Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Россия > СМИ, ИТ > portal-kultura.ru, 15 апреля 2022 > № 4224060 Сергей Гармаш

Актер Сергей Гармаш: «Не нужно бояться экспериментировать»

Вера АЛЕНУШКИНА

На ТНТ выходит второй сезон одного из самых ярких сериалов 2020 года — «Проект «Анна Николаевна»». Главные роли в нем сыграли Сергей Гармаш и Зоя Бербер.

Все смешалось в полицейском участке ничем не примечательного провинциального городка. Еще бы! В сплоченный мужской коллектив прислали из Москвы новую оперативницу — волоокую красавицу Анну Николаевну Королькевич, о которой ползут слухи, что она дочь замминистра. Однако дело вовсе не в ее красоте и не в связях, а в том, что эта чаровница в погонах ведет себя чересчур странно: цитирует наизусть Уголовный кодекс, хитрить не умеет, а машину водит так, как будто в голове у нее навигатор.

Секрет Королькевич знает только начальник отделения полковник Виктор Галузо (Сергей Гармаш): эта девушка — и не девушка вовсе, а самый настоящий андроид. Точнее, опытный образец, разработанный специально для работы в полиции и стоящий 11 миллионов евро. И теперь простоватому старому вояке, который и с телефоном-то не очень дружит, придется учиться работать с роботом. А Анна Николаевна должна будет попытаться понять людей — таких нелогичных, таких загадочных…

Этот сериал от кинокомпании «Среда» пару лет назад стал настоящим хитом. И теперь, когда на экраны выходит продолжение, «Культура» воспользовалась поводом и решила поговорить с одним из главных актеров проекта — Сергеем Гармашем.

— Сергей Леонидович, вы снимаетесь с середины восьмидесятых. Съемочная площадка того времени и съемочная площадка сегодня — это две разные площадки?

— Это крайне разные площадки. Во-первых, раньше был восьмичасовой рабочий день, а во-вторых, не было никаких сумасшедших графиков. В таком темпе, как сейчас, картины никогда не снимались. Норма выработки была три минуты экранного времени в день. А если режиссеру был нужен экшн с трюками и каскадерами — то минута. В этом смысле всем было гораздо спокойнее.

С другой стороны, тех технологий и того комфорта, которые есть сейчас, все-таки не было. Не было вагончиков, в которых артисты готовятся и отдыхают: даже переодевались мы или на базе, или в автобусе. Но все равно, если бы была возможность что-то вернуть, то восьмичасовой рабочий день я бы вернул точно!

— Сейчас смена может длиться от двенадцати часов и до бесконечности. Но ведь наверняка это сказывается не только на работе актеров…

— На конечный результат, это, естественно, тоже влияет. Раньше был гораздо более серьезный подготовительный период. Система подготовки была настолько иной, что вы ее даже представить себе не можете. Да и технически съемочная площадка сильно отличалась от того, что мы видим сегодня: пригонялось несколько лихтвагенов (передвижной дизель-генератор, вырабатывающий электричество для осветительных приборов. — «Культура»), использовалось огромное количество аппаратуры, автомобильной техники, никто не скупился на массовку… При этом состав съемочной группы был в три раза меньше: к примеру, функции второго режиссера выполнял администратор. Но каждый день прописывался очень четко и сильно заранее.

В то же время появилось много новой техники, которая упрощает процесс и улучшает качество изображения. И есть спецэффекты, благодаря которым теперь не нужно ломать себе ноги в кадре (улыбается). Да и вообще я не тот человек, который вечно ворчит и говорит: «Давайте вернем, как было». Сегодня на площадке много чего комфортного и хорошего. Но вот ощущения, что ты можешь спокойно репетировать, думать, экспериментировать и понимать, что никто тебя не собирается пихать в спину (мол, мы не укладываемся в график, давайте быстрей-быстрей), лично мне здорово не хватает.

— Сегодня из наших кинотеатров ушел «большой Голливуд». Что это может значить для нашего проката? Поможет ли кинотеатрам так называемый повторный прокат — попытки вернуть на экран фильмы прошлых лет, начиная от сказок Роу и заканчивая условным успешным «Холопом»?

— Знаете, не так давно я разговаривал с одним знакомым, который занимается производством отечественных кухонь. И он говорит, что у них просто бум: после исчезновения зарубежных конкурентов объемы заказов выросли сумасшедше. Сработает ли это в кино? Не знаю. Я вообще в каких-то вещах бываю слишком наивен и идеалистичен. Но мне кажется, что, когда случаются настолько глобальные вещи, не нужно бояться экспериментировать. Ведь твое решение может стать поворотным. На месте прокатчиков я бы не постеснялся — и просто зафигарил бы на весь Арбат рекламу фильма «Джентльмены удачи». И кинотеатры были бы полными, я в это верю.

— Некоторые говорят, что уход Голливуда — шанс для отечественного кино. А вы как думаете?

— Сказать, что шанс, не скажу. Не знаю. Для этого у нас нет такого количества полнометражных фильмов, как раньше. Но, возможно, и шанс (задумывается). Правда, шанс довольно сомнительный, с учетом того, что мы отучились ходить в кино. Мы разленились, да и жизнь стала такой, что собраться и пойти в кинотеатр — еще себя нужно перебороть. А вот когда я был студентом, это было частью нашего существования. Учась в театральном училище в Днепропетровске, в школе-студии МХАТ, работая в «Современнике», мы бегали в кино постоянно. Каждую неделю уж точно, а иногда и по два-три раза. Сейчас это, наверное, странно воспринимается…

— Сергей Леонидович, не могу не спросить о фильме, который снимался по вашей инициативе и по вашему сценарию — «Два билета домой», который вы представляли на «Кинотавре» в 2018 году. Нет ли искушения повторить опыт?

— Это был такой… экзерсис (улыбается). Хочется ли мне написать еще один сценарий? Да, наверное, хочется. Но импульса, который бы заставил взяться за дело, пока нет. Хотя я всегда записывал какие-то истории. Как раз одну из них несколько лет назад рассказал Дмитрию Месхиеву, который и убедил меня превратить ее в сценарий. Так и появился фильм «Два билета домой». Смогу ли я когда-нибудь это повторить? Не знаю. Может быть, да, а может, и нет.

Россия > СМИ, ИТ > portal-kultura.ru, 15 апреля 2022 > № 4224060 Сергей Гармаш

Россия. ЦФО > Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука. Госбюджет, налоги, цены > rg.ru, 9 декабря 2021 > № 3912536 Екатерина Бербер

Кто поможет в сложной ситуации сохранить семью с детьми

Текст: Ангелина Зеленькова

Специалисты столичной системы соцзащиты пришли на помощь почти 30 тысячам московских семей, в которых отношения между родителями стали напряженными и участились ссоры с детьми. Как город помогает горожанам в сложных ситуациях? На какую поддержку могут рассчитывать многодетные семьи? На эти и другие вопросы корреспондента "РГ" ответила замруководителя департамента труда и социальной защиты населения Москвы Екатерина Бербер.

Екатерина Владимировна, в Москве растет число многодетных семей. На какую поддержку города они могут рассчитывать?

Екатерина Бербер: Действительно, за последние 10 лет у нас стало в два с половиной раза больше многодетных семей - почти 188 тысяч. Воспитывается в них более 466 тысяч детей. Это говорит об уверенности родителей в своих силах и в том, что при необходимости их всегда поддержит правительство Москвы. Для этого у нас существует целая система различных льгот, субсидий, денежных пособий и других видов социальной помощи. На детей до трех лет начисляется ежемесячная компенсация на возмещение роста стоимости продуктов питания. На каждого ребенка до 18 лет родители ежемесячно получают компенсацию в связи с ростом стоимости жизни, им возмещаются затраты на школьную одежду в сумме 10 951 рубль, предоставляются льготы по ЖКХ. Проезд для детей и одного родителя в городском транспорте и пригородных электричках в столице бесплатный, как и парковка для личного автомобиля. А еще многодетные мамы освобождаются от транспортного налога, получают льготы по ипотеке и скидку по имущественному налогу.

Семьям с пятью и более детьми выплачивается ежемесячная компенсация на приобретение детских товаров - 1972 руб. Матерям, родившим 10 и более детей, получающим пенсию, ежемесячно выплачивается 21 902 рубля, кроме того, такие семьи получают 15 мая ежегодные компенсационные выплаты к Международному дню семьи в размере 21 902 рубля, а ко Дню знаний 1 сентября - еще 32 853 рубля на семью. Более подробно ознакомиться с информацией о мерах социальной поддержки многодетным семьям можно на официальном сайте mos.ru

В каждой семье случаются трудности. У одних они связаны с подростковым возрастом ребенка, у других - с конфликтом между родителями. Может ли город помочь и в таких ситуациях?

Екатерина Бербер: Московские семьи с детьми могут обратиться в 28 организаций поддержки семьи и детства. Это 25 "Моих семейных центров", Кризисный центр помощи женщинам и детям, социально-реабилитационные центры для несовершеннолетних "Возрождение" и "Алтуфьево". Они есть в каждом округе. Их приоритеты - защита, укрепление семьи и семейных ценностей. В каждом из центров работают опытные специалисты, способные оказать психологическую, юридическую, социально-медицинскую и социально-педагогическую помощь.

Сколько семей сейчас находится на сопровождении таких центров?

Екатерина Бербер: Порядка 30 тысяч семей, в которых воспитывается около 45 тысяч детей. Мы не навязываем им каких-то определенных действий, а вместе с родителями и детьми ищем выход из сложившейся ситуации. Семья вправе сама решать, как ей жить, мы можем ей только помочь, если она нуждается в помощи. Главное, чтобы дети жили в дружной любящей семье. Сопровождаем мы и замещающие семьи, у которых трудности с адаптацией приемного ребенка. И конечно, много времени уделяем семьям с детьми с инвалидностью, им чаще других требуется психологическая и организационная помощь.

Что нового появилось в Москве за последние годы в работе по поддержке семьи?

Екатерина Бербер: Мы открыли 11 окружных служб медиации и обучили более 200 специалистов медиативным технологиям. Медиация - это форма альтернативного разрешения споров с помощью третьей нейтральной стороны - медиатора. Этой стороной и выступает наш специалист. Если родители разводятся и не могут "поделить" ребенка, на помощь приходит посредник и помогает заключить медиативное соглашение, которое учитывает интересы всех сторон. Служба медиаторов приняла почти 1,5 тысячи обращений и более 80% случаев закончилось успехом - между родственниками найден компромисс.

В городских семейных центрах получили успешное развитие подростковые клубы. В них ребята имеют возможность получать новые знания в выбранной области, участвовать в тренингах, общаться с единомышленниками. 3D-модель работы "Доступ. Драйв. Дело" позволила привлечь около 9 тысяч несовершеннолетних старше 14 лет. Специальные занятия организованы по различным направлениям - IT, психологии общения, волонтерской деятельности, школы юного медиатора.

Многие ли москвичи становятся приемными родителями?

Екатерина Бербер: Более 93% сирот и детей, оставшихся без опеки, воспитываются в замещающих семьях и менее 7% - в организациях для сирот. В эти центры детей помещают временно, и специалисты делают все возможное, чтобы и в этот период ребенок жил в комфортных условиях, получал разностороннее развитие. Для нас главная задача - найти ему семью. За последние 10 лет в 3,3 раза увеличилось количество детей, оставшихся без попечения родителей, которые обрели новую семью.

Город поддерживает приемные семьи?

Екатерина Бербер: Мы уделяем большое внимание подготовке будущих приемных родителей и поддержке тех, кто ими уже стал. Для них сейчас работают 35 школ, а в 2022 году их будет 39. Ежегодно в школы приемных родителей записываются более 2 тысяч москвичей. За последние три года в них прошли обучение свыше 6,5 тысячи москвичей. В этом году запись в Школу приемных родителей стала еще удобнее благодаря сервису "Лист ожидания" на портале "Моя новая семья". Случается, что в школе нет даже свободных мест. В этом случае можно оставить заявку - и человек, который хочет стать приемным родителем, сразу же получит сообщение, как только появится свободное место или начнется набор в новую группу. Более 500 человек воспользовались этой услугой.

Семья, взявшая ребенка на воспитание, может подписать договор с одной из 46 организаций, занимающихся сопровождением. Сотрудники помогают приемным родителям наладить отношения с ребенком, учиться решить психологические проблемы, предотвращать возможные конфликты. Сейчас в программах сопровождения участвует более 2 тысяч замещающих семей.

Замещающим семьям доступен широкий спектр льгот и выплат, которые регулярно индексируются. Например, ежемесячные выплаты на содержание каждого ребенка составляют от 18,1 тысячи до 30,1 тысячи рублей в зависимости от возраста ребенка, количества приемных детей в семье и состояния их. Ежемесячное вознаграждение приемных родителей в столице - 17,3 тысячи рублей за каждого ребенка, а за ребенка-инвалида - 29,4 тысячи рублей. С 1 января 2022 года пособия и выплаты на детей-сирот будут увеличены на 4,8%.

С 2014 года в Москве ежегодно вручается Московская городская премия "Крылья аиста". Награждают ею граждан и организации за вклад в развитие семейного устройства детей-сирот. В 2018 году эта премия вошла в число наград и почетных званий города Москвы. Трем приемным семьям - лауреатам премии города Москвы "Крылья аиста" в номинации "Лучшая семья" с 2018 года вручается также денежная премия по 1 миллиону рублей каждой семье.

Еще один уникальный пилотный проект - по имущественной поддержке приемных семей. Родителям, взявшим на воспитание от 5 детей-сирот, не менее трех из которых старше 10 лет и (или) имеют инвалидность, предоставляются квартиры в Москве по договору безвозмездного пользования для проживания с детьми. После семи лет реализации проекта 286 детей воспитываются в 47 таких приемных семьях.

Россия. ЦФО > Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука. Госбюджет, налоги, цены > rg.ru, 9 декабря 2021 > № 3912536 Екатерина Бербер

Франция > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > ria.ru, 21 августа 2021 > № 3811510 Елена Караева

Плевать на детей и женщин: страна выбрала, кого будет спасать

Елена Караева

Французское государственное радио France Info на своем портале опубликовало открытое письмо ведущих интеллектуалов страны, в котором они обращаются к президенту с просьбой эвакуировать из Кабула "артистов, журналистов, художников, писателей, кураторов выставок".

Письмо, судя по сообщениям, которые появились спустя несколько часов, до адресата дошло: Макрон распорядился выслать за афганской творческой интеллигенцией военный борт.

Сделаем паузу, чтобы подчеркнуть: вывозить парижская intelligentsia призвала не детей, не больных, не стариков, не тех, кто, к примеру, служил в армии, не переводчиков, которые работали на французских военных и кому сейчас угрожает смерть, а своих. Коллег, так сказать.

Тем более свои они в буквальном смысле, поскольку именно эти люди получали щедрые средства для продвижения идей вестернизации афганского общества из рук этой самой парижской intelligentsia.

Таким образом, Европа обозначила свои приоритеты в том, кого она намерена принимать у себя, введя самый настоящий апартеид.

Только основан он не на цвете кожи, а на образовательном цензе и, что не менее важно, на годами доказанной лояльности хозяевам.

Сомневаться, что это решение общеевропейское, принятое, как и полагается в ЕС, на основе консенсуса, не приходится, поскольку Эммануэль Макрон, обращаясь к нации на текущей неделе, заявил это прямо. Ну насколько это возможно для политика его уровня, разумеется.

Президент Франции, страны, где на всех общественных зданиях и даже на площадке для игры в петанк красуются слова Liberté, Égalité, Fraternité ("Свобода, Равенство, Братство" — официальный девиз государства) сказал, что "будет предоставлять убежище тем, кто в нем нуждается, но разбираясь с прошениями на основе действующего законодательства", дабы — продолжил Макрон — "предупредить крупные нерегулируемые потоки мигрантов, которые могут подвергать опасности тех, кто их принимает, и защитить себя от них".

Франция намерена принять около 30 тысяч афганцев.

Макрон сослался на разговор с канцлером Германии Меркель, подчеркнув, что эта позиция ею разделяется.

Германия, со своей стороны, сообщила, что готова принять приблизительно то же количество мигрантов из Афганистана (цифра включает и членов семей), Британия, хоть уже и не в Евросоюзе, дала понять, что не против распахнуть ворота королевства перед 20 тысячами беженцев.

Эстония, вначале сказав, что примет 100 (сто) человек, решила забросить чепец за мельницу и увеличила квоту аж втрое: до 300 (трехсот) человек.

Эти анекдотичные цифры в другое время вызвали бы саркастический смех: общая численность населения Афганистана (перепись давно не ведется, поэтому цифры могут быть лишь приблизительными) превышает 35 миллионов человек.

Даже если предположить, что с европейскими институциями, как военными, так и гражданскими, было связано менее процента взрослого населения, то это превышает минимум на порядок квоту, объявленную ЕС.

Вообще, что касается оставления на произвол судьбы бывших союзников, опыт у европейских стран накоплен многовековой и колоссальный.

Особенно отличилась Франция.

Тут можно упомянуть не столь давние события (2015 год), когда в согласованных на высшем уровне (между Путиным и Олландом) военных действиях против ИГ* французы выдвинули в акваторию Средиземного моря к сирийским берегам авианосную группу во главе с флагманским кораблем "Шарль де Голль", а русские летчики на боезапасе делали надписи "Это вам — за Париж!" (Путин тогда сказал, что "мы помним союзническое братство Второй мировой и его традиции"), как менее чем через десять дней, не сообщив ни о чем, не поставив союзников в известность, авианосная группа из акватории ретировалась.

Спустя несколько лет стало известно, что Обама, узнав о российско-французском сотрудничестве, в ярости позвонил Олланду и практически приказал тому прекратить любую координацию с Россией военных действий против террористов ИГ*.

А можно вспомнить и события колониальной войны в Алжире (1954-1962), где на стороне Франции против партизан из Фронта национального освобождения сражались, как их называли сами французы, харки. Харки принадлежали преимущественно к народности берберов и, примкнув к колонизаторам, надеялись в том числе получить побольше прав и возможностей для своего этноса.

За несколько месяцев до окончания войны, когда вырисовывались очертания Эвианских соглашений, в 1962-м, харки по приказу Парижа были обязаны сдать все оружие, которое французские военные забрали (зачем же пропадать добру?). На следующий день после подписания документа, по которому Алжир обретал независимость, харки узнали, что в них больше не нуждаются.

Всего харки насчитывалось (и опять с членами семей) примерно 350 тысяч человек.

С колоссальными усилиями во Францию перебраться смогли не более пары десятков тысяч, а остальных при новой власти просто вырезали.

Как сотрудничавших с колонизаторами.

Убивали всех, не щадили даже грудных младенцев.

И лишь через 60 с лишним лет официальные французские лица промямлили, что да, конечно, тогда не слишком красиво получилось, не совсем в духе гуманизма и европейских ценностей, о чем мы, конечно, страшно сегодня сожалеем.

Лишь очень наивные, очень простодушные люди могли предполагать, что, убегая из Афганистана с позором (наполеоновская битва при Березине на этом фоне выглядит образцом мужества и благородства), европейцы и американцы с собой в свой обоз возьмут хоть кого-то.

Тезис о спасении, убежище, предоставлении крова и стола перестает быть сколь-нибудь значимым, если речь идет о спасении собственной политической шкуры. Для Макрона, которому предстоит избираться менее чем через восемь месяцев, это крайне актуально.

Какие "афганские беженцы", помилуйте? В стране, где более половины взрослого (то есть голосующего) населения — а именно 64 процента — видят прямую связь "между иммиграцией и терроризмом", никакой политик не согласится совершить самоубийство, открыв двери настежь афганцам.

Так что чуть больше восьми с небольшим тысяч в год рассмотрений прошений о предоставлении убежища афганцам (с большим соответствующие государственные службы не справятся, уже успела заявить госсекретарь Марлен Шьяппа) — долгие дипломатические игры с Ираном, Пакистаном и Турцией, где, как предполагается, просители могут ожидать своей очереди для получения разрешения на въезд в ЕС.

Разумеется, эта услуга со стороны Анкары, Тегерана и Исламабада не будет бесплатной (прецедент имеется: за то, что Эрдоган не пропускает сирийцев в соответствии с соглашением с Еврокомиссией, Турция получает от нее 3,5 миллиарда евро ежегодно).

Сегодня, чтобы не увидеть на территории ЕС беженцев из Афганистана, Брюссель за ценой тем более не постоит.

Кого-то, конечно, вывезут — кто бойко лопочет на европейских языках, имеет университетский диплом или ведет "политически важную работу".

Все остальные могут передавать детей за ограду аэропорта (как в еврейских гетто во время войны передавали малышей в надежде спасти), умолять, кричать, требовать — ЕС, в конце концов, ценит свободу слова и в такой форме тоже.

Мы все стали свидетелями не просто политического кризиса, когда "что-то пошло не так", не просто военного провала, когда накосячила разведка и армия, не просто хаоса, когда может пролиться очень большая кровь. Мы наблюдаем за тектоническим сдвигом и крушением ценностей, которые Европа многократно декларировала, которые, как заявлялось со всех высоких трибун и медийных площадок, лежат в основе ЕС, — мы видим, что эти ценности существуют "только для своих".

Эти ценности очевидно сословны, а сословия есть признак средневековья.

Точно так же, как честность, благородство и милость к падшим и слабым есть признак Ренессанса.

Гибель цивилизации — но не под ударами варваров, а в результате алчности, скудоумия, человеческой несостоятельности тех, кто руководит сегодня ЕС, — лишь вопрос времени.

Евросоюз шустро идет вниз по лестнице, где каждая ступенька — в крови тех, кто в европейские идеалы поверил.

Европа, вам имя — вероломство!

*Террористическая организации, запрещенная в России.

Франция > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > ria.ru, 21 августа 2021 > № 3811510 Елена Караева

Россия. Джибути. Сомали > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 7 февраля 2020 > № 3328543 Михаил Голованов

Интервью Посла России в Джибути и Сомали М.А.Голованова информационному агентству «РИА Новости», 7 февраля 2020 года

Вопрос: С какими сложностями вам приходится сталкиваться, представляя Россию в Джибути и Сомали?

Ответ: Сотрудничество России и Джибути опирается на узы дружбы, основанные на взаимном уважении и учете интересов друг друга. В 2018 году мы отметили 40-летний юбилей установления дипломатических отношений между нашими странами – все эти годы посольство развивает весь комплекс российско-джибутийских связей. Кроме того, мы поддерживаем постоянные контакты с МИД Джибути для сближения подходов обеих стран, в том числе в ООН и ее специализированных учреждениях. К примеру, в ходе пленарных заседаний 74-й Генассамблеи ООН джибутийцы поддержали российские резолюции по космической тематике, борьбе с героизацией нацизма, укреплению и развитию системы и договоров по контролю над вооружениями, использованию информационно-коммуникационных технологий в преступных целях.

Развиваются связи и в сфере культуры. Например, сейчас обсуждается возможность установить побратимские отношения между столицей Джибути и одним из российских городов. Также прорабатывается проект установки бюста Юрия Гагарина в центре джибутийской столицы по случаю 60-летия первого полета человека в космос, которое будет отмечаться ООН 12 апреля 2021 года.

Что касается российско-сомалийских отношений, они имеют давнюю историю. Наша страна оказывала весомую помощь процессу становления сомалийской государственности в первые годы ее независимости. Именно тогда, в 1960-х годах, было налажено взаимодействие в политической, торгово-экономической, военной и других областях. Наша страна поставляла в Сомали технику и оборудование, помогала строить объекты инфраструктуры. Более 20 тысяч сомалийцев получили образование в СССР, а в Сомали трудились сотни наших специалистов. Сомалийская сторона высоко оценивает внешнеполитический курс России и выступает за восстановление прежнего уровня отношений с нашей страной.

Вместе с тем обстановка с безопасностью в Федеративной Республике Сомали в настоящее время остается нестабильной. Федеральное правительство сталкивается с многочисленными вызовами, включая пробуксовывание налаживания диалога между федеральным центром и сомалийскими штатами. Ситуацию обостряет деятельность террористической группировки "Аш-Шабаб", которая в преддверии всеобщих парламентских и президентских выборов, намеченных на конец 2020 года — начало 2021 года, продолжает наращивать свою деструктивную активность, включая нелегальную торговлю людьми, оружием и наркотиками.

Сомали обладает потенциалом для сотрудничества в сферах энергетики, разведки и добычи углеводородов, разработки полезных ископаемых, рыболовства и сельского хозяйства. Однако для работы российского бизнеса в стране прежде всего необходимо обеспечить безопасность. Именно этот фактор, вкупе с неблагоприятным социально-экономическим положением (по индексу человеческого развития ООН Сомали является одной из беднейших стран мира), затрудняет налаживание российско-сомалийских торгово-экономических связей.

Вопрос: Власти Джибути неоднократно заявляли, что они выступают за расширение партнерства с Россией. По каким отраслям планируется расширять взаимодействие? Какие совместные проекты с Россией могут быть запущены в ближайшее время?

Ответ: Деловые контакты активизировались во многом благодаря проведенному в октябре саммиту Россия – Африка. Президент Джибути Исмаил Омар Гелле заявил, что саммит в Сочи "знаменует новый этап в отношениях России и Африки", и пригласил российских предпринимателей посетить республику для ознакомления с ее потенциальными инвестиционными возможностями.

При содействии посольства на полях экономического форума "Россия – Африка" в Сочи был подписан меморандум о взаимопонимании между Торговыми палатами России и Джибути. Тогда же стороны договорились о рабочем визите делегации российских предпринимателей для участия в двустороннем деловом форуме в первой половине 2020 года.

Хотел бы отметить, что, несмотря на свои небольшие размеры, Республика Джибути обладает существенным потенциалом для тех российских компаний, кто стремится выйти на африканский рынок. Объем прямых зарубежных инвестиций в Джибути за прошедший год составил 223 миллиона долларов. Кроме того, с июля 2018 года здесь действует международная свободная зона "Джибути", администрация которой предлагает бизнесу комфортные условия: готовую инфраструктуру и коммуникации, налоговые послабления, возможность привлекать иностранную рабочую силу.

В настоящий момент прорабатываем организацию переговоров делегации Российского торгово-производственного союза (Краснодарский край) с джибутийскими партнерами. Представители этой бизнес-структуры заинтересованы в экспорте металлоконструкций, трубной продукции, а также электротехнического оборудования многоцелевого назначения (гражданская авиация, судостроение, железнодорожный транспорт, машиностроение, энергетика, сельское хозяйство, медицина, IT-технологии, кибербезопасность, роботизация промышленных предприятий и другие отрасли) на рынки стран Африки, в том числе Джибути.

Вопрос: Министр энергетики страны Йонис Али Геди ранее приглашал российских инвесторов для работы в энергетическом секторе государства. По его словам, государство особое внимание уделяет развитию возобновляемых источников энергии. Удалось ли государству привлечь российских инвесторов? Какие сферы еще могут представлять интерес для нашей страны?

Ответ: Да, действительно, Джибути может вырабатывать свыше 300 МВт энергии из возобновляемых источников. Вместе с тем имеется ряд проблем: отсутствие координации действий, слабая развитость инфраструктуры, трудности с выходом на местный рынок для независимых производителей электроэнергии, однако власти планируют устранить эти препятствия. В целом развитие альтернативной энергетики является перспективной сферой экономики Джибути. Вопросы привлечения российских инвестиций в энергетический сектор пока что находятся на стадии проработки.

Перспективной для отечественных компаний является и сфера информационно-коммуникационных технологий. Благодаря выгодному расположению, растет роль Джибути в обеспечении высокоскоростного доступа в интернет в регионе и мире. Сейчас страна связана семью подводными кабелями, соединяющими Африку с Азией, Ближним Востоком и Европой. Государственная телекоммуникационная компания "Джибути Телеком" осуществляет прокладку глубоководного волоконно-оптического кабеля DARE-1, проходящего через Джибути, Кению и Сомали. К данному проекту проявляет интерес дочерняя экспортная структура министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций России АО "Росинфокоминвест". Перспективным направлением сотрудничества также могут стать инфраструктурные проекты.

Вопрос: В октябре прошлого года президент Джибути Исмаил Омар Гелле сообщал, что Москва и Джибути могут расширить сотрудничество в области туризма и логистики. О каких проектах идет речь?

Ответ: Государственная экономическая стратегия "Видение-2035", цель которой состоит в превращении Джибути в логистический, коммерческий и информационно-коммуникационный хаб для всей Восточной Африки, предусматривает в том числе развитие туризма. Согласно официальной статистике, страну ежегодно посещают свыше 74 тысяч туристов, а к 2030 году предполагается увеличить турпоток до 500 тысяч человек в год. Осложняют развитие туризма неразвитая дорожная сеть и недостаточное количество гостиничных комплексов с высоким уровнем обслуживания. Хочется обратить внимание российского бизнеса на туристический и рекреационный потенциал Джибути, где есть и белые песчаные пляжи, и соляные озера, и природные парки, и спящие вулканы, и места для дайвинга. К примеру, в заливе Таджура находится редчайшее место, куда с конца октября до конца февраля приплывают в поисках планктона китовые акулы, которых можно увидеть в естественной среде своими глазами. Так что туристическая отрасль Джибути ждет своих инвесторов.

Вопрос: Джибути обладает стратегически удачным расположением, на ее территории соединяются Красное море и Аденский залив, через этот судоходный район проходят все корабли, направляющиеся в Суэцкий канал. Благодаря такому расположению, здесь открыли свои военные базы Франция, США, Китай. Как вы оцениваете перспективы появления российской базы в регионе?

Ответ: Вопрос создания на территории Джибути пункта материально-технического обеспечения кораблей ВМФ России утратил актуальность для российской стороны, так что переговоры об открытии российской базы в регионе не ведутся.

Вопрос: Согласно рейтингу, составленному Российским профсоюзом моряков, Сомали относится к регионам, где сегодня наблюдается самая высокая пиратская активность. Не планирует ли Россия возобновить активное военное патрулирование в этом регионе, не рассматривается ли вопрос проведения совместных военно-морских учений по борьбе против пиратов? Насколько этот вопрос актуален для Джибути?

Ответ: Российские корабли осуществляют патрулирование акватории Индийского океана и Аденского залива. Несмотря на внутреннюю стабильность, Джибути продолжает сталкиваться с угрозами безопасности ввиду кризисной обстановки в соседних Сомали и Йемене. По-прежнему существует потенциальная опасность проникновения террористов на территорию страны с моря, поэтому морские границы нуждаются в круглосуточной охране. Кроме того, стратегически важное месторасположение Джибути требует принятия дополнительных мер по обеспечению свободного судоходства, а также противодействию морскому пиратству и захвату гражданских судов. В связи с этим соответствующие подразделения береговой охраны ведут постоянное патрулирование территориальных вод в самой узкой части Баб-эль-Мандебского пролива (38 километров), через который проходит 12% мирового объема морских перевозок грузов и транспортировка 30% углеводородов.

Вопрос: Кроме того, острым для Сомали остается вопрос терроризма. Так, в конце декабря в столице государства произошел крупный террористический акт. Не рассматривает ли Россия возможность совместных с Сомали военных учений по борьбе с террористами?

Ответ: Вопрос проведения совместных с Сомали военных учений по борьбе с терроризмом не рассматривается.

Вопрос: Рассматривает ли Россия сомалийский порт Бербера для размещения там российской военной базы? Ведутся ли уже переговоры об этом?

Ответ: Россия не рассматривает порт Бербера для размещения военной базы. Переговоры по этому вопросу не ведутся.

Вопрос: В Восточной Африке сейчас наблюдается крупное нашествие саранчи. Эксперты отмечают, что в Сомали не испытывали таких массовых нашествий в течение 25 лет. Согласно прогнозу ООН, к июню численность насекомых может увеличиться в 500 раз. Может ли Россия содействовать Сомали решению этой проблемы, учитывая то, что у нашей страны уже есть опыт борьбы с этими насекомыми? Не обращались ли власти Сомали к нам за поддержкой в связи с этим?

Ответ: Сомалийские власти не обращались к нам за поддержкой по этому вопросу. Вместе с тем, учитывая непростую гуманитарную ситуацию в Сомали, Россия продолжает помогать стране и сомалийским беженцам в сопредельных государствах посредством целевых взносов в фонды Всемирной продовольственной программы ООН. Кроме того, прорабатывается вопрос поставок в Сомали противодизентерийных и противотифозных вакцин по линии Минпромторга России.

Россия. Джибути. Сомали > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 7 февраля 2020 > № 3328543 Михаил Голованов

Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 16 мая 2019 > № 2996625 Таниша Фазал

Идти своим путем

Почему растущий сепаратизм может привести к увеличению количества конфликтов

Таниша Фазал – профессор политологии в Университете Миннесоты, автор книги Wars of Law: Unintended Consequences in the Regulation of Armed Conflict.

Резюме Изоляция сепаратистских правительств, когда граждане ощущают обиду на международную систему, – это рецепт катастрофы. Поиском оптимальных вариантов должны заниматься ведущие державы и международные организации, потому что эта проблема касается их не меньше, чем самих сепаратистов.

Сепаратизм нарастает повсюду – от средиземноморского побережья Северной Испании до островных государств южной части Тихого океана. В 1915 г. за собственные независимые государства боролись восемь движений. В 2015 г. их было уже 59. Объяснить это можно тем, что сегодня на планете больше государств, из которых можно выйти. В любом случае за последние 100 лет уровень сепаратизма вырос более чем вдвое.

Тем не менее, хотя все больше группировок стремятся к отделению, немногие из них прибегают к насилию. Сепаратисты хотят войти в элитарный клуб государств и поэтому внимательно следят за сигналами от ведущих стран и организаций о достойном поведении. До сих пор такие сигналы не поощряли насилие (или по крайней мере требовали избегать жертв среди мирного населения) и одностороннее провозглашение независимости. Курдские силы в Ираке и Сирии, к примеру, избегали убийства мирных жителей и активно предлагали помощь западным державам в борьбе с ИГИЛ. Сомалиленд, отделившийся от Сомали в начале 1990-х гг., тихо, но эффективно взаимодействует с другими странами в борьбе с пиратством в Аденском заливе. В Каталонии и Шотландии движения за отделение уже давно выступают за референдумы и переговоры вместо одностороннего провозглашения независимости.

Но награды за хорошее поведение фактически никто не получил. На фоне войны с ИГИЛ Турция и США свернули разговоры о независимом Курдистане. Ни одно государство не признало Сомалиленд. А испанское правительство объявило референдум о независимости Каталонии незаконным и проигнорировало его результаты. Только Южный Судан, самый молодой член клуба государств, добился признания мирового сообщества, несмотря на нарушение международного законодательства и прав человека в ходе борьбы за независимость.

Это противоречие ставит сепаратистов перед дилеммой: следовать ли путем, который, как им говорят, приведет к государственности, или на самом деле работают другие методы, что они и наблюдают. В последние десятилетия сепаратисты, видимо, закрывали глаза на разрыв между риторикой и реальностью. Но вера в байки крупных государств и международных организаций о том, что хорошее поведение ведет к успеху, постепенно разрушается.

Если сепаратисты поймут, что следование правилам не гарантирует награды, последствия будут ужасающими. Одни, руководствуясь интересами своего движения и внутренними причинами, и дальше будут вести себя пристойно. А те, кто считает правила внешним сдерживающим фактором, постепенно перестанут их соблюдать. В результате тенденция ненасильственного сепаратизма обратится вспять, а там, где уже используются вооруженные методы борьбы, возрастет число жертв.

Как создать собственное государство

Эксперты отмечают, что после Второй мировой войны гражданские войны случаются чаще, чем войны между государствами. В то же время рост сепаратизма среди повстанческих группировок, участвующих в гражданских войнах, остается малоизученным. Данные, собранные мной вместе с коллегой-политологом Пейдж Фортна, показывают, что доля гражданских войн, в которых хотя бы одна группировка боролась за независимость, выросла с нуля в 1899 г. до 50% в 1999 году.

Это можно объяснить несколькими причинами. Во-первых, ООН, созданная в 1945 г., в целях защиты всех стран-членов закрепила норму о запрете захвата территорий. Сегодня государства гораздо меньше опасаются захвата со стороны соседей. Во-вторых, международные организации разработали набор экономических преимуществ государственности. Члены Международного валютного фонда и Всемирного банка могут получать займы и помощь. Члены Всемирной торговой организации пользуются преимуществами сниженных торговых барьеров. В-третьих, принцип самоопределения – ключевой фактор любого сепаратизма – сегодня пользуется большей международной поддержкой, чем в предыдущие эпохи.

Но сепаратистам приходится вступать в неравный бой. Существующие государства, международное право и международные организации установили определенные условия признания новых государств. Конвенция Монтевидео 1934 г. определила признаки государственности, по которым мир живет до сих пор. К четырем критериям относятся: постоянное население, определенная территория, правительство и способность вступать в отношения с другими странами. Соответствие этим требованиям, казалось бы, не представляет проблем. Несколько ныне действующих сепаратистских группировок вполне им соответствуют. Но с 1934 г. планка существенно поднялась, особенно после завершения волны деколонизации в конце 1960-х годов.

Рассмотрим политику Великобритании по признанию новых государств, которая типична для многих западных демократий. Если правительство существующего, признанного государства свергнуто, Лондон автоматически признает сменившееся руководство. Но добиться признания новому государству невероятно сложно. Помимо соответствия критериям Конвенции Монтевидео, Великобритания требует уважения Устава ООН, основных принципов международного права, гарантий прав меньшинств, обязательств по разоружению и региональной стабильности, соблюдения прав человека и выполнения резолюций ООН.

Соединенные Штаты применяют аналогичный подход, по крайней мере на бумаге. США придерживаются критериев Монтевидео, но оставляют за собой право делать исключение, например, касательно четких границ нового государства, если это политически целесообразно. На практике политические факторы нередко берут верх над принципами. Американцы иной раз поддерживают новые государства, имеющие скромные успехи на пути к эффективному управлению и демократии.

Еще более политизирован вопрос о членстве в ООН. Организация предпочитает, чтобы новые государства сначала были приняты в региональные структуры – Африканский союз или Организацию американских государств. После этого можно обращаться в Секретариат ООН. В итоге заявку обсуждает Совет Безопасности и проводит голосование. Поскольку каждый из пяти постоянных членов обладает правом вето, многие претенденты, включая Косово, Палестину и Тайвань, не могут добиться вступления в ООН.

Тем не менее, даже не получив членства в ООН, новые государства могут вступить в международные организации или добиться признания другими странами. Косово и Тайвань являются членами ФИФА, а также региональных банков развития. Палестину признали 70% членов ООН, а в 2012 г. Генеральная Ассамблея предоставила ей статус государства-наблюдателя при ООН.

Хорошее поведение

В отличие от группировок, стремящихся свергнуть центральное правительство или получить доступ к ресурсам, сепаратистам для достижения их целей требуется международное признание. Поэтому для них важна позиция международных организаций и ведущих государств по сепаратизму. ООН четко высказалась против применения насилия движениями за независимость, и сепаратисты явно к ней прислушались. Хотя доля сепаратистских движений среди участников гражданских войн растет, общий процент вовлеченных в конфликты сепаратистов падает. Все больше движений за независимость изначально являются мирными, многие со временем отказываются от насилия. С 1949 г. сепаратистские движения в два раза реже вступали в масштабные войны (более 1000 жертв), чем в предыдущем столетии.

В то же время сепаратисты, прибегающие к насилию, ведут себя более сдержанно в ходе войн. Они на 40% реже атакуют мирное население во время гражданских войн, чем другие вооруженные группировки. Отчасти это объясняется тем, что сепаратисты осознают последствия нарушения международного гуманитарного права. Многие специально пропагандируют соблюдение правил ведения войны. Например, Фронт ПОЛИСАРИО (выступает за полную независимость Западной Сахары от Марокко), Исламский фронт освобождения моро (вооруженная группировка на Филиппинах) и Рабочая партия Курдистана в Турции официально отказались от использования противопехотных мин. Кроме того, сепаратисты стараются, чтобы их поведение резко контрастировало с действиями правительственных сил, которые нередко прибегают к жесткой тактике.

Возьмем малоизвестный пример с сепаратистами Южных Молуккских островов, которые с 1950 по 1963 г. вели партизанскую войну против правительства Индонезии. Повстанцы не нападали на мирное население, но предавали огласке случаи, когда индонезийские войска бомбардировали деревни, вводили блокаду, заставляя людей голодать, и использовали мирное население как щит. Со страниц The New York Times повстанцы обращались к ООН за помощью, но безрезультатно. Потерпев поражение в гражданской войне, южномолуккские сепаратисты создали в Нидерландах правительство в изгнании. Спустя десятилетия, в конце 1980-х гг., другая группа индонезийских сепаратистов – в Восточном Тиморе – перешла к политике ненасилия, когда стало ясно, что победить в вооруженной борьбе с правительством не удастся. При этом сепаратисты пытались привлечь внимание мирового сообщества к атакам индонезийских сил безопасности против мирных жителей. (В 2002 г. при посредничестве ООН Восточный Тимор стал независимым государством.) В 2014 г. появились свидетельства того, что курды в Ираке и Сирии помогают езидам, которых преследует ИГИЛ. Однако курды не получили международной поддержки. США «жестко осудили» референдум о независимости Иракского Курдистана в 2017 г. и пригрозили прекратить диалог с курдами.

Преференции ведущих государств и международных организаций влияют и на ненасильственные действия сепаратистов. С момента создания ООН мировое сообщество в основном неодобрительно воспринимало одностороннее провозглашение независимости. В 1990-е гг., в период балканских войн, которые предшествовали распаду Югославии, Великобритания, Франция и Соединенные Штаты выступали против подобных решений. В 1992 г. Совет Безопасности ООН принял резолюцию по Боснии и Герцеговине, в которой говорилось, что любые образования, провозгласившие независимость в одностороннем порядке, не будут признаны. Сепаратисты обратили внимание на этот сигнал: сепаратизм в гражданских войнах в XX веке возрос, однако доля группировок, официально объявивших о независимости после 1945 г., снизилась.

Сепаратисты обычно ничего не приобретали, нарушая эту норму. В период распада Югославии Хорватия и Словения в одностороннем порядке провозгласили независимость. Однако мирные соглашения 1991 г., достигнутые при посредничестве Европейского сообщества, требовали аннулировать эти заявления. Обе страны послушались и в течение года стали членами ООН.

Провозглашение независимости Южного Судана в 2011 г. можно считать примером правильной сепаратистской дипломатии. Представители Южного Судана сотрудничали с базирующейся в Нью-Йорке неправительственной организацией «Независимый дипломат», чтобы проложить путь к международному признанию. Вместе они встречались с международными организациями, включая ООН, и прорабатывали основные принципы независимости. В результате, когда Южный Судан провозгласил независимость, это было сделано не в одностороннем порядке. Он неукоснительно следовал положениям всеобъемлющего мирного соглашения 2005 г. между народно-освободительным движением и правительством Судана, которое обоснованно воспринималось как наилучший способ добиться независимости. Провозглашение независимости последовало после признания страны Суданом, а уже через неделю Южный Судан стал членом ООН. Это произошло после того, как президент Южного Судана Салва Киир в соответствии с детально проработанным планом передал декларацию независимости Генеральному секретарю ООН Пан Ги Муну.

Государства всегда сопротивлялись одностороннему провозглашению независимости, однако недавнее постановление Международного суда ставит под вопрос этот принцип. В 2010 г. суд обнародовал рекомендательное заключение относительно законности провозглашения независимости Косово. В документе говорится, что провозглашение независимости вообще и в косовском случае в частности не нарушает международного права. Многие юристы (и сами косовары) подчеркивают, что заключение Международного суда не станет прецедентом, имеющим обязательную силу. Но несколько потенциальных государств, включая Нагорный Карабах (объявил независимость от Азербайджана в 1991 г.), Палестину, Республику Сербскую (полуавтономный регион в составе Боснии и Герцеговины) и Приднестровье, заявили, что считают рекомендацию суда прецедентом, открывающим путь к одностороннему провозглашению независимости в будущем.

В 2017 г. две сепаратистские группировки прощупали почву. До недавнего времени Иракский Курдистан очень осторожно подходил к вопросу о независимости. Но в сентябре курдское правительство вопреки советам иностранных союзников, в том числе США, провело референдум. 93% проголосовали за независимость (хотя многие противники независимости бойкотировали референдум). Реакция в регионе последовала мгновенно: Ирак прервал воздушное сообщение с Эрбилем, столицей Иракского Курдистана, Иран и Турция (ведут борьбу с курдскими сепаратистами) направили войска к границам.

Каталонские сепаратисты традиционно отказывались поднимать вопрос об официальном провозглашении независимости, опасаясь негативной реакции за рубежом. Поэтому решение каталонского лидера Карлеса Пучдемона объявить о независимости от Испании после референдума в октябре 2017 г. стало сюрпризом. Метания Пучдемона были ожидаемы. Объявив о независимости, он в том же выступлении подчеркнул, что процесс нужно отложить для проведения переговоров с Испанией, другими странами и организациями. Несмотря на эти колебания, европейские власти осудили провозглашение независимости, а испанское правительство сочло референдум незаконным и попыталось арестовать Пучдемона (на момент написания статьи находился в Германии) по обвинению в подстрекательстве к бунту. Несмотря на рекомендации Международного суда, одностороннее провозглашение независимости вызывает жесткое неприятие в мире.

Дилемма для сепаратистов

К сожалению, следование правилам редко дает преимущества сепаратистским движениям. Как отмечает политолог Бриджет Коггинс, когда речь идет о международном признании, патронат со стороны великих держав становится важнее хорошего поведения. Возьмем Иракский Курдистан и Сомалиленд. Обе территории грамотно управляются, особенно в сравнении с соседними регионами. Правительства собирают налоги, обеспечивают медицинскую помощь и даже насколько возможно поддерживают международные отношения. Военные в этих регионах не атакуют мирных жителей, в отличие от ИГИЛ и «Аш-Шабаб». Однако оба правительства не получили международного признания и поэтому не могут выполнять многие функции современного государства. Так, они лишены возможности выдавать визы и предоставлять международные почтовые услуги.

Похоже, дурное поведение с большей вероятностью ведет к международному признанию. Во время войны за независимость Южного Судана противоборствующие фракции в Народной армии освобождения, военном крыле движения за независимость юга, нападали на гражданских лиц, принадлежащих к этническим группам, которые якобы были связаны с противником. По своей жестокости – убийства, пытки, изнасилования – они не уступали силам центрального правительства. Кроме того, власти Южного Судана были не способны выполнять базовые функции: накормить население и обеспечить медицинское обслуживание без международной помощи. Тем не менее ведущие державы, включая США, поддержали независимость Южного Судана.

Пример Южного Судана особенно важен, учитывая, что сепаратисты внимательно следят за изменениями в международной политике и в один прекрасный день могут решить, что нет смысла вести себя хорошо. Сепаратисты активно взаимодействуют друг с другом, часто при поддержке неправительственных организаций. Организация непредставленных наций и народов является форумом для групп, включая многих сепаратистов, которые не имеют официального представительства в крупных международных организациях. Группировки, лишенные мирового признания, обмениваются информацией и обсуждают свои стратегии. Еще одна организация, Geneva Call, регулярно собирает представителей сепаратистских группировок для обсуждения норм международного гуманитарного права и помогает им поддерживать контакты друг с другом. Обе организации призывают борцов за независимость следовать демократическим и гуманитарным нормам, в то же время частые контакты позволяют им понять, какие стратегии работают эффективно, а какие нет. В конце концов они могут прийти к выводу, что хорошее поведение не приносит результатов, а тем, кто нарушал правила, удалось избежать наказания.

Созданию глобального сепаратистского сообщества способствовала дешевизна поездок. В 2014 г. во время подготовки референдума о независимости Шотландии в Глазго приехали каталонцы, чтобы продемонстрировать свою солидарность. Сегодня существует даже официальная футбольная лига непризнанных государств – Конфедерация независимых футбольных ассоциаций (Кубок мира ConIFA в 2016 г. выиграла Абхазия).

Дайте людям то, что они хотят (хотя бы некоторым)

Простого решения дилеммы, стоящей перед сепаратистами, нет. Отчасти это объясняется их сложными отношениями с принципом суверенности – одним из основополагающих в современной международной системе. С одной стороны, они клюют на эту идею, потому что сами хотят присоединиться к элитарному клубу государств. Но для этого сепаратистам сначала нужно нарушить суверенность государства, от которого они хотят отделиться. Существующие государства неодобрительно относятся к этой практике и поддерживают друг друга: в международном праве не прописано право на отделение.

Однако если ведущие страны и международные организации по-прежнему не будут признавать сепаратистские движения, доказавшие свою жизнеспособность и эффективность как государства, повстанцы могут отбросить все сдерживающие нормы и перейти к насилию. В то же время любые шаги по признанию сепаратистских правительств неизбежно приведут к подрыву основ государственного суверенитета.

Можно попытаться уравновесить эти интересы. Страны и международные организации способны предложить некоторым сепаратистам поощрение в виде расширения автономии, не допуская их в элитарные клубы, в том числе в ООН. К поощрениям можно отнести приглашение в менее известные организации, которые играют важную роль в повседневной международной жизни. Например, членство в Международном телекоммуникационном союзе позволит сепаратистам контролировать местную коммуникационную инфраструктуру. Членство в МВФ откроет доступ к займам. Международное признание центральных банков позволит развивать собственные финансовые рынки. Членство в агентстве Всемирного банка по гарантированию инвестиций защитит иностранных инвесторов.

Подобные поощрения нельзя назвать беспрецедентными. Косово является членом МВФ, Всемирного банка и Международного олимпийского комитета. Тайвань потерял место в ООН, уступив его материковому Китаю в 1971 году. Тем не менее он остается членом ВТО, АТЭС и Азиатского банка развития. А Мальтийский орден – военно-религиозная организация, единственное в мире суверенное образование без территории – имеет делегации в Африканском союзе и Международном комитете Красного Креста, а также статус наблюдателя при ООН.

Еще один вариант – дальнейшая децентрализация процесса признания. Некоторые страны уже признали Косово и Палестину. В Эрбиле открыты консульства и миссии международных организаций – можно назвать это молчаливой формой признания.

В каждом случае ведущим державам придется взвешивать преимущества «мягкого» признания и возможные политические последствия. Как бы хорошо ни управлялся Курдистан, независимость останется далекой перспективой, потому что курды проживают на территории четырех соседних, часто конфликтующих друг с другом государств. Китай и Россия, два постоянных члена Совета Безопасности ООН, имеют собственные сепаратистские движения, поэтому они вряд ли отступят от фундаментальных принципов государственного суверенитета и территориальной целостности. Но некоторые поощрения помогут местному населению и пойдут на пользу региональным союзникам. Эфиопия и ОАЭ, например, инвестировали 400 млн долларов в строительство порта и военной базы в Сомалиленде, несмотря на противодействие официально признанного правительства Сомали. Если бы Сомалиленд был членом агентства Всемирного банка по гарантированию инвестиций, он мог бы привлечь больше иностранных средств, а инвесторы находились бы под международной защитой.

Самые сильные сепаратистские объединения – правительства Сомалиленда, Иракского Курдистана и Каталонии – наиболее восприимчивы к международному давлению, потому что уверены, что являются главными кандидатами на признание. Каталонцы, например, воздержались от насилия, несмотря на угрозы Мадрида после прошлогоднего референдума. Но если сепаратисты убедятся, что прилежное поведение не приносит результатов, некоторые из них могут прибегнуть к насилию, в том числе к терроризму.

Постоянное давление на сепаратистские группировки не помешает им идти к своей цели. Члены сепаратистского движения часто стоят перед тяжелым выбором: остаться среди семьи и друзей на территории, которая относительно хорошо управляется, но может стать объектом атак правительственных сил, или пересечь воображаемую черту, за которой находятся дискриминация и изоляция. Многие решают остаться, ощущая себя частью движения, несмотря на международное неодобрение. Изоляция сепаратистских правительств, когда граждане ощущают обиду на международную систему, – это рецепт катастрофы. Поиском оптимальных вариантов должны заниматься ведущие державы и международные организации, потому что эта проблема касается их не меньше, чем самих сепаратистов.

Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 16 мая 2019 > № 2996625 Таниша Фазал

Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика. Госбюджет, налоги, цены. СМИ, ИТ > zavtra.ru, 20 июня 2018 > № 2674235 Андрей Фурсов

«Стокгольмский синдром» Европы

о расовых, культурных и религиозных изменениях в Старом Свете

Андрей Фурсов

Продолжение. Начало — "Ангел Смерти"

Пора чудес прошла, и нам

Отыскивать приходится причины

Всему, что совершается на свете.

У. Шекспир, "Генрих V"

"Нам нравится эта работа — называть вещи своими именами".

К. Маркс

Ситуация со степенью влияния ислама, мусульман на социально-политическую жизнь Великобритании такова, что некоторые представители верхней половины общества без особого шума ("sans affichage", как сказали бы французы) принимают ислам. Более того, начинаются весьма симптоматичные разговоры об арабских (исламских!) корнях королевы Елизаветы II. Журнал The Economist от 7-13 апреля 2018 г. опубликовал статью "Халиф — это королева?". Имеет смысл подробнее остановиться на содержании этой статьи. В ней говорится о том, что недавно интернет-форум "Арабская атеистическая сеть" вышел с заголовком: "Королева Елизавета должна заявить о своём праве управлять мусульманами". Основание — родство королевы с пророком Мухаммедом, что автоматически означает родство Елизаветы с королями Марокко и Иордании и аятоллой Али Хаменеи. Эта информация, первоначально появившаяся в марокканской газете "Аль-Усбуа" ("Неделя"), вызывает всё больший интерес в мусульманском мире. Согласно газете, Елизавета — потомок пророка в 43-м поколении; она кровно связана с ним, а точнее, с его дочерью Фатимой через графа Кембриджского, жившего в XIV в. Ещё раньше этот факт подтвердили Али Гомаа, бывший великий муфтий Египта, и Burke’s Peerage, британский авторитет по королевским генеалогиям.

Центральная фигура во всей этой схеме — мусульманская принцесса по имени Заида, которая в XI в. бежала от напавших на Севилью берберов ко двору Альфонсо VI, христианского короля Кастилии, приняла имя Изабеллы, крестилась и родила ему сына Санчо. Кто-то из потомков Санчо по женской линии вышел замуж за графа Кембриджского. Однако некоторые считают происхождение Заиды спорным. По их мнению, она дочь эмира Севильи Мутамида бин Аббада (XI в.); согласно одной версии, он потомок пророка, согласно другой — лишь взял в жёны кого-то из женщин этой семьи.

Реакция на информацию о мусульманских корнях Елизаветы в арабском мире различна. Одни считают это коварным заговором с целью возродить Британскую империю с помощью мусульман, особенно шиитов, которые чтят потомков пророка. Другие, напротив, приветствуют эту новость. Абд-уль-Хамид аль-Аруни, автор статьи в "Аль-Усбуа", писал, что кровная связь — это мост между двумя религиями. Кто-то идёт ещё дальше, называя королеву "сейида" или "шерифа", — это титулы потомков пророка.

Журнал "Экономист" внёс свою лепту в "мусульманскую линию" Виндзоров, подчеркнув известный интерес принца Чарльза ("бин Филипа") к исламу. Один из мусульманских конфидентов принца говорит, что, возможно, иногда Чарльзу хотелось бы иметь несколько жён. Принц патронирует Оксфордский центр исламских исследований, где приветствует мусульман фразой "ас-саляму алейкум" ("мир вам"). Говорят даже, что свою возможную коронацию Чарльз не хочет ограничивать атрибутикой одной веры — христианской. Согласно The Economist, есть информация, что принцу хотелось бы быть провозглашённым не "защитником христианской веры", а просто "защитником веры". В исламе это называется "амир аль-муминин" — "предводитель истинно верующих". Впрочем, сам Чарльз — и это вполне понятно — никогда подобных желаний публично не высказывал.

Как бы то ни было, появление такого рода информации в журнале, принадлежащем нескольким богатейшим семьям Великобритании, включая Ротшильдов, симптоматично. Известно, что с 1970-х годов Великобритания стремится восстановить разгромленную когда-то усилиями США и СССР империю, но только на иной, чем прежде, основе: ныне речь идёт о невидимой глобальной финансовой империи, анклавы которой разбросаны по всему миру. В последней трети ХХ в. средством восстановления был избран Китай. Британцы вложились в него — это соответствовало и интересам КНР; следующим шагом было разрушение СССР. Восстановление контроля над определённым сегментом арабо-мусульманской элиты, а посредством её — над важной частью арабо-мусульманского мира, напрашивается в качестве следующего логического шага. И тогда становится понятной и "Islamic connection" Елизаветы, и позиция британских властей по отношению к мусульманам в Великобритании. Подобная политика властей, однако, не ограничивается Великобританией — она охватывает всю Западную Европу. Это означает, что в мультикультурализме, в изменении расово-этнического, культурно-исторического лица Европы, её превращении в Постзапад, есть далеко не только британский интерес — при всей его важности и значении в североатлантическом комплексе интересов. Достаточно посмотреть на "континентальную Европу" — Францию, Германию, Швецию, ряд других стран, — чтобы убедиться: во-первых, проблема с мигрантами как чужими остра как никогда; во-вторых, власти никак не решают её и в конфликтах "своих" и "чужих" чаще всего выступают на стороне последних.

Франция — страна с наибольшим числом (как в абсолютном, так и в относительном измерении) мигрантов из мусульманских стран; плюс африканцы. В 1970-е, 1980-е, 1990-е годы официальная статистика (независимые исследователи это прекрасно знают) затушёвывала реальную ситуацию с мигрантами или просто не собирала данные о расовом, этническом и религиозном составе населения. В нулевые годы ситуация изменилась, однако, как отмечает в книге "Странная смерть Европы" Дуглас Мюррей, любой демограф во Франции, который не занижал будущие расово-этнические изменения в составе населения страны, получал обвинения в потворстве крайне правым, Национальному фронту.

Хотя Распай и Дюмон ошиблись, когда писали, что в 2015 г. ислам станет доминирующей религией во Франции, ситуация развивается именно в этом направлении. По данным 2016 г., 32,2% школьников определяли себя как христиан и 25,5% — как мусульман. Менее 50% немусульман и только 22% католиков считали религию чем-то важным для себя. В то же время 83% школьников-мусульман высказались об исламе как о чём-то крайне важном для них. В Париже сегодня столько мусульман, что из-за нехватки для всех мечетей сотни мусульман собираются на молитвы на ул. Мира (rue Myrha) в 18-м округе, — тут невольно вспомнишь роман Елены Чудиновой "Мечеть Парижской Богоматери".

Есть просто поразительные по своей символике явления в жизни современной Франции. Один из департаментов Франции — Сена-Сен-Дени, или 93-й департамент. По сути это пригород Парижа. Только сверху, с возвышенности Аврон (одна из немногих возвышенностей 93-го департамента), его панорама внушает умиротворение. На самом деле он проходит как "свободная" (или даже "чувствительная") городская зона, что означает крайнюю степень неблагополучия и опасности повседневной жизни, и это притом, что подобные зоны пользуются налоговыми и социальными льготами, т.е., если называть вещи своими именами, являются "зонами-паразитами". 93-й департамент больше похож на североафриканский, чем на французский город. Рыночная площадь рядом с базиликой — это по сути арабский рынок, сук. 30% населения Сен-Дени — мусульмане, 15% — католики, но даже в частных католических школах района 70% — мусульмане. В Сен-Дени — 10% всех мечетей Франции. Парижане избегают Сен-Дени, единственная причина приезжать сюда — это стадион Стад де Франс. Районы департамента: Франк Муазен, Маладрери, Клиши-су-буа — один хуже другого. Они контролируются местными арабскими и африканскими бандами, к которым за помощью обращаются не только жители этой бурлящей окраины с её удушающей мощью, но и порой полицейские.

Характерная черта многих арабо-африканских жителей департамента — антисемитизм. Сцена избиения и унижения еврея неграми в романе Жан-Кристофа Гранже "Кайкен" не придумана, а взята из жизни. И становится понятно, почему, например, в книге Джеймса Кирчика "Конец Европы. Диктаторы, демагоги и грядущие Тёмные века" глава о Франции называется "Франция без евреев", и посвящена она стремительно растущему — пропорционально росту численности мигрантов — антисемитизму, который Кирчик вслед за Малеком Бутихом (сын алжирских мигрантов, депутат Национального собрания) называет "исламо-нацизмом". И несмотря на высокий удельный вес евреев во французской политической, деловой и интеллектуальной элите страны (Эдуард Дрюмон ещё в начале ХХ в. писал о "еврейской Франции"), власть по сути ничего не может поделать — ни с этим, ни с мигрантами. Единственное, что остаётся властям, это заявления типа того, которое в январе 2015 г. сделал в Национальной ассамблее тогдашний премьер-министр Мануэль Вальс: "Если 100 тыс. французов испанского происхождения покинут Францию, то я никогда не скажу, что Франция больше не является Францией. Но если 100 тыс. французов еврейского происхождения покинут Францию, Франция больше не будет Францией, а Французскую республику ждёт провал". Ни больше ни меньше. Возможно, слова Вальса прозвучали трогательно для евреев, но не для многих мигрантов, особенно для арабов, для которых коренные жители Франции, будь то французы или евреи, — "объект", потенциальные жертвы и терпилы. В 2016 г. 8 тыс. евреев (по сравнению с 1,9 тыс. в 2011 г.) покинули Францию, почтя за лучшее перебраться в Израиль, притом, что он находится в далеко не самом спокойном регионе мира. Если так пойдёт дальше, то через 12-13 лет, по логике Вальса, Франция перестанет быть Францией.

С 93-м департаментом связан один из наиболее символичных случаев в жизни нынешней Франции. Здесь находится базилика с прахом Карла Мартелла, который в 732 г. в битве при Пуатье нанёс поражение арабам и остановил их продвижение на север. Когда одним воскресным утром в 2016 г. священники служили мессу в базилике с победителем арабов при Пуатье, их, базилику и прах Карла Мартелла охраняли вооружённые до зубов солдаты французской армии. Воистину исторический реванш, Реконкиста наоборот.

Похожая картина в других городах Европы: Марселе, Брюсселе, Амстердаме, Роттердаме, Стокгольме, Мальмё, в некоторых городах Северной Англии.

Центр и Север Европы — особенно грустная, если не сказать гнусная, картина. О ситуации в Германии мы поговорим ниже, здесь ограничусь тем, что в 2015 г. во время кризиса немцы вспомнили Тило Саррацина и его знаменитую книгу "Самоликвидация Германии" ("Deutchland schafft sich ab"). В 2010 г. Саррацин, бывший сенатор и член исполкома Бундесбанка, опубликовал книгу, вызвавшую скандал. Он убедительно показал, что мигранты не только не могут, но, прежде всего, не хотят интегрироваться в немецкую жизнь. Исламские организации попытались преследовать его по суду; удивительным образом некоторые еврейские организации (вот это альянс! впрочем, евреи и еврейские организации довольно часто выступают в защиту мультикультурализма) начали обвинять Саррацина в антисемитизме — но тщетно. Собственная Социал-демократическая партия трусливо дистанцировалась от Саррацина — притом, что 47% немцев высказываются недвусмысленно: ислам чужд Германии. То же происходит в Австрии, где к 2050 г. большинство жителей до 15 лет будут мусульманами (кстати, даже за океаном, в США, согласно прогнозам, мусульмане численно превзойдут евреев). События показали правоту Саррацина.

Вопиющий случай готовности лечь под мигрантов, пиная даже свою культуру, демонстрируют шведские власти — новая, мигрантская версия "стокгольмского синдрома". Как отмечают аналитики, то, через что пришлось в 2015 г. пройти Швеции, неслыханно даже в её толерастической истории. До кризиса в Швецию обычно прибывало по 10 тыс. мигрантов в год. После речи Меркель убежища в Швеции попросили 163 тыс. человек. Эти люди, в основном мужчины молодого и среднего возраста, въехали в страну — и растворились в ней. Шведские власти пытаются представить въезжающих в страну мигрантов как врачей, учёных, учителей, очень нужных стране. На самом деле это ложь. Въезжают необразованные люди, которые вообще не хотят работать.

Основная масса въехавших в 2015 г. закрепилась в районе Розенгард, находящемся в третьем по численности населения городе Швеции Мальмё. Мигрантам, которые составляют здесь, по официальным данным, 30% населения (на самом деле — в два раза больше), шведские власти создали все условия: здесь самый низкий уровень налогообложения, жильё мигрантам дают вне очереди, социальное обеспечение тоже на высоком уровне: интегрируйся в шведское общество — не хочу. Но именно — "не хочу". Никакого интереса к интеграции в шведский социум мигранты не выказывают, демонстрируя враждебно-презрительное отношение и к шведам, и к шведским властям, включая полицию.

Даже в течение первых 14 лет XXI в. ни у одного (!) ребёнка в школах Розенгарда шведский не был первым языком, да и особого желания учить язык "местных" у мигрантов нет. Если им что-то не нравится, они действуют делом, а не словом. Так, если их не устраивает либо место жительства, либо само жильё, то часто они просто поджигают его, уверенные, что им предоставят новое, — и ведь предоставляют! В белых шведах, особенно женщинах, мигранты видят "белое мясо" — добычу для секса. Не случайно в 2014 г. Швеция вышла на второе место в мире (!) после Лесото (!) по числу изнасилований на душу населения: 6 620 (в 1975 г. было 421). При этом власти и пресса, тупо и трусливо верные Willkommenskultur (культура "Добро пожаловать"), стараются либо скрыть истории с изнасилованиями, либо представить их в качестве единичных случаев. Так, летом 2015 г. во время стокгольмского музыкального фестиваля дюжина девочек примерно 14 лет подверглись сексуальному насилию со стороны мигрантов, главным образом афганцев. Полиция сделала всё, чтобы скрыть инцидент, — и это далеко не единичный случай.

Поведение мигрантов в Мальмё характеризует не только агрессивность, но и антисемитизм. Ещё в 2010 г. Центр Симона Визенталя издал памятку, в которой призывал туристов-евреев к максимальной осторожности при посещении этого города. В 2008—2009 гг. во время столкновений в секторе Газа мусульмане Мальмё напали на организованную евреями демонстрацию, скандируя: "Гитлер, Гитлер, Гитлер!". Джеймс Кирчик указывает на опасность формирования "красно-зелёного" союза — союза некоторых европейских левых партий и исламистских организаций. По его мнению, бывший социал-демократический мэр Мальмё Ильмар Реепалу — пример такого рода. Плачевная ситуация не исчерпывается Мальмё. Например, в Сёдертелье огромное количество иракцев — больше всего в мире за пределами Ирака. Стоит ли удивляться тем данным, которые привёл шведский лингвист Микаэль Парквалль: арабский язык стал самым популярным языком Швеции, потеснив находившийся на втором месте финский язык. Официальные шведские власти старательно обходят этот вопрос. Интересно, проснутся ли они в том случае, если арабский потеснит уже и шведский? Или будут радостно приветствовать это событие?

Благодаря мигрантам, Сёдертелье известен запредельным числом групповых изнасилований, жертвами которых часто становятся шведские девочки 12—14 лет, которых ни мужчины, ни полиция не могут защитить! И это потомки викингов темновековья, воинов короля Густава II Адольфа (1594—1632), при котором Швецию и её армию называли "молотом Европы". В сказочной повести Сельмы Лагерлёф о путешествии Нильса с гусями есть эпизод, когда чужие (в сказке это крысы) захватывают Глиммингенский замок, и Нильс игрой на дудочке уводит крыс в море, и они тонут. Нынешняя Швеция не замок и не Глиммингенский, скорее, проходной двор с открытыми настежь воротами. И уж точно некому не то что вывести криминальную часть мигрантов, но даже и защитить обитателей двора.

Более того, именно шведы весьма отличились в попытках оправдать мультикультурализм тем, что европейцы вообще и шведы в частности якобы всегда были "нацией иммигрантов" и в активном принижении, даже унижении собственной культуры по сравнению с культурами Азии и Африки, прежде всего мусульманской. Например, в 2004 г. министр Швеции по делам интеграции Мона Салин, выступая (в чадре!) в курдской мечети, заявила, что шведы завидуют курдам с их такой богатой культурой, которой у шведов нет. А секретарь правительства по делам интеграции Лу Берг на вопрос журналиста, стоит ли сохранять шведскую культуру, ответила: "А что такое шведская культура? Думаю, этим я ответила на Ваш вопрос". Как тут не вспомнить Фредрика Рейнфельдта, который, вступив в 2006 г. в должность премьер-министра, заявил: "Исконно шведское — это только варварство", — а культура якобы всегда приходила извне. По-видимому, такие как Рейнфельдт, Салин и Берг считают, что в XXI в. именно необразованные, криминальные мигранты несут шведам и Швеции культуру.

Когда слышишь такого рода сентенции, становится совершенно очевидной справедливость тезиса Самюэла Хантингтона, сформулированного им в книге "Кто мы?": "Мультикультурализм это по своей сути антиевропейская цивилизация. Это в своей основе антизападная идеология". И куёт эту идеологию Постзапад, в авангарде которого — Швеция.

Шведы, похоже, не знают меры не только в доходящей до культурно-психологического мазохизма мигрантофилии, но и в других социокультурных девиациях, например, в феминизме, и порой это выходит им боком, вступая в острое противоречие с их (и общеевропейским) курсом на умиротворение мусульман. 3 октября 2014 г., в первый же свой день работы в качестве министра иностранных дел Швеции Маргот Вальстрём, "отмороженная" феминистка из социал-демократов, заявила, что отныне Швеция будет проводить феминистскую внешнюю политику и заклеймила Саудовскую Аравию за "угнетение женщин". В ответ она получила жёсткую реакцию со стороны мусульман: Саудовская Аравия отозвала своего посла из Стокгольма, а саму Вальстрём лишили права выступить с речью на заседании Лиги арабских государств. Однако самым интересным был удар, нанесённый мусульманами шведам "на поле" этих последних. Организация исламского сотрудничества, представляющая почти 60 стран, заклеймила Швецию, используя мультикультуралистский "doublespeak" (оруэлловский "двусмысленный язык"), очень напоминающий, как заметил Джеймс Кирчик, язык кафедр социологии западных университетов.

Представители Организации обвинили Вальстрём — и Швецию — в отсутствии уважения к многообразию культур, разнообразию социальных норм и богатству этических стандартов. Иными словами, мусульмане начали бить европейцев их же оружием, причём мишенью оказалась феминистка — и шведам пришлось заткнуться. Так же, как затыкается и отводит глаза прокламирующий равенство и демократию Постзапад, когда сталкивается с жёсткой этно-расовой (по сути — расистской) иерархией устремляющихся в Европу мигрантов. Наверху иерархии — тунисцы и сирийцы, ниже — афганцы, ещё ниже — выходцы из различных регионов Африки, включая сомалийцев и эритрейцев. Впрочем, всё это люди, способные заплатить нелегальным перевозчикам 1500 долларов только за финальную часть своего путешествия в Европу.

Продолжение следует

Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика. Госбюджет, налоги, цены. СМИ, ИТ > zavtra.ru, 20 июня 2018 > № 2674235 Андрей Фурсов

Алжир. Иран. Ливан. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 29 июня 2013 > № 885381 Полур Кумарасвами

Неуловимая пятая модель

Почему демократии недостаточно

Резюме: В VII веке достижение консенсуса означало учет мнений мусульман, прежде всего мужчин. Сегодня консенсус в арабском мире должен охватывать не только религиозных приверженцев ислама, но и светских мусульман, представителей других конфессий и обязательно женщин. В этом заключается главный вызов тем, кто ищет модель нового устройства государств после «арабской весны».

Признаков того, что «арабская весна» идет на спад, не видно, до эндшпиля далеко. Спустя два с лишним года после того, как Мохаммед Буазизи, сам того не ведая, повсеместно воспламенил народные протесты, арабский мир и международное сообщество остаются в неведении, чем завершится противостояние. Некоторые примелькавшиеся лица исчезли, доминировавшие группы стали маргинальными, бесконечные политические дебаты обогатились новыми идеями. Повеяло свежим ветром, в первую очередь для молодежи – крупнейшего сегмента населения в большинстве арабских стран. Впрочем, у нее так и не возникло иных героев, которые пришли бы на смену презренным «пожизненным» правителям и диктаторам.

Образец для подражания не появился. Ни одно из государств, включая те, что избавились от авторитарных правителей, не предложило альтернативу модели долгого автократического правления, преобладавшей в регионе с начала деколонизации в 1950-е гг., а заложенной еще после распада Османской империи. Не только демонстранты, но и их вожаки не определились с тем, что считать приемлемым минимумом, гарантирующим сохранение политической стабильности, с одной стороны, и удовлетворяющим требования масс – с другой. Даже кудесник не в состоянии удовлетворить запросы всех групп населения. Существует ли вообще модель, которая устроила бы большинство населения в арабском мире?

Можно обрисовать четыре гипотетические альтернативы однопартийному правлению или власти диктатора. Для удобства определим их как алжирскую, иранскую, ливанскую и турецкую. Все они противоречивы либо неприемлемы для арабских условий. Следовательно, арабским странам придется искать ускользающую от понимания пятую модель консенсуса в обществе. Вместо того чтобы сосредоточивать внимание на западной схеме выборной демократии, нужно искать пути национального примирения. Только так удастся преодолеть нынешнюю смуту и предотвратить возможный крах экспериментов по обновлению национальных государств.

ТУРЕЦКАЯ МОДЕЛЬ

Наиболее очевидным следствием «арабской весны» стал рост влияния исламистов на Ближнем Востоке. Это побудило многих, особенно в Турции, предположить, что курс Партии справедливости и развития (ПСР) являет собой жизнеспособную модель. Сумев объединить ислам с современностью и прийти к власти демократическим путем, она трижды подряд победила на парламентских выборах с ноября 2002 г., что рассматривается как доказательство одобрения ее постулатов избирателями. ПСР также нацелена на то, чтобы избавить понятие «исламист» от негативных стереотипов, которыми его награждают на Западе. Следуя этой логике, каждый вправе спросить: если в Турции умеренная исламистская партия избирается демократическим путем, почему это невозможно у арабов?

Программы арабских исламистов и ПСР внешне мало отличаются. В Турции ПСР пытается «разбавить», если не изменить, светский кемалистский режим, опираясь на имеющиеся политические институты. Хотя многие соотечественники обвиняют партию в выхолащивании секулярной сущности общества, нельзя не признать, что кемализм был изначально недемократичным и никогда не пользовался поддержкой всего общества, да и не считал ее необходимой. Любая эрозия светского режима, чего добивается ПСР, потребует одобрения народа, и поэтому процесс будет более демократичным и умеренным. Но тернистым, в чем Реджеп Тайип Эрдоган убедился во время недавних выступлений на площади Таксим в Стамбуле.

Модель интересна, но неуниверсальна. Арабы – не турки, в этническом отношении и по темпераменту они – совсем другой народ. Исторический водораздел, усугубленный длительным владычеством Османской империи, заставляет арабских исламистов усомниться в целесообразности принятия турецкой модели. Еще существеннее то, что ПСР добилась успеха не в вакууме, а в политической среде, создававшейся на протяжении десятилетий со времен Кемаля Ататюрка. Усилия последнего по созданию современной Турецкой республики были направлены на разрыв с памятью об исламской Османской империи. Его стремление вестернизировать государство сопровождалось отказом, в частности, от такого наследия, как арабская вязь. Мощным напором и железной рукой Кемаль осуществил преобразования, используя военных как инструмент государственной власти.

Политику Кемаля продолжили его последователи. Благодаря вовлеченности в политический процесс армия играла роль не только хранительницы кемалистского наследия, но и самопровозглашенной защитницы светской республики, в которой 98% населения – мусульмане. Проведение в жизнь заветов Ататюрка, в свою очередь, привело к возникновению среднего класса, кровно заинтересованного не только в сохранении статус-кво, но в плюрализме и сосуществовании различных сил, что стало предпосылкой многопартийности. В прошлом кризисы приводили к вмешательству военных, но с конца 1990-х гг. Турция стала свидетелем другого явления. Упадок привычных политических объединений привел к росту популярности партий с исламистскими притязаниями – сначала Партии благоденствия, а затем ПСР, Эрдоган играл видную роль в обеих.

Словом, успех ПСР объясняется не только провалом светских политических организаций, но и созданием других институтов, необходимых для нормального политического процесса, таких как эффективный парламент, многопартийная система, разделение властей и профессиональная армия, охраняющая интересы государства. Основы, заложенные ранее, позволили сделать это довольно быстро.

В большинстве арабских стран подобных общественно-политических институтов нет. Во-первых, до «весны» массы населения не были знакомы с по-настоящему многопартийной выборной системой. До начала президентства Мухаммеда Мурси в Египте в июне 2012 г. покойный палестинский глава Ясир Арафат был единственным арабским лидером, избранным всенародным голосованием. Периодические президентские кампании в Египте, Сирии и Тунисе, например, являлись не чем иным, как фарсом. В избирательных бюллетенях фигурировал единственный кандидат – действующий президент. В некоторых случаях он никогда не набирал менее 98% законно отданных голосов.

Во-вторых, как это было в Иране до исламской революции 1979 г., мечети оставались единственным местом, где граждане могли собираться, обсуждать политические вопросы и участвовать в общественной деятельности без непрошеного государственного вмешательства. Не то чтобы мечети были местом свободного обмена мнениями – в большинстве случаев проповедники находились на содержании властей, за ними внимательно следили, их проповеди и деятельность контролировались. Однако других публичных политических площадок просто не существовало.

В-третьих, исламисты относятся к категории тех, кто пришел на все готовенькое. Они не были в первых рядах протестующих, хотя являлись главной мишенью авторитарных режимов. Например, на площади Тахрир их стали замечать лишь тогда, когда стало ясно, что дни Мубарака сочтены. Такая тенденция характерна и для других стран. Однако организационные навыки и обширные сети социального обеспечения исламских организаций оказались действенными, когда они все же решили окунуться в политику. Прошло совсем немного времени, как исламист стал главной альтернативой статус-кво.

Правда, арабским исламистам повезло меньше, чем их турецким собратьям. Они не только пытаются предложить иной политический порядок, но вынуждены делать это в отсутствии жизнеспособных общественно-политических институтов и системы сдержек и противовесов. Как показал пример президента Мурси, демократия не устанавливается приказами и посредством монополизации полномочий.

Арабские режимы были не только авторитарными и отчужденными от широких масс, но и в большинстве случаев династическими. И монархии, и республики стремились к преемственности в рамках правящих семей. Главным приоритетом правящих кланов всегда являлось не создание общественно-политических институтов, а обеспечение плавной передачи власти. Приверженность арабских исламистов демократии также подвергается серьезным сомнениям как в регионе, так и за его пределами. Многие подозревают их в том, что они намерены «дополнить» известный демократический принцип: один человек – один голос, но –только один раз. Даже в частных беседах видные лидеры не стремятся рассеять опасения по поводу их готовности признать и принять поражение на свободных и справедливых выборах. Единственный прецедент – выборы в Палестине – не воодушевляет. С начала 1990-х гг. воинственное палестинское движение ХАМАС не желало признавать легитимность Ясира Арафата и возглавляемые им политические институты, такие как ФАТХ, ООП и ПНА. После январских выборов 2006 г. к тотальному отрицанию итогов выборов прибегла уже ФАТХ, не признавшая победу ХАМАС. Причина разобщенности кроется не во внешних факторах, а в нежелании согласиться с волеизъявлением избирателей.

Отсутствие в арабском мире политических институтов – реальность политической системы, и по этой причине арабские исламисты едва ли могут пойти путем турецких единомышленников из Партии справедливости и развития.

ИРАНСКАЯ МОДЕЛЬ

Дата падения режима Мубарака, 11 февраля 2011 г., совпала с годовщиной победы революции в Иране. Даже если правители арабских стран не готовы подражать иранской модели, представляет ли исламская революция привлекательную альтернативу для масс?

Нельзя игнорировать основополагающую религиозную структуру иранского общества и арабских стран со всеми вытекающими последствиями. Исторически суннитский ислам предпочитает хаосу статус-кво. Приверженность стабильности и порядку порой заставляла суннитских богословов терпимо относиться к авторитарным и несправедливым правителям, поскольку больше всего они опасались того, что общество низвергнется в бездну хаоса и анархии. Напротив, шиитский ислам преподносит себя как силу сопротивления, стоящую на страже справедливости и равенства; поэтому по своей природе шиитский ислам не желает мириться со сложившимся положением. Наглядным примером служит движение «Хезболла» в Ливане.

В контексте «арабской весны» особенно наглядно проявилось суннитское стремление к порядку в противовес шиитским призывам к насильственному ниспровержению. «Братья-мусульмане» в Египте и движение «Ан-Нахда» в Тунисе отдают предпочтение постепенному переходу вместо насильственной трансформации. То же можно было сказать о Ливии и Сирии до того, как они погрузились в пучину гражданских войн.

Успех иранской модели предполагает присутствие харизматического лидера, который пользовался бы всеобщим уважением и обладал религиозным авторитетом. Таким был аятолла Хомейни. Но «арабская весна» – не тот случай. Ни в одной из стран у демонстрантов не было узнаваемой идеологической платформы, не говоря уже о лидере. Рассредоточение сил не дало возможности какой-либо конкретной группе или классу демонстрантов доминировать над толпой, но в этом заключалась и ее слабость. Без сильного лидера с религиозным весом арабские исламисты не смогут подражать Ирану.

Хомейни завоевал репутацию своим долгим противостоянием шаху в 1960-х гг., в арабском мире таких вождей нет. Деятельность большинства исламских богословов и учреждений финансировалась режимами. Клир и правоведов в Египте и Саудовской Аравии критикуют за то, что они низведены до уровня придатка государственного аппарата, а потому не пользуются уважением рядовых граждан. Многие улемы не желают создавать даже видимость того, что дистанцируются от правящего клана.

Более того, арабские власти не являются светскими ни в западном, ни в кемалистском понимании. Они скорее криптоисламистские, чем светские. Изображая себя оплотом сопротивления религиозному экстремизму, арабские правители зачастую без колебаний соглашаются с требованиями религиозно настроенной части общественности. Чтобы отвести от себя стрелы критики и доказать собственную легитимность, многие арабские правители объявили шариат источником всех законов в своих странах. Даже революционные режимы, ничтоже сумняшеся, ставят на высшие посты исключительно верующих и набожных мусульман. Иногда государство доходит до того, что пытается дать официальное определение правоверному мусульманину.

В Иране богословы смогли использовать народное негодование, клеймя верхушку за низкопоклонство перед Западом и, как следствие, за отчуждение от народа. Шах намного опережал свою эпоху и стремился преобразовать страну по западным лекалам, хотя делал необдуманные шаги, которые маргинализировали могущественных землевладельцев и настроили их против него. Арабский мир более разношерстный и подвержен разным культурным и социальным воздействиям. Например, в Тунисе ощущаются арабское, исламское, африканское, берберское и европейское влияние. То же можно сказать о многих других странах, широко взаимодействующих с внешним миром. С практической точки зрения это означает, что арабское общество куда больше пропитано секуляризмом, чем Иран в 1970-е годы. Например, готовность «Братьев-мусульман» в Египте и «Ан-Нахды» в Тунисе позиционировать себя в качестве умеренных сил в сравнении с салафитами-экстремистами означает признание того факта, что широкая общественность в этих странах не приемлет религиозных крайностей.

Отсутствие харизматичного лидера, традиционные предпочтения суннитов, выбирающих спокойную жизнь, длительное влияние внешнего мира и светский характер общества означают, что иранская модель здесь не подходит.

АЛЖИРСКАЯ МОДЕЛЬ

Она подразумевает активное военное вмешательство для предотвращения захвата государства исламистами и сохранения или восстановления светского порядка. Подобная реакция имела место в Алжире в 1991 г., когда стало понятно, что на выборах неминуемо побеждает Исламский фронт спасения.

Однако, к несчастью для армии, в арабских странах она всегда служила оплотом дискредитировавших себя республиканских режимов. То есть военные обеспечивали легитимность и выживание ненавистных народу властителей. Алжирская модель предполагала бы возвращение генералов в качестве главного арбитра, но именно этому и стремились положить конец демонстранты. Даже профессиональные армии в арабском мире не могут подменять собой государственные учреждения хотя бы потому, что не представляют интересы всех слоев населения. Арабская военная верхушка, как правило, олицетворяет собой отсутствие согласия в обществе, навязывание ему определенных правил. Если в Тунисе армия слаба, то в Ливии и Йемене она расколота по этническому и племенному принципу. Этот внутренний раскол во многом способствовал гражданской войне и продолжающемуся насилию.

В Сирии ситуация несколько иная, но нельзя сказать, что принципиально отличная. Сирийские вооруженные силы отражают состав правящей элиты, и доминирующее положение занимает алавитское меньшинство. В каком-то смысле продолжающееся насилие в Сирии – это прежде всего попытка алавитской армии Асада сохранить статус-кво. Личное и коллективное выживание Асада и алавитов тесно связаны.

Поскольку демографическая ситуация в Бахрейне складывается в пользу шиитов, правительство давно привлекает в вооруженные силы мусульман-суннитов, предлагая им гражданство. Так, после «арабской весны» армия Бахрейна пополнилась немалым числом выходцев из Пакистана. Богатые нефтью монархии Персидского залива обладают самыми современными вооружениями и арсеналами, но способность использовать их ограниченна. В критический момент, как это видно на примере кризиса в Кувейте 1990–1991 гг., выживание режимов зависит от внешних держав. Точно так же Саудовская Аравия вынуждена была прибегнуть к помощи элитных французских войск, чтобы положить конец осаде Великой мечети Кааба в Мекке, организованной Джухайманом Аль Утайби в ноябре 1979 года.

К тому же военный переворот, например в Алжире, отнюдь не обошелся без массового кровопролития, и в конечном итоге генералам пришлось отказаться от власти в пользу более приемлемого политического устройства. Алжирская модель может быть лишь временным решением, поскольку не решит ни одной из проблем, воспламенивших протесты на арабской улице. Большинство армий не являются сильным государственным институтом, их способность осуществлять институциональные перемены наподобие тех, что произвели турецкие военные, также ограниченна. В лучшем случае они смогли бы управлять временно, что в арабском контексте означало бы продолжение прежней политики. Кроме всего прочего, возвращение генералов разожжет народный протест, и тогда к нему активно присоединятся исламисты, которые начинают ощущать вкус власти благодаря волеизъявлению граждан на избирательных участках.

ЛИВАНСКАЯ МОДЕЛЬ

Тот факт, что «арабская весна» вывела на передний план разнообразные и соперничающие политические силы, привлекает внимание к «квотируемой» модели демократии в Ливане (ее еще называют консоциальной, когда в правительстве обязательно представлены все политические силы и этнические меньшинства). Несмотря на преобладание арабов и мусульман, арабский мир неоднороден. В нем наличествуют доисламские и немусульманские общины, проживают неарабские этносы. Даже если исключить три страны – Иран, Израиль и Турцию, – арабское большинство на Ближнем Востоке вынуждено искать общий язык с бедуинами, берберами, друзами и курдами. На религиозном фронте арабам-мусульманам приходится считаться не только с христианами и иудеями, но и с другими несуннитскими мусульманскими направлениями, такими как шииты, бахаисты, исмаилиты и т.д. Учесть интересы всех и каждого невозможно, но ливанская модель обеспечит большинству религиозных групп представительство, а также нечто вроде коллективного договора. Но есть четыре препятствующих фактора.

Во-первых, действующая в Ливане модель признает лишь три доминирующие группы: христиан, мусульман-суннитов и мусульман-шиитов, тогда как друзы, бахаисты и др. вынуждены присоединяться к одной из них, чтобы участвовать в управлении страной и в распределении богатства. В таких странах, как Сирия, с ее многочисленными религиозно-этническими группировками подобное привело бы к расчленению государства.

Во-вторых, курды проживают в Иране, Ираке, Сирии и Турции, и любая уступка курдскому меньшинству в одной стране может иметь далеко идущие последствия и подорвать стабильность в других. Курдские ирредентисты стремятся к воссоединению разрозненных частей исторической родины и образованию великого Курдистана, что усугубит все проблемы.

В-третьих, ливанская модель возникла не в одночасье. Желая, чтобы у христиан-маронитов была своя родина, французы создали Ливан (Маронитское государство), заодно усилив свои позиции на Ближнем Востоке. Для сохранения арабской идентичности Ливана выработан компромисс, в соответствии с которым марониты получили больше власти, впоследствии его закрепили. Распределение полномочий власти между тремя основными религиозными группами произошло после продолжительной борьбы и 15-летней кровавой междоусобицы. Аналогичный эксперимент в Ираке еще продолжается; страна расколота по деноминационным линиям. Хотя Ирак может гордиться тем, что выбрал первого в истории неарабского главу государства, общество раздроблено по религиозному признаку, и не видно конца насилию. Если будет выбрана подобная модель, ситуация в других странах может развиваться по аналогичному сценарию.

В-четвертых, новое устройство будет нуждаться в крепком политическом ядре, а зачастую и внешней поддержке. Как видно на примере Турции, сильный национальный лидер способен добиться консолидации ценой пренебрежения правами меньшинств. Ататюрк объединил и укрепил Турцию, но пожертвовал правами курдов. Сколько-нибудь выдающиеся арабские лидеры в поле зрения пока не попадали. Поэтому ливанская модель на практике означала бы активное и продолжительное внешнее вмешательство во имя государственного строительства. Сменить режим гораздо легче, чем трансформировать его, и ни одна держава или коалиция не пожелает взвалить на себя такую геркулесову ношу. Но без этого консоциальная модель не пустит корней или все пойдет по иракскому пути, и страны погрузятся в пучину хаоса.

ЕСТЬ ЛИ ВЫХОД?

Чтобы «арабская весна» закончилась коренными изменениями, нужен не только демократический, но и по-настоящему представительный политический порядок. Западная разновидность выборной демократии может быть привлекательна для исламистов, особенно когда они добиваются всенародной поддержки на выборах. Даже если они не получают абсолютного большинства, вне всякого сомнения, после 2011 г. это доминирующая политическая сила. Благодаря расширенным сетям социального обеспечения, организационным навыкам и политической приспособляемости они сумели не только преподнести себя как альтернативу презираемым и свергнутым авторитарным режимам, но и усвоить демократическую риторику. Хотя их реальные планы до конца не ясны, исламисты разных мастей говорят о либерализме, демократии, универсализме и равенстве.

Приверженность духу демократии и электоральная популярность сделали их политически приемлемыми для Запада и других крупных игроков. Таким образом, поддержка на родине обеспечила им легитимность на международной арене, и они пришли надолго. Однако долгосрочная политическая программа окажется под вопросом, если они сочтут, что перевес 51:49 дает карт-бланш на трансформацию арабских обществ в исламистские.

Новым правителям Египта и Туниса приходится платить высокую цену за то, чтобы понять, что подобный курс приводит к конфронтации. Миллионы демонстрантов, собравшихся на площади Тахрир и в других местах, не стремились к замене одного диктаторского режима на другой. Многие граждане не позволят исламистам монополизировать их веру во всем ее многообразии. Идеологический авторитаризм гораздо опаснее власти военных: армия лишь борется за выживание, тогда как «братья» стремятся навязать всем определенные доктрины и подчинить их своему пониманию религии. Мубарака в последние дни его пребывания у власти стали именовать фараоном. Это оскорбительное прозвище как бы отсылало его в доисламскую и неисламскую эпоху «аль-Джахилии». Аналогичное оскорбление кое-кто уже адресует и Мурси.

Отказ арабских исламистов безоговорочно объявить о готовности прислушаться к всенародному протесту и общественному мнению – предмет главной обеспокоенности светских кругов. Чем больше арабские исламисты говорят о демократии и принятии их широкими массами, тем меньше им верят.

Чтобы заслужить доверие избирателей и одновременно остаться носителями духа «весны», арабской элите, включая исламистов, придется вступить на долгий и мучительный путь поиска и достижения консенсуса в обществе. Этот метод создает условия для более представительного общества, чем выборная демократия, поскольку учитывает интересы всех слоев и групп. Что еще важнее, путь – мусульманский по своей сути, поэтому никто не обвинит их в слепом подражании Западу. В VII веке лишь благодаря согласию были избраны четыре непосредственных преемника Пророка Мохаммеда. Только Абу Бакр, первый халиф, умер своей смертью, трех остальных зверски убили. Однако при выборе учитывалось мнение всех групп населения, поэтому в основе его лежал всеобщий консенсус. Не все остались довольны, и это посеяло первые семена раздора, а именно – привело к возникновению шиитского ислама.

Многие жаждут появления современного Саладина, который освободит мусульман. Но если легендарный курд был снисходителен к своим пленникам, особенно немусульманам, современная эпоха до сих пор порождала лишь автократов, которые были социалистами в том смысле, что одинаково жестоко обращались со всеми гражданами. Поиск и достижение консенсуса в обществе – модель, наиболее доступная для «арабской весны», особенно для новых исламистских лидеров, пришедших к власти на ее волне. На примере Ливии и Ирака мы видим, что любой другой подход, будь то демократический или авторитарный, ведет к тяжкой смуте.

Однако есть одно «но». В VII веке достижение консенсуса означало учет мнения и взглядов верующих мусульман, прежде всего мужчин. В современном контексте узкой социальной базы недостаточно. Согласие в арабском мире должно охватывать не только набожных, но и светских мусульман, представителей других конфессий и обязательно женщин. В этом реальный вызов для любого политика, ищущего модель, способную умиротворить арабский мир.

П.Р. Кумарасвами – профессор Университета имени Джавахарлала Неру, почетный директор Института Ближнего Востока в Дели.

Алжир. Иран. Ливан. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 29 июня 2013 > № 885381 Полур Кумарасвами

Россия. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 19 апреля 2011 > № 739767 Михаил Маргелов

После стабильности

Арабский мир и пределы авторитарной модернизации

Резюме: Процессы, идущие сегодня в странах Северной Африки и Ближнего Востока, не надо сравнивать с падением Берлинской стены. Арабские события – это не «бархатные революции» в Восточной Европе, хотя западные журналисты с надеждой ищут аналогии.

В феврале в Мюнхене проходила очередная конференция по безопасности, на которую собирается весь мировой истеблишмент. Организаторы загодя составили насыщенную повестку дня, но выдерживать ее удавалось с трудом. Участникам явно не терпелось досидеть до перерывов, чтобы в прямом эфире увидеть трансляцию с главной площади Каира. Искушенные в международных делах, они казались обескураженными.

Неожиданные потрясения в Северной Африке и на Ближнем Востоке сформировали другую повестку дня не только мюнхенской конференции, но и, по сути, всей большой политики. Осмысление новой ситуации, которая продолжает стремительно развиваться сразу в нескольких странах региона, еще впереди, и, судя по судорожным шагам, предпринимаемым внешними игроками, они слабо понимают, что именно происходит. По крайней мере, готовность ведущих западных держав вмешаться в гражданскую войну в Ливии, не имея не только плана действий, но даже достоверных данных о диспозиции на месте, демонстрирует скорее растерянность, чем решительность. Между тем, кровь мирного населения льется и в других частях Ближнего Востока. И если коалиция, спешно собранная против полковника Каддафи, захочет быть последовательной в своей политике, то конца вмешательству в дела этого региона не видно.

Причины революций – вовне и внутри

Первая реакция Запада на народные выступления в Северной Африке и на Ближнем Востоке оказалась дежурной. В Вашингтоне и европейских столицах заговорили о фундаментальных ценностях – о правах человека и демократии. То есть о том, чем длительное время в отношении североафриканских и ближневосточных режимов пренебрегали. Ради интересов относительной стабильности и нефти.

Незадолго до нынешних событий, в ноябре прошлого года, состоялся саммит Евросоюз – Африка. Лидер ливийской революции полковник Муаммар Каддафи объявил, что Африка готова сотрудничать только с теми европейскими государствами, которые не будут выставлять «непомерных» требований по части соблюдения прав человека и норм демократии. И заодно запросил у Брюсселя 5 млрд евро на предотвращение миграции в Европу.

Надо сказать, что Запад не то что «непомерных», а вообще никаких сколько-нибудь серьезных требований такого рода к Каддафи и не предъявлял. Как и к другим руководителям Северной Африки и Ближнего Востока, которые теперь либо свергнуты, либо продолжают сопротивляться. Лишь изредка из Брюсселя раздавались вежливые сожаления о том, что в государствах региона права человека все же нарушаются, управление экономикой и обществом не укладывается в демократические нормы, а экспорт беженцев не сокращается.

Подход с моральной точки зрения сомнительный, но рациональный. Ведь без двойных стандартов странам НАТО пришлось бы жить в условиях постоянных санкций против недемократических режимов, а то и воевать с каждым из множества диктаторов, сменяющих один другого. Чтобы разорвать этот замкнутый круг, требовались бы длительные оккупации освобожденных от тиранов территорий, что влетает в копеечку. К тому же есть невеселый опыт силового распространения демократии в Ираке и войны в Афганистане. Там оккупационные контингенты попросту застряли при удручающем, с точки зрения целей вторжения, эффекте.

Волнения в Северной Африке и на Ближнем Востоке начались внезапно. Правда, эксперты указывают на «рейтинг ботинкометания», составленный летом прошлого года Всемирным банком, который сопоставлял такие показатели, как уровень нищеты, грамотности населения, безработицы, коррупции и прочее. В среднем для бунтующего сегодня региона цифры оказались если и не на предреволюционном, то уж точно на весьма тревожном уровне. Но внимание на это обратили только задним числом.

Устроить революцию извне, о чем сейчас много говорят, невозможно, если к ней нет предрасположения внутри. Вероятнее всего, имеет место комплексный феномен, который включает в себя разнообразные факторы экономического, социального, геополитического характера. Например, ряд экспертов справедливо говорят об общем росте национального самосознания в арабском мире. Среди прочего он порожден неудачами Израиля, извечного «экзистенциального» оппонента, в ливанской кампании 2006 г. и операции в секторе Газа два года назад, да и вообще некоторым ослаблением политических позиций еврейского государства.

Нельзя сбрасывать со счета коммуникационный фактор. С одной стороны, массовая доступность данных о «настоящей» жизни в более благополучных частях планеты, с другой – повсеместное распространение «революционной литературы» через информационные и социальные сети. Если большевистскую «Искру», выходившую крошечными тиражами, по мере возможностей несли в массы курьеры-одиночки, то «твиттер» позволяет пустить революционную искру повсюду и в режиме реального времени.

Можно назвать и вполне конкретные экономические причины взрыва. Так, в начале года индекс цен на продовольствие превысил 230 пунктов, что исчерпало способность правительств субсидировать базовые продукты питания. Прогнозы Всемирной продовольственной организации на текущий год не радужные – мировое производство зерна снизилось из-за засухи в США и России, наводнений в Австралии и Канаде. Более долгосрочные продовольственные прогнозы тоже тревожны. Среди причин кризиса называют производство биотоплива. Только в Соединенных Штатах от пищевых нужд отвлекается на замену бензина до трети всего урожая кукурузы. И велика вероятность, что мировое сообщество в скором времени столкнется с массовыми «голодными бунтами», которые дестабилизируют прежде всего африканские страны, расположенные южнее нынешней горячей линии.

Правда, в Северной Африке удорожание продовольствия все-таки трудно отнести к главному спусковому крючку восстаний. В той же Ливии Муаммар Каддафи за счет нефтяных доходов обеспечил вполне приемлемый уровень жизни, хотя с безработицей среди молодежи он не справился. Ливийская конъюнктура в целом положительно оценивалась и МВФ, и Всемирным банком, а мировой кризис весь этот регион, как ни странно, пережил сравнительно легко. Специалисты российского МГИМО полагают, что решающую роль в раскачивании лодки сыграл не абсолютный, а относительный уровень благополучия – в североафриканском обществе возник взрывоопасный «разрыв между ожиданиями роста благосостояния и реальностью».

Политики на юге и севере Судана, в Эфиопии, Джибути, Объединенных Арабских Эмиратах говорят, конечно, о подрывной роли США, Израиля и неких неправительственных организаций. Но даже они признают, что основные причины революций в Египте и Тунисе, которые открыли «ящик Пандоры», кроются в поколенческом разрыве. В глазах молодых людей существующие несменяемые или династические режимы утратили либо быстро утрачивают легитимность, которую за ними признавали предыдущие поколения.

Институциональный дизайн региона не менялся с середины прошлого века. Большой Ближний Восток, по сути, обошли потрясения, прокатившиеся по мировой политике в конце ХХ столетия и радикально преобразившие Европу, Восточную Азию, Латинскую Америку и юг Африки. Нынешняя молодежь не выбирала тех, кто десятилетиями сидит у власти. Ей надоело терпеть и искать лучшей доли за границей, стыдиться за свою страну, сидеть во внутренней эмиграции и выслушивать вранье пропаганды. Надоели уверовавшие в собственное величие лидеры, за которых, будь выборы честными, едва ли кто-то проголосовал бы. И люди в арабском мире теряют страх.

Отрыв местного правящего сословия, семей и кланов руководителей, практически приватизировавших национальные богатства, от народа столь велик, что говорить о каких-то общих целях бессмысленно. Североафриканские и ближневосточные элиты не поспевали за обстановкой, прозевали появление среднего класса. В странах региона под предлогом угрозы исламского экстремизма была уничтожена всякая системная оппозиция, отсутствовала социальная мобильность. Стабильность режимов Северной Африки и Ближнего Востока оказалась видимостью.

Однако оппозиция состоит не только из эмансипированных молодых людей. Противники режимов разношерстны, и, скажем, волнения в Бахрейне и частично в Сирии имеют выраженный межрелигиозный характер. Среди тех, кто сражается против Каддафи, обнаружены боевики «Аль-Каиды». Революционные выступления в Тунисе и Египте, наиболее продвинутых государствах региона, стали предлогом для выяснения отношений с властью в других странах Африки и Ближнего Востока, где ситуация иная. Авторитарные режимы региона поражены кризисом, нуждаются в реформах, но разные группы оппозиционеров под прикрытием вполне демократических лозунгов могут преследовать и разные цели.

Главная мина еще не взорвалась

После того как коалиция, собранная для предотвращения резни в Бенгази, приступила к выполнению резолюции СБ ООН 1973, внимание политиков и экспертов сосредоточилось на Ливии. Но страсти не утихают и в других странах региона, а если говорить об Африке, то кровь льется и южнее средиземноморского побережья.

В Сирии демонстрации проходили в городах Нава, Тафас, Хомс, Эс-Санамейн, Алеппо. В Латакии сожгли офис правящей партии Баас. В город ввели войска. Основные требования демонстрантов – положить конец коррупции, улучшить систему социального обслуживания населения, решить проблему безработицы, отменить чрезвычайное положение. Президент Асад после долгих колебаний согласился на отмену ЧП. Но причины волнений, очевидно, не сводятся только к этому.

Господствующее положение в стране занимают алавиты – шиитское меньшинство, составляющее чуть более 10% от общего населения. В свое время, когда страна была еще подмандатной территорией Франции, эта община пользовалась французским покровительством. В 1982 г. Хафез Асад уничтожил 50 тысяч суннитов в Хаме. И надо полагать, что отголосок этой истории присутствует и в нынешних выступлениях против его сына Башара. Есть сведения о бесчинствах исламских экстремистов, которые занимаются поджогами и атакуют тех, кто требует реформ. Волнениями охвачена северо-восточная часть страны, населенная курдами. Лозунг курдов, многие из которых не имеют сирийского гражданства: «Мы хотим не только гражданства, но и свободы». Новый кабинет министров, назначенный президентом Асадом, приступил к работе над обновлением законодательства. Учрежден Институт по исламским и арабским исследованиям, что расценивается как попытка Дамаска привлечь на свою сторону духовенство.

В Египте события развиваются более благоприятно – гарантом плавных реформ выступает армия. Переходное правительство утвердило закон об уведомительном создании политических партий, но сохраняется запрет на партии, которые проводят дискриминацию по религиозному, этническому, половому или расовому признаку. Исламизации политики не заметно – глава Высшего военного совета заявил, что Египет не планирует разрывать мирный договор с Израилем, а операция в Ливии у Каира озабоченности не вызывает. В отношении видных представителей режима Мубарака и его семьи заведены коррупционные дела, его партия распущена.

В Иордании бунтующая молодежь требует отставки премьер-министра, прекращения политических репрессий, проведения реформ. Требования молодых оппозиционеров такие же, как в соседних странах – борьба с коррупцией и безработицей, принятие закона о выборах, упразднение марионеточного парламента и секретной службы. Премьер аль-Бакит был назначен на этот пост месяц назад. Ему-то король Абдалла II и поручил провести реформы. Но аль-Бакит уже был главой правительства в 2005–2007 гг., и оппозиция не видит в нем проводника обновления.

В Бахрейне борьбу с суннитской королевской династией ведет шиитская оппозиция. Военную помощь в подавлении выступлений оказала Бахрейну Саудовская Аравия. Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) возложил на Иран ответственность за события в Бахрейне. Есть сведения, что члены Совета готовят высылку граждан Ливана и Ирана, которых обвиняют в связях с «Хезболлой» и иранской разведкой. Дело зашло далеко – Бахрейн прекратил воздушное сообщение с Ираном, Ливаном и Ираком. Отозваны послы – Бахрейна в Иране и Ирана в Бахрейне. Тегеран обвиняется и во вмешательстве во внутренние дела Кувейта. Там раскрыта шпионская сеть, работающая на Иран. Два иранца и один кувейтец приговорены за шпионаж к смертной казни, послы отозваны и между двумя этими странами.

Уместно заметить, что Бахрейн, пожалуй, самое модернизированное государство арабского мира. Половину мест в парламенте, который выбирается так, как положено, занимает оппозиция. Женщины уравнены в правах с мужчинами, во всяком случае, могут голосовать.

В Йемене продолжаются массовые волнения. Президент Али Абдалла Салех, занимающий этот пост более тридцати лет, согласился уйти в отставку до конца 2011 г. и мирно передать власть военному совету. Но это не устраивает оппозицию. ССАГПЗ открыто призывает Салеха уйти, в США опасаются, что междоусобица отвлекает власти Йемена от антитеррористической борьбы. Есть информация, что в эту страну прибывают боевики «Аль-Каиды» и вступают в вооруженную борьбу с силами безопасности. А офицеры правительственных войск переходят на сторону восставших. Йеменская оппозиция вроде бы согласна вести переговоры с властями при посредничестве Эр-Рияда, однако столкновения не утихают. Война в Йемене способна поколебать относительную стабильность в Саудовской Аравии.

Сохраняется вероятность нового взрыва в Алжире. Оружия там не меньше, чем в Ливии, а исламисты уже побеждали на демократических выборах в 1991 г. и вели кровопролитную войну против военно-бюрократического режима. Новая междоусобица грозит вовлечением в нее Марокко. Ведь проблема спорной Западной Сахары не решена, а бойцы фронта ПОЛИСАРИО штыков в землю не воткнули. Боевые действия могут пересечь границы стран зоны Сахеля: Мали, Чада, Нигера, а есть еще и неспокойные районы Судана. Власти Алжира укрепляют границы с Ливией, откуда, по их мнению, просачиваются боевики «Аль-Каиды» в странах исламского Магриба. Они известны как похитители европейцев, но их может привлечь и шанс отомстить за поверженных когда-то братьев по идеологии. Тогда в Алжире главной действующей силой окажутся откровенные радикалы-исламисты.

Огонь бикфордова шнура, подожженного в Тунисе, еще не дошел до самой большой мины, которая заложена под существующий порядок на Большом Ближнем Востоке. Это возможность противостояния между самой мощной шиитской державой Ираном и его суннитским аналогом – Турцией. Судя по тому, как стремительно демократические движения в той же Сирии или Бахрейне переходят в шиито-суннитский конфликт, к тактическим союзам Анкары и Тегерана, которые сейчас демонстрируют друг другу подчеркнутую почтительность, следует относиться осторожно. Потому что обе эти страны откровенно претендуют на лидерство в исламском мире, обе достаточно сильны в военно-экономическом отношении. Каждая из них следует собственным модернизационным исламским проектам и настойчиво предлагает их близким и далеким соседям.

Неуемный полковник

В отличие от президентов Туниса и Египта глава Ливии не отступил перед оппозицией и развернул боевые действия против повстанцев. Иначе говоря, Каддафи не выполняет резолюцию СБ ООН 1973. Россия и Китай воздержались при голосовании по этой резолюции, другими словами, «пропустили» ее. Суть документа – защита гражданского населения Ливии от насилия, совершаемого его собственным правительством, но формулировки открывают возможность широкой военной операции против войск Триполи.

Резолюция 1973 – первый в истории документ ООН, разрешающий военное вмешательство во внутренние дела суверенного государства. Сербию бомбили без санкции ООН, вторжение в Ирак тоже происходило в обход Совета Безопасности. Иначе говоря, резолюция 1973 – это признание того факта, что в случае с Ливией отсутствие насилия извне означает его рост внутри.

Разумеется, у ведущих членов коалиции есть интересы в Северной Африке. Личные счеты к ливийскому полковнику, вероятно, имеются и у Николя Саркози, и у Сильвио Берлускони, двух европейских руководителей, которые особенно усердствовали в налаживании коммерческих отношений с Триполи. Лондон тоже не отставал, но в лице предыдущих лейбористских властей, так что консерватор Дэвид Кэмерон в этом смысле запятнаться не успел. Как бы то ни было, среди причин бомбовых ударов по Ливии не стоит искать следы мирового заговора или американских нефтяных интересов (2% мировой добычи – не настолько солидный куш). Скорее речь идет о беспомощности мирового сообщества перед теми, кто стреляет в собственный народ. Поспешные удары еще до составления каких-либо конкретных планов операции – это следствие смятения, которое охватило западных лидеров после начала событий в регионе.

Некоторые из друзей Каддафи (надо сказать, весьма немногочисленных) именуют его сейчас не иначе как «лидером арабского мира». И утверждают, что Запад развернул на него охоту именно в этом качестве. На самом деле полковник никогда таковым не являлся, хотя очень хотел. Хотел настолько, что вызвал стойкое отторжение практически у всех соседей, что и аукнулось при голосовании в СБ ООН по резолюции 1973 – не поддержи ее активно Лига арабских государств, ни Россия, ни Китай, вероятнее всего, не согласились бы «пропустить» документ.

Каддафи всегда был неугомонным революционером. Во имя реализации своих экстравагантных идей бомбил Хартум. Разжигал гражданскую войну в Чаде, да так, что ухитрился объединить против себя таких антагонистов, как Ирак, Египет и США. Семь раз принимался сколачивать союзы с Сирией, Египтом, Тунисом и Чадом. Вошел в историю как автор всполошившего Африку плана Великой исламской сахарской империи. Все кончилось, однако, убийством президента Гвинеи-Бисау, свержением президента Верхней Вольты и неудавшимся переворотом в Нигерии и Гамбии.

Подвергаться атакам Каддафи тоже не впервой. Рональд Рейган бомбил Триполи и Бенгази в 1986 г. в качестве возмездия за теракт на берлинской дискотеке, где погибли американские военные. В 1989 г. Соединенные Штаты наносили удары по Ливии, подозревая, что полковник строит завод по производству боевых отравляющих веществ. Много говорят об американском лайнере, сбитом в 1988 г. над Шотландией, но это отнюдь не единственный такого рода «подвиг» вождя Джамахирии. Кстати, остается только диву даваться, как при таком послужном списке Муаммар Каддафи сумел не просто договориться с Западом в начале 2000-х гг., но и стать для всех желанным деловым партнером.

Ливийская кампания, как и всякая локальная война, весьма непрозрачна. Например, только спустя несколько недель после начала событий более или менее прояснились основные группировки внутри повстанцев. Среди них – исламисты, в том числе боевики «Аль-Каиды» и регионалисты. Эти силы первоначально шокировали своих французских покровителей антисемитскими лозунгами. Третьей силой эксперты считают ливийских берберов, претензии которых на собственную этничность Каддафи не признавал. На самом деле они составляют чуть ли не десятую часть всего населения и относятся к числу наиболее непримиримых противников полковника.

Лондонская конференция, которая прошла в конце марта без участия главы Лиги арабских государств, представителей России, Китая и Африканского союза, наконец, выдвинула некий план и обозначила цель: Каддафи должен уйти – живым или мертвым. (О резолюции 1973 на этом собрании напоминало, пожалуй, лишь присутствие Генсека ООН.) Свои выступления перед прессой авторы плана неизменно заканчивали заявлением, что после ухода Каддафи ливийский народ должен сам решать свою судьбу. Такого рода стратегии составлялись накануне вторжения и в Афганистан, и в Ирак с той же конечной целью – предоставить народам право решать свои судьбы. Прошли годы, а иностранные державы по-прежнему не могут покинуть эти страны. Именно не могут, хотя явно все больше хотят. Есть основания предполагать, что в Ливии все может сложиться похожим образом.

Мирный выход или бесконечная рознь

К резолюции 1973 есть обоснованные претензии. Россия справедливо критикует ее за расплывчатые формулировки. Де-факто коалиция, не мудрствуя лукаво, встала на сторону повстанцев, которых, по сути, нельзя считать чисто гражданским населением – они вооружены. Среди причин, по которым Россия только «пропустила» резолюцию, а не проголосовала за нее, министр иностранных дел Сергей Лавров назвал именно отсутствие в документе четких ограничений применения силы. Полагаю, что Москва заняла совершенно верную позицию по отношению к происходящему в Ливии: у нас хватает дел внутри страны, скоро выборы, нужна модернизация и т.д. Театр этих военных действий от России достаточно далек, но у Москвы есть возможность претендовать на посредничество, требовать прекращения огня и скрупулезного следования резолюции 1973.

Стороны конфликта в Ливии предельно ожесточены. Но это не основание, чтобы отвергать инициативы мирного урегулирования. Прецедент есть – развод противоборствующих сторон в Судане без применения силы, который, правда, закончился отделением Юга страны от Севера. Зато появились возможности их мирного развития. Потребовалось заинтересованное сотрудничество стран «большой пятерки» СБ ООН. Оно состоялось в том числе благодаря перезагрузке российско-американских отношений, российско-китайскому стратегическому партнерству и желанию Евросоюза обрести субъектность во внешней политике. Общими усилиями удалось переломить скептическое отношение к официальному Хартуму Великобритании и Франции. Помогла, конечно, и слаженная работа с ООН и Африканским союзом. Решающую роль сыграл консенсус элит Севера и Юга Судана, которые прагматично согласились, что лучше справедливо делить нефтяные прибыли, чем лить кровь и бесчинствовать ради неких идеологических догм.

Заметную роль в суданском урегулировании сыграл институт специальных представителей, среди которых был и спецпредставитель президента России. Главная их задача состояла в том, чтобы контролировать Всеобъемлющее мирное соглашение и следить за ситуацией в Дарфуре. Спецпредставителю России выпала особая роль в «суданском досье», ведь западные посредники обязаны были избегать личных встреч с президентом Судана Омаром Аль-Баширом, на которого завел дело Международный уголовный суд. У российской стороны сложились исключительно конструктивные отношения со всем пулом международных посредников, прежде всего с представителями США и Китая. При всех тонкостях работы не было зафиксировано ни единого случая, когда российские позиции разошлись бы с американскими. Это очевидное, хотя не столь известное свидетельство успеха перезагрузки. Представляется, что мы недооцениваем нашу собственную роль в суданском урегулировании. А ведь это демонстрация реальных возможностей России играть важную роль в делах Африки и Ближнего Востока.

Надо сказать, что жестокости, которыми сопровождалась междоусобица в Судане, намного превосходили то, что пока наблюдается в Ливии. Однако международные организации, ООН и Африканский союз вместе с институтом спецпредставителей добились демократических (по африканским меркам) всеобщих выборов и референдума по самоопределению суданского Юга. Это кропотливая работа – челночная дипломатия между центрами Юга и Севера страны, консультации с лидерами соседних стран, с ООН, с контингентом миротворцев, с вождями повстанцев, инспекции лагерей беженцев в Дарфуре и т.д. Имея такой опыт, можно с уверенностью сказать – при желании мировое сообщество в состоянии обойтись в Ливии и без бомбометания. И это – главный урок суданского урегулирования. Тем более что за прекращение огня в Ливии вместе с Россией выступает и Африканский союз, сыгравший чрезвычайно важную роль в установлении мира в Судане.

Есть угроза, что после свержения Каддафи Ливия пойдет путем, с которого в Судане в конце концов удалось сойти – бесконечная племенная рознь, замешанная на деньгах, этнической неоднородности и религии. Если коалиция сумеет привести к власти в Триполи лояльное правительство, оно тут же погрузится в поиски мучительного компромисса по дележу нефти между племенами. А с востока грянет новое наступление, теперь уже подкрепленное силами «Аль-Каиды» и не гнушающееся откровенно террористическими методами. И тогда вмешиваться в ливийские дела извне придется вновь и вновь, а поток беженцев начнет захлестывать Европу.

К сожалению, вероятность такого сценария высока. Процессы, идущие сегодня в странах Северной Африки и Ближнего Востока, не надо сравнивать с падением Берлинской стены. Арабские события – это не «бархатные революции» в Восточной Европе, хотя западные журналисты с надеждой ищут аналогии. Параллели успокаивают. Но у народов Восточной Европы были идеологии, ясные цели и явные вожаки. В Северной Африке и на Ближнем Востоке демократические лидеры, мягко говоря, не ярки, зато со всех концов света срочно прибывают фигуры из ранее запрещенных экстремистских организаций. А в программах оппозиций внятно звучит только требование отставки президентов, после чего следуют общие пожелания. В обыденной жизни это называется «сорвать зло». А вот кто воспользуется затем революционным порывом – большой вопрос.

Ситуация в Северной Африке и на Ближнем Востоке имеет и еще одно толкование. В значительной степени это кризис авторитарных модернизаций в регионе, то есть такой политической модели, когда власти вознамериваются осчастливить и просветить свой народ без его участия. Такие страны, как Тунис, Египет, Ливия, Сирия, Иордания, Бахрейн не назовешь отсталыми, все они относительно успешно развивались (исключение составляет, пожалуй, Йемен). Но чтобы добиться устойчивости и социальной гармонии, мало одних только рыночных реформ, высоких темпов роста ВВП и приличного состояния финансовой сферы. Наступает время, когда народ больше не желает удовлетворяться материальными подачками, а требует свобод и прав. И подробный анализ социально-экономической ситуации в странах региона дал бы нам возможность увидеть пределы, на которые натыкаются авторитарные модернизации.

М.В. Маргелов – председатель Комитета по международным делам Совета Федерации Федерального Собрания РФ, специальный представитель президента России по Африке.

Россия. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 19 апреля 2011 > № 739767 Михаил Маргелов

Азия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 14 февраля 2011 > № 739764 Евгений Сатановский

Революция и демократия в исламском мире

Резюме: Падающее воздействие великих держав создает политический вакуум на Ближнем и Среднем Востоке. Часть его заполнит Индия (в Афганистане), но в основном – на всей территории – усилится Китай. С учетом роста влияния Турции и Ирана состав игроков этого огромного региона и распределение сил будет в XXI веке больше напоминать XVII, чем ХХ столетие.

События в Тунисе и Египте продемонстрировали удивительный парадокс. Революции, вызвавшие эффект домино и поставившие на грань существования всю систему сдержек и противовесов в арабском мире, приветствовали не только Иран и «Аль-Каида», но и ряд западных политиков, первыми из которых должны быть названы президент и госсекретарь Соединенных Штатов. Отказ Николя Саркози предоставить убежище бежавшему из Туниса президенту Зин эль-Абидину Бен Али, который на протяжении десятилетий был оплотом интересов Парижа в Магрибе, еще можно было списать на растерянность или неизвестные широкой публике «старые счеты». Но призывы Барака Обамы и Хиллари Клинтон, которые в разгар охвативших Египет бунтов, погромов и антиправительственных выступлений требовали от египетского президента Хосни Мубарака немедленно включить Интернет, обеспечить бесперебойную работу иностранных СМИ, вступить в диалог с оппозицией и начать передачу ей власти, вышли за пределы не только разумного, но и допустимого. Вашингтон в очередной раз продемонстрировал, что в регионе у него нет не только союзников, но даже сколь бы то ни было ясно понимаемых интересов.

Непоправимые ошибки Америки

Откровенное до бесхитростности предательство главного партнера США в арабском мире, каким до недавнего времени полагал себя Мубарак, никак не может быть оправдано с практической точки зрения. «Либеральная оппозиция» во главе с экстренно прибывшим в Египет «брать власть» Мохаммедом эль-Барадеи, влияние которого в стране равно нулю, не имеет никаких шансов. Если, конечно, не считать таковыми возможное использование экс-главы МАГАТЭ в качестве ширмы, ликвидируемой немедленно после того, как в ней отпадет надобность. Заявления «Братьев-мусульман» о том, что, придя во власть, они первым делом пересмотрят Кэмп-Дэвидский договор, и сама их история не дают оснований для оптимизма. Амбиции еще одного потенциального претендента на египетское президентство, Генерального секретаря Лиги арабских государств Амра Мусы, несопоставимы с возможностями генерала Омара Сулеймана, которого Мубарак назначил вице-президентом. А переход власти к высшему военному командованию хотя бы оставляет надежду на управляемый процесс.

Ближний Восток: история проблемы

Георгий Мирский. Шииты в современном мире

Евгений Сатановский. Новый Ближний Восток

Усмотреть смысл в «выстреле в собственную ногу», произведенном американским руководством, очень трудно. Разве что начать всерьез воспринимать теорию заговора, в рамках которого Соединенные Штаты стремятся установить в мире «управляемый хаос», для чего готовы поддерживать любые протестные движения и организовывать какие угодно «цветные» революции, не важно, за или против кого они направлены. Альтернатива – полагать, что руководство США и ряда стран Европы охватила эпидемия кратковременного помешательства (кратковременного – потому что через несколько дней риторика все-таки стала меняться). Такое впечатление, что в критических ситуациях лидеры Запада следуют не голосу рассудка, государственным или личным обязательствам, но некоему инстинкту. Тому, который заставляет их во вред себе, своим странам и миропорядку в целом приветствовать любое неустроение под лозунгом «стремления к свободе и демократии», где бы оно ни происходило и кого бы из союзников ни касалось.

Какие выводы сделаны из этого всеми без исключения лидерами стран региона от Марокко до Пакистана – не стоит и говорить. Во всяком случае, израильтяне, которые до сих пор полагали, что в основе предвзятого отношения администрации Обамы к правительству Биньямина Нетаньяху лежат столкновение популистских американских теорий с торпедировавшей их ближневосточной реальностью, антиизраильское лоббирование и личная неприязнь, внезапно начали осознавать: дело гораздо хуже, это работает система.

В рамках этой системы исторически непоправимых ошибок, последовательно совершаемых президентами Соединенных Штатов, Джимми Картер в 1979 г. заставил шаха Ирана Мохаммеда Резу Пехлеви отказаться от противостояния с аятоллой Хомейни. Исламская революция в Иране, не встретив сопротивления, победила со всеми вытекающими для этой страны, региона и мира последствиями, одним из которых было введение советских войск в Афганистан.

Сменивший Картера Рональд Рейган поддержал не только фанатиков-моджахедов, но и создание «Аль-Каиды» во главе с Усамой бен Ладеном. Можно только вспоминать генерала ХАД (аналог КГБ в Демократической республике Афганистан) Наджибуллу, который при поддержке Запада мог стать в Афганистане не худшим руководителем, чем генералы КГБ и МВД СССР Алиев и Шеварднадзе в Азербайджане и Грузии. Вместо этого шиитский политический ислам в Иране получил достойного соседа и конкурента в лице террористического суннитского «зеленого Интернационала». Джордж Буш-старший в связи с краткосрочностью пребывания на президентском посту свой вклад в дело укрепления радикального политического ислама не внес. Он лишь провел «Войну в Заливе», ослабив режим Саддама Хусейна, но не уничтожив его в тот непродолжительный исторический момент, когда это могло быть поддержано всеми региональными игроками с минимальной выгодой для экстремистских организаций.

Зато Билл Клинтон, смотревший сквозь пальцы на появление ядерного оружия у Пакистана и проворонивший «черный ядерный рынок», организованный отцом пакистанской бомбы Абдулом Кадыр Ханом, поддержал авантюру израильских левых, приведшую Ясира Арафата на палестинские территории, и операцию пакистанских спецслужб по внедрению движения «Талибан» в качестве ведущей военно-политической силы Афганистана. Именно ближневосточный курс Клинтона привел к «интифаде Аль-Акса» в Израиле и мегатеракту 11 сентября 2001 г. в Соединенных Штатах.

Президент Джордж Буш-младший, пытаясь привести в порядок тяжелое ближневосточное наследство Клинтона, расчистил в Ираке плацдарм для деятельности не только «Аль-Каиды» и других суннитских радикалов, но и таких шиитских радикальных групп, как поддерживаемая Ираном Армия Махди. Иран, лишившийся в лице свергнутого и повешенного Саддама Хусейна опасного соседа, получил свободу рук для реализации имперских амбиций, в том числе ядерных, стремительно превращаясь в региональную сверхдержаву. Попытка иранского президента-либерала Мохаммеда Хатами наладить отношения с Вашингтоном после взятия американской армией Багдада была отвергнута, что открыло дорогу к власти иранским «неоконам» во главе с президентом Махмудом Ахмадинежадом. В Афганистане не были разгромлены ни талибы, ни «Аль-Каида», их лидеры мулла Омар и Усама бен Ладен остались на свободе, зато администрация, ведомая госсекретарем Кондолизой Райс, всерьез занялась демократизацией региона.

В итоге ХАМАС стал ведущей военно-политической силой в Палестине и, развязав гражданскую войну, захватил сектор Газа. Проиранская «Хезболла» укрепила позиции в Ливане, «Братья-мусульмане» заняли около 20% мест в парламенте Египта, а успешно боровшийся с исламистами пакистанский президент Первез Мушарраф и возглавляемая им армия уступили власть коррумпированным кланам Бхутто-Зардари и Наваза Шарифа. Страна, арсеналы которой насчитывают десятки ядерных зарядов, сегодня управляется людьми, стоявшими у истоков движения «Талибан» и заговора Абдула Кадыр Хана.

Наконец, Барак Обама, «исправляя» политику своего предшественника, принял политически резонное, но стратегически провальное решение о выводе войск из Ирака и Афганистана и смирился с иранской ядерной бомбой, которая, несомненно, обрушит режим нераспространения. Попытки жесткого давления на Израиль, переходящие все «красные линии» в отношениях этой страны с Соединенными Штатами, убедили Иерусалим в том, что в лице действующей администрации он имеет «друга», который опаснее большинства его врагов. Несмотря на беспрецедентное охлаждение отношений с Израилем, заигрывания с исламским миром, стартовавшие с «исторической речи» Обамы в Каире, не принесли ожидаемых дивидендов. Ситуацию с популярностью США под руководством Барака Обамы среди мусульман лучше всего характеризует реакция египетских СМИ на эту речь: «Белая собака, черная собака – все равно собака».

Поддержка американским президентом египетской демократии в варианте, включающем в систему власти исламских радикалов, помимо прочего откроет двери для дехристианизации Египта. Копты, составляющие 10% его населения и без того во многом ограничиваемые властями, несмотря на демонстрацию лояльности к ним, являются легитимной мишенью террористов. Их будущее в новом «демократическом» Египте обещает быть не лучшим, чем у их соседей – христиан Палестины, потерявшей за годы правления Арафата и его преемника большую часть некогда многочисленного христианского населения.

Упорная поддержка коррумпированных и нелегитимных режимов Хамида Карзая в Афганистане и Асифа Али Зардари в Пакистане, неспособность повлиять на правительственные кризисы в Ираке и Ливане, утечки сотен тысяч единиц секретной информации через портал «Викиликс», несогласованность действий Госдепартамента, Пентагона и разведывательных служб, череда отставок высокопоставленных военных и беспрецедентная публичная критика, с которой они обрушились на гражданские власти… Все это заставляет говорить о системном кризисе не только в ближневосточной политике, но и в американской управленческой машине в целом.

Инициативы Обамы по созданию «безъядерной зоны на Ближнем Востоке» и продвижению к «глобальному ядерному нулю», настойчиво поддерживаемые Саудовской Аравией, направлены в равной мере против Ирана, нарушившего Договор о нераспространении (ДНЯО), и Израиля, не являющегося его участником. Проблема не только в том, что эти инициативы не имеют шансов на реализацию, но в том, что они полностью игнорируют Пакистан, хотя опасность передачи части пакистанского ядерного арсенала в распоряжение Саудовской Аравии, а возможно, и не только ее, не менее реальна, чем перспективы появления иранской ядерной бомбы. Активная позиция в поддержку ядерных инициатив Барака Обамы, занятая в конце января с.г. в Давосе принцем Турки аль-Фейсалом, наводит на размышления. Создатель саудовских спецслужб известен не только как архитектор «Аль-Каиды», его подозревают в причастности к организации терактов 11 сентября в США и «Норд-Ост» в России. На этом фоне поспешные непродуманные заявления в адрес Хосни Мубарака только подчеркнули: Америка на Ближнем и Среднем Востоке (БСВ) действует исходя из теории, а не из практики, и, не считаясь с реальностью, строит фантомную «демократию» (как когда-то СССР – фантомный «социализм»), безжалостно и бессмысленно сдавая союзников в угоду теоретическому догматизму.

Демократия с ближневосточной спецификой

Принято считать, что демократия – наилучшая и самая современная форма правления. Соответствующая цитата из Уинстона Черчилля затерта до дыр. Право народа на восстание против тирании, которое легло в основу западного политического обустройства последних веков – это святыня, покушения на которую воспринимаются в Вашингтоне и Брюсселе как ересь, сравнимая с попытками усомниться в непогрешимости папы римского. При этом расхождения между теоретической демократией и ее практическим воплощением в большей части стран современного мира не только не анализируются, но даже не осознаются «мировым сообществом», точнее политиками, политологами, политтехнологами, экспертами и журналистами, которые принадлежат к узкому кругу, не только называющему, но и полагающему себя этим сообществом.

Констатируем несколько аксиом ближневосточной политики. Знаменующий окончательную и бесповоротную победу либеральной демократии «конец истории» Фрэнсиса Фукуямы не состоялся, в отличие от «войны цивилизаций» Самьюэла Хантингтона. Во всяком случае, на Ближнем и Среднем Востоке демократий западного типа нет, и в ближайшие десятилетия не предвидится. В регионе правят монархи, авторитарные диктаторы или военные хунты. Все они апеллируют к традиционным ценностям и исламу до той поры, пока это ислам, не подвергающий сомнению легитимность верховной власти. Республиканские режимы БСВ могут до мелочей копировать западные органы власти, но эта имитация европейского парламентаризма не выдерживает проверки толерантностью. Права этно-конфессиональных меньшинств существуют до той поры, пока верховный лидер или правящая группировка намерены их использовать в собственных целях и в той мере, в которой это позволено «сверху», а права меньшинств сексуальных не существуют даже в теории. В отличие от западного сообщества, права большинства не подразумевают защиту меньшинств, но в отсутствие властного произвола дают большинству возможность притеснять и физически уничтожать их. Политический неосалафизм приветствует это, а ссылки теоретиков на терпимость ислама в корне противоречат практике, в том числе современной.

Любая демократизация и укрепление парламентаризма в регионе, откуда бы они ни инициировались и кем бы ни возглавлялись на начальном этапе, в итоге приводят исключительно к усилению политического ислама. Националистические и либеральные светские партии и движения могут использоваться исламистами только как временные попутчики. Исламизация политической жизни может быть постепенной, с использованием парламентских методов, как в Турции Реджепа Тайипа Эрдогана, или революционной, как в Иране рахбара Хомейни, но она неизбежна.

Период светских государств, основатели которых воспринимали ислам как историческое обоснование своих претензий на отделение от метрополий, а не как повседневную практику, обязательную для всего населения, завершается на наших глазах. Все это сопровождается большой или малой кровью. Различные группы исламистов апеллируют к ценностям разных эпох, от крайнего варварства до сравнительно умеренных периодов. Некоторые из них готовы поддерживать отношения с Западом – в той мере, в какой они им полезны, другие изначально настроены на разрыв этих отношений. В одних странах исламизация общественной и политической жизни сопровождается сохранением государственных институтов, в других – их ликвидацией. Каждая страна отличается по уровню воздействия на ситуацию племенного фактора или влияния религиозных братств и орденов. Но для всех без исключения движения, которые, взяв власть или присоединившись к ней, будут обустраивать режимы, возникающие в перспективе на Ближнем и Среднем Востоке, характерны общие черты.

Движения эти жестко противостоят укоренению на контролируемой ими территории «западных ценностей» и борются с вестернизацией, распространяя на Западе «ценности исламского мира», в том числе в замкнутых этно-конфессиональных анклавах, растущих в странах Евросоюза, США, Канаде и т.д., под лозунгами теории и практики «мультикультурализма». Наиболее известными итогами сложившейся ситуации являются «парижская интифада», датский «карикатурный скандал», борьба с рождественской символикой в британских муниципалитетах, покушения на «антиисламских» политиков и общественных деятелей и убийства некоторых из них в Голландии, общеевропейская «война минаретов», попытка построить мечеть на месте трагедии 11 сентября в Нью-Йорке. Несмотря на заявления таких политиков, как Ангела Меркель и Дэвид Кэмерон о том, что мультикультурализм исчерпал себя, распространение радикального исламизма на Западе зашло далеко и инерция этого процесса еще не исчерпана. Усиление в среде местного населения Швейцарии, Австрии, Бельгии и других стран Европы консервативных антииммигрантских политических движений – реакция естественная, но запоздавшая. При этом антиглобалистские движения, правозащитные структуры и международные организации, включая ООН, с успехом используются исламистами для реализации их стратегических целей.

Консолидация против Израиля

Одной из главных мишеней современного политического ислама всех толков и направлений является Израиль. Борьба с сионизмом – не только единственный вопрос, объединяющий исламский мир, но и главное достижение этого мира на международной арене. Как следствие – гипертрофированное внимание мирового сообщества, включая политический истеблишмент и СМИ, к проблеме отношений израильтян и палестинцев. Утверждение в умах жителей не только исламского мира, но и Запада идеи исключительности палестинской проблемы – на деле едва ли не наименее острой в череде раздирающих регион конфликтов. Во имя создания палестинского государства многие готовы идти против экономической, политической и демографической реальности, да и просто против здравого смысла, о чем свидетельствует «парад признания» рядом латиноамериканских и европейских государств несуществующего палестинского государства в границах 1967 года.

Израиль пока выжидает и готовится к войне, дистанцируясь от происходящих в регионе событий, чтобы не провоцировать конфликт. Руководство страны осознает, что ситуация с безопасностью в случае ослабления режимов в Каире и Аммане, поддерживающих с Иерусалимом дипломатические отношения, вернется к временам, которые предшествовали Шестидневной войне. Любая эволюция власти в Египте и Иордании возможна только за счет охлаждения отношений с Израилем, поскольку на протяжении десятилетий главным требованием арабской улицы в этих странах был разрыв дипломатических и экономических отношений с еврейским государством. Этот лозунг используют все организованные оппозиционные группы, от «Братьев-мусульман» до профсоюзов и светских либералов.

Не только Амр Муса и эль-Барадеи, известные антиизраильскими настроениями, но и Омар Сулейман, тесно контактировавший на протяжении длительного времени с израильскими политиками и военными, либо другой представитель высшего генералитета будет вынужден (сразу или постепенно) пересмотреть наследие Мубарака в отношениях с Израилем. Как следствие, неизбежно ослабление или прекращение борьбы с антиизраильским террором на Синайском полуострове, поддерживаемым не только суннитскими экстремистскими группами, но и Ираном. Завершение египетской блокады Газы означает возможность доставки туда ракет среднего радиуса действия типа «Зильзаль», способных поразить не только ядерный реактор в Димоне и американский радар в Негеве, контролирующий воздушное пространство Ирана, но и Тель-Авив с Иерусалимом. Поддержка ХАМАС со стороны Сирии и Ирана усилится, а Палестинская национальная администрация (ПНА) на Западном берегу ослабеет. Все это резко повышает вероятность терактов против Израиля и военных действий последнего не только в отношении Ирана, к чему Иерусалим готовился на протяжении ряда лет, но и по всей линии границ, включая Газу и Западный берег.

Военные действия против Ливана и Сирии возможны в случае активизации на северной границе «Хезболлы». Война с Египтом вероятна, лишь если исламисты придут к власти и разорвут мирный договор с Израилем. В зависимости от того, прекратят ли США поставки вооружения и запчастей Египту, возможны любые сценарии боевых действий, включая, в случае катастрофичного для Израиля развития событий, удар по Асуанской плотине. При этом ситуация в Египте резко обострится через 3–5 лет, когда правительство Южного Судана, независимость которого обеспечил проведенный в январе 2011 г. референдум, перекроет верховья Нила, построив гидроузлы. Ввод их в действие снизит сток в Северный Судан и Египет, поставив последний на грань экологической катастрофы, усиленной катастрофой демографической. Физическое выживание населения Египта не гарантировано при превышении предельно допустимой численности жителей, составляющей 86 миллионов человек (в настоящий момент в Египте живет 80,5 миллионов).

Конфликт Израиля с арабским миром может быть спровоцирован кризисом в ПНА. Палестинское государство не состоялось. Улучшения в экономике Западного берега связаны с деятельностью премьер-министра Саляма Файяда, находящегося в глубоком конфликте с президентом Абу Мазеном. Попытка свержения президента бывшим главным силовиком ФАТХа в Газе Мухаммедом Дахланом привела к высылке последнего в Иорданию. Главный переговорщик ПНА Саиб Эрикат обвинен в коррупции. Абу Мазен полностью изолирован в палестинской элите. Агрессивные антиизраильские действия руководства ПНА на международной арене контрастируют с его полной зависимостью от Израиля в экономике и в сфере безопасности. Население Западного берега зависит от возможности получения работы в Израиле или в израильских поселениях Иудеи и Самарии. Без поддержки со стороны израильских силовых ведомств падение режима в Рамалле – вопрос нескольких месяцев.

Иран и другие

Последствия этого для Иордании могут быть самыми тяжелыми. Пока король Абдалла II сдерживает палестинских подданных, опираясь на черкесов, чеченцев и бедуинов. Смена премьер-министра и ряд других мер политического и экономического характера позволяют ему избежать сценария, реализованного его отцом в «черном сентябре» 1970 года (подавление палестинского восстания). Ситуацию в Иордании дополнительно отягощает фактор иракских беженцев (до 700 тысяч человек), а также финансовые и земельные аферы, в которых обвиняются палестинские родственники королевы Рании. В отличие от времен короля Хусейна, Иордании не грозит опасность со стороны Сирии и Саудовской Аравии, однако страна остается мишенью для радикальных суннитских исламистов. Следует отметить сдвиг в отношениях между Иорданией и Ираном.

Последний, наряду с Турцией, является ведущим военно-политическим игроком современного исламского мира, успешно соперничающим за влияние с такими его традиционными лидерами, как Египет, Саудовская Аравия и Марокко. Несмотря на экономические санкции, Иран развивает свою ядерную программу и хотя, по оценке экс-директора «Моссад» Меира Дагана, не сможет изготовить ядерную бомбу до 2015 г., накопил объем расщепляющих материалов, которого хватает для производства пяти зарядов, а к 2020 г., возможно, будет готов к ограниченной ядерной войне. При этом непосредственную опасность Исламская Республика Иран (ИРИ) представляет исключительно для своих соседей по Персидскому заливу и Израиля, который официальный Тегеран последовательно обещает уничтожить.

Предположения о возможности нанесения Ираном удара по Европейскому союзу или Соединенным Штатам представляются несостоятельными. Нанесение ракетно-бомбового удара по ядерным объектам ИРИ со стороны Израиля и США маловероятно. Америка может уничтожить промышленный потенциал Ирана, но не имеет людских ресурсов для проведения сухопутной операции, обязательной, чтобы ликвидировать иранскую ядерную программу. Израиль не обладает необходимым военным потенциалом, хотя поразивший иранские ядерные объекты компьютерный вирус не без основания связывают с противостоянием этих двух стран.

Борьба за власть в Иране завершается в пользу генералов Корпуса стражей исламской революции, оттесняющих на периферию аятолл. «Зеленое движение», объединившее ортодоксов и либералов, потерпело поражение. Сохраняя лозунги исламской революции, ИРИ трансформируется в государство, основой идеологии которого во все возрастающей степени становится великодержавный персидский национализм. Тегеран успешно развивает отношения с КНР, странами Африки, Латинской Америки и Восточной Европы, Индией, Пакистаном и Турцией, фактически поделив с последней сферы влияния в Ираке, правительство которого координирует свои действия не только с США, но и с ИРИ. На территории БСВ интересы Ирана простираются от афганского Герата до мавританского Нуакшота (усиление позиций Тегерана в Мавритании спровоцировало разрыв Марокко дипломатических отношений с ним). Было бы наивным полагать, что закрепление ИРИ на мавританском правобережье реки Сенегал вызвано исключительно желанием вытеснить оттуда Израиль, дипломатические отношения с которым правительство Мавритании прекратило, сближаясь с Тегераном. Скорее захолустную Мавританию можно полагать идеальным транзитным пунктом для переброски оружия, а возможно и чего-либо, связанного с иранской ядерной программой, наиболее близким к латиноамериканским партнерам Ирана – Венесуэле и Бразилии.

Тегеран избегает прямых конфликтов с противниками, предпочитая «войны по доверенности», которые ведут его сателлиты. Ирано-израильскими были Вторая ливанская война, операция «Литой свинец» в Газе, да и за конфликтом йеменских хауситских племен с Саудовской Аравией, по мнению ряда аналитиков, стоял Иран. Агрессивная позиция ИРИ в отношении малых монархий Персидского залива подкрепляется наличием в таких странах, как Бахрейн, Катар, в меньшей степени Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ) и Кувейт шиитских общин. Единственным союзником Ирана в арабском мире по-прежнему является Сирия, которая при поддержке «Хезболлы» постепенно возвращает контроль над ситуацией в Ливане и продолжает курировать ХАМАС, политическое руководство которого дислоцировано в Дамаске. С учетом наложенных на Иран санкций, перспективы его газового экспорта в Евросоюз зависят от кооперации с Турцией, которая будет использовать эту ситуацию в своих интересах, пока они не войдут в противоречие с интересами ИРИ (что в перспективе, несомненно, произойдет).

Турецкое руководство, взяв курс на построение «новой Османской империи», опередило события, приступив к постепенной исламизации политической и общественной жизни в стране. Оттесняя армию от власти под лозунгами демократии и борьбы с коррупцией, правящая партия провела необходимые конституционные изменения парламентским путем, подавив в зародыше очередной военный путч. Экономические успехи Турции позволяют ей действовать без оглядки на Европейский союз и Соединенные Штаты. А участие в НАТО в качестве второй по мощи армии этого блока дает свободу маневра, в том числе в иракском Курдистане и в отношениях с Израилем, значительно охладившихся после инцидента с «Флотилией свободы». При этом страна расколота по национальному признаку (курдский вопрос по-прежнему актуален), светская оппозиция правящей Партии справедливости и развития сильна, а в руководстве армии продолжается брожение. Однако, какие бы факторы (или их сочетание) ни спровоцировали антиправительственные волнения, триумвират премьера, президента и министра иностранных дел сохраняет достаточный ресурс для реализации планов экономической и дипломатической экспансии в Африке, исламском мире и Восточной Европе. Турция с большим основанием, чем Иран, претендует на статус региональной сверхдержавы, имея для этого необходимый потенциал, не отягощенный, в отличие от ИРИ, внешними конфликтами.

Сирийская стабильность опирается на сотрудничество с Турцией и Ираном, при улучшении отношений с США и странами ЕС. Правящая алавитская военная элита во главе с Башаром Асадом балансирует между арабами-суннитами и арабами-христианами, подавляя курдов и используя деловую активность армян. Однако в случае резкого усиления египетских «Братьев-мусульман» в Сирии не исключены волнения, наподобие подавленных большой кровью Хафезом Асадом в 1982 г., которые способны ослабить или обрушить режим. Последний усилил свои позиции в Ливане, но обстановку в самой Сирии осложняет присутствие там иракских (до 1 млн) и в меньшей мере палестинских (до 400 тыс.) беженцев.

Ливан после падения правительства Саада Харири переживает собственный кризис, вызванный противостоянием сирийского и саудовского лобби (последнее, поставив на конфронтацию с Дамаском, проиграло). Не исключено постепенное сползание в гражданскую войну, в качестве ведущей силы в которой будет выступать «Хезболла» шейха Насраллы. Роль детонатора конфликта могут, как и в 1975–1978 гг., сыграть заключенные в лагеря палестинские беженцы (более 400 тыс.).

На Аравийском полуострове катастрофическая ситуация сложилась в Йемене, почти неизбежный распад которого после отстранения от власти президента Али Абдаллы Салеха, правящего в Сане с 1978 г. и контролирующего Южный Йемен с 1990 г., может спровоцировать необратимые процессы в Саудовской Аравии. На территории Йемена столкнулись интересы Ирана и США, Катара и Саудовской Аравии. Эта страна – не только родина многих бойцов «всемирного джихада» (корни Усамы бен Ладена – в Йемене), но настоящий «котел с неприятностями». Конфликт между президентом и племенами, категорически отвергшими попытку передать власть по наследству, напоминает схожую проблему в Египте. Однако противостояние южан-шафиитов и северян-зейдитов, усиленное недовольством отстраненной от власти и обделенной благами бывшей военной элиты юга – местная специфика.

Йемен – первая страна БСВ, которая способна развязать с соседней Саудовской Аравией «водную войну». В ближайшее время Сана рискует стать первой столицей мира с нулевым водным балансом, тем более что ряд исторических йеменских провинций был аннексирован саудовцами в начале ХХ века. Дополнительным фактором риска является нищета поголовно вооруженного населения, которое находится под постоянным воздействием местного наркотика «кат». Не стоит гадать, смогут ли 25,7 млн саудовцев, большая часть которых в жизни не брала в руки оружия, противостоять 23,5 млн йеменцев, большинство которых на протяжении всей жизни оружия из рук не выпускало. Способность саудовской элиты, правящая верхушка которой по возрасту напоминает советское Политбюро 1980-х гг., контролировать ситуацию иначе, чем через подкуп воинственных племен на южных границах и радикалов из «заблудшей секты» внутри страны, сомнительна. С учетом значения пролива Баб-эль-Мандеб воздействие потенциального конфликта между Йеменом и Королевством Саудовская Аравия или гражданской войны в Йемене на мировой рынок энергоносителей сравнимо с перекрытием Суэцкого канала. В отсутствие на президентском посту человека, способного сменить генерала Салеха, а такого человека в Йемене, в отличие от Египта, нет, страна рискует стать такой же пиратской территорией, как Сомали, тем более что сотни тысяч сомалийских беженцев и так уже живут на его территории.

Какие последствия обрушение правящего режима в Йемене вызовет в ибадитском Омане, где правящий страной с 1970 г. султан Кабус бен Саид не имеет наследников, и малых монархиях Персидского залива, предсказать трудно. Балансируя между Соединенными Штатами (военные базы в Кувейте, Катаре и на Бахрейне), Великобританией (присутствие в Омане) и Францией (анонсировавшей строительство военной базы в ОАЭ), с одной стороны, Ираном (конфликт с ОАЭ и Бахрейном), с другой, и Саудовской Аравией – с третьей, все эти страны на случай возможной войны наладили неофициальные отношения с Израилем. Израильские опреснительные установки, агрокомплексы и системы обеспечения безопасности стратегических объектов, без указания страны-производителя или с указанием зарубежных филиалов израильских фирм – столь же обычное явление на южном берегу залива, как иранские суда в местных портах, иранские счета в банках и иранцы в деловых центрах. Оман пребывает в самоизоляции, усиленной раскрытием исламистского заговора, в организации которого Маскат обвинил ОАЭ.

Кувейт не оправился от последствий иракской оккупации 1990–1991 годов. Влияние Бахрейна ограничено нелояльностью шиитского большинства населения суннитской династии. Экономический кризис ослабил ОАЭ, особенно Дубай, обрушив «пирамиду недвижимости», на которой в последние годы было основано его благополучие. Свое политическое влияние укрепляет лишь умеренно ваххабитский Катар, обладатель третьего в мире газового запаса. В качестве медиатора региональных конфликтов он успешно соперничает с такими гигантами арабского мира, как Египет и Саудовская Аравия. Главное оружие катарского эмира в борьбе за доминирование на межарабской политической арене – «Аль-Джазира», эффективность которой доказывает ее запрет в Египте, где телеканал в немалой мере способствовал «раскачиванию лодки». Но этот инструмент может оказаться бесполезным в случае перенесения беспорядков на территорию самого Катара. При этом главным фактором нестабильности в монархиях Персидского залива, включая Саудовскую Аравию, могут стать иностранные рабочие, в ряде стран многократно превосходящие их граждан по численности.

Еще одним дестабилизирующим фактором для полуострова является его близость к Африканскому Рогу, на побережье которого сосредоточены самые бедные, охваченные междоусобицей и полные беженцев страны: Эритрея, Джибути и пиратское Сомали, распавшееся на анклавы, крупнейшими из которых являются Пунталенд и Сомалиленд. Исламисты из движения «Аш-Шабаб» и других радикальных группировок – единственная сила, способная объединить эту страну, подчинив или уничтожив полевых командиров, подобно тому как талибы в свое время проделали это в Афганистане. Пугающая перспектива, особенно на фоне полнейшего банкротства мирового сообщества в борьбе с пиратами, бесчинствующими на все более широкой акватории Индийского океана. Не стоит забывать и о проблеме границ, обширный передел которых неизбежен после бескровного распада Судана. Север Судана в ближайшей исторической перспективе может объединиться с Египтом, особенно в случае исламизации последнего. Не случайно лидер суданских исламистов Хасан ат-Тураби опять арестован властями.

Волнения в Тунисе и Египте грозят самым прискорбным образом сказаться на ситуации в Алжире, вялотекущая гражданская война в котором идет с 1992 года. Президент Абдулазиз Бутефлика стар, конфликт арабов с берберами так же актуален, как и десятилетия назад, а исламисты никуда не делись. Под угрозой стабильность в Марокко, на территории которого еврейские и христианские святыни являются для «Аль-Каиды» Магриба столь же легитимными объектами атаки, как и иностранные туристы. Мавритания, где число рабов, по некоторым оценкам, достигает 800 тыс., находится в полосе военных путчей и восприимчива к любым революционным призывам.

Не стоит забывать и о том, что экспрессивный Муамар Каддафи в Ливии правит с 1969 г. и легко может стать жертвой «египетского синдрома». Тем более что собственных сыновей в руководство страны он продвигает не менее настойчиво, чем Мубарак и Салех, а поддержкой на Западе и в арабском мире пользуется куда меньшей.

Единственным, хотя и слабым утешением в сложившейся ситуации может служить то, что региональное потрясение основ ничем не угрожает Ираку, Афганистану или Пакистану. Первые два давно уже не столько государства, сколько территории. Последнему же, с исламистами в Северо-Западной провинции и Пенджабе, пуштунскими талибами в зоне племен, сепаратистами Белуджистана и Синда и противостоянием правительства, армии и судебной власти, для развала достаточно и одного Афганистана. После чего его внушительные ядерные арсеналы пойдут на «свободный рынок», а мировое сообщество получит куда более значимый повод для беспокойства, чем судьба палестинского государства или правителя отдельно взятой арабской страны, даже если эта страна – Египет.

Констатируем напоследок, что падающее влияние на БСВ великих держав создает вакуум, часть которого в Афганистане заполнит Дели. На всей прочей территории, включая и Афганистан, усилится влияние Пекина. Как следствие, состав игроков и распределение сил на Ближнем и Среднем Востоке в XXI веке будет более напоминать XVII, чем ХХ столетие. Что соответствует теории циклического развития истории, хотя и несколько обидно, если рассматривать это через призму интересов Парижа, Лондона, Брюсселя или Вашингтона.

Е.Я. Сатановский – президент Института Ближнего Востока.

Азия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 14 февраля 2011 > № 739764 Евгений Сатановский