Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

«Перестройка Горбачева была непродуманной»

Генсек Компартии Чехословакии рассказал о перестройке и «бархатной революции»

Ирина Шульц (Прага)

Бывший лидер Коммунистической партии Чехословакии Милош Якеш — один из последних из ныне живущих руководителей Компартий стран Варшавского договора. В этом году исполняется 30 лет, как 94-летний Якеш занял пост генсека. Недавно он продал свою загородную виллу и перебрался в пражскую квартиру, из окон которой видна пятиконечная звезда на вершине единственной «сталинской высотки» в городе. «Газета.Ru» поговорила с политиком о событиях «бархатной революции».

— Недавно мы отметили 25 лет распада СССР. В Беловежской пуще была закончена жизнь СССР. Чехословакия распалась только через два года, в 1993-м, но процессы в обществе начались еще раньше. Возможно, если мы сравним советские и чехословацкие процессы распада и отказа от социалистической модели построения общества, нам удастся понять, почему так произошло?

— На этот вопрос надо смотреть широко. Закончилась Вторая мировая война, была надежда на сотрудничество союзников, но де-факто врагов. Началась «холодная война», и это была главная проблема. Эту войну проиграл СССР и социалистическая система. Последовавшие события были результатом этого проигрыша.

В 1985 году Рональд Рейган выступал перед своими разведчиками на тему «Как уничтожить Советский Союз?». Военным путем? Это неприемлемо. Поскольку это экономически может ударить и по США, ведь экономика СССР росла в два раза быстрее экономики Штатов. Значит, нужно разложить идеологически, внести хаос.

Во-первых, уязвимым звеном выбрали главную выгоду СССР — плановую экономику. Во-вторых, в СССР партийные организации были везде, от заводов до школ, и это была великая соединительная сила. И последнее — СССР готов в сложной ситуации затянуть пояса и постоять за себя.

Это слова Рейгана, сказанные накануне перестройки. Зачем нужна была перестройка? Чтобы решить определенные проблемы, создать условия для так называемого международного развития и прекратить тратить столько средств на оборону. Деньги можно было отдать людям, а производственные мощности использовать для невоенных нужд.

Но перестройка Горбачева была непродуманной. Она сама помогала организовать недовольство, хотя была призвана с ним бороться. Был открыт простор для гласности, ничем не ограниченной. Каждый говорил, что хотел, критиковал, что хотел, и вместо объединения возникало разобщение. Люди стали негативно относиться к режиму. Что Горбачев сделал правильно? Начал переговоры о снижении военных расходов. В ряде случаев это удалось. Но очень сложно направлять общественное развитие в определенное русло. Для этого нужны условия.

— Какие условия были необходимы?

— Я думаю, что логика развития не требовало такого шага, как перестройка. Требовалось решить проблемы, прежде всего связанные с товарами народного потребления, транспортом и так далее, одну за другой. Это было в каком-то хрущевском стиле, когда после развенчания культа личности Сталина все начали критиковать и страна начала ослабевать вместо единения.

Почему так получилось? Во-первых, Горбачев не совсем понимал, что именно скрепляет Советский Союз. А это то, что назвал Рейган, — идеология. Компартия была основой того общества. Горбачев партию начал переворачивать набок, ее ведущая роль начала ослабевать. Она была той силой, что объединяла людей. Во-вторых, он недооценил значение интернационализма.

СССР — многонациональная страна, хотя были проблемы в национальных регионах. Нужно было правильно осуществлять пропаганду. Ведь были и огромные успехи в космонавтике, авиации и ядерной энергетике.

После начала перестройки Москву посетила жена секретаря Центрального комитета нашей партии. Вернувшись, она написала статью «Москва, которую мы не знаем». Она была изумлена, какой хаос творится в стране. Интернационализм ослабел и в отношении стран Варшавского договора. Горбачев был занят отношениями с США.

Наша перестройка, с учетом событий 68-го года, советскую не копировала. Она ориентировалась на экономическую реформу. В ее рамках мы избрали советы рабочих, советы правления директоров, приняли закон о госпредприятии, выбрали контрольные органы. Реформа должна была начать реализовываться 1 января 1990 года. За месяц с небольшим до ее старта у нас случился переворот.

— Несколько раз вы употребили слово «переворот» в отношении «бархатной революции». Почему?

— Да, государственный переворот. Нашей особенностью было то, что на 1990 год был созван съезд партии. Мы к нему тщательно готовились. Должны были провозгласить изменения, связанные с демократизацией партии.

Главное изменение — никто из функционеров не мог занимать свою должность более двух сроков. А голосование должно быть тайным. Мы вычеркнули из новой конституции ведущую роль партии и марксизм-ленинизм как основу. Мы хотели обсудить план на грядущую пятилетку. Свою перестройку делали как могли, но мы не ходили по улицам, не собирали людей, не будоражили их. Приходилось даже убеждать наших граждан, что перестройка нужна.

В партии были люди, желающие изменить все сразу и быстро. И это привело к государственному перевороту. Он был проведен с помощью людей, прибывших из СССР. Оттуда приехали три представителя КГБ, я был генсеком, а они искали другого генсека мне на замену.

Ситуация была сложная, партия не была едина. Большинство осторожно относилось к быстрой перестройке и не хотело разрушать все.

Государственный переворот не удался бы без переворота внутри партии. Мероприятия 17 ноября с участием молодежи и пражских вузов были одобрены Политбюро. Полиция не имела права вмешиваться. Это ведь была годовщина антинацистских выступлений студентов в 1939 году — 50 лет. И мы запретили полиции вмешиваться.

Но мы не знали, что в партии есть группа людей, которые хотят свергнуть руководство. При помощи нашей госбезопасности и первого заместителя министра внутренних дел они использовали демонстрацию студентов для столкновений с полицией. Столкновения на Национальном проспекте 17 ноября разозлили народ. Организовали все это сотрудники КГБ. Они хотели отстранить руководство партии, но вместо этого уничтожили социализм. После этого руководство партии начало распадаться. Мы это не остановили, хотя были попытки.

Руководство армии предложило нам защищать социализм, но мы это предложение не использовали.

Нужно понять одно: нигде в республике никаких волнений не было! Только в Праге. Когда все пало, оппозиция пришла, разделила власть и народное имущество, созданное во времена социализма. Разворовала, распродала за границу.

Таков генезис всего этого развития, который привел к таким последствиям. Распался Варшавский договор, Горбачева отстранили, пришел Ельцин. Это трагедия социалистического движения. Но нестабильность коммунистической системы началась с развенчания Хрущевым Сталина. Система начала распадаться. А потом в коммунистических странах возникли проблемы, которые проявляются и сегодня. Изменения приняли интеллектуальные слои, а рабочие и крестьяне — нет.

— Коммунистическая партия в Чехии, несмотря ни на что, до сих пор сохраняет сильные позиции, традиционно занимая на выборах третье место, чего нельзя сказать о других странах бывшего соцлагеря. Отчего так происходит?

— Компартия сейчас в Чехии не у власти, хоть и заседает в парламенте. В прошлом она была большой и объединяла общество. В Чехословакии жило около 14 млн человек, а членами партии были 1 млн 800 тыс. человек. Были и те, кто не вступал в партию, но в душе поддерживал социалистические идеи. Можно даже сказать, что не существовало семьи, где не было явного коммуниста или поддерживающего строй. Несмотря на критику и ненависть, у партии была цель. Партия и ныне существует, но молодых там мало, потому что если ты коммунист, то у тебя сразу появляются проблемы, например на работе.

— В Чехии часто жалуются на «диктатуру Брюсселя», подразумевая под этим и обязательное распределение беженцев, и общие законы, не подходящие для отдельно взятой страны. Чем отличается так называемая диктатура Евросоюза от диктатуры Советского Союза?

— Я не сталкивался с диктатурой Советского Союза. У нас была похожая система управления, но все-таки иная. Был Национальный фронт, союз политических партий. Много было другого, хотя основа была та же, поскольку если создается какой-то союз, например ЕС, то необходимы единые законы. Иначе тяжело сотрудничать и достичь равного уровня жизни.

Но и сейчас в рамках ЕС у нас законы одни, а доходы разные. В соседней Германии намного выше, чем в Чехии. Я думаю, что начнутся процессы и социалистические идеи вернутся. Это ведь основа развития общества.

Частная собственность — вот что определяет режим.

Это вторая власть около нормальной власти. Какое планирование ныне возможно, если собственность не принадлежит государству? Разве можно навязать какие-то меры безопасности, чтобы люди не получали травм, или регулировать продолжительность рабочего дня? Бесправие — большой недостаток капитализма. Капиталист поступает как хочет, как ему удобно. Думаю, сегодня что-то из того времени должно вернуться. Возникнут различные проблемы и препятствия. Но главное, Европа должна уйти из НАТО.

— Но если Европа уйдет из НАТО, то на место НАТО может прийти Россия.

— Россия вовсе не должна занимать место НАТО. Нужны реальные отношения и сотрудничество, а не какое-то объединение, которое постоянно ухудшает положение дел в России.

В чем Россия враждебна? У кого что отбирает? Крым? Так он всегда был российским.

— Сейчас в Чехии активно обсуждают, какой будет позиция России по отношению к 1968 году. Это связано с тем, что при Совете безопасности РФ создается комиссия, которая будет бороться с искажением истории и давать оценки разным историческим событиям. Что вы помните и можете рассказать о «Пражской весне» и вводе войск?

— После поражения социализма в Чехии был создан Институт по изучению тоталитарных режимов, который до сих пор служит антикоммунизму и искажению истории.

В 1968 году я вернулся из отпуска, который проводил в СССР. Встречаю одного из членов Политбюро, и он мне говорит: «Милош, надо что-то делать». Я спрашиваю: «Что конкретно?» Он отвечает: «Вот материалы, там предложения по принятию мер безопасности».

Я был секретарем ЦК и должен был выступить на съезде с речью. Потому и вернулся из СССР. Потом понял, что все об этом знают, а я нет. Я говорю о вводе войск. И часть людей, главное, людей Дубчека, делали все, чтобы войска вошли. Предложения о принятии мер обсудить не дали. Я не помню, к сожалению, что именно предлагалось. Я подарил весь свой архив Национальному архиву Чехии. Туда можно обратиться и все прочесть.

Тогда я тем не менее понял, что большинство о войсках знает и желает, чтобы они вошли. Потому что они хотели скомпрометировать Советский Союз. Это была причина. Хотели опозорить СССР на весь мир.

То, что случилось из-за политики Горбачева в СССР, случилось бы и в Чехословакии, но в 1968 году. Это означает, что наш конец был бы таким же, как конец СССР, но еще с худшими последствиями. Но в 1968 году этот процесс был остановлен. И я сегодня могу сказать каждому: посмотрите на результат перестройки в СССР. Речь шла о таком же процессе у нас. И результат был бы тот же. Для кого-то это было бы хорошо. Этого ждали те, кто пострадал от социализма. Сегодня об этом можно полемизировать, потому что дело до конца доведено не было.

Однако результатом «Пражской весны» было создание федерации. В Словакии 1968 года был свой парламент, а у Чехии нет. После создания Чехословацкой федеративной социалистической республики Чехия со Словакией стали равны.

— Возможен ли в современном мире «социализм с человеческим лицом»?

— Думаю, что уже тот наш социализм был с человеческим лицом, поскольку все основные проблемы человека были решены. Человек имел работу, медицинское обслуживание, имел жилье и возможность бесплатно обучать детей. Те, кто твердит, что до «Пражской весны» социализм был «бесчеловечным», не принимают во внимание то, что реально социализм для людей сделал. Прошлое постоянно ругают, но молодежь не знает, каким было это прошлое.

Тому, кто помнит и ценит, сейчас минимум 70 или 75 лет. Многие чешские политики говорят, что сейчас живется лучше, чем когда-либо. При этом продали республику, фабрики продали, три тысячи фабрик закрыли. Большинство действующих фабрик нам не принадлежит. 400 млрд крон ежегодно вывозится из страны. Вот настоящее положение дел в нашей экономике.

— В чем секрет вашего долголетия?

— Не знаю. Моему брату 93. Сестра умерла в 60 лет. Может, в том, что я всегда в движении. Быстро ходил, и все мне обещали, что больше со мной ходить не будут. Я никогда не держал сигарету в руке. Алкоголь употребляю редко. Чем я отличаюсь от других? Делом моей жизни.

— Вы написали книгу «Два года на посту генерального секретаря Коммунистической партии Чехословакии». Не планируете еще написать о чем-то?

— Хотел бы еще написать одну книгу о строительстве социализма в Чехословакии, включая причины его поражения.

Чехия. США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 9 января 2017 > № 2049181 Милош Якеш

 Трамп: Уотергейт или "Кеннедигейт"?

политические итоги прошлого года и ожидания от 2017-го

Джульетто Кьеза, журналист, писатель и общественный деятель

"ЗАВТРА". Господин Кьеза, как вы считаете, в прошедшем году в мире было больше позитивного или негативного, угрозы нарастали или ослабели?

Джульетто КЬЕЗА. Безусловно, угрозы нарастали, и нарастали серьёзно. Это тенденция, которая продолжается вот уже в течение трёх лет: с 24 февраля 2014 года, с момента известных событий на Украине. Я считаю, что именно тогда начался очень серьёзный поворот ситуации в мире к худшему, скажем так. С тех пор и до сегодняшнего дня угроза развязывания большой войны нарастает стремительным образом.

"ЗАВТРА". Стало для вас что-то неожиданным в этом году? Или всё, что случилось, можно было спрогнозировать?

Джульетто КЬЕЗА. Нет, не думаю, что можно было какие-то конкретные события спрогнозировать. Но у меня, как вы знаете, были определённые прогнозы, и они сбылись. И это естественно, потому что международный кризис нарастал, нарастал объективно. Кризис роста мирового валового продукта, кризис финансовый, кризис климатический и так далее. Все эти кризисы нарастали и усиливались одновременно, и к тому же ускорялись. И это само по себе влечёт определённые последствия. Поэтому я в какой-то мере предвидел ухудшение ситуации. И при этих своих ожиданиях остаюсь и сейчас.

"ЗАВТРА". Что из произошедшего, на ваш взгляд, наиболее повлияло на события во всём мире? Что каждый человек ощутил, в какой бы точке планеты ни жил?

Джульетто КЬЕЗА. Каждый ощутил, почувствовал более-менее три фактора. Положительным фактом было то, что на данный момент война в Сирии прекратилась, по меньшей мере, сильно ослабла, и есть надежда на временное оздоровление обстановки. Другой момент, отрицательный, — это продолжение обнищания людей и увеличение разницы доходов между богатыми и бедными слоями населения практически во всём мире, включая, в первую очередь, Запад.

Третий момент, который я считаю очень негативным, — нарастающее ухудшение климатических условий и отсутствие средств, чтобы эту тенденцию остановить. Нет даже планов, как это сделать. Конференция по изменению климата, проходившая в Париже в 2015 году, по-моему, закончилась реальным провалом, никаких решений принято не было. Мировая экосистема продолжает подрываться и ломаться, равновесие между человеком и природой стремительно ухудшается. Думаю, что именно эти факторы в прошедшем году были наиболее значительными и фундаментально влияли на мир.

"ЗАВТРА". Брекзит — одиночное явление, или Евросоюз посыплется в дальнейшем? И причины этого явления чисто экономические или ментальные, политические?

Джульетто КЬЕЗА. Я считаю, что причины этого в большей степени — политические. То, что происходит, — серьёзная политическая революция. Но никто не может предвидеть дальнейшее развитие этой ситуации. Более того, происходит всё больший разрыв между руководящими элитами и народом, потому что нынешняя политическая система уже не срабатывает. Она держалась в течение века, но сейчас она просто не сможет оставаться по-прежнему в том же виде. Поэтому на Западе нарастает кризис в управлении обществом в целом. Управляемость Запада очень сильно подорвана. Потому-то и трудно предвидеть, какой будет новая политическая система. Видно лишь, что есть факторы, которые действуют в одном направлении. Брекзит был первым сигналом. Второй сигнал — выборы в Соединённых Штатах Америки. И практически все политические структуры Европы подорваны. Средства массовой информации и коммуникации, которые были в руках руководящих элит, сейчас выходят из-под их контроля. Это, конечно, намного усложняет возможности руководящих элит управлять народом в Европе и на Западе в целом.

"ЗАВТРА". Новый президент Соединённых Штатов Америки Дональд Трамп будет действовать только в интересах своей страны, попирая интересы других, или он понимает, что надо договариваться, учитывать интересы и остальных, что не всегда можно отсидеться за океаном, когда весь мир бурлит?

Джульетто КЬЕЗА. Если господин президент Трамп останется на своём месте, что ещё под сомнением, Америка по-прежнему будет думать в основном о себе. Трамп не отказался от мысли о превосходстве Америки. Но, вероятно, он разумно считает, что пришло время договариваться с определёнными гигантами мира, и в первую очередь с Россией. Видимо, он понимает, что надо сейчас отвести опасность столкновения мирового масштаба, обратить внимание на себя и заняться проблемами Америки. Эта его идея, которую мы все слышали, — конечно, очень положительный результат его размышлений. Но я не уверен, что эта пауза — когда он больше будет заниматься внутренними проблемами Америки — продлится более трёх-четырёх лет.

"ЗАВТРА". Что вы имеете в виду, когда говорите "если выбранный президентом Трамп будет оставаться на своём месте"?

Джульетто КЬЕЗА. В Америке сейчас развивается очень жёсткая внутренняя борьба между разными стратегическими идеями и направлениями. Американская элита разделена на две части. Одна — та, которая потерпела поражение, во главе с госпожой Клинтон. А другая — та, во главе которой новый президент Трамп. Конечно, между двумя этими частями есть схожие элементы. А разногласия носят в основном тактический характер. Но внутренняя борьба за власть между этими двумя направлениями тем не менее идёт. Эта борьба не закончена, несмотря на то, что президент уже избран. И поскольку Америка разделена, нельзя исключить определённый сюрприз. Потому что внутри Америки действуют разные силы, разные институты, которые сейчас не находятся под контролем одной из частей этой элиты. Например, ЦРУ, секретные службы, Пентагон действуют в определённом смысле самостоятельно и находятся под влиянием разных сил. Поэтому не обязательно они будут следовать указаниям президента.

"ЗАВТРА". Это может быть сюрприз в стиле Уотергейта или того, что случилось с Кеннеди?

Джульетто КЬЕЗА. Это трудно предвидеть, но все варианты возможны. Власти в Америке сейчас находятся совершенно в другой ситуации, чем двадцать лет назад.

"ЗАВТРА". Убийство посла России Андрея Карлова в Турции — это действия одиночки-фанатика или государственный террор? И если да, то со стороны какого государства?

Джульетто КЬЕЗА. Нет, это не действия одинокого фанатика. Я считаю, что это эффект действий Соединённых Штатов Америки против России, который продлевается до сегодняшнего момента. Чтобы пересмотреть возможность выбора господина Трампа. Это план. Это не случайно, не спонтанные действия одиночки. Ничего случайного в этом мире в данный момент не происходит. Ничего случайного нет, включая падение самолёта ТУ-154. Я думаю, что все эти элементы взаимосвязаны.

"ЗАВТРА". Владимира Путина признают самым влиятельным политиком мира. Согласны ли вы с этим? А то, что он не выслал американских дипломатов в ответ на высылку из США российских дипломатических работников, — это показатель силы или слабости позиции Путина и России в целом?

Джульетто КЬЕЗА. Это точно не показатель слабости, совершенно точно нет. Это признак ответственности. Господин Путин действует как человек ответственный за судьбу не только России, но и всего мира. Он ведёт себя умно. И на этот раз, конечно, то, как он ведёт себя — это большая психологическая и моральная победа.

Но это не значит, что он — самый влиятельный человек. Да, он ведёт себя как ответственный деятель на мировой арене, это очевидно, но не означает, что он — самый влиятельный человек. Такие заявления — обычное преувеличение со стороны средств массовой информации, журналистов, которые не понимают того, что происходит. Но они видят изменения, им это кажется экстраординарным, и они так интерпретируют то, что не могут понять.

"ЗАВТРА". Довлеет ли страх над европейцами в связи с терактами? Они говорят, мол, нас не запугать. Но что испытывает рядовой европеец? И почему все теракты совершаются в местах, где нет сильных мира сего, все акты — в отношении людей небогатых и не могущественных, от которых мало что зависит?

Джульетто КЬЕЗА. Терроризм действует как и всегда действовал, но сейчас более коварно, чем раньше. В результате миллионы и миллионы европейцев ныне живут в ощущении террора, под его гнётом. И это уже успех организаторов террора, они достигли своей цели. Я считаю, что этот террор, безусловно, исходит от внутренних сил Запада. Это не исламский террор. Исламистов только используют, чтобы терроризировать Европу. Но не исламисты организуют такие нападения. Серия нападений, начиная с "Шарли Эбдо" и до недавнего теракта на рождественской ярмарке в Берлина, — это действия секретных служб Запада. У меня нет сомнений по этому поводу.

"ЗАВТРА". Такие вещи трудно сознавать, насколько это ужасно. Есть ли у вас оптимизм относительно развития событий? Может быть, что-то заставит мир измениться к лучшему?

Джульетто КЬЕЗА. У меня нет никакого оптимизма. Посмотрите: миллионы людей живут в атмосфере террора и не могут разобраться, потому что им предлагают абсолютно ложные версии происходящих событий. Цель этой операции — сломать все институты либерально-демократического западного общества, сочетать эти институции с новыми авторитарными институтами, как это происходит в Европе — в Германии, Италии, Франции и так далее. Те, от кого это зависит, хотят уменьшать долю демократии и увеличивать долю авторитаризма. Всё, что делается, делается с этими целями. И это происходит не из-за действий исламистов, повторяю, которые не имеют для того, чтобы такое осуществить, никаких знаний и возможностей. Это стратегия Запада против Запада, конкретнее — стратегия руководящих элит Запада против Запада. Часть этой стратегии — подготовка к войне, ассиметрично к войне против остального мира. Всё, что происходит сейчас, — это не действия и инициатива населения мира, простых его граждан. Это инициатива западных руководящих элит.

"ЗАВТРА". Наверное, поэтому теракты и не проводятся в местах, где обитают руководящие элиты. А чего они вообще хотят?

Джульетто КЬЕЗА. Стратегического рецепта, как выйти из сложившейся в мире ситуации, у них нет. Руководящие элиты сами не знают, что делать и куда идти, они импровизируют. У них нет плана выхода. Они сами не знают! Потому что роста экономики не будет, как создать устойчивую надёжную систему управления финансовым миром, они не знают. Когда сам Рокфеллер, который, наверное, наиболее осведомлён, говорит, что надо заканчивать этот гигантский финансовый эксперимент в истории человечества, а после этого мы входим в воду, которую не знаем, — то что говорить? Вот самая оптимистическая нота! "У нас нет стратегии выхода из этой ситуации". Они мечутся, и взбудоражен весь мир.

"ЗАВТРА". Что вы пожелаете нашим читателям?

Джульетто КЬЕЗА. Желаю воспитывать ваших детей в духе сохранения ценностей духовных, исторических и подготовится к временам, когда средств существования будет меньше, чем сейчас. Все семьи, которые будут осознавать, что происходит, адекватно оценивать ситуацию, смогут лучше защититься, чем остальные. Те, кто не понимает ничего, да и не желает задуматься и разобраться, могут оказаться жертвами этой ситуации.

Беседу вела Екатерина ГЛУШИК

США. Евросоюз. Россия. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > zavtra.ru, 9 января 2017 > № 2032399 Джульетто Кьеза

«Запланированного предательства Горбачева у Запада не было»

Советник Горбачева Роальд Сагдеев дал интервью «Газете.Ru»

Александр Братерский

Советский академик, в прошлом директор Института космических исследований Роальд Сагдеев был одним из советников президента Горбачева и участвовал в переговорах на высшем уровне. О том, как он сегодня воспринимает Горбачева и произошедшие четверть века назад перемены в стране, Сагдеев рассказал «Газете.Ru» в кулуарах недавнего Люксембургского форума по предотвращению ядерной катастрофы.

— В этом году мы отмечаем 25 лет со дня распада СССР. Каким вам запомнились последние годы его существования?

— В СССР было много хорошего. Я вспоминаю студенческую среду: мы верили в лучшее. Вспоминаю учителей: Ландау, Леонтовича, Арцимовича (знаменитые советские физики. — «Газета.Ru»). Это то поколение, которое помогло моему поколению найти свою дорогу. Но когда пришел Горбачев, это было как глоток свежего воздуха. Был период «медового месяца», когда интеллигенция, мы все были в ожидании чего-то грандиозного. И когда Горбачев стал говорить о «социализме с человеческим лицом», мы считали, что что-то в таком духе должно произойти.

Первый год-два он был доступен, но потом обстановка вокруг него стала меняться. Образовалась прослойка бюрократов, и общаться с ним можно было от случая к случаю.

Мое понимание этой ситуации в том, что он пытался сидеть между двух кресел. И если одно из них принадлежало Александру Яковлеву (идеолог перестройки. — «Газета.Ru»), другое принадлежало его антиподу Егору Лигачеву (представитель консервативного крыла в Политбюро. — «Газета.Ru»). Но они настолько были несовместимы, что кресла стали разъезжаться, и Горбачев оказался в вакууме.

Последний год или два он стал окружать себя вообще уже не теми людьми, и мы тогда грустно шутили, что Горбачев пренебрег советом Сталина, говорившего, что «кадры решают все».

— Перемены Горбачева начались с гласности, но может, надо было начать с экономики?

— Тогда все это обсуждалось. Но вот почему начали с гласности — не хотели повторять ошибку Хрущева, который стал говорить об изменениях в экономике, существенно не меняя политическую инфраструктуру. Вся партийная элита из обкомов в конце концов его и скинула под руководством Брежнева. Мнение было такое, что Горбачев хочет объявить об открытости, чтобы предотвратить закулисные выступления против него.

— Можно ли было сохранить социализм, добавив в него рыночные элементы?

— К сожалению, этот эксперимент невозможно повторить, как и все разговоры и мечты того времени.

Я помню, что мы задавали себе вопрос, почему мы не пошли по такому же пути, как китайцы. И тогда была точка зрения, что мы слишком далеко ушли от инстинктов свободного рынка и предпринимательства, и для нас этот путь был уже закрыт.

— Вы принимали участие в переговорах о ядерном вооружении. Оно было необходимо, но не слишком ли много мы сделали односторонних уступок?

— Если оглянуться назад, то вначале не было ощущения, что у Рейгана возникнет идея Стратегической оборонной инициативы (СОИ, предшественницы нынешней системы ПРО США. — «Газета.Ru»). В то время я был в группе наших ученых и политологов, которая также включала директора Института США Георгия Арбатова, академика Евгения Примакова. Мы встречались с группой ученых в американской академии наук. Наш разговор было конструктивным, ничто, казалось, не предвещало того, что у них возникнет идея СОИ. Мы узнали о ней на пути домой. Когда садились в самолет, мы договорились, что первое, что мы сделаем по прилету, — проведем ее анализ и напишем свои заключения для правительства.

Но главное, что нас пугало, — не американские идеи, а то, что наш собственный военно-промышленный комплекс с таким рвением ухватится за возможность создания нашего отечественного варианта «звездных войн», что мы погрязнем в этом болоте.

Мы написали об этом работу, и она попала в руки Горбачеву еще до того, как он стал генсеком. Это сыграло какую-то положительную роль. Ни Горбачев, ни военные, ни маршал Ахромеев не хотели создавать зеркальный вариант противодействия американской системе. Хотя были выступления военных и были выступления министров из системы общего машиностроения, которые говорили: «Михаил Сергеевич, мы теряем время, мы можем сделать это дешевле и лучше, чем они!» Но его заслуга в том, что он вовремя остановился.

— Но ведь есть мнение, что сама СОИ была блефом, чтобы шантажировать СССР и вовлечь нас в гонку вооружений.

— Об этом стали говорить позже, и Heritage Foundation (аналитический центр, который предложил идеи СОИ администрации. — «Газета.Ru») начал приписывать себе заслуги в развале СССР.

Рейгана действительно подвергали мощной идеологической обработке во времена саммита в Женеве в 1985 году. Казалось, что «гонка вооружений» стала его религией.

Но все было не совсем так, в чем я смог позже убедиться, побывав на одной из встреч ветеранов «холодной войны» в Институте Гувера с участием Джорджа Шульца (госсекретарь США при Рейгане. — «Газета.Ru»). Там показали один телевизионный сюжет времен съезда республиканцев 1976 года, на котором в президенты был выдвинут Джеральд Форд. Рейган тогда проиграл ему во время предварительных выборов. Сам Рейган сидел вместе со своей супругой Нэнси в зале, и Форд попросил его сказать несколько слов. Рейган не был готов, но сказал, что утром он был на закладке «капсулы времени» и когда его попросили написать, что бы он пожелал американцам через 100 лет, он сказал, что хотел бы избавить мир от ядерного оружия. Потом американцы мне говорили о том, что он говорил об этом и раньше. Я думаю, что, когда он увидел, что переговоры ни к чему не ведут, он поверил Эдварду Теллеру (американский физик-ядерщик, идеолог СОИ. — «Газета.Ru»), что от ядерной угрозы можно избавиться другим способом.

— В одном из интервью вы говорили, что ожидания, связанные с перестройкой, не оправдались. Но если бы можно было вернуть то время, вы бы пошли за Горбачевым?

— Я бы все равно пошел за Горбачевым, потому что не было другой альтернативы. Для меня переломным моментом была поездка на саммит в Вашингтон. Одно из мероприятий проходило в здании Госдепа в зале имени Бенджамина Франклина. Ко мне обратились помощники Горбачева и попросили меня написать какие-то идеи, которые он может учесть в своем выступлении. Тогда я сказал, что начинать надо с Бенджамина Франклина — ученого, великого политического деятеля. И я в таком духе написал один или два параграфа. Когда он вышел выступать, там не было ничего из того, что я написал, и он, казалось, вообще был в другом месте. В этом было разочарование.

— У самого Горбачева тоже, кажется, наступило разочарование — он чувствует себя преданным Западом. Разделяете ли вы эту мысль, что Запад использовал его благие намерения?

— Думаю, что какого-то заранее запланированного предательства Горбачева у Запада не было. Джеймс Бейкер (госсекретарь при Буше-старшем. — «Газета.Ru»), когда ему говорили «вы же обещали, что вы не поведете НАТО в Восточную Германию», отвечал, что разговоры были, но мы их не оформляли в виде юридического документа. А потом пришли другие люди.

— Как вы отнеслись к победе Трампа? Насколько его можно сравнить с Рейганом?

— Не думаю, что можно сравнивать его с Рейганом. Рейган пришел из другого мира в политику, а этот был настоящий бизнесмен, практик. На меня большое впечатление произвели его первые шаги. В силу профессионального интереса, как ученый, а также как отец, дед и прадед, я хотел знать, как он относится к глобальному потеплению. Когда Трамп сказал, что это миф, то у меня даже появилась идея организовать письмо от группы ученых-женщин, чтобы они написали открытое письмо Иванке Трамп с вопросом: «На какой планете они будут жить?»

И вот недавно Альберт Гор (экс-вице-президент США, экологический активист. — «Газета.Ru») принял предложение Иванки Трамп и поговорил вместе с ней и с Дональдом Трампом о глобальном потеплении. Это хороший признак.

— Вы давно живете в Америке. Почему США выбрали президентом такого человека, как Трамп?

— Я думаю, что на это есть две причины. Довольно значительная прослойка — «синие воротнички» теряют работу, страдают от кризиса. И Трамп понял, что можно апеллировать к этой группе. А вторая причина в том, что семейство Клинтон всем несколько приелось, и люди решили: «Давайте рискнем, проголосуем за Трампа, хоть это и звучит авантюрно». Правда, я такого не делал, да и Сьюзан (внучка президента-республиканца Дуайта Эйзенхауэра, бывшая супруга Сагдеева. — «Газета.Ru») за него не голосовала. Как бы мы ни относились к Трампу, можно ли представить страну, где столько денег тратится на кампанию, вся элита — за Хиллари, а выигрывает в результате Трамп? И это тоже атрибут величия системы.

— Вы наблюдаете за вашей родной сферой космонавтики? Как вы сейчас ее оцениваете?

— Мы начинаем отставать и от Китая, и от Индии и в основном живем за счет задела советских времен. Та же ракета «Союз» является много раз модифицированной ракетой «Восток», на которой запускались первые спутники, а потом летал Гагарин. Поэтому больших шансов я не вижу и понимаю своих коллег, оставшихся в моем бывшем Институте космических исследований, которые делают ставку на сотрудничество с Европейским космическим агентством и НАСА, и это приносит результаты.

— Немногие знают, что вы интересуетесь историей ислама и даже написали книгу об этом. Возможно ли победить радикальные движения, которые паразитируют на исламе?

— Перед тем как ставить вопрос о том, что делать с экстремизмом, надо договориться, чтобы не охаивать ислам как таковой. Надо вспоминать век великого исламского ренессанса. Если бы это не было возможно, у современного человека пропали бы плоды древнегреческой и римской культуры. Но вот пример поздних времен: на моей родной земле в Татарстане во второй половине XIX века возникло движение джадидистов (просветительское движение об исламе. — «Газета.Ru»). В мире сохранились ростки просвещенного ислама, и западная цивилизация должна помочь исламскому миру вернуться на правильную дорогу.

Россия. США > Госбюджет, налоги, цены. Образование, наука. СМИ, ИТ > gazeta.ru, 3 января 2017 > № 2024883 Роальд Сагдеев

Пристегните ремни!

Крашенинникова Вероника

Мир входит в зону турбулентности

В России 2016 год заканчивается глубочайшей трагедией. В авиа­катастрофе над Чёрным морем погибли большая часть Краснознамённого ансамбля имени Александрова во главе с его руководителем – главным военным дирижёром России Валерием Халиловым, директор департамента культуры Министерства обороны Антон Губанков, врач Елизавета Глинка, съёмочные группы телеканалов «Звезда», Первого и НТВ.

Всего несколько дней назад мы с Антоном Николаевичем говорили о фантастическом успехе ансамбля Александрова за рубежом, о военных художниках, о концерте Валерия Гергиева в Пальмире как, может быть, главном событии года, говорили о будущих проектах его департамента… Антону Губанкову действительно удавалось доносить культуру и до дальних воинских частей на нашей территории, и до западных столиц. Гибель такого числа замечательных артистов и людей, столько сделавших для армии и для общества, – это утрата тяжелейшая и невосполнимая, и огромная человеческая боль.

Политические прогнозы на 2016-й обещали сложный год. Конфликт на Ближнем Востоке, рост террористических угроз, всплеск национализма в Европе, американо-российское противостояние, экономический кризис и нестабильность внушали тревогу и дурные предчувствия. Предчувствия не обманули – все негативные прогнозы сбылись. Более того, трагедии приобретали новые масштабные формы – как террористический акт на набережной Ниццы в момент фейерверка в честь национального праздника Франции. Европа вступила в новую зловещую реальность регулярных терактов.

Есть все основания полагать, что 2017 год будет ещё более сложным и трагичным для всего мира и России в частности. В международном плане назревавшие в последние годы конфликты продолжат обостряться, будут усиливать друг друга и углублять общую нестабильность. И даже те события, которые сейчас кому-то кажутся сугубо позитивными, как итоги выборов президента США, явят свои истинные последствия.

Эпицентром новых потрясений в 2017 году, судя по первым сигналам, станет именно Белый дом. Многие считают, что победа Трампа – это выигрыш для России. Да, Трамп, без сомнений, спутает всю политику в Америке, дезориентирует систему, спровоцирует общество на активные протесты: издание Bloomberg назвало Трампа «президентом Разъединённых Штатов Америки». Трамп также порвёт с устоями американской внешней политики, разорвёт многие международные соглашения и основательно встряхнёт мир радикальными политическими действиями. С Россией при этом он обещает выстроить позитивные отношения.

Однако Россию невозможно изолировать от остального мира, и политические цунами от потрясений в других регионах неизменно будут доходить до нас. Краткосрочные преимущества от прихода к власти в США Дональда Трампа – это лишь слабое утешение в свете среднесрочных и долгосрочных проблем. Главное подтверждение опасности, исходящей от будущей администрации, – кадровые назначения.

«Кадры решают всё» в любой стране, во все времена. Силовые кадры Трампа – это генералы, отправленные в отставку за крайнюю агрессивность администрацией президента Обамы. Советник по национальной безопасности, экс-глава военной разведки Майкл Флинн известен нетерпимостью ко всем мнениям, кроме своего, склонностью к теории заговоров и особой агрессией против ислама вообще и Ирана в частности. Новый министр обороны Джеймс Мэттис известен под прозвищем Бешеный пёс, а также по позывному «Хаос» – хаос, в который он ввергает врагов. А тремя основными угрозами на Ближнем Востоке Мэттис считает «Иран, Иран, Иран». Пост директора ЦРУ занял Майкл Помпео – праворадикальный конгрессмен, тоже поклонник теорий заговоров, один из главных критиков соглашения с Ираном и активный сторонник неограниченной слежки за гражданами США.

Ещё один штрих к картине дестабилизации Ближнего Востока – назначение послом США в Израиле Дэвида Фридмана. Фридман – ещё более произраильский, чем руководство Израиля; он выступает за перемещение столицы из Тель-Авива в Иерусалим и за аннексию Израилем Западного берега реки Иордан – территории, которую само правительство считает спорной, но не своей.

Если для силовиков Трампа «свет клином сошёлся» на Иране, то для экономических назначенцев источник всех американских бед – Китай. Трамп анонсировал создание при Белом доме нового Национального совета по торговле и назначил его главой, а также своим советником по торговой и промышленной политике Питера Наварро. Наварро известен как автор книг «Грядущая война с Китаем» и «Смерть от Китая». По последней книге был состряпан топорно пропагандистский документальный фильм с посылом: тоталитарный китайский режим отнял у Америки 25 миллионов рабочих мест и вчинил ей торговый дефицит в три триллиона долларов. Конечно, американский капитал, который перемещал производство в Китай, чтобы максимизировать прибыль и избежать социальной нагрузки на зарплату американских рабочих, здесь ни при чём – не станет же Трамп винить своих собратьев по цеху олигархов. Стоит помнить, что в XIX веке Великобритания решала проблему торгового дефицита путём опиумных войн.

Что же за всем этим может последовать? Резкая политическая и, возможно, военная атака на нашего союзника Иран (иранские силы в Сирии). Атака на Иран расширит и обострит конфликт на Ближнем Востоке. Если ослабнет Иран, то падёт Сирия. Параллельно Трамп поведёт торговую войну против Китая – нашего крупнейшего стратегического союзника и торгового партнёра. Ослабленный Китай понизит закупки в России, что нанесёт удар по нашей экономике и бюджету. Так два наших основных союзника будут в той или иной степени если не нейтрализованы, то ослаблены.

В Европе победа Трампа уже вдохновила националистические и ультраправые силы. Будем помнить: националистические устремления европейских государств в XX веке повлекли две мировые войны, в которых самым пострадавшим государством становилась Россия (хотя и победителем). Важно не путать защиту национальных интересов и национализм. Во Франции национальный интерес воплощает традиция генерала де Голля. В то время как национализм представляет «Национальный фронт» под предводительством Марин Ле Пен. И де Голль воевал против коллаборационистов правительства Виши, которые и создали впоследствии «Национальный фронт».

Ещё более тревожен наш собственный, российский оптимизм по поводу роста националистических сил в Европе. Главные «ценности» европейских правых и ультраправых – ненависть к исламу и к мигрантам – на российской территории означают раскол общества, гражданские беспорядки и, при худшем сценарии, раскол страны. Таким образом, ультраправая ориентация России – идеальный сценарий для всех наших противников.

Другие государства в ответ на экстремизм Трампа тоже будут вынуждены радикализировать свою политику. Например, в Иране к власти могут прийти не умеренные силы, как президент Рухани, а более резкий условный «Ахмадинежад». Лидер Филиппин Дутерте, развязавший войну против наркотиков путём жестоких внесудебных расправ, при Трампе тоже будет выглядеть вполне приемлемо.

Иными словами, президент Трамп может сыграть роль катализатора экстремизма в мире, сдвигая одну страну за другой в сторону более радикальной политики внутри и вовне. Экономический кризис, сокращающий доступные ресурсы, увеличит давление на власть и на народ. Вопрос в том, насколько руководство других государств сможет сопротивляться такому перманентному давлению и провокации, и где на пути вправо оно сможет остановиться.

США. Евросоюз. Китай. Ближний Восток. Россия > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > lgz.ru, 28 декабря 2016 > № 2030677 Вероника Крашенинникова

 Для чего нужен современный терроризм

главной целью осуществления терактов стало стремление показать недееспособность власти государства

Николай Стариков

Есть несколько важных моментов, которые нужно правильно оценивать для понимания складывающейся в мире ситуации.

1.В сегодняшнем мире нет конфликта цивилизаций Запада и Востока, Христианства и

Ислама, а есть деятельность по разжиганию такого конфликта. Есть желание Западной цивилизации ослаблять все другие цивилизационные проекты (Россию, Китай и т.д.).

2. Нет «коалиции», в которой «цивилизованный мир» борется с неким «мировым терроризмом».

3. Нет и мирового терроризма.

А что же тогда есть?

Есть способ, который США и их самые ближайшие союзники используют для сохранения своего доминирующего положения. Есть инструмент, используя который Штаты ослабляют конкурентов. Причём всех – то есть даже тех, кто формально является их союзником, как Европа. Этот способ и есть — осуществление разнообразных террористических актов. То есть – терроризм. Но этот терроризм не только не существует сам по себе, а тщательно финансируется, готовится, управляется в интересах сохранения доминирования США.

Однако за последние пару столетий террор, как способ политического воздействия на государства, претерпел серьезные изменения. Если ещё сто лет назад террористы ставили перед собой цели воздействия на правительство какой-либо страны, изменения его действий (политики), то сегодня с помощью терроризма никто не пытается «корректировать» политику той или иной страны. Наряду с изменением тактики и способов ведения войны в ядерную эпоху, изменилась и тактика применения террористов.

Теперь главное — не давление на руководство страны.

Главной целью осуществления террористических актов сегодня стало стремление показать недееспособность власти того или иного государства.

Информационный век и информационные войны внесли свой вклад и в изменение смысл терроризма.

Грузовик врезался в рождественскую ярмарку в Берлине. Недееспособность властей Германии налицо. Немцы стараются изменить ситуацию и продемонстрировать дееспособность государства. Получается немного неуклюже. Немецкая полиция два дня (!) потратила на то, чтобы объявить в розыск человека, который забыл (!) документы в салоне грузовика. Потом этот назначенный преступником, убивается при проверке документов в Милане. Преступление быстро раскрыто, а преступник уже понёс наказание! Складывается впечатление, что, желая восстановить репутацию и показать свою дееспособность, германские спецслужбы искали, кого бы «назначить» на роль террориста и чьи документы «найти» под сидением грузовика. Отсюда и пауза в два дня…

Вернёмся к тем вопросам, что были поставлены в самом начале.

1. Сегодня нет конфликта ислама и христианства. Его пытаются разжечь в геополитических интересах, но на самом деле он не существует. В Европе привезённый миллион «беженцев» старательно создаёт напряженность, в то же время в США никаких конфликтов и линий разлома ислам–христианство не прослеживается и не происходит. Конфликт идёт ровно в том месте, где он должен идти, чтобы оправдывать террористическую активность, показывающую недееспособность европейских властей. Почва для конфликта может быть по всему миру, а идёт он в «строго отведенных местах»: в Европе и на Ближнем Востоке. Есть попытки разжигать его и в России. Но везде это носит искусственный характер – в нашей стране никогда не было конфликтов на религиозной почве. Ни в Российской империи, ни в СССР – всегда мирно уживались, женились, уважали веру и обычаи друг друга. В Европе тоже не было конфликтов между мусульманами и христианами – по причине отсутствия первых в большом количестве. И вот европейские власти «вдруг» завозят в Европу около 1,5 млн человек, причём почти исключительно из мусульманских стран. Объяснения похожи на детский лепет: в Сирии идёт война. А почему в Европу приехали сотни тысяч афганцев, пакистанцев, тунисцев и алжирцев? Именно в этот момент, без всяких документов. И, что любопытно, – никого не депортируют обратно? Тот, кто получал визу в Европу, знает, что это очень похоже на издевательство – справки, сдача «пальчиков», процедура не из приятных. Это, с одной стороны. А с другой – миллион людей вообще без документов. Как это объяснить? США давят на Европу, заставляют принять «беженцев», вслед за которыми начнутся теракты. Европа ослабляется, недееспособность европейских властей очевидна. Кто же может защитить «цивилизованный мир» при такой очевидной слабости европейских институтов? Только Вашингтон.

2. Поскольку терроризм является средством осуществления политики США и целей Вашингтона, то очевидно, что Штаты не будут бороться с терроризмом так, чтобы искоренить его раз и навсегда. Бороться будут, вернее — имитировать эту борьбу. Что мы и видим на примере Сирии. Есть коалиция под руководством США, а результатов её борьбы — нет. Два года — коту под хвост. Появляется Россия и переламывает ход действий, ИГИЛ и прочие инструменты политики США отступают, терпят урон и поражения. Какова реакция на это Штатов? Палки в колеса. Постоянные истерики, что ВКС бомбят не так, не там и не того. Хотя освобождение Алеппо – это факт, а вот Мосул в Ираке «коалиция» никак не освободит. Нам нельзя забывать, что в борьбе России с террористами США находятся… на стороне террористов.

Мировой терроризм – это красивое понятие, за которым нет конкретного смысла. Террор – это инструмент. Для войны в информационной сфере. Страшный, но эффективный. А как известно, чтобы на лошадке ездить, надо её кормить сеном и овсом.

Борьба в Сирии идёт по тем же правилам. Помните масштабные теракты начала хаоса в Сирии? Взрывы заминированных машин с огромным числом жертв. Почему они были тогда, и почему их нет сейчас? Потому, что два-три года назад они дали возможность показать недееспособность власти Асада. Выводом из чего является необходимость смены этой власти. Сейчас идёт жесткая война, где убийство ещё 20 мирных жителей Дамаска не даст в информационном плане ничего. Потому, что дееспособность Асада подтверждена помощью Сирии со стороны России. И взятием Пальмиры и Алеппо.

Кто выступал против Асада? Кто твердил «Асад должен уйти»? Вашингтон. Победы сирийской власти есть:

Подтверждение дееспособности власти Башара Асада.

Подтверждение дееспособности России.

Подтверждение недееспособности США.

Такой угол зрения поможет нам понять происходящие в Сирии события. Сохранение Башара Асада у власти есть полная недееспособность Штатов, которые не смогли продавить своё видение в Сирии, а значит и в регионе. А значит – и в мире, ведь США — главная сверхдержава. Допустить фиксацию факта своей недееспособности Вашингтон не может. И действует руками террористов. Ведь любой их успех – это уже недееспособность Асада и России.

Прямо накануне окончательного освобождения Алеппо от террористов они наносят удар – вновь захвачена ими Пальмира. Зачем это нужно с военной точки зрения? А речь не о военной составляющей. Штатам очень нужно показывать недееспособность России. Операция по взятию этого города сирийцами и концерт там оркестра Гергиева – это не только военный успех, но и мощная констатация нашей дееспособности. Ведь война идет и в сфере информации. Поэтому ответный удар наносится руками террористов именно здесь. Убийство посла России в Турции – это тоже попытка заявлять о недееспособности российской власти.

Любой акт, который в информационной сфере «кричит» о якобы слабости России, является «доказательством» недееспособности российской власти, — есть очки в свою пользу. Которые плюсуют наши американские «партнёры». Это не только гибель военнослужащего российской армии в Сирии, не только наш сбитый вертолет.

Это и убийство российского посла. И катастрофа нашего военного самолета в Сочи, который летел в Сирию.

Наша главная задача – досконально разобраться в этих трагических ситуациях. Выяснить главное – это действительно так «легли карты» или тот, кто получает информационную прибыль, кто хочет увеличивать свою дееспособность, за счёт снижения нашей, тот и приложил определенные усилия.

Чтобы трагедии стали трагедиями.

Сирия. США. Евросоюз. Ближний Восток > Армия, полиция > zavtra.ru, 27 декабря 2016 > № 2018052 Николай Стариков

«У кризиса еврозоны политические причины»

Писатель и журналист Пол Мейсон о крахе капиталистической модели

Екатерина Копалкина

Мир погрузился в экзистенциальный кризис, а классическая модель капитализма себя изжила. Писатель Пол Мейсон, автор книги «Посткапитализм», в интервью «Газете.Ru» поделился своим видением того, есть ли место элите в новом мире, исчезнут ли монополии и заменят ли технологии людей в медицине и образовании.

— В своей книге вы говорите о крахе капитализма в его классическом виде. Какие ключевые события к этому привели?

— Самые ключевые и важные события — это, безусловно, технологические изменения. Мы получили сигнал от экономических моделей, которые перестали работать, и сейчас дебаты о посткапитализме являются более насущными и неотложными в связи с тем, какой стала макроэкономическая политика после финансового кризиса 2008 года.

Мой тезис заключается в том, что впервые в истории технологические изменения подорвали способность капитализма адаптироваться к кризисам.

— Как, по-вашему, миру нужна новая экономическая модель или капитализм может вобрать в себя какие-то изменения?

— Неолиберальная модель работала около 20 лет, но в основном она строилась на сдерживании роста зарплат. На Западе мы нашли решение этой проблемы — кредит. То есть мы побудили людей брать взаймы огромные суммы денег, понимая, что они не смогут их отдать. Если мировой долг поднимается со 100 до 300% ВВП, мы получаем неконтролируемую систему подъемов и спадов.

С момента кризиса 2008 года вся экономика находится на поддержке ЦБ, сделки с бондами упали до нуля. Некоторые люди в финансовых кругах Лондона шутят, что если сделки с облигациями упали до нуля, это уже не капитализм. Таким образом, стагнация — вещь вполне реальная, но даже до этого мы наблюдали фрагментацию всей глобальной системы. Нам стоит признать, что это самый настоящий экзистенциальный кризис.

— Имея постоянный доступ к современным технологиям, люди по-другому стали относиться к информации. А как это повлияло на социальную систему?

— Расцвет сетевых технологий и массовых коммуникаций в том, что нам удалось создать пространство, где есть организации, которые не управляют, программные обеспечения с открытым доступом, продукты с открытым доступом, как «Википедия», и виртуальные сетевые сообщества.

Самое важное — понять, какие отличия существуют у сетевого поведения. И главный вопрос в том, хотим ли мы, чтобы сетевые технологии были монополизированы какой-то гигантской компанией, или мы хотим распространить их силу и власть между всеми.

— В посткапиталистическом обществе молодым поколениям не придется «добывать» знания. Не приведет ли это к тотальной деградации, к обществу, не способному к критическому мышлению?

— Проблема в том, что в течение 30 лет неолиберализм коммерциализировал образование. Мы получили поколение людей, чье обучение было полностью построено на тестах и узкой специализации.

Как говорил Питер Друкер в своей книге «Посткапиталистическое общество», изданной в 1993 году, тип людей, который будет продвигать такое общество, — это всесторонне образованный человек.

— Последняя глава вашей книги называется «Проект ноль». Этим термином вы обозначаете некий крупномасштабный проект?

— Моя книга, и эта глава в частности, не предназначена для того, чтобы быть чьей-то политической программой. «Проект ноль» — это просто некий очерк методологии. Я считаю, что мы должны стремиться к обществу, где будем производить вещи с минимальными возможными издержками, с минимальными затратами труда, и что в таком обществе мы должны как можно меньше использовать углеводородную энергию. Как мы сможем построить это общество — это предмет споров, которые сейчас ведутся.

Чтобы сократить издержки производства, придется как-то напасть на монополии. Чтобы сократить ненужные рабочие места, необходимо ввести всеобщий базовый доход. Чтобы бороться с климатическими изменениями и сократить выброс углеводородов, необходимо убедить в этом ряд государств, которые до сих пор это делают.

Не подумайте, что я человек, который играет в компьютерную игру «Цивилизация» и задумал претворить это в жизнь.

Эта программа не заработает сама, должны быть люди, которые задумаются и будут искать решение. В моих мечтах последняя глава книги должна выглядеть как стена с сотней желтых бумажек с различными идеями.

— Один из главных вопросов нового мироустройства — кто будет оплачивать этот «банкет»? Сырье, ресурсы, транспорт, производство цифрового контента не могут быть бесплатными.

— Приведу конкретный пример. Я считаю, что мы должны сократить рабочую неделю. Если мы этого не сделаем, будет расти технологическая безработица, люди просто будут сражаться за право работать. Я не знаю, как в России, но в Англии самые известные актеры произошли из богатых семей. То есть богатые люди монополизируют привлекательные профессии. То же относится к юристам и инвестиционным банкирам, потому что это дефицитные специалисты. Если это распространится, например, на преподавателей или медицину, потому что технологии начинают заменять и эти профессии тоже, первое, что произойдет, — мы начнет воевать с мигрантами, второе — то, что уже идет в США, — начнется война полов, мужчины будут вытеснять женщин из профессии. Тот же феномен Трампа говорит нам, что мужчины разгневаны на женщин и на цветных.

Поэтому платить за шестичасовой рабочий день или 30-часовую рабочую неделю должны обе стороны общества. Все, что я пытаюсь делать в книге, — это разобрать, как разыгрывается долгосрочная динамика. Я делаю это в довольно абстрактном и теоретическом виде, потому что никто этой темой не занимается. Поэтому ответ на вопрос, кто будет платить, найдется в конкретизации этого плана.

— Но в идеале, если это произойдет, это должен быть некий пакт между государством и корпорациями?

— Я думаю, что на самом деле уже сейчас власти должны вмешиваться и постепенно разбивать монополии. Проблема информационного сектора в том, что там нет рынка и конкуренции. Британский закон предусматривает, что я должен иметь на выбор 4–5 банков, и если захочу перевести свой счет из банка А в банк Б, на мне это никак не отразится. Если мы сделали это с банками, то почему не можем сделать то же самое с информационными компаниями? Если нам это удастся, тогда феномен «нулевой цены» начнет работать.

— Да, но будет ли тогда развиваться информационное общество?

— Старая критика монополий заключалась в том, что они подавляют инновации. Теперь же они скорее подавляют инновации социальные. Чтобы посткапиталистический эксперимент удался, нам нужны изменения в регулировании, которые бы создали многообразие во всей системе.

Еще один важный момент, и он присутствует в книге, — это концепция экстерналий, внешних эффектов. Сетевой эффект, так называемый позитивный экстернализм, был без всяких споров отдан глобальным компаниям. Самый простой пример: все данные, которые есть у Apple, мы передаем им сами. Что делает собственно посткапиталистическая теория, так это порождает дебаты о том, кто владеет этой экстерналией и кто имеет право ее эксплуатировать.

Это сродни тому, что страны Ближнего Востока относительно недавно начали понимать, что это они владеют своей нефтью.

Если люди заявят права собственности на информацию о себе, технологические компании задумаются, как осуществлять инновации, а не даром забирать данные пользователей.

— А вы не допускаете мысль, что все текущие изменения — это дело рук именно корпораций? Что если посткапитализм выстроен в их интересах, а обществу подсунули очередную иллюзию свободы?

— Это будет мой ночной кошмар, но это возможно. Американский философ Джереми Рифкин в своей книге «Общество нулевых предельных издержек» писал, что мы можем перейти к посткапиталистическому обществу без больших социальных изменений. Я с ним не согласен, подозреваю, что такая затея провалится. У русских есть отличное слово, чтобы определить, что произойдет, — «потемкинские деревни».

— Как быть с армией, полицией? Очевидно, что люди продолжат совершать преступления, кто будет нести ответственность за них в цифровом обществе?

— Я совершенно уверен, что государство сохранится. Я подвергался критике со стороны анархистов и марксистов-автономистов именно за это убеждение, что государство никуда не денется. Я хочу, чтобы государство помогло произвести этот переход. И когда он завершится, у государства будут просто другие функции.

— У российских фантастов братьев Стругацких в романе «Обитаемый остров» есть неизвестные отцы, которые стоят за спиной общества и принимают все ключевые решения. Нет ли риска появления такой конструкции в посткапитализме, где традиционные институты государства утратят свое влияние?

— Я считаю, что элиты и неолиберальные олигархи функционировали именно как тайное общество.

Филип Мировски однажды сказал, что идеология неолиберализма стала тайной религией. На публике они (неолибералы. — «Газета.Ru») говорят, что бизнес должен заниматься благотворительностью, заботиться об экологии на планете. В частном же порядке большинство из них верит в учения Айн Рэнд.

Сейчас, по мере развития кризиса, мы наблюдаем, как рушится солидарность элит. Например, когда британская элита пытается подвергнуть российскую бизнес-элиту экономическим санкциям в связи с событиями на Украине. Это ситуация, которую описывал еще Самюэль Хангтингтон, когда говорил о «давосском человеке» (член глобальной элиты, для которой государственные границы — помехи, а правительства — пережиток. — «Газета.Ru»). Такого человека больше не существует. Вопрос в том, создаст ли технологическая элита в будущем это наднациональное глобальное тайное общество. Я надеюсь, что нет. Я надеюсь, что вместо этого мы построим глобальную демократию «снизу».

— Как вы можете охарактеризовать то, что сейчас происходит с экономикой Европы?

— В книге я предсказываю, что, если мы не откажемся от неолиберлизма, глобализация рухнет. Я предлагаю: давайте спасем глобализацию и убьем неолиберализм. И мое предсказание сбывается. Элиты продолжают цепляться за неолиберализм, глобальные структуры распадаются.

Всякий раз, когда людям дается выбор, они каждый раз голосуют против существующей ситуации.

Сам по себе Brexit необязательно будет катастрофой, так как британская экономика уже наполовину отделена от Еврозоны. Катастрофа происходит из-за того, что Brexit осуществляет правительство, у которого нет плана. Я против Brexit и много критиковал Евросоюз, но на дальнейших примерах итальянского референдума и австрийских выборов мы видим, что итог всегда отрицательный. Все это является признаком того, что потенциально ЕС может распасться.

Банковская система ЕС настолько повреждена и находится в долгах, что может выжить только до тех пор, пока ее всю удерживает Европейский центральный банк (ЕЦБ). Как только ЕС распадется, все долги будут репатриированы, и немецкая и французская банковские системы переживут очень тяжелый стресс. Будем надеяться, что этого не произойдет. Но единственный способ это остановить — признать, что эта опасность существует, и остановить режим жесткой экономии, который был введен.

То есть, говоря о долгосрочной перспективе, в том, что касается технологического будущего человечества, я оптимист, но в краткосрочной перспективе я пессимист. Я думаю, что мы сейчас сталкиваемся с кризисом еврозоны, который был порожден именно политическими причинами.

Великобритания. США. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика. Госбюджет, налоги, цены > gazeta.ru, 25 декабря 2016 > № 2025822 Пол Мейсон

Джанет Йеллен становится ястребом

Рынки недооценили доллар

Николай Вардуль

ФРС США 14 декабря впервые в 2016 г. повысила базовую процентную ставку — до 0,5–0,75% с 0,25–0,5%. Произошло это ровно через год после предыдущего увеличения ставки. Это решение регулятора рынки ждали. Но ФРС на этот раз все равно сумела удивить. В комментарии к принятому решению прямым текстом говорится, что в 2017 г. ожидается три повышения ставки — до среднего уровня в 1,375%. Рынки закладывали в свои котировки два повышения. У доллара появился шанс еще больше подкрепиться.

ФРС и «фактор Трампа»

Прогнозы, конечно, штука ненадежная. И не только в исполнении отечественного Минэкономразвития. Когда ровно год назад ФРС предприняла первое за шесть лет повышение ставки, то одновременно был выдвинут прогноз повышения ставки еще на один процентный пункт. Первый зампред ЦБ РФ Сергей Швецов тогда же недоумевал: «Это было неожиданно для меня, что будет дан такой четкий сигнал». Вероятно, он считал, что в условиях реальной экономики с ее колебаниями выдвигать такой прогноз, по меньшей мере, странно. И правильно считал. На деле практически весь год ставка оставалась на одном уровне, и только 14 декабря она все-таки приподнялась. Так что три повышения ставки ФРС в 2017 г. — это не более чем намерение. Но рынки, конечно, мимо намерения ФРС не пройдут.

Они ожидаемо пришли в движение. Доллар стал расти, евро впервые с марта 2015 г. опустился ниже психологической отметки в 1,05 доллара за евро. Золото оказалось главным пострадавшим. Потери цены превысили за месяц 7%.

Но это последствия, к ним еще вернемся. В основе же решения ФРС, естественно, состояние американской экономики. Оно уже улучшается и будет улучшаться дальше. И этот прогноз надежнее прогнозируемого числа повышения ставки, хотя, конечно, и связан с ним. Регулятор повысил прогноз по росту экономики страны в 2016 г. до 1,9% с сентябрьских 1,8%. В то же время прогноз по динамике инфляции на текущий год повышен до 1,5% с 1,3% по сентябрьскому прогнозу. Прогноз по безработице улучшен до 4,7% с сентябрьского уровня в 4,8%. Прогноз на 2017 г. по росту ВВП США также улучшен — до 2,1% с ожидавшихся в сентябре 2%. Инфляция в следующем году по-прежнему ожидается на уровне 1,9%. Прогноз по безработице улучшен до 4,5% с 4,6%. Прогноз на 2018 г. по росту экономики страны по-прежнему составляет 2%, прогноз по безработице — 4,5%, инфляции — 2%.

Напомню, наибольшее беспокойство ФРС доставляла инфляция, которая никак не хотела прибавить шаг, что тормозило рост всей экономики. Теперь ФРС получила подкрепление в лице решения нефтедобывающих стран ограничить добычу, что решительно подтолкнуло вверх цены на нефть, а за ними последуют и остальные цены.

Неслучайно за повышение ставки проголосовали все члены ФРС.

Почему же избрание Дональда Трампа президентом США первоначально связывали с более сдержанной политикой ФРС? Главным образом потому, что главные очертания экономической и бюджетной политики Трампа еще неясны. Они пугали тогда и не до конца прояснены сейчас. В этом контексте Алексей Антонов, аналитик «Алор Брокер», прокомментировал решение ФРС так: «Ястребиная риторика Йеллен — смелый шаг на фоне неопределенности по расходам от новой команды Трампа, и сигнал всем участникам, что в следующем году кардинальных изменений в экономике США не произойдет».

Взаимодействие ФРС с формирующейся администрацией Трампа, действительно, можно характеризовать так, что ФРС предпочла проводить свою линию в условиях относительной неопределенности, чтобы самой дать больше определенности. Можно даже так: ФРС предпочитает руководствоваться еще древнеримским девизом: «Делай, что должен — и будь, что будет». Девиз, безусловно, достоин уважения, но политика, а ФРС — главный субъект проводимой в США экономической политики, всегда проводится с оглядкой по сторонам. ФРС, видимо, учла «фактор Трампа». В том смысле, что новые элементы, которые он может привнести в экономическую политику, не тормозят, а, наоборот, подталкивают повышение ставки. Его объявленные бюджетные начинания, ведущие к росту дефицита, проинфляционны. И в целом от Трампа можно ждать нехарактерного для республиканского правления повышения роли поддержки экономики госрасходами. Все вместе требует именно повышение ставки.

Сама Джанет Йеллен в своих высказываниях очень осторожна. «Слишком рано, чтобы знать, как налоговая, экономическая политика может повлиять на прогнозы», — сказала она, выступая после оглашения решения ФРС перед журналистами в Вашингтоне. И добавила: «Нужно иметь более точные данные. Не хотела бы спекулировать».

Дональд Трамп в ходе предвыборной кампании неоднократно критиковал ФРС и лично Йеллен за политику низкой базовой ставки, предполагая в том числе, что Йеллен поддается на политическое давление администрации Барака Обамы. Так что многие не исключали перестановок в руководстве ФРС. Вот комментарий самой Йеллен: «Сенат утвердил меня сроком на 4 года (в феврале 2014. — Ред.). Так и запланировано, чтобы срок работы (главы ФРС) не совпадал с президентским сроком, и для этого есть хорошая причина — это часть мер по обеспечению независимости ФРС. Так что я намерена доработать мой четырехлетний срок. Я не приняла никакого решения насчет будущего. Я признаю, что меня могут переназначить или не переназначить». Сама Йеллен никуда уходить не собирается.

«Разрушительный эффект на котировки»

Ну, а теперь ответим на вопрос, какое влияние решение ФРС может оказать на российскую экономику? Во-первых, укрепление доллара ведет к снижению интереса инвесторов к рискованным рынкам. Волна снижения индексов прокатилась по всем рынкам начиная с США, но сильнее снижение было именно в развивающихся рынках. Во-вторых, главный канал воздействия решения ФРС на российскую экономику проходит по цепочке доллар — нефть. На рост доллара нефть отозвалась некоторым снижением. Тут, правда, дело не ограничилось только окрепшим долларом. Как 15 декабря подчеркнул Андрей Кочетков, аналитик компании «Открытие Брокер», «нефть могла получить поддержку в виде статистики Минэнерго США, но этого не произошло. За прошлую неделю коммерческие запасы нефти сократились на 2,4 млн баррелей — до 485,8 млн баррелей. Запасы бензина выросли на 3,4 млн баррелей, а дистиллятов — на 2,5 млн баррелей. Импорт на прошедшей неделе вырос на 755 тыс. баррелей — до 8,3 млн баррелей ежесуточных поставок. Средний показатель спроса за четыре недели составил: 19,6 млн баррелей нефти в сутки, или падение на 1,0% за год, 9,1 млн баррелей бензина в сутки, или падение на 1,2% за год, а также 3,9 млн баррелей дистиллятов в сутки, или прирост на 5,9% за год. Таким образом, кроме показателя запасов нефти остальная статистика оказалась вполне „медвежьей“, да еще и запасы на терминале Кушинг также выросли». И еще один фактор, что называется, на вырост: «Производство нефти в США увеличилось за неделю на 99 тыс. баррелей — до 8,796 млн баррелей в сутки. Вкупе с укреплением доллара это произвело разрушительный эффект на котировки. Да еще и статистика по OPEC, которую картель собирает из независимых источников, говорит о том, что в ноябре наращивание добычи продолжилось до 33,87 млн баррелей в сутки, хотя по другим источникам добыча уже превысила 34,2 млн баррелей в сутки».

В общем, период, когда ФРС, откладывая повышение ставки, фактически давала больше свободы Банку России, так как не возникало новых факторов давления на рубль, похоже, завершен. Банк России предпочел не использовать передышку для снижения своей ставки, теперь сделать это будет сложнее.

США > Финансы, банки > fingazeta.ru, 23 декабря 2016 > № 2020922 Николай Вардуль

 Системный сбой

Владимир Павленко о Федеральной резервной системе, Трампе и новом сценарии глобалистов

Дмитрий Перетолчин

По традиции, начну с цитаты. Недавно избранный президент США Дональд Трамп считает: «Самое смешное, что Федеральная Резервная Система не является даже частью Федерального Правительства. Это независимый частный центральный банк, который был разработан очень мощными лоббистами Уолл-Стрит немногим более 100 лет назад. Между тем, ФРС «наградил» финансовую систему США огромной задолженностью, которая разъедает Америку, как рак. При этом нет никакой ответственности у чиновников Федерального Резерва перед американским народом».

Анамнез этой болезни будем собирать с доктором политических наук Владимиром Борисовичем Павленко.

«ЗАВТРА». У появления ФРС есть одна интересная особенность. Одновременно с ней появился подоходный налог. Перед ее появлением на каждого американца приходилось по 12 долларов долга, а сейчас, насколько мне известно, сумма превышает 20 000 долларов. Напрямую расплатиться невозможно – снова понадобятся кредитные деньги.

Владимир ПАВЛЕНКО. Есть другой вариант. Можно обрушить мировую долларовую систему, ликвидировав все финансовые «навесы». Банкиров в последнюю очередь будет интересовать, в каком положении после этого окажется мир. Вы верно поставили вопрос! ФРС появилась не на пустом месте, у нее своя предыстория, европейские корни, идущие из XIII века от торговых банкирских домов и ордена тамплиеров. Чисто американская сторона вопроса корнями уходит в полемику двух крупных государственных деятелей: Томаса Джефферсона, третьего президента США и одного из соавторов Декларации независимости, и Александра Гамильтона, первого министра финансов США, ставленника Ротшильдов, чьим прямыми потомками были Морганы. Суть полемики в контролировании частными банками выпуска валюты с помощью инфляции, а затем дефляции. Гамильтон требовал создать Центральный банк и оплачивать долги Правительства перед ним за счет налогов. У Валентина Юрьевича Катасонова, отечественного экономиста, раскрывающего подоплеку системы взимания налогов и накапливания долгов граждан из-за работы центральных банков, есть прекрасная цитата:

«От имени и по поручению группы ростовщиков переговоры с новым королем (речь идет о Вильгельме III Оранском, конец XVII века) вел известный в то время аферист Уильям Паттерсон. От Вильгельма потребовали, во-первых, согласиться на создание специального банка, который был бы монопольным эмитентом бумажных денег, имеющих хождение по всей стране. Во-вторых, этот банк должен был стать эксклюзивным кредитором правительства, выдавая ему кредиты под 8% годовых в обмен на долговые расписки правительства и облигации. В-третьих, разрешить банку частичное резервирование своих обязательств, т.е., фактически, делать деньги из воздуха. В-четвертых, основным резервом банка предлагалось сделать не золото, а долговые расписки правительства, за счет последних должно обеспечиваться полностью кредитование правительства, а также выдача иных кредитов. И погашать за счет налогов».

Трамп абсолютно правильно охарактеризовал роль ФРС в Америке, но не менее важной она стала и для всего мира. Возвращаясь к предыстории вопроса – Гамильтон выиграл этот спор, ведь еще в 1791 году был создан Первый банк США, существовавший (по условиям закона о его формировании) 20 лет. Банк закрыли при Джоне Мэдисоне, и тогда разразилась английская интервенция, вторая война за независимость. В ходе этой интервенции в США, в Нью-Джерси, поселился некто Роггенфелдер, воевавший на стороне англичан. Его потомки нам известны под фамилией Рокфеллеры. Так в США была внедрена олигархическая креатура европейских банкиров. В 1816 году был создан Второй банк в США, чье появление мотивировалось огромными долгами после войны за независимость (которая была организована специально!) В момент его закрытия при президенте Эндрю Джексоне, на три года раньше положенного срока, начался саботаж, затеянный главой этого банка. Президент отозвал все деньги страны из этого банка и закрыл его, по сути, но глава банка перенес финансовое производство в Пенсильванию, где сам банк функционировал долгие годы и стал впоследствии у истоков Гражданской Войны. Маховик войны был запущен в 1837 году, а организатором выступил Николас Биддл, глава все того же банка, создавший панику. В США прибывают эмиссары Ротшильдов, наступает депрессия, что и ведет к Гражданской войне. Так народ Америки разделился на Юг и Север (так же разделят Россию и Украину)

После окончательного закрытия Второго банка и окончания Гражданской Войны, в 1865 году, через Конгресс был проведен закон о Национальном банке, который не заработал, и только в 1875 году была одержана победа: решили, что центрального банка пока не будет. Был издан Акт о погашении: долг в деньгах, печатавшихся Линкольном без участия и доступа банкиров, было решено погашать золотом.

Однако это не остановило банкиров. Выдвигаются Рокфеллеры, выросшие на торговле в годы Гражданской Войны, а также Морганы. Заявляет о себе рокфеллеровское объединение нефтяных компаний (контроль над американской нефтью возрастает до 95%). В 1911 году, когда готовится операция по созданию Федерального Резерва, Standard Oil Trust Рокфеллеров демонополизируется, разделяется на 34 компании. Капитализация всех компаний возрастает в 3-4 раза, а все нити контроля над этими компаниями оказываются в руках у Рокфеллера в Нью-Джерси. Будучи ставленником Ротшильдов в плане влияния внутри Соединенных Штатов, Рокфеллер, однако, стал первым миллиардером, причем мы говорим о долларе того времени, который стоил гораздо больше, нежели нынешний.

«ЗАВТРА». Важно понять, что это тот порог, за которым деньги перестают быть собственно деньгами как целью в жизни.

Владимир ПАВЛЕНКО. Да, деньги становятся инструментом политики. То есть теперь мы наблюдаем не схему «деньги – товар – деньги с прибылью», согласно которой можно описать обычный капитализм, а схему «деньги – власть – деньги с прибылью», и эта прибыль уже идет за счет взимания административной ренты и слияния с властными институтами. Именно так появилась Федеральная резервная система, создание которой больше напоминает спецоперацию.

«ЗАВТРА». Первая статья американской Конституции говорит нам, что всеми полномочиями на выпуск денег наделяется Конгресс. Как можно было «обойти» Конституцию при создании ФРС?

Владимир ПАВЛЕНКО. Операция была многоходовой. Первым шагом сразу после Гражданской войны стало внедрение в США связки Шиффов-Варбургов. Якоб Шифф внедрился в компанию Kuhn, Loeb & Co. И женился на старшей дочери Лоеба. Феликс Варбург немного позднее женится на дочери Шиффа, а Пауль – на младшей дочери Лоеба. Так возникает уния, удовлетворяющая интересам как кланов Америки (Морганы и Рокфеллеры), так и Европы (Ротшильды)

В 1892 году появляется «Манифест банкиров», в которой, упрощая, можно найти такие положения:

1. Республиканская партия должна отвечать за протекционизм;

2. Демократическая партия должна отвечать за тарифы.

Разделив так электорат, банкиры собирались отвлечь внимание «толпы» бессмысленной борьбой, практически никак не связанной с событиями реальной жизни. В 1934 году этот документ был опубликован в официальном здании Конгресса, тем самым снялись все вопросы о его подлинности.

В 1907 году Морганы организовывают панику на бирже, убеждая людей в критической необходимости создания центробанка. Итогом стало создание в 1908 году Национальной Комиссии по денежному обращению, главой которой стал Нельсон Олдрич, дет 5 братьев Рокфеллера по материнской линии, создавший проект закона о Национальной резервной ассоциации, который был жестко раскритикован. И именно на фоне этой критики и создается демократический проект Федеральной резервной системы: 12 банков, объединенных так называемым «замковым камнем» - Совет управляющих находится в статусе Федерального агентства. По факту же там сидели олигархи. Именно так и была обойдена Конституция, но – более того! – параллельно с упомянутыми выше двумя проектами существовал и третий, от руководителя Национального городского банка Нью-Йорка олигарха Вандерлипа. Таким образом создавалась иллюзия конкуренции.

Федеральная резервная система была принята с тем же условием, что и первые два банка, - ровно на 20 лет, т.е. народу было обещано ее окончание к 1933 году. Однако произошел «великий сбой» - революция в России во главе с Лениным (а не с Троцким, как предполагалось изначально). Появляется необходимость срочного вмешательства.

Сенат Конгресса США «переигрывает» Версальский договор: являясь создателем Лиги Наций, сам в нее не входит. Версальский мир объявляется «перемирием» сроком…на 20 лет! В 1920 году наступает избирательная компания, победителем которой выходит никому не известный Уоррен Гардинг. Республиканская партия так и не смогла выдвинуть кандидата, а кандидатура Гардинга выдвигают в так называемой «прокуренной комнате», что значит для нас сейчас в буквальном смысле «важное закулисное решение». Через 2 года Гардинг умирает якобы от отравления. На его место приходит Карвин Кулидж, а при нем вице-президентом был Чарльз Дауэс, автор репарационного плана по взиманию денег с Германии.

«ЗАВТРА». Гардинг фактически одобрил признание Советской России (хоть и не по доброте душевной, а из-за нефтяных отношений). Мне кажется, в этом кроется причина его столь загадочной смерти.

Владимир ПАВЛЕНКО. Американцы планировали разделить Россию на зоны влияния ТНК, но Ленин их полностью переиграл, сам начав нефтяную экспансию, в частности, в Англии.

«ЗАВТРА». Я так понимаю, изгнание Троцкого из страны тоже не было в стороне от этого процесса?

Владимир ПАВЛЕНКО. Конечно. Проводя параллели с современной ситуацией, хоть это и страшно, но можно выдвинуть гипотезу: избрание Трампа очень похоже по структуре и типологии на избрание Гардинга. При Кулидже началась подготовка к Великой депрессии и приходу к власти нацистов. Перед приходом Гардинга, 18 мая 1920 года учредители ФРС встречались и решили опустить учетную ставку, изменив экономическую реальность. В 1929 году ее снова подняли. На первых ролях в списке акционеров ФРС были представители Банка Англии, представители названных ранее кланов.

«ЗАВТРА». Удивительно, что социология сегодня вообще понятие «клан» не рассматривает. Ведь судя по нашей беседе, именно 5 человек, тесно связанных узами родства, обычно и фигурируют в крупнейших политических и экономических событиях, и примеров тому множество – и Ротшильды, и Шредеры, и многие другие. И на рынке жесткой конкуренции выживают именно такие кланы.

Владимир ПАВЛЕНКО. Методологическая модель организации всех кланов была описана Бауэром, первым из Ротшильдов, в завещании.

- все важные посты в бизнесе должны занимать только члены семьи;

- участвуют в делах только мужчины, наследуют – прямые наследники мужского пола;

- старший сын становится главой семье при единодушном одобрении братьев;

- мужчины должны жениться на своих двоюродных или троюродных сестрах, чтобы накопленное имущество оставалось внутри семьи;

- дочери должны выходить замуж за аристократов, сохраняя при этом иудаизм;

- имущество семьи нельзя описывать, даже в случае суда или по завещанию;

- жить в согласии и дружбе, деля прибыль поровну.

В 1929 году в США приезжает директор Английского Банка Монтегью Норман ради встречи с американским олигархатом. В Америке утверждается план Янга: создается Банк международных расчетов с участием Шредеров. По факту – создавался инструмент финансирования гитлеровской Германии, потому что уже в 1932 году система репараций себя исчерпала, а созданный банк формально должен был заниматься именно этим. Далее на политическую арену выходят братья Даллесы, двоюродные братья пятерых братьев Рокфеллеров. 4 января 1932 года на вилле Шредера собираются Гитлер, фон Папен - немецкий канцлер, Ялмар Шахт – директор Рейхсбанка, а также оба Даллеса. Они решают вопрос о способах приведения Гитлера к власти и гарантиях. Этот тандем успешно работал на протяжение всей войны.

Вторая встреча в рейхе, окончательная с точки зрения прихода Гитлера к власти, состоялась 14 января 1933 года. Гитлер на ней обсуждал с группой немецких промышленников вопросы поддержки нацистов крупным бизнесом. Чтобы монополизировать влияние на внутреннюю политику Германии после отставки президента Гинденбурга эта должность была соединена с должностью канцлера. Так появился «фюрер».

При этом было решено разделить их вновь сразу после смерти Гитлера, то есть «наследника фюрера» существовать не могло в принципе. Вот так англо-американский капитал сыграл свою роль в приходе Гитлера к власти. Понятно, что это была проба сил, план по изменению ситуации в мире.

«ЗАВТРА». Но мы-то им планы сильно подпортили!

Владимир ПАВЛЕНКО. Конечно. Именно в это время появляется фраза Трумэна «Если будет выигрывать Германия, надо помогать России, если Россия – Германии»

«ЗАВТРА». Подводя итог, скажем: Дональд Трамп своим высказыванием замахнулся на очень сложную, старую, клановую структуру. Что мы можем из этого вынести?

Владимир ПАВЛЕНКО. Логика развития процесса такова: сперва борьба за США, затем попытка объединить олигархические верхушки двух стран (США и Англии). После «победы» в борьбе за США и создается ФРС. Далее борьба ведется за глобальное мировое доминирование – Первая мировая война. Монархии и империи были разрушены, но остались их функции, и прежде всего – стратегическое планирование. Под предлогом «выборности» политиков это планирование переводят в бизнес-структуры, сохраняя в них династический принцип правления. Октябрьская революция выглядит на фоне таких событий «системным сбоем». Необходимостью последствия этого сбоя ликвидировать объясняется приведение к власти Гитлера и развязка Второй мировой войны. Продолжается процесс современной гибридной войной – холодной в сочетании с ядерными угрозами. Сегодня же мы переживаем, видимо, такой же системный сбой, раз Трамп пришел к власти. Это не кажется мне экспромтом.

«ЗАВТРА». Сейчас основная линия мысли – не надо ничего от Трампа ожидать. В том плане, что вряд ли произойдут какие-то послабления или будет достигнута договоренность. Мне кажется, он себе не позволит психологически «сдать позиции» и терять авторитет перед медиа-пространством.

Владимир ПАВЛЕНКО. Вряд ли вообще уместно радоваться победе Трампа, ведь мы граждане суверенной страны, а такое повсеместное ликование очень походит на комплекс неполноценности наших СМИ.

«ЗАВТРА». Попробую привести пример обратного. От прихода Клинтон ждали прямой войны и силового вмешательства, а с Трампом игра пойдет по незапланированному сценарию, но войны не будет точно.

Владимир ПАВЛЕНКО. Сценарий все равно в прокуренной комнате будет написан, и уж точно не Трампом.

Нужно внимательно наблюдать за ситуацией. Мы не знаем характер нынешнего системного сбоя. Это Brexit? Так британская монархия контролирует ФРС. Рядом интересы и саудовской монархии, и Ватикана, и тех же Ротшильдов. Изменение глобальных конфигураций говорит лишь о том, что прежний сценарий зашел в тупик, нужен новый! И новые исполнители-куклы. Отныне все будет иначе...

США > Финансы, банки. Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 23 декабря 2016 > № 2015791 Владимир Павленко

«Диалог с Россией должен вестись с позиции силы»

Бывший командующий НАТО в Европе предупреждает о войне с Россией

Александр Братерский

Избранный президент США Дональд Трамп не ставит Россию в число приоритетных угроз для США. Однако военное руководство НАТО — союза, в котором Америка играет ведущую роль, — придерживается иного мнения. Автор книги «2017 год. Война с Россией», бывший заместитель главкома альянса в Европе Ричард Ширрефф в интервью «Газете.Ru» выразил уверенность, что вероятность военного конфликта с Россией существует.

— Трамп в период президентской кампании выступал с критикой НАТО, но может его победа дать и положительный эффект в контексте реформ альянса?

— Трамп критически выступал по вопросу о доле участия европейских стран в коллективной обороне. Но он в этом не одинок, многие высокопоставленные представители США, включая министров обороны, высказывали подобные претензии. Но тут надо учитывать, что НАТО — это альянс, основанный на идеалистических принципах: нападение на одного — это нападение на всех.

Если доверие к этому принципу будет подорвано, то это будут плохие новости для альянса. Шире — это будут проблемы для мира в Европе, так как он держится на силе мощных институтов.

— В своей книге, вышедшей в этом году, вы рассказываете о возможном военном конфликте с Россией в 2017 году. Если бы вы писали ее сейчас, что бы хотели изменить?

— Я думаю, что мы все стали более непредсказуемыми. Мы еще дальше ушли от диалога. Хочу сказать, что целью этой книги было желание оградить людей от действий, которые могли бы привести к опасным последствиям. Эта книга напоминает о том, что мы очень часто, недооценив ситуацию, втягивались в опасные конфликты. Меня после этой книги стали называть «ястребом», но она исключительно о том, как сохранить мир.

Понимая всю опасную динамику процессов, запущенных вторжением президента Путина в Крым, я считаю, что в сохранении мира важным инструментом является сочетание «сдерживания и диалога». По моему мнению, у НАТО должна быть возможность эффективно сдерживать любые авантюры России по отношению к странам Балтии. Но сдерживание прежде всего зависит от уверенности всех участников альянса в выполнении принципа коллективной обороны.

Нужно посмотреть, как изменится риторика Трампа, когда он станет президентом. Но пока перспективы для НАТО не очень хорошие.

Трамп назвал НАТО «устаревшей организацией» и заявил, что необязательно придет на помощь в случае атаки на альянс. Если он продолжит такую линию, это может стать нарушением пятой статьи договора о коллективной обороне, подорвет веру других участников в альянс.

Если же говорить о позитивной стороне избрания Трампа, то это дает новые возможности для диалога с Россией. Но такой диалог должен вестись с позиции силы. Мое понимание состоит в том, что Россия уважает силу и использует в своих интересах чужие слабости.

— В сценарии, который вы излагаете в книге, говорится о возможности ядерного конфликта России и НАТО. Насколько это вероятно в реальности?

— Думаю, ситуация сегодня даже опаснее, чем она была во времена «холодной войны». Тогда с обеих сторон была масса оружия, но было и понимание правил игры, были каналы коммуникаций. В середине 1970-х – начале 1980-х были установлены «горячие линии» между СССР и США. Было понимание того, что называется сдержанностью.

После окончания «холодной войны» на Западе сложилось понимание, что ядерное оружие должно быть положено в дальний ящик и заперто на замок. Но я не думаю, что в России к этому относятся так же. Когда я был заместителем главкома НАТО и приезжал на переговоры, я был поражен тем, что самым главным «слоном в комнате» был вопрос о противоракетной обороне. По мнению россиян, эта система создавалась для того, чтобы подорвать баланс их стратегических сил, хотя на самом деле она создана для отражения атак с Ближнего Востока. Вообще «ядерное мышление» интегрировано в каждый аспект российской военной доктрины.

Я с большим уважением отношусь к российским военным, я несколько раз встречался с [начальником Генштаба ВС РФ] генералом Герасимовым, он был у меня в гостях.

Российские военные не сумасшедшие, это профессионалы, но это не исключает того, что они будут использовать весь арсенал оружия, чтобы достичь военного превосходства. И это надо принять как данность.

— Отношения НАТО и России после конфликта на Украине были заморожены. Видите ли вы возможность объединения перед лицом терроризма?

— Я думаю, что мы должны это сделать. Мне очень грустно, что мой сменщик не смог построить таких отношений с российскими партнерами, которые смог выстроить я (речь идет о генерале Филиппе Бридлаве. — «Газета.Ru»). Мне особенно запомнился, например, очень продуктивный семинар, проходивший в 2013 году в Академии Генштаба в Москве. Там мы совместно с российскими военными анализировали опыт, полученный СССР в афганской кампании. Я тогда подумал, что если бы мы чаще проводили такие семинары, то могли бы многого избежать.

До Крыма я часто думал о том, что НАТО формирует стратегическое партнерство с Россией для борьбы с общим врагом — международным джихадизмом. Но вторжение в Крым разрушило это понимание. Аннексия части другого государства противоречит международным законам. Сегодня, если мы не можем решить эту проблему, надо искать обходные пути, этим должны заниматься дипломаты и политики.

Я не думаю, что возможно какое-то объединение, пока не будет восстановлено уважение к международному праву и праву для соседей России жить в мире без вмешательства в их дела.

Когда господин Путин говорит о том, что лучшая для Европы гарантия безопасности — это «новая Ялта», это звучит не очень хорошо. Это порождает страхи в Восточной Европе, где помнят «старую Ялту» (имеется в виду встреча лидеров антигитлеровской коалиции в Ялте, где фактически был совершен раздел Европы на зоны влияния. — «Газета.Ru»).

— Но главные претензии российских военных к НАТО — это приближение альянса к границам РФ. Не кажется ли вам, что в их словах есть истина?

— Я хорошо понимаю страх окружения, исторический опыт, когда Россия вспоминает о вторжении польских, шведских, французских, немецких армий. Да, в НАТО вошли страны Балтии и Варшавского блока. Но НАТО в большей степени было занято Афганистаном и Балканами, а на территории Восточной Европы долгое время не было военных сил.

— Вы упомянули Балканы. Операция против Югославии стала первым символом ухудшения отношений. Считаете ли вы сегодня, что, может быть, те действия были ошибкой?

— Что касается Косово, я считаю, что это была правильная операция. Особенно если учитывать опыт событий в Боснии, провал попыток международного сообщества остановить бойню в Сребренице. Существовали опасения, что этнические чистки в таком же масштабе могут повториться в Косово.

Пусть историки решают, были ли бомбардировки Белграда необходимыми, — я не хочу здесь ничего комментировать.

Были жертвы среди гражданского населения, но массовые чистки удалось предотвратить. Хочу сказать, что, когда я командовал бригадой в Косово, моей главной миссией была защита сербского населения края. Мы понимали: если нам не удастся этого сделать, наша миссия будет провальной. И я рад сказать, что мы смогли этого добиться.

— У нас говорят, что мы тоже опасались за русское население в Крыму, как Запад тогда за косоваров.

— Я не думаю, что была какая-то угроза русскоязычному населению, как, например, албанцам в Косово со стороны Милошевича и сербов — не было угроз этнических чисток. Я был в Крыму и знаю, что там большой процент русскоязычного населения. Понятны и вопрос флота, и сильные исторические связи, но я не вижу никакого сходства между Косово и Крымом.

— Хотел бы спросить вас о вашем отношении к Brexit: как он может повлиять на Британию в военном смысле?

— Большая часть моей военной карьеры прошла в Европе, поэтому я был за то, чтобы Британия осталась в ЕС.

Со всеми своими проблемами европейский проект — это проект достойный, позволяющий держать под контролем многих демонов европейской истории, включая демон национализма.

Думаю, что работа с ЕС в области борьбы с терроризмом и незаконной миграцией будет продолжена, пусть не так тесно, как раньше. Но результатом выхода Британии из ЕС может стать создание параллельных военных структур, а это ослабит НАТО, ведь ресурсы будут идти из тех же средств, что выделяются на нужды альянса.

США. Евросоюз. Россия > Армия, полиция > gazeta.ru, 22 декабря 2016 > № 2024846 Ричард Ширрефф

Надо ли зеленеть энергетике?

Политический расклад сил вокруг Парижского соглашения по климату кардинально изменился.

Николай Вардуль

ТРАМП ПРОТИВ

Дональд Трамп объявил о том, что новым Госсекретарем США станет Рекс Тиллерсон — глава крупнейшей частной нефтяной компании мира ExxonMobil. Советником по энергетике Трампа станет Харольд Хамм, основатель Continental Resources, одного из крупнейших в США производителей сланцевой нефти. А главой Агентства по охране окружающей среды США будет назначен яростный критик «зеленой энергетики» Скотт Прюитт, называвший «глобальное потепление мистификацией», и призывавший отменить Парижское соглашение по климату.

Еще как кандидат в президенты, Трамп заявлял, что теория об антропогенном глобальном потеплении — вымысел. Меры по борьбе с изменением климата он считал «очень-очень затратной формой налогообложения». Трамп не раз обращал внимание на то, что: «изменения климата являются далеко не самым насущным вопросом национальной безопасности. Это триумф экстремизма над разумом, и Конгресс должен остановить это. Мы отвергаем программы и Киотского протокола, и Парижского соглашения, которые представляют собой только личные обязательства тех, кто их подписывал».

Конечно, что говорит кандидат в президенты и как действует президент, не всегда совпадает, даже если речь идет об одном и том же человеке. Но в свою команду Трамп призвал противников всемерной поддержки зеленой энергетики, а это уже шаг реальной политики.

Расклад политических сил вокруг Парижского соглашения кардинально изменился.

ПАРИЖСКОЕ СОГЛАШЕНИЕ

Суть соглашения — объединение международных усилий для «борьбы с изменением климата». Цель — удержать рост глобальной средней температуры «намного ниже» 2 °C и «приложить усилия» для ограничения ее роста 1,5 °C. Средство — ограничения выбросов парниковых газов, в том числе СО2.

Это не первая попытка. Вначале был Киотский протокол, подписанный в 1997 г. Он провалился. Заявленные обязательства по сокращению парниковых выбросов в атмосферу не выполнили, например США (лидер по выбросам в 1990 г.), Канада (вышедшая из числа участников протокола), Япония, Австралия. На развивающиеся страны (в отличие от стран с переходной экономикой, к которым принадлежит Россия) никаких обязательств не накладывалось. Россия же стала одним из лидеров по сокращению выбросов парниковых газов в мире: с 1990 по 2013 гг. выбросы в абсолютном выражении сократились на 43%, а в расчете на единицу ВВП — на 40%, обязательства, принятые при подписании Киотского протокола, были перевыполнены, конечно, «постарался» прежде всего экономический кризис 1990-х гг.

Общий итог: за период действия Киотского протокола выбросы парниковых газов выросли в 1,5 раза.

Парижское соглашение в отличие от Киотского протокола не регламентирует способы выполнения национальных вкладов и пока не предполагает санкций за их невыполнение. Страны обязуются самостоятельно разработать «определяемые на национальном уровне вклады» по ограничению выбросов парниковых газов.

Тогда почему Парижское соглашение вызывает такой резонанс? Сегодня главный риск — возможность использования радикальных методов реализации соглашения, например, введение, т.н. углеродного сбора. Его идея в том, что вводится некая плата на традиционную энергетику и добычу углеводородного сырья, которая должна пойти на финансирование альтернативной экологически чистой энергетики, в том числе и на международном уровне — за счет наполнения так называемого Зеленого фонда, поддерживающего неуглеродные энергетические проекты.

ПОЛИТИКА И ЭНЕРГЕТИКА

Именно этот риск вызывает бурную реакцию США. Там, и не только там, напоминают, что научное обоснование Парижского соглашения хромает. Ответственность именно человека за изменение климата вызывает сомнения. За последние 2000 лет наблюдались чередующиеся периоды потепления и похолодания, ни один из которых не был вызван деятельностью человека (Римский теплый период — похолодание раннего Средневековья — Средневековый теплый период — Малый ледниковый период — постепенное 300-летнее потепление до настоящего времени). Температура и уровень СО2 не проявляют четкой взаимосвязи.

С 1860 г. вплоть до сего дня температура на поверхности Земли повысилась лишь на 0,6°C, что никак не соотносится с возрастанием потребления твердого топлива. Более половины суммарного роста температуры приходится на период до 1940 г., между тем именно с 1940 по 1980 гг. Земля, наоборот, охладилась на 0,1°C. На территории США, которые являются крупным «сжигателем» твердого топлива, после 1930 г. наблюдалось куда большее похолодание, чем в других частях земного шара, а потепление там происходило только до тридцатых годов.

Данные, ставящие под сомнение антропогенную природу глобального потепления, можно приводить и дальше.

Остается исходить из того, что наука не пришла к консенсусу. А это значит, что фактически в Киотском протоколе и Парижском соглашении речь идет о политике вытеснения с рынка традиционной энергетики под «зеленым» прикрытием. Неслучайно главные лоббисты такой политики европейцы, не располагающие за редким исключением развитой традиционной энергетикой. Еще один бенефициар Китай, который давно стал мастерской мира и прекрасно понимает, что весь мир зависит от его продукции — и поэтому риски, связанные с климатическими соглашениями, его мало волнуют. Если нужно, Китай просто переключится на выпуск солнечных панелей.

В США об этом говорят прямо. И мириться с этим не собираются. По словам Дональда Трампа, «теория глобального потепления придумана Китаем, чтобы сделать производство США неконкурентным. Мы не можем продолжать уничтожать конкурентоспособность наших заводов и производств, чтобы сражаться с мифическим глобальным потеплением! Китай не делает ничего для борьбы с изменением климата. Они сжигают все, что может гореть, и им наплевать»

Россия так же должна защищать свои национальные интересы. Как?

Во-первых, возникает новое поле для сотрудничества с администрацией США. Эту возможность не стоит упускать с любой точки зрения.

Во-вторых, надо активно, вплоть до выхода из Парижского соглашения, препятствовать попыткам введения углеродного сбора или реализации других подобных инициатив.

В-третьих, Россия имеет возможность действовать в строгом соответствии с текстом Парижского соглашения: использовать свободу национального выбора мер его реализации. А это значит прежде всего добиваться результата в решении давно поставленной задачи снижения энергоемкости ВВП.

В-четвертых, защита национальных интересов, связанных с традиционной энергетикой, не означает недооценки новых технологий, используемых в «зеленой» или нетрадиционной энергетике. Россия не может допустить отставания в технологическом развитии.

США. Франция. Весь мир > Экология > fingazeta.ru, 16 декабря 2016 > № 2020926 Николай Вардуль

Евгений Надоршин: "Рост ставки ФРС США не должен быть проблемой для российской экономики"

Федеральная резервная система США накануне приняла обещанное решение поднять базовую ставку, установив ее на уровне 0,5%-0,75% (против прежних 0,25%-0,5%). Рынки мгновенно отреагировали на это падением всех основных валют и цен на нефть к доллару, однако сегодня ситуациях на биржах выровнялась. О там, какое влияние на самом деле новая базовая ставка ФРС США окажется на мировые финансы, "Вестник Кавказа" побеседовал с главным экономистом "ПФ Капитал" Евгением Надоршиным.

- В первую очередь, Евгений Равхатович, каковы причины роста базовой ставки ФРС США?

- У этого события есть несколько причин. Основная среди них – заметное оживление американской экономики и неплохие темпы экономического роста. По последним оценкам, они превысили 3%, что можно считать весьма высокими темпами роста для экономики такого размера. Другая причина – это угроза увеличения инфляционного давления. Хотя текущая инфляция в США не так высока, но зарплаты растут довольно динамично, безработица снизилась внушительно, находясь сейчас на многолетнем минимуме, а это создает угрозу быстрого ускорения темпов инфляции. Собственно, это ФРС и констатировала, улучшив прогноз и по динамике потребительских цен, и по темпам экономического роста, а затем подняла ставку.

- Насколько ФРС США при принятии подобных решений учитывает их влияние на мировые рынки?

- Практически не учитывает (безусловно, из этого правила бывают исключения, но они редки). Не дело Федеральной резервной системы США – беспокоиться о рынке России или рынке какой-либо другой страны. Будучи национальным регулятором, она интересуется, прежде всего, ситуацией в американской экономике. Поэтому от ФРС можно ожидать, что она может принять во внимание дискомфортность своих решений для каких-то рынков, но едва ли стоит рассчитывать, что из-за этого она будет их отменять.

- Насколько сильное давление окажет на рубль этот подъем ставки на четверть процентного пункта?

- Доллар более чем на рубль подрос по отношению к лучшим значениям последних дней, на пике превышал 62 рубля. Сейчас ситуация немного откатилась, но я не уверен, что она удержится. В моем представлении, скорее, более оправданы более низкие значения рубля по отношению к доллару, в том числе и исходя из роста ставки ФРС. Напомню, что это событие было заранее известным, повышения ставки ожидали многие, а изменение прогноза в лучшую сторону, судя по реакции рынка, мало кто ожидал.

- Будет ли значительным влияние этого события на цены на нефть, которые в последние дни росли на соглашении стран-экспортеров о сокращении нефтедобычи?

- Коррекцию вниз мы уже видим, а дальше нужно следить за поведением рынков. В целом, не сам рост ставки на конкретный уровень, а ожидание ее изменения будет влиять на цены на нефть. Напомню, что ФРС опубликовала прогноз, в котором она ожидает три повышения ставки в следующем году против двух в предыдущем прогнозе. Сейчас рынок уже закладывает в цены более быстрое повышение ставки в следующем году, нежели в 2015 и 2016 годах и в прежних прогнозах на 2017 год. Это точно будет негативно сказываться на ценах на нефть, хотя и не будет единственным фактором влияния. Я хочу сказать, что вовсе не гарантировано, что соглашение ОПЕК и не-ОПЕК по сокращению нефтедобычи будут исполнены даже в первом полугодии. Поэтому дальнейшее поведение нефтяного рынка по-прежнему остается неоднозначным. Лично я полагаю, что нефть с нынешних уровней, скорее, будет падать, чем расти.

- Чего ждать от обещанных трех подъемов ставок в 2017 году?

- Если это будут действительно полностью ожидаемые события, они могут слабо влиять на положение дел: если участники заложат ожидания на должном уровне, они не станут на них резко реагировать. Однако, если ФРС во время подъемов, как сейчас, сможет чем-то удивить рынок, это будет вызывать соответствующую реакцию, удивление может быть как негативным, тогда будет падение цен на нефть и удешевление рубля, так и позитивным, тогда все наоборот. Представители ФРС неоднократно давали понять, что видят более быстрый темп увеличения стоимости денег при повышении ставок, нежели это закладывает рынок в свои ожидания, а потому не исключено, что от повышений базовой ставки стоит ожидать больше негативных для нас сюрпризов, чем позитивных.

При этом не стоит забывать, что само по себе повышение ставки ФРС не является негативным событием, оно связано с тем, что в экономике США все очень даже неплохо, и это именно то, что ей сейчас нужно. В то же время, для экономики России, которая все еще не может начать расти, любой фактор, негативно влияющий на цены на нефть, может стать препятствием для роста в 2017 году. Получается, что мы, в отсутствие собственной стратегии экономического развития, очень сильно зависим и от того, что делает ФРС, и от того, договорится или не договорится ОПЕК, и от того, что будет, например, в Китае, и так далее. Это большая проблема, что в отсутствие последовательной экономической политики мы, как корабль, плывем по волнам туда, куда дует ветер. При этом искать проблемы и причины за пределами России не нужно: если мы понимаем, что какой-то процесс, как тот же подъем базовой ставки ФРС, может оказаться негативным для российской экономики, мы должны предпринять меры, которые смогут сгладить его влияние на наш рынок.

Поэтому, если какие-либо проблемы из-за повышения ставок ФРС будут возникать у нас, в первую очередь это нужно адресовать нашей вялой и непоследовательной экономической политике, которая подставляет нас под внешние удары. Я в принципе исключаю возможность, что ФРС повышает свою ставку, чтобы кому-то навредить, их это вообще никак не интересует.

США > Финансы, банки > vestikavkaza.ru, 15 декабря 2016 > № 2015713 Евгений Надоршин

Юрий Рогулев: "Рекс Тиллерсон будет независимым от лоббистов госсекретарем США"

Избранный президент США Дональд Трамп накануне определился с кандидатом в госсекретари: на должности главы американской дипломатии он видит руководителя нефтегазового гиганта ExxonMobil Рекса Тиллерсона, известного обширными деловыми связями в крупнейших странах мира, в том числе и в России. О причинах и следствиях этого выбора "Вестник Кавказа" побеседовал с директором Центра изучения США имени Рузвельта при МГУ имени М.В. Ломоносова Юрием Рогулевым.

- В первую очередь, чем мог руководствоваться Дональд Трамп при выборе руководителя нефтегазового гиганта на должность главы американской дипломатии?

- Один из критериев, которому следует Трамп, - это независимость человека от ныне действующей политической элиты. Тиллерсон этому критерию полностью соответствует. Он независимый и в том смысле, что является руководителем крупнейшей американской компании и будет чувствовать себя в большей степени свободным от влияния различных лоббистских структур. Помимо этого, Рекс Тиллерсон – человек с огромным опытом деятельности. Его компания вела и ведет бизнес в 50 странах мира, а это требует учета геополитических факторов, решения вопросов на самом верху, в связи с чем он знает лично многих государственных деятелей. У него есть и опыт госслужбы как в ЦРУ, так и в Пентагоне, так что это опытный человек, рекомендованный, к тому же, такими зубрами, как Кондолиза Райс и Джим Бейкер. Наконец, думаю, у Трампа и Тиллерсона, как минимум, близки, если не совпадают взгляды и по внутриполитической ситуации в США, и по экономике, и по внешней политике. В итоге избранному президенту с главой ExxonMobilбудет более-менее комфортно работать.

- Насколько вероятно, что Трампу удастся провести эти кандидатуру и кто сопротивляется выбору Тиллерсона на пост госсекретаря?

- Я думаю, что ему удастся это сделать. Конечно, будут дебаты, будут вопросы к кандидатуре Тиллерсона, но в целом нет действительно существенных проблем, которые препятствовали бы его назначению госсекретарем. Конгресс более-менее благосклонно относится к назначениям такого рода. Тут главное, чтобы Трамп провел работу с республиканцами, чтобы те не запротестовали в самый последний момент. Если внутри Республиканской партии борьбы не будет, то вообще все пройдет гладко. Впрочем, даже если и будут проблемы, голосование пройдет в обычном режиме: сначала кандидатуру рассмотрят в Комитете Сената, затем в самом Сенате, и при всех дебатах и противниках Трамп все равно проведет это назначение.

- Может ли назначение Тиллерсона госсекретарем, если это произойдет, повлиять на внешнюю политику США?

- Об этом судить пока рано, на самом деле. Нужно дождаться не только утверждения Тиллерсона, но и вступления в должность президента Трампа, после чего он должен четко заявить о своих внешнеполитический целях. Безусловно, Тиллерсон будет рассматриваться как лицо команды и работать в общем и целом в том направлении, которое будет задавать президент. Поэтому сейчас все мы ждем не просто слов, а конкретных действий, мер и шагов, которые объявит новый президент.

- Насколько госсекретарь Тиллерсона при президенте Трампе удобен России?

- Не стоит рассматривать Рекса Тиллерсона как пророссийского кандидата, так же, как не стоит оценивать Дональда Трампа как пророссийского президента США. Никакие они, конечно, не пророссийские фигуры. Тиллерсон работал и работает в России, он знает нашу страну, многократно ее посещал, у него здесь много контактов, но из этого почти ничего не следует, он же работал не за Орден Дружбы, а ради получения высокой прибыли. Своей работой Тиллерсон доказал возможность взаимовыгодного сотрудничества с Россией и получения значительного дохода от взаимодействия с нами. Этот фактор можно рассматривать как положительный, который, наверное, будет оказывать влияние на его политику, но это фактор не главный. Ведь в первую очередь новый госсекретарь будет отстаивать интересы США и проводить американскую, а не пророссийскую политику.

США > Внешэкономсвязи, политика. Нефть, газ, уголь > vestikavkaza.ru, 14 декабря 2016 > № 2015711 Юрий Рогулев

На что способна Академия наук и на что она не способна? / Обзор Фиговского

Академик Олег Фиговский открывает свои очередные «записки полупостороннего», совмещенные как обычно, с обзором свежих технологических новинок, с фразы: «ЧТО-ТО СТРАННОЕ ТВОРИТСЯ В ЭТОМ „КОРОЛЕВСТВЕ“».

Однако на самом деле обзор начинается с того, что журнал «Popular Science» сделал подборку важнейших, по его мнению, событий года. Увы, все 14 главных научных событий года не произошли в России, тишет Фиговский, но мне бы все же хотелось, отметить вместе с редакцией следующие события уходящего года:

– В апреле Space X осуществила исторически значимую посадку ракеты на беспилотное судно посреди океана. Это было круто. И это было великим событием. Приземление на движущуюся платформу позволит компании в будущем восстанавливать и (возможно) заново использовать ракеты-носители, что снизит стоимость выхода в космос на 30 процентов.

– Обсерватория LIGO обнаружила гравитационные волны пары черных дыр, которые столкнулись 1.3 миллиарда лет назад. Впервые мы могли почувствовать эту рябь пространства-времени, а астрономы получили новый способ исследовать космос.

– В то время, как большинство высококачественных гарнитур виртуальной реальности требуют мощных компьютеров, гарнитуры Sony работают с PlayStation 4 — не нужен диплом инженера, чтобы их настраивать. Простой процесс установки, простота использования и относительная доступность по цене привели к тому, что Popular Science сделала ставку именно на эту гарнитуру.

– Долгое время ученые знали, что вирусы могут заставить иммунную систему атаковать рак, но модификация вирусов таким образом, чтобы они не затрагивали наше сопротивление, требовала времени. В конце 2015 года IMLYGIC стал первым одобренным FDA вирусно-раковым препаратом. Модифицированный вирус герпеса должен лечить меланому, будучи введенным в опухоль.

– Еще в апреле WhatsApp включила полное шифрование голосовых и текстовых сообщений и звонков, существенно усложнив доступ к ним третьих сторон или разведагентств.

– Пилоты Бертран Пикар и Андре Боршберг посадили Solar Impulse 2 в Абу-Даби, отметив окончание невероятного кругосветного полета длиной 40000 километров на солнечных батареях. Команда надеется, что их путешествие вдохновит инженеров на создание «зеленых» самолетов.

А в России в это время происходила церемония вручения премии «Почетный член академии лженаук». Как пишет в своей статье журналист Мария Антонова, жюри было получено установить, кто наиболее успешно «нес свет невежества в массы». При голосовании бюллетени опускались в шапочку из фольги.

«В итоге премия „Почетный член академии лженаук“, которая в октябре вручалась впервые, досталась биологу Ирине Ермаковой, регулярно выступающей с комментариями на российском федеральном телевидении. Ермакова говорила под запись, что считает, что мужчины как пол развились путем эволюции из ранних амазонок-гермафродитов. Она принадлежит к ведущим российским активистам, выступающим против ГМО, и утверждает, что генетически модифицированные продукты питания – на самом деле американское биологическое оружие, цель которого – геноцид в отношении России. Вручив ей премию, российское научное сообщество стремилось показать, что даже в трудные времена не утратило чувства юмора. Организатор мероприятия Александр Соколов, научный обозреватель, автор премированных книг, сделал со сцены дерзкое заявление: «Пусть как можно больше людей увидят, что в России наука жива и может сама себя защитить!» – повествует Мария Антонова.

И комментирует: «Но есть все больше признаков того, что она этого не может».

«В стране, которая дала примерно 17 нобелевских лауреатов в научных сферах, наука оказалась под ударом. Дело не только в том, что финансирование урезано (хотя оно урезано), или в том, что эта сфера страдает от коррупции и „утечки мозгов“ (хотя она действительно страдает – от того и от другого). Члены научного сообщества говорят, что одна из самых больших проблем, с которой они сталкиваются, – то, что российское государство с недавних пор радушно относится к псевдоученым вроде Ермаковой. Кремль возвысил и институционализировал их идеи, часто для вящей убедительности смешивая их со дозой антизападной риторики», – пишет Антонова.

«Среди других лиц, верящих в маргинальную псевдонауку и назначенных на ответственные должности, есть Михаил Ковальчук, физик из ближайшего окружения Путина, руководящий Курчатовским институтом, исследующим атомную энергию», – говорится в статье. В прошлом году «Ковальчук прочел российским сенаторам доклад, в котором предостерег, что глобальная элита под руководством США разрабатывает особый подвид человека – генетически инаковую касту рабочих „людей-слуг“, которые едят мало, думают о мелочах и размножаются только по приказу. (Под этой безумной конспирологической теорией и антизападными преувеличениями был сокрыт лоббистский призыв к увеличению госфинансирования института)». В 2008 году Российская академия наук отказалась избрать Ковальчука своим членом. «Как считается, этот и другие шаги Академии, направленные на отторжение Ковальчука, повлекли за собой ответный удар в 2013 году, когда российское правительство приняло меры к демонтажу этой институции», – говорится в статье Антоновой.

Реформы нанесли академии «большой урон», подтверждает научный обозреватель Александр Сергеев.

«Те, кто верит в псевдонауку и рекламирует ее, теперь занимают должности в самых разных структурах российского правительства», – пишет он. Глава президентской администрации Антон Вайно «в 2012 году опубликовал научную работу о «нооскопе“ – загадочном мистическом инструменте, который, по утверждениям Вайно, может путем сканирования Вселенной делать прогнозы и контролировать общество и экономику», – говорится в статье. «Нахождение таких людей у власти – это новая тенденция, демонстрирующая, что власти больше не боятся открытых носителей псевдонаучных идей, – констатирует Сергеев. – Наоборот, власти готовы принимать их и подпадать под их влияние». По мнению критиков, продолжает он, Кремль обнаружил, что псевдонаука гармонирует с его нынешними идеологическими потребностями: «В сентябре специальная комиссия академии, призванная бороться с российской псевдонаукой, опубликовала доклад с выводами, что взлет псевдонауки отчасти связан с растущей изоляцией страны и национализмом. Россияне, отвергающие глобальные научные нормы, восприняли эти перемены в идеологии как шанс добиваться господдержки своих проектов. Тем временем крепнущие связи между национализмом и псевдонаукой дают псевдоученым возможность обвинять своих критиков в русофобии и недостаточном патриотизме».

Александр Сергеев, будучи членом комиссии по борьбе с псевдонаукой, делится впечатлением, что Кремль не только создал атмосферу, благоприятную для псевдонауки, но и, по-видимому, пытается отрезать подлинных российских ученых от внешнего мира. В прошлом году ходили слухи, что некоторые университеты возрождают советское требование о проверке администрацией научных работ перед публикацией, а другие запретили преподавателям давать интервью без предварительного разрешения. Однако, отмечает автор, российские ученые понемногу начали давать отпор — есть вышеупомянутая премия и несколько независимых проектов по популяризации науки, а с 2013 года, в рамках проекта «Диссернет», группа онлайн-дружинников разоблачает широко распространенное жульничество в российских кандидатских диссертациях.

Теперь взглянем на проблему глазами власти. В своем послании Федеральному собранию президент Владимир Путин отмечает, что мощным фактором накопления научных и технологических заделов, необходимых для экономического роста, для социального развития, должна служить фундаментальная наука. Вот выдержка из «послания»: «Перед наукой стоит двоякая задача: оценить, спрогнозировать тенденции будущего и предложить оптимальные решения для ответа на вызовы, с которыми мы столкнёмся: „В научной сфере, как и везде, будем развивать конкуренцию, поддерживать сильных, способных дать практический результат. Это необходимо учитывать и Российской академии наук, всем научным организациям. Продолжим формирование исследовательской инфраструктуры, которая позволит решать масштабные научные задачи. В рамках программы мегагрантов уже создано более 200 лабораторий, без всякого преувеличения – мирового уровня; их возглавляют учёные, определяющие тенденции глобального научного развития (кстати говоря, многие из них наши соотечественники, ранее уехавшие за рубеж). Недавно я встречался с группой таких исследователей. Уже сейчас большую часть своего времени многие из них работают в российских лабораториях, работают успешно, с удовольствием. И они видят, что сегодня в России ставятся интересные научные задачи, создаётся хорошая исследовательская база и материальные условия на достойном уровне. Но, конечно, люди вправе и должны понимать, что у них есть горизонт работы и горизонт планирования, в этой связи предлагаю обеспечить долгосрочное финансирование эффективных исследовательских проектов, в том числе за счёт ресурсов Российского научного фонда. При этом принципиально важно поддержать наших российских талантливых молодых учёных – их много, – чтобы они создавали в России свои исследовательские команды, лаборатории. Для них будет запущена специальная линейка грантов, рассчитанных на период до семи лет. На эти цели, а также на развитие научной инфраструктуры, открытие новых лабораторий только в 2017 году к уже заявленным ресурсам на науку будет выделено дополнительно 3,5 миллиарда рублей (отметим – ранее сообщалось, что 4 млрд., но видимо – денег действительно нет – см. анализ наполнения бюджета, недавно опубликованный РБК). И конечно, деятельность научных центров должна быть тесно интегрирована с системой образования, экономикой, высокотехнологичными компаниями. Нам нужно превратить исследовательские заделы в успешные коммерческие продукты, этим, кстати говоря, мы всегда страдали: от разработок до внедрения огромное время проходит, да и вообще иногда… Это касается не только нашего времени, и даже не советского, а ещё в Российской империи всё было то же самое. Нужно эту тенденцию переломить – мы можем это сделать. Для решения этой задачи два года назад мы запустили Национальную технологическую инициативу, она призвана обеспечить лидерские позиции российских компаний и продукции на наиболее перспективных рынках будущего“.

А за пару дней до «послания», 23 ноября под председательством Владимира Путина состоялось заседание Совета при Президенте по науке и образованию, в ходе которого обсуждался проект Стратегии научно-технологического развития России. Но запомнилось это заседание его участникам не результатами обсуждения проекта, а жутким разносом, который устроен Президент главе РАН Владимиру Фортову. Приведем цитату: «В. Путин: В завершение нашей сегодняшней встречи у меня есть один технический, кадровый вопрос. Владимир Евгеньевич знает, в конце прошлого года я обратился с просьбой к своим коллегам и к президенту Академии наук. Просьба заключалась в том, что в прежние времена у нас много представителей различных уровней власти принимали участие в выборах в Академию наук, в том числе высшие должностные лица. Я обратился с просьбой к своим коллегам воздержаться от участия в выборах новых членов государственных академий наук, в силу того, что люди, которые замещают должности в органах государственной власти, особенно на верхних ступенях, заняты по службе или должны быть как минимум заняты по службе серьёзным образом, иначе они не способны выполнять свои служебные обязанности, а заниматься научными исследованиями могут только в свободное время, которого для людей, которые добросовестно работают на административных должностях, фактически не остаётся. Возникает вопрос: могут ли они заниматься научными исследованиями в полном объёме с нужным результатом? Тем не менее некоторые наши коллеги из Управления делами Президента, из Министерства образования, из Министерства внутренних дел, из Министерства обороны, из Федеральной службы безопасности (ФСБ) и из некоторых других ведомств приняли участие в избрании и были избраны. Владимир Евгеньевич, у меня вопрос к Вам и к другим представителям Академии наук: зачем вы это сделали? Они такие крупные учёные, что без них Академия наук обойтись не может? Первый вопрос. И второй вопрос: что мне теперь делать?»

В заключение Путин сообщил: «Я думаю, что я должен буду предоставить им возможность заниматься наукой, потому что, судя по всему, их научная деятельность гораздо важнее, чем исполнение какие–то рутинных административных обязанностей в органах власти и управления».

Таким образом, мы видим, что Президент Путин совершенно неслучайно обратил внимание на проблему совмещения государевыми людьми высоких должностей и научных званий. И, надо сказать, эта проблема не нова. То же самое уже было – и сравнительно недавно, и много лет назад.

Говоря о том, почему избрание в РАН так привлекательно для чиновников, политолог Георгий Федоров напомнил, что любой статус может быть монетизирован, учитывая хотя бы финансовые надбавки к общей деятельности. Политолог также отметил, что в рядах наших чиновников процветает «ярмарка тщеславия»: «Мы помним, что была такая мода, когда чиновник обязательно должен иметь какую-то научную степень», – указал Федоров и напомнил, что было немало скандалов, когда степень оказывалась липовой, поддельной. «Это из этой же серии, когда люди хотят получить определенный статус, (нынешнего им не хватает), нужно еще и определенное имя в научном мире, – пояснил политолог. – Ни для кого не секрет, что это определенные связи, определенный образ жизни, в общем, прибавка ко всему тщеславия».

Президент РФ Владимир Путин призвал создать в России такие условия, чтобы страна стала центром притяжения для ученых во всем мире. Об этом глава государства заявил на заседании Совета по науке и образованию. Путин отметил, что в стране необходимо развивать эффективные механизмы, которые помогут привлечь учёных с мировым именем. «Речь, прежде всего, идёт о постановке масштабных, интересных научных задач, запуске исследовательских проектов с долгосрочным горизонтом финансирования. Словом, нужно создать такие условия, чтобы сделать нашу страну одним из центров притяжения для лучших учёных со всего мира», – заявил российский лидер.

Есть мнение, что с наездом на РАН не все так просто, как кажется с точки зрения обывателя. Речь идет о разгроме антипутинского заговора элит. Есть такая версия (разработанная со знанием специфики работы тайных сообществ), что, возможно, часть элиты пыталась создать под прикрытием РАН структуру паралельного правительства России. Рисуется все очень грамотно и красиво: свои люди могли встречаться абсолютно приватно под благовидным предлогом, не вызывая никакого подозрения, и главное – все сразу. РАН это и был бы «новый параллельный Кремль». Горизонтальные контакты разных силовиков, разных ведомств и министерств, чиновников кремлевской администрации, министров правительства и прочих – были бы совершенно залегендированы «научной деятельностью» якобы на благо страны, но самое главное – налажены в обход Кремля. Ведь все важные и принципиальные вопросы заговорщиками выясняются только при личном общении, а не по телефону – и такой внутриэлитной площадкой для заговора была бы РАН. Для опрокидывания режима Путина нужны именно эти сильные горизонтальные связи неофициального прямого общения за пределами государственной машины, и если их наладить и укрепить, то никакая Национальная Гвардия режиму не поможет. Таким образом была бы организована борьба внутренних систем, в которой Кремль был бы обречен на поражение, даже не осознавая, откуда идет заговор.

Но – не срослось. Сначала признали НКО иностранными агентами, затем создали Росгвардию, потом взяли кассира — господина полковника МВД Захарченко с двумя тоннами американских денег в упаковках от ФРС, а затем – «рассекретили» главную структуру, в тени которой и готовился бы переворот, причем на деньги из госбюджета самой же России.

Так или иначе, независимо от того, какую версию нам «скармливают», давайте задумается над тем, насколько избранные в Академию господа чиновники подходят под определение ученых. Согласитесь, что простому человеку не по силам оценить квалификацию настоящего учёного, скажем, физика или химика. А также ценность его работ и их соответствие научному методу. Учёные оценивают себя сами. И для этого у них есть свои методы.

Первый из них – это признание со стороны других ученых. Раз господ чиновников выбрали в РАН, значит, они как минимум признаны другими учёными. Однако есть нюансы. Порой простого признания маловато, ибо может быть налицо и корыстный сговор, особенно у нас. Да, есть и другой способ оценки современного учёного. Он должен систематически и регулярно проводить научные исследования и публиковать их результаты в рецензируемых научных журналах, с высокой степенью влиятельности, или, как ее еще называют, «импакт-фактором». Ну и, конечно же, индекс Хирша. Если доктор наук двадцать лет читает один и тот же курс в университете, и за это же время у него не появилось ни одной новой статьи в журнале или монографии, а только методички, учебники и учебные пособия, то его нельзя считать учёным. Он просто преподаватель. В лучшем случае – научный работник. Реальная значимость любой научной работы определяется дважды. Сперва группой авторитетных рецензентов, изучающих статью на предмет соответствия при приёме статьи к публикации. А затем длительным «анонимным» голосованием – ссылками на работу учёного в статьях и книгах других исследователей.

Ещё одним дополнительным, но немаловажным критерием может служить проверка на плагиат.

О плагиате стоит поговорить, например, с доктором политических наук и доктором исторических наук, профессором и одновременно министром культуры Мединским. В этом году, с апреля по октябрь, прокатилась волна скандалов вокруг диссертации Мединского. Его защита ученой степени должна была быть пересмотрена из-за обвинений в плагиате, «многочисленных ошибках и несообразностей в диссертации» и «формальных нарушениях вроде включения в список публикаций несуществующих работ». «Заминал» дело лично президент РАН Фортов. И замял, что характерно. Звание «доктора» Мединский сохранил, так как пересмотр его диссертации не состоялся.

Начинаешь понимать, что у нас все еще столько проблем в стране, что «эффективными манагерами» руководят псевдоминистры и псевдоученые. Псевдоруководят. Потому и бардак имеет место быть, пока Путин очередной раз не удивится. Но, до той поры всех все устраивает. В этой битве, все выглядит так, что Путин чуть ли не один, борется за чистоту рядов. По-видимому, один.

Очень жаль, даже если это не так – ведь один в поле не воин, а науку и тем более – экономику, делают лишь большие коллективы.

По мнению редакции сайта New Concept (Нью Йорк), «после взбучки, которую Путин устроил Фортову, в России началась клиническая паранойя и антинаучный шабаш, инициируемые из Кремля. Ниже – одна из статей, которые, если б не существовала в действительности, невозможно было б поверить, что это происходит не во время Дела Врачей и сессии ВАСХНИЛ, „разоблачившей“ генетиков по указанию Сталина, а сегодня.

Логическим и юридическим следствием обвинения в том, что «Заговорщики в руководстве РАН… пытались создать структуру параллельного правительства в России“ должно явиться разоблачение заговора ученых Российской Академии Наук, воглавляемого ее президентом, и начало дела по обвинению руководства РАН, аналогичному процессу над Тухачевским. Который, как и во времена Сталина, может начаться только в том случае, если команду ФАС даст Первое Лицо государства. Что в современной России кажется маловероятным – пока. Но кто во время закрытия Сочинской Олимпиады мог предположить, что назавтра начнется освобождение Крыма, а за ним и Луганда? А всего неделю назад мог ли кто-то предположить, что Российскую Академию Наук станут обвинять в попытке создания параллельного правительства, а руководство РАН в заговоре против товарища Путина? Россия – страна не только с непредсказуемым прошлым, но и с непредсказуемым настоящим».

Об этом написал некто Иван Орлов (мне кажется, что это псевдоним), который считает, что очень грамотно и красиво, чтобы «свои люди могли встречаться абсолютно приватно, под благовидным предлогом, не вызывая никакого подозрения, и главное все сразу. РАН это и был новый Кремль, только мощнее. Привожу выдержки из его текста:

„Горизонтальные контакты разных силовиков, разных ведомств и министерств, кремлёвской администрации, министров правительства и прочих были бы совершенно обоснованы научной деятельностью на благо страны и самое главное – налажены в обход Кремля. Борьба внутренних систем, в которой Кремль был бы обречён на поражение, даже не осознавая, откуда «капает“... Я не очень хотел разбирать этот вопрос, ибо то, какой именно сор в «избе академиков», всем известно, и лишний раз разгребать эти авгиевы конюшни никому не пожелаешь. Однако в настоящий момент в бюджете выделено рекордное количество денег на науку. При этом секретариат Путина запросил у тех же самых «американских учёных» объективные критерии, по которым они оценивают вклад учёных в НТР и НТП во всём мире. В ответ пришло сообщение, что наша Российская Академия Наук в настоящий момент оказывается на 300-м месте в мире по научной отдаче в пересчёте на единицу вложений (да, у какой-нибудь Академии или там научного сообщества Буркины-Фасо отдача поменьше, но и обходятся они государству сильно дешевле). Из первых рук доложу, что эти цифры были нами перепосчитаны и перепроверены (ибо в открытую статистику у нас много не входит), однако даже компетентные органы подтвердили, что по данной методике, даже с учетом неучтенного, мы всё равно не пропишемся даже в первой сотне по научному вкладу с открытиями. Собственно, это мы и так знаем — чисто интуитивно, ибо в научном прогрессе у нас возникли явные затыки, о которых многие граждане догадываются, и не в последнюю очередь эти затыки связаны с чрезмерным средним возрастом у нас в Академии, ибо по всем прикидкам наиболее продуктивные возрасты научных работников у нас как раз приходятся на те, которые из-за перестройки и последовавшей перестрелки у нас частично эмигрировали, частично спились, а частично ушли в бизнес. И это факт, не требующий иных доказательств. Именно это и есть причина того, что сейчас принимают решение вернуть наших же научных эмигрантов творческого возраста из-за границы, а также заманить длинным рублём тех иностранцев, которые готовы у нас работать по интересующей нас тематике. Это процесс тоже понятен, однако объективным препятствием к нему стала наша же Академия, которая требует львиной доли выделенного бюджета на свои, несомненно нужные и полезные изыскания, которые по отдаче ставят нас то ли на полуторасотое, то ли на трёхсотое место среди прочих научных госучреждений, то есть после Португалии, Бразилии, Брунея и Свазиленда. Ах да, чуть не забыл – админресурс. Наши академики могут (?) чуток повлиять на наших производителей, чтобы они чуть прижимали «чужеземцев» в пользу наших «крупных учёных». Так вы не поверите: «крупные учёные» из нашей Академии при этом будут внедрять свои изобретения и открытия где угодно, равно как и приглашённые «чужеземцы», и мне интересно будет узнать, как именно наши «крупные учёные», внедряя свои изобретения где-то у нас в «роснано» или на «росэлектронике», смогут обогнать своих визави, внедряющих свои достижения где-то в «Самсунг» (а именно это и написано в техзаданиях на нынешние гранты, на которые у наших «крупных учёных» вряд ли существует влияние). Я уже сейчас совершенно уверен, чем именно это соревнование «крупных учёных» и «эмигрантов и чужеземцев» закончится, и по итогам данного конкурса будут приняты неотвратимые решения по поводу соответствия занимаемой должности не только Фортова, но и много кого ещё, кто посмел своими решениями ослушаться Путина. Но, вот что приходит в голову по этому поводу. Дармоедов и прочих присосавшихся давно надо было снимать с государственной шеи, а тут как раз настолько удачный случай сам собой подвернулся. Опять же, попутно сами собой решатся вопросы об академической собственности, и почему сдача её в аренду происходит не самой Академией, а частными лицам и сколько именно это стоит, и кому нынче заносят деньги по созданию нового института, и сколько — в виде откатов, «стоит» получение грантов. Финансовые дела внутри нашего научного сообщества – вопрос совсем иного плана и сложности, но вопрос заставил вскрыть сам г-н Фортов своей шуткой про «крупных учёных“».

Заканчивая свою статью, Иван Орлов называет РАН прихвостнем Израиля. Но не сходится немного – почему именно Израиль имеет много реальных достижений в новых технологиях, а его «прихвостень» в лице РАН имеет достижения гораздо более скромные – как в отношении размера, так и в абсолютном выражении?

Рассмотрим, как обычно, некоторые технические достижения последнего времени, в том числе – на территории Израиля. Но для начала – обратимся к гигантскому проекту трансформации ландшафта и самой экономики Саудовской Аравии.

Проект 1000-километрового водного пути через пустыню.

Востоковед Константин Дударев, пишет, что падение цен на нефть побуждает производителей черного золота, в том числе и крупнейшего из них – Саудовскую Аравию, серьезно задуматься о том, как обеспечить свое благосостояние в «постнефтяную эру». Речь, естественно, идет не об отказе от добычи нефти и газа, а о том, как наиболее эффективно использовать доходы от экспорта этого сырья для создания новых надежных источников поступления для развития и комфортной жизни. Среди смелых инфраструктурных проектов, на которые замахнулись саудовские власти, привлекает внимание идея строительства искусственного водного пути, который рассечет надвое Аравийский полуостров и соединит воды Персидского залива с акваторией Аравийского или Красного моря.

Первоочередная цель проекта – создание надежного пути для транспортировки нефти в обход узкого Ормузского пролива, который в любой момент может быть перекрыт Ираном – основным геополитическим соперником Саудовской Аравии за влияние в регионе. Транспортировка нефти танкерами через внутреннее пространство Аравийского полуострова не только обеспечит его почти полную безопасность, но и серьезно сократит протяженность западного маршрута по сравнению с морским путем вокруг полуострова, а следовательно, и расходы.

Однако планы саудовских инженеров выходят далеко за транспортно-логистические рамки. По их замыслу, реализация проекта должна создать условия не больше и не меньше для «второго возрождения» Саудовской Аравии…

Прокладку 1000-километрового водного пути планируется начать на побережье Аравийского моря и продолжить по территории Султаната Оман и Йемена. Затем наступит наиболее сложный этап – работа в самой большой в мире песчаной пустыне Руб эль-Хали (араб. «Пустая четверть»), общая площадь которой составляет 600 тыс. кв. км. Залитые солнцем живописные дюны из красно-рыжего песка достигают высоты в несколько десятков метров и под воздействием ветров постоянно меняют свои очертания и местоположение. Идеально подходя для катания на песчаных лыжах, эти дюны создают серьезные проблемы для строителей.

Во время прокладки нефтепровода, например, траншеи, вырытые в этих местах, на следующее утро вновь оказывались засыпанными песком. Никем не контролируемая «миграция» огромных масс песка крайне затрудняет строительство любых объектов – трубопроводов, железных дорог и тем более водного пути. Эта проблема требует нестандартных инженерных решений.

Характерно, что именно в пустыне Руб эль-Хали, на расстоянии сотен километров от любых населенных пунктов, планируется построить и первые в Саудовской Аравии атомные электростанции. На сегодняшний день речь идет о 16–18 ядерных реакторах, которые позволят королевству сократить объемы нефти, все в большем количестве потребляемые тепловыми электростанциями и водоопреснительными заводами.

Предполагается, что реакторы будут располагаться на побережье целого ряда более мелких каналов, соединенных в единую водосистему, и будут производить около 50 гигаватт электроэнергии, а также миллионы кубометров опресненной воды. Оба ценнейших продукта будут использоваться в масштабах всей страны, в том числе и для снабжения будущих населенных пунктов и сельскохозяйственных ферм в некогда безжизненной пустыне. Предусматривается также строительство целых городов и поселков со всей необходимой инфраструктурой для строителей канала, сотрудников энергетических центров, аграрных и животноводческих ферм и ирригационных сооружений.

Строительство канала, которое с полным правом можно считать «проектом века», говорит в интервью саудовской газете «Оказ» инженер Эсмат аль-Хаким, будет способствовать превращению королевства из страны, которая на протяжении всей своей истории закупала за рубежом большую часть продовольствия, в экспортера продуктов питания. Что касается ядерной энергетики, то королевство, по его словам, намеревается стать «одним из лидеров мирного использования атома в регионе». Сама же пустыня Руб эль-Хали превратится «в край зеленых полей, рек и рукотворных каналов»…

Впервые проект прокладки рукотворного канала был опубликован в саудовском журнале «Аль-Мухандис» ( «Инженер») семь лет назад. Однако в то время, когда страна получала сверхприбыль от экспорта углеводородного сырья, он не привлек особого внимания, а кое-кому даже показался похожим на утопию. И совершенно иное звучание проект получил в наши дни, когда Саудовское королевство встало на путь реализации «Видения 2030» – крупномасштабного плана избавления страны от сырьевой зависимости и создания многоотраслевой экономики, основанной на современных технологиях и инновациях. План был предложен в начале 2016 года главой государственного Совета по экономике и развитию принцем Мухаммедом бин Салманом.

Суждено ли зыбучим пескам Руб эль-Хали превратиться в «цветущий сад» с рукотворными реками и атомными станциями, идет ли речь об «утопии» или реальном «проекте века»?

Ответ на этот вопрос может иметь вполне практическое значение и для России. Не исключено, что в соответствии с российско-саудовским соглашением о сотрудничестве в области мирного атома, подписанным в июне 2015 года в Санкт-Петербурге в ходе встречи президента РФ Владимира Путина и преемника наследного принца Саудовской Аравии Мухаммеда бин Сальмана, около половины ядерных реакторов в королевстве будут возводиться с участием российских компаний. Переговоры между Москвой и Эр-Риядом на эту тему находятся в активной стадии. Эти вопросы обсуждались и на недавней встрече в Эр-Рияде глав энергетических ведомств России и Саудовской Аравии – А.В. Новака и Х. Аль-Фалеха.

Так неужели мы в будущем будем «догонять и перегонять» Саудовскую Аравию в технологическом прогрессе? Ну а о Китае уже и говорить надоело.

Возвращение удаленного сердца.

Настоящее медицинское чудо произошло в госпитале медицинского центра Кармель в Хайфе.

После сложнейшей десятичасовой операции сердце 28-летнего молодого человека, которое 2 года назад из-за хронической аритмии было заменено на искусственное, вернулось на свое прежнее место (сообщает блог Аркадия Красильщикова). Все это время сердце хранилось в местной лаборатории под наблюдением специалистов отделения сердечной хирургии, которым руководит доктор Офир Амир. Два года назад – до проведения операции по имплантации искусственного сердца, родное сердце пациента перекачивало лишь 15% общего объема необходимой крови.

В ноябре прошлого года на удаленном сердце были проведены эксперименты по его восстановлению и последующая ультразвуковая диагностика (эхография) – не-инвазивное исследование с помощью ультразвуковых волн протекающих в нем процессов. И оказалось – сердце, прожившее 2 года вне организма его обладателя, восстановилось, находится в полном порядке и готово к работе. Врачи предложили пациенту вернуть его родное сердце на свое место – сделать то, чего до сих пор никто в мире не делал.

Успех израильских врачей открывает невероятно важную страницу в медицине, в частности – трансплантации органов. Сегодня этот вид медицины страдает и от того, что трудно получить орган, который должен подходить по многим параметрам, а, во-вторых, велик риск того, что орган не подойдет. Если представить, что удастся существенно сократить время на восстановление удаленного родного органа, то появится возможность временной трансплантации, с последующим возвратом родного органа на прежнее место.

Прогресс, как известно, идет по спирали, каждый из витков которой знаменуется принципиальным изменением подхода к производству, что сразу отражается на объеме производимой продукции, ее качестве и доступности для потребителя. Когда-то – применение паровых машин на фабриках, потом – начало массового применения электричества, еще позже – изобретение конвейерного производства; на каждом из этих этапов производственная культура делала резкий рывок в стремлении удовлетворить растущие потребности потребителей. В наши дни таким фактором, давшим новый толчок прогрессу, стало распространение цифровых технологий – технологий 3D-моделирования, 3D-сканирования, объёмной печати и роботизации. Цифровые технологии изменяют саму концепцию производства, делая его дешевле, точнее, быстрее и удобней. Как это происходит сейчас и что изменится в будущем? Рассмотрим несколько примеров.

3D-моделирование и 3D-печать в медицине

Нет ничего важнее здоровья, и уже сегодня цифровые технологии становятся буквально незаменимы в этой области. 3D-моделирование и 3D-печать уже успешно применяются в сфере, где особенно важен индивидуальный подход и строгое соответствие создаваемого предмета анатомии пациента.

Уже сейчас так производят импланты, заменяющие пораженные кости и суставы. Просканировав область вмешательства и объединив данные с компьютерной томографией, врачи могут смоделировать и распечатать необходимый имплантат с точностью до долей миллиметра. После этого проверяется правильность геометрии полученного имплантата и происходит подготовка к операции на распечатанной по томографии пациента 3D-модели. Такие технологии уже несколько лет применяются во всем мире, а теперь и в России. Также, уже несколько лет создаются доступные бионические протезы дающие новые возможности людям с ампутированными конечностями.

Причем, применяется это не только для людей, но – для чего угодно.

Врачи распечатывают индивидуальные шины, ротезы и лангеты, фиксирующие конечности при лечении переломов – они намного более удобны в применении и комфортны для пациента, чем традиционный гипс. Применяют новые 3D-технологии также в стоматологии и челюстно-лицевой хирургии. Они позволяют с удивительной точностью планировать и проводить лечение, а также проектировать и создавать индивидуальные протезы и временные коронки как отдельных зубов, так и целых челюстных фрагментов. В стоматологии это происходит так:

Совмещается 3D-скан челюсти пациента с данными компьютерной томографии для высокоточного планирования размещения имплантата, с учетом качества кости пациента, расположения нерва и артерии.

Определяется размер и форма имплантата и требуемый угол его установки.

По этим данным, на 3d-принтере печатается хирургический шаблон, позволяющий не допустить врачебную ошибку при установке имплантата во время операции.

Печатается или фрезеруется временная коронка, для правильного заживления мягких тканей на послеоперационный период.

Печатается или фрезеруется постоянная металлокерамическая коронка из биосовместимого металла (титан или кобальт-хром).

Применяется 3D-печать и в ортодонтии – для создания элайнеров – приспособлений, исправляющих прикус, пришедших на смену неудобным и травмирующим брекет-системам. Причем, этот метод сейчас довольно сильно набирает обороты по всему миру, и я решил протестировать на себе одно из таких решений. Элайнеры оказались почти невидимы, но они действительно корректируют положение зубов и реально работают.

Но самым ожидаемым в медицине остается, конечно, 3D-печать живых органов. Широко известно напечатанное на 3D-принтере ухо, ведутся работы с клетками мышц, печени и кожи. В будущем, такие технологии позволят полностью восстанавливать (или хотя бы заменить на время!) поврежденные или утраченные ткани и органы.

Цифровые технологии уже широко применяются в производстве ювелирных изделий, бижутерии и аксессуаров. Трехмерное моделирование позволяет создать точный цифровой макет будущего изделия и распечатать сначала прототип, дающий мастеру возможность подержать в руках и доработать изделие заранее. После этого, печатается или фрезеруется модель из выплавляемого или выжигаемого воска/фотополимера, которая заливается гипсом для получения литьевой формы и выгорает (выплавляется) в процессе заливки, позволяя металлу заполнить форму и точно повторить малейшие нюансы будущего изделия.

Кроме того, уже есть 3D-принтеры, печатающие непосредственно драгметаллами, но пока цена порошка для таких машин слишком высока для постоянного применения.

В инженерном производстве уже давно и широко используются современные цифровые технологии, такие как CAD. Новый тренд этих технологий – в применении вместе с элементами автоматизации, – как часть промышленных роботов и автоматических станков.

Например, 3D-сканирование широко применяется в контроле качества, а 3D-печать, вместе с автоматизированными фрезерными и токарными станками, в производственных цехах. Уже существуют промышленные принтеры, способные создавать трёхмерные формы весьма внушительных размеров. Недалек тот день, когда созданный инженерами проект, представленный в цифровом виде, будет полностью воплощаться в жизнь промышленными роботами, без прямого дальнейшего участия человека.

В автомобильной промышленности в первую очередь, это создание CAD 3D-моделей и прототипирование. Сейчас этот симбиоз вышел на новый уровень – он из конструкторских бюро шагнул уже в производство.

Глобальная роботизация начинается как раз с автомобилестроения и армия роботов, пока – не без помощи людей, уже осуществляет сборку автомобилей на заводах. Уже есть примеры создания рам и кузовов, которые полностью напечатаны на 3D-принтере. Это относится и к тюнингу – молдинги, спойлеры, декоративные элементы, колесные колпаки. Что уж говорить об отдельных небольших элементах – функциональных деталях и деталях оформления, многие из которых не составит труда распечатать и на небольшом бытовом принтере.

3D-сканирование применяется и в ремонте, оно позволяет с высокой точностью диагностировать отклонения в геометрии кузова и легко создавать модели для последующей печати элементов на замену.

С развитием технологий объемной печати, позволяющих печатать сложные функциональные детали из многих различных материалов, могут появиться и полностью 3D-печатные автомобили, каждая деталь которых будет создана 3D-принтером.

Во всём мире ведутся эксперименты по применению 3D-печати в строительстве. В этой сфере технология применяется как при проектировании, где очень полезны промышленные 3D-сканеры и специальные программы, так и непосредственно в создании объектов. Специальные строительные 3D-принтеры печатают модульные блоки и целые здания из бетона.

Здесь наконец есть что сказать и о России, где одним из пионеров строительной 3D-печати стала компания Спецавиа, которая уже возвела уже несколько объектов этим методом. Строительная 3D-печать позволяет создавать объекты необычных и нестандартных форм, недоступные для обычного серийного строительства, при этом, производство происходит из стандартных смесей с применением армирования. В перспективе, возможно – в ближайшие десятилетия, мы увидим в работе агрегаты способные в считанные часы напечатать, например, небольшой коттедж полностью – от фундамента и коммуникаций, до флюгера на крыше.

Уходят в историю времена, когда архитекторам, при создании макетов зданий, приходилось пачкать руки клеем и дышать испарениями разрезаемого раскаленной проволокой пенопласта. Всё большее место занимает софт и технические устройства позволяющие намного удобнее и быстрее, а главное – точнее создавать макеты будущих объектов.

3D-принтеры способны распечатывать, в зависимости от размеров, части или целые макеты, с точностью, о которой раньше никто и не мечтал. Малейшие архитектурные элементы видны на них столь же отчетливо, как на уже построенных зданиях, а стоимость самих макетов становится ниже и скорость изготовления выше.

Есть технологии, позволяющие печатать сразу в цвете, причем не только из гипса или бумаги, но и из мультиматериального пластика, позволяющего печатать градиентами с разной степенью прозрачности. Применяются эти технологии и любителями, хобби которых – создание миниатюр, например – масштабных моделей различной техники, как стендовых, так и функциональных; и любителями авто– и авиамоделизма. Всё идёт к тому, что уже скоро, независимо от масштаба макета или модели, невозможно будет на глаз отличить их от настоящего объекта. Не считая явной разницы в размерах, конечно. 3D-печать идеальна для создания всевозможных полезных мелочей для дома. Хороша она для печати запчастей к сломавшейся бытовой технике, фурнитуры для мебели и многого другого. Можно создать с нуля игрушку для ребёнка, или скачать 3D-модель из интернета и придать ей уникальности в программе-редакторе. При этом, такая игрушка по себестоимости будет дешевле покупной и гораздо интереснее для ребенка, поскольку он будет вовлечен в процесс ее создания. Покупая такой инструмент, как 3D-принтер, домой, родители могут печатать хоть несколько разных игрушек в день: от простых до самых сложных и развивающих, благо, тысячи моделей уже доступны для бесплатного скачивания.

Можно и украсить свое жилье статуэткой любимого человека или себя самого – уже доступна услуга сканирования и печати 3D-портрета, как бюста, так и в полный рост. В том числе и полноцветного.

Постоянно разрабатываются всё новые и новые материалы для трёхмерной печати, обладающие всевозможными механическими и эстетическими свойствами, а 3D-принтеры и расходники постоянно дешевеют. Через несколько лет такой аппарат может стать неотъемлемой частью почти каждого жилища, как сейчас – телевизор. И неудивительно – полезность этого устройства в быту сложно переоценить.

Существует уже несколько серийно выпускаемых, и достаточно популярных при этом, пищевых 3D-принтеров. Одни из них печатают конфеты любой заданной формы из специального расходного материала. Такие аппараты, кроме расходного материала, почти ничем не отличаются от обычных 3D-принтеров. Есть и более специализированные. Например, английский Choc Creator печатает шоколадом как плоские картины (например, для оформления тортов), так и объемные объекты.

Универсальный принтер Foodini создан для печати еды из свежих продуктов. Конструкция позволяет загрузить в него несколько различных ингредиентов и получать на выходе разнообразные блюда (Фиш-н-чипс, например или полезных овощных динозавриков). Есть и специальный принтер для блинов, позволяющий напечатать блинчики и оладьи любой заданной формы. Он, кстати, и стоит относительно недорого, да и в обращении прост. Технология создания пищевых 3D-принтеров совершенствуется. Можно предположить, что в ближайшем будущем появятся недорогие и общедоступные кухонные 3D-принтеры, как специализированные, так и универсальные, в идеале – совмещенные с кухонным комбайном и/или духовкой.

Как мы видим, технологии цифрового производства распространились уже во все области деятельности человека. Это неудивительно, учитывая их полезность и относительную простоту работы с ними. Рынок аппаратов для 3D-печати и сканирования постоянно растет, а вместе с ним – разнообразие представленных моделей и материалов для печати. Всё время увеличивается качество работы 3D-принтеров – скорость печати и разрешение, диапазон применимых материалов и размеры рабочих областей. Цены же становятся всё ниже.

В ближайшие годы эта технология получит еще большее распространение и кардинально изменит представления о производстве вещей, делая их более доступными и уникальными. А это, если задуматься, скажется на культуре производства и потребления, неотвратимо изменяя облик повседневной жизни человека.

Рассмотрим в завершение последние разработки израильского ВПК, которые стали яркой иллюстрацией того, насколько арабо-израильский конфликт ускорил модернизацию армии Израиля. Уже сегодня уверенно можно сказать, что израильским военным из космоса хорошо видны хамасовские подземные тоннели из сектора Газа. Новый израильский спутник, запущенный на прошлой неделе, в буквальном смысле видит сквозь землю! И кроме этого появилось нечто специальное для любителей тоннелей из Газы — израильская компания EMI, специализирующейся на производстве взрывчатых веществ, разработала второе поколение системы Emulsion, позволяющей весьма эффективно справляться с ними: в землю впрыскиваются жидкие компоненты, каждый из которых по отдельности взрывобезопасен, но в земле они стекают в пустоты – тоннели, превращаясь во взрывчатку. Тоннелям и тем, кто ими пользуется можно будет посочувствовать.

Израильская компания «Rafael Defence Systems» представила не имеющую аналогов систему обнаружения самодельных взрывных устройств. Просто, как все гениальное! Беспилотник производит аэрофотосъемку местности, которая сохраняется в памяти системы после компьютерной обработки. Если на местности произошли любые изменения структуры грунта (система выявляет недавно перемещенный, взрыхленный грунт или перемещенные камни), то система пометит этот участок, как опасный, где вероятно заложена мина. Для выявления опасного участка достаточно 10 минут!

А теперь, для любителей пострелять в сторону аэропорта «Бен-Гурион»: Та же израильская компания «Rafael Defence Systems» представила систему «Звездное небо» – лазерную установку, нейтрализующую террористические ракетные атаки по самолетам. Система обнаруживает ракету, выпущенную из ПЗРК, и лазерным лучом выводит из строя ее электронные системы наведения. Аналогов подобной системы не существует. И, что интересно, среди стран, заинтересовавшихся израильской системой, был и Иран, вероятно вспомнивший времена сотрудничества с Израилем. Из вышеперечисленного видно, что израильский ВПК проводит работу для обеспечения ЦАХАЛа новейшими технологиями и оружием для противодействия сегодняшним угрозам. Угрозы Израилю не исчезают, но, как и в былые годы, наличие современного оружия помогает потенциальным противникам несколько охладить свои горячие головы.

США. Япония. Россия. Весь мир > Образование, наука > ecolife.ru, 12 декабря 2016 > № 2019634 Олег Фиговский

«Русскость» вызывает восхищение»

Бывший глава советского направления Госдепа США рассказал о советской ностальгии в РФ и судьбе «русского мира»

Игорь Крючков, Дарья Зорилэ

Ларри Нэппер, заслуженный американский дипломат, возглавлявший советское направление Госдепа США, а потом много лет проработавший послом на постсоветском пространстве, рассказал «Газете.Ru» о российской ностальгии по СССР, а также о перспективах «русского мира» и конфликте на Украине.

— Сегодня в России дискуссия о распаде СССР, похоже, становится только популярнее. Обсуждается в том числе и то, что к распаду Союза не было вообще никаких предпосылок. В 1980-х вы возглавляли советское направление Госдепа. Ваши аналитики в то время делали прогнозы о том, что СССР может распасться?

— Это зависит от того, о каком временном периоде мы говорим. Если мы говорим о 70-х и начале 80-х, я думаю, было очень мало людей, которые могли бы предсказать тот сценарий развития событий, с которым столкнулся СССР. В конце 80-х – начале 90-х у Горбачева еще были силы удержать страну, но мы уже видели риски того, что СССР может разрушиться.

В то время нас беспокоило прежде всего следующее: если все-таки СССР распадется, произойдет ли это в достаточно мирном ключе или это вызовет катастрофические последствия для России или других советских республик? Могут ли произойти катастрофические последствия для США? Дело в том, что во время неконтролируемого изменения советской системы кто-то мог использовать ядерное оружие.

В общем, относительно распада СССР была полная неопределенность в то время. И к 1989–1991 годам у нас вовсю шли дискуссии: сможет ли СССР избежать распада, сможет ли он справиться со сложившейся ситуацией?

— Были ли тогда какие-либо идеи (и есть ли они сейчас) относительно того, что мог бы сделать Советский Союз и его лидеры, чтобы избежать краха?

— Вы знаете, размышляя об этом сейчас, я не уверен, что они могли что-то сделать. Горбачев в последний момент пытался создать новый союзный договор, который бы реорганизовал взаимоотношения центра и республик, гарантируя им большую автономию. Международными делами и общей безопасностью продолжал бы заниматься центр — Москва, но многими другими важными вопросами занимались бы республики. Больше ответственности должны были взять на себя Украина и Казахстан.

Я лично всегда думал, что именно работа над новым союзным договором спровоцировала августовский путч 1991 года. То есть причин было много, но непосредственно к путчу его организаторов толкнула именно подготовка нового договора.

Кризис в СССР, наверное, можно было бы преодолеть, дав больше автономии республикам. Но когда Горбачев это понял и начал что-то делать, поезд уже ушел. По всему бывшему Советскому Союзу республики, не только балтийские, но также и Украина, и Казахстан, принимали резолюции, прося о независимости. И этот процесс только нарастал, его было чрезвычайно сложно повернуть назад.

— Российский президент Владимир Путин как-то говорил, что развал СССР стал крупнейшей геополитической катастрофой в современной истории. Согласны ли вы с этим?

— При всем уважении к Владимиру Путину, а я его уважаю, — но не могу согласиться со словами о «крупнейшей катастрофе». Очень мало людей в России или других частях СССР во время распада согласились бы с тем, что это катастрофа — сбросить с себя коммунистическое наследие. В конце концов, коммунизм был навязан России в 1917 году, это была не русская идея, она пришла с Запада. И она исчерпала себя.

— Российское правительство воспринимает себя сегодня в качестве правопреемницы СССР…

— Я бы хотел здесь сделать небольшую ремарку. Россия является правопреемницей СССР только в некоторых аспектах — в юридической сфере, например, участвуя в ряде соглашений. Иностранные партнеры страны, включая США, согласились в 1991 году, что в определенных аспектах удобнее, что Россия будет восприниматься как последователь СССР. У России сохранилось право вето в Совете Безопасности ООН. Россия также является преемницей СССР в соглашении о нераспространении ядерного оружия, которое было подписано с США в 1987 году. То есть в ряде правовых аспектов Россия является преемником СССР.

Но если вы говорите в широком смысле — о том, что Россия наследует имперскую советскую идею, то я не соглашусь с этим.

Вообще, я вижу мало схожести между Россией и СССР времен моей молодости. В современном мире у России много дипломатических отношений, причем хороших отношений, со многими бывшими республиками СССР. С Казахстаном, и даже с балтийскими странами и Украиной, с которыми сейчас, безусловно, у Москвы есть серьезные разногласия. При этом одновременно и у США, и у других стран также сохраняются хорошие дипломатические отношения с теми же странами.

Так что идея восстановления старой империи в постсоветском пространстве сегодня нереализуема.

— Какие главные различия двух систем вы могли бы назвать?

— Я приведу вам пару различий. СССР, который я знал молодым, оперировал идеологией, коммунистической идеологией, которая основывалась на конфликте с Западом. Этот конфликт должен был длиться до тех пор, пока одна из сторон не рухнет.

Другими словами, это мешало СССР выстроить конструктивный диалог с Западом. Диалог был, но только в очень ограниченных сферах. Например, в сфере международной безопасности. Эти контакты были необходимы, чтобы обеспечить приемлемое сосуществование двух лагерей.

Сейчас, конечно, все изменилось. Я не думаю, что в России возможно возвращение ленинских идей, которые сталкивали СССР с Западом. Конечно, сейчас между Владимиром Путиным и правительством США сохраняются существенные разногласия по множеству вопросов. Но ни один не является неразрешимым. Также есть много тем, по которым мы сотрудничаем.

Прошли времена, когда мировые державы выстраивали свои отношения на основе идеологии. В этом смысле состояние сотрудничества между странами более стабильно, чем во времена СССР. Тогда основной идеей было сражаться с Западом до последнего.

Второе существенное различие между Союзом и Россией — это репрессии. СССР в свое время использовал масштабный репрессивный аппарат против своего народа. Вы об этом прекрасно знаете. ГУЛАГ, например, множество исправительно-трудовых лагерей, где содержалось большое количество людей, и миллионы людей умерли там.

Я не думаю, что в современной России мы сможем когда-либо столкнуться с такими репрессиями. Я не вижу никаких предпосылок к возвращению этих советских идей.

— Что вы думаете о современной ностальгии по СССР, к которой все чаще обращается Россия? С чем вы это связываете?

— Я скажу так. Мы видим, что президент Путин занял сильную позицию в политической системе России. Это может вызывать непонимание у некоторых россиян, которые хотят более сложную и конкурентную политическую систему в стране.

Есть и иностранные партнеры России, которые хотели бы того же. Чтобы в России была открытая и конкурентная политическая борьба, равные права, свобода для СМИ, чтобы оппозиция могла быть зарегистрирована и конкурировать с правящими силами. И я лично подписываюсь под некоторыми из этих мыслей.

— Нынешний кризис на Украине сильно изменил постсоветское пространство и оформил в России идеологию «русского мира». Думаете ли вы, что эта идеология может в каком-то смысле совместиться с ностальгией по СССР?

— Украина — это одна из проблем, по которой у США и России имеются разногласия. Я думаю, что есть пути, с помощью которых мы могли бы разрешить эти проблемы, учитывая независимость и территориальную целостность Украины.

Что касается «русского мира», я не философ, у меня нет глубокого понимания, что стоит за этим евразийским мироощущением. Русская культура и русский язык — один из величайших подарков для человечества. «Русскость» вызывает восхищение у многих людей по всему миру и заслуженную гордость русских людей.

Но это и не значит, что русская идея не должна сосуществовать с другими идеями, с другими мироощущениями на постсоветском пространстве. России и ее гражданам придется сотрудничать с другими странами и людьми. Есть национальные идеи и на Украине, и в Латвии. Я жил и работал в Латвии три года, я работал в Казахстане. Я могу сказать только одно: давайте не будем превращать национальные идеи в причину для конфликта.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 12 декабря 2016 > № 2009884 Ларри Нэппер

Михаил Ремизов: "Захват Пальмиры – ответ России за Алеппо"

В эти выходные запрещенная в России террористическая группировка ИГИЛ осуществила повторный захват Пальмиры, атаковав город силами в 4-5 тыс боевиков и выбив за его пределы сирийскую армию. О причинах и следствиях атаки на Пальмиру "Вестник Кавказа" побеседовал с президентом Института национальной стратегии Михаилом Ремизовым.

- По вашей оценке, как новый захват Пальмиры боевиками ИГИЛ меняет положение дел в сирийской войне?

- Это достаточно серьезный удар по президенту Сирии Башару Асаду и большая проблема для России. Удар, в первую очередь, имиджевый, ведь взятие Пальмиры было одним из символов успешности наших совместных с Сирией действий. Также это ослабление переговорной позиции в отношениях с Западом. В целом, захват Пальмиры можно расценивать как косвенный ответ на отказ уступать давлению американцев. США, судя по всему, очень серьезно давили на Россию по теме Алеппо, Москва этому давлению решила не поддаваться, что совершенно справедливо и обоснованно в сложившейся ситуации. При этом возникла некая сложная комбинация, подразумевающая переброску сил боевиков ИГИЛ из Ракки и, возможно, из Мосула в район Пальмиры, что вряд ли было бы возможным без закулисных договоренностей террористов с американцами, например, о том, что те не будут форсировать наступление в Мосуле. Оно же сейчас не форсируется.

В то же время, поскольку разгром ИГИЛ является консенсусной позицией для США и России, по крайней мере, декларативно, в дальнейшем это не исключает сотрудничества, особенно если Трамп сохранит ту внешнеполитическую линию, которая вырисовывалась в ходе его избирательной кампании: приоритет разгрома ИГИЛ перед решением политической судьбы Асада. Двери для сотрудничества утрата Пальмиры не закрывает, хотя и ослабляет, ограничивает российские переговорные позиции.

- На ваш взгляд, почему боевики из всех освобожденных городов атаковали именно Пальмиру?

- Все-таки, Пальмира – это наиболее крупный и знаковый центр, который был освобожден от ИГИЛ при решающем российском участии. Именно захват Пальмы является шагом для нанесения наибольшего репутационного удара по Москве.

- Как скоро стоит ожидать возвращения Пальмиры сирийской Армией и российскими ВКС?

- Возвращение Пальмиры под контроль Дамаска нельзя расценивать как самоцель. Следующие задачи наступления сирийских войск после завершения операций в Алеппо должны рассчитываться исходя из комплекса стратегических и военно-политических соображений. Просто так идти сейчас на Пальмиру, потому что она только что была потеряна, нельзя. Рациональнее сконцентрироваться на других целях, так как ни в коем случае недопустимо позволять противнику или стратегическим оппонентам управлять нашими действиями, важно стараться владеть инициативой.

С другой стороны, с новой силой встал вопрос о наших целях в Сирии. Когда ситуация развивается успешно, пусть даже и медленнее, чем хотелось бы, неясность этой цели можно вынести за скобки. Когда же она развивается неблагоприятно, это превращается в более серьезную внутреннюю проблему. Думаю, для нас это сегодня основной вопрос: определить свои цели и стратегию выхода из конфликта.

- Какие меры помогут избежать подобного повторного захвата городов ИГИЛовцами в будущем?

- Захват Пальмиры вызывает большие вопросы к качеству действий сирийской армии и к уровню поддержки со стороны Ирана, ведь в наземной составляющей иранская роль больше, чем российская. Но и к присутствию российской группировки вопросы тоже есть, так как разведывательная деятельность входит в тот комплекс мероприятий, которые осуществляет Россия в Сирии. Либо разведывательная информация не была вовремя получена, либо на нее не было правильной реакции. Возможно, не кем было вовремя реагировать из наземных на это нападение. Возможно, есть некая дискоординация военного планирования между российской группировкой и сирийской армией. Это мы вряд ли уже узнаем.

Сирия. Россия. США > Армия, полиция > vestikavkaza.ru, 12 декабря 2016 > № 2003193 Михаил Ремизов

«НАТО сделало много хорошего для России»

Постпред США при ОБСЕ Дэниел Бэр рассказал об изоляции России в Европе

Игорь Крючков

На этой неделе прошел Совет министров иностранных дел ОБСЕ. Российская делегация, по собственным словам главы МИД РФ Сергея Лаврова, чувствовала здесь отчужденность. Напряжение стало очевидным, когда Лавров назвал дебилом одного из освещавших мероприятие операторов. О том, почему Россия отдаляется от ОБСЕ и что известно о рассекреченных документах НАТО, которые предъявил Лавров, «Газете.Ru» рассказал Дэниел Бэр, постпред США при ОБСЕ.

— По итогам Совета министров иностранных дел (СМИД) ОБСЕ генсек организации Ламберто Заньер заявил о расколе среди ее 57 стран-участниц. Где пролегает основная линия разлома?

— Эта линия пролегает между теми странами, которые стремительно движутся от принципов к обязательствам, и теми, кто становится все более авторитарными. Об этом в том числе говорил на СМИД госсекретарь США Джон Керри. С другой стороны, остаются страны, которые придерживаются принципов ОБСЕ и стараются их укрепить. Так что Россия и небольшое число других авторитарных государств оказываются отделены от подавляющего числа других стран.

Но есть один момент, который часто ускользает из внимания. По большинству вопросов в ОБСЕ есть консенсус 55 или даже 56 стран. Обычно против один или два голоса. Если это один голос, то это, как правило, Российская Федерация. Если два голоса против, то это обычно Россия и кто-то еще.

Это не только усложняет процесс согласования. Например, на нынешнем СМИД ОБСЕ из-за противодействия России не смогла принять целый ряд нужных резолюций. Главная проблема в том, что подавляющее большинство стран – членов ОБСЕ согласны друг с другом и стремятся действовать в соответствии с принципами и целями организации.

Например, в рамках СМИД здесь, в Гамбурге, на столе переговоров лежал проект декларации для всех 57 министров стран ОБСЕ. Это было бы совместным политическим заявлением о необходимости срочного решения конфликта на востоке Украины и более широкого вовлечения России в этот процесс. Но российская делегация была единственной, кто заблокировал эту декларацию.

— Есть ли у вас понимание, получает ли сама Россия от нынешнего формата ОБСЕ то, чего она хочет?

— Я, по правде говоря, не уверен, чего хочет Россия от этого формата. Похоже, она с гораздо большей охотой обсуждает актуальные проблемы безопасности, которые касаются всех нас, не на общих переговорах, а в двустороннем формате, общаясь с представителями конкретных стран.

Кроме того, как подчеркнул госсекретарь США Джон Керри в своем финальном заявлении, Россия нередко сознательно выступает с предложениями, на которые другие члены ОБСЕ, очевидно, не могут согласиться. Делается это просто для того, чтобы «заболтать» повестку.

Глава МИД России приехал на СМИД, высказывал свою позицию. Его речи были хорошо подготовлены, прорепетированы и аргументированы. Лавров, очевидно, считал важным переговорить с рядом своих европейских коллег.

— Учитывая все вышесказанное, означает ли это, что Россию собираются удалить из состава ОБСЕ?

— Насколько мне известно, об этом не идет дискуссии. Конечно, это не отменяет возможность, что Россия изменит позицию и сделает резкий шаг со своей стороны. Сейчас мы находимся в ситуации, когда большинство стран – членов ОБСЕ, даже несмотря на очевидное сопротивление России по широкому спектру вопросов, готовы и заинтересованы в диалоге с этой страной — на основе уже согласованных нами принципов в рамках организации.

Нынешний период, конечно, не лучший для двусторонних российско-американских отношений, это не лучший период для взаимоотношений между Россией и рядом европейских стран и ЕС в целом.

Но в трудные времена, как мне кажется, нужно держаться общих принципов, быть честными и вести открытый диалог с Россией о том, где есть проблемы, а где есть решения. И те и другие тесно связаны с тем, что РФ делает и чего не делает.

— Какие основные противоречия сегодня сохраняются между Россией и другими членами ОБСЕ? Ситуация на Украине?

— Думаю, вы правы. Главное наше беспокойство вызывает нарушение международного права и пренебрежение принципами ОБСЕ в части уважения территориальной целостности соседей со стороны России. И речь не только о ситуации на Украине. Есть еще Грузия и Молдова.

Украина, конечно, — главный вопрос на повестке дня, я слышал об этом от многих министров стран – членов ОБСЕ за последние два дня. В заявлениях 53 из 57 министров стран ОБСЕ на СМИД упоминалась попытка аннексии Крыма со стороны России и/или российская агрессия на востоке Украины.

Это самый яркий пример нарушения международного порядка, который, по нашему мнению, допустила Россия.

— Полицейская миссия ОБСЕ в Донбассе — инициатива, которая уже давно и активно обсуждается общественностью. Продвинулись ли переговоры об этом на СМИД? Влияет ли на них та «линия разлома» между Россией и другими странами ОБСЕ?

— Об этом в ОБСЕ пока не было официальных дискуссий. Наша позиция сейчас заключается в том, что на востоке Украины действует специальная мониторинговая миссия (СММ) ОБСЕ, а также у нас есть небольшая миссия наблюдателей на двух КПП на украино-российской границе. В обеих участвуют гражданские специалисты, которым запрещено носить оружие согласно их мандату.

Если перемирие на востоке Украины будет достигнуто и будет прочным, а ОБСЕ сможет просматривать границы зоны конфликта на всей протяженности, появятся новые возможности для прогресса по другим пунктам минских соглашений.

И если на этом этапе потребуется дополнительная помощь от международного сообщества для поддержки соглашений, мы рассмотрим новые варианты. Сегодня же полицейская миссия или силы по поддержке выборов — как бы вы ни называли эту инициативу — обсуждается в основном на пресс-конференциях, а не на официальных переговорах.

В СМИ много обсуждалась позиция России по этому вопросу. Но на самом деле сейчас важно другое — достичь долгосрочного и соблюдаемого перемирия на востоке Украины, а после этого уже согласовывать дальнейшие действия.

Наша американская дипломатическая миссия готова активным образом участвовать в дискуссии и сближении позиций, направленных на перемирие. И судя по тому, что я слышал на СМИД от верховного представителя ЕС по иностранным делам Федерики Могерини, Евросоюз разделяет те же взгляды.

— Что известно об инициативе Германии предложить России в рамках ОБСЕ новый договор о контроле над обычными вооружениями? На какой стадии эти дискуссии?

— Глава МИД Германии Франк Вальтер Штайнмайер, конечно, дал бы вам больше деталей. Но мы разделяем взгляды германской делегации, которая сейчас имеет статус президента в ОБСЕ.

Ситуация с безопасностью в регионе сегодня является неудовлетворительной. И в качестве первого шага для решения этой проблемы лучше всего подходит широкий диалог, в ходе которого все 57 членов ОБСЕ имели бы право высказать свои идеи насчет угроз, с которыми мы все сталкиваемся, и как их избежать.

Говоря о новом договоре о контроле над вооружениями, с нашей точки зрения, пока не начался этот широкий диалог, преждевременно начинать обсуждение этой инициативы. Я не слушал полностью долгое завершающее выступление господина Лаврова на СМИД, но, по-моему, он сам высказывал мысль, что сейчас не пришло время для нового договора по вооружениям.

— Сергей Лавров рассказал о рассекреченных документах, согласно которым НАТО давало России конкретные обязательства о непродвижении альянса на восток. Вы видели эти документы? Не расскажете, о чем там речь?

— Я не видел их, и у меня нет никакой информации о том, что Россия передавала ОБСЕ какие-то документы. Но в этом контексте важно сказать следующее. От российских политиков вы услышите 70 версий того, почему они боятся НАТО и почему альянс — это угроза. Но НАТО — это оборонный альянс, самое успешное военное объединение в мире. Он не представляет угрозу для России.

Наоборот, вопреки всему тому, что мы слышим из Москвы, НАТО сделало много хорошего для России. Я знаю, что российскому руководству будет очень тяжело это признать. Но то, что на западе от границ РФ сегодня находится целый ряд стабильных демократических государств, — это положительный факт для России.

Если мы посмотрим на всю протяженность российских границ, то станет очевидным: основная угроза для страны исходит не от этой группы государств с запада. Кроме того, соседи России испытывали военную угрозу как раз от России, а не от НАТО.

Так что, мне кажется, нужно напомнить, что этот нарратив об угрозе НАТО ложен не только с точки зрения исторических фактов, но и с точки зрения того, что представляет собой альянс сегодня. Это стабилизирующая сила в регионе, которая укрепляет безопасность Европы, в том числе России. Даже несмотря на то, что Москве сегодня так тяжело это признать.

США. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > gazeta.ru, 10 декабря 2016 > № 2009877 Дэниел Бэр

 «Американский социолог говорил мне: «Наша перестройка будет более кровавой»

о Трампе как последнем шансе для умирающей белой расы и ковчегах для бегства американской элиты

Андрей Фурсов

Журнал Time накануне признал Дональда Трампа человеком года. Между тем у него по-прежнему есть основания опасаться за свою жизнь, считает известный историк и философ Андрей Фурсов. В преддверии голосования выборщиков, которые должны утвердить Трампа, Фурсов рассказал «БИЗНЕС Online», почему в США назрела своя «перестройка», как американские элиты строят города-ковчеги, чтобы бежать туда от кризиса, а у европейцев идет процесс уменьшения мозга, вследствие чего финал ЕС может быть трагичным.

— Андрей Ильич, чьи интересы выражает избранный президент США Дональд Трамп? До инаугурации остался практически месяц, до голосования выборщиков — считанные дни, а для большинства этот «эксцентричный миллиардер», вскарабкавшийся на самую вершину мира, так и остается темной лошадкой.

— Есть несколько линий. Их можно проследить по статистике голосования в Соединенных Штатах. Согласно статистическим данным, за Дональда Трампа проголосовало преимущественно белое население в возрасте за 40 лет. Цветное население, естественно, проголосовало за Хиллари Клинтон, меньшинства — как национальные, так и сексуальные — тоже голосовали за Клинтон, но к статистике выборов я вернусь чуть позже, а пока констатируем: несмотря ни на что, победил Трамп.

В Америке очень специфическая и очень недемократическая система голосования: голосует не народ — голосуют выборщики.19 декабря, как известно, они в количестве 538 человек соберутся для того, чтобы окончательно проголосовать за будущего хозяина Белого дома. Но ошибается тот, кто считает их голос решающим, поскольку за выборщиками тоже стоят определенные могущественные силы, и судьба президентства США, судьба премьер-министерства Англии и Франции решается не народом, а плутократиями. Внутри этих плутократий тоже существует множество групп, которые иногда ищут компромисса между собой, а иногда даже не затрудняют себя таким поиском и ведут открытую войну. В этом контексте ситуация, конечно же, поразительная: у Клинтон (официально) денег было в пять раз больше, за ней стояла вся банкстерская рать — и она проиграла! Это означает, что поддержка у Трампа была очень и очень мощной, и «трампы» Трампа (trump по-английски — «козырь» — прим. ред.) оказались круче, а сам он стал джокером в колоде кого-то очень серьезного.

В принципе, вся схема победы Дональда Трампа, как мы ее сейчас можем представить, очень напоминает Brexit. Накануне летнего референдума о выходе Соединенного королевства из Евросюза все тоже кричали, что это невозможно, что соцопросы свидетельствуют в пользу сторонников единой Европы, а закончилось все тем, что большинство проголосовало за выход Британии из ЕС. Та же самая модель — с Трампом. И это наводит на размышления о том, что мы имеем дело не со случайностью, а с довольно хитрой стратегией, в которой противника вначале приучают к удару слева, а потом неожиданно бьют справа и побеждают! Правда, побеждают не нокаутом, а по очкам, и то с небольшим преимуществом. Тем не менее итог один — победа.

В рамках той стратегии, о которой я говорю, вырисовывается достаточно изящная четырехходовка: Крым — миграционный кризис в Европе — Brexit — и наконец теперь — победа Трампа. Понятно, что это работает на определенную часть мировой верхушки, которая не хочет финансовой глобализации, не хочет, чтобы США съели Западную Европу. И в самой Америке есть определенная часть правящего слоя, которая стремится не к изоляционизму как таковому (для державы, которая числит себя в мировых лидерах, это невозможно), а к передышке: Соединенные Штаты перенапряглись, и им, как воздух, нужна передышка.

Эта передышка — для определенной части мировой верхушки и американской верхушки, которая входит в эту часть, о которой мы говорим. Интересы данного сектора мировой элиты и интересы белого среднего слоя, над которым вот-вот должны сомкнуться волны глобального финансового прогресса, в этой точке совпали, и результатом стала победа Трампа.

— Но это работают Ротшильды, насколько я понимаю? Почему им выгоден Трамп?

— Вообще, мировая система управления намного сложнее, чем комбинация «Ротшильды — Рокфеллеры». Дело в том, что сами Ротшильды уже в XIX веке были всего лишь топ-менеджерами очень большого кластера, куда входили Рэдинги, Сэмюэли, Флеминги, отчасти Бэринги, (всего около 40-50 семей). То, что после длительного молчания у нас стали писать о Ротшильдах и Рокфеллерах — это хорошо, но есть и обратная сторона этой медали: упоминание исключительно двух семей, чьи имена давно уже стали нарицательными, затеняет реальную структуру мирового правящего класса. К примеру, у нас ничего не пишут о братьях Кохах в Америке, которые поддерживают правых (миллиардеры Чарльз и Дэвид Кох, считаются противниками Барака Обамы и курса, который он олицетворяет — прим. ред.). У нас только ленивый не пишет о Бильдербергском клубе, еще радостно добавляя, что это и есть мировое правительство, а вот о клубах «Круг» (Cercle) и «Век» (Siècle) ничего не пишут, хотя это очень важные структуры.

Что касается Ротшильдов... Действительно, кластер интересов, который они представляют, не заинтересован в том, чтобы американские банки и корпорации съели Западную Европу и проделали с ней то же, что Западная Европа в 1990-е годы проделала с Восточной Европой, и в этом с ними солидарны и Виндзоры (неслучайно британская королева выступила за выход Великобритании из Евросоюза), и многие европейские аристократии, особенно гвельфские семьи (гвельфы, в отличие от гибеллинов, всегда ориентировались на Папу Римского — прим. ред.) из Южной Германии и Северной Италии, Ватикан. То есть целый мощный кластер интересов не хочет этого съедения Западной Европы. Им гораздо лучше, чтобы Америка занялась своими делами. В итоге здесь возникает такой, по крайней мере тактический, союз между определенной частью американского истеблишмента и частью западноевропейских элит.

— А не случится ли так, что Трамп, пройдя через инаугурацию, станет для западного мира еще более популярным консервативным лидером, нежели Путин? До сих пор именно российский президент исполнял на мировой арене роль классического «белого мужчины христианской цивилизации» и активно использовал ностальгию, накопившуюся у европейцев по этому образу. Однако теперь Путину и Трампу придется играть на одной поляне. Не уйдет ли Путин в тень, ведь позиции главы Белого дома в Вашингтоне предоставляют гораздо больший спектр возможностей, чем позиции главы Кремля.

— Я думаю, что этого не будет, поскольку в России власть носит персонализованный характер. В нашей стране первое лицо, особенно популярное первое лицо, весит почти столько же, сколько весь истеблишмент вместе взятый. А в США дело даже не в двухпартийной системе, там много разных групп интересов. И нужно помнить при этом, что значительная часть выборщиков и больше половины избирателей (больше на 1 - 2 миллиона голосов, как свидетельствуют последние данные) проголосовали за Хиллари Клинтон и за демократов. Поэтому там будет, скорее всего, равновесие или же стремление его достигнуть. Другое дело, что такое равновесие чревато острыми конфликтами на расовой и классовой основе, которые при исключительно неблагоприятном течении могут поставить под вопрос целостность США.

Не думаю, что Трампу удастся сделать многое из того, о чем он говорил. Например, обращает на себя внимание, что он был не очень веселым во время своего триумфа в ночь на 9 ноября, когда объявляли его победу благодаря перевесу в голосах выборщиков. Кто-то объясняет это тем, что он сам не ожидал такого исхода, хотя к моменту, когда на фасаде Эмпайр-стейт-билдинг в Нью-Йорке высветились «очки» кандидатов, все уже было понятно. Можно, конечно, допустить, что мистер Дональд настолько устал, что у него не было эмоций. Но я-то думаю о другом: мне эта ситуация напоминает 1968 год, когда Ричард Никсон стал президентом США. Дело в том, что Никсона очень не любили Рокфеллеры, но они понимали, что могут поставить только на него, а ему нужна была их помощь, и поэтому Никсона обставили таким количеством требований и условий, что он был не очень рад, когда выиграл свое первое президентство (1968 - 1972). Думаю, что особенно в самые последние дни гонки, когда стало понятно, что Трамп побеждает, ему тоже должны были выставить требования, момент очень подходящий. А победу Трампа можно было предвидеть, несмотря на негативные для него прогнозы со стороны The New York Times и других не слишком расположенных к миллиардеру влиятельных изданий. Для меня, например, очень важными сигналами были два обстоятельства: это фэбээровский вброс об электронной переписке Клинтон (потому что такие вещи просто так не делаются) и статья американского экономиста Джеффри Сакса в «Бостон Глоб» о том, что, если будет продолжена политика Барака Обамы (то есть если на выборах победит Клинтон), то с Америкой через 4 - 5 лет может произойти то же, что с Советским Союзом в 1991 году.

— То есть США надорвутся на «интернациональной помощи», как надорвался некогда СССР.

— С тем лишь уточнением, что СССР разрушили не гонка вооружений и не экономические проблемы. РФ экономически несопоставимо слабее СССР, но ведь существует уже четверть века. Но это отдельная тема. Думаю, те силы, которые поддерживали Трампа и особенно те, которые в определенный момент поняли, что он может победить, должны были продиктовать ему свои условия. Не забудем, что Трамп, по сути, сделал заявку на революционные изменения американской политической системы. Другое дело, что эти изменения, безусловно, назрели, потому что Америка живет в XXI веке. А это значит, что закончилась целая эпоха, даже уже две эпохи: первая — с 1945-го по 1991-й, а сейчас завершается вторая эпоха, которая началась в 1991 году. Тогда США действительно делали все, что хотели: они ограбили бывший соцлагерь и отложили масштабный кризис, к которому американцы очень сильно приблизились в конце 80-х годов. Рейган со своей рейгономикой загнал Америку в кризисное состояние, и даже разрушение Советского Союза оказалось лишь временным спасением. Затем последовал экономический кризис 2008 года. Хотя некоторые экономисты говорят, что это была первая волна и скоро наступит вторая, на самом деле продолжается одна и та же волна. Наступило лишь временное улучшение, и теперь Америке снова нужно готовиться к кризису. И одна из главных проблем США в этом контексте — им нужно сокращать потребление. Но сокращать потребление можно только за счет нижней половины социальной пирамиды. Никто не будет сокращать потребление в верхней части, конкретнее — от середины вверх. Нижняя часть пирамиды — это главным образом небелое население. И вот здесь-то как раз Трамп может оказаться тем человеком, который станет решать эту непростую и очень опасную проблему.

— Вы упомянули об эпохе, которая завершилась в 1945 году. Но в 45-м, как известно, проиграл Гитлер со своей идеей превосходства арийской нации. Сегодня Трамп, защищая белое население Америки, вызывает у некоторых дотошных наблюдателей аналогии с теми, кто создавал культ «белокурой бестии». Означает ли это, что на Западе происходит некая реабилитация каких-то элементов идеологии, которая была погребена под обломками Рейхстага?

— Реабилитация отчасти происходит, тем более что целеполагание влиятельной части западной элиты сродни нацистскому, однако Трамп — это из другой оперы. К тому же очень разные ситуации — в 1930-е — начало 1940-х годов и сейчас. Дело в том, что на сегодняшний день белая раса составляет 8 процентов мирового населения, и численность ее уменьшается. Единственная раса, которая тает, — это белая раса. В Америке изменение расового состава происходит особенно наглядно. Причем дело в росте не только чёрного населения, но и цветного испаноязычного. Особенно стремительно этот процесс идет в социальных низах. Так, в некоторых штатах и некоторых городах, как в Лос-Анджелесе например, испаноязычный криминал совершенно выбил чёрный криминал. К середине XXI века белые перестанут быть большинством в Соединенных Штатах. Они станут меньшинством со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Таким образом, Трамп — это фактически самозащита белой расы, ее, может быть, последний шанс?

— Не белой расы в целом, потому что к белым относятся и те, кого в Америке называют white trash — «белый мусор». Позиция Трампа оказалась созвучной интересам и страхам белого среднего слоя, который существенно ухудшил свое положение по сравнению с 1960 - 70-ми годами.

Когда я говорю, что победа Трампа есть прежде всего победа определенной части мировой и особенно американской верхушки — корпоратократии индустриального сектора и той части финансового капитала, которая связана с этим сектором, — это верно и это главное. Но важна и внутриамериканская массовая составляющая — классовая, расовая и возрастная. За Трампа проголосовали 58 процентов белых (за Клинтон — 37 процентов) и более 50 процентов людей в возрасте 45 - 65 лет и старше (за Клинтон — более 50 процентов тех, кому 18 - 29 лет). За Клинтон, естественно, голосовали ЛГБТ (аж 78 процентов), черные (88 процентов), а вот с азиатами и латинос сложнее — только 60 процентов, т. е. треть первых и вторых голосовала за Трампа. За Клинтон также голосовали бедные и нищие, рассчитывая на типичные для демократов подачки, а за Трампа — средний слой и те, кто побогаче.

Отмечают, что за Клинтон проголосовали в большей степени американцы со средним и высшим образованием, а за Трампа — малообразованные. Это не должно вводить в заблуждение. Нужно знать, что такое американское массовое среднее и высшее образование. Это не более, чем дрессура в политкорректном и классово-беззубом плане, это форма скрытой безработицы и социализации взрослых людей в нужном для Системы плане. Американский образованец может быть более чем посредственным специалистом в своей «полезной профессии», но зато в него прочно вбили, что гомосексуальные браки и мультикультурализм — это хорошо, а сомневаться в том, что это хорошо — плохо; за такую «непрогрессивность» можно огрести немало проблем на работе или вообще лишиться её. Я на этих «прогрессивных» насмотрелся в кампусах американских университетов. Так и вспоминается Михаил Ножкин с его песней «Образованные просто одолели». И напротив, простой люд из американской глубинки — тоже свидетельствую по собственному опыту — сохранил намного больше здравого смысла и, самое главное, социального здоровья, презрительно глядя на всю эту либерастическую голливудскую тусовку, буйствовавшую за Клинтон. Иными словами, за Трампа проголосовал американский здравый смысл. Наконец, за Трампа проголосовали работяги индустриальной Америки, решающим образом — из пяти штатов так называемого «ржавого пояса».

В сухом остатке: за Трампа проголосовала Америка белых, промышленности, работяг, среднего слоя и глубинки. То есть все те, которые не просто не получили ничего за последнюю четверть века, но чье положение (снижение доходов, налоги, рост безработицы) ухудшилось: речь идет об американских жертвах глобализации, волны «прогресса» которой должны были сомкнуться над ними. Когда-то замечательный американский социолог Баррингтон Мур заметил, что революции рождаются не из победного крика восходящих классов, а из предсмертного рева тех классов, над которыми вот-вот сомкнутся волны прогресса. Разумеется, победа Трампа — это не социальная революция, однако аналогия работает: его поддержкой стал протест тех в Америке, кого должна была окончательно утопить глобализация. Точнее так: программа Трампа и интересы той части американской/мировой верхушки, которая теряет часть доходов и политических позиций в результате реализации злокачественной финансовой глобализации банкстеров, совпали с жизненными интересами тех слоев в США, которые в результате такой глобализации теряют все или почти все. Речь идет прежде всего о белом среднем слое.

Вообще, нужно сказать, что не только в США, но и во всем мире счастье среднего слоя было очень-очень недолгим. У Эрнеста Хемингуэя есть такой рассказ «Короткая счастливая жизнь Фрэнсиса Макомбера». Перефразируя Хемингуэя, можно сказать, что у среднего слоя была короткая счастливая жизнь, условно с 1955 по 1985 годы, вот эти 30 лет. Причем происходила эта счастливая жизнь главным образом вопреки логике капитализма как системы, потому что государство социального благоденствия, а точнее государство социального обеспечения, попросту кормило этот средний слой, выращивало его по нескольким причинам.

Что это за причины? Во-первых, нужно было обеспечивать спрос на товары. Во-вторых, шел процесс послевоенной реконструкции. В-третьих, и это главное, существовал Советский Союз, и нужно было обязательно доказать своим миддлам и верхушке рабочих, что капитализм лучше социализма. И вот, кстати, тот образ капитализма, который использовали перестройщики и постперестроечная шпана в 1990-е годы, рассказывавшие нам сказки про то, какой капитализм хороший, — это и был образ социализированного капитализма 1950-60-70-х годов, который возник благодаря существованию Советского Союза.

— То есть это миддловский капитализм. А сейчас, получается, Трамп имеет возможность вернуть миддлам если не статус то, по крайней мере, право на жизнь?

— Я думаю, что статус миддлам уже никто и нигде не вернет: ни в Западной Европе, ни в США. Миддлы уходят, здесь никакие Трампы не изменят ситуацию, Трамп может лишь притормозить этот процесс, ну и попытаться ограничить миграцию из Мексики. Вот это он действительно может. Однако в целом время работает против традиционного американского порядка. Неслучайно американская верхушка озаботилась проблемой самосегрегации от основной массы населения. И если действительно американская верхушка сделает то, что они сейчас рекламируют, то в 2019 году в водах близ Калифорнии должен быть спущен на воду первый плавающий город на 50 тысяч человек (предполагается, что жизнеобеспечение города на воде — длиной чуть ли не в 1,5 километра и высотой в 25 этажей — будет обеспечиваться солнечными батареями и энергией волн, там будет создана вся инфраструктура: аэропорт, школы, больницы и пр. — прим. ред.). В этот проект вложились крупнейшие фирмы, руководит им внук Милтона Фридмана. Причем запланировано строительство аж 10 таких городов — то есть 10 множим на 50 тысяч, получаем полмиллиона человек. Полмиллиона — это практически вся американская элита. В этих условиях реальное, что может сделать Трамп, — он может дать Америке передышку, не только внешнеполитическую, но и внутриполитическую, чтобы элита успела решить свои проблемы. То есть Трамп — это не решение проблем Америки, но это передышка правящему классу Америки для решения своих проблем. Ну и некоторое временное облегчение белым миддлам и работягам.

— А сам Трамп понимает свою роль? За ним действительно стоят какие-то силы, которые манипулируют им и настраивают на игру в пользу элиты, чтобы она успела сбежать на свой «ковчег свободы»? Или же он ввязался в этот расклад со стороны и случайно, если такая случайность вообще допустима?

— Очень часто у политиков работает интуиция. Есть такой очень интересный эпизод в великолепном политическом романе «Вся королевская власть» Роберта Пенна Уоррена, когда один из главных героев Джек Берден спрашивает губернатора Вилли Старка после его выступления, на котором Старк кричит что-то вроде: «Дайте мне топор, и я зарублю этих жирных котов, все эти денежные мешки!» Джек Берден спрашивает: «Слушай, а вот если бы тебе вправду дали топор, ты действительно бы зарубил?» Вилли Старк задумался и говорит: «Честно говоря, не знаю, но что-то накатывает». К чему я об этом вспомнил? Дело в том, что политик должен устанавливать эмоциональную связь со своими избирателями. С одной стороны он, безусловно, представитель господствующего класса, но когда он обращается к населению, к толпе, он должен уметь ими манипулировать. Однако эффективная манипуляция не может основываться только на обмане, необходим на какое-то время и самообман.

Кстати, об этом Маркс и Энгельс хорошо написали в работе «Немецкая идеология»: они заметили, что в революциях обязательно должна присутствовать общность интересов, некая равнодействующая воль и чаяния разных слоев населения. То есть сила, которая делает революцию, должна на данный исторически краткий момент выражать интересы общества в целом, а это уже обман и самообман одновременно. Потом самообман проходит, остается обман.

В любом случае очень важна интуиция политика. Трамп скорее чувствует, чем понимает эту ситуацию. Как это часто бывает в политике, разные силы решают разные проблемы. Но если брать долгосрочную составляющую, то Трамп может дать передышку Америке во всех отношениях. Однако для этого нужны действительно революционные или очень остро реформистские шаги в американской политической системе и в социальной системе, что чревато очень серьезными последствиями.

— О каких последствиях вы говорите?

— Один очень крупный американский социолог в 1989 году был у меня в гостях, наша перестройка дышала уже на ладан, и мы говорили с ним о Советском Союзе и об Америке. И он сказал, что Америку тоже ждет своя перестройка. Только он сказал: «Мне кажется, к сожалению, она будет значительно более кровавой, чем ваша». Я спросил: почему? Он ответил: «Потому что у нас классовые отношения замешаны на расовых». Я спросил: «И когда ждать?» Он предположил, что в районе 2020 года.

— То есть час икс пробьет в ближайшее время. А каким образом Трамп может решить эти классово-расовые проблемы? Воздвигнуть стену на границе с Мексикой, ограничить в правах цветное население и черное население соответственно?

— Стена — это вещь бесполезная, поскольку многие со стороны американской границы заинтересованы в нелегальных мигрантах. Ужесточение законодательства... Но и это не решит проблему, потому что люди все равно будут бежать туда, где чисто и светло: мигранты не дураки, они перемещаются туда, куда текут деньги, т. е. на север, как жюльверновский капитан Гаттерас, которого все время разворачивало в сторону Северного полюса. На той стороне, где чисто и светло, всегда найдутся люди, которые будут зарабатывать деньги на потоке мигрантов. Но как-то ограничить это процесс Трамп, безусловно, постарается.

Вообще, Трампа ждет очень-очень много огорчений, поскольку Америка действительно «едет с ярмарки». Она, как и вся капиталистическая система, находится в состоянии кризиса и упадка, как Римская империя времен предзаката и заката. В этой ситуации, кстати, нередко любые меры, направленные на улучшение, только провоцируют ухудшение, потому что здесь меры должны быть выверены с аптекарской точностью. И уж точно можно сказать, что положение Дональда Трампа намного хуже положения Франклина Делано Рузвельта в 1930-е годы, когда его хваленый Новый курс (New Deal) породил больше проблем, чем решил. И он же поставил остро дилемму: либо мировая война, либо социальные реформы и жесткое перераспределение продуктов в пользу определенной части низов. А тогда у Америки этого продукта, того, что надлежало распределять, было еще не так много, это после войны появилось то, что можно распределять, и оно было перераспределено, а перед войной этого не было. Поэтому Рузвельт и те группы, которые стояли за ним, выбрали не социальный передел, а мировую войну. И очень показательно, что Рузвельт начал употреблять термин «мировая война» на полгода раньше, чем Гитлер.

— А у Трампа какой выбор? Если у провозглашенной им политики тенденция к изоляционизму, то, соответственно, он не берет курс на мировую войну, но может получить в итоге гражданскую войну. Ее может спровоцировать цветное население, а оружия у Америки хватит (тем более сам Трамп призывает вооружаться, выступает за свободу оружия)

— Я повторю, это не будет курс на полный изоляционизм — это просто невозможно. Того, что в Америке возможны социальные потрясения, совершенно исключать нельзя. Трампа здесь ждет очень-очень... как в «Коньке-горбунке» говорилось: «Много-много непокоя принесет оно с собою». Буш и Обама оставили тяжелое наследство, и Трампу придется его разгребать.

— У Трампа есть основания опасаться за личную безопасность? Вы уже говорили о Никсоне, который пережил Уотергейт, вспомним и печальный пример Кеннеди. А Трамп по сравнению с ними еще более неугоден для представителей могущественной трансатлантической элиты. В преддверии 19 декабря 6 членов коллегии выборщиков, в чьих штатах победил миллиардер-республиканец, уже отказались за него голосовать.

— Безусловно, основания опасаться есть. Более того, в эти оставшиеся до инаугурации недели возможны всякие варианты. Уже высказывались мысли (я читал об этом в интернете), например, что команда Обамы может спровоцировать какой-то конфликт, чтобы ввести чрезвычайное положение в Америке и отодвинуть инаугурацию. Возможно и покушение. Мы знаем, что четыре американских президента были убиты. Убийство Кеннеди стало началом ползучего переворота, который закончился в 1974 году импичментом Никсона и превращением Соединенных Штатов из преимущественно государства в преимущественно кластер транснациональных корпораций. Мы прекрасно знаем, что в 1935-м был убит Хью Лонг (сенатор от штата Луизиана, заявивший о своих президентских амбициях — прим. ред.) прототип, кстати, Вилли Старка и главный соперник Рузвельта. Хью Лонг в свое время создал по всей Америке общества перераспределения собственности, в них было задействовано 8 миллионов человек. И в 1935 году его убил якобы одиночка. Так что, думаю, Трамп должен очень серьезно озаботиться проблемой своей безопасности.

— Эта опасность может прийти к нему как со стороны проигравшей трансатлантической верхушки, так и со стороны в буквальном смысле экстремистов, то есть тех людей, которых он задел в своей предвыборной риторике?

— На самом деле экстремисты — это, как правило, орудие; в данном случае орудие той стороны, которая проиграла. Здесь все очень просто. Особенно учитывая, что семейка Клинтонов уже не раз переступала ту черту, которая отделяет кровь от некрови, тем более что эта парочка не любит проигрывать, а для них поражение было страшным ударом. Достаточно было посмотреть на лица гражданки Клинтон и особенно ее супруга, который чуть не плакал, когда они стояли перед избирателями и когда она объясняла, что, хотя проиграла, все равно она верит в Америку. Для Хиллари Клинтон ее победа означала в жизни очень многое, как и для Билла, кстати. В вышедшей в 2014 году документальной книге Эдварда Клайна «Кровавая распря: Клинтоны против Обам» (Klein E. Bloodfeud: The Clintons vs. Obamas) есть интересный эпизод. В момент резкого ухудшения здоровья Билла Клинтона он говорит Хиллари, что, если он не доживет до финала ее президентской кампании, то из его похорон на Арлингтонском кладбище она должна выжать 2 миллиона голосов на будущих выборах. Когда она начала говорить, что не хочет этого слышать, Билл отвечает, что процедуру похорон нужно заранее спланировать в деталях. Следовательно, для Клинтона победа Хиллари была настолько важна, что даже его смерть должна была быть брошена на весы. Уверен, такие люди, если бы знали, что останутся безнаказанными, сделали бы всё, чтобы убрать Трампа.

Другое дело, что уберут они Трампа — и его место займет вице-президент, другой из команды республиканцев. Все равно они не приходят к власти. Так что здесь им нужно искать какое-то другое, более хитрое решение. Например, как я уже сказал, введение чрезвычайного положения в результате каких-то внутренних потрясений (а они могут быть спровоцированы экстремистами, которым не нравится Трамп) или в результате какого-то внешнего воздействия. Впрочем, скорее всего, в январе Трамп въедет в Белый дом на белом коне. Выедет ли он из него на белом коне — вот в чем вопрос.

— Трамп, вопреки своей предвыборной риторике, больше не обещает посадить Хиллари Клинтон, а она, в свою очередь, согласилась официально признать свое поражение. Значит ли это, что расследование ФБР об электронной переписке Хиллари так и не будет доведено до конца?

— Я думаю, что расследование ФБР явно или тайно будет доведено до конца, но саму фигурантку не посадят — ее подвесят на крючке, чтобы она не открывала рот шире положенного. Возможно, в открытом доступе даже будут выложены результаты, а самой Хиллари объяснят, что шаг влево или шаг вправо — и тогда действительно тюрьма. И ей придется — в бессильной злобе — заткнуться.

— Возможен ли союз двух консервативных лидеров — Путина и Трампа — по линии традиционных ценностей, как об этом грезят наши патриоты?

— Знаменитый американский социолог Иммануил Валлерстайн однажды сказал: «Ценности весьма эластичны, когда речь заходит о прибыли и власти». Идеология играет в отношениях государств, правителей и правящих слоев минимальную роль. Она оформляет некие интересы, причем очень часто делает это постфактум. Сегодня, скажем, японцы — это желтая раса для нацистов, а завтра это «почетные арийцы». Между Соединенными Штатами и Россией существует много противоречий и много проблем. Здесь не должно быть никаких иллюзий по поводу нашего якобы неизбежного улучшения отношений между Москвой и Вашингтоном при Трампе.

Другое дело — потерпела поражение Клинтон. И важны здесь два момента. Первое — в глобальном масштабе поражение потерпела самая паразитическая, самая хищная фракция мирового капиталистического класса, его верхушки. И второе — с уходом Клинтон, точнее с ее неприходом, в Белый дом мы отодвинулись от вероятности весьма неприятного, опасного сценария по периметру наших границ. И это само по себе уже немало. Но в то же время повторю: не должно быть никаких иллюзий по поводу Трампа. Президент США — высокопоставленный клерк и не более того, он винтик, очень важный, но винтик системы. Силы, двигавшие его, не друзья России. Уверен, эти силы устами (улыбающимися!) Трампа предложат России весьма жесткий «бизнес-проект». Поэтому впадать в эйфорию по поводу победы Трампа, как это произошло с частью нашего истеблишмента, не стоит. Да и недостойно это.

— Разумеется, вооруженные конфликты, которые вспыхивали вокруг России один за другим, теперь могут угаснуть. И у Донбасса теперь есть, по крайней мере, шанс на передышку.

— Да, именно так. Но мне с эмоциональной точки зрения любопытно, как будут смотреть в глаза Трампу руководители Германии и Франции. Правда, недолго им осталось руководить, их обоих не переизберут, да и в истории им отведено место не самое достойное. Но очень интересно будет посмотреть. Вспомним, что на следующий день после американских выборов Олланд был очень растерян, когда выступал, ну а гражданка Меркель... Я вообще думал, что она заплачет, объявляя о победе Трампа. Понятно — ставили-то на Клинтон. Но вы же государственные деятели, вы же дипломаты, вы как-то должны соизмерять свои слова. Когда какая-то Альбац у нас пишет гадости про Трампа, — это одно, Альбац никто и звать ее никак. Но когда Меркель говорит в том же духе, она должна понимать, что рисковать-то не надо, да и минимальные приличия неплохо соблюсти.

— Практически Евросоюз остался в геополитическом одиночестве: Великобритания уходит, США занимается своими проблемами, и Европа, привыкшая к внешнему управлению, вдруг оказывается наедине со своей страшной и никому не нужной свободой.

— Да, как у Корнея Чуковского в «Мухе-цокотухе»: «Пропадай, погибай, именинница». Думаю, что эта схема-четырехходовка (Крым — иммиграционный кризис — Brexit — Трамп) — это удар, во-первых, по банкстерами, а во-вторых, по их союзникам в Европе. Кто союзники банкстеров в Европе? Это бездарная евросоюзовская брюссельская бюрократия, наднациональное «правительство». Четырехходовку осуществили практически за два года... Причем началом был, безусловно, Крым, который продемонстрировал, что и Европа ничего не может, и Обама ничего не может, и вся эта публика ни на что не способна. Крым был наглядной демонстрацией политической импотенции той фракции мирового капиталистического класса, которая в тот момент находилась у власти — Обамы и его союзников в Европе.

Вот теперь Обама «слетел». Мне смешно, когда его называют черный властелин. Какой он властелин?! Чего властелин? Он скорее, как у того же Корнея Чуковского, «умывальников начальник и мочалок командир». И вот теперь европейцы у разбитого корыта и им нужно думать, как выстраивать отношения с новой Америкой. А тут еще эта Украина, а тут еще Путин. Если помните, перед выборами в Америке и в Европе пошли разговоры о том, что русские будут делать все, чтобы и в ЕС привести к власти таких людей, которые настроены националистически, пророссийски и так далее. Насчет «пророссийски» — это перебор, а вот насчет дистанцирования от Обамы и Олланда — самое оно. Достаточно послушать Франсуа Фийона.

В принципе, если под неолиберализмом понимать не идеологию, а некий политико-экономический курс, то последние изменения (как политические, так и изменения в мировой экономике) свидетельствуют о том, что неолиберальная эпоха заканчивается. Но заканчивается она не потому, что она провалилась. Нужно признать, что неолиберальная революция (или контрреволюция), начавшаяся на рубеже 1970-80-х годов с приходом к власти Рейгана и Тетчер, достигла своих целей: за 30 лет выпотрошен мировой средний слой, верхушка рабочего класса, и теперь от прежней идеологии можно отказаться. Тем более что теперь она начинает бить по определенной части самой верхушки. Одно дело, когда банкстеры грабили средние слои, когда «большие рыбы пожирали малых». И совсем другое — борьба между «большими рыбами». Поскольку борьба идет за посткапиталистическое будущее, теперь уже ясно, что начинается схватка между сегментами самого верха. Трамп — это важный ход в этой борьбе.

— Трамп замкнет четырехходовку, признает Крым?

— Не обязательно. Да и сама победа Трампа только промежуточный финал. Борьба за посткапиталистическое будущее, если не случится глобальной катастрофы, продлится как минимум еще 5 - 6 десятилетий, пока капитализм окончательно не будет демонтирован и пока не сложится новая конфигурация тех, кто будет наверху. Так что нашим детям и внукам придется жить в очень опасном, но, с другой стороны, очень интересном мире. Ведь фантастически интересная картина, когда одна система сменяется другой, когда рушатся миры. Здесь самое главное, чтобы глыбы не рухнули именно на тебя, поэтому для нас вывод очень простой: у нас должна быть броня крепка, и танки наши быстры, и ядерное оружие, естественно, под рукой.

— Эта новая формация будет новой редакцией социализма-коммунизма?

— Нет, это слишком призрачная мечта. Думаю, что она будет скорее очень похожа, к сожалению, на то, что существовало до капитализма. Причем у нее будет несколько региональных вариантов. Как было несколько путей из феодализма, так же будет несколько путей из капитализма. И ясно совершенно, на основе чего будет конституироваться господствующая группа. Любая господствующая группа конституируется объектом присвоения. Например, феодал присваивает землю, капиталист присваивает капитал, овеществленный труд, то есть присваивается решающий фактор производства. Сейчас решающим фактором производства становится то, что называется духовными факторами производства, прежде всего — информация. Ясно, что новая группа — это группа, которая будет контролировать информационные потоки, образование, науку, постарается оформить себя в качестве квазикасты. И поскольку в распоряжении человечества мало ресурсов, будет важен контроль не только над информацией (плюс образование, наука), но и над ресурсами. Собственно, борьба за то, кто кого отсечет от будущего, уже идет сейчас. Будущее уже здесь. Только облик у него не светлый, а темный, футуроархаический: Ливия, Иран, Сирия, Украина, Донбасс, целый ряд других регионов — это кровавое опускание в футуроархаический Колодец Истории. Впрочем, возможно и постепенное выпадение в футуроархаический Колодец. Например, посредством демонтажа образования, науки, здравоохранения, Кстати, эти процессы мы видим, к сожалению, у нас.

— В Европе придут к власти консервативные лидеры? Или они ограничатся победой на праймериз и сомнительной славой, какая есть у Марин Ле Пен.

— Одно дело — социально-экономические тенденции, а другое дело — политика. Даже если Марин Ле Пен не придет к власти, то все равно изменения будут весьма существенные. Европу ждут очень серьезные потрясения на расово-этнической почве. Смотрите, какая складываются ситуация: с одной стороны — пожилые сытые европейцы, которые утратили чувство идентичности и которые не готовы биться за свою идентичность, а с другой стороны — молодые агрессивные представители другого этноса, другой расы и другой религии, которые готовы лить кровь и убивать. Так что у европейцев немного шансов, если у них не произойдет какая-то «смена энергий», как сказал бы наш замечательный публицист Михаил Меньшиков, если в Европе не появятся люди, которые готовы будут умирать за свою идентичность, потому что за деньги никто умирать не будет — за деньги могут убивать, но не умирать. В противном случае, я думаю, значительная часть Европы будет исламизирована.

— Если Европа не обзаведется собственными пассионариями, она будет умирать?

— Она уже умирает и вымирает — цивилизационно, расово, этнически и даже биологически. Как отмечает наш замечательный специалист по проблемам мозга Сергей Савельев (рекомендую всем его работы), у европейцев в последние 1,5 тысячи лет идет процесс уменьшения мозга. Связано это с тем, что западноевропейская эволюция — это жесткий социальный отбор по линии конформизма. А чем более «конформен» человек, тем меньше полиморфизм, тем меньше мозг. Мне, правда, не вполне понятна одна вещь. Отбор на конформизм в Европе — это все-таки не 1,5 тысячи лет, а лет 500 - 600 (с инквизиции) и особенно в последние 200 лет, когда, как показали в своих работах Фуко и Шене и др., Европа посредством репрессивных структур повседневности вырастила «послушного человека» — такого послушного, что нам, русским, и представить почти невозможно. Я видел немало таких западных послушных политкорректных узких специалистов (возможно, маломозглики) на международных конференциях. Впрочем, у нас их число тоже растет — а разве может быть иначе в условиях, когда критерием научности становятся индекс цитируемости и рыночная отдача научной деятельности?

Достаточны ли 200 - 600 лет для физиологических изменений? Возможно. По крайней мере, то, что средний западноевропеец и американец нередко ведут себя как послушные биороботы, а их социальное поведение — биомеханика того типа, который нужен власти, несомненно. Миграционный кризис продемонстрировал это «со стеклянной ясностью». Подобный финал белых европейцев, перефразируя Высоцкого, и трагичен, и досаден. Хочется надеяться, что в Европе найдутся здоровые силы, которые не позволят погибнуть замечательной (по крайней мере когда-то) цивилизации. Впрочем, у нас и своих проблем хватает — ветра-то дуют очень тревожные.

Валерий Береснев

США. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 10 декабря 2016 > № 2000271 Андрей Фурсов

«Было ошибкой говорить, что Асад должен уйти»

Экс-глава МИД Австралии: здравый смысл — в мусорке, популизм Трампа стал нормой

Александр Братерский

О том, почему в Сирии не сработала современная система международной безопасности и что несет миру избранный президент США Дональд Трамп, «Газете.Ru» рассказал бывший глава МИД Австралии, политик и публицист Гэрет Эванс. Беседа состоялась в рамках прошедшего в Лондоне Международного люксембургского форума по предотвращению ядерной катастрофы.

— Как вы оцениваете ситуацию в Сирии? Насколько возможно достижение мира в этой стране?

— Ситуация, конечно, отвратительная. Трудно отделить плохих парней от хороших. Я думаю, что для Запада с самого начала было ошибкой говорить, что действующий президент Сирии Башар Асад должен уйти.

Конечно, Асад совершил огромное количество преступлений, и в идеальном мире хотелось бы, чтобы он покинул свой пост. Однако в процессе политического урегулирования он должен быть частью решения проблемы, а не частью самой проблемы.

Вероятное решение сирийского конфликта должно включать в себя также амнистию для тех, кто восстал против нынешнего режима. Также необходимо гарантировать защиту религиозных меньшинств и сплотиться перед лицом борьбы с террористическим «Исламским государством» (запрещено в России. — «Газета.Ru»).

Возможно, Россия и США найдут общий язык на переговорах, однако видя, как развиваются военные действия, трудно предположить какое-то эффективное политическое решение.

— Даже если войска Асада при поддержке России возьмут Алеппо?

— Возможно, это как раз то, что заставит стороны сесть за стол переговоров.

— Вы много сил посвятили развитию теории «Responsibility to protect» («Обязанность защищать»), которая подразумевает начало военных интервенций, если где-то страдает мирное население. Сейчас, после провала кампании в Ливии например, эта теория подвергается немалой критике. Работает ли она сегодня?

— Я думаю, она хорошо работает, если говорить о дебатах в ООН. У стран есть общее понимание, что «обязанность защищать» должна работать, когда, например, происходит массовая резня.

Впрочем, сегодня состояние умов другое, чем было 10–15 лет назад. Сегодня реализуется множество превентивных мер, которые призваны остановить кровопролитные конфликты. Об этом мало говорят, и мировая общественность часто просто не знает о таких международных операциях.

Вот возьмите, к примеру, Бурунди, которое многие годы было мишенью «Аль-Каиды». Там наличие политической воли позволило принять превентивные меры в духе «обязанности защищать».

Сирия, в свою очередь, стала катастрофическим провалом, так как в Совете Безопасности ООН не удалось достичь консенсуса. До этого произошел провал по Ливии.

Подход к Ливии был правильным на начальном этапе, однако он сошел с рельсов. То, что сначала представляло собой мандат по защите гражданского населения, превратилось в смену режима без какого-либо осмысления последствий. Но мы должны извлекать уроки из прошлого.

Если вы посмотрите на ситуацию в Кении в 2008 году, там была ситуация, близкая к руандийской: происходили масштабные этнические чистки. Доктрина «Обязанность защищать» тогда сработала, совместные действия ООН и сил Африканского союза помогли добиться дипломатического, а не военного решения проблемы.

Дипломатические усилия приложил и тогдашний генсек ООН Кофи Аннан. И это был резкий контраст с Руандой, где такой международной реакции не было.

Но я оптимист. Много езжу по миру, и, исходя из своих наблюдений, не думаю, что кто-то хочет вернуться во времена 15-летней давности. Тогда от геноцида и внутренних конфликтов старались держаться подальше.

Не думаю, что кто-то хочет обратно, во времена Генри Киссинджера (советник президента США по национальной безопасности, сторонник подходов «реальной политики»).

Киссинджер как-то говорил главе МИД Таиланда: «Передайте камбоджийцам (речь шла о режиме красных кхмеров. — «Газета.Ru»), что они хотя и убийцы, но США это не мешает. Мы хотим с ними дружить».

— Как вы оцениваете перспективы президентства Дональда Трампа в США исходя из вашего многолетнего международного опыта?

— Всю свою жизнь я посвятил политике, основанной на рациональных интересах, которая вырабатывается путем переговорного процесса. Сегодня здравый смысл выброшен в мусорку и приземленный популизм стал нормой. Когда политика становится заложником сегодняшнего состояния умов, это кажется очень тревожным. Все это не способствует развитию безопасного мира.

Когда в мире политики могут просто рассуждать об использовании ядерного оружия, кажется, что не так много сегодня зрелых людей находится во главе государств. Сам Трамп, кажется, вообще не понимает историю ядерного нераспространения.

— Изменится ли Трамп, когда встанут у руля США?

— Конечно, на это возлагаются надежды, но на это нельзя полагаться. Человек за месяц до победы на президентских выборах публикует сообщения в Twitter, где излагает идеи, взятые будто только что из головы. Он делает заявления в такой манере, которые просто оскорбляют профессиональных дипломатов, долго занимавшихся этими вопросами.

Надеюсь, что он будет окружен более ответственными людьми. Вот его министр обороны, кажется, трезво оценивает ситуацию и понимает свои возможности.

Но сейчас мы ждем еще назначения госсекретаря. И если это кто-то вроде Рудольфа Джулиани или Джона Болтона, то да поможет нам Господь!

— Вы затронули тему ядерного оружия. Считаете ли вы, что в сегодняшнем мире его действительно могут использовать?

— Тенденция последних лет — это вполне комфортное отношение к идее о том, что ядерное оружие может быть применено.

Многие годы мы исходили из того, что ядерное оружие не должно быть использовано и оно существует лишь для сдерживания. И если вы начинаете создавать атмосферу, при которой атомные снаряды могут быть использованы, вы движетесь в очень опасную сторону.

Дело здесь даже не в том, кто применит ядерное оружие. Все-таки до сих пор существует понимание, что его использование станет суицидом для любой страны, принявшей такое решение. Однако огромное количество ядерного оружия, которое находится сегодня на руках у человечества, создает вероятность системной ошибки или кибератаки, которая может привести к случайному удару и самым непредсказуемым последствиям.

США. Сирия. Ливия > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > gazeta.ru, 9 декабря 2016 > № 2009903 Гэрет Эванс

Александр Стадник: ждем от США движения навстречу, а не игры в одни ворота

Недавние выборы в США и формирование новой администрации во главе с избранным президентом Дональдом Трампом дают российскому и американскому бизнесу надежду на восстановление штатного сотрудничества. Пусть сразу вернуться к обычному бизнесу не получится, так как многие возможности упущены, но российская сторона будет прикладывать все возможные усилия на этом пути, чего ожидает и от США, рассказал в интервью РИА Новости торговый представитель России в США Александр Стадник.

— Год подходит к концу. Вероятно, вы уже готовы поделится некоторыми цифрами по итогам трех кварталов 2016 года. Какой товарооборот был в этот период, как он отличался от предыдущего? Какие тенденции готовы отметить? Смогла ли экономика России адаптироваться к санкционному давлению?

— В денежном выражении за январь-сентябрь 2016 года российско-американский товарооборот уменьшился на 9,6% и составил 14,3 миллиарда долларов, при этом российский экспорт сократился на 8,7% (6,5 миллиарда долларов), импорт уменьшился на 10,3% (7,8 миллиарда долларов). Но эти цифры не отражают действительность. Дело в том, что вслед за ценами на нефть потянулись цены и на остальные экспортные товары из России: металлы, химию, удобрения. На некоторые продукты цены упали в два-три раза. А как раз по этим ценам и строится стоимостная статистика. Если же смотреть на физические объемы, которые и отражают реальные продажи, то российский экспорт вырос на 9,6%. Это, с учетом прошлогоднего роста на 25%, является свидетельством востребованности российской продукции на американском рынке, крепкой позиции российских экспортеров. При этом 95-99% российского экспорта носит несырьевой характер, а более 65% это и вовсе неэнергетические товары. И потенциал роста на американском рынке еще далеко не исчерпан. США остаются для нас серьезным рынком: входят в первую десятку по экспорту нашей продукции и находятся на третьем месте среди наших крупнейших поставщиков. Мы покупаем в Америке летательные аппараты, оборудование, фармацевтические товары.

Но мне все же кажется, что оборот между двумя странами нужно измерять в первую очередь наличием торговых и инвестиционных проектов. Будь это создание производств, привлечение финансирования, инвесторов. Мы наблюдаем стремительный рост таких проектов. Да и производственные цепочки выстраиваются не всегда напрямую, имеют сложную конфигурацию добавленной стоимости на территории третьих стран. Тот же Российский экспортный центр, один из столпов инфраструктуры поддержки российского экспорта, может рассматривать варианты поддержки компаний с необходимой долей российского участия на территории третьей страны с условием, что ее продукция будет поставляться на экспорт за пределы России. Такой подход существенно помогает продажам на таких сложных рынках, как США. Самое главное, чтобы центры прибыли и высокопроизводительные рабочие места создавались в России. По такому принципу работают компании в сфере авиастроения, приборостроения, металлургии и других отраслей, и наши производители здесь не исключение. В нашем портфеле количество таких проектов растет.

— То есть измерять экономические показатели привычными категориями в условиях глобальной экономики уже сложно?

— Россия стала полноправным участником глобального рынка, а он сейчас переживает структурную трансформацию. В такие периоды неопределенность растет, а горизонт планирования компаний снижается, что приводит к нарушению баланса спроса и предложения, волатильности цен. В эти периоды стандартные метрики не всегда работают.

Посмотрите, российская экономика оказалась достаточно крепка и гибка, чтобы приспособиться к новым условиям, и никакие санкции не привели к изоляции России. Напротив, мы нашли новые возможности, ниши, новые точки роста. И в этом плане рынок тоже изменился, мир стал более многополярными. Страны учатся адаптироваться, отвечать новым вызовам.

Я бы сказал так, наши торговые отношения с США, они глобальны, они важны для общей ситуации на рынках. Мы — крупнейшие экономики и рынки мира. Часто я слышу утверждения, что товарооборот наших стран недостаточно высок. С тем, что он недостаточно высок, я согласен, но он имеет неиспользованные возможности для роста. У нас с США товарооборот около 21 миллиарда долларов был в 2015 году. Но это не значит, что он низкий или незначительный. США, на секундочку, по объемам взаимной торговли сейчас шестой партнер для России.

Если обратиться к американской статистике — там другая картина. Конечно, такие партнеры, как Китай, Мексика, Канада, являются ключевыми для США по понятным причинам. Товарооборот первой мною упомянутой тройки с Соединенными Штатами — более 1,5 триллионов. Но там немного другая структура взаимоотношений. США разместили очень много предприятий на их территории, и они экспортируют свою продукцию обратно в США. Apple, например. Найдите мне хотя бы один iPhone в США, который произвели на территории Соединенных Штатов. Они все сделаны в Китае. Кстати, стекло для этих устройств в значительных объемах производится в России.

— Какие отрасли имеют в торговле с США наиболее важное значение?

— У нас достаточно устоявшаяся структура товарооборота: первую строку занимают продукты нефтепереработки. Это не чисто нефть и газ. Это все-таки то, что относится к разряду несырьевого экспорта. Поэтому, в отличие от Европы, где сырьевой экспорт достигает колоссальных величин, с США доминирует несырьевой сегмент.

Дальше идет химическая продукция, включая удобрения, потом металлургия — черная и цветная, драгоценные металлы и камни. Помимо этого неплохо продается продукция машиностроения, оборудование, российский текстиль, продукты питания, стройматериалы, и конечно же, очень востребована инновационная продукция и IT-индустрия. Есть востребованные предложения как в плане гаджетов, электроники, решений, так и приложений. Наши разработчики признаны одними из самых сильных. Есть у нас и проекты, связанные с медицинскими технологиями и фармацевтикой.

Если говорить о наличии инвестиционных проектов, у нас их с США очень много. И если анализировать, с какими компаниями, то это все капитаны американского бизнеса. Например, крупнейший в Восточной Европе конструкторский центр "Боинг" — на территории РФ. Также самолеты корпорации сделаны с использованием компонентов, произведенных на территории нашей страны. 40% самолетов приземляются на наши шасси. Они как раз выпускаются на совместном предприятии ВСМПО-Ависма и "Боинга". Самолеты — это еще и статья номер один американского экспорта в Россию.

— Какие контракты и проекты вы ожидаете в новом году?

— В наших услугах нуждаются в первую очередь представители малого и среднего бизнеса, потому что выход на зарубежные рынки для них очень сложный и дорогостоящий процесс. Это большой спектр компаний — от нефтесервиса до продуктов питания, снеков и березовых палочек для мороженого. Крупным же компаниям мы оказываем поддержку на государственном уровне, даем рекомендации и консультации, где это требуется. Очень много работаем с региональными структурами по поддержке экспорта и привлечению инвестиций.

Сейчас все больше и больше становятся востребованы образовательные услуги. По последним данным, рейтинги востребованности вузов показали, что наши вузы усилили свои позиции. МГУ занял третье место по востребованности выпускниками. Но отсутствие инструментария, по которому признавались бы наши дипломы, тормозит рост спроса.

Но тем не менее порядка 1,2 тысячи американских студентов учатся по программам студенческих обменов. На мой взгляд, в ближайшем будущем, если политическая воля администрации США по улучшению взаимоотношений с Россией на базе торгово-экономических отношений будет реализовываться в конкретные дела, тенденция будет усиливаться.

Если говорить о других крупных проектах, то каждый из них тоже нуждается в серьезной поддержке со стороны государства. Есть проекты, которые нельзя запустить без поддержки властей. Например, связанные с логистической инфраструктурой, сопряжением глубоководных портов Аляски и нашего Северного морского пути, предоставлением ледокольных услуг, экологического мониторинга, навигацией.

В числе потенциальных проектов производство и продвижение на рынок Северной Америки перспективной авиационной техники. Очень большой интерес в США и емкий рынок для нашего самолета Бе-200. Но это проект, который требует политической стабильности. Бизнесу необходима уверенность, что его инвестиции защищены, а это крупные вложения.

— На каком этапе сейчас находится этот проект в США?

— Проект находится на этапе подготовки сертификации под требования американских авиационных властей. Самолет уже сертифицирован в Европе. И здесь он может пройти сертификацию по упрощенной схеме.

Я думаю, в будущем здесь можно создать группировку этих самолетов по типу той, что у нас существует в Сербии. В 2018 году могли бы начаться поставки.

— Есть чем гордиться?

— Нам есть много чем гордиться. И не только этим. Госпожа Хиллари Клинтон до такой степени разрекламировала наше IT, что наши специалисты самые востребованные в мире сейчас.

— А если серьезно. До сих пор давление на Россию продолжается. Вспомним недавний случай с журналистом Russia Today в госдепартаменте, когда сотрудник Госдепа открыто заявил, что не ставит наших журналистов в один ряд с западными СМИ.

— Сегодня один представитель Госдепа, а завтра другой. И каждый со своим анекдотом. Все это напоминает времена самых холодных событий. Многие, кто был их очевидцем, говорят, что сейчас даже хуже. Они тогда такого не видели. Иногда такая бесстыжая пропаганда и по Сирии, и по Украине. Но самая, конечно, яркая придумка — это то, что Россия пытается влиять на выборы в США. Хорошо Владимир Владимирович сказал, США — не банановая республика. Одна из величайших стран мира показала, что здесь работают демократические институты, связанные с волеизъявлением народа. Причем даже система этих выборов, которая вызывает вопросы, создавалась, когда действительно нужно было перестраховываться из-за неграмотности граждан. Поэтому необходима была система выборщиков. Все это в США традиционно. И здесь я аплодирую, они сохранили это как часть своего нерушимого законодательства. И несмотря на то, что с перевесом, который уже выражается в доле процентов, большинство было отдано за Клинтон, все равно оппоненты были вынуждены согласиться с победой Трампа. Эта система поддерживает волеизъявление регионов, штатов.

— Сложно было жить российским дипломатам под этим прессингом в предвыборную кампанию?

— Наблюдать было неприятно. Происходили новые сюжеты, связанные с антироссийской риторикой. В целом же, мы работали в том же ритме, что и с марта 2014 года, когда были введены санкции.

Этот режим предполагает, что сведены до минимума контакты на официальном уровне в двусторонних отношениях. Как вы знаете, у нас заморожена президентская комиссия, отношения на уровне ее рабочих групп. Но контакты с Минторгом, таможней, другими официальными ведомствами США у нас имели место быть. Касались они многосторонней повестки, деятельности Всемирной торговой организации, ОЭСР, по другим глобальным вопросам.

Я бы хотел отметить, что американская сторона на уровне экспертов вела себя по отношению к нам вполне конструктивно. Другое дело, что в части двусторонних отношений мы никаких проектов с официальными структурами не вели. Это и понятно. Американская сторона заморозила их, ввела санкции. Каждый раз напоминать о том, что есть санкции и говорить о них… Зачем?

— То есть вместо сотрудничества, пусть даже и в узких областях, продолжали ставить палки в колеса?

— Знаете, любое крупное мероприятие по российско-американскому бизнесу, а они были на территории США (заседания Американо-российского делового совета, Российско-американского тихоокеанского партнерства, региональных палат), сводилось к тому, что американские чиновники высокого ранга, которые курируют внешнеэкономическую деятельность, вместо того, чтобы рассказать о точках взаимодействия, начинали напоминать про санкции и правила их соблюдения, куда обращаться и кому писать, — обком в худших его проявлениях.

Меня всегда восхищало то, что все эти выступления вызывали у американского бизнеса некоторую зевоту. Бизнес от нас ждет идей и поддержки, куда ему двигаться. По каким проектам можно сотрудничать. А дальше уже бизнес сам должен принимать решение. По большому счету именно бизнес нам должен говорить, что нам делать, чтобы их проекты проходили в гладком спокойном режиме. С российскими официальными лицами ситуация совсем другая.

Первый замминистра экономического развития в мае встречался с ведущими американскими компаниями в России. Рассказывал о том, как мы реформируемся, какие предоставляем условия, как будет развиваться экономическая ситуация в РФ. И тут нам есть что рассказать и что показать. По мнению американского агентства Bloomberg, несмотря на политический кризис в отношениях между Россией и западными партнерами, бизнес продолжает инвестировать в российскую экономику. Шведская сеть IKEA решила вложить в новые магазины в России 1,6 миллиарда долларов. Французская Leroy Merlin — 2 миллиарда долларов. Американская Pfizer строит новый завод по производству медикаментов, американская же Mars расширяет производство жевательной резинки и кормов для животных. Компания Pepsi активно вкладывается в производство сыров, а в ноябре объявила о строительстве завода детского питания под Краснодаром за 40 миллионов долларов. В целом за девять месяцев 2016 года прямые зарубежные инвестиции в Россию выросли до 8,3 миллиарда долларов. Для сравнения: за весь 2015-й их было всего 5,9 миллиарда.

— Как в этом году обстоят дела с американскими инвестициями?

— Как и торговлю, их тоже не просто оценить. По данным Центробанка России, в первом квартале 2016 года приток прямых инвестиций из США в Россию составил 132 миллиона долларов, объем накопленных американских инвестиций 2,92 миллиарда долларов. Приток прямых российских инвестиции в США составил 100,6 миллиарда долларов, накопленных российских инвестиций в экономике США 7,246 миллиарда. Совершенно понятно, что эти цифры не отражают реальной картины. Показатели смело можно умножать в несколько раз. Это связано со сложной методикой подсчета и долгим процессом сбора данных. Я считаю, что нужно смотреть по конкретным проектам.

Кроме того, основные инвесторы в Россию — это Кипр, Нидерланды и Люксембург. Часто компании ведут дела через свои дочки. Статистика, конечно, является индикатором, но все-таки давайте смотреть на реальные проекты. Большинство американских компаний с правильной стратегией растут в России, а те, кто что-либо нам продают, задумываются о локализации. Есть понимание того, что большой потенциал скрыт в регионах. Нужно объяснять американскому бизнесу их возможности. Нам нужны инвестиции, чтобы развиваться, а инвестору, чтобы развиваться, нужно понимание, как и на чем он заработает.

— Ожидаете ли вы перемен в связи с приходом новой администрации?

— Я надеюсь, что сейчас мы подходим к той точке, когда страницу можно будет перевернуть. Особенно важной вехой я считаю телефонный разговор, который состоялся между нашим президентом Владимиром Владимировичем Путиным и избранным президентом США Дональдом Трампом. Лидеры дали адекватную оценку состоянию наших отношений, они высказались, что данную ситуацию надо менять. И основой должен стать торгово-экономический компонент. Я надеюсь, что новая администрация избранного президента США (в ближайшее время приставка избранный уйдет в прошлое) будет работать в этом направлении. И эти действия будут построены на основе всего того, что было заявлено в ходе президентской гонки.

Необходимо, на мой взгляд, сразу после инаугурации двигаться в сторону возобновления работы механизмов полноценного двустороннего взаимодействия на межгосударственном уровне. Прежде всего, Российско-американской президентской комиссии и ее рабочих групп, в том числе по торгово-экономической тематике. Это самые эффективные механизмы.

— Если Трамп запустит процесс изменения, как быстро наш торговые отношения можно будет вернуть к досанкционному периоду?

— Как я уже упоминал, что несмотря ни на что наш экспорт в физических объемах растет, приток инвестиций положительный, мы не сможем двигаться в этом направлении быстро и сразу. Возврат к досанкционному периоду будет очень долгим. Даже если представить, что 21 января первым или вторым указом нового президента станет отмена санкций. Не все санкции он сможет отменить своим указом. Ему необходимо будет преодолеть очень серьезное сопротивление в конгрессе, если оно вообще преодолимо. Некоторые санкции, которые были приняты в период 2014-2016 годов, могут иметь долгую историю.

К исходной точке будет вернуться очень и очень сложно. Переформатировались инвестиционные потоки, рыночные ниши. Многие возможности на долгосрочную перспективу использованы бизнесом тех стран, в которых политики и администрации содействовали развитию деловых связей с Россией, а не пытались ограничить нас санкциями.

— Как говорится, США отхлестали себя, как унтер-офицерская вдова.

— Да, мы тут каждый день эту поговорку вспоминаем. Вернуться к бизнесу as usual уже не будет возможно. К отправной точке до санкций будет вернуться невозможно. Схема взаимодействия будет иной.

Принципиальным будет движение навстречу друг другу с учетом взаимных интересов, а не игра в одни ворота.

— Какие-то конкретные страны можете перечислить, кто воспользовался упущенными американцами возможностями?

— Возможности были открыты для всех, кто мог и хотел. Были те, кто хотел, но не позволяли санкции. У нас же экономика рыночная. Кто заинтересован, тот и воспользовался. Американским операторам американские санкции не дали возможности выгодно вложиться и посотрудничать с Россией — в этих нишах уже компании из Латинской Америки, с Ближнего Востока и Северной Африки, из Юго-Восточной Азии. Гигантскими темпами развивается сотрудничество с Китайской Народной Республикой.

Самые яркие примеры упущенных возможностей — энергетический сектор, финансовый сектор, микроэлектроника, которая могла рассматриваться как продукция двойного применения.

Кроме того, есть другие сложности, многие дуют на холодную воду, однажды обжегшись на молоке. Есть пример, когда совместный российско-шведский проект по переработке мусора затормозился из-за того, что американская компания опасается передавать шведам свою технологию, чтобы случаем не нарушить санкции. Казалось бы, такая мирная тема по защите окружающей среды.

Платежные карты Master Card, Visa, сети продаж через интернет eBay, Amazon остановили свою экспансию в РФ, а теперь эти места заняты "Алибабой" и попробуй их займи. Те же сотовые телефоны, электроника. Хотя здесь, конечно, все не только из-за санкций. Тут очень большую роль сыграл курс рубля.

— Падение курса рубля, насколько я понимаю, сыграло где-то российской экономике даже в плюс. Российская нацвалюта стала более привлекательной для развития экспорта из России?

— Совершенно верно. В 2015 году, например, российский экспорт в США на 11% сократился в валюте и на четверть вырос в физических объемах. Этот процесс, конечно же, был подстегнут не только низким курсом рубля, но и благодаря усилиям нашего бизнеса, принимаемым мерам по поддержке российского экспорта и улучшению условий для ведения бизнеса. Стало выгоднее возить произведенные в России товары морем, чем производить их здесь, на месте. Сейчас рост товарооборота 10%. Но по итогам года, возможно, будет еще некоторое увеличение. Если прошлый год был около 21 миллиарда долларов с отрицательным сальдо в 1,9 миллиарда в пользу США, то новые сентябрьские цифры показывают, что мы немного не дотягиваем до 20 миллиардов по итогам года. С ростом цен на наши товары мы с лихвой окупим эту разницу.

Интересно, что по статистике США мы больше продаем им. Сальдо достигает почти 10 миллиардов долларов в нашу пользу. Дело в том, что наша таможенная служба учитывает поставки между двумя странами. Американцы считают все российские товары, которые поступают к ним с учетом третьих стран. Эта статистика, на мой взгляд, дает более полноценную картинку. Когда, например, мазут идет через порт Роттердама в США, мы считаем, что это поставка в Нидерланды. На самом деле это перевалка груза, который идет дальше в тот же Чикаго.

Этот год должен быть успешным с точки зрения подписания контрактов, но цифры мы увидим только в следующем году. Поэтому главное, повторюсь, это количество бизнес-связей и бизнес-проектов.

Кстати, постепенно начинает восстанавливаться и американский импорт в Россию. Итоги года мы будем поводить где-то в феврале-марте.

В физических объемах наш показатель будет приличным. Хотя понятно, что не было бы санкций, было бы все еще лучше.

— Вы упомянули о том, что в связи с санкциями появились точки роста. Где они?

— Немного не так. Точки роста появились из-за наших ответных мер, которые позволили, например, развивать сельское хозяйство в более комфортном для аграриев режиме. Наши сельхозпроизводители нужны и востребованы — Россия в прошлом году стала крупнейшим экспортером зерна в мире. Но рынок РФ не закрывался. Значительно возросли поставки сельхозпродуктов из других стран, которые не присоединились к санкциям. Латинская Америка, Азия, Израиль.

— Креветки из Белоруссии — яркий тому пример?

— Там не все так просто — предполагается степень переработки на их территории, тогда эти поставки разрешены. Некоторые страны выиграли, другие проиграли. И надолго. В США такого ажиотажа у аграриев нет по сравнению с тем, что происходило в Европе. Особенно в Греции, странах южной и восточной части ЕС, значительной частью экспортного баланса которых была поставка цитрусовых, ягод и другой сельхозпродукции в Россию. Мы все это видели, когда европейские фермеры протестовали, несли убытки, потому что их продукция была не востребована в производимых объемах. И самое главное для них, что они прекрасно понимали, что другие страны — Сербия, Турция, Израиль, страны Латинской Америки нарастили свои объемы сельхозпроизводства, направленные на Россию, и теперь эти ниши, с которых они вынуждены были уйти, занять снова будет не так просто.

— Но возвращение, в частности, американских компаний возможно?

— Если говорить о тех секторах, что были закрыты для американских компаний самими США, то все будет зависеть от политической воли нового американского руководства. Мы и сейчас продолжаем сохранять свою открытость, мы сохраняли ее, несмотря на недружественные действия и санкционное давление, понимая, что открытость приближает возвращение нашего диалога в цивилизованное русло.

— Какие-то контакты с новой администрацией были или пока рано об этом говорить?

— Пока только обсуждаются кандидатуры в правительство. Если слухи подтвердятся, то торговлей будет заведовать американский миллиардер Уилбур Росс. Необходимо понять, какую команду сформирует новый лидер и какова будет его программа по России. Шанс на улучшение сотрудничества между нашими странами есть, нужен переход от заявлений к правильным прагматичным действиям.

— Вы недавно вернулись из Сан-Франциско с годового собрания Американо-российского делового совета. Какое настроение у бизнеса, тем более что в момент мероприятия уже было известно, кто стал победителем президентских выборов?

— Люди почувствовали перспективы. Эти ожидания связаны с тем, что новый президент США пообещал устанавливать, как он сказал, очень и очень хорошие отношения с Россией. Мы, конечно, под этим понимаем взаимоотношения, построенные на доверии, когда учитываются взаимные интересы, когда партнеры не разговаривают на языке санкций.

Запрос американского бизнеса на Россию велик. Теперь он получает дополнительный импульс. Ситуация в гражданском обществе подкрепляет этот запрос. Та пропаганда, те предвыборные страшилки, которые рассказывались с экранов телевизоров о России и ее длинных руках, о ее влиянии на выборы в США, не сработали.

— Увидели ли вы новые темы и возможности для потенциальных контактов?

— Была очень интересно построена повестка заседания, которая как раз-таки касалась обсуждения новых возможностей для сотрудничества. И в первую очередь за основу были взяты инновации. Для американцев было интересно послушать нашего замминистра Олега Фомичева, который курирует эту тему. Он рассказывал, как у нас устроена эта система, как она поддерживается в России. Выступающих было много. Это и представители финансовых институтов, и непосредственно компаний. Те, кто заинтересован в региональном сотрудничестве.

Огромная работа была сделана Республикой Татарстан. Что выразилось в рабочем визите президента Татарстана Минниханова, который провел широкий круг переговоров с компаниями в Кремниевой долине, побывал в Сиэтле и встретился с руководством "Боинга", региональными властями. Я думаю, что очень много новых тем возникло, которые будут отрабатываться в течении следующего года. Полагаю, что будет большая ответная делегация в Татарстан где-нибудь в начале весны и повторный визит президента республики в США. Потенциальные партнеры — очень интересные и значимые компании.

— По финансированию проектов удалось договорится?

— Пока существуют санкции, это самый серьезный секторальный блок. Самая весомая часть санкций, которая мешает развитию двустороннего товарооборота, торгово-экономических отношений. Без нормального финансового обеспечения осуществление проектов идет тяжело. Сейчас есть возможность с американской стороны финансироваться в течении 30 дней. Для серьезного крупного проекта, который зачастую начинает окупаться через пятилетие, это не разговор.

Для частных инвесторов есть фактор неопределенности. Если это крупные вложения, необходимо понимать, как завтра будет развиваться ситуация. Сегодня, к сожалению, помимо того, что существуют секторальные и персональные санкции, существует еще и ряд рисков, связанных с самим фактом наличия санкций.

— Последние санкции, связанные с Сирией, повлияли ли на бизнес в России? Была информация, что в связи с появлением новых ограничений против, например, Главгосэкспертизы, иностранные компании меняют управленцев граждан Америки в России, чтобы те не попали под нарушение законодательства своей страны.

— На бизнес влияет все. Он строится на анализе всевозможных факторов. Учитываются риски. Санкции — это, конечно, риски. Наш торговый режим разделен на белую и черную сферу. В белой зоне, в принципе, работа идет нормально. Есть черная зона — финансовые ограничения, в энергетическом секторе, продукция двойного назначения, персональные списки по юридическим и физическим лицам. И из этой зоны возникает серая зона. Там начинают оценивать риски. Компания, которая работает и в РФ, и в США, может просто боятся трудностей в США, отсюда возникает эта серая зона санкционных ожиданий и репутационных рисков. Вокруг этой серой зоны возникает консалтинговый бизнес и юридический, который помогает это все обойти. Поэтому, если говорить о санкциях, они имеют эффект условный и безусловный.

— Недавно конгресс предложил новые санкции из-за Сирии. Может быть еще хуже?

— У меня создается ощущение, что это носит все более символический характер. Это с одной стороны. Но с другой, это для нас весьма серьезный сигнал того, что у Трампа среди его однопартийцев, представляющих большинство в конгрессе, имеются оппоненты.

— Сенатор Маккейн, например.

— Самый популярный из непопулярных. Конечно, Трампу будет очень тяжело преодолевать инертность механизмов государственного управления и лобби своих партийных коллег, которые тем временем не являются для него соратниками.

— Могут ли утвердить новый санкционный пакет под конец эпохи Обамы, как завершающий аккорд до инаугурации Трампа?

— Знаете, очень много примеров, когда законы и указы принимались очень быстро в так называемый сезон "хромой утки". Но я еще раз хочу сказать — санкции ни к чему не приводят. Для бизнеса самое главное понимать стабильность условий — они стабильны. Есть хорошая тенденция к росту. Может, не такими быстрыми темпами, как хотелось бы. А новые санкции — это как щипки обиженного ребенка. Будут щипаться по-детски, Россия может ответить по-взрослому, по-серьезному.

— Может ли этим серьезным быть избавление от облигаций США? За сентябрь Россия продала облигаций на 11 миллиардов долларов — это порядка 10% от общего объема того, что у нее было.

— Вряд ли это произойдет резко — это никому не выгодно, резкое избавление негативно может повлиять на стоимость активов по всему миру. Не забывайте, что в американских бумагах размещены золотовалютные резервы. Это высоконадежные и очень ликвидные бумаги, которые к тому же и приносят нам дополнительный процент. Центробанком эти средства используются для обменных операций. Это не средства бюджета, которые можно было бы потратить внутри России.

— Ожидаете ли вы повышения ставки ФРС и что произойдет с экономикой России в этом случае?

— До выборов, было очень много было свидетельств тому, что ФРС держит ставку без изменений, чтобы подыграть одному из кандидатов. Ожидается, что в декабре все-таки произойдет незначительное повышение ставок. Перед Трампом стоит тяжелая задача, с одной стороны, он собирается запустить масштабные инфраструктурные проекты, требующие доступных денег, с другой, эта же политика может разогнать инфляцию и создать опасные финансовые пузыри. Ему предстоит лавировать, подыскивая оптимальные значения ставки, чтобы обеспечить приемлемый уровень безработицы, экономического роста и инфляции. Мы можем наблюдать картину, когда с развивающихся рынков пойдет отток капитала. Это негативно, в первую очередь, для цен на сырье и сырьевых валют, к коим относится и наш российский рубль. Тем не менее мы все живем на ожиданиях и рынок уже успел к этому событию подготовиться. И не будем забывать, что экономика всегда колеблется, нет идеальной прямой линии.

— Приход Трампа это еще и ломка устоявшихся и наметившихся торговых блоков. Какую судьбу будет ждать ТТП и ТТИП?

— Как вы знаете, в феврале прошлого года министры торговли подписали соглашение о ТТП и теперь оно должно проходить ратификацию в Конгрессе. Я не слышал особой поддержки этого соглашения даже со стороны Хиллари Клинтон. Трамп очень четко говорил, что такое соглашение США не нужно. А самое главное — со стороны конгресса поддержки тоже не наблюдалось. Без участия США в Транстихоокеанском партнерстве оно полностью теряет смысл. Мне кажется, соглашение может не пройти ратификацию и будет некий трансформационный процесс, связанный с Азиатско-Тихоокеанским регионом. Возможно, будет решена задача АТЭС-2020 по созданию зоны свободной торговли. Либо будет создано региональное всеобъемлющее экономическое партнерство с участием России, Китая. В чем вызывало вопросы ТТП? Президент Обама открыто заявлял, что оно против торговой политики Китая, нацелено на установление доминирования США в АТР. Китай диктует торговые условия, а диктовать их должны США, читалось между строк. Партнерство против кого-то — это не партнерство, тем более что оно несет угрозу оттока рабочих мест из США.

Мир становится многополярным, и экономические блоки приобретают все более региональный характер. Поэтому необходимо искать возможности для диалога. Даже при наличии Транстихоокеанского партнерства, даже если оно сохраняется, это все равно возможность для более глубокой интеграции России в мировую экономику. Многие страны, которые являются членами ТТП, заинтересованы в сотрудничестве с РФ, с ЕврАзЭС. Как вы знаете, в мае 2015 года Вьетнам подписал соглашение с Евразийским экономическим союзом о создании ЗСТ, недавно оно вступило в силу. Я за интеграцию интеграций. Но при том условии, что она должна быть честной. Трудно себе представить единое экономическое пространство от Лиссабона до Владивостока без ЕврАзЭС. Трудно говорить о создании Экономического пояса Шелкового пути без ЕврАзЭС или без сотрудничества в рамках ШОС.

Соглашение с Европой, о котором вы спрашиваете, оно все-таки отличается от соглашения о ТТП. Оно более глубокое, охватывает больше сфер. По большому счету способствует развитию экологических технологий, информационному сотрудничеству, инвестиционному треку. Но там очень много противоречий уже на начальном этапе, в частности по защите инвесторов, товарного знака, интеллектуальной собственности, доступа на рынки.

Постоянно идут обсуждения и острые дискуссии. Это более кропотливый процесс, нежели ТТП. Будущее соглашения зависит от позиции США. Соединенные Штаты будут в первую очередь исходить из своих национальных интересов, которые Трамп обозначил как защиту своего производителя. Это наращивание производства здесь в США. Возврат производства, чтобы росло количество рабочих мест, новая индустриализация. Особое внимание уделяться, видимо, будет защите от трудовой миграции.

— Как вы думаете, можно ли вернуть ту Америку 80-х, крупнейшую производящую державу, сделать "снова великой"? При том, что страна уже встроилась в мировую глобальную экономику и американские предприятия производят продукцию по всему миру. Жизнеспособен ли протекционизм в современном мире?

— Протекционизм в современном мире — вещь неоднозначная. С одной стороны, концентрация производства на территории одной страны имеет свои плюсы, получаешь рабочие места, опыт и всю производственную цепочку в одном месте. А с другой стороны, ты теряешь преимущества от международного разделения труда. Однозначно здесь говорить нельзя — должен быть баланс.

США. Россия. ЕАЭС > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 8 декабря 2016 > № 2036437 Александр Стадник

 Параллельные миры

две полярные категории предпринимателей создают две параллельные реальности…

Полина Узякова

Предприниматель предпринимателю – рознь. Кто вызывает уважение? Инженер, который всю жизнь трудился как проклятый, воплощая собственную идею в жизнь, а затем построивший целую империю на основе своих разработок; или проныра, успешно вкладывающий деньги в чужие проекты, что, сделав его господином целой корпорации, так и не подарило возможности прочесть алгоритм или чертеж какого-либо проекта без посторонней помощи? Ответ очевиден.

Две полярные категории предпринимателей создают для населения две параллельные реальности. Угадайте, в мире каких предпринимателей живет Россия? Ответ очевиден.

Какие будущИе ожидают непересекающиеся миры?

Параллельные

Я намерено не укажу здесь ни одной фамилии отечественных предпринимателей по трем причинам. Первая – “о покойниках говорят либо хорошо, либо ничего” – люди, которые не обладают личными достижениями, кормятся за чужой счет, и, походя, успевают распродавать страну с 145млн. населением к чертям собачьим, для меня – трупы. Вторая – об этой мертвечине столько уже понаписано теми, кто знает их биографию не понаслышке, что мне, собственно, добавить нечего. Третье – приятнее обсуждать конструктив, то есть предпринимателей, которых можно считать примерами для подражания.

Неоспоримое преимущество Америки – внутренняя политика, которая создает необходимую почву для любого таланта научного или культурного направления. Кстати сказать, поэтому за рубежом понятие патриотизма не разделилось на два противоположных, как в нашей стране. Американцы – ярые патриоты своей страны, ибо созидающее население чувствует поддержку своего государства – ту самую почву, в которую у нас таланты просто закапывают (земля под ногами уходит, начиная с образования)…

Так вот, красная земля под флагом со звездами знаменита на весь мир такими действительно гениальными людьми, как Билл Гейтс, Стив Джобс, Уоррен Баффетт, Марк Цукерберг и многие другие. Истории успеха этих людей вдохновляют и заслуживают уважения. Но изюминку их жизненному пути прибавляет разумное, щедрое, а главное – благотворительное распоряжение капиталом. Билл Гейтс является выдающимся филантропом, передавшим благотворительности более $36 млрд. Уоррен Баффет является крупнейшим благотворителем в истории человечества. В 2009 году Уоррен Баффетт при поддержке Билла и Мелинды Гейтс запустил кампанию «Клятва дарения» (The Giving Pledge), которая призывает миллиардеров жертвовать на благотворительность как минимум половину своего состояния либо при жизни, либо после смерти. К кампании на сегодняшний день присоединились 115 миллиардеров. Фамилии наиболее известных предпринимателей: Рональд Перельман (MacAndrews, Forbes Holdings Inc), Ларри Эллисон (Oracle), Пол Аллен (соучредитель корпорации Microsoft), Тед Тернер (CNN), Азим Премжи (Wipro Limited), Джефф Сколл (первый президент eBay), Дэвид Рокфеллер (что тут говорить), Джордж Лукас (режиссер), Майкл Блумберг (Bloomberg, 108 мэр Нью-Йорка), Марк Цукерберг (Facebook), Билл Гейтс и Уоррен Баффетт, естественно.

Каждый год Forbes публикует список отечественной сотни миллиардеров. Как думаете, кто-нибудь из них входит в число оставшихся 103х предпринимателей благотворительной кампании для миллиардеров? Ответ снова очевиден. Как-то раз я не поленилась и пробежала по благотворительной информации наших бизнесменов. Смех, у одного миллиардера в графе значилось отчисление какому-то памятнику в каком-то городе – и это все!!!.. Ну, здорово, что сказать, – при около 23ти миллионах человек, живущих за чертой бедности в нашей стране, “щедрые русские души” наших предпринимателей скорее потратят около двух миллионов на корпоратив в Роснано, чем на благотворительность…

Будущих – два!

Диаметральные сущности двух типов власть имущих созидают настолько противоположные будущие для населения своих стран, что отличия в задачах, стоящих перед человечеством, имеют разные начала – рациональное и иррациональное. Угадайте, какое начало наше?!

Илон Маск – канадско-американский инженер, основатель компаний SpaceX и X.com, главный разработчик (Chief Product Architect), генеральный директор и глава совета директоров Tesla Motors, председатель правления благотворительного фонда Musk Foundation, вносящий пожертвования для Института Будущего Человечества на исследования контроля над искусственным интеллектом – включен Forbes в список 20 наиболее влиятельных CEO.

Я бы назвала Маска – человеком будущего:

SpaceX – компания по производству космической техники, которая в январе 2016 на инвестиционном форуме сообщила о планах в 2020-2025 годах осуществить первый пилотируемый полет на Марс, а к 2035 билет на 80 суточное путешествие до Марса смогут купить уже все желающие – всего за каких-то $10 млрд…

В 2015 году Илон Маск вместе с Сэмом Альтманом из Y Combinator (венчурный фонд, работающий в формате бизнес-инкубатора для небольших компаний в сфере информационных технологий) основали некоммерческую организацию OpenAI для создания открытого демократичного (доброго) ИИ (искусственный интеллект), который убережёт человечество от появления централизованного (злого) ИИ. Предприниматели сформулировали три важные задачи, которые стоят перед человечеством: Искусственный Интеллект, Генетика, Скоростной Интерфейс к мозгу:

Весь мир – информация, часть из которой уже сейчас существует в цифровом виде, но не доступна человеку из-за ограничения в пропускной способности интерфейса между корой головного мозга и “третичной” цифровой формой наших личностей.

Информация не может поступать в мозг сразу в цифровой форме, поэтому при разработке высокоскоростной шины “мозг-компьютер” придётся решать задачу преобразования и предварительной интерпретации информации. По мнению Илона Маска, высокоскоростная шина “мозг-компьютер” обязательно должна быть совместима с интерфейсом демократического открытого ИИ, разработкой которого занимается организация OpenAI. В итоге получится аппаратное улучшение, необходимое для более эффективной связи с нашей “цифровой личностью”, которая уже де-факто существует:

“И тогда человек становится симбионтом в симбиозе с искусственным интеллектом, — объясняет Илон Маск. — Если такой интерфейс сможет получить любой желающий, то мы одновременно решим проблему контроля. Не нужно будет беспокоиться о появлении некоего злого диктаторского ИИ, потому что все мы станем коллективным разумом. Это наилучший выход, какой я могу придумать”.

Маск считает, что в будущем, в котором существует ИИ, людям придется делиться рабочими местами с роботами, а потому необходимо поторопиться с внедрением базового дохода во всех сферах трудоустройства:

Суть универсального дохода заключается в том, что каждый человек будет получать деньги просто за то, что живет. Причем достаточно денег, чтобы жить без необходимости работать. Такой подход сможет решить проблему бездомных и бедности, смещая нашу культурную и экономическую идентичность. У людей появится время заниматься более сложными и интересными вещами. Заглянув в такое будущее, где-то очень далеко Маркс и Энгельс облегченно вздохнули…

Если в Америке некоторые Робины Гуды планируют деньги раздать, то в нашей стране планы не меняются на протяжении уже почти века. Действия наших чиновников не выходят за рамки анекдота: “Бежит лиса по лесу. Навстречу обезьяна: “Лиса, куда несёшься?”- “Да у нас новый налог на мех ввели. Боюсь, как бы шкуру не содрали”. Обезьяна как кинется бежать, даже лису обогнала. Лиса: “Обезьяна, а тебе - то, голозадой, чего бояться?” – “А то я нашу страну не знаю! С голозадых и начнут!””.

Не так давно обсуждался план законопроекта о “налоге на тунеядство”, который противоречит Конституции и Трудовому Кодексу РФ. Но не кодексы важны! Важно то, что кроме военной дисциплины в стране не налажена ни одна инфраструктура. В стране существуют исправные блюстители трудового кодекса, живущие за гранью бедности, и по иронии, подпадающие под налог, который заставил бы их выйти на большую дорогу, чтобы пополнить государственную казну, из которой деньги потом будут тратиться на новогодние вечеринки миллиардеров. Здорово!

Главное, этот дурной законопроект поставил бы крест на понятии “Человек”, потому что люди, раскрывающие свой талант в творческих профессиях, никак не могут жить согласно каким-то кодексам – этому не бывать!

Конечно, у нас есть представители адекватной власти, которые все это понимают, но что значит это зловещее “НА СЕГОДНЯ проект о тунеядстве отложен, сейчас к принятию закона не готовы ни власти, ни население” (мин.труда)? А когда население будет готово к рабству? Такое впечатление, что тот самый централизованный (злой, диктаторский, рабский) Искусственный Интеллект, о котором говорил Маск, собираются разрабатывать как раз на нашей (русской) платформе…

Вот вам и подтверждение рационального и иррационального начал в планах на будущее: если американские предприниматели будущее видят в освобождении человеческого разума – жаждут свободы для Человека, то наши предприниматели жаждут обратного – его заточения…

Вот, что тут скажешь…

США. Россия > Приватизация, инвестиции > zavtra.ru, 7 декабря 2016 > № 1996114 Полина Узякова

«Демократы уверены, что Россия виновата в поражении Клинтон»

У Дональда Трампа может не хватить опыта для нормализации отношений с Россией

Александр Братерский

Избранному президенту США Дональду Трампу будет тяжело наладить отношения с Россией из-за сопротивления элит, однако ограниченное сотрудничество с Москвой возможно. Об этом с «Газетой.Ru» в кулуарах организованных на этой неделе ИМЭМО РАН «Примаковских чтений» говорили ведущий аналитик американского центра Atlantic Council Мэтью Берроуз и ведущий эксперт Международного института стратегических исследований (IISS) Самуэль Чарап.

— Что вы думаете о состоянии российско-американских отношений?

Мэтью Берроуз (М.Б.): Часть американской элиты считает, что Россия не должна вмешиваться в дела Украины и должна получить еще более суровое наказание за свои действия. Трамп может попытаться изменить это восприятие, но он не может поменять мнение элит полностью. Не думаю, что избранный президент США сможет отменить режим санкций, хотя он способен пойти на уступки — если будут какие-то подвижки с российской стороны.

Самуэль Чарап (С.Ч.): Я думал, что после Украины хуже уже не будет, но потом случилась Сирия. Тогда казалось, что мы балансировали на грани открытого конфликта. Были опасные сближения в сирийском небе. Но потом ситуация ухудшилась еще больше — в июле во время предвыборной кампании.

Трудно недооценивать хакерский скандал, случившийся в преддверии выборов. В американском политическом истеблишменте на 100% уверены, что за этой операцией стояла Россия.

В лагере демократов, более того, есть уверенность, что Россия виновата в поражении Клинтон. Я бы сказал, что наши отношения хуже, чем они были в начале 1980-х. Трудно будет представить себе хуже, хотя раньше я уже несколько раз считал, что ниже уровень отношений между Москвой и Вашингтоном не упадет, и каждый раз ошибался.

Мое опасение по поводу Трампа: он может попытаться наладить отношения, у него не получится, и они станут еще хуже. Он может согласиться на сделку с Россией, но это может быть плохая сделка.

Потому что сделка, которую можно считать хорошей, потребует большого терпения и работы с союзниками, многие из которых достаточно трудные партнеры. У Трампа пока для этого нет достаточного внешнеполитического опыта.

— Что можно сказать о внешнеполитических приоритетах Трампа по тем людям, которых он планирует пригласить в администрацию?

М.Б.: Вокруг него много людей из бизнеса, и он смотрит на администрацию через экономические призмы. Учитывая, что для него наибольшую угрозу представляет Китай, интересы будут сосредоточены вокруг этой страны.

Россия не представляет для США экономического соперника, и это поможет охладить температуру в отношениях и уменьшить трения.

C.Ч.: Я не думаю, что он по примеру Авраама Линкольна хочет создать «кабинет соперников», но в назначениях Трампа очень много идеологической несовместимости.

Там есть люди, которые отвечают его собственному «бренду республиканца», в их идеях смешались изоляционизм и реализм. Среди потенциальных назначенцев есть также несколько имен «неоконсерваторов».

Контраст между Миттом Ромни, кандидатура которого обсуждается в качестве возможного госсекретаря, Майклом Флинном и Трампом огромен. Единственное, что можно сказать о будущей администрации Трампа: мы о ней ничего не знаем и не можем быть ни в чем уверены.

— Будут ли США вести изоляционистскую политику?

М.Б.: Я не думаю, что у Трампа будет изоляционистская внешняя политика. Действительно, его не очень заботят международные союзы, у него нет слишком большого уважения к глобальным институтам, и он будет смотреть на все сквозь призму американских интересов. Китай, как я уже говорил, выглядит в глазах Трампа главным вызовом. К тому же США сильно зависимы экономически от КНР.

Тем не менее Трамп будет ограничивать изоляционистские меры, чтобы не нанести урон американским интересам.

То же самое можно сказать и об отношениях США с Мексикой.

С.Ч.: Я также не считаю, что это будет политика изоляционизма. Если Трамп, как ранее обещал, увеличит американский военный бюджет, то для противников США это не будет выглядеть как изоляция.

Если избранный американский президент активизирует свою борьбу против террористического «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России. — «Газета.Ru»), это также не будет выглядеть в глазах остального мира примером изоляционистской политики.

— Возможны ли совместные действия России и США в Сирии?

С.Ч.: Учитывая негативное отношение Трампа к инициативе по поддержке сил вооруженной оппозиции в Сирии, можно предположить, что американская помощь этим группировкам действительно может прекратиться.

Однако США — не единственная страна, которая поддерживает оппозицию. Среди них еще Турция, Саудовская Аравия, Катар. И не важно, что сделают США, эти страны будут играть свою роль и оказывать помощь союзникам. Трампу будет трудно уговорить эти страны последовать его примеру.

Проблема в том, что с точки зрения исторической перспективы хотя у США и России и общие цели в борьбе с терроризмом, подход к этой борьбе настолько разный, что это всегда затрудняло переход к реальному сотрудничеству.

Российским и американским профессионалам по борьбе с терроризмом крайне трудно найти общий язык.

М.Б.: ИГ сегодня отступает. Я вижу возможности для сотрудничества России и США в уничтожении террористов. Но у меня другой, более широкий вопрос: «Что делать с нестабильностью на Ближнем Востоке?» И я не вижу никакой силы, которая готова ответить на этот вопрос, начать инвестировать в решение этой масштабной проблемы.

Такова была ситуация и при Бараке Обаме. Он начал понимать, что регион может стать еще одним Вьетнамом для США.

Было бы хорошо, если бы была созвана конференция по Ближнему Востоку под эгидой России и США. Однако ее будет трудно организовать. Надо будет иметь дело с другими странами, и я не вижу, что Вашингтон и Москва готовы вложить в это необходимые усилия.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 4 декабря 2016 > № 1997458 Самуэль Чарап

Фидель

Если великий человек — тот, кто оказывается в состоянии изменить ход мировой истории, то Фидель — точно великий человек

Николай Вардуль

Если великий человек — тот, кто оказывается в состоянии изменить ход мировой истории, то Фидель — точно великий человек.

Он изменил историю не только своей страны, не только «пылающего континента», как когда-то назвал Латинскую Америку советский режиссер-документалист Роман Кармен, но и историю США и СССР. Речь не только о Карибском кризисе и высадке в заливе Свиней.

Игорь Фесуненко, журналист, специализировавшийся на Латинской Америке и прежде всего Бразилии, когда-то заметил: кубинская революция продлила жизнь Советскому Союзу. Он прав. 1960-е годы — последний мощный рывок вперед и вверх, который предпринял и в котором поначалу преуспел Советский Союз. Космос, Гагарин, Куба, триумфальное шествие нового поколения поэтов — все это они, 60-е, и возвращение подзабытой революционной романтики, без которой нет веры в свет будущего, — это прежде всего Куба. Но тогда же был и расстрел в Новочеркасске, были трещины в экономике, которые потом разрушили всю конструкцию.

С тех пор очень многое, почти все изменилось. Фидель оставался. Он на многолюдном митинге в Гаване в 1989 г. после визита на Кубу Михаила Горбачева не исключил возможность гибели СССР, но заявил, что и в этом случае Куба останется верной своей революции.

Что изменила эта революция? Да, с Кубы уехал примерно миллион ее граждан, да, масштаб лишений и невзгод, особенно после прекращения помощи со стороны Москвы, огромен. Да, Гавана, как и многие кубинские города, представляет собой романтические развалины, а автопарк — из Голливуда в лучшем случае все тех же 60-х. Но продолжительность жизни выше, чем в России и во многих европейских странах, бесплатная медицина не просто конкурентоспособна, но в ряде областей уверенно занимает самые передовые позиции. Кубинское образование в Латинской Америке котируется весьма высоко.

Как все это можно подытожить? На современном языке — это и есть приоритет развития «человеческого капитала» на практике, с успехом реализованный в очень неблагоприятных условиях. То, чего в России нет сейчас и не было в тучные годы заоблачных по сегодняшним меркам нефтяных цен.

Фидель был не просто патриархом латиноамериканских политиков. Он был тем, с кем стремились общаться. Умевшим убеждать не только толпы сторонников на митингах, но и самых разных политиков и деятелей культуры, начиная с Эрнеста Хемингуэя, которые гордились знакомством с ним и многое почерпнули из бесед с Фиделем. Он ни в коей мере не был сектантом, зашоренным на одну идею, он был по-настоящему глубоким и мудрым человеком.

Куба после Фиделя, конечно, изменится. Как и когда — станет ясно. Но Куба может гордиться Фиделем.

Мы живем во время, когда трудно сказать, что окажет большее влияние на формирование модели будущего — умные книги или клипы и продукты переосмысления исторических событий в тех или иных продуктах интернета.

Кто такой сегодня Че Гевара? Революционер? Террорист? Легенда? Или уже привычный бренд и, может быть, скоро гламурный образ масс-культуры?

И Фидель Кастро останется. Каким — вопрос открытый. Но он точно достоин памяти и памятников в самых разных областях.

Куба. Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > fingazeta.ru, 3 декабря 2016 > № 1996026 Николай Вардуль

 Быть вместе, как зубы и губы

российско-китайские отношения и новая стратегия Соединённых Штатов

Юрий Тавровский

Буквально за несколько часов до оглашения итогов выборов в Америке делегация Изборского клуба встречалась с пекинскими финансистами и политологами. Китайский деятель весьма крупного масштаба заявил тогда: в обозримой перспективе нас беспокоят три вопроса. Во-первых, какую политику в отношении Китая будет проводить Клинтон. Во-вторых, что будет с российской экономикой. В-третьих, каковы будут последствия "Брекзита". Среди наших собеседников никто не сомневался в поражении Дональда Трампа.

Уже на следующее утро было любопытно наблюдать удивление видных представителей китайского экспертного сообщества вестями из-за океана. Ведь в справках и прогнозах "на самый верх" предсказывалась уверенная победа Хиллари Клинтон. Перефразировав русскую пословицу, можно сказать "Старый враг лучше новых двух". В самом деле, манеру поведения бывшей первой леди и недавнего госсекретаря изучили досконально, интересы стоящих за ней "групп влияния" просчитывали отлично. А тут вдруг появляется деятель малоизвестный и непредсказуемый, способный на резкие слова и неожиданные поступки. Солидной и неспешной китайской дипломатии, пожалуй, впервые предстоит непрерывно решать уравнения с большим количеством неизвестных.

Разбившись на небольшие кружки по интересам, мы стали обсуждать победу Трампа и пытаться предсказать его первые действия. Мне удалось сильно удивить собеседников предположением, что Трамп унаследует важнейшую составляющую внешней политики своего предшественника — тихоокеанскую. Вот каковы были мои аргументы.

Не справившись с противниками, усмирять союзников

Придя к власти, Барак Обама провозгласил себя "тихоокеанским президентом". Могли сказаться воспоминания юности, проведённой в доме бабушки на Гавайских островах. Там он — бывают же совпадения! — посещал миссионерскую школу, в которой за много десятилетий до этого учился первый президент Китайской Республики Сунь Ятсен. Но дело, конечно же, вовсе не в этом. Обама и стоявшие за ним силы уже тогда опасались начавшегося "мирного возвышения Китая".

После унизительных поражений во время тихоокеанских битв Второй мировой войны: бомбежки Пёрл-Харбора, разгрома и пленения американских войск на Филиппинах, страшных жертв при штурме Окинавы и других островов Японии, — Вашингтон стал очень нервным и имел все основания оставаться таковым и в послевоенные десятилетия. Этому сильно поспособствовала "потеря Китая" после победы китайских коммунистов и бегство клиентов США на Тайвань. Вырванная с трудом "ничья" в Корейской войне и фиаско в вой­не Вьетнамской только усилили привычку американских правящих кругов ожидать неприятностей с просторов Тихого океана и омываемых им стран Азии.

Неприятные сюрпризы не заставили себя ждать и начались где-то в конце 70-х годов в форме "японского экономического чуда". Что делать с соперниками на поле боя, американцы знали: удары авианосных групп, высадки морской пехоты. Но разбомбить заводы "Тойоты" или "Сони", высадить десант в токийском финансовом центре Маруноути как-то не представлялось возможным.

Работая в Токио в 80-е годы, я был свидетелем торговой войны с военно-политическим союзником, разделявшим идеалы либерализма и рыночной экономики, скопировавшим многие институты американского общества. Американцы непрерывно ужесточали требования "притормозить" экспорт и скупку "чувствительных" активов, от студий Голливуда до небоскрёбов в Нью-Йорке, открыть японские рынки для импорта риса, снять ограничения для других "священных" для японцев отечественных товаров. Но постепенно главным требованием стало повысить курс японской иены по отношению к доллару. Японцы кланялись всё ниже, виновато улыбались всё шире, но ревальвацию не начинали. Только к 1985 году открытый и скрытый нажимы сделали своё дело, и Япония подписала "соглашение отеля Plaza". Иена и цены на экспортные товары подорожали, промышленность резко сбавила темпы развития, экспорт упал, рынок недвижимости "схлопнулся". О "японском экономическом чуде" больше никто не вспоминал.

По совету многомудрых Киссинджера и Бжезинского похожую ловушку приготовили и для Китая. В 2009 году президент Обама приехал с визитом в Пекин и предложил председателю Ху Цзиньтао ни больше, ни меньше как совместное господство в мире. Крупным шрифтом было набрано "G-2", гегемония двух держав. Шрифтом помельче были записаны разъяснения: Штаты будут старшим, а Китай — младшим партнером. Однако то ли Пекин вообще не собирался ни с кем заключать "Священный Союз", то ли уже тогда хотел чего-то большего. Предложение было отвергнуто.

За двумя тиграми погонишься…

Ответом Вашингтона стала разработка комплексной стратегии сдерживания Поднебесной всеми имеющимися средствами. Первая линия окружения была традиционной, военной. Собрать у берегов Китая две трети судов U.S.Navy. Активизировать соглашения с давними союзниками — Японией, Южной Кореей, Филиппинами и Таиландом. Создать угрозу главному маршруту транспортировки экспорта и импорта через Малаккский пролив, разместив в Сингапуре боевые суда и самолёты. Всё это предусматривала концепция "Pivot to Asia" ("Поворот к Азии"), оглашённая госсекретарём Хиллари Клинтон в 2011 году. Ради концентрации сил на этот антикитайский "поворот" Белый дом был готов даже сократить масштабы вмешательства в других районах мира, уйти из Афганистана и других "горячих точек".

Вторая линия называлась Транстихоокеанское торговое партнёрство (ТТП), которое должно было объединить в зону свободной торговли 12 стран тихоокеанского бассейна, кроме самой крупной торговой державы — Китая. Во имя сдерживания Пекина Вашингтон пошёл на целый ряд уступок другим странам-членам ТТП, подчас — даже вопреки собственным экономическим интересам. Именно эти уступки стали причиной затягивания ратификации уже подписанного документа в Конгрессе и резкой критики данного соглашения со стороны как республиканского, так и демократического кандидатов в президенты США.

Неудача договора о ТТП, на мой взгляд, была закономерным следствием попытки одновременно создать ещё одну новую зону свободной торговли — Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство (ТТИП). Это объединение должно было ещё сильнее привязать Евросоюз к США и, в частности, увековечить санкции против России, создать вокруг нашей страны кольцо экономической блокады вдобавок к НАТО. Американской дипломатии и самому Бараку Обаме пришлось и в этом случае преодолевать сопротивление потенциальных участников, включая Францию и других членов ЕС. Новые уступки, новое недовольство в Вашингтоне…

Распыление сил на геоэкономических фронтах сопровождалось такими же действиями на фронтах геостратегических. Так и не выбравшись из афганской ловушки, Вашингтон попал в новые: в Сирии, Ливии, Ираке, на рубежах России. Были и достижения: удалось резко ухудшить связи между Японией и Китаем из-за островов в Восточно-Китайском море, между странами Юго-Восточной Азии и Китаем из-за островов и морских пространств Южно-Китайского моря. Провоцируя Пхеньян на гонку вооружений, США в качестве "защитных мер" стали размещать ракетные комплексы THAAD в Южной Корее.

Однако баланс удач и провалов сложился явно отрицательный. Китай не удалось сдержать ни в военном, ни в экономическом отношении. В ответ на активизацию военных приготовлений у своих берегов Пекин укрепил цепь островов Южно-Китайского моря, создав, по существу, выдвинутый в сторону США новый рубеж обороны. Ускоренно строится океанский флот, включающий авианосцы и новейшие подводные лодки. Создана самостоятельная космическая группировка и система киберзащиты.

Взяв курс на выход из "вашингтонского консенсуса", Китай приступил к созданию альтернативного "пекинского консенсуса". При доминирующей роли китайских капиталов возникло сразу несколько финансовых институтов глобального масштаба: Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, Фонд "Шёлковый путь", Новый банк БРИКС. С недавним включением в "корзину" резервных валют МВФ китайский юань окончательно превратился в мировую валюту. Ответом на переговоры о создании ТТП стало всё более популярное предложение образовать в этом же районе мира Всеобъемлющее региональное экономическое партнёрство (ВРЭП). Успешно продвигается реализация выдвинутой в 2013 году инициативы "Один пояс и один путь", призванной, в первую очередь, направить торговые потоки между Китаем, Ближним Востоком и Европой по безопасным континентальным маршрутам подальше от американских военных баз в Тихом и Индийском океанах.

"Разворот к Америке" не означает "Отворот от Азии"

Провал попыток военного и экономического сдерживания КНР к концу правления Обамы стал очевиден. Он стал важнейшей темой предвыборных выступлений не только республиканца Трампа, но даже поддержанной демократами бывшего госсекретаря Клинтон, лично огласившей "Поворот к Азии" в 2011 году. Однако ни один из двух претендентов не говорил об отказе от конфронтации с Китаем и поиске новых форм взаимодействия двух финансово-экономических систем. Речь шла только о выборе новых, более эффективных средств борьбы. Заявив о намерении понизить уровень конфронтации с Россией, покончить с войнами в мусульманском мире, в которых американские генералы не могут добиться победы, сократить военное присутствие в странах Европы и Азии, не желающих оплачивать американский "зонтик", Дональд Трамп ничего не говорил о "разрядке" с Китаем. Напротив, он грозил резко нарастить число авианосцев и других боевых судов, объявить торговую войну Китаю, обложив пошлиной в 45% товары из Поднебесной. Огласив смертный приговор ТТП, Трамп одновременно заявил о намерении заключить "жёсткие" двусторонние соглашения со странами тихоокеанского бассейна, при помощи которых можно будет контролировать уровень их связей с "красным драконом".

Но главное — "символ веры" Трампа, выраженный словами "Америка на первом месте" (America first!), исключает возможность сосуществования на равных с любой другой державой мира. Единственная страна, способная сегодня претендовать на такие отношения, — это Китай. Именно модель равенства заложена в концепции "нового типа отношений мировых держав", выдвинутой Председателем КНР Си Цзиньпином ещё в 2013 году. Эту концепцию он несколько раз безуспешно предлагал Бараку Обаме, отказываясь поступиться национальными интересами своей страны и согласиться на первенство США. Никаких уступок не стоит ожидать Трампу и в ходе весьма вероятных контактов на высшем уровне вскоре после начала деятельности новой администрации. Несмотря на существование в китайской элите, включая партийное руководство, сильных проамериканских настроений, товарищи по партии могут "не понять" любую слабину в отношениях с Трампом. Ведь первый год правления нового президента станет предвыборным для председателя Си Цзиньпина, которому в декабре 2017-го придется побороться за переизбрание на ещё один пятилетний срок.

Российский угол Тихоокеанского треугольника

Выслушав мои доводы в пользу продолжения новыми властями США старой политики сдерживания КНР, мои пекинские собеседники задали вполне логичный вопрос: какова будет позиция России? Не захотят ли в Москве встать над американо-китайской конфронтацией и получать выгоду в обмен на поддержку то одной, то другой стороны?

Свой ответ я начал с того, что у каждой из великих держав треугольника есть свои национальные интересы. Они могут меняться, создавая различные конфигурации в "треугольнике". Китай при Мао Цзэдуне и, особенно, при Дэн Сяопине мастерски сыграл на американо-советском противостоянии и за переход на сторону Америки получил огромные финансовые и технологические ресурсы, без которых не состоялось бы "китайское экономическое чудо". Национальные интересы СССР и КНР, совпадавшие до конца 50-х годов, окончательно разошлись.

На протяжении примерно последних 10 лет США осуществляют политику одновременного сдерживания как России, так и Китая, что подталкивало две наши страны если не к военному союзу, то к той или иной форме стратегического взаимодействия. В Вашингтоне вряд ли хотели получить такой побочный эффект, но не могли действовать иначе. Исходя из собственного понимания национальных интересов, правящие круги Соединённых Штатов стремятся не допустить утраты статуса мирового гегемона, а также эмитента глобальной валюты — доллара. Понадеявшись на слабость России после распада Советского Союза и присоединения её экономики к "вашингтонскому консенсусу", они были поражены и возмущены всё более независимым поведением Москвы на мировой арене. Доведя конфронтацию до грани мировой войны, Вашингтон не решился её перейти и будет впредь только "жать на тормоза". В то же время о прекращении гибридной войны и подрывной деятельности в области экономики вряд ли стоит даже мечтать. Таким образом, центр тяжести американской стратегии сдерживания, как обещал Трамп, скорее всего, переместится на Китай. Уже в ближайшие месяцы можно ожидать обострения торговой войны, а также крупных провокаций по периметру границ Поднебесной — в первую очередь на Тайване.

Национальные интересы подвергающихся давлению России и Китая, как минимум, в обозримом будущем будут совпадать на стратегическом уровне. Накопившееся за последние месяцы разочарование состоянием торгово-экономических отношений отступает на второй план перед новыми вызовами. В Москве не могут не понимать, что возможное временное снижение накала антироссийских действий будет объясняться именно стремлением покончить с характерным для режима Обамы распылением сил и средств ради концентрации на главном фронте, против Китая. При этом на создание раскола между Москвой и Пекином будут брошены мощные средства: жонглирование санкциями, дипломатия, пропаганда, действия агентов влияния в национальных элитах. На нескольких "круглых столах" и телевизионных ристалищах последних дней мне уже довелось слышать предложения "продать Китай подороже". К чести участников этих мероприятий отмечу, что пробные шары катали считаные единицы, а остальные эксперты в резкой форме осаживали их. Тем не менее в китайской печати уже появились встревоженные статьи на тему возможного изменения позиции России в условиях надвигающихся неприятностей с Америкой.

Конечно, наши национальные интересы, в значительной степени совпадающие сейчас с китайскими, могут с течением времени поменяться. Да и китайские интересы когда-то могут измениться. Но в Москве и Пекине сейчас правят реалисты. Они видят неизменность американских интересов, которые состояли в прошлом, состоят сейчас и будут состоять вечно в устранении любых мощных держав, способных конкурировать с США. Следовательно, ни России, ни Китаю не стоит питать иллюзий и надеяться, что кого-то из них "минует чаша сия". Не минует. При этом лучше всего, словами китайской пословицы, "быть вместе, как зубы и губы".

Не знаю, согласились ли с этими аргументами китайские коллеги. Но надеюсь, что российские читатели примут мою сторону.

США. Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 2 декабря 2016 > № 1990236 Юрий Тавровский

 Как Япония оккупировала часть российских земель

Леонид Масловский

Первым врагом России была не Япония и даже не Германия, а Великобритания (Англия) и порождённые ею Соединённые Штаты Америки (США). Это они спровоцировали на войну с Россией и Японию, и Германию.

Всего в двадцатом веке Япония четыре раза нападала на Россию. Один раз в 1904 году на царскую Россию, второй раз после Великой Октябрьской социалистической революции на молодую Советскую республику и два раза на СССР.

США частично финансировали нападение Японии на царскую Россию в 1904 году. В 1904 году Япония была сравнительно бедна и при наличии огромного желания создать великую империю не имела достаточных сил и средств для захвата территории России. А захватить земли России хотелось.

Не могли японцы смириться с тем, что рядом с ними находятся Курильские острова, Сахалин, другие территории, вошедшие в состав России, и не они, а русские пришли и в незапамятные времена поселились рядом с Японией.

Кроме того, русские арендовали у Китая Квантунский полуостров, включая расположенные в заливах Жёлтого моря Порт-Артур (Люйшунь) и Дальний (Далянь), после аренды отстроенные русскими людьми.

Русская военно-морская база Порт-Артур была построена и укреплена на века и представляла собой самый красивый и укреплённый порт в Юго-Восточной Азии.

При всей амбициозности японских руководителей без помощи США и Англии Япония не решилась бы напасть на Россию. Англия и США сделали всё для того, чтобы Япония начала войну с Россией. И она её начала в 1904 году вероломно, без объявления войны напав на Россию. Первый удар был нанесён в ночь на девятое февраля (в тексте указывается новый стиль) по русской эскадре в Порт-Артуре.

Русские войска сражались мужественно, держа оборону с суши и с моря. Порт-Артур русские войска героически обороняли с двенадцатого августа 1904 года по второе января 1905 года по новому стилю, но не имели сил, достаточных для дальнейшего отражения атак противника. Японские войска ворвались в город, и Порт-Артур с 1905 по 1945 год был оккупирован Японией. В 1945 году Порт-Артур был возвращён СССР, но в 1955 году Н. С. Хрущёв вывел войска и флот из Порт-Артура.

В 1904 году наши войска героически сражались не только на суше, но и на море. Героически сражался русский крейсер «Варяг» вместе с канонерской лодкой «Кореец» под командованием В. Ф. Руднева. Сражение происходило у южно-корейского города Чемульпо (Инчхон) в гавани Жёлтого моря девятого февраля 1904 года. Бой был неравный. Два русских корабля сражались с целой японской эскадрой. Когда сопротивление стало уже невозможным, экипажи взорвали «Кореец» и затопили «Варяг».

В Цусимском сражении 27−28 мая 1905 года были разгромлены наши вторая и третья Тихоокеанские эскадры. Русские сражались до последнего матроса. Вместо убитых к орудиям вставали даже корабельные священники. Русская армия потерпела поражения и под Ляояном и Мукденом.

Трудно Японии доставались победы, и не Россия, которая только начинала «запрягать», а Япония запросила мира. Пятого сентября 1905 года в Портсмуте (США) был подписан мирный договор. Министр иностранных дел России Витте согласился передать Японии южную часть Сахалина, после чего его в России начали называть полусахалинским. Японии так же были переданы права на Порт-Артур и порт Дальний.

Много непонятного в действиях российской дипломатии в 1905 году. Почему Японии была передана половина острова Сахалин, в то время как японцы захватить Сахалин не смогли и имели только небольшой плацдарм, который не в состоянии был выдержать и одной атаки наших войск? Япония выдохлась, попросила мира и не могла вести боевых действий против России. Почему в этих условиях Российская дипломатия не только выполняла условия Японии, но и отдавала больше, чем осмелилась требовать Япония? Невыгодные для нас условия договора были навязаны США, и сами переговоры совсем не случайно проходили на территории США. Второй причиной кабальных условий договора являлась революционная ситуация внутри России.

С 1905 года Япония ждала подходящего момента для осуществления целей, не достигнутых в войне с Россией в 1904—1905 годах. Японии было мало российских земель, оккупированных в 1905 году. Она стремилась оккупировать наш Дальний Восток.

События в России развивались, как казалось Японии, в её пользу. В феврале 1917 года фактически была уничтожена самодержавная Великая Российская Империя. Англия, США и другие страны Запада хозяйничали в России, стремясь поделить её на множество мелких территориальных образований и навсегда лишить Россию государственности, а русский народ — права на жизнь.

Их планам не суждено было сбыться в то время. 25 октября 1917 года (7 ноября по новому стилю) свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция, уничтожившая частную собственность, частные банки, капитализм, эксплуатацию человека человеком и положившая начало новому социальному строю — социалистическому. К власти пришли большевики. Англия и США потеряли былое влияние в России.

В 1918 году, в самое трудное для молодой Советской республики время, Япония напала на Дальний Восток и… увязла в гражданской войне. Японцев мимоходом били и красные, и местные банды, и партизаны. В 1922 году белые были разбиты под Волочаевкой и Спасском. В феврале красные части вошли в Хабаровск. Разгромив основную силу, Красная Армия в октябре 1922 года вышвырнула японских интервентов из Владивостока «и на Тихом океане свой закончила поход».

Но Япония продолжала нападать на Россию и в дальнейшем: в августе 1938 года в Приморском крае РСФСР, у залива Посьет, в районе озера Хасан советские войска вели упорные бои с японскими захватчиками. Японцы перешли государственную границу СССР и захватили сопки Безымянная, Заозёрная, Чёрная, Пулемётная горка, расположенные между рекой Тумень-Ула и озером Хасан. Советские войска штурмовали захваченные японцами сопки. В итоге самураи потерпели поражение и отступили с нашей территории. Над сопкой Заозёрной победители вновь подняли красный флаг.

Нападение самураев у озера Хасан носило провокационный характер, являлось пробой наших сил. Крупномасштабные бои с участием тысяч людей, сотен танков, бронемашин, самолётов были ещё впереди, на Халхин-Голе.

В марте 1936 года на монголо-маньчжурской границе произошло несколько мелких стычек. В это время северо-восточная часть Китая, Маньчжурия, была захвачена и оккупирована Японией. В ответ на провокации на границе с Монголией 12 марта между СССР и МНР был подписан протокол о взаимопомощи. И. В. Сталин предупредил: «В случае если Япония решится напасть на Монгольскую Народную Республику, покушаясь на её независимость, нам придётся помочь Монгольской Народной Республике». Молотов подтвердил, что границу МНР мы будем защищать так же решительно, как и свою собственную границу.

В соответствии с договором о взаимопомощи в сентябре 1937 года в Монголию был введён «ограниченный контингент» советских войск в составе 30 тысяч человек, 265 танков, 280 бронемашин, 5000 автомобилей и 107 самолётов.

В ночь со второго на третье июля 1939 года японцы начали новое наступление с участием пехотных дивизий, танковых, артиллеристских, инженерных и кавалерийских полков. В их задачу входило окружение и уничтожение наших войск на восточном берегу реки Халхин-Гол. Для этого японские войска наступали как на восточном, так, форсировав реку, и на западном берегу реки, отсекая наши соединения от войск, находящихся на восточном берегу, то есть, создавая на западном берегу реки внешний фронт окружения. Соединения японских войск форсировали реку Халхин-Гол для перехода частей на западный берег в районе горы Баин-Цаган.

Японцы сражались мужественно, но были остановлены и выбиты с отдельных высот советскими частями с большими потерями и для нас, так как на момент японского наступления мы не имели количества сил и средств, достаточных для отражения удара противника. Причиной несвоевременного прибытия наших войск, техники и доставки боеприпасов являлась отдалённость железнодорожной станции от места боёв. Отдалённость японских войск от железной дороги составляла 60 километров, отдалённость наших войск от железнодорожной станции Борзя составляла 750 километров.

По разработанному генеральному плану 20-го августа 1939 года началось окружение Японских войск, вторгшихся на территорию Монголии. Операцию начали 150 бомбардировщиков СБ, под прикрытием 144 истребителей и весь день сбрасывали бомбы с высоты двух тысяч метров на позиции японцев. Артподготовка продолжалась два часа сорок пять минут. В девять часов утра советские войска перешли в наступление по всему фронту. Двадцать третьего августа окружение самураев было завершено. Попытки японцев внешним ударом прорвать кольцо окружения не увенчались успехом. Тридцатого августа удалось подавить последние очаги сопротивления.

К утру 31 августа 1939 года территория Монгольской Народной Республики была полностью очищена от японо-маньчжурских захватчиков. Наши потери убитыми и пропавшими без вести составили 7974 чел. и 720 чел. умерло в госпиталях от ран. Японские потери убитыми составляют не менее 22 000 чел. Раненных в РККА — 15 251 чел., в Японской армии — 53 000 чел. Потери в самолётах всех типов в авиации РККА — 249 штук, в авиации Японии — 646 штук (имеются сведения по датам потерь и типам сбитой и уничтоженной на аэродромах авиатехники). Как очевидно, Рабоче-Крестьянская Красная Армия воевала с японцами несравненно лучше царской армии.

Поколение участников боёв на Халхин-Голе отбило у Японии желание воевать с СССР. Во время Великой Отечественной войны 1941−1945 гг. Япония не осмелилась напасть на Советский Союз хотя и держала в Маньчжурии, на границе с СССР миллионную Квантунскую армию.

Советские войска начали наступление против Квантунской армии, как и обещал Сталин союзникам, ровно через три месяца после Дня Победы над Германией — 9 августа 1945 года. 10 августа в войну вступила Монгольская Народная Республика. Вмешательства в войну США с Японией требовали не только союзнические обязательства СССР, но и государственные интересы Советского Союза.

При нашем нейтралитете в Японию и Китай пришли бы американцы, потому что одна Япония не могла долго противостоять такой огромной и богатой стране, как США. Американцы не пожалели бы ничего, и если не в 1945, то в 1946 или в 1947 году захватили бы Японию. После капитуляции Японии СССР оказался бы в кольце американских баз на Курильских островах и Южном Сахалине. А вдоль всей огромной границы с Китаем дислоцировались бы многочисленные армии Чан Кайши, поддерживаемые американской авиацией.

Вступление СССР в войну с Японией обезопасило наши границы с Китаем и дало возможность свободного выхода в океан нашего Тихоокеанского флота, что также имело большое значение для безопасности России. До победы над Японией наш флот был заперт в Охотском море.

Напавшие на СССР в 1941 году Германия с Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией, поддерживаемые всей Европой, при явном преимуществе в живой силе и технике не смогли в нашей стране реализовать свой план молниеносной войны (блицкриг). Только армия Советского Союза в Японии всему миру показала что такое молниеносная война со второй после Германии сильнейшей армией мира.

17 августа главнокомандующий Квантунской армией генерал Отодзо Ямада отдал приказ начать переговоры с советским Главнокомандованием на Дальнем Востоке. А. М. Василевский ответил: «Предлагаю командующему войсками Квантунской армии с 12 часов 20 августа прекратить всякие боевые действия против советских войск на всём фронте, сложить оружие и сдаться в плен.

С 19 августа японские войска начали капитулировать. В плену советских войск, в конечном счёте, оказалось 148 японских генералов и 594 тысячи офицеров и солдат. Фактически миллионная Квантунская армия была разгромлена за 12 суток.

К концу августа было закончено разоружение и принятие в плен Квантунской армии и других сил противника, которые располагались в Маньчжурии и Северной Корее. Нашими войсками были освобождены Северо-Восточный Китай (Маньчжурия), Ляодунский полуостров, Южный Сахалин, Курильские острова и Северная Корея до 38-й параллели. Надо заметить, что наши войска ворвались даже в Сеул, но потом согласно имевшемуся с США соглашению оставили его и отошли к северу. 10 сентября был днём окончания полной капитуляции и пленения Квантунской Армии.

Русское воинское кладбище в Порт-Артуре посещали большие группы советских офицеров, красноармейцев и краснофлотцев. Посетили кладбище и маршалы Советского Союза, и генералы, и адмиралы. Здесь, в месте захоронения с 9 февраля 1904 по 2 января 1905 года 15 тысяч солдат, матросов и офицеров Порт-Артурского гарнизона и флота особенно остро ощущалась связь поколений и времён истории России.

В центре кладбища стоит белая часовня на высоком фундаменте, на мраморе которой написано: «Здесь покоятся бренные останки доблестных русских воинов, павших при защите крепости Порт-Артура». Генералы отдавали рапорт. Под звуки траурно-торжественного марша советские, русские воины нового поколения возлагали цветы на могилы русских воинов прошлого поколения.

Советские солдаты, как и солдаты царской армии, защищавшие Порт-Артур, стояли насмерть и в войне с Германией и её союзницей Японией не посрамили русского оружия, вернули свои земли и отомстили за смерти своих соотечественников.

2 сентября 1945 года японский министр иностранных дел Сигемицу и начальник генерального штаба Умедзу подписали акт о безоговорочной капитуляции. Как мирный договор с Россией в 1905 году, так и акт о безоговорочной капитуляции в 1945 году Япония подписывала на территории США — в 1945 году на борту американского линкора «Миссури». Этим Америка давала понять не только Японии, но и всему миру кто хозяин в Юго-Восточной Азии.

Но Советский Союз, уступив Америке Японию, оставил себе Китай и Северную Корею и тем самым резко ограничил влияние Америки в Юго-Восточной Азии, как незадолго до этого ограничил её влияние в Европе. Ограничить влияние США без войны с ними было под силу только великому Советскому Союзу во главе с великим государственником И. В. Сталиным. Укрепление СССР своих позиций на Дальнем Востоке, как и в Европе, позволило народам советской страны нормально жить и развиваться сорок лет до 1985 года.

Второго сентября 1945 года И. В. Сталин обратился к гражданам СССР: «Поражение русских войск в 1904 году в период русско-японской войны оставило в сознании народа тяжёлые воспоминания. Оно легло на нашу страну чёрным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди старшего поколения, этого дня. И вот, этот день наступил. Сегодня Япония признала себя побеждённой и подписала акт безоговорочной капитуляции. Это означает, что Южный Сахалин и Ку-рильские острова отойдут к Советскому Союзу, и отныне они будут служить не средством отрыва Советского Союза от океана и базой японского нападения на наш Дальний Восток, а средством прямой связи Советского Союза с океаном и базой обороны нашей страны от японской агрессии. Наш советский народ не жалел сил и труда во имя победы. Мы пережили тяжёлые годы. Но теперь каждый из нас может сказать: мы победили. Отныне мы можем считать нашу отчизну избавленной от угрозы немецкого нашествия на западе и японского нашествия на востоке. Наступил долгожданный мир для народов всего мира".

В честь славных советских войск, одержавших победу, 3 сентября был дан салют в Москве 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий. День 3 сентября был объявлен праздничным Днём Победы над Японией.

В советско-японской войне 1945 года есть ещё некоторые заслуживающие рассмотрения факты. В частности, нашим генеральным штабом был разработан план высадки десанта на самый северный из японских островов — Хоккайдо, то есть высадки десанта непосредственно на территорию японского государства. Но 28 августа советские войска получили приказ о запрете штурма.

Некоторые военные считают, что надо было нарушить договор с американцами и штурмовать остров Хоккайдо, расположенный недалеко от Южного Сахалина и задолго до японцев освоенный русскими, как и все другие острова Курильской гряды. Даже в самом конце 18 века японцы не претендовали на Южные Курилы и признавали право России на эти земли.

Корияма Ёсимицу, японский историк, пишет, что глава центрального правительства Японии Мацудайра Саданобу ещё в 1792 году в своём предписании подчинённым, изданном в связи с предстоящими русско-японскими переговорами, заявил, что район Нэмуро (остров Хоккайдо) не является японской землёй. Острова не только не входили в состав Японии, но японцы до конца 18 века не ступали на землю островов. Могами Тонукай, участник экспедиции, высадившийся на Южные Курилы в 1785 году, писал в своём отчёте: «Я был первым японцем, ступившим на эту землю, жители острова были удивлены, увидев меня, и окружили толпой, разглядывая меня».

Промышленник Семён Дорофеевич Итуёсов произвёл большое впечатление на Могами своими познаниями в географии Курил. Это неудивительно, так как русские владели Курилами с первой половины 17 века. Русские давали названия островам. В дальнейшем на своих картах англичане и японцы их переименовывали. В частности, острова Фигурный (Шикотан, Шпанберг), Зелёный (Сибоцу) и т. д.

Заселять Южные Курилы японцы начали даже не в 1905, а в 1930—1940 годах для обслуживания и строительства военно-морских баз и аэродромов. Таким образом, многие исторические факты доказывают, что не Россия должна отдать Японии Южные Курильские острова, а Япония должна вернуть России незаконно присвоенный остров Хоккайдо.

В войне с Японией мы не были захватчиками, так как не захватили ни пяди японской земли, отказавшись даже от возвращения острова Хоккайдо. Мы были освободителями, потому что освобождали свои территории, свою землю, захваченную японцами, и территории Китая и Северной Кореи.

А вот Япония в ХХ веке вела против России несколько захватнических войн и оккупировала часть территории Российской империи. Япония не имеет никаких прав на Курильские острова, а российское правительство не имеет никаких оснований для передачи Японии части территории Российской Федерации. Передаче территорий, которые народ сотни лет осваивал и ценой своих жизней защищал от врагов, является изменой Родине и создаёт прецедент для дальнейшего отторжения земель от России.

Япония. США. ДФО > Армия, полиция > zavtra.ru, 2 декабря 2016 > № 1990164 Леонид Масловский

Внедрение алюминиевых сплавов тормозит нормативная база

Александр Конюхов, главный научный сотрудник отделения «Транспортное материаловедение» АО «ВНИИЖТ», д. т. н.

В связи с кризисными явлениями в вагоностроении возрос интерес к производству вагонов с кузовами из алюминиевых сплавов. Спрос обусловлен возможностью повышения технических характеристик вагонов, снижения затрат жизненного цикла, обеспечения на высоком уровне надёжности и безопасности.

Мировая практика грузового вагоностроения свидетельствует о том, что использование алюминиевых сплавов в конструкции кузовов позволяет не только снизить массу тары вагона (удельный вес алюминия в 2,9 раза меньше, чем у стали, а удельная прочность в 2 раза выше), но и увеличить грузоподъёмность вагонов, повысить их конкурентоспособность.

Грузовые вагоны Северной Америки имеют грузоподъёмность 112 тонн, массу тары – 18 тонн, осевую нагрузку – 32,5 тонны, коэффициент тары – 0,17. Для сравнения: у отечественных вагонов грузоподъёмность порядка 70 тонн, масса тары – 21–24 тонны, осевая нагрузка – 23,5 (25) тонны, коэффициент тары – 0,30–0,32. Таким образом, на одну тонну перевозимого груза в России перевозят практически в два раза больше металла тары, чем в США и Канаде.

Основным доводом противников широкого использования таких вагонов является первоначальная стоимость вагона. Действительно, стоимость одной тонны алюминия на лондонской бирже около $1500, что почти в 5 раз больше стоимости стали. Удорожание кузова вагона массой 5 тонн за счёт стоимости алюминия составит примерно 500 тыс. руб., причём удорожание по сравнению со стальным вагоном – на 25%, а не в 4–4,5 раза, как отмечено в статье «Лёгкому сплаву тяжело конкурировать с железом» («Гудок» от 01.11. 2016). Если ещё учесть тенденцию к снижению стоимости алюминия, то фактор первоначальной стоимости вагона скоро уйдёт на второй план.

Безусловно, расчёт экономической эффективности необходимо разработать, опираясь на реальные данные по расходу алюминия и его стоимости. За рубежом, прежде чем заказывать десятки тысяч вагонов, несколько лет ушло на эксплуатационные испытания и расчёты ТЭО в нескольких компаниях. Сейчас в Северной Америке в эксплуатации находится порядка 150 тыс. таких грузовых вагонов, в основном полувагонов для перевозки угля и хопперов (зерновозов и минераловозов), а также крытые. Серийное производство вагонов с кузовом из алюминиевых сплавов в США освоено в 1986 году, объём 5000 вагонов в год. Кузова собирают по технологии «штифт с обжимной головкой» (ШтОГ соединения) без применения сварки.

Чтобы обеспечить разработку отечественных грузовых вагонов с кузовами из алюминиевых сплавов, необходимо разработать нормативную документацию (стандарты) на сплавы, соединения элементов, технические требования к ним и методы контроля. Отечественная промышленность также проявляет интерес к вагонам с кузовами из алюминиевых сплавов. Изготовлены и прошли сертификационные испытания вагоны-хопперы производства «Промтрактор-Вагон» и ТВСЗ. Однако коэффициент тары у этих вагонов продолжает оставаться высоким – более 0,22, что значительно уступает зарубежным аналогам. Большим тормозом внедрения новых конструкционных материалов в вагоностроении являются отечественные нормативные документы, в частности ГОСТ 9246-2013, в котором указывается минимальная масса тары – 21 тонна для вагонов с осевой нагрузкой до 25 тс. Эти требования объясняются отсутствием тележки для вагонов с коэффициентом тары 0,17. Надо срочно создавать тележку для коэффициента тары 0,16–0,20 с допускаемой осевой нагрузкой 27–32,5 тонны. Эта задача не представляется труднорешаемой, поскольку такая тележка (Barber) имеется в России. Основной технический довод противников снижения массы тары состоит в том, что при массе тары менее 21 тонны увеличивается количество сходов порожних вагонов из-за плохого состояния пути и плохой тележки. В США и Канаде подобных проблем нет или они давно решены.

Есть и проблемы в пассажирском вагоностроении при производстве поездов с кузовами из алюминиевых полых профилей («Сапсан», «Ласточка»). Не освоено у нас производство полых профилей из алюминиевых сплавов, их приходится закупать в Китае.

В любом случае нам пора готовиться к освоению производства современных высокоскоростных поездов, изготовленных по российским стандартам.

Россия. США > Транспорт. Металлургия, горнодобыча > gudok.ru, 1 декабря 2016 > № 1989153 Александр Конюхов

Переосмысление ядерной политики

Учет запасов

Фред Каплан – военный публицист журнала Slate и автор книги «Темная территория: секретная история кибервойны и волшебники Армагеддона»

Резюме В отсутствие изменений в мировой политике, на которые в ближайшем будущем надеяться не стоит, все глубоко увязли в ядерном оружии. Оно сдерживает агрессию – не только возможный ядерный удар, но и вторжение традиционных войск.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 5, 2016 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Через четыре месяца после вступления в должность президента Барак Обама, выступая на саммите в Праге, пообещал предпринять «конкретные шаги в направлении мира без ядерного оружия». Однако спустя почти восемь лет он руководит программой модернизации ядерного арсенала США, которая обойдется бюджету в 35 млрд долларов в год в течение следующего десятилетия и в последующие годы. Тем, кто обвиняет его в лицемерии, Обама говорит, что всегда считал мир без ядерного оружия долгосрочной целью, которая вряд ли будет достигнута при его жизни и тем более за время его пребывания на президентском посту. Он заявляет, что программа модернизации не предусматривает создания новых смертоносных ядерных вооружений в большем количестве, она направлена на сохранение имеющегося арсенала и на обеспечение его безопасности.

По большому счету это утверждение верно, но без ответа остается более важный вопрос: нужен ли Соединенным Штатам их нынешний арсенал? Похоже, что в конце президентского срока Обама размышляет как раз над этим. В речи, произнесенной 6 июня этого года в Ассоциации по контролю над вооружениями, заместитель советника по национальной безопасности Бен Родс заметил, что «план модернизации составлялся при другом бюджете и другом Конгрессе» и президент «продолжит пересматривать эти планы, думая о том, как передать эстафету своему преемнику». В каком-то смысле Родс просто повторяет мысль Роберта Уорка, заместителя министра обороны, высказанную в феврале: в эпоху бюджетных ограничений цена ядерного плана вынудит пойти на компромиссы, и если это будет означать сокращение обычных вооружений, то план будет «очень и очень проблематичным». Однако другие официальные лица заявили, что пересмотр, упомянутый Родсом, подстегивается не только бюджетными проблемами, но и вопросами стратегии и истории.

Заявление Родса несколько приглушило тревогу, которая ощущалась в определенных коридорах Конгресса. В письме от 16 июня сенаторы-республиканцы Джон Маккейн и Боб Коркер напомнили Обаме, что во время дебатов по поводу нового Договора о сокращении стратегических вооружений (нового СНВ) в 2010 г. он обещал в обмен на ратификацию договора Сенатом модернизировать или заменить все три составляющие ядерной триады. Речь идет о межконтинентальных баллистических ракетах наземного базирования (МБРНБ), баллистических ракетах на подводных лодках (БРПЛ) и бомбардировщиках дальнего радиуса действия. Сенаторы предупредили его, что он не должен теперь давать задний ход.

Таким образом, через четверть века после окончания холодной войны Соединенные Штаты стоят на краю пропасти, скатываясь в очередные ядерные дебаты. В 1980-е гг. ядерное оружие настолько доминировало в дискуссиях о политике национальной безопасности, что специалистам моложе 50 лет это сейчас просто трудно себе представить. Арсеналы двух сверхдержав выросли до таких пугающих размеров, а вероятность реальной войны между ними настолько уменьшилась, что гонка ядерных вооружений стала восприниматься как чистой воды абстракция, когда малопонятные (и по сути бессмысленные) показатели вроде «коэффициента полезной нагрузки ракет» стали символом конкуренции и конфликта.

Несмотря на трения между США и Россией в эпоху Владимира Путина, стороны отказались от подобного соперничества. Сегодня трудно найти таблицы сопоставления ядерных арсеналов, которые когда-то анализировались с научной дотошностью. Никто всерьез не помышляет о том, чтобы приводить подобную статистику для измерения «баланса сил», какой бы смысл ни вкладывался в это понятие. Поэтому сегодня самое время задать несколько принципиальных вопросов до того, как пикейные жилеты углубятся в новые дебаты. Для чего Соединенным Штатам ядерный арсенал? Сколько боеголовок и какого вида следует считать достаточным минимумом?

Подробности Судного дня

Публичная дискуссия по этим вопросам всегда была лицемерна. Министр обороны при президенте Джоне Кеннеди Роберт Макнамара изобрел формулу «ограниченного сдерживания», известную как «взаимно гарантированное уничтожение». Иными словами, если после первого удара русских у американцев останется достаточное количество боеголовок и ракет для уничтожения двухсот советских крупнейших городов, этого будет вполне достаточно, чтобы удержать СССР от рассмотрения возможности первого удара. Ущерб, нанесенный любыми другими вооружениями, доказывал Макнамара, будет несопоставимо малым и ничтожным. Фактически эта формула всего лишь использовалась министром обороны для обуздания аппетитов армейских чинов (Объединенный комитет начальников штабов запросил 10 тыс. МБРНБ; Макнамара же урезал это число до одной тысячи). Даже в эпоху Макнамары американские ракеты никогда не были нацелены на советские города или населенные центры как таковые; мишенью были преимущественно военные объекты. И все же боеголовки и бомбы были настолько огромны в то время – многие несли заряд, существенно превышавший мегатонну, – что десятки или сотни миллионов людей были бы убиты в любом случае, не говоря уже о миллионах, которые могли погибнуть от радиоактивных осадков.

Первый согласованный план ядерной войны, известный как Единый комплексный операционный план, был разработан Командованием стратегических ВВС США в Омахе, штат Небраска, в 1960 г., до избрания Кеннеди. В этом плане обосновывалось необходимое военным количество бомб и ракет. Мишенью стали все сколько-нибудь ценные объекты в Советском Союзе (а также в коммунистическом Китае и Восточной Европе). Офицеры Объединенного штаба по планированию стратегических целей постановили, что несколько особо важных целей должны быть уничтожены с вероятностью 90%, а другие – с вероятностью 98 процентов. По этим правилам каждый объект становился целью для нескольких орудий и, таким образом, армия должна закупить в несколько раз больше вооружений, чем это могло показаться разумным на первый взгляд.

В 1961 г., сразу после того как Кеннеди стал президентом, Макнамара пересмотрел единый комплексный план, чтобы предоставить президенту возможность нанесения «ограниченных» ударов по советским стратегическим военным целям (МБРНБ, укрытия для подводных лодок, авиабазы стратегических бомбардировщиков), а не по городам. И все же требования оставались колоссальными. Поскольку Советы увеличивали ядерный арсенал на протяжении 1960-х гг. – в основном в ответ на наращивание американского ядерного потенциала – потребности росли прямо пропорционально. Ограничение Макнамары на уровне тысячи МБРНБ оставалось в силе, поэтому американский военный истеблишмент разработал ракеты, оснащенные несколькими боеголовками, каждая из которых могла поражать отдельную мишень. Они получили известность как РГЧИН – «разделяющаяся головная часть с блоками индивидуального наведения». Когда советские и американские МБРНБ были оснащены РГЧИН, они в одночасье стали самым смертоносным и по этой причине наиболее уязвимым видом вооружений. Само существование такого оружия создавало новый вид нестабильности: во время кризиса каждая из сторон могла испытать искушение нанести первый удар своими МБРНБ хотя бы для того, чтобы упредить первый удар другой стороны.

Эта ситуация, которую теоретики окрестили «нестабильностью в случае кризиса», породила множество сценариев ядерного обмена с обманчиво точными расчетами. Все они предусматривали, что президент США и генеральный секретарь ЦК КПСС дадут приказ выпустить сотни или тысячи ядерных боеголовок по главному противнику, убив десятки или сотни миллионов граждан. При этом предполагалось, что лидеры сохранят трезвый ум и хладнокровие, чтобы обмениваться ракетными ударами (теоретики абсурдно исходили из предпосылки, будто разведывательные спутники и компьютеры все еще будут функционировать достаточно хорошо, чтобы оценивать ущерб). В результате этой любопытной шахматной партии та или другая сторона одержит какую-то победу. Сегодня эти книги и статьи кажутся странными, если не сказать бредовыми (многие из них были переизданы в специализированных журналах).

С окончанием холодной войны закончились и эти диковинные рассуждения, равно как и гонка ядерных вооружений. Ядерный арсенал США достиг пика в 1967 г., когда на вооружении стояло 31 255 боеголовок, но уже к 1991 г. он снизился до 19 008 боеголовок – в основном за счет демонтажа тактического ядерного оружия в Западной Европе и Южной Корее. Через десять лет это число сократилось еще вдвое, а в следующем десятилетии снова уменьшилось вдвое. Частично это стало следствием соглашений о контроле ядерных вооружений, которые подписывались с начала 1970-х годов. Но в гораздо большей степени это сокращение стало возможно потому, что при президенте Джордже Буше-старшем, а затем при президенте Билле Клинтоне гражданские аналитики Пентагона взяли под контроль Единый комплексный операционный план – впервые с 1961 г., когда он был пересмотрен Макнамарой.

Внимательнее ознакомившись с самым секретным перечнем целей и числом боеголовок, нацеленных на каждую из них, гражданские аналитики пришли к выводу, что список искусственно раздут: многие включенные в него объекты не были важными, и многие можно было уничтожить гораздо меньшим числом боеголовок. В итоге, как пишет отставной генерал Джордж Ли Батлер, бывший главком Стратегического военного командования (СВК), в книге «Необычное дело», ядерные потребности были снижены с 10 тыс. боеголовок до 5888. (Гражданские аналитики даже это количество считали избыточным, но им пришлось пойти на политический компромисс.) Фактическое число боеголовок сократилось пропорционально и продолжало уменьшаться, хотя и не так резко.

Последнее (и достаточно скромное) сокращение стало следствием нового договора по СНВ. Обама надеялся на новые соглашения, но ему так и не удалось их согласовать и подписать. Он объясняет это возвращением Путина в президентское кресло. Но даже если бы президентом России остался партнер Обамы по переговорам, более умеренный Дмитрий Медведев, сомнительно, что им удалось бы заключить еще один договор по СНВ. В то время Обама сказал, что второй договор должен предусматривать сокращение не только ракет дальнего радиуса действия, но и ракет среднего и ближнего радиуса действия. Однако, учитывая превосходство американцев в обычных вооружениях, ни один российский лидер не рискнул бы встать на этот путь. Когда Советский Союз и страны Варшавского договора превосходили НАТО в стрелковом вооружении и танках вдоль границы между Восточной и Западной Германией, президенты США считали ядерное оружие, включая ракеты, тактические бомбы и даже ядерную артиллерию, средством компенсации военного дисбаланса. Аналогичным образом сегодня относятся к ядерному оружию и российские лидеры. (Соединенные Штаты сохраняют на своих европейских складах всего 184 атомные бомбы, которые могут быть установлены на тактических боевых самолетах, тогда как Россия, по некоторым оценкам, имеет более 2 тыс. боеголовок, многие из которых развернуты и готовы к запуску.)

Коль скоро ядерные переговоры зашли в тупик, следовало ли Обаме продолжать одностороннее сокращение ядерных боеголовок? В сфере ядерного оружия, в конце концов, нет необходимости на каждую неприятельскую ракету иметь свою собственную – боеголовка на боеголовку или килотонна на килотонну. Президентам необходимо определиться с тем, какие задачи, по их мнению, должен выполнять ядерный арсенал, и позаботиться о том, чтобы, даже исходя из пессимистического сценария, у военных было достаточно оружия для выполнения поставленных задач. Если расчеты показывают, что им нужны, допустим, тысяча ядерных боеголовок, то не имеет значения, будет ли у России или другой недружественной страны в два, три или в десять раз больше боеголовок. Однако в политических кругах на эти вопросы смотрят несколько иначе.

Системная модернизация

Сегодня у Соединенных Штатов 440 МБРНБ, 288 БРПЛ (на 14 подлодках) и 113 стратегических бомбардировщиков, способных нести совокупный груз в 2070 атомных бомб и ядерных боеголовок. Еще 2508 боеголовок хранятся на складах на случай резкого ухудшения международных отношений и возобновления серьезной гонки вооружений. У России 307 МБРНБ, 176 БРПЛ (на 11 подлодках) и 70 бомбардировщиков, способных нести совокупный груз в 2600 бомб и боеголовок. Плюс к этому 2400 боеголовок хранятся на складе. У Китая 143 МБРНБ, 48 БРПЛ (на четырех подлодках) и три бомбардировщика, имеющих достаточно большой радиус действия, чтобы атаковать западное побережье Соединенных Штатов – всего примерно 180 бомб и боеголовок. (Эти цифры взяты из материалов Ханса Кристенсена и Роберта Норриса, которые составили самые полные и, как утверждают мои источники, самые надежные, незасекреченные таблицы ядерных арсеналов разных стран.)

Китайцы никогда не играли в игру под названием «гонка ядерных вооружений»; они проводят политику «минимального сдерживания», поддерживая уровень вооружений, достаточный, чтобы не подпускать близко потенциальных противников: Россию и США. (В последнее время мы слышим об умеренном наращивании вооружений Китаем – возможно, как реакция на успехи американцев в области системы противоракетной обороны.) С другой стороны, русские проводят активную программу модернизации вооружений. Они сохранили 46 старых МРНРБ, оснащенных РГЧИН, и собираются заменить две трети старого арсенала.

По сравнению с русскими американцы не слишком активны – они лишь заменяют старые ракеты и бомбардировщики новыми, которые не отличаются большей разрушительной силой. При этом Вашингтон не слишком спешит даже с простой заменой устаревших образцов. США давно уже избавились от МРНРБ, оснащенных РГЧИН, и у новой модели ракеты лишь одна боеголовка. Называется она стратегическим сдерживающим средством наземного базирования, и ее дебют ожидается не раньше 2028 года. Новая подводная лодка класса SSBN-X пройдет испытания в море не раньше 2031 года. Новый самолет под названием «Ударный бомбардировщик дальнего радиуса действия» должен появиться в конце 2020-х гг., равно как и новая ракета класса «воздух-земля» дальнего радиуса действия – модернизированный вариант нынешней крылатой ракеты «воздух-земля».

Но при этих сроках американский план модернизации, если его выполнить в полном объеме, будет очень дорогим. Согласно Бюджетному управлению Конгресса, 642 новые МБРНБ (из которых 400 будут развернуты в шахтах) обойдутся налогоплательщикам в 60 млрд долларов, 12 новых атомных подводных лодок – в 100 млрд долларов, 100 новых бомбардировщиков – в 55 млрд долларов. Еще 30 млрд придется заплатить за тысячу новых крылатых ракет и 50 млрд – за более быстрые, гибкие и безопасные системы командования и управления. И это не считая содержания ядерных лабораторий, на что в следующем десятилетии уйдет еще 80 миллиардов.

Изначальная причина появления ядерной триады – чисто бюрократическая. Армия строила МБРНБ, ВМС – подлодки, а ВВС – бомбардировщики. В конце концов контракт на МБРНБ достался ВВС, а армии осталось размещение ядерного оружия на носителях среднего и ближнего радиуса действия в Западной Европе и Южной Корее, а также проведение исследований и разработок в области противоракетной обороны для защиты континентальной части Соединенных Штатов. С тех пор эти проекты по большей части испарились. Однако, когда в 1960-е гг. началась гонка вооружений, триада приобрела стратегическую подоплеку. МБРНБ были самым могущественным и точным из трех видов вооружений – идеальным инструментом для своевременного удара по подземным пусковым шахтам советских ракет, защищенных от воздействия ударной волны. БРПЛ были не столь могущественным и менее точным видом вооружений. Однако они были наилучшим образом защищены, так как находились на подлодках, незаметно бороздивших просторы океана. Если определять сдерживание как сохранение сил второго удара, БРПЛ так же важны. Бомбардировщики были медленнее – для достижения цели им требовалось не несколько минут, а несколько часов, но благодаря этому летчики оставались за пределами советских границ в ожидании дальнейших указаний или могли быть отозваны на базу, если кризис удастся разрешить.

Доводы в пользу МБРНБ наземного базирования сегодня малоубедительны, и такими они были с 1990 г., когда ВМС США начали размещать ракеты класса «Трайдент II» на подводных лодках. В отличие от прежних МБРНБ, эти ракеты достаточно точны и способны уничтожить подземные пусковые шахты советских ракет, защищенных от воздействия ударной волны. Другими словами, одна из уникальных особенностей МБРНБ – способность быстро поражать цели, защищенные от воздействия ударной волны – больше не была уникальной. Между тем их другое качество – уязвимость для первого удара противника – никуда не делось. Даже если следовать эзотерической логике ядерных стратегов, МБРНБ снижают безопасность США, не предлагая ничего взамен.

Во время холодной войны главный довод в пользу наземного базирования МБРНБ заключался в необходимости отвечать на действия Советов – хотя бы для того, чтобы продемонстрировать «решимость» и «внушить доверие». Этот аргумент и в те времена выглядел малоубедительным, а уж сегодня и подавно. Так в чем же смысл сохранения и тем более модернизации МБРНБ? Если они дестабилизируют обстановку, почему бы их не демонтировать?

У ВВС и некоторых гражданских стратегов появились новые резоны. Они называют это «теорией губки». Их логика гласит, что без МБРНБ, которые отвлекают на себя русские ракеты, в континентальной части США останется всего шесть стратегических целей. Это три базы бомбардировщиков (в Луизиане, Миссури и Северной Дакоте), два порта подлодок (в Бангоре, штат Вашингтон, и Кингс-Бей, штат Джорджия), а также Высшее национальное военное командование (Вашингтон, округ Колумбия). Русские могли бы атаковать эти цели всего двумя или даже одной ракетой с разделяющимися боеголовками. Американский президент, понимая, что у русских остаются тысячи боеголовок, может не нанести ответного удара, опасаясь новых действий со стороны России. В 1970-х гг. некоторые ястребы рисовали аналогичный сценарий, который они называли «сдерживание наших сдерживающих средств». С другой стороны, если Соединенные Штаты сохранят 400 МБРНБ, то русским придется выпустить как минимум 400 боеголовок для их уничтожения. По любым меркам это был бы массированный удар, способный спровоцировать ответный массированный удар, перспектива которого будет удерживать русских от соблазна атаковать первыми.

Это странная теория, поскольку она исходит из того, что президент США будет мириться с ядерным ударом, который, несмотря на ограниченный масштаб, может стоить жизни сотням тысяч, а, быть может, и миллионам гражданских лиц, и не нанесет ответный удар любой из сотен ракет, установленных на неуязвимых подводных лодках. Но допустим, что эта теория имеет под собой какие-то основания и армии нужно больше шести целей на территории Соединенных Штатов, которые будут действовать подобно губке, впитывающей и принимающей на себя ядерный удар России. Даже в этом случае только с большой натяжкой можно настаивать на необходимости 400 МБРНБ или 400 губок. Сколько их нужно на самом деле? Десяток, два десятка? Наверняка не больше. При этом данные ракеты (опять же, если исходить из того, что в этой теории есть хоть доля здравого смысла) вовсе необязательно должны быть сверхсовременными. Иными словами, можно убедительно доказать, что Соединенным Штатам вообще не нужна новая МБРНБ.

Нужен ли США новый пилотируемый бомбардировщик дальнего радиуса действия, способный преодолеть российскую систему ПВО? Доводы в его пользу также малоубедительны. При радиусе действия 2400–2500 км крылатые ракеты «воздух-земля» могут быть выпущены с бомбардировщиков, находящихся вне пределов досягаемости российских средств ПВО. Значит ли это, что новая крылатая ракета воздушного базирования – хорошая идея? Возможно, но с одной оговоркой: крылатая ракета ВВС дальнего радиуса действия, неуязвимая для ПВО противника – не простая замена устаревших аналогов. Это новый вид вооружений в американском плане модернизации, с совершенно новой конструкцией. У таких ракет выше точность и больше радиус действия, что не вызывает возражений, но они могут нести как обычные бомбы, так и ядерные боеголовки, и эта их особенность уже вызывает озабоченность. Бывший министр обороны Уильям Перри утверждал, что если удар будет нанесен с применением оружия дальнего радиуса действия вне зоны досягаемости средств ПВО противника, то лидер атакуемой страны не сможет выяснить, какой вид заряда несет ракета. Исходя из худших предположений (обычно политические лидеры следуют этой логике в военное время), он или она могут предположить, что ракета несет ядерный заряд, и отреагировать соответственно.

Что касается нового класса подлодок с ядерными ракетами на борту, против них трудно что-либо возразить. Подлодкам класса «Огайо», которые сегодня стоят на вооружении, от 20 до 40 лет. В какой-то момент они станут слишком старыми, и их уже будет опасно отправлять в длительное плавание в Мировой океан. Но нужны ли американским ВМС 12 новых подлодок? Может быть, хватило бы 8–10, как полагают некоторые? В любых расчетах необходимо учитывать, что какие-то подлодки должны находиться в Тихом океане, другие – в Атлантическом океане, а третьи – в порту для дозаправки и ремонта. Если исходить из логичного допущения, что трех подлодок достаточно для каждой локации, то девяти новых подлодок вполне хватит. Если посчитать это число избыточным, то можно обойтись и восемью; если посчитать это слишком рискованной стратегией, то десяти в любом случае должно хватить. Но обосновать необходимость строительства 12 новых подлодок едва ли возможно.

Наконец, программа лучше защищенных систем управления и контроля не вызывает сомнений на фоне растущей уязвимости спутниковых средств связи для прямого удара или хакерских атак. Если Соединенные Штаты не могут пока обойтись без ядерных вооружений, то у президента по крайней мере должна быть возможность воспользоваться ими или придержать их, но желательно сохранять ситуацию под личным контролем.

Какое ядерное оружие нам нужно

В отсутствие изменений в мировой политике, на которые в ближайшем будущем надеяться не приходится, все глубоко увязли в ядерном оружии. Оно, конечно, выполняет определенную функцию, сдерживая агрессию – не только возможный ядерный удар, но и вторжение традиционных войск. Во время споров о размежевании границ в середине 1960-х гг. Кремль рассматривал возможность ограниченного вторжения в Китай, но воздержался от этого, потому что у КНР было несколько ядерных боеголовок. Израильтяне опасаются иранской бомбы не столько потому, что думают, будто верховный руководитель может неожиданно ударить по Тель-Авиву ядерными ракетами (по некоторым оценкам, у Израиля 200 ядерных боеголовок, способных испепелить Тегеран), сколько потому, что даже несколько ядерных зарядов уже могут обеспечить прикрытие для других форм иранской агрессии.

Возможная параллель: если бы Израиль в 1981 г. не уничтожил ядерный реактор Ирака «Озирак» и если бы Саддам Хусейн сумел создать несколько атомных или водородных бомб, трудно представить себе столь многочисленную коалицию западных и арабских государств, созданную для изгнания иракской армии из Кувейта 10 лет спустя. США могли бы предложить партнерам ядерное прикрытие, пообещав ответить на возможный иракский ядерный удар, но вряд ли другие страны, прежде всего арабские, стали бы доверять подобным заявлениям. В 1960-е гг. британские и французские лидеры, сомневавшиеся в том, что НАТО заслуживает доверия, задавались вопросом, рискнут ли Соединенные Штаты пожертвовать Нью-Йорком ради защиты Лондона или Парижа. Египетские и саудовские правители справедливо сомневались, что США смогут сделать подобное ради Каира или Эр-Рияда.

Но, как видно из этих сценариев, сдерживание не требует большого ядерного арсенала: в некоторых случаях достаточно всего нескольких зарядов, в других – пары сотен. Если Обама всерьез намерен пересмотреть план модернизации ядерных вооружений, ему следует начать с переоценки требований сдерживания. Американский план ядерной войны – перечень целей и количество боеголовок, которые необходимо направить на каждую из них – не анализировался ни гражданскими экспертами, ни официальными лицами уже четверть века, после того как это было сделано при Буше и Клинтоне. Хотя арсеналы США и России с тех пор не сократились, потребности тем не менее можно было бы уменьшить, не меняя исходной логики. Возможно, их можно было бы уменьшить и в том случае, если эта логика будет поставлена под сомнение. Правительству давно уже пора обнулить бюджет Единого комплексного операционного плана, отбросить в сторону план войны, как если бы ядерного оружия не было вообще, чтобы затем сверстать бюджет заново на основе рациональной оценки реальных потребностей в ядерных вооружениях, а также конечной цели каждой ядерной боеголовки. Этого до сих пор не сделано по одной простой причине: сопротивление военных, могущественные фракции которых влюблены в ядерное оружие. А кроме того, могущественные члены Конгресса поддерживают ядерные лаборатории и производителей ядерного оружия из своих округов. Всякий раз, когда президент подписывает договор о контроле над ядерными вооружениями, Сенат требует увеличения расходов, а иногда и одобрения новых, более летальных ядерных вооружений – в обмен на его ратификацию. Маловероятно, что армейские чины или Конгресс смирятся с односторонним сокращением, какие бы разумные аргументы в его пользу ни выдвигались.

Даже будь политический истеблишмент сговорчивее, Обама вряд ли смог бы в оставшееся время на президентском посту подготовить почву для подобных расчетов. Но это было бы достойной задачей для его преемника, равно как и для других мировых лидеров.

США. Весь мир > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 30 ноября 2016 > № 1999010 Фред Каплан

Ядерное оружие в век информационных технологий

Эндрю Футтер – старший преподаватель мировой политики, факультет политологии и международных отношений, Университет Лестера; научный сотрудник Академии высшего образования Великобритании.

Резюме Распространение кибернетических средств нападения изменяет, переиначивает и усугубляет характер нынешней напряженности в области ядерных вооружений. Появляются новые динамические составляющие и вызовы, которые необходимо понять и освоить.

Данная статья основана на Валдайской записке, опубликованной МДК «Валдай» в сентябре 2016 года. Полный текст с научным аппаратом по адресу http://ru.valdaiclub.com/

Обеспечение безопасности и надежности управления системами и арсеналами ядерного оружия всегда было непростым делом, сопряженным с рисками и неопределенностью. Еще более сложной эта задача стала с появлением кибертехнологий и хакеров, стремящихся получить доступ к системам ядерного оружия или взломать их. Спектр вызовов широк: от безопасности, защиты и надежности систем командования и управления ядерным оружием до новых проблем информбезопасности, распространения ядерного оружия и обеспечения режима секретности в отношении стратегических ядерных технологий, проблем стратегического сдерживания и эскалации, а также обеспечения кибербезопасности ядерных объектов.

Ядерное оружие все еще остается наиболее важным атрибутом национальной безопасности – киберугрозы пока не претендуют на эту роль. Но безопасность ядерных систем все чаще под вопросом, в связи с чем для ядерных держав все актуальнее проблема стратегии управления ядерными силами. Обеспечение кибербезопасности требует гибкого и тонкого подхода, поскольку появление киберугроз привело не столько к радикальному изменению систем командования и управления ядерным оружием, сколько к еще большему усложнению проблем, и без того им присущих. Новые вызовы свидетельствуют об изменении дискурса о ядерном оружии, управлении государствами своими ядерными силами, ядерной политике и стратегии. Соответственно, эта проблема затрагивает не только вопросы ядерной безопасности и функционирования систем командования и управления ядерным потенциалом, но и тему поддержания стратегического баланса, сохранения в силе соглашений по контролю над вооружениями и сокращения ядерных арсеналов в будущем.

Природа проблем, связанных с киберпространством

Природа и смысл киберпространства по-разному трактуются различными государствами, организациями и экспертами. Не существует единого, общепризнанного определения. В итоге на основе разных посылов делаются отличающиеся выводы и предлагаются разнообразные решения. В то время как некоторые авторы придерживаются узкой трактовки концепции кибербезопасности, уделяя основное внимание сетевым операциям (Computer Network Operations, CNO) и интернет-атакам, есть и более широкая интерпретация, согласно которой кибербезопасность относится к сфере информационных войн и является их составной частью. Некоторые идут еще дальше, рассматривая кибербезопасность как комплексное понятие, влияющее на все аспекты национальной безопасности. Разные подходы имеются и к классификации кибератак. К последним относят, с одной стороны, обычные хакерские атаки, в том числе во имя политических и религиозных целей (так называемый «хактевизм»), киберпреступность, DoS-атаки и кибершпионаж, с другой – подрывную деятельность, разрушение объектов инфраструктуры и даже военные действия. Разнообразие и масштаб киберугроз и является основной причиной разногласий по вопросу об их уровне и природе.

При рассмотрении проблем, с которыми сталкивается атомная промышленность, необходимо принимать во внимание все аспекты, связанные с киберпространством, и руководствоваться наиболее широким определением данного понятия с учетом физических, информационных и когнитивных аспектов, а также логики сетевых операций. При таком подходе понятие cyber применительно к ядерной сфере относится к операционной среде, наступательному потенциалу, уровню общественного развития, а также различным силам. Хакерские атаки представляют большую угрозу, но это не единственный феномен, способный воздействовать на институты, связанные с ядерным оружием. Целесообразно использовать термин «вызов кибербезопасности», под которым следует понимать все потенциальные направления атак: нанесение ущерба, уничтожение, срыв или установление контроля над различными видами деятельности, связанными с компьютерами, сетями, программным и аппаратным обеспечением или инфраструктурой, а также причастным к ним людям.

Кибератаки против систем ядерных вооружений могут иметь физический характер, например, когда объектом нападения являются компьютеры, аппаратное обеспечение, узлы связи, проводка и кабели, оборудование, обеспечивающее распространение и хранение информации. Такие атаки также вероятны на программном уровне, например, когда их объектом становятся операторы аппаратного обеспечения и программное обеспечение, отвечающее за передачу, интерпретацию и обмен ключевой информацией. Кибератаки возможны через компьютерные сети, по Интернету. Они способны наносить вред программному обеспечению, в частности, посредством заражения его компьютерными червями, логическими бомбами, вирусами-троянами. Наконец, не исключены обычные хакерские атаки с целью завладения или порчи информации, на основе которой функционируют такие системы или которую используют операторы.

Кроме того, понятие «вызов кибербезопасности» включает проблемы, являющиеся результатом естественного процесса усложнения систем и обусловленные неуверенностью в надежности ключевых систем. Наконец, важнейшим аспектом понятия «вызов кибербезопасности» является человеческий фактор, ведь именно люди проектируют системы и создают программное обеспечение, рассчитывая, что компьютеры и другое оборудование будет работать в штатном режиме.

Таким образом, это многогранный вызов, затрагивающий все уровни: от безопасности отдельных объектов командования и управления ядерным оружием до структур государственного значения, национальной стратегии в области безопасности, международных отношений по вопросу о стратегических видах вооружений и обеспечения стабильности на фоне кризисных явлений. Хотя такие вызовы нередко лишены каких-либо зримых проявлений, они, как правило, взаимосвязаны. Например, атака против системы предварительного оповещения о ядерном ударе может подорвать стабильность и лишить страну сдерживающего потенциала.

Целесообразно рассмотреть все три уровня функционирования ядерной отрасли: система ядерного вооружения внутри страны, государственная стратегия по ядерному оружию и международная система.

Новые виды уязвимости систем ядерного оружия

Системы ядерного оружия всегда находились под угрозой вмешательства и нападения извне. Известно множество примеров просчетов, аварий и ошибок, причем не раз причиной становились компьютеры или компьютерные сети. Вот почему необходимо обеспечение подтверждающего контроля (гарантия срабатывания в любых условиях) и негативного контроля (предупреждение случайного или несанкционированного использования). Ядерное оружие всегда будет уязвимо перед лицом попыток вмешаться в работу систем подтверждающего или негативного контроля. Соответственно, киберугрозы не меняют, а скорее дополняют и делают еще более сложной структуру командования и управления ядерными арсеналами (и связанную с ними инфраструктуру). В этом отношении необходимо обратить внимание на два аспекта. Во-первых, усложнение системы, в особенности ее компьютеризация и переход на цифровые технологии, повышает риск обычных аварий. Кроме того, чем сложнее система управления ядерным оружием, тем больше в ней слабых мест, которые могут быть использованы хакерами.

Доказательством того, что в системах командования и управления ядерным оружием изначально были заложены виды уязвимости, служат многочисленные аварии, промахи и просчеты прошлого. Согласно теории обычных аварий, сложные системы время от времени дают сбои, особенно если они подвергаются высокому давлению из-за невозможности проведения исчерпывающих замеров или связаны с опасными технологиями. Системы командования и управления ядерным оружием – хороший пример. В атомный век произошло немало аварий. Многие, хотя и не все, были связаны с компьютерами и программным обеспечением. В будущем по мере все большего усложнения управления ядерным оружием и перевода его на цифровые технологии число таких аварий может вырасти.

Рост зависимости от компьютеров и программного обеспечения, будь то механизмы раннего предупреждения, защиты, обработки и анализа данных или даже санкционирования пуска и его осуществления, открывает перед хакерами новые возможности. Одна из главных проблем заключается в том, что в системах командования и управления ядерным оружием используется все более совершенное и сложное программное обеспечение. Вероятность наличия в программном коде ошибок, проблем и непредвиденных недочетов выше, чем в обычном программном обеспечении, особенно если код сложен, сводит воедино множество функций и элементов аппаратного обеспечения и отвечает за выполнение точных вычислений в сжатые сроки. Именно такими слабыми местами пользуются хакеры для взлома систем и обхода их средств защиты. Это представляет угрозу для командования и управления ядерным оружием, а также может иметь серьезные последствия для всей ядерной отрасли, в особенности в том, что касается безопасности секретной информации о технологиях.

Конечно, системы ядерного оружия всегда хорошо защищены от киберугроз и, как правило, не подключены к Интернету. Однако их ни в коем случае нельзя считать неуязвимыми. Перед хакерами открывается реальная возможность спровоцировать пуск ядерного оружия или вывести из строя систему; подать ложный сигнал на датчики предупреждения, создать помехи связи или получить доступ и использовать информацию высокой степени секретности. И вероятность такого сценария только увеличивается.

Ядерный кибершпионаж

Возможность кражи секретной информации о ядерном оружии (проекты, характеристики, оперативные планы и процедуры) всегда была актуальна. Однако компьютеризация, сетевые технологии и цифровые форматы хранения данных привели к появлению новых проблем. Дело не только в возможности взлома секретных систем и скачивания данных, но и в степени защиты компьютеров и информации в рамках систем, не подключенных к Интернету. Обе проблемы стоят очень остро в силу хранения на компьютерах больших объемов информации, которая может быть украдена, причем (относительно) минимальными усилиями. Возможность проведения таких атак удаленно сводит к минимуму риск для нарушителей. Подобные нападения достаточно эффективны в силу своей масштабности: ведь они направлены на то, чтобы украсть как можно больше информации о чем угодно, но могут быть нацелены и на получение конкретных сведений.

Эпоха ядерного кибершпионажа началась в середине 1980-х гг., когда в организациях оборонного комплекса, особенно в США, стали появляться компьютеры и внедряться сетевые технологии.

Одним из первых проявлений этого вида преступности стал эпизод, получивший название «Кукушкино яйцо» (1986 г.). В 1991 г. голландские хакеры взломали сеть американской армии в поиске ядерных секретов и данных о параметрах ракет, чтобы продать их Саддаму Хусейну. В 1998 г. из доклада члена Палаты представителей Криса Кокса стало известно, что Китай украл большой объем информации высокой степени секретности о разработке термоядерной боеголовки W88. В том же году хакер взломал компьютерную систему Атомного научно-исследовательского центра имени Хоми Бхабха в Индии, скачав пароли и данные электронной почты. В 1999 г. стало известно о масштабной атаке Moonlight Maze против Пентагона и похищении секретной информации у органов государственной власти Соединенных Штатов.

За последнее десятилетие эта тенденция не только сохранилась, но и приобрела еще более выраженный характер. В 2005 г. в ходе операции «Титановый дождь» хакеры, связанные с Народно-освободительной армией Китая, взломали ряд компьютерных сетей американской армии. В 2006 г. МОССАД заразил вирусом компьютер сирийского чиновника, получив таким образом сведения о программе создания ядерного оружия, которая предположительно велась в Сирии. Что и стало основанием для проведения операции «Фруктовый сад» в 2007 году. В 2008 г. из-за оставленного на парковке USB-накопителя США подверглись нападению в ходе операции Buckshot Yankee. Были взломаны секретные сети и получен доступ к компьютерам, не имевшим связи с Интернетом. В 2011 г. обнаружен вирус-троян «Зевс», который использовался против подрядчиков, участвовавших в создании Великобританией подводных лодок, оснащенных БРПЛ Trident. В том же году Иран обвинили в проведении хакерской атаки против МАГАТЭ. Был обнаружен компьютерный червь Shady RAT, который использовался против государственных ведомств Соединенных Штатов, оборонных подрядчиков и высокотехнологических компаний. В 2012 г. группа «Анонимус» пригрозила раскрыть украденную у МАГАТЭ секретную информацию по ядерной программе Израиля.

На протяжении последнего десятилетия главной мишенью были лаборатории и оборонные подрядчики США. Кроме того, объектами хакерских атак также становились американские и израильские программы противоракетной обороны. Хотя значительная часть попыток кражи информации о ядерном оружии была направлена против Соединенных Штатов, операция «Олимпийские игры», одним из результатов которой стало появление компьютерного вируса Stuxnet, изначально нацелена на сбор информации о ядерных объектах Ирана. Аналогичным образом компьютерные черви Flame и Duqu созданы для получения разведданных о системах и инфраструктуре, они стали, по всей видимости, провозвестниками срыва иранской ядерной программы.

Все эти действия имели противоречивые последствия. Наиболее простым видом кибершпионажа в целях получения сведений о ядерном оружии является сбор информации о действиях определенного государства или организации и потенциале ядерной программы. На следующем уровне секреты могут быть использованы для борьбы с определенными системами или защиты от них, а также для получения операционных данных. Еще большую озабоченность вызывает кража секретной информации о ядерном оружии в целях его распространения, а также для торговли проектами и чертежами на черном рынке ядерных технологий. Наконец, атаки бывают частью подрывных операций и нацелены на сбор данных о расположении ядерных объектов и их уязвимости.

Создание помех, искажение информации, диверсии

Всеобщая компьютеризация значительно повысила возможности осуществления диверсий на важнейших объектах обеспечения безопасности, включая национальную инфраструктуру и системы ядерных вооружений. Существует опасность ограниченных атак, как направленных против ядерных сил и систем ядерных вооружений, так и не направленных против ядерного оружия непосредственно, но способных оказать на него отрицательное воздействие. Хотя ядерные системы наверняка защищены от диверсий и атак намного лучше, чем гражданская инфраструктура, упомянутая опасность реальна, и ее признаки заметны во всех отраслях, имеющих отношение к производству ядерного оружия.

Со значительным риском сопряжена, например, поставка ядерного ПО и компонентов ЯО. Дело в том, что внедрение логических бомб, троянов для ПО и ЭВМ может произойти сразу на нескольких этапах: производство, поставки и обслуживание. Диверсии принимают разные обличья: физическое изменение компонентов, чтобы в определенный момент они либо переставали функционировать, либо работали не так, как положено; внедрение вредоносных программ или преднамеренно модифицированных кодов для видоизменения процессов либо установка программ, позволяющих в дальнейшем осуществлять доступ к системам с тем, чтобы управлять протекающими в них процессами, препятствовать им или их останавливать.

Кибердиверсионная деятельность зародилась в 1980-е гг., когда ЦРУ организовало поставку в СССР модифицированного технического и компьютерного оборудования. В рамках операции под кодовым названием «Прощальное досье» советскому военно-промышленному комплексу были подброшены дефектные компьютерные микросхемы и фальшивые чертежи. В 90-е гг. прошлого века Соединенные Штаты и Израиль внесли изменения в конструкцию вакуумных насосов, закупавшихся Ираном, чтобы обеспечить в дальнейшем их выход из строя. В 2012 г. фирму Siemens обвинили в установке взрывных микроустройств в оборудование, закупленное Ираном для своей ядерной программы. А в 2014 г. Иран обвинил Запад в том, что тот «пытается вывести из строя расположенный в Араке ядерный реактор на тяжелой воде путем замены компонентов его системы охлаждения».

Кибердиверсии также включают в себя попытки атаковать, вскрывать или обманывать системы раннего оповещения и системы связи, а также выхолащивать информацию, которой руководствуются принимающие решения инстанции. Важнейшими составляющими боевых действий издавна были попытки заблокировать каналы связи противника и перехитрить его, подсунув ложную информацию, но в век кибернетики эта тактика также меняется. Лучший тому пример – использование Израилем в 2007 г. для блокирования сирийского радара ПВО военной программы «Сутер», что позволило разбомбить предполагаемый ядерный объект. Вместо того чтобы просто глушить сигналы радара, «Сутер» [якобы] внедрился в систему ПВО Сирии и тем самым позволил израильским самолетам беспрепятственно отбомбиться по намеченной цели. Хотя и ограниченная по масштабу, эта атака послужила жестким предупреждением о наличии новых уязвимых мест в системах безопасности.

Наконец, некоторые атаки направлены на то, чтобы вызвать физические разрушения или ядерный взрыв. Хотя испытание в 2007 г. генератора Aurora и выявило возможности для диверсий с помощью киберсредств, лишь немногие кибератаки вызвали физические разрушения, о которых известно широкой публике. И только одна из них (с использованием червя Stuxnet) нанесла непосредственный урон ядерному объекту (хотя ходят слухи об американских атаках на объекты ядерной программы КНДР). Stuxnet, по-видимому, проник в отключенную от Интернета сеть комбината в Натанзе с инфицированного USB-накопителя или иного устройства по недосмотру служащего. Но предварительно сеть изучили и создали ее карту.

И Stuxnet, и операция «Фруктовый сад» свидетельствуют о возможности выведения из строя даже тех сетей, которые считаются не подсоединенными к Интернету, а также систем, жизненно необходимых для функционирования ядерных объектов. Основной проблемой остается риск непрямого вмешательства, а также вмешательства третьих сторон. Небезынтересно, что более старые и менее изощренные системы и объекты инфраструктуры, используемые в управлении ядерными арсеналами, более безопасны и лучше защищены от (кибер-) диверсий.

Стратегическая стабильность и антикризисное управление

Хотя кое-кому и может показаться, что киберпространство существует отдельно от остального мира, в действительности разделить их не представляется возможным. Именно поэтому киберпространство и будет играть в дальнейшем важную роль в процессе принятия решений по ядерному оружию и в поддержании стратегического равновесия. Эксплуатация киберпространства и кибератаки (осуществленные либо в автономном режиме, либо во взаимодействии с подвижными военными силами) приобретают все большее значение, и это повлияет на характер вооруженной борьбы, стратегическую стабильность и в особенности – на практику антикризисного управления в исполнении обладателей ядерного оружия.

Кибератаки могут воздействовать на стратегическую и кризисную стабильность в четырех главных областях.

Во-первых, хакеры гипотетически способны нарушить и полностью вывести из строя работу каналов связи, осложнив управление ядерными силами и подорвав доверие командиров к собственным системам. Для нарушения связи, создания помех в системах управления боем и затруднения процесса оценки обстановки могут быть запущены распределенные атаки типа «отказ в обслуживании» (DDoS).

Во-вторых, они способны создать обостренное ощущение спешки у тех, кто принимает решение относительно удара/ответного или превентивного удара.

В-третьих, они могут спровоцировать свертывание поиска реальных альтернатив, тем самым сократив время докризисного урегулирования.

В-четвертых, они способны повысить неопределенность ситуации, создать неверное представление о намерениях сторон и о имеющихся у них силах и средствах, либо спровоцировать нештатное срабатывание систем раннего оповещения (что особенно опасно, учитывая возможность провокационных вылазок третьих сторон), усугубить опасения по поводу вероятности внезапного удара и создать помехи в системе сигнализации. В совокупности все это повышает вероятность случайной эскалации, превращая управление кризисной ситуацией в еще более трудное и опасное дело.

Скорее всего, основное соперничество развернется между США и Китаем, не скрывающими, что им известно значение кибероружия и атак на информационные системы. Главным образом следует опасаться стремительного перерастания незначительного конфликта в стратегический. Но существует (особенно в Китае) и опасность кибератак на систему управления ядерными силами и смежные объекты и их повреждения с помощью электронных средств нападения. В таком случае Китаю будет непросто соблюдать обязательство о неприменении ядерного оружия первым, особенно ввиду наличия у американцев системы противоракетной обороны и ударных неядерных сил.

Соперничество иного порядка возможно между Соединенными Штатами и их союзниками по НАТО, с одной стороны, и Россией – с другой. В Североатлантическом блоке открыто заявляют, что главным вызовом и предметом озабоченности являются кибератаки и что некоторые из них «могут нанести странам альянса и их экономикам такой же тяжелый урон, как и война с применением обычных видов оружия». И в НАТО, и в России признают ядерное сдерживание: на боевом дежурстве там остается значительное число ядерных средств.

Хотя угроза эскалации под воздействием провокаций в киберпространстве – важный аспект стратегического баланса в отношениях Востока и Запада, особенно актуальной остается прямая и косвенная киберугроза ядерным силам США и России. В число таких вызовов входят атаки, направленные на нейтрализацию систем управления ядерными вооружениями, их повреждение или разрушение. Кроме того, возможны атаки третьих сторон, стремящихся ускорить наступление кризиса, усугубить его и даже спровоцировать ядерный пуск. Хотя эти вызовы идентичны тем, что стоят перед парой США–Китай, в отношениях между Вашингтоном и Москвой они усугубляются наличием огромных ядерных арсеналов. В ходе любого возможного в будущем кризиса эти вызовы будут только умножаться.

Сдерживание кибератак с помощью ядерного оружия?

Выработка действенного метода противостояния кибервызовам дается с трудом. Процесс осложняется значительными различиями между ядерным и кибероружием: проблемами и ограничениями киберобороны и контроля над вооружениями, вероятной потребностью в междоменной стратегии сдерживания/возмездия (в которой может учитываться или не учитываться фактор ядерного оружия), изначально существующими трудностями атрибуции и неясностью характера и масштаба киберугрозы или атаки. Эти переменные и превращают выработку национальной ядерной киберстратегии в непростую задачу.

Кибероружие часто сравнивают с ядерным, но это совершенно разные вещи. Между ними по крайней мере четыре различия: масштаб и характер угрозы, типы целей, акторы, а также правила и конвенции, регулирующие использование этих средств. Что касается масштаба, даже самые изощренные киберудары не причинят таких разрушений, как ядерная бомба. К тому же кибероружие едва ли можно назвать стратегическим. Отчасти – потому что у кибератак и ядерных ударов разные цели. Хотя ядерный удар и может быть ограниченным и узконаправленным, ядерное оружие как таковое считается средством неизбирательного действия. При этом даже самые грозные кибератаки направлены на определенные цели.

Хотя киберугроза и отличается от угрозы, создаваемой ядерным оружием, необходимо хорошо поразмыслить над тем, как защищаться от кибератак, предотвращать их и наносить ответный удар. Но кибербезопасность и кибероборона требуют более широкого понимания сдерживания на основе отказа в доступе, и концепция контроля над кибервооружениями по-прежнему проблематична. Поэтому в любую стратегию следует включить концепцию сдерживания на основе наказания и угрозы возмездия.

Однако для предотвращения кибератак с помощью угрозы наказания необходимо с уверенностью установить источник атаки и определить форму ответной реакции, чтобы она оказалась действенной, пропорциональной и законной. Есть и другой вопрос: должно ли кибероружие рассматриваться отдельно или как часть более широкой (междоменной) стратегии сдерживания, включающей другие формы военной и политической мощи? Дело еще больше осложняется тем, что концепцию сдерживания, возможно, придется приноравливать к специфическим типам атак, учитывая широкое разнообразие действий, попадающих в разряд кибератак.

Если сдерживание кибератак должно быть приспособлено к специфическим типам угрозы и нападения, то возникает проблема, связанная с выбором варианта реагирования. Не исключено, что некоторые типы кибератак потребуют асимметричного ответа, в том числе с использованием подвижных военных сил. Поэтому кибероружие, возможно, придется включить в междоменное планирование операций сдерживания. Подобного рода рассуждения с неизбежностью приводят к вопросу о том, есть ли вообще возможность найти для ядерного оружия место в иерархии средств сдерживания на случай кибератаки, угрожающей жизненно важным центрам государства.

Безусловно, есть определенная логика во включении ядерных сил в междоменную стратегию киберсдерживания. Но большинство аналитиков ставят под вопрос целесообразность смешения ядерного и кибероружия, так как кибератаки не грозят такими разрушениями и поражением жизненно важных центров, как ядерные удары. Применение ядерного оружия в ответ на кибератаку является действием непропорциональным и неоправданным, а киберсдерживание трудно осуществлять на практике. Более того, объединение двух типов оружия дает новую мотивацию сторонникам распространения ядерного оружия. Учитывая нынешний масштаб киберугроз, использование ядерного оружия для борьбы с кибероружием и его сдерживания удачным вариантом не представляется. Однако при изменении характера угрозы ядерное оружие, вероятно, еще сможет сыграть определенную роль.

* * *

В ближайшем будущем кибероружие в качестве абсолютного символа и гарантии национальной безопасности не сможет заменить ядерное. Не будет оно представлять и стратегической или экзистенциальной угрозы. Но эти средства все же знаменуют собой важный сдвиг в том, что мы думаем о ядерном оружии и ядерной безопасности, как улаживаем отношения в этой сфере и блюдем ядерную стабильность, регулируем мировой ядерный порядок. Появление и распространение кибернетических средств нападения изменяет, переиначивает и усугубляет характер нынешней напряженности в области ядерных вооружений. Появляются новые динамические составляющие и новые вызовы, которые необходимо понять и освоить.

Киберугрозы, кроме того, будут иметь и более масштабные последствия. Осознание того, что ядерные системы могут быть повреждены и перестать функционировать в штатном режиме, способно привести к модернизации ядерных сил и распространению ядерного оружия, повлиять на существующие соглашения о контроле над ядерными вооружениями и на ядерные режимы, стать новым препятствием на пути сокращения этого вида вооружений. Особенно тревожным представляется сочетание кибертехнологий с другими потенциально дестабилизирующими средствами – это способно подорвать стратегическую стабильность, повысить вероятность вмешательства третьих сторон и умножить шансы неверной оценки ситуации и даже использования ядерного оружия.

Легких путей разрешения этой проблемы не существует. Начинать же надо с начала: разобраться в характере вызова и прийти к относительному согласию о значении самого термина. Вторая рекомендация обращена ко всем ядерным державам, которым необходимо надежно защитить свои ядерные арсеналы от кибератак. Им также нужно принять меры по минимизации последствий кибервмешательства: усовершенствовать системы и создать запасные, улучшить подготовку и подбор операторов, отработать время применения оружия. Все это можно делать совместно и положить в основу мораториев или межгосударственных соглашений о взаимном неприменении кибероружия против ядерных систем. И хотя мир не застрахован от нападения третьих сторон, надо использовать шанс для создания основы доверия и сотрудничества. Наконец, кибероружие, наравне с другими современными стратегическими средствами, должно стать предметом обсуждения в контексте ядерного дискурса, предметом диалога и соглашений о контроле над вооружениями.

Великобритания. США. Россия. Весь мир > Армия, полиция. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 30 ноября 2016 > № 1999009 Эндрю Футтер

Начало холодной кибервойны

Новое пространство фронтального противостояния

Елена Черненко – кандидат исторических наук, руководитель международного отдела газеты «Коммерсантъ».

Резюме Лидеры ведущих кибердержав говорят о намерении ограничить свои действия в виртуальном пространстве. Но ожидать аналогов соглашений о нераспространении или контроле за вооружениями скоро не приходится. Пока не наступит понимание необходимости взаимных ограничений и правил игры, неизбежны кризисы.

Накануне президентских выборов в США накал страстей вокруг темы кибербезопасности. Пятого ноября, за три дня до голосования, канал NBC News сообщил со ссылкой на анонимного высокопоставленного представителя разведки и секретные документы, что «военные хакеры США внедрились в электросети и телекоммуникации России, а также в командную систему Кремля, сделав их уязвимыми для атаки с помощью секретного американского кибероружия, если Соединенные Штаты сочтут это необходимым». «Кибероружие будет применено только в том маловероятном случае, если на США будет осуществлено значительное нападение», к которому причисляется попытка «нарушить проведение президентских выборов за счет киберобмана, включая возможную публикацию фальшивых документов и распространение фальшивых аккаунтов в соцсетях, направленных на распространение дезинформации».

Значение этой утечки, которая, вероятнее всего, сознательна и санкционирована, не только в том, что она содержит прямую угрозу. Если изложенное правда (ну или по крайней мере является декларацией о намерениях), фактически речь идет о распространении на киберпространство принципа «неотвратимого ответного удара», который с середины прошлого века лежит в основе стратегической ядерной стабильности. Возможно, это подвигнет к серьезной работе по упорядочиванию конфронтации, аналогичной той, что СССР и США вели с начала шестидесятых годов. До сих пор лидеры ведущих кибердержав лишь говорили о намерении ограничить свои действия в виртуальном пространстве, но ничего подобного соглашениям о нераспространении или контроле за вооружениями всерьез не обсуждалось. Слишком привлекательным является это новое оружие. И прежде чем придет понимание необходимости взаимных ограничений и правил игры, неизбежны серьезные кризисы.

Хакеры судьбы

Соединенные Штаты впервые официально обвинили российские власти в организации хакерских атак за месяц до выборов. В специальном заявлении Министерства внутренней безопасности США и офиса директора Национальной разведки, обнародованном 7 октября, утверждается, что российские хакеры взломали почтовые серверы американских граждан, политических организаций и госструктур для вмешательства в избирательный процесс в стране. Спецслужбы считают, что «исходя из масштаба и изощренности таких усилий, только высокопоставленные российские чиновники могли санкционировать подобную деятельность». Речь идет прежде всего о взломах серверов Демократической партии.

Ранее Вашингтон официально обвинял в причастности к компьютерным диверсиям только власти Китая, КНДР и Ирана. Не исключено, что Соединенные Штаты теперь введут в отношении России новые санкции: правом наказывать киберагрессоров подобным образом глава Белого дома наделил сам себя еще в 2015 году.

В Кремле претензии американских властей назвали «ерундой». В российском МИДе добавили, что «доказательная база столь серьезных обвинений начисто отсутствует». «Она у администрации США либо вообще не складывается, либо придумана теми, кто сейчас в Вашингтоне выполняет очевидный политический заказ, продолжая нагнетать беспрецедентную антироссийскую истерию», – отметили на Смоленской площади.

Это знаковое событие свидетельствует о том, что активно развивающееся с 1990-х гг. киберпространство не стало объединяющей средой и площадкой для практического сотрудничества между ведущими державами, но превратилось в еще одну арену их противостояния. И это касается не только России и Соединенных Штатов. Гонка кибервооружений идет полным ходом. Спецслужбы используют потенциал киберпространства для тайных операций, в том числе в отношении союзных государств. Корпорации терпят огромные убытки из-за промышленного кибершпионажа, нередко поддерживаемого на государственном уровне. Приемы хакеров в последнее время используются и в международной политике – для достижения геополитических целей и сведения счетов с оппонентами.

На этом фоне все чаще звучат требования создать «кодекс ответственного поведения государств в киберпространстве». В сентябре об этом в очередной раз заявил президент Барак Обама. При этом первой с инициативой о предотвращении использования всемирной сети в противоправных целях еще в 1998 г. на площадке ООН выступила Россия. Однако прорыв случился лишь в 2015 г., когда Группа правительственных экспертов ООН приняла доклад, в котором впервые перечислены базовые принципы, которых государства должны придерживаться в киберпространстве. В Москве надеются, что в 2017 г. Генассамблея ООН примет специальную резолюцию, содержащую эти (и, возможно, дополнительные) нормы. Проблема в том, что подобные резолюции носят рекомендательный характер. Сделать киберпространство более безопасным могут лишь юридически обязывающие ограничения наподобие действующих режимов для оружия массового уничтожения. Но в ближайшие годы такой документ вряд ли появится.

Новое поле боя

Для иллюстрации того, насколько сильно технологический рывок последних 25 лет изменил мир, хватит лишь одной новости: в августе 2016 г. НАТО официально признала киберпространство потенциальным «полем боя». Ранее к таковым альянс относил сушу, воду, воздух и космос. Теперь к ним добавилось пространство, созданное человеком.

Первыми виртуальную среду наделили таким статусом США – в мае 2011 г. принята государственная стратегия действий в киберпространстве, оставлявшая за Вашингтоном право реагировать на компьютерные диверсии всеми доступными средствами вплоть до ядерного оружия. В декабре 2011 г. со схожих позиций выступила и Москва – в обнародованных Минобороны «Концептуальных взглядах на деятельность Вооруженных Сил Российской Федерации в информационном пространстве». С учетом этого решение НАТО выглядит ожидаемым и даже несколько запоздавшим.

К каким практическим последствиям приведет признание пятого измерения еще одним пространством для боестолкновения, пока абсолютно непонятно. Разногласия есть и внутри НАТО, распространившей на киберпространство принцип коллективной обороны (5-ю статью Вашингтонского договора). По идее это должно означать, что в случае кибератаки на одно из государств блока отвечать агрессору будут силы всего альянса. Но нигде не сказано, при каком ущербе вступает в силу этот принцип. Также нигде не оговаривается, как в НАТО намерены решать проблему атрибуции (а выявить киберагрессора со стопроцентной уверенностью очень сложно).

Так, многие американские и европейские эксперты считают, что DDoS-атаки на эстонские ресурсы в 2007 г. (во время скандала вокруг переноса Бронзового солдата) стали первым примером межгосударственной кибервойны. Между тем ущерб был минимальным (сайты ряда госучреждений и банков Эстонии не работали пару часов). А доказать прямую причастность российских госструктур не удалось (хотя есть основания полагать, что диверсию организовало одно из прокремлевских молодежных движений). Тем не менее власти Эстонии обратились к союзникам по альянсу за помощью. Тогда принцип коллективной обороны не распространялся на киберпространство, и за Эстонию никто не вступился. Теперь же правила изменились, но как они будут применяться, совершенно не ясно.

Еще больше вопросов возникает, когда речь заходит о применимости существующего международного (прежде всего гуманитарного) права к киберсреде. В 2013 г. Объединенный центр передового опыта по киберобороне НАТО (NATO CCDCOE, создан в эстонской столице через год после истории с Бронзовым солдатом) опубликовал 300-страничный документ под названием «Таллинское руководство по ведению кибервойн». В нем впервые представлены алгоритмы действий государств и военных альянсов на случай масштабных кибератак. Цель документа – доказать, что существующие международные правовые нормы применимы и к киберпространству. А значит, вопреки позиции России и ряда других государств, новые законы не нужны.

С этим документом стоит ознакомиться, чтобы узнать, как будут выглядеть конфликты будущего. Самый большой раздел «Руководства» посвящен кибератакам, сопровождающим традиционные вооруженные конфликты. На них, по мнению авторов документа, распространяются все нормы международного гуманитарного права, вплоть до признания участников и организаторов компьютерных диверсий комбатантами, которые могут быть пленены или физически ликвидированы.

К специфике киберпространства в документе приспособлены и многие другие правовые положения о вооруженных конфликтах. Запрещается проводить кибероперации против гражданских лиц (за исключением участников народного ополчения) и объектов, например, больниц. Атаки против плотин и атомных электростанций предлагается проводить «с особой осторожностью», дабы свести к минимуму жертвы среди гражданского населения. Задействуя вредоносные программные средства для сокращения электроснабжения противника путем нарушения работы АЭС, эксперты НАТО рекомендуют особое внимание «уделить обеспечению постоянной целостности системы охлаждения» реактора.

Также подробно объясняется, в каких еще случаях можно атаковать гражданские объекты. Например, завод, производящий компьютерное оборудование или программное обеспечение по контракту с вооруженными силами неприятеля, представляет собой, по мнению экспертов НАТО, «военную цель, даже если на нем выпускаются и товары гражданского назначения». А операция против SCADA-системы водохранилища может быть «задействована для спуска воды на область, в которой ожидается осуществление неприятельских военных операций, что предотвратит ее использование противником».

Российские власти к появлению «Таллинского руководства» отнеслись весьма настороженно. В Москве сочли этот документ шагом на пути к легитимации самого понятия кибервойн, против чего Москва впервые выступила еще в 1998 году.

Россия идет в мирную атаку

В 1997 г. в одном из районов Сан-Франциско по непонятным причинам вышла из строя электростанция. 125 тыс. человек на сутки остались без света. Через несколько дней в американском Сенате прошли специальные слушания по этому поводу, где впервые и прозвучал термин, который по сей день охотно используют алармистски настроенные эксперты в области кибербезопасности: «электронный Перл Харбор». Употребил его заместитель министра обороны Джон Хамр, предупреждая о том, что могут устроить злоумышленники при помощи новейших технологий. При этом он был убежден, что на сей раз удар придется не по военно-морской базе, а по одному из объектов критически важной инфраструктуры страны (АЭС или плотине, например).

Однако не США, а Россия первой призвала ввести ограничения на действия государств в киберпространстве. В сентябре 1998 г. министр иностранных дел Игорь Иванов направил тогдашнему генсеку ООН Кофи Аннану спецпослание, в котором говорилось о необходимости предотвращения милитаризации виртуальной среды. Глава российской дипломатии предупреждал, что разрушительные свойства кибероружия могут быть сравнимы с оружием массового уничтожения. Это письмо легло в основу резолюции «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности», представленной Россией на 53-й сессии ГА ООН. Документ был принят единогласно. С тех пор Россия каждый год обновляет резолюцию и вносит ее на рассмотрение ГА ООН. Ассамблея документ уже по традиции одобряет, но никаких практических последствий ритуал не имеет.

Осенью 2011 г. Россия начала продвигать в ООН конвенцию «Об обеспечении международной информационной безопасности», в которой прописаны нормы регулирования Интернета с учетом военно-политических, криминальных и террористических вызовов. Помимо запрета использовать сеть для вмешательства в дела других стран и свержения неугодных режимов Россия предлагала наделить правительства широкой свободой действий внутри «национальных сегментов» Интернета. В документе также шла речь о запрете на милитаризацию киберпространства и, в частности, о недопущении «использования информационных технологий для враждебных действий», включая хакерские атаки.

Но и эта инициатива далеко не продвинулась. США и их союзники увидели в ней стремление более слабой стороны ограничить возможности более сильной. Предложение запретить развивать наступательные кибертехнологии в Вашингтоне назвали «нереалистичным», ссылаясь на то, что традиционные соглашения (вроде Договора о нераспространении ядерного оружия) в киберпространстве будут малоэффективны. А требование распространить принцип невмешательства во внутренние дела государств на Интернет и дать правительствам больше полномочий – «попыткой насаждения цензуры и государственного контроля в сети».

Непросто складывается судьба и созданной в 2004 г. Группы правительственных экспертов ООН в сфере международной информационной безопасности (ее первым председателем стал представитель России – Андрей Крутских, ныне занимающий должность спецпредставителя президента по вопросам международного сотрудничества в области МИБ). Потратив несколько лет на терминологические и процессуальные споры, группа лишь в 2015 г. добилась прорыва, представив на рассмотрение генсека ООН доклад, который гипотетически мог бы стать основой для глобального пакта об электронном ненападении.

В соответствии с договоренностями, достигнутыми в рамках группы, государства обязуются использовать кибертехнологии «исключительно в мирных целях». Среди прочего предполагается, что они не будут атаковать объекты критически важной инфраструктуры друг друга (АЭС, банки, системы управления транспортом и т.п.), перестанут вставлять вредоносные «закладки» (вредоносные коды) в производимую ими IT-продукцию, воздержатся от огульного обвинения друг друга в кибератаках и начнут прилагать усилия в борьбе с хакерами, осуществляющими компьютерные диверсии с их территории или через нее.

Правда, пока этот киберкодекс является не более чем сводом благих намерений, поскольку доклад группы никого ни к чему не обязывает. Российские власти рассчитывают, что в 2017 г. Генассамблея ООН примет специальную резолюцию в поддержку доклада, что позволит существенно увеличить его вес. Но и в этом случае содержащиеся в нем нормы не станут законом, так как резолюции Генассамблеи носят лишь рекомендательный характер.

Сделать киберпространство более безопасным помог бы аналог соглашений о нераспространении ядерного оружия или контроле за вооружениями. Однако глядя на то, сколько времени ушло у ооновской группы на выработку нескольких добровольных ограничений, сложно представить, когда появятся юридически обязывающие нормы. Из-за специфики киберсреды выполнение принятых норм будет очень сложно контролировать. Ракету, в отличие от вредоносных программ, трудно утаить. И тем более не представляет трудностей определить, кто ее запустил, в отличие от киберсреды, где выявить агрессора куда сложнее.

Медвежья услуга

Впрочем, загвоздка не только в проблеме контроля. Все очевиднее, что, несмотря на публичные заявления политиков, такое соглашение ни одной из кибердержав, включая Россию, особо не нужно. Осознав все преимущества новых технологий, государства не спешат реально, а не на бумаге, ограничивать себя в их применении, пусть это и ведет к росту исходящих из киберпространства угроз.

Наиболее скептически к идее об ограничениях относятся военные, у которых на кибероружие большие планы. Так, согласно новой (2015 г.) киберстратегии Пентагона, американские военные рассчитывают, что наступательные возможности в киберпространстве позволят им вывести из строя командно-контрольные системы противника и лишить его способности применять оружие. Ставку на кибернетическое оружие делают и многие другие страны, включая Россию и Китай.

Для спецслужб киберпространство вообще стало любимой «песочницей». Обнародованные бывшим сотрудником Агентства национальной безопасности США Эдвардом Сноуденом подробности о тайных операциях американской разведки в сети поражают воображение. О возможностях российских и китайских спецслужб известно гораздо меньше, но нет сомнений, что и они по полной программе используют потенциал информационно-коммуникационных технологий в своей работе.

Но, пожалуй, наиболее креативно их потенциал раскрывается в политике и дипломатии. И тут пальма первенства принадлежит американцам. В рамках концепции «цифровой дипломатии», зародившейся в бытность Хиллари Клинтон госсекретарем, они начали активно применять новые технологии для реализации геополитических задач, прежде всего для влияния на политические процессы и общественное мнение в других странах. На смену «Голосу Америки» пришли социальные сети и микроблоги, тренировочные лагеря диссидентов уступили место онлайн-играм, а шифровки – теневому Интернету и независимым сетям мобильной связи.

Российские власти к подобным методам по понятным причинам отнеслись с большим подозрением, узрев в них попытку вмешательства во внутренние дела государств. Значительная часть дипломатических инициатив Москвы (включая конвенцию «Об обеспечении международной информационной безопасности» 2011 г.) была направлена именно на пресечение подобных практик. Впрочем, в последнее время обвинения в ведении «информационной войны» все чаще звучат и в адрес самой России.

Все началось со взлома почтового сервера Национального комитета Демократической партии США. Кто-то при помощи вредоносных программ вскрыл электронные ящики представителей руководящего органа демократов, скачал несколько тысяч писем и передал их специализирующемуся на разоблачениях порталу Wikileaks. Из обнародованной переписки в частности стало известно, что верхушка партии подыгрывала Хиллари Клинтон, высмеивая и критикуя ее соперника Берни Сандерса. Разразился громкий скандал. Председателю Национального комитета Дебби Вассерман-Шульц пришлось уйти в отставку.

Нанятая демократами исследовательская компания CrowdStrike пришла к выводу, что за атакой стоят две группы хакеров, связанные с российскими спецслужбами. Одну они назвали Fancy Bear («Модный медведь»), а вторую – Cozy Bear («Уютный медведь»). По мнению американских экспертов, эти два зверя еще с середины 2000-х гг. занимаются взломом правительственных, военных, информационных и коммерческих структур по всему миру. Эксперты из CrowdStrike привели ряд доказательств в подкрепление своей теории, однако их оказалось недостаточно, чтобы сделать однозначный вывод о причастности российских спецслужб к данному инциденту.

Тем не менее Хиллари Клинтон обвинила в кибератаке Москву, которая, по ее словам, пыталась повысить рейтинг республиканца Дональда Трампа. Власти США на протяжении нескольких месяцев воздерживались от официальных обвинений в адрес Кремля. Представители американских разведывательных и правоохранительных структур только на условиях анонимности сообщали СМИ, что идут именно по «российскому следу». Официальное обвинение прозвучало лишь 7 октября на фоне резкого ухудшения отношений Москвы и Вашингтона, связанного с событиями в Сирии. Сразу после этого Wikileaks опубликовал очередную порцию вскрытой информации – теперь переписку главы избирательной кампании Клинтон Джона Подесты. Тот тоже обвинил Россию.

В Москве, естественно, всё отрицали. При этом президент Владимир Путин, фактически насмехаясь над оппонентами, призвал уделить больше внимания тому, «что было предъявлено общественности», вместо того чтобы заниматься «второстепенными вопросами, связанными с поиском того, кто это сделал». То же самое он сказал после того, как хакеры вскрыли базу данных Всемирного антидопингового агентства (WADA), и стало известно, что целому ряду титулованных западных спортсменов якобы из-за заболеваний было разрешено принимать запрещенные препараты.

Чиновники WADA официально обвинили в диверсии российские власти, но также не смогли подкрепить свои претензии неопровержимыми доказательствами. Могли ли российские спецслужбы взломать серверы демократов и WADA? Запросто. Могли ли они быть заинтересованы в этом? Могли. В Москве действительно предпочли бы победу Трампа над Клинтон. Кроме того, история с Клинтон и Сандерсом прекрасно демонстрирует лицемерие политиков и несовершенство политической системы страны, пытающейся учить весь мир демократии. А информация о том, что американские спортсмены, по словам президента Киргизии Алмазбека Атамбаева, «хлебали допинг», выставляет в выгодном свете их российских коллег, отстраненных от Олимпиады в Рио.

Но сделали ли они это? Для ответа нужно больше информации. Хотя и при наличии множества улик прийти к однозначному выводу о причастности именно российских государственных структур к данным инцидентам будет непросто. Такова уж специфика киберпространства. Это делает его весьма привлекательным инструментом для политиков. И уменьшает шансы на принятие каких-либо юридически обязывающих норм поведения государств в этой среде.

Россия. США. Весь мир > СМИ, ИТ. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 30 ноября 2016 > № 1999007 Елена Черненко

Сохранение превосходства

Оборонная стратегия для новой администрации

Эндрю Крепиневич – президент и почетный старший научный сотрудник Центра стратегических и бюджетных оценок

Мак Торнберри – конгрессмен-республиканец из Техаса и председатель Комиссии Палаты представителей по делам Вооруженных сил.

Резюме США придется взять на вооружение «тактику ведения полуторной войны», что позволит одновременно сдерживать Китай или вести крупномасштабную войну с ним и отправить экспедиционный корпус в Европу или на Ближний Восток.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 5, 2016 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Следующий президент США получит незавидное наследие в сфере безопасности. Сегодня Соединенные Штаты вынуждены отражать все более серьезные угрозы, будучи в нарастающей степени ограничены в средствах и находясь в ослабленном положении. При этом как внутри страны, так и за рубежом все чаще звучат сомнения по поводу готовности американцев защищать своих друзей и собственные интересы. В Европе, западной акватории Тихого океана и Персидском заливе – регионах, которые и демократические, и республиканские администрации давно считают жизненно важными для национальной безопасности США – ревизионистские державы стремятся опрокинуть устоявшийся мировой порядок. В Европе российский президент Владимир Путин захватил Крым, развязал опосредованную войну на востоке Украины и угрожает союзникам НАТО на периферии России. Продолжая демонстрировать вновь обретенную самоуверенность, Россия отправила войска в Сирию и нарастила ядерный арсенал. После неудачной попытки «перезагрузки» отношений с Москвой президент Барак Обама жестко предупредил Россию и ввел против нее экономические санкции, которые не помогли сдержать Путина.

«Разворот» администрации в сторону Азии, продолжающийся уже пять лет, также не подкреплен эффективными действиями. Китай продолжает увеличивать военные расходы, инвестируя большие средства в системы вооружений, которые представляют угрозу для американских сил в западной акватории Тихого океана. В итоге мы видим: Китай все чаще демонстрирует растущие экспансионистские притязания в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях, а также возможности для достижения поставленных целей. Не довольствуясь урегулированием споров посредством дипломатии, Пекин осуществляет милитаризацию, строя военные базы на природных и искусственных островах. США не смогли дать энергичный отпор провокациям, и союзники усомнились в готовности американцев выполнять свои давнишние обязательства в сфере безопасности.

Сомнения в способности Соединенных Штатов играть лидирующую роль подливают масла в огонь нестабильности на Ближнем Востоке. В Ираке администрация Обамы лишилась с таким трудом завоеванных позиций, выведя все американские войска и создав вакуум в сфере безопасности, что стало предпосылкой для усиления иранского влияния и формирования «Исламского государства» (ИГИЛ, запрещено в России. – Ред.). Усугубив свои стратегические просчеты, администрация в корне ошибочно интерпретировала характер «арабской весны», не поняв, что восстания создадут возможности для радикальных исламистов, а не приведут автоматически к новому демократическому устройству общества. Опыт предыдущей администрации в Ираке ничему не научил администрацию Обамы, которая решила «руководить на расстоянии» в Ливии, организовав интервенцию для свержения Муаммара Каддафи лишь для того, чтобы объявить о победе и оставить страну в хаосе и разрухе. Затем она провела «красную линию», под которой понималось применение президентом Башаром Асадом химического оружия, но не перешла к решительным действиям, когда Башар ее пересек. В итоге нестабильность на Ближнем Востоке усугубляется, а влияние США падает.

При администрации Обамы возросла угроза исламского терроризма. Суннитские группировки «Аль-Каида» и ИГИЛ закрепились в Ираке, Ливии, Сирии, Йемене и даже в Западной Африке. Переговоры Обамы с Ираном, родиной радикального шиитского исламизма, не помешали этой стране участвовать в опосредованных войнах в Ираке, Сирии и Йемене, а также поддерживать движение «Хезболла» в Ливане. Ядерная сделка с Ираном несколько замедлила его продвижение к созданию собственного ядерного оружия, но предоставила этому одиозному режиму доступ к десяткам миллиардов долларов ранее замороженных активов. Уже в марте Тегеран испытал баллистические ракеты, способные нести ядерные заряды, проявив вопиющее пренебрежение к резолюции Совета Безопасности ООН.

Нестабильность еще больше усиливается из-за начала военного соперничества в относительно новых сферах: в космосе и киберпространстве. Рано или поздно оно перекинется и на подводную экономическую инфраструктуру.

Поскольку нынешний подход терпит крах, следующему президенту потребуется другая оборонная стратегия. Она должна состоять из трех основных частей: четко заявить, к чему стремятся Соединенные Штаты, чего они хотят добиться, понять, какие средства имеются для достижения этих целей, а также разработать руководящие указания относительно использования этих средств. Это позволит США не допустить возникновения гегемонистской державы на евразийской периферии и сохранить доступ к общим благам, не обанкротив при этом страну.

Цели и средства

Главная цель американской внешней политики – не допустить, чтобы недружественное государство установило гегемонию в ключевых регионах – Европе, западной акватории Тихого океана или в Персидском заливе – и аккумулировало мощь, позволяющую угрожать ключевым интересам США. Так, в первой половине XX века Соединенные Штаты два раза вели войну в Европе, чтобы победить Германию, и один раз в Тихом океане, чтобы победить Японию. В годы холодной войны они работали с союзниками над пресечением доминирования Советского Союза в Западной Европе или расширения его влияния на Ближнем Востоке и в Восточной Азии. Эта цель актуальна и поныне.

Чтобы сохранить возможность взаимодействия с союзниками и торговыми партнерами, США также нужен доступ к общему достоянию или благам. Свыше 70 лет американская армия несет ответственность по обеспечению гарантированного доступа к морям и воздушному пространству – не только для самих Соединенных Штатов, но и для других стран. Они настолько хорошо справляются с этой задачей, что многие стали считать это чем-то само собой разумеющимся. Однако сохранение доступа к общечеловеческим благам – нелегкая и недешевая работа. Если бы США отказались от этой роли, их не смогла бы заменить другая держава-единомышленница.

Выполнение этих задач становится с каждым днем все труднее из-за того, что у ревизионистских стран появляются новые возможности и средства по ограничению доступа, такие как оружие для нанесения высокоточных ударов на большом расстоянии, противоспутниковые системы и всевозможные виды кибероружия. Все они предназначены для нападения на «мышечную систему» американской армии (авиабазы и авианосцы передового базирования) и ее «нервную систему» (системы слежки, разведки, связи и наведения на цель).

Хотя Соединенные Штаты уже не доминируют в мире, как это было после окончания холодной войны, страна все еще занимает завидное положение относительно ревизионистских держав. Она обладает большими природными ресурсами и полезными ископаемыми, действенной системой свободного предпринимательства и самыми здоровыми демографическими характеристиками из всех крупных держав. Соединенные Штаты доказали способность ассимилировать иммигрантов, а система образования, хотя и нуждается в безотлагательной реформе, все же считается одной из лучших в мире. Благодаря географической изоляции и миролюбивым соседям США могут позаботиться об обороне родины вдали от ее берегов. В длинном списке союзников Вашингтона – большинство крупнейших экономик мира. Соединенные Штаты гордятся лучшей в мире армией с точки зрения персонала и военной техники, а также опыта проведения широкого спектра операций.

Но, несмотря на появление все новых и новых вызовов безопасности, Вашингтон продолжает сокращать военные расходы. С 2010 по 2016 гг. военный бюджет снизился на 14% в реальном выражении и примерно на 30%, если рассчитывать его как процент ВВП. Вероятно, расходы на оборону продолжат снижаться и в следующем десятилетии, поскольку проценты по государственному долгу растут. Наиболее дееспособные союзники вносят еще меньший вклад. Из самых богатых стран НАТО только Великобритания тратит на оборону больше 2% ВВП, которые были определены как минимальная планка для членов альянса. Япония по-прежнему ограничена потолком в 1% ВВП, который она сама же для себя установила.

Это не значит, что США должны просто привязать свои расходы на оборону к конкретному проценту ВВП. Уровень должен зависеть от многих факторов, включая виды угроз, риск, на который готов пойти американский народ, вклад союзников и др., тем не менее снижение военных расходов – особенно в сравнении с инвестициями ревизионистских держав – ставит Вашингтон и его союзников во все более опасное и уязвимое положение. Как сказал в 2014 г. бывший министр обороны Роберт Гейтс, «сокращение Соединенными Штатами расходов на оборону сигнализирует о том, что мы не заинтересованы защищать свои глобальные интересы». Но Вашингтону необходимо сделать нечто большее, чем просто вкладывать больше денег. Нужна стратегия для более эффективного расходования этих долларов и повышения боеспособности армии.

Наметить курс

Средства всегда ограничены, так что стратегия заключается в том, чтобы сделать правильный выбор. Для этого политикам надо учитывать не только актуальность угрозы, но и ее масштабы, форму и направленность. Радикальный исламизм представляет самую непосредственную и реальную опасность, с которой сталкиваются американцы, но у Китая и России гораздо больше возможностей угрожать безопасности США. Китай, быстро усиливающаяся держава, имеет наиболее дееспособные традиционные вооруженные силы, не считая американской армии, а Россия, хоть и переживает упадок по всем признакам, по-прежнему сохраняет самый большой в мире ядерный арсенал. Тем временем угроза, исходящая от Ирана, преимущественно сводится к тому, что если у этой страны все же появится ядерное оружие, к обладанию которым она стремится, это станет спусковым механизмом для дальнейшего его распространения на Ближнем Востоке, где сразу несколько стран захотят сравняться с Тегераном в этом отношении. Поскольку цель Соединенных Штатов – минимизировать долгосрочные риски, следует принципиально сосредоточиться на отражении угроз, исходящих от Китая и России, и уже во вторую очередь сдерживать иранский экспансионизм и поддерживать своих партнеров и единомышленников в их стремлении подавить радикальные исламистские группировки.

Чтобы ответить на все эти вызовы в условиях ограниченных средств, армии США придется взять на вооружение «тактику ведения полуторной войны», что позволит одновременно сдерживать Китай или вести крупномасштабную войну с ним и отправить экспедиционный корпус в Европу или на Ближний Восток. В западной акватории Тихого океана это означает стратегию «передовой обороны» первой островной цепи, которая тянется от Японии через Тайвань и дальше вдоль Филиппин – трех стран, с которыми Вашингтон связан твердыми обязательствами в области безопасности. Не следует делать ставку на удаленную блокаду Китая или стратегию мобилизации для отвоевания потерянных территорий, как США делали в период Второй мировой войны. Это означало бы обречь союзников и партнеров на агрессию или принуждение, и именно так они расценят подобный курс. Вместо этого, выдвинув достаточные силы на линию потенциального противостояния, включая сухопутные войска в Японии и на Филиппинах, Соединенные Штаты могли бы вместе со своими союзниками сдержать потенциальную агрессию Китая, наращивающего военную мощь в этом регионе, и сохранить мир. В Японии, на Филиппинах и, возможно, во Вьетнаме все шире открывается дверь для американских военных, поскольку эти страны приветствуют военное присутствие и помощь США. Но дверь не будет открыта бесконечно. К тому же Соединенным Штатам не удастся достаточно быстро развернуть передовую оборону. Поэтому следующей администрации нужно без промедления начать такой процесс.

Непосредственная угроза, исходящая от России, состоит в том, что она может использовать «пятую колонну» за границей. Принимая во внимание характер этой угрозы, Вашингтону следует разместить больше наземных и военно-воздушных сил в странах Восточной Европы, граничащих с Россией. Их миссия будет заключаться в оказании помощи этим государствам в сдерживании (а если понадобится, и подавлении) попыток Кремля использовать в качестве «пятой колонны» местную русскую общину. Соединенным Штатам следует побуждать главных союзников по НАТО внести аналогичный вклад. Для дальнейшего сдерживания российского авантюризма нужно загодя развернуть в регионе вооружения, боеприпасы и тыловое обеспечение, чтобы можно было оперативно усилить потенциал союзников, когда в этом возникнет необходимость.

На Ближнем Востоке американцы бросались из одной крайности в другую, от слишком назойливого участия в делах региона до пренебрежения им, одновременно ставя нереалистичные задачи, такие как уничтожение ИГИЛ и победа над сателлитами Ирана. Вашингтон не может ликвидировать извращенные разновидности ислама – на это способно только местное население. Однако Америка может и должна поддерживать те государства и группы, которые к этому стремятся, и гораздо энергичнее, чем до сих пор. Принимая во внимание тот факт, что Китай и Россия бросают США гораздо более серьезные вызовы, акцент нужно сделать не на количестве, а на качестве. Это означает, что нужно больше полагаться на силы особого назначения и военных советников, оказывающих помощь местным правительствам и группам – при поддержке с воздуха и в киберпространстве. Как и в Восточной Европе, это означает отправку в регион экспедиционного корпуса, а в случае явной агрессии – в данном случае со стороны Ирана – нужно иметь возможность быстро перебросить необходимое подкрепление для отражения угрозы.

Северная Корея со своим радикальным режимом, слабеющей экономикой и растущим ядерным арсеналом – уникальный вызов. На протяжении многих лет Соединенные Штаты были согласны оказывать стране экономическую помощь, чтобы не допустить ее превращения в ядерную державу. После того как в 2006 г. Пхеньян перешел эту черту, Вашингтон пытался заключить другие соглашения в тщетной попытке ограничить ядерный арсенал режима, который продолжает увеличиваться. К счастью, сегодня есть указания на то, что администрация Обамы отказывается от первоначальной стратегии и переходит к более жестким экономическим санкциям, а также помогает Японии и Южной Корее усовершенствовать ракетную оборону. Следующей администрации не следует отказываться от таких усилий в обмен на обещания правительства Северной Кореи. Надо ужесточить санкции и снять их только после того, как Пхеньян предпримет поддающиеся контролю и необратимые шаги по сокращению ядерного потенциала. Они должны стать частью плана полной его ликвидации.

Одержать верх

Главный элемент любой оборонной стратегии включает обретение военных преимуществ в некоторых областях, чтобы компенсировать потери в других. Например, монополия Соединенных Штатов в высокоточном оружии близится к концу по мере того, как их соперники приобретают новые возможности по ограничению доступа. Более 70 лет подход США к проецированию силы сводился к наращиванию выдвинутых наземных и военно-воздушных баз, а также к размещению военных кораблей в непосредственной близости от берегов недружественной страны. Но с увеличением числа ракет и самолетов, оснащенных высокоточными боеприпасами, Китай и другие неприятели получают все больше возможностей брать под прицел американскую военную технику, расположенную на большом удалении.

Американцы также теряют преимущество в ряде ключевых военных технологий. Искусственный интеллект, большие данные, направленная энергия, генная инженерия и робототехника могут применяться в военной сфере, хотя инициатива в их разработке принадлежит в основном частному сектору. Таким образом, сегодня они доступны всем, кто может себе позволить заплатить за них, включая противников Соединенных Штатов.

Чтобы сохранить преимущество в главных областях, где идет конкуренция, армии придется разработать новые операционные концепции, то есть методы, с помощью которых она организует, оснащает и применяет вооруженные силы для сдерживания противника или доминирования над ним, если сдерживание не помогает. Прежде всего необходимо позаботиться о том, чтобы армия сосредоточилась на решении наиболее насущных задач, таких как угрозы ограничения доступа к тем регионам, где имеются жизненно важные интересы. Эти усилия могут включать эксперименты с разными видами войск и военной техники, поскольку история свидетельствует: эксперименты лежат в самом сердце всех великих нововведений в военном деле. Например, между двумя мировыми войнами немецкая армия экспериментировала с использованием прорывов в таких коммерческих технологиях, как механизация, авиация и радиосвязь, тем самым закладывая основания для блицкрига. ВМС США экспериментировали с аналогичными технологиями, чтобы совершить скачок от флота, опирающегося в первую очередь на военные корабли, к флоту, организованному вокруг мощного авианосца. Помимо стимулирования новаторского и творческого мышления, экспериментальная деятельность позволяет позаботиться о тщательной проверке новых систем вооружений до начала их массового производства, чтобы уменьшить вероятность вынужденной отмены инновационной программы.

История также свидетельствует о том, что армии придется смириться с регулярными неудачами, для того чтобы совершить серьезный прорыв. Если все эксперименты будут успешны, никто ничему не научится по большому счету. Немецкая армия терпела многочисленные неудачи на пути к блицкригу, равно как и американские ВМС в процессе создания ударной группировки авианосцев. Прежде всего прошлый опыт показывает, что, поскольку подготовка к решению новых проблем часто требует серьезных изменений, подобные усилия нередко наталкиваются на упорное сопротивление. Для его преодоления необходимо сильное руководство – как гражданское, так и военное.

Армия должна не только разрабатывать верные концепции операционной деятельности, чтобы эксплуатировать появляющиеся технологии, но и размещать силы, необходимые для того, чтобы делать это быстрее противников. Чем быстрее она будет генерировать новые возможности, тем меньше придется тратить на регулярные ВС. Однако в настоящее время Соединенные Штаты тратят больше времени, чем их противники, на передачу новой техники от кульманов и планшетов в руки военных. В некоторых случаях процесс длится больше 10 лет. Во многом это происходит потому, что Пентагон нередко стремится довести эксплуатационные характеристики новых систем до максимально возможного уровня. Запланированные расходы на новую технику часто оказываются превышены, когда кураторы проектов пытаются ввести в строй новые технологии до того, как они будут надлежащим образом испытаны. Время и деньги тратятся впустую, а войска вынуждены довольствоваться старой техникой. Проблемы осложняются тем, что дядя Сэм слишком часто тратит, условно говоря, тысячи долларов на то, чтобы у него не «выцыганили» копейки. Давно пора менять эту систему, выдвигая более реалистические требования и ускоряя передачу новой техники военным.

Сохранение доступа к общим благам остается одной из важнейших целей США, и это необходимо учитывать при разработке военной стратегии. Примерно сто лет назад или чуть больше под «общими благами» или «достоянием» понимались морские просторы и Мировой океан. В последующие десятилетия технические достижения расширили такое определение, и теперь под общим достоянием также понимаются воздушное и космическое пространство, киберпространство, подводная энергетическая и телекоммуникационная инфраструктура. После окончания холодной войны доступ Соединенных Штатов к общему достоянию воспринимался как данность. Армия США контролировала морское и воздушное пространство, а также считала дружественными другие, более новые сферы деятельности.

Теперь это в прошлом. Ревизионистские государства все энергичнее оспаривают доступ Соединенных Штатов к общим благам. И Китай, и Россия совершенствуют противоспутниковое оружие. По мере увеличения мощности лазерных пушек все новые и новые государства получат возможности ослеплять или даже уничтожать спутники. Киберпространство превращается в арену экономических войн, шпионажа, преступности и терроризма. И то, что подводная инфраструктура станет мишенью, – вопрос времени. Государства и негосударственные образования могут получить беспилотные подводные аппараты, способные погружаться на морское дно. Как и в случае с кибератаками, затруднительно определить источник нанесения ударов по космическим и подводным целям, а это означает, что стратегия, основанная на сдерживании, вряд ли будет эффективной. Вместо этого американской армии придется взять курс на защиту своих материальных активов, ограничение возможностей причинения им ущерба и быстрый ремонт и восстановление поврежденных объектов.

Новый атомный век

Ядерные силы остаются фундаментом национальной безопасности США. Но контекст, в котором эти силы функционируют, резко изменился. Мир вступил во второй ядерный век, оставив в прошлом биполярную конкуренцию между Соединенными Штатами и Советским Союзом, становясь все более многополярным с региональной и мировой конкуренцией. Эта конкуренция также становится многомерной. Хотя ядерное оружие сохраняет свое законное место, в дискуссии о стратегическом балансе сил имеют место и другие измерения, такие как высокоточное и кибернетическое оружие, а также передовые системы ракетной и воздушной обороны. То, что раньше обычно называлось «ядерным равновесием», сегодня можно более точно описать как «стратегическое равновесие».

Например, Китай и Россия выражают обеспокоенность по поводу разрабатываемых в США возможностей нанесения «мгновенного глобального удара», позволяющего поражать цель в любой точке мира в пределах одного часа. Они также недовольны системами американской противоракетной и воздушной обороны: русские протестуют против планов Вашингтона разместить систему ПРО в Восточной Европе для отражения атак с Ближнего Востока, а китайцы возражают против аналогичных планов в Южной Корее, призванных защитить союзника от удара Северной Кореи. Положение еще больше осложняется опасениями по поводу кибероружия, которое может применяться для выведения из строя систем раннего оповещения, командования и управления.

Несмотря на эти глубокие перемены, администрация Обамы твердо придерживается парадигмы контроля над вооружениями времен холодной войны, обращая пристальное внимание на ядерные арсеналы Соединенных Штатов и России, мечтая при этом о безъядерном мире. Главные соперники США, напротив, уже действуют по законам нового ядерного века. Русские приняли доктрину «эскалации и деэскалации», в которой содержится призыв использовать ядерное оружие для ликвидации отставания России в обычных вооружениях. Они уже испытали оружие, которое, вероятно, нарушает Договор 1987 г. о ядерных силах среднего и малого радиуса действия. Китай разделяет озабоченность России относительно возможностей нанесения американцами высокоточного удара, а также относительно противоракетной обороны. При этом КНР не желает предоставлять подробных отчетов о собственном ядерном потенциале и намерениях, хотя модернизирует ядерные силы и расширяет арсенал высокоточных боеприпасов и кибероружия.

Пора выйти за рамки мышления эпохи холодной войны и оценить конкуренцию не с помощью простого подсчета вооружений, а через призму реалий второго ядерного века. Ключевой шаг в направлении адаптации американского ядерного арсенала – разработка подробных планов с учетом разных правдоподобных сценариев кризиса при участии США, Китая, России; возможного применения ядерного оружия второстепенными державами, такими как Северная Корея, или конфликта между двумя странами, обладающими ядерным оружием, такими как Индия и Пакистан. Тем временем американцы должны сохранять обоснованную и жизнеспособную ядерную стратегию в качестве главного гаранта собственной безопасности. Боеголовки, методы их доставки, а также системы командования и управления так долго находились в забвении у американского военного истеблишмента, что в скором времени способны все разом устареть. Соединенные Штаты могут позволить себе модернизировать сдерживающий ядерный арсенал – это будет стоить не более 5% общего бюджета на оборону. Но необходимо начать работу прямо сейчас, чтобы у США были современные ядерные средства сдерживания для ответа на вызовы в будущем, а не те ядерные силы, которые создавались в прошлом веке.

Ликвидировать разрыв

Даже лучшая стратегия потерпит крах, если под нее не выделяются необходимые средства, а описанная в данной статье стратегия требует гораздо более значительных ресурсов, чем те, что могут быть доступны, согласно сегодняшним планам Пентагона. К счастью, обе главные политические партии Соединенных Штатов поддерживают восстановление финансирования обороны до уровней, заложенных в бюджете, который Гейтс предложил в бытность министром обороны на 2012-й финансовый год. В этом случае есть реальный шанс ликвидировать разрыв между потребностями США в сфере безопасности и способностью удовлетворить их, сохраняя риск на разумном уровне.

Однако быстрый рост социальных выплат и прогнозируемое увеличение бюджетного дефицита, вероятно, будут означать политические ограничения расходов на оборону. Политика администрации Обамы обеспечила вялое восстановление экономики при дальнейшем увеличении долгового бремени, возложенного на будущие поколения, тем самым ускоряя ослабление позиций США в мире. Следующий президент должен сделать восстановление экономического фундамента своим приоритетом. Долгосрочное решение заключается в стимулировании экономического роста, сложном выборе в отношении социальных выплат и пересмотре устаревшего налогового кодекса. Успех далеко не гарантирован, и даже если удастся добиться какого-то прогресса, в одночасье всех экономических проблем это не решит.

Есть другие способы сокращения разрыва между целями и средствами, но они потребуют дальновидности и политического мужества. Один из подходов – более решительная ставка на экономическую мощь США. Санкции оказали существенное давление на Иран и Северную Корею; однако последние три администрации отказались от них в обмен на обещания, оказавшиеся иллюзорными. Экономическая мощь Соединенных Штатов – плохо используемый источник силы и влияния. При правильном применении этого рычага соперники США понесли бы настолько серьезные потери, что это могло бы принудить их отказаться от финансирования программ перевооружения.

Вашингтону также следует больше полагаться на военный потенциал союзников. Администрация Обамы слишком часто обращалась с союзниками как с помехой на пути умиротворения противников Соединенных Штатов, несмотря на отсутствие доказательств, что последние готовы отказаться от своих враждебных целей. Работа с правительствами стран-единомышленниц над принятием продуманных региональных стратегий помогла бы восстановить доверие союзников к США как дееспособному и надежному партнеру. Улучшение отношений в западной акватории Тихого океана было бы особенно актуально, поскольку наши партнеры там должны решить для себя, работать ли им с Соединенными Штатами или приспосабливаться к все более самоуверенному и требовательному Китаю.

Не менее важно, чтобы Вашингтон ясно сформулировал свою стратегию, союзники должны знать, какие военные возможности будут задействованы для выполнения общих задач. Четкая и понятная стратегия также поможет уменьшить разрыв между целями и средствами, поскольку даст армии четкие указания по поводу национальных приоритетов и во многом устранит ту неопределенность, которая мешает оборонному планированию. Слишком долго военные стратеги США были лишены внятных указаний и директив, что приводит к дурному распределению средств. Как говорится, «если не знаешь, куда идешь, можешь идти любой дорогой».

Четкая стратегия позволит перераспределить ресурсы и не только сберечь средства, но и снизить общие риски для безопасности. Например, население Южной Кореи в два раза превышает население Северной, а ее ВВП в 10 раз выше, чем у северного соседа. Со временем Сеул должен самостоятельно укомплектовывать большую часть наземных войсковых соединений, размещение которых предусмотрено союзническим договором между США и Южной Кореей, и тем самым высвободить американские сухопутные формирования для выполнения других приоритетных миссий. Аналогичным образом разработка новых операционных концепций – например, концепции эффективной передовой обороны первой островной цепи – даст армии более четкие представления о том, какие силы и возможности наиболее ценны, а какие можно сократить при минимальном риске. В итоге мы получим более эффективное использование имеющихся средств и ресурсов и более эффективную армию.

Способность быстро развертывать новые технологические возможности в полевых условиях также снизит расходы американского оборонного бюджета – отчасти за счет отказа от практики упования на неиспытанные и непроверенные технологии, что приводит к перерасходу средств и большим производственным задержкам. Если политики будут формулировать реалистичные требования в процессе закупок, армия сможет быстрее и эффективнее брать на вооружение новую технику. Кроме того, подобные действия вынудят противников идти на дополнительные расходы, поскольку неопределенность, создаваемая сжатыми сроками перевооружения, заставит их готовиться к расширению военных возможностей США. Им придется либо распылять имеющиеся у них средства на оборону, либо увеличивать расходы для противодействия новым образцам военной техники и вооружений, которые Вашингтон может закупать постоянно. Пентагон добился определенных успехов в этой области, создав Управление средств быстрого реагирования ВВС США, чтобы дать возможность военно-воздушным силам быстро закупать новую технику и обновлять устаревший парк в обход плохо функционирующей системы государственных закупок. ВМС последовал примеру ВВС, создав в этом году свое Управление средств быстрого реагирования. Однако долгосрочное решение заключается в фундаментальном реформировании самой системы.

Тяжелый выбор

Вследствие неэффективной стратегии администрации Обамы в течение последних восьми лет мы видим ослабление позиций Соединенных Штатов в мире и рост угроз нашим национальным интересам. Как заметил в прошлом году Генри Киссинджер, «со времени окончания Второй мировой войны США еще никогда не сталкивались с более разнородной и сложной цепочкой кризисов».

С учетом того, что нынешние вызовы более масштабны, чем те, с которыми Соединенные Штаты сталкивались в недалеком прошлом, и отличаются от них по форме, увеличение расходов на национальную безопасность – необходимая, но недостаточная мера. Наращивание традиционных сил и возможностей не решит проблему. Соединенные Штаты должны разрабатывать новые военные возможности и делать это быстрее своих соперников.

Это будет нелегко. В годы холодной войны США в среднем выделяли более 6% ВВП на оборону для создания щита, за которым их благосостояние выросло до беспрецедентных высот. Однако, несмотря на существенное сокращение военных расходов, финансовое положение значительно ухудшилось с начала Великой рецессии, и федеральное правительство накапливает долги с беспрецедентной скоростью. Конечно, есть место для повышения эффективности распределения долларов, выделяемых правительством на оборону. Однако финансовые беды никак не связаны с военными расходами, поскольку главные причины – быстрорастущий государственный долг и рост стоимости социальных программ. Попросту говоря, Соединенные Штаты приближаются к тому времени, когда долг уже нельзя будет перекладывать на плечи будущих поколений.

Таким образом, именно на внутреннем фронте должны быть приняты жесткие решения, чтобы защитить безопасность и экономическое благополучие страны. Самое время вспомнить предупреждение президента Дуайта Эйзенхауэра: «Пытаясь найти решение важнейшей проблемы обеспечения безопасности, мы должны сохранять платежеспособность. В противном случае мы проиграем внутреннее сражение, пытаясь одержать победу на внешнем поле боя».

США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 30 ноября 2016 > № 1999005 Эндрю Крепиневич, Мак Торнберри

Разворот через сплошную

Фёдор Лукьянов - главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Профессор-исследователь НИУ ВШЭ. Научный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай». Выпускник филологического факультета МГУ, с 1990 года – журналист-международник.

Резюме Успех Дональда Трампа знаменует завершение этапа и смену вех в глобальной политике. И именно этот сдвиг определит все остальное, включая и то, что будет происходить между Россией и Соединенными Штатами.

Успех Дональда Трампа знаменует завершение этапа и смену вех в глобальной политике. И именно этот сдвиг определит все остальное, включая и то, что будет происходить между Россией и Соединенными Штатами.

Победа Трампа на выборах – политический аналог банкротства системообразующего банка Lehmann Brothers в сентябре 2008-го. Этого, по общему тогда мнению, не могло случиться, потому что не могло случиться никогда. Мировой финансовый кризис, спровоцированный крахом, запустил обратный отсчет неолиберальной глобализации, начавшей набирать обороты с концом коммунизма и исчезновением СССР. Повышение роли государства, национализация рыночных убытков ради поддержания общей стабильности, рост (хотя изначально и не драматический) протекционистских устремлений – все это развернуло тенденцию в другую сторону, противоположную дальнейшей либерализации мировой экономики.

Экономический тренд, проявлявшийся все более явно, вступал в диссонанс с политическим. Точнее, в политическом поведении ведущих стран, прежде всего США и Европы, начались перемены, но они камуфлировались активизацией прежней риторики, свойственной времени расцвета либерального мироустройства. Наиболее яркий пример – Барак Обама. Он победил на выборах в ноябре 2008-го, то есть в разгар финансового кризиса, и лучше многих понимал, что мир кардинально меняется, а Америка не сможет вести себя так, как раньше. Доминирование уходит в прошлое, и нужны другие приемы. Но преобразовать это понимание в действенную стратегию Обама не смог. По сути, крайне осторожный подход и избегание излишних рисков, осознание, что США должны всерьез заниматься внутренними проблемами, не может быть везде и не способна на все. Однако прямо заявить это Обама то ли не хотел, то ли не мог. И фактическая сдержанность компенсировалась усиленной риторикой относительно американской исключительности.

Фактически Обама приступил к демонтажу глобальных обязательств Соединенных Штатов, публично говоря противоположное. Трамп открыто провозглашает то, что Обама сказать не решался – США собираются сосредоточиться на своих интересах и больше не хотят нести бремя глобального начальника. Для Трампа принципиально важно понятие престижа и уважения, так что применение силы совсем не исключается. Но только не по идеологическим причинам – идея силовой «коррекции» других стран ради того, чтобы там восторжествовала какая-то определенная политическая модель, будущему президенту глубоко чужда. «Величия», которое он хочет вернуть, не равно глобальному лидерству. Величие для будущего хозяина Белого дома – что-то вроде «блистательного эгоизма». Америка занимается собой, показывает всем пример того, как решать собственные проблемы, а вмешиваться где-либо в мире стоит только для того, чтобы напомнить о том, кто самый сильный, и не допустить появления системного оппонента. Главное направление – что-то вроде «нового курса» Рузвельта, но, конечно, применительно к условиям XXI столетия: создание новой масштабной инфраструктуры в Соединенных Штатах, стимулирование спроса, возвращение производств, рабочих мест.

Более чем символично, что Трамп победил соперника по фамилии Клинтон – ведь именно с этой фамилией связан расцвет американского глобального доминирования после 1992 года. То есть, как Lehmann Brothers восемь лет назад, сейчас вылетела в трубу казавшаяся незыблемой концепция.

Эпоха Клинтона – Буша, при всем их антагонизме, составляла один период – становление и взлет США в качестве единоличного мирового полицейского, имеющего право вмешиваться в любые дела по мере необходимости и обустраивать всеобщий порядок. Это был результат нежданной и потому довольно ошеломительной победы Вашингтона в холодной войне. Победы, столь легкой на финальной стадии, что она породила ощущение, будто теперь возможно все.

Эпоха Обамы – Трампа, сколько бы она ни продлилась, время возвращения на более умеренные позиции национальных интересов, признание факта «имперского перенапряжения». И приведения политической оболочки, риторики в соответствие с экономическими тенденциями.

Приход эпатажного миллиардера подводит черту под американо-центричным миром, в котором Москва так и не нашла себе понятного места. Отводившуюся ей ячейку в «Большой Европе» России занять не удалось – попросту не уместилась. На роль системного оппонента США она не тянула, но и подчиненное положение признавать отказывалась категорически. Непопадание ни в один предлагавшийся формат во многом и обусловило острый кризис середины 2010-х. Если Соединенные Штаты снизят амбиции, точнее – обернут их внутрь, Россия, по сути, получит то, чего добивалась, – куда более многовариантную международную систему, где не играют по правилам, принятым когда-то без нее. Правда, по каким правилам там играют, и хватит ли у России козырей, тоже еще предстоит выяснить.

США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 30 ноября 2016 > № 1998992 Федор Лукьянов

Россия среди «чужих» партнерств

Насколько ТТИП и ТПП меняют мировые экономические условия

Сергей Афонцев – доктор экономических наук, заведующий Отделом экономической теории ИМЭМО РАН, содиректор Научно-образовательного центра по мировой экономике ИМЭМО РАН и МГУ им. М.В. Ломоносова, профессор МГИМО (У) МИД России.

Резюме Когда страна не может повлиять на действие каких-либо акторов мировой экономики, возникает дилемма – борьба или адаптация. Представители политических элит, как правило, предпочитают первое, экономических – второе.

Данный материал вышел в серии записок Валдайского клуба, публикуемых еженедельно в рамках научной деятельности Международного дискуссионного клуба «Валдай». С другими записками можно ознакомиться по адресу http://valdaiclub.com/publications/valdai-papers/

Формирование Транстихоокеанского и Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерств (ТТП и ТТИП) вызывает бурные обсуждения как в самих странах, которые намерены к ним присоединиться, так и в остальном мире. Одни видят в этом процессе фундаментальное изменение международных правил игры и фактический закат ВТО, другие убеждены, что партнерства – логичное развитие прежней модели глобализации. Начнут в итоге функционировать эти объединения или нет (а на их пути возникло много политических препятствий), но появление такой идеи знаменует важные процессы в мировой системе экономических отношений.

Трансатлантическое партнерство: общий контекст

США и ЕС ведут переговоры о формировании Трансатлантического торгово-инвестиционного партнерства с 2013 года. На сегодняшний день это наиболее амбициозный проект в сфере развития договорных форматов регионального экономического сотрудничества, сочетающий традиционные меры либерализации торговли с последовательным согласованием регуляторных правил хозяйственной деятельности на территории стран-участниц. В случае успеха проект весьма глубоко воздействует на развитие как мировой экономики, так и механизмов ее регулирования.

С одной стороны, само по себе снижение барьеров для экономического взаимодействия между партнерами, у которых объем взаимной торговли товарами и услугами превышает 1 трлн долларов, а накопленный объем взаимных прямых инвестиций близок к 4 трлн, неизбежно скажется на интересах значительного числа экономических субъектов по всему миру. Для одних откроются новые возможности доступа к рынкам, другие столкнутся с ослаблением своих конкурентных позиций.

С другой стороны, формирование ТТИП придаст новый импульс процессам изменения архитектуры управления глобальными экономическими процессами в ситуации, когда Дохийский раунд переговоров в рамках ВТО фактически зашел в тупик. В паре с Транстихоокеанским партнерством (ТТП), соглашение о создании которого достигнуто в феврале 2016 г., ТТИП претендует на расширение договорных механизмов экономического регулирования за рамки сфер, определенных соглашениями ВТО (формат ВТО+). Инициатива в деле либерализации торговли и инвестиций переходит от международных экономических организаций с универсальным членством к региональным объединениям. При этом позиции развитых стран, в первую очередь США, в системе управления глобальными экономическими процессами укрепляются.

Насколько реальны эти перспективы и какое влияние они могут оказать на экономические и политические интересы России?

Как и в случае любого крупного изменения в структурах экономического регулирования, ответы на эти вопросы требуют анализа трех уровней реальности:

фактического (что на самом деле происходит в сфере формирования ТТИП);

аналитического (каковы оценки его ожидаемого влияния на мировую экономику и отдельные ее подсистемы);

риторического (как перспективы формирования ТТИП предстают в политических дискуссиях и материалах, предназначенных для формирования общественного мнения).

Отношения между тремя перечисленными уровнями часто бывают сложными, если не противоречивыми. В частности, риторические аргументы, используемые как сторонниками, так и противниками ТТИП, порой игнорируют (и что еще хуже – некорректно интерпретируют) результаты исследований ведущих аналитических центров. При этом реальный ход переговоров может быть далек от представлений как аналитиков, так и тем более – от риторической подачи соответствующих вопросов политически ангажированными представителями групп, представляющих конкретные экономические интересы. Тем не менее для понимания перспектив ТТИП важно учитывать процессы на всех трех уровнях. Это связано не только с тем, что в реальной политике хвост часто вертит собакой (в данном случае – риторические аргументы, даже самые фантастические, могут оказывать влияние на ход переговоров и принятие или непринятие их результатов политическими элитами и общественным мнением). Не менее важно, что результаты исследований ведущих мозговых трестов активно используются при подготовке (и корректировке) переговорных позиций сторон, оказывая тем самым влияние на будущее содержание соглашения о ТТИП.

Ожидаемое влияние ТТИП на внешнеэкономические связи России

Масштабы последствий заключения соглашения о ТТИП для интересов российских экономических субъектов будут определяться тремя группами факторов: соотношением эффектов создания и реориентации торговли между США и ЕС после заключения соглашения о ТТИП, влиянием этого соглашения на экономический рост в странах-участницах и уровнем внешнеторговых связей России с соответствующими странами.

Последний из перечисленных факторов имеет четкое количественное измерение. По состоянию на 2013 г. на Евросоюз и Соединенные Штаты приходилось соответственно 49,4% и 3,3% внешнеторгового оборота России (в абсолютном выражении – 417,5 и 27,7 млрд долларов). Резкое ухудшение экономических отношений России со странами Запада, снижение мировых цен на энергоносители и кризисные тенденции в национальной экономике привели к тому, что к первому полугодию 2016 г. доля ЕС в торговом обороте России сократилась до 43,8% (91,5 млрд долларов), в то время как доля США увеличилась до 4,2 процента. Правда, исключительно за счет того, что спад в торговле с Америкой (объем которой составил лишь 8,8 млрд долларов) был несколько менее выражен, чем спад в совокупной торговле России (в январе-июне 2016 г. торговый оборот с Соединенными Штатами сократился по сравнению с аналогичным периодом предшествующего года на 19,2%, с Евросоюзом – на 26,1%, совокупный торговый оборот – на 22,2%). Несмотря на снижение объемов, торговля с ЕС и США обеспечивает почти половину (48%) совокупного внешнеторгового оборота России, что делает ее потенциально уязвимой для изменений в страновой структуре торгового сотрудничества ведущих партнеров.

Насколько значимыми могут быть такие изменения? Традиционным инструментом их оценки является расчет эффектов создания торговли (trade creation) и реориентации торговли (trade diversion) в результате заключения преференциальных торговых (и – шире – торгово-экономических) соглашений. Эффект создания торговли в отношениях между странами – участницами такого соглашения возникает благодаря тому, что снижение барьеров на пути взаимного сотрудничества позволяет заместить менее эффективное внутреннее производство приобретением соответствующих товаров по более низкой цене в стране-партнере. В свою очередь, эффект реориентации торговли обусловлен тем, что товары и услуги, которые ранее приобретались в третьих странах, после заключения преференциального соглашения выгоднее покупать в стране-партнере по данному соглашению, поскольку торговые барьеры в отношениях с этой страной снижены. Именно эффект реориентации торговли традиционно рассматривается в качестве основного фактора риска для государств, остающихся «за бортом» масштабных преференциальных договоренностей, направленных на активизацию регионального сотрудничества.

Большинство исследований, проделанных к настоящему времени, указывают на значительные потенциальные масштабы реориентации торговли и, как следствие, на выраженные негативные эффекты для третьих стран от заключения соглашения о ТТИП. Такой результат обусловлен тремя ключевыми обстоятельствами.

Во-первых, несмотря на общий низкий уровень тарифных барьеров во взаимной торговле (в среднем чуть выше 2% для импорта ЕС из США и чуть выше 3% – для американского импорта из Евросоюза), по ряду чувствительных товарных категорий (пищевые продукты, напитки, текстильная продукция и одежда) средний уровень импортных пошлин превышает 10 процентов. Так, в 2012 г. стоимостный эквивалент импортных пошлин на молочную продукцию в ЕС превышал 50%, а в США составлял почти 20%; на напитки и табачные изделия в Евросоюзе он был близок к 20%, в Соединенных Штатах достигал 14 процентов. Отмена барьеров в рамках ТТИП может привести к значительному оживлению взаимной торговли на фоне резкого проседания конкурентных позиций стран, не имеющих с ЕС и США аналогичного преференционного соглашения.

Во-вторых, принципиальной чертой ТТИП является ориентация на снижение нетарифных барьеров для торгово-экономического взаимодействия, в том числе через взаимное согласование регуляторных норм, действующих на территории Соединенных Штатов и единой Европы. Именно данный фактор рассматривается в качестве основного источника расширения взаимного экспорта товаров и услуг, кумулятивные масштабы которого, по разным оценкам, могут достигать 30–70% по сравнению с базовым сценарием, предполагающим неудачу переговоров. Наиболее значимые результаты с точки зрения улучшения взаимного доступа на рынки ожидаются в отраслях, производящих транспортные средства, химическую продукцию, продукцию пищевой промышленности и металлы. С учетом того, что изделия химической промышленности и металлургии занимают значительное место в российском экспорте (около 13% в структуре товарных поставок в ЕС в 2015 г.), эффекты реориентации торговли в данных отраслях могут оказаться весьма чувствительными.

В-третьих, акцент на дальнейшее улучшение условий для осуществления взаимных капиталовложений означает, что эффект реориентации затронет и инвестиционную сферу. Не менее трети взаимной торговли между Евросоюзом и США приходится на поставки между филиалами европейских и американских компаний, размещенных на партнерской территории, и реориентация инвестиций после заключения соглашения о ТТИП может придать дополнительный импульс реориентации торговли, в первую очередь в ущерб интересам стран, активно инвестирующим на территории Евросоюза и Соединенных Штатов, но не имеющим с ними преференциальных соглашений (это относится, например, к Японии, для которой эффект может быть частично ослаблен благодаря ее участию в ТТП, и в еще большей степени – к Китаю). В российском случае данный фактор может оказаться не столь выраженным, как в экономически развитых странах и ряде ведущих стран с развивающимися рынками, поскольку масштабы инвестиционной экспансии отечественных компаний в экономики ЕС и США ограниченны. Однако в долгосрочной перспективе (прежде всего в контексте смягчения геополитических противоречий) он может сыграть сдерживающую роль в развитии взаимных инвестиционных связей и реализации проектов в сфере технологического сотрудничества и создания трансграничных цепочек добавленной стоимости.

Теоретически негативные последствия реориентации торгово-инвестиционных потоков могут быть сглажены благодаря ускорению экономического роста в странах – участницах преференциального соглашения, обусловливающего рост ВВП и располагаемых доходов и, как следствие, расширение спроса на импортные товары и услуги. Применительно к ТТИП, однако, ожидать значительного выигрыша не приходится. Все имеющиеся расчеты ожидаемых результатов формирования ТТИП дают крайне низкие – менее 1 процентного пункта – оценки прироста ВВП и реальных доходов и для ЕС, и для США. По саркастическому замечанию автора одной из публикаций, даже при оптимистичных предположениях относительно экономического эффекта ТТИП доход среднего европейца увеличится на величину, позволяющую ему еженедельно выпивать еще одну чашку кофе. При всей условности соответствующих оценок нельзя не признать, что они не дают оснований рассчитывать, что возникнут компенсаторные эффекты, позволяющие хотя бы частично нейтрализовать эффекты торгово-инвестиционной реориентации.

Но насколько значимы они для России? Обнародованные в 2015 г. оценки потенциального влияния ТТИП на экономики стран БРИКС показывают, что даже в случае полной отмены барьеров в торговле между Евросоюзом и Америкой масштаб кумулятивного сокращения российского экспорта по сравнению с базовым сценарием составит лишь 1,7% (в том числе экспорта в США – на 4,3%, в ЕС – на 1,4%). Для сравнения: лишь за первое полугодие 2016 г. российский экспорт в Соединенные Штаты и Евросоюз упал на 11,8% и 33,9%, соответственно. Негативное влияние ТТИП на темпы экономического роста обещает быть еще менее выраженным. Ожидаемый кумулятивный спад российского ВВП может составить 0,1% – примерно столько же, сколько у Индии (0,09%), и чуть меньше, чем у Китая (0,12%). Важно подчеркнуть, что соответствующая оценка характеризует не ежегодный показатель спада ВВП, а суммарный эффект имплементации соглашения о ТТИП за период до 2027 года. И хотя в отдельных отраслях негативное влияние может оказаться более выраженным, оснований для катастрофических ожиданий в отношении прямых экономических последствий заключения соглашения о ТТИП имеющиеся на сегодняшний день исследования точно не дают.

Регуляторные последствия

Более сложно определить долгосрочные последствия для российской экономики, связанные с изменениями регуляторного режима торгово-экономических отношений между ЕС и США и его потенциального влияния на взаимодействие сторон-участниц с внешним миром. С одной стороны, отсутствуют стандартные методики количественной оценки такого рода последствий, что оставляет широкий простор для выдвижения самых разнообразных – в том числе прямо фантастических – предположений о влиянии ТТИП на интересы экономических партнеров Евросоюза и Америки. Например, о гипотетическом росте экспорта генетически модифицированных продуктов в ЕС из третьих стран, если под давлением американцев будет отменен запрет на ГМО-продукцию. С другой стороны, достигнутые двусторонние договоренности могут влиять на интересы третьих стран по сложным, порой априорно неочевидным, каналам, идентификация которых представляет нетривиальную задачу.

Основные риски для России, связанные с формированием единого европейско-американского регуляторного пространства, обычно связываются с сокращением возможностей маневра в двусторонних переговорах по торгово-инвестиционным вопросам и с перспективами навязывания России не устраивающих ее норм (включая технические стандарты, наднациональные механизмы защиты инвесторов, расширительные подходы к гарантиям прав интеллектуальной собственности, либерализацию доступа к рынкам государственных закупок и т.п.). Хотя с формальной точки зрения нормы преференциальных соглашений распространяются исключительно на отношения между странами, подписавшими соответствующие соглашения, опыт показывает, что США и особенно ЕС имеют повышенную склонность к распространению «своих» регуляторных норм на отношения со странами-партнерами. В этом смысле риски «регуляторного империализма», основанного на положениях ТТИП, еще более выражены, чем в случае соглашения о ТТП.

Возможные пути решения связаны, во-первых, с разработкой оптимальных переговорных стратегий по каждому из вопросов будущего регуляторного взаимодействия с Евросоюзом и Соединенными Штатами, и, во-вторых, с поисками рамочных форматов договорного взаимодействия с ними. Если перспективы нахождения такого формата в отношениях с американцами относятся скорее к компетенции футурологов, чем прогнозистов, то применительно к отношениям с ЕС в долгосрочной перспективе (10–15 лет) существует вполне реальная возможность возврата к идее соглашения о системном снижении торгово-инвестиционных барьеров. Как ни парадоксально, нынешнее содержание переговоров по ТТИП содержит намеки на то, что его итоговый вариант может облегчить выработку выгодных для России положений нового соглашения с Европейским союзом. Существует и ряд других обстоятельств, благодаря которым регуляторные новшества способны косвенно содействовать реализации российских интересов в отношениях с единой Европой и, в меньшей степени, с Соединенными Штатами.

Во-первых, устранение барьеров, связанных с различиями в технических, санитарных, фитосанитарных и иных стандартах, которые действуют в США и ЕС, с наибольшей вероятностью пойдет не по пути гармонизации и тем более унификации, а по пути разработки механизмов их взаимного признания. Появление соответствующих механизмов может сыграть роль прецедента и образца для подражания одновременно. Как известно, одним из главных препятствий при обсуждении «единого экономического пространства от Лиссабона до Владивостока» были различия в подходах к регуляторному сближению: для ЕС оно означало принятие Россией европейских технических стандартов, для России – взаимное признание стандартов Евросоюза и Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Российские предложения противоречили складывавшимся десятилетиями представлениям европейцев об исключительности стандартов ЕС в экономических отношениях с зарубежными партнерами. Если в основу ТТИП будет положен принцип взаимного признания стандартов, и самой этой исключительности, и укоренившимся представлениям о ней будет нанесен ощутимый удар.

Во-вторых, в ходе переговоров о ТТИП под угрозой оказалась еще одна «священная корова» Европейского союза – т.н. принцип предосторожности, в соответствии с которым разработчики и пользователи технологий должны доказывать их безвредность для потребителей и окружающей среды. В США принят прямо противоположный принцип, предполагающий, что субъекты, возражающие против использования конкретных технологий, должны представить доказательства их опасности. Очевидное противоречие блокирует прогресс переговоров по широкому кругу вопросов – от торговли продовольственной и химической продукцией до разработки сланцевых месторождений. И если в таких чувствительных сферах, как производство и допуск на рынок генетически модифицированной продукции, от европейской стороны вряд ли можно ждать уступок, то в других отраслях они вполне возможны. Одним из примеров является печально известный Регламент по вопросам регистрации, оценки, допуска на рынок и ограничений на производство и оборот химической продукции (REACH), принятый в 2006 г. и с тех пор попортивший немало крови российским экспортерам. Можно только пожелать удачи лоббистам американских химических компаний, которые в ходе переговоров о ТТИП настаивают на пересмотре положений REACH. Если их усилия увенчаются успехом, у Брюсселя будет мало шансов сохранить в своем распоряжении протекционистский инструмент, ставший в свое время плодом совместного «творчества» европейских химических компаний и идеологически мотивированного «зеленого лобби».

В-третьих, одним из последствий заключения соглашения о ТТИП может стать ограничение масштабов субсидирования сельского хозяйства и в ЕС, и в США. Подобные перспективы обсуждаются представителями сельскохозяйственных лобби (что неудивительно – в критическом ключе) и экспертного сообщества (в большинстве случаев – в одобрительном тоне, с учетом позитивного влияния данного шага на благосостояние потребителей). Для России реализация такого сценария может означать сокращение искусственных – основанных на субсидиях – конкурентных преимуществ европейских и американских производителей, что придаст дополнительный стимул как для экономически оправданного импортозамещения, так и для экспансии российских сельхозпроизводителей на внешние рынки.

Наконец, опять-таки под давлением американских лоббистов, возможно ослабление европейских стандартов защиты наименований продуктов, контролируемых по региону производства. Производители «Российского шампанского», подмосковного пармезана и кизлярского коньяка явно не останутся внакладе при таком развитии событий.

Существенным является тот факт, что все перечисленные новшества в будущем могут найти отражение при разработке универсальных соглашений, касающихся вопросов торгово-инвестиционного регулирования – в частности, в рамках переговорного процесса в ВТО. Оборотная сторона медали состоит в том, что наименее привлекательные для России аспекты формирующегося в ТТИП режима «ВТО+» также могут быть инкорпорированы в многосторонние международные соглашения. Более того, многие наблюдатели ставят под вопрос будущее ВТО, которая, с их точки зрения, может оказаться лишней перед лицом растущей регуляторной мощи ТТИП и ТТП.

ТТИП, геополитика и перспективы управления глобальными экономическими процессами

Вопрос о влиянии ТТИП на международную архитектуру экономического регулирования остается на сегодняшний день одним из самых спорных. Существует широкий спектр мнений: от признания за ТТИП (в паре с ТТП) роли «могильщика» ВТО – до утверждений, что ТТИП (как и ТТП) строго основывается на нормах ВТО, а вводимые новшества способны послужить образцом для инициатив, призванных оживить зашедший в тупик Дохийский раунд переговоров.

В логику первой интерпретации, предполагающей замену нынешней многосторонней системы внешнеторгового регулирования американоцентричной системой региональных торгово-инвестиционных блоков, хорошо укладывается и прозвучавшее из уст Хиллари Клинтон сравнение ТТИП с «экономическим НАТО», и известная фраза Барака Обамы о том, что ТТП позволит Соединенным Штатам, а не Китаю, играть роль лидера глобальной торговли. В то же время второй интерпретации также нельзя отказать в рациональности.

Действительно, договорные форматы регионального экономического сотрудничества, сочетающие отмену барьеров во взаимной торговле товарами и услугами по образцу традиционных соглашений о создании зон свободной торговли (ЗСТ) со снижением торгово-инвестиционных барьеров, связанных с различиями в национальных регуляторных нормах, с середины 1990-х гг. стали, безусловно, доминировать в структуре региональных торговых соглашений. Они все больше оттесняли на второй план (по крайней мере количественно) объединения, опирающиеся на более глубокие форматы сотрудничества и интеграции, которые предполагают построение таможенного союза, общего рынка, экономического и валютного союза. Новые форматы (для обозначения которых часто используется термин «ЗСТ+») оказались идеальны для стран с разным уровнем экономического развития и/или практикующих разные подходы к регулированию тех или иных аспектов хозяйственной жизни. В обоих случаях различия экономических интересов не допускают унификации норм экономического регулирования, характерной для глубоких форматов интеграции, и в то же время позволяют устранить барьеры для сотрудничества в тех сферах, где имеется максимальная общность интересов и/или возможен размен уступок одних стран на уступки других. При этом в вопросах, регулируемых нормами ВТО, участники соглашений традиционно придерживаются соответствующих норм, строя на них собственные стратегии опережающей либерализации взаимных экономических связей. В свою очередь, в сферах, на которые нормы ВТО не распространяются, они самостоятельно разрабатывают нормы регуляторного сотрудничества (принцип «ВТО+»). ТТП и ТТИП вывели эти подходы на ранее невиданный уровень регуляторного охвата, однако сущность осталась неизменной: где возможно, «бежать впереди ВТО» в деле либерализации торговли, одновременно разрабатывая собственные нормы и правила в сферах, находящихся за пределами компетенции ВТО.

Может ли этот процесс привести к закату и отмиранию ВТО? На сегодняшний день такая перспектива выглядит нереалистичной. Во-первых, потому, что, как было сказано выше, соглашения в формате ЗСТ+ сами строятся на нормах ВТО. А во-вторых, механизмы ВТО, даже если они и не способны обеспечить дальнейшую либерализацию международной торговли, имеют ключевое значение для поддержания уже достигнутого уровня либерализации и разрешения торговых споров. Так что хоронить ВТО рано.

Немаловажное значение имеет и тот факт, что само по себе ТТИП затронет достаточно скромную долю мировой торговли. Оценки, в соответствии с которыми в сфере регуляторного воздействия ТТИП окажется свыше 30% мировой торговли товарами и более 40% торговли услугами, основаны на том, что в соответствующую сферу совершенно механически (и без всяких на то оснований) зачисляется взаимная торговля между странами Евросоюза. Если говорить собственно о торговле между ЕС и США, то ее масштабы существенно более скромные. По данным ВТО, на экспорт из Европейского союза в Соединенные Штаты в 2015 г. приходилось 2,3% глобального экспорта товаров, на экспорт из США в ЕС – и того меньше (1,5%). В глобальном экспорте услуг соответствующие доли лишь немногим выше – 3,1% и 4,1 процента. Это явно не те показатели, с которыми можно строить режим регулирования международной торговли без опоры на действенную структуру глобального регулирования, каковой в настоящее время является ВТО.

Необходимо обратить внимание на важный парадокс. В той мере, в какой США намерены использовать ВТО для более широкого продвижения регуляторных норм ТТИП и ТПП, геополитическая риторика, ориентированная на американского избирателя, может сослужить плохую службу. В современных условиях уверенное позиционирование ТТИП и ТПП как проектов, призванных закрепить американское лидерство в ущерб другим участникам международной системы, способно вызвать опасения по поводу формирования режима «эгоистичной гегемонии» не только у стран, оставшихся за бортом этих соглашений, но и у ряда их фактических и потенциальных участников (в том числе среди европейских элит). В таком случае на перспективах включения норм ТТИП и ТПП в систему соглашений ВТО можно будет уверенно поставить крест.

В свою очередь, если США планируют распространять сферу действия регуляторных норм ТТИП и ТПП «без ВТО» – через приглашение новых стран к подписанию этих соглашений и навязывание соответствующих норм по двусторонним торгово-инвестиционным соглашениям, – такая стратегия неизбежно оставит ниши, в которых двусторонние связи будут осуществляться вне регуляторного поля ТТИП и ТПП. А поскольку экономика, как и природа, не терпит пустоты, в соответствующих нишах вероятно появление региональных проектов, инициированных странами, не испытывающими восторга по поводу перспектив американской гегемонии в сфере глобального экономического регулирования. В этих условиях ВТО останется главным фактором, удерживающим мировой торговый режим от сползания к недружественной конкуренции альтернативных региональных проектов.

Возможные стратегии ответа на вызовы

Каждый раз, когда в мировой экономике формируются новые вызовы, из-за действий акторов, на поведение которых не удается оказать действенного влияния, возникает дилемма выбора между борьбой и адаптацией. Характер выбора часто зависит от того, кто именно его делает: представители политических элит в большинстве своем предпочитают борьбу, экономических – адаптацию. В российском случае стратегия борьбы с негативными последствиями ТТИП предполагает в первую очередь интенсификацию усилий по реализации собственных региональных проектов (прежде всего углубление интеграции в ЕАЭС и форсирование переговоров о заключении преференциальных соглашений со странами, оставшимися вне ТТИП и ТТП). В будущем элементом данной стратегии может стать активное использование механизмов ВТО для оспаривания тех действий ЕС и США, которые будут связаны с распространением на Россию не отвечающих ее интересам норм и положений ТТИП.

В свою очередь, стратегия адаптации предполагает оценку содержания будущего соглашения о ТТИП на предмет возможного использования отдельных его положений для совершенствования регуляторного режима в Российской Федерации, дальнейшей либерализации торгово-инвестиционных связей в рамках ЕАЭС и с дружественными странами СНГ, а также – в долгосрочной перспективе – в переговорах о заключении нового соглашения об экономическом сотрудничестве с Евросоюзом. Как было показано выше, ряд обсуждаемых в рамках формирования ТТИП вопросов может породить решения, способные укрепить переговорную позицию России в ее взаимодействии с европейцами. Поскольку масштаб прямых экономических потерь России от формирования ТТИП скорее всего окажется небольшим, принципиальное значение имеет поиск возможностей компенсации потерь секторам, где ущерб от реориентации торговли может оказаться максимальным. В частности, при оптимальном развитии событий потери российских производителей химической продукции могут быть сведены к минимуму в случае пересмотра европейского регламента REACH, а конкурентные позиции российских производителей продовольствия и сельскохозяйственного сырья укрепятся в случае снижения масштабов субсидирования сельского хозяйства в США и ЕС.

Оптимальный вариант реакции на вызовы, связанные с формированием ТТИП, будет предусматривать сочетание двух описанных стратегий. Каким именно окажется это сочетание – во многом зависит от финального результата переговоров о ТТИП. На сегодняшний день между сторонами достаточно принципиальных расхождений, чтобы сохранялся существенный уровень неопределенности не только по поводу содержания соглашения о ТТИП, но и о перспективах его подписания и тем более – ратификации. Ситуацию еще более осложняют институциональный кризис в ЕС, вспыхнувший с новой силой на фоне перспектив Брекзита, и грядущая смена политических лидеров в Соединенных Штатах и Германии, которые на протяжении последних лет были главными знаменосцами идеи ТТИП. Безусловно уверенным можно быть только в том, что формирование ТТИП не несет с собой катастрофических последствий для России, и после подписания соглашения (если это когда-нибудь произойдет) у нее будет достаточно времени для выработки оптимального ответа.

США. Евросоюз. Весь мир. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 29 ноября 2016 > № 2906816 Сергей Афонцев

Популизм на марше

Почему Запад оказался в беде

Фарид Закария – ведущий программы Fareed Zakaria GPS на CNN и автор книги «Постамериканский мир».

Резюме Избиратели требуют кардинальных перемен и хотят видеть решительного лидера. В Соединенных Штатах и других западных странах растет поддержка тех, кто способен сбросить с себя сдержки и противовесы либеральной демократии.

Некоторые идеи этого эссе изложены в его колонках в The Washington Post.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6, 2016 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

И поклонники Дональда Трампа, и его критики скорее всего согласятся в одном: он другой. Один из его главных сторонников среди республиканцев Ньют Гингрич описывает Трампа как «уникальный, экстраординарный опыт». И действительно, по многим аспектам – по своей известности, гибкому обращению с фактами – Трамп необычен. Но по сути это не так: Трамп – лишь часть масштабного подъема популизма, происходящего в западном мире. Его можно наблюдать в странах с разными условиями – от процветающей Швеции до переживающей кризис Греции. В большинстве стран популизм остается оппозиционным движением, хотя и набирает силу, но в некоторых, таких как Венгрия, он становится господствующей идеологией. Тем не менее практически повсеместно популизм захватил внимание общества.

Что такое популизм? Для разных групп он имеет разное значение, но во всех версиях подразумевает подозрительность и враждебность в отношении элит, мейнстримной политики и действующих институтов. Популизм воспринимается как голос забытых «простых» граждан и отражение истинного патриотизма. «Единственным антидотом против десятилетий разрушительного правления небольшой группы элит является смелое выражение народной воли. По всем важным вопросам, касающимся этой страны, люди правы, а правящая элита – нет», – написал Трамп в The Wall Street Journal в апреле 2016 года. Норберт Хофер, проведший в 2016 г. президентскую предвыборную кампанию под лозунгом «Австрия превыше всего», объяснял своему оппоненту – бывшему профессору: «За вами стоит высшее общество, со мной народ».

Исторически популизм имеет левый и правый варианты, и сегодня период расцвета переживают обе версии: от Берни Сандерса до Трампа, от правящей в Греции партии СИРИЗА до «Национального фронта» во Франции. Однако сегодняшний левый популизм нельзя назвать каким-то особенным или непонятным. В западных странах давно существуют крайне левые, которые критикуют левый мейнстрим за чрезмерную ориентацию на рынок и отражение интересов крупного бизнеса. После холодной войны левоцентристские партии значительно сместились к центру (вспомните Билла Клинтона в США и Тони Блэра в Великобритании), освободив пространство для популистов. Однако оно оставалось незаполненным до финансового кризиса 2007–2008 годов. Из-за последующего экономического спада американские семьи лишились благосостояния, в таких странах, как Греция и Испания, безработица превысила 20% и остается на этом уровне до сих пор. Неудивительно, что после самого тяжелого экономического кризиса со времен Великой депрессии левые популисты переживают подъем.

Повестка новых левых не сильно отличается от программы старых левых. Во многих европейских странах левые популистские партии сегодня гораздо ближе к центру, чем 30 лет назад. Например, СИРИЗА в Греции является социалистической в значительно меньшей степени, чем ПАСОК в 1970-е – 1980-е годы. Находясь у власти, партия проводит рыночные реформы и реализует меры экономии – практически такую же повестку предлагала правящая партия-предшественница. Если «Подемос», испанская версия СИРИЗЫ, придет к власти (на последних выборах партия набрала 20% голосов), она окажется в аналогичной ситуации.

Правые популистские партии, напротив, переживают новый, удивительный подъем в европейских странах. Во Франции представитель «Национального фронта» может выйти во второй тур президентских выборов в следующем году. Австрийская Партия свободы практически победила на президентских выборах в этом году и еще может добиться успеха, поскольку результаты были аннулированы и голосование перенесено на декабрь. Не все страны поддались искушению. Испания, где помнят времена правой диктатуры, не заинтересовалась подобными партиями. Но в Германии, которая пытается справиться с собственной историей экстремизма, появилась своя правая популистская партия, набирающая силу – «Альтернатива для Германии». И, конечно, есть Трамп. Хотя многие американцы считают Трампа уникальным феноменом, а не представителем масштабной, долгосрочной тенденции, все больше фактов свидетельствуют об обратном. Политолог Джастин Гест адаптировал программу Британской национальной партии и спросил белых американцев, поддержали бы они партию, которая выступает за «прекращение массовой иммиграции, создание рабочих мест для американцев в Америке, сохранение американского христианского наследия и противодействие угрозе ислама». 65% опрошенных ответили утвердительно. Трампизм, резюмировал Гест, переживет Трампа.

Почему Запад и именно сейчас?

В поисках источников нового популизма следует воспользоваться советом Шерлока Холмса и обратить внимание на собаку, которая не лает. Популизм отсутствует в Азии, даже в таких развитых экономиках, как Япония и Южная Корея. Он идет на спад в Латинской Америке, где левые популисты в Аргентине, Боливии и Венесуэле за десять лет довели свои страны до истощения. Но в Европе мощный, постоянный рост популизма не только происходит практически повсеместно, он еще имеет более глубокие корни, чем можно было представить. Рональд Инглхарт и Пиппа Норрис, исследователи Гарвардской школы госуправления имени Кеннеди, подсчитали, что с 1960-х гг. правые популистские партии вдвое увеличили долю голосов в европейских странах, доля голосов левых популистов возросла в пять раз. Ко второму десятилетию нынешнего века средняя доля мест правых популистских партий возросла до 13,7%, левых – до 11,5%.

Самые поразительные выводы исследования касаются сокращения влияния экономики на политику. Сегодня наши представления о политике по-прежнему основаны на разделении на правых и левых, характерном для XX века. Левые партии ассоциируются с увеличением госрасходов, социальным государством и регулированием бизнеса. Правые хотят ограничить роль государства, сократить социальные гарантии и вмешательство государства. Распределение голосов избирателей традиционно подтверждало такое идеологическое разделение: рабочий класс выбирает левых, а средний и высший класс – правых. Политические предпочтения человека обычно определял доход.

Инглхарт и Норрис отмечают, что старая структура голосования на протяжении десятилетий постепенно исчезала. «К 1980-м гг. классовое голосование упало до самого низкого уровня в Великобритании, Франции, Швеции и ФРГ… В США оно упало настолько [к 1990-м гг.], что дальше снижаться было уже некуда», пишут они. Сегодня экономический статус американца не определяет электоральных предпочтений. Позиция по социальным вопросам – скажем, отношение к однополым бракам – позволяет с большой вероятностью предположить, будет ли человек голосовать за республиканцев или за демократов. Инглхарт и Норрис также проанализировали платформы партий за последние десятилетия и пришли к выводу, что с 1980-х гг. важность экономических вопросов упала. Значимость неэкономических вопросов, связанных с полом, расой, окружающей средой, напротив, возросла.

Чем объясняется такое изменение и почему оно происходит практически повсеместно в западном мире? Европа, Северная Америка включают в себя государства с совершенно разными экономическими, социальными и политическими условиями. Но все они столкнулись с общим вызовом – экономической стагнацией. Несмотря на различную экономическую политику, проводимую западными государствами, все они с 1970-х гг. переживают замедление экономического роста. Да, имели место короткие бумы, но долгосрочная тенденция налицо, даже в Соединенных Штатах. Чем обусловлен этот спад? В книге «Подъем и падение государств» Ручир Шарма отмечает, что такая масштабная тенденция, как стагнация, должна иметь такую же масштабную причину. Он определяет первостепенный фактор – демография. Во всех западных странах – от США до Польши и от Швеции до Греции – наблюдается спад рождаемости. Масштабы разнятся, но семьи везде становятся меньше, соответственно меньше работников пополняют рынок труда, а число пенсионеров возрастает с каждым годом. Такие демографические условия оказывают фундаментальное негативное воздействие на экономический рост.

Помимо замедления роста существуют вызовы, связанные с новой глобальной экономикой. Сегодня глобализация проникла во все сферы и глубоко укоренилась, а рынки Запада (если говорить в целом) являются самыми открытыми в мире. Товары можно производить в странах с низким уровнем зарплат, а затем доставлять в индустриально развитые экономики. Хотя эффект от глобальной торговли позитивен для экономик в целом, некоторые сектора оказываются под ударом, огромное количество неквалифицированных или малоквалифицированных работников теряют работу или переходят на неполную занятость.

Еще один тренд в западном мире – информационная революция. Не будем обсуждать здесь вопрос о том, повышают ли новые технологии производительность труда. Достаточно сказать, что они усугубляют эффект глобализации и во многих случаях превращают некоторые виды работы в ненужные быстрее, чем торговля. Возьмем, к примеру, новые невероятные технологии беспилотных автомобилей, которые разрабатывают Google и Uber. Какими бы ни были другие последствия этого процесса, вряд ли данная инновация порадует три миллиона американцев – профессиональных водителей грузовиков. (Самая распространенная работа для американца сегодня связана с вождением автомобиля, автобуса или грузовика, отмечает Дерек Томпсон из The Atlantic.)

Наконец, еще один вызов – финансово-бюджетный. Практически все западные страны столкнулись с долговой проблемой. Соотношение чистого долга к ВВП в Евросоюзе в 2015 г. составляло 67%, в США – 81%. Это не катастрофические цифры, но они в определенной степени ограничивают действия правительств. Долги нужно финансировать, а с ростом расходов на пожилых через пенсионное обеспечение и здравоохранение увеличится и долговое бремя. Если единственный путь к стимулированию роста – это инвестиции, т.е. расходы на инфраструктуру, образование, науку и технологии, то долговое бремя из-за старения населения серьезно осложняет этот путь.

Перечисленные факторы – демография, глобализация, технологии и бюджеты – означают, что политики ограничены в выборе возможностей. Разрешить проблемы развитых экономик сегодня позволят только целенаправленные усилия, которые улучшат ситуацию в целом: это наращивание инвестиций, переподготовка работников, реформирование здравоохранения. Но поступательное движение вызывает недовольство многих избирателей, которые требуют кардинальных перемен и хотят видеть смелого, решительного лидера, готового осуществить эти перемены. В Соединенных Штатах и других западных странах растет поддержка лидеров, способных пренебречь сдержками и противовесами либеральной демократии.

От экономики к культуре

Отчасти из-за мощных сил, действующих в глобальной экономике, в последние десятилетия произошла конвергенция экономической политики в мире. В 1960-е гг. разница между левыми и правыми была огромна: левые стремились национализировать все отрасли, а правые хотели вытеснить государство из экономики. Придя к власти во Франции в начале 1980-х гг., Франсуа Миттеран проводил политику, которую с уверенностью можно было идентифицировать как социалистическую. Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган, напротив, стремились к снижению налогов, приватизации отраслей промышленности и госсектора, дерегулированию частного сектора.

Окончание холодной войны дискредитировало социализм во всех его формах, и левые партии сместились к центру, наиболее успешно при Клинтоне в США и Блэре в Великобритании. И хотя правые политики продолжают выступать за невмешательство государства в экономику, сегодня это только теория. Приходя к власти, особенно после глобального финансового кризиса, консерваторы приспосабливаются к смешанной экономике, а левые либералы – к рынку. Разница между политикой Тони Блэра и Дэвида Кэмерона была реальной, но в исторической перспективе она оказалась несущественной. Кстати, планы Трампа в сфере экономики включают масштабные расходы на инфраструктуру, высокие тарифы и льготы для работающих матерей. Он использует обычную риторику об уменьшении регулирования и налогов, но то, что он обещает – не будем говорить о том, что он сможет реализовать, – не так уж отличается от программы Хиллари Клинтон. Правда, он хвастался, что его инфраструктурная программа будет в два раза масштабнее, чем у Клинтон.

Конвергенция экономической политики способствовала тому, что основные различия между левыми и правыми сегодня касаются культуры. Анализ голосующих за Brexit, Трампа или кандидатов-популистов в Европе показывает, что экономические факторы (такие как растущее неравенство или воздействие торговли) не являются мощными драйверами их поддержки, в отличие от культурных ценностей. Как отмечают Инглхарт и Норрис, сдвиг начался в 1970-е гг., когда молодежь приняла постматериалистическую политику, ту, что была сфокусирована на самовыражении и вопросах пола, расы и окружающей среды. Они бросили вызов существующим институтам и нормам и начали успешно внедрять новые идеи, переформатируя политику и общество. Но возникло и противодействие. Старшее поколение – в особенности мужчины – почувствовало, что по его цивилизации, по ценностям, на которых оно выросло, нанесен удар. Эти люди стали голосовать за партии и кандидатов, которые, по их мнению, способны сдерживать культурные и социальные изменения.

В Европе это привело к подъему новых партий. В Соединенных Штатах республиканцы стали голосовать, руководствуясь своими культурными принципами, а не экономическим статусом. Республиканская партия на протяжении десятилетий существовала как коалиция разобщенных групп, включающих культурных и экономических консерваторов, а также внешнеполитических «ястребов». Потом, при Клинтоне, демократы сместились к центру и привлекли на свою сторону партии профессионалов и «белых воротничков». Белые представители рабочего класса почувствовали себя чужими из-за космополитизма демократов. Им стало комфортнее с республиканцами, которые обещали защищать их ценности по трем пунктам: оружие, Бог и геи. В ходе первого срока президента Барака Обамы на правом фланге возникло «Движение чаепития», вероятно, как реакция на действия правительства в условиях финансового кризиса. Однако Теда Скокпол и Ванесса Уильямсон, побеседовав с сотнями сторонников «Движения чаепития», пришли к выводу, что их мотивация была культурной, а не экономической. Как показало распространение враждебного отношения к Обаме, раса тоже сыграла роль в такой культурной реакции.

На протяжении еще нескольких лет консервативный истеблишмент в Вашингтоне был сосредоточен на экономике, не в последнюю очередь из-за того, что его важнейшие сторонники-спонсоры склонялись к либертарианству. За кулисами разрыв между истеблишментом и электоральной базой партии продолжал расти, и успех Трампа только выявил этот раскол. Политическое чутье помогло Трампу понять, что многих республиканских избирателей не трогают стандартные разговоры о свободной торговле, низких налогах, дерегулировании и реформе социального обеспечения, но они отреагируют на призывы, основанные на культурных страхах и националистических настроениях.

Нация против миграции

Неудивительно, что первой и самой важной темой, которую использовал Трамп, стала иммиграция. По многим другим социальным вопросам, включая права геев, правые популисты расколоты и сами признают, что идут против течения. Немногие консервативные политики сегодня поддерживают восстановление уголовной ответственности за гомосексуализм. Но иммиграция – взрывоопасный вопрос, по которому популисты объединяются и выступают против своих оппонентов из элиты.

За риторикой стоит реальность, потому что мы действительно живем в эпоху массовой миграции. Мир трансформировался из-за глобализации товаров, услуг и информации, и все это вызвало болезненную реакцию и отторжение. Но сегодня мы наблюдаем глобализацию людей, которая вызывает более сильную, грубую и эмоциональную реакцию общества. Население западных стран осознало и приняло приток иностранных товаров, идей, искусства и кухни, но оно не готово принять приток самих иностранцев – и сегодня это невозможно не заметить.

На протяжении большей части истории человечества люди жили, переезжали, работали и умирали в пределах нескольких миль от места своего рождения. Однако в последние десятилетия западное общество столкнулось с огромным притоком людей из других стран и чуждых культур. В 2015 г. в мире насчитывалось около 250 млн мигрантов и 65 млн вынужденных переселенцев. Наибольшее число приняла Европа – 76 млн, и этот континент вызывает особую тревогу. Эта тревога позволяет лучше спрогнозировать предпочтения избирателей, чем такие вопросы, как неравенство и замедление экономического роста. В качестве контрпримера возьмем Японию. Низкие показатели роста фиксируются в стране уже 25 лет, а население стареет быстрее, чем в других странах, но там нет большого количества иммигрантов – и отчасти вследствие этого там нет популистской лихорадки.

Нельзя сказать, что уровень обеспокоенности общества напрямую коррелируется с общим числом иммигрантов в стране или с концентрацией иммигрантов в конкретном регионе, но опросы дают удивительные результаты. Например, французы обеспокоены связью между беженцами и терроризмом меньше, чем другие европейцы, а в Германии за последние 10 лет снизилось негативное отношение к мусульманам. Тем не менее определенная корреляция между опасениями общества и темпами миграции существует. Можно предположить, что ключевым элементом является политика: в странах, где мейнстримные политики не обращают внимания на обеспокоенность населения, наблюдается рост популизма – политиканы раздувают страхи и скрытые предрассудки. В странах, где иммиграционными и интеграционными процессами удается управлять, а руководители действуют уверенно и практично, роста популистского недовольства не наблюдается. Примером может служить Канада, где много иммигрантов и достаточно беженцев, но отрицательной реакции нет.

Конечно, популисты нередко искажают или даже придумывают факты, чтобы добиться успеха. Например, в США чистая иммиграция из Мексики уже несколько лет остается отрицательной. Т.е. на самом деле нелегальная иммиграция сокращается. Аналогичным образом сторонники Brexit использовали некорректную или даже сфабрикованную статистику, чтобы запугать избирателей. Тем не менее отрицать проблему как придуманную демагогами (а не просто эксплуатируемую ими) было бы неправильно. Количество иммигрантов, прибывающих в Европу, достигло исторических максимумов. В Соединенных Штатах доля родившихся в других странах возросла с 5% в 1970 г. до 14% сегодня. Проблема нелегальной миграции в США остается реальной, хотя в последнее время поток замедлился. Во многих странах системы управления миграцией и оказания помощи для интегрирования мигрантов развалились. Очень часто власти отказываются налаживать их функционирование из-за заинтересованности в дешевой рабочей силе или боясь показаться равнодушными ксенофобами.

Иммиграция – это последний рубеж глобализации, самый проблемный и разрушительный, потому что речь идет не об объектах и абстракциях, люди лицом к лицу сталкиваются с такими же человеческими существами, которые выглядят, говорят и ощущают себя по-другому. Из-за этого возникает страх, расизм и ксенофобия. Но дело не только в нездоровых реакциях. Нужно признать, что изменения происходят слишком быстро, и общество не успевает их переварить. Идеи уничтожения и созидательного разрушения приветствуются так активно, что можно забыть о том, как их воспринимают те, кого предлагается уничтожить.

Западному обществу нужно сосредоточиться непосредственно на опасностях слишком быстрых культурных изменений. Для этого могут потребоваться ограничения темпов иммиграции и групп граждан, которым разрешен въезд. Необходимо приложить усилия для интеграции и ассимиляции, а также обеспечения безопасности. Многим западным странам нужны более эффективные программы переподготовки уволенных работников по аналогии с американским законом о правах демобилизованных военнослужащих. Программы должны быть доступны для всех, государство, частный сектор и образовательные учреждения должны действовать сообща. Кроме того, нужно выяснить реалии миграции: общество должно знать факты, а не страдать фобиями. Но в конечном итоге единственный вариант – это просвещенные лидеры, которые будут пробуждать в людях добрые чувства, а не потворствовать их худшим инстинктам.

В конце концов мы преодолеем этот рубеж. Самые большие различия в отношении к миграции – поколенческие. Молодые люди меньше опасаются любых групп иностранцев в обществе. Они понимают, что обогащаются – экономически, социально, культурно, – живя в многообразном, динамичном обществе. Они воспринимают открытый, взаимосвязанный мир как должное и именно к этому будущему стремятся. Главный вызов для Запада – сделать путь к этому будущему менее ухабистым, чтобы избежать катастроф.

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 28 ноября 2016 > № 1999014 Фарид Закария

«Трамп не был в Нью-Йорке крупной фигурой»

Профессор Университета Дьюка рассказала о роли традиционных медиа в выборах в США

Александр Братерский

После неожиданной победы Дональда Трампа на президентских выборах в США все больше наблюдателей задаются вопросом о том, как будут строиться отношения избранного президента с «четвертой властью». Как Трамп победил благодаря СМИ, превратившим шоумена в политика, «Газете.Ru» рассказала профессор политологии Университета Дьюка Эллен Мицкевич, автор многих книг, посвященных роли медиа в политике.

— Как СМИ помогли Трампу в его президентской кампании?

— В 2015 году американские СМИ считали его непредсказуемым кандидатом, позиции которого шли вразрез с принятым дискурсом. В связи с этим ему уделялось огромное количество бесплатного эфирного времени. Его телегеничность и способность держать аудиторию повышали рейтинги политических передач и выпусков новостей, что привлекало рекламодателей.

Не думаю, что он был прям уж такой знаменитостью до того, как принял решение выдвигаться президентом. Его шоу «Кандидат» было популярным, но по рейтингам, конечно, его невозможно сравнить с трансляцией футбольного Суперкубка. Его деловые связи тоже не были столь обширны, как он предпочитал делать вид, в Нью-Йорке он не такая уж и крупная фигура.

Именно эффект низкой базы, его небольшая известность по сравнению с другими крупными игроками превратили его по ходу праймериз из средней руки бизнесмена в более весомую фигуру. Следившие за его политической карьерой не могли ожидать, что так произойдет.

Неожиданная победа над конъюнктурными кандидатами разогрела интерес к нему со стороны медиа еще больше. Во второй части кампании вся страна уже знала его и его позицию по ключевым вопросам, хотя он и менял ее постоянно.

— Можно ли считать, что часть успеха ему принесла трата больших средств на digital consulting?

— Трамп, конечно, пошел в цифровую сферу во многом из-за выгодности направления. Но он также справедливо подчеркивает, что это давало ему постоянную связь с сотней тысяч своих поклонников. И да, это было дешевле, чем те миллионы долларов, которые потратила кампания Хиллари на телевизионную рекламу. В моем штате это было особенно заметно. В этом году за Северную Каролину шла борьба, и на нас обрушился такой поток рекламы, которую мы раньше не видели. Кандидаты постоянно приезжали сюда, тут были и Барак и Мишель Обама, и Мишель в отдельности с Хиллари.

— Если говорить о Хиллари, то в чем была ошибочность ее кампании?

— Госпожа Клинтон делала ставку на гендер и видела в женщинах группу, которую можно было мобилизовать для поддержки своей кандидатуры. Но, как и в 2008 году, когда она проиграла праймериз Бараку Обаме, этого сделать не удалось. Есть такие судьбоносные вопросы, которые важны для одной категории женщин и не важны для другой — например, расовый вопрос, — и Клинтон должна была это понимать. Она надеялась, что сможет сыграть на этих настроениях, но не смогла этого сделать ни в 2008 году, ни сейчас. Исследования показали, что избирательные предпочтения женщины не монолитны.

Так, согласно данным социологии, Трампа поддержала большая доля женщин с высшим образованием — потенциальных избирательниц Клинтон.

— Казалось, что СМИ действительно начали очень жесткую кампанию против Трампа, просто уничтожая его репутацию. Возможно ли, что люди просто решили голосовать от противного?

— Я бы возразила против такого обобщения. Надо точно говорить, о каком именно периоде идет речь. Мне кажется, что вначале был довольно затянувшийся период, когда Трампа просто не принимали всерьез. Тогда никто не предполагал, что он будет одним из ключевых участников праймериз, и после того, как Трамп стал добиваться успехов, СМИ начали понимать, что они ошиблись, проигнорировав его. И то, что мы увидели в дальнейшем, стало своеобразной отдачей, следствием того, что СМИ не сделали свою работу, не выполнили свой журналистский долг. На поздних этапах медиа стали осознавать свою недоработку и посвящали избранному президенту все больше внимания. Хотя, конечно, были примеры и однобокого освещения, как в журнале New Yorker.

— В России эту президентскую кампанию сравнивали с президентской кампанией 1996 года, когда СМИ открыто встали в поддержку Ельцина против Зюганова. Как вы относитесь к этому сравнению, учитывая, что вы хорошо знаете историю СМИ России?

— Я не думаю, что такое сравнение возможно. Давайте возьмем New York Times, издание «золотого стандарта» журналистики. Они не перестали публиковать расследования в отношении госпожи Клинтон, о ее кампании, о ее позициях. Даже когда редакция осознала, что должна писать о Трампе гораздо больше, чем приходилось до этого, они продолжали отводить столько же газетного места госпоже Клинтон. При этом не стоит забывать, что впервые в истории у кандидатов были такие колоссальные негативные рейтинги. На этом фоне в СМИ постоянно присутствовала и позиция проигравшего Клинтон праймериз Берни Сандерса.

Все это было гораздо сложнее и гораздо конкурентней, чем кампания в России в 1996 году.

— Согласно недавнему опросу социологической службы Gallup, американцы испытывают все меньше доверия к СМИ. Как это можно объяснить?

— Это падение продолжается достаточно долгое время — с 1991 года. Был короткий подъем в 2005 году, но с 2007 года тенденция продолжилась. Причин много, одна из них — в сокращении числа СМИ из-за экономической ситуации. Падение доверия к традиционным медиа идет параллельно с подъемом влияния социальных СМИ, блогеров, которые имеют возможность взглянуть на ситуацию с той точки зрения, которой придерживается читатель.

Люди хотят читать то, с чем они уже согласны.

К тому же возникает вопрос, насколько журналисты из больших СМИ понимают реальные проблемы страны. Когда я читаю репортажи московского бюро New York Times, то я вижу, что они все ориентируются на мнения в Москве и Санкт-Петербурге, и таким образом они теряют возможность показать, что происходит в огромной стране, где в регионах совершенно разные уровни благосостояния. То же можно сказать и о США: я не думаю, что люди в других странах понимают, насколько различаются наши регионы и как то, что происходит в Вашингтоне, очень по-разному воспринимается в других частях страны.

— Как вы прокомментируете роль телевидения в президентской кампании?

— Для национальных телеканалов новостью становилось то, что Трамп писал в своем твиттере.

Но все равно нельзя утверждать, что в кампании-2016 традиционные медиа окончательно потеряли влияние. Первые дебаты собрали самую большую аудиторию в истории США. Последующие также смотрело достаточно серьезное количество людей, но первые привлекли особенно много внимания, потому что любопытно же было, как эти двое будут вести себя друг с другом перед телекамерами. Трамп не очень хорошо себя показал на первых дебатах, но научился многому на вторых и третьих. Однако я бы не сказала, что это в конечном счете имело значение.

Анализируя дебаты, один из телевизионных аналитиков дал оценку, с которой я соглашусь. Он сказал, что рейтинги одобрения и неодобрения аудитории не имеют большого значения для сторонников Трампа, потому что они оценивают его по совершенно другим параметрам. И мне кажется, это наиболее точное определение. То, что в нем искали его сторонники, очень отличается от того, что ищут элиты.

— Каким вы видите президентство Трампа?

— Трамп — не республиканец и не демократ, у него нет твердой позиции, он не догматик, его позиция меняется. Для того чтобы это понять, достаточно посмотреть его интервью программе «60 минут». Первое, о чем он говорил, — это инфраструктура страны, которая нуждается в улучшении, и Трамп связывал эту проблему с новыми рабочими местами.

Это очень похоже на то, что делал Франклин Рузвельт, когда создавал Управление общественных работ.

Кроме того, я поняла, что никакой стены не будет, а в миграционной политике Трамп будет следовать политике Обамы, который, не особо афишируя, выслал миллион нелегальных эмигрантов, совершивших преступления. Что же касается отношений с Россией, тут Трамп будет следовать бизнес-интересам. Для него бизнес — это локомотив. И он будет исходить из того, что вы можете ему предложить и где можно найти общие точки соприкосновения. Но главное, конечно, как себя будет вести Россия. Если российское правительство не будет действовать агрессивно и предпринимать действия военного характера, это будет иметь значительно больший эффект, чем любые шаги Трампа. Он в первую очередь будет реагировать.

— В Кремле изучают прошедшую кампанию с большим вниманием. Какие уроки российские политологи и власть могут из нее извлечь?

— Эту кампанию сделало интересной реальное, а не искусственное соревнование. Особенно это было заметно на стадии праймериз — там были люди с очень разными позициями.

Если у вас нет реальной конкуренции, а в качестве оппозиционной силы выступает Жириновский, то это не настоящая кампания.

Вы как зритель должны знать, в чем реальное отличие кандидатов друг от друга. Иначе люди просто выключают предвыборную рекламу и остаются дома, не идут голосовать. Если нет программы, направленной на конкретного избирателя, нет и интереса к выборам.

На прошедших выборах в России была зафиксирована самая низкая явка, и это очень настораживает. Нужно задать себе вопрос: почему?

США > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > gazeta.ru, 27 ноября 2016 > № 1988381 Эллен Мицкевич

Алексей Кондратьев: "Талибы встают под черные знамена ИГИЛ"

Число погибших в результате вчерашнего взрыва в мечети в Кабуле возросло до 32 человек, более 50 получили ранения. Террорист-смертник привел в действие взрывное устройство внутри мечети, где молились шииты. Эксперты говорят, что ситуация в Афганистане в последние месяцы заметно ухудшилась. Талибы развернули наступление на крупные города, а влияние ИГИЛ существенно возросло. О происходящем в стране «Вестнику Кавказа» рассказал член комитета Совета Федерации по обороне и безопасности, бывший спецназовец, который участвовал в обеих чеченских кампаниях, в операции на территории Косово и в операции по принуждению Грузии к миру, Алексей Кондратьев, который летом побывал в Афганистане.

- Алексей Владимирович, есть ощущение, что ближневосточная зона нестабильности она разрастается. По вашему мнению, какие страны могут быть подставлены под удар, и угрожает ли терроризм Центральной Азии?

- США ежегодно выделяют на борьбу с РФ огромнейшие средства. В этом году, насколько мне известно, было выделено $84 млрд на подрыв устоев РФ. Этот подрыв ведется не только внутри нашей страны путем подкупа, шантажа, создания всевозможных сообществ, "расстроенных" ситуаций в РФ, политическим строем, положением дел. Из этой суммы выделяются средства на раскачивание ситуации на Украине, или на Ближнем Востоке или, например, в Центральной Азии. Особое место занимает Афганистан. Когда мы уходили из Афганистана в 1989 году, он по уровню развития экономики превосходил уровень Пакистана и Ирана, который уже тогда находился в экономической блокаде под санкциями США и западного сообщества. А сегодня в Афганистане экономика разрушена, даже молоко в страну завозят. На месте производятся лепешки, а хлебокомбинат в Кабуле, который строили наши специалисты, в полной мере не работает.

- А в политической точки зрения, что происходит внутри Афганистана?

- Сегодня в Афганистане идет активная вербовка талибов (это бывший проект пакистанской разведки). Талибы из-под зеленых знамен ислама встают под черные знамена ИГИЛ. Фактически северная часть Афганистана контролируются этими ИГИЛовским отрядами. Проехать в Кандагар или Джелалабад проблематично, можно попасть под обстрел. Приходится переодеваться в местную одежду, ходить в одежде тех регионов, где ты находишься для того, чтобы просто не выделяться в толпе. Влияние правительственных войск, сил безопасности падает, происходит масштабный хаос и исход огромных масс населения. Фактически через границу с Таджикистаном через Киргизию, Узбекистан, в Казахстан мы получим в РФ потоки беженцев. Поэтому предпринимались кадровые решения, организационные решения по реформированию миграционной службы, созданию Росгвардии, переформатированию полномочий силовых структур. Эти решения направлены на ограничение нелегальной миграции, на исключение нелегального оборота оружия, взрывчатки и исключение оборота наркотиков.

Американцы, находясь в Афганистане уже 15 лет, провалив ряд достаточно серьезно заявленных программ, не выполнив никаких своих обещаний, не построив ни дорог, ни арыков, ирригационных систем, не создав семенной фонд, перенаправили потоки наркоты на территории РФ, европейского сообщества и Юго-Восточной Азии. На территорию нашей страны поток наркотиков за период пребывания американцев на территории Афганистана вырос более, чем в 40 раз. Афганистан, находятся в сердце Центральной Азии, влияет на политику многих стран.

Пока мы не решим экономическую проблему Афганистана, пока людям, как у нас когда-то в Чечне, не станет выгоднее заниматься хозяйством, промышленностью, вообще экономикой, а не бегать с автоматов по горам, перекрывая дороги, занимаясь рэкетом, какими-то бандитскими вылазками, торговлей наркотиками – Афганистан из этой ямы не выкарабкается. Сильный Афганистан американцам не нужен ни в коем случае. Количество природных запасов – нефти и газа, тем более золота, алмазов, изумрудов, лазуритов, сапфиров, рубинов позволяет Афганистану в случае развития этой ситуации стать на уровень ОАЭ. Афганистан со своими запасами, если бы война не помешала, вполне в состоянии стать своеобразными Эмиратами на территории Центральной Азии. Поэтому там и идет война - чтобы не дать встать на ноги Афганистану. Во взаимодействии с нашими братскими республиками Туркменией, Узбекистаном и Таджикистаном мы должны закрыть границу, дипломатическими и политическими способами помочь правительству Афганистана, которое сегодня контролируется американцами в той или иной степени, не дать ему свалиться в очередную кровопролитную войну.

Афганистан. США. Россия. Азия > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика > vestikavkaza.ru, 22 ноября 2016 > № 1985667 Алексей Кондратьев

Трамп, герой постмодерна

Сергей Медведев - профессор Департамента политической науки Факультета социальных наук Национального исследовательского университета Высшая Школа Экономики в Москве

Андрей Бабицкий - бывший главный редактор просветительского проекта InLiberty

Резюме Избранный президент США символизирует собой новый тип политики эпохи социальных сетей

Сергей Медведев: Сегодня мы поговорим о необычном образе будущего – о землетрясении под названием Дональд Трамп, которое сотрясло мир и американскую политику на прошлой неделе. Неожиданное, но далеко не случайное избрание президентом США Дональда Трампа... Хотелось бы поговорить о тех социальных и социологических изменениях, которые привели к этому совершенно очевидному эффекту трампизма, нового популизма.

Я нашел очень хорошее выражение одного из американских аналитиков о том, что Рузвельт был президентом эпохи радио – вспомните его знаменитые радиобеседы, которые он вел с Америкой на протяжении многих лет. Кеннеди был президентом эпохи телевидения – вспомним знаменитые первые телевизионные дебаты, выигранные им. Точно так же Дональд Трамп – это президент эпохи "Твиттера", соцсетей, короткого шокирующего сообщения. И вот об этом – об эпохе "Твиттера" и о том, какую политику она формирует, хотелось бы поговорить с нашим сегодняшним гостем, журналистом Андреем Бабицким, бывшим главным редактором просветительского проекта InLiberty, серьезно занимающимся исследованиями интернет-процессов. Прежде всего, я хочу спросить – победа Трампа – это победа тролля? Его даже называют – "президент Дональд Тролль".

Андрей Бабицкий: У меня проблема с этим описанием. Я вспоминаю, как Барак Обама выигрывал предыдущие выборы: он, конечно, выигрывал их в "Твиттере". "Твиттер" можно применить для разных целей и по-разному. У Дональда Трампа есть отличительные черты: он сообщает не очень проверенную информацию, берет напором, яростью, а не рациональным аргументом. Но мне не кажется, что это специфические проблемы "Твиттера". У Дональда Трампа было 14 миллионов подписчиков в "Твиттере", у Хиллари, кажется, 9 миллионов – нельзя сказать, что это какая-то ключевая разница.

Сергей Медведев: Я говорю не о чистой победе в "Твиттере" по очкам, а о том, что формируется новый тип избирателя, которому нужно все меньше думать и все больше постоянно поставлять информационный фид коротких шокирующих сообщений. Быстрая нерефлексивная информация…

Андрей Бабицкий: Многие считают, что социальные сети меняют природу человека, или природа человека, по крайней мере, не защищена от тех соблазнов, которые дарят социальные сети. На мой взгляд, у нас мало данных, чтобы всерьез говорить об этом. "Твиттер" – это действительно удивительный формат, он заставляет общаться заголовками, но и газеты всегда общались заголовками. Мы годами помним удачные заголовки. При помощи заголовков можно сказать что угодно. Я хочу, чтобы мне доказали, что "Твиттер" как-то повлиял, что прежде этого не было.

Дональд Трамп, очевидно, отличается от других кандидатов просто в силу нынешних обстоятельств. Да, сейчас у избирателя накопилась какая-то усталость, ресентимент. Более того, американцы постоянно переизбирают себе демократов и республиканцев, и одна партия редко держится у власти больше двух сроков. Есть куча объективных причин, по которым победил Трамп. Желание перевалить это на социальные сети мне кажется странным. У нас с вами интеллектуальная беседа, а американские газеты прямо полны каких-то инвектив в сторону "Твиттера" и "Фейсбука": мол, "Твиттер" и "Фейсбук" обязаны теперь как-то ответственно отнестись к своей роли, начать что-то цензурировать…

Сергей Медведев: Я не думаю, что нужно цензурировать. Я думаю о новой обстановке культуры. Мы все уже лет 30 говорим о постмодерне, а это абсолютно овеществленный постмодерн, с полной релятивизацией истины, с властью фейка, с непроверенными фактами. Для меня Трамп – герой постмодерна, абсолютный симулякр. Я писал колонку для сетевого журнала Republic, в которой я его сравниваю… В сериале "Черное зеркало" есть игрушечный виртуальный медведь, который интервьюирует реальных политиков, троллит их и постепенно сам становится политиком и побивает их на выборах. А в России Жириновский – такой виртуальный персонаж.

Андрей Бабицкий: Политическая карьера этого медвежонка начинается с его программной речи: "Вы, живые политики, серьезные политики от меня, медведя, ничем не отличаетесь. Вы так же лживы, лицемерны, не решаете человеческих проблем, люди вас не интересуют". Да, избиратели Трампа считают, что политики лживы, лицемерны и люди их не интересуют. Это очень характерно. Понятно, что Трамп все время произносит фейки и непроверенные вещи.

Но с другой стороны, я сажусь в кресло и начинаю думать: хотя бы видно, что это ложь. Ты слушаешь Трампа и понимаешь – этому человеку просто неважно, что он говорит, слова для него потеряли смысл, но это, по крайней мере, честная позиция. А дальше, если ты живешь в "ржавом поясе" и у тебя с 80-х годов реально не выросла зарплата, ты смотришь на Хиллари Клинтон (которая, кстати, уехала из ржавого пояса, из Арканзаса, покорила Нью-Йорк, она жена президента и олицетворяет собой все отвратительное, что ты видишь в либеральных элитах) и говоришь: ок, по крайней мере, понятно, что слова – это наносное. Он – человек действия, а вот лицемерие Хиллари именно в том и состоит, что по ее словам не скажешь, права она или неправа. Понятно, что я со своей журналистской колокольни могу сказать: Хиллари врет каждый десятый раз, а Трамп – каждый третий, но в принципе – какая разница?

Сергей Медведев: Оба врут. Это в любом случае реакция на кризис в политике в современном мире. То же самое, чем ранее был Брекзит, – кризис традиционных политических институтов, представителей, партийных систем, систем голосования.

Андрей Бабицкий: Это такая мягкая революция. Чем хороша демократия: она позволяет проводить революцию таким образом, что ты почти не думаешь, что это революция. Но на самом деле революции случаются. Были династии – Буши и Клинтоны, они 25 лет боролись за власть. Американский народ совершил революцию. Понятно, что не весь народ, понятно, что в этом народе есть очень разные люди. Очень многие не любят Клинтон, но говорят: давайте не делать революцию. Но в принципе, я совершенно не уверен, что сейчас эта же самая политическая элита, включающая топ Республиканской партии и тех же Клинтонов, не сожрет Трампа, то есть не лишит его исключительности и не ассимилирует в себя, совершенно не подавившись.

Сергей Медведев: А какой прогноз у вас по Трампу? Он продолжит свою революцию и начнет вводить революционные перемены, инновации, которые он обещал, или он начнет интегрироваться в восточнопобережный истеблишмент, станет еще одним президентом из той же самой обоймы?

Андрей Бабицкий: Конечно, американская политика – более сбалансированная, чем русская. Он не может сказать "я хочу стену" – и стена возникнет: надо как-то воевать, договариваться. Считается, что он это делает плохо, но если он построил хоть одну высокую башню в Нью-Йорке, значит, он хоть как-то умеет договариваться.

Мне даже интереснее технологическая часть. На мой взгляд, Трамп как раз плохо понимает, что такое современные технологии. Он не научился использовать слабость "Твиттера", просто случайно им оказалось по пути. Но Трамп – это не такой циничный человек, который знает, как манипулировать социальной сетью, чтобы донести свой месседж или отсутствие месседжа.

Сергей Медведев: Может быть, это советники, которые поняли, что в этой ситуации полной усталости от политики, полного релятивизма, разочарования в лживости и цинизме именно такой говорящий свои фейки Трамп будет более адекватным политиком?

Андрей Бабицкий: Поскольку я занимаюсь технологиями, мне интересно следующее: после недавних выборов Трампа Гугл и Фейсбук уже приняли довольно жесткие меры для борьбы с фейком. Они сказали, что не будут размещать свою рекламу на сайтах с выдуманными новостями. И это большое и, мне кажется, очень неприятное последствие. Ведь что такое выдуманные новости? Бывшее шоу Джона Стюарта – главная новостная передача Америки: это всегда была комедийная передача, а не новости. Или мой любимый сайт The Onion, весь состоящий из безумных новостей, который является в некотором смысле лучшим новостным сайтом Америки….

Когда технологическая платформа говорит: теперь мы будем решать вашу политическую проблему – вот это плохо. Мне хотелось бы понимать, что "Фейсбук" и "Твиттер" транслируют слова Трампа, не искажая (что он туда навалит, то и транслируют), тогда я хотя бы знаю, как с этим бороться. А в тот момент, когда "Фейсбук" и "Гугл" начинают становиться активными игроками в этой борьбе, я не очень понимаю, что мне делать. Я не понимаю – это мои друзья мне приносят новости? Тогда я должен пойти, переубедить их, позвонить бабушке, другу, сказать: ты не прав, давай мы поговорим всерьез, давай встретимся, попьем пива, я тебе расскажу, что не надо строить стену на границе с Мексикой. А когда "Фейсбук" приносит тебе эту новость, вот тут-то и начинается строительство пузырей.

Очень интересная штука: считается, что "Фейсбук" позволяет выстроить вокруг себя информационный пузырь и слушать только то, что тебе говорят. Но на самом деле в "Нью-Йорк таймс" чуть ли не каждую неделю были какие-то истории про людей, которые отфренживают в "Фейсбуке" старинных друзей из колледжей, или про супружеские пары, которые прожили 30 лет, а теперь один за Трампа, а другой за Хиллари.

Сергей Медведев: И с Крымом, собственно, такая же история...

Андрей Бабицкий: Мне кажется, что желание построить пузырь начинается не в "Фейсбуке".

Сергей Медведев: Оно начинается в обществе.

Андрей Бабицкий: Уж если бы "Фейсбук" хотел сделать добро и поменять эту систему, то не надо ничего цензурировать, не дай бог, взвешивать новости или не размещать рекламу, а надо случайным образом подкидывать случайные посты тебе в ленту. Вот это был бы хороший эксперимент.

Сергей Медведев: Мне кажется, это вызовет только когнитивный диссонанс и еще больше обозлит людей. Я согласен с вами в том, что реальные расколы действительно существуют в обществе. Но проблема социальных сетей в том, что они деперсонализуют человеческие отношения, отрывают наши социальные транзакции от нас самих и поэтому очень усиливают разрушительный эффект случайных социальных транзакций. Если между мужем и женой была какая-то социальная трещина, она могла быть сглажена в их нормальном общении, но когда она переносится на платформу "Фейсбука", и вокруг жены формируется кольцо поклонников Хиллари, а вокруг мужа – кольцо поклонников Трампа, в результате социальные сети производят разрывный эффект.

Андрей Бабицкий: У меня есть ощущение, что большинство людей используют социальные сети не так, как мы с вами, журналисты. Это мы все время транслируем новости, обсуждаем их и так далее, а большинство людей, конечно, этого не делают.

Сергей Медведев: А что, постят котиков?

Андрей Бабицкий: Да, особенно в Америке – постят какие-то семейные празднества... У меня есть множество знакомых в социальных сетях, с которыми мы исторически очень сильно разошлись во взглядах, и если это мои физические знакомые, с которыми у нас есть общее прошлое, общие вечеринки, общее общение, то я, конечно, никогда не позволю, чтобы наши политические разногласия (хотя они мне важны) позволили разрушить эту настоящую жизнь. При этом я довольно легко ссорюсь с людьми, с которыми у меня нет общего прошлого: мы в "Фейсбуке" как подружились, так можем и разойтись.

Сергей Медведев: Виртуальная дружба легко распадается. Очень интересно, в какой степени социальные сети вносят антагонизирующий эффект, ведут к усилению ненависти, к усилению власти лжи, к распространению фейков и в результате приводят к власти демагогов типа Трампа или кампании Брекзита.

В последние два-три года, начиная с Крыма, в мире идет некий триумф антисистем – что такое Крым, как не антисистема? Страна, которая сама себя за волосы вырывает из системы международных отношений, нарушает международные договоры, подводит себя под санкции и так далее… Дальше повалилось – вот Брекзит, вот греческая СИРИЗА, вот восточноевропейский популизм с Орбаном, с Земаном, вот Марин Ле Пен с "Альтернативой для Германии" на подходе. Тут какой-то глобальный антисистемный тренд в политике, рушится весь либеральный порядок по Фукуяме, его "Концу истории"?

Андрей Бабицкий: Нет, Фукуяма сам пять раз отказался от своего "Конца истории".

Сергей Медведев: Но он – некий символ идеологии 90-х.

Андрей Бабицкий: Бывают некие потрясения. Мне совсем неудивительно само по себе, что какие-то новые технологии создают потрясения, проверяют систему на прочность. Система умеет их как-то инкорпорировать, и здравый смысл в конечном итоге побеждает.

У меня есть некоторая гипотеза, что социальные сети в некотором смысле сработали лучше, чем медиа в Америке. Я вообще считаю, что медиа – это не инструмент распространения информации, а инструмент сбора обратной связи. И в качестве фидбэка любой не ленивый человек, который мог бы открыть "Твиттер", оценил бы победу Трампа выше, чем если бы он читал условный "Нью-Йорк таймс".

Это великая газета, и я совершенно не хочу ни в чем ее обвинить, но они слишком много времени пытались рассказать своим читателям, что не надо голосовать за Трампа, не очень понимая, видимо, что их читатели и так за него не голосуют. И они слишком мало времени занимались тем, чтобы ездить по Канзасу на старой развалюхе "Шевроле" и разговаривать с людьми. Вот эту функцию как раз "Фейсбук" и "Твиттер" в своем нынешнем виде выполняют хорошо, вплоть до того, что там есть средства аналитики.

Но ведь не просто так в тренде "Твиттера" появляются какие-то хэштеги. Я с тревогой слежу за тем, как механизмы информации в "Твиттере" и "Фейсбуке" подвергаются сомнению, потому что я люблю обратную связь, она мне нужна, и она нужна Хиллари: если она хочет в следующий раз идти на выборы, "Нью-Йорк таймс" уже не предоставит это средство, они тоже сделали свои выводы. Но понятно, что сто журналистов, которые сидят в Нью-Йорке в огромном красивом доме на 34-й улице, просто при всем желании не очень хорошо представляют себе происходящее. А "Твиттер", у которого сто тысяч миллионов телефонов по всей стране, представляет это чуть лучше.

Сергей Медведев: То есть и социологии, и руководители компаний не до конца поняли исследовательский потенциал соцсетей как неких градусников, датчиков, сенсоров, которые закинуты в общество на всех его уровнях.

Андрей Бабицкий: Я даже не буду сейчас ругать социологов. Я верю, что самокопание хороших социологов лучше, чем наша критика. Если "Фейсбук" сейчас станет средством либеральной цензуры… Была такая проблема: в мае издание GisMod поймало "Фейсбук" на том, что его сотрудники, которые отвечают за формирование ленты, немножко гасят республиканские новости и поднимают демократические. "Фейсбук" после этого перешел на автоматическую выдачу, стал показывать все это при помощи алгоритма, и тут как раз все обвинили "Фейсбук" в том, что он пропагандирует ложь. Тут нет хорошего выбора, либо ты – технологическая платформа и тогда распространяешь все, что говорят люди, либо ты – редакция. Как только ты становишься редакцией, твои возможности сильно уменьшаются, как мы, собственно, сейчас видели.

Сергей Медведев: Что, вообще не нужно редактировать сеть?

Андрей Бабицкий: Я лично считаю, что социальная сеть должна быть технологичной платформой, а не редакцией. Это дает очень много возможностей и бонусов. Как только ты создаешь прецедент и становишься редакцией, власть может на тебя давить и говорить, что "если вы – редакция, то давайте уж"…

Сергей Медведев: Так случилось с сетью "ВКонтакте".

Андрей Бабицкий: А если ты – технологическая платформа, то на тебя очень сложно надавить, потому что у тебя работает алгоритм и степень защиты несколько большая. Дальше – второй вопрос, не связанный с этим: возможны ли в мире социальных сетей и "Твиттера" авторитет, знание, экспертное мнение и так далее? На мой взгляд, безусловно, возможны.

Надо еще понимать, что на этих американских выборах сталкивались не Обама и Трамп (против Обамы у Трампа не было бы ни одного шанса), а кандидат с антирейтингом 58% и Трамп. И то, что мы видим, – это не результат победы какой-то дикости, а результат процесса, который называется "выбор меньшего из двух зол". Конечно, экспертное мнение все равно побеждает, и Америка еще далека от того, чтобы перейти в состояние...

Сергей Медведев: …энтропии, хаоса. Я задумывал этот эфир именно с тем, чтобы попытаться понять эту опасность. Ведь человечество все больше проваливается в мир виртуальных сетей. Да, Хиллари была непривлекательным кандидатом для многих американцев, они устали от восточнопобережного истеблишмента. Но все равно зритель ток-шоу, зритель сериалов, который любит получать информацию здесь и сейчас в удобной и готовой упаковке… У меня такое подозрение, что политиков типа Трампа будет все больше и больше на фоне кризиса традиционной политики, даже помимо официально социологически наблюдаемого недовольства "ржавого пояса" Америки, белых мужчин, традиционных европейцев, которые хотят традиционных ценностей и семьи, а также меньшего количества мигрантов. Даже помимо этого все вместе будет вести к новому нерефлексивному типу политики. Не находимся ли мы на каком-то переломе постмодернистского общества, когда политика становится все более попсовой?

Андрей Бабицкий: Когда Кеннеди выиграл выборы, кое-кто говорил, что "смазливый чувак сел в телевизор – и все, теперь смазливые чуваки будут до конца жизни выигрывать в телевизоре".

Тут у меня два ответа. Один: мы от этого не гарантированы. И еще надо понимать, что есть такие социальные пузыри, о которых мы даже представления не имеем: например, массовые онлайн-игры. И на самом деле то, что находится ниже радаров нашего представления, – это общение людей там, а не в "Твиттере", потому что в "Твиттере и "Фейсбуке" есть поиск, ты это видишь и так далее.

Сергей Медведев: Я говорю не только про них, но и про весь массив соцсетей, скрытую, может быть, от нас сетевую жизнь, чаты, форумы…

Андрей Бабицкий: Понятно, что все это увеличивает непредсказуемость. Если бы можно было выдвинуться на пост президента, а голосование было бы завтра, тогда я боялся бы "Твиттера". Но они год спорят. С того момента, когда Трамп говорит "я пойду в президенты", и до момента, когда реально голосуют за Трампа или против, проходит год и происходят две жестких конкурентных борьбы. Бывают политические системы, которые от этого страхуют. Эти системы сейчас становятся только важнее.

Сергей Медведев: В условиях информационной энтропии, наступающей на современное общество, нужны, как ночные стражники, системы политической конкуренции. В России это не сработало. В России информационное общество скормило людям Крым и войну с Западом. Никаких политических систем, которые смогли бы этому противостоять, нет.

Андрей Бабицкий: В России настолько нет политических систем, что я даже не верю в то, что кому-то скормили Крым. Мне кажется, люди уже настолько понимают, что их голос не важен... По крайней мере, у меня нет никаких надежных свидетельств тому, я не вижу в России патриотической истерии, я не уверен, что это информационная победа, а не какая-то еще.

Сергей Медведев: По крайней мере, ее информационное обеспечение и тот милитаристский психоз и угар, в который Россия была ввергнута с 2014 по 2016 год в связи с войной с Украиной, с "киевской хунтой", с "распятыми мальчиками", с непрерывной литургией победы...

Андрей Бабицкий: Именно в этом ракурсе я смотрю на медиа – не как на средство распространения информации вниз, а как на средство сбора информации снизу. Все эти два года я видел, что на Первом канале беснования гораздо больше, чем здесь: выйдите на Садовое кольцо – нет тут никакого беснования и никогда не было, никто никогда не ходил на эти митинги, они были не массовые, за деньги: какие-то несчастные бюджетники на автобусах. Мне станет страшно, когда беснование на улицах будет хуже, чем на Первом канале.

Сергей Медведев: Люди не беснуются на улицах, они беснуются в разговорах и в соцсетях. Почитайте соцсети – это же все абсолютно разделяемые обществом установки.

Мы начали с разговора о Трампе, но он запараллелен с разговором о Крыме и с разговором о Брекзите. Это три случая того, как новое состояние этого постполитического, постмодренистского информационного общества создало электронную толпу, которая очень легко идет за популистскими, реваншистскими лозунгами.

Андрей Бабицкий: Там был другой порядок действий: сначала завоевали Крым, а потом устроили лозунги. Это очень существенно, потому что позволяет мне гораздо лучше думать о моих соотечественниках. Я искренне думаю: они понимают, что их голос мало что значит.

В случае Трампа жутко интересный вопрос – описать, как устроены люди, из чего они состоят, почему какой-то лжи верят, а какой-то не верят. И это как раз тот вопрос, на который мы можем попытаться начать отвечать за счет существования массовых соцсетей, огромного массива данных, каких-то новых гипотез, которые у нас возникнут после самокопания в результате проигранных выборов. Из богатства лежащих перед нами гипотез о том, как вообще устроено человеческое сознание, доверчивость и так далее, мы автоматически выбираем те… В некотором смысле мы тоже ведемся на попсу. Понятно, что "Твиттер" и "Фейсбук" – это новые игрушки, но зачем смотреть на новые игрушки, можно смотреть и на старые, и я не очень понимаю, какие игрушки тут важнее. При этом я понимаю, что без "Твиттера" мы никогда не узнаем, что важнее.

Хочется взять всех этих людей, которые ставили хэштеги, прийти к ним с диктофоном и сказать: скажите, а чего вы хотите в жизни, как вы относитесь к Трампу, в какой момент вы приняли решение о том, за кого голосовать? Задать им сто вопросов, и может быть, у нас возникнет какая-то картина, которая будет проще, чем пожар в степи.

Сергей Медведев: То есть для вас спасение от энтропии соцсетей – в самих же соцсетях: их нужно больше анализировать, применять более информированные решения, нужна новая социология соцсетей по хэштегам?

Андрей Бабицкий: По людям – надо персонализировать этих людей, которые якобы деперсонализированы, и мы что-то узнаем. Ведь эта идея степного пожара… Написано множество книжек о том, что избиратели нерациональны, что они не учитывают рациональным образом рациональные интересы. Про это написано сто книжек до всякого "Твиттера", это было известно в 19-м веке, это была огромная тема, и в этом смысле ничего не изменилось.

Сергей Медведев: Люди все те же, квартирный вопрос их немножко испортил, "Фейсбук" и "Твиттер" немножко испортил; сейчас, правда, избрали Трампа. В любом случае это интересная тема – посмотреть, как нынешняя волна популизма, нынешняя волна демагогических политиков связана с традиционным обществом.

США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 21 ноября 2016 > № 2907500 Сергей Медведев, Андрей Бабицкий

Брексит по-американски

Николай Вардуль

Дональд Трамп обыграл рынки

45-м президентом США становится Дональд Трамп. Его ненавидят демократы, ему не доверяют многие республиканцы, но выборы выиграл именно он. Трамп закрепил переход к новой политической эре. Это — эра Брексита: побеждает новая волна политиков, на вершине предпочтений избирателей не знакомые лица, не те, чьи шаги можно рассчитать на годы вперед, а новобранцы-популисты, действия которых после победы мало предсказуемы. Опасная эра. На Россию она пока не распространяется, наш Трамп — Владимир Жириновский — президентом не станет хотя бы потому, что далеко не нов. Но последствия новой эры нам ощутить предстоит. И политические, и экономические.

Сосредоточусь прежде всего на экономике. Дональд Трамп — классический «черный лебедь». Рынки однозначно ставили на победу Хиллари Клинтон, руководствуясь в том числе тем, что любая непредсказуемость вредит экономике, и с треском проиграли. Трамп — новая, многое меняющая и совершенно нежданная реальность.

На его победу рынки прореагировали как побежденные — они рухнули. Вниз пошли и финансовые индексы (можно подсчитывать, сколько миллиардов долларов они потеряли за счет падения капитализации), и доллар (на этот раз помимо золота убежищем оказался евро и даже иена), и цены на нефть.

Доллар, падая, реагирует на новые риски, а их громадье. Во-первых, возрастают бюджетные проблемы. Среди предвыборных обещаний Трампа решительное снижение налогов. Он предложил сократить семь ступеней подоходной налоговой шкалы до трех — 12, 25 и 33%. Сейчас верхняя планка в США составляет 39,6%. Он также выступает за отмену налога на наследство и снижение корпоративного налога до 15% с 35%. Одновременно он за еще большие военные расходы. Трамп, правда, обещал, что будет ежегодно на 1% сокращать другие бюджетные расходы, но, очевидно, что дефицит бюджета вырастет. Для США эта проблема не нова, но она точно не прибавит здоровья американской экономике. Во-вторых, обостряется ситуация вокруг главного регулятора американской, а если называть вещи своими именами, и мировой экономики. Трамп уже обещал не продлять контракт Джанет Йеллен, а ее полномочия во главе ФРС истекают в феврале 2018 г. Так что ФРС сталкивается с весьма специфическими политическими рисками.

Любопытно, что больше других валют от Трампа пострадал мексиканский песо — это реакция уже на иммиграционную политику, которую представляет новый президент США. Как известно, он пообещал возвести стену на границе с Мексикой и заставить Мексику же заплатить за ее сооружение.

Песо остается только посочувствовать, но гораздо интереснее, как на президента Трампа отреагирует рубль. Первые результаты торгов на Московской бирже: рубль падает к доллару и еще больше к евро. Разница объясняется тем, что сам доллар падает к евро.

Но важно различать моментальный и долговременный эффекты. В первой реакции рынков было много от разочарования, эта реакция была близка к панической. Но рынки трезвеют быстро. Доллар уже перешел в рост. Сменились и ожидания будущей политики ФРС.

Почему? Вот ответ Оле Хансена, главы отдела стратегий Saxo Bank на товарно-сырьевом рынке: «Самой большой новостью с момента объявления результата выборов стало то, что Дональд Трамп пообещал открыть государственный кошелек и выделить свыше 500 миллиардов долларов на инфраструктурные проекты, предназначенные для «восстановления Америки». Сочетание планов по увеличению бюджетных расходов и сокращению налогов вызвало резкий скачок доходности по облигациям США, так как это означает увеличение нагрузки по финансированию и риск роста инфляции. За последние два торговых дня продажи на рынке облигаций распространились с развитых рынков на развивающиеся, так как эпоха дешевого долларового финансирования, по всей видимости, подошла к концу».

Эту оценку разделяет и Банк России, в его комментарии «Ликвидность банковского сектора и финансовые рынки», вышедшем 14 ноября, говорится: «В последнее время возросла вероятность ужесточения денежно-кредитной политики ФРС США в декабре 2016 г.».

Теперь вернемся к рублю. С моментальным эффектом все ясно: в условиях общего падения рынков хуже всего приходится рынкам рискованным. Что же касается долговременного эффекта, то для рубля первостепенное значение имеет нефть. Почему она пошла вниз? Если отбросить общие почти панические настроения, то причина серьезна: это новая политика, прорекламированная Трампом. Он хочет отменить мораторий на добычу энергоресурсов и запреты на использование новых технологий бурения. Если нефтяная политика США действительно поменяется, то добыча в США становится еще более мощным бронепоездом, пока стоящим на запасном пути, но готовым выстрелить, как только цены на нефть это позволят. Первая реакция — снижение цены нефти.

Для будущих цен на нефть важны реакция ОПЕК и потребности в нефти прежде всего Китая. В ОПЕК, понимая, что рост цен теперь может вызвать еще более мощный ответ производителей нефти США, могут окончательно отказаться от идеи заморозки добычи. Что же касается Китая, то и ему может достаться от Трампа. На самом деле именно Китай, а вовсе не Россия — центральный пункт его внешнеполитической и внешнеэкономической программы. Он грозил объявить Пекин «валютным манипулятором», обложить китайские товары пошлинами и предъявить иски о недобросовестной конкуренции. Вряд ли все эти угрозы будут воплощены — экономика США зависит от экономики Китая и резкое обострение отношений не в интересах Вашингтона, но какие-то барьеры перед растущей китайской экономикой Трамп может попытаться соорудить. Все вместе это говорит о том, что Трамп не повысит цены на нефть.

Есть и другой фактор. Если по горячим следам победы Трампа казалось, что за ней последует пауза в повышении ставки ФРС, то теперь, как уже было сказано, прогноз противоположный. Трамп, по крайней мере, если судить по его желанию финансировать за госсчет инфраструктурные проекты, готов стимулировать экономику не через дешевый доллар. Правда, это мало согласуется с классикой экономической политики, проводимой республиканцами, но Трамп точно не классик. Во всяком случае, доллар уже растет, а облигации дорожают. А раз так, то нефть получает еще один удар. Знаменитые и важные для России качели восстановлены, это сразу после победы Трампа и доллар, и баррель пошли вниз, теперь все как обычно: доллар дорожает — нефть дешевеет. Сможет ли ему противостоять ОПЕК — большой вопрос. Значит, рублю от победы Трампа не поздоровится.

В конце концов, экономика умеет находить баланс в любых обстоятельствах, чему политике следует учиться.

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Финансы, банки > fingazeta.ru, 20 ноября 2016 > № 1977132 Николай Вардуль

 Трамп, приезжай!

ветхий мир трещит по швам. Он не в силах справиться с мировым восстанием.

Александр Проханов

Дональд Трамп обыграл Хиллари Клинтон. Дональд Трамп — президент Соединённых Штатов Америки. Гигантский взрыв, от которого вздрогнул мир, колыхнулись все континенты. Случилось невероятное: самозванец, упрямец, без высоколобых советников, без ядовитых политтехнологов, без магов, колдунов, отравителей колодцев, истязающих человеческие души, — Трамп одолел. Его питали не миллиарды, которые он сколотил. Не газетные концерны, не финансово-промышленные воротилы. Его питала глубинная исконная Америка, которая затевалась на свежем, пышущем здоровьем континенте. Америка переселенцев в широкополых шляпах, у которых в одной руке была Библия, а в другой — кольт. Тех, которые причаливали к атлантическому побережью и тащились со своими неповоротливыми фурами на Запад, ставили свои бунгало и образовывали свои поселения среди бизоньих стад и несущихся на мустангах индейцев.

Это Америка Джека Лондона и Фенимора Купера, бесстрашных шерифов и набожных пастырей. Это Америка великих книг Хемингуэя, Скотта Фицджеральда, Фолкнера, Воннегута. Это Америка тех простодушных крепких парней с бритыми затылками, что садились за штурвалы "летающих крепостей" и под музыку Гленна Миллера бомбили фашистские гнездовья в Европе. Эта Америка Кеннеди, Америка лунного Армстронга, — она, казалось бы, навсегда погребённая, усыплённая, опоённая дурью, замороченная либеральными сладкопевцами, прибитая к столбу толерантности, запуганная гей-парадами, взятая в плен банкирами, — Америка восстала. Она доказала, что наша планета — не только сухая короста омертвелой земной коры, но это и глубинная магма, чаша огня, матка, не уставшая рожать новые цивилизации и новые ценности, о которых тоскует сегодняшний мир.

Ветхий мир трещит по швам. Он не в силах справиться с мировым восстанием. Он ещё огрызается, у него ещё триллионы долларов, могучие спецслужбы, авианосные крылатые ракеты. Но у него больше нет духа. Дух покинул ветхий мир. Теперь его удел — свёртываться в обгорелый свиток, пепел которого будет сметён ураганом истории.

Вы думаете, победа Трампа — чудо? Нет, это ещё один глубокий вздох истории. Вы думаете, возрождение России после краха девяносто первого года — это чудо? Нет, это вздох истории, которая сильнее любых технологий, любых волхований и колдовских заговоров. Мать-история долго терпит, долго дремлет, как дремлет кит, на спине которого возводят зыбкие домики и цветные заборчики. Но кит проснётся, плеснёт хвостом — и нет этих карточных домиков, нет чудовищного либерального проекта, который набросили на Россию, как смирительную рубаху.

Россия своим страданием, своей природной истинностью, тем, что она угодна Богу, — первой на земле пнула либеральный валун, который навалили на человечество. Мы восстали и идём, как весна: торжественно и неодолимо, возвещая неизбежное преображение человечества.

Гулы русской истории были услышаны на другом континенте. Там закачались небоскрёбы. Под Хиллари Клинтон стал проваливаться пол. Глаза её мужа были полны тоскливых слёз.

Президент Обама, этот миротворец с крылатыми ракетами в кулаках, этот нобелевский лауреат, воплощение лжи и мнимости, теперь он пятится из Белого дома, куда въезжает вихрастый Трамп. Какими будут отношения Америки и России? Как поладят Трамп и Путин? Куда денется всё это назойливое, неуёмное либеральное племя, проклинающее Трампа, одуревшее от трампофлебита племя, которое живёт в России, дышит русским воздухом и поносит землю, на которой живёт? Сколько ещё яда будет вылито на страницы либеральных газет, выплеснется на мембраны либеральных микрофонов и телеэкраны?

Настало время вместе добить ИГИЛ. Настало время вместе лететь на Марс. Настало время вместе — на английском и на русском — произнести новое слово жизни, обратиться к человечеству со словами справедливости, вселенской любви и правды. Пусть два президента, Путин и Трамп, выступят в Организации Объединённых Наций. И народы услышат долгожданное слово.

Мы — не идеалисты, не розовощёкие мечтатели. Мы — в ожогах, в незаживших ранах. Мы — угрюмые деятели и творцы. Но мы верим в то, что мир будет честным. Что лукавый либерал не станет под сладкие песнопения о свободе и правах человека жалить народы в самое сердце, убивая их ядами лжи.

Европа измельчала не потому, что в ней перестали звучать Бах, Бетховен и Вагнер. Не потому, что в Европе исчезли Кёльнский собор и собор Святого Петра. Не потому, что европейская мысль перестала стремиться к небу. А потому, что народы Европы оказались в цепких лапках мелких интриганов и лукавых лжецов. Их время истекло. Придут другие европейцы — те, что создавали христианскую цивилизацию, грезили бессмертием, открывали бездонные истины в науке и философии.

Ближний Восток, мистические земли, которые рождали пророков, земли, откуда повелись великие мировые религии, — пусть этот окровавленный и обездоленный край перестанет слышать свист крылатых ракет, взрывы установок залпового огня. Пусть снова засияют своими витражами мечети. Пусть благородные паломники станут касаться священного камня Каабы и молить Аллаха не о мести, не о гневной каре, а о благодати и благоденствии.

Дональд Трамп, носи бронежилет!

Дональд Трамп, не доверяй банкирам Уолл-Стрита!

Дональд Трамп, приезжай в Россию! Здесь такие снега, такие ёлки, такие славные мужики! Постреляем из кольта по бегущим фанерным зайцам. Выпьем водки. Искупаемся в проруби. Тебе понравится, Трамп. Приезжай!

США > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 16 ноября 2016 > № 1971792 Александр Проханов

 Трампу надо помочь!

продолжение Белым домом прежнего курса ещё четыре года означало бы катастрофу и для всего мира, и для США

Сергей Глазьев

"ЗАВТРА". Сергей Юрьевич, насколько неожиданной для вас была победа Дональда Трампа на президентских выборах в США?

Сергей ГЛАЗЬЕВ. Она была вполне предсказуема, и я в ней не сомневался с того момента, как Трамп выдвинулся в лидеры Рес­публиканской партии на праймериз. Дело в том, что любая новая политическая сила распространяет своё влияние подобно эпидемии, и эти процессы хорошо описываются при помощи стандартных математических моделей, имея форму S-образной кривой. После того, как новая идея охватывает умы достаточной доли последователей в составе населения, она начинает ускоренно распространяться, пока не достигнет своего потолка. Главный вопрос заключался в прогнозной оценке этого потолка: покроет ли он половину избирателей.

В отличие от Хиллари Клинтон, Трамп был новым политиком, потолок поддержки которого был неизвестен, что и составляло главную интригу кампании. Потолок самой Хиллари был понятен, так как она представляла собой хорошо известного политического лидера хорошо известной политической силы. С момента начала кампании она уже находилась на этом уровне, и её задача заключалась в том, чтобы привлечь голоса не "за Клинтон", а "против Трампа", разбудить массив "спящих" избирателей угрозой потрясения основ в случае избрания республиканского кандидата. Именно на это были направлены последние демарши её штаба: заявления известных экономистов, политиков, звёзд шоу-бизнеса и спорта с целью демонизации Трампа. Но это не сработало, поскольку целевой электорат пропустил эти диффамации мимо ушей. После того как Трамп вышел на экспоненциальный подъём количества сторонников, вопрос заключался лишь в том, успеет ли он активизировать весь свой потенциальный электорат. Как видим, успел — может быть, не полностью, но этого хватило для победы.

"ЗАВТРА". Почему вы о своих прогнозах не говорили публично?

Сергей ГЛАЗЬЕВ. Согласитесь, что такие прогнозы сыграли бы на руку Хиллари Клинтон, для которой они стали бы подтверждением мифа о том, что Путин поддерживает Трампа, и нью-йоркский миллиардер чуть ли не является его марионеткой.

"ЗАВТРА". Может быть, так оно и есть? Но как вы думаете, насколько серьёзно стремление Трампа нормализовать отношения с Россией и её президентом?

Сергей ГЛАЗЬЕВ. Очень серьёзно. Хотя нам неизвестны ни его истинные намерения, ни его обязательства перед американским истеблишментом.

"ЗАВТРА". Но Трамп вроде бы как раз против истеблишмента?

Сергей ГЛАЗЬЕВ. В том-то и дело, что "вроде бы". Американская агрессия, их гибридная война против всего мира, включая нашу страну, вызвана далеко не только паранойей неоконов, которые задавали тон в администрации Обамы. Властвующая элита США готова сохранить свое глобальное доминирование любой ценой. В том числе — ценой мировой войны…

"ЗАВТРА". Даже так?

Сергей ГЛАЗЬЕВ. Во всяком случае, до сих пор смена мирохозяйственных укладов опосредовалась масштабными вой­нами, которые лидировавшие страны затевали для удержания своих прежних доминирующих позиций. Они всегда их проигрывали, а в выигрыше оказывались поднимавшиеся с экономической периферии страны, сумевшие создать новые, более эффективные институты развития. Но политической элите США это неизвестно или, вернее, известно, однако она убеждена в том, что является исключением из правил. Поэтому применяла силу для уничтожения не контролируемых ею стран уже неоднократно: американцы показали, как умеют это делать — в Ливии, Ираке, Югославии, на Украине…

"ЗАВТРА". Вы думаете, Трамп сделан из другого теста?

Сергей ГЛАЗЬЕВ. Хотелось бы в это верить, хотя за послевоенный период и особенно после уничтожения СССР убеждённость в своей исключительности стала характерной чертой американской элиты. Она не боится войны — даже ядерной, пока уверена в своей неуязвимости. Хиллари Клинтон была олицетворением этой уверенности. Её победа на выборах означала бы эскалацию глобальной гибридной войны, которая уже привела к гуманитарной катастрофе Югославии, Ближнего Востока и Украины. Не вызывает сомнения, что в этом случае эскалация американской агрессии против России продолжилась бы и в форме санкций, и в форме "цветных революций", и в форме глобальных торговых и валютных войн.

"ЗАВТРА". По-вашему, Трамп представляет собой какие-то иные силы и взгляды внутри "вашингтонского обкома"?

Сергей ГЛАЗЬЕВ. Надеюсь, что да. Во всяком случае, его победа на выборах свидетельствует о том, что такие силы и взгляды в Америке существуют и понимают, что продолжение Белым домом прежнего "неоконсервативного" курса ещё четыре года означало бы катастрофу и для всего мира, и для США. У Трампа нелёгкий выбор, поскольку США проигрывают схватку за глобальное доминирование. Китай уже опередил их по производству продукции, по экспорту высокотехнологичных товаров, продолжает многократно опережать по темпам экономического роста. То же касается Индии, обоснованно опасающейся глобального господства англосаксов. Против политики "вашингтонского консенсуса" сегодня выступают все успешно развивающиеся страны, не желающие безоговорочно подчиняться интересам крупного транснационального капитала.

"ЗАВТРА". Все, кроме России…

Сергей ГЛАЗЬЕВ. Поэтому мы и не входим в число успешно развивающихся стран. Банк России продолжает следовать в кильватере "вашингтонского консенсуса", убивая отечественную экономику сверхвысокими процентными ставками и рекордными колебаниями курса рубля…

"ЗАВТРА". Вернёмся к Трампу. Отменит ли он антироссийские санкции?

Сергей ГЛАЗЬЕВ. Посмотрим. Если отменит, это будет важным предварительным сигналом о готовности к нормализации отношений между США и Россией…

"ЗАВТРА". Вы говорите: предварительным. Но для вас лично такое решение означало бы отмену статуса персоны "нон-грата" на территории США и других стран "коллективного Запада"?

Сергей ГЛАЗЬЕВ. Для меня эти санкции не имеют никакого значения. Власти США вышли далеко за пределы международного права, устраивая охоту за неугодными гражданами России по всему миру. Они дважды вносили меня в санкционные списки, и неизвестно, сколько у них таких списков. Они уже давно вошли в роль мирового жандарма и считают себя вправе арестовывать неугодных им граждан других государств по всей планете. Трамп, по его словам, считает эту роль весьма обременительной для американских налогоплательщиков и считает нужным сконцентрироваться на внутренних проблемах США. Но беда в том, что американское правительство не может решить внутренние проблемы без внешней поддержки. Ему ежедневно нужны миллиарды долларов внешнего финансирования, чтобы сохранить платёжные балансы. Хиллари Клинтон олицетворяла простой, циничный и проверенный подход к решению этой проблемы — за счёт остального мира путём списания долгов и активов разрушенных государств, уничтожения держателей американских облигаций, а также свержения национальных правительств, стремящихся избавиться от них. Избрание Дональда Трампа — шанс избежать мировой войны, олицетворением которой была Хиллари Клинтон. Но это — не более, чем шанс.

"ЗАВТРА". Насколько он, по-вашему, реализуем?

Сергей ГЛАЗЬЕВ. Я не знаю. Хотелось бы, чтобы он трезво оценивал тот факт, что США утратили глобальное лидерство. Такое рано или поздно происходит с любой сверхдержавой. Сегодня мало кто помнит об Испанской империи, управлявшей практически всем Новым Светом в XVI-XVII веках, о Голландии, контролировавшей мировую торговлю в XVII-XVIII веках, даже о великой Британской империи, сошедшей со сцены чуть более полувека назад. Смена глобального лидерства до сих пор происходила посредством мировых войн. Испано-английской, в результате которой выиграла Голландия. Наполеоновских, в результате которых выиграла Англия. Последний пример — агония Британской империи, которая сопровождалась развязыванием множества войн, включая Первую и Вторую мировые, а также организацией революций — в том числе и в нашей стране. Но, в конечном итоге, всё это Британской империи не помогло. Хотя нам эта геополитика Туманного Альбиона обошлась, как и предупреждал Достоевский, в 100 млн. человек. Миру в целом — намного больше. Трамп же имеет шанс войти в историю как первый глава сверхдержавы, который осуществит мирную смену глобального лидерства.

"ЗАВТРА". В чью пользу?

Сергей ГЛАЗЬЕВ. В пользу оптимальной смены мирохозяйственных укладов. Мы переходим к новому мировому порядку: с поливалютной экономической системой, с полицентричной политической системой, с суверенными государствами и их объединениями, руководствующимися национальными интересами, а не догмами "вашингтонского консенсуса". Американской властвующей элите придётся отказаться от своих претензий на глобальное господство, потому что формирующийся в Китае, Индии и других странах Юго-Восточной Азии новый мирохозяйственный уклад более эффективен по сравнению с американоцентричной либеральной глобализацией. Сочетая стратегическое планирование и рыночную самоорганизацию, регулируя частное предпринимательство в интересах повышения общественного благосостояния, государство обеспечивает куда большие темпы экономического роста, чем ориентированная на максимизацию прибылей финансовой олигархии модель "глобального рынка". Последняя уходит в прошлое, как бы это ни больно было осознавать её апологетам в России.

"ЗАВТРА". Кого вы имеете в виду?

Сергей ГЛАЗЬЕВ. Прежде всего — руководителей российских денежных властей, которые превратили отечественную экономику в дойную корову для глобальной "империи доллара". Ежегодно мы теряем не менее 100 млрд.долл. вывезенного капитала и доходов вследствие неэквивалентного внешнеэкономического обмена. Банк России своей политикой завышения процентных ставок и "свободного курса" рубля, а также длительной привязкой денежной эмиссии к приобретению долларов и евро в валютные резервы подчинил российскую экономку интересам США и ЕС. Уже четверть века мы, вследствие искусственно созданного отсутствия внутреннего кредита, обслуживаем чужие экономические интересы, экспортируя нефть и газ, металлы и капиталы, культурные ценности и умы в обмен на ширпотреб и зарубежные активы олигархов, которые в любой момент могут быть конфискованы. Независимая внешняя политика, которую проводит президент Российской Федерации, принципиально несовместима с макроэкономическим курсом подчинения российской экономики американским интересам. Чтобы победа Трампа действительно предотвратила новую мировую войну, нам необходимо изменить собственную экономическую политику. Отказавшись от использования доллара в валютных резервах и международных расчётах, а также от следования рекомендациям МВФ по дерегулированию валютно-финансовой системы, мы помогли бы Трампу спасти США от катастрофы вследствие неминуемого поражения в глобальной гибридной войне, которую американская олигархия развернула и пока продолжает вести против всего мира. Согласившись с неизбежностью перехода к новому мирохозяйственному укладу и отказавшись от своих претензий на единоличное лидерство, американская властвующая элита сохранит своё богатство и влияние в мире. Продолжая же нынешний, агрессивный уклад, она рискует получить неприемлемый ущерб в результате формирования такой же глобальной антиамериканской коалиции с отказом от использования доллара в качестве средства международных расчётов. Если такое решение примут даже только страны ЕАЭС и ШОС, последствия и для американского народа, и для американских элит окажутся катастрофическими. Трамп выражает интересы тех сил на всех уровнях общества, которые хотят этих последствий избежать. Надо помочь ему принимать сильные волевые решения, которые, безусловно, будут болезненными для властвующей элиты, но спасительными для США в целом.

"ЗАВТРА". Что-то вроде "нового курса" Франклина Рузвельта, к опыту которого, как и к опыту Авраама Линкольна, постоянно обращается избранный 45-й президент США?

Сергей ГЛАЗЬЕВ. Да, и здесь американскому истеблишменту надо показать, что его претензии на мировое господство не только противоречат ходу истории, но и чреваты катастрофическими последствиями для США. Тогда Дональду Трампу легче будет избавиться от замшелых параноиков типа Маккейна, которые продолжают воевать с СССР, раздувая пожар мировой войны. Для этого необходимо создание коалиции стран ШОС и БРИКС за новый мирохозяйственный уклад, исходящий из принципов взаимовыгодного добровольного сотрудничества, уважения национального суверенитета, безусловного соблюдения международного права, признания разнообразия хозяйственных культур, а также исключающий принудительное навязывание либеральной глобализации, применение силы в мировой политике, вмешательство во внутренние дела.

Беседовал Александр НАГОРНЫЙ

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 16 ноября 2016 > № 1971694 Сергей Глазьев

Сон регуляторов

ЦБ РФ — мировой лидер в жесткости кредитно-денежной политики

Николай Вардуль

Сначала ЦБ РФ, а потом ФРС США продолжили паузу в манипуляциях со ставками. ЦБ ставку не меняет, хотя многие ждут ее снижения. ФРС ставку не меняет, хотя многие ждут ее повышения. При этом ЦБ заранее предупредил, что до конца 2016 г. оставит ставку в 10%, ФРС никого ни о чем не предупреждала, но большинство экспертов ожидали именно нулевого, т. е. ничего не меняющего, решения. Что же все-таки изменилось?

Молчание Джанет Йеллен

Начнем с того, что оказывает влияние на всю мировую экономику, включая и российскую, — с решения ФРС. Можно с лупой в руках искать изменения в формулировках по сравнению с прошлым пресс-релизом, но такие трудозатраты на этот раз вряд ли можно признать окупаемыми. Суть понятна: экономическая активность в США по сравнению с первой половиной года выросла. Есть позитив на рынке труда. Минусы: инфляция по-прежнему ниже целевого уровня в 2% и производственные инвестиции остаются, по мнению ФРС, низкими.

2 ноября в пресс-релизе ФРС говорится: Комитет по открытым рынкам «ожидает, что по мере постепенной корректировки направления денежно-кредитной политики, экономическая активность будет расти умеренными темпами, и показатели рынка труда укрепятся. Инфляция, как ожидается, останется на низком уровне в кратко­срочной перспективе, что частично связано со снижением цен на энергоносители ранее, но ускорится до 2% в среднесрочной перспективе, как только пройдет временный эффект снижения цен на энергоносители и цен на импорт, а рынок труда еще больше укрепится».

В этом пассаже с точки зрения интересов России важно указание на то, что ФРС считает пик снижения цен на энергоносители пройденным. Но это лишь один из прогнозов. Сама ФРС прогнозист неважный. Напомню, с декабря прошлого года ее базовая ставка не меняется, оставаясь на уровне 0,25–0,5% годовых. Между тем в том же декабре 2015 г. глава ФРС Джанет Йеллен заявляла, что регулятор планирует довести базовую ставку до 1,5% в 2016 г. и до 2,5% — в 2017 г. Однако уже в марте ФРС понизила свой прогноз (dot plot) по уровню базовой ставки к концу 2016 г. до среднего уровня в 0,9%. В июньском прогнозе ФРС подтвердил свои ожидания по среднему уровню ставки на конец 2016 г. — 0,9%. В сентябре регулятор передумал и сообщил, что ожидает лишь одного повышения базовой ставки до конца текущего года — до среднего уровня в 0,6%. Так что прогнозы ФРС на главном направлении ее деятельности плывут почти как прогнозы отечественного Минэкономразвития. Что уж тут говорить о прогнозах цен на энергоносители!

Если же вернуться к решению ФРС, состоявшемуся 2 ноября, то главное, пожалуй, в том, что на этот раз оно не было единогласным. Двое из десяти членов комитета — главы Федеральных резервных банков Канзас-Сити и Кливленда — голосовали против. Они считали необходимым повысить ставку на 25 базисных пунктов — до 0,5–0,75%.

Американцы любят играть цифрами. CME Group проводила опросы инвесторов накануне принятия решения ФРС и сразу после него. Получилось, что 2 ноября, уже после того, как стало известно, что базовая ставка осталась прежней, вероятность повышения ФРС ставки на следующем, последнем в этом году заседании 14 декабря оценивалась в 71,5% против 68,4% по результатам того же опроса, проводившегося 1 ноября. Здесь есть и весьма любопытный вариант: сохранение ключевой ставки по итогам встречи регулятора в следующем месяце ожидают 28,5%, в то время как за день до заседания ФРС — 1 ноября — сохранение ставки и в декабре ждали 26,4% опрошенных. Другими словами, есть инвесторы, которые считают, что раз ФРС не подняла ставку сейчас, то не поднимет и в декабре.

Есть, конечно, мощный выборный фактор. Дождаться выборов президента США и уже потом, разобравшись в какой — новой или старой политической реальности находишься, принимать важное решение — это понятно. Хотя, думаю, среди мотивов тех двух членов Комитета по открытым рынкам, кто 2 ноября, за шесть дней до выборов, голосовал за немедленное, пусть минимальное увеличение ставки, был и такой — продемонстрировать независимость от политики. Но возобладала другая точка зрения.

Пока возобладала. Сам факт появления «диссидентов» — очевидный и недвусмысленный сигнал, что ФРС близка к поднятию ставки. «Федеральная резервная система дала знать, что время для очередного повышения процентной ставки приближается, и что она не видит необходимости во множестве дополнительных данных перед этим шагом», — комментирует Игорь Клюшнев, начальник департамента торговых операций ИК «Фридом Финанс».

Итак, главный сигнал, поданный за океаном: подъем ставки ФРС близок. А это имеет широкие макроэкономические последствия. Их первый, важный для России ряд в том, что к декабрю доллар будет укрепляться. Соответственно появится новая гиря на весах в пользу снижения цен на нефть. Эта гиря добавится к разочарованию заморозкой добычи нефти, если только ОПЕК внезапно не возьмет на нее, заморозку, равнение, что представляется весьма маловероятным, и к росту запасов нефти в США, что отражает превышение предложения нефти над спросом.

Есть ряд и более отдаленных макроэкономических последствий. Поворот в политике ФРС, как бы долго его ни ожидали, все равно представляет собой новый отсчет в экономической политике, в переоценке инструментов ее проведения. Это очевидный знак исчерпания эффективности нынешней сверхмягкой денежной политики. Что придет на замену, пока не вполне очевидно, но есть экономисты, которые ждут нового всплеска к неокейнсианству и к росту значения госрасходов как инструмента регулирования экономики.

Упорство Эльвиры Набиуллиной

28 октября Банк России, как и предупреждал, сохранил ключевую ставку 10%. Что главное в состоявшемся решении?

На мой взгляд, вот центральное место в пресс-релизе: «Для закрепления тенденции к устойчивому снижению инфляции, по оценкам Банка России, необходимо поддержание текущего уровня ключевой ставки до конца 2016 г., с возможностью ее снижения в I–II квартале 2017 г.». И чуть раньше: «Снижение инфляционных ожиданий остается неустойчивым».

Что это означает? Центральный банк уже не устраивает тот факт, что таргетируемая инфляция снижается, а пресс-релиз констатирует: «Годовая инфляция продолжает снижаться в соответствии с базовым прогнозом Банка России». Он стремится подавить и сами инфляционные ожидания.

С одной стороны, ожидания, бесспорно, чрезвычайно важны для рынка. С другой стороны, наилучший способ смены ожиданий — с ожидания нового инфляционного рывка к ожиданию стабильного снижения цен — это и есть результаты проводимой ЦБ политики. ЦБ считает, что «сохранение ключевой ставки на уровне 10,00% годовых в течение достаточно продолжительного времени будет и далее формировать денежно-кредитные условия, необходимые для поддержания стимулов к сбережениям и закрепления тенденции к устойчивому замедлению инфляции под влиянием ограничений со стороны спроса. Это создаст условия для дальнейшего снижения инфляционных ожиданий». Но обращает на себя внимание приведенное указание на то, что возможность снижения ставки отнесена к I–II кварталу 2017 г.

Политика — это искусство нахождения баланса, причем такого, который открывает дорогу к поставленной цели. И важно, что называется, не перегнуть палку, не перепутать цели со средствами. Я продолжаю считать, что таргетирование инфляции или теперь уже и инфляционных ожиданий —

временная цель для ЦБ. Когда она будет достигнута, политика регулятора должна отвечать интересам поддержки роста экономики. Но если с головой погрузиться в борьбу с инфляционными ожиданиями, есть риск отложить выход на новый уровень целеполагания слишком далеко. Это как у Пушкина: повышение ставок с замены разбитого корыта на целое до превращения во владычицу морскую может и корыто оставить в прежнем состоянии.

Аналитики Райффайзенбанка, например, обращают внимание на то, что ЦБ «сохранил консервативную оценку динамики инфляционных ожиданий, несмотря на их улучшение. Регулятор по-прежнему считает динамику ожиданий населения неустойчивой, что, по его мнению, указывает на наличие инфляционных рисков и обосновывает сохранение ключевой ставки на текущем уровне. В этой связи мы считаем, что в перспективе ближайших 3–4 месяцев даже при снижении инфляционных ожиданий ЦБ не будет возвращаться к вопросу снижения ставки для закрепления достигнутых успехов. Вместе с тем мы по-прежнему сомневаемся в том, что поддержание высокой ставки поможет снизить инфляционные ожидания населения, так как их причины зачастую имеют немонетарный характер».

Понятно, что представители Райффайзенбанка меньше всего хотят ссориться с ЦБ, но они напоминают: инфляционные ожидания, как, строго говоря, и сама инфляция в России, имеют не полностью монетарную природу. А это значит, что, если ЦБ будет проявлять упорство в вытравливании инфляционных ожиданий, результат может оказаться плачевным с макроэкономической точки зрения. Во всем нужна мера.

Стратеги Sberbank Investment Research также не считают новую линию ЦБ — таргетирование инфляционных ожиданий — верной. Они подчеркивают, что нет прямой корреляции между инфляционными ожиданиями и самой инфляцией: «В начале текущего года все ожидали, что темпы инфляции будут гораздо выше, чем оказалось на самом деле, однако такие ожидания не помешали дезинфляции во II квартале».

Есть и еще одна важная сторона рассматриваемой проблемы. В пресс-релизе ЦБ говорится: «Сохраняются риски того, что инфляция не достигнет целевого уровня 4% в 2017 г. Это связано, главным образом, с инерцией инфляционных ожиданий, возможным ослаблением стимулов домашних хозяйств к сбережениям, а также повышением реальной заработной платы, которое не сопровождается ростом производительности труда». Это положение не осталось без комментария представителей Sberbank Investment Research. Они пишут: «Кредитор последней инстанции также рассматривает в качестве инфляционного фактора рост реальной заработной платы. Несколько упрощая ситуацию, можно допустить, что рост зарплат заставит ЦБ и дальше держать ключевую ставку на высоком уровне. Проблема в том, что улучшение динамики реальной заработной платы — естественный побочный эффект при восстановлении экономики». Это еще одно подтверждение прямого конфликта между оживлением российской экономики и политикой ЦБ.

В Sberbank Investment Research приходят к выводу: «При нынешней денежно-кредитной политике макроэкономическая динамика останется вялой. По итогам 2016 г. инвесткомпания ожидает сокращения ВВП на 0,5%, а в 2017 г. — роста этого показателя на 0,5%, однако растет вероятность того, что реальная динамика окажется хуже».

И последнее, но яркое замечание от Sberbank Investment Research: «Не вполне ясно, почему Банк России продолжает характеризовать свою денежно-кредитную политику как „умеренно жесткую“. Ключевая процентная ставка в реальном выражении на уровне около 5,5% означает, что текущая политика ЦБ РФ является одной из самых жестких в мире».

Вот, оказывается, в чем мы теперь впереди планеты всей. Но это не то первенство, которое окрыляет. Хотя если вспомнить, что в 2015 г. Эльвира Набиуллина была признана журналом Euromoney лучшим руководителем центрального банка в мире, то получается, что упорство — важное качество руководителя финансового регулятора. Но точно не единственное.

США. Россия > Финансы, банки > fingazeta.ru, 14 ноября 2016 > № 1969785 Николай Вардуль

Нефтяной отлив

Рынки выходят из-под гипноза ОПЕК

Николай Вардуль

31 октября стал очередным «черным понедельником» на рынке нефти. Цена нефти марки Brent согласно декабрьским фьючерсам упала на 4,3% — до $48,54 за баррель. На рынке бывали дни и почернее, но все равно 31 октября — важный рубеж. До этого цену подталкивала вверх или удерживала наверху довольно искусно разыгрывавшаяся пьеса в постановке ОПЕК, откуда шли сигналы, что договоренность о страновых квотах заморозки добычи нефти возможна. Да, не в этот раз, но точно в следующий. Или почти точно. Теперь рынок в «завтраки» верить перестает. 2 ноября декабрьский фьючерс на баррель Brent стоил уже $45,19.

Game over?

Поводом для падения цены барреля 31 октября стала безрезультатная встреча членов Комитета высокого уровня при участии стран — производителей нефти, входящих и не входящих в ОПЕК. Название — заслушаешься. Комитет и его заседания — реализация одной из договоренностей, достигнутых в Алжире 28 сентября. Из стран, не входящих в картель, присутствовали Азербайджан, Бразилия, Казахстан, Мексика, Оман и Российская Федерация. Каких-то описываемых количественно решений от этого заседания никто всерьез не ждал, но все равно тот факт, что Комитет высокого уровня продемонстрировал неспособность договориться о чем бы то ни было, кроме того, что заседания необходимо провести как минимум еще раз перед заседанием ОПЕК, назначенным на 30 ноября, стал для рынка сигналом «Отбой!». Характерно, что цены нефти фактически вернулись на сентябрьский уровень.

Пока нефтедобытчики наращивают добычу. Согласно данным консалтинговой компании JBC Energy, суточная добыча нефти ОПЕК в октябре увеличилась на 0,05 млн барр. — до 33,715 млн барр. (в сентябре показатель составил 33,665 млн барр./сутки). В Саудовской Аравии добыча, правда, снизилась на 0,1 млн — с 10 65 млн барр./сутки до 10,55 млн барр./сутки, зато Иран, Ирак, Ливия и Нигерия нарастили добычу в общей сложности на 0,28 млн барр./сутки. Главный вклад обеспечила Нигерия, увеличив свою добычу на 0,15 млн барр./сутки, хотя ее показатель остается ниже 2,2 млн барр./сутки, которые были зафиксированы до нападений повстанцев на нефтяную инфраструктуру в дельте реки Нигер два года назад. Тем не менее этот результат указывает на существенное улучшение по сравнению с 1,3 млн барр./сутки, которые Нигерия добывала весной 2016 г.

Можно, конечно, оправдывать рекорды добытчиков тем, что этим каждый улучшает свои позиции перед предстоящим торгом за страновые квоты. Но заморозку и тем более сокращение добычи все плотнее закрывает туман неопределенности. А если вспомнить, что в Алжире общая квота ОПЕК определена в 32,5–33 млн баррелей нефти в сутки, то это означает, что теперь придется сокращать добычу. Однако на это, похоже, никто не готов. Так что превалирует стремление получить свое при нынешних ценах, которые синица в руках, а состоится ли заморозка и что тогда произойдет с ценами — это журавль в небе.

Факт состоит в том, что предложение нефти нарастает. Холодным душем стали данные Американского института нефти (API). 2 ноября API сообщил, что запасы нефти в США за неделю увеличились на 9,3 млн баррелей, что более чем в 9 раз (!) превышает прогноз экспертов. Конечно, данные API это еще не официальные данные Минэнерго США, но сомневаться в том, что предложение нефти еще больше оторвалось от спроса, не приходится. Конечно, до 30 ноября Саудовская Аравия, официальные спикеры ОПЕК и, скорее всего, представители России попытаются вернуть рынок в состояние ожидания того, что алжирские договоренности не будут забыты, но эффективность таких словесных интервенций уже падает.

Оптимисты и пессимисты

С тем, что из заморозки добычи, скорее всего, ничего не получится, соглашается все больше аналитиков. Но это не значит, что оптимистов всех выкосило. Есть Нил Маккиннон, глава подразделения по макроэкономической стратегии на глобальных рынках ВТБ Капитал, аналитик, который никогда в своих выступлениях, в частности в агентстве «Прайм», не пишет банальностей вроде: сегодня колебания рубля определят котировки нефти, чем грешат многие его коллеги. Нил Маккиннон не ограничивается рыночной текучкой, он регулярно поднимает очень важные и актуальные темы экономической теории. Читать его интересно. Но это не значит, что он всегда прав.

2 ноября он написал: «Теперь, когда до саммита ОПЕК остается меньше месяца, цены на нефть, похоже, закрепились в диапазоне 45–55 долл., обозначенном МВФ в качестве более низкой долгосрочной траектории. С этой точки зрения выход за границы этого диапазона в принципе стал бы неожиданностью для рынка». Не знаю, как для рынка, а для некоторых аналитиков выход из этой полосы, причем не вверх, а вниз вовсе не неожиданность, о чем еще будет сказано, когда очередь дойдет до пессимистов. Сам же Маккиннон придерживается прямо противоположной точки зрения: «Увеличивается вероятность, что цена на нефть пробьет верхнюю границу данного коридора».

Все дело в росте спроса на нефть. А он должен расти, потому что, как надеется МВФ, темп роста мировой экономики повышается. Правда, сам Маккиннон оговаривается: «Если только не верить в то, что глобальная экономика находится на пороге рецессии». Но есть прогнозы, которые делают сами предприниматели, — это индексы деловой активности PMI, формируемые на базе опросов руководителей компаний, они считаются так, что значение выше 50 пунктов означает позитивный прогноз и чем выше, тем позитивнее; соответственно, чем ниже 50 пунктов — тем прогноз ожидания негативнее. Маккиннон опирается, например, на опубликованный 1 ноября индекс деловой активности в обрабатывающей промышленности Китая, значение которого по итогам октября достигло двухлетнего максимума в 51,2 (против 50,4 в предыдущем месяце), а индекс PMI в. сфере услуг КНР поднялся с 53,7 до 54,0. Растущий оптимизм Китая — очень важный фактор для рынка нефти. Его доля в общем объеме мирового потребления нефти составляет всего 15%, но вклад в увеличение спроса на нефть весьма значителен, поскольку экономика КНР растет намного быстрее, чем экономика других стран. Но волна оптимизма Китаем не ограничивается. Сводный индекс PMI еврозоны находится на максимальной отметке за последние 10 месяцев, в первую очередь благодаря подъему экономической активности в Германии. Маккиннон подчеркивает: признаки улучшения отмечаются и в экономике тех стран, которые раньше находились в состоянии рецессии. В частности, индекс PMI обрабатывающей промышленности России в октябре поднялся до 4-летнего максимума.

Запомним: Нил Маккиннон с оптимизмом смотрит на будущее цен на нефть, которые, по его мнению, могут даже перешагнуть отметку в $55 за баррель, опираясь вовсе не на спектакль ОПЕК, какой бы ни была его развязка, а на перспективы оживления мировой и в первую очередь китайской экономики. Скорее бы!

Есть и пессимисты. Их прогнозы, может быть, не точнее прогноза Нила Маккиннона, зато ближе. Они оценивают реакцию рынка на провал усилий ОПЕК. «По нашему мнению, за последнюю неделю снизились шансы и на заявление о сокращении добычи и на то, что оно приведет к успешному снижению запасов», — 1 ноября агентство Bloomberg цитирует аналитиков инвестиционного банка Goldman Sachs. Они отмечают рост добычи в странах ОПЕК в октябре и запуск новых месторождений в странах, не входящих в картель. Эксперты банка полагают, что цена нефти может упасть почти до 40 долл. за баррель, если нефтедобывающим странам не удастся достичь соглашения. Ранее они прогнозировали, что стоимость нефти в этом случае может упасть до 43 долл. за баррель.

Есть и геополитика. Любое дальнейшее обострение обстановки на Ближнем Востоке, а полыхнуть в очередной раз может, например в Ираке, конечно, скажется на ценах на нефть, которые могут устремиться вверх.

Но пока ножницы названы: $55 за баррель, но тогда, когда оживление мировой экономики поднимет спрос на нефть, или $40, но уже буквально через месяц. Пока цена падает. И если оптимист Маккиннон пишет только об оживлении мировой и китайской экономики как поддержке роста нефтяных цен, но на стороне пессимистов не только спуск цен на нефть со спекулятивных высот ожидания заморозки добычи нефти, но и другие факторы (см. стр. 2), так что я, увы, на стороне пессимистов.

США. Саудовская Аравия. Алжир > Нефть, газ, уголь > fingazeta.ru, 12 ноября 2016 > № 1969773 Николай Вардуль

Алексей Улюкаев: К сожалению, мы живем в мире, в котором экономика зависит от политики и страдает от нее. К счастью экономика научилась выживать.

Интервью Министра экономического развития РФ Алексея Улюкаева газете «Die Welt».

9 ноября 2016 года. Вена

Корр. Эдуард Шнайдер: Российский парламент приветствовал аплодисментами избрание Дональда Трампа на пост президента США. Вы тоже?

Алексей Улюкаев: Я предостерег бы от эйфории. Я помню большие ожидания, связанные с избранием Барака Обамы, восемь лет назад. Результат оказался совсем другой. Не нужны здесь ни аплодисменты, ни чрезмерные ожидания. Мы понимаем, что открывается новая страница в развитии Америки. Как она будет выглядеть, мы не знаем. Теперь Трампу надо определить свой экономический курс и своих советников. Мы будем внимательно следить за этим и пожелаем успеха американскому народу и руководству. Мы, со своей стороны готовы все сделать для того, чтобы улучшить российско-американские отношения в области экономики.

Корр: Возьмите хотя бы Московскую Биржу в среду. В противоположность мировой тенденции уже утром она ушла в плюс. То есть выборы можно рассматривать как позитивный фактор?

А. Улюкаев: Я уже ранее говорил, что макроэкономический эффект от выборов в США будет не большим. Рынки не ожидали такого исхода выборов. В России эффект тоже был не большим. Сейчас просто нужно время, чтобы рынок осознал новую реальность.

Корр: Какова эта новая реальность?

А. Улюкаев: Мы только со временем поймем, что будет с американской торговой политикой или с Трансатлантическим торговым и инвестиционным партнерством (ТТИП). До сих пор реакция была элементарно эмоциональной, она скоро пройдет.

Корр: Но это не тайна, что официальная Россия, может быть, и не ставила на Трампа, но дала понять, что она предпочитает Трампа. А почему, собственно?

А. Улюкаев: Россия ни на кого не ставила и никого не предпочитает. Трамп свободен от тех обязательств, которые взяла на себя Хиллари Клинтон, потому что она встроена в систему принятия решений. Трамп свободнее от этой системы. Как он будет распоряжаться этой свободой, мы, конечно, не знаем. Но у него, по крайней мере, есть возможность.

Корр: Не случайно многие наблюдатели в Москве исходят из того, что Россия связывает с приходом Трампа более высокие шансы на то, чтобы договориться об отмене санкций. Вы тоже так считаете?

А. Улюкаев: Я могу только сказать, что открывается window of opportunity. Как мы его используем – зависит от нас и от наших партнеров. Но мы готовы делать все для того, чтобы использовать эту возможность.

Корр: Но в действительности может стать только лучше.

А. Улюкаев: (смеется) Знаете, это как разговор оптимиста с пессимистом. Пессимист считает, что хуже не бывает. Оптимист говорит, нет, может быть еще хуже. В действительности наши отношения с США на таком низком уровне, что логически предположить, что больше шансов на их улучшение, чем на их ухудшение. Но я не хочу пока делать выводы.

Корр: Вы сами только что посетили Италию и Австрию. Складывается впечатление, что Вы прощупываете почву в Европе в отношении санкций. Это же парадоксально, что Россия ожидает улучшения отношений с США, а в отношениях с Европой стоит на пороге дополнительных санкций. О чем это свидетельствует?

А.Улюкаев: К сожалению, мы живем в мире, в котором экономика зависит от политики и страдает от нее. Политика живет другой жизнью. К счастью экономика научилась выживать в различных условиях – и в таких тоже. При этом санкции в среднесрочной перспективе носят для нас скорее символический характер. В первый год они нанесли вред, сейчас уже нет. Собственно, было бы хорошо, если бы санкций не было, но это не центральный вопрос нашей политики. Макроэкономически это не существенно.

Корр: Вы говорите о чисто символическом характере (санкций). Но я хотел бы напомнить о том, что недавно бывший министр финансов Алексей Кудрин в разговоре с президентом Владимиром Путиным осторожно склонял к тому, что стоило бы уменьшить геополитические напряженность ради экономического роста. Путин решительно отверг эту идею. Кто из них двоих прав?

А. Улюкаев: Жизнь покажет. Конечно, стоит уменьшить напряженность. Но это достигается не односторонне, а совместно с партнерами. Мы готовы на серьезные подвижки, но должна быть готова и другая сторона.

Корр: Вы на днях в Италии говорили, что не видите в Европе доброй воли в деле отмены санкций. Почему Вы пришли к такому мнению?

А. Улюкаев: Я вижу, как это различно выражено на разных уровнях. На национальном уровне есть добрая воля, по крайне мере, в большинстве государств так называемой старой Европы. В новых странах-членах Евросоюза это выглядит несколько иначе. На наднациональном уровне в Брюсселе эта добрая воля подавляется бюрократией.

Корр: Россия исходит из того, что санкции сохранятся еще на годы?

А. Улюкаев: Мы из этого исходим. Если этот режим исчезнет или трансформируется, это будет дополнительный позитивный момент. Но рассчитывать на это мы не можем.

Корр: Во время Вашей встречи с Райнхольдом Миттерленером он высказался о том, что Австрия не очень поддерживает санкции. Что Вы думаете об этой неоднозначной позиции?

А. Улюкаев: Я думаю, не только он, но и канцлер недавно выступил против введения новых санкций.

Корр: Но у Вас не складывается впечатление, что Европа движется в сторону отмены санкций?

А. Улюкаев: Пока нет. Мы находимся на распутье и можем идти этой дорогой.

Корр: Почему именно сейчас?

А. Улюкаев: Потому, что накопилась гигантская усталость со всех сторон и открыла эту возможность.

Корр: Как в Европе, так и в России?

А. Улюкаев: И здесь, и там. Бизнес этого очень хочет. К тому же перемены последнего времени, как Brexit, а теперь еще и выборы. Это создает ощущение новой реальности. Я не хочу говорить, хорошо это или плохо. Это просто нечто новое. А в новом появляется больше возможностей для движения.

Корр: Какие Вы видите возможности, несмотря на санкции, форсировать экономические контакты с Европой? Я думаю о Специнвестконтракте, который Россия ввела для того, чтобы привлекать инвесторов в страну.

А. Улюкаев: Это нечто иное, и не имеет отношения к санкциям. Это чистая экономика. Да, мы хотим, чтобы инвесторы производили в нашей стране, и не только для российского рынка, но и для мирового.

Корр: До 2013 года цены на нефть и потребление были основными двигателями российской экономики. Что это может быть в будущем?

А. Улюкаев: В принципе существуют только три драйвера: потребительский спрос, инвестиционный спрос и экспорт.

Корр: Но потребительский спрос, по крайней мере, сейчас не очень растет?

А. Улюкаев: Не совсем так. Он растет благодаря уменьшению инфляции и увеличению номинального дохода. Конечно, необходимо время. Но я думаю, что в следующем году потребительский спрос восстановится. Оборот ритейла будет увеличиваться, а вслед за ним и производство. С экспортом дело обстоит труднее. Нас интересует не экспорт сырья, так как почти нет шансов, что опять улучшится рынок сырья. Мы рассчитываем, что цена на нефть в ближайшие два года будет на уровне 50 долларов за баррель. Нас интересует несырьевой рынок, это поддерживается и со стороны правительства. Но мы должны понимать, что и импорт быстро растет. В настоящий момент он растет даже быстрее, чем экспорт, и это логично. За счет обесценивания рубля импорт разрушился, сейчас он стартует с очень низкого уровня.

Корр: остается вопрос относительно инвестиционной активности в России.

А. Улюкаев: Мы интенсивно над этим работаем. В России традиционно существует высокая квота сбережений, не идущих на инвестиции. Квота сбережений находится на уровне около 30% ВВП, аккумулированные инвестиции составляют 19-20%. Этот огромный разрыв создает потенциал для роста. Чтобы перевести потенциальные инвестиции в реальные, нужно улучшать инвестиционный климат. Мы достигли хорошего прогресса в рейтинге благоприятности условий бизнеса «Doing Business» мирового банка. Но мы понимаем, что это только отражение реальности, не реальность. По этому пути нам надо продвигаться дальше.

Корр: Что касается прогнозов развития российской экономики, их трудно понять. В октябре Вы их дважды меняли. Как мы знаем, один из них был сделан исключительно для составления взвешенного бюджета. Какому следует верить?

А. Улюкаев: Я советую придерживаться варианта «Базовый+». Там предусмотрен рост в 2017 году в размере 1,1%.

Корр: Во всяком случае ЕБРР и Всемирный банк подтверждают, что низшая точка кризиса пройдена.

А. Улюкаев: Я не применяю термин «низшая точка»

Корр: Я хочу перейти к тому, что большинство экспертов предсказывают стране длительную стагнацию, если не будут проведены существенные реформы.

А.Улюкаев: Это вопрос определений. Я разделяю мнение многих, что мы относительно легко сможем преодолеть разрыв между потенциальным и фактическим выпуском. Потенциальный рост у нас сейчас не высок – между 2% и 2,5%. Чтобы расти сверх того, необходимы серьезные структурные и институциональные реформы.

Корр: Я предполагаю, что к ним относится и пенсионная реформа.

А. Улюкаев: Конечно.

Корр: Так как Вы уже сегодня упомянули распутье, правильно ли мое предположение, что и Россия стоит на распутье, идти ли по пути реформ?

А. Улюкаев: Абсолютно верно.

Корр: Недавно антимонопольное ведомство выяснило, что государственное участие в экономике за последние 10 лет удвоилось, и сегодня 70% экономики находится в руках государства.

А. Улюкаев: Ведомство преувеличивает. Реально это 45-50%. Но и это, конечно, очень много.

Корр: Сколько было бы для России приемлемо и разумно?

А. Улюкаев: Я не могу это так точно определить. Это зависит и от того, как считать. Но я полагаю, что государственное участие должно быть существенно меньше.

Корр: Я коснулся этой темы, так как в настоящий момент в России много говорят о приватизации. Процесс очень неоднозначный, так как отчасти одна государственная компания приобретает другую в рамках приватизации.

А. Улюкаев: То, что нефтяной концерн «Роснефть» приобретает государственную долю, это может быть только временным решением, доля будет продана в следующем году иностранным инвесторам.

Корр: Это уже определенно решено?

А. Улюкаев: До сих пор не решено, есть такое предложение. Но это не может быть иначе.

Корр: Прежде Вы были заместителем председателя российского Центрального банка. Скажите, насколько есть пространство для маневра у Центрального банка, который держит сейчас процентную ставку на уровне 10%, чтобы ее снизить?

А. Улюкаев: Есть, конечно, пространство для маневра.

Корр: Даже уже в этом году, когда инфляция снижается с 5,7 до 5,5%?

А.Улюкаев: Думаю, даже в этом году. Но Центральный банк считает иначе. Центральный банк исходит обычно из того, что ключевая процентная ставка должна находиться на уровне 250 – 300 базисных пунктов выше инфляционных ожиданий за определенный период. Но Центральный банк ожидает в следующем году инфляцию в 4%. Следовательно, на основе их собственных представлений, процентная ставка уже сейчас должна находиться на уровне 7-7,5%.

Корр: А почему они не снижают ее до этого уровня?

А. Улюкаев: Потому, что они, к сожалению, исходят из инструментальной, а не из самостоятельной цели. Инструментальная цель инфляции на 2017 год составляет 4%. Инфляционным таргетированием пытаются снизить волатильность инфляции. Коллеги из Центрального банка переоценивают эту инструментальную цель, они делают все, чтобы ее достичь. Нам может дорого обойтись то, что мы не снижаем процентную ставку.

Корр: Задолженность российского государства очень низкая. Недавно Вы сказали, что можно увеличить безболезненно госдолг до уровня 25% ВВП. Это не опасно для государства с сырьевой зависимостью?

А. Улюкаев: В действительности государственный долг в настоящее время составляет у нас 12% ВВП, из этого 2% - внешний долг. Риск очень небольшой. Можно безболезненно увеличить, прежде всего, внутренний долг, особенно если есть избыток ликвидности. Это было бы хорошо и для банков, которые могли бы вложить свои средства в надежные и рентабельные активы. Это было бы хорошо и для бюджета, который можно было бы сбалансировать, не прибегая к новым налогам. До 25% ВВП очень большой путь и мы его не пройдем, но даже если так, ничего страшного.

Евросоюз. США. Россия > Внешэкономсвязи, политика. Госбюджет, налоги, цены > economy.gov.ru, 11 ноября 2016 > № 1966656 Алексей Улюкаев

Алексей Кондратьев: "Американские стратеги не допустят изменения курса"

Мария Сидельникова

Гость программы "Трибуна" сенатор от Тамбовской области, член комитета Совета Федерации по обороне и безопасности, бывший спецназовец, который участвовал в обеих чеченских кампаниях, в операции на территории Косово и в операции по принуждению Грузии к миру, Алексей Кондратьев.

- Одной из главных тем последних дней остается смена руководства в США. По вашему мнению, новый президент повлияет на ситуацию вокруг Сирии или Украины?

- Группа военно-политических стратегов, которая осуществляет выработку решений по стратегическим направлениям политики США, не допустит изменения курса. И мы должны не тешить себя иллюзиями, надеждами. Заявления, которые делались в рамках предвыборной кампании, направлены на электорат, а не на изменение политики. В США могут сменяться демократы и республиканцы, в Великобритании - лейбористы и консерваторы, в Германии ХДС/ХСС и «Зеленые», но для нашей страны стратегически ничего не изменится.

Соответственно, все, что касается стратегических целей США, будь то Украина, Ближний Восток или Афганистан, то будут продолжаться попытки заставить Россию ввязаться в тяжелую затяжную войну.

За президентское кресло боролись Клинтон с представителями наднационального олигархата, представляющего интересы транснациональных корпораций, и группа олигархов, поддерживающая собственно Дональда Трампа, представляющая интересы США и англо-саксонского мира.

Администрация Обамы сделала огромную ошибку, допустив объединение интересов России и Китая. Китай и Россия – две стратегические силы, потенциально представляющие угрозу США как в политическом, в экономическом, так и в военном отношении. Второй и очень весомый фактор, который сегодня имеет огромное влияние на политику США, – это вышедший из-под контроля панисламистский фактор. "Джинн", которого они создавали для борьбы с РФ, вышел из-под контроля. 6-8-лет назад Клинтон участвовала в формировании радикальной группировки, еще до того, как они сами себя назвали «государством Ирака и Леванта». Создаваемый для борьбы с РФ этот конгломерат был призван для решения задач США по захвату рынков и источников сырья, прежде всего, нефти, газа, на территории Северной Африки и Ближнего Востока. Но когда эти люди почувствовали собственную силу, они начали свою игру. И цели США в этом регионе по смене режимов, созданию управляемого хаоса не достигнуты. Ливию США не контролируют том объеме, в каком планировалось после смены режима Каддафи.

Каддафи напрямую угрожал интересам США хотя бы тем, что в рамках государств Африки пытался создать единую экономическую зону с единой валютой в виде золотого динара, что шло в разрез с распространением доллара на африканском континенте.

Теперь Трамп получает в наследство очень плохой капитал. Ему нужно будет решать проблемы и с группировкой, представлявшей Клинтон, имеющей свои интересы, для того, чтобы выкачивать деньги, стирая границы, стирая форматы экономик государства, превращая все в единую экономическую зону, подконтрольную группировкам, которые давным-давно контролируют экономику большей части мира. Это абсолютно не теория заговора. Это подтверждаемая рядом источников и известных мировых событий структура. Вопрос времени, когда эти огромные аппетиты будут превалировать над интересами других стран. Экономика США сегодня серьезно больна, с огромнейшим долгом в триллионы долларов. И мы находимся на пороге конфликтной ситуации, когда необходимо либо браться за оружие, либо садиться за стол переговоров.

Вопрос в том, насколько у Дональда Трампа хватит выдержки, умения выйти на диалог с ведущими мировыми игроками как официальными, так и неофициальными. А ведущих игроков всего четыре - англосаксонское сообщество, европейское сообщество, Россия и Китай.

- Вы затронули тему Ливии. С момента убийства лидера Джамахирии недавно исполнилось 5 лет. Видите ли вы какие-то пути выхода из кризиса, который поверг страну в полную неразбериху и разруху?

- В свержении режима Каддафи участвовали французы и британцы, Америка в то время стояла в стороне, но она активно проявила себя после. Понятно, кто заказывал музыку. Ливия сегодня – страна с двумя правительствами, двумя парламентами, с двумя вооруженными силами, не способными решать тотальные задачи. Есть еще третьи силы, которые пытаются играть свою игру в рамках панисламистского сообщества. Ближний Восток трансформирован относительно модели, которая существовала там 10 лет назад. Тогда никто не мог представить, что процветающая, практически светская Ливия станет руинами. Причем лидера, способного объединить враждующие силы, нет.

В вооруженной борьбе, которая сейчас ведется против террористических группировок, Ливия пока находится в стороне. Наше государство не готово вести войну на два-три фронта. И, в конце концов, это суверенное дело собственно ливийского государства. При этом надо помнить, что Ливия – один из ключевых игроков на Ближнем Востоке, это южное подбрюшье нашего мира.

- Сирийская тема в последнее время стала краеугольным камнем мировой политики. Вокруг этой страны развернулись политические баталии, а против России - информационная война. С чем вы связываете этот рост русофобии в западных СМИ?

- Русофобия была, есть и будет. Пока шла предвыборная борьба внутри США, та группировка олигархата, которую представляла Клинтон и которую активно поддерживал Барак Обама, была заинтересована на волне этой риторики выбивать многомиллиардные заказы для строительства вооруженных сил, для получения новой техники, обеспечения ВС и сил коалиции, которая участвует в контртеррористической борьбе на территории Ближнего Востока. С точки зрения получения денег было очень выгодно найти врага в лице России и активно это раздувать. Сейчас меняется ситуация, предвыборные обещания уйдут на второй план, во главе угла окажется деятельность администрации США по выравниванию взаимоотношений с Россией.

У американцев остается огромная проблема - борьба с террористическими группировками на территории Ближнего Востока. Без решения этой задачи они не смогут добывать нефтегазоресурсы на территории стран, в которых они сместили режим. Американцы будут вынуждены искать союзников в этой борьбе. И здесь мудрость Трампа должна привести его к тому, чтобы выйти на диалог с Владимиром Путиным как с ключевым игроком, способным решать проблемы Ближнего Востока.

С другой стороны, антироссийская риторика - это страшилка для стран европейского сообщества. Украина остается дополнительным источником создания зоны ненависти и нестабильности. На этой риторике очень удобно выдвигать передовые базы к границам РФ, создавать группировки войск, хотя международное право в рамках договоров о нераспространении НАТО на Восток запрещает перегруппировку войск. Это рассматривается как акты недружественной политики и влечет адекватные ответы. Так, Россия вынуждена Калининградской области содержать ракетную бригаду, вооруженную «Искандерами» для защиты, прежде всего Калининградской области.

Чтобы выдвигать танковые батальоны, группировку в составе 4 тысяч человек, станции слежения, необходимо создание образа врага.

США. Евросоюз. Ближний Восток. Россия > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика > vestikavkaza.ru, 11 ноября 2016 > № 1966642 Алексей Кондратьев

"Трамп не будет отдавать миллионы на поддержку какой-то там демократии"

Константин Бондаренко – Председатель правления Института украинской политики и Фонда "Украинская политика"

Вадим Карасев - политолог, директор Института глобальных стратегий

Дмитрий Дробницкий - публицист, политолог

Андрей Ермолаев - директор Института стратегических исследований "Новая Украина"

Галина Студенникова - автор интернет-газеты Страна.ua

Резюме Политические эксперты рассказали, как изменится политика Штатов в отношении Украины после победы Трампа

После победы Дональда Трампа на выборах Украине придется выстраивать новую систему взаимоотношений с Соединенными Штатами Америки. Именно поэтому такой исход выборов поверг в шок украинский политикум. Известные политологи и американисты рассказали "Стране" свое видение нового курса внешней политики США.

"Когда Трампу придется с кем-то из украинских политиков иметь дело, то на каждого из них будет сложено свое досье"

Председатель правления Института украинской политики и Фонда "Украинская политика" Константин Бондаренко был одним из тех экспертов, кто с самого начала избирательной гонки в Штатах делал ставку на Дональда Трампа и лично знаком со многими функционерами его штаба.

- Вы предсказывали победу Трампа еще в то время, когда украинские элиты только начали лепить из него образ пророссийского кандидата и даже отдувались за скандал, который украинские политики разыграли вокруг имени политического консультанта Трампа Пола Манафорта. А каким теперь будет отношение Трампа к Украине?

- Действительно, разные люди в Украине пытались сделать для того, что он был проиграл в США. Конечно, Трамп не сидел и не отслеживал, что про него говорят в Украине, но поверьте, когда ему придется с кем-то из украинских политиков иметь дело, то я не сомневаюсь, что на каждого из них будет сложено свое досье. Думаю украинским политикам припомнят еще распиаренные на весь мир фальшивки в виде "амбарной книги", в которой якобы стояли подписи на деньгах для Манафорта. Что касается внешней политики, то, понятно, что от Обамы осталось несколько узлов противоречий, в частности, ближневосточный узел, который является для Трампа основным. Для решения сирийского узла будут искать разного рода варианты, на что можно разменять эту позицию. И как бы это не звучало грустно и не совсем положительно для Украины, но все-таки Украина в данной ситуации менее актуальна для того же Вашингтона, чем сохранение своих позиций на ближнем Востоке. И надо исходить из того, что надо будет идти на компромиссы и Украина может стать таким разменом.

- А что будет с теми политиками, которые долгие годы в Украине лоббировали позицию конкурентов Трампа - Демократической партии - и работали на ее различные институты и структуры?

- Количество грантов будут снижено в разы, если не полностью прекращено. Это же политика, на которой базируются в Соединенных Штатах - финансировать разного рода программы, пока они выгодны самим Штатам. Но я не исключаю, что сторонники Демократической партии в Украине будут пытаться перепрофилироваться и получать те же деньги, но уже от республиканцев. Уже традиционно так получается, что когда меняется власть, то люди, которые служили старой власти, пытаются вмонтироваться во власть новую и найти свое место при новом порядке.

- То, что Украина постоянно делает ставку не на тех, уже подмечают даже за рубежом. Такая ситуация была на выборах в Польше, теперь аналогичная ситуация в США. Кто виноват в том, что ставка Украины не срабатывает?

- Украине давно пора поменять Министра иностранных дел на специалиста, который бы имел стратегические взгляды, а не совершал поступки и делал заявления, основываясь на своих эмоциональных реакциях. От этого у нас слишком много проблем.

- Что будет с ситуацией на Донбассе? Нужен ли Трампу мир на Востоке Украины?

- Такие подвижки реальны, если будет добрая воля и Вашингтона, и Москвы. Но мы еще не знаем, кто будет в США госсекретарем, кто будет формировать повестку внешней политики для Трампа. Формирование кабинета продлится до января, поэтому до этого времени ни на какие законы из политической части Минских договоренностей говорить не приходится.

"Больше зонтика Байдена над Украиной не будет"

Победа на президентских выборах в США кандидата от Республиканской партии Дональда Трампа приведет к серьезным изменениям американской политики в отношении Европы и НАТО, что в итоге повлечет за собой изменения во всем мире. Об этом "Стране" рассказал политолог, директор Института глобальных стратегий Вадим Карасев.

- Конкуренты и критики Трампа его называли пророссийским кандидатом. Насколько это так и каким будет отношение Трампа к Украине?

- В списке приоритетов Трампа Украина сегодня не то, что не находится на первых позициях, она имеет гораздо худшие позиции, чем у Обамы и Клинтон. Но нужно начать не с этого. Победа Трампа не уникальна. Не было бы Брексита, не было бы этой победы. А добавьте сюда референдум в Голландии, первое место на президентских выборах в Болгарии, Молдове. Это все восстания популистского избирателя против глобалистского проекта. На очереди выборы во Франции, где победу на президентских выборах любой ценой пытается вырвать Марин Ле Пен. Неизвестно что будет в Германии. Японский премьер ищет контакты с Кремлем. Это все совершенно меняет геополитическую картину мира. Поэтому дело не в том, выиграл ли Трамп, а в том, что все западные институты, сформированные еще в 40-х- 50-х годах прошлого столетия - ООН, ВТО, МВФ не срабатывают сегодня. Для них полностью меняются правила. И новые правила будут устанавливать те страны и государства, которые сильны или экономически или в военном плане.

Поэтому для Украины сейчас вопрос - заключать пакты с кем-то ради своих интересов или строить форпост борьбы с Россией, выступить для Запада в качестве оборонительного редута. И отсюда выход только один - искать новый формат отношений по ближайшему периметру, начиная с внутреннего уклада. И понимать, что наши ключевые проблемы - территориальная целостность, национальная безопасность, и поднятие экономики - это только наши проблемы и, наверное, мы их сами должны решать. Сегодня нам никто в этом особо помогать не будет. Больше зонтика Байдена над Украиной не будет.

- Захочет ли Трамп пересмотреть политику в отношении Украины, например, настояв на том, что больше никто не станет поддерживать здесь коррумпированные органы власти или коррумпированных чиновников?

- Если говорить о смене элит, то выборы здесь назревают и без вмешательства Трампа. Саакашвили стал маркером этих процессов. Пора на выборы. Потому что и Трампу и всему остальному миру этот правящий класс в Украине запомнится только тем, что он накопил роскошь и богатство, но при этом затроллил в твиттере и Фейсбуке Трампа и обозвал его клоуном, а кто-то даже ездил на съезды Демократической партии и пытался заручиться поддержкой Хиллари. Учитывая, что некоторые сегодня продолжают разгонять тему, что Трамп - это катастрофа для Украины, то такой правящий класс заведет Украину в тупик. Поэтому выборы неизбежны.

Что касается помощи, то не надо преувеличивать значения ее для Украины. Ну дала бы Хиллари Украине летальное оружие, но что она, потом полезла бы сюда воевать? Нет. Или НАТО бы сюда послали? Нет. Они и согласились на эту помощь, потому что знали, что это ничем не закончится. Позиция Америки в отношении Украины будет такова, что пусть проблемы здесь решают европейцы.

"США будут настаивать, что украинская власть должна предложить стране формулу мира, либо Штаты будут готовы поддержать изменение власти"

Возвращение к прагматизму во всем, и даже в векторе внешней политики, с приходом Трампа - абсолютно неизбежно. Такое мнение "Стране" озвучил директор Института стратегических исследований "Новая Украина" Андрей Ермолаев.

- Какую формулу взаимоотношений с Украиной выберет Дональд Трамп?

- Политика администрации Трампа в отношении Украины будет более прагматична и откровенна. При чем прагматична в широком смысле. Трамп действительно может принять решение выделить Украине военную помощь. Но это вовсе не будет означать поддержку украинского режима. Наоборот. В вопросах выстраивания военных отношений администрация Трампа будет более критична и более агрессивна, чем администрация Обамы. Трамп и его команда прекрасно знают, сколько всего позволяли представители нынешнего украинского режима в их адрес и в адрес членов его команды, а обязательства, которые взяла на себя Украина, так и не реализованы. Подсказкой для работы Трампа будет позиция Джо Байдена, вице-президента администрации Обамы, который ее озвучил, выступая в парламенте Украины. Вспомните, что он сказал. Он сделал акцент на поиске формулы для страны, которая хочет сохранить свою территориальную целостность и суверенитет и не хочет допустить разворачивание гражданских конфликтов. Так вот, я думаю, то, что сказал Байден в качестве предложения к размышлению, может стать для Байдена главным политическим аргументом. Грубо говоря, США будут давить и настаивать на том, что украинская власть должна либо ускорить и предложить стране формулу мира внутреннюю, либо Штаты будут готовы поддержать изменения состава власти.

По состоянию на сейчас американцам выгодно то, что происходит в Украине. Потому что они либо ждут вмешательства со стороны ЕС, либо в случае обострения конфликта готовы выступить в роли арбитра. Поэтому помощь будет, но на более жестких условиях.

- Потеряют ли свои позиции те политики, которые лоббировали в Украине интересы Демократической партии?

- Несомненно, у прообамовского, проклинтоновского крыла будут большие проблемы. Потому что администрация Трампа, учитывая тем более то, что теперь там есть кому посоветовать, будет искать новых союзников, более гибких, более прагматичных во внутренней украинской политике. Не догматов, не националистов, а тех, кто ближе к консервативной политике национальной стабилизации. И здесь возможны новые расклады в 2017 году.

- Насколько велико значение поражения команды Хиллари для тех украинских структур и объединений, которые якобы ориентированы на Запад, - "еврооптимисты", НАБУ, САП?

- Администрация Трампа не станет никак помогать институтам, которые только декларируют реформы. Здесь большое значение будут иметь не сотрясания воздуха, а реальные расследования, реальные дела. Разбор полетов внутри всех этих институций станет куда больше, потому что слишком много было вранья и показухи и слишком мало реальных дел. Как я понимаю, Трамп достаточно прямолинейный и подбирать слова не будет. Для него словоблудие и обещания не будут иметь значения. Будет более прямолинейная и жесткая риторика. И это будет хорошо отражаться и на так называемой дипломатии без галстуков. Потому что на сегодня очередная дискредитация второй революции в Украине бьет по репутации США. Штаты и при демократах и при республиканцах всегда себя позиционировали как лидеры мировой демократии. Но в любом случае, они гордились своим лидерством. И когда у лидера на глазах одна из патронируемых демократий демонстрирует двойные стандарты, двуличие, вранье, заигрывание, то здесь администрация Трампа подбирать слов не будет. Украина получит очень жесткие требования к расследованию военных и коррупционных преступлений и более активное участие в этом расследовании. Я не удивлюсь, если Павел Лазаренко будет не последним, кого американцы будут изучать под микроскопом, как очередного бегуна из украинской политики. Паши Лазаренки у нас еще впереди.

"Всем, кто делал ставку не на Трампа, придется думать, как выстраивать отношения с США по-новому"

Российский публицист и политолог Дмитрий Дробницкий, считающийся одним из самых известных американистов на постсоветском пространстве также заявлял о высоких шансах на победу Дональда Трампа. После скандала, связанного с обнаружением в черной бухгалтерии Партии регионов имени политического консультанта Пола Манафорта, который руководил штабом Трампа, многие списали республиканца со счетов. Но тогда в комментарии "Стране" Дмитрий Дробницкий заявил, что Трамп усилит свою команду, чтобы прийти к победе.

- Бывший посол США в России Майкл Макфол уже заявил, что на этих выборах более других проиграла Украина. "Самая проигравшая в мире этой ночью – Украина. Единственная ваша надежда – всерьез заниматься реформами и сохранять поддержку Европы", – написал Макфол в Twitter. Что изменится после этих выборов во внешней политике Штатов? Многие обвиняли Трампа во время кампании в пророссийской риторике. Какой будет риторика в отношении Украины?

- Давайте все же сперва поймем, что вообще произошло на этих выборах, так сказать, более широкими мазками.

Изначально в победу несистемного кандидата, который со старта объявил войну глобальным элитам, мало кто верил. Его называли клоуном, обвиняли в расизме, говорили, что он пророссийский кандидат. Сколько раз за избирательную кампанию его списывали со счетов - и медиа, и социологи, и просто неравнодушные граждане.

Но в итоге американский народ показал всему миру, что даже ангажированные электоральные медиа их не смогли сбить с толку. Что никакие идеологические построения в виде какой-то русской угрозы не смогли напугать американцев. Что ошиблись и социологи и вся отлаженная партийно-государственная машина Штатов.

За Хиллари были богатые спонсоры, вся Демократическая партия, половина Голливуда. Она потратила на свою кампанию где-то в три раза больше средств, чем Трамп. Те, кто делали на нее ставку, надеялись, что кумулятивный эффект от воздействия СМИ, политической агитации на местах и телевизионной рекламы обязательно сработает.

Но огромное количество американских избирателей перестали доверять СМИ, вашингтонским политикам и тем звездам шоу-бизнеса, которые прямо призывали отдать свой голос Хиллари. В кампании даже появился термин стыдливые избиратели (shy voters), подтверждающий, что сторонники Трампа даже в анонимных опросах не признавались, что собираются голосовать за него.

Поэтому выиграл не столько Трамп, сколько американцы, которые захотели быть услышанными. Они не хотят, чтобы за них кто-то решал. А проиграли те транснациональные элиты, которые надеялись, что могут помыкать всем миром, и в том числе Штатами. Те, кто надеялись, что смогут бесконечно финансировать и контролировать так называемую "демократию". И еще проиграли люди, которые делали ставку на нерушимость этой глобальной элиты.

Кроме того, Трамп выиграл не только у Хиллари. Он выиграл у всей коррумпированной машины, которая работала против него и в том числе за рубежом.

И с этой точки зрения и есть смысл думать, а что будет дальше, какая политика будет у Штатов, в том числе относительно Украины.

Будет проамериканская политика. Потому что он не пророссийский президент, как это писало некогда солидное издание Financial Times, а проамериканский президент. Он первый патриот Америки с 1988 года, когда в отставку ушел Рональд Рейган. Поэтому есть шанс, что перестанет проливаться кровь в самых разных частях мира. И теперь всем тем, кто делал ставку не на него, придется думать, как выстраивать с ним отношения. Как больше не налегать на историю, на геополитическое значение страны на карте. Как не говорить о борьбе с коррупцией, а бороться с ней. Это будет непросто, но мир изменился. И если кто-то в Украине, Молдове, России или где-то еще этого не поймет, то он будет следующим проигравшим.

- Большинство украинских элит делали ставку на представителя Демократической партии Хиллари Клинтон. Демократическая партия много лет поддерживала украинские СМИ, политиков, общественные организации и по сути поэтому о будущем президенте США наши политики успели наговорить немало плохого. Как теперь изменится положение дел?

- Во-первых, ничто не мешает остаткам Демократической партии, включая уходящего в отставку Байдена, который обладает связями, ресурсами и репутацией, продолжить финансировать что-то там за рубежом. Но не факт, что теперь они будут в этом видеть хоть какой-то смысл.

И вообще это вопрос не к Америке, а к тем людям, которые у вас в стране принимали эти деньги и эту поддержку, на кого они вообще работали - на украинский народ или на кого-то дядю или тетю. А теперь после проигрыша Клинтон у них разгром и нокаут. Обратите внимание, она сама даже не нашла в себе силы выйти к своим сторонникам и произнести прощальную речь.

К счастью американцев, или к грусти ваших политиков Дональд Трамп мыслит не теми категориями, которыми мыслили демократы. Он не будет отдавать миллионы долларов на поддержку какой-то там демократии в Украине, для него это попросту растрата средств, которые могли пойти на строительство школ или дорог. Поэтому грусть этих всех грантоедов проста и понятна. Но такова жизнь.

- Можно ли считать, что выборы в Америке уже закончены? Ведь по различным штатам уже прокатились волны протестов.

- Такой прецедент уже был. В 2000 году Альберт Гор сначала признал поражение, но потом потребовал пересчета голосов во Флориде. Но сегодня победа Трампа куда более впечатляющая, чем ситуация 16 лет назад. Я не исключаю, что окружения Хиллари может попробовать побороться. Дай Бог, если все обойдется судебными исками.

- Какой вы видите дальнейшую карьеру политконсультанта Трампа Пола Манафорта?

- Давайте сразу скажем, что проведение параллели между работой Манафорта в вашей стране и в США невозможно. Да, он хороший политический консультант. И, безусловно, он выполнил свою задачу на 100% - вывел Трампа вперед на партийной конференции. Как вы знаете, партийцы Трампа пытались его не допустить к победе еще на том этапе. Манафорт - большой эксперт в этом направлении и сделал свое дело очень успешно. Но мавр сделал свое дело и мавр может уходить. После этого пришла новая компания менеджеров, которая с огромной эффективностью и с гораздо меньшими затратами привела Трампа к победе.

Дональд Трамп, безусловно, любит лояльных и профессиональных людей. Но я не вижу Манафорта ни на какой государственной должности. Я скорее считаю, что завтра он может руководить очередной избирательной кампанией в одной точке земного шара, послезавтра - в другой, потом где-нибудь в Бурунди. Но разумеется, если Трампу понадобится консультация по действиям США в отношении Бурунди, то он позвонит Манафорту и спросит его совет. Или спросит, как быть или что делать с Украиной, дружище Пол, помоги. Это очень может быть, но должность в кабинете - вряд ли.

Страна.ua

США. Украина. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 ноября 2016 > № 2851574 Константин Бондаренко, Вадим Карасев, Дмитрий Дробницкий, Андрей Ермолаев, Галина Студенникова

Сергей Караганов: «Трамп должен опираться на реалистов»

Глеб ИВАНОВ

Бешеная предвыборная гонка, каковой не было за всю 200-летнюю историю северо-американских штатов, закончилась. Победу одержал представитель Республиканской партии Дональд Трамп.

Таких президентов у Америки тоже еще никогда не было. И теперь россияне, большинство которых явно болело за экспрессивного миллиардера, ожидают резкой оттепели в наших отношениях, отмены санкций, компромисса по Украине и Сирии. Впрочем, здравый смысл подсказывает: Трамп — настолько яркая личность, что ждать от него можно всякого. К тому же правящий класс настроен к нему довольно негативно: не случайно волеизъявление в округе Колумбия, где расположен Белый дом и голосуют влиятельные госслужащие, лоббисты и многие конгрессмены за Трампа высказалось всего 4 процента избирателей. То есть дестабилизация американской политической системы — один из вероятных дальнейших сценариев. Об этом же предупреждает почетный председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике, декан факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Сергей Караганов.

культура: Вы бы взялись сейчас предугадать, какими будут первые жесты победителя — еще до января, до официального прихода к власти?

Караганов: Это совершенно непредсказуемо и бессмысленно пока гадать, потому что победившая команда сама пока еще этого не знает. Кампания показала, что американская политическая система — один из самых крупных активов Америки — пришла в негодность. В конце концов, все же вкладывали в доллар не из-за американской экономики, а потому, что там была надежная политическая система. Ее считали незыблемой. Теперь она такой перестает быть. Ситуация будет малопредсказуемой, опасной, потому что наверняка теперь последуют попытки импичмента и хаос. Америка и так в последние годы была важнейшим фактором международной нестабильности, а может стать еще и главным, — головной болью для всего мира.

культура: И что теперь будет, если истеблишмент расколот? Один из постулатов этой системы гласил: короля играет свита. Личность президента не играет определяющей роли, курс страны в любом случае прокладывает политическая элита.

Караганов: Истеблишмент разобщен — и это в значительной степени одна из причин нынешней болезни. Истеблишмента, в сущности, уже нету.

культура: Неудачницу минувших выборов — Хиллари Клинтон, Вы называли яркой, практичной и при этом эмоциональной женщиной, добавляя, что лично она не вызывает у Вас опасений, в отличие от людей, которые стоят у нее за спиной. Кого Вы имели в виду?

Караганов: За спиной Клинтон стоят так называемые либеральные интервенционисты, — те, кто хочет навязывать либеральные порядки силой, либо неоконы — точно такие же, но с крайне правыми взглядами (именно они стояли за Бушем-младшим). И данные группировки хотят реванша, в том числе и в отношениях с Россией. Это силы, которые проиграли 90-е годы. Они считают, что уступили России, но признаваться вслух не хотят. К сожалению, реалисты давно уже оттеснены ими от власти. Но реалисты боятся пойти за Трампом, потому что тот слишком одиозен. У Трампа поддержки в элите почти нет, и он мог бы опереться именно на реалистов. Но все равно элита расколота и другие две группировки будут активно выступать против него. Ситуация опасная в любом случае.

культура: А где это Америка проиграла в 90-е годы?

Караганов: Они проиграли 90-е годы, а не в 90-е годы. После распада СССР им казалось, что они все выиграли. Они торжествовали победу, а потом вдруг оказалось, что в следующее десятилетие они все прозевали, потеряли. Они влезли в войны и все до одной проиграли, — Афганистан, Ирак, Ливия, Сирия. Во-вторых, они подорвали доверие к американской экономике в результате кризиса 2008 года. Это целая группировка людей, которая хотела бы вернуться к власти и доказать, что они не проиграли.

Культура: Эта кампания войдет в историю как феноменальный успех Дональда Трампа. Он ворвался на американскую авансцену, разгромил верхушку республиканской партии и посрамил аналитиков, еще недавно считавших его скоморохом. Однако Вы, надо признать, еще осенью прошлого года предсказали: «Трамп может победить, если захочет». Почему Вы так быстро в него поверили?

Караганов: Во-первых, Трамп тогда стал гораздо более решительно вести кампанию. Во-вторых, выяснилось, что американская элита гораздо глубже расколота, чем можно было себе представить. И общество тоже оказалось расколото.

культура: У нас многие уверены, что Трамп — миротворец и изоляционист. Но в его предвыборных речах звучало порой, на самом деле, воинственности даже побольше, чем у соперницы. Например, за пять дней до выборов, выступая во Флориде, Трамп пообещал увеличить ВМС на 350 кораблей.

Караганов: Пустое обещание. Деньги на новое перевооружение конгресс не даст. Думаю, даже республиканский конгресс.

США > Внешэкономсвязи, политика > portal-kultura.ru, 9 ноября 2016 > № 1963373 Сергей Караганов

Леонид Гозман: «Нам надо жизнь у себя налаживать»

За последние пару месяцев США стали объектом критики СМИ. Многим надоело оправдывать гегемона, который навязывает миру свои правила жизни.

Выпадет ли счастье нашему поколению полюбоваться закатом эры всевластия США или не стоит преуменьшать влияние Вашингтона? Может ли независимое поведение России сбить спесь гегемонизма с американских политиков или только этого мало? Комментариями на эту тему поделился лидер «Союза правых сил», политолог Леонид Гозман.

ЛИДЕРСТВО США ПОШЛО НА СПАД?

- Леонид Яковлевич, перед выборами в США наши телеведущие как сговорились: подводят итоги тому, что принесла 25-летняя гегемония США нам и всему миру... Тональность некрологов. Лейтмотив политических ток-шоу один: глобальная империя вдруг пошатнулась... И кстати, вас почему-то на этих шоу нет...

- Реже стали звать. У Соловьева уже с год не был. Думаю, ТВ-начальство предпочитает иметь дело с «либералами по вызову», кто соглашается, что и Крым наш, и Америка агрессор и лишь верноподданически просит об устранении отдельных недостатков. У меня позиция более определенная, в том числе и по вопросу, который вы задаете.

Конец Америке наши пропагандисты анонсируют уже лет 25. И доллар - бумажка, и негров линчуют. Не волнуйтесь и не надейтесь - США остаются самой мощной страной в мире. Их влияние основано не на силе экономики и армии, а на привлекательности страны. Именно туда рвутся талантливые люди со всего мира - не читали, наверное, наших СМИ. В том числе и из России - не все, конечно, но многие.

Там лучше жить, чем в большинстве других стран. США нужны миру. Как место для самореализации ученых, артистов, инженеров. Как покупатель того, что производит Китай и прочие. Как субъект более половины инновационных проектов. А вот Северная Корея вообще никому не нужна. Да и мы, к сожалению, не очень. В обозримом будущем США останутся самой влиятельной страной мира.

- Даже мировые СМИ сбавили обороты, известный американский журналист Кэйтлин МакФарланд опубликовала материал, заявив о конце «беспомощной внешней политики Обамы...». Лидерство США пошло на спад?

- Они совершили массу ошибок во внешней политике, Обаму внутри страны за это очень жестко критикуют. Но нас ведь волнует не их лидерство, а наше отставание. А наша проблема - мы непривлекательны даже для себя.

Растет эмиграция, причем молодых и талантливых. Уезжают они, заметьте, не к нашим друзьям в Тегеран и Багдад, а в проклятую Америку и Гейропу. А приезжают к нам необразованные из стран, где есть нечего и идет война. Надо не Америку разоблачать и бомбами грозиться, а жизнь у себя налаживать. Когда к нам за видом на жительство выстроятся не афганцы с таджиками, а норвежцы и французы, и мы будем империей.

ПОБЕДА В ВОВ – ВЕЛИКОЕ СОБЫТИЕ, А ЧТО СЕЙЧАС?

- Единственным противоядием для американских имперских амбиций может стать только другая сопоставимая сила... Россия сегодня показывает миру, что в обиду себя не даст. Откуда такая вера в самостийность? Откуда убеждение, что мы другие?

- Боюсь, Россия сегодня показывает миру не то, что вы говорите, а агрессивность, безответственность и подростковые комплексы - все нам кажется, что нас обижают и не ценят. Мы, конечно, другие - своя культура, история, география наконец. Но и французы другие, и англичане, и китайцы. Вопрос не в этом, а в том, следует ли из нашей особости то, что у нас и экономика, и политика тоже должны быть особенными и готовы ли мы за это платить.

У всех, например, выборы, а у нас черт знает что? Или у всех рынок, а у нас государственный капитализм для своих? Вообще-то, люди прежде всего люди, а уж потом русские, узбеки или арабы. «Нет ни эллина, ни иудея» - помните, кем сказано?

Мировой опыт показывает, что хорошо жить там, где национально-культурные особенности - орнамент, рамочка, а основной рисунок - как у всех. А про американские амбиции не печальтесь. Давайте своей страной заниматься.

- Тацит: «Битву проигрывает тот, кто первым опускает глаза». У России нет самодостаточной экономики. Но Россия все равно «глаза не опускает»... На пользу ли нам такая завышенная самооценка?

- У нас самооценка не завышенная, а заниженная, поэтому мы и ненавидим весь мир. Так и у отдельного человека - себя не уважаешь, начинаешь других презирать, чтобы на их фоне выглядеть лучше. В последние годы вся наша гордость сосредоточена на одном - на Победе. Великое событие, кто же спорит, но давно это было. Гагарина еще иногда вспоминают, но реже. Все!

Это серьезнейшая проблема. Нам не хватает чувства собственного достоинства, понимания того, что уважать себя можно не только за военные победы. Самоуважение необязательно связано с конкретными достижениями, и ему совершенно не противоречит осознание собственных грехов.

Немцы прекрасно осознают, какие страшные вещи творили их дедушки и бабушки, детей водят в музеи, созданные на месте концлагерей, жертвам войны до сих пор компенсации выплачивают, и все это делает и их самих, и их страну более спокойной, доброжелательной, открытой миру.

А у нас отрицают очевидное, ставят памятники сумасшедшим убийцам и рассказывают, как нас всегда все ненавидели, а мы их всех побеждали! Это тупиковый путь. Даже в ток-шоу штатные участники говорят не о том, какая хорошая страна Россия, а о том, какая плохая Америка.

НА ВОЙНЕ НЕ БЫВАЕТ БЕЗ ОШИБОК

- Что знают о нас простые американцы? Видят в нас тиранов?

- Немного. Они самодостаточны. Большинство и за границу никогда не выезжали. У них все есть. Хочешь на север - езжай на Аляску, на юг - во Флориду или на Гавайи. Внешним миром они не очень интересуются и не очень его знают. В Австрии продаются футболки с перечеркнутым кенгуру и надписью по-английски для американцев: «В Австрии нет кенгуру!» Шутка, конечно, но не на пустом месте возникшая.

Ну, а об отношении к нам: к «начальству» - очень плохо, к стране, к народу - скорее, хорошо. Они, в отличие от нас, помнят, кто был их союзником во время войны. Да и приехало наших много. В основном нормальные, работящие и порядочные люди. Русский президент - в их понимании плохо, а русский сосед - они же его знают, его дети ходят в одну школу с их детьми - вполне хорошо.

- Какими могут стать антидоты американской пропаганде? Вы же не будете отрицать, что она есть?

- Если вы имеете в виду их негативные высказывания о нас или наших действиях, то единственная форма противодействия - правда. Не бессмысленные мантры о нашем миролюбии, не рассказ, например, о том, что мы не имеем отношения к войне в Донбассе, а анализ конкретных случаев и либо доказательное опровержение, либо признание, например, ошибки. Возьмите бомбежки. На войне не бывает без ошибок. Или боинг.

Американцы в свое время по ошибке сбили иранский пассажирский самолет. Тоже сначала упирались, а потом признали, принесли извинения и выплатили многомиллионные компенсации. Трагедия, конечно, людей не вернешь, но тема закрыта.

- Американская элита сильно отличается от нашей?

- Разница огромная! Демонстративное престижное потребление, характерное для наших, там практически не встретишь. Я помню одно мероприятие в Нью-Йорке. И вот по окончании один из главных его участников, человек сильно не бедный, зашел к себе в кабинет, взял чемоданчик на колесиках и поехал на дачу на метро, а потом на поезде до городка, где дача. И по одежде он ничем не отличается от своего клерка.

Но главное отличие в другом. Наша политическая элита не отвечает перед гражданами, отвечает только перед начальством. Американский сенатор и наш сенатор ведут себя по-разному, потому что карьера американского сенатора зависит от людей его штата, а нашего - от благоволения президента. Они думают об отношении к себе снизу, а наши - сверху.

В их системе, есть, конечно, свои недостатки - они вынуждены подстраиваться к избирателям, ублажать их. Но зато нашим на мнение людей вообще начхать!

- 8 ноября в США выборы. Если победит Клинтон, будет ли она на последнем издыхании бороться за положение страны-гегемона?

- Клинтон победит. Этого авантюриста и демагога Трампа они, похоже, не выберут, что хорошо и для нас: он непредсказуем и опасен. Хотя сам факт выхода в финал такого американского Жириновского - симптом очень серьезных проблем в Америке.

Клинтон же, как и вся Америка, не будет «на последнем издыхании». Проводить она будет вполне прагматичную политику в интересах своей страны. А про влияние Америки я уже говорил - оно останется.

- О вас за углами шепчутся: «Вот, мол, либерал, живет в России, нос держит по ветру, а ветер-то дует из Вашингтона». Вы в ответ не уезжаете, туда, «откуда ветер», а продолжаете идти гордой походкой д’Артаньяна? Что это - характер, генетический код или психологический прием?

- Это моя страна, я хочу ее видеть не такой, как сейчас. Говорю и делаю, что считаю нужным. А что там говорят... Собака лает!

- Никита Михалков любит термин «нерукопожатные». Кто они, «нерукопожатные» для вас?

- Стараюсь не иметь дела с профессиональными лжецами.

Беседовала

Елена Половцева

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > mirnov.ru, 7 ноября 2016 > № 1962113 Леонид Гозман

Не чистые, но честные

Георгий Бовт о том, как устроены американские выборы и почему их невозможно фальсифицировать

«И они это поливание грязью называют демократией? — приходилось слышать от разных людей о нынешних выборах в Америке. — И они еще чему-то учат остальной мир! Да у них даже президента выбирают не прямым голосованием, а какие-то выборщики.

Вообще, что касается «чистоты», то выборы без скандалов, сучка и задоринки проходят только при диктатурах.

Когда стоит задача не выбора, а «освящения», как святой водой, легитимностью вечно правящего режима. Демократия приходит всегда — нет, не нагая, а в грязи — и сопряжена с изобличением человеческих (кандидатов) пороков. Немецкий «Шпигель» был по-своему прав, поместив на обложку предвыборного номера вымазанных по уши Трампа и Клинтон с подписью «Будущий президент США».

Нынешняя кампания отмечена повышенной «загрязненностью». Дональд Трамп обязан во многом WikiLeaks тем, что накануне голосования сократил отставание от Хиллари Клинтон до минимума. Если бы массмедиа захотели раскрутить несколько сюжетов, касавшихся финансирования благотворительного фонда четы Клинтон в бытность ее госсекретарем (просматривается конфликт интересов) или переписки функционеров Демпартии (из взломанного сервера), или то, что на самом деле было на частном почтовом сервере у экс-госсекретаря, это могло бы похоронить ее избирательную кампанию уже давно.

Но почти все массмедиа, будучи сами частью истеблишмента, притом в основном либеральной, выступили на стороне Клинтон.

Из 185 сколь-либо значимых ежедневных газет США Трампа поддержали лишь пять, из десяти ведущих политических еженедельников — ни один.

Трамп — это вызов истеблишменту. Вызов со стороны глубинной Америки реднеков («людей с красными шеями» — в отличие от «белых воротничков»), которую тошнит от всей этой сытой публики, у которой так ловко получается вертеть на одном пальце всяческие правила, что они неизменно получаются в выигрыше. И детки их в выигрыше. И их друзья, и однокашники по университету из «Лиги плюща». И еще в выигрыше те «профессиональные иждивенцы», что поколениями живут на пособие, но которых постоянно подкармливает этот сытый и страшно довольный собой успешный истеблишмент, так как эти люди, так уж устроен этот мир манипуляций и промывки мозгов оптом, — существенная часть их электоральной базы.

Изначально братья-масоны, они же отцы-основатели США, конструировали избирательную систему исходя из того, что человек слаб и порочен, а «толпа», ныне именуемая электоратом, подвержена соблазнам, от которых систему лучше оградить. Насчет «оградить» — это и у нас могут.

Однако для понимания американской демократии, которая, как это ни противно многим признавать, привела страну к процветанию и богатству, важно заметить, что она не работала бы, если бы в обществе не соблюдались per se определенные нормы приличий гражданского и делового поведения. И если бы большинство было настроено на то, чтобы обмануть, украсть, подтасовать и «кинуть».

Институт выборщиков в числе прочих был задуман как предохранитель: а вдруг большинство выберет такого популиста, который систему похоронит.

Тогда в самом крайнем случае выборщики «отбракуют» такого кандидата, а именно на 41-й день после первого вторника после первого понедельника ноября (в этом году 19 декабря). Победителя еще должен утвердить и конгресс на совместном заседании палат (6 января 2017 года). Также выборщики повышают значимость штатов как субъектов федерации. Если бы президента выбирали простым большинством, все решали несколько многонаселенных штатов на востоке и западе. А так кандидаты мотаются по стране и в каждой местности находят слова, созвучные именно местному населению или категории избирателей. В этом смысле федерализм работает.

На 22 президентских выборах в США было 179 случаев, когда выборщик голосовал против воли избирателей штата. Таких называют «нечестные выборщики». Их ничтожная доля. Но был случай, когда все произошло именно так, как предусмотрели отцы-основатели. Для корректировки «воли большинства».

В 1876 году демократ Сэмюэл Тилден выиграл выборы — и по голосам, и по выборщикам. Но последние за него не проголосовали. Был заключен «компромисс Тилдена — Хейса»: благодаря голосованию выборщиков, изменивших воле большинства в своих штатах, президентом стал республиканец Резерфорд Хейс в обмен на прекращение политики Реконструкции Юга как мешающей преодолеть раскол периода Гражданской войны. Во многом и поэтому расовая сегрегация на Юге сохранилась до 60-х годов ХХ века. Примечательно, что компромисс был устный, но все условия были выполнены.

Многим непонятно, сколь велика в этом институте роль «политической добросовестности», законом формально не регламентируемой. Ведь ни на федеральном уровне, ни на уровне 21 из 50 штатов нет законов, обязывающих выборщиков голосовать за победителя. Они теоретически могут проголосовать за другого кандидата или вообще не голосовать.

Первое, что напрашивается: им можно «денег дать», и проголосуют, «как скажут». Ан нет. Так это не работает.

Избирательное законодательство США на федеральном уровне вообще имеется лишь в самых общих, основополагающих чертах. В процедуре голосования и подсчета голосов страна предстает во всем разнообразии как федерация, местами напоминающая конфедерацию. Единого общенационального списка избирателей нет. Теоретически в день голосования можно устроить межрегиональную «карусель», но этим почему-то не заморачиваются. Хотя во второй половине ХIХ — начале ХХ века, когда голосование стало массовым, а не только для «эсквайров», и не такие фальсификации практиковались. Единого бюллетеня тоже нет, у каждого штата своя форма. Машины для голосования разные, разные способы проставления отметок за кандидата.

Досрочное голосование разрешено в 37 штатах, не во всех. В этом году, говорят, досрочно проголосует беспрецедентно много — более 35 миллионов. В другой стране (не станем называть имен) такие цифры досрочного голосования были бы явным признаком фальсификаций. Однако даже те, кто говорит о возможности фальсификации в США, не грешат на него как распространенный способ подтасовок.

Избиратель должен заранее зарегистрироваться на участке по месту жительства. Если его нет в списках, можно проголосовать по «временному бюллетеню». Потом проверят, имел ли он на это право. И не голосовал ли на разных участках несколько раз. Если поймают на этом — накажут. Кто-то опять удивится: ну почему, если губернатор, скажем, демократ, ему не подыграть Клинтон, «подкрутив счетчик»? К примеру, подозревают, что губернатор-республиканец Джеб Буш так подыграл брату Джорджу в 2000 году, когда пересчет голосов во Флориде решал судьбу президентства. В какой-то момент речь шла о всего 35 «спорных бюллетенях». Ну вот разве что как-то «помочь» могут лишь в таких случаях. И то не явно, а косвенно. Как массовое явление это не работает.

Нельзя отдать команду «бюджетникам штата» помочь «вбросами» кандидату. Даже в голову никому не придет.

Сейчас много споров вокруг процедуры идентификации личности при голосовании. Трамп обвиняет демократов в использовании нелегалов-иммигрантов примерно так, как у нас, если верить оппозиции, власти используют гастарбайтеров. Такое массово практиковалось в Америке тоже во второй половине ХIХ века, особенно в городах с большим числом иммигрантов типа Нью-Йорка. Но это давно в прошлом. Хотя отдельные случаи нарушений, как и «голосование» тех, кто умер, порой встречаются.

В целом система это «переварила». Сохранив при этом большую долю неформальности, которая у нас однозначно воспринималась бы как потенциал для «чудовищных фальсификаций». А в Америке таковой не является. Отношение к акту голосования изначально было иным с тех пор, как выборы закрепились сначала на уровне церковных приходов, а затем в политике.

Сегодня «манипуляции» со стороны партий сводятся чаще всего к тому, чтобы побудить зарегистрироваться для голосования большему числу «своих избирателей». Так, демократы активно занимаются этим среди нацменьшинств, (чернокожие на 80–90% за Клинтон) и малоимущих.

Но в момент голосования — и тут уже начинаются совсем непонятные нам, привыкшим везде предъявлять паспорт, вещи — закон требует предъявить удостоверение личности лишь в 34 штатах (пока такие законы вступили в силу в 32 штатах), в остальных достаточно лишь назвать себя.

Примерно в половине из 32 упомянутых штатов достаточно ID без фотографии.

Если ID нет, процедуры по штатам разнятся. Но везде можно проголосовать по «временному бюллетеню» (для тех, кого нет в списках). То есть вам изначально доверяют, а уж затем проверяют. Это важно. Можно либо принести ID потом, либо написать расписку (под правовую ответственность), либо вас опознают два члена избирательной комиссии, либо (как во Флориде) сверят вашу подпись с той, что есть на карточке регистрации избирателя, и т.д. — везде по-разному.

Но везде присутствует элемент «гражданской добросовестности», без чего система не работала бы, а все бы только и делали, что фальсифицировали выборы и придумывали новые, еще более жесткие формы контроля.

Которые все равно не работают, если нет преобладающей нацеленности общества на честность в этом деле.

И последнее. «Восстание Трампа» против «вашингтонского истеблишмента» происходит под лозунгом «Все политики врут!». Сегодня в Америке лишь 4–5% граждан верят, что политики «в основном» выполняют предвыборные обещания. Это не совсем так. Когда в 2009 году The New York Times проводила опрос о доверии обещанию Обамы не повышать налоги для тех, кто зарабатывает до $250 тыс. в год, 56% ответили «не верим». Однако это большинство ошиблось.

Политологи подсчитали (в частности, Francois Petry and Benoit Collette «Measuring how Political Parties Keep Their Promises») «средний процент» выполнения обещаний президентами США на основе анализа кампаний последних 50 лет. Получилось 67%.

Обама в той или иной степени выполнил 70% примерно из 500 обещаний. Республиканцы, получив большинство в обеих палатах конгресса в 2010 году, с тех пор выполнили 68% того, что обещали на предвыборных платформах.

Аналогичен процент выполнения обещаний властями для других демократий. Для Великобритании — 82,5%, для Греции — 70%, для Нидерландов — 61%, средний для стран Запада — 69,2%. То есть они врут «всего» на 30,8%. И при этом ходят все в грязи со своими выборами.

А другие говорят только правду и являют себя нации все в белом. Или просто мы боимся себе признаться в том, что не всегда им верим? И боимся ли мы при этом больше «грязи» демократии, чем самих себя, свободных в своем выборе?

P.S. Если позволить себе прогноз… В этом году все решится в трех штатах — Флориде, Пенсильвании и Северной Каролине. Если Трамп проиграет два из трех, он точно проиграет все (по опросам пока он заметно уступает в двух из трех). Если выиграет в этих трех плюс Огайо — он, скорее всего, победит.

Единственная его надежда, почти как на чудо, это на «эффект Brexit»: когда накануне референдума в Британии сторонники «остаться в ЕС» опережали противников на 3%, но проиграли. Вторые были более «стеснительны» в опросах.

Этим летом довелось мне как-то разболтаться за «чашкой чая» в баре с одним лесником-лесорубом из Иллинойса. Он страшно ругал Трампа. До тех пор, пока число «чашек» не стало внушительным. После чего он шепотом признался, что за него все-таки проголосует...

США > Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 7 ноября 2016 > № 1960594 Георгий Бовт

Россия среди «чужих» партнерств

Насколько ТТИП и ТПП меняют мировые экономические условия

Сергей Афонцев – доктор экономических наук, заведующий Отделом экономической теории ИМЭМО РАН, содиректор Научно-образовательного центра по мировой экономике ИМЭМО РАН и МГУ им. М.В. Ломоносова, профессор МГИМО (У) МИД России.

Резюме Когда страна не может повлиять на действие каких-либо акторов мировой экономики, возникает дилемма – борьба или адаптация. Представители политических элит, как правило, предпочитают первое, экономических – второе.

Данный материал вышел в серии записок Валдайского клуба, публикуемых еженедельно в рамках научной деятельности Международного дискуссионного клуба «Валдай». С другими записками можно ознакомиться по адресу http://valdaiclub.com/publications/valdai-papers/

Формирование Транстихоокеанского и Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерств (ТТП и ТТИП) вызывает бурные обсуждения как в самих странах, которые намерены к ним присоединиться, так и в остальном мире. Одни видят в этом процессе фундаментальное изменение международных правил игры и фактический закат ВТО, другие убеждены, что партнерства – логичное развитие прежней модели глобализации. Начнут в итоге функционировать эти объединения или нет (а на их пути возникло много политических препятствий), но появление такой идеи знаменует важные процессы в мировой системе экономических отношений.

Трансатлантическое партнерство: общий контекст

США и ЕС ведут переговоры о формировании Трансатлантического торгово-инвестиционного партнерства с 2013 года. На сегодняшний день это наиболее амбициозный проект в сфере развития договорных форматов регионального экономического сотрудничества, сочетающий традиционные меры либерализации торговли с последовательным согласованием регуляторных правил хозяйственной деятельности на территории стран-участниц. В случае успеха проект весьма глубоко воздействует на развитие как мировой экономики, так и механизмов ее регулирования.

С одной стороны, само по себе снижение барьеров для экономического взаимодействия между партнерами, у которых объем взаимной торговли товарами и услугами превышает 1 трлн долларов, а накопленный объем взаимных прямых инвестиций близок к 4 трлн, неизбежно скажется на интересах значительного числа экономических субъектов по всему миру. Для одних откроются новые возможности доступа к рынкам, другие столкнутся с ослаблением своих конкурентных позиций.

С другой стороны, формирование ТТИП придаст новый импульс процессам изменения архитектуры управления глобальными экономическими процессами в ситуации, когда Дохийский раунд переговоров в рамках ВТО фактически зашел в тупик. В паре с Транстихоокеанским партнерством (ТТП), соглашение о создании которого достигнуто в феврале 2016 г., ТТИП претендует на расширение договорных механизмов экономического регулирования за рамки сфер, определенных соглашениями ВТО (формат ВТО+). Инициатива в деле либерализации торговли и инвестиций переходит от международных экономических организаций с универсальным членством к региональным объединениям. При этом позиции развитых стран, в первую очередь США, в системе управления глобальными экономическими процессами укрепляются.

Насколько реальны эти перспективы и какое влияние они могут оказать на экономические и политические интересы России?

Как и в случае любого крупного изменения в структурах экономического регулирования, ответы на эти вопросы требуют анализа трех уровней реальности:

фактического (что на самом деле происходит в сфере формирования ТТИП);

аналитического (каковы оценки его ожидаемого влияния на мировую экономику и отдельные ее подсистемы);

риторического (как перспективы формирования ТТИП предстают в политических дискуссиях и материалах, предназначенных для формирования общественного мнения).

Отношения между тремя перечисленными уровнями часто бывают сложными, если не противоречивыми. В частности, риторические аргументы, используемые как сторонниками, так и противниками ТТИП, порой игнорируют (и что еще хуже – некорректно интерпретируют) результаты исследований ведущих аналитических центров. При этом реальный ход переговоров может быть далек от представлений как аналитиков, так и тем более – от риторической подачи соответствующих вопросов политически ангажированными представителями групп, представляющих конкретные экономические интересы. Тем не менее для понимания перспектив ТТИП важно учитывать процессы на всех трех уровнях. Это связано не только с тем, что в реальной политике хвост часто вертит собакой (в данном случае – риторические аргументы, даже самые фантастические, могут оказывать влияние на ход переговоров и принятие или непринятие их результатов политическими элитами и общественным мнением). Не менее важно, что результаты исследований ведущих мозговых трестов активно используются при подготовке (и корректировке) переговорных позиций сторон, оказывая тем самым влияние на будущее содержание соглашения о ТТИП.

Ожидаемое влияние ТТИП на внешнеэкономические связи России

Масштабы последствий заключения соглашения о ТТИП для интересов российских экономических субъектов будут определяться тремя группами факторов: соотношением эффектов создания и реориентации торговли между США и ЕС после заключения соглашения о ТТИП, влиянием этого соглашения на экономический рост в странах-участницах и уровнем внешнеторговых связей России с соответствующими странами.

Последний из перечисленных факторов имеет четкое количественное измерение. По состоянию на 2013 г. на Евросоюз и Соединенные Штаты приходилось соответственно 49,4% и 3,3% внешнеторгового оборота России (в абсолютном выражении – 417,5 и 27,7 млрд долларов). Резкое ухудшение экономических отношений России со странами Запада, снижение мировых цен на энергоносители и кризисные тенденции в национальной экономике привели к тому, что к первому полугодию 2016 г. доля ЕС в торговом обороте России сократилась до 43,8% (91,5 млрд долларов), в то время как доля США увеличилась до 4,2 процента. Правда, исключительно за счет того, что спад в торговле с Америкой (объем которой составил лишь 8,8 млрд долларов) был несколько менее выражен, чем спад в совокупной торговле России (в январе-июне 2016 г. торговый оборот с Соединенными Штатами сократился по сравнению с аналогичным периодом предшествующего года на 19,2%, с Евросоюзом – на 26,1%, совокупный торговый оборот – на 22,2%). Несмотря на снижение объемов, торговля с ЕС и США обеспечивает почти половину (48%) совокупного внешнеторгового оборота России, что делает ее потенциально уязвимой для изменений в страновой структуре торгового сотрудничества ведущих партнеров.

Насколько значимыми могут быть такие изменения? Традиционным инструментом их оценки является расчет эффектов создания торговли (trade creation) и реориентации торговли (trade diversion) в результате заключения преференциальных торговых (и – шире – торгово-экономических) соглашений. Эффект создания торговли в отношениях между странами – участницами такого соглашения возникает благодаря тому, что снижение барьеров на пути взаимного сотрудничества позволяет заместить менее эффективное внутреннее производство приобретением соответствующих товаров по более низкой цене в стране-партнере. В свою очередь, эффект реориентации торговли обусловлен тем, что товары и услуги, которые ранее приобретались в третьих странах, после заключения преференциального соглашения выгоднее покупать в стране-партнере по данному соглашению, поскольку торговые барьеры в отношениях с этой страной снижены. Именно эффект реориентации торговли традиционно рассматривается в качестве основного фактора риска для государств, остающихся «за бортом» масштабных преференциальных договоренностей, направленных на активизацию регионального сотрудничества.

Большинство исследований, проделанных к настоящему времени, указывают на значительные потенциальные масштабы реориентации торговли и, как следствие, на выраженные негативные эффекты для третьих стран от заключения соглашения о ТТИП. Такой результат обусловлен тремя ключевыми обстоятельствами.

Во-первых, несмотря на общий низкий уровень тарифных барьеров во взаимной торговле (в среднем чуть выше 2% для импорта ЕС из США и чуть выше 3% – для американского импорта из Евросоюза), по ряду чувствительных товарных категорий (пищевые продукты, напитки, текстильная продукция и одежда) средний уровень импортных пошлин превышает 10 процентов. Так, в 2012 г. стоимостный эквивалент импортных пошлин на молочную продукцию в ЕС превышал 50%, а в США составлял почти 20%; на напитки и табачные изделия в Евросоюзе он был близок к 20%, в Соединенных Штатах достигал 14 процентов. Отмена барьеров в рамках ТТИП может привести к значительному оживлению взаимной торговли на фоне резкого проседания конкурентных позиций стран, не имеющих с ЕС и США аналогичного преференционного соглашения.

Во-вторых, принципиальной чертой ТТИП является ориентация на снижение нетарифных барьеров для торгово-экономического взаимодействия, в том числе через взаимное согласование регуляторных норм, действующих на территории Соединенных Штатов и единой Европы. Именно данный фактор рассматривается в качестве основного источника расширения взаимного экспорта товаров и услуг, кумулятивные масштабы которого, по разным оценкам, могут достигать 30–70% по сравнению с базовым сценарием, предполагающим неудачу переговоров. Наиболее значимые результаты с точки зрения улучшения взаимного доступа на рынки ожидаются в отраслях, производящих транспортные средства, химическую продукцию, продукцию пищевой промышленности и металлы. С учетом того, что изделия химической промышленности и металлургии занимают значительное место в российском экспорте (около 13% в структуре товарных поставок в ЕС в 2015 г.), эффекты реориентации торговли в данных отраслях могут оказаться весьма чувствительными.

В-третьих, акцент на дальнейшее улучшение условий для осуществления взаимных капиталовложений означает, что эффект реориентации затронет и инвестиционную сферу. Не менее трети взаимной торговли между Евросоюзом и США приходится на поставки между филиалами европейских и американских компаний, размещенных на партнерской территории, и реориентация инвестиций после заключения соглашения о ТТИП может придать дополнительный импульс реориентации торговли, в первую очередь в ущерб интересам стран, активно инвестирующим на территории Евросоюза и Соединенных Штатов, но не имеющим с ними преференциальных соглашений (это относится, например, к Японии, для которой эффект может быть частично ослаблен благодаря ее участию в ТТП, и в еще большей степени – к Китаю). В российском случае данный фактор может оказаться не столь выраженным, как в экономически развитых странах и ряде ведущих стран с развивающимися рынками, поскольку масштабы инвестиционной экспансии отечественных компаний в экономики ЕС и США ограниченны. Однако в долгосрочной перспективе (прежде всего в контексте смягчения геополитических противоречий) он может сыграть сдерживающую роль в развитии взаимных инвестиционных связей и реализации проектов в сфере технологического сотрудничества и создания трансграничных цепочек добавленной стоимости.

Теоретически негативные последствия реориентации торгово-инвестиционных потоков могут быть сглажены благодаря ускорению экономического роста в странах – участницах преференциального соглашения, обусловливающего рост ВВП и располагаемых доходов и, как следствие, расширение спроса на импортные товары и услуги. Применительно к ТТИП, однако, ожидать значительного выигрыша не приходится. Все имеющиеся расчеты ожидаемых результатов формирования ТТИП дают крайне низкие – менее 1 процентного пункта – оценки прироста ВВП и реальных доходов и для ЕС, и для США. По саркастическому замечанию автора одной из публикаций, даже при оптимистичных предположениях относительно экономического эффекта ТТИП доход среднего европейца увеличится на величину, позволяющую ему еженедельно выпивать еще одну чашку кофе. При всей условности соответствующих оценок нельзя не признать, что они не дают оснований рассчитывать, что возникнут компенсаторные эффекты, позволяющие хотя бы частично нейтрализовать эффекты торгово-инвестиционной реориентации.

Но насколько значимы они для России? Обнародованные в 2015 г. оценки потенциального влияния ТТИП на экономики стран БРИКС показывают, что даже в случае полной отмены барьеров в торговле между Евросоюзом и Америкой масштаб кумулятивного сокращения российского экспорта по сравнению с базовым сценарием составит лишь 1,7% (в том числе экспорта в США – на 4,3%, в ЕС – на 1,4%). Для сравнения: лишь за первое полугодие 2016 г. российский экспорт в Соединенные Штаты и Евросоюз упал на 11,8% и 33,9%, соответственно. Негативное влияние ТТИП на темпы экономического роста обещает быть еще менее выраженным. Ожидаемый кумулятивный спад российского ВВП может составить 0,1% – примерно столько же, сколько у Индии (0,09%), и чуть меньше, чем у Китая (0,12%). Важно подчеркнуть, что соответствующая оценка характеризует не ежегодный показатель спада ВВП, а суммарный эффект имплементации соглашения о ТТИП за период до 2027 года. И хотя в отдельных отраслях негативное влияние может оказаться более выраженным, оснований для катастрофических ожиданий в отношении прямых экономических последствий заключения соглашения о ТТИП имеющиеся на сегодняшний день исследования точно не дают.

Регуляторные последствия

Более сложно определить долгосрочные последствия для российской экономики, связанные с изменениями регуляторного режима торгово-экономических отношений между ЕС и США и его потенциального влияния на взаимодействие сторон-участниц с внешним миром. С одной стороны, отсутствуют стандартные методики количественной оценки такого рода последствий, что оставляет широкий простор для выдвижения самых разнообразных – в том числе прямо фантастических – предположений о влиянии ТТИП на интересы экономических партнеров Евросоюза и Америки. Например, о гипотетическом росте экспорта генетически модифицированных продуктов в ЕС из третьих стран, если под давлением американцев будет отменен запрет на ГМО-продукцию. С другой стороны, достигнутые двусторонние договоренности могут влиять на интересы третьих стран по сложным, порой априорно неочевидным, каналам, идентификация которых представляет нетривиальную задачу.

Основные риски для России, связанные с формированием единого европейско-американского регуляторного пространства, обычно связываются с сокращением возможностей маневра в двусторонних переговорах по торгово-инвестиционным вопросам и с перспективами навязывания России не устраивающих ее норм (включая технические стандарты, наднациональные механизмы защиты инвесторов, расширительные подходы к гарантиям прав интеллектуальной собственности, либерализацию доступа к рынкам государственных закупок и т.п.). Хотя с формальной точки зрения нормы преференциальных соглашений распространяются исключительно на отношения между странами, подписавшими соответствующие соглашения, опыт показывает, что США и особенно ЕС имеют повышенную склонность к распространению «своих» регуляторных норм на отношения со странами-партнерами. В этом смысле риски «регуляторного империализма», основанного на положениях ТТИП, еще более выражены, чем в случае соглашения о ТТП.

Возможные пути решения связаны, во-первых, с разработкой оптимальных переговорных стратегий по каждому из вопросов будущего регуляторного взаимодействия с Евросоюзом и Соединенными Штатами, и, во-вторых, с поисками рамочных форматов договорного взаимодействия с ними. Если перспективы нахождения такого формата в отношениях с американцами относятся скорее к компетенции футурологов, чем прогнозистов, то применительно к отношениям с ЕС в долгосрочной перспективе (10–15 лет) существует вполне реальная возможность возврата к идее соглашения о системном снижении торгово-инвестиционных барьеров. Как ни парадоксально, нынешнее содержание переговоров по ТТИП содержит намеки на то, что его итоговый вариант может облегчить выработку выгодных для России положений нового соглашения с Европейским союзом. Существует и ряд других обстоятельств, благодаря которым регуляторные новшества способны косвенно содействовать реализации российских интересов в отношениях с единой Европой и, в меньшей степени, с Соединенными Штатами.

Во-первых, устранение барьеров, связанных с различиями в технических, санитарных, фитосанитарных и иных стандартах, которые действуют в США и ЕС, с наибольшей вероятностью пойдет не по пути гармонизации и тем более унификации, а по пути разработки механизмов их взаимного признания. Появление соответствующих механизмов может сыграть роль прецедента и образца для подражания одновременно. Как известно, одним из главных препятствий при обсуждении «единого экономического пространства от Лиссабона до Владивостока» были различия в подходах к регуляторному сближению: для ЕС оно означало принятие Россией европейских технических стандартов, для России – взаимное признание стандартов Евросоюза и Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Российские предложения противоречили складывавшимся десятилетиями представлениям европейцев об исключительности стандартов ЕС в экономических отношениях с зарубежными партнерами. Если в основу ТТИП будет положен принцип взаимного признания стандартов, и самой этой исключительности, и укоренившимся представлениям о ней будет нанесен ощутимый удар.

Во-вторых, в ходе переговоров о ТТИП под угрозой оказалась еще одна «священная корова» Европейского союза – т.н. принцип предосторожности, в соответствии с которым разработчики и пользователи технологий должны доказывать их безвредность для потребителей и окружающей среды. В США принят прямо противоположный принцип, предполагающий, что субъекты, возражающие против использования конкретных технологий, должны представить доказательства их опасности. Очевидное противоречие блокирует прогресс переговоров по широкому кругу вопросов – от торговли продовольственной и химической продукцией до разработки сланцевых месторождений. И если в таких чувствительных сферах, как производство и допуск на рынок генетически модифицированной продукции, от европейской стороны вряд ли можно ждать уступок, то в других отраслях они вполне возможны. Одним из примеров является печально известный Регламент по вопросам регистрации, оценки, допуска на рынок и ограничений на производство и оборот химической продукции (REACH), принятый в 2006 г. и с тех пор попортивший немало крови российским экспортерам. Можно только пожелать удачи лоббистам американских химических компаний, которые в ходе переговоров о ТТИП настаивают на пересмотре положений REACH. Если их усилия увенчаются успехом, у Брюсселя будет мало шансов сохранить в своем распоряжении протекционистский инструмент, ставший в свое время плодом совместного «творчества» европейских химических компаний и идеологически мотивированного «зеленого лобби».

В-третьих, одним из последствий заключения соглашения о ТТИП может стать ограничение масштабов субсидирования сельского хозяйства и в ЕС, и в США. Подобные перспективы обсуждаются представителями сельскохозяйственных лобби (что неудивительно – в критическом ключе) и экспертного сообщества (в большинстве случаев – в одобрительном тоне, с учетом позитивного влияния данного шага на благосостояние потребителей). Для России реализация такого сценария может означать сокращение искусственных – основанных на субсидиях – конкурентных преимуществ европейских и американских производителей, что придаст дополнительный стимул как для экономически оправданного импортозамещения, так и для экспансии российских сельхозпроизводителей на внешние рынки.

Наконец, опять-таки под давлением американских лоббистов, возможно ослабление европейских стандартов защиты наименований продуктов, контролируемых по региону производства. Производители «Российского шампанского», подмосковного пармезана и кизлярского коньяка явно не останутся внакладе при таком развитии событий.

Существенным является тот факт, что все перечисленные новшества в будущем могут найти отражение при разработке универсальных соглашений, касающихся вопросов торгово-инвестиционного регулирования – в частности, в рамках переговорного процесса в ВТО. Оборотная сторона медали состоит в том, что наименее привлекательные для России аспекты формирующегося в ТТИП режима «ВТО+» также могут быть инкорпорированы в многосторонние международные соглашения. Более того, многие наблюдатели ставят под вопрос будущее ВТО, которая, с их точки зрения, может оказаться лишней перед лицом растущей регуляторной мощи ТТИП и ТТП.

ТТИП, геополитика и перспективы управления глобальными экономическими процессами

Вопрос о влиянии ТТИП на международную архитектуру экономического регулирования остается на сегодняшний день одним из самых спорных. Существует широкий спектр мнений: от признания за ТТИП (в паре с ТТП) роли «могильщика» ВТО – до утверждений, что ТТИП (как и ТТП) строго основывается на нормах ВТО, а вводимые новшества способны послужить образцом для инициатив, призванных оживить зашедший в тупик Дохийский раунд переговоров.

В логику первой интерпретации, предполагающей замену нынешней многосторонней системы внешнеторгового регулирования американоцентричной системой региональных торгово-инвестиционных блоков, хорошо укладывается и прозвучавшее из уст Хиллари Клинтон сравнение ТТИП с «экономическим НАТО», и известная фраза Барака Обамы о том, что ТТП позволит Соединенным Штатам, а не Китаю, играть роль лидера глобальной торговли. В то же время второй интерпретации также нельзя отказать в рациональности.

Действительно, договорные форматы регионального экономического сотрудничества, сочетающие отмену барьеров во взаимной торговле товарами и услугами по образцу традиционных соглашений о создании зон свободной торговли (ЗСТ) со снижением торгово-инвестиционных барьеров, связанных с различиями в национальных регуляторных нормах, с середины 1990-х гг. стали, безусловно, доминировать в структуре региональных торговых соглашений. Они все больше оттесняли на второй план (по крайней мере количественно) объединения, опирающиеся на более глубокие форматы сотрудничества и интеграции, которые предполагают построение таможенного союза, общего рынка, экономического и валютного союза. Новые форматы (для обозначения которых часто используется термин «ЗСТ+») оказались идеальны для стран с разным уровнем экономического развития и/или практикующих разные подходы к регулированию тех или иных аспектов хозяйственной жизни. В обоих случаях различия экономических интересов не допускают унификации норм экономического регулирования, характерной для глубоких форматов интеграции, и в то же время позволяют устранить барьеры для сотрудничества в тех сферах, где имеется максимальная общность интересов и/или возможен размен уступок одних стран на уступки других. При этом в вопросах, регулируемых нормами ВТО, участники соглашений традиционно придерживаются соответствующих норм, строя на них собственные стратегии опережающей либерализации взаимных экономических связей. В свою очередь, в сферах, на которые нормы ВТО не распространяются, они самостоятельно разрабатывают нормы регуляторного сотрудничества (принцип «ВТО+»). ТТП и ТТИП вывели эти подходы на ранее невиданный уровень регуляторного охвата, однако сущность осталась неизменной: где возможно, «бежать впереди ВТО» в деле либерализации торговли, одновременно разрабатывая собственные нормы и правила в сферах, находящихся за пределами компетенции ВТО.

Может ли этот процесс привести к закату и отмиранию ВТО? На сегодняшний день такая перспектива выглядит нереалистичной. Во-первых, потому, что, как было сказано выше, соглашения в формате ЗСТ+ сами строятся на нормах ВТО. А во-вторых, механизмы ВТО, даже если они и не способны обеспечить дальнейшую либерализацию международной торговли, имеют ключевое значение для поддержания уже достигнутого уровня либерализации и разрешения торговых споров. Так что хоронить ВТО рано.

Немаловажное значение имеет и тот факт, что само по себе ТТИП затронет достаточно скромную долю мировой торговли. Оценки, в соответствии с которыми в сфере регуляторного воздействия ТТИП окажется свыше 30% мировой торговли товарами и более 40% торговли услугами, основаны на том, что в соответствующую сферу совершенно механически (и без всяких на то оснований) зачисляется взаимная торговля между странами Евросоюза. Если говорить собственно о торговле между ЕС и США, то ее масштабы существенно более скромные. По данным ВТО, на экспорт из Европейского союза в Соединенные Штаты в 2015 г. приходилось 2,3% глобального экспорта товаров, на экспорт из США в ЕС – и того меньше (1,5%). В глобальном экспорте услуг соответствующие доли лишь немногим выше – 3,1% и 4,1 процента. Это явно не те показатели, с которыми можно строить режим регулирования международной торговли без опоры на действенную структуру глобального регулирования, каковой в настоящее время является ВТО.

Необходимо обратить внимание на важный парадокс. В той мере, в какой США намерены использовать ВТО для более широкого продвижения регуляторных норм ТТИП и ТПП, геополитическая риторика, ориентированная на американского избирателя, может сослужить плохую службу. В современных условиях уверенное позиционирование ТТИП и ТПП как проектов, призванных закрепить американское лидерство в ущерб другим участникам международной системы, способно вызвать опасения по поводу формирования режима «эгоистичной гегемонии» не только у стран, оставшихся за бортом этих соглашений, но и у ряда их фактических и потенциальных участников (в том числе среди европейских элит). В таком случае на перспективах включения норм ТТИП и ТПП в систему соглашений ВТО можно будет уверенно поставить крест.

В свою очередь, если США планируют распространять сферу действия регуляторных норм ТТИП и ТПП «без ВТО» – через приглашение новых стран к подписанию этих соглашений и навязывание соответствующих норм по двусторонним торгово-инвестиционным соглашениям, – такая стратегия неизбежно оставит ниши, в которых двусторонние связи будут осуществляться вне регуляторного поля ТТИП и ТПП. А поскольку экономика, как и природа, не терпит пустоты, в соответствующих нишах вероятно появление региональных проектов, инициированных странами, не испытывающими восторга по поводу перспектив американской гегемонии в сфере глобального экономического регулирования. В этих условиях ВТО останется главным фактором, удерживающим мировой торговый режим от сползания к недружественной конкуренции альтернативных региональных проектов.

Возможные стратегии ответа на вызовы

Каждый раз, когда в мировой экономике формируются новые вызовы, из-за действий акторов, на поведение которых не удается оказать действенного влияния, возникает дилемма выбора между борьбой и адаптацией. Характер выбора часто зависит от того, кто именно его делает: представители политических элит в большинстве своем предпочитают борьбу, экономических – адаптацию. В российском случае стратегия борьбы с негативными последствиями ТТИП предполагает в первую очередь интенсификацию усилий по реализации собственных региональных проектов (прежде всего углубление интеграции в ЕАЭС и форсирование переговоров о заключении преференциальных соглашений со странами, оставшимися вне ТТИП и ТТП). В будущем элементом данной стратегии может стать активное использование механизмов ВТО для оспаривания тех действий ЕС и США, которые будут связаны с распространением на Россию не отвечающих ее интересам норм и положений ТТИП.

В свою очередь, стратегия адаптации предполагает оценку содержания будущего соглашения о ТТИП на предмет возможного использования отдельных его положений для совершенствования регуляторного режима в Российской Федерации, дальнейшей либерализации торгово-инвестиционных связей в рамках ЕАЭС и с дружественными странами СНГ, а также – в долгосрочной перспективе – в переговорах о заключении нового соглашения об экономическом сотрудничестве с Евросоюзом. Как было показано выше, ряд обсуждаемых в рамках формирования ТТИП вопросов может породить решения, способные укрепить переговорную позицию России в ее взаимодействии с европейцами. Поскольку масштаб прямых экономических потерь России от формирования ТТИП скорее всего окажется небольшим, принципиальное значение имеет поиск возможностей компенсации потерь секторам, где ущерб от реориентации торговли может оказаться максимальным. В частности, при оптимальном развитии событий потери российских производителей химической продукции могут быть сведены к минимуму в случае пересмотра европейского регламента REACH, а конкурентные позиции российских производителей продовольствия и сельскохозяйственного сырья укрепятся в случае снижения масштабов субсидирования сельского хозяйства в США и ЕС.

Оптимальный вариант реакции на вызовы, связанные с формированием ТТИП, будет предусматривать сочетание двух описанных стратегий. Каким именно окажется это сочетание – во многом зависит от финального результата переговоров о ТТИП. На сегодняшний день между сторонами достаточно принципиальных расхождений, чтобы сохранялся существенный уровень неопределенности не только по поводу содержания соглашения о ТТИП, но и о перспективах его подписания и тем более – ратификации. Ситуацию еще более осложняют институциональный кризис в ЕС, вспыхнувший с новой силой на фоне перспектив Брекзита, и грядущая смена политических лидеров в Соединенных Штатах и Германии, которые на протяжении последних лет были главными знаменосцами идеи ТТИП. Безусловно уверенным можно быть только в том, что формирование ТТИП не несет с собой катастрофических последствий для России, и после подписания соглашения (если это когда-нибудь произойдет) у нее будет достаточно времени для выработки оптимального ответа.

Россия. США. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика. Таможня > globalaffairs.ru, 3 ноября 2016 > № 1999012 Сергей Афонцев

Леонид Ивашов: «Исключаю возможность ядерной войны из-за Сирии»

Татьяна МЕДВЕДЕВА

Весь мир следит за событиями на Ближнем Востоке, за тем, как Москва и Вашингтон словно балансируют на грани прямого столкновения. Усиливается напряженность и в других точках планеты. Непростую геополитическую ситуацию анализирует известный военный эксперт генерал-полковник Леонид Ивашов.

культура: Удастся ли сирийской армии при поддержке наших ВКС освободить Алеппо?

Ивашов: Я полагаю, да. Но только если мы не будем надеяться на американцев, на то, что они нам помогут. США сделают все, чтобы противоборствовать успехам сирийской армии. И то, что происходит в Алеппо, тесно связано с положением вокруг иракского Мосула. Там Вашингтон проводит операцию, у которой очевидна следующая задача: выбить оттуда боевиков, чтобы затем убедить их идти в Сирию на Алеппо. Сражения предстоят очень трудные, объявленная Россией гуманитарная пауза срывается. Боевики устанавливают заградотряды и обстреливают мирных граждан, пытающихся выйти из города. Так что ситуация сложная.

культура: К берегам Сирии подошел авианосец «Адмирал Кузнецов»…

Ивашов: Да, наше военное присутствие усиливается. Но для того, чтобы взять город, авиации недостаточно. Ее применять там непросто, она малоэффективна для таких задач, когда часть населения выйдет, а часть останется. Нужны наземные силы. А их-то у правительственных войск и всего сирийского государства как раз не хватает. И есть проблема со специалистами по боям в городе — их тоже крайне недостаточно.

культура: Но русские сухопутные силы не будут участвовать в зачистке Алеппо от террористов?

Ивашов: Пока мы воздерживаемся от этого, поскольку участие наземных частей в столкновениях может привести к высоким потерям. Алеппо все-таки сирийский город, пусть сирийцы и усиливают свою группировку.

культура: Бои за Алеппо некоторые эксперты называют своего рода «Бородинским сражением», где решается судьба войны. Вы согласны с такой трактовкой?

Ивашов: Это ключевой город, который удерживают боевики. Второй по значимости для Сирии после Дамаска. Его, конечно, следует брать. Это узловой пункт обороны террористических организаций. Их нужно выдавить оттуда, освободить Алеппо, и тогда боевикам будет перерезана дорога на юг страны. Начнется дезорганизация террористических групп. Так что это действительно принципиально важно — и для правительственных вооруженных сил, и для тех, кто воюет против сирийского государства. Совсем неудивительно, что за город ведется такая ожесточенная борьба.

культура: Соединенные Штаты, развязав войну в Сирии, не решили своей задачи по свержению Башара Асада. Чего еще ждать от них?

Ивашов: Ни о чем договариваться с нами они пока не будут. Любые договоренности и совместные действия против террористов шли бы вразрез с целями, которые США поставили перед собой. Они развязали эту войну, создали террористические структуры, раскрутили их как элемент собственной политики. В военно-стратегических целях они нам будут во всем только противодействовать. Штаты не хотят отдавать победу России, Асаду, Ирану — это нужно четко понимать.

культура: Возможно ли достижение мира в регионе — пусть через какие-то взаимные компромиссы, уступки?

Ивашов: Движение в сторону мира будет лишь тогда, когда соотношение сил на сирийском фронте и на всем Ближнем Востоке изменится не в пользу США и их союзников, а в пользу тех, кто хочет стабильности и благополучия для этого региона. Такой процесс уже идет. Сегодня Штаты не являются главным игроком на Ближнем Востоке. Их начинают недолюбливать, а где-то и ненавидеть, даже их союзники, например Саудовская Аравия. Мы знаем, что орды экстремистов, которых они приласкали, действуют уже против них самих. Турция тоже начинает выступать порой против США. На Ближнем Востоке мощно играют Россия и Иран. Китай также втягивается в эту коллизию. Соотношение сил меняется. Когда оно изменится кардинально, тогда можно надеяться, что этому организованному глобальному терроризму придет конец.

культура: В Сирии мы увидели, какова она — новая русская армия. Как Вы оцениваете достижения по оснащению вооруженных сил современной техникой?

Ивашов: Наши армия и военная промышленность многое показали: новые приемы ведения боевых действий, образцы вооружений. Но нужно понимать, что они пока еще не встали на поток. Это всего лишь испытания и эксперименты. Сейчас конструкторы будут дорабатывать то, что применялось. Надо начинать массовое производство. И следить за развитием военного дела. Американцы в рамках стратегии «Быстрого глобального удара» продвигают совершенно новую отрасль — беспилотные летающие объекты. Они активно запускают различные дроны, от микроскопических до крупных. Это становится новым направлением развития военной техники. И крайне опасным — оно приобретает черты оружия массового уничтожения.

культура: Не является ли Сирия своеобразным полигоном, где доводят перспективные образцы вооружений?

Ивашов: Разумеется. Работая там, нужно думать о будущем военном противостоянии. Когда я говорю о стаях этих дронов, способных повредить корабль, уничтожить бронетанковую технику, помешать полетам авиации, то имею в виду, что и нам тоже следует на этом направлении сосредоточить усилия. Необходимы исследования, создание опытных образцов, проверка в реальных боевых условиях. А там уж как Бог даст…

культура: А прямое столкновение между Россией и США возможно в Сирии?

Ивашов: Строго говоря, прямые столкновения уже есть. Работают радиотехнические средства друг против друга, противовоздушная оборона. Возможность ядерной войны я исключаю. Но война обычными средствами, которые принимают характер оружия массового поражения, в том числе и с участием беспилотников различных типов и модификаций, все это может иметь место…

культура: Для чего США разжигают этот конфликт?

Ивашов: Война на Ближнем Востоке — это борьба за мировое господство, за власть, за то, чтобы Америка оставалась мировым шерифом и жандармом. Чтобы она устанавливала правила для всех других народов. Контролировала все мировое пространство, включая нефть и газ. В центре тех сил, которые ей противостоят, находится Россия. США хотят вновь поставить нашу страну в подчиненное положение. Для этого дестабилизируются ключевые регионы: Балканы, Центральная Азия, Ближний Восток. Под прицелом — Закавказье и Черноморская зона.

культура: Появляется информация, что Россия тоже планирует расширять свое военное присутствие в мире, создавать военные базы, в том числе в Египте и на Кубе. Это правильные действия?

Ивашов: По всему миру нам базы не нужны. Но там, где они будут работать на оборону, на безопасность, на защиту интересов государства, — такие базы необходимы. Однако этот вопрос не ко мне, а к руководству страны и Министерства обороны.

культура: Мы видим, что Россия готова отстаивать свои геополитические интересы на дальних рубежах. Но достаточно ли для этого сил?

Ивашов: На международной арене наша страна проводит самостоятельную внешнюю политику. А вот во внутренней мы по-прежнему стоим шатко и ждем иностранных инвестиций, в том числе в стратегические отрасли нашей экономики. Мы стоим, как на растяжке, — все чувствуют это противоречие. Очень много вопросов к финансово-экономическому блоку правительства. Порой его действия, на мой взгляд, снижают эффективность внешней политики в глазах населения. Без материальной основы, без сильной экономики внешняя политика успешной быть не может. Противники наши, скорее всего, используют эти противоречия: расслоение между богатыми и бедными, снижение реальных доходов населения — они обязательно попробуют сыграть на этом. И по мере того как они будут раскачивать внутреннюю ситуацию, мы будем сталкиваться и с внешним военным давлением на нашу страну. Эти опасности нужно осознавать.

Сирия. США. Россия > Армия, полиция > portal-kultura.ru, 3 ноября 2016 > № 1959378 Леонид Ивашов

И не друг, и не враг

Федор Лукьянов о российско-американских отношениях после президентских выборов

Шоу завершается. Через шесть дней мир, скорее всего, будет уже знать имя нового президента Соединенных Штатов Америки. Конечно, после свистопляски-2016, которая опровергла все мыслимые прогнозы и сохраняла напряжение до последних дней, исключать не приходится уже ничего. Ни повторения бесконечных пересчетов а ля Буш-Гор 2000 года, ни, прости Господи, «майдана» на вашингтонской Пенсильвания-авеню.

Но все-таки вероятнее штатное завершение выборов, которое, правда, принесет Америке главу государства, оплеванного за время кампании с ног до головы и отвергаемого едва ли не половиной населения (если посмотреть на антирейтинги). Так что политический кризис с подведением итогов не завершится, а перейдет в следующую фазу, ведь ни один из претендентов не имеет представления, что с ним делать.

Россия нежданно оказалась в центре этой кампании, что по-своему закономерно. Выборы-2016 завершают целый этап американской политической истории, который начался в 1992-м, после распада СССР. Тогда исчезновение системного оппонента в Кремле открыло путь к доминированию США в мире, что имело очень обширные последствия для внешне- и внутриполитического курса Соединенных Штатов, эти два направления не только изменились, но и больше, чем когда-либо, переплелись.

В глобальной международной системе, получившей мощный импульс после краха Советского Союза, действия страны на международной арене и положение внутри нее неразрывно связаны. И это наглядно проявилось как раз на данных выборах, где хаос в обеих партиях связан с подъемом сил, недовольных воздействием глобальной экономики. Символично, что смена парадигмы совпадает с возвращением фактора Москвы, пусть и совсем иначе, чем три десятилетия назад.

Мировая ситуация меняется не из-за того, что Россия ведет себя иначе, но поведение России – катализатор и яркая примета изменений.

Минувшая кампания встряхнула российско-американские связи. Гадать, какими они будут впредь, – бессмысленно, тем более пока неизвестно имя главы государства. Но вне зависимости от фамилии будущего «капитана», отношения довольно парадоксальны. С одной стороны – они крайне персонифицированы, степень перехода на личности беспрецедентна. С другой – траектория отношений на самом деле мало зависит от личностей, поскольку на разных исторических стадиях они постоянно воспроизводят одни и те же повторяющиеся циклы.

Нынешний конфликт между Россией и Западом – логическое продолжение попытки резкого сближения, исторически беспрецедентного по своей глубине, что была предпринята после холодной войны.

Тогда предполагалось, что Россия тем или иным образом станет частью некоего западного, американо-центричного проекта, хотя четкой схемы этой интеграции никогда не было. Такая попытка не удалась (о причинах написаны уже километры текстов и будет написано никак не меньше), и маятник пошел в противоположном направлении – столь же далеко, как он до этого зашел в сторону кооперации. Неизбежно и обратное движение, вероятно, с уменьшающейся амплитудой.

Вообще, Москва и Вашингтон примерно с пятидесятых годов следуют одним маршрутом, фазы обострений и разрядок последовательно сменяют друг друга. В ходе этого размеренного раскачивания произошел идеологический слом, прекратилось соперничество идейных моделей, однако цикличность не сбилась. Соответственно, резонно предположить, что связана она с некими постоянными системными обстоятельствами, стратегическими параметрами России и Америки. Не хочется без нужды рассуждать насчет континентальных и морских держав, Евразии и Океании, однако без геополитической классики не обойдешься.

Ну и, конечно, фактор ядерного оружия, наличие у России и США возможности физически уничтожить друг друга и весь мир фиксируют особый тип конфронтации. Сколько ни говорили за 25 лет о том, что ядерное сдерживание устарело и уже не играет прежней роли, сама сущность огромных ядерных арсеналов вернула к тому же набору проблем, что в пятидесятые – восьмидесятые.

Так же, как предыдущая фаза и попытка сближения (после холодной войны) были связаны с определенным устройством мира (моноцентричным), куда Россия предполагала встроиться, теперь перспективы отношений куда больше, чем от личности президента, зависят от того, каким станет общее распределение влияния и возможностей в мире. Иными словами, кто бы ни работал в Кремле и Белом доме, российско-американские отношения в значительной степени определяются не факторами двустороннего характера, а тем, как пойдет формирование нового мирового порядка.

Роль Китая и динамика изменений в АТР, события внутри Европейского союза, ситуация на Ближнем Востоке – все это для России и США не просто контекст, а решающие обстоятельства. Они могут резко усугубить взаимную подозрительность и соперничество (например, дальнейшая эрозия европейского проекта с новым нарастанием конфликтов на европейской периферии), еще более ярко подчеркнуть наличие общих источников опасности (продолжение обвала Ближнего Востока) или вообще сдвинуть центр противостояния (эскалация между Соединенными Штатами и КНР на Тихом океане).

В каждом из этих случаев Москве и Вашингтону придется формулировать, кем они друг друга считают, причем универсальное отношение – или друг, или враг – работать не будет. В том мире, который возникает, тесное партнерство едва ли не неизбежно сочетается с острым отторжением, и этим клубком чувств и намерений как-то надо управлять.

Само по себе негативное взаимное восприятие Москвы и Вашингтона, резко усугубившееся в последние месяцы, вполне способно при этом «застрять» в фазе, которая воспроизводит тип холодной войны. Но по сути это будет либо непреодоленная инерция, либо желание закамуфлировать неспособность найти ответы на реальные проблемы обозначением привычного противника.

Характер международной среды сегодня настолько иной, чем в предшествующие десятилетия, что модели второй половины ХХ века, включая и практические способы снижения рисков противостояния, действовать не будут. И это несет дополнительные угрозы необязательного и непреднамеренного срыва в конфликт.

Ни при каком исходе выборов в Соединенных Штатах качественных изменений в отношениях с Москвой не предвидится. Разве что возможен эффект неоправдавшихся ожиданий – позитивный или негативный.

В случае успеха Хиллари Клинтон – в положительную сторону. Ее считают настолько антироссийской, что некоторая умеренность станет большим приятным сюрпризом. Исключать этого не надо, ведь помимо всего прочего Хиллари всей своей биографией доказала способность к оппортунистическому подходу, если она видит выгоду для себя. «Химии» между ней и Владимиром Путиным мы не дождемся, но многообразный опыт последних лет не подтверждает решающую роль личных симпатий для успеха межгосударственных отношений. Важнее способность к откровенности.

В случае Трампа – напротив, станет понятно, что реализовать желание улучшить отношения с Кремлем ему не удастся по причинам как раз таки системного характера. Трамп постоянно повторяет, что он умеет «заключать более выгодные сделки», чем Обама и вообще кто бы то ни было, мол, у него огромный опыт бизнесмена. Как раз это и может стать ловушкой, ибо миллиардер быстро обнаружит, что между рынком недвижимости и политическими коллизиями есть немалая разница.

Во-первых, не все может стать предметом деловых переговоров. Во-вторых, в бизнесе после неудачной попытки договориться партнеры просто теряют интерес друг к другу и обращаются каждый к другим темам, либо предпринимается, например, попытка недружественного слияния/поглощения. В политике не получится ни то, ни другое, первый вариант просто невозможен, второй означает войну.

Ну и любому президенту стоит пожелать хладнокровия и сдержанности в риторике, что стало теперь в американской политике настоящей редкостью. Трансформация модели мироустройства только начинается, пока что, и кампания-2016 это наглядно продемонстрировала, мир успешно доказал дисфункцию прежней модели, какой будет новая – предстоит узнать уже при других лидерах.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 3 ноября 2016 > № 1955952 Федор Лукьянов

Химик: «восстание наномашин» нам не грозит еще столетие.

Американский химик Чад Миркин, получивший премию РОСНАНО RUSNANOPRIZE в этом году, рассказал РИА «Новости» о том, как его наночастицы откроют век генетической медицины, разгладят морщины на лице женщин и вылечат нас от рака, а также поделился своими мыслями о том, когда наномашины смогут уничтожить мир.

Чад Миркин — один из ведущих американских химиков, занимающихся разработкой наночастиц, собранных из сферических молекул ДНК и комбинаций ДНК или РНК с металлами и прочей неорганической материей. Помимо «органических» нанотехнологий, Миркин активно работает над разработкой технологий «печати» наноструктур, при помощи которых можно изготовлять электронику и оптические приборы.

Миркин считался одним из основных претендентов на Нобелевскую премию по химии 2013 года, а также уже номинировался в прошлом на премию RUSNANOPRIZE, которую компания РОСНАНО присуждает с 2009 года за научно-технологические разработки или изобретения в сфере нанотехнологий, уже внедренные в массовое производство.

— Чад, генетики часто сталкиваются с острым неприятием общества при разработке ГМО или генной терапии, однако нанотехнологии в целом и наночастицы на базе сферических молекул ДНК, которые вы разработали, не имеют подобной проблемы. Почему так происходит?

— В данном случае, на мой взгляд, существует фундаментальное различие между созданием наночастиц и разработкой генно-модифицированных продуктов. Изучение свойств и создание наночастиц, в первую очередь, относится к числу химических исследований, их можно назвать результатами поисков новых и полезных свойств у каких-то структур, которые не существуют в природе или являются следствием миниатюризации, используя самые разные методы их создания.

К примеру, все материалы меняют свои свойства при миниатюризации. Золото, в частности, теряет свой золотой цвет и становится красным на наномасштабах. Это именно то, почему нанотехнологии столь интересны нам. Все эти различия, возникающие при переходе на наноуровень, можно использовать для разработки новых, ранее невиданных технологий.

С другой стороны, редактирование ДНК было реализовано на глобальном уровне, при помощи конкретных биохимических процессов, последствия работы которых определены очень четко и которые навсегда меняют то, как работают живые организмы. Это создает этические дилеммы и привлекает внимание регулирующих органов и людей, обеспокоенных долгосрочными последствиями таких опытов.

Конечно, есть люди, которые опасаются дальнейшего развития нанотехнологий, но по вышеозначенным причинам им крайне сложно (и нечестно для нас) подвести все наночастицы под одну гребенку и сделать однозначные «выводы» о том, что абсолютно все нанотехнологии являются плохими по определению. Если подумать, в само понятие «нанотехнологии» можно включить почти все, что наука создала за последние годы. Более того, если просто посмотреть на «обычную» химию, то она оперирует молекулами, чьи размеры меньше, чем те структуры, которые мы называем наноматериалами.

К примеру, то, что мы создали, строго говоря, не является наночастицами, а, как я люблю их называть, «сферическими нуклеиновыми кислотами», новым типом наноструктур, которые мы создаем, нанося короткие молекулы ДНК и РНК на шаблоны определенной формы и конструкции. Они не имеют природных эквивалентов, но при этом они взаимодействуют с живой материей и клетками крайне необычным, и что важно, полезным образом. Можно сказать, что они являются триумфальным слиянием химии, биологии и нанотехнологий.

Такие наночастицы можно использовать для решения массы проблем — их можно применять для доставки лекарств в клетки, излечения рака и починки его клетки, диагностики заболеваний и прочих вещей. Конечно, можно приспособить их и для причинения вреда, но это не то, чем мы занимаемся в Северо-Западном университете.

— Вас уже называли в качестве одного из кандидатов на Нобелевскую премию в прошлом, и в этом году ее присудили за одно из ключевых открытий в области нанотехнологий. Не считаете ли вы, что вас незаслуженно забыли?

— На самом деле, премия в этом году была присуждена за открытие, которое никак не касается наших исследований — ее получил, в том числе, один из моих коллег по университету, Фрейзер Стоддарт. Феринга, Саваж и Стоддарт работали над созданием молекулярных машин — крайне грубых миниатюрных аналогов механических роторов и переключателей, способных исполнять те же задачи, что и обычные машины, но на наноуровне.

Можно говорить, что «нобелевка» досталась нанотехнологиям, однако нужно понимать, что эта область науки очень широка и включает в себя очень широкий спектр проблем, начиная с защиты окружающей среды, медицины и заканчивая энергетикой и электроникой. В данном случае эти нанотехнологии очень далеки от того, чем мы занимаемся.

Если говорить о Нобелевской премии, то я ничего не могу сказать — это не моя прерогатива решать, кто ее должен получить, пусть этим занимаются эксперты Нобелевского комитета.

— Один из лауреатов премии этого года, Бен Феринга, считает, что наномашины вряд ли будут когда-либо грозить человечеству. Ваше мнение по этому вопросу, о котором люди думают в первую очередь, думая об опасностях нанотехнологий?

— Опять же, если обратить внимание на то, за что дали Нобелевскую премию в этом году, можно заметить, что она была присуждена за очень фундаментальное открытие. Я думаю, что мы сейчас находимся на самой ранней стадии химической эволюции нанотехнологий, которая крайне далеко отстоит от возможностей тех машин, которые описываются в знаменитом сценарии «серой слизи».

На самом деле, сама мысль о том, что машины могут выйти из-под контроля и восстать, является чистым плодом научной фантастики, которая не имеет ничего общего с наукой. Я думаю, что она будет оставаться в рамках художественной литературы еще долгое время. То, с чем и над чем мы сегодня работаем, совсем не похоже на то, что нужно для подобного сценария «конца света».

Те машины, которые создали Феринга и коллеги, очень схематичны и совсем не похожи на «нано-терминаторов», которыми нас пугают фантасты. У нас, как минимум, еще есть десятилетия, если не столетия до того, когда подобный сценарий станет предметом серьезных дискуссий.

— В каких областях нанотехнологий вы ожидаете самый значительный прорыв в ближайшем будущем?

— Наши наносферические нуклеиновые кислоты будут использоваться и уже используются для самых разных целей и в самых разных отраслях науки, медицины и промышленности. Их уже используют для ведения диагностики в медицине — к примеру, мы создали наночастицы с ядрами из золота, покрытые «шубой» из ДНК, которые используются в качестве меток для сверхточного поиска определенных сегментов ДНК, белков и других биомолекул, связанных с болезнями и различными био-«мишенями».

Такие частицы можно использовать для экспресс-анализа образцов слюны, крови или мочи и поиска в них различных вирусов, бактерий или даже генетически обусловленных болезней. Все это, подчеркиваю, уже используется на практике.

В будущем нас ждет большее — мы создаем полые наночастицы из ДНК, заполненные лекарством или каким-то другим веществом, которые могут проникать в клетки, что не могут сделать обычные молекулы ДНК и РНК. Такие наночастицы, к примеру, можно добавить в крем для кожи, и использовать их для лечения свыше 200 болезней кожных покровов, связанных с поломками в ДНК. Аналогичным образом мы можем бороться с колитом, болезнями глаз, мочевого пузыря или легких. Наступает эра генетической медицины.

Здесь стоит понимать, что для успеха в этой области нужно три вещи. Первое, нужно уметь делать молекулы РНК и ДНК, и с этой задачей мы неплохо справляемся уже 30 лет. Второе, нужно понимать, почему мутации в тех или иных генах вызывают болезни. Эта задача была решена в начале 2000 годов, когда был завершена расшифровка генома человека.

Однако третья вещь отсутствовала до недавнего времени — умение вводить ДНК и РНК в те ткани и органы, куда они должны попасть. И оказалось, что наночастицы являются самым удобным и надежным способом для решения этой задачи. Наши сферические нуклеиновые кислоты оказались способны проникать в клетки так легко, как это не удавалось сделать ни одному ретровирусу.

Теперь у нас появилась возможность точечно вводить ДНК в те органы, которые нас интересуют, а не только в печень, как раньше, и это открыло для нас немыслимые ранее перспективы генной терапии. Нам даже не нужна избирательность действия лекарства, так как мы можем напрямую вводить ДНК туда, куда нам нужно, а не проходить через весь организм.

— Одно из ваших самых известных открытий — создание кристаллов из ДНК. Нашли ли вы какое-либо промышленное применение подобным конструкциям, или пока это открытие фундаментального уровня?

— Кристаллы из ДНК — одна из самых интересных вещей, которую нам удавалось создавать. Если «нобелевка» по нанотехнологиям существовала, то методика их изготовления, на мой взгляд, была бы больше всего достойна ее.

Мы заинтересовались этими кристаллами в далеком 1996 году по причинам, далеким от медицины и биологии. Мы проверяли новую на то время концепцию, гласящую, что наночастицы можно рассматривать в качестве своеобразных искусственных атомов, и ДНК в таком случае выступала в качестве своеобразных программируемых «субатомных» частиц, на базе которых можно создавать наночастицы-«атомы», чьи химические свойства определялись бы молекулами ДНК на их поверхности.

Гибкость свойств таких наночастиц дала нам возможность в буквальном смысле проектировать кристаллы с заданной структурой, собирая их поатомно с субнанометровой точностью, в том числе создавая и такие кристаллические решетки, аналоги которых не существуют в природе. За минувшие годы мы создали 500 различных вариантов таких решеток, шесть из которых являются полностью искусственными. Это открывает дорогу для полного контроля над свойствами материалов и бесконечному разнообразию искусственных кристаллических материалов.

С точки зрения их практического применения, мы пока только движемся в эту сторону. Первые катализаторы и оптические устройства на базе этих кристаллов, на мой взгляд, появятся примерно через 10 лет. Важно, что и как в случае с современной электроникой, создание которой было невозможно без умения изготовлять монокристаллы кремния, создание ДНК-кристаллов открывает дорогу для нового класса технологий.

— Когда вы говорили о создании наносфер из молекул ДНК, вы заявляли, что их можно использовать для самых разных целей, в том числе и для разглаживания морщин. Интересовались ли этой разработкой косметические компании?

— Да, многие компании уже проявляли интерес к данному варианту применения сферических молекул ДНК. С точки зрения косметологии потенциал наночастиц почти не ограничен — при их помощи мы можем делать кожу более эластичной, удалять темные пятна, очищая клетки от пигментных молекул и заставляя кожу прекратить их производство, а также решать массу других задач.

Но здесь есть большая проблема — непонятно, как будет оцениваться безопасность таких продуктов и регулироваться компетентными органами, так как они одновременно могут решать и фармацевтические, и косметические задачи. Кто будет отвечать за их проверку, и как она будет производиться — пока не ясно.

Вдобавок, с точки зрения развития бизнеса и просто с общечеловеческой точки зрения, разработка косметических препаратов на базе наночастиц из ДНК является второстепенной задачей по сравнению с созданием вакцин от рака и генетических болезней, избавления от которых ждут сотни тысяч и миллионы людей.

— За последние годы ученые написали сотни, может быть тысячи статей, посвященных очередным «материалам будущего» — к примеру, плазмонам или ДНК-оригами. Со временем, ажиотаж стих, но никаких видимых результатов мы пока не наблюдаем. Почему так происходит?

— На самом деле, я бы не сказал, что все эти технологии испарились или исчезли — исследования продолжаются, по крайней мере, в плазмонике, публикации время от времени появляются и по оригами, хотя здесь никаких технологических перспектив, похоже, нет. В краткосрочном периоде, оба этих материала, похоже, будут только предметом фундаментальных исследований.

Здесь стоит вспомнить историю изобретения лазера. Когда физики создали первые лазеры, кто-то сказал, что «это интересное открытие, которое только еще ожидает своего практического применения». Сегодня лазеры можно встретить повсеместно — лазеры есть в каждом супермаркете, они используются для сшивания и разрезания тканей при операциях, и есть в каждом компьютере и системе связи.

Иными словами, часто после фундаментального открытия проходят даже не недели или месяцы, а десятилетия, прежде чем оно находит свое практическое и коммерческое применение.

США. Россия. Весь мир > Образование, наука. Химпром > rusnano.com, 1 ноября 2016 > № 1975001 Чад Миркин