценки безопасности и качества зерна, который входит в состав Минсельхоза, к нему относится сеть лабораторий, но они в основном отбирают пробы зерна по заказу. А Государственная хлебная инспекция являлась сама, ее никто не приглашал. Во всех странах это есть: в Канаде - Зерновая инспекция, в Америке - Хлебная инспекция, а вот мы это упустили.

СПАСУТ ЛИ ЭКОФЕРМЫ?

- Сейчас появляются экофермы. Они заявляют, что выращивают зерно без пестицидов и хранят его без химической обработки от насекомых. Это возможно?

- Без химии сохранить зерно невозможно. Если вернуться совсем в далекие времена, когда у каждой семьи был амбар, где хранили зерно в мешках, то вот там зимой, когда нечего делать, перебирали эти мешки всей семьей. Вот если экологические фермы используют такой способ, то может быть. Но, думаю, сегодня вряд ли такие формы будут практиковаться. Так что лучше думать, как сделать химическую обработку безопаснее.

Ольга Терешкова

Россия > Агропром > mirnov.ru, 10 февраля 2016 > № 1645197 Геннадий Закладной


Австрия. США. Весь мир. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 17 декабря 2015 > № 1585411 Юрий Федотов

Накануне нового 2016 года исполнительный директор управления ООН по наркотикам и преступности, заместитель генерального секретаря организации и глава офиса ООН в Вене Юрий Федотов рассказал в интервью корреспондентам РИА Новости Андрею Золотову и Марии Гусаровой о разочарованиях и достижениях года предыдущего, планах управления по антитеррорической, противокоррупционной и академической деятельности на будущее.

— Приближается окончание 2015 года. Каковы итоги года с точки зрения борьбы с преступностью и наркотиками в мире?

— Итоги неутешительные. Организованная преступность, наркобизнес продолжают угрожать миру и стабильности, подрывать устойчивое развитие, создавать угрозу жизни, здоровью, безопасности миллионов людей. Двести тысяч человек умирает каждый год в мире от употребления наркотиков: передозировки, других последствий наркозависимости. Это смерти, которые вполне можно было бы предотвратить. Речь идет о колоссальном незаконном наркообороте — 320 миллиардов долларов каждый год. Транснациональная организованная преступность и наркобизнес порождают коррупцию, отмывание денег, а это выводит огромные суммы из бюджетов государств.

Если говорить о каких-то новых тенденциях, которые обозначились в уходящем году, то я бы остановился на двух. Во-первых, в свете событий на Ближнем Востоке, я имею в виду ИГИЛ, еще четче обозначилась тема сращивания организованной преступности и наркотрафика с терроризмом и воинствующим экстремизмом.

Во-вторых, это миграционный кризис, особенно затронувший Европу, но и другие регионы. Как бы эмоционально не относились в Европе к этому кризису, многие сходятся в том, что одной из причин возросшей незаконной миграции является преступный фактор. Контрабандисты наживаются на горе людей. Место в лодке может стоит от 3 до 5 тысяч долларов, люди продают все, что у них есть, отправляются в неизвестность, часто на смерть, в то время как организаторы этой преступной деятельности получают свои деньги вперед и не несут далее никакой ответственности. Для них это самый безопасный вид преступной деятельности.

— Приходилась слышать, что резкое увеличение числа беженцев было связано с удешевлением услуг по перевозке. Вообще, много разного говорится о причинах этой волны. УНП пыталось эти причины анализировать?

— С этим еще предстоит разобраться. Я не исключаю, что за этой волной может стоять какой-то организующий фактор. Что же касается удешевления, то мы не располагаем такими данными. Те суммы, которые выплачивают в Турции, могут отличаться от тех, которые требуют организаторы перевозки мигрантов в Ливии. Но суммы большие и зачастую — у нас есть такие данные, пока они отрывочные — деньги просто изымаются насильственно.

Деятельность УНП ООН на этом направлении основывается на Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности и Протоколе о незаконном ввозе мигрантов. Долгое время, пока гром не грянул, этот протокол оставался в тени других правовых механизмов. Сейчас наступил момент для того, чтобы обратить на это самое пристальное внимание. УНП уже подготовило свою стратегию противодействия этому роду преступной деятельности в регионе Средиземного моря. Мы активно консультируемся со странами как на южном, так и северном побережье, с тем чтобы через наши программы и проекты можно было помочь в решении этой проблемы.

— Что вы считаете главными достижениями и главными неудачами в уходящем году?

— Достижений было немало. Деятельность УНП остается востребованной, она оказывает реальное содействие государствам, прежде всего развивающимся странам в Азии, Африке, Латинской Америке, в улучшении их правовых систем и повышении эффективности правоохранительных органов. Если говорить о знаковых событиях, я бы упомянул Конгресс по борьбе с преступностью, который состоялся в апреле в Дохе. Это авторитетнейший международный форум по тематике борьбы с транснациональной организованной преступностью. Такие форумы проводятся раз в пять лет. В дохийском Конгрессе участвовало более 3 тысяч делегатов на высоком министерском уровне. Затем в сентябре глобальный саммит в Нью-Йорке одобрил цели устойчивого развития до 2030 года. Одна из целей — 16-я — как раз направлена на борьбу с организованной преступностью, укрепление систем правосудия, противодействие коррупции. И, наконец, в ноябре этого года в Санкт-Петербурге прошла успешная крупная конференция, тоже на высоком международном уровне, в рамках Конвенции ООН по противодействию коррупции. Уникальность этой Конвенции в том, что в отличие от большинства других международных договоров она имеет систему контроля за ее исполнением на основе обзорного механизма. Сейчас начинается второй цикл этого обзора, который направлен на предупреждение коррупции, борьбу с отмыванием денег и возвращение выведенных активов.

Что касается разочарований, их тоже было немало. Несмотря на усилия, нам не удалось уменьшить спрос на наркотики. Он остается на достаточно высоком уровне, а это приводит к известным последствиям и издержкам, невзирая на все, что мы в этом плане делаем.

— Какие инструменты УНП ООН предполагает задействовать для борьбы с коррупцией, что на практике будет делаться?

— Одно из направлений — это вовлечение частного бизнеса, потому что частный сектор зачастую является не только источником коррупции, но и первой жертвой коррупции. Принятое в Санкт-Петербурге заявление на эту тему является исключительно важным.

Речь идет о формировании партнерства между государством и частным сектором в сфере предупреждения коррупции, чтобы частные компании работали по ясным правилам и в рамках Конвенции ООН. Речь также идет о разработке своего рода хартии поведения. Кстати, такая хартия была разработана в Торгово-промышленной палате России. Это хороший пример, и я думаю, что подобная практика получит развитие.

Другое важное направление, которое мы сейчас развиваем, это так называемая академическая инициатива. Речь идет о воспитании молодого поколения в духе отторжения коррупции как модели поведения. Если детей учат правилам дорожного движения в детском саду, то почему же с раннего возраста не прививать молодежи неприятие коррупции как совершенно неприемлемого явления? Начинаем, конечно, не с детского сада и даже пока не со школы, а с вузов. Разрабатываются учебные пособия, курсы лекций, методики. Это уже осуществляется в ряде стран, и мы рекомендуем применять такие программы на национальном уровне.

Конечно, это дело национальных структур, правительств, образовательных ассоциаций — заниматься внедрением данных программ, но мы готовы предоставить материалы, которые могут помочь.

— В своих прошлых выступлениях, в том числе и в интервью РИА Новости, вы неоднократно говорили о проблеме 2014 года, когда из Афганистана должны были уйти иностранные войска и ситуация угрожала превратить страну в полноценное наркогосударство. Прошел год. Результаты оказались хуже или лучше, чем вы ожидали?

— Это как посмотреть. Вроде бы короткий ответ — результаты оказались лучше, чем мы ожидали. Действительно, по нашим данным, которые отражены в последнем докладе о производстве опиума в Афганистане, отмечается резкое снижение посевов опийного мака. Потенциальное производство опиума и героина сократилось в 2015 году по сравнению с 2014 на 48% — до уровня 3300 тонн. А посевы сократились на 19%. То есть по уровню производства мы сейчас выходим на самый низкий уровень после 2001 года.

Но на этом хорошие новости заканчиваются. По нашим оценкам, это позитивное развитие стало не столько результатом усилий международного сообщества, наших партнеров в Афганистане, сколько следствием погодных условий и саморегулирования рынка. Сокращение производства в 2015 году стало следствием перепроизводства в 2014 году.

Но не следует все рассматривать только в негативе. Мы работаем с нашими афганскими и международными партнерами, которые поддерживают нас в наших программах в Афганистане, с тем чтобы закрепить этот низкий уровень, по крайней мере, в следующем году не допустить дальнейшего прироста посевных площадей и производства наркотиков в Афганистане.

В практическом плане мы продолжаем развивать нашу инициативу "сеть сетей", когда мы пытаемся увязать и скоординировать действия различных структур, которые существуют на региональном, субрегиональном уровне в противодействии наркотрафику.

Сейчас мы развиваем новое направление, которое может оказаться очень актуальным: борьба с отмыванием денег, которые возникают в результате наркооборота. Речь идет о миллиардах долларов только в Афганистане. Эти деньги идут в первую очередь на подпитку воинствующего экстремизма и терроризма, на развитие нелегальной экономики.

— В последние недели мы стали свидетелями серии ужасающих терактов в разных странах. Затронули они и россиян. Как борьба с терроризмом проявляется в деятельности УНП ООН?

— УНП ООН имеет в своем мандате задачу предупреждения терроризма и экстремизма, работая в рамках общей контртеррористической стратегии ООН. В 2016 году предстоит обзор выполнения этой стратегии и, очевидно, будут ставиться дополнительные задачи.

Кроме того, Генеральный Секретарь ООН в настоящее время разрабатывает новый план действий по предупреждению экстремизма. В этом плане прямо обозначена роль УНП в осуществлении целого ряда его положений. Собственно, мы уже работаем в этом направлении.

Первая тема, которой мы стали активно заниматься, — тема иностранных террористов-боевиков. В марте этого года в УНП была принята программа по содействию государствам в борьбе с проникновением на их территории иностранных террористов-боевиков, а также их вербовки. Речь идет об оказании содействия государствам в совершенствовании их правовой системы, специальной подготовки силовых структур и органов, которые занимаются пресечением террористической деятельности, предупреждением свободного перемещения террористов через границы.

Кроме того, важна профилактика вербовки, в том числе оказание содействия государствам в борьбе с использованием интернета в вербовке боевиками новых сторонников.

Еще одна важная программа — предупреждение радикализации в тюрьмах. Очень часто получается так, что тюрьмы и другие места лишения свободы превращаются в своего рода "академии" по подготовке преступных кадров и даже террористов. Речь идет о необходимости отдельного содержания серьезных преступников-рецидивистов и тех людей, которые совершили не очень серьезные нарушения и которые не должны вступать с ними в контакт. Например, в рамках нашей антипиратской программы мы строили тюрьмы в Сомали, на Сейшелах, в Кении, где создавались специальные блоки именно для сомалийских пиратов и членов террористической организации "Аш-Шабаб", с тем чтобы они не входили в контакт с другими заключенными.

Второе направление — более амбициозное. Речь идет о денежных потоках, которые подпитывают террористов и экстремистов. Причем сейчас обозначается новая тенденция: если такой негласный, я бы сказал, оппортунистический альянс оргпреступности, наркотрафика с террористами существовал всегда — они зачастую пользовались одними и теми же каналами переправки наркотиков и оружия, они платили налоги террористам и экстремистам, — то сейчас террористические организации стали сами заниматься наркоторговлей, вошли во вкус. Нам известно, что "Боко-Харам" активно вовлечена в незаконный наркооборот в Нигерии и других странах Западной Африки. Талибы, как нам известно, получают ежегодно до 200 миллионов долларов за счет наркоденег.

Что же касается запрещенного в России "Исламского государства", то здесь у нас, конечно, данных меньше, но совершенно очевидно, что они активно занимаются контрабандой нефти, других природных ресурсов, контрабандой культурных ценностей, похищением людей ради выкупа и наркотиками. В частности, на слуху тема (мощного амфетамина) каптагона, который они производят прежде всего в собственных целях, чтобы пичкать своих сторонников, которые под воздействием этого наркотика становятся более бесстрашными и активными. Но заодно они приторговывают им на международном наркотическом рынке.

— Как вы собираетесь осуществлять эти антитеррористические мероприятия?

— В рамках наших программ, в том числе страновых и региональных, не так давно мы выработали поддерживающую стратегию ООН для региона Сахель (к югу от Сахары — ред.), который является очень уязвимым в плане терроризма и экстремизма. Что касается Ближнего Востока — готовится очередное издание региональной программы УПН ООН для арабских стран. Я рассчитываю, что в феврале совместно с Лигой арабских государств мы сможем запустить эту программу, где будет более серьезный компонент, посвященный теме пресечения терроризма и воинствующего экстремизма.

— Несколько недель назад УНП ООН пришлось опровергать сообщения в СМИ о некоем внутреннем документе, якобы свидетельствующем об изменении политики организации по контролю над наркотиками в сторону декриминализации. При этом в СМИ сообщалось о "колоссальном давлении", которому якобы подвергается УНП ООН. Правда, что по вопросу употребления наркотиков ваша организация всегда находится меж двух огней? Есть ли давление?

— Это буря в стакане воды. На самом деле речь шла о совершенно рутинном мероприятии на низком экспертном уровне. Эксперты положили на бумагу некоторые свои идеи, которые они ни с кем особенно не согласовывали, просто чтобы обсудить их. Каким-то образом это утекло в печать, и нам пришлось сделать заявление, что речь не идет о пересмотре нашей позиции.

В антинаркотических Конвенциях ООН все четко прописано. Они предусматривают альтернативу тюремным срокам за хранение небольших доз наркотиков для личного употребления. Кстати, в России глава ФСКН В.П.Иванов тоже предложил людей, которые задерживаются с небольшим количеством наркотиков, не сажать в тюрьму, а применять к ним административные меры. Это целиком укладывается в рамки Конвенций, которые направлены на охрану здоровья и благополучия людей. Кроме того, решается проблема перенаселенности тюрем, что снижает возможность радикализации заключенных под воздействием более серьезных преступников и даже террористов. В практическом плане все это может решаться только в рамках национального законодательства стран. Мы готовы оказать методологическую поддержку.

— Какой вы видите глобальную систему контроля над наркотиками через пять лет?

— Посмотрим, к чему приведет спецсессия Генеральной Ассамблеи ООН по наркотикам в апреле 2016 года. Сейчас проходит серия подготовительных встреч. Объединяющая платформа позиций многих государств сводится к тому, что Конвенции ООН сохраняют свою силу, они должны в полной мере выполняться в рамках более сбалансированных национальных подходов, направленных на защиту здоровья и благополучия людей. Большее внимание должно уделяться прежде всего профилактике наркозависимости и снижению спроса на наркотики — пока есть спрос, предложение всегда появится. Разумеется, при этом нельзя ослаблять усилий в борьбе с преступным наркотрафиком. Можно ожидать, что эти вопросы будут отражены в заключительном документе Спецсессии ГА ООН. УНП уже работает с государствами, оказывая содействие во внедрении такого сбалансированного подхода.

— То есть речь идет все же о гуманизации этой системы?

— Речь идет о возвращении к истокам. Главная цель — не поимка преступников, а защита здоровья людей. То есть преступников надо ловить, чтобы защитить здоровье людей, но высшая цель — это спасти людей, не допустить того, чтобы наркотики уносили столько человеческих жизней. Для понимания могу привести пример, возможно, политически не очень корректный: вирус Эбола рассматривается в числе одной из важных мировых проблем. Так вот, от Эболы на сегодняшний день умерло 11 тысяч 360 человек за полтора года. А от наркотиков — 200 тысяч человек каждый год. Но почему-то никто не бьет тревогу. Считается, что это нормально. А это ненормально, с этим надо бороться!

Австрия. США. Весь мир. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 17 декабря 2015 > № 1585411 Юрий Федотов


Россия > Миграция, виза, туризм > tourinfo.ru, 8 октября 2015 > № 1551589 Владимир Воробьев

Никто из нас не хотел бы оказаться в их положении

На пресс-завтраке, организованном на днях туроператором "Натали Турс", президент компании Владимир Воробьев поделился прогнозом развития ситуации вокруг банкротства "Трансаэро" и рассказал, как это отразится на туристическом рынке.

Оценивая возможные последствия кризисной ситуации вокруг авиакомпании «Трансаэро, президент «Натали Турс» отметил, что в ближайшие несколько месяцев возможен дефицит перевозки, прежде всего – на дальнемагистральных направлениях.

- «Трансаэро» был ведущим европейским перевозчиком на дальних маршрутах, - подчеркнул Владимир Воробьев. – У них был самый большой парк бортов, способных выполнять такие полеты. Плюс «Пегас» избавился от части своих самолетов, «Ямал», к примеру, также отказался от закупки дополнительных бортов. Возможность нехватки таких мощностей будет сохраняться в еще несколько месяцев, но все зависит от экономической ситуации, от спроса, к тому же дальнемагистральные лайнеры есть и у ЮТайр, и у той же «Nord Wind».

В любом случае, по мнению президента «Натали Турс», в выгоде окажутся конкуренты «Трансаэро». Уже сейчас операторские тарифы на таких направлениях как Гавана, Таиланд, Доминикана выросли на 300 долларов, и клиенты соглашаются на доплаты. Повышение маржинальности перевозок будет способствовать оздоровлению всей отрасли.

При этом наиболее оптимальным вариантом развития событий Владимир Воробьев считает возрождение «Трансаэро» при соответствующей реструктуризации долгов.

- «Трансаэро» внесла наибольший вклад в развитие туристической отрасли за последние 20 лет, - считает президент «Натали Турс». - Около 50 % ее загрузки – это загрузка на основных туристических направлениях. По соотношению «цена-качество» альтернативы «Трансаэро» на многих таких направлениях сейчас нет. К тому же, это сильный бренд: я знаю - многие туристы готовы были доплачивать 50-60 долларов, чтобы летать самолетами этой компании.

По мнению Владимира Воробьева, несколько месяцев приостановки деятельности не являются губительными для авиакомпании, у нее есть активы – самолеты, персонал и т.д. «Давайте откровенно – потребитель забудет о проблемах «Трансаэро», как только закончится шумиха вокруг нее в масс-медиа, и позитивный настрой восстановится, стоит только объявить, что все проблемы перевозчика решены и его билеты появятся в системах бронирования».

Но при любом исходе, отрасли нужен перевозчик в среднеценовом сегменте, ориентированный на сотрудничество с турбизнесом. Владимир Воробьев с осторожным оптимизмом полагает, что таким партнером может стать создаваемая «Аэрофлотом» компания на базе ГТК «Россия».

Что касается оператора «Библио Глобус», оказавшимся в непростой ситуации в связи с кризисом в «Трансаэро», то президент «Натали Турс» заметил: «Никто из нас не хотел бы оказаться в их положении, и я искренне желаю «Библио Глобусу» «разрулить» все проблемы. В противном случае, крушение оператора станет тяжелейшим ударом по всей отрасли: и имиджевым, и вполне материальным. Банкротство одного может вызвать цепную реакцию, как в операторской среде, так и среди десятков, если не сотен агентств.»

Владимир Воробьев: Мы не авиакомпании, для нас приостановка на два дня – это конец, потому что наш единственный актив – это наше доброе имя. Поэтому если «Библио Глобусу» потребуется помощь, мы ее безусловно предоставим.

Касаясь планов на зимний сезон, Владимир Воробьев сообщил, что стартовавшие продажи показывают: 60 % заявок приходятся на ОАЭ и Египет, 25 % - на «экзотику», в частности – на Шри-Ланку, Тайланд, Индию, Мальдивы, Сейшелы и Маврикий, 15 % - на европейские направления, в основном горнолыжные – Италию, Австрию, Андорру.

Планы компании по Эмиратам – загрузка 2,5 тыс. кресел в неделю по направлениям из России, Казахстана и Украины. Сейчас она составляет уже около 1,5 тыс. кресел. По Египту ориентир – 4,5 тыс. кресел в неделю, из них 600 – в Шарм-эль-Шейх. Однако, по мнению Владимира Воробьева, в связи с ситуацией вокруг «Трансаэро» и «Библио Глобуса», сейчас наблюдается всплеск спроса на Египет, и он не исключает расширения программы, в том числе и за счет дополнительной региональной перевозки.

Что касается экзотических направлений, то «Натали Турс» начал продажи туров на остров Занзибар (Танзания) на «крыльях» flyDubai.

- Занзибар – одно из главных направлений пляжного зимнего отдыха для европейцев, - считает Владимир Воробьев. – flyDubai является нашим надежным партнером, сочетающим широкий региональный охват с вылетом из многих российских городов и предоставляющим привлекательные цены. Мы планируем заполнить 100-200 кресел на Занзибар в неделю, но если спрос будет расти – flyDubai готов увеличить объемы перевозки.

В целом, по мнению Владимира Воробьева, экзотические направления наименее подвержены кризису. Так, стартовавшие неделю назад продажи в Индию показали: при начальных планах 5-10 человек в неделю уже забронировано более 300 мест. На Шри-Ланку есть заявки также на 300 кресел в неделю. Президент «Натали Турс» считает, что любое направления на базе «регулярки», без чартеров и чартерных блоков, априори должно быть прибыльным. Задача оператора в нынешней ситуации – снижение рисков и увеличение оборотов на направления с гарантированной маржой. Владимир Воробьев уверен, что в кризис таких направлений становится все больше – авиакомпании становятся более сговорчивыми.

Россия > Миграция, виза, туризм > tourinfo.ru, 8 октября 2015 > № 1551589 Владимир Воробьев


Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 июня 2015 > № 1395137 Александр Лукин

«Демократизм» против демократии

Александр Лукин

Постбиполярный мир: мирное сосуществование или хаос

А.В. Лукин – доктор исторических наук, руководитель департамента международных отношений НИУ «Высшая школа экономики».

Резюме Россия вряд ли может позволить себе неограниченную конфронтацию. Гораздо более азумный курс – попытаться создать альтернативу Евросоюзу в рамках Большой Европы.

Исследование осуществлено при грантовой поддержке факультета мировой экономики и мировой политики НИУ «Высшая школа экономики» в 2015 году.

На рубеже ХХ и ХХI веков биполярная система, господствовавшая после Второй мировой войны, рухнула в результате саморазрушения одного из полюсов. После краха советского центра силы, вызванного не войной, а давлением и внутренними проблемами, наступил период триумфа Запада.

Соединенные Штаты и их союзники могли взять на вооружение сбалансированный курс, опереться – с лидерских позиций – на улучшение отношений с крупными мировыми игроками. Россию, например, тогда вполне было возможно в значительной степени интегрировать в западную систему. Однако в интеллектуальном пространстве США и Европы верх взяла идеология, которую можно назвать «демократизмом» – своеобразное и однобокое соединение политического либерализма, концепции «фундаментальных прав человека», просвещенческого секуляризма и отдающих колониализмом теорий западного превосходства. В результате Запад попытался силой навязать миру собственную модель, выдавая ее за универсальную, а идеология, родившаяся из победы над тоталитарными системами ХХ века, сама стала приобретать тоталитарные черты.

Тоталитарный крен победителей тоталитаризма

Фундаментальные принципы внешней политики, основанной на идеях «демократизма», просты. Лучший путь присоединить все «варварские» народы и страны к миру «свободы и демократии» – подчинить их политическому влиянию через экономические и политические союзы. Для этого к власти должны прийти силы, ориентирующиеся на Запад, чему необходимо всячески способствовать. Если эти силы не вполне отвечают «демократическим» стандартам – не страшно. Пусть сначала подчинятся экономически и политически, а затем их «дотянут».

После распада СССР Запад избрал путь, основанный не на реализме, а на этой идеологии. Его лидеры почувствовали себя победителями, которым не нужно считаться с интересами других: ведь мир и так скоро упадет к их ногам, так как все народы мечтают слиться с Западом на основе единственно верных всеобщих «универсальных» ценностей. Между тем в большей части мира значительную часть этих ценностей не принимали, не без основания считая их идеологическим прикрытием навязывания Западом миру своей гегемонии. Кроме того, многие постулаты прямо противоречили традиционной культуре и господствующим верованиям других крупных цивилизаций.

Запад переоценил себя в двух смыслах: политическом и культурном. Мир оказался гораздо более сложным, а его ценности – гораздо более разнообразными, чем их представляли себе западные лидеры, опьяненные успехами, но ограниченные собственной идеологией. Но в западных столицах, особенно в Вашингтоне, продолжали вести себя так, как будто «история кончилась»: продавливая свое видение мира и даже внутреннего устройства стран и целых регионов, которые вовсе не желали вестернизироваться. Эта политика привела к хаосу в Ираке, Египте, Сирии, а затем и на Украине.

Некоторые западные наблюдатели задним числом увидели эту тенденцию. Так, известный американский внешнеполитический аналитик Ричард Хаас пишет, что действия США усугубили всемирный беспорядок: «порядок развалился в результате сплава трех тенденций. Сила в мире распределилась между большим количеством игроков. Снизилось уважение к американской экономической и политической модели. А выбор конкретной политики, особенно на Ближнем Востоке, породил сомнения в рассудительности Америки и в том, что угрозы и обещания Соединенных Штатов заслуживают доверия. Чистый итог заключается в том, что, хотя абсолютная сила и мощь США остаются значительными, их влияние уменьшилось».

Если Хаас говорит только о внешнеполитических просчетах, Генри Киссинджер фактически указывает на рост идеологизированности американской политики как на одну из причин неудач. «Прославление универсальных принципов, – пишет он о внешней политике США, – должно быть соединено с признанием реальности истории, культуры и представлений о безопасности народов других регионов планеты», т.к. история «не гарантирует успех даже самым возвышенным убеждениям в отсутствие целостной геополитической стратегии».

В одном из докладов Европейского совета по международным делам (авторы – Иван Крастев и Марк Леонард) утверждается, что уклад жизни ЕС, который европейцы приняли за универсальную модель будущего всего мира, был исключением: «Европейцы хорошо осознавали особый характер своей системы, но были убеждены в ее универсальности… Претензия новой европейской идеи одновременно на исключительность и универсальность сделала невозможным для европейцев принятие альтернативных проектов интеграции на континенте».

Конечно, между Соединенными Штатами и Евросоюзом есть тактические разногласия. США, будучи отдаленной от Европы и самой мощной державой Запада, мало озабочены реальными последствиями своих действий. Вашингтон выступает за более чистое воплощение идеологических целей, не считаясь с европейскими издержками. Кроме того, курс на расширение военных операций по всему миру, раздувание различных угроз позволяет консолидировать доминирование Соединенных Штатов над Европой. В самой Европе есть чисто проамериканские круги, но есть и те, кто хотел бы превратить ее в самостоятельный или хотя бы автономный центр силы. Для этого конфронтация с другими центрами силы в мире не нужна и даже вредна.

Но в целом США и Европу, а также, например, более отдаленные Австралию, Новую Зеландию и в меньшей степени Японию нужно рассматривать как единое сообщество, объединенное прежде всего общей идеологией «демократизма»: стремлением навязать собственную модель всему миру. В обозримом будущем внешнюю политику этого все еще самого мощного центра силы определит противоречие между растущими идеологическими амбициями и снижающимся относительным потенциалом.

Популярность западной модели и западной идеологии была основана прежде всего на том, что, как считали в значительной части незападного мира, особенно после Второй мировой войны, она обеспечивает наивысший уровень благосостояния. Свобода, конечно, привлекательна для части населения небогатых и диктаторских государств, но не за счет благосостояния. Мощный рост китайской экономики в конце ХХ – начале ХХI веков, а также экономический и политический крах многих государств, которым США и Евросоюз пытались навязать собственную модель (Россия 1990-х гг., Ирак, Ливия и др.), заставили усомниться в универсальности западных лозунгов «демократизации», «рыночной экономики» и «свободной торговли».

Подобное ранее случилось с другой тоталитарной идеологией – советской, а вместе с ней и «мягкой силой» СССР после Второй мировой войны, а особенно в 70–80-е гг. ХХ века. Коммунистические идеалы, пользовавшиеся популярностью во всем мире, в том числе в Европе и Америке, особенно в период антифашистской борьбы и деколонизации, поблекли, когда выяснилось, что экономически в третьем мире советская модель не работает, а ведет лишь к созданию коррумпированных диктаторских режимов и застою. Советские военные интервенции в Венгрию (1956), Чехословакию (1968) и Афганистан (1979) заставили усомниться в искренности Москвы относительно создания лучшего мира, породили новое отношение к советской идеологии как к прикрытию геополитических интересов.

В действительности и в СССР, и на современном Западе геополитические цели сложно отделить от идеологических. Все тоталитарные идеологи считают, что навязываемая ими высшая и наиболее прогрессивная политическая модель гарантирует процветание и счастье, а осуществлять ее наиболее эффективно можно с использованием, как говорили в СССР, «братской помощи» «прогрессивных» государств, то есть под их политическим контролем. Поэтому установление контроля над максимальным количеством стран и забота об их счастье путем навязывания единственно верной модели развития в этой конструкции неразделимы.

Пока будет происходить процесс адаптации «демократизма» к новым реалиям (а это займет годы), вряд ли можно рассматривать Запад как источник мира и стабильности. Напротив, его политика останется основным источником мировых конфликтов, которые будут особенно часто возникать на территориях, пограничных с другими, незападными центрами силы, придерживающимися иных ценностных установок.

Только геополитика, ничего личного

В связи с событиями на Украине Россия окончательно отказалась следовать в фарватере Запада и вступила в конфронтацию, начав политический и экономический поворот к незападному миру. Постсоветский консенсус между Западом и Россией был основан на предположении, что обе стороны двигаются к более тесному сотрудничеству, с пониманием относятся к интересам друг друга и идут на взаимоприемлемые компромиссы.

Россия старалась выполнять эти условия. Не отказавшись полностью от идеи национальных интересов, она показывала, что готова ими частично жертвовать ради сотрудничества с «цивилизованным миром». Однако последний, несмотря на обилие ободряющих слов, мыслил категориями собственной победы в холодной войне. Запад включал в сферу своего влияния все больше стран, передвигал военные объекты все ближе к российской границе, в том числе и на территорию ее традиционных союзников. Когда очередь дошла до Украины, Россия взорвалась.

Новая Россия отвергла советскую и любую другую тоталитарную идеологию. Она не пытается навязать свою политическую модель другим. На Украине, как и повсюду вокруг своих границ, Россия ведет борьбу не за установление там модели какого-то идеального общества, а за чисто геополитические цели, связанные с выживанием в условиях хаотического и опасного мира. Она стремится не быть окруженной, не подпасть под политический контроль США и их союзников, сохранить дружественные ей или хотя бы нейтральные режимы у соседей.

Соединенные Штаты и Запад в целом рассматривают конфликт как крайне опасный, хотя и локальный. Москва фактически подрывает глобальный западный проект мирового развития: постепенного подключения всех стран мира к западному проекту на условиях Запада, то есть в качестве «учеников», старательно пытающихся подняться до уровня западных стандартов. Локален же он потому, что Россия – не самый серьезный вызов на этом пути, хотя и наиболее острый в настоящее время. В долгосрочной перспективе формирование многополярного мира в целом вызывает у Запада гораздо большую тревогу. Неясно, как вестернизировать огромный Китай, да и с Индией, Бразилией и многими другими центрами силы не все складывается идеально.

Обаяние модернизации без демократии

В долгосрочном плане возвышающийся Китай представляет собой гораздо больший вызов западной идеологии мирового господства, чем все еще довольно слабая Россия. Китай – вторая экономика и самая густонаселенная страна мира – представляет угрозу не военной мощью, которая пока несравнима с американской и даже с российской. Но КНР удалось сделать то, чего не смог СССР, – построить эффективную экономику, не основанную на политической модели Запада. Более того, Китай настолько взаимосвязан с экономиками Соединенных Штатов и Евросоюза, что в случае осложнений будет крайне сложно принять против Пекина меры, которые были приняты против России. Возможно, в открытой конфронтации объединенному Западу и удастся одолеть Китай, но это очень дорого обойдется мировой экономике.

Сам Пекин активизирует внешнюю политику. Первый этап активизации сводился к стремлению убедить соседей и весь мир в том, что усиление страны не угрожает их интересам. В этом смысл концепции «мирного подъема», выдвинутой в 2003 г. Ху Цзиньтао. Из-за опасений относительно термина «подъем» она затем была заменена теориями «мирного развития» и строительства «гармоничного мира».

При Си Цзиньпине Пекин перешел от защиты к наступлению. Новый лидер выдвинул амбициозные планы создания «Экономического пояса Шелкового пути» и «Морского шелкового пути». Их экономическое содержание пока не вполне ясно, но очевиден политический смысл: Китай выдвигает собственные, альтернативные западным, концепции развития ряда азиатских регионов. Пекин предлагает концепцию соразвития, подкрепленную значительными материальными ресурсами. Он говорит: подключайтесь не к ареалу «демократизма», а к зоне «Шелкового пути». Присоединение ряда союзников США, несмотря на возражения Вашингтона, к предложенному Пекином Азиатскому банку инфраструктурных инвестиций показывает серьезную привлекательность китайских проектов.

Другое свидетельство внешнеполитической активизации – часто раздающиеся в Китае призывы пересмотреть концепцию «таогуан янхуэй» (держаться в тени и стараться ничем не проявлять себя), выдвинутую Дэн Сяопином в начале 90-х гг. ХХ века. Игорь Денисов делает вывод, что «в современном китайском политическом дискурсе четко прослеживается как преемственность внешней политики…, так и стремление придать китайской дипломатии более инициативный характер, что в перспективе должно вывести КНР в число государств, устанавливающих правила игры в соответствии со своими возросшими интересами». И хотя, по его мнению, принцип ограничения стратегического планирования, прежде всего вопросами, затрагивающими «ключевые интересы», не изменился при Си Цзиньпине, сама сфера ключевых интересов постоянно расширяется. Если в годы правления Дэн Сяопина к ним относились лишь проблема Тайваня и контроля над Тибетом и Синьцзяном, то сегодня это уже и защита китайской позиции в территориальных спорах с Японией вокруг островов Дяоюй (Сенкаку), и конфликт в Южно-Китайском море. А некоторые эксперты относят к ключевым интересам и необходимость обеспечить Китаю возможность занять достойное место в мире в целом.

Главным препятствием, по широко распространенному в КНР мнению, являются США. Вашингтон, как считают большинство китайских аналитиков, старается сдерживать Китай, видя в нем основного конкурента. Для этих целей Соединенные Штаты при помощи союзников и дружественных государств пытаются окружить Китай в военном и стратегическом отношении, настраивают против него соседей, раздувая теорию «китайской угрозы». В одной из книг китайского военного аналитика Дай Сюя утверждается, например, что окружение уже удалось почти со всех сторон, за исключением России и Центральной Азии.

Хотя некоторые и предлагают более активные меры по прорыву окружения, например, за счет строительства военно-морских баз за рубежом или привлечения армии к защите зарубежных капиталовложений, официальная позиция пока гораздо мягче. Характерно отношение китайских аналитиков к идее «глобального управления». Считая его нынешнюю теорию и практику западной конструкцией, призванной защищать доминирование США и Европы, в Китае не предлагают подорвать или ликвидировать систему, но выступают за ее реформирование так, чтобы КНР и другие незападные государства получили бы в ней достойное представительство.

В целом Китай не заинтересован ни в конфронтации с кем бы то ни было, ни в революционном изменении мировой системы, однако намерен настойчиво и последовательно содействовать ее эволюции в более выгодную для себя сторону.

КНР, как и Россия, далеко ушла от коммунистического глобального тоталитаризма, не стремится навязывать другим государствам собственную модель развития. При этом экономические интересы страны все больше выходят за пределы собственной территории. И само это стремление, подкрепленное экономическими успехами и серьезными финансовыми ресурсами, ростом популярности китайской модели модернизации без демократии у авторитарных лидеров развивающихся стран, представляет вызов идеологии «демократизма».

Конечно, на Западе многие рассматривают китайский опыт как один из частных случаев теории модернизации. Китай, мол, в принципе идет путем Японии и «азиатских тигров»: за экономической модернизацией должна последовать демократизация, как было в Южной Корее и на Тайване. В Пекине отвечают: КНР нельзя сравнивать с государствами другого калибра; будучи целой цивилизацией, он продолжит развиваться собственным путем, по традиционно китайским схемам. В последнее время в Китае появилось много статей о том, что и для мира в целом традиционные китайские концепции мироустройства гораздо полезнее, чем западные подходы.

Среди западных экспертов между тем снова распространились предсказания скорого краха коммунистического Китая. И хотя эти прогнозы в ближайшей перспективе представляются не более чем стремлением выдать желаемое за действительное, в более отдаленном будущем серьезные проблемы и даже кризис китайской системы власти вполне возможен. Но, как показывает опыт СССР и России, даже гипотетический крах коммунизма и длительный кризис вряд ли приведет к вестернизации такой огромной державы, как Китай, и ее подчинению западным интересам.

Умеренный не-Запад

Индия, Бразилия и ряд других государств постепенно превращаются в мощные центры незападного мира. Дели, как и Пекин, проводит самостоятельную внешнюю политику, стараясь поддерживать конструктивные отношения со всеми основными мировыми игроками. Являясь на протяжении веков мультикультурной и многоконфессиональной страной, она сохраняла общецивилизационное единство, основанное на уважении чужих мнений и традиций. Этот опыт стал основой индийской демократии, и его Индия хотела бы передать миру, желая видеть мировое устройство таким же плюралистическим, как и само индийское общество.

И этот идеал противоречит западной идеологии «демократизма». Совпадая с ним в уважении к демократии, он отрицает идею навязывания «прогрессивных» ценностей и моделей силой и наказания за отход от них. Кроме того, в моральном отношении Индия хотя и идет за Западом, но все еще гораздо более традиционна. Приход к власти в 2014 г. правительства лидера индуистской Бхаратия джаната парти Нарендры Моди еще укрепил чувство индийской миссии в мире и традиционалистские тенденции внутри страны.

Дели старается наладить связи с Пекином, так как этого требует экономическая необходимость. В то же время значительные проблемы в индийско-китайских отношениях сохраняются, в том числе территориальный спор. Но, что более важно, в случае с Китаем и Индией мир является свидетелем зарождения геополитических противоречий между двумя растущими незападными центрами силы, интересы которых сталкиваются, например, в нескольких островных государствах, которые ранее считались сферой влияния Индии, но сегодня стали объектом экономической экспансии Пекина (Мальдивы, Сейшелы, Маврикий, Шри-Ланка).

Бразилия, по данным за 2014 г., была седьмой экономикой мира, ее ВВП превышал показатель таких стран, как Италия или Россия. Два последних президента, Лула да Сильва и Дилма Руссефф, представляют левые силы, и именно в этом – основа нарастающих расхождений с США. Внешняя политика Бразилии во многом противоречит американской: она выступила против операций в Ираке и Ливии, за мирное решение сирийского конфликта, не одобряет санкций в отношении Ирана. Бразилия отказалась поддержать американский проект создания Американской зоны свободной торговли (АЛКА), что явилось одной из главных причин его провала. Соединенные Штаты часто критикуют бразильский протекционизм и якобы демпинг, а также нарушения прав интеллектуальной собственности, в то время как Бразилия обвиняет Вашингтон в приверженности «монетаристской» политике и провоцировании «валютных войн» против развивающихся рынков. По мере укрепления бразильского центра силы и возрастания его влияния в Латинской Америке и мире в целом противоречия с США будут возрастать, хотя экономическая необходимость, как и в случаях с Китаем и Индией, не позволит довести дело до острой конфронтации.

Сосуществовать мирно

Постбиполярный мир на нынешнем этапе можно было бы назвать промежуточным. Глобальное доминирование Запада, сложившееся после холодной войны, заканчивается, а многополярный мир еще не сложился и неизвестно, сложится ли окончательно. Новые центры силы будут пытаться создать вокруг своих границ зоны собственного влияния за счет сокращения влияния Запада, что, естественно, встретит ожесточенное сопротивление последнего (как это уже происходит в случае с Китаем и Россией). Более слабые незападные державы будут пытаться координировать свои действия (в рамках БРИКС, ШОС, АСЕАН).

Однако это не означает создание антизападного альянса. Там, где зоны влияния незападных центров силы столкнутся друг с другом, возможны острые конфликты (как намечающаяся борьба за сферы влияния между Китаем и Индией). Запад (в особенности США) использует это в своих целях. В связи со сложной структурой такого мира окончательное формирование реальной многополярности с несколькими приблизительно равными по влиянию центрами силы не является исторически неизбежным. Заметную роль в этой системе будут играть среднемощные или региональные центры силы, например Вьетнам, Южная Африка, Нигерия и др., имеющие собственные цели и взгляды на региональную политику. Они могут вступать во временные альянсы с более крупными центрами для достижения собственных локальных целей (как, например, Вьетнам, пытающийся использовать Вашингтон в территориальном конфликте с Китаем).

Роль России в переходном мире пока только намечается. Россия пытается стать крупным независимым игроком, позиционируя себя как центр евразийской интеграции. Однако неясно, хватит ли для этого ресурсов. В обстановке экономической зависимости от Запада Россия вряд ли может позволить себе неограниченную конфронтацию. Гораздо более разумный курс – позиционировать Россию и Евразийский союз как часть Большой Европы, но не проекта ЕС, попытаться создать альтернативу Евросоюзу в рамках Большой Европы. Такая цель более реалистична и приемлема для различных слоев российского населения и элит. Она вызовет симпатии тех кругов в Старом Свете, которых не устраивает доминирование США, и позволит продолжить экономическое сотрудничество с Европой. Больше того, Россия должна стать проводником европейских подходов и ценностей в Евразии. Такая теория существовала еще в XIX веке.

Речь, конечно, категорически не может идти о роли России как агента «демократизма». Для Евразии с ее собственными традициями приемлемы лишь самые базовые европейские ценности, обеспечившие общественный прогресс этой части континента на протяжении предшествующих столетий, но не сиюминутные увлечения в области секуляризма и морали, которые Европа пытается навязывать всем окружающим сегодня. Для Азии же, напротив, Евразийский союз мог бы стать «послом» в Европе. Здесь необходимо подчеркивать не только европейскую, но и азиатскую принадлежность России.

В постбиполярном мире сохранятся и даже обострятся глобальные проблемы, которые можно решать только общими усилиями: нехватка ресурсов, перенаселение, загрязнение окружающей среды, нераспространение оружия массового уничтожения и т.п. Смертельную угрозу для человеческой цивилизации в целом представляет терроризм.

Действенный механизм решения таких проблем можно создать, если основные центры силы договорятся о той ограниченной сфере, где их взгляды сходятся, и о том, что по всем другим вопросам они «соглашаются не соглашаться», не доводя дело до острой конфронтации. По сути это будет возрождение «мирного сосуществования» периода биполярности. Ее суть сформулирована еще во времена Никиты Хрущёва: не разделяя ни целей мирового развития, ни идеалов общественного устройства, мы отказываемся от войны друг с другом, пытаемся договориться по тем проблемам, по которым можно договориться. Для рабочих органов этого механизма больше всего подходят уже существующие институты глобального управления, прежде всего ООН с ее Советом Безопасности. Но это не означает неизменность системы, напротив, ее следует постепенно реформировать для достижения более адекватного представительства растущих центров силы.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 июня 2015 > № 1395137 Александр Лукин


Россия > Медицина > chemrar.ru, 7 февраля 2012 > № 495846 Давид Мелик-Гусейнов

Интервью о новом Федеральном законе в России

Медицинский портал medportal.ru опубликовал интервью с Давидом Мелик-Гусейновым, в котором он комментирует основные Положения Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», вступившего в силу 1 января 2012 года. Беседовала на тему ответственности регионов за финансовое обеспечение доступности лекарств с Давидом Мелик-Гусейновым Марина Аствацатурян.

О чем сегодня говорит фармацевтическое сообщество, обсуждая новый закон?

Начну с темы, которая касается менеджмента и распределения финансовых потоков в системе здравоохранения вообще. Сегодня федеральный центр в лице федерального Минздрава отдает, согласно этому закону, вопросы управления и финансирования на откуп регионам. Что это значит? Это значит, что регионы должны сами наполнять деньгами те стандарты лечения, которые разрабатываются в федеральном центре, должны сами осуществлять контроль за их выполнением, а это катастрофично для нашей страны. Потому что есть богатые регионы, а есть бедные регионы.

Я часто провожу такую аналогию: у нас есть свои швейцарии наподобие Москвы, Санкт-Петербурга, где все более или менее хорошо: и качественные услуги, и достойное финансирование, — и есть свои гондурасы наподобие некоторых кавказских республик, где нет элементарного (никого обидеть не хочу, я сам родился и вырос на Кавказе): людей лечат активированным углем и марганцовкой. Если это отдано на откуп регионам и регионам не дается возможности каким-то образом дополнительно получать средства в случае, если у них плохое финансовое состояние, то мы можем столкнуться с двумя вещами: район отказывается от финансирования лечения этих заболеваний, и пациент либо смирится с этим, либо приедет в Москву.

Самое страшное — то, что регионы обязаны теперь обеспечивать необходимыми лекарствами людей с орфанными (редкими) заболеваниями. Эти заболевания требуют очень дорогостоящего лечения: одна упаковка может стоить полмиллиона рублей. Даже у самых прогрессивных регионов, самых технологически прорывных, регионов-доноров нет возможности полностью обеспечить всех своих орфанных пациентов необходимыми медикаментами.

Минздравсоцразвития буквально на днях опубликовал перечень из 86 орфанных заболеваний. И все эти 86 орфанных заболеваний должны финансироваться за счет средств субъектов федерации. Сегодня уже во многих регионах родители больных детей или сами больные обращаются в суды, выигрывают их, потому что им не оказывается лечение. Но подавая на местную власть соответствующие иски и выигрывая эти суды, они все равно получают отказ местной власти в медикаментах, потому что в бюджете нет денег. Как бы мы ни крутили, ни гадали, ситуация по линии орфанных заболеваний в ближайшее время к лучшему не изменится.

Неужели никак нельзя повлиять на это?

Можно. Если консолидированно, всем медицинским сообществом, всем пациентским сообществом продемонстрировать власть имущим, что эта ситуация проигрышная для всех: и для федерального центра, который потеряет политические очки, и для врачей на местах, которые просто будут разводить руками. Ну что они будут делать? Лечить активированным углем, допустим, болезнь Фабри? В регионе с этой патологией может быть всего пять человек. И, наконец, ситуация проигрышна для пациентов, которые не получат лекарств, не получат должной терапии и вынуждены будут реально умереть.

Мы этим законом диверсифицировали менеджмент, отдали его регионам, и в результате ситуация будет близка к катастрофической. Кроме того, регионам отдали и обеспечение медикаментами социально важных заболеваний: ВИЧ, туберкулеза и пр. Сейчас мы эти заболевания недофинансируем, причем очень существенно. А если отдать их на откуп регионам, недофинансированность только возрастет. Это явные минусы нового закона.

Редкие заболевания — отдельная и очень важная тема. Но, возвращаясь к закону, что можно сказать по той его части, которая декларирует широкое бесплатное лекарственное обеспечение?

Этот закон ни на йоту не приближает нас к финансовому наполнению системы здравоохранения. Закон называется «Об основах охраны здоровья граждан». Основы. То есть это некий обязательный минимум понятийного аппарата, обязательный минимум прописанных финансовых структур, коммуникационных потоков, которые определяют функционирование всей системы здравоохранения. Если мы говорим про финансирование этой системы, то это документы совершенно другого уровня.

Которых нет?

Да, их пока нет. В законе продекларирован важный для здравоохранения принцип ведения пациента согласно стандартам. «Стандарты лечения» — это впервые звучит на федеральном уровне, впервые закреплено в законе. Эти стандарты обязательны к выполнению во всех лечебно-профилактических учреждениях страны во всех регионах. Опять же, к вопросу о неравенстве регионов — есть богатые, есть бедные.

Стандарт закрепляет обязательный минимум, который должен выполнить врач. Минимум диагностических процедур, минимум терапевтических процедур, включая лекарственное обеспечение. Минимальную кратность процедур, кратность приема лекарств и так далее.

Но Россия — парадоксальная страна. Если во всем мире стандарты лечения обеспечиваются финансированием со стороны государства и страховых компаний, то у нас врач, выполняя стандарт лечения, вынужден возложить финансирование на плечи пациентов. То есть стандарты существуют, но получается, что в России стандарты не решают проблему обеспечения лекарствами или медицинскими услугами в рамках этих стандартов, а являются просто «защитой от дурака»: это минимум, некий алгоритм, который должен выполнить любой врач, отличник или двоечник.

Мы исказили понятие «стандарт лечения». Во всем мире, повторяю, стандарт лечения — это гарантия государства, что эту помощь пациент получит бесплатно. У нас пациент будет платить за эту помощь из собственного кошелька, придя в аптеку, а стандарты декларируются как некий алгоритм поведения врача. Не важно, как ты учился в институте, хорошо или плохо, тебе дается некая шпаргалка.

Как отразятся на развитии лекарственного обеспечения новые, введенные законом, правила взаимоотношений медицинских представителей фармацевтических компаний с врачами?

Может быть, я буду стоять обособленно ото всех своих коллег, так сказать, соратников по рынку, но я считаю, что эта норма правильная. Что греха таить, давайте признаемся: да, фармсообщество — не все, но некоторая его часть — коррумпируют врачей, да, покупают их лояльность, дарят им подарки, вывозят их на Сейшелы и так далее. Это не имеет ничего общего с образованием, с новыми знаниями, которые может дать врачу медицинский представитель. Я считаю, что это явление существует и о нем нужно открыто говорить. И закон впервые в новейшей истории российской фармации пытается отрегулировать эти отношения.

В том формате, в котором они прописаны, новые нормы — очень либеральны. Мы сравниваем с аналогичными запретами, допустим, в Великобритании, во Франции, в Польше, в Турции — там гораздо жестче регулируются отношения врачей и фармацевтических компаний. В некоторых странах даже взимается налог с каждого медицинского представителя в национальные бюджеты. У нас этого нет, у нас просто есть определенные правила игры. Это не ограничения, это правила игры, которые государство пытается установить. Если ты медицинский представитель, если ты фармацевтическая компания, будь вынужден играть по этим правилам. Почему — потому что 99 процентов врачей работают в государственных поликлиниках и больницах. Медицинский представитель, приходя к этим врачам, использует государственное время на то, чтобы, условно говоря, поговорить с этим врачом. Или коррумпировать. Поэтому я считаю, что если государство — плательщик зарплаты, оплачивает технологии, оно и регулирует свое сообщество так, как оно хочет, в данном случае.

Надо отдать должное тем инициаторам законопроекта, конкретным лицам, которые пошли на диалог и смягчили формулировки в этом законе. Дело в том, что в первоначальной версии планировался полный запрет медицинских представителей как класса: никто из них не должен был бы ходить к врачам в рабочее время на рабочем месте.

Фармкомпании при этом теряют что-либо?

Фармкомпании приспосабливаются, становятся более креативными, придумывают новые способы продвижения своих лекарственных препаратов.

Но кроме личных встреч с врачами медицинские представители могут использовать такие способы коммуникации, как электронная почта, социальные сети. Их же никто не контролирует?

Да, это не нарушение, это в законе не запрещено, а то, что не прописано в законе, разрешено. Но все-таки интернет имеет очень слабое проникновение в России, всего 15 процентов врачей им пользуются. Понятно, что в Москве пользуется большая часть, но за МКАДом — какой там может быть интернет в каком-нибудь сельском фельдшерско-акушерском пункте? Его там априори нет. Интернет-проникновение будет увеличиваться, это тренд, и фармкомпании уделяют этому определенное внимание, даже предлагают различные программы продвижения препаратов через интернет для врачей, но это не основной канал как в России, так и в мире. В мире интернет-продвижение составляет всего полтора процента от всех инвестиций в продвижение лекарственных препаратов.

Я думаю, что формат, на который согласится и врачебное сообщество, и фармацевтическое сообщество, — это проведение мероприятий. Причем мероприятий обучающих, когда, допустим, фармкомпания приходит в определенное лечебно-профилактическое учреждение (ЛПУ), собирает специалистов определенного профиля, допустим, всех педиатров, всех кардиологов или всех терапевтов, и вот на эту мини-группу проецирует свою образовательную технологию. Во-первых, это экономит время врачей, во-вторых, это более эффективно, когда какая-то проблема обсуждается в группе, в третьих, это определенного рода и market access — новая тема в фармбизнесе, которая касается доступа к рынку.

Таким образом можно более эффективно сформировать лояльность тех, кто принимает решения о закупках. То есть если ты приходишь и говоришь главному врачу: у меня есть для вас уникальная образовательная технология, и мы обучим ваших врачей таким-то и таким-то навыкам — ну какой главный врач откажется от какой-то бесплатной информации, бесплатной технологии?

Следующий вопрос — о лицензировании фармдеятельности, которое тоже предусмотрено законом. Какое к нему отношение?

На мой взгляд, лицензирование как институт себя изживает. Примерно к 2015-2016 году планируется, что система здравоохранения придет к принципам саморегулирования и тогда лицензирование как таковое будет вообще не нужно. Планируется, что лицензировать будут не стены, не помещения, а специалистов, то есть врачей и работников аптек, провизоров. Саморегулируемые организации будут следить за тем, чтобы эти специалисты были этичны и компетентны. Эти саморегулируемые организации, комплектующиеся из тех же самых участников системы, будут выдавать лицензии, осуществлять профессиональное судейство их деятельности, и соответственно, отзывать персональную лицензию.

С одной стороны, это хорошо, когда лицензируется врач или провизор, потому что он несет персональную ответственность. Ведь сегодня врач не несет никакой ответственности за диагноз, никакой ответственности за назначение. У него нет мотивации на результат, на исцеление конкретного пациента. Лицензирование врачей позволит эту мотивацию ввести. То есть будет некий сдвиг парадигм мотивации в системе здравоохранения. Врач будет замотивирован на здоровье человека, на длительную ремиссию.

С другой стороны, индивидуальное лицензирование сегодня невозможно. Можно было бы его прямо с завтрашнего дня запустить, но сегодня врачи получают мизер. Провизоры тоже получают очень малые деньги. Если еще их нагрузить такой дополнительной ответственностью, у нас в системе не останется ни одного врача. Если сегодня врач допускает какую-то врачебную ошибку, то в худшем случае всю ответственность берет на себя ЛПУ и выплачивает этому больному компенсацию. Но если мы говорим о персональном лицензировании, выплачивать компенсацию потерпевшему должен будет лично врач из собственных сбережений. Из чего он будет выплачивать?

Это вы уже имеете в виду предусмотренное законом страхование личной ответственности врача. Оно сопряжено с лицензированием?

Да, и в этой связи сейчас разрабатывается еще один закон, который будет страховать личную ответственность врачей и медицинских работников перед пациентом. Хотя в законе, который мы обсуждаем, там тоже об этом сказано. Вскользь. А будет еще отдельный документ. С лицензированием фармдеятельности тесно связан вопрос лицензирования места производства фармпрепаратов. Если отрасль перейдет на стандарты GMP, то и в этом лицензировании надобность отпадет.

То есть GMP как такового у нас еще нет?

Стандарты GMP будут обязательными с января 2014 года. Однако многие отечественные фармкомпании не спешат получать эти стандарты, потому что, во-первых, это дорогое удовольствие. Это реально стоит очень дорого. Надо где-то взять эти деньги: либо инвестора привлечь, то есть впустить его в свой капитал, либо к банку обратиться, но банки не спешат давать «длинные деньги» под малые проценты, а отечественная фармацевтическая промышленность — это долгосрочная окупаемость и низкая рентабельность, это не сверхприбыльные инновации. Поэтому многие отечественные компании сейчас просто разводят руками и не понимают, как им быть в этой ситуации. У нас по GMP сертифицированы всего 10 процентов площадок, а на остальных 90 процентов даже не думают вводить эти стандарты.

А нет ли у предприятия в виду отсутствия стандарта GMP репутационных потерь?

Нет. Вообще слово «репутация» по отношению к отечественному фармпрому применимо очень опосредованно.

Давид Мелик-Гусейнов - директор исследовательской компании Cegedim Strategic Data.

Россия > Медицина > chemrar.ru, 7 февраля 2012 > № 495846 Давид Мелик-Гусейнов


Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 19 апреля 2011 > № 739745 Эмиль Паин

Мирное сосуществование XXI века

Закат вульгарного мультикультурализма как возрождение культуры модерна

Резюме: Мультикультурализм появился лишь как исторический эпизод, как проявление кратковременной «обратной волны», завершающей цикл индустриальной модернизации. Эта волна была вызвана внешними по отношению к культуре импульсами, сила которых ныне слабеет. Необходима новая модель.

Критика мультикультурализма становится модной политической тенденцией в Европе, но вызывает разноречивые отклики в России. При этом само значение этого понятия не вполне прояснено, дискуссии же носят исключительно политический характер. В данной статье я излагаю свою гипотезу о том, что ослабление позиций сугубо традиционалистской идеологии, выраженной в концепции вульгарного (упрощенного, выхолощенного) мультикультурализма, обусловлено фундаментальными историческими тенденциями – приливами и отливами модернизации.

Концепция «обратной волны»

В 1990-е гг. Самьюэл Хантингтон предложил модель глобального распространения демократизации, в которой использовал образ морских приливов и отливов. Он ввел в научный оборот понятие «обратной волны» (rеverse wave) демократизации, обосновав почти неизбежные, но временные отступления ранней демократии под напором традиционных и более укорененных в жизни народов недемократических режимов. Концепция «обратной волны» хорошо объясняет не только трудный и извилистый путь демократизации, но и более широкий круг процессов, объединяемых понятием «модернизация». Эта концепция позволяет лучше понять и природу одного из парадоксов глобализации.

Речь идет об одновременном проявлении с конца XX века двух, казалось бы, взаимоисключающих тенденций. С одной стороны, рост взаимосвязи стран мира и определенная стандартизация их культур. С другой – нарастание культурной дифференциации и дезинтеграции, связанное с феноменом так называемого «этнического и религиозного возрождения». Рост традиционных групповых форм идентичности (этнической, религиозной, расовой) стал активно проявляться с конца 1960-х и усилился в 1980–1990-х годах. Эта тенденция охватила большинство стран мира, что и обусловило глобальный кризис модерна, затянувшийся почти на полвека. Глубокой эрозии подверглись в это время основополагающие ценности культуры модерна, прежде всего ценности индивидуальной свободы, рационального сознания и прав человека. Эти процессы сопровождались обострением конфликтов между этническими и религиозными группами не только в постколониальных странах с незавершенной национальной консолидацией общества, но и в давно сложившихся государствах-нациях Европы и в США.

Чаще всего отмеченный парадокс глобализации объясняют естественным сопротивлением незападных культур модернизационным переменам, процессам стандартизации и унификации человеческой деятельности. Но основным фактором, подтолкнувшим волну традиционализма, стали, вероятнее всего, внешние по отношению к культуре импульсы, а именно – совокупность радикальных перемен в экономической, интеллектуальной и политической жизни мира, произошедших в конце 1960-х – начале 1970-х годов.

Экономические перемены. Начала радикально меняться глобальная экономическая стратегия, обусловившая в немалой мере и изменения в культурной политике. С конца 1960-х гг. стремление к сокращению издержек на рабочую силу, затрат на развитие социальной инфраструктуры, на обеспечение экологической безопасности и других требований индустриального и демократического общества стимулировали вывоз капитала и перенос промышленных мощностей из развитого мира в развивающийся. Эта стратегия побуждала корпорации приспосабливать как индустриальные технологии, так и управленческие идеологии к культурным особенностям соответствующих стран. Простота применения новых технологий сделала их доступными для использования в разных культурных и социальных условиях. Внедрение этих технологий не потребовало столь значительных изменений в традиционной культуре, какие произошли в предшествующие эпохи при появлении первых гидравлических и паровых машин, а затем и механизмов на дизельной и электрической тяге. Поэтому вместо прежних западных стратегий слома традиционных культур возникала политика адаптации западной экономики к традиционным культурам.

Она проводилась и в самих западных странах в связи с массовой заменой местной рабочей силы на более дешевую, рекрутируемую из среды иммигрантов. Эта новая стратегия не только уменьшила стандартизирующие функции индустриализации по отношению к традиционным культурам, но и стимулировала рост традиционализма, легитимировала его. Бизнес перестал играть роль основного защитника и проводника модернизации и идей культурного универсализма, что, в свою очередь, повлияло на развитие мирового интеллектуального климата в последней трети XX века.

Изменение общественных настроений. Господствовавшая с XIX века идея модернизации как универсального прогресса подверглась в конце 1960-х и в 1970-х гг. сокрушительной критике. В этот период (времена деколонизации) модернизацию все чаще стали называть «насильственным цивилизаторством и орудием колониализма», а также «имплицитным тоталитаризмом». Левый европейский постмодернизм в лице Ролана Барта, Мишеля Фуко, Жиля Делеза, Герберта Маркузе и ряда других философов-шестидесятников буквально бомбардировал классическую теорию модернизации упреками в антигуманизме и подавлении прав народов на культурную самобытность.

Одним из поводов для сокрушительной критики модернизации послужили проблемы (реальные и мнимые) в ряде стран «третьего мира», подвергшихся модернизации в значительной мере под давлением внешних сил. В некоторых из этих государств, прежде всего африканских, она сопровождалась разрушением традиционных институтов и жизненных укладов, повлекших рост социальной дезорганизации.

Однако в те годы еще рано было оценивать результаты индустриальной модернизации, позитивные последствия которой проявились лишь к началу нового века. Только ныне они стали заметными как раз там, где процесс оказался наиболее полным и последовательным. Например, ряд стран преодолели или существенно смягчили основное бедствие африканского континента – высокую детскую смертность. В период с 1995 по 2007 гг. Бенин, Ботсвана, Намибия, Нигер, Лесото, Маврикий, Мали, Мадагаскар, Сейшелы, Сенегал и некоторые другие (всего около 25% африканских государств) сумели обеспечить сокращение детской смертности в среднем на 18%. Здесь же сложились и сравнительно стабильные демократические режимы, достигнут 15-процентный совокупный рост доходов на душу населения. В большинстве же из 24 автократических государств континента, элиты которых боролись не столько с накопившимися веками внутренними проблемами, сколько с так называемым «экспортом модернизации», с 1995 г. наблюдается отрицательная динамика экономических и социальных показателей.

Но все это стало известно лишь в начале XXI века, а в 1970-е гг. большинство западных интеллектуалов демонизировали модернизацию в «третьем мире», описывая ее исключительно как форму колониализма, и одновременно идеализировали подъем национальных движений, возвращение народов к традиционным социальным практикам и образу жизни. Эти идеи были подхвачены в странах Востока, где послужили основой для формирования разнообразных фронтов сопротивления «новым западным крестоносцам». Многие исследователи давно обращают внимание на то, что политическая философия исламского фундаментализма представляет собой коллаж из идей левого европейского постмодернизма и антиглобализма.

Таким образом, в 1960–1970-е гг. западные интеллектуалы оказали существенное влияние на изменение глобальных политических стратегий, подстегнув волну традиционализации. По отношению к модернизации это была «обратная волна», отступление от идеи органического и целенаправленного обновления общества.

От гражданской интеграции к общинному строю

Одним из важных проявлений кризиса культуры модерна стало изменение в 1970-х гг. западных концепций национальной и культурной политики. До этого на протяжении нескольких веков процесс трансформации империй и становления национальных государств сопровождался политикой поощрения культурной однородности. Георг Фридрих Гегель и Франсуа Гизо, Эдуард Тейлор и Алексис де Токвиль, Жан Жорес и Макс Вебер при всех различиях в их политических предпочтениях твердо поддерживали принцип культурной однородности национального государства.

При этом в его истолковании и способах воплощения в жизнь единства не наблюдалось. Различались представления о мере культурной однородности, для одних она выражалась в формуле французской революции: «Одна страна, один народ, один язык», а для других – только в однородности политической и правой культуры при допущении разнообразия этнического и религиозного самосознания. В последнем случае можно было говорить о переходе страны от политики культурной ассимиляции к политике интеграции разных культур в единую гражданскую общность. Со временем идея национально-гражданской интеграции вытеснила доктрину культурной ассимиляции и после Второй мировой войны стала на Западе основой национально-культурной политики.

Культурная ассимиляция в XVIII–XIX веках достигалась преимущественно за счет навязывания населению страны единого языка, насильственного подавления местных или привнесенных языков, жестких запретов на функционирование локальных культур. На совершенно иных основах утверждалась гражданская интеграция. Она базировалась на идее дополнения множества культур единой гражданской и поощрения такой дополнительной культурной однородности косвенными методами. Так, американская политика «плавильного котла» (melting pot) переплавляла культуру иммигрантских групп, используя социально-экономические рычаги, преимущественно систему льгот. Такая политика не запрещала национальные культуры в быту и вместе с тем поощряла освоение иммигрантами единых гражданских норм на основе усвоения ими английского языка, а также совокупных норм культуры так называемого «белого протестантского большинства». Эта политика показала, что гражданская культура развивается не вместо национальных культур, а вместе с ними.

С конца 1940-х гг. политика «плавильного котла» и гражданской интеграции (в различных модификациях) стала доминирующей в Соединенных Штатах и в Европе. Однако уже в 1960-х гг. под давлением постмодернизма такая политика постепенно стала все более негативно восприниматься западным общественным мнением, которое тогда не умело отличить насильственную ассимиляцию от добровольной гражданской интеграции. Кроме того, интеграция тогда была еще непоследовательной и неполной, например, в США она ограничивалась расовой сегрегацией. Эти ограничения должны были быть сняты, однако вместо совершенствования интеграционной политики ее просто отбросили. Такое часто бывало в истории.

С 1970-х гг. началось победное шествие другой концепции, «мультикультурализма», отказавшейся от идеи гражданской интеграции и направленной на поощрение группового культурного разнообразия и простого соседства общин в рамках единого государства. В 1971 г. принципы мультикультурализма были включены в Конституцию Канады, в 1973 г. ее примеру последовала Австралия, в 1975 г. – Швеция. С начала 1980-х гг. эти принципы вошли в политическую практику большинства стран Запада и стали нормой, своего рода кредо для международных организаций.

Почти четыре десятилетия наблюдения за последствиями внедрения в жизнь этой политической доктрины дают основания для вывода о том, что она, решая одни проблемы, например, обеспечивая привыкание людей к неизбежному и растущему в современном мире культурному разнообразию, порождает другие, усиливая межобщинный раскол общества и провоцируя межгрупповые конфликты. Однако значительные сложности в оценке последствий этого феномена проявляются не только в силу этой двойственности.

Мультикультурализм и его трактовки

Мультикультурализм до сих пор является одним из наиболее расплывчатых терминов политического лексикона, означающим лишь то, что в него вкладывает каждый говорящий. Защитники мультикультурализма рассматривают его как характеристику современного общества, представленного многообразием культур, и как сугубо культурологический принцип, заключающийся в том, что люди разной этничности, религии, расы должны научиться жить бок о бок друг с другом, не отказываясь от своего культурного своеобразия. Такой подход, как правило, не встречает возражений среди серьезных европейских политиков. Они выступают против других сторон мультикультурализма, рассматривая его сквозь призму государственной политики.

Поскольку сторонники и противники мультикультурализма оценивают его с различных позиций, то порой дискуссии на эту тему превращаются в сплошное недоразумение, как если бы люди серьезно спорили о том, шел дождь или студент? Примерно такая коллизия возникла при обсуждении политических заявлений, сделанных в конце 2010 – начале 2011 г. лидерами трех стран – Германии, Великобритании и Франции – по поводу «провала» политики мультикультурализма.

О чем шла речь? Ни один из трех лидеров не подверг сомнению саму необходимость мирного сожительства представителей разных культур в одном государстве. Все они использовали слово «провал», оценивая мультикультурализм исключительно как особую политическую стратегию, т. е. говоря об ошибочном, неверно выбранном государственными деятелями, принципе организации взаимодействия разных этнических, расовых и религиозных общин в единой стране. По сути, три европейских политика говорили только о мультикультурной дезинтеграции.

Первой на эту тему высказалась Ангела Меркель 18 ноября 2010 года. В речи канцлера ФРГ содержалось как признание в качестве общепринятого факта сосуществования в Германии разных культур (по словам Меркель, «ислам уже стал неотъемлемой частью Германии»), так и критика вульгарного мультикультурализма, т.е. такой политической практики, которая привела к раздельному и замкнутому существованию общин в составе одного государства. Именно эту замкнутость («живут бок о бок, но не взаимодействуют») канцлер определила как «абсолютный крах» политики мультикультурализма.

Эту же мысль повторил и британский премьер-министр Дэвид Кэмерон, внеся важное уточнение. Выступая в Мюнхене на международной конференции по безопасности (5 февраля 2011 г.), он подчеркнул, что проблему мультикультурализма составляет не столько специфичность разных религиозных культур, представленных в современной Великобритании, сколько отсутствие у новых британцев единой гражданской, общей британской идентичности. В 2007 г. было проведено социологическое исследование, которые выявило: треть британских мусульман считает, что им ближе мусульмане из других стран, нежели их сограждане-англичане. Эти и другие факты дали Кэмерону основание для вывода о том, что «отсутствие у молодых людей, выходцев из мусульманских стран, других идентичностей, кроме соотнесения себя с общиной, заставляет их придерживаться извращенных интерпретаций ислама и сочувствовать террористам». В целях преодоления культурного раскола общества и установления позитивного плюрализма британский премьер предложил особую либерально-гражданскую концепцию, названную им «мускулистый либерализм». На его взгляд, интеграция произойдет, если люди, принадлежащие к разным культурным сообществам, «освободившись от государственного гнета, обретут общую цель», например, в виде общей гражданской заботы о своей стране как едином доме.

В феврале 2011 г., последним из лидеров стран ЕС, тему мультикультурализма затронул президент Франции Николя Саркози, сам являющийся живым воплощением этого феномена современной Европы. Ведь история рода Саркози – пример переплетения по крайней мере трех традиций: французской, венгерской и еврейской. Понятно, что и претензии к мультикультурализму носят с его стороны не культурологический, а сугубо политический характер. Провал этой стратегии он, как и его коллеги по Евросоюзу, связывает с нарушением принципов гражданской интеграции: «Общество, в котором общины просто сосуществуют рядом друг с другом, нам не нужно, – отметил Саркози 12 февраля 2011 года. Если кто-то приезжает во Францию, то он должен влиться в единое сообщество, являющееся национальным». Напомню, что во Франции уже более двух веков под нацией (национальным сообществом) понимается согражданство и единая гражданская идентичность.

Невольники общин: либеральная критика мультикультурализма

В политических кругах у мультикультурализма есть два вида критиков. Консервативная критика (обозреватели часто называют ее «культурным империализмом» или «новым расизмом») исходит из необходимости замены мультикультурализма монокультурализмом и настаивает на законодательно закрепленном режиме привилегий для доминирующих культурных групп (религиозных и этнических). Апологеты такой позиции (неонацисты в Германии; активисты крайне правой «Английской лиги обороны» в Великобритании или партии Марин Ле Пен во Франции) резко отрицательно оценили выступления нынешних лидеров своих стран, рассматривая их как «беззубые», «пустой пиар», «обман общества» и т.д.

Позиция Меркель, Кэмерона и Саркози ближе к либеральной критике мультикультурализма, которая исходит из того, что сохранение культурного своеобразия является безусловным правом всех граждан. Однако зачастую такое сохранение своеобразия отнюдь не добровольно, оно происходит под давлением общин и вступает в противоречие с правами других людей, с принципом равноправия и с гражданской сущностью современного общества.

Либеральная критика приводит следующие аргументы.

Во-первых, эта политика обеспечивает государственную поддержку не столько культурам, сколько общинам и группам, которые необоснованно берут на себя миссию представительства интересов всего этноса или религии.

Во-вторых, государственное спонсирование общин стимулирует развитие коммунитарной (общинной) идентичности, подавляя индивидуальную. Такая политика закрепляет безраздельную власть общины, группы над индивидом, лишенным возможности выбора.

В-третьих, мультикультурализм искусственно консервирует традиционно-общинные отношения, препятствуя индивидуальной интеграции представителей разных культур в гражданское общество. Во многих странах Европы и в США известны многочисленные случаи, когда люди, утратившие этническую или религиозную идентичность, вынуждены были возвращаться к ней только потому, что правительство спонсирует не культуру, а общины (их школы, клубы, театры, спортивные организации и др.). В России же льготы, предназначенные для «коренных малочисленных народов Севера», вызвали в 1990-е гг. стремительный рост численности таких групп за счет того, что представители иных культур, прежде всего русские, стали причислять себя (разумеется, только по документам) к коренным народам в надежде на получение социальных льгот.

В-четвертых, главным недостатком политики мультикультурализма является то, что она провоцирует сегрегацию, порождая искусственные границы между общинами и формируя своего рода гетто на добровольной основе.

Во многих странах мира возникли замкнутые моноэтнические, монорелигиозные или монорасовые кварталы и учебные заведения. В студенческих столовых возникают столы «только для черных». Появляются «азиатские» общежития или дискотеки для «цветных», вход в которые «белым» практически заказан. В 2002 г. имам небольшого французского города Рубо посчитал недопустимым въезд в этот населенный пункт Мартины Обри, известнейшей политической персоны – мэра города Лилля, бывшего министра труда, впоследствии лидера Социалистической партии и кандидата в президенты Франции. Имам назвал свой городок «мусульманской территорией», на которую распространяется «харам», т.е. запрет для посещения женщины-христианки. Это пример часто встречающейся и парадоксальной ситуации – мультикультурализм на уровне страны оборачивается жесткой сегрегацией на локальном уровне.

Такие же превращения происходят и с иными ценностями, которые в 1970-е гг. лежали в основе самой идеи мультикультурализма. Эта политика, по замыслу ее архитекторов, должна была защищать гуманизм, свободу культурного самовыражения и демократию. Оказалось же, что на практике появление замкнутых поселений и кварталов ведет к возникновению в них альтернативных управленческих институтов, блокирующих деятельность избранных органов власти на уровне города и страны. В таких условиях практически неосуществима защита прав человека. Например, молодые турчанки или пакистанки, привезенные в качестве жен для жителей турецких кварталов Берлина или пакистанских кварталов Лондона, оказываются менее свободными и защищенными, чем на родине. Там от чрезмерного произвола мужа, свекра или свекрови их могла защитить родня. В европейских же городах этих молодых женщин зачастую не спасают ни родственники, ни закон. Карикатурный мультикультурализм, из которого выхолощены ценности гуманизма, способствует возрождению таких архаических черт традиционной культуры, которые уже забыты на родине иммигрантов.

В ряде исламских стран женщины становились не только членами парламента, судьями, министрами, но и главами правительств (Беназир Бхутто в Пакистане, Тансу Чиллер в Турции). А в исламских кварталах европейских городов турецкую, арабскую или пакистанскую женщину могут убить за любое неподчинение в семье мужчине, за подозрение в супружеской неверности, за не надетый платок. Правда, и в Германии турчанка Айгёль Озкан стала министром земельного правительства Нижняя Саксония (апрель 2010 года). Однако как раз она представляет ту, пока небольшую, часть иммигрантов, которая сумела вырваться из локальной общины и индивидуально интегрироваться в немецкое гражданское сообщество.

В замкнутых же исламских кварталах Берлина, Лондона или Парижа молодежь имеет значительно меньшие возможности социализации и адаптации, чем их сверстники, живущие вне добровольных гетто. Уже поэтому невольники общин заведомо не конкурентоспособны на общем уровне страны. К началу 2000-х гг. в Берлине лишь каждый двенадцатый турецкий школьник сдавал экзамены за полный курс средней школы, тогда как из числа немецких школьников такие экзамены сдавал каждый третий выпускник. Понятно, что и безработица затрагивает молодых турок в значительно большей степени, чем немцев. В 2006 г. 47% турчанок в возрасте до 25 лет и 23% молодых турок являлись безработными и жили за счет социальных пособий. При этом сама возможность получения пособий почти без ограничений по времени не стимулирует иммигрантов к интеграции в принимающее сообщество. Более того, социологические исследования показывают, что турецкая молодежь в Германии демонстрирует меньшее стремление к интеграции, чем турки старшего поколения. Вот это и есть реальное выражение краха политики мультикультурализма, точнее – политики культурной дезинтеграции.

Концепция «культурной свободы»: контуры политики нового века

Накапливается все больше доказательств того, что мультикультурализм появился лишь как исторический эпизод, как проявление кратковременной «обратной волны», завершающей цикл индустриальной модернизации. Эта волна была вызвана внешними по отношению к культуре импульсами, сила которых ныне слабеет.

Экономика. В 1970-е гг. мировое разделение труда определялось потребностью экономики в снижении издержек на рабочую силу, при этом ее качество, квалификация работников имели тогда меньшее значение, чем обилие и дешевизна трудовых ресурсов. Индустриальная экономика сама упрощала технологии, адаптируя их к социальным и культурным стандартам, сложившимся в данной местности. Новая же постиндустриальная экономика высоких технологий значительно менее пригодна для адаптации к локальным традиционным культурам. Сама сущность «высокой технологии» исключает возможность ее упрощения, поэтому она более требовательна к качеству трудовых ресурсов, оцениваемому по универсальным и стандартизированным критериям.

Это обстоятельство уже сейчас меняет характер мирового разделения труда. В странах «глобального Севера» уменьшается спрос на рабочую силу низкой квалификации. Большинство этих государств своей миграционной политикой поощряет приток только высококвалифицированных специалистов. Изменяется и отношение к вывозу капитала. Эксперты отмечают, что ныне американские фирмы предпочитают размещать производства первой стадии (высококвалифицированный умственный труд и опытное производство) у себя дома, второй стадии (производство элементов, требующих квалифицированного ручного труда) – в регионах, отличающихся высоким качеством технической культуры и долгой традицией квалифицированного индустриального труда (например, в Шотландии). Наконец, производства третьей стадии, требующие рутинной, трудоемкой, малоквалифицированной деятельности (скажем, изготовление элементов электронных изделий и сборка) – в таких странах, как Китай (Гонконг), Филиппины, Индонезия.

Странам, сохраняющим значительные пласты традиционной культуры, присущей неурбанизированным обществам, в современном разделении труда достаются лишь трудоемкие производства, требующие рутинного и малоквалифицированного труда. По мере того как эти государства или некоторые из них будут втягиваться в развитие собственного постиндустриального производства, им придется существенно изменять сложившийся в стране культурный климат. Экономика вновь воспроизводит креативную функцию по отношению к традиционной культуре, которую она частично утратила в эпоху ее адаптации к локальным традициям.

Политика. Индустриальная фаза модернизации могла осуществляться при разных политических режимах: демократических, авторитарных и тоталитарных. На постиндустриальном этапе модернизации возрастают требования к индивидуальной активности и творчеству работника. А это, в свою очередь, требует сравнительно радикальных изменений в обществе. Экономическая модернизация рано или поздно подталкивает модернизацию социально-политическую. Не случайно переход ряда стран Азии (прежде всего, Японии и Южной Кореи) к инновационному этапу модернизации сопровождался процессом их демократизации. Аналогичные процессы происходили в Латинской Америке (например, в Бразилии), а еще раньше – в странах Южной Европы (Испания, Португалия и Греция). Да и в России политический истеблишмент все яснее осознает, что экономические успехи будут все больше зависеть от «честных выборов». А факт того, что они уже и сегодня невозможны без справедливого суда, осознан уже давно.

Культурное развитие. Волна традиционализма в немалой мере породила архаичную политику мультикультурализма, возродившую и усилившую разобщенность. Ныне этот факт признается не только большинством экспертов, но и политическими кругами. В «Белой книге по межкультурному диалогу», выпущенной Советом Европы (2009), равно негативно оценены как концепция «культурной ассимиляции», так и «мультикультурализма» в его нынешнем виде. Международные организации и практически все демократические страны перешли к новой стратегии.

Во-первых, это поощрение интеграции иммигрантских групп в принимающее сообщество с использованием системы льгот и санкций. Во-вторых, «разделение сфер культуры». В публичной сфере поощряется культурная однородность, основанная на принятии единых формальных норм, контролируемых гражданским обществом. В приватной же области, также как и в духовной жизни, гарантируется возможность культурного разнообразия. Например, место для отправления специфических культов – это храм, тогда как улица – сфера общего светского пользования. Исходя из такого подхода, Саркози заявляет: «Мы не хотим, чтобы во Франции устраивали показательные уличные молитвы, но мечети – это нормально». Предполагается, что такая компромиссная модель позволяет обеспечить соблюдение прав человека вне зависимости от его культурных особенностей при сохранении разнообразия мультикультурного общества.

Модель «разделения сфер культуры», несомненно, отражает назревшие изменения общественных настроений, хотя и остается теоретически весьма несовершенной. В реальной жизни невозможно провести демаркационную линию между приватной и публичной жизнью. Например, воспитание детей в семье, казалось бы, относится к сугубо приватной сфере. Тогда как же оценить принятые в ряде европейских стран запреты на использование физических наказаний при воспитании детей? Таким же фактическим вторжением в личную жизнь являются законы, обязывающие родителей выплачивать алименты на поддержание детей при разводах. Да и сами защитники интересов той или иной культурной группы в приватной сфере неизбежно апеллируют к публичности. Само существование этнических или религиозных общин сегодня невозможно без общественных собраний, собственных изданий, системы просвещения и другой публичности.

Несомненно, новая концепция чрезвычайно противоречива. Вместе с тем, такая противоречивость характерна для большинства принципов, на которых держится современное политическое устройство государства-нации. Так права человека могут вступать в противоречие с принципом защиты национальной безопасности. И в случае роста угроз в любой стране вводятся ограничения прав человека, начиная с личного досмотра в аэропортах и заканчивая – в крайних случаях – установлением режима чрезвычайного положения. На практике противоречия между базовыми принципами политики всегда разрешаются за счет установления системы приоритетов. Они действовали во все времена и во всех сферах общественной жизни, в том числе и в национально-культурной.

Даже в период расцвета политика мультикультурализма имела ограничения. Так, ни одна европейская страна, допустившая на свою территорию ислам, не разрешала многоженства, принятого в мусульманской традиции, вначале потому, что этот принцип был способен разрушить всю систему европейского семейно-имущественного права, созданного для моногамной семьи. Затем этот принцип отвергался как безусловно дискриминационный по отношению к женщине. Ныне, в связи с ростом критики мультикультурализма, общегражданские нормы становятся еще более приоритетными по сравнению с нормами групповыми.

В мире не прекращаются поиски новых стратегий культурной политики. Одним из наиболее перспективных направлений является модель «индивидуальной свободы и культурного выбора», базовые принципы которой изложил Амартия Сен – известный мыслитель и ученый, лауреат Нобелевской премии по экономике. Главная его идея состоит в постепенном ослаблении групповых форм идентификации и переходе к индивидуальному выбору. «Культурная свобода, – объясняет Сен, – это предоставление индивидам права жить и существовать в соответствии с собственным выбором, имея реальную возможность оценить другие варианты». Амартия Сен подчеркивает, что «множество существующих в мире несправедливостей сохраняется и процветает как раз потому, что они превращают своих жертв в союзников, лишая их возможности выбрать другую жизнь, и даже препятствуют тому, чтобы они узнали о существовании этой другой жизни». Вот и этнические, религиозные и другие групповые культурные традиции по большей части не добровольны, они «аскриптивны», т.е. предписаны индивиду от рождения. Поэтому основная цель политики поощрения культурной свободы состоит в ослаблении этой предопределенности, в развитии индивидуального мультикультурализма.

Концепция «культурной свободы» была с энтузиазмом встречена многими специалистами в области изучения культурной политики. Однако она пока не стала нормой и в западных странах. Что касается возможности ее применения в российских условиях, то это представляется крайне маловероятным в обозримой перспективе. И вовсе не потому, что этому будет препятствовать российский народ. Наиболее труднопроходимым для инноваций слоем культурной почвы является тот, который принято называть «российской элитой».

Россия: возможно ли продвижение к мультикультурной интеграции?

На февральском (2011) заседании Госсовета России, обсуждавшем проблемы межнационального общения, президент Дмитрий Медведев попытался реабилитировать слово «мультикультурализм», заметив, что новомодные лозунги о его провале неприменимы к России. На мой взгляд, такая оценка – результат недоразумения, «эффекта Журдена», не знавшего, что он тоже говорит прозой. Дело в том, что российский лидер сам неоднократно критиковал те же стороны мультикультурализма, что и его европейские коллеги. Особенно часто он это делал, говоря о ситуации на Северном Кавказе, где мультикультурная дезинтеграция чрезвычайно ярко проявляется в клановости, в этническом сепаратизме и в религиозном радикализме. Все это порождает почти непреодолимые преграды для управляемости региона, формирует беспрецедентную волну терроризма, не говоря уже о проблемах модернизации этой территории. Президент России, как и европейские лидеры, неоднократно связывал проблему преодоления такой раздробленности с гражданской интеграцией, которую он определял по-разному. На декабрьском (2010) Госсовете, посвященном взрыву русского национализма, Медведев назвал интеграцию развитием «общероссийского патриотизма», а на февральском Госсовете в Уфе – задачей становления «российской нации».

Российская версия политики мультикультурализма древнее и намного сложнее по своим последствиям, чем европейская. Мультикультурализм как форма поощрения групповой, общинной идентичности был неотъемлемой частью сталинской политики создания национальных республик (союзных и автономных), а также национальных округов и областей. Однако в советское время дезинтеграционные последствия такой политики частично снималась имитационным характером всей системы автономий, за фасадом которой скрывалось единое территориально-партийное управление. Проблема обострилась в постсоветское время, когда местные элиты попытались наполнить реальным содержанием формальный и мнимый суверенитет своих республик.

Девяностые годы прошли под знаком мобилизации представителей так называемых титульных национальностей в республиках России, поднимаемых местными элитами на борьбу за суверенитет. В ряде случаев такая мобилизация приводила к открытым вооруженным столкновениям больших групп населения с федеральной властью, как это было в Чеченской Республике. В 2000-е гг. ситуация изменилась, ее фокусом стали другие проблемы, а именно: отторжение иноэтнических мигрантов принимающим сообществом, прежде всего жителями крупнейших городов России.

Эта проблема породила столкновения между разными группами населения, вроде того, что произошло в Кондопоге в 2006 году. Вместе с тем, этнополитическая ситуация в России стала напоминать проблематику стран «глобального Севера». Это, казалось бы, позволяет в большей мере использовать зарубежные концепции и практики культурной, миграционной и этнической политики. Однако в реальности возможность прямой имплементации позитивных концепций и практик весьма ограничена.

Проблема объекта политики. На Западе ксенофобия принимающих сообществ направлена в основном на иммигрантов, т.е. иностранных граждан, прибывших из-за рубежа. В России же основным объектом ксенофобии выступают внутренние мигранты, граждане Российской Федерации, жители республик Северного Кавказа. Уже одно это показывает, что применяемая на Западе политика ослабления миграционных проблем за счет ограничений въезда иностранных граждан и изменений условий предоставления им гражданства или вида на жительство не может быть использована в качестве инструмента решения межэтнической и религиозной напряженности в России.

Проблема раздробленности политического менеджмента в сфере миграционной и этнической политики. В странах Европейского союза направленность развития законодательства и политических практик в сфере регулирования миграции, защиты прав человека и обеспечения прав национальных меньшинств взаимоувязаны как институционально (входят в единый блок управления), так и идеологически (опираются на единые ценности). В России же нет не только единого идеологического основания для интеграционной политики, но разорваны и само управление, и законодательные практики. Так, миграционная политика в 2000-х гг. претерпела изменения. Этническая же («национальная») политика России застыла в том положении, в каком она сформировалась в 1990-е годы. Концепция государственной национальной политики, принятая в 1996 г., не пересматривается. В 2000–2010 гг. законодательная активность Государственной думы в сфере этнической («национальной») политики была парализована, а министерство, которое в 1990-е гг. под разными названиями отвечало за проведение такой политики, ликвидировано.

Проблема фундаментальных особенностей функционирования государственной власти. На Западе основные новации в сфере этнической и миграционной политики формируются политическими партиями и институтами гражданского общества, проходят общественное обсуждение, затем принимаются и кодифицируются законодательной властью, становясь нормой для власти исполнительной. В России же принципиально иной способ формирования политики во всех сферах жизни. Ее принципы и нормы создаются исполнительной властью и затем одобряются партиями, представленными в Федеральном собрании. При таком способе функционирования политики участие экспертного сообщества и широкой общественности в ее выработке и реализации весьма ограничено, а возможность принятия контрпродуктивных политических решений, напротив, чрезвычайно велика. Кроме того, партии, отчужденные от реального участия в выработке политики и не обремененные ответственностью за ее проведение, склонны к популизму. Не случайно практически все партии, представленные в Государственной думе, эксплуатируют этнофобии и мигрантофобии, тогда как в крупнейших странах Евросоюза такие партии либо не попадают в парламент (как в Германии и Великобритании), либо находятся там в меньшинстве, как во Франции. Россия в числе европейских лидеров и по уровню массовой мигрантофобии, хотя и не опережает такие страны ЕС, как Венгрия, Латвия, Греция и Португалия.

В странах Европейского союза основным механизмом реализации этнокультурной и миграционной политики выступает взаимодействие органов исполнительной власти с институтами гражданского общества. Такое взаимодействие делает участие граждан в политике непрерывным, не ограниченным только временем очередных выборов. В России же институты гражданского общества крайне слабы. Более того, наша страна, судя по материалам международных исследований, отличается от 28 стран ЕС самым низким уровнем ценности гражданской солидарности и взаимного («горизонтального») доверия. При этом подстегнуть процесс гражданской интеграции одними лишь информационными манипуляциями по развитию «общероссийского патриотизма» не удастся. Все это делает маловероятной активизацию процесса гражданской интеграции в нашей стране в ближайшие годы.

И все же я верю, что движение России от мультикультурного раскола к мультикультурной интеграции стратегически неизбежно. Наша страна вступила на путь инновационной модернизации, и это не лозунг очередного лидера, а жизненная необходимость для государства с великой историей и великой культурой. Сама же инновационная экономика настолько же неизбежно требует модернизации политико-правовой и социально-культурной, насколько вдох требует выдоха.

Э.А. Паин – доктор политических наук, профессор Национального исследовательского университета – Высшей школы экономики, генеральный директор Центра этнополитических исследований.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 19 апреля 2011 > № 739745 Эмиль Паин


Китай. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 7 августа 2010 > № 2913916 Роберт Каплан

География китайской мощи

Как далеко может распространиться влияние Китая на суше и на море?

Роберт Каплан – старший научный сотрудник Центра новой американской безопасности и автор книги «В тени Европы: две холодные войны и тридцатилетние скитания по Румынии и за ее пределами».

Резюме Китай очень выгодно расположен на карте мира. Благодаря этому он имеет возможность широко распространить свое влияние на суше и на море: от Центральной Азии до Южно-Китайского моря, от российского Дальнего Востока до Индийского океана.

Статья опубликована в журнале Foreign Affairs, № 3 (май – июнь) за 2010 г. © Council on Foreign Relations, Inc.

В конце своей статьи «Географическая ось истории», опубликованной в 1904 г. и получившей мировую известность, сэр Халфорд Макиндер выразил особое беспокойство в отношении Китая. Объяснив, почему Евразия является силовым геостратегическим центром мира, он высказал предположение, что китайцы, если они смогут распространить влияние далеко за пределы своей страны, «способны превратиться в желтую опасность для мировой свободы. И как раз по той причине, что они соединят с ресурсами громадного континента протяженную океанскую границу – козырь, которого была лишена Россия, хозяйничавшая в этом осевом регионе прежде».

Вынося за скобки расистские настроения, обычные для начала XX века, а также истерическую реакцию, которую всегда вызывает на Западе появление могучей внешней силы, можно сказать, что Макиндер тревожился не зря. Если такой евразийский исполин, как Россия, был и до сих пор остается главным образом сухопутной державой, чья океанская граница блокирована арктическими льдами, то Китай сочетает в себе признаки державы и сухопутной, и морской. Его береговая линия протянулась на девять тысяч миль, изобилует удобными естественными гаванями и пролегает в зоне умеренного климата. (Макиндер даже предупреждал о том, что Китай когда-нибудь завоюет Россию.) Потенциальная зона влияния Китая простирается от Центральной Азии с ее богатейшими запасами полезных ископаемых и углеводородного сырья до основных морских путей, пересекающих Тихий океан. Позже в книге «Демократические идеалы и реальность» Макиндер предсказывал, что в конечном счете Китай будет править миром наряду с Соединенными Штатами и Великобританией, «построив для четверти человечества новую цивилизацию, не вполне восточную и не вполне западную».

Выгодное географическое положение Поднебесной настолько очевидно, что о нем не всегда вспоминают, говоря о стремительном экономическом прогрессе этой страны и напористом национальном характере китайцев. И все же это не следует забывать, поскольку рано или поздно география обеспечит Китаю ключевую роль в геополитике, каким бы извилистым ни был его путь к статусу мировой державы. (В течение последних 30 лет годовой прирост китайского ВВП превышал 10 %, но в следующие три десятилетия едва ли можно ожидать таких же темпов.) Китай сочетает в себе элементы предельно модернизированной экономики западного образца с унаследованной от древнего Востока «гидравлической цивилизацией» (термин историка Карла Виттфогеля, используемый применительно к обществам, практикующим централизованный контроль над орошением почвы).

Благодаря управлению из единого центра китайский режим способен, например, вербовать миллионные трудовые армии на строительство крупнейших объектов инфраструктуры. Это и сообщает Китаю неуклонное поступательное развитие – подобных темпов попросту нельзя ожидать от демократических государств, которые привыкли неторопливо согласовывать интересы своих граждан. Китайские лидеры формально считаются коммунистами. Но в том, что касается заимствования западных технологий и практики, они – преемники примерно 25 императорских династий, правивших в стране на протяжении четырех тысяч лет и встраивавших западный опыт в жесткую и развитую культурную систему, которая обладает, помимо всего прочего, уникальным опытом навязывания вассальных отношений другим государствам. «Китайцы, – сказал мне в начале этого года один сингапурский чиновник, – умеют добиваться своего и пряником, и кнутом, систематически чередуя оба метода».

Внутреннее развитие Китая питает его внешнеполитические амбиции. Империи редко строятся по готовому проекту, их рост происходит органически. Становясь сильнее, государство культивирует новые потребности и, как это ни парадоксально, новые опасения, побуждающие его так или иначе расширяться. Так, даже под руководством самых бесцветных президентов конца XIX века – Резерфорда Хейза, Джеймса Гарфилда, Честера Артура, Бенджамина Гаррисона – экономика Соединенных Штатов устойчиво и ровно развивалась. По мере того как страна увеличивала объем торговли с внешним миром, у нее возникали разносторонние экономические и стратегические интересы в самых отдаленных уголках света. Иногда – как, например, в Южной Америке и в Тихоокеанском регионе, – этими интересами оправдывалось военное вмешательство. В это время американская администрация еще и потому могла сосредоточиться на внешней политике, что внутри страны положение было прочным, – последнее крупное сражение индейских войн датируется 1890 годом.

Сегодня КНР укрепляет сухопутные границы и направляет свою активность вовне. Внешнеполитические амбиции эта страна проводит в жизнь столь же агрессивно, как столетием раньше – США, но по совершенно иным причинам. Пекин не практикует миссионерский подход к внешней политике, не стремится утвердить в других странах собственную идеологию или систему правления. Нравственный прогресс в международной политике – цель, которую преследует Америка; китайцев эта перспектива не привлекает. Поведение Срединного царства по отношению к другим странам целиком продиктовано его потребностью в поставках энергоносителей, металлов и стратегического сырья, необходимых для поддержания постоянно растущего жизненного уровня гигантского населения, которое составляет примерно одну пятую населения земного шара.

Чтобы решить эту задачу, Китай построил выгодные для себя сырьевые отношения и с соседними, и с удаленными странами, – со всеми, кто обладает ресурсами, в которых он нуждается для подпитывания роста. Во внешней политике Китай не может не исходить из основополагающего национального интереса – экономического выживания, и поэтому мы вправе охарактеризовать эту страну как сверхреалистичную, сверхпрагматичную державу. Отсюда стремление упрочить присутствие в различных частях Африки, где находятся большие запасы нефти и полезных ископаемых, обезопасить транспортные пути в Индийском океане и Южно-Китайском море, связывающие побережье страны с арабо-персидским миром, который столь богат углеводородным сырьем. По существу лишенный выбора в своих действиях на международной арене, Пекин не особенно заботится о том, с какими режимами ему приходится иметь дело; в партнерах ему нужна стабильность, а не добропорядочность, как ее понимает Запад. А поскольку некоторые из этих режимов – скажем, Иран, Мьянма (известная также как Бирма) и Судан, – погружены во мрак отсталости и авторитаризма, неустанный поиск поставщиков сырья, который Китай ведет по всему свету, порождает конфликты между ним и Соединенными Штатами с их миссионерской ориентацией. Существуют трения и с такими странами, как Индия и Россия, в чьи сферы влияния Пекин пытается проникнуть.

Разумеется, он никак не угрожает существованию этих государств. Вероятность войны между Китаем и США незначительна; китайская армия представляет для Соединенных Штатов лишь косвенную опасность. Речь здесь идет главным образом о вызове географического свойства – несмотря на принципиальные разногласия по вопросам внешнего долга, структуры товарообмена или глобального потепления. Зона китайского влияния, формирующаяся в Евразии и Африке, постоянно растет, причем не в том поверхностном, чисто количественном смысле, какой придавали этому понятию в XIX веке, а в более глубоком, отвечающем эпохе глобализации. Преследуя простую цель – надежно удовлетворить свои экономические потребности, Китай сдвигает политическое равновесие в сторону Восточного полушария, и это не может не затрагивать самым серьезным образом интересы Соединенных Штатов. Пользуясь удобным положением на карте мира, Китай распространяет и расширяет свое влияние везде и всюду – от Центральной Азии до Южно-Китайского моря, от российского Дальнего Востока до Индийского океана. Эта страна превращается в мощную континентальную державу, а политику таких государств, согласно знаменитому изречению Наполеона, нельзя отделить от их географии.

Пограничный болевой синдром

Синьцзян и Тибет – два наиболее значимых региона в пределах китайского государства, чьи жители смогли сохранить самобытность, устояв перед преимущественным положением китайской цивилизации. В известном смысле именно самобытный характер и той и другой области делает Китай похожим на империю. Кроме того, этническая напряженность в обоих регионах осложняет отношения Пекина с прилегающими к ним государствами.

«Синьцзян» означает «новое владение»; так называется китайский Туркестан, самая западная китайская провинция, в два раза превосходящая по площади Техас и отделенная от центральных районов страны пустыней Гоби. Хотя государственность Поднебесной в той или иной форме насчитывает тысячелетия, Синьцзян официально стал ее частью лишь в конце XIX века. С тех пор история этой провинции, как заметил еще в прошлом веке английский дипломат сэр Фицрой Маклин, «была исключительно неспокойной»; Синьцзян то и дело восставал и временами добивался полной независимости от Пекина. Так продолжалось вплоть до 1949 г., когда коммунистические войска Мао Цзэдуна вторглись в Синьцзян и силой присоединили провинцию. И тем не менее сравнительно недавно, в 1990 г., и в прошлом, 2009 г., ее тюркское население – уйгуры, потомки тюркских племен, правивших в VII–VIII вв. Монголией, – восставало против пекинского режима.

Уйгуров в Китае насчитывается лишь около восьми миллионов – менее одного процента от общей численности населения, однако в Синьцзяне их 45 %, почти половина. Основной этнос Китая, народность хань, населяет плодородные низменные регионы в центре страны и на побережье Тихого океана, тогда как засушливые плоскогорья на западе и юго-западе являются историческими местами обитания уйгурского и тибетского меньшинств. Подобное распределение населения остается источником постоянной напряженности, поскольку Пекин считает, что современное китайское государство должно осуществлять в горных районах жесткий и безраздельный контроль. Стремясь прочно привязать к себе обе области – вместе с запасами нефти, природного газа, медной и железной руды, которые находятся в их недрах, – Пекин на протяжении нескольких десятилетий целенаправленно переселял туда ханьцев из центральных областей. Кроме того, он усердно заигрывал с независимыми тюркскими республиками в Центральной Азии – отчасти для того, чтобы лишить мятежных синьцзянских уйгуров всякого потенциального тыла.

Налаживая связи с правительствами центральноазиатских республик, китайское руководство преследовало и другую цель – расширить зону своего влияния. Китай глубоко проник в Евразию уже сейчас, но этого все еще недостаточно для удовлетворения его потребности в природных ресурсах. Влияние Пекина в Центральной Азии символизируют два крупных трубопровода, строительство которых близится к завершению: один пролегает через Казахстан и предназначен для снабжения Синьцзяна нефтью, добываемой в Каспийском море; по другому, проходящему через Казахстан и Узбекистан, в Синьцзян будет поступать природный газ из Туркмении. Мало того: острая нужда в природных ресурсах заставляет Пекин пускаться в довольно рискованные предприятия. В истерзанном войной Афганистане он ведет разработку месторождения меди, находящегося к югу от Кабула, и давно присматривается к запасам железа, золота, урана и драгоценных камней (одни из последних в мире нетронутых залежей). Пекин рассчитывает проложить в Афганистане и в Пакистане дороги и трубопроводы, которые свяжут многообещающий центральноазиатский регион, где он утверждает свое господство, с портовыми городами на берегу Индийского океана. Так что в стратегическом плане географическое положение Китая только улучшится, если Соединенным Штатам удастся стабилизировать ситуацию в Афганистане.

Тибет, как и Синьцзян, играет принципиальную роль для государственного самосознания китайцев, и, подобно Синьцзяну, осложняет взаимоотношения Китая с другими государствами. Скалистое Тибетское нагорье, богатое железной и медной рудой, занимает колоссальное пространство. Именно поэтому Пекин испытывает все большую тревогу в связи с возможностью автономии Тибета, не говоря уже о полной его независимости, и с таким усердием строит шоссе и железные дороги, связывающие этот регион с другими частями страны. Если бы Тибет отделился, от Китая осталось бы лишь куцее охвостье; к тому же Индия в этом случае резко усилилась бы на субконтиненте за счет присоединения северной зоны (речь идет о спорных районах в принадлежащем Китаю Кашмире, а также об индийском штате Аруначал-Прадеш, которые по площади составляют почти 150 кв. км. – Ред.).

Индия с ее более чем миллиардным населением уже сейчас рассекает тупым клином зону китайского влияния в Азии. Это особенно хорошо видно на карте «Великого Китая», помещенной в книге Збигнева Бжезинского «Большая шахматная доска» (1997). В известной степени географическое положение Китая и Индии действительно обрекает их на соперничество: страны-соседи с гигантским населением, богатейшими и древнейшими культурами давно притязают на одни и те же территории (например, индийский штат Аруначал-Прадеш). Проблема Тибета только осложняет ситуацию. Индия предоставила убежище правительству далай-ламы, с 1957 г. находящемуся в изгнании. Даниель Твайнинг, старший научный сотрудник Германского фонда Маршалла, считает, что недавние инциденты на китайско-индийской границе «могут объясняться беспокойством Китая по поводу преемника далай-ламы». Ведь вполне вероятно, что следующий далай-лама окажется родом из тибетского культурного пояса, включающего северную Индию, Непал и Бутан, а значит, более склонным к проиндийской и, соответственно, антикитайской ориентации. Китаю и Индии предстоит сыграть между собой «по-крупному» не только в этих регионах, но также в Бангладеш и Шри-Ланке. Синьцзян и Тибет, как и раньше, остаются внутри официально признанных границ Китая, но, принимая во внимание натянутые отношения между китайским правительством и жителями обеих провинций, можно ожидать, что в будущем попытки Пекина распространить свое влияние за пределы ханьского этнического большинства встретят серьезное противодействие.

Ползучее влияние

Даже на тех отрезках границы, где Китаю ничто не угрожает, сама форма страны выглядит пугающе незавершенной, как если бы в этих местах были изъяты части некогда существовавшего Великого Китая. Северная граница Китая охватывает Монголию, громадную территорию, которая выглядит словно клок, выдранный из его «спины». Плотность населения Монголии – среди самых низких в мире, и близость городской китайской цивилизации представляет для нее несомненную демографическую угрозу. Завоевав некогда Внешнюю Монголию, чтобы получить доступ к более пригодным сельскохозяйственным землям, ныне Китай готов покорить ее вновь, но уже на современный лад – поставив себе на службу запасы нефти, угля, урана, а также роскошные пустующие пастбища. Поскольку неконтролируемая индустриализация и урбанизация превратила Китай в крупнейшего мирового потребителя алюминиевой, медной, свинцовой, никелевой, цинковой, оловянной и железной руды (его доля в мировом потреблении металлов за последнее десятилетие подскочила с 10 до 25 %), китайские горнорудные компании откровенно делают ставку на разработку богатых недр соседней страны. Взаимоотношения с Монголией лишний раз показывают, как широко простираются империалистические замыслы Пекина, – особенно если вспомнить, что ранее Китай уже поставил под контроль Тибет, Макао и Гонконг.

К северу от Монголии и трех северо-восточных китайских провинций лежит российский Дальний Восток – обширнейшая, в два раза превосходящая Европу по площади депрессивная область с крайне немногочисленным и постоянно убывающим населением. Русское государство окончательно включило в себя эти территории в XIX – начале XX века, когда Китай был крайне обессилен. В настоящее время он окреп, а власть российского правительства нигде так не слаба, как в этой восточной трети России. При этом совсем рядом с семимиллионным русским населением Дальнего Востока (к 2015 году его численность может сократиться до 4,5 млн), в трех приграничных провинциях Китая, проживает около 100 млн человек. По плотности они превосходят российский Дальний Восток в 62 раза. Китайские мигранты просачиваются в Россию, наводняя Читу к северу от монгольской границы, а также другие города региона. Доступ к ресурсам остается главной целью китайской внешней политики в любом регионе мира, и малонаселенный российский Дальний Восток, располагающий огромными запасами природного газа, нефти, строевого леса, алмазов и золота, не является исключением. «Москва с подозрением взирает на хлынувшие в этот регион потоки многочисленных китайских поселенцев, следом за которыми тянутся лесозаготовительные и горнорудные компании», – писал минувшим летом Дэвид Блэр, корреспондент лондонской Daily Telegraph.

Как и в случае с Монголией, никто не опасается, что китайская армия когда-нибудь завоюет или формально аннексирует российский Дальний Восток. Страх внушает другое: все более заметное ползучее демографическое и экономическое влияние Пекина в этом регионе (частью которого Китай кратковременно владел в эпоху правления династии Цин). В период холодной войны пограничные споры Китая и Советского Союза привели к тому, что в прилегающих районах Сибири были размещены мощные войсковые части, насчитывавшие сотни тысяч человек; временами напряженность на границе выливалась в прямые столкновения. В конце 1960-х периодические трения привели к разрыву отношений между КНР и СССР. Географический фактор и сейчас вполне способен стать причиной размолвки Китая и России, поскольку нынешний их союз носит чисто тактический характер. Это может быть выгодно Соединенным Штатам. В 1970-х гг. администрация президента Никсона оказалась в выигрыше в результате столкновения между Пекином и Москвой и положила начало новым отношениям с Китаем. В будущем, когда последний станет по-настоящему великой державой, Соединенные Штаты, по-видимому, могли бы заключить стратегический союз с Россией, чтобы уравновесить влияние Срединного царства.

Южные перспективы

Влияние Китая распространяется также на юго-восток. Здесь, в сравнительно слабых государствах Юго-Восточной Азии, строительство будущего Великого Китая встречает наименьшее сопротивление. Существует не так уж много серьезных географических преград, отделяющих Китай от Вьетнама, Лаоса, Таиланда и Мьянмы. Естественным центром сферы влияния, которая охватывает бассейн реки Меконг и связывает все страны Индокитая сетью наземных и водных транспортных путей, должен стать город Куньмин, находящийся в китайской провинции Юньнань.

Самая большая страна материковой части Юго-Восточной Азии – Мьянма. Если Пакистан, постоянно находящийся под угрозой распада, можно назвать азиатскими Балканами, то Мьянма скорее напоминает Бельгию начала XX века, так как над ней постоянно нависает угроза быть захваченной могущественными соседями. Подобно Монголии, российскому Дальнему Востоку и другим территориям, прилегающим к сухопутным границам Китая, Мьянма – слабое государство, весьма богатое природными ресурсами, в которых крайне нуждается Китай. Китай и Индия борются за право заняться модернизацией глубоководного порта Ситуэ на мьянманском побережье Индийского океана, причем обе страны питают надежду проложить в будущем газопровод к месторождениям на шельфе Бенгальского залива.

Если говорить о регионе в целом, то Пекин применяет здесь, в несколько обновленном виде, известный стратегический принцип «разделяй и властвуй». В прошлом он вел сепаратные переговоры с каждой страной – членом Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), но никогда не вступал в контакты с этим блоком как единым целым. Даже недавно вступившее в силу соглашение о зоне свободной торговли, которое он заключил со странами АСЕАН, показывает, как искусно Китай развивает выгодные для себя связи с южными соседями. Он использует эту организацию в качестве рынка сбыта дорогостоящих китайских товаров, покупая в странах АСЕАН дешевую сельскохозяйственную продукцию. Отсюда неизменное активное сальдо торгового баланса с китайской стороны, тогда как страны АСЕАН постепенно превращаются в свалку для промышленных товаров, произведенных дешевой рабочей силой в городах Китая.

Все это происходит на фоне утраты Таиландом прежнего значения регионального лидера и естественного противовеса Китаю. Еще в недавнем прошлом весьма сильное государство, Таиланд в последнее время испытывает серьезные внутриполитические затруднения. Тайская правящая фамилия с болезненным королем во главе уже не может, как прежде, выполнять стабилизирующую функцию, а тайская армия поражена фракционными раздорами. (Китай активно развивает двустороннее военное сотрудничество и с Таиландом, и с другими странами Юго-Восточной Азии, используя то обстоятельство, что США уделяют не слишком много внимания военно-стратегическому положению этого региона, так как им приходится тратить силы главным образом на операции в Афганистане и Ираке.)

Две страны к югу от Таиланда – Малайзия и Сингапур – вовлечены в ответственный процесс перехода к демократической форме правления, между тем как их прежние лидеры, Махатхир Мохамад и Ли Куан Ю, – сильные личности, перестроившие свои государства, – сходят со сцены. В экономическом плане Малайзия все больше втягивается в сферу влияния Китая, несмотря на то, что живущие в ней этнические китайцы чувствуют постоянную угрозу со стороны мусульманского большинства. Что же касается Сингапура, населенного в основном этническими китайцами, то его правительство боится оказаться в вассальной зависимости от Поднебесной; в последние годы оно завязало тесные отношения с Тайванем и проводит с ним совместные военные учения. Ли Куан Ю открыто призвал Соединенные Штаты, как и прежде, участвовать в жизни региона, оказывая ему военную и дипломатическую поддержку. Положение Индонезии также противоречиво: с одной стороны, она нуждается в присутствии американского флота, чтобы чувствовать себя защищенной от возможной китайской угрозы, с другой – опасается, что в других странах исламского мира ее видимое союзничество с США может вызывать раздражение.

Поскольку американское влияние в Юго-Восточной Азии миновало зенит и идет на убыль, а влияние Китая постоянно растет, государства региона все чаще объединяют усилия, чтобы противостоять стратегии «разделяй и властвуй», которую стремится реализовать Пекин. Так, например, Индонезия, Малайзия и Сингапур заключили союз для борьбы с морским пиратством. Чем больше эти государства будут уверены в собственных силах, тем меньшую опасность для них будет представлять дальнейшее укрепление Китая.

Ситуация в армии

Центральная Азия, Монголия, российский Дальний Восток и Юго-Восточная Азия – естественные зоны китайского влияния. Однако политические границы этих зон в будущем едва ли изменятся. Принципиально иной выглядит ситуация на Корейском полуострове: в этом месте карта Китая предстает в особенно урезанном виде, и здесь политические границы еще вполне могут сместиться.

Наглухо отгородившийся от мира северокорейский режим неустойчив в самой своей основе, и его крушение грозит затронуть весь регион. Как бы «свисая» с Маньчжурии, Корейский полуостров занимает положение, которое позволяет полностью контролировать морские торговые пути, ведущие в северо-восточный Китай. Разумеется, никто всерьез не думает, что Китай аннексирует какую-либо часть полуострова, но нет сомнений в том, что его по-прежнему раздражает, когда другие страны слишком явно осуществляют свой суверенитет в этом регионе, особенно на севере. И хотя Пекин поддерживает сталинистский режим Северной Кореи, он явно вынашивает в отношении Корейского полуострова определенные планы на будущее – по завершении царствования Ким Чен Ира. Похоже, сразу после этого китайцы намерены отправить обратно тысячи перебежчиков из КНДР, нашедших пристанище в Китае, и создать с их помощью благоприятную политическую основу для постепенного экономического овладения регионом в бассейне реки Тумыньцзян (Туманная). Там соседствуют три страны – Китай, Северная Корея и Россия, и существуют благоприятные условия для развития морской торговли с Японией, а через нее – с Тихоокеанским регионом в целом.

Это одна из причин, по которой Пекин хотел бы создать на месте теперешней Северной Кореи государство пусть и авторитарного типа, но гораздо более модернизированное. Именно такое государство могло бы стать буфером между Китаем и динамичной южнокорейской демократией, опирающейся на средний класс. Впрочем, возможное объединение Корейского полуострова также может оказаться выгодным для КНР. После воссоединения Корея скорее всего будет националистическим образованием, в известной степени враждебным и по отношению к Китаю, и к Японии – странам, в прошлом пытавшимся ее оккупировать. Но корейская неприязнь к Японии значительно сильнее, нежели к Китаю. (Япония оккупировала полуостров с 1910 по 1945 г., и Сеул и Токио продолжают вести спор о статусе островков Токдо/Такешима.) Экономические отношения нового государства с Китаем наверняка окажутся более прочными, чем с Японией: объединенная страна будет в большей или меньшей степени находиться под контролем Сеула, а Китай уже сейчас самый крупный торговый партнер Южной Кореи. Важно, наконец, и то, что объединенная Корея, отчасти тяготеющая к Пекину и, напротив, не приемлющая Японию, не будет видеть смысла в том, чтобы и дальше сохранять на своей территории американские войска. Иными словами, нетрудно представить себе будущее Кореи в составе Великого Китая и то время, когда военное присутствие США в Северо-Восточной Азии начнет сокращаться.

Как показывает пример Корейского полуострова, на сухопутных границах китайцы вправе ожидать скорее благоприятное, чем опасное для себя развитие событий. Еще Макиндер полагал, что Китай сможет со временем стать великой сухопутной и морской державой, которая как минимум затмит Россию в Евразии. Политолог Джон Миршеймер писал в своей книге «Трагедия великодержавной политики», что «самыми опасными государствами в системе международных отношений являются континентальные державы с большими армиями». И по мере того как Китай приближается к статусу континентальной державы, возникают все основания опасаться его влияния. Однако КНР лишь отчасти отвечает определению Миршеймера: ее вооруженные силы, насчитывающие 1,6 млн человек, – крупнейшие в мире, но в ближайшие годы Пекину не под силу создать современные экспедиционные войска. Народно-освободительная армия Китая (НОАК) проявила себя во время землетрясения в Сычуани в 2008 г., недавних этнических беспорядков в Тибете и Синьцзяне, пекинской олимпиады 2008 г., проведение которой требовало особых мер безопасности. Однако, как заметил Абрахам Денмарк, сотрудник Центра разработки новой стратегии национальной безопасности США, это доказывает лишь способность НОАК перебрасывать войска из одной части материкового Китая в другую. Но вовсе не говорит о том, что она в состоянии перемещать тяжелое вооружение и ресурсы, необходимые для развертывания войсковых частей в ходе масштабных военных операций. Впрочем, даже если такая возможность появится, это, по-видимому, мало что изменит: маловероятно, что подразделения НОАК будут пересекать границы Китая по каким-либо иным причинам, нежели серьезный политический просчет (если, например, дело дойдет до новой войны с Индией) или необходимость заполнить внезапно возникшие пустоты на карте (если рухнет северокорейский режим). Но Китай и без того вполне способен заполнить возможные области силового вакуума вблизи любого участка своих протяженных границ с помощью такого оружия, как демографическое и экономическое давление: у него попросту нет нужды опираться при этом на экспедиционные войска.

Беспрецедентная мощь Китая на суше отчасти объясняется успехами китайских дипломатов, которые в последние годы приложили немало стараний, чтобы урегулировать многочисленные пограничные споры с республиками Центральной Азии, Россией и другими соседями (Индия в этом ряду является бросающимся в глаза исключением). Значение этой перемены трудно переоценить. Отныне границы Маньчжурии не испытывают колоссального военного давления извне, а ведь в годы холодной войны из-за этой постоянной угрозы Мао Цзэдун был вынужден расходовать львиную долю оборонного бюджета на сухопутные войска и пренебрегать военно-морскими силами. Великая Китайская стена лучше всего свидетельствует о том, что, начиная с глубокой древности и по наши дни, Китай неизменно тревожила угроза внешней агрессии на суше. Теперь он может вздохнуть свободно.

Обретение возможности стать морской державой

Благодаря сложившейся ситуации на суше Китай может в спокойной обстановке заняться укреплением своего флота. В то время как для прибрежных городов-государств или островных стран стремление наращивать военно-морскую мощь представляется чем-то самоочевидным, для держав, которые подобно Китаю на протяжении всей своей истории были замкнуты в пределах материка, это выглядит роскошью. В данном случае, однако, подобное состояние легко достижимо, поскольку береговая линия, которой природа наделила Поднебесную, не уступает по своим качествам ее внутренним областям. Китай занимает господствующее положение на тихоокеанском побережье Восточной Азии в зоне умеренного и тропического климата, а южная граница страны находится в непосредственной близости к Индийскому океану, и в будущем ее можно связать с побережьем сетью дорог и трубопроводов. В XXI веке Пекин будет проецировать вовне «жесткую силу» прежде всего с помощью своего военно-морского флота.

Нельзя не отметить, что на море Китай сталкивается с гораздо более враждебным окружением, чем на суше. Проблемной зоной для китайского флота является так называемая «первая островная гряда»: Корейский полуостров, Курильские острова, Япония (включая острова Рюкю), Тайвань, Филиппины, Индонезия и Австралия. Любое звено в этой цепи, за исключением Австралии, в будущем может стать горячей точкой. Китай уже сейчас вовлечен в споры о принадлежности различных участков дна Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей, богатых энергоносителями: с Японией предметом дискуссии являются острова Дяоюйтай/Сэнкаку, с Филиппинами и Вьетнамом – острова Спратли. Подобные распри помогают Пекину подогревать националистические настроения внутри страны, но китайским военно-морским планировщикам от этого не легче: положение дел на театре потенциального противоборства представляется им крайне безрадостным.

Первая островная гряда, по мнению сотрудников Колледжа ВМФ США Джеймса Холмса и Тоши Йошихары, представляет собой нечто вроде «Великой Китайской стены, развернутой против Китая». Это эффективно организованный оборонительный рубеж, выстроенный союзниками Соединенных Штатов наподобие сторожевых вышек, позволяющих наблюдать за Китаем и, если понадобится, воспрепятствовать его проникновению в воды Тихого океана. Реакция Пекина на своеобразную блокаду временами была агрессивной. Морская мощь обычно не проявляется столь жестко, как сухопутная: как таковые корабли не могут занимать большие пространства и предназначены для проведения операций, которые, вообще говоря, сами по себе более важны, чем морские сражения, а именно для обороны торговых путей.

Казалось бы, можно было ожидать, что Китай станет не менее снисходительной державой, чем великие морские нации прошлого – Венеция, Великобритания и Соединенные Штаты, – и будет, как они, заботиться в первую очередь о сохранении мира на морях, что предполагает среди прочего и свободу торговли. Однако он не столь уверен в себе. По-прежнему сознавая свою неполную защищенность на море, Пекин задействует по отношению к Мировому океану чисто территориальный подход. Сами по себе понятия «первая островная гряда» и «вторая островная гряда» (последняя включает остров Гуам, принадлежащий США, и Северные Марианские острова) подразумевают, что в глазах китайцев эти архипелаги представляют собой не что иное, как отроги материкового Китая. Глядя на прилегающие к их стране моря сквозь призму мышления в терминах «игры с нулевой суммой», китайские адмиралы выступают наследниками агрессивной философии американского военно-морского стратега начала XX века, Альфреда Тайера Мэхэна, который отстаивал концепции «контроля над морями» и «решающего сражения». Однако в настоящее время они не располагают достаточно мощным флотом для решения своих задач, и это расхождение между обширными притязаниями и реальными возможностями привело в последние несколько лет к ряду нелепых инцидентов.

В октябре 2006 г. китайская подводная лодка вела слежение за американским авианосцем Kitty Hawk, после чего всплыла на поверхность вблизи от него, на расстоянии торпедного выстрела. В ноябре 2007 г. китайцы не разрешили Kitty Hawk и его ударной группе, искавшей укрытия от надвигавшегося шторма, войти в гонконгскую гавань Виктория. (В 2010 г. Kitty Hawk все же нанес визит в Гонконг.) В марте 2009 г. группа кораблей НОАК помешала работе американского судна дальнего гидроакустического наблюдения Impeccable, когда оно открыто проводило операции за пределами 12-мильной территориальной зоны КНР в Южно-Китайском море. Китайцы преградили путь американскому кораблю и совершали угрожающие маневры, как если бы намеревались его таранить. Все это говорит не столько о серьезной силе, сколько о недостаточной развитости китайского флота, которую пока не удалось преодолеть.

О твердом желании Китая обеспечить свои позиции на море свидетельствуют и крупные приобретения последних лет. Пекин стремится использовать не реализованные до сих пор асимметричные возможности, чтобы перекрыть американскому флоту доступ в Южно-Китайское море и в китайские прибрежные воды. Китай модернизировал свои эсминцы и намерен обзавестись одним-двумя авианосцами, но действует точечно и не склонен скупать военные суда без особого разбора. Он предпочел сосредоточить усилия на строительстве дизельных, атомных и ракетных подводных лодок нового типа. Как считают Сет Кропси, бывший помощник заместителя министра военно-морских сил США, и Рональд О'Рурк, сотрудник Исследовательской службы Конгресса США, Китай способен в течение 15 лет создать флот подводных лодок, который превзойдет американский аналог, насчитывающий в настоящее время 75 боеготовных подводных лодок. Более того, китайские военно-морские силы, по словам Кропси, намереваются ввести в действие систему наведения противокорабельных баллистических ракет, используя в ней загоризонтные радиолокаторы, космические спутники, донные гидролокационные сети и оборудование для компьютерных войн. В сочетании с формирующимся подводным флотом такая система в будущем должна помешать беспрепятственному доступу военно-морских сил США в наиболее значимые области Тихого океана.

Пытаясь установить контроль над прибрежной зоной в Тайваньском проливе и Восточно-Китайском море, Пекин также совершенствует группу морских тральщиков, покупает у России истребители четвертого поколения и развернул вдоль побережья около полутора тысяч российских ракет класса «земля-воздух». Даже вводя в действие систему подземных оптико-волоконных кабелей далеко на западе страны, вне пределов досягаемости морских ракет потенциального противника, китайцы исходят из агрессивной стратегии, предполагающей поражение символов американской мощи – авианосцев.

Разумеется, в обозримом будущем Китай не собирается атаковать американские авианосцы, и он по-прежнему крайне далек от того, чтобы бросить Соединенным Штатам прямой военный вызов. Однако налицо стремление нарастить на своих берегах необходимый потенциал устрашения, чтобы американцы не смели вводить свои корабли, когда и где им того захочется, в пространство между первой островной грядой и китайским побережьем. Поскольку способность влиять на поведение противника составляет самую суть любой державы, эта стратегия лишний раз доказывает, что планы строительства Великого Китая реализуются не только на суше, но и на море.

На очереди – Тайвань

Для создания Великого Китая особенно важно будущее Тайваня. Тайваньская проблема часто обсуждается в терминах нравственности: Пекин настаивает на необходимости восстановить целостность национального наследия и объединить Китай ради блага всех этнических китайцев; Вашингтон печется о сохранении образцовой демократии, какой является Тайвань. Однако подлинную проблему следует искать в другом. Как говорил американский генерал Дуглас Макартур, Тайвань – это «непотопляемый авианосец», занимающий позицию ровно посередине береговой линии Китая. Именно отсюда, по мнению военно-морских планировщиков Холмса и Йошихары, такая держава как США может «проецировать силу» в сторону китайского побережья и прилегающих к нему районов. Если Тайвань вернется в лоно материкового Китая, то китайский флот не только внезапно окажется в стратегически выгодной позиции по отношению к первой островной гряде, но и будет в состоянии свободно, в беспрецедентных масштабах, проецировать свою мощь за пределы этой гряды. Очень часто, говоря о будущем мировом порядке, употребляют слово «многополярный», – но только слияние Тайваня с материковым Китаем ознаменовало бы возникновение в Восточной Азии действительно многополярной военной ситуации.

Согласно результатам исследования, проведенного в 2009 г. RAND Corporation, к 2020 г. Соединенные Штаты не смогут, как раньше, защитить Тайвань в случае нападения Китая. Китайцы, говорится в отчете, к этому времени будут в состоянии нанести США поражение в возможной войне в Тайваньском проливе, даже если американцы будут иметь в своем распоряжении истребители пятого поколения F-22, две авианосных ударных группы и сохранят доступ к авиабазе Кадена на японском острове Окинава. В отчете делается акцент на боях в воздухе. Здесь же указывается, что китайцы по-прежнему будут стоять перед необходимостью высаживать на острове многотысячный пехотный десант, а их транспортные суда останутся уязвимыми для американских подлодок. Освещая ситуацию с разных сторон, отчет, однако, не может скрыть тревожной тенденции. Китай отделяют от Тайваня всего-навсего сто миль, тогда как Соединенным Штатам придется доставлять свои войска с другого конца планеты, причем действовать в условиях более ограниченного доступа к иностранным базам, чем в период холодной войны. Стратегия создания препятствий на пути перемещения американских военных кораблей в определенных морских зонах не просто преследует цель держать их подальше от китайских берегов, но и в особенности направлена на то, чтобы упрочить доминирующее положение Китая в акватории Тайваня.

Пекин делает все, чтобы взять Тайвань в тесное кольцо не только в военном, но и в экономическом и социальном плане. Примерно 30 % тайваньского экспорта приходятся на Китай. Еженедельно между Тайванем и материковым Китаем совершается 270 коммерческих авиарейсов. В последние пять лет две трети тайваньских компаний осуществили инвестиции в китайскую экономику. Ежегодно остров посещают около полумиллиона туристов с материка, а 750 тысяч тайваньцев проживают в Китае, проводя там каждый год по шесть месяцев. Углубляющаяся интеграция выглядит весьма привлекательно, но вот чем этот процесс разрешится, пока сказать трудно. Так или иначе, его исход будет иметь ключевое значение для политики великих держав в этом регионе. Если Соединенные Штаты попросту отдадут Тайвань Пекину, то Япония, Южная Корея, Филиппины, Австралия и другие американские союзники в Тихоокеанском регионе, а также Индия и даже некоторые африканские государства начнут сомневаться в прочности обязательств, которые берет на себя Вашингтон. Это может побудить некоторые страны к сближению со Срединным царством, и тогда формирующийся Великий Китай охватит едва ли не все Восточное полушарие.

В этом заключается одна из причин, по которым Вашингтон и Тайбэй должны искать асимметричные ответы на военную угрозу со стороны Пекина. Им следует стремиться не к тому, чтобы нанести Пекину поражение в возможной войне в Тайваньском проливе, а к тому, чтобы тот ясно осознал: подобная война обойдется для него недопустимо дорого. Если эта цель будет достигнута, американцам удастся сохранять функциональную независимость Тайваня до тех пор, пока Китай не станет более либеральным обществом, – тем самым они смогут сохранить и доверие союзников. В этом смысле действия администрации Обамы, заявившей в начале 2010 г. о намерении продать Тайваню вооружений на общую сумму 6,4 млрд долларов, имеют принципиальное значение для политики США в отношении Китая и, шире, всей Евразии. Кстати, нельзя сказать, что трансформация Китая изнутри – несбыточная мечта: миллионы туристов, прибывающих на Тайвань с материка, видят тамошние оживленные политические ток-шоу и крамольные заголовки в книжных магазинах, и это наверняка оказывает на них влияние. Тем не менее, хотя это звучит несколько парадоксально, демократический Китай может оказаться еще более динамичной великой державой в экономическом и, как следствие, в военном плане, чем Китай репрессивный.

Концентрируя военно-морские силы на тайваньском направлении, Пекин не забывает укреплять присутствие своего флота и в Южно-Китайском море, которое служит для него воротами в Индийский океан и обеспечивает доступ к мировым путям транспортировки энергоносителей. На этом направлении основные проблемы создают пираты, радикальные исламисты и крепнущий морской флот Индии, в том числе и вблизи труднодоступных морских зон, через которые вынуждены проходить китайские нефтяные танкеры и торговые суда. В геостратегическом плане Южно-Китайское море, как говорят многие, может стать «вторым Персидским заливом». Еще в первой половине XX века Николас Спайкмен, специалист по геополитике, заметил, что на протяжении всей истории государства желавшие утвердить свой контроль над прилегающими морями втягивались в «периферическую наземную и морскую экспансию». Греция стремилась подчинить Эгейское море, Соединенные Штаты – Карибское, и вот теперь Китай – Южно-Китайское. Спайкмен называл Карибское море «Средиземным морем Америки», чтобы подчеркнуть его значение для Соединенных Штатов. Южно-Китайское море в ближайшие десятилетия может стать «Средиземным морем Азии» и подлинным средоточием политической географии.

Высоколиквидные угрозы

Впрочем, попытки Китая проецировать силу в «Средиземное море Азии» противоречивы по самой своей сути. С одной стороны, Китай вроде бы полон решимости максимально осложнить доступ американских судов в прибрежные моря. С другой, он по-прежнему не способен защитить свои морские коммуникации, что, вообще говоря, делает любое нападение на американский военный корабль бессмысленным, поскольку в этом случае флот США может попросту отрезать Китай от поставок энергоносителей, перекрыв для китайских судов выход в Тихий и в Индийский океаны. Зачем же планировать что-то, если в действительности не собираешься осуществить намеченное? Как считает советник по вопросам обороны Жаклин Ньюмайер, Пекин хочет добиться «столь благоприятного соотношения сил», что «на деле ему и не придется прибегать к оружию для защиты своих интересов». Недаром он устраивает выставки новых видов оружия, строит портовые сооружения и оборудует станции подслушивания в Тихом и Индийском океане, предоставляет военную помощь приморским государствам, находящимся между китайской территорией и Индийским океаном. Все эти ходы делаются открыто и являются сознательной демонстрацией силы. Китайцы не столько ввязываются в непосредственную схватку с Соединенными Штатами, сколько стремятся повлиять на поведение американцев таким образом, чтобы избежать возможной конфронтации.

Вместе с тем активность Китая на море обнаруживает и более грозные аспекты. В самом центре Южно-Китайского моря, на южной оконечности острова Хайнань, китайцы строят мощную морскую базу с подземными доками, позволяющими разместить до 20 атомных и дизельных подводных лодок. Они как бы реализуют на практике доктрину Монро, утверждая свое господство над близлежащими международными водами. В настоящее время и в обозримом будущем у Китая едва ли появится намерение затеять войну с Америкой, но позже мотивации могут измениться. Лучше заранее оценить возможные варианты.

Ситуация на границах Евразии выглядит сейчас гораздо более сложной, чем в первые годы после Второй мировой войны. По мере того как американская гегемония пойдет на убыль, мощь военно-морских сил США будет уменьшаться или оставаться прежней, а экономическое и военное могущество Китая – крепнуть, расклад сил в Азии начнет все заметнее приобретать многополярный характер. Соединенные Штаты поставляют Тайваню 114 противовоздушных ракет Patriot и десятки ультрасовременных систем военной связи. Китай строит подземные доки для подлодок на острове Хайнань и запасается противокорабельными ракетными установками. Продолжают модернизацию своего флота Япония и Южная Корея. Мощные военно-морские силы создает Индия. Каждое из государств стремится сдвинуть равновесие сил в свою сторону.

Именно поэтому отказ государственного секретаря США Хиллари Клинтон от политики равновесия сил, будто бы являющейся реликтом прошлого, представляется либо актом лицемерия, либо заблуждением. В Азии продолжается гонка вооружений, и Соединенные Штаты неизбежно столкнутся с суровой реальностью, как только существенно сократят свои войска в Афганистане и Ираке. Притом что ни одно из азиатских государств не имеет побудительных причин для войны, с течением времени и по мере накапливания сухопутных и морских вооружений в регионе (даже если говорить только о Китае и Индии) риск неверной оценки соотношения сил будет возрастать. Из-за напряженности на суше грозит усилиться и напряженность на море: зоны силового вакуума, в которые сейчас проникает Китай, станут через некоторое время яблоком раздора в его отношениях с соседними странами – как минимум с Индией и Россией. Некогда пустые пространства заполнятся множеством людей, дорог, трубопроводов, кораблей и ракетных установок. Политолог из Йельского университета Пол Брэкен в 1999 г. предупреждал, что Азия становится обособленным географическим регионом и что на нее надвигается кризис «жизненного пространства». С тех пор этот процесс только усугублялся.

Так как же Соединенным Штатам сохранять стабильность в Азии, защищать в этой части света своих союзников и препятствовать возникновению Великого Китая, избегая в то же время открытого конфликта с Пекином? Перевес, который они имеют на море, рискует оказаться недостаточным. Как сказал мне в начале этого года один высокопоставленный индийский чиновник, основные союзники США в Азии (Индия, Япония, Сингапур и Южная Корея) хотят, чтобы американский флот и авиация координировали свои действия с вооруженными силами этих стран. Именно так Соединенные Штаты и в будущем останутся неизымаемой частью азиатского военного ландшафта на суше и на море, а не превратятся в абстрактную угрозу, таящуюся где-то в отдалении. Между пререканиями с американским правительством по поводу прав на размещение военных баз, которые недавно затеяла Япония, и желанием полностью удалить войска США из региона лежит дистанция огромного размера.

Один из планов, циркулирующих в Пентагоне, предполагает, что Соединенные Штаты способны «противостоять китайской стратегической мощи... без прямой военной конфронтации», опираясь на военный флот, насчитывающий 250 кораблей (а не 280, как было раньше), и на урезанный на 15 % оборонный бюджет. Этот план, составленный полковником ВМФ в отставке Пэтом Гарретом, весьма интересен, поскольку включает в евразийское уравнение такую стратегическую величину, как Океания. В самом деле, Гуам, Каролинские, Маршалловы, Северные Марианские и Соломоновы острова являются либо американскими территориями, либо республиками, имеющими военные соглашения с США, либо независимыми государствами, которые, вероятно, будут готовы заключить подобные соглашения. Значение Океании будет расти, поскольку она находится, с одной стороны, сравнительно близко к Восточной Азии, а с другой – вне той зоны, из которой Китай хотел бы вытеснить американский флот. От Гуама всего четыре часа лета до Северной Кореи и два дня плавания до Тайваня. Держать базы в Океании для Соединенных Штатов удобнее, чем, как это было и остается, сохранять воинские части в Японии, Южной Корее и на Филиппинах.

Авиабаза Андерсен на Гуаме уже сейчас играет роль господствующей высоты, с которой Соединенные Штаты могут проецировать «жесткую силу» в любом направлении. Это самая мощная стратегическая авиабаза США в мире, обеспечивающая скоростную заправку самолетов; здесь хранится сто тысяч авиаснарядов и 66 млн галлонов авиационного топлива. Взлетные полосы базы заполнены длинными рядами транспортных самолетов C-17 Globemaster и истребителями F/A-18 Hornet. Кроме того, на Гуаме размещена эскадра американских подводных лодок; здешняя военно-морская база в настоящее время расширяется. Гуам и соседние Северные Марианские острова находятся на почти равном расстоянии от Японии и Малаккского пролива. А юго-западная оконечность Океании, выглядывающая из-под Индонезийского архипелага, – группки принадлежащих Австралии островов Ашмор и Картье и близлежащий западный берег самой Австралии (от Дарвина до Перта), – держит под прицелом Индийский океан. Таким образом, согласно плану Гаррета, флот и авиация США способны использовать географические преимущества Океании, чтобы поддерживать «региональную боеготовность» (regional presense in being), локализуемую «непосредственно за горизонтом» Великого Китая (в его неофициальных границах) и той акватории, где проходят основные евразийские морские пути. (Понятие «региональная боеготовность» – отголосок известного выражения «флот в боевой готовности», fleet in being, сто лет назад его предложил английский военно-морской историк сэр Джулиан Корбетт. Подразумевались стоящие в различных портах корабли, способные при необходимости быстро объединяться в мощную армаду. Словосочетание «непосредственно за горизонтом» отражает и равновесие сил на море, которое США будут поддерживать самостоятельно, и американское участие в концерте азиатских держав).

Укрепляя присутствие американского флота и авиации в Океании, США могли бы реализовать компромиссный подход: не сопротивляться возникновению Великого Китая любой ценой и одновременно не соглашаться пассивно с возможным переходом первой островной гряды под контроль китайского флота. Такой подход заставил бы Китай заплатить высокую цену в случае любой военной авантюры против Тайваня. Кроме всего прочего, это позволило бы Соединенным Штатам постепенно сворачивать свое непосредственное присутствие в акватории первой островной гряды (так называемое наследие военных баз), но вместе с тем сохранять возможность воздушного и морского патрулирования в этом регионе.

План Гаррета предусматривает также резкое усиление активности американского военно-морского флота в Индийском океане. Впрочем, Гаррет не предлагает расширять существующие здесь военные базы; он рассчитывает опираться на уже имеющийся костяк таких баз на Андаманских островах, Коморах, Мальдивах, Маврикии, Реюньоне и Сейшелах (некоторые из них прямо или косвенно управляются Францией и Индией), а также на военные соглашения с Брунеем, Малайзией и Сингапуром. Это обеспечило бы свободу мореплавания и беспрепятственное движение потоков энергоносителей во всей Евразии. Кроме того, такой план, не настаивая более на важности существующих американских баз в Японии и Южной Корее и в то же время разнообразя сферу присутствия США в Океании, положил бы конец основным базам, представляющим собой удобную цель для поражения.

Железная хватка, которой Соединенные Штаты до сих пор держали первую островную гряду, в любом случае начинает ослабевать под давлением новых обстоятельств. Местное население стало менее терпимо к присутствию иностранных баз на своей территории. А укрепление Китая делает его одновременно и отталкивающим, и привлекательным. Подобное смешанное чувство способно осложнить двусторонние отношения Вашингтона с тихоокеанскими союзниками. Все дело лишь в том, когда это произойдет. Теперешний кризис в американо-японских отношениях – возникший из-за того, что неопытное правительство Хатоямы хочет переписать соглашения о двустороннем сотрудничестве в свою пользу и вдобавок говорит о желании углублять связи с Китаем, – мог случиться и несколькими годами раньше. (Премьер-министр Хатояма ушел в отставку в июне 2010 г. из-за кризиса, связанного с неспособностью кабинета выполнить обещание о выводе американской базы с Окинавы. – Ред.) Все еще сохраняющаяся ситуация абсолютного превосходства Соединенных Штатов в Тихом океане есть не что иное, как анахронизм, унаследованный от Второй мировой войны, отголосок того краха, который пережили в результате глобального конфликта Китай, Япония и Филиппины. Не может бесконечно сохраняться и американское присутствие на Корейском полуострове – побочный продукт другой войны, закончившейся более полувека назад.

Центральная Азия, Индийский океан, Юго-Восточная Азия, западная часть Тихого океана – таковы обширные регионы, которые рискуют оказаться под политическим, экономическим и военным контролем возникающего у нас на глазах Великого Китая. Однако вдоль границ этого громадного царства будет курсировать американский флот, дислоцированный, как можно ожидать, по большей части в Океании и тесно сотрудничающий с военно-морскими силами Индии, Японии и других демократических государств. А со временем, когда возрастет доверие Китая к внешнему миру, а его военная доктрина уже не будет опираться на сугубо территориальный подход, китайский флот и сам сможет влиться в этот широкий региональный альянс морских держав.

Пока же стоит отметить, что с исключительно военной точки зрения, как указал в 1999 г. политолог Роберт Росс, отношения между Соединенными Штатами и Китаем останутся более стабильными, чем были в свое время отношения между США и Советским Союзом. Причина этого – географические особенности Восточной Азии. В период холодной войны одного только американского подводного флота было недостаточно, чтобы устрашать Советский Союз, – для этого требовалось держать многочисленные сухопутные войска в Европе. Но размещения подобных сил вдоль пределов Евразии никогда не понадобится: как бы сильно ни сокращалось присутствие сухопутных войск у границ Великого Китая, американский флот и в будущем останется сильнее китайского.

Так или иначе, в ближайшие годы сам факт укрепления экономической и военной мощи Китая усугубит напряженность в американо-китайских отношениях. Перефразируя Миршеймера, можно сказать, что Соединенные Штаты, гегемон Западного полушария, приложат все возможные усилия, чтобы помешать Китаю сделаться гегемоном большей части полушария Восточного. И не исключено, что это станет самой потрясающей драмой нашей эпохи.

Китай. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 7 августа 2010 > № 2913916 Роберт Каплан


Индия. Китай > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 26 апреля 2009 > № 2913915 Роберт Каплан

Центральная арена XXI века

© "Россия в глобальной политике". № 2, Март - Апрель 2009

Роберт Каплан – национальный корреспондент журнала The Atlantic, старший научный сотрудник Центра новой американской безопасности в Вашингтоне. Пишет книгу об Индийском океане. Недавно его пригласили читать лекции по национальной безопасности в Академии Военно-морских сил США. Статья опубликована в журнале Foreign Affairs, № 2 (март – апрель) за 2009 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Резюме Уже сегодня основные торговые и энергетические потоки следуют морскими путями. Когда Индия и Китай вступят в эпоху великодержавного соперничества в водах Индийского океана, значение этого пространства еще больше возрастет.

Правильно составленная карта либо план действий могут сделать стратегов более предусмотрительными, предлагая широкий взгляд на важные тенденции в мировой политике. Чтобы понять XX век, необходимо понимание европейской карты. Хотя технологические достижения и экономическая интеграция стимулируют глобальное мышление, некоторые места на глобусе по-прежнему значат больше, чем другие. А в отдельных странах, таких, например, как Ирак и Пакистан с их искусственно созданными границами, политика все еще отдана на милость географии. Так в каком же месте земного шара можно наилучшим образом увидеть будущее?

В силу своего географического положения американцы уделяют главное внимание Атлантическому и Тихому океанам. Это миропредставление сформировалось в годы Второй мировой и холодной войн. На оба океана были устремлены взоры нацистской Германии, империалистической Японии, Советского Союза и коммунистического Китая. Это отражено даже в условных картографических обозначениях. В проекции Меркатора Западное полушарие помещается в центре карты, а Индийский океан разделен на две части и изображен по краям карты мира. Однако, как следует из пиратских рейдов в прибрежных водах Сомали и той резни, которую террористы устроили в Мумбаи прошлой осенью, Индийский океан, третье по площади водное пространство планеты, становится центральной ареной вызовов, на которые человечеству предстоит дать ответ в XXI столетии.

Регион Индийского океана охватывает все страны «мусульманской дуги» (или «полумесяца») – от пустыни Сахара до Малайского архипелага. Хотя арабы и персы известны жителям Запада главным образом как люди пустыни, они были и великими мореплавателями. Странствуя в Средние века из Аравии в Китай, они на всем пути следования проповедовали свою веру. Сегодня на западном побережье Индийского океана расположены такие «взрывоопасные» государства, как Иран, Йемен, Пакистан и Сомали. Они находятся в непосредственной близости от важных торговых путей и представляют собой центральное ядро сети мирового терроризма, пиратства и наркоторговли. Сотни миллионов мусульман, принявших ислам в Средние века, проживают на восточном побережье Индийского океана в таких странах, как Бангладеш и Индия, Индонезия и Малайзия.

Господствующее положение в Индийском океане занимают два огромных водных пространства – Аравийское море и Бенгальский залив, на северном побережье которого расположены две самые нестабильные страны мира – Пакистан и Мьянма (известна также как Бирма). Распад государственности или смена режима в Пакистане окажут влияние на соседние страны. Это подтолкнет сепаратистов белуджи и синдхов искать более тесные связи с Индией и Ираном. Точно так же крах хунты в Мьянме, где уже брезжит соперничество между Индией и Китаем за доступ к энергетическим и прочим ресурсам, угрожает соседним экономикам и требует массированной гуманитарной интервенции по морю. С другой стороны, приход к власти более либерального режима пошатнет доминирующие позиции Китая в Мьянме, усилит влияние Индии и ускорит региональную экономическую интеграцию.

Иными словами, Индийский океан – это больше, чем просто географическая данность; это еще и идея, сочетающая ислам с мировой энергетической политикой и усилением Индии и Китая. Все вместе ведет к формированию многополярного, «многослойного» мира в данном регионе. Общепризнанным является впечатляющий экономический рост Индии и Китая, но мало кто задумывается о военно-политических последствиях усиления этих государств. Великодержавные устремления Индии и Китая, а также их стремление получить доступ к энергоресурсам заставили обе страны «перевести взоры с суши на море», как выразились Джеймс Холмс и Тоси Йосихара, преподаватели стратегии в Военно-морском колледже США. Тот факт, что эти страны сосредоточивают внимание на военно-морской мощи, показывает, что на суше они чувствуют себя куда более уверенно.

Итак, на карте Индийского океана обнаруживаются основные контуры силовой политики в XXI веке. И в этих новых условиях Соединенным Штатам отводится роль глобального миротворца и хранителя общемировых ценностей: ожидается, что они обуздают террористов, пиратов и контрабандистов, окажут гуманитарную помощь и будут управлять обостряющейся конкурентной борьбой между Индией и Китаем. США придется заниматься всеми этими неотложными делами не так, как в Афганистане и Ираке, то есть путем прямого вторжения наземных войск. Обеспечивать баланс сил они должны посредством не столь заметных морских операций, оставаясь в тени. Военно-морская мощь никогда не воспринималась столь же грозной, как сухопутная военная сила: общепринято, что ВМС наведываются в порты, тогда как сухопутные войска вторгаются на чужую территорию и осуществляют прямую интервенцию. Кораблям требуется значительное время, чтобы добраться до театра военных действий, и это дает шанс дипломатии совершить чудо. И как показала операция, проведенная Соединенными Штатами в связи с цунами в Индийском океане в 2004 году, когда большинство моряков и морских пехотинцев каждый вечер возвращались на свои корабли, военно-морским силам по плечу предпринять многое на берегу, почти не оставляя при этом следов. Чем больше США будут отказываться от гегемонии на суше в пользу гегемонии на море, тем меньшую угрозу они будут представлять в глазах других государств.

Более того, именно потому, что Индия и Китай уделяют такое большое внимание военно-морской мощи, задача управления их мирной экономической экспансией ляжет в значительной степени на американские ВМС. Между флотами этих трех стран, безусловно, неизбежны трения, особенно если разница в их относительной силе начнет уменьшаться. Но даже если в предстоящие десятилетия и произойдет сокращение американских Военно-морских сил в относительном выражении, то в абсолютных категориях Соединенные Штаты останутся величайшей из внешних держав, присутствующих в акватории Индийского океана. Это даст Америке возможность выступать в роли посредника в деле урегулирования отношений между Индией и Китаем. Для понимания динамики необходимо взглянуть на данный регион с точки зрения перспектив господства на море.

ИЗМЕНЕНИЯ НА МОРЕ

Благодаря предсказуемости муссонов прибрежные страны Индийского океана были связаны друг с другом задолго до наступления эры паровой тяги. Торговля ладаном, пряностями, драгоценными камнями и текстилем сплачивала народы, разбросанные вдоль океана во времена Средневековья. На протяжении всей истории морские торговые пути были важнее наземных, пишет историк Фелипе Фернандес-Арместо, поскольку они давали возможность перевозить больше товаров при более низких транспортных расходах. В XV столетии утверждали: «Кто господствует в Малаккском проливе, тот возьмет Венецию за горло». Другая поговорка гласит: «Если бы мир был яйцом, то Ормузский пролив был бы его желтком». Даже в наш век информации и реактивных самолетов по морю осуществляется 90 % мировой торговли и перевозится около 65 % нефти.

Глобализация стала возможна благодаря легкой и дешевой транспортировке контейнеров на танкерах, а на Индийский океан приходится половина всех мировых контейнерных перевозок. Более того, 70 % мировой торговли нефтепродуктами проходит по Индийскому океану – с Ближнего Востока к Тихоокеанскому региону. Пользуясь этим маршрутом, суда торгового флота следуют по важнейшим и достаточно узким морским путям, включая Аденский и Оманский заливы, а также такие всемирно известные «контрольно-пропускные пункты», как Баб-эль-Мандебский, Ормузский и Малаккский проливы. Примерно 40 % мировой торговли осуществляется через Малаккский пролив, а 40 % торгуемой нефти-сырца – через Ормузский пролив.

Уже сегодня Индийский океан является межгосударственным торговым и энергетическим путем первостепенной важности, в будущем его значение только возрастет. Как ожидается, с 2006 по 2030 год мировые потребности в энергоносителях увеличатся на 45 %, а почти половина растущего спроса придется на Индию и Китай. С 1995 по 2005-й потребность КНР в сырой нефти удвоилась, а с 2005 по 2020 год страна будет импортировать предположительно 7,3 миллиона баррелей сырой нефти в день. Это половина планируемой нефтедобычи в Саудовской Аравии. Более 85 % нефти и нефтепродуктов направляется в Китай по Индийскому океану через Малаккский пролив.

Индия, которая вскоре станет четвертым потребителем энергоресурсов в мире после США, Китая и Японии, покрывает за счет нефти примерно треть потребностей в энергии, причем 65 % нефти она импортирует, а 90 % всего импорта нефти может в скором времени поступать из Персидского залива по Индийскому океану. Ожидается, что в будущем Индия резко увеличит импорт угля из далекого Мозамбика в дополнение к тому объему угля, который она уже получает из других стран, омываемых водами Индийского океана, таких, в частности, как Австралия, Индонезия и ЮАР. В будущем постоянно растущие объемы сжиженного природного газа (СПГ) из Южной Африки будут поступать в Индию морским путем в дополнение к СПГ, ввозимому из Индонезии, Катара и Малайзии.

По мере того как вся акватория Индийского океана, включая восточное побережье Африки, опутывается паутиной мировой торговли энергоносителями, Дели стремится усилить свое влияние на пространстве от Иранского нагорья до Сиамского залива. Экспансия на запад и на восток призвана расширить сферу, которой когда-то управляли вице-короли Раджа (речь идет о Британской Индии колониальной эпохи, которая управлялась вице-королем, наместником английской королевы. – Ред.). Торговля Индии с арабскими странами Персидского залива и Ираном, с которым у нее давно сложились тесные экономические и культурные связи, процветает. Примерно 3,5 миллиона индийцев трудятся в шести арабских странах, объединенных в Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива. Ежегодно они отправляют на родину 4 миллиарда долларов.

Торговля Индии с Ираном, а впоследствии и с Ираком будет развиваться вместе с индийской экономикой. Подобно Афганистану, стратегическим тыловым плацдармом для Индии в ее противодействии Пакистану можно назвать Иран, который неизбежно станет важным энергетическим партнером Дели. В 2005 году Индия и Иран заключили многомиллиардный контракт, по которому Тегеран, начиная с 2009-го, будет ежегодно поставлять в Индию 7,5 миллиона тонн СПГ в течение 25 лет. Ведутся также переговоры о строительстве газопровода из Ирана в Индию через территорию Пакистана. Этот проект объединит Ближний Восток и Южную Азию и сможет во многом способствовать стабилизации индийско-пакистанских отношений. Другим признаком продолжающегося сближения Дели и Тегерана служит то, что Индия помогает Ирану в развитии порта Чах-Бахар в Оманском проливе, который призван также служить плацдармом для передового базирования иранских Военно-морских сил. Индия не может себе позволить пренебрежительное отношение к бирманской хунте, поскольку Мьянма богата такими природными ресурсами, как нефть, природный газ, уголь, цинк, медь, уран, древесина, гидроэнергия. Китайцы тоже кровно заинтересованы в закупке этих природных ресурсов. Индия надеется, что дорожная сеть, связывающая запад страны с востоком, а также нефте- и газопроводы в конечном счете позволят ей наладить тесные связи с Ираном, Мьянмой и Пакистаном.

В том же духе Дели наращивает мощь своих Военно-морских сил. Имея 155 военных кораблей, Индия уже сегодня является одной из крупнейших военно-морских держав мира. К 2015-му она надеется пополнить свой арсенал тремя атомными подводными лодками и тремя авианосцами. Один из главных побудительных мотивов наращивания мощи индийских ВМС – их поразительная неспособность эвакуировать граждан Индии из Ирака и Кувейта во время первой войны в Персидском заливе в 1990–1991 годах.

Другой мотив – это то, чтЧ Мохан Малик, ученый из Азиатско-тихоокеанского центра исследований в области безопасности, охарактеризовал как «ормузскую дилемму», имея в виду зависимость Индии от импорта, проходящего через одноименный пролив в непосредственной близости от Макранского побережья Пакистана, где китайцы помогают пакистанцам строить глубоководные порты.

По мере того как Дели расширяет влияние на Западе и Востоке (как на суше, так и на море), его интересы сталкиваются с интересами Пекина, который распространяет свое влияние на Юге. Президент КНР Ху Цзиньтао выражает обеспокоенность по поводу «малаккской дилеммы» Китая. В Пекине надеются, что в конечном итоге удастся частично обойти этот пролив путем транспортировки нефти и других энергоресурсов по дорогам и трубопроводам из портов на Индийском океане в глубь материкового Китая. Одна из причин, по которым КНР так страстно хочет объединения с Тайванем, заключается в том, что в этом случае она смогла бы перенаправить усилия своих Военно-морских сил с Тайваньского пролива на Индийский океан.

Китайское правительство уже приняло на вооружение стратегию по Индийскому океану под названием «нитка жемчужин». Она состоит в создании цепи портов в дружественных странах вдоль северной акватории океана. Пекин строит крупную военно-морскую базу и наблюдательный пункт в Гвадаре (Пакистан), из которого, возможно, уже отслеживается движение кораблей через Ормузский пролив, а также порт в Пасни (Пакистан) в 120 км восточнее Гвадара, который будет соединен с Гвадаром новой высокоскоростной трассой. Кроме того, Китай планирует построить заправочный пункт на южном побережье Шри-Ланки и контейнерный склад для торговых и военно-морских операций в Читтагонге (Бангладеш). Китай разместил специальную аппаратуру слежения на островах Бенгальского залива.

В Мьянме, которая получает от Пекина военную помощь на миллиарды долларов, китайцы строят (или реконструируют) торговые и военно-морские базы, а также дороги, прокладывают водные пути и трубопроводы, чтобы соединить Бенгальский залив с южнокитайской провинцией Юньнань. Некоторые из этих инфраструктурных объектов находятся ближе к городам в Центральном и Западном Китае, чем Пекин и Шанхай. Поэтому строительство автомагистралей и железнодорожных путей от этих объектов в глубь КНР даст импульс экономике тех провинций, которые не имеют выхода к морю. Китайское правительство задумало также строительство канала через перешеек Кра в Таиланде, чтобы связать Индийский океан с тихоокеанским побережьем Китая. Этот проект сопоставим по масштабам со строительством Панамского канала и может еще больше склонить чашу весов в азиатском раскладе сил в пользу Пекина, поскольку бурно развивающиеся торговый и военный флоты КНР в данном случае получат беспрепятственный доступ к гигантским морским пространствам – от Восточной Африки до Японии и Корейского полуострова.

Вся эта деятельность нервирует Дели. Когда Китай строит глубоководные порты к западу и востоку от индийских границ и осуществляет массированные поставки вооружений в государства, расположенные на побережье Индийского океана, Индия опасается, что она может оказаться со всех сторон окруженной Китаем, если только не будет расширять собственную сферу влияния.

Пересекающиеся торговые и политические интересы обеих стран усиливают конкуренцию между ними – и в большей степени на море, чем на суше. Чжао Наньци, бывший начальник по снабжению Народно-освободительной армии Китая, провозгласил в 1993 году: «Мы больше не можем считать, что Индийский океан существует только для индийцев». В ответ на строительство китайцами военно-морской базы в Гвадаре Индия создала базу в Карваре на своей территории, к югу от Гоа. Тем временем Чжан Мин, китайский военно-морской аналитик, предупредил, что 244 острова, образующие принадлежащие Индии Андаманский и Никобарский архипелаги, могут быть использованы в качестве «железной цепи», чтобы заблокировать западный проход в Малаккский пролив, от которого Китай так сильно зависит.

«Наверно, Индия является наиболее реальным стратегическим противником Китая, – пишет Чжан. – Когда Индия возьмет под контроль Индийский океан, она не удовлетворится этим положением и будет стремиться расширять сферу своего влияния. Ее экспансия на восток может быть особенно опасна для Китая». Возможно, это только слова профессионального китайского алармиста, но высказываемое им беспокойство на многое открывает глаза. Пекин уже считает Дели крупной военной державой.

Конкуренция между Индией и Китаем свидетельствует о том, что основная борьба в XXI веке развернется именно в Индийском океане. Старые границы и линии размежевания эпохи холодной войны быстро стираются, и Азия становится все более цельным континентом – от Ближнего Востока до Тихого океана. Южная Азия была неделимой частью великого мусульманского Ближнего Востока со времен Средневековья: мусульмане-газневиды вторгались в северо-западные провинции Индии из Восточного Афганистана в начале XI столетия, и индийская цивилизация представляет собой слияние культуры хинди с мусульманской культурой, которая укоренилась здесь со времен средневековых нашествий.

Хотя большинство западных обозревателей стали относить Индию к региону Большого Ближнего Востока лишь после террористических актов в Мумбаи в ноябре прошлого года, побережье Индийского океана всегда было огромным взаимосвязанным пространством. Меняется лишь степень этой интеграции. На морской карте Южной Евразии исчезают искусственные административные деления на суше, и даже Центральная Азия представляется неотъемлемой частью бассейна Индийского океана. Однажды природный газ может начать поступать из Туркмении через Афганистан, например, в города и порты Пакистана и Индии, и это лишь одна из нескольких возможных энергетических связей между Центральной Азией и индийским субконтинентом. Китайский порт в пакистанском Гвадаре и индийский порт в иранском Чах-Бахаре могут быть соединены в обозримом будущем с богатыми нефтью и газом Азербайджаном, Казахстаном и Туркменией, а также с другими бывшими республиками Советского Союза.

Фредерик Стар, эксперт по Центральной Азии на факультете международных отношений Университета Джонса Хопкинса, сказал на прошлогодней конференции в Вашингтоне, что доступ к Индийскому океану «будет определяющим фактором в будущей политике центральноазиатских стран». Другие специалисты называют порты в Индии и Пакистане «пунктами транспортировки» нефти из Каспийского бассейна. Судьбы стран, находящихся даже на расстоянии полутора-двух тысяч километров от Индийского океана, неразрывно связаны с ним.

ЭЛЕГАНТНЫЙ ЗАКАТ

Соединенным Штатам предстоит решить в Азии три взаимосвязанные геополитические задачи: стратегический кошмар Большого Ближнего Востока, борьба за влияние на южный пояс бывшего Советского Союза и усиливающееся присутствие Индии и Китая в Индийском океане.

Наименее трудной из трех представляется последняя. Китай – не враг США, подобно Ирану, но законный конкурент в экономической и геополитической сфере, а Индия и вовсе является союзником и дружественным государством. Усиление индийских Военно-морских сил, которые вскоре станут третьими по мощи после ВМС Соединенных Штатов и Китая, будет служить противоядием военному экспансионизму Пекина.

Таким образом, задача американских ВМС будет состоять в том, чтобы использовать мощь своих близких союзников – Индии в Индийском океане и Японии в западной акватории Тихого океана, чтобы сдерживать Китай. Но одновременно необходимо использовать все имеющиеся возможности для того, чтобы вовлечь китайские ВМС в международные альянсы, поскольку взаимодействие Вашингтона и Пекина на море жизненно важно для стабилизации мировой политической сцены в XXI веке. В конце концов, Индийский океан – морской путь, используемый для транспортировки не только энергоносителей, но и наркотиков, а следовательно, существует настоятельная потребность в проведении в этом регионе полицейских операций.

Для успешного решения данной задачи США нужно, совместно с Китаем и Индией, организовать морские патрули. Цель Соединенных Штатов должна заключаться в создании всемирной системы мореплавания, призванной свести к минимуму опасность межгосударственных конфликтов и частично переложить бремя проведения полицейских операций на море на другие страны.

Сохранение мира в Индийском океане особенно важно с учетом тесной взаимосвязанности морей и морских побережий от Аденского залива до Японского моря. Число маршрутов доставки грузов по Индийскому океану в будущем может существенно возрасти.

Портовый оператор Dubai Ports World рассматривает возможность строительства моста через канал, который китайцы надеются прорыть через перешеек Кра, а также пути соединения портов по обе стороны этого перешейка скоростными железнодорожными и автотрассами. Правительство Малайзии заинтересовано в создании трубопроводной сети, связывающей порты в Бенгальском заливе с портами в Южно-Китайском море. Вне всякого сомнения перекрестье транспортных путей вокруг Малайзии, Сингапура и Индонезии станет морским «сердцем» Азии, не менее важным в стратегическом отношении, чем «коридор Фульды», по которому советские танки могли вторгнуться в Западную Германию во времена холодной войны.

Вот почему так важно, чтобы этот стратегически важный узел находился под присмотром Военно-морских сил США. Будучи единственным мощным океанским флотом, не имеющим территориальных амбиций на азиатском материке, американские ВМС смогут в будущем работать с отдельными странами Азии, такими, к примеру, как Китай и Индия, гораздо эффективнее, чем те смогут взаимодействовать друг с другом. Вместо того чтобы обеспечивать доминирование на море, ВМС Соединенных Штатов должны просто стать полезной силой в акватории Индийского океана.

Американцы уже начали необходимые реформы. Из-за изнурительных войн, которые они вели в Афганистане и Ираке, передовицы последних лет пестрят заголовками о наземных войсках и силах быстрого реагирования для подавления мятежей. Но если учесть, что 75 % всего населения земного шара живет в зонах, удаленных от моря не более, чем на 350 км, военно-морские силы (и ВВС), вполне возможно, будут доминировать в будущем, действуя на обширных площадях. В большей степени, нежели другие армейские части, ВМС существуют для защиты экономических интересов и систем, поддерживающих их.

Понимая, насколько сильно мировая экономика зависит от морской торговли, американские адмиралы думают не только о победах в локальных войнах или морских сражениях. Они готовятся осуществлять полицейские функции для обеспечения бесперебойной мировой торговли. Они готовятся также к преодолению негативных последствий военного удара США по Ирану для морской торговли и цен на нефть. Американские ВМС в течение нескольких десятилетий помогают обезопасить жизненно важные морские проливы в Индийском океане, избрав в качестве основного плацдарма свою военно-морскую базу на британском атолле Диего-Гарсия, расположенную в непосредственной близости от главных морских путей (примерно в 1 700 км к югу от Индии). А в октябре 2007 года Соединенные Штаты дали понять, что стремятся к постоянному присутствию в Индийском океане и на западе Тихоокеанского бассейна, а не в Атлантическом океане. Это – знаменательное изменение американской военно-морской стратегии и доктрины. В документе под названием «Идеология и стратегия Корпуса морской пехоты США на период до 2025 года» (Marine Corps Vision and Strategy 2025) делается также вывод о том, что Индийский океан и его акватория станут центральной ареной столкновения интересов и конкуренции между основными игроками эпохи глобализации в XXI столетии.

Но поскольку Соединенные Штаты сталкиваются с растущим числом вызовов за пределами своих территориальных вод, то неясно, как долго еще они будут доминировать в Мировом океане. По окончании холодной войны у США было около 600 боевых кораблей; теперь их число сократилось до 279. В ближайшие годы оно может возрасти до 313, когда будут введены в строй «боевые корабли береговой охраны», но может и уменьшиться до 200 единиц с учетом перерасхода средств на 34 % и низких темпов кораблестроения. Хотя революция в области высокоточного оружия означает, что существующие суда обладают значительно большей огневой мощью, чем флот времен холодной войны, один корабль не может одновременно присутствовать в двух местах. Поэтому чем меньше кораблей, тем рискованнее решение об их размещении. В конце концов наступает такой момент, когда недостаточное количество сказывается на качестве.

Между тем уже в следующем десятилетии Военно-морские силы Китая могут превзойти американские ВМС по числу военных кораблей. КНР производит и покупает в пять раз больше новых подводных лодок, чем США. Китайцы предусмотрительно сделали акцент на закупку морских мин, баллистических ракет, способных поражать движущиеся цели на море, а также аппаратуры, которая глушит сигналы, поступающие со спутников глобальной системы навигации, от которых зависят американские Военно-морские силы. Китайцы планируют приобрести также хотя бы один авианосец, поскольку отсутствие этих кораблей помешало им оказать помощь жертвам цунами в 2004-м.

Цель китайцев – блокировать доступ к внутреннему морю либо не допустить приближение ударных группировок американских авианосцев к материковой Азии в тех местах и в такое время, которые Вашингтон для этого выберет. Китайцы более агрессивны, чем американцы. В то время как перспектива этнических конфликтов заставила Вашингтон отказаться от создания военно-морской базы в Шри-Ланке, расположенной в стратегически важном месте слияния Аравийского моря и Бенгальского залива, китайцы строят там заправочную станцию для своих военных кораблей.

В усилении ВМС КНР нет ничего противозаконного. По мере резкого расширения зоны своих экономических интересов Китай должен развивать также Вооруженные силы, и в частности Военно-морской флот, для защиты этих интересов. Именно такую политику проводили Великобритания в XIX веке и Соединенные Штаты в период между Гражданской и Первой мировой войнами, когда они стали превращаться в великую державу. В 1890-м американский военный теоретик Алфред Тейер Мэхэн в своей книге «Влияние морской мощи на историю с 1660 по 1783 год» (The Influence of Sea Power Upon History) утверждал, что решающим фактором в мировой истории стала способность защитить торговые флотилии. В наши дни этой книгой зачитываются китайские и индийские военно-морские стратеги. В 2005-м китайцы широко отмечали годовщину со дня рождения Чжэн Хэ, исследователя и адмирала эпохи династии Минь, бороздившего моря между Китаем и Индонезией, Шри-Ланкой, Персидским заливом и Африканским Рогом в первые десятилетия XV века. Те торжества ясно говорят о том, что Китай всегда считал эти моря зоной своего влияния.

Подобно тому как Королевские ВМС Великобритании в конце XIX столетия начали сокращать присутствие в разных частях земного шара, поддерживая тем самым растущую военно-морскую мощь своих союзников на море (Япония и США), Соединенные Штаты в начале XXI века стали аккуратно сокращать военное присутствие на море, поддерживая тем самым растущую военно-морскую мощь своих союзников – Индии и Японии в противовес Китаю. Можно ли придумать лучший способ сократить свое присутствие, чем возложить бЧльшую ответственность на единомышленников и союзников, которые, в отличие от европейских партнеров, не отказываются от военной мощи?

Индия готова помочь Америке больше, чем кто бы то ни был. «Индия никогда не спрашивала разрешения американцев на то, чтобы уравновешивать силу Китая», – писал индийский стратег Си Раджа Мохан в 2006 году, добавляя, что Индия сдерживает Китай со времен китайского вторжения в Тибет. Видя угрозу в усилении Пекина, Индия расширила свое военно-морское присутствие от Мозамбикского пролива на западе до Южно-Китайского моря на востоке. Она строит стоянки для судов и наблюдательные пункты в таких островных государствах, как Мадагаскар, Маврикий и Сейшельские острова, укрепляя отношения с этими странами в военной области именно для того, чтобы противодействовать чрезвычайно активному военному сотрудничеству с ними Пекина.

Сейчас, когда союз между Китаем и Пакистаном приобретает вполне определенные очертания в виде строительства китайцами порта Гвадар возле Ормузского пролива, а Индия наращивает мощь военно-морских сил на Андаманских и Никобарских островах близ Малаккского пролива, соперничество между Пекином и Дели выходит на новый уровень, превращаясь в «большую игру» на море. Вот почему Соединенным Штатам нужно без лишнего шума поддерживать Индию в ее стремлении уравновесить растущую мощь КНР, хотя сами США намерены развивать экономическое сотрудничество с Китаем. Во времена холодной войны Тихий и Индийский океаны были в полном смысле слова американскими акваториями. Но подобная гегемония не может длиться вечно, и Соединенным Штатам необходимо заменить ее тонко сбалансированным соглашением.

ГЛАВНЫЙ СОЗДАТЕЛЬ КОАЛИЦИЙ

Так как же Соединенным Штатам играть роль конструктивного, удаленного и медленно уходящего гегемона, поддерживая мир в экстерриториальных водах «постамериканского мира», по меткому выражению Фарида Закария, редактора The Newsweek International?

Несколько лет назад адмирал Майкл Маллен, в то время главнокомандующий ВМС США, а ныне председатель Объединенного комитета начальников штабов, сказал, что ответом на этот вопрос являются «военно-морские силы свободолюбивых государств в составе тысячи боевых кораблей, ведущие наблюдение за океаном и друг за другом». Сейчас от выражения «военно-морские силы в составе тысячи боевых кораблей» отказались, сочтя его слишком высокомерным и угрожающим. Однако сама идея остается насущной: вместо того чтобы заниматься всеми проблемами в одиночку, американские ВМС должны создать мощную коалицию, сотрудничая с любыми военными флотами, которые согласятся патрулировать моря и делиться информацией о беспорядках и пиратах.

Объединенная оперативная группа 150 (CTF-150), базирующаяся в Джибути и включающая в себя примерно 15 судов из США, Европы, Канады и Пакистана, уже осуществляет патрулирование в неспокойных водах Аденского залива, чтобы не допускать нападения морских разбойников на торговые суда. В 2008 году пиратам удалось захватить примерно 100 торговых кораблей и более 35 судов, перевозивших грузы стоимостью в несколько миллиардов долларов. В конце 2008-го более десяти судов, включая нефтеналивные танкеры, грузовые и прочие корабли, а также в общей сложности свыше 300 человек удерживались в плену. Выкуп, требуемый пиратами за судно, обычно превышает 1 миллион долларов, а за недавно захваченный нефтеналивной танкер, принадлежащий Саудовской Аравии, пираты потребовали 25 миллионов долларов.

Осенью прошлого года после захвата украинского судна, перевозившего танки и другие военные грузы, боевые корабли из США, Кении и Малайзии поспешили в Аденский залив на помощь CTF-150. Двумя неделями позже подоспели два китайских военных корабля. Военно-морская группировка, которая должна быть усилена и переименована в CTF-151, скорее всего, станет постоянно действующей силой в Индийском океане. Пиратство – это следствие анархии на суше, и до тех пор, пока в Сомали будет царить хаос, бандиты, действующие в интересах военных диктаторов, будут бесчинствовать вдоль всего восточноафриканского побережья Индийского океана.

Модель оперативных групп быстрого реагирования можно также использовать в Малаккском проливе и других водах, омывающих Малайский архипелаг. С помощью американских ВМС военно-морские силы и береговая охрана Индонезии, Малайзии и Сингапура уже объединили силы в борьбе с пиратством и добились определенных успехов. Если ВМС США будут выполнять роль посредника и гаранта стандартных процедур, то коалиции подобного рода могли бы объединить усилия соперничающих стран, таких, как Индия и Пакистан или Индия и Китай, для достижения общей цели. Правительствам этих государств нетрудно оправдать перед своими избирателями и широкой общественностью участие в группах быстрого реагирования для противодействия транснациональным угрозам. Пиратство – та опасность, устранение которой может потребовать объединения усилий соперничающих стран, расположенных вдоль берегов Индийского океана.

На побережье Индийского океана находится слишком много стран со слабой государственностью, слабыми правительствами и неразвитой инфраструктурой. Этот регион представляет собой беспорядочный мир, не подчиняющийся общим условностям, в котором американские военные должны будут оперативно реагировать на разные ЧП: не только на вылазки пиратов, но и на теракты, межэтнические конфликты, циклоны и наводнения. Хотя Вооруженные силы Соединенных Штатов, и в частности Военно-морские силы, переживают относительный упадок, они остаются самыми могущественными в мире, и все надеются на то, что американцы будут реагировать на чрезвычайные происшествия. В условиях стремительного роста численности населения в регионах, подверженных частым землетрясениям и другим природным аномалиям, сегодня опасность угрожает большему числу людей, чем когда-либо в истории человечества, и катастрофы, требующие оперативного вмешательства, могут следовать одна за другой.

Разнообразие и цикличность этих вызовов делают карту Индийского океана в XXI веке весьма отличной от карты Северной Атлантики в XX столетии. Та акватория таила в себе одну-единственную угрозу под названием «Советский Союз», что в общем-то упрощало задачу США – защищать Западную Европу от Красной армии и блокировать советские Военно-морские силы в Северном Ледовитом океане. Военная мощь Соединенных Штатов была главным сдерживающим фактором, а НАТО во главе с США, как полагают многие, стала самым успешным военно-политическим альянсом за всю историю.

Можно представить себе образование «морской НАТО» в Индийском океане с участием Австралии, Индии, Омана, Пакистана, Сингапура и ЮАР, хотя споры между Дели и Исламабадом внутри этого альянса, наверно, будут не менее ожесточенными, чем споры между Грецией и Турцией в составе сухопутной НАТО.

Однако данная концепция не охватывает всех многообразных проблем Индийского океана. Благодаря интенсивному мореплаванию арабов и персов в Средние века, а также наследию португальских, голландских и британских империалистов, Индийский океан образует историческое и культурное целое. Но со стратегической точки зрения в нем нет какой-то одной фокусной точки или центра, как нет этого и в современном мире. Аденский залив, Персидский залив и Бенгальский залив – все эти регионы таят различные угрозы, исходящие от разных игроков.

Подобно тому как современная НАТО становится все более свободным альянсом без явного доминирования какой-то одной страны, так и любая коалиция, создаваемая в Индийском океане, должна быть адаптирована к требованиям времени. Учитывая размер этого океана (он охватывает семь часовых поясов и почти половину всех широт земного шара) и сравнительно невысокую скорость перемещения кораблей, многонациональным силам будет трудно вовремя оказываться в зоне очередного кризиса. США сумели возглавить спасательную, гуманитарную операцию на побережье Индонезии после разрушительного цунами 2004 года лишь благодаря тому, что ударная группа авианосца «Авраам Линкольн» оказалась в непосредственной близости от места катастрофы, а не у Корейского полуострова, куда она направлялась.

Лучше было бы полагаться на многочисленные региональные и идеологические союзы в разных частях Индийского океана. Попытки сформировать такие союзы уже предпринимаются. ВМС Индонезии, Сингапура и Таиланда объединились для того, чтобы сдерживать пиратство в Малаккском проливе, а ВМС Соединенных Штатов, Австралии, Индии и Сингапура провели совместные учения у юго-западного побережья Индии. Они стали неявным предупрежением Китаю, стремящемуся расширить влияние в регионе. По мнению вице-адмирала Джона Моргана, бывшего заместителя главнокомандующего Военно-морскими силами США, стратегическая система Индийского океана должна напоминать службу нью-йоркского такси, которая не имеет центрального диспетчера и регулируется лишь рыночной конъюнктурой. Коалиции будут естественным образом возникать в тех районах, где требуется защита судоходного пути подобно тому, как такси съезжаются в большом количестве к театру до начала спектакля и после его окончания. По мнению одного австралийского военачальника, модель взаимодействия должна опираться на сеть морских баз, оборудованных ВМС США, которые позволяли бы гибко видоизменять различные союзы и создавать новые. Этими базами, рассредоточенными на огромной территории – от восточноафриканского побережья до Малайского архипелага, могли бы пользоваться фрегаты и эсминцы из разных стран.

Представляя собой уменьшенную модель нашего мира, большой регион Индийского океана превращается в зону яростно охраняемого суверенитета (с быстро растущими экономиками и армиями) и поразительной взаимозависимости (с многочисленными трансграничными трубопроводами, наземными и морскими трассами). И впервые со времен португальского завоевания в начале XVI века сила Запада в этом регионе ослабевает, хотя очень медленно и почти незаметно. Индийцы и китайцы вскоре начнут динамичное соперничество в водах Индийского океана, свойственное великим державам, хотя общие экономические интересы и заинтересованность друг в друге как в важных торговых партнерах будут поневоле вынуждать их к более тесному взаимодействию. Тем временем Соединенные Штаты будут играть роль стабилизирующей силы в этом сложном регионе. Их целью должно быть не доминирование, а незаменимое посредничество.

Индия. Китай > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 26 апреля 2009 > № 2913915 Роберт Каплан


Нашли ошибку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter