Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Возникновение нелиберальной гегемонии

Удивительная национальная стратегия Трампа

Барри Позен – международный профессор политологии и директор программы исследований в области безопасности в Массачусетском технологическом институте.

Резюме Хотя администрация Трампа отказалась от многих столпов либерального интернационализма, ее курс в сфере безопасности остается последовательно гегемонистским. Окажется ли нелиберальная гегемония более или менее устойчивой, чем ее либеральная кузина – вопрос открытый.

Во время избирательной кампании Дональд Трамп обещал положить конец национальному строительству за рубежом и высмеивал союзников Соединенных Штатов как любителей прокатиться за чужой счет. «Главной и преобладающей темой в моей администрации будет “Америка прежде всего”», – заявил он в речи о внешней политике в апреле 2016 г., которая перекликалась с высказываниями изоляционистов времен Второй мировой войны. «Страны, которые мы защищаем, должны оплачивать наши услуги в области обороны, а если они откажутся это делать, тогда США должны быть готовы дать им возможность защищать себя самостоятельно», – сказал он, очевидно намекая на ранее выдвинутое предложение позволить тем союзникам, которые не имеют ядерного оружия, приобрести его.

Подобные заявления вкупе с недоверием к свободной торговле, а также к обеспечивающим ее договорам и организациям породили среди политиков разных мастей обеспокоенность, что при Трампе Соединенные Штаты замкнутся в себе и откажутся от роли лидера мирового сообщества, которую играли со времен окончания Второй мировой войны. «В настоящее время США выпали из мирового порядка, они не при делах», – написал публицист Роберт Каган через несколько дней после избрания Трампа. С тех пор как Трамп вступил в должность, его критики, похоже, утвердились в своей правоте. Они ухватились за его непрестанные сетования относительно союзников, а также скептицизм по поводу беспрепятственной торговли, утверждая, что администрация отгородилась от мира и даже взяла на вооружение национальную стратегию замкнутости. Некоторые пошли еще дальше, навесив на Трампа ярлык, самый страшный для американского внешнеполитического истеблишмента: «изоляционист».

На самом деле Трампа можно обвинить в чем угодно, но только не в изоляционизме. Хотя его речи действительно пропитаны скептицизмом относительно глобальной роли Вашингтона, беспокойство по поводу изоляционизма Трампа совершенно неуместно на фоне все более громких призывов к войне с Северной Кореей, обостряющейся конфронтации с Ираном и растущего числа боевых операций во всем мире. Если говорить о наборе инструментов жесткой силы, то политика администрации Трампа представляется по крайней мере более амбициозной, чем политика Барака Обамы.

И все же Трамп отошел от традиционной национальной стратегии в одном важном аспекте. По крайней мере с окончания холодной войны демократические и республиканские администрации проводили государственную стратегию, которую ученые называют «либеральной гегемонией». Это гегемония в том смысле, что США намеревались стать самым могущественным государством в мире с большим отрывом, а либеральной она была потому, что американцы стремились трансформировать систему международных отношений в порядок, основанный на правилах, регулируемый многосторонними организациями, а также превратить другие страны в рыночные демократии, свободно торгующие друг с другом. Порвав со своими предшественниками, Трамп во многом изъял либеральный элемент из либеральной гегемонии. Он по-прежнему стремится сохранить экономическое и военное превосходство Соединенных Штатов, а также их роль арбитра в сфере безопасности для большинства регионов мира, однако предпочел отказаться от экспорта демократии и воздержаться от заключения многосторонних торговых соглашений. Другими словами, Трамп объявил о совершенно новой национальной стратегии: нелиберальная гегемония.

Не голубь мира

Национальная стратегия – довольно скользкое понятие, и для тех, кто пытается постичь стратегию национальной безопасности администрации Трампа, где намешано всего понемногу, мало что проясняется. Лучший способ понять подход Трампа к международным делам – оценить, во что реально обошлась его политика за год. Несмотря на все разговоры об отказе от внешнеполитического авантюризма и втягивания в конфликты, на практике администрация остается привержена геополитической конкуренции с крупнейшими военными державами мира, а также формальным и неформальным альянсам, которые она унаследовала. Она угрожает войнами, чтобы не допустить появления новых ядерных держав, как делали и ее предшественники; она ведет постоянные кампании против «Талибана» в Афганистане и «Исламского государства» (ИГИЛ, запрещено в России) в Ираке и Сирии, используя больше сил и средств, а также огневой мощи, чем предыдущая администрация. Она также объявила о планах выделить дополнительные средства Министерству обороны, бюджет которого по-прежнему превосходит совокупный военный бюджет всех военных соперников Америки.

Если говорить об альянсах, на первый взгляд может показаться, что Трамп отошел от традиции. Будучи кандидатом в президенты, он постоянно сетовал на нежелание союзников, особенно по НАТО, разделять бремя расходов на коллективную оборону. Как дилетантски ни звучали бы эти возражения, они абсолютно справедливы; на протяжении двух десятилетий вклад европейских стран-членов блока не дотягивал до планки, установленной самим альянсом. Сторонников НАТО по обе стороны Атлантики раздражают жалобы на нежелание разделять бремя военных расходов – не только потому, что они звучат правдоподобно, но также и потому, что они втайне считают их малозначительными. Фактическое обеспечение боеспособности меркнет в сравнении с политической целью во что бы то ни стало связать США с Европой тесными узами. Вот почему возникла некоторая паника, когда на саммите НАТО в мае 2017 г. Трамп не упомянул Пятую статью, то есть обязательство о взаимной обороне, которое берут на себя члены Альянса. Это означало, что Соединенные Штаты могут перестать быть конечным арбитром всех стратегических споров в Европе.

Однако в течение нескольких недель Трамп дал обратный ход и США продолжили заверять союзников в своей поддержке, как если бы никаких изменений не намечалось. Немногие американцы слышали об Инициативе по обеспечению безопасности Европы (ИБЕ). Можно понять тех, кто полагал, что 100-тысячный американский воинский контингент, находившийся в Европе после окончания холодной войны, был более чем достаточной гарантией, но после того как Россия вторглась на территорию Украины в 2014 г., союзники потребовали более надежных гарантий; отсюда и данная Инициатива. ИБЕ финансируется не из американского оборонного бюджета, а из отчислений на военные операции ВС США за рубежом – фонд «вынужденных расходов без строгого надзора», первоначально одобренный Конгрессом для глобальной войны с терроризмом. За счет ИБЕ оплачивалось наращивание военных учений в Восточной Европе, совершенствование военной инфраструктуры Соединенных Штатов в регионе, подарки Украине в виде нового оборудования, а также новые склады американской военной амуниции и снаряжения, достаточные для вооружения бронетанковой дивизии в случае чрезвычайной ситуации. В конце 2017 г. Вашингтон объявил, что впервые продаст Украине управляемые противотанковые ракеты, то есть летальные вооружения. До сих пор Белый дом потратил или запланировал потратить на ИБЕ 10 млрд долларов – эта сумма заложена в бюджете на 2018 финансовый год. Однако администрация Трампа увеличила финансирование почти на 1,5 млрд долларов. Тем временем все запланированные военные учения и развертывание войск в Восточной Европе шли полным ходом. Приверженность США военным обязательствам в рамках НАТО сохраняется, а союзники наращивают финансирование своих программ в области обороны, чтобы умиротворить президента. Другими словами, это обычный бизнес, деловой подход к вопросам обороны.

Военная активность Соединенных Штатов в Азии также повысилась по сравнению с эпохой президента Обамы, который объявил о «развороте» на восток. Трамп главным образом озабочен программой ядерных вооружений Северной Кореи, которые продолжают совершенствоваться, так как это идет вразрез с его размышлениями во время избирательной кампании о независимых ядерных силах для Японии и Южной Кореи. Пытаясь заморозить и в конечном итоге обратить вспять программу Пхеньяна, он угрожал применить военную силу, сказав, например, следующее в сентябре прошлого года: «У Соединенных Штатов есть много сил и терпения, но, если придется защищать себя или своих союзников, у нас не будет другого выбора, кроме полного уничтожения Северной Кореи». Хотя трудно сказать, воспринимает ли Пхеньян подобные угрозы всерьез, внешнеполитическая элита в Вашингтоне, конечно, воспринимает, и многие опасаются, что случайная или запланированная война сегодня более чем вероятна.

Пентагон поддерживает эти угрозы более частыми военными маневрами, включая отправку стратегических бомбардировщиков дальнего радиуса действия для полетов над Корейским полуостровом. В то же время администрация пытается оказывать экономическое давление на Северную Корею и стремится убедить Китай прекратить поставку в КНДР важных материалов, особенно нефти. В Тихом океане американские ВМС продолжают поддерживать бешеный темп различных операций – около 160 двусторонних и многосторонних учений в год. В июле США провели ежегодные Малабарские учения с Индией и Японией, впервые собрав воедино авианосцы из всех трех стран. В ноябре Соединенные Штаты собрали необычную флотилию из трех авианосцев возле Корейского полуострова во время визита Трампа в Азию. Начиная с мая 2017 г. ВМС США участили операции по обеспечению свободы навигации, когда американские корабли патрулируют акваторию Южно-Китайского моря, на которое претендует Китай. Американские военные моряки осуществляют настолько интенсивную деятельность, что только в 2017 г. Седьмой флот, базирующийся в Японии, пережил беспрецедентное столкновение четырех кораблей; еще один корабль сел на мель, и произошло крушение одного самолета.

Во время ноябрьской поездки в Азию Трамп предусмотрительно обновил обязательства Соединенных Штатов по обеспечению безопасности, и похоже, что премьер-министр Японии Синдзо Абэ решил не предавать огласке переговоры с президентом, в том числе о Северной Корее. С учетом нескончаемых жалоб Трампа на несправедливость торговых отношений в Азии и последующих уступок Китаю в части базовых экономических принципов можно только удивляться тому, что союзники в регионе настолько благосклонны к нашему президенту. Однако трудно чем-то заменить безопасность, безвозмездно обеспечиваемую военной сверхдержавой, а отношения с человеком, видящим мир через линзы экономических условий с более ярко выраженной нулевой суммой, чем обычно, – это небольшая цена.

Администрация Трампа также наращивает военную активность на Ближнем Востоке, что не может не радовать критиков Обамы, которые осуждали его за близорукий подход к этому региону. Трамп не тратил время даром, но сразу продемонстрировал намерение исправить ошибки прошлых лет. В апреле 2017 г., реагируя на доказательства применения сирийским правительством химического оружия, США разбомбили авиабазу, с которой была произведена химическая атака, выпустив по ней 59 крылатых ракет. Ирония в том, что Трамп наказал Сирию за пересечение «красной линии», проведенной Обамой, и за нарушение соглашения об уничтожении химического оружия, которое Обама заключил с Сирией, за что Трамп подверг предшественника беспощадной критике. Тем не менее был дан внятный сигнал, что в городе новый шериф.

Администрация Трампа также ускорила положительный исход войны с ИГИЛ. Нынешний Пентагон не любит делиться информацией о собственной деятельности, но из опубликованной статистики следует, что США отправили больше войск в Ирак и Сирию, а также сбросили больше бомб на эти страны в 2017 г., чем в 2016-м. В Афганистане Трамп, несмотря на рассуждения во время избирательной кампании об ошибках национального строительства, не отказал себе в импульсивном призыве, обращенном к американским военачальникам («мои генералы», как он их величал), не только остаться в стране, но и наращивать военные действия. Туда отправлен многотысячный дополнительный контингент, а авиаудары усилились до уровня, невиданного с 2012 года.

Наконец, администрация дала ясно понять, что планирует более агрессивную конфронтацию с Ираном на всем Ближнем Востоке. Сам Трамп возражал против ядерной сделки с Ираном в 2015 г., и его советники намерены снова ополчиться на эту страну. Например, в декабре Никки Хейли, посол США в ООН, стояла перед обломками того, что она назвала иранской ракетой, намекнув, что Тегеран вооружает мятежников в Йемене, где ведет опосредованную войну с Саудовской Аравией. Администрация Трампа, находясь за кулисами, по крайней мере не меньше прежней администрации Белого дома поддерживает интервенцию саудовцев в Йемене. Администрация Обамы предложила поддержку саудовцам, чтобы купить их сотрудничество в сделке по Ирану, но с учетом того, что Трамп презирает эту сделку, его поддержку саудовцев можно трактовать только как усилия, направленные против Ирана. Если удастся избежать войны с Северной Кореей, которая может потребовать больших военных ресурсов и внимания политиков, то усиление конфронтации с Ираном вполне возможно.

Оборонный бюджет администрации Трампа также предполагает сохранение Соединенными Штатами роли мирового полицейского. Трамп проводил президентскую кампанию под лозунгом, опубликованным в Твиттере: «Я сделаю нашу армию настолько большой и могущественной, что никто не захочет иметь с ней дело». Став президентом, Трамп предложил оборонный бюджет, на 20% превышающий тот, что был принят на 2017 год: примерно половина роста была запрошена администрацией, а вторая половина добавлена Конгрессом. (Судьба этого бюджета неясна: по Закону о расходовании бюджетных средств, подобное увеличение требует поддержки демократов, которую республиканцам придется покупать увеличением расходов на внутренние программы.)

Вот лишь один небольшой пример склонности новой администрации к дополнительным расходам: бюджет на приобретение высокоточных управляемых боеприпасов вырос более чем на 40% по сравнению с 2016 годом. Это решение вполне согласуется с часто декларируемым намерением более интенсивно вести текущие военные кампании, а также приготовиться к неминуемым войнам будущего.

Трамп также остается приверженцем программы ядерной модернизации, начатой администрацией Обамы, стоимость которой оценивается в триллион долларов. Эта программа предусматривает обновление всех элементов ядерной триады: ракет, бомбардировщиков и подлодок. Она опирается на исходную предпосылку времен холодной войны: чтобы гарантированно сдержать нападение на союзников, ядерные силы США должны иметь возможность ограничить ущерб от полномасштабного ядерного удара. Это означает, что Соединенным Штатам нужна способность первыми нанести удар и уничтожить весь ядерный арсенал противника до того, как он осуществит пуск своих ракет. Хотя усилия по ограничению ущерба – большой соблазн, они бесполезны против ядерных держав с сопоставимым ядерным потенциалом; поскольку, если уцелеет всего лишь несколько носителей и ядерных боеголовок, этого будет достаточно, чтобы нанести Соединенным Штатам недопустимо большой ущерб в качестве возмездия. В лучшем случае программа модернизации – деньги, выброшенные на ветер, поскольку она лишь подстегнет конкурентов США модернизировать свои ядерные силы, чтобы гарантировать способность нанести удар отмщения; в худшем случае она побудит неприятелей первыми нажать на спусковой крючок и повысит риск эскалации любого кризиса до масштабов ядерной войны. Если бы Трамп был действительно привержен принципу «Америка прежде всего», он лучше подумал бы об издержках и рисках подобной стратегии.

Бесцельное превосходство

Всегда трудно добиться гегемонии, поскольку большинство стран ревниво оберегают свой суверенитет и не желают выполнять указания со стороны. Однако после окончания холодной войны американская внешнеполитическая элита пришла к единодушному мнению, что либеральная гегемония отличается от прочих. Они доказывают, что этот вид доминирования – цель вполне достижимая при правильном сочетании жесткой и мягкой силы. Международная безопасность и экономические организации, свободная торговля, права человека и распространение демократии не только сами по себе являются ценностью, но и могут привлечь другие страны. В случае реализации эти цели сделали бы либеральный мировой порядок под руководством США более чем легитимным; они бы привели к появлению мира, настолько созвучного ценностям и интересам Соединенных Штатов, что Вашингтону не нужно было даже трудиться в поте лица для обеспечения его безопасности.

Трамп ушел с проторенного пути. Он пренебрежительно отзывался о международных экономических организациях, таких как ВТО, на которые можно возложить ответственность за разрушительные экономические перемены, активизировавшие его электорат. Он вышел из Парижского соглашения по климату отчасти потому, что оно экономически невыгодно американцам. Не уверенный в том, что Вашингтон сможет в достаточной мере доминировать в международных организациях для обеспечения своих интересов, президент вышел из Транстихоокеанского партнерства, инициировал воинственный пересмотр Североамериканского договора о свободной торговле и позволил Трансатлантическому торгово-инвестиционному партнерству засохнуть на корню. Вместо этих соглашений Трамп декларировал предпочтительность двусторонних торговых договоренностей, которые, по его мнению, легче проверять и ратифицировать.

Указывая на то, что недавние усилия США по построению демократии за рубежом были дорогостоящими и безуспешными, Трамп также отверг насаждение демократии как цель внешней политики, если не считать его одиночные твиты в поддержку протестующих против режима в Иране. До сих пор, судя по его действиям, ему нет ни малейшего дела до либеральной трансформации других обществ. Например, цель стратегии в Афганистане – не совершенствование афганского правительства, а принуждение талибов к переговорам военными средствами (при этом непонятно содержание этих возможных переговоров). В целом Трамп часто хвалит зарубежных диктаторов – от российского Владимира Путина до филиппинского Родриго Дутерте. Его планы ограничения программ иммиграции и приема беженцев отчасти из-за опасений по поводу проникновения в страну террористов практически граничат с неприкрытым фанатизмом. Его национальная стратегия – это бесцельное превосходство.

Подобная незаинтересованность в более мягкой и доброй части проекта американской гегемонии приводит в бешенство защитников этого проекта. Комментируя отсутствие либеральных элементов в Национальной стратегии безопасности Трампа, Сюзан Райс, которая служила советником по национальной безопасности в администрации Обамы, написала в декабре: «Эти упущения повсеместно ослабляют восприятие лидерства Америки; что еще хуже, они не позволяют сплотить мир вокруг наших целей, когда мы беззаботно игнорируем устремления других народов».

Однако правомерность или неправомерность подобного взгляда на вещи должна быть предметом дебатов, а не слепой веры. США давно уже пытаются сделать свою внешнюю политику легитимной, потому что даже принуждение к сотрудничеству обходится дешевле, чем мягкое противодействие. Но в случае с Соединенными Штатами либеральный блеск, похоже, не облегчает задачу достижения или поддержания гегемонии. Почти 30 лет Соединенные Штаты проверяли гипотезу о том, что либеральный характер их гегемонистского проекта делает его уникально достижимым или реализуемым. Итоги говорят о том, что эксперимент провалился.

Ни Китай, ни Россия не стали демократиями, и ничто не говорит о том, что они движутся в эту сторону. Обе страны наращивают военную мощь, необходимую для конкуренции с Америкой, и отказываются принимать либеральный мировой порядок во главе с США. Потратив уйму денег, Вашингтон так и не сумел создать стабильные демократические правительства в Афганистане и Ираке. Внутри НАТО, предполагаемом оплоте и хранителе демократии, Венгрия, Польша и Турция становятся все более авторитарными странами. Европейский союз, главное либеральное институциональное детище и плод победы Соединенных Штатов в холодной войне, недавно лишился Великобритании; другие страны-члены также нарушают его правила, как это недавно сделала Польша, отказавшись от стандартов независимости судебной власти. Новая волна политики идентичности – национальной, религиозной, расовой или иной – захлестнула не только развивающийся, но и развитый мир, включая Соединенные Штаты. Либеральная гегемония не принесла плодов ни во внешней, ни во внутренней политике.

Как выглядит сдержанность

Ничто из вышеперечисленного не может свидетельствовать в пользу политики национальной безопасности, проводимой Трампом. Его администрация берет на себя слишком много военных обязательств; она бесцеремонно и неосмотрительно угрожает применением силы; у нее нет никаких стратегических приоритетов и реального плана более справедливого распределения военных расходов между союзниками США. Под прикрытием борьбы с терроризмом она намерена продолжать военное вмешательство во внутренние дела других стран; она сбрасывает слишком много бомб в слишком многих местах на слишком большое число людей. Эти ошибки с большой долей вероятности приведут к тем же дурным результатам внутри страны и за рубежом, которые стали уделом США после окончания холодной войны.

Если бы Трамп действительно хотел реализовать некоторые свои задумки, которыми он делился во время избирательной кампании, то прилагал бы гораздо больше усилий для решения проблем безопасности в мире. Национальная стратегия сдержанности, как я вместе с другими исследователями называю этот подход, начинается с предположения о том, что у США все в порядке с безопасностью, и нужно лишь ответить на вопрос о тех немногих угрозах, которые все же существуют. На практике сдержанность означала бы осуществление осторожной стратегии поддержания баланса сил в Азии, чтобы не дать Китаю возможности доминировать в этом регионе – сохранение командного положения на море, не позволяющего Китаю проявлять насилие над соседними странами или мешать Вашингтону укреплять их, при одновременном признании и понимании страхов КНР. Вместо того чтобы окружать Китай американскими войсками, нужно было побуждать союзников больше делать для собственной обороны.

Это означало бы стремление делиться лучшими методами защиты ядерных арсеналов с другими ядерными державами, чтобы не допустить попадания этого оружия в руки негосударственных образований. И сотрудничество с другими странами, особенно в области разведки, для ограничения способности террористов осуществлять зрелищные теракты. Соединенные Штаты по-прежнему сталкиваются со всеми этими угрозами, они усугубляются происходящим в мире, где относительная позиция силы Вашингтона поколеблена. Таким образом, важно, чтобы союзники США, особенно богатые европейские страны, больше разделяли это бремя, позволив Соединенным Штатам сосредоточиться на главных угрозах. Например, европейцам следует всю военную мощь направить на сдерживание России, чтобы США могли перераспределить ресурсы на сохранение контроля над общими благами: Мировым океаном, воздушным пространством и космосом. Сторонники сдержанности также считают, что военную мощь дорого содержать, еще дороже использовать, и в целом это дает весьма «сырые» и спорные результаты; поэтому военную силу нужно использовать ограниченно и осмотрительно. Они благожелательно относятся к идее свободной торговли, но сомневаются, что американская торговля сильно пострадает, если армия будет менее активна. Они серьезно воспринимают проблему политики идентичности, особенно национализм, и потому не ожидают, что другие народы будут приветствовать усилия Вашингтона по преобразованию их обществ, особенно когда это делается под дулами автоматов. Таким образом, за исключением мероприятий, направленных на сохранение командного положения Соединенных Штатов в Мировом океане, поборники сдержанности не видят других достоинств во внешней политике Трампа, поскольку она абсолютно не сдержанна.

Во время избирательной кампании Трамп много и резко критиковал национальную стратегию США после окончания холодной войны. «Со временем наша внешняя политика становилась все менее и менее осмысленной, – сказал он однажды. – На смену логике пришла глупость и высокомерие, которые приводили к одной внешнеполитической катастрофе за другой». Некоторым казалось, что подобная критика может возвещать о новом периоде экономии бюджетных средств. Хотя администрация Трампа отказалась от многих столпов либерального интернационализма, ее курс в сфере безопасности остается последовательно гегемонистским. Окажется ли нелиберальная гегемония более или менее устойчивой, чем ее либеральная кузина – вопрос открытый. Внешнеполитический истеблишмент продолжает уклоняться от главного вопроса: является ли гегемония США устойчивой? Если нет, то какая политика должна прийти ей на смену? Трамп так же хорошо избегает этого проклятого вопроса, как и те, кого он осуждал.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 2, 2018 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

США > Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 11 июля 2018 > № 2714102 Барри Позен

Миф о либеральном порядке

От исторической случайности к общепринятому мнению

Грэм Эллисон — директор Научного центра Белфер по международным делам при гарвардской школе Кеннеди и бывший помощник министра обороны по делам политики и планирования.

Резюме Как говорил Джон Кеннеди, достаточно поддерживать мировой порядок относительно «безопасным для многообразия» как либеральных, так и нелиберальных режимов. США предстоит адаптироваться к ситуации, когда у других стран противоположные взгляды на госуправление, и они стремятся установить свои порядки на основе собственных правил.

В дебатах, захлестнувших внешнеполитическое сообщество США с приходом администрации Трампа, неизменно ощущается тревога по поводу участи либерального мирового порядка, основанного на правилах. Она присутствует в большинстве дискуссий о роли Соединенных Штатов в мире – от утверждения исследователя международных отношений Джона Айкенберри, что «на протяжении семи десятилетий в мире доминирует западный либеральный порядок», до призыва вице-президента США Джо Байдена, прозвучавшего в последние дни администрации Обамы, «решительно выступить на защиту либерального мирового порядка».

Существует консенсус относительно трех главных постулатов этого порядка. Во-первых, практически все согласны с тем, что либеральный порядок был основной причиной так называемого длительного мира между великими державами в последние семьдесят лет. Во-вторых, построение его было главной движущей силой взаимодействия между Соединенными Штатами и остальным миром в течение этого периода. И, в-третьих, президент Дональд Трамп – главная угроза для либерального порядка, а значит, и для мира во всем мире. Вот что пишет, например, политолог Джозеф Най: «Доказуемый и наглядный успех существующего порядка в виде более безопасного и стабильного мира в последние семь десятилетий привел к консенсусу, что защита, углубление и расширение этой системы были и остаются главной задачей внешней политики США». Най пошел еще дальше, заявив: «Меня не беспокоит то, что сильнее становится Китай. Меня беспокоит усиление Трампа».

Хотя во всех этих высказываниях есть доля истины, в каждом из них больше заблуждения, чем правды. «Длительный мир» был не следствием либерального миропорядка, а побочным продуктом опасного поиска баланса сил между СССР и Америкой в течение четырех с половиной десятилетий холодной войны, вслед за которыми последовал короткий период доминирования Соединенных Штатов. Вовлеченность США в мировые проблемы объясняется вовсе не желанием насаждать либеральные ценности за рубежом, а потребностью сделать все необходимое для сохранения либеральной демократии в самой Америке. И, хотя Трамп подрывает ключевые элементы существующего порядка, он далеко не главная угроза стабильности в мире.

Эти неверные представления о причинах и следствиях побуждают защитников либерального порядка обращаться к США с призывом укреплять его, твердо придерживаясь основ, сформировавшихся в прошлом, и противодействуя авторитаризму по всему земному шару. Но вместо возврата к воображаемому прошлому, в котором Соединенные Штаты строили мир по своему образу, Вашингтону следует ограничить усилия по обеспечению приемлемого порядка за рубежом, что позволит сосредоточиться на реконструкции жизнеспособной либеральной демократии у себя дома.

Концептуальный кисель

Двусмысленность каждого термина в выражении «либеральный мировой порядок на основе правил» создает скользкую ситуацию, позволяющую применять данную концепцию почти ко всему. Когда в 2017 г. участники Всемирного экономического форума в Давосе провозгласили китайского президента Си Цзиньпина лидером либерального экономического порядка – хотя он возглавляет самую протекционистскую, меркантилистскую и хищническую из крупных экономик мира – тем самым они продемонстрировали, что, по крайней мере в данном контексте, слово «либеральный» утратило изначальный смысл.

Кроме того, фраза «порядок на основе правил» – очевидная тавтология. Понятно ведь, что без правил и их точного соблюдения ни о каком порядке не может идти речь. В действительности адепты либерального мирового порядка на основе правил имеют в виду порядок, олицетворяющий собой хорошие и справедливые правила, одинаковые для всех. Считается, что Соединенные Штаты сконструировали модель, которую другие страны охотно принимают и поддерживают. Однако многие забывают, что даже Устав ООН, запрещающий государствам применять военную силу против других стран или вмешиваться в их внутренние дела, закрепляет привилегии сильных в отношении слабых. Исполнение запретов Устава обеспечивается Советом Безопасности ООН, в котором каждая из пяти великих держав мира имеет постоянное место и право вето. Как отметил индийский стратег Си Раджа Мохан, сверхдержавы являются «исключительными», поскольку делают для себя исключения, когда решают, что какие-то действия отвечают их целям. Тот факт, что в первые 17 лет нынешнего столетия самопровозглашенный лидер либерального порядка вторгся в две страны, осуществил авиаудары и рейды спецназа, убив сотни людей, которых в одностороннем порядке объявил террористами, а также подверг десятки других людей «чрезвычайной экстрадиции» (или попросту похитил их), часто в обход международного права, не имея международных, а иногда даже национальных ордеров на их задержание – говорит сам за себя.

Порядок холодной войны

Те, кто утверждает, будто либеральный порядок обеспечил мир в последние семь десятилетий, упускают из виду важный факт: первые сорок лет определялись не либеральным порядком, а холодной войной между двумя полярными лагерями. Как объяснил историк, назвавший это время «длительным миром», система международных отношений, предотвратившая войну между великими державами того времени, была невольным следствием борьбы Советского Союза и Соединенных Штатов. По словам Джона Льюиса Гэддиса, «хотя этого никто не планировал и хотя никто даже не помышлял о требованиях правосудия, странам послевоенной эпохи повезло оказаться в системе международных отношений, которая, будучи основана на реальной расстановке сил, служила делу установления порядка, если не справедливости, лучше, чем можно было надеяться».

В годы холодной войны обе сверхдержавы заручались поддержкой союзников и сателлитов по всему земному шару, создавая то, что затем назвали биполярным миром. Внутри каждого альянса или блока порядок насаждался сверхдержавой (как это уяснили для себя чехи и венгры, когда попытались переметнуться на другую сторону, соответственно, в 1956 и 1968 гг., а британцы и французы, когда пошли наперекор желаниям США во время Суэцкого кризиса 1956 года)». Порядок был следствием баланса сил, который позволил двум сверхдержавам разработать ограничения, сохранявшие то, что президент Джон Кеннеди сразу после Кубинского ракетного кризиса назвал «шатким статус-кво».

Что двигало страной, которая почти два столетия тщательно избегала военных союзов, не желала содержать большую постоянную армию в мирное время, отдала мировую экономику на откуп другим странам и отвергла Лигу Наций в ее стремлении силой оружия, дипломатии и денег реформировать полмира? Если ответить одним словом, то страх. Стратеги, которых современные исследователи Соединенных Штатов почитают как «мудрецов», считали, что Советский Союз представляет более серьезную угрозу для США, чем нацизм. Как писал дипломат Джордж Кеннан в своей легендарной «длинной телеграмме», СССР был «политической силой, фанатично верящей, что с США не может быть прочного modus vivendi». Советские коммунисты, писал Кеннан, считали, что необходимо «подрывать наше общество, разрушать наш традиционный уклад жизни, уничтожать международный авторитет нашего государства, чтобы обезопасить советскую власть». До наступления ядерного века подобная угроза потребовала бы горячей войны – не менее интенсивной, чем та, которую Соединенные Штаты и их союзники только что вели против нацистской Германии. Но после того как Советский Союз в 1949 г. испытал первую атомную бомбу, американские государственные деятели начали пересматривать военную доктрину, так как признали, что идея тотальной войны устарела. Они осуществили самый большой скачок стратегической мысли в истории внешней политики США, разработав стратегию дотоле невиданной разновидности боевых действий – ведение бесконтактной войны, в которой основные противоборствующие стороны не встречаются на поле брани.

Чтобы не допустить перерастания холодной войны в горячую, они на какое-то время согласились со многими в ином случае неприемлемыми фактами, такими как доминирование СССР в Восточной Европе. Они умеряли дух конкуренции взаимными ограничениями, включавшими три запрета: на применение ядерного оружия, на откровенное убийство солдат неприятельской армии и на военную интервенцию в признанную сферу влияния противника.

Американские стратеги подключили Западную Европу и Японию к этим оборонным программам, потому что считали их важными центрами экономического и стратегического влияния. С этой целью Соединенные Штаты привели в действие «план Маршалла» по восстановлению Западной Европы, основали Международный валютный фонд и Всемирный банк, а также оговорили условия Генерального соглашения по тарифам и торговле для содействия всемирному процветанию. Чтобы Западная Европа и Япония активнее сотрудничали с Соединенными Штатами, последние создали НАТО и альянс Япония–США.

Каждая инициатива была подобна строительному блоку в возведении порядка, призванного прежде всего победить Советы. Если бы не было советской угрозы, не появился бы ни «план Маршалла», ни НАТО. США никогда не отстаивали бы принципы либерализма за рубежом, если бы верили, что это может означать серьезную угрозу их жизненно важным интересам на родине. И они никогда не воздерживались от применения военной силы для защиты своих интересов, даже когда это шло вразрез с международными правилами.

Тем не менее, как только у Соединенных Штатов появляется возможность отстаивать свободу для других, – опять-таки с важной оговоркой, что это не связано с большим риском для них самих – они действуют. С самого основания республики страна взяла на вооружение радикальные универсалистские идеалы. Провозгласив, что «все» люди «сотворены равными», авторы Декларации независимости имели в виду не только жителей 13 колоний.

Неслучайно в процессе восстановления побежденных неприятельских стран, Германии и Японии, и укрепления своих союзников в Западной Европе США попытались выстроить либеральные демократии, разделяющие их ценности и интересы. Идеологическая кампания против Советского Союза вдалбливала принципиальные, хотя и преувеличенные различия между «свободным миром» и «империей зла». Более того, американские политики знали, что для мобилизации и сохранения поддержки в Конгрессе и среди широкой общественности апелляция к ценностям так же убедительна, как и аргументы об общих интересах.

В своих мемуарах «Присутствуя при сотворении» (Present at the Creation) бывший государственный секретарь Дин Ачесон – архитектор послевоенного устройства – объяснил, что именно мотивировало внешнюю политику США. Перспектива того, что Европа через серию «соглашений, принятых в силу обстоятельств, под давлением СССР» будет контролироваться Советами, требовала «создания центров силы во всем свободном мире», которые бы «доказывали советским руководителям посредством успешного сдерживания, что им не следует надеяться на расширение влияния в мире». Ачесон признавал, что иногда требовалось предельно «прояснять все вопросы», чтобы убедить Конгресс и американскую общественность поддержать эти меры сдерживания.

Однополярный порядок

Понятно, что сразу после распада Советского Союза и кампании «похорон коммунизма», о которой объявил российский президент Борис Ельцин, американцев охватила эйфория от одержанной победы. Неприятель, который не давал им расслабиться и вздохнуть свободно более 40 лет, был теперь безучастным зрителем падения Берлинской стены и воссоединения Германии. Затем Россия вместе с США поддержала резолюцию Совета Безопасности ООН, давшую право на применение силы против армии Ирака, чтобы изгнать ее с территории суверенного Кувейта. Эта резолюция была единодушно одобрена всеми постоянными членами Совбеза ООН. Когда разжался железный кулак советского гнета, освободившиеся народы Восточной Европы с радостью приняли рыночную экономику и демократию. Президент Джордж Буш-старший объявил о «новом мировом порядке». С этого момента, под знаменем «взаимодействия и расширения», Соединенные Штаты приветствовали мир, жаждущий присоединиться к расширявшемуся либеральному порядку.

Говоря о силе идей, экономист Джон Мейнард Кейнс отметил: «Безумцы во власти, полагающие, что улавливают атмосферные флюиды, становятся жертвами возгонки собственной одержимости, почерпнутой однажды у какого-нибудь умника-писаки». В данном случае американские политики следовали сценарию, предложенному политологом Фрэнсисом Фукуямой в бестселлере 1992 года «Конец истории и последний человек». Фукуяма доказывал, что тысячелетия конфликта между идеологиями окончены. С этого момента все страны примут принципы экономики свободного рынка, чтобы сделать своих граждан богатыми, а демократические правительства сделают их свободными. «То, что мы наблюдаем, – писал он, – это не просто конец холодной войны или окончание конкретного периода послевоенной истории, но это конец истории как таковой: то есть, конечная остановка идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии в качестве конечной формы организации человеческого общества». В 1996 г. публицист «Нью-Йорк Таймс» Томас Фридман пошел еще дальше, назвав повсеместное распространение закусочных «Макдональдс» способом предотвращения конфликтов: «Когда страна достигает определенного уровня экономического развития, когда образуется достаточно большой средний класс, чтобы можно было открывать безубыточные рестораны сети “Макдональдс” – она становится страной “Макдональдса”, а люди в странах, где процветает эта сеть, не любят войны; они предпочтут встать в очередь за очередным бургером».

Подобная философия привела к странному объединению крестоносцев-неоконсерваторов на правом фланге с либеральными интервенционистами на левом. Вместе они убедили целый ряд американских президентов попытаться распространять капитализм и либеральную демократию в мире посредством оружейных стволов. В 1999 г. Билл Клинтон разбомбил Белград, чтобы заставить его освободить Косово. В 2003 г. Джордж Буш-младший вторгся в Ирак для свержения Саддама Хусейна. Когда обоснование вторжения оказалось несостоятельным, поскольку американские войска так и не нашли там оружие массового уничтожения, Буш объявил о новой миссии: «построить прочную, мирную и процветающую демократию». По словам Кондолизы Райс, которая в то время была его помощником по национальной безопасности, «Ирак и Афганистан находятся в авангарде усилий по распространению демократии, толерантности и свободы на всем Большом Ближнем Востоке». А в 2011 г. Барак Обама приветствовал «арабскую весну» как вестницу демократии на Ближнем Востоке и попытался поддержать это движение, разбомбив Ливию и свергнув ее жестокого лидера Муаммара Каддафи.

Мало кто в Вашингтоне тогда задумывался над тем, что во всех этих случаях однополярная держава применяла военную силу для насаждения либерализма в странах, правительства которых не могли нанести ответный удар. С тех пор как мир перевернул новую страницу истории, уроки прошлого о последствиях такого поведения просто игнорировались. Как теперь понятно, окончание холодной войны создало однополярный момент, но не ознаменовало начало однополярной эры. Современные внешнеполитические элиты с удивлением наблюдают за стремительным усилением авторитарного Китая, который сегодня соперничает на равных или даже превосходит США во многих областях, а также за нелиберальной ядерной Россией, готовой использовать армию для изменения границ в Европе и баланса сил на Ближнем Востоке. Гораздо медленнее и мучительнее до них доходит тот факт, что доля Соединенных Штатов в мировом раскладе сил снижается. Если измерять экономику по паритету покупательной способности, то американская экономика сразу после Второй мировой войны обеспечивала половину мирового ВВП, после окончания холодной войны – уже менее четверти, а сегодня – только одну седьмую. Подобный закат могущества страны, ключевой стратегией которой всегда были огромные ресурсы как ответ на любые вызовы, ставит под сомнение условия ее лидерства.

Это неприятное открытие о возвращении истории бросается в глаза в Стратегии национальной безопасности и Национальной стратегии обороны, выпущенных администрацией Трампа в конце прошлого и начале этого года соответственно. В НСО отмечается, что на протяжении десятилетий однополярного мира «США имели неоспоримое или явное превосходство во всех областях». Как следствие, «мы могли развертывать войска когда хотели, собирать их когда хотели, и действовать как считали нужным». Но сегодня, как отмечается в СНБ, Китай и Россия «размещают военные подразделения и оружие, призванное ограничить доступ Америки к театру военных действий во время кризиса и оспорить нашу способность беспрепятственно действовать». И делается вывод, что ревизионистские державы «пытаются изменить мировой порядок в свою пользу».

Американский эксперимент

В течение большей части своей 242-летней истории американцы признавали, что приоритет следует отдавать обеспечению свободы на родине, а не участию в зарубежных кампаниях. Отцы-основатели остро сознавали, что правление на принципах свободного самоуправления граждан – шаткое и опасное предприятие. Среди наиболее жестких из стоящих перед ними вопросов было создание правительства, достаточно сильного для того, чтобы обеспечить права американцев на родине и защитить их от врагов за рубежом, но в то же время не настолько сильного, чтобы начать злоупотреблять властью.

Их решение, как писал исследователь президентской власти Ричард Нойштадт, заключалось не только в «разделении властей» на исполнительную, законодательную и судебную ветви, но и в «разделении институтов, распределяющих власть между собой». Конституция была «приглашением к борьбе». И президенты, члены Конгресса, судьи и даже журналисты с тех пор не перестают бороться друг с другом. С самого начала предполагалось, что этот процесс будет малопривлекательным. Судья Верховного суда Луи Брендайс объяснил людям, разочарованным задержками, тупиками и даже идиотизмом – следствием этих сдержек и противовесов, что цель основателей состояла не в обеспечении «эффективности управления, а в предотвращении произвола властей». С тех ранних лет американский эксперимент в области самоуправления никогда не прекращался. Не раз он был близок к провалу. Когда Авраам Линкольн спросил, «может ли такая страна или любая другая образованная таким же образом страна долго просуществовать», вопрос был не риторический. Однако Соединенные Штаты вновь и вновь демонстрировали способность к обновлению и возрождению из пепла; нередко это было сродни чуду. Проходя через тяжелые испытания, американские лидеры помнили, что их важнейшая задача – доказать, что либерализм может прижиться по крайней мере в одной стране.

Почти два столетия это означало отказ от иностранных интервенций и предоставление других стран их участи. Отдельные американцы могли симпатизировать революционному кличу французов «Свобода, равенство, братство!»; американские торговцы колесили по всему миру, а американские миссионеры пытались обратить людей на всех континентах. Но если вставал выбор: когда и где проливать кровь и тратить деньги – правительство отдавало предпочтение Соединенным Штатам. Лишь после Великой депрессии и Второй мировой войны американские стратеги пришли к выводу, что выживание страны требует более деятельного участия во внешней политике. Лишь когда они заметили усилия Советов по созданию империи, представляющей неприемлемую для США угрозу, они начали создавать и поддерживать альянсы и организации для ведения холодной войны. В рамках усилий администрация Трумэна издала документ, описывающий принципы национальной политики в сфере безопасности, под названием НСБ-68. В нем обобщалась стратегия США времен холодной войны, а главной задачей объявлялось «сохранение Соединенных Штатов как свободной страны с незыблемыми фундаментальными ценностями и институтами».

Довлеет дневи злоба его

Одной из существующих сегодня потенциально смертельных угроз для мирового порядка называется Трамп, но это не самая серьезная опасность. Его отказ от инициатив, отстаиваемых прежними администрациями и нацеленных на ограничение выброса в атмосферу парниковых газов, а также на развитие мировой торговли, вызывает беспокойство, а его непонимание силы единства с союзниками действует на нервы. Вместе с тем подъем Китая, возрождение России и снижение доли США в глобальной мощи – вызовы гораздо более серьезные, чем Трамп. Кроме того, невозможно уйти от вопроса: Трамп – это симптом или причина?

Когда я недавно посетил Пекин, высокопоставленный китайский чиновник задал мне неудобный вопрос. Допустим, сказал он, что, как считает большая часть американской элиты, характер и опыт Трампа делают его непригодным для выполнения обязанностей руководителя великой страны. Но кого тогда винить в том, что он стал президентом? Самого Трампа и его авантюризм, благодаря которому он одержал победу, или политическую систему, которая позволила ему это сделать? Никто не отрицает, что в нынешнем виде правительство США не справляется со своими функциями. Еще задолго до Трампа политический класс, начавший нескончаемые и безуспешные войны в Афганистане, Ираке и Ливии, а также виновный в финансовом кризисе и Великой рецессии, дискредитировал себя. Эти катастрофы больше подорвали доверие к либеральному самоуправлению, чем это мог сделать Трамп в самых буйных фантазиях своих критиков, если не считать роковой ошибки, которая могла бы привести к катастрофичной войне. Таким образом, главный вызов, стоящий сегодня перед американцами, верящими в демократическое управление, – это восстановление действенной демократии в своей стране, ни больше ни меньше.

К счастью, для этого не нужно обращать китайцев, русских или кого бы то ни было в нашу веру, не нужно убеждать их, что свобода и демократия – главные ценности человечества. И для этого не нужно насаждать демократию в авторитарных зарубежных странах. Вместо этого, как сказал Кеннеди в своей речи на выпускной церемонии Американского университета в 1963 г., достаточно поддерживать мировой порядок «безопасным для многообразия» как либеральных, так и нелиберальных режимов. Это будет означать адаптацию усилий США за рубежом к реалиям сегодняшнего мира, где у других стран имеются противоположные взгляды на государственное управление, поэтому они стремятся установить свои мировые порядки на основе собственных правил. Чтобы добиться хотя бы минимальной упорядоченности, допускающей подобное многообразие, требуется полет стратегического воображения, выходящего далеко за рамки общепринятых мнений – подобно стратегии холодной войны, выработанной в течение четырех лет после Длинной телеграммы Кеннана, которая стала следствием Вашингтонского консенсуса 1946 года.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 4, 2018 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

США > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 11 июля 2018 > № 2714101 Грэм Эллисон

Время экспериментов

Соперничество великих держав в XXI веке

Майкл Кофман – старший научный сотрудник Центра военно-морского анализа (CNA), научный сотрудник Института Кеннана Международного научного центра имени Вудро Вильсона (США).

Резюме Отсутствие войны между главными игроками компенсируется многочисленными проявлениями острой конкуренции. Это политические нападки, подрывные действия, кибератаки, информационное противостояние, равно как разрушительные опосредованные столкновения и кампании сопротивления.

Система международных отношений, сложившаяся после окончания холодной войны, вступила в переходный период: трансформируется баланс сил, происходят перемены в основах, на которых зиждется мировой порядок. Одна из самых ярких особенностей прошедшего периода – видимое отсутствие в мировой политике конкуренции между ведущими государствами. Соединенные Штаты стали править в качестве сверхдержавы на фоне временного ослабления России, которая отстранилась от активного влияния на европейские дела, в то время как Китай только начал восхождение. Сегодня Вашингтон признает, что настал переломный момент. И в Стратегии национальной безопасности, и в Национальной оборонной стратегии США акцентируется соперничество между великими державами, которые характеризуются как ревизионистские силы. Америка же, подобно другим державам, доминировавшим в истории, не жаждет делиться привилегиями и считает оба вызова угрозой для себя.

Конкуренция с Россией: возвращение холодной войны?

Хотя новую конфронтацию между Москвой и Вашингтоном часто называют «новой холодной войной» или «холодной войной 2.0», подобное толкование нередко порождается отсутствием лучших аналогий и вводит в заблуждение. Сегодняшняя конкуренция – не следствие баланса сил или универсалистской идеологии как таковой, но результат сознательных решений лидеров, реализуемых ими стратегий и ряда поддающихся определению разногласий в мировой политике. Она не была предопределенной или неизбежной. Текущие противоречия России и Соединенных Штатов имеют мало общего с неотъемлемым структурным конфликтом на почве идеологической борьбы или борьбы за власть. Хотя ставки достаточно велики, масштаб и экзистенциальный характер конфликта не идет ни в какое сравнение с эпохой холодной войны. Одним словом, причины и характер этой конкуренции различны.

Однако имеются и некоторые примечательные сходства с прошлыми конфликтами между великими державами – прежде всего понимание изменений в балансе сил, на котором основывается международная система. США распространяли либеральный мировой порядок с опорой на ряд политических, экономических и военных институтов в то время, когда другие великие державы фактически отсутствовали на игровом поле. По окончании периода внутренней балансировки (проведение военной модернизации и реформ в случае России) эти страны вполне естественно потребуют пересмотра правил и условий функционирования мировой системы. Классические великие державы считают себя привилегированными гражданами международной системы, где для них должны существовать особые правила.

Прошлое – лишь пролог

Вызов со стороны России заключается в требовании исключительных условий, положенных великим державам, закреплении за ней сферы влияния, как во время Ялтинской конференции, разделившей Европу после окончания Второй мировой войны, а также в требовании формирования арбитража великих держав наподобие «Европейского концерта» 1815 года. Аргументы России направлены прежде всего на обеспечение ее региональных интересов на основе транзакционного взаимодействия с международным сообществом. Другими словами, речь не идет о претензиях на лидерство в международной системе или о желании России вновь заявить права на великодержавный пьедестал. Напротив, российская геополитика носит однозначно локальный характер, равно как и непосредственные причины этой конкуренции. Однако это соперничество может иметь глобальные последствия.

Для России текущее противостояние – вопрос ее выживания как значимой силы в мире; вопрос не только консолидации Российской Федерации, но и ее влияния на пространстве бывшего СССР. Хотя Советский Союз распался более 20 лет назад, шок ощущается до сих пор. Восприятие Россией собственной уязвимости многократно обострилось после краха СССР, и стремление сохранить влияние на стратегическую ориентацию соседей больше объясняется желанием предотвратить дальнейший распад, нежели возродить былую мощь. Ключевые моменты российской стратегии прямо противоречат желанию Вашингтона иметь «единую, свободную и мирную Европу», а также планам расширения Евросоюза. Россия обманчиво велика, но в действительности у нее нет стратегической глубины в Европе, где сосредоточена большая часть российского населения и инфраструктуры. Посредством дорогостоящих войн Москва всегда стремилась иметь буферные государства, отделяющие ее от других крупных держав, либо опираться на военно-политический блок в Европе. Потребность в таком подходе возросла после Второй мировой войны. Россия решила, что больше никогда не позволит крупномасштабной войне развернуться на ее земле, а буферным европейским странам переходить на сторону противника. Фактически это означало, что Москва будет всегда стремиться влиять на стратегическую ориентацию соседей и требовать сохранения буферных государств ради своей безопасности.

Реализация Москвой подобной внешнеполитической стратегии привела к естественному для мировой политики конфликту между российскими требованиями безопасности, желанием Запада развивать военно-политическую архитектуру в Европе и стремлениями таких стран, как Украина. Этот конфликт интересов можно разрешить только по обоюдному согласию, за счет компромиссов или посредством войны. Попытки России интегрироваться в западный мир и либеральный мировой порядок не избавили ее от такого восприятия угроз и вопросов обеспечения безопасности.

Одна из главных проблем в претензиях России заключается в том, что они исходят из давнего убеждения, будто Россия – генетически великая держава и, таким образом, заслуживает соответствующих привилегий. Исторически Россия всегда была слабой великой державой, которую трудно объективно оценить, но ее нынешние претензии не подкрепляются экономической силой. Россия заметно отстает по критериям, которые принципиальны для Запада, и не имеет союзников, которые бы подтверждали ее влияние. Следовательно, важный аспект конкуренции – попытки Москвы доказать, что ее военная мощь, один из показателей силы, наиболее актуальный для классических великодержавных амбиций, остается недооцененной. Россия вынуждена использовать те рычаги, которые у нее есть, чтобы компенсировать отсутствующие.

Желание России пересмотреть архитектуру безопасности в Европе игнорировалось по одной простой причине: у Москвы не было оснований для выдвижения подобных требований. Она была слаба и, что важнее, без того связана многочисленными договоренностями как страна-преемница СССР. США и Запад принципиально отказываются предоставить Москве великодержавные привилегии: не только из-за политической идеологии, но также потому, что, с их точки зрения, Россия того не заслуживает по причине экономической слабости. Претензии России на многополярность плохо стыкуются с фактическим распределением силы в системе международных отношений. Именно поэтому попытки России договориться о кондоминиуме великих держав постоянно терпят провал. Соединенные Штаты не готовы принять подобные идеи, а европейцы уже не мыслят такими категориями, поскольку давно отказались от политического реализма.

Россия достаточно сильна, чтобы бросить вызов Западу, и сегодня пытается доказать, что она более могущественна, чем Запад это раньше признавал. Российские лидеры полагают, что с их интересами необходимо считаться, тем более что они не глобальные, а региональные в своей основе; и они требуют пересмотра имеющихся соглашений в области европейской безопасности. По оценке Запада, Россия – возрождающееся государство, но ее сила держится на хрупкой основе. Поскольку США считают Россию великой державой в упадке, у них мало стимулов для пересмотра положений, на которых зиждется мировой порядок, или корректировки своих геополитических амбиций. Россия нарушила статус-кво, но смотрят на нее как на «великодержавного спойлера», а не того, кто способен бросить реальный вызов.

Третий элемент в этой конкуренции остается идеологическим. В условиях отсутствия в течение двух десятилетий держав, которые бы оспаривали американское влияние, Вашингтон выстроил и распространил на весь мир удобный для себя порядок. После окончания холодной войны он становился все более идейно-политическим по своей сути. Вера Америки в универсальную праведность либеральной гегемонии только крепла. Политический либерализм как таковой стал больше похож на богословие, во многих отношениях подменив собой искусство государственного управления, стратегию и международную политику. Хотя российские лидеры могут полагать, что за политическими лозунгами Запада скрывается циничный прагматизм, в действительности это удручающее и некорректное зеркальное отображение собственных приоритетов. Вашингтон руководствуется верой в то, что Соединенные Штаты находятся на правильной стороне истории – тем, что Тимоти Снайдер изящно называет «политикой неизбежности».

Сегодня Запад весьма идеологичен, и его идеология нетерпима к автократиям, не желающим подчиняться либеральному порядку, или анократиям, таким как Россия. Проблема больше в том, что российская политическая система не просто нелиберальна, но антилиберальна. Она есть живое воплощение критики либерализма Карлом Шмиттом, поскольку стремится к суверенитету при принятии решений и исключительности в проведении внутренней и внешней политики. Идейный компонент конфликта как таковой все еще малопонятен, но у России определенно есть идеология, которую Запад находит неприемлемой. Упадок либерализма в Европе ассоциируют с конкуренцией со стороны России, которая видится причиной упадка. В центре озабоченности по поводу отката от демократических завоеваний находятся два постулата либеральной политической идеологии: ожидание устойчивой либеральной гегемонии и теория демократического мира.

Хотя Москва и может предполагать, что в конфликте вокруг Украины или в Сирии не затрагиваются жизненно важные интересы США, это неверная трактовка. Соперничество бросает фундаментальный вызов некоторым исходным предпосылкам западной политической идеологии и поднимает неудобные вопросы о будущем мирового порядка. Пока Москва озабочена сохранением и защитой того, что осталось от империи, и стремится к признанию в качестве великой державы, вызов для США более стратегический, чем можно предположить, если взглянуть на собственно причины конфликта. Центральный вопрос: смогут ли Соединенные Штаты остаться лидером мирового порядка после утраты своего первенства, и останется ли нынешняя международная система неизменной, если не будет подкреплена однополярностью.

Нынешний мировой порядок основывается на преобладающей мощи Америки и отсутствии конкуренции со стороны других держав. Этот период истории совершенно точно подошел к концу. Конкуренция между великими державами может оказаться пагубной для мирового порядка, если державы будут ставить свои интересы выше институтов и договоров, существующих в этой системе. Подобные махинации разрушили «Европейский концерт» и мировой порядок после Первой мировой войны. По крайней мере очевидно, что ни Россия, ни Китай не поддержат либеральный характер мировой системы или политическую идеологию, которой Вашингтон пытался ее наполнить. Как таковой либерализм в структуре международных отношений сталкивается с сильными встречными ветрами, и обращение вспять достижений демократии представляется почти неизбежным.

Вызов со стороны Китая

Хотя Пекин пока существенно отстает от США по расходам на оборону, по большинству макроэкономических показателей Китай будет соперничать с Соединенными Штатами в ближайшие десятилетия и, скорее всего, обгонит их. Пекин использует экономическую силу в качестве рычага внешней политики, стремясь обезопасить поставки нужных для его экономического роста ресурсов посредством инвестиций в добычу полезных ископаемых во всем мире, в инфраструктуру их доставки, а также в развитие других стран. КНР демонстрирует, что смотрит на мир исключительно через призму геоэкономических и геостратегических интересов.

Причина опасений Америки весьма прозрачна: Китай все меньше напоминает обычное успешное национальное государство, стремящееся к участию в существующем миропорядке – он больше похож на страну, бросающую вызов системе и претендующую на лидерство. Политика «Один пояс, один путь» видится как еще одно доказательство геополитических амбиций, равно как и желание сделать китайскую национальную валюту мировым конкурентом доллара. Как таковая политика Пекина размывает доминирование западных институтов, обескровливает некоторые процессы, такие как развитие человечества на базе политических или идеологических условий, а также дает КНР веские основания требовать для себя больше прав в системе международных отношений.

Эта политика сопровождается существенным сдвигом в относительном экономическом балансе сил между Европой и Азией. На самом деле экономически и демографически американские союзники в Европе уже давно уступают союзникам США в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Эти диспропорции значительно усугубляются из-за существенной разницы в расходах на оборону и доли ВВП, идущей на укрепление обороноспособности. Доля европейских стран в глобальных расходах на оборону неуклонно снижается. Если в мировой политике есть такое понятие, как центр повышенной или нарастающей экономической и политической активности, то он неуклонно смещается в Азию.

Наибольшее внимание привлекают военные расходы Пекина. Все было бы иначе, если бы Китай стремился быть экономически сильной державой, опирающейся на союзы, но слабой в военном отношении, наподобие современной Германии. Однако Китай демонстрирует великодержавные амбиции, прежде всего стремясь максимизировать собственную безопасность по отношению к соседям и, несомненно, за счет других, а затем – умело использовать это для достижения региональной гегемонии. Он стремительно трансформирует экономическую силу в военную мощь. Неотъемлемой частью этих усилий стала военная реформа и модернизация Китая, уменьшение размеров и роли армии и больший акцент на других инструментах проецирования силы. Военная конкуренция обостряется на фоне резкого смещения в последнее десятилетие баланса сил в регионе из-за влияния Китая.

Пекин ведет себя неразумно и проявляет близорукость, не зная, как управлять вновь обретенной силой и как сигнализировать другим о своих намерениях. Китай склонен повторять многие стратегические ошибки, совершенные Германией перед Первой мировой войной. Первой ошибкой были угрозы в адрес соседей по региону. Вторая заключалась в строительстве большого военно-морского флота по настоянию Альфреда фон Тирпица, что неизбежно сделало Германию экзистенциальной угрозой для Великобритании, ведущей морской державы той эпохи. Китайские политики полагают, что, угрожая соседям, они вынудят тех защищаться, заключая союз с усиливающейся державой. «Политика девяти пунктиров», которую Китай проводит в Южно-Китайском море, сигнализирует соседним странам о реваншизме и ревизионистских амбициях Пекина, в результате чего растущая мощь Китая воспринимается как угроза. Здесь важно вспомнить, что страны в целом уравновешивают не силу, а угрозы, и, следовательно, ключевым моментом является восприятие одной страны другой. Учитывая историю Второй мировой войны, обиды и опасения не только остаются, но и могут быстро возродиться.

Решив инвестировать экономическую мощь в создание большого ВМФ, включая строительство десантных вертолетоносцев, авианосцев и эсминцев, Китай сделал серьезный стратегический выбор. Подобное решение предопределило будущее Германии примерно 100 лет назад, когда она решила примерить на себя мантию морской сверхдержавы своего времени. Естественной реакцией Великобритании стало создание серии балансирующих блоков, которые были с энтузиазмом встречены соседями Германии, напуганными ее военной мощью и воинственным поведением. Япония тоже придавала слишком большое значение теориям адмирала Мэхэна о роли военно-морской державы, строя корабли и большой ВМФ, что в конечном итоге привело к конфликту с США. Похоже, что уроки Великой восточноазиатской сферы взаимного процветания Японии сегодня подзабыты в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Пекин начал военную, политическую и экономическую конкуренцию с Соединенными Штатами, которая окажется главным стимулом для мобилизации вашингтонского политического истеблишмента в грядущие годы. Эта конкуренция кодифицирована в американских документах по национальной безопасности, а также прослеживается в более жесткой линии, недавно выразившейся в заградительных пошлинах против китайских товаров.

К соперничеству за военное превосходство в Азиатско-Тихоокеанском регионе добавляется более открытый конфликт в экономике. Решение Китая инвестировать в создание портовой инфраструктуры ближе к Европе и проведение совместных учений с Россией – послание всему миру о намерении Пекина осуществлять великодержавное проецирование мощи. Китай хочет, чтобы его корабли были видны в Европе, Средиземном море и Персидском заливе. Это также будет воспринято Вашингтоном как явная угроза длительному доминированию Америки в Мировом океане с целью обеспечения безопасного пользования общим достоянием.

В отличие от Европы, где у членов НАТО по сути нет альтернативы кроме присоединения к этому альянсу, в Азиатско-Тихоокеанском регионе конкуренция гораздо выше, и он менее стабилен в смысле формирования союзов. С одной стороны, альянсы здесь создаются по звездообразному принципу, когда все страны вступают в альянс с Америкой, но необязательно развивают союзнические отношения друг с другом. У них также есть варианты для хеджирования рисков, и, если Китай станет достаточно сильной державой в военном отношении и более выгодным партнером в экономическом плане, они могут пересмотреть свои стратегии. Хотя между Москвой и Вашингтоном нет конкуренции за союзников, в укреплении Китая кроется потенциал пересмотра политики заключения альянсов. В Европе также нет независимых средних держав, хотя это во многом зависит от оценки роли Турции. Кроме того, есть еще одно измерение конкуренции с Китаем, зависящее от курса, который выберет Индия.

Нельзя исключать, что со временем Индия сама станет великой державой, и ей придется выбирать, с кем строить союзнические отношения: с США или Китаем. Средние державы будут одним из объектов конкуренции между великими державами в XXI веке. В последние десятилетия у них не было выбора. Существовала лишь американская гегемония в укрепляющемся либеральном мировом порядке и… американское лидерство. От того, как успешно великие державы смогут «продавать себя» в качестве безобидных гегемонов, не угрожающих безопасности других стран, и формулировать прагматичное представление о своей роли в системе международных отношений, будет зависеть снижение напряженности в мире и вероятность появления новых уравновешивающих друг друга коалиций. До сих пор они не добились в этом больших успехов, что дает США существенные преимущества. Являясь самой могущественной военной силой в мире, Америка часто воспринимается как наименее опасная держава.

Стратегии сравнительного преимущества: кейс России

Сравнительное преимущество России – историческая устойчивость и выживаемость в системе международных отношений. Долгосрочные индикаторы тенденций неоднозначны. Несмотря на большую зависимость от добычи и продажи полезных ископаемых, Россия остается на плаву, и даже при вялом росте ВВП на уровне 1,5% (что фактически является стагнацией) способна долгое время оставаться конкурентной. С учетом нынешнего бюджета Россия может поддерживать расходы на оборону на уровне 2,8% ВВП как минимум в течение еще одного десятилетия.

Демографическая картина неоднозначна. Хотя ежегодно сотни тысяч человек покидают рынок труда, и число людей трудоспособного возраста год от года сокращается, ожидается рост числа мужчин призывного возраста. Демографические проблемы России обострятся в начале 2030-х гг., а это значит, что Москва способна легко поддерживать конкуренцию или конфронтацию как минимум еще десять лет. К тому же Россия является рынком труда для жителей бывших советских республик, что делает ее третьей или четвертой страной мира по объему ежегодного притока мигрантов. Следовательно, у России есть политические рычаги для сдерживания демографического упадка, хотя это чревато проблемами, связанными с социальной стабильностью, национальной идентичностью и т.д.

Оборонная промышленность продолжает восстанавливаться и обретает независимость от внешних обстоятельств. У России по-прежнему имеются ноу-хау и технологии для производства передового оружия, а поступательная реализация военных реформ, наряду с внушительной программой закупок, обеспечат мощь ее армии на протяжении 2020-х годов. Будущее после следующего десятилетия остается туманным, поскольку неясно, будут ли у России экономические ресурсы для разработки, испытания и развертывания следующего поколения вооружений, а также технологии, соответствующие развивающимся методам ведения войн. Россия сделала ставку на основные элементы военной мощи, необходимые для прямой конкуренции, посредством инвестиций в обычные и ядерные вооружения. Но она также добилась успехов в косвенной конкуренции, то есть в невоенных или «неактивных» сегментах. Сегодня становится очевидным, что, хотя большое внимание уделяется традиционному военному балансу в Европе и существенному нестратегическому ядерному потенциалу России, представляющему собой первую из замещающих стратегий, на первый план выходит непрямое противостояние.

Непрямая конкуренция – разновидность политической, экономической и информационной войны, ставшая возможной благодаря развитию различных механизмов в глобальных средах, под которыми подразумеваются кибервойны, соперничество в космосе или под водой, поскольку от них зависят современные телекоммуникации. Международные финансы и торговля, банковский сектор и арбитраж – среды, в которых также разворачивается конкуренция и конфронтация. Равно как и применение права в качестве оружия (lawfare) – одна из немногих разновидностей непрямого противостояния, где Запад пока имеет явные преимущества. Россия действенно использует преимущества в политической и информационной войне, включая нетрадиционные подходы. Однако она не способна эффективно применять правовые средства и оценить долгосрочные издержки экономической войны: в этих сферах США действуют гораздо увереннее.

Именно возрождение военной мощи позволило России взять на вооружение силовую дипломатию и использовать в качестве рычага менее дорогостоящие инструменты, такие как политическая война или неконвенциональные операции. Одно является главным источником для другого, и оба инструмента сдерживают резкую ответную реакцию противников, неся в себе существенные риски эскалации и одновременно оказываясь полезным инструментом принуждения. На Украине и в Сирии Россия продемонстрировала, что традиционная военная сила и ядерное оружие играют важную роль, влияя на решения, принимаемые противником, а также укрепляя другие инструменты достижения политических целей. Таким образом, российская стратегия сродни политическим и экономическим набегам с целью принудить Соединенные Штаты к кондоминиуму великих держав. Россия рассчитывает оставаться под боком США в качестве бунтовщика в системе международных отношений настолько долго, чтобы появление более серьезного вызова со стороны Китая убедило Вашингтон пойти на сделку. В некотором отношении Россия поменялась ролями с Китаем 1960-х и 1970-х годов.

Для реализации этой стратегии Россия сделала ставку на опосредованное участие в конвенциональных боевых действиях и контроль над эскалацией посредством нестратегических ядерных вооружений, считая, что подобное сочетание даст варианты для сдерживания Соединенных Штатов. Это имеет место в точках с достаточно узкой асимметрией интересов, таких как Сирия, где Россия балансирует на грани войны.

Еще один элемент российской стратегии – стремление к альянсу с Китаем. Несмотря на политические и экономические инициативы, а также растущее военное сотрудничество, в реальности союзы формируются в основном в ответ на угрозы или озабоченность по поводу безопасности. По сути, такой альянс могут инициировать только США, если они будут угрожать обеим странам в их регионах. Великие державы с недоверием относятся к альянсам и не предрасположены к их заключению, что вполне логично, поскольку любой союз подразумевает ограничение суверенитета, а также существенные обязательства. Только Соединенные Штаты и их внешняя политика может подтолкнуть Россию и Китай к заключению союза, если относительная конкуренция между этими державами и Вашингтоном будет намного острее двусторонних споров.

Вашингтон удваивает усилия

США сосредоточены на том, чтобы вновь как можно убедительнее заявить о своем превосходстве в сфере ведения боевых действий, сохраняя благоприятный расклад сил, а также укрепляя сеть альянсов. На самом деле у Соединенных Штатов есть все преимущества, но им приходится защищать огромную геополитическую область. До сих пор у вашингтонского истеблишмента не было желания определять свои интересы, в том числе торговые, и решать, что он будет защищать любой ценой, а от чего может отказаться. Фридрих Великий точно определил когда-то одну из главных стратегических проблем, актуальную для США: «Тот, кто защищает все, не защищает ничего».

Соединенные Штаты сохраняют колоссальные преимущества в экономических, военных и дипломатических ресурсах. Это и военный бюджет в размере более 600 млрд долл., который превосходит военные бюджеты всех соперников и союзников вместе взятых. Научные исследования и разработки остаются еще одним преимуществом американцев, равно как и их способность контролировать общее достояние человечества. Огромная сеть альянсов обеспечивает логистику, географию и оборонно-техническое сотрудничество, необходимое США для сохранения превосходства, если не гегемонии. Первоначальной реакцией было удвоить усилия для достижения военного превосходства, чтобы переиграть Китай, исходя из того, что многие возможности также пригодятся в гипотетическом конфликте с Россией. Проблема с нехваткой ядерных вариантов военных действий из-за добровольного разоружения, как уже было объявлено в «Обзоре состава и количества ядерного оружия – 2018» (Nuclear Posture Review 2018), будет разрешена. В создании глобальных вооруженных сил главный акцент будет сделан на гибкости и устойчивости.

Благодаря добыче сланцевой нефти и газа США стали энергетической державой, способной в будущем формировать энергетические рынки. Вашингтон может также стимулировать общее подавление энергетического рынка, чтобы задушить экономику своих противников, таких как Иран и Россия. Подъем производства сланцевой энергетики дает американцам большую свободу действий на Ближнем Востоке, поскольку они смогут выбирать себе союзников, не заботясь о безопасности поставок энергоносителей из этого региона.

Путь, которым идет Вашингтон, преимущественно состоит в наращивании возможностей прямой конкуренции посредством обычных и ядерных вооружений, создании новых технологий и потенциальных противовесов. США будут стремиться противодействовать мерам и способам воздействия, которые реализуют Россия и Китай, чтобы заставить эти страны платить по счетам, используя свое лидирующее положение в системе международных отношений. У Америки силовое превосходство над Россией в экономической войне и использовании правовых механизмов, но относительно Китая это преимущество незначительно. Исход конкуренции с Пекином будет во многом зависеть от региональных союзников, таких как Япония и Южная Корея. Вместо того чтобы спекулировать на интересах или искать компромиссы, Соединенным Штатам надо упорно работать над тем, чтобы «строить» новых партнеров, таких как Индия. Недостаток американской стратегии прямой конкуренции состоит в том, что Соединенные Штаты могут истощить себя, постоянно концентрируясь на вызовах Китая, России, Ирана или Северной Кореи.

Американская мягкая сила и привлекательность идеологии также дают США существенные преимущества над Москвой и Пекином. Модели социально-политического развития Китая и России не считаются слишком привлекательными где-либо за пределами этих стран, они и не особо заинтересованы в экспорте своих моделей развития. Проблема России и Китая в том, что они ведут себя цинично и исключительно по-деловому в международных отношениях, что можно считать недостатком в глазах Запада. Американская мягкая сила лежит в основе альянсов и коалиций, сглаживая одностороннее применение силы, и в целом поддерживает защиту интересов за рубежом с меньшими трениями. России и Китаю, похоже, нравится плыть против течения.

Китай – геополитический бульдозер

План Пекина состоит в неуклонной экспансии и проецировании силы, чтобы утвердиться в роли регионального гегемона и мировой державы, имеющей равное с Соединенными Штатами право голоса в международной системе на основании определяющих факторов жесткой силы. Китай пользуется преимуществами географического положения и современных военных технологий, тогда как США играют роль прибрежного балансира. Американские войска, базирующиеся в Японии, уже испытывают значительное напряжение, стремясь поддерживать региональный баланс сил. Китай использует современные технологии геоинженерии и творческий ревизионизм, создавая искусственные острова для захвата морской акватории, а также буферного морского пространства между своей территорией и американской военной армадой.

Основной элемент китайской стратегии – вытеснение американской военно-морской силы за пределы первой островной цепи. Сосредоточиваясь на традиционной военной силе, легко оттесняя фрегаты и миноносцы, Китай исходит из незатейливой логики «чем больше – тем лучше». Поэтому, когда встанет вопрос о военном балансе, у Китая будет больше кораблей и наступательной огневой мощи, чем у США. Однако перед китайской армией стоит фундаментальная проблема, аналогичная тому вызову, с которым сталкивается Япония. Китай экспортирует товары во все страны мира и импортирует природные минералы и ископаемые, а также аккумулирует немало прямых иностранных инвестиций. Экономика страны зависит от морского сообщения. Морские просторы патрулирует ВМФ США и, поскольку региональные моря оспариваются несколькими странами, Китаю необходимо получить доступ к природным ресурсам, чтобы выйти за пределы американского военно-политического контроля.

Усиление Китая неизбежно. Рано или поздно эта страна сможет конкурировать с США по части исследований и разработок военных технологий, а также в области производства военных кораблей. Соединенные Штаты не желают соглашаться с претензиями Китая на контроль морской акватории или с его вводом опознавательной зоны противовоздушной обороны. Конфронтация низкой интенсивности, операции по обеспечению свободы навигации и другие военные действия могут рано или поздно привести к кризису. Однако наиболее вероятен конфликт в отношениях Китая с одной из соседних стран, причем совершенно неожиданный для обеих держав, но с большими стратегическими последствиями. В мировой политике прибыли и потери чаще всего реализуются через такие кризисы, чем через просчитанные гамбиты.

Другое преимущество Китая состоит в том, что, хотя соседние страны могут считать его потенциальной угрозой, никто не рассматривает его как державу, способную на проецирование влияния в глобальном масштабе. Китайская военно-экономическая мощь как таковая не воспринимается в качестве угрозы большинством других участников системы международных отношений, и Пекин стремится представить свои амбиции как проект совместного процветания, а не геополитических устремлений. КНР – локомотив потребления, который другие страны, включая союзников США, не могут игнорировать. Это дает возможность Китаю использовать их желание вести торговлю в качестве рычага для получения доступа к технологиям, а также открытия этих стран для деятельности множества организаций, созданных по инициативе Пекина. В действительности экономическая стратегия Пекина гораздо более дальновидная и многообещающая, чем его военные планы.

Конкурентные стратегии

Цель конкурентных стратегий – вынудить неприятеля расходовать средства в конкретной области конкурентной борьбы. Когда какая-либо держава стремится обострить конкуренцию, логично предположить, что она будет искать стратегии, которые окажутся запретительно дорогостоящими для ее противников.

Главное преимущество Соединенных Штатов перед Россией – недостаточная защищенность ее бескрайних территорий и отсутствие необходимой инфраструктуры. Используя глобальную силу, США могут подтолкнуть Россию к более существенным расходам для создания военной инфраструктуры в удаленных регионах, таких как Арктика или Дальний Восток. Ей придется отвлекать ресурсы и средства от основного театра военных действий в Европе. Решение Москвы разработать целую линейку стратегических вооружений, чтобы обойти американскую противоракетную оборону, олицетворяет собой незапланированный успех конкурентной стратегии. Россия, вероятно, потратила немало средств на то, чтобы перехитрить американские системы противоракетной обороны, хотя возможности ПРО крайне ограничены, американцы даже близко не подошли к ее созданию. Таким образом, паранойя России, проистекающая из менталитета «осажденной крепости», может подстегивать гонку обычных вооружений даже в том случае, когда у Москвы имеется значительное преимущество в наступательных силах, таких как стратегическое ядерное оружие.

Вне всякого сомнения, Россия имеет преимущество в области ведения непрямых военных действий. Вашингтон уделяет избыточное внимание политическим или информационным войнам и операциям России. Конкуренция на Балканах – наверно, лучший пример этого фарса, так как неясно, чего Россия добилась в этом регионе, если вообще имеет смысл говорить о каких-либо достижениях, и стоит ли что-либо оспаривать. Однако Вашингтон, похоже, твердо намерен противодействовать непрямым военным операциям России, хотя можно заподозрить, что между действиями и реальными достижениями – огромная пропасть. С учетом вышеизложенного можно сказать, что в информационной войне побеждает Россия, несмотря на возмездие Запада в форме экономических санкций и дипломатических демаршей.

Фланговые театры военных действий, такие как Ближний Восток, также изобилуют выгодными вариантами и возможностями для превращения России в серого кардинала или кукловода ценой небольших издержек. В этом регионе для Москвы сокрыты большие возможности, которые она может использовать, чтобы вынудить Вашингтон вести с ней диалог на равных и оказывать давление на него, выступая альтернативной силой в регионе.

В конкуренции Китая и США больше нюансов. Пекин, вероятно, сосредоточится на количестве ракет, чтобы сделать передовое базирование нереалистичной задачей для американцев, хотя Вашингтон может воспользоваться своим значительным технологическим преимуществом аэрокосмической державы для нейтрализации такого давления. Очертания гонки вооружений все еще неясны, но Китай проглотил наживку, взявшись за разработку истребителя пятого поколения, хотя в этой области отстает на несколько десятилетий. Размещая подводные лодки стратегического назначения, Китай может также приступить к реализации заведомо нереалистичной стратегии ядерного сдерживания на море, опираясь на бастионный подход, взятый на вооружение Советским Союзом. С учетом превосходства Соединенных Штатов под водой и неблагоприятного географического положения, КНР вряд ли сможет конкурировать с американцами в этой области.

Между тем у Китая есть возможность вынудить США к перенапряжению. Для начала создать небольшую, но значительную сеть военных баз по всему миру, чтобы связать американские войска своими операциями, а затем использовать преимущества по паритету покупательной способности для создания масштабных обычных военно-морских сил с акцентом на наступательную огневую мощь. Сосредоточившись на наступательных вооружениях и боевых действиях, Китай может воспользоваться присущей Соединенным Штатам проблемой предоставления заслуживающих доверия гарантий безопасности союзникам в регионе. Американский истеблишмент склонен к принятию затратных технологических решений, которые увеличивают общие расходы на оборону. США окажут давление на союзников, требуя от них увеличить оборонные бюджеты и перекладывая бремя сдерживания на средние державы, уменьшая их выгоды от альянса с американцами. Возможным исходом станет попытка союзников в регионе защитить себя, так как они усомнятся в способности Вашингтона выполнить обязательства в сфере безопасности с учетом фактического военного баланса сил.

* * *

После холодной войны система международных отношений формировалась политикой не великих держав, а скорее одной великой державы. Эта эра подошла к концу. Однако мир вступает в период неопределенности. Все более явно проявляется тот факт, что великие и региональные державы не оказывают решающего влияния, с их военно-экономической силой мало считаются. Американские кампании в Ираке, Афганистане и Ливии, а также кампания России на Украине демонстрируют, что давление не обязательно становится действенным средством политического шантажа. Странам все труднее использовать жесткую силу в политических целях. Непонятно, что действительно идет в счет и как лучше этим воспользоваться. Какова фактическая динамика реализации силы и ее сущности. Система международных отношений не только вступает в период соперничества между великими державами, но и в эпоху экспериментирования, имеющую некоторое сходство с межвоенным периодом 1920-х и 1930-х годов.

Война между великими державами остается не только неправдоподобным, но и практически невозможным сценарием с учетом устойчивого гнета ядерного сдерживания. Однако отсутствие войны между главными игроками компенсируют многочисленные конфликты вследствие развертывающейся конкуренции. Политические войны, подрывные действия, кибератаки и непрекращающаяся информационная война будут привлекать больше внимания, равно как и разрушительные опосредованные войны и кампании сопротивления. Прямая конкуренция означает дальнейшую милитаризацию и давление на региональную обстановку, растущую напряженность и сопутствующие риски военного авантюризма. Отсутствие правил затрудняет снижение рисков. Таким образом, кризис ускорит принятие правил, как это происходило в первые десятилетия холодной войны, когда соглашения заключались вследствие чрезмерного увлечения прямой конкуренцией.

Данный текст представляет собой сокращенную версию Валдайской записки № 86, написанной по заказу Международного дискуссионного клуба «Валдай» и опубликованной в июне 2018 года. Другие Валдайские записки – http://ru.valdaiclub.com/a/valdai-papers/

США. Китай. Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 11 июля 2018 > № 2714100 Майкл Кофман

«Две войны» Запада и Россия

Природа международного кризиса и что это значит

Тимофей Бордачев - кандидат политических наук, директор Центра комплексных европейских и международных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», директор евразийской программы Фонда развития и поддержки Международного дискуссионного клуба «Валдай».

Резюме Отношения России с Западом не имеют шансов на улучшение в обозримой перспективе. Это снимает проблему неопределенности намерений – наиболее важный методологический вопрос в теории международных отношений. Намерения в отношении России, Китая или Ирана понятны, что создает небывалую определенность в мировой политике.

Среди различных способов разрешения конфликтов и установления мира исторически наименее распространенным является соглашение с участием всех заинтересованных сторон. Даже такие классические примеры урегулирования не на поле боя, а за столом переговоров, как Венский конгресс 1815 г., были, в сущности, собраниями победителей. Хотя результат на условиях «всеобщей неполной удовлетворенности» и был достигнут посредством возвращения в европейский баланс побежденной Франции. Однако в остальном Конгресс оказался инструментом прагматичного перераспределения территорий, а не конструирования «светлого будущего». Принцип монархической легитимности и взаимного признания, конечно, сыграл роль во всеобщем мире (противоположность всеобщей войны), воцарившемся на 99 лет. Но сама по себе сделка государей стала возможна только после военной победы, уничтожившей их противника Наполеона.

К обществу и сообществу

Политическая история Запада – две с половиной тысячи лет перманентной борьбы внутри и с внешним окружением. Первым значимым сражением «внешней» войны стала битва при Марафоне в 490 г. до н. э., когда греческие полисы отразили вторжение Персидской империи. Последовавшие греко-персидские войны фактически завершились только с походом на Восток Александра Македонского. Он разрушил великую державу Ахеменидов и закончился на берегах Гидаспа, где произошло первое военное столкновение Запада и индийской цивилизации. В XI–XIII веках народы Европы пришли с оружием на Ближний Восток в отчаянной, хотя и обреченной, попытке захватить Святую землю. Но настоящий перелом произошел в XV–XVI столетиях, когда военно-техническое преимущество Запада над остальным миром стало подавляющим. Осенью 1502 г. каравеллы Васко да Гамы обратили в руины порт Кожикоде. Торговля между Востоком и Западом окончательно сместилась на океанские пространства, контролируемые европейцами, а Евразия превратилась в глухую и отстающую периферию.

Результатом многовековой борьбы стало установившееся 500 лет назад практически безраздельное политическое и военное доминирование Европы, а затем и Америки в мировых делах. Распространение вестфальской системы как универсального образа международного общения не происходило полюбовно – путем включения новых стран и народов, принятия ими общих правил. Оно осуществлялось через завоевание более сильными и успешными тех, кто был не готов отстоять независимость и воспользоваться суверенитетом. Исключения единичны и уникальны – Россия и Япония, сами вступившие затем на путь экспансии. При этом Япония в ХХ веке суверенитет частично утеряла. И если Европа свое глобальное значение утратила в результате двух катастроф минувшего столетия – Первой и Второй мировых войн, то Америка борьбу продолжает.

Дату первой битвы внутренней войны Запада установить невозможно. Однако то, когда состоялось ее последнее сражение, известно доподлинно. Последним актом «внутренней» войны стала центральноевропейская операция союзников 22 марта – 11 мая 1945 г., когда армии Соединенных Штатов, Великобритании и Франции заняли западную часть Германии и часть Австрии. А ее наиболее важным эпизодом в масштабах человечества стала Тридцатилетняя война 1618–1648 гг., 400-летие начала которой приходится на нынешний год. В результате этой самой важной войны в истории возник тот мир, в котором мы живем. То есть чисто внутренний эпизод (ни Россия, ни Китай, ни Индия в конфликт вовлечены не были) истории Запада оказался событием глобального значения. С этим, видимо, связана и установившаяся традиция отождествлять достижения Запада с достижениями всего человечества.

Итак, перманентный до этого внутренний конфликт завершился в 1945 г., пока, по меньшей мере. В середине прошлого века возникло уникальное сообщество, отношения между участниками которого строятся на иных, нежели в международной системе вообще, принципах. Это сообщество ценностей и интересов, собственно, и является физическим содержанием устоявшегося в публицистике понятия «Запад». В интеллектуальном плане оно было концептуализировано авторами «английской школы» теории международных отношений во второй половине ХХ века. Такие представители этого направления, как Хэдли Булл и Барри Позен, ввели в употребление понятия «международное сообщество» и «международное общество». Отношения между государствами внутри сообщества основаны на страхе неограниченного насилия и более совершенны, чем вне его. А «международное общество» продолжает жить по традиционным анархическим и эгоистическим правилам.

Примечательно, что после завершения первой холодной войны в 1991 г. была предпринята политическая и интеллектуальная попытка распространить понятие «международное сообщество» на всю совокупность государств. Установившийся в тот период т.н. либеральный мировой порядок в политическом измерении опирался именно на гипотезу о существовании целостного международного сообщества, выразителями интересов и ценностей которого является сплоченная группа западных государств во главе с США. Это было адекватно возникшей после распада СССР ситуации и даже в чем-то справедливо. При балансирующей на грани коллапса России и «копящем силы в тени» Китае кто-то должен был брать на себя ответственность. Более того, выступая от имени всего человечества, а не только своего собственного, Запад в своих глазах поступал даже благородно. Во-первых, он отказывался от многовековой традиции наслаждаться плодами победы. Во-вторых, любезно предлагал остальным присоединиться к победителям. Естественно, на тех условиях, которые победители могли предложить, обеспечивая приоритетность своих интересов. Отказ России, хотя и обусловленный объективными факторами, сделать это был воспринят с глубочайшим разочарованием, которое находится в сердцевине современного отношения к Москве подавляющего большинства в американском истеблишменте.

При этом в российской научной и экспертной дискуссии вопрос о том, как страна может стать участником этого «международного сообщества», был и остается одним из наиболее обсуждаемых. До конца 2000-х гг. этому вопросу посвящалось множество статей, докладов и книг. Спектр рецептов варьировался в самом широком диапазоне. Высказывались идеи о простом вхождении в Запад на основе фактически младшего партнерства (что обеспечивало бы определенный учет российских интересов) и восприятия ценностей. Но одновременно возникали и более экстравагантные концепции партнерства на равных и его институционального оформления в виде в том числе союза России и Европы. Однако Запад – это не только сообщество, основанное на ценностях и интересах, но и режим, гарантом существования которого остается наличие гегемона. Роль его всегда исполняли США, располагавшие ресурсами многократно большими, нежели другие участники. И исключительная адаптивность европейцев к зигзагам американской политики говорит в пользу неизменности объективных причин такого порядка вещей. Россия готова была принять ценности и даже разделить с Западом общие интересы – именно на этом делали и делают упор сторонники доктрины присоединения к Западу. Но вот участие в режиме изначально было совершенно невозможным. Несколько предложенных церемоний посвящения, как, например, в 1998–1999 гг. в связи с событиями вокруг Югославии, Москва успешно провалила.

Частично или полностью включенными в международное сообщество Запада оказались даже отдельные социальные модели, исповедующие другие ценности, нежели Европа и ее продолжение в Новом Свете. Например, Япония, Южная Корея или Сингапур. Поэтому пока предопределенность сохранения их в строю союзников Соединенных Штатов связана не с уникальной природой отношений между ними, а с военно-стратегическими соображениями локального характера. Другими словами – абсолютной зависимостью от Вашингтона как защитника и гегемона. Смогут ли эти страны оставаться частью Запада в случае (пока не просматривающемся) их военно-стратегической эмансипации – вопрос открытый.

Кто ревизионист?

Эти «две войны» – внутренняя и внешняя – определили поведение и стратегическую культуру стран Запада. В такой же степени, как Степь диктовала стратегическую культуру России во времена раннего Московского государства, а большая удаленность от других центров силы – привычки Китая и Индии. Для России соседство со Степью сделало неизбежной стратегию практически перманентной экспансии и собирания земель. У китайской и индийской цивилизаций географическая удаленность воспрепятствовала выработке навыков действовать в союзах – расположенный настолько далеко партнер просто не имел физической возможности прийти на помощь. Сейчас все три важнейшие стратегические культуры не-Запада сталкиваются с обстоятельствами, вынуждающими их адаптироваться.

Территориальная экспансия России ограничена собственной демографией и международной политикой в Евразии. В результате исторического поражения в холодной войне и резкого снижения возможностей России вдоль ее границ возникло множество новых суверенных государств вкупе с разнообразными интересами крупных внешних игроков. Поэтому Россия уже не полагается на силу, а строит международные институты, выступает с многосторонними инициативами. Такими, как, например, Большая Евразия – стратегический план формирования на евразийском пространстве международного сообщества, плотность которого будет выше, а отношения между участниками – теснее, чем с третьими сторонами.

Индия и Китай постепенно становятся уже не объектом политики других – России и Запада, а самостоятельными источниками экспансии регионального и глобального значения. Экспансия должна принимать современные формы многостороннего сотрудничества, иначе она неизбежно приведет к жесткому противодействию со стороны их малых, средних и даже великих соседей. Попытки уравновесить Китай можно наблюдать уже сейчас, когда Индия и Япония приветствует продвигаемые США концепции.

Трюизмом является утверждение, что европейская теснота – от греческих полисов до суверенных монархий XVII века – всегда была идеальным ландшафтом для конфликта. Отсюда задиристость европейских народов и одновременно их удивительная мобильность и гибкость в вопросах создания коалиций более или менее стабильного свойства. Обширные территории вовне исторически выглядели пространством экспансии и колонизации. За всю историю Европы она только два раза сама становилась объектом масштабного внешнего вторжения. В 711–732 гг. арабы Омейядского халифата захватили почти всю территорию Иберийского полуострова и дошли до Луары, пока не были отражены франками в битве при Пуатье. В XIV–XVII веках Европа подверглась вторжению турок-османов, решающим эпизодом которого стала Великая турецкая война 1683–1699 гг., после которой вторжения Европе уже никогда не угрожали. Все силы уходили на внутреннюю борьбу или внешнюю экспансию. В начале XVIII века возможность такой экспансии на востоке была прочно заблокирована Россией. Московское царство, Российская империя и СССР сами продвигались в западном направлении, успешно присоединив части Европы. На остальных географических векторах Запад не встречал практически никаких ограничений и непрерывно оставался источником экспансии. Два «длинных века» – восемнадцатый (1648–1789 гг.) и девятнадцатый (1789–1914 гг.) – могущество Запада растекалось по миру и к моменту своего заката заняло всю обитаемую сушу за исключением России и Японии.

Перманентный внутренний конфликт оставался нормой до тех пор, пока имелись силы, а внешней угрозы не было. Колыбель Запада – Европа постепенно слабела и после сокрушительной для себя первой половины ХХ века внутреннюю борьбу закончила. При поддержке США возник феномен европейской интеграции – наиболее цивилизованная за всю историю форма межгосударственных отношений. Этот проект стал спасением для европейских элит и необходимой «перезагрузкой» всей политической системы. Но последствия «второй тридцатилетней войны» оказались для Европы принципиально другими, нежели первой в XVII веке. Если 400 лет назад внутренний конфликт позволил европейцам создать правила, которые они потом распространили на весь мир, то события 1914–1945 гг., наоборот, привели к потере европейскими государствами глобального значения. Европа с тех пор, по выражению Раймона Арона, должна была одновременно делать много ставок. Возник и самый устойчивый военный блок в истории – Организация Североатлантического договора (НАТО).

При этом в обоих случаях – и в первой, и во второй Тридцатилетних войнах – источником конфликта служили силы, обойденные в сложившейся системе прав и привилегий. В XVII веке инициаторами конфликта выступили «восходящие державы» той эпохи – североевропейские государства и Франция, недовольные доминированием Габсбургов в Центральной Европе. В ХХ столетии такую же роль сыграли другие «восходящие державы» – Германия, Италия и Япония, недовольные разрывом между своими увеличившимися возможностями и недостаточным влиянием и престижем. Не случайно великий историк и политический философ Эдвард Карр констатировал в 1939 г.: «То, что получило всеобщее определение как “возвращение силовой политики”, было на самом деле концом силовой монополии, которой располагали до этого державы статус-кво».

Сейчас, в первой четверти XXI века, силовая монополия нарушена не только в традиционном, военном, измерении. Российская операция в Сирии впервые после 1991 г. ограничила США в праве произвольно использовать смену режима как наиболее простой способ решения внешнеполитических проблем за пределами «международного сообщества» Запада. Китайская стратегия «Пояса и пути» может стать концом монополии Запада в области экономической и «мягкой» силы. В последние годы экономическое могущество КНР и готовность его распространять привели к тому, что у малых и средних стран за пределами китайской периферии появилась альтернатива международным экономическим институтам, контролируемым Соединенными Штатами и их союзниками.

Однако парадоксальным образом инициатива конфронтации по-прежнему принадлежит тем, кто вроде бы должен держаться за существующий порядок вещей. На этот парадокс указывал в статье 2015 г. Рэндалл Швеллер: «Именно гегемоны – как недавно коронованные, так и перспективные (данный тип государства, насколько мне известно, вообще не обсуждался в литературе) – больше всего годятся на роль ревизионистских государств и наиболее к этому мотивированы». Как раз поэтому сейчас, как, собственно, и все годы после завершения первой холодной войны, к силовой политике наиболее активно обращались именно те государства, которые вышли из нее победителями. Это США и их европейские союзники. Количество вооруженных интервенций, осуществленных ими за 27 лет, несопоставимо с аналогичными деяниями России, Китая, который вообще ни с кем не воевал, и вообще всех остальных стран мира. Это заставляет согласиться со Швеллером в том, что подлинными ревизионистами, стремящимися пересмотреть международные порядки в более комфортную для себя сторону, являются именно державы Запада.

При этом изначально их ревизионистский напор был обращен к самим основам международного порядка, поскольку, добившись успеха в первой холодной войне, они чувствовали себя вправе перестраивать мир в соответствии с собственными представлениями, интересами и ценностями. Не случайно в 1990-е и первой половине 2000-х гг. было так много разговоров о «конце Вестфаля» и появлении новой системы координат, в том числе отмирании классического суверенитета. Как подметил в свое время Карр, больше всего о снижении значения суверенитета говорят те, кто свой суверенитет способен защитить. Сейчас дело принимает еще более увлекательный оборот. Во главе движения вновь встали главные ревизионисты мировой истории – США, провозгласившие устами эксцентрика Трампа стратегию извлечения односторонних выгод. Таким образом произошло окончательное возвращение к в принципе классической для мировой истории борьбе не за ценности, а за ресурсы и доминирование.

Со своей стороны, Россия никогда к пересмотру формальной стороны мирового устройства не призывала. Наоборот, вплоть до 2014 г. она неустанно подчеркивала на официальном и экспертном уровне, что международное право нужно соблюдать, а Совет Безопасности ООН – единственный легитимный орган международного сообщества. Аналогичным образом действовал и Китай. Хотя Пекин и создавал международные финансовые институты, параллельные тем, которые контролируют США, он никогда не ставил под сомнение институты политические. Либеральный мировой порядок, существовавший до последнего времени, экономически полностью устраивал Китай, позволяя ему копить силы и постепенно позиционировать себя в качестве альтернативного Западу источника ресурсов развития для средних и малых государств. В каком-то смысле эффективно паразитировать на глобализации, забирая у ее властелина – Соединенных Штатов – ресурсы и рабочие места. Но сейчас благословенные времена для Пекина закончились.

Еще один парадокс заключается в том, что борьба Россия с Западом исходит из презумпции необходимости установить некие правила игры. Формально новые, но фактически речь идет просто о соблюдении Западом требований, существующих со времен Вестфальского мира 1648 г., – не вмешиваться во внутренние дела, уважать суверенное равенство и не стремиться к силовому доминированию над другими. Это, кстати, ставит Москву в заведомо более уязвимую позицию в условиях разворачивающейся второй холодной войны. Потому что в рамках привычных представлений о целеполагании во внешней политике целью борьбы является максимизация выигрышей, то есть победа, а не соглашение или сделка. Соглашения фиксируют результат противостояния, но ни в коем случае не определяют его цели и задачи. Россия же, которую подозревают в ревизионизме, на деле стремится к договоренности. Однако, если рассуждать в категориях классической науки о международных отношениях, ее подход может быть воспринят как позиция относительной слабости. Взывая к уму и даже сердцу партнеров в США и Европе в условиях уже начавшегося конфликта, можно остаться неуслышанным.

Оговоримся, что соглашение может стать целью борьбы, только когда противники без оговорок признают легитимность друг друга. Как это было, например, во время самой яркой «дипломатической» войны за последние 400 лет – Крымской (1853–1856 гг.). Тогда целью главного игрока – императора Наполеона Третьего – было не реализовать экстравагантные планы Пальмерстона по отторжению у России Польши, Прибалтики, Крыма и Кавказа, а восстановить баланс сил в Европе. Что он успешно и сделал после занятия Севастополя. Заметим, кстати, что в середине XIX века противники России, как и сейчас, действовали в составе коалиции. Но в позапрошлом веке в основе отношений лежала монархическая легитимность, исполнявшая функцию сродни современному Уставу ООН – ограничивать произвол более сильных государств. К возвращению такой взаимной легитимности и призывают сейчас Россия и Китай.

Другое дело – Соединенные Штаты и их союзники. После 1991 г. они системно и последовательно нарушали базовые принципы международного общения и международного права. По-своему резонно, исходя из тезиса афинских послов в «Пелопонесской войне» Фукидида: «сильные делают то, что хотят, а слабые – то, что им позволяют сильные», а тем, кто слабее, «лучше подчиниться, чем терпеть величайшие бедствия». Это не сработало в случае с маленькой и совсем уже «отмороженной» Северной Кореей, зато получилось в случае с формально более весомым Ираком. Югославия – достаточно крупное европейское государство – была демонстративно демонтирована при активной помощи стран Европейского союза, которые без промедления признавали откалывающиеся республики бывшей федерации. Данный случай вообще уникален в европейской истории – крупнейшие державы Европы пошли на осознанное уничтожение суверенного государства.

В период 2003–2011 гг. страны Запада осуществили прямые вооруженные интервенции в Афганистане, Ираке и Ливии – в последних двух случаях результатом стало физическое уничтожение глав государств. Похожий сценарий готовился и для Сирии, но столкнулся с неожиданным препятствием – режим Башара Асада поддержали Иран и, что сыграло решающую роль, Россия. Наконец, после нескольких лет последовательного ухудшения отношений, в прямую конфронтацию втянули Россию. Поддержка Западом в феврале 2014 г. государственного переворота в критически важной для России стране не оставляла Москве выбора. А в конце 2017 г. противником США официально объявлен Китай, который вообще вел себя мирно по сравнению с относительно задиристой Россией. В ответ на жесткую позицию по Украине Россию обложили мерами экономического давления и периодически пытаются изолировать. Против Китая медленно, но последовательно разворачивается торговая война.

В каждом из приведенных примеров Запад действовал проактивно, инициатива обострения всегда принадлежала Соединенным Штатам и их союзникам. То, что мы наблюдаем сейчас – не контратака Запада в буквальном смысле этого понятия. Контратака следует за атакой, а на Запад никто не нападал. «Восходящие державы» Китай и Россия усомнились в праве США и их союзников узурпировать вопросы международной безопасности, сравнительно скромно ответили там, где агрессивность превысила все возможные пределы. Но системной борьбы никто не начинал и начинать не думал. Западные державы сами стали ее инициаторами после исчезновения единственного сдерживающего фактора – могущественного СССР в 1991 году. Особенность Запада – его имманентный ревизионизм, присущая ему, по мнению Швеллера, «склонность к риску и решимость вносить изменения в существующий порядок», в том, что он не перестает бороться и никогда не самоуспокаивается, как говорят в России, «на печи». Эта борьба является естественным состоянием и не имеет альтернативы. Она прекращается, только когда противник исчезает с карты как автономная единица. Будучи, как правило, включенным в Запад. Наиболее ярким примером стала Япония после поражения во Второй мировой войне и американской оккупации.

Не просто холодная война

Новая «мирная» война характеризуется одновременно нежеланием всех значимых участников сползти к полномасштабному конфликту (в нем погибнут все) и созданием множества рискованных ситуаций, которые к такому конфликту могут привести. В этом отношении она схожа с последними десятилетиями первой холодной войны второй половины ХХ века. И это основная причина искушения их отождествлять. Но подобное отождествление стало бы, видимо, фатальным аналитическим упрощением с точки зрения как системных признаков нового глобального конфликта, так и возможных стратегических решений участников.

Возникшую ситуацию нельзя считать простым продолжением истории прошлой холодной войны. Как, например, Вторая мировая война стала продолжением Первой, мотивированным необходимостью скорректировать возникшие по ее итогам системные перекосы – недобитую Германию и несправедливо обойденную трофеями Японию. В случае стратегического поражения опять подняться России, скорее всего, не дадут. Наиболее радикальным вариантом может оказаться даже физический раздел страны. Но полностью изменился контекст, как внутри, так и вовне. Этого не произошло в межвоенные 1919–1939 гг., когда основные участники международной политики не менялись. Только Россия переоделась из императорского мундира в большевистскую тужурку.

Тактически и стилистически текущие события в отношениях Россия–Запад ближе к отношениям Запада и Советской России в 1920–1930-е годы. Стратегически же сейчас с момента завершения холодной войны изменилось все. Во-первых, в новом этапе «внешней» войны Запада отсутствует ярко выраженная идеологическая составляющая. Противник не исповедует радикальную идеологию, отрицающую основы европейских ценностей. Более того, в мире растет ценностный плюрализм. Во-вторых, изменились все контексты. Уникальность ситуации, как уже многократно писали, в том, что адресатом политики США и их союзников по международному сообществу Запада является не локальная третьесортная диктатура, а одна из ядерных сверхдержав – развитая индустриальная Россия. За спиной которой стоит Китай.

Во второй половине ХХ века качественно отличался внутренний контекст, в рамках которого разворачивалось противостояние. На фоне подавляющей бедности в большинстве азиатских и не только стран только Запад мог предложить привлекательную модель экономического развития. Спору нет, помощь, которую СССР оказывал своим сателлитам, была значительной и в ряде случаев способствовала индустриализации. Однако сама экономическая модель, продвигаемая Москвой, не могла обеспечить устойчивого развития. Этим успешно воспользовался, в частности, Китай, решив параллельно задачу подстраховаться от угрозы с Севера. После десятилетий бедствий – войны, «большого скачка» и культурной революции – во второй половине 1970-х гг. власти КНР приняли решение перейти к политике экономической открытости.

Сейчас ресурс экономической «вестернизации» стратегически важных государств Азии в значительной степени, если не полностью, исчерпан. Да и сама Россия, хотя ей критически не хватает роста, уже – спасибо рыночной экономике – не бедная страна с отсутствующей туалетной бумагой и гнилой картошкой в овощных магазинах.

С другой стороны, на самом Западе закончился уникальный для истории капитализма период, когда неизбежное неравенство распределения доходов компенсировалось сногсшибательным экономическим ростом 1940-х – 1970-х годов. Сейчас запасы преимущественно исчерпаны, результат – рост популизма и неуверенность населения. Попытки гальванизировать общество через конфликт, в данном случае с Россией, материально подкрепляются слабо.

Внешний контекст также подвергся радикальной трансформации. Век Европы закончился в 1914 г., век Америки заканчивается на наших глазах, веку Китая не бывать – сдерживать его будут все. Но XXI век станет веком Азии, когда системообразующие конфликты будут происходить в самой населенной части земли. Новая мировая политическая география имеет совершенно определенное физическое измерение – выход Китая и Индии в число держав мирового порядка и заявление ими мировых же амбиций.

Потребовалось более чем полтора столетия для того, чтобы включение Китая в Вестфальскую систему привело к началу фундаментальных изменений принципов и условий ее развития. После обретения независимости в 1947 г. в вестфальскую систему включена Индия. Но фактором, влияющим на положение дел и расстановку сил в мире, это стало только сейчас. Китай и Индия – важнейшие участки «Римланда», контроль над которым, согласно классической геополитике, позволяет океаническим державам сдерживать континентальную Россию. Теперь эти две страны сами становятся уже не полем игры, а источниками глобальной и региональной экспансии. Как говорил Генри Киссинджер, возвышение Китая и Индии намного важнее для мировой политики, чем даже распад СССР. И именно оно, возможно, предопределило неизбежность синхронной атаки на Россию и Китай. Китай сдерживают, на Россию наступают в расчете победить и, полностью или частями, включить в режим «международного сообщества».

У Запада, безусловно, есть опыт одновременной успешной борьбы с двумя противниками (нацистской Германией и императорской Японией). Но тогда на его стороне выступала гигантская по своим природным, географическим и мобилизационным ресурсам Россия. Сейчас предпринимаются попытки сделать аналогичным союзником Индию. Но вероятность успеха зависит от того, насколько постоянное союзничество вписывается в индийскую стратегическую культуру. Пока результат не очевиден. А резкие действия Соединенных Штатов, угрожающие военно-техническому сотрудничеству Индии и России, уже вызвали раздражение Дели. Национально ориентированное правительство Нарендры Моди не может позволить даже таким могущественным державам, как США, диктовать себе, с кем вести дела, а с кем нет. У Соединенных Штатов меньше возможностей надавить на Индию, чем на Россию, не говоря уже о Китае, тесно связанном с Вашингтоном экономически, или о европейцах, полностью зависимых от американских союзников. Товарооборот Индии и США в 2017 г. составил 76 млрд долларов, что почти в 10 раз меньше американского товарооборота с Китаем. А главное – Индия не нуждается в Америке для обеспечения своей национальной безопасности. Вашингтону же хорошие отношения с Дели необходимы в контексте большой антикитайской игры.

Ясность намерений

Внешние и внутренние условия, в которых сейчас разворачивается конфликт, не предопределяют его исход в пользу одного из вовлеченных противников. Именно это, возможно, двигает решимостью России, вызывающей искреннее возмущение на Западе. И поэтому еще один, к сожалению, трюизм – отношения России с Соединенными Штатами и их союзниками вряд ли имеют шансы на улучшение в обозримой перспективе. Это снимает проблему неопределенности намерений – наиболее важный методологический вопрос в теории международных отношений со времен Фукидида. Сейчас намерения американского блока (в том числе Европы, которая постоянно колеблется и пытается играть разные партии) в отношении России, Китая или Ирана предельно понятны, что создает небывалую определенность в мировой политике в целом.

Москве, вероятно, следует стремиться к тому, чтобы выработать стратегические привычки, которые помогут извлечь выгоду из изменений внутреннего и внешнего контекста. Необходимо с большей осторожностью относиться к идее о возможности установления статус-кво и новых правил игры. Это невозможно просто потому, что прекратить борьбу на «внешнем» фронте Запад может, только инкорпорировав противника внутрь себя на тех или иных условиях, как это произошло с Германией в 1945 г. и предлагали сделать наиболее мудрые западные политики и ученые в отношении России после 1991 года. Тогда эти советы не послушали. Аналогичная стратегия, только другими средствами, проводилась в отношении Китая после начала рыночных реформ. Американские и китайские стратеги вели своеобразное соревнование. Китаю нужно было мирно наращивать мощь до того времени, когда для победы уже не потребовалась бы война, а США – поддерживать развитие рынка до объема, ведущего к неизбежности политической либерализации. Перелом, как констатируют видные российские китаисты, произошел на наших глазах. В Пекине поняли, что «держаться в тени» более невозможно, а в Вашингтоне – что развитый Китай не будет комфортным партнером по причинам стратегического характера. В принципе либеральные иллюзии 1990-х гг. дали Китаю два с половиной десятилетия форы.

Вряд ли можно рассчитывать на институциональные решения в форме международной конференции в формате Хельсинки-2. Запад выступает как коллектив с достаточно высокой степенью солидарности и дисциплины по важнейшим вопросам. «Философия Хельсинки» стала фундаментом поражения СССР в первой холодной войне, а судьба ОБСЕ после ее завершения показала всю ограниченность институциональных решений. Вариант соглашения на основе «всеобщей неполной удовлетворенности» (совершенно нетипичного для стратегической культуры Запада) гипотетически достижим только в условиях, когда Соединенные Штаты осознают, что победа невозможна. Собственных материальных ресурсов России недостаточно, чтобы создать такие условия, но история работает на нее, как бы эмоционально это в современных обстоятельствах ни звучало.

Новый глобальный контекст актуализирует необходимость внимательно прислушиваться к тому, как действия США и их союзников влияют на стратегические планы тех, кто пока остается основным получателем выгод от противостояния Запада с Россией, т.е. крупнейших стран Азии – Китая и Индии. Пока их устраивает положение вещей, но системные сдвиги, к которым может привести тотальность антироссийской компании Запада, вероятно, скажутся и на процессах, особенно в экономике, позволивших Пекину и Дели смотреть в будущее с оптимизмом. Обе державы достаточно индифферентны в отношении конфликта Россия–Запад. Однако вероятность «осыпания» существующей инфраструктуры глобализации может обесценить для них многие элементы отношений с Западом. Реакция Дели на новые санкционные действия Вашингтона в этом отношении показательна.

Внимательного наблюдения, видимо, заслуживает слабейший из игроков – Европа и ее ведущие державы – Германия и Франция. Сейчас Европа, вероятно, переживает третью за сто лет геостратегическую катастрофу. Втянувшись в 2014 г. в конфликт с Россией, западноевропейцы поставили себя в фатальную зависимость от США и их союзников в Восточной Европе, сократив поле для маневра до минимальных размеров. Результатом третьей катастрофы может оказаться полная утрата не только стратегической субъектности, но даже автономии. Однако произойдет это не сразу, Берлин и Париж будут пытаться лавировать, хотя бы тактически. Это лавирование также стоит использовать для создания упоминавшихся выше условий нового мира.

Важнейшие тенденции развития международной системы оправдывают ставку на относительную консолидацию широкого евразийского пространства. Для Запада объединенная и целостная Евразия представляет такую же угрозу, какую исторически для Франции представляла объединенная Центральная Европа. Как только германское единство впервые стало реальностью во второй половине XIX века, все претензии Парижа на гегемонию в Европе оказались бессмысленными. Россия уже предпринимала попытку объединить Евразию «железом и кровью» (под флагом коммунистической идеологии), и главным препятствием на этом пути оказался новый Китай, возникшии? в 1949 г. после 100 лет унижений. Сейчас Евразия может добиться относительной целостности через рациональное многостороннее сотрудничество основных держав, в центре которого китайско-российское взаимопонимание в области стратегических интересов. Внешнее давление и логика собственных глобальных амбиций должны двигать Китай в сторону ревизии подходов, традиционно отдающих предпочтение двустороннему сотрудничеству.

Наконец, необходимо корректировать собственные представления в отношении своего места и роли. Возникший конфликт Запада с Россией – это, скорее, первый эпизод гораздо более масштабных процессов адаптации Запада к новому внутреннему и внешнему контексту. Россия в немалой степени инструментальна. Это может задевать чувства россиян, поскольку не вполне отвечает их представлениям о себе как о центре международных процессов. Пока Москва стремится к тому, чтобы стать универсальным балансиром в международной системе, которая сформируется в ближайшие десятилетия. Но чтобы это стало реальностью, условия для уверенности нужно создавать внутри. Без постоянного наращивания внутренней устойчивости ставка исключительно на тактическую игру приведет к тому, что очередное изменение контекста лишит страну значения. Перефразируя автора известной телеграммы и статьи Джорджа Кеннана, можно без большого преувеличения сказать, что Россия должна быть благодарна Западу за ясность в отношениях. Однако в первую очередь за то, что впервые с начала XVII века ей создали условия для внутренней консолидации на основе приобретаемого самосознания самостоятельной единицы, уже не мечущейся между разными географическими направлениями.

Данная статья развивает и дополняет аргументы, изложенные в статье, подготовленной по заказу Валдайского клуба.

Россия. США. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 11 июля 2018 > № 2714099 Тимофей Бордачев

Россия, США, Китай - мировая карусель

на смену глобализму идёт "эпоха царств", время больших и малых эгоизмов

Андрей Фефелов

Как страницы забытой кем-то у окна книги, листаются, одна за одной, эпохи. Виновник — тот самый, несущийся с небес, летящий ветерок истории, нежное дуновение которого всякий раз грозит перерасти в чудовищной силы вихрь.

Грядущая встреча президентов России и США замыкает новый геополитический контур, так называемый Большой треугольник, который, в отличие от биполярного мира, являет собой парадоксальную динамическую модель, основанную на временных соглашениях и постоянных взаимных подозрениях. В этой конструкции союз двух против одного всегда грозит гибелью третьего, что и создает феномен "нового равновесия".

Мир противостояния СССР и США напоминал качели-балансир. Эта штука раскачивалась исключительно "вверх-вниз", что гарантировало определённую стабильность и своего рода предсказуемость.

Нынешний мир противоречивого взаимодействия трёх мировых держав — США, России и Китая — больше похож на прыгающую карусель. Но проблема даже не в том, что траектория движения этой конструкции сложна и нелинейна. Проблема в том, что карусель в любой момент может остановиться и начать вращаться в обратном направлении.

При таких раскладах довольно сложно понять, кто кому наступает на пятки, кто за кем гонится и кто с кем "партнёрится".

Каждый взаимодействует с каждым, каждый опасается каждого. Но стратегии у всех разные. Соединённые Штаты Америки, этот скоротечный пустоцвет цивилизации Запада, привыкли действовать стремительно и нагло — нахрапом… Трамп в своих международных инициативах демонстрирует быстроту, натиск и ковбойскую безапелляционность. Однако торговые блокады, "гуманитарные бомбёжки", войсковые операции, информационные атаки, подкуп элит, экспорт цветных революций и организация государственных переворотов — всё это хорошо действует в отношении малых стран со слабой молодой государственностью. В рамках треугольника все эти дерзкие фокусы бессмысленны.

Если крыса прыгнет — то она получит по зубам!

Китайская линия поведения — это стратегия проникновения и удушения. Это повадка огромного водяного удава. Вот он приползает и медленно начинает овивать жертву своими мощными изумрудными кольцами. А потом начинается этап гибельного сжатия — до последнего хрипа, до хруста костей.

Отсюда хаотические метания политики США последних лет. Гегемону стало "трудно дышать и больно жить". Китай, пользуясь ВТО и другими инструментами международной торговли, заключил Америку в свои мощные ледяные объятья. На фоне этих долгих процессов экстренные меры Трампа выглядят суетливыми трепыханиями.

Кстати, китайские стратегии касаются не только США. Субтропический Китай недавно провозгласил себя арктической державой и начал строить уже второй по счету ледокол.

В начале этого года китайцами была опубликована арктическая доктрина, в которой заявляется о намерениях расширить исследования Арктики в целях использования Северного морского пути и разработки природных ресурсов, лежащих под водами Северного Ледовитого океана. В этом документе сказано, что Китай планирует "содействовать социально-экономическому развитию стран, расположенных вдоль северных морских путей". Интересно, о каких таких странах идёт речь?

В этом году Китай намерен существенно нарастить своё экономическое влияние в Африке. Уже сейчас КНР контролирует экономики многих стран Чёрного континента. Сегодня там дымят более 10 000 китайских заводов, на которых трудится миллион китайских рабочих. Через колоссальные просторы Евразии китайцы упорно тянут нити новых шёлковых путей, стремясь в обход Руси оседлать трансконтинентальные транспортные потоки.

Да, а что же наша Россия? Какова её линия в этой всемирной адской кутерьме? Россия вооружается, медленно сосредотачивается и… выжидает. Умная обезьяна сидит на ёлке и внимательно смотрит вниз, наблюдая за свирепой дракой двух тигров.

А ещё мы витязь на распутье, в раздумье склонивший голову перед таинственным камнем. Сгущаются космические сумерки, и надпись гласит неумолимо: "Налево пойдёшь — коня потеряешь, направо пойдёшь — жизнь потеряешь, прямо пойдёшь — жив будешь, да себя позабудешь".

Как не потеряться в информационных вихрях цифровой революции? Как не растеряться на крутых горках очередного всемирно-исторического аттракциона?

На смену глобализму идёт "эпоха царств", время больших и малых эгоизмов. Помимо Большого треугольника ярусом ниже взбухают новые-старые центры кристаллизации интересов и ресурсов, такие как Берлин или Тегеран. Никуда не делась и пресловутая американская "глубинка" — "глубинное государство", влияние которого распространяется далеко за пределы Соединённых Штатов.

Впрочем, транснациональной мафии всё труднее ловить крупную рыбу в мутной воде. Муть оседает, и политические воды приобретают кристальную ясность. Обнажаются все скрытые доселе громадные механизмы управления миром, и тайное становится очевидным.

Для России самым важным становится понимание того, что в условиях "прыгающей карусели" единственно правильный выбор — не делать никакого выбора.

Холопская привычка постсоветской элиты с подобострастной улыбкой ползти на четвереньках в сторону Запада, равно как и жгучее желание прижаться к стальной чешуе братского дракона — одинаково опасны. И опасность эта смертельна.

Запад есть Запад, Восток есть Восток, а Русь есть Русь! И нам внятно всё в этом мире, и мы шалеем от красоты и ужаса мировой истории, от её искрящегося неукротимого движения. Мы видим внутренним взором меркнущие в ночном мраке рубиновые угли умирающей Европы. Мы чувствуем, как над золотыми степями Маньчжурии веет сухой солнечный ветер. Наблюдаем, как над Русью в предрассветной сини струится воздух, как над реками и рощами среди радостного птичьего безумия неумолимо и торжественно рождается новый роковой звонкий божественный день, наше светлое святое Завтра.

Россия. США. Китай > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 11 июля 2018 > № 2674432 Андрей Фефелов

Постамериканская глобализация мировой экономики в эпоху Трампа

Почему всем станет хуже

Адам Позен – президент Института мировой экономики Петерсона.

Резюме США слишком доминировали в некоторых сферах мировой экономической дискуссии и не хотели позволить другим странам помогать им в определении актуальной повестки дня. Но гораздо хуже неяркого лидера тот, кто вообще отказывается от своей роли или даже активно работает над подрывом ценностей системы.

После Второй мировой войны Соединенные Штаты приступили к созданию мирового экономического порядка, основанного на либеральных ценностях свободной торговли и власти закона. На протяжении следующих нескольких десятилетий система, поддерживаемая силой США и ее растущей легитимностью среди других стран, не позволял большинству экономических споров перерасти в разрушительные торговые войны, не говоря уже о военном конфликте. Даже самые маленькие и бедные страны могли развивать социально-экономический потенциал и не беспокоиться по поводу хищнических инстинктов более сильных соседей. Порядок, созданный и ведомый США, во многом освободил мировую экономику от страха и привел к тому, что рыночные решения стали приниматься по деловым соображениям, а не вследствие запугивания.

Сегодня такой порядок под угрозой. Президент Дональд Трамп отверг идею о том, что все экономики мира выигрывают, следуя правилам. Вместо этого он решил, что «ставить Америку прежде всего» означает отказ от предположительно невыгодных сделок и соглашений, на которых, как ему кажется, основана система. Трамп пока не реализовал самые разрушительные свои идеи. Однако ущерб уже очевиден. Его администрация стреножила Всемирную торговую организацию, поощрила Китай и другие автократические режимы в их нажиме на более мелких и слабых соседей, требуя от них экономической лояльности, перечеркнула соглашения о наказании за уклонение от налогов и об изменении климата и подтолкнула даже основных американских союзников к тому, чтобы вести переговоры о свободной торговле и трансграничных инвестиционных сделках без участия Вашингтона.

Если Соединенные Штаты продолжат отказываться от экономического лидерства, то обрекут остальной мир и себя самих на большие страдания. Если администрация Трампа не развяжет полномасштабную торговую войну, последствия наступят не сразу. Однако последовательное самоустранение США неизбежно приведет к замедлению темпов экономического роста, а быть может, и к его полной остановке. В результате воцарится хаос, который поставит под угрозу экономическое благополучие людей во всем мире, поскольку они будут более уязвимы для хищнической политики, проводимой некоторыми странами, и конфликтов, которых не знали уже несколько десятилетий.

Добро пожаловать в клуб

Один из важных уроков экономической истории заключается в том, что запугивание не способствует процветанию. Надлежащие институты – власть закона, прозрачные права собственности, стабильный обменный курс, эффективное собирание налогов, обеспечение общественных благ, меры противодействия официальной коррупции – фундаментальные предпосылки устойчивого экономического роста. Конечно, не следует преувеличивать выгоды этих институтов. Они не приводят автоматически к процветанию или демократической свободе. Но без них долгосрочные сбережения и инвестиции, образующие основу роста, не могут поддерживаться.

Лучше всего порядок, базирующийся на правилах, можно представить в виде клуба, члены которого отстаивают общие убеждения и ценности: способность экспортировать, импортировать и инвестировать в рынки всего мира не определяется военной мощью или структурами альянса; экономический рост других стран следует приветствовать, а не воспринимать как угрозу; права собственности должны быть защищены от посягательства, экспроприации и воровства; нужен также беспрепятственный обмен технологиями при условии их защищенности патентами и торговыми марками. В совокупности перечисленные ценности создают основу для устойчивых инвестиций и деловых отношений, а также роста личных доходов.

Клуб предлагает общие инструменты, собирая со всех членов пошлины. Они начинаются с организаций, созданных на Бреттон-Вудской конференции 1944 г., таких как Международный валютный фонд (МВФ), Всемирный банк (ВБ) и Всемирная торговая организация (ВТО), хотя последняя меняла название, но выходят далеко за их рамки. Порядок предусматривает общие принципы заключения сделок, конвертации валют, выставления счетов в общепризнанных валютах, а также правила взыскания пошлин и таможенных сборов. Он создает форумы, на которых эксперты могут обсуждать специальные темы, а также группы, разрабатывающие международные стандарты, такие как Корпорация по присвоению имен и номеров в Интернете (ICANN). Важно то, что в инструментарии этого клуба имеются также договоры об урегулировании международных коммерческих споров. Клуб также предусматривает взаимное страхование от техногенных и природных катастроф. Частично оно осуществляется в виде помощи в развитии и во время бедствий, преимущественно предоставляемой более бедным странам, но также предполагает сотрудничество в период финансовых кризисов или экономической депрессии, которые могут иметь место, коль скоро все сообщество не станет совместно трудиться над решением проблем, даже если изначально они затрагивают только одного члена. Важную роль в тушении финансовых пожаров играет ликвидность, предоставляемая Федеральным резервом США в случае катастроф.

Клубная аналогия несовершенна. Хотя членами являются национальные государства, за каждым из них стоят миллионы людей, домохозяйств и предприятий. Именно они, а не правители мира, являются конечными бенефициарами глобального экономического порядка. И именно это придает либеральному порядку этический и нравственный вес.

Лидерство ради общего блага

Все эти атрибуты?– во многом следствие лидерства Соединенных Штатов. Но, если США председательствуют в клубе, это не означает, что они могут отдавать команды или требовать лояльности. Вашингтон не способен заставить какое-либо государство вступить в клуб; он лишь может сделать членство более привлекательной альтернативой, нежели пребывание вне. Он также не может накладывать ограничения на действия правительства государства-члена в своей стране или в областях, которые не регламентируются ценностями существующего мирового порядка, за исключением угрозы исключить данную страну из общей системы. Но, если подобные угрозы звучат слишком часто или кажутся слишком произвольными, другие члены будут опасаться за свой статус и объединятся для сопротивления давлению США. Наконец, Соединенные Штаты могут собирать клубные пошлины лишь в той степени, в какой члены считают это членство стоящим, при условии, что и другие платят справедливую долю. Эта реальность противоречит широко распространенному, но неверному мнению, будто США обеспечивают общемировые общественные блага, которыми другие безвозмездно пользуются, не говоря уже о точке зрения Трампа, будто мировой порядок держит американских избирателей за дураков.

На самом деле Соединенные Штаты обеспечивают лишь два важных аспекта экономического порядка. Во-первых, Вашингтон развертывает зонтик безопасности и ядерного сдерживания над своими союзниками. Во-вторых, американская армия гарантирует беспрепятственную навигацию в морском и воздушном пространстве в коммерческих целях при условии соблюдения некоторых международных правил, устанавливаемых преимущественно Соединенными Штатами. И то и другое – классические общественные блага, поскольку их обеспечивает одна сторона – США, которая может делать это, по сути, единолично, тогда как все другие страны от этого выигрывают, независимо от того, вносят они какой-то вклад в мировую систему или нет. Фактически, если говорить об остальных организациях мирового порядка и выгоде от них, то американцы сами нередко пользуются ими бесплатно в последние годы. Зачастую они не платят своевременно пошлины и взносы в международные организации, как это делают другие. Тратят гораздо меньший процент своего ВВП на помощь, чем другие богатые страны. Не реагируют адекватно на изменение климата, тогда как другие государства начали переход к «зеленому» росту. Соединенные Штаты вели себя безответственно, практически полностью отказавшись от регулирования финансового сектора и рынка ипотечных ценных бумаг, хотя оказывали давление на другие страны, чтобы те снизили темпы экономического роста ради общей стабильности.

Эта реальность противоречит озабоченности Трампа, выраженной в лозунге «Америка прежде всего». США нередко получали поблажку, и им разрешалось не выполнять многие обязательства именно потому, что они руководят всей системой, а другие страны хотят, чтобы Вашингтон и впредь это делал.

До сих пор выгоды от американского лидерства были достаточно велики, поэтому прочие страны готовы иногда закрывать глаза на некоторое лицемерие Соединенных Штатов. Но если США перейдут от эпизодической «бесплатной езды» к демонстративному нарушению правил, вся система окажется под угрозой. Американцы должны иметь желание руководить системой, а остальные – добровольно давать им на это мандат.

Таким образом, лидерство Соединенных Штатов не есть неизбежное следствие сравнительного размера американской экономики и армии. В течение последних 70 лет оно сохранялось, хотя доля мирового ВВП, производимого американской экономикой, снизилась с 50% до 25%. Политикам не следует опасаться, что Китай или ЕС заменят Вашингтон в качестве лидера мировой экономики, когда их экономика превзойдет экономику США.

До тех пор пока американская экономика останется очень большой (в чем можно не сомневаться), в авангарде технологического прогресса (что весьма вероятно), и Соединенные Штаты сохранят приверженность ценностям, привлекательным для всего мира, страна и дальше будет способна к лидерству. Это признание общей привлекательности либерального порядка, основанного на правилах, и способности Вашингтона позиционировать себя как лучшую из всех альтернатив. Благодаря этому лидерство США так охотно поддерживается мировым сообществом.

Они действительно так думают?

Отступление Вашингтона не сразу погрузит мир в рецессию. Если администрация Трампа не начнет торговую войну с Китаем или Мексикой, то она может даже не причинить заметного вреда в течение следующего года или двух. Отчасти потому, что нужно время, чтобы даже серьезная экономическая политика как-то отразилась на экономике других стран в целом. Кроме того, мировая экономика переживает широкое и сбалансированное восстановление. Его размах делает нынешнюю экспансию самой устойчивой из всех – по крайней мере с 1980-х годов. Все двигатели мировой экономики работают хорошо, без чрезмерной зависимости от долга в частном или государственном секторе.

Большинство стран заняло выжидательную позицию относительно угроз Трампа в адрес мировой экономической системы. Стратегия национальной безопасности, изданная в декабре, бросает вызов почти всем фундаментальным аспектам мировой роли Соединенных Штатов и тем ценностям, которые страна исповедовала последние 70 лет. Она ломает стену между экономикой и национальной безопасностью и обрекает американское правительство на двустороннее запугивание, вместо того чтобы побуждать США следить за соблюдением правил. Продвигая так называемый «принципиальный реализм», стратегия сулит «объединение всех элементов национальной мощи Америки – политической, экономической и военной». Соединенные Штаты будут «стремиться к двусторонним торговым соглашениям», а не к широким партнерствам. Но это скорее инструмент экономического принуждения, чем сотрудничества.

Некоторый скептицизм по поводу курса администрации Трампа оправдан, поскольку прошлые администрации редко последовательно воплощали заявленную стратегию. Что еще важнее, даже если данный документ отражает намерения Трампа, то промежуточные выборы в Конгресс, которые состоятся в этом году, неожиданный исход продолжающегося расследования возможной связи между кампанией Трампа и российским правительством, давление Конгресса, даже мотивированные доводы экономических советников президента и мировых лидеров могут не дать администрации возможности следовать ошибочным путем.

Но если данная стратегия в самом деле определяет и направляет политику Вашингтона, она способна причинить серьезный вред. США ограничат доступ на свой рынок разными произвольными методами, блокируя иностранные инвестиции, выходя из торговых соглашений, навязывая ограничения программы государственных закупок и требуя, чтобы закупались исключительно товары, сделанные в Америке, а также политизируя финансовый надзор и доступ к международным платежным системам. С учетом большей политической осмотрительности некоторые американские политики неизбежно будут требовать денег или даже взяток у компаний за совершение обычных торговых операций. Все, кроме последнего, уже отчасти происходит; однако сменяющие друг друга администрации сопротивлялись таким тенденциям на родине и за рубежом еще со времен Второй мировой войны. Отказ от подобного подхода плохо скажется на экономической производительности США и покупательной способности американцев. Однако на этом дело не закончится. Взятие на вооружение такой политики воодушевит автократов идти тем же путем, и даже демократические союзники вынуждены будут принять ответные меры.

Наконец, размер ущерба будет зависеть от того, насколько другие правительства захотят и смогут поддерживать ценности и структуры нынешней системы: прежде всего Китай и ЕС, но также и другие крупные экономики, давно поддерживающие порядок, основанный на правилах, такие как Австралия, Канада, Япония и Мексика. По всей вероятности, быстрой катастрофы не произойдет, потому что система предлагает выгоды тем, кто добровольно соблюдает ее правила. Даже без Соединенных Штатов почти все члены порядка все еще публично соглашаются с заявляемыми ценностями: открытыми рынками, равным обращением со всеми членами в экономических целях и мирным разрешением споров.

Отход от признания экономического лидерства США начался еще до прихода администрации Трампа. С начала мирового финансового кризиса во всем мире возникло презрение к излишествам англо-американского гипертрофированно финансового капитализма, особенно к его необузданным спекуляциям и бесконтрольному накоплению частного капитала. Во многих странах эта критика способствовала большей терпимости к государственным предприятиям (усиленной примером роста Китая с его государственным капитализмом), защите особых интересов от торговой конкуренции и раскрутке компаний, штаб-квартиры которых находятся на родине, как защитников национального благоденствия. Все это может иметь положительный эффект в виде умеренности, но нынешняя тенденция, вероятно, может зайти слишком далеко без сдерживания со стороны США, которые должны настаивать на соблюдении правил. Даже при администрации Обамы Соединенные Штаты медлили с вводом в международную повестку дня новых вопросов, таких как наделение женщин большими полномочиями, переселение беженцев, защита личных данных в Интернете и экология. Однако лучший способ их решения мог бы заключаться в вынесении озабоченности других стран по поводу ошибок США на обсуждение «Большой двадцатки». Если другие страны откажутся от американского лидерства, не говоря уже о выходе самих Соединенных Штатов из системы, то это лишь усугубит данные проблемы.

Отступление администрации Трампа от прежних принципов быстрее всего отразилось на торговле. Перспектива выхода США из мировой торговой системы подтолкнула несколько крупных экономик к заключению двусторонних или региональных торговых соглашений. В прошлом году Евросоюз заключил важные торговые сделки с Канадой, Японией, Сингапуром и Вьетнамом, а также ускорил переговоры с Мексикой и южноамериканским торговым блоком Меркосур. С удивительной скоростью 11 стран, которые остались в Транстихоокеанском партнерстве после выхода США в начале 2017 г., подготовили большую часть соглашения, причем лидерство на себя взяли Австралия и Япония. Региональные торговые переговоры в Азии и Африке с участием Китая и переговоры между латиноамериканскими странами также набирают темп. Хотя обычно подобные переговоры приводят к некачественным соглашениям, позволяющим проводить лишь ограниченную либерализацию и не решающим многие вопросы с регулированием, они будут отвлекать торговые потоки отовсюду, включая и Соединенные Штаты.

Администрация Трампа начала нападки на международные организации от НАТО до ООН. Блокируя назначение новых судей по торговым спорам в Апелляционный орган ВТО из семи членов, администрация не дает возможности ВТО нормально функционировать. Остальной мир пока никак не реагирует. Лишь немногие лидеры высказались по этой проблеме – например, президент Аргентины Маурисио Макри, защищавший ВТО на декабрьском биеннале этой организации. Канада подала официальный протест против многочисленных односторонних торговых мер, к которым стремится администрация Трампа и которые могут создать прецедент для ответных мер других стран. Но большинство промолчали – возможно, потому, что не желают провоцировать Трампа на выход из ВТО или на дальнейшие выпады против этой организации.

Некоторые неторговые аспекты либерального порядка, основанного на правилах, могут продолжать функционировать и при отсутствии американского лидерства. Большинство организаций и форумов не будут работать так же хорошо или так же систематически и гибко, но они никуда не денутся. Системы, обеспечивающие международную финансовую кооперацию, до сих пор были, по большому счету, избавлены от нападок – отчасти по причине юридической независимости Федерального резерва. Вместе с тем без американского руководства даже эти режимы будут уязвимы для будущих экономических потрясений. В случае серьезного экономического спада крупные страны вряд ли смогут действовать сообща без вклада США. Система априори не выдержит полномасштабного наступления Вашингтона. Если Трамп хочет демонтировать существующий порядок, остальным странам будет трудно ограничить ущерб.

Разори соседа

С левого фланга либеральный экономический порядок под руководством США критикуется как система, поощряющая «гонку на выживание» путем эксплуатации более бедного населения. Эта критика особенно важна, когда речь заходит о защите окружающей среды и прав трудящихся, поскольку в этой области американцы делают недостаточно у себя дома и тем самым снижают общемировые стандарты. Но до последнего времени сочетание давления других государств и формальных соглашений, одобряемых Соединенными Штатами, ограничивали возможности стран ослаблять друг друга. За последнее десятилетие международные усилия, отчасти возглавляемые администрацией Обамы, которая действовала через «Большую двадцатку», начали приносить плоды по обузданию двух самых пагубных видов политики разорения соседей – валютных манипуляций и создания налоговых убежищ.

Если американское правительство откажется от роли лидера, картина резко изменится. Сегодня налоговая конкуренция в основном принимает форму конструктивного давления с требованием приводить ставки и покрытие в соответствие с теми, которые существуют в сопоставимых по размеру экономиках. Нынешняя система ставит США, наряду с некоторыми другими государствами, в невыгодное положение, но только мировая кооперация в состоянии закрыть имеющиеся дыры вместо снижения доходов каждой страны. Если Соединенные Штаты попытаются в одностороннем порядке использовать свой налоговый кодекс, чтобы переманить к себе штаб-квартиры крупных корпораций из других стран, это усилит стимулы для гонки на выживание за счет разрешения уклонения от налогов. В налоговом законопроекте, подписанном Трампом в декабре, много сложных положений, но в целом похоже, что он ставит в привилегированное положение местных производителей; скорее всего, это снизит эффективность экономики и будет способствовать налоговому конфликту в мировом масштабе.

В более широком смысле либо предприимчивые многофункциональные компании столкнут страны друг с другом, поскольку правительства будут конкурировать за привлечение рабочих мест, либо страны составят перечень национальных компаний, требующих защиты и субсидий. В любом случае акционеры потребуют для себя больше национальных доходов, отнимая их у рабочих и налогоплательщиков, а также снижая возможности правительств решать социальные вопросы и инвестировать в долгосрочные проекты. Политика в стиле «разори своего соседа» разорит всех.

Еще одна цель послевоенного либерального порядка состояла в том, чтобы наделить голосом правительства развивающихся стран. Глобальное управление никогда не было по-настоящему равным; Соединенные Штаты и другие крупные державы всегда играли доминирующую роль. А организации, в которых все страны-члены имеют равное право голоса, такие как ВТО, часто заходят в тупик. Однако МВФ, Всемирный банк и другие многосторонние организации развития при выделении кредитных средств и помощи в целом используют последовательные критерии, утверждаемые коллективным членством.

Напротив, в мире, где связи в области национальной безопасности и двусторонние отношения вытесняют общие правила и многосторонние структуры, помощь и кризисное финансирование будут становиться все более политизированными. Получит развивающаяся страна доступ к финансированию или нет, может зависеть от того, находится ли она в сфере влияния крупной державы и готова ли принять (или не способна сопротивляться) ее политическому доминированию. МВФ и Всемирный банк останутся, но без поддержки богатых стран они, скорее всего, не смогут уравновесить этот вид политизации на большей части планеты.

Чтобы избежать такого политического давления, многие быстроразвивающиеся рынки попытаются защитить себя от ситуаций, в которых им понадобится помощь, за счет увеличения золотовалютных резервов, даже ценой снижения внутренних инвестиций. Они также попытаются обезопасить своих покровителей, которые пообещают им относительно безусловную помощь, когда она понадобится. Имея эти гарантии, страны будут меньше нуждаться в помощи международных организаций и, следовательно, больше готовы не принимать во внимание мнение международных наблюдателей при принятии решений. Это может привести к более частым финансовым кризисам, поскольку вмешательство в усилия международных организаций по зачистке финансового поля, вероятно, нанесет продолжительный политический и экономический ущерб. Пропасть между государствами со средними доходами и бедными странами еще больше углубится, поскольку непоследовательность системы наибольший урон причинит беднейшим и самым маленьким странам.

Экономика, оторванная от реальности

Менее очевидные, но более разрушительные последствия отхода США от экономического лидерства проявятся на макроэкономическом уровне. Они начались с недавних усилий по искажению экономической статистики. Американцы всегда гордились тем, что поручают независимым агентствам подготовку докладов о состоянии национальной экономики. Это давало им моральное право оказывать давление на другие страны, требуя от них точного и своевременного раскрытия информации о состоянии своей экономики. Они разработали ряд определений и методов, чтобы помочь другим странам, а также создали основу для формальных соглашений об экономическом наблюдении среди технократов. Объективные и стандартизированные экономические данные позволяют политикам корректировать действия и программы на более надежном основании, чем внутренние ощущения или искусство проталкивания своих идей. Организация экономического сотрудничества и развития, а также МВФ, при серьезной поддержке Соединенных Штатов помогают разрабатывать и поддерживать этот статистический режим; их регулярные доклады о политике, проводимой странами-членами, и их экономических показателях дают избирателям и инвесторам независимые экспертные оценки.

Вместе с тем, за последний год британские и американские политики начали с пренебрежением относиться к находкам своих земляков-технократов. В Лондоне правительство отмахнулось от скептического анализа последствий Брекзита официальными агентствами, а в Вашингтоне конгрессмены-республиканцы отвергли обязательную юридическую оценку законодательства Бюджетным управлением Конгресса и Совместным комитетом по налогообложению. В некоторых случаях они даже пытались помешать опубликованию данных анализа для широкой общественности. Политики всегда будут выставлять цифры и статистику в розовом свете и ополчаться против критики. Но требуя лояльности вместо объективности и замалчивая открытия, которые им не по нраву, они тем самым узаконивают тактику, бывшую некогда уделом автократов. Другие своекорыстные политики пойдут по их следам. Невозможно подсчитать урон, который может нанести подобный подход, поскольку политика направляется в ложное русло, искажаются и сдерживаются инвестиции за счет роста неопределенности и снижения способности широкой общественности призывать свои правительства к ответу.

По мере того как Соединенные Штаты отворачиваются от либерального порядка, основанного на правилах, а экономические решения все больше увязываются с политической властью, возрастает неопределенность, а доходность инвестиций снижается. Правительства станут работать над тем, чтобы оставить инвестиции в родной стране – либо для создания новых рабочих мест, либо для финансирования коррумпированной политической системы. Это всегда бьет рикошетом по экономике. Если бы правительства таким не занимались, им не нужно было бы бороться с утечкой капиталов за рубеж. Политика, ограничивающая способность иностранцев инвестировать в конкретную страну, приводит к смешанным результатам. Ограничение некоторых иностранных инвестиций помогает предотвратить дестабилизирующий ввод в экономику крупного капитала и последующий вывод прибыли. Однако при подобной политике можно легко перегнуть палку, поскольку прямые иностранные инвестиции приносят разнообразные выгоды и преимущества как развитым, так и развивающимся экономикам.

Если правительства начнут ограничивать движение капитала, инвесторам будет труднее диверсифицировать вложения в мировую экономику. Это обречет домохозяйства и предприятия на более серьезные убытки по причине волатильности конкретно в их стране или регионе. Законы, затрудняющие домохозяйствам вложения сбережений в экономику и вывода их из экономики с прибылью, снизят потоки инвестиций и сместят их в направлении более ликвидных активов, таких как наличные и государственные облигации. Перспективным компаниям станет крайне трудно привлекать средства. Богатым, но стареющим обществам в Европе, Северной Америке и Северо-Восточной Азии нужно вкладывать капитал в растущие и быстроразвивающиеся страны для поддержания своих пенсионных доходов. Поднимающиеся экономики нуждаются в инвестициях от более богатых стран для строительства дорог, мостов и больниц, развития Интернета и других сетей связи, а также для обучения врачей, учителей и других профессионалов. Но если политики и угрозы национальной безопасности помешают перетеканию инвестиций между странами или разными отраслями экономики, беспроигрышный обмен будет затруднен, что ухудшит положение пенсионеров и трудящихся всего мира.

Торгуйте дальше

Международный режим свободной торговли – наиболее видимый и резче прочих осуждаемый аспект послевоенного экономического порядка. Но именно здесь уход США принесет наименьший вред. Соединенные Штаты более гибко подходят к торговому режиму на основе правил, чем к иным сферам экономики, а другие крупные торговые нации реагируют на уход США путем углубления своих торговых соглашений. Международная торговля существовала во все исторические эпохи, даже когда мировые экономические державы самоустранялись (Китай это сделал с середины XV до середины XVIII века, а Советский Союз – на протяжении всего периода своего существования). Торговля может быть ограниченной, но полностью она никогда не сворачивается. Уход американцев, конечно, нанесет определенный урон. Страны уже начали уводить свои торговые потоки и цепочки поставок с рынка Соединенных Штатов, разрывая деловые связи с американскими партнерами. Процесс лишь ускорится по мере того, как США будут отступать. Хотя размер американской экономики таков, что другие страны просто не смогут полностью вести свои торговые потоки в обход американского рынка, масштаб лишь усугубит потери мировой экономики от ухода Америки.

Если Соединенные Штаты полностью откажутся от мировой системы свободной торговли, произойдет резкое сжатие глобальных рынков. Потребители почувствуют это в виде уменьшения разнообразия и снижения качества приобретаемых товаров; компании не смогут в той же мере извлекать преимущества из политики удешевления за счет массовости; повысится вероятность того, что страны отойдут от передовых технологий и стандартов, делающих возможной современную жизнь. Глобальная конкуренция зачахнет. Пострадают и сами Соединенные Штаты, поскольку компании ищут возможности там, где новые торговые сделки расширяют рынки и политика благоприятствует этому. Больше всего проиграют как раз американцы, поскольку им придется платить больше практически за все, и им не будут доступны новые рабочие места и рост, который мог быть обусловлен подъемом развивающихся рынков.

Будучи лидером мирового экономического порядка, США, хотя и недостаточно, но настаивали на ужесточении антикоррупционных и экологических стандартов, а также на соблюдении прав человека в рамках крупных торговых соглашений, таких как Транстихоокеанское партнерство. Конечно, многое можно улучшить, но торговые соглашения без Соединенных Штатов, особенно с участием Китая, но без Евросоюза, скорее всего, ознаменуют откат во всех вышеуказанных областях. Даже ЕС может с большей готовностью идти на компромиссы, когда он станет ведущей экономикой с высокими доходами в системе мировой торговли. Без уравновешивающего влияния США у Брюсселя появится сильное искушение поступаться ценностями ради экономической выгоды. Он может ограничить распространение биотехнологий и нововведений в сельском хозяйстве, поскольку многие европейские страны оказывают им антинаучное сопротивление; попытаться расколоть Интернет, чтобы поставить европейские компании в более выгодное положение в части поиска информации, онлайн-торговли и взаимодействия через социальные сети. Европа также может согласиться с требованиями Пекина передавать ему технологии, которые могут пригодиться в военной промышленности, или признать его территориальные притязания в обмен на льготный доступ на китайские рынки. США порой тоже не проявляли принципиальности в подобных вопросах, но их лидерство при поддержке Европы остается единственным способом добиться какого-то прогресса в этой области. В противном случае у любой крупной экономики будут стимулы идти на компромиссы и закрывать глаза на злоупотребления.

Дом, который построили мы

Возврат к запугиванию слабых лишь повредит экономическому росту. Иногда Соединенные Штаты не соответствовали своим идеалам лидера либерального экономического порядка. Особенно заметно это было после 11 сентября, поскольку многие американцы начали ощущать угрозу со стороны поднимающего голову терроризма, а также по причине экономического укрепления Китая. Эта склонность также проявляется в шовинистических настроениях, свойственных американскому электорату и Конгрессу еще до избрания Трампа и во многом способствовавших приходу последнего в Белый дом. США слишком доминировали в некоторых сферах мировой экономической дискуссии и не позволяли другим странам помогать им в определении актуальной повестки дня – отчасти из-за желания потрафить американским националистам и сохранить символическое превосходство. Но гораздо хуже неяркого лидера тот, кто вообще отказывается от своей роли или даже активно работает над подрывом ценностей системы.

Мотивация Соединенных Штатов в построении послевоенной экономической системы заключалась не только в предотвращении конфликтов, но и в стимулировании роста. Установив правила ведения бизнеса для всех участников системы, ее создатели надеялись отделить экономическую конкуренцию от военного соперничества. Уход США не обязательно приведет к экономическим или реальным войнам, но повысит риск случайного конфликта. Без согласованных правил даже второстепенные экономические споры чреваты эскалацией и обменом контрударами. Если будет упразднена норма отделения экономических споров от военной конфронтации, экономические трения, такие как кража Китаем интеллектуальной собственности или ограничения на торговлю с ядерным Ираном или Северной Кореей, могут вылиться в прямое военное столкновение.

Вполне правдоподобный сценарий таков: когда экономика США ослабеет вследствие их выхода из мировой системы, администрация Трампа возложит вину за экономический ущерб не на собственные действия, а на зарубежные правительства, что вызовет нескончаемые приступы гнева у иностранных политиков. Когда другие державы выступят в защиту открытого экономического порядка или себя от экономической агрессии США, Вашингтон может это воспринять как вызов превосходству Америки. Возможно даже, что администрация Трампа неверно истолкует нынешнюю сдержанность Китая или ЕС как слабость и приглашение к эскалации конфронтации.

Сегодня доля мирового населения, живущего в бедности, меньше чем когда-либо раньше, а численность среднего класса больше, чем в прошлые эпохи. И это не только следствие поразительного подъема Китая. В Чили, Эфиопии, Индии, Индонезии, Южной Корее, Вьетнаме и странах бывшего СССР экономический рост вывел сотни миллионов людей из жизни на грани выживания. Это чудо произошло без завоеваний или конфликтов – просто потому, что права человека и право частной собственности оберегаются лучше, чем когда-либо раньше. Либеральный порядок, сконструированный и ведомый Соединенными Штатами, сделал прогресс возможным, дав странам, предприятиям и людям возможность планировать семейный бюджет, не опасаясь, что все нажитое будет расхищено иностранной державой. Лидерство США не вредит их интересам, как некоторые пытаются доказать. Пропасть между богатыми и бедными и нерастущие зарплаты в самой Америке – прежде всего результат неумелой внутренней политики и просчетов. Если Соединенные Штаты откажутся от роли лидера или, что еще хуже, будут подвергать нападкам ими же созданный порядок, в мире будет больше бедности, меньше справедливости и уверенности в завтрашнем дне. Жизнь станет опаснее для всех.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 2, 2018 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 июля 2018 > № 2714095 Адам Позен

Большой сдвиг

Как американская демократия терпит крах на пути к успеху

Уолтер Рассел Мид – профессор внешней политики и гуманитарных наук в колледже «Бард», публицист The Wall Street Journal, заслуженный профессор Института Хадсона.

Резюме Понятия «промышленная революция» и «информационная революция» стали настолько избитыми, что за ними стирается масштаб перемен. А они меняют общество глубже, чем революции политические. От семьи до государства, от корпораций до учебных заведений, от алтаря до престола, от гендера до финансов – ни один из институтов не избежит потрясений.

По мере того как американцы пытаются разобраться в неприятных экономических переменах, тревожных политических событиях, перед ними открывается безрадостная картина. Hеэффективные политики, частые скандалы, откат к расизму, поляризованные и безответственные СМИ, популисты с их шарлатанскими рецептами оздоровления экономики, растущая подозрительность элит и экспертов, пугающие вспышки насилия, потеря рабочих мест, громкие теракты, антииммигрантские волнения, снижение социальной мобильности, доминирование в экономике гигантских корпораций, усугубление неравенства и появление нового сословия миллиардеров, наделенных огромными полномочиями в финансовом секторе и технологических отраслях.

Все это напоминает описание жизни в Америке в течение 35 лет после окончания Гражданской войны. Годы, прошедшие от убийства президента Авраама Линкольна в 1865 г. до убийства президента Уильяма Маккинли в 1901 г., были наименее вдохновляющими в истории американской политики. Реконструкция не принесла плодов, и экономика пережила ряд опустошительных депрессий, сеявших панику среди населения, а вашингтонские политики не находили ответа на вызовы дня.

Немногие американцы припомнят имена скучных и серых президентов, бесцельно слонявшихся по коридорам Белого дома в те годы; еще меньше людей назовут сенаторов и конгрессменов, с которыми те работали. Почти никто из профессионалов, изучающих внешнюю политику США, не вспомнит какого-то великого свершения на дипломатическом поприще между покупкой Аляски и строительством Панамского канала. Если какие-то смутные воспоминания о политиках тех дней и остались, то чаще не из-за деяний, а по причине сопровождавших президентства скандалов («Мама, мама, где мой папа?» – стишок времен Гровера Кливленда, намекавший на его незаконнорожденного ребенка).

Но, хотя в летописи американского государственного управления это было безрадостное время, в истории страны те же годы были исключительно важными. Именно в этот период Соединенные Штаты становятся крупнейшей и наиболее передовой экономикой в мире. Трансконтинентальные железные дороги сформировали национальный рынок, а интенсивная индустриализация создала новые отрасли промышленности и технологии. Из мастерских Томаса Эдисона, его подражателей и конкурентов лился непрерывный поток удивительных изобретений. Джон Рокфеллер превратил нефть из субстанции, не имеющей коммерческого значения, в фундамент мирового экономического развития. Американская финансовая система стала не менее изощренной и могущественной, чем британская.

Оглядываясь назад, мы можем сказать, что на пути к успеху США стали последствия Промышленной революции. Конечно, случилась она задолго до Гражданской войны, но в полной мере ее итоги начали ощущаться чуть позже, когда США обогнали Великобританию, став главной производственной державой мира. Быстрые технологические и социально-экономические изменения, которые принесла с собой Промышленная революция, сделали неэффективными те институты, посредством которых Соединенные Штаты управлялись со времен американской революции. Не только Юг обнаружил, что старые политические структуры и идеи после войны перестали работать; на Севере политические идеалы и институты управления довоенного мира также не соответствовали требованиям времени.

Сегодня страна переживает нечто подобное. Информационная революция так же сильно подрывает социально-экономические устои, как в свое время Промышленная. Идеология и политика, подходившие американскому обществу в прошлом поколении, все менее приемлемы для решения проблем, с которыми оно сталкивается сегодня. У политических партий и большинства лидеров Соединенных Штатов нет видения и идей, которые позволили бы разрешить наиболее острые проблемы. Интеллектуальные и политические элиты по большей части слишком привержены парадигмам, утратившим актуальность; но и у популистов, стремящихся заменить их, нет реальных ответов. Во многих отношениях жить в такое время – большой стресс и волнение. И тревога порождает всепроникающее отчаяние в отношении американской демократии – страх по поводу того, что она нежизнеспособна и переживает необратимый упадок.

Последствия быстрых перемен зачастую нежелательны, но трансформация – процесс роста и развития, а не упадка и заката. На самом деле способность справляться с изменениями остается одним из главных источников американской силы. В XIX веке люди нередко противопоставляли Соединенные Штаты отлаженной немецкой империи во главе с Пруссией. Сегодня их часто противопоставляют Китаю с его эффективной модернизацией. Однако творческий беспорядок свободного общества отличается гибкостью и устойчивостью. Есть все основания верить, что США снова найдут путь к открытому и гуманному обществу, которое обратит себе на пользу ценности и богатства, производимые новой экономикой.

Жизнь не ждет

Переходные периоды всегда болезненны. После Гражданской войны политические неудачи имели тяжкие последствия для американцев. Это были годы массовой урбанизации, а государство на всех уровнях демонстрировало неспособность решать связанные с этим процессом проблемы. Плохое качество жилья и еды, угрожавшее здоровью и жизни людей, страшное загрязнение окружающей среды, высокая преступность, отвратительная государственная система здравоохранения, низкий уровень школьного образования – все это отравляло жизнь людей в американских городах.

Сельскохозяйственная политика также была катастрофичной. Федеральное правительство призвало первопроходцев осваивать неплодородные земли к западу от 100-го меридиана; многие потеряли все, что имели. За счет применения сельскохозяйственной техники и искусственных удобрений удалось поднять урожайность, но мелкие семейные фермы не могли конкурировать на рынке. Ни создание дотированных государством колледжей, призванных развивать научное земледелие, ни раздача бесплатных земельных участков после принятия Гомстед-акта, ни субсидирование железных дорог не смогли остановить экономические силы, подрывавшие безопасность того, что веками было фундаментом американского общества: семейную ферму.

Промышленная революция, помимо всего прочего, изменила способ зарабатывания денег на жизнь. В 1850 г. 64% американского населения жило за счет земледелия. К 1900 г. эта цифра снизилась до 38%, а сегодня показатель находится на уровне 2%. Промышленная революция также привела к снижению социальной мобильности. До Гражданской войны линия, разделявшая работника и работодателя, была более размытой, чем в последующие годы. Молодые люди, не имевшие начального капитала, естественно, устраивались на работу ремесленниками в мастерские, но затем многие быстро начинали собственное дело. Но, когда на смену небольшим мастерским пришли крупные заводы и фабрики, это стало невозможно. Горацио Элджер писал романы о смелых и предприимчивых чистильщиках обуви, которые выбирались из бедности благодаря упорному труду и доброму нраву; однако общество все более отчетливо делилось на работников и собственников.

По мере того как усложнялась задача преодоления этого барьера, классовое расслоение становилось более явным. В 1800 г. существовали богатые и бедные (и почти миллион американцев были рабами), но в целом в США того времени было намного меньше бедности, чем в большинстве других стран мира. Все изменилось после Гражданской войны. Появился класс сверхбогатых предпринимателей и заводчиков, пересекавших Атлантику и рыскавших по Европе в поисках сокровищ искусства. А у них на родине рабочие трудились по 12–14 часов в день семь дней в неделю в шумных и опасных цехах, еле-еле сводя концы с концами.

Финансовые рынки настолько плохо регулировались, что крах и паника происходили на бирже с определенной периодичностью и невероятной свирепостью, уничтожая процветавшие предприятия, выгоняя некогда благоденствующие семьи на улицы. Люди теряли сбережения, пополняя ряды незанятых, в то время как система социальной защиты для смягчения ужасов безработицы отсутствовала.

К концу XIX века многих американцев преследовали мрачные картины будущего, выходящего из-под контроля. Упадок семейной фермы и появление больших городов, заполненных массой иммигрантов, приводили к мысли о скором конце американской демократии. Социалисты и анархисты ратовали за революционные изменения; консерваторы опасались будущего и считали, что американские ценности и культура будут подавлены иммигрантами и чуждыми идеями.

Однако с начала ХХ столетия Соединенные Штаты преодолели кризис, вызванный стремительной индустриализацией, построив новую экономику, которая в конце концов обеспечила процветание и свободу для подавляющего большинства населения. Послевоенное поколение, вопреки опасениям многих, стало свидетелем не смертельной агонии американского эксперимента, а героических усилий бабочки, освобождающейся из кокона.

Под лежачий камень вода не течет

Корректировка происходила в три этапа. На первом этапе, с 1865 по 1901 гг., американцы отчаянно пытались справиться с теми силами, которые меняли их общество. Правительство часто было слишком слабым или плохо организованным для решения сложных задач. Новые идеи, которые с благими намерениями выносились на суд общественности, часто не оправдывали ожиданий, поскольку не соответствовали требованиям момента. Биметаллический денежный стандарт политика Уильяма Дженнингса Брайана и «единый налог» экономиста Генри Джорджа не смогли решить насущных проблем. Но и пророки ортодоксии также не могли решить проблемы упадка сельского хозяйства, расового неравенства и городской бедности.

И все же американцы учились на своих ошибках и углубляли понимание новых условий и среды. Экономисты разрабатывали более совершенные методы статистического учета и оттачивали анализ таких проблем, как бизнес-цикл и нестабильность банковской системы. Реформа гражданской службы повысила качество труда госслужащих. Общественные активисты и частные благотворители экспериментировали с новыми методами и идеями. Богословы переосмысливали связь социальных проблем с Евангелием. В американской политике начали формироваться новые и более прогрессивные коалиции.

Послевоенное поколение не решило новых проблем, с которыми столкнулось, но заложило фундамент для будущих успехов. Постепенно оформилась интеллектуальная, общественная и политическая конструкция для поддержки более успешной политики в эпоху, которая получила название «эра прогрессизма». Тем самым было положено начало второму этапу корректировки. Федеральная резервная система, регулирующие ведомства, такие как Управление по контролю за продуктами и лекарствами, а также реформы, такие как «Сухой закон», избирательное право для женщин, введение подоходного налога и всенародные выборы сенаторов свидетельствовали о растущей уверенности нового поколения, лучше оснащенного для жизни в эпоху индустриализации.

Но, несмотря на все эти успехи, ни эра прогрессизма, ни сменивший ее более радикальный и далеко идущий «Новый курс» не решили всех проблем индустриального общества. Понадобилась Вторая мировая война, чтобы перейти к третьему и заключительному этапу корректировки. Быстрое развитие военной экономики и крупномасштабное планирование, необходимое для победы в войне, дали американцам шаблон для более всеобъемлющей организации общества, чем в предыдущие эпохи. Лишь на этом этапе США смогли в полной мере воспользоваться потенциалом производительности труда передовой промышленности и создать стабильное и процветающее общество, которое, похоже, преодолело наиболее фундаментальные проблемы социально-экономической жизни в современном мире.

В ретроспективе картина кажется ясной: годы, наступившие после окончания Гражданской войны, превратили США в ведущую индустриальную державу мира, а в последующие десятилетия американцы научились использовать огромное богатство, создаваемое индустриализацией, для решения вызванных ею же проблем. К концу Второй мировой войны сельская нация, преимущественно состоявшая из процветающих мелких фермеров, стала урбанизированной страной с богатыми пригородами, где жили преуспевающие синие и белые воротнички. Дети учились в школах, а не работали на шахтах или заводах. Финансовые потрясения более ранних эпох удалось по большому счету укротить и погасить. Бизнес-цикл, хоть и не был полностью ликвидирован, стал умеренным и управляемым, так что депрессии, потрясавшие индустриализирующийся мир, остались в прошлом. Общество обеспечило социальные гарантии и защиту трудящимся, престарелым и инвалидам от превратностей жизни в рыночной экономике. В городах наладили надежное водо-, газо- и электроснабжение. В 1970-е гг. удалось устранить худшие последствия Промышленной революции для окружающей среды; постепенно вода и воздух становились чище, и в стране велась медленная и кропотливая работа по оценке и исправления урона, нанесенного экологии.

На пике развития индустриального общества, с 1945 по 1990 г., во многих странах появилась удивительно стабильная форма регулируемого капитализма, тесно связанного с государством. Регулируемые монополии и олигополии занимали доминирующее положение во многих отраслях промышленности. В США компания AT&T эксплуатировала телефонную систему в качестве монополии, а нефтяная, автомобильная, авиационная и сталелитейная отрасли, а также некоторых другие, были олигополиями, где доминировали несколько крупных производителей. В других отраслях, таких как банковско-финансовый сектор, действовало множество фирм, но государство ввело в них ограниченную конкуренцию. Эти работодатели предлагали сотрудникам стабильную и выгодную работу; все больше рабочих пользовались льготной системой пенсионного обеспечения, помимо социальных гарантий. Зарплаты и премии постепенно росли в реальном выражении. Расширялись возможности для получения образования. В целом каждое следующее поколение имело более высокий уровень жизни, чем предыдущее. Подобная трансформация происходила не только в Соединенных Штатах. Во всем индустриальном мире постепенно ослабевала ожесточенная классовая борьба, характерная для первых десятилетий индустриализации в XIX и начале XX века. После Второй мировой войны и капиталисты, и работники предпочли борьбе компромисс. Социалистические партии стали более глобальными, а рыночно-ориентированные партии уделяли больше внимания социальной защите населения.

Международная жизнь индустриальных демократий также стабилизировалась. Беспокойные и честолюбивые страны, такие как Германия и Япония, больше не нарушали мир на планете. Образование Европейского сообщества и НАТО указывало на начало новой миролюбивой эпохи внутри Европы в частности и в атлантическом сообществе в целом. Жизнь повсюду наладилась.

Тем не менее за пределами индустриального мира – в развивающихся странах и советском блоке – сохранялось напряжение. Но, с учетом мирного настроя индустриальных демократий, казалось, что политический процесс развивается вполне предсказуемо и логично. По мере индустриализации аграрных обществ они проходили подростковый период, но со временем взрослели, преодолевая ошибки молодости, а иллюзорные фантазии – от фашизма до коммунизма – теряли привлекательность. В конце концов, подобно большинству хорошо воспитанных юношей, эти общества становились ответственными участниками процветающего мирового сообщества.

Многое еще предстояло сделать, и жизнь в США и других зрелых индустриальных обществах конца XX века была далеко не идеальной. Однако достижения оказались достаточно впечатляющими, чтобы политологи приветствовали либеральный, индустриальный капитализм как наиболее возвышенную и конечную форму организации человеческого общества. Идея же о том, что индустриальное развитие неминуемо ведет к социальному благоденствию и миру внутри страны и миру на всем земном шаре, служила утешением в эпоху накопления ядерных арсеналов и межконтинентальных баллистических ракет.

Однако у Провидения были другие планы. Либеральная демократия в мире зрелых индустриальных экономик все же не стала концом истории, поскольку геополитические и идеологические соперники в последние годы подрывают основы либерального мирового порядка. Официальные лица ЕС в Брюсселе схватились за голову, узнав итоги выборов в Великобритании, Венгрии, Польше и Италии, особенно когда администрация Трампа попыталась увести политику США в другую сторону. Фундамент здания либеральной демократии зашатался как раз тогда, когда архитекторы мирового порядка пытались уложить последние кирпичи храма либерального мироустройства. Либеральные демократии больше не были хранителями полноценной и стабильной общественной системы. Простые люди все меньше верили в то, что технократы смогут найти правильный ответ на социально-экономические вопросы, следуя установленным процедурам. Во многих случаях граждане демократий всего мира сегодня оказываются в неприятном положении послевоенного поколения. Они сталкиваются с проблемами, истоки которых не вполне понятны и решение которых в конечном итоге потребует создания пока еще не существующей интеллектуальной и политической архитектуры.

Пожалуйста, информацию

«Промышленная революция» и «информационная революция» – эти фразы стали настолько избитыми, что за ними скрывается масштаб перемен, которые они определяют. Подобные процессы меняют общество еще глубже, чем политические революции. От семьи до государства, от корпораций до учебных заведений, от алтаря до престола, от гендерных вопросов до финансов – ни один из общественных институтов не останется без потрясений. Политические партии раскалываются и воссоздаются по новому лекалу; новые политические идеологии, некоторые из них экстремальные, рождаются из хаоса, привлекая широкую поддержку масс. Именно такие перемены захлестнули мир в годы Промышленной революции, и сегодня они снова его захлестывают.

Для Соединенных Штатов это одновременно пессимистичный и оптимистичный диагноз. С одной стороны, страну могут охватить социальные волнения и кризисные явления на годы, а, может быть, на десятилетия – по мере того как американцы будут сначала пытаться понять правила формирующегося информационного общества, а затем овладевать ими. С другой стороны, путь, на который встала страна, ведет не к упадку, а к достижениям. Подобно тому как зрелое индустриальное общество второй половины XX века предложило подавляющему большинству американцев больше процветания, здоровья и свободы, чем кто-либо мог себе представить с тех пор, как человечество вырвалось из доисторического мрака, так и сегодня есть все основания надеяться на то, что творческие силы, освобожденные информационной революцией, смогут создать новый тип общества, которое будет более благоприятным для достоинства человека и его свободы, чем что-либо другое в истории человечества.

Информационная революция, вероятно, еще больше подорвет устои общества, чем Промышленная. Ситуацию усугубляет тот факт, что она разворачивается в мире, который до краев наполнен ядерным оружием. История не может раскрыть нам все, что нужно знать о тех вызовах, которые ждут нас впереди. Вместе с тем, когда задумываешься над тем, как управлять опасным периодом, когда старые способы уже недостаточны, а контуры нового мира еще не ясны – становится очевидно, что размышления о последнем большом сдвиге между двумя разновидностями социально-экономического порядка могут дать ценные идеи.

Начать нужно с того, где эти революции ощущаются в первую очередь: в мире труда. У быстрого упадка сельского хозяйства в США и занятых в нем людей вследствие Промышленной революции есть современный аналог в виде резкого снижения занятости на производстве и на рутинной канцелярской работе в офисах. Эти две категории составляли почти половину рабочих мест в американской экономике еще совсем недавно, в 1980-х гг.; однако по причине всеобщей автоматизации и глобализации в 2016 г. на них приходилось всего 15% рабочих мест. Создается впечатление, что эти исторические сдвиги – лишь начало. Рост автоматизации, которого многие так опасаются, предположительно уничтожит миллионы рабочих мест. Хотя им на смену могут прийти новые рабочие места, никто не знает, что будет представлять собой эта новая занятость, или какое образование следует давать молодежи, чтобы подготовить ее для нового рынка труда.

Между тем характер занятости изменился для многих сохранившихся рабочих мест. Трудоустройство на всю жизнь часто было нормой в зрелой индустриальной экономике. В современном мире, где компании возникают в одночасье и почти так же быстро исчезают, намного труднее проработать на одном месте всю жизнь. Вне государственного сектора, по большому счету, уже исчезли пенсионные программы с установленными выплатами. Работники не только вынуждены менять место работы и даже отрасли в течение трудовой жизни, но и совершать набеги в «экономику свободного заработка», развозя пассажиров в такси компании Uber, сдавая комнаты через службу Airbnb, продавая товары на портале eBay и выполняя разные задания по принципу неполной занятости.

Эпохальные перемены

Пройдет еще немало времени, прежде чем станет понятно, как будет выглядеть зрелая информационная экономика. Если бы людям, жившим в 1860-е и 1870-е гг., сказали, что в конце ХХ века лишь два процента населения будут зарабатывать на жизнь земледелием, они не были бы способны представить себе, какие работы придут на смену фермерству. Возможно, они могли вообразить, что в один прекрасный день появятся «экипажи без лошадей» и даже «летающие машины», но точно не предсказать, что кто-то станет зарабатывать производством стикеров со словами «в машине младенец», чтобы родители с гордостью наклеивали их на задние стекла этих экипажей. Или что заводы однажды начнут производить компактные чемоданы, которые пассажиры будут укладывать в багажные отсеки, расположенные под потолком летающих машин?

Промышленная и сопровождавшая ее научная революция дали возможность простым людям наслаждаться изобилием и безопасностью, которые поразили бы двор Людовика XIV. Автомобили, радио, пылесосы, телевизоры и прочие блага цивилизации преобразовали материальное бытие масс, равно как и элит. В то же время революция в здравоохранении позволила обуздать и победить множество болезней, увеличила среднюю продолжительность жизни на несколько десятилетий и нашла новые способы обезболивания при хирургических операциях и родах.

Информационная революция, вероятно, произведет аналогичный эффект в сфере услуг по мере того, как дешевая обработка информации сделает передовые предложения в ценовом диапазоне обычного потребителя. Среднестатистический человек получит доступ к уникальным услугам на основе информации, которые сегодня доступны только очень богатым. Индивидуальная медицина, первоклассные финансово-юридические услуги и представительство, карьерные и профессиональные консультации станут почти универсальными в век умных машин и изощренных программных средств.

На первых этапах информационная революция увеличила заработки многих работников умственного труда. Вероятно, эта ситуация изменится. От Промышленной революции больше всего пострадали члены купеческих гильдий и торговцы. Ткачи, швеи, прядильщики и рабочие по металлу стали свидетелями того, как их когда-то престижные и высокооплачиваемые работы утрачивали статус и доходность, поскольку станки позволяли менее квалифицированным рабочим достигать такой же производительности. Если, что представляется вероятным, ученые продолжат совершенствовать программные средства и разрабатывать более мощные компьютеры, многих сегодняшних профессионалов также заменят машины. Подобные угрозы нависли над чиновниками и менеджерами.

Все последствия информационной революции проявятся постепенно. Возникнут новые идеи и организации, соответствующие новым реалиям. Подрастающие поколения будут учиться использовать ресурсы и богатство, создаваемое информационным обществом, для решения порождаемых им проблем. Наверно, до того как завершится корректировка, все общественные институты – от государства до семьи и корпораций – фундаментально изменятся. Тем временем людям предстоит научиться жить в мире новых сил, которые они не всегда понимают, а потому не могут контролировать. «Не мы едем по железной дороге, а она переезжает нас», – написал Генри Дэвид Торо в 1854 году. Сегодня можно сказать, что не столько мы заходим в Интернет, сколько Интернет заходит в нас.

Как это пережить

Если из прошлого опыта великого перехода можно извлечь полезные уроки, в первую очередь необходимо помнить, что, как бы трудно это ни показалось, происходящее сегодня – возможность, а не катастрофа. Можно, конечно, оплакивать потерю стабильности, но работа на конвейере вряд ли приносит большое удовлетворение или заработки. Тот факт, что человечество скоро сможет удовлетворять материальные нужды без необходимости обрекать миллионы людей на монотонный труд, – повод для торжества.

Кроме того, становится понятно, что многие из нынешних социальных институтов и стратегий, как бы хорошо они себя когда-то ни зарекомендовали, нужно менять. Современный подход к образованию разработан в ответ на потребности Промышленной революции: он обеспечил общую грамотность для всей рабочей силы, предложил более элитное обучение для небольшого процента населения и позволил социализировать детей, встроив их в уникальную рабочую среду промышленного века. Трудящиеся в индустриальную эру работали в иерархических организациях, будь то фабрика, частная компания или государственное учреждение, в которых ценили порядок и терпение. Современная система образования все чаще социализирует молодых людей для жизни в мире, которого больше нет.

Усиление крупных и стабильных работодателей сделало их стержнем социальной политики. Корпорации собирали налоги от имени государства, но были и инструментом достижения многих социальных целей. Общество ожидало, что работодатели будут выплачивать пенсии, медицинские страховки и множество других пособий. Если, что представляется вероятным, крупные фирмы новой экономики, такие как Facebook и Google, станут брать меньше людей в штат, чем такие компании, как AT&T и U.S. Steel в пору наивысшего расцвета, и если многие компании будут нанимать и увольнять сотрудников быстрее, чем в прошлом, пора переосмыслить тесные отношения между работодателями и государством.

Существует вероятность, что во время переходного периода многие американцы окажутся самозанятыми или будут работать в очень мелких предприятиях – возможно, при неполной занятости или по принципу свободного найма. Чтобы обеспечить компаниям доступ к кредитным ресурсам и другим необходимым услугам, с одной стороны, и снять с них бремя бумажной работы и прочих формальностей, которые требуются от более крупных предприятий, с другой – необходимо менять политику в отношении малого бизнеса. Нужно пересмотреть буквально все, начиная с закона о функциональном зонировании (чтобы позволить людям руководить небольшими предприятиями из дома) и заканчивая правилами о льготах работодателям.

Здравоохранение – одна из важнейших областей, в которых информационная революция способна обеспечить резкое повышение качества жизни большинства американцев. В будущем даже опытный врач, вполне возможно, окажется худшим диагностом, чем компьютерная программа – подобно тому как народный герой Джон Генри был побежден бурильной установкой с паровым приводом, а гроссмейстер Гарри Каспаров – суперкомпьютером компании IBM под названием Deep Blue. Характерное воздействие информационной революции на конкретные отрасли заключается в резком снижении издержек, сопровождающемся резким повышением качества. Следовательно, в здравоохранении главным направлением реформы должен стать отказ от формального казенного подхода ко всему населению в пользу стимулирования инноваций, которые способны обеспечить каждому американцу существенно более высокий уровень здравоохранения.

Государство должно преобразиться. Современная госслужба – прежде всего продукт Промышленной революции; информационная революция делает возможной и, наверно, необходимой большую эффективность госслужащих и быстрое реагирование на запросы граждан. Промышленные бюрократии нацеливались на однородность: каждый, кто имел дело с чиновниками, в идеале должен был получать одинаковые услуги и проходить аналогичные процедуры. Этот принцип хорош при выдаче водительских удостоверений, но срабатывает гораздо хуже, когда дело доходит до оказания комплексных услуг. В будущем человек, потерявший работу, сможет получить ваучер на пособие по безработице и на переквалификацию, да еще и выбирать между конкурирующими фирмами, предлагающими разного рода специализированные услуги, которые традиционная бюрократия просто не может предложить.

Наконец, становится все яснее, что информация – один из элементов государственной власти и, возможно, самый важный элемент. «Революция в военном деле», о которой аналитики оборонной отрасли говорили в начале 1990-х гг., – идея о том, что преимущество на поле боя будет иметь армия, контролирующая информационное пространство – была лишь предвкушением грядущих событий. С учетом растущего значения радиотехнической разведки, кибервойны и «больших данных» власть, которую информация дает странам, будет только расти. Это поднимает фундаментальные вопросы суверенитета, безопасности и, конечно, гражданских свобод, на которые предстоит найти ответ.

Перед нами колоссальный вызов. Внутренние основы обществ сотрясаются в то самое время, когда мировой порядок вот-вот распадется. Политики США подотчетны общественности, которая может быть ершистой и враждебно настроенной, испытывая на себе стресс культурных и экономических перемен. Рецепты из старых хрестоматий, похоже, больше не дают эффекта, а новые ответы еще не найдены, тогда как люди, которые в один прекрасный день напишут новые учебники, пока еще посещают начальную школу. Размышляя над потрясениями, сопровождавшими Промышленную революцию, а также о самых разрушительных войнах и самых отвратительных тираниях в истории рода человеческого, мы начинаем понимать, какая угроза над нами нависла.

Однако люди – это животные, способные решать проблемы. Вызовы заставляют нас находить выход и добиваться успеха. Американцы унаследовали систему смешанной государственной и народной власти, которая позволяла им справляться в прошлом с великими потрясениями. Хорошая и плохая новость сегодня, наверно, идентичны: у американцев, вкупе с другими жителями Земли, есть возможность достичь невообразимо высокого уровня благосостояния и свободы, но, чтобы воспользоваться этой возможностью, им необходимо преодолеть самые большие трудности, с которыми человечество когда-либо сталкивалось. Сокровище в горах бесценно, но охраняющий его дракон свиреп и беспощаден.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 3, 2018 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 июля 2018 > № 2714093 Уолтер Рассел Мид

Как завершается эпоха Просвещения

С философской и интеллектуальной точки зрения общество не готово к наступлению искусственного интеллекта

Генри Киссинджер – помощник по национальной безопасности и госсекретарь США при президентах Ричарде Никсоне и Джеральде Форде.

Резюме Просвещение началось с философских размышлений, которые распространялись с помощью новой технологии. Мы движемся по противоположному пути. Разработана потенциально доминирующая технология Искусственного Интеллекта, которая нуждается в направляющей философии. Но разработкой таковой никто даже не занимается.

Статья опубликована в журнале The Atlantic (июнь 2018 г.) и публикуется по-русски с официального разрешения редакции.

Три года назад на конференции по трансатлантическим вопросам в повестке дня появилась тема искусственного интеллекта (ИИ). Я собирался уйти с заседания, поскольку этот предмет не входит в сферу моих интересов, но начало презентации заставило меня остаться. Выступавший рассказывал о компьютерной программе, которая вскоре сможет бросить вызов чемпионам мира по игре го. Я удивился: компьютер способен справиться с го – более сложной игрой, чем шахматы? Каждый из игроков имеет в своем распоряжении 180 или 181 фишку-камень (в зависимости от выбранного цвета) и по очереди расставляет их на пустой доске. Выигрывает тот, кто, принимая эффективные стратегические решения, парализует действия противника и будет контролировать большую территорию.

Выступавший утверждал, что эта способность не может быть запрограммирована. Его машина освоила игру посредством тренировок. Зная правила, компьютер сыграл бессчетное количество партий сам с собой и учился на собственных ошибках, совершенствуя алгоритмы. В процессе тренировок ему удалось превзойти своих наставников-людей. Спустя несколько месяцев действительно появилась ИИ-программа AlphaGo, способная обыгрывать сильнейших мастеров го.

Пока я слушал заявления о победе технического прогресса, мой опыт историка и периодически практикующего государственного деятеля заставил меня задуматься. Как повлияют на историю самообучающиеся машины – те, что приобрели знания с помощью специфических внутренних процессов и могут применить их для целей, недоступных человеческому пониманию? Научатся ли машины коммуницировать друг с другом? Как будет происходить выбор из имеющихся опций? Может ли в истории человечества повториться судьба инков, столкнувшихся с испанской культурой, которая была недоступна их пониманию и вызывала ужас? Стоим ли мы перед новой фазой истории? Осознавая собственную некомпетентность в этой сфере, я организовал ряд неформальных встреч со специалистами по технологиям и гуманитарным наукам. Состоявшиеся дискуссии обеспокоили меня еще сильнее.

До сих пор технологическим прорывом, изменившим ход современной истории, можно было назвать изобретение печатного станка в XV веке. В результате появился доступ к эмпирическим знаниям, вытеснившим религиозные доктрины, на смену эпохе религии постепенно пришла эпоха разума. Человеческая прозорливость и научные знания заменили веру как основной критерий сознания. Информация хранилась и систематизировалась в разрастающихся библиотеках. Эпоха разума стимулировала мысли и действия, сформировавшие современный мировой порядок.

Но сегодня этот порядок переживает трансформацию на фоне новой, еще более стремительной технологической революции, последствий которой мы пока не осознаем. В результате может возникнуть мир, опирающийся на машины, управляемые данными и алгоритмами, а не этическими и философскими нормами.

Мы живем в эпоху интернета и уже сталкиваемся с некоторыми вопросами, которые с распространением искусственного интеллекта станут еще острее. Просвещение предоставляет традиционные истины свободному, склонному к анализу человеческому разуму. Назначение интернета – ратифицировать знания посредством аккумулирования и манипулирования увеличивающимися массивами данных. Когнитивные способности человека утрачивают личностный характер. Индивидуум превращается в набор данных, и данные начинают доминировать.

Для пользователей интернета важно получение и манипулирование информацией, а не контекст и концептуализация ее значения. Они редко интересуются историей или философией, как правило, им требуются сведения, касающиеся практических нужд. Алгоритмы поисковиков обретают способность прогнозировать предпочтения конкретных пользователей, результаты можно персонализировать и предоставлять заинтересованным лицам для политических или коммерческих целей. Правда становится относительной. Информация угрожает пересилить разум.

Через соцсети на пользователей льются потоки мнений большинства, и человек утрачивает способность к рефлексии. В действительности многие технофилы используют интернет, чтобы избежать одиночества, которое их пугает. Все это ослабляет силу духа, необходимую, чтобы выработать собственные убеждения и пройти определенный путь в одиночку – без этого невозможно создать нечто новое.

Воздействие интернет-технологий на политику особенно заметно. Возможность влиять на конкретные микрогруппы разрушила существовавший консенсус по поводу приоритетов – теперь акцент делается на определенных целях или претензиях. Политические лидеры заняты нишевым давлением, у них нет времени, чтобы задуматься о контексте, и, следовательно, нет потребности расширять мировоззрение. В цифровом мире приоритетна скорость, что препятствует рефлексии, радикалы получают преимущество перед вдумчивыми людьми, ценности формируются консенсусом субгруппы, а не в процессе размышлений. Несмотря на все достижения, цифровой мир рискует сам себя уничтожить, потому что недостатков больше, чем удобств.

Интернет и повышение мощностей компьютеров облегчили аккумулирование и анализ данных, открылись беспрецедентные ресурсы, которые человеку сложно осознать. Один из самых значительных – искусственный интеллект, т.е. технология, позволяющая решить сложные, казавшиеся абстрактными проблемы с помощью процессов, напоминающих работу человеческого мозга.

Речь идет не только об автоматизации, как мы ее сейчас понимаем. Автоматизация затрагивает средства достижения поставленных целей путем рационализации или механизации инструментов. Искусственный интеллект, напротив, имеет отношение именно к целям, он ставит собственные задачи. Поскольку его достижения отчасти определяются им самим, искусственный интеллект по своей природе нестабилен. ИИ-системы в процессе функционирования постоянно меняются: они получают и мгновенно анализируют новые данные, а затем самосовершенствуются на основе этого анализа. В результате искусственный интеллект приобретает способность, раньше считавшуюся прерогативой человека. Он выносит стратегические суждения о будущем, основываясь на установочных данных (например, правила игры) или данных, полученных им самим (например, сыграв 1 млн игр).

Беспилотный автомобиль демонстрирует различия между традиционными компьютерами, контролируемыми человеком и определяемым программным обеспечением, и вселенной, где будет царствовать искусственный интеллект. При управлении автомобилем необходимо оценивать множество ситуаций, которые невозможно предвидеть и, следовательно, запрограммировать. Возьмем известный гипотетический пример: что произойдет, если беспилотному автомобилю придется выбирать между гибелью бабушки и гибелью ребенка? Кого он выберет? Почему? Какие факторы попытается оптимизировать? Будет ли в состоянии объяснить свои действия? Если бы он умел коммуницировать, то, скорее всего, ответил бы так: «Я не знаю (потому что следую математическим, а не человеческим принципам)» или «Вы не поймете (потому что я обучен действовать определенным образом, а не объяснять свои действия)». Между тем через 10 лет беспилотные автомобили будут преобладать на дорогах.

До сих пор ИИ-исследования ограничивались определенными сферами деятельности, но сейчас речь идет о разработке «широко развитого интеллекта», способного выполнять задачи в различных сферах. В обозримом будущем во многих областях человеческой деятельности будут работать ИИ-алгоритмы. Но они являются математической интерпретацией наблюдаемых данных и не объясняют реалии, которые их обусловили. Парадоксально: мир становится более прозрачным и одновременно более таинственным. Чем новый мир будет отличаться от привычного нам сегодня? Как мы будем в нем жить? Как будем управлять искусственным интеллектом, совершенствовать его, а в крайнем случае помешаем ему нанести нам вред? Главная проблема заключается в том, что искусственный интеллект осваивает навыки быстрее и увереннее человека, поэтому со временем он может сократить человеческую деятельность, а людей превратить в данные. Искусственный интеллект способен принести невероятную пользу в медицине, обеспечении чистой энергией, в экологии и многих других сферах. Но именно потому, что ИИ принимает решения по поводу пока еще неопределенного будущего, результатам его деятельности присущи неопределенность и неоднозначность. Особое беспокойство вызывают три аспекта.

Во-первых, искусственный интеллект может достичь непредусмотренных результатов. В научной фантастике описывается, как искусственный интеллект атакует своих создателей. Более вероятно, что ИИ неверно интерпретирует инструкции человека из-за отсутствия понимания контекста. В качестве примера можно вспомнить ИИ-виртуального собеседника Tay, который предназначен для ведения дружеских бесед языком 19-летней девушки. Но машина не смогла распознать императивы «дружеский» и «разумный», установленные разработчиками, поэтому виртуальный собеседник подавал расистские, сексистские и просто оскорбительные реплики. Некоторые представители мира технологий утверждают, что эксперимент плохо продуман и неудачно реализован, тем не менее он продемонстрировал базовую неоднозначность. Насколько ИИ способен понять контекст, определяющий полученные им инструкции? Кто помог бы Tay понять значение слова «агрессивный», если сами люди не могут прийти к единому мнению? Можем ли мы на начальной стадии выявить ошибки и скорректировать ИИ-программу, действующую не так, как мы ожидали? Или у искусственного интеллекта неизбежно возникнут небольшие отклонения, которые со временем могут привести к катастрофическим последствиям?

Во-вторых, в процессе достижения поставленных целей ИИ может изменить человеческое мышление и человеческие ценности. AlphaGo удалось обыграть сильнейших мастеров го, предпринимая беспрецедентные стратегические шаги, о которых человек даже не мог подумать и которым пока не научился противодействовать. Эти ходы находятся за пределами возможностей человеческого мозга? Или люди смогут освоить их, после того как их показал новый мастер го?

До того как искусственный интеллект начал играть в го, игра имела различные многоуровневые задачи. Игрок стремился не только победить, но и освоить новые стратегии, применимые в других жизненных ситуациях. У искусственного интеллекта цель одна – выиграть. Он «учится» не концептуально, а математически, совершенствуя свои алгоритмы. ИИ научился побеждать, играя не так, как человек, и ему удалось изменить природу игры и ее воздействие. Можно ли сказать, что такой однобокий подход характерен для искусственного интеллекта в целом?

Другие ИИ-проекты занимаются модификацией человеческого мышления посредством разработки устройств, способных генерировать ответы на запросы человека. Помимо вопросов относительно фактов (какая температура на улице?), вопросы о природе реальности и смысле жизни поднимают более глубокие проблемы. Хотим ли мы, чтобы дети узнавали о ценностях посредством бесстрастных алгоритмов? Должны ли мы защищать частную жизнь, ограничивая информацию ИИ о тех, кто задает вопросы? Если да, то как мы будем это делать?

Если искусственный интеллект обучается в разы быстрее человека, можно ожидать, что процесс проб и ошибок (как обычно люди принимают решения) тоже пройдет у него ускоренно. Только ошибки ИИ будут совершаться быстрее и с более серьезными последствиями. Вряд ли, с этими ошибками удастся справиться путем добавления в программу «этического» или «рационального» просчитывания ситуации, как предлагают ИИ-разработчики. Все научные дисциплины возникли из-за неспособности человечества договориться об определении этих терминов. Так может ли искусственный интеллект стать арбитром?

В-третьих, ИИ может достичь предусмотренных целей, но ему не удастся объяснить свои выводы. В некоторых сферах – распознавание образов, анализ больших данных, игры – ИИ по своим способностям уже превосходит человека. Если его вычислительные ресурсы продолжат так же быстро расти, ИИ вскоре сможет оптимизировать ситуации, но совсем не так, как это сделал бы человек. Но на данном этапе может ли ИИ объяснить, почему его действия оптимальны, чтобы человеку было понятно? Или решения ИИ не поддаются объяснению человеческим языком и поэтому недоступны человеческому пониманию? На протяжении всей истории человечества цивилизации создавали способы объяснения мира: в Средневековье это была религия, в эпоху Просвещения – разум, в XIX веке – история, в XX – идеология. Но самый сложный и важный вопрос по поводу мира, к которому мы движемся, звучит так: что станет с человеческим сознанием, если его объяснительные способности будут уступать искусственному интеллекту и общество уже не сможет интерпретировать существующий мир в терминах, имеющих для него смысл?

Как определить сознание в мире машин, которые ограничивают человеческий опыт математическими данными, интерпретируемыми их собственной памятью? Кто несет ответственность за действия ИИ? Как будет устанавливаться ответственность за его ошибки? Сможет ли правовая система, созданная людьми, контролировать деятельность ИИ, который умнее и потенциально хитрее человека?

В конечном итоге термин «искусственный интеллект» рискует оказаться неверным. Эти машины действительно могут решать сложные, кажущиеся абстрактными проблемы, которые раньше поддавались только человеческому познанию. Но то, что является их уникальной особенностью, это мышление не на основе того познания и опыта, который приобретен ранее. Скорее речь идет о беспрецедентных возможностях памяти и вычислительных ресурсах. Учитывая естественное превосходство ИИ в данных аспектах, он всегда будет побеждать в играх. Но для человечества игры – это не только победа, нам важны размышления. Если мы будем относиться к математическому процессу как к мыслительному, попытаемся его имитировать и безоговорочно примем его результаты, то окажемся в опасности – мы можем потерять способность, являющуюся основой человеческого познания.

Проблемы подобной эволюции демонстрирует недавно разработанная программа AlphaZero, которая играет в шахматы на уровне выше гроссмейстерского и в стиле, прежде не встречавшемся в истории шахмат. За несколько часов игры с собой программа вышла на уровень, для достижения которого человечеству потребовалось 1500 лет. В программу были загружены только базовые правила игры. Люди и собранные ими данные не использовались в процессе самообучения AlphaZero. Если программа смогла достичь подобного уровня мастерства так быстро, где будет искусственный интеллект через пять лет? Как это повлияет на когнитивные способности человека? Какова роль этики в этом процессе, который по сути заключается в ускоренном выборе?

Обычно такие вопросы оставляют специалистам по технологиям и интеллектуалам из смежных научных областей. Философы и другие гуманитарии, которые помогли сформулировать концепции мирового порядка, в дискуссию не вступают, потому что им не хватает знаний о механизмах ИИ или его возможности приводят их в ужас. Научный мир, напротив, готов исследовать технические возможности своих достижений, а технологический мир занят масштабным коммерческим воплощением своих идей. Оба мира стремятся раздвинуть границы открытий, не понимая их. А власти больше интересует использование ИИ в сфере безопасности и разведки, чем уже начавшаяся трансформация человеческой жизни.

Просвещение началось с философских размышлений, которые распространялись с помощью новой технологии. Наша эпоха движется противоположным путем. Разработана потенциально доминирующая технология, которая нуждается в направляющей философии. Во многих странах ИИ превратился в национальный проект. Соединенные Штаты пока системно не исследуют весь диапазон возможностей ИИ, его воздействие и не начали процесс совершенствования. Это должно стать национальным приоритетом с точки зрения взаимосвязи ИИ и гуманистических традиций.

Создатели ИИ, некомпетентные в политике и философии, как я – в сфере технологий, должны задаться вопросами, которые я поднял в этой статье, чтобы встроить ответы в свои инженерные разработки. Правительству США стоит подумать о создании президентской комиссии из признанных экспертов-мыслителей, которые помогут разработать национальный подход. Очевидно одно: если мы не начнем эту работу в ближайшее время, очень скоро мы поймем, что уже опоздали.

США > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 10 июля 2018 > № 2714092 Генри Киссинджер

На развилке: у Путина есть всего три пути

Михаил Хазин

Каком именно вариант будет выбран - узнаем в ближайшее время.

Судя по теории глобальных проектов, разработанной Сергеем Ильичом Гавриленковым и мною в начале 2000-х, любая страна, которая на что-то претендует в мире, должна либо формировать собственный глобальный проект (который в перспективе переходит в систему глобализации), либо присоединиться на более слабых позициях к какому-то проекту существующему. Почему более слабых? А потому, что у любого глобального проекта существует проектная элита и войти в нее просто так не получается, это подробно описано в «Лестнице в небо».

Так вот, в 1991 году мы сделали попытку присоединиться к «Западному» глобальному проекту. Причем отказались от ведения переговоров по выработке более или менее приемлемых условий такого вхождения. В результате, мы потеряли мировые рынки многих образцов высокотехнологической продукции (например, авиационной техники), получили дикое падение уровня жизни. Но, главное, мы лишились возможности формировать правила и прогнозы нашей будущей жизни. Соответственно, экономика страны впала практически в постоянное падение, без какой бы то ни было перспективы. Единственный период роста (2000-е годы) был связан с гениальной кредитно-денежной политикой Геращенко и резкой девальвацией рубля в конце 90-х годов (дефолт 98 года стал как раз следствие политики либералов по оттягиванию неизбежной девальвации). Этот период уже сходил «на нет» после прихода Игнатьева в конце 2002 года, но рост цен на нефть его на какое-то время поддержал.

Как только цены на нефть упали, начался очередной кризис. И после небольшого «восстановительного» роста в 2010-11 годах, либеральная политика, наконец, достигла естественного результата: с конца 2012 года экономика России находится в состоянии постоянного спада. И выйти из него невозможно, поскольку экономическую политику страны определяет МВФ, главный экономический штаб «Западного» глобального проекта, в котором мы права голоса не имеем. Теоретически (о чем как раз пишут комментаторы, обвиняющие Путина в том, что он «все слил» и в том, что он искренний либерал, не только в экономическом, но и в политическом смысле), можно из системы управления «Западного» проекта выйти — но как тогда быть с управлением экономикой? И где достать необходимые ресурсы?

Давно уже прошли времена, когда Россия (точнее, СССР) была самодостаточным в экономическом плане государством. И значит — в любом случае нужны союзники, с которыми нужно согласовывать позицию. До какого-то времени Путин активно маневрировал, в целом, оставаясь в рамках системы управления «Западного» глобального проекта, но сегодня он получил предложение от Трампа. Предложение, от которого можно отказаться — но нужно понимать, чем это грозит России.

Суть предложения понятны: Трамп предлагает союзничество в деле разрушения организационной и управляющей структуры «Западного» глобального проекта (то есть — нынешней мировой, бреттон-вудской, финансовой системы). Поскольку Евросоюзом, который главный торговый партнер России, управляет как раз дочерняя к элите «Западного» проекта политическая элита, такие действия неминуемо вызовут серьезный коллапс как в самом ЕС, так и в части поставок необходимых для России оборудования и другой продукции (в том числе, под действием новых санкций). Про санкции я написал не зря: предложения Трампа неминуемо, в качестве дополнительных «бонусов» для Путина, включают разные геополитические аспекты, типа «возьмите себе Украину и делайте там что хотите».

У Путина есть три основных варианта поведения, которые чётко описываются в рамках теории глобальных проектов. Первый: отказаться и продолжить взаимодействие с «Западным» глобальным проектом. Это означает, в частности, необходимость отдать Крым, проводить пенсионную реформу, ускорить приватизацию «Газпрома» и «Роснефти» и так далее, и тому подобное. Не вызывает сомнений, что в этом случае дни самого Путина на своем посту будут очень быстро закончены, в том числе и потому, что обрушение рынков, судя по всему, предстоит достаточно скоро (иначе Трамп бы не спешил).

Второй вариант: принять предложения Трампа и войти с ним в коалицию не только в рамках негативного среднесрочного сценария (то есть разрушения инфраструктуры «Западного» глобального проекта), но и в рамках построения (реинкарнации) инфраструктуры проекта «Капиталистического». Это не только позволит решить задачу, которая возникла после ликвидации (с подачи Британии) российских представителей мировой элиты в 1918 году, то есть повторного вхождения российских представителей в мировую элиту, но и увеличит шансы на улучшение отношения с Германией. В последней, после исчезновения инфраструктуры «Западного» проекта, произойдет тотальная смена элиты и к власти вернутся представители «старой» аристократии (именуемая Андреем Девятовым «Черным интернационалом»), которая давно тяготеет к «Капиталистическому» проекту.

Отметим, что это создаст определенные проблемы для РПЦ (Русской православной церкви), поскольку главным координатором «Черного» интернационала» выступает Ватикан, но отказ аппарата РПЦ от идеологической работы и противодействию политике «Западного» проекта и без того очень сильно снизил авторитет этой организации. При этом, в некотором смысле, повторится ситуация начала ХХ века, при которой элиты всех стран Запада сплотились против СССР. В новой ситуации в качестве СССР выступит Китай. С учетом того, что мы с Китаем граничим, не исключено, что это сценарий поставит нас в положение Польши 30-х годов, которая сама выступила главной антисоветской силой и сама же стала жертвой соответствующего процесса. Условно: не исключено, что новая элита Капиталистического проекта разделит Россию между собой и Китаем для того, чтобы отложить прямую конфронтацию.

Ну и третий вариант: войти в тактическую коалицию с США по разрушению «Западного» проекта, но не устраивать стратегического партнерства, а строить собственную проектную конструкцию, возможно, на основе «Красного» проекта. О такой возможности я писал много лет назад, желающие могут тот старый текст посмотреть: М.Хазин "Современное состояние дел в мире с идеологией: анализ и прогноз"

Здесь же отмечу только одно: в этом случае мы должны будем выстраивать отношения с Китаем, против США. Впрочем, есть еще вариант ускоренного построения Евразийского экономического пространства, с Японией и Турцией, но это масштаб преобразований 30-х годов.

Отметим, что второй и третий вариант не требуют жесткого выбора уже сейчас. То есть, не исключено, что Путин, согласившись с Трампом на среднесрочное сотрудничество, окончательный свой выбор не озвучит (даже если он уже есть). У Путина есть серьезный козырь (наличие альтернативной экономической теории), он может его использовать, предложив Трампу создать на нашей территории проектные институты для написания новой экономической стратегии в рамках Капиталистического проекта и обучения новой управляющей элиты (старая вся выучена по калькам «Западного» проекта в рамках либеральных идей и ее использовать категорически нельзя). Но никто не может Путину запретить создать альтернативные центры и затем, чуть позже, уже после обрушения рынков, сделать окончательный выбор.

В любом случае, можно почти без шансов ошибиться, прогнозировать, что этой осенью Трамп начнет операцию по ликвидации «Западного» проекта. Не исключено впрочем, что распад соответствующей инфраструктуры начнется «сам собой» и Трамп тут просто идет за событиями. Но в любом случае надо готовиться!

США. Китай. Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > newizv.ru, 6 июля 2018 > № 2705873 Михаил Хазин

Экс-дипломат Дэниел Фрид: США вряд ли признают Крым российским

Президенты России и США 16 июля в Хельсинки проведут первый полноформатный саммит спустя более чем полтора года после прихода Дональда Трампа к власти. С учетом сложной внутриполитической ситуации решение американского лидера организовать встречу было либо смелым, либо безрассудным, считает бывший главный координатор санкционной политики госдепартамента США, эксперт вашингтонского Atlantic Council Дэниел Фрид. Накануне встречи с Владимиром Путиным Трамп шокировал американскую общественность еще и своими заявлениями по Крыму, не исключив возможность признания полуострова российским. Фрид полагает, что признание Крыма маловероятно, хотя и не является невозможным. Об этом, а также о судьбе антироссийских санкций экс-дипломат рассказал в интервью корреспонденту РИА Новости в Вашингтоне Татьяне Калмыковой.

— Хотелось бы начать с самого главного предстоящего события — встречи президентов США и России. На организацию полноформатного саммита ушло более полутора лет, за это время Дональд Трамп даже успел встретиться с северокорейским лидером. Почему так долго?

— Я думаю, ответ заключается в том, что у нас плохие отношения в результате собственных действий России. Что Россия ожидала после начала войны на Украине, атаки на американские выборы, а также аналогичных действий в Европе? Так что отношения настолько же плохие, как это было в начале 80-х или даже хуже — как в начале 60-х. При таких обстоятельствах, я предполагаю, что организация саммита была затруднена, и ситуация еще сложнее с учетом проводимого расследования в отношении того, был ли сговор между кампанией Трампа и Россией в ходе выборов. Решение Трампа провести саммит является либо смелым, либо безрассудным, зависит от точки зрения.

Мы не знаем, что из этого выйдет. Есть ряд мрачных вариантов развития событий, которые расписаны на основе поведения Трампа в ходе G7, когда он одновременно приглашал Путина присоединиться и напирал на своих союзников. Многие говорят, что наступил темный период и Трампу не нравится Запад. Однако, возможно, и шансы не нулевые, что президент Трамп решит провести весьма хороший саммит НАТО и продуктивный саммит с Путиным, хотя я уверен, он будет давить на союзников тратить больше на оборону, и он прав на этот счет. Продуктивный и одновременно устойчивый, что означает, что ему придется решать сложные вопросы. Это не невозможно.

— Что может выйти из этого саммита и на чьей стороне преимущество?

— С точки зрения субъективных факторов президент Путин хорошо осведомлен, он в курсе деталей, он очень быстро маневрирует и он отлично выстраивает доводы, основываясь на оценке взглядов своего собеседника. Так что он находится в хорошей позиции. Трамп поставил себя в сложное положение, поскольку существует много недоверия по отношению к тому, что он делает. Если он сделает что-то, что, как кажется, подрывает американские позиции, будь то признание Крыма российским…

— А это возможно?

— Я думаю, что это маловероятно, но я не могу вам сказать, что это является невозможным. Или если он заявит что-то, что предположит, что мы отступаем от своей позиции, он будет в сложном положении, поскольку он выглядит так, будто он что-то уступает. Саммит с Северной Кореей, после которого последовало разоблачение, что северокорейцы делают то, что все и так знали, они будут делать, то есть увеличивать свой ядерный потенциал, пытаясь скрыть его от нас, означает, что Трамп находится в ситуации, когда его могут обвинить в том, что его легко опростоволосить и он верит словам сильного лидера. Это то, какие будут приводиться доводы здесь, в США. Есть ли возможность, что он (саммит — ред.) пройдет хорошо? Это возможно, и шансы не нулевые.

— В какие областях у нас может что-то получиться?

— Есть области, где у Соединенных Штатов и России интересы пересекаются. Возьмем хотя бы, к примеру, контртерроризм. Насчет Сирии я не уверен, что у нас эти интересы пересекаются, Россия не ведет себя подобным образом. Но теоретически Россия хочет более стабильной Сирии, и мы этого хотим тоже.

Существуют области, где мы могли бы хотеть стабилизации отношений — военные отношения, прозрачность учений в Европе. У НАТО находятся вооруженные силы в странах Балтии, у нас размещена бригада в Польше. Возможно, будет в интересах обеих сторон, по крайней мере, работать над прозрачностью (действий — ред.), чтобы мы знали, что есть у вас, а вы — что у нас. Это включает в себя оповещение заранее о проведении учений. Такого рода вещи полезны. И я легко могу увидеть, что Трамп заявит о необходимости стабилизировать отношения с Россией и работать вместе там, где мы можем. И если Трамп сделает это и будет честно решать вопросы проблематичного поведения России — вмешательства и агрессии против Украины, вмешательства в различные выборы в Европе, — тогда у нас будет основа для стабилизации и установления сбалансированных отношений. И под словом "сбалансированные" я имею в виду следующее: первое, сотрудничать там, где мы можем, второе, искренне искать решения проблем, по которым у нас есть разногласия; третье, стабилизировать отношения, чтобы у нас не было риска конфронтации.

— При новой администрации в адрес России поступают крайне противоречивые сигналы. С одной стороны, Трамп, который говорит о необходимости вернуть Россию в G8 и заявляет о возможности признания Крыма, с другой стороны, остальные члены администрации, которые фактически пытаются отрицать все то, что говорит президент. Кого слушать?

— Это правильный и имеющий под собой основания вопрос. Я думаю, что администрация представляет большую часть американского мнения. Трамп представляет своего рода параллельную кривую американского мнения. Но я не могу ответить вам на этот вопрос. Я думаю, что в администрации есть много напряженности именно по этой причине, и вы знаете об этом. И я говорю это без особого удовлетворения, будучи американцем. Америка каждые пару поколений проходит странный политический цикл, и вы можете видеть, что в других странах происходит то же самое: Великобритания с Brexit, итальянцы, французы с "Национальным фронтом", "Альтернатива для Германии" в Германии. Европа переживает этот период прямо сейчас. Я не думаю, что это очень хорошо. В России могут думать, что выиграют от этого, и это возможно, но в краткосрочной перспективе. Но в конечном счете это не поможет вашей стране.

— Могут ли Трамп и Путин достичь некой сделки, при которой США начнут процесс снятия санкций? Может ли Трамп это сделать в одиночку?

— Нет, он не может это сделать один. Конгресс принял закон "О противодействии врагам Америки с помощью санкций" (CAATSA), который предполагает возможность наложения вето (Конгрессом на действия президента по антироссийским санкциям — ред.). Если была бы сделка, соответствующая (выполнению) Минска (минских соглашений — ред.), то я думаю, у России есть все права ожидать, что мы снимем санкции, связанные с этим, и я это поддержу. У меня репутация ястреба по отношению к России, но я бы поддержал ослабление санкций, поскольку это было нашей сделкой. И мы заявляли русским: "Такова сделка".

— Вы верите, что в интересах США снять санкции с России?

— Я думаю, что в наших интересах снять санкции, когда условия будут выполнены. Если будет достигнута сделка по Донбассу, совместимая с Минском, означающая, что Россия уходит из Донбасса и международные границы Украины восстановлены — и даже при условии, что Крым все еще будет находится в руках России, — то мы должны убрать санкции по Украине, сохраняя при этом санкции по Крыму. После этого возникнет другая сложность, поскольку есть санкции, введенные за российское вмешательство в выборы. Но я не верю в сохранение санкций ради санкций. Если санкции выполнили свою цель, то вы должны их снять.

— Какие непреднамеренные последствия возникли в результате введения антироссийских санкций и, в частности, принятия закона "О противодействии врагам Америки посредством санкций"?

— Я считаю, что закон CAATSA содержит много хороших и много неуклюжих элементов. Он был составлен в спешке, и это видно. Я думаю, что положение 232 по трубопроводам плохо продумано. Я не фанат "Северного потока-2", но я не верю в использование санкций для атаки на него. Я думаю, что положения по обороне могут иметь непреднамеренные последствия. Если вы выполняете их агрессивно, то у нас возникнут проблемы со всеми покупателями российских вооружений. Мне это не нравится, но, я вас умоляю, Вьетнам, Китай, Индия? Почему мы хотим с ними ссориться, ведь есть же более эффективные способы (противодействия РФ — ред.), если мы не довольны поведением России. Как я говорил, я бы хотел иметь другого рода отношения с Россией, но поскольку Россия является агрессором, то нам нужно отвечать на это соответствующе. Но я не хочу это делать таким нескладным образом.

— Считаете ли вы, что нынешние санкции работают?

— Определенно.

— Россия занимается диверсификацией экономики, смогла при санкциях построить Крымский мост, и одна из целей санкций была настроить российский народ против правительства, но этого так и не произошло.

— Я знаком с этим доводом. Я думаю, что санкции по Украине преуспели в двух частях и провалились в третьей. Я считаю, что Россия ограничила свои цели и Новороссия перестала существовать частично из-за санкций. Мне кажется, что Россия согласилась на Минск из-за санкций. Но они провалились, поскольку Россия не выполняет Минск. Возможно, нам нужно увеличить давление и санкции. Что же касается вашего аргумента по поводу поддержки российского народа, мне он известен. Это напоминает мне доводы, которые использовал (бывший президент Ирана Махмуд — ред.) Ахмадинежад в отношении иранских санкций. "Они бесполезны, они ничего не значат," — говорил он до того момента, пока вдруг все кандидаты в президенты в 2013 году не признали, что санкции работают и нужно начать переговоры, чтобы положить этому конец.

— Я знаю, что у нас осталось мало времени, но не могу не задать вам вопрос по Ирану. Европа недовольна односторонними действиями администрации Трампа.

— О, они в ярости.

— Не считаете ли вы, что санкции стали весьма опасным инструментом и представляют риск потерять партнеров в Европе и Азии? Теперь США фактически приказали полностью прекратить импорт иранской нефти к 4 ноября. Это возможно?

— Есть много вариантов, при которых эта политика окажется плохой. Что касается нефтяного рынка и цен, это может помочь Владимиру Путину. И я не знал, что это является одной из наших национальных целей. Это может также вылиться в конфронтацию с Китаем. Мы что, серьезно планируем ввести санкции против Нацбанка Китая за несколько дней до промежуточных выборов? Я не вижу, как это сработает. И насколько критично я настроен по отношению к российской политике, настолько же я нахожу политику своего собственного правительства трудно поддающейся объяснению. Я полностью согласен, что это плохо продумано. Бог знает, что (министр иностранных дел РФ Сергей) Лавров думает о нас в эти дни, качая головой.

— Некоторые европейские дипломаты полагают, что администрация США не видит связь между выходом из сделки с Ираном, восстановлением санкций и увеличением влияния Китая. А вы ее видите?

— Конечно, я ее вижу. И это так же нехорошо для России. Большой стратегической проблемой России является то, что она сосредоточена на США. Мы не являемся вашей проблемой. Китай!

— Заканчивая на позитивной ноте, следите за чемпионатом мира по футболу в России?

— Да, я смотрю время от времени. И мои поздравления российской команде. Победа над Испанией — это большое дело.

Татьяна Калмыкова.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 5 июля 2018 > № 2700023 Дэниел Фрид

Виталий Казаков: Тема геополитики в нефтянке получает больше внимания, чем заслуживает.

На вопросы «Нефти и Капитала» отвечает Виталий Казаков, директор программы «Экономика энергетики» Российской экономической школы.

«НиК»: Конкуренция на мировых нефтегазовых рынках растет. США уже обогнали по объемам производства нефти Саудовскую Аравию и, возможно, превзойдут Россию. Какие главные факторы определяют конкурентные преимущества добывающих стран на нефтяном рынке? Какова сегодня цена геополитических рисков?

– Тема геополитических рисков в нефтяной отрасли получает больше внимания, чем она заслуживает. Безусловно, такие риски существуют. Но они – лишь один из факторов, которые учитывают компании, принимая решения об инвестировании в тот или иной проект. Подходы добывающих игроков к определению нормы доходности и оценке рисков к проектам, реализуемым в Ираке и США, существенно различаются. Цены на углеводороды растут, если в добывающих странах происходят революции или войны, но подход инвесторов к нефтегазовым проектам, как правило, определяется доходностью. Эта ситуация не нова, она сформирована средой, в которой добывающие компании работают на протяжении последних десятилетий.

«НиК»: Возьмём международные нефтегазовые компании и национальных игроков. С какими трудностями сталкиваются они в настоящее время? Кто из них сейчас в большем выигрыше?

– Правильно делать акцент на сравнении частных и государственных компаний. С точки зрения экономиста, различия проистекают не из-за специализации игроков на добыче сырьевых ресурсов. История показывает, что в любом из секторов экономики ситуация с частными и государственными компаниями примерно одна и та же. Экономическая история любой страны и отрасли подтверждает, что, как правило, частные компании успешнее и эффективнее. В рентных индустриях, в частности нефтяном секторе, у государства есть большой соблазн быть собственником добывающих компаний. Но по показателям эффективности деятельности частные обычно выигрывают.

«НиК»: Какую стратегию нефтегазовой компании можно назвать успешной?

– Главный фактор успешной деятельности компании заключается в максимизации прибыли, приносимой акционерам, на протяжении длительного времени. У аналитиков нефтяной индустрии существуют разные оценки того, как будет развиваться мировая энергетика. Такие прогнозы могут серьезно повлиять на стратегию компаний. Если делать ставку на то, что в энергобалансе ничего не поменяется и нефть сохранит доминирующее положение на рынке энергоресурсов, нужно заниматься регулированием и ограничением предложения нефти, координацией усилий производителей с целью оказания давления на стоимость товара. Это то, чем занимается ОПЕК с момента своего образования и к чему в последние годы присоединилась Россия.

Но если принять во внимание прогноз быстрого развития возобновляемой энергетики, ограничение добычи с целью поддержания цены на нефть не является очевидной и правильной стратегией. Высокая стоимость углеводородов лишь приведет к форсированному переходу к ВИЭ, создаст дополнительные стимулы для поиска альтернативных решений.

«НиК»: Что происходило с экономикой нефтегазовых проектов в период низких цен в 2014-2016 годах? Какие направления в нефтегазодобыче сейчас привлекают инвесторов, а какие, наоборот, являются аутсайдерами?

– У меня не поворачивается язык назвать средний уровень стоимости нефти в коридоре $40-50, зафиксированном в эти годы, периодом низких цен. Россия вошла в XXI век при $20 за баррель нефти. Государственные чиновники в 1990-е годы ХХ века видели нефтяные цены $50 долларов за баррель во сне. Да, падение цен на нефть с уровня $100 стало шоком для рынка и компаний. Однако в историческом контексте первые десятилетия XXI века стали периодом высоких цен.

Оценивая экономику нефтегазовых проектов, важно учитывать, в какой стране, в каких налоговых условиях они реализуются, какие ресурсы разрабатываются. В России налогообложение устроено так, что чем выше цена на нефть, тем большую долю в стоимости каждого продаваемого барреля забирает себе государство. Сравнивая проекты, реализуемые в США и России, можно отметить, что для российских компаний цена на нефть не играет такой роли, как, например, для игроков, разрабатывающих американскую сланцевую нефть. Напротив, для бюджета российского государства стоимость нефтяного барреля – это очень важный показатель, в отличие от Соединенных Штатов.

Для отечественных нефтяных компаний одним из наиболее важных факторов является курс рубля, определяющий их затраты на нефтесервисные услуги.

Политэкономия российских проектов начинается с фактора доступности новых ресурсов: к тому, что могут получить «Роснефть» и «Газпром», нет доступа у других российских компаний. Интересная корреляция наблюдается во многих нефтедобывающих странах: чем проще геология и дешевле добыча нефти, тем сложнее получить компаниям к ней доступ; чем сложнее реализация проектов, тем проще режим недропользования и прозрачнее операционная среда. В странах ОПЕК, России нефтегазовая промышленность во многом политизирована, в отличие от США, Канады, Норвегии, где ситуацию на рынке определяет свободная рыночная конкуренция.

«НиК»: Раньше утверждалось, что газ станет главным источником энергии в XXI веке. Сейчас все больше говорят о веке электричества и росте электрификации. ВР прогнозирует увеличение межтопливной конкуренции. По мнению экономистов компании, к 2040 году на нефть, газ, уголь и ВИЭ будет приходится примерно по 25% в мировом топливном балансе. С точки зрения независимой экспертизы сможет ли ТЭБ настолько сбалансироваться к этому периоду?

– Неправильно противопоставлять условный «век газа» и «век электричества». Это не альтернативные сценарии. Природный газ в значительных объемах идет на нужды генерирующих энергокомпаний. Рост потребления газа – один из трендов в рамках повышения уровня электрификации. Если говорить о межтопливной конкуренции и рассматривать динамику потребления нефти, газа, угля и ВИЭ, нужно, прежде всего, отметить проигравшего.

Увеличение спроса на газ идет за счет вытеснения угля.

Потребление ВИЭ, ветро- и солнечная энергетика очень быстро растут, но это происходит с очень низкой базы. В перспективе уголь продолжит сдавать позиции.

Распределение долей между природным газом и ВИЭ – один из самых интересных вопросов ближайших десятилетий, за которым нужно тщательно следить.

Многие страны Европы, США, Китай, Индия ставят перед собой впечатляющие цели развития возобновляемой энергетики, этот тренд нельзя не замечать. Многие эксперты называют форсированное развитие ВИЭ новой энергетической революцией. Первое такое изменение в энергобалансе случилось при переходе с дров на уголь, затем уголь стали вытеснять нефть и природный газ. Каждый раз трансформация энергобаланса занимала порядка 30-40 лет. Если экстраполировать этот сценарий на нынешнюю ситуацию, то примерно через 20-30 лет мы сможем увидеть доминирование возобновляемых источников энергии.

Важным фактором остается тренд на удешевление производства ВИЭ и удорожание производства нефтегазовых ресурсов по мере исчерпания легких запасов углеводородного сырья. В случае с ВИЭ мы говорим о неисчерпаемом ресурсе, себестоимость производства которого определяют новые технологии в изготовлении ветряков и солнечных панелей.

Получение дешевой энергии становится технической задачей. Падение затрат на технологические процессы во многих отраслях современной экономики, как правило, идет по экспоненциальной кривой.

Об этом уже можно говорить и в отношении солнечной и ветроэнергетики, а также технологий хранения энергии – производства батарей.

«НиК»: За последнее время ряд инвестиционных и пенсионных фондов отказался от финансирования нефтегазовых проектов. В чем главные причины и как это может в дальнейшем повлиять на предложение нефти и газа на рынке?

– Эти события никак не повлияют на собственную инвестиционную активность нефтегазодобывающих компаний, разрабатывающих новые проекты. Пенсионные фонды лишь выходят из акционерного капитала этих игроков. Один акционер сменит другого, что никак не затрагивает свободный денежный поток и инвестиционные решения добывающей компании.

Но нельзя не отметить растущее значение фактора экологии, социальной сферы и эффективного управления, которым инвесторы стали отдавать приоритетное значение при определении отраслей и компаний, в которые они вкладывают деньги на долгосрочную перспективу.

Считается, что нефтяная отрасль – это слишком «грязное» направление. Но я не склонен переоценивать значение решений, принятых рядом пенсионных и инвестиционных фондов по уходу из отрасли.

«НиК»: Долгое время такие игроки, как ExxonMobil и ConocoPhillips, были лидерами мировой экономики. Но не так давно лидерство перешло к цифровым компаниям. Такие вековые столпы, как General Electric, быстро и внезапно вылетают из лидеров современной экономики, теряют капитализацию. Есть ли шанс у энергокомпаний, добывающих и сервисных игроков сохранить ведущие позиции в экономике XXI века? Есть ли шансы у национальных компаний из Китая и Саудовской Аравии?

– Опираясь на исторические закономерности, шансов у государственных компаний нет. Они никогда не были самыми инновационными и эффективными, плохо адаптировались к новым реалиям. История таких примеров не знает. Давайте проведем аналогию с бумагой. В Древнем Египте папирус, на котором писали, был предметом роскоши, драгоценностью, а сейчас остатки потребляемой бумаги – один из самых больших источников мусора и загрязнения окружающей среды среди производимых нашей экономикой.

Нефтегазовые государства и компании долго наслаждались получаемой рентой и доходами от добычи углеводородов.

Но сейчас ситуацию на рынке, в том числе энергетическом, начинают определять технологии, поэтому возвращения добывающих игроков в лидеры мировой экономики ожидать не стоит.

Беседовала Мария Кутузова

Россия. США. Весь мир > Нефть, газ, уголь. Внешэкономсвязи, политика > oilcapital.ru, 29 июня 2018 > № 2684978 Виталий Казаков

О, Трамп, ты — Ын!

крах мирового либерализма не видят лишь те, кто изо всех сил не желает этого видеть

Андрей Фефелов

Могуч и громаден русский язык. В огненной его стремнине мелькают смыслы и формы грядущих озарений. Но и в своей устойчивой, незыблемой, словарной основе — содержит он немало тайн, ключей и подсказок. Старинное русское слово "предприниматель" толкует о человеке, совершающем нечто загодя, встречающем обстоятельства жизни подготовленным, так сказать, во всеоружии. Ведь даже само слово "успех" — от глагола "успеть". Быстрота и точность действий особенно важны в период краха больших систем, когда осыпаются и колеблются привычные основы бытия, возникают новые, невиданные доселе, жизненные завихрения.

Сегодня так называемый глобализм доживает свои последние деньки. Хотя, весьма вероятно, что этот дряхлый порочный старик после семи пересадок сердца уже скончался, и мы имеем дело с размалёванным трупом, оцепенело восседающим во главе совета директоров мировой финансовой олигархии.

Крах мирового либерализма не видят лишь те, кто изо всех сил не желает этого видеть. Именно эти "наивные создания" с большой долей вероятности попадут под обломки системы, станут первыми, но, увы, не единственными жертвами великих трансформаций.

Дональд Трамп не из таких. Вся политика его администрации — это рискованная и великолепная попытка спрыгнуть с горящего поезда, на полном ходу несущегося к разобранному мосту…

История либерализма-глобализма-капитализма насчитывает несколько столетий, но расцвет его пришёлся на конец XX века, когда США — эта торгашеская империя, новый Карфаген — достигли мировой гегемонии. Тогда, на пыльных обломках СССР мошоночные идеологи глобализма поспешили провозгласить "конец истории". Однако спустя четверть века безраздельного торжества международной финансовой мафии сей фантом стал кривиться и бледнеть. Новый мировой порядок всё более стал напоминать беспорядок, грозящий перерасти в неконтролируемый хаос, войну всех против всех. Оказалось, что властители судеб человечества давно и прочно находятся в изменённом состоянии ума — то есть в "полном неадеквате". Мировая финансовая и политическая власть досталась каким-то фанатичным фарцовщикам, чей врождённый хватательный рефлекс на порядок превысил инстинкт самосохранения. При этом развитие цифровых и прочих технологий подвело жирную черту под всем этим самоубийственным укладом. Цифра стала одновременно и катализатором, и убийцей рыночных отношений. Недалёк тот день, когда цифрономика навсегда похоронит банки и биржи, отменит пресловутую "игру свободных сил", переведёт хозяйства мира в режим строгого планирования.

Стадия экстенсивного рынка, период безответственного жонглирования финансами — весь этот дьявольский карнавал стремительно сворачивается.

Первый, но уже очень громкий "звоночек" прозвучал в 2008 году в Нью-Йорке. Крушение банка Lehman Brothers стало яркой иллюстрацией жадности, граничащей с моральным идиотизмом. Результатом стал жесточайший кризис в США, отголоски которого докатились до всех народов земли. Именно тогда национальные банки в различных государствах мира задумались о том, что неплохо бы как-то начать регулировать деятельность разбушевавшихся финансовых рынков. Что и было сделано — как в Европе, так и в самих Соединённых Штатах.

Второй "звоночек" — это история с дичайшим долговым кризисом в Греции, которой стал результатом кровопийства Международного валютного фонда и других банков-кредиторов, вогнавших население европейской страны в чудовищное долговое рабство. И сейчас там обдирают православных как липку, с помощью налогов и дополнительных поборов заставляя платить огромные проценты по международным долгам. Это, конечно, не новость дня. Новизна была в том, что народ Греции на референдуме проголосовал против выплаты кредиторам, в том числе Международному валютному фонду. Таким образом, был подан первый робкий, но весьма отчётливый сигнал всем развивающимся странам, всем государствам со слабыми экономиками, попавшим в сети международных ростовщиков. Смысл данного месседжа прост: "Банкиры, идите в ж…!"

Третий "звоночек" — это Брекзит, когда большинство населения и значительная часть элит Британии сказали, что они не хотят жить в этом дивном глобальном мире, не хотят быть частью ЕС, а хотят выйти вон из всей этой распрекрасной системы новых международных отношений.

И четвёртый — уже не "звоночек", а ужасающий гром! — рождение за океаном агрессивной "трампономики", нацеленной на жёсткий протекционизм, на развитие национальных отраслей промышленности, на увеличение занятости и покупательной способности населения США и на вытеснение всех международных игроков с внутреннего рынка. Трамп, развязавший торговые войны с Китаем и Европой, похоже, взял курс на автаркию. Выламывая США из мировой экономики, он выступает главным могильщиком глобализма.

Уже сегодня "трампономика" демонстрирует свою невиданную эффективность. США переживают период экономического роста, развития промышленности и внутреннего сектора услуг. Рейтинг Трампа внутри страны неукоснительно ползёт ввысь. Америка подобно оленю сбрасывает старые, изъеденные паразитами, рога. Америка подобно тяжёлому фрегату становится на противоположенный курс, совершая на глазах всего человечества опасный и смелый "поворот оверштаг". Америка из прожорливой гусеницы превращается в бронированную куколку, чтобы затем выпорхнуть цифровой бабочкой в новую социальную вселенную.

Доктрина Рах Аmericana стремительно трансформируется в Arx Аmericana. Трамп планомерно строит стены, границы и заслоны. Если не сегодня, то завтра США откажутся от доллара, оставив разочарованное человечество копошиться в терриконах замызганных зелёных билетов. Не пора ли на просторах Евразии начать строить предприятия по переработке долларовой массы в бумагу для школьных тетрадей?

Встреча мистера Трампа и товарища Ына в Сингапуре глубоко символична. Трампистская Америка шаг за шагом выковывает для себя собственную теорию чучхе, обеспеченную мощнейшими индустриальными, интеллектуальными и IT-ресурсами. В конце концов, система цифрового социализма — это та луза, куда неизбежно закатится любое развитое общество.

А что же рынок, базар, валютные спекуляции, либерализм, гомосексуализм, феминизм, советы по правам человека, всемирные комитеты, трёхсторонние и шестиконечные комиссии вкупе с т. н. "современным искусством" и его полоумными адептами?

В новых условиях, лишённая американской поддержки, вся эта "макроновская перхоть", паршивая "международка" закономерно будет отправлена в утиль истории.

Туда же стройными рядами пойдет и пресловутая российская регрессивная общественность. Речь о профессиональных предателях, космополитах-русофобах, агентах транснациональных корпораций, мошенниках-приватизаторах и прочих завшивевших "профессорах экономики" — внесистемных и системных либералах, живущих всю жизнь на интеллектуальном и долларовом подсосе у Запада, век жующих вязкий вонючий гудрон застарелой лжи про свободу, рынок и общечеловеческие ценности.

На сегодня США возглавили назревший процесс сворачивания паразитарного финансового глобализма. Но и России не следует стоять в сторонке и ждать, чем дело закончится. Требуется уже сейчас в срочном порядке выстраивать, выковывать континентальную доктрину суверенного будущего, многоаспектную программу освоения, преобразования и организации 1/6 части суши при помощи комплексных решений и больших систем. Пора заявить миру русскую планетарную альтернативу, нацеленную на преображение природы и человека, провозглашающую космический вектор развития земной цивилизации.

США. КНДР > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 27 июня 2018 > № 2674370 Андрей Фефелов

Поможем США!

решение ОПЕК+ было взвешенным и правильным, если смотреть на него через призму американских интересов

Алексей Анпилогов

21-23 июня в Вене прошёл саммит ОПЕК+ (с участием России), на котором было принято решение об увеличении квот добычи нефти в рамках данного соглашения суммарно на миллион баррелей в сутки.

Начиная с октября 2016 года Россия активно сотрудничает с ОПЕК в рамках сделки по квотированию объёма добычи нефти. Тогдашнее решение России о сотрудничестве с ОПЕК принималось под давлением неблагоприятных обстоятельств — низкая мировая цена на "чёрное золото" вынудила нашу страну пойти на самоограничение добычи, хотя и без официального присоединения к картелю. Нынешняя же ситуация диаметрально противоположна событиям двухлетней давности — теперь России предлагают практически свободно нарастить добычу, но в качестве платы за это предлагают окончательно присоединиться к ОПЕК (инициатива исходит от Саудовской Аравии).

Плохо это или хорошо?

С одной стороны, предлагаемое России дополнительное квотирование позволяет формально нарастить экспортные доходы за счёт роста объёмов продаваемой на мировом рынке нефти, но такой сценарий возможен только при сохранении текущего уровня цен на энергоносители. Если же он существенно понизится, то суммарный баланс может оказаться и отрицательным. В ответ на решения саммита ОПЕК мировые цены одномоментно упали на 2%. Теперь для расчёта потерь нам достаточно понять, каковы же будут дополнительные объёмы российской добычи. Александр Новак, министр энергетики РФ, уже озвучил эту цифру — согласно его расчётам, в 2018 году наша страна может добыть 550 млн. тонн нефти, против 546,8 млн. тонн годом ранее, в рамках прежних квот "ОПЕК+" (ОПЕК+Россия).

Простая математика говорит нам, что цифры 550 и 546,8 отличаются лишь на 0,6% — то есть фактически Россия от новой сделки с ОПЕК только теряет, так как такой мизерный рост объёмов, перемноженный на падение цены на 2% явно даёт минус для экспортных доходов страны от продажи нефти. Незначительный рост добычи понятен: новые месторождения в Арктике, на Сахалине и в Восточной Сибири осваиваются долго и с высокими затратами, явно не поспевая за выбыванием старых мощностей в европейской части страны и в Западной Сибири. Скромная цифра роста в 3,2 млн. тонн в год — результат именно такой однобокой политики, когда запасы нефти берутся "взаймы" у новых поколений, чтобы обеспечить благополучие нынешних выгодополучателей.

Их список в целом тоже не тайна, для этого достаточно раскрыть смысл ещё одной цифры от министра Новака. Комментируя условия новой сделки он заявил, что "рост добычи в стране составит около 200 тысяч баррелей в сутки". В переводе на привычные нам метрические тонны — это около 27 тысяч тонн в день. Или, как вы можете сами посчитать — ровно 10 млн. тонн. Нестыковочка! Какая же цифра верна? 3,2 млн. тонн роста — или же 10 млн. тонн роста в год? А ответ прост до безобразия.

Добыча, скорее всего, вырастет именно на 3,2 млн. тонн. А продажи российской нефти на внешнем рынке, которые как раз и обсуждаются с ОПЕК, вырастут на все 10 миллионов! Следовательно, "недостающие" 6,8 млн. тонн нефти надо откуда-то взять.

Нетрудно догадаться, что брать их неоткуда, кроме внутреннего рынка. И эта догадка подтверждается ростом цен на бензин и дизтопливо. Вы хотели "рыночную экономику"? Вы её получили! Раз сырьё в дефиците, поскольку экспортные пошлины на него "обнуляются", то цены на него и, соответственно, на производимую из него продукцию, просто обязаны расти. "Недоедим, но вывезем!" — только теперь это касается не зерна, а нефти. Кстати, новый глава Счётной палаты, патентованный либерал Алексей Кудрин такую ситуацию одобряет: "Я думаю, что больших изменений в политике цен не произойдет, потому что решение ОПЕК+ было взвешенным". И ведь правду сказал! Только про мировые цены, а не про внутренние. Им-то расти и расти.

Ну а теперь поищем "позитив". Россия договорилась с ОПЕК. Более того, сделка с ОПЕК произошла по прямой просьбе США. Дональд Трамп через свой твиттер ещё 5 июня просил эту организацию увеличить добычу нефти на миллион баррелей в день, чтобы не допустить резкого роста розничных цен на бензин в Америке. Россия, напомню, в рамках этой просьбы берёт на себя 200 тысяч баррелей, а ещё 800 тысяч добавит непосредственно ОПЕК. Причём, утверждают, даже это будет проблемой, а реальная прибавка составит не более 600-700 тысяч барр./сутки. Проблемы ведь у всех одни и те же: старые месторождения, рост затрат, инерция отрасли. Но розничные цены на бензин в США — это ведь святое. Нельзя, чтобы они росли, это вам любой либерал скажет. Поэтому решение ОПЕК+, безусловно, было взвешенным и правильным. Если смотреть на него через призму интересов США, конечно.

Россия. США. ОПЕК > Нефть, газ, уголь > zavtra.ru, 27 июня 2018 > № 2674304 Алексей Анпилогов

Большая сделка

Константин Черемных о деталях и смысловых разрывах в мировой политике

Илья Титов Константин Черемных

"ЗАВТРА". Константин Анатольевич, каков скрытый политический контекст последних событий и как обстоит дело с его освещением в основных мировых и российских СМИ?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. В картине, представленной нашими СМИ, не хватает деталей. Но дело не только в них, а в общих смысловых разрывах, влияющих на принятие решений. С точки зрения наших СМИ это выглядит так, словно их заставили Богу молиться, а они лоб разбили.

Например, недавно в нашем эфире поздно ночью выступал глава Центра национальных интересов Дмитрий Саймс, который озвучил два месседжа: «следует включить либералов в состав правительства» и «накануне ракетного удара по Сирии Макрон шантажировал Трампа тем, что Франция первой нанесет удар в случае колебаний США». Второй месседж подтвердился французскими СМИ, где Макрон хвастался тем, что именно он втолковал Трампу необходимость остаться в Сирии.

"ЗАВТРА". Спустя неделю состоялся визит Макрона в США. Как его интерпретировали?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Его интерпретировали очень многие, даже люди, казалось бы, далекие от политики. Ведущий юмористическую рубрику в New Yorker Энди Боровиц вдруг разразился панегириком в отношении Макрона и того, что он якобы знает английский лучше Трампа. Куда больше было комментариев по сути визита – медиа-мейнстрим вел себя таким образом, словно именно Макрон был носителем той самой конечной истины, которую пришлось втолковывать Трампу. И когда в наших прогосударственных СМИ Макрон выставляется как положительный герой, у меня возникает ощущение недоговоренности. А упоминается он в связи с торговой войной, набирающей обороты, а также в связи с геополитическими процессами на Ближнем Востоке, связанными с Ираном и Палестиной. Нельзя не признать, что Иран многим обязан именно Макрону – когда в январе в Иране были волнения, иранский президент Хасан Рухани звонил именно французскому президенту, после чего Макрон заявил, что Франция уважает роль Корпуса стражей исламской революции (КСИР), являющегося частью вооруженных сил Ирана, в борьбе с исламскими военными формированиями.

"ЗАВТРА". И это был решающий момент в ходе тех волнений?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да, это заявление Макрона послужило оценкой деятельности иранских силовых структур в момент, когда ими принималось решение о подавлении оппозиции 3 января. В обращении Тегерана именно к Парижу присутствует естественная логика, связанная как раз с ролью Парижа в ядерной сделке Запада с Ираном, разрываемой сейчас США. Неслучайно после открытия возможностей для привлечения инвестиций западных корпораций в иранскую экономику, французские оказались впереди.

И когда Макрон приезжает в Австралию и говорит, что Франция хотела бы оказаться в центре индо-тихоокеанской оси, то это геополитический подход. А когда он выступает на конгрессе солнечной энергетики в Бомбее, то к геополитическому интересу прибавляется идеологическая подоплека. Он одновременно лоббировал и солнечную электростанцию для одной фирмы, и ядерную – для другой. И когда какое-то решение принималось в пользу Ирана, за этим чаще всего стояли нефтяники и поставщики автомобильной промышленности.

Рассмотрим еще один эпизод, который в головах наших обозревателей выступает предметом большого смущения и расхождения противоположных мыслей в одной голове. Речь идет о приезде израильского премьер-министра Биньямина Нетаньяху в Москву в начале мая. Это стало признаком того, что Израиль и США уже решили, что делать с Сирией и как смещать Асада, причем ключевым партнером в этом альянсе служит не США, а именно Израиль, управляющий всем процессом. Я ожидал от наших центральных каналов внятной реакции, но ее, как и важных деталей и уместных параллелей, не прозвучало. Кроме одного эпизода. В «Вестях в 23.00» арабский политолог Ахмад Хаж Али сказал, что есть много разговоров о «Большой сделке» США с арабским миром, и эта сделка держится на трех опорах – Трамп, Нетаньяху и наследный саудовский принц и фактически правитель страны Мохаммед бин Салман. Но все эти три опоры являются ненадежными и неустойчивыми. Любая из них может рухнуть. Против Трампа ведется расследование о его связях с Россией. Против Нетаньяху ведется аж четыре расследования антикоррупционного толка. Принц Салман только что настроил против себя очень серьезную группу собственных родственников. Это говорит о ненадежности всех проектов в рамках игры США на Ближнем востоке. Эта ненадежность дает шанс альтернативным силам и позициям. Судя по словам Хаж Али, все не совсем так, как представляется нашими специалистами.

"ЗАВТРА". Так как же обстоит дело в реальности?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. С одной стороны, есть Китай, где давно решаются вопросы, связанные с США. С другой стороны, многие говорят об усилении влияния Израиля. Но можно ли говорить о том, что эта страна намного сильнее, чем раньше, если она потеряла такого важного союзника в регионе, как Турция? Когда говорят о влиянии фракции неоконсерваторов внутри США, упоминают причисляемого к ним Джона Болтона, советника по национальной безопасности, во многом определяющего вектор внешней политики США. И это влияние неоконсерваторов всегда измерялось во внешнеполитическом контексте именно наличием союза Турции и Израиля.

Помимо того, еще недавно Израиль претендовал на временное членство в Совете безопасности ООН. К этому прилагались большие усилия, Нетаньяху вел переговоры со множеством стран Африки, Азии, Латинской Америки. Но он был вынужден отказаться от этого проекта.

"ЗАВТРА". Да, не похоже на рост влияния.

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Именно. И наконец, «Большая сделка», о которой говорил Хаж Али. С кем эта сделка? Куда поехал Трамп в начале своего срока, чтобы поменять внешнеполитическую повестку Обамы на свою собственную и на новых условиях и принципах договориться с лидерами разных стран? Поездка состояла из трех визитов – в Эр-Рияд, в Иерусалим и в Ватикан. При этом с самого начала ему предлагали исходить из логики истории религий – начать с поездки в Иерусалим, потом посетить Ватикан и завершить все Эр-Риядом. Тем не менее, он счел нужным начать свой визит именно с Саудовской Аравии, при этом, после посещения Эр-Рияда половина его команды поехала обратно в Вашингтон, а в Иерусалим поехала в два раза меньшая делегация.

Еще пример. Последнее беспокойство палестинцев было номинально связано с переездом посольства США в Иерусалим. Трамп туда не поехал, не тот масштаб. А когда Трамп будет заключать сделку с принцем Салманом, поедет ли он лично в Эр-Рияд? Я думаю, что поедет.

Говоря же о «Большой сделке», следует упомянуть, что пункты, касающиеся Палестины и Израиля, второстепенны, а основная часть договоренностей касается строительства суперсовременного города и передачи эксклюзивных ядерных технологий.

"ЗАВТРА". Где же будут строить этот супергород?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. На границе Саудовской Аравии, Египта и Иордании. Это проект, допускающий решение проблемы палестинских беженцев.

Что же касается Иерусалима, то речь в сделке не только о том, что большая часть Иерусалима становится столицей Израиля. Она включает в себя объединение четырех населенных пунктов в Восточном Иерусалиме – Абу-Диса, Джабаль-Муккабара, Эйсарии и Шуафата – и создание там столицы Палестины. Когда же речь идет о Старом городе, предполагается, что древний Иерусалим будет передан под международную юрисдикцию. То есть, святость мест для мусульман – проблема решаемая и совершенно отдельная от переезда послов из одного офиса в другой.

"ЗАВТРА". Разве для Израиля владение Храмовой горой не является таким же принципиальным вопросом?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Является, но по тем утечкам об условиях сделки, что просочились в арабскую прессу, можно сделать вывод, что древняя часть города, включающая в себя Стену Плача и мечеть Аль-Акса, переходит под международную юрисдикцию.

В истерии мирового медиа-мейнстрима все ситуации, будь то о переезде посольства, будь то о пересмотре иранской сделки, выглядят так, словно они свалились с неба прямо сейчас, хотя все это обсуждалось очень и очень давно, еще со времен президентской кампании, то есть было время все осмыслить и обдумать. Но дело в том, что та часть американской прессы, которая составляет мейнстрим, занимает позицию не в пользу Трампа.

"ЗАВТРА". Как всегда.

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да, поэтому, когда говорится о том, что Америка и Израиль договорились, возникает вопрос: «А какая Америка?». И более того, какой Израиль? Потому что те четыре коррупционных уголовных дела против Нетаньяху – это лишь маленькая деталь огромной кампании против него внутри Израиля. К сожалению, стало штампом то, что в нашем эфире Израиль часто воспринимается как нечто целое и неделимое, в то время, как на самом деле внутри того же Израиля существуют как пророссийские, так и антироссийские группы.

Если же говорить о шкале ценностей, где Израиль тоже часто приводится в пример как заведомо консервативное общество, то это тем более неправильно, ведь духовная и ценностная стороны жизни существуют за пределами официозных СМИ Израиля. За примером далеко ходить не надо – не так давно в одном из этих самых СМИ приводился рассказ о рекорде, мол, на Храмовую гору поднялась тысяча иудеев. Но за неделю до этого в том же самом Иерусалиме на гей-парад вышло двадцать две тысячи человек. Следует понимать, что общество изменилось и правящей коалиции приходится адаптироваться к этим изменениям. Израиль празднует победу на Евровидении, а дама, которая заняла там первое место, недавно была приглашена в Москву на некий фестиваль, но отказалась поехать по той причине, что у нее в этот день гей-парад.

"ЗАВТРА". Еще она особенно подчеркивала, что это Москва, столица гомофобной России.

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да, хотя ее визит мог бы быть преподнесен как победа этого самого сообщества. Но это все касается ценностного раскола в израильском обществе, который более-менее известен нашей аудитории. А вот то, что происходит в Палестине, до нас не доходит. И вещи, которые мы сейчас слышим об этой стране, сродни тому, что мы слышали о ней в каком-нибудь 1981 году. На самом деле, там тоже очень многое изменилось, особенно в период, когда нам было не до Палестины, в 90-е. А там работали те же люди и те же структуры, что и в Израиле. И если сравнить количество общественных организаций на тысячу человек в Палестине с другими странами, то вровень Палестина идет разве что с Киргизией, то есть их количество огромно – и местных, и западных, и работающих с арабско-еврейской аудиторией. Более того, существует лояльная Нетаньяху организация Им Тирцу.

"ЗАВТРА". Что это за организация?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Это союз консервативных юристов. Они прямо обвиняют одну из американских организаций, она называется New Israel Fund, не только в устроении мероприятий в пользу палестинцев и санкций против Израиля, но и в организации палестинского «Великого марша возвращения» на границе сектора Газа весной этого года. Но я бы не торопился тыкать в них пальцем, поскольку New Israel Fund работает и финансирует множество НПО, часто эту организацию связывают с Соросом, но на самом деле, это другие люди. Руководит всем этим Дэниел Сокач, бывший исполнительный директор Еврейского прогрессивного альянса в США и Еврейской организации Сан-Франциско, причем ценностное направление этих организаций понятно, в этом же направлении шли 22 тысячи человек по Иерусалиму. Еще один человек в руководстве этого фонда – Дэвид Сэпперстайн, при Обаме бывший в Госдепе ответственным за международную религиозную свободу, а кроме того – один из руководителей организации объединенных церквей, проекта «Всемирный религиозный парламент».

Недавно одну из еврейских школ в Иерусалиме изрисовали надписями. Конечно, там была и «Свободу Палестине!», и «Биби (Нетаньяху) в печку!», но это довольно стандартные лозунги протеста. Но присутствовала там и надпись: «Бога нет».

"ЗАВТРА". Значит, стояли за этим вовсе не радетели за священную Аль-Аксу?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Верно. Если смотреть на образную сторону «Великого марша возвращения», то мы увидим огромное количество сжигаемых покрышек между протестующими палестинцами и военнослужащими Израиля и подожженных воздушных змеев. Параллели с Евромайданом видны невооруженным глазом. Более того, протестующие носят маски Гая Фокса, что никак не тянет на специфику арабских протестов, а отдает вполне себе европейским колоритом. Или такой эпизод этого марша, как Hack Antifa (Взломать Антифа) – атака на государственные и частные израильские ресурсы с кражей данных. Совершенно ясно, что для подобных операций нужны большие деньги и большой период для подготовки. Так же, как и события в Киеве, происходящее в Палестине готовилось заранее - это проект в духе профессора Джина Шарпа, инженера «цветных революций».

"ЗАВТРА". Который как раз не так давно умер.

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да, но дело его живет, организации, основанные им, продолжают существовать. Если говорить о его главном труде, где были перечислены 198 методов ненасильственной борьбы, большая часть которых является нарушением международного права, то можно вспомнить, что первый перевод этой книги был сделан на каренский язык (карены - это племя в Мьянме), а второй перевод был сделан на арабский язык и именно в рамках палестинского проекта, где задействован с израильской стороны раввин Эверетт Гендлер, которого называют «первым экологическим раввином».

Интересно, что некоторые рецепты из труда Шарпа применяются сейчас и в Соединенных Штатах. Среди 198 пунктов есть метод номер 158, который звучит как «Добровольное придание себя стихии (самоутопление или самосожжение)». Буквально с интервалом в неделю два случая самосожжения произошли в США. Не в странах-мишенях, а именно в США. Причем и некий Тодд Браснер, который поджег себя в башне Трампа, где жил, так и другой персонаж совершили это ради экологического протеста. Причем следует отметить, что Дэвид Бакер, второй протестующий, был юристом, защищавшим права ЛГБТ, но сжег он себя именно во имя экологии и против Трампа, якобы порывающегося уничтожить окружающую среду. Это все детали картины, которые мне кажутся существенными. Любая из цветных революций имела своих героев, которые должны были выдвигаться на передний план и захватывать власть в стране, где осуществляется переворот.

"ЗАВТРА". Под кого же делается то, что происходит в Палестине?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Два года назад, когда впервые говорилось о проекте ненасильственного сопротивления, то упоминался вполне определенный человек. Этот человек – Марван Баргути. Он сидит в тюрьме, сидит давно. Именно в связи с этим во множестве статей в американском и европейском медиа-мейнстриме его называют «палестинским Манделой», постоянно проводя параллели между апартеидом и политикой Израиля.

Учитывая то, что 83-летний глава Палестины Махмуд Аббас находится далеко не в лучшем состоянии здоровья, недавно его выводили из комы, то следует вопрос: есть ли другие претенденты на роль лидера? Оказывается, есть. Называются еще две фамилии предполагаемых наследников Махмуда Аббаса. Это Джибриль Раджуб и Мохаммед Дохлан.

Интересно, что если фамилия Раджуб пишется иногда через английское «u», а иногда через французское «ou», то фамилия Баргути по непонятной мне причине пишется всегда по-французски. Депутаты Европарламента, которые приезжают к нему, тоже всегда французы, правда в последний раз их не пустил израильский министр внутренних дел Арье Дери, но теперь против него тоже начато антикоррупционное расследование, так что это вопрос решаемый.

Господин Раджуб - это тот человек, которого хотел бы видеть своим преемником сам Махмуд Аббас, но Дохлан гораздо более популярен, он был британской ставкой, ставкой команды Тони Блэра. Блэр и Дохлан имели свой плацдарм на Ближнем Востоке, конкретно в ОАЭ. По удивительному совпадению именно те, кто с ними работал, оказались в последние два месяца среди мишеней спецпрокурора Роберта Мюллера, ведущего расследование о связях Трампа с Россией. Предлогом было, конечно же, «русское дело»: якобы один из этих персонажей, бизнесмен Джордж Надер, встречался с представителем России на Сейшельских островах и с представителями правящей семьи ОАЭ. Второй мишенью был Томас Баррак, председатель инаугурационного комитета Трампа, тоже занимавшийся ближневосточными темами и налаживавший связи между Трампом и теми, с кем ему нужно было общаться в Саудовской Аравии, а «Большая сделка» затрагивает и Саудовскую Аравию, и ОАЭ, и Египет.

"ЗАВТРА". Это было сильным ударом по Дохлану?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да, ведь до совсем недавних пор считалось, что Дохлан имеет серьезные шансы возглавить объединенную Палестину. Эти планы были связаны с экономическими проектами – разработкой Ближневосточного шельфа, добычей нефти и газа в месторождении Левиафан и на месторождениях у берегов сектора Газа с последующим экспортом в Турцию. Эти планы и подверглись демонтажу после того, как из-за сливов по поводу содержания «Большой сделки» случилось отчуждение Турции, а компания Royal Dutch Shell просто-напросто поджала хвост и ушла.

Ровно после этого руководитель Газы, Исмаил Хания провел телефонные переговоры с руководством Катара и министерством иностранных дел Ирана. Просьба Хании заключалась в том, чтоб на грядущей на тот момент российско-иранско-турецкой встрече в Анкаре была поднята палестинская тема. Объективно у Хании другого выхода и не было – если все эти проекты, связанные с Дохланом, рушатся, то нужно искать другую опору. Другой вопрос в том, как Хания будет взаимодействовать со стихией, возникшей в Газе. Эта тема была бы достойна экспертного обсуждения, но ее никто не обсуждает. Зато говорят о том, что в Британии нехорошей Терезе Мэй противостоит такой позитивный персонаж, как Джереми Корбин и руководимая им Лейбористская партия. Вообще, строго говоря, лейбористы расколоты пополам.

"ЗАВТРА". Пополам ли? Похоже, что Корбин и его сторонники в меньшинстве как радикальный элемент.

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Это меньшинство – меньшинство внутри конкретно корбинской структуры, где произошел конфликт. Та часть, которая была лояльна Блэру, была им потеряна. Если смотреть на общеевропейскую картину, то кажется, будто тренд на консерватизм дает о себе знать, как, например, победа Орбана в Венгрии, являющаяся еще и поражением Сороса, вынужденного перебазировать свой институт, работавший в Будапеште 30 лет. Однако Сорос нашел новое место реализации – Британию. Его актив – член Палаты общин нигерийского происхождения Чука Умунна. Он возглавил структуру под названием «Grassroots coordinating group» – координационная группа организаций, работающих снизу, и находящуюся в ее рамках агитационную кампанию «Best for Britain» (Лучшее для Британии), которая выступает за избавление от власти консерваторов и отмену брексита с помощью еще одного референдума. При этом в российском вопросе Чука занимает позицию поддержки Мэй, расходясь с Корбиным. Сам же Корбин сейчас пожинает плоды конфликта в своей внутрипартийной группе.

"ЗАВТРА". С чем связан этот конфликт?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Конфликт этот начался после того, как Корбин появился в компании, показавшейся его соратникам слишком радикальной. Это была компания еврейской организации антисионистов, проще говоря, противников государства Израиль. Обычно, когда в СМИ речь заходит об антисионистах, вспоминают ультраконсерваторов, но в этот раз все иначе, это совершенно противоположный случай. Это тот же яркий "радужный" почерк, что был виден в организации «Великого марша возвращения».

Например, все в той же сфере существует такая организация, как «Квир Пурим Кабаре». Квир – понятие из сферы ЛГБТ, а Пурим – еврейский праздник. На сайте у них написано, что они собираются для обсуждения вопросов феминизма и ЛГБТ в контексте иудаизма. Авторитет для них представляют Лев Троцкий, икона фем-движения Эмма Голдман и Жак Деррида.

Казалось бы, мало ли маргиналов? Но об их значимости говорят близкие связи с руководством лейбористов и пиар на портале OpenDemocracy, где обычно рекламируются страны и сообщества, являющиеся предметом и средством осуществления очередной цветной революции. По этому порталу можно предугадывать место проведения следующей "Арабской весны".

Что же касается самой "Арабской весны", то операция, подготовленная два года назад и недавно начатая в Палестине – затравка перед рядом других подобных операций в других странах региона. Для этих целей работает новая организация со старыми людьми – «Институт Тахрир», а «Тахрир» значит «свобода». Организацию основал Ларри Даймонд, тот самый человек, который руководит «лабораторией освобождения» в Стэнфорде. Со времен "Арабской весны" в руководствах этих организаций, как и в руководстве New Israel Fund, ничего не изменилось, другое дело, что появились другие формы и поменялись стратегии и методы – теперь они применяются не только в странах-мишенях, но и внутри США.

"ЗАВТРА". То есть США сами стали страной-мишенью?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Дело в том, что США – не единый механизм. Часто говорят, что недовольство либеральной прессы, которое она испытывает по отношению к республиканской администрации – совершенно типичная вещь, мол, подобное уже было и при Никсоне, и при Рейгане, и при обоих Бушах. Может это и так, но я не помню, чтоб при Буше-старшем на здании, которое принадлежало ему, прожектором высвечивалась надпись «Место преступления». Или что существовала бы фирма, занимающаяся продажей огромных статуй голого Буша-младшего. Этого не было тогда, но это есть сейчас. Это возвращает нас к разговору об Израиле – и Израиль, и Америка как единые государства есть только на географической карте. А внутри Америки есть множество всего – есть американец Трамп и есть американец Джон Керри, демократ и бывший госсекретарь, который 24 января заявил, что Трамп не досидит до конца года, а вот зато он, Керри, пойдет в президенты. Именно поэтому он призвал палестинцев подождать, не принимать предложений администрации Трампа и не идти на уступки. Об этих планах Керри рассказывал палестинскому активисту Хусейну Ага, а происходило это в Лондоне. Деятельность Керри сместилась на внешнюю политику и развивалась в иранском направлении, чтобы пресечь любые попытки внести изменения в иранскую сделку. Что же касается внутренних планов Керри и других демократов, то самым опасным конкурентом для старой гвардии демократов – Байдена и Керри, единодушных во всем – был глава Facebook Марк Цукерберг – единственный персонаж с хоть какой-нибудь харизмой. Как мы знаем, из Цукерберга сделали мальчика для битья.

"ЗАВТРА". Во многом это сделал он сам своим нелепым поведением на слушаниях в Сенате.

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Из него сначала сделали мальчика для битья, а уже потом он пришел в Сенат. Более того, его поход в Сенат совпал по времени с ударом по Сирии и скандалом вокруг обысков, устроенных ФБР у Майкла Коэна, личного юриста Трампа. ФБР якобы нашло там подтверждение всех грязных слухов, окружавших Трампа – от встречи с порноактрисой до визита в Россию и использования услуг каких-то проституток.

"ЗАВТРА". Все по Кристоферу Стилу, автору скандального «Досье Стила»?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да, только теперь это не только Кристофер Стил, но и Джеймс Коми, бывший директор ФБР, который очень вовремя опубликовал эти слухи в своей книге.

Все это в той или иной степени появлялось в нашем медиапространстве, но самое странное, что я совершенно не слышал в наших СМИ о ситуации с Полом Райаном, спикером Палаты представителей.

"ЗАВТРА". А что с ним случилось?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. А он вдруг взял и заявил, что переизбираться не будет. Фактически, он сворачивает свои полномочия с января. Это удар в спину для Республиканской партии. И говорится это в тот же самый день, когда производится обыск у Коэна, то есть создается иллюзия возможности импичмента и других подобных вещей.

Райан был кандидатом в вице-президенты в 2012 году, когда на высший пост страны претендовал Митт Ромни, а на республиканской конвенции в 2016 году, когда еще не было ясно, кто станет кандидатом от республиканцев, Райан был своего рода запасным кандидатом на тот случай, если Трамп не наберет необходимого числа голосов делегатов республиканского съезда. Видно, что амбиции у человека есть. Уже прямым тестом говорят, что Райан уходит именно из-за этих амбиций. Разговоры об этом ходили еще в прошлом году, тогда же звучало такое название, как Висконсинский клан. Висконсин – штат, от которого Райан был выдвинут в Палату представителей. На самом деле, если присмотреться, то центр у этого клана не в Висконсине, а в штате Колорадо. Ну а Висконсин был подтянут еще и потому, что его губернатор Скотт Уокер – один из устроителей этого клана и участник предвыборной кампании, не дошедший до праймериз из-за слабого результата на дебатах. Колорадский клан -– сложная структура, весьма циничная и не придающая значения партийной принадлежности тех, кто в конечном итоге приходит к власти. В этой структуре главенствующее положение занимает миллиардер Ларри Майзель, основной конкурент игорного магната Шелдона Адельсона, спонсора Нетаньяху и Трампа.

"ЗАВТРА". И республиканцев вообще.

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да. И он же возил Скотта Уокера в Израиль, когда результаты выборов и формирования коалиции были не вполне понятны. И ключевая фигура клана в Израиле – Нир Баркат, это мэр Иерусалима. При этом Майзель знакомил с ним не только республиканца Уокера, но и демократа Джона Хикенлупера, губернатора Колорадо, который тоже собирался, но не решился участвовать в выборах 2016 года. Майзель оставил след в Иерусалиме - огромное и уродливое здание Центра толерантности на месте арабско-христианского кладбища. При этом Баркат уходит с должности мэра ради поста в Кнессете. Чем это можно объяснить?

"ЗАВТРА". Внутриклановыми делами?

Константин ЧЕРЕМНЫХ. Да, можно любить или не любить клановый подход, но некоторые события просто нельзя объяснить иначе.

В завершение хочу сказать, что многое из того, что считается аксиомой нашими СМИ, неверно. Например, выбор между Израилем и Ираном – совершенно ложная навязанная дилемма.

Верным будет сказать, что в мире наряду с геополитической битвой происходит битва ценностная, и в некоторых местах эти битвы пересекаются.

Россия. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 27 июня 2018 > № 2674277 Константин Черемных

Алекперов: нефть не должна превысить $100 за баррель.

Президент ПАО "ЛУКойл" Вагит Алекперов заявил о том, что российская компания придерживается консервативных ожиданий по динамике нефтяных цен, при этом отметив, что рост котировок выше $100 за баррель будет иметь негативные последствия.

Об этом глава "ЛУКойла" заявил в эксклюзивном интервью телеканалу "Россия 24" по итогам годового собрания акционеров, прошедшего 21 июня.

Вагит Алекперов отметил, что потенциальный рост цен на нефть выше $100 за баррель вновь приведет к появлению на рынке избыточного предложения после активизации разработки месторождений с высокой себестоимостью, а также более активному развитию альтернативных источников энергии. Кроме того, глава "ЛУКойла" отметил, что дальнейший рост нефтяных цен также может усилить социальную напряженность в различных странах из-за роста стоимости бензина.

– Как вы считаете, в следующем году будут достигнуты цены в $100 за баррель?

– Нет, я эту цифру даже не рассматриваю. Мы даже на ближайшие 10 лет ее не рассматриваем.

– Вы закладываете довольно консервативные оценки.

– Я бы хотел сказать, что не хотел бы прогнозировать цены на нефть по одной причине: потому что государство участвует в регулировании объемов производства, государство принимает решение о том, увеличить или сократить объемы производства. Мы только исполнители. Недра страны принадлежат государству. Мы выполняем любые инструкции, которые получаем от министерства энергетики. Поэтому сегодня трудно предсказывать цены на нефть. Но все-таки есть стабильный спрос, есть стабильный рост спроса, надо удовлетворять рынок.

– Эта неделя сейчас очень важна, потому что сейчас в Вене заседает ОПЕК+. Мы знаем, что Россия и Саудовская Аравия играют очень важную роль в этом объединении. К чему вы склоняетесь, пришло ли уже решение для отмены "заморозки" добычи?

– Должно быть принято решение. Мы ориентируемся больше не на объем потребления, а на то, как снижаются глобальные остатки (глобальные запасы нефти – прим. ред.). Они снижаются. Они сегодня ниже средних пятилетних уровней. Поэтому, конечно, нельзя допускать, чтобы стоимость нефти снова ушла за $100. Это снова даст толчок к развитию альтернативных источников энергии, к развитию низкорентабельных месторождений, для принятия решений по глубоководью. Мы должны стабилизировать рынок, сделать его предсказуемым. Это снова вызовет социальное напряжение.

[Рост цен] снова вызовет социальное напряжение. Мы же видели, как в России, как рост цен на бензин вызывает неудовлетворенность у населения. То же самое в США, то же самое в Европе. Мы должны думать о своих потребителях.

В рамках пресс-конференции по итогам годового собрания акционеров "ЛУКойла" глава компании отметил, что ожидает сохранения нефтяных цен на текущих уровнях:

"Я считаю, что цена до конца года сохранится между $70 и $75. Во всяком случае мы рассчитываем на это".

Россия. США. ОПЕК > Нефть, газ, уголь > oilru.com, 22 июня 2018 > № 2667211 Вагит Алекперов

НАХРАП

В торговой войне США и КНР заговорили 200-миллиардные орудия

Нахрап - наглый набег, грабеж; дерзость с насилием, бесстыжая наглость и внезапность действия; наглый обидчик, кто берет внезапностью и насилием, нахрапник, нахратн(ч)ик. Мазурики иногда и нахрапом берут: наскочив, вырвет, да и бежать. Брать нахрапок, нахрапом. Нахрапистый, нахрапчивый, нахратливый, склонный к нахрапному делу. Он нахрапки лезет, нагло, в глаза, на драку. Нахрапом не вырвешь. Смерть нахрапом берет. Удача нахрап любит, любит наглую отвагу.

В. И. Даль. Толковый словарь живаго великорусского языка.

В то время, когда в России на футбольных полях проходит чемпионат мира по футболу, некоторые из нас наблюдают за его играми, а потом смотрят за теми новостями, которые приходят с других площадок – с серьёзных арен международных отношений. И, конечно, понимают: то, что происходит на футбольных полях — это детские игры в песочнице по сравнению с абсолютно зубодробительными матчами, которые происходят между соперничающими государствами и надгосударственными силами. Один из таких самых важных матчей — это схватка США и Китая, которая пока проходит в форме торговой войны. Сюжет этой игры способен запутать кого угодно. Напомним, что в конце марта Трамп подписал меморандум о борьбе с экономической агрессией Китая. Понятно, что этот документ позволяет как бы законно вводить ограничения в отношении продукции, производимой Китаем. И в США действительно опубликовали список, где было больше 1000 китайских товаров, против которых должны были ввести импортные пошлины — и всё к этому шло. Но в мае встретились Трамп и Син Цзиньпин — и вроде бы установлен мир. Матч вроде бы перешёл в стадию вялого эндшпиля. Казалось, что мы столкнулись с договорной игрой. И тут на днях — снова обострение, притом небывалое.

15 июня власти США объявили о введении 25-процентных пошлин на товары из Китая на сумму 50 млрд долларов с 6 июля. В ответ на это китайская сторона пообещала ввести аналогичные пошлины на 659 наименований товаров из США. Тогда 19 июня Дональд Трамп поручил подготовить список китайских товаров на сумму 200 миллиардов долларов для возможного введения дополнительных сборов в десять процентов, если Пекин будет и дальше поднимать пошлины на американскую продукцию. Министерство коммерции КНР ответило на угрозы Вашингтона ввести новые пошлины на китайские товары своими предостережениями…

Экспертные оценки

Андрей Фефелов

Ещё на прошлой неделе США в одностороннем порядке начали полномасштабную торговую войну против Китая. Иcподтишка, по-лисьему, были введены 25%-е пошлины на 1102 категории товаров из КНР (общая стоимость оценивается примерно в 50 млрд долл.). Китайские товарищи не растерялись. И буквально через несколько часов опубликовали «ответку»: свой список американской продукции, тоже на 50 млрд долларов, которая также будет облагаться импортной пошлиной в 25%.

Без сомнения, США поступили вероломно. Ещё в середине мая на переговорах с китайской стороной американцы делали вид, что экономический мир возможен, а их торговый протекционизм — добропорядочен. И вдруг, в одночасье, после встречи с лидером Северной Кореи Ким Чен Ыном, Дональд Трамп объявляет экономическую атаку на внешнюю торговлю Поднебесной.

Что ж… первое нападение США было отбито, но основные-то военные действия только начинаются. Следующим этапом могут стать новые пошлины от США, затрагивающие уже около 200 млрд долл. экспортной продукции КНР (о чём американцы официально заявили). А потом? Война до бесконечности? Полное прекращение торговли между двумя крупнейшими экономиками современного мира?

Чтобы понимать общий контекст торговой агрессии США и яростного протекционизма администрации Трампа, важно вспомнить историю мировой торговли ХХ века. Почти сто лет США были в авангарде торговой глобализации. Именно они после Второй мировой войны, имея и экономическое, и политическое влияние в Европе, Азии, Африке, Латинской Америке, стали инициатором снижения отмены торговых пошлин, занялись устранением квот и нивелированием субсидий в разных странах мира. Таким образом, осуществлялась экспансия американского бизнеса извне, были открыты новые для США рынки сбыта. Уже к концу ХХ века компании США (начиная от McDonald’s и Coca-Cola) стали не просто транснациональными, а глобальными, присутствуя буквально везде. Именно по инициативе США в 1947 году было подписано Генеральное соглашение о тарифах и торговле (GATT), которое со временем трансформировалось в печально известную ВТО, по факту регулирующую все международные торговые отношения.

Но этот прекрасный инструментарий экономической экспансии позаимствовал у США Китай, который — почти по американским шаблонам — также активно стал развивать международную торговлю, отвоёвывать рынки сбыта по всему миру для себя. В результате США на текущий момент закупает у Китая товарную продукцию на 524 млрд долл., а сами поставляют в Китай товаров и услуг лишь на 187 млрд долл. С учётом услуг общий платёжный дисбаланс оказывается меньше, но всё равно составляет, по разным оценкам, около 200 млрд долл. Конечно, это вызывает негодование в США, и администрация Дональда Трампа — не исключение. Такой дефицит торгового баланса противоестественен для Штатов — особенно если это государство стремиться сохранить роль мирового арбитра всех товарно-денежных потоков мира. К тому же, в Китае с 2015 года реализуется совсем уж неприемлемая для американских политиков программа «Сделано в Китае — 2025». Эта программа преследует весьма амбициозную цель — удержать статус «мировой фабрики» с помощью новых технологий. А это значит: прямая конкуренция Силиконовой долине, потеря сфер влияния, научно-технических разработок, рабочих мест и т.д. Не секрет, что Китай уже находится на ведущих мировых позициях в таких сферах, как производство станков и программируемых сборочных линий. К достижениям программы «Сделано в Китае — 2025» относятся и новый авиалайнер C919, который проходит тестовые испытания, и первый в мире спутник квантовой связи, и начало коммерческой эксплуатации самолёта ARJ-21, и ряд других, не менее наукоёмких, проектов.

Всё это абсолютно недопустимо для «великой Америки» — особенно, если есть стремление «сделать Америку великой снова». И впервые в истории США администрация президента, вводя торговые ограничения, говорит не о защите собственных производителей или местных отраслей и не о поддержке экономического роста… Основная цель торговой войны с Китаем, как заявлено, — остановить его растущее экономическое влияние. Поэтому новые импортные пошлины были введены относительно товаров именно программы «Сделано в Китае — 2025».

Возникает самый важный вопрос. Если методы международной торговли, которые США использовали на протяжении почти века, сейчас не работают (либерализация сменилась жёстким протекционизмом), — то что же будет с теми институтами и соглашениями, на которых держалось всё это «старьё»? Куда денется ВТО? Когда развалится НАФТА? А, может, и МВФ прикажет долго жить? Не пора ли нам отбросить гипноз профессоров ВШЭ и сказать глобализму «до свидания», во всеоружии встретив эпоху протекционизма? Разве не очевидно, что глобализм — гнилая, вонючая ветошь, которую надо смести поганой метлой в выгребную яму истории?

И ещё вопросы, без преувеличения, жизни и смерти. Эта торговая война, где крутятся уже такие гигантские суммы, не приведёт ли к новому изданию опиумной войны? Предыдущие опиумные войны начинались как чисто торговые — Англии и Франции не нравился китайский протекционизм, — быстро стали горячими и привели к гигантскому распространению наркомании, деградации и массовому вымиранию населения в Китае. Новая подобная война в нынешних условиях маленького, тесного, глобального мира, безусловно, станет войной уже международной. А Россия — станет ли она театром военных действий во время этой великой схватки могучих сверхдержав?

По поводу опиумных войн, я думаю, уместно перефразировать известного политического деятеля Франции первой половины XIX века Талейрана и сказать, что китайцы за это время ничего не забыли, но многому научились — очень многому. Поэтому сказать, что возможно прямое повторение опиумных войн, будет не совсем корректно. Конечно, администрация Трампа столь нагло и безапелляционно себя ведёт, что действительно вспоминается тупой яростный нахрап Великобритании, ринувшейся наказывать Китай в 1840 году. Но в нынешней безбашенной атаке США нет ничего нового. А что, администрация Буша старшего, Клинтона, Буша младшего или Обамы вели себя менее безапелляционно? Я думаю, что это просто стиль американской политики, который возобладал после крушения (или распада, или демонтажа) СССР. То есть Штаты почувствовали себя абсолютными хозяевами мира, и все их внутренние ковбойские комплексы, вся их нахрапистость, вся их наглость, отточенная во внутренней конкурентной безжалостной борьбе друг с другом, вылились на весь мир. Однако теперь бешеного бизона есть кому остановить.

Что касается опасности мирового конфликта. Эта опасность, безусловно, существует. Другое дело, что Россия здесь всё-таки находится немножко в стороне и в этом смысле в малой степени имеет шанс стать площадкой этого военного конфликта. Такой ареной может стать Тихоокеанский театр военных действий, который является неким местом военно-геополитического трения двух сверхдержав — поскольку Китай является, без сомнения, сверхдержавой. Однако и мы находимся в зоне экономической и военной зоне нестабильности — тут и говорить нечего. В этом смысле слова президента РФ о том, что нам надо мобилизовываться, совершенно справедливы. Другое дело, что Путин не сказал нам, как надо мобилизовываться: с помощью каких методов и в чём эта мобилизация будет конкретно выражаться? Надеюсь, что последуют какие-то уточнения. А сейчас я просто предлагаю более внимательно следить за международной политикой, относиться к этому крайне серьёзно, перестать лишь пить, гулять и веселиться. И залихватский «оле-патриотизм», который доминирует сейчас, всё-таки является наиболее легкомысленной формой патриотизма. Я не футбольный фанат, поэтому для меня это всё достаточно диковато и чуждо. Что касается патриотизма глубинного, здесь надо прежде всего начинать всерьёз общаться друг с другом. Надо начинать налаживать горизонтальные связи и отношения. И эти отношения должны основываться не на этом «оле-оле-оле-оле», пивке и шашлыках, а на общем глубоком понимании внешней и внутренней ситуации. чтобы некие сущностные приоритеты стали основой нашего взаимодействия.

США. Китай > Внешэкономсвязи, политика. Таможня > zavtra.ru, 20 июня 2018 > № 2674263 Андрей Фефелов

СОКРОВИЩНИЦА

РФ продала половину облигаций США; в какую кассу попали деньги?

Сокровищница - место хранения сокровищ. Царская сокровищница. Сосредоточение чего-нибудь очень ценного.

С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. Толковый словарь русского языка.

Россия в апреле 2018 года продала ценных бумаг Казначейства США на $47,5 млрд. Об этом свидетельствуют данные, опубликованные Минфином США, сообщает РБК 17 июня.

В марте 2018 года России принадлежали ценные бумаги американского казначейства на общую сумму в $96,1 млрд. Однако, как следует из данных американского Минфина, уже в апреле объем сократился в два раза, достигнув $48,7 млрд.

Максимума вложения России в госдолг США достигали в октябре 2010 года — $176,3 млрд.

Статистика Минфина США отражает портфель американских госбумаг, принадлежащий резидентам России. К ним относятся не только денежные власти (Центробанк), но также и российские коммерческие банки. Разбивки по статусу таких держателей Минфин США не даёт.

Экспертные оценки

Анатолий Вассерман

Россия продала половину принадлежавших ей американских облигаций. К сожалению, пока нет возможности однозначно оценить это событие именно потому, что был такой прецедент, когда вывели из облигаций весьма значительную сумму (вдвое больше, чем сейчас — 100 миллиардов долларов) и через две недели вложили обратно.

Тут дело ещё и в самом механизме облигаций. Они выпускаются на определённый срок, и в течение этого срока их можно продавать на открытом рынке другим желающим. А когда срок облигаций исчерпан, они выкупаются сомой государственной сокровищницей Соединённых Государств Америки. У нас эту структуру принято называть казначейством, но дословный перевод именно «сокровищница» — treasury. Хотя реально эта сокровищница для погашения старых выпусков облигаций тут же выпускает новые, но графики выпуска-погашения не всегда совпадают, и может возникнуть разрыв. Ну, а чтобы понять, зачем вообще мы покупаем чужие бумаги, придётся вспомнить такое финансовое понятие — ликвидность. Вообще латинское слово «ликвидация» означает перевод в жидкую форму — так сказать, расплавление. Жидкость, как известно, может принять любую форму. Аналогично и с деньгами: в ликвидной форме можно в любой момент и очень быстро превратить имеющиеся на руках ценности в другой формат. Так вот, американские облигации долгое время считались одними из самых ликвидных видов финансовых ресурсов именно потому, что всегда на рынке было множество желающих приобрести эти облигации. Таким образом, любой, кто срочно нуждался в деньгах, мог часть имеющихся у него облигаций продать и получить быстрые деньги. Но, похоже, что как раз с ликвидностью американских облигаций чем дальше, тем больше проблем. Сейчас доходность по этим облигациям растёт буквально на глазах. Это значит, что казначейство выручает от продажи новых облигаций всё меньше и меньше денег. Соответственно, покупателей, желающих приобрести их, становится меньше. Приходится повышать доходы потенциальных покупателей, чтобы продать эти облигации. То есть эта самая ликвидность — возможность продать их быстро и без потерь — чем дальше, тем больше ставится под сомнение. Полагаю, что наше Министерство финансов учитывает в какой-то мере эту проблему и тоже постепенно старается заместить эти облигации чем-нибудь, что легче в нужный момент продать.

Сумма немалая, почти полсотни миллиардов долларов. Кому мы продали облигации? Об этом публичных сведений нет. Приходится гадать: кому мы могли продать, кто всё еще верит в бумаги американской сокровищницы?

Я полагаю, что, скорее всего, мы как раз воспользовались моментом официального выкупа очередной порции этих облигаций — и просто не стали на вырученные деньги покупать новые. То есть продали их, скорее всего, самим американцам, поскольку они не могут не выкупать свои облигации, иначе вся пирамида рухнет мгновенно. Вспомните, что случилось с государственными казначейскими облигациями РФ, когда в какой-то момент оказалось, что не удаётся их полностью выкупить. 17 августа 1998 года — до сих пор кошмарное воспоминание для всего русского бизнеса, да и для рядовых граждан тоже, потому что тогда пострадали все.

Ещё вопрос, а куда перевели вырученные деньги? ЦБ, правительство и большинство интернет-ресурсов молчат об этом, и только «Комсомольская правда» опубликовала некую разблюдовку. Если верить этому изданию, 5,4 млрд. долларов ушло на счета в других иностранных ЦБ, МВФ и Банка международных расчётов. На депозиты в коммерческих банках ЦБ отправил 26,6 млрд. долларов, доведя общую сумму почти до 70 млрд. долларов. Оставшиеся 17 млрд. долларов наш ЦБ инвестировал в ценные бумаги других зарубежных государств. Как резюмирует издание, «российской экономике не досталось ничего». И делает горький вывод, что на фоне стенаний о том, что в России нет денег и надо поэтому идти на непопулярные меры, которые 14 июня ввели наше общество в шок, финансовые власти инвестировать в родину по-прежнему не желают. Зададимся и мы вопросом: есть какой-то смысл в перекладывании из одного зарубежного кошелька в другой? Грубо говоря, подкармливали госдолг Америки, теперь подкармливаем «другие иностранные ЦБ, МВФ» и прочие организации.

Принято считать, что резервы банку нужны на непредвиденные случаи, именно поэтому их держат в ликвидной форме, то есть в форме, допускающей максимально быстрое преобразование в другие виды ресурсов. И в этом смысле какое-то количество резервов действительно необходимо держать за пределами нашего собственного хозяйства, поскольку деньги, вложенные в хозяйство, невозможно оттуда изъять быстро. Но, на мой взгляд и по мнению множества специалистов, резервы, накопленные российскими финансовыми властями — избыточны. То есть мы могли бы обойтись существенно меньшей суммой без риска для хозяйства. Насколько я могу судить, сам механизм формирования резервов в РФ сейчас таков, что они покрывают не только разнообразные текущие хозяйственные нужды, но и все долги коммерческих структур. То есть изначально было запланировано так, чтобы в любой момент можно было покрыть все наши коммерческие долги за рубежом, грубо говоря, выкупить эти долги. Теоретически это позволяет даже выкупить сами коммерческие структуры, сделавшие эти долги. Почему этой теоретической возможностью правительство не пользуется? Это уже другой вопрос, связанный, скорее всего, с искренней — хотя от этого не менее разрушительной — верой нашего экономического руководства в то, что государство всё заведомо делает хуже, чем частная инициатива. Развеивание этой веры — это уже отдельная проблема. Пока же имеющиеся у нас резервы достаточны даже на самый худший случай, на случай, если от всех наших хозяйствующих субъектов немедленно потребуют возврата всех долгов. Кстати, с чем-то подобным мы столкнулись в 2014 году, когда Запад резко сократил кредитование наших хозяйствующих субъектов и как раз подошёл срок погашения ранее взятых кредитов. Нынешний уровень наших запасов — это следствие, во-первых, эмиссионной политики, по которой деньги в оборот выпускаются только под валютные резервы, то есть под средства, вырученные за рубежом и изъятые из внутреннего оборота. Ну и, во-вторых, это следствие неразумных, на мой взгляд, экономических теорий. Но в рамках этих теорий ЦБ ведёт себя «разумно». Налицо «разумное» поведение в рамках безумных теорий.

Многие наблюдатели, комментируя ту новость, которую и мы с вами обсуждаем, говорят о том, что наши финансовые и политические власти были напуганы историей с Казахстаном. И просто боятся того, что наши деньги могут быть попросту конфискованы. Какие-то сигналы на этот счёт из минфина Соединённых Государств Америки поступали. Правда, потом были дезавуированы — но всё же поступали. То есть какая-то возможность конфискации или заморозки российских денег, вложенных в американские бумаги, обсуждалась. Это действительно серьёзное опасение, или наши финансовые власти настолько подчинены Федеральной резервной системе, что Набиуллина и Силуанов по факту могут не бояться того, что американцы с ними невежливо поступят — потому что являются служащими одной и той же глобальной финансовой команды?

Как показывает обширный опыт, и не только Казахстана, то, что вы носите футболки одного цвета, ещё не гарантирует, что вам не подставят ножку свои же. В этих кругах сбывается то, о чём, если не ошибаюсь, при Анне Иоанновне сказал Артемий Петрович Волынский, занимавший один из важнейших внутрироссийских постов кабинет-министра? «Нам, русским, хлеба не надобно. Мы друг друга едим и с того сыты бываем». Применительно к русским он, конечно, обобщил неправомерно, фактически такое поведение было характерно в тот момент только для узкого слоя верхушки. Поскольку сам Волынский входил именно в этот слой, то он отождествлял его со всей Россией. Но вот, скажем, в англосаксонской традиции такая практика считается вполне оправданной и даже высоко моральной. Не можешь действовать эффективно — ты никому уже и не нужен. Поэтому я думаю, что те же Набиуллина, Силуанов, Кудрин, в своё время складировавший все резервы страны за рубежом, вряд ли считают, что это делает их неприкасаемыми. Но, кроме того, если даже деньги самого Кудрина и не тронут, то деньги страны вполне могут съесть с большим аппетитом. В американской финансовой системе, чем дальше, тем больше арестов денег. И боюсь, что дальше будет ещё больше не потому, что американцы на кого-то злятся. А потому, что их собственная финансовая система выстроена в виде пирамиды. А пирамиды, как известно, нуждаются в непрерывной подпитке. Поэтому я всё-таки надеюсь, что наши денежные власти достаточно вменяемы, чтобы подстраховаться. Но замечу также, что из американской финансовой системы наши деньги выведены лишь в том количестве, какое заведомо не вызовет катастрофических потрясений. Потому что вся мировая система международной торговли столь сильно опирается на доллар, что одномоментное обесценивание доллара влечёт потрясение, нежелательное ни для кого. Особенно до тех пор, пока большая часть взаиморасчётов по торговле энергоносителями ведётся именно в долларах, а альтернативные системы взаиморасчётов пока только-только формируются, нам как стране, чьи внешние доходы примерно наполовину состоят из продажи энергоносителей, крайне нежелательно, чтобы доллар обесценился мгновенно. Поэтому, скорее всего, российские денежные власти и впредь, если и будут выводить деньги из доллара, то только в удобные для этого моменты, когда можно представить этот вывод просто как погашение очередного выпуска облигаций. И будут стараться не рекламировать свои действия.

Как можно доверять тем финансовым структурам, куда переведены по деньги, вырученные Россией от продажи части американских облигаций, памятуя о том, что американское право, в том числе и финансовое — экстерриториальное? Не так давно, например, швейцарские банки блокировали деньги «Газпрома», ссылаясь на волю Америки. Не может ли быть такого, что, если американцы захотят заблокировать, заморозить или даже конфисковать российские деньги, они достанут их и в иностранных ЦБ, и в МВФ, и в Банке международных расчётов, и в коммерческих банках?

Вся мировая финансовая система устроена так, что платежи в какой-то валюте отображаются на так называемых корреспондентских счетах в каких-нибудь банках той страны, что выпускают эту валюту. Соответственно, до тех пор, пока мы держим деньги в долларах, практически всё равно, куда эти доллары переведены. Они в любом случае будут доступны взору американских финансовых организаций. Но деньги в других валютах, естественно, окажутся вне американского контроля, и перехватить их американцам уже чисто технически не удастся. Они просто не будут знать, куда стрелять. Поэтому если эти деньги не просто выведены из американских ценных бумаг, а переведены из доллара в какие-то иные платёжные средства, то ничего плохого уже с ними не случится. Соответственно, если доллары остались долларами, то очень даже может случиться. Именно так.

США. Россия > Госбюджет, налоги, цены. Финансы, банки > zavtra.ru, 20 июня 2018 > № 2674250 Анатолий Вассерман

Встреча с Генеральным секретарём ООН Антониу Гутеррешем.

Состоялась встреча Владимира Путина с Генеральным секретарём Организации Объединённых Наций Антониу Гутеррешем.

В.Путин: Уважаемый господин Генеральный секретарь! Уважаемые коллеги!

Позвольте вас всех поприветствовать.

В последний раз мы с Вами встречались в Петербурге, по-моему, год назад на экономическом форуме.

Сейчас Россия возглавляет Совет Безопасности [ООН], председательствует. Надеюсь, что работа проходит конструктивно, насыщенной является.

Вы знаете, что мы всегда выступали и выступаем за то, чтобы ООН играла лидирующую, центральную роль в международных делах.

В эти дни исполняется 70 лет со дня открытия представительства ООН в нашей стране. Мы готовы и дальше так же конструктивно работать.

Считаем, что ООН является единственной такой универсальной площадкой, а Устав Организации лежит в основе современного международного публичного права. Роль Организации как универсального инструмента разрешения кризисов, предупреждения кризисов в международных делах является абсолютно уникальной.

Добро пожаловать!

А.Гутерреш (как переведено): Ваше превосходительство господин Президент!

Я очень рад вновь посетить Москву.

Как Вы правильно сказали, действительно, Россия председательствует в Совбезе в этом месяце. Сейчас у нас два эпохальных, «веховых» момента, которые можно осветить, – это заявление председателя Совета Безопасности по Украине, а также дебаты по Ближнему Востоку, которые должны пройти.

Конечно же, мы рассматриваем Российскую Федерацию в качестве одной из ключевых стран – основателей Организации Объединённых Наций, это постоянный член Совета Безопасности Организации Объединённых Наций. Но сейчас мы особенно делаем упор ещё и на то, что Россия является незаменимым элементом создания нового многополярного, полицентричного мира.

Сказать по правде, сейчас не самое лёгкое время для многосторонности и для Организации Объединённых Наций. В прошлом закончилась «холодная война», и был короткий период однополярного мира, и сейчас мы пытаемся активно найти новую структуру многополярного мира с соответствующими многосторонними структурами управления. И конечно, всё это вызывает мою серьёзную обеспокоенность. Я считаю, что в этом процессе Российская Федерация должна сыграть активную роль.

США. Россия. ООН > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 20 июня 2018 > № 2648179 Антониу Гутерреш

Выдержит ли евроатлантизм удары Трампа

Прагматизм 45-го хозяина Белого дома не мог не сказаться и на отношениях США со своими европейскими союзниками.

«Око за око». По такому принципу, считает всё больше представителей европейской элиты, их страны должны выстраивать далее отношения с США, которые, отстаивая собственные экономические интересы, возводят таможенные и пошлинные барьеры против своих союзников из Старого Света. О чём свидетельствуют эти настроения и к чему они могут привести? На эту тему наш обозреватель беседует с одним из ведущих российских специалистов по внешней политике США, генеральным директором Российского совета по международным делам Андреем КОРТУНОВЫМ.

– Андрей Вадимович, что-то неладно в «королевстве датском». В очередной раз это продемонстрировал июньский саммит «семёрки» в Канаде, на котором европейские лидеры обвинили Дональда Трампа в подрыве мирового порядка. А глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер ранее заявил, что США «больше не намерены сотрудничать» с другими государствами и отворачиваются от старых союзников «с такой яростью, которая не может не удивлять». Я что-то не помню подобного в отношениях США и Евросоюза…

– Ну почему же. Ситуация с политикой «Америка прежде всего», которую сегодня активно проводит Дональд Трамп, не уникальна. Большинство президентов США успешно продавливали американскую линию, когда интересы европейских союзников расходились с ней. Чтобы далеко не возвращаться в историю, достаточно вспомнить 2010 год. Тогда Германия и другие страны Старого Света выступили с требованием о полном выводе американского ядерного оружия с континента, считая его «пережитком «холодной войны» и одним из препятствий в проведении политики открытости и стабильности в Европе.

Естественно, это никак не укладывалось в геополитические планы США, в том числе в уже чётко обозначившуюся линию на противостояние с Россией. И администрация Барака Обамы, которого сегодня в Вашингтоне называют мягкотелым президентом, нажала на все рычаги и добилась принятия на лиссабонском саммите НАТО решения о сохранении в Европе ядерного потенциала как основного средства обеспечения безопасности стран – участниц альянса до тех пор, пока в мире существует подобное оружие.

Конечно же, приход в Белый дом Трампа с его прагматизмом и жёсткостью не мог не сказаться и на отношениях США с европейскими странами. Тем более что он стал открыто подходить к вопросам международной политики с позиции американской исключительности, что, естественно, не допускает даже возможности некого равноправия в ведении внешнеполитических дел. Особенно если Белый дом постоянно подчёркивает, что действует по формуле «Америка не просит, Америка требует». В том числе и в отношении своих ближайших союзников.

Трамп относится к безопасности как к услуге, которую США предлагают союзникам. Хотите приобрести услугу – платите деньги

– И это нашло своё выражение в требовании Дональда Трампа, которое он впервые озвучил ещё в ходе предвыборной кампании. Я имею в виду его призыв к союзникам по Североатлантическому альянсу выделять на совместные оборонные цели 2 процента ВВП. А сегодня уже речь идёт о 4 и более процентах. Естественно, это никак не устраивает европейскую элиту, у которой и так много проблем, требующих значительных капиталовложений…

– Тут дело не только в процентах национальных бюджетов, хотя цифры тоже важны. Меняется отношение США к своим международным обязательствам в сфере безопасности. Раньше Соединённые Штаты позиционировали себя в качестве единоличного лидера западного мира, главного гаранта безопасности союзников. И за это лидерство Вашингтон готов был платить более высоким уровнем военных расходов.

Сегодня Трамп относится к безопасности как к услуге, которую США предлагает союзникам. Хотите приобрести услугу – платите деньги. Или покупайте в нагрузку к безопасности наш дорогой газ. Лучше всех, кстати, это поняли поляки, которые недавно выразили желание «прикупить» военную базу США за 2 млрд долларов. Конечно, это уже совсем другой формат отношений.

– В Вашингтоне считают, что США обеспечивают Европе безопасность, а потому вправе ожидать от Евросоюза поддержки в американских действиях на международной арене. В частности, в выходе США из ядерной сделки с Ираном. Однако европейцы воспротивились тому. Что дальше?

– Европейцы в данном случае оказались в патовой ситуации или, вернее, в положении цугцванга. С одной стороны, они не могут капитулировать перед американцами и беспрекословно присоединиться к решению Трампа выйти из ядерной сделки с Тегераном. Тем более что с решением Трампа они категорически не согласны.

С другой стороны, если европейские компании будут нарушать американский режим санкций, то они сами могут стать объектами санкций со стороны Вашингтона. А это потери миллиардов или даже десятков миллиардов долларов.

Поэтому, скорее всего, европейцы будут лавировать, осторожно прощупывать американские позиции, ловчить, чтобы и Иран не потерять, и с Вашингтоном не поссориться окончательно. Получится ли найти «золотую середину»? У меня на этот счёт большие сомнения.

– А если вдруг Вашингтон примет решение о военных шагах в отношении Ирана, кто из союзников решится его поддержать?

– Давайте вспомним, много ли европейских стран последовали примеру США и перенесли свои посольства в Израиле из Тель-Авива в Иерусалим? А нанесение удара по Ирану – это ещё более авантюристический шаг, чреватый трудно предсказуемыми последствиями. У европейской элиты, разумеется, есть свой список претензий к иранскому руководству, но поддерживать американскую «дипломатию канонерок» – это уж слишком. Не по-европейски.

Может быть, несколько малых стран из Центральной Европы или кто-то из Балтийского региона и поддержит, но не более того. Здесь, кстати, надо учитывать и расхождения в экономических интересах США и Европы. Удар по Ирану – резкий взлёт мировых цен на нефть. Как минимум до 100 долларов за баррель, а может быть, до 150. Американцам с их сланцевой нефтью это выгодно, а для европейцев это большая экономическая проблема.

– Иранский вопрос далеко не единственная проблема, по которой расходятся интересы США и Европы. Трамп решил пересмотреть экономические отношения с Евросоюзом. В отличие от Обамы республиканец ориентируется на интересы собственных промышленников. Согласно его указу Соединённые Штаты с 1 июня начали взимать 25-процентную пошлину на продукцию из стали и 10-процентную – на изделия из алюминия. Параллельно начато публичное обсуждение мер по поддержке американского машиностроения. В Вашингтоне не боятся ответных мер? Или уверены, что долларом все проблемы решат в свою пользу?

– Доллар в этой ситуации – не единственный аргумент США. Есть ещё и такое понятие, как асимметричная экономическая взаимозависимость. Если сравнивать экономический потенциал США и Евросоюза, то они по общим размерам сопоставимы друг с другом. Но европейская экономика в гораздо большей степени ориентируется на внешние рынки, чем американская. И главный рынок для европейцев – Соединённые Штаты. То есть Евросоюз больше зависит от США, чем Америка от Европы.

Поэтому Трамп и ведёт себя так уверенно, если не сказать – нахально. А европейцы пока не рискуют ответить «симметрично» – их встречные ограничения для американского бизнеса носят по большей части символический характер.

– Наиболее сложные отношения складываются у США с Германией. Почему?

– Действительно, с Германией у Трампа много проблем. Именно Германия стала первой натовской страной, которой он предъявил требования по увеличению военных расходов. Есть также очень большой дефицит в американо-немецкой торговле, есть разногласия по Ирану, по Иерусалиму, по вопросам климата…

Но, как мне кажется, ещё важнее, что у нынешних лидеров США и Германии принципиально различные взгляды на мир. Вот уж где явный конфликт ценностей! Например, Трамп никогда не мог понять либерального подхода Ангелы Меркель к приёму беженцев и вынужденных переселенцев. Она открыла границы Германии для мигрантов, а он строит стену на границе с Мексикой. Меркель говорит, что Россию пока нельзя возвращать в «большую семёрку», а Трамп буквально на следующий день заявляет, что именно это и надо сделать.

Два лидера явно никакой симпатии друг к другу не испытывают. Нетрудно предсказать, что американское давление на Германию будет усиливаться – и в экономике, и в оборонной сфере, и в многосторонних организациях.

– В последнее время проявились противоречия и в отношениях между США и Великобританией, которые считаются самыми близкими союзниками. В чём причина такого рода взаимоотношений?

– Объективно в связи с выходом Великобритании из Европейского Союза значение американо-британского альянса повышается для обеих сторон. Но не в равной степени. Отколовшись от континентальной Европы, Лондон стал больше зависеть от Вашингтона, что хорошо понимают по обе стороны Атлантики. Поэтому у американцев в разговорах с британцами всё чаще появляются металлические нотки. Хотя англосаксонская солидарность по-прежнему существует – вспомним хотя бы, что после инцидента в Солсбери США выслали больше российских дипломатов, чем все европейские союзники Великобритании, вместе взятые.

Тем не менее британский премьер оказалась в трудном положении. У Терезы Мэй нет опыта Ангелы Меркель, харизмы и молодости Эммануэля Макрона, нахрапистости Дональда Трампа. Главная её задача – сохранить власть консерваторов в условиях глубокого раскола британского общества. Тереза Мэй примеряет на себя роль Маргарет Тэтчер и хочет казаться сильным лидером, жёстко отстаивающим интересы своей страны.

– А что вы можете сказать о расширении военного взаимодействия США с не входящими в Североатлантический союз двумя скандинавскими странами – со Швецией и Финляндией? Это что – стремление заполучить дополнительную помощь в Европе?

– В чём в чём, а уж в последовательности и в стратегическом мышлении нынешнее американское руководство заподозрить трудно. Трамп активно развивает военный потенциал США, вкладывает дополнительные средства в модернизацию вооружённых сил, повышение их мобильности, увеличивает закупки вооружений и так далее. При этом в качестве главной глобальной угрозы Америке в Белом доме видят растущий Китай. В противостоянии с Пекином ни Швеция, ни Финляндия не помощники.

Да и НАТО в целом вряд ли будет сильным игроком в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Там у Вашингтона другие друзья – Япония, Австралия. Ну, и если очень повезёт, – Индия. А европейцы ссориться с Китаем не хотят независимо от того, состоят они в НАТО или нет. Китай для Европы – прежде всего перспективный рынок, особенно важный в контексте усиления протекционизма в США.

Американское давление на Германию будет усиливаться – и в экономике, и в оборонной сфере, и в многосторонних организациях

– А какую позицию занимают натовские европейцы в отношении растущих американо-турецких противоречий?

– Турция сегодня – едва ли не главная головная боль для альянса. Нельзя не отметить, что у европейских стран с Турцией особые, очень сложные отношения. Во многих из них есть крупные турецкие диаспоры, к тому же политически весьма активные. Есть значительный объём торговли и инвестиций в Турцию. И, кроме того, у многих в Европе есть чувство вины перед Турцией – вроде как обещали членство в Евросоюзе, давали разно­образные авансы, а потом обманули.

Поэтому большинство европейских лидеров пытаются как-то смягчить американо-турецкие противоречия, найти компромисс и удержать Турцию в орбите «коллективного Запада». Но внутриполитические процессы в Турции объективно расширяют пропасть между Анкарой и Брюсселем. Думаю, что пока в Турции у власти находится Реджеп Эрдоган, такая тенденция сохранится.

– На днях английская «Таймс» написала, что Трамп угрожает будущему НАТО. Он, считает газета, уже создал проблемы для июльского саммита НАТО, ибо недоволен как экономией европейских союзников на обороне, так и европейской торговой политикой. И это в то время, когда НАТО предстоит продолжить расширяться. В приемной альянса Македония, которая является кандидатом номер один. Есть ещё Босния, Сербия. А дальше в числе желающих Украина, Грузия… Что вы можете сказать по этому поводу?

– Мне кажется, что почти любая организация так или иначе стремится к расширению. Расширение альянса рассматривается в натовских столицах как подтверждение его жизненности, успешности и притягательности для других стран. Именно поэтому, на мой взгляд, в НАТО затащили Черногорию. И могут затащить Македонию. Но Черногория или Македония – это всё-таки главным образом символическое приращение НАТО.

Получится ли с Сербией – не уверен. Особенно учитывая недавнюю историю агрессии НАТО против этой страны, о которой в Белграде не забыли. А уж Украина – это практически непосильная задача и неподъёмный груз в любой обозримой перспективе. Наверное, в НАТО были бы рады приветствовать среди членов Финляндию или Швецию, но ни в Хельсинки, ни в Стокгольме пока в альянс особо не рвутся.

Следует также отметить, что после окончания «холодной войны» в НАТО много говорили о необходимости коренной перестройки альянса, о придании ему нового смысла и новых возможностей. В том числе предполагалось, что НАТО будет заниматься кризисными ситуациями вне Европы, борьбой с терроризмом, киберугрозами, незаконной торговлей оружием и многими другими нетрадиционными аспектами безопасности. Реально перестроить НАТО под новую повестку дня не удалось, институциональная инерция оказалась сильнее. Особых успехов в новых для себя сферах альянс не добился.

Поэтому мой прогноз – НАТО может относительно быстро расшириться за счёт одной-двух небольших стран на Балканах, а каждый следующий шаг на пути расширения будет даваться со всё большим трудом. Да и сохранить единство среди старых членов становится труднее.

– Как известно, для мобилизации европейских стран на выступления на международной арене единым фронтом Вашингтон активно использует так называемый российский фактор. Насколько он сегодня действенен, учитывая рост противоречий между США и Евросоюзом?

– Конечно, мощная антироссийская пропаганда в Европе дала свои плоды – сегодня к России в большинстве европейских стран относятся как к противнику. Но для многих в Европе лучше иметь предсказуемого противника, чем непредсказуемого союзника. Поэтому германский канцлер и французский президент едут к Владимиру Путину, поэтому идут разговоры о смягчении санкций, поэтому в Брюсселе одёргивают самых радикальных сторонников конфронтации с Москвой. Так что нельзя сегодня однозначно сказать, что США сплачивают Запад на антироссийской основе. В чём-то сплачивают, а в чём-то и раскалывают.

Непредсказуемость Дональда Трампа подталкивает европейские страны к большей самостоятельности в оборонных вопросах

– И что же впереди? Возможно ли вообще скорое восстановление нормальных взаимоотношений между США и Европой?

– Здесь вопрос в том, что мы понимаем под нормальными отношениями. Многие в Европе считают, что нужно просто «перетерпеть» Трампа, и всё в итоге вернётся на свои места. Я думаю, что это заблуждение. Да, может измениться стиль политики США, могут появиться новые точки трансатлантического соприкосновения. Но в американо-европейских отношениях происходят необратимые изменения, начавшиеся задолго до Трампа.

Америка всё меньше готова брать на себя бремя лидерства, всё больше ориентируется на собственные ближайшие интересы. Расхождение интересов Европы и США – объективный процесс, а не результат чудачеств Дональда Трампа или козней Владимира Путина. Мир меняется, и прятаться за спиной американского союзника европейцам становится всё труднее. А значит, им пора уже самим решать свои проблемы – и в сфере политики, и в сфере безопасности, а не полагаться на США. Кстати, об этом уже заявила канцлер ФРГ Ангела Меркель, подчеркнув, что Европа «должна взять свою судьбу в свои руки».

– А как вы в этой связи относитесь к идее создания евроармии, которую сегодня усиленно проталкивают Германия и Франция? Насколько она реализуема?

– Разговоры о создании европейской армии идут уже очень долго, но в последнее время они получили дополнительные стимулы. Во-первых, из Евросоюза уходит Великобритания, которая традиционно блокировала любые попытки создать автономный от США и от НАТО военный потенциал Евросоюза. Во-вторых, непредсказуемость и ненадёжность Дональда Трампа подталкивают европейские страны к большей самостоятельности в оборонных вопросах. Кроме того, есть давление со стороны европейских оборонных предприятий, которые хотят активнее бороться с американскими конкурентами на мировых рынках вооружений, для чего нужно выйти на новый уровень координации усилий в этом секторе.

Пока наиболее значительным достижением стало соглашение большинства стран – членов ЕС о постоянном структурированном сотрудничестве (permanent structured cooperation, Pesco), принятое в конце прошлого года. Но процесс оборонной эмансипации Евросоюза идёт очень медленно, непоследовательно, с большими сложностями. В обозримом будущем никакие структуры ЕС не смогут стать реальной альтернативой НАТО.

Александр ФРОЛОВ

США. Евросоюз. Германия. Россия > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика > redstar.ru, 18 июня 2018 > № 2673394 Андрей Кортунов

США и Иран: возможен ли компромисс?

Чем грозит отказ Вашингтона от ядерной сделки с Тегераном.

Ситуация вокруг Ирана после выхода США из ядерной сделки вызывает у мирового сообщества 'серьёзную обеспокоенность. Тем более что она явно приобретает тенденцию сползания к самому негативному сценарию: Тегеран уже проинформировал МАГАТЭ, что страна начинает процесс наращивания мощностей по обогащению урана, а в Тель-Авиве заявили, что Израиль не допустит появления у Ирана ядерного оружия. Как будут развиваться события дальше и к чему они могут привести? На эти и другие вопросы нашего обозревателя отвечает ведущий научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН Александр ФРОЛОВ.

То, что рушится одно из важнейших достижений последнего десятилетия – принципиальное соглашение в сфере нераспространения ядерного оружия, а вместе с этим обостряется ситуация вокруг Ирана, – прямое следствие решения президента Трампа о выходе из соглашения по иранской ядерной программе. А насколько оно просчитано в Вашингтоне?

– На этот вопрос нельзя ответить, не затронув глубокие изменения в политике США на Ближнем Востоке. Эта политика всегда имела две составляющие – экономическую (банально – выгоду) и политическую (доминирование). В целом между ними соблюдался некий баланс. Но в последнее время США стали позиционировать себя в качестве ведущего мирового производителя углеводородов и даже готовы «завалить» сжиженным газом всю Европу. А значит, ближневосточные страны в этой плоскости превращаются для них из доноров в соперников.

В политическом плане США поняли, что «арабская весна» не принесла им особых дивидендов в продвижении американских интересов в регионе. В этой связи в Вашингтоне стали предпринимать новые усилия, направленные на достижение поставленных целей в регионе. Но на их пути встал Иран, который со времён исламской революции считается заклятым врагом США. С тех пор Вашингтон постоянно обвиняет Тегеран в распространении пагубного влияния по всему Ближнему Востоку, вмешательстве в сирийский конфликт, войну в Йемене и продолжающихся угрозах существованию Израиля.

Тем не менее правительство Обамы пошло на заключение ядерной сделки с Ираном. Напомним, что в 2015 году между Тегераном и шестью мировыми державами – Великобританией, Германией, Китаем, Россией, США и Францией – был согласован Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД), реализация которого началась в январе 2016 года. СВПД предусматривал отмену санкций, введённых в отношении Ирана Советом Безопасности ООН, США и Евросоюзом. Взамен Исламская Республика обязалась ограничить свою ядерную программу, поставив её под международный контроль.

В определённых американских кругах заключение этой сделки было воспринято чуть ли не предательством интересов США. Именно так к ней отнёсся и Дональд Трамп, который ещё в ходе предвыборной кампании пообещал, что с приходом в Белый дом он тут же отменит сделку. Что касается вопроса о том, насколько в Вашингтоне просчитали негативные последствия такого решения, то, учитывая всю непредсказуемость Трампа, можно сделать вывод, что эта проблема его особо не волновала.

Иран начал процесс наращивания мощностей по обогащению урана, а в Тель-Авиве заявили, что Израиль не допустит появления у Тегерана ядерного оружия

Во всяком случае 8 мая Трамп объявил о выходе США из соглашения, мотивируя это несоответствием документа американским интересам. А несколько позже госсекретарь Майк Помпео изложил 12 требований, которые Тегеран должен выполнить, чтобы заключить новую сделку. При этом одно требование жёстче другого: Иран обязан прекратить обогащение плутония, включая закрытие реактора на «тяжёлой воде», предоставить МАГАТЭ беспрецедентный допуск на все объекты на всей территории страны, остановить программу разработки носителей для ядерного оружия и так далее. Помимо требований по ядерному нераспространению, США также выдвинули условия по изменению Тегераном всей иранской политики в регионе. Понятно, что на выполнение таких ультимативных требований ни один здравомыслящий политик не пойдёт.

– И что же Иран? Как реагируют в Тегеране на выход США из сделки?

– Естественно, в Иране крайне негативно встретили решение Трампа. «Смерть Америке!» – этот лозунг звучал буквально в каждом уголке страны. Что касается иранского руководство, то оно конечно же отклонило ультимативные требования США, подчеркнув, что Иран намерен придерживаться заключённой сделки. Правда, при этом Тегеран выдвинул ряд условий европейским странам – участницам СВПД, в случае невыполнения которых Тегеран пообещал выйти из сделки. Они сводятся практически к одному требованию: европейцы должны компенсировать последствия восстановленных Соединёнными Штатами санкций в отношении Ирана.

Очевидно, что таким образом Тегеран попытался оказать давление на европейских партнёров по ядерной сделке, которые по сути сами оказались заложниками американской политики. А поскольку от европейцев не последовало никаких действий на этот счёт, Тегеран объявил, что страна начинает процесс наращивания мощностей по обогащению урана. В понедельник верховный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи распорядился, чтобы Организация по атомной энергии Ирана немедленно начала подготовку к обогащению урана на уровне 190 тысяч ЕРР (единица работы по разделению изотопов, являющаяся одним из показателей мощности центрифуг).

В свою очередь вице-президент Ирана и глава Организации атомной энергетики Ирана Али Акбар Салехи сообщил, что для достижения такого уровня обогащения урана стране потребуется 1–2 месяца. Он также подчеркнул, что увеличение мощностей по обогащению урана не будет выходить за рамки ядерной сделки и что ядерная деятельность страны носит мирный характер.

– Вы сказали, что европейцы сами оказались заложниками американской политики. И как же они, понимая, к чему может привести срыв ядерной сделки, поступят, если придётся выбирать: США или Иран?

– Как известно, и Ангела Меркель, и Эммануэль Макрон, и даже Тереза Мэй пытались отговорить Трампа от выхода из ядерной сделки с Ираном. Заинтересованность европейцев в сохранении СВПД продиктована прежде всего экономическими соображениями. Ведь объявленные Вашингтоном санкции в связи с выходом США из СВПД предполагают, что все иностранные компании обязаны закрыть свой бизнес в этой стране в период от трёх до шести месяцев.

И всё это в то время, как многие ведущие европейские компании уже активно работают в Иране. Так, например, европейский авиагигант «Эйрбас» обязался поставить иранскому авиаперевозчику «Иран Эйр» 100 самолётов на сумму до 20 млрд долларов. Французский концерн «Тоталь» подписал контракт на 5 млрд долларов по разработке крупнейшего в мире нефтегазового месторождения «Южный Парс». Немецкий концерн «Сименс» заключил контракты по модернизации иранских железных дорог и поставке 50 локомотивов…

Этот список можно продолжать до бесконечности. Однако теперь всем этим компаниям придётся сворачивать свою деятельность в Иране. Естественно, это не могло не вызвать недовольство в Европе. В частности, министр экономики и финансов Франции Брюно Ле Мэр заявил, что Европа – не вассал Америки, что она будет защищать свой экономический суверенитет и не позволит США навязывать полицейский диктат мировой экономике. В этом же ключе высказались официальные представители ряда других европейских стран.

В среду министры иностранных дел и финансов входящих в ЕС стран – посредников ООН по Ирану (Франция, Великобритания и Германия) предприняли ещё одну попытку избежать негативного воздействия на экономику их стран американских санкций по Ирану. С этой целью европейские министры и глава внешнеполитической службы ЕС Федерика Могерини направили совместное письмо их американским коллегам: госсекретарю Майку Помпео и министру финансов Стивену Мнучину.

Сопротивление европейцев политике США в отношении Тегерана вызвано и пониманием того, что срыв ядерной сделки с Ираном может привести, с одной стороны, к разрушению всего процесса ядерного нераспространения, а с другой – и прямому столкновению с этой страной. Явные признаки такого развития ситуации уже есть.

И всё же «усидеть на двух стульях» – сохранить союзнические отношения со «старшим братом» и при этом сберечь ядерную сделку с Ираном – европейцам вряд ли удастся. При всех разногласиях с Вашингтоном и, даже учитывая, что отношения с ним оказались на самой низкой отметке со времён Второй мировой войны, европейцы, когда придётся выбирать между США и Ираном, несомненно станут на сторону своего ведущего союзника.

– Единственное государство, которое приветствовало выход США из ядерной сделки с Ираном, – Израиль…

– Еврейское государство с самого начала было против заключения такого соглашения с Ираном, которого считает своим основным противником. По мнению Тель-Авива, соглашение не только легализует положение Ирана в качестве пороговой ядерной державы, но и позволяет ему расширить за счёт снятия санкций поддержку сателлитов по всему Ближнему Востоку, включая группировки в Ливане, Сирии и Йемене, и тем самым несёт угрозу Израилю.

«Если бы я должен был назвать крупнейший вызов на Ближнем Востоке как для обеих наших стран, так и для наших арабских соседей, его можно было бы обозначить одним словом: Иран. Он не отказался от своих ядерных амбиций. Ядерная сделка придала ему бодрости», – заявил премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху, находясь с визитом в марте этого года в США. И тогда же поддержал Трампа в его намерении выйти из СВПД.

Комментируя решение Ирана о наращивании мощностей по обогащению урана, Нетаньяху подчеркнул, что Израиль не позволит Ирану владеть ядерным оружием. При этом он не уточнил, каким образом это будет сделано. Однако ранее в Израиле не раз заявляли о своей готовности нанести удары по ядерным объектам Ирана.

Всё это говорит о том, что над регионом нависает угроза вооружённого конфликта. И первые пристрелки в этом плане стороны уже сделали, имея в виду обстрелы иранцами позиций ЦАХАЛ на Голанских высотах и израильтянами иранских объектов в Сирии. Правда, на прямое столкновение с Ираном Израиль в одиночку вряд ли пойдёт.

Кстати, на днях Дональд Трамп отдал приказ привести в исполнение программу оказания обширной военной помощи Израилю в случае его противостояния с Ираном. Как сообщалось из Вашингтона, в центре этой программы – увеличение численности американских войск, постоянно находящихся в Израиле, а также повышение обороноспособности еврейского государства.

8 мая Трамп объявил о выходе США из соглашения, мотивируя это решение несоответствием документа американским интересам

Появились также сообщения, что Израиль пытается создать «военную коалицию» с суннитскими государствами против Ирана. В частности, израильский министр разведки Исраэль Кац заявил, что в случае выхода Ирана из ядерной сделки для противостояния ему потребуется военная коалиция. «Должно быть чёткое заявление президента Соединённых Штатов и всей западной коалиции», если Иран вернётся к обогащению «военного урана», – сказал израильский министр. «Арабы и Израиль наверняка тоже будут там», – подчеркнул Кац.

– Думается, что эту же цель преследовала и недавняя поездка Майка Помпео на Ближний Восток…

– В Вашингтоне также понимают, что в одиночку, без поддержки союзников, противоборство с Ираном для него может обернуться фатальной неудачей. Как ни странно, но американцы очень хорошо помнят провальную операцию по освобождению своих соотечественников – заложников в далёком апреле 1980 года. Никогда Америка не выглядела такой униженной, как тогда. Они помнят это и, я думаю, боятся повторения ошибок. Поэтому и мобилизуют своих сторонников на противостояние с Ираном.

И об этом шла речь при посещении Майком Помпео Израиля, Иордании и Саудовской Аравии. Следует отметить, что два года назад Дональд Трамп назвал Саудовскую Аравию «дойной коровой, которая производит золото и доллары по требованию США». Однако сегодня роль королевства и других стран региона в американских планах гораздо выше. Конечно же инвестиции стран Персидского залива по-прежнему являются неотъемлемой частью американской экономики, несмотря на её огромные масштабы. Но сейчас США нуждаются в странах Персидского залива и в плане противостояния с Ираном.

В прошлом году Трамп договорился поставить Саудовской Аравии новейшие вооружения на сумму порядка 100 млрд долларов. Аппетит, как говорится, появляется во время еды, существуют планы довести объём военных поставок и услуг за десять лет до 300 млрд долларов. И это не случайно. Оказывая такую поддержку королевству, Вашингтон одновременно убивает двух зайцев – подталкивает Эр-Рияд к усилению конфронтации с Тегераном и получает огромную финансовую выгоду. Поставки вооружений осуществляются чётко за деньги.

– А насколько сегодня Саудовская Аравия готова участвовать в планах США по противодействию Ирану?

– Мне кажется, что два фактора по крайней мере подстёгивают саудовско-иранское соперничество. Первый из них – конфессиональный. Пока в обеих странах были монархии, многие противоречия как-то сглаживались. Но появление в Иране клерикального режима обострило соперничество. Саудовская Аравия, располагая святынями ислама, позиционирует себя как лидер, по крайней мере суннитской части мусульманского мира. Иран – шиитской его части. Обе страны сопоставимы по размерам и многим иным параметрам, у саудовцев есть некоторое преимущество в финансах, у них более современное (американское) вооружение, у иранцев – в людях, что немаловажно. Иранцы более идейно мотивированы. Неудачный опыт перенесения арабских революций на иранскую почву в 2011 году показал, что правящий режим достаточно крепок, чтобы противостоять внешнему воздействию.

Дело ещё и в том, что в арабских странах залива есть прослойки шиитского населения, которые саудовцы подчас считают иранской пятой колонной. Но при этом саудовское руководство достаточно умеренно, разумно. Оно готово вести с Ираном какие-то арьергардные разборки – типа участия в йеменском внутреннем конфликте. Но пойти на прямую конфронтацию с Ираном – это уж слишком.

– Год назад после известной поездки Трампа на Ближний Восток заговорили о планах создания своего рода «арабской НАТО». В США продолжают генерировать такую идею?

– Я не думаю, что такая идея получит реальное воплощение. В США, возможно, и хотели бы что-то такое. Вопрос в том, против кого будет направлена эта «арабская НАТО». Скажу, что в союзных Саудовской Аравии странах залива нет единого мнения относительно иранской военной угрозы. Пожалуйста: Оман открыто взаимодействует с Ираном по важным экономическим вопросам. То же самое можно сказать и о Катаре, который вообще планировал создать с Ираном свободную экономическую зону. Кстати, в прошлом году Саудовская Аравия, ОАЭ, Бахрейн и Египет заявили о разрыве дипотношений с Катаром, обвинив Доху в поддержке терроризма и вмешательстве в их внутренние дела. За этим последовали экономические санкции и транспортная блокада эмирата.

На днях наш ведущий востоковед, арабист Виталий Наумкин сказал, что на Ближнем Востоке все борются со всеми. Если посмотреть на карту, то Турция борется с Сирией, Сирия всё время борется с Ираком, все трое – с курдами, Израиль – с палестинцами. В Ливане похожая картина. Теперь после ссоры Саудовской Аравии и Катара – полный разлад в единственной союзной организации Совете по сотрудничеству государств залива. На всё это накладывается борьба с такими транснациональными исламистскими организациями, как «Братья-мусульмане», «Аль-Каида» и ИГИЛ. Возможно, в Вашингтоне и хотели бы в какой-то степени воссоздать СЕНТО – военно-политическую группировку на Ближнем и Среднем Востоке, существовавшую в 1955–1979 годах. Но кого объединять и под какими знамёнами, – они пока и сами разобраться не могут.

Поэтому не случайно большая часть переговоров Майка Помпео в Эр-Рияде была посвящена вопросам восстановления и укрепления единства стран Персидского залива в противостоянии агрессии Ирана. Однако, похоже, пока эта задача не по силам Соединённым Штатам. Кстати, из-за продолжающегося кризиса в отношениях стран региона с Катаром Вашингтон вынужден был перенести саммит с арабскими государствами, который планировалось провести в мае, на сентябрь.

– И всё же как, по вашему мнению, будет развиваться ситуация вокруг Ирана дальше?

– Не приходится сомневаться, что Соединённые Штаты продолжат оказывать давление на Иран, рассчитывая, что действия санкций усилят недовольство политикой действующей власти внутри страны и приведут к изменению режима. Однако это лишь ещё раз подтверждает, что Вашингтон плохо понимает ситуацию в Иране. То протестное движение, которое возникло там в конце прошлого года, действительно продемонстрировало недовольство иранцев экономической ситуацией в стране. Но оно возникло в том числе и потому, что ядерная сделка не привела к ожидаемому экономическому росту. Теперь срыв её по вине Вашингтона, наоборот, позволит режиму снять с себя вину за отсутствие значимых успехов в экономике и сплотить иранцев против США.

Хотелось бы также надеяться, что Иран в своей ядерной программе не выйдет за пределы СВПД. Тем более что в этом плане он может рассчитывать на поддержку России и Китая.

Не исключено, что и европейские страны, несмотря на нажим США, продолжат взаимодействовать с Ираном. Так, стало известно о намерении ЕС провести в ноябре в Брюсселе совместно с Ираном семинар по ядерному сотрудничеству.

Возможно, это приведёт к какому-то компромиссу, к началу каких-то новых переговоров, и Иран всё-таки продолжит соблюдение условий ядерной сделки, но уже на новом уровне. Если же этого не произойдёт, то ситуация может вырваться из-под контроля и привести к достаточно серьёзным последствиям, в том числе и к вооружённому конфликту между Ираном, США и Израилем.

Владимир КУЗАРЬ

США. Иран. Евросоюз. Ближний Восток. Россия > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика > redstar.ru, 15 июня 2018 > № 2673391 Александр Фролов

Это не борьба за рынки, это схватка за власть!

резюме: что произошло и почему

Михаил Хазин

До того момента, как Трамп отказался подписывать совместное коммюнике G7 можно было утешать себя мыслью, что «милые бранятся — только тешатся». Сейчас всем стало понятно, что дело серьезно, а потому, очень кратко, базовые тезисы, что произошло и почему

Первое. G7 создана как институт согласования валютной политики между базовыми странами «Западного» глобального проекта, в рамках развития Бреттон-Вудской системы после отказа США от «золотого стандарта» и их дефолта от 15 августа 1971 года.

Второе. Приход к власти Трампа в 2017 году стал результатом острой схватки внутри США элементов «Западного» глобального проекта и остатков элиты проекта «Капиталистического». Схватка эта приобрела политические масштабы после начала кризиса 2008 года, когда стало понятно, что ресурсы «Западного» проекта по стимулированию экономического роста в США и в мире исчерпаны и необходимо искать совершенно новые модели развития.

Третье. Сама схватка содержала в себе несколько знаковых этапов. Вначале транснациональная элита «Западного» проекта попыталась перехватить контроль над эмиссией мировой резервной валюты и потерпела первое за много десятилетий поражение в виде «дела Стросс-Кана». Затем Обама в середине 2014 года остановил эмиссионные процессы (после «дела Стросс-Кана» руководство ФРС стало значительно более чувствительно к мнению «Белого дома», чем до того), чем вызвал кризис ликвидности у крупнейших долларовых финансовых институтов. Затем промежуточные выборы 4 ноября 2016 года, закончившиеся феерической победой Республиканской партии, показали, что представители Капиталистического, индустриального проекта, могут прийти к власти в США легальным путём.

Четвёртое. Приход к власти представителя индустриализма и сторонника «справедливой» мировой торговли материальными ресурсами показывает, что у противников элиты «Западного» проекта в США нет никакой новой модели выхода из кризиса. Они хотят вернуться в прежние времена, не очень понимая масштаб негативных последствий такого перехода. Впрочем, нужно понимать, что элиты это волнует очень относительно, поскольку непосредственно их это просто не затронет, для них вопрос идёт только о власти.

Пятое. В отличие от США, государственный аппарат которых сохранял систему стратегического прогнозирования (в том числе за счёт национального контроля над ФРС и военной машины), страны Западной Европы такую систему уже давно полностью утратили и их управленческие и политические элиты находятся в парадигме «Западного» глобального проекта. Дело не только в том, что они боятся выступать против элиты этого проекта (они точно знают, что любой из них может быть ликвидирован как государственный или политический деятель в течение нескольких дней, если будет обнародована информация, которая хранится под контролем этой элиты), но и в том, что их образ мысли, представления о ценностях и о будущем полностью описывается в рамках базовой парадигмы «Западного» проекта. Или, по-другому, они не видят мир иначе как под контролем мировой финансовой элиты.

Шестое. Как следствие, они вступили с Трампом в жесточайшее противоречие, сравнимое с тем, в рамках которого была схватка «Красного» и «Западного» проектов во второй половине ХХ века. Это уже не борьба за рынки или торговый баланс, это схватка за власть! Поскольку победа Трампа означает разрушение всей экономической базы «Западного» проекта и, как следствие, уход всех региональных элит, связанных с этим проектом, с политической сцены! Лично Меркель, может быть и наплевать (хотя мы не знаем, нет ли у нее каких-нибудь скелетов в шкафу, из-за которых ее и посадить могут), но уж Макрону, Мэй и Трюдо точно не наплевать! Для них борьба с Трампом становится борьбой за собственное благополучие. Для самого Трампа и стоящих за ним элит ситуация симметричная.

Седьмое. Схватка на саммите G7 означает, что базовые институты «Западного» глобального проекта утрачивают даже свою тактическую эффективность (стратегически она уже утрачена, в связи с объективной невозможностью стимулировать экономический рост). Это в ближайшем будущем создаст ситуацию «полипроектности» (Капиталистический проект в США, «Западный», «Красный» проект в Китае, Исламский проект), что, с одной стороны, резко увеличит неопределенность в мире, с другой — создаст возможности для новых идей, пусть в начале и на региональном уровне.

Восьмое. Быстрое разрушение институтов управления мировой экономической системой (бреттон-вудских институтов) приведет к острой необходимости повышения самодостаточности региональных экономик. Для России это может создать как серьезные проблемы, так и стать источником быстрого экономического развития на ближайшие пару десятилетий.

Россия. США. Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Финансы, банки > zavtra.ru, 13 июня 2018 > № 2644268 Михаил Хазин

Встреча американского "голиафа" с северокорейским "давидом"

Трамп готов подвести черту подо всем послевоенным мироустройством

Алексей Гордеев

Встреча президента США Дональда Трампа с лидером КНДР Ким Чен Ыном, в реальности которой так долго сомневались глобальные масс–медиа, всё-таки произошла. Как и планировалось ранее, 12 июня, в Сингапуре. Сразу после саммитов "Большой семёрки" и Шанхайской организации сотрудничества.

И если в канадском Ла-Мальбе Трамп не жалел жёсткости и сарказма в адрес традиционных союзников Америки, то на встрече с "северокорейским рокетменом" он был сама учтивость, рассыпаясь в комплиментах своему визави. Контраст был слишком разительным, чтобы полностью списать его на "неадекватность" действующего хозяина вашингтонского Белого дома. Скорее, наоборот — видимо, "на кону" для него здесь стояло нечто гораздо большее, чем на встрече с партнёрами по G7.

Ни финансово-экономический, ни военно-стратегический вес самого Пхеньяна, при всём уважении к подвигам "страны чучхе", такому отношению со стороны американского президента явно не соответствует. Следовательно, дело не в Ким Чен Ыне как таковом, и не в значении достигнутых на сингапурской встрече соглашений, поскольку обозначенные четыре пункта итоговой декларации: США и КНДР принимают обязательства установить отношения между странами в соответствии с желанием народов этих государств добиться мира и процветания; США и КНДР совместно приложат усилия для того, чтобы установить на территории Корейского полуострова устойчивое и продолжительное состояние мира; КНДР подтверждает приверженность Пханмунджомской декларации, подписанной 27 апреля 2018 года, и полному освобождению Корейского полуострова от ядерного оружия; США и КНДР принимают обязательства по возвращению останков военнопленных и пропавших без вести, включая возвращение уже идентифицированных останков, — честно говоря, на "дипломатический прорыв" мирового значения не тянут и никаких конкретных обязательств договаривающихся сторон не предусматривают.

А в чём же тогда дело?

Если рассматривать "бэкграунд" первой в истории американо-северокорейской встречи на высшем уровне комплексно, то обращают на себя внимание следующие обстоятельства.

Первое обстоятельство — внутриполитическое. КНДР — одно из немногих государств мира, открыто занимающих радикально антиамериканскую позицию (к числу таковых относятся сегодня разве что Иран и, уже в меньшей степени, Куба с Венесуэлой). И в этом качестве Пхеньян является постоянной "занозой" для американского "глобального лидерства", которая мешала и мешает "вашингтонскому обкому" чувствовать себя комфортно и уверенно. Можно сколько угодно называть "страну чучхе" государством-изгоем, вводить против неё санкции вплоть до блокады, высмеивать её политических лидеров из "династии Кимов" и т.д., но сути дела это не меняет: пока весь мир видит, что американский "голиаф" не справляется с северокорейским "давидом", сила первого находится под большим вопросом. Поэтому все американские президенты, начиная с Буша-младшего, придавали важное значение отношениям с Пхеньяном. То есть этот вопрос уже минимум два десятилетия находится в фокусе приоритетов американской политики: как внешней, так и внутренней. И сингапурскую встречу Трамп сразу может занести себе и своей партии в актив накануне уже близких промежуточных выборов 4 ноября 2018 года.

Второе обстоятельство — собственно внешнеполитическое. Мы видели, как Трамп в течение всего своего президентства пытался "дрессировать" Ким Чен Ына "кнутом и пряником": то суля лидеру КНДР златые горы, то посылая против него сразу три авианосные группы с приказом "нанести сокрушительный удар". Насколько серьёзно всё было в последнем случае, можно судить по реакции китайской и российской сторон, которые направили к берегам Корейского полуострова свои военно-морские силы, что несколько охладило пыл "Большого Дональда".

Китай, со времён Корейской войны являющийся "старшим братом" для КНДР, успешно использует ракетно-ядерную программу Пхеньяна в качестве весьма эффективного инструмента давления на США не только в Азиатско-Тихоокеанском регионе, но и в более широком, общемировом масштабе. Когда же дело подошло к критической отметке, свою лепту в урегулирование ситуации внесла и Россия, заявив о недопустимости военного конфликта в непосредственной близости от своих дальневосточных границ. Буквально накануне сингапурского саммита, 31 мая, министр иностранных дел РФ Сергей Лавров посетил КНДР с официальным визитом, в комментариях к которому от российского МИДа "совершенно случайно" было использовано знаковое сочетание "вежливые люди": "Мы получили приглашение, и не абстрактное, а с конкретными сроками. И, как вежливые люди, мы им воспользовались". Так что здесь речь может идти, прежде всего, о весьма отчётливых и, не исключено, заранее согласованных "сигналах" Дональда Трампа в адрес Пекина и Москвы.

Существует также и третье, весьма важное, обстоятельство, которое можно назвать символическим. Речь идёт о том, что Корейская война 1950—1953 гг. была, по сути, последним конфликтом в рамках Второй мировой войны, который формально не завершён и по сей день, — подписанному 27 июля 1953 года между США и КНДР договору о перемирии и прекращении огня, а также о линии демаркации по 38-й параллели северной широты, скоро исполнится 65 лет, а с 13 декабря 1991 года оно дополнено Соглашением о примирении, ненападении, сотрудничестве и обменах между КНДР и Южной Кореей, но официально эта война не завершена каким-либо правовым актом. Теперь это становится не просто возможным, а неизбежным. Подписав соглашение с Ким Чен Ыном, Дональд Трамп ещё раз продемонстрировал готовность США "подвести черту" под Второй мировой и под всем послевоенным мироустройством, с новым "глобальным переформатированием" матрицы международных отношений. Что и говорить, это решительный и важный шаг — правда, к непрерывно удаляющейся линии горизонта…

США. КНДР > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 13 июня 2018 > № 2644194 Алексей Гордеев

«Исключение неизбежно»: Меркель не пускает Россию в G8

Меркель считает невозможным возвращение России в G8‍

Канцлер Германии Ангела Меркель сообщила, что возвращение к формату G8 невозможно, так как Россия не соответствует критериям членства в организации. Это заявление немецкий канцлер сделала, выступая перед депутатами Бундестага, которые еще недавно призывали возродить формат «Большой восьмерки».

Немецкий канцлер Ангела Меркель во время своего выступления перед депутатами Бундестага заявила, что в настоящее время возвращение российской стороны в G8 («большую восьмерку») невозможно. По словам Меркель, члены G7 являются сторонниками соблюдения международного правопорядка, а присоединение Россией Крымского полуострова является нарушением международных норм права.

«…исключение России из формата G8 было неизбежным», — констатировала Меркель.

Стоит отметить, что именно в Бундестаге недавно звучали призывы вернуть Россию в состав международного клуба. Об этом, в частности, говорила Сара Вагенкнехт — сопредседатель фракции Левой партии, за которой закреплено 69 из 709 мест немецкого парламента.

«Мы исключили Россию из «Большой восьмерки». Теперь проблема в том, что США проводят политику, которой остальные шесть стран-членов не желают», — сказала Вагенкнехт. По ее словам, обеспечить безопасность в Европе получится только при участии Москвы. Она также подчеркнула, что возвращение России в G8 может создать противодействующую политике США силу.

От первых лиц Германии таких призывов, впрочем, не слышно. Глава МИД страны Хайко Маас придерживается точки зрения канцлера, считая, что присоединение России к группе стран «Большой семерки» (G7) и возврат к формату G8 — нереалистичный сценарий. По мнению Мааса, необходимо, чтобы «Россия снова начала вносить конструктивный вклад» в международную политику.

В России же, судя по всему, не сильно жалеют о прекращении сотрудничества в формате «восьмерки». По словам пресс-секретаря президента России Дмитрия Пескова, российская сторона видит снижение актуальности G8.

«Почему снижается? Потому что в изменяющейся обстановке, как в международных политических, так и экономических делах, стремительно возрастает значение и актуальность таких форматов, как, например, двадцатка, где Россия принимает активное участие», — сказал Песков.

На вопрос о возможности возвращения России в состав G8 Песков ответил, что гипотетические рассуждения в данном случае невозможны.

Очередной саммит «большой семерки» (G7) состоится в Канаде 8-9 июня. Сара Вагенкнехт также выступала за то, чтобы пригласить Россию на это мероприятие. «Если Запад действительно намерен вновь вступить с Россией в конструктивный диалог, это подходящий случай. G7 должна снова превратиться в G8», — сказала она.

В свою очередь, замглавы парламентской фракции Свободной демократической партии Германии Александр Ламбсдорф добавил, что именно сейчас «имеет смысл структурировать диалог с Россией».

«G7+1 может стать удачным форматом», — отметил немецкий депутат.

Однако подвижек на этом направлении не наблюдается. Напротив: по итогам встречи глав МИД стран G7, проходившей в Торонто с 22 по 23 апреля, главы внешнеполитических ведомств «семерки» не исключили, что против России могут быть введены новые санкции из-за ситуации в Донбассе.

«Мы напоминаем, что продление экономических санкций по Донбассу полностью связано с полным и необратимым исполнением Россией Минских договоренностей. Санкции могут быть отменены, только если Россия полностью выполнит свои обязательства, однако мы также готовы принять новые ограничительные меры в случае, если действия России того потребуют», — гласит итоговое заявление министров иностранных дел G7.

G7 также обвинила Россию в «дестабилизирующем поведении». Кроме того, главы МИД стран «большой семерки» приняли сторону Великобритании в деле об отравлении экс-полковника ГРУ Сергея Скрипаля.

G8 — объединение, не основанное ни на каком международном договоре и не имеющее ни устава, ни официального членства. Российский мандат в этом неформальном объединении был приостановлен в 2014 году. Сейчас в состав G7 входят США, Германия, Канада, Великобритания, Франция, Япония и Италия.

Термин «большая семерка», продолжением которого стал термин «большая восьмерка», возник в русской журналистике и публицистике из-за ошибочной расшифровки в начале 1990-х годов английского сокращения G7 как «Great Seven» («большая семерка»), хотя в действительности оно расшифровывается как «Group of Seven» («группа семи»).

Германия. США. Канада. Россия > Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 6 июня 2018 > № 2634989 Дмитрий Песков

ДЕМОНТАЖ

Вассалы возмущены диктатом США, Сорос предрёк гибель трансатлантического альянса

Демонтаж - разборка оборудования, сооружения или снятие их с места установки (при ремонте, перемещении и т. п.). Поэтапная ликвидация чего-либо. Уничтожение или коренное преобразование чего-либо (общественных структур, системы управления государством и т. п.).

Н. И. Епишкин. Исторический словарь галлицизмов русского языка.

За последние дни пришло много сведений, которые позволили целому ряду известных отечественных и зарубежных авторов выступить с заявлениями о кризисе в западном сообществе. И вроде бы для этого есть ряд оснований.

За неделю до встречи лидеров стран G7, которая должна состояться в будущие выходные, в Канаде встретились главы финансовых ведомств Большой семёрки. Очень редкий случай — не было даже принято совместного итогового заявления. Подобного рода коммюнике все последние годы были весьма бодрыми, а тут было совсем иное и совсем не бодрое — министра финансов Соединённых Штатов Мнучина попросили передать Трампу единодушную озабоченность шести государств Большой семёрки. Понятно, это связано с тем, что с 1 июня 2018 года действуют таможенные пошлины США в отношении, в том числе, ближайших союзников, которые называют даже торговыми санкциями Штатов против собственных сателлитов. «Мы обеспокоены тем, что эти действия на самом деле не способствуют оказанию помощи нашей экономике. Они разрушительны, и шесть стран донесли свою точку зрения до сведения министра Мнучина», — сказал министр финансов Канады Билл Морно по итогам встречи.

На этом фоне прозвучало знаковое, как многие считают, заявление главы Еврокомиссии Юнкера, в которыми многие узрели разворот, как ни странно, в сторону России: «Нам нужно вернуться пусть и не к нормальным отношениям с Россией, однако есть так много областей и сфер, в которых мы можем сотрудничать куда эффективнее: например, в сфере исследований, инноваций и так далее. Мы не забудем о наших различиях и разногласиях. Однако этой демонизации России следует положить конец»

Некоторые политические деятели в Западной Европе даже говорят о том, что вообще-то неплохо бы Россию, как противовес США, вернуть в G7.

Очень интересны заявления Сороса: «В последние недели президент Трамп своими действиями шокировал не только Европу, но и весь мир. Он в одностороннем порядке вышел из договора с Ираном по ядерному оружию и тем самым практически разрушил трансатлантический альянс. Это событие создаст дополнительное давление непредсказуемой силы на Европу, которая и без того находится в кризисном состоянии. Теперь можно уже безо всякого преувеличения сказать, что Европа столкнулась с угрозой собственному существованию. Такова суровая реальность».

Экспертные оценки

Анатолий Вассерман

Кризис в западном сообществе действительно есть, но большая часть и наших, и западных публицистов, рассказывая о нём, ставят, как говорится, телегу впереди лошади. Между тем ещё Владимир Ильич Ульянов указывал, что политика — концентрированное выражение экономики, а не наоборот. А комментаторы рассуждают так, как будто действия Трампа продиктованы чисто политическими соображениями, включая того же Георга Тивадаровича Шварца. Шварц по-немецки «чёрный», он когда-то перевёл свою фамилию на венгерский — Шорош, а когда перекочевал на другую сторону Атлантики, то местное произношение превратило фамилию в Сорос. Однако Трамп изначально объявил, что его цель — восстановление собственных рабочих мест в Соединённых Государствах Америки, и с тех самых пор движется именно в этом направлении. Ему заблокировали очень многие пути экономических реформ — заблокировали разными способами, включая обвинение в деятельности в пользу Российской Федерации. И в чём-то обвинители правы, поскольку предлагаемая Трампом реформа глобальной системы разделения труда действительно поможет Российской Федерации просто потому, что эта реформа выгодна всему миру. И сейчас Трамп использует такой агрессивный ход: он действует, нарушая все соглашения, ранее заключённые Соединёнными Государствами, под лозунгом невыгодности этих соглашений для Соединённых Государств, демонстрируя, что для него действительно интересы Америки превыше всего. И тем самым вышибает доводы у своих противников, у тех, кому выгодна нынешняя система разделения труда. Они не имеют возможности возражать всерьёз против его действий. Ну, разве что Сорос возражает публично, потому что, как сказано в старинном чёрно-юморном стишке — «дедушка старый, ему всё равно».

Значительная часть нынешнего бизнеса — это то, что называется «торговля воздухом». Сейчас, например, общая сумма так называемых производных ценных бумаг (то есть тех, чья ценность определяется не реальными товарами и услугами, а ценностью других формально ценных бумаг) в тысячу раз превышает общую ценность бумаг, реально обеспеченных какими-то товарами и услугами. Основная часть нынешнего бизнеса — это биржевые игры без реального товарного наполнения. И, естественно, люди, торгующие этими ценными бумагами, попросту не понимают связи между реальной производственной деятельностью и своими финансовыми играми. Это первый фактор — непонимание.

Второе: те, кто понимают эту связь, также прекрасно понимают, что по мере развития реального производства всё большая часть капитала будет из биржевых игр перетекать на рынок реальных товаров и услуг. То есть их собственное благополучие окажется в значительной степени подорвано. На их игры будет тратиться уже не так много денег, как тратится сейчас. И они, естественно, тоже не заинтересованы в развитии реального производства.

Ну, и наконец, некоторые форматы этих самых биржевых игр как раз напрямую требуют ухудшения положения дел в реальном мире — не все, но есть и такие. В конце концов, биржевые спекулянты давно научились извлекать доход не только от игры на повышение (то есть от расчёта на улучшение положения дел), но и от игры на понижение.

Нынешняя система глобального разделения труда зашла в тупик. И её демонтаж выгоден всем. Очень коротко скажу, почему она зашла в тупик. Потому что её создатели считают рост производительности труда вследствие его разделения аксиомой, срабатывающей при любых условиях. Но это не аксиома, этот факт действительно имеет место, но только при достаточно жёстко определённых условиях. И сейчас глобальное разделение труда вышло далеко за пределы своей работоспособности и эффективности. В мире наблюдается экономический парадокс — производительность труда в расчёте на одного работающего продолжает расти, но растёт она, на самом деле, в основном благодаря повышению капиталоёмкости рабочих мест, то есть благодаря улучшению их технической вооружённости. А вот производительность труда в расчёте на одного живущего падает буквально на глазах, поскольку всё большая часть живущих оказывается неработающими. И поэтому сейчас уже видно, что надо возвращаться к классической системе разделения труда, когда каждая страна не сосредоточена на одном-двух видах деятельности, получающихся у неё лучше, чем все остальные, а сама делает всё, что может сделать, обращаясь к другим странам только за тем, что сама сделать не может. И лозунг Трампа о возвращении рабочих мест в страну означает именно демонтаж этой системы разделения труда в целом, а значит, в обозримом будущем повышение благосостояния всего мира — просто благодаря тому, что каждый живущий окажется работающим.

Сорос даже не намекнул, а впрямую сказал о том, что может рухнуть такая структура, как НАТО. Понятно, что Сорос старается как можно активнее угрожать Трампу хотя бы потому, что сам поставил на победу его конкурентки Хиллари Дайаны Хью Эллсвортовны Родэм, известной нам по фамилии мужа. Кстати, забавный курьёз — муж тоже не Клинтон, он Блайт, а Клинтоном стал по отчиму. Так вот, Сорос сделал в своих биржевых играх большую ставку на её победу, проиграл, и, естественно, теперь он люто ненавидит Трампа, из-за которого понёс колоссальный убыток. Но, кроме этого, в его словах есть и намёк на то, что он был бы не против военного переворота в Соединённых Государствах, поскольку тамошние военные в целом очень заинтересованы в существовании НАТО. Есть и намёк на реальную возможность распада НАТО, поскольку в условиях, когда у Европейского Союза и Соединённых Государств Америки оказываются явно различные экономические интересы, у них оказывается и существенно меньше общих политических интересов. А в таких условиях на первый план вылезают противоречия между ними, и при наличии этих противоречий, естественно, оказывается намного сложней вести общую оборонную политику. То есть, в принципе, действительно политика Трампа может осложнить существование НАТО. Другое дело, что надобность в НАТО, мягко говоря, далеко не очевидна. И вследствие того, что у этой организации давно нет никакого реального или хотя бы потенциального противника, НАТО неустойчива и сама по себе — независимо от политики Трампа. Но, в целом, в угрозах Сороса, как часто бывает, и правда, и интрига в одном флаконе.

Всё это происходит на фоне ещё одной интриги — вокруг «Северного потока-2». Против «Северного потока» боролся ещё Обама — по той же причине, чисто экономической. Во-первых, для Соединённых Государств с того самого момента, как они начали выводить рабочие места в регионы с дешёвой рабочей силой, Европейских Союз оказывается главной угрозой, поскольку та схема хозяйствования, что действует в мире сейчас, опирается на сотрудничество американских конструкторских бюро с китайскими, ну, или, скажем, вьетнамскими заводами. Соответственно, главная для американцев угроза — что будет, если те же китайцы перейдут на взаимодействие с западноевропейскими конструкторскими бюро. Ведь сейчас американцы получают от того же Китая колоссальные лицензионные отчисления, то есть плату за право производить американские разработки. А плата эта настолько велика, что самим американцам китайская продукция достаётся фактически бесплатно, а Китай навёрстывает своё, продавая эту же продукцию на других рынках. Если западноевропейцы предложат Китаю лучшие условия — скажем, чуть уменьшат лицензионные отчисления, — то уже западноевропейцы будут получать китайскую продукцию дёшево, а американцам придётся платить за себя и за того парня. Поэтому одновременно с выводом рабочих мест начались различные формы американской экономической агрессии против Европейского Союза. А сейчас, когда американцы начинают восстанавливать свои рабочие места, для них западноевропейцы оказываются уже прямыми конкурентами.

И чтобы предотвратить эту конкуренцию, чтобы ухудшить экономическое положение Западной Европы, самый простой и надёжный способ — это вынудить Западную Европу пользоваться не трубопроводным газом, а сжиженным. Дело в том, что по ряду серьёзных технических и физических причин транспортировка газа в сжиженном виде неизбежно многократно дороже транспортировки того же газа в сжатом виде по трубам. То есть дело даже не в том, что американцы обещают через несколько лет наладить крупные поставки сжиженного природного газа со своих сланцевых месторождений. То, что они получат с этого какую-то прибыль — это, в общем-то, мелочь. Главное, что западноевропейцами придётся покупать газ втридорога и, соответственно, их продукция резко подорожает. И именно ради этого американцы требуют перехода Западной Европы с трубопроводного газа на сжиженный. Дело тут не в том, что они тем самым подрывают наши экономические позиции, а в том, что они подрывают экономические позиции Европейского Союза. И Европейский Союз это прекрасно понимает. Понимает, что переход с трубопроводного газа на сжиженный — это для них экономическое самоубийство. И совершенно независимо от того, что Трамп сказал Ангеле Доротее Хорстовне Каснер при очередной встрече (Меркель она по первому мужу), в любом случае Западная Европа будет вынуждена работать с трубопроводным газом просто потому, что сжиженный газ — это для всей Западной Европы экономическое самоубийство. Поэтому будет «Северный поток-2», поэтому будет «Турецкий поток». Более того, даже не исключаю, что возобновится проект «Южный поток» через Болгарию, потому что для средиземноморских стран этот маршрут политически безопаснее, чем через Турцию. Но отказаться от трубопроводного газа Западная Европа не может, если хочет остаться в живых.

Кстати, те игры, что были вокруг «Южного потока» (когда брюссельские бюрократы заставили Болгарию отказаться от этого проекта, причём понести при этом колоссальные экономические потери), связаны не с тем, что Европа не хотела газ вообще. А с тем, что по западноевропейским понятиям всех славян надо держать в чёрном теле, и поэтому они добивались, чтобы болгары не получили самостоятельного, независимого от Брюсселя источника дохода. Но я совершенно уверен, что когда до границ Европейского Союза дойдёт «Турецкий поток», европейцы тут же найдут какие-то политические обоснования его полезности и разрешат потребление газа из этой трубы на вполне благоприятных условиях.

Суммируя: деятельность Трампа, его война против надувателей пузырей, в итоге, если увенчается успехом, благотворна для всего мира и, в том числе, для России, как традиционно производящей, а не спекулятивной державы. Но и нынешняя деятельность Евросоюза, которая связывается с воссозданием многополярного мира, которая противостоит, в свою очередь, Америке, нам тоже, получается, на пользу? Кого мы должны гласно или негласно поддерживать?

В сложившихся обстоятельствах нам незачем активно вмешиваться в происходящую борьбу. Когда у обеих сторон есть действия, соответствующие нашим интересам, мы можем спокойно говорит о том, что поддерживаем любую деятельность, направленную на повышение хозяйственной активности где бы то ни было в мире. И то, что сейчас есть две противоборствующие группировки, нам никоим образом не может помешать именно потому, что обе эти группировки так или иначе делают разные фрагменты желательного для нас единого целого. Российская Федерация, с одной стороны, высказывается за сохранение экономического единства мира, а с другой стороны, рассматривает это экономическое единство как поощрение производственной деятельности в любых местах мира. Я думаю, этот формат нам достаточно полезен, чтобы мы сохраняли именно такую политическую риторику.

США. Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 6 июня 2018 > № 2634538 Анатолий Вассерман

Конец «однополярного мира»

на пути к диалогу цивилизаций

Николай Коньков Александр Нагорный

Это словосочетание вместе с другими аналогичными: "исторический перелом", "трансатлантический раскол" и так далее, — всё чаще и весомее звучат не только в России, но и за рубежом в качестве общей оценки экономических, политических и прочих событий, происходящих сегодня на международной арене. Насколько подобные фразы соответствуют действительности? И если соответствуют, то в каком коридоре обстоятельств и, соответственно, в каком коридоре вероятных целей находится суммарный вектор наблюдаемых системных изменений? Ответы на эти вопросы исключительно важны потому, что наша страна с 2014 года вольно или невольно находится в центре данного процесса, выступая главным актором-антагонистом "однополярного мира", он же Pax Americana, он же — "империя доллара".

В конце мая тема кризиса нынешнего мирового порядка и возможного перехода к новому балансу сил наконец-то вышла в "фокусное пространство" глобальных массмедиа. Причиной тому стал целый комплекс взаимосвязанных факторов, прежде всего — "торговые войны", объявленные практически всему миру президентом США Дональдом Трампом, визиты бундесканцлерин Ангелы Меркель в Россию и Китай, XXII Международный экономический форум в Санкт-Петербурге и американо-северокорейские переговоры по прекращению ядерной программы КНДР.

Трамп и "торговые войны"

Несомненно, нынешние попытки Белого дома "монетизировать" глобальное лидерство Соединённых Штатов путём введения различных импортных пошлин, разрыва "атомной сделки" с Ираном, ужесточения санкций (не только против России, но и против других стран мира), а также расширить собственный экспорт с использованием мер политического шантажа, — играют ключевую роль в идущей на наших глазах трансформации мирового "стратегического пейзажа". Списывать эту активность на "хаотичного" и "непредсказуемого" лидера, каким пытаются выставить Дональда Трампа подавляющее большинство ведущих зарубежных массмедиа, подконтрольных противникам 45-го президента США, — глубокое заблуждение. Наоборот, его сенсационная победа не только над Хиллари Клинтон, но и над "традиционными" политиками-республиканцами была обусловлена востребованностью именно такого курса не столько снизу: "реднеками" из числа фермеров и рабочих, а также тающим, как вешний снег, "средним классом", — сколько ситуативным преобладающим большинством американских "верхов".

Смертельный удар по "империи доллара" был нанесен не извне, не какими-то внешними врагами, а изнутри — и в самом "сердце" этой империи, в Соединённых Штатах. Впрочем, в этом нет ничего нового и удивительного — как все мы помним, примерно то же самое случилось в Советском Союзе примерно тридцать лет назад. И это — результат не какого-то "суперзаговора" (хотя полностью отрицать или преуменьшать роль подобных субъективных факторов в истории нельзя), а вполне закономерных процессов, объективной "логики обстоятельств", которая "вдолгую" всегда оказывается сильнее "логики намерений".

Отвечая на вопрос, "что помешало" американцам избрать в ноябре 2016 года Хиллари Клинтон и спокойно продолжать взятый в начале XXI века курс на глобальное лидерство, обеспеченное "несвятой троицей" в виде доллара, авианосцев и средств массовой информации, мы рано или поздно придём к тому, что и то, и другое, и третье перестало быть реально доминирующей силой на мировой арене.

Первой "вылетела" военная составляющая. И случилось это 7 октября 2015 года вместе с залпом российских "калибров" по целям в Сирии из акватории Каспийского моря. После чего следующей "на очереди" вполне закономерно оказалась главная мировая валюта — доллар, который вот уже скоро 105 лет эмитирует Федеральная резервная система США. Времена, когда американский министр финансов Джон Коннолли мог произнести сакраментальную фразу: "Доллар — это наша валюта и ваши проблемы", — прошли давно и безвозвратно. Доллар — уже не столько американская, сколько глобальная валюта (70% "баксов" обращается за пределами США), но зато он стал главной проблемой для Америки. Как отмечалось в опубликованном агентством "Синьхуа" комментарии по американо-китайским торговым переговорам, "торговый дефицит США не лежит в основе трений между двумя государствами: истинным виновником является монополия доллара США на мировом рынке и принудительное использование доллара для расчётов. США должны изменить свою валютную политику и избегать чрезмерного предложения доллара, допуская более широкое использование других валют — таких как юань и евро…" Проблема доллара состоит из двух взаимосвязанных компонентов: объёма "долларовой массы" в целом и номинированных в данной единице мировых долгов.

Люди, не понимающие сущности феномена денег, могут считать, что долги — это сущая ерунда, что деньги действительно можно создавать "из воздуха", эмитируя любые суммы любой валюты при помощи "печатного станка" или простой записи в серверах эмиссионных центров. Люди, скрывающие сущность феномена денег, утверждают, что это не так, поскольку рано или поздно приведёт к гиперинфляции и обрушению глобальной, национальной и т.д. (нужное — вставить) экономик. И то, и другое — мягко говоря, не соответствует действительности. Здесь нет ни смысла, ни места доказывать данный тезис (это тема для отдельной книги), укажем только на суть: неадекватная скорости и массе производства/потребления товаров и услуг скорость и масса увеличения числа тех или иных денежных единиц — путём их эмиссии или любым иным путём, — всегда и везде является перераспределением коммуникативных актов по отношениям собственности. А любая собственность — потому и собственность, что у неё существуют владельцы, пользователи и распорядители, чьи права на эту их собственность данные акты ограничивают, нарушают либо вообще отменяют. Эмиссия денежных единиц — это всегда передел и изъятие собственности в пользу эмитента. Бесследно и безответно такое не проходит. Кстати, совокупный мировой долг (государственный, корпоративный и частный) к началу 2018 года составлял около 220 трлн долларов, из которых свыше 70 трлн долларов, т.е. около трети, приходилось на совокупный долг США, в том числе на федеральный долг — 21,2 трлн долларов.

Так можно ли утверждать, что "Америка должна сама себе"? Разумеется, нет. Даже в "социалистическом" Советском Союзе долг собственника-государства перед собственниками-гражданами был "реструктурирован" — путём ликвидации государства — таким образом, что подавляющее большинство последних понесло катастрофические убытки и потери. А США, в отличие от СССР, — изначально представляют собой общество частных собственников. И одни собственники должны не "самим себе", а другим собственникам. Иной вопрос, кто является "кредиторами последней инстанции" и "конечными бенефициарами" эмиссии ФРС, которая за 2002—2016 финансовые годы составила, по разным оценкам, от 45 до 50 трлн долларов, всех центробанков мира — от 70 до 80 трлн долларов, вследствие чего федеральный долг США вырос почти на 15 трлн долларов. С учётом производных "финансовых инструментов" совокупная масса всех "мировых денег" составляет около 4 квадриллионов (4000 трлн) долларов — это уже 33,3 стоимости валового продукта всего человечества (по паритету покупательной способности, выраженной в долларах) в 2017 году.

Иными словами, по инициативе сил, контролирующих систему мировых центробанков, включая ФРС (в США эти силы выступают как Deep State, "глубинное государство"), все эти годы шёл глобальный передел собственности, но, когда данный процесс перешёл некую "границу", "горизонт событий", когда критическая масса собственников, недовольных идущим переделом, сформировалась не только в странах ОЭСР, но уже и внутри самих США, начал работать "фактор Трампа". 45-й президент США официально представляет тот "пул собственников", который связан с "реальным сектором" американской экономики (ВПК, энергетика и т.д.) и категорически не приемлет нынешнее положение дел, при котором чуть ли не 95% эмиссии ФРС идёт "мимо" них и, следовательно, де-факто используется против их прав и интересов.

Так или иначе, "зона доллара ФРС", видимо, достигла максимально допустимых для неё величин, и теперь начнёт сжиматься. С какого-то момента — не исключено, что в режиме коллапса.

Ось "Пекин — Москва", на очереди — Берлин

В "нормальной" для Запада ситуации данный конфликт решался бы за счёт очередной внешней агрессии. Но нынешнее положение дел таково, что "цена вопроса" невероятно высока, а шансы на успех против любой реальной "крупной цели": будь то Россия, Китай, Европа или сама "империя доллара", — минимальны. Поэтому Трамп и Ко пока вынуждены следовать политике "с миру по нитке". Что проблему кардинально не решает, но вызывает всё более жёсткую негативную реакцию у всех, кого данная политика затрагивает.

"Неоамериканизм" Трампа привёл к противостоянию со всем миром: торговые войны (Китай, Россия, ЕС и Япония), санкции (Россия, Иран и др.), валютные войны (Турция, Иран, Россия) и т.д. и т.п. Такой уровень напряженности очень опасен: он приведёт либо к полному взрыву в отношениях, либо к резкому повороту в поведении на 180 градусов… Трамп спровоцировал буквально всех (даже обычно уступчивых европейцев)", — пишет 28 мая на канадском сайте globalresearch.ca Алистер Крук из Фонда стратегической культуры, делая вывод: "Действия США толкают мир к многополярности". И это уже не точка зрения одиночек-"диссидентов" или даже каких-то групп аналитиков и экспертов, а уже вполне доминирующая в "евросообществе", почти официальная, позиция.

"Экономический национализм ведёт к войне", — так оценивает нынешнюю политику Вашингтона президент Франции Эммануэль Макрон. "Министр иностранных дел" Евросоюза Федерика Могерини (Италия) заявила, что "Евросоюз должен защищать свои интересы, поэтому… ЕС начнёт спор в ВТО и введёт дополнительные пошлины на ряд товаров из США", а её шеф, глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер (Люксембург), назвал 1 июня, когда начали действовать американские пошлины на сталь и алюминий, "плохим днём для мировой торговли", подчеркнув, что введение любым государством односторонних мер "совершенно неприемлемо, … когда речь идёт о мировой торговле". Министр энергетики ФРГ Петер Альтмайер, комментируя сделанное Германии предложение Трампа отказаться от реализации проекта "Северный поток-2" в пользу поставок сжиженного сланцевого газа из США, отметил, что "на данный момент американский газ всё ещё обходится слишком дорого", и если американское руководство ставит во главу угла собственные экономические интересы, оно "должно быть готово к тому, что европейские страны станут руководствоваться такими же принципами". Список недавних высказываний подобного рода можно множить и множить. Но самое главное — что от слов традиционные союзники США начали переходить к делам.

Наиболее наглядно это можно видеть как раз на примере Германии. ФРГ, наряду с КНР, долгие годы являлась одним из главных бенефициаров режима "глобальной экономики", имея второй в мире крупнейший профицит торгового и платёжного баланса. Причём эти деньги шли не на улучшение уровня жизни в стране, не на решение демографических проблем, а на экономическую и политическую экспансию — по преимуществу, в "еврозоне", которую теперь всё чаще именуют "Четвёртым рейхом", но и за её пределами тоже. Имея подобные выгоды, немецкие элиты почти беспрекословно следовали в стратегическом кильватере у США. Но с приходом к власти в Вашингтоне Дональда Трампа ситуация принципиально изменилась.

С одной стороны, Германия в лице Ангелы Меркель была приглашена на кастинг роли нового политического лидера "глобального мира" — вместо "неправильного" американского президента в лице Дональда Трампа. С другой стороны, будучи главой фактически оккупированного в военном и информационном отношении государства, она не имела никаких реальных шансов этот кастинг успешно пройти. С третьей стороны, "засвет" её в таком качестве только усиливал вероятность того, что конфликт между "империей доллара" и "трампистами" будет решён за немецкий счёт — например, путём управляемого банкротства Deutsche Bank, на который, как в 2008 году — на Lehman Brothers, будут повешены "плохие долги".

Понятно, что перспектива стать "жертвенной коровой" для Америки немецкие "верхи" не устраивает — от слова "совсем". А единственным реальным выходом из нынешней ситуации для Берлина является только его присоединение к российско-китайскому стратегическому союзу, уже на деле доказавшему свою надёжность и эффективность. К тому же, КНР в 2017 году стала для ФРГ внешнеторговым партнёром номер один, отодвинув США на третье место (второе заняла Франция), а перспективы развития экономических отношений с Россией, в случае реализации проекта газопровода "Северный поток-2" и отмены антироссийских санкций, выглядят вообще грандиозными. Формирование геополитической оси "Пекин — Москва — Берлин" приведёт к не имеющему прецедентов в мировой истории объединению евроазиатского пространства. И недавняя, также беспрецедентная, российско-китайская "связка" поездок Ангелы Меркель свидетельствует о том, что данный процесс переходит из скрытой фазы в открытую.

Тем более, что ставший в одночасье знаменитым "сочинский букет", преподнесённый бундесканцлерин российским президентом, на "языке цветов" означает примерно следующее: "Мы вас долго ждали, очень рады и готовы учитывать все ваши интересы и пожелания", — разительный контраст с поведением Трампа, который на встречах с Меркель всячески демонстрировал нежелание разговаривать "на равных".

К процессу формирования оси "Пекин — Москва — Берлин", несомненно, имеет отношение и диалог Вашингтона с Пхеньяном по проблеме "денуклеаризации" Корейского полуострова: взаимодействие президента США Дональда Трампа с лидером КНДР Ким Чен Ыном демонстрирует всему миру, в том числе союзникам США, что независимый политический курс с "опорой на собственные силы" при поддержке Китая и России — один из наиболее эффективных вариантов взаимодействия с недавним "глобальным лидером".

Россия как мировой "центр силы": процесс пошёл

17 тысяч участников XXII Международного экономического форума в российской Северной столице, 550 соглашений на сумму 2,365 трлн рублей (около 38 млрд долларов, то есть каждый гость ПМЭФ "привёз" с собой в среднем больше двух миллионов долларов), присутствие президента Франции Эммануэля Макрона, премьер-министра Японии Синдзо Абэ и главы МВФ Кристин Лагард, а также множества других представителей мировой политической и финансово-экономической "элиты", — всё это выглядит не просто окончательным признанием краха "изоляции и блокады" нашей страны со стороны "коллективного Запада", но, прежде всего, — признанием краха самого "коллективного Запада" во главе с США, то есть той внешнеполитической "матрицы", которая была включена в конце 2013 — начале 2014 гг. с целью "сломать" Россию, любой ценой отстранив от президентской власти Владимира Путина. И которую, несмотря на победу Трампа, на протяжении 2017—2018 гг. небезуспешно пыталась не только продолжать, но и расширять "империя доллара", сразу после избрания всячески диффамируя нового американского президента, прежде всего — как "агента Кремля".

Возникающий тренд лучше всего охарактеризовала британская газета "Гардиан", опубликовав 24 мая статью Агнуса Роксбурга, где говорится: "В течение следующих шести лет у нас нет выбора, кроме как работать с ним (Путиным. — авт.), … есть много областей взаимного интереса, по которым мы могли бы сотрудничать. Все конфликты заканчиваются либо победой, либо каким-то соглашением. Запад не собирается "бить" Путина, но мы можем хотя бы попытаться сделать следующие шесть лет чуть менее опасными". Эта позиция становится всё более распространённой среди представителей "санкционного" сообщества.

Немецкий еженедельник "Вельт" публикует беседу с небезызвестным американским экономистом Джеффри Саксом, в которой один из "крёстных отцов" рыночных реформ в России, критикуя политику Трампа, призывает Евросоюз "переосмыслить ситуацию с санкциями" и считает "мудрым шагом, если бы Брюссель и Москва обсудили вопрос о том, как в перспективе можно было бы продолжить деловое сотрудничество".

Тот же Жан-Клод Юнкер таким образом сформулировал свою позицию по отношению к России: "ЕС никогда не признает аннексию Крыма и конфликт на Донбассе", "мы не забываем о том, каковы наши различия и разногласия", но "эту травлю России надо прекратить", "мы должны вернуться… к нормальным отношениям с Россией", поскольку "есть так много отраслей, где мы можем сотрудничать в сфере исследований, инноваций и т.д…".

Речь в данном случае идёт вовсе не о "трансатлантическом расколе" — ситуация намного глубже и серьёзнее. Премьер-министр Японии Синдзо Абэ в российской Северной столице — это не "трансатлантический раскол". И директор-распорядитель Международного валютного фонда Кристин Лагард, пусть она, как и её предшественник Доминик Стросс-Кан, — это не только "трансатлантический раскол". И в шутке Путина, который предложил Эммануэлю Макрону российские гарантии безопасности для Франции, — только доля шутки.

Нельзя сказать, что на XXII Международном экономическом форуме в Санкт-Петербурге состоялось окончательное утверждение России в качестве одной из "сверхдержав" современного мира, "центра силы" глобального уровня, но, как говорил лет тридцать назад по другому поводу Михаил Горбачёв, "процесс пошёл", и его вряд ли что-то сможет остановить.

Разумеется, реализация данного вектора движения не может быть идеально гладкой и беспроблемной: на этом пути будут и новые конфликты, и новые потери, и новые жертвы. Главные задачи российской власти в ближайшей, "путинской" перспективе: оптимизировать соотношение эффект/затраты. Внутри страны — это решение, под прикрытием созданного военно-стратегического "щита", социально-экономических и технологических задач, связанных с переходом к новому технологическому укладу; во внешней политике — расширение и укрепление противостоящего "империи доллара" нового миропорядка, основной осью которого является российско-китайский стратегический союз, с его "фрактальными проекциями" в региональные геополитические "треугольники".

Собственно, соответствующая программа действий, судя по содержанию "путинского суперуказа" от 7 мая 2018 года, выработана и сформулирована — вопрос только в том, что из неё, каким образом и когда будет реализовано на практике. Опять же, публично поставленные и реально решаемые задачи — это далеко не одно и то же, но главная функция подобного рода "манифестов" — обозначить примерный формат дальнейшего взаимодействия между властью и обществом. Социальная напряжённость в российском обществе, уже почти треть века находящемся в состоянии "необъявленной войны", реальные затраты на которую даже трудно оценить, приближается к критическим отметкам, и нужно любой ценой не допустить повторения ситуации 1917 года, когда, по словам Уинстона Черчилля, "её корабль пошёл ко дну, когда гавань уже была видна… Все жертвы были принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена". Конечно, при этом о роли внешнего фактора, в том числе британского, в этой катастрофе ярый ненавистник России и "крёстный отец" холодной войны "коллективного Запада" против СССР умалчивает, но в данном случае эта "фигура умолчания" более чем красноречива. И есть основания считать, что идейным и политическим наследникам "британского бульдога" не удастся уже в третий раз, после трагедий 1917 и 1991 годов, праздновать свою победу "против России, на обломках России и за счёт России".

Подводя итоги этого по необходимости краткого обзора основных международных событий и тенденций последнего времени, мы можем констатировать, что геостратегическая ситуация в современном мире находится в непосредственной близости от "точки перелома" (она же — "точка бифуркации"). И если управляющие центры "империи доллара" до конца текущего года не решатся начать полномасштабную глобальную войну (а до промежуточных ноябрьских выборов в США вероятность такого сценария близка к нулю), "многополярный мир" станет неизбежной реальностью.

США. Евросоюз. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 6 июня 2018 > № 2634531 Николай Коньков, Александр Нагорный

Искусственный интеллект на службе Пентагона и разведки США

кто станет "властелином мира"

Владимир Овчинский

Когда в прошлом году в День знаний Президент России Владимир Путин заявил:«Искусственный интеллект – это будущее не только России, это будущее всего человечества. Здесь колоссальные возможности и трудно прогнозируемые сегодня угрозы. Тот, кто станет лидером в этой сфере, будет властелином мира», многие СМИ, особенно из числа оппозиционных, отнеслись к этим словам весьма скептически. А некоторые поспешили объявить это предвыборной риторикой. На самом деле, этот скепсис – от незнания реального положения дел, особенно в вопросах использования искусственного интеллекта (ИИ) в военных и разведывательных целях.

Не по воле России наша страна во всех стратегических документах Белого дома, Пентагона и американского разведывательного сообщества в период правления Трампа возведена в ранг основных противников США. Ознакомление с последними (2018 года) докладами различных исследовательских центров Конгрессу США по вопросам обеспечения национальной безопасности свидетельствует о том, достижение военного превосходства над Россией в Соединенных Штатах будет осуществляться именно с помощью интенсивного развития научно – технологических разработок в области ИИ.

В 2016 г. американские технологические компании инвестировали в ИИ более 20 млрд долларов, а в 2017г. – уже почти 30 млрд. По оценкам Американского научного фонда, инвестиции американского бизнеса и университетов в ИИ к 2025 г. возрастут как минимум до 130-150 млрд долларов.

ИИ имеет ряд уникальных характеристик, которые превращают этот технологический пакет в ключевой элемент системы национальной безопасности.

Во-первых, ИИ – это многоцелевая технология. Она может быть интегрирована практически во все другие технологии.

Во-вторых, многие, а по сути, почти все приложения ИИ являются технологиями двойного назначения и имеют как военное, так и гражданское применение. Например, алгоритм распознавания образов можно одинаково быстро обучить распознаванию кошек в видеороликах и террористов в видеопотоках, передаваемых дронами.

В-третьих, ИИ является, в конечном счете, программно-аппаратным комплексом, внешне мало отличимым от других подобных систем. Соответственно интеграция ИИ в продукт внешне не распознаваема. Уже сейчас понятно, что в подавляющем большинстве случаев одно и то же изделие может функционировать как автономно, так и подключенным к ИИ. В результате, одно и то же изделие будет обладать принципиально различным уровнем эффективности, возможности и полезности в зависимости от подключенности к ИИ или ее отсутствии.

Пентагон и ЦРУ изучают множество разнообразных направлений использования ИИ. Эта работа ведется в основном в рамках DARPA (Управление перспективных исследовательских проектов Минобороны США) и IARPA ( Агентство передовых исследований в сфере разведки США).

Организация работы с ИИ в Пентагоне

В Пентагоне разработкой стратегии использования ИИ в сфере национальной безопасности и координации исследований занимается Канцелярия помощника Министра обороны по исследованиям и инженерии, а сам помощник несет личную ответственность перед Министром обороны, Администрацией Президента и Конгрессом за максимально эффективное использование ИИ в интересах национальной безопасности.

В апреле 2017 г. под руководством заместителя Министра обороны по разведке создана и начала активно работать междисциплинарная и многофункциональная команда по разработке стратегии и тактики алгоритмических войн, а также их программно-аппаратному обеспечению со стороны ИИ. Работа этой команды известна как проект Maven. Главная цель проекта Maven состоит в максимально быстром внедрении ИИ в оборонительные и наступательные системы в сфере военного, финансово-экономического и поведенческого противоборства. Проект призван продемонстрировать огромный потенциал технологий ИИ. В рамках проекта на период до 2020 г. поквартально расписаны цели и ресурсы. Информация по проекту Maven доступна только комитетам Сената и палаты Представителей по разведке, т.к. относится к засекреченной сфере.

Недавно Директор проекта Maven заявил: «Maven предназначен для того, чтобы быть пилотным проектом. Он призван продемонстрировать неисчерпаемый потенциал ИИ в сфере алгоритмических войн, а конкретно кибер, финансово-экономических и поведенческих конфликтов и противоборств, а также в сфере управления и прогнозирования конфликтов на пяти полях боя: на земле, в воздухе, в космосе, под водой и в киберсреде.

Разведка, наблюдение и прогнозирование

Ожидается, что на горизонте одного-трех лет ИИ даст максимальный эффект в разведке для обработки и анализа больших, в том числе неструктурированных, зашумленных и неполных. Одним из результатов проекта Maven стало создание системы опережающего мониторинга и прогнозирования на основе разнообразных данных действий противника – ИГИЛ. Система Cointer-ISIL-Maven начала эксплуатироваться с июля 2017 г. и показала высокую эффективность в борьбе с ИГИЛ. Эта система включает в себя сложный программно-аппаратный комплекс, состоящих как из периферийных систем, так и центрального ИИ. В качестве периферийных систем используются автоматизированные дроны, оснащенные системами компьютерного оптического зрения. Среди принципиально новых модулей центрального ИИ, созданного в рамках проекта, необходимо отметить гибкие модифицированные блоки нейронных сетей с машинным обучением, позволяющих распознавать нечеткую оптическую информацию на уровне более высоком, чем наблюдатели-люди.

Помимо засекреченных, у разведывательного сообщества есть несколько публично рекламируемых исследовательских проектов в области ИИ. В настоящее время только в интересах ЦРУ осуществляется 137 публично финансируемых проектов, связанных с ИИ. В основном эти проекты направлены на решение таких задач, как анализ разнородной структурированной и неструктурированной разноформатной, зашумленной и неполной информации. Более 25 проектов связаны с использованием ИИ, в том числе в составе симбиотического (гибридного – человек + ИИ) интеллекта, совместно с группами экспертов для прогнозирования будущих событий, таких как террористические атаки, гражданские беспорядки, финансово-экономические, политические и военные кризисы и т.п.

IARPA в настоящее время финансирует крупнейший в истории Америки проект по созданию человеко-машинной платформы симбиотического интеллекта для распознавания слабых сигналов в информационном шуме и прогнозирования маловероятных событий. Также ИИ активно используется для разработки алгоритмов одновременного многоязычного распознавания речи и перевода акустической речи в тексты с уровнем, превосходящим применяющиеся в настоящее время системы машинного перевода.

Логистика

В разработках ИИ в Соединенных Штатах много внимания военной логистике. Например, ВВС США работают над использованием ИИ для составления графиков обслуживания летательных средств, включая графики дозаправки в воздухе и проведения ремонта. Вместо того, чтобы осуществлять дорогостоящий ремонт, когда самолет или вертолет выходит из строя из-за поломок, ИИ разработал модели, позволяющие проводить предупредительное техническое обслуживание воздушных судов. Это повышает надежность их эксплуатации при более низких затратах. Данная система, созданная в 2017 г. включает в себя встраиваемые в воздушные суда датчики, передающие шифрованные сигналы центральному интеллекту, в котором они становятся базой для работы алгоритма прогнозирования.

В настоящее время подобные системы оснащены не только тяжелые транспортные самолеты ВВС США, но и многие самолёты Boеing, используемые авиакомпаниями страны.

В сентябре 2017 г. Управление материально-технического снабжения сухопутных войск США подписало второй контракт с IBM на сумму 135 млн долларов для создания персонального электронного помощника бойца штурмового отряда на базе ИИ. Этот проект стал продолжением первого проекта, начатого в 2014 и завершенного в 2016 г. В рамках первого проекта электронный индивидуальный помощник-эксперт был создан для работников полевых штабов дивизий быстрого развертывания на базе IBM Watson.

ВМС США заказали в 2017 г. версию Watson, предназначенную для разработки планов оптимального материально-технического снабжения военно-морских группировок и отдельных судов, находящихся в мировом океане, и контроля над их выполнением. Командование сухопутной армии полагает, что использование логистического Watson в армии обеспечит ежегодную экономию 100 млн. долларов за счет оптимального распределения логистических потоков и планов материально-технического обеспечения вооруженных сил.

Киберпространство

Наиболее активно ИИ вероятно будет использоваться в киберпространстве. В настоящее время Киберкомандование США разместило через DARPA заказы по использованию ИИ для мгновенного обнаружения аномалий и дыр в киберзащите. Представляется, что именно ИИ с его быстродействием позволит наиболее эффективно управлять боевыми киберплатформами на самой деликатной стадии киберпротивоборств - фазе проникновения в сети противника.

DARPA недавно продемонстрировала потенциальную мощь, синергию кибервооружений и ИИ. Был проведен конкурс, в рамках которого задачу проникновения в хорошо защищенную критическую сеть решали команды хакеров из нескольких стран, известные высоким уровнем своей квалификации, и команда военных хакеров, вооруженных ИИ, распознающим уязвимости. Команда военных хакеров смогла обнаружить уязвимости в критической сети за 0,7 секунды и незаметно проникнуть за 1,4 секунды. Лучшая команда хакеров решила эти задачи соответственно за 4 минуты и 1,5 часа.

Командование и контроль

Вооруженные силы США стремятся максимально использовать ИИ в области управления и контроля. Наиболее продвинутая система создана в настоящее время в ВВС Соединенных Штатов. Она в настоящее время доведена до уровня штабных работников командования ВВС. В период до 2019 г. система охватит уровень авиационных полков и дивизий.

Как известно, одной из наиболее сложных в практическом плане задач является сохранение управляемости и поддержание взаимодействия командования и боевых единиц в ходе реальных военных действий, когда противник наносит удары не только на поле боя, но и по центрам командования. Речь идет о создании системы регенерации командования и контроля в жёстких конфликтах. Регенеративная система должна быть организована таким образом, чтобы после выхода из строя тех или иных узлов и уровней командования, система перестраивалась и в новой конфигурации сохраняла высокий уровень управления и координации. В настоящее время командование ВВС совместно с корпорацией Lockheed Martin и корпорацией Alphabet приступили к созданию такой системе на основе симбиотического интеллекта, используя традиционные командные центры и защищенный ИИ.

Автоматизированные боевые средства и ИИ

Все рода войск США в последние годы имплантируют ИИ в различные типы автономных транспортных средств. По сути, вооруженные силы ведут работу параллельно с бизнес-сектором по созданию транспортных средств с полным самообслуживанием. Военные подрядчики вооруженных сил, начиная с 2017 г. ежегодно представляют такого рода автономные транспортные средства с использованием ИИ. С 2019 г. Министерство обороны запускает проект стоимостью в 430 млн долларов по созданию систем, включающих центральный ИИ и роевые или стайные автономные транспортные средства, оснащенные датчиками и интерфейсами, позволяющими перейти от индивидуального к коллективному машинному обучению.

Исследовательская лаборатория ВВС завершила вторую фазу испытаний по программе «Недоверчивый Уигман». В рамках программы впервые создан и проходит испытания полноценный беспилотный истребитель пятого поколения. В 2017 г. тестовый вариант, реализованный на более дешевом истребителе F16, прошел испытание. В их ходе машина, оснащенная ИИ, автономно реагировала на события, которые не были включены в программу полетов и представляли собой непредвиденные препятствия и сложности для выполнения заданий. Из 17 испытательных заданий в 16, не считая самого первого, платформа справилась со всеми сложностями. Уже сегодня очевидно, что ИИ позволяет создавать полностью функциональные боевые истребители и самолеты-штурмовики, не уступающие, а по ряду параметров превосходящие такие же самолеты, пилотируемые людьми.

По сути это представляет собой следующий шаг после массового внедрения в военную практику дронов – робототехнических летательных комплексов с ограниченными огневыми возможностями. Кроме того, по заданию ВВС в настоящее время завершается отработка комплексных авиационных звеньев, которые предусматривают патрулирование и ведение боевых действий группой самолетов, один из которых пилотируется человеком, а несколько – системами с ИИ. В этом случае человек может в определенных случаях изменить команды ИИ. Данная система разрабатывается ВВС, поскольку командование авиацией, по крайней мере, в настоящее время и в ближайшем будущем не готово доверить решение о применении тактического ядерного оружия, которым оснащены многоцелевые истребители-бомбардировщики, роботам.

Сухопутные войска и Корпус морской пехоты испытали прототипы автономных транспортных средств, а том числе оснащенных средствами огневого поражения. В ходе действий Сил специального назначения США в Ираке, Афганистане и Сирии в 2017 г. сухопутные войска уже активно применяли в боевых условиях роботизированные автономные эвакуационные машины. Они продемонстрировали высокую эффективность на поле боя и помогли спасти жизни нескольких сот американских солдат.

Корпус морской пехоты в 2018 г. начнет принимать на вооружение многофункциональный универсальный роботизированный тактический транспорт. Роботизированное с элементами ИИ транспортное средство грузоподъемностью от одной до трех тонн будет следовать за ротами и взводами морских пехотинцев по местности с любым рельефом и любой сложности. Средства предназначены для транспортировки любых грузов – от запасных патронов и снарядов до пищи и одеял. Несколько аналогичных средств в настоящее время разрабатываются и для сухопутных вооруженных сил.

Режим распространения и использования ИИ

Начиная со времен Холодной войны большинство основных технологий, связанных с обороной, были впервые разработаны в рамках правительственных программ, а затем нашли применение в сфере бизнеса и гражданского общества. Это относится не только к ядерным технологиям, но и к интернету. Однако в настоящее время все перевернулось с ног на голову. С середины десятых годов разработкой ИИ в основном занимаются университеты и бизнес-структуры. Пентагон и ЦРУ в значительной части выступают не заказчиками и финансирующей стороной, а лишь адаптирует уже имеющиеся решения под нужды национальной безопасности. В прошлом вопросы нераспространения и засекречивания высоких технологий решались просто. Они включались в условия конкурсов, а также договоров подряда, заключаемых с Министерством обороны или офисом Директора национальной разведки. Сегодня проблему таким образом не решить, поскольку исследования в области ИИ ведутся на частные деньги, а соответственно являются частной собственностью.

ИИ – это одна из многих технологий двойного назначения. Однако у нее есть некоторые особенности, связанные с уникальным характером ИИ. По сути ИИ все больше выступает не как отдельная технология, а как платформа интеграции и усилитель возможностей для других технологий новой производственной революции, включая робототехнику, синтетическую биологию, биотехнологии, экономику внимания и поведения, и т.п.

В 2017 г. по заказу IARPA Чикагский университет, Северо-Западный университет, университет штата Айова и MTI провели исследование относительно защищенности важнейших функций и компонентов ИИ в отношении овладения ими государствами - противниками, террористическими группировками и организованной преступностью. В рамках комплексной работы, в которой участвовало более 100 лучших экспертов и практиков по созданию ИИ, из всей совокупности технологий, решений и компонентов разнообразных систем ИИ, было выделено 43 критических технологических решения. Лишь 15 решений созданы в рамках закрытых программ, финансируемых правительством США в рамках DARPA, IARPA и инвестиционных фондов с участием государства. Еще 21 решение является коммерческой собственностью юридических лиц – резидентов Соединенных Штатов. Остальные критические решения либо принадлежат компаниям за пределами Соединенных Штатов, либо вообще относятся к категории программного обеспечения с открытым кодом.

Несколько иная ситуация сложилась в области аппаратного обеспечения ИИ, особенно в сфере таких прорывных направлений, как мемристоры, графеновые и алмазные процессоры, оптические платы и т.п. Было выделено 17 ключевых технологий. Из них 9 технологий разрабатываются за счет средств тех или иных структур федерального правительства США. Остальные 8 разрабатываются либо за счет средств американских инвесторов, либо компаниями-резидентами Соединенных Штатов.

Учитывая, что, по крайней мере, несколько стран по уровню технологической зрелости, качеству разработчиков и выделяемым финансовым ресурсам способны в ближайшее время осуществить прорывы в области ИИ , в Белом доме рассматривают вопрос о более активном участии федерального правительства США в финансировании ИИ. Для этого, вероятно, будут использованы не привычные формы подряда и бюрократических процедур, характерных для размещения заказов Министерства обороны, а формы, опробованные разведкой США – типа инвестиционного фонда In-Q-Tel.

Примером эффективной организации работы в области ИИ является уже упомянутый проект Mаven. Группа организована в апреле 2017 г. В июне 2017 г. Конгресс выделил финансирование, а уже в июле, в том числе за счет собственных средств университетов и коммерческих структур, в последующем покрытых государственными ресурсами, команда выдала первые работающие системы ИИ. Ни одна другая команда не обеспечила такой быстроты и эффективности в решении задачи. Данный единичный факт позволяет сделать более широкомасштабный вывод. Гонка за ИИ ведется в условиях все более ускоряющегося времени. В этих условиях привычные структуры комитетов, комиссий, процедур размещения заказов и т.п. не работают. Администрации США не остается ничего другого, как перенимать опыт венчурной индустрии. Такого рода задачи должны решать специально создаваемые структуры, имеющие минимальное количество связей с уже действующими встроенными в систему административного аппарата органами, министерствами и агентствами.

Следует также иметь в виду и ее одно обстоятельство. Коммерческий сектор заботится о репутации и не во всех случаях хочет напрямую работать с государством в качестве подрядчика. Например, в 2017 г. Google отказался от заключения с Министерством обороны двух крупных контрактов, продал две крупнейших компании – производителей робототехники для Пентагона, и запретил будущую работу с правительством компании DeepMind, которая занимается квантовыми компьютерами. Проблема состоит в том, что такие компании как Google, хотя и являются американскими резидентами, ведут деятельность по всему миру. Соответственно излишне тесная увязка их имиджа с правительством США вредит их бизнесу, особенно в условиях обострения отношений США не только с традиционными врагами, но и странами ЕС и Китаем. В связи с эти Белый дом, Пентагон и ЦРУ широко использовать для работы по ИИ различного рода инвестиционные фонды, венчурные компании и т.п., юридически не связанные с правительством США.

В исследованиях, представленных Конгрессу США, отмечено, что определенные трудности в использовании ИИ создает сложившиеся отношения и культура взаимодействий внутри самого сектора национальной безопасности. В настоящее время сектор национальной безопасности относится к числу наиболее забюрократизированных структур. Понятно, что там, где речь идет о больших деньгах, необходимы стандартные процедуры, четкие правила, прозрачность и строгость функциональных ролей. Заместитель директора по развитию технологий ЦРУ Д.Майрикс сказал по этому поводу: «Если разработчики ИИ будут выполнять все инструкции, то Америка будет плестись в хвосте прогресса. А если не будет выполнять инструкции, то разработчики предстанут перед судом. Выход только в том, чтобы некоторые технологические темы вывести за пределы традиционных процедур, создать для них собственный правовой режим. Никто не сокрушается по поводу игры без правил в сфере блокчейн-технологий. Так может быть нам надо взять это на вооружение для разработки ИИ для национальной безопасности».

Международная конкуренция

По мере того, как растет понимание значения ИИ для национальной безопасности, в Конгрессе, оборонном и разведывательном сообществах все больше нарастает обеспокоенность международной конкуренцией. Сенатор Тед Круз во вступительном слове на слушании перспективы ИИ перед подкомитетом Сената по космосу, науке и конкурентоспособности сказал: «Форсирование разработки ИИ в Китае, усилия России догнать уходящий поезд, активность других иностранных правительств не только создают риски для Соединенных Штатов утратить лидерство, но и могут привести к самым серьезным последствияя для национальной безопасности в XXI веке».

ИИ также обсуждался в течение последних двух лет на ежегодных сенатских слушаниях по теме «Оценка всемирных угроз». В своих письменных показаниях на слушаниях в 2017 г. Директор национальной разведки Даниэль Коутс утверждал: «Возможности наших противников использовать ИИ потенциально нарастают». В докладе Директора национальной разведки за 2017 г. Д.Коутса указано, что «важнейшей задачей, решение которой определяет национальную безопасность США, является осуществление комплекса мероприятий, исключающих попадание прорывных технологий в области ИИ в руки врагов Америки – злонамеренных государств (куда нынешние руководители США относят и Россию), террористических группировок и организованной преступности».

ФБР в 2017 г. приняло решение создать специальный центр по исследованию угроз использования ИИ террористическими группировками, организованной преступностью, агентурой злонамеренных государств и радикальными формированиями.

На прошедших осенью 2017 г. слушаниях в сенатском комитете по разведке было высказано мнение, что в ближайшие год-два в сфере развития ИИ может произойти нечто похожее на «момент Спутника» (имеется ввиду запуск первого спутника Советским Союзом, что стало шоком для руководства США того времени) события, которое вызовет неконтролируемую глобальную гонку вооружений ИИ. В этой связи Конгресс США рассматривает в настоящее время условия, регламент и полномочия по созданию и работе межкомитетской, совместной для Сената и Палаты Представителей постоянно действующей комиссии по ИИ. Такого рода структура, если будет создана, станет первой в истории Конгресса США. В число ее задач помимо прочего войдет оценка состояния развития ИИ у стран-конкурентов.

***

В таких условиях России приходится решать сложнейшие вопросы развития научных разработок ИИ в мирных и военных целях.

США > Армия, полиция. СМИ, ИТ > zavtra.ru, 6 июня 2018 > № 2634525 Владимир Овчинский

«Трамп окружил себя людьми, которые ненавидят Россию»

Мэтью Берроуз – директор Инициативы по прогнозированию, стратегии и рискам Атлантического совета.

Александр Братерский - обозреватель Газеты.Ru

Резюме Отношения Москвы и Вашингтона вряд ли улучшатся в ближайшее время — у президента США Трампа нет поля для маневра на российском направлении. При этом главной проблемой для США является не Россия, а Китай.

Отношения Москвы и Вашингтона вряд ли улучшатся в ближайшее время — у президента США Трампа нет поля для маневра на российском направлении. При этом главной проблемой для США является не Россия, а Китай, считает бывший аналитик ЦРУ, а ныне — директор инициативы стратегического прогнозирования экспертного центра Atlantic Council Мэтью Бэрроуз. О ситуации в российско-американских отношениях он рассказал в интервью «Газете.Ru».

— Одним из главных раздражителей в отношениях России и США остается якобы вмешательство Москвы в американские выборы. Если не будет найдено серьезных доказательств — кроме всех этих троллей — могут ли страны перейти к нормализации отношений?

— Это будет сложно с американской стороны. Есть большая часть истеблишмента, настроенного антироссийски. Это поколение «холодной войны», которое может быть не согласно с теми или иными шагами Путина, но в то же время оно разбирается в проблемах, понимает необходимость диалога.

— В случае встречи Путина и Трампа на саммите в Аргентине, можно ли ожидать каких-то сигналов?

— Проблема в том, что Дональд Трамп окружил себя людьми, которые ненавидят Россию. Джон Болтон [советник по национальной безопасности] — не друг, Майк Помпео [госсекретарь] — не друг, Джеймс Мэттис [глава Пентагона] — исключение, он все же видит Россию как важную державу.

У Трампа нет возможностей для маневра в санкционной политике. Президент не может пойти против конгресса в данной ситуации. Но одна из возможностей для диалога есть — это контроль над вооружением. США не хотят ядерной гонки, не хочет этого и Россия. Но, конечно, люди, которые этого желают, есть.

— Совсем недавно в свет вышла книга экс-посла США Майкла Макфола, где он пишет, что США было гораздо легче решать вопросы, когда у руля России были «слабые» лидеры. Есть также мнение, что достаточно долгое время нынешний российский президент был настроен довольно прозападно, но не увидел шагов навстречу.

— Да, и он еще пишет, что в 1990-е годы США использовали слабость России в своих интересах и не прислушивались к ее интересам. Для американцев всегда было трудно понять, что другие чувствуют. Были такие люди, как президент Ричард Никсон и Джеймс Бейкер (госсекретарь США во времена президентства Джорджа Буша-старшего. — «Газета.Ru»), которые считали, что произойдет «возвращение» России. И что мы недооцениваем наше партнерство и игнорируем российские интересы.

Я возлагаю вину за подобное мышление на весь этот менталитет в стиле «конца истории». Они проиграли, а мы победили. Мне кажется, умнее было бы сохранять связи и не пытаться никого унизить.

То же самое я думаю о санкциях — это попытка повлиять на американское поколение, которое пришло после «холодной войны». Если посмотреть на историю, то проблемы начинаются тогда, когда кто-то пытается унизить своего оппонента.

— Известно, что вы долгие годы занимались Китаем. Сегодня обсуждается тема возможного противостояния Китая и США. Намерения Пекина трудно понять. Не видите ли вы, что сегодня Китай и США вступают в большее противодействие?

— Внимание Вашингтона сегодня достаточно серьезно сосредоточено на Китае — как в экономической, так и в стратегической области и, конечно, опасения, что Китай превзойдет США, есть.

Китай сейчас рассматривается как реальный соперник, и это несет определенные проблемы для России как для партнера Пекина. В Вашингтоне есть те, кто считает, что мы должны действовать по отношению к Китаю так же, как с СССР во времена «холодной войны».

В Вашингтоне есть мыслители, которые считают, что слишком тесное сближение с КНР ударит по России, так как Китай будет видеть в ней «младшего партнера». Я же вижу в сближении России и Китая определенный элемент «брака по расчету». К тому же, и Россия и Китай — крупные соседи.

— Есть ли какие-то ожидания в отношении саммита США - КНДР?

— Они, конечно, поговорят о том, как снизить напряженность в ядерной сфере, однако

я сомневаюсь, что Трамп может решить этот вопрос быстро. К тому же после промежуточных выборов он может оказаться более ограничен в своих возможностях. Трамп, конечно, использует эту встречу, чтобы улучшить свой имидж. Но что касается КНДР, им надо выходить из кризиса, в котором они находится.

— Многие считают, что Трамп сделал ошибку, отказавшись от «иранской сделки», и это привело к конфликтной ситуации. «Сдадутся» ли европейцы США в этом вопросе?

— Думаю, реакция внутри этих стран будет очень негативной, если они не ответят. Другое дело, что ответ их должен быть взвешенным, так как они хотят послать сигнал США, а не начать торговую войну. Однако будет сложно, так как Трамп жестко отреагирует на любой ответ.

— Какова цель США в Иране? Изменение режима с помощью недовольной молодежи? При этом получается, что реформаторы сегодня проиграли.

— Не думаю, что они мыслили такими категориями. Возможно, они действительно думали, что есть какой-то потенциал для изменения режима. Я думаю, для Трампа это больше эмоциональное — он хочет полностью ликвидировать наследие Обамы.

Не думаю, что это здесь был какой-то стратегический расчет.

— Многие эксперты не понимают, как будет действовать Трамп, и это создает проблемы.

— То, что у него на уме, понять легко — он ежедневно пишет «твиты» (смеется. — «Газета.Ru»), однако есть мало понимания, какими будут следующие шаги. Трудно понять, что из написанного им будет воплощено.

— Во время одной из дискуссий, в которых вы участвовали, говорилось о будущем технологий. Сегодня мы все больше говорим о цифровизации, машинах без водителей, роботах, которые будут заменять людей. Не столкнемся ли мы с протестами против технологий. Не появятся ли новые «луддиты» — разрушители современных станков?

— Я не думаю, что мы увидим разрушителей машин в прямом смысле слова, однако государство должно будет озаботиться тем, чтобы помогать людям получать образование и приобретать новые навыки, чтобы они не чувствовали себя беспомощными.

Это будет сложно, так как в США заметно, что уровень преподавания идет вниз. Речь идет не о пригородах Вашингтона — там-то все отлично. Я говорю, например, об Оклахоме — там средств хватает, чтобы школы работали четыре дня в неделю.

И, конечно, есть большая озабоченность тем, как мы будем готовить следующее поколение. Так как одна вещь, связанная с технологиями, которую мы наблюдаем в этой революции, — она создает неравенство.

Она поощряет тех, у кого есть необходимые навыки, а также того, у кого есть капитал для инвестиций.

— Но сейчас во многих странах мира в США и в России есть люди, которых по-прежнему ценят за «золотые руки». Это и механики, и даже хорошие сантехники. Как быть с ними?

— Многие из них останутся востребованными: те механики и даже сварщики, которые получают большие деньги за свой труд, и те же сантехники, — останутся. Их нельзя будет легко убрать с рынка труда, хотя, конечно, они должны будут усовершенствовать свои навыки.

— Если говорить о роботах и тому подобных технологиях, которые используются в вооруженных силах. Означает ли это, что следующие войны будут более гуманные — роботы против роботов?

— Я не думаю, что это будет так, ведь война сама по себе — это негуманная вещь. Если, например, у вас отключается электрическая сеть из-за кибератаки, это может быть очень болезненно. И даже если у больницы есть свои генераторы, это может затронуть их.

— Есть ли у вас ощущение что наращивание кибертехнологий может привести к тому, что именно кибервойны станут войнами будущего?

— Страны создают кибервозможности, однако они — часть их оружейного спектра «гибридной войны». Например, если кто-то ударит по вашей электросети, вы можете ответить как угодно.

— Сегодня много говорят о ситуации в области ядерного оружия и о договорах, которые сдерживают его применение. Могут ли такие правила применяться и к кибероружию?

— К сожалению, кибероружие — это оружие соблазна. Оно не уносит жизни большого количества людей.

Оно может послать сигнал и одновременно не стать спусковым крючком для большой войны. И мы еще не пришли к состоянию, которое спровоцировало бы большую кибервойну.

Если посмотреть, например, на соглашения о применении химического оружия, большинство из них подписано уже после того, как нечто плохое произошло, и обе стороны понимают, что нужно наложить ограничения. Мы еще к этой точки не пришли. Думаю, потому, что это специфическое оружие.

Когда вы его использовали, его можно быстро «убрать со стола». Если вы, например, разрабатываете какой-то вирус, то когда его однажды использовали, все знают, как потом от него защититься. В кибероружии видят хороший инструмент, и вряд ли кто-то от него откажется.

Беседа состоялась на полях конференции «Примаковские чтения», прошедшей 30 мая 2018 года в ИМЭМО РАН в Москве.

Газета.Ru

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 июня 2018 > № 2851552 Мэтью Берроуз

«Трамп окружил себя людьми, которые ненавидят Россию»

Экс-аналитик ЦРУ Мэтью Бэрроуз о российско-американских отношениях

Отношения Москвы и Вашингтона вряд ли улучшатся в ближайшее время — у президента США Трампа нет поля для маневра на российском направлении. При этом главной проблемой для США является не Россия, а Китай, считает бывший аналитик ЦРУ, а ныне — директор инициативы стратегического прогнозирования экспертного центра Atlantic Council Мэтью Бэрроуз. О ситуации в российско-американских отношениях он рассказал в интервью «Газете.Ru».

— Одним из главных раздражителей в отношениях России и США остается якобы вмешательство Москвы в американские выборы. Если не будет найдено серьезных доказательств — кроме всех этих троллей — могут ли страны перейти к нормализации отношений?

— Это будет сложно с американской стороны. Есть большая часть истеблишмента, настроенного антироссийски. Это поколение «холодной войны», которое может быть не согласно с теми или иными шагами Путина, но в то же время оно разбирается в проблемах, понимает необходимость диалога.

— В случае встречи Путина и Трампа на саммите в Аргентине, можно ли ожидать каких-то сигналов?

— Проблема в том, что Дональд Трамп окружил себя людьми, которые ненавидят Россию. Джон Болтон [советник по национальной безопасности] — не друг, Майк Помпео [госсекретарь] — не друг, Джеймс Мэттис [глава Пентагона] — исключение, он все же видит Россию как важную державу.

У Трампа нет возможностей для маневра в санкционной политике. Президент не может пойти против конгресса в данной ситуации. Но одна из возможностей для диалога есть — это контроль над вооружением. США не хотят ядерной гонки, не хочет этого и Россия. Но, конечно, люди, которые этого желают, есть.

— Совсем недавно в свет вышла книга экс-посла США Майкла Макфола, где он пишет, что США было гораздо легче решать вопросы, когда у руля России были «слабые» лидеры. Есть также мнение, что достаточно долгое время нынешний российский президент был настроен довольно прозападно, но не увидел шагов навстречу.

— Да, и он еще пишет, что в 1990-е годы США использовали слабость России в своих интересах и не прислушивались к ее интересам. Для американцев всегда было трудно понять, что другие чувствуют. Были такие люди, как президент Ричард Никсон и Джеймс Бейкер (госсекретарь США во времена президентства Джорджа Буша-старшего. — «Газета.Ru»), которые считали, что произойдет «возвращение» России. И что мы недооцениваем наше партнерство и игнорируем российские интересы.

Я возлагаю вину за подобное мышление на весь этот менталитет в стиле «конца истории». Они проиграли, а мы победили. Мне кажется, умнее было бы сохранять связи и не пытаться никого унизить.

То же самое я думаю о санкциях — это попытка повлиять на американское поколение, которое пришло после «холодной войны». Если посмотреть на историю, то проблемы начинаются тогда, когда кто-то пытается унизить своего оппонента.

— Известно, что вы долгие годы занимались Китаем. Сегодня обсуждается тема возможного противостояния Китая и США. Намерения Пекина трудно понять. Не видите ли вы, что сегодня Китай и США вступают в большее противодействие?

— Внимание Вашингтона сегодня достаточно серьезно сосредоточено на Китае — как в экономической, так и в стратегической области и, конечно, опасения, что Китай превзойдет США, есть.

Китай сейчас рассматривается как реальный соперник, и это несет определенные проблемы для России как для партнера Пекина. В Вашингтоне есть те, кто считает, что мы должны действовать по отношению к Китаю так же, как с СССР во времена «холодной войны».

В Вашингтоне есть мыслители, которые считают, что слишком тесное сближение с КНР ударит по России, так как Китай будет видеть в ней «младшего партнера». Я же вижу в сближении России и Китая определенный элемент «брака по расчету». К тому же, и Россия и Китай — крупные соседи.

— Есть ли какие-то ожидания в отношении саммита США - КНДР?

— Они, конечно, поговорят о том, как снизить напряженность в ядерной сфере, однако

я сомневаюсь, что Трамп может решить этот вопрос быстро. К тому же после промежуточных выборов он может оказаться более ограничен в своих возможностях. Трамп, конечно, использует эту встречу, чтобы улучшить свой имидж. Но что касается КНДР, им надо выходить из кризиса, в котором они находится.

— Многие считают, что Трамп сделал ошибку, отказавшись от «иранской сделки», и это привело к конфликтной ситуации. «Сдадутся» ли европейцы США в этом вопросе?

— Думаю, реакция внутри этих стран будет очень негативной, если они не ответят. Другое дело, что ответ их должен быть взвешенным, так как они хотят послать сигнал США, а не начать торговую войну. Однако будет сложно, так как Трамп жестко отреагирует на любой ответ.

— Какова цель США в Иране? Изменение режима с помощью недовольной молодежи? При этом получается, что реформаторы сегодня проиграли.

— Не думаю, что они мыслили такими категориями. Возможно, они действительно думали, что есть какой-то потенциал для изменения режима. Я думаю,

для Трампа это больше эмоциональное — он хочет полностью ликвидировать наследие Обамы.

Не думаю, что это здесь был какой-то стратегический расчет.

— Многие эксперты не понимают, как будет действовать Трамп, и это создает проблемы.

— То, что у него на уме, понять легко — он ежедневно пишет «твиты» (смеется. — «Газета.Ru»), однако есть мало понимания, какими будут следующие шаги. Трудно понять, что из написанного им будет воплощено.

— Во время одной из дискуссий, в которых вы участвовали, говорилось о будущем технологий. Сегодня мы все больше говорим о цифровизации, машинах без водителей, роботах, которые будут заменять людей. Не столкнемся ли мы с протестами против технологий. Не появятся ли новые «луддиты» — разрушители современных станков?

— Я не думаю, что мы увидим разрушителей машин в прямом смысле слова, однако государство должно будет озаботиться тем, чтобы помогать людям получать образование и приобретать новые навыки, чтобы они не чувствовали себя беспомощными.

Это будет сложно, так как в США заметно, что уровень преподавания идет вниз. Речь идет не о пригородах Вашингтона — там-то все отлично. Я говорю, например, об Оклахоме — там средств хватает, чтобы школы работали четыре дня в неделю.

И, конечно, есть большая озабоченность тем, как мы будем готовить следующее поколение. Так как одна вещь, связанная с технологиями, которую мы наблюдаем в этой революции, — она создает неравенство.

Она поощряет тех, у кого есть необходимые навыки, а также того, у кого есть капитал для инвестиций.

— Но сейчас во многих странах мира в США и в России есть люди, которых по-прежнему ценят за «золотые руки». Это и механики, и даже хорошие сантехники. Как быть с ними?

— Многие из них останутся востребованными: те механики и даже сварщики, которые получают большие деньги за свой труд, и те же сантехники, — останутся. Их нельзя будет легко убрать с рынка труда, хотя, конечно, они должны будут усовершенствовать свои навыки.

— Если говорить о роботах и тому подобных технологиях, которые используются в вооруженных силах. Означает ли это, что следующие войны будут более гуманные — роботы против роботов?

— Я не думаю, что это будет так, ведь война сама по себе — это негуманная вещь. Если, например, у вас отключается электрическая сеть из-за кибератаки, это может быть очень болезненно. И даже если у больницы есть свои генераторы, это может затронуть их.

— Есть ли у вас ощущение что наращивание кибертехнологий может привести к тому, что именно кибервойны станут войнами будущего?

— Страны создают кибервозможности, однако они — часть их оружейного спектра «гибридной войны». Например, если кто-то ударит по вашей электросети, вы можете ответить как угодно.

— Сегодня много говорят о ситуации в области ядерного оружия и о договорах, которые сдерживают его применение. Могут ли такие правила применяться и к кибероружию?

— К сожалению, кибероружие — это оружие соблазна. Оно не уносит жизни большого количества людей.

Оно может послать сигнал и одновременно не стать спусковым крючком для большой войны. И мы еще не пришли к состоянию, которое спровоцировало бы большую кибервойну.

Если посмотреть, например, на соглашения о применении химического оружия, большинство из них подписано уже после того, как нечто плохое произошло, и обе стороны понимают, что нужно наложить ограничения. Мы еще к этой точки не пришли. Думаю, потому, что это специфическое оружие.

Когда вы его использовали, его можно быстро «убрать со стола». Если вы, например, разрабатываете какой-то вирус, то когда его однажды использовали, все знают, как потом от него защититься. В кибероружии видят хороший инструмент, и вряд ли кто-то от него откажется.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 4 июня 2018 > № 2634961 Мэтью Берроуз

СПАСительная технология.

Методология объемного проектирования асфальтобетонных покрытий поможет увеличить срок службы российских дорог.

Росавтодор адаптировал к российским условиям американскую методологию объемного проектирования асфальтобетонных покрытий Superpave («Суперпейв»), которая у нас получила название «СПАС». Сегодня она успешно апробирована, обеспечена нормативными документами и планируется ее масштабное применение. В ближайшие два года Росавтодор планирует отремонтировать порядка тысячи километров дорожных покрытий по этой методике. О возможностях «СПАС» в интервью «СГ» рассказывает заместитель руководителя АНО «Эксперт», член научно-технического совета Федерального дорожного агентства Евгений ДАМЬЕ.

«СГ»: В основе «СПАС» лежит американская методика. Почему Росавтодор выбрал именно эту идеологию, а не европейский опыт проектирования дорожных покрытий?

Евгений Дамье: США значительно опередили Европу. Последние пятьдесят лет европейские дорожники используют американскую методику подбора смеси прошлого поколения. Речь идет о методе объемного проектирования асфальтобетонных покрытий по Маршаллу, который они усовершенствовали дополнительным набором современных испытаний. Американцы же на рубеже 90-х годов сделали большой шаг вперед. В основе «Суперпейва» тоже лежит метод Маршалла, но здесь используется совершенно иной принцип уплотнения смеси. Это дает возможность в лаборатории моделировать эксплуатационные характеристики дорожного покрытия. Система также включает набор современных методов испытаний, которые позволяют производить оценку свойств вяжущих и асфальтобетона с учетом заданных условий эксплуатации. Сегодня это одна из самых передовых методик в мире. Для России внедрение этой методологии не просто шаг — большой прыжок вперед, которым мы одним махом перескочили 30-летний барьер. И мы не единственные — американский «Суперпейв» прошел апробацию в самых различных условиях. Систему успешно внедряют в Канаде, Китае, Саудовской Аравии.

«СГ»: То есть внедрение «СПАС» связано с планами по увеличению сроков эксплуатации дорог. Почему прежние стандарты не могли справиться с задачей?

Е. Д.: Увеличение сроков службы покрытий — одна из важнейших целей, стоящих перед Росавтодором. Сегодня профессиональные дорожники прекрасно понимают, что прежняя методика подбора и оценки качества асфальтобетонных смесей, в соответствии с ГОСТ-9128, морально устарела и исчерпала свои возможности. Она не позволяет добиться существенного увеличения сроков службы дорожных покрытий. Применение смесей, изготовленных по этому ГОСТу и другим, связанным с ним нормативами, чревато быстрым образованием дефектов покрытия. Много проблем связано с методикой подбора смесей и оценкой их качественных характеристик. Например, хронической «болезнью» прежней системы можно назвать тотальное переуплотнение асфальта при устройстве покрытия, что приводит к разрушению минерального каркаса заполнителя. В результате мы имеем повышенный износ дорог.

«СГ»: В чем принципиальная особенность проектирования смесей по «СПАС»?

Е. Д.: Метод объемного проектирования позволяет подобрать смесь с заданными техническими характеристиками под конкретные условия эксплуатации в зависимости от климата и транспортных нагрузок. Особое место здесь занимает методология выбора вяжущего — основного материала, который придает асфальту долговечность. «СПАС» включает в себя методы испытаний битума, основанные на оценке его реологических свойств. Важную роль здесь играет классификация по температурным диапазонам (PG), позволяющая определить верхнюю и нижнюю температурные границы, при которых битум в покрытии не разрушается. Испытания проводятся из расчета всего срока службы покрытия, с учетом того, что вяжущее стареет и каждый год изменяет свои свойства. Классификация PG позволяет подобрать именно тот битум, который нужен для конкретного участка дороги.

«СГ»: Помимо битума «СПАС» позволяет подобрать и другие материалы смеси?

Е. Д.: Да, еще одна особенность системы — она позволяет подбирать состав смеси исходя из местных материалов, а также использовать при приготовлении асфальтобетона материал из старых асфальтобетонных покрытий. Применяемый в системе метод уплотнения при помощи гираторного компактора (вращательный уплотнитель — «СГ») производит точную оценку транспортной нагрузки, которую выдержит минеральный состав асфальтобетона за расчетный период эксплуатации. То есть мы можем принципиально оценить возможность создания покрытия из местных материалов, которое простоит не менее десяти лет. А уже потом заказчик принимает решение — использовать местный материал или везти прочный щебень издалека.

«СГ»: Какие еще возможности открывает «СПАС»?

Е. Д.: «СПАС» выявила серьезные недостатки в нормативных документах и требованиях, в культуре производства асфальтобетонных смесей, их уплотнения, проблемы с температурными диапазонами и применяемыми вяжущими материалами. Методология позволяет контролировать качество выпускаемого на асфальтобетонных заводах асфальта и производить контроль уплотнения смеси в процессе производства работ, что практически исключает укладку некачественного покрытия. Для сравнения, существующая методика позволяет обеспечивать контроль плотности лишь спустя 78 часов после укладки. Представляете, почти за трое суток! Сколько некачественного полотна можно уложить, пока это станет известно подрядчику? При помощи неразрушающих методов «СПАС» позволяет осуществлять непрерывный технологический контроль при укладке асфальта, проводя измерения параметров плотности и остаточной пористости, и оперативно следить за качеством покрытия. Все это, конечно, не отменяет входной контроль и комплекс приемочных испытаний, но подрядчик может самостоятельно проконтролировать свою работу. Сами подрядчики, переходящие на «СПАС», отмечают, что новая система полностью меняет культуру производства и укладки асфальта, а также требует большего внимания в подготовке материалов.

«СГ»: Каковы результаты внедрения «СПАС» на сегодняшний день?

Е. Д.: Обкатывать технологию мы начали еще в 2014 году. В прошлом году уложили 150 километров покрытий и сейчас готовимся к масштабному применению методики. В ближайшие два года предполагается уложить уже порядка 1000 километров покрытий. Сейчас, например, «СПАС» активно применяется при строительстве трассы «Таврида» в Крыму.

«СГ»: Какими нормативами обеспечена методология?

Е. Д.: Методы объемного проектирования регулируются предварительными национальными стандартами ПНСТ 85, ПНСТ 114 и ПНСТ 127. Следует уточнить, что это не просто три независимых документа, они написаны на основе большого объема нормативов и отсылают почти к полусотне стандартов.

«СГ»: Как вам видится перспектива применения системы в регионах?

Е. Д.: Насколько мне известно, в некоторых регионах система уже успешно применяется. Такой опыт есть в Башкирии, Татарстане. Отмечу, что освоение методики происходит в тесном взаимодействии федеральных и региональных дорожников. Образовательный центр Росавтодора проводит профильные семинары для специалистов отрасли. Появились предприятия, которые обучают системе региональных подрядчиков. Процессу способствует более широкое оснащение лабораторий специализированным оборудованием. Приборов на сегодняшний день уже достаточно. Они есть и у заказчиков, и у подрядчиков, и у производителей вяжущего. Резюмируя все сказанное, отмечу, практика показывает, что если дорожники стремятся увеличить сроки службы покрытия, то в первую очередь необходимо как можно скорее осваивать систему «СПАС» и переходить на нее повсеместно. Особенно на трассах с высокой интенсивностью движения.

Справочно

Метод Маршалла — один из самых распространенных методов проектирования состава асфальтобетонной смеси в мире. Разрабатывался Брюсом Маршаллом (Bruce Marshall) с 1939 года для дорожного департамента штата Миссисипи. Метод Маршалла был стандартизирован в ASTM D 1559 и несколько раз модифицировался. В частности, методика механических испытаний образцов смеси была в последний раз изменена в 1996 году применительно к крупнозернистым асфальтобетонам и переиздана в 2001 году. Однако в конце 1980-х стало ясно, что взамен чисто эмпирических методов Хвима (еще один из методов испытаний материалов и грунтов — «СГ») и Маршалла необходимо разработать новый метод проектирования состава асфальтобетонной смеси на более фундаментальной научной основе. С этой целью в 1988-1993 годах Федеральное правительство США профинансировало работы Стратегической дорожной исследовательской программы (Strategic Highway Research Program — SHRP), в которых приняли участие сотни исследователей из разных стран. Полученные результаты содержат три основных элемента: новую систему классификации вяжущих; требования к каменным материалам; метод проектирования состава асфальтобетонной смеси. Для удобства эта система названа сокращенно «Суперпейв» (Superior Performing Asphalt Pavement System – Superpave).

№21 от 01.06.2018

Автор: Илья БЕЗРУЧКО

США. Евросоюз. Россия > Транспорт > stroygaz.ru, 1 июня 2018 > № 2647079 Евгений Дамье

Президент США Дональд Трамп объявил в пятницу, что саммит с лидером КНДР Ким Чен Ыном все же состоится в Сингапуре 12 июня. Такое заявление он сделал после встречи с главным советником северокорейского лидера, заместителем председателя ЦК Трудовой партии КНДР Ким Ён Чхолем.

В Белый дом Ким Ён Чхоль приехал после двухдневных переговоров с госсекретарем США Майком Помпео в Нью-Йорке. До последнего момента Белый дом не подтверждал проведение этой встречи.

Эмиссар КНДР прибыл в Белый дом около полудня, встреча шла более полутора часов. По ее завершению Трамп лично вышел провожать Ким Ён Чхоля к машине. По кадрам, которые транслировали американские телеканалы, было видно, как они до последней минуты что-то активно обсуждали.

Можно предположить, что тон дискуссии был весьма доброжелательным — Трамп и Ким Ён Чхоль периодически улыбались друг другу, а с рядом стоявшего Помпео улыбка и вовсе не сходила с лица.

Главным образом успех в установлении контактов приписывается именно госсекретарю США — он первым установил личный контакт с северокорейским лидером и фактически привез его главного советника не только в Нью-Йорк, но и в Белый дом.

После того как американский лидер проводил северокорейского коллегу, он подошел к журналистам. Главным объявлением стало то, что саммит все же состоится, хотя еще неделю назад Трамп объявил об отмене переговоров с КНДР. Президент США выразил надежду, что переговоры будут крайне успешными, но добавил ставшую уже традиционной фразу: "Посмотрим".

Трамп рассказал, что стороны обсуждали весь спектр вопросов, в том числе санкции. "У нас есть значительные санкции, которые мы можем ввести. Но я сказал, что я этого не буду делать", — заявил он. По мнению американского лидера, Северная Корея хочет провести денуклеаризацию Корейского полуострова. "Я думаю, что они хотят сделать. Я знаю, что они хотят сделать это", — подчеркнул Трамп.

Ким Ён Чхоль также передал Трампу письмо от Ким Чен Ына. Содержание письма пока неизвестно.

Кампания максимального давления отменяется

До сегодняшнего дня американская администрация крайне активно говорила о "кампании по оказанию максимального давления" в отношении КНДР. В пятницу Трамп сделал важное объявление, что больше не хочет использовать этот термин, так как двусторонние отношения улучшились.

На встрече в Белом доме обсуждался и вопрос окончания Корейской войны. "Мы говорили про окончание войны. Это самая длинная война, около 70 лет. Можете себе представить, мы обсуждали окончание Корейской войны", — сказал Трамп журналистам. Он не исключил, что возможные договоренности по мирному договору могут стать одним из результатов его встречи с северокорейским лидером Ким Чен Ыном.

После Корейской войны 1950-1953 годов КНДР и США формально находятся в состоянии войны, поскольку между ними подписано только соглашение о перемирии. Все попытки Пхеньяна заключить договор о мире Вашингтон до этих пор отвергал, сохраняя в Южной Корее свои войска, численность которых превышает сейчас 28 тысяч человек.

Недовольство контактами России и КНДР

Президент США Дональд Трамп заявил, что негативно относится к переговорам между Россией и КНДР, в частности, ко встрече главы МИД РФ Сергея Лаврова и северокорейского лидера Ким Чен Ына.

Он добавил, что готов поменять мнение, если последствия этой встречи будут позитивными.

"Мне это не понравилось. Мне не понравилась российская встреча вчера (с Ким Чен Ыном). Я сказал, какая цель у этой встречи? Но это может быть и позитивной встречей. Если это позитивная встреча, то мне она нравится… и она может быть позитивной", — сообщил президент США.

В четверг состоялся однодневный визит министра иностранных дел России Сергея Лаврова в КНДР. В Пхеньяне Лавров не только встретился со своим северокорейским коллегой Ли Ён Хо, но и был принят лидером КНДР Ким Чен Ыном. Ситуация вокруг Корейского полуострова стала одной из тем переговоров.

Как заявил ранее РИА Новости представитель госдепа, США хотят, чтобы Россия доказала стремление к улучшению двусторонних отношений совместной работой по КНДР. В госдепе добавили, что "поэтапные подходы прошлых переговоров потерпели неудачу", и "администрация (президента Дональда) Трампа не заинтересована в переговорах, которые позволят Северной Корее выиграть время".

На уточняющий вопрос, считают ли США, что встреча Лаврова и Ким Чен Ына является "работой против" них, госдеп отвечать не стал.

Татьяна Калмыкова.

США. КНДР. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 1 июня 2018 > № 2630052 Cергей Полунин

«Правда сильнее доллара»

Интервью главы ВТБ Андрея Костина телеканалу CNBC

Чем обернутся введенные против него санкции для банка, как Москва относится к «грязным деньгам» российских бизнесменов, осевших в Лондоне, и почему России не стоит принимать меры «зуб за зуб», в интервью CNBC рассказал глава банка ВТБ Андрей Костин.

О личных санкциях в отношении себя

Сейчас никаких особых проблем я не вижу. Некоторые говорят, что в список я попал, потому что раздавал слишком много интервью ведущим американским телеканалам, таким как ваш. Конечно, это несправедливо. К примеру, в списке меня называют высокопоставленным государственным должностным лицом, каковым я, конечно же, не являюсь. Я председатель правления одного из ведущих коммерческих банков, акции которого торгуются на международных биржах. Разумеется, не имею отношения к упоминаемым «злонамеренным действиям», которые касаются Украины, хакерских атак, Сирии или подрыва американской демократии. Всё мировое банковское сообщество знает меня как банкира и, полагаю, относится ко мне с уважением. Я работаю в этой должности более 20 лет.

Но что произошло, то произошло. С момента введения санкций прошло чуть больше месяца, и это, наверное, недостаточно долгий срок, чтобы судить о том, какие последствия они будут иметь. Возможно, это обернётся ограничениями для американских банкиров или их представителей, желающих вести бизнес со мной. Что касается остальных, то я думаю, что это будут обычные деловые отношения.

О бизнесе ВТБ с санкционными компаниями

Наш бизнес с компаниями, которые недавно попали под санкции, составляет менее 2% наших активов. Конечно, это окажет определённое воздействие, но посмотрим, как вообще будут обстоять дела с санкциями, потому что ведутся дискуссии о том, что с некоторых компаний, включая «РУСАЛ», их могут снять. Поживём — увидим. Но на данный момент большой проблемы для нас это не представляет.

О заявлении Комитета британской Палаты общин по международным делам о том, что в экономике Великобритании циркулируют «грязные российские деньги».

В определённой степени я бы согласился с комитетом, но мне кажется, он выбрал не те объекты для критики. Были упомянуты компании, которые, к примеру, выходят на Лондонскую фондовую биржу и привлекают финансирование путем первичного размещения акций (IPO) или выпуска еврооблигаций. Это, пожалуй, самые чистые деньги, какие можно себе представить, ведь по ним проводится тщательная проверка с указанием всей необходимой информации - это международно-признанная процедура.

Да, «грязные деньги» в Лондоне есть, и должен сказать, некоторые люди, покинув Россию с «грязными деньгами», сейчас наслаждаются жизнью в Лондоне. В этом плане, наверное, необходимо расширять сотрудничество между Лондоном и Москвой с целью выявления этих денег. В России, например, никогда не было офшорных зон. Деньги уходили на Запад, и это было проблемой для российской экономики. Если британское правительство хочет пресекать такую практику, это можно лишь приветствовать. Но речь, конечно, идёт не о той области, о которой говорил комитет.

Об отношении на Западе к российским предпринимателям

Российские предприниматели всегда были своего рода связующим звеном между Россией и Западом, например, я считаю, они сделали много хорошего, как Абрамович, который приобрёл «Челси» и вывел команду на новый уровень. В Англии так много фанатов «Челси». А что будет, если завтра Абрамович скажет: «Визу мне не дают, так что «Челси» я закрываю», — что тогда будет? Британцы были бы очень разочарованы.

Если же Запад начнёт специально чинить препятствия российскому бизнесу, это решение негативно отразится на обеих сторонах. Таково моё личное мнение.

Ситуация такая, какая она есть. Нужно больше фокусироваться на России, как это сделали, к примеру, мы в ВТБ. Когда международная атмосфера стала неблагоприятной, мы начали активнее работать на внутреннем рынке. И, наверное, поэтому наши результаты стали лучше.

Об Олеге Дерипаске

Насколько я понимаю, господину Дерипаске в интересах компании нужно перестать быть основным акционером. Казначейство США заявило, что санкции не направлены против самой компании. Так что будем надеяться, что этот вопрос удастся решить, и «РУСАЛ», всемирно известная международная компания со значительной долей на рынке алюминия, продолжит свою работу. От этого выиграют все. Вы видели, как подорожал алюминий в сложившейся ситуации, а это плохо для потребителя.

Безусловно, мы не выдаём ему новые кредиты и не проводим каких-либо операций с «РУСАЛом» и другими его компаниями. Нам следует дождаться решения Управления Минфина США по контролю за иностранными активами. При этом мы очень надеемся, что проблема будет решена. Наш банк является крупным кредитором его компаний, и мы должны найти способ вернуть наши деньги.

О Трампе и США

Трамп сейчас подвергается большому давлению. Каждый день выясняются какие-то новые обстоятельства, и возникают новые проблемы. Спецпрокурор Роберт Мюллер обещал завершить так называемое «расследование по России» к первому сентября. Если оно действительно закончится к этому сроку, то, возможно, у Трампа возрастёт уверенность в собственных силах, и он сможет вести более конструктивную политику в отношении России. А возможно, и нет. Неизвестно. Мы не знаем, о чем он думает. Я с вами согласен: и Трамп, и посол США в Москве заявляли, что Трамп заинтересован в налаживании более конструктивных отношений с Россией. С другой стороны, в них нарастает напряжённость, и это касается не только экономических санкций, но и вопросов разоружения и других сфер.

Об угрозах миру

Сильнее экономических санкций меня тревожит то, что впервые, наверное, со времён Карибского кризиса люди - по крайней мере, в России, а возможно, и в Америке - начали сильнее ощущать угрозу Третьей мировой войны. По итогам соцопроса, недавно проведённого в России, 55% россиян считают, эта угроза реальна, причём из-за агрессивной политики США. Подобных настроений не было на протяжении нескольких десятилетий. Вопрос очень серьёзный, в чём-то это отражает нынешнее состояние международных отношений. В мире стало гораздо опаснее, и это вызывает большие опасения.

С другой стороны, санкции, может, и ослабили российскую экономику, но определённо укрепили единство и дух россиян — и, к сожалению, способствовали всплеску антиамериканских настроений в российском обществе. Россияне твёрдо убеждены: «Правда на нашей стороне. А правда сильнее доллара».

О правительстве и министрах

Они, на самом деле, продуктивно работают, если посмотреть на таких людей, как министр экономики, министр финансов. Это либерально мыслящие люди. На мой взгляд, за последние годы правительство проделало весьма хорошую работу.

О будущем санкций

Давайте подождём и посмотрим, что будет с санкциями. Я считаю, мы должны остановить санкции, мы должны повернуть этот процесс вспять. Вот почему у меня нет никакого желания мстить. Если быть откровенным, я советую своему правительству не принимать мер по принципу «зуб за зуб». Потому что я считаю, в какой-то момент мы должны остановиться, «зуб за зуб» — это нехорошо. Конечно, я не вижу сейчас развитие ситуации в таком благоприятном ключе, но я верю, что однажды американская элита, американский истеблишмент поймёт, что Россия совсем не враг Америке. И только путём сотрудничества мы можем сделать мир лучше для наших народов. Так что я надеюсь на это.

Россия. США > Финансы, банки. Внешэкономсвязи, политика. Приватизация, инвестиции > gazeta.ru, 31 мая 2018 > № 2626812 Андрей Костин

«Офшоры перестали быть тихой гаванью»

Аксаков: Госдеп хочет вытеснить Россию из Европы

Наталия Еремина

Что будет с офшорами через несколько лет, действительно ли США хотят бороться с отмыванием капитала, а также по какому пути должна идти пенсионная реформа, в интервью «Газете.Ru» рассказал глава финансового комитета Госдумы Анатолий Аксаков.

— По подсчетам экспертов, за счет возврата капитала, в частности, из офшоров российская экономика может вырасти на 1%. На ваш взгляд, ощущается ли уже возврат денег в Россию?

— Судить о том, что возврат капитала действительно идет, я могу лишь по косвенным признакам: в частности, приток капитала больше, чем обычно, а отток капитала меньше, чем обычно. Глава Сбербанка Герман Греф, который как раз на «финансовом хозяйстве сидит», сказал о том, что формирование вкладов из-за рубежа в его банке достаточно существенно увеличилось. Это признак того, что «некие лица начинают возвращать свои капиталы». В будущем мы почувствуем более существенный рост возврата капитала.

Закон об амнистии капитала начал действовать с 1 марта. Кроме того, действия наших зарубежных партнеров из других стран способствуют такому возврату, потому что начинают создавать проблемы российскому бизнесу. Также постоянно звучат заявления о возможной конфискации имущества и капиталов и о блокировке счетов. Конечно, это не радует тех, кто там держит имущество либо счета. И, очевидно, они ищут такие тихие гавани, где разместить средства, а лучшая гавань — это родина. Поэтому я рассчитываю на то, что довольно существенный возврат капиталов произойдет.

— Вы действительно считаете, что лучшая гавань — это родина? Во многих странах, в последнее время в Латвии и в Англии, серьезно ужесточили меры по раскрытию бенефициаров. Но не переориентируются ли россияне на другие офшоры?

— Сейчас уже многие страны, которые назывались офшорами, подписали соглашение с другими странами, в том числе и с Россией, о взаимной передаче информации о нерезидентах, которые имеют соответствующие счета в этих странах. В частности, Кипр, Лихтенштейн, Люксембург уже согласись раскрыться. Кстати, с Великобританией было подписано соглашение о том, что мы должны взаимно передавать соответствующую информацию. Поэтому говорить о том, что офшоры до сих пор остаются такой тихой гаванью, уже не приходится. И этот процесс будет продолжаться.

Я допускаю, что офшоры как анонимная сфера работы бизнесменов исчезнут.

Они просто будут предоставлять льготы налоговые и так далее. Но анонимность будет уходить. Поэтому все равно смысл теряется в них размещать средства. Одновременно и нам надо создавать реальные налоговые льготы, такие финансовые, экономические и юридические условия, которые бы создавали комфортные условия для работы в России.

— Какие это могут быть условия?

— Прежде всего, это стабильность правового режима: и налогового, и инвестиционного, и имущественного, и поменьше действий со стороны проверяющих, в том числе силовиков, которые пугают бизнес и выталкивают его из нашей страны.

— А если говорить о раскрытии юрисдикций, которые предоставляют нам информацию, то будет ли их количество в ближайшее время увеличиваться? За счет каких стран?

— В целом, уже больше чем 70 стран подписали с нами соглашения. Соответственно, ведущие страны практически все подписали эти меры. Соответственно, вопросы, связанные с офшорами в этих юрисдикциях, тоже уйдут в небытие. Такой процесс постоянно идет.

И я вижу только проблемы с Соединенными Штатами. Мы с ними фактически уже договорились о таком обмене. Но в последний момент американцы из-за своей санкционной политики отказались подписывать документ, они вообще не присоединились к многостороннему соглашению об обмене информацией.

Хотя сами везде шумят, кричат, призывают, что надо бороться с отмыванием капиталов, полученных преступным путем. Однако реальными действиями, к сожалению, не способствуют этому.

— Как вы считаете, в нынешних условиях с США вообще не удастся договориться?

— Действия американского истеблишмента не способствуют работе российского бизнеса на территории США. Скажем, принятие санкционных решений, в том числе и против такого крупного бизнеса, как у Виктора Вексельберга и Олега Дерипаски, дают сигнал к тому, что лучше российскому бизнесу не работать в США. Тем самым они фактически выталкивают наш бизнес из своей страны. И мы даже нуждаться в такой информации особенно и не будем.

— На прошедшем Петербурге форуме присутствовали американский посол и много представителей американского бизнеса. Сможет бизнес выстроить диалог? Какое у вас сложилось впечатление?

— Насколько я знаю, посол США Джон Хантсман ориентирован на конструктивное налаживание отношений между Россией и США. Я получал сигнал о том, что он хотел бы способствовать взаимоотношениям российского и американского бизнеса. Он человек популярный в Америке, известный, был кандидатом в президенты, конгрессменом, и, соответственно, к нему прислушиваются. Но не все в его власти.

Госдеп, к сожалению, пока действует по принципу чем хуже — тем лучше.

На мой взгляд, это как раз, в том числе, результат этой риторики антироссийской, которая после выборов раскрутилась.

Американский Госдеп хочет вытеснить Россию из Европы и создать ей экономические проблемы. Это стратегия продвижения американских экономических интересов, продажа энергоресурсов Европе, создание зон реализации американских товаров. Тем самым они считают, что решают свои экономические задачи.

Санкционная политика является не орудием политической борьбы уже, а орудием продвижения своих экономических интересов. И это больше всего беспокоит.

Потому что в долгосрочном плане, это, конечно, вредит самой Америке.

Если посмотреть, что происходит в нашей экономике в последнее время, то можно говорить и о пользе таких решений. Мы видим, что быстро начало развиваться импортозамещение, сельское хозяйство превращается в экспортера и мясной, и растениеводческой продукции. У нас появляются машиностроительные предприятия, которые были разрушены или полуразрушены в 90-е и 2000-е годы. То есть развивается и машиностроение, и производство оборудования и станков.

Цифровизация экономики — это тоже ответ на санкции. Потому что цифровизация помогает преодолеть все эти ограничения. Кстати, по Telegram мы видим, что очень трудно противостоять современным технологиям административными мерами. И очевидно, что, благодаря цифровым технологиям, которые быстро будут у нас развиваться в ближайшее время, мы сможем выйти на очень высокий качественный уровень экономики и при этом преодолеть все санкционные решения.

— Если вернуться к теме возврата капиталов на родину, то ряд российских инвесторов в ICO предпочитают размещаться не в России, потому что, по их словам, у нас не очень «положительное отношение» к ICO. Не получается ли, что мы сами выдавливает капитал из России?

— Я бы не сказал, что у нас отрицательное отношение к ICO. У нас либо никакое отношение, либо хорошее на самом деле. А плохое — оно у чиновников и просто связано с тем, что на ICO многие обжигаются, поскольку идет обман инвесторов. Ну, и самая главная причина такого восприятия — у нас нет законодательства. В июле я надеюсь, что мы примем законы о цифровых активах. Они начнут действовать, соответственно, со второй половины текущего года. Ну, и тема ICO сразу станет у нас одной из самых интересных.

Я просто ожидаю взрывного роста привлечения инвестиций через процедуру ICO в стартаповские проекты, проекты малого и среднего бизнеса. Причем в том же Крыму.

Крым, кстати, может благодаря ICO показать успешный опыт преодоления санкционных решений. Поскольку при ICO используются криптотехнологии, то многие анонимы смогут инвестировать в проекты, размещаемые через ICO на крымской инвестиционной платформе.

— Хотелось бы спросить вас как главу финансового комитета, каких судьбоносных законопроектов мы можем дождаться от комитета в этом году?

— Мы недавно приняли в первом чтении законопроект, который предусматривает снижение требований и количества проверок, проводимых в отношении бизнеса. То есть административные барьеры должны будут существенно снизиться. Одновременно идет работа по верификации, то есть по определению тех требований, которые зачастую являются излишними. Сократив количество требований, количество проверяющих, установив рискориентированный надзор, мы сможем смягчить административное бремя. А это будет такой стимул для того, чтобы бизнес активно работал, в том числе иностранный, в России.

Также мы запускаем реализацию идеи индивидуального пенсионного капитала (ИПК). Пенсионные накопления — источник для решения социальных проблем человека, когда он выходит на пенсию. У нас, к сожалению, эта тема плохо работает.

— Разговор об ИПК очень давно откладывается…

— Он откладывался в том числе из-за выборов, потому что мы боялись разворачивания спекуляций на эту тему перед выборами. И вместо конструктивного разговора могла произойти политизация этого спора. Сейчас мы уже фактически запустили дискуссию. 14-го июня будут большие парламентские слушания, посвященные этой теме. Я рассчитываю, что

до конца года мы примем закон, который введет индивидуальный пенсионный капитал (ИПК). И в результате у людей появится, с одной стороны, источник для решения проблем, когда они выйдут на пенсию, почувствуют себя социально благополучно, а с другой стороны, экономика получит длинный инвестиционный ресурс для реализации проектов.

— Если уж мы затронули тему ИПК, не могу не спросить, как вы относитесь к идее о повышении пенсионного возраста россиян?

— Я во фракции «Справедливая Россия». У нас достаточно жесткая позиция, касающаяся повышения пенсионного возраста. Я думаю, что эта тема приводит к очень серьезной дискуссии и непониманию, решит ли это проблему. Проблемы пенсионера могут быть решены не с помощью повышения возраста, а с помощью повышения производительности труда и роста доходов бюджета. Если не решим ключевые задачи, то до 100 лет что ли будем пенсионный возраст повышать?

Россия. США > Финансы, банки. Приватизация, инвестиции. Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 31 мая 2018 > № 2626810 Анатолий Аксаков

«Мы слишком долго отступали…»

Глазьев Сергей

Академик РАН Сергей Глазьев о странностях современной гибридной войны, её возможных последствиях и альтернативах

В последнее время не только в обществе, в печати, но и на верхних этажах власти всё больше разговоров о важности сосредоточиться на решении внутренних проблем страны, развитии экономики, науки, образования, необходимости ликвидировать технологическое отставание. Гораздо меньше говорится о валютно-финансовой сфере, как будто она не является частью той самой гибридной войны, которую Запад ведёт против своих противников. И тут мы пока явно проигрываем. Что же делать? Об этом разговор с видным отечественным экономистом С. Глазьевым.

– Сергей Юрьевич, два года назад вышла ваша книга «Последняя мировая война. США начинают и проигрывают». Вы, по сути, предсказали нарастание антироссийских санкций. Каким видится развитие событий?

– В книге старался дать объяснение объективных и субъективных причин агрессивности США. Исхожу из того, что мировое экономическое развитие и политические изменения идут путём периодической смены мирохозяйственных укладов. Каждый из них – это система взаимосвязанных международных и национальных институтов, которые обес­печивают расширенное воспроизводство экономики и определяют механизм глобальных экономических отношений. Любой мирохозяйственный уклад имеет пределы роста, что объясняется неизбежным, как выяснилось, накоплением внутренних противоречий. Их обострение происходит до момента дестабилизации системы международных экономических и политических отношений. При этом прежде, до настоящего времени, клубок противоречий распутывался, увы, мировыми войнами. Тогда случалась резкая дестабилизация системы международных отношений, начиналось разрушение старого и формирование нового миропорядка. Страны-лидеры сталкивались с непреодолимыми трудностями в поддержании темпов экономического роста. Перенакопление капитала в устаревающих производственно-технологических комплексах ввергало экономику в депрессию, а сложившаяся система институтов затрудняла формирование новых технологических цепочек. Но они «завязываются» и вместе с новыми институтами организации производства пробивают себе дорогу в других странах, прорывающихся в лидеры экономического развития.

– Но при чём здесь война?

– Прежние лидеры стремятся удержать доминирование на мировом рынке, усиливая контроль над геоэкономической периферией, в том числе военно-политическим принуждением. Это влечёт крупные военные конфликты, в которых стареющий лидер растрачивает ресурсы, не добиваясь эффекта. Находящийся к этому времени на волне подъёма потенциальный новый лидер занимает выжидательную позицию, чтобы сохранить свои производительные силы и привлечь спасающиеся от войны умы, капиталы и богатства воюющих стран. Наращивая возможности, новый лидер выходит на авансцену, когда воюющие противники ослабевают, чтобы присвоить плоды победы.

– Именно так вели себя США в Первой и Второй мировых войнах. Похоже, и сейчас стремятся, раздувая войны на периферии, выйти затем из-за кулис и присвоить себе те самые плоды.

– Как глобальный лидер, они не могут «выйти из-за кулис», так как уже на сцене. Они не могут и «отсидеться в кустах», поскольку взяли на себя бремя лидерства. В основе сегодняшнего глобального доминирования США лежит сочетание технологического, экономического, финансового, военного, информационного и политического превосходства. Технологическое лидерство позволяет американским корпорациям присваивать интеллектуальную ренту, финансируя за счёт этого научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки для опережения конкурентов. Удерживая монополию на использование передовых технологий, компании США обеспечивают себе преимущество на мировых рынках как по эффективности производства, так и по предложению новых товаров. Экономическое превосходство создаёт основу для господства американской валюты, что защищается военно-политическими методами. А за счёт присвоения глобального сеньоража (дохода, получаемого от эмиссии мировой валюты) США финансируют дефицит своего госбюджета, который складывается из-за раздутых военных расходов.

Однако ныне гегемония США подрывается неразрешимыми в рамках существующей системы институтов воспроизводства капитала внутренними противоречиями. США и вся «семёрка» исчерпали возможности вытягивания ресурсов из постсоциалистических стран, где уже сложились свои корпоративные структуры, приватизировавшие остатки национального производственного потенциала. Исчерпывает себя и война финансовая, которую Вашингтон ведёт с незащищёнными национальными финансовыми системами, пристёгивая их к доллару через навязывание монетаристской макроэкономической политики. Тут Штатам в помощь были зависимые от них МВФ, рейтинговые агентства, агенты влияния и т.д. Но искусственно стимулируемого таким образом притока капиталов в американскую экономику уже явно не хватает для обслуживания лавинообразно нарастающих долговых обязательств – расходы на них приближаются к трети ВВП США. Воспроизводство финансовой системы США вышло на так называемый режим с обострением, приближая её к саморазрушению.

– О чём всё это говорит?

– О том, что американская агрессия будет продолжаться и усиливаться.

– Не рассосётся, как полагают иные аналитики?

– Нет. Американская элита будет биться за глобальную гегемонию до последнего «международного» террориста. А спецслужбы продолжат выращивать радикальные исламистские и нацистские организации, как инструмент мировой гибридной войны. А она, повторюсь, идёт, как это случалось и ранее при смене мирохозяйственных укладов, за контроль над экономической периферией.

– В том числе на Украине?

– Организованный американскими спецслужбами неонацистский госпереворот на Украине – ключевая часть агрессии США для удержания глобального лидерства. Конфликты в Северной Африке, Ираке, Сирии и на Украине – это череда взаимосвязанных конфликтов, инициируемых США и их союзниками. Это называется теперь стратегией «управляемого хаоса», но по сути ничем не отличается от того, как они действовали в Первой и Второй мировых войнах, называя их «хорошими».

История ясно говорит: войны в Европе были важнейшим источником экономического подъёма и политического могущества США. Они-то и стали сверхдержавой вследствие двух мировых войн, которые повлекли гигантский отток капиталов и умов из воюющих между собой стран-европейцев. Третья мировая война, оставшись холодной, завершилась распадом мировой социалистической системы. Вдумайтесь: это дало США приток более триллиона долларов, сотен тысяч специалистов, миллиардов тонн природных ресурсов и множества уникальных технологий. Не только холодная, а и предыдущие войны были спровоцированы активным участием американской пятой колонны в лице контролируемых, финансируемых и поддерживаемых американскими спецслужбами шпионов, олигархов, дипломатов, чиновников, бизнесменов, экспертов и общественных деятелей. Сталкиваясь с экономическими трудностями, США пытаются ныне развязать в Европе очередную войну против России для присвоения всех возможных ресурсов.

Ещё одна причина нарастающей американской агрессивности – подъём КНР, других стран Юго-Восточной Азии, сформировавших новый центр мировой экономики на принципах нового, интегрального мирохозяйственного уклада, сочетающего социалистическую идеологию с рыночной экономикой. Субъективно политическая верхушка США по традиции витает в фантасмагорических образах англосаксонской геополитической мысли, противопоставляющей народы моря и суши, помешавшись на ключевом значении «хартлэнда» (занятого Россией) для господства над миром.

При этом агрессивность, как обычно, принимает антироссийский характер. Каждая война Запада за глобальную гегемонию, начиная с Великой смуты четыре столетия назад, всегда направляется против России. С точки зрения здравого смысла не объяснишь маниакальное стремление западноевропейских вождей захватить нашу страну. Каждый, от Карла XII до Гитлера, вроде бы имел возможность почивать на лаврах низложения Европы. Но лез в Россию и находил там погибель. И сейчас государства Евросоюза вместо того, чтобы заниматься своим экономическим развитием, под руководством США руками выращенных ими неонацистов оккупировали Мало- и Новороссию, втянулись в очередной «Дранг нах Остен».

– Выходит, над Россией нависла смертельная угроза? У американских санкций цель не сдерживание, а уничтожение России?

– Нет сомнений, что американская, точнее, очередная западная агрессия против России неслучайна. Её объективная причина, как я уже сказал, – стремление американской элиты сохранить глобальную гегемонию, которую они утратили в торгово-производственной области, уступив лидерство КНР, и в военно-политической, столкнувшись с мощным противодействием России в Сирии. Субъективно элита США ориентирована на привычную логику разжигания войны против России как самой крупной неподконтрольной ей страны. В предыдущую эпоху Запад руками Гитлера стремился к уничтожению русского народа. Сегодня США делают то же самое руками украинских нацистов, по сути, преемников гитлеровских коллаборационистов и союзников исламских экстремистов, разжигающих глобальный джихад. Не надо обманываться – нас пытаются не сдержать, а именно уничтожить. Пока мы экономически слабы, управители США и западного мира надеются это сделать методами гибридной войны, главный фронт которой проходит в валютно-финансовой и информационно-коммуникационной сферах.

– Вы называете это войной? А где танки, пушки, авиация, столкновения армий и флотов?

– Как известно, генералы всегда готовятся к прошлой войне. Ваш вопрос это подтверждает. Но каждая мировая война, опосредующая смену мирохозяйственных укладов, имеет особенности. Сегодня военную силу, скорее всего, будут применять в карательных целях для показательной расправы над руководством противника, уже поверженного экономическими и информационными технологиями. Но это именно война – на уничтожение, а не на сдерживание, как полагают наши либеральные мечтатели.

– Выходит, достижение компромисса и мира с США невозможно?

– Полагаю, компромисс будет достигнут, а мир заключён. Вопрос лишь в положении и месте России. Властвующая элита США стремится к уничтожению русской идентичности и превращению России в колониально подконтрольную территорию. На уже оккупированных американскими спецслужбами частях территории Русского мира руками украинских нацистов проводится геноцид русских людей – беспрецедентный в истории эксперимент нациостроительства путём разделения единого народа на враждующие нации. Насаждаемая американцами в Мало-, Ново- и Карпатороссии русофобия – основа формирования самосознания никогда ранее не существовавшей украинской нации. То же самое пытаются делать во всех постсоветских государствах и национальных республиках РФ. Используются разно­образные социальные технологии. Поэтому эта война называется гибридной. Недооценивать вытекающие угрозы – смерти подобно. Мир можно обеспечить только победой в этой войне.

– Как этого добиться?

– Исход войны определяется, как я уже сказал, на валютно-финансовом и информационно-психологическом фронтах. Боевые действия ведутся путём применения экономических санкций и информтехнологий. Не надо обольщаться нашим превосходством в ядерной составляющей и ряде обычных видов вооружения – неприступные крепости обычно падали из-за предательства и малодушия представителей элиты. Наша офшорная олигархия готова к капитуляции ради сохранения вывезенных из России капиталов. Наши денежные власти слепо выполняют рекомендации вашингтонских финансовых организаций, многократно усиливая действие антироссийских санкций сжатием внутреннего кредита. Согласно расчётам, 90 процентов из 20 трлн. рублей потерь валового продукта по отношению к ранее сложившемуся тренду экономического роста начиная с 2014 года являются следствием денежно-кредитной политики Банка России и лишь 10 процентов – из-за антироссийских санкций. Наше информационное пространство захвачено программными и содержательными продуктами из США. Половина наших промышленных предприятий принадлежит нерезидентам. Положение я бы сравнил с ситуацией ноября 1941 года, когда враг захватил большую часть экономического потенциала и уничтожил наши основные силы. Москву удержали с Божьей помощью невиданным героизмом народа и новой военной техникой, переломив ход войны. Сегодня мы всё ещё отдаём стратегическую инициативу противнику, хотя имеем сравнимое со знаменитыми катюшами оружие. Мы могли бы сокрушить финансовую и информационную мощь США путём сбрасывания долларов и отключения от американских источников своего информационного пространства…

– Что вы имеете в виду?

– Опять скажу: американская военно-политическая мощь основана на присвоении США сеньоража от эмиссии мировой валюты. Объём их военных расходов примерно равен дефициту госбюджета, который покрывается эмиссией долларов. Половина этих долларов растекается по миру. И в той мере, в какой мы их используем, мы финансируем американские военные расходы. Сейчас объём нашей фактической финансовой помощи США превышает сто миллиардов долларов, что больше наших оборонных расходов. Это только государственные кредиты правительства и Банка России в форме валютных резервов и стабилизационных фондов. С учётом долларизации сбережений и офшоризации российской экономики эта величина увеличивается десятикратно. Наши финансисты как бы смирились с тем, что Америка – первая, first. Парадокс, но наряду с Китаем, против которого США тоже ведут гибридную войну, мы – главные спонсоры американской агрессии против нас же. Очевидно, что самой эффективной и дешёвой ответной мерой на санкции могло бы стать сбрасывание долларовых инструментов из валютных резервов, деофшоризация и дедолларизация экономики. Необходимые меры нами давно предлагались…

– Почему же они не реализу­ются?

– Знаете, когда фашисты напали на СССР, наши поезда ещё несколько дней продолжали везти в Германию ценное сырье в оплату кредитов на импорт машин и оборудования. Сталин не сразу поверил в начало войны и осознал масштаб катастрофы. Как ни странно, наши денежные власти ведут себя схожим образом. Противник уже приступил к конфискации российских активов, нанёс удар по нашему финансовому сектору и промышленности, оккупировал Украину, захватывает и провокационно судит граждан РФ, а Банк и Минфин России продолжают его кредитовать и попустительствовать его субсидированию за счёт вывоза капитала и неэквивалентного внешнеэкономического обмена на сумму до 120 млрд. долларов в год. Можете себе это представить?

Через долларизацию и офшоризацию российской экономики продолжается её эксплуатация в чуждых нам интересах. Можно сказать, что США оккупировали валютно-финансовое пространство России, удерживая его под контролем и сковывая наши возможности сопротивления. Своеобразный символ оккупации – отсутствие котировки рубля. В отличие от многих других стран, наши денежные власти объявляют не курс рубля, а курс доллара в рублях, как бы и не помышляя уже о финансовом суверенитете. Эмиссия рублей долго велась и продолжает вестись, главным образом, под приобретение долларов и евро в валютный резерв. Это означает, что для расширения финансирования какого-либо вида хозяйственной деятельности требуется продавать её продукцию на экспорт, или брать за рубежом кредиты, или привлекать зарубежные инвестиции. Неудивительно, что наша экономика стала сырьевой – кроме природных ресурсов западному миру от нас ничего не нужно. И происходит это потому, что рубль по сути механизма своего создания остаётся суррогатом – финансирование прироста российской экономики допускается лишь в той мере, в которой увеличивается её вклад в обеспечение США и ЕС сырьём и активами. Наши денежные власти продолжают ориентироваться на указания вашингтонских финансовых организаций в ущерб интересам страны. В этом можно убедиться, сравнив центробанковские Основные направления единой государственной денежно-кредитной политики с рекомендациями миссий МВФ в России.

– Что вы предлагаете?

– Обуздать агрессивность США можно только путём перехода к новому мирохозяйственному укладу с перестройкой основных институтов функционирования глобальной финансовой и информационной систем, а также созданием механизмов ответственности за соблюдение норм международного права. Антивоенная международная коалиция за переход к новому мирохозяйственному укладу могла бы включить страны ЕАЭС и ОДКБ, тесно связанные исторической судьбой и национальными интересами с Россией, страны ШОС, хорошо понимающие опасность западной агрессии, страны БРИКС, экономический подъём которых может быть торпедирован организованной США вой­ной. К коалиции могли бы присоединиться страны Индокитая, которые не заинтересованы в ухудшении отношений с Россией, некоторые сохраняющие суверенитет страны Ближнего и Среднего Востока, для которых мировая война – это эскалация собственных региональных конфликтов. Не исключаю, что могут присоединиться многие европейские страны, элиты которых готовы действовать ради своих национальных интересов и для которых война неприемлема.

Действия антивоенной коалиции должны быть направлены не только на разоблачение и разрушение политического доминирования США, но и прежде всего на подрыв американской военно-политической мощи, которая основана на эмиссии доллара как мировой валюты.

При продолжении курса США на разжигание мировой войны членам коалиции надо решительно отказаться от использования доллара во взаимной торговле и от долларовых инструментов для размещения своих золотовалютных активов. Коалиция должна выработать привлекательную программу устройства мировой финансово-экономической архитектуры на принципах взаимной выгоды, справедливости и уважения национального суверенитета. Страны-эмитенты мировых резервных валют должны гарантировать их устойчивость путём соблюдения определённых ограничений по величине госдолга и дефицита платёжного и торгового балансов. Кроме того, все должны соблюдать установленные соответствующим образом требования по прозрачности используемых ими механизмов обеспечения эмиссии своих валют, предоставлению возможности их беспрепятственного обмена на все торгуемые на их территории активы.

– Очень непростая задача!

– Конечно. Осуществление столь масштабных реформ потребует продуманного правового и институционального обеспечения. Это может быть сделано путём придания решениям коалиции статуса международных обязательств заинтересованных стран, а также с опорой на институты ООН и уполномоченные международные организации.

– Сергей Юрьевич, у поэта Алексея Суркова есть стихотворение, написанное в 1942 году. А там такие строчки:

Мы слишком долго отступали

Сквозь этот чёрный, страшный год.

И кровь друзей, что в битвах пали,

Сердца стыдом и болью жжёт.

Называется стихотворение – «Пора!». Так вот, судя по всему, – давно пора!

– Согласен.

Беседу вёл Сергей Володин

США. Евросоюз. Китай. Азия. Россия > Внешэкономсвязи, политика. Госбюджет, налоги, цены. Армия, полиция > lgz.ru, 30 мая 2018 > № 2632046 Глазьев Сергей

Куда конь с копытом, а куда рак с клешнёй?

Трамп — не Санта-Клаус, он никому не раздаёт подарки из своего мешка, а, напротив, — складывает в него дань со всего мира

Александр Маслов

25 мая президент Колумбии Хуан Мануэль Сантос заявил о том, что эта латиноамериканская страна вступит в НАТО на правах "глобального партнёра". В тот же день правительство Польши сообщило о готовности выделить до 2 млрд. долл. для создания постоянной военной базы США на своей территории.

Два этих одновременных, но вроде бы не связанных между собой события в государствах, находящихся буквально на разных концах земного шара, наглядно демонстрируют всю глубину перемен, происходящих сегодня в мировой политике.

Никогда за всю историю существования Североатлантического альянса ни одна латиноамериканская страна не была в него принята даже на правах "глобального партнёра". Так что нынешний колумбийский прецедент более чем показателен.

Во-первых, он свидетельствует о том, что НАТО продолжает расширяться, и теперь в его структуру могут входить страны из других регионов, в том числе — из Центральной и Южной Америки, которую ранее американцы считали своим собственным "задним двором", где "правила игры" устанавливаются исключительно из Вашингтона.

Почему так? Ответ понятен и прост: Венесуэла, с её грандиозными, крупнейшими в мире нефтяными запасами (около 300 млрд. баррелей "черного золота"). Вот уже 16 лет, с момента первого избрания команданте Уго Чавеса президентом этой страны, Соединённые Штаты ничего не могут с ней сделать, не могут добиться "свободы" эксплуатации этих богатств своими энергетическими корпорациями. Ни мытьём, ни катаньем — даже после гибели Уго Чавеса, место которого занял Николас Мадуро. Единственным выходом теперь остаётся только "сирийский вариант", для которого нужна, прежде всего, надёжная операционная база — такая, какой были Турция и Ирак для противников Башара Асада. И здесь единственный вариант — как раз Колумбия, где американским "спецам" в конце 2016 года удалось добиться окончательной победы над партизанами из FARC. При этом, почти как всегда в американской политической практике последних лет, операция против Венесуэлы должна быть не "чисто американской", а в коалиции со странами НАТО, что должно иметь дисциплинирующий эффект внутри альянса, "повязав венесуэльской кровью и нефтью" все входящие в него государства.

Но тем самым США признали, что уже не в состоянии удерживать своих недавних вассалов в бесправном состоянии абсолютного повиновения и начинают банально подкупать их. В результате они оказываются внутри хорошо известной исторической "матрицы", в рамках которой всё более паразитирующая "имперская метрополия", теряя собственные силы, начинает во всё большей мере вести свои военные действия руками союзников и подкупленных "варваров",— с хорошо известным и неизбежным финалом в виде очередного "падения Рима". Именно это мы и наблюдаем в случае со вступлением в НАТО Колумбии.

А вот Польша, в отличие от Колумбии, уже давно, с 1999 года, является полноправным членом Североатлантического альянса. И тоже все эти годы как-то обходилась без американских военных баз на своей территории. А теперь такая база официальной Варшаве зачем-то понадобилась — причём до такой степени, что обычно прижимистые поляки заявили о своей готовности потратить до 2 млрд. долл. на её обустройство.

Официально подобный демарш объясняется, само собой, необходимостью "сдерживать растущую военную угрозу со стороны России", но на самом деле речь идёт о том, что растущая напряжённость между ЕС и США не только перевела в плоскость реальной политики проект создания "европейской армии", но и девальвирует военные гарантии НАТО. То есть польское государство снова оказывается "зажато" между Россией и Германией, отношения с которыми, к тому же, за последние годы испорчены напрочь, и перспектив для их улучшения в будущем практически нет. Вдобавок, произраильское лобби при содействии "команды Трампа" уже продавило через американский Конгресс закон об ответственности поляков за Холокост, выписав им предварительный счёт на 300 млрд. долл. Если сопоставить две эти цифры, легко понять, что одна из них в 150 раз меньше, чем другая. И Польша, получившая за годы пребывания в Евросоюзе суммарно около 150 млрд. долл. дотаций (по 11 млрд. долл. ежегодно за период 2014-2020 гг.), таким образом, видимо, решила "одним выстрелом убить двух зайцев": не только минимизировать неизбежные "репарации" в адрес транснационального капитала, но и получить от США за "0,666% цены" необходимый ей хотя бы символический "зонтик" военно-политической безопасности в виде военной базы. Правда, до "рождественских распродаж" здесь далеко, и Трамп, к тому же, — скорее, не Санта-Клаус, а его антипод, поскольку никому не раздаёт подарки из своего мешка, а, напротив, — складывает в него дань со всего мира. Так что вряд ли "хитрый" польский маневр имеет какие-либо шансы на успех. Точно так же попытки хотя бы на время "замазать" фундаментальные трещины в здании "коллективного Запада" колумбийским или польским "цементом" не могут отменить того факта, что оно рассыпается на части.

США. Польша > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > zavtra.ru, 30 мая 2018 > № 2628942 Александр Маслов

СДАЧА

Пакт о торговом ненападении США и КНР: китайцы играют, проигрывают или подыгрывают?

Сдача - действие по глаголу сдать. Сдача дел. Сдача хлеба. Несколько сдач (в карточной игре). Сдача карт. Сдача своих позиций. Сдача головы в затылке. Излишек денег, возвращаемый уплатившему денежным знаком, превышающим нужную для уплаты сумму. Всю сдачу сполна получил. Дать сдачи кому — ответить ударом на удар, оскорблением на оскорбление. «Я и сам сдачи дам: такую здоровну поднесу, что и с ног полетит». Писемский.

Д. Н. Ушаков. Толковый словарь русского языка.

Торговая война США и Китая откладывается, сообщили 21 мая «Вести.Экономика». Американский Минфин объявил о приостановке введения взаимных торговых пошлин с КНР, отметив существенный прогресс в переговорах, которые проходили в последние дни. Кроме того, министр финансов США Стивен Мнучин заявил, что Китай обязался снизить пошлины «на многие товары».

Вице-премьер Госсовета КНР Лю Хэ в свою очередь подтвердил намерение прекратить введение взаимных пошлин. В совместном заявлении говорится, что стороны договорились предпринять эффективные меры по сокращению торгового дефицита торговли США с Китаем, значительно увеличить экспорт товаров и услуг США в Поднебесную. В частности, стороны договорились "значительно увеличить экспорт сельскохозяйственных товаров и энергетики". США также отправят свою делегацию в Китай для проработки деталей.

Стороны также обсудили вопросы «расширения торговли промышленными товарами и услугами», и «был достигнут консенсус в отношении необходимости создания благоприятных условий для расширения торговли в этих областях». Кроме того, США и Китай «согласились поощрять двусторонние инвестиции и стремиться создать справедливое, равное игровое поле для конкуренции».

Экспертные оценки

Николай Вавилов

Когда мы говорим о китайско-американской торговой войне, самое важное — помнить о предстоящих выборах в обе палаты Конгресса США. Задача номер один для Трампа и его Республиканской партии — показать силу всему миру. Неважно, какими пиар-методами, неважно, с какими последствиями — но республиканцы должны выиграть эти выборы. Они состоятся 6 ноября 2018 года. Соответственно, вся стратегия Трампа, то, что он сейчас подписал меморандум о противодействии китайской агрессии и все остальное — это лёгкая артиллерийская подготовка перед тем, как начать мощную избирательную кампанию. Республиканцы, естественно, будут раздувать образ внешнего врага, китайской угрозы, и рекламировать то, что они с ней борются. То есть это основной триггер китайско-американской торговой войны.

Несмотря на это, есть реальные основания для войны — в первую очередь, это желание промышленных американских кругов вытеснить китайскую продукцию, провести автоматизацию и новую индустриализацию американской промышленности. Соответственно, отвоевать вначале рынки внутри США, и затем отвоевать рынки в Китае.

Что в этой ситуации будут делать китайцы, в особенности Си Цзиньпин, который также открыл свою политическую линию на возрождение китайской нации, на, скажем так, противостояние с внешним миром, расширение своих позиций? Очень сложно сказать. Хочется пошутить в стиле любителей древнего китайского трактата «36 стратагем»: из стратагем самая лучшая — последняя. А последняя стратагема — это убегать. Возможно, китайцы действительно дадут задний ход. В принципе, это не предосудительно в китайской культуре, это одна из базовых ценностей — избежать столкновения, сохранить себя. Поэтому не исключено, что они действительно дадут какие-то послабления, откроют какие-то свои рынки. Это будет достаточно уникальная ситуация, потому что китайский рынок всегда славился своими протекционистскими мерами, высокими заградительными пошлинами. Мы не могли найти на территории Китая ввезённых автомобилей, практически все японские, американские, европейские марки собираются на территории Китая. То есть если Китай даст задний ход и все-таки начнет снижать пошлины для тех же автомобильных концернов и так далее, то будет беспрецедентная ситуация.

Но, как и многое в политике, налицо определенный тип пиар-акции. Например, таким был удар американо-британских сил по Сирии — реально практически ничего не было разрушено. В данном случае также можно сравнить американо-китайскую торговую ситуацию с пиар-акцией. Вероятно, всё будет, скажем так, заговорено, заболтано, бесконечными переговорами будет постоянно отодвигаться решение этих проблем. До самого ноября (а может быть, и дольше) будут только разговоры о том, какие американские товары будут запущены на китайский рынок. А на самом деле они не будут пущены, а будет только какая-то словесная шумиха. Но, тем не менее, это тема номер один для китайских патриотических СМИ и вообще для китайской дипломатии. Уже и вновь избранный заместитель председателя КНР Ван Цишань собирается в США. Неожиданно остановку в США совершил министр иностранных дел США. В Вашингтон направляется спецпосланник Си Цзинь Пина — Лю Хэ. Вся эта когорта политиков, которые представляют те или иные силы, пытается сыграть на этом торговом противостоянии как некие лица, которые пытаются урегулировать конфликт.

Здесь очень интересна позиция премьера Госсовета Китайской Народной Республики Ли Кэцяна. Это такой китайский Медведев, который ведет свою личную линию во всей этой войне. Он активизировал отношения с Японией. Почему? Потому что американская торговая война развернута не только против Китая. Она развернута вообще против всего мира, и смысл её в том, чтобы протолкнуть американских промышленников, их товары во весь мир и снова отвоевать рынки. И в этой ситуации Япония оказывается такой же жертвой, как и Китай. Обескровленная американской торговой войной Япония может попасть в лапы Китая окончательно, поскольку на протяжении уже почти 10 лет Китай — это основной торговый партнер Японии. Возможно, Ли Кэцян хочет в такой сложной турбулентности добиться выигрыша именно либеральной группы, которую он представляет. На фоне того, что все пытаются либо выступать миротворцами, либо воевать с Соединенными Штатами, он хочет выиграть Японию.

Сейчас на Петербургский экономический форум направляется крайне высокопоставленная фигура — Ван Цишань, зампред КНР. Есть вероятность, что Ван Цишань будет использовать переговоры с высокопоставленными руководителями России как некую козырную карту в следующем своем визите, который он собирается нанести в США. То есть китайцы хотят использовать Россию как некий козырь в переговорах. Когда мы это понимаем, то можем сами набивать себе цену, и выиграть для себя китайские рынки. Даже несмотря на то, что ситуация патовая, что китайцы объявили, что они сдадут часть своих сельскохозяйственных рынков. А сельскохозяйственная отрасль находится под либеральным крылом, под «комсомольцами». Все равно, если мы понимаем, что у Китая слабые позиции, что он намерен отступать, сдавать свои собственные рынки, мы можем и должны (исходя из того, что нас будут использовать как инструмент в переговорах с американцами) поставить ту цену, которая адекватна спасению китайской экономики. То есть начинать торговаться с очень высоких ставок, возможно, попросить больше сельскохозяйственных рынков для нашей продукции. Ну, это уже фантазия, но не буду ограничивать российских руководителей и их фантазию в том, что они могут попросить у Ван Цишаня. Но при этом Ван Цишань, конечно, как и все китайские руководители, абсолютно жёсткий игрок закалки старой школы.

Вернусь к началу: то, что сейчас манифестируется американскими чиновниками — «война выиграна, Китай купит американских товаров на плюс 200 миллиардов долларов», — это всё может быть нивелировано дипломатическими переговорами, это всё может быть только пиар-акцией. Может быть как сдачей китайской машины назад, так и всего лишь сдачей карт.

Если действительно китайцы дадут задний ход, как это повлияет (а это, конечно, бесконечно повлияет) на позиции патриотического лагеря? По сути дела, задний ход Си Цзиньпина — это отступление перед мировой американской финансовой и торгово-промышленной элитой. И, конечно же, чтобы отыграть свои позиции после этого поражения, Си Цзиньпину придется принять какие-нибудь уже отчаянные шаги — например, в Тайваньском проливе или в Южно-Китайском море, или на индийском направлении. То есть всё может быть. Если таких шагов председатель КНР не предпримет, то очевидно, что группа Си Цзиньпина и вообще его армейская группа потеряет авторитет в патриотических кругах. Может быть, произойдет возрождение левацких сил, которые были в 2012 году уничтожены вместе с Бо Силаем, и радикальные левые элементы проснутся после отступления группы Си Цзиньпина — всё может быть.

Мы сейчас должны дождаться ноября и посмотреть, что реально ответит Министерство коммерции КНР. А оно настроено очень решительно по отношению к США. Здесь очень сложный клубок противоречий, и я бы не стал говорить, рубя с плеча, что завтра американские товары валом придут в Китай или Си Цзиньпин уже проиграл.

США. Китай > Внешэкономсвязи, политика. Госбюджет, налоги, цены > zavtra.ru, 30 мая 2018 > № 2628939 Николай Вавилов

Космос как предчувствие: Boeing собрался на Марс

Президент Boeing в России и СНГ Сергей Кравченко о работе при санкциях

Екатерина Каткова

Корпорация Boeing – одна из самых тесно связанных с российскими предприятиями американская корпорация. Как компания работает в условиях санкционного давления, будут ли российские перевозчики и дальше покупать американские самолеты, кто первым полетит на Марс и когда гражданская авиация станет беспилотной в интервью «Газете.Ru» рассказал президент Boeing в России и СНГ Сергей Кравченко.

— На Петербургском экономическом форуме в этом году отношениям России и США уделялось особое внимание. Времена для сотрудничества сейчас не самые простые, как вы в дальнейшем видите перспективы развития взаимодействия с российскими компаниями? Рассматриваете ли развитие сотрудничества или скорее наоборот?

— Санкции и, конечно, политическая нестабильность нас очень беспокоит. Мы переживаем, потому что у нас долгосрочный бизнес, мы заключаем контракты на десятки лет. У нас поставки титана определяются контрактами, которые мы заключили пять лет назад, и закончат действовать эти соглашения только через пять лет. Космическая станция летает уже 20 лет. Самолеты продаются за 3-4 года. Поэтому нас очень всегда волнует стабильность, предсказуемость. И, конечно, вот такие политические погоды не добавляют нам оптимизма. Но при этом я должен сказать, что несмотря на санкции, мы продолжаем все наши проекты.

Мы надеемся на то, что все-таки политическая ситуация будет улучшаться, и это позволит развивать нам новые, интересные, большие, взаимовыгодные проекты, такие, как, например, наш новый центр в Сколково. И, конечно,

российские авиакомпании покупают и получают все больше и больше самолетов производства Boeing. Наверное, более половины всех пассажиров, которые летают в Российской Федерации, летают на самолетах нашего производства. Это большая ответственность.

— Недавно стало известно о крупном контракте с авиакомпанией UTair на 30 самолетов Boeing 737 Max. С какими-то еще российскими авиаперевозчиками ведутся переговоры по поводу новых заказов? Не опасаетесь, что из-за политики заказы из России сократятся?

— UTair — один из наших больших и важных заказчиков. Группа S7 получает по лизингу от американских компаний новые самолеты семейства Boeing 737 Max. Вы знаете, что постоянно растет парк лоукостера «Аэрофлота» — «Победа». Я очень горжусь расширением контрактов с «Аэрофлотом» — там уже летает сейчас 16 Boeing 777. Мы очень надеемся, что все они по-прежнему будут выбирать наши самолеты.

— Возвращаясь к теме санкций: видите ли вы опасность во встречных санкциях со стороны России, так называемых контрсанкций?

— Вы знаете, мы очень нервничали, когда начались первые дискуссии. Потому что там конкретно упоминали и компанию Boeing, и наши контракты по титану. Сейчас первый эмоциональный шквал дискуссий прошел. И то, что Госдума в итоге утвердила, это очень, мне кажется, прагматично, сбалансировано: все решения они отдают на откуп правительству и президенту.

Мне кажется, что и министр промышленности и торговли Денис Мантуров, и Владимир Владимирович Путин по этому поводу очень хорошо комментировали ситуацию.

Если у России есть такие отрасли и такие ниши, в которых экспорт наших продуктов занимает лидирующее место в мире, при этом мы перепроизводим эти продукты в России, будь то газ, нефть, тот же титан — грех не продавать это на международных рынках, особенно по долгосрочным, очень стабильным и очень дорогим контрактам.

Потому что, как только эти контракты по каким-то причинам, пусть эмоциональным или политическим, прерываются, вернуться к этому бизнесу уже будет невозможно, это будет стоить десятки тысяч, а может быть, и сотни тысяч рабочих мест.

— Продолжая титановую тему, в силе ли планы по открытию второго завода с ВСМПО-Ависма на территории России? Контрсанкции не внесли коррективов?

— Если бы здесь было дерево, я по нему постучал бы. Мы очень гордимся тем, что достраиваем и готовимся к торжественному открытию нашего второго завода в Титановой долине. Этот завод будет, действительно, позиционировать наше сотрудничество с ВСМПО-Ависма как важнейший элемент производства всех гражданских самолетов Boeing.

— Как в целом оценивает Boeing российский рынок гражданской авиации? Какой будет потребность в новых самолетах в ближайшие годы и какую долю рассчитывает занять Boeing?

— Мы традиционно не разделяем российский рынок и рынок СНГ – в наших прогнозах это единый рынок, включающий все бывшие советские республики, кроме стран Балтики. Объем этого рынка мы оцениваем очень оптимистично, это более 1250 самолетов в ближайшие 20 лет, по самым консервативным оценкам. Это позиционирует данный регион как один из пяти главных и для Boeing, и для Airbus.

При этом мне кажется, что наша оценка емкости этого рынка очень консервативная, она может быть значительно превышена темпами роста, который демонстрируют в последнее время российские авиакомпании. А мы свою оценку делали, исходя из значительно меньших темпов роста.

Мы, конечно, желаем успеха российским производителям, нашим коллегам из ОАК. Но даже если обе модели российских самолетов твердо встанут на крыло, то все равно останется место и для самолетов западного производства.

— В прошлом году Boeing открыл сервисное подразделение. Прошло чуть меньше года с момента запуска, можно ли уже говорить о каких-то достижениях на этом направлении? Есть ли замыслы расширять это направление?

— Прошло чуть меньше года с того момента, как мы запустили наше новое подразделение 1 июля прошлого года. Компания оправдала ожидания наших акционеров. И, я думаю, тот факт, что акции Boeing за это время выросли практически в три раза — со $130 до $370 на пике, является подтверждением правильности этой стратегии.

Потому что мир идет очень быстрыми шагами в сторону сервисов от продуктов, продукт становится в середине как бы сервисного предложения. И мультипликаторы, которые определяют капитализацию компании, очень сильно зависят от того, производишь ты только продукт, или ты даешь своим заказчикам полное решение, где сервис является оболочкой, а продукт является сердцевиной. И именно это было нашей стратегией.

— В одном из интервью глава Boeing выразил уверенность, что концерн первым разработает ракету для отправки людей на Марс. В компании по-прежнему оптимистично оценивают свои шансы? Как обострилась конкуренция за космос после запуска ракеты Илона Маска?

— Да, это была его дискуссия примерно полгода назад с Илоном Маском. Он сказал, что не боится конкуренции, и Boeing будет той компанией, которая обеспечит первую миссию на Марс. И это будет наше космическое судно, и это будут наши технологии. И мне кажется, что Деннис Мюленбург, наш руководитель, был абсолютно серьезен в этом споре. Мы делаем все возможное для того, чтобы это осуществилось.

Boeing по-прежнему считает, что в области гражданского космоса мы, безусловно, являемся лидером. Мы очень гордимся нашими проектами с РКК «Энергия», с Роскосмосом, заводом им. Хруничева, Международной космической станцией. Это 50 на 50 совместное предприятие между NASA, где Boeing является основным исполнителем, и Роскосмосом. Мне почему-то кажется, что все-таки эта первая миссия на Марс будет не чисто американским, а по-настоящему международным проектом. И я надеюсь, все, что мы наработали за 20 лет, сотрудничая с Россией как главным партнером Boeing по освоению гражданского космоса, будет востребовано, и на Марс мы полетим вместе.

Что касается SpaceX – это очень успешный проект. Он, действительно, инновационный. Конкуренция за космос, конечно, обострилась, но мы конкуренции не боимся, и мы думаем, что у нас есть преимущества, которые позволят нам сохранить лидерство.

— Как вы считаете, в каком направлении в ближайшее время будет развиваться авиастроение? Можем ли мы ждать каких-то новых инженерных решений?

— Есть три тренда, про которые нужно постоянно помнить, если вы интересуетесь будущим авиации. Первое – это новые материалы. Уже сегодня самолеты в основном делаются из композитов и титанов. Раньше они делались из алюминия. Очень скоро появятся гибридные материалы, которые будут к тому же еще обладать элементами интеллекта, материалы, в которые будут встроены датчики. Это реальность уже сегодняшнего дня. Технологии по обработке этих материалов, будь то порошковая металлургия или новые способы формования композитных конструкций, будут очень сильно меняться.

Второе – это автономные беспилотные летающие объекты. В первую очередь, наверное, это будут грузовики, а потом, может быть, и гражданская авиация.

В принципе, гражданская авиация и сегодня может летать без пилотов, потому что автопилот – это очень надежная и старая технология.

Но индустрия должна до этого дозреть, регуляторы должны это разрешить. Мне кажется, в грузовой авиации это наступит значительно раньше. И третье, мне кажется, это альтернативное топливо. Потому что традиционное керосиновое топливо будет замещаться постепенно экологически чистыми видами топлива, больше органики, из живой природы будем получать топливо. То, что касается big data, то это никакая не новая технология. Это просто как бы инфраструктура, платформа, которая касается всего, что мы делаем. Либо это проектирование, либо это создание новых материалов, либо это оптимизация обслуживания технического или полета. Поэтому это входит в нашу жизнь постоянно.

— И все же, когда в пассажирской авиации появятся беспилотные самолеты? В какой обозримой перспективе может это произойти? Готовы ли мы к этому?

— Вы знаете, мне трудно тут спекулировать. Технологически это вопрос уже практически решенный. Сейчас это вопрос восприятия индустрии и регулятивного разрешения. Такие разрешения на дроны уже получены, и можно, например, уже сегодня возить пиццу и посылки дронами. Это факт. Как быстро мы перейдем к грузовой авиации, а потом к пассажирской авиации без пилотов, покажет время. Технологии готовы. Я думаю, что вопрос 10-ти лет. Но это лично мое мнение.

Россия. США > Авиапром, автопром > gazeta.ru, 30 мая 2018 > № 2624436 Сергей Кравченко

«Будущие поколения платят за займы, которые мы привлекаем»

Интервью с заместителем министра финансов России Сергеем Сторчаком

Петр Нетреба

Фонду инфраструктурных проектов, о создании которого на экономическом форуме в Петербурге объявил министр финансов Антон Силуанов, скорее всего, не будет предоставлено право самостоятельного выпуска облигаций под госгарантии. Об этом, а также о влиянии санкций на российский рынок, перспективах выпуска ОФЗ для населения и бумаг в юанях в интервью «Газете.Ru» рассказал замминистра финансов Сергей Сторчак.

- Учитывая геополитическое давление, которое сложилось вокруг России, насколько вам сложно отстаивать свои позиции сейчас на международных встречах? Ощущаете ли вы санкционное давление?

- Санкционное давление, прежде всего, испытывают российские предприниматели. Причем, конечно, не все. Те, кто попал в санкционные списки, или в отраслевые списки. Для них ситуация существенным образом изменилась.

Для меня, как участника многосторонних форумов, разного формата, ситуация, может быть, изменилась, в том смысле, что меньше откровенности стало в двусторонних общениях. Многосторонний формат предполагает, конечно, многочисленные двусторонние контакты, встречи, обсуждение текущей повестки дня двусторонних отношений. Раньше без этого никогда не обходилось.

В последние несколько лет чувствуется, что коллеги из министерств финансов других стран имеют некоторые инструкции, связанные с тем, чтобы содержательные вопросы двусторонних отношений, содержательные вопросы санкционных дел или вокруг этих санкционных дел не обсуждать.

Фактически одна из задач текущего момента – это попытаться все-таки запустить дискуссию по вредности и вредоносности санкций, не только для России, но и для вообще глобальной стабильности.

Мы делаем это, министр делает, мы на своем уровне пытаемся делать. Но, видимо, развитые страны отдают предпочтение обсуждать эти вопросы в форматах других, либо «семерки», либо форматах НАТО. Чувствуется, что они понимают, и чувствуется, что тоже у многих, особенно у европейцев, коллег, ощущается тревожное такое настроение, тревога за будущее. Чувствуется, что они тоже хотели бы понимать, как будет развиваться глобальная стабильность, и финансовая, и не только.

- С вашей точки зрения, влияние на стабильность от угрозы санкций на госдолг России, насколько она объективна? Раньше мы считали, что это некая мифологическая угроза. Но после недавних санкций США на госдолг Венесуэлы это может превратиться в прецедент?

- Не очень-то нравятся эти сравнения нас с зоной режима или ограничительного режима в отношении Ирана. Теперь ограничительные или санкционные режимы, применительно к Венесуэле. Многие пытаются как-то транслировать эти отношение к нам. Но это неправильно, потому что Россия, экономика России, наше место в глобальной экономике, наше место в глобальных цепочках добавленной стоимости, наше место на глобальном долговом рынке кардинально отличается от тех позиций, которые занимают и Иран, и Венесуэла. По долговой устойчивости, по методам управления экономикой, по макроэкономической стабильности мы совершенно иные.

Поэтому из факта того, что американцы ужесточают режим в отношении Венесуэлы или Ирана, не следует делать выводы о том, что такие же меры будут применяться в отношении Российской Федерации.

Потому что, в конечном итоге, это бессмысленно. И, я думаю, тот факт, что в докладе февральском казначейства США дана, в общем-то, объективная оценка месту, роли, значению российских ценных бумаг для глобального развития… Это десятки, сотни инвесторов в своих кредитных портфелях наши инструментов. Они важны для них, и с точки зрения диверсификации риска, и с точки зрения доходности.

Причем, это еще неизвестно, что для многих институциональных инвесторов важнее, диверсификация риска или доходность.

Я думаю, в каждом конкретном случае менеджмент этих инвесторов сам решает. Но значение активов Российской Федерации для многих и многих игроков долговых рынков по достоинству оценено именно американским казначейством. Я думаю, здесь не было никакого лукавства.

И мы исходим из того, что отношение зарубежных инвесторов к российским обязательствам сохранится.

Это подтверждают и последние действия международных рейтинговых агентств, которые, в общем-то, сменили тон своих выступлений, своих заключений. Только что завершилась миссия Международного валютного фонда в Российскую Федерацию. Она то же высоко оценивает экономическую ситуацию, экономическую политику. Здесь мне кажется, что это даже еще более важно. Что внешние эксперты видят действия или меры политиков, именно политиков, во множественном числе, властей, и их высоко оценивают. Ну, далеко не каждый день можно с этим столкнуться.

Поверьте мне, обычно критика, или пожелания, в виде рекомендаций, всегда присутствует. В данном случае, мы имеем такие профессионально-хорошие оценки, и это очень обнадеживает.

- На экономическом форуме в Петербурге было объявлено о создании Фонда инфраструктурных проектов. По вашему мнению, как этот фонд повлияет на размере госдолга? Как он должен работать?

- Для меня было определенной неожиданностью и, можно сказать, даже большой радостью, что из уст министра прозвучали слова о «золотом правиле». Тема, которая давно меня беспокоит.

Внутри министерства я говорил неоднократно, что, если мы идем по пути использования займов в целях развития инфраструктуры, то тогда нужно честно говорить, что мы окрашиваем деньги.

То есть мы отделяем от денег, которые для бюджета являются бесплатными, а это налоговые поступления, от платных денег, которыми являются заимствования.

При этом, платные деньги используются для инвестиций в инфраструктурные объекты, а инфраструктурные объекты используются и текущим поколением, и будущими поколениями. И, в этом смысле, сохраняется элемент справедливости. Потому что мы за счет средств займов, за счет платных денег обеспечиваем, улучшаем жизнь текущим поколениям, создаем платформу для улучшения жизни будущим поколениям. Потому что будущие поколения платят за эти займы, которые мы привлекаем. Вот, в этом смысл «золотого правила». Оно в ряде развитых экономик, многими штатами США активно используется.

Допустим, когда местная власть, а местная власть там является активными заемщиками, принимает решение о строительстве школы за налоги или на займы, то, как правило, выбор делается в пользу займов. Опять же, исходя из того, что в школе будут учиться дети будущих налогоплательщиков. В этом смысле, они получают элемент социальной инфраструктуры, и все справедливо. Поэтому сегодняшнее замечание министра, конечно, меня очень порадовало.

С другой стороны, есть в движении по этому направлению и большая методологическая проблема, которую придется нам решать, если мы не передумаем. Это методологическая проблема связана с тем, что у нас действует в стране бюджетное законодательство о едином казначейском счете. Принципы единого казначейского счета были введены, в конце 90-х – начале «нулевых». Авторы этой концепции, этого принципа – действующие политики. Они много сделали для того, чтобы прекратить вакханалию, которая существовала на стадии трансформации советской экономики в рыночную экономику, когда было много счетов. Чтобы правительство четко понимало, сколько у него ресурсов.

И принцип единого казначейского счета живой, он действует. Он законодательно закреплен.

Значит, многое зависит от того сумеем ли мы найти возможность поженить принцип единого казначейского счета и окрашивание заемных денег.

Я не считаю себя большим экспертом в сфере методологии бюджетного процесса. Поэтому, видимо, далеко не мне придется этим заниматься. Но решать эту проблему нужно, если мы, действительно, будем двигаться в направлении «золотого правила».

У нас деньги окрашиваются. Мы понимаем, что за счет заемных средств реализуются инфраструктурные проекты. И понимаем, что отдача от этих инфраструктурных проектов должна в какой-то степени покрывать расходы на обслуживание и погашение этого долга, если мы его каким-то образом мы его обособляем, с точки зрения учета. Думаю, что мои коллеги из Департамента государственного долга, которые реально присутствуют на рынке и каждую среду проводят опционы и привлекают эти ресурсы, они, ну, наверное, сейчас очень серьезно озабочены, а что же будет происходить дальше. Эта тема, требует отдельного тщательного осмысления.

А другая сторона вопроса, который сегодня обсуждался это не объемы заимствований, а стоимость заимствований и эффективное использование заемных средств. Совершенно отдельная самостоятельная тема. Приоритезация проектов, которые будут финансироваться за счет заемных средств. Тоже большая тема. Кто эти приоритеты будет расставлять. Сумеем ли мы ценовой аудит проводить проектов на стадии формирования проекта, а не на стадии его имплементации, когда по классике - каждый проект меняет бюджет в сторону увеличения. Эти вопросы выходят за рамки исключительно зоны ответственности Министерства финансов.

- Я вижу, у вас вопросов так же много, как у нас.

- Да.

- Ваши коллеги уже называют сумму, что размер госдолга может быть увеличен в районе 100—200 миллиардов рублей в год. А для вас понятно, будут ли эти деньги вкладываться в проекты на возвратной основе либо безвозвратной, просто как бюджетный платеж?

- Наверное, в любой инфраструктуре есть элементы, связанные с тем, что она не окупается. Это все-таки, наверное, другая сторона медали. И общего ответа на этот вопрос, я думаю, нет. Думаю, что инфраструктура, связанная с транспортом, вполне может быть окупаемой. И, в этом смысле, средства заимствований могут быть возвращены инвесторам, кредиторам, именно за счет дохода, получаемого от эксплуатации этой инфраструктуры.

Допустим, социальная инфраструктура, если она будет финансироваться за счет заемных средств, то достаточно сложно будет предположить, что мы без использования ресурсов налогоплательщиков, без классического бюджета сумеем обслуживать и погашать эти займы.

Конечно, много будет зависеть от того, как, на каких условиях рынок будет готов предоставить эти ресурсы, какой будет спрос на бумаги, выпускаемые под финансирование соответствующих расходов. Повторюсь, много может быть вопросов, если мы вдруг, ну, если все-таки будем реализовывать замыслы, идеологию «золотого правила».

Нам, в любом случае, нельзя будет дробить госдолг, он будет все равно единым. Но при «золотом правиле» важно сохранение единого эмиссионного центра.

Потому что я помню, что на каком-то из этапов разговор очень активно шел о том, чтобы Фонд инфраструктурной ипотеки стал самостоятельным эмиссионным центром, выпускающим облигации под госгарантии. Это предложение было крайне негативно воспринято моими коллегами, которые работают на долговом рынке. У суверена не может быть два эмиссионных центра. И, если второй появляется, то они становятся конкурентами.

Соответственно, риски того, что кривая доходности из-за этой конкуренции поползет вверх, всегда существуют. Поэтому, с этой точки зрения, «золотое правило» обеспечивает сохранение принципа единого эмиссионного центра, что, конечно же, отвечает нашему видению ситуации, как специалистов, работающих с долгом на рынке долга.

- А как санкционный режим отразился на настроениях инвесторов внешних? И при создании нового фонда вы больше надеетесь на внутренних инвесторов либо на внешних?

- Думаю, что, в конечном итоге, круг инвесторов у нас останется все-таки тем же самым. Мы будем окрашивать не облигации, а результаты размещения облигаций, деньги. Поэтому инвесторы, и российские, и зарубежные, будут те же. Может быть, круг этих инвесторов даже расширим.

Допустим, если мы при эмиссии будем фиксировать позицию, что это так называемые «зеленые» бонды. Когда заранее декларируем, что выручка от продажи или еврооблигаций, или наших рублевых облигаций, пойдет на проекты, обеспечивающие улучшение окружающей среды, на экологически чистые проекты. Но уже известно, что многие институциональные инвесторах в своих внутренних политиках инвестиционных фиксируют предпочтения вложения средств именно в такие продукты. Скорее всего, этот вопрос требует хорошего аналитического изучения.

Что касается влияния санкций, то мы получаем противоречивую информацию. Устойчивого тренда нет. Когда была вспышка волатильности на рынках, вы помните, что не так давно мы даже отменили тендеры по продаже наших облигаций, именно для того, чтобы убрать эмоциональную составляющую. В мире современных технологий, сверхбыстрых коммуникаций и массовых влияний настроений, чаще больше, чем самих действий. В этом смысле, абсолютно оправдано было решение не будоражить, не тестировать рынок в условиях плохих настроений.

Сейчас, после этой паузы, провели уже два аукциона. И вот, увидели противоречия. В первом участие иностранцев вроде бы подсократилось. Во вчерашнем (23 мая – «Газета.Ru»), судя по всему, восстановилось. Потому что спрос на предложенные Минфином инструменты устойчиво в два, три, иногда больше раз, превышает предложение. Вчера это имело место быть.

Судя по всему, вернулись и те, кто колебался или сомневался.

Думаю, что мы будем всегда готовы к тому, чтобы достаточно оперативно реагировать на эти конъюнктурные настроения и колебания. На «двадцатке» постоянно речь, кстати, звучит о том, чтобы создавать условия для усиления доверия…

- А собираетесь ли вы и дальше держать паузу по ОФЗ в юанях?

- Здесь пауза ни в коем случае не политическая. Просто мы смотрим на те сигналы, которые приходят из Пекина. Буквально недавно власти этой страны приняли решение о серьезной легализации движения капитала, вывода капитала из экономики Китая. Легализации с точки зрения экспорта капитала или выпуска иностранцев на внутренний китайский рынок.

Эти изменения – мы о них знаем, они транслированы через средства массовой информации. Но, конечно, этого недостаточно. Мы будем просить китайских коллег, чтобы нам побольше разъяснили.

Сейчас, в конце недели, будет годовое собрание в Шанхае нового банка развития, будут представители Минфина Китая. Соответственно, попросим их объяснить нам, дать четкие сигналы: на кого распространяется легализация присутствия на внутреннем рынке? Как эту волну новой политики оседлать иностранному инвестору?

Ну, и, конечно, надеемся получить подтверждение того, что китайские регуляторы по-прежнему готовы давать согласие на то, чтобы облигации, номинированные в юанях, размещались у нас, на нашей инфраструктуре.

Притом, понятно, что это будут китайские инвесторы. Но мы не считаем возможным отказываться от этой идеологии. Она, конечно, для многих является необычной. Но тем не менее, пока мы этой линии придерживаемся, и будем, вместе с Центральным банком следовать.

Центральный банк, центральные банки БРИКС уже начали осторожно обсуждать проект того, чтобы под крылом этого нашего интеграционного объединения создать такой долговой инструмент, который без дополнительных разрешений, лицензий, и прочее-прочее, мог получить обращение сразу везде.

Наверное, можно так обособить, чтобы внутри БРИКС появился некий аналог еврооблигаций.

- Но страны БРИКС, как операторы, уже создали банк БРИКС. А для того, чтобы он заработал, он должен получить рейтинг. Когда это произойдет?

- Банк никому ничего не должен. Мы внутри органа управления в банке сознательно пошли по пути нефорсирования того, чтобы банк получал кредитный рейтинг от международных рейтинговых агентств. Ну, допустим, его «сестра» Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, принял прямо противоположное решение, они отрейтинговались очень быстро.

Здесь мы решили не форсировать. Хотя бы потому, что банк имеет очень хорошую ликвидность. Проекты нарабатываются. Кредиты у него целевые, под конкретные проекты. Соответственно, ресурсы выделяются поэтапно.

В Вашингтоне, месяц назад, я встретился с рейтинговыми агентствами. Рейтинговые агентства, на сегодняшний день, имеют полную картину того, что банк получает и политическую, и финансовую, и техническую, и юридическую поддержку всех акционеров, без исключения. Ну, видимо, президент банка и сумеет четко сказать, когда же появится первый рейтинг.

- А когда состоится анонс проектов, с которыми будет работать банк?

- Политика банка информационная, в этом плане, достаточно консервативная. В том смысле, что банк не плодит избыточных ожиданий. Объявляется о тех проектах, переговоры по которым завершены. То же самое будет сделано и применительно к двум новым проектам, которые банк готов профинансировать в Российской Федерации.

- Можно вас попросить объяснить, если можно так выразиться, другую составляющую часть долга. Известно, что на руках у населения больше ресурсов, чем и у бюджета, и у компаний. И вы уже предложили населению ОФЗ для граждан. Вы в этом инструменте не разочаровались?

- Нет. Я думаю, что он свою миссию популяризации ОФЗ как альтернативы депозита выполнил, выполняет и будет выполнять. И последние публикации Центрального банка меня, честно говоря, очень порадовали. А именно Центральный банк дал информацию в целом по ОФЗ, которых купили на 93 млрд руб. Из них на ОФЗ для населения приходится почти половина. Это означает, что число сограждан, которые начинают понимать разницу в депозите и участии в финансовом рынке растет.

Сейчас у нас дорабатывается план мероприятий по тому, чтобы усовершенствовать и сам инструмент, и доступ к нему, и изменить порядок обращения.

В общем, план мероприятий включает несколько позиций. План прямо вытекает из тех поручений, которые в Сочи давал премьер-министр Дмитрий Медведев на этот счет.

Мы понимаем, что в ходе первой итерации мы прошли классический маршрут, сняли сливки. Понятно, что воспользовались интересом к инструменту наиболее продвинутых в финансовом отношении граждан. Теперь нужно идти глубже в массы.

Мы возобновим рекламную кампанию, обязательно это сделаем. Нужно подумать, каким образом мы смогли бы учесть опыт предыдущей рекламной кампании. И нужно делать что-то большее. Попытаться охватить еще больше людей, на счетах которых сохраняются значительные ресурсы, и которые думают, что было бы более интересно и безопасно держать их в наших инструментах, чем в депозитах коммерческих банков.

Но, тут опять важно не перегнуть палку. Роль банков в экономике никто не отменял. Хотя понятно, что технологичные компании их стали вытеснять.

И вообще, рынок небанковского кредитования в мире сейчас развивается намного более бурными темпами, чем банковское кредитование. Это одно из последствий реформы финансового регулирования, которую сделала «двадцатка».

Тем не менее. Президентская задача на шесть лет обеспечить вложения в национальные приоритеты на 8 триллионов рублей будет решаться преимущественно негосударственными деньгами. А негосударственные деньги – это как раз депозиты граждан. И мы надеемся, что эти депозиты будут работать, с помощью трансформации депозитного ресурса в инвестиционный.

В какой-то степени, конечно, наши операции помогают этому. Но эта помощь, я уверен, не должна превратиться в антипод, что мы уводим с рынка все ресурсы и идет дальнейшее наращивание роли государства в экономике. Вот этот баланс, с помощью, наверное, и Центрального банка, и Счетной палаты, которая намерена заниматься аудитом, поможет найти «золотую середину».

Россия. США > Госбюджет, налоги, цены. Внешэкономсвязи, политика. Приватизация, инвестиции > gazeta.ru, 28 мая 2018 > № 2623082 Сергей Сторчак

Стивен Сигал: Мы с Путиным оба любим единоборства, животных, Россию

Знаменитый голливудский актер рассказал «Труду» о своих грандиозных планах, о жизненной философии и дружбе с российским президентом

Знаменитый голливудский актер, продюсер, а с некоторых пор и наш с вами соотечественник Стивен Сигал вновь прибыл на свою вторую родину, чтобы заняться новым российским проектом: он стал президентом промоутерской компании по смешанным единоборствам «ЖАРА Fight». Супермен, которого знают в лицо кинозрители всего мира, приехал в Москву, чтобы лично проконтролировать подготовку к первому масштабному международному шоу проекта, которое с размахом пройдет 30 мая в российской столице. О своих грандиозных планах, о жизненной философии и дружбе с российским президентом Сигал рассказал «Труду».

— Вы стали одним из почетных гостей на недавней инаугурации президента России. Владимир Владимирович пригласил вас лично?

— Мне поступило официальное приглашение из кабинета нашего президента. Безусловно, это было его решение, и это большая честь для меня. Мы с женой прибыли в Москву, чтобы поддержать Владимира Путина, а также принять участие в параде Великой Победы. Церемония инаугурации потрясла меня. Было очень торжественно, все организовано на высшем уровне, я испытывал большую гордость, находясь среди таких гостей. Ну а организация военного парада 9 Мая на Красной площади — это просто выше всяких похвал. Поверьте мне: невозможно не испытать огромный прилив патриотизма, глядя на эту мощь, выучку, силу и красоту. Я — испытал!

— Российский паспорт два года назад вам вручил сам Путин. Удалось ли вам пообщаться лично, какие отношения вас связывают?

— У нас было много встреч тет-а-тет. И это всегда большая честь для меня и интересный опыт. Возьму на себя смелость сказать, что многому учусь у Путина. Он удивительный человек, и, как мне кажется, у нас много общего: мы оба любим единоборства, животных, Россию. Он действительно великий человек и мировой лидер. Мой герой.

— А с кем еще из сильных мира сего вам удалось общаться и, может быть, подружиться?

— Я бы не называл людей, которых считаю героями, «сильными мира сего». Скорее это мудрые, сильные духом люди, понимающие свое предназначение и видящие свой путь. Сделавшие в этой жизни что-то по-настоящему значительное. Такие как Махатма Ганди или далай-лама. И у каждого из них я чему-то научился, каждый из них в чем-то помог мне в трудном выборе на жизненной дороге. А самое важное, я понял одно: никогда нельзя останавливаться в своем развитии. И потому для каждого живущего самый большой успех и удача состоят в том, чтобы найти себе хороших учителей и взять от них все лучшее, что они могут тебе дать.

— Сейчас вы начинаете в России проект, связанный с боевыми искусствами. Расскажите об этом.

— Саморазвитие, кино и единоборства — это и есть моя жизнь, те главные вещи, которым я себя посвятил. Попробовать себя в качестве спортивного промоутера было моей давней мечтой, и именно в России она сбылась. Мне повезло иметь в друзьях креативных и неравнодушных людей. А воплотить в жизнь задумку помог бизнесмен и музыкант Эмин Агаларов. Мы вместе начали заниматься организацией бойцовских шоу в разных видах единоборств, не ограничиваясь отдельными дисциплинами. Новый формат «ЖАРА Fight Show» — это серия зрелищных соревнований в нескольких видах боевых искусств. И уже 30 мая мы представим всем любителям профессиональных поединков первое беспрецедентное шоу с участием мировых звезд кикбоксинга. Уверен, оно выйдет на один конкурентный уровень с самыми зрелищными мировыми форматами.

— Это будет проект для состоявшихся звезд спорта или молодые таланты также получат шанс выступать на ринге и татами?

— Конечно, мы делаем ставки на спортсменов-звезд — это все-таки шоу. Но будем искать и вкладывать средства и силы в молодых, начинающих, перспективных бойцов. В этом, если хотите, суть проекта: развивать и развиваться.

— Увидят ли зрители 30 мая вас самого? Будет ли это музыкальное выступление или что-то еще?

— Да, зрителей ждет необычный перформанс. В нем будет и музыкальная составляющая, и спортивная. Больше пока сказать не могу, приходите — и сами все увидите.

— Вы как-то сказали, что бойцовская встреча — прежде всего зрелище. Считаете, что бойцам надо быть не только спортсменами, но и шоуменами? И какое качество здесь выходит на первый план?

— Важно и то и другое. Особенно если речь идет о телевизионных трансляциях. Конечно, поединок — это история и предыстория, которая разворачивается до главного события. Это драма, за которой должно быть интересно наблюдать с первой и до последней секунды и которая потом долго остается в памяти зрителя.

— А кто для вас, например, Конор Макгрегор? Боец или скандалист-шоумен?

— Он и боец, и шоумен. Мое мнение таково: ты никогда не сможешь дать полную и точную оценку тому или иному спортсмену до тех пор, пока не выйдешь с ним на ринг. И только бой сам расскажет историю человека. Безусловно, если бы Макгрегор не был великим бойцом, то никакие актерские способности не сделали бы его чемпионом и знаменитостью. А в общем, тут, как и в кино, очень сложно удержать пальму первенства и постоянно оставаться в топе зрительских интересов. Слишком высока конкуренция, ведь это тоже шоу-бизнес. Сейчас бойцов очень много, но их слава длится недолго, они слишком быстро сменяют друг друга. Я тренировал многих спортсменов и сделал из них чемпионов. Важно все: иметь харизму и бешеное желание работать, развиваться, побеждать, оставаться интересным зрителю. А еще три тонны удачи.

— Ваша деятельность так многогранна: кино, музыка, бизнес, рекламные контракты. Что для вас самое ценное?

— Большую часть своих денег я заработал, безусловно, в кино. Но боевыми искусствами я занимался задолго до начала актерской карьеры. И состоялась бы она без боевых искусств — большой вопрос. Это моя духовная основа, моя жизненная философия. А потом уже есть актерская профессия. Конечно, у меня хватает работы в кино, я до сих пор активно участвую в бизнесе и много положительных эмоций получаю от своего увлечения музыкой. Думаю, что если бы не стал актером, то колесил бы по миру с моим бендом. И что совершенно точно — все равно был бы на сцене.

— Говорят, вы коллекционируете гитары?

— Да, гитары и оружие — две моих страсти. У меня очень достойные коллекции, и я ими горжусь. В них есть поистине уникальные экземпляры. Например, гитара, подаренная королем блюза Би Би Кингом. В оружейной коллекции много удивительных ножей, мечей, а также огнестрельное оружие — пистолеты, винтовки, которые я привозил со всего мира. Всеми этими видами оружия я владею. Кстати, у меня есть идея организовать в Москве выставку этой коллекции, уже и площадка найдена. По моим ощущениям, знающим людям будет очень интересно с нею познакомиться — там есть на что посмотреть.

— Вы проводите много времени в России. Скажите, Стивен, какой самый нелепый слух или высказывание о нашей стране вам доводилось слышать?

— Отвечу так: почти 100% того, что слышит сегодняшняя Америка о России, — это неправда или нелепицы. Печально, что американцы не знают того, что реально происходит в мире и в этой стране, которая точно не враг Соединенным Штатам. Иногда кажется, что люди совсем разучились отличать правду от лжи. А приводить примеры мне не хочется. Зачем множить непонимание?

— А какие места вы полюбили в Москве?

— Это замечательный город, один из самых красивых на земле, особенно зимой, под Новый год. Мне очень тяжело выбрать какие-то особенные места: тут столько прекрасных локаций — парки, музеи, рестораны. Но если я должен дать конкретный ответ, то, боюсь, он не покажется вам оригинальным: мое любимое место — это Кремль, Красная площадь — исторический, политический и культурный центр страны, сердце России.

— Где вы живете, когда приезжаете? Не обзавелись еще квартирой?

— В основном я останавливаюсь в отеле, в самом центре. Квартирой пока не обзавелся, но такие планы есть. Притом что я часто бываю в России, не планирую жить здесь постоянно. Мне нравится путешествовать, я гражданин мира. К тому же я продолжаю сниматься и вести бизнес в других странах. Сегодня здесь, завтра там — именно такая жизнь мне по душе. Хотя теперь могу утверждать, что планов и проектов, связанных с Россией, у меня сейчас больше всего.

— А какие отношения у вас с «великим и могучим» — с русским языком?

— Я знаю уже довольно много русских слов и фраз, но пока испытываю трудности с составлением предложений. Учу язык постоянно и в каждый свой приезд его обязательно совершенствую. Верю, что придет время — и заговорю. Хотя и сегодня с русскими мы отлично друг друга понимаем.

— Есть еще планы, которые вы хотели бы реализовать в нашей стране?

— Хотите, чтобы над вашими планами посмеялись, — поделитесь ими: Идей, которые мне очень нравятся, много, есть и по-настоящему захватывающие. Мы с моим другом Эмином Агаларовым планируем развивать и музыкальные проекты, у нас уже есть совместный трек. С Никитой Михалковым мы не раз обсуждали совместные замыслы в области кино, он готов выступить в качестве продюсера. Думаю даже, что мы с маэстро Михалковым организуем российско-американскую кинокомпанию. Есть в мечтах и открытие ресторана, уже поступали интересные предложения.

— Вы любитель русской кухни?

— Я дал 552 965 интервью и в каждом должен был отвечать на этот вопрос. Вот что я вам скажу: я русский. Воспитан в России и мой отец — русский человек. Мои бабушка и дедушка говорили на русском языке. Я вырос на русской еде, для меня это вовсе не что-то новое и экзотичное. Есть множество известных вам блюд, которые я пробовал и тоже люблю. А еще мне страшно нравится, что в России гармонично смешались и сосуществуют традиции разных народов. Мне симпатичен восточный привкус российской кухни, и если бы я открыл ресторан, то в нем бы подавали блюда и грузинской, и узбекской, и многих еще национальных кухонь.

— Ну что же, Стивен, хорошо, что вы сказали об этом и в 552 966-й раз — на этот раз читателям «Труда». Это всегда интересно и приятно слышать!

Анна Щербакова

Россия. США > СМИ, ИТ > trud.ru, 25 мая 2018 > № 2643020 Стивен Сигал

«Трамп решил выйти за рамки»

Олег Вьюгин: США не хотят торговой войны, они хотят добиться уступок

Развязывая глобальную торговую войну, Дональд Трамп «вышел за рамки». При этом Россия также пострадает в этом противостоянии. Об этом в интервью «Газете.Ru» заявил председатель наблюдательного совета Мосбиржи Олег Вьюгин.

— Хотели бы поговорить с вами о протекционизме. Последнее время, в частности, здесь, на Питерском форуме, на многих сессиях обсуждается тема протекционизма. На ваш взгляд, это главный риск для мировой торговли сейчас? К каким последствиям для России это может привести?

— Мне кажется, что угроза торговой войны, которая исходит от господина Дональда Трампа (он прямо даже где-то не так давно написал, что торговая война – это не так плохо, мы в ней можем выиграть), она все же преувеличена.

То, что делает сейчас Трамп, — это не попытка разжечь торговую войну, а попытка подтолкнуть на уступки, причем, прежде всего, Китай.

На торговые уступки, связанные с интеллектуальной собственностью.

Не секрет, что китайские компании заимствуют интеллектуальную собственность, не покупая патенты, все знают, что это происходит. Создаются специально совместные предприятия, где есть требования внести технологию со стороны американской части. И, соответственно, потом эта технология просто копируется без всякого разрешения. А вот то, что происходит сейчас, — это попытка подтолкнуть на уступки.

То есть у Америки нет цели развязать торговую войну, потому что опыт уже большой, и не только у американцев, но и у всего мира, что торговая война заканчивается всеобщей рецессией и безработицей.

На тариф можно ответить только тарифом. И никто не полезет в карман, потому что дорого будет лезть в карман: если против него выставляют высокие тарифы, он тоже выставит высокие тарифы. Большой трагической угрозы, конечно, нет, но есть некоторая такая дестабилизация торговых отношений, которые сложились. А они, кстати, действительно по целому ряду параметров в ряде стран были и остаются несправедливыми.

— Как вы считаете, удастся США добиться уступок от Китая?

— Для Трампа это политически очень важно, ему нужно хоть каких-то уступок добиться, чтобы можно было сказать, что мы работали и добились уступок в таких-то отраслях, что китайцы теперь умоются с интеллектуальным пиратством.

Вы помните, на Россию, кстати, было тоже очень сильное давление со стороны американцев по поводу пиратства, связанного с IT-технологиями и с софтом.

Когда российские компании использовали, скажем, софт Microsoft, который приобретался «левыми» путями. Сейчас эта проблема в России решена. Но, во многом, под давлением американцев. Примерно то же самое они хотят и от китайцев добиться.

— А какова роль России в этой войне?

— У России особо никакой роли нет. Мы можем быть немножко пострадавшими, но в связи с тем, что просто сегодня сами по себе отношения с американскими властями не очень хорошие. Но это я имею в виду тарифы на сталь. В принципе, если бы не ухудшение общих экономических отношений, политических с Соединенными Штатами, то это, вообще, был бы не очень важный момент, потому что российские компании имеют производство стали в Соединенных Штатах.

— Однако в ВТО мы все же обратились со своими претензиями…

— Понятно, конечно, в ВТО и надо обращаться, во всех таких вещах нужно действовать по правилам. Нельзя сидеть и молчать.

— А возмещения ущерба от ВТО мы добьемся?

— ВТО в принципе не создано для возмещения ущерба. ВТО создано просто как институт, который позволяет цивилизованным образом вести переговоры.

— В целом вы считаете, что до глобальной рецессии из-за торговой войны не дойдет?

— Утверждать это с абсолютно стопроцентной гарантией невозможно. Как во всем нашем мире практически ничего нельзя гарантировать, что будет в будущем. Но с большой вероятностью это, скорее всего, будет противостояние с целью добиться уступок. Китайцы тоже, кстати, в этом раунде тоже предъявляют претензии Соединенным Штатам. Они говорят: хорошо, тогда разрешите нам больше инвестировать в Соединенных Штатах. Соединенные Штаты же препятствуют некоторым инвестициям китайских компаний.

Вообще, противоречия в торговле – вечные противоречия. Они будут существовать до тех пор, пока существуют глубокие различия во внутренних регулированиях в странах.

Вот, скажем, простой пример. В Китае долгое время экологические требования вообще отсутствовали. Это же удешевляет производство. Или, в Китае не было практически пенсионного обеспечения. Это тоже удешевляет использование рабочей силы.

А в Соединенных Штатах экологические требования высокие и очень высокое пенсионное обеспечение. Значит, они здесь проигрывают с точки зрения стоимости труда и факторов производства. То есть если будет существовать абсолютно свободная торговля, то Китай выиграет. Поэтому здесь нет простого решения. Обычно, как показывает практика, все держатся в некоторых рамках и стараются их не переступать. Сегодня Трамп решил из этих рамок выйти. И это, конечно, очень демонстративное действие, которое делается именно для того, чтобы заставить Китай пойти на некоторые уступки выгодные Соединенным Штатам.

--Помимо торговой войны, какие еще риски для финансовой стабильности существуют? Например, в рамках встреч G20 министров финансов и глав ЦБ обсуждали, что это торговая война и криптоактивы…

— Криптоактивы – это скорее не риск, это вызов, последствия которого трудно оценить. А когда их трудно оценить, начинают говорить о рисках. Криптовалюты часто обвиняют в том, что это способ отмывания денег. И даже на сбербанковской сессии, которая была вчера, был интересный слайд, обвинительный, в котором указывалось, что криптоактивы используются для отмывания денег от проституции, наркотиков, и так далее. На что я могу сказать, что еще больше фиатных валют используется для тех же целей. И гораздо больше фиатных валют для этого используется. Но людям кажется, что, поскольку это что-то новое, это несет огромные риски.

Я думаю, что сейчас говорят об этих рисках именно из-за непонимания последствий, как мониторить и как регулировать эти отношения. Потому что, конечно, криптовалюта – это абсолютно новый феномен. Это перевод централизованных денег в нецентрализованные, если это разрешить, то это ставит сразу очень много вопросов.

В частности, о налогах, о том, как использовать эти средствах для «серой» экономики, для отмывания, и так далее. Это вопросы все на самом деле решаемые. Просто на это потребуется время. И, как только это время пройдет, станет ясно, что риски невелики. Хотя неопределенность на самом деле большая. В принципе, может быть, мир когда-нибудь перейдет на то, что не будет централизованных денег, а будет несколько центров эмиссии криптовалют. Пока что это фантазия, которая, правда, имеет под собой реальность.

США. Китай. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ. Финансы, банки > gazeta.ru, 25 мая 2018 > № 2622310 Олег Вьюгин

Интервью Александра Новака главному редактору радиостанции "Эхо Москвы" Алексею Венедиктову на ПМЭФ-2018.

Автор: Венедиктов Алексей

в гостях: Александр Новак Министр энергетики РФ

А.Венедиктов - Ну что, здравствуйте, новый старый министр? Я не знаю, поздравлять, наверное, нужно. И, наверное, вас нужно поздравить с тем, что в начале вашей очередной каденции начала резко расти цена на нефть, что принесет в бюджет, наверное, много денег, и социальные проблемы будут решены. Или это кажется временным?

А.Новак - Поживем - увидим. Я не являюсь прогнозистом, как говорится, тех цен, которые будут на нефть. Но, вы знаете, что наш бюджет сбалансирован при цене на нефть 40 долларов, причем это цена не Brent, это цена Urals. Сегодня мы имеем Urals порядка 75-77 долларов, поэтому, конечно, ситуация гораздо лучше, чем планировалось. Это позволяет нам формировать резервы, формировать возможности для будущих возможных изменений конъюнктуры цен на мировых рынках, то есть стабилизировать ситуацию. В то же время формировать доходы, которые обеспечивают исполнение бюджета.

А.Венедиктов - Александр, а это рукотворный рост?

А.Новак - Нельзя говорить о рукотворном, иначе сразу антимонопольные органы появятся здесь, даже в нашей студии.

А.Венедиктов - Не надо. Я могу сказать, я же не понимаю.

А.Новак - Конечно, какая-то часть есть тех решений и даже, мне кажется, значительная часть, которые были приняты по совместным действиям стран ОПЕК и не ОПЕК. И если бы, допустим, своевременно мы не договорились с 24 странами, которые приняли решение на время сократить объемы добычи и не наращивать на рынке предложение, конечно, ситуация была бы сегодня хуже, на мой взгляд. Мы бы еще жили в условиях низких цен и кризиса, поскольку в период, вы знаете, 14-го, 15-го года все пытались наращивать и сохранять свою долю на рынке, тем самым теряя в цене на нефть, теряя в доходах бюджетов тех стран, которые являются экспортерами, производителями нефти. И это, конечно, негативно влияло в целом на инвестиции в отрасли.

Конечно, с точки зрения цикличности мы бы все равно пришли к какому-то моменту, когда в результате низких цен инвестиции бы в отрасль сократились, и мы бы получили дефицит, который поднял бы цену.

А.Венедиктов - Это мы такие умные, что мы решили прервать этот круг?

А.Новак - Знаете, как-то так сложилось. Вы помните, переговоры в 2016-м году в январе и в апреле в Дохе, когда первые переговоры были, тогда страны не нашли консенсус, хотя были близки к этому. Я думаю, что это общее понимание стран-экспортеров рынка, что нужно действовать совместно. Если раньше только, допустим, ОПЕК реализовывала такие совместные действия - страны, которые входят в ОПЕК, это 13 стран - сегодня все понимают, что без участия других стран, крупнейших производителей таких, как Россия, как Мексика или тот же Азербайджан, невозможно, поскольку рынок очень изменился, и на сегодняшний день один ОПЕК уже не может регулировать.

А.Венедиктов - Прошу прощения. Может быть, принять их в ОПЕК, может запустить процедуру расширения ОПЕК? А то, получается, здесь, значит, есть организация, которая договаривается, а потом она не договаривается с отдельными игроками. Это было бы правильным, или это было бы неправильным, как вам кажется сегодня?

А.Новак - Я не могу говорить за ОПЕК. Это организация, которая существует уже достаточно давно, еще с 60-х годов и имеет свою историю, свои взаимоотношения...

А.Венедиктов - Как вам кажется, правильным было бы?

А.Новак - Сегодня, мне кажется, инструменты, которые были использованы при подписании соглашения в конце 2016 года, вот они полтора года работают, все исполняют, причем исполняют соглашение на сто процентов и выше, чего не было в истории ОПЕК никогда. И это говорит о том, что даже этот инструмент, он, получается, более эффективный, чем предыдущие инструменты. Вот, кстати, мы сегодня находимся в обсуждении, в дискуссии. По окончании действия соглашения о сохранении формата взаимодействия между странами, которые сейчас вместе работают на рынке.

А.Новак: Мы, конечно, не должны ориентироваться на то, как скажут США

А.Венедиктов - Все равно получается какая-то конференция.

А.Новак - Много разных вариантов. Я не хотел бы их анонсировать.

А.Венедиктов - Почему?

А.Новак - Потому что, мне кажется, нужно сначала обсудить с коллегами, выработать вариант с тем, чтобы не предвещать события. Но мы находимся в стадии обсуждения. В июне месяце, когда будет очередная встреча с нашими коллегами, министерская встреча, мы будем более подробно обсуждать. Возможно, тогда и озвучим.

Но, как вариант, допустим, это сохранение действующего формата отношений без квот, но при необходимости, допустим, если нужно будет принимать какие-то решения о балансировке рынка, эти встречи могут заканчиваться тем, что мы будем принимать такие решения, как в декабре 16-го года.

А.Венедиктов - Вот если говорить о позиции России, поскольку вы не можете говорить за коллег, вы сторонник просто - ну, слово "просто" неправильное, но вы понимаете - пролонгации ситуации, или что нужно изменить в этой ситуации? Вот в июне вы на чем будете настаивать?

А.Новак - Вы имеете в виду то, что касается этого года?

А.Венедиктов - Конечно, да. Вы сами анонсировали июньскую встречу.

А.Новак - На июньской встрече, я думаю, наверняка мы будем стопроцентно обсуждать текущую ситуацию на рынке. Будет ли рынок к тому времени уже окончательно сбалансирован, мы будем смотреть прогноз на ближайшие несколько месяцев до конца года. И если мы посчитаем, что, действительно, уже рынок сбалансирован и есть необходимость немножко смягчить позицию, то такая возможность будет и мы сможем принять соответствующее решение.

А.Венедиктов - Смягчить позицию - это значит...

А.Новак - Смягчить - это значит увеличить добычу или снизить те квоты - вот миллион 800 тысяч баррелей в сутки, которые были расписаны по всем странам, снизить, допустим, на какой-то уровень поэтапно, мягко для того, чтобы не нарушить хрупкий баланс, который сегодня мы, так или иначе, уже отмечаем.

А.Венедиктов - А несколько, если мы говорим о нерукотворном повышении цены или рукотворном - не имеет значения, - насколько иранский кризис или выход американцев из системы договора, он повлиял уже и может повлиять, если это случится через 180 дней? Насколько вы учитываете все это, и насколько это реально влияет?

А.Новак - В вашем вопросе уже практически ответ есть, поскольку однозначно рынок однозначно и очень резко реагирует на такие заявление, касающиеся особенно стран-экспортеров. И заявление США о выходе из ядерной сделке - конечно, это означает, что есть неопределенность относительно добычи нефти в Иране и предложения ее на рынке. И фундаментально, конечно, все участники рынка реагируют и закладывают в цену определенное количество доли цены. На мой взгляд, от 5 до 7 долларов сегодня в цене - это риски, которые были заложены в части ситуации в Иране.

А.Венедиктов - Но это не так много, да, Александр? С учетом того, что мы планировали 40, у нас - 75 в среднем.

А.Новак - Согласен, что не так много, потому что все-таки в большей степени играет фундаментальный фактор. Я могу сказать цифру: если на начало 18-го года избытки нефти в странах ОЭР (Организация экономического сотрудничества) были где-то 340 миллионов баррелей, то на сегодня день впервые в апреле месяце мы получили полное исчезновение этих излишков и даже уже вышли в дефицит в 20 миллионов баррелей относительно среднего пятилетнего значения. Это означает, что мы достигли фактически той цели, которая была с точки зрения остатков на рынке относительно средних пятилетних.

Тем не менее, мы сейчас видим, что резко уменьшилась добыча в Венесуэле из-за кризиса, который там происходит. Собственно, на 1,5 миллиона баррелей там уменьшилась добыча. Нужно посмотреть, как эта ситуация будет развиваться. И, возможно, это один из факторов, который повлиял на сокращение баланса и остатков и на то, что цена выше той, которую мы прогнозировали.

А.Венедиктов - Значит ли это, что в этом смысле России ничего не угрожает? Имею в виду, что, несмотря на внешние кризисы, которые поднимают цену на нефть и некоторые политические и мировые заявления - нам же выгодно увеличение цены на нефть в каком-то периоде? - может быть, эти кризисы мы сами должны создавать?

А.Новак - Если говорить о каком-то сиюминутном факторе, моменте, - в моменте, конечно, выгодно иметь более высокую цену. Но отрасль нефтяная отличается тем, что она очень капиталоемкая, и разработка месторождений, транспортировка, переработка нефти - это огромные многомиллиардные инвестиции, которые окупаются не в течение одного года, а окупаются в течение 7-10 лет. И поэтому отрасль заинтересована не в высоких ценах моментных, а в более долгосрочных стабильных ценах на нефть, когда можно было бы планировать свои инвестиции, привлекать кредитные ресурсы под проекты, возвращать их. И в меньшей волатильности отрасль заинтересована.

А.Новак: Нельзя говорить о рукотворном росте, иначе сразу антимонопольные органы появятся здесь

Именно в этих целях и была реализована сделка в конце 16-го года, которая на сегодняшний день продолжается с тем, чтобы эту волатильность между низкими ценами и высокими снизить.

Поэтому я не могу сказать, что мы на сегодняшний день заинтересованы в повышении цен до 100 долларов или до 140, как это было в 2008 году, потому что это сиюминутно приведет к тому, что будут добывать нефть все при таких ценах, и это приведет к существенному падению цен. Нам важна и для бюджета и для инвестиционной деятельности компаний стабильность. Поэтому сегодня мы хотим именно достичь такой ситуации, и это была бы наша основная цель.

А.Венедиктов - А вы могли бы пояснить нашим слушателям. Мы внимательно наблюдали за приключениями "Башнефти", я имею этих китайско-катарских приключений. Можно ли понять, в чем выгода государства во всей этой истории? Не компании "Башнефть" в данном случае, не китайцев. Что приобрело государство в результате этого или вы что-то ждете? Не собираюсь вас сталкивать с Игорем Ивановичем Сечиным. Вы представляете государство, а не компанию, поэтому у меня и вопрос в этом: что в конце хотелось бы получить? Или уже все государство получило?

А.Новак - Если вы говорите о приватизации "Башнефти" и одновременно речь шла о приватизации пакета "Роснефти".

А.Венедиктов - Да-да, я имею в виду всю цепочку, конечно.

А.Новак - Речь шла о получении, во-первых, дополнительных доходов в бюджет, которые поступили дополнительно в бюджет от реализации пакета "Роснефти". И это частично приватизация при сохранении контрольного пакета государством в компании. Это дополнительный бюджет, это дополнительные инвесторы. Это дополнительное корпоративное повышение эффективности управления с учетом привлечения новых независимых директоров.

С точки зрения работы консолидации совместно "Башнефтью", это все-таки было направлено на мультипликативный эффект, связанный с повышением эффективности от объединения деятельности и повышения эффективности как добычи, так и нефтепереработки. А также возможности реализации, то есть трейдинга нефтепродуктов, поскольку появляется больше возможности оптимизации этих процессов.

А.Венедиктов - Цель понятна, а результат?..

А.Новак - Результат? Могу сказать, что в бюджет поступили все деньги, которые были запланированы.

А.Венедиктов - В этом смысле вы довольны, а все остальное - дело компаний.

А.Новак - На сегодняшний день это коммерческие компании, которые реализуют своею деятельность, показывают прибыль своим акционерам и, собственно, повышают эффективность, и самое главное - обеспечивают потребителей качественными нефтепродуктами 5-го класса, высокоэокологичного. Кстати, компания "Роснефть" на сегодняшний день является ведущей на рынке, с точки зрения обеспечения нефтепродуктами.

А.Венедиктов - Долги не беспокоят в нефтяных компаниях, накапливающиеся и увеличивающиеся? Государство будет по ним отвечать каким-либо образом? Мы видим, как государство иногда вынуждено по дольщикам отвечать, извините за сравнение. Долги растут. Это обременение?

А.Новак - Долги - это следствие принимаемой политики, финансово-экономической политики, бюджета, финансового плана компаний, которые очень подробно рассматриваются на различных комитетах, куда входят как представители государства, так и независимые директора. А также рассматриваются, в конечном итоге, на совете директоров, который принимает соответствующее решение. И, на мой взгляд, мы здесь не видим никакой критичной ситуации. Компания имеет высокую EBITDA, и другие компании. И обеспечены эти долги соответствующей выручкой. Безусловно, акционеры это видят. Может быть, по сумме это высокие цифры. Конечно, нужно смотреть относительно общей выручки, относительно прибыли, которую зарабатывает компания.

А.Венедиктов - Не критично, с вашей точки зрения пока?

А.Новак: Мы на сегодняшний день заинтересованы в повышении цен до 100 долларов или до 140

А.Новак - В принципе это вообще не критично. Но если посмотреть другие отрасли, сегодня практически все компании на мировых рынках реализуют новые проекты за счет заимствования денег на рынке. Деньги на рынке становятся дешевле даже у нас, в России с учетом снижения инфляции на рекордный уровень по прошлому году. Заимствование на финансово-экономических рынках становится значительно дешевле.

Если брать, допустим, такие рынки, как США или Европу, заимствования вообще близки к нулю. Ни один проект там не реализуется за счет свободных денежных средств. Это те средства, которые дают банки, это те средства, которые ложатся в долг, но которые потом возвращаются за счет доходов от реализации продукции.

А.Венедиктов - Я уловил, что нет беспокойства на сегодняшний день. В этой связи, смотрите, реально осталась одна частная компания - я не по формальным признакам - "Лукойл". И начали говорить о том, что государство должно зайти в "Лукойл". Есть такие планы?

А.Новак - Нет, таких планов нет. По крайней мере, они к нам в министерство не поступали, и я о таких планах не знаю. Компания "Лукойл" тоже достаточно эффективная компания, которая сегодня реализует масштабные, крупные инвестиционные проекты; модернизировала свои нефтеперерабатывающие заводы, готова вкладывать в другие проекты, в том числе, в переработку, в нефтегазохимию. И вы знаете много проектов, которые реализованы сейчас на шельфе Каспийского моря. Это в целом отдельный кластер. И, мне кажется, что компания конкурентоспособна не только на российском рынке, но и на мировых рынках.

А.Венедиктов - В этой связи про мировые рынки. Про российские нефтяные пока компании. Сейчас мы с нефтью закончим. У нас еще газ впереди, еще атомная энергия. У меня все-таки вопрос про участие российских компаний государственных и полугосударственных на внешнем рынке. Растет доля... Как государство помогает? Падает доля участия, открываются возможности, закрываются возможности даже с учетом санкций или с учетом ливийского контракта, иракского контракт - вы как министр видите в целом картину, и хотелось бы понять: российские компании - там.

А.Новак - Что касается внешнеэкономических, развития торгово-экономических отношений и реализации проектов на рынков других стран, мы, безусловно, поддерживаем. Наши компании являются глобальными, одними из самых крупнейших в мире. Такие компании как "Роснефть", "Лукойл", "Газпром нефть". Есть потенциал реализации проектов в других странах.

И в первую очередь это направлено не только на получение дополнительных доходов, инвестиций, но и на использование российских технологий, использование российского оборудования. Это косвенным образом положительно очень влияет на заказ для наших отечественных предприятий машиностроения, производства технологического оборудования. Обмен опытом, потому что обычно компании участвуют не сами, а участвуют с другими мейджерами мировыми, и это обмен компетенциями и возможность, в том числе, реализации этих компетенций потом на проектах, реализуемых в России.

А.Венедиктов - Компетенции не померишь, а доли рынка померишь.

А.Новак - Действительно, и доля рынка тоже, наверное, имеет значение, потому что от объемов добычи в целом зависит, в том числе, капитализация компании, и оценка участниками рынка стоимости акций, поэтому, я думаю, что это, действительно, один из факторов.

А.Венедиктов - Растет доля, или санкции их прижали?

А.Новак - На мой взгляд, последние годы сейчас наша доля рынка остается стабильной. Несмотря на то, что мы не наращиваем добычу в течение полутора лет в Российской Федерации, тем не менее, наши компании реализуют проекты и в других странах, таких, как, допустим, Ирак, Вьетнам. Вот сейчас идут переговоры, в том числе, и по Ирану, по новым проектам, которые могут быть реализованы. Поэтому здесь, несмотря на то, что это тоже участники сделки ОПЕК и не ОПЕК, тем не менее, это привлекательные истории для того, чтобы вкладывать инвестиции в эти страны.

А.Венедиктов - Александр, вы сказали про Иран. Известно - еще раз вернусь, - что американцы собираются выйти из договора. И мой вопрос: как это может отразиться на российских компаниях, которые будут работать в Иране? Вы вообще решили, так сказать, не обращать внимания на это - что они угрожают санкциями тем, кто будет работать в Иране?

А.Новак - Безусловно, не обращать внимание невозможно. Все-таки нефтяной рынок глобальный. Многое будет зависеть от окончательных решений по этому вопросу. Сейчас не до конца понятно, на самом деле. Есть 180 дней, которые даны для того, чтобы принять окончательные решения. Если вспомнить предыдущие санкции, то мы вспомним, что США европейским странам, некоторым азиатско-тихоокеанским странам не запрещали импортировать иранскую нефть, и не вводили санкции в отношении этих стран, устанавливая определенные квоты.

Мы, конечно, не должны ориентироваться на то, как скажут США. У нас в этом смысле свои взаимоотношения, и мы имеем давние дружеские отношение и торговые экономические, и в области толливно-энергетического комплекса. И мы продолжали работать даже тогда, когда санкции были и в предыдущий, жесткий период. Нужно будет изучить все юридические аспекты принимаемых решений. Как мы видим сейчас, европейские страны достаточно негативно относятся к тому, что было принято о выходе из договора по ядерной сделке США. Нужно будет, в том числе, дождаться окончательно европейцев.

Что касается нашей позиции, я думаю, что наши компании оценят эту ситуацию, но в целом мы настроены на то, чтобы продолжать сотрудничество.

А.Венедиктов - Знаете, когда я смотрел на пресс-конференцию Владимира Путина и канцлера Германии Меркель - как раз вопрос зашел о "Северном потоке-2" - телевидение вас показывало, если не ошибаюсь. Вы были очень удовлетворены. Чем? После переговоров.

А.Новак - Во-первых, я не знаю, какое у меня было выражение лица...

А.Венедиктов - Расслабленное. Умильное.

А.Новак - Мне кажется, были, действительно, очень важные переговоры с точки зрения разных проектов. И один из проектов, который обсуждался, - это реализация проекта по строительству второй очереди "Северного потока". Это важный проект для Европы. И в нем заинтересованы европейские компании, европейские потребители, поскольку потребление газа в Европе продолжает расти. Импорт газа будет продолжать расти.

А.Новак: Весь объем, который сегодня есть по украинскому маршруту, вряд ли сохранится

Мы видим, что есть стран, у которых падает собственная добыча, в том числе, это Голландия, другие страны. В Норвегии есть проблемы. В общем, мы видим, что этот рынок будет расширяться. И, конечно, реализация таких крупных инфраструктурных проектов абсолютно коммерческая, которая позволяет инвесторам "Газпром" вместе с европейскими компаниями - Shell, Uniper, OMV и другие - реализовывать этот проект.

В рамках переговоров обсуждались возможности, при которых наши коллеги будут более активно поддерживать реализацию совместного проекта.

А.Венедиктов - Немцы, да?

А.Новак - Да. Немцы заинтересованы, они поддерживают. Видим, что в данном случае превалирует экономических подход, а не политический, поскольку Европа заинтересована в надежных поставках в течение длительного времени наиболее экологичного вида топлива для европейцев. Поэтому мы считаем, что сейчас, в данным момент проект реализуется в соответствии с утвержденным планом, с утвержденной дорожной картой. Получены необходимые разрешения, в том числе, и от Финляндии и от Германии. Германия дала разрешение на прокладку в свой исключительной экономической законе, а также уже на строительство по территории Германии, где выходит на сухопутную часть подводных газопровод, и там уже ведутся соответствующие в рамках разрешения работы по подготовке строительства. Поэтому будем и дальше реализовывать этот проект вместе с нашими европейскими партнерами.

А.Венедиктов - В этой связи, насколько все-таки этот проект такой политический, а не экономический? Украина. Как бы вся эта история, ненадежность Украины, надежность Украины? Госпожа Меркель об этом говорила?

А.Новак - Для нас это чисто экономический проект. Я могу привести очень много аргументов в этой части.

А.Венедиктов - Ну вот, например.

А.Новак - Например, этот газопровод, ресурсной базой для которого является полуостров Ямал, фактически Бованенковское месторождение - продолжительность этого газопровода для доставки его конечному потребителю почти на 2 тысячи километров короче. Используются самые современные технологии по строительству газопровода, с высоким давлением, с самыми современными технологиями, что позволяет удешевить, во-первых, снизить потери, увеличить скорость подачи. И это дает возможность практически в два раза иметь себестоимость доставки газа для конечных потребителей европейских. И за счет расстояний и за счет новых технологий. Поэтому сегодня он, конечно, выгоден. Это как построить новый дом...

А.Венедиктов - Но бросить ли старый?

А.Новак - Вы знаете. Наша позиция заключается в том, что можно использовать и старый маршрут, но для этого должны быть экономические условия владельцами этой газотранспортной системы предоставлены не хуже, чем сегодня есть альтернатива и есть конкурентные возможности для доставки газа. Поэтому мы хотим получить от наших партнеров украинских предложения по технико-экономическому образованию. Ждем от них. И, в принципе, мы никогда не отказывались от этого маршрута. Это экономический вопрос в первую очередь.

А.Венедиктов - Последний вопрос, может быть. Вот заполнение "Северный поток" и украинский маршрут насколько возрастает или он остается прежним, как до "Северных потоков"? Это переброс со старого маршрута в обход Украины или это добавление?

А.Новак - Нет, здесь надо в совокупности рассматривать, потому что у нас же еще реализуется проект "Турецкий поток". Там часть газа, которая ранее проходила через Украину, Молдавию, Румынию и Болгарию, на сегодняшний день будет поставляться уже напрямую турецким потребителям и напрямую европейским потребителям, что тоже более эффективно, поскольку также используются современные технологии.

Поэтому если смотреть в совокупности, конечно, весь объем, который сегодня есть по украинскому маршруту, вряд ли сохранится. Но нужно смотреть в перспективе. И мы видим, что в перспективе рост потребление газа в Европе и увеличение объема мы видим, что в период до 2035 года порядка 100 миллиардов кубических метров газа дополнительно Европа будет импортировать в год. Это означает, что часть, безусловно, этого объема - это то, в рамках чего может увеличить объемы поставок и Российская Федерация и "Газпром". Мы видим свою конкурентоспособность. И тогда уже нужно будет, конечно, считать. И, может быть, существующих газопроводов не хватит, нужно будет еще больше развивать инфраструктуру.

А.Венедиктов - Запугали. Александр Новак, я напомню, что он свежепереназначенный министр правительства России. И в следующий раз мы с вами обязательно поговорим о ядерной энергетике и о нашей любимой теме с вами - альтернативных источниках энергии. Или это все замерзло сейчас в России? Нефть поднялась, газ - ура! Все, и не надо заниматься.

А.Новак - Наоборот, очень интересные тенденции происходят и в России в рамках развития возобновляемых источников энергии. И очень интересно было бы, действительно, поговорить на эту тему, поскольку и в мире происходят изменения. Мы, кстати, могу в заключении сказать, если эту тему затронули, подготовили проект закона, в котором мы создадим нормативную базу для возможности развития микрогенерации до 15 киловатт-часов. То есть это означает, если по-простому говорить, каждый домовладелец, домохозяйство будет иметь возможность иметь солнечную панель и производить для себя электроэнергию и иметь возможность продавать ее в сеть. То есть, в принципе, о чем говорили очень долго, такой проект закона сейчас подготовлен и будем это развивать. Так же будем развивать зарядную структуру для электромобилей и многое-многое другое, касающееся улучшение качества для потребителей и для каждого человека.

А.Венедиктов - Серия один закончилась, будем ждать серию два в ближайшее время. Спасибо!

А.Новак - Спасибо большое за приглашение!

Ссылка на интервью: https://echo.msk.ru/programs/beseda/2208480-echo/

Россия. Евросоюз. США. ОПЕК > Нефть, газ, уголь > minenergo.gov.ru, 24 мая 2018 > № 2683716 Александр Новак

«Народ США настроен на улучшение отношений с Россией»

Посол США в России Джон Хантсман о том, как улучшить отношения РФ и США

Екатерина Каткова

Россия и США вступили в новую фазу политического противостояния. РФ принимает контрсанкции в ответ на ограничения американского минфина, а глава Госдепа Марк Помпео анонсирует новые рестрикции. О том, как в США реагируют на российские контрмеры, реально ли вернуть доверие в отношения между двумя странами и могут ли в ближайшее время Дональд Трамп и Владимир Путин сесть за стол переговоров, «Газете.Ru» рассказал посол США в России Джон Хантсман.

— На Санкт-Петербургском экономическом форуме, где мы сейчас находимся, традиционно большое внимание уделяется российско-американским отношениям. В этом году основная тема форума — доверие. Есть ли место доверию в отношениях России и США в условиях все усиливающегося санкционного давления?

— Очень хорошо, что вы упомянули слово «доверие». Ведь именно оно является неотъемлемой частью любых взаимоотношений. В данный момент уровень доверия между нашими странами нуждается в серьезном улучшении. И сделать это мы сможем только путем переговоров, стремясь решить проблемы, которые нас разделяют. Невозможно постоянно находиться в изоляции друг от друга. То, что нам всем действительно необходимо – это собраться вместе и разрешить наши проблемы.

— Как вы считаете, есть ли надежда на конструктивные переговоры между руководством наших стран? Может ли в обозримом будущем состояться встреча на самом высоком уровне? Идет ли какая-то подготовка к таким переговорам?

— Ну, наш президент (Дональд Трамп – «Газета.Ru») с самого первого дня говорил о том, что США необходимо улучшить отношения с Россией. И когда я встретился с президентом [РФ Владимиром] Путиным, он мне сказал то же самое: необходимо, чтобы отношения между Россией и США становились лучше. Как вы видите, оба наших руководителя поддерживают сближение и развитие отношений между странами в позитивном ключе.

Решение о возможной встрече на самом высшем уровне пока не принято. Как вы понимаете, тут многое еще зависит от логистики: когда эта встреча произойдет, где она будет проходить. Но это не самое главное. Гораздо важнее, что именно будет обсуждаться на этой встрече.

Таким образом, мы приходим к более комплексному ответу на вопрос: как мы сможем улучшить доверие между нашими странами и что для этого надо сделать. Во-первых, нужно встретиться. Затем важно выявить проблемы, над которыми мы бы хотели поработать. И дальше уже продумать, как именно мы будем их решать.

— А подготовительная работа такой встречи на уровне посольств уже ведется? Готовится ли список тем, которые потенциально можно было бы обсудить?

— У посольства всегда очень много работы. И когда будет уже вестись активная подготовка такой встречи, конечно же, мы будем частью этого процесса. Что касается окончательного решения в отношении президентского саммита, то это будет зависеть от воли обоих наших президентов. Сейчас же я бы хотел сказать, что мне очень приятно занимать должность посла США в Российской Федерации.

За это время я узнал, что между нашими народами гораздо больше общего, нежели того, что нас разделяет. Наши две страны представляют собой две великие цивилизации. Они очень похожи. Граждане обеих наших стран любят свою Родину, они очень патриотичны. И при этом они ждут, что оба наших руководителя, два президента встретились и вместе, сообща, решили многие проблемы, которые стоят перед всем миром. Таким образом, они могли бы сделать мир гораздо стабильней, безопасней, и обеспечить устойчивое будущее.

— Да, а пока нарастает санкционное противостояние: количество ограничений со стороны США увеличивается, Россия предпринимает ответные меры. Как Соединенные Штаты оценивают встречные санкции со стороны России, так называемые контрсанкции? Как они могут отразиться на США и отношениях между нашими странами?

— Да, конечно, озабоченность вызывает именно та спираль, по которой развиваются события: на один ответ идет другой ответ и так далее. Я бы хотел сказать, что все-таки американский народ нацелен на решение этой проблемы. Это такой практический подход.

Вместо того, чтобы обсуждать санкции и контрсанкции, люди, скорее всего, будут думать о том, какие причины привели к этому.

За время своего пребывания послом в России я также понял, что и российский народ мыслит в том же направлении и нацелен на решение именно причин, которые привели к такой ситуации. И я думаю, что в этом и есть здравый смысл.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 24 мая 2018 > № 2624397 Джон Хантсман

«Санкции – это истерика»: почему бизнес США уйдет из России

Глава Американской торговой палаты в России Алексис Родзянко об экономике доверия

Рустем Фаляхов

Отношения между Россией и США почти достигли дна. Власти обеих стран не доверяют друг другу ни в экономике, ни тем более в политике. Если Россия примет закон об уголовной ответственности за соблюдение санкций, то западный бизнес уйдет из страны. Как укрепить доверие и не навредить чересчур эмоциональными действиями экономике в интервью «Газете.Ru» рассказал президент Американской торговой палаты в России Алексис Родзянко.

— Тему доверия в экономике российские власти решили сделать ключевой на международном экономическом форуме в Петербурге в этом году. Почему, как вам кажется, решили сфокусироваться сейчас именно на этой теме?

— Вероятнее всего, посчитали ее самой наболевшей.

— Но для России не очень выигрышная тема...

— Она необходима для всех. Вот простой пример: вы идете в «Макдональдс» и уверены в том, что вы там получите. Вы можете любить или не любить эту сеть быстрого питания, но вы знаете точно, чего от нее ожидать. И во Владивостоке, и в Москве, и в Миннесоте, и в Нью-Йорке. И это бренд, это доверие к тому, что производит и предлагает компания. Сравните это с какой-нибудь «вип-шаурмой». Вы знаете, что вы там получите?

— Нет. Но предполагаю, что глисты будут обеспечены.

— То есть, уровень доверия другой. И это в каждом случае так бывает, и в самом незначительном, и на страновом уровне, когда принимаются решения о ведении бизнеса. О том, сколько можно инвестировать, какой риск можно на себя взять в данной экономике. Это все зависит от уровня доверия.

— Да, но моральные дивиденды с этой темы российская власть и бизнес вряд ли получат…

— Есть китайское выражение – каждый путь начинается с первого шага. Даже самый дальний путь. Поэтому доверие - это необходимая вещь, и над ней надо работать. Вопрос доверия важен с разных сторон. Со стороны России – есть ли у нас доверие к вам. Со стороны всех остальных – есть ли у нас доверие к России. Это как две стороны монеты – они обе требуют обсуждения и осознания.

— Ваш именитый родственник, председатель Государственной думы в царской России Михаил Родзянко, еще в начале XX века ставил вопрос о том, чтобы в России было создано «правительство народного доверия». Сейчас в России сформировано очередное новое правительство. Является ли оно правительством народного доверия? Исходя из тех персон, которые в него вошли.

— Любое правительство, в любой стране, в любой исторический период требует, или хочет, или обязано заслужить доверие своего народа. Без этого оно не может существовать и не может функционировать. И здесь не мне судить…

— А можно я прицеплюсь к вашей фразе? Что значит, «не мне судить?»

— Я могу оценивать то или иное действие и высказываться на его счет, если это действие сильно влияет на интересы компаний — членов Американской торговой палаты. И конкретно сейчас в адрес российского правительства у нас есть мнение, которые мы должны донести до него. А именно, в связи с потенциальным принятием закона об уголовной ответственности за соблюдение - через действие или бездействие - санкционных режимов иностранных государств в отношении России. При принятии такого закона компании оказываются перед очень сложным выбором, практически невозможным. Но при этом, к сожалению, с очевидным исходом. Российская экономика по своему размеру примерно 1/10 американской или европейской.

Поэтому, когда Европа и Америка спорят друг с другом и ставят какие-то условия, то они как бы борются в одной весовой категории. То есть, они равновесные соперники с точки зрения принятия решений бизнеса. Но когда Россия начинает ставить такие условия, имея вес примерно 1/10 от США или Европы, то, к сожалению, равновесия не будет. Будет очевидное решение, которое заставит многие компании просто уйти из страны. И, мне кажется, это не в интересах российской экономики. Поэтому мы очень открыто говорим о том, что этот законопроект о поправках в уголовный кодекс мы считаем ошибкой.

Почему уйдут западные компании

— Если я вас правильно понял, американский бизнес автоматически примет решение не в пользу того, чтобы остаться в России?

— Если придется соответствовать такому российскому закону, то получишь ответственность в Штатах, которая во много раз превысит выгоду в России. То есть, это исключительно объективный выбор.

В американских компаниях в России сотрудники на 99,9% — это граждане России. Никто из ответственных руководителей своих сотрудников под угрозу уголовного наказания не поставит.

А если все-таки придется выбирать: можете работать в России, но не в Америке, или можете работать в Америке, но не в России, то выбор, к сожалению, очевиден.

Я знаю, что многие компании уже приняли для себя решение, где им работать. Ждут только – будет ли принят новый закон или нет. Это как черное и белое.

— Это крупные компании?

— Крупные. В первую очередь крупные.

— Может быть, такая постановка вопроса об уголовной ответственности — это российский ответный шаг на персональные санкции, которые вводят США? Фактически это персональные санкции, хотя и безымянные, но они в отношении американского топ-менеджмента, работающего в России.

— Возможно. Но что я точно знаю, это несколько крупных компаний, которые просто сразу закроются и уедут. И все свои миллиардные инвестиции оставят в земле. Никто не выиграет от этого. Но больше всего пострадает российская экономика.

— Думаете, этот законопроект по недомыслию предложен? Не просчитали последствия? Или тут пресловутая геополитика?

— Это политический шаг. Мне кажется, он вызван эмоциональной потребностью что-то сделать, что-то очень такое сильное и обидное, без учета результата. Мне кажется, что и санкция с американской стороны на «Русал» была принята без должного анализа. И, с моей точки зрения, нанесла куда больший ущерб экономике США и Европы, чем России.

— А у вас сейчас ощущение, что власти США в последние дни поняли, что как-то вроде переборщили с «Русалом» и ситуация, вроде как, немножко отыгрывается назад? Тем более, что и Олег Дерипаска пошел навстречу, продает акции, выходит из управления.

— Если исходить из интересов американской экономики, то я надеюсь, что да, ситуация будет смягчена. Зачем оставлять эти санкции, в полной мере, на «Русале»? Они вредят глобальной экономике и экономике американской куда больше, чем российской.

— А как на самом деле будет?

— Не знаю, но у меня ощущение, что происходящее сейчас нелогично и непродуктивно. И такие нелогичные и непродуктивные вещи лучше не делать. Это не значит, что их не делают. И я думаю, что и Первая мировая война, и Вторая были непродуктивны и нелогичны. Но они были.

— Жесткое сравнение…

— Но что поделать, они есть, эти примеры.

— Что вы бы порекомендовали сделать в этой ситуации, чтобы противостояние государств, эти санкции и контрсанкции в итоге не привели к новой войне?

— Мой совет – восстановить в полном объеме дипломатические отношения и побольше встречаться, вести диалог.

— Не получается же. Запад говорит: верните Крым. Кремль говорит: нет, не вернем. И на этом все.

— Поменьше публично кричать и побольше спокойно разговаривать.

— Думаете, при нынешних лидерах удастся повысить доверие?

— Да, все возможно, конечно, возможно и при этих. Других у нас нет. Поэтому надо надеяться на этих.

«Чтобы соответствовать – нужно слушаться»

— Вот вы предлагаете активнее обсуждать проблемы. Но почему западные лидеры, за редким исключением, например, президента Франции Эммануэля Макрона и премьер-министра Японии Синдзо Абэ, отказываются от участия в экономических форумах, которые являются вполне комфортными переговорными площадками?

— Я тут поспорю. В прошлом году была рекордная посещаемость форума, во-первых. Во-вторых, американская делегация была самая крупная из зарубежных в прошлом году. В этом году уровень представителей американского бизнеса даже выше, чем был в прошлом году.

— А почему политики-то игнорируют форумы? Им в первую очередь надо договариваться.

— В Питере — это экономический форум, не политический.

— Давос тоже экономический…

— Давос, Швейцария – нейтральное место, куда все едут. Россия — не нейтральная страна, США — не нейтральная страна. Поэтому там…

— Доверия больше? Давайте предложение внесем, перенести Питерский форум в Швейцарию… В любую другую нейтральную страну. Поедут западные политики?

— Да ладно, там эти маленькие городки – они не в состоянии принять такую толпу. Но если серьезно…Есть разные теории на эту тему.

Теория, что отказ от участия в ПМЭФ – это один из стимулов, который приведет к изменению поведения российского государства.

Потому что, чтобы приезжали политики – нужно соответствовать. Чтобы соответствовать – нужно слушаться. Тогда будете иметь гостей. Такая логика. Действует она или не действует? Пока нет. Но логика такая.

— Вы разделяете такую логику?

— Я не разделяю такую логику. Но, мне кажется, что России надо меньше обращать внимания на то, что происходит вокруг нее, и больше обращать внимания на себя. Что интереснее, что выгоднее для России, то и нужно делать. А то, что другие делают – это их дело.

Война не по бумагам

— А как не обращать внимание, если некоторые представители западного истеблишмента тоже не вполне соответствуют своему высокому статусу. Вот глава МВФ Кристин Лагард… Она приезжает, кстати, на форум. Но в уставе МВФ четко написано, что фонд не выдает кредиты государствам, которые находятся в состоянии войны с соседями. А МВФ Украине помогает…

— Тут надо очень осторожно с терминами. Украина ни с кем официально не воюет. Она называет это АТО – антитеррористическая операция. Нет противоречия с уставом МВФ.

— Но по факту-то война же идет?

— Факт фактом, а юрист юристом.

— Но мы же про доверие говорим. А разве не подрывается доверие такой юридической казуистикой?

— Конечно, подрывается.

— А вы Лагард можете об этом сказать?

— Украина и МВФ — не мое дело.

— Нет, подождите, почему же не ваше? Самый большой финансовый взнос вносит в МВФ какая страна? США.

— Это, скорее, вопрос к чиновникам государственным, а не к бизнесу частному. С какой стати частный бизнес будет отвечать за политику МВФ и смотреть, как себя ведут акционеры фонда?

— Имелось в виду, не с трибуны выступить на тему МВФ, а просто обратить внимание Лагард в дружеской беседе…

— Надо очень осторожно вести дружеские беседы с журналистами.

— Ну, а почему нет? Может быть, это было бы вашим вкладом в повышение доверия между странами, между США и Россией. Мне кажется, вполне профильное дело.

— Мое профильное дело лучше получается, если я меньше критикую в газетах моих визави. Вот мы говорили о конфликтах государств, о сферах влияния. И политики используют очень разные понятия, иногда к месту, иногда невпопад. Почему Саудовская Аравия, где казнят людей нетрадиционной ориентации, лучший друг Соединенных Штатов, а России постоянно пеняют за то, что она запрещает их пропаганду? Вот, объясните мне это.

— Не могу сообразить. Вы так резко перешли от МВФ к геям…

— А я объясню. Потому что, когда интересы государств связаны с большой политикой, то причины, которые называются, или доводы, которые приводятся, они не всегда связаны с высокой моралью. Они связаны с интересами государства. И в этих случаях в ход идут любые аргументы. В зависимости от необходимости.

— Значит, американскому истеблишменту есть, над чем работать, вообще-то?

— Конечно, есть. Американский истеблишмент должен работать над своими проблемами, а российский — над своими. Так всем было бы лучше.

— Согласен. Про Россию и США мы немного выяснили, какой уровень доверия. А что с доверием между США и Европой? Меркель проезжала и, когда ее спросили про выход США из ядерной сделки с Ираном, как вы это оцениваете, она сказала, я сам это слышал во время пресс-конференции: традиционно США являются стратегическим партнером Европы. Но Меркель, тем не менее, не одобряет выход США из сделки. Выходит, доверие все же снижается? На страновом уровне. Или это снижение доверия Меркель к Трампу, к нему лично, к его причудливому характеру?

— Нет, здесь причудливость небольшую роль играет. Но недовольство растет. Потому что обнаруживаются конфликты. Потому что у каждой страны свои интересы. И так всегда было, но сейчас появился новый повод. Иранская сделка – это как бы разрыв с единым подходом, который был раньше.

Санкции – это истерика

— Продолжим тему санкций. Но уже на примере России. Насколько санкции, их механизм воздействия продуман? Я не понимаю, почему простые люди-то, не олигархи, не правительственные или кремлевские чиновники должны страдать? Вот пример с Дерипаской, десятки тысяч работников по всему миру в его холдинге работают. Большая часть работников, конечно, в России. И вот все они теперь сидят, как на вулкане и гадают, чем это все закончится? Уволят — не уволят? А в чем они виноваты, собственно?

— Они ни в чем не виноваты. Когда баре ссорятся, у холопов чубы трещат…Эти санкции я критиковал, публично, и критикую до сих пор. Потому что они уже перешли в фазу, где каждая дополнительная санкция каким-то образом больше действует на того, кто ее накладывает, чем на того, на кого накладывают. И в случае «Русала» это так и было. И, как только это стало понятно, а это стало понятно почти сразу, то правительство США пошло на попятную.

— Разве?

— Во-первых, растянули срок. Во-вторых, стали говорить добрые слова о «бедных рабочих в Ирландии». В-третьих, дали совет Дерипаске: если только выйдете, снизите свою долю – все будет хорошо для «Русала». Все это было сказано после введения санкций, когда стало понятно, что они стали действовать не так, как хотелось их авторам.

— То есть, вы надеетесь, что все-таки тонкая настройка санкций произойдет? Не будут бить по всем сразу?

— Конечно, лучше бы была тонкая настройка заранее, а не постфактум. Постфактум не соберешь то, что уже сломалось, не восстановишь. Но лучше хоть что-то сделать, чем ничего. И, мне кажется, что уже где-то пошли на компромисс, на смягчение.

— А на это всерьез рассчитывали в США, что в результате санкций в России элита и граждане совершат чуть ли не революцию, сместят действующую власть?

— Я задавал вопрос: чего вы хотите в конечном счете от санкций? И на этот вопрос конкретного или понятного ответа никогда не получал.

— На каком уровне вы задавали такой вопрос?

— На уровне людей, которые близки к мышлению властей. На прямой вопрос в одном случае мне вообще не ответили, когда это были чиновники. А во втором случае сказали: на этот вопрос вы никогда не получите прямого ответа. Как я понял, потому что они и сами не знают ответа.

— То есть, отчасти эти санкции, в том виде, в каком мы их имеем, — это как бы результат недомыслия?

— Санкции результат того, что надо что-то делать, поэтому давайте сделаем санкции.

— Санкции действуют с 2014 года. Какой в итоге результат получился от этих санкций?

— Действует некое давление на бизнес. Это точно. И, в результате давления, какие-то инвестиции, которые могли быть сделаны в Россию, были отложены. И какой-то капитал, который раньше был доступен, стал недоступным. Безусловно в этом есть некое притупляющее влияние на потенциал роста российской экономики. И на потенциал роста отдельных бизнесов в рамках российской экономики. Это некий тормоз, который влияет на развитие экономики. И действует он постоянно, и медленно, но действует.

— А если не только про деньги и бизнес говорить? Каков результат санкций?

— И с той, и с другой стороны санкции привели политиков к истерике. За принятие закона о санкциях год назад в Соединенных Штатах голосовало 400 против 3-х…Это некая, с моей точки зрения, истерика…Проголосовать на первом чтении такой закон, который больше самому себе вредит, чем чужой стране, на уровне 412:0…. Никто из депутатов не воздержался, никто не проголосовал против. Единогласно приняли. Это тоже истерика, но уже в России. То есть, с двух сторон политики стали истерить. Вот вам результат санкций.

— Мои знакомые, когда возвращаются из поездок по ЕС и США, из Великобритании говорят: там на нас теперь косо смотрят. Тоже результат санкций. Истерика на уровне рядовых граждан…

— Это результат работы СМИ.

— СМИ — зеркало, мы-то чем виноваты?

— Зеркало, которое выбирает, что отражать, а что не отражать. Выборочное зеркало.

— А в чем России можно доверять? Есть что-нибудь, чему можно доверять? Российские ценные бумаги…

— Хороший пример. Рекордные уровни на рынке акций — это признак доверия.

— Сейчас дно во взаимоотношениях между Россией и западными странами?

— Нет, еще не дно.

— Еще не дно? Дно – это когда война? Вы будете считать дном какой уровень взаимоотношений?

— Вот, если Россия своими действиями сама себя изолирует, через вот, скажем, закон об уголовной ответственности за соблюдение санкций… Защититься, когда закон написан так, как сейчас, практически невозможно. Действие или бездействие. И кто ответствен? Любой сотрудник – за действия своего начальства. Поэтому, вот

если Россия выставит из страны бизнес таким вот своим действием – это будет уже ближе к абсолютному дну.

А сейчас доверия все же очень много. Надо помнить, что и товарооборот сохранился и даже вырос, и бизнес американский работает успешно в России, и результаты показывает положительные. Без доверия таких результатов невозможно было бы добиться.

Уровень торговли России сельхозпродукцией вырос. Качество продукции в России выросло. Все это тоже дает дивиденд доверия. Ценные бумаги России котируются успешно на международных рынках. Это доверие. Ценная бумага – это абсолютное измерение доверия. Без доверия была бы нулевая цена.

Не надо сгущать краски. Есть большой резерв доверия, и лучше его поберечь.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика. Госбюджет, налоги, цены. Приватизация, инвестиции > gazeta.ru, 24 мая 2018 > № 2624389 Алексис Родзянко

Конец "Науки"

как американский бизнесмен стал распорядителем русской науки

Прекращает существование знаменитое издательство "Наука", которому в 2018 году фактически исполнилось 290 лет. Предшественником издательства была Академическая книгопечатня в Петербурге, находившаяся на пересечении Девятой линии и Большого проспекта. В известном нам виде "Наука" — детище Сергея Вавилова, который совместил две задачи — выпускать книги учёных и книги для учёных. Понимая, что научное книгоиздание — вещь дорогая и трудная, Вавилов объединил торговую сеть, издательство и типографию. "Наука" подчинялась напрямую Академии наук; таким образом, Вавилов добился некоторой автономии, книги издательства не проходили Главлит.

Система оказалась очень жизнеспособной. В лихие девяностые издательство "Наука" практически не пострадало, только число магазинов заметно сократилось: из 152 "Академкниг" осталось 9 (часть оказалась за границами РФ). Но и магазины, а, в первую очередь, типографии в Питере и Москве удержали издательство на плаву, в то время как не смогли пережить эти годы такие гиганты книгоиздания, как "Прогресс" и "Мир". Более того, "Наука" смогла пройти относительно без потерь и жесточайший кризис 2008 года, когда книжный рынок «просел» и многие ведущие издательства чудом избежали краха. В 2012-м у издательства с оборотом порядка 600 миллионов рублей к концу года долг равнялся миллиону — стандартный объём для больших организаций. Но за несколько лет долги "Науки" вырастают в сотни раз. Получается, что издательство откровенно и целенаправленно ведут к банкротству.

Улица "ждёт" несколько сотен уникальных специалистов-редакторов. Да, кто-то из них перетечёт в иные издательства, кто-то просто уйдёт на пенсию. Но восстановить систему, заново собрать коллектив впоследствии будет невозможно. Не будем забывать и о том, что цикл производства книг "Науки" неизбежно продолжителен, некоторые проекты ведутся более десяти лет.

Часть академического сообщества наивно уповает на "цифру", видимо, ориентируясь на мифы конца нулевых. Однако если ориентироваться на западный опыт, то только 30% рынка — это электронные книги, а 70% — бумажные. Фундаментальные издания наподобие отечественных "ЛитПамятников" доступны в "цифре", но и бумажные издания востребованы, их обязательно выпускают ведущие европейские издательства.

На месте типографии "Науки", вероятно, появится очередной бизнес-центр с ресторанами. А многолетняя история крупнейшего в мире научного издательства подходит к концу. И основной причиной тому не экономика, кризис или отсутствие читательского интереса, а желание вполне определённых людей защитить свой бизнес.

***

В 1992 году Академия наук озаботилась тем, что наших учёных плохо знают за рубежом, и откликнулась на интересное предложение американо-российского бизнесмена Александра (Алекса) Шусторовича. Господин Шусторович – фигура колоритная. Сын членкора Академии наук, фигурант скандального "уранового дела", один из сонма бывших женихов Ксении Собчак. Даже фамилия встречается в двух вариантах: «светский лев» Алекс Шустерович и успешный бизнесмен Александр Шусторович. К слову, в настоящее время въезд в Россию ему заказан.

Шусторович предлагает переводить журналы Академии наук и издавать их на Западе. Это и знаковые гуманитарные журналы вроде "Вопросов философии", "Русской литературы", и естественно-научные, всего АН принадлежит порядка 140 журналов. Разумеется, Шусторовича, в первую очередь, привлекают вторые: "Доклады Академии Наук", "Журнал физической химии" и т. п., имеющие спрос за границей.

В 1993 году создаётся ООО "Международная академическая издательская компания (МАИК) „Наука/Интерпериодика“", учредителями которой выступили ГУП "Академиздатцентр „Наука“", РАН и компания Шусторовича Pleiades Publishing Inс. Академия наук входит в компанию с очень интересной формулировкой — «интеллектуальной собственностью журналов», — оценённой аж в 14 тысяч рублей; вклад "Науки" - здания и сооружения. Соответственно, возникает подконтрольная Шусторовичу контора, которая работает на площадках "Науки". Академия наук со своей стороны приносит всё, что наиздавала Шусторовичу, а Pleiades Publishing, обладая монопольным правом на продвижение всех российских академических журналов за границей, переводит и продаёт. Так, Шусторович заключает контракт с влиятельной немецко-американской компанией Springer Nature. Между прочим, западное издание российских академических журналов приносит ежегодный доход в 40 миллионов долларов. Основными покупателями являются ведущие западные университеты.

В 2014 году на сцене появляется Федеральное агентство научных организаций, которое забирает в своё ведение все «непрофильные активы»: гаражи, детские сады, столовые и издательства. Почему-то ФАНО решило, что издательства — это не научная деятельность, а сервис. Впрочем, нельзя сказать, что и Академия наук как-то сражалась за "Науку".

В 2016 году руководство "Науки" начинает противоборство с МАИК с целью вернуть выпуск журналов под свой контроль. В ответ Шусторович начинает враждовать с "Наукой", ещё больше вгоняя издательство в долги. С подачи руководства Академии наук вопрос издания журналов выносится на конкурсы-аукционы. При этом "Наука" тоже должна участвовать в этих аукционах, хотя, во-первых, весь редакторский состав журналов входит в штат издательства, а, во-вторых, эта модель выходит за рамки закона, ибо участвовать в таких конкурсах могут организации, не имеющие задолженности перед государством (а "Наука" к тому моменту — в долгах как в шелках).

Идея очевидна — легально разобрать активы. Большую часть предложений "выигрывали" американцы, "Науке" предлагалось сидеть тихо и получать свой локальный гуманитарный кусок.

Последнее руководство "Науки" отказывается играть по правилам Шусторовича. Поэтому он решает, что бизнес надо защитить. А защитить бизнес — значит забрать его целиком. Шусторович заходит на аукционы через фиктивную фирму-посредника и выигрывает конкурс на издание 80% журналов. Отныне российские научные журналы по физике, химии, биологии, геологии будет издавать компания «Академкнига», но 100%-ным учредителем оной является Pleiades Publishing Inc. Дополнительно компания получает на издание журналов от государства 67,5 миллионов рублей. Получается, что на государственные деньги открыто частное окошко по приёму результатов научных исследований российских учёных. А книгоиздательская программа "Науки" в этой коммерческой истории становится просто лишней.

***

Через своих посредников Алекс Шусторович делает российским учёным предложение, от которого они, как говорится, не могут отказаться. Договоры о публикации в журналах отныне составлены таким образом, что статьи навсегда переходят в собственность компании Шусторовича.

Как раз в декабре прошлого года ФАНО принимает решение, по которому показателем отчётности за исследование, сделанное на государственные деньги, является публикация в академическом журнале. А оценка труда российского учёного нынче напрямую зависит от так называемого индекса Хирша, который основан на количестве публикаций и количестве цитирований этих публикаций.

Как возникает сей пресловутый индекс? Например, можно выучить английский язык, накопить денег для взноса на участие в конференции, прочесть интересный доклад (и тебя позовут работать в Штаты или Англию). Но если ты не можешь ездить по конференциям или просто не хочешь уезжать из России — статью должен принять академический журнал, тогда есть шанс издаваться напрямую. Значит, надо всеми правдами и неправдами быть принятым и переведённым господином Шусторовичем. В этом случае индекс растёт как на дрожжах, потому что учёный попадает в единые базы, его цитируют. Получается, что Шусторович теперь ещё обладает и инструментом рейтингования учёных и влияет даже на то, какую зарплату Российская Федерация положит учёному.

Итак, Алекс Шусторович оказывается на позиции, которая позволяет контролировать российскую науку. Даже если предположить, что в его бизнес-интересах то, чтобы «курица» продолжала «нести яйца», сиречь, чтобы были исследования и результаты, — ситуация выглядит, мягко говоря, довольно странно. А если предположить, что господин Шусторович в той или иной степени несамостоятелен? Тогда все декларации о суверенитете нашей страны повисают в воздухе. Ведь учёный может заниматься совершенно абстрактными теориями, однако и эти исследования будут востребованы в военной сфере.

Для менеджмента бывшего ФАНО ликвидация "Науки" — хрестоматийный способ решения проблемы. РАН, в свою очередь, тоже не беспокоится, хладнокровно наблюдая за гибелью своего книгоиздания. А академическая наука в целом оказывается в руках американского бизнесмена, которому закрыт въезд в Российскую Федерацию.

Андрей Смирнов

Россия. США > СМИ, ИТ. Образование, наука > zavtra.ru, 23 мая 2018 > № 2619942 Андрей Смирнов

Кто «копает» под договор?

США намерены выйти из соглашения о ликвидации ракет средней и меньшей дальности

Президент США Дональд Трамп 17 мая этого года поручил своим министрам подготовить план по введению санкций в отношении России из-за нарушений Договора о РСМД. Этого можно было ожидать. Тем не менее есть смысл разобраться, в чём, собственно, суть претензий США к России и как на самом деле выполняют этот договор стороны.

Как известно, Договор о РСМД был подписан 8 декабря 1987 года и вступил в силу 1 июня 1988 года. Договор является бессрочным.

Историческая ценность договора заключается в том, что он является единственным соглашением, по условиям которого был уничтожен целый класс носителей ядерного оружия.

Этот договор обязал стороны ликвидировать в общей сложности более 2,6 тысячи ракет радиусом действия от 500 до 5,5 тысячи километров, которые, как считалось, серьёзным образом дестабилизировали ситуацию в Европе, поскольку с их помощью можно было нанести ядерный удар практически молниеносно.

Реализация Договора о РСМД в настоящее время предусматривает сравнительно незначительный обмен между сторонами уведомлениями о состоянии бывших объектов РСМД и уведомлениями о пусках ракетных ускорительных средств, подпадающих под ограничения договора.

По данным объективного контроля на бывших объектах Договора о РСМД, включая ракетные операционные базы США в Европе, признаков деятельности, идущей вразрез с договорными ограничениями, в период действия этих ограничений выявлено не было.

Вместе с тем США, занимая на внешнеполитическом фронте агрессивную наступательную позицию, заявляют о якобы имеющихся у них данных, свидетельствующих о наличии у России ракетных вооружений, запрещённых Договором о РСМД.

Как представляется, претензии американцев идут в общем тренде антироссийской политики и предназначены для формирования общественного мнения о пренебрежительном отношении России к Договору о РСМД. Тем самым США создают оправдательный фон для своих действий, идущих вразрез с этим договором.

Российская Федерация неоднократно на всех уровнях заявляла о том, что относится к выполнению этого соглашения исключительно добросовестно. В ходе работы Специальной консультативной комиссии по Договору о РСМД мы неоднократно просили американцев предоставить нам данные о нарушениях договора Россией. Американцы этого не сделали.

В то же время Российская Федерация на протяжении нескольких лет поднимает перед США проблемы, связанные с нарушениями американской стороной положений Договора о РСМД.

Так, США в обход Договора о РСМД разрабатывают и проводят лётные испытания баллистических ракет с дальностью полёта от 500 до 5000 км. Легендой прикрытия для создания новых ракетных средств являлось то, что якобы все они являются не более чем баллистическими ракетами-мишенями, а все такие разработки осуществляются только в интересах отработки и испытаний глобальной системы противоракетной обороны.

США для отработки элементов системы ПРО используют ракеты-мишени, имитирующие широкий спектр баллистических ракет средней и меньшей дальности, например Hera, MRT, Aries, LV-2, Storm, Storm-2, MRBM и др.

Производство таких ракет и последующее выполнение пусков с целью лётной отработки этих ракет запрещены Договором о РСМД, поскольку такие средства по своим тактико-техническим характеристикам, прежде всего по дальности полёта, относятся к классу ракет меньшей и средней дальности. Такие ракеты, по сути, являются универсальными ускорительными средствами, которые в зависимости от комплектации установленных на них головных частей могут быть использованы как боевые баллистические ракеты. Разработка и проведение испытаний таких ракет создают прецедент обхода Договора о РСМД, так как эти ракеты способны доставлять оружие на дальности, ограничиваемые этим договором.

Длительное время не решается вопрос о договорном статусе находящихся на вооружении армии США «тяжёлых» боевых беспилотных летательных аппаратов, таких, например, как MQ-1B Predator и MQ-9A Reaper. В настоящее время у американцев на вооружении более трёх сотен таких боевых беспилотных летательных аппаратов. Российская сторона изначально выражала озабоченность тем, что такие средства доставки оружия к цели формально подпадают под термин Договора о РСМД «крылатая ракета наземного базирования», а производство, испытания и вообще существование у сторон Договора о РСМД таких ракет запрещено. Американская сторона игнорирует все наши предложения по дипломатическому урегулированию имеющей место проблемы соблюдения Договора о РСМД.

Третий вопрос к США относительно соблюдения Договора о РСМД связан с развёртыванием на базах ПРО США в Европе пусковых установок, идентичных пусковым установкам Мк-41, применяемым ВМС США для пусков крылатых ракет средней дальности. Так, на американском объекте ПРО в Румынии вопреки положениям Договора о РСМД размещены, а в Польше планируются к размещению универсальные пусковые установки, испытанные для запуска не только ракет противоракетной обороны типа SM-3, но и крылатых ракет средней дальности типа BGM-109 «Томагавк». При этом крылатые ракеты морского базирования BGM-109 «Томагавк» становятся ракетами наземного базирования, чем напрямую нарушаются положения статей 7 и 8 Договора о РСМД.

США создают оправдательный фон для своих действий, идущих вразрез с Договором о РСМД

Кроме того, по имеющимся данным, в ходе испытаний, проведённых в 2012–2013 годах на полигоне Уайт-Сэндз в штате Нью-Мексико, минобороны США продемонстрировало техническую возможность запуска из наземной пусковой установки типа Мк-41 авиационной крылатой ракеты AGM-158В (JASSM-ER), имеющей дальность стрельбы 1000 км. Эти испытания стали грубейшим нарушением Договора о РСМД. При этом было фактически подтверждено, что пусковые установки наземного базирования типа Мк-41 способны осуществлять пуски крылатых ракет средней дальности класса «воздух – земля».

Ещё одним, не менее конкретным действием, направленным на «разрушение» Договора о РСМД, является законодательно спланированное американцами создание новой мобильной крылатой ракеты наземного базирования средней дальности. Так, в декабре 2017 года президент Дональд Трамп подписал законопроект об обороне, который в числе прочих содержит программу с объёмом финансирования в 25 млн долларов по разработке такой новой крылатой ракеты. Хорошо известно, что по условиям Договора о РСМД разработка таких видов оружия запрещена. По разъяснениям американской администрации разработка новой ракеты средней дальности должна стать прямым ответом на развёртывание Россией в последние несколько лет собственных ракет средней и меньшей дальности. Какие конкретно действия российской стороны и какие конкретно ракетные комплексы вызывают озабоченность у США, не известно.

В Пентагоне и госдепе США впервые заговорили о потенциальном нарушении Россией Договора о РСМД, когда были начаты испытания подвижного ракетного комплекса «Искандер». Администрация Барака Обамы на всех уровнях предпринимала шаги, направленные на международное обвинение России в нарушении Договора о РСМД. Одновременно американцы безуспешно пытались убедить российскую сторону закрыть программу по ракетному комплексу «Искандер-М». Также безуспешно предпринимались американцами попытки «подтянуть» под Договор о РСМД разрабатываемый Россией ракетный комплекс стратегического назначения «Рубеж».

Теперь Вашингтон решил ответить России разработкой собственной ракеты. В США утверждают, что разработка новой ядерной ракеты средней дальности покажет миру, что Америка настроена серьёзно. В ноябре 2017 года в Белом доме объявлено о новом, решительном подходе к вопросу о выполнении Договора о РСМД. Тогда впервые была официально названа новая российская ракета, якобы нарушившая условия Договора о РСМД, – «Новатор 9М729». Но опять-таки, американская сторона выдаёт предполагаемое нарушение за свершившийся факт, не указывая, в чём суть нарушения, где и как оно выявлено.

При этом вокруг Договора о РСМД развёрнута шумная пропагандистская кампания. Обвинения в адрес России голословны и неконкретны. Делается это умышленно, чтобы российская сторона не могла бы предметно ответить и опровергнуть распространяемые домыслы. Такая политика преследует одну цель – дискредитировать Россию и представить её в виде государства – нарушителя международных договоров. Под этот шум США ведут дело к развалу Договора о РСМД, серьёзным образом препятствующего им в реализации их планов.

В заключение необходимо отметить, что Договор о РСМД принципиально важен не только для России и для Европы. В случае прекращения его действия мы рискуем получить ситуацию начала восьмидесятых годов прошлого столетия, когда ядерные ракеты достигали своих целей за пять – семь минут, и это положение дел создавало крайне нестабильную военно-политическую обстановку на европейском континенте.

Очевидно, что американцы заблуждаются, ошибочно считая, что их это не затронет.

Сергей РЫЖКОВ, начальник Управления Министерства обороны Российской Федерации по контролю за выполнением договоров (национального Центра по уменьшению ядерной опасности).

США. Евросоюз. Россия > Армия, полиция > redstar.ru, 21 мая 2018 > № 2614280 Сергей Рыжков

Куда идут Балканы

«Пороховую бочку Европы» могут вновь взорвать.

За Балканами, находящимися на перекрёстке путей и цивилизаций, прочно закрепилось название «пороховая бочка Европы». Религиозные и этнические противоречия, выгодное географическое положение, стремление более сильных стран подмять регион под себя и многое другое не раз превращало Балканы в поле жестоких сражений. Неспокойно на Балканах и сегодня. О том, какие политические процессы там происходят и к чему они могут привести, наш обозреватель беседует с известным российским балканистом, доктором политических наук профессором МГИМО МИД РФ Еленой ПОНОМАРЁВОЙ.

– Елена Георгиевна, 27 апреля в Брюсселе состоялась встреча глав внешнеполитических ведомств стран НАТО, на которой одной из центральных тем был вопрос об «открытых дверях на Балканах». Его же будут обсуждать и 17 мая, но уже на саммите Евросоюза, который пройдёт в Софии. Чем вызвано столь пристальное внимание Запада к Балканам?

– Разрушив в начале 1990-х годов по жёсткому сценарию Югославию, Запад на этом не успокоился. Он стал интенсивно навязывать балканским странам так называемый европейский вектор развития. Более того, в последнее время Запад значительно активизировал свои действия в этом направлении. Так, в начале февраля 2018 года Еврокомиссия представила новую стратегию по ускоренному включению в ЕС шести балканских стран – Албании, Боснии и Герцеговины, Македонии, Сербии, Черногории и даже частично признанного Косова.

Европейской перспективе региона посвящён и очередной саммит ЕС, который открылся в четверг в Софии. Основное внимание на нём уделено вопросам укрепления связей между ЕС и Западными Балканами.

Чем можно объяснить стремление Евросоюза быстрее втянуть в свои ряды балканские страны? На мой взгляд, свою роль в этом играют несколько факторов. Прежде всего желание руководства Евросоюза продемонстрировать всему миру, что Брексит не подорвал позиций объединения, что ЕС не только живёт, но и расширяется. А поскольку продвижение на восток ограничено Россией, то вектор расширения Евросоюза был направлен на юг. Хотя и здесь сработал антироссийский фактор: Евросоюз не хочет допускать сохранения и тем более укрепления позиций Москвы на Балканах.

Ещё одним фактором является тесная интеграция Евросоюза и НАТО. По сложившейся уже схеме сначала новые члены принимаются в Североатлантический альянс, а затем, пройдя ряд процедур и проведя существенные внутриполитические реформы, фактически лишающие государства национального суверенитета, и в ЕС. К примеру, Болгария членом НАТО стала в 2004 году, а Евросоюза – в 2007 году. Хорватия оказалась в НАТО в 2009 году, а членом ЕС стала в 2013 году.

Интерес к Балканам подогревает и экономический фактор. Ведь это дополнительный рынок в 20 миллионов человек. Недра Балканского полуострова богаты каменным и бурым углем. Месторождения нефти и природного газа редки, зато часто встречаются месторождения руд цветных металлов. Через Балканы проходят важнейшие энергетические маршруты.

Наконец, в Евросоюзе очень бы хотели, приняв балканские страны в свои ряды, отвести им роль «паркинга для мигрантов». То есть снизить за счёт Балкан миграционный поток в центр континента и другие его регионы.

– Американцы в 1999 году разбомбили Союзную республику Югославию, а потом отошли в сторону, предоставив европейцам возможность восстанавливать разрушенное. А какую роль в своих геополитических планах США отводят Балканам на данном этапе?

– После 1999 года американцы прочно закрепили за собой не только право главного арбитра, но и главного игрока в регионе. Именно американские политики, военные, транснациональные компании играют здесь первую скрипку. Брюссель занимается фасадными работами (права человека, гей-парады и тому подобное), а начинка вся в американских интересах. Не случайно в Косове построены две крупнейшие в юго-восточной Европе военные базы – Кэмп Бондстил и Кэмп Филмсити.

Ещё одним – отложенным – итогом бомбардировок стал выход Черногории из союзных отношений с Сербией. В июне 2017 года эта самая малая по численности (626 тыс. жителей) и стратегически важная страна стараниями политических временщиков и прежде всего бывшего коммунистического лидера Мило Джукановича стала 29-м членом НАТО. Нелишне напомнить, что Черногория, не будучи членом ЕС, поддержала санкции против России.

Нельзя не отметить, что бомбардировки и фактическая оккупация балканских стран американскими и натовскими войсками позволили инициаторам и исполнителям этого серьёзным образом обогатиться. Французский исследователь Жан Дарбен написал целую книгу о том, как отторжение Косова обеспечивает интересы американских корпораций. Некоторые из них произвольно распоряжаются сербской и албанской государственной собственностью. Так, по итогам военной интервенции Мадлен Олбрайт стала основателем и владельцем контрольного пакета акций консалтингового холдинга «Олбрайт групп», зарабатывающего значительный капитал на телекоммуникационном бизнесе в Косове. Генерал Уэсли Кларк, командовавший силами НАТО в Косове, в настоящее время является владельцем канадской энергетической компании, активно использующей уголь и продукты синтетического топлива из Косова. Этот список можно продолжить. Главное – американские ТНК получили на Балканах солидный куш, от которого просто так никогда не откажутся.

– Единственная из стран региона – Сербия – имеет возможности альтернативного развития. При этом она находится под особо пристальным вниманием США и НАТО, на неё оказывается наиболее интенсивное давление. На ваш взгляд, удастся ли Сербии устоять под этим прессом?

– Положение руководства Сербии можно назвать политической эквилибристикой. Пока она приносит некоторые плоды, но такое положение не может длиться вечно. Причём не Россия, а Запад настойчиво требует от Белграда определиться, с кем он. Посудите сами. Накануне визита Сергея Лаврова в Сербию, который состоялся в феврале этого года и был приурочен к юбилею установления дипломатических отношений между нашими странами, имела место продолжительная беседа президента страны Александра Вучича с руководителем английской разведки Ми-6. Содержание разговора неизвестно, но уже сам факт такой встречи говорит о многом.

После отъезда Лаврова прошли переговоры Вучича с Ангелой Меркель, суть которых, кроме ничего не значащих фраз, тоже не была предана огласке. Затем состоялся визит помощника госсекретаря США Уэса Митчелла, который приехал в Белград с новым планом Вашингтона по Косову и Метохии. Показательно, что Митчелл сначала побывал в Приштине, где сделал чёткое заявление о том, что силы безопасности Косова будут трансформированы в «армию Республики Косово» и что в этом вопросе никто не обладает правом вето.

Это принципиально новый момент в американской политике, потому что до этого дипломатия США настаивала на том, что только в согласии с конституцией все национальные меньшинства должны дать добро на создание армии Республики Косово.

– Как свидетельствует нынешнее положение балканских стран, членство в Евросоюзе оказывается непростым, а в чем-то даже обременительным…

– Действительно, в социально-экономическом плане ситуация во всех балканских странах очень тяжёлая: высокий уровень безработицы, отсутствие социальной перспективы, нищета, общая деградация инфраструктуры и всех сфер жизни. По данным Всемирного банка, в 2016 году официальный уровень безработицы в регионе был в 2-3 раза выше, чем в среднем по ЕС.

Всё это дополняется фактической утратой суверенитета. Балканы окончательно превратились в мировую периферию, где всё время расширяются, по меткому выражению Эдуара Баладюра, «зоны неправа». Например, в Боснии и Герцеговине активно действуют 46 военно-террористических лагерей, хорошо известных в исламском сообществе как параджматы (деревни, где не соблюдаются законы БиГ). Там обучают боевиков, которые затем отправляются воевать на Ближний Восток. Все эти базы имеют тесные связи с «Аль-Каидой» и ИГИЛ, запрещенных в России. Аналогичные лагеря работают в Албании и Косове. Такое положение вещей, мягко говоря, не внушает оптимизма.

– Некоторые дотошные эксперты утверждают, что на Балканах существует 18 больших и малых дремлющих или даже недремлющих конфликтов, каждый из которых может взорвать регион.

– 18 возможных конфликтов, конечно, перебор, но то, что Балканы – конфликтогенный регион, – это факт. В силу исторических, культурно-религиозных, политических, социально-экономических и геополитических причин Балканы были и остаются особо уязвимой зоной мировой политики. В настоящее время регион превращается в важный стратегический узел международного терроризма, который имеет региональную специфику, проявляющуюся в двух пересекающихся процессах.

Первый – это албанский ирредентизм, который ставит своей целью объединение всех территорий, на которых проживают албанцы, в общее государство. Второй процесс развивается в рамках исламистского экстремизма (преимущественно это ваххабитское движение), проводники которого активно работают над созданием так называемого балканского халифата (БХ). Достижение данных проектных целей предполагает тесное взаимодействие их инициаторов и организаторов со структурами транснациональной организованной преступности и международного терроризма.

В результате в регионе формируется регионально-глобальный монстр, несущий угрозу безопасности и территориальной целостности балканских стран, а также существованию населения, не исповедующего ислам. Если в потенциальные границы БХ включаются территории Албании, Греции, Болгарии, Боснии и Герцеговины, Македонии, Сербии, включая Косово, Черногории, то сценарий албанизации может быть реализован по двум направлениям.

В одном случае это создание «Великой Албании», способной объединить Албанию, Косово, Западную Македонию (Республика Илирида), юго-восточную Черногорию (Малесия) и северо-западную Грецию (Чамерия). Второй вариант предполагает объединение территорий преимущественного проживания албанцев через ассоциацию исламских областей, которая должна стать мостом между Ближним Востоком, Турцией и Санджаком (юг Сербии). Этот проект фактически является частью более широкой стратегии «Аль-Каиды» и частично пересекается со сценарием БХ.

Очевидно, что попытки реализации подобных сценариев породят три главных конфликта: сербы – косовары и шире албанцы; сербы – боснийские мусульмане и македонцы – албанцы. Причём прежде всего речь идёт не о межнациональных конфликтах, а о межрелигиозных, когда православные народы вынуждены оказывать сопротивление экспансии радикального ислама.

Разрушив в начале 1990-х годов по жёсткому сценарию Югославию, Запад начал навязывать балканским странам так называемый европейский вектор развития

– Вы уже упоминали об уготованной Балканам роли в отношении миграции. А как сегодня в регионе справляются с потоком всех мыслимых и немыслимых мигрантов из Африки, Афганистана, с Ближнего Востока?

– С одной стороны, для Балкан миграция – привычная вещь. На протяжении всей истории людские волны прокатывались по Балканам и через них. А с другой – с 2015 года явление приобрело такие грандиозные масштабы, получило такие негативные последствия, с которыми балканские страны не в состоянии справиться даже на деньги ЕС. Дело в том, что этот миграционный поток может в корне изменить этнорелигиозную и политическую ситуацию в регионе.

– А кто они, эти мигранты, с социальной точки зрения?

– Подавляющее большинство мигрантов – мужчины в возрасте 27–30 лет, исповедующие ислам. Как правило, они не стеснены в деньгах. По всем признакам они могут формировать «спящие» террористические ячейки и активно включаться в реализацию сценариев – в строительство «балканского халифата» или всебалканского албанского государства.

Маршрут подавляющего большинства беженцев пролегает через Турцию, оттуда они морем попадают в Грецию, затем пересекают границу Македонии, далее движутся в сторону сербской границы, переходят её и направляются в небольшой пограничный город Прешево, 90 процентов населения которого – албанцы. Часть беженцев остаётся в Македонии, часть, перейдя границу, оседает на юге Сербии в районах с мусульманским большинством. Кто-то проникает в глубинные районы Сербии.

Основная же масса движется дальше в Европу. Важно, что под видом мигрантов в страны ЕС устремляются косовские албанцы, которые расширяют уже существующие и формируют новые криминальные сети.

– Есть еще проблема, сопровождающая миграцию. Это наркотрафик. Не являются ли нынешние Балканы ещё одним «окном в Европу» уже в этом смысле?

– Балканы – не просто наркотеррористическое «окно в Европу», это распахнутые настежь ворота. После оккупации НАТО в 1999 году Косово стало настоящим раем для наркоперевозчиков. По данным спецслужб, через руки албанских наркодилеров ежемесячно проходит от четырёх до шести тонн героина, произведённого из афганского сырья, а годовой доход преступных группировок от торговли зельем составляет несколько млрд долларов. И это официальные данные. Реальность намного страшнее. За поставки героина в Европу отвечают около 30 албанских наркокланов, каждый из которых контролирует свой участок наркотрафика.

В рамках «балканского маршрута» действуют пять основных каналов доставки наркотиков:

1. Албанский идёт через Албанию, Македонию, Косово и Метохию, Центральную Боснию и далее в Европу. Название этого канала транспортировки связано с тем, что он проходит преимущественно по территориям компактного проживания албанцев.

2. Зелёный («Зетра») начинается в Турции, проходит через населённую мусульманами Южную Болгарию, захватывает Македонию, использует как перевалочную базу Прешево в Южной Сербии и заканчивается в Боснии. «Зетра» (Турция – Босния), будучи одним из главных направлений криминального транзита, исторически является также магистральным путём проникновения ислама в Европу.

3. Маршрут «Д», или путь через Дубровник. Проходит через пограничный переход «Дебели брег».

4. Маршрут «Р», или путь через Риеку, используется только при наличии надёжных логистических центров в Хорватии и для прямых поставок наркотиков и оружия. Надо сказать, что албанские каналы криминальных связей, проходящие через Хорватию, а также Словению, существуют уже несколько десятилетий.

5. Северный маршрут обеспечивает поставку наркотиков с территории Балкан через Чехию в скандинавские страны.

Важнейшим фактором процветания наркоторговли является прямой интерес крупных компаний, разного рода структур и ряда семей/кланов мирового истеблишмента. Торговля наркотиками в мировом масштабе невозможна без поддержки банков, спецслужб, разведывательных структур как государственных, так и частных крупных корпораций. Поэтому военные базы США в Косово, на которые ежедневно прилетают по нескольку транспортных самолётов, уверена, включены в наркотрафик. На мулах и ослах невозможно доставлять тонны афганского героина в Европу. Сначала это всё доставляется в Косово, а потом уже по албанской цепочке во все европейские города.

– До сих пор мы вели речь о западных Балканах, но есть ещё Болгария. Она рядом с этими конфликтными зонами. В чём состоят болгарская специфика, особенности болгарской внешней политики?

– В политическом и социально-экономическом смыслах ситуация в Болгарии ничуть не лучше, чем на постъюгославском пространстве. Характеристику суверенной внешней политики страны можно выразить двумя словами: её нет. Болгария проводит линию, согласованную с Вашингтоном и Брюсселем, причём в первую очередь именно с Вашингтоном.

В этом вопросе сошлюсь на мнение авторитетного болгарского историка, искреннего друга нашей страны Дарины Григоровой. Кстати, недавно в издательстве «Книжный мир» вышла её книга «Русский феникс: от имперского прошлого к евразийскому будущему», где она размышляет не только о причинах трагических событий ХХ века в истории России, но и о возможностях грядущих наших побед.

Что же касается внешней политики Болгарии, то, по словам Григоровой, она на протяжении последних десятилетий направлена на отрыв болгар от России. При этом болгарские политики не столь агрессивны в своей риторике и действиях, как поляки или прибалты, но линию на разрыв проводят очень последовательно. Показательно, что даже в оценке освобождения Болгарии в ходе русско-турецкой войны правительство страны занимается подменой понятий.

Никто не умаляет значения подвига простых солдат и офицеров, какой бы национальности они ни были, но все они освобождали Болгарию под русскими знамёнами. А значит, акцентирование внимания на перечислении воевавших народов, а не на роли России – это в современных условиях политический акт, который укладывается в общую линию на «выдавливание» России из региона.

В то же время нынешний президент Румен Радев, хотя и не является русофилом, таких в политическом истеблишменте страны вообще нет, выступает за прагматику в мировой политике и публично неоднократно заявлял о необходимости разморозки болгаро-российских отношений. Однако президент – это представительная фигура. Болгария – парламентская республика, где главная роль принадлежит премьеру. Бойко Борисов играет в стиле Меркель – изменчивый и ненадёжный, не делает резких заявлений, но действует по американским лекалам. В Болгарии три американские базы (авиабазы Безмер и Граф-Игнатьево, полигон Ново-Село) – это и определяет внешнюю политику Софии.

– Между Россией и Балканами существуют глубокие исторические и культурные связи. Но насколько они прочны сегодня? Одни аналитики утверждают, что Балканы постепенно удаляются от России, другие – что это Россия уделяет мало внимания Балканам. А кто-то даже говорит, что Россия, наоборот, излишне вмешивается в дела балканских стран. А что вы скажете по этому поводу?

– Последнее утверждение ложное. Скажу так: чем меньше внимания Россия уделяет Балканам, тем больше они отдаляются от нас. Сотрудничество, как и несотрудничество, приносит свои плоды. И неважно, идёт речь о Греции, Болгарии или Сербии.

Напомню, что Россия никогда в истории Балкан не привносила в регион конфронтацию, а всегда старалась её ликвидировать и помочь балканским народам отстаивать национальные интересы, сохранять культурные и религиозные традиции.

Беседовал Александр ФРОЛОВ

Босния и Герцеговина. Евросоюз. США. Россия > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика > redstar.ru, 18 мая 2018 > № 2613039 Елена Пономарева

Мусин и Бодрийяр против CNN

без Марата Мусина героям многих "горячих точек" станет если не ещё горячей, то тяжелей — точно

Теперь… без Марата Мусина героям многих "горячих точек" станет если не ещё горячей, то тяжелей — точно. Ведь там Правда, Справедливость — и главные "ресурсы", и столь же главные "объекты защиты". Защитники ливийцев, сирийцев, донбассовцев, — волонтёры (трудам и подвигам которых посвящен 2018-й, Год волонтёра) — все со времён добровольцев Испании 1930-х стоят ещё и за Мировую справедливость.

Марат Мусин и его волонтёрское информагентство ANNA-News ворвались в мировой эфир, талантом и смелостью поразили многих мировых информационных гигантов и были отмечены ими с раздражённым изумлением. От его сотрудников (Светы Руденко, Бориса Сомова) при разных обстоятельствах я слышал фразу: "Марат Мазитович не терпит постановочных сцен".

Вот оно! Совпало, что о соперниках всех порядочных журналистов, значит, Марата Мусина в первую очередь, я недавно опубликовал "Пранк-эссе". О постановочном убожестве многомиллиардного CNN, одна стоимость галстуков высшего менеджмента которого, наверное, превысит весь бюджет ANNA-News.

Собственно, эссе не было каким-то "специальным расследованием", это история захождения мира в "фэйк-пранк тупик". Лидерство CNN в этом позорном процессе установлено настоящими специалистами. Исследователи СМИ Эдвард Херман, Дэвид Петерсон:

"Телеканал — некритическое СМИ, деятельность сводится к тому, чтобы освещать "правильные" пресс-кон­фе­рен­ции, приглашать в эфир соответствующих гостей и без ошибок произносить все имена. Во время бомбардировок Югославии в 1999 г. CNN де-факто было информационным оружием НАТО". А главный эксперт — несомненный коллега Марата Мусина, интеллектуал, философ Жан Бодрийяр, автор знаменитой работы "Войны в Заливе не было". Введший термин "симулякр" в дни войны 1991 г. в Персидском заливе.

Википедия: "По Бодрийяру "Войны в Заливе не было" — в смысле, что у наблюдавших за войной по CNN не было никакой возможности знать, было ли там что-нибудь на самом деле, или это просто “пляска картинок” и взволнованных пропагандистских репортажей на телеэкранах". Бодрийяр вдохновил творцов фильма "Плутовство" ("Хвост виляет собакой" с Робертом де Ниро). Ещё более прямые отсылки к нему — в знаменитой "Матрице": главный герой Нео достает "всеобъясняющий" лазерный диск из книги Бодрийяра.

Историческая "Войны в Заливе не было" — это три залпа.

Первый: "Войны в Заливе не будет" (4 января 1991-го, до начала неизвестно чего). Потом, вроде, загрохотало: что, Жан, "обмишурился"?

Бодрийяр ответил: "Действительно ли идёт война в Заливе?" (6 февраля).

И 29 марта, когда CNN транслирует уже победные парады, раздачи наград, вбивается третий гвоздь, часть 3 — "Войны в Заливе не было":

"Война в Заливе" была не войной в самом деле, а, скорее, злодеянием, которое притворялось войной… Мы узнали лишь, как выглядит сверхсовременный метод электрокуции, парализации, лоботомии, испытанный на подопытном противнике вне поля боя и без возможности реакции с его стороны. Даже 10000 тонн бомб ежедневно не достаточно, чтобы сделать её войной. Даже прямой трансляции по CNN, информации в реальном времени не достаточно, чтобы установить подлинность войны".

Психологическая аксиома: сильнее всего ранят, оскорбляют утраты надежд, измены прошлых "кумиров". Бодрийяр зол. Не на военных. В конце концов, Пентагон сработал как Пентагон! Но, что CNN сработал, как Пентагон, — вот что отвратительно в высшей мере: когда-то канал Теда Тёрнера, светоч правдивости, гуманизма! Рядом с Тёрнером — его тогдашняя жена, Джейн Фонда, "икона" истинного пацифизма. Летала в Ханой ещё в дни Вьетнамской войны. И вот: CNN — подотдел отдела пропаганды и психообработки какого-то там управления Пентагона! Бодрийяр обозначил тенденцию мировых информационных войн. И сегодня я с содроганием смотрю на долгие тягучие видео-заставки CNN (во всех ТВ-тарелках РФ). Пафосная "трагичная" закадровая музыка, на берегу какого-нибудь заливчика — "одинокий герой": телеоператор с огромной, как базука или ПЗРК, телекамерой на плече. Потом "наплывают" объекты информационной их опеки: пингвины, слоники, плачущие арабо-африканские дети… В американском мультсериале "Южный Парк" пошлый пафос CNN — любимый объект пародий. Там четыре школьника (мушкетёры "фэйк-эпохи") обычно затевают какую-то детскую каверзу, но "прилетает" CNN и раздувает из этого сенсацию, мировой абсурд.

Как пихали, перетаскивали на берегу труп сирийского ребенка, в поисках лучшего ракурса! Поливали несмышлёных "статистов" водой, превращая в "жертв химатак"… Неважно, сами CNN или "белокасочники", опекаемые их общим начальством. (Верно и для файер-шоу "Киев-2014").

В пределе "развития" вижу рекламу CNN: "Мировой лидер постановочного видеорепортажа! Три "Оскара" за режиссуру! Среди наших клиентов: Пентагон, ИГИЛ (террористическая организация, запрещённая в РФ. — ред.), Майдан… Портфолио прилагается!" Правда, и у них не без потерь: Госдеп США заморозил финансирование смежникам/подельникам CNN — "Белым каскам".

30 апреля в Кабуле погибли девять журналистов: "террорист, замаскированный под телеоператора, взорвался в толпе журналистов".

Но афганский смертник, наряженный телеоператором, затесавшийся в толпу и "рванувший", по сути, спародировал гигантскую корпорацию, также "замаскированную под телеканал"! Он прямой коллега CNN-овцев с "телебазуками" на плече, на рекламных заставках "заботливо" наводящих фокус на афродетишек, слоников, тюленей. Недавно старший продюсер CNN Джон Бонифилд признался "на камеру" репортёру Джеймсу О'Кифи (американскому независимому журналисту, основателю Project Veritas, возможно, коллеге анна-ньюсовцев), что сюжеты CNN о связях президента США Дональда Трампа с Россией были выдуманы для поднятия рейтинга телеканала.

Миллиард абонентов CNN — примерно совпадает с создаваемым "золотым миллиардом"… А во Взводе им всем Противостоящем — большая потеря. Вечная память Марату Мусину!

Игорь Шумейко

Россия. США > СМИ, ИТ > zavtra.ru, 15 мая 2018 > № 2616380 Игорь Шумейко

«Это худшее внешнеполитическое решение из всех, что принимал Трамп»

Роберт Айнхорн - Старший научный сотрудник Brookings Institution (Вашингтон), бывший специальный советник госсекретаря США по вопросам нераспространения оружия массового уничтожения и контроля за вооружениями.

Елена Черненко – кандидат исторических наук, руководитель отдела внешней политики газеты «Коммерсантъ», член Президиума Совета по внешней и оборонной политике, член рабочей группы ПИР-Центра по международной информационной безопасности и глобальному управлению интернетом.

Резюме О последствиях выхода страны из сделки с Ираном

США в четверг расширили санкции против Ирана, внеся в черные списки шестерых человек и три компании, связанные с иранским Корпусом стражей исламской революции. При этом до осени, в соответствии с решением президента США Дональда Трампа, должны быть возвращены все санкции против Ирана, которые были заморожены после заключения с ним в 2015 году ядерной сделки. Старший научный сотрудник Brookings Institution (Вашингтон), бывший специальный советник госсекретаря США по вопросам нераспространения оружия массового уничтожения и контроля за вооружениями (при администрации Барака Обамы) Роберт Айнхорн рассказал корреспонденту “Ъ” Елене Черненко, с чем связана жесткая позиция Дональда Трампа по Ирану и сможет ли он добиться от Тегерана новой, «улучшенной» сделки по ядерной программе.

— Сразу несколько европейских политиков и СМИ назвали объявленный выход США из иранской ядерной сделки худшим внешнеполитическим решением Дональда Трампа. Вы согласны с такой оценкой?

— Да, вполне. Это действительно худшее внешнеполитическое решение из всех, что он пока принимал. У этого шага будут серьезные долгосрочные последствия — для отношений США с миром, для репутации США и, конечно, для иранской ядерной программы. Теперь Иран, если он того захочет, имеет право активизировать свою программу обогащения и при этом отказаться от многих механизмов контроля и верификации, введенных в рамках Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД). Решение о выходе США из иранской сделки негативно скажется и на трансатлантических отношениях, в том числе потому, что американские власти будут угрожать европейским компаниям, сотрудничающим с Ираном, вторичными санкциями. И не только европейским.

А главное, что у администрации нет понимания, что может прийти на смену СВПД. Нет никакого плана «Б».

— А почему Дональд Трамп, собственно, так ополчился на Иран и ядерную сделку?

— Думаю, что в значительной мере решение о выходе США из СВПД объясняется тем, что Трамп обещал разорвать эту сделку еще во время своей предвыборной кампании. А в чем ему не отказать, так это в том, что он старается последовательно выполнять все свои предвыборные обещания. И не менее последователен он в сведении на нет ключевых достижений своего предшественника — Барака Обамы. Полагаю, что именно эти два фактора сыграли роль в случае с иранской сделкой.

Не думаю, что Трамп лично глубоко вникал в детали СВПД. Он неоднократно называл это соглашение «плохим», но готов поспорить: если вы его попросите подробно объяснить свое решение, он вам ответит набором уже высказанных им самим штампов. И уж точно не сможет дать детальный ответ, зачем он собирается заменить СВПД.

— Убедить Дональда Трампа не выходить из СВПД пытались лидеры Великобритании, Франции и Германии, но он их слушать не стал. Как вы считаете, почему?

— Европейцы приложили серьезные усилия к тому, чтобы повлиять на Дональда Трампа, и мне кажется, они весьма близко подошли к тому, чтобы достичь каких-то результатов. Но в итоге и им не удалось предотвратить выход США из сделки. Думаю, что причиной тому стал именно тот факт, что решение об отказе от СВПД мотивировано политически, а не субстантивно.

— Иран объявил, что готов продолжить сотрудничество с оставшимися странами—участницами СВПД. Это поможет сохранить сделку?

— Иранцы не сказали, что продолжат полностью придерживаться условий СВПД. Они дали понять, что готовы проводить консультации с остальными участниками сделки с тем, чтобы понять, насколько соблюдение требований СВПД продолжит гарантировать им экономические выгоды. Но это означает, что если европейцы не смогут продолжить экономическое сотрудничество с Ираном, Тегеран сочтет себя вправе отказаться от наложенных на него в рамках СВПД ограничений.

— Новый посол США в Германии Ричард Гренелл уже потребовал от немецких предпринимателей «немедленно» свернуть бизнес с Ираном.

— Власти стран ЕС будут пытаться убедить европейский бизнес не покидать Иран. Возможно, они даже постараются склонить предпринимателей к укреплению контактов с Ираном. Для этих целей европейским компаниям могут быть выделены дополнительные госкредиты. Но возможности европейских правительств тут очень ограничены, не они принимают решения о бизнес-процессах в частных компаниях. Под угрозой вторичных санкций со стороны США многие европейские компании предпочтут уйти из Ирана и не иметь с ним никаких дел — не торговать с Ираном и не инвестировать в эту страну. С Ираном иностранным компаниям и без того весьма непросто вести дела, а если к существующим сложностям — непрозрачным правилам, коррупции, плохому менеджменту и так далее — добавится риск быть отрезанным от американского рынка и финансовой системы США, то никакие увещевания европейских политиков на предпринимателей не подействуют.

— А власти стран ЕС могут предпринять какие-то шаги по защите своих компаний от американских санкций?

— Сейчас они, как я понимаю, как раз занимаются этим вопросом, рассматривая ряд опций. Но полагаю, что в итоге гарантировать крупному европейскому бизнесу реальную защиту от американских санкций власти не смогут. Может быть, небольшие и средние европейские компании, у которых совсем нет связей с США, решат, что им не о чем беспокоиться, и продолжат сотрудничать с Ираном. Но это не касается крупных игроков. Они не станут рисковать.

В итоге Иран увидит, что СВПД перестает приносить ему экономическую выгоду, и я не удивлюсь, если иранские власти сочтут себя более не связанными наложенными на них в рамках этой сделки ограничениями.

— Дональд Трамп объявил, что будет добиваться заключения нового «улучшенного» соглашения с Ираном. Это реалистично?

— Не думаю. Администрация США заверила, что готова к новым консультациям. Но я не представляю, как можно в нынешних условиях добиться «улучшенной» сделки. Не в ближайшее время. В отличие от ситуации, предшествовавшей заключению СВПД, сейчас США не смогут мобилизовать достаточное количество стран на то, чтобы оказать существенное давление на Иран. При этом администрация США настаивает на том, чтобы в новую сделку вошли, в частности, пункты о баллистической ракетной программе Ирана и его региональной активности. Но как достичь более содержательного соглашения при меньшем давлении? Это нереально. Тем не менее в Белом доме настаивают именно на этом.

— Считаете ли вы, что решение о выходе США из СВПД направлено, в том числе, на смену иранского режима?

— Полагаю, что в администрации Трампа нет единства в вопросе о конечной цели объявленного решения. Для некоторых, и прежде всего для самого президента, целью действительно может являться заключение новой, «улучшенной» сделки. Но другие, не афишируя это, вполне могут преследовать цель свергнуть иранский режим. Мне трудно оценить, насколько влиятельна вторая группа, но публично администрация, конечно, будет говорить, что ее действия направлены на изменение политики режима, а не на смену самого режима.

— Насколько решение о выходе из иранской ядерной сделки затруднит Дональду Трампу достижение договоренностей с Северной Кореей?

— Тут есть разные точки зрения. Многие эксперты говорят, что лидер КНДР Ким Чен Ын будет менее мотивирован о чем-то договариваться с США, которые только вышли из схожей сделки с Ираном. Представители администрации США, наоборот, говорят, что Белый дом усилил свою переговорную позицию, продемонстрировав, что не согласится на плохую сделку. Мне кажется, что обе стороны преувеличивают: не думаю, что, принимая решение о возможной сделке с США, Ким Чен Ын будет прежде всего оглядываться на иранский пример.

США. Иран > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 мая 2018 > № 2913937 Роберт Айнхорн

Время для новой внешнеполитической концепции США

Иэн Бреммер – президент Группы «Евразия», консалтинговой компании, оценивающей политические риски, и автор книги «Конец свободного рынка».

Джо Кеннеди III – член Палаты представителей США от штата Массачуссетс.

Во время президентской кампании-2016 Дональд Трамп ярко живописал роль США в мировой политике. Это было драматичное повествование о союзниках, любящих прокатиться за чужой счет, бесконтрольной глобализации и балансировании на грани ядерной войны. Беженцы и иммигранты представлялись злодеями, репрессивные режимы, такие как Россия и Китай, получили лестные оценки, а права человека и демократические свободы отодвинулись на задний план. Будучи кандидатом в президенты, Трамп нарисовал безрадостную картину слабой Америки, переживающей закат могущества; однако он обещал обратить вспять эти тенденции.

Некоторых удивляет, и многих тревожит то, что мрачные взгляды Трампа находили и продолжают находить отклик у избирателей даже теперь, когда прошло более года после его прихода в Белый дом. Вот уже четверть века единственная сверхдержава мира притупляла и ограничивала понимание рядовыми американцами роли мировой политики в их повседневной жизни. Опрос общественного мнения в июле 2017 г. выявил, что почти половина американцев согласилась с утверждением, что Соединенным Штатам нужно «обращать меньше внимания на проблемы за рубежом и больше сосредоточиваться на внутренних проблемах».

Это понятное чувство. Американские семьи испытывают финансовые затруднения. Они сосредоточены на работе, домах, детях, сбережениях. Их тревожат медицинские счета, которые им приходится оплачивать сегодня, а не беды завтрашнего дня, случающиеся за тысячи километров от их дома.

Добавьте к этому мнение, будто участие в жизни мирового сообщества ухудшает положение многих американцев – и их презрение к внешней политике только нарастает. Для них глобализация – сложная система влияния, богатства и власти, которая помогает богатым людям с хорошими связями за счет всех остальных. Сыновья и дочери рабочего класса приносятся в качестве жертв на алтарь войн с ошибочными мотивами и неопределенными целями. Рабочие места американцев уходят за океан, их семейные предприятия подчиняются какому-то более великому благу и проекту, в котором они не участвуют, а общество финансируется по остаточному принципу. Что еще хуже, американцы не чувствуют себя в безопасности. Терроризм наносит удары внутри страны. Исламское государство (ИГИЛ) и другие экстремисты кажутся слишком могущественными. Победа в Афганистане, Ираке и других местах остается труднодостижимой, несмотря на большие, многолетние жертвы. Легко понять, почему многие американцы гадают, что же хорошего им дает внешняя политика.

Через 15 месяцев после прихода в Белый дом Трамп по-прежнему пытается эксплуатировать это чувство разочарования. Его спонтанные действия на международной арене опираются на постоянное внушение американцам, что перед ними стоит выбор: безопасность на родине или мир за рубежом, права человека или стабильная заработная плата, сострадание или сила, милосердие или силовые игры. В конечном итоге это ложный выбор. В современном взаимосвязанном мире различие между внешними и внутренними вызовами искусственно. Если США повернутся спиной к миру, это не обеспечит безопасность и процветание американских граждан или их страны. Подход Трампа к внешней политике, выраженный в лозунге «Америка превыше всего», вместо этого приведет к изоляции и одиночеству Соединенных Штатов и позволят другим странам писать правила, по которым мир будет жить в будущем.

Сегодня американские семьи оплачивают нежелание Америки участвовать в борьбе с изменением климата взлетевшими до небес ценами на страхование от наводнений и незапланированными растратами городских бюджетов на устранение последствий ураганов, оползней и опустошительных пожаров. Они ощущают недостаточность усилий американских властей по борьбе с торговлей наркотиками, поскольку видят, что эпидемия наркомании все страшнее изо дня в день. Их личной безопасности и неприкосновенности личной жизни угрожают международные кибератаки; злонамеренные иностранные организации вторгаются в их социальные сети, а самое ценное демократическое право – право волеизъявления на свободных выборах – находится под прицелом российского президента Владимира Путина. Американские военнослужащие обоих полов по-прежнему надевают военную форму и оставляют свои семьи, чтобы сражаться в конфликтах, в которых нет ни четких целей, ни понятных стратегий выхода.

Внешняя политика проводится не только за океаном. Она влияет не только на войны, в которых мы участвуем, но и на счета, которые мы оплачиваем. Это не только оружие, которым мы воюем за рубежом, но и компьютеры, которыми пользуемся на родине. Это не только кризисы и болезни на другом континенте, но также болезни и несправедливость на нашей улице.

Не обманывайтесь: американцы сталкиваются сегодня с серьезными глобальными угрозами. Растущая мощь Китая, вмешательство России во внутренние дела демократических стран, усиливающийся раскол в Европе и отказ США от мирового лидерства – все это означает, что на горизонте маячит новый мировой порядок. Первые его проблески уже доходят до нас. Хотя Соединенные Штаты остаются крупнейшей экономикой мира, Китай является самым мощным игроком в мировой экономике, направляя политический и экономический вес в государственные предприятия. По рыночной капитализации компания Apple – вроде бы крупнейшая корпорация в мире; однако ее генеральный директор Тим Кук отчитывается перед акционерами компании, а не перед законодателями США. Этого не скажешь о китайском миллиардере Джеке Ма. Упрочение государственного капитализма в Китае, его стойкость и живучесть, бросает серьезный вызов свободному мировому рынку. Как будут реагировать Соединенные Штаты? От этого будет не только зависеть безопасность американских семей и грядущих поколений, но и будущее демократических идеалов, которыми так гордится наша страна: останутся они на плаву или потонут.

Чтобы дать правильный ответ, требуется нечто большее, чем близорукий и эгоистичный подход Трампа к внешней политике. Необходимо, чтобы американский электорат активно участвовал во внешней политике, которая идет рука об руку с внтренними планами укрепления демократии, личных свобод и человеческого достоинства. Если мы хотим, чтоб американский народ был так же вовлечен во внешнюю политику, как в вопросы здравоохранения, контроля за обращением оружия или движение «и я тоже», тогда нам нужно предложить людям более убедительное изложение американской внешней политики и объяснить им, почему она имеет большое значение.

Новая версия внешней политики

Примерно 5600 километров разделяют столицу Франции Париж и город Фолл-Ривер, штат Массачусетс. Для трудящегося в поте лица населения этого городка на северо-востоке Новой Англии изменение климата – не пустые слова, а важная часть их повседневной жизни. На протяжении многих лет неадекватная реакция США на глобальное потепление пагубно сказывается на местной инфраструктуре, городском бюджете и стоимость страховки от наводнений в регионе. Город пытается окупить 174 миллионов долл., которые пришлось вложить в ремонт канализационных сетей и стоков, чтобы его стареющая инфраструктура смогла справляться с учащающимися экстремальными погодными условиями и не подвергать опасности безопасность и здоровье местных жителей. Средние выплаты по страховке от наводнений за последние шесть лет выросли на 12%. Для общественности таких городов решение администрации Трампа выйти из Парижского соглашения об ограничении выбросов двуокиси углерода в атмосферу (а США остаются самым большим источником этих выбросов за всю историю) – это не просто болтология, а повседневная реальность, от которой зависит их финансовое благополучие.

Чтобы долететь из Атланты в Афганистан, нужно примерно 24 часа. Но в штате Джорджия сотни тысяч семей несут на себе бремя войн на Ближнем Востоке; в этом штате больше военнослужащих на душу взрослого населения, чем в любом другом штате. Немного отстают Южная Каролина и Техас. Для семей и общественности этих и многих других штатов и городов по всей стране войны в Ираке и Афганистане – не просто рассказы или занятные истории, опубликованные в «Нью-Йорк Таймс»; это суровая действительность, выражающаяся в утрате родных и близких на полях сражений, а также непомерных экономических издержках. Согласно приблизительным оценкам, за время после 11 сентября американские налогоплательщики выложили на эти внешние кампании более 5,6 триллионов долларов – деньги, которые можно было бы вложить в повышение низкого качества нашего школьного образования или ремонт обветшавших мостов. Будучи кандидатом в президенты, Трамп резко выступал против войн, которые ведутся без четкого стратегического плана, а также против конфликтов, за которые американским налогоплательщикам придется расплачиваться не одно десятилетие. Однако его спонтанная внешняя политика на президентском посту может ввергнуть США в ненужное военное противостояние, сознательно или случайно – с Ираном, Северной Кореей, Россией и даже с союзником по НАТО Турцией.

Западную Виргинию не назовешь пограничным штатом. На самом деле от его границ до Ларедо – ближайшего пункта на границе с Мексикой – более 3200 км. Однако никакой другой американский штат не подвергался такому опустошительному воздействию наркомании, которая приобрела здесь масштабы ужасающей эпидемии. Эта американская трагедия – следствие сочетания таких факторов как халатность государственных органов, жажда наживы бессовестных дельцов и иностранных картелей. Безответственность врачей, выписывающих лекарства, и отсутствие должного государственного контроля за фармакологическими компаниями привели к тому, что Америка подсела на болеутоляющие средства. Ужасающее недофинансирование системы охраны психического здоровья граждан привело к закреплению сложившейся ситуации. Цена зависимости от болеутоляющих наркотических средств росла, и мексиканские наркокартели ухватились за возможность удовлетворить растущий спрос американцев на их продукцию; сегодня 95% героина, продаваемого в США, поступает из Мексики. По мере углубления кризиса, наркотические средства также претерпевали эволюцию. Фентанил, смертельно опасный синтетический опиат, включает в себя химическое компоненты, изготавливаемые в подпольных китайских лабораториях, которые затем доставляются прямиком в Соединенные Штаты или попадают туда контрабандным путем через официальные мексиканские порты. Другими словами, проект Трампа по строительству мексиканской стены стоимостью 70 миллиардов долларов не остановит эту эпидемию. Это сможет сделать увеличение средств, выделяемых на охрану психического здоровья граждан, усиление отчетности фармацевтического сообщества и реальное взаимодействие с мексиканскими властями на границе.

От штата Небраска до Сирии – почти 10500 км, но этот штат принял больше беженцев на душу населения (76 на 100 тысяч жителей), чем любой другой штат в стране. Для семей, живущих в этом штате, и широкой общественности дебаты о политике в части приема беженцев – не абстрактные разговоры в коридорах Вашингтона или в кулуарах международных организаций, а повседневная жизнь в общественных центрах, церквах, школах, бюро услуг и других местных учреждений, вынужденных материально обеспечивать беженцев, потому что страна не может и не желает это делать при помощи разумной иммиграционной политики.

Россия находится на расстоянии свыше 8000 км от штата Висконсин. Однако это не обезопасило избирателей Среднего Запада от попыток недружественной российской державы вмешаться в их волеизъявление и повлиять на итоги их голосования в 2016 году. Висконсин был одним из семи штатов (наряду с Аляской, Аризоной, Калифорнией, Флоридой, Иллинойсом и Техасом), сайты и базы данных зарегистрированных избирателей которых подверглись атаке перед выборами 2016 г., как утверждают официальные лица из разведывательного сообщества. С тех пор было обнаружено, что иностранные хакеры успешно взломали электроэнергетическую сеть и другие важные объекты инфраструктуры. Не выходя из дома, враги США взяли под контроль эхокамеры, созданные социальными медиа, чтобы еще больше расколоть наше общество. Этот новый киберфронт не знает границ или препятствий.

Больше 11 тысяч км разделяют город Скрэнтон в штате Пенсильвания и столицу Китая Пекин. Но, когда речь заходит о торговой политике, нет двух других городов, которые бы лучше иллюстрировали взаимосвязь принимаемых внутриполитических и внешнеполитических решений. Глобализация, вне всякого сомнения, пошла на пользу американским потребителям, предприятиям, содействуя процветанию страны бесчисленными способами; средний американец имеет уровень жизни, о котором граждане развивающихся стран могут только мечтать. Однако мы должны признать, что свободная торговля не всегда бывает справедливой. Мировая торговля не идет на пользу промышленным сообществам и американским промышленным рабочим; напротив, она ставит их в невыгодное положение. Неслучайно протекционистские предложения находят отклик у избирателей, независимо от того, какая из двух главных партий США их выдвигает. Однако националистические полумеры, такие как недавно объявленное президентом повышение импортных пошлин, не решит проблем, поскольку это принесет выгоду одним сообществам, но сделает другие ключевые отрасли более уязвимыми для последствий торговой войны. «Гонки уступок» могут быть такими же беспощадными и ожесточенными внутри стран, как и между ними.

Как мы дошли до жизни такой?

Ничто не возникает и не существует в вакууме, особенно когда речь идет о мировой политике. Любая попытка заставить американское общество вложиться в активную внешнюю политику требует четкой и ясной картины мира, в котором мы сегодня находимся. Лишь тогда мы сможем понять безотлагательность ситуации: Китай лишь поджидает удобный момент, чтобы заявить во всеуслышание о своих амбициях. Это не только угроза для нашего влияния в мировой экономике или для нашей репутации в мире. Это угроза демократическим ценностям и личным свободам, которые США защищали у себя на родине и за рубежом не одно поколение.

Когда Соединенные Штаты создавали нынешнюю архитектуру мирового управления после Второй мировой войны, лидеры нации понимали, что интересам Америки служит такое мироустройство, при котором другим странам будет тоже хорошо и комфортно. Вместо того, чтобы пытаться создать мир, в котором одни страны будут «победителями», а другие «проигравшими», руководители США были достаточно мудры и уверены в себе, чтобы создать такой мир, который будет выгоден не только американцам, но и другим странам. Это мироустройство не было совершенным, но оно заложило основу для многих десятилетий экономического роста и сыграло немаловажную роль в победе в холодной войне.

Однако сегодня незападные державы приобретают политическое и экономическое влияние и больше не считают, что глобальная архитектура, созданная в конце 1940-х гг., отвечает их целям и амбициям. Они правы. Но, реагируя на их притязания, администрация Трампа, похоже, готова позволить старому порядку рухнуть и даже помочь в ускорении этого процесса; при этом она не желает использовать американскую мощь для создания нового и лучшего порядка.

Это ошибка. Соединенным Штатам нужно изыскать разумные способы, чтобы дать усиливающимся державам право более «громкого» голоса в нынешней системе международных отношений. Если такие организации как Всемирный Банк, Международный валютный фонд и Совет Безопасности ООН не начнут лучше отражать реальный расклад сил в нынешнем мире, им бросят дерзкий вызов альтернативные институты, такие как созданный Китаем Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ). И мы должны согласиться с тем, что новые, альтернативные организации возникнут в любом случае при поддержке формирующихся держав; они не видят это так, как американцы, рассуждающие в русле «либо мы, либо они».

Значит ли это, что Соединенные Штаты просто передают ключи от альтернативной архитектуры таким выскочкам как Китай и Россия? Совершенно нет. Но это означает, что Соединенным Штатам нужно перестать смотреть на мир через линзы «игры с нулевой суммой», когда дело доходит до претензий иностранных держав на больший вес в мировых институтах. Вместо этого, нам следует быть уверенными в том, что мы сможем договориться о новом устройстве, при котором наши интересы будут защищены, но и интересы других стран будут также учтены. Как только мы поймем, что открыты для изменений правил игры, то получим свободу для защиты своих позиций и выработки компромиссных решений. Это означает, что нужно провести четкие красные линии, ясно обозначив, с чем мы готовы согласиться, а что мы никогда не примем и не потерпим. Нам также следует разграничить временами конструктивный «ревизионизм» Китая или Индии и гораздо более деструктивный «ревизионизм» России, а также настаивать на том, что мы будем руководить переговорами и получим справедливое и достойное представительство в новых организациях и мироустройстве, предлагаемом новыми, формирующимися державами.

Мораль нашей истории

Трамп предлагает американской общественности ложный выбор, когда речь заходит об американской внешней политике. Правда же заключается в том, что нам предстоит сделать выбор реальный и очень важный. Подтвердят ли США свою приверженность делу свободы, защиты человеческого достоинства и демократии на родине и за рубежом или дадут слабину? Поступятся ли они теми ценностями, обещаниями и фундаментальными свободами, которые заложены в американской Конституции из-за каких-то обид, оскорблений или появляющихся возможностей?

Эпоха «американского мира» (Пакс Американа) окончена, но следующая глава о роли Америки в этом мире все еще пишется. Мы движемся к новому мировому порядку, и Соединенным Штатам следует возглавить процесс его формирования. Если они этого не сделают, то исход будет решаться без Америки, без учета ее интересов и ценностей.

Можно изложить это иначе: у Китая есть альтернативная модель глобального лидерства, и он готов взять на себя роль нового лидера мирового сообщества. Это модель, в центре которой стоит не человек, а государство, и эта модель основана не на свободе, а на подчинении. Это транзакционная модель, основанная на государственном капитализме, которая будет выгодна тем, кто присягнет на верность Пекину; эта модель не опирается на принцип взаимной выгоды и роста; она не ценит и не уважает права отдельных людей (и стран), стремящихся добиться успеха на свободном рынке, и не задается целью поставить весь мир в более выгодное положение.

Демократия беспорядочна и хаотична. Она движется медленнее, чем нам бы этого хотелось, и разочаровывает тех, кто ищет быстрые рецепты или решения. Но 250 лет тому назад Америка сделала выбор: свобода воли и выбора стоит того, чтобы за нее сражаться. Американцы предвидели, что самый большой доход на свои инвестиции они получат не в виде побед на поле боя и даже не в виде роста ВВП. Он будет заключаться во власти и силе людей, свобода которых не продается ни за какие деньги.

США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 мая 2018 > № 2910265 Иэн Бреммер, Джо Кеннеди

Любите грозу в начале мая?

Биби Нетаньяху хочется воевать

Кому что хочется в мае, а Биби Нетаньяху хочется воевать. Да так, как только на карикатурах "Крокодила" хотелось израильской военщине – навзрыд и взахлеб. Воевать хочется американскими руками, но зажечь пожар войны он готов своими силами. Он нанес мощный бомбовой удар по сирийско-иранской авиабазе, что сейсмографами был принят за взрыв тактической ядерной боеголовки. Земля дрогнула за десятки километров. "Первое применение тактического ядерного оружия", сказали многие источники. Подтверждения не было, но это самый сильный удар по Сирии, и по иранским войскам в Сирии с самого начала сирийской войны. Много убитых - иранцев и сирийцев, уничтожены двести ракет, находившиеся на базе. Серьезный удар по основному союзнику России в регионе.

Сирийского/русского ПВО израильтяне даже не заметили. Впрочем, израильский минобороны Либерман уже заявил, что С-300 («да хоть С-700») ему нипочём. Если будет мешать - будем бомбить, сказал он. Но до сих пор русское ПВО израильтянам благоразумно предпочитало не мешать, а сирийское ПВО, видимо, не справляется. А может, все они загуляли по поводу Первомая, и тут коварные сионисты внезапно ударили.

Биби хочет воевать не абы с кем. Он выступил перед камерами, и призвал доброго дядюшку Трампа подарить ему небольшой майский подарок - наказать Иран. Хотя бы ядерное соглашение с ним разорвать, а затем и уничтожить его базы, оружие, лаборатории, прогнать из Сирии.

"Иран врёт!" - сказал он. Иран, мол, обязался прекратить ядерную программу, но не прекратил. И вот доблестные агенты Мосада проникли в тайные архивы Ирана, и выкрали вороха документов и компакт-дисков с документацией. А раз Иран врёт – пусть США выйдут из ядерного соглашения, из сделки «6+1», в которой участвовала и Россия, и Европа.

Обычно такие заявления Биби встречаются как слова живого бога в редакциях американских СМИ и в американском подкаблучном конгрессе. Но, видимо, переборщил Биби с такими демонстрациями.

И в самой про-израильской газете ойкумены, где не-евреев в редакции почитай и нету, и еще не вышло ни одного номера без свежего материала о холокосте, в «Нью-Йорк Таймсе», она же газета «Правда» западного мира, появился ответ на его презентацию, «Ядерный Сничембургер Беньямина Нетаньяху», статья, высмеивающая жестоким образом его заявы. Стивен Саймон сравнил откровения Биби Нетаньяху с рекламой старьевщика: израильский премьер пытается продать миру и своему народу всем известные данные об иранской ядерной программе, существовавшей до 2003 года. Все уже было обнародовано и известно в 2007, больше десяти лет назад. Яркая, красочная статья, места не оставляющая живого на Биби.

Но Биби сам не прост. Он не ограничился выступлением, а еще и ударил по базе, в надежде, что иранцы ответят, и тут все завертится и понесется, и долгожданная война все же грянет. Надо успеть пораньше – 6 мая выборы в Ливане, и хорошо бы их подпортить «Хезбалле», сильнейшему союзнику России и Ирана в этой стране, а до 12 мая президент Трамп должен заявить о своем выходе или не-выходе из ядерного соглашения с Ираном, а к 15 мая он собирался прилететь в Израиль и перенести посольство в Иерусалим. А чтобы мало не показалось, тогда же исполняется годовщина Накбы, 70 лет изгнания палестинцев со своих земель, и по всей стране ожидаются мирные демонстрации – на которые Израиль собирается отвечать свинцовым градом. Все карты сходятся для очень большого бабаха.

В Иране задумываются – отвечать ли на провокации. До сих пор они вели себя как паиньки – им били по одной щеке, они подставляли другую, как учила Мария Захарова. Но этот модус операнди им надоел, потому что чем дальше, тем больше и болезненнее эти провокации.

Надо бы нам пройти курс обучения у Ким Чен Ына, говорят в Иране. Как сообщает ведущий иранист США, Трита Парси, иранцы недовольны результатами своей сдержанности, когда видят блестящие достижения северокорейского игрока в покер. Тот всегда отвечал – и дошел до соглашений, а иранцы всегда терпели и дотерпелись. Не пора ли переменить стратегию?

В самом Израиле ведущий военный обозреватель заметил – до сих пор русские слушали наши просьбы, но, может, им надоест подчиняться диктату Тель-Авива? Может, надоест – Ирану, России, ливанцам, палестинцам, сирийцам. Любите грозу в начале мая?

Исраэль Шамир

Израиль. США > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 8 мая 2018 > № 2616404 Исраэль Шамир

Разведка боем

Трамп угрожает Ирану

Начнётся ли тотальная война на Ближнем Востоке, с нападением США на Иран? Судя по последним выступлениям Трампа, американский президент, что называется, закусил удила и до 12 мая, несмотря ни на что, объявит о выходе из "атомной сделки" с Ираном. Авианосная ударная группа во главе с USS Harry S. Truman не просто так расположилась в Восточном Средиземноморье вместо "штатного" Персидского залива и пристреливается по сирийской территории "через голову" российской ПВО — нанося ракетные удары якобы по террористам из ИГИЛ, а на самом деле "демонстрируя силу" нашим союзникам и убеждая их в том, что рассчитывать на помощь от России, когда в дело вступают США и Израиль, — безнадёжное и бессмысленное занятие.

В Кремле по этому поводу хранят стоическое молчание. Последний еженедельный брифинг официального представителя МИД РФ состоялся 26 апреля, американцы отстрелялись 30-го, у нас майские праздники и президентская инаугурация, обстреливали действительно территории, неподконтрольные официальному Дамаску, — повода для беспокойства нет, можно и не реагировать?

А вот американские союзники из Европы, которые уже нахватались "сладких" контрактов в Тегеране, реагируют куда более нервно. В первую очередь — французы, уже было выбившие из рук России контракт на производство гражданских самолётов своими "эйрбасами". Но все попытки Парижа, Берлина, Рима, да и всего Евросоюза как-то повлиять на позицию Вашингтона в иранском вопросе, скорее всего, окажутся безрезультатными — слишком велико влияние на Трампа в США со стороны произраильского еврейского лобби.

Поэтому односторонний американский выход из договора с Ираном практически неизбежен, возможна лишь какая-то незначительная отсрочка последующего за этим шагом ультиматума в адрес Тегерана. За ультиматумом последуют угрозы, а затем — и точечные бомбардировки по иранским силам в Сирии и, возможно, по военным и атомным объектам на территории самого Ирана. А это — в том числе и объекты, которые строятся с помощью России, включая уже запущенную Бушерскую АЭС. Спрашивается, что в случае подобного развития событий будет делать Путин и российское руководство?

"Если США выйдут из Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) по иранской атомной программе, они вскоре пожалеют об этом", — сказал по этому поводу в обращении к нации 6 мая президент Ирана Хасан Роухани, отметив, что его страна "готова к любому решению" со стороны Вашингтона. "Мы не одобряем войну и напряженность, но будем решительно защищать наши права", — заявил он, добавив, что "США не смогут ничего сделать против иранского народа".

Позиция Роухани вполне понятна и обоснованна, поскольку Иран с 1979 года живёт и развивается в условиях жесточайших западных санкций, практически полной блокады со стороны США и их союзников, "заморозивших" принадлежащие иранскому государству сотни миллиардов долларов. За эти почти сорок лет Исламская Республика Иран увеличила своё население более чем вдвое, с 37 до 80 миллионов человек, превратилась из "нефтяного" придатка западной экономики в современную державу, успешно реализующую не только атомный, но и ракетно-космический проект, вышла по объёму производства на 18-е место в мире, обогнав Австралию и совсем немного уступая такой стране "Большой семёрки", как Канада.

Ирану удалось выстоять в многолетней войне с Ираком а Саддама Хусейна, а после 2003 года сформировать "шиитскую дугу" к среди­зем­номорскому побережью, включив в неё, помимо Ирака, Сирию и Ливан. Иран обладает достаточно мощной современной армией, которая может бросить вызов не только Саудовской Аравии, в том числе — через шиитов Йемена, но и Израилю, а кадры с задержанными иранскими "стражами исламской революции" в Персидском заливе военными моряками США обошли весь мир.

Ирану будет сложно в одиночку выстоять против американо-израильской коалиции, но и для неё это не будет лёгкой прогулкой — особенно если в ответ на бомбардировки Тегеран развернёт наземную военную операцию против Израиля. Но она фактически станет уже преддверием "ядерного Армагеддона" Третьей мировой войны. И в Кремле должны очень хорошо понимать это и быть готовыми к подобному развитию событий, которое нельзя остановить только по линии МИДа. За спиной наших дипломатов должны стоять поставки в Иран современных систем ПВО, обмен оперативной информацией между российскими и иранскими военными, другие формы оборонного сотрудничества. Во всяком случае, в ситуации вокруг КНДР совместный военный ответ РФ и КНР привёл к тому, что уже объявленная Трампом ракетная атака по Пхеньяну не состоялась и три авианосные группы США в Тихом океане тихо-мирно отвернули от берегов Корейского полуострова. Того же самого результата необходимо добиться и по Ирану, используя для этого все доступные возможности и не обращая внимания на воинственную риторику из Вашингтона и Тель-Авива. Не исключено, что резко участившиеся за последнюю неделю аварии и катастрофы, связанные с военными самолетами (и не только), нашими и американскими — это уже "разведка боем".

Сергей Лавров заявил, что американцы, пытаясь дестабилизировать ситуацию на Ближнем Востоке, "играют с огнём". Но, похоже, пока янки сами не обожгутся, эти игры не будет ими прекращены.

Александр Нагорный

Иран. США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > zavtra.ru, 8 мая 2018 > № 2616284 Александр Нагорный