Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

«“ПРОШЛЫХ” БУДЕТ МНОГО…»

ИЛЬЯ МАТВЕЕВ, Кандидат политических наук, доцент факультета международных отношений и политических исследований Северо-Западного института управления РАНХиГС.

СЕРГЕЙ УШАКИН, Профессор антропологии и славистики в Принстонском университете

АЛЕКСАНДР ФИЛИППОВ, Доктор социологических наук, ординарный профессор Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», руководитель Центра фундаментальной социологии.

ФЁДОР ЛУКЬЯНОВ, Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Директор по научной работе Международного дискуссионного клуба «Валдай». Профессор-исследователь НИУ ВШЭ. Выпускник филологического факультета МГУ, с 1990 года – журналист-международник.

КРУГЛЫЙ СТОЛ

Я прочёл в газетах биографию об одном американце. Он оставил всё своё

огромное состояние на фабрики и на положительные науки, свой скелет

студентам, в тамошнюю академию, а свою кожу на барабан, с тем чтобы

денно и нощно выбивать на нём американский национальный гимн.

Увы, мы пигмеи сравнительно с полётом мысли Северо-Американских Штатов;

Россия есть игра природы, но не ума. Попробуй я завещать мою кожу на барабан,

примерно в Акмолинский пехотный полк, в котором имел честь начать службу,

с тем чтобы каждый день выбивать на нём пред полком русский национальный

гимн, сочтут за либерализм, запретят мою кожу.

Ф.М. Достоевский. Бесы

Что происходило в ведущих западных странах летом 2020 года? И почему в России к этим событиям относятся совсем иначе, чем там? Об этом – дискуссия в редакции нашего журнала. Участники: Илья Матвеев, Сергей Ушакин, Александр Филиппов. Ведущий – Фёдор Лукьянов.

ЛУКЬЯНОВ: Можно ли сказать, что события лета 2020 г. в США и Европе похожи на то, что происходило в 1968 году?

УШАКИН: Не уверен. С одной стороны, да, есть накал, протест и энергия, с другой, на мой взгляд, абсолютно отсутствует то, чем 1960-е гг. так запомнились многим, а именно – попытками предложить иной взгляд на сложившуюся систему, другой способ мышления и социальной организации. События 1968 г. привели к пересмотру базовых социальных, теоретических, социологических установок. Феминистская философия, критическая философия, культурная критика, психоаналитический подход – во многом это всё оттуда, из 1960-х. Сегодня я не вижу желания или способности идти на такие интеллектуальные эксперименты. Говоря коротко – симптомы те же, болезнь – другая.

ЛУКЬЯНОВ: Что за болезнь?

УШАКИН: Глубокое социальное неравенство, которое можно устранить только посредством серьёзных социальных реформ, но именно о них, по сути, широкой дискуссии не получается. А ведь это такие базовые вещи, как доступ к образованию, медицинским услугам и так далее. Вместо них на первый план выходят разного рода политические ритуалы и символическая политика.

ЛУКЬЯНОВ: А почему не обсуждаются сущностные вопросы?

УШАКИН: Разные причины. Возможно, широкой дискуссии нет, потому что американцев долго пугали коммунизмом и социализмом и вопрос о перераспределении средств в обществе навсегда оказался прочно маркирован как относящийся к социализму и тоталитаризму. Например, ситуация с высшим образованием, которое из-за своей стоимости становится практически недоступным. Масса выпускников заканчивает университет с громадными долгами, их потом приходится выплачивать полжизни. И эта тема почти не обсуждается. Элизабет Уоррен – один из кандидатов от Демократической партии – пыталась об этом говорить, но, как мы видели, особой поддержки не нашла. Та же ситуация и с системой здравоохранения. Казалось бы, в нынешних условиях пандемии как раз можно было бы показать все достоинства социальной медицины. Но таких дискуссий почти нет. Иными словами: проблема неравенства есть, а способов её решения пока не видно.

МАТВЕЕВ: Я вижу связь с 1968 г. в том, что нынешним протестам может грозить та же печальная судьба, которая постигла наследие тех. В книге Люка Болтански и Эв Кьяпелло «Новый дух капитализма» проводится мысль о том, что саму идею яркой, творческой, неотчуждённой жизни, которую отстаивали студенты в 1968-м, присвоил капитализм, она и составила его «новый дух». Сегодня идеология функционирует так, что работа должна восприниматься как страсть и творчество («Делай то, что любишь, и тебе не придётся проработать в жизни ни дня»), но целью и такой работы всё равно остаётся прибыль, а сама она сопряжена с эксплуатацией, просто человек эксплуатирует сам себя. В этом – мрачное перерождение 1968 года. И я боюсь, что нынешние протесты, которые тоже возникли из-за глубочайшего кризиса западного мира – проблем колониального прошлого и его влияния на настоящее, – тоже могут переродиться в новую корпоративную философию антирасизма. Если в совете директоров корпорации половина состава – представители меньшинств, если каждый год проводятся тренинги по антирасизму – проблема считается решённой. Члены Демократической партии в Конгрессе повязали на себя шарфики с традиционным узором из Ганы, совершили символический жест, и тоже вопрос как бы снимается.

Антикапиталистический мятеж – 1968 переродился в новый извод капитализма, который присваивает идею творческого труда. Раньше героями были студенты-маоисты, а сейчас – Илон Маск и прочие. Они тоже своего рода ниспровергатели основ, но всё это ради создания удачного продукта и повышения стоимости акций компании. То есть это фиктивное «ниспровержение основ» в рамках системы. Точно так же антирасизм протестов Black Lives Matter может превратиться в выхолощенный корпоративный антирасизм, подменяющий настоящую борьбу с расовым угнетением, а она ведь неизбежно является и борьбой против несправедливого экономического порядка, бенефициарами которого как раз и являются крупные корпорации.

ЛУКЬЯНОВ: Че Гевара стал буржуазным потребительским брендом. А Даниэль Кон-Бендит, который был одним из лидеров студенческого движения, уже больше тридцати лет сидит в Европарламенте, причём не как левый, а как либерал.

УШАКИН: Я не очень уверен в том, что такое «перерождение» предопределено самим событием. Мне кажется, тут всё-таки работает другая логика – так называемой «нормализации». Практически любой исходный радикализм со временем становится всё более и более привычным – на уровне и формы, и содержания. В России, например, похожая ситуация скложилась после 1917 года. В 1919 г. Эль Лисицкий рисует разнообразные абстрактные проуны (проекты по установлению нового – концепция изображения моделей супрематической архитектуры – прим. ред.), создаёт с Малевичем свою версию авангарда. А заканчивается всё тем, что в конце 1920-х гг. тот же Лисицкий оформляет советские павильоны на международных выставках, делает дизайн для «СССР на стройке» и так далее. Но это не значит, что предложенные формы и концепции не обладали изначально новаторским потенциалом. Та же визуальная пропаганда Лисицкого, например, во многом изменила наши зрительные привычки, создав новые визуальные каноны. Логика состоит в том, что в долгосрочной перспективе всё заканчивается консервацией метода и превращением его в продаваемый приём.

Но если вернуться к Че Геваре и теме борьбы в 1960-е гг., мне кажется, что мы обычно забываем: тогда протесты в Америке были во многом антивоенными. Да, объектом критики была система в целом, но студенты протестовали против призыва в армию. И, благодаря этим протестам, призыв отменили. И война закончилась. Со временем. В сегодняшних протестах показательно, на мой взгляд, то, что такой консолидирующей темы, которая обнажала бы уязвимость системы в целом, нет. Например, присутствие американских войск в Афганистане или в других частях света не вызывает возражений и воспринимается как часть патриотической позиции. Недавний скандал по поводу якобы российских вознаграждений за убийства американских военных в Афганистане обсуждается в контексте того, что «наши солдаты защищают рубежи нашей Родины».

Вот этот взгляд, мне кажется, сложно представить в рамках протестов 1960-х годов. В том числе и потому, что связь между военными тратами и, скажем, бюджетом на образование и здравоохранение виделась довольно прямой: чем больше ракет, тем меньше школ. Сейчас таких связей не усматривают. Годы неолиберализма приучили всех к тому, что каждый умирает в одиночку. Ну, или побеждает. Вернее, эти связи прослеживаются, но на местном, а не федеральном уровне. Призывы «финансово обескровить полицию» (Defund The Police) – во многом проявление логики перераспределения. Существенное отличие в том, что полиция-то как раз финансируется из местных налогов, и там видна прямая взаимозависимость между бюджетами полиции и бюджетами социальных служб. Протест, таким образом, переводится на муниципальный уровень, а не на уровень государственного бюджета.

МАТВЕЕВ: В Америке есть мощный антивоенный полюс в обществе, но у корпоративных демократов – другая повестка. И они пытаются присвоить себе нынешнее движение, говоря: «Мы тоже антирасисты, мы за то, чтобы было больше чёрных предпринимателей». И протестному движению придётся с этим бороться: отвечать, что демократы не представляют их интересов, что проводимая политика имеет чисто символический характер. Например, часть улицы, ведущей к Белому дому, переименовали в “Black Lives Matter Plaza” (Площадь «Жизни чернокожих имеют значение»). А местное движение BLM ответило: «Нам ваши надписи ни к чему, сначала сократите бюджет полиции. Нам нужны не пустые жесты, а реальные дела». У нас в России многие наблюдатели не до конца понимают, что есть само движение, а есть представители истеблишмента вокруг него. А у них совершенно другая повестка.

ЛУКЬЯНОВ: Вернёмся к 1968 году. В Германии в то время была волна осмысления нацизма. Немцы задавались вопросом, а что делали их родители, например, в 1943 году? Получается, сейчас происходит нечто похожее: а что в 1810 г. делал мой прапрапрадедушка и не надо ли за это покаяться?

ФИЛИППОВ: Когда мы говорим о событиях 1968 г., то должны помнить, что в каждой стране была своя специфика. Волнения в общежитиях в Париже не похожи на антивоенные выступления или на движение американских хиппи. Везде что-то своё, но ведь было и общее. Во всех странах (назовём их условно – развитыми) есть молодые люди, которым надоели родители, благополучная культура, предполагающая однотипный ход жизни. По крайней мере, для наследников хороших семей. Помните спектакль «На полпути к вершине» по пьесе Питера Устинова, который показывали у нас в Театре имени Моссовета в конце 1970-х? Действие происходит в Великобритании во второй половине XX века. В первой части сынок бунтует против папаши. Потом сынок одевается во всё офисное, а папаша залезает на дерево и оттуда произносит контркультурные речи. Пьеса шла с большим успехом. А почему? Потому что там был если и не общечеловеческий, то понятный для всех людей в индустриальных странах в эпоху модерна мотив неудовлетворённости культурой, переставшей отвечать на ключевые вопросы о смысле жизни. Это был не просто конфликт поколений, иначе среди почитаемых новыми левыми авторов не было бы столько пожилых господ. Международный характер культуры модерна обеспечил им аудиторию во всех странах. Не то сейчас. Если у нас вдруг решат поставить «Хижину дяди Тома» (Гарриет Бичер-Стоу, 1852 г. – прим.ред.), то я не уверен, что наберётся полный зал. Нас собственно расовая тема не волнует. А в конце 1960-х гг. у нас были свои контркультурные тенденции, часть из них проявилась много позже. И начальство всё время боялось, что молодёжь осмелеет.

Сейчас нет ощущения соучастия. События локализованы в нескольких странах, которые были активными агентами колониализма, причём особого рода, с идеологией расового превосходства. Там и сейчас расовая проблематика имеет значение именно в силу ощутимой внятности. Категория расы исторически очень изменчива, а уж сводить вопрос о расизме к простым делениям по цвету кожи совсем дико. Но у социальной истории расовых делений есть и какие-то трудно релятивируемые основания в биологии, и – что в нашем случае более важно – не отменяемая, состоявшаяся история. Цвет кожи, его оттенки интерпретируются, из этого делаются социальные выводы, они откладываются в истории вместе с образцами интерпретации. У одних стран есть опыт расового порабощения, в нём связаны образцы интерпретации цвета кожи, происхождения и социальные выводы, а другие страны, как бы ни относиться к их истории, в том числе истории порабощения или истребления других народов, расового порабощения в том же самом смысле не знали.

И если мы смотрим именно через этот окуляр, понимая, что там происходят процессы, которые являются внутренними, не приобретающими хотя бы в публичной сфере, в общественной дискуссии универсального значения, то для нас это проблема нескольких стран, не более того. И мы можем задаться вопросом: «А что же нас в этом задевает?». Потому что мы, конечно, неравнодушны.

Задевает как раз то, что напоминает нам конец 1960-х гг., о которых мы что-то знаем. Вот это контркультурное движение, когда большой разницы нет: испачкать или уничтожить какой-нибудь памятник или – если в очередной раз перечитать знаменитое интервью Жана-Поля Сартра журналу Esquire, в котором он говорил, что сжёг бы Мону Лизу без малейших раздумий, – агрессивно и пренебрежительно относиться к собственной унаследованной культуре. В те годы, условно говоря, быть на стороне Моны Лизы значило – быть на стороне традиции, репрессивной культуры, стариков, капитализма и колониализма. И всё равно как-то неловко получалось. Интеллигент мало того, что говорит, мол, сапоги выше Пушкина или там – гвоздь всё в том же сапоге важнее, чем фантазия у Гёте, но прямо стремится к аннигиляции великого. Это часто пытаются как-то замять, хотя в этом суть.

А сегодня мы возмущаемся: «Как же так? Памятники – всемирное достояние человечества! Линкольн – тоже достояние человечества. И Дэвид Юм – достояние человечества. Они на нашего Юма покусились!». Какое нам дело до Юма? Насколько он наш и в каком смысле? По-моему, это очевидно. Для себя самих мы на стороне культуры, традиции и общечеловеческих ценностей. Вся эта концепция великой гуманистической общечеловеческой культуры, в общем, не всегда органична для нас, но раз уж так получилось, приходится делать выводы. Для современного контркультурного движения мы на стороне белых господ, но только с той разницей, что раньше у нас традиционное одобрение революции и бунта против капитализма боролось с вновь утвердившимся «общечеловеческим» консерватизмом. Как-то мы умудрялись совмещать Пушкина в школьной программе и борьбу с колониализмом и капитализмом. Вроде бы революционное движение было и за гуманизм, и за дело мира, и за Шекспира, и за Мону Лизу, и за Патриса Лумумбу. А сегодня у нас некому стать на сторону чёрных и почувствовать их проблему. Никто не кричит, что США только притворялись царством справедливости, а на самом деле там расовая дискриминация (даже само слово исчезло из лексикона пропаганды). Да и борцы за справедливость скажут скорее, что отвлекать нас на расовую проблему – значит замалчивать настоящие социально-экономические противоречия. Как-то удивительно получается, что при всём сложном отношении к Соединённым Штатам, у нас легче найти защитников американских статуй и американской полиции, чем сочувствующих BLM. У этого есть свои основания, но и издержки.

Надо, конечно, ещё посмотреть, чем там у них всё кончится. Новые левые и контркультура не опрокинули традицию, но сильно изменили способ её передачи и потребления. И не только это произошло. 1960-е гг. закончились университетской реформой. В результате в развитых странах наплодили прорву университетов, чтобы люди, которые кричали, что кругом неравенство и социализировалась в берлинских коммунах, стали неомарксистской профессурой в бесчисленных новых учебных заведениях. Именно они учредили новый университетский истеблишмент в социальных и гуманитарных науках, воспроизводя себе подобных, которые занимали места во всё новых университетах. Именно они задают тон в производстве социального знания и оценке происходящего в наши дни.

Думаю, что сейчас дело не ограничится только университетами. Видно, что у людей реальная проблема, они её не придумали. Сейчас они добьются каких-то мест, каких-то шансов, каких-то дополнительных компенсаций за поруганное колониальное прошлое. Произойдёт изменение структуры существующей системы, чтобы недовольные тем, что их не уважают, получили бы это уважение в нужном количестве. Потом система всё сглотнёт, переварит, и те, кто прежде контролировал денежные и идеологические потоки, будут их и дальше контролировать.

МАТВЕЕВ: Я согласен с тем, что и на этот раз элите удастся удержать позиции, но я думаю, что социального мира достичь будет гораздо труднее, чем после 1968-го. В конце концов, мы имеем дело с парадоксальной ситуацией – на символическом уровне, с точки зрения публичного дискурса на протяжении последних десятилетий в США вроде бы наблюдается непрерывный прогресс антирасизма. Отношение не только к откровенно расистским, но и просто «бестактным» (tone-deaf) и двусмысленным высказываниям – очень жёсткое, работы за них лишиться легче лёгкого. Политики и другие публичные фигуры либерального толка постоянно совершают какие-то символические жесты солидарности с антирасистским движением. И тем не менее – массовые протесты и беспорядки афроамериканского населения происходят вновь и вновь, повторяясь едва ли не каждый год. Причина в том, что на фоне вот этого символического прогресса антирасизма сохраняется практически нетронутым экономический фундамент расового угнетения. Расовое неравенство накладывается на классовое. Либеральный истеблишмент не спешит обращаться к этой корневой проблеме – отчасти из-за глубоко въевшегося лицемерия, отчасти из-за приверженности так называемой «политике идентичности», которая предполагает жёсткое отделение экономики от расовых, гендерных и других неравенств, как будто они существуют в параллельных реальностях. Результат – регулярные вспышки гнева афроамериканцев в стране, на словах вроде бы давно и окончательно открестившейся от своего расистского прошлого. До тех пор, пока сохраняется разрыв в оплате труда, уровне безработицы, жизненных перспективах, доступе к образованию, стоимости жилья, – пока все эти объективные разрывы будут сохраняться, прогресса не будет. Ложные достижения будут всё время выдаваться за реальные дела.

ЛУКЬЯНОВ: Действительно ли не решается проблема наполнения интеллектуального класса за счёт чернокожих?

УШАКИН: Она не решается по тем причинам, о которых уже говорилось. Мы забываем, что университеты расширялись за счёт «бэби-бумеров», которые просто своей численностью во многом модифицировали сложившуюся к тому времени систему социальных институтов. Тогда это были школы и университеты, сейчас данная группа меняет здравоохранительную и пенсионную сферы. Займы на обучение, которые давали ветеранам Второй мировой, были попыткой встроить их в новый контекст, изменить траектории их социальной мобильности. В университеты пришли представители социальных групп, которых там раньше не было: нижнего среднего, рабочего классов, первое поколение тех, кто получал высшее образование.

Что происходит сейчас? В Принстоне, например, есть программа, когда университет при зачислении специально обращает внимание на абитуриентов первого поколения – то есть, дети тех, у кого нет университетского диплома. Это, как правило, представители социально и экономически уязвимых групп – дети мигрантов и меньшинств. Им дают дополнительные льготы и финансирование. Но они должны соревноваться на равных с другими абитуриентами. То есть при равных баллах, например, можно отдать предпочтение вот такому first-generation кандидату. Проблема в том, как добиться этих равных баллов? Снижать уровень проходного балла ради определённой группы тоже нельзя – это подорвёт идею справедливой конкуренции в принципе.

В Советском Союзе проблему решали с помощью так называемых рабфаков, подготовительных курсов, куда принимали только детей рабочих, чтобы они в течение года могли подготовиться к учёбе в университете. Понятно, что таких «рабфаков» в Штатах почти нет. В основе этой проблемы – специфическая роль общеобразовательной системы. Которая, как правило, воспринимается не как институт социальной мобильности, а во многом как институт социального управления, помогающий работающим родителям держать детей под присмотром. Коронавирус проявил неблагополучие в этой области: вдруг выяснилось, что обучение онлайн совсем не общедоступное – и потому, что у школьников нет соответствующих гаджетов, и потому, что доступ к интернету дорог. В прессе масса публикаций о том, как школьники делают домашнюю работу рядом с «Макдоналдсами», потому что там – бесплатный вайфай.

Есть и другая сторона. Я не так давно беседовал с одним своим студентом из Африки. Он мне объяснял трудности с выбором специализации. Он – один из немногих чернокожих студентов на кампусе, который хотел бы специализироваться в области гуманитарных исследований. Как правило, таких студентов их руководители подталкивают специализироваться на более, так сказать, хлебных профессиях – технических специальностях, компьютерных делах и тому подобном. В результате в ряде дисциплин представителей меньшинств очень немного. Эта ситуация, естественно, воспроизводится и на уровне преподавательского состава. Славистика, например, в расовом отношении – очень «белая» дисциплина – количество преподавателей-афроамериканцев минимально. Как диверсифицировать состав преподавателей, когда в то или иное дисциплинарное поле афроамериканцы почти не идут, неясно. Как преодолевать эту расовую гомогенность дисциплины? Где брать кадры, которые решат всё?

ЛУКЬЯНОВ: Подъём антирасизма, антирабства и антиколониализма – это своего рода ответ на рост традиционалистских, популистских настроений по всему миру, особенно в странах ЕС последние лет пятнадцать. Они апеллируют к золотому веку, устоям, скрепам, которые теперь расшатываются и которые надо вернуть. И тут им говорят: «А вот они – ваши скрепы. Вот на чём они зиждились: рабство, торговля людьми и прочая». Это обратная волна, ответ популистам. Но в России скрепы – самое главное. И немалая часть общества (которая действительно консервативно настроена), и руководство этого общества отчасти воспринимают атаку на «скрепы» за морями, за лесами как косвенную угрозу и себе. Иными словами, может быть, всё-таки есть элемент и нашей сопричастности, как в 1968 г., мы находимся не вне, а внутри течения?

ФИЛИППОВ: Когда владелец магазина или его подчинённые видят, что кто-то разбивает булыжником витрину магазина, радости они от этого не испытывают. Возможно, от этого легче человеку, которому совсем плохо, который думает: «Господи, ведь правда, раз в жизни пожить по-человечески, разбить эту витрину, взять что-нибудь и убежать». Это можно понять. Но никто в массе не фокусируется на вопросе: откуда такая широкая поддержка контркультурного движения со стороны медийного истеблишмента? Очевидно сочувствие, желание показать, как угнетают бедных, как доводят людей до того, что они, будучи не в силах так жить, идут и разбивают витрины.

Этот момент у нас вызывает даже большее беспокойство, потому что само устройство медийной среды (если она действительно является медийной средой, а не пропагандистским рупором) должно быть эхом общественных настроений, резонировать с ними. Есть ощущение массовости контркультурных настроений, которые подпитываются чувством попранной справедливости, ощущением того, что существует исторически и культурно укоренённая прослойка, или класс тех, кто продолжает быть законодателями вкуса, правильного суждения, допустимого или недопустимого для преподавания в системе высшего образования. И бедному человеку вырваться, разорвать эту паутину иным способом, кроме как разбив стекло, нельзя. Я не говорю о том, справедливо это ощущение или нет. Но медийная среда его воспроизводит и входит с ним в резонанс.

Наша медийная среда устроена совершенно по-другому. Есть естественное требование справедливости и болезненное ощущение застывающей, как паутина, как соты, окаменевающей структуры, из которой человеку уже не вырваться. Это требование в редких случаях ещё может активизироваться ради какой-то пропагандистской кампании, но оно никогда не становится в медиа настоящим эхом массовых настроений. Наоборот, здесь усматривается основание для беспокойства. Происходящее – не просто протест чёрных, которых у нас нет, это протест людей, чувствующих себя навечно ущемлёнными. Поэтому воспроизводятся несколько нарративов демотивации, чтобы заранее дискредитировать эту тему. И это свидетельствует о правильном понимании социальных процессов теми, кто такое транслирует. Потому что они понимают, что фундамент этого противостояния не такой и чужд нам.

МАТВЕЕВ: Согласен. Действительно, где бы ни происходили протесты, прокремлёвские СМИ неизменно используют при рассказе о них одну и ту же консервативную риторику: «Их ждёт Майдан и коллапс, как на Украине». Интересно другое, – что у наших российских либералов, которые поддерживали Майдан, сегодняшние протесты вызывают жесточайшее неприятие. И мы видели гротескный расизм со стороны многих известных персон. Почему?

Думаю, дело в следующем. Запад долгое время испытывал некое чувство экзистенциальной безопасности. В том смысле, что его идентичность была недоступна для посягательств. Мы – носители прогрессивных ценностей; либерализм, универсализм – это всё наше. Отсутствие либерализма, каких-то универсалистских ценностей, прав человека – это за пределами западного мира. Поэтому Запад был спокоен по поводу самого себя.

Другой стороной этого было наше вечное российское беспокойство, что мы живём в неправильной, ненормальной стране. Ненормальной по отношению к кому? По отношению к «нормальному» Западу.

В западном россиеведении в начале 2000-х гг. постоянно велась дискуссия о том, является ли Россия нормальной страной. На эту тему даже есть книга “A Normal Country: Russia after Communism” («Нормальная страна: Россия после коммунизма», Андрей Шлейфер, 2005 г. – прим. ред.) . Кто-то говорил, что Россия – “normal”, кто-то – что “abnormal”. Но критерии нормальности – на Западе. Запад – это нормально. Россия по отношению к нему или приближается к нормальности, или, наоборот, отдаляется от неё.

И вот теперь мы столкнулись с ситуацией, когда сам Запад начал глубоко задумываться: «А мы сами нормальные?». Трансатлантическая работорговля? Переселенческий колониализм? Вдруг появилось чувство сильнейшей внутренней тревоги, а чувство экзистенциальной безопасности исчезло: «Что, если весь наш западный мир – он тоже не “normal”? И наше собственное прошлое – кошмар, такой же безобразный, а может, ещё и хуже, чем у других стран, про которые мы привыкли думать, что у них всегда проблемы, а у нас никаких проблем нет. И наша собственная история – не описание прогресса либеральных идей, а хронология геноцидов, работорговли, экономической эксплуатации, чудовищных войн?».

На самом деле Запад познакомился с тем чувством, которое знакомо русскому интеллектуальному классу уже 200 лет. Мы в России привыкли вечно переживать из-за того, что западная «семья народов» нас отторгает, как говорил Чаадаев. Когда-то мы отклонились от верного курса и теперь мучаемся: у нас самодержавие, православие, и мы не можем этого идеала достичь. А Западу ничего не нужно было достигать, он же и есть эталон. Это очень глубокая экзистенциальная проблема всего западного мира, потому что из истории вытекает идентичность: а что значит – быть «западным человеком»? Раньше думали: «Быть либералом, который выступает за права человека». Оказывается, историю либерализма очень трудно отделить от истории рабовладения. Отцы-основатели США были богатыми плантаторами, Джон Локк – акционером рабовладельческой компании. Российская же интеллигенция впитала идею, что там всё хорошо, а наша история – ненормальная. И вдруг они видят Запад, который начал сомневаться в самом себе. И русский интеллигент не может ему эту неуверенность в себе простить. Потому что Запад должен быть полностью уверен в том, что он – идеал, а вокруг всё ненормально. Появляется ощущение, что весь мир рушится потому, что рушится западный мир.

Конечно, русские интеллигенты успокаивают себя тем, что это пройдёт, американцы решат эту проблему, и не с таким справлялась Америка. Может, и проблемы на самом деле нет, просто медиа нагнетают. Тем не менее в целом ситуацию можно описать как экзистенциальный кризис русского либерализма, связанный с кризисом западной культуры, которая начинает в себе сомневаться. А наши вслед за ней начинают сомневаться во всём в этой жизни.

УШАКИН: Про системный расизм было известно давно. То, что у афроамериканцев короткая продолжительность жизни, что они не представлены в корпоративных советах и так далее, – для образованной публики секрета здесь не было, как и для самих афроамериканцев. И для меня основной вопрос не в том, что это стало очевидно, а в том, с какой скоростью СМИ вдруг переобулись в воздухе и стали подавать это как нечто ранее абсолютно неизвестное. Я спрашиваю знакомых: «Объясните мне, почему вы раньше об этом не говорили? Почему эта озабоченность расовыми проблемами проявилась только сейчас, когда начали сносить памятники? У вас – при всей свободе слова, академической свободе, при наличии демократических институтов – результат примерно такой же, как в России со сталинизмом: об этой проблеме говорят единицы, а остальные молчат». Ответа, естественно, нет, да его и не может быть.

Но мне бы хотелось и другой тип молчания отметить. Мне кажется, что антирасистский дискурс в Соединённых Штатах может быть крайне актуален и для России. За исключением ограниченного числа научных публикаций у нас ведь тоже не сложилось приемлемого и доступного понятийного аппарата, чтобы говорить о собственной колониальной истории – будь то на уровне Российской империи или Советского Союза. У нас есть общий лозунг про дружбу народов, есть цивилизационная логика: русские – учителя, которые несли свет модернизации, просвещая полудикие народы. Есть, наконец, тезис про Россию как тюрьму народов. Но дальше этих лозунгов продвигаемся с трудом.

Я отдаю себе отчёт в том, что говорить (и думать), например, о политике русификации Средней Азии или Кавказа непросто и в интеллектуальном смысле, и в эмоциональном. Но не выносить эту тему в общее дискурсивное пространство тоже нельзя. Цель, понятное дело, не в том, чтобы скатиться в очередной приступ «виктимизации» и искать новых жертв и палачей. Цель таких дискуссий – понять, как функционировала эта система отношений? Какие последствия она имела? Что с ними делать теперь? Как, например, наше колониальное прошлое видится сегодня, с точки зрения современных миграционных процессов? Какие негативные и позитивные тенденции оно провоцирует? Или как такое колониальное прошлое даёт о себе знать в контексте «новых» суверенитетов на постсоветском пространстве? Как работать с имперским наследием, не воспроизводя при этом его логику доминирования?

Естественно, речь идёт не совсем о расизме, но отчуждённость и отсутствие понимания того, как взаимодействовать с людьми из другой культурно-религиозной среды, из среды, сформированной в ситуации ассиметричных властных отношений, абсолютно такие же.

ЛУКЬЯНОВ: Это очень интересная тема, хотя нельзя прямо сопоставлять – слишком разный генезис процессов. Но рефлексия по поводу того, что можно назвать «колониализмом», действительно, отсутствует. Ещё один аспект. Сегодня Запад находится под мощным давлением двойного рода. С одной стороны, происходит размывание западных обществ из-за неостановимых потоков населения с Юга на развитый Север. С другой стороны, это утрата лидерства по мере роста Китая и подъёма других стран Азии, их технологического и экономического развития. Европа уже потеряла ведущие позиции, а Соединённым Штатам брошен вызов. Не является ли всё это актом капитуляции Запада перед собственным прошлым?

УШАКИН: Это не капитуляция перед прошлым, а модернизация отношений с ним. Ведь тридцать лет назад казалось, что история закончилась. Нарративы сформировались. Гештальт закрыт. У нас всё хорошо, а то, что не очень хорошо, – мы знаем, почему, и над этим работаем. А тут выясняется: гештальт был не закрыт, а просто прикрыт на время. Дырки в этом гештальте, оказывается. И немаленькие!

И в полном соответствии с тем, чему нас так долго учил постмодернизм, начали появляться самые разные культурные логики и практики. В частности, пришло вполне чёткое понимание того, что, например, Вторая мировая война, скажем, с точки зрения Китая, выглядит немного не так, как она выглядит с точки зрения Берлина или Парижа. И с точки зрения Нур-Султана и Минска – она тоже другая.

Кроме того, появилось поколение, которому очевидность прежних канонов мироустройства не так очевидна. Мы видим это по студентам, которые задают естественные вопросы о том, почему мы изучаем то, что мы изучаем? Точнее – почему изучаем одних авторов за счёт того, что не изучаем других? Вопрос о происхождении канонов и прочих очевидностей – это уже вопрос не только исследователей, которые занимаются историей понятий и гносеологических рамок. Это базовая установка.

Важно и другое – студенты задают вопросы, которым мы, собственно говоря, их и научили, но переносят они их на современную им ситуацию: «Мы знаем, что социальные институты создавались в прошлом. Мы знаем, что традиции придумываются. Мы знаем, что память конструируется. Тогда это придумали так, теперь давайте придумывать по-другому». Это всё мейнстрим культурологии сорока-пятидесятилетней давности, просто теперь такая конструктивистская логика стала общим достоянием. И неважно, как она оформляется: в виде консервативного призыва «назад, к традициям» или футуристического – «вперёд, в светлое будущее, которого нас лишили». Логика сходная: основания своей жизнедеятельности мы формулируем сами.

Так что я не думаю, что это капитуляция перед прошлым. Скорее признание очевидного – претендовать на гегемонию той или иной версии прошлого теперь невозможно.

«Прошлых» будет много. И эти разные «прошлые» станут активно артикулироваться и распространяться.

И для меня главный вопрос в том, как жить с этими разными правдами о прошлом, точнее – как искать общий язык, когда ощущения общего прошлого нет. Где искать тогда общую почву? И стоит ли искать? Или разойтись по своим культурным автономиям, где можно холить и лелеять свою, групповую версию истории, с которой хочется жить?

ФИЛИППОВ: Когда я слышу о том, что Западу «кранты», хочу напомнить, что я впервые, кажется, читал это у Герцена – он писал подобное в середине XIX века. Уже тогда русский человек приезжает на Запад и понимает, что единственное место, где можно спасти западную культуру, – это Россия. И Достоевский со «священными камнями» Европы. Всё, Запад кончился. Эта волынка заводится всегда примерно одинаково. Но у меня никакого страшного беспокойства за судьбу Запада нет. Может быть, потому, что я к нему более безразличен, чем к своей стране. В конце концов, гори там всё огнём, что же делать, это их проблемы, они их как-то решают.

С другой стороны, я думаю, что всё, о чём мы успели поговорить, выглядит как симптом слабости или обречённости только в совершенно определённой перспективе. Эта перспектива, в принципе, мне лично близка. Я предпочитаю сталинские ампиры, «Лебединое озеро», поэтов-лауреатов и школьную программу, по крайней мере, по литературе, которая позволяет людям через пятьдесят лет или через две-три тысячи километров находить общий язык, потому что у них есть что-то в основании, то, что делает их и современниками, и согражданами государства. Иерархическая концепция культуры мне внутренне гораздо ближе. Но это нельзя путать с концепцией культуры, социальной жизнью культуры. То движение, которое мы наблюдаем в США, в значительной степени контркультурное и в очень большой степени имеет характер культурного реванша.

Организация этих множественных дискурсов, сред, которые плохо понимают друг друга, иногда даже не имеют ничего общего между собой, – это же можно трактовать совсем по-другому. Разнообразие является способом повышения чувствительности социальной системы. Например, есть большой остров социальной жизни – тот же чёрный район. Если вы не озабоченный проблемами социальной справедливости белый учёный или не местный политик, который чувствует, что оттуда идёт зараза, убийства и прочее, то о 90% здешних проблем вы никогда не узнаете и тем более не будете поднимать это наверх медийной повестки. Там должна образоваться какая-то мощная коммуникативная среда, чтобы об этом речь шла в общезначимых терминах, а не на уровне эмоций, аффектов и недовольства.

Это же касается чего угодно. Есть огромное количество плохо связанных между собой участков или блоков социальной жизни, бунтующих против истеблишмента и иерархической гомогенной культуры и отвоёвывающих себе право на возможность жить своей жизнью, говорить на своём языке. И как бы это ни было неприятно большим белым господам, тем самым они сохраняют продуктивность большого социального целого и социальный мир на новой, гораздо более эффективной ступени. Боюсь показаться бессмысленным оптимистом, но мне кажется, что это, наоборот, какой-то очередной пароксизм, содрогание, из которого страны, где это происходит, выйдут быстрее и более крепкими, более приспособленными к будущему, чем те, которые скрепили всё, что можно, своими скрепами. Меня как раз беспокоит наше привычное чувство превосходства. Знаете, одни больные могут пройти через кризис, через обострение, а потом выздоравливать, а других преследует вялое течение болезни, годами подтачивающее организм. Я не уверен, что хочу публичных кампаний такого же накала у нас в стране, не хочу всех этих диких эксцессов. Но меня беспокоит такое, говоря техническим языком, загрубление датчиков – бывает, что некоторые приборы срабатывают слишком быстро или слишком часто из-за чрезмерной чувствительности датчиков, и тогда перед установкой их специально загрубляют, чтобы, например, сигнал тревоги раздавался, когда лезет вор, а не когда летит муха. Но и в социальной жизни то же самое, только датчики здесь особого рода: острые общественные дискуссии, резкости и несправедливости, которые неизбежны в таких делах, переопределение авторитетов и прочего. Но это жизнь, а не смерть.

МАТВЕЕВ: Конечно, нескончаемые пророчества о «конце Запада» звучат смешно, но меня здесь беспокоит другое. Если бы только учёные подвергали канон сомнению, всё было бы очень мирно. Но когда это становится общественной дискуссией, то приводит к росту консервативных реакций. Вы сказали, что нынешние протесты – ответ на волну правопопулистских движений. А мне кажется, наоборот, сами эти правопопулистские движения – ответ на нарастающую самокритику Запада. И уже это опасно.

Первая проблема – самокопание – может привести пусть к временному, но росту очень агрессивных реакционных сил в обществе.

О второй проблеме я уже много говорил – либеральные центристы способны символически усвоить актуальную риторику: «да, мы во всём виноваты, колониализм». Но они сделают это так, что никаких системных изменений не будет. То есть на символическом уровне все согласятся с тем, что колониализм и рабство – это очень плохо. А в реальности останется тот же грубый капитализм, глубочайшее неравенство, которое накладывается на расовую проблему. Это пугает меня больше, чем Трамп. Возможно, именно так и произойдёт. И потому стихийные восстания будут повторяться через десять, двадцать, тридцать лет. В Америке такое всё время происходит. В 1965 г. был огромный бунт в Уоттсе, в Лос-Анджелесе. В 1992 г. сожгли весь Лос-Анджелес. В 2014 г. по поводу Эрика Гарнера был бунт, охвативший всю страну. Сейчас – вот это. В какой-то момент замкнутый круг должен быть разорван.

ЛУКЬЯНОВ: Мне понравилась мысль о том, что новое поколение, которое воспитано в новых представлениях, за канонические трактовки истории держаться не будет. Потому что оно прекрасно знает, что пишется любая история, какая надо. Мы все боремся с историческим ревизионизмом, а это, оказывается, битва с мельницами.

Текст подготовила Евгения Прокопчук, выпускающий редактор журнала «Россия в глобальной политике», аналитик ЦКЕМИ Научно-исследовательского университета «Высшая школа экономики».

США. Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 сентября 2020 > № 3493692 Илья Матвеев, Сергей Ушакин, Александр Филиппов, Федор Лукьянов.

НОВАЯ ЕРЕСЬ ГРАЖДАНСКОЙ РЕЛИГИИ

ЛЕОНИД ФИШМАН

Доктор политических наук, профессор РАН, главный научный сотрудник Института философии и права Уральского отделения РАН.

АМЕРИКАНСКАЯ ПОПЫТКА ПЕРЕОСМЫСЛИТЬ СОЦИАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО

После того, как полиция и национальная гвардия ликвидировали «народную республику» Сиэтла, а протесты афроамериканцев и поддерживающих их белых активистов пошли на спад, можно в очередной раз задаться вопросом: что это было?

Очевидно, что американские бунты давно уже не являются лишь свидетельством запущенной расовой проблемы и следствием типично американской ситуации, в которой, как неоднократно было замечено, классовые границы почти точно совпадают с расовыми. Сколь бы правдоподобной и удобной ни казалась её приверженцам концепция «структурного расизма», понятно, что объективно она является не более чем средством для самоутверждения определённого сорта политических активистов в пределах американской политической системы. Как отмечает Рой Феррейро, «то, что называется “институциональным расизмом”, является адаптацией капиталистических дисциплинарных методов контроля над населением. Это насилие не имеет подлинной “расовой” мотивации»[1]. Хотя объективно никаких специфически «белых» привилегий нет, активисты Black Lives Matter (BLM)[2], апеллируя к дискурсу институционального расизма, пытаются добиться для себя именно привилегий в рамках того же самого «тайного» дискурса, который оправдывает их дискриминацию, – перевернув его с ног на голову.

Тем не менее концепции структурного расизма, «белых» привилегий и так далее, равно как и вытекающие их них требования материальных и моральных компенсаций чёрным за века рабства, являются признаком чего-то большего, чем закоренелое заблуждение или политическая и идеологическая недисциплинированность. Мы полагаем, что всё это – признак выработки новой философии социальной политики в период, когда то, что французский историк Пьер Розанваллон называет философскими основами «социального государства»[3], оказывается не вполне применимым для ослабления накала социальных проблем не только в Америке, но уже и на родине социального государства – в Европе. Нас не должно сбивать с толку то, что сейчас мы сталкиваемся с этой новой философией, замутнённой расовой проблематикой, которая вытекает из американской специфики.

Для того, чтобы пояснить нашу точку зрения, мы должны показать, какова подоплёка, как говорили раньше, «расового вопроса» и в чём заключаются философские основы привычного нам понимания социального государства.

Начнём с расового вопроса. Много ли собственно расового в расовой проблематике, то есть в дискриминации по признаку расы в обыденном смысле слова? Дискриминация во всех случаях ассоциируется у нас с неравноправным (вплоть до рабского) положением одной социальной группы по отношению к другой. Причём признак расы играет в обосновании дискриминации совсем не первую роль, а, напротив, является производным, конструируемым из других. Рабы в Древнем мире, в Средние века и даже в Новое время – рабы по закону. Если же речь идёт о попытках обоснования рабства или, например, подчинённого положения женщин не только по закону, то со времён Аристотеля апеллируют к «природе». Последняя, правда, имеет отношение скорее к индивидуальным качествам людей, чем к расе. Апологеты рабства негров и подчинённого положения иных рас также указывают на их интеллектуальные, эмоциональные и прочие отличия от белой расы, которые делают дискриминируемых относительно ущербными: они глупее, слабее, не обладают такой же крепкой волей и чувством собственного достоинства, нуждаются во внешнем руководстве, как дети, и так далее. Иными словами, одни расы ниже других не из-за цвета их кожи или формы черепа, а потому, что им приписывается ущербность. Как говорил ещё арабский историк и философ XIV века Ибн Хальдун, «негритянские страны как правило покорны в рабстве, поскольку по своим чертам они близки к самым глупым животным»[4], или, по словам французского психолога Гюстава Лебона, «можно легко сделать бакалавра или адвоката из негра или из японца; но этим ему придают чисто внешний лоск, без всякого воздействия на его психическую природу, из которой он не может извлекать никакой пользы. То, чего ему не может дать никакое образование (потому что их создаёт одна только наследственность), – это формы мышления, логика, и, главным образом, характер западных людей. Этот негр или этот японец могут получать сколько угодно дипломов, но никогда им не подняться до уровня обыкновенного европейца»[5]. Аналогичные аргументы шли в ход, когда требовалось обосновать фактическое неравенство уже внутри самой белой расы. Так, в Америке в 1900-е гг. нередко утверждали, что новые иммигранты – евреи, итальянцы, славяне – физически и психически ниже северных европейцев.

Иными словами, если мы исключим из расовой теории связь между внешними признаками расы и интеллектуальными качествами людей как базы для дискриминации, мы получим старое доброе аристотелевское обоснование естественности (объективной предопределённости) «рабства по природе», как и вообще всякого социального неравенства и дискриминации: «Небелые народы недостаточно умны, поэтому им не хватает знаний, чтобы управлять собой и своими землями… поскольку интеллект являлся определяющим фактором, а этим народам, по мнению колонизаторов, не хватало ума, они оказывались и в меньшей степени людьми. Считалось, что у них нет никаких моральных качеств… Та же логика применялась и по отношению к женщинам, якобы слишком непостоянным и сентиментальным для привилегий, доступных “рациональному человеку”… В Великобритании XIX века женщин закон защищал меньше, чем домашний скот. Возможно, тогда и не стоит удивляться, что в течение многих десятилетий официальная проверка интеллекта скорее усугубляла, чем облегчала положение женщин»[6].

Другой стороной обоснования неравенства становится выдвижение ряда критериев для апологии меритократии, аристократии или, в более широком смысле, прав тех социальных слоёв, которые считаются становым хребтом общества (например, «средний класс»). Нетрудно заметить, что ключевым элементом концепции меритократии или аристократии является своего рода социальный утилитаризм. «Лучшие» должны иметь привилегии потому, что их социальный вклад больше вклада прочих.

Показательно, что утилитаризм такого же рода находится и в основании философии социального государства: граждане получают возмещение в первую очередь за свою экономическую и военную полезность и лишь потом примешиваются иные соображения, согласно которым они становятся достойными социальных гарантий.

Переходя к вопросу о философских основаниях социального государства, мы должны начать со следующего. В прототипах современного социального государства прежде всего заботились о тех, кто был для него наиболее полезен, о чём «свидетельствует не только весьма скромный объём услуг, но и тот факт, что изначально социальное страхование существовало для привилегированных слоёв населения – чиновников и военных… Практика выделения этих групп сохранилась и сегодня: пенсии госслужащих значительно выше, чем занятых в частном секторе, а обслуживают их специальные кассы»[7]. При этом забота о прочих категориях нуждающихся сводилась почти исключительно к благотворительной социальной политике вроде «законов о бедных», да и то касающихся не всех бедных, а только честных и трудолюбивых. Поэтому не случайно первые варианты социального государства явно дискриминируют женщин, особенно если они не работают, у них нет детей – потенциальных работников, если они не замужем и так далее[8]. Ранние социальные программы, как правило, исключали «недостойных»: нищих, пьяниц, «ленивых добрых людей».

С течением времени изначальная узконаправленная забота о «бедных», «достойных» и «полезных» трансформировалась в социальную политику, призванную обеспечить достойную жизнь всем членам общества без исключения. Это было связано с формированием концепции «социального гражданства» и демократизацией западных политических режимов. Концепция «социального гражданства» исходила из того, что существует своего рода базовое человеческое равенство, связанное с идеей «полного членства в сообществе». Политика, осуществляемая в свете этой концепции, была призвана сформировать сообщество, в котором классовые различия являются законными с точки зрения социальной справедливости. Смысл всего этого в том, что неравенство, основанное на унаследованных (классовых) преимуществах, уменьшается, но вместо него появляется новый – и уже законный – тип неравенства[9]. Демократизация же способствовала тому, что многие ранее явно дискриминируемые социальные группы стали допускаться к принятию решений относительно оценки степени собственной полезности. Тогда помощь, которая ранее касалась только полезных государству «настоящих граждан», начала распространяться в том числе и на тех, кому она изначально не была предназначена.

Тем не менее описанный выше утилитаризм никуда не исчез, да и не мог исчезнуть в условиях капиталистической рыночной экономики. Его присутствие мы обнаруживаем и в сегодняшних обоснованиях социальной политики. Так, предоставление всеобщего доступа к образованию, здравоохранению, забота о пенсионерах, безработных, матерях, детях и так далее оправдывается в том числе экономически – как забота о воспроизводстве рабочей силы и как политика, предотвращающая социальные конфликты[10]. Если семьи освобождаются от бремени опекунства молодых, старых и больных родственников, то увеличивается активность на рынке труда, мобильность рабочей силы и возрастает её экономическая продуктивность[11]. «Главное богатство страны» – в первую очередь люди. Отсюда популярные рассуждения о «человеческом капитале» и о социальной политике как «инвестициях» в этот капитал.

Показательны слова высокопоставленного шведского политика: «Самое главное, нужно понять, что нет никакого противоречия между экономическим ростом и социальным прогрессом. Они идут рука об руку. На этот счёт у нас очень хороший опыт в Швеции. Когда мы инвестируем в доступный и качественный уход за детьми, у нас улучшается экономический рост, больше женщин появляется на рынке труда. У нас много таких примеров. Подобные процессы должны происходить одновременно. Думаю, что это и есть сердцевина европейской социальной модели»[12].

Описанная выше философия социальной политики работает лишь тогда, когда её бенефициары, равно как и прочие, постоянно убеждаются в своей реальной полезности, когда они видят прямую связь между своими интеллектуальными, деловыми, моральными и иными качествами, общественным благом и уровнем социальной защиты, который они заработали. Иными словами, когда всем или большинству гарантируется «достойная» работа.

Но что, если такая связь ослабевает и всё большему числу граждан указывают на объективное снижение их полезности? Если технологическое замещение делает всё более бессмысленной или всё хуже оплачиваемой их работу, обесценивает их образование? Что если обыденностью оказываются суждения, согласно которым в обозримом будущем станет возрастать лишь ценность меньшинства, движущего научно-технический прогресс?

Всё это приводит к тому, что значительную часть населения (независимо от цвета кожи) начинают описывать примерно в тех же категориях, в каких ранее описывали «низшие расы», женщин, детей, недееспособных.

Гражданам практически открытым текстом говорят: на вашу долю остаются одни только «мусорные работы», потому что вы недостаточно умны, подвержены «цифровому слабоумию»[13], недостаточно динамичны, гибки, креативны, образованны и так далее – иными словами, потому, что вы – люди второго сорта, неспособные ни к чему серьёзному без руководства со стороны людей сорта первого. Теперь белые могут с гораздо большим пониманием, чем прежде, отнестись к борьбе чёрных против дискриминации, поскольку многие из них также получили ярлыки пустоголовых: миллениалов называют «глупейшим поколением в истории»[14]. Ещё более уничижительные характеристики адресуются так называемому поколению Z, у которого обнаруживают кликовое мышление, неспособность сосредоточиться на чем-либо более восьми секунд и так далее.

Полтора века назад один из апологетов рабства полагал, что в идеальном обществе на положение рабов должны быть переведены как свободные негры, так и белые рабочие, ибо большинство людей – и чёрных, и белых – нуждаются не в свободе, а в управлении и покровительстве со стороны надёжных хозяев. Но если тогда такие взгляды казались утопическими в худшем смысле этого слова, то сегодня они прямо вытекают из концепций «креативного класса», который в обозримом будущем, так и быть, возьмёт на себя содержание часть бесполезных сограждан[15].

Ибо, как отмечают провозвестники креативного будущего, скоро лишь «идеи станут реально дефицитным производственным фактором – более дефицитным, чем труд и капитал вместе взятые, а те единицы, которые смогут предложить действительно хорошие идеи, получат самый большой куш. Обеспечение приемлемого уровня жизни для остальных и строительство инклюзивной экономики и общества станут самыми актуальными вызовами в ближайшие годы… Тон задаёт развитие цифровых технологий и связанные с ним экономические изменения. И уж, конечно, не обычный труд или обычный капитал, а люди, которые смогут генерировать передовые идеи и инновации… Цифровые технологии превращают обычный труд и обычный капитал в товар, поэтому всё большую долю прибыли от идей будут получать те, кто их придумывает, внедряет и развивает. Люди с идеями, а не рядовые работники и инвесторы, станут самым дефицитным ресурсом»[16].

Иными словами, утилитаристская философия перестаёт быть применимой ко всё большему количеству граждан. Если вклад значительной части явно работоспособного населения в экономику и общество не может адекватно описываться в старых категориях полезности, то требуются иные обоснования его прав на социальные блага.

И примеры таких обоснований мы видим в риторике движения BLM, которое, исповедуя доведённый до абсурда утилитаризм, обращённый в прошлое, требует репараций за угнетение предков нынешних афроамериканцев. Эта мысль сейчас не кажется слишком абсурдной: «Согласно опросу Гэллапа, проведённому в 2002 г., 81 процент американцев выступили против репараций, тогда как только 14 процентов поддержали эту идею. Но ситуация меняется: в 2019 г. Гэллап обнаружил, что 29 процентов американцев согласились с тем, что правительство должно вознаградить потомков рабов. Выросла и поддержка этой идеи среди белых американцев – с 6 до 16 процентов»[17].

Действительно, трудно оспорить то, что немалая часть нынешнего американского процветания была заложена их трудом. Другое дело, что, как неоднократно замечалось, те, кто никогда не был в рабстве, требуют компенсации от тех, кто никогда не держал рабов. Но эта кафкианская ситуация сложилась потому, что Америка подошла к необходимости формирования аналога европейских моделей социального государства со значительным запозданием. Когда такое было возможно, белое большинство не испытывало в нём необходимости, а проблемы беднейшей части населения (в том числе негров) частично решались за счёт общего высокого уровня жизни и доминирования американской экономике в мире. Но сейчас, когда потенциал старой парадигмы социальной политики ещё не вполне исчерпан, по крайней мере, для белых (о чём свидетельствует недавняя популярность Берни Сандерса), Америка столкнулась с тем, что для другой части населения её уже недостаточно. В то же время многие белые поняли, что им ближе скорее философия BLM, чем старый утилитаризм социального государства, ибо по его меркам они не заслуживают того объёма социальных гарантий, на который претендуют. Поэтому сторонники утилитаризма обречены сталкиваться со сторонниками анти- и постутилитаризма – философии ещё не осознанной в полной мере новой социальной политики.

BLM – далеко не единственный пример такой идеологии. Сегодня всё большее значение обретает идея о критериях полезности граждан, которую продвигают многочисленные современные социальные движения, выступающие в защиту той или иной «идентичности»[18].

Иммигранты, цветные, представители сексуальных меньшинств, прекариат, занимающиеся «непродуктивным» домашним трудом женщины – все они претендуют на признание вовсе не потому, что играют важную роль «в общественном разделении труда» и распределении прав и обязанностей. Любой человек имеет право на весьма популярный в леволиберальных кругах «базовый безусловный доход». Иными словами, современные общества уже породили достаточно массовые движения и достаточно влиятельные политические дискурсы, которые открыто ставят под сомнение утилитарно-экономические и утилитарно-этатистские основания для предоставления социальных гарантий.

Если суммировать позитивные предложения этих политических сил, то выйдет, что единственной причиной для получения социальных гарантий выступает бытие человека. Человек достоин получать их в полном объёме по факту своего существования. Уже сейчас распространено представление, что «экономика» всё меньше отделима от «общества». В конце концов, самые эффективные экономические практики могут существовать в наиболее комфортном для проживания человека сообществе с «хорошими» экономическими и политическими институтами, высоким уровнем доверия, нравственности и так далее[19]. Таким образом, грань между критериями полезности человека и гражданина для экономики и государства и критериями его полезности для общества размывается. Поэтому появляется нужда в выработке критериев полезности гражданина как человека, чей социальный комфорт является условием социальной стабильности. Поскольку «общество», состоящее из таких граждан, всё ещё привязано к конкретному национальному государству или наднациональному образованию, критерии полезности граждан не могут быть ни сугубо «экономическими» или этатистскими, ни исключительно космополитическо-гуманистическими. Они по необходимости должны быть «общественными». Поэтому неудивительны, к примеру, призывы положить в основу социальной политики принцип воздаяния за общественную полезность гражданина – например, в деле сохранения либеральной демократии и культуры[20].

Таким образом, мы видим, что американские события являются симптомами процессов, свидетельствующих о необходимости выработки новой социальной политики. Но эта же необходимость ощущается и в других частях света. Так почему в Америке всё идёт именно так – с BLM, бунтами, сиэтлской «коммуной», низвержением памятников, коленопреклонениями белых и полицейских и прочими инцидентами, которые у отечественной публики нередко вызывают насмешки? Связано ли это только с «запущенностью» социального вопроса и расовой проблематикой? Усугубила ли ситуацию пандемия коронавируса, а, точнее, усталость населения от принятых по ее поводу ограничительных мер? Мы не можем дать исчерпывающего ответа, но хотим обратить внимание на следующий аспект.

Как проницательно заметил в своё время французский социолог и философ Жан Бодрийяр, Америка в определённом смысле страна отсталая. В своём коллективном сознании американцы больше предрасположены к «моделям мышления XVIII века: утопической и прагматической, нежели к тем, которые были навязаны Французской революцией: идеологической и революционной». Здесь до сих пор выжили секты, «сохранив изначальную мистическую восторженность и моральную одержимость. Каким-то образом именно сектантская микромодель разрослась до масштабов всей Америки». Поэтому американцы до сих пор «живут утопией (Церковь её рассматривает в качестве возможной ереси) и стремятся приблизить Царство Божие на земле, в то время как Церковь уповает на спасение и христианские добродетели». На европейцев оказала большое влияние революция 1789 г., отметившая их «печатью Истории, Государства и Идеологии» и их первосценой «остаются политика и история, а не утопия и мораль». А Соединённые Штаты – «это воплощённая утопия», которая время от времени переживает кризисы[21].

Не случайно именно в Америке с её полурелигиозным, полуутопическим общественным сознанием ярче всего проявился феномен так называемой «гражданской религии», которая «с первых лет республики представляет собой совокупность верований, символов и ритуалов, относящихся к области священного»[22]. Хотя в её основе лежат библейские архетипы, «есть в ней и подлинно американские и действительно новые. Она имеет своих пророков и своих мучеников, свои священные события и священные места, свои собственные сакральные ритуалы и символы»[23].

С этой точки зрения BLM можно рассматривать как своего рода ересь, попытку очередной реформации американской «гражданской религии» либерализма, демократии и равных возможностей. Сама же ситуация отчасти напоминает ранние буржуазные революции, когда социальные трансформации осмысливались в религиозных категориях, а «народная республика» Сиэтла вызывает ассоциации скорее не с Парижской, а с Мюнстерской коммуной. Иконоборчество в виде низвержения памятников и прочий квазирелигиозный символизм нынешней борьбы косвенно это подтверждает. Есть весомые основания предполагать, что реальные потребности сегодняшнего дня требуют осмысления на языке, так сказать, марксизма и исторического материализма, а вовсе не утопического сектантства. С точки зрения бодрийяровского европейца, происходящее в Америке слишком похоже на соблазн и безумие и напоминает действия сторонников движения «Талибан» (запрещено в России – прим. ред.), которые в 2001 г. взорвали Бамианские статуи Будды, или индуистских фанатиков, которые в 1992 г. разрушили мечеть Бабри в городе Айодхья на севере Индии[24]. Американцы остаются жить в мире, где политические и социальные вопросы осмысляются в квазирелигиозном ключе и где ответом на низвержение части идолов гражданской религии становится инициатива по очередному реформированию пантеона[25]. Впрочем, таковы издержки жизни в «воплощённой утопии». Они отчасти даже понятны тем из нас, кто не забыл, что не так давно мы и сами жили в воплощённой утопии со своей гражданской религией. И она закончилась тогда, когда пантеон ее? мучеников начал подвергаться вначале осторожному, а потом все? более радикальному пересмотру.

Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта РФФИ № 20-04-60337 «Оптимизация социально-экономических принципов регуляции современных обществ в контексте последствий коронавирусной пандемии».

СНОСКИ

[1] Феррейро Р. Против буржуазных «теорий привилегий» и «теорий институционального расизма». Ссылка: http://rabkor.ru/columns/debates/2020/06/30/sorry_im_white/. Дата обращения: 08.07.2020.

[2] Black Lives Matter – интернациональное движение активистов, выступающих против насилия в отношении представителей негроидной расы.

[3] Розанваллон П. Новый социальный вопрос. Переосмысливая государство всеобщего благосостояния. М.: Московская школа политических исследований, 1997.

[4] Le Figaro: Чернокожие народы требуют компенсации за работорговлю. Ссылка: http://www.inosmi.info/le-figaro-chernokozhie-narody-trebuyut-kompensatsii-za-rabotorgovlyu.html. Дата обращения: 08.07.2020.

[5] Лебон Г. Психология народов и масс. Ссылка: https://bookscafe.net/read/lebon_gustav. psihologiya_narodov_i_mass-231357.html#p10. Дата обращения: 08.07.2020.

[6] Донская К. Дискриминация по уму: как интеллект стал оправданием расизма, тирании и насилия. Ссылка: https://theoryandpractice.ru/posts/15861-diskriminatsiya-po-umu-kak-intellekt-stal-opravdaniem-rasizma-tiranii-i-nasiliya. Дата обращения: 08.07.2020.

[7] Социальное государство в странах ЕС: прошлое и настоящее. Журнал «Мировая экономика и международные отношения». М.: ИМЭМО РАН, 2016. С.48.

[8] Steinmetz G. Workers and the Welfare State in Imperial Germany//International Labor and Working-Class History No. 40, The Working Class and the Welfare State, 1991. P. 34.

[9] Kivisto P. Marshall Revisited: Neoliberalism and the Future of Class Abatement in Contmporary Political Discourse about the Welfare State. International Review of Modern Sociology, Vol. 33, No. 1, 2007. PP. 2-4.

[10] Blau J. Theories of the Welfare State. Social Service Review Vol. 63, No. 1, 1989. PP. 35.

[11] Kuhnle S., Hort S. The Developmental Welfare State in Scandinavia. Lessons for the Developing World. Social Policy and Development Programme Paper Number 17 United Nations Research Institute for Social Development, 2004. P. 22.

[12] Социальный саммит в Швеции, где тоже «не рай». Euronews.com, 16.11.2017. Ссылка: http://ru.euronews.com/2017/11/16/sotsialny-sammit-v-shvecii-kotoraya-ne-ray. Дата обращения: 08.07.2020.

[13] Шпитцер М. Антимозг. Цифровые технологии и мозг. Ссылка: https://www.litmir.me/br/. Дата обращения: 08.07.2020.

[14] Чок К. The American Conservative (США): Англо-американское доминирование или англо-американский упадок? Ссылка: https://inosmi.ru/politic/20200623/247651919.html

[15] Мартьянов В.С. Креативный класс – креативный город: реальная перспектива или утопия для избранных? Журнал «Мировая экономика и международные отношения». Т. 60. № 10. С. 41–51. М.: ИМЭМО РАН, 2016.

[16] Бринолфссон Э., Макафи Э., Спенс М. Новый мировой порядок. Журнал «Россия в глобальной политике», №4, 2014. Ссылка: https://globalaffairs.ru/articles/novyj-mirovoj-poryadok/. Дата обращения: 08.07.2020.

[17] Вишневский И. Безумная Америка: Конгресс США обсуждает идею выплат репараций неграм за их страдания во времена рабства. Ссылка: https://www.km.ru/world/2020/06/22/ssha/874834-bezumnaya-amerika-kongress-ssha-obsuzhdaet-ideyu-vyplat-reparatsii-negr. Дата обращения: 08.07.2020.

[18] Мартьянов В.С. Политические субъекты позднего капитализма: от экономических классов к рентоориентированным меньшинствам. Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология, № 3 (43), 2018. С. 181–190. DOI: 10.17223/1998863Х/43/17.

[19] Норт Д. Институты и экономический рост: историческое введение. Thesis, Т.1. Выпуск 2, 1993. С. 73-79.

[20] Блашке Р. 2007. Свобода – Либеральная демократия – Безусловный основной доход // Идея освобождающего безусловного основного дохода, 2007. С. 42-51.

[21] Бодрийяр Ж. Америка, 1986. Ссылка: https://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Bodr_Am/06.php. Дата обращения: 08.07.2020.

[22] Белла Р.Н. Гражданская религия в Америке. Вестник Русской христианской гуманитарной академии. Т. 15. Выпуск 3, 2014. C. 171.

[23] Там же. C. 181.

[24] Эрам М. «Места памяти» в США и России: никаких проблем с противоречиями (Die Tageszeitung, Германия). Ссылка: https://inosmi.ru/social/20200704/247700369.html. Дата обращения: 08.07.2020.

[25] Смит Д. The Guardian (Великобритания): В своём выступлении на горе Рашмор Трамп заявил, что США подвергаются осаде со стороны «ультралевого фашизма». Ссылка: https://inosmi.ru/politic/20200705/247706667.html. Дата обращения: 08.07.2020.

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 сентября 2020 > № 3493691 Леонид Фишман

КАК ЛИБЕРАЛИЗМ ВСТУПИЛ В КОНФЛИКТ С ДЕМОКРАТИЕЙ

РЕЙН МЮЛЛЕРСОН

Профессор-исследователь Таллинского университета.

Конфликт между космополитичными элитами и массами, голосующими за популистские партии, который обострился в западном обществе, уходит корнями в диалектические противоречия демократии и либерализма. Особенно ярко они проявились в условиях гиперглобализации. Запад, поражённый «вирусом Фукуямы», попытался сделать мир единообразным, используя политику либерального империализма. Либерализм может выжить и даже процветать в мире без границ. Но современная демократия, словно пуповиной связанная с возникновением и укреплением национальных государств, не сохранится без мощных суверенных политий.

Вместо того, чтобы подливать масла в огонь ожесточённой борьбы между самопровозглашёнными прогрессистами и популистами или охотиться на «драконов» и «медведей», западным политикам и СМИ необходимо осваивать искусство компромисса в отношениях с оппонентами у себя дома и осознать, что в международных отношениях баланс сил даже важнее, чем разделение властей во внутренней политике.

С лёгкой руки американского политолога Фарида Закарии термин «нелиберальная демократия» прочно закрепился в академических и политических дискуссиях[1]. Соглашаясь с Закарией в том, что встречаются демократии, где либеральные ценности не в приоритете, автор задался вопросом: а бывает ли наоборот? Есть ли политические системы, определяемые как либеральные, но не являющиеся демократическими? Конечно, имели место авторитарные режимы, либеральные экономически, но консервативные в социальном и репрессивные в политическом плане, как, например, Чили при Аугусто Пиночете или Южная Корея в годы правления военных. В западных демократиях оба аспекта либерализма – экономический и социально-политический – обычно воспринимаются как две стороны одной медали. Однако сегодня мы более чётко, чем десятилетие-другое назад, осознаём наличие политических моделей, которые можно определить как либеральные, но испытывающие серьёзный дефицит демократии.

Недемократический либерализм – политический режим, где присутствует только второй элемент из известного триптиха: «власть народа, избранная народом и для народа». То есть участие граждан во власти является формальным и неэффективным, а управление осуществляется не в интересах большинства. Популизм – реакция на установление и распространение таких режимов. Конечно, это не единственная причина роста популизма, и преобладание либерализма над демократией не вылечить популистскими средствами. Но взаимосвязь между ростом популизма и дефицитом демократии в западных либеральных обществах бесспорна. И хотя лидеры-популисты есть в незападном мире, нынешний популизм – феномен преимущественно западный.

Глобализация и революционные ситуации

Волна глобализации, которую в 1990-е гг. приветствовали не только как непременное условие мирового экономического роста, но и как механизм распространения идей и практик либеральной демократии, быстро явила свои менее привлекательные черты. Помимо издержек глобализации и вызванных ею процессов, наблюдаются две взаимосвязанные революционные ситуации: геополитическая и социально-политическая. Революционная ситуация по определению нарушает работу всех нормативных систем, включая право и мораль, поскольку, будучи нормативными, они могут функционировать только в нормальных условиях. В периоды революций (как во Франции в конце XVIII века или в России в начале XX века, когда норма уступила место целесообразности) закон не работает и даже мораль теряет свою направляющую силу. В этом отношении международное сообщество не является исключением.

Первая революционная трансформация – геополитическая – началась в конце 1980-х гг. крахом относительно стабильной биполярной международной системы. Миновав однополярный момент в 1990-е гг., эта трансформация теперь движется к некой форме многополярности. Однополярный момент 1990-х – начала 2000-х гг. был коротким не только из-за ряда фундаментальных ошибок, допущенных последовательно всеми американскими администрациями (войны в Афганистане и Ираке, отчуждение России, поддержка «арабской весны» и так далее), но и в значительно большей степени из-за того, что никогда прежде в истории одна «гипердержава», по выражению главы МИД Франции Юбера Ведрина, не доминировала во всём мире. Империя Чингисхана и Британская империя контролировали лишь части мира. 1990-е гг. аберрации не только в международных отношениях, но и во внутренней жизни некоторых государств, прежде всего для России, его можно сравнить со Смутным временем 1598–1613 годов. Вскоре на международной арене начались попытки уравновесить доминирующий центр. Трудно ожидать, что международное право будет функционировать «нормально», пока не уляжется революционная пыль и не возникнет новая норма (или не вернётся старая, хотя это менее вероятно).

Вторая революционная ситуация, взаимосвязанная с первой, – кризис либеральной демократии, которая должна была праздновать триумф после краха коммунизма как её главного идеологического конкурента. Многие из тех, кто в 1990-е гг. публично оппонировал Фрэнсису Фукуяме с его «концом истории» или оспаривал некоторые его выводы, по сути, были скрытыми фукуямистами. Продвижение идей и практик либеральной демократии по всему миру было одним из важных компонентов внешней политики почти всех западных стран, а также международных организаций, включая ООН. Однако исчезновение принципиального противника вскрыло, хотя и не сразу, противоречия между либерализмом и демократией.

Кризис либеральной демократии был заложен в диалектическом противоречии между демократией и либерализмом. Аристотель говорил: «Человек есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живёт вне государства, – либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек… Государство существует по природе и по природе предшествует каждому человеку… А тот, кто не способен вступить в общение или, считая себя существом самодовлеющим, не чувствует потребности ни в чём, уже не составляет элемента государства, становясь либо животным, либо божеством». Демократия, будь то в Древней Греции или на постмодернистском Западе, подчёркивает коллективистское и общественное начало человека, в то время как либерализм гиперболизирует индивидуалистические черты и предполагает освобождение индивидуума от различных социальных связей, которые иногда действительно могут подавлять. Однако в подобной ситуации многие из нас, освободившись от ответственности по отношению к другим (семья, родители, дети, соседи) и обществу в целом, начинают считать себя богами, а действуют, как животные.

Избыточный коллективизм ведёт к тоталитаризму, а избыточный либерализм разрывает социальные связи – прав оказывается тот, кто сильнее.

В основном два эти феномена – либерализм и демократия – подкрепляют друг друга, но между ними необходимо постоянно поддерживать баланс.

«Слишком много демократии» часто означает «слишком мало либерализма», и наоборот.

В большинстве западных обществ, особенно в Западной Европе, до недавнего времени удавалось уравновешивать это противоречие. Иногда демократия брала верх (например, в социальных демократиях Скандинавии), иногда превосходства добивался либерализм, но открытого конфликта не возникало. Однако вследствие быстрой глобализации и изменения баланса сил в международной системе противоречивые отношения между демократией и либерализмом перешли во враждебность. В глобализированном мире угрозу для демократии представляют не только авторитарные режимы. Демократию сдерживает распространение и либерализация глобальных, прежде всего финансовых рынков.

Увеличивая совокупный ВВП стран, ничем не ограниченные либеральные рынки делают небольшое число людей невероятно богатыми, а большинство остаётся далеко позади. Разрыв в материальном благосостоянии растёт практически повсеместно. Если в автократиях люди бесправны в отношении правителей, то в глобализированном мире граждане и избранные ими правительства бесправны по отношению к глобальным рынкам, даже если живут в так называемых либеральных демократиях. Так экономический либерализм подрывает демократию. В то же время рост значимости индивидуальных прав и прав различных меньшинств, которые агрессивно продвигают свою – часто недавно обретённую – идентичность, подрывают социальное единство и общие ценности. Так либерализм в отношении социальных явлений дестабилизирует демократию.

Обычно никто не замечает первых тревожных сигналов. Почти четверть века назад американский философ Ричард Рорти опубликовал небольшую книгу под названием «Обретая нашу страну: политика левых в Америке XX века», в которой отмечал, что либеральные левые силы в США, сосредоточившись на правах этнических, расовых, религиозных, культурных и сексуальных меньшинств, игнорируют растущий разрыв между богатыми и бедными. Однажды, предупреждал Рорти, «что-то даст трещину. Негородской электорат решит, что система не работает, и начнёт искать сильного лидера, который пообещает после своего избрания обуздать бюрократов, хитрых юристов, брокеров с огромными зарплатами, и постмодернистские профессора уже не будут определять повестку дня»[2]. Звучит знакомо и очень современно, не правда ли? Рорти относил себя к левым либералам, хотя его, как одного из ярких представителей американского прагматизма, нельзя назвать постмодернистским профессором. В отличие от многих он не высмеивал, не осуждал и не презирал людей с противоположными взглядами, а по совету Бенедикта Спинозы пытался понять их тревоги.

Нынешний конфликт между либерализмом и демократией проявляется в частности в том, что либеральные элиты в большинстве западных стран стали называть популистами тех демократов, чья политика и идеи (или личности) им не нравятся (кстати, англо- немецкий философ и социолог Ральф Дарендорф отмечал, что «популизм для одного человека – это демократия для другого, и наоборот», но при этом подчёркивал, что «популизм прост, а демократия сложна»)[3]. В свою очередь, демократы (или популисты) считают либералов высокомерными представителями элиты, отдалившимися от граждан, их нужд и образа мыслей, потому что они неудачники и невежды. Вспомним, как Хиллари Клинтон охарактеризовала сторонников Дональда Трампа (хотя потом лицемерно отказалась от своих слов), – «расисты, сексисты, гомофобы, безнадёжные люди». Обвинения с обеих сторон – и самопровозглашённых прогрессистов, и так называемых популистов – справедливы. Сегодня мы видим, как диалектические противоречия между либерализмом и демократией, если их не сбалансировать аккуратно и разумно, начинают разрушать ранее стабильные общества.

Проблемы адаптации

Интересно и одновременно полезно вспомнить, что нынешний кризис либеральной демократии имеет параллели с проблемами и дебатами, которые имели место в основном в США почти столетие назад. Французский философ Барбара Стиглер в недавнем исследовании с символичным названием «Нужно адаптироваться» (Il faut s’adapter) показала, как в начале XX века два известных американских мыслителя Уолтер Липпман и Джон Дьюи предложили разные ответы на вопрос о приспособляемости человечества к быстрым социальным изменениям, вызванным промышленной революцией[4]. Она пишет: «Впервые в истории эволюции жизни на планете один вид – наш homo sapiens – оказался в ситуации, когда он не был приспособлен к новым условиям. Для Липпмана проблема заключалась в огромном разрыве между естественной склонностью человеческого вида не меняться, сформировавшейся благодаря длительной, медленной биологической и социальной эволюции, и необходимостью быстро адаптироваться к новым условиям, навязанным промышленной революцией. Поэтому главная тема политических исследований Липпмана – как адаптировать человеческий вид к постоянно и быстро меняющейся обстановке… Фундаментальный вопрос для Липпмана – как избежать напряжённости между переменами и статичностью, открытостью и закрытостью, когда люди вынуждены выбирать национализм, фашизм или другие формы изоляционизма, чтобы противодействовать быстрым изменениям, восстановить статичность и изоляцию»[5].

Уолтера Липпмана особенно беспокоила пропасть между медленной исторической, биологической и социальной эволюцией человеческого вида и быстро меняющейся под влиянием промышленной революции физической и социальной обстановкой. В начале прошлого столетия это была промышленная революция, дополненная экономической глобализацией, в начале XXI века произошла революция информационных технологий и ускоренная глобализация экономических и финансовых рынков, которые вновь затронули массы людей в разных странах, и преуспели те, кто легко приноровился к переменам. Получился социально-биологический эксперимент на выживание для самых приспособленных. Самые приспособленные – рационально мыслящие эксперты и менеджеры, а также беспристрастные судьи, применяющие рациональные законы и знающие, в каком направлении человечество должно и будет эволюционировать. Людей нужно научить подавлять иррациональные инстинкты и доверять просвещённым экспертам, которые смогли адаптироваться к постоянно меняющимся условиям. В такой ситуации одна из главных задач системы образования и медиа – «обеспечить согласие» людей с политикой, которую проводят эксперты. Что касается роли политиков, Липпман писал, что «хотя государственный деятель не может держать в голове жизнь всего народа, он, по крайней мере, должен прислушиваться к советам тех, кто знает»[6]. Политик обязан проявлять компетентность в выборе экспертов. Липпман и все неолибералы после него видели решение проблемы разрыва между быстро меняющимися условиями и неспособностью людей к ним приспособиться в привлечении компетентных специалистов и обеспечении согласия масс (то есть промывание мозгов через систему образования и СМИ).

Джон Дьюи больше полагался на коллективный разум людей. Он стал первым критиком неолиберального мышления: «Класс экспертов неизбежно будет отрезан от общих интересов и превратится в класс с собственными частными интересами. Любое правление экспертов, когда массы не способны информировать их о своих потребностях, превращается в олигархию, которая правит в интересах избранных. Информация должна заставить специалистов учитывать нужды народа. Мир больше пострадал от лидеров, чем от народных масс»[7].

Этот интеллектуальный спор почти столетней давности, повлиявший на политику западных правительств (при этом идеи Липпмана превалировали), приобрёл актуальность на фоне глобализации и IT-революции. Вновь возник конфликт между элитами и массами, между самопровозглашёнными прогрессистами и теми, кого презрительно называют популистами или их сторонниками.

«Оседлые» против «кочевников»

В книге «Дорога куда-то» британский обозреватель Дэвид Гудхарт предложил различать две группы людей – «где угодно» и «где-то»[8]. К первой категории (не более 20–25 процентов населения на Западе и ещё меньше в остальном мире) относится космополитичная элита, которая извлекла выгоду из глобализации. Большинство (более 50 процентов на Западе) ощущает потребность в тесной связи со своей страной, её историей, традициями и языком. Таким образом, мы видим конфликт между космополитами и теми, кто заботится о своих корнях и привязан к конкретному месту, будь то деревня, город или национальное государство.

Всегда существовало меньшинство, считавшее своим «отечеством» весь мир или хотя бы Европу. Большинство же людей чувствует себя дома только там, где они родились, среди говорящих с ними на одном языке, исповедующих одну религию и ведущих такую же жизнь. На протяжении веков первая категория была относительно небольшой, остальные рождались, жили и умирали в одном и том же месте, исключая массовое переселение народов, которое несколько раз имело место в истории человечества. Один из таких случаев мы, возможно, наблюдаем сегодня.

Конфликт сплочённости и разнородности, противоречия между государством всеобщего благосостояния и массовой миграцией обострил размежевание на людей «где угодно» и «где-то», или, по выражению Александра Девеккьо из Le Figaro, на «осёдлых» и «кочевников»[9]. Глобализация и волна миграции как одно из её проявлений усугубили кризис в Евросоюзе, потому что те, кто может жить, где угодно, не понимают тех, кто хочет быть в конкретном месте. Первые доминируют в политике, экономике и СМИ и ведут себя как либеральные автократы по отношению к тем, кого считают массами. Такое близорукое высокомерие влечёт за собой серьёзные социально-политические издержки. Не преодолев описанных противоречий, Европа не выйдет из нынешнего кризиса.

Рост популизма – симптом уже существующего недуга, а не его причина. Популистские партии и лидеры появляются, потому что в западных обществах нарастает неравенство и углубляется раскол. Либеральные идеи превалируют среди европейских элит, в то время как ценности демократии сегодня всё чаще выражают популистские партии и движения. Французский философ Шанталь Дельсоль справедливо отмечает: «Популисты, что бы кто ни говорил, – реальные демократы, но они не либералы. В то же время универсалистские элиты, в частности в Брюсселе, действительно либералы, но они уже не демократы, потому что им не нравится, когда люди голосуют за ограничение некоторых свобод»[10]. В равной степени прав и Дэвид Гудхарт, который в интервью Le Figaro Vox подчеркнул, что ситуация с Brexit необязательно означает конец демократии, скорее это признак конфликта между двумя концепциями демократии – представительной и прямой, которая в том числе выражается через референдум[11]. Обе имеют как преимущества, так и серьёзные недостатки. Если представительная демократия привела к отчуждению элит от простых граждан, то прямая демократия несёт в себе семена авторитаризма. Но Brexit вызвал хаос не потому, что решение было принято путём референдума как элемента прямой демократии. Причина в общественном недоверии и отчуждённости элит от большинства граждан.

Удача на выборах может отвернуться от популистских партий и движений, их рейтинги пойдут вниз. Но сам феномен никуда не денется, поскольку не исчезнут его причины. Более того, партии мейнстрима всё чаще заимствуют лозунги и политику у популистов. Самый яркий пример – метаморфозы с британскими тори, которые при Борисе Джонсоне перестали быть традиционной консервативной партией. Взяв на вооружение рецепты лейбористов и идеи партии Brexit Найджела Фаража, чтобы привлечь часть их электората, тори превратились в популистскую партию – отчасти левую, отчасти правую[12]. Можно сказать, что Brexit и победа Трампа – триумф популизма над элитизмом (или, если хотите, демократии над либерализмом).

Национальное государство как колыбель демократии и субъект международного права

Современная демократия, то есть власть народа и в интересах народа, возникла и развивалась в рамках национальных государств и кажется неотделимой от них. Экономический либерализм с глобальными неконтролируемыми финансовыми рынками и социальный либерализм, ставящий индивидуума с его интересами и желаниями выше интересов общества, разрушают связи, которые скрепляли общество воедино. В результате они подрывают и национальные государства – колыбель демократии. Поддержка и продвижение многообразия в обществе ведёт к уничтожению многообразия между обществами, организованными в государства. Некоторые общества, особенно на Западе, стали столь разнородными, что удерживающие их социальные связи вот-вот разорвутся. В других, особенно на Востоке и на Юге, попытки навязать социальные модели, заимствованные у Запада, не прижились на враждебной почве, начали уничтожать традиционные институты и, по сути, ведут к коллапсу государств.

Британский политолог Бенедикт Андерсон был не так уж не прав, определяя нации как «воображаемые сообщества», потому что исторические мифы и усилия политических лидеров по созданию нации из разнообразных сообществ играли значительную роль в строительстве государств[13]. Итальянский писатель и политик Массимо Тапарелли Д'Адзельо отмечал в 1861 г.: «Мы создали Италию. Теперь нам нужно создать итальянцев»[14]. Но есть и более важные, основополагающие вещи, без которых невозможно появление нации: общая история, культурные и религиозные традиции, язык, территориальная близость, победы и поражения.

Национализм, формирование национальных государств и развитие демократии шли в Европе рука об руку. Без национализма не возникли бы национальные государства, без национальных государств не было бы демократии, по крайней мере в её нынешней форме. Философ и политический деятель Джон Стюарт Милль, суммируя практику демократических институтов в середине XIX века, писал, что «необходимое условие свободных институтов – совпадение границ государства с границами национальностей», а если люди не чувствуют «общности интересов, особенно если они говорят и читают на разных языках, не может существовать и единого общественного мнения, необходимого для работы представительных институтов»[15]. Спустя сто лет британский дипломат и теоретик международных отношений Адам Уотсон пришёл к выводу, что «самоутверждение среднего класса в Европе имело две формы: требование участия в управлении и национализм» и что «идеи национализма и демократии были связаны»[16].

В отличие от Милля Даниэль Кон-Бендит, лидер студенческого движения 1968 г., размышляя о длительном эффекте тех событий, высказал мнение, что 1968 г. открыл путь к парадигме многообразия. «Для меня это было открытие мышления к принятию различий как объединяющего фактора. Признание различий может объединить нас и придать дополнительную силу обществу»[17]. Сегодня европейские общества кардинально изменились по сравнению со временами Джона Стюарта Милля: они стали гораздо более неоднородными, возросло и принятие этого многообразия. Тем не менее есть различия, которые делают интеграцию невозможной, ведут к параллельному существованию антагонистических субкультур в рамках одного и того же общества, и оно в конце концов попросту теряет свои базовые характеристики. Сегодня, спустя десятилетия, всё больше европейцев боятся оказаться чужаками в собственной стране, городе или деревне, и поэтому они ищут свои корни. Речь идёт не только о неудачниках гиперглобализированного мира, которым важно, где и с кем жить. Многие образованные, успешные, говорящие на нескольких языках люди ценят своё этническое, религиозное и культурное происхождение, являются патриотами своей страны и не забывают своих корней.

Сегодня мы видим, как из-за растущего многообразия обществ два феномена – национализм и демократия (так же, как либерализм и демократия) – демонстрируют скорее негативные, чем позитивные аспекты своих противоречивых отношений. Или они могут быть только негативными? Всё зависит от того, чья точка зрения вам ближе. Национализм, требующий независимости Каталонии от Испании, позитивен или негативен? Чей национализм предпочтительнее: английский, который привёл к выходу (всё ещё) Соединённого Королевства из ЕС, или шотландский, который после провала референдума 2014 г. теперь, в условиях Brexit, требует выхода из состава Британии, чтобы остаться в ЕС? Есть ещё один, более важный вопрос, на который у меня нет однозначного ответа: может ли демократия вообще существовать без стабильных национальных государств? На этот счёт у меня серьезные сомнения.

В этом отношении тревожный, по моему мнению, но оптимистичный, с точки зрения авторов, сценарий был описан в статье мэра Парижа Анн Идальго и мэра Лондона Садика Хана, опубликованной в Le Parisien и The Financial Times. Констатируя летаргию национальных государств (тут они правы), авторы предсказывают появление в XXI веке мира городов вместо мира империй XIX столетия и национальных государств XX столетия[18]. Это будут Лондон, Париж, Нью-Йорк, Токио и другие агломерации, которые возглавят человечество вместо наций, организованных в государства. Часто можно услышать, что Москва – не Россия, Нью-Йорк – не Америка, Париж – не Франция. Действительно, дальнейшая концентрация элит в крупных городах и игнорирование периферии – верный путь к углублению раскола наций. Но крупные города столкнутся с не менее острыми проблемами и трудностями, чем национальные государства, которые начали из летаргии выходить.

Ещё более утопической выглядит идея мирового правительства, то есть либеральный империализм под именем либерального миропорядка. В международных отношениях идее демократии больше соответствует система баланса сил, когда претензии одной державы на доминирование или гегемонию уравновешиваются одной или несколькими другими державами. Это хорошо понимал известный швейцарский юрист Эмер де Ваттель, который в 1758 г. писал об основах международного права в книге «Право народов, или Принципы естественного права, применяемые к поведению и делам наций и суверенов»: «Это знаменитая идея о политическом балансе или равновесии сил. Мы имеем в виду ситуацию, когда ни одна держава не способна доминировать абсолютно, создавая законы для других»[19]. Английский юрист Ласа Оппенхайм писал в знаменитом трактате о международном праве: «Право отмечал может существовать, только если есть равновесие, баланс сил между членами семьи наций»[20]. В этом отношении мир не изменился. Даже сегодня самоуверенность одной супердержавы может сдерживать другая супердержава (или коалиция держав), международное право играет важную роль в этом процессе, но без баланса оно будет беспомощным и просто исчезнет, открыв путь для империалистического права.

Критика либерального империализма

Параллельно с ростом «недемократического либерализма» укреплялся и его аналог в международных отношениях – либеральный империализм, обозначаемый эвфемизмом «либеральный международный порядок». Либеральный империализм, то есть попытки навязать либеральные ценности как универсальные с помощью убеждения или силой, – тревожный сигнал для тех, кто считает ценности коллективизма, исторические традиции, стабильность и национальную независимость не менее (или даже более) важными, чем индивидуальные свободы. Многие авторитетные либеральные авторы, в том числе философы и экономисты, пропагандировали либеральный империалистический порядок. Фридрих фон Хайек, один из влиятельных теоретиков либерализма прошлого столетия, считал, что идея межгосударственной федерации станет «последовательным развитием либеральной точки зрения»[21], а Людвиг фон Мизес, сторонник классического либерализма, выступал за прекращение существования национальных государств и создание «мирового супергосударства»[22]. Израильский автор Йорам Хазони в книге с провокационным названием «Достоинство национализма» справедливо отмечал: «Несмотря на споры, сторонники либеральной конструкции едины в одобрении простого империалистического мировоззрения. Они хотят видеть мир, в котором либеральные принципы закреплены как универсальная норма и навязаны всем странам, в случае необходимости – силой. Они убеждены, что это принесёт всем нам мир и процветание»[23].

В 1990-е гг. в контексте триумфа либерализма Фукуямы многие влиятельные авторы предсказывали крах национальных государств, которые были основными субъектами международного права. Например, японский экономист, бизнесмен и интеллектуал Кэнъити Омаэ и француз Жан-Мари Геэнно, заместитель генсека ООН по миротворческим операциям, написали книги с практически одинаковым названием – «Конец национального государства»[24], [25]. Йорам Хазони отмечает, что «его либеральные друзья и коллеги не понимают: строящаяся либеральная конструкция – это форма империализма», она не способна уважать (не говоря о том, чтобы приветствовать) «отклонение наций, стремящихся сохранить право на собственные уникальные законы, традиции и политику[26]. Любое подобное отклонение воспринимается как вульгарное и невежественное или даже как проявление фашистского мировоззрения»[27]. Он подчёркивает, что после падения Берлинской стены в 1989 г. «западные умы одержимы двумя империалистическими проектами: Евросоюз, постепенно лишающий страны-члены функций, которые традиционно ассоциируются с политической независимостью, и проект американского миропорядка, при котором государства в случае необходимости можно принудить к выполнению норм международного права, в том числе с помощью военной мощи США. Это империалистические проекты, хотя их сторонники не любят использовать это слово»[28].

В защиту международного права стоит сказать, что Вашингтон пытается навязать с помощью военной силы и санкций против непослушных не ту благородную нормативную систему, которая так или иначе работала даже в период холодной войны (в значительной степени благодаря существовавшему балансу сил), а так называемый «основанный на правилах» либеральный миропорядок, то есть порядок, базирующийся на правилах Вашингтона и не имеющий отношения к международному праву. Неслучайно единственная поднимающаяся глобальная империя обвиняет своих оппонентов – Китай и Россию – в попытках построить или восстановить их собственные империи.

Называть Евросоюз империалистическим проектом всё же несправедливо, хотя, действительно, пообещав построить более тесный союз, некое подобие федеративной Европы (и выполняя это обещание), европейские элиты всё больше дистанцируются от устремлений граждан. Очевидно, что европейские общества, в отличие от политических элит, не готовы отправить национальные государства на свалку истории. Тем не менее Европейский союз ещё может укрепить свою стратегическую автономию, особенно в отношениях с Вашингтоном и Пекином. Для этого нужно существенно улучшить отношения с Москвой. В то время как Вашингтон пытается сохранить мировое доминирование и поэтому заинтересован в одновременном сдерживании Китая и России (хотя это опасный и контрпродуктивный план), Европа страдает от дурных отношений с Москвой не меньше, чем Россия. Демонизируя Россию и её политическое руководство, Европа не извлечёт никаких выгод. Нормализация же отношений выгодна Европе не только экономически – она расширит стратегическое пространство для манёвра, даже не создавая европейское супергосударство. Как выразилась французский политолог Каролин Галактерос, «стратегическое сближение ЕС и России добавит Европе дополнительный вес в новых геополитических играх»[29].

* * *

Предложить решение сложно из-за превалирующих конфронтационных подходов: либо мы, либо они. В геополитике это Запад против Китая и России, внутри западных обществ – либералы против популистов (популизм распространяется по Европе, «как проказа», если использовать выражение президента Эммануэля Макрона). Компромисс считается признаком слабости. Однако радикализм хорош в спорте или в искусстве, но в политике он опасен.

Кроме того, в таких вопросах не бывает абсолютной правды. Вот как это сформулировал французский философ Люк Ферри в контексте нынешних кровопролитных конфликтов: «Что бы ни думали узколобые моралисты, правда в том, что многие кровопролитные конфликты в современном мире подобны классической греческой трагедии: противоборствующие стороны представляют собой не добро и зло, правых и неправых, а вполне законные, хотя и отличающиеся претензии. Если бы я был западным украинцем польского происхождения, то, наверное, хотел бы, чтобы моя страна вступила в Евросоюз и даже в НАТО. Но если бы я родился на востоке Украины в русскоговорящей семье, я бы, безусловно, предпочитал, чтобы моя страна была более тесно связана с Россией. Будь я пятнадцатилетним палестинским подростком, разумеется, был бы антисемитом, а будь израильским подростком из Тель-Авива, то ненавидел бы палестинские организации»[30].

Конечно, есть и те, кого можно назвать абсолютным злом, кто заслуживает безоговорочного морального порицания. Но чаще всего в современных конфликтах между странами или внутри них трудно найти абсолютно правых и неправых.

В либеральных демократиях прогрессистам и популистам следовало бы сбавить накал взаимных обвинений и сгладить разногласия, ставшие неприемлемыми во многих обществах. Пока те, кто может жить, где угодно, не поймут и не признают проблемы тех, кто предпочитает быть в конкретном месте, и наоборот, мы будем двигаться к переломному моменту (или к точке невозврата), когда революционная ситуация рискует перейти в революцию или войну. А в геополитике надо стремиться к системе баланса сил, наподобие той, что была выстроена в Европе после Венского конгресса 1815 г., но способной противостоять вызовам XXI века.

СНОСКИ

[1] Zakaria F. The Rise of Illiberal Democracy. Foreign Affairs, 1997. Vol. 76. No. 6 (November/December). P.22-43.

[2] Rorty R. Achieving Our Country: Leftist Thought in Twentieth-Century America. Harvard University Press, 1997. P. 90.

[3] Dahrendorf R. Acht Anmerkungen zum Populismus [Eight Notes on Populism]. Transit-Europäische Revue, 2003. No. 25. P. 156.

[4] Stiegler B. Il faut s’adapter: sur un nouvel impératif politique [It Is Necessary to Adapt: On a New Political Im-perative]. Gallimard, 2019.

[5] Stiegler B. Il faut s’adapter: sur un nouvel impératif politique [It Is Necessary to Adapt: On a New Political Im-perative]. Gallimard, 2019.

[6] Lippmann, W. A Preface to Politics. HardPress Publishing, 2013. С. 98.

[7] Dewey, J. The Public and Its Problems in The Later Works of John Dewey 1925-1953. Vol. 2. Southern Illinois University Press, 1984. P. 364-365.

[8] Goodhart D. The Road to Somewhere: The New Tribes Shaping British Politics. Penguin UK, 2017.

[9] Devecchio A. Recomposition: Le nouveau monde populiste [Reconstruction: A New Populist World]. Serf, 2019. P. 1798.

[10] Delsol C. Populiste, c’est un adjectif pour injurier ses adversaires [‘Populist’ as an Adjective to Hurt Your Ad-versaries]. Le Figaro Vox, 6 September 2018.

[11] Goodhart D. Après le Brexit, le Royaume-Uni ne va pas couler en mer [After Brexit: The UK Will Not Sink]. Le Figaro Vox, 4 October 2019.

[12] Bock-Côté M. Le Multiculturalisme comme Religion Politique [Multiculturism as a Political Religion]. Les éditions du Cerf, 2016. P.291-292.

[13] Anderson B. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. Verso, 1983.

[14] Tharoor S. E Pluribus, India: Is Indian Modernity Working? Foreign Affairs, 1998. Vol. 77. No. 1. [online]. URL: https://www.foreignaffairs.com/print/node/1069817. Accessed 1 August 2020.

[15] Mill J.S. Utilitarianism. On Liberty: Considerations of Representative Government. Basil and Blackwell, 1993. P. 392-394.

[16] Watson A. The Evolution of International Society. Routledge, 1992. P. 230, 244.

[17] Cohn-Bendit D. Forget 68. Éditions de l’aube, 2008.

[18] Khan S., Hidalgo A. London and Paris Are Leading the Charge to Shape the 21st Century. The Financial Times, 27 June 2016.

[19] Vattel, E. Le Droit Des Gens, Ou Principes de la Loi Naturelle, Appliqués À La Conduite Et Aux Affaires Des Nations Et Des Souverains [The Law of Nations]. Chapter III, §§ 47-48. 1758.

[20] Oppenheim L.F.L. International Law: A Treatise. Vol. I, Peace. London, 1905. P.73.

[21] Hayek F. The Economic Conditions of Interstate Federalism. Foundation for Economic Education, 17 April 2017 [online]. URL: https://fee.org/articles/the-economic-conditions-of- interstate-federalism. Accessed 4 February 2020.

[22] Mises L. von. Liberalism in the Classical Tradition. Cobden Press, 1985. P.150.

[23] Hazony Y. The Virtue of Nationalism. Basic Books, 2018. P.45.

[24] Ohmae K. The End of the Nation State: How Regional Economics Will Soon Reshape the World. Simon & Schuster, 1995.

[25] Guehenno J.M. The End of the Nation-State. University of Minnesota Press, 2000.

[26] Hazony Y. The Virtue of Nationalism. Basic Books, 2018. P.43.

[27] Там же. P. 49.

[28] Там же. P. 3-4.

[29] Galactéros, C. Un nouveau partage du monde est en train de se structurer [A New Division of the World] // Figaro Vox, 9 November. 2019.

[30] Ferry L. La Révolution Transhumaniste: comment la technomédecine et l’uberisation du monde boulverser nos vies [The Transhumanist Revolution: How Techno-Medicine and the Uberization of the World Destroy Our Lives]. Plon, 2016. P. 222.

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 сентября 2020 > № 3493689 Рейн Мюллерсон

Россия и США: время искать компромиссы

Большинство вызовов, с которыми сталкиваются Москва и Вашингтон, исходят не непосредственно друг от друга, а от третьих сторон

Состоявшиеся недавно съезды Демократической и Республиканской партий США прошли без сенсаций. Они лишь подтвердили сложившуюся в обеих партиях расстановку сил в преддверии президентских выборов в ноябре. Как и ожидалось, республиканцы дружно поддержали нынешнего президента Дональда Трампа, а демократы сделали ставку на бывшего вице-президента Джо Байдена.

В Москве, как и повсюду в мире, особенно внимательно следили за программными заявлениями кандидатов, относящимися к внешней политике и международной безопасности. Никаких откровений тут тоже не прозвучало. Оба кандидата в свойственной каждому из них манере и стилистике изложили уже давно известные позиции, смысл которых сводится к утверждению американского лидерства в мире. Собственно, все жаркие споры в американском политическом истеблишменте идут лишь о наиболее подходящих методах достижения этой главной цели.

Что касается отношений с Россией, то кандидаты, разумеется, дежурно отметились и по этой теме. Но именно отметились, повторив многократно делавшиеся ранее заявления и не пытаясь как-то аргументировать свои позиции, а уж тем более - анализировать возможные варианты взаимодействия с Москвой в контексте быстро меняющейся обстановки в мире.

Могут сказать, что развернутые позиции по ключевым вопросам, как правило, излагаются после приведения нового президента к присяге. Это действительно так. Но по некоторым конкретным вопросам предварительные заготовки обеих партий все же были представлены американской и международной общественности. Например, обращает на себя внимание реакция как представителей администрации США, так и лидеров оппозиции на последние события в Беларуси и на недавний инцидент с А. Навальным. Эта реакция оказалась чрезвычайно жесткой, из чего уже сейчас можно сделать вывод, что в арсенале обоих кандидатов для России заготовлены "карательные" меры, а никак не конструктивные предложения по восстановлению диалога.

Разумеется, нельзя говорить о том, что в Соединенных Штатах вообще отсутствуют здравомыслящие политики. Таких немало. Об этом свидетельствует, в частности, недавнее открытое письмо, подписанное 103 именитыми экспертами, в том числе бывшими высокопоставленными дипломатами, чиновниками и военными. Подписанты резко критикуют нынешний подход Вашингтона к России, поскольку он строится только на безуспешных попытках загнать Россию в угол, принудив к капитуляции, и призывают Вашингтон безотлагательно восстановить полноценный дипломатический диалог с Москвой. К сожалению, в политической элите США голос реалистов пока звучит не так громко, как хотелось бы.

С другой стороны, нельзя не отметить, что и в России на данный момент преобладает настрой на жесткий курс в отношении США. Может быть, в Москве это проявляется не так прямолинейно, как в Вашингтоне, но это не меняет сути дела. Судя по всему, в обеих столицах настроились на длительный период конфронтации.

Если отбросить политические и дипломатические тонкости, то, в конечном счете, позиция сторон определяется одной и той же логикой. Предполагается, что любая инициатива по восстановлению диалога будет интерпретироваться другой стороной как вынужденная уступка, как проявление слабости, а поэтому будет провоцировать только усиление давления. Поэтому лучше подождать, ничего не менять, переупрямить оппонента - пусть у другой стороны сдадут нервы, кончится терпение, и она делает первый шаг. В ожидании такого "первого" шага другой стороны мы и находимся все последние годы, в результате чего отношения между Россией и США оказались в самом глубоком за всю их историю кризисе, из которого будет очень сложно выкарабкиваться.

Как известно, в политике и в дипломатии принципиально неразрешимых проблем не бывает. Проблемы рано или поздно, так или иначе разрешаются. Либо проиграет одна из сторон, либо проиграют обе, либо стороны смогут своевременно оценить возникающие для себя угрозы и пойдут на компромиссные договоренности, обещающие общий выигрыш.

Достичь компромисса по жизненно важным вопросам всегда трудно, а на фоне многолетнего ухудшения отношений и полного отсутствия доверия друг к другу эти трудности особенно велики. Но без достижения компромисса политические риски для США, для России, да и для всего остального мира растут даже не от года к году, а от месяца к месяцу. Это хорошо понятно тем международным экспертам, у которых за плечами богатый опыт, в том числе опыт эпохи "холодной войны". Сегодня на нескольких экспертных площадках ведутся интенсивные консультации с целью выработать рекомендации, которые позволили бы начать процесс снижения международной напряженности. Подавляющее большинство участников таких экспертных диалогов сходятся во мнении, что именно положительный сдвиг в двусторонних отношениях между Россией и США может дать импульс началу оздоровления международной обстановки в целом.

Надо признать, что по понятным причинам конкретных идей пока появилось не так уж и много. Но идеи и предложения есть и, как представляется, вполне реалистичные, учитывающие интересы обеих сторон. Одно из таких предложений предполагает совместное заявление президентов России и США о том, что в ядерной войне не может быть победителей. Такое заявление уже делалось президентами М.С. Горбачевым и Р. Рейганом. Однако его подтверждение со стороны Кремля и Белого дома в нынешней намного более сложной и опасной международной ситуации, несомненно, имело бы положительное значение. Другое предложение: безотлагательно и без каких бы то ни было предварительных условий продлить срок действия Договора СНВ-3, одновременно начав интенсивные консультации по широкому кругу вопросов стратегической стабильности. Имеются и другие предложения, которые по различным каналам доводятся до сведения политического руководства обеих стран.

Исходя из собственного опыта, позволю высказать следующее предложение, которое мне уже доводилось обсуждать с американской стороной и которое, как мне представляется, не потеряло своей актуальности сегодня. В условиях нынешнего геополитического противостояния между Россией и США основное внимание стороны по понятным причинам уделяют вопросам безопасности. Вместе с тем объективный анализ реальных угроз показывает, что большинство вызовов, с которыми сталкиваются наши страны, исходят не непосредственно друг от друга, а от третьих сторон. В этой связи представляется оправданным проведение российско-американских консультаций на высоком уровне, скажем по линии Совета безопасности России и Совета безопасности США, для оценки восприятий обеими сторонами иерархии международных угроз и вызовов. Такой анализ, может быть, и не позволит сразу договориться, но способен открыть перспективу для лучшего понимания ситуации и логики действий другой стороны, а в будущем - и перспективу двустороннего сотрудничества, по крайней мере, в тех областях, где интересы сторон могут совпадать.

Позволю себе привести один исторический пример. В 1999 году, на исходе второго срока администрации Клинтона, в Вашингтоне серьезно рассматривался вопрос о выходе США из Договора по ПРО. Обсуждение этого вопроса с Россией на дипломатическом уровне зашло в тупик. И тогда по предложению российской стороны была достигнута договоренность о проведении расширенного обсуждения с участием военных экспертов двух стран. Такое заседание состоялось в Пентагоне, причем делегации России и США возглавляли министры иностранных дел. По итогам этой дискуссии администрация Клинтона приняла решение отложить выход из Договора по ПРО. К сожалению, Договор в итоге так и не удалось спасти, и следующая администрация во главе с Бушем в 2002 году в одностороннем порядке вышла из Договора. Однако удалось сохранить атмосферу конструктивного политического диалога, что позволило президентам России и США уже в мае 2002 года подписать дополнительный Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов (ДСНП).

Попытки давать советы, а тем более готовые рецепты решения тех или иных проблем всегда сопряжены с риском оказаться под огнем критики. Это понятно и объяснимо. Но иногда даже негативная реакция на новые идеи способна оказаться важным стимулом для движения вперед. Поиски аргументов заставляют самих критиков по-новому взглянуть на проблему и высветить нюансы, которые раньше оставались вне поля их внимания.

Текст: Игорь Иванов (президент Российского совета по международным делам (РСМД),министр иностранных дел России (1998-2004 гг.))

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > rg.ru, 31 августа 2020 > № 3482199 Игорь Иванов

Поднебесная глазами сверстника

Вышла книга Юрия Тавровского "Америка против Китая"

Текст: Константин Волков

Начавшаяся весной 2018 года торговая война Америки против Китая поначалу выглядела как очередной конфликт, неизбежный при тесном взаимодействии двух крупных и тесно связанных экономик.

Однако довольно скоро стало ясно, что речь идет о гораздо более серьезном противостоянии. В ход пошли термины "новая холодная война" и даже "межцивилизационная схватка". Эксперты все чаще сходятся во мнении, что конфликт Америки и Китая станет главным противоречием грядущих десятилетий, определит экономические, политические и социальные контуры XXI века.

На днях на эту тему в издательстве "Книжный мир" вышла весьма своевременная книга "Америка против Китая. Поднебесная сосредотачивается на фоне пандемии". Книгу написал китаевед, писатель, путешественник Юрий Тавровский. Она анализирует глубинные причины нарастающего противостояния двух великих держав, каждая из которых претендует на ведущее место в настоящем и будущем человечества. При этом основное внимание уделяется Китаю как стране - соседу России, связанному с нами как десятилетиями взаимодействия в прошлом, так и сходством судеб в настоящем и будущем. Книга содержит не только размышления автора, уже полвека изучающего Китай, но также яркие наблюдения из частых путешествий по разным уголкам Поднебесной, бесед с простыми и непростыми китайцами.

Юрий Тавровский возглавляет Экспертный совет Российско-Китайского комитета дружбы, мира и развития. В последние годы вышли другие работы этого автора: "Си Цзиньпин. По ступеням Китайской мечты", "Си Цзиньпин. Новая эпоха", "Новый Шелковый путь - главный проект XXI века", "Чудесный Китай", "Китай и соседи. Новое тысячелетие".

О содержании книги "Америка против Китая. Поднебесная сосредотачивается на фоне пандемии" говорят названия глав:

Черный лебедь COVID-19 • Извилистый путь к успеху. Первые 30 лет КНР • По ступеням "Китайской мечты". Начало реформ Си Цзиньпина • "Китайская мечта" заполняет духовный вакуум, мобилизует нацию • Маршрутом "Великого возрождения" - XIX съезд КПК • Неожиданные препятствия на пути "Китайской мечты" • Первые залпы торговой войны • "Война технологий" важнее "войны товаров" • Гонконг и Тайвань - мины замедленного действия • США и КНР. Внешние и внутренние фронты холодной войны • Россия и Китай - взаимодействие из поколения в поколение • Так сосредотачивался Си Цзиньпин • Прогноз до 2035 года. Будущее КНР глазами сверстника.

В тему

Юрий Тавровский, председатель экспертного совета Российско-Китайского комитета дружбы, мира и развития:

- Надо учитывать, что китайская экономика завязана на внешний мир. А в нем сегодня… И спрос на многие товары упал, и сырье не поступает из некоторых стран. Китай не изолировался Великой стеной от внешнего мира, но он является сейчас оазисом в море COVID-19. Вокруг пустыня, всюду дуют самумы, песчаные бури, а в КНР нормализация.

Китай. Россия. США > СМИ, ИТ. Внешэкономсвязи, политика > rg.ru, 31 августа 2020 > № 3481754 Юрий Тавровский

ОТВЕТ НА АГРЕССИЮ: КАК ДАТЬ ОТПОР ПЕКИНУ

ААРОН ФРИДБЕРГ

Профессор политики и международных отношений на факультете публичной политики и международных отношений имени Вудро Вильсона в Принстонском университете. С 2003 по 2005 гг. он был вторым помощником руководителя Управления по национальной безопасности при вице-президенте США.

Поначалу западные демократии надеялись, что взаимодействие с Китаем вынудит его руководство отказаться от ревизионистских амбиций и принять роль «ответственного участника» мирового порядка, возглавляемого Вашингтоном. Но ставка Запада не оправдалась. При Си Цзиньпине Китай стремится занять место Америки, стать ведущей экономической и технологической державой и вытеснить американцев из Восточной Азии.

Ошибки Компартии Китая в начале пандемии COVID-19 и последующие попытки использовать этот кризис в собственных целях создали проблемы всему остальному миру. В то же время поведение КПК обнажило угрозу, которую Китай представляет для безопасности, процветания и благополучия других стран. Как показывают опросы общественного мнения, более 60 процентов американцев – сторонники обеих партий – негативно относятся к руководству Пекина и его намерениям, аналогичные настроения заметны и в других демократических странах. Осознание общей угрозы даёт США и их союзникам возможность сформулировать новую, более эффективную стратегию в отношении КНР.

Последние сорок лет западные демократии надеялись, что взаимодействие с Китаем вынудит его руководство отказаться от ревизионистских амбиций и принять роль «ответственного участника» мирового порядка, возглавляемого Вашингтоном. Предполагалось также, что рост торговых потоков и инвестиций будет способствовать продвижению Китая по пути к экономической и политической открытости. Политика вовлечения не казалась абсурдной, изначально это была авантюра, но не фатальная ошибка. Однако позже стало ясно: ставка Запада не оправдалась.

Вместо открытости и смягчения курса при Си Цзиньпине Китай начал проводить жёсткую, репрессивную политику дома и действовать более агрессивно на международной арене. КНР стремится занять место Америки, став ведущей экономической и технологической державой, и вытеснить американцев из Восточной Азии. Пекин использует открытость демократического общества, чтобы сформировать определенное восприятие политики стран Запада. Китай активно позиционирует себя как лидера развивающегося мира, который – при их поддержке – нацелен на пересмотр международных правил и норм, стандартов и институтов в соответствии с собственными нелиберальными, авторитарными предпочтениями. В долгосрочной перспективе китайские лидеры, очевидно, надеются расколоть, дискредитировать и ослабить демократии, уменьшив привлекательность этой системы. С кем-то взаимодействуя, а кого-то изолируя, Пекин рассчитывает оставить Вашингтон в лучшем случае во главе теряющей силу коалиции.

Мечты – одно дело, их реализация – совсем другое. Помимо впечатляющей мощи, у Китая немало проблем, включая замедление экономики, быстро стареющее население и систему управления, которая базируется на достаточно затратном принуждении вместо добровольного согласия граждан. Эти проблемы могут помешать реализации планов режима, а в конечном итоге – вообще их сорвать. Но не стоит рассчитывать, что это произойдёт скоро или самопроизвольно.

Чтобы сбить Пекин с ревизионистского пути, потребуются оборонительные меры.

Поскольку мощь Китая растёт, Соединённым Штатам и их союзникам нужно укреплять защиту от прямых актов военной агрессии или принуждения.

Им также следует защитить экономику от эксплуатации, а общество и политическую систему – от враждебных проникновений и подрывных акций.

Однако укрепления обороны недостаточно. Необходима мощная наступательная составляющая: она должна выявлять и использовать уязвимости режима КПК, вместо того чтобы просто реагировать на его действия или пытаться угнаться за растущей мощью Китая. Реактивный подход оптимален в отношениях с более слабым оппонентом, с таким мощным и агрессивным соперником, как Китай, он не принесёт успеха. Даже блокируя попытки Пекина добиться своих целей, США и их союзникам нужно искать способы перехватить инициативу.

Этот подход призван решить две задачи. Во-первых, лишить Китай возможности реализовать первоочередные цели, повысив затраты, замедлив увеличение его мощи и влияния и уменьшив угрозу, которую он представляет для демократий и открытой международной системы. Во-вторых, продемонстрировать бесперспективность нынешней стратегии КНР, спутать расчёты правящей элиты и заставить её пересмотреть внешнюю и внутреннюю политику. На это потребуется время, а, учитывая положение и обязательства Си Цзиньпина, успех будет зависеть от изменений в высшем руководстве КПК.

Как отмечается в докладе Совета по нацбезопасности, который Белый дом опубликовал в мае, было бы глупо закладывать в американскую стратегию «параметры конечного состояния Китая». Но не стоит быть фаталистами. Даже признав, что будущее Китая от них не зависит, США и их союзники могут выразить надежду на глубокие реформы, которые когда-нибудь изменят фундаментальные основы режима. Демократии не должны отказываться от постулата об универсальных ценностях и о том, что все люди, в том числе граждане КНР, обладают правами и свободами, обусловленными этими ценностями. В противном случае будут преданы принципы, которых придерживаются многие и в Китае.

Ленинистское государство в либеральном порядке

С момента основания Китайской Народной Республики в 1949 г. руководство страны ощущало угрозы, исходящие изнутри и извне. Главной опасностью всегда считались Соединённые Штаты, которые, как полагали китайские лидеры, неустанно пытались сдержать Китай, даже когда всерьёз говорили о вовлечении. По мнению Пекина, США стремились окружить Китай кольцом своих союзников. Под вопрос ставилась легитимность и жизнеспособность однопартийной ленинистской системы КПК – продвигался либеральный международный порядок, базирующийся на принципах, противоречащих авторитарной форме правления.

Столкнувшись с этими угрозами, Компартия поставила перед собой три задачи: сохранить монополию на политическую власть, вывести Китай на принадлежащее ему по праву место доминирующей державы в Азии и продемонстрировать превосходство социалистической системы, трансформировав страну в реального глобального игрока, который по богатству, мощи и влиянию в конце концов опередит США. Поставленные задачи не менялись, а вот уверенность в способности их выполнить колебалась. После периода относительного затишья режим ощущает достаточную мощь, чтобы дать отпор материальной силе и физическому присутствию Америки и её союзников, а также проникновению либерально-демократических идеалов.

Переломный момент наступил вскоре после финансового кризиса 2008 года. Коллапс глобальной экономики вызвал тревогу и одновременно оптимизм в руководстве КПК. С одной стороны, элита сомневалась в своих способностях поддерживать устойчивый рост, с другой – появилась уверенность, что США и другие либеральные демократии вступили в период упадка. Пекин ответил репрессиями и национализмом во внутренней политике, меркантилизмом и агрессивностью на международной арене. Эти тенденции проявились более отчётливо с приходом к власти Си Цзиньпина в 2012 году. При нём КПК отказалась от рекомендации Дэн Сяопина «держаться в тени и копить силы».

Несмотря на апломб, Си Цзиньпин ощущает необходимость действовать быстро. Он осознаёт проблемы страны. Стратеги КПК также утверждают, что рост мощи Китая вынудит другие страны предложить противовес. Если ответ поступит слишком быстро, признают они, Китай может лишиться доступа на западные рынки и к западным технологиям, подъём остановится до того, как страна достигнет необходимого уровня самообеспечения.

В отличие от других держав, которые сначала обеспечили себе региональное доминирование, а потом принялись реализовывать глобальные амбиции, как Соединённые Штаты, Китай пытается добиться всего сразу. Набор инструментов варьируется в зависимости от расстояния. Вблизи своих границ Пекин расширяет возможности по лишению доступа / блокированию районов и модернизирует ядерный арсенал, чтобы ослабить гарантии безопасности со стороны США и подорвать сеть альянсов, которые на них базируются. Но поскольку возможности Китая проецировать военную мощь на большие расстояния ограничены, он вынужден задействовать экономические инструменты и политическое влияние.

В отношениях с промышленно развитыми демократиями Пекин хочет сохранить статус-кво, который считает благоприятным, как можно дольше. Режим старается удержать эти страны от жёстких шагов, демонстрируя преимущества сотрудничества и издержки потенциального конфликта. Странам внушают, что придётся делать выбор между прибылью и дальнейшим сотрудничеством по таким вопросам, как изменение климата и инфекционные заболевания, и пугающим призраком протекционизма, деглобализации и новой холодной войны.

Режим надеется, что демократии сделают выбор в пользу обещания сотрудничества, обеспечив таким образом доступ Китая к западным рынкам и технологиям, что является ключевым фактором для достижения статуса высокотехнологичной супердержавы.

С помощью масштабной инициативы «Пояс и путь», которая включает инфраструктурные проекты в Азии, на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке, Китай обеспечивает себя ресурсами, выходит на новые рынки и расширяет военный охват. В то же время Пекин стремится закрепить за собой позицию лидера глобального Юга. Если раньше КНР не хотела, чтобы её воспринимали как идеологическую угрозу Западу, то теперь он открыто предлагает авторитарную политику и квазирыночную экономику как модель для стран, которые, по выражению Си Цзиньпина, хотят «ускорить своё развитие, сохранив независимость».

КПК также использует отношения с элитами в развивающихся странах, чтобы усилить своё влияние в международных институтах (например, в ВОЗ) и стимулировать создание новых объединений, где можно будет с легкостью доминировать. Отвергнув так называемые универсальные ценности либеральной демократии и прав человека, Си выразил желание построить ненавязываемое «сообщество единой судьбы», в котором Китай, естественно, будет играть ведущую роль.

В недооцененной степени глобальный Юг является центральным пунктом стратегии КПК. Китайские руководители не хотят править миром, но, как отмечает аналитик Надеж Роллан, они стремятся к «частичной, широкой и гибкой гегемонии» над большей его частью. Позаимствовав пару страниц из учения Мао Цзэдуна, сегодняшние лидеры по-прежнему верят, что способны «изолировать город от села» – объединить бедные страны и защитить их от влияния расколотого, деморализованного, переживающего упадок Запада.

Ловушка сотрудничества

Более конкурентный подход к отношениям с Китаем не должен исключать взаимодействия, если интересы совпадают. Но Вашингтону не стоит обольщаться на этот счёт. Кажущиеся разумными предложения «ответственной конкуренции» или «сотрудничества и конкуренции» не учитывают менталитет нулевой суммы, свойственный нынешним лидерам КНР, и недооценивают их амбиции. Как показали действия КПК в начале вспышки COVID-19, транснациональная координация желательна, но это не означает, что она обязательно произойдёт. Демократические правительства не должны попасть в старую ловушку, отказавшись от необходимой конкуренции ради призрачной перспективы сотрудничества.

Также не стоит бояться, что жёсткая политика демократических государств усилит позиции «ястребов» в КПК. Вряд ли можно сказать, что в руководстве Компартии сейчас преобладают «голуби». Постоянное противодействие нынешнему курсу Си Цзиньпина с большей вероятностью приведёт к изменениям, чем попытки приспособиться. Нужно дискредитировать доминирующих «ястребов» до того, как появятся «голуби».

Встретив сопротивление, Пекин неизбежно будет винить «враждебные иностранные силы» и повышать градус патриотической риторики. Но это привычная тактика, которая использовалась, даже когда США пытались наладить отношения с Пекином. Китай будет задействовать националистическую тему вне зависимости от поведения Вашингтона и его союзников. Демократии должны ясно дать понять: их жёсткий подход является ответом на неверную политику Компартии Китая.

Помимо активизации риторики, Пекин может провоцировать кризисы для внутренней и внешней аудитории, чтобы иностранные державы ему не противодействовали. Это реальная опасность, как показал конфликт на границе Китая и Индии в июне, но её не стоит преувеличивать. Стратегически руководство КПК всегда нацелено вперёд, но действует при этом очень осторожно. Оно не склонно ввязываться в авантюры или вступать в конфронтацию, в которой может потерпеть поражение или потерять контроль над ситуацией. Тем не менее стратегия оказания давления на Пекин должна сочетаться с оборонительными и сдерживающими мерами.

Поле битвы – Азия

Отправная точка успешной американской стратегии – это сохранение благоприятного баланса военных сил в Индо-Тихоокеанском регионе. Если Китай сможет контролировать воды у своих берегов и поставит под сомнение выполнение Соединёнными Штатами гарантий безопасности, он изменит отношения со своими морскими соседями, усилит влияние и высвободит ресурсы для реализации целей в других регионах. Например, поглотив Тайвань, Китай получит контроль над высокотехнологичными производственными мощностями, которые необходимы для укрепления военной силы и экономики.

Вашингтону будет трудно выправить военный баланс в период урезания бюджета, но всё-таки возможно. Стратегам Пентагона нужно перебросить ресурсы с Ближнего Востока и из Европы в Индо-Тихоокеанский регион, углублять сотрудничество с региональными союзниками (особенно с Австралией и Японией) и демократическими партнёрами (включая Индию и Тайвань). В приоритете должны быть разработка и массовая закупка относительно недорогого вооружения ракет большой дальности с обычными боеголовками, беспилотных летательных и подводных аппаратов, чтобы нивелировать значительные инвестиции Китая в возможности лишения доступа / блокировки районов и надводный флот.

Успешная стратегия долгосрочного военного соперничества с Китаем должна содержать наступательный компонент. Инвестиции в подводное вооружение – многообещающая область в этом отношении. Совершенствуя имеющиеся возможности, США и их союзники повысят вероятность морской блокады КНР. Это, в свою очередь, укрепит Пекин в стремлении возводить более дорогостоящие трубопроводы, проходящие по суше, и транспортную инфраструктуру. Китай будет вынужден вкладывать средства в противолодочное вооружение – затратное и трудное дело, в котором у китайских военных нет опыта. По этой же причине Соединённым Штатам и их союзникам нужно совершенствовать нанесение точечных ударов крылатыми ракетами-стелс, баллистическими ракетами с обычными боеголовками и гиперзвуковыми средствами доставки. В результате Китаю придётся выбрасывать огромные деньги на строительство подземных бункеров, противовоздушную и противоракетную оборону, в том числе недавно возведенных и потенциально уязвимых баз на островах в Южно-Китайском море, вместо того чтобы модернизировать собственные наступательные силы. Подобные американские инвестиции перенаправят средства оборонного бюджета КНР на менее опасные для США вооружения.

Игра роста

Мировые демократии открыли двери в свою экономику и общество, полагая, что это приведёт к конвергенции китайской системы с их собственной. В результате они оказались уязвимыми перед многонаселённым мощным государством, которое отвергает их ценности и угрожает их процветанию и безопасности.

С точки зрения экономики, нужен не тотальный разрыв, а частичное разъединение и существенный пересмотр торговой и инвестиционной политики. При этом нужно учитывать три фактора.

Первый. В обозримом будущем Пекин не откажется от кражи технологий, субсидирования промышленности и ограничения доступа на собственный рынок. Несмотря на заявления о взаимовыгодном сотрудничестве, китайские лидеры – меркантилисты, они воспринимают экономические отношения как ещё одно противостояние с нулевой суммой, цель которого – не повысить благосостояние граждан, а укрепить силу партии и государства.

Второй. Суть китайской системы, а также доктрина военно-гражданского слияния вынуждают воспринимать даже частные компании как инструмент государства.

Третий. Китай, пока там правит Компартия, не просто экономический конкурент, но и геополитический и идеологический соперник.

В связи с этим США и другие промышленно развитые страны не могут себе позволить воспринимать Китай как ещё одного торгового партнёра. Это только ускорит рост китайской мощи и ослабление их собственной. Демократии ни в коем случае не должны облегчать Китаю устойчивый рост без проведения масштабных реформ, которые должна была стимулировать политика вовлечения.

Чтобы защититься от слежки и саботажа, Вашингтон и его партнёры должны ограничить роль китайских компаний в строительстве сетей информационных технологий и другой чувствительной инфраструктуры, а также препятствовать получению ими персональных данных своих граждан. Демократии также должны уменьшить зависимость от китайского сырья и промышленных товаров, нужно вводить налоговые стимулы для диверсификации цепочек поставок. Если КПК продолжит использовать торговлю как оружие, у демократий не останется иного выбора, кроме ограничения общей зависимости от китайского рынка.

По военным и коммерческим причинам Соединённым Штатам нужно сохранять и развивать свои преимущества в высоких технологиях. Для этого потребуются оборонительные и наступательные меры. Чтобы оставаться впереди, нужно бежать быстрее других и одновременно стараться замедлить продвижение Китая. Чтобы стимулировать инновации, правительству США необходимо увеличить инвестиции в образование и фундаментальные исследования, способствовать сотрудничеству с частным сектором и проводить миграционную политику, которая позволит привлечь талантливых людей со всего мира. Не менее важно взаимодействовать со странами-единомышленниками, чтобы идеи и технологии, возникшие в университетах, частных и правительственных лабораториях, не так быстро попадали в Китай. Эти усилия не помешают Китаю двигаться вперёд, но темпы замедлятся, а расходы на инновации возрастут.

Некоторые способы приобретения КНР технологий явно незаконны. Значит, нужно ужесточить существующие законы против кражи интеллектуальной собственности и кибершпионажа. Кроме того, нужно наказывать нарушителей повышением тарифов на их продукцию и ограничением возможности наращивать капитал на американских финансовых рынках. Учитывая меркантилизм и враждебные намерения Пекина, даже не нарушающие закон китайские компании нужно подвергать тщательной проверке и особым ограничениям. Предполагаемые инвестиции из Китая нужно детально изучать, а также запретить экспорт критически важных технологий, включая оборудование и ПО для производства новейших полупроводников. Вашингтон добился определённых успехов в этой сфере, но в основном действовал в одиночку. Меры станут эффективными, только если будут внедрены на многосторонней основе.

Соединённым Штатам придётся на время отказаться от мечты построить полностью интегрированную глобальную экономику. Нужно совместно со странами-единомышленниками работать над восстановлением и укреплением частично либеральной торговой системы, все участники которой придерживаются принципов открытости и защищают свои интересы от тех, кто этого не делает. Это наилучший способ продвигать торговлю между демократиями и ослабить экономические рычаги влияния Пекина – ему придётся заплатить за агрессивное поведение, а со временем и под давлением, возможно, и отказаться от подобных действий.

Защита открытых обществ

Компартия Китая эксплуатирует открытость либеральных обществ и в особенности их приверженность свободе слова. Использование платформ социальных медиа, запрещённых в Китае, для распространения дезинформации о COVID-19 на Западе – один из самых ярких недавних примеров. Многие операции Пекина менее заметны. Чтобы создать определённое восприятие у иностранной элиты, Пекин вовлекает её в прибыльный бизнес, нанимает местных адвокатов и юристов, выделяет огромные средства авторитетным аналитическим центрам и университетам.

В целом подобная деятельность легальна в США и является одной из основ свободного общества. Однако в некоторых сферах явно нужны жёсткие правила. Бывшие члены Конгресса, высокопоставленные военные и представители исполнительной власти не имеют права заниматься лоббизмом в пользу компаний из стран, которые, по мнению правительства, представляют угрозу национальной безопасности (как Китай). Частные организации – аналитические центры и университеты – должны обнародовать сведения об иностранных пожертвованиях.

Помимо ужесточения законодательства, демократии стоит информировать общество о так называемой тактике «единого фронта». Она предполагает задействование китайских организаций и частных лиц в получении доступа во влиятельные институты и к авторитетным людям в конкретных странах. Информация о связях между этими посредниками и партийно-государственными органами позволит снизить риски манипулирования. Коллеги в демократических странах должны понимать, что в современном Китае нет действительно независимых аналитических центров, фондов, университетов и компаний.

Американская система высшего образования – очень ценный актив, который привлекает людей со всего мира. Конечно, подавляющее большинство студентов и исследователей из Китая не представляют опасности, но нужно выявлять и следить за теми, кто связан с Народно-освободительной армией и другими элементами аппарата безопасности КНР. Учёные и инженеры, получающие гранты от китайских программ по поиску талантов (будь то выходцы из Китая или американские граждане), не должны участвовать в проектах, финансируемых американским правительством. Чтобы все издержки легли на КПК, Вашингтону следует ограничить выдачу образовательных и других виз партийным чиновникам, замеченным в нарушениях прав человека или другой противоправной деятельности, а также членам их семей.

Главный вызов, стоящий перед США и другими свободными обществами, – пойти на эти меры и при этом по-прежнему оставаться открытыми для китайских граждан, у которых есть легитимные основания учиться, работать и жить в этих странах. Сохранение открытости не позволит КПК утверждать, что у западных демократий есть проблемы с китайскими гражданами, а не с правительством страны.

Победа в развивающемся мире

С распространением пандемии в развивающемся мире у Китая появится возможность усилить влияние. Если страны, получившие займы в рамках инициативы «Пояс и путь», не смогут выплатить долги из-за вируса, Пекин возьмет под контроль ценные активы или природные ресурсы. Или приобретёт политический капитал и дипломатические рычаги влияния в будущем, договорившись о новых условиях по займам.

Пекин оказался в сложной ситуации. Если он будет настаивать на немедленной выплате огромных кредитов, несмотря на кризис, то на него ляжет ответственность за возникшие в этих странах проблемы. С другой стороны, если некоторые должники объявят дефолт, китайские банки понесут убытки, а значит, Си Цзиньпина подвергнут критике за авантюры за рубежом. В любом случае Соединённым Штатам и другим развитым демократиям надо проследить за тем, чтобы помощь бедствующим странам от международных институтов не ушла напрямую Пекину, избавив его от проблем, им же и созданных.

Китай должен понести репутационные издержки за свою политику. Пекин отвергает обвинения в «долговой дипломатии», хотя расследования, проведённые независимыми журналистами и неправительственными организациями, говорят об обратном. Правительства и неправительственные организации развитых демократий должны содействовать укреплению институтов гражданского общества, чтобы ослабить влияние Китая на развивающиеся страны.

Вашингтон не должен противодействовать всем шагам Китая в развивающемся мире, не стоит и пытаться. Некоторые китайские инвестиции окажутся выброшенными на ветер, другие спровоцируют недовольство местного населения или даже втянут Пекин в вооружённый конфликт. Когда гамбиты в развивающемся мире принесут КНР дополнительные проблемы и новые уязвимости, Вашингтону не стоит им препятствовать.

В то же время, чтобы не допустить более тесного сближения развивающихся стран с Китаем, у развитых демократий должны быть в запасе собственные позитивные предложения. Это может быть помощь, в том числе медицинская, увеличение виз для студентов, доступ на рынки. Странам Запада нужно совместно с международными институтами и частными инвесторами финансировать инфраструктурные проекты, которые будут строиться по самым высоким стандартам с привлечением местных работников и при разумных затратах. Здесь, как и в других сферах, главное перехватить инициативу, а не просто реагировать на действия Китая.

Развязывание политической борьбы

Несмотря на огромные вложения в контроль над информацией, на начальных этапах вспышки коронавируса Китай не смог предотвратить негативные комментарии и имиджевые потери внутри страны. Вскоре власти взяли ситуацию под контроль, заставили замолчать критиков и запустили кампанию по самовосхвалению, демонстрируя хаос в других странах, а также дезинформировали об источнике вируса. Этот эпизод ещё раз доказал, что КПК стремится влиять на то, что люди говорят и думают о действиях властей, но сделать это на самом деле очень трудно.

Демократиям не стоит прекращать попытки проникнуть в жёстко контролируемую информационную сферу Китая. Нужно продолжать инвестиции в преодоление «Великого китайского файрвола». Но грозить пальцем и прибегать к общественной дипломатии – неверный метод. Надо поддержать критические голоса в Китае и обеспечить поток реальной информации о происходящем внутри КНР для её жителей. Ещё до пандемии китайское общество было озабочено коррупцией в КПК, несправедливым отношением к обычным гражданам и бессмысленными инвестициями за рубежом. Если сейчас восстановление экономики будет происходить медленно, недовольство по всем трём проблемам возрастёт. Если режим будет вынужден тратить деньги на борьбу с недовольством, решая проблемы граждан или усиливая внутреннюю безопасность, на это придётся перенаправить ресурсы с затратных зарубежных проектов.

Постепенно растёт понимание, что вызывающее тревогу поведение Китая заложено в самом характере режима. Как отмечалось в коммюнике Евросоюза в 2019 г., это «системный оппонент» либерально-демократического Запада. США и странам-единомышленникам нужно не только демонстрировать различия с авторитарным Китаем, но и укреплять приверженность общим идеалам. Если лидерам не удастся чётко сформулировать эти принципы и действовать в соответствии с ними, разобщение демократий продолжится, как и рассчитывает Пекин.

Соединённые Штаты и их союзники должны быть готовы перейти к атакующим действиям в так называемой борьбе за дискурсивную власть – дуэли противоборствующих нарративов. Демократии должны не только опровергнуть ложные претензии Пекина к Западу, нужно напрямую атаковать его искажённый нарратив о самом Китае. Материальные достижения КНР за последние несколько десятилетий, безусловно, впечатляют. Но к ним удалось прийти благодаря низко оплачиваемому труду политически бесправных рабочих и крестьян, ценой огромного ущерба окружающей среде, за счёт бесценной помощи промышленно развитых стран. КПК пытается подменить концепцию прав человека «правом на развитие», чтобы оправдать свои жёсткие действия. Китайские руководители боятся собственного народа, они идут на беспрецедентные меры, чтобы обеспечить так называемую социальную стабильность, тратят миллиарды на систему внутренней безопасности и высокотехнологичные программы слежения.

Утверждения о превосходстве китайской системы, неостановимости роста и идеальной модели для других стран нужно опровергнуть.

Несмотря на все недостатки, демократии имеют отличные показатели гибкости, инноваций, адаптации и самообновления за 200 лет. Они добились устойчивого материального прогресса, обеспечив гражданам свободу высказывать мнение и выбирать лидеров. Преимущества либеральной демократии не придётся доказывать, если её представители сами будут пользоваться плодами свободы, процветания и безопасности, которые обещают, станут практиковать добродетели, которые пропагандируют, и протянут руку тем, кто решит последовать по этому же пути.

Затяжная игра

Сейчас США не в состоянии наращивать капитал на агрессивности Китая. Администрация Трампа заслуживает похвалы за то, что американский подход в отношении КНР стал более реалистичным. Но на протяжении почти четырёх лет президент конфликтовал с друзьями и союзниками, не научился убедительно говорить о демократических ценностях и отказывался критиковать Китай за нарушения прав человека. Поэтому сейчас США не способны возглавить коалицию и дать отпор Китаю. Решение Трампа сделать Китай основой своей предвыборной кампании, обвинив его во всех проблемах, связанных с пандемией, блокировало начальные попытки межпартийного сотрудничества в Конгрессе. Теперь демократы и республиканцы обвиняют друг друга в мягком отношении к Китаю и предлагают занять более жёсткую позицию, а значит, консенсус может быть найден.

Если США и их союзники обеспечат устойчивое противодействие, китайские руководители в итоге будут вынуждены пересмотреть направление выбранного пути. Пока Си Цзиньпин и его соратники, по-видимому, уверены, что идут по ветру и у них нет иного выбора, кроме движения вперёд. Потребуется время и силы, чтобы убедить их или их преемников: поставленные цели недостижимы, и нужно разработать другой подход.

Изменение в высшем руководстве КПК и появление новых лидеров, уверенных в необходимости нового подхода, приведут к смене тактики и, возможно снизят напряжённость. Но проблема, скорее всего, заключается не в нынешнем составе ЦК КПК. Компартия опасается за свою безопасность, одержима амбициями и тотальным контролем, на этом фоне трудно представить себе, как Китай, где КПК удерживает абсолютную власть, может комфортно существовать в мире, в котором либеральные демократии по-прежнему сильны и едины. Если демократии будут держаться вместе, пока в Китае не произойдут перемены, длительное соперничество неизбежно.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs № 5 за 2020 год. © Council on foreign relations, Inc.

Китай. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 августа 2020 > № 3493716 Аарон Фридберг

КИТАЙСКИЕ САНКЦИИ: ТЕПЕРЬ ОФИЦИАЛЬНО?

АНАСТАСИЯ ПЯТАЧКОВА

Младший научный сотрудник ЦКЕМИ НИУ «Высшая школа экономики».

Если международное давление на Китай будет продолжать усиливаться, то он будет вынужден осваивать весь доступный спектр санкционных инструментов. Журнал «Россия в глобальной политике» совместно с Центром комплексных европейских и международных исследований НИУ «Высшая школа экономики» и клубом «Валдай» продолжает публикацию серии статей об изменениях на международной арене, связанных с пандемией COVID-19.

Fake it till you make it

Китай долгое время рассматривался в первую очередь именно как реципиент санкций. С этой точки зрения положение КНР в последнее время заметно ухудшилось. Со стороны США были приняты меры против целого ряда китайских компаний и организаций (включая университеты), студентов и чиновников, закрыто китайское консульство в Хьюстоне. Помимо заявлений о лишении Гонконга статуса привилегированного партнёра и подписания Закона о санкциях против Китая из-за притеснения уйгуров, регулярно на уровне риторики и возможных дальнейших санкционных шагов затрагиваются и другие чувствительные для КНР темы – Тибет, Южно-Китайское море, Тайвань.

Инициаторами ограничений выступают не только США, но и другие государства. На фоне развернувшегося этим летом приграничного конфликта с Индией был, в частности, введён запрет на использование 59 китайских приложений (в их числе TikTok, WeChat). В конце июля появилась информация о дополнении списка на 47 приложений, а в ближайшее время будет проведена проверка ещё более 250 (по некоторым оценкам их свыше 275). Было объявлено об отказе нескольких мобильных операторов от использования китайского оборудования: NTT в Японии, Jio в Индии, SK и KT в Южной Корее и некоторых других. Расширился список стран, запретивших использование продукцию Huawei при создании 5G-сетей (в него, кстати, недавно вошла Великобритания).

Одновременно всё более заметна роль Китая и в качестве инициатора ограничительных мер. Китай в целом предпочитает вводить санкции неофициально, избегая таким образом открытой конфронтации. Меры, как правило, лимитированы по времени и применяются точечно в отношении определённых групп товаров или направлений деятельности.

Первые признаки использования инструментов экономического принуждения в современном Китае относятся к середине 1990-х годов, относительно регулярный характер такие меры приняли к середине 2000-х, а уже в 2010-х количество случаев, мотивов и набор применяемых инструментов стали постепенно расширяться. Китай неоднократно вводил ограничения против Вьетнама и Филиппин в контексте обострения конфликта в Южно-Китайском море. Также санкции применялись против Монголии в связи с визитом Далай-ламы в 2016 году, Южной Кореи (в 2016–2017 годах после установки системы THAAD) и Японии (на фоне территориального конфликта в 2009–2012 годах). Особая ситуация сложилась в Северной Корее, где Китай принимал участие в многосторонних санкциях ООН.

Может сложиться впечатление, что КНР использовала санкции только против более слабых стран или соседей, которые с ней тесно связаны территориально и экономически. Такой вывод не совсем корректен: характерный кейс – введение ограничений на импорт норвежского лосося после вручения Нобелевской премии мира известному китайскому диссиденту Лю Сяобо в 2010 году.

Говоря о недавних примерах китайских санкций, можно отметить две новых тенденции:

1) на фоне преобладания неформальных санкций появляются формальные;

2) конфликт с США провоцирует введение системных долгосрочных санкций.

Взаимные ограничительные меры КНР и США на протяжении длительного времени развивались в духе своеобразной «игры в конфронтацию» – как будто никто не хотел ухудшения отношений, но оно планомерно происходило.

Особенность в том, что в кардинальном пересмотре взаимодействия в большей степени заинтересована только одна сторона – США.

Конечно, Китай тоже внёс свой вклад в размежевание, и было бы неверно представлять его исключительно как пострадавшего. Тем не менее в политике КНР было заметно желание минимизировать напряжённость. В начале взаимодействия с администрацией Дональда Трампа Китай шёл на беспрецедентные уступки во время переговоров по Северной Корее. На момент подписания январской торговой сделки также видны шаги навстречу США. В момент усиления нажима в период пандемии КНР долгое время почти не давала симметричного ответа, очевидно списывая американские действия на предвыборную кампанию. Даже несколько месяцев назад в экспертном сообществе не было определённости с тем, ограничится ли Китай риторикой или будет предпринимать более решительные меры.

На практике в условиях, когда одна сторона де-факто выбирает конфликт (= размежевание), вторая в одиночку не способна сохранить сотрудничество в прежнем виде.

Хрупкое и временное поддержание равновесия возможно за счёт всё более неприемлемых уступок, однако на фоне непрекращающегося давления на недружественные шаги всё равно в итоге приходится отвечать. Так, с китайской стороны сначала наблюдалось ужесточение риторики (в том числе в СМИ в виде мультфильмов и карикатур), затем стали предприниматься более конкретные ответные действия, в числе которых, в частности, санкции против американских чиновников, военно-промышленной корпорации Lockheed Martin, ответное закрытие консульства в Чэнду (без учёта ранее остановившего работу по инициативе США консульства в Ухане в связи с пандемией).

Ущерб от санкций со стороны экспертов на данный момент в основном определяется как временный и не очень существенный. Это главным образом объясняется тем, что из-за взаимозависимости сторон возникают объективные ограничения по возможностям использования санкций, к тому же иногда существуют пути обхода санкций. Иногда озвучиваемые шаги и вовсе остаются на уровне политической риторики: например, КНР заявляла о подготовке «чёрного списка» американских компаний, но меры против них пока так и не были введены. Однако неизбежно фиксируется как минимум краткосрочное падение стоимости попавших под санкции компаний, ищутся пути замены американских компонентов в китайских товарах (например, микрочипов), происходит вывод компаний и производств из КНР. Это будет иметь долгосрочный структурный эффект для китайско-американского взаимодействия.

Безусловно, двусторонние отношения обладают большим запасом прочности. В частности, министр иностранных дел КНР Ван И отметил, что несмотря на последствия пандемии, 74% американских компаний планируют расширить инвестиции в КНР. Порой в размежевании пытаются найти положительные моменты: Дональд Трамп, в свою очередь, заявлял, что разрыв с экономикой Китая позволит США сэкономить 500 миллиардов долларов.

Тем не менее официальное объявление санкций, наряду с изменением стратегически значимых документов, символизирует явное наличие конфронтационных мотивов.

Если стоит задача осуществить размежевание, то санкции – один из самых подходящих для этого инструментов.

Пока КНР в основном использует «отзеркаливание»: действует реактивно, хоть и более жёстко. Заметно расширение масштабов и инструментов санкций по сравнению с предыдущим периодом: в дополнение к экономическим и технологическим в большей степени, чем ранее, подключаются политические, идеологические и социально-гуманитарные.

Сигналы от Китая могут поступать не напрямую, а опосредованно, через американских союзников. Здесь КНР чувствует себя более уверенно в плане инициирования санкций. Так, в ответ на комментарий Австралии о необходимости расследования причин распространения коронавируса Китай ввёл 80% пошлину на ячмень, а также ограничил импорт говядины. Китайским студентам и туристам поступали рекомендации не посещать Австралию. В КНР был казнён австралийский гражданин за торговлю наркотиками. В вопросе с Индией Китай пока пытается избежать системной конфронтации. Однако в случае дальнейших шагов с индийской стороны Китай окажется перед необходимостью предпринять ответные меры.

Таким образом, главная опасность возникшей ситуации не столько в текущем ущербе, сколько в институционализации враждебных намерений. Политическая составляющая санкций в Китае уже почти не ретушируется, а сами меры из неофициальных и ограниченных по времени постепенно становятся системными и открытыми. Если международное давление на Китай будет продолжать усиливаться, то он будет вынужден осваивать весь доступный спектр санкционных инструментов.

Китай. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 26 августа 2020 > № 3493718 Анастасия Пятачкова

Юрий Мирзоев: Подтолкнуть к реальной деофшоризации может только усиление санкций

Глава компании «Митра» Юрий Мирзоев отмечает, что без совершенствования институтов защиты прав собственности и усиления независимости судебной системы добиться реальных успехов в деофшоризации не удастся

Пересмотр российско-кипрского соглашения об избежании двойного налогообложения — одного из важнейших документов, на базе которого российский бизнес работает в офшорных юрисдикциях, — был заявлен как некий новый решительный шаг в деофшоризации отечественной экономики. Теперь российские компании, перечисляющие дивиденды, проценты и прочие платежи аффилированным кипрским структурам, должны будут платить в России налог по ставке 15%, и такие же условия планируется согласовать с другими популярными офшорами — Нидерландами, Люксембургом и т. д.

Однако специалисты по корпоративному праву сомневаются, что на практике изменение правил игры приведет к тому, что российский бизнес будет пользоваться офшорами меньше, поскольку налоговые преференции далеко не главный смысл ухода в эти юрисдикции. Генеральный директор Национальной юридической компании «Митра» Юрий Мирзоев, анализируя практики использования офшоров в российском нефтегазовом секторе, отмечает, что без совершенствования институтов защиты прав собственности и усиления независимости судебной системы добиться реальных успехов в деофшоризации не удастся.

«НиК»: Задача деофшоризации, если понимать ее формально, как переход в российскую юрисдикцию, на первый взгляд, выглядит для российской нефтегазовой отрасли не первоочередной, учитывая то, что основным акционером крупнейших добывающих компаний «Роснефти» и «Газпрома», а также «Транснефти» является государство. Тем не менее, офшорные схемы весьма распространены в частном секторе российского нефтегаза, они используются при структурировании сделок госкомпаний и т. д. Как бы вы в целом охарактеризовали роль и значимость офшоров для российского нефтегаза?

— В действительности нефтегазовая отрасль, наверное, вряд ли сильно отличается в этом смысле от других секторов российской экономики. Несмотря на то, что ключевые игроки принадлежат государству, офшорные схемы активно применяются в трейдинговых операциях — нефть и газ за рубеж продаются посредством компаний, имеющих, как правило, офшорную «прописку». Нередко такие структуры прячут своих реальных бенефициаров и, по моему мнению, главным образом используются не в целях структурирования тех или иных налоговых рисков, а для того, чтобы скрыть фактических покупателей российских углеводородов, которые затем перепродают их нашим зарубежным партнерам.

Второй важный момент: хорошо известно, что все крупные корпоративные сделки российских нефтегазовых компаний (и не только их), связанные с зарубежными активами, так или иначе осуществляются в рамках английского права. Достаточно вспомнить приобретение «Роснефтью» компании ТНК-ВР, которая проходила с использованием офшорных структур вне российской юрисдикции.

В связи с этим нужно сделать важное уточнение — что именно мы подразумеваем под офшорами? Одно дело, когда речь идет о низконалоговых юрисдикциях, которые не обеспечивают обмена информации с РФ для целей налогообложения и включены приказом ФНС от 11 октября 2019 года в «черный список» (например, Антигуа и Барбуда, Британские Виргинские острова, Нормандские острова (Джерси, Сарк, Олдерни), Сен-Мартен, т. д.). Несколько иная ситуация возникает, когда в расширительном смысле можно понимать под «ошфорной юрисдикцией» вообще любую юрисдикцию за пределами РФ. В последнем случае смысл использования зарубежной юрисдикции чаще всего заключается именно в структурировании сделок по английскому праву, приоритетному для международных компаний.

При этом офшоры нередко выступают инструментом развития компаний через такие механизмы, как IPO на международных площадках или инвестиционные продукты и юридические инструменты, которые не предусмотрены российским законодательством. В последнем случае учитывается также фактор развитости рынков, в том числе финансовых — очевидно, что в Великобритании и США они находятся на совершенно ином уровне в сравнении с Россией.

«НиК»: К каким последствиям для нефтяных компаний, активно использующих офшорные схемы владения, может привести пересмотр условий налогового соглашения с Кипром, учитывая то, что отрасль и так в последние годы ощущает на себе серьезное усиление налоговой нагрузки? Можно ли ожидать, что владельцы некоторых компаний все же предпочтут вернуться в российскую юрисдикцию, поскольку налогообложение дивидендов и прочих транзакций «у источника» станет для них слишком серьезным дополнительным изъятием доходов?

— Продолжу ответ на предыдущий вопрос: по моему мнению, налоговая оптимизация в данном случае — это некая вторичная причина того, почему российские компании активно используют офшорные структуры. Поэтому, несмотря на то, что налоговое соглашение с Кипром будет пересмотрено, вряд ли произойдут какие-то принципиальные изменения.

Дело в том, что крупные нефтегазовые компании традиционно использовали офшоры в двух целях.

Первая — обезопасить бизнес, в том числе путем вывода сделок из юрисдикции российского права, вторая — скрыть непосредственных бенефициаров этих сделок, в особенности с участием госкомпаний.

Мы можем только догадываться, какие люди стоят за этими сделками, но с определенной уверенностью можно утверждать, что зачастую это госслужащие и их родственники. При сохранении подобной ситуации офшорное структурирование сделок будет продолжаться при любых изменениях налоговых режимов. К тому же предложенное Кипру и другим юрисдикциям увеличение ставки налога на дивиденды и проценты на 15% сложно назвать какой-то запредельной нагрузкой, которая приведет к тому, что владельцы бизнесов перестанут использовать офшорные юрисдикции и незамедлительно станут перерегистрировать компании в России. Вряд ли что-то изменится и в случае использования офшоров в трейдинговых схемах, поскольку здесь основным смыслом присутствия офшорных структур тоже не является налоговая оптимизация. Тем не менее, можно надеяться, что бюджет получит какие-то дополнительные доходы — это пока единственный очевидный плюс от пересмотра условий соглашений.

«НиК»: Хорошо известно, что деофшоризация — это глобальный процесс, Россия здесь отнюдь не одинока. Насколько российские меры в этом направлении соответствуют мировым трендам?

— Если говорить о таких странах, как США, Великобритания, государства Евросоюза, то в них главная цель использования офшоров юридическими и физическими лицами заключается в оптимизации налогообложения. С этим действительно идет активная борьба во всем мире, и Россия в этой борьбе участвует. В частности, мы уже давно присоединились к международной антиофшорной конвенции BEPS, и в этом смысле Россия входит в число тех крупных глобальных игроков, которые находятся на острие борьбы с незаконной налоговой оптимизацией. Здесь мы не отстаем от мировых трендов: у ФНС существуют очень эффективные соответствующие инструменты, накоплена большая положительная практика, в том числе судебная — практически все судебные споры, связанные с оптимизацией налогов через офшоры, налоговые органы выигрывают.

Но для России, повторю, по-прежнему актуальны другие задачи использования офшоров — либо спрятать капиталы, либо защитить их от государства в безопасной юрисдикции, где право собственности больше защищено. Первая схема чаще всего используется в тех странах, где правящая элита незаконно зарабатывает деньги у себя в стране и затем пытается вывести их за рубеж, чтобы там потратить. Вторая — напоминает о реальной ситуации с гарантиями прав собственности в России.

Пока у нас в стране не будут достаточно развиты политическая и судебная системы, пока коррупционная составляющая ведения бизнеса в России существенно не снизится, российская юрисдикция не станет привлекательной для компаний, а следовательно, использование офшорных структур будет продолжаться, как и прежде.

«НиК»: Можно ли привести примеры из мировой практики, когда государствам действительно удавалось достичь серьезных успехов на этом пути, добиваясь своих целей в фискальной политике и при этом не ущемляя интересов бизнеса? Насколько подобные решения применимы в российских реалиях?

— В мировой практике борьба с использованием офшоров касается в первую очередь транснациональных корпораций наподобие Google, Apple, Microsoft, Starbucks и т. д. Та же Apple еще сравнительно недавно структурировала свои налоговые платежи через ирландскую юрисдикцию, где ставка налога на прибыль была почти втрое ниже, чем в США. Однако Евросоюз своей директивой квалифицировал 12-процентную ставку по налогу на прибыль в Ирландии для Apple как незаконную государственную помощь, такие же решения были приняты в отношении Starbucks по Нидерландам и Fiat по Люксембургу. В результате трем этим компаниям были доначислены огромные суммы налогов, и Apple была вынуждена прекратить использовать ирландскую юрисдикцию и по-другому структурировать свою налоговую нагрузку. Наверное, этот опыт можно назвать успешным, но едва ли можно утверждать, что он не ущемил бизнес Apple.

Иными словами, нет таких способов, которые позволяют одновременно и бороться с оптимизацией налогов через офшоры, и не навредить компаниям. Поэтому любая антиофшорная кампания так или иначе отразится на прибыльности и рентабельности бизнеса, использующего офшоры для снижения налоговых издержек. Однако не надо впадать в крайности: если государство не пойдет на решения, которые поставят бизнес на грань банкротства (например, путем доначисления налогов, штрафов, пеней за прошлые периоды), то вряд ли деофшоризация приведет к фатальным последствиям. России надо идти таким же путем. Первая задача — взять под контроль крупные компании и крупные перемещения капиталов, поскольку затраты по администрированию в данном случае оправданы в сравнении с теми доходами, которые может получить бюджет. После этого можно ожидать, что соответствующие меры распространятся и на менее крупный бизнес.

Между тем последние налоговые инициативы российских властей по введению ежегодного международного единого налога на вмененный доход (в размере 5 млн рублей с одного юридического лица) вместо отчетности и обложения прибыли контролируемой иностранной компании (КИК) показывает, что у России и здесь пресловутый собственный путь. Мы решили начать «деофшоризацию» с мелкого и среднего капитала, а крупному капиталу, наоборот, предоставить инструменты и стимулы для еще большего использования офшорных структур при своей деятельности. А поскольку весь нефтегазовый сектор относится именно к крупному капиталу, то его деофшоризацию при таком подходе мы вряд ли увидим.

«НиК»: Насколько деофшоризации российской нефтегазовой отрасли будет способствовать усиление санкционного давления со стороны западных стран (сейчас много говорится о перспективах «адских санкций» в случае избрания президентом США Джо Байдена)? Определенные признаки этого уже есть — в июне, к примеру, «Газпром» перевел свои акции НОВАТЭКа из кипрской юрисдикции в российскую.

— Этот фактор я расцениваю как более серьезный в сравнении с изменением налогового соглашения с Кипром и другими странами.

Уже существующие антироссийские санкции заставили многие компании — по крайней мере государственные — не использовать офшорные схемы при структурировании своего капитала и совершаемых сделок, поскольку это попросту становится опасным.

Но надо разделять собственно корпоративные цели — когда офшоры используются просто потому, что так удобнее вести бизнес с западными партнерами, — и неофициальные мотивы использования офшоров наподобие трейдинговых структур, которые встраиваются в цепочки поставок нефти и газа за рубеж. Во втором случае санкции оказываются бессильны — можно ожидать, что сделки будут просто более сложно структурироваться, а капиталы прятаться более изощренно.

«НиК»: Один из главных пунктов критики офшорной экономики — непрозрачность реальных бенефициаров крупного бизнеса. Но на практике нередко можно видеть, что существование многих компаний в российской юрисдикции не означает прозрачности схем владения бизнесом. Скажем, вот здесь очень подробно разбирали историю с газпромовскими подрядчиками, которые стали принадлежать неким странным гражданам. Не выглядит ли в таком случае деофшоризация политикой двойных стандартов, учитывая то, что за многими компаниями, работающими в российской нефтегазовой отрасли, особенно в качестве подрядчиков, скрываются все те же высокопоставленные чиновники, силовики и их родственники?

— Я не считаю, что в данном случае деофшоризация — это политика двойных стандартов. Тот факт, что подрядчики крупных госкомпаний, как правило, оформлены на друзей, родственников или партнеров их руководства, не отменяет необходимости борьбы с выводом денежных средств из России в офшорные юрисдикции с целью их спрятать или в лучшем случае завести обратно под видом иностранных инвестиций. Однако есть и определенная взаимосвязь между этими двумя явлениями. Можно предположить, что усиление санкций приведет к увеличению структурирования сделок при помощи российских компаний, при этом реальные бенефициары будут прятаться за подставными лицами. Но это, скорее всего, смогут сделать только те бенефициары, которые очень сильно приближены к власти и уверены в том, что в России у них не заберут активы. Но те чиновники и близкие к ним бизнесмены, у которых такой уверенности нет, продолжат структурировать сделки через офшоры — пусть это и будет стоить дороже.

Беседовал Сергей Танакян

Россия. Евросоюз. США > Нефть, газ, уголь. Финансы, банки. Внешэкономсвязи, политика > oilcapital.ru, 26 августа 2020 > № 3481065 Юрий Мирзоев

БЕРЕГИТЕСЬ «ПУШЕК АВГУСТА» – В АЗИИ

КЕВИН РАДД

Бывший премьер-министр Австралии, президент Института политики Азиатского общества в Нью-Йорке.

КАК НЕ ДАТЬ НАПРЯЖЁННОСТИ МЕЖДУ США И КНР ПЕРЕРАСТИ В НАСТОЯЩУЮ ВОЙНУ

Всего за несколько месяцев американо-китайские отношения, кажется, вернулись в более раннюю, или даже более первобытную, эпоху. В Китае Мао Цзэдуна в очередной раз восславили за то, что тот когда-то решился вступить в войну с американцами на Корейском полуострове. В Соединённых Штатах Ричарда Никсона обвиняют в том, что он создал глобального Франкенштейна, выведя коммунистический Китай на мировую арену. Всё это звучит, как будто и не было полувекового периода американо-китайского примирения в конце ХХ – начале XXI века.

Бряцание оружием как со стороны Пекина, так и со стороны Вашингтона стало жёстким, бескомпромиссным и, кажется, бесконечным. Отношения колеблются от кризиса к кризису – от закрытия консульств до самых последних подвигов китайской дипломатии «воина-волка» и призывов официальных лиц США к свержению Коммунистической партии Китая (КПК). Скорость и интенсивность всего этого ослабили чувствительность даже опытных наблюдателей к масштабам и значению изменений в большой политике американо-китайских отношений. Мир сейчас находится в самой опасной точке со времён кризиса в Тайваньском проливе 1950-х годов. Нынешнее положение оторвано от стратегических предпосылок предыдущих 50 лет, но не обрело привязки к какой-либо взаимосогласованной структуре, способной их заменить.

Вопрос, который сейчас тихо, но нервно задаётся во множестве столиц, – чем всё это закончится? Впервые после окончания Корейской войны исход, считавшийся когда-то немыслимым (реальный вооружённый конфликт между США и Китаем), представляется возможным. Иными словами, мы стоим на пороге не только новой холодной, но, вероятно, и горячей войны.

Риски будут особенно высоки в течение следующих критически важных месяцев – начиная с нынешнего момента и заканчивая ноябрьскими президентскими выборами в Соединённых Штатах, поскольку и президент Дональд Трамп, и председатель Си Цзиньпин действуют в условиях беспорядочного переплетения императивов внутренней политики, национальной безопасности и антикризисного управления. Внутриполитическое общественное мнение в обеих странах приобрело токсичный характер. Список проблемных зон в двусторонних отношениях весьма продолжителен – от кибершпионажа и превращения доллара в оружие до проблемы Гонконга и Южно-Китайского моря. Каналы для политического и военного диалога на высоком уровне оказались атрофированными именно тогда, когда они больше всего нужны. А оба лидера сталкиваются с внутриполитическим давлением, которое может побудить их обратиться к рычагу национализма.

В этих условиях и Пекину, и Вашингтону следует задуматься над предостережением: «Будьте осторожны в своих желаниях». Если они не сделают этого, то следующие три месяца могут слишком легко подорвать перспективы международного мира и стабильности на ближайшие тридцать лет. Войны между великими державами, в том числе и непреднамеренные, редко заканчиваются хорошо – для кого бы то ни было.

Смена власти

К нынешнему неустойчивому состоянию привели многочисленные факторы. Одни из них носят структурный характер, другие связаны с текущей повесткой. Наиболее фундаментальным является изменение баланса военной и экономической мощи между Соединёнными Штатами и Китаем. Благодаря неравномерному характеру военного и экономического роста США, постоянному стратегическому присутствию Америки на Ближнем Востоке и совокупным последствиям финансового кризиса 2008–2009 гг. Пекин пришёл к выводу, что обладает гораздо большей свободой манёвра в отстаивании своих интересов. Эта тенденция ускорилась при Си Цзиньпине, который с момента прихода к власти в 2013 г. значительно повернул страну влево, националистический вектор, наоборот, направил вправо, а также принял гораздо более агрессивную внешнеполитическую стратегию и в региональном, и в глобальном масштабах.

Соединённые Штаты отреагировали на это изменение китайского позиционирования, которое отмечено повышенным уровнем агрессии. Декларативная политика Пекина ясно показала, что 35 лет стратегического взаимодействия закончились и началась новая, ещё не вполне определённая эра стратегического соперничества. В дипломатическом плане она развязала наступление на права человека в Гонконге, на Тайване и в Синьцзяне. Она открыла торговую, технологическую и кадровую войну, а также начала противостояние в финансовой сфере. И вооружённые силы обеих стран оказались вовлечены во всё более агрессивную игру в открытом море, в воздухе и киберпространстве.

И если стратегия Си ясна, то стратегия Трампа столь же хаотична, как и остальная часть его президентства. Но, как бы то ни было, в конечном итоге мы имеем отношения, в которых обнажилась политическая, экономическая и дипломатическая изоляция, тщательно сглаживаемая последние полвека. Причём она сведена к самой грубой форме: несдерживаемому противостоянию за доминирование на двустороннем, региональном и глобальном уровнях.

В текущем политическом сезоне внутреннее давление как в Пекине, так и в Вашингтоне ещё больше затрудняет кризисное управление. В Китае и без того замедляющаяся экономика, продолжающиеся последствия торговой войны, а теперь и кризис COVID-19 поставили руководство Си под рекордное внутреннее давление. Многие в КПК возмущены его жестокой антикоррупционной кампанией, которая была частично использована для устранения политических врагов. Масштабная военная реорганизация столкнулась с сопротивлением сотен тысяч ветеранов, которые оказались среди проигравших. Степень противостояния, с которой сталкивается председатель КНР, отражается в большом количестве крупных кадровых перемен в разведке, службах безопасности и армии. И это было ещё до «кампании по исправлению партии», которую Си начал в июле, чтобы оттеснить оппонентов и укрепить свою власть.

Политическое руководство Китая в очередной раз сбежало в прибрежный курортный город Бэйдайхэ для ежегодного августовского рекреационного выезда КПК. Там ветераны партии вполне могут оспорить стратегию Си по управлению экономикой, внешней политикой и здравоохранением государства. Но Си, как мы знаем, является искусным политиком, посвящённым в тонкости самых тёмных сторон своего макиавеллевского ремесла. Ответ на любой значительный вызов его авторитету, скорее всего, будет упреждающий и диспропорциональный – отсюда и кампания по исправлению партии. Но в этих обстоятельствах у Си также возникнет соблазн занять ещё более жёсткую позицию во внешней политике, особенно против Соединённых Штатов.

Внутренняя политика является движущей силой и в США. Учитывая, что через два месяца американские избиратели отправятся на избирательные участки, Китай, как никогда раньше, занял центральное место в этой гонке. В настоящее время КНР включена в президентскую политику почти по всем основным вопросам предвыборной кампании, вплоть до происхождения COVID-19 и катастрофических последствий пандемии для Соединённых Штатов, где показатели летального исхода, по состоянию на середину 2020 года, составили более 150 тысяч американцев; экономический кризис с уровнем безработицы 14,7 процента, ростом банкротств на 43 процента и поразительным государственным долгом; не говоря уже о будущем американского глобального лидерства.

В течение первых трёх лет администрация Трампа оставалась разделена в отношении проблемы Китая, причём сам президент регулярно вмешивался, чтобы смягчить полную реализацию жёсткой политики, изложенной его бывшим советником по национальной безопасности Гербертом Макмастером и сформулированной в Стратегии национальной безопасности США от декабря 2017 года. Но, начиная с марта, Трамп, лишённый общественной поддержки, начал обвинять Китай во всем спектре своих внутриполитических, экономических и социальных бедствий. Его горячая риторика подкреплена действиями на местах: вооружённые силы США, например, начали более решительно реагировать на действия Китая в Южно-Китайском море и Тайваньском проливе. Между тем оппонент Трампа, бывший вице-президент Джо Байден, решительно настроен не дать Трампу обойти себя по вопросу Китая, что создаёт исключительно взрывоопасную политическую обстановку. Происходящее значительно ограничивает возможность учитывать разнообразные внешнеполитические тонкости, не говоря уже о военном компромиссе на случай возникновения какого-то острого кризиса.

В дополнение к более глубоким изменениям в отношениях всё это создает опасный политический и стратегический коктейль: ослабленный Трамп, бескомпромиссный Байден и Си, находящийся под сильнейшим давлением и готовый в любой момент потянуть за националистический рычаг. Поэтому обе стороны должны тщательно изучить кризисы, которые могут возникнуть в течение следующих нескольких месяцев (в частности, в Гонконге, Тайване и Южно-Китайском море), и каким конкретно образом любой из них способен перерасти в нечто гораздо худшее. Готовы ли Пекин и Вашингтон к серьёзной эскалации, чтобы защитить свои внутренние позиции, сознавая политическую цену, которую каждая из систем будет вынуждена заплатить, чтобы не выглядеть в глазах оппонента слабой? Или же они оснащены институционально и политически готовы к постепенной деэскалации, чтобы избежать настоящей катастрофы?

Одна страна – одна система

1 июля Китай ввёл в действие драконовский закон о национальной безопасности Гонконга, который криминализует «сепаратистскую», «подрывную» и «террористическую» деятельность, а также предусматривает уголовную ответственность за любое сотрудничество с «иностранными державами», подпадающее под указанные категории. Используя Закон о поддержке демократии и защите прав человека в Гонконге 2019 г., госсекретарь США Майк Помпео уже заявил, что Гонконг больше не пользуется «высокой степенью автономии», как это предусмотрено принципом «одна страна, две системы». Вслед за этим 14 июля Трамп подписал Закон об автономии Гонконга. В течение следующих 12 месяцев новый закон утвердит «введение санкций в отношении иностранных лиц, которые вносят материальный вклад в подрыв автономии Гонконга со стороны Правительства Китайской Народной Республики, а также иностранных финансовых учреждений, которые осуществляют значительные операции с такими иностранными лицами». Для физических лиц эти санкции будут включать запреты на поездки, а также на проведение банковских операций; для финансовых учреждений, имеющих дело с включенными в перечень лицами, последует целый ряд жёстких штрафных мер, потенциально ставящих под угрозу их способность функционировать в пределах американской юрисдикции.

Пока неясно, кто из китайских чиновников будет включён в список в соответствии с законом. Однако, учитывая, что в принятии решения по закону о национальной безопасности участвовал Постоянный комитет Политбюро – высший орган, принимающий решения в рамках КПК, все семь его членов (включая Си) являются потенциально уязвимыми. Аналогичным образом, китайские финансовые учреждения, обслуживающие китайских лидеров, могут быть отстранены от работы в США или юрисдикциях союзных им государств. Существует также риск того, что указанные учреждения будут отстранены от деноминированной в долларах международной торговой системы (хотя это по-прежнему вызывает споры между высокопоставленными чиновниками Министерства финансов и Белого дома). Китайские чиновники сейчас открыто обсуждают, как уменьшить уязвимость своей страны перед глобальной финансовой системой, которая по-прежнему в огромной степени зависит от доллара. Во время общения с иностранными партнерами Китай стал подчеркивать свои «финансовые красные линии», которые, если их пересечь, могут спровоцировать серьёзный кризис.

Если в ближайшие месяцы ситуация в Гонконге радикально ухудшится, приведя к тюремному заключению демократических лидеров, таких как Джошуа Вонг, подавлению оставшихся свободных СМИ или даже крупномасштабному насилию, – Соединённые Штаты, скорее всего, ответят серьёзными дипломатическими и экономическими санкциями и подтолкнут союзников сделать то же самое. Но вероятность, что вокруг проблемы Гонконга развернётся полномасштабный кризис, мала; здесь Великобритания, а не США, является внешней державой, с которой был заключён договор о политическом статусе города, и поэтому как бы ситуация ни была плоха, для прямого американского вмешательства не было бы никакой международно-правовой основы. Тем не менее ухудшение ситуации и агрессивная реакция Вашингтона сделают американо-китайские отношения еще более хрупкими, что только затруднит разрешение других кризисов в двусторонних отношениях, в том числе в области безопасности.

Один Китай или два?

Тайвань уже давно является самой большой проблемой в американо-китайских отношениях. С точки зрения КПК, основанной на переплетении идеологии и национализма, «возвращение Тайваня в нежные объятия родины», как выразились бы ветераны партии, завершило бы революцию 1949 года. Но для Тайваня эволюция собственной идентичности за последние несколько сотен лет, прогрессивная демократизация острова за тридцать лет и продолжающийся электоральный успех Демократической прогрессивной партии (ДПП), которая выступает за независимость, сделали перспективы мирного воссоединения с КНР всё более отдаленными.

Президент Тайваня Цай Инвэнь продолжает отвергать китайскую версию так называемого «Консенсуса 1992 г.» – соглашения, согласно которому существует только «один Китай», даже если обе стороны расходятся во мнениях, что на самом деле означает термин «Китай». Пекин, в свою очередь, считает, что отказ ДПП принять этот консенсус исключает любые дальнейшие переговоры о конкретной форме концепции «одной страны, двух систем», которые могли бы применяться к Тайваню в будущем. То, что воспринимается как разгром принципа «одна страна – две системы» в Гонконге, сыграло важную роль для переизбрания Цая в ноябре прошлого года. Это также способствовало общему упрочению тайваньцев в своих настроениях относительно любой формы воссоединения с материком; недавние опросы общественного мнения показывают, что рекордные 90 процентов жителей Тайваня теперь идентифицируют себя скорее как тайваньцы, чем как китайцы.

В американо-китайских отношениях тайваньский вопрос был урегулирован в соответствии с условиями трёх коммюнике, заключённых в период между 1972 и 1982 гг. в ходе процесса нормализации отношений, а также в соответствии с Законом об отношениях с Тайванем 1979 года. В этом законе говорится, что «Соединённые Штаты предоставят Тайваню средства обороны и оборонные услуги в количестве, которое может потребоваться для того, чтобы Тайвань мог поддерживать достаточный уровень обороноспособности». В Законе также говорится, что Соединённые Штаты будут «рассматривать любые усилия по определению будущего Тайваня иными, нежели мирными средствами, включая бойкоты или эмбарго, как угрозу миру и безопасности в западной части Тихого океана и как угрозу, вызывающую серьезную озабоченность Соединённых Штатов». Такой подход потребует от Конгресса «поддерживать способность США противостоять любому обращению к силе или другим формам принуждения, которые могли бы поставить под угрозу безопасность, а также социально-экономическую систему народа Тайваня». Хотя данный Закон не является договором о взаимной обороне, сменявшие друг друга администрации полагались на заложенную в нём «стратегическую двусмысленность», чтобы сдерживать любые китайские намерения о воссоединении силовым путём.

Администрация Трампа увеличила масштабы и частоту поставок оружия Тайваню, в том числе расширила систему противоракетной обороны Patriot на острове и предложила новые наступательные возможности, такие как истребитель F-16V. Начала также меняться и формальная номенклатура отношений – впервые при официальном обращении к Цаю использовано почетное «президент», а публичные контакты между американскими и тайваньскими официальными лицами расширены. Вдобавок ко всему, Вашингтон обнародовал провокационные видеозаписи ранее необъявленных американо-тайваньских военных учений.

Пекин утверждает, что Вашингтон становится опасно близок к тому, чтобы пересечь его «красную линию» в отношении проблемы международного статуса Тайваня, тем самым ставя под угрозу саму основу американо-китайских отношений. В свою очередь, используя общее недовольство китайской общественности нынешним руководством Тайваня, Пекин усилил дипломатическое, экономическое и военное давление на Тайбэй. Учения, манёвры и развёртывание сил Народно-освободительной армии Китая вокруг острова и его воздушного пространства стали более интенсивными и навязчивыми.

Китай также начал сокращать материковый туризм на Тайвань, чтобы повысить давление на экономику острова, – прямое возмездие за политику Цай. Из риторики Си Цзиньпина, в которой явно прослеживается элемент нетерпения, всё более очевидно, что он хочет, чтобы Тайвань вернулся к китайскому суверенитету в течение его политического срока. Сможет ли он это сделать или нет – отдельный вопрос. Если Си добьётся успеха, он сравняется, а может быть, даже превзойдёт Мао по вкладу в партийную и национальную историю. (Безусловно, это поднимает вопрос, насколько долгим будет правление Си: он достигает лимита двух сроков подряд, которого придерживались его предшественники, в 2022 г., но решение 19-го съезда партии в 2017 г. отменило ограничения по сроку полномочий, и Си, похоже, готов остаться до середины 2030-х гг., когда ему будет уже за 80.)

Хотя и китайские, и американские военные учения исходят из того, что Китай одержит верх в любом крупном конфликте в Тайваньском проливе, Пекин сохраняет осторожность, стремясь избежать ненужного политического или стратегического риска. В конце концов, потерпеть неудачу в таком столкновении или же победить слишком большой ценой потенциально означало бы положить конец лидерству Си и подорвать легитимность партии. Соответственно, любого военного давления Китая на Тайвань, скорее всего, следует ожидать позже, в 2020-е гг., когда Пекин убедится, что военный баланс ещё больше сместился в его пользу – настолько, чтобы эффективно сдерживать США и, возможно, заставить Тайвань капитулировать без боя.

На данный момент все три стороны – Пекин, Тайбэй и Вашингтон – предпочли остаться в рамках широкого коридора допустимого поведения. И хотя администрация ДПП в Тайбэе решительна, она не безрассудна. Тем не менее в нынешней политической обстановке администрация Трампа может пойти на эскалацию, допустим, разрешив американским ВМС войти в Тайваньский порт. Политически китайскому руководству было бы невозможно игнорировать провокационный эффект такого действия. Вполне возможно, что Китай может нанести ответный удар, начав «низкоинтенсивный» конфликт с центром на прибрежных островах Тайваня, таких как Острова Дунша или Тайпин (оба в Южно-Китайском море) или Остров Уцю (недалеко от побережья материка).

Больше никакой «линии девяти пунктиров»

Южно-Китайское море представляет собой гораздо больший риск военных недоразумений в ближайшие месяцы. Семь стран претендуют на различные пересекающиеся наземные и морские секторы этого моря: Бруней, Китай, Индонезия, Малайзия, Филиппины, Тайвань и Вьетнам. В 2016 г. Постоянная палата третейского суда вынесла решение по делу, возбуждённому Филиппинами, которое полностью отвергло правовую и историческую основу притязаний Китая на суверенитет («линия девяти пунктиров») над большей частью Южно-Китайского моря. Гневно отвергнув это решение, Пекин одновременно начал политическую и экономическую «дипломатию очарования» (особенно заигрывания с новым филиппинским правительством Родриго Дутерте), не прекращая военно-морскую деятельность, береговую охрану и рыболовство в спорных районах. Стратегия КНР в отношении Южно-Китайского моря стала показательной в китайской политике «серой зоны»: использование береговой охраны и рыболовных операций для установления де-факто территориальных и морских претензий, при этом избегать прямое развертывание военно-морских сил без крайней необходимости. Таким образом, Китай со временем укрепил свои притязания, не рискуя быть вовлечённым в открытый военный конфликт со своими соседями.

До 2016 г. Соединённые Штаты предпринимали незначительные военные действия в ответ на китайские проекты по насыпанию островов в Южно-Китайском море. (Пекин построил семь искусственных островов между 2013 и 2015 г. и впоследствии милитаризировал некоторые из этих аванпостов, вопреки заверениям, которые Си дал Бараку Обаме. С тех пор ВМС США усилили свои полурегулярные операции по обеспечению свободы судоходства в этом районе, увеличив их число с двух в 2015 г. до девяти в 2019 году. Соединённые Штаты также продолжают воздушные разведывательные полёты вдоль китайского побережья и через Южно-Китайское море.

По мере того, как мир погружался в пучину коронакризиса, позиции Китая и Америки в конфликте вокруг Южно-Китайского моря продолжили ужесточаться. В апреле Китай объявил о создании двух дополнительных административных единиц – в соответствии со своей общей стратегией сочетания военизированных операций в «серой зоне» для утверждения претензий де-факто на суверенитет с утверждениями об установленном де-юре юридическом и административном контроле. Что ещё более важно, темп и интенсивность военно-морских и воздушных разведывательных миссий США заметно возросли; Вашингтон развернул два авианосца в Южно-Китайском море, и к ним присоединились военно-морские силы союзников из Австралии и Японии. Китай, в свою очередь, развернул дополнительную эскадрилью истребителей-штурмовиков на Парасельских островах в северной части Южно-Китайского моря.

Затем, 13 июля, Вашингтон объявил о серьёзном изменении своей позиции относительно правового статуса территорий, являющихся давними притязаниями КНР в Южно-Китайском море. В прошлом Вашингтон, сам не ратифицировавший Конвенцию ООН по морскому праву, сохранял нейтралитет в отношении законности индивидуальных претензий. Теперь же США впервые официально отвергли юридическую силу всех китайских морских притязаний. (Австралия последовала этому примеру десять дней спустя, сделав официальное заявление в ООН). Такое изменение формально сближает Соединённые Штаты с государствами Юго-Восточной Азии, которые оспаривали обширные морские претензии Китая; ранее США действовали только в защиту свободы судоходства в Южно-Китайском море, а не на основании законности отдельных претензий.

Совокупность этих шагов ещё больше повысила градус напряженности между американскими и китайскими военными. Китай отомстил в конце июля: административная поправка к давним правилам судоходства изменила обозначение обширного района Южно-Китайского моря с «прибрежного» (offshore) на «береговой» (coastal) и китайские ВВС начали развёртывать дальние бомбардировщики для полётов воздушного наблюдения над этими спорными районами.

Существующий меморандум о взаимопонимании по согласованным процедурам предотвращения и регулирования столкновений в воздухе и на море был разработан ещё при администрации Обамы, до почти полного краха доверия между Пекином и Вашингтоном. Нет никакой уверенности в том, что эти протоколы будут эффективными при быстром наращивании военно-воздушных, военно-морских и других военных сил и средств в районе, где уже имеется опыт, когда столкновения между американскими и китайскими военными кораблями и самолётами избегались в последний момент. Таким образом, регион Южно-Китайского моря стал напряжённым, нестабильным и потенциально взрывоопасным театром военных действий в то время, когда накопившиеся претензии довели лежащие в его основе двусторонние политические отношения до самой низкой точки за последние полвека. Огромное количество военно-морского и военно-воздушного оборудования, развернутого обеими сторонами, делает непреднамеренное (или даже преднамеренное) столкновение всё более вероятным. Стандартные оперативные процедуры, а также правила ведения боевых действий как для китайских, так и для американских военных, как правило, строго засекречены. Общая картина зафиксированных предотвращенных коллизий показала, что американская авиация или военно-морские корабли поворачивают и меняют курс в последнюю минуту, чтобы избежать столкновения. Однако неясно, были ли указанные согласованные процедуры или протоколы китайского военно-морского флота и военно-воздушных сил ориентированы на более наступательную позицию.

Вопрос как для американских, так и для китайских лидеров заключается в том, что произойдёт сейчас в случае серьёзного столкновения? Представим на секунду, что сбит самолёт или военно-морское судно потоплено или выведено из строя, – какие дальнейшие шаги сторон согласованы во избежание немедленной военной эскалации? Китайский собеседник напоминает о недавних виртуальных учениях, организованных независимым аналитическим центром, который собрал отставных китайских и американских политиков и военных офицеров для рассмотрения такого сценария. Результаты тревожные. Хотя военные с обеих сторон могли договориться о протоколе для безопасного извлечения повреждённого военно-морского судна, невоенные участники, более внимательные к политическим интересам своих правительств, с треском провалили эту задачу. Одна группа практиков сумела снизить напряжённость ситуацию, а другая сделала как раз наоборот.

В реальном сценарии, вне искусственной обстановки онлайн-учений, преобладающие внутриполитические обстоятельства в Пекине и Вашингтоне легко подтолкнут обе стороны к эскалации. Политические советники утверждают, что локальная военная эскалация может быть «сдержана» в рамках определённых параметров. Но, учитывая крайне напряжённые общественные настроения в обоих государствах, а также высокие политические ставки для лидера каждой страны, нет достаточных оснований для оптимизма по поводу сдерживания.

Лунатики XXI века

Нам часто твердят о необходимости помнить уроки истории. Да, история редко повторяется в одной и той же форме. Но националистам в Пекине и в Вашингтоне, которые, вероятно, не вполне осознают, насколько серьёзны ставки, хорошим чтением на уикэнд стала бы книга моего соотечественника Кристофера Кларка о провале антикризисного управления и дипломатии в 1914 г., получившая запоминающееся название «Лунатики».

Основной урок событий, которые привели к Первой мировой войне, состоит в том, что относительно незначительный инцидент (убийство австрийского эрцгерцога в Сараево в конце июня 1914 г.) может в течение нескольких недель перерасти в войну между великими державами. Образное описание Кларка – это история неумолимой эскалации конфликта, неэффективной дипломатии и грубого топорного национализма вкупе с отсутствием как у населения, так и у лидеров всякого представления о том, что реальный конфликт вообще возможен – до тех пор, пока «пушки августа» не доказали обратное.

Для Соединённых Штатов проблема Китая реальна и требует согласованной, долгосрочной стратегии, затрагивающей все области политики и реализуемой в координации с союзниками. Китайский вызов также потребует формирования новых рамок американо-китайских отношений, основанных на принципах «управляемого» стратегического соперничества: политической, экономической, технологической и идеологической конкуренции с единообразно понимаемыми «красными линиями», открытыми каналами коммуникации на высшем уровне, чтобы не допустить случайной эскалации, а также сотрудничеством по глобальной повестке в тех областях, где такое взаимодействие было бы взаимовыгодно (например, в области борьбы с эпидемиями и изменением климата).

Но сейчас главная задача состоит в том, чтобы благополучно провести следующие несколько месяцев, избежав конфликта в разгар президентской кампании в США и периода противоречивой внутренней политики в Китае. Лидеры обеих стран должны помнить, что националистический ура-патриотизм несколько приглушается, когда в воздухе звучат выстрелы.

Перевод: Елизавета Демченко

Китай. США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 25 августа 2020 > № 3493719 Кевин Радд

Иван Волынкин: сообщения о переговорах об обмене Уилана — ложь

Сообщения СМИ о ведущихся переговорах об обмене осужденного за шпионаж американца Пола Уилана на россиян, находящихся в заключении в США, на данный момент не соответствуют действительности, рассказал директор консульского департамента МИД России Иван Волынкин корреспонденту РИА Новости Александре Дибижевой. Дипломат также сообщил, что внешнеполитическое ведомство не планирует расширять сферу применения статьи 4 закона Димы Яковлева, запрещающей усыновлять американцам российских детей, и создавать отдельную программу для оказания помощи россиянам, находящимся в тюрьмах за рубежом.

— Глава МИД России Сергей Лавров ранее обратился к госсекретарю Майку Помпео с просьбой рассмотреть возможность возвращения в Россию по гуманитарным соображениям всех отбывающих наказание в США россиян. Есть какой-то прогресс по этой теме? И каковы перспективы обмена Бута и Ярошенко? Обсуждается ли возможность их обмена на Пола Уилана?

— 24 марта 2020 года министр иностранных дел РФ Сергей Лавров направил устное послание в адрес госсекретаря США Майка Помпео. В нем содержался призыв к официальному Вашингтону освободить по гуманитарным соображениям ввиду стремительного распространения новой коронавирусной инфекции всех россиян, отбывающих наказание в США или находящихся под следствием американских правоохранительных органов. С тех пор мы неоднократно поднимали данный вопрос на различных уровнях, однако однозначного ответа так и не услышали. Нас лишь пытались заверить, что принимаются все меры для недопущения распространения COVID-19 среди заключенных.

Несмотря на это впоследствии стало известно, что, например, лица, содержащиеся в тюрьме "Данбери" в штате Коннектикут, среди которых наши граждане Константин Ярошенко и Богдана Осипович, получают лишь одну медицинскую маску в неделю. Тяжело представить себе, как такая мера может спасти от заражения вирусом в условиях переполненных американских исправительных учреждений.

По этой причине убеждены, что жизням и здоровью наших соотечественников, находящихся в заключении в США, угрожает серьезнейшая опасность, поскольку ситуация с пандемией там, к сожалению, только усугубляется. Ежедневный прирост заболевших составляет более 40 тысяч человек, погибло уже более 170 тысяч. Поэтому рассчитываем, что американское руководство проявит солидарность с нами в данном вопросе и даст возможность нашим соотечественникам вернуться на Родину.

Что касается второй части вопроса относительно Пола Уилана, то тут сложно добавить что-то новое. Как уже отмечали заместитель министра иностранных дел Сергей Рябков и официальный представитель МИД России Мария Захарова, все сообщения СМИ о якобы ведущихся переговорах по поводу обмена осужденного за шпионаж американца на данный момент не соответствуют действительности.

— Год назад в Ливии были задержаны два гражданина России Максим Шугалей и Самер Суэйфан. Есть ли какие-то подвижки на пути к их освобождению и правда ли, что россиян недавно вывозили из Ливии для допроса в Турцию? Будет ли Москва в связи с этим требовать объяснений у Анкары?

— МИД России плотно занимается вопросом Максима Шугалея и Самера Суэйфана. Регулярно поднимаем эту тему в контактах с представителями триполийских властей, настаивая на незамедлительном освобождении россиян. Задействуем и другие имеющиеся возможности, и партнерские каналы.

Недавно министр иностранных дел Правительства национального согласия Ливии Мухаммед Сияла в письме на имя заместителя министра иностранных дел РФ Михаила Богданова заверил, что проблема арестованных в Триполи российских граждан будет закрыта в ближайшее время. Рассчитываем, что ливийская сторона выполнит свое обещание.

Что касается допроса Максима Шугалея и Самера Суэйфана в Турции, то достоверность этих сведений вызывает у нас сомнение. В ходе контактов с турецкими партнерами данная информация не подтвердилась.

— Ранее сообщалось, что почти шесть тысяч граждан России находятся в пенитенциарных учреждениях за рубежом. Обсуждается ли в связи с этим в МИД возможность создания отдельной программы оказания помощи соотечественникам, которых задержали в других странах?

— МИД России и входящие в его систему загранучреждения ведут кропотливую работу по защите прав и законных интересов российских граждан, находящихся под стражей за рубежом. Разумеется, принимая необходимые меры на данном направлении, в полной мере должна учитываться специфика законодательства, действующего в государствах пребывания. В этой связи нами неуклонно модифицируется инструментарий правовой защиты, хотя базовые подходы и накопленные за десятилетия отраслевые наработки, на наш взгляд, в значительной мере сохраняют свою актуальность и по сей день.

Так, в настоящее время, как показывает практика, наиболее востребованными остаются услуги высококвалифицированных адвокатов, причем не просто имеющих опыт участия в уголовных процессах, но и специализирующихся по узкой тематике, например, на защите обвиняемых в совершении экономических преступлений.

Министерство ведет список адвокатов и юридических фирм, выразивших готовность оказывать гражданам РФ юридические услуги за рубежом. Список опубликован на консульском информационном портале www.kdmid.ru, а также на сайтах наших диппредставительств и консульских учреждений. Данный список носит справочно-информационный характер и не является рекомендацией – выбор в любом случае остается исключительно за самим гражданином.

В рассматриваемом контексте хотелось бы упомянуть Фонд поддержки и защиты прав соотечественников, проживающих за рубежом. Создаваемые под его эгидой центры правовой помощи вовлечены в процесс оказания содействия соотечественникам при решении вопросов, требующих участия квалифицированных юристов. Данная структура показала свою эффективность и востребованность среди россиян, о чем свидетельствуют многочисленные положительные отклики граждан.

В целом расцениваем действующие механизмы консульской защиты (не следует путать ее с адвокатской защитой) как вполне адекватные современным реалиям и задачам, стоящим перед консульской службой. Необходимости в создании какой-либо отдельной специальной программы по оказанию россиянам, находящимся в пенитенциарных учреждениях на территории иностранных государств, не усматриваем.

Тем не менее на данном направлении, к сожалению, не все так гладко, как можно было бы ожидать. Нашу главную озабоченность вызывает прежде всего качество соблюдения некоторыми нашими партнерами положений профильных международных договоров – консульских конвенций, например, в части сроков уведомления о задержании россиян (обычно – один-три дня), а также предоставления консулу возможности посещения и общения с помещенными под стражу. Продолжаем планомерную, точечную работу, призывая наших визави к неукоснительному выполнению принятых на себя обязательств.

— Рассматривает ли Россия возможность придания закону Димы Яковлева универсального характера, распространения его на все страны, а не только на США? Когда это может произойти? Зачем это нужно?

— Вопрос о дальнейшем совершенствовании инструментария реагирования на нарушения прав и законных интересов российских граждан различного рода иностранными субъектами несомненно стоит на повестке.

В частности, нами прорабатывается возможность расширения сферы действия статей 1 и 2 Федерального закона от 28 декабря 2012 года № 272-ФЗ "О мерах воздействия на лиц, причастных к нарушениям основополагающих прав и свобод человека, прав и свобод граждан Российской Федерации".

Речь идет о применении к иностранным гражданам, причастным к подобным нарушениям, таких мер реагирования, как запрет на въезд в Российскую Федерацию, арест финансовых и иных активов, приостановление деятельности российских юридических лиц, находящихся под их контролем. Подобные варианты расширения сферы действия федерального закона обсуждались в 2019 году в рамках круглых столов по правозащитной тематике на площадках комитетов по международным делам Государственной думы и Совета Федерации Федерального Собрания РФ.

При этом особо отмечаем, что МИД России не планирует расширять сферу применения статьи 4 вышеупомянутого федерального закона, которая запрещает в действующей редакции усыновление российских сирот гражданами США.

— В разгар пандемии МИД России сообщил о том, что в США оказались несколько десятков школьников из России, которые прибыли в страну осенью в рамках учебной программы. При этом в самом министерстве об этих программах не знали. Планируется ли в связи с этим постановка на обязательный консульский учет всех выезжающих за рубеж на учебу несовершеннолетних?

— Исходим из того понимания, что определение правил организации зарубежных школьных обменов относится скорее к компетенции Минпросвещения России как федерального органа исполнительной власти, ответственного за выработку и реализацию государственной политики и нормативно-правовое регулирование в сфере общего образования.

Со своей стороны, видим потенциал на данном направлении в упорядочении системы организации школьных обменов, в том числе путем уточнения ответственности как направляющих, так и принимающих образовательных организаций, а также повышения взаимодействия этих организаций с родителями (законными представителями).

Что касается консульского учета, то на сегодняшний день он носит добровольный характер. Тем не менее с учетом предельно необременительной процедуры постановки на учет (это можно сделать буквально за несколько минут, не выходя из дома, просто заполнив и отослав через специальный сайт МИДа России заявку в консульское учреждение в стране планируемого выезда) рекомендуем воспользоваться такой возможностью в преддверии любого выезда за рубеж – не только на учебу, но и, например, в турпоездку. В этом случае российский консул сможет при необходимости связаться по указанным контактным данным с родственниками разыскиваемого лица, что позволит как минимум избежать неприятных проволочек, подобных тем, с которыми недавно столкнулись наши школьники в США в условиях пандемии.

— Ранее стало известно, что МИД России планирует упростить условия поездок в страну для иностранных граждан, являющихся близкими родственниками россиян. Когда планируется завершить работу?

— МИД России разработан проект федерального закона "О внесении изменений в статьи 25 и 25.6 Федерального закона "О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию", предусматривающий возможность оформления многократных частных виз на срок до одного года иностранным гражданам, являющимся близкими родственниками и членами семей граждан Российской Федерации, по письменным заявлениям росграждан без необходимости оформления приглашений через территориальные органы МВД России.

Законопроектом расширяется категория близких родственников и членов семей россиян, которые могут получать многократные и долгосрочные частные визы: это супруг (супруга), дети (в том числе приемные), полнородные и неполнородные (имеющие общих отца или мать) братья и сестры, внуки, родители, бабушки и дедушки.

При этом в отношении указанных лиц из действующего законодательства исключается ограничение, согласно которому суммарный срок пребывания иностранного гражданина на территории Российской Федерации по многократной визе не должен превышать 90 дней в течение каждого периода в 180 дней. То есть по таким визам можно будет пребывать на территории РФ в течение всего года без ограничений.

Законопроект согласован МИД России со всеми заинтересованными министерствами и ведомствами и представлен в правительство РФ 3 июня 2020 года. Работа над документом будет продолжена.

— Уполномоченный по правам ребенка в РФ Анна Кузнецова заявила ранее о недостатке информации о российских детях, усыновленных гражданами США, и обратилась с этим вопросом к МИД России. Какие меры намерены предпринять в дипведомстве в связи с этим? Будет ли возобновлено действие соглашения, которое предусматривало контроль за условиями жизни российских детей, усыновленных американцами?

— Не располагаем пока сведениями о направленном уполномоченным по правам ребенка Анны Кузнецовой в адрес МИД России письме по тематике ситуации с усыновленными в США российскими детьми. По его получении проведем консультации с аппаратом Уполномоченного, профильными министерствами и ведомствами.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция. Образование, наука > ria.ru, 25 августа 2020 > № 3486836 Иван Волынкин

Ответы Министра иностранных дел России С.В.Лаврова на вопросы «Первого канала» по итогам встречи с первым заместителем Госсекретаря США С.Биганом, Москва, 25 августа 2020 года

Вопрос: По состоявшейся встрече. Какие поднимались темы? Обсуждалась ли ситуация в Белоруссии и недавняя встреча с С.Г.Тихановской?

С.В.Лавров: Да, мы, конечно, говорили о Белоруссии. Мы услышали подтверждение позиции США о том, что они не заинтересованы в создании искусственного кризиса вокруг той ситуации, которая сложилась в Белоруссии. Они подчеркивали свою заинтересованность в том, чтобы все внешние игроки способствовали налаживанию диалога между властью и оппозицией. Мы в ответ сказали, что поддерживаем такой подход. Но мы не считаем возможным пытаться извне навязывать посредников белорусскому руководству и белорусскому народу, будь то ОБСЕ, ЕС, какая-то отдельная соседняя страна. Белорусы - мудрый народ, они сами смогут определить те формы, в которых может быть организован общенациональный диалог, и где он поможет преодолеть возникшие сейчас сложности.

Мы привлекли внимание к инициативе Президента Белоруссии А.Г.Лукашенко, которую он выдвигал еще до выборов президента и повторил уже в поствыборный период – инициатива проведения конституционной реформы как основы для консолидации общества с последующей организацией выборов президента, парламента и органов местного самоуправления. Я считаю, что рука протянута всем тем, кто заинтересован в стабильной, единой Белоруссии. Она, конечно, должна быть замечена оппозицией и теми нашими западными партнерами, которые этой оппозицией сейчас руководят.

Вопрос: Поделился ли с Вами С.Биган подробностями встречи с С.Г.Тихановской? Какую Вы даете оценку этой встрече?

С.В.Лавров: Он сказал, что встреча была полезной, и США видят возможности для того, чтобы возглавляемый С.Г.Тихановской Координационный совет вступил в диалог с руководством Республики Беларусь. На это мы сказали, что считаем важным дать самим белорусам возможность определиться, кто будет участниками общенационального диалога. Мы привлекли внимание заместителя Госсекретаря США С.Бигана к тому, что внутри Белоруссии, включая оппозиционные круги, немало вопросов о том, насколько легитимно был этот координационный совет сформирован. Многие его члены постфактум узнали о том, что их туда включили. С ними никто не советовался. Есть уже примеры, когда включенные в состав этого совета персонажи вышли из него. Нам бы очень хотелось понять, каковы все-таки политические критерии, на которых этот Координационный совет хочет функционировать. Было много противоречивых сведений о том, какая программа у совета. На сайте С.Г.Тихановской появлялись весьма противоречивые цели, которые он преследует. Потом эти цели исчезали на сайте. Ну и состав персоналий, которые в этом совете представлены вызывает вопросы в отношении того, как они видят связи с Российской Федерацией.

Вопрос: Нет никаких симптомов разжигания антироссийской ненависти этим «турне»?

С.В.Лавров: Нет никаких объективных причин для того, чтобы антироссийские настроения разжигались в Республике Беларусь. Но желающих спровоцировать очередной виток насилия в Белоруссии мы наблюдаем. Сегодня мы призвали заместителя Госсекретаря к тому, чтобы те позитивные тенденции, которые в последнюю неделю наблюдаются в Минске и в других городах, когда демонстрации действительно проходят мирно, когда нет провокаций правоохранительных органов на какие-то силовые действия, укреплялись и поддерживались ключевыми западными странами. Призыв наш заключался в том, чтобы эти страны, прежде всего, США и лидеры Евросоюза обратили внимание на те круги, которые, скажем, в Польше, Литве всячески выражают недовольство тем, что ситуация в Белоруссии нормализуется и пытаются спровоцировать насильственные действия, чтобы вызвать соответствующую реакцию силовиков. Мы считаем это крайне опасным, и я могу сказать, что господин С.Биган, по-моему, услышал наши очень серьезные предостережения.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 25 августа 2020 > № 3482448 Сергей Лавров

Фрагмент интервью Министра иностранных дел Российской Федерации С.В.Лаврова для программы «Вести» на телеканале «Россия», Москва, 22 августа 2020 года

Вопрос: США единственные в мире вводят экстерриториальные санкции в отношении участников «Северного потока – 2». Одновременно с этим, Госсекретарь США М.Помпео в чешском Сенате заявил, что есть возможности для улучшения отношений России и США, и надо их использовать. Насколько мы знаем из официальных сообщений, 16 августа у Вас с Госсекретарем США М.Помпео состоялся телефонный разговор о возможной встрече членов Совета Безопасности ООН по Ирану. Готовы ли все-таки США хотя бы в этом пойти на встречу и поддержать эту инициативу Президента Российской Федерации В.В.Путина?

С.В.Лавров: Вы перечислили уже целый ряд последних шагов Администрации США, свидетельствующих об одном – о намерении Администрации делать все, чтобы не быть связанными никакими международными многосторонними обязательствами. Из этой серии и феномен экстерриториальных санкций. Когда США решают, что Китай представляет угрозу, потому что слишком много продает США и слишком мало покупает, американцы вводят ограничения на импорт из КНР. Когда Соединенные Штаты решают, что Иран хотя и выполняет все то, о чем договорились в рамках СВПД, тем не менее, плохо себя ведет (все остальные так не считают), то вводятся санкции против Ирана. Когда США считают, что Президент Венесуэлы Н.Мадуро заслуживает наказания, они объявляют санкции против него. А потом заявляют всем остальным странам мира, чтобы они не смели торговать с теми государствами, которых США хотят изолировать.

Эти экстерриториальные санкции, конечно, воздействуют на бизнес. Поначалу бизнес воспринимал это как относительно небольшие финансовые издержки. Но когда «облава» на всех торгующих с неугодными американцам странами стала буквально тотальной, конечно, бизнес, в том числе европейский и азиатский, стал «поднимать голову», роптать, протестовать. В качестве проявления такой реакции мы видим заявление 24 стран ЕС. Не все нашли в себе достоинство присоединиться к нему, но подавляющее большинство членов Евросоюза высказалось достаточно четко и резко о неприемлемости подобного рода действий со стороны США.

Американцы в принципе не очень стесняются, когда им нужно продвигать свои экономические интересы. Уже давно отброшены дипломатические тонкости, полунамеки, полутона. Вы упомянули Госсекретаря США М.Помпео, с которым я регулярно общаюсь (последний раз телефонный разговор был 16 августа). Он как раз возвращался из Европы, где среди прочего активно агитировал против того, чтобы европейские страны, включая те страны, которые он посещал, развивали торгово-экономическое взаимовыгодное сотрудничество с Россией. Например, в Чехии настаивал прямым текстом на том, что все планы по дальнейшему развитию ядерной энергетики Чешской Республики должны ориентироваться на США, а не Россию.

С такой логикой очень трудно взаимодействовать. Мы всегда исходили и продолжаем исходить из того, что ключом к успеху в любых международных начинаниях является инициатива, креативные предложения, но обязательно нацеленные на мобилизацию коллективных усилий для решения глобальных проблем. Практически все проблемы в сегодняшнем мире являются по определению глобальными, трансграничными: терроризм, организованная преступность, угроза распространения оружия массового уничтожения, незаконная миграция, продовольственная безопасность и многое другое. Решать эти проблемы только окриком из одной столицы и только требованием, чтобы все ее слушались, просто не получится. Это «выстрел себе в ногу». Особенно, когда происходит злоупотребление ролью доллара в валютно-финансовой системе. Уже идет достаточно серьезное и глубокое переосмысление практически всем миром роли, занимаемой долларом, и той ненадёжности, которую она представляет из себя при нынешней Администрации. Сейчас активно прорабатываются новые системы расчета, новые возможности, позволяющие обходить долларовые каналы.

Разговор с нашими американскими коллегами по Ирану в любом случае упирается в те же самые проблемы. США решили, что Совместный всеобъемлющий план действий по урегулированию ситуации вокруг иранского атома был «плохой сделкой» (как сказал Президент Д.Трамп), и что Администрация Б.Обамы совершила колоссальную ошибку, заключив такую «плохую сделку». И пару лет назад США вышли из СВПД, но одновременно заявили, что никто не может остановить США, когда они захотят наказать Иран за то, что он якобы нарушил ту договорённость, из которой США вышли. Звучит парадоксально и достаточно неуклюже, но это на самом деле так. США сказали, что не будут выполнять свои обязательства. А они заключались в том, чтобы не вводить санкции против Ирана, снять уже имеющиеся и позволить ИРИ полноценно участвовать в международных торгово-экономических обменах. США сказали, что не будут этого делать и, более того, запретят делать это всем остальным в отношениях с Ираном. Те, кто будет с ним торговать, будут наказаны. Они потеряют доступ на американский рынок, против них будут вводиться санкции, будут судебные разбирательства. С другой стороны поскольку сделка «плохая», США хотят ее модернизировать, в частности продлить оружейное эмбарго, истекающее в октябре нынешнего года. Ни мы, ни другие участники СВПД не видим каких-либо правовых, политических и тем более моральных оснований для того, чтобы подобным образом грубо издеваться над решениями СБ ООН, да и над ним самим. Мы все это честно объяснили нашим американским партнерам. Они, тем не менее, решили внести соответствующую резолюцию. За нее кроме американского голоса был подан еще один – Доминиканской Республики. Россия и Китай проголосовали против. Остальные 11 членов Совета Безопасности, включая все европейские страны, по этой резолюции воздержались. То есть даже «вето» применять не пришлось, потому что оно считается, когда за резолюцию подано девять голосов, а тут было только два. При этом мы (и я это подчеркнул в разговоре с М.Помпео) совсем не злорадствуем по этому поводу. Мы не получаем никакого удовлетворения от того, что США так провалились в Совете Безопасности ООН. По большому счету, я думаю, они знали, на что шли, но хотели, очевидно, послать, как сейчас говорят, месседж о своей решимости не оставлять дело без завершения, и будут пытаться провести новую резолюцию. Резолюция, итогом рассмотрения которой будет попытка возобновить санкции, введенные СБ ООН, потому что, против Ирана были введены санкции американские, европейские, принимались такие же решения из ряда других стран. Но санкции Совета Безопасности – коллективные санкции, которые обязательны для всех, включая Россию, Китай и всё мировое сообщество, были отменены после того, как Иран выполнил всё, что он обязался сделать по Совместному всеобъемлющему плану действий (СВПД).

Прибегая к легалистским, квазиюридическим методам, США будут пытаться восстановить санкции, обязательные для всех государств мира. Это не получится просто потому, что страна, нарушившая целостный, комплексный «пакет» договоренностей, который был утвержден Советом Безопасности, и официально вышедшая из этого «пакета», не имеет правовых рычагов для того, чтобы провернуть подобную операцию.

Я постарался всё это откровенно, по-товарищески объяснить М.Помпео. Мы работаем с нашими американскими партнёрами и с другими членами Совета Безопасности в Нью-Йорке и по столицам. У нас есть понимание, что подавляющее большинство стран сознают некорректность и контрпродуктивность этой попытки. Она всё равно закончится ничем, но она может привести к очень серьёзному скандалу и «расколу» в СБ ООН, и в конечном итоге к подрыву его авторитета. Речь идёт о том, что одна из стран – инициаторов консенсусной резолюции, которая была принята по иранской ядерной программе – заявила, что сама она не будет выполнять то, что обязалась, а от всех других будет требовать слушаться собственных пожеланий.

Мы вспомнили еще об одном аспекте этой ситуации в более широком контексте. Много уже говорилось о стремлении наших западных партнёров уходить от употребления термина «международное право», и внедрять новую терминологию: «порядок, основанный на правилах». Это ярчайший пример. Есть международно-правовой документ – резолюция Совета Безопасности ООН, которая с соблюдением всех требований Устава ООН одобрила СВПД по урегулированию иранской ядерной программы. Вдруг одна сторона решает, что эта часть международного права ее абсолютно не устраивает, и вместо того, чтобы соблюдать международное право, воплощённое в этой резолюции, эта страна (в данном случае США) изобретает свои правила: «я хочу, чтобы было так, а не иначе». Таких примеров много, они становятся всё более частыми. Это очень опасная тенденция.

Нарушить резолюцию СБ ООН, и грубейшим образом исказить весь смысл решения, которое закреплено в международно-правовом порядке, у США не получится, но нанести ущерб Совету Безопасности ООН они могут. Мы будем всячески стараться удержать наших американских коллег от подобных опрометчивых шагов.

Россия. США. ООН > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 22 августа 2020 > № 3482450 Сергей Лавров

Микита Микадо, белорусский IT-предприниматель: в нашем протесте нет ничего антироссийского, это только про Лукашенко

Белорусский IT-предприниматель, живущий в Силиконовой долине, дал интервью главному редактору Business FM Илье Копелевичу

Микита Микадо попал в заголовки новостей благодаря своему предложению финансовой помощи белорусским силовикам, если они решат уйти со службы, и организации фонда поддержки бастующих. А должна ли бастовать его собственная команда в Минске? Каковы настроения в белорусском IT-сообществе, которое стало настоящей визитной карточкой страны в том числе благодаря поддержке властей? На эти и другие вопросы Микита Микадо ответил в интервью главному редактору Business FM Илье Копелевичу.

Мы разговариваем сегодня в Zoom с Микитой Микадо, он улыбается нам из-под Сан-Франциско, из Силиконовой долины. Микита Микадо — один из десяти самых успешных белорусских IT-специалистов, о которых пишут профильные журналы, пишет Forbes. Он не создавал всем хорошо известный Viber, или World of Tanks, или MAPS.ME, он создает продукты в сфере B2B. А сейчас он очень известен, потому что попал в новости несколько дней назад своим предложением белорусским силовикам оказать им личную финансовую помощь в случае, если они решат оставить службу. А сейчас вы со своими коллегами создаете фонд поддержки бастующих. Вначале давайте расскажем об этом. Сколько денег и от кого поступает в этот фонд, как вы их будете распределять, с кем вместе?

Микита Микадо: Давайте я вас для начала поправлю. Я предложил финансовую помощь силовикам, которые перейдут на сторону добра и которые прекратят насилие в Республике Беларусь. Вот это мое дословное предложение.

Здесь есть какая-то принципиальная разница?

Микита Микадо: Да, есть. Во-первых, необязательно оставлять службу, чтобы быть на стороне добра. И необязательно оставлять службу для того, чтобы прекращать насилие. В белорусских силовых структурах есть огромное число достойных и честных людей, которые не приемлют ту жестокость, с которой отмороженное меньшинство избивало людей, мучило их и пытало в СИЗО Беларуси.

Вы получили конкретный отклик?

Микита Микадо: Да. Видео, которое я записал и выложил у себя в Instagram, набрало какое-то сумасшедшее число просмотров, сотни тысяч, большее полумиллиона точно. И мне начали писать. Мне написало уже точно больше тысячи человек. Кто-то предлагает присоединиться к этой инициативе, кто-то предлагает чем-то помочь, а также пишут силовики. Мы общаемся на текущий момент с более чем 400 силовиков, то есть отклик очень бурный. Для того чтобы перейти на сторону добра и остановить насилие, необязательно уходить из силовых структур. К сожалению, большинство тех силовиков, которые нам пишут, не видят другого выхода и считают, что система, в которой они работают, прогнила настолько, что то, что они обещали себе, когда шли в органы, просто невозможно. Все это очень печально.

«По сути, в силовых структурах Республики Беларусь было воссоздано крепостное право»

Моя трактовка оказалась не так далека от истины, хотя я понимаю, что вы вкладывали другой смысл, но на практике, видимо, это примерно равно. А есть люди, которые, как вы считаете, уже нуждаются в вашей помощи и которым вы ее готовы перечислить?

Микита Микадо: Да, уже перечисляем и уже помогаем. Есть две проблемы, которые мешают переходу силовиков на сторону добра. Первое — что люди боятся репрессий и преследования со стороны бывших коллег, разных комитетов и так далее. А вторая заключается в том, что, по сути, в силовых структурах Республики Беларусь было воссоздано крепостное право. Как оно работает? Если вы в 17 лет решили стать военным или милиционером и идете в военную или милицейскую академию, то потом вы должны отработать по распределению на государство определенное количество лет, от пяти лет. Если вы увольняетесь раньше этого срока, то государство требует с вас выплат каких-то баснословных сумм, 25-30 тысяч долларов. И человек просто не может уволиться, человек не может не выполнять преступные приказы сверху, потому что тогда он будет должен больше, чем может заработать. А эти деньги очень большие для Беларуси, средняя зарплата в стране — 400 долларов в месяц. Потом, когда вы отработали пять-десять лет, начинается контрактная система, и там все то же самое, только ты подписываешь контракт и не можешь уйти. Если ты уходишь раньше, на тебя вешается куча долгов по этому контракту. То есть эти люди, по сути, держатся в таких экономических заложниках. У кого-то есть семья, и они единственные кормильцы в семье. У них нет выбора, кроме как продолжать работу. Есть такие проблемы, и мы стараемся помогать эти проблемы людям решать. Подключили юристов, прячем тех, кого преследуют, вывозим в другие страны, помогаем с поиском работы. Мы общаемся с новой белорусской властью, которая уже скоро будет у руля, и обсуждаем отмену этих крепостных условий и долгов, которые государство сейчас вешает по этим контрактам и за обучение. Деятельность развернулась бурная. Очень надеемся, что она приведет к позитивным изменениям не только в стране, но и в жизни этих людей.

Хочу вас спросить, если позволите, немного о белорусских айтишниках. Белорусский IT-сектор — это визитная карточка страны: это и World of Tanks, и MAPS.ME, и Viber, и очень много-много других продуктов, которые успешны за рубежом. Все эти IT-стартапы развивались под эгидой Парка высоких технологий, организованного, кстати, Лукашенко. Эта структура пользовалась очень высокими отзывами известных венчурных инвесторов: они говорили, там все хорошо работает. Не считаете ли вы, что такое бурное развитие в Белоруссии IT-технологий можно поставить в заслугу Лукашенко? Это не значит простить ему все, но тем не менее...

Микита Микадо: Нет, не считаю, ни в коем случае. Причина, по которой в Беларуси очень сильное IT, ровно как и в Украине, заключается в том, что в Беларуси много образованных людей, еще с советских времен сильная математическая школа, и кроме как в IT больше нигде нельзя заработать достаточно денег, чтобы стать средним классом.

Белорусские айтишники — это свободные люди, они не связаны никакими такими крепостными отношениями, которые вы описывали?

Микита Микадо: Да, это свободные люди, которые зарабатывают достойные деньги, которые не связаны никакими крепостными отношениями и которые могут с легкостью найти новую работу, если потеряют старую. На рынке труда Беларуси наблюдается голодание кадров, нежели чем избыток. И еще раз расскажу немножко про становление парка и так далее. Это не заслуга Лукашенко. В определенный момент в Беларуси начали появляться аутсорсинговые компании. Рабочий труд в Беларуси недорогой, образованных людей много, кто-то переучился на программиста, кто-то научился на программиста, и появились большие аутсорсинговые компании, такие как ЕРАМ, IBA, Itransition и так далее. Они на текущий момент разрослись, некоторые из них — до десятков тысяч человек. Эти аутсорсинговые компании работают как инжиниринговая школа, то есть в них люди учатся и становятся замечательными инженерами программного обеспечения. Так как опций особо немного, наверное, большинство тех людей, которые хотят достойно зарабатывать и которые хорошо учатся в школе, рассматривают программирование как свою специальность, идут как-то на эту специальность. То есть есть талант, был аутсорсинг, и вначале весь этот аутсорсинг работал по всяким «серым» схемам. Ввозились какие-то карточки литовских банков, потому что налогообложение в Беларуси таково, что ни один бизнес, где основные затраты — это зарплаты, существовать не будет. Поэтому была куча «серых» схем, разрослись огромные компании, и когда уже вся экономика была подмята под белорусское государство, правительство на это посмотрело и решило: если мы сейчас эту корову зарежем, все эти айтишники разбегутся, уедут в Литву, Польшу, Украину и так далее, и мы будем сидеть вообще без ничего. Поэтому давайте организуем для них особенные условия, при которых они будут работать вбелую, и мы хотя бы будем видеть весь поток денег, а деньги-то они все равно будут тратить здесь, и деньги будут тратить на то, что мы уже давно контролируем. Так и появился Парк высоких технологий. Вся заслуга государства в том, что там были созданы особенные налоговые условия. Все остальное — Viber, World of Tanks и так далее — это заслуга белорусов. Парк высоких технологий — это просто структура, которая позволяет подобным компаниям работать вбелую.

Парк высоких технологий долгое время возглавлял Валерий Цепкало, который пытался участвовать в этих выборах. Хочу спросить ваше личное мнение о нем. Он тоже был частью системы.

Микита Микадо: У меня нет никакого мнения. Я его лично не знаю. Я знаю, что, когда парк создавался, он был нацелен на аутсорсинговые компании, что неплохо: в Беларуси их было тогда большинство, они до сих пор делают большую часть из всего оборота Парка высоких технологий. Они являются отличной инженерной школой для программистов. Нет у меня мнения. Мы, по-моему, вступали в Парк высоких технологий, когда им руководил еще Цепкало, а может быть, уже и нет, я не помню. Какой-то поддержки мы никогда особенно не получали. Общались со старым руководством, с новым руководством. Вот и все. Да нам, на самом деле, не нужна никакая поддержка, нам нужны нормальные условия бизнеса, мы сами все сделаем.

«Во всем белорусском IT сейчас такие настроения: если режим победит, мы уезжаем, но мы должны сражаться, и мы должны остаться»

Какие сейчас, на ваш взгляд, настроения царят, доминируют среди тех тысяч айтишников, которые работают под эгидой парка? Они пакуют чемоданы, ходят на митинги или продолжают работать? Все говорят о забастовках в Белоруссии. А ваша компания там должна бастовать?

Микита Микадо: Да. У меня нет никаких ожиданий, что у меня в компании в Беларуси кто-то сейчас будет работать, это невозможно. Абсолютно все нормальные белорусы сейчас что-то делают для того, чтобы сменить режим на нормального президента. Все. Я не знаю ни одного белоруса, который бы сейчас чем-то не занимался. Кто-то делает забастовки, кто-то ходит на митинги, кто-то делает что-то в интернете — все что-то стараются делать. Потому что то варварство, с которым были разогнаны мирные протесты, пытки, избиения — это такой грубый плевок в лицо людям, что никто просто не может этого выдержать. Поэтому у меня нет ожиданий от сотрудников, что они сейчас будут работать. Я сам не могу работать. Я не представляю, как они могут работать. Мы делали в среду опросник, где мы спрашивали: хотите ли вы уехать из страны, на какое время, что будем делать? Потому что в принципе нам подняться, запаковать чемоданы и переехать в другую страну большой проблемы не представляет. И больше 80% людей в компании хотят уехать, хотя бы на какое-то время.

Это скорее пораженческие настроения, потому что они не верят в то, что все изменится, как они хотят?

Микита Микадо: Мы делали опросник в среду, когда на улицах царило мракобесие и люди думали, что дальше в Беларуси будет 37-й год. В четверг ситуация начала меняться, переломили противостояние в сторону народа, и уже в выходные настроения скорее были, что мы победим и мы остаемся. Собственно говоря, во всем белорусском IT сейчас такие настроения: если режим победит, мы уезжаем, но мы должны сражаться, и мы должны остаться. Настроение скорее такие. И мы победим.

А в Калифорнии среди ваши коллег в Силиконовой долине вас спрашивают об этом, эта тема на слуху, она интересует тех, кто живет там?

Микита Микадо: Американцев — не могу сказать, что в достаточной мере, у них свои проблемы: коронавирус, выборы. Белорусов, россиян, украинцев — очень сильно. И число людей, которое пришло на митинг в поддержку белорусского народа, меня очень сильно удивило. Много, очень много людей в Сан-Франциско пришло на митинг.

«В Беларуси нет антироссийских настроений в текущих протестах, в Беларуси большинство людей поддерживают союз с Россией»

На секунду я хочу отвлечь вас от того, что происходит в самой Белоруссии, и спросить о вашем отношении именно к тому, как в мире и в разных странах воспринимают то, что происходит в Белоруссии. Во-первых, насколько это занимает вас и какие у вас по этому поводу эмоции и впечатления?

Микита Микадо: Вы знаете, хотелось бы больше внимания. Еще, наверное, до четверга я не понимал, почему об этом не пишет каждое издание на Земле. С четверга начали писать.

С прошлого четверга, на четвертый день после выборов.

Микита Микадо: Да. И когда я говорю про среду, про опросник, это прошлая среда. Уже пишут, и постепенно, по нарастающей поднимается какая-то волна мирового внимания, мирового негодования. По мере того, как мы будем знать больше об убийствах, пытках, изнасилованиях, я думаю, что эта волна будет становиться все больше и больше.

Как Россия реагирует на это? Я имею в виду в широком контексте, как вы это чувствуете?

Микита Микадо: Вы знаете, к сожалению, по-разному. В России есть разные точки зрения. Одна из них — что в Беларуси случается цветная революция. И это совершенно не так. В Беларуси нет антироссийских настроений в текущих протестах, в Беларуси большинство людей поддерживают союз с Россией. Мы говорим на русском языке, и эти протесты несут не националистичный характер, они несут антилукашенковский характер. Мы хотим, чтобы все так же и оставалось. Мы как оставались союзниками, так и остаемся. 70% нашей экономики зависят от России. Мы хотим все оставить как есть, кроме президента и его небольшой команды.

Я вернусь к нашей первой теме. Вы описали ту ситуацию, как вы видите, например, с силовиками. Честно скажу, у меня мало прямых знакомых в Белоруссии, но у нас в Москве тоже живут белорусы, и мы от них какую-то информацию тоже получаем. Я слышал, что некоторые силовики просто боятся. И боятся они не только властей, они боятся и тех, с кем они сейчас оказались по разные стороны баррикад. И, может быть, многим кажется, что мост навести уже невозможно, что они уже отрезаны.

Микита Микадо: Мост навести точно возможно. По ту сторону баррикад обычный народ. Чем еще уникален этот протест, это тем, что он, объективно говоря, не организован. Он очень стихийный и супернародный. В Беларуси есть номенклатурная оппозиция, которая участвовала во всех предыдущих выборах и которую можно назвать прозападной, но сейчас их не очень видно. Возможно, их не видно, потому что власть уже 26 лет их душит, сажает, мучает и так далее. Сейчас протесты — средний класс, рабочие бастуют, айтишники бастуют, все бастуют, потому что он просто уже достал, достал тем, как нагло и грубо были фальсифицированы выборы. Даже силовики пишут: господи, ну хоть бы он 55% себе написал, но не 80%. Ну все же знают, что нет там 80%, никто не знает ни одного человека из своего окружения, кто голосовал за Лукашенко. Короче, фальсификация всех разозлила, причем грубая фальсификация. Потом разозлила жестокость, с которой действовал ОМОН, пытки в СИЗО разозлили. И люди его уже ненавидят. Так вот, по ту сторону — обычные люди. Да, есть горстка людей, которые запятнали честь мундира, которых народ тоже ненавидит. Но протесты мирные, и 99,9% всех людей, которые протестуют, хотят мирного решения ситуации и законного процесса, законных расследований того, кто что сделал, почему, кто отдавал приказы, кто виноват и кто за это должен отвечать.

«После того как я посмотрел, как бьют людей на улицах, я просто больше не мог быть аполитичным. Это было шоком»

Вы молодой человек, почти вся ваша жизнь, пока вы жили в Белоруссии, прошла при Лукашенко. Со стороны, по крайней мере года до 2010-го, казалось, что он реально очень популярен в Белоруссии. Когда все изменилось? Даже до последнего момента так казалось, не считая того момента, когда началась так называемая подписная революция, когда неожиданно огромное количество людей просто пошли стоять в очереди, чтобы подписаться за альтернативных кандидатов. До этого момента со стороны всем казалось, что все спокойно в Белоруссии: хорошо ли, плохо ли, но, в целом, все привыкли и всех все устраивает.

Микита Микадо: Мои бабушки и дедушки голосовали за Лукашенко.

В этот раз тоже?

Микита Микадо: В 1994 году.

Тогда за него голосовали очень много, это факт.

Микита Микадо: Да. Его честно выбрали. Потом он узурпировал власть и превратил страну, которая была демократичной и богатой (в 1990-е годы из всех постсоветских стран Беларусь была относительно в экономическом порядке), в такую диктатуру, настоящую диктатуру. Когда люди перестали поддерживать Лукашенко? В Беларуси было белорусское экономическое чудо. Вроде бы как большинство заводов, предприятий подконтрольны государству, вроде бы как все основные сферы...

Приватизации не было, которая в России на самом деле народ надолго настроила немножко и против демократии, и против капитализма.

Микита Микадо: Да. Так вот, было это белорусское экономическое чудо: все это государственное, как следствие неэффективное, но при этом экономика в порядке. Белорусское экономическое чудо существовало за счет того, что мы покупали вашу нефть дешево и продавали наши нефтепродукты дорого. Покупали нефть по внутрироссийским ценам, продавали нефтепродукты по европейским. За счет этого мы и субсидировали убыточные предприятия, колхозы и так далее. И в принципе все были довольны, более или менее по чуть-чуть росла зарплата у народа. Те люди, которые политикой не интересовались, те люди, которые, может быть, где-то не интересовались экономикой, поддерживали Лукашенко. Потом эта схема с нефтью начала постепенно прикрываться. И белорусская экономика начала стонать. Но некоторое время удавалось брать кредиты. А ведь еще что происходило? С каждым годом скорость инноваций удваивается, и если еще в 1990-х можно было сделать трактор на МТЗ, который дешевле, но как-то конкурирует с аналогами, то в 2020-м тракторы John Deere управляются искусственными интеллектом, или грузовики MAN. А вся эта белорусская история... Как можно построить трактор, который управляется искусственным интеллектом, на заводе, который принадлежит государству, где люди зарабатывают 300 долларов месяц?

А рядом есть Парк высоких технологий, где созданы одни из самых успешных…

Микита Микадо: А там ничего государственного. Это единственная сфера индустрии, в которую государство не лезло. И именно благодаря тому, что оно не лезло и не мешало, и произошло это IT-чудо. В этом и парадокс. Все эти сферы — сельское хозяйство, тяжелая, легкая промышленность — все, что пытался починить Лукашенко, все это в разваленном состоянии сейчас. У него не получилось ничего. И когда уже пять лет назад все это начало разваливаться и на ладан дышать, когда цены с каждым годом растут астрономически, а зарплаты при этом падают, люди начинают понимать, что все эти сказки, которые мы слушали 26 лет, — это сказки. Да и надоело просто. Как так, что страной управляет один человек 26 лет? Дайте уже кому-то другому попробовать, сколько можно.

Когда это щелкнуло, когда вы сами это поняли? Потому что вплоть до подписной кампании это если и было, то лежало где-то под спудом.

Микита Микадо: Я это понимал всегда. Я никогда не был частью какой-то политической партии, я никогда не спонсировал никакие политические партии или инициативы, но после того, как я посмотрел, как бьют людей на улицах, я просто больше не мог быть аполитичным. Это было шоком.

Это произошло с вами буквально десять дней назад?

Микита Микадо: Да, десять дней назад я решил, что все, они уже перешли все возможные грани. Так больше нельзя.

Как вы думаете, как и чем все кончится?

Микита Микадо: Все кончится плохо для Лукашенко в любом случае. Вопрос только — с жертвами или без. Экономика Беларуси сейчас в плачевнейшем состоянии. После того, что произошло, Беларуси никто кредитов давать больше не будет. Я не думаю, что Российская Федерация захочет иметь еще один дотационный регион с населением в 10 млн человек, который не способен себя обеспечивать и которым управляет неэффективное правительство, у которого вообще нет никакой поддержки. Никто кредитов нам больше не даст, сами мы себя прокормить не можем. Все те сферы экономики, которые были прибыльными и приносили деньги в страну, то же IT, растворятся, если победит режим, и переедут в Литву, Польшу, Украину, Латвию, до Вильнюса за полтора часа можно доехать.

А почему Москву вы не называете в этом списке, куда могут поехать?

Микита Микадо: Нет-нет, могут поехать. Я в этом не сомневаюсь. Так как у айтишников есть выбор и так как белорусское IT работает на внешний рынок, насколько я знаю, последние налоговые изменения, которые произошли в России, позитивны для компаний, которые работают на внутренний рынок, я слышал такую обратную связь, но я не владею вопросом. Я знаю, что просто молодежь в Россию, конечно, поедет. У меня каждый третий друг, знакомый из белорусов — все кто-то когда-то либо работал в России, либо работает. Каждый второй — на Запад, каждый третий — на Восток. Да, конечно, многие поедут и в Россию. Но для белорусского IT, для простого программиста, ты можешь выбирать: либо поехать в Литву, Латвию, Польшу, получить через пару лет вид на жительство ЕС и путешествовать по Европе, либо поехать в Москву. А Москва — наверное, не самый комфортный город для жизни: город очень большой, все дорого, пробки. Кому-то нравится, кто-то туда едет. В основном от айтишников я слышал желание ехать на Запад.

«Для того чтобы зарубежная организация могла отправить деньги в благотворительную организацию в Белоруссии, нужно пройти несколько врат ада»

Давайте закончим тем, с чего начали, — фонд и перечисление денег тем, кто сейчас нуждается. Вы можете сообщить что-то конкретное: сколько денег перевели, по каким каналам, в результате каких решений их распределяете?

Микита Микадо: Да, я расскажу. Я примкнул к ребятам, которые фонды для помощи людям в Беларуси собирают уже давно. Они собрали фонд для помощи медикам во времена коронавируса, потому что белорусский правитель предложил пить водку и ездить на тракторе, чтобы не болеть коронавирусом, и многие не согласились с тем, что это будет работать. Вместо этого собрали фонд и помогали медикам напрямую. Сборы идут через Facebook, он называется Фонд солидарности. Более 20 тысяч человек сделали donation, общая сумма — полтора миллиона долларов, по-моему, на текущий момент.

Все происходит в электронной форме?

Микита Микадо: Да, все происходит в электронной форме.

А как довести эти деньги до тех, кому, как вы считаете, они должны достаться? И, кстати, кто это решает?

Микита Микадо: Да, проблема огромная, потому что белорусский режим продумал невозможность отправки денег неправительственным организациям, ровно как и в России, для того чтобы зарубежная организация могла отправить деньги в благотворительную организацию в Белоруссии, нужно пройти несколько врат ада. Поэтому деньги слать адресно, конкретно тем людям, которым они нужны. Это невероятно сложный с точки зрения операционной деятельности процесс. Представьте технически, как организовать передачу денег десяткам тысяч человек. Это тяжело. Однако, в том числе благодаря талантливым людям, этот процесс начал работать, и деньги начали поступать адресатам. Следите за нашими социальными медиа, мы постим фотографии, информацию о том, до кого деньги доходят, почему именно эти люди были выбраны и так далее. Сейчас люди заполнили форму, и на следующий день у них нет денег, но надо понимать, что процесс доставки денег в Беларусь из-за рубежа — это очень сложно. Поэтому, если меня слышат белорусы, пожалуйста, наберитесь терпения и поверьте в то, что если вы пострадали, то вам помогут, вашу заявку рассмотрят, с вами свяжутся, и вы получите помощь. Только наберитесь, пожалуйста, терпения, потому что мы тоже делаем очень много работы, чтобы это было возможно.

Спасибо за открытый разговор. Микита Микадо, белорусский IT-предприниматель, чья команда в основном работает в Минске, а он — в Силиконовой долине, но это уже другая часть истории. Об этом мы, может быть, поговорим в другой раз. Спасибо.

Микита Микадо: Пожалуйста, было очень приятно.

Илья Копелевич

Белоруссия. США > СМИ, ИТ. Приватизация, инвестиции > bfm.ru, 22 августа 2020 > № 3480166 Микита Микадо

Что остудит кипящий котёл?

перспективы мирного урегулирования на Ближнем Востоке

Рами Аль-Шаер

В последние дни в арабском мире, да и во всём ближневосточном регионе, активно обсуждаются три вопроса: нормализация отношений между Объединёнными Арабскими Эмиратами и Израилем, международное расследование обстоятельств взрыва в бейрутском порту и перспективы мирного урегулирования ливийского кризиса.

Нормализация отношений между ОАЭ и Израилем - «огромный прорыв»

Президент США Дональд Трамп назвал подписание мирного соглашения между Объединёнными Арабскими Эмиратами и Израилем «огромным прорывом» (HUGE breakthrough) в отношениях между «двумя великими друзьями» Соединённых Штатов. Наследный принц Абу Даби Мухаммед бен Заид Аль Нахайян заявил, что обе страны разработают дорожную карту для начала сотрудничества между двумя государствами. Договорённость об этом была достигнута в ходе телефонного разговора между наследным принцем, президентом Трампом и премьер-министром Бениамином Нетаньяху. Согласно договоренностям, Израиль приостановит аннексию палестинской территории. Впоследствии глава израильского кабинета министров опроверг эту новость в ходе созванной им пресс-конференции. Отвечая на вопрос о «приостановке аннексии палестинской территории», Нетаньяху сказал, что «получил от президента Трампа просьбу о замораживании осуществления планов по аннексии Западного берега», пояснив что речь идёт о том, чтобы «временно отложить решение этого вопроса». По словам премьер-министра, «нет никаких изменений в плане по осуществлению аннексии при полной координации этих действий с Соединёнными Штатами Америки».

Единственное, что удивило меня во всей этой истории, это то, как восприняли его все окружающие меня люди, почему-то «шокированные» этими сообщениями. Для меня же эта новость не стала сюрпризом. В течение последних трех лет появлялась информация об идущих прямых (или при посредничестве США и других стран) контактах между некоторыми арабскими странами и Израилем. В ходе этих контактов обсуждался вопрос о том, каким образом развитие арабо-израильских отношений может способствовать решению палестинской проблемы, учитывая нормализацию отношений между Египтом, Иорданией и Палестинской национальной администрацией (ПНА), дипломатические отношения, установленные между Израилем и Египтом и Израилем и Иорданией и подписанное между ПНА и Израилем соглашение о взаимодействии по вопросам безопасности.

В течение последних двух лет Вашингтон приложил максимум усилий по развитию отношений с теми арабскими странами, которых он считает своими союзниками и на территории которых размещены огромные военные базы США. Плоды этих усилий сегодня «очевидны». Это нормализация отношений между ОАЭ и Израилем, после чего такие же шаги будут предприняты и в отношении других арабских стран, о чём заявили президент США и его зять Джаред Кушнер, согласно прогнозам которого, в ближайшее время Израиль и «ещё одна арабская страна» объявят о нормализации отношений между ними. Всех интересует, какова вообще официальная российская позиция по этому вопросу, если не считать заявления МИДа РФ, в котором говорится, что «приостановка Израилем (в соответствии с соглашением между ним и ОАЭ) распространения своего суверенитета на части территорий Западного берега р. Иордан является важным элементом».

Хотел бы напомнить, что Россия в течение последних двух лет приложила много усилий для того, чтобы убедить руководство различных палестинских организаций в необходимости восстановления национального единства на основе национально-патриотической программы во главе с международно признанной Организацией освобождения Палестины как единственным законным представителем палестинского народа. К сожалению, эти усилия не принесли результатов.

Хочу также напомнить, что палестинская национальная администрация не получила международное признание. Кроме этого, необходимо подчеркнуть, что основополагающие международно признанные основополагающие принципы урегулирования конфликта зафиксированы в национальной программе действий Организации освобождения Палестины. Москва поддерживает эти принципы, главный из которых – создание Палестинского государства в границах 1967 года со столицей в Восточном Иерусалиме. Что же касается соглашения о нормализации отношений между ОАЭ и Израилем, то какой, спрашивается, может быть позиция Москвы по вопросу, являющемуся внутренним делом двух суверенных государств? Речь идёт о суверенном решении, принятом руководством ОАЭ. Понятно, что Москва совместно с Объединёнными Арабскими Эмиратами будет стремиться прилагать максимум усилий для того, чтобы воспрепятствовать любым попыткам израильской аннексии палестинских земель и сорвать планы, о которых идёт речь в так называемой «сделке века». Однако хотелось бы ещё раз подчеркнуть, что главный шаг, который необходимо предпринять для противодействия любой угрозе, препятствующей решению палестинской проблемы, заключается в скорейшем восстановлении палестинского единства, в необходимости сплочения всех палестинских отрядов вокруг Организации освобождения Палестины, в приверженности основополагающим международно признанным принципам урегулирования конфликта, получившим поддержку Организации Объединённых Наций. Последнее обстоятельство имеет особое значение, учитывая тот факт, что два государства, являющиеся постоянным членами Совета Безопасности ООН (Россия и Китай), поддерживают законные права палестинского народа.

Международное расследование обстоятельств взрыва в бейрутском порту

Убеждён, что международное расследование обстоятельств взрыва в бейрутском порту ввергнет Ливан в ещё более широкомасштабный кризис, чем тот, с которым страна столкнулась в настоящее время. Подобная идея-пустая трата времени. Между тем Ливану сейчас срочно нужна финансовая помощь в размере 25 миллиардов долларов для ликвидации последствий взрыва и для того, чтобы хотя бы частично справиться с экономическим кризисом в стране. Ливанскому государству, правительству страны необходимо срочно предпринять шаги по реанимации экономической деятельности, начать постепенно возвращать банкам денежные депозиты, решить проблему нехватки электроэнергии и другие неотложные вопросы, которые в том числе помогут возродить деятельность туристической отрасли. При этом крайне важно, учитывая нынешнюю ситуацию, в которой находится страна, выступить против любых попыток внешних сил навязать Ливану какие-то условия для оказания помощи стране. Опыт прошлого показал, что ливанцы сами в состоянии справиться со своими проблемами. Кстати, оценки экспертов о необходимости оказания Ливану срочной финансовой помощи в размере 25-30 миллиардов долларов, не являются преувеличением. Думается, что такая сумма не станет непосильным бременем для богатых арабских государств, да и для мирового сообщества в целом.

Не знаю, кто стоит за взрывом в бейрутском порту. Несмотря на все проблемы, стоящие перед Ливаном, на межконфессиональные и политические конфликты и разногласия, у страны нет внешнего врага, который мог бы спланировать и осуществить подобный акт, который привёл к разрушению инфраструктуры порта и значительной части ливанской столицы, в результате чего погибли люди, а многие жители остались без крова. Возможно, что преступная халатность, пренебрежение элементарными правилами безопасности и ряд других проблем привели к этой ужасной трагедии. Вместе с тем не могу согласиться с мнением так называемых «аналитиков» и «военных экспертов», которые говорят о краже «огромного количества взрывоопасных веществ» о том, что в порту хранилось 300 тонн «легковоспламеняющихся веществ». Не могу согласиться со всякого рода слухами и «версиями», имеющими явную политическую подоплёку. Убежден, что Ливан располагает всеми необходимыми ресурсами для того, чтобы как можно быстрее провести расследование обстоятельств взрыва без всякого внешнего и бесполезного, на мой взгляд, вмешательства.

И последнее, о чем я хотел бы сказать в связи с призывами провести международное расследование обстоятельств взрыва в бейрутском порту. Коль скоро в таком расследовании нет необходимости, не лучше ли международному сообществу заняться поиском виновных в разрушении Сирии, (которой, кстати, необходима финансовая помощь в размере около 300 миллиардов долларов для восстановления экономики страны), виновных в том, что многие жители страны лишились жилья, поиском тех, кто щедро финансировал террористические банды, действовавшие на территории страны? Неужели такие особо тяжкие преступления не требуют международного расследования? Необходимо судить тех, кто финансировал террористов и обязать их выплатить соответствующую компенсацию путем участия в восстановлении экономики Сирии. Напомню, что высокопоставленные лица из некоторых стран открыто признавались в финансировании. Международное сообщество обязано найти ответственных за нынешнюю ситуацию в Йемене и Ливии. Ведь сегодня в социальных сетях, в СМИ, а также в спецслужбах можно найти многочисленные фотографии и видеоматериалы, убедительно доказывающие, кто наносит удары по населённым пунктам, кто подстрекает и финансирует террористов, кто пытается навязать свои условия и санкции, приводящим к трагическим последствиям, жертвами которых становятся миллионы невинных людей.

Международный суд в Гааге только что заявил об отсутствии каких-либо доказательств причастности «Хезболлы» и Сирии к убийству бывшего премьер-министра Ливана Рафика аль-Харири. Мы хорошо помним, как некоторые силы в течение последних десяти лет неоднократно пытались использовать фейковые обвинения о якобы причастности «Хезболлы» и Сирии к убийству аль-Харири, и тем самым политизировать данное преступление. Между тем не знающие географии люди использовали бездоказательные аргументы для того, чтобы обвинить «Хезболлу» и Иран в причастности к йеменскому конфликту. Представители этих сил даже не удосужились посмотреть на карту региона и попытаться найти общие границы между Ливаном и Йеменом, или между Ираном и Йеменом. Уверен, что история докажет полную непричастность «Хезболлы» и Ирана к йеменскому конфликту подобно тому, как международный суд в Гааге подтвердил непричастность «Хезболлы» к убийству Рафика аль-Харири.

Сегодня мы опять слушаем ту же самую «пластинку». Представители тех же сил возлагают на «Хезболлу» ответственность за взрыв в бейрутском порту. Можно ли представить себе, что «Хезболла», которая всегда действовала в интересах Ливана и ливанского народа, выступая за единство и территориальную целостность страны, могла решиться на шаг, который нанес огромный ущерб столице Ливана, всей стране, всему ливанскому народу? Именно «Хезболла» является одной из главных сил страны, препятствующих сползанию страны к гражданской войне. Кроме этого, «Хезболла» является своего рода щитом, играя на протяжении последних десятилетий важную роль в защите южных рубежей ливанского государства.

Ливия: перспективы мирного урегулирования конфликта

Перспективы урегулирования ливийского конфликта представляются реальными особенно после того, как противоборствующие стороны выразили уверенность в том, что военное решение проблемы невозможно. Нынешняя ситуация тяжёлым бременем ложится на плечи ливийского народа. Исходя из этого, есть надежда на то, что Турция, Россия, Египет, Объединённые Арабские Эмираты, Египет и Катар смогут способствовать реализации достигнутых в Берлине договоренностей. Хочется надеяться, что в ближайшие дни будут предпринятые дополнительные шаги по урегулированию конфликта. В настоящее время есть чёткое представление о том, как можно достичь этого урегулирования с учётом интересов противоборствующих сторон, а также региональных и международных заинтересованных представителей. Во главу угла должны быть поставлены интересы ливийского народа и его суверенитета в соответствии с резолюцией № 2510 Совета Безопасности ООН, в которой отвергается военное решение конфликта и подчеркивается необходимость уважения суверенитета, независимости и территориальной целостности Ливии.

Сейчас необходимо, чтобы противоборствующие стороны соблюдали режим прекращения огня. Важно также определить задачи каждой стороны в подконтрольных им районам, пока не будут созданы условия для того, чтобы ООН смогла бы сыграть эффективную роль в достижении урегулирования ливийского кризиса. В этой связи необходимо назначить нового спецпредставителя Генерального секретаря ООН по Ливии. Желательно, чтобы им стал нейтральный представитель одной из африканских стран, исходя из огромного значения Ливии для африканского континента.

В адрес России и её роли в ливийском конфликте звучат фейковые обвинения, выдвигаются разного рода догадки, предположения и версии. Всё это является частью гибридной войны, развязанной против России. Однако факты говорят о другом. Именно усилия России позволили противоборствующим сторонам достичь соглашения о прекращении братоубийственной войны, заключить перемирие. Это создало предпосылки для переговоров между сторонами конфликта. Предполагается, что переговорный процесс начнётся в ближайшее время. Россия намерена сыграть эффективную посредническую роль с целью сближения позиций Турции и Египта и урегулирования разногласий, которые отрицательно влияют на безопасность Средиземноморского региона и на международную обстановку в целом.

ОАЭ. Израиль. США. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > zavtra.ru, 21 августа 2020 > № 3542770 Рами Аль-Шаер

НЕВИДИМАЯ СИЛА

УИЛЬЯМ БЁРНС

Американский государственный деятель и дипломат. Заместитель Государственного секретаря США в 2011–2014 гг. Посол США в Российской Федерации (2005–2008), посол США в Иордании (1998–2001).

ГЛАВА ИЗ КНИГИ УИЛЬЯМА БЁРНСА «НЕВИДИМАЯ СИЛА. КАК РАБОТАЕТ АМЕРИКАНСКАЯ ДИПЛОМАТИЯ»

В издательстве «Альпина Паблишер» недавно вышел русский перевод книги видного американского дипломата, посла США в России в 2005–2008 гг. Уильяма Бёрнса «Невидимая сила. Как работает американская дипломатия». Автор подвергает критике внешнеполитическое поведение Соединённых Штатов и призывает пересмотреть подходы Вашингтона. С любезного разрешения издателя публикуем одну из глав.

Вызов, с которым пришлось столкнуться американской дипломатии, когда к власти пришёл Дональд Трамп, оказался несравнимо более серьёзным, чем я предполагал. За время его пребывания в президентском кресле как наше сравнительное влияние, так и наше стремление и способность контролировать ситуацию в мире постепенно ослабевали, причём этот процесс ускорялся. Наша роль становилась всё менее значимой, что приводило в замешательство наших друзей, радовало противников и подтачивало фундамент системы международных отношений, которую мы выстроили и сохраняли в течение семи десятилетий.

Глубоко саморазрушительная кампания против профессиональной дипломатии под девизом «Страх и трепет», развязанная новой администрацией, сделала этот вызов ещё более серьёзным. Придя к власти, администрация сразу же настояла на унилатералистском дипломатическом разоружении, что в равной степени стало следствием её идеологических предрассудков и вопиющей некомпетентности. Это произошло именно в тот момент, когда дипломатия начала приобретать большое значение с точки зрения защиты интересов США в мире, где Америка уже не была единственным влиятельным игроком, но по-прежнему оставалась великой державой, сохраняющей достаточно сильные позиции, позволяющие вести за собой мир в решении стоящих перед всеми нами проблем.

Окно наших возможностей определять стратегию в меняющемся международном пейзаже и играть ведущую роль в мире постепенно закрывается, но оно ещё не захлопнулось.

Стратегия, о которой идёт речь, потребует переосмысления роли дипломатии и нового пакта между ней и американским обществом, необходимого для восстановления нормального финансирования основных функций и направлений деятельности дипломатов и их успешной адаптации к новым вызовам и реалиям. Важно также осознать, что возможность обеспечения лидирующей роли США в мире напрямую зависит от внутреннего обновления в стране.

* * *

Кто бы ни занял пост президента в 2016 г., ему неизбежно пришлось бы столкнуться со множеством сложных проблем, порождённых как быстрым изменением международной обстановки, так и ростом недовольства внутри страны. Эти проблемы создал не Дональд Трамп. Если бы к власти пришла Хиллари Клинтон, ей тоже не удалось бы их избежать. Когда в ноябре 2016 г. американцы пришли на выборы, в мире уже начали происходить исторические сдвиги, которые потребовали бы от любой новой администрации как огромных затрат сил и средств, так и творческого подхода.

Возвращение к соперничеству между великими державами в каком-то смысле стало возвратом к более естественному состоянию международных отношений, чем то, в котором они находились в биполярном мире времён холодной войны или в период американского превосходства после её окончания. Вместе с тем оно несло в себе новые риски, а также ряд других положительных и отрицательных моментов, с которыми американской системе государственного управления не приходилось сталкиваться в прошлом. Стремление Китая восстановить своё традиционное доминирующее положение в Азии уже заставило пересмотреть многие наши привычные, сложившиеся после окончания холодной войны представления о том, как посредством интеграции в контролируемый США мировой порядок заставить эту страну отказаться от своих амбиций или хотя бы ограничить их. Председатель КНР Си Цзиньпин пытался демонстрировать своё влияние не только в Азии, но и в других регионах, вплоть до Европы и Ближнего Востока. И нашим традиционным азиатским союзникам, и новым партнёрам – таким как Индия – приходилось учитывать это и, соответственно, корректировать свои стратегические расчёты, что вело к росту напряжённости в регионе и усиливало ощущение неопределённости.

Динамизм Китая и в целом Азиатско-Тихоокеанского региона сделал более заметными проблемы и противоречия в Европе, страдающей как от внутриполитических кризисов, так и от давления извне, в том числе со стороны возрождающейся России. Путин продолжал провоцировать более сильных противников, используя разделение в Европе, стремясь отомстить нам на Украине и в Сирии и сея хаос во всех направлениях, вплоть до грубых попыток повлиять на президентские выборы в США.

На фоне трений между великими державами углублялся кризис регионального порядка, вызванный как усилением влияния отдельных региональных конкурентов, так и бессилием распадающихся государств. Чемпионом по количеству и сложности проблем и постоянным очагом нестабильности оставался Ближний Восток. Перестав играть традиционную роль мировых поставщиков энергетических ресурсов, большинство арабских стран утратили возможность поддерживать экономику за счёт природной ренты и драпировать проблемы, связанные с неравенством возможностей и неуважением к человеческому достоинству. Они балансировали на грани новых внутренних потрясений, а их слабостью пользовались экстремисты. Будущее Африки несло в себе и новые надежды, и угрозы, учитывая, что численность населения континента к середине XXI века могла удвоиться, а нерешённые проблемы, включая региональные конфликты, плохое управление, а также дефицит воды, продовольствия и медицинской помощи, приобретали угрожающие масштабы. Оба американских континента оставались главной естественной стратегической опорой Соединённых Штатов. «Тихоокеанский век» давал им определённые преимущества и открывал новые возможности, но им мешали диспропорции развития и недостаток внимания со стороны США.

Из-за непрекращающегося соперничества между государствами и разрушения основ региональной стабильности старый послевоенный мировой порядок трещал по швам. Его устаревшие институты уже не могли приспособиться к новым условиям. Пять постоянных членов Совета Безопасности ООН ревниво защищали изношенную систему, а международные финансовые и торговые организации сопротивлялись радикальным реформам. Между тем трансформационный эффект климатических изменений с каждым годом проявлялся всё сильнее. Таяние полярных льдов, повышение уровня Мирового океана и небывалые климатические аномалии, а также другие последствия катастрофического разрушения природной среды, вызванного человеческой деятельностью, создавали проблемы, требующие принятия срочных мер. Достаточно сказать, что всего через два десятилетия половина населения земного шара может столкнуться с острой нехваткой пресной воды.

По сравнению со скоростью изменений и сдвигов, вызванных технологической революцией, темпы перемен, обусловленных в своё время промышленной революцией, выглядят просто черепашьими. Достижения в области компьютерного обучения, искусственного интеллекта и биосинтеза мгновенно изменили ситуацию, не оставив государству и обществу времени на поиск путей максимального использования преимуществ новых технологий, минимизации их возможных негативных последствий и разработки эффективных международных «правил дорожного движения». Авторитарные режимы начали использовать новые технологии, которые, казалось бы, должны были играть децентрализующую роль, для усиления централизованного контроля над гражданами.

Конкуренция, коллизии и хаос, вызываемые всеми этими факторами, нарастали постепенно; их контуры наметились уже в сложный период после окончания холодной войны. В меморандуме, подготовленном в январе 1993 г. для вступившего тогда в должность госсекретаря Кристофера, я указывал на шизофреническую двойственность формирующейся новой системы международных отношений, разрываемой противоречием между двумя разнонаправленными тенденциями: глобализацией мировой экономики и фрагментацией международной политики. Баланс сил и сравнительные позиции конкурентов постоянно менялись, причём разобраться в этих хитросплетениях было непросто. «Результатом этих тенденций, – писал я, – стал хаос, заставляющий некоторых ностальгировать (или почти ностальгировать) по знакомой дисциплине и порядку времен холодной войны»[1]. Четверть века спустя мне всё ещё удавалось побороть ностальгию, но масштабы хаоса значительно возросли.

В этот период глубоких потрясений дипломаты, как и представители всех других оказавшихся под угрозой профессий, испытывали экзистенциальную тревогу и страдали от неуверенности в завтрашнем дне. За долгие годы службы я своими глазами мог наблюдать, как постепенно разрушается почти полная монополия на представительство, доступ к информации и возможность наблюдать за событиями изнутри и влиять на них, которой раньше обладали дипломаты, работавшие в иностранных столицах и напрямую контактировавшие с представителями государства и общества. В начале 1980-х гг., будучи начинающим дипломатом и служа на Ближнем Востоке, я отправлял в Вашингтон с дипломатической почтой так называемые аэрограммы – тщательно подготовленные, подробные аналитические материалы, которые доходили до адресата только через несколько дней. Высшие должностные лица посещали столицы зарубежных государств всё чаще, но низкая скорость коммуникаций делала дипломатические каналы важнейшим направлением работы. Дипломаты играли центральную роль, они были наделены значительными полномочиями и пользовались относительной самостоятельностью.

Десять лет спустя «эффект CNN», проявившийся во время войны в Персидском заливе, ознаменовал начало эпохи доступности информации в реальном времени, а в последующие годы интернет снёс последние препятствия для мгновенного распространения информации и налаживания прямых коммуникаций. Главы государств и высокопоставленные правительственные чиновники получили возможность общаться друг с другом напрямую; необходимость покидать для этого здание министерства иностранных дел или посольства стала восприниматься как анахронизм. Негосударственные акторы – главы крупных благотворительных фондов, активисты гражданского общества и руководители корпораций, а также представители других негосударственных организаций – пользовались все бóльшим влиянием в мире, ставя на повестку дня огромное количество стратегических проблем и финансируя их решение. Пример WikiLeaks наглядно продемонстрировал, что любое сообщение под грифом «секретно» может стать достоянием широкой общественности, а социальные сети разрушили некогда чёткие каналы формирования общественного мнения.

Несмотря на огромные усилия госсекретарей, представлявших обе партии, нам часто не удавалось грамотно адаптироваться к новой реальности. В результате наши базовые навыки атрофировались, а новые ещё не выработались, и мы не успевали вовремя реагировать на происходящие события, вызовы меняющейся политической ситуации и появление новых игроков и инструментов. После окончания холодной войны наши бюджеты значительно сократились – за период с 1985 по 2000 г. расходы на содержание Госдепартамента и внешнеполитическую деятельность в реальном выражении снизились наполовину. Госсекретарь Бейкер открыл более десять новых посольств в бывших республиках СССР, не требуя от Конгресса дополнительного финансирования, а при госсекретаре Олбрайт расходы на дипломатическую службу Госдепартамента фактически были сведены к нулю. После событий 11 сентября 2001 г. общая устойчивая тенденция к милитаризации и централизации управления получила чудовищное ускорение, в результате чего сила и дипломатия поменялись местами; влияние США ослабело, мы оказались в трагическом тупике войны в Ираке; стратегия развалилась, а дипломатические инструменты были повреждены.

Разумеется, нельзя отрицать, что угроза применения силы значительно повышает шансы на дипломатический успех. Нередко лучший способ прочистки мозгов упрямых партнёров за столом переговоров – наглядная демонстрация убедительного силового «аргумента» в фоновом режиме. Именно силовые аргументы помогали Бейкеру проявлять свой талант переговорщика на встречах с арабами и израильтянами в ходе подготовки к Мадридской мирной конференции, а Керри – блистать своим дипломатическим искусством при решении иранской ядерной проблемы. «Вы и представить себе не можете, – отмечал Джордж Кеннан, – каким прекрасным дополнением к дипломатическому обмену любезностями является небольшое, не бросающееся в глаза воинское формирование на заднем плане»[2].

Однако привычка чрезмерно полагаться на военные инструменты разрушительна для политики. Убедительным подтверждением этого может служить эпизод с линкором «Нью-Джерси», обстреливавшим Ливан в начале 1980-х гг. без привязки к реализуемой стратегии и дипломатии. Другое подтверждение, намного более печальное, – наш катастрофический провал в Ираке два десятилетия спустя.

Милитаризация дипломатии – это ловушка, ведущая к избыточному (или преждевременному и непродуманному) использованию силы и недооценке эффективности других инструментов, помимо военных.

Как любил повторять Барак Обама, «если из всех инструментов у вас есть только молоток, то все проблемы кажутся вам гвоздями». Даже Пентагон и военачальники вопреки своим интересам указывали на опасность нарушения баланса между силой и дипломатией. Министр обороны Боб Гейтс постоянно напоминал Конгрессу, что численность чиновников американских военных ведомств превосходит численность сотрудников дипломатической службы Госдепартамента, а одному из его преемников, Джиму Мэттису, принадлежит знаменитое высказывание о том, что сокращение расходов на дипломатию порождает рост расходов на боеприпасы.

Гейтс и Мэттис понимали, что усиление роли и возможностей вооружённых сил ведёт к ослаблению внимания к дипломатии и её способности решать свои главные задачи. В Ираке и Афганистане дипломаты обнаружили, что их постепенно начали использовать для поддержки стратегии военных, занятых борьбой с повстанцами, вынуждая решать задачи, связанные с переустройством социальной структуры общества и укреплением государства, – то есть задачи, которые в принципе не могли и не должны были решать американцы. Временами нас, казалось, заставляли заниматься тем, чем в XIX веке занималось британское Министерство по делам колоний, а не тем, чем подобало заниматься дипломатической службе Госдепартамента США. Нам приходилось использовать наши постоянно сокращающиеся кадровые ресурсы для долгой и тяжёлой работы, направленной на создание институтов государственного управления и экономических структур, построить которые могли только сами иракцы и афганцы. На самом же деле дипломаты, работавшие «на местах», должны были выполнять свои прямые обязанности, решая намного более серьёзные задачи. Они должны были вести кропотливую, чрезвычайно сложную работу с национальными лидерами, убеждая их преодолеть религиозные разногласия, минимизировать коррупцию и начать постепенно создавать некое подобие справедливого политического режима. В широком смысле задачей дипломатов было обеспечение региональной поддержки неустойчивых национальных правительств в зонах конфликта и ограничение внешнего вмешательства.

Ещё одной ловушкой для дипломатии, помимо милитаризации после событий 11 сентября 2001 г., стала чрезмерная централизация управления и склонность раздутого аппарата Совета национальной безопасности к микроменеджменту. Разумеется, в эпоху, начавшуюся после событий 11 сентября 2001 г., пяти десятков специалистов, работавших в аппарате СНБ при Колине Пауэлле в конце 1980-х гг., или примерно такого же количества сотрудников аппарата СНБ времён Брента Скоукрофта и Джорджа Буша – старшего было уже недостаточно для решения множества новых задач. Борьба с терроризмом набирала обороты, ситуация в мировой экономике диктовала свои требования, и Белый дом был вынужден расширять свои координационные функции. Но пятикратный рост аппарата СНБ за четверть века – это явный перебор. СНБ по-прежнему привлекал многих опытных политических назначенцев и лучших карьерных госслужащих из различных министерств и ведомств. Естественно, у них возникал соблазн брать на себя всё больше исполнительных функций. Близость к Овальному кабинету усиливала их ощущение избранности, а энергия, талант и энтузиазм обуславливали стремление не ограничиваться исключительно координационными функциями, но также участвовать в разработке и реализации политики.

Проблема состояла в том, что в результате, как и следовало ожидать, начались жалобы на недостаток инициативы и драйва в других министерствах, прежде всего в Госдепартаменте. На труднодоступных игровых площадках политической бюрократии Вашингтона Госдепартамент часто выталкивали за пределы поля. Заместителей госсекретаря, ответственных за важнейшие регионы, всё реже приглашали на заседания в Зале оперативных совещаний Белого дома, зато задняя скамья была до отказа заполнена сотрудниками аппарата СНБ. Видя, что их оттесняют ещё на взлёте, не допуская к участию в обсуждении стратегии и процессу принятия решений, даже самые добросовестные высокопоставленные сотрудники Госдепартамента, естественно, считали себя свободными от всякой ответственности за мягкую посадку, то есть за успешную реализацию стратегии. Это никоим образом не оправдывало неспособность нашего ведомства действовать более энергично, проявить изобретательность и решать проблемы собственными бюрократическими методами, оптимизировав организационную структуру и заставив работать корпоративную культуру. Но в условиях чрезмерной централизации и милитаризации делать это было чрезвычайно трудно.

Слишком много было прерванных взлётов и жёстких посадок. Ситуация в мире становилась всё более опасной. Все видели, что наши злоключения обходятся стране слишком дорого. Льётся кровь, тратятся деньги, которым можно было бы найти лучшее применение. Между вашингтонским истеблишментом, глубоко убежденным в необходимости мирового лидерства США, и американским обществом, не разделяющим этого убеждения, образовался и начал быстро расти раскол. Доказывать целесообразность ведущей роли Соединённых Штатов в условиях зарождающегося нового мирового порядка с каждым днём становилось всё труднее.

Администрация Клинтона столкнулась с первой версией этого вызова сразу после окончания холодной войны. Как мы писали госсекретарю Кристоферу, только что заступившему на свой пост, в переходный период, наступивший после окончания холодной войны, «госсекретарю и президенту придётся решать очень сложную задачу. Во время холодной войны оправдывать расходы на национальную безопасность и добиваться поддержки долгосрочных обязательств США за рубежом было относительно несложно. Теперь делать это будет несравнимо труднее». К 2016 г. такие магические формулы, как «либеральный мировой порядок», уже не работали за пределами внешнеполитического «пузыря», ограниченного кольцевой автострадой вокруг Вашингтона, а противоречие между нашей приятной вознёй вокруг ведущей роли Америки и сомнениями граждан США в том, что мы правильно расставили приоритеты, продолжало нарастать.

Наследие первого десятилетия XXI века, включающее две чрезвычайно дорогостоящие и изнурительные войны и глобальный финансовый кризис, не только усилило чувство усталости от зарубежных неурядиц, но и вызвало откровенное разочарование. Многие американцы на собственной шкуре ощутили рост неравенства доходов и возможностей, разъедающий наше общество, и убедились в неспособности ни одной из предыдущих администраций решить проблемы инфраструктуры. При этом они инстинктивно понимали, что некоторые наши решения, касающиеся зарубежных обязательств, оказались неудачными и к тому же были приняты в период, когда внешних угроз нашему существованию или чего-либо похожего на них было куда меньше, чем в любой другой период в течение последних десятилетий. Недоверие и сомнения усиливались вследствие явных успехов наших конкурентов и противников, особенно хорошо заметных на фоне наших потерь и ошибок. Никакие бюрократические реформы и законодательные инициативы не решат проблему, пока не будет преодолено это фундаментальное противоречие.

* * *

Администрация Трампа унаследовала проблемы, накопившиеся более чем за три десятилетия после окончания холодной войны, и способствовала их обострению. Она внесла свой вклад в сокращение возможностей США влиять на меняющуюся ситуацию в мире, разрушение американской дипломатии и углубление раскола внутри страны в вопросе о нашей глобальной роли.

Как и Барак Обама, Дональд Трамп понимал, что подход Америки к внешней политике требует серьёзной корректировки. Как и Обама, Трамп правильно поставил главный вопрос: как изменить стратегию США в период, когда наше доминирующее положение в однополярном мире, сформировавшемся после окончания холодной войны, кануло в историю, а общественная поддержка активной ведущей роли США в мире становится всё слабее? Оба президента видели необходимость восстановления баланса и в отношениях с союзниками, которые слишком долго несли непропорционально малую долю общего бремени, связанного с обеспечением безопасности, и в экономических отношениях с такими конкурентами, как Китай, которые продолжали пользоваться протекционистскими торговыми преимуществами, хотя их статус развивающихся стран давно остался в прошлом. Оба президента были готовы порвать с привычными представлениями и начать договариваться с противниками напрямую; оба с самого начала скептически относились к нашей ортодоксальной внешней политике. Однако их ответы на главный вопрос об изменении американской стратегии были совершенно разными.

Президент Обама стремился адаптировать к новым реалиям и лидирующую роль США, и мировой порядок, который мы в основном сами построили и поддерживали в течение семи десятилетий. Он опирался на понятие просвещённого эгоизма, определявшего американскую внешнюю политику в лучших её проявлениях со времён реализации в Европе плана Маршалла, нацеленного на то, чтобы всё больше людей и государств во всём мире были заинтересованы в соблюдении общих правил и участии в работе институтов, обеспечивающих безопасность и процветание. Его подход основывался на трезвом понимании пределов американского влияния. Хотя в кризисных ситуациях Обама вынужден был играть и короткие партии, он старался не браться за решение непосильных задач. Он был сторонником игры вдолгую, что иногда воспринималось как нерешительность. Но в основе его подхода лежало оптимистичное представление о том, в каком направлении пойдёт история Америки, если будет создана продуманная модель политической и экономической открытости, а участие в обновлённых союзах и партнёрствах будет выгодно отличать США от таких одиноких держав, как Китай и Россия.

В отличие от Обамы, президента Трампа трудно было заподозрить в нерешительности. Его целью была не адаптация, а разрушение. Он пришёл к власти с не основанным на историческом опыте твёрдым убеждением, что Соединённые Штаты оказались в заложниках у созданного ими самими мирового порядка; что Америка – это Гулливер, которому давно пора разорвать путы лилипутов. Союзы – тяжёлые жернова, многосторонние соглашения – помеха, а не инструмент влияния, а ООН и другие международные организации – только отвлекающий или вообще не заслуживающий внимания фактор.

Вместо понятия просвещённого эгоизма, на которое опирался Обама и которое в значительной мере определяло всю послевоенную внешнюю политику США, администрация Трампа, придя к власти, сделала упор на понятие «эгоизм», отринув понятие «просвещённый».

Под девизом «Америка прежде всего» Трамп начал варить дурно пахнущее варево из воинствующего унилатерализма, меркантилизма и непримиримого национализма. На международной арене новая администрация часто прибегала к силовой риторике и использовала бездоказательные утверждения для оправдания отказа от ранее принятых на себя обязательств и быстрого выхода из Парижского соглашения по климату, Транстихоокеанского партнёрства, иранской ядерной сделки и других международных соглашений. Разрушение, казалось, было самоцелью – ни о «Плане Б», ни о том, что будет дальше, когда всё будет разрушено, почти ничего не было слышно. Подход Трампа не был вызван минутным порывом – в его основе лежало стройное мировоззрение, в котором отчетливо просматривалась гоббсовская картина мира. Однако рассматривать его как некую стратегию было трудно. Неудивительно, что наши противники поспешили воспользоваться преимуществом, союзники – подстраховаться, а и без того обветшавшие институты зашатались.

Имиджу США как государству равных возможностей и уважения человеческого достоинства, который, несмотря на все наши недостатки, делал Америку такой привлекательной для многих в мире, был нанесён немалый ущерб. За долгие годы, что я представлял Соединённые Штаты за рубежом, я понял, что наш пример действует куда сильнее, чем вся наша пропаганда. Но теперь мы всё чаще подаём пример грубости, разделения и непродуманных действий, а наша пропаганда направлена не на защиту прав человека везде, где они нарушаются, но чаще всего на оскорбление союзников и оправдание автократов.

Нанося удар по Госдепартаменту, администрация Трампа исходила из своих идеологических предрассудков и природных инстинктов. Будем откровенны: разрушение американской дипломатии началось задолго до Трампа. Десятилетиями непропорционально большие объёмы финансовых ресурсов направлялись главным образом в оборону и безопасность, что привело к негативным последствиям. Сыграла свою роль и неспособность Госдепартамента контролировать собственную контрпродуктивную бюрократию и развивать корпоративную культуру. Но пренебрежительное отношение нового президента к профессиональным дипломатам, как и в целом его подход к роли Америки в мире, усложнил и без того сложное положение дипломатии и довёл её до кризиса.

В июле 2018 г. в Финляндии на совместной пресс-конференции с президентом России Владимиром Путиным Трамп назвал себя поборником «славных традиций американской дипломатии». Однако его политика отнюдь не походила на тщательно продуманную, хорошо подготовленную политику таких действительных приверженцев этих традиций, как Джим Бейкер[3]. Трамп воспринимал дипломатию не как институт, а как инструмент самовосхваления. Диалог был не привязан к стратегии; президент, видимо, отказывался понимать, что задача дипломатии – отстаивание реальных интересов США, а не «налаживание отношений» с такими конкурентами, как Путин, и что импровизации на важнейших встречах на высшем уровне – надёжный способ поставить себя в неловкое положение, особенно взаимодействуя с такими опытными автократами, как Путин, который никогда не делает необдуманных заявлений.

Для Белого дома Трампа Госдепартамент – царство ереси, «государство в государстве», прибежище сторонников Барака Обамы и Хиллари Клинтон, целью которых является сопротивление новой администрации. Это его главное, если не просто удобное, заблуждение. Во всяком случае карьерные дипломаты и другие госслужащие, работающие в Госдепартаменте, как правило, лояльны к ошибкам администрации; они обычно ищут возможности угодить ей и надеются, что их экспертные знания будут если не учтены, то хотя бы оценены по достоинству. Но Белый дом ответил им откровенной враждебностью, отражающей его неверие в их приверженность игре по правилам и ценность профессиональных экспертных знаний, лежащее в основе политического феномена Трампа и питающее энергией нового президента.

Первый госсекретарь Трампа Рекс Тиллерсон только усугубил ситуацию. Опытный руководитель, бывший глава Exxon, Тиллерсон придерживался закрытого, деспотичного стиля управления. На государственные учреждения он смотрел скептически, как генеральный директор частной корпорации, а на возможность реформировать дипломатию – линейно, как инженер. Он согласился на самое серьёзное сокращение финансирования в новейшей истории Госдепартамента; начал фатально ошибочный «процесс перестройки»; отдалился от большинства своих сотрудников и замов; вытеснил многих самых способных чиновников высшего и среднего звена; более чем на 50% сократил приём новых сотрудников в дипломатическую службу Госдепартамента и повернул вспять тенденцию, и без того развивавшуюся крайне медленно, к расширению гендерного и этнического разнообразия кадрового состава. Самым пагубным из всех его шагов стало внесение в чёрный список некоторых сотрудников только потому, что при предыдущей администрации они работали над решением таких неоднозначных вопросов, как, например, ядерная сделка с Ираном.

Яростная критика американской дипломатии, начавшаяся сразу после формирования и консолидации новой администрация Трампа, была не первым ударом по дипломатам в нашей истории, но во многих отношениях самым мощным. Пренебрегать дипломатией всегда преступно, но сейчас для этого самый неподходящий момент.

* * *

Алексис де Токвиль писал: «Величие Америки не в том, что это страна более просвещённая, чем какая-либо другая, а в её способности исправлять свои ошибки»[4]. Эпоха Трампа становится испытанием для нашей способности исправлять такие ошибки, которые Токвиль даже не мог вообразить. Было бы глупо недооценивать ущерб, нанесённый нашему положению и влиянию, а также перспективам формирования устойчивого мирового порядка, отвечающего вызовам нового века. Тем не менее наша способность к восстановлению и внутренние ресурсы всё ещё достаточно велики.

Не являясь более главным игроком, каким мы были после окончания холодной войны, и утратив возможность диктовать свою волю и влиять на события (как нам, по нашему мнению, удавалось делать это раньше), мы тем не менее по-прежнему остаёмся ведущей мировой державой, способной обновить мировой порядок с учётом новых реалий, защитив при этом наши интересы и ценности.

В течение следующих нескольких десятилетий, если мы сами не выроем себе яму, никакая другая страна не будет находиться в лучшем положении для того, чтобы играть эту ведущую роль и управлять сложными геополитическими сдвигами XXI века.

Наши возможности огромны. США до сих пор ежегодно тратят на вооружения больше, чем семь следующих за ними стран – лидеров в этой области, вместе взятых. Наша экономика, несмотря на риски перегрева и хронические диспропорции, остаётся самой мощной, гибкой и инновационной в мире. Энергетические ресурсы, нехватка которых когда-то была нашим слабым местом, теперь (благодаря быстрому развитию новых технологий, позволяющих использовать значительные запасы природного газа, а также экологически чистые и возобновляемые источники энергии) обеспечивают нам значительные преимущества. Демографическая ситуация тоже является нашей сильной стороной. По сравнению с крупнейшими конкурентами население США моложе и более мобильно, и если мы прекратим наносить себе материальный и моральный ущерб, решая вопросы иммиграции так, как мы их решаем сейчас, то сможем закрепить за собой это стратегическое преимущество на несколько поколений вперёд. Географическое положение также выгодно отличает нас от других держав – у нас есть два величайших «ликвидных жидких актива»[5] – Тихий и Атлантический океаны. Они до некоторой степени изолируют нас, защищая от многих угроз, чем не могут похвастаться другие ведущие державы. Дипломатия тоже должна стать нашим преимуществом. У нас больше союзников и потенциальных партнёров, чем у любой другой крупной дружественной или конкурирующей с нами державы, что в значительной степени расширяет наши возможности в области строительства коалиций и решения международных проблем.

Наши преимущества не образуются сами по себе и не сохраняются автоматически. Чтобы не утратить их, мы должны прилагать больше усилий, разумно поддерживая наши активы и используя их с умом и осторожностью. Утверждение, что эффективная внешняя политика начинается дома и требует постоянного внимания к национальным институтам внешнего влияния, – это трюизм. Несмотря на все травмы, которые мы нанесли себе сами в последние годы, – на все ошибки и удары и по дипломатии как инструменту реализации внешней политики, и по американской идее как источнику глобального влияния, – у нас всё ещё есть окно возможностей, позволяющее начать участвовать в строительстве нового, более прочного и долговечного мирового порядка, прежде чем это будет сделано без нас.

Разработка американской стратегии в мире, где США утратили своё неоспоримое превосходство, – задача не из лёгких. Самая известная американская стратегия послевоенной эпохи – концепция ядерного сдерживания Кеннана – в течение нескольких десятилетий, прошедших с момента её принятия до окончания холодной войны, претерпела множество изменений[6]. В её основе лежало обязательство поддерживать устойчивость сообщества демократических государств с рыночной экономикой, возглавляемого Соединёнными Штатами, и трезвое понимание того, что слабые места Советского Союза и неповоротливого коммунистического блока рано или поздно приведут к их распаду. Баланс военной силы, экономического могущества и осторожной дипломатии помог избежать прямого столкновения, предотвратить ядерную войну и контролировать конкуренцию в постколониальном мире.

В период после окончания холодной войны нам не хватило творческого воображения, чтобы предложить простой лозунг, идею, равноценную концепции Кеннана. Как мы указывали в меморандуме для госсекретаря Кристофера в январе 1993 г., реализация стратегии, основанной на «экспансии» коалиции и идей, обеспечивших победу в холодной войне, сколь бы соблазнительна она ни была, в силу внутренних ограничений стала невозможной в мире, где назревали угрозы региональному порядку, глобализация создавала свои собственные противоречия и коллизии, а превосходство Америки носило временный характер и неизбежно должно было быть оспорено набирающими силу конкурентами. Возможности «экспансии» ещё более сузились в результате войны в Ираке в 2003 г. и финансового кризиса, разразившегося несколько лет спустя, и мы были вынуждены искать альтернативную стратегию, отвечающую вызовам нового мира после утраты превосходства.

После ухода Трампа успешная американская стратегия, видимо, будет возвращением к важнейшим подходам Обамы, то есть к изменению внешнеполитического равновесия путём пересмотра нашего портфеля глобальных инвестиций и инструментов, усилению внимания к управлению конкуренцией с соперниками – великими державами и использованию рычагов влияния и нашей возможности мобилизовать других игроков для решения проблем XXI века. Эта стратегия должна будет опираться на смелое и непредвзятое видение будущего для свободных людей и свободных и справедливых рынков, где Соединённые Штаты станут более привлекательным игроком, чем сегодня.

Азия, судя по всему, останется нашим главным приоритетом, учитывая усиление Китая как самую устойчивую современную геополитическую тенденцию.

Непредсказуемость и оторванность от реальности президента Трампа создали игровую площадку для Китая, неожиданно быстро открыв ему путь к установлению господства в Азии.

Тот факт, что Китай связан со своими соседями и Соединёнными Штатами экономически, а будущее процветание каждой из этих стран зависит от успеха других, уменьшает возможность конфликта, но не гарантирует его отсутствие. Обеспокоенность других игроков Азиатского региона китайской гегемонией даёт Вашингтону естественную возможность укрепить отношения как с таким традиционным союзником, как Япония, так и с таким новым партнёром, как Индия. Идея сделать долгоиграющую ставку на Индию зародилась ещё в администрации Джорджа Буша – младшего, причём ради получения стратегической выгоды пришлось изменить международное законодательство в области нераспространения ядерного оружия.

Более пристальное внимание США к Азии нисколько не умаляет роли Трансатлантического партнёрства, которое, напротив, становится всё более значимым для нас. Это партнёрство предполагает новый стратегический подход к «разделению труда»: наши европейские союзники должны будут взять на себя больше ответственности за поддержание порядка на своём континенте и в долгосрочной перспективе вносить более весомый вклад в обеспечение стабильности на Ближнем Востоке, а Соединённые Штаты, соответственно, – направлять больше ресурсов в Азию и уделять больше внимания этому региону. Помимо этого, оно требует постоянного развития торгового и инвестиционного сотрудничества, создающего возможность учитывать новые экономические реалии, оправдывать новые ожидания и отвечать на новые императивы. Необходимо также обновление политики атлантизма, базирующейся на общих интересах и ценностях, поскольку она позволяет выработать единый подход к решению проблем в мире, где усиливается Китай, возрождается Россия, а Ближний Восток страдает от постоянных кризисов. В области безопасности нашими главными задачами сегодня являются не расширение, а консолидация НАТО; укрепление суверенитета Украины и оздоровление политической и экономической ситуации в этой стране вне рамок каких-либо формальных военных структур, а также сдерживание российской агрессии. Мы также глубоко заинтересованы в поддержании жизнеспособности Европейского союза после Брекзита[7].

Нам так и не удалось выстроить прочную архитектуру европейской безопасности XXI века, несмотря на все попытки привлечь Россию к участию в этом процессе, предпринимаемые в течение почти трех десятилетий после окончания холодной войны. В ближайшее время ситуация вряд ли изменится – во всяком случае до тех пор, пока Путин находится у власти. Лучшая стратегия сейчас – игра вдолгую. Мы не должны ни поддаваться на провокации Путина, мечтающего свести с нами счёты, ни отказываться от возможности смягчения отношений с Россией после его ухода. Учитывая, что наши отношения иногда приобретают конфронтационный характер, мы не должны забывать и о необходимости своего рода «поплавков» – налаживания связей между американскими и российскими военными и дипломатами и попыток по мере возможности сохранить то, что ещё осталось от архитектуры контроля над вооружениями. Поскольку медленно нарастающие российско-китайские противоречия в Средней Азии в конце концов могут принять угрожающие масштабы, со временем потребность России в оздоровлении отношений с Европой и Америкой может возрасти. По мере возвращения к конкуренции между великими державами будет расти и наша заинтересованность в господствующем положении США, позволяющем управлять международными отношениями и обеспечивающем возможность влияния по всем направлениям.

Нестабильность на Ближнем Востоке сохранится. Этот проблемный регион ещё в течение многих лет будет находиться в ставшем привычным для него состоянии неустойчивости. Пессимисты почти никогда не ошибаются в прогнозах развития ситуации на Ближнем Востоке и никогда не испытывают недостатка ни в сторонниках, ни в подтверждениях своей правоты. Трезвый взгляд на наши интересы в этом регионе указывает, что нам следует отказаться от активного вмешательства в ситуацию. Мы больше не зависим напрямую от ближневосточных углеводородов. Израиль сегодня более надежно, чем когда-либо прежде, защищён от экзистенциальных угроз. Иран – опасная страна, но достаточно гибкая; его амбиции не выходят за границы территории суннитского большинства; кроме того, там медленно закипает внутреннее недовольство и назревают проблемы, порождаемые агонией экономики.

Несмотря на возрождение России, у нас нет ни одного заслуживающего внимания внешнего противника, как это было во времена холодной войны.

В то же время, как убедился президент Обама, ослабление влияния на Ближнем Востоке иногда способно автоматически дестабилизировать ситуацию. Неустойчивость в регионе – заразная болезнь; для неё не существует границ, и очаги инфекции могут возникнуть где угодно. Соединённые Штаты не должны забывать о своей ведущей роли, но в то же время проявлять максимум смирения и уклоняться от крупномасштабного вооружённого вмешательства и усилий в области государственного строительства, которыми они занимались в недавнем прошлом. Эти усилия заранее обречены на провал. Регион нередко становился кладбищем планов военной оккупации и проектов социального строительства, разработанных чужаками, пускай даже с самыми лучшими намерениями. В рамках долгосрочной ближневосточной стратегии мы должны поддерживать наших традиционных арабских партнёров, обеспечивая им защиту от угроз – будь то суннитские экстремистские группировки или хищный Иран. Одновременно необходимо требовать от суннитских лидеров понимания того, что ради сохранения порядка в регионе им придётся придерживаться определённого modus vivendi с Ираном, который сохранит влияние на Ближнем Востоке, даже если умерит свой революционный пыл. Кроме того, они должны, не откладывая, начать выводить систему государственного управления из глубокого кризиса, ставшего главной причиной «арабской весны». Дружественные отношения с Израилем требуют, чтобы мы настаивали на урегулировании арабо-израильского конфликта с помощью давно назревшего и перезревшего решения на основе сосуществования двух государств, без которого будущее Израиля как демократического еврейского государства окажется под угрозой.

Невнимание президента Трампа к Африке и Латинской Америке – это глупость, поскольку в силу демографических тенденций, множества факторов нестабильности и потенциальных возможностей в этих регионах их стратегическое значение для Соединённых Штатов растёт. Антипатия Трампа к многосторонним соглашениям и международным организациям поставит его преемников перед лицом невероятно сложной задачи восстановления этих институтов, особенно учитывая, что многие из них и так давно нуждаются в обновлении и адаптации к новым условиям. Отказ от Транстихоокеанского партнёрства – это историческая ошибка. При соответствующих усилиях в Европе нам, возможно, удалось бы поднять две трети мировой экономики до уровня, отвечающего высоким стандартам и требованиям, принятым в американской экономической системе; со временем обеспечить вступление развивающихся рынков в члены этого клуба и повлиять на формирование курса Китая и его готовность к реформам. Всё это отнюдь не означало бы отказа от усилий, нацеленных на выработку справедливых, взаимовыгодных условий торговых соглашений и смягчение их воздействия на важнейшие сектора нашей экономики и рынок труда. В любом случае отказ от несовершенных соглашений вряд ли можно считать более удачным подходом, чем попытки постепенно исправить их недостатки.

Выход Трампа из Парижского соглашения по климату и демонстративный отказ от международных обязательств США, касающихся миграции и беженцев, имели самые разрушительные последствия. Они усилили недоверие к мотивам американской политики и посеяли сомнения в нашей надёжности. Руководство нашей страны полностью игнорировало лидирующую роль США в решении множества проблем, связанных с ускоряющимся технологическим развитием, – от киберугроз до последствий быстрого прогресса в области создания искусственного интеллекта, – которые, возможно, в XXI веке полностью изменят характер геополитического соперничества, как промышленная революция изменила его в XIX и XX века. В меняющейся конфигурации центров силы американские ресурсы уже не так значимы, а влияние США не так ощутимо, как десять лет назад, тем более что они подверглись разрушительному воздействию политики администрации Трампа. Тем не менее в решении всех вышеперечисленных проблем Соединённые Штаты по-прежнему могут играть ведущую роль, и ключевое значение для их успеха в этой роли имеет качество нашей дипломатии.

СНОСКИ

[1] Memo to Secretary of State–Designate Christopher, January 5, 1993, “Parting Thoughts: U.S. Foreign Policy in the Years Ahead.”

[2] Отрывок из лекции 1946 г. в Национальном военном колледже. Цит. по: Barton Gellman, Contending with Kennan: Toward a Philosophy of American Power. New York: Praeger, 1984. PP. 126–27.

[3] Выступление президента США Трампа и президента Российской Федерации Путина на совместной пресс-конференции, Хельсинки, Финляндия, 16 июля 2018 г.

[4] Alexis de Tocqueville, Democracy in America, volume 1, chapter XIII (1835). (В одном из переводов на русский эта фраза звучит так: «Самое большое преимущество американцев состоит не только в том, что они более просвещённые, чем другие народы, но ещё и в их способности совершать поправимые ошибки». – Токвиль А. Демократия в Америке. М.: Прогресс, 1992. С. 180. – Прим. пер.)

[5] Игра слов: liquid (англ.) – жидкий; liquid asset (англ.) – ликвидный актив. – Прим. пер.

[6] John Lewis Gaddis, Strategies of Containment: A Critical Appraisal of American National Security Policy During the Cold War. New York: Oxford University Press, 2005.

[7] Michael E. O’Hanlon, Beyond NATO: A New Security Architecture for Eastern Europe. Washington, D.C.: Brookings Institution Press, 2017.

США > СМИ, ИТ. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 21 августа 2020 > № 3493723 Уильям Бернс

Идеология или смерть!

мировая гибридная война и белорусские события

Сергей Глазьев

Попытки западной агентуры организовать в Белоруссии очередную цветную революцию были ожидаемы. Каждый раз во время, либо после всенародных выборов американские спецслужбы устраивают провокации с целью подрыва неугодных им режимов и продвижения во власть выращенных ими марионеток. Эта работа поставлена на поток и является частью вполне рутинной технологии применения так называемой «мягкой силы» американской властвующей элитой в целях поддержания мирового господства. Она весьма эффективна в государствах без идеологии и не даёт результата в обществах, объединенных той или иной национальной идеей.

Если в государстве нет идеологии, то, по факту, в нём доминирует власть денег, прикрытая смесью либертарианства и псевдопатриотизма.

Идеология вульгарного либерализма легализует продажность всего и вся, включая решения органов власти. Патриотическая риторика используется для прикрытия коррупции и злоупотреблений власти. Так устроено большинство авторитарных режимов в странах третьего мира, в число которых опустилось постсоветское пространство. Как показывает опыт Латинской Америки и Африки, подобные режимы могут существовать достаточно долго, если они устраивают внешние идеологически мотивированные силы. И могут рушится в одночасье, если эти внешние силы могут перекупить и запугать критически значимую часть властвующей элиты. Если последняя - компрадорская, сделать это достаточно легко.

Для свержения режима Януковича американским спецслужбам хватило четырёх месяцев. Как только президент Украины отказался подписывать кабальное соглашение об ассоциации с Евросоюзом, они начали кампанию по его свержению, опираясь на свою агентуру в органах власти, СМИ, деловых кругах. В первую очередь, были поставлены в нужную позу «чего изволите» украинские офшорные олигархи. Под угрозой конфискации вывезенных из Украины доходов, они сразу же предали своего президента. Одновременно начали работать против Януковича грантоеды-журналисты, давно прикормленные западными спецслужбами. Его коррумпированное окружение, включая силовиков, да и он сам, были парализованы страхом перед западными санкциями, которыми угрожали все лидеры стран НАТО и их послы в случае применения режимом силы против «майданутых». Последние тем временем быстро вооружались и превращались в боевиков под руководством американских инструкторов. Как только они приобрели боеспособность, а преданные коррумпированными чиновниками правоохранители её утратили, американские партнёры повели выращенных ими неонацистов на штурм правительственных зданий и совершение государственного переворота. С тех пор наступила пятилетка разграбления украинского национального богатства под присмотром американских марионеток, которая перешла уже в фазу торговли людьми и их органами.

Вместе с тем, против мягкой силы есть твёрдая сила, применение которой может достаточно долго удерживать авторитарный режим. Однако, если у него нет разделяемой народом идеологической основы, крах режима следует вслед за смертью его вождя. Или, как в случае с Ливией, если перед лицом внешней идеологически мотивированной угрозы авторитарный режим недостаточно сильной страны лишается внешних союзников.

Почти все постсоветские государства прошли через печальный опыт государственных переворотов, организованных американскими спецслужбами. Они, не без оснований, приписали себе победу над СССР и до сих пор претендуют на управление нашей территорией. У них получилось организовать государственные перевороты с целью узурпации власти их марионетками: в России осенью 1993-го, на Украине в 2004-м (оранжевая революция) и в 2014-м, в Грузии в 2003-м, в Молдавии в 2009-м, в Киргизии в 2005-м. Не получилось: в России в 2011-м, в Белоруссии в 2006-м и 2010-м, в Узбекистане в 2005-м. Везде, где получилось, их ставленники разграбили переданные им в управление страны, вывезя в общей сложности около 2 триллионов долларов за рубеж и передав остатки доходных активов американским и европейским корпорациям. Но этот печальный опыт, как видно по последним событиям в Белоруссии, не даёт надежной прививки общественному сознанию против «мягкой силы» американских спецслужб. Вскармливаемая ими агентура среди подрастающего поколения при каждом удобном случае пытается дестабилизировать политическую ситуацию. Без идеологии, обеспечивающей единство власти и народа, даже самые эффективные авторитарные режимы не могут гарантировать преемственность и не обладают долгосрочной устойчивостью. И, наоборот, при наличии общенародной идеологии, даже такие небольшие страны, как Куба и КНДР могут в одиночку успешно противостоять внешним врагам, парируя все их попытки свержения власти.

СССР рухнул после того, как большинство народа перестало верить в построение коммунизма. Его наукообразная интерпретация в обязательном для всех людей с высшим образованием курсе научного коммунизма не выдерживала критики. Перерождение КПСС из авангарда продуктивной элиты общества в номенклатурно-бюрократическую прослойку лишило власть способности к эффективному управлению и иммунитета к предательству. Внешним врагам удалось ничтожными усилиями через своих агентов влияния в политическом руководстве организовать хаос, государственный переворот и развал Советской империи.

С тех пор ни одно из постсоветских государств не смогло создать убедительной для народа идеологии, руководствуясь которой люди способны жертвовать жизнью. Её подмена либерально-демократическими и националистическими декорациями лишь камуфлирует власть денег, коррумпирующую все ветви власти. Причем, это - власть внешних денег, которые в неограниченном количестве печатают ФРС США, ЕЦБ, Банка Англии и Японии. Чтобы эта власть была абсолютной, они держат центральные банки в СНГ под неусыпным контролем, следя за тем, чтобы они не создавали внутренние источники кредита и беспрекословно выполняли рекомендации МВФ по ограничению кредитной эмиссии и либерализации валютного регулирования.

Вызывает удивление неспособность многих руководителей даже крупных развивающихся государств разобраться в денежных механизмах внешнего доминирования США. Я предупреждал Президента Бразилии Дилму Руссефф о том, что политика Центрального банка по завышению процентных ставок и либерализации валютного регулирования влечет сжатие инвестиционной и деловой активности и переход контроля над экономикой к американским корпорациям, следствием чего неизбежно станет падение доходов трудящегося населения и создание условий для государственного переворота. К сожалению, так и случилось. К аналогичным последствиям ведет денежная политика, проводимая в СНГ.

Как-то в бытность министром внешнеэкономических связей я пытался открыть бразильский рынок для поставок российской высокотехнологической продукции. За чашкой бразильского рома мой визави мне доходчиво объяснил, что при всем его желании, этого сделать не получится в силу кадровой политики спецслужб США в Латинской Америке. Они позволяют первым лицам государств делать всё, что угодно, при условии назначения рекомендованных ими руководителей центральных банков и министров финансов. При этом чем хуже последствия проводимой ими денежной политики, тем больше восторженных похвал со стороны МВФ и мировых СМИ они получают. Как это делается, можно прочитать в блестящей книге Джона Перкинса «Исповедь экономического убийцы».

В условиях разворачивающегося мирового кризиса, кроме Бразилии, только в СНГ все еще проводится денежная политика по рекомендациям МВФ. Её суть – уничтожение внутренних источников кредита путем завышения процентных ставок и свертывания банковских механизмов рефинансирования инвестиций, а также перманентная дестабилизация валютно-финансовой системы путем отпускания курса национальной валюты в свободное плавание. При отсутствии ограничений на трансграничное движение капитала этого достаточно для установления контроля американских хедж-фондов за валютным рынком, а имеющих неограниченный доступ к дешевому кредиту западных корпораций – над реальным сектором национальной экономики. Так, в России сегодня половина промышленных активов находится под контролем нерезидентов, а рубль стал самой неустойчивой валютой в странах «большой двадцатки».

Пять лет этой денежной политики в СНГ повлекли стагнацию экономики, снижение доходов населения, падение авторитета власти. Это главная социально-экономическая причина протестов в Белоруссии. После того, как её Центральный банк, вслед за российским, перешел к описанной выше политике, белорусское экономическое чудо закончилось. Если до этого Белоруссия лидировала по темпам экономического роста на постсоветском пространстве, превысив достигнутый в БССР объем производства почти вдвое, то последние годы занимает последнее место по темпу прироста ВВП в ЕАЭС.

Без преувеличения можно сказать, что Лукашенко удалось создать в Белоруссии своё экономическое чудо. Не обладая запасами нефти, газа, руды, чернозема, рыбными ресурсами, белорусская экономика успешно развивалась на основе экспорта продукции машиностроения и агропромышленного комплекса. Большую роль в этом играли партнёрские отношения с Россией, с которой у Белоруссии Союзное государство и общий рынок. Но последние годы, вследствие выполнения рекомендаций вашингтонских финансовых организаций, белорусская экономика утратила важнейшее преимущество на постсоветском пространстве – развитый внутренний кредит. Свертывание механизмов рефинансирования производственной деятельности центральным банком поставило белорусскую экономику в полную зависимость от внешних источников спроса и инвестиций. Никакие махинации с реэкспортом украинской и европейской продукции не смогли компенсировать утрату внутреннего кредита, подорвав доверительные отношения с главным партнёром.

Сегодня больно смотреть, как одурманенная западным влиянием белорусская молодёжь стремится жертвовать своим будущим, чтобы понравиться западным кукловодам. Абсурдные забастовки на государственных предприятиях, необоснованные претензии на власть со стороны польско-литовских марионеток, идейных наследников Пилсудского, тянут Белоруссию на путь украинской катастрофы. Ошибки в денежно-кредитной политике легко исправить и есть ещё производственный потенциал, чтобы вернуть белорусскую экономику на траекторию опережающего экономического роста. Но этого уже будет недостаточно. Нужны меры по оздоровлению общественного сознания. И не только в Белоруссии, где авторитет власти был ещё недавно намного выше, чем в соседних постсоветских государствах.

Оздоровление общественного сознания не может быть проведено в отсутствие разделяемой народом идеологии. Если даже в Белоруссии, где велась систематическая борьба с коррупцией, правительство проводило последовательную политику в интересах роста производства и благосостояния граждан, поддерживались социальные гарантии и правопорядок, доверие к власти поставлено под сомнение, то политическая дестабилизация в других постсоветских государствах есть лишь вопрос времени и внешнего влияния.

К счастью, главная внешняя угроза России и Белоруссии быстро слабеет по мере падения международного влияния и нарастания хаоса внутри США. Но, по мере утраты экономического доминирования в мире, американская властвующая элита становится всё более агрессивной, стремясь его компенсировать усилением эксплуатации периферии. Разорение захваченных американскими марионетками стран – Ирака, Ливии, Украины, Грузии, Бразилии – приобретает тотальный характер. Эскалация торговой войны против КНР и финансовой против России вышла далеко за пределы международного права. Вслед за захватом американским казначейством контроля над российскими алюминиевыми активами, арестом счетов тысяч российских граждан, следует ожидать массированной конфискации российских и белорусских активов, находящихся в англосаксонской юрисдикции, включая офшоры. Будет нарастать интенсивность кибератак со стороны АНБ США на объекты информационной, энергетической и управленческой инфраструктуры. Ситуация в Белоруссии свидетельствует о мобилизации американских спецслужб на прямое вмешательство во внутренние дела наших стран, а подрыв Вашингтоном договорно-правовой базы международной безопасности – о готовности и к военной агрессии.

Как следует из теории длинных циклов мирового экономического развития, эскалация гибридной войны со стороны США будет продолжаться вплоть до середины 20-х годов, когда центр развития мировой экономики окончательно переместится в Юго-Восточную Азию. Основные сражения этой гибридной войны, в которой противник уже оккупировал Украину, Грузию, Прибалтику, ещё впереди. Без формирования общенародной идеологии, обеспечивающей поддержку власти народом, выстоять на главном – информационном – фронте этой войны будет невозможно. Конструирование патриотических и великодержавных симулякров, которыми занимаются придворные политтехнологи – не более чем имитация, если не сказать, дискредитация этой задачи.

Потуги ельцинской администрации придумать национальную идею ничего кроме сарказма вызвать не могли. Подорвав основу русского общественного сознания – стремление к социальной справедливости - ельцинский режим ни на что, кроме ненависти и презрения со стороны народных масс рассчитывать не мог. С тех пор, однако, социальное расслоение общества лишь усилилось. Социальные лифты практически перестали работать. Заявляемые намерения политического руководства по развитию экономики саботируются, доходы населения снижаются, доверие к власти падает. В этих условиях декларации перестали работать. Народ может поверить только конкретным делам, наглядно демонстрирующим намерение власти восстановить социальную справедливость и создать реальные условия для творческой самореализации граждан в производительной деятельности.

Экономическая целесообразность и научная теория давно подсказывают власти, как это сделать. Приведём перечень наиболее очевидных мер, создающих одновременно условия для развития экономики и восстановления социальной справедливости: прекращение вывоза капитала и откровенной коррупции при размещении крупных госзаказов и подрядов; налогообложение валютных спекуляций; введение настоящей, а не имитационной шкалы подоходного налога; развертывание механизмов кредитования инвестиционной и производственной деятельности; восстановление адекватных ущербу платежей за загрязнение окружающей среды; изъятие природной ренты в доход государства и восстановление универсальных по всей стране социальных гарантий; введение реального прожиточного минимума и соответствующее повышение минимальной зарплаты; национализация имущества врагов, ведущих против России гибридную войну; реализация закона о стратегическом планировании посредством механизмов государственно-частного партнерства, специнвестконтрактов, целевого кредитования принимаемых программ и проектов. Всё это можно сделать до конца текущего года и вывести экономику из кризиса на траекторию опережающего экономического роста, совершить долгожданный рывок, о котором говорит Президент России.

Однако, при всей очевидной целесообразности, провести даже эти, давно назревшие меры, без идеологического обоснования будет непросто. И недостаточно.

Нужен решительный поворот к новому мирохозяйственному укладу, идеологической основой которого является сочетание идей социальной справедливости, экономической эффективности, традиционных нравственных ценностей, бережного отношения к природе и человеку.

Этот мирохозяйственный уклад, названный нами интегральным, сформировался в настоящее время в КНР на основе синтеза социалистической идеологии и творческой самореализации личности в производительной деятельности, централизованного стратегического планирования и рыночной конкуренции, государственного контроля за обращением денег и частного предпринимательства. Государство выступает в роли интегратора различных социальных групп и дирижера, гармонизирующего производственные и социальные отношения на основе критерия роста общественного благосостояния. Подобная система социально-экономических отношений, но на демократической политической основе формируется в настоящее время в Индии. Ее ключевые элементы можно видеть в других успешно развивающихся странах Юго-Восточной Азии.

Преимущества интегрального мирохозяйственного уклада, по сравнению с доминировавшим в уходящую историческую эпоху имперским, с очевидностью проявились в экономическом чуде КНР, опережающем росте Индии, подъеме стран АСЕАН; до этого – в успешном развитии Японии и Ю.Кореи. Нет сомнений в том, что в течение ближайших двух десятилетий этот мирохозяйственный уклад повсеместно распространится, а центр развития мировой экономики переместится в Юго-Восточную Азию. Это следует из теории длинных циклов в развитии экономики и имеющихся прогнозов.

Идеологическим императивом, связывающим воспроизводственные контуры интегрального мирохозяйственного уклада, являются ценности социальной справедливости и национальной солидарности. Деньгам отводится роль инструмента обслуживания процессов воспроизводства и развития экономики. Банковская система подчиняется целям финансирования инвестиций в развитие производства. Регулирование экономики выстраивается ради стимулирования роста производства и народного благосостояния на основе поступательного повышения экономической эффективности за счет НТП. Все эти принципы, включая правила эмиссии и обращения денег, валютного регулирования и финансового контроля фиксируются в законодательстве. Также как нормы ответственности исполнительной власти за результаты социально-экономического развития.

В свое время, для конструирования современной созидательной идеологии в ответ на глобальный финансовый кризис, автором была сформулирована концепция социально-консервативного синтеза. Её суть – сочетание социалистических и традиционных духовных ценностей в интересах выживания и устойчивого развития человечества. Приходится, с сожалением, констатировать, что она не была воспринята ни социалистическим интернационалом, ни священноначалием. Но зато поддержана продуктивной элитой общества в ходе голосования за народно-патриотический союз «Родина» в 2003 г. Другой идейной альтернативы нынешнему культу «Золотого тельца» не просматривается.

Актуальность концепции социально-консервативного синтеза подтверждается торжеством «четвёртой политической теории» А.Дугина, согласно которой необходимо переосмысление политической истории с новых позиций, за рамками привычных идеологических клише и старых идеологий – либерализма, консерватизма, монархизма, традиционализма, фашизма, социализма и коммунизма, на основе конвергентных подходов. Правота Дугина подтверждается нарастающим влиянием популистских партий в Европе, идеология которых сочетает левые (социалистические) идеи и правые (консервативные) ценности.

Как известно, идеи правят миром. Но, с одной стороны, в условиях нынешнего просвещенного общества, они должны быть конструктивными и практически подтверждать свою эффективность. С другой стороны, властвующая элита должна последовательно воплощать их в жизнь. Время демагогических приемов и имитации бурной деятельности ушло. Чтобы остановить нарастающий хаос и прекратить коррупцию государственности, предотвратить нарастающую войну всех против всех, необходимо преображение власти. Осью этого преображение должно стать законодательное оформление механизма ответственности власти перед обществом. Исполнительной – за повышение уровня и качества жизни населения. Судебной – за справедливые и законные решения. Информационной – за объективное освещение реальности. Законодательной – за поддержание этих механизмов ответственности всех ветвей власти.

Необходимые для этого политические реформы только начались с принятием поправок к Конституции. Этого явно недостаточно. События в Белоруссии наглядно демонстрируют несоответствие нашей властвующей элиты требованиям времени. Ответы на эти вызовы не могут универсальными для всех государств мира. Но они могут сочетаться и дополнять друг друга в формировании нового мирохозяйственного уклада на постсоветском пространстве.

Белоруссия. СНГ. США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция. Финансы, банки > zavtra.ru, 20 августа 2020 > № 3542763 Сергей Глазьев

Долги гегемонов

О финансовой системе современной КНР

Валентин Катасонов

Сразу должен заметить, что не являюсь специалистом по Китаю, но, занимаясь вопросами мировой экономики и международных финансов, обойти стороной китайский фактор в современном мире попросту невозможно. Поэтому приблизительно каждая вторая моя публикация так или иначе затрагивает эту тему.

Сейчас всех интересует вопрос коронавируса. Безусловно, это тема не китайская сама по себе, но её всё время с Китаем увязывают. С моей точки зрения, Китай, скорее всего, был использован как площадка для отработки новых технологий. Вполне вероятно, что в будущем человечеству всё чаще предстоит сталкиваться с вирусами не столько биологическими, сколько информационными.

Меня очень удивляют вопросы некоторых журналистов ко мне. Например, о том, как "ковид" повлияет на волатильность валют. Это говорит о том, что многие пишущие, увы, не понимают смысла всей этой истории. С моей точки зрения, нынешняя пандемия — событие, сопоставимое с 11 сентября 2001 года. Лично я полагаю, что заказчики и организаторы и той, и нынешней спецопераций — одни и те же. Их цель — создание тревожной обстановки в обществе, сгущение атмосферы террора. Собственно, терроризм не надо воспринимать как всего лишь взрывы и убийства. Самое главное в нём — создание атмосферы массового психоза, неуверенности общества в собственном будущем. Это новые страницы мировой истории, которые я называю эпохой глобального (международного) терроризма.

Безусловно, заказчиками и организаторами этих спецопераций являются "хозяева денег". Их можно называть по-разному: "Комитет трёхсот", "мировая закулиса", "мондиалисты" или "глубинное государство"…

Для понимания ситуации первоисточником являются не аналитические обзоры в китайской, американской или европейской прессе, а последняя книга Священного Писания "Откровение Иоанна Богослова", где все сценарии очень чётко прописаны. В 17-й и 18-й главах "Апокалипсиса", где говорится о вавилонской блуднице, современной аналогией напрашиваются Соединённые Штаты или, конкретнее, Нью-Йорк. Ведь там речь идёт о десяти "царях", которые служили вавилонской блуднице и которые потом вдруг разорвут её на части. Не думайте, что Америка действительно сильна, это колосс на глиняных ногах. Может получиться так, что она в одночасье исчезнет.

Мы все, к сожалению, являемся носителями предрассудков немецкой классической философии. Мы, рационалисты, признаём только логические рассуждения, построенные на жёстких причинно-следственных связях.

Вы наверняка подумали: почему я именно такое предисловие делаю к моему сообщению по Китаю? Он, с моей точки зрения, может поконкурировать с Америкой на роль кандидата в "колоссы на глиняных ногах".

Я совсем недавно изучил множество материалов, касающихся положения дел в современном Китае. Процентов девяносто из них довольно оптимистичные. Авторы считают, что Китай — это будущее человечества, и видят в нём не просто конкурента Америки, а такого конкурента, который её, Америку, погубит. А вот этого, я убеждён, как раз и не случится!

Я не хотел бы сейчас вдаваться в метафизические рассуждения. Лучше спуститься этажа на два ниже. Мои оппоненты в спорах о Китае обычно апеллируют к аргументам, которые используют материалисты, рационалисты. Они очень любят козырять экономическими показателями и заявляют, что Китай — вторая в мире страна по показателю ВВП. Я говорю им в ответ: "Вы не правы! Китай — первая страна по этому показателю". Дело в том, что они считают по официальному валютному курсу, а надо вести счёт на другом основании — по паритету покупательной способности (ППС). Так вот, если мы всё посчитаем по ППС, то остаётся признать, что Китай уже в 2014 году оказался на первом месте в мире. А сегодня между Китаем и Америкой разрыв ВВП по паритету покупательной способности составляет порядка пяти триллионов долларов.

Но это абсолютно ни о чём не говорит.

У нас сегодня преобладает мнение, что, если валовой продукт большой — значит, и страна сильная, и народ автоматически счастливый… Вот у нас нацпроекты заточены на что? На показатель ВВП. А ВВП, если посмотреть в корень, — такой же пузырь, как пузыри на фондовых рынках! Это к вопросу о китайской экономике.

В пресловутом "китайском чуде" нет ничего чудесного. Для меня единственным экономическим чудом XXXXI веков была и остаётся советская индустриализация, изучением которой я занимаюсь довольно давно. А "китайскому дракону" просто, так сказать, поменяли свет в "светофоре": был красный — стал зелёный. И он пополз на мировые рынки. Но приполз в западню, которую приготовили для него "хозяева денег".

Говорят, что Китай стал экспортно-ориентированной экономикой. Ну, раз экспортно-ориентированной, значит, более конкурентоспособной, чем экономики западных капиталистических стран, — так надо понимать? Вот какие логические ловушки тут выстраиваются.

Лет тридцать Китай двигался по рельсам этой модели, но сейчас упёрся в железобетонную стену. Объективно эта стена возникла в результате перенасыщения мировых товарных рынков, а субъективно — из-за дополнительных мер противодействия китайскому экспорту со стороны Дональда Трампа. Да, надо отдать должное китайскому партийно-государственному руководству: ещё в нулевые годы там начали нервничать, понимая, что рано или поздно уткнутся в эту стену. И пытались с маршрута сойти, но не очень-то получилось.

Руководство Китая прекрасно понимало, что необходимо развивать внутреннюю экономику. Китайские идеологи знают историю советской индустриализации, им хорошо известно понятие "единый народно-хозяйственный комплекс". Но единого народнохозяйственного комплекса в Китае до сих пор нет! Есть лишь набор экспортно-ориентированных предприятий. Эти предприятия не взаимодействуют между собой, не дополняют друг друга так, как должны были бы, если бы это был единый организм.

Человек вообще слаб по своей природе, и китайцы в этом смысле исключения не составляют. Всем легче двигаться по привычным рельсам, чем начинать движение по целине в сторону новой модели. А тут Трамп не то, чтобы прямо красный свет дал, но уж жёлтый-то точно! Но в Китае хорошо понимают, что не сегодня-завтра и красный зажжётся.

Конечно, за кулисами партийно-государственного руководства КНР идут острейшие дебаты о возможных путях развития. Тем более, что формально территорией, с которой началась видимая часть истории с COVID-19, был именно Китай. Скорее всего, этому так или иначе поспособствовали представители китайской "пятой колонны". Это, прежде всего, "Шанхайская группа", группа комсомольцев, которых вполне можно определить по евангельским словам: "Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше". У этих ребят сокровища давно за океаном. Так что они уже работают на американских хозяев.

Сейчас некоторые "концептуальные" статьи по Китаю пытаются убеждать читателей в том, что китайцы по-прежнему идут путём социализма. Авторы данных статей признают существование таких факторов, как, например, высокий удельный вес частного капитала в китайской экономике, но не считают это опасным, так как стратегически важные предприятия находятся под контролем государства. Тем не менее, на частные капиталистические предприятия приходится примерно 70-80% китайского ВВП! Можно возразить, что на каждом таком предприятии есть первичная партийная ячейка, которая контролирует всех сотрудников. И часто — добавляют такие эксперты — сам акционер и директор предприятия являются членами этой первичной партийной ячейки. Но мы, пройдя через перестроечные катаклизмы, прекрасно понимаем, чем могут закончиться такие комбинации.

Китайцы, конечно, внимательно изучали и наш советский опыт, и период нашей перестройки. Они хотят обойти те грабли, на которые мы наступили. Но, судя по всему, в силу человеческой слабости они уже всё равно на эти грабли наткнулись.

Ещё чаще мы слышим, что Китай — не социалистическая страна, потому что там много миллионеров и миллиардеров. Да, миллиардеров у них, наверное, больше, чем в Америке, хотя "Форбс" говорит, что по числу миллиардеров Китай отстаёт от США. Однако надо иметь в виду, что Китай — менее "прозрачная" страна, чем Соединённые Штаты. С учётом этой непрозрачности, я думаю, Китай и по числу миллиардеров впереди планеты всей.

На это оппоненты скажут, что социалистическая сущность Китая не меняется: миллионеры и миллиардеры там дистанцированы от власти, а все рычаги управления принадлежат КПК.

Но всё это мы тоже проходили. Первый раз — в эпоху НЭПа. Если внимательно посмотреть работы Ленина и Сталина, касающиеся так называемой новой экономической политики, то нельзя не заметить высокую внутреннюю напряжённость этих текстов. Ведь риск, что страна может не пройти успешно этот отрезок пути, был очень велик. Маркс был прав, утверждая, что если человек начинает получать прибыль и наращивать свой капитал, то дальше его амбиции смещаются в сторону власти.

И я думаю, что, конечно, любой капиталист, даже маленький, через некоторое время начинает подумывать о власти. Странно, что на это закрывают глаза китайские руководители, которые ведь неплохо в своё время изучали марксизм-ленинизм. Но и марксизм не помогает, ведь историей управляет Господь Бог! Он образумит всех материалистов.

Кстати, Уставом КПК коммунистам Китая вменяется атеизм. Там весьма жёсткие формулировки. Получается, 90 миллионов членов Компартии Китая — это 90 миллионов убеждённых атеистов? Становится страшно за эту страну…

Поэтому думаю, что у Китая нет никаких перспектив ни в политическом, ни в экономическом, ни в духовном смысле. Мы в 1920-е годы преодолели полосу НЭПа, а вот китайцы вряд ли смогут затолкать обратно джинна, которого они неосторожно выпустили из бутылки.

Если вернуться к экономике Китая, то следует заметить, что, по моему мнению, зелёный свет на "мировом светофоре" для китайцев помогли включить Ротшильды. Китай традиционно — сфера влияния и интересов именно этой группы мировой олигархии. Бурному развитию этой страны поспособствовали, конечно же, кредиты. Китайскую экономику особенно активно стали накачивать кредитами после глобального кризиса 2008 года. С этого года начался рост долга Китая по экспоненте — отдельная большая тема, в которую не стану углубляться, поскольку у нас всё-таки не специализированный экономический форум. Я, скорее, пытаюсь сейчас размышлять о Китае как о цивилизации…

Как бы то ни было, на сегодня даже официальные власти КНР признают, что суммарный долг всех основных секторов национальной экономики (госуправления, банковского, нефинансовых корпораций и домашних хозяйств) составляет 300% ВВП. Примерно такой же относительный уровень долга наблюдается и у США, по сведениям Международного валютного фонда и Международного банка реконструкции и развития. Но и у Еврозоны примерно тот же показатель долга — тоже около 300% ВВП! Вот вам, пожалуйста, три источника новой волны мирового финансового кризиса. Идут, что называется, ноздря в ноздрю…

Помню, первый сопоставительный анализ такого рода я видел ещё в 2016 году. Он был опубликован в докладе компании McKinsey. Уже тогда они указывали на эти три потенциальных эпицентра второй волны мирового финансового кризиса.

Я тоже это предвидел, правда, годом позже. Но я не знаю, как и в какой последовательности будет идти этот процесс. Так же, как люди, которые хорошо знают физику, никогда не скажут, после какого удара точно рухнет то или иное здание, когда по нему бьют раскачивающейся гирей, закреплённой на автокране. Наверное, видели, как сносят дома? Первый удар, второй, третий — здание шатается… Но никакой, даже самый блестящий эксперт по сопромату, не скажет, после какого из них здание обрушится.

Так и с экономикой… Те, кто будут уверять, что обрушение произойдёт через месяц (два, три), просто, мягко выражаясь, фантазёры. Пока что мы видим начало экономической раскачки, конструкция шатается, но обвала ещё нет.

В каком-то смысле удары купируются денежными властями. Что я имею в виду под "денежными властями"? Прежде всего, руководство центральных банков: Федеральную резервную систему (ФРС), Европейский Центральный банк (ЕЦБ) и, соответственно, Народный банк Китая (НБК), — в трёх потенциальных эпицентрах. Надо сказать, что ФРС на протяжении более чем десяти лет проводит "голубиную" денежно-кредитную политику. Эта сверхлиберальная стратегия проявляется, во-первых, во включении на полную мощность печатного станка (что прикрывается эвфемизмом "количественное смягчение", ЕЦБ тоже позаимствовал у ФРС этот термин.)

Во-вторых, сверхлиберальная денежно-кредитная политика проявляется в понижении ключевой ставки всеми ведущими центробанками мира. ФРС долго держала эту ставку в диапазоне от 0% до 0,25%. ЕЦБ переплюнул ФРС и с конца 2015 года установил ключевую ставку строго на нулевой отметке. А Банк Японии пошёл ещё дальше — там отрицательная ставка.

Вообще, если экономика держится на отрицательной ключевой ставке, то это не может не настораживать. Даже сами руководители центральных банков уже говорят: "Мы вынуждены так поступить. Но если начнётся мировой кризис, у нас не будет средств противодействия".

Это примерно как в медицине: если вводить пациенту наркотики, то даже тяжелобольные начинают испытывать эйфорию. Однако любой честный врач скажет, что после долгого наркотического воздействия никакое лекарство уже действовать не будет. То же самое и с лошадиными дозами "денежных наркотиков" для глубоко больных экономик.

А что будет, когда начнётся финансовое цунами, наступит "час "Ч""? Давайте вспомним события более чем 90-летней давности — так называемый "чёрный четверг". 24 октября 1929 года на Нью-Йоркской фондовой бирже, как известно, началась паника. Умники того времени, в основном представители Чикагской школы, с глубокомысленным видом уверяли: "Это временные флуктуации, экономика быстро восстановит равновесие…" Но, естественно, случилось всё "с точностью до наоборот", и их заверения стали типичным примером НЛП от экономики. Беда в том, что экономическая наука часто занимается нейролингвистическим программированием, манипулируя сознанием людей.

Рецессия продолжалась и в 1930-м, и в 1931-м, и в 1932-м. Слово "рецессия", на всякий случай замечу, означает спад. А то и некоторые экономисты, и уж тем более журналисты, с которых взятки гладки, часто пишут: "Великая депрессия 1929 года". Депрессия началась в 1933 году, а до того тянулась рецессия! Вообще, вокабуляр экономической науки состоит из сплошных эвфемизмов. Эти "каббалистические" термины надо почаще переводить на нормальный человеческий язык.

В период Великой депрессии взяли на вооружение рецепты Джона Кейнса, его стратегию активного вмешательства государства в экономику, компенсирующего недостаток платёжеспособного спроса. С 1933 года стартует "новый курс" Франклина Рузвельта. Но ни он, ни Кейнс не смогли оздоровить экономику страны, перевести её из стагнации в фазу подъёма и оживления. Не получилось.

И тогда остался единственный способ выхода из кризиса. Какой? Война. Вторая мировая война. Для чего я это говорю? Хочу, чтобы вы чётко понимали, что нынешний мир находится не только на грани глобального экономического кризиса, но и на грани войны.

Что касается России, то многие думают, что потери от санкций, обрушения рынка "чёрного золота" и, как следствие, валютного курса рубля будут скомпенсированы развитием торгово-экономического сотрудничества с Китаем. Уж очень долго мы никак не разворачивались на Восток, но вот, наконец, развернулись! Главное, чтобы не получилось, как это часто бывает, впадение из крайности в крайность, из огня да в полымя. Было бы лучше равноудалиться от Востока и от Запада (или, как говорили в советское время, сыграть на "межимпериалистических противоречиях"), а не бросаться из одних объятий в другие. Лучше соблюдать здоровую дистанцию, по аналогии с автомобилями, которые не должны ехать "бампер в бампер". Надо дистанцию держать, на всякий случай. Потому что если тряхнёт Китай, то дальше, может, ударит и по нам.

Сейчас мы наблюдаем, как реально расширяется наша торговля с КНР. Сужу хотя бы по двум первым месяцам 2020 года. На всех направлениях у Китая товарооборот снижается, а с Российской Федерацией он растёт. Но в этом кроется опасность для нашей стратегии импортозамещения.

Однако, по моему мнению, Китай не пойдёт на тесное сотрудничество с Россией. Почему? Позвольте напомнить вам о российско-китайских экономических взаимоотношениях второй половины 2014 года. Помните, велись активные переговоры между Пекином и Москвой о том, что доллар не может быть основной валютой в торгово-экономических отношениях двух стран, что пора переходить в расчётах на национальные денежные единицы? И вроде бы обо всём договорились, но в декабре 2014-го случился обвал нашей валюты. Обвал рубля! Самый настоящий валютный кризис… И китайцы тут же сказали: "Мы отказываемся от всех договорённостей, потому что вы не гарантируете устойчивый валютный курс рубля". И так и остались с американским долларом.

Поэтому до тех пор, пока Центробанк будет проводить свою "независимую" денежно-кредитную политику, я думаю, китайцы не захотят в торговле с Россией переходить на национальные денежные единицы.

Они как-то держат юань в определённом "коридоре", и мы, конечно, используем юань. Но надо при этом избегать асимметрии, когда мы используем юань больше, чем китайцы рубль.

Вообще, КНР мне часто видится практической реализацией антиутопии Оруэлла. Эта страна впереди всех в мире по уровню цифровизации общества. Во всяком случае, в сфере денежного обращении и в банковском деле она опережает даже Швецию. В китайских СМИ регулярно озвучивается преимущество цифровых денег Народного банка Китая. Один из его чиновников честно сказал: "Цифровые деньги призваны заменить наличные деньги в нашей стране". И всё стало понятно. Если наличные деньги дают хоть какую-то иллюзию свободы, минимальной автономности человека, то цифровые деньги центробанков — это, мягко говоря, полная "прозрачность". Большой Брат в лице ЦБ будет следить за каждым китайцем.

Я не говорю уже о нашумевшей системе социальных цифровых рейтингов. Тут тоже китайцы удивили весь земной шар, если, конечно, верить публикациям СМИ. Полагают, что эта система охватит всё население страны, включая стариков и младенцев. Это фактически неограниченный сбор электронной информации. Есть десятки центров, куда она стекается.

Система эта, как сообщают, была впервые апробирована в 2018 году. Тогда китайские железнодорожные и авиакомпании уже пользовались списками, ранжированными по социальным рейтингам. В частности, трём миллионам граждан КНР были "выставлены" низкие оценки. И им либо отказывали в поездке вообще, либо продавали билеты в третьем классе. Вот вам штришок к портрету китайского социализма.

Поднебесная, кстати, проскочила фазу, которую проходят сегодня европейские страны. Я имею в виду использование пластиковых карт (расчётных, кредитных) и банкоматов как таковых. В Китае посчитали это дорогостоящей блажью, поэтому резко перепрыгнули на те штучки, которые нам пока ещё в диковинку.

С этими новшествами, более чем уверен, в Китае доберутся и до Тибета — там тоже всё будет "оцифровано". Так может не остаться никаких "закоулков", куда бы не добрался Большой Брат. Это связано не только с тем, что Китай достиг немалых успехов в хай-теке, но и с социокультурными традициями: китаец привык быть "муравьём", он не мыслит себя вне "муравейника", и он не задаётся, как в православии, вопросами свободы выбора между добром и злом.

Я неоднократно говорил на эту тему с китайцами, и они мне говорили примерно следующее: "Вы знаете, а нам так легче жить…" Всё это Достоевский в "Братьях Карамазовых" выразил в упрёке Великого инквизитора Христу, что Спаситель обременил человечество недостижимыми задачами, дал свободу, а человек оказался слаб по природе — и отяготился этой свободой… В современной западной социологии это называется конвертацией свободы в комфорт и спокойствие. Вот путь, которым предтечи Антихриста будут создавать условия для его прихода. И Китай свою лепту в создание этих условий вносит.

Справедливости ради под конец своего выступления я хочу разоблачить один "фейк" последних месяцев. Он о том, что Китай на фоне падения его акций из-за эпидемии коронавируса выкупил по дешёвке свои компании, в которых большие доли значились за иностранными совладельцами. Это ложь по определению. Никаких выкупов у каких-то там иностранцев в Китае не было и не могло быть! Несмотря на либеральные реляции партийно-государственного руководства Китая, иностранный капитал в китайскую экономику в критических соотношениях по-прежнему не допускается. Иностранцы там могут быть только миноритариями! Иными словами, нерезиденты вправе присутствовать в китайских компаниях лишь в "гомеопатических" дозах. На этот счёт в Китае проводится жёсткий государственный контроль. Скажем, в банковском секторе, по официальным данным, доля нерезидентов составляет всего лишь около полутора процентов.

Китай. США. Россия. ЦФО > Финансы, банки. Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука > zavtra.ru, 20 августа 2020 > № 3541942 Валентин Катасонов

В иностранных армиях

Великобритания

Обновляют бронетехнику

Командование сухопутных войск объявило о поставке размещённому в Белфорте кавалерийскому полку первых шести БТР «Арес». Этот БТР и другие варианты бронемашин из семейства «Аякс» должны заменить устаревшие гусеничные бронированные машины семейства CVR(T), состоящие на вооружении около полувека. Модельный ряд представлен бое­вой разведывательной машиной «Аякс»­, вооружённой 40-мм пушкой (заказаны 245 единиц), БТР «Арес» (93 машины), командно-штабной машиной «Афина» (112 машин), бронированной ремонтно-эвакуационной машиной «Аполло» (50 машин), ремонтной машиной «Атлас» (38 машин) и машиной инженерной разведки «Аргус» (51 машина). Масса базовой версии БТР «Арес» – 33 тонны. Машина рассчитана на перевозку шести человек. Корпус БТР обеспечивает защиту от огня стрелкового оружия и подрыва на минах. В качестве вооружения используется дистанционно управляемый модуль вооружения с 12,7-мм пулемётом.

США

Испытывают гиперзвуковой блок

Во время онлайн-брифинга сухопутные войска показали запуск, полёт и поражение выбранной цели ракетой с гиперзвуковым планирующим блоком Common Hypersonic Glide Body (C-HGB). Испытания были проведены 19 марта этого года. Запуск C-HGB произвели с ракетного полигона ВМС, который базируется на острове Кауаи (Гавайи). Полученные во время испытаний данные предназначены для создания перехватчиков гиперзуковых ракет. Разработчиком C-HGB выступают Сандийские национальные лаборатории. Утверждается, что C-HGB может совершать манёвры на скорости более 6,1 тыс. км/час, при этом траектория полёта будет абсолютно непредсказуема для средств ПРО.

Ищут альтернативу GPS

Успехи ряда государств, рассматриваемых в США как потенциальные противники, в области систем радиоэлектронного пода­вления заставили Пентагон искать запасной вариант на тот случай, если спутниковая система навигации GPS будет выведена из строя. На данный момент вооружённые силы США целиком зависят от этой навигационной системы. Одна из альтернатив GPS называется MAGNAV. Это система навигации по магнитному полю Земли. Его напряжённость меняется в зависимости от местоположения. Если соотнести показания датчиков с магнитной картой, можно определить свои координаты с точностью до 10 метров. Это не так точно, как GPS, но гораздо лучше инерциальных систем навигации (ИНС) или бумажных карт. Однако MAGNAV уязвим в случае ядерной войны – магнитное поле Земли заглушат более сильные импульсы от взрыва ядерных бо­езарядов головок. В обычных же конфликтах применение этой системы оправдывает себя. Хотя самой серьёзной проблемой станут отсутствие подробных магнитных карт территории потенциальных противников США и невозможность их получить. На этот случай предлагается использовать комбинированную систему навигации: до границы противника ракета летит по MAGNAV, а далее переключается на ИНС.

Канада

Закупят новые истребители

Объявлен тендер на поставку истребителей. В нём примут участие компании Lockheed Martin, Boeing и Saab, которые соответственно представляют F-35A, F/A-18E/F и JAS-39. Подвести итоги конкурса планируется в 2022 году, а поставка первых из 88 самолётов должна состояться в 2025 году. Стоимость закупки оценивается в 14 млрд долларов США. По заявлению министра обороны Канады Харджита Саджана, закупка новых истребителей даст ВВС возможность одновременного выполнения обязательств в рамках НАТО и по защите территории Северной Америки в составе объединённой системы аэрокосмической обороны США и Канады NORAD. Сейчас ВВС Канады имеют менее 80 одноместных CF-18A и двухместных CF-18B, принятых на вооружение ещё в начале 1980-х годов.

КНР

Создана ракета для вертолётов

Китайским институтом исследований и разработок вертолётов, дочерним предприятием Китайской корпорации авиационной промышленности, успешно разработана и испытана ракета класса «воздух-поверхность» для вертолётов. Она призвана заменить противотанковые ракеты AKD-9 и AKD-10 и противокорабельные ракеты YJ-9.

Украина

Новый начальник ГУР

На должность начальника главного управления разведки министерства обороны Украины указом президента Владимира Зеленского 5 августа 2020 года назначен Кирилл Буданов. Новый руководитель военной разведки считает своей краткосрочной целью интенсификацию разведки в Донбассе, а более долгосрочной – повышение уровня готовности разведки, в том числе по «съёму и считыванию» информации. В интервью агентству «Интерфакс-Украина» среди задач он назвал «повышение уровня технической, технологической и управленческой готовности ГУР». Буданов отметил необходимость «перестройки форматов аналитической работы таким образом, чтобы получать более цельные прогностические выводы в более короткие сроки». «Ещё одно направление – разработка, по сути, в онлайн-режиме детальных сценариев наших ответов на те или иные внешние и внутренние раздражения», – сказал начальник ГУР. Говоря об угрозах безопасности Украины, он отметил «войны нового типа, куда вовлечены не только военные группировки».

Саудовская Аравия

Публикации опровергнуты

Разведслужбы США изучают сведения о предполагаемом строительстве на Аравийском полуострове предприятия, предназначенного для производства так называемого жёлтого пирога (yellow cake) – концентрата, получаемого в процессе обработки урановой руды. Об этом сообщила 5 августа газета The New York Times со ссылкой на источники в американской администрации. По их данным, завод возводится в пустыне в районе города Аль-Улы. Американская разведка располагает спутниковыми снимками местности, которые указывают на то, что строительство завода началось там в 2014 году. Предпри­ятие предназначено якобы для производства ядерного топлива, которое впоследствии может быть использовано в создании ядерного оружия. В госдепартаменте США отказались комментировать сведения источников газеты, однако подчеркнули, что Вашингтон «регулярно предупреждает всех своих союзников о рисках сотрудничества с КНР в вопросах мирного использования ядерной энергии». Министерство энергетики Саудовской Аравии на запрос газеты The New York Times категорически опровергло сведения о строительстве предприятия по получению уранового концентрата в пустыне.

В июле 2017 года правительство королевства одобрило проект развития мирной атомной энергетики, основная цель которого – освобождение от нефтяной зависимости. В ноябре 2018 года наследный принц дал старт ряду крупных проектов, в том числе созданию в королевстве первого исследовательского ядерного реактора на базе центра науки и технологий имени короля Абдель Азиза.

Турция

Для десантных операций

ВМС Турции получат партию новых амфибийных БТР ZAHA национальной разработки в 2022 году. По словам Наиля Курта, гендиректора компании FNSS Defence Systems, отвечающей за разработку и производство боевой машины, её морские испытания уже начались. Контракт на поставку 27 БТР (23 единицы – в стандартной комплектации, две – командно-штабные машины, две – эвакуационные) был подписан ещё в 2017 году. Предполагается, что новая техника предназначена для универсального десантного корабля «Анадолу», строящегося на верфи в Стамбуле. Ввод его в строй планировался на 2021 год, но весной 2019 года на борту произошёл пожар, что сдвинуло сроки передачи корабля флоту. Конструкция кузова и мощные водные движители обеспечивают ZAHA высокую мобильность: БТР сможет развивать по воде скорость до 7 узлов. Он рассчитан на преодоление преград высотой до 0,9 метра и рвов шириной до 2 метров. Дистанционно управляемый боевой модуль оснащён 12,7-мм пулемётом и 40-мм автоматическим гранатомётом.

По сообщениям информагентств

Великобритания. США. Канада. Весь мир > Армия, полиция > redstar.ru, 19 августа 2020 > № 3477632 Владимир Ляпоров

Денис Логунов о вакцине от COVID-19: это труд нескольких десятков лет

Об особенностях первой российской вакцины от коронавируса, что значит ее временная регистрация, почему ее критикуют в мире и можно ли будет вакцинировать уже переболевших COVID-19, рассказал в интервью агентству Sputnik заместитель директора Центра имени Н. Ф. Гамалеи по научной работе Денис Юрьевич Логунов.

— В прошлое воскресенье вы передали результаты клинических исследований в Минздрав. Сами результаты пока не опубликованы. Расскажите об основных выводах этих исследований.

— Мы провели полный комплекс доклинических исследований безопасности и эффективности вакцины, а затем два клинических исследования, в которых вакцина изучалась с привлечением здоровых добровольцев по показателям безопасности и иммуногенности. Вакцина по результатам этих исследований показала хороший профиль безопасности и высокую иммуногенность. Если брать конкретные показатели и цифры, которые были достигнуты, то средний геометрический титр антител у добровольцев достиг более чем 1 на 14 000, почти 1 на 15 000. И сероконверсия была у ста процентов добровольцев. Что такое сероконверсия — это когда у человека более чем в четыре раза относительно исходных, фоновых значений прирастает титр антител. Также оценивались параметры гуморального иммунитета по реакции нейтрализации вируса, то есть прямой инактивации вируса антителами. У всех добровольцев, проиммунизированных нашей вакциной, были обнаружены вируснейтрализующие антитела и в случае применения сухой, и в случае применения жидкой форм вакцины. Также были проанализированы различные показатели клеточного иммунного ответа, в частности цитотоксические лимфоциты — очень важный параметр противовирусного иммунитета. Цитотоксические лимфоциты, которые удаляют из организма зараженные вирусом клетки, были обнаружены у всех вакцинированных добровольцев. Таким образом, по иммуногенности мы получили очень хорошие результаты. По безопасности: ожидаемые нежелательные явления, которые выражались в виде температуры и боли в месте введения, наблюдались не у всех добровольцев. Но эти конкретные цифры будут опубликованы в ближайшее время.

— Скажите, пожалуйста, какое количество людей приняло участие в испытаниях в первой и второй фазах?

— В первой и второй фазах принимали участие 38 и 38 человек, то есть всего 76. Отличались два протокола тем, что вакцина по действующему веществу была одинаковая, но агрегатная форма была разная. Одна форма лиофильно высушенная, другая — замороженная. Действующее вещество одно, а формы вакцины две. Поэтому и 76 человек.

— А по возрасту насколько отличались участвовавшие?

— Добровольцы для первой и второй фазы набираются из возрастной группы 18-60 лет.

— В международной прессе часто повторяется утверждение, что на создание надежной, безопасной вакцины нужно не меньше полутора лет. Могли бы вы объяснить, как ученым Центра имени Н. Ф. Гамалеи удалось создать вакцину в столь короткие сроки, буквально за пять-шесть месяцев?

— Неправильно говорить, что нам удалось создать вакцину с нуля за короткие сроки. Начиная с момента разработки технологии аденовирусных векторов до ее внедрения в практику прошло уже четыре десятка лет. За эти четыре десятка лет была создана технологическая платформа, которая была апробирована на десятках тысяч людей как на основе вектора пятого серотипа, так и на основе 26-го. Всего с 2015 года вакцинами на основе аденовирусных векторов, разработанными в Центре им. Н. Ф. Гамалеи, было провакцинировано более трех тысяч человек. Поэтому это был не труд пяти месяцев, никоим образом. Это был труд нескольких десятков лет. Вакцины на основе аденовирусных векторов были созданы не только в России. Китай, компания CanSino, и Johnson & Johnson также работают с аденовирусными векторами. В первую очередь это разработки вакцин против лихорадки Эбола. Эти платформы известны и хорошо изучены в рамках клинических испытаний. Помимо результатов клинических испытаний в пользу безопасности данных платформ на основе аденовирусных векторов можно добавить то, что мы все болеем аденовирусами и ни у кого никаких последствий в виде соматических заболеваний никогда не бывает. Американцы провели достаточно большую работу по иммунизации людей аденовирусами четвертого и седьмого серотипа. Они вакцинируют аденовирусами всех новобранцев, которые попадают в армию США. Большое ретроспективное корреляционное исследование на более чем 100 тысячах вакцинированных человек не выявило никаких отклонений. Кроме этого, мы с аденовирусом живем миллионы лет, никаких ассоциаций с соматическими патологиями после аденовирусных инфекций нет. А у нас идет работа не с живыми аденовирусами, а с аденовирусными векторами, это вирусы, у которых удалены части геномов, и они не способны размножаться в клетках человека. Получается, что и с аденовирусами-то нестрашно жить вместе, а с векторами, которые не способны размножаться, совсем безопасно. И мои слова подтверждаются десятками тысяч исследований этих векторов, в том числе множеством клинических исследований.

Эти готовые платформы на основе аденовирусных векторов позволяют быстро создавать новые продукты. Можно быстро клонировать ген, который интересен, в данном случае — ген, кодирующий S-белок коронавируса, тот самый шип, который формирует "корону" коронавируса SARS-CoV-2. Этот шип необходимо доставить в организм, чтобы сформировать иммунитет. Синтез гена и его клонирование в вектор — та самая быстрая часть работы. А все, что я говорил до этого про изучение самих аденовирусов, изучение и получение аденовирусных векторов, создание технологической платформы, — это десятки лет. Поэтому это нельзя назвать быстрой историей. Быстрая история началась с момента, когда у нас в руках появилась технологическая платформа.

— Другие вакцины используют либо 26-й аденовирус, либо пятый. А российская вакцина использует и тот и другой. Вы можете более подробно объяснить, как это работает?

— Посмотрите на национальный календарь прививок, вы увидите, что очень многие вакцины бустируются. То есть вы колете вакцину один раз, потом второй, третий и так далее. Для чего это делается? Для того, чтобы сформировать не только высокий иммунный ответ, но и чтобы этот ответ был пролонгированным, чтобы сформировать надежную иммунологическую память. Это такая общебиологическая вещь. Если не считать экономику, а заботиться о здравом смысле, длительности и уровне иммунного ответа, то стратегия прайм-буст иммунизации, то есть использование двух и более вакцинаций, всегда лучше. А делать прайм-буст вакцинацию разными векторами необходимо по простой причине: иммунный ответ после первого введения препарата будет формироваться в том числе и на вектор, если вы будете вводить тот же самый вектор при второй иммунизации, то уже сформированный антивекторный иммунитет будет снижать эффективность вакцинации. Поэтому вы просто меняете вектор-носитель на тот, который иммунный ответ не распознает. Таким образом вам удается незаметно для иммунной системы пронести нужный ген и сформировать иммунный ответ к целевому антигену. В общем-то, вот вся идея, не думаю, что это высокий полет мысли. В первую очередь мы заботились об эффективности и длительности иммунного ответа, и прайм-буст вакцинация различными векторами для этого лучшее решение.

— Ваша вакцина получила временную регистрацию. Что это значит?

— Для чего временная регистрация существует, для чего этот механизм был придуман? Мы же не здоровых добровольцев хотим с вами защищать последующие 1,5 года. Мы можем с вами набирать 40 тысяч, 50 тысяч здоровых добровольцев, которые не попадают в группы риска. То есть тех, кто с высокой вероятностью переболеет легко или вообще не заболеет. Если цель защищать их, то критика, что вакцину нужно изучать долго, обоснована. Если все-таки мы работаем с обычным населением, среди которого есть группы риска, то есть люди, которые в результате перенесенной инфекции или станут инвалидами, или погибнут, то нужен был механизм, который позволит на очень жестких условиях и ограничениях вывести вакцину в оборот в разумные сроки. Что значит жесткие условия? Это значит, что каждая пробирка кодируется QR-кодом. Будет приложение для строгого учета применения вакцины по всем стационарам и для учета всех нежелательных явлений у добровольцев. Каждый доброволец, который проходит вакцинацию, сможет сделать отчет о своем самочувствии в приложении.

Еще хочу подчеркнуть, что речь не идет о принудительной массовой вакцинации, решение о вакцинации каждый принимает для себя сам.

— Сейчас речь идет о каком примерно количестве людей, которые будут участвовать в третьей фазе?

— Окончательные цифры согласовываются, но я могу сказать, что исследования будут включать примерно 30-40 тысяч человек. Конечный, финальный вариант протокола пока не утвержден. Есть идеи и есть понимание, что нужно оценивать в рамках этого исследования. Один из рабочих вариантов подразумевает, что две тысячи человек участвуют в клинических испытаниях по оценке параметров иммуногенности, а 28 тысяч добровольцев участвуют в наблюдательном исследовании для оценки эпидемиологической эффективности. В настоящий момент мы еще дорабатываем протокол, чтобы он соответствовал всем нормам, в том числе международным.

— Чем отличаются друг от друга разные фазы клинических исследований?

— У нас в российском законе не прописаны понятия первой, второй, третьей фазы. Это условное определение, которое используется в международной регуляторике. Первая фаза — это фаза оценки безопасности, ее редко проводят в чистом виде. В ней может участвовать два-восемь-десять-пятнадцать, иногда двадцать человек. В условиях, когда исследуются вакцины, это довольно-таки глупая идея — исследовать добровольцев только на безопасность и при этом не взять кровь и не посмотреть тут же иммуногенность. Поэтому очень часто для вакцин классическую первую фазу делают совместно со второй фазой, на которой проходит оценка не только безопасности, но и эффективности. На этом этапе для вакцин эффективность оценивают по их иммуногенности. То есть на совмещенной первой-второй фазе вы определяете безопасность и иммуногенность по самым разным параметрам, о которых вам говорят регулятор и эксперты. В ходе третьей фазы оценивается эпидемиологическая эффективность. Вы должны оценить, насколько провакцинированная когорта более защищена, чем невакцинированная когорта.

Хочу еще добавить, что к клиническим испытаниям нельзя приступать без успешного прохождения обязательной программы доклинических исследований. Это обширные исследования безопасности и иммуногенности на животных, без которых на людей переходить нельзя. И все параметры обязательно исследуются на большом количестве видов — грызуны, зайцеобразные, обезьяны. Все то, что, собственно, мы сделали перед тем, как было принято решение приступать к клиническим исследованиям. При этом, например, FDA (U.S. Food and Drug Administration, основной американский регулятор в сфере оборота лекарств) говорит, что хорошо исследованные платформенные технологии могут идти по специальной сокращенной процедуре доклинических испытаний. Несмотря на то что наша платформа хорошо изучена, мы успешно прошли полный комплекс доклинических исследований на двух видах приматов, зайцеобразных, мышах, крысах, морских свинках, хомяках. В данном случае мы не пошли по пути FDA. Пошли ли по этому пути Johnson & Johnson, Moderna, AstraZeneca, я не знаю.

— Почему третья фаза исследований будет проводиться уже после временной регистрации?

— Идея и смысл временной регистрации в том, чтобы предоставить возможность доступа к вакцине группам риска и защитить тем самым людей от тяжелых последствий инфекции или от гибели. При этом гражданский оборот вакцины будет осуществляться под жестким контролем, и эта временная регистрация может быть приостановлена в любой момент.

Целью третьей фазы является масштабная оценка безопасности и эффективности на большом количестве добровольцев в рамках контролируемого рандомизированного исследования. Это необходимо для получения большого объема статистических данных по всем параметрам испытаний. Кроме этого, этот этап необходим для принятия решения о постоянной регистрации вакцины.

— В ваш адрес звучала критика от представителей Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), которые говорили, что они не видели никаких научных исследований. Могли бы вы рассказать, есть ли у вас какое-то взаимодействие с представителями ВОЗ?

— В принципе практика такова, что мы сначала предоставляем результаты экспертам Минздрава. Цель была получить безопасную и эффективную вакцину максимально быстро, и это сделано, а потом уже переводить данные на английский язык и писать научные труды. С одной стороны, это не отвлекает людей от поставленной задачи, с другой — это также не оказывает давления на экспертов, которые анализируют полученные нами данные. Когда мы публикуем что-то, то как бы показываем: видите нас, мы опубликовали, нас цитируют и обсуждают — давайте нас регистрируйте. То есть решение публиковать данные после их рассмотрения Минздравом позволяет провести непредвзятую экспертизу. Поэтому сейчас, когда мы зарегистрировали препарат, в ближайшие дни статья на английском языке будет подана в авторитетный международный журнал, она пройдет через экспертную оценку редакторов и рецензентов. Это не один-два дня, этот процесс должен занять какое-то время, но в любом случае весь материал собран, и мы подаем на публикацию. Надеюсь, что в ближайшее время у критиков не будет почвы.

— Испытали ли работники Центра им. Н. Ф. Гамалеи какое-то давление со стороны различных структур власти во время создания вакцины?

— Нет, наши власти только помощь предлагали. Я подчеркну, что разработчик, получая временное удостоверение, попадает в очень тяжелые условия существования под очень жестким контролем со всех сторон. Поэтому нет какой-то, знаете, безудержной радости "ура, мы сделали". Нам нужно тяжело, много работать и выпускать качественный продукт, на нас лежит большая ответственность. И в погоне за количеством доз наш приоритет — не потерять качество, гарантировать, что люди получат правильную, хорошую вакцину. Давить и говорить, сделайте больше и качественнее, — это глупо. Это так не работает, все это понимают, есть определенные производственные мощности, есть загрузка производства. А вот для того, чтобы появилась возможность выпускать больше доз вакцины, президент, правительство, Российский фонд прямых инвестиций (РФПИ), директор нашего института Александр Гинцбург сделали все возможное, чтобы найти финансирование для расширения и наращивания производственных мощностей. Это, наоборот, помощь, это не давление.

— Как вы планируете увеличить производственные мощности?

— Ожидается, что массовое производство вакцины начнется в сентябре 2020 года. К концу 2020 года планируется довести производство вакцины до 200 миллионов доз, если задействовать все производственные площадки, включая международные.

Для этого РФПИ финансирует запуск производства вакцины на базе производственных мощностей своих портфельных компаний "Р-Фарм" и "Биннофарм", входящей в группу компаний "Алиум".

Кроме этого, РФПИ сейчас видит огромный интерес к вакцине в мире и планирует провести независимую от российской третью фазу клинических испытаний в разных странах, в том числе в Саудовской Аравии, ОАЭ, Бразилии и Филиппинах, а также начать массовое производство в ряде стран в партнерстве с локальными суверенными фондами, в том числе в Индии, Южной Корее и Бразилии. Дополнительно прорабатываются возможности производства вакцины в Саудовской Аравии, Турции и на Кубе. Уже более 20 стран выразили заинтересованность в приобретении "Спутника V", в том числе ОАЭ, Саудовская Аравия, Индонезия, Филиппины, Бразилия, Мексика и Индия.

— Ассоциация организаций по клиническим исследованиям (АОКИ) критиковала ученых Центра им. Н. Ф. Гамалеи за то, что они якобы вводили себе прототип своей же вакцины. По их словам, согласно международным стандартам это является грубым нарушением. Как вы реагируете на эту критику?

— Ученые центра не пошли ни на какое нарушение. Ученые центра пошли бы на нарушение, если бы они стали ловить добровольцев на улице и без подписания информированного согласия и страховки вводить им вакцину. Вот это было бы как раз то, о чем говорили АОКИ, если бы мы так делали. Поскольку разработчик имеет право ввести себе то, что он делает, и это не регулируется никак, вводили мы не потому, что мы герои, хотим прославиться, а потому что люди просто работали в "красной зоне", то есть с вирусом. Вся плазма больных коронавирусом в Москве проходила через нас, мы должны были контролировать активность этих плазм в отношении живого вируса, то есть наши сотрудники постоянно были под угрозой. Более того, часть людей — немолодые, часть — с сопутствующими заболеваниями. В общем, история простая: есть возможность защитить ближний круг, существует вакцина, которая создана на всесторонне изученной платформе, и каждый из нас уверен в честности лично своих результатов и результатов коллег. У нас много вакцин, созданных на этой технологической платформе, в том числе зарегистрированных, и никаких сюрпризов мы не ожидали. Мы в первую очередь стремились защитить себя и ближний круг.

Хельсинкская декларация также абсолютно не это регламентирует, она регламентирует порядок проведения клинических исследований. Мы не проводили клинические исследования в тот момент. То есть все их претензии были бы обоснованы, если бы мы проводили клиническое исследование, собрали бы своих людей, вакцинировали и стали бы вносить это в досье о клинических исследованиях. Вот это, конечно, было бы нарушением. На самом деле ничего этого не было, поэтому это просто дешевая подмена понятий.

— Расскажите, пожалуйста, о тестах, которые идентифицируют наиболее эффективные антитела на коронавирус. В чем заключается уникальность этой технологии, какие у вас планы на этот тест, будет ли он получать международный патент?

— Тест основан на ИФА-системе (иммуноферментный анализ), разработанной также в Центре им. Н. Ф. Гамалеи Дмитрием Викторовичем Щебляковым и его лабораторией. Тест основан на определении антител к рецептор-связывающему домену S-белка коронавируса. Дело в том, что большинство, подавляющее большинство, вируснейтрализующих антител, то есть антител, которые напрямую способны инактивировать вирус, формируется именно к этому рецептор-связывающему домену. И с использованием этого теста вы можете определить с высокой вероятностью, что сыворотка крови обладает вируснейтрализующей активностью просто в реакции ИФА, без экспериментов с живым вирусом. Это сильно упрощает историю, так как реакцию вируснейтрализации нужно ставить пять дней, а с помощью этого теста за день, даже за несколько часов в условиях первичного скрининга вы можете отобрать высокоактивные сыворотки или, если речь идет о переливании, высокоактивную плазму. Можете законсервировать эту плазму быстро, то есть не терять донора на пять дней. Дальше вы уже можете проверить образцы в реакции вируснейтрализации в лаборатории, позволяющей работать с живым вирусом, и подтвердить, что эта плазмы или сыворотки активны. То же касается иммунизации, вы можете посмотреть, сколько из всего пула формирующихся в организме антител будут активны в плане нейтрализации вируса.

— Как соотносится уровень антител у тех, кто получил вакцину, и у тех, кто переболел коронавирусом, и что означает это соотношение?

— Во всем мире сейчас сравнивают уровни активности сыворотки у реконвалесцентов, то есть переболевших людей, с уровнем активности у иммунизированных добровольцев. Здесь довольно существенная разница в пользу вакцинированных потому, что при иммунизации нет интоксикации организма, нет тяжелого заболевания, поэтому ничего удивительного, что уровень антител выше у вакцинированных, чем у переболевших. Мы уже знаем, что у очень многих переболевших людей антитела появляются, но потом держатся недолго, а с вакцинацией это гораздо более надежная история.

— Могут ли вашу вакцину получать люди, переболевшие коронавирусом? Возможны ли здесь какие-то нежелательные эффекты?

— Вы знаете, для меня в этом смысле нет абсолютно никаких проблем. Мы же ревакцинируемся каждый год от гриппа, при этом мы им болеем, никто не спрашивает, есть ли здесь проблема, можно на следующий год иммунизироваться, если в этом году болел гриппом. Эти вопросы берут начало от пресловутого ADE-эффекта (антителозависимое усиление инфекции — явление, при котором связывание вируса с не полностью нейтрализующими антителами вызывает его проникновение в иммунные клетки). Об этом явлении сейчас много говорят, но на самом деле в отношении коронавирусов SARS и SARS-CoV-2 после вакцинации векторной вакциной такое усиление не происходит. Если мы говорим о векторных вакцинах, то все вакцинированные выживают и не болеют, все невакцинированные животные умирают или имеют гораздо большие повреждения легких, чем вакцинированные.

Поэтому ни о каком ADE-эффекте в чистом виде, который бы конвертировался в усиление респираторного заболевания, в случае использования векторных вакцин речи не идет. Это не значит, что его не нужно изучать и смотреть. На самом деле разработчики обязаны каждый раз отслеживать свою вакцину в самых разных ситуациях и по самым разным показателям, в том числе и по этому. К этому надо относиться внимательно. Но на сегодняшний день эта история по поводу ADE сильно раздута. Эффект эозинофилии в легких (увеличения количества иммунных клеток, ведущий к так называемому цитокиновому шторму) был показан на инактивированных вакцинах, но не на векторных. Это другой тип вакцин.

И даже иммунизированные инактивированной вакциной животные выживали. У них была эозинофилия, они болели, но выживали. Контрольные животные тоже болели, но умирали. Соответственно, о каком усилении респираторной инфекции может идти речь даже в этом случае? Животные защищены в опыте и не защищены в контрольной группе. Если бы никакой другой вакцины не было и меня бы спросили, хочу ли я приобрести иммунитет, но у меня будет небольшая эозинофилия легких, я бы выбрал эозинофилию. Поэтому это довольно придуманная история. Поскольку на векторных вакцинах это вообще не показано, то раздувать это и превращать в какую-то глобальную проблему — скорее просто поймать кусочек хайпа. Эта история действительно существует в случае с вакциной против лихорадки Денге и других лихорадок. Но для коронавируса это не показано, им уже переболели миллионы людей, никаких случаев ADE-эффекта не нашли. Нет такого, чтобы переболевшие люди заболели еще раз и умерли, как с Денге. На ADE-эффект нужно обращать внимание, нужно отслеживать, для всех вакцин, не только для коронавируса, а от всех респираторных инфекций. Но говорить о том, что это гигантская проблема и теперь есть ADE-эффект и из-за этого никогда не будет вакцины, это глупо. Я не видел ни одной доказательной научной статьи, которая бы рассказывала об этом.

— Как вы могли бы прокомментировать критику, что титр антител в вашей вакцине очень низкий?

— Это либо непонимание терминологии, либо просто подмена понятий. У нас титры огромные. Почти 1 на 15 000. В СМИ перепутали титр вируснейтрализации с титром антител. Все титры указаны в инструкции. Что тут комментировать, если люди не видят титр 1 на 15 000 и пишут 1 на 50. Если бы они написали, что 15 000 — мало, то я бы мог с ними спорить. А поскольку здесь просто подлог и искажение информации, что можно комментировать?

— Есть ли какие-то методологические различия в проведении третьей фазы клинических испытаний в разных странах, которые упускают из виду международные комментаторы, когда говорят о российской вакцине?

— Мы все будем делать по закону Российской Федерации. Я не очень волнуюсь о том, что кто-то прокомментирует, что у нас что-то не так. Все равно найдется кто-то, кто прокомментирует, что у нас что-то не так. Любые клинические исследования в России проводятся по ФЗ № 61. Ни один эксперт, который живет в России, не примет результаты, если они получены с нарушениями. Причем, если есть минимальные отклонения от протокола, они задокументированы и выявляются экспертами, исследование вообще может быть признано несостоявшимся и быть заблокированным. Соответственно, разработчики могут быть привлечены к ответственности в зависимости от масштабов этих нарушений. Мы работаем в правовом поле и экспертизу проводим по законам Российской Федерации. Если кому-то не нравятся законы России, ну это их проблемы.

— Комментаторы указывают на международные стандарты, и хотелось бы понять, как это происходит в других странах, которые разрабатывают эти вакцины. Работают ли они по стандартам и по закону их собственных стран, или по вот этим международным стандартам, которые все предъявляют России?

— На самом деле все стандарты более-менее гармонизированы. Понятно, что многие страны защищают свой рынок, своих производителей, есть условия по регистрации зарубежных препаратов на своей территории. В данном случае Россия не идет каким-то особенным путем. Мы следуем Хельсинкской декларации. Обычно возражения касаются Постановления правительства № 441, где разрешено проводить регистрацию на жестких условиях. Для чего разрешено проводить регистрацию и на каких условиях, мы говорили в начале сегодняшнего разговора. И вся критика сводится только к критике этого пункта и постановления правительства. Но я считаю, что это очень хорошее постановление. Оно на самом деле не развязывает, а завязывает руки производителям, ставит их под жесткий контроль, но при этом дает некую степень свободы. Поэтому я не вижу никаких проблем. Если кому-то хочется критиковать это постановление правительства, здорово. Наверное, хорошо, что в мире есть другое мнение.

— Во время создания российской вакцины работали ли только российские ученые, или в создании вакцины принимали участие какие-то иностранные коллеги?

— Нет, конкретно эта вакцина разрабатывалась только в Центре Гамалеи, ни с какими иностранными коллегами мы не сотрудничали. Но сама технология — это огромный пласт знаний и научного опыта работы. Естественно, с ней в мире работает очень много людей, есть масса публикаций, мы с этими публикациями знакомимся, они — с нашими, это такое общее научное поле. Масса исследований проведена до нас и не нами. Конечно, мы пользовались всеми общедоступными научными результатами, которые есть в этой области. Но непосредственно разработка вакцины, ее создание и масштабирование — это все велось только российскими учеными.

Россия. США. Китай. Весь мир. ЦФО > Образование, наука. Медицина > ria.ru, 18 августа 2020 > № 3486848 Денис Логунов

Татьяна Москалькова: международной базе по защите СМИ нужна перезагрузка

Уполномоченный по правам человека в РФ Татьяна Москалькова на фоне зарубежных митингов и протестов, где журналисты часто подвергаются опасности, рассказала РИА Новости о необходимости усилить правовое просвещение сотрудников силовых структур по соблюдению прав СМИ, об ожидании более решительных действий от мировой общественности в защиту журналистов, о важности создания новых механизмов защиты СМИ, а также о деятельности аппарата омбудсмена в этой сфере. Беседовала Алена Нефедова.

— В ходе массовых протестов в Белоруссии были задержаны российские журналисты, некоторым из них был запрещен въезд в страну на пять лет. На ваш взгляд, почему некоторые страны позволяют себе так обращаться с сотрудниками СМИ и как это можно изменить?

— Белоруссия для нас братская страна, и, разумеется, мы вправе рассчитывать на то, что силовые структуры не будут препятствовать аккредитованным российским журналистам в осуществлении их профессиональной деятельности. Хочу отметить, что своевременная реакция российского МИДа позволила представителям СМИ в кратчайшие сроки вернуться на родину.

Статья 19 Всеобщей декларации прав человека провозглашает право каждого человека свободно искать, получать, передавать, распространять информацию любым законным образом, что, однако, не исключает обязанности журналиста работать строго в соответствии с законами страны пребывания.

К сожалению, ряд стран зачастую не только не соблюдают международно-правовые нормы, регулирующие деятельность журналистов, но и свое законодательство, гарантирующее представителям СМИ право на свою журналистскую деятельность. Полагаю, что незамедлительная реакция на подобные действия со стороны соответствующих международных структур, профессиональных объединений журналистов и правозащитного сообщества будет способствовать недопущению впредь подобных эксцессов.

— Яркие примеры нарушения прав журналистов были и во время протестов в Америке. Вы обращались в ООН в их защиту. Ответили ли вам по этому вопросу? Будет ли восстановлена справедливость и объяснила ли американская сторона такое поведение?

— К сожалению, в Соединенных Штатах Америки нет федерального омбудсмена, поэтому я направила обращение Верховному комиссару ООН по правам человека Мишель Бачелет и президенту Международной ассоциации журналистов Юнесу Мджахеду, в котором делала акцент на том, что свобода слова и обеспечение безопасности деятельности журналистов являются базовыми ценностями демократического общества, закрепленными во всех основополагающих международных документах универсального и регионального уровней.

Полагаю недопустимым применение мер насилия и противодействия в отношении людей, выполняющих свой профессиональный долг, поэтому в обращении к госпоже Бачелет я просила обратить внимание американских властей на сложившуюся ситуацию с тем, чтобы были приложены максимальные усилия в целях недопущения подобных случаев произвола и жестокости в отношении журналистов, а господина Мджахеда дать оценку произошедших событий и впредь содействовать недопущению подобных случаев в отношении российских журналистов.

— Говоря о статистике, обращений от журналистов за 2020 год и аналогичный период 2019 года стало больше или меньше? На что чаще всего жалуются сотрудники СМИ?

— В этом году ко мне пришло всего лишь 19 обращений от журналистов. Это несколько больше, чем в 2019 году, но хочу отметить, что закон предоставляет мне право проводить мониторинг по вопросам, имеющим большой общественный резонанс. А препятствование деятельности журналистов относится именно к такой категории вопросов, поэтому по каждому подобному случаю, вне зависимости от того, было ко мне обращение или нет, я ходатайствую перед Генеральной прокуратурой о проверке обстоятельств дела. По результатам проверок были и отмены меры пресечения, и снижены штрафы, и прекращены уголовные дела в отношении журналистов. В качестве примера достаточно вспомнить до сих пор находящееся на слуху дело журналиста Ивана Голунова.

— Достаточны ли меры по защите журналистов сегодня? Как еще можно защитить права наших журналистов за рубежом? Может, создать отдельные комитеты по контролю за ситуацией в российских посольствах?

— Впервые эта тема вошла в ежегодный доклад о деятельности уполномоченного в 2019 году и, конечно, прозвучит и в докладе за нынешний год. Конечно, защищенность журналистов сегодня явно недостаточна, причем как в нашей стране, так и за рубежом. Не секрет, что чаще всего права журналистов нарушают представители силовых структур. Очевидно, было бы целесообразно усилить работу по правовому просвещению их сотрудников в части соблюдения прав представителей СМИ. Хочу отметить, что и министерство обороны, и министерство внутренних дел издали приказы, регламентирующие действия своих сотрудников в отношении представителей СМИ.

Относительно международного аспекта деятельности журналистов могу сказать, что неоднократно обращалась в международные инстанции, включая ООН, и призывала положить конец произволу в отношении представителей СМИ. Хочу отметить, что мои заявления не остались незамеченными и комиссары по правам человека в таких авторитетных международных организациях, как ООН и Совет Европы, поддержали эту позицию. Однако простого порицания со стороны правозащитного сообщества оказалось мало. Ожидаем более решительных действий от мировой общественности. Сегодня для того, чтобы комплексно решить проблему взаимопонимания, нужно лечить не только отдельные симптомы, но и, как говорят врачи, "иммунную систему" в целом. Считаю, что международная правовая база, защищающая представителей нелегкой журналистской профессии, нуждается в перезагрузке. В этой работе нам очень помогают посольства Российской Федерации.

На мой взгляд, было бы полезным создать в стране консолидированную рабочую группу из представителей МИДа, Союза журналистов России, ведущих СМИ и профильных НКО, а также юристов и правозащитников. В таком широком экспертном составе группа смогла бы проводить мониторинг нарушения прав российских и зарубежных журналистов и выработать новые механизмы их эффективной правовой защиты.

Белоруссия. США. Россия. ООН > СМИ, ИТ. Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 18 августа 2020 > № 3486847 Татьяна Москалькова

Калифорнийский суд обязал Uber и Lyft считать своих водителей сотрудниками. Как это повлияет на будущее агрегаторов?

Сервисы будут вынуждены предоставлять водителям полагающиеся им выплаты, в том числе за сверхурочную работу и в случае болезни

Суд крупнейшего американского штата Калифония постановил, что водители двух самых главных агрегаторов такси Uber и Lyft являются наемными сотрудниками, поэтому у них совсем другие права и обязанности. Похожие судебные разбирательства проходят и в других странах.

Главная идея основателей современных агрегаторов такси заключалась в том, чтобы в корне изменить профессию с помощью современных беспроводных технологий. Возить людей с появлением агрегаторов мог каждый самостоятельно и столько, сколько ему нужно: хоть час в неделю, хоть полный рабочий день. Агрегатор лишь сводит клиента и водителя.

Но в реальности все оказалось иначе. Агрегаторы определяют ценовую политику, а конкуренция между ними и непомерно высокие комиссии делают работу крайне выматывающей. То же фактически теперь касается и водителей, купивших за четверть миллиона долларов частную лицензию.

Медианная зарплата таксиста с собственной лицензией в Калифорнии по состоянию на июль 2020 года составляет порядка 40 тысяч долларов в год «грязными». Доход варьируется от 33 тысяч до 49 тысяч долларов, в зависимости от города и многих других факторов, включая дополнительный сертификаты, то есть в среднем 3300 долларов в месяц. Вот что рассказал Андрей Булгак, долгое время работавший в Калифорнии в такси и переквалифицировавшийся в водители автобуса, чему он очень рад.

«Люди, которые купили медальоны, в любом случае должны платить в банк ипотеку. Потому что они купили этот медальон за 250 тысяч долларов. А банку все равно — карантин или не карантин. Это что касается такси. Я видел человека, который купил этот медальон. Я говорю: переходи, уходи из такси, не работай там больше, потому что все валится. А он говорит, что не может, потому что на нем теперь висит этот долг. Продать он этот медальон не может. Водители Uber и Lyft тоже спрашивают, как можно поменять работу, потому что из-за карантина у них упали доходы».

Будь то популярный в США Lyft, будь то Uber, все они позиционируют себя как высокотехнологичные и инновационные компании. Но при внимательном рассмотрении оказывается, что инновационного в них не так уж и много. Помимо приложения и возможности заказа машины через интернет (того, что теперь делают почти все), это все же просто классическая служба такси, основой которой являются водители, автомобили и бензин.

Раньше такси вызывали по телефону, а теперь это можно сделать через интернет. Речь тут больше идет не о новых технологиях, а о попытке под их соусом внедрить другую схему рабочих отношений, считает руководитель центра компетенции Международного евразийского форума такси Станислав Швагерус.

«Конечно, вопрос интересен тем, что именно с Калифорнии началось глобальное развитие уберизации отраслей экономик. Uber уже заявил, что если решение суда останется в силе, то агрегатор прекратит свою работу в Калифорнии. Это не впервой для Uber, он из многих стран уходил после того, как ставили под удар именно эту бизнес-модель: неограниченное использование независимых исполнителей, за которых не нужно нести ответственность».

В марте Кассационный суд Франции признал водителя Uber сотрудником компании, а не независимым подрядчиком. Основанием для решения было то, что при подключении к цифровой платформе Uber между водителем и компанией устанавливаются отношения субординации, поэтому водитель предоставляет услуги не как самозанятое лицо, а как сотрудник. Кроме того, водитель не может устанавливать стоимость поездки и сам искать клиентов.

Компания Uber показывает убытки год за годом. За 2019 год они превысили 8,5 млрд долларов. При этом сооснователь компании Трэвис Каланик в конце 2019 года покинул совет директоров, избавившись от своих акций на 2,5 млрд сразу же, как только биржевые законы позволили ему это сделать.

США > Транспорт. СМИ, ИТ > bfm.ru, 14 августа 2020 > № 3478624 Андрей Жвирблис

Ставки на развитие!

Банк России как генератор роста производства

Сергей Ануреев

24 июля Банк России снизил ключевую ставку до 4,25%. Очевидно, что Банк России последовательно движется к беспрецедентно низким процентным ставкам по кредитам. Однако беспрецедентно-низкая ключевая ставка не должна означать низкую ставку по кредитам для всех, поскольку это приведёт в среднесрочной перспективе к росту цен и банковскому кризису. В США экстремально низкие ставки доступны только федеральному правительству и крупнейшим банкам, тогда как рядовые американцы и средние корпорации занимают по довольно высоким ставкам. Правительству и Банку России следует дифференцировать процентные ставки коммерческих банков по кредитам, исходя из приоритетов экономического развития, снижая их только по кредитам на ипотеку на недорогие квартиры и на продукцию отечественного машиностроения, оставляя ставки высокими на дорогие квартиры и импортные автомобили.

Когда в мае этого года Банк России понизил ключевую ставку с 6% до 5,5%, что считалось большим достижением, в статье "Ставки велики" ("Завтра", 2020, №23) я предложил сценарий понижения ставки осенью до 3,5%. В том сценарии указывалось на необходимость скоординированной политики Минфина, Банка России и госбанков по снижению процентных ставок; на допустимость снижения ставок по вкладам даже ценой умеренного оттока вкладов и умеренного роста государственного долга; на необходимость сохранения процентной маржи банков на высоком уровне для точечного снижения ставок по кредитам наиболее пострадавшим от коронакризиса и для отработки проблемных кредитов.

В том же сценарии я писал о возможных последствиях неумелого снижения ключевой ставки, которое может спровоцировать значительный отток вкладов и сокращение банковской маржи, исчерпание ликвидных активов и прибыли банков, государственные вливания в банковскую систему, эскалацию банковского кризиса и бюджетного дефицита. Пока действия Минфина, Банка России и госбанков по снижению процентных ставок скорее содействуют выходу из коронакризиса, но вероятность неверных действий остаётся.

Дело в том, что публика, бизнес и отдельные политики готовятся к низким процентным ставкам по кредитам для всех и к буму кредитования, но это будет стратегической ошибкой экономической политики. Мы по опыту 1990-х годов помним, что огромная необеспеченная денежная эмиссия вызывает открытую инфляцию и спад экономики. Однако и резкий рост объёмов дешёвого кредита вызывает рост цен недвижимости, акций и других бизнес-активов, вызывает ценовые пузыри, финансовые кризисы и спад экономики.

В России такие негативные тенденции уже наметились, когда антикризисное удешевление ипотеки и рост её объёмов подтолкнули к росту цен на квартиры на фоне запаздывания ответа стройкомплекса ростом строительства. Пока цены выросли умеренно, всего на несколько процентов, но это было ответом на снижение процентной ставки по ипотеке на те же несколько процентов. Продолжение такой тенденции, её эскалация на коммерческую недвижимость и акции породит в среднесрочной перспективе ценовой пузырь по образцу 2006-2008 гг., а вовсе не рост физических объёмов строительства и не решение жилищных проблем рядовых россиян, и не даст реального роста ВВП.

Для подтверждения тезиса о недоступности для рядовых американцев дешёвого кредита под близкую к нулю ставку можно обратиться к статистике ФРС США, приведённой в базе данных FRED. Следует сравнить такие статистические показатели: ключевую ставку, ставки по ипотеке и автокредитам, а также ставки по кредитным картам. Мы увидим, что в 2010-е гг. при близкой к нулю ключевой ставке ипотека и автокредиты выдавались американцам в среднем под 5%, а карточные кредиты — по ставке 12-15%. Отметим, что и после кризиса 2008 года, и во время коронакризиса эти ставки снижались несущественно или вообще не снижались. Фактически, рядовые американцы ощущали снижение процентных ставок только как вкладчики и инвесторы в государственные облигации, но не как ипотечники или держатели кредитных карт. Политика низких процентных ставок была нацелена на удешевление государственных заимствований и вкладов в коммерческих банках. Это позволяло финансировать огромный бюджетный дефицит и государственный долг США под близкую к нулю процентную ставку, а также позволяло банкам отрабатывать свои проблемы и возвращать средства государственной поддержки.

Но и в США, и в России политика низких процентных ставок больше нацелена на отработку прошлых проблем и только в малой степени — на стимулирование нового реального экономического роста. На это обычно указывает значительный рост государственного долга и суммы вкладов по отношению к ВВП, когда единица реального роста ВВП обходится в 5-7 единиц роста государственного долга и банковского кредита. Эта тенденция особенно вопиюща в США, где 2010-е гг. получили название "Великая рецессия", но она начинает проявляться и в России. На то, что правительства чаще заливают дешёвыми деньгами накопленные проблемы прошлого и мало направляют дешёвые деньги на стимулирование нового роста, неоднократно сетовали виднейшие российские экономисты.

Примерами точечного стимулирования реального экономического роста в США, Японии и Германии являются низкие процентные ставки по кредитам на поддержку экспорта оборудования и автомобилей, на ипотеку при покупке первой недвижимости. Немецкий "Гермес" и американский "Эксимбанк" были хорошо известны российским крупнейшим банкам и предприятиям до финансовых санкций, а массовые дешёвые автокредиты через дочерние банки западных гигантов характерны в России и на фоне санкций (они по-прежнему дешевле кредитов на покупку российских автомобилей). Именно дешёвые и длинные западные кредиты содействовали буму импорта автомобилей, строительной и сельскохозяйственной техники, промышленного оборудования и сокращению такого производства на российских заводах. Дешевизну таких кредитов обеспечивали рядовые американские и немецкие граждане, занимавшие у своих банков по довольно высоким ставкам, вполне сравнимым с российскими, и субсидировавшие тем самым экспортные кредиты.

В 2010-е гг. процентные ставки по вкладам и, особенно, по кредитам в России были значительно выше процентных ставок в США и Германии, а бюджетный дефицит позволял субсидировать лишь ограниченные по объёмам кредиты. Снижение ключевой ставки Банка России и ставок госбанков даёт основу для роста продаж продукции российского машиностроения и наращивания жилищного строительства. Дешёвая ипотека без бюджетных субсидий вполне достижима в горизонте года с умелым наращиванием её в сегментах и регионах массового строительства. Вполне будет возможно кредитовать на рыночных условиях под низкие ставки долгосрочную аренду с правом последующего выкупа (то есть лизинг) отечественных самолётов, вагонов, судов, строительной и сельскохозяйственной техники, российских автомобилей. Объёмы такого кредитования могут стать значимыми для реальной поддержки устойчивого экономического роста — значимыми без ограниченных по объёму бюджетных субсидий на фоне бюджетного дефицита.

Возможности кредитной поддержки роста отечественного производства и строительства требуют точечного регулирования процентных ставок по различным видам кредитов. Ещё раз следует напомнить, что фронтальное снижение процентных ставок по всем видам кредитов может выродиться в рост цен на квартиры, в рост импорта оборудования и автомобилей, в рост спекуляций с бизнес-активами. Точечное регулирование процентных ставок не означает лишь снижение во многом индикативной ключевой ставки Банка России. Такое регулирование, в первую очередь, должно способствовать уменьшению ставок по кредитам, которые с высокой вероятностью дадут реальный экономический рост, и повышению ставок по кредитам в сегментах с ростом цен (например, на дорожающую недвижимость бизнес-класса) и импорта (например, на импортные автомобили).

Банк России пока только осваивает механизмы дифференцированного регулирования процентных ставок конечным заёмщикам. Основным инструментом такого регулирования являются резервы под потери по кредитам. Банку России следует требовать от коммерческих банков не только повышенных резервов по валютным кредитам, кредитам на сделки слияния и поглощения, кредитам на погашение ранее выданных кредитов, необеспеченных кредитов, но и прямо указывать на повышенные ставки по таким кредитам. Отдельный блок регулирования кредитов конечным заёмщикам действует для застройщиков и ипотеки, где определены целевое использование средств на разных этапах строительства и предельные объёмы кредитов — исходя из финансового положения застройщиков, доходов ипотечников и первоначального взноса. Банк России также имеет в своем арсенале инструменты ограничения предельных процентных ставок по вкладам в рамках системы страхования вкладов и по отдельным категориям потребительских кредитов населению.

Следует уточнить несколько наиболее важных направлений регулируемой государством дифференциации процентных ставок по кредитам конечным заёмщикам. Процентные ставки по ипотеке должны быть низкими только по относительно небольшим кредитам на покупку массового жилья в малых и средних российских городах, как это прописано в программе льготной ипотеки. Ипотечные кредиты на покупку жилья бизнес-класса и премиум-сегмента, на дорогие загородные дома, на коммерческую недвижимость должны оставаться высокими: на уровне под 10% годовых. Процентные ставки по автокредитам на российские автомобили также должны быть низкими, тогда как на импортные автомобили не должны быть ниже тех же условных 10% годовых. Аналогичным образом, должны быть низкими проценты по кредитам на покупку и лизинг строительной и сельскохозяйственной техники российского производства, и высокими — импортного. Помимо дифференциации процентных ставок, следует дифференцировать минимальные требования по первоначальным взносам за счёт собственных средств заёмщиков, устанавливая их в размере 20% по указанным нужным для экономического роста кредитам и в размере 50% на не дающие экономического роста кредиты на покупку импортных товаров или бизнес-недвижимости.

Дифференцировать процентные ставки можно путём уточнения действующих нормативных документов Банка России или введением новых. Предельные пониженные или повышенные уровни процентных ставок по массовым типам кредитов пока мало прописаны в нормативных документах. Различия в процентных ставках можно конкретизировать в действующем Положении Банка России о порядке формирования кредитными организациями резервов на возможные потери по ссудам, просто оговорив очевидные значения процентных ставок в зависимости от резервов. Вполне можно принять и отдельное Положение Банка России, детализирующее многочисленные правительственные программы льготного субсидируемого кредитования, где, в том числе, оговорить предельные повышенные размеры нельготных кредитов, за счёт которых банки будут фактически субсидировать низкие ставки по льготным кредитам. Дискриминация более дорогих импортных автомобилей или дорогой недвижимости уже существует в нашей налоговой системе и таможенном регулировании, эти наработки можно заимствовать для дифференциации условий кредитования. Уточнить нормативные документы вполне можно за несколько месяцев — с тем, чтобы дальнейшее снижение процентных ставок пошло в нужном для роста экономики направлении.

Россия. США > Финансы, банки. Госбюджет, налоги, цены > zavtra.ru, 13 августа 2020 > № 3541491 Сергей Ануреев

«КЕДРОВАЯ» РЕВОЛЮЦИЯ: СРАЖЕНИЕ ЗА СВОБОДНЫЙ ЛИВАН

ВАЛИД ФАРЕС

Американский учёный и публицист ливанского происхождения, автор многих книг о ситуации на Ближнем Востоке.

ВОСЬМАЯ ГЛАВА ИЗ КНИГИ ВАЛИДА ФАРЕСА

«“Кедровая” революция: сражение за свободный Ливан» – глава из пророческой книги Валида Фареса «Революция грядет: борьба за свободу на Ближнем Востоке», опубликованной осенью 2010 г. в США, когда ничто не предвещало, что через три месяца Ближний Восток и Северная Африка взорвутся волной социально-политических протестов. В 2011 г. книга вышла в издательстве «Эксмо». С любезного разрешения издателей публикуем главу о Ливане, которая – ретроспективно – объясняет многие процессы, происходящие в этой стране сегодня.

Пока Запад наблюдал за афганцами и иракцами, идущими к избирательным урнам после падения «Талибана» и «Баас», многие американские и европейские критики политики доктрины «глобальной демократии», очевидно, не без влияния антиосвободительного регионального картеля, заявляли, что администрация Буша принуждает к демократии народы, которые этого не желают. Набросившись со всей силой на плюралистический политический процесс, «братство противников демократии» выдвинуло идею, что Америка и её союзники насаждают политическую культуру, которую не приемлют афганцы и иракцы. Разумеется, они опустили тот момент, что подъёму либеральной демократии противодействовали доминирующие элиты, а не большинство населения. «Картель» и его союзники на Западе утверждали, что без военной интервенции выборы в Ираке и Афганистане не могли бы состояться.

Ясно, что без насильственного свержения режимов «Баас» и «Талибана» два общества, находившиеся под их властью, не смогли бы добиться свободы. Но рано или поздно они всё равно восстали бы против ужасов, творимых тоталитарными режимами панарабистов и джихадистов. Впрочем, другие общества уже продемонстрировали готовность подняться на борьбу за свободу без присутствия чужеземных солдат на своей территории. Всё, что для этого требовалось – ясная, однозначная, твёрдая позиция Запада относительно права этих народов на собственное освобождение и его моральная готовность оказать помощь в момент, когда этого потребуют обстоятельства. Одно это обещание способно стимулировать глубинные силы угнетённого народа, привести к неожиданному проявлению смелости. Реальность этого подтверждает пример Ливана, страны, с которой связаны годы моей молодости.

Воздействие ливанской «кедровой» революции на души многих американцев и европейцев само по себе стало важнейшим поворотным пунктом в восприятии США и Западом политической культуры региона. Я лично наблюдал этот психологический шок, мотаясь в 2003–2005 гг. между Вашингтоном и Брюсселем, выступая за освобождение этой маленькой страны от оккупантов.

Случай, который я никогда не забуду, произошел в штаб-квартире MSHNC в Секаукусе, штат Нью-Джерси. Я работал у них аналитиком по терроризму и проблемам Среднего Востока. 15 февраля 2005 г., на следующий день после убийства бывшего премьер-министра Ливана Рафика Харири, американские и западные СМИ обратили внимание на необычные кадры, поступающие со спутников в отделы новостей по обе стороны Атлантики. Тысячи, затем десятки тысяч, а затем сотни тысяч ливанских граждан, преимущественно молодых юношей и девушек, вышли на улицы, скандируя с невиданной доселе страстью лозунги против сирийской оккупации. «Кто эти люди, кто эти молодые мужчины и женщины? Тысячи скандируют лозунги против сирийской армии и «Хизбаллы». Они такие молодые, такие энергичные. Откуда они взялись?» Отставной полковник Кен Аллард, бывший декан одного из военных колледжей, не мог поверить своим глазам. Он, и бывшие рядом с ним отставной полковник Джек Джейкобс и отставной подполковник Рик Франкона, специалисты по международным конфликтам и корреспонденты NBC, специализирующиеся на вопросах терроризма и вооружённых конфликтах, в изумлении наблюдали за тем, как полтора миллиона человек шли по центру Бейрута с плакатами, требуя прекращения оккупации и угнетения, выступая за демократию и свободу. Джейкобс восторгался красотой и энергией молодых участниц демонстрации. «Клянусь, эти девушки революции – кошмар “Талибана” и реальные конкурентки “Хизбаллы”», – говорил кавалер медали Почёта *.

Отделы новостей Fox News, CNN, BBC и прочих СМИ были, похоже, немало удивлены. Медийная элита Запада, особенно после 11 сентября и тем более после войны в Ираке, была уверена, что народы региона испытывают неприязнь к западной демократии или к демократии вообще, точка. На протяжении ряда лет наш внешнеполитический истеблишмент заявлял, что в Ливане всё хорошо и нет необходимости выводить сирийские войска, поскольку гражданское общество страны этого не требует. Затем наступил 2005 год. И события стали разворачиваться в реальном времени. В Бейруте более трети населения вышли на улицы, сообщая всему миру, что больше не могут терпеть угнетения. На самом деле, это была революция. Одинокий и забытый более чем на четверть века ливанский народ восстал. Без закрытой для полётов зоны, способной защитить их, как иракских курдов, без иностранного военного присутствия, как в Афганистане и Ираке, небольшая, но энергичная нация продемонстрировала всему международному сообществу, что на Ближнем и Среднем Востоке назрел взрыв. Это произошло 14 марта 2005 года.

Из всех средневосточных стран Ливан – наиболее сложная в плане социально-этнической и политической структуры стран. До войны 1975 г. в Ливане действовала демократическая политическая система, сопоставимая с израильской и до некоторой степени с турецкой. Его гражданское общество в различные времена и при различных обстоятельствах пробовало и проверяло на себе демократическую культуру. Потребуются целые тома, чтобы описать и проанализировать ливанский опыт взаимодействия с феноменом демократии, но очевидно, что среди всех членов Лиги арабских государств в этой стране произошла одна из самых первых демократических революций, хотя исход восстания до сих пор окончательно не ясен. Получившая широчайшее освещение «кедровая» революция 2005 г., удивившая мир и обратившая на себя внимание мировой общественности в целом и ООН в частности, с 2008 г. ведёт борьбу за выживание.

Феномен мирного переворота в регионе, пережившим одну из самых жестоких и продолжительных войн, заслуживает называться наивысшим достижением освободительного движения на Среднем Востоке – даже при том, что в настоящее время этот свободный анклав демократической культуры окружают объединённые силы джихадизма и авторитаризма. Ливан не первый раз в своей истории сопротивляется оккупантам и угнетателям. Вторжения и мятежи преследуют эту многострадальную страну с античных времён.

Исторические предпосылки

Я рос в Бейруте, поэтому острый интерес к ливанской истории у меня не случаен. Нескончаемая война, которая опустошала страну, заставила меня попытаться понять, что же такое есть в геноме этой страны, что продуцировало такой ошеломительный уровень насилия и нетерпимости между воюющими фракциями. Но сначала недоумение у меня вызывал отказ Сирии признать возникшую в 1943 г. независимую Ливанскую республику.

Для арабского мира, преимущественно управляемого диктаторскими и авторитарными режимами, особая ливанская демократия уникальна. В отличие от большинства арабских стран, Ливан знал политические кампании, выборы, парламентские переговоры, правительственные коалиции и энергичную свободную прессу. Всё это беспрецедентные явления для Ближнего и Среднего Востока. Под давлением регионального авторитарного «Халифата» ливанский эксперимент с плюрализмом и свободами рухнул. Однако он бросил серьёзный вызов «братству против демократии». Убитый в результате покушения ливанский президент Башир Жмайель однажды сказал в своём выступлении: «Ливанцы одновременно ангелы и дьяволы Востока». Может быть, точнее было сказать, что Ливан – земля, где столкнулись и ведут борьбу ад и рай, угнетение и свобода. Здесь проходит линия раскола между ними.

Ливанские националисты всегда считали своими предками финикийцев – первый народ, оставивший след в письменной истории цивилизации на побережье восточного Средиземноморья, преимущественно в античных городах Библос, Тир, Сидон и Угарит. Историки страны с гордостью заявляют о финикийском наследии, которому мы обязаны созданием алфавита, первых законов мореплавания и, до некоторой степени, первой консультативной демократией, возникшей в городах-государствах на ливанских берегах раньше греческой. Несмотря на исторические дискуссии, свидетельства говорят о том, что на протяжении тысячелетий ранние обитатели Финикии, преимущественно амореи, арамеи и ханаане, осваивали различные формы протодемократических институтов. Там очень рано распространилось христианство, и уже к V веку христиане жили на всей территории современного Ливана.

В течение следующих столетий мозаика восточнохристианских народов, включая маронитов и мелькитов, заполонила прибрежные и горные районы. В VII веке на эти земли с юга вторглись войска Халифата, захватив приморские города и долину Бекаа. Так здесь появилось арабское население. Начиная с VIII века, конфигурация Ливана оставалась почти неизменной и состояла преимущественно из христиан в Горном Ливане и мусульман на равнинах. На протяжении семи столетий марада, вооружённые формирования маронитов, противостояли армиям Халифата, сохраняя свободный анклав на окраине обширной империи.

После падения христианского государства в Горном Ливане в XIV в. и оккупации Османской империей, начавшейся в XVI в., автономное княжество продолжало существование в горах и долинах Ливана вплоть до европейской интервенции, которая в XIX в. формально установила протекторат над государством Горный Ливан. Новое образование получило наименование Petit Liban, или Малый Ливан. Большинство его населения составили христиане, меньшинство – друзы. Во время Первой мировой войны жители этой маленькой автономной страны испытали жестокие притеснения со стороны турок. Треть населения Горного Ливана погибла, другая эмигрировала, оставшиеся образовали ядро современной республики.

После краха Османской империи в 1919 г. Франция получила мандат на управление регионом и намеревалась постепенно наделить Le Petit Liban полной независимостью. Христианские политики попросили прибавить территории к Горному Ливану, и в сентябре 1920 г. возник Большой Ливан. Он стал мультиэтническим и в определённой степени биконфессиональным государством с христианами-ливанцами, ориентированными на Средиземноморье, и мусульманами-ливанцами, аффилированными с арабским миром. В 1943 г. правление французов закончилось, для новой республики настал «золотой век», однако на почве национальной идентичности страну охватил серьёзный кризис. В 1975 г. грянула война.

Специфика ливанской демократии

К 1943 г. большая часть региона находилась под властью Османского халифата, и только в автономии Горный Ливан существовало хрупкое равновесие между христианами и мусульманами, и квазидемократическая система, сформировавшая конституционную демократию с религиозным представительством. Президент был маронитом, премьер-министр суннитом, спикер парламента шиитом; места в парламенте и все должностные посты распределялись между религиозными общинами. Эта необъявленная «федеральная система» была уникальной для арабского мусульманского Среднего Востока, в странах которого правили либо панарабисты, либо авторитарные исламисты.

В 1945 г. арабские националисты вынудили страну присоединиться к Лиге арабских государств, поставив её международные отношения под контроль организации, тон в которой задавали авторитарные режимы. В 1948 г. Лига арабских государств втянула Ливан в совершенно ненужную, растянувшуюся на десятилетия войну с Израилем, вынудив последнего принять сотни тысяч палестинских беженцев и дав указание Бейруту содержать их все эти десятилетия в бедственном состоянии неопределённости. «У нас нет причин ввязываться в войну между арабскими режимами и Израилем», – говорил мне в 1982 г. основатель Ливанского университета, эрудированный мыслитель Фуад Афрам Бустани. Бывший президент Чарльз Хелоу говорил мне, что в 1974 г. большинство ливанцев не хотело вступать в Лигу арабских государств или вмешиваться в арабо-израильский конфликт. «Это показало бы режимам региона, как мы управляем нашей демократией в Ливане», – сказал бывший президент, которому в 1968 г. пришлось иметь дело с первым вооружённым восстанием палестинцев.

В Ливане конца 1960 – начала 1970-х гг. многие критиковали «конфессиональный режим» за то, что он даёт привилегии маронитам и христианам в ущерб нарастающему количеству мусульман. На самом деле республика управлялась группой политических и экономических элит из всех сообществ, получавших огромные прибыли от ливанского свободного рынка и процветающей экономики. Несмотря на споры о её уникальности, фактом оставалось то, что граждане свободно голосовали за своих представителей в муниципальной и законодательной власти, а свобода слова более или менее защищалась. Если бы не длившаяся десятилетия кампания панарабистских и исламистских движений по подрыву этой неустойчивой демократии, Ливан мог бы постепенно присоединиться к клубу демократических государств Средиземноморья и стал бы исключением для всего арабоязычного мира. Вместо того чтобы превратиться в полухомейнистскую страну, маленькая республика могла бы намного раньше выпестовать демократическую революцию.

Но «братство противников демократии» уже с конца 1940-х гг. стало нервничать по поводу появления «Швейцарии на Среднем Востоке».

Вскоре авторитарные режимы Египта, Ирака и в особенности Сирии вместе с шайкой радикальных организаций региона ополчились на бейрутскую модель плюрализма. И после иранской революции хомейнизм раздавил ливанскую демократию.

В 1958 г. египетский президент-диктатор Гамаль Абдель Насер поддержал военный мятеж против прозападного ливанского правительства Камиля Шамуна, спровоцировав первую гражданскую войну. Ливанская демократия выжила, но возможности страны обратиться за международной помощью сократились, а влияние соседних авторитарных режимов на Ливан возросло многократно. Нападения палестинских организаций, позже вооружённых сирийской партией «Баас» и другими режимами, в том числе ливийским и иракским, на ливанскую армию и обычных граждан нарастали на протяжении всех 1960-х и в начале 1970-х гг. Целые районы были выхвачены из-под власти закона, граждан похищали, ливанская демократия постепенно оказалась парализована. В результате нескольких схваток с вооружёнными террористическими группировками, финансируемыми радикальными арабскими режимами, рухнули все демократические институты, оказалась разрушенной демократическая культура страны. Распад власти вызвал появление в христианских и мусульманских районах гражданских военизированных формирований, что, в свою очередь, привело страну ко второй, более продолжительной и разрушительной гражданской войне и иностранной интервенции.

13 апреля 1975 г. уникальный демократический эксперимент республики Большой Ливан рухнул. Страна оказалась поделена между военными диктаторами и гражданскими вооружёнными формированиями, раскололась на две крупные зоны. Одна оказалась под контролем Организации освобождения Палестины (ООП) и группы исламистских, марксистских и панарабистских сил. В этой части страны о демократии и свободах пришлось забыть. Верх взяли военизированные формирования, целью которых была ликвидация либеральной ливанской системы. В другой части страны, разорванной войной, христианские силы теоретически держались за многопартийную демократию, но на самом деле военизированные формирования установили авторитарную власть и там. Либеральные и умеренные мусульмане оказались погребены под наслоениями исламистских и панарабистских сил, их коллеги в христианских зонах попали под власть военных диктаторов правого толка. Таким образом, возникла идеально подготовленная сцена для действий сирийского диктатора Хафеза Асада.

Сирийское вторжение: 1976–1990

После того, как многочисленные военизированные формирования захватили ливанское государство и раздавили конституционные институты, в июне 1976 г. сирийский диктатор направил в страну регулярные войска. В выступлении, которое прозвучало через несколько недель, Асад открыто признал, что его режим поддерживает радикальные силы и он считает сирийцев и ливанцев «одним народом в двух государствах». Ни одна международная коалиция не выступила против вторжения – в отличие от ситуации, сложившейся двадцать лет спустя, когда другой баасистский диктатор Саддам Хусейн вторгся в Кувейт.

Я своими глазами видел сирийские танки, расползающиеся по моей родной стране, и пропускные пункты, устанавливаемые на перекрёстках. Уникальную ливанскую демократию развалила не только гражданская война. Возможность возрождения свободы раздавила сирийская армия. Так продолжалось тридцать пять лет – до «кедровой» революции. Баасисты установили контроль над преимущественно мусульманскими территориями и рядом захваченных христианских районов, создав слоёный пирог диктатуры, которую возглавляли сирийцы в компании с разного рода радикальными силами – палестинскими, ливанскими и, с начала 1980-х гг., движением «Хизбалла», поддерживаемым Ираном.

У демократии в Ливане, оказавшейся под контролем Сирии, практически не было шансов выжить.

Впрочем, в риторике о так называемом «Восточном Бейруте» сохранялась надежда: обещание возвращения свободы после того, как будут выдворены сирийские и прочие оккупанты. Христианские силы объединились под командованием главы вооружённых формирований партии «Катаиб» («Ливанские фаланги») Башира Жмайеля, получив наименование «Ливанские силы». В этом «христианском сопротивлении» были свои авторитаристы, в основном среди фалангистов, свои либералы, в том числе сторонники президента Шамуна, и некоторое количество интеллектуалов, в частности, бывший председатель Генеральной ассамблеи ООН Чарлз Малик и Фуад Бустани. Эти силы имели поддержку коалиции политических партий, в задачи которой входило образование федеративного и плюралистического Ливана. Короче, Восточным Бейрутом правили авторитаристы, но их официальный нарратив оставался привержен либеральным демократическим принципам, в то время как баасисты, панарабисты и джихадисты, доминировавшие в Западном Бейруте, не оставляли и малейшей лазейки для плюрализма.

В период сирийской частичной оккупации Ливана между 1976 и 1990-м гг. у меня была возможность работать со многими политиками и интеллектуалами, а затем и сформировать собственную философскую позицию в рамках тех границ свободы, которые были в моём распоряжении. Во время ливанской войны встал вопрос, к какому лагерю примкнуть? Многие утверждали, что демократия разрушена, поэтому, если ты выбираешь свободу на любой стороне, то оказываешься в изоляции. Действительно, господствующие силы в Западном и Восточном Бейруте препятствовали подъёму демократии, но отдельные лица и группы в пределах своих сообществ неустанно ратовали за расширение освободительной борьбы. Различие было в одном: если в Восточном Бейруте долгосрочной целью большинства политических сил было освобождение Ливана от сирийских, иранских и палестинских (ООП) сил и возвращение к плюралистической демократии, то долгосрочной целью господствующих сил в Западном Бейруте – замена республиканского либерализма образца 1943 г. зловещей идеологией баасизма, панарабизма, коммунизма или, позднее, джихадистского исламизма.

В самые мрачные дни ливанского конфликта перед защитниками демократии стояла трудная задача: оказывать из Восточного Бейрута сопротивление силам, подконтрольным Сирии и поддерживаемым Ираном, и бороться в пределах «свободных зон» против тоталитаризма и фашизма. Именно такой выбор сделали многие демократически настроенные группы, находившиеся в христианских районах, в то время как либералы, оказавшиеся под властью ООП и сирийцев на остальной территории Ливана, вынуждены были ждать многие годы, прежде чем национальная революция против сирийской оккупации дала им возможность поднять головы.

В 1977 г. ряд поселений на юге Ливана сформировали местные вооружённые группы для противодействия палестинским и просирийским силам. Изолированный от свободных зон и всего остального мира, южный анклав не имел иного пути, кроме как искать помощи от приграничного Израиля. В результате Освободительная армия Ливана под командованием майора Саада Хаддада, позже переименованная в «Армию Южного Ливана» (АЮЛ) была заклеймена просирийскими силами и «Хизбаллой» как «агенты Израиля». С 1978 по 1982 гг. между сирийскими силами и их союзниками и ливанскими силами под командованием Башира Жмайеля шли нескончаемые ожесточённые бои. Жмайель был прозападным политиком и мечтал об альянсе с Израилем, который в 1982 г. вторгся с юга на территорию страны и дошёл до Бейрута. В какой-то момент сирийцы были на грани изгнания из Ливана, но президент Асад, проницательный стратег, сумел нанести поражение противнику.

В сентябре 1982 г., спустя несколько дней после избрания президентом, Жмайель был убит, новым президентом стал его брат Амин, у которого была более примиренческая позиция по отношению к Сирии. Через год «Хизбалла» организовала взрывы в казармах американских морских пехотинцев и французов, заставляя многонациональные силы покинуть страну. Наступление возглавили сирийцы, постепенно выдавившие христианские силы из Восточного Бейрута и загнавшие их в небольшой анклав. Невероятно, но последний очаг сопротивления раскололся в 1990 г., началась гражданская война между христианскими вооружёнными отрядами во главе с Самиром Гиги и ливанской армией под командованием Мишеля Ауна.

Пока свободный анклав вёл внутреннюю борьбу, а Запад беспокоился по поводу вторжения Саддама в Кувейт, Асад предложил Вашингтону маккиавелиевскую сделку: я поддержу вас в изгнании Ирака из Кувейта, но моя добыча – Ливан. Он изложил свои условия в сентябре 1990 г. Государственному секретарю США Джеймсу Бейкеру. Соединённые Штаты под нажимом нефтедобывающих региональных режимов согласились, и 13 октября того же года танки Асада прогрохотали по улицам свободного анклава Ливана, завершая пятнадцатилетнюю войну. Вторжение Асада положило конец надеждам на демократическое возрождение как Восточного, так и Западного Бейрута. Вся страна оказалась под игом баасистов. Я покинул Ливан 24 октября 1990 г., через несколько дней после убийства либерального политика Дани Шамуна и его жены. В Ливане открылся путь террору, который продлится пятнадцать лет.

Сирийская оккупация: 1990–2005

В считанные недели сирийский «Мухабарат» установил контроль над всей страной, за исключением южного анклава АЮЛ, оставшегося под контролем Израиля. Настойчивому Асаду и его иранским союзникам понадобилось десять лет, чтобы вынудить Израиль отойти за государственную границу, разоружить АЮЛ и установить полную власть над Ливаном. Первые десять лет сирийской оккупации Ливана (1990–2000) получили известность как самая мрачная эпоха в современной ливанской истории. Всё руководство республики, от президента до чиновников и служащих, контролировалось Дамаском. В Бейруте установился режим наподобие режима Виши в оккупированной фашистами Франции, под жёстким контролем сирийского «гестапо», которым много лет руководил генерал Гази Канаан. В это мрачное десятилетие происходило тотальное уничтожение всех противников сирийской оккупации. В христианских районах, захваченных в 1990 г., масштабы репрессий были наивысшими. Сотни активистов и обычных граждан подверглись арестам, избиениям и пыткам. Многие оказались в сирийских тюрьмах. Молодые мужчины и женщины зачастую бесследно исчезали из своих домов. За всеми СМИ велось тщательное наблюдение. Всё демократическое движение в стране было подавлено. Тем не менее сопротивление оккупации никогда не прекращалось.

В 1990-е гг. последователи генерала ливанской армии Мишеля Ауна и сторонники различных групп бывшего «Ливанского фронта», таких, как «Стражи кедров», были вынуждены уйти в подполье или эмигрировать. В 1991 г. сирийский режим заключил с Бейрутом «договор о братстве и сотрудничестве», который давал сирийским разведслужбам и «Хизбалле» полную свободу действий на ливанской территории. В этот год были разоружены все вооружённые формирования, за исключением поддерживаемых Ираном сил и радикальных палестинских организаций. Вся страна оказалась под властью сирийско-иранского режима. В 1994 г. Самира Гиги обвинили в нескольких преступлениях и посадили в тюрьму, его движение «Партия ливанских сил» было распущено.

К середине десятилетия практически вся оппозиция сирийскому режиму была ликвидирована. Спорадически происходили лишь студенческие демонстрации, но они почти не имели народной поддержки. Сторонники бежавшего из страны Мишеля Ауна, сидевшего в тюрьме командующего Самира Гиги, а также независимые активисты сформировали в эмиграции действующую оппозицию, но она не имела существенного влияния на международное сообщество. На юге Ливана израильтяне совместно с армией Южного Ливана под командованием генерала Антуана Лахада удерживали так называемую «зону безопасности». АЮЛ контролировала 10% ливанских территорий и противостояла всей мощи «Хизбаллы» и её союзников.

Постепенно сирийско-иранский альянс стал оказывать давление на южный анклав, и в результате премьер-министр Израиля Эхуд Барак в 2000 г. решил уйти из зоны безопасности, а армию Южного Ливана распустить. 23 мая того же года отряды «Хизбаллы» вышли к государственной границе, и Сирия установила полный и неоспоримый контроль над Ливаном. Сил, оказывающих сопротивление оккупантам, не осталось, и притеснения ливанцев возросли многократно. Но под глубочайшим гнётом в стране зарождалось движение протеста, которое переросло в восстание.

Путь к восстанию: 2000–2005

Со смертью диктатора Хафеза Асада в июне 2000 г. Сирия не утратила господства над Ливаном. Баасистская машина немедленно подобрала замену: его сына Башара. Смена отца на сына дала антисирийским голосам в Ливане небольшой просвет для робкой критики сирийской оккупации. Среди первых, кто начал публиковать в стране оппозиционные статьи, был Гебран Туэни, издатель ежедневной газеты Al Nahar. 20 сентября Епископальный совет маронитов сделал заявление, призывающее к выводу сирийских войск и освобождению заключённых. Постепенно патриарх маронитов и ряд его сторонников подняли голос против баасистской диктатуры в стране. Стало нарастать количество студенческих демонстраций, в университетские городки были направлены силы безопасности. Эмигрантские группы, активизировавшиеся с конца 1990-х гг., принялись лоббировать западных законодателей и ООН. Череда официальных ливанских правительств, действовавших в интересах Сирии, тщетно пыталась подавить активность эмигрантов. В мае 2000 г. лидеры эмиграции собрались на конференции в Мехико и решили обратиться в ООН и попросить её поддержать призыв к выводу сирийских войск из Ливана. На тот момент это казалось весьма маловероятным.

Однако сколь бы энергичными ни были все эти действия, если бы не теракт 11 сентября, события в Ливане могли бы развернуться иначе. После атак «Аль-Каиды» в сентябре 2001 г. США объявили войну террору, Иран и «Хизбалла» объявлены членами «оси зла». Лидеры ливанской диаспоры, преимущественно из США, быстро выступили с заявлением о поддержке американских антитеррористических действий и вышли с инициативой передать дело о выводе сирийских войск на рассмотрение в ООН. Состоялось несколько встреч в Конгрессе, Государственном департаменте и Белом доме. Ливанская делегация настоятельно требовала активизации действий США в Совете безопасности ООН. На одной из таких встреч в марте 2004 г. Эллиот Абрамс, который был главным по Среднему Востоку в Государственном департаменте, спросил лидеров неправительственных организаций: «Если мы усилим давление извне, поддержит ли ливанский народ нашу инициативу?»

Американские лидеры не были уверены, что народные массы Ливана готовы к демократическому восстанию. Вдоволь нахлебавшись джихадистской и апологетической пропаганды в связи с вторжением в Ирак, администрация Буша-младшего с опаской относилась к развязыванию новой кампании, которая могла вызвать ответный огонь. Критики и так без устали нападали на Вашингтон за политику «поддержки демократических революций». New York Times и американские научные круги утверждали, что народы Среднего Востока не готовы к демократии и по своей воле не сделают выбор в её пользу.

Я отвечал так: «Если Америка и другие демократические страны помогут Ливану освободиться от сирийской оккупации, ливанское гражданское общество пойдёт вам навстречу». У меня не было данных, подтверждавших эту мысль; в своём утверждении я опирался на собственную веру в человеческую натуру и на основные инстинкты человека, находящегося в опасности.

Если ливанцы не перестали надеяться на свободу, они воспользуются возможностью и восстанут. Спустя несколько месяцев мои слова подтвердились: вспыхнула «кедровая» революция.

Администрация Буша была наготове, и перед нами открылся путь в Совет безопасности ООН.

Встреча с послом США в ООН Джоном Негропонте в марте 2004 г. стала первым шагом. Неправительственная делегация объяснила свой план, цели и передала записку послу и его помощникам. Так было положено официальное начало битве за освобождение Ливана. Мы проинформировали главу американской делегации, что ливанская миссия в ООН, подконтрольная сирийскому режиму, называет ливийско-американскую команду «ренегатами». Негропонте только отмахнулся. Затем мы встретились с французской и британской делегациями, которые положительно отнеслись к нашему проекту. Состоялись также встречи в Совете безопасности с послом России и китайскими дипломатами. Проведя переговоры с пятью постоянными членами Совбеза, затем мы пообщались и с временными членами, и с представителями Лиги арабских государств.

Следующим шагом стала перегруппировка политических сил. Правители Бейрута и Дамаска получили информацию, что в Нью-Йорке что-то происходит, но не придали этому значения. К середине лета тысячи бумажных и электронных писем, написанных американскими гражданами ливанского происхождения, поступили в Конгресс США и администрацию президента, а также во французские посольства по всему миру. Ливанская диаспора всячески подталкивала Совет безопасности к рассмотрению резолюции. Башар Асад занервничал, его разведка выступила с обвинениями ООН в нечестном поведении по отношению к ряду ливанских политиков, в том числе к бывшему премьер-министру сунниту Рафику Харири и бывшему министру друзу Марвану Хамаде. Дамаск полагал, что Харири оказал влияние на президента Франции Ширака, чтобы тот поддержал Буша по ливанскому вопросу, но на самом деле ливанские политики не имели к этому никакого отношения.

Инициатива ООН была проектом, выдвинутым исключительно ливанскими неправительственными организациями в изгнании. Харири вызвали в Сирию, где как сообщали американские СМИ, Асад обрушился на него с угрозами. 18 сентября 2004 г. Совет безопасности ООН принял резолюцию № 1559, призывающую Сирию вывести войска, а «Хизбаллу» и прочие вооружённые формирования – сложить оружие. После июня 1976 г., когда Хафез Асад отдал приказ о вторжении в Ливан, и после террористических атак «Хизбаллы» в 1982 г. на многонациональные миротворческие силы в Бейруте, это стало первой акцией ООН, направленной на прекращение баасистско-хомейнистского господства в Ливане. Яростной реакцией Дамаска стала попытка убийства либерального политика друза Марвана Хамаде осенью 2004 года. В январе 2005 г. лидеры ливанской эмиграции призвали ливанское гражданское общество к восстанию против сирийского террора. 14 февраля 2005 г. в результате мощного взрыва в центре Бейрута были убиты Рафик Харири, несколько других политиков и их охранники. Друзья погибших обвинили в заказном убийстве Башара Асада, но спустя несколько лет появились сообщения о том, что за этим террористическим нападением стояла «Хизбалла». Через несколько месяцев в ООН был создан специальный трибунал для расследования действий террористов. Жестокое убийство Харири вызвало серию массовых демонстраций в центре Бейрута. Впервые после 1990 г. десятки тысяч граждан, преимущественно христиан, суннитов и друзов, выступили с маршами и лозунгами против сирийской оккупации. Гражданское общество действовало согласно своим свободолюбивым инстинктам. Мои предсказания оправдались: инициатива в ООН вызвала встречное движение народных масс в Бейруте.

8 марта 2005 г. «Хизбалла» и просирийские силы собрали около трёхсот тысяч сторонников для выступления против назревающей революции. В тот день ведущий телекомпании Fox News спросил у меня, правда ли, что большинство ливанцев хотят демократии, ведь организованный «Хизбаллой» гигантский марш «в поддержку Сирии» собрал четверть миллиона людей. Я объяснил ему, что это – максимальная сила трёх режимов, иранского, сирийского и ливанского, которую они могут мобилизовать для сохранения власти господствующей элиты, и что это – решающий момент для молчаливого большинства, готового поднять свой голос в защиту свободы. Действительно, через неделю полтора миллиона мужчин, женщин, молодёжи прошли маршем по столице, призывая «Свободе – звенеть, Сирии – уходить, “Хизбаллу” – разоружить». 14 марта 2005 г. началась «кедровая» революция.

«Кедровая» революция: 2005 – 2008

Международное сообщество не могло не отреагировать на появившиеся в СМИ фотографии и видеокадры, демонстрирующие народные массы, высыпавшие на улицы Бейрута. «Кедровая» революция (термин, придуманный в Вашингтоне, но не чуждый истории ливанского сопротивления сирийской оккупации) была немедленно признана всеми странами западной демократии, включая США, Францию, многих членов Европейского союза, и поддержана арабскими правительствами таких стран, как Саудовская Аравия, Иордания и Египет. Успех демократической революции, обеспеченный не вооружённым насилием, а исключительно мирными массовыми демонстрациями, поразил многих. Все обратили внимание на резкий контраст между демократическим движением в Ливане, созревшим до такой степени, чтобы объединить различные сообщества, и сирийскими, иранскими и представляющими движение «Хизбалла» силами, господствовавшими в регионе. В Афганистане и Ираке выборы, формирование политических партий, свободные дискуссии, появились благодаря военным кампаниям США и союзников. В Ливане авторитарное правительство, поддерживаемое баасистами и джихадистами, рухнуло от песен безоружных граждан и давления эмигрантских неправительственных организаций.

Вскоре после полуторамиллионной демонстрации в Бейруте Вашингтон и Париж попросили Башара Асада немедленно вывести войска из Ливана. Сирийский диктатор оказался перед выбором: либо направлять дополнительные войска для подавления революции, либо уходить. При наличии американских вооружённых сил на востоке, в Ираке, и на западе, в Средиземноморье, военное командование Сирии быстро сообразило, что в случае международных действий у них нет ни единого шанса.

Оказавшись перед лицом мощной народной революции «снизу» и стратегически зажатым между военными группировками Запада, Асад выбрал третий вариант: вывести свои регулярные войска, но сохранить на ливанской территории «вторую армию». В её состав вошли «Хизбалла», сирийские разведслужбы и радикальные палестинские группировки. К концу апреля план Асада был приведён в действие: армия стала быстро покидать Ливан, оставляя за собой лишь несколько позиций вдоль протяжённой границы между двумя государствами.

Политики, которые появились, чтобы возглавить народное восстание, окрестили свою коалицию «Движение 14 марта». К ядру антисирийской оппозиции, которая вела освободительную борьбу с 1990-х гг., присоединились политические деятели из числа суннитов и друзов. Движение объединило сторонников из многих различных ливанских сообществ.

«Кедровая» революция показала, что большинство ливанского народа лелеяли глубокие надежды на свободу и демократию и были готовы вести борьбу с иностранной оккупацией, тоталитарными идеологиями и терроризмом.

Они справились со сложнейшей задачей: после пятнадцати лет оккупации, которую апологетическая пропаганда во всех средствах массовой информации подавала как «стабилизирующую силу», продемонстрировали окружающему миру подлинную волю народа.

«Кедровая» революция сохраняла свою девственную чистоту до тех пор, пока за дело не взялись политики. Вместо того, чтобы довершить начатое дело и полностью сокрушить просирийский режим и отстранить от власти символы периода оккупации – президента Эмиля Лахуда и спикера парламента Наби Берри, – оппозиционные политики предпочли провести выборы в законодательные органы, а некоторые из них вступили в альянс с «Хизбаллой». «Кедровая» революция завоевала огромное большинство в парламенте, но её политики пригласили в кабинет террористическую группировку.

Первые революционные недели оказались сопоставимы с теми днями, когда иракцы и афганцы шли к избирательным урнам, реализуя свои демократические права. Единственным отличием было то, что избиратели в Месопотамии и Афганистане шли на выборы под защитой американских солдат. В Бейруте треть населения, выступая против двух наиболее деспотичных режимов региона, вышла на улицы без присутствия иностранных сил, которые могли бы их защитить.

К июлю 2005 г. наиболее искренние дни демократической революции закончились. В правительство вошли политики движения «14 марта» и, как это ни странно звучит, просирийски и проирански настроенные деятели, хотя и в меньшинстве. Революционные «политики» остановились на полпути. Они не могли просить большей международной поддержки из страха перед «Хизбаллой» и не могли распустить правительство «национального единства», в которое вошли вместе с террористами. К полному смятению населения, стратегическое преимущество быстро перехватили политики, пользующиеся поддержкой Сирии и Ирана. До конца года трое выдающихся лидеров «кедровой» революции были убиты. Погибли политики левого толка Джордж Хави и Самир Кассир, а также недавно избранный в парламент либеральный издатель Гебран Туени. На следующий год «Хизбалла» втянула политиков движения «14 марта» в бесплодный процесс так называемого диалога. В июле лидер «Хизбаллы» Насралла дал команду на начало обстрелов Израиля. Но главной его целью было слабое правительство Фуада Сениоры. После военных действий лета 2006 г. «Хизбалла» отомстила кабинету министров, организовав городские волнения в Бейруте и парализовав центр столицы.

Расчёт Асада и шиитских аятолл был безупречным: со сменой большинства в Конгрессе США администрация Буша оказалась беспомощна в вопросах международной политики. С 2007 г. Америка больше не могла оказывать стратегическое давление на «Хизбаллу» и Сирию. Контрреволюционное движение против демократии набирало в Ливане ход. Росло количество террористических атак и покушений на законодателей, членов правительства, военнослужащих, политиков, лидеров неправительственных организаций и рядовых граждан. 7 мая вооружённые отряды «Хизбаллы» вторглись в суннитские районы Восточного Бейрута и напали на населённые друзами районы Горного Ливана. Его жители с оружием в руках оказали яростное сопротивление отрядам «Хизбаллы», однако политики движения «14 марта» вынуждены были сдать парламент и признать «легитимность» проиранских вооружённых формирований.

«Хизбалла», государственный переворот: 2008–2010

После захвата основных правительственных территорий Бейрута «Хизбалла» стала главным игроком на политической карте страны. Любопытно, что новые выборы в законодательные органы власти, состоявшиеся в июне 2009 г., опять обеспечили политикам движения «14 марта» парламентское большинство. Старшие лидеры коалиции, опасаясь новых вооружённых действий «Хизбаллы», уступили политическое большинство силам, тесно связанным с Дамаском и Тегераном. За два года «кедровая» революция оказалась вытеснена из правительственных институтов и выдавлена назад на улицы, в мир беспомощных неправительственных организаций. Новый президент республики Мишель Слейман признал власть «Хизбаллы» и возобновил старые сирийско-ливанские «переговоры». В 2010 г. новый премьер-министр Саад Харири, сын убитого суннитского лидера Рафика Харири, тоже подчинился влиянию Сирии и «Хизбаллы». Просирийский альянс сил «Хизбаллы» быстро установил контроль над рядом министерств, в том числе министерством иностранных дел, формируя политический курс посольств по всему миру и в ООН, членом Совета безопасности которого Ливан стал в 2010 г. С помощью чиновничества сирийско-иранская «ось» начала активные действия против сторонников «кедровой» революции, вычищая кабинеты и службы безопасности от сочувствующих движению «14 марта». К началу 2010 г. политическое руководство «кедровой» революции в Ливане практически отказалось от борьбы. Лидер друзов Валид Джумблат встречался с лидером «Хизбаллы» Насраллой; премьер-министр суннит Саад Харири посещал Башара Асада в Дамаске; христианские лидеры неохотно, но признали «Хизбаллу» как легитимное «движение сопротивления».

Возврат к власти «Хизбаллы» и сирийских союзников, хотя и не полный, означает конец первой «кедровой» революции или, по крайней мере, первой её фазы. Противники подконтрольного хомейнистам и попавшего под влияние баасистов государства втайне у себя на родине и открыто в эмиграции собирают силы для второй «кедровой» революции.

Демократические силы Ливана

Я встречался с лидерами Ливана, которые появлялись и исчезали, которые были убиты, оказались в изгнании или в тюрьмах. И понял, что демократические идеалы в этой маленькой стране переходят от поколения к поколению, от сообщества к сообществу и возрождаются как феникс. Непрестанное стремление к свободе столь же древнее, как и народы, населяющие горные и приморские районы Ливана.

Жители глубоких ливанских долин относятся к числу очень немногих народов, которые веками боролись против Омейядов, Аббасидов, мамелюков и османов. Эта борьба запечатлена в истории и будет продолжена. Причина многих неудач и поражений от сил «Халифата» всегда крылась во внутренних разногласиях между лидерами сопротивления.

В настоящее время демократические силы рассредоточены по многим сообществам, образующим современный Ливан. Единомышленникам по освободительному движению из разных этнических групп не всегда удаётся координировать свои действия. Христианское сообщество с 1975 г. ступило на путь борьбы с сирийской оккупацией и вело её пятнадцать лет, прежде чем развалиться в ходе христианской гражданской войны 1990 г. В годы войны либерально мыслящие представители мусульманских сообществ жестоко преследовались вооружёнными формированиями и сирийскими разведслужбами. Примеров героизма активистов и писателей в избытке. Например, литератор либерального толка мусульманин Мустафа Джиха, который был убит джихадистами 15 января 1992 г. Джиха выступал против аятоллы Хомейни, «Хизбаллы» и сирийской оккупации. В 1985 г. я спрашивал его, почему он, шиит, выступающий против иранских хомейнистов, не боится преследований со стороны террористов. Он ответил: «Мусульманские интеллектуалы, которые, подобно нам, бросают вызов господствующим исламистским силам в арабском мире и, в особенности, в Ливане, очень хорошо понимают, что все мы – живые мученики за свободу. Некоторые из нас увидят наши общества свободными отсюда. Другие увидят это оттуда». В начале 2010 г. другой Мустафа Джиха направил электронное письмо ливанской эмиграции, заявив о возобновлении борьбы путём переиздания книг убитого литератора. Это его сын, который решил подхватить знамя и продолжить борьбу.

Начали подниматься демократы суннитских и друзских общин, особенно после 2005 г., когда Сирия вывела свои войска из Ливана. В этот решающий для выступлений год было убито несколько либеральных деятелей из числа суннитов.

В Восточном Бейруте за демократию и права человека выступали многие знаменитые личности. Среди них – д-р Чарлз Малик, бывший президент Генеральной ассамблеи ООН и один из авторов Всеобщей декларации прав человека; ректор Ливанского национального университета. Фуад Афрам Бустани; бывший президент университета cв. Джозефа Селим Абу; либеральный юрист Муса Принс, активисты и профсоюзные лидеры. Защитники демократии поддерживали борьбу, одновременно продолжая оказывать давление на политиков, заставляя их придерживаться принципов плюрализма мнений и основных демократических свобод. В 1990-е г., в период сирийской оккупации, либеральные авторы и комментаторы находились под особым прицелом. Но драма достигла своего апогея в 2005 г., когда началась революция. Было совершено покушение на журналистку Мэй Чидиак. В её машину была заложена бомба, Мэй лишилась руки и ноги. Объектами нападений становились и журналисты левого толка, такие как Самир Кассир, автор ежедневной газеты Orient Lejour. И последнее, но не менее важное: взрыв автомобиля в декабре 2005 г. унес жизнь члена парламента либерала Гебрана Туэни. Это – высокая цена, которую приходится платить за демократию в Ливане.

Тем не менее демократические силы в Ливане набирают силу. Те голоса звучали в разгар «кедровой» революции. Либеральные силы мусульманских сообществ прилагали страния, чтобы сбросить ярмо тоталитарных идеологий. Революция дала исторический шанс демократам суннитского сообщества. Как говорил мне один из их молодых лидеров, «сунниты ещё удивят ливанцев, поскольку они являются реальным противовесом джихадистским экстремистам». Член парламента Мисбах аль Абдах – один из многообещающих суннитских лидеров. Абдах представляет Триполи, один из крупнейших суннитских городов Леванта. Он согласен с мыслью о том, что в мультиэтническом Ливане каждое сообщество живёт по своему ритму и времени, «но в итоге демократы всех религиозных конфессий станут силой, которая способна произвести изменения».

Восходящий молодой лидер шиитов Ахмад Асад говорил в 2007 г. на брифинге в Вашингтоне, организованном, среди прочих, и Фондом в защиту демократии, что «даже в среде шиитского сообщества реформаторы и демократы полны энергии и готовы к восстанию, несмотря на силу “Хизбаллы”». Эти слова, произнесённые за три года до того, как в Иране вспыхнула «зелёная» революция, говорят о многом. Асад, который выступал против сирийской интервенции в Ливан ещё до «кедровой» революции, говорил мне, что дух демократии распространён повсеместно даже среди шиитов долины Бекаа и южного Ливана – традиционных опорных пунктов поддерживаемой Ираном «Хизбаллы».

С мая 2008 г. «Хизбалла» постепенно начала повторное проникновение в страну. В 2010 г. её вооружённые формирования блокировали все попытки восстановления плюралистической демократии. Международный суд предъявил ей обвинения в совершении террористических актов, но «Хизбалла» продолжает угрожать возобновлением насилия, чтобы не допустить повторения «кедровой» революции.

Перспективы на будущее

Сражение за демократию в Ливане имеет решающее значение для Среднего Востока. В статье, опубликованной в 2004 г. и основанной на записке, которая была направлена в Администрацию президента и Конгресс США, я доказывал, что Ливан является «нервным центром» всего региона. При наличии пяти крупных университетов, множества СМИ, традиции демократических выборов до 1975 г. и мультиэтнического сообщества на перекрёстке между Востоком и Западом любой прорыв к демократии в Бейруте окажет влияние на весь регион. «Кедровая» революция была первым шагом в этом направлении.

Члены «братства противников демократии», несмотря на внутренние разногласия, сплотились, чтобы остановить возникновение передового свободного общества в Ливане. Авторитарные режимы и джихадистские движения Среднего Востока увидели для себя огромную опасность в ливанской демократической революции, успех которой мог дать толчок глубоким изменениям в политической культуре региона. Изменения на «земле кедров» более чем в любой другой недемократической стране региона способны стереть в порошок «идеологический Халифат», который мечтают установить джихадисты и прочие тоталитаристы.

Перевод: Калинин А. А., Лаирова Антонина, Бавин С. П.

--

СНОСКИ

* Медаль Почёта (Medal of Honor) – высшая военная награда в США; учреждена в период Гражданской войны в 1862, вручается президентом США от имени Конгресса. – Прим. пер.

Ливан. США. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 августа 2020 > № 3468412 Валид Фарес

Как цифровики и финансисты управляют наукой

стерильность, бизнес и служебная роль в глобальном спектакле

Игорь Шнуренко

Наука сегодня напоминает снежный ком, который катится с горы, вовлекая в себя все, что оказывается на пути. Экспотенциально растет число научных публикаций, журналов, сайтов, фондов, баз данных, организаций, да и самих ученых. По оценкам ЮНЕСКО, еще в 2013 году в мире их насчитывалось почти 8 миллионов - на полной ставке. В 2020 году это число приблизилось к 10 миллионам человек. Уже можно говорить об “учёных массах”, к которым применимы законы управления массовым сознанием.

Например, начиная с середины 2010-х, каждый год публикуется не менее 15 тысяч научных работ в области искусственного интеллекта. Число работ, выдающихся на-гора в нейронауках, раза в два больше. Прочесть даже малую их толику, хотя бы бегло просмотреть десятую часть этих работ просто нереально. Поэтому среди исследователей очень популярны всяческие “топ 10” или “топ-20” статей недели, учёные подписаны на множество таких рассылок, но даже в них чаще всего просто пробегают заголовки и абстракты.

Работы для подборок подбирает, разумеется, искусственный интеллект, и получается забавная вещь: исследования по искусственному интеллекту публикуются для самого искусственного интеллекта, а уж он отбирает и решает, какие из этих работ прочтёт человек.

При этом можно выделить несколько трендов. Во-первых, наука стала стерильна, разделившись на области, которые мало соприкасаются. Добившись того, чтобы два учёных из смежных областей не понимали друг друга, легче установить невидимые перегородки в глобальной иерархической системе подчинения и манипулирования производством и распределением знаний. Научный истеблишмент пожирает всё больше ресурсов, но основные открытия при этом делаются на стыке дисциплин, там, куда не дотянулась рука институций. Стерилизации помогает и наукометрия, цель которой – обеспечить сохранение существующего положения вещей, статус-кво.

Во-вторых, наука всё больше фокусируется на самой себе и всё меньше – на познании мира человека. Учёные потерялись в зеркальных отражениях, занимаясь в основном своей собственной организацией и реорганизацией. В более широком смысле наука всё больше исполняет служебную роль в масштабном глобальном спектакле «гипернормализация» по оправданию статус-кво.

В-третьих, наука стремительно утрачивает свою общественную составляющую, превращаясь в большой бизнес. Этот бизнес сначала концентрируется в руках сильнейших игроков, а потом и монополизируется ими, в духе железнодорожных баронов-грабителей конца XIX века.

В 1968 году по науке как институту был нанесен удар слева. Парижский май отменил все авторитеты, и во время оккупации Сорбонны звучали призывы о том, что в “освобожденном обществе” любые научные иерархии должны быть ликвидированы и заменены равным обменом труда и услуг. Наука, как и все общество, подлежала радикальной трансформации. В одной из листовок говорилось:

“Мы отказываемся быть учёными, оторванными от социальной реальности. Мы отказываемся быть использованными для извлечения прибыли правящим классом. Мы хотим ликвидировать разрыв между работой по созданию концепции, рефлексией и организацией… Учащиеся и студенты, безработная молодежь, в прошлую пятницу боролись бок о бок на баррикадах не для того, чтобы сохранить университет на службе буржуазии: это целое поколение будущих руководителей, которые отказываются быть планировщиками нужд буржуазии и агентами эксплуатации и подавления рабочих”.

Критике подвергалось технократическое государство в целом, безотносительно его формы, социалистической или капиталистической. Атака шла на разделение умственного и физического труда, на технократию с её научными методами управления, с её разрывом между замыслом и исполнением. Философ Пол Фейерабенд считал, что наука должна перейти в ведение общества, с решением академических вопросов демократическим путем: “Отделение церкви от государства должно быть дополнено отделением науки от государства”.

Захват науки глобальными платформами

Сегодня именно это и случилось, но совсем не так, как предполагал Фейерабенд. Наука не перешла из рук “репрессивного” государства и его “машины подавления” в руки самоуправляемого, как мечталось философу, общества. Власть над наукой заполучили корпорации. Через гранты, ставшие существенным, если не главным источником финансирования научных учреждений, они могут контролировать направление научных исследований. Серьёзная часть научных исследований производится корпорациями напрямую - особенно это касается разработок в областях высоких технологий, таких, как биотехнологии или искусственный интеллект.

Мировым рынком научных публикаций в прямом смысле этого слова владеют глобальные финансовые институты. Сегодня он поделен между двумя платформами, Web of Science и Scopus. Web of Science содержит примерно 160 миллионов статей, представленняемых более чем девятью тысячами ведущих академических учреждений, корпорациями и правительствами всего мира. Здесь сконцентрирована работа миллионов ученых в сотнях областей науки на протяжении последних 115 лет.

Другая платформа, Scopus, представляет из себя базу данных аннотаций и статей более 36 тысяч научных и отраслевых журналов, а также научных книжных серий от более чем 11 тысяч издателей. Главные сферы интереса Scopus – это биология и связанные с ней науки, социальные, естественные науки и все что относится к медицине. Scopus обеспечивает аннотирование статей ведущими экспертами, их рейтингование по разным методикам и поиск в базах данных патентов.

Web of Science и Scopus отличаются некоторыми параметрами – например, база данных Scopus охватывает материалы лишь с 1966 года, в то время как WOS предоставляет доступ и к ресурсам предыдущих десятилетий. Но в целом эти структуры дополняют друг друга и, вполне можно сказать, поделили между собой научный мир.

Одобрение этими двумя платформами той или иной работы – статьи, монографии, диссертации учёного - необходимо для ввода её в серьезный академический дискурс, от этого сегодня практически полностью зависит положение, в том числе материальное, ее автора. В России одобрение Web of Science или Scopus – ключевой фактор оценки деятельности и самих ученых, и научных учреждений, которых они представляют.

Поэтому представляет большой интерес, кто ими владеет, кто направляет их деятельность и пожинает плоды превращения науки в отрасль бизнеса.

Платформа Web of Science принадлежит компании Clarivate, которая базируется в Филадельфии и Лондоне. Её акции торгуются на нью-йорской бирже, а рыночная капитализация, по последним данным составляет около 9 миллиардов долларов. Компания была создана группой финансистов, купивших в 2016 году подразделение научной аналитики одной из крупнейших мировых медийных корпораций, британской Thomson Reuters. Покупателями стали инвестиционная фирма Onex Джерри Шварца с штаб-квартирой в канадском Торонто. Она имеет под управлением 33 миллиарда долларов активов, вкладывая деньги в такие сферы как финансовые услуги, ритейл, промышленность, здравоохранение, высокие технологии, СМИ и телекоммуникации. Джерри Шварц – известный инвестиционный банкир, работавший в одном из ведущих западных финансовых институтов Bearn Stearns, а затем основавший ряд компаний.

Фирменный стиль Onex, по отзывам экспертов, отличается стремлением к полному контролю, резкому снижению издержек и операционной реструктуризации. Этот стиль, разумеется, был перенесён и в управление научными ресурсами. С союзником Onex дело ещё интереснее. Это весьма уважаемая когда-то британская финансовая корпорация Barings. Она была куплена за один фунт стерлингов голландским банком ING после скандала со своим трейдером Ником Лисоном, который поставил фирму на грань банкротства. Лисон не делал ничего необычного для Barings, он - разумеется, в обход законов, а как иначе? - просто занимался обычным трейдерским делом: высокорискованными спекуляциями на восточных финансовых рынках. За это его поощряло начальство, оно же закрывало глаза на двойную бухгелтерию и другие нарушения. Однажды Лисону не повезло, и он проиграл сотни миллионов долларов вкладчиков.

Barings действует и в России, инвестируя в нефть и газ, промышленность, СМИ, технологии, телекоммуникации и финансовые услуги. Зарегистрированная в британском офшоре Гернси фирма Baring Vostok Capital Partners несколько раз признавалась «Российской компанией прямых инвестиций года». Правда, её глава Майкл Калви в 2019 году был арестован по подозрению в хищении 2,5 миллиардов рублей у банка «Восточный», но за него вступились Герман Греф и другие видные представители российского бизнеса. Любопытно, что Baring Vostok был ранним инвестором в российскую компанию «Яндекс», купив всего за 5 миллионов долларов 35,7 процента акций компании. При выходе «Яндекса» на нью-йоркскую биржу в 2011 году эта доля стоила уже порядка 4 миллиардов долларов, поднявшись в цене в 800 раз, а сегодня – порядка 7 миллиардов долларов. Эти цифры могут дать понимание того, как можно заработать на предвидении событий, и какие деньги делаются на управлении этими событиями. А здесь мы говорим о контроле и управлении не просто событиями, но и самим развитием мировой науки, а вместе с ней и определении будущего глобальных технологий.

Компания Clarivate, созданная Onex и Barings, владеет платформой Web of Science и прекрасно зарабатывает на науке, не только принимая плату за публикации в своих журналах, но и продавая тысячам университетов и прочих учреждений свои весьма недешевые подписки и другие услуги, в том числе по патентованию и регистрации, обслуживанию и защите торговых марок, и даже промышленной разведке.

Платформа Scopus принадлежит голландскому издательству Elsevier, которое в 1993 году слилось с британской издательско-консалитинговой группой Reed International и сейчас входит в британско-голландскую издательскую группу, которая в 2015 году изменила название на RELX plc. Штаб-квартира группы базируется в Лондоне. Её председатель сэр Энтони Хэбгуд является одновременно председателем совета директоров Банка Англии и главой многонациональной сети ресторанов и отелей Whitbread, а также главой масштабного бизнеса по аутсорсингу Bunzl. Капитализация группы, по данным июля 2020 года, превысила 32 миллиарда долларов, а ежегодный доход составляет более 7 миллиардов. Акции группы уверенно растут и в короновирусные времена. В 2018 году учёные представили на суд Elsevier более чем 2,500 научных и отраслевых журналов, издаваемых группой, 1,8 миллиона статей, из которых 470 тысяч было принято к публикации. Над ними работали более 20 тысяч научных редакторов – как правило, ведущих эспертов в своих областях. Издательская группа всё больше ориентируется на продажу аналитических продуктов, что неизбежно ведёт к широкомасштабному применению технологий искусственного интеллекта.

Ворота для цифрового Левиафана

Можно не сомневаться, что компании, контролирующие глобальный рынок научных публикаций, используют данные, собранные при помощи указанных платформ, для машинного обучения систем искусственного интеллекта, которые будут способны не только предсказывать поведение ученых, но и направлять его. На такой основе будет возможно управление как отдельными учёными, так и целыми отраслями науки и даже создание новых её отраслей.

Глобальный охват упомянутых олигополий, их опыт, устоявшаяся репутация и разветвленная сетевая структура сделают применение машинного обучения в области прогнозирования научных исследований весьма эффективным и высокоприбыльным бизнесом. Несомненно, эти компании вполне могут создать цифровую операционную модель управления наукой.

При этом само по себе управление наукой представляется, на современном этапе развития, вполне оправданным и даже необходимым. Как говорилось выше, наука становится слишком громоздкой и аморфной, а связи между ее отраслями – слишком случайными и неопределенными для того, чтобы вся эта махина функционировала должным образом. Однако весь вопрос заключается в целях такого управления.

Одно дело – управление наукой на благо общества, для того чтобы дать все возможности самореализации талантливым людям, чтобы дать им эффективные инструменты, чтобы соединить вместе тех, кто может обогатить друг друга, и сделать это для открыто и без принуждения определяемого коллективного блага. Это невозможно без того, чтобы обеспечить свободный обмен идеями.

Но цель сегодняшнего управления наукой заключается в том, чтобы повысить прибыльность инвестиций крупных финансовых структур, наподобие группы BlackRock или банковских консорциумов.

Модель такого управления уже создана и отрабатывается – нельзя забывать о том, что и Thomson Reuters, и Reed Elsevier всегда были на острие самых передовых технологических решений. В будущем управление мировой наукой в своей основе будет децентрализованным, что, однако, подразумевает ещё большую роль алгоритмов и алгоритмов изменения алгоритмов. Уже сегодня есть возможность введения новых алгоритмов и их постоянной корректировки, как это делается на таких платформах, как Netflix или Youtube. Такой подход позволяет осуществлять и мягкую цензуру, понижая в выдаче или вовсе делая невидимыми нежелательные материалы, и, наоборот, повышая выдачу материалов, на продвижание которых алгоритм будет настроен.

Рабочий день учёного в самом близком будущем может начинаться с чтения аннотаций, выданных платформой, которая будет фиксировать реакцию учёного на прочитанное и обучаться на базе этого, предлагая всё более релевантные решения. Выдача аннотаций может быть скорректирована на основе того, что требуется в данный момент научному рынку, и учёный, желающий, чтобы его собственная работа была сочтена релевантной и получила больший рейтинг, будет менять свое поведение в соответствии с подталкиванием со стороны алгоритма.

Наукометрия будет становиться всё более изощренной, а данные собираться постоянно: система будет стремиться к тому, чтобы фактически каждый шаг, а по возможности и каждая мысль учёного подверглась регистрации, измерению и аналитической обработке.

Применение систем машинного обучения, таким образом, открывает перед глобальными финансистами, а именно им принадлежат упомянутые научные платформы, новые перспективы контроля над наукой и миллионами учёных.

Но кто же будет ставить цели перед ИИ-системами управления мировой наукой? Чтобы ответить на этот вопрос, стоит обратиться к финансовым рынкам, которые оказались наиболее восприимчивыми к алгоритмическому управлению глобальными процессами. Здесь стоит вспомнить операционную систему Aladdin® инвестиционной корпорации BlackRock, под управлением которой находится активы на фантастическую сумму около 7,5 триллионов долларов. Aladdin – это не просто программное обеспечение для управления портфельными инвестициями. Система, базирующаяся на искусственном интеллекте и всё время обучающаяся, обладает наиболее полной информацией о мировых финансовых рынках и отдельных его участниках. В режиме реального времени она постоянно анализирует информацию и не только предсказывает риски, но и предпринимает шаги, чтобы их предотвратить, направляя в нужную сторону финансовые потоки. Система настроена на минимизацию рыночной неопределенности – а стопроцентного устранения этой неопределенности можно добиться лишь через тотальный контроль и управление.

Вперед, к юберизации науки

Скрытая работа по перестройке экономических, социальных и политических институтов человечества не имеет прецедентов. В рамках нынешней системы позднего капитализма экономический императив требует от каждой организации, неважно, частной, общественной или государственной, определенных действий по созданию и извлечению стоимости. Это открывает ворота перед Цифровым Левиафаном.

Высокая монополизация управления мировой наукой сегодня позволит быстро наладить связь научно-аналитических платформ-монополистов с финансовыми рынками через такие платформы, как Aladdin. Это позволит создать новые и весьма специфические инструменты управления наукой, например, через торговлю фьючерсами на научные разработки, открытия и даже индивидуальные достижения ученых.

Сегодня науку вполне можно рассматривать как отрасль экономики с множеством “научных фабрик” и сотнями тысяч занятых по всему миру. Эти фабрики уже управляются при помощи искусственного интеллекта, а в недалеком будущем слов “при помощи”, может, и не будет, то есть они будут управляться непосредственно Цифровым Левиафаном.

Будет ли кто-то, в свою очередь, стоять над искусственным интеллектом и ставить ему задачи? В первое время, вероятно, да - как это происходит на том же Фейсбуке, где алгоритмы перестраиваются, чтобы оптимизировать доходы этой корпорации и увеличить сумму на счету Цукерберга - или улучшить его репутацию. Если рассматривать науку об ИИ как корпорацию или отрасль, то, видимо, целью ИИ, управляющего этой отраслью, сначала будет максимизация прибыли или каких-то еще численных показателей. Однако потом, когда ИИ, управляющий наукой, соединится с ИИ, управляющим, допустим, соцсетями, общий ИИ сможет ставить перед собой какие-то общие цели, базируясь на критериях, которые сам же для себя и разработает. Он тогда сможет “закрыть” какую-нибудь отрасль науки, как закрывают сегодня фабрику для того, чтобы улучшить финансовые показатели компании.

Например, ИИ сможет “закрыть” астрономию или, допустим, литературу.

Смогут ли ИИ, работающие на разные компании и в разных отраслях, объединиться? Почему бы и нет? Уберизация науки посредством ИИ на каком-то этапе развития вполне логична, и это может произойти в довольно близком будущем.

Нужно учитывать, что компании, которым принадлежат WOS и Scopus, охватывают уже порядка 10 миллионов учёных. Это позволяет уже сегодня строить бизнес-модели, связанные с использованием возникающих сетевых эффектов и эффектов обучения.

ИИ может раздавать задания и определять, какой тренд развивать, а какой нет, он может сделать так, чтобы эпохальную работу не заметили, или наоборот, какая-то статья, уводящая науку в бесперспективном направлении, получила бы широкую огласку. Эффективность труда учёных измеряется метриками и индексами цитирования, в соответствии с этими количественными показателями работы получают финансирование или, наоборот, закрываются.

Показателями можно управлять через алгоритмы отбора и поиска так же, как Фейсбук управляет контентом через алгоритмы. Это означает, что тот, кто контролирует научные сети, будет контролировать и содержанием научных работ, то есть у “него” будут в кармане ключи от технологического будущего всего человечества.

К системам, которые интегрируют в себя базы данных типа WOS и Scopus, смогут подключаться внешние приложения, разработанные стартапами. Будут определены те процессы, которые необходимо оцифровать с помощью аналитики и ИИ, от переписки ученых и обмена ими информацией между собой и внешними агентами до организации их работы и анализа ее эффективности. Таким образом, будут выявлены и возникнут новые, ещё более управляемые бизнес-модели, обеспечивающие цифровую трансформацию, масштабирование платформ и их устойчивый рост.

Если же интегрировать систему управления наукой с другими платформами Цифрового Левиафана, можно добиться ещё более поразительных результатов. Скажем, поведение ученых можно будет контролировать через вненаучные факторы, такие как социальный рейтинг или инструменты роевого управления. Таким образом, фактически будут созданы новые социальные институты, делающие науку полностью подконтрольной Цифровому Левиафану. Точнее, социальный, политический, экономический тексты сольются в один текст, в самообучающийся поток, настроенный на повышение финансовой эффективности целого, то есть самого Левиафана. При этом не будет принципиальной разницы между индивидуальной и коллективной траекториями управления. Лаборатория Deep Mind компании Google ведет разработку цифровых агентов, способных «вести» человека от рождения до смерти, обмениваясь информацией с другими подобными агентами.

Имея преимущество масштаба, сетевых эффектов и машинного обучения, Левиафан быстро проникнет в смежные области, такие как государственное управление, поставив себе на службу существующие структуры. После этого ничто уже не сможет предложть альтернативную модель управления наукой, составив ему конкуренцию. Оцифрованная наука станет частью глобальной компьютерной сети всеобщего управления.

США. Великобритания. Россия > СМИ, ИТ. Образование, наука. Финансы, банки > zavtra.ru, 11 августа 2020 > № 3543201 Игорь Шнуренко

Сухейль Шахин: в слухах о подкупе Россией талибов нет ни слова правды

Официальный представитель политического офиса движения "Талибан" Сухейль Шахин прокомментировал в интервью РИА Новости нашумевшую историю с обвинениями в том, что Россия будто бы пыталась нанимать талибов, чтобы те убивали американских военнослужащих в Афганистане, рассказал, поставляет ли Москва талибам вооружения и откуда они получают оружие на самом деле. Он также сообщил, как идет процесс реализации соглашения с США, когда можно ожидать полного вывода американских войск. Кроме этого, Шахин поделился своим видением перспектив мирного процесса в Афганистане, роли России в этом, высказал мнение о том, что мешает продвижению вперед.

— Ожидается, что в ходе заседания Лойя Джирги, которое началось 7 августа, будет обсуждаться вопрос об освобождении остающихся в плену талибов. Ждете ли вы каких-то решений по этому поводу и если стороны не договорятся, то означает ли это срыв сделки с США по выводу войск?

— Нынешняя так называемая Лойя Джирга созывается кабульской администрацией. С нашей точки зрения, она нелегитимна, а значит, и принимаемые в ходе встречи решения так же не имеют силы, они незаконны. Во-вторых, напомню, у нас есть соглашение (С США. — Прим. ред.), заключенное в Дохе. И согласно этому документу, пленные талибы должны быть освобождены. Там четко прописано: перед началом межафганских переговоров на свободу должны выйти пять тысяч пленных (Талибов. — Прим. ред.). Для этого не нужна Лойя Джирга. Она созывается только для того, чтобы создать препятствия для процесса освобождения заключенных. Дохийское соглашение — это подходящий механизм для урегулирования афганского вопроса.

— Если пленные не будут отпущены на свободу, как будет развиваться ситуация? Чего стоит ожидать?

— Если заключенных не освободят, то это будет означать, что администрация в Кабуле не хочет мирного урегулирования афганского вопроса, что они избрали военное решение. И это приведет к тому, что столкновения усилятся, а ответственность за это будет нести администрация в Кабуле.

— В США сейчас звучат обвинения, что Россия будто бы пыталась подкупать участников "Талибана", чтобы они убивали американских военнослужащих. Не могли бы вы прояснить ситуацию? Могло ли такое произойти в принципе?

— Хотел бы в первую очередь заявить, что эти заявления безосновательны. В них нет ни слова правды. А сами подобные публикации — это часть кампании, которую развернули противники мирного процесса в Афганистане. Они хотят навредить ему, ставят палки в колеса.

Эта ошибочная и безосновательная информация была передана кабульским департаментом национальной безопасности некоторым американским и европейским журналистам, чтобы саботировать процесс мирного урегулирования. В этих публикациях нет ничего, что имеет отношение к реальности, это просто кампания против мирного процесса. И мы полностью отвергаем все эти заявления.

— Контактировали ли с "Талибаном" американские спецслужбы для того, чтобы получить информацию по этому делу? Согласился ли "Талибан" на сотрудничество с ними в этом?

— Американская сторона не запрашивала нас об этом, потому что они знают, что это неправда, что это фейк. Сейчас у нас есть канал коммуникации военных, и если случаются какие-либо нарушения, мы информируем их (Американскую сторону. — Прим. ред.), направляем заявления, они поступают так же. Но по этой конкретной теме они нас не запрашивали.

— Россию также обвиняют в поставках вооружений движению "Талибан". Как бы вы могли прокомментировать эти утверждения? И если они не соответствуют действительности, то откуда талибам поступает оружие?

— Я отвергаю это утверждение, это неправда. Мы поддерживаем отношения с Российской Федерацией, но речь идет о политических отношениях. Наш политический офис (в Дохе. — Прим. ред.) поддерживает отношения как с Россией, так и с соседними странами и регионами. Но только на политическом уровне. Речь не идет о военных отношениях, и мы категорически отвергаем подобные соображения. Они также могут быть частью кампании по срыву мирного соглашения. Что касается имеющихся у нас вооружений, то у нас есть запасы оружия в Афганистане, и мы также закупаем оружие у кабульской администрации — у армии. Как-то появились сообщения, что у них пропали или были украдены сотни тысяч единиц оружия. Так это оружие купили у них мы. Что-то мы захватили (В ходе боев. — Прим. ред.). Так что у нас много боеприпасов. И все это получено от администрации Кабула.

— Если говорить о политических отношениях между "Талибаном" и российской стороной — на каком уровне эти отношения? Когда были в последний раз? Какие вопросы обсуждаются?

— У нас есть отношения с министерством иностранных дел РФ. Оно открыто, у нас были встречи, это отражается в соцсетях. Мы также встречались и проводили переговоры в Москве, это было открыто для медиа. Так что наши отношения открыты, об этом всем известно. У нас такие отношения.

— Есть ли у движения "Талибан" данные о советских военнослужащих, которые находятся в Афганистане или Пакистане со времен войны 1980-х годов?

— У нас нет такой информации, мы не знаем. Может, и есть, а может, и нет — где-нибудь в сельской местности. У нас нет официальной информации об их местонахождении.

— В чем вы видите роль России в афганском урегулировании?

— Я считаю, что роль России в этом вопросе очень важна. Она и в прошлом играла важную роль, когда приняла в Москве межафганскую встречу, мы были там впервые.

— Возможно ли повторение московской встречи по Афганистану?

— Да. Сначала, как и договаривались, будут межафганские переговоры в Дохе. А после них две стороны – мы и представители Кабула – обсудят и решат, где проводить следующий раунд межафганских переговоров. Одним из возможных мест могла бы быть и Россия, Москва.

— В июне МИД Ирана заявил о готовности предоставить площадку для переговоров по Афганистану. Что думает об этом движение "Талибан"? Были ли контакты на эту тему с иранской стороной?

— Да, у нас есть контакты со всеми соседними странами, включая Иран, потому что у нас длинная граница с Ираном. Там находятся сотни тысяч афганских беженцев, так что мы ведем диалог с Ираном, мы обсуждали мирное решение этого вопроса и продолжим обсуждение и в будущем. Тегеран проявляет волю к решению афганского вопроса, это приветствуется.

— Как, по вашему мнению, идет реализация соглашения между "Талибаном" и США? Выполняют ли американская сторона и Кабул свои обязательства в полном объеме? Если нет, не рассматриваете ли вы возможность выхода из соглашения? В каком случае это произойдет?

— Тут есть два аспекта. Во-первых, мы договорились с американцами, что они выведут войска из Афганистана в течение 14 месяцев. Мы взяли на себя обязательства, что мы предоставим безопасный проход для вывода войск из страны. Мы также согласились, что мы не позволим ни одному из своих членов использовать территорию Афганистана против США и их союзников из других стран. Второй аспект — межафганские переговоры. Мы ждем их начала, но, к сожалению, пока администрация Кабула создает препятствия для этого. Даже недавний созыв Лойя Джирги. Вся эта тактика затягивания делает невозможным начало переговоров. Но, согласно договоренности, американцы должны вывести войска в течение 14 месяцев. Так что мы привержены обязательству предоставить им безопасный проход, а они обязались уйти за 14 месяцев.

— Прогнозируете ли вы, что реализация сделки с США по выводу войск будет завершена до президентских выборов в ноябре?

— Да, это может случиться. Если они выведут войска до этого, я думаю, это хорошо для них. Потому что у афганского вопроса нет военного решения. Мы будем приветствовать их участие в восстановлении Афганистана, реабилитации страны. Мы приветствуем их роль в гражданских вопросах. Но они должны завершить свою военную задачу как можно раньше. Если они выведут войска раньше выборов, мы оценим и поприветствуем это.

— Два дня назад прошли переговоры муллы Барадара, главы политического офиса, и госсекретаря США Майка Помпео? Что обсуждали? К каким договоренностям пришли?

— Да, я присутствовал на встрече. Помпео и Барадар обсуждали освобождение оставшихся пленных, а также начало межафганских переговоров. Эти два вопроса, политические вопросы.

— Недавние отчеты аналитических организаций, действующих под эгидой ООН, указывают на высокую вероятность начала в предстоящие месяцы масштабного наступления бойцов "Талибана", аналогичная информация поступает и из различных афганских провинций. Можете ли вы опровергнуть такие планы? Это правда?

— Нет, это неправда. Это ложная информация, распространяемая департаментом национальной безопасности Кабула. Пока мы не начинали никаких наступлений на провинциальные города, на Кабул и не пытались захватить их. В прошлом у нас были масштабные наступления на провинциальные города и Кабул, но после заключения соглашения — нет. Каждый год мы объявляем о весеннем наступлении, но в этом году мы этого не сделали. Так что мы проявляем сдержанность, чтобы дать американцам возможность уйти из Афганистана и дать шанс мирному решению афганского вопроса. Мы этому привержены.

— Обмен заключенными многими расценивается как важнейший шаг для начала межафганского мирного процесса. Что тормозит обмен заключенными и когда, по вашим данным, должен завершиться этот процесс?

— По мирному соглашению, Кабул должен освободить пять тысяч заключенных, а мы – одну тысячу заключенных представителей администрации Кабула. Мы уже освободили более тысячи – 1005 пленных представителей администрации. Этот процесс был завершен накануне праздника Эйд аль-Адха. Но администрация в Кабуле с самого начала предпочитает затягивать процесс, прикрываться отговорками. И пока они освободили 4450 заключенных. А по остальным они созвали Лойю Джиргу, хотя в этом нет необходимости. Так что препятствия в действиях кабульской администрации, затягивании процесса с их стороны. Надеемся, это закончится и все начнут честно участвовать в мирном процессе.

— Какой процент территории страны сегодня находится под контролем "Талибана"?

— Под нашим контролем около 70% сельской местности. У нас там работают все органы власти, включая департаменты образования, военные, гражданского развития, сельскохозяйственные и департаменты восстановления. Все они работают на контролируемых нами территориях. Наша система там работает.

— Как вы оцениваете выполнение нынешнего соглашения о прекращении огня?

— Прекращение огня — это один из вопросов на повестке дня межафганских переговоров. Когда они начнутся, среди других тем, таких как будущее политическое устройство Афганистана и прочее, будет обсуждаться и постоянное прекращение огня, которое принесет в нашу страну устойчивый мир.

— Кем для "Талибана" сейчас являются группировки ИГ* и "Аль-Каида"*?

— У нас есть обязательство, соглашение, что мы не позволим никому, ни под каким именем использовать территорию Афганистана для действий против США или любой другой страны. Это наше обязательство, наше послание всему миру.

— Скептики обеспокоены тем, что после интеграции талибов в афганское общество страна может откатиться назад в ряде областей, в том числе в вопросе прав человека?

— Это все пропаганда. Нарушения прав человека имеют место на территории, контролируемой кабульской администрацией. Это тысячи случаев, тогда как на подконтрольных нам территориях их нет. Ноль! Мы привержены тому, чтобы предотвращать нарушения прав человека в любой форме, как это предписывает ислам и его нормы. Это касается в том числе права на образование — оно едино как для мужчин, так и женщин. Мы привержены праву женщин на работу, особенно женщин, носящих хиджаб. Мы привержены их праву на образование и работу. Афганцы на подконтрольной нам территории обладают всеми правами, проблем нет. А на территориях, контролируемых Кабулом, там царит коррупция, там нарушают права человека, и это могут подтвердить данные международных организаций. Так что обвинения в наш адрес это все лишь пропаганда: у нас с этим проблем нет, мы привержены правам человека.

— Может ли "Талибан" в ближайшее время интегрироваться в афганское общество и стать официально частью власти в стране?

— После запуска межафганских переговоров стороны приступят к обсуждению дорожной карты по будущему политического устройства. Как и говорится в мирном соглашении, это будет новое исламское правление с участием всего афганского народа. Оно будет инклюзивным, с участием всех афганцев, никто не будет обделен. Так что смысла в присоединении к нынешнему правительству нет, оно – результат вторжения.

Мы стремимся к независимости страны, нам нужно новое правительство, которое станет символом этой независимости. И все эти вопросы будут обсуждаться в ходе межафганских переговоров.

* Запрещенные в России террористические группировки

Афганистан. США. Иран. Россия > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 11 августа 2020 > № 3486857 Сухейль Шахин

Филипп Кусто: люди едят рыбу, набитую пластиком

В 2020 году отмечается 200 лет с момента открытия русскими мореплавателями Антарктиды. Если бы не пандемия, этот год должен был стать прорывным в создании заповедных морских территорий на Южном полюсе, однако без очных конференций процесс затормозился. Почему страны должны создать заповедник вместо добычи ресурсов Южного океана, почему все ждут решения России, о том, что в рыбе слишком много ртути, современных рабах и пиратстве, а также о мечте снять фильм про Камчатку и причине лишить ребенка пластиковых игрушек, рассказали корреспонденту РИА Новости Наталье Парамоновой исследователь океанов Филипп Кусто и его жена Ашлан Брок.

— Довольно трудно объяснять людям, живущим в континентальной России, почему так важен океан. Как вы обычно это делаете?

— Филипп Кусто: Без океана невозможна жизнь на Земле. Это система, которая контролирует жизнь на планете. Миллиарды людей зависят от океана, потому что океан дает им еду и обеспечивает триллионы долларов для мировой экономики ежегодно. Также океан регулирует климат планеты.

— Ашлан Брок: Кроме того, океан выделяет кислород. Многие думают, что это делают леса Амазонки, но на самом деле океан. В океане обитают микроскопические растения, которые выделяют 70% кислорода для нашей планеты.

— Какие вы бы выделили самые главные экологические проблемы человечества?

— Кусто: Карбоновый кризис (Выделение СО2 в атмосферу от деятельности человека. — Прим. ред.), который стал причиной изменения климата. Это влияет на всех людей, ситуация становится хуже, и нас ждут драматические изменения.

— Брок: Если говорить о проблемах океана, то перелов рыбы — это огромная проблема. 90% видов рыбы, которой торгуют на мировом рынке, находится в ситуации чрезмерного вылова или вылова за пределами выделенных квот. Мы так много извлекаем рыбы из океана, что у этих ресурсов нет возможности восстановиться. Парадокс состоит в том, что если бы вылавливали меньше рыбы, то сохраняли бы возможность большего улова в будущем.

— Кусто: Еще одна проблема — пластиковое загрязнение океана. Ученые подсчитали, что к 2050 году в океане рыбы будет меньше, чем пластика. Мы загрязняем океан и делаем его более опасным для нас самих.

— Что вы думаете насчет мусора в океане, насколько велики мусорные острова?

— Брок: У нас есть пять огромных мусорных островов посреди океана. Они образовались из-за особенностей океанических течений. Туда попадает пластик изо всех точек мира. Самый большой мусорный остров расположен в Тихом океане. По размеру он больше, чем штат Техас в США, по площади равен Франции.

— Кусто: Это огромная проблема для океана. Надо понимать, что это не только пластик на поверхности. Проблема в том, что пластик распадается на более мелкие частицы и рыба и другие океанские жители начинают воспринимать его как еду. В итоге мы обнаруживаем птиц и рыб, чьи желудки полны пластиком. Конечно, пластик не может быть источником питательных веществ. Нас это тоже касается, потому что мы вылавливаем рыбу, набитую пластиком и употребляем в пищу. Пластик токсичен, и токсины, которые попадают в рыбу через пластик, передаются человеку, потому что мы едим рыбу. Фактически мы едим отравленную рыбу.

Брок: Я не ем рыбу!

— Из-за пластика?

— Брок: Из-за того, что она токсична. Я решила, что не хочу больше есть такую рыбу.

— Кусто: В рыбе содержится много токсичных компонентов, например, ртуть. Ртуть в основном оказывается в рыбе, благодаря ТЭЦ, сжигающим уголь, по всему миру (Ртуть содержится в угле и выделяется при его сгорании. — Прим. ред.). Большое количество ртути содержится в крупных рыбах, таких как тунец.

— Хорошо говорить о том, чтобы отказываться от пластика или использовать меньше пластика в жизни, но что вы сами делаете с лодками и оборудованием, когда они выходят из строя или устаревают?

— Кусто: Лучший способ переработать лодку — не иметь лодки. У нас нет своего судна, мы арендуем их. Корабль, на котором ходил мой дед, пытаются восстановить и сделать музеем. Дома же мы пытаемся использовать как можно меньше пластика. Мы отправляем отходы в компост, едим мало мяса, потому что считаем, что овощи лучше позволяют сохранить окружающую среду.

— Брок: Мы живем в Лос-Анджелесе, а этот город известен тем, что здесь любят автомобили. У нас на семью один автомобиль, который мы делим между собой. Мы ходим пешком до тех мест, куда возможно.

— Если вернуться к морским экспедициям и сохранению природы, вы верите в то, что они могут быть СО2-нейтральными и не производить мусора?

— Кусто: Невозможно сделать их совсем СО2-нейтральными, потому что мы дышим в экспедиции, а значит выделяем СО2. То же самое касается мусора, какой-то мусор мы все равно производим. Сейчас есть технологии, которые позволяют использовать солнечные батареи на кораблях, и это действительно здорово, потому что обычные двигатели загрязняют окружающую среду. Уже есть технологии, которые могут переработать наши отходы до того, как мы просто опустим их в океан. Все это есть и можно использовать.

— Почему Антарктида является сферой ваших интересов, почему вы так много говорите о ней?

— Кусто: В этом году празднуется двухсотлетняя годовщина открытия Антарктиды. Она была открыта русским мореплавателем Фаддеем Беллинсгаузеном.

— Брок: Недавно сбылась моя мечта и я побывала в Антарктике, провела неделю во льдах как ученый. Это было три года назад, и я буквально влюбилась в этот прекрасный континент. Это же единственный континент, который никому не принадлежит. Мы все делим его друг с другом и ответственны за него. Как Филипп сказал раньше, полюса крайне важны для всей планеты. Южный и Северный полюса отвечают за температуру на планете. Даже если вы живете на экваторе, то причина того, что там может стать слишком жарко и место перестанет быть пригодным для жизни, причина этого в циркуляции потеплевшей воды от полюсов к экватору.

Полюса также важны для питания рыб. Любая рыба в мире зависит от полюсов, от питательных веществ, которыми наполняется вода именно в Антарктиде. Если мы сохраним здесь здоровый океан, то сможем сохранить здоровый океан везде.

В этом году члены АНТКОМ (Комиссия по сохранению морских живых ресурсов Антарктики. — Прим. ред.) подготовили три предложения по созданию морских охраняемых районов рядом с берегами Антарктики. Сейчас ситуация выглядит так, что все государства готовы сказать да этому заповеднику, но все-таки не хватает небольшого усилия со стороны России, чтобы сказать окончательное да для создания этой охраняемой территории. Если заповедник будет создан, то это будет самая большая природная территория в истории человечества.

— Кусто: Четыре миллиона квадратных километров акватории, где будет строго регулироваться рыболовство, запрещено бурение и добыча полезных ископаемых. Эта территория станет местом, где животные могут выжить до того, как человек их истребит. Мы боремся за то, чтобы именно Россия в год двухсотлетия открытия Антарктиды поддержала эту инициативу. Для глобального сообщества это будет знак, что даже в эти сложные времена пандемии человечество может объединиться для сохранения ресурсов для будущего. Все страны, входящие в АНТКОМ, поддержали идею создания природных парков, пока не высказались только Китай и Россия. Я надеюсь, что в октябре, когда будет встреча стран-участниц Конвенции, Россия поддержит создание морских охраняемых районов.

— А если мы прекратим ловить рыбу на такой большой территории, то человечеству не хватит рыбы. Для многих именно это является аргументом, чтобы не присоединяться. Есть здесь реальная угроза?

— Брок: Ирония состоит в том, что если мы продолжим ловить, как ловили, то мы останемся без рыбы. Когда мы защищаем территорию, мы сохраняем рыбные запасы и можем даже увеличить добычу. Рыбы не знают границ, ловить рыбу можно везде.

Кусто: Дело не в том, как запретить людям ловить рыбу, а в том, как позволить им ловить больше рыбы. Мы хотим, чтобы рыбаки были успешными, у нас нет цели оставить их и их семьи без еды. Не важно, живут ли люди у моря или на континенте, у нас существуют больницы для сохранения здоровья всего населения. Морской природный парк выполняет похожие функции: сохраняет жизнь и здоровье обитателей океана, а вслед за этим и человека.

— Что мы можем сделать с этим? Может быть, нам стоит отказаться от употребления рыбы?

— Брок: Рыба для большого количества населения является источником протеина. Мы не должны прекращать ее есть, мы должны разумнее ловить: делать это в нужное время и сохранять способность рыбы к воспроизводству. Надо понимать, в каком возрасте отлавливать рыбу. Часто ее ловят еще до полового созревания, а значит, до того, как она оставила потомство. Некоторые виды рыб могут жить до 70 лет. Если мы вылавливаем рыбу слишком рано, то рушим цепочку воспроизводства.

— Как вы думаете, насколько аквакультура может помочь сохранить рыбу в океане и в меню у человека?

— Кусто: Авакультура может быть отличной возможностью для того, чтобы накормить людей и сохранить рыбу. Как и для сельского хозяйства, здесь нужны строгие правила. Без этого аквакультура может также стать источником загрязнения воды и исчезновения рыбы, нарушить местные аквасистемы и истребить местные виды рыб.

Современные технологии позволяют всего этого избежать, могут обеспечить замкнутый цикл использования воды и ее очистку, но они дороже. Аквакультура может стать технологичной отраслью хозяйства, предоставить новые рабочие места, но только в случае правильного применения технологий.

— Скажите, какие виды животных, обитающих в Антарктиде, мы можем потерять в ближайшие 10-20 лет?

— Брок: В Антарктиде этот год был одним из самых жарких, там было +20 по Цельсию. Такая погода хороша для Калифорнии, но не для Южного полюса. Что касается животных, то у нас есть маленький ребенок – девочка, – и при ее жизни исчезнут пингвины из Антарктиды.

— Кусто: Может быть, некоторые виды останутся в Аргентине, но те, что обитают в Антарктиде, исчезнут.

— Можно пофантазировать и спасти белых медведей, которые тоже теряют свои места обитания, переместив их из Арктики в Антарктиду?

— Кусто: Это невозможно. Нельзя просто переместить медведей, у них есть своя экосистема, в которой они обитают. Важно помнить, что ни один вид не живет в изоляции. Все живые организмы живут в пищевых цепочках, как мы их называем. Если мы переместим белых медведей в Антарктиду, то животные, которые обитают там не поймут, кто это. Полярные медведи уничтожат экосистему в Антарктиде. К сожалению, перемещение – не выход. Я хочу обратить внимание на то влияние, которое оказывает потепление в Арктике. Здесь теплеет вдвое быстрее, чем на остальной планете. С этим связаны и масштабные лесные пожары за полярным кругом, в том числе в России.

— Давайте вернемся к проблеме перелова. Недавно вышло исследование, которое доказывает, что в мире огромное количество судов ведут незаконный промысел. При таких всемирных масштабах браконьерства возможно ли с этим справиться?

— Брок: Я бы сказала, что в мире множество судов, которые незаконно ловят рыбу, и это проблема всего мира. Если быть честным, во всех странах есть "плохие" рыбаки, но во многих случаях невозможно определить, какому государству принадлежит тот или иной пиратский корабль. Такие корабли называют "кораблями-призраками". У них на борту есть рабы, как мужчины, так и женщины. Корабельное рабство — еще одна очень большая проблема, потому что в открытом океане, то есть морях вне чьей-либо юрисдикции, трудно проследить за кораблями. Новые технологии — спутниковое слежение и дроны — позволяют отследить такие корабли и спасти рабов. Проблема незаконного промысла касается не только перелова, но и прав человека.

— Кусто: Браконьеры могут ловить рыбу в одном месте, и на следующий год там нечего ловить. Коронавирус пришел с рынка диких животных в Китае, но это только предупреждение. Если мы продолжим вырубать леса, вмешиваться в природу и увеличивать свое влияние на нее, то обязательно столкнемся с очередным вирусом, который вполне естественно живет в дикой природе. По подсчетам ученых, коронавирус обошелся мировой экономике уже в десять триллионов долларов. Это хорошее предупреждение. Если мы продолжим уничтожать природу, то получим страдания и убытки. Необходимо вкладывать в образование людей и заботу об их здоровье, а не в то, чтобы заработать еще несколько миллионов долларов на вырубке леса и убийстве животных. Коронавирус — это напоминание: если мы уничтожаем природу, мы уничтожаем самих себя.

— Брок: Я хочу добавить про современных пиратов и незаконных ловцов рыбы. Хорошо известна история сомалийских пиратов, которые до сих пор очень активны. Все началось с незаконной рыбной ловли. В места, где ловили местные сомалийские рыбаки, зашли корабли браконьеров и выловили всю рыбу. Каждый год местные рыбаки пытались противостоять незаконным рыболовам. В конце концов проще оказалось стать пиратами, чем победить нелегальный вылов.

— Можете назвать количество судов, которые занимаются нелегальным выловом рыбы?

— Кусто: Таких судов тысячи, но проблема в том, что мы не знаем точно, сколько. В океане довольно трудно найти кого-то и отследить, какие-то суда маленькие, какие-то большие, но сказать, сколько их, не представляется возможным (В зависимости от акватории от 15 до 45% вылова рыбы в Мировом океане идет незаконно. — Прим. ред.)

— А как пандемия повлияла на состояние океана?

— Кусто: Можно сказать, что океан получил небольшую передышку. Стало меньше судов и перевозок. Но проблемы, которые есть у океана — изменение климата и перелов, — долгосрочные и не могут быть решены за пару месяцев, когда люди уменьшили свою активность в океане. Это хорошо, но на самом деле ничего особенно не решает. Важны долгосрочные решения, создание сети морских охраняемых районов, как в случае с Антарктикой. Сейчас самое время подумать о том, что мы можем защитить окружающую среду. Экономика упала, но это не повод не думать о будущем и не сохранять природу. Она спасет нас в будущем.

— Брок: За последние 40 лет планета потеряла 50% своего биоразнообразия. Единственный способ избежать дальнейших потерь — создание охраняемых природных территорий в море и на земле. Я думаю, что в 2020 году страны должны сосредоточиться на принятии решения по Антарктике. Сейчас защищено 6% морских акваторий. Если новый заповедник будет создан, то удастся защитить 10% (Мирового океана).

— У вас есть какие-то планы, связанные с Россией?

— Брок: Наша мечта — побывать на Камчатке. Там потрясающая природа, медведи, рыба, горы, просто потрясающе! Я и Филипп мечтаем поехать туда и снять фильм.

— Кусто: У нас нет пока сценария фильма, но мы работаем над этой идеей. Из-за коронавируса наши планы откладываются на год-два, но в ближайшие несколько лет мы обязательно снимем фильм про Камчатку.

— Еще один дискуссионный вопрос для России. У нас в стране существует более 30 дельфинариев и океанариумов, где дают представления с морскими млекопитающими: дельфинами, косатками и белухами. Как вам кажется, такой тип развлечений имеет право на существование? Многие апологеты дельфинариев считают, что таким образом дети могут познавать окружающий мир, а иначе они не увидят животный мир океанов?

— Кусто: Я думаю, что это не обязательно. Например, у нас есть слоны, которых демонстрируют в зоопарках сотни лет. И несмотря на это, они вымирают. То же самое относится к китам. Нам не нужно помещать животное в коробку, чтобы спасти. Возьмем таких животных, как белуха или косатка. Они живут в семьях, и у них сложная семейная структура и коммуникация. Мамы, папы, бабушки, тети и дяди, двоюродные братья и сестры — они живут вместе и взаимодействуют. Когда вы забираете животное из семьи, вы занимаетесь кражей детей. Потом вы помещаете их в бочку, которая всего в два-три раза превосходит размер их тела. И это для животных, которые проплывают сотни километров. Еще одно — им надо общаться, а вместо этого они сидят поодиночке. Вы разрушаете их жизнь просто для того, чтобы несколько человек могли заработать деньги, а зрителям — получить несколько минут удовольствия за небольшие деньги. В этом нет никакой природоохранной составляющей. Неверно уничтожать природу ради обогащения.

— Есть еще одно убеждение, что дельфинов можно использовать для терапии заболеваний у людей и детей? Что вы об этом думаете?

— Кусто: Существует успешная практика использовать в подобных целях лошадей. Использовать диких дельфинов в этих целях не стоит, можно обойтись лошадьми. Мы не должны превращать дельфинов в рабов.

— Какой ваш личный рецепт спасения планеты?

— Брок: Людям сложно отказаться от пластика, от еды, упакованной в пластик, и прочих благ цивилизации. Поменять стиль жизни в один момент очень сложно. Я обычно советую делать лучший выбор. В следующий раз, когда вы ищете средство для уборки, найдите лучшее решение. Например, я использую для чистки продукты, которые состоят из белого уксуса и воды. Они прекрасно очищают все в доме, но при этом они даже дешевле и полезнее для здоровья. Я также покупаю сухой шампунь в кусочках без пластиковой упаковки. Если вы видите у себя в доме кучу пластиковых вещей и впадаете в депрессию, просто подумайте о том, что в следующий раз вы попытаетесь избежать такого количества пластика.

— Кусто: Мы также думаем о еде. Вы знаете, что 40% продуктов, которые производятся в мире, выбрасываются в мусор. В развитых странах, как Россия или США, большая часть продуктов выбрасывается конечными потребителями, которые покупают больше продуктов, чем нужно. В других странах большая часть продуктов остается на полях или теряется и портится при транспортировке. Мы можем есть меньше мяса. Это не означает ограничивать себя в мясе, но, может быть, один день в неделю обходиться без мяса или одним приемом пищи. Это не так сложно. Такие простые шаги позволят уменьшить наш углеродный след.

— Брок: Если у вас есть небольшой садик рядом с домом, то вы можете делать компост и выращивать овощи, ягоды. Например, наша дочь больше всего на свете любит клубнику из нашего небольшого палисадника. У нас нет сада или заднего двора, только палисадник, но этого достаточно. Это символичные вещи, которые мы делаем, но они классные и позволяют экономить деньги.

— Если мы заговорили о детях, то еще один сложный вопрос. Что вы делаете с детскими игрушками, они же в основном пластиковые и не перерабатываются?

— Кусто: У нас игрушки, которые можно переработать, или друзья отдают нам игрушки. Мы также пытаемся не обрастать большим количеством игрушек. Так же, как с этой мировой идеей, что человеку нужны все эти вещи. Меня сводит с ума мысль о том, что вся комната может быть забита пластиковыми игрушками. Надо все-таки менять установки. Лучше иметь одну добротную вещь долго, чем десять дешевых. У нашей дочки большинство игрушек деревянные, и они умещаются в одну коробку, которую можно обхватить руками.

— Брок: У нас еще есть собака хаски и две кошки. Мы ходим гулять с дочкой и собакой, предпочитаем смотреть на жучков, а не на игрушки. Таков план.

— Кусто: Стремление купить все, что можно, не кажется мне хорошим. К тому же нельзя купить все, будет что-то, чего у тебя нет. Мы учим нашу дочь оценивать вещи и выбирать значимые. Она может увидеть людей, у которых дом больше или машин больше. Это не важно. У нас есть природоохранный фонд, который работает с молодыми людьми, и мы видим изменения, что молодое поколение отказывается от массы ненужных вещей в пользу сохранения природы и своего здоровья.

— Вы сказали, что у вас есть природоохранный фонд, который сфокусирован на молодежи и подростках? Могут российские дети участвовать в ваших программах?

— Кусто: В наших программах участвуют дети из Индии, Бразилии, Китая и многих других стран, мы будем рады участникам из России. У нас проходит природоохранный саммит, в котором участвуют дети из Южной Африки и Европы.

США. Антарктида. Россия > Экология > ria.ru, 11 августа 2020 > № 3466884 Филипп Кусто

Взорвут ли Статую Свободы?

и начнётся ли гражданская война в США?

Владимир Овчинский

До очередных выборов в США осталось совсем немного времени. Прогнозы о победителях делаются экспертами почти каждый день. Некоторые из них вызывают особое внимание.

Ключи Лихтмана

На днях профессор истории Американского университета Алан Лихтман, который правильно предсказывал исход всех президентских выборов в США с 1984 года, появившись в потоковом видео со страниц мнений The New York Times, заявил, что следующим президентом Соединенных Штатов станет демократ Джо Байден.

Лихтман напомнил, что он использует то, что он называет своей системой «13 ключей», для прогнозирования результатов выборов. Ключи Лихтмана включают в себя следующие позиции: является ли кандидат действующим президентом, долгосрочные и краткосрочные экономические условия, скандалы, социальные волнения, а также личность и привлекательность кандидатов.

Лихтман дает Байдену, предполагаемому кандидату от Демократической партии, преимущество по семи параметрам, включая общественные беспорядки, вспышку коронавируса и то, как он дестабилизирует экономику, а также импичмент Трампа.

Трамп имеет преимущество в шести ключах. Они включают в себя занимаемую должность президента, отсутствие серьезных республиканских претендентов на роль президента, отсутствие серьезных иностранных военных неудач и, по словам Лихтмана, отсутствие харизмы Байдена.

Последние опросы CNN и Fox News также показали, что Байден может победить.

Что говорит конспирология?

Журнал The Economist также сделал расчёты, которые показывают, что Джо Байден в ноябре 2020 года одержит победу на выборах президента США с вероятностью в 91% (9 шансов из 10), тогда как нынешний американский лидер Дональд Трамп имеет лишь 8% шансов быть переизбранным (1 из 10).

О таких данных по состоянию на 27 июля 2020 года свидетельствует прогностическая модель журнала The Economist, которая обновляется ежедневно. Она учитывает не только данные социологических опросов, но и экономическую и демографическую ситуацию в отдельных штатах США. Модель разработана при участии Эндрю Гельмана и Мерлина Хайдеманнса, специалистов в области статистического моделирования и политологии из Колумбийского университета. The Economist применяет подобный метод впервые для расчета результата выборов 2020 в США — как в целом, так и отдельно в каждом из штатов. Журнал подробно описывает, как работает модель и даже предоставляет возможность желающим ознакомиться с ее кодом.

Модель The Economist предсказывает, что демократ Джо Байден с вероятностью в 99% соберёт большинство голосов американских избирателей (более чем 19 шансов из 20). Нынешний президент Дональд Трамп имеет менее 1% шансов завоевать большинство симпатий избирателей (менее 1 из 20).

Однако, как известно, американская модель выборов президента не гарантирует победу кандидату, собравшему максимум голосов (Хиллари Клинтон в 2016 году поддержали почти на 3 млн человек больше, чем Трампа, однако она проиграла выборы) — решающее значение имеет распределение голосов Коллегии выборщиков.

Согласно прогнозу The Economist, в 2020 году Байден имеет все шансы выиграть и это состязание: журнал оценивает, что он соберет 250−415 голосов выборщиков (при необходимых для победы 270), тогда как Трамп — около 123−288 голосов. Таким образом, следующим президентом США, скорее всего, станет именно Байден (91% вероятности или 9 из 10), тогда как Трамп имеет намного меньшие шансы (8% или 1 из 10).

Если бы выборы прошли 26 июля 2020 года, Байден набрал бы 346 голосов выборщиков, а Трамп — 192, свидетельствуют расчеты журнала.

Модель также дает представление о том, как распределятся голоса выборщиков по отдельным штатам. Вероятнее всего, прогнозирует The Economist, Байден выиграет в 25 штатах, Трамп — в 20, а исход голосования еще в 5 штатах остается непредсказуемым (Северная Каролина, Аризона, Огайо, Джорджия, Айова). К «сомнительным» штатам, за победу в которых еще может побороться каждый из кандидатов, прогноз также относит Техас (с большей вероятностью победит Трамп) и Флориду (с большей вероятностью победит Байден).

Почти гарантированно (вероятность более 99%) Байден выиграет в Калифорнии, Орегоне, Иллинойсе, Массачусетсе, Вермонте, Коннектикуте, Нью-Джерси, Делавэре, Нью-Йорке, Мэриленде, Род-Айленде, а также в штате Вашингтон и в городе Вашингтон (округ Колумбия).

Трамп наверняка одержит победу в Алабаме, Теннесси, Западной Вирджинии, Кентукки, Арканзасе, Канзасе, Оклахоме, Небраске, в Южной и Северной Дакоте, Вайоминге, Юте и штате Айдахо.

Кроме того, модель The Economist усредняет данные социологических опросов, корректирует их с необходимыми поправками на другие факторы (разницу в размере выборки и пр.), чтобы предсказать распределение голосов избирателей в день выборов.

Согласно этому прогнозу, Байден в итоге соберет 53,9% голосов американцев (сейчас собрал бы 54,2%), а Трамп — 46,1% (сейчас — 45,8%).

Напомним, что первый раз об уходе Трампа с поста президента журнал The Economist заявил в первом номере за 2020 год на своей ежегодной прогностической обложке.

Как известно, журнал контролируется Ротшильдами. Такой прогноз удивил многих. Ведь избрание Трампа многие конспирологи связывали именно с поддержкой Ротшильдов. Исходя из этой логики Трамп чётко выполнял их установки, особенно в отношении переноса столицы Израиля из Тель-Авива в Иерусалим. . Но потом либо пошёл сбой во взаимоотношениях (как считает ряд экспертов в вопросах ФРС и международных договоров, в которых участвуют США), либо то, что мы сейчас наблюдаем, является элементом большой игры по оставлению Трампа на второй срок президентства – «через тернии к звёздам».

«Настольные учения» противников Трампа

В июне 2020 года группа бывших высокопоставленных американских чиновников, отставных военных, политтехнологов и адвокатов провела серию так называемых «настольных учений» в попытке определить исход предстоящих президентских выборов в США.

67 игроков, многие из которых негативно относятся к президенту Дональду Трампу, разыграли различные сценарии и пришли к выводам, которые, по их словам, «вызывают тревогу».

Предполагаемого кандидата в президенты от демократов Джо Байдена сыграл Джон Подеста – бывший помощник президента Барака Обамы и глава администрации президента Билла Клинтона. Президента изображали двое республиканцев, часто критикующих Трампа: Дэвид Фрам и Билл Кристол.

При проведении «выборов» в условиях пандемии, рецессии и усиления политических противоречий группа обнаружила значительный риск судебных баталий, спорных результатов, ожесточенных уличных столкновений и даже конституционного тупика.

«Мы с высокой степенью вероятности прогнозируем, что ноябрьские выборы будут сопряжены с хаотическим правовым и политическим ландшафтом», – говорится в отчете проекта Transition Integrity Project, организовавшего учения.

«Мы считаем вероятным, что имя победителя не станет известным к вечеру дня выборов, поскольку будет идти подсчёт бюллетеней, поданных по почте, – отмечают эксперты. – Этот период неопределенности даёт беспринципному кандидату возможность поставить под сомнение легитимность процесса и организовать беспрецедентную атаку на результат».

Участники разыграли последствия четырех сценариев: Байден одерживает решительную победу; Байден побеждает с небольшим перевесом; Трамп с небольшим отрывом лидирует в коллегии выборщиков, но на 5 процентов отстает по результатам всеобщего голосования; результаты неизвестны в течение нескольких недель из-за большого количества бюллетеней, поданных по почте.

Каждый сценарий, за исключением убедительной победы Байдена, заканчивался уличными беспорядками и конституционным кризисом.

Прогноз действий Байдена в случае победы

Уильям Генсерт в статье «Гражданская война Байдена» в American Thinker (30.07. 2020) прогнозирует, что в случае победы Байден переедет из своего подвала в Делавэре в подвал Белого дома, а публике будет показываться лишь в обращениях к народу, предварительно записанных и тщательно смонтированных.

«Беспорядки прекратятся, - пишет Генсер, - после этого подозрительно хорошо обученные, организованные и снабженные всем необходимым «активисты Антифа» будут «неофициально» включены в администрацию Байдена в виде «советников по местной политике». Там на мутные средства левых сил им поручат искоренить всякое непослушание и несогласие. Таким образом, «мифическая», как выразился Джерри Надлер ( член Палаты представителей от Нью-Йорка) Антифа обеспечит «надежду и перемены» (лозунг времен президента Обамы), которые Байден так мечтает вернуть. . .

. . . Байден (ну, или кукловод, кто дергает его за ниточки) получит полный контроль над законодательной властью — либо демократы сохранят за собой Палату представителей и возьмут в 2020 году Сенат, либо «советники по местной политике» переубедят некоторых сенаторов и конгрессменов-республиканцев и их семьи — на что подконтрольные СМИ, разумеется, охотно закроют глаза. C «флибустьерами» (члены парламентского меньшинства, которые мешают принятию законопроекта) расправятся, чтобы расчистить путь прогрессивному законодательству.

Первые два года он будет укреплять контроль над Конгрессом. Перекраивание избирательных округов и запугивание местных властей «советниками» обеспечит демократам оглушительную победу в 2022 году. Возможно, они даже получат в обеих палатах большинство в две трети — необходимое условие, чтобы ликвидировать коллегию выборщиков.

Однако исполнить обещание левых и «коренным образом преобразовать Америку» удастся, лишь разоружив американцев.

Начав ни шатко ни валко, Байден резко увеличит налоги на оружие и боеприпасы, ограничив при этом количество патронов, которые можно приобрести легально в течение месяца. Введут обязательную регистрацию оружия. Отказ от регистрации приведёт к уголовному преследованию, штрафам в десятки тысяч долларов и конфискации имущества — недвижимости и автомобилей.

Затем, после промежуточных выборов, когда левые полностью сосредоточат в своих руках законодательную и исполнительную власть, прогремит запрет на все виды оружия в частных руках (исключение будет сделано лишь для «советников по местной политике»). Начнется отъём оружия у граждан.

Все оружейные реестры от федерального уровня до штатов и округов будут обнародованы вместе с именами и адресами всех владельцев оружия. Работодателям порекомендуют уволить всех сотрудников, у кого есть оружие. Ипотечным компаниям и банкам порекомендуют не давать им кредиты. «Советники», то есть Антифа, будут подзуживать к «мирным протестам» против владельцев оружия на рабочих местах и дома.

Местные советы, работодателей, банки и финансовые фирмы освободят от ответственности по любым искам. Кроме того, «советникам» на правах квазимилиции предоставят иммунитет.

Против владельцев оружия применят те же приёмы, которые уже привели к разрушительному эффекту в ходе нынешних беспорядков. Ночные визиты вопящих, вооружённых и ищущих расправы, но при этом «преимущественно мирных» советников станут будничным явлением. Поджоги, вандализм, нападения, убийства и даже изнасилования станут «народным средством», чтобы заставить непокорных владельцев оружия «добровольно» сдать стволы. И опять же подконтрольные СМИ эти инциденты будут игнорировать.

Во всех 50 штатах развернут Национальную гвардию и действующие войска. Совместные отряды разоруженной и лишенной финансирования полиции, гвардии и «советников» будут прочесывать жилища в поисках незарегистрированных стволов.

Соросовские прокуроры и успех движения за снижение числа заключенных позволят сажать противников разумной оружейной реформы за решетку. Таков, по крайней мере, план...

... Власть левых сосредоточена на побережье и в крупных городах. Подавляющее большинство этой страны, которую левые презрительно кличут «глубинкой» более-менее консервативны и вооружены до зубов. В большинстве штатов Америки народ считает, что слишком худым, слишком богатым или слишком вооруженным быть нельзя. По разным подсчетам, в частных руках находится от 350 до 700 миллионов единиц оружия, а некоторые утверждают, что и того больше ...

... Как по вашему, сколько домашних визитов успеют нанести «советники», прежде чем их начнут встречать огнем? А поскольку они обучены лишь провоцировать, стычки обернутся для них большими потерями.

Сколько времени пройдет, прежде чем люди начнут организовываться и открыто нападать на власти и уничтожать коммуникации в городах и окрестностях? Имейте в виду, каждый охотник — немного снайпер. Сколько времени пройдет, прежде чем некоторые из них решат избавиться от чиновников, заваривших всю эту кашу? А еще в Америке пруд пруди хорошо обученных ветеранов горячих точек. Не надо быть нейрохирургом, чтобы понять, на чьей они будут стороне. Трубопроводы, электростанции, автомагистрали между штатами, железные дороги и мосты тоже станут мишенями.

Губернаторы, мэры и блюстители порядка начнут дезертировать заодно с Национальной гвардией и другими войсками, которые взбунтуются, когда им прикажут стрелять по соседям и родственникам.

Чтобы защитить все или отобрать все оружие, не хватит ни солдат, ни Национальной гвардии, ни «советников»...»

Конечно, такой сценарий Генсерта больше похож на фельетон. Но, разве мы уже не были свидетелями реализации самых безумных идей в июне – июле 2020 года в США. Взять, хотя бы уничтожение памятников.

Непонятно, почему до сих пор не взорвали Статую Свободы. Ведь ей французский скульптор – расист Фредерик Огюст Бартольди из ненависти к афроамериканкам приделал лицо белой женщины европеоидной расы!

Что ждёт Трампа?

Трамп понимает, что такой прессинг в СМИ свидетельствует не о предначертанной победе Байдена, а, скорее, об истерике в рядах демократов. Можно каждый день выводить цифры «разрыва» в опросах по предстоящему голосованию. Трамп уже проходил это на выборах 2016 года, когда все СМИ вопили об уже решённой победе Хиллари Клинтон. Но действительность оказалась иной. Даже Лихтман, который предрекает победу Байдену, делает оговорку о том, что в конечном счёте всё находится в руках избирателей.

Тем не менее, после выборов добра в Америке не будет при любом раскладе. Если победит Трамп (а это прогнозируют не менее известные, чем Лихтман, учёные. Например, - профессор политологии Университета Стоуни-Брука Гельмут Норпот дал прогноз о том, что Трамп должен одержать победу с вероятностью в 91%), теневой штаб демократов (которым, скорее всего, руководит не Байден, а Обама) пойдёт на любые, даже силовые действия, чтобы не допустить вновь Трампа к власти. И летние беспорядки этого года покажутся детскими шалостями.

Но за Трампом стоят полиция, национальная гвардия и армия.

Правда, демократы и здесь пугают. В июне 2020 года Байден заявил, что Трампа ожидает военный переворот, если он откажется принять итоги выборов. Во время передачи на Comedy Central тележурналист Тревор Ной спросил Байдена о том, что он предпримет, если Трамп не выиграет выборы, но откажется покинуть Белый дом.

На это Байден ответил, что есть «четыре начальника разных войск, готовых содрать кожу с Трампа». Он выразил уверенность в том, что они смогут быстро «выпроводить» Трампа из Белого дома при необходимости.

Трамп будет бороться, потому что понимает, просто уйти с поста президента ему его противники не дадут, а будут делать всё возможное, чтобы отправить Трампа в тюрьму. Ведь, как известно, в США президент, покидая пост, лишается президентского иммунитета.

Был бы президент, а статья найдётся.

США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > zavtra.ru, 10 августа 2020 > № 3541477 Владимир Овчинский

Александр Засыпкин: Ливан находится у опасной черты

Ливан подсчитывает ущерб, нанесенный в результате крупнейшей в истории катастрофы – недавнего взрыва в порту Бейрута. Положение в стране и без этого усугубляется в политической, экономической и финансовой сферах. Посол России в Ливане Александр Засыпкин в интервью РИА Новости рассказал об ожидаемых вмешательствах во внутренние дела Ливана под предлогом помощи в ликвидации последствий взрыва, а также дал оценку глубокому финансово-экономического кризису и напряженной ситуации на ливано-израильской границе.

– Наверное, весь мир потряс страшный взрыв, прогремевший вечером 4 августа в порту Бейрута. Как заявил премьер-министр Ливана Диаб, это стало катастрофой для всей страны. Имеются многочисленные жертвы, разрушения в центре столицы. Хотя расследование не завершено, преобладает версия о техногенном характере взрыва. Что вы можете добавить как очевидец трагического события?

– У нас, как и у всех жителей, находившихся на достаточно удаленном расстоянии, было вначале ощущение, что началось землетрясение, а затем был удар взрывной волны, который выбил окна, двери. В основном людей порезали вылетевшие стекла. Но чем ближе к эпицентру взрыва, тем больше разрушений, вплоть до обрушения домов. Все это ужасно. Размеры ущерба не поддаются подсчету. Но самое страшное, что погибло много людей. Это невосполнимые потери.

– Были ли пострадавшие российские граждане?

– Наше консульство сразу же стало отслеживать ситуацию, но тревожных сообщений не поступало. Стеклом была порезана жена сотрудника посольства. Ей в госпитале быстро зашили рану. В комплексе посольства, Культурном центре были повреждены окна и двери.

– По поводу причин случившегося сразу стало распространяться много версий, в том числе об обстреле с воздуха, теракте. Какова, на ваш взгляд, наиболее убедительная версия?

– Уверен, что ни при каких обстоятельствах нельзя заниматься политическими спекуляциями, а особенно, если пострадали тысячи людей. Согласно наиболее убедительным данным, в ходе ремонтных работ произошло возгорание, а затем чудовищный взрыв ангара, в котором с 2014 года хранилась конфискованная с поврежденного судна аммиачная селитра, так что речь идет о вопиющих нарушениях техники безопасности.

Сейчас многие в Ливане, и в этом есть большая доля истины, говорят, что в данной трагедии отразились недостатки ливанской действительности, существующие проблемы в государственных структурах, взаимодействии ведомств. Это были явный недосмотр и халатность соответствующих контрольных органов, хотя, как сообщалось, вопрос об утилизации взрывоопасной селитры регулярно ставился на повестку дня.

– Есть информация о развертывании международного содействия Ливану. Каков в это вклад России?

– Действительно, многие страны выразили намерение помочь в разных формах. С нашей стороны по линии МЧС направляются спасатели, полевой госпиталь, лаборатория для тестирования на коронавирус, а также продукты питания.

– В Ливане с октября прошлого года до весны проходили массовые акции с требованием кардинальных реформ. Но потом наступило затишье. Это произошло из-за ограничительных мер в связи с коронавирусом или были какие-то иные причины? И каковы перспективы развития ситуации в стране, учитывая, что протестное движение сопровождалось кризисом банковской системы и ухудшением материального положения населения?

– Действительно, проблемы никуда не делись, и по-прежнему Ливан находится у опасной черты, причем динамика остается негативной. Коронавирус безусловно ослабил общественную активность. Однако, на мой взгляд, сыграло свою роль и то, что протестное движение не предложило согласованной программы преобразований. Выдвинутый с самого начала лозунг о смене всего политического класса звучал вроде бы как воплощение народных чаяний о переменах, а фактически означал призыв к восстанию. Причем достаточно быстро начались беспорядки, столкновения провокаторов с правоохранителями. В результате значительная часть участников манифестаций ушла с улиц, не желая ассоциироваться с погромщиками, невольно подыгрывать тем, кто стремится разжечь смуту.

Но верно и то, что если процесс деградации не прекратить, то дело может дойти до еще более масштабной волны протестов с непредсказуемыми последствиями. При этом поступает информация о подозрительной активности в ряде районов страны – оживление радикалов, поступление им денег и оружия. В то же время следует подчеркнуть, что армия и органы безопасности остаются надежными гарантами стабильности, не вмешиваясь в политические распри.

Действующая власть в лице, прежде всего, правительства Хасана Диаба пытается осуществлять кризисное управление путем решения самых срочных вопросов. Но постоянно находится под жесткой критикой со всех сторон. Это понятно, поскольку кризис имеет комплексный характер. У правительства хватает денег только на поддержание цен на товары первой необходимости. Курс ливанского фунта упал к доллару в несколько раз. Счета вкладчиков в банках практически заморожены. Электричество дают по несколько часов в сутки.

Президент Мишель Аун призвал наладить национальный диалог для обсуждения основных насущных проблем, но пока смогли собраться в основном только его союзники. Даже под угрозой распада страны политики не могут найти общего знаменателя позиций. Есть попытки представить кризис в стране исключительно в качестве результата деятельности нынешней власти. Такой подход выхолащивает сущность проблем Ливана, которые обусловлены, в первую очередь, существованием конфессиональной системы. Еще в Таифских соглашениях 1989 года отмечалась необходимость упразднения конфессионализма. Но движения в этом направлении нет, хотя именно конфессионализм препятствует борьбе с коррупцией, независимости судебной системы.

– Если задача остановки движения к краху вообще решаема, то что для этого надо задействовать в первую очередь?

– В центре внимания всех – вопрос о финансово-экономических реформах. Есть соответствующий план правительства, есть предложения банков, экспертов. Суть состоит в том, чтобы прояснить реальное состояние дел, особенно в сфере финансов, и начать осуществление конкретных шагов по оздоровлению экономики. Неотложный характер имеет выправление положения в электроэнергетике.

Надо принимать во внимание, что если раньше Ливан стабильно на протяжении многих лет получал иностранную помощь, то в настоящее время этот источник перекрыт. Чтобы вновь открыть каналы содействия, в том числе по линии курируемой Францией конференции "Кедр", идут переговоры с Международным валютным фондом. Но пока существенного прогресса не достигнуто. В этой связи западные партнеры упирают на то, что ливанцы, мол, слишком медленно проводят реформы. В свою очередь премьер-министр Диаб высказал мнение, что дело не в этом, а в том, что пока на международном уровне вообще не принято принципиального решения о возобновлении помощи Ливану. Вообще-то говоря, это близко к истине, поскольку соответствует настороженному отношению США и их арабских союзников к ливанскому правительству, которым, как они считают, руководит "Хезболлах".

– К тому же США продолжают санкционное давление. Как с этим обстоит дело, каковы перспективы?

– По замыслу американцев санкции должны так или иначе задевать "Хезболлах", наносить ей ущерб. Но в финансовой сфере повлиять на нее не могут, потому что у партии нет счетов в банках. Так что речь идет о том, что могут пострадать те, кого "назначат" в качестве лиц или организаций причастных к деятельности "Хезболлах". Периодически поступают сигналы о грядущих рестрикциях в отношении политических союзников "Хезболлах". В общем, американцы скорее всего будут продолжать искать способы для повышения эффективности ограничительных мер. Но надо учитывать, что эти попытки будут вести к ухудшению общей ситуации в Ливане, в то время как позиции "Хезболлах" наверняка лишь усилятся.

– В последнее время получила известность идея развивать сотрудничество Ливана на "восточном направлении". Это можно рассматривать как альтернативу застопорившимся отношениям с Западом и Заливом?

– Ни в коем случае это не альтернатива, а подтверждение того, что Ливан нуждается в развитии сотрудничества по всем направлениям. Причем это его историческое состояние – быть связующим звеном цивилизаций и пунктом транзита от Средиземного моря вглубь Аравийского полуострова.

В первую очередь речь идет, конечно, о Сирии – ближайшем восточном соседе, значение связей с которым нельзя переоценить. Конфликт в Сирии тяжело сказался на Ливане. В страну пришло более полутора миллионов беженцев, на ливанскую землю проникли террористы. Сейчас ситуация изменилась, и появились возможности для восстановления стратегически важных для обеих стран связей, а также для возвращения сирийских беженцев на родину. Правда, реализация всех этих возможностей остается под вопросом. В частности, пресловутый "закон Цезаря" в США, накладывающий санкции на тех, кто сотрудничает с Сирией, может существенно притормозить процесс укрепления ливано-сирийского взаимодействия.

Далее на востоке Ирак и Иран, которые могут многое предложить Ливану в рамках взаимовыгодного сотрудничества, в том числе закупать широкую номенклатуру товаров. Наконец, следует указать на усиление внимания Китая к Ливану, в первую очередь, в плане перспектив реализации инфраструктурных проектов. Вот это и есть "восточное направление", и если тему не политизировать, то она звучит вполне прагматично и позитивно с точки зрения национальных интересов Ливана.

– А где в этом случае место России?

– Россию как правило причисляют к "восточному направлению" из-за нашей активной роли в Сирии и широкого поля взаимопониманий с Китаем по международной повестке дня. Вместе с тем, все это достаточно условно, и каждый имеет свои специфические возможности. Уверен, что российские компании способны активно работать в Ливане в ключевых отраслях. Причем в последние годы есть два хороших примера такой работы: "Новатэк" участвует в консорциуме по разведке углеводородов на Средиземноморском шельфе, "Роснефть" получила в операционное управление терминал по хранению нефтепродуктов.

– Не могу не спросить о ситуации между Ливаном и Израилем. Регулярно происходят обострения вдоль "голубой линии". Вот и в эти дни обстановка неспокойная. Главная забота у всех – не будет ли новой войны?

– Всплески напряженности возникают в случае, если "Хезболлах" несет потери в результате израильских налетов на объекты в Сирии. Сейчас именно так и произошло – был убит член "Хезболлах" в зоне аэропорта Дамаска. За это по "правилам игры" полагается адекватный ответ, который израильтяне ждут. В такой нервной обстановке произошел израильский обстрел ливанской территории в районе Ферм Шебаа вроде как по лицам, пытавшимся пересечь "голубую линию". Однако "Хезболлах" это опровергла. Так что пока напряженность сохраняется, каждый день есть тревожные сообщения. Поэтому главное сейчас – не допустить эскалации.

Что касается крупного военного конфликта, то в нем не заинтересованы вовлеченные стороны. Есть спекуляции, что, мол, либо Израиль, либо "Хезболлах" решат взорвать обстановку, чтобы отвлечь от внутренних проблем, существующих у тех и других. Однако с учетом огромного ущерба, который был бы нанесен обеим сторонам, масштабная конфронтация усугубила бы ситуацию для всех, трудности для всех только бы возросли.

– К тому же ВСООНЛ (временные силы ООН в Ливане – ред.) внимательно отслеживают развитие событий и оказывают сдерживающее влияние. Как известно, есть идеи расширить их мандат, как к этому относятся непосредственно вовлеченные стороны?

– Мы ориентируемся, в первую очередь, на позицию Ливана как страны, в которой располагаются ВСООНЛ. Ливанцы не хотят менять мандат, исходя из того, что силы ООН хорошо справляются с возложенными на них задачами, содействуют поддержанию стабильности. Что касается резолюции 1701 СБ ООН, то фиксируются ежедневные нарушения ливанского суверенитета израильтянами, особенно в воздушном пространстве. Если же попытаться, как этого хотят американцы и израильтяне, возложить на ВСООНЛ проведение прочесывания на юге Ливана везде, включая объекты частной собственности, то это неминуемо привело бы к трениям с местными жителями. Россия же заинтересована в том, чтобы ВСООНЛ и впредь контролировали обстановку без проблем.

– В связи с чудовищным взрывом в порту Бейрута почти сразу появились признаки возможного политического использования новой ситуации. С одной стороны, раздаются призывы к сплочению, как внутри Ливана, так и внешним сторонам в интересах скорейшего преодоления последствий трагедии. С другой стороны, высказываются опасения, что в условиях шока в ливанском обществе и мировом сообществе произойдет обострение противоречий. Какой сценарий, на ваш взгляд, более вероятен?

– Нет сомнений, что и одно, и другое присутствуют на общественно-политической арене и в информационном поле. То есть все делают заявления в поддержку Ливана, многие направляют помощь в том или ином виде, выражают надежды, что в беде люди объединятся. Реальность другая, и важно четко отслеживать обстановку на предмет того, чтобы под прикрытием гуманитарного бедствия не произошло вмешательство во внутренние дела Ливана. Сейчас раздаются голоса фактически в пользу интернационализации ливанской проблемы. Это опасный путь, который лишь еще больше обострит ситуацию. Россия, в свою очередь, сразу направила помощь без какого-либо политического подтекста.

Ливан. Израиль. США. Россия > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 8 августа 2020 > № 3486858 Александр Засыпкин

УНИЧТОЖЕНИЕ ЦЕЛОЙ СТРАНЫ

ДЭНИЕЛ ЭЛЛСБЕРГ

Американский военный аналитик, консультант Министерства обороны США и Белого дома, специалист по теории принятия решений.

75 лет назад было впервые применено атомное оружие. Бомбардировка Хиросимы 6 августе 1945 г. стала поворотным пунктом в мировой истории, и можно сказать, что последствия этого события сказываются до сих пор.

Дэниел Эллсберг, американский военный аналитик, консультант Министерства обороны США и Белого дома, специалист по теории принятия решений. В корпорации RAND он занимался вопросами ядерной стратегии, но впоследствии стал одним из самых яростных противников ядерного оружия. К годовщине Хиросимы предлагаем вашему вниманию отрывок из его книги «Машина Судного дня», вышедшей в издательстве «Альпина Паблишер», с любезного разрешения издателя.

В августе 1945 г. атомная бомба просто вписалась в давнюю негласную модель ведения войны путём массового уничтожения гражданского населения. Атомные удары, казалось, подкрепили эту модель – практически сразу после них война против Японии прекратилась, а публика и армия (ничего не знавшие о перехваченных нами японских сообщениях) были уверены, что иных путей прекращения войны не существовало. Военные части, занимавшиеся доставкой бомб, без проблем получили независимость от других родов войск вскоре после войны и без особого сопротивления перешли под крыло Стратегического авиационного командования, созданного и возглавляемого генералами Кертисом Лемеем и Томасом Пауэром, организации, которая оттачивала тактику уничтожения на протяжении последних шести месяцев Второй мировой войны.

Однако на какого врага эта тактика была нацелена теперь? Когда Вторая мировая война подошла к концу, только одна страна имела население, вооружённые силы, промышленный и научный потенциал, способные противостоять военной мощи Соединённых Штатов, – Советский Союз, несмотря на его беспрецедентную военную разруху и потери. Помимо прочего, его возглавлял такой же жестокий диктатор, как Гитлер, и единственная партия, ещё более сплочённая и всевластная, чем нацистская партия. Советский Союз уже оккупировал половину Европы, и его военной мощи было достаточно, чтобы подмять под себя и вторую половину. Некоторые высокопоставленные члены администрации Гарри Трумэна по самым разным мотивам всё больше и больше опасались, что Советский Союз именно это и собирается сделать.

Такой взгляд не был новым для генерала Лесли Гровса, который отвечал за реализацию атомного Манхэттенского проекта. Ещё в 1944 г. ярый антикоммунист Гровс поведал польскому физику Джозефу Ротблату во время совместного обеда в Лос-Аламосе о том, что, по его мнению, проект всегда был направлен против Советов. В Корпусе армейской авиации думали так же. В поисках системы целей, которая могла бы оправдать существование большого парка стратегических бомбардировщиков в послевоенное время и, таким образом, независимость ВВС, там обратили взоры на Советский Союз.

30 августа 1945 г., всего через две недели после капитуляции Японии, генерал-майор Лорис Норстад, заместитель начальника штаба ВВС по планированию, направил генералу Гровсу документ, где в качестве целей возможного будущего ядерного удара фигурировали 15 «ключевых советских городов»[1] во главе с Москвой и 20 «крупных советских городов», включая Ленинград, а также указывалось количество атомных бомб, необходимых для уничтожения каждого из них. Москве и Ленинграду предназначалось по шесть бомб.

Однако у Соединённых Штатов не было шести атомных бомб в 1945 г. В конце года они располагали только двумя. К 30 июня 1946 г. (конец финансового года) в арсенале находилось девять бомб. Первый официальный план войны против Советского Союза, датированный ноябрём 1947 г., предусматривал нанесение удара по 24 советским городам с использованием 34 бомб. Однако к тому времени в арсенале США было всего 13 бомб, из которых, пожалуй, только семь находились в состоянии боеготовности. Эта информация была сверхсекретной. Президента Гарри Трумэна официально не информировали[2] о количестве ядерных боеприпасов до 3 апреля 1947 г., и он был потрясён, узнав, что их так мало.

Двумя месяцами ранее Объединённый комитет начальников штабов уведомил военного министра и министра ВМС о том, что запасы атомного оружия «неадекватны» требованиям национальной безопасности. Вплоть до конца 1948 г. все произведённые боеприпасы (плутониевые имплозивные бомбы типа сброшенной на Нагасаки) были штучными изделиями и считались «экспериментальными образцами»[3]. Объединённый комитет начальников штабов по результатам испытаний на атолле Бикини летом 1946 г. (для которых были использованы два из девяти имевшихся в том году боезарядов) «заключил, что из-за дефицита делящихся материалов бомбы должны использоваться как “стратегическое” оружие против населённых и промышленных центров». Генерал Лемей, отвечавший в то время за исследования и разработки в ВВС (в этом качестве он поддерживал создание RAND), обобщил основные выводы отчёта следующим образом:

1. Атомные бомбы, количество которых[4] меньше того, что мы получим в обозримом будущем, способны уничтожить военный потенциал любой страны и разрушить её социально-экономическую систему.
2. В сочетании с другими видами оружия массового уничтожения оно позволяет истребить население на огромных участках земной поверхности, оставив на них лишь следы человеческой деятельности.

В октябре 1947 г. Объединённый комитет начальников штабов под председательством адмирала Уильяма Лихи направил в Комиссию по атомной энергии (AEC), которая теперь отвечала за все аспекты производства атомных бомб, отчёт с долгосрочными требованиями к ядерному оружию. За два года до этого в качестве главы администрации Трумэна, если верить словам Лихи в его мемуарах, он в душе осуждал бомбардировку Хиросимы и Нагасаки и считал, что «применяя ядерное оружие первыми, мы переходим на нравственные нормы варваров мрачного Средневековья. Меня не учили вести войну таким способом, и войны нельзя выигрывать путём уничтожения женщин и детей». Теперь же он уведомлял AEC о том, что «с военной точки зрения требуется примерно 400 атомных бомб, эквивалентных по мощности бомбе, сброшенной на Нагасаки, для нанесения удара примерно по 100 городам. Целевой датой обретения способности «уничтожить страну»[5] (концепция, которая родилась в штабе ВВС, занимавшемся подготовкой рекомендаций) было 1 января 1953 г.

К середине 1948 г. планы ВВС пришли в соответствие с запасами оружия, хотя эти запасы всё равно были ниже тех, что Объединённый комитет начальников штабов считал адекватными. План в то время предусматривал нанесение удара по 20 городам с использованием 50 бомб[6]. Эти 50 бомб реально поступили в арсенал[7] к 30 июня 1948 г. Москве предназначались восемь бомб, а Ленинграду семь.

Генерал Лемей возглавил SAC в октябре 1948 г. Он составил свой «Чрезвычайный план военных действий», который требовал от SAC «наращивания потенциала до уровня, позволяющего доставить весь имеющийся запас атомных бомб в рамках одного массированного удара». Главными целями должны быть города и промышленные объекты, а также правительственные центры управления. Цели второй очереди включали в себя нефтеперерабатывающие предприятия, две трети которых находились в 16 советских городах. План предусматривал нанесение ударов по 70 советским городам[8] с использованием 133 атомных бомб. Это, по оценкам, могло привести к гибели 2,7 млн человек[9] в 70 целевых городах и ещё 4 млн человек в других местах.

Год спустя, в октябре 1949 г., дополнение к «Чрезвычайному плану военных действий» увеличило число целевых городов до 104, а количество используемых бомб до 220. Ещё 72 бомбы оставались в резерве для нанесения повторного удара. Необходимые для этого 292 бомбы были готовы к 30 июня 1950 г. AEC, бюджет которой увеличивался Трумэном трижды – после блокады Берлина в 1948–1949 гг. и после первого советского ядерного испытания в 1949 г. – поставила производство бомб типа Нагасаки на поток. Эра «ядерного дефицита», по терминологии Пентагона, уступила место эре «ядерного изобилия». Необходимые для уничтожения целой страны 400 бомб поступили в арсенал уже к 1 января 1951 г.[10], на два года раньше срока. Однако к этому времени число целей для ядерного удара в глазах стратегов из ВВС выросло многократно.

Это были исключительно планы первого удара, но так стали говорить впоследствии, а в то время такого термина не было из-за простого отсутствия противника, способного нанести второй, или ответный, удар.

Америка обладала монополией на ядерное оружие, которой, как полагали президент Трумэн и генерал Гровс (учёные-ядерщики не согласились бы с этим, если бы поинтересовались их мнением), ничто не угрожало на протяжении жизни целого поколения, а может быть, и дольше. Гровс и Трумэн наивно верили в то, что секретная программа скупки и дипломатии позволит им контролировать все известные источники богатых урановых руд. (Гровс, как он выразился позднее, проглядел[11] запасы богатой урановой руды в Восточной Германии, оккупированной Советами.) В их глазах эта программа была решающим «атомным секретом». Именно в этой ложной уверенности Трумэн добился согласия сената взять обязательство по защите Западной Европы.

Учёные настаивали на международном контроле запасов урана, исследований, обогащения и переработки делящихся материалов в целях энергетики и указывали ещё в 1945 г., что в противном случае Советы создадут бомбу примерно за четыре года. Четыре года спустя, в сентябре 1949 г., американские разведывательные самолёты обнаружили признаки того, что Советы провели испытание плутониевой бомбы типа той, что была сброшена на Нагасаки. (Как оказалось, она была создана на основе чертежей, украденных Клаусом Фуксом – советским шпионом в Лос-Аламосе.) Трумэн, Гровс, Конгресс, американская публика и наши союзники по НАТО были потрясены.

В Объединённом комитете начальников штабов, однако, паники не наблюдалось. Там очень быстро поняли, что Советам потребуются годы на создание средств доставки и арсеналов, позволяющих угрожать Соединённым Штатам напрямую. Однако в планах SAC города и промышленные зоны уступили место самых приоритетных целей будущим советским системам доставки ядерного оружия на территорию Соединённых Штатов и их союзников. Это привело к появлению практически неограниченного числа первоочередных целей для американского ядерного удара – к ним, прежде всего, относились аэродромы, которых в СССР насчитывалось 1100. К 1953 г. генерал Лемей идентифицировал 409 аэродромов[12], которые могли использоваться для нанесения ядерного удара, помимо разбросанных по всей территории СССР промышленных объектов, связанных с производством ядерного оружия.

Осенью 1949 г. масштабы производства делящихся материалов вновь выросли – нужно было создавать бомбы для расширившего набора целей. Кроме того, требовалось ещё больше средств их доставки. Когда Трумэн покидал свой пост в начале 1953 г., в арсенале США насчитывалось 1000 ядерных боеголовок. В конце своего второго президентского срока Дуайта Эйзенхауэр передал администрации Джона Кеннеди 15 000 ядерных боеголовок.

При той же системе выбора целей, что и в начале 1950-х гг., не 18-кратный рост количества ядерных боеголовок – многие из них стали теперь «тактическим» оружием небольшого радиуса действия при мощности на уровне бомбы, сброшенной на Нагасаки, – определял изменение характера стратегического оружия в распоряжении SAС и ВМС (у них было более 1000 боеголовок). Изменился смысл самого понятия «ядерное оружие». Это произошло в значительной мере скрытно от американского народа и всего мира. Подавляющее число боеголовок в ядерном арсенале, унаследованном президентом Джоном Кеннеди в 1961 г., были не «атомными», то есть не того типа, что использовались в Японии в 1945 г. и испытывались впоследствии на атолле Бикини и в Неваде. До начала 1950-х гг. урановые и плутониевые бомбы были единственным видом ядерного оружия. Однако к 1961 г. практически все боеголовки SAC стали «термоядерными» – водородными бомбами, в которых энергия выделялась в результате слияния тяжёлых изотопов водорода. Первое испытание такой бомбы было проведено в ноябре 1952 г.

Именно это изменение, обнаруженное мною в 1961 г., объясняло загадку, на которую я наткнулся несколько раньше. При изучении совершенно секретных документов, связанных с объединёнными планами использования стратегических сил и средств 1950-х гг., в процессе подготовки проекта руководящих указаний по планированию войны во времена работы на администрацию Кеннеди я наткнулся на последовательный ряд оценок потерь Советского Союза в войне с применением основных стратегических средств, которые в начале текущего десятилетия казались удивительно «низкими» для ядерной эры: несколько миллионов погибших, затем 10 млн и так далее, вплоть до 13 млн к 1955 г. Однако уже в следующем, 1956 г. эта оценка неожиданно возросла в 10 раз до 150 млн погибших. В 1961 г., как мне было уже известно, Объединённый комитет начальников штабов прогнозировал потери, превышающие 200 млн человек, только в одном советском блоке. Чем объясняется такое увеличение? И почему оно произошло именно в это время?

Я был потрясён этими цифрами. Меня преследовали вопросы: почему разработчики планов настолько повысили оценки? Неужели кто-то решил, что «уничтожение целой страны» с помощью четырёх сотен атомных бомб, которые должны убить десятки миллионов русских, недостаточно много для сдерживания? Или, может, исполнение наших обязательств перед НАТО по отражению или упреждению наземного вторжения Советов приводит к нанесению именно такого «сопутствующего урона»? Опираясь на что, они пришли к таким оценкам?

Причина такого скачка всего за один год в размерах потерь, которые мы собирались нанести в войне против России, – от уровня меньше потерь Советского Союза во Второй мировой войне до беспрецедентного в истории человечества уровня – не была, как оказалось, связана с приведенными выше предположениями. Все было намного проще.

Никакой новой идеи относительно необходимости кардинального изменения планируемого эффекта нашего удара не было. Просто разработчики планов совершенно справедливо учли то, что SAC намеревается использовать против тех же самых целей вместо атомного оружия первого десятилетия ядерной эры новые термоядерные бомбы. Именно с этим связана готовность SAC убить в 10 раз больше людей, чем прежде. Не десятки, а сотни миллионов людей, возможно даже миллиард, должны были умереть главным образом в результате выпадения радиоактивных осадков после взрыва водородных бомб. В арсенале SAC находились сотни водородных бомб, мощность которых в тысячи раз превышала мощность атомных бомб времён Второй мировой войны.

Такое изменение произошло не потому, что кто-то счёл его необходимым, а просто из-за появления новых, более эффективных ядерных бомб – более дешёвых и неизмеримо более мощных, чем старые. (Одним из факторов роста количества жертв было то, что практически все операции с применением ядерного оружия в конце 1950-х гг. предполагали осуществление наземных взрывов с целью повышения количества радиоактивных осадков, а следовательно, «дополнительных» потерь в советско-китайском блоке и, к сожалению, в соседних с ним странах, включая наших союзников.)

Эти оценки количества погибших от американских ядерных ударов были настолько секретными и доступными настолько узкому кругу людей даже в SAC и в Пентагоне, что мало кто из американцев за пределами правительства знал о произошедшем в конце 1950-х гг. кардинальном изменении смысла понятия «ядерная война» и его причинах. С целью продолжения термоядерных испытаний в атмосфере на континентальной части Соединённых Штатов, несмотря на их предсказуемое воздействие на «подветренные» территории в штатах Невада и Юта, президент Эйзенхауэр делал всё для того, чтобы публика знала как можно меньше об изменениях характера ядерного оружия. Он дал указание Гордону Дину, председателю AEC[13], изъять термины «термоядерный», «синтез» и «водородный» из пресс-релизов и выступлений и «сделать так, чтобы между понятиями “ядерная реакция” и “термоядерная реакция” не было разницы». Однако, как я неожиданно для себя обнаружил весной 1961 г., и Объединённый комитет начальников штабов, и президент Эйзенхауэр прекрасно понимали ужасающие потенциальные последствия своих приготовлений для Евразии.

Эйзенхауэр «был потрясен»[14] в конце 1960 г. «избыточностью жертв» (о которой рассказал ему советник по науке Джордж Кистяковски) в плане SIOP-62, особенно неэкономной избыточностью накрытия целей, но, надо думать, не только этим. Он сказал своему военно-морскому адъютанту, что презентация «напугала его до смерти». Тем не менее Эйзенхауэр утвердил этот план и передал его по наследству Кеннеди. Когда в июле 1961 г. Джона Кеннеди проинформировали о прогнозируемых результатах обмена ядерными ударами в 1963 г., он в шоке произнёс, выходя из конференц-зала: «И мы после такого называем себя людьми!»[15] Однако эта фраза предназначалась госсекретарю Дину Раску, а не Объединённому комитету начальников штабов и уж точно не публике. И «опция» развязывания полномасштабной войны сохранялась в планах на протяжении всего срока пребывания Джона Кеннеди в должности и на протяжении всего президентского срока Линдона Джонсона.

Президент Никсон в январе 1969 г.[16], как говорят, также «был потрясён» на первом брифинге по единому интегрированному плану войны тем, что единственным возможным вариантом является массированный ядерный удар, ведущий к уничтожению 90 млн русских в течение нескольких часов. Его помощник по национальной безопасности[17] Генри Киссинджер сказал, что подобные планы не могут быть основой для «политически оправданных», достаточно убедительных угроз. Немного позже, весной, он спросил на заседании: разве может «кто-то в трезвом уме… принять решение об уничтожении 80 млн человек?» Однако его попытки на протяжении следующих восьми лет предусмотреть в плане не столь кровожадные варианты (как попытки Роберта Макнамары до этого при моём участии) практически ничего не принесли.

В 1973 г. в середине своих безуспешных поисков[18] ограниченных и более разумных альтернатив Генри Киссинджер заметил на очередном заседании: «Иметь лишь единственный вариант, предполагающий уничтожение 80 млн человек, – это вершина безнравственности». (В действительности этот вариант был не единственным – другие возможности предусматривали уничтожение ещё большего количества людей.) Однако частные высказывания Киссинджера относительно нравственности оставались закрытыми для американской публики на протяжении нескольких десятилетий, пока наконец не были рассекречены. Президенты Джеральд Форд, Джимми Картер и Рональд Рейган расширяли набор вариантов «ограниченной ядерной войны», которая должна быть не такой апокалиптической, однако, как признался генерал Ли Батлер[19], последний командующий SAC, разработчики планов в Омахе и в Пентагоне никогда не воспринимали эти предложения всерьёз. При оперативном планировании и при учениях они всегда исходили из того, что война будет «полномасштабной».

Конечно, никто из этих представителей власти – гражданской и военной не рассчитывал или по крайней мере не ожидал реального возникновения обстоятельств, которые заставят их реализовать такой план. Однако они также знали, что вероятность их возникновения была выше нуля. Возможность или риск существовал всегда – хотелось бы надеяться, что небольшой.

В то же время, они не считали[20], что держат в руках рычаги машины Судного дня, которая может уничтожить практически всех. Так или иначе, риск реализации единого интегрированного плана войны, сознательно принимаемый президентами и Объединённым комитетом начальников штабов, каким бы маленьким они его ни считали, был связан с возможностью уничтожения организованного общества – всех городов – в Северном полушарии, помимо истребления практически всех их обитателей.

Как мрачно заметил британский историк Эдвард Томпсон, такой исход, возможно, не будет означать «уничтожение жизни вообще». Он будет означать «всего лишь уничтожение нашей цивилизации[21]. Будет составлен окончательный баланс за два последних тысячелетия, по каждой статье деятельности и культуры, где перед каждым итогом стоит знак минус».

С 1961 г. я смотрю на такие решения ответственных лиц в Соединённых Штатах и странах-союзницах по НАТО, а также в Советском Союзе точно так же, как смотрел на Вьетнамскую войну восемь лет спустя: как на нечто такое, чему следует противодействовать[22], однако необходимо понимать. Изучая в последующие десятилетия историю ядерной эры, я выяснил, что перспектива угрозы существованию цивилизации и самого человечества – не только в Северном полушарии – рассматривалась в строжайшем секрете ещё в самом начале Манхэттенского проекта.

Идея появления термоядерного оружия, в тысячи раз более мощного, чем ядерное оружие (и в конечном итоге более дешёвого и более массового), витала в головах учёных, занятых в Манхэттенском проекта, с самого начала. Некоторые из них видели в нём сложную и увлекательную перспективу, неизбежную и желательную. Другие – опасность, которую необходимо предотвратить (к сожалению, им это не удалось).

Как бы то ни было, в тот же самый момент – фактически в тот же день в июле 1942 г., – когда главные теоретики Манхэттенского проекта представили идею водородной бомбы, они увидели возможность появления пусть маловероятной, но невообразимо более серьёзной угрозы для жизни на планете. Втайне от других они приняли этот риск.

--

СНОСКИ

США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 августа 2020 > № 3468416 Дэниел Эллсберг

КИТАЙ БОЛЬШЕ НЕ НАМЕРЕН ЖДАТЬ БЛАГОПРИЯТНОГО МОМЕНТА

КУРТ КЭМПБЕЛЛ

Председатель и исполнительный директор Asia Group, заместитель госсекретаря США по делам Восточной Азии и Тихого океана в 2009-2013 годах.

МИРА РЭПП-ХУПЕР

Ведущий научный сотрудник Совета по международным отношениям.

КОНЕЦ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОЙ СДЕРЖАННОСТИ ПЕКИНА?

По ходу кризиса, вызванного новым коронавирусом, аналитики наблюдали за тем, как отношения между США и Китаем скатываются к самой низкой точке за всю историю. Надежды на их восстановление весьма призрачны. Причин сползания к откровенной конфронтации немало, но Пекин, демонстрируя поразительный отход от своей обычной дипломатической практики, проводит гораздо более жёсткую линию на международной арене – даже искушенные наблюдатели теряются в догадках: не изменил ли Китай свою внешнюю политику в принципе?

Конечно, подход Китая к мировым делам никогда не был жёстко детерминирован. Его дипломатическая стратегия определяется многими факторами – от истории, культуры и географии страны до природы режима и его относительной силы в мире. Если китайское правительство считает, что один или более факторов изменились, меняется и китайская дипломатия. Но когда COVID—19 начал сеять хаос на земном шаре, президент Китая Си Цзиньпин, похоже, сразу отказался от многих давнишних внешнеполитических принципов, которых придерживалась его страна. Пока ещё слишком рано об этом говорить, но Китай, проникшись национализмом, подогреваемым кризисом, уверенный в непрерывном подъёме и готовый идти на гораздо больший риск, чем в прошлом, – вполне может находиться в процессе переосмысления своей внешней политики, что аукнется всему миру.

Китайская компартия (КПК) начала 2020 г. в оборонительной позиции, но оставалась в ней недолго. Обвинённый в недостаточной прозрачности относительно происхождения и начала коронавирусной пандемии, Пекин бросился на защиту своего имиджа в мире. И стоило ему остановить распространение эпидемии внутри своих национальных границ, как он поспешно начал кампанию «завуалированной дипломатии», позиционируя себя в качестве нового лидера мирового здравоохранения.

Но на этом Пекин не остановился. После того как пандемия охватила весь мир, правительство КНР в течение нескольких месяцев перешло в беспрецедентное дипломатическое наступление практически на всех внешнеполитических фронтах. Оно усилило контроль над Гонконгом, продолжило нагнетать напряжённость в Южно-Китайском море, начало кампанию дипломатического давления на Австралию, применило летальное оружие в пограничном споре с Индией и стало более явно и решительно критиковать либеральные демократии Запада.

В прошлом КПК стремилась поддерживать относительную стабильность в сфере безопасности, периодически используя имеющиеся возможности для продвижения целей страны, не провоцируя при этом ненужную критику мирового сообщества и тщательно корректируя свои действия в тех случаях, когда заходила слишком далеко. Сейчас Пекин может просто воспользоваться хаосом, вызванным пандемией, и глобальным вакуумом власти, оставленным самоустраняющейся американской администрацией. Однако есть основания полагать, что сдвиг происходит более глубокий и далеко идущий. Быть может, мир получает сейчас первые представления о том, как выглядит жёсткая внешняя политика самоуверенного Китая.

Изменение риторики

Отчасти речь идёт об изменении риторики и стиля в дипломатии. Исторически Пекин делал достаточно туманные и завуалированные дипломатические заявления, особенно когда критиковал Вашингтон. Например, в 2015 г. на пике международного противостояния, связанного с островным строительством Китая в Южно-Китайском море, заместитель министра иностранных дел Китая Чжан Есуй призвал Соединённые Штаты «дорожить общим миром и стабильностью в Южно-Китайском море, а также тяжело давшейся динамикой положительного развития отношений между Китаем и США». Едва ли это можно назвать острой критикой. Но с пандемией тон изменился, став более жёстким. «Если кто-то заявляет, что китайский экспорт токсичен, тогда прекратите носить защитные маски и халаты, сделанные в Китае, прекратите пользоваться аппаратами ИВЛ, которые поставляет Китай!» – твитнул представитель МИД после того, как выяснилось, что некачественные китайские товары медицинского назначения поставлены в несколько европейских стран. Китайские дипломаты раскритиковали западные демократии за то, что те не справились с кризисом, и потребовали благодарности от правительств, получающих товары медицинского назначения. Это вызвало очень острую критику в Европе и Африке, и ведущий исследовательский центр Китая предупредил Пекин в апреле, что Китай рискует подорвать свои позиции в мире, если и дальше будет прибегать к подобному агрессивному стилю.

Похоже, что совет остался без должного внимания. Создаётся впечатление, будто Пекин гораздо меньше, чем в прошлом, заботится о своём имидже. Си сознательно пошёл на подрыв репутации, когда его правительство избрало дипломатию «воина-волка» (названную так в честь националистического сериала в стиле «экшн»). Вероятно, расчёт строился на том, что Китай больше приобретёт, играя военными и экономическими мускулами, даже если частично лишится мягкой силы.

Ряд изменений дипломатического курса Китая – необычных для правительства, не слишком любящего пересматривать свою официальную позицию – так же говорят о вновь обретённой уверенности в своих силах. В прошлом Пекин избегал таких резких поворотов из страха «потерять лицо». Однако после первоначального отвержения идеи международного расследования вспышки коронавируса в КНР Си сказал на Ассамблее всемирного здравоохранения в мае, что ВОЗ должна провести расследование, как только пандемия пойдёт на убыль. И хотя Китай поначалу отказывался присоединиться к инициативе «Большой двадцатки» облегчить бремя долга странам с низкими доходами, оказавшимся в тисках экономического кризиса, впоследствии он изменил решение и поддержал данную инициативу, хотя и с некоторыми оговорками. Эти сдвиги указывают на веру Си в то, что ему удастся управлять обоими тернистыми процессами без ущерба для интересов Китая.

Изменения на деле

Пекин не ограничивается дерзкой риторикой. За последние несколько месяцев он повысил ставки почти во всех многочисленных территориальных спорах и даже спровоцировал новые, что стало ещё одним отходом от практики прошлых лет. Политолог Тейлор Фрейвел доказывал, что Китай долгое время расставлял приоритеты в территориальных спорах, педалируя одни и отодвигая на задний план другие, чтобы не вызвать слишком большого напряжения на разных фронтах. От былой сдержанности сегодня, похоже, не осталось и следа. Начиная с марта, Китай усиливал патрулирование островов Дяоюйдао (известных в Японии как острова Сенкаку) в Восточно-Китайском море и с удвоенной энергией стал выдвигать свои притязания на акваторию Южно-Китайского моря, отправляя свои суда барражировать воды в непосредственной близости от побережий Индонезии, Малайзии и Вьетнама. Он проводил воздушную разведку и наблюдение вблизи Тайваня, решительно покончил с полуавтономным статусом Гонконга, подхлестнул новый пограничный спор с Бутаном и, по всей видимости, спровоцировал пограничное столкновение с Индией, в котором были человеческие жертвы. Впервые за последние тридцать лет Народно-освободительная армия Китая применила военную силу за рубежом. Вряд ли какое-либо из этих действий само по себе могло бы вызвать удивление. Но когда всё делается одновременно, это производит впечатление массированного внешнеполитического давления, которое до этого Пекин не оказывал.

Некогда допуская многообразие и разные правовые режимы внутри полуавтономных территорий на территории Китая, КПК теперь пересматривает политику в отношении периферии. В западной провинции Синьцзян государственная кампания репрессий против уйгурского меньшинства, исповедующего ислам, начатая ещё до пандемии, с тех пор переродилась в кампанию по этнической чистке. Противоречивый новый Закон о национальной безопасности лишил Гонконг его уникального правового статуса. Некоторые положения этого закона потенциально выходят за пределы государственных границ Китая, так что китайскую юриспруденцию могут начать навязывать всему миру. Это знаменует собой переход от традиционно оборонительных представлений о китайском суверенитете к более агрессивной позиции: расширению зоны китайской юрисдикции. Китай давно противодействует тем международным инициативам, которые он расценивает как угрозу национальному суверенитету. Например, он отвергает доктрину об ответственности защищать слабых, которая нацелена на предотвращение геноцида и гуманитарных кризисов. Похоже, что теперь осталась лишь одна разновидность китайского суверенитета: та, которую навязывает КПК.

Даже далеко за пределами своего непосредственного окружения Китай сегодня, похоже, готов вступать в противоборство и даже открыто совершать недружественные действия. Речь идёт о его отношениях с Австралией. После того как Канберра призвала к независимому расследованию происхождения пандемии, Пекин выступил с резкой отповедью и ввёл торговые санкции. По всей видимости, он также провёл серию кибератак на серверы австралийского правительства и компаний. В итоге общественное мнение Австралии быстро становится антикитайским, а в австралийском обществе растёт поддержка более жёсткой внешнеполитической линии в отношении Китая. Канберра также объявила о планах наращивания расходов на оборону. Пекин остаётся непреклонным, возможно, потому что надеется научить другие страны в своём регионе дважды подумать, прежде чем противодействовать. Но ему вряд ли удастся в ближайшем будущем вернуть себе расположение Канберры.

Демонстративное упрямство Китая в отношении Австралии – решимость идти напролом вместо корректировки своих действий – символизирует более серьёзный сдвиг. В 2015 г., когда создание Китаем искусственных островов в Южно-Китайском море вызвало негодование у других региональных игроков, Пекин почувствовал, что зашёл слишком далеко и немного отыграл назад. Он временно свернул процесс создания новых островов и стал уделять больше времени региональной дипломатии, а также инициативе «Пояс и путь». В отличие от этой прошлой сдержанности, мало что сегодня говорит о том, что Китай собирается переосмысливать свой подход – по крайней мере, этого не заметно. Мир уже насторожился, когда в июне Всекитайское собрание народных представителей объявило о новом всеобъемлющем законе национальной безопасности для Гонконга. Однако всемирный хор осуждения, последовавший за этим объявлением, не помешал КПК ревностно имплементировать новый закон и формально обвинить в шпионаже двух граждан Канады, которых держали в заключении восемнадцать месяцев.

В этой новой внешней политике очень мало разворотов на 180 градусов, и нет никаких явных скоростных ограничений.

Некоторые из самых важных перемен происходят внутри, в высших эшелонах китайского политического истеблишмента. Когда в прошлом Пекин сталкивался с непредвиденными внешнеполитическими вызовами, он следовал путём неторопливого обдумывания ситуации, который был заметен внешним наблюдателям. В последнее время этого сказать нельзя. По слухам, Си единолично принимает многие наиболее важные решения даже без помощи самых доверенных советников. Это объясняет, почему внешняя политика стала более терпимой к рискам: когда слышно всеёменьше независимых голосов и мнений, Си, не встречая никакого противодействия, никаких противовесов, может пойти напролом. Китайские лидеры прошлого – прежде всего, Дэн Сяопин и Цзян Цзэминь – верили в институциональные процессы коллективного лидерства. Си перекрыл или нейтрализовал многие из этих каналов. Теперь, когда сильный лидер-одиночка действует более или менее самостоятельно, мир может получить представление о том, как выглядит процесс принятия решений в Китае.

Ничто не ново под луной?

К чему приведут все эти сдвиги в своей совокупности – вопрос по-прежнему спорный. Кто-то будет доказывать, что стратегия Китая не изменилась – просто он пользуется моментом, что неоднократно делал и прежде. Си извлекает дивиденды из поразительного отречения Соединённых Штатов от мирового лидерства в момент кризиса, чтобы отстаивать свои интересы на многих фронтах. Его имперская коронавирусная дипломатия – лишь последний пример давнишней китайской традиции внешнеполитического оппортунизма и импровизации. Просто выросли масштабы этого оппортунизма для заполнения зияющей дыры, оставленной Америкой. Наверно, три года односторонней дипломатии Трампа со ставкой на антагонистические отношения воодушевили Пекин на то, чтобы добиваться внешнеполитических выгод, где только возможно, особенно сейчас, когда все в США заняты подготовкой к крайне конфликтным ноябрьским выборам президента.

В Соединённых Штатах и раньше существовали разногласия и отвлекающие моменты – например, в разгар войн на Ближнем Востоке и во время мирового финансового кризиса 2008 г., но это не подвигало Китай на такое количество дерзких выпадов. Вне всякого сомнения, отсутствие лидерства со стороны США имеет значение, но не менее важна консолидация власти Си Цзиньпином, равно как и его вера в наступление геополитического «часа Х». Это те самые силы, которые подталкивают Пекин к решительным действиям. Отдаление Соединённых Штатов от мира просто даёт пространство, которое нужно для того, чтобы продвигать китайские интересы.

Ясно то, что новая внешняя политика Пекина уже оставила свой след. Отношения с Австралией находятся на низкой точке, да и в Европе общественное мнение может стать менее благосклонным в ближайшем будущем. Недавнее пограничное столкновение в Гималаях с человеческими жертвами подвигнет Индию на то, чтобы выступать более решительным противовесом в регионе. Колючая дипломатия кризисного периода дорого обойдётся Пекину: она чревата новыми и долговечными издержками, хотя Пекин может пока этого не сознавать.

Дипломатическое наступление Китая, конечно, не останется без внимания будущей президентской администрации в США, кто бы ни занял президентское кресло. Будет это бывший вице-президент Джо Байден или Дональд Трамп, следующей администрации Белого дома придётся готовиться к жёсткой двусторонней дипломатии с Пекином на многих фронтах одновременно – от Гонконга до Южно-Китайского моря, Индии и Европы, где КНР, вероятно, продолжит проводить политику давления и запугивания. Американским лидерам следует ожидать столкновения с китайскими дипломатами, которые заняты метанием риторических бомб, даже когда сам Си выступает с более спокойных и конструктивных позиций, как это делали в последние недели он и министр иностранных дел Ван И. И им следует ожидать, что придётся иметь дело с китайским правительством, которое, несмотря на отпор всего международного сообщества, по-прежнему ведёт себя самоуверенно, даже нагло, что типично для новоиспеченной великой державы.

К счастью для следующего президента США контуры более действенного американского подхода к Китаю уже прояснились. Соединённым Штатам необходимы односторонне карательные методы, которые стали нормой в последние годы, но не принесли дивидендов ни в торговле, ни в сфере национальной безопасности. Им надо перестроить отношения с союзниками в Европе и Азии, которые дают единственный пока ещё остающийся шанс уравновесить Китай в предстоящие десятилетия. Необходимо реинвестировать в международные организации, такие как ООН, «Большая семёрка», ВОЗ. Последняя незаменима, когда речь заходит о кризисном управлении, и в отсутствии США Китай просто счастлив ей руководить в соответствии со своими приоритетами. Вашингтону также требуется восстановить здравоохранение и благоденствие внутри страны, чтобы остаться жизнеспособным конкурентом на мировой арене.

Возможным лучом света в нынешней буре кризиса является то, что Пекин приоткрыл завесу, скрывавшую его истинные намерения. Неожиданно это дало всему миру представление о том, что будет означать ничем не сдерживаемая китайская мощь. Оставив в мире вакуум власти в самую мрачную историческую эпоху, США подарили Китаю достаточно пространства для выхода за дозволенные границы и демонстрации всему миру, что Пекин не способен единолично руководить всем мировым хозяйством. Но если Вашингтон не вернётся в ближайшее время, тогда уже не будет иметь большого значения, как мир относится к нагловатой дипломатии Китая – в безальтернативной геополитике вакуум будет заполнен вопиющими китайскими излишествами.

Китай. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 августа 2020 > № 3468418 Курт Кэмпбелл, Мира Рэпп-Хупер

ПОРА ОТКАЗЫВАТЬСЯ ОТ ГЕГЕМОНИИ ДОЛЛАРА

САЙМОН ТИЛФОРД

Экономист Форума за новую экономику.

ХАНС КУНДНАНИ

Старший научный сотрудник Chatham House.

ВЫПУСК МИРОВОЙ РЕЗЕРВНОЙ ВАЛЮТЫ ОБХОДИТСЯ СЛИШКОМ ДОРОГО

Соединённым Штатам имеет смысл в одностороннем порядке отказаться от долларовой гегемонии. В этом случае Китай и еврозона будут вынуждены использовать избыточные сбережения у себя дома, а для этого им придётся внести серьёзные изменения в свои экономические модели, чтобы обеспечивать более сбалансированный и равный рост.

В 1960-е гг. министр финансов Франции Валери Жискар д’Эстен жаловался, что доминирование доллара даёт Соединённым Штатам «чрезмерную привилегию» дёшево занимать у всего остального мира и жить не по средствам. Американские союзники и противники с тех пор не раз повторяли эту мысль. Однако чрезмерные привилегии влекут за собой чрезмерную нагрузку на конкурентоспособность США в торговле и на рынке труда, которая будет только расти с уменьшением доли Америки в глобальной экономике, оказывая дестабилизирующее воздействие. Плюсы от превосходства доллара в основном получают финансовые институты и крупный бизнес, а издержки ложатся на плечи работников. Поэтому дальнейшая гегемония доллара угрожает усугубить неравенство, а также политическую поляризацию в Соединённых Штатах.

Гегемония доллара не предопределена. Аналитики уже давно предупреждают, что Китай и другие державы могут отказаться от доллара и диверсифицировать свои валютные резервы по экономическим или стратегическим причинам. Хотя пока нет оснований полагать, что глобальный спрос на доллары иссякнет. Но США рискуют потерять статус эмитента доминирующей мировой резервной валюты по другой причине: страна добровольно откажется от долларовой гегемонии, потому что экономические и политические издержки стали слишком высокими.

При Трампе Соединённые Штаты уже отказались от многосторонних обязательств в сфере безопасности, что заставило экспертов по международным отношениям обсуждать, отступят ли США от гегемонии в более широком, стратегическом смысле. Вашингтон также способен отказаться от гегемонии доллара, не оглядываясь на остальной мир, который хочет, чтобы Америка поддерживала роль доллара как резервной валюты – как раньше хотел, чтобы Соединённые Штаты продолжали обеспечивать безопасность. Вашингтон может решить, что больше не в состоянии себе этого позволить. Эта идея на удивление мало обсуждается в политических кругах, хотя на самом деле может пойти на пользу США и в конечном итоге всему остальному миру.

Цена доминирования доллара

Гегемония доллара обусловлена спросом на него по всему миру. Иностранный капитал идёт в Соединённые Штаты, потому что это безопасное место для вложения средств, а альтернатив не так уже много. Приток капитала затмевает средства, необходимые для финансирования торговли, в результате США сталкиваются со значительным дефицитом текущего платёжного баланса. Иными словами, страна не столько живёт не по средствам, сколько старается использовать избыточный мировой капитал.

Гегемония доллара оказывает воздействие на систему распределения – внутри Америки появляются победители и проигравшие.

Выигрывают в основном банки, которые выступают в роли посредников и реципиентов потоков капитала, и это влияет на экономическую политику. Проигрывают производители и работники, которых они нанимают. Спрос на доллар подталкивает вверх его стоимость, соответственно, американский экспорт становится слишком дорогим, спрос на него за границей падает. В результате падает прибыль в производственном секторе, сокращаются рабочие места.

Бремя издержек непропорционально ложится на штаты промышленного Среднего Запада, что, в свою очередь, усугубляет социально-экономический раскол и способствует политической поляризации. Рабочие места в промышленности, которые когда-то составляли основу экономики этого региона, переводят за границу, на их месте развиваются бедность и недовольство. Неудивительно, что многие из наиболее пострадавших штатов голосовали за Дональда Трампа в 2016 году.

Внутренние издержки от использования притока иностранного капитала, скорее всего, будут расти и дестабилизировать обстановку в Соединённых Штатах. Китай и другие развивающиеся экономики продолжат рост, поэтому доля США в глобальной экономике продолжит сокращаться, а приток капитала – расти соответственно размеру американской экономики. Это усугубит последствия долларовой гегемонии для системы распределения благ: финансовые посредники и дальше станут обогащаться за счёт промышленной базы страны. Политическая ситуация окажется ещё более напряжённой.

Учитывая растущую экономическую и политическую нагрузку, Соединённым Штатам будет всё труднее поддерживать сбалансированный и равный рост, оставаясь предпочтительным пунктом назначения для избытков мирового капитала – вместе с ним идут переоцененная валюта и деиндустриализация. В какой-то момент не останется выбора – только ограничить импорт капитала в интересах экономики, даже если это будет означать отказ от роли доллара как доминирующей мировой резервной валюты.

Британский прецедент

США будут не первой страной, вынужденной отказаться от монетарной гегемонии. С середины XIX века и до Первой мировой войны Великобритания была доминирующим мировым кредитором, а фунт стерлингов – главным средством финансирования международной торговли. В этот период стоимость денег основывалась на возможности покупать золото по так называемому золотому стандарту. Великобритания обладала крупнейшими в мире золотыми резервами, другие страны держали свои резервы в золоте и фунтах.

В первой половине XX века британская экономика начала сокращаться, её экспорт постепенно терял конкурентоспособность. Но поскольку Великобритания придерживалась золотого стандарта, чтобы справляться с торговым дефицитом, нужно было выводить золото за рубеж, в результате сокращалась находящаяся в обращении денежная масса, цены в стране падали. Британия приостановила действие золотого стандарта во время Первой мировой войны, как и некоторые другие страны. К концу войны она превратилась в страну-должника, а США, аккумулировавшие огромные золотые резервы, заняли место основного мирового кредитора.

Великобритания вернулась к золотому стандарту в 1925 г., но по довоенному курсу: фунт стерлингов был переоценён, а золотые резервы истощены. Британский экспорт продолжал страдать, оставшиеся золотые резервы сокращались, правительство было вынуждено пойти на урезание зарплат и снижение цен. Конкурентоспособность британской промышленности упала, возросла безработица, начались социальные волнения. В 1931 г. Великобритания отказалась от золотого стандарта в пользу золота, что, по сути, означало отказ от гегемонии фунта.

В 1902 г. Джозеф Чемберлен, занимавший тогда пост министра по делам колоний, назвал Британию «утомлённым титаном». Сегодня этот термин вполне подходит Соединённым Штатам, которые переживают постепенное ослабление своей экономической мощи на фоне других держав, прежде всего Китая. Эксперты по международным отношениям и аналитики обсуждают, какова степень упадка США и даже предлагают своё видение постамериканского мира.

Некоторые полагают, что при Трампе Соединённые Штаты намеренно отказались от проекта «либеральной гегемонии», например, создав неопределённость по поводу обязательств США в сфере безопасности. Другие описывают отказ Америки от гегемонии как часть долгосрочной структурной трансформации. При любом из этих сценариев Соединённые Штаты могут последовать примеру Великобритании и добровольно отказаться от монетарной гегемонии. Удивительно, но эксперты очень мало обсуждают, как это произойдёт и произойдёт ли вообще.

Доводы в пользу налога на спекулятивный капитал

В данный момент доллар кажется как никогда доминирующей валютой. Хотя американская экономика вступила в рецессию и лишилась миллионов рабочих мест, спрос на доллары возрос – как и после финансового кризиса 2008 года. В марте иностранцы продали огромное количество американских казначейских облигаций, но обменяли их на доллары. Федеральная резервная система влила в глобальную экономику триллионы долларов, чтобы не допустить захвата международных финансовых рынков конкурентами, расширена система свопов с другими центробанками, использовавшаяся в 2008 году. В то время как ошибки администрации Трампа в борьбе с пандемией усилили восприятие США как слабеющей державы, действия ФРС и инвесторов способствовали укреплению центральной роли доллара в глобальной экономике.

Однако это не должно успокаивать. Приток капитала будет и дальше наносить вред американским производителям, а вызванный пандемией спад лишь усилит трудности работников. Чтобы ослабить растущее экономическое и политическое давление в таких регионах, как промышленный Средний Запад, Соединённым Штатам нужно рассмотреть шаги по ограничению импорта капитала. Один из возможных вариантов – давать меньше долларов в глобальную экономику. Это поднимет стоимость валюты до уровня, когда иностранцы перестанут её покупать. Однако в этом случае американская торговля станет менее конкурентоспособной, а и без того низкая инфляция продолжит снижаться.

С другой стороны, США могут поймать на блефе Китай и Евросоюз, которые призывают к уменьшению глобальной роли доллара. Очевидного преемника у Америки как у поставщика доминирующей мировой резервной валюты нет. Например, для обеспечения свободного потока капитала в Китай и из Китая потребуется фундаментальная – и политически сложная – реструктуризация экономики страны. Еврозона тоже не может взять на себя роль лидера, поскольку зависит от обеспечиваемого экспортом роста и соответствующего экспорта капитала. Однако отсутствие очевидного преемника вряд ли помешает Соединённым Штатам отказаться от долларовой гегемонии.

США могут ввести сбор или налог на краткосрочные спекулятивные иностранные инвестиции, который не затронет долгосрочные вложения. С помощью таких мер удастся добраться до сути дисбаланса в торговле, уменьшив приток капитала (торговые барьеры убирают симптомы, а не причину болезни). Это также поможет ослабить негативное отношение к свободной торговле и уменьшить экономически непродуктивную прибыль финансовых организаций.

При оптимистичном сценарии три центра мировой экономики – Китай, США и ЕС – договорятся о создании валютной корзины по аналогии со специальными правами заимствования МВФ. Они либо наделят МВФ полномочиями по регулированию этой корзины, либо учредят новый международный финансовый институт для выполнения этой задачи. Пессимистичный, но более правдоподобный сценарий: напряжённость – особенно между Пекином и Вашингтоном – сделает сотрудничество невозможным, возрастёт вероятность конфликта между ними по экономическим вопросам.

Даже если не удастся найти решение путём сотрудничества, Соединённым Штатам имеет смысл в одностороннем порядке отказаться от долларовой гегемонии. В этом случае Китай и еврозона будут вынуждены использовать избыточные сбережения у себя дома, а для этого им придётся внести серьёзные изменения в свои экономические модели, чтобы обеспечивать более сбалансированный и равный рост. Это также лишит чрезмерных прибылей американские финансовые институты и пойдёт на пользу работникам в США, поскольку стоимость доллара снизится, и американский экспорт вновь станет конкурентоспособным. Иными словами, отказ от долларовой гегемонии откроет путь к более стабильной и справедливой экономике в стране и мире.

США. Весь мир > Финансы, банки. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 августа 2020 > № 3468419 Саймон Тилфорд, Ханс Кунднани

Чистый убыток. Подсчитали – прослезились. 

Будущее мировой нефтяной отрасли выглядит очень непредсказуемо: текущее сокращение капзатрат может привести к дефициту сырья в дальнейшем

Крупнейшие нефтегазовые корпорации отчитались за I полугодие текущего года. Чистый убыток зафиксировали все крупнейшие международные компании (IOCs): ConocoPhillips, Eni, Total, Shell, ВР. Не отстают от них и сервисники: чистый убыток сервисного гиганта Schlumberger в 1 квартале 2020 г. составил порядка 7,4 млрд долларов.

Ситуация в сланцевой отрасли США еще более драматична: эксперты отрасли ожидают, что до конца года о своем банкротстве заявят около полутора сотен американских нефтегазовых компаний.

Внезапно охватившая мир в начале года пандемия COVID-19, обвал цен на нефть после срыва сделки ОПЕК+ и, как следствие, небывалое за новейшую историю перепроизводство нефти привели к резкому нарушению баланса спроса-предложения, развернули рынок в состояние жесткого контанго, а также создали дефицит мощностей по хранению и привели к катастрофическому «выбыванию» буровых установок по всему миру в виду перепроизводства сырья.

И хотя текущая ценовая конъюнктура на фоне всего вышеперечисленного является положительной, но и она балансирует на грани лишь благодаря титаническим усилиям участников новой сделки ОПЕК+.

В то же время будущее мировой нефтяной отрасли выглядит очень непредсказуемо.

Лидеры отрасли уже в один голос заявляют о сокращении своих бюджетов в 2020-2021 гг., а это сотни миллиардов долларов и заморозка крупнейших проектов в мировом upstream. Для текущего кризиса характерно и то, что основной удар и сокращение капвложений пришелся на независимые малые и средние добывающие предприятия, у которых нет собственных финансовых резервов и которые не могут рассчитывать на поддержку своих правительств.

«Кризис 2020» вряд ли ознаменовал собой конец нефтяной эры, как это сейчас принято обсуждать в экспертных кругах. Хотя надо открыто признать, что нынешние события могут серьезно повлиять на мировую энергетику и на мировой энергетический баланс.

Например, знаменательным на фоне беспрецедентной турбулентности на мировом нефтяном рынке является тот факт, что на днях премьер-министр ОАЭ и правитель Дубая Мухаммед бен Рашид Аль Мактум объявил о запуске первой в арабском мире атомной станции "Барака".

В целом же по прогнозам экспертов за период 2020-2021 гг. инвестиции в мировую нефтяную отрасль могут сократиться на 45-50%. Это станет самым низким показателем за последнее десятилетие. А это означает, что в последующие за кризисом годы, когда спрос будет восстанавливаться, мировая экономика может столкнуться с серьезным дефицитом сырья и, как следствие, с взрывным и плохо контролируемым ростом цен на «черное золото».

Вячеслав Мищенко

Руководитель рабочей группы по ценообразованию и рынкам при Министерстве энергетики РФ

США. Евросоюз. Весь мир > Нефть, газ, уголь. Финансы, банки > oilcapital.ru, 3 августа 2020 > № 3459767 Вячеслав Мищенко

ГОД БЕЗ ДРСМД: В ДОЖДЛИВЫЙ СЕЗОН НЕ ОБОЙТИСЬ БЕЗ ЗОНТИКА

АНДРЕЙ КОРТУНОВ

Генеральный директор и член Президиума Российского совета по международным делам.

Бесславный финал ДРСМД воспринимается уже не как трагический сбой отлаженной системы, а как очередная глава длинной и печальной летописи разрушения основ глобальной стратегической стабильности. Не первая глава, но и далеко не последняя. Даже если удастся каким-то чудом в ближайшие месяцы разогнать политические тучи и спасти СНВ-3, это уже не возродит советско-американскую модель контроля над вооружениями.

Представьте себе обычную житейскую ситуацию, особенно актуальную для переменчивого лета нынешнего года. Собравшись провести летние выходные на природе, утром в субботу вы выглядываете в окно и с досадой обозреваете затянувшие небо свинцовые тучи, видите частые сполохи молний на горизонте и улавливаете приближающиеся раскаты грома. Да, конечно, ещё вчера синоптики предупреждали о переменной облачности с вероятными дождями, но вчера очень хотелось надеяться, что дожди обойдут стороной. И по закону подлости не прошли!

В такой ситуации у вас есть целый спектр возможных решений, включающий два крайних варианта. С одной стороны, вы можете позвонить в мэрию, в правительство или в администрацию президента и потребовать срочно поднять в воздух десяток самолётов для немедленного разгона дождевых облаков. С другой стороны, можно попробовать убедить себя в том, что вам не так уж и хотелось тащиться на выходные по забитой дороге куда-то к чёрту на рога; гораздо приятнее провести уикенд на диване в компании любимого сериала и прилагающихся к нему пива и чипсов.

Примерно так же разделились позиции российских экспертов год назад, когда лёгкая облачность в сфере контроля над вооружениями обернулась ненастьем, то есть когда гипотетическая перспектива выхода администрации Трампа из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД) превратилась в политическую реальность. На одном конце спектра оказались те, кто выступал за спасение договора любой ценой, любыми доступными средствами. Защитники ДРСМД говорили, что его смерть повлечёт за собой множество серьёзнейших негативных последствий – спровоцирует новый виток гонки вооружений, подорвёт стратегическую стабильность не только в Европе, но и во всём мире, приведёт к цепной реакции разрушения других двусторонних и многосторонних договоров в области безопасности.

На другом конце спектра расположились явные или скрытые критики договора. По их мнению, ДРСМД уже в момент подписания в конце 1987 года не соответствовал интересам Москвы, был крупной ошибкой Михаила Горбачёва и Эдуарда Шеварднадзе, давая значительные односторонние преимущества Соединённым Штатам. А за тридцать лет ДРСМД успел ещё и безнадёжно устареть, особенно с учётом наращивания арсеналов ракет средней и меньшей дальности третьими странами неподалёку от российских границ. Поэтому не стоит драматизировать по поводу прекращения действия договора – в чём-то Россия проиграет, но в чём-то и выиграет, особенно, с учётом наличия продвинутых отечественных наработок в создании носителей этой дальности.

Насколько можно судить, российская официальная линия оказалась наименьшим общим знаменателем между этими полярными точками зрения. Конечно же, нет никаких оснований полностью доверять мемуарам бывшего советника президента США по национальной безопасности Джона Болтона, утверждающего, что в разговоре с ним министр обороны России Сергей Шойгу якобы признал, что ДРСМД «утратил свою полезность». Российская позиция в отношении договора хорошо известна и лишена двусмысленностей. Тем не менее складывается впечатление, что Москва не боролась за сохранение ДРСМД столь же последовательно, изобретательно и энергично, как она боролась за сохранение Договора о ПРО двумя десятилетиями раньше. По всей видимости, уверенности в том, что дождевые облака удастся успешно разогнать, в 2019 году в Москве уже не было. Впрочем, облака не удалось разогнать и в 2001–2002 годах – несмотря на все усилия Москвы и поддержку этих усилий со стороны международного сообщества, администрация Джорджа Буша – младшего всё-таки вышла из Договора о ПРО и запустила процесс разрушения двусторонней модели стратегической стабильности. Прошедший год не внёс ясности в споры между защитниками ДРСМД и критиками договора. Нельзя сказать, что сразу же после отказа США от ДРСМД мир оказался на грани ядерной войны или что в Европе тут же началась неконтролируемая гонка ядерных вооружений. Смягчая негативные последствия выхода администрации Трампа из договора, Конгресс США в принятом оборонном бюджете на 2020 год предусмотрительно запретил Пентагону приобретать и развёртывать новые ракеты наземного базирования средней и меньшей дальности.

Однако алармисты оказались правы, говоря о том, что цепная реакция распада старой системы стратегической стабильности получит мощный дополнительный импульс.

В мае 2020 года в Белом доме объявили о решении выйти из Договора по открытому небу. С каждым месяцем всё более призрачными становились перспективы продления Договора СНВ-3. Поползли слухи о возможном возобновлении Соединёнными Штатами ядерных испытаний, а также об одностороннем пересмотре обязательств США в рамках Режима контроля за ракетными технологиями (РКРТ). В этих условиях многие политики и эксперты приветствовали перенос очередной Обзорной конференции по Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) с весны 2020 года на весну 2021 года – конференция могла бы завершиться эпическим фиаско.

Надо признать, что события последних месяцев отвлекли мир от контроля над вооружениями, внимание к которому и раньше-то не было особенно пристальным. Очередные всплески военных действий в Сирии и в Ливии, резкое и неожиданное падение мировых цен на нефть, спровоцировавшее глобальную рецессию, обострение американо-китайских противоречий и, наконец, пандемия коронавируса – всё это оказалось политически более значимым, чем последствия развала ДРСМД или перспектива истечения срока действия СНВ-3 без его продления. На протяжении последнего года и в США, и в России приоритеты национальных лидеров всё больше смещались в направлении внутренних проблем и вызовов. Бесславный финал ДРСМД начал восприниматься не как трагический сбой отлаженной системы, а как историческая неизбежность, очередная глава в длинной и печальной летописи разрушения основ глобальной стратегической стабильности. Не первая глава, но и далеко не последняя.

Сегодня, через год после выхода США из РСМД, становится очевидным, что возвращения к старому миропорядку уже не будет. Даже если удастся каким-то чудом в ближайшие месяцы разогнать политические тучи и спасти СНВ-3, это уже не возродит советско-американскую модель контроля над вооружениями, сложившуюся почти полвека назад. Робкие надежды на то, что вероятная победа Джо Байдена на президентских выборах в ноябре что-то принципиально изменит в лучшую сторону, на наш взгляд, не имеют под собой достаточных оснований. Уже по той причине, что при президенте Байдене политические отношения Вашингтона с Москвой и с Пекином не будут благоприятствовать достижению каких-то прорывных договорённостей по вопросам безопасности. Кроме того, уже сегодня нетрудно предсказать, что и после ноябрьских выборов Соединённые Штаты останутся глубоко расколотым государством, что сильно затруднит любой согласованный подход США к контролю над вооружениями.

Как справедливо отмечал великий американский экономист Джон Кеннет Гэлбрейт, в политике выбор обычно стоит не между хорошим и плохим, а между неприятным и гибельным. Было бы, разумеется, неплохо вызвать авиацию для разгона сгущающихся туч и восстановления в полном объёме всех прошлых достижений контроля над вооружениями, включая ДРСМД, ПРО, ДОН, ДОВСЕ, а также подтвердить непреходящую ценность СНВ-3, ДНЯО, РКРТ, ДВЯЗИ. Но появления в небе спасительной авиации придётся ждать долго – у нынешних политиков просто нет достаточной мотивации для того, чтобы сжигать свой дефицитный политический керосин на борьбу с грозовыми облаками. Слишком много других проблем и забот, включая экономический кризис, изменение климата, международные миграции и последствия пандемии коронавируса. Контроль над вооружениями – увы! – давно утратил былое значение центрального вопроса мировой политики, и с этим так или иначе придётся мириться.

Но лежать на диване с банкой пива и пакетом чипсов, старательно делая вид, что «не очень-то и хотелось», что мы прекрасно проживём и без всякого контроля над вооружениями вообще – тоже не лучший выход из сложившейся ситуации. Соблазны «ядерного суверенитета», «стратегической автономии» и даже «стратегического изоляционизма» без каких бы то ни было ограничений, безусловно, велики для всех ядерных держав. Для одних игроков – это надежда победить в неконтролируемой гонке вооружений за счёт превосходящей ресурсной или технологической базы. Для других – возможность гарантировать эффективность «асимметричного» ответного удара при любом гипотетическом сценарии ядерного столкновения. Для третьих – расчёты хотя бы частично нивелировать неблагоприятное для себя соотношение ядерных потенциалов за счёт сохранения ситуации «стратегической неопределённости» в отношении своих возможностей и намерений. Однако все эти надежды, возможности и расчёты – не более чем мираж, эфемерная иллюзия. Старая сентенция о том, что нельзя обеспечить свою безопасность за счёт безопасности других при всей её банальности остаётся верной и для XXI века. Бесконтрольная гонка вооружений – это не только постоянно растущие материальные издержки, но также и постоянно растущие риски.

Если разогнать облака никак не получается, а лежание на диване становится всё менее комфортным, то пора искать зонтик.

Чтобы уверенно двигаться в будущее, лидерам ядерных стран для начала надо бы признать свои ошибки и заблуждения недавнего прошлого. История щедрой рукой отсыпала «ядерной пятёрке» тридцать лет на то, чтобы найти устраивающую всех формулу перехода от старой биполярной модели стратегической стабильности XX века к новой многосторонней модели XXI века. Но эти три десятилетия по факту были бездарно и безвозвратно упущены. Теперь старая модель стабильности быстро и необратимо разрушается, в то время как новая модель пока не просматривается даже в самых общих чертах. Мир вступает в сумеречную зону – это уже не отдельный дождливый денёк солнечным летом, но начинающийся длительный сезон дождей. По очень многим причинам геополитического, организационного, технического и даже психологического характера в ближайшие годы, скорее всего, не удастся согласовать, подписать и ратифицировать новые «классические» договоры об ограничении вооружений.

Примерная конструкция необходимого ядерным державам зонтика не слишком сложна. Она включает расширение каналов связи между военными на всех возможных уровнях, обмен информацией о своих ракетно-ядерных силах, стратегических доктринах и планах модернизации, параллельные меры по снижению уровня боеготовности ракетных систем, начало содержательных консультаций о наиболее опасных военных технологиях, совместное противодействие угрозам ядерного терроризма и распространения ядерного оружия. Раскрыв над собой этот зонтик, «ядерная пятёрка» смогла бы не только снизить риски и сократить издержки неизбежного нового витка гонки вооружений, но также и наработать опыт работы в многостороннем формате и создать минимум доверия, критически важного для решения более амбициозных задач в ядерной сфере.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 2 августа 2020 > № 3468420 Андрей Кортунов

Публичная порка «банды четырёх»: будут ли реальные последствия?

шоу получилось на славу

Игорь Шнуренко

Вашингтонский Капитолий стал в прошлую среду сценой настоящего театрального шоу. Свои роли в спектакле исполняли пятнадцать членов антитрестовского комитета Конгресса и четыре главы ведущих глобальных технологических корпораций - Джефф Безос из Amazon, Марк Цукерберг из Facebook, Тим Кук из Apple, Сундар Пичаи из Google. Два первых босса – богатейшие люди мира, а вместе взятые, эти четыре компании стоят сегодня порядка 5 триллионов долларов - примерно сто таких компаний, как “Роснефть”. На конгрессменах и конгрессвуменах были колоритные коронавирусные маски – на демократах преимущественно синие, на республиканцах – черные, хотя вопросы они задавали без масок. Боссы, которые согласились выступить лишь дистанционно, ссылаясь на страшную пандемию, сменили джинсово-хипстерский имидж, который они обычно используют для своих молодежных потребителей - на больших экранах, установленный в зале заседаний, каждый из четверых мужчин появился в костюме и галстуке.

Глава антитрестовского комитета Конгресса демократ Дэвид Сисиллин задал тон представления, с места в карьер спросив Сундара Пичаи: «Почему Google крадет контент у честных бизнесов?» В качестве примера Сисиллин привел поисковик Yelp, материалами которого Google пользовался без спросу и бесплатно, а когда Yelp попросил прекратить эту практику, пригрозил конкуренту свести его трафик к нулю.

Члены комитета на конкретных примерах показывали, как цифровые гиганты ведут постоянную слежку за конкурентами и тут же используют эти данные, чтобы сделать им предложения, от которых те не могут отказаться. Как цифровые монополии демпингуют, чтобы разорить тех, кто не соглашается на их кабальные условия, как беззастенчиво копируют чужие продукты, как занимаются цензурой. Так, пользуясь своим монопольным положением, Amazon захватил 70 процентов рынка американской онлайн-торговли – и компания наращивает доходы даже в период катастрофического падения экономики. Прибыль Amazon за последний квартал удвоилась по сравнению с тем же периодом прошлого года. Миллионы людей сейчас работают из дому, что привело к резкому росту продаж облачных ресурсов, где Amazon и Google являются лидерами. Люди не могут нормально общаться – поэтому взлетели прибыли Facebook и сервиса YouTube, который принадлежит Google. С утра до вечера люди погружены в свои Маки, айфоны и айпады и в различные приложения магазина Apple, что увеличивает доходы этой и компании.

Надо отметить, что слушания были хорошо подготовлены – сотрудники комитета расследовали деятельность «большой цифры» больше года, провели сотни интервью, собрали более миллиона документов. При этом демократы и республиканцы впервые за последние годы действовали так, как будто перед ними общий враг – хотя критиковали разные аспекты работы техногигантов. Демократы в основном возмущались слежкой и тем, как монополии давят конкурентов, в то время как республиканцы вопрошали, почему гиганты стараются заткнуть на своих платформах консервативные голоса. Например, республиканец Джим Джордан прямо спросил Пичаи, намерен ли Google способствовать избранию президентом США Джозефа Байдена. Тот уклонился от прямого ответа.

Говорилось о том, что если даже предпринимателю повезёт и его бизнес в интернете окажется популярным и прибыльным, тут же его модель будет скопирована гигантами, а сам он разорён и уничтожен. Когда о том, занимается ли такой практикой Amazon, прямо спросили Безоса, тот ответил «нет», и тут ему дали послушать аудиозапись телефонного разговора, на которой мелкий книготорговец умоляет Безоса не разорять его.

Шоу получилось на славу: Пичаи, Цукерберг, Безос и Кук как могли оправдывались, переводили разговор на другие темы и всячески уходили от ответа на наиболее важные вопросы, а конгрессмены и конгрессвумены выглядели защитниками интересов народа.

Действительно, американцы, особенно мелкие предприниматели, видят в компаниях «большой цифры» угрозу для своего бизнеса, а рабочие и служащие боятся потерять рабочие места. Перед выборами и та и другая партия не могла не обратить внимание на это недовольство. В течение многих месяцев ведущие газеты страны публиковали обличительные материалы против технологических гигантов. Звучали голоса, призывающие разделить их на части, как это было сделано при президенте Тедди Рузвельте с нефтяными монополиями, а в 1984 году с телефонным монополистом AT&T. В конце 1990-х объектом антимонопольного расследования стала компания Microsoft – кстати, благодаря принятым тогда против нее мерам и стал возможен последующий взлет Google, Facebook и других компаний.

Перед слушаниями президент Трамп выпустил жесткий твит, пообещав, что если комитет не примет мер против зарвавшихся техногигантов, то он сам сделает это через серию своих указов.

Но стоит ли ожидать от Конгресса реальных мер? Представляется, что вряд ли. Во-первых, у законодателей сегодня просто нет полномочий, скажем, разбить интернет-платформы на части. После резкого снижения госрегулирования экономики США в 1980-х критерием монополизма служит цена на продукты компаний – если она не растет, то, считается, и наказывать их не за что. В этом смысле к цифровым платформам придраться трудно – они не отвечают за цены размещенных на них продуктов, и многие их услуги, например, карты Google Maps или сервис Instagram, для обычных потребителей бесплатны.

Конечно, Конгресс может ужесточить явно устаревшие антитрестовские законы, принятые примерно сто лет назад, но это требует межпартийного консенсуса и времени. Понятно, что это уже не будет сделано до президентских выборов в ноябре этого года.

Тем временем Трамп может что-то сделать через подконтрольные ему федеральные агентства, но и у него нет свободы рук. Ожидается, что министерство юстиции США вскоре предъявит обвинения «Гуглу» в части онлайн-цензуры неугодных взглядов, но это разбирательство может затянуться на годы. Это вообще стало типичным: правительство запускает расследование незаконных практик Google, Facebook и других компаний «большой цифры», но высооплачиваемые юристы этих компаний успешно тормозят разбирательство. Теме временем компании продолжают действовать в том же духе и усиливают свой контроль над рынками. Проходят годы, компаниям могут присудить штрафы, но прибыли, полученные за это время, с лихвой перекрывают убытки.

Кстати, весьма респектабельный, базирующийся в Вашингтоне Комитет за Ответственную Политику опубликовал недавно данные о лоббизме технологических компаний в том же Конгрессе. На него Facebook, Google, Amazon тратят миллионы долларов ежегодно, нанимая наиболее пробивных и опытных лоббистов. Оказалось, что ключевые члены антитрестовского комитета также получали пожертвования от этих компаний, причем больше всех денег получил – какая неожиданность! – его бескомпромиссный глава демократ Дэвид Сиселлин. Тот самый, который задавал на камеру очень резкие вопросы боссам-технократам.

Скорее всего, нынешние слушания в Конгрессе закончатся созданием нового федерального агентства по регулированию деятельности техногигантов. Причем эта структура будет создана уже после выборов, вероятнее всего, при новом президенте-демократе. При этом Сиселлин, который умеет и на публику поработать, и в укромном месте о деле договориться, вполне может возглавить новое агентство.

Если бы слушания были чем-то большим, чем шоу нанайских мальчиков (и девочек), власти США могли бы принять серьезные меры по ограничению влияния этих корпораций. Например, такие, как Турция. В среду турецкий парламент принял закон о регулировании интернет-платформ. Закон обязывает все платформы с числом пользователей более миллиона ежедневных пользователей – а под это определение подпадают Facebook, Twitter, YouTube, Google и другие – открыть в Турции представительства. В случае невыполнения этого пункта предусматриваются не только большие денежные штрафы, но и меры по ограничению частот работы и замедлению скорости доступа к таким платформам. Эти представительства будут обязаны отвечать на требования властей и граждан по блокированию или отмене блокирования того или иного контента. Если в течение 48 часов этого не будет сделано, предусмотрены штрафы более $700 000 за каждое нарушение. Также согласно новому закону, с 1 октября платформы могут хранить данные пользователей только на территории Турции.

Разумеется, организация Human Rights Watch уже заклеймила турецкий закон как сигнал наступления «темной эры онлайн-цензуры». При этом правозащитники ничего не говорят об онлайн-цензуре непосредственно самих платформ.

Меры против техногигантов отнюдь не ограничиваются авторитарной Турцией. Европа все строже относится к американской «большой цифре». Так, антитрестовское агентство Еврокомиссии оштрафовало Google за неконкурентное поведение более чем на $9 миллиардов и заставило заплатить компанию Apple около $14.5 миллиардов за уклонение от уплаты налогов. Глава агентства датчанка Маргарете Вествагер пообещала принять еще более жесткие меры в ближайшем будущем. Президент Трамп в своем интервью в июне этого года сказал о ней: «Она ненавидит Соединенные Штаты больше, чем кто-либо из тех, кого я встречал».

Любопытно, что ни в слушаниях конгресса, ни в его расследовании, ни в инвективах Трампа не фигурирует компания Microsoft, которая на равных с упомянутыми выше гигантами входит в пятерку ведущих технологических компаний США. Microsoft – один из ведущих игроков на рынке облачных вычислений, искусственного интеллекта, платформ с открытым кодом, корпоративного софта. В прошлом году компания, например, получила 20-миллиардный контракт Пентагона на создание платформы, базирующейся на искусственном интеллекте, для обслуживания театра боевых действий. Компания очень активна за рубежом, в том числе в России, где дилером, продвигающим ее услуги, выступает «Сбербанк».

В пятницу стало известно, что Microsoft ведет переговоры о покупке крайне популярной в США китайского приложения TikTok. TikTok – это ключ к контролю и управлению поведением молодежи. Вначале правительство США заявило об угрозе национальной безопасности от платформы TikTok, но, видимо, уникальные возможности по управлению поведением через эту платформу побуждают власти подумать над тем, как поставить ее себе на службу.

Недавно комитет по иностранным инвестициям США решил, что TikTok должен выйти из подчинения своей материнской китайской компании ByteDance. В пятницу глава комитета, министр торговли США Дэвид Мнучин встречался с президентом и рассказал ему о плане структурного преобразования, фактической американизации компании. Сразу после этого и последовала утечка о переговорах Microsoft и TikTok – ясно, что после того как платформе выкрутили руки, американцы сделают китайцам предложение, от которого те не смогут отказаться. Так власти США и их корпорации координируют свои действия, выступая единым фронтом за рубежом, особенно когда речь идет о важных вещах, например, о расчистке поля от иностранных конкурентов.

Microsoft оказывает правительству США услуги настолько ценные, что была выведена из-под шумного расследования Конгресса. Очевидно, и другие техногиганты понимают, что есть способ не конфликтовать с правительством. Как бы ни смущались, не отводили глаз, не путались в показаниях Пичаи, Цукерберг, Кук и Безос, они знают, что есть шоу, а есть реальная политика, которая делается не в виду телекамер.

США. Турция. Китай > СМИ, ИТ > zavtra.ru, 1 августа 2020 > № 3541412 Игорь Шнуренко

Николай Корчунов: в Арктике нет проблем, которые нужно решать силой

Российская деятельность по модернизации вооруженных сил и проведению мероприятий боевой и оперативной подготовки в Арктике не является избыточной и носит оборонительный характер, заявил в интервью РИА Новости посол по особым поручениям МИД России Николай Корчунов. Дипломат также оценил вероятность гонки вооружений в регионе, пояснил, на какой стадии находится российская заявка на расширение границ шельфа в Арктике и рассказал о реакции российского внешнеполитического ведомства на заявления Вашингтона по арктической тематике.

— Сказалась ли как-то пандемия коронавируса на взаимодействии в рамках Арктического совета? Пришлось ли замораживать какие-то проекты, отказываться от чего-то? И, наоборот, появились ли какие-то новые форматы работы?

— Деятельность в рамках Арктического совета (АС) и его органов продолжилась и во время пандемии коронавируса. Особо хотелось бы отметить эффективный подход исландского председательства в АС по адаптации к новым условиям. Получили развитие дистанционные формы и методы работы, которые позволили продолжить взаимодействие без ущерба для содержания. В формате видеоконференцсвязи 24-25 июня состоялось заседание Комитета старших должностных лиц АС – руководящего органа организации, на повестке которого среди прочего рассматривалась проблематика коронавируса. Уже в период пандемии Россия внесла в АС ряд проектных предложений, в том числе направленных на укрепление взаимодействия арктических государств в области биобезопасности, включая противодействие вирусным инфекциям типа COVID, а также предполагающих закрепление Арктического региона на рельсах устойчивого развития.

В частности, Институт экологии НИУ "Высшая школа экономики" в рамках работы экспертной группы по здравоохранению АС принял участие в подготовке доклада на тему: "Актуальные вопросы распространения новой коронавирусной инфекции в Арктике: опыт стран и основные проблемы для здоровья населения и социально-экономические последствия".

— В последнее время Вашингтон сделал ряд заявлений, свидетельствующих о том, что США намерены активизироваться в Арктике. После этого заговорили и о противодействии со стороны России. Действительно ли Россия готовит ответ на возможное усиление позиций США в Арктике? Каким он может быть?

— Мы внимательно отслеживаем характер и направленность официальных заявлений Вашингтона по арктической тематике. В целом администрация Дональда Трампа продолжает акцентировать особую роль США в северных делах, навязывая собственные подходы. При этом она стремится не допустить усиления влияния в регионе оппонентов и рассчитывает при поддержке союзников укрепить свои позиции в вопросе освоения северных ресурсов. В данном контексте показательным стало выступление госсекретаря США Майка Помпео, который в преддверии министерской встречи АС в мае 2019 года в Рованиеми (Финляндия) заявил о том, что Крайний Север "стал ареной мощи и соперничества" и "всем восьми арктическим государствам необходимо адаптироваться к новому будущему", прямо назвал Россию и "присвоивший себе приарктический статус" Китай "угрозами безопасности Арктического региона".

Мы, в свою очередь, на фоне непрекращающейся антироссийской кампании в США продолжаем вести активную работу по решению проблем Арктики, выступаем за логику прагматизма в арктическом сотрудничестве, в том числе и по двусторонней линии, отмечаем необходимость дальнейшего укрепления коллективных подходов. Мы критически относимся к попыткам секьюритизации региона, которые не должны подменять повестку устойчивого развития региона и укрепления механизмов партнерства и сотрудничества арктических государств.

— США обвиняют Россию в установке наступательных вооружений, в частности, ракет "Калибр" на новые российские ледоколы. Беспокоит Вашингтон и размещение С-400 в регионе. Что можно ответить на такие заявления? И нет ли опасности гонки вооружений в Арктике?

— Нам неизвестно об обвинениях, о которых идет речь. Возможно, имеются в виду высказывания американских военных в отношении ледокола "Иван Папанин". Вместе с тем это не классический ледокол, а многофункциональный патрульный корабль, созданный для ВМФ России. То, что на военный корабль устанавливаются вооружения, вряд ли должно вызывать вопросы, тем более если это вооружение не противоречит международным договоренностям, участником которых является наша страна, как это имеет место в случае с ракетами морского базирования "Калибр". Возможность установки контейнеров с крылатыми ракетами "Калибр" или "Уран" на наши ледоколы, о чем, кстати, сообщают и российские СМИ, предусматривается только в особый период. На это время планируется, что суда могут привлекаться для усиления корабельной группировки Северного флота, в зону ответственности которого входит вся трасса СМП, а также арктическое побережье России.

Что касается появления систем С-400 на российских арктических островах – это логичный шаг после создания сплошного радиолокационного поля над территорией нашей страны. Система С-400 имеет исключительно оборонное предназначение. Ее размещение где бы то ни было не должно вызвать беспокойство, если, конечно, выражающие такое беспокойство не вынашивают агрессивных намерений в отношении района или объекта, которые С-400 призвана защищать.

Повышенное внимание России к Арктике, в том числе в части обеспечения безопасности в регионе, объясняется возрастанием ее значения для нашей страны. В Арктической зоне Российской Федерации производится более 10% ВВП и 20% российского экспорта. Именно поэтому Россия заинтересована в сохранении Арктики в качестве зоны мира, сотрудничества и низкой военно-политической напряженности. В основе нашего подхода находится экономическая повестка развития региона, укрепление международного сотрудничества, формирование широкого международного партнерства в пользу устойчивого развития высоких широт при центральной роли АС и особой ответственности арктических государств.

Хотел бы отметить, что, несмотря на то, что на министерской встрече в Рованиеми было принято совместное заявление, в котором все страны-члены АС констатировали приверженность сохранению мира, стабильности и конструктивного взаимодействия в Арктике, страны-члены НАТО, прикрываясь обвинениями нашей страны в милитаризации региона, продолжали наращивать там военный потенциал, в том числе за счет задействования потенциала неарктических государств, а также увеличивать масштабы проводимых в Заполярье военных учений с отработкой сценария, в котором Россия рассматривается в качестве главной угрозы.

В соответствии с "Арктической стратегией", представленной американским Минобороны в Конгрессе в июне 2019 года, основными вызовами для национальной безопасности США в Заполярье определены прежде всего увеличение российского военного присутствия в регионе, а также принятые нашей страной меры по регулированию судоходства по Северному морскому пути, которые базируются на основе соответствующих положений Конвенции ООН по морскому праву от 1982 года.

В настоящее время Вашингтон поддерживает регулярное присутствие своих атомных многоцелевых подводных лодок в северных широтах посредством организации боевых служб в Баренцевом и Норвежском морях, а также кораблей Береговой охраны у северного побережья Аляски. В целях усиления своих позиций Пентагоном ведется восстановление Второго оперативного флота, в зону ответственности которого входят Северная Атлантика и часть акватории Северного Ледовитого океана (СЛО).

Деятельность России по модернизации ВС и проведению мероприятий боевой и оперативной подготовки в Арктике не является избыточной и имеет оборонительный характер. Она соразмерна складывающейся военно-политической обстановке, не создает угроз национальной безопасности арктических государств, не нарушает никаких международно-правовых договоренностей и направлена в том числе на обеспечение экологической безопасности, спасательной и научной работы в северных широтах.

Хотел бы отметить, что Россия никогда не размещала в Арктике свои воинские контингенты на территории других стран и не предоставляла свою территорию для размещения войск других государств, в том числе внерегиональных. Кроме того, Россия воздерживается от проведения военных учений в Арктическом регионе с неарктическими государствами, поскольку их военная активность в высоких широтах лишь ослабляет региональную безопасность, повышает конфликтность и напряженность.

Полагаем, что в Арктике нет проблем, которые нуждаются в силовом решении. Убеждены, что сохранение мира и стабильности на Крайнем Севере возможно только через конструктивный диалог с нашими соседями, в том числе по вопросам политики безопасности. Исходим из того, что любые возникающие проблемы следует решать политическим путем, за столом переговоров.

Российская Федерация последовательно придерживается принципа ненанесения ущерба безопасности других стран при обеспечении собственной. Призываем другие государства также опираться на этот базовый постулат. В таком случае говорить об опасности гонки вооружений не придется.

— Президент США Трамп принял меморандум, в котором, кроме прочего, прописано укрепление американского ледокольного флота. В том числе рассматривается вариант аренды ледоколов у других стран. Готова ли Россия отдать в аренду или продать США ледоколы? Обращался ли Вашингтон с таким запросом, ведем ли переговоры?

— Действительно, 9 июня президент США Дональд Трамп подписал Меморандум о защите национальных интересов в Арктике и Антарктике. В нем, в частности, предусматривается постоянное присутствие США в Арктическом и Антарктическом регионах. С целью его обеспечения Белый дом намерен активизировать усилия по созданию и оперативному развертыванию нового ледокольного флота (в настоящий момент планируется построить три тяжелых и три средних ледокола, ввод в эксплуатацию последнего корабля намечен на 2029 год).

Кроме того, на период строительства собственного флота американским ведомствам поручено изучить возможность аренды ледоколов у стран-партнеров. В экспертных кругах США считают, что к таким государствам относятся прежде всего Финляндия, Швеция и Канада. К нам американцы по вопросу лизинга или продажи ледокольного флота пока не обращались.

— В связи с глобальным потеплением все актуальнее становится вопрос добычи полезных ископаемых в Арктике. Нужен ли будет, по вашему мнению, для этого какой-то рамочный документ, регулирующий такую деятельность в регионе, учитывая экологическую уязвимость Арктики? Может, в рамках Арктического совета? Или его надо распространить не только на страны региона?

— Исходим из достаточности правовых инструментов регулирования в Заполярье различной деятельности, в том числе экономической. Арктика – часть Мирового океана, и в этом качестве на нее в полной мере распространяются положения Конвенции ООН по морскому праву 1982 года. В Илулиссатской декларации 2008 года пять приарктических государств (Россия, Дания, Канада, Норвегия и США) зафиксировали, что в отношении СЛО применяется обширная международно-правовая база. Было подчеркнуто, что разнообразные аспекты деятельности в регионе, в том числе ресурсодобывающей, осуществляются с опорой на положения международного морского права.

При проведении экономической деятельности в водах под юрисдикцией прибрежных государств вопрос обеспечения защиты окружающей среды, помимо международного права, детально регулируется нормами их законодательства. В частности, такими нормами регламентируется процедура проведения оценки потенциального воздействия проектов на окружающую среду. Эта широко распространенная в международной практике процедура позволяет заблаговременно – еще на стадии планирования деятельности – выявить и устранить или минимизировать сопутствующие риски.

Хотелось бы отметить важную роль и значение статьи 234 Конвенции 1982 года в деле защиты хрупких экосистем Арктики. Данная статья закрепила особые права прибрежных государств в отношении "предотвращения, сокращения и сохранения под контролем загрязнения морской среды с судов" в покрытых льдами районах в пределах исключительной экономической зоны.

Мировой океан – единая система. Соответственно, не только Арктика, но и любой другой его район заслуживает пристального внимания к вопросам защиты окружающей среды.

— По некоторым данным, сейчас в Арктике более десятка ядерных могильников и затонувших подводных лодок, в том числе с ядерным оружием на борту. Насколько актуально международное сотрудничество по мониторингу и укреплению безопасности этих объектов? Ведем ли с кем-то консультации?

— Проблема затонувших атомных подводных лодок действительно существует, однако на сегодняшний день в регионе есть и другие не менее актуальные вопросы в области ядерной безопасности. Так, в частности, в последнее время в ряде зарубежных СМИ появились публикации о проблемах с хранилищами отработавшего ядерного топлива в Норвегии.

Что касается нашей страны, Минвостокразвития России разработало проект указа президента Российской Федерации "О реабилитации Арктической зоны Российской Федерации от затопленных и затонувших объектов с отработанным ядерным топливом и радиоактивными отходами" и проект распоряжения правительства Российской Федерации об утверждении соответствующего плана мероприятий. Проектом указа координатором работ по реабилитации Арктической зоны Российской Федерации от затопленных и затонувших объектов с отработанным ядерным топливом и радиоактивными отходами определена госкорпорация "Росатом".

Развитие сотрудничества по мониторингу и обезвреживанию радиационно-опасных объектов в арктических широтах является востребованным элементом международного взаимодействия в данном регионе. Следует отметить, что такая работа в течение последних 15 лет ведется в рамках "ядерного окна" Природоохранного партнерства "Северного измерения" (ПОПСИ). Этот формат неплохо себя зарекомендовал в плане совместного поиска решений и выполнения конкретных задач в сфере экологической безопасности в европейской части Арктики. В качестве примера можно привести завершающиеся в настоящее время по линии ПОПСИ проекты в Мурманской области – по обезвреживанию плавучего хранилища ядерных отходов судна "Лепсе", а также созданию мощностей по утилизации отработавших топливных сборок для атомных подводных лодок в районе Губы Андреева. Финансирование таких проектов осуществляется из донорского фонда Партнерства, при этом вклад госкорпорации "Росатом", по подсчетам специалистов Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР), покрывает до 70% расходов на проводимые работы.

С учетом завершающейся стадии указанных проектов госкорпорация "Росатом" предложила рассмотреть в рамках "ядерного окна" Партнерства возможность запуска новых проектов, в частности, по подъему и утилизации ряда затопленных или затонувших в северных широтах атомных подводных лодок, прежде всего К-159 и, возможно, К-27. Естественно, речь не идет о наличии на борту таких объектов в Баренцевом и Карском морях какого-либо ядерного оружия, однако ядерное топливо в реакторах там есть.

Нет сомнения, что подъем и дезактивация таких подводных лодок с экологической точки зрения полезны и необходимы. Эта задача отвечает интересам всех стран региона, поэтому ее осуществление могло бы вестись в рамках международного проекта совместными усилиями и, разумеется, с привлечением солидного российского финансирования. Соответствующий диалог со специалистами ЕБРР начат. Ранее обстоятельный доклад по данной проблеме подготовили итальянские специалисты из государственной компании "СОДЖИН" и их партнеры из международного консорциума.

У всех подобных планов есть крупная инженерная составляющая, о которой лучше спрашивать специалистов. Но есть и "домашняя работа" по созданию соответствующей нормативно-правовой базы для их выполнения, над которой предстоит серьезно поработать.

Что касается мониторинга затопленных ядерных объектов, то такая работа, естественно, ведется. И мы не видим препятствий для международного взаимодействия в этих вопросах.

— Как обстоит дело с российской заявкой на расширение границ шельфа в Арктике? Проходили данные, что она уже одобрена чуть ли не на 90%. Так ли это? И когда можно ожидать окончательного одобрения? В чем препятствия? Есть ли какие-то временные рамки для вынесения решения или комиссия может затягивать вопрос бесконечно?

— Срок рассмотрения заявок государств в Комиссии по границам континентального шельфа (КГКШ) составляет 5-7 лет. Поданная в комиссию 3 августа 2015 года обновленная российская заявка – одна из наиболее сложных и объемных в практике данного органа. В этой связи тот факт, что ее изучение продолжается, не должен вызывать удивления.

В целом вынесение рекомендаций КГКШ в отношении представленных государствами заявок происходит в две стадии: сначала на уровне отдельной подкомиссии, а потом всей комиссии. Российская заявка сейчас рассматривается в подкомиссии.

— Есть ли какие-то конкретные проекты международного сотрудничества по развитию туризма в Арктике? С какими странами в первую очередь налаживается такое взаимодействие?

— В рамках реализации программы приграничного сотрудничества Россия-ЕС "Коларктик" на 2014-2020 годы с участием России, Финляндии, Швеции, а также Норвегии реализуется ряд российско-финско-норвежских проектов в сфере туризма.

В частности, на повышение туристической привлекательности и продвижение новых инновационных туристических услуг в наших северных регионах (Мурманская и Архангельская области) направлены такие проекты, как "Феномены арктической природы" и "Индустриальный туризм: развитие новых направлений в Арктике".

Проект "Сокровища северной природы" подразумевает создание механизмов продвижения региональной продукции арктических регионов.

Еще один интересный совместный проект в сфере туризма – "Система мониторинга за северным сиянием для нужд туристического бизнеса", предполагающий установку камер наблюдения за полярным сиянием и его онлайн-трансляцию.

Мы планируем и дальше развивать взаимодействие с нашими северными соседями в этой сфере. В конце прошлого года начались консультации по подготовке нового цикла программ приграничного сотрудничества на 2021-2027 годы, в частности, программы "Коларктик", где большое внимание предполагается уделить осуществлению совместных проектов в Арктике.

Уверен, что в период российского председательства в АС в 2021-2023 годах тема арктического туризма, в том числе и круизного, получит свое дальнейшее развитие.

Россия. США. Норвегия. Арктика. СЗФО > Армия, полиция. Экология. Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 31 июля 2020 > № 3487162 Николай Корчунов

Алемайеху Аргау: военный конфликт из-за плотины "Возрождение" нереален

Эфиопия приближается к завершению строительства своей плотины на Голубом Ниле – Grand Ethiopian Renaissance Dam (GERD) – "Плотины великого возрождения Эфиопии". Гидроэлектростанция призвана стать крупнейшим гидроэнергетическим проектом в Африке. Однако Египет и Судан, расположенные ниже по течению Нила, не первый год выражают обеспокоенность в связи с возведением этой ГЭС. Посол Эфиопии в России Алемайеху Тегену Аргау в интервью корреспонденту РИА Новости Елене Протопоповой рассказал о ходе переговоров Аддис-Абебы, Каира и Хартума по плотине, об угрозе засухи из-за нее Египту и Судану и возможности военного конфликта в регионе из-за масштабного эфиопского сооружения.

— Что происходит с переговорами по плотине "Возрождение" сейчас? Какие изменения произошли в формате переговоров? Когда будет их следующий раунд?

— Это очень важный вопрос. Как мы знаем, переговоры продолжаются с тех пор, как идет строительство плотины. В июле Эфиопия, Египет и Судан согласились вести переговоры под эгидой Африканского союза. Африканским проблемам — африканское решение. Предметом трехсторонних переговоров являются вопросы заполнения плотины, сотрудничество по этому проекту. Следующий раунд переговоров будет объявлен председателем Африканского союза, президентом ЮАР.

— Где, в каком городе будут проходить переговоры?

— Все переговоры будут проходить в виртуальном формате. Каждый из участников будет находиться в своей стране.

— А когда эпидемиологическая ситуация позволит провести их очно, где будут переговоры – в Африке, в Европе, в США?

— Нет причин выносить эти трехсторонние переговоры за пределы Африки. Они могут пройти в Каире, Аддис-Абебе, Хартуме. Большая часть событий, касающихся плотины, происходят в Аддис-Абебе, поэтому лучше проводить эти встречи в Аддис-Абебе. Тем не менее, исходя из прошлого опыта, мы можем встречаться в столицах трех стран.

— Правильно я понимаю, что посредническая роль США в этих переговорах завершена?

— С самого начала США не были посредником. США выступали в качестве наблюдателя. Сейчас нет никакой необходимости для участия США, поскольку переговоры проходят под эгидой Африканского союза. Как я уже сказал, африканским проблемам — африканское решение.

GERD — африканская, эфиопская плотина. Очень важно решить эту проблему на площадке Африканского союза. Нет необходимости решать ее за пределами Африки.

— Тем не менее как вы можете оценить роль США, ведь ранее переговоры проходили и в Вашингтоне?

— Вы понимаете, если страна выступает в качестве наблюдателя, то нет проблем. Но если какая-либо сторона вступает на сторону переговорщиков, хочет стать участником переговоров, это нехорошо.

В Вашингтоне проект соглашения был подготовлен Минфином США, что было неправильно, поэтому Эфиопия его отвергла, не подписала это соглашение. Я думаю, лучший формат переговоров по плотине – при посредничестве Африканского союза. Участие других игроков нам не нужно.

— Однажды вы говорили, что приветствуете участие технических экспертов из России в строительстве плотины...

— Вы знаете, если будет необходимость. Если нет нужды, то мы не хотим, чтобы вовлекались другие страны. На данный момент помощь технических специалистов не нужна, у нас достаточно экспертов. Мы можем сами обсуждать все вопросы.

— Какова ваша оценка решения Египта обратиться в Совет Безопасности ООН с просьбой вмешаться в трехсторонние переговоры по плотине?

— С самого начало обращение с этим вопросом в Совет Безопасности ООН было бесполезно, бессмысленно. Строительство плотины — это вопрос развития, а не вопрос безопасности, вопрос Эфиопии, региональный вопрос. Он пойдет во благо Африки, во благо Эфиопии. Совет Безопасности не обсуждает такие вопросы. Плотина не несет угрозы безопасности, поэтому с самого начала обращение в СБ ООН не было поддержано Эфиопией.

— Последовала ли какая-то реакции со стороны Совета Безопасности ООН?

— Я думаю, вы могли видеть, что СБ ООН порекомендовал обратиться в Африканский союз.

— Есть мнение экспертов, согласно которому Египет в трехсторонних переговорах по плотине находится под влиянием США, которые недовольны участием Китая в проекте GERD. Как вы можете прокомментировать такой подход?

— Мы сооружаем плотину на средства собственного бюджета. Ни одной копейки со стороны не привлечено. Много международных компаний принимают участие в поставках для строительства плотины. Это компании из Италии, Китая, США, Германии, Франции. Нет никакой особой привилегии для Китая. Мы относимся ко всем этим компаниям одинаково. Это касается всех компаний, вовлеченных в строительство. Я не думаю, что Египет находится в этих переговорах под влиянием США. Нет связи. Эфиопия верит в формат трехсторонних переговоров.

— Как в Эфиопии оценивают перспективы переговоров? Когда возможно окончательное "водное перемирие" или эти переговоры и напряженность будут длиться еще много лет?

— Я не думаю, что на решение вопроса уйдет много времени. Сейчас переговоры идут под эгидой Африканского союза, и я думаю, все проблемы будут очень скоро сняты. GERD не является причиной для конфликта. Плотина — это ценный объект для региона. Это источник сотрудничества, а не конфликта.

— Высказывались экспертные оценки о том, что ситуация с плотиной разрешится, если стороны пойдут на уступки. Эфиопия готова к уступкам?

— Нет, никогда. Эта плотина — сооружение народа Эфиопии и правительства Эфиопии. Нет необходимости идти на уступки. Мы завершим плотину, у нас есть план делиться электричеством с другими африканскими странами.

— Что происходит на плотине сейчас? Насколько известно, первый этап заполнения водохранилища плотины завершен. Сколько времени потребуется для ее 100-процентного заполнения?

— Заполнение плотины является одним из этапов ее возведения. Как я уже говорил, мы продолжаем строительство. Действительно, первый этап завершен. Мы заполним плотину в соответствии с согласованным графиком в сроки от 4 до 7 лет. Есть возможность заполнить плотину в срок даже меньше, чем за 4 года. Во благо нижерасположенных стран Эфиопия может согласиться на срок от 4 до 7 лет.

— А когда начнется производство электроэнергии?

— Выработка электроэнергии начнется, может быть, в предстоящие несколько месяцев. Не могу сказать точное время, потому что идет строительство. Но есть надежда, что электричество пойдет через несколько месяцев. Возможно, в этом году.

— Какова стоимость всего проекта GERD?

— Первоначальный размер инвестиций – 4,3 миллиарда евро. После завершения строительства эта сумма может возрасти. Но вы знаете, ни одной копейки со стороны в плотину не вложено. Мы строим плотину на свой бюджет — правительства и народа Эфиопии.

— Как вы могли бы прокомментировать прогнозы экспертов, заявляющих, что GERD может привести к засухе в Египте и Судане? Говорят также, что в случае какого-либо инцидента на плотине 70 процентов территории Египта может быть вообще смыто. Верны ли подобные предположения?

— Прежде всего скажу, что это все лишь прогнозы. Плотина спроектирована так, что не причиняет существенного вреда Египту и Судану. Некоторые СМИ публикуют недостоверную информацию.

Если они хотят получить правдивую картину, они могут приехать в Эфиопию и увидеть все своими глазами: как мы строим плотину. Девять лет назад мы приглашали международную группу экспертов, а также экспертов из Египта и Судана посмотреть, проанализировать проектную документацию. Египет и Судан знают, что плотина не причинит какого-либо существенного вреда хозяйствам, районам.

— Итак, засуха Египту и Судану из-за плотины не грозит?

— Нет. У нас нет какой-либо возможности причинить засуху. Эфиопия не может принести засуху. Засуха — это явление вне воли Эфиопии, это вне наших возможностей. Если засуха произойдет, то это будет ответственность трех стран – Эфиопии, Судана и Египта, а не только Эфиопии.

— Звучат предположения, что напряженность в переговорах по GERD может стать причиной войны в регионе. Реален ли военный конфликт из-за плотины?

— Нет. Мой ответ — нет.

Эфиопия. Египет. США. Африка. Россия > Недвижимость, строительство. Экология. Электроэнергетика > ria.ru, 31 июля 2020 > № 3487161 Алемайеху Аргау

СТАБИЛЬНОСТЬ, А НЕ МЕСТЬ? ЧЕГО ХОЧЕТ РОССИЯ В АФГАНИСТАНЕ

АРТЕМИЙ КАЛИНОВСКИЙ

Профессор российских, советских и постсоветских исследований в Университете Темпл

Тема российских вознаграждений за убийство американцев в Афганистане несколько отошла в тень, смывшись следующими волнами сенсаций. Но сам сюжет принят публикой практически как данность. Тем не менее есть и попытки взглянуть на него более здраво – например, предлагаемая статья.

Политическая реальность такова, что уже не проходит и недели, чтобы российско-американские отношения не сотрясало бы новое кризисное явление. Последним из таких стало появление информации, согласно которой президент Дональд Трамп проигнорировал разведданные о вознаграждении, якобы выплаченном российскими оперативниками талибам в обмен на убийство американских солдат. Достоверность этих разведданных, на мой взгляд, сомнительна, но существуют убедительные доказательства того, что Россия – движимая стремлением играть в Афганистане более активную роль – действительно осуществляла поставки оружия талибам. Что из этого следует?

Некоторые комментаторы в Соединённых Штатах, включая специалистов по анализу разведданных, а также представителей высшего военного командования, считают, что политика России в первую очередь направлена на то, чтобы вытеснить США из региона, который Москва считает зоной своих интересов. Комментируя последние обвинения, конгрессмен Адам Шифф заявил, что Россию следует «выгнать из сообщества наций». Для Шиффа политика России в Афганистане является ещё одним свидетельством последовательной антиамериканской линии, проводимой Москвой.

Такое мышление «с нулевой суммой» больше говорит об американском внутриполитическом консенсусе в отношении России, чем о взглядах самой России на регион или о её восприятии Вашингтона. Сотрудничество России с талибами не преследует цель наказать США или отомстить Вашингтону за поддержку моджахедов, сражавшихся с советскими войсками в 1980-е годы. Более вероятно, на мой взгляд, то, что Москва проводит довольно прагматичную политику, направленную на обеспечение стабильности и безопасности в Центральной Азии.

К моменту вывода советских войск из Афганистана в 1989 г. руководство СССР уже отказалось от любых амбиций по преобразованию страны в социалистическое государство. Оно скорее надеялось, что появление устойчивого правительства в Афганистане сможет укрепить стабильность на южной границе советской империи. После распада Советского Союза российские лидеры в поисках способа сохранить влияние в Афганистане в конечном счёте поддержали своих же бывших врагов, таких, например, как Ахмад Шах Масуд, против которого они воевали, когда движение «Талибан» (запрещено в России – прим.ред.) только зародилось. После 11 сентября президент России Владимир Путин согласился помочь США и НАТО свергнуть талибов, без сомнения, надеясь увидеть союзников Масуда у власти. Даже после того, как из-за вторжения в Ирак позиции Москвы и Вашингтона кардинально разошлись, сотрудничество по Афганистану продолжалось. Да, Москва действительно использовала региональные неудачи Соединённых Штатов, чтобы вытеснить американские военные базы, например, находящуюся на территории Киргизии базу в Манасе. Но какова бы ни была позиция России в отношении политики США в других странах, силы НАТО в Афганистане Москва всегда воспринимала как опору для стабилизации в регионе.

Хотя после распада Советского Союза Россия избегала прямого вмешательства в дела центральноазиатских государств, их отношения с бывшей метрополией – в вопросах экономики и безопасности – продолжают развиваться в рамках взаимовыгодного симбиоза. В 1990-е гг. российская политика в Афганистане в значительной мере определялась событиями гражданской войны в Таджикистане. Россия, стремясь положить конец этому конфликту, использовала свои связи с Масудом. Сегодня российская экономика сильно зависит от притока рабочей силы из Центральной Азии, особенно от мигрантов из Таджикистана и Киргизии, хотя экономики этих двух стран, в свою очередь, также значительно зависят от денежных переводов экспортируемой рабочей силы. (По оценкам специалистов, в 2019 г. совокупная численность прибывших в Россию мигрантов из постсоветских республик Центральной Азии составила 3,4 млн человек, хотя не все из них были рабочими.) Параллельно с этим службы безопасности – как в самой России, так и в центральноазиатских республиках – воспринимают мигрантов в качестве потенциальной угрозы, хотя ряд выходцев из Центральной Азии были арестованы по подозрению в принадлежности к террористической организации или подготовке теракта. Единственным за последнее время актом террористического насилия на российской территории, приписываемым выходцу из Центральной Азии, был взрыв в Санкт-Петербурге в 2017 году.

В более широком смысле Москва опасается роста нестабильности в регионе, что заставляет её налаживать и поддерживать с региональными государствами тесные связи в области безопасности. Некоторые из этих связей институционально закреплены в рамках Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) и Шанхайской организации сотрудничества, но ещё более важными являются двусторонние связи между государственными службами безопасности, а также обмен разведданными, подготовкой кадров и соответствующим оборудованием. Поддержка Москвы вторжения 2001 г. под эгидой Соединённых Штатов имела ключевое значение для обеспечения сотрудничества США и НАТО со странами региона.

К 2016 г. российское руководство, похоже, решило, что шансы Вашингтона принести в Афганистан стабильность или что-то, хотя бы отдалённо её напоминающее, крайне малы, а «Талибан» в обозримом будущем, вероятнее всего, останется доминирующей силой в регионе. Решение Москвы установить связь с талибами и в результате снабдить эту группировку оружием отражало желание заручиться расположением и поддержкой тех, кто де-факто возглавлял власть в стране. Но оно также отразило изменение в расчётах в области безопасности. Появление «Исламского государства» (запрещено в России – прим. ред.) в Афганистане обеспокоило российских официальных лиц гораздо больше, чем талибов. Талибы в целом доказали, что их интересы ограничиваются Афганистаном, и даже когда они укрывали боевиков из таких организаций, как Исламское движение Узбекистана (запрещено в России – прим. ред.), то не проявляли особого интереса к подготовке нападений к северу от границы. «Исламское государство», напротив, претендовало на весь центральноазиатский регион и активно искало новобранцев, которые могли бы перенести боевые действия в Россию. Хотя Россия сталкивалась лишь с отдельными инцидентами, связанными с последователями ИГИЛ, она рассматривает возможность затяжной гражданской войны в Афганистане как источник опасности для самой России. В конце концов, тысячи выходцев из Центральной Азии, по сообщениям, отправились в Сирию, чтобы сражаться там под знаменами ИГ на пике его могущества; многие были завербованы в России. Афганистан в этом смысле, имея границу с Туркменией, Таджикистаном и Узбекистаном, может быть более заманчивым местом назначения, хотя моё исследование показывает, что только около 200 боевиков центральноазиатского происхождения предположительно присоединились к «Исламскому государству» в Хорасане к 2019 году.

Свидетельства того, что Россия поставляла талибам военные и медицинские материалы, начали появляться в 2016 г., хотя налаживание политических связей почти наверняка происходило задолго до этого. Россия всегда отказывала талибам в военной поддержке, но одновременно активно играла в миротворца, в том числе проводя переговоры в Москве. Эти два подхода являются частью одной и той же стратегии. Москва когда-то поддерживала врагов талибов; чтобы Россия могла играть роль миротворца, она должна была найти способ доказать свою полезность талибам и заложить основу для сотрудничества в области безопасности после вывода войск США. Российские представители, без сомнения, осознают, что поддержка талибов ещё больше затруднит сотрудничество с Вашингтоном, но они рассчитывали, что Соединённые Штаты не будут надолго задерживаться в Афганистане в качестве одного из центральных игроков, а возможность гарантировать безопасность России в долгосрочной перспективе стоила любых трений с Вашингтоном.

Что касается обвинения в адрес России, касающегося её платы за убийство американских солдат, то оно, повторюсь, кажется малоправдоподобным. Российская поддержка талибов до сих пор была весьма ограниченной (генерал Джон У. Николсон назвал её «выверенной» – достаточно значительной для того, чтобы установить отношения с группировкой и позволить России играть роль миротворца, но недостаточно серьёзной, чтобы столкнуться с другими сторонами конфликта. Преднамеренное нападение на американских солдат было бы ненужной и опасной эскалацией со стороны России, которая нарушила бы её до сих пор тщательно взвешенную политику. Более того, «Талибан» вряд ли нуждается в стимулах для борьбы. Нельзя исключить, что российская военная разведка, или ГРУ, надеялась подорвать перемирие при посредничестве США. Но доказательства, которые были обнародованы до сих пор, похоже, получены из вторых рук (вероятно, они поступают от информаторов афганской разведывательной службы).

Политика российского руководства в отношении талибов может основываться на холодных, жёстких расчётах национальных интересов, но она всё равно способна возыметь обратный эффект. Как часто бывает при иностранном участии в гражданских войнах, поддержка воюющей стороны может привести не к миру, а наоборот, к затяжной гражданской войне. Если так, то действия России, как ни парадоксально, сделают Афганистан ещё более привлекательным для таких группировок, как «Исламское государство». Но это явно не тот результат, на который надеются российские представители. И уж чего точно Россия не намерена делать в Афганистане – так это расплачиваться за американскую помощь моджахедам.

Тем не менее какой бы злорадной ни была позиция российских военачальников в отношении тех трудностей, с которыми сталкивалась миссия ISAF в Афганистане, маловероятно, что курс Москвы мотивирован местью. Американские политики могут чувствовать себя преданными Россией из-за её взаимодействия с талибами, но, чтобы понять, что задумала Россия, им нужно перестать воспринимать каждый шаг Москвы как действие, каким-то образом направленное на то, чтобы подорвать США. И если уж на то пошло, то шаг России навстречу талибам – это результат разочарования в силе Америки, а не попытка подорвать Соединённые Штаты.

Перевод: Елизавета Демченко

США. Россия. Афганистан. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 31 июля 2020 > № 3468421 Артемий Калиновский

Архитекторы трансгуманизма

как и где родился Новый Мировой Порядок

Игорь Шнуренко

Кто проезжал по калифорнийской автостраде номер 1, не мог не восхищаться видами, которые открываются буквально за каждым поворотом. Оставив позади безумный сгусток нервов под названием Лос-Анджелес, под раскалённым солнцем пробиваешься на Вентуру и выезжаешь к Тихому океану. Автострада тянется вдоль берега от самой мексиканской границы, но именно здесь, на участке от Санта-Барбары до Монтеррея, она прекраснее всего.

Перед городком миллиардеров Кармел, не доезжая миль сорока до Монтеррея, расположен Биг-Сур — об этом месте в путеводителях и сейчас пишут как о побережье с самыми захватывающими видами в Соединённых Штатах. В ближайших посёлках и поместьях живут, пожалуй, самые обеспеченные люди страны — при этом узкая двухполосная дорога и инфраструктура вдоль неё выглядят довольно запущенными. Здесь практически нет ни туалетов, ни мест для парковки — путнику словно говорят: не задерживайся, тебе здесь не рады!

Именно здесь, в Биг-Суре, разворачивается действие одноименного романа культового американского писателя Джека Керуака, предтечи поколения «детей цветов». В романе он вывел своих друзей, которые вместе с ним стояли у истоков движения битников: Леона Ферлингетти, Уильяма Берроуза, Аллена Гинзберга. Битники искали счастья в простой жизни, отрицали цивилизацию, погрязшую во лжи и собственном мусоре, отрицали бизнес, требующий отказа от себя и конформизма, отрицали науку, создающую всё новые орудия убийства, и отрицали технологии, разрушающие личность, превращающие человека в ресурс и объект для наживы.

Всё, чего хотели битники, — чтобы их оставили в покое, поэтому многие из них перебирались в эти безлюдные места, где, по их представлениям, можно было жить в гармонии с природой, не обращая внимания на государство и общество.

Люди жили здесь три тысячи лет, много веков местность была заселена индейцами племени эсален, которые почти все вымерли после того, как сюда пришли европейские переселенцы. Потом в Биг-Суре были обнаружены горячие источники, их облюбовали гомосексуалисты из Сан-Франциско. Потом калифорнийсая дорога номер 1, построенная как частно-государственное партнёрство, указала битникам путь к свободе.

Именно здесь Майкл Мёрфи и Ричард Прайс, два молодых выпускника Стэнфорда, в 1963 году построили Институт Эсален, названный так в честь тех самых уничтоженных индейцев. Специально для института было возведено здание «Колледжа Всех Религий» с большим залом, где можно было медитировать человеку любой веры. Архитектура здания была скопирована с католического монастыря, расположенного в южной Калифорнии и превращённого в индуистский центр. Эсален стал и до сих пор является колыбелью и своего рода супермаркетом современных синтетических учений, известных под общим названием «Нью-Эйдж» (New Age, «Новая Эра»).

Именно этому центру, затерявшемуся среди скал и сосен Калифорнии, суждено было сыграть ключевую роль в уничтожении Советского Союза. Именно здесь родилось мировоззрение, давшее миру Силиконовую долину, эту «Святую Землю» всех технократов и технофутуристов. Именно здесь жили и работали провидцы, шаманы и гуру, которые повлияли и продолжают влиять на создателей ведущих технологических корпораций мира: Apple, Google, Facebook и многих других. Именно здесь были заложены основы трансгуманизма — современной философии, возникшей на гребне технооптимизма в связи с развитием искусственного интеллекта.

Но институт с самого начала опережал время, так что, возникнув на исходе второй промышленной революции, он стал позиционировать себя как центр контркультуры.

Приветствовались критические умы, которым было тесно в рамках потребительского общества. Автор многозначного романа «Прекрасный новый мир» Олдос Хаксли участвовал в жизни Эсалена с момента его основания. Один из первых семинаров Хаксли в стенах Эсалена назывался «Человеческий потенциал». Идея Хаксли состояла в том, что современная цивилизация угнетает человека, поэтому нужно освободить его от оков, накладываемых обществом, и дать ему по-настоящему раскрыться.

О «раскрытии человеческого потенциала» впоследствии много говорил и советский лидер Михаил Горбачёв. А команду его спичрайтеров возглавлял Александр Яковлев — партаппаратчик, в 1958-1959 годах стажировавшийся в Колумбийском университете. Конечно, Яковлев, чьей специализацией была американская литература, не мог «пройти мимо» насыщенных политической философией романов Хаксли.

Теме освобождения человека от оков современной цивилизации были посвящены в Эсалене курсы гештальт-психологии и программа изучения шизофрении. Шизофренией страдал сооснователь института Ричард Пирс, который сам вёл практику гештальта. Под ней подразумевалось осознание человеком своего существования как единства тела, духа, разума и Земли во всех их взаимосвязях.

Проблема сознания привлекала в Эсален альтернативных психологов, психиатров, медиков и исследователей парапсихологии со всего мира. Майкл Мёрфи утверждал, что космос — это спящий дух, что божественное присутствует во всём, что находится во Вселенной, в том числе в человеке, и эта сущность стремится проявить себя. Надо дать ей волю и освободить от оков. Излагаемые теории лежали пока что в рамках привычного гуманизма, но вектор на освобождение человека от оков и стремление разбудить его дух было довольно близко к воззрениям русских философов-космистов — таких, как Вернадский и Фёдоров. Этому сходству предстоит сыграть огромную роль в формировании воззрений контркультурных гуру, идеи которых впоследствии приняли на вооружение Стив Джобс и другие лидеры техно-бизнеса.

Достаточно быстро в центре появились откровенные оккультисты. Интеллектуалы: ученые, профессионалы, специалисты в самых разных областях, а порой и просто шарлатаны, — приезжали сюда в надежде на самореализацию. Есть мнение, что деятельность Эсалена в какой-то мере. направлялась американскими спецслужбами, заинтересованными в том, чтобы держать под контролем диссидентов.

Создать нового человека

Те годы были пиком популярности учения Георгия Гурджиева. В США к тому времени возникла целая сеть институтов и кружков, проповедовавших идеи этого мистика. После адептов гештальт-психологии и Хаксли ученики Гурджиева, умершего в 1949 году, делают следующий шаг на пути к трансгуманизму.

Ключевой тезис Гурджиева: человек не является завершённым созданием, он может обрести подлинную личность лишь на пути преодоления самого себя. Природа создаёт для него возможности, но человек их не использует, потому что «спит», то есть не осознаёт окружающего мира. Личность Гурджиев видел примерно в том же ключе, в котором видят её разработчики «Фейсбука» и других нынешних централизованных соцсетей, а именно: как нечто искусственное, наносное, чем легко манипулировать. По Гурджиеву, человек приобретает личность через социальную имитацию и подражание — но эта личность ложная, она подавляет его истинное «я». «Если мы освобождаемся от одного влияния, мы становимся рабами другого», — писал Гурджиев. Человек не знает, чего он хочет на самом деле, а для обретения себя истинного он должен использовать психотехники, среди которых Гурджиев выделял разделённое внимание, самовоспоминание и трансформацию страдания.

Ученики Гурджиева Оскар Ичазо и Клаудио Наранхо, работавшие в Эсалене, упростили задачу. Они предложили менять сознание химическим путём, при помощи наркотиков. Эти идеи взяли на вооружение адепты психоделики Тимоти Лири и Станислав Гроф, активно работавшие в Эсалене. Чехословацкого психиатра Грофа, получившего впоследствии премию фонда Дагмары и Вацлава Гавела, интересовали состояния на грани жизни и смерти. Он активно экспериментировал с ЛСД и считал, что таким образом можно «разбудить божественное внутри». Человек, по мнению Грофа, состоял из двух половинок: иллюзорной, «хелиотропной», и полной, «холотропной». Он мог осознать полноту бытия только через медитацию, мистический опыт или кислотные «трипы», выйдя за рамки своего тела и своего «эго». Психиатр считал, что почувствовать «персональное тождество», то есть осознать себя личностью на манер Гурджиева, можно лишь через «трансперсональные переживания», когда при помощи ЛСД человек сознаёт как часть себя элементы внешнего мира и «другие измерения реальности». «Одна из важных категорий трансперсональных переживаний включает в себя достоверные эмпирические отождествления с другими людьми, животными, растениями, а также со множеством иных аспектов природы и космоса», —писал Гроф.

От откровений Тимоти Лири и Станислава Грофа остался лишь шаг до полного принятия трансгуманизма, то есть духовного и телесного перерождения человека при помощи технологий с тем, чтобы он «преодолел все планетарные ограничения и стал равным богам». При помощи специальных духовных техник либо определённых химических веществ управление собственным сознанием казалось сравнительно простым делом. О работе дофаминовой системы и о механизме работы нейросетей тогда представления не имели, но стимулирование мозга наркотиками считалось вполне допустимым: цель оправдывала средства.

«Твой мозг — это бог!» — провозглашал вдохновенный визионер Лири. «У нас есть завораживающие перспективы превратиться в богов, если мы научимся управлять нашим мозгом».

Его мысль вроде бы означала лишь, что человек как никогда близок к цели познать самого себя, сформулированной ещё Сократом. «Кислотный гуманист» Лири не призывал машинный разум с тем, чтобы заменить человеческий, но парадоксальным образом подвёл именно к этому. Ибо если ЛСД может преобразовать человеческую личность, поставив её, пусть на короткий момент наркотического «трипа», на один уровень с космическим разумом, то почему бы не принять любой другой технологический способ достичь того же самого, если не большего? И почему бы вообще не покинуть бренное тело — с тем, чтобы не только расширить сознание до размеров Вселенной, но и сделать себя бессмертным? К чему-то подобному подводит и концовка культового фильма Стенли Кубрика «Космическая одиссея 2001 года» (1968), которая могла быть навеяна мистическим откровением в духе Лири или Грофа. Герой после физической смерти, вызванной предательством искусственного интеллекта, видит рождение нового человека космического масштаба, и этот младенец — он сам. Предательство ИИ становится лишь шагом на пути к перерождению. Умерев, человек будущего возрождается и таким образом достигает бессмертия, становится богом.

Впрочем, последний шаг на пути философского оправдания сингулярного перехода человека в другое качество и слияния его с машиной сделало уже следующее поколение адептов Эсалена. Этому поколению лидеров бизнеса было суждено через технологии прийти к власти над миром — но для этого оказалось необходимым, чтобы в джакузи Биг-Сура появились настоящие русские космонавты.

Русские космонавты в Биг-Суре

С конца 1970-х Биг-Сур становится центром «дипломатии горячих ванн» и важным инструментом политики, которая привела в конечном итоге к полной капитуляции Советского Союза в «холодной войне» и к уничтожению евразийской сверхдержавы.

Как ни странно, в начале этого периода произошло резкое похолодание отношений между США и СССР. Москва ввела войска в Афганистан, а Вашингтон и его союзники бойкотировали Московскую Олимпиаду-80, и, по контрасту с недавней «разрядкой», казалось, что мир стоит чуть ли не пороге войны. Впрочем, пока на поверхности власти СССР и США обменивались жёсткими заявлениями, за кулисами шли всё более оживлённые, всё более тёплые переговоры. Советская номенклатура уже хотела жить, как западная элита, и искала пути к «конвергенции социальных систем» – идее, впервые выдвинутой П.А. Сорокиным, позднее развитой другими, в том числе академиком Сахаровым.

Контакты между Эсаленом и Советским Союзом начались с интереса учредителей института к советской парапсихологии. По совпадению или нет, но американские спецслужбы также очень интересовались паранормальными явлениями: считалось, что Советы знают, как управлять населением при помощи неких тайных техник. Американцы вложили в исследования паранормальных явлений, ясновидения и психокинеза, по скромным оценкам, около ста миллионов долларов, и часть этих опытов производилась в Эсалене. Впоследствии данные работы послужили толчком к важным исследованиям в области искусственного интеллекта.

Мёрфи и другие сотрудники Эсалена посетили несколько конференций по этой теме в СССР и стали приглашать к себе советских экстрасенсов. Тех, разумеется, курировал КГБ, но советские спецслужбы воспользовались возможностью наладить контакты с американцами, чтобы донести до них простую мысль: номенклатура не слишком верит в лозунги про социализм и готова договариваться.

Здесь, под калифорнийскими соснами, под ласковый плеск волн, обсуждали самые разные вопросы психотерапевты и писатели, учёные и агенты КГБ, астронавты и космонавты. Что самое важное: сюда, не привлекая внимания, приезжали советские эксперты самого высокого уровня. Среди них были Валентин Бережков, впоследствии главный редактор журнала «США: экономика, политика, идеология», завотделами Института США и Канады Юрий Замошкин и Андрей Кокошин, который при Борисе Ельцине стал заместителем министра обороны, зампредседателя Гостелерадио Генрикас Юшкявичюс, ведущий «исследователь паранормальных явлений» в СССР Влаиль Казначеев, тележурналист Владимир Познер. Центр контркультуры, где молились на критиков капитализма: таких, как Герберт Маркузе, Вильгельм Райх, Ги Дебор и Карл Поланьи — стал местом встреч сотрудников Госдепа и советской экспертной номенклатуры.

Кстати, Борис Ельцин впервые посетил США именно по приглашению института Эсален — хотя туда в итоге так и не заехал.

В 1982 году Майкл Мёрфи выпустил книгу «Конец обычной истории». В ней он рассказал об учёных из обеих стран, которые работали над проблемами психики и паранормальных явлений под надзором соответственно ЦРУ и КГБ.

Опыты использования психической энергии для сбора разведывательных данных на больших расстояниях действительно проводились в те годы в Стэнфорде, и протоколы опытов передавал Мёрфи парапсихолог Рассел Тарг, возглавлявший проект.

Еще в 1960-е годы Мёрфи связывался с советскими экстрасенсами, писал им письма, задавал вопросы, приглашал в гости. Два американца, побывавшие на советской конференции 1968 года, написали отчёт, в котором шла речь о советской «гонке за первенство во внутреннем космосе». Речь шла о парапсихологии и паранормальных явлениях, которые изучались в СССР. Отчёт был передан представителям американских спецслужб, курировавших Эсален, и те дали добро на дальнейшие контакты.

В 1971 году Мёрфи с двумя друзьями пересёк «железный занавес». На «той стороне» они увидели йогов, шаманов, провидцев, экстрасенсов, бунтующих против устоявшихся идей — людей, которых они уже знали по Эсалену. Как витиевато об этом сказал Мёрфи, они увидели «движение, идентичное нашему в бунте против сужающих познание образов того, что значит быть человеком». Мёрфи ожидал увидеть в СССР воинствующих атеистов и бездушных бюрократов, но в конце поездки сказал: «Поскребите русского — и вы найдёте мистика». В конце концов, руководители Эсалена решили запустить проект обмена между СССР и США, который спонсировал Лоренс Рокфеллер.

Для проекта они наняли русскую переводчицу Аню Кучарёву. Начались регулярные поездки в Москву, и неожиданно для всех в 1982 году Эсален попробовал новый формат встреч, публичный. Впервые в истории был организован телемост с СССР.

В прямом эфире калифорнийского рок-фестиваля на большом экране появилось изображение московской студии Гостелерадио, заполненной людьми. Это были живые русские, советские, в прямом эфире. Никто из собравшихся на калифорнийской площадке не поверил в реальность происходящего. Живая трансляция из СССР, который для американцев находился словно на другой планете? Оператор установки на фестивале, думая, что их дурят, от греха отключил трансляцию. На этом и закончилось.

Более удачным был второй телемост, прошедший в мае 1983 года. К нему подготовились гораздо лучше. Московская трансляция велась всё из той же студии Гостелерадио, а калифорнийская — из долины Сан-Бернардино. С советской стороны дискуссию вёл Владимир Познер, судя по его риторике в те годы, убеждённый коммунист. С американской стороны ведущим был не кто иной, как Стив Возняк, сооснователь компании Apple и вместе со своим партнёром Стивом Джобсом, частый гость Эсалена.

Возняк не так давно пережил авиакатастрофу, после которой едва восстановил память; теперь он занимался организацией музыкальных фестивалей, впрочем, сохранив свой пакет акций в компании.

Apple 2 тогда уже вызвал сенсацию, став популярной моделью совершенно нового устройства — электронно-вычислительной машины для масс, персонального компьютера. Стратегия Apple c самого начала была не такой, как у конкурентов: они рассматривали культуру как поле, работая в котором, можно и нужно завоевать потребителя. Их продукт был дорогим и не очень понятным широким массам, так что формировать спрос на него решили так же, как продают телепроповеди: собрав вокруг себя восторженных адептов. Фестивали продвигали в массы новые технологии, соединяющие телевидение, компьютеры, музыку и системы связи.

Стив Джобс и Стив Возняк уже сделали первые миллионы, но никто, конечно, не мог ожидать, что придёт время — и Apple, обойдя Boeing, Exxon, AT&T и Coca-Cola, станет одной из ведущих компаний мира. В конце 1983 года Возняк вернётся к работе в компании, но фестиваль, который он организовал и спонсировал как бы между делом, положит начало новой эпохе в телевидении — не говоря уже о фантастически эффективном идеологическом воздействии на советскую аудиторию, которая почувствовала, что до мира жвачки, поп-звёзд и джинсов можно, казалось, дотронуться рукой.

Совместная работа с Эсаленом поможет потом и Стиву Джобсу, который ещё чаще, чем Возняк, посещал институт в Биг-Сур, вдохновлять команду Apple на создание всё новых и новых продуктов.

Советское руководство, и особенно КГБ, уже тогда готовило переход страны к капитализму. Телемосты с Америкой дали возможность навязать советским массам совершенно новую идеологическую и культурную повестку. Вся страна напряжённо следила за ходом дискуссии, где на ходу и между делом пересматривались, казалось бы, незыблемые ценности. Советское телевизионное начальство дало этим телемостам зелёный свет. Американский Госдепартамент, курировавший процесс, также ухватился за «слабое звено» в кажущемся советском идейном монолите. Хотя американцы ещё полностью не отдавали себе отчёт в открывающихся фантастических перспективах, они не упускали ни одной возможности продвинуть свою повестку — словно боялись, что окно вот-вот закроется.

В 1985 году Эсален прислал две тысячи книг в Москву и в новосибирский Академгородок. В Новосибирске велись важные работы в области социологии, психологии и медицины, располагалась ведущая математическая школа, а в Институте экономики и организации промышленного производства стояли мощные компьютеры, на которых моделировалась советская экономика. Одновременно продолжали наводиться «мосты» между деятелями искусства и литературы. В обменах участвовал известнейший журналист и редактор журнала Saturday Review Норман Казинс, специалист по юмору, разработавший метод лечения смехотерапией, кинопродюсер, основатель кинофестиваля в Теллуриде и впоследствии член жюри Московского и Каннского кинофестивалей Том Ладди, известный писатель и профессор Калифорнийского университета в Беркли Леонард Михаэльс и другие.

В конце 1985 года в Биг-Сур приехали советские космонавты. Их пригласили для участия в диалоге о предотвращении ядерной войны, «раскрытии человеческого потенциала» и других проблемах цивилизации. Вероятно, специально к этому событию при участии института Эсален была даже создана «Ассоциация исследователей космоса», которая существует и по сей день — в ней состоит около 400 членов из 37 стран.

Дискуссии американцев с русскими космонавтами велись днём в институтских аудиториях Эсалена, а ночью — в джакузи с целебными водами. Русские говорили про постепенное усовершенствование человека, освобождение его от тела и переход в другие энергетические формы, про достижение «нирванического совершенства» человечества в лучистом, духовном состоянии, про выключение действия второго закона термодинамики и «позитивную энтропию», про космическую экспансию, грядущую полную победу человечества над смертью и, наконец, о грядущем воскрешении мертвых.

Судя по воспоминаниям некоторых участников и их друзей, в частности, калифорнийского технофутуриста, писателя и одного из первых киберпанков Дагласа Рашкоффа, русские космонавты и учёные вызвали у американцев состояние шока и фурора.

Именно эти идеи, в искажённом пересказе калифорнийских гуру, будущих лидеров высокотехнологичных компаний и апологетов трансгуманизма, будут вызревать здесь в 80-е и 90-е годы, а затем пойдут отсюда волнами по всему миру. Никем не опознанные, принятые за последнее западное откровение, эти идеи вернутся в Россию вместе с изящными айфонами, андроидами и планшетами, и лягут в основу нового карго-культа: поклонения большим данным и учения о неизбежности оцифровки мира и человека. Но это уже совсем другая история…

США. Россия > Образование, наука. Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > zavtra.ru, 30 июля 2020 > № 3541388 Игорь Шнуренко

Большие гонки

Китай в ядерном треугольнике

Юрий Тавровский

Тень Хиросимы над Пекином

Холодная война Америки против Китая разворачивается сегодня сразу на нескольких фронтах и становится всё горячее. Антагонистический характер экономического и политического противостояния повышает шансы принятия авантюрных решений, особенно в предвыборный период. Нельзя исключить и случайный переход эскалации через красную черту. Тень Хиросимы вновь нависла над Пекином.

Китай попал на карты американских разработчиков ядерных ударов после победы коммунистов над гоминьдановцами и провозглашения КНР 1 октября 1949 года. В то время уже разрабатывались планы ядерных атак против Советского Союза (план "Дропшот" и другие). "Потеря Китая" вызвала у американского истеблишмента ярость, которая приняла формы маккартизма внутри самих Соединённых Штатов и подготовки к реваншу гоминьдановцев при всесторонней поддержке США.

В тот раз начало новой мировой войны не состоялось благодаря созданию Советским Союзом собственной атомной бомбы 29 августа 1949 года и подписанию 14 февраля 1950 года советско-китайского договора, где предусматривалась всесторонняя помощь СССР своему союзнику. Масштаб нависшей над Китаем угрозы стал понятен Мао Цзэдуну во время пребывания в Москве в зимние месяцы 1949-50 гг. В своей резиденции Сталин показал гостю съёмку испытания первой советской бомбы. Реакция Мао Цзэдуна была предсказуема — он не испугался, зато изъявил желание получить новое оружие от "старшего брата". Сталин тоже не сильно опасался американского атомного арсенала — у него уже была своя бомба, а угроза суперкрепостей "Б-29", уничтоживших Хиросиму и Нагасаки, уменьшалась благодаря новым реактивным истребителям "МиГ- 15".

В следующий раз Китай оказался в тени Хиросимы после добытых большой кровью успехов "китайских народных добровольцев" в Корее. Американскими войсками командовали те же генералы, что стёрли с лица Земли десятки японских городов весной 1945-го, сожгли напалмом Токио, сбросили атомные заряды на Хиросиму и Нагасаки, обещали "вбомбить Японию в каменный век". Китайские эксперты считают, что американцы готовились нанести ядерный удар по КНР именно в годы Корейской войны (1950-1953). Об этом говорится в приложении "Историческое обозрение" к главной газете страны и правящей партии "Жэньминь жибао".

Два других случая тот же информированный источник относит к марту 1955 года и к августу 1958-го, когда в Тайваньском проливе происходили интенсивные артиллерийские дуэли китайских и тайваньских войск. Артиллерия НОАК начала обстрелы подконтрольных Тайбэю островов, которые даже без бинокля видны с набережной крупного города Сямэнь. США ввели в пролив корабли 7-го флота. Мир оказался на грани глобального кризиса, поскольку Китай, ещё не имевший собственной атомной бомбы, находился под "ядерным зонтиком" Москвы. Как выяснилось позже, советское руководство даже не было проинформировано о готовящейся операции. В КНР начинался "Большой скачок" …

Понимал ли Мао Цзэдун возможные последствия проекции своего "скачка" на международной арене? Скорее всего, отлично понимал. Но считал ошибочным курс послесталинского руководства на мирное сосуществование с капиталистическими странами. Он даже видел положительные стороны в атомном апокалипсисе. Выступая на Совещании представителей коммунистических и рабочих партий в Москве в ноябре 1957 года, Мао Цзэдун заявил, что если в случае мировой ядерной войны "…половина человечества будет уничтожена, то ещё останется половина, зато империализм будет полностью уничтожен и во всём мире будет лишь социализм, а за полвека или за целый век население опять вырастет — даже больше, чем наполовину".

Перспектива развития Китая после ядерного Армагеддона виделась Мао Цзэдуну в лучах восходящего солнца. На расширенном заседании Военного совета ЦК КПК 11 сентября 1959 года "великий кормчий" заявил: "Мы должны покорить земной шар. Нашим объектом является весь земной шар. О том, как работать на Солнце, мы пока говорить не будем. Что касается Луны, Меркурия, Венеры — всех восьми планет, помимо Земли, — то можно будет ещё исследовать их, побывать на них, если на них вообще возможно побывать. Что же касается работы и сражений, то, по-моему, важнее всего наш земной шар, где мы создадим мощную державу".

"Большой скачок" в ядерный клуб

Мао Цзэдун "положил глаз" на атомную бомбу ещё во время встречи со Сталиным. Однако развернувшаяся вскоре Корейская война (1950-1953) отвлекала внимание и ресурсы от начала работ по данному проекту. Но уже в ходе визита Хрущёва в Пекин (октябрь 1954 года) Мао выразил надежду, что советская сторона окажет помощь в исследованиях ядерной энергии и создании ядерного оружия. Хрущёв стал отговаривать, напоминая, что "это очень дорогое удовольствие" и что Китай находится под советским "ядерным зонтиком". Но если руководство КНР очень настаивает и хочет вырастить необходимые кадры, то СССР поможет создать для начала небольшой испытательный центр.

Уже весной 1955 года в Москве появилась группа физиков и инженеров из Поднебесной. 27 апреля было подписано соглашение о поставке в 1956-1957 гг. экспериментального атомного реактора и ускорителей элементарных частиц, оказании помощи в их монтаже и пуске, а также о безвозмездной передаче научно-технической документации. Тогда же началась подготовка кадров. Первая экспериментальная база была создана в окрестностях Пекина (Завод №601, переименованный в 1959 году в Институт №401).

Одновременно с началом работ по ядерной программе в Пекине озаботились созданием ракетного оружия. В начале 1956 года министр обороны КНР Пэн Дэхуай обратился через советское посольство с просьбой предоставить необходимые документацию и материалы. Примерно в то же время из Америки в Китай таинственным образом прибыл полковник ВВС США Цянь Сюэсэнь. Он был ведущим исследователем лаборатории реактивных двигателей Технологического института в Калифорнии, входил в американскую миссию по конфискации достижений германских специалистов в области ракетостроения. Уже в Пекине он подготовил "Предложения по созданию авиапромышленности для обороны страны", делая акцент на необходимости создания ракетной отрасли. В апреле 1956 года "заморский китаец" вместе с Чжоу Эньлаем создали, с одобрения ЦК КПК, Комитет по авиапромышленности при Министерстве обороны.

Собрать в кулак все скромные ресурсы и кадры был призван важнейший долгосрочный документ, разработанный Госпланом и Академией Наук. К работе над ним привлекли не только лучших китайских, но ещё и 640 советских специалистов. В соответствии с "Перспективным планом развития науки на 1956-1967 гг." был учреждён Комитет по научному планированию во главе с одним из высших китайских лидеров — маршалом Чэнь И. Среди приоритетных направлений его деятельности значились изучение атомной энергии и реактивной техники, разработка ЭВМ, создание полупроводниковой техники и иные темы оборонного характера.

Как Хрущёв ковал атомный меч Мао Цзэдуна

Содействие Советского Союза ускоренному развитию ракетно-ядерной программы КНР не ослабело и после проведения в феврале 1956 года XX съезда КПСС, хотя Мао Цзэдун возмутился критикой культа личности И.В. Сталина и не одобрял стратегию мирного сосуществования. Но всё это не мешало ему принимать растущую помощь, которую Хрущёв буквально выбивал из ограниченных ресурсов СССР, преодолевая недовольство некоторых членов Политбюро. В апреле 1956 года стороны договорились о помощи Китаю в строительстве 55 новых предприятий оборонной промышленности. Это были, в частности, заводы по производству реактивных истребителей МиГ-19 и реактивных бомбардировщиков Ту-16. Советские специалисты помогли создать НИИ ракетостроения, из которого затем было образовано целых 7 министерств машиностроения. Одно из них, Третье министерство машиностроения, разработало пятилетний план создания в КНР целостной системы ядерной промышленности.

Следующий шаг в форсировании китайской ракетно-ядерной программы был санкционирован Хрущёвым в 1957 году. Высокопоставленная делегация во главе с заместителем председателя Военного совета ЦК КПК, вице-премьером Госсовета маршалом Не Жунчжэнем провела в Москве 35 дней, согласовывая новый пакет помощи. Подписанный 15 октября документ предусматривал предоставление образцов ракет и технологий их изготовления, участие в строительстве полигона. Несколькими неделями позже, в ходе торжеств по случаю 40-летия Октябрьской революции Хрущёв, встретившись с министром обороны КНР Пэн Дэхуаем и маршалом Е Цзяньином, дал согласие на дополнительную помощь в создании ракет и атомной бомбы, а также авиационной и судостроительной отраслей военной промышленности. Сам Хрущёв в мемуарах писал, что СССР "гнал и гнал секретную военную технику, ракеты, заключил договор о производстве атомной бомбы, дал её макет". Уже в мае 1958 года министр иностранных дел КНР маршал Чэнь И громогласно объявил, что Китай вскоре будет иметь свою атомную бомбу.

Пропорционально успехам ракетно-ядерной программы росла напористость Пекина, которая в августе 1958 года вылилась в так называемый "Тайваньский кризис". Американские авианосные группы с ядерным оружием на борту потянулись в Тайваньский пролив. В полную готовность были приведены базы США в Японии и Южной Корее. В Пекине рассчитывали на советский "ядерный зонтик", но даже не проконсультировались с союзником перед началом обстрелов тайваньских островов-фортов. Москву смущала и такая "необязательность" союзной державы, как отказ передать оказавшиеся в её распоряжении новейшие тайваньские ракеты "воздух-воздух" американского образца. Но, главное, намерение Мао Цзэдуна справиться с американским "бумажным тигром" стало несовместимо со стремлением Хрущёва договориться с Западом о частичном запрещении испытаний ядерного оружия, развивать политику мирного сосуществования. В середине 1959 года Москва официально уведомила Пекин, что дальнейшая передача ядерных технологий прекращается. В 1960 году из КНР были отозваны советские специалисты, в том числе ракетчики и ядерщики.

Без штанов, но с бомбой

Прекращение советской помощи вызвало замешательство в Пекине и замедлило развитие ракетно-ядерной программы КНР. Ещё более существенным тормозом послужил начавшийся в 1958 году "Большой скачок", ослабивший народное хозяйство в целом и втянувший полуголодных участников программы в бесконечные политические ритуалы. Трудностей накопилось столько, что перед руководством страны встал вопрос о целесообразности продолжения разработок. Возобладали оптимисты, и на совещании в Бэйдайхэ 6 июля 1961 года было решено идти к цели и даже ускорить темпы. Маршал Чэнь И заявил: "Пусть даже мы останемся без штанов, но всё равно достигнем мирового уровня вооружений".

Уже вскоре были проведены успешные пуски ракет "Дунфэн-2". Большой скачок в ракетно-ядерных делах обеспечивали более 900 заводов, НИИ, университетов и технических учебных заведений. Специальная комиссия при ЦК КПК во главе с Чжоу Эньлаем подстегивала партийные кадры 26 министерств, комитетов и управлений в 20 провинциях, автономных районах и городах КНР. Стало ясно, что результат многолетних усилий не за горами и скоро можно будет констатировать "Восток заалел"!

За успехами китайских оружейников внимательно следили в Москве и Вашингтоне. Данные американской разведки подтверждали, что в "атомном городе" вблизи озера Кукунор в китайской провинции Цинхай в решающую стадию вошли работы по подготовке первой китайской атомной бомбы, а на полигоне вблизи озера Лобнор завершается подготовка к "Дню Х". В январе 1963 года президент Джон Кеннеди заявил, что ядерный Китай стал бы "огромной угрозой будущему человечества, свободному миру и свободе на всей Земле". Кеннеди рассматривал несколько вариантов нанесения упреждающего ядерного удара и даже надеялся договориться с Хрущёвым о совместных действиях.

Бывший аналитик по проблемам безопасности Гарвардского университета Харви Саймон на страницах сетевого издания "Хистори ньюс сервис" так описывает один из сценариев: "Американский и советский бомбардировщики пролетят вместе над китайскими ядерными сооружениями и каждый сбросит по бомбе. Только одна из них взорвётся, что не позволит определить, американская или советская бомба вызвала грибообразное облако над руинами центра. Эта схема напоминает действия расстрельной команды, у которой только одно ружье заряжено боевым патроном. Стратеги Белого дома, таким образом, верили, что "ядерная расстрельная команда" позволит США снять с себя полную ответственность за содеянное".

Кеннеди не успел привести свой план в исполнение. Но сама безумная идея продолжала жить и после его убийства. Газета "Нью-Йорк таймс" писала 30 июня нынешнего года: "Администрация Линдона Джонсона какое-то время раздумывала, не пригласить ли Советы поучаствовать в совместном ударе по китайскому ядерному полигону на озере Лобнор, чтобы закрыть Пекину доступ в ядерный клуб. Но американцы от этой идеи отказались, сочтя её слишком опасной. В апреле 1964 года Госдепартамент провёл сверхсекретное исследование, ныне рассекреченное, и заключил, что риск ядерного потенциала Китая "не оправдывает действий, которые повлекут за собой значительные политические издержки или высокие военные риски".

Был ли этот план доведен до сведения советского руководства? Об этом американские авторы не сообщают. 16 октября 1964 года в районе озера Лобнор поднялось грибообразное облако, но не от американской или советской, а от китайской атомной бомбы. Президент Линдон Джонсон назвал это событие "самым чёрным и трагическим для свободного мира".

Впрочем, идея "ядерной кастрации" Китая не была предана забвению. К ней вернулись, по утверждению китайских историков, советские руководители в 1969 году. В уже упоминавшемся "Историческом обозрении" при газете "Жэньминь жибао" была опубликована серия статей о событиях 1969 года. После столкновений на острове Даманский в феврале и на озере Жаланашколь в августе СССР был готов нанести ядерный удар возмездия. Советской ядерной атаки всерьёз опасались в Пекине. По приказу Мао Цзэдуна "глубже рыть туннели, шире запасать зерно" по всей стране начали строить бомбоубежища, были рассредоточены войска, корабли, самолёты, населению раздали стрелковое оружие, руководители партии и правительства разъехались по запасным бункерам, чтобы страна не была обезглавлена одним ударом. По версии пекинских историков, руководство КПСС предупредило "братские партии" о готовящемся "уроке для китайских авантюристов". 20 августа советский посол якобы проинформировал о плане президента США Ричарда Никсона и попросил американскую сторону сохранять нейтралитет.

Эта идея Никсону категорически не понравилась. То ли жива была обида за отказ Москвы провести совместную "ядерную кастрацию" в 1963 году. То ли были опасения поставить под угрозу жизни и здоровье 250 тысяч своих солдат на азиатских базах. То ли уже прорабатывались планы использования Китая в борьбе против Советского Союза, которые через несколько лет привели Никсона и его советника Киссинджера в Пекин. Однако факты таковы: уже 28 августа газета "Вашингтон пост", по данным "Исторического обозрения", опубликовала утечку информации из Белого дома о советском плане. А 15 октября тот же Киссинджер пригрозил советскому послу, что в случае нападения на Китай Соединенные Штаты не останутся в стороне и разбомбят 130 объектов на территории СССР.

Думаю, "ядерный вариант" действительно существовал. По крайней мере — в кабинетах советского Генштаба, которому полагается разрабатывать все способы обеспечения безопасности державы. Однако реальным ответом Москвы на резкое ухудшение отношений с вчерашним союзником стала не горячая, а многолетняя "холодная война", последствия которой для Советского Союза были самыми неблагоприятными.

Расстановка сил на мировой арене изменилась после встречи Мао Цзэдуна и Никсона, подписания Шанхайского коммюнике 1972 года и, особенно, после поездки в США Дэн Сяопина зимой 1979 года и последовавшего после этого китайского "урока" Вьетнаму. Из "угрозы свободному миру" Китай превратился в союзника по борьбе с "советским гегемонизмом" и в важного торгового партнера. Американские базы с ядерными складами сохранялись вблизи Поднебесной, но были предназначены для сдерживания Советского Союза. В Китае тоже исчезло ощущение угрозы и поэтому, вероятно, ядерный арсенал наращивался весьма умеренными темпами в течение 40 лет китайско-американского "брака по расчёту". Экономия на военных расходах ускоряла "мирное возвышение Китая". А Советский Союз, оказавшись перед вероятностью войны на два фронта, напротив, нёс непомерные расходы и в Европе, и в Азии.

Станет ли холодная война горячей?

Проморгав превращение Поднебесной в мощную державу и соперника, американские элиты спохватились и начали её "сдерживать" ещё во время правления президента Обамы. Но тектонические изменения произошли уже при Дональде Трампе. Они стали довольно неожиданными для всего мира, включая, похоже, сам Китай. Снова, как и в конце 70-х годов, кардинально изменилась расстановка сил на международной арене и в треугольнике Москва — Вашингтон — Пекин.

Инициированная Америкой холодная война против Китая всего за два года на наших глазах охватывает всё новые сферы двусторонних отношений и в течение обозримого будущего имеет шансы стать горячей. В Пекине адекватно оценивают угрозу своей безопасности. Месяц назад, 26 июня, Председатель Си Цзиньпин обратился к военнослужащим-депутатам ВСНП (парламента) с таким приказом: "Осознанно готовиться к худшему случаю, наращивать военное обучение и боевую подготовку, своевременно и эффективно справляться со всеми видами сложных ситуаций и решительно защищать суверенитет, безопасность и интересы развития государства".

Среди "худших случаев", которые просчитывают в китайском Генштабе и Министерстве обороны, приоритетное место занимает американская ядерная атака. Именно в области ядерного оружия у США над КНР имеется огромное преобладание. "Вне всяких сомнений, китайцы совершенствуют свой арсенал… Но у них имеется лишь 300 единиц ядерного оружия большой дальности — по сравнению с 1 550 единицами, имеющимися у каждой из двух других сверхдержав по договору СНВ", — писала недавно "Нью-Йорк таймс". На сокращение разрыва сейчас брошены серьёзные ресурсы. Новый переговорщик от США по контролю над вооружениями Маршалл Биллингсли, назначенный президентом Трампом, недавно провёл для российских военных и дипломатов секретный брифинг. В ходе этого мероприятия он поделился доказательствами того, что Пекин занят "ударным наращиванием арсенала" и назвал эти усилия "крайне тревожной попыткой" достичь паритета с арсеналами США и России, которые накапливались десятилетиями.

Соединенные Штаты, связанные до 2021 года Договором СНВ-3, не делают симметричные шаги и не наращивают число своих ядерных зарядов. Зато готовится асимметричный ответ — развёртывание ракет средней дальности вдоль восточных границ КНР. Тут у Пентагона руки развязаны — США в 2019 году вышли из Договора о ракетах средней и малой дальности. Планы размещения таких ракет в АТР уже прорабатываются Пентагоном. Размещать ракеты, скорее всего, будут в Японии или в Южной Корее, связанных с США договорами безопасности. А ведь расстояние между Сеулом и Пекином по прямой составляет лишь 950 километров. Это вдвое меньше, чем было между Москвой и передовыми позициями американских РСМД в Европе в начале 1980-х годов. У США появится возможность нанесения первого обезоруживающего удара, от которого защитить столицу КНР будет почти невозможно — подлётное время составит не более 10 минут.

Опасность может исходить и с Тайваня, который американцы до 1972 года использовали, наряду с японской Окинавой, в качестве своего "непотопляемого авианосца". Резкая активизация военных контактов США с тайваньскими властями, многомиллиардные продажи военной техники в последние месяцы наводят на мысль о форсированном создании "запасного аэродрома". В уже упоминавшейся статье "Нью-Йорк таймс" прямо говорится: "в предельном случае США могут вытащить на свет божий даже "тайваньскую карту", пойдя на размещение своих ракет на этом острове, пока что фактически независимом от континентального Китая". Ещё один вариант розыгрыша "тайваньской карты" — использование ракет местного производства. В августе 2019 года Тайвань принял на вооружение собственные крылатые ракеты "Юнь Фэн" (Yun Feng) с радиусом действия в 1500 км. Тайбэйские газеты прямо назвали эти ракеты "антипекинскими". Предполагается, что в случае военного конфликта их целью станут не корабли или десантные части КНР, а объекты инфраструктуры в глубине материкового Китая.

Параллельно планам размещения у границ КНР ракет, оснащённых ядерными или обычными боеголовками, Пентагон отрабатывает варианты блокады побережья. Американские авианосные группы всё чаще "обеспечивают свободу судоходства" в морях, омывающих китайские берега. Тренировкой атаки сразу тремя авианосными группами ("Карл Уинсон", "Рональд Рейган" и "Нимиц") была акция, предпринятая против Северной Кореи в мае 2017 года. Адекватная защита от двойной угрозы потребует, по мнению экспертов, разорительной перестройки китайской "ядерной триады".

Тенденция к дестабилизации Восточной Азии, размещение в данном регионе американских ракет средней дальности угрожают безопасности не только Китая, но и России. Исходя из своих интересов и верности принципам стратегического партнёрства с КНР, Россия предприняла целый ряд весьма показательных действий.

Так, 23 июля 2019 года российские стратегические бомбардировщики-носители ядерного оружия Ту-95 и два китайских "стратега" Хian-6К прошли по заданному маршруту над Японским и Восточно-Китайским морями. В октябре того же года президент Путин объявил о решении помочь Китаю создать систему предупреждения о ракетном нападении (СПРН). Сейчас СПРН имеют только США и Россия.

Возрождение на новом уровне традиций взаимодействия Москвы и Пекина в области стратегической безопасности становится серьёзным препятствием на пути перехода холодных войн, которые США в настоящее время ведут против России и Китая, в горячую фазу. Москва и Пекин общими усилиями не позволят повторить трагедии Хиросимы и Нагасаки в XXI веке. Москва и Пекин могут и должны стать гарантами предотвращения новой мировой войны.

США. Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция. Образование, наука > zavtra.ru, 30 июля 2020 > № 3541383 Юрий Тавровский

Опоздавшие навсегда

сражение с коронавирусом, а также с сопровождавшими его инфодемией и социально-экономическим кризисом, Европа с треском проиграла

Сергей Переслегин

В Брюсселе прошёл саммит лидеров ЕС.

Главный смысл этого четырёхдневного события в глазах его участников, если судить по их комментариям, сводится к тому, что "достигнута историческая договорённость". Договорённость — какая? О чём, между кем? Ничего по этому поводу не сказано. Видимо, сам по себе факт: собравшимся лидерам государств Евросоюза удалось между собой хоть как-то договориться, — настолько их обрадовал, что содержание этой договорённости уже было не так важно.

В данной связи есть опасения, что эти лидеры просто не понимают истинных масштабов кризиса. А кризис, даже согласно официальным данным, измеряется цифрами не меньше 8-10% от ВВП каждой из стран. Скорее всего, он значительно больше. У меня есть данные по России. Не раскрывая государственной тайны, могу сказать, что масштаб падения благодаря действиям государства снизился в диапазоне всего 1-2% от ВВП. Есть и более точные цифры, но там возможные погрешности оказываются, в общем, намного выше.

В Евросоюзе масштабы госпомощи были больше, чем в России. Но её влияние на экономические процессы, похоже, оказалось намного меньшим. Конечно же, это связано с тем простым фактом, что это кризис пятого технологического уклада, который в Европе развит намного сильнее, чем в нашей стране. Поэтому и масштаб кризиса там существенно больше. И набранная инерция падения в кризис тоже намного больше. Здесь необходимо отметить такую простую вещь. Если бы лидеры Европы собрались в середине марта, если бы ещё тогда они выработали единую политику, единый финансовый план, единый бюджет и т.д., — да, тогда можно было бы сказать, что это исторический день для Европы. И даже предположить, что Европа ещё достаточно долго проживёт как совершенно нового типа межгосударственное объединение, решающее массу локальных страновых проблем, а также проблему управления большой территорией в кризисных условиях.

Но то, что было бы гениальным и крайне значимым шагом в марте, уже в апреле опоздало. А сейчас, во второй половине июля, это уже, скорее, смешно. Это как если бы Генеральный штаб Красной Армии собрался в декабре 1941 года и обсуждал то, что надо было сделать ещё в конце июня, сразу после нападения нацистов. Примерно такая же ситуация в данном случае.

Сражение, которое произошло с коронавирусом, а также с сопровождавшими его инфодемией и социально-экономическим кризисом, Европа с треском проиграла. И сейчас уже нет никакого смысла говорить о том, что надо было сделать для того, чтобы она его выиграла.

А есть ведь и другая сторона ситуации. Потому что кризис продолжается, и я не случайно упомянул о его беспрецедентном масштабе. Очень редко кризисы — даже очень небольшие — преодолеваются в рамках бюджетного управления. Собственно, бюджетное управление предназначено для стабильных, нормальных условий и хорошо работает в этих условиях. Когда возникает кризис, типа Великой депрессии, или начинается война, — а сейчас именно такая ситуация! — управление может быть эффективным только вне бюджетных рамок. В крайнем случае, создаётся специальный кризисный бюджет или бюджет военного времени, обрывая предыдущий.

В принципе, разные страны в подобной ситуации оказывались не раз, не два и не три, так что данное положение подкрепляется весьма обширной практикой. Все попытки — даже такой великой страны, как США, с её супер-экономикой конца 1920-х—начала 1930-х годов, — выйти из кризиса за счёт управления бюджетом ничем хорошим не заканчивались, а неизбежно приводили только к углублению кризиса. Да, есть инвестиционная схема рейганомики. Рейганомика тоже является работой с бюджетом, но при этом вы нарушаете все монетарные принципы, резко повышаете внутренний или внешний долг — это зависит от того, что вам проще в конкретной ситуации сделать. Вы накачиваете деньгами два сегмента: реальную экономику и потребительский сектор. Это делается для того, чтобы заставить экономику сдвинуться с мёртвой точки, чтобы начался быстрый рост производства и потребления… Но даже в этом случае вы очень сильно рискуете. Есть интересные расчёты, согласно которым рейганомика была последней и сверхрискованной ставкой Запада в борьбе против Советского Союза. И весь вопрос заключался в том, кто продержится дольше: западная экономика в условиях невероятного роста внутреннего долга или советская при низких ценах на нефть.

Запад тогда выиграл. Но и фигура, извините, у власти тогда была какая… Рональд Рейган. И я очень сильно сомневаюсь, что нынешние лидеры Европы рискнут пойти по пути рейганомики. А если они используют обычное бюджетное управление, что и пытались сделать сейчас в Брюсселе, то в подобной ситуации оно не поможет.

Тут нужно другое. Принципиально другое. Нужен, например, выкуп проблемных активов — а таких сейчас будет очень много! — под эмиссию государственных бумаг центральными банками стран. Либо нужно создавать Центральный банк Евросоюза. А это, собственно, шаг на пути превращения ЕС в империю, "план Меркель", пойти на который, насколько я понимаю, европейские политики сейчас совершенно не готовы. Вообще, для политиков нынешнего поколения девизом является минимизация рисков, пойти на рискованный шаг: неважно, с бюджетом, с банками или с политическим управлением, — в их глазах равносильно самоубийству. Поэтому, если и признавать прошедший саммит историческим событием для "единой Европы", то не исключено, что он окажется последним событием в её истории.

Евросоюз. США. Россия > Госбюджет, налоги, цены > zavtra.ru, 30 июля 2020 > № 3541379 Сергей Переслегин

СТРАННОЕ ПОРАЖЕНИЕ СОЕДИНЁННЫХ ШТАТОВ

РОБЕРТ ЗАРЕЦКИ

Профессор современной истории Франции в Хьюстонском университете, автор книги «Екатерина и Дидро: императрица, философ и судьба Просвещения» (Catherine & Diderot: The Empress, The Philosopher, and the Fate of the Enlightenment).

МЫСЛЬ ФРАНЦУЗСКОГО ИСТОРИКА В ПЕРИОД ПАНДЕМИИ

Сегодняшние американцы, возможно, лучше, чем предыдущие поколения, понимают тех, чьи демократии стали коррумпированными или уступили место авторитарным режимам.

Этим летом отмечается восьмидесятая годовщина падения Франции. Падение было неожиданным и шокирующим: через шесть недель после того, как немецкая бронетехника преодолела линию Мажино и прошла сквозь Арденский лес в середине мая, новый лидер французского правительства маршал Филипп Петен обратился к нации: «С тяжёлым сердцем объявляю, что боевые действия должны быть прекращены». Среди слушавших радиообращение был французский капитан, который, хотя являлся ветераном Первой мировой и имел военные награды, настоял на том, чтобы вновь вступить в бой. За несколько недель он настрочил «свидетельские показания» о событиях, участником которых он стал.

В результате, как говорил сам автор «показаний», Марк Блок, «в раскаленной добела ярости» родилась книга «Странное поражение» (L’Étrange défaite), которая до сих пор остаётся самым характерным анализом падения Франции. Специалист по средневековью, Блок развивал популярную, хотя и иллюзорную идею менталитета – интеллектуальных и асоциальных структур, которые в не меньшей степени, чем материальные факторы, формировали восприятие мира прошлыми поколениями. Поэтому Блок полагал, что для объяснения того, как Франция пришла к «поражению, которое казалось невозможным», нужно изучить менталитет её политической и военной элиты.

Спустя восемьдесят лет исследование Блока может оказаться полезным для историков, охваченных «раскалённой добела яростью» сегодняшнего дня и пытающимся понять причины странного поражения США в «войне» с новым коронавирусом.

Странная война

Странная война продолжалась восемь месяцев – с сентября 1939 года. За этот период Франция мобилизовала миллионы мужчин. У призывников, занявших оборонительные позиции по всей стране, часто не было индивидуальных средств защиты. Холодной зимой не хватало ботинок и одеял, в огромном дефиците были респираторные маски – противогазы. Офицеры, у которых противогазы все-таки имелись, отказывались их носить: курить сигареты, глядя на солдат, считалось особым пижонством.

Помимо всего этого наблюдалась нехватка убедительного лидерства. Правительство Эдуара Даладье выпускало пустые обращения вместо того, чтобы чётко объяснить, каких жертв и почему оно требует от солдат и мирных граждан. Чтобы избежать последствий объявленной войны, правительство старалось создать впечатление, что всеми силами стремится к миру. В пьесе Жана Жироду «Троянской войны не будет» (1935 г.) Гектор использует дипломатию, чтобы не допустить падения Трои. Жироду, кстати, был не только самым известным драматургом страны, но и министром информации.

В начале 1940 г. солдаты, принадлежащие к определённым профессиональным категориям, были демобилизованы. Тогда, как и сейчас, правительство стремилось создать видимость нормальной жизни. Это было нетрудно. Парижские кафе были заполнены посетителями, театры – зрителями, а стадионы – болельщиками. Город дал новую жизнь старой истории – несмотря на перемены, всё шло по-прежнему. Главным хитом периода странной войны была песня Мориса Шевалье “Paris sera toujours Paris” («Париж всегда будет Парижем»).

Блок без колебаний возлагает ответственность за события того периода на правительство. Избранное руководство оказалось неспособным предоставить французам хотя бы «минимум чёткой и ясной информации, без которой невозможно рациональное поведение», поэтому оно виновно в нарушении долга, в котором и заключается «самое чудовищное преступление наших самозваных демократов». В отношении французской демократии Блок был так же суров. Он отмечал, что эффективность любой формы правления, будь то монархия или демократия, страдает, если существует разрыв между заявленными ценностями системы и реальными ценностями тех, кто ею управляет. «Демократия становится безнадёжно слабой, соответственно, страдает и общее благо, если высшие должностные лица, воспитанные в пренебрежении к нему, служат ему вполсилы».

В этом вопросе социал-демократ Блок согласен с политиком Анри де Кериллисом, своим суперконсервативным современником, который яростно критиковал правительство за неспособность объединить французов. «Моральная мобилизация Франции – самое важное условие победы, – утверждал Кериллис. – Мы победим, только если захотим пойти на необходимые жертвы». Блок был столь же резок в суждениях о военном руководстве страны. Он негодовал по поводу «полной некомпетентности» военных и безжалостно анализировал её причины. «Они думают о прошлой войне, потому что это воспоминания об их молодости. Те давно ушедшие дни сияют блеском тех событий».

Коллективный менталитет, сформированный предыдущей войной, не мог представить себе следующую войну. Они не могли вообразить, что немецкие танки прорвутся через Арденны и разобьют французские войска, как и их предшественники не могли предположить, что маневренная война 1914 г. перейдёт в окопную и затянется на годы. Столкнувшись с новой угрозой, высшее командование Франции «считало правильным ничего не предпринимать и вести себя, как всегда».

Польза истории

Историки будущего, рассказывая о том, как американское руководство не смогло предвидеть нынешние медицинский и политический кризисы, с лёгкостью позаимствуют пару страниц из последней, незавершённой книги Блока. Вступив в движение Сопротивления в начале 1943 года, Блок начал «Апологию истории, или Ремесло историка» (Apologie pour l’histoire ou métier d’historien) – потрясающие размышления об искусстве исторических исследований. Он пытался ответить на вопрос одного из своих детей: «Папа, скажи, какая польза от истории?». Блок не смог завершить книгу: весной 1944 г. его схватили французские власти и передали СС, после пыток он был расстрелян.

Но даже в незавершенной рукописи автор, исходя из того, что люди не понимают настоящего, игнорируя прошлое, даёт читателям ответ, который в том числе объясняет странное поражение одной из основных американских политических партий, когда Дональд Трамп стал кандидатом в президенты, а также странное поражение самой мощной мировой демократии, когда её атаковал новый коронавирус.

Материальные и ментальные структуры склонны мириться с обстоятельствами, которые дали им жизнь. Американские истории будут изучать поражение республиканского истеблишмента, который, скрывшись за «линией Мажино» из традиционных ожиданий, не увидел, что Трамп способен перевернуть фундаментальные принципы страны и самой партии. Будучи неспособным выйти за рамки традиционного видения и привычных схем материального вознаграждения, правительство США встретило эпидемию коронавируса так же, как Франция – продвижение немецких войск: была объявлена война, но никаких конкретных действий не планировалось, до граждан не удалось донести реальность угрозы, не говоря уже о том, чтобы убедить их пойти на жертвы.

Блок добавляет ещё одну деталь к старой картине. Изучение прошлого помогает лучше понять настоящее, и одновременно внимание к настоящему ярче демонстрирует факты прошлого. Мы «бесцельно потратим силы, если, стремясь понять прошлое, будем полностью игнорировать настоящее», предупреждает Блок. Много прочитав и написав о военных сражениях, он никогда не знал, что такое поражение, пока «не столкнулся с его ужасной, тошнотворной реальностью».

Сегодняшние американцы, возможно, лучше, чем предыдущие поколения, понимают тех, чьи демократии стали коррумпированными или уступили место авторитарным режимам. Вероятно, они ощутят боль унижения, в очередной раз столкнувшись с нацией, которая борется или уже пала жертвой того же идеологического вируса. А взглянув на прошлое Франции и будущее Америки, они, возможно, кое-что поймут благодаря Блоку, который писал, что «не может быть спасения там, где нет жертв, и не может быть национальной свободы в полном смысле слова, если мы сами не будем работать над её достижением».

США. Франция. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 30 июля 2020 > № 3468422 Роберт Зарецки

Сохранится ли Америка великой?

Протестное движение в США провоцирует внутриполитический кризис.

Видеорепортажи из США третий месяц напоминают кадры городских боёв. Протестующие переворачивают машины, поджигают и грабят магазины, сносят памятники, провоцируют полицейских. Почему Америка, которая для многих в мире считалась олицетворением стабильности, вдруг превратилась в арену массовых бунтов и чем всё это может закончиться? На эту тему наш обозреватель побеседовал с ведущим научным сотрудником Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений РАН имени Е.М. Примакова доктором политических наук Александром Фроловым.

– Александр Владимирович, вот уже третий месяц Соединённые Штаты сотрясают массовые беспорядки. Их размах и ожесточённость такие, что некоторые эксперты называют сложившуюся ситуацию предвестником гражданской войны. Что вы скажете по этому поводу?

– Действительно, положение сложное. Но назвать его гражданской войной нельзя. А вот майданом по-американски, очевидно, можно. Особенно, если учесть тот чудовищный беспредел, который творился в день независимости США. По неполным данным, за два дня праздника в перестрелках, вспыхнувших в разных городах, погибли около трёх десятков человек, ранены – под сотню. Местные активисты фактически установили в некоторых городах параллельную власть и заменили собой полицию.

В Джорджии движение за права тёмнокожих вывело на улицы сотни вооружённых сторонников. А в Юте белые жители штата, вооружившись автоматическим оружием, сами следят за безопасностью в своих кварталах, предотвращая наглые выходки «мирных протестующих».

– Весь мир обошли кадры, когда полицейские и военнослужащие национальной гвардии встают на колено перед протестующими афроамериканцами…

– Правоохранители на местах испытывают сейчас невероятно сильное психологическое давление со стороны толп манифестантов и либеральных СМИ. Манифестанты игнорируют распоряжения властей, демонстративно сбрасывают памятники известным деятелям США. Даже Авраам Линкольн пострадал – человек, отменивший рабство в Америке. Кого водрузят на их место? Отсидевшего четыре года за вооружённое ограбление Флойда? Тем самым Америка перед всем миром перечёркивает свои фундаментальные ценности, в том числе приоритет закона – то, чем она гордилась долгие годы.

Полиция, органы правопорядка во многих штатах деморализованы. Отсюда и это коленопреклонение. Они, конечно, ещё представляют большую силу, у них сохраняется своя корпоративная солидарность, но в сложившейся ситуации полицейские нередко отказываются выезжать на места преступлений – и не потому, что напуганы преступниками, а потому, что боятся обвинений в чрезмерной жёсткости по отношению к правонарушителям.

– Протестное движение спровоцировано смертью афроамериканца Флойда. Однако она послужила, очевидно, лишь поводом для массовых выступлений. А какие их истинные причины?

– Безусловно, одной из причин можно было бы признать расовую проблему. Во всяком случае, так хотят представить смысл протестного движения его организаторы. Однако она, если и есть, то больше исторического плана. Сегодня не времена Мартина Лютера Кинга. В любом штате можно встретить чёрнокожих офицеров полиции, детективов, глав местных и федеральных ведомств – на их карьере не сказывается ни расовая принадлежность.

Лозунги, с которыми участники протестного движения вышли на улицы, никак не свидетельствуют об отсутствии расового равенства. Скорее они добиваются социальных привилегий для себя. Нельзя не заметить, что в протестном движении участвует много представителей нечёрного населения Америки. Начавшиеся из-за гибели Флойда выступления послужили триггером всплеска накопившегося внутреннего недовольства. И прежде всего из-за крайне сложного экономического положения в стране.

За последние два десятка лет цены на продукты питания и предметы первой необходимости заметно выросли. Взлетели и цены на жильё, что заставило многих американцев переселиться из домов в вагончики. А ещё существуют многочисленные страховки, ипотека, услуги, часто навязываемые. Ведь, по сути, американец не имеет права починить даже электророзетку – должен вызывать мастера, в машине у него нет ни одного ключа – поезжай на автосервис. Всё это съедает зарплату. А вызов скорой помощи вообще может оказаться финансовой катастрофой. Американцы, напомню, живут в кредит – иначе многим сложно было бы стать владельцем дома, автомобиля и прочих атрибутов «нормальной американской жизни». Потребительский спрос поддерживается кредитами.

Распространение нового коронавируса усугубило ситуацию. Предприятия закрываются, платить зарплату нечем, люди остаются без работы. Тот же Флойд, работавший охранником, в этом году потерял работу из-за пандемии. Более 40 миллионов американцев обратились за пособием по безработице за последние три месяца.

– И всё же почему это произошло именно сейчас? Почему вдруг так яростно на смерть афроамериканца отреагировала Америка?

– Коронавирус обнажил проблемы. Возможно, если бы не пандемия, всё это проявилось несколько позже, но проявилось. В каком-то плане нынешний хозяин Белого дома тоже стал своего рода жертвой происходящего. Он, надо признать, немало сделал для среднего класса, у него имелись хорошие шансы переизбраться, но это и не устраивает его оппонентов из демократической партии.

Демократы не смирились с победой Трампа в 2016 году и постоянно стремились его скомпрометировать, в том числе представить чуть ли не как предателя американских интересов. Они готовы пойти на многое, но только чтобы не допустить победы Трампа на очередных выборах, которые пройдут 3 ноября.

Значительный сегмент электоральной базы демократов – афроамериканцы, всякого рода меньшинства. Многие из них сидят на разного рода пособиях. Выросло уже третье люмпенизированное и деклассированное поколение «профессиональных безработных», полузанятых. Таких, как Флойд, в Америке миллионы.

Инцидент в Миннеаполисе демократы восприняли как свой шанс. Они тут же обвинили федеральные власти в превращении правоохранительных органов в привилегированный класс, не несущий никакой ответственности за свои злоупотребления. Более того, придали этому инциденту политический характер, назвав его проявлением системного расизма со стороны полиции. Именно демократы пристроились за спиной руководителей движения Black Lives Matter – «Жизни чёрных важны» и всячески подталкивают их продолжать протестные выступления.

Примечательно, что небезызвестный архитектор «цветных революций» миллиардер Джордж Сорос, один из крупнейших доноров для демократической партии, объявил, что выделит этому движению 220 миллионов долларов на то, чтобы обеспечить в Соединённых Штатах расовое равенство.

Есть и более фундаментальные экономические причины происходящего – столкновение двух экономических укладов. Нынешняя постиндустриальная экономика США – это во многом экономика услуг. Благодаря кредитам и социальным пособиям её плодами – безудержным потреблением – пользуется подавляющее большинство американцев – даже маргинальные слои. Банки повсеместно кредитуют спрос. Однако в истеблишменте США из кругов крупных корпораций есть немало сторонников смены экономического курса.

Речь идёт о модели неоиндустриальной экономики. Её ещё называют экономикой шестого уклада – это производство с широким использованием робототехники и искусственного интеллекта. Многие корпорации и инвестиционные банкиры как раз поэтому и поставили четыре года назад на Трампа, обещавшего вернуть Америке её величие на путях реиндустриализации.

– Вы говорите, что за всем происходящим стоят президентские выборы. Однако, раскачивая ситуацию, чтобы свалить Трампа, демократы ставят под угрозу будущее американской государственности.

– Более того, я бы сказал, что они, подыгрывая протестующим, сами загоняют себя в ловушку. У демократов нет ярких и сильных лидеров. Кого мы видим? 77-летний Джозеф Байден, которого вскоре выдвинут кандидатом в президенты на ноябрьских выборах. 80-летняя спикер палаты представителей конгресса Нэнси Пелоси… В верхушке демпартии и сами прекрасно понимают, что их лидеры слабы, что им нужно преподнести избирателю нечто новое. Но времени нет…

Встраиваясь в протестное движение, они рискуют на каком-то этапе оказаться выброшенными за борт более радикальными силами. Вольно или невольно своими действиями демократы подрывают вековые американские ценности.

– А Трамп и его сторонники? Складывается впечатление, что они находятся как бы в стороне от происходящего…

– Они не в стороне, они, скорее всего, растеряны. Республиканцы, безусловно, думают, что предпринять, чтобы победить на выборах. Но ясных решений на этот счёт у них нет. Президент, который внешне продолжает демонстрировать хладнокровие и ведёт предвыборную кампанию под лозунгом «Сохраним Америку великой», в сложном положении. Сначала он заявил, что намерен привлечь армию для наведения порядка в стране, но затем отказался от этого.

– В СМИ прошли сообщения, что руководство Пентагона настороженно отнеслось к возможному привлечению армии к поддержке полиции.

– Для главы любого государства важна поддержка армии, и Трамп в этом плане не исключение. Он пытается укреплять свою связь с вооружёнными силами. В этих целях регулярно посещает воинские части, учебные заведения. При встречах с военнослужащими любит называть их «моими генералами» и «моей армией». А взять военный бюджет США, который администрация Трампа увеличивает из года в год. Причём больше половины военных расходов приходится на зарплаты, пенсии и услуги здравоохранения для военнослужащих.

– И тем не менее у Трампа не сложились отношения с армией и прежде всего с высшим военным командованием.

– Отчасти виной тому, на мой взгляд, – характер президента, его импульсивность, непредсказуемость. Многие его решения, как, например, о выводе американских войск из Сирии и Афганистана, сокращении вооружённых сил США в Германии, были негативно встречены военачальниками. Хотя есть и более глубинная причина – неприятие военно-промышленным комплексом изоляционистских мотивов во внешней политике

45-го президента США, его желание отправлять американских солдат только в такие миссии, которые прямо связаны с интересами национальной безопасности страны. Консервативный онлайн-журнал The Federalist недавно привёл многозначительное высказывание Трампа: «Военно-промышленный комплекс невероятно могуществен. Вы и представить себе не можете. Отчасти легитимно, отчасти нелегитимно».

Госсекретарь Помпео, советник по нацбезопасности О’Брайен, министр обороны Эспер, вице-президент Пенс – всё это представители тех или иных группировок в американском истеблишменте, следящих за тем, чтобы Трамп «не выходил за флажки». Когда президент заявил о намерении привлечь армию для оказания помощи полиции, глава Пентагона Марк Эспер и председатель объединённого комитета начальников штабов генерал Марк Милли фактически воспротивились тому. И что интересно – Трамп не отправил их в отставку.

– За развитием событий в Америке с обеспокоенностью наблюдают во многих странах. США – такое государство, действия которого аукнутся по всему миру…

– До сих пор американское государство демонстрировало достаточно высокую устойчивость. Однако сегодня некоторые политологи и эксперты высказывают мнение, что под прессом возникших обстоятельств фундамент государственности Америки может треснуть. И в подтверждение тому приводят факты, свидетельствующие о росте раскола в обществе, ростках сепаратистских настроений в ряде южных штатов.

Но это был бы плохой сценарий для всех. США – ведущая мировая ядерная держава, имеет огромное количество ядерных боезарядов, их носителей. Она прямо или косвенно является участником всех сложившихся в регионах мира балансов сил, выступая нередко «удерживающим». Нарушение этих балансов чревато кровопролитными столкновениями и войнами. Уход США из «клуба» мировых игроков неизбежно приведёт к радикальной трансформации всей системы международных отношений…

Пока же можно констатировать, что американская модель, которая так долго представлялась всем идеальной и универсальной, на глазах всего человечества поблекла. А претензии на моральное лидерство, вроде как дававшее право указывать другим, всё больше ставятся под сомнение. Даже в союзных с США странах. Очевидно, пришло время, когда заокеанской державе следует заняться внутренними проблемами и не мешать другим странам выстраивать жизнь по своим собственным лекалам.

Владимир Кузарь, «Красная звезда»

США > Армия, полиция. Госбюджет, налоги, цены > redstar.ru, 29 июля 2020 > № 3477862 Александр Фролов

ИМИТАЦИЯ КАК ЭКСПРОПРИАЦИЯ

ИВАН КРАСТЕВ

Председатель Центра либеральных стратегий (г. София), ведущий научный сотрудник Института наук о человеке (г. Вена).

СТИВЕН ХОЛМС

Профессор права Нью-Йоркского университета.

ГЛАВА ИЗ КНИГИ «СВЕТ, ОБМАНУВШИЙ НАДЕЖДЫ»

В издательстве «Альпина Паблишер» вышел русский перевод нашумевшей на Западе книги Ивана Крастева и Стивена Холмса «Свет, обманувший надежды». Это глубокий, иногда беспощадный анализ того, почему надежды и ожидания конца ХХ века, когда наступившую эру либерального мирового порядка сочли «концом истории», привели к разочарованию и пессимизму конца 2010-х годов. С любезного разрешения издателя публикуем главу, посвящённую США и феномену Трампа.

 Они говорят: «Америка прежде всего!»,

но имеют в виду «Америка – на очереди!»

Вуди Гатри*

В первых двух главах книги мы рассмотрели виновников странной гибели того, что мы привыкли называть либеральным миропорядком[1]. Мы проанализировали ресентимент, устремления и происки как центральноевропейских популистов, так и Владимира Путина. Но они действовали явно не в одиночку. И для того, чтобы понять, что нынешний президент Соединённых Штатов был их добровольным сообщником, не требуется особенно напрягать «серые клеточки» а-ля Пуаро[2]. Чем руководствовался Дональд Трамп, отворачиваясь от союзников Америки, дезавуируя многосторонние договоры и пытаясь разрушить международные институты, созданные США после Второй мировой войны, до сих пор толком не ясно. Но каковы бы ни были его мотивы, он оказался важнейшим соучастником группового убийства «либеральной гегемонии», которая определяла международную политику в течение трёх десятилетий после 1989 г.

Распутывать преступный заговор, конечно, дело увлекательное, но мы задаёмся другим вопросом: почему значительная часть американской общественности и деловых кругов США, а также большинство лидеров Республиканской партии так некритично воспринимают проект демонтажа того, что неоконсервативный историк Роберт Каган с полным основанием назвал «миром, который создала Америка»?[3]

Отвечая на вопросы политического, а не криминологического толка, недостаточно рассматривать революцию Трампа в узких конспирологических рамках и исключительно на американском материале. Поместив её в контекст различных антилиберальных движений и тенденций в других частях мира, мы сможем понять то, что иначе могло бы показаться случайным и необъяснимым. Общая тема, которая, по нашему мнению, связывает случаи Центральной Европы, России и Америки и делает сравнительный анализ возможным и плодотворным, – это политика имитации и её непредвиденные последствия. Трамп тоже пришёл к власти, эксплуатируя разочарование и обиды, которые возникли в однополярную эпоху имитаций.

Готовность Трампа заигрывать с белым национализмом, безусловно, способствовала его популярности. Но мы хотим расширить фокус внимания и спросить, как его сторонники относятся к остальному миру. Почему так много граждан доминирующей державы Запада, при «законно и легитимно избранном» президенте, испытывает недоверие к странам, которые традиционно считали Америку образцовым государством, а либеральную демократию – политической моделью, наиболее достойной подражания? Объяснить накапливающееся недовольство имитаторов по отношению к имитируемым достаточно легко, особенно когда нормативно-нравственная иерархия, заложенная в имитационных отношениях, усугубляется отсутствием альтернатив, моралистическим надзором и сомнительным успехом. Но с чего бы имитируемым обижаться на своих эпигонов?

Этот многогранный вопрос порождает множество других. Почему сторонники Трампа считают американизацию мира катастрофой для Америки? Почему они согласны с тем, что Соединённые Штаты являются не главным бенефициаром глобализации, но, напротив, страдают от своей центральной роли в глобальной торговле, международных организациях и Североатлантическом союзе? И почему так много американцев сплотилось вокруг президента, который назвал разделение Запада самого в себе* и деглобализацию американской экономики местью Америки за десятилетия национального унижения?

Трамп сохранил немалый уровень поддержки среди своих сограждан даже после нападок на ближайших союзников Америки и публичного привечания лидеров, которые регулярно обрушиваются на Америку в самых резких выражениях. Ещё более загадочным является то, что многие американцы принимают и даже приветствуют правление человека, который, в невероятном приступе обратной имитации, как будто списывает свою публичную риторику с ксенофобского почвенничества Центральной Европы и воинственного антиамериканизма Кремля. Как можно объяснить эти странности?

Ось ресентимента

Адекватной оценке политической значимости Дональда Трампа больше всего мешает то, что он – неотёсанный и беспринципный хам, не отвечающий ни эстетическим, ни этическим запросам большинства комментаторов. Оскорбление, которое он наносит нравственности и вкусам высокообразованных аналитиков, побуждает их к «литературной» мести, заставляя изображать Трампа патологическим идиотом и дураком. Но такое глумливое отношение мешает добраться до истоков ошеломительного политического успеха Трампа.

Анализ революции Трампа в контексте современного мирового бунта против либеральной демократии и либерального интернационализма поможет нам выявить то, что действительно важно. Мы сосредоточимся на том, как движение Трампа вписывается в глобальную культуру недовольства и демонстративной виктимности, которой руководят и манипулируют лидеры бывших коммунистических стран, в частности Виктор Орбан и Владимир Путин. Такой подход не вынесет окончательного приговора эпохе Трампа. Но он сможет помочь нам оценить этого президента не как краткосрочное отклонение от якобы нормального порядка, который восстановится после его ухода, а как радикально преобразующего мир политического деятеля, каковым он и является.

Поскольку Трамп антиинтеллектуален до безграмотности и патологически противоречив в своих политических заявлениях, либеральные комментаторы полагают, что он не предлагает целостного политического проекта, который можно теоретически осмысливать и оспаривать. Но мировоззрение может быть интуитивным, а не идеологическим и философским. И стратегия может быть инстинктивной, а не трезвой и продуманной. Это еще одна подоплёка нашего сравнительного подхода. Именно эксцентричное представление Трампа о месте Америки в мире, а не его кухонные заговоры и схемы самообогащения объясняют его уровень популярности. И его интуитивное, а не идеологическое мировоззрение становится более понятным, если его высказывания и действия сопоставить с высказываниями и действиями его политических «коллег», возглавляющих посткоммунистические страны, и показать, что они проистекают из общего недовольства однополярным порядком мироустройства после 1989 г.

Инстинктивно пренебрегая союзниками и унижая их, президент США не желает критиковать авторитарных правителей, в том числе в России и Центральной Европе, которые добиваются внутренней поддержки, нападая на американскую модель либеральной демократии. Дело не только в том, что он, как он выразился[4], он лучше ладит с «жёсткими» диктаторами, чем с «мягкими» союзниками. Дело в том, что компания авторитарных правителей, увлечённо поносящих Соединённые Штаты за двойные стандарты и лицемерие, очень близка ему по духу.

Политический истеблишмент, привыкший к блаженному представлению о роли США как глобального лидера, с трудом переваривал идею Трампа о том, что Америка – это самая большая «жертва» в мире. Окажется ли Трамп всемирно-исторической фигурой или нет, он вполне может представлять, по словам обозревателя Гидеона Рахмана, «тот тип инстинктивного политика… что использует и воплощает в себе силы, природу которых он понимает лишь частично»[5]. Наша задача не в том, чтобы найти доказательства сговора Трампа и Путина, а в том, чтобы раскрыть источники силы современного антилиберализма. Мы все чувствуем, что что-то глубоко меняется в глобальной политической архитектуре и атмосфере, и приход к власти в США такого разрушителя является частью этого процесса. Если считать Наполеона героическим «мировым духом на белом коне»*, то Трампа, пожалуй, стоит считать духом антилиберального времени, оседлавшим Twitter.

Если бы не духовное сродство Трампа с этим более широким антилиберальным бунтом, у нас мог возникнуть соблазн посчитать его президентство случайностью, преходящим моментом, не имеющим поддержки большинства или исторического значения, и проигнорировать его. Но это было бы ошибкой. Изменения, которые он внёс в самосознание и репутацию Америки в мире, не просто радикальны. Они отражают все тот же дух провинциального негодования по отношению к космополитическому миру, который «приглашает, но не впускает», с которым мы столкнулись в Центральной Европе. Трамп, как и близкие ему по духу Орбан и Путин, также решительно отвергает традиционное представление Америки о себе как об образцовом народе и государстве. Поэтому он – при активной общественной поддержке – нападает на самонадеянную догму, восходящую к эпохе основания страны, а именно: «Мир восславит и будет подражать… нашему примеру»[6]. Таким образом, революция Трампа представляет собой нечто гораздо большее, чем просто смена политики. Она фиксирует и предвосхищает труднообратимые преобразования американской самоидентичности и представления Америки о своей исторической роли.

Не следует переоценивать способность Трампа к предвидению, но он, похоже, решил «нормализовать» Венгрию, Россию и другие нелиберальные режимы, не поощряя их, как предыдущие президенты, к принятию либерально-демократических норм, а, наоборот, поощряя Америку стать их двойником.

И если его внутренняя повестка дня отражает, как в зеркале, повестку дня Венгрии, его международная повестка дня идёт след в след с повесткой дня России. Трамп поддержал возможный развал ЕС. Трамп продолжает заигрывать с мечтой Кремля о выходе США из НАТО, что делает его и Путина революционерами-соратниками, независимо от того, находятся они в сговоре или нет[7].

Откровенная приязнь Трампа к центральноевропейскому нелиберализму и детское благоговение перед путинским образом «крутого парня», несомненно, отражает его личные опасения по поводу идеи либерального конституционализма о подотчётности правительства. Но он пытается ниспровергнуть верховенство права не только потому, что оно угрожает ему лично[8]. Он отвергает его и потому, что сама идея беспристрастного правосудия и справедливости придаёт Америке историческую уникальность и моральное превосходство, делая её блестящим примером для всего мира.

Кто мы, по нашему мнению?

В статье для New York Times, опубликованной в 2013 г., Владимир Путин с насмешливым намёком на религиозность развенчивал прекраснодушную легенду об американской исключительности:

«Считаю очень опасным закладывать в головы людей идею об их исключительности, чем бы это ни мотивировалось. Есть государства большие и малые, богатые и бедные, с давними демократическими традициями и которые только ищут свой путь к демократии. И они проводят, конечно, разную политику. Мы разные, но когда мы просим Господа благословить нас, мы не должны забывать, что Бог создал нас равными»[9].

В том, что лидер государства-соперника критикует преувеличенное чувство собственной уникальности и морального превосходства Америки, нет ничего необычного. Особенным и примечательным в данном случае был энтузиазм, с которым рядовой гражданин Дональд Трамп подхватил путинскую оплеуху одному из самых заветных американских мифов. Термин «американская исключительность», согласился Трамп, «очень оскорбителен, и Путин действительно донёс это [до Барака Обамы]»[10]. Такое броское одобрение путинской атаки на американскую исключительность, пусть и спровоцированное мелочным желанием унизить Обаму, многое говорит как об интуитивном восприятии Трампом политической жизни, так и о психологических истоках его «народной популярности».

Нападки на американскую исключительность – краеугольный камень мировоззрения Трампа. Это очевидно из той частоты и энтузиазма, с которыми он возвращается к этой теме. В 2014 г., отвечая на вопрос журналиста о смысле американской исключительности, он обобщил два своих основных возражения против этой идеи. Характерный для него извилистый поток сознания настолько однозначно подтверждает наши доводы, что его стоит привести целиком:

«Ну, я думаю, что это очень опасный термин, с одной стороны, потому что я слышал, как Путин сказал: “Кем они себя возомнили, говоря, что они исключительны?”. Вы можете чувствовать себя исключительным, но когда вы начинаете говорить это в лицо другим странам или другим людям, я думаю, что использовать этот термин очень опасно. Ну, я слышал, что Путин говорил кому-то… “Кем они себя возомнили, говоря, что они исключительные?” И я понимаю это. Знаешь, он сказал: “Почему они исключительные? У них на улицах убивают людей средь бела дня. Посмотрите, что происходит в Чикаго и других местах. У них все эти беспорядки, вот что там происходит”. И я могу сказать, что многие страны во всём мире крайне возмущены этим термином – “американская исключительность”. Страны, которые живут лучше, чем мы, – гораздо лучше, чем мы. Ты хочешь поладить с миром, но говоришь, что ты исключительный?! Так что мне никогда не нравился этот термин. Я думаю, вы можете так думать, но я не уверен, что это то, о чём обязательно стоит так много говорить»[11].

Этот бессвязный монолог, изобилующий вымышленными путинскими цитатами, наводит на мысль о двух удивительно веских причинах согласия Трампа с отношением российского президента к американской исключительности. Во-первых, говорить иностранцам, что ваша страна превосходит их страну, оскорбительно. Утверждать, что Америка остаётся лучшей страной из всех, когда-либо существовавших на земле Господа нашего, невежливо и обязательно спровоцирует нежелательные ответные шаги. Беспричинно оскорбляя чувства других стран, Америка без всякого смысла подрывает свои же усилия на международной арене[12]. Во-вторых (это, конечно, несколько непоследовательно), Соединённые Штаты больше не являются предметом зависти для всего остального мира и поэтому должны перестать притворяться таковым. Америка уже давно не похожа на сияющий град на холме; бóльшая часть страны сегодня – пример разрушающейся инфраструктуры, приличествующий странам третьего мира. Фактически, «американская мечта» стала посмешищем для всех тех стран, «которые живут лучше, чем мы – гораздо лучше, чем мы».

Трамп прекрасно понимает пресловутое негодование президента России из-за того, что его поучают – особенно американцы: «Я не знаю, имеем ли мы право поучать [кого-нибудь]». Он считает, что Америке пора оставить свое миссионерство – хотя бы из-за насилия на улицах (более воображаемого, чем реального): «Только посмотрите, что происходит с нашей страной. Как мы можем поучать кого-то, когда люди хладнокровно стреляют в наших полицейских? Чему мы можем научить со всеми этими беспорядками и ужасами, происходящими в нашей стране?»[13] Объясняя, почему американцы не имеют права поучать иностранцев, Трамп умудряется придать своим речам как расчётливо паническое, так и нетипично смиренное звучание. Однако не следует упускать из виду революционный характер этого заявления. Он объявляет, что станет первым президентом в американской истории, отказавшимся от убеждения, что Америка выступает за доступную и легко усваиваемую идею (и является её воплощением). Сделать Америку великой значит сделать так, чтобы Америка перестала быть чем-то духоподъёмным и обнадёживающим. Это расчётливый шаг, ибо страна, твёрдо приверженная нравственной идее, привлечёт эпигонов и прихлебателей, которые неизбежно будут создавать ей проблемы.

Гордыня, с которой Трамп ставит Америку на первое место, не противоречит его отказу от американской исключительности. Дело в том, что доктрина «Америка прежде всего» означает безразличие к благополучию других стран при попытках подловить и обставить их на международных торговых переговорах. В этом нет ничего исключительного.

Центральное место в радикализме Трампа занимает идея о том, что американизация зарубежных стран, особенно бывших врагов, плохо сказывается на Америке. Такие разговоры представляют собой тектонический сдвиг. Среди прочего, речь идёт о полном отказе от постулата об исключительной добродетели, невинности и непогрешимости Америки, дающей ей право и обязанность распространять своё влияние по всему миру[14]. Он прямо и недвусмысленно, как никто другой из предыдущих американских президентов, отказался от глубоко укоренившейся американской веры в то, что перед Соединёнными Штатами стоит историческая миссия – научить жителей других стран тому, как организовывать свои общества и жить своей жизнью[15]. Трамп, пожалуй, первый американский президент, который ни при каких условиях не смог бы повторить знаменитые слова Вудро Вильсона: «Вы – американцы и вы призваны нести свободу, справедливость и принципы гуманности, везде, где бы вы ни оказались» [16].

Трамп не только выступает против любого прозелитизма демократии и прав человека. Он постоянно игнорирует грань между странами, которые уважают права человека и демократические нормы, и странами, которые их нарушают. У Америки нет миссии, и она не является образцом ни для кого – как и у истории человечества нет «конца» в смысле нравственной цели или задачи. Поэтому он упорно отвергает мессианское самосознание Америки, а также идею о том, что Соединённые Штаты являются маяком свободы и справедливости для всего человечества, идеалом, к которому должны стремиться все развивающиеся страны.

После избрания Трампа один из самых резких его критиков заметил, что «Америка может снова начать вести себя как нормальная нация»[17], – но в его устах это звучало отнюдь не комплиментом. Однако для того, чтобы сделать Америку снова нормальной, не обязательно возвращаться к «бустеризму»* эпохи Рейгана. Напротив, это означает переосмысление международного имиджа страны: она должна выглядеть не лучше и не хуже – в моральном смысле – чем любая другая страна. Перед выборами 2016 г. Митт Ромни предупреждал, что если Трамп станет президентом, «Америка перестанет быть сияющим градом на холме»[18], не осознавая, очевидно, что именно это и было намерением Трампа. Отказываясь видеть контраст между непорочностью и благочинием Америки и греховностью и низостью других стран, Трамп хочет, чтобы весь остальной мир знал, что Америка не только является, но и считает себя такой же беспринципной, как и любая другая страна.

Для Трампа нормализация означает «восстановление положения США как эгоистичного государства среди эгоистичных государств»[19]. Америка может первенствовать, лишь если она перестанет отстаивать такие иллюзорные идеалы, как демократия и права человека, придуманные на благо других народов. Предыдущие американские президенты утверждали, что верят в американскую исключительность. Но это была опасная форма самогипноза, яма, которую наивные американцы роют самим себе, регулярно туда падая.

В основе этого отрицания мифа об американской исключительности – дарвинистское представление о жизни как о беспощадной, аморальной войне всех против всех. Когда тележурналист Джо Скарборо заметил, что Путин «убивает журналистов, которые не согласны с ним», Трамп, как известно, ответил: «Ну, я думаю, что наша страна тоже много убивает, Джо»[20]. Америка – нормальная страна. Она убивает невинных людей, как и любая другая страна, и часто вовсе без причины[21].

Трамп хочет, чтобы Америка не только признала, но и приняла тот факт, что она не является непорочной. Сравните этот циничный аморализм с аналогичными признаниями его либеральных предшественников. Отвергая идею непорочности Америки, Билл Клинтон и Обама делали это по причинам, полностью противоречащим доводам Трампа. Они оба признавали серьёзные проступки своей страны, но не отказывались от самонадеянного представления об Америке как о нравственном идеале, которым восхищаются во всём мире.

Так, в 1999 г., чтобы показать, что он приехал в Анкару не для того, чтобы бахвалиться Америкой или проповедовать американский образ жизни, президент Билл Клинтон обратился к Великому национальному собранию Турции со следующими словами:

«Учтите, что я выходец из страны, основанной на убеждении, что все люди созданы равными; и всё же, при основании США у нас было рабство; женщины не могли голосовать; даже мужчины не могли голосовать, если у них не было собственности. Я кое-что знаю о несовершенстве практического воплощения политических идеалов. Мы прошли долгий путь в Америке, от момента основания до сегодняшнего дня, но этот путь стоит того, чтобы его пройти»[22].

Риторический смысл этого признания несовершенства Америки состоял в том, чтобы убедить слушателей имитировать «долгий путь» Америки. Последовав примеру США, турки со временем смогли бы преодолеть этническую дискриминацию в собственной стране. Соединённые Штаты всё ещё не в состоянии обеспечить свободу и справедливость для всех. Но это нисколько не умаляет исключительности США. Исключительность Америки проявляется как раз в том, что американский президент может, оказавшись за границей, открыто признавать недостатки своей страны, не ставя себя в положение оправдывающегося. Это искреннее признание вины косвенно подразумевало, что американцы, поучающие турок, прошли дальше по пути нравственного совершенствования, чем слушающие их поучения турки.

Десять лет спустя в Каире Обама выступил с таким же деликатным панегириком американской исключительности[23]. Единственное, что сделало Америку уникальной, это готовность её лидеров открыто признаваться в былых грехах страны. Эта обезоруживающая откровенность и была, очевидно, причиной того, что страна оставалась нравственным маяком для человечества. Именно поэтому её представители сохранили за собой право и обязанность сообщать другим о том, какие повинности они «должны» нести и какой передовой опыт они «должны» копировать. Отрицая непогрешимость Америки, Клинтон и Обама косвенным образом отстаивали исключительность Америки, которая всё чаще ставилась под сомнение, а в особенности – её статус нравственного образца для остального мира.

Трамп признаёт грехи Америки не в порядке исповеди, а скорее из кощунственных побуждений. В безжалостном и конкурентном мире только наивные будут стремиться к невинности и только лузер отправится в покаянное турне с извинениями. Осознание собственной порочности в результате не становится поводом для ощущения вины или сожаления. Напротив, это признак сметки и практицизма. В конце концов, зачем быть единственным честным игроком за покерным столом? Для Трампа отказ от американской праведности – это первый шаг к тому, чтобы избежать саморазрушительных иллюзий о собственной добродетели, порождаемых мифом об американской исключительности.

Пресловутая «харизма» Трампа в значительной степени основана на его способности ломать стереотипы. И самое исключительное в его исключительном президентстве – это его отказ от мифа об американской исключительности[24].

Он отделил врождённую любовь Америки к себе от идеи о том, что Америка – «особенная», в смысле нравственного превосходства, страна. В этом контексте следует отметить, что только самые левые члены Демократической партии отрицают, что «США стоят выше других стран»[25]. Это в полной мере демонстрирует гипнотические способности Трампа. Он заставил свой националистический электорат мыслить точно так же, как самые либеральные из рефлексирующих демократов, не вынуждая первых отказываться от своих нетерпимых и ксенофобских фантазий.

Боевой клич Трампа – «Нам нужен кто-то, кто сможет взять бренд Соединённых Штатов и снова сделать его великим»[26]. Это парадоксальный лозунг, потому что он явно нацелен на ребрендинг Америки как страны-посредственности, которая не лучше и не хуже любой другой страны мира. Не имея ничего общего с американской исключительностью, американское «величие» в трамповском изводе исторически беспрецедентно. Он акцентирует внимание на том, чтобы сделать Америку великой снова, но речь не может идти о 1950-х и 1960-х гг., когда экономика Америки превосходила экономику всего остального мира, опустошённого войной, когда Америка разрешила противоречия между трудом и бизнесом и «увидела рождение битников и гражданских прав»[27], – ибо это был явно расцвет американской исключительности. «Величие» Трампа – нечто совсем иное. Речь идёт о полном отказе от самопровозглашенной уникальности Америки и её ассимиляции со всем остальным – заурядным – миром. Это должно было быть шоком, поскольку «американцы не привыкли считать свою страну ровней остальным»[28]. Но многие, включая лидеров Республиканской партии, приняли эту «нормализацию» своей страны в целом без сомнений и сопротивления[29]. Для того, чтобы понять это политическое смирение, нужно пройти долгий путь к осознанию секрета выдающегося политического успеха Трампа. Как ему удалось убедить завзятых националистов отказаться от идеи о том, что Соединённые Штаты превосходят все другие страны в моральном отношении?

--

* Американский автор фолк- и кантри-музыки, певец (1912–1967). Автор и исполнитель протестных песен левого толка. В эпиграфе цитируется строка из его антивоенной и антифашистской песни “Lindbergh” (направленной заодно против американского правого истеблишмента) – прим. пер.

* Аллюзия на библейскую фразу: «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит». Мф 12:25 – прим. пер.

* Метафорическое определение Гегеля – прим. пер.

* Бустеризм – активная инвестиционная пропаганда. Чаще всего используется для описания местных (муниципальных, реже – на уровне штата) программ привлечения капитала под красочные описания деловых перспектив. Здесь же авторы, скорее всего, имеют в виду, что Трамп отказывается от «продвижения имиджа» Америки на международном уровне – прим. пер.

--

СНОСКИ

[1] См. Эллисон Г. Миф о либеральном порядке// Россия в глобальной политике. 2018. №4. https://globalaffairs.ru/number/Mif-o-liberalnom-poryadke-19668.

[2] David Leonhardt, ‘Trump Tries to Destroy the West’, New York Times (10 June 2018); Robert Kagan, ‘Trump Marks the End of America as World’s “Indispensable Nation”’, Financial Times (19 November 2016).

[3] Robert Kagan, The World America Made (Vintage, 2012); Kagan, ‘Trump Marks the End’.

[4] Robert Costa, Josh Dawsey, Philip Rucker and Seung Min Kim, ‘“In the White House Waiting’: Inside Trump’s Defiance on the Longest Shutdown Ever’, New York Times (12 January 2018).

[5] Gideon Rachman, ‘Donald Trump Embodies the Spirit of Our Age’, Financial Times (22 October 2018).

[6] Alexander Hamilton, Phocion Letters, second letter (1784).

[7] Julian E. Barnes and Helene Cooper, ‘Trump Discussed Pulling US From NATO, Aides Say Amid New Concerns Over Russia’, New York Times (14 January 2019).

[8] И Трампа, и Орбана, и Путина называют «клептократами»: Paul Waldman, ‘Trump Is Still Acting Like a Tinpot Kleptocrat’, Washington Post (29 May 2018); Bálint Magyar, Post-Communist Mafia State: The Case of Hungary (Central European University Press, 2016); Karen Dawisha, Putin’s Kleptocracy: Who Owns Russia? (Simon and Schuster, 2015). Но сопоставимые схемы самообогащения, как бы интересны они ни были для следователей, ничего не говорят о сопоставимых источниках поддержки населения.

[9] ИТАР-ТАСС, «Владимир Путин приветствовал решение Барака Обамы продолжить диалог в решении сирийской проблемы». 2013. Ссылка: https://tass.ru/glavnie-novosti/675664

[10] Trump, CNN interview (13 September 2013).

[11] Interview with Jeffrey Lord, ‘A Trump Card’, American Spectator (20 June 2014).

[12] Это замечание указывает на то, что попытка Трампа заставить союзников Америки раскошелиться во время его выступления в штаб-квартире НАТО в Брюсселе 25 мая 2017 г. была направлена не столько на то, чтобы стимулировать их разделить финансовое бремя, сколько на то, чтобы просто оскорбить их; похоже, он считал, что союзники не могут причинить США никакого вреда.

[13] ‘Transcript: Donald Trump on NATO, Turkey’s Coup Attempt and the World’, New York Times (21 July 2016).

[14] См. Conor Cruise O’Brien, ‘Purely American: Innocent Nation, Wicked World’, Harper’s (April 1980); Ливен А. Анатомия американского национализма. – М.: ЭКСМО, 2015. – 512 с.

[15] Ср. «…ни одна страна в современной истории не была настолько стойко одержима идеей о своей особой миссии в мире, как Соединённые Штаты» – Russel Nye, This Almost Chosen People (Macmillan, 1966), p. 164.

[16] Woodrow Wilson, The New Democracy, vol. 4 of The Public Papers of Woodrow Wilson, ed. Ray Stannard Baker and William E. Dodd (Harper and Brothers, 1926), pp. 232-3.

[17] Kagan, ‘Trump Marks the End’.

[18] ‘Transcript of Mitt Romney’s Speech on Donald Trump’, New York Times (3 March 2016).

[19] Janan Ganesh, ‘America Can No Longer Carry the World On Its Shoulders’, Financial Times (19 September 2018).

[20] Philip Bump, ‘Donald Trump Isn’t Fazed by Vladimir Putin’s Journalist-Murdering’, Washington Post (18 December 2015).

[21] В феврале 2017 г., уже став президентом, Трамп развил и усилил свой циничный тезис о неправедном характере Америки. В своём шоу в Fox News Билл О’Райли сказал ему: «Путин – убийца», на что Трамп ответил: «Есть много убийц. У нас много убийц… вы думаете, наша страна настолько невинна?» Цит. по: Christopher Mele, ‘Trump, Asked Again About Putin, Suggests US Isn’t “So Innocent”’, New York Times (4 February 2017). О способности Трампа вдохновлять эпигонов см. ‘Trump Advisor Tom Barrack Says “Atrocities in America Are Equal or Worse” than the Khashoggi Killing’, The Week (13 February 2019).

[22] William J. Clinton, ‘Remarks to the Turkish Grand National Assembly in Ankara’, 15 November 1999; https://clintonwhitehouse4.archives.gov/WH/New/Europe-9911/remarks/1999-11-15b.html.

[23] ‘Text: Obama’s Speech in Cairo’, New York Times (4 June 2009).

[24] Diane Roberts, ‘With Donald Trump in the White House, the Myth of American Exceptionalism Is Dying’, Prospect (13 September 2017).

[25] Pew Research Center (30 June 2017); http://www.pewresearch.org/fact-tank/2017/06/30/most-americans-say-the-u-s-is-among-the-greatest-countries-in-the-world/.

[26] Alexander Burns, ‘Donald Trump, Pushing Someone Rich, Offers Himself’, New York Times (16 June 2015), курсив наш – СХ, ИК.

[27] Ken Jowitt (личное общение).

[28] Ganesh, ‘America Can No Longer Carry the World’.

[29] Stephen Wertheim, ‘Trump and American Exceptionalism’, Foreign Affairs (3 January 2017). Прогноз Вертхайма о том, что «если Трамп продолжит отвергать исключительность, он подорвёт доверие к своему правительству внутри страны, создав разрыв легитимности, за заполнение которого будет бороться каждая из политических фракций страны», так и не исполнился – пока.

США. Россия > СМИ, ИТ. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 29 июля 2020 > № 3468423 Иван Крастев, Стивен Холмс

Константин Симонов: «Зеленая» энергетика — это путь к бедности

Реальной альтернативой потреблению углеводородов будет не экологизация энергетики, а невозможность существенного увеличения доходов значительной части растущего населения планеты

«НиК» продолжает дискуссию на тему энергоперехода. Важным этапом в мировой климатической повестке стала ратификация рядом стран Парижского соглашения по климату, направленного на декарбонизацию экономик и принятие мер по ограничению роста глобальной температуры не более чем на 2°С. Но далеко не все страны согласны с климатическими ограничениями, тормозящими развитие традиционной экономики, основанной на использовании традиционной энергии: ряд государств саботирует программу, а в начале ноября 2019 года Соединенные Штаты подали заявку на выход из Парижского договора по климату, подписанного 195 странами и ЕС.

Дискуссию на тему перехода на безуглеродную энергетику продолжает Константин Симонов, генеральный директор Фонда национальной энергетической безопасности.

Константин Симонов уверен, что благодаря коронавирусу все мы на какое-то время оказались в идеальном мире Греты Тунберг и этот мир едва ли понравился многим, кто еще недавно активно выступал за переход к «зеленой» энергетике. Потребление углеводородов, подчеркивает Симонов, остается важнейшим драйвером мировой экономики. Реальной альтернативой этому будет не экологизация энергетики, а невозможность существенного увеличения доходов значительной части растущего населения планеты.

«НиК»: Каковы, по вашему мнению, истинные мотивы нефтяных компаний, принимающих стратегии нулевых выбросов? Можно ли расценивать их как прежде всего пиар-акции, учитывая слишком долгосрочный горизонт подобных документов (например, 2050 год)?

— Если говорить о российских компаниях, то, как ни парадоксально это звучит, в стране, где экспорт нефти является основной статьей доходов государства, ее добытчики, грубо говоря, оказались затюканы. Общественное мнение однозначно настроено против нефтяников: им приписывают баснословные доходы, вспоминают обстоятельства приватизации нефтяного сектора, государственный статус многих его компаний, постоянно обсуждается тема национализации в духе «недра принадлежат народу» и т. д. Поэтому нефтяные компании просто опасаются выступать с какими-то громкими инициативами.

В последнее время в России набирает обороты кампания по агрессивному пиару энергоперехода, сторонники этой доктрины отовсюду рассказывают, что все человечество уже выбрало магистральный путь в области энергетики, будущее мировой энергетики уже известно, Россия тоже должна к нему идти.

При этом никто не задает очевидный вопрос: если эти декларации — правда, если энергопереход состоится, то зачем нам идти по дороге, уничтожающей основную статью нашего экспорта и ведущей к удорожанию энергии внутри страны?

Что делать в этой ситуации нефтяным компаниям? Очевидно, что они растеряны, видя, что на них движется очередная напасть, имеющая поддержку агрессивной пиар-машины, за которой стоят лоббисты энергоперехода. Нефтяники, как профессионалы, прекрасно понимают, что идея энергоперехода в России откровенно глупая, что «зеленая» энергетика — это просто трата государственных денег на бессмысленные цели. Но если это будет сказано в открытую, на нефтяников в очередной раз набросятся, поэтому они предпочитают подыгрывать идее энергоперехода. Нефтяникам кажется, что им удастся мимикрировать, а позиция хамелеона в этой ситуации самая правильная.

Эта позиция, кстати, очень сильно напоминает отношение России к Парижскому соглашению. Путин прямым текстом говорит, что антропогенный фактор в глобальном потеплении сильно преувеличен (это было сказано прошлой осенью в ответ на вопрос одного западного эксперта на заседании Валдайского клуба, где я присутствовал). Но, добавил Путин, если у вас на Западе это такая популярная тема, мы вам подыграем, нам не сложно — еще и какую-то позитивную репутацию заслужим.

«НиК»: Насколько, по вашему мнению, продуктивна такая позиция?

— На мой взгляд, это абсолютно ошибочная стратегия. Сегодня мы подыгрываем тому, во что сами не верим, а завтра нам навяжут тот же углеродный налог, объяснив, что мы должны его ввести, поскольку поставляем на рынок опасный товар, плюс все это еще и соответствует нормам ВТО, куда мы уже вступили. Когда Россия принимала Парижское соглашение, речь шла о том, что это просто декларация о намерениях, в которой не прописаны какие-то конкретные выплаты. Почему бы не подписать, если денег не просят? Потом правительство Медведева признало Парижское соглашение без какой-либо дискуссии — его не ратифицировали в Госдуме вопреки действующему законодательству. А дальнейшее развитие событий вполне может пойти по известной логике: сказал «а» — говори и «б».

Это следствие классической ошибки того, кто видит опасность, но вместо того, чтобы агрессивно ей сопротивляться, начинает подыгрывать тому, от кого она исходит.

То же самое, вероятно, будет и с нашими нефтяными компаниями, которые сейчас публикуют экологическую отчетность. Никто не говорит о том, что нефтяники должны закрывать глаза на экологические проблемы, связанные с их деятельностью. Но когда они пытаются играть в хамелеона, заявляя о стратегиях нулевых выбросов и рассуждая о климате (не об экологии!), это не доведет их до добра. Они просто копируют поведение европейских компаний, хотя надо смотреть на то, что делают компании американские, — иначе будет только крепнуть убеждение в том, что нефтяники расписались в собственном бессилии и признают собственную вину в глобальном потеплении. Именно так действуют европейские компании, которые регулярно извиняются за то, что добывают нефть. Это абсурд, но примеров тому масса. И что, их кто-то простил? Наоборот, им говорят: мало извиняетесь, давайте еще, вы во всем виноваты. Напротив, американские компании заняли совершенно иную позицию: мы гордимся тем, что добываем нефть, и будем ее добывать.

«НиК»: В какой степени пришествие коронавируса реализует «зеленую» повестку, так сказать, явочным порядком? Насколько долгосрочны, по вашему мнению, эффекты коронавируса для глобального потребления нефти? Будет ли оказывать существенный эффект на это потребление расширение новых трудовых практик (например, массовая дистанционная работа, в конечном итоге сильно снижающая трафик транспорта)?

— Сейчас мы отовсюду слышим о том, что мир не будет прежним, и сторонники энергоперехода используют коронавирус в своей аргументации — за последние недели я прочел гигантское количество материалов на эту тему. После того как Грета Тунберг стала крупным международным экспертом и интеллектуалом, все это хорошо продается.

Но вопрос о том, к какому выводу мы придем по итогам коронавируса, остается открытым. С одной стороны, говорится, что человечество будет жить дистанционно — не будет ездить на работу, не будет летать и т. д. С другой стороны, давайте спросим у самих людей: вам понравилось так жить? Фактически коронавирус оказался удивительным социальным экспериментом: мы неожиданно оказались в мире Греты Тунберг, которая говорила, что человечество не должно потреблять, а должно сидеть дома и думать о том, как не загрязнять планету.

Теперь этот мир наступил, но, опять же, кому это понравилось? Сразу приходят на ум чиновники, имеющие миллионные доходы и заявлявшие, что потребительство завело нас в тупик. Понятно, что большинство из тех, кто выступал за «зеленый переход», исходили из неких абстракций. И вдруг все разом оказались в мире, который еще недавно воспринимали как один из сценариев отдаленного будущего.

Мой ключевой тезис всегда заключался в том, что «зеленая» энергетика — это путь к бедности.

Ситуация с коронавирусом только подтверждает эту мысль: падение потребления означает падение глобальной экономики, включая доходы людей.

Поэтому сейчас предстоит главная интеллектуальная война. Сторонники энергоперехода уже объявили свою позицию: мир не будет прежним. С другой стороны, раздается все больше голосов, в том числе и среди европейцев, задающих тот самый вопрос: вам понравилось жить в мире Греты Тунберг?

«НиК»: Как изменение конъюнктуры нефтяного рынка отразится на реализации Парижского соглашения по климату? Насколько верно ощущение, что его повестка в связи с последними событиями ушла с первого плана политических дискуссий очень надолго?

— У меня нет такого ощущения. Наоборот, эта повестка становится еще более актуальной в связи с тем, о чем я говорил, а продавливание идеологии Парижского соглашения будет еще более агрессивным. Понятно, почему так: в условиях низких цен на нефть утверждение, что альтернативные источники энергии якобы являются дешевыми, просто не выдерживает критики. Поэтому надо нагнетать еще больше страстей.

Если вы не можете выиграть конкуренцию у углеводородов на рыночном поле, вам остается только навешивать на углеводороды политические ярлыки: убийцы планеты, виновники глобального потепления и т. д.

Чем дешевле углеводороды, тем больше ужасов надо про них рассказывать. И я убежден, что сейчас будет еще более агрессивное проталкивание повестки Парижского соглашения, а если Трамп к тому же проиграет выборы, ситуация может зайти совсем далеко. Что касается России, то нас ждет жесточайшая финансовая атака — например, будут вводиться дополнительные сборы за экспорт российской нефти в Европу. Но в России пока отношение к этим вопросам легкомысленное, как и в случае с признанием Парижского соглашения.

«НиК»: Какое будущее, по вашему мнению, ждет доктрину углеродного налога? Может ли она стать одним из главных пунктов новой протестной волны, набирающей ход во всем мире, или же это прежде всего инструмент борьбы между элитами?

— С одной стороны, очевидно, что идея сбора денег за углеродные выбросы уже реализуется. Но, как показали события во Франции, Чили и других странах, дополнительные сборы с производителей углеводородов приводят только к одному — к удорожанию топлива и электроэнергии, которое оплачивает не самое богатое население. Люди попадают в ловушку: им говорят о том, что нужно быть «зелеными», и эта идея встречает одобрение, но потом выясняется, что экономика не растет. Если раньше в Западной Европе каждое следующее поколение было богаче своих отцов, то теперь эта ситуация меняется, поскольку новое поколение не только планирует отказаться от потребления, ему еще и придется за это заплатить в виде разных форм углеродного налога. Естественно, людей это не устраивает — они начинают бунтовать, поняв, что «зеленая» энергетика означает удорожание топлива.

Можно отдельно рассмотреть пример Дании, которая является европейским лидером по доле возобновляемой энергетики в энергобалансе. Но в этой же стране и самое дорогое в Европе электричество, самый дорогой транспорт — это плата за увлечение энергопереходом. Отрезвление происходит жестким и неприятным способом.

«НиК»: Насколько, на ваш взгляд, прозрачна позиция общественных и «независимых» апологетов нулевого выброса и климатической повестки? Нет ли за этим каких-либо бизнес-интересов?

— Для меня совершенно очевидно, что никакой искренности в этом нет: за позицией «общественности» прослеживаются четкие бизнес-интересы.

Весь этот «зеленый переход» представляет собой классическую кейнсианскую историю: некие умные люди придумали очередной сюжет, который позволяет правительствам выделять гигантские деньги на его реализацию.

За последние 15 лет инвестиции в энергопереход составили около $4 трлн — естественно, что желающих освоить эти бюджеты огромное количество, включая «экспертов» и «общественников».

В России это напоминает агитаторов общества «Знание» брежневских времен, когда комсомольско-партийные активисты рассказывали, что в 2000 году наступит коммунизм и другого будущего у человечества нет. Замените коммунизм на «зеленую» энергетику — принципиальной разницы не будет, разве что в объеме выделяемых на это денег. Но когда Чубайс и Греф говорят о том, что России нужна «зеленая» энергетика, они не объясняют, зачем это необходимо стране с огромными запасами газа. Допустим, в каких-то случаях распределенной генерации возобновляемая энергетика действительно актуальна. Но зачем это делать по всей стране, тем более что энергия получается дороже? В этом случае нам указывают, что это делает весь мир, — так почему бы и нам это не просубсидировать?

Вспоминается дискуссия между Чубайсом и Навальным, которая состоялась еще в 2015 году. Чубайс тогда утверждал, что у него имеется некая новая технология, которая позволит создать «Газпром XXI века», а самого «Газпрома» больше не будет. Прошло пять лет — где все эти нанотрубки и углепластик? Сколько вы зарабатываете на их экспорте? Ответа нет, зато Чубайс в очередной раз заявляет: нефтяная лошадь сдохла, дайте еще денег на возобновляемую энергетику. Нанотрубки не «выстрелили», давайте теперь заниматься солнечными батареями, естественно, на импортных технологиях — своих-то нет. Уже принята программа развития возобновляемой энергетики, утверждены субсидии и т. д.

«НиК»: В мировом сообществе взгляды на участие стран в реализации климатической повестки абсолютно диаметральны — от категорического следования (ЕС) до жесткого неприятия (США). Какое место в этой шкале отношений, на ваш взгляд, должна занимать Россия? Что принесет нам участие в климатической борьбе — выгоду или поражение?

— Конечно, Россия могла бы стать одним из центров сопротивления этому тренду, но, боюсь, ничем хорошим это не кончится.

«Зеленая» энергия сегодня — это уже нечто вроде религии, рациональный диалог с ее адептами уже вряд ли получится.

Опять же, представьте, что вы пришли в 1970 году на заседание обкома КПСС и сообщили о том, что коммунизм недостижим. Попробуйте сейчас поехать в Европу на какую-нибудь конференцию по энергетике и сказать, что возобновляемая энергетика — это путь к мировой нищете. Вас тут же объявят маргиналом, лишат шенгенской визы, а там, глядишь, и потребуют поместить в психушку. Но, повторю, все это не значит, что нужно подыгрывать таким настроениям: когда вы имеете дело с религиозными фанатиками, до добра такая позиция не доводит. Это не значит, что нам надо демонстративно порвать текст Парижского соглашения и бросить его в лицо европейцам, как это сделал Трамп, но и притворяться «зелеными» хамелеонами тоже бессмысленно.

«НиК»: Насколько в новых условиях обоснованы утверждения о «закате эры нефти»? Стоит ли уже беспокоиться по поводу наступления периода пятого технологического уклада и менять энергетические стратегии и бизнес-модели как на корпоративном, так и на страновом уровне?

— Про «закат эры нефти» я слышу уже лет 20 в разных вариациях: сначала, если помните, в качестве избавителя человечества от нефти называлось биотопливо. В итоге за последние 10 лет потребление нефти на планете выросло на 13%, потребление газа — на 25%, а потребление угля, которого называют убийцей, — на 4%. Растет и потребление энергии из альтернативных источников, но если взять статистику прошлого года, то потребление нефти в 8 раз превосходило возобновляемые источники, газа — в 6 раз, а угля — в 7 раз. Это данные из последнего справочника компании ВР, где, кстати, впервые стыдливо убрали нефтяной эквивалент как базовую единицу энергопотребления. Легко посчитать разрыв между суммарным потреблением углеводородов и ВИЭ — это пропасть, которую не удастся преодолеть. На планете становится больше людей, и самое главное, что большинство из них не хочет жить в нищете, хотя для адептов «зеленой» энергетики это, возможно, откровение. Так что хоронить нефть и тем более газ рано, а вся коронавирусная история — явление довольно временное.

Беседовал Николай Проценко

Россия. Евросоюз. США > Нефть, газ, уголь. Экология. Госбюджет, налоги, цены > oilcapital.ru, 29 июля 2020 > № 3459727 Константин Симонов

Китайский маневр

Нарастающее противостояние США и Китая дает шанс российским экспортерам закрепить статус России как самого надежного торгового партнера Поднебесной

К июлю текущего года китайский энергетический рынок отыграл все потери февраля-апреля, и внутренний спрос на энергоносители восстановился полностью. О восстановлении спроса на нефть в Поднебесной мы говорили еще в кризисные дни марта — апреля, растущий спрос на восточном направлении помог российским экспортёрам нефти минимизировать потери в кризисные месяцы второго квартала текущего года. По данным Национального бюро статистики КНР, в июне первичная переработка нефти в стране достигла рекордного показателя в 14,08 млн б/с. Предыдущий рекорд был установлен в мае, когда китайские НПЗ переработали 13,63 млн баррелей.

Основную роль в сохранении уровня российских поставок в кризисные месяцы сыграло наличие у России трансконтинентальных трубопроводных мощностей на восточном направлении.

Российская нефть поставляется в Китай по трубопроводам «Восточная Сибирь — Тихий океан» и «Атасу — Алашанькоу» через Казахстан. Пропускная способность трубопроводов в Китай позволяет осуществлять поставки в объеме 800 тыс. б/с. По предварительным данным, в июне Россия опередила Саудовскую Аравию и вновь стала крупнейшим экспортером нефти в Китай. Здесь необходимо еще раз подчеркнуть, что экономика морских поставок в кризисный период марта — апреля текущего года значительно уступала экономике «трубы».

И вот на днях пришли очередные хорошие новости о рекордном росте поставок российского СПГ в Китай: по данным Главного таможенного управления КНР, Россия в июне поставила на китайском направлении 396 тыс. тонн против 67 тыс. тонн за аналогичный период прошлого года. По сравнению с предыдущим месяцем показатель вырос почти на 21%. Примечательно, что по информации того же управления, объём импорта СПГ из России превзошел поставки газа из США, которые в июне поставили в Китай 340 тыс. тонн СПГ.

Увеличение импорта российских энергоносителей, в том числе и СПГ, происходит на фоне ухудшающихся американо-китайских отношений и жесткого экономического противостояния двух крупнейших экономических держав. Напомним, что в январе текущего года США и Китай заключили промежуточное торгово-экономическое соглашение после долгих месяцев взаимных угроз и обвинений. Согласно договору, Пекин обязался увеличить закупки энергоносителей на $52 млрд от уровня 2018 года. Данное соглашение было расценено в экспертном сообществе как поражение Китая.

Но, как показывают события последних месяцев, с подписанием торгового соглашения «торговая война» только обострилась.

Например, по данным из различных неофициальных источников, китайские власти установили пошлину на импорт СПГ из США в 25%, что значительно ухудшило экономику поставок американского газа в Китай. У российских производителей СПГ («Ямал СПГ» и «Сахалин-2») есть серьезные преимущества. Это низкая себестоимость и короткое транспортное плечо — и наращивание объемов проводки по внутреннему российскому Северному морскому пути только усилит эти преимущества. К тому же китайская госкомпания CNPC является участником «Ямал СПГ» с долей в 20% и объём ее контрактов достигает 3 млн тонн российского СПГ в год.

В текущей геополитической конъюнктуре нарастающее противостояние США и Китая дает шанс российским экспортерам значительно нарастить свою долю на китайском направлении и закрепить статус России как самого надежного торгового партнера Поднебесной в современном непредсказуемом мире.

Вячеслав Мищенко

Руководитель рабочей группы по ценообразованию и рынкам при Министерстве энергетики РФ

Россия. США. Китай > Нефть, газ, уголь > oilcapital.ru, 28 июля 2020 > № 3459537 Вячеслав Мищенко

ВЕК СТРАТЕГИЧЕСКОЙ НЕСТАБИЛЬНОСТИ

ЭЛИЗАБЕТ ШЕРВУД-РЭНДАЛЛ

Заслуженный профессор факультета мировой политики Сэма Нанна в Технологическом институте штата Джорджия и старший научный сотрудник Центра научных исследований мировой политики Белфера на факультете Кеннеди Гарвардского университета. Была помощником министра энергетики США при президенте Бараке Обаме.

КАК НОВЫЕ ТЕХНОЛОГИИ ПОДРЫВАЮТ ЯДЕРНЫЙ БАЛАНС

И Москва, и Вашингтон знали, что на любой ядерный удар последует аналогичный ответ. Такая вероятность позволяла сохранять опасное, но до последнего времени реальное равновесие. Появление новых технологий и распространение конкуренции на новые сферы сделало эту старую логику неактуальной.

В течение многих десятилетий американские политики и военные стратеги были сосредоточены на сохранении того, что в ядерном лексиконе называется «стратегической стабильностью». Особенно в годы холодной войны, когда взаимно гарантированное уничтожение стало общепринятой логикой в отношениях между США и СССР, погоня за стратегической стабильностью обеспечивала нормативно-правовую базу для управления экзистенциальными рисками, связанными с накоплением огромных ядерных арсеналов. В условиях стратегической стабильности каждая сверхдержава признавала, что противник мог нанести массированный ответный удар в случае ядерной атаки, и это лишало желания применять ядерное оружие. Таким образом, сохранение уверенности в том, что каждая из сторон имеет возможность второго удара стало важной предпосылкой сохранения мира. И даже после распада Советского Союза в 1991 г. политики и стратеги по-прежнему мыслили в терминах стратегической стабильности, стремясь к предсказуемости в сфере ядерных вооружений и к уменьшению стимулов для эскалации.

Однако настал момент, когда непрекращающийся поиск стратегической стабильности в рамках оборонного планирования начал всё больше отдаляться от технологических и геополитических реалий. Нарастающая с 2011 г. напряжённость в американо-российских отношениях явно повышает вероятность того, что сочетание преднамеренных действий, недоразумений, просчётов и случайных происшествий может привести к ядерной эскалации и катастрофе. После нескольких десятилетий игры по правилам, подписания разных норм, соглашений и развития человеческих контактов, способствовавших благоразумному поведению и снижению ядерных арсеналов с более чем 70 тыс. ядерных боеголовок на пике холодной войны до 6000–6500 боеголовок, сохраняющихся на боевом дежурстве каждой из сторон, контроль над вооружениями подрывается и исчезает. В августе прошлого года американские официальные лица вышли из Договора о ракетах средней и меньшей дальности, реагируя на факты нарушения этого соглашения Россией (Россия категорически отрицает, что нарушала соглашение – прим. ред.).

В мае президент США Дональд Трамп объявил о намерении выйти из Договора об открытом небе (по которому позволялись наблюдательные полёты невооружённой авиации для повышения прозрачности). Единственное пока ещё остающееся соглашение между США и Россией – новый договор СНВ, ограничивающий общее число стратегических наступательных вооружений в арсенале каждой из сторон. Но если он не будет продлён в начале 2021 г., исчезнет и это ограничение. Тем временем новые технологии бросают новые вызовы устоявшейся логике эскалации.

Соответственно, традиционный акцент на стратегическую стабильность, возможно, будет уже недостаточен для управления современными рисками. Даже при восстановлении договорённостей о контроле над вооружениями, которые стороны на сегодня отказываются возобновлять, есть все основания усомниться в том, что стратегическая стабильность, как она понималась в старой парадигме, может быть реанимирована и сохраняться длительное время.

Нарушение шаткого равновесия

Чтобы постичь беспрецедентную природу будущих вызовов, важно понять логику классической теории стратегической стабильности, главным посылом которой была необходимость недопущения эскалации между двумя сверхдержавами, которые обладали огромными ядерными арсеналами. В этой парадигме и Соединённые Штаты и Россия (или СССР до 1991 г.) верили, что у другой стороны нет возможностей поставить под угрозу «выживаемость» их ядерных сил. Каждая из сторон знала, что после ядерного удара у неё всё ещё останется достаточное количество ядерных боеголовок и систем их доставки (а также систем командного управления, необходимых для их запуска), чтобы нанести ответный удар. В результате каждая сторона была уверена в сохранении у неё возможностей для второго удара. Это взаимное признание лишало стороны желания нанести первый удар, поскольку и Москва, и Вашингтон знали, что на любой ядерный удар последует аналогичный ответ. Такая вероятность позволяла сохранять опасное, но до последнего времени реальное равновесие.

Появление новых технологий и распространение конкуренции на новые сферы сделало эту старую логику неактуальной. Ядерные стратеги прежних эпох руководствовались сравнительно простыми соображениями при расчёте полезной нагрузки, возможностей первого и второго ударов и дальности полёта ракет: тогда речь шла о достаточно линейной лестнице эскалации от обычных до ядерных вооружений при участии двух главных игроков. Современные политики и военные стратеги вынуждены принимать во внимание систему сложных, гораздо менее предсказуемых взаимодействий, которыми намного труднее управлять. В этой обстановке сложность сохранения стабильности и избегания эскалации возрастает по экспоненте.

США могут стать лидером в снижении напряжённости и создании новых норм

Сегодня имеется более широкая матрица возможностей, которые можно считать «стратегическими». Это означает, что их использование будет иметь достаточно серьёзные последствия, позволяющие лишить жертву первого удара способности достойно ответить и тем самым сдержать агрессию или, по крайней мере, существенно затруднить ответный удар. Когда-то уникальной особенностью ядерных вооружений была именно возможность взаимного сдерживания. Последние достижения в области ядерных вооружений и средств их доставки, а также другие технологические прорывы создают новую неопределённость, подрывающую возможности сдерживания и создающую стимулы для потенциальной эскалации.

На классическом ядерном фронте Россия работает над оружием нанесения быстрых, глубоко проникающих и точных ударов по удалённым целям. Речь идёт о разработке тяжёлых межконтинентальных баллистических ракет, системах множественной гиперзвуковой доставки и новых средствах доставки, таких как подводные дроны, несущие ядерный заряд и работающие на атомной энергии. У китайцев ядерный арсенал значительно скромнее, но он быстро растёт благодаря инвестициям Китая в передовые технологии двойного назначения.

Помимо ядерных вооружений, киберпространство привлекает в последнее время самое пристальное внимание мировой общественности. Его можно использовать для ведения боевых операций и развёртывания в других средах. Если говорить о стратегической стабильности, кибероружие наделяет противников способностью нарушать привычный образ жизни за счёт вывода из строя наиболее уязвимых программных систем жизнеобеспечения. При этом удар наносится украдкой, неявно, в отличие от классического видимого оружия. Американские политики и стратеги начали обсуждать, следует ли Соединённым Штатам угрожать применением ядерного оружия в ответ на широкомасштабную кибернетическую атаку на энергетическую инфраструктуру с целью выведения из строя систем вооружений и недопущения ответного удара. Включение подобных кибердиверсий в перечень поводов для нанесения ядерного удара может стать сдерживающим фактором, но также способно спровоцировать новую спираль эскалации без перехода к ядерному противостоянию.

Космос также стал местом противостояния, и это может иметь не менее тревожные последствия для стратегической стабильности. Присутствие в космосе неотделимо от увеличения возможностей в других средах: например, без спутниковой навигации невозможна военная и гражданская связь, поэтому спутники становятся мишенью для противников США, желающих бросить вызов их доминированию. Американские военные стратеги спорят о том, как это может повлиять на сдерживание и стабильность: что будет, если американские спутники, обеспечивающие ранее оповещение о пусках ракет, будут повреждены или выведены из строя?

Биотехнология – ещё одна область, имеющая серьёзный стратегический потенциал. Инновации породили новые возможности с колоссальным позитивным зарядом, особенно в развитии медицины и создании новых терапий для профилактики и лечения широкого спектра заболеваний. Однако у этих разработок есть и более тёмная сторона, потому что они могут использоваться и в качестве стратегического оружия. В конце 2016 г. советники президента по науке и технологии предупреждали: «Хотя продолжающееся развитие биотехнологий – большое благо для общества, у них также имеется серьёзный разрушительный потенциал, которым могут воспользоваться как государства, так и технически продвинутые люди, имеющие доступ к современным лабораториям». Например, если будет установлено, что смертоносный вирус, полученный в лабораторных условиях, умышленно перенесён на территорию конкретной страны, следует ли это толковать как стратегический удар по стране, требующий ответного стратегического удара? Не существует очевидной логики в этой новой реальности, где новые технологии могут оказывать экзистенциальное влияние, некогда свойственно исключительно ядерному оружию.

Нестабильность сложности

Развитие и взаимовлияние этих новых возможностей – существенный вызов для политиков и военных стратегов, академическая база и опыт которых ограничиваются выстраиванием линейной ядерной стратегии. В настоящий момент наиболее передовое мышление свойственно американским военным организациям, которым поручено обеспечить ядерное сдерживание, поскольку они имеют дело с реальными практическими и операционными вызовами в связи с появлением у недругов Америки новых возможностей. Генерал Джон Хайтен, в прошлом глава Стратегического командования США, а ныне заместитель председателя Объединённого Комитета начальников штабов, заметил в 2017 г.: «Сегодня это многополярная проблема, поскольку у многих стран появилось ядерное оружие… а также многосферная проблема… У нас есть неприятели, изучающие возможность объединения ядерного компонента с обычными вооружениями, космическим и кибероружием для создания комплексного стратегического сдерживания… Мы не можем исходить из того, что, имея на вооружении 1550 развёрнутых единиц стратегического ядерного оружия по новому Договору СНВ, можно будет сдержать наших противников. Мы не сможем этого сделать, рассчитывая только на эти боеголовки».

Для взвешенной оценки новой реальности хорошо было бы понять, как работают сложные саморегулирующиеся системы (ССС). Это могло бы стать отправной точкой. Сложная саморегулирующаяся система анархична по своей сути, у неё нет центрального или последовательного управления. Однако её элементы взаимодействуют, влияя друг на друга и на всю систему. Первоначально разработанные для моделирования систем, не поддающихся компьютерному моделированию, ССС эволюционировали и стали использоваться для прогнозирования динамики разнородных и часто многомерных процессов в самых разных условиях или контекстах.

Некоторые ключевые особенности сложных адаптивных систем особенно актуальны в условиях боевых действий. Они включают взаимодействия между асимметричными возможностями, и то, что происходит на уровне всей системы, далеко не всегда можно предсказать по характеру её компонентов. Это означает, что понимание динамики ядерной эскалации вовсе необязательно позволит лицу, принимающему стратегические решения, предсказать, что может случиться при возникновении комплексной ядерной, кибернетической и биологической угрозы. Кроме того, отклик системы на конкретные вводные данные может быть непропорционален этим данным, что делает исход противостояния непредсказуемым. Во время конфликта то, что одной из сторон представляется ограниченным, взвешенным действием, возымеет непредвиденные последствия, приведёт к неверному истолкованию намерений противной стороны и к последующей эскалации.

В целом стало намного труднее предсказывать поведение, взаимодействия и их итоги. С появлением большего числа новых игроков, сфер и возможностей без чётких правил их использования классические представления о стратегической стабильности служат ненадёжным ориентиром. Теперь сдерживание может быть успешным лишь в случае учёта более широкого и сложного стратегического ландшафта. А снижение предсказуемости приведёт к упреждающим действиям с катастрофическими последствиями, а также к хеджированию рисков, что может способствовать ускорению гонки вооружений, потому что страны хотят иметь уверенность, что их интересы будут защищены, когда противники развернут новые вооружения.

За рамками контроля над вооружениями

Соответственно, простой возврат к традиционному контролю над вооружениями будет совершенно неадекватным ответом на опасности сегодняшнего и завтрашнего дня. Контроль над вооружениями со стороны крупных ядерных держав должен оставаться целью, но политикам также придётся расширять набор проблем, чтобы правильно оценивать взаимовлияние ранее существовавших и новых возможностей.

Соединённые Штаты могут играть важную роль лидера в деле снижения напряжённости и создания новых норм и правил. Американским стратегам и планировщикам нужно предпринять всеобъемлющие усилия по разработке системы синхронизации сдерживания на множестве разных платформ и разработке сравнительной конструкции для оценки наличия или отсутствия стратегической стабильности. Это потребует проработки широкого спектра сценариев и исследования множества путей эскалации совместно с союзниками для укрепления уверенности, повышения предсказуемости и избегания вступления на путь эскалации с целью упреждения в гораздо более динамичной среде.

Вашингтону также следует попытаться начать новый диалог на высшем уровне с Москвой о стратегической стабильности, несмотря на нынешнее состояние отношений между США и Россией. В прошлом, когда в отношениях между двумя странами возникала напряжённость, ядерные переговоры помогали восстановить предсказуемость, взять под контроль гонку вооружений, это позволяло каждой из сторон быть уверенной в существовании у неё необходимых возможностей для того, чтобы быть угрозой для другой стороны. Это также помогало им избегать эскалации и не прибегать к упреждающему первому удару. Иногда такой обмен мнениями даже убеждал обе стороны в том, что не следует чрезмерно полагаться на ядерное оружие. Если межправительственные отношения слишком накалены, то, чтобы начать подобные дискуссии, можно использовать неофициальную дипломатию («вторая дорожка») для выработки начальных вариантов.

Китай – совершенно иной вызов. В то время как США и Россия сохраняют самые большие в мире запасы ядерного оружия и имеют многолетний опыт управления стратегическим соперничеством друг с другом, китайский ядерный арсенал едва превышает 200 боеголовок.

С учётом значительной асимметрии в ядерной сфере, необходимо будет уделить внимание растущей конкуренции за технологические преимущества во многих новых стратегических сферах, в том числе кибернетической, космической областях и биотехнологиях, а также в прорывных военных технологиях будущего, таких как искусственный интеллект и квантовые вычисления. Чтобы в будущем избежать гонки вооружений, напоминающей безумие, происходившее в разгар холодной войны, Вашингтону и Пекину следует начать серьёзный обмен мнениями о создании барьеров и потенциальных ограничений в отношении наиболее дестабилизирующих возможностей в военной сфере.

Соединённые Штаты и другие страны, обладающие значительными стратегическими арсеналами, несут уникальную ответственность за управление новыми геостратегическими и технологическими реалиями. Со временем диалоги ведущих держав о диапазоне новых возможностей могли бы содействовать выработке всеобъемлющих и целостных представлений о зоне боевых действий, что позволит осуществлять тщательный учёт взаимодействий в самых разных сферах. При поддержке решительно настроенных лидеров и с опорой на научные данные эти процессы могли бы привести к более стабильному общему балансу.

Каждому участнику американских стратегических учений хорошо известно, что времени на принятие решений о применении ядерного оружия в случае реального кризиса будет очень мало, и это в условиях неадекватной информации и колоссального давления, побуждающего к немедленным действиям. С учётом распространения новых инструментов ведения боевых действий, имеющих стратегический эффект, американским лидерам теперь придётся учитывать ещё более сложные обстоятельства и вместе с тем находить способы управления неопределённостью, снижения рисков просчёта и укрепления стимулов для рационального поведения и сдержанности. Только так, работая над развитием взаимопонимания и с союзниками, и с противниками, удастся восстановить уверенность в своей способности предотвратить эскалацию, которая в противном случае может потопить мир.

Опубликовано на сайте Foreign Affairs

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 28 июля 2020 > № 3453223 Элизабет Шервуд-Рэндалл

Черно-белое кино

Расизм навыворот в Голливуде

Текст: Валерий Кичин

Это должно было случиться: если безумие овладевает массами, оно непременно попытается перевернуть мир вверх тормашками.

Года три назад, наблюдая новые тенденции в киноиндустрии, журнал Hollywood Reporter предсказал приход нового маккартизма - возвращение эры "охоты на ведьм". В 40-х в Голливуде рулил страх перед коммунистическими агентами, теперь доминируют растерянность перед бунтующими "меньшинствами" - этническими, гендерными, сексуальными - и страх быть затравленными феминистками, активистами движения за права чернокожих Black Lives Matter или оппонентами в политических спорах.

Показателен случай с актрисой Джоди Комер ("Убивая Еву"), которую подвергли остракизму за то, что ее парень - республиканец, сторонник Дональда Трампа: радикально настроенные массы требуют лишить ее права работать в кино. С развитием социальных сетей общественное мнение превратилось в силу, не только способную влиять на политику людей и стран, но и сокрушать человеческие судьбы клеветой, наветами, истерическими обвинениями и целыми кампаниями, уничтожающими любой здравый смысл.

По свидетельству Daily Mail, в Голливуде начали увольнять белых актеров - пошел "расизм навыворот". Чернокожий режиссер Джордан Пил ("Прочь") заявил, что ни за что не поручит главную роль белому - мол, я на белых уже достаточно насмотрелся! Газета напоминает, что если бы такое сказал белый режиссер о черном актере, на том его карьера была бы закончена. Но "расиста навыворот" поддерживает режиссер фильма "Сельма" Ава ДюВерней, написавшая в своем "Твиттере": "Мы, чернокожие, имеем право не нанимать тех, кто нас унижал". Здесь откровенно звучат мотивы "святого мщения", хотя нет более прямого пути к гражданским столкновениям, чем они.

Готовя статью, ее автор Кэролайн Грэхем поговорила с деятелями кино - все они признавали обстановку катастрофической, но просили их цитировать на условиях анонимности. Исполнительный директор одной из голливудских студий подтвердил, что климат в шоу-бизнесе сегодня токсичен для любого белого средних лет - его карьера обречена. "Приглашая сценаристов, операторов и других профессионалов, мы отдаем предпочтение цветным, женщинам или представителям ЛГБТ. Маятник качнулся в обратную сторону! Все парализованы страхом от сознания, что сказанное может быть неверно истолковано - и тогда путь в профессии завершен. Все напуганы, и никто не рискует высказываться публично о том, что происходящее - это крах. Индустрия на грани нервного срыва!"

Никого не интересует художественное качество - все заняты подсчетами. Интернет-портал TheWrap обвиняет: большинство фильмов все еще снимается белыми режиссерами, хотя население США только на 60 % состоит из белых, а 45 % кинозрителей - цветные. Уличает в гендерных диспропорциях: только 15 % картин года сняты женщинами. И далее, в цифрах и графиках, следуют данные о том, какая из студий провинилась больше - в угол поставили Paramount. Профессор социологии Калифорнийского университета Дарнелл Хант комментирует это в том смысле, что индустрия слишком замкнута и цветным трудно в нее проникнуть - у них нет опыта командной работы. Руководители студий боятся скандалов, и если режиссеры всегда отбирали актеров для своих картин по уровню таланта, то теперь их вынуждают брать сообразно цвету кожи и сексуальной ориентации.

Контроль за гендерным равновесием установило ЛГБТ-сообщество, выпустившее "Индекс ответственности" - анализ работы студий-мейджоров. И обнаружились признаки бесправия: за три года в кино не было ни одного трансгендерного героя! Отмечен и дефицит персонажей ЛГБТ - всего 18,6 % фильмов уделили им внимание. Рекомендовано увеличить число цветных геев на экранах, чтобы они оставили не менее 50 % экранного ЛГБТ-люда. Судя по развитию событий, надо ожидать, что к требованию 50-процентного представительства от мужчин и женщин в фестивальных программах добавится требование установить достойную квоту для режиссеров-геев и трансгендеров.

Самое удивительное - в том, как легко благие в основе намерения оборачиваются агрессией и в конечном итоге злом. Конечно, нельзя не приветствовать равенство людей любого цвета кожи и ориентации. Конечно, гуманизм и терпимость к инакомыслию превыше всего. Но когда, руководствуясь замечательными посылами, принимаются с калькулятором вычислять проценты, нормы и квоты в искусстве - на том искусство заканчивается. Оно прекращает свой свободный полет, становится пугливым и умирает.

В заботе о справедливом равновесии, в шуме борьбы за "разнообразие" окончательно потерялись критерии художественного качества, и его снижение уже явственно ощущается и в элитарных фестивальных программах, и в массовой кинопродукции. Фильмы по своему кадровому составу и идейному пафосу все чаще напоминают то ли фонтан "Дружба народов" на бывшей ВДНХ, то ли Ноев ковчег, где каждой твари строго по паре. Не названный в статье Daily mail кинематографист считает воцарившуюся на Фабрике грез атмосферу более токсичной, чем Чернобыль. Там уже не до искусства.

США > СМИ, ИТ > rg.ru, 28 июля 2020 > № 3451828 Валерий Кичин

Время Великой нефти

Глобальная депрессия уже даёт России колоссальные возможности модернизации

Михаил Делягин

"Следует шить".

Никитины

Падение цен на нефть из-за срыва в Глобальную депрессию, лишь слегка прикрытого коронабесием, ставит перед углеводородным комплексом (обычно воспринимаемым как целостность лишь климатическими истероидами) качественно новые задачи.

Нефть может и подорожать, причем ощутимо: ведь, если холодная внутриэлитная гражданская война в США 4 ноября – через три с небольшим месяца - перестанет быть холодной и внутриэлитной, доллар обесценится. И, если только на треть, как прогнозируют их специалисты, - значит, бог и вправду хранит Америку.

Но спрос сожмётся, а глобальные коммуникации во многом будут подорваны (кто не верит, углубитесь в увлекательную сагу о транзите российского газа через Украину и Турцию: а будет веселей!) Не сразу, не в один замах, с многочисленными откатами, - но распад глобальных рынков не будет сопровождаться ростом суммарного потребления, в том числе и энергоносителей.

Дешёвые и надёжные поставки получат преимущество, - но не для тех, кого можно грабить безнаказанно, как Польша, Украина и многие другие европотребители (просто чуть элегантней), насколько можно понять, грабят «Газпром».

Сотрудничество с дичающими на глазах европейцами (вправду не способными осознать, что вместо «американских молекул демократии» платят за тот же российский газ, только у американских перекупщиков) становится все более проблематичным.

И всё менее актуальным: при сохранении сегодняшних тенденций в 2021 году к власти в Германии придет коалиция «зелёных» и AfD. Славные ребята, которые объявят газават уже не угольным ТЭС (которые будут окончательно закрыты в 2025), а всей немецкой промышленности, сделав Германии то, что та в составе Западной Европы сделала Европе Восточной: деиндустриализацию. Американские хозяева устали от конкуренции со стороны немецких слуг.

Справедливо, но для российского сырья – совсем неутешительно.

Переориентация на Китай не решит проблемы: как в силу природно-географических причин, так и из-за способности одичалых строителей блатного феодализма вести переговоры с носителями культуры, которая эти самые переговоры изобрела как вид деятельности. Кто сомневается – айда знакомиться с коммерческой эффективностью для России «Силы Сибири». А главное – Глобальная депрессия, которая в целом будет похуже Великой (подробности у меня в «Конце эпохи», в первом томе – «Общая теория глобализации»), шарахнет и по Китаю.

Когда снаружи становится не смешно, пора идти вовнутрь.

Глобальная депрессия, как и прошлая, уже даёт России колоссальные возможности модернизации: комплексной и сравнительно дешёвой (потому что проводить крупные модернизации в мире больше некому – и мы оказываемся монопольным потребителем, способным диктовать самым обнаглевшим корпорациям).

Более того: модернизация России, как и прошлый раз, становится для мира единственным выходом из депрессии, - и умная часть глобальных стратегов поняла это ещё в середине нулевых.

Да, в руководстве России об этом по-прежнему не с кем даже поговорить, но времена меняются: кто не умнеет, уходит вместе с ними.

Первая фаза распада мира на макрорегионы замаскирована МИДовским писком о необоснованности санкций. Это в нашей культуре: воспринимать великое через смешное и сочинять анекдоты вместо «Капитала» и законов.

Так легче, но ни самый тонкий писк, ни самый здоровый смех не отменяют необходимости.

Распад мира на макрорегионы вынуждает заново рождать свое: от культуры до производства.

И большинство того, что было украдено и уничтожено в треть века национального предательства, нам придется воссоздавать уже в ближайшие годы. Да, на новой, более экономной основе, - но, пока мы бежали вперед, мир шел в другую сторону, и нам понадобится создать массу того, чего во времена советской цивилизации просто еще не было.

Поэтому нам мало будет вспомнить, что экспорт сырой нефти, природного газа и угля, перефразируя Менделеева, - это продажа денежных купюр по цене макулатуры.

Нам мало будет создать – не заново, а на новой базе и под другие задачи – не только нефте-, но и газо-, и углехимию.

Нам действительно придется осваивать новые месторождения: на арктическом шельфе и в Восточной Сибири – в том числе в условиях, на фоне которых арктический шельф может показаться курортным. И будет стоит нефть 5 или 500 долларов за баррель, важно уже не будет: и доллар, и рынки, и потребности будут уже другими.

А значит, взаимен людоедски либеральных законов и налогов понадобятся человечьи, производственные: позволяющие не просто производить что-то, кроме спекуляций, но и добывать нефть. Учитывающие природно-климатические и геологические условия, отменяющие «налоговый маневр», которым так гордятся то ли соро-, то ли просто поросята, разом задравшие до небес цены бензина и сделавшие убыточными все НПЗ.

Закрывающие технологии уже сегодня дарят нам 20 дополнительных лет активной полноценной жизни (блатным феодалам это не нужно – и в отношении себя они правы), но даровую энергию и сырье для композитов подарить все еще не в силах.

А это значит, что углеводороды останутся фундаментом экономики, фундаментом модернизации, - и изощренность технологий будет лишь повышать их роль.

И впереди – время Великой нефти.

Оно приходит, и скоро мы не поверим, что могло быть по-другому, и откажемся верить, что когда-то не предвидели его.

Можно отчаиваться, можно расшибать лоб о стены и даже пробивать их: большие процессы, в отличие от наших интриг и страха, объективны.

Впереди Большая работа.

Евросоюз. США. Китай. Россия > Нефть, газ, уголь > zavtra.ru, 27 июля 2020 > № 3543236 Михаил Делягин

Владимир Евсеев: ПГРК "Тополь" сдерживал США, когда Россия была слаба

Ровно 35 лет назад, 23 июля 1985 года, подвижный грунтовый комплекс (ПГРК) "Тополь" с межконтинентальной баллистической ракетой РТ-2ПМ впервые заступил на боевое дежурство под Йошкар-Олой. Технологические ноу-хау, заложенные в него советскими учеными, позволили создать целое семейство мобильных комплексов — наиболее современный из них РС-24 "Ярс" сегодня активно поступает на вооружение российских Ракетных войск стратегического назначения (РВСН).

Эксперт в области стратегических вооружений, кандидат технических наук Владимир Евсеев, служивший в Йошкар-Олинской дивизии РВСН (1986-1991) и работавший в головном институте ракетных войск — 4 ЦНИИ Минобороны РФ, рассказал в интервью корреспонденту РИА Новости Ивану Сураеву о роли "Тополя" в стратегическом сдерживании США в один из самых непростых периодов в истории России, возможностях ПГРК нового поколения и перспективах проекта железнодорожного ракетного комплекса "Баргузин".

— Владимир Валерьевич, каковы были предпосылки создания "Тополя", какие задачи должен был решать этот комплекс?

— Начнем с того, что структура стратегических ядерных сил (СЯС) Советского союза и США принципиально отличались. Штаты всегда делали ставку на первый разоружающий удар, для которого они предполагали использовать баллистические ракеты подводных лодок (БРПЛ), позднее к этому добавились высокоточные средства поражения в неядерном оснащении. СССР, а затем и Россия не могли себе позволить иметь схожее количество ракетных подводных крейсеров стратегического назначения (РПК СН).

Более того, сегодня боевой потенциал американских ПЛАРБ типа "Огайо" больше, чем у российских РПК СН "Борей", если брать количество БРПЛ на их борту (24 ракеты Trident-2 против 16 ракет "Булава"). Если вы посмотрите наш боевой блок (ББ) и американскую боеголовку, то при одинаковой мощности ядерного взрыва американская более компактна.

Тогда мы сделали ставку на ответно-встречный, а если говорить о сегодняшнем дне, то на глубокий ответный удар. Последний предполагает ответный удар после поражения основного количества шахтных пусковых установок (ШПУ), аэродромов постоянного базирования стратегической авиации и мест дислокации РПК СН американскими СЯС и высокоточным оружием. Для его реализации были необходимы мобильные носители – подвижно-грунтовые ракетные комплексы (ПГРК) или боевые железнодорожные ракетные комплексы (БЖРК).

— Кто является автором идеи разместить стратегическую ракету на мобильном шасси?

— В этом большая заслуга нашего конструктора Александра Давидовича Надирадзе. Благодаря ему мы постепенно смогли наработать соизмеримый с США потенциал по твердотопливным ракетам. Еще в 1957 году его проект создания мобильной МБР выиграл конкурс Минобороны СССР.

Именно его и коллектив, который он возглавлял еще до учреждения головного разработчика наших стратегических и тактических баллистических ракет – Московский институт теплотехники (МИТ), я бы назвал авторами этой концепции.

— В чем заключается уникальность данных комплексов, в чем было принципиальное отличие от его предшественника ПГРК "Темп-2С"?

— Самым большим недостатком "Темпа" была низкая точность стрельбы. При круговом вероятном отклонении (КВО), равном у ракет "Темп-2С" один километр, можно было обеспечить ответный удар по городам и крупным военным базам, но при этом поражение хорошо укрепленных подземных командных пунктов было практически невозможно.

У "Тополя" же КВО было значительно меньше – порядка 300 метров, может быть, даже 250. Благодаря повышенной точности стрельбы ученым удалось снизить мощность ядерного заряда ракеты, а это большой шаг вперед. Если раньше для решения боевой задачи требовалось два-три боезаряда, то теперь не более одного-двух. Это очень важно в условиях сокращения стратегических наступательных вооружений (СНВ).

При этом повышалась полезная нагрузка – 1,2 тонны у "Тополя" против 940 килограммов у "Темпа", что позволяло нам разместить на ракете комплекс средств преодоления противоракетной обороны (КСП ПРО). Речь идет, например, о различного рода ложных целях, дипольных отражателях, а также о станциях активных помех.

Американские системы стратегической ПРО, размещенные на Аляске и в Калифорнии, перехватывают ББ ракет вне атмосферы – там прикрытие "Тополя" обеспечено очень хорошо, перехватить боевой блок на фоне ложных целей чрезвычайно тяжело. Такая степень прикрытия компенсировала проблему того, что боеголовка "Тополя" в отличие от американской МБР Minuteman III представляет собой моноблок, а не разделяющуюся головную часть индивидуального наведения (РГЧ ИН).

— Прицельную систему для "Тополя" производило киевское ЦКБ "Арсенал", он был заменен на российский аналог при модернизации до уровня "Тополь-М": насколько было сложно заместить эту систему, в чем преимущества российского прицела?

— По имеющимся данным, благодаря установке российской системы, показатель КВО у "Тополя-М" удалось сократить до 150 метров, и самое главное — мы перестали зависеть по этой чувствительной номенклатуре от украинских поставщиков, как показала недавняя история, это было критически важно.

Учитывая общее советское прошлое, когда предприятия наших стран были неотъемлемыми частями единого оборонно-промышленного комплекса, замещение любых украинских комплектующих это крайне непростой вопрос.

Здесь не могу не отметить роль генконструктора МИТ Юрия Семеновича Соломонова, чей лоббистский потенциал помог наладить кооперацию российских оборонных предприятий и достучаться до государства в смутное время, когда наша оборонка еле выживала.

Если бы не он, то я слабо себе представляю, как бы мы смогли удержать доставшуюся в наследство от СССР кооперацию почти 500 оборонных предприятий, оказавшихся в разных формах собственности с зачастую нерентабельным производством. Особенно нелегко пришлось именно предприятиям, специализировавшимся на производстве стратегических ракетных вооружений, экспорт которых запрещен законом, а внутренний заказ был крайне ограничен.

— Сегодня число ПГРК "Тополь" сокращается, ему на смену поступают комплексы РС-24 "Ярс": есть ли у оставшихся "Тополей" будущее в структуре РВСН? Имеет ли, по-вашему, смысл продлевать его сроки эксплуатации?

— Несмотря на то, что у нас осталось на вооружении всего около 36 таких ракетных комплексов (РК), они по-прежнему имеют боевой потенциал. Для продления сроков эксплуатации проводится отстрел ракет из существующего боекомплекта, что сокращает запас имеющихся РК.

В то же время мне кажется, что "Тополь" уже подошел к своему пределу, все-таки 35 лет на вооружении – существенный срок, имеет место фактор морального и технического устаревания.

Тем не менее свое дело он сделал: в условиях тяжелейшего экономического положения, распада промышленной кооперации, в том числе с Украиной, и определенной политической зависимости от Вашингтона, в которых оказалась Российская Федерация в 90-е годы, именно "Тополя" обеспечивали возможность гарантированного ответного ракетного удара.

Конечно, в то время США пытались нас продавливать – имели место некие соглашения о неразвертывании РК "Тополь" путем нахождения в местах постоянной дислокации и так далее, но факт остается фактом – "Тополь" явился существенным фактором стратегического сдерживания США. Во-вторых, появление "Тополя" послужило основой для создания линейки стратегических ракет данного класса.

Кроме того, этот комплекс стал серьезным фактором противодействия ПРО США: жидкостные и твердотопливные ракеты имеют разный по продолжительности активный участок. Для жидкостных ракет он составляет не менее пяти минут, в то время как для твердотопливных уже три минуты. Сокращенный активный участок ракеты крайне затруднил возможность ее перехвата, поскольку легче всего сбивать ее на активном участке полета, пока ББ не отделился.

Сам фактор неопределенности местоположения ракетных комплексов крайне нервирует американцев. Как бы они ни заявляли о своем превосходстве, они прекрасно понимают, что критерии Макнамары (Роберт Стрейндж Макнамара, министр обороны США в 1961-1968 годах. – Прим. ред.), согласно которым непоправимый ущерб противнику составляет уничтожение 60% экономического потенциала и половины населения страны, к современности уже неприменимы. Сегодня разрушение одного такого крупного города, как, например, Лос-Анджелес, стало бы таким шоком для страны, который пережить было бы практически невозможно.

Это означает, что сейчас для ответного удара уже не требуется доставки до территории США тысячи зарядов, достаточно будет и нескольких десятков ББ повышенной мощности. По оценкам самих американских экспертов, ПРО США сможет перехватить одиночный пуск, в перспективе — групповой (до одного полка), но вот уже массированный удар отбить невозможно.

— Известно, что на базе "Тополя" была создана ракета-носитель "Старт", выводящая на орбиту в том числе коммерческие спутники: насколько был успешен опыт такой конверсии, есть ли потенциал применения в мирных целях новых российских ракет большой дальности?

— Когда ракетный комплекс снимается с вооружения из-за попадания под международные договоры или выработки срока эксплуатации, его надо утилизировать. Утилизация твердотопливных ракет – это очень тяжелый и затратный процесс, поэтому было бы целесообразно утилизировать часть ракет путем их пуска.

Как правило, ракеты типа "Тополь" и "Ярс" легко приспособить для выведения низкоорбитальных спутников на высоту до тысячи километров. Я считаю, что такое применение – хорошая идея, поскольку решает сразу несколько задач, эти пуски можно было бы осуществлять с Плесецка и Восточного.

— Изначально предполагалось, что, помимо колесного шасси, "Тополь" будет размещаться на железнодорожной платформе, потом эту идею пересмотрели в пользу другого проекта — железнодорожного ракетного комплекса "Молодец", но и он сегодня снят с вооружения. Нужен ли, по вашему мнению, российским Ракетным войскам стратегического назначения новый БЖРК, будет ли возобновлен проект "Баргузин"?

— Я считаю, что развертывание "Баргузина" стало бы наиболее эффективным ответом на стратегическую угрозу, которую влечет за собой рост военных баз НАТО у российских рубежей.

— Почему же в таком случае этот проект поставили на паузу?

— Полагаю, что российское руководство рассчитывало на продление пражского (2010) Договора о СНВ (СНВ-3. – Прим. ред.), сейчас же такая перспектива становится все менее и менее вероятной. Другая причина заморозки проекта – финансовый вопрос. По своим характеристикам "Баргузин" значительно превосходит "Молодца" — у того была слишком тяжелая ракета, которая не помещалась в обычный вагон, что являлось серьезным демаскирующим фактором. К тому же старт такой ракеты вызывал серьезную деформацию железнодорожного полотна – приходилось делать специальные съезды с укрепленными покрытиями, в противном случае рельсы уходили под землю на 1,5 метра, вагон мог просто опрокинуться.

Все это очень сильно снижало эффективность старого БЖРК, главным преимуществом которого должна была стать скрытность. Места старта "Молодца" было относительно легко вычислить по укрепленным участкам железнодорожных путей.

"Баргузин" же благодаря облегченной ракете, которая входит в обычный вагон, может производить пуск на любом участке железной дороги. В случае необходимости нанести ответный удар этот комплекс будет эффективнее ПГРК типа "Тополь" и "Ярс", потому что для осуществления пуска они должны будут выйти в полевой район и развернуться там, став на какое-то время уязвимыми для противника. Относительно ограничен и позиционный район их развертывания. У "Баргузина" же практически отсутствуют демаскирующие признаки.

Новый БЖРК – это тот козырь, который мы можем задействовать в случае обострения обстановки, и американцы это прекрасно знают.

— Сколько времени потребуется, чтобы ввести его эксплуатацию?

— По моей оценке, на создание опытного образца ракеты, летные испытания и отработку различных систем уйдет порядка 3-5 лет, для ракетного комплекса это очень короткий срок.

— Руководство США заявляет о создании ракет скоростью 17 махов. Означает ли это, что российские "Ярсы" и "Тополя" морально устаревают и их будет легко сбить новыми противоракетами?

— США по этому вопросу находятся в позиции догоняющего. Их разработки пока на стадии испытаний, в то время как мы имеем на вооружении серийные образцы и даже создали МБР, которая позволяет стрелять гиперзвуковым летательным аппаратом со скоростью в 27 махов. Речь идет о ракетном комплексе "Авангард", создавать аналоги которого американцы даже не планируют – у них просто нет такого научно-технического задела в данной сфере.

Действительно, сегодня в США создается гиперзвуковой комплекс воздушного базирования. Я очень сомневаюсь, что заявленная президентом страны Дональдом Трампом скорость ракеты в 17 махов соответствует действительности. Скорее всего, речь идет где-то о 10 махах, как у нашего "Кинжала". Американский потенциал позволяет создать такое оружие, но на это уйдет немало времени – речь идет ориентировочно о трех годах, мы в это время тоже сидеть сложа руки не будем.

Заявления американского руководства в данном случае рассчитаны на внутреннюю аудиторию, которую хотят успокоить, послав сигнал: все в порядке, у нас есть гиперзвук. Хорошо, но ведь гиперзвуковое оружие есть даже у КНДР!

Что касается американской ПРО, я достаточно подробно изучал этот вопрос и могу сказать, что ее эффективность также сильно преувеличена. Подтверждением этому может служить недавний отказ Японии от развертывания у себя систем Aegis Ashore. По некоторым данным, японцы аргументировали свое решение тем, что во время отстрела этих противоракет их части падали на территорию страны.

Не будет сильным преувеличением сказать, что основная функция американской ПРО заключается в информационном противодействии и создании благоприятного имиджа президента Соединенных Штатов Америки. Ей сложно перехватить ракету "Тополя", оснащенную комплексом маскировки, это не учебный полигон, где расчеты заранее знают место старта, траекторию и характеристики цели.

Можно было повысить ее эффективность за счет развертывания космического эшелона ПРО, но для этого нужно выводить очень большую группировку низкоорбитальных спутников, содержать которую не по карману даже Вашингтону.

— Какая система придет на смену уходящим в историю "Тополям" и развертываемым сегодня "Ярсам"? На что будет делаться упор при создании МБР нового поколения?

— Я считаю, что мы должны продолжать делать ставку на гарантированное нанесение ответного удара, даже не ответно-встречного удара. Здесь надо понимать, что время нанесения удара США по России баллистическими ракетами с ПЛАРБ составляет 10-12 минут – в нынешних условиях мы просто не успеем нанести ответно-встречный удар, нужно готовиться к глубокому ответному удару. Для этого нам нужны ракетные комплексы, чья дислокация неизвестна, что крайне проблематично, учитывая растущие возможности американской спутниковой разведки.

Пока мы не знаем, точно ли прекратит свое действие пражский Договор о СНВ, к тому же возможно прекращение действия этого документа при фактическом сохранении обязательств. Если же стороны и правда прекратят исполнять какие-либо обязательства, нам потребуется создание нового ПГРК.

Это должен быть комплекс с разделяющейся головной частью, как у "Ярса", возможно, с еще большим количеством боевых блоков. При этом перед конструкторами встанет задача увеличения точности стрельбы и полезной нагрузки при сохранении существующих массогабаритных характеристик комплекса, пока же 1, 2 тонны остаются для нас пределом. Следовало бы также увеличить дальность стрельбы с 12000 километров, как у "Ярса", до 16 000.

Весь цикл создания ракетного комплекса занял бы где-то 10 лет, которые потребовались бы для его разработки, создания образцов, строительства соответствующей инфраструктуры и налаживания производства.

Россия. США > Армия, полиция > ria.ru, 23 июля 2020 > № 3487169 Владимир Евсеев

Диверсификация возможна

Из-за вооруженного конфликта Азербайджана и Армении поставки углеводородов из региона могут снизиться, но их быстро компенсируют другие страны

Армения и Азербайджан приблизились к очень опасной черте в своем вооруженном противостоянии. С момента очередного обострения боевых действий, которые начались 12 июля, стороны успели сделать несколько тревожных заявлений: так, например, в ответ на появившиеся в армянской прессе заявления о том, что Ереван может атаковать Мингечевирское водохранилище в Азербайджане, в азербайджанском военном ведомстве предупредили армянские власти о том, что способны нанести ответный удар по Мецаморской атомной электростанции с помощью современного высокоточного вооружения.

Кроме прямых военных угроз с азербайджанской стороны прозвучало предупреждение международному нефтегазовому сообществу, что безопасность поставок нефти и газа из Азербайджана находится под угрозой из-за продолжающихся столкновений на границе с Арменией.

Поскольку часть энергетической инфраструктуры находится в непосредственной близости к зоне боевых действий. Насколько эти заявления соответствуют действительности и угрожает ли старый закавказский конфликт текущим поставкам энергоносителей в Европу?

Что касается поставок азербайджанской нефти на международный рынок, то речь идет в первую очередь о трубопроводной системе Баку-Тбилиси-Джейхан (БТД). Этот трубопровод был запущен в 2006 году, и к 2020 году по данному маршруту было прокачано свыше 450 млн тонн каспийской нефти, из которой более 400 млн тонн составляет азербайджанская, 27 млн тонн — туркменская, 12 млн тонн — казахская, 7 млн тонн — российская нефть. За первые 5 месяцев текущего года по трубопроводным системам БТД и Баку-Супса было прокачано 12,6 млн тонн нефти, что на 3,6% меньше, чем показатель предыдущего года.

Падение обусловлено все теми же причинами: коронавирусной пандемией и разрушением спроса на нефть в первом полугодии. Учитывая текущее состояние рынка нефти, можно с уверенностью сказать, что гипотетические перебои с поставками азербайджанской нефти на международный рынок не окажут серьезного влияния на баланс спроса и предложения в регионе.

Сейчас структура рынка такова, что выпадающие объёмы будут без особых проблем замещены поставщиками из других регионов: Средиземноморье является одним из самых конкурентных рынков по уровню диверсификации поставок нефти.

Существенные поставки азербайджанского газа на международный рынок начались сравнительно недавно — в 2016 году с запуском газопроводной системы TANAP. В первом полугодии текущего года Азербайджан упрочил свои позиции и занял первое место среди поставщиков природного газа в Турцию с 25-процентной долей. Но так же, как и в случае с нефтью, турецкий, да и южноевропейский рынки газа очень конкурентны с точки зрения предложения. За долю рынка здесь сражаются не только Россия, но и Катар, Иран, Алжир и США. А следовательно, любые выпадающие объёмы по поставкам газа из Азербайджана будут мгновенно замещены любым из вышеперечисленных поставщиков.

Таким образом, вряд ли турецкие и европейские политики «услышат» предупреждение от азербайджанской стороны и всерьез воспримут угрозу срыва поставок энергоносителей из Азербайджана ввиду разгорающегося военного конфликта с Арменией.

Вячеслав Мищенко

Руководитель рабочей группы по ценообразованию и рынкам при Министерстве энергетики РФ

Армения. Азербайджан. США. Россия > Нефть, газ, уголь. Армия, полиция > oilcapital.ru, 20 июля 2020 > № 3451649 Вячеслав Мищенко