Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Рейтингуй, не рейтингуй — не все равно

Moody’s остается, остальные международные рейтинговые агентства уходят из России?

Николай Вардуль

Взаимодействие России с международными рейтинговыми агентствами сегодня развивается в двух плоскостях. Первая — традиционная. Агентства выставляют рейтинги, российские власти на них реагируют (или не реагируют). Значение этих рейтингов в условиях антироссийских санкций, в том числе и финансовых, правда, приобретает не столько практический, сколько теоретический смысл. Вторая плоскость — это приближение момента, когда международные рейтинговые агентства должны определиться со своей деятельностью в России по новому закону.

Россия в зеркале трех рейтинговых агентств

Международное рейтинговое агентство Moody’s в начале марта поставило суверенный кредитный рейтинг России на пересмотр с возможностью понижения. На данный момент этот рейтинг от Moody’s находится на спекулятивном уровне «Ва1» (с 21 февраля 2015 г.). Возможность его понижения связана с опасениями относительно возможности российских властей удержать дефицит бюджета 2016 г. в заявленных рамках 3% ВВП, учитывая прогнозы негативной динамики цен на нефть. Moody’s ожидает, что в 2016 и 2017 гг. они будут находиться на уровне $33 и $38 за баррель. Российские власти готовы корректировать бюджет исходя из среднегодовой цены на нефть в $40 за баррель в этом году и $35 за баррель в 2017 г. Агентство сохранит рейтинг на прежнем уровне, если правительство РФ найдет необходимый для покрытия дефицита бюджета источник финансирования.

Международное рейтинговое агентство Fitch Ratings в свою очередь в начале марта выпустило Мировой экономический прогноз (Global Economic Outlook, GEO). Если в декабре прошлого года Fitch предсказывало рост российского ВВП в 2016 г. на 0,5%, то теперь прогнозирует его падение на 1,5%. Агентство обосновывает свой ухудшившийся прогноз тем, что в России низкие цены на нефть сокращают прибыли корпораций и вызывают ужесточение бюджетной политики. Сообщается также, что высокие процентные ставки и сокращение реальной зарплаты давят на потребление населения.

Международное рейтинговое агентство Standard & Poor’s подтвердило долгосрочный суверенный кредитный рейтинг РФ в иностранной валюте на уровне «BB+" с «негативным» прогнозом еще 17 февраля. Средняя цена нефти марки Brent в 2016 г., как считают в S&P, составит 40 долл./барр., в 2018 г. она вырастет до 50 долл./барр. против предыдущей оценки в 55 долл./барр. в 2016 г. и 70 долл./барр. в 2018 г. «Мы не ожидаем, что договоренность от 16 февраля между Катаром, Россией, Саудовской Аравией и Венесуэлой по заморозке добычи нефти на уровне января 2016 г. окажет заметное влияние на наши прогнозы по ценам на углеводороды, — подчеркивают аналитики S&P. — Стоит отметить, что первая реакция нефтяного рынка на эти новости оказалась негативной».

Агентство понизило прогноз среднего роста ВВП России в 2016—2019 гг. до 0,5% в год. S&P также ожидает, что дефицит бюджета РФ в 2016—2019 гг. увеличится в среднем до 3,5% ВВП.

Оценки рейтингистов, как видим, разные. Они не остались в Москве без внимания. Министр финансов Антон Силуанов незамедлительно отреагировал на опасения Moody’s по поводу того, удастся ли свести бюджет 2016 с дефицитом в 3% ВВП. «Оценка агентства Moody’s показывает необходимость адаптации бюджетной системы к новой реальности на сырьевом рынке», — заявил Антон Силуанов. Министр увидел в Moody’s союзника в борьбе за сбалансированность бюджета.

По поводу собственно рейтингов Силуанов не сказал ничего.

История облигационного займа в $3 млрд

Скорее всего, Силуанов не упомянул рейтинги потому, что, какими бы они ни были, приоритет за политикой, т. е. санкциями. Но если так, зачем Минфин затевал выпуск евробондов на $3 млрд?

Ответ, казалось бы, на ладони. Именно он поможет удержать дефицит бюджета в искомых границах. Но как же санкции?

Формально санкции не запрещают ни американским, ни европейским банкам вкладываться в суверенные российские бумаги. Но на практике Госдеп выступил с недвусмысленными рекомендациями воздержаться, которые крупнейшими инвестиционными банками, в том числе и первоначально поддержавшими заем, были услышаны, — они отошли в сторону. Действительно, поддержка займа идет в противовес санкциям. «Зацепка» запретителей в том, что деньги пойдут в российский федеральный бюджет, откуда могут попасть на счета тех компаний и банков, которые находятся в санкционном списке.

По сути, евробонды, от идеи выпуска которых Минфин не отказался даже после отказа со стороны американских банков, — это таран, который должен пробить брешь в изоляции России от внешнего финансирования на западном рынке. Даже если заем состоится в усеченном виде и при привлечении ресурсов не из Нью-Йорка или Лондона, а из Сингапура или Гонконга, это будет брешью именно в западных санкциях, потому что тогда удержать западных банкиров от участия в последующих займах Москвы, а, по данным журнала Economist, уже в 2017 г. Минфин планирует привлечь за счет выпуска евробондов еще $6–8 млрд, что будет гораздо сложнее.

Зачем России международные рейтинговые агентства?

Если «рулит» политика, зачем тогда все эти рейтинги вместе с их производителями? И в самом деле взаимоотношения Москвы с мировыми рейтинговыми агентствами переживают не лучшие времена.

13 июля 2015 г. вступил в силу закон «О деятельности кредитных рейтинговых агентств…». Теперь, в частности, ЦБ ведет реестр рейтинговых агентств, а составлять рейтинги по национальной шкале могут только российские юрлица (а не филиалы зарубежных компаний). Это сделано для того, что рейтинги не выставлялись или отзывались по геополитическим соображениям.

Международные агентства должны создать российские дочки в 2017 г. Между ними раскол. 29 февраля глава аналитической службы Fitch Йена Линнелла рассказала Bloomberg, что Fitch, вероятно, не станет создавать дочернее предприятие в России. А это значит, что рейтингов по национальной шкале агентство присуждать не сможет, но сохранит активность на внешнем рынке. Standard & Poor’s пока выжидает, но наблюдатели склоняются к тому, что это агентство поступит так же как Fitch. В привилегированном положении оказывается Moody’s, у него уже есть в РФ дочернее агентство «Мудис Интерфакс». Возможно, именно поэтому Антон Силуанов отозвался именно на оценки Moody’s.

Передел рейтингового рынка в России задуман, естественно, для того, чтобы поднялись российские игроки. Однако пока они заняты внутренними разборками. «Эксперт РА» из-за конфликта учредителей ждет прихода Олега Дерипаски. В Национальном рейтинговом агентстве (НРА), как пишет «Коммерсантъ», дело дошло до возбуждения уголовного дела о мошенничестве и подделке подписей.

Но без рейтингов, как внешних, так и национальных, Россия, российские компании и банки не обойдутся. Рейтинговые агентства выполняют роль зеркала, в котором отражается рейтингуемый. И зеркала непростого, агентства должны показать потенциальным инвесторам не просто риски инвестиций, но и оценить их по понятной для инвестора шкале.

Проблема в том, что российским рейтинговым агентствам еще предстоит заслужить авторитет у инвесторов, это обязательное условие их деятельности. Иностранные инвесторы, а рано или поздно они вернутся в Россию, будут ориентироваться на оценки международной тройки, пусть два агентства из трех будут лишены возможности выставлять рейтинги по российской национальной шкале — востребованы будут и внешние рейтинги. Дело в том, что в технологию принятия решений об инвестициях, начиная с определенного уровня, в крупных акционерных компаниях, как правило, регламенитровано: для положительного решения необходимо, чтобы оценки компании, куда предполагается инвестировать, в двух из трех крупнейших международных рейтинговых агентств были не ниже определенного значения.

Конечно, всем памятны ошибки этих агентств, присвоивших замечательные рейтинги американским компаниям в 2008 г. буквально накануне кризиса. Министерство юстиции США проводило расследование деятельности Standard & Poor’s и Moody’s, которые подозревались в присвоении завышенного рейтинга сделкам по ипотечным кредитам. Так, S&P, первое по величине рейтинговое агентство, и Moody’s, второе, выставили рейтинг «ААА» сделкам под залог недвижимости, в результате чего даже консервативные инвесторы приобретали ценные бумаги, обеспеченные высокорискованными активами. Когда рухнул рынок недвижимости, потери по этим ценным бумагам, разошедшимся по всей стране, усугубили кризис и стоили инвесторам миллиарды долларов. Минюст США первоначально требовал от агентства S&P штрафов в порядке возмещения ущербов на сумму 5 млрд долл. Затем сумма претензий была снижена до 1,5 млрд долл.

Российским рейтинговым агентствам еще предстоит вписаться в регламенты принятия решений об инвестициях на российском рынке. И избегать «ошибок», которые чаще всего объясняются просто: рейтингуемая компания платит за выставление рейтинга рейтинговому агентству, однако, никак нельзя следовать правилу: кто платит, тот и заказывает музыку.

Пока наилучшие перспективы у Moody’s и «Мудис Интерфакс».

В общем, «друг мой, зеркальце, скажи, да всю правду расскажи…».

США. Россия > Госбюджет, налоги, цены > fingazeta.ru, 20 марта 2016 > № 1964505 Николай Вардуль

Томас Пикеринг: претензии отложим в сторону

Интервью с Томасом Пикерингом, бывшим заместителем госсекретаря США по политическим вопросам (1997—2000 гг.) и бывшим послом США в России (1993—1996 гг.)

Бывший заместитель госсекретаря США в феврале 2016 г. посетил Москву и поделился своими идеями о возможных направлениях сотрудничества между Россией и США и роли аналитических центров в нормализации отношений.

По каким направлениям возможно эффективное сотрудничество между Россией и США в краткосрочной (с администрацией Обамы) и среднесрочной (с новой администрацией) перспективе?

Иран, космос, Афганистан, поставки по «Северной распределительной сети», Арктика, терроризм, Сирия (с натяжкой), изменение климата.

Как Вам кажется, возможно ли сотрудничество, направленное на предотвращение негативного сценария развития отношений? Например, сотрудничество в целях снижения риска военных столкновений (между Россией и НАТО) или применения ядерного оружия, в том числе предотвращение несанкционированного и случайного использования ядерного оружия (между Россией и США)?

Прогноз по такому сценарию укрепления мер взаимного доверия не слишком оптимистичен ввиду прекращения действия договора по ПРО, расширения НАТО и разногласий по ДОВСЕ. Обе стороны должны быть заинтересованы в снижении числа происшествий, неверных оценок и просчетов в отношении ядерных средств сдерживания, однако представляется, что текущая позиция России заморозила такую возможность, несмотря на то, что она соответствует национальным интересам страны.

По Вашему мнению, стоит ли устанавливать ограниченный набор целей для отношений между Россией и США в период кризиса двусторонних отношений, таких как, например, формирование конкретных правил взаимодействия в условиях кризиса?

Это показалось бы логичным шагом, однако это непросто, может быть, даже сложнее, чем продолжать попытки расширения направлений возможного сотрудничества. Масштабные важные вопросы, возможно, затронуты не будут, однако в условиях кризиса взаимного доверия одним из способов улучшения двусторонних отношений может стать мониторинг успешного исполнения обеими сторонами взаимных соглашений и выработка договоренностей, отвечающих взаимным интересам, по важным для обеих стран направлениям.

Такая работа может оказаться менее полезной в долгосрочной перспективе, чем масштабные действия в сферах, представляющих явный взаимный интерес, однако если таких возможностей нет, мы должны работать там, где это возможно.

Какую роль в нормализации отношений между Россией и США могут играть НПО и аналитические центры двух стран?

Они могут продолжать свое взаимодействие по обмену идеями и выявлению тех сфер, в которых возможно улучшение двусторонних отношений. Первым шагом может стать решение воздерживаться от каких-либо комментариев, если сложно сказать что-то позитивное, и выявлять те области, в рамках которых можно открыто говорить об общих интересах. На этом этапе претензии лучше оставить для официальных дипломатических каналов.

Беседовала Наталья Евтихевич, программный менеджер РСМД

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > russiancouncil.ru, 18 марта 2016 > № 1693070 Томас Пикеринг

С 15 марта Россия начала вывод военного контингента с территории Сирии. Теперь дело за дипломатами. Если о политических предпосылках нынешней сирийской операции уже много сказано политическими и военными аналитиками, то история взаимоотношений России со странами Ближнего Востока по-прежнему малоизвестна для большинства наших соотечественников.

На днях вышел в свет мартовский номер музейного журнала "Живая история". Одна из ключевых тем номера — история военного присутствия СССР на Ближнем Востоке: оно началось в 50-е годы XX века. Ставшая мировой сенсацией отправка российских армейских подразделений в Сирию прошлой осенью — лишь новый эпизод этой долгой истории.

Участие России в сложном клубке международных конфликтов, связанных со статусом святых как для христиан, так и для мусульман мест в Палестине, а также положением христианских народов в Османской империи, получившем в историографии название "Восточного вопроса", можно проследить с XVII века. Тогда восстановившееся после Смутного времени Московское государство стало рассматриваться православными единоверцами как естественный защитник и покровитель. В середине XVII в. Антиохийский патриарх Макарий дважды посещал Россию, в том числе с целью сбора пожертвований на нужды православного населения Ближнего Востока.

В результате русско-турецких войн конца XVII — начала XIX столетий Россия получила исключительные права на вмешательство в турецкие дела для защиты православных подданных Османской империи.

Однако защита единоверцев порой приводила не только к войнам с Турцией, но и к конфликтам с другими европейскими державами. В начале 1850-х годов вопрос о том, кто именно — православное или католическое духовенство — будет контролировать церковь Рождества Христова и другие христианские святыни в Палестине, стал одной из причин столкновения России с европейскими государствами, что в итоге вылилось в крайне неудачную для Российской империи Крымскую войну 1853 — 1856 гг.

Неудачный для турок ход военных действий против России во время Первой мировой войны стал одной из причин геноцида христианского населения Османской империи — армян, ассирийцев, греков, которых турецкое правительство обвиняло в сочувствии русским единоверцам.

Союзники по Антанте — Россия, Англия и Франция — заключили в 1915 году тайное соглашение, предусматривавшее раздел ближневосточных владений Турции после победы в войне. Россия, согласно этим договоренностям, должна была получить контроль не только над столь желанным Константинополем, но и, самое главное, над западным и восточным побережьями Босфора и островами в Мраморном море, что позволило бы решить наконец вопрос с проливами, ведущими из Черного в Средиземное море. В то же время Англия и Франция собирались поделить между собой турецкие владения в Месопотамии. По англо-французскому соглашению Сайкса-Пико, названному так по фамилиям дипломатов, готовивших договор, Ливан, Западная Сирия, включая Алеппо и Дамаск, а также восток современной Турции, становились прямыми владениями Франции, восточная Сирия и северный Ирак попадали во французскую сферу влияния. Англичане же получали во владение весь южный Ирак с Багдадом и ключевые порты на восточном побережье Средиземного моря — Хайфу и Акку, а также центральный Ирак, Трансиорданию и большую часть Аравийского полуострова в качестве сферы влияния.

Характерно, что население этих территорий узнало о предназначенной им мировыми державами судьбе только благодаря большевикам, опубликовавшим текст соглашения в ноябре 1917 г.

Новый этап в долгой истории русского присутствия на Ближнем Востоке начался после окончания Второй мировой войны в 1950-е годы.

Сотрудничество с возникшими после распада колониальной системы странами Ближнего Востока было одним из ключевых направлений внешней политики СССР. Сам факт выбора получившими независимость арабскими государствами социалистического пути развития ограничивал западным противникам доступ к источникам сырья, рынкам сбыта и важным транспортным артериям.

Политическая обстановка благоприятствовала советскому проникновению в регион. На рубеже 1940-1950-х гг. арабские страны начали искать союзников, которые могли бы помочь им в создании полноценных вооруженных сил и строительстве независимой экономики. Египет и Сирия не стремились присоединиться к прозападным военным блокам и активно искали альтернативу.

Первоначально основным союзником СССР на Ближнем Востоке стал Египет, самая мощная и влиятельная арабская страна, чей лидер Гамаль Абдель Насер в 1956 г. договорился о военно-техническом сотрудничестве с Советским Союзом. Дипломатическая поддержка Египта со стороны советского руководства, а зачастую и угроза прямого военного вмешательства советских вооруженных сил не раз спасали арабских союзников от полного разгрома — как, например, во время Суэцкого кризиса 1956 г.

Крайне важным с точки зрения поддержания авторитета СССР в глазах арабских союзников было участие советских технических специалистов в создании промышленности и инфраструктуры в странах Ближнего Востока. Для их граждан СССР был великой страной, которая помогла остановить агрессию западных держав и Израиля, поставляла им современное вооружение, обучала армию, модернизировала экономику.

Вдохновлённая египетским примером, в августе 1957 г. подписала соглашение с Советским Союзом о военном и экономическом сотрудничестве и Сирийская Арабская Республика.

Как и сейчас, США и их региональные союзники, в первую очередь Турция, крайне болезненно отреагировали на такое изменение стратегического баланса на Ближнем Востоке и даже готовили интервенцию в Сирию. Отказаться от этих воинственных планов их заставила лишь высокая дипломатическая и военная активность Советского Союза, организовавшего в Закавказье и на Черном море масштабные маневры.

Прямое участие СССР в делах арабских государств было особенно важным, поскольку, несмотря на все поставки современных вооружений и постоянное присутствие советских военных специалистов, прямые столкновения с Израилем неизменно заканчивались для арабских армий болезненными и унизительными поражениями. Во время шестидневной войны 1967 г. израильские войска на юге оккупировали весь Синайский полуостров и вышли к Суэцкому каналу, на севере — угрожали столице Сирии Дамаску, а на востоке захватили весь Западный берег реки Иордан.

В этой ситуации советское участие помогло арабским странам избежать политического и стратегического краха. Только прямая угроза санкций и принятия мер военного характера со стороны СССР заставила Израиль прекратить боевые действия.

Еще раз Советскому Союзу пришлось спасать своих арабских союзников во время войны "судного дня" в 1973 г., когда наступление израильской армии на Синайском полуострове и Голанских высотах было остановлено только после приведения советских десантных дивизий в полную боевую готовность.

Несмотря на то, что СССР каждый раз помогал Сирии и Египту восстанавливать военный потенциал, советским военным часто приходилось самим негласно выполнять работу своих арабских коллег. Так было в Египте в 1969-1970 гг., когда наши зенитчики и летчики-истребители нанесли израильским ВВС неприемлемые потери. Так было и в 1982 г., когда после разгрома сирийских ПВО в ходе ливанского конфликта в Сирию были отправлены зенитные комплексы С-200 и несколько тысяч советских военнослужащих, которые обеспечивали функционирование новой системы.

При этом советско-арабские отношения никак нельзя назвать безоблачными. Вспомним хотя бы, как "отплатил" Советскому Союзу за помощь египетский президент Анвар Садат, который не только прекратил в 1977 г. советско-египетское сотрудничество, но и отправлял помощь афганским моджахедам.

После начала перестройки и последовавшего за ней краха СССР наши военные, экономические и дипломатические позиции на Ближнем Востоке постоянно ухудшались вместе со слабеющими внешнеполитическими "мускулами" России.

Полномасштабное возвращение утраченных позиций России на Ближнем Востоке началось лишь в 2013 году, когда усилиями российских дипломатов и лично президента РФ Владимира Путина удалось решить вопрос с сирийским химическим оружием. Проведенная при российском участии операция по вывозу химических арсеналов сирийской армии фактически лишила некоторых зарубежных "друзей Сирии" аргументов для организации полномасштабной иностранной интервенции в эту страну.

Ирина Великанова, генеральный директор Музея современной истории России, для МИА "Россия сегодня"

США. Сирия. Россия > Армия, полиция > ria.ru, 18 марта 2016 > № 1690673 Ирина Великанова

Высший комитет по переговорам оппозиции Сирии рассчитывает наладить хорошие отношения с Россией и хочет, чтобы Москва стала их партнером в борьбе с терроризмом. Официальный представитель ВКП Салем аль-Муслит заявил, что представители ВКП даже готовы приехать в Россию, если такое предложение поступит. Об этом, а также о том, чего ждет сирийская оппозиция от встречи главы МИД РФ Сергея Лаврова с госсекретарем США Джоном Керри, которая пройдет в Москве на следующей неделе, аль-Муслит рассказал в интервью РИА Новости.

— Что делегация ВКП ждет от предстоящей на следующей неделе в Москве встречи главы МИД РФ Сергея Лаврова и госсекретаря США Джона Керри? Основной темой их дискуссий станет Сирия.

— После того позитивного шага, который предпринял господин Путин (начала вывода ВКС из Сирии — ред.), мы ожидаем увидеть позитивные решения. Мы ожидаем того, что действительно спасет сирийский народ от этого кошмара. Мы с нетерпением хотим увидеть больше действий от России по разрешению проблем в Сирии. Настало время уделить внимание политическому разрешению конфликта. Война никогда не решала проблем. Урон, который был нанесен сирийскому народу со стороны режима, должен быть остановлен. И единственная страна, которая может оказать давление на режим, это Россия.

— А какие именно шаги должна предпринять Россия?

— Мы хотим от России того, что она делала и до этого. А именно — поддерживала сирийский народ, а не режим. Поскольку режим наносит ущерб отношениям между сирийцами и россиянами. Мы не хотим, чтобы это продолжалось. Мы хотим хороших отношений с Россией. Мы хотим заново установить хорошие отношения с российским правительством, как только вместо поддержки правительства оно перейдет к поддержке сирийского народа.

— Будет ли готов ВКП координироваться с Россией или стать ее партнером в борьбе с терроризмом, в том числе в борьбе с запрещенной в России террористической группировкой "Исламское государство"?

— Наша цель в Сирии — установление переходного периода. Терроризм был привнесен в страну Асадом. В ту минуту, когда сирийцы избавятся от Асада, терроризм в Сирии закончится.

Наша Свободная сирийская армия — первая в борьбе с терроризмом. Мы также хотим, чтобы Россия была нашим партнером в борьбе с терроризмом, чтобы мирные жители не были их целью и Россия перестала поддерживать Асада.

— Вы сказали, что ВКП готов установить диалог с Россией. Означает ли это, что вы готовы приехать в Россию, если такое приглашение поступит?

— Если Россия прекратит поддержку Асада и мы получим приглашение, то мы приедем. И мы приветствуем любое приглашение, если они подтвердят, что они поддерживают сирийский народ, а не Асада. В конечном итоге мы хотим хороших отношений с российским правительством и российским народом. Для нас это важно. Мы готовы это делать, если это поможет нашим людям достичь решения и обрести свободу.

— Вы рассматриваете возможность начала непрямого диалога с Россией? Возможно, через других участников, третьи страны?

— Россия для нас не является сирийским режимом. С сирийским режимом мы начали непрямые переговоры. Но с Россией у нас нет нужды для непрямых переговоров, есть необходимость в прямых переговорах, если они подтвердят, что поддерживают сирийский народ. В действительности у нас уже идут контакты с РФ. У нас было много встреч с российскими дипломатами. Но это изменилось, когда Россия начала поддерживать Асада и целью ее ударов стали мирные жители. Как только это остановится, у нас исчезнут проблемы и мы можем сесть за стол переговоров и установить хорошие отношения.

— Какие предложения вы передали спецпосланнику ООН по Сирии Стаффану де Мистуре?

— Вы узнаете об этом позже. Нам необходимо сохранить некоторые вопросы вдали от СМИ, поскольку это может иметь влияние на успех переговоров.

Сейчас упор идет на установление переходного периода в Сирии, не на гуманитарных вопросах, поскольку сейчас это ответственность ООН и друзей сирийского народа. Дела продвигаются по этим вопросам сейчас хорошо, но мы хотим, чтобы они делали больше. Мы обсуждаем это на встречах со спецпосланником, есть целевые группы, которые на этом сконцентрированы.

США. Сирия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 17 марта 2016 > № 1689832 Салем аль-Муслит

Сергей Марков: «Планы организации госпереворота в России практически утверждены»

Татьяна МЕДВЕДЕВА

ЕС и Америка объявили о продлении санкций, в Киеве устраивают провокации против наших дипломатов, в стране в год думских выборов прогнозируется активизация «пятой колонны». Какой должна быть Россия, чтобы противостоять внешним и внутренним угрозам, в каких истоках черпать силу, — читателям «Культуры» рассказывает председатель недавно созданного «Византийского клуба» известный политолог Сергей Марков.

культура: Как мы должны реагировать на продление антироссийских санкций?

Марков: Западные санкции разноплановы и весьма ощутимы для нашей страны, причем они включают даже травлю спортсменов. Все это часть одной большой антироссийской кампании. Мы должны на каждое из таких проявлений находить адекватный ответ — вводить свои контрсанкции. Например, ограничить ввоз определенных видов продукции, произведенной в Евросоюзе. И делать это решительно — с перспективой ввести запрет на всю бытовую технику, на все автомобили. Действия должны быть продуманными. Не нужно вводить контрсанкции на те товары, которые трудно заместить. А если замена есть, мы должны это смелее делать. И двигаться в сторону расширения таких мер. Это покажет Евросоюзу, что путь продления санкций против нас не имеет перспектив, он будет означать ухудшение положения дел для самого Евросоюза.

культура: Запад понял, что военной силой нас не возьмешь. В год думских выборов они будут пытаться раскачивать внутреннюю ситуацию. Не случайно же в Литве прошел слет «болотных оппозиционеров». Что думаете?

Марков: Я думаю, что уже практически утверждены планы организации госпереворота по образцу киевского майдана и формирования российской хунты по типу киевской. И даже персональный состав этой хунты утвержден. Туда предполагается включить Навального, Ходорковского, Касьянова, а также двух-трех человек из нынешнего правительства, которые первыми предадут. Нужно эту опасность осознавать и противостоять ей. В том числе — называя вещи своими именами.

культура: 18 марта отмечается вторая годовщина присоединения Крыма. В чем значение этого события?

Марков: Российское общество консолидировалось после Крыма. Мы говорим: «Крым наш» — не с той точки зрения, что мы его «захватили». А с той, что мы ответственны за наших людей, за крымчан, которым угрожали массовые репрессии со стороны террористической и русофобской хунты, захватившей власть в Киеве. Мы их защитили от того кошмара, который продолжается на Украине.

культура: Совершаются провокации в отношении российского посольства в Киеве. Нас словно хотят втянуть в войну...

Марков: Киев стремится сорвать Минские соглашения и спровоцировать войну между Россией и Западом — уже на другом уровне. И они будут продолжать это делать — раскачивать ситуацию. Российские дипломаты сегодня, по сути, являются заложниками киевской хунты — группы людей, которая силой захватила власть и силой ее удерживает. Она незаконна, поскольку сформирована на основании сфальсифицированных выборов — и президентских, и парламентских. Эта власть базируется на терроре и пропаганде, на подавлении свободы слова. Мы не должны терпеть ситуации, при которой наши дипломаты стали заложниками. Чтобы, не дай Бог, их постигла судьба Александра Грибоедова? Или американского посла в Ливии? Мы должны немедленно потребовать от руководства США и Евросоюза, чьими марионетками являются киевские правители, гарантий жизни и безопасности российских дипломатов в Киеве. В противном случае, российский дипломатический корпус должен быть отозван.

культура: Неужели существует такая серьезная опасность?

Марков: А вы посмотрите, как раскручивается дело Савченко. Надо исходить из самых плохих прогнозов. Киевские боевики вполне могут повторить ливийский сценарий или иранский времен Грибоедова.

культура: Бывшие наши советские республики — Украина, прибалтийские государства — просто больны русофобией. Как их вылечить, как сделать так, чтобы они не видели в нас врагов?

Марков: Это очень сложный и емкий вопрос. Чтобы русофобии не стало в постсоветских государствах, она не должна быть государственной идеологией западных элит. Для них это часть большого проекта, суть которого — геополитический разгром России, ликвидация ее как мощной и независимой державы. По этому плану русский народ должен быть разделен на украинцев, белорусов, уральцев, кубанцев, сибиряков, казаков. Нашу страну хотят лишить ядерного потенциала, нефтегазовых ресурсов и независимого правительства — оно должно стать марионеточным. И русофобия является идеологическим фундаментом этого политического проекта. Чтобы не дать ему осуществиться, мы должны наращивать свой военный и экономический потенциал. Только мы сами можем себя защитить.

культура: Выработкой идеологии занимаются на таких интеллектуальных площадках, как Изборский и Зиновьевский клубы. А недавно был создан еще и «Византийский клуб», председателем которого Вы являетесь. В чем его особенность?

Марков: Он создан людьми, которые любят Византию, интересуются ее историей и считают очень важным знать и изучать ее. Византия — это великая восточнохристианская империя, которая существовала более тысячи лет и в Средние века являлась продолжением великой Римской империи. Это был один из ключевых этапов в развитии европейской цивилизации. Но изучение Византии в нынешней системе образования недостаточно полное. Оно должно быть более глубоким и обширным — и в средней школе, и в университетах. Причем не только в России, но и в других странах.

Именно от Византийской империи Россия получила православие и свой цивилизационный код, многие социокультурные паттерны в отношении государства, власти и личности. Все это присутствует в нас, современных людях. И до сих пор в этом смысле мы связаны с Византией. Нам нужно лучше осознать свой код. Определить свое место в европейской и мировой цивилизации. А это невозможно без глубокого изучения связей с Византийской империей.

культура: Византия оказала влияние не только на Россию, но и на страны Восточной Европы. Эту общность тоже нужно осмыслить?

Марков: Да, существует самобытная восточнохристианская ветвь европейской цивилизации. И мы должны ее осознать как таковую. Единство большой Европы должно предполагать не унификацию в соответствии с немецкими или британскими правилами. А сохранение уникальных особенностей православных стран, их отличие от католических и протестантских европейских государств, во многом уже, к сожалению, постхристианских. Изучение Византии, оживление византийских традиций — это работа по воссозданию единства большой европейской цивилизации. Убежден, что идея уважения и любви к Византии может объединить не только русских, но и другие народы. Существует поствизантийское содружество наций, которое должно стать более зримым и явственным.

культура: Важно помнить, что, когда Русь принимала Крещение, Византия была самым могущественным и процветающим государством той эпохи...

Марков: Да, для меня изучение тех связей очень важно с точки зрения преодоления «родовой травмы» нашей элиты, которая на протяжении столетий рассматривает Россию как неполноценную Европу, как «недоЕвропу». Почему-то у нас так повелось: мы вечно догоняем «настоящих европейцев», стремимся быть на них похожими. Это глубоко ошибочная позиция. Она возникла именно из-за недооценки Византии и ее роли для России. На самом деле, мы видим, что Западная и Восточная Европа развиваются неравномерно. То на первый план вырывается Восточная, то Западная. На протяжении тысячи лет существования византийской цивилизации преобладало лидерство Восточной Европы. Это продолжалось с середины IV до начала XIII века, когда Византия была захвачена и разграблена западноевропейскими рыцарями.

культура: Россия должна развиваться своим путем? И при этом всегда в каком-то смысле противостоять Западу, одновременно осознавая родство с ним...

Марков: Да, мы две ветви христианского мира. Но еще раз подчеркну: нам не надо воспринимать себя как «недоевропейцев». Из-за этого комплекса некоторые представители элиты призывают к полному подчинению России Западной Европе. И даже растворению в ее идентичности. Отсюда многие наши современные проблемы. Чтобы понять, кто мы, надо хорошо знать историю Византии. А здесь, как уже говорилось, огромные пробелы. В России не изучают великих византийских императоров, которые вершили судьбы европейской ойкумены. Зато подробно изучают королей и правителей мелких западных государств.

США. Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > portal-kultura.ru, 15 марта 2016 > № 1688090 Сергей Марков

Российско-американские отношения: границы возможного

При всех различиях в оценках современного состояния отношений между Москвой и Вашингтоном вряд ли кто-то возьмется отрицать, что сегодня они переживают один из самых глубоких кризисов в современной истории. Конечно, российско-американское взаимодействие и раньше не было безоблачным. Однако нынешний кризис носит более фундаментальный и всеобъемлющий характер, чем периодический спад в отношениях, который мы видели немало за последние десятилетия. По всей видимости, он станет и самым длительным: очевидных путей выхода из нынешней ситуации в обозримом будущем не просматривается.

Вторая холодная война?

В последнее время стало модным говорить о начале нового издания холодной войны в мировой политике и проводить параллели между нынешним противостоянием Москвы и Вашингтона и советско-американской конфронтацией второй половины прошлого века. Такие параллели выглядят большой натяжкой: если в годы холодной войны отношения между Кремлем и Белым домом составляли главную ось мировой политики, то в ХХI веке они являются хотя и важным, но далеко не определяющим элементом глобальной международной системы. Мир перестал быть биполярным, и вернуть его к жесткой биполярности холодной войны невозможно.

Кроме того, в российско-американском противостоянии сегодня отсутствует тот идеологический фундамент (советский коммунизм против западной демократии), который предопределял тотальный характер противостояния эпохи холодной войны. Если в современном мире и существует антагонистический конфликт цивилизаций, то уж, конечно, не между США и Россией, а скорее между западным либерализмом и исламским фундаментализмом.

Наконец, Россия по своему потенциалу хоть и остается великой державой, но все же не может как Советский Союз на равных конкурировать с США по всем направлениям, особенно в сфере экономики и современных технологий. Ближайшим аналогом Советского Союза, с точки зрения экономического противостояния, для США становится Китай, но с той немаловажной поправкой, что между этими странами существует глубокая экономическая взаимозависимость, которой никогда не было между СССР и Америкой и которая неизбежно сдерживает американо-китайское соперничество в целом.

Означает ли сказанное выше, что нынешний кризис в российско-американских отношениях сегодня менее опасен, чем обстановка в годы холодной войны? Скорее наоборот. За десятилетия холодной войны Москва и Вашингтон смогли выработать и зафиксировать определенные «правила игры», позволявшие снижать риски неконтролируемой конфронтации. Совместными усилиями была создана плотная инфраструктура каналов коммуникаций, консультационных механизмов, двусторонних и многосторонних соглашений, призванных повысить предсказуемость и управляемость отношений. Сформировавшаяся в годы холодной войны уникальная архитектура двусторонних отношений между Москвой и Вашингтоном была в целом стабильной, что и позволяло ей оставаться практически в неизменном виде на протяжении достаточно длительного времени.

Нынешнее положение дел в отношениях между Россией и США стабильным никак не назовешь. Практически все каналы коммуникаций между странами заблокированы, договорно-правовая база отношений разрушается буквально на глазах, об общих «правилах игры» в мировой политике и говорить не приходится. Объективно растут риски возникновения конфликтов в результате случайностей, технических неполадок или неверно истолкованных действий противоположной стороны.

Неблагоприятно складывается общий международный фон: резко возросла нестабильность международной системы, терроризм приобретает глобальный характер, множатся региональные конфликты, растет угроза распространения оружия массового уничтожения (ОМУ) и т.д.

Дополнительным осложняющим фактором является президентская избирательная кампания в США, которая резко сужает горизонты внешнеполитического планирования для Белого дома и увеличивает факторы неопределенности для американских партнеров на мировой арене.

События самого последнего времени зародили надежду на то, что в Москве и Вашингтоне начинают осознавать масштабы нарастающих рисков и угроз международной безопасности: ведутся консультации по Украине, активизировались усилия по политическому урегулированию в Сирии, продолжается взаимодействие по ядерному досье Ирана, стороны придерживаются близких позиций по ядерной проблеме Корейского полуострова. Все это так, но говорить о стабилизации отношений более чем преждевременно.

Существующие риски перерастания конфронтации политической в военную по-прежнему нарастают, о новых «правилах игры» в двусторонних отношениях договориться пока не удается. Ненормальное состояние и негативная динамика отношений между Москвой и Вашингтоном становятся серьезной проблемой не только для наших двух стран, но и для международной системы в целом.

Возможна ли новая «перезагрузка»?

Отталкиваясь от известного афоризма Отто фон Бисмарка о том, что «политика есть искусство возможного», попробуем определить, что возможно и что невозможно в российско-американских отношениях на обозримую перспективу.

Судя по всему, сторонам будет весьма сложно добиться главного: восстановить доверие в отношениях друг с другом. Никакие встречи на высшем и высоком уровнях, никакие «вторые треки», никакие договоренности по частным — пусть и важным — вопросам не решают проблемы глубокой взаимной подозрительности, не снимают с повестки дня многочисленных взаимных претензий и обид. Доверие между Москвой и Вашингтоном подорвано основательно, и для его восстановления потребуется много времени, усилий, а главное — политической воли с обеих сторон.

У России и США отсутствует и вряд ли скоро возникнет единое видение основополагающих тенденций мирового развития, движущих сил этого развития, будущего мирового порядка, судьбы ведущих международных организаций, реформ международного права и т.д.

Между Кремлем и Белым домом — глубокое расхождение в понимании того, что является «законным», «справедливым», «этичным», «ответственным» в мировой политике. И в этом смысле можно констатировать «разрыв в ценностях» между российской и американской политическими элитами, что, в свою очередь, необязательно означает столь же глубокого разрыва в базовых ценностях между российским и американским обществами.

В силу отсутствия доверия и общего видения развития международных отношений в обозримой перспективе практически нереальным представляется сценарий повторной «перезагрузки» российско-американских отношений — независимо от того, кто придет в Белый дом в январе 2017 года и кто будет находиться в Кремле после выборов 2018 года.

«Перезагрузка» стала возможной при уникальном стечении исторических обстоятельств. И даже при этом она очень быстро исчерпала себя, не приведя к необратимому прорыву в отношениях, к переводу их в новое качество. Тот же Договор СНВ-3 при всем своем позитивном значении не выходит за рамки старой стратегической культуры периода холодной войны.

Что же тогда можно отнести к категории «возможного» в российско-американских отношениях?

Для ответа на этот вопрос стоит обратиться к тем сферам международных отношений, где роль России и США в обозримой перспективе будет оставаться значительной и где без их активного взаимодействия каждая из сторон будет сталкиваться с нарастающими проблемами.

Прежде всего, несмотря на различные представления о грядущем миропорядке, Россия и США не заинтересованы в обвальном разрушении миропорядка нынешнего. Обе державы остаются по преимуществу консервативными игроками, в целом ориентированными на удержание глобального статус-кво. В новом мировом порядке, какую бы форму он ни принял, роль Москвы и Вашингтона будет менее значимой, чем сейчас.

Очевидно также и то, что Россию и США объединяет и будет объединять общее желание избежать ядерного конфликта. При всем значении ядерных арсеналов третьих стран сегодня, как и в период холодной войны, существуют лишь две ядерные сверхдержавы. И такое положение сохранится на долгое время.

Российские и американские интересы совпадают и в том, что касается противодействия распространению ОМУ и борьбы с международным терроризмом. Не следует забывать, что усилия по разрешению ядерной проблемы Ирана и по ликвидации химического оружия в Сирии продолжались даже в самые острые моменты украинского кризиса. Конечно, отсутствие доверия будет ограничивать масштабы и глубину сотрудничества, но это сотрудничество неизбежно будет развиваться. Там и тогда, где и когда будут затрагиваться фундаментальные интересы национальной безопасности сторон.

С чего начинать?

Существует мнение, что прогресс в российско-американских отношениях возможен только после прихода к власти в США новой администрации, то есть не раньше января 2017 года. Фактически же с учетом времени, необходимого для формирования новой президентской команды, любые сколько-нибудь важные инициативы следует отложить до лета, а то и до осени следующего года.

Насколько оправдан такой выжидательный подход? Прежде всего не следует преувеличивать значение партийных разногласий во внешней политике США. Новая американская администрация может отличаться от своих предшественников по стилю, по тактическим решениям, но не по своему пониманию основополагающих национальных интересов. Перевернуть страницу и начать новую главу с «чистого листа» в отношениях между Москвой и Вашингтоном в любом случае не получится. Напротив, чем более существенный позитивный задел унаследует преемник действующего президента США, тем легче ему будет двигаться вперед.

Кроме того, стремительно меняющаяся международная обстановка делает любую паузу в российско-американском диалоге непозволительной роскошью. Исторический опыт показывает, что такие паузы лишь усугубляют кризисные ситуации в различных регионах мира, ведут к повышению рисков прямого военного столкновения России и США, к усилению позиций сторонников конфронтации в обеих странах.

Чтобы избежать худших сценариев в российско-американских отношениях, надо не выжидать «благоприятного» момента, который может и не представиться, а, не откладывая, начинать работать по конкретным направлениям.

Во-первых, необходимо восстанавливать разрушенные каналы российско-американского диалога. На разных уровнях и с разными участниками — от военных до парламентариев, от чиновников до представителей спецслужб. Диалог никогда не считался уступкой одной стороны другой и тем более одобрением политики другой стороны. Но отсутствие диалога неизбежно порождает недоверие, страхи, создает дополнительные риски.

Во-вторых, крайне важно приглушить враждебную риторику — прежде всего на официальном уровне. Ведь такая риторика влияет на общественное мнение, апеллирует к застарелым комплексам и темным инстинктам национального самосознания, приобретая собственную инерцию, которую будет все труднее остановить.

В-третьих, надо попытаться в максимальной степени оградить сохраняющиеся позитивные аспекты российско-американских отношений от негативного воздействия нынешнего кризиса. Это касается, например, двустороннего сотрудничества по проблемам Арктики, ряда приоритетных для обеих сторон научных проектов, университетских партнерств или взаимодействия по линии муниципалитетов. Конечно, полностью изолировать все эти аспекты от общего негативного политического фона вряд ли получится, но стремиться к этому нужно.

В-четвертых, высокий градус российско-американской конфронтации может быть понижен за счет участия обеих стран в работе многосторонних механизмов: ближневосточный «квартет», G-20, АТЭС, международные экономические и финансовые институты. Не случайно именно в многостороннем формате был достигнут прогресс в решении иранской ядерной проблемы, в многостороннем формате обсуждаются вопросы сирийского урегулирования, идут переговоры по ядерной проблеме КНДР и т.д. Такой формат позволяет сторонам демонстрировать большую гибкость, избегая при этом видимости односторонних уступок.

В-пятых, весьма актуальным, хотя и нелегким делом должно стать возрождение и развитие диалога по линии российского и американского гражданских обществ.

В-шестых, все более актуальной становится задача укрепления и развития русистики в США и американистики в России. Профессиональные сообщества в двух странах уже давно испытывают значительные финансовые трудности, а сегодня к ним добавляется еще и деформирующий политический контекст. Грань между экспертом и пропагандистом, между академической наукой и околонаучной публицистикой становится практически неразличимой. Снижение качества независимой экспертизы или малая востребованность такой экспертизы объективно уменьшают шансы на перевод российско-американского диалога в конструктивное русло.

Выход из текущего кризиса в российско-американских отношениях — перспектива не самого ближайшего времени. Ближайшей же задачей должно стать изменение динамики этого кризиса с негативной на позитивную. Это создаст необходимые предпосылки для постановки более амбициозных задач.

Игорь Иванов

Президент РСМД, министр иностранных дел России (1998-2004 гг.), профессор МГИМО МИД России, член-корреспондент РАН

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > russiancouncil.ru, 14 марта 2016 > № 1693136 Игорь Иванов

Полноформатные межсирийские переговоры возобновятся в Женеве 14 марта и продлятся десять дней. Накануне женевских встреч о том, какого результата по итогам переговоров ООН планирует добиться в этот раз, будет ли расширен список приглашенных участников дискуссий, насколько эффективно соблюдается режим прекращения боевых действий в Сирии и когда может состояться новая встреча Международной группы поддержки Сирии, в интервью РИА Новости рассказал спецпосланник ООН по Сирии Стаффан де Мистура.

— Господин де Мистура, вы не так давно объявили, что 14 марта является предварительной датой начала межсирийских переговоров. Можно ожидать новых отсрочек?

— Мы ожидаем, что делегации прибудут в Женеву в пятницу и в субботу. И вчера начались первые предварительные консультации с нашей делегацией из Нью-Йорка, которая нам помогает. Приготовления к переговорам начались, как и было запланировано, 9 марта. Остальные делегации будут прибывать в Женеву в пятницу, субботу, возможно, во вторник и так далее. Например, представители гражданского общества, скорее всего, приедут в среду. Группа сирийских оппозиционеров-женщин приедет в пятницу, и, скорее всего, у нас состоится в субботу встреча.

Такой подход к проведению консультаций очень полезен в том смысле, что непрямые переговоры дают большую гибкость организаторам и мне. Я планирую провести первые субстантивные и более глубокие дискуссии в понедельник, 14 марта. И начиная с этого момента вплоть до 24 марта проводить встречи с различными представителями сирийских сторон.

— С какой делегацией вы будете проводить первую субстантивную встречу в Женеве?

— Все будет зависеть от организации. Традиционно первая встреча проходит с делегацией правительства, что логично с точки зрения того, что ООН — международная организация и сирийское правительство является членом ООН.

— А где вы планируете проводить встречи с делегатами?

— Вы помните, раньше переговоры проходили так: одна большая комната, флаги, церемония открытия, иногда делегаты в сердцах покидали переговорную комнату, на чем встреча и заканчивалась.

Сейчас мы стараемся создать новый подход, который основывается на непрямом принципе дискуссий. Это означает, что я могу встречаться с переговорщиками во Дворце Наций, что является моим предпочтительным выбором. Но так же, как я делал и ранее, отправляться на встречи с некоторыми группами в их отели или другие места. Самое важное это то, что я с ними встречаюсь. Хотя, конечно, во Дворце Наций — более официально. Все будет зависеть от обстоятельств: гибкость — девиз нашей деятельности.

Самое важное это, во-первых, результат. Во-вторых, инклюзивность.

— Если говорить о результатах, каким вы ожидаете итог нынешнего раунда переговоров? Готовятся ли к подписанию какие-то документы?

— Документы важны, но на практике часто бывает, что записанные принципы не исполняются, если за ними не стоит подлинное согласие. На повестке дня стоят три вопроса, которые были определены Советом Безопасности ООН и резолюцией №2254, которую приняла и Россия. Первый вопрос — инклюзивное новое правительство. Второй — новая конституция, и третий — новые выборы, которые должны состояться через 18 месяцев с начала переговоров, то есть с 14 числа текущего месяца. Выборы, как президентские, так и парламентские, под наблюдением ООН.

Я надеюсь, что в течение первого этапа переговоров мы достигнем прогресса относительно, по крайней мере, первого вопроса, неважно, будет он на бумаге или нет.

— И потом этот прогресс будет представлен Международной группе поддержки Сирии?

— Любой прогресс, которого мы достигнем, точно так же, как и трудности, с которыми столкнемся, а они точно будут, поскольку позиции сторон пока еще слишком далеки. В любом случае все эти вопросы должны быть представлены Международной группе поддержки Сирии. Если ее не будет достаточно, хотя я надеюсь, что будет, следующий уровень рассмотрения — Совет Безопасности.

— А когда может состояться новая встреча Международной группы поддержки Сирии?

— Как вы знаете, в МГПС сопредседательствуют РФ и США. Я думаю, что это одно из новых больших изменений. Они созывают встречи по крайней мере раз в месяц или если есть определенная причина для этого. Я ожидаю, что следующая встреча пройдет в конце марта или начале апреля в свете того, что мы достигнем и того прогресса, который, я надеюсь, будет продолжаться и в плане режима перемирия.

— Россия ранее заявляла, что офис спецпосланника не спешит с приглашением курдов на переговоры. Сейчас появляется все больше групп, которые хотят принимать участие в переговорах. Вы планируете к следующему раунду расширить список оппозиционеров, которые участвуют в мирных переговорах, и пригласить новые лица?

— Наш подход заключается в том, что последняя встреча была прервана, отложена, но не отменена. Отложена, как будто участники разошлись на ужин или уехали на каникулы, хотя причина была не в этом. С тех пор ничего не изменилось, поэтому мы не направляем новые приглашения, мы просто говорим тем, кто участвовал ранее, вернуться, потому что отсрочка закончилась.

При этом я прекрасно осведомлен о важности, равно как и о требовании со стороны СБ ООН ко мне, обеспечить насколько возможно инклюзивность и участие всех сирийцев, кто может внести вклад в будущее Сирии.

— То есть вы не будете расширять список участников?

— Я этого не сказал. Я сказал — инклюзивность.

— Как вы оцениваете работу РФ и США в целевой группе по прекращению огня?

— Я считаю, что соглашение, достигнутое в Мюнхене благодаря инициативе РФ и США, было чрезвычайно важным. Они сделали возможным продвижение в двух областях — в гуманитарном доступе, а мы смогли помочь 235 тысячам людей и планируем доставлять помощь еще большему количеству, несмотря на то что по-прежнему есть сложности. По-прежнему есть Дерайя и Дейр-эз-Зор, но был достигнут и существенный прогресс. В прошлом году эта цифра была ноль.

Второй аспект — прекращение насилия, который привел к заметному изменению жизни многих сирийцев. Проблемы сохраняются, по-прежнему есть нарушения, и мы до сих пор озабочены сохранением режима перемирия.

Эти задачи контролируются и поддерживаются двумя целевыми группами, которые были созданы после встречи в Мюнхене. Решение было очень полезным, и я благодарен обеим странам, которые придали импульс созданию этих групп. Потому что такой формат очень помогает моей миссии.

США. Сирия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 11 марта 2016 > № 1682131 Стаффан де Мистура

Непрямые межсирийские переговоры возобновляются 14 марта в Женеве. О том, смогут ли они увенчаться успехом в этот раз, что Москва ждет от участников женевских встреч, будут ли на них приглашены сирийские курды и как прекратить поток сирийских беженцев в Европу, в интервью РИА Новости рассказал постоянный представитель РФ при отделении ООН и других международных организациях в Женеве Алексей Бородавкин.

— Алексей Николаевич, что Москва ждет от предстоящего раунда межсирийских переговоров, которые должны начаться 14 марта в Женеве?

— Возобновление непрямых межсирийских переговоров происходит в целом на благоприятном фоне. Во-первых, нам и американцам удалось договориться и ввести в действие режим прекращения боевых действий в Сирии. Это без преувеличения очень большое достижение. Важно, что этот режим в целом соблюдается.

Конечно, происходят нарушения, и мы ожидали, что они будут. Но подчеркну, что в целом режим соблюдается. Отрадно, что к нему присоединяются все больше оппозиционных вооруженных формирований, которые выражают готовность сражаться с террористами из ИГ, "Джабхат ан-Нусры" и других джихадистских группировок и предлагают объединить усилия с сирийскими вооруженными силами и российскими ВКС.

Другой позитивный фактор состоит в том, что, благодаря конструктивности сирийского правительства, удалось кардинально нарастить поставки гуманитарной помощи нуждающимся сирийцам по всей стране. Прежде всего в осажденные населенные пункты, где жители испытывали большие трудности с получением гуманитарной помощи.

Дамаск оперативно предоставляет ООН разрешения для прохождения гуманитарных конвоев, что позволяет ооновским гуманитарным агентствам эффективно работать в Сирии.

Благодаря функционированию режима прекращения боевых действий, российская сторона также смогла активизировать поставки гуманитарной помощи нуждающемуся сирийскому населению по двусторонним каналам, и эти поставки будут продолжаться.

Что касается самих переговоров, то мы продолжаем настаивать на том, чтобы сирийская оппозиция была на них широко представлена. Это и те оппозиционеры, которые собирались на конференциях в Москве и Каире, и группа, которая консолидировалась в ходе конференции в Эр-Рияде. К этому надо добавить еще представителей внутренней оппозиции, которые находятся в Дамаске. Они, кстати, приглашены и приедут на переговоры в Женеве.

Проблемным остается вопрос об участии в диалоге сирийских курдов. Мы знаем, что некоторые региональные державы активно противодействуют этому. Однако курды — это граждане Сирии, и они имеют право участвовать в определении судьбы своей страны.

Кроме того, сама повестка дня межсирийских переговоров требует, чтобы курды участвовали в них. Ведь без участия сирийских курдов невозможно решить ни один вопрос, связанный с сирийским урегулированием, будь то активизация борьбы против ИГ и "Джабхат ан-Нусры", формирование правительства национального единства, новая конституция или проведение выборов. Поэтому мы настойчиво требуем от ООН пригласить их на переговоры.

— Москва уже критиковала офис спецпосланника ООН по Сирии за не слишком активную работу по этому вопросу. Может быть, необходимо отдельное заявление МГПС по участию курдов?

— Россия и ряд стран-участниц МГПС полагают, что сирийские курды должны принимать участие в переговорах. Это наша принципиальная позиция. И мы ее доносим и до спецпосланника генсекретаря ООН по Сирии Стаффана де Мистуры, до тех государств, которые возражают против участия в политпроцессе сирийских курдов. И мы рассчитываем на то, что здравый смысл и логика переговоров заставят офис спецпосланника принять правильное решение и курды будут представлены на диалоге.

— Россия на прошлой неделе передала в офис спецпосланника список населенных пунктов в Сирии, куда в первую очередь необходимо обеспечить доставку гуманитарной помощи. Советник спецпосланника Ян Эгеланд заявил, что его приняли ко вниманию. Можно ли в этой связи ожидать каких-то действий со стороны ООН?

— У нас действительно есть список таких населенных пунктов. Во-первых, это осажденные боевиками Фуа и Кефрия. Мы считаем, что гуманитарные агентства ООН должны на регулярной основе доставлять туда гуманитарную помощь. На заседании гуманитарной целевой группы, которое состоялось 9 марта, руководством гуманитарных агентств нам было дано твердое обещание, что в ближайшие дни туда пойдут гуманитарные конвои.

Кроме того, проконсультировавшись с Дамаском, мы передали ООН список населенных пунктов, которые тоже нуждаются в гуманитарной помощи. И это не только осажденные города. Вопрос стоит гораздо шире. Ведь, по разным оценкам, сейчас в Сирии находятся свыше семи миллионов внутренне перемещенных лиц и все они нуждаются в помощи.

При этом нас удивляет позиция Европейского союза, который, несмотря на введение режима прекращения боевых действий в Сирии, на сотрудничество Дамаска по доставке гуманитарной помощи, продолжает сохранять нелегитимные экономические санкции против Сирии, которые в первую очередь бьют по сирийскому населению и, в частности, по внутренне перемещенным лицам.

Брюсселю надо задуматься — ведь сирийские внутренне перемещенные лица могут составить новую волну нелегальных мигрантов в Европу. В ЕС должны, наконец, понять, что лучшая помощь сирийцам — это отмена санкций. А лучший способ позаботиться о том, чтобы миллионы сирийских ВПЛ не двинулись в Европу, — обеспечить им нормальные условия жизни в Сирии.

— А как вы можете оценить работу целевой группы по соблюдению режима прекращения боевых действий в Сирии с учетом того, что сообщения о нарушениях поступают практически каждый день?

— Мы удовлетворены тем, что в целом режим прекращения боевых действий соблюдается. После пяти лет вооруженного конфликта, при том что на сирийской территории действуют многочисленные террористические банды, ожидать, что в одночасье начнется замирение, наверное, было бы наивно. Но, повторю, в целом режим прекращения боевых действий соблюдается. И к нему присоединяется все больше оппозиционных группировок.

У нас наладилось хорошее сотрудничество в рамках целевой группы по прекращению боевых действий как с американцами, так и с другими участниками МГПО, которые имеют влияние на земле. Каждый инцидент, информация о котором приходит в операционный центр ООН по мониторингу замирения, в Женеве внимательно рассматривается российскими и американскими представителями (Россия и США — сопредседатели целевой группы — ред.). И если требуется вмешательство для урегулирования ситуации, сторонами предпринимаются соответствующие действия.

Причем работа идет в сугубо практическом плане. Прямой контакт между российскими и американскими военными поддерживается в ежедневном режиме.

— Ряд представителей европейских стран говорят о случаях преднамеренных нарушений перемирия, нацеленных на срыв режима прекращения боевых действий? Разбираются ли такие случаи на заседании целевой группы?

— Понятно, что режим прекращения боевых действий пока еще хрупок. Поэтому важно действовать осторожно и не пытаться излишне акцентировать происходящие нарушения. Тем более что ими, к сожалению, грешат не только противоборствующие в Сирии стороны, но и Турция, которая обстреливает территорию Сирии.

Мы хорошо понимаем, что есть силы, в том числе террористические группировки, которые всеми силами пытаются сорвать режим прекращения боевых действий, повернуть вспять начавшийся процесс замирения и политического урегулирования в Сирии. Поэтому российские и американские дипломаты и военные в Женеве работают совместно, чтобы не допустить такого сценария.

— И все же, какой итог Москва ждет от нынешнего раунда межсирийских переговоров в Женеве?

— Мы рассчитываем, что в ходе нынешнего, возобновленного, раунда начнется выполнение дорожной карты политического урегулирования в Сирии, которая прописана в резолюции СБ ООН 2254.

США. Евросоюз. Ближний Восток. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 11 марта 2016 > № 1682098 Алексей Бородавкин

В последнее время общественность обратила внимание на ряд историй, связанных с россиянами, укрывающимися от правосудия за рубежом. В их числе отказ Интерпола объявлять в розыск Михаила Ходорковского; обнаружение в Италии подозреваемого в крупном хищении экс-главы Росграницы Дмитря Безделова, по которому решение о выдаче вроде бы принято, но пока не осуществлено; затянувшаяся на годы выдача бывшего министра финансов Московской области Алексея Кузнецова, обвиняемого в мошенничестве и растрате 10 миллиардов бюджетных рублей, и другие.

На этом фоне может сложиться впечатление, что правоохранители соседних государств игнорируют усилия российских коллег по розыску и экстрадиции преступников. Так ли это? О том, как обстоит дело с международным полицейским сотрудничеством и есть ли сложности на этом направлении, РИА Новости рассказал статс-секретарь — заместитель министра внутренних дел РФ Игорь Зубов.

— Игорь Николаевич, сегодня в России главным организатором и исполнителем розыска преступников, в том числе международного, являются органы МВД, в структуру которых входит Национальное центральное бюро Интерпола. Как вы оцениваете позиции своего ведомства в международной правоохранительной системе?

— В своей работе МВД России опирается на все имеющиеся в мире международные полицейские институты. Позиция нашего ведомства в этом вопросе активна и наступательна. Стараемся максимально использовать возможности партнеров и самим быть полезными им.

Здесь, разумеется, и Интерпол присутствует, в котором есть крепкие позиции. В 2014 году начальник НЦБ Интерпола генерал-майор полиции Александр Прокопчук избран членом исполнительного комитета всего Интерпола. И это большое достижение России, своего рода знак уважения со стороны международного полицейского сообщества.

С Европолом налаживаем взаимодействие, хотя пока не являемся его полноценным членом. В общем, не стоим на месте, постоянно находимся в поиске новых форм сотрудничества и практического взаимодействия.

— Тогда почему по наиболее громким делам мы получаем от Интерпола отказы в выдаче разыскиваемых российскими правоохранительными органами преступников?

— Это не совсем так. Работу по линии Интерпола в целом можно оценить положительно. Что же касается случаев невыдачи России разыскиваемых преступников, то они действительно имеют место. Это бывает либо вследствие воздействия так называемых двойных стандартов, когда на ситуацию влияют не уголовно-правовые, а политические факторы, либо в результате недостатков в работе органов следствия и прокуратуры, не сумевших убедительно аргументировать основания для ареста и выдачи разыскиваемых. Над устранением последних и МВД, и другие правоохранительные органы работают. И, надеюсь, будут получены позитивные результаты.

В любом случае решение о выдаче принимают суды тех стран, где были обнаружены преступники, в соответствии с их национальным законодательством. При этом вопросы экстрадиции в России решают органы прокуратуры. Полиция организует и непосредственно осуществляет розыск. Задачей Интерпола, как международной полицейской организации, является обеспечение этого процесса, прежде всего в информационном плане.

— Если России не выдают объявленного ею в международный розыск преступника, является ли это какой-то чрезвычайной ситуацией, требующей особого реагирования?

— Очевидно, что в последнее время отношения между Западом и Россией обострились, причем не по инициативе нашей страны. Это проявляется в самых разных областях, в том числе и в правоохранительной сфере.

Мне помнится, как один из наших журналистов оценил очередной факт отказа в выдаче России разыскиваемого преступника так: "Европа дополнила антироссийские санкции ограничением процедур выдачи преступников". В этих словах есть доля истины. Однако будет справедливым заметить, что подобные факты, как правило, имеют место при розыске лиц, обвиняемых в совершении крупных экономических преступлений. Средства, добытые в результате совершения таких преступлений, выводятся за рубеж, легально размещаются и работают в третьих странах. И некоторые из этих стран, к сожалению, не всегда готовы отказаться от такой "экономической подпитки". О политической составляющей вопроса я уже говорил.

Является ли отказ в выдаче чрезвычайной ситуацией? Я думаю, будет правильным сказать: является обстоятельством, требующим глубокого анализа причин такого решения. Уверен, что не всегда эти причины лежат в плоскости предвзятой позиции иностранных судов. Полагаю, что наши правоохранительные органы должны занимать в вопросах экстрадиции более наступательные позиции, в том числе непосредственно участвовать в соответствующих судебных заседаниях, что обеспечит их объективность и состязательность.

Сегодня это далеко не всегда так. Разыскиваемый преступник, подлежащий экстрадиции, представлен в зарубежном суде адвокатами, дает личные показания, заявляет ходатайства и даже предоставляет какие-то "доказательства" своей "невиновности". При этом иностранный суд не связан требованием обязательного присутствия представителя страны-инициатора розыска, не имеет в своем распоряжении уголовного дела. Но дает оценку полноты и объективности российского следствия, то есть, по сути, принимает решение о виновности или невиновности конкретного обвиняемого. Неудивительно, что они нередко далеки от обоснованности, логичности и справедливости. Здесь есть, над чем подумать.

— А позитивные примеры есть?

— Конечно, и их много. Из последних, получивших широкий общественный резонанс, выдача России Камбоджей разыскиваемого по обвинению в крупных мошенничествах и хищении предпринимателя Сергея Полонского в 2015 году. Или уже в 2016 году, 1 марта, литовский апелляционный суд отказал российскому гражданину Леониду Паршукову (известному в криминальных кругах как Леня Питерский), разыскиваемому за совершение двойного убийства, в просьбе не выдавать его России.

— Пример с Полонским не опровергает ваше же утверждение о разнице в подходах к выдаче России разыскиваемых за совершение уголовных и экономических преступлений?

— Я бы не говорил о разнице в подходах. Есть некий набор проблем, в числе которых объективные и субъективные сложности с выдачей обвиняемых, разыскиваемых за совершение экономических преступлений. При этом проявляются эти проблемы в разных странах по-разному. Например, Великобританией за последние десять лет России не выдано ни одного преступника. В настоящее время в этой стране укрывается 69 обвиняемых, все по экономическим составам. Здесь проблема долгая и перспективы ее разрешения туманны.

Другой пример — Австрия, с которой у нас реально хорошие рабочие контакты и даже имеется представительство МВД России. Недавно там возникли трудности с выдачей конкретного подозреваемого в совершении серийных убийств. Внешне это выглядит вопиюще несправедливым, но реально — есть правовые коллизии, над устранением которых российская сторона сейчас работает. И надеюсь, успех будет.

— С какими еще странами возникают проблемы в международном сотрудничестве и почему?

— Есть сложности во взаимопонимании с США. Не секрет, что они объявили себя мировым лидером и претендуют на некие исключительные права, в том числе в области борьбы с преступностью. При этом некоторые официальные органы этой страны почему-то считают, что ее внутреннее законодательство может распространяться на суверенные территории других государств. Это никак не соотносится с международным правом, но некоторые его субъекты, что называется, прогибаются, идут на поводу.

США, как и любое другое государство, конечно же, имеют полное право объявить в розыск любого человека, совершившего преступление на их территории, и осуществлять соответствующие поисковые мероприятия, в том числе за рубежом. Однако это работа должна проводиться строго в рамках международного права, не предвзято и с учетом всех обстоятельств каждого конкретного дела.

К сожалению, наши американские партнеры применительно к российским гражданам, разыскиваемым правоохранительными органами США, пока придерживаются тактики максимальной изоляции в этом процессе российской правоохранительной системы.

Например, ими направляются соответствующие запросы напрямую в страну возможного нахождения разыскиваемых, минуя каналы Интерпола. Используются лоббистские возможности США для сокрытия от российского сегмента Интерпола сведений об интересующих их лицах. Вряд ли такую позицию можно назвать конструктивной, но мы, все российские компетентные органы, работаем над ее преодолением.

— Можете назвать конкретные примеры такого рода?

— Могу назвать только наиболее громкие из них: это арест Виктора Бута в Таиланде в 2008 году с последующей экстрадицией в США, где он был осужден на 25 лет тюремного заключения. Или арест Романа Селезнева в аэропорту Мале Мальдивской Республики в июле 2014 года по обвинению в кибершпионаже. В тот же день он был вывезен на территорию США.

— Какие еще форматы международного сотрудничества вы считаете перспективными?

— Как я уже говорил, мы используем все возможные площадки. Хорошие перспективы развития вижу у института представителей МВД России за рубежом.

С учетом наличия у многих россиян зарубежной собственности, многочисленных диаспор выходцев из России, а также устойчивой приверженности наших сограждан к путешествиям, наши представители при посольствах России в иностранных государствах весьма востребованы. Прежде всего потому, что способны быстро и эффективно разрешать возникающие проблемы.

Кстати, в полиции очень развита корпоративность, в том числе на уровне международного общения. Преступность интернациональна, а методы борьбы с ней схожи и понятны профессионалам. Мы достаточно легко понимаем друг друга. Это помогает. Разумеется, на основах взаимности. Поэтому мы также открыты для общения с представителями зарубежных полиций (полицейскими атташе), аккредитованных в России.

— Помимо МВД, вы представляете правительство РФ в Совете государств Балтийского моря по борьбе с организованной преступностью. Что это за структура, какова ее роль в международном правоохранительном сотрудничестве?

— Совет государств Балтийского моря — это международная организация, учрежденная в марте 1992 года на конференции министров иностранных дел стран Балтии. В нее входят Германия, Дания, Литва, Норвегия, Польша, Россия, Финляндия, Швеция, Эстония.

По решению Совета в апреле 2000 года была образована группа личных представителей премьер-министров по борьбе с организованной преступностью. Ее функцией стало коллегиальное обсуждение взаимно интересующих вопросов и принятие решений на основе консенсуса. Я в группе представляю председателя правительства РФ Дмитрия Анатольевича Медведева. Причем 2015-2016 годы — это годы председательства России в группе.

Для обеспечения работы группы созданы специальные экспертные органы, в которые вошли компетентные специалисты всех стран: полиции, таможни, наркоконтроля, пограничной службы, госбезопасности. По оценке правительства РФ, группа особенно позитивно зарекомендовала себя в области приграничного сотрудничества, имеющего конкретные практические формы воплощения.

Такой формат позволяет оперативно выявлять актуальные проблемы и быстро реагировать на них. Сформировалась атмосфера непредвзятого обмена мнениями по самым острым и деликатным вопросам, затрагивающим интересы сторон. Это способствует лучшему пониманию друг друга и рабочему взаимодействию. Потом, при принятии решений, наши сотрудники уже могут действовать на основе взаимного доверия.

Итоги первого года председательства России главы делегаций оценили позитивно, приняв, хоть и не без жарких дискуссий, нашу позицию по вопросам совместной борьбы с оргпреступностью. Согласились, что проблему необходимо рассматривать в контексте общего обострения криминальной ситуации в мире, в том числе усиления угрозы терроризма и экстремизма.

Я оцениваю это как несомненный успех России, который надо укреплять и развивать в будущем.

— Что конкретно было предметом спора и дискуссий?

— В частности, проблема беженцев. Наши коллеги не были изначально настроены на ее обсуждение в контексте вопросов эволюции организованной преступности. Мы, высказывая уважение к гуманитарным устремлениям европейских стран, которые искренне желают помочь беженцам из горячих точек, на конкретных примерах показывали, как международные террористические организации и наркосиндикаты используют ситуацию в своих целях.

Причем мы делали это еще задолго до начала острой фазы "кризиса беженцев", обращая внимание на необходимость усиления пограничного контроля, наличие признаков организованности и стимуляции миграционных потоков. И в конечном итоге сегодня наши европейские партнеры реализуют модели, о которых российская сторона неоднократно говорила на этих встречах.

Они убедились, что мы ведем себя искренне, не политизированно, подчеркивая только общность интересов всех европейских стран в сфере безопасности, борьбы с организованной преступностью и терроризмом.

— Насколько известно, финские и норвежские участники группы поднимали вопрос ограничения притока мигрантов на свою сторону через российскую границу. В частности, предлагали запретить пересечение границы на велосипедах. Какова была наша позиция по этому вопросу?

— Мы с пониманием выслушали аргументы наших партнеров и, как мне представляется, убедительно доказали отсутствие каких-либо оснований для претензий к России. Иностранные граждане (их, кстати, относительно немного), желающие выехать с российской территории в Финляндию и Норвегию, в том числе и на велосипедах, прибыли к нам легально. Они имеют все необходимые документы и, как правило, деньги, необходимые для проживания и перемещения.

Мы все европейские хартии подписали. Произвольно ограничивать свободу передвижения иностранных граждан по территории России, будь они сирийцы, афганцы или уроженцы других стран, у нас права нет. Это общемировая практика. При этом любой законно въехавший в Россию иностранный гражданин может выехать от нас в том направлении, которое для себя избирает, если, конечно, другая страна его принимает, не препятствует въезду.

Что касается велосипедов, так наши же партнеры сами в свое время, для развития приграничного туризма, предложили совместно разрешить пересекать границу на велосипедах. Если ситуация изменилась, давайте запретим, но также совместно, в установленном порядке! Все можно решить, если действовать правильно, без эмоций.

— И что будет дальше?

— Будем вместе работать и добиваться позитивных результатов. Сегодня все понимают, что эффективное противодействие организованной преступности и терроризму во всех их проявлениях возможно только на основе широкого международного сотрудничества. Для МВД России это приоритетное направление, которое находится на личном контроле министра внутренних дел Владимира Колокольцева.

Справочная информация

В 2015 году МВД России в рамках международного сотрудничества сопровождало порядка 24 тысяч уголовных дел. По запросам ведомства за рубежом было задержано 116 лиц, скрывшихся от российских правоохранительных органов.

Сотрудниками российского Национального центрального бюро Интерпола проведено 55 экстрадиций и депортаций, в том числе впервые проведена депортация из Сьерра-Леоне россиянина, обвиняемого в совершении мошенничества в особо крупных размерах и невыплате зарплаты работникам.

Сотрудники российской полиции только по линии Интерпола приняли участие в 10 международных полицейских операциях.

МВД России участвует в международных полицейских миссиях ООН и ОБСЕ, в том числе в Гаити, Конго, Либерии, Южном Судане и Косово.

В целом по линии борьбы с международной преступностью налажено взаимодействие со 169 странами, имеется 87 двусторонних соглашений с полициями других государств, создано 16 представительств МВД России при посольствах Российской Федерации. Учебные заведения МВД России, считающиеся одними из лучших в мире, готовят на постоянной основе кадры для правоохранительных органов СНГ, Африки, Азии и Латинской Америки — ежегодно это около двух тысяч человек.

США. Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 10 марта 2016 > № 1681180 Игорь Зубов

Хроники финтеха — 4

Антон Арнаутов, главный редактор ИА «Банкир.Ру»

Обзор публикаций о финансово-технологических инновациях 29 февраля – 8 марта 2016 года. Новости, видео, инфографика.

Конфликт между властями США и Apple зашел в тупик. ФБР требует, чтобы Apple помогла расследованию, разлочив телефон подозреваемого в тяжком преступлении. Но даже Верховный Суд не в состоянии заставить компанию сделать это (вот, ведь , нравы!). Президент Microsoft высказался в том духе, что срочно нужно принять законодательство, четко определяющее, чего именно власти вправе требовать от цифровых компаний.

Комиссия Гонконга по ценным бумагам (Hong Kong's Securities and Futures Commission) создает «точку контакта с финтехом» - новый канал для общения с инноваторами в этой области. А совсем недавно правительство Гонконга пообещало проинвестировать создание площадки для поддержки 150 новых технологических компаний, работающих в области финтеха.

В Израиле создан финтех хаб The Floor (Тель-Авив). Хаб финансируется китайско-израильским венчурным фондом Group. Финтех хаб создан по образцу лондонского Level 39 в целях поддержки израильской экосистемы финтеха, в которой уже насчитывается порядка 430 стартапов (а у нас – около 100 штук). Помимо физической локации в центре Тель-Авива, хаб создаст сеть из 25 экспертов-менторов при поддержке четырех стратегических партнеров проекта: HSBC, Intesa Sanpaolo, RBS и Santander.

За определенную плату в хаб смогут попасть стартапы в следующих областях: цифровой банкинг, блокчейн, и комплаенс. Также за плату к хабу смогут получить доступ банки венчурные капиталисты и вендоры.

Одна из самоуправляемых машин Google наконец-то спровоцировала аварию и наехала на городской автобус. Никто из пассажиров не пострадал, но общественность взволнована.

Основатель Facebook Марк Цукерберг считает, что технология виртуальной реальности, которую он считает «следующей основной платформой коммуникаций», еще далека от выхода на массовый рынок. Марк считает, что это произойдет лет через десять.

MasterCard вместе с нью-йоркской школой дизайна пригласил студентов в области моды и дизайна попробовать свои силы в разработке нового видения платежей. Однодневный хакатон с участием с участием студентов прошел 5 марта в Нью-Йорке. Три команды студентов должны были представить концепции встраивания платежей в различные продукты.

Феномен бурного роста маркетплейсов онлайн-кредитования, возможно, объясняется просто. Развивая такое «гибридное» кредитование через маркетплейсы банки, находящиеся под давлением Базеля 3 и 4, стремятся улучшить свои балансы. Принцип «гибридного» кредитования может оказаться привлекательным для всех секторов, попавших под сильное давление регуляторов – от кредитования МСБ до недвижимости.

Совет по финансовой стабильности пытается оценить потенциальные системные риски, возникающие в результате развития инноваций в финтехе. Возможно, это означает, что регуляторным преимуществам, которыми наслаждался сектор финтеха, приходит конец. В совем письме к министрам финансов и руководителям центробанков «большой двадцатки» Марк Карни (Mark Carney), руководитель Совета, предупреждает, что регуляторная реальность должна быть изменена, чтобы встретить новые риски, создаваемые растущим числом стартапов, стремящихся «разорвать» финансовый сектор.

Министерство обороны США впервые объявило о проекте «Взломай Пентагон», в ходе которого внешним хакерам предлагается протестировать безопасность государственных и публичных сайтов. Победителей ожидают денежные призы.

Автопроизводитель «Хонда» объединяет усилия с Visa, чтобы продемонстрировать, как автомобиль может быть превращен в «средство платежа». Платежные приложения встроены в аудиосистему автомобиля, показ которого состоялся на Mobile World Congress -2016

По данным исследования International Securities Association for Institutional Trade Communication (ISITC) 62% компаний в мире считают инвестиции в новые технологии своим основным фокусом в 2016–2017 г.г. Наиболее популярными областями таких технологий являются блокчейн и кибер-безопасность. В кибербезопасность собираются инвестировать 74% компаний (54% в 2015 г.), а в блокчейн – 55%.

Сингапурский банк United Overseas Bank инвестирует 10 миллионов долларов в израилискую краудфандинговую платформу OurCrowd, чтобы расширить финансирования МСБ в ЮВА.

Много инфографики по современному состоянию финтеха

Ulster Bank (Северная Ирландия) и KPMG открыли «самый большой в мире бесплатный бизнес-акселератор», чтобы это не значило. Акселератор Hatchery расположился в Белфасте в Северной Ирландии. В него будет приглашено до 80 стартапов, которые в течение шести месяцев будут проходить курс акселерации, наиболее успешным из них будет предложено остаться еще на год. В проекте также участвуют Royal Bank of Scotland (RBS) и NatWest.

За участниками проекта будут закреплены фасилитаторы, они получат бесплатный офис, доступ к инфраструктуре банка Ulster Bank, менторство от KPMG, регулярные воркшопы с топ-менеджерами банков-участников.

Создание акселератора в Глазго – это часть программы по созданию сети из тринадцати хабов в Великобритании к 2017 г., которые смогут предложить поддержку порядка семи тысячам предпринимателей в течение пяти лет.

Банк BBVA коллекционирует «цифровые банки». После того, как BBVA купил за 117 миллионов долларов необанк Simple, а также за 64 миллионов долларов долю в еще даже не стартовавшем британском онлайн банке Atom, банк объявил о покупке самого перспективного финского финтех стартапа Holvi. Holvi – это «легкий банк» предлагающий МСБ расчетный счет и карту MasterCard для бизнеса.

Регуляторы считают, что финансовому сектору слишком легко живется и планируют ужесточить требования к резервам, покрывающим риски от кибератак и фрода. Базельский комитет собирается ограничить возможность банков руководствоваться собственной моделью оценки рисков от фрода и навязать им более жесткие правила. Вперед – к Базелю-5!

В прошлом (2015) году китайские банки и национальная система UnionPay были фактически оттеснены от мобильных платежей провайдерами цифровых платежей Alipay и Tenpay. Китайский рынок мобильных и интернет- платежей вырос в 2015 г. на 40%. Как считает Forbes, китайские банки и платежная система UnionPay упустили комиссий за транзакции за год на сумму порядка 23 миллиардов долларов.

Международное исследование Nielsen показало, что Китай занимает первое место в мире по онлайн платежам. Так, 86% граждан Китая за последние шесть месяцев заплатили за онлайн покупки, используя системы цифровых платежей (в мире – 43%). 98% опрошенных подтвердили, что совершали покупки в онлайне. Большинство покупок при помощи смартфонов, как ни странно, - продукты питания (71%).

Министр обороны США Эштон Картер пригрозил ИГИЛу (террористическая организация, запрещенная в России) кибер-войной. Это первый раз, когда вашингтонские политики угрожают применить не танки, самолеты или ядерные заряды, а хакеров. Киберкоманда ВС США была создана в 2009 г. и сейчас активно участвует в поддержке операций американских военных в Сирии.

Банк Royal Bank of Scotland (Великоюбритания) собирается использовать в клиентском сервисе бота с искусственным интеллектом, которого зовут Луво (Luvo). Виртуальный помощник Луво в состоянии понимать вопросы, присылаемые по электронным каналам и за долю секунды находить ответ в обширных базах данных. Уже проведены двухмесячные испытания киберпомощника, в которых приняло участие 1200 сотрудников банка.

Банковская группа Lloyds сотрудничает с Google в области аналитики данных. Партнерство с Google позволит Lloyds использовать возможности платформы Big Data от Гугла в защищенном банковском аккаунте в облачном сервисе Google Cloud Platform.

Блокчейн

Объединение сорока крупнейших мировых банков по исследованию блокчейна R3 закончило большой тест технологии. В ходе теста было опробовано пять вариантов блокчейна для того, чтобы понять сильные и слабые места технологии.

HYPR и BitGo исследуют возможности применения биометрической аутентификации в блокчейне для защиты цифровых ценностей, идентичности и частных ключей.

Visa объявляет, что хочет нанять ведущего разработчика, который поможет создать «безопасную, масштабируемую сеть на блокчейне».

Большой материал про Ripple – платежную систему на технологии блокчейн. Ripple традиционно остается в тени общей блокчейн шумихи, но на деле выглядит как одна из самых больших «проверок концепции» технологии РР (распределенного реестра) вне экосистемы Биткоин. Опыт в платежах.

Korea Exchange (KRX) планирует запустить платформу на блокчейне, чтобы стимулировать внебиржевой рынок ценных бумаг. Платформа позволит продавцам и покупателям ценных бумаг вести торговлю без посредников.

Банк Standard Chartered (Сингапур) объявил, что работает вместе с Development Bank of Singapore (DBS) над применением технологии распределенного реестра (ака блокчейн) в торговом финансировании.

Bank of America не отстает и тоже заявляет о разработке блокчейна для торгового финансирования.

Новый доклад Deloitte утверждает, что Израиль превращается в мировой центр по инновациям в области технологий распределенного реестра (ака блокчейн). Сейчас в области блокчейна в Израиле работают 38 стартапов.

Для тех, кто окончательно запутался в потоках информации, связанной с технологией распределенного реестра (ака блокчейн) Крисс Скиннер предлагает три своих любимых инфографики на эту тему. Правда, ИМХО, эти картинки скорее демонстрируют всю безнадежную сложность проблемы, чем помогают в ней разобраться.

Вот и приплыли. Сеть Биткоин достигла пределов своей емкости, что вызывает задержки в транзакциях во всем мире, а то и не проведению транзакций. Среднее время подтверждения транзакции взлетело с 10 минут до 43 минут, пользователи теряют терпение, а магазины начинают отказываться от биткоинов.

США. Китай. Весь мир > Финансы, банки > bankir.ru, 9 марта 2016 > № 1678977 Антон Арнаутов

Путь Обамы

Фред Каплан

Президент в действии

Фред Каплан – колумнист журнала Slate, автор книги «Темная территория: Секретная история кибервойны» (Dark Territory: The Secret History of Cyber War).

Резюме Главный принцип Обамы: не рисковать войной с Россией ради Украины. Однажды он заметил: «Если бы я захотел вторгнуться в Канаду или Мексику, никто ничего не смог бы с этим сделать». То же самое можно сказать о Путине и Украине.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 1, 2016 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Через неделю после инаугурации, 28 января 2009 г., Барак Обама встретился с американскими генералами и адмиралами на их территории – в «танке», зале совещаний Объединенного комитета начальников штабов на втором этаже Пентагона. Один из участников встречи вспоминал, что новый президент был «удивительно уверен в себе – сдержан, спокоен, проявлял ко всем уважение и не пытался вести себя чересчур активно как верховный главнокомандующий». Обама прошел по комнате, поздоровался со всеми присутствующими, поблагодарил их и вооруженные силы в целом за службу и жертвенность, затем приступил к свободному обсуждению мировых вызовов, регион за регионом, кризис за кризисом. Он проявил себя «хозяином положения», отмечал участник встречи, владел информацией по каждому вопросу и, главное, продемонстрировал глубокий реализм, что стало сюрпризом для офицеров, которые настороженно относились к молодому неопытному демократу.

В какой-то момент Обама заметил, что он не тот человек, который едет по улице и ищет удобное место для парковки. Увидев свободное место, он попытается втиснуться туда, даже если для этого потребуется совершить сложные маневры. Смысл был очевиден: президенту достались плохие карты (две непопулярные войны, отдалившиеся союзники, глубочайшая рецессия за десятилетия), но он найдет способ действовать в сложившихся условиях.

Спустя семь лет многие офицеры и специалисты по обороне, в том числе те, кто восхищался Обамой вначале, считают, что в годы его президентства сложился совсем иной стиль управления. Они превозносят исторические достижения – соглашение по ядерной программе Ирана, налаживание отношений с Кубой, Транстихоокеанское партнерство, предотвращение (пока) новых терактов на американской территории, и признают, что Обама часто пытался выбрать лучший из плохих вариантов. Но слишком часто, говорят они, глава государства избегал активных действий, ожидая, пока изменится ситуация – по его собственной метафоре, кружа по кварталу в поисках удобного места для парковки.

Вот стандартная критика внешней политики Обамы: он избегает жестких решений, не приемлет использования военной силы, если это грозит американцам жертвами или может вызвать эскалацию конфликта, его слова часто не совпадают с поступками. «Он сурово предупреждает, а потом ничего не предпринимает. Это подрывает доверие к Америке», – говорит отставной четырехзвездный генерал.

Справедливо ли обвинение? И если оно в определенной степени обоснованно, насколько велика ответственность Обамы, а насколько подобное обусловлено сложностью проблем, с которыми президент столкнулся? Мог бы лидер другого типа лучше справиться с вызовами десятилетия, и если да, то как?

Приведенный ниже анализ ключевых кризисов и решений основан на моих беседах с десятками чиновников на протяжении всего президентства Обамы и интервью с 20 высшими офицерами (действующими и отставными).

Уроки Ливии

В декабре 2009 г. Обама прилетел в Осло, чтобы получить Нобелевскую премию мира. Награда была, мягко говоря, преждевременной, но в своей речи Обама изложил принципы внешней политики, которым надеялся следовать, – продуманная попытка преодолеть противоречия между идеализмом и реализмом. Это была смелая речь лауреата премии мира. «Слова о том, что применение силы иногда необходимо, нельзя считать проявлением цинизма; в них – признание исторических закономерностей, человеческого несовершенства и ограниченности разума», – сказал Обама. Государствам следует «соблюдать стандарты применения силы», а справедливый, устойчивый мир должен быть «основан на неотъемлемых правах и достоинстве всех людей». Однако «Америка не может действовать в одиночку», если речь не идет о жизненно важных национальных интересах, а возвышенная риторика о правах человека лишь поддерживает «деструктивный статус-кво». Взаимодействие с репрессивными режимами «не приносит такого удовлетворения, как чистое негодование», но «ни один репрессивный режим не может встать на новый путь, если перед ним не будет открыта дверь».

Бен Родс, заместитель советника Обамы по национальной безопасности, отвечающий за стратегические связи, отметил: «Когда меня просят резюмировать внешнюю политику Обамы, я советую внимательнее посмотреть эту речь». Другой бывший высокопоставленный сотрудник Белого дома назвал выступление «шаблоном, с которым Обама подходит к решению проблем», «рамками, в которых он оценивает мощь США». Следовал ли он шаблону, как на практике справлялся с противоречиями, которые признавал в теории, – и станет мерилом его президентства, с его собственной точки зрения.

Первые годы президентства Обамы были связаны с вызовами, доставшимися от администрации Буша, в первую очередь это война в Афганистане и Ираке. Однако в начале 2011 г. возникли новые проблемы – Ближний Восток охватила волна протестов против авторитарных лидеров. Режим Бен Али в Тунисе рухнул в январе, режим Мубарака в Египте – в начале февраля. К концу февраля противники ливийского диктатора Муаммара Каддафи взяли под контроль ряд городов, включая Бенгази, дни правителя, казалось, были сочтены. Но затем ситуация изменилась, и силы Каддафи начали теснить восставших.

Поскольку под угрозой оказались жизни десятков тысяч мирных жителей, администрации Обамы, поддержавшей повстанцев, пришлось делать сложный выбор. Члены Лиги арабских государств единогласно попросили США вмешаться. Союзники по НАТО были готовы поддержать повстанцев, резолюция Совета Безопасности ООН находилась в разработке. На заседании Совета национальной безопасности (NSC), созванном для обсуждения кризиса, госсекретарь Хиллари Клинтон, постпред в ООН Сьюзан Райс и некоторые другие члены Совета высказались за активные действия, ссылаясь на моральные императивы и перспективы действительно многосторонней коалиции. Однако, по словам нескольких участников заседания, представители Пентагона были против вмешательства, указывая, что у Соединенных Штатов нет жизненно важных интересов в Ливии, а в случае серьезного развития событий Вашингтон может быть втянут в конфликт на годы.

У президента было два варианта: действовать как лидер альянса или не участвовать вообще. Обама предложил поискать третий вариант, который возник, когда он анализировал проблему вслух. Вначале он сформулировал принципы, определяющие выбранный им курс: нога американского солдата не ступит на чужую территорию и военная сила не будет применена, если нет правовых оснований, достаточных шансов на успех и, наконец, адекватного распределения обязанностей с союзниками. США готовы предоставить свои уникальные возможности (включая высокоточное оружие и разведданные), но союзники, более заинтересованные в исходе конфликта, должны взять на себя защиту мирных жителей и восстановление порядка после операции.

В интервью журналу The New Yorker советник Обамы (его имя осталось неизвестным) назвал новый подход «лидерством с задних рядов», что стало поводом для насмешек. Но в данном контексте термин имеет смысл и соответствует представлению Обамы о роли и пределах военной силы, разнице между обычными и жизненно важными интересами, необходимости соизмерять инструменты силы с актуальностью интересов.

Первая фаза военной операции завершилась успешно. Американские авиаудары и разведданные в сочетании с поддержкой НАТО с воздуха и наземным наступлением повстанцев привели к поражению сил Каддафи и (хотя это не являлось целью кампании) к гибели самого ливийского лидера. Однако вторая фаза стала провалом: новое правительство так и не было полностью сформировано, конфликты между повстанцами переросли в гражданскую войну, а существовавшее социальное устройство страны рухнуло.

Проблема заключалась в том, что союзники по НАТО, пообещавшие возглавить фазу стабилизации в Ливии после Каддафи, не довели дело до конца, отчасти потому, что на этой стадии оказалось больше насилия, чем они ожидали. Восстановление (или по сути созидание) порядка потребовало бы военной интервенции и, возможно, серьезной наземной операции – для этого у европейцев не было ни возможностей, ни желания. Обама признал провал, отметив в выступлении на Генеральной Ассамблее ООН в сентябре 2015 г.: «Хотя мы помогли ливийскому народу положить конец правлению тирана, наша коалиция могла и должна была сделать больше, чтобы заполнить образовавшийся вакуум». Извлеченный урок давил на Обаму при решении вопроса о том, как действовать в аналогичном кризисе в Сирии.

Сирийская воронка

«Арабская весна» распространялась, и в Дамаске вспыхнули демонстрации против президента Башара Асада. В ответ Асад применил силу, сначала были убиты сотни, а потом тысячи протестующих. Постепенно повстанцы набрали вес, и в стране началась гражданская война. Поскольку США вмешались в ситуацию в Ливии в аналогичных обстоятельствах, возник вопрос: поступят ли они точно так же в случае с Сирией.

На заседании Совета национальной безопасности Обама сформулировал различия между двумя конфликтами. Военные действия в Ливии происходили в открытой пустыне, что облегчало нанесение точных ударов. В Сирии война идет в городах, где перемешаны повстанцы, солдаты и мирные жители. У ливийских повстанцев был шанс сформировать единое правительство, в Сирии такой возможности не было. В этот раз другие державы не призывали Вашингтон вмешаться. Наконец конфликт постепенно перерос в войну «по доверенности» между суннитами и шиитами, охватившую весь регион. У Соединенных Штатов не было ни интересов в этом конфликте, ни возможностей повлиять на его течение и исход. По словам нескольких участников заседаний, никто не высказал несогласия с этими пунктами.

Тем не менее администрация поддержала народные восстания того периода. В мае Обама выступил с нехарактерным для него энтузиазмом, сравнив происходящее с демократическими революциями прошлого. С особой тревогой он говорил о Сирии, требуя, чтобы Асад прекратил расстреливать собственный народ и допустил в страну правозащитников. В августе Обама вместе с лидерами Франции, Германии и Великобритании призвал Асада уйти в отставку. Сирийский лидер находится «на неправильной стороне истории», сказал Обама, «президенту Асаду пора уйти».

Подобная риторика была обусловлена двумя факторами. Во-первых, помощники Обамы, немногие из которых хотя бы чуть-чуть разбираются в ближневосточной политике, действительно думали, что режим Асада приближается к краху. Во-вторых, учитывая этот факт, они считали необходимым, чтобы администрация публично встала «на правильную сторону истории», к тому же союзники призывали Обаму продемонстрировать «лидерство».

Риторика не была пустой. Обама просил военных и руководителей спецслужб подготовить планы для ускорения развития событий. Летом 2012 г. директор ЦРУ Дэвид Петрэус предложил схему вооружения группы «умеренных» сирийских повстанцев. План, сформулированный Петрэусом вместе с саудовским принцем Бандаром бин Султаном и главами разведки нескольких других арабских стран, предполагал снабжение стрелковым оружием, в основном винтовками, небольшой, отобранной группы сирийской оппозиции. Петрэус не давал несбыточных обещаний, он открыто говорил, что эти повстанцы не смогут сразу свергнуть Асада, их задача – оказать «давление» на режим. Если вы сказали, что Асад должен уйти, говорил он президенту, вот как ЦРУ может помочь. План поддержали Клинтон, министр обороны Леон Панетта и Объединенный комитет начальников штабов. Но президент его отверг.

Обама не возражал против действий, он просил Петрэуса и Панетту предложить варианты. Но он был против действий ради действий, а план Петрэуса относился именно к этой категории. Кто эти повстанцы, спросил он. Могут ли США отличить хороших повстанцев от плохих? (Петрэус настаивал, что он может, но Обаму это не убедило.) Если повстанцы станут угрозой для режима, будет ли Иран, активно поддерживающий Асада, держаться в стороне или вмешается (что Обама считал более вероятным)?

На заседаниях NSC, вспоминают участники, Петрэус признавал, что повстанцам могут понадобиться годы, чтобы превратиться в серьезную угрозу для режима Асада. В то же время план ЦРУ может стать психологическим ударом для Асада, а у Вашингтона появится «интерес в игре» и инструмент влияния в долгосрочной перспективе. Этот аргумент не убедил Обаму: ему нужен был план с большими шансами на успех, и он не хотел получить интерес в игре, которая разыгрывалась в пучине религиозной гражданской войны. Пока Петрэус работал над планом, Обама попросил ЦРУ подготовить доклад о том, как часто в прошлом американское оружие помогало повстанцам свергнуть враждебные правительства. Ответ: не очень часто. Тема была закрыта.

Хотя решение основывалось на логике и исторических фактах, отказ от вмешательства в Сирии вызвал первую волну недовольства внешней политикой Обамы в целом – он не хочет применять силу, постоянно ищет аргументы, оправдывающие это нежелание, он делает смелые заявления, но не подкрепляет их поступками, поэтому все его обязательства – пустые слова.

Позже, когда самопровозглашенное «Исламское государство» (ИГИЛ, запрещено в России. – Ред.) захватило огромную территорию в Ираке и Сирии, критики Обамы стали утверждать, что, если бы президент одобрил план Петрэуса, ИГИЛ не получил бы такой поддержки. Это утверждение выглядит надуманным – хотя некоторые советники Обамы допускают, глядя назад, что, возможно, Петрэусу стоило дать шанс. В любом случае спустя два года Обама одобрил похожий план. Однако когда поддерживаемые американцами повстанцы начали одерживать победы и теснить Асада, стали оправдываться прогнозы Обамы: иранцы увеличили поддержку Асада и направили спецподразделение «Аль-Кудс» воевать с повстанцами. А российский президент Владимир Путин, опасаясь, что Москва теряет позиции за пределами бывшего советского пространства, направил танки, самолеты и ракеты для поддержки сирийской армии.

«Красная черта», бледный вид

Именно в Сирии внешняя политика Обамы столкнулась с самым суровым вызовом, а его инструменты разрешения кризисов – слова, логика, настойчивые вопросы и последовательное урегулирование проблемы – оказались неэффективными.

По меньшей мере пять раз за восемь месяцев, с августа 2012 г. по апрель 2013 г., Обама или представители его администрации публично предупреждали Асада, что применение химического оружия против повстанцев или протестующих будет означать пересечение «красной черты». Это будет означать «изменение правил игры с нашей точки зрения», отметил Обама. «Это повлечет огромные последствия», – сказал он в другой раз. Это «совершенно неприемлемо», и Асад будет «призван к ответственности». Несмотря на все эти заявления, как говорят помощники, президент никогда не требовал разработать план действий на случай, если Асад пересечет черту.

21 августа 2013 г. ракетными снарядами с зарином были обстреляны пригороды Дамаска, контролируемые повстанцами; по оценкам, погибли 1,5 тыс. человек. «Красная черта» пересечена. Обама быстро решил нанести ответный удар. Подготовлены планы, нацеленные в основном на уничтожение не химических хранилищ (поскольку взрывы могли привести к распространению отравляющих веществе), а складов боеприпасов и других объектов, предназначенных для применения химоружия. Режим Асада не являлся целью, однако некоторые сотрудники Белого дома думали или надеялись, что подрыв его власти станет побочным эффектом ударов.

Казалось, Обама настроен серьезно. Его помощники обзвонили конгрессменов и журналистов, чтобы убедиться, что те прочитали незасекреченный доклад спецслужб о причастности Асада к химическим атакам. Принятие резолюции ООН, одобряющей применение силы в Сирии, было маловероятно. Россия и, возможно, Китай воспользовались бы правом вето. Поэтому Обама призвал арабские страны и членов НАТО принять участие в нанесении ударов или хотя бы поддержать их. Поддержку выразили только Франция и Великобритания – но затем британский премьер Дэвид Кэмерон обратился за разрешением к парламенту, и тот проголосовал против.

31 августа заседание Совета национальной безопасности продолжалось более двух часов. Все согласились, что, хотя позиция Великобритании вызывает сожаление, это не должно повлиять на решение президента. Советник Белого дома Кэтрин Руммлер предложила заручиться резолюцией Конгресса, особенно учитывая отсутствие другой поддержки, при этом она отметила, что по закону президент имеет право отдать приказ о нанесении ударов по собственному решению. Заседание было прервано, все согласились, что нужно приступать к бомбардировкам. После этого Обама прогулялся по лужайке Белого дома с главой аппарата Денисом Макдоно, вернулся в комнату для совещаний и заявил, что вынесет вопрос на голосование Конгресса. Помощники говорят, что предложение Руммлер не изменило намерения Обамы, скорее оно отражает его отношение к применению силы вообще.

В любом случае все участники заседания были удивлены. Обама объяснил, что ему необходима институциональная поддержка для такого рискованного шага. Что если после авиаударов Асад пойдет на новые химические атаки? Если США продолжат бомбардировки, то окажутся втянутыми в гражданскую войну, а если ничего не предпримут, это будет еще хуже: они будут выглядеть слабее, а Асад сильнее. Некоторые сотрудники Белого дома считали авиаудары разовой акцией, но представители Пентагона предупреждали: если президент отдаст приказ о бомбардировках (которые они поддерживали), он должен быть готов к эскалации. Обама чувствовал, что они правы. Что бы он ни предпринял, его действия (или бездействие) вызовут критику и разобщенность; без предварительного голосования его поддержка, и так небольшая, только уменьшится. Перед заседанием некоторые помощники высказывали опасения, что, если Обама будет бомбить Сирию по собственному решению и миссия провалится, ему может грозить импичмент.

По мнению многих высокопоставленных сотрудников администрации, каждый аргумент Обамы в отдельности имел смысл в отличие от общей логики. Возможно, нанести авиаудары – это была плохая идея, но тогда Обаме не следовало устанавливать «красную черту», обосновывать бомбардировки для дипломатов, журналистов и конгрессменов, просить госсекретаря Джона Керри готовить почву для авиаударов (в мощной речи всего за несколько часов до того, как он изменил решение), а приняв новое решение, ему явно не нужно было выступать с телеобращением, в котором подробно говорилось о вероломстве Асада, перечислялись аспекты национальной безопасности, утверждалось, что у него есть правовые основания для нанесения авиаударов в одностороннем порядке, – а потом заявлять, что он выносит этот вопрос на рассмотрение Конгресса.

Один из участников NSC, испытавший облегчение, что удары не были нанесены, тем не менее заявил: «Мы заплатили свою цену за отступление. В регионе стали считать, что не могут полагаться на Обаму – он не нажмет на курок». Бывший высокопоставленный сотрудник Белого дома отметил: «Когда люди – серьезные люди – говорят, что Обама нерешительный и сомневающийся, они имеют в виду этот эпизод с Сирией».

Белый дом лоббировал принятие Конгрессом резолюции, разрешающей применить силу, но усилия оказались тщетными: многие республиканцы не хотели оказывать услугу Обаме, а немало демократов скептически относились к военным действиям. В итоге Россия пришла на помощь. На пресс-конференции 9 сентября Керри спросили, может ли Асад сделать что-нибудь, чтобы избежать авиаударов. «Конечно, он может передать все свое химическое оружие международному сообществу в течение следующей недели, безотлагательно», – ответил Керри и добавил: «Но он не собирается этого делать». К всеобщему удивлению, министр иностранных дел России Сергей Лавров заявил, что может этого добиться – и ему это удалось. Под давлением России Асад отдал практически все свое химическое оружие на уничтожение.

Обама и его помощники объявили о победе, подчеркнув, что дипломатическое решение оказалось более эффективным, чем военные атаки, но именно угроза ударов заставила Россию надавить на Асада. Первое утверждение скорее всего верно, второе – вряд ли. Еще до того как в ситуацию вмешалась Россия, было ясно, что Конгресс настроен голосовать против резолюции. Возможно, Путин не верил, что Обама окажется связан решением Конгресса, и все-таки найдет способ нанести авиаудары. Но более важно, что российские лидеры всегда старались держать оружие массового уничтожения – биологическое, химическое и ядерное – подальше от своих союзников, не потому, что не приемлют оружия, а потому, что не приемлют потери контроля. Москва сама была заинтересована в том, чтобы лишить непредсказуемого Асада опасного оружия, а поскольку «кризис красной черты» переключил внимание Обамы с режима Асада на химическое оружие, дипломатический маневр послужил ключевым интересам России – позволил сохранить единственную точку опоры Москвы на Ближнем Востоке.

Кризис с ИГИЛ

Фиаско с «красной чертой» стало нижней точкой во внешней политике администрации, но проблемы в Сирии не закончились. Менее чем через год после решения вопроса с химоружием ИГИЛ (которое Обама сравнил с университетской командой «Аль-Каиды») штурмом взяло Мосул, второй по величине город Ирака. Подготовленные американцами иракские солдаты бежали после первого же боя, а джихадисты двинулись к Рамади и Эль-Фаллудже и в какой-то момент подошли очень близко к Багдаду.

Джихадисты появились в Сирии и базировались в основном там же, но Обама сосредоточил свою стратегию против ИГИЛ на Ираке, поскольку именно там она могла дать результаты. США имели ресурсы, авиабазы и партнерские отношения с правительством этой страны, в Сирии всего этого не было, и Обама по-прежнему боялся увязнуть в религиозной гражданской войне. Даже в сентябре 2014 г., когда Обама понял, что Сирию нельзя игнорировать (там находился штаб операций ИГИЛ, к тому же он прекрасно знал, что сирийско-иракская граница фактически существует только на карте), он продолжал придерживаться стратегии, которую его помощники назвали «сначала Ирак». Американские авиаудары, которые уже давно наносились по силам ИГИЛ в Ираке, будут расширены на Сирию, но только по маршрутам, которые используют боевики ИГИЛ для передвижения между двумя странами. Обама также объявил о программе подготовки и вооружения «умеренных» сирийских повстанцев на базах в Саудовской Аравии, но подчеркнул, что процесс займет не один месяц. Очевидно, что Сирия находилась на заднем плане.

Через несколько дней после заявления Обамы боевики ИГИЛ окружили Кобани, преимущественно курдский город на сирийско-турецкой границе. Город не имел стратегического значения, но там явно готовилась массовая резня. Кроме того, ИГИЛ направил к городу тысячи джихадистов – таким образом, появилась легкая мишень, ни в Пентагоне, ни в администрации не могли игнорировать этот факт. Обама отдал приказ о нанесении массированных авиаударов, в результате которых были убиты от 2 тыс. до 3 тыс. боевиков ИГИЛ.

Еще одной неожиданностью стал факт, что курдские боевики оказали сопротивление ИГИЛ, боролись умело и вернули город под свой контроль. Обама не возражал против преследования ИГИЛ в Сирии, он просто не видел подходящего партнера, который мог бы вести наземные боевые действия. Такого партнера он нашел в лице сирийских курдов, и американские бомбардировки продолжились, часто в тандеме с наземными операциями курдов. В то же время ЦРУ стало тайно помогать группе повстанцев на юге Сирии, которые ставили целью свержение Асада. Обама вновь не поддержал план Петрэуса вооружать повстанцев не потому, что был против, он просто не понимал, как эта конкретная инициатива и эти конкретные повстанцы помогут добиться успеха. Новый план казался более убедительным, отчасти потому, что за год ЦРУ и военные собрали гораздо больше данных и смогли определить надежность сил по сравнению с прошлым годом. (Отдельная программа Пентагона стоимостью 500 млн долларов по подготовке и вооружению небольшой группы повстанцев на севере Сирии закончилась катастрофой: повстанцы были больше заинтересованы в борьбе с армией Асада, а не с ИГИЛ, переброска в Саудовскую Аравию для подготовки их только дезориентировала, после возвращения в Сирию почти все они были убиты другими повстанцами.)

Казалось, операции Обамы, если рассматривать отдельные тактические маневры, шли успешно. Но иностранные боевики продолжали прибывать в регион, ИГИЛ едва удавалось сдерживать, а армия Асада, хотя и находилась в тяжелом положении, оставалась многочисленной (около 125 тыс. солдат) и восстановила мощь, после того как Россия направила в Сирию танки и истребители в сентябре 2015 года. Действия Москвы вызвали неистовство критиков Обамы, которые считали, что Путин пытается возродить советскую империю. Обама благоразумно не реагировал. На заседании NSC он предостерег от восприятия российской интервенции через призму холодной войны. Мы не ведем войну с Россией из-за Сирии, сказал он, как отмечают участники заседания. Жизненно важные интересы Путина во многом связаны с внутренней политикой, и резкий ответ США может сыграть ему на руку. Кроме того, Обама сомневался, что российская военная кампания окажет существенное воздействие на ход борьбы с ИГИЛ.

Тем не менее Обама по-прежнему был открыт для вариантов собственной военной кампании. Сирийские курды продолжали добиваться успехов (и требовали защиты от Турции, которая бомбит их, утверждая, что борется с ИГИЛ), поэтому Обама одобрил планы увеличения военного снабжения курдов и отправки американского спецназа для проведения совместных рейдов против ИГИЛ. В результате секретной миссии погибли шесть военнослужащих, прежде чем Обама объявил о ней официально.

У Обамы острый ум юриста, который отлично служит ему и всей стране, когда он находит изъяны в аргументах в пользу рискованной политики. Он также помогает Обаме обосновывать свои уязвимые позиции: например, что проведение совместных рейдов относится к категории «консультации и содействие», а не «солдатский сапог на чужой территории». Обама также может давать твердые заверения, что наземное участие не будет расширено. Но он игнорирует тот факт, что таким образом закладывает фундамент и предлагает логику эскалации военных действий для своего преемника в Белом доме, если он или она захотят это сделать. (Не будем проводить параллели, но похожим образом президент Джон Кеннеди сопротивлялся давлению Объединенного комитета начальников штабов, который настаивал на отправке «боевых частей» во Вьетнам, но дал добро на увеличение числа находящихся там «советников» и расширение их функций; в итоге президент Линдон Джонсон, отправив в страну 500 тыс. американских солдат, считал, что следует по стопам своего предшественника.)

В поисках порядка

На всех этапах сирийской политике Обамы не хватало последовательной стратегии. Две его цели – поражение ИГИЛ и давление на Асада с целью добиться его отставки – в некоторой степени противоречат друг другу. Продолжающееся правление Асада является магнитом для иностранных суннитских боевиков, присоединяющихся к ИГИЛ. Но в краткосрочной перспективе армия Асада, если ею правильно руководить, может стать самой мощной силой против ИГИЛ, уступая только Ирану, который направляет военнослужащих элитного подразделения «Эль-Кудс» на защиту режима Асада. Обама лишен возможности сформировать открытый альянс с Асадом или Ираном, отчасти потому, что ему нужны суннитские союзники – Египет, Турция и государства Персидского залива, чтобы делегитимировать суннитских радикалов ИГИЛ и одержать над ними победу; если он объединится с шиитским Ираном или его клиентом Асадом, эти страны могут выйти из коалиции.

Именно в этом кроется суть проблемы не только стратегии Обамы против ИГИЛ, но и подобной стратегии любого американского президента. Если бы все страны, которые опасаются и ненавидят ИГИЛ, – а это практически все государства региона – объединили усилия, ИГИЛ бы очень быстро распалось. Но каждая из этих стран испытывает гораздо больший страх и ненависть по крайней мере к одному из потенциальных союзников (например, Турция – к курдам, Саудовская Аравия – к Ирану). Поэтому сформировать эффективную коалицию практически невозможно – и командиры ИГИЛ активно используют это.

Многие критики Обамы настаивают: для решения проблемы нужна последовательная региональная стратегия, а не серия фрагментарных ответов на кризисы. Но в чем эта стратегия? Кто должен ее воплощать? Какие стимулы должны заставить потенциальных участников коалиции подчинить свои интересы общей цели? (В октябре Обама преодолел свое нежелание и пригласил Россию и Иран на переговоры в Вену, чтобы обсудить политическое урегулирование сирийского кризиса и совместную борьбу против ИГИЛ. Перспективы казались туманными, пока – практически накануне конференции – боевики ИГИЛ не совершили теракты в Париже. Хотя шансы на успех по-прежнему невелики, открылся реальный путь к урегулированию. Обама, как и другие лидеры, по-видимому, признал, что преодолевать религиозный раскол – вместо того чтобы усиливать его – и формировать альянсы с соперниками против более мощной общей угрозы – это единственный путь к мирным преобразованиям.)

Эти сложности являются симптомом другого, более важного феномена, который обусловил рост насилия на Ближнем Востоке, – крушения колониального порядка, навязанного в конце Первой мировой войны. Этот порядок с его искусственными границами, призванными разделить или подавить племенную идентичность, должен был рухнуть после Второй мировой войны (вместе с британскими и французскими колониями), но подвергся глубокой заморозке во время холодной войны. Когда распался Советский Союз и закончилась холодная война, стала слабеть и созданная ею международная система безопасности, просуществовавшая почти полвека. С рассеиванием глобальной силы и фрагментацией блоков возобновилось разрушение границ и ослабление власти на Ближнем Востоке. Этот процесс ускорило вторжение президента Джорджа Буша-младшего в Ирак в 2003 году. Был нарушен баланс сил наций, религиозных групп и племен, поддерживавший непрочный мир между суннитами и шиитами не только в Ираке, но и в регионе в целом, трещины стали расширяться.

Некоторые критики Обамы утверждают, что если бы он нашел способ оставить 10 тыс. американских солдат в Ираке вместо полного вывода войск в 2011 г., возобновления религиозного насилия и усиления ИГИЛ, заполнившего вакуум власти, не произошло бы. Это маловероятно, учитывая, что ранее потребовалось 170 тыс. американских военнослужащих и чрезвычайные меры, чтобы остановить аналогичную волну насилия, при этом удалось добиться только временных результатов. В любом случае в этом вопросе у Обамы не было выбора. Соглашение о статусе войск (SOFA), подписанное Бушем в 2008 г., требовало, чтобы «все войска США были выведены со всей иракской территории не позднее 31 декабря 2011 года». Обама склонялся к тому, чтобы оставить в Ираке 5 тыс. солдат на длительный срок, и отправлял эмиссаров в Багдад для переговоров. Однако для пересмотра SOFA, включая требование Соединенных Штатов, чтобы на американских солдат не распространялись иракские законы, необходимо было одобрение парламента, но ни одна фракция, кроме, возможно, курдов, не проголосовала бы за то, чтобы американцы остались. (Обама смог направить войска в Ирак только потому, что после истечения срока действия SOFA прошло 3 года.)

Что касается Афганистана, другой войны, которую Обама обещал и пытался прекратить, то она тоже продолжается. В октябре 2015 г., пересмотрев прежнюю политику полного вывода американских войск из Афганистана к концу своего президентского срока, Обама объявил, что 5,5 тыс. военнослужащих останутся для продолжения подготовки афганских войск и проведения контртеррористических операций.

Обама объявил об этом после того, как талибы захватили город Кундуз на севере Афганистана, но решение было принято несколькими месяцами ранее, как говорит один из сотрудников администрации. Новый афганский президент Ашраф Гани попросил Обаму не выводить полностью войска, подписал двустороннее соглашение по безопасности, дающее американским войскам правовую защиту (его предшественник Хамид Карзай отказывался рассматривать такой договор), и пообещал реформы в целях повышения инклюзивности и уменьшения коррупции. В то же время на границе с Пакистаном продолжают процветать террористические группировки. Ни один из членов Совета национальной безопасности не высказался против сохранения контртеррористического контингента на одной из баз в регионе, Гани предлагал три существующие базы. Межведомственное исследование, проведенное генералом Мартином Демпси, тогдашним председателем Объединенного комитета начальников штабов, пришло к выводу, что миссию могут поддерживать 5,5 тыс. солдат. Такое решение и было принято. Кундуз (афганские войска быстро вернули город под свой контроль) стал новостным событием, которое сняло политические возражения.

Трагедия президентства Обамы заключается в том, что с самого начала он хотел отойти от затянувшихся войн на Ближнем Востоке и сосредоточить внимание на Азиатско-Тихоокеанском регионе с его перспективами динамичного роста, торговли с Китаем как экспансионистской державой, которую необходимо сдерживать в военном отношении и одновременно больше вовлекать в глобальную экономику. Эту нацеленность на Азию назвали «переориентированием» или «восстановлением баланса», но Обама говорил о привлекательности региона еще в ходе предвыборной кампании 2008 года. Он уже тогда понимал, что будущие интересы Соединенных Штатов связаны с Азией, но непрекращающиеся кризисы прошлого продолжали тянуть его назад.

Ограниченные интересы, ограниченные риски

Одновременно с усугублением ситуации с ИГИЛ возник еще один кризис, на этот раз на Украине. После того как Путин подкупил украинского президента Виктора Януковича пакетом помощи, чтобы остановить подписание соглашения об ассоциации с Евросоюзом, в Киеве вспыхнули протесты. Когда Янукович применил силу, протесты стали более масштабными, в итоге он был вынужден бежать из страны. После этого Путин направил российские войска для захвата Крымского полуострова и оказания поддержки сепаратистам на востоке Украины.

На заседании NSC, посвященном новому кризису, Обама быстро одобрил осуждение действий России, активизацию военных учений США на базах стран НАТО в Восточной Европе (особенно в Прибалтике) и пакет экономических санкций.

Некоторые представители Пентагона хотели пойти дальше и начать поставки «летального оборонительного вооружения» украинской армии, в частности противотанковых ракет TOW. Как отмечают представители NSC, вице-президент Джо Байден активно поддерживал эту идею, заявляя, что у США есть моральные обязательства помочь украинцам защитить себя и стратегический интерес заставить Путина заплатить за захват территории и удержать его от дальнейших действий. (Тем не менее никто на заседаниях NSC не предлагал поставлять на Украину наступательные вооружения или дислоцировать американские войска.)

В итоге Обама одобрил предоставление нелетальной военной помощи, включая приборы ночного видения и радиолокационное оборудование, а также обучение украинской Национальной гвардии. Все остальное он не поддержал. У Соединенных Штатов есть интересы на Украине, но это не жизненно важные интересы. Есть причины, обдумав которые, два предыдущих президента США решили не приглашать Киев в НАТО. Во-первых, опросы показывают, что менее половины украинцев хотят членства в альянсе. Во-вторых, российские интересы на Украине, в отличие от американских, относятся к жизненно важным: Россия и Украина имеют общую границу, давнюю историю торговли, культурных связей и даже общую государственность. Ни один российский лидер не потерпит слишком большого отдаления Украины от орбиты Москвы.

Обама любит смотреть на два-три шага вперед. (Критики считают это способом избежать применения силы, другие видят метод рационального принятия решений.) Москва может найти адекватный ответ или превзойти любое летальное оружие, которое Запад поставит Киеву. Что тогда? Если Вашингтон направит еще больше оружия, он рискует оказаться втянутым в гонку вооружений, что приведет к росту насилия. Если США не станут отвечать, Запад проиграет соперничество; Обама будет выглядеть слабее, а Россия сильнее, чем в случае если он вообще не будет поставлять оружие на Украину.

Это был главный принцип Обамы во всех обсуждениях кризиса: он не будет рисковать войной с Россией ради Украины. На одном из совещаний он сказал: «Если бы я захотел вторгнуться в Канаду или Мексику, никто ничего не смог бы с этим сделать». То же самое можно сказать о Путине и Украине.

Тем не менее Обама придает особое значение соблюдению международных правил, включая нерушимость границ. Он считал необходимым заставить Россию заплатить за нарушение норм, вопрос был только в том, как это сделать. В таком контексте военная эскалация – игра, в которой выиграет Россия, а вот в эскалации санкций могли победить Соединенные Штаты, для этого Обаме нужно было заручиться поддержкой Европы. Это был вызов, поскольку многие европейские страны зависели от российских энергетических поставок значительно больше, чем США, и поэтому были уязвимы в случае ответных экономических мер России. Они также были абсолютно против войны из-за Украины. Если бы Обама пошел по военному пути, он знал, что они выйдут из режима санкций.

По крайней мере вплоть до осени 2015 г. политика Обамы работала. Несмотря на попытки Путина расколоть Трансатлантический альянс, его члены не изменили позиции по санкциям, а прекращение огня, согласованное на переговорах в Минске в феврале, сорвано не было. Вероятная цель Путина на Украине – ослабить центральное правительство и не допустить сближения с Западом. В этом он преуспел. Если бы Обама и страны Западной Европы хотели нанести удар на этом фронте, многомиллиардная экономическая помощь значила бы гораздо больше, чем несколько сотен противотанковых ракет. Но за исключением МВФ, предоставившего весьма скромную сумму, никто, по-видимому, не хочет идти по этому пути.

Терпение и прагматизм

Так как же оценить деятельность Обамы? Президента осаждали внешнеполитические кризисы, сдерживал спад американской мощи, на него давили оппоненты дома и союзники за границей, требуя действий и демонстрации лидерства, даже когда речь шла о неразрешимых проблемах. Он учился, доверяя своим инстинктам, и не забывал неудачный опыт интервенции в Ливию. Иногда он говорил более жестко, чем действовал, создавая ненужное расхождение между словами и поступками.

Тем не менее по большей части ему удавалось придерживаться принципов, сформулированных в его нобелевской речи, он видел общую картину, в то время как другие терялись в деталях. Его осторожность в отношении военных авантюр и желание избежать военной эскалации кажутся разумными. Обама также оказался невероятно терпелив в дипломатических переговорах, даже если шансы на успех были минимальны. Некоторые из них, например палестино-израильские мирные переговоры, вполне предсказуемо ни к чему не привели, но другие, как в случае с Кубой и Ираном, оказались удивительно успешными. Эти успехи и неудачи отчасти обусловлены упрямым оптимизмом Джона Керри, госсекретаря на втором президентском сроке Обамы. Сомнительно, чтобы более осторожная предшественница Керри Хиллари Клинтон – или большинство предыдущих госсекретарей – вела бы переговоры с Ираном так долго, как Керри. С другой стороны, она бы вряд ли потратила так много времени и сил, пытаясь оживить ближневосточные мирные переговоры.

Керри считает, что его работа – быть специальным посланником в самые безнадежные кризисные точки мира, побочным эффектом такого представления является обеспокоенность, которую испытывает остальной мир. В первую очередь американские союзники в Азии, в частности Япония, лидеры которой постоянно требуют поддержки. Во время первого президентского срока Обамы Курт Кэмпбелл, помощник госсекретаря по делам Восточной Азии и Тихоокеанского региона, звонил коллеге в Токио каждый день и три раза в неделю встречался с японским послом. Те, кто занимается Азией, отмечают, что после того как Кэмпбелл ушел со своего поста и Керри переключил внимание Госдепартамента практически только на значимые мирные миссии, Токио чувствует себя брошенным.

Тем не менее это нельзя назвать кризисом. Во-первых, когда Пекин начал играть мускулами в Южно-Китайском море, Япония (а также Австралия и Южная Корея) еще больше сблизилась с Вашингтоном, несмотря на обиду. Во-вторых, важная часть американских отношений с Азией – простое присутствие, и хотя помощник госсекретаря уже не звонит так часто, Обама и Керри появляются на всех азиатских саммитах по безопасности и экономике. Ощущение брошенности остается: оно формировалось на протяжении десятилетий, с тех пор как США ушли из Вьетнама и начали тайно налаживать связи с Китаем при Ричарде Никсоне. Но неверные шаги Обамы, которые беспокоят американских союзников на Ближнем Востоке, ничего не значат для партнеров в Восточной Азии. Дэниел Снейдер, помощник директора по исследованиям Центра азиатско-тихоокеанских исследований им. Уолтера Шоренстейна в Стэнфордском университете, встречался с десятками политических и военных руководителей из Японии и Южной Кореи. «Я ни разу не слышал от них о “красной черте” в Сирии», – говорит он.

5 апреля 2015 г. президент выступил в Американском университете с энергичной речью в защиту договоренностей по ядерной программе Ирана, которых США и еще пяти мировым державам удалось добиться. Несколько раз Обама цитировал знаменитое выступление Кеннеди в Американском университете в 1963 г., призывал покончить с мышлением холодной войны и перейти к новой стратегии, основанной на «практическом» и «достижимом мире», который будет базироваться «не на стремительной революции человеческой природы, а на постепенной эволюции человеческих институтов – серии конкретных действий и эффективных соглашений».

Позже в тот же день Обама провел открытый круглый стол с колумнистами известных изданий в Белом доме. Когда пришла моя очередь задавать вопрос, я отметил, что Кеннеди выступал со своей речью после нескольких кризисов, в которых понял, что его советники часто бывают неправы и нужно больше доверять собственным инстинктам. Какие уроки, спросил я Обаму, он вынес из своих кризисов? Изменил бы он какие-то решения, если бы знал тогда то, что знает сейчас?

Обама ответил: «Я бы сказал, я был последовательным в моих взглядах на то, как следует использовать американскую мощь, и в том, что мы недооцениваем нашу мощь, ограничивая ее только военной силой… Безусловно, спустя шесть с половиной лет я более уверен в своих оценках и, наверное, могу предвидеть какие-то события быстрее, чем раньше, когда я только занял свой пост. Карта не всегда заменяет территорию, нужно пройти по местности, чтобы прочувствовать ее. В плане принимаемых решений, думаю, я стал лучше понимать, как военные действия могут привести к непредвиденным последствиям. Я утвердился в своей мысли, что чаще всего мы выносим суждения, исходя из вероятности, и …сложности всегда будут возникать. И, может быть, поэтому я более уверен сегодня и одновременно больше сомневаюсь. И это одна из причин того, почему, когда я вижу подобную ситуацию [возможность ядерного соглашения с Ираном], где мы можем добиться цели, и за нами стоит весь мир, и мы можем предусмотреть меры на случай, если соглашение не сработает, я думаю, будет глупо – даже трагично, – если мы упустим такую возможность».

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 8 марта 2016 > № 1682554 Фред Каплан

«Никто в Вашингтоне не в восторге от применения санкций»

Постоянный представитель США в ООН Саманта Пауэр о России, Украине и Сирии

Артур Громов (Нью-Йорк)

«Газета.Ru» поговорила с американским постпредом в ООН Самантой Пауэр о целесообразности санкций, ситуации на Украине и в Сирии, а также о качестве российской дипломатии.

Постоянный представитель США в ООН Саманта Пауэр встретилась с российскими журналистами в Центре иностранной прессы Нью-Йорка (NY Foreign Press Center).

— Как показывает практика, санкции не ведут к смене режимов — чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть на Россию, где одобрение деятельности властей только растет. Может быть, стоит отказаться от санкций и придумать какой-нибудь новый механизм наказания?

— Дебаты о полезности санкций идут и в академической среде, и среди простых людей во всем мире. Нет никаких сомнений в том, что такие режимы, как режим президента Путина, будут делать все возможное, чтобы обвинить другие страны (в особенности Западной Европы и США) во всех проблемах, которые существуют на их территории, — это происходило и до санкций, и после.

Думаю, если вы посмотрите на пример санкций в отношении Южной Африки, действовавших до ликвидации режима апартеида, вы увидите, что санкционные меры все же имели глубокое влияние на режим. То же самое можно сказать и про Ирак, где даже сторонники жесткого курса, которые хотели бы сохранить ядерную программу, были вынуждены признать, что экономический урон от санкций ударяет не только по народу, но и по ним самим.

Абсолютно верно, что санкции в отношении КНДР еще не оказали того эффекта, которого нам хотелось бы добиться, — то есть отказа от программы ядерного оружия. Но вместе с тем мир еще никогда не видел таких санкций, которые были только что применены против Северной Кореи.

Мы в международном сообществе обязаны реагировать на те случаи, когда режим пытается «отодрать» часть территории другой страны в стиле XIX века — в прямом смысле этого слова, украсть кусок чужой территории. Вне зависимости от исторического контекста международное сообщество должно противостоять подобным случаям — иначе правила, которые направлены на установку цивилизованного поведения страны, отправляются коту под хвост.

Поэтому мы должны использовать меры наказания и рассматривать все возможные варианты, имеющиеся у нас на руках. Один из них — путь политической и экономической изоляции. Если мы просто скажем: «Хей, так делать нельзя», от этого не будет большой пользы.

Наши санкции и низкие цены на нефть ударили по экономике России. Выполнение части минских соглашений продвигается крайне медленно, но вместе с тем мы четко дали понять, что санкции могут быть пересмотрены, если договоренности все-таки будут претворены в жизнь.

Хочу также отметить, что никто в администрации Обамы не в восторге от применения санкций. Мы бы хотели увидеть продвижение минских договоренностей и продолжение диалога о том, как еще можно было бы улучшить ситуацию. Мы желаем добра гражданам России и ее экономике. Санкции не улучшают ситуацию в мировой экономике и вместе с тем ухудшают жизнь россиян — это не то, чего мы хотели бы. Но мы не можем допускать попрания международных правил и нарушения суверенитета — в XXI веке так просто нельзя делать.

— Вы упомянули цены на нефть — в России бытует мнение, что в этом якобы есть вина США. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Причины изменений цен на нефть нужно искать не в США, а в таких организациях, как ОПЕК. Было бы большим преувеличением сказать, что мы контролируем стоимость барреля: вопросы ценообразования на нефтяном рынке находятся далеко за пределами возможностей США. Если бы мы могли влиять на это, мы бы снизили цены намного раньше, чтобы потребитель смог получить доступ к дешевой нефти.

Любой американский политик хотел бы иметь такой «переключатель», каждый новый президент, приходящий в Белый дом, в первую очередь опустил бы цены на нефть, чтобы это потом стало его заслугой.

В России, Венесуэле и даже Саудовской Аравии — то есть странах, чьи экономики сильно зависят от нефти, — падение цен наносит значительный урон. [Для России] это еще один сигнал о том, что необходимо выполнять минские соглашения, а также диверсифицировать свою экономику. Цены на нефть — это то, с чем придется иметь дело и нам, и нашим детям.

— Еще немного о санкциях. Родственники людей из «списка Магнитского» и других стоп-листов продолжают выезжать в ЕС и США. В этой ситуации российские оппозиционеры спорят об эффективности санкций...

— Наш общий подход заключается в том, чтобы следовать принципу персональной ответственности. Это подразумевает сбор доказательств о том, что тот или иной чиновник был замешан в нарушении прав человека, и привлечение его к ответственности. Коллективное наказание — это то, к чему мы относимся со скепсисом, поскольку дети этих людей к каким-либо правонарушениям могут быть непричастны.

— Как вы оцениваете российских дипломатов и качество российской дипломатии в целом?

— Это интересный вопрос. На прошлой неделе я как раз задумывалась об этом в контексте северокорейских переговоров. Не ожидала, что меня об этом спросят.

Российские дипломаты в своем большинстве профессиональны и очень хорошо обучены, они говорят на многих языках, с технической точки зрения они очень опытны. Большинство дипломатов, работающих в российской миссии в ООН, — это люди, работающие там второй, третий или даже четвертый срок. Они участвовали в многочисленных многосторонних переговорах и знают все нюансы работы. Мы никогда не спорим с ними по процедурным вопросам — они реально очень хорошо с ними знакомы.

Однако мне представляется предпочтительным, когда механизмы ООН используются для мира и безопасности во всем мире.

В случае с российскими дипломатами их навыки часто используются не по назначению.

Например, зачем нужно было блокировать обсуждение соблюдения прав человека в Северной Корее? Возможно, вам известен другой пример, когда Россия пыталась отменить льготы, которые ООН предоставляет для ЛГБТ-пар. Вот и получается, что навыки российских дипломатов не способствуют продвижению прав человека и даже подрывают мир и безопасность: использование вето в сирийском вопросе тоже только тормозило процесс совместного урегулирования.

Когда США и Россия вместе работают по продвижению международного мира и безопасности, когда все мы остаемся привержены Уставу ООН, мы можем делать многое для мира.

— Как администрация президента Обамы объясняет события, происходящие на юго-востоке Украины?

— Я не буду спекулировать по поводу того, почему президент Путин и силовой блок России решили отобрать часть другой страны. (Руководство России категорически отвергает подобную трактовку событий. — «Газета.Ru».) Надо полагать, что у вас намного больше понимания в этом вопросе, чем у меня.

Думаю, протесты на Майдане и бегство предыдущего президента было не тем, чего желал президент Путин: он предпочел бы, чтобы в Киеве по-прежнему оставались люди, на которых он мог бы оказывать свое влияние. Вместе с тем неправильная трактовка фактов, имевшая место на российском ТВ, вызвала представление, что США или какие-то другие внешние силы вмешиваются в вопрос о том, кто должен управлять Украиной. А президенту Януковичу пришлось бежать, оставив за собой не только свой зоопарк и массу других доказательств кражи денег из карманов украинцев, но и политический вакуум.

Сейчас украинцы должны быть защищены и демократизированы. Они выбрали новое руководство, но пока не чувствуют себя в безопасности, так как большая часть их страны оккупирована более крупным соседом с востока. На искоренение коррупции, которая воспитывалась предыдущим режимом, уйдет еще много времени. Тот же демократический дух, который требовал более подотчетного правительства от режима Януковича, сейчас давит на нынешнее руководство для искоренения коррупции и продвижения к более агрессивным реформам — мы поддерживали это при Януковиче и делаем это сейчас.

Украинцам слишком долго отказывали в руководстве, которое они заслуживают.

Какой-то процесс идет, но хотелось бы, чтобы он проходил быстрее.

— Утверждения о том, что Россия бомбит мирное население в Сирии, порой выглядят как пиар-кампания, не подкрепленная фактами. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Мы полагаемся на очень достоверные ресурсы, и у нас нет интереса искажать информацию о том, кого российские авиаудары убили, а кого — нет. Мы очень осторожны, когда информация поступает из рандомных твитов и НПО — прежде чем заявлять о чем-то, нам нужно ознакомиться с массой доказательств, поскольку на кону стоит доверие к нашей миссии.

На вашем месте я бы осторожнее относилась к заявлениям российских министерств, если бы мне пришлось иметь с ними дело в качестве источников.

Наши гуманитарные партнеры, такие как «Врачи без границ», никогда не берут факты из воздуха и предоставляют в ООН убедительные доказательства в виде фото, видео, аудио, тем самым подтверждая показания наших собственных самолетов. Факты заключаются в том, что тысячи сирийцев погибают от российской военной операции в Сирии. И даже не нужно быть «на земле», чтобы понять, что лишь незначительная часть авиаударов России приходится на территории, где ИГ (организация признана террористической и запрещена в ряде стран, включая Россию. — «Газета.Ru») осуществляет свои ужасные и демонические расправы.

Для России, похоже, просто не представляет большого интереса бомбить ИГ. Но опять же: сейчас, в период прекращения огня, мы работаем вместе и призываем Россию бомбить ИГ, а не только «Фронт ан-Нусра» (запрещенная в России организация. — «Газета.Ru»). Мы считаем, что, если насилие когда-нибудь удастся прекратить, у нас появится возможность отправить туда своих наблюдателей от ООН — как это было когда-то. Но сейчас ситуация в Сирии все еще остается слишком взрывоопасной.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 8 марта 2016 > № 1678094 Саманта Пауэр

Измотать и пересидеть

Юваль Вебер, Андрей Крикович

Истоки американского поведения в отношении России

Юваль Вебер – доцент факультета мировой экономики и мировой политики Научно-исследовательского университета «Высшая школа экономики».

Андрей Крикович – доцент факультета мировой экономики и мировой политики Научно-исследовательского университета «Высшая школа экономики».

Резюме Российско-американская ситуация начинает напоминать холодную войну: США переходят к сдерживанию, готовясь к длительному противостоянию. Кто продержится дольше и продемонстрирует решимость, чтобы заставить другую сторону отступить?

Почти 70 лет назад Джордж Кеннан написал свою знаменитую длинную телеграмму, позже опубликованную в Foreign Affairs под названием «Истоки советского поведения». Включив в свой анализ материальные, идеологические и исторические факторы, Кеннан разработал комплексный подход к изучению внешней политики Советского Союза. Под влиянием его работы попробуем рассмотреть структурные, внутренние и идейные истоки современной политики Соединенных Штатов в отношении России. Эти три компонента обосновывают преобладающую среди американских политиков точку зрения, что США защищают статус-кво от ревизионистского вызова, который Россия бросает мировому порядку, сложившемуся после холодной войны. Они формируют реакцию на этот воображаемый вызов, мешая Соединенным Штатам наладить отношения с Россией и одновременно препятствуя немедленному силовому противостоянию «российской угрозе», хотя многие влиятельные фигуры лоббируют именно такие действия.

Руководствуясь исследованиями Джона Айкенберри, который определил параметры и институты послевоенного мирового порядка, т.е. «правила игры», мы утверждаем, что в основе конфликта между Москвой и Вашингтоном лежат фундаментальные расхождения по поводу генезиса существующего мирового порядка.

С точки зрения России, корни его уходят в 1989 г., когда генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачёв предпринимал усилия, чтобы положить конец холодной войне. Горбачёв стремился оживить советскую экономику и сохранить систему, сократив огромные оборонные расходы и перейдя от автаркии к вовлеченности в мировую экономику. Он смело отказывался от политического и военного доминирования России в Восточной Европе. Тогда предполагалось, что внутренняя перестройка придаст новые силы Советскому Союзу, и он продолжит играть ключевую роль в мировой политике. На этот раз будучи полноценным партнером, а не противником США.

С американской точки зрения, действующий мировой порядок возник после распада СССР в 1991 году. Новая система, в которой Россия не имеет каких-либо остаточных прав или привилегий, а государства вправе самостоятельно выбирать альянсы и ассоциации, пришла на смену биполярности холодной войны. Однополярная модель, где доминировали Соединенные Штаты, позволила членам Варшавского договора примкнуть к НАТО, чтобы защититься от российского реваншизма. Таким образом, очевидным становится базовое расхождение в том, когда был установлен статус-кво. Если в 1989 г., то тогда США сейчас – гегемон-ревизионист. А если в 1991 г., претендентом-ревизионистом является Россия.

Этим фундаментальным разногласием обусловлена политика сторон по Украине и Сирии. Россия полагает, что она лишь отвечает на серьезные угрозы ее безопасности и национальным интересам, которые несет недальновидная и дестабилизирующая внешняя политика Америки. Так, на Украине Москва защищает жизненно важную сферу своего влияния от вторжения Запада. В Сирии препятствует дальнейшей разрушительной «смене режимов» и противостоит реальной террористической угрозе со стороны ИГИЛ (запрещена в России. – Ред.), защищая легитимное сирийское правительство. Однако в Вашингтоне поведение России воспринимают по-другому. По мнению Соединенных Штатов, как раз российская политика раскачивает стабильность. Действия России на Украине и в особенности аннексия Крыма рассматриваются как серьезный вызов международному порядку и одному из незыблемых правил – недопустимости одностороннего изменения границ. Точно так же поддержка Москвой Башара Асада воспринимается как препятствие в борьбе с ИГИЛ и фактор, усугубляющий кризис с беженцами, так как гражданская война в Сирии продолжается.

В результате многие в Белом доме считают путинскую Россию ревизионистской державой, стремящейся подорвать существующий порядок и бросающей вызов глобальному доминированию США. В Вашингтоне по-прежнему звучат голоса, призывающие договариваться с Россией, чтобы избежать новой холодной войны, к которой, кажется, скатываются два государства. Однако, как мы покажем далее, структурные, внутриполитические и идейные факторы обрекают любые подобные договоренности на провал. Дебаты в американских политических кругах сосредоточены на том, как удержать Россию от дальнейших действий и скорректировать ее поведение или, если это не удастся, как ее изолировать и сдерживать недемократический режим.

Структурные факторы

Отношения между государствами в значительной степени определяются такими структурными факторами, как баланс сил и возможностей, траектория изменения силы – будет ли она расти или снижаться. После холодной войны американские наблюдатели воспринимали Россию как угасающую державу, которая теряет глобальное и даже региональное превосходство, поскольку не может адаптироваться к новому глобализированному миру, где экономические и технологические преимущества важнее военной мощи и политики великих держав. Неравенство потенциалов между США и Россией настолько велико, что Россию просто невозможно считать серьезной угрозой международному порядку, а позиции Москвы, кажется, тают с каждым днем. Соответственно президент Обама пренебрежительно отнес Россию к «региональным державам» и поставил под вопрос ее способность оказывать влияние на международную ситуацию, а сенатор Маккейн назвал Россию «бензоколонкой, пытающейся выдать себя за страну».

Однополярная международная структура, установленная в 1991 г.,

и относительное ослабление России в ее рамках позволили проигнорировать российские возражения против политики, которая, по мнению Москвы, угрожает ее ключевым интересам, в том числе против размещения баллистических ракет в Центральной Европе и расширения НАТО. Чтобы ее воспринимали всерьез и предоставили место за столом переговоров, заработанное еще в 1989 г., Россия должна продемонстрировать, что пренебрежение ее интересами и предпочтениями дорого обходится. Поэтому следует обострять конфликты и балансировать на грани допустимого, чтобы показать: игнорирование России в вопросах международной безопасности и порядка навредит Америке и ее союзникам. Благодаря такой стратегии страна может оказаться в центре всеобщего внимания, но это вряд ли поможет, если конечная цель – добиться признания в качестве договороспособного партнера. Эскалация и дестабилизация ситуации на Украине, в Сирии и других местах способны привлечь внимание к опасениям Москвы и сделать ее позицию более значимой в отдельных вопросах. Но одновременно это сделает Кремль менее надежным партнером на любых серьезных переговорах в будущем. Не только президент Обама, но и любой другой американский лидер не захочет вознаграждать Россию за «плохое поведение», поскольку это спровоцирует ее дальнейшую агрессию, а другие страны (Китай, что особенно опасно) начнут испытывать решимость США.

Роберт Гилпин давно отметил, что реальной валютой в международных отношениях являются престиж и статус (а не сила, как утверждают неореалисты). Если статус и престиж страны признаны другими, она может добиваться своих целей, не прибегая к грубой силе. Соединенные Штаты не желают открывать дискуссию по этим проблемам миропорядка, потому что это придаст России больший статус и престиж, чем она заслуживает с учетом ее нынешних возможностей и мощи. Вашингтон также не хочет обсуждать вопросы мироустройства, которые считает решенными еще при распаде СССР. США воспринимают Россию как съеживающуюся великую державу, поэтому предпочитают отодвигать любую конфронтацию на отдаленное будущее, когда она станет еще слабее – особенно после того, как потратит массу усилий в борьбе с международным порядком, в котором доминирует Вашингтон.

Внутренняя политика

Если структурные факторы мешают Соединенным Штатам признать опасения России и выработать компромисс, позволяющий избежать конфронтации, то благодаря внутриполитическим факторам представители обеих партий занимают «ястребиную» позицию, но в неодинаковой степени поддерживают вмешательство в значимые для России вопросы. Президентский цикл дал возможность кандидатам от обеих партий продемонстрировать «жесткость» в вопросах безопасности, республиканцы используют Россию и ее агрессивное поведение для нападок на Барака Обаму. Их ведущие кандидаты утверждают, что президент был с самого начала слишком мягок с Россией и Путиным. Они критикуют администрацию за попытки «перезапустить» отношения с Москвой после войны с Грузией в 2008 г., приравнивая эти действия к умиротворению, которое придало уверенности Путину и позволило перейти к более агрессивным действиям.

Большинство республиканских кандидатов, за исключением привлекшего всеобщее внимание (но по-прежнему политического аутсайдера) Дональда Трампа, выступают за более решительные и жесткие действия против российской «агрессии», включая поставки летального вооружения на Украину, размещение ракет-перехватчиков и радаров в Польше и Чехии, введение бесполетной зоны в Сирии, чтобы блокировать российские авиаудары, – даже если это приведет к прямому противостоянию авиации двух стран. По словам сенатора от штата Флорида Марко Рубио (которого многие эксперты считают ставленником республиканского истеблишмента), «[Путин] должен понять, что вторжение в соседние государства, поддержка кровавых диктаторов вроде Асада, нарушение воздушного пространства и угрозы другим странам обходятся очень дорого».

Кандидаты от Демократической партии также склонны дистанцироваться от внешней политики Обамы. Несмотря на заметные успехи, включая снятие санкций с Кубы, соглашение по ядерной программе Ирана и Транстихоокеанское партнерство, сохраняющиеся проблемы на Ближнем Востоке, которые Обама обещал разрешить, вызывают недовольство у большей части американского электората. Все более авторитарная модель управления Россией дает кандидатам-демократам возможность апеллировать к либеральной части своих сторонников по таким вопросам, как демократизация и права ЛГБТ-сообщества. Как и их коллеги-республиканцы, демократы один за другим демонстрируют «ястребиную» позицию – даже такой «голубь», как губернатор Вермонта Берни Сандерс, поддерживает идею «противодействия Путину», а также политической и экономической изоляции российского руководства.

В бытность госсекретарем США (в ходе первого президентского срока Обамы) Хиллари Клинтон, лидер предвыборной гонки в стане демократов, была одним из архитекторов российско-американской перезагрузки. Сейчас она занимает жесткую позицию, чтобы дистанцироваться от того курса и избежать критики из обеих партий. Защищая перезагрузку как разумную политику, которая дала результаты (новый договор по СНВ, сотрудничество по Афганистану и Ираку), Клинтон пытается возложить вину за последовавшее ухудшение отношений двух стран на растущий авторитаризм в России и потребность Путина отвлечь внимание от внутренних проблем, апеллируя к национальным чувствам и проводя более агрессивную, антиамериканскую внешнюю политику. По словам Клинтон, цель Путина – блокировать, подрывать американскую власть и противодействовать ей везде и всегда».

Таким образом, политический климат в США вряд ли будет способствовать сближению двух стран или хотя бы ослаблению напряженности, по крайней мере пока не завершится избирательный цикл и новая администрация не въедет в Белый дом. Но внутриполитические факторы и в дальнейшем будут препятствовать развитию сотрудничества. У России в Вашингтоне очень мало друзей и много врагов. За последние десятилетия сформировалось влиятельное антироссийское лобби. Оно многообразно и включает старые организации этнических групп, традиционно испытывающих неприязнь к России (поляки, прибалты, украинцы), представителей постсоветских государств, которые стремятся дистанцироваться от Москвы за счет интеграции с Западом (в частности Грузии и Украины), неоконсервативные аналитические центры (например Heritage Foundation и American Enterprise Institute), считающие путинскую Россию угрозой американской гегемонии, «либеральных ястребов» и сторонников распространения демократии, которых беспокоит рост авторитаризма в России. По мнению политолога Андрея Цыганкова, лобби пропагандирует искаженное представление о современной России, рисуя ее империалистической реваншистской державой, взгляды которой фундаментально противоречат принципам и ценностям Запада.

В отличие от мнения некоторых российских экспертов, это лобби – не единственное, которое влияет на курс в отношении России. Однако приверженцам подобных взглядов удалось сформировать общий дискурс так, что это не способствует компромиссам или более сбалансированному пониманию мотивов и интересов Москвы. Россия не смогла завести своих лоббистов в среде американского капитала, как это удалось Израилю, Японии и даже Польше, поэтому никто не продвигает ее интересы и не доводит ее точку зрения до вашингтонского истеблишмента. «Имиджевую проблему» России нельзя решить только за счет привлечения самых влиятельных лоббистов и наиболее эффективных PR-стратегий. Реальная проблема гораздо глубже: постсоветская Россия не обладает привлекательностью и «мягкой силой», которые способны победить устоявшиеся стереотипы об авторитарном и отсталом российском обществе. Отступление от демократии и прав человека, которое произошло в России в последнее время, лишь усугубило предубеждения.

Американский истеблишмент в основном един во мнении по поводу угрозы, исходящей от России, однако есть разные точки зрения на то, как на нее реагировать. «Ястребы» из обеих партий выступают за более решительный ответ на российскую «агрессию». До сих пор Обама придерживался осторожного подхода и сопротивлялся призывам к эскалации американского участия в конфликтах на Украине и в Сирии, но даже внутри администрации возникли разногласия. Эвелин Фаркас, ведущий специалист Пентагона по России и Украине, ушла в отставку из-за нежелания президента переходить к прямой конфронтации с Москвой. Позже в колонке в журнале Politico она предупредила: «Вызов со стороны России международной системе, демократии и рыночному капитализму настолько фундаментален, что мы просто не можем позволить Кремлю добиться успеха в Сирии или где-либо еще». Поэтому будущая администрация окажется под мощным внутриполитическим давлением обеих партий – проводить более жесткую политику в отношении Москвы.

Различия в мировоззрении

Основные мировоззренческие различия также не способствуют ослаблению напряженности. Чтобы Россия получила то, что хочет, Соединенным Штатам пришлось бы признать легитимность ее желания сохранить сферу интересов на постсоветском пространстве. Для большей части американского истеблишмента разговоры о «сфере влияния» противоречат праву наций и государств выбирать собственную внешнюю политику и альянсы и являются отражением анахроничного понимания международных отношений в духе Realpolitik XIX века, которое не согласуется с глобализированным и взаимозависимым миром. Признание сферы влияния России или Китая в сопредельных регионах станет шагом в неверном направлении – возвращением к конфликтам и войнам великих держав прошлых столетий. Разумеется, известные американские реалисты – Генри Киссинджер, Джон Миршаймер, Стивен Уолт – призывали США уважать право России на сферу влияния в сопредельном регионе. Но их мнения – в меньшинстве, поэтому вызывают жесткую критику или остаются без ответа.

Американская элита и общество никогда не могли спокойно воспринимать подходы к международной политике с позиций Realpolitik и баланса сил. С первых дней «отцы-основатели» крайне подозрительно относились к европейской политике, основанной на этих постулатах, считали ее беспринципной, аморальной и недемократичной. Находясь вдали от соперничества и конфликтов, бушевавших в Европе, Соединенные Штаты стали мировой державой, практически не пострадав от иностранных вторжений, военной оккупации и разрушительных войн. Не было необходимости применять реалистские модели, поэтому укоренился более идеалистический подход к международным отношениям. Как отмечает Миршаймер, «реализм противоречит взглядам американцев на самих себя и мир в целом. В частности, реализм не согласуется с глубоко укоренившимся в американском обществе оптимизмом и морализмом».

Конечно, либеральный идеализм – лишь одно из направлений в американской внешней политике, которому приходилось бороться с изоляционистским и имперским течениями (т.е. доктриной предназначения) и даже переживать подъемы реализма (особенно в период внешней политики Никсона–Киссинджера). Но после холодной войны во внешней политике безраздельно властвовал либеральный идеализм. «Победа» Америки в этом противостоянии и последующее беспрецедентное доминирование в международной системе закрепили идеалистический подход и обусловили самоуверенные представления об американской исключительности, игнорирующие многочисленные случаи, когда США беззастенчиво использовали Realpolitik. Американская элита считает, что Соединенные Штаты возглавляют уникальный международный порядок, который основывается на универсальных либеральных принципах и служит интересам всего человечества. Признание права России на «сферу влияния» поставит под угрозу не только американскую гегемонию, но и будущее фундаментально справедливого мирового порядка.

Вера в либеральный интернационализм часто сочетается с абсолютизацией либеральной демократии как самой эффективной и справедливой формы государственного устройства. Демократический строй не только отвечает интересам населения любой страны, но и способствует международному миру и стабильности, поскольку демократии не воюют друг с другом, в то время как автократии склонны к агрессии и воинственности. Попытки наладить отношения с Москвой многие в Вашингтоне воспринимают как тщетные усилия по умиротворению, которые вызовут новую агрессию авторитарного режима Путина, нуждающегося в воинственной и националистической внешней политике, чтобы компенсировать недостаток легитимности внутри страны и неудачи за ее пределами.

* * *

Комплексный анализ факторов, определяющих «советское поведение», позволил Кеннану прийти к нюансированному и всеобъемлющему пониманию внешней политики СССР. Материальная слабость Советского Союза, его психологическая уязвимость (имеющая глубокие исторические корни из-за многочисленных иностранных вторжений), происхождение правящей партии из подпольной, запрещенной группы и мессианская коммунистическая идеология дали основания заключить, что намерения СССР являются агрессивными и представляют самую серьезную угрозу для национальной безопасности Соединенных Штатов. Тем не менее Кеннан утверждал, что вера Советского Союза в конечную победу коммунизма над капитализмом удержит его от слишком авантюрного поведения, ставящего под удар достижение этой цели. Поэтому он сделал вывод, что угрозу советского коммунизма можно сдерживать и нет необходимости наносить прямой удар.

Попробуем применить аналогичный подход, проанализировав структурные, внутриполитические и идеологические факторы, формирующие политику Соединенных Штатов в отношении Москвы, а также представления американских лидеров о вызове, который Россия бросает глобальному порядку под эгидой США. Если рассматривать структурные факторы, то Соединенные Штаты не хотят ни налаживать отношения, ни вступать в прямую конфронтацию с угасающей, по их мнению, державой, предпочитая отложить вопрос на будущее, когда российские возможности еще сократятся. С точки зрения конкретной политики, это означает игнорирование призывов Кремля создать новую архитектуру безопасности в Европе. Одновременно предпринимаются шаги по укреплению НАТО и ее оборонительных возможностей в Прибалтике, Польше и Восточной Европе в целом, чтобы удержать Москву от авантюрного поведения, которое имело бы целью заставить Вашингтон начать переговоры по этим вопросам. США, впрочем, вряд ли предпримут действия (включая предоставление Украине летального оружия или введение бесполетной зоны в Сирии), которые спровоцируют прямую конфронтацию с Москвой. Оптимальная стратегия Соединенных Штатов на Украине и в Сирии – использовать кризисы, чтобы ускорить ослабление России, заставив ее увязнуть в конфликтах, бушующих в этих странах. Учитывая структурный баланс сил между сторонами, Вашингтону следует тянуть время, позволив России «изнурять себя» в длительных конфликтах на Украине, в Сирии или где-нибудь еще.

Внутриполитические и идеологические факторы серьезно затрудняют достижение какого-либо комплексного соглашения США с Россией, по крайней мере пока в Москве нынешняя власть. Учитывая накаленность политической атмосферы, малейший намек на признание обоснованности действий России на Украине и в Сирии вызовет массовое осуждение как попытка умиротворения. Даже текущая стратегия администрации Обамы тянуть время и позволить России «истощать свои ресурсы», которая кажется наиболее разумной с точки зрения структурных факторов (как отмечалось выше), подверглась жесткой критике республиканской оппозиции и «либеральных ястребов», требующих более активных действий против Путина. До сих пор Обаме удавалось не отступать от своей позиции, и будущий президент, вероятно, станет придерживаться той же сдержанности, после того как спадет накал предвыборной риторики и придется заняться принятием конкретных политических решений. Тем не менее влиятельное антироссийское лобби продолжит давить и на будущего президента, требуя адекватного ответа на «российскую угрозу». Кроме того, значительная часть американской элиты сегодня полагает, что Россия прекратит ставить под сомнение доминирование США и станет интегрироваться в западный либеральный порядок только в случае демократической смены режима. Элита не прекратит нажим на администрацию, настаивая на критике Москвы за нарушение демократии и прав человека, и не поддержит линию сотрудничества или конструктивных совместных действий, если это будет способствовать укреплению или легитимации российского руководства.

Для США ставки на Украине и в Сирии возросли из-за великодержавных вызовов России. Кремлевское руководство не демонстрирует готовности к уступкам в вопросах престижа и статуса, а Путин может находиться у власти до 2024 г. – или даже дольше, поэтому судьба отношений двух стран связана с борьбой за будущее международного порядка. Ситуация начинает напоминать холодную войну: Соединенные Штаты переходят к политике сдерживания, готовясь к длительному противостоянию. В этом случае вопрос будет стоять следующим образом: кто продержится дольше и продемонстрирует решимость, чтобы заставить другую сторону отступить? Если произойдет именно так, история действительно может повториться, и самые тяжелые последствия ощутят жители Украины и Сирии.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 7 марта 2016 > № 1682555 Юваль Вебер, Андрей Крикович

Сетевое общество и роль государства

Брюс Макконнелл

Новые вызовы свободе и безопасности

Брюс Макконнелл – старший вице-президент Института «Восток-Запад».

Резюме Интернет послужил поводом и стимулом для более крупного глобального разговора о ценностях и разногласиях, которые они порождают. Киберпространство находится на острие целого ряда мировых проблем, требующих немедленного решения.

Данный материал подготовлен по заказу Валдайского клуба, полная версия опубликована в серии «Валдайские записки» в декабре 2015 года. Текст по-русски и по-английски с научным аппаратом можно прочитать по адресу: http://valdaiclub.com/publications/valdai-papers/network-and-the-role-of-the-state/.

Не так давно в Калифорнии я беседовал с одним инвестиционным банкиром. Из окон его кабинета на 40-м этаже офисного здания открывалась впечатляющая панорама залива Сан-Франциско, любуясь которой, мы говорили об экономике в условиях информационного общества.

Информационная экономика – движитель капитализма XXI века. Она лежит в основе общемирового экономического роста и его новых возможностей.

Современная экономика зависит от развития информационной сети и одновременно стимулирует ее. В понятие «Сеть» я включаю Интернет (в том числе грядущую «интернетизацию» всего и вся), социальные сети и все обладающие сетевыми возможностями устройства, с помощью которых происходит передача, прием, накопление и обработка цифровой информации. Темой беседы было воздействие информационной экономики на глобальное общество. За последние двадцать лет было уже немало сказано о том, как объединенные во всемирную сеть устройства и информация изменяют, нивелируют и демократизируют общественные структуры. Переходя к существу, скажу, что во время нашего обстоятельного обмена мнениями мы пришли к выводу, что, хотя работа Cети и приводит к многочисленным последствиям либерального толка, эти последствия не одинаковы для всех и не универсальны по своей сути.

В современной научной литературе, посвященной вопросам общественного развития, есть понятие «революция завышенных ожиданий». Согласно этому понятию, растущая осведомленность о жизни других людей создает новое видение возможностей человеческого существования. А Интернет, так же как радио и телевидение в предыдущую эпоху, эту революцию, разворачивающуюся в странах с развивающейся экономикой по всему миру, подпитывает. В обозримом будущем экономическим укладом, на котором зиждется такая революция, останется та или иная форма капитализма. И это будущее уже обеспечивает – и будет обеспечивать – работу Сети.

Однако взаимосвязь между Сетью и политической революцией, утверждающей демократию, не столь прямолинейна. Безусловно, глас народа – потребителей и членов нарождающегося глобального среднего класса – имеет большой вес в столицах многих стран. Однако оказалось, что вопреки «символу веры», принятому на заре зарождения Интернета, сетевые структуры можно использовать не только для освобождения общества, но и для укрепления централизованного контроля.

Что до свободы, то все мы с теплым чувством вспоминаем музыканта из рок-группы The Grateful Dead Джона Перри Барлоу, который в 1996 г. написал «Декларацию независимости киберпространства». Начинается она так: «Правительства Индустриального мира, вы – утомленные гиганты из плоти и стали; моя же Родина – Киберпространство, новый дом Сознания. От имени будущего я прошу вас, у которых все в прошлом, – оставьте нас в покое. Вы лишние среди нас. Вы не обладаете верховной властью там, где мы собрались.

Мы не избирали правительства и вряд ли когда-либо оно у нас будет, поэтому я обращаюсь к вам, имея власть не большую, нежели та, с которой говорит сама свобода. Я заявляю, что глобальное общественное пространство, которое мы строим, по природе своей независимо от тираний, которые вы стремитесь нам навязать. Вы не имеете ни морального права властвовать над нами, ни методов принуждения, которые действительно могли бы нас устрашить».

Не так давно я беседовал с высокопоставленным американским чиновником, который согласился со мной в том, что Сеть содействует либерализации экономики и поощряет экономическую свободу. Он утверждал, что перемены приводят к росту класса предпринимателей, следом за которым идет формирование гражданского общества – предтечи политической свободы. На таком мировоззрении основана и позиция госсекретаря США Джона Керри, изложенная им во время посещения Сеула в мае 2015 г.: «Соединенные Штаты верят в свободу – в свободу слова, свободу объединений, свободу выбора. Но особую важность имеет свобода слова. Мы хотим пользоваться этим правом сами и хотим, чтобы им пользовались другие, даже если мы не всегда согласны с их мнениями. Мы понимаем, что наличие свободы слова не дает права на подстрекательство к насилию. Не дает права на совершение мошенничества. Не дает права на распространение клеветы или на развратные действия в отношении детей. Нет! Однако нам известно и то, что правительства некоторых стран готовы воспользоваться любым предлогом, чтобы заткнуть рот критикам, и что эти правительства реагировали на повышение общественной значимости Интернета, пытаясь усилить контроль над тем, что читают и смотрят люди, над тем, что они пишут и говорят».

Впрочем, есть факты, которые не подтверждают абсолютную тождественность Cети и свободы. В этом отношении показательно положение, зафиксированное в последней редакции Военной доктрины Российской Федерации. В подразделе, озаглавленном «Характерные черты и особенности современных военных конфликтов», утверждается, что происходит «усиление централизации и автоматизации управления войсками и оружием в результате перехода от строго вертикальной системы управления к глобальным сетевым автоматизированным системам управления войсками (силами) и оружием».

То есть в руках взаимосвязанных командно-ориентированных управленцев Сеть может стать средством создания в высокой степени распределенной системы контроля, усугубляющей централизацию управления.

В ходе недавних войн этот урок усвоили также и США. Сеть способствует осуществлению «революции в военном деле» сразу в нескольких отношениях. Во-первых, благодаря превращению «каждого оружия в сенсорный датчик» командиры тактического звена гораздо лучше осведомлены о текущей обстановке на поле боя и даже приобретают известную автономность действий, но тем не менее остаются под гибким руководством центрального командования. Равным образом способность центра узнавать в режиме реального времени обо всех изменениях обстановки на театре военных действий порой зависит от CNN не в меньшей степени, чем от донесений нижестоящих командиров. Иногда командиры среднего звена получают от главного командования запросы относительно происшествий, о которых им самим еще не докладывали с передовых позиций. При такой динамике событий центр вынужден брать оперативное управление рассредоточенными на большой территории силами на себя.

Тот же пакет инноваций применяется и в гражданской жизни – в данном случае в области государственного управления.

Сегодня мы наиболее отчетливо наблюдаем такие сдвиги в Китае, где проводятся полевые испытания новой сетевой системы государственного управления. У большинства китайцев есть мобильные телефоны, благодаря которым центр осведомлен об их местонахождении. Кроме того телефоны образуют невиданную прежде сеть сенсорных датчиков, способную повысить эффективность борьбы с коррупцией, которую ведет председатель Си Цзиньпин, в том числе на государственных предприятиях, где 600 млн «гражданских журналистов» записывают на мобильные телефоны неблаговидные поступки горе-чиновников.

Впрочем, в некоторых отношениях изменилось не так уж и много. Долгое время Срединная империя управлялась с помощью сети местных функционеров – государственных служащих, специально отобранных по всему Китаю за выдающиеся деловые качества. Позже их место заняли низовые партийные кадры. Главная задача этих агентов центра состояла в том, чтобы быть глазами и ушами центральной власти на местах и ее представителями в тех случаях, когда существовала необходимость в толковании правил. В наше время правительства всех стран мира избавляются от услуг управленцев среднего звена. Надо сказать, что этот уровень управления уже упразднен интернет-компаниями, которые перешли к непосредственному сетевому общению между клиентом и продавцом.

Ликвидация функции посредничества лежит в основе новых организационных структур, обеспечивших успех Кремниевой долины. В своей книге «Инноваторы» Уолтер Айсааксон утверждает, что одно из важнейших новшеств состоит в отказе от иерархической организационной культуры. По мнению других исследователей, новая форма сетевого управления сводится к модернизации прежних (репрессивных) методов. Один российский коллега недавно поведал мне, что «КГБ всегда знал, чем люди заняты и что у них на уме. Эта информация и направляла его действия, да и действия центра тоже. Сеть всего лишь расширяет такие возможности».

И все же я предчувствую появление новой формы демократии, если ее можно так назвать, в частности, в Китае. Это не западная представительная парламентская демократия, основанная на ценностях эпохи Просвещения, прославляющих индивидуализм и принцип «один человек – один голос». Но это и не диктатура пролетариата. На смену диктатуре пролетариата приходит прагматичный информационно-сетевой централизм, архитекторы которого вполне отдают себе отчет в том, что можно сделать гораздо больше, если народ с вами, а не против вас.

Вы есть то, что вы читаете

Само собой разумеется, народ легче удерживать на своей стороне, если контролировать информацию, которую он потребляет.

Вопреки распространенному мнению, власти КНР разрешают помещать в Интернете антиправительственные высказывания. Китайские пользователи могут жаловаться – и жалуются – на работу представителей всех уровней государственной власти. Блокируются не мнения, а их бесконтрольное распространение, способное вызвать организованные беспорядки. Блогеры, которые привлекают большое число пользователей, могут быть привлечены к ответственности. Такой подход согласуется с основополагающим принципом современной китайской политической системы, который возлагает на партию ответственность за благосостояние народа, поэтому все, что способно подорвать власть партии, в частности политическая нестабильность и беспорядки, противоречит общественному благу.

Заботу об интернет-контенте проявляют не только на Востоке. В июне каждого года во французском Страсбурге проводятся встречи, на которых присутствуют 300 полицейских чинов, прокуроров, судей, дипломатов, адвокатов и инженеров из стран Запада и их бывших колоний. Цель таких встреч – обсудить, как наилучшим образом бороться с кибер-обусловленной преступностью. Я называю ее «кибер-обусловленной», потому что киберпреступность как таковая в действительности незначительна. Большинство киберпреступлений – это обычные правонарушения вроде воровства, мошенничества, несанкционированных проникновений на частную территорию, коммерческий объект или порчи имущества. Только совершаются они с помощью электронных средств – через Интернет. До сих пор, кстати, это самый безопасный способ ограбить банк.

Но в 2015 г. акцент сместился на иные проблемы. Темой № 1 для киберполицейских всего мира и в особенности Европы стало пресечение вербовки по Интернету со стороны террористов и предотвращение насилия после появления в Сети подстрекательских призывов. Пытаясь сбалансировать роль государства в контроле над свободой слова, Европа – колыбель движения за права человека – теперь вынуждена искать компромиссные решения.

Контент может контролировать не только государство. В Сети информация равносильна власти; Сеть усиливает голоса обладающих властью. Этот феномен проявляется в современной рекламе, где использование аналитики на основе больших массивов данных, отслеживание каждого клика и местонахождения каждого пользователя, подгонка информации под индивидуальные запросы поднимается на все более высокий уровень. Раньше, когда такого рода целевыми информационными кампаниями занималось государство, их называли пропагандистскими акциями. Однако воздействие корпоративной рекламы бывает не менее мощным, а порой по-своему и более пагубным.

В Соединенных Штатах многие относятся к подобной коммерческой практике равнодушно, хотя есть свидетельства, что обеспокоенность нарушениями неприкосновенности частной жизни начинает расти. В Европе уровень тревоги выше, так как здесь необходимо учитывать эффект синергии от сложения известных разоблачений Сноудена и страха перед рыночной мощью того, что там называют GAFA – Google, Apple, Facebook, Amazon.

Старый порядок

В киберпространстве, как и в других областях, власть принадлежит корпорациям и государству. Великими державами киберпространства являются западные технологические компании. По своему влиянию они сопоставимы с правительствами КНР, Индии, России и США. Это проявляется в дискуссии по вопросу сбора и использования данных, набирающей силу под воздействием разоблачений Сноудена о правительственной слежке, но не только поэтому: все более значимым фактором, вовлекающим в дискуссию растущее число участников, особенно в Европе, является беспокойство общественности, связанное с деятельностью компаний и всепроникающей «революцией больших данных». Отношения между правительствами западных стран и западными интернет-компаниями становятся все более сложными. В сущности, Интернет послужил лишь поводом и стимулом для более крупного глобального разговора о политических, культурных и социальных ценностях и тех разногласиях, которые они порождают. Иными словами, дело не в Интернете, дело в информации.

Действительно, киберпространство в известном смысле находится на острие целого ряда общемировых проблем, требующих немедленного решения. В прошлом году Сьюзан Райс, помощник президента Обамы по национальной безопасности, выступила с обращением под названием «Будущее Америки в Азии», в котором мы находим следующие строки: «Наиболее сложные проблемы безопасности в наши дни – это транснациональные угрозы безопасности, выходящие за пределы отдельных стран. К ним относятся изменение климата, пиратство, инфекционные заболевания, транснациональная преступность, мошенничество в киберпространстве и торговля людьми, то есть современное рабство». К этому перечню можно было бы добавить неконтролируемую миграцию и воинствующий экстремизм.

Борьба с каждой из этих угроз осуществляется на основе множества официальных и неофициальных договоренностей. Но эти же договоренности, представляющие собой дополнения к институтам индустриального века, являются ключевым фактором перехода к новому миропорядку.

Впрочем, государство-нация еще сохранится какое-то время. Лучше всего, пожалуй, нынешнюю ситуацию охарактеризовал бывший Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан. В своем выступлении на Мюнхенской конференции по безопасности в 2015 г. он привел следующую цитату из работы Антонио Грамши, написанной итальянским революционером сто лет назад: «Кризис наступает тогда, когда старый порядок уже умирает, а новый еще не готов родиться. В этот период появляется много токсичных образований».

Что касается «токсичных образований», к явлениям этого рода можно, например, отнести так называемое «Исламское государство», которое пытается вернуть часть мира, в которой оно действует, в VII век, когда вырабатывались социальные и политические ценности ислама.

Однако, если взглянуть шире, то приходится признать более глубокую тенденцию роста отличного от западного реформистского взгляда на мир. Примером может служить высказывание президента Индонезии Джоко Видодо. Выступая перед несколькими десятками глав государств в апреле 2015 г., он сказал: «Мы, страны Азии и Африки, требуем реформирования Организации Объединенных Наций с тем, чтобы она могла функционировать наилучшим образом в качестве общемирового учреждения, для которого главным является осуществление справедливости в отношении каждой нации. Лично мне все труднее дышится в атмосфере глобального дисбаланса».

Центральная тема Мюнхенской конференции в 2015 г. была отражена в первом издании ее ежегодного доклада по безопасности под названием «Разрушающийся порядок, бездеятельные блюстители». В кулуарах царила паника по поводу попрания Россией международного права посредством нарушения территориальной целостности Украины. (Можно заметить, что при этом схожие действия, предпринимавшиеся Западом, оправдывались необходимостью предотвращения масштабного кровопролития. Вспомним, к примеру, Боснию. Однако тут остановимся: подобные примеры, как и описание истории потерь, понесенных Россией от рук пришельцев с Запада, не относятся к предмету данной статьи.)

По иронии судьбы, деятели, сомневающиеся в эффективности институтов, сложившихся после Второй мировой войны, все решительнее заявляют о своей приверженности основополагающему Вестфальскому принципу (суверенитет государства в пределах своих границ), действие которого государства под всевозможными предлогами распространяют на граждан, компании и информацию. Все они считаются принадлежащими государству по происхождению или на основании соответственно родного языка, юридической регистрации и места происхождения.

Громоздкие государственные структуры и международные организации не способны быстро реагировать на вызовы времени. Они и есть тот самый умирающий старый порядок. Поэтому недостаточно просто расширить состав Совета Безопасности ООН или провести реформу МВФ и Всемирного банка, изменив систему распределения финансовых ресурсов. Необходимы глубокие структурные перемены и корректировки во властных отношениях индивида и коллектива, в посреднической роли организаций всех типов. Такие преобразования займут несколько десятилетий.

Сжимающаяся планета и возрождение сообществ

На нашей планете с каждым днем становится все теснее. Еще 50 лет назад Эдлай Стивенсон предсказал, что скоро мы не сможем жить, как равнодушные друг к другу соседи. Наше время перемен требует, чтобы отдельные граждане брали на себя повышенную ответственность за благополучие общества.

В мире все более крепнет уверенность в том, что появившиеся после Второй мировой войны международные управленческие структуры были созданы без реального участия жителей восьми из десяти самых населенных стран мира. Эти институты, сформированные союзными державами-победительницами, исправно служили человечеству 70 послевоенных лет. Но в своем нынешнем виде они начинают терять легитимность, и игнорирование норм международного права является симптомом, который свидетельствует о глобальном сдвиге в представлениях о власти и порядке.

Америка, одна из основных создательниц существующего миропорядка, с трудом удерживает глобальное моральное и политическое лидерство. Соединенные Штаты по-прежнему – самое притягательное место для мигрантов со всего мира. Однако их правительство разъедается кризисом собственной легитимности, порожденным в первую очередь неспособностью осуществлять основные задачи управления, такие как одобрение законов о бюджете. Кризис усугубляется нарастающими межпартийными разногласиями и утратой понимания общей цели.

Еще одним фактором, углубляющим кризис, является развитие технологий, сопровождающееся резким повышением уровня транспарентности, появлением у людей надежд на участие в управлении государством, падением престижа организационно-управленческих структур и их способности участвовать в сотрудничестве поверх всяческих границ. Иными словами, расширение, демократизация доступа к информации будет оставаться угрозой и для частных, и для государственных институтов индустриального века.

В осуществлении планетарного перехода к более устойчивым формам управления должны сыграть роль все стороны. Национальным правительствам следует запастись терпением и проявлять гибкость. Их задача – быть катализаторами перемен и инноваций и избегать принятия трудновыполнимых упрощенных решений. Компании должны прислушиваться к голосам более широкого круга заинтересованных лиц и видеть дальше балансовой строки в своем квартальном отчете. А рядовым гражданам в разных странах следует забыть о мелких разногласиях и совместно решать проблемы, стоящие перед всем человечеством.

Каждая из сторон должна стремиться играть эти роли в своей повседневной жизни. Однако сегодня ни одна из них на это не настроена. Правительства создаются не для того, чтобы проявлять гибкость. Для них главное – «суверенитет над моей территорией, а прочие – держитесь подальше». В свою очередь, корпорации создаются не для того, чтобы делиться или сотрудничать с обществом. Их девиз: «Победитель получает все». На благо акционеров.

К счастью, мы, рядовые граждане, более подвижны и гибки, чем созданные нами институты. Наша общая задача – и отдельных граждан, и коллективов – состоит в том, чтобы найти противовес разнонаправленным силам, воздействующим на нашу жизнь. Как мы живем в этом мире? Начинаем с самих себя и расширяем пространство действия – в семье и обществе. Перемены уже произошли, и затронули они в первую очередь то, что именуется емким словом сообщество (community). Мы все более отказываем государству в верности и преклонении и присягаем другим сообществам, какими бы они ни были.

Каждый из нас все в большей степени чувствует себя членом одного или нескольких глобальных сообществ. Вы можете быть связаны с другими людьми, живущими в разных концах света – через научное общество, диаспору, религию, корпорацию, культуру. Такие глобальные объединения и связи становятся возможны благодаря Интернету. Интернет создает возможность для диалога и сотрудничества в мировом масштабе поверх любых барьеров.

Вот почему так важно сделать Сеть – и мир, в котором она выполняет посредническую миссию, – более безопасной. А именно – площадкой, в рамках которой мы будем строить будущее нашей планеты. Будущее устойчивое, мирное и способствующее развитию человеческого потенциала.

Россия. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 марта 2016 > № 1682626 Брюс Макконнелл

Трансатлантическая война данных

Генри Фаррелл, Абрахам Ньюман

Европа наносит ответный удар по АНБ

Генри Фаррел – доцент кафедры политологии и мировой политики в Университете Джорджа Вашингтона.

Абрахам Ньюман – профессор на факультете внешнеполитических служб правительства в Джорджтаунском университете.

Резюме Если Вашингтон хочет, чтобы глобализация продолжала развиваться, пора прекратить воспринимать товарные и информационные потоки в качестве оружия и начать относиться к ним как к общему благу.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 1, 2016 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

В октябре Европейский суд отменил Соглашение о безопасной гавани (Safe Harbor agreement) –15-летний договор, позволявший американским компаниям передавать данные, такие как досье, составленные с помощью поисковой системы Google, за пределы Евросоюза. Признав данное соглашение незаконным, Европейский суд постановил, что неопределенность в отношениях между частным сектором, занимающимся сбором данных, и органами национальной безопасности Соединенных Штатов нарушает неприкосновенность личной жизни граждан ЕС, данные о которых передаются за океан. Это решение выбивает юридическую почву из-под ног американских технологических компаний, интенсивно работающих во всем мире.

Хотя информированные американские наблюдатели предвидели подобное решение, большинство оказались застигнуты врасплох, а некоторые были всерьез озадачены. Исполнительный вице-президент Торговой палаты США заявил: «Особенно тревожит то, что это долгосрочное соглашение признано недействительным без какого-либо обсуждения о переходном периоде и указаний о том, как компании должны соблюдать закон». Противники данного судебного постановления, включая министра торговли Соединенных Штатов Пенни Прицкер, утверждают, что оно ставит под угрозу трансатлантическую цифровую экономику и обойдется американским компаниям в миллиарды долларов. Без нового соглашения велик риск того, что личные данные будут изолированы в Европе. И возникнет феномен, который исполнительный председатель Совета директоров компании Alphabet (ранее Google) назвал «национальными Интернетами» в разных странах. Если это случится, продолжал он, возникнет риск уничтожения «одного из величайших достижений человечества». Критики также обвиняют ЕС в односторонних действиях по защите европейских предприятий от внешней конкуренции, наносящих ущерб открытости и демократичности Интернета.

Но главная причина нервозности американских компаний и официальных лиц в том, что они привыкли сами устанавливать правила игры. За 70 лет США создали глобальную систему, в которой информация, инвестиции и торговые потоки беспрепятственно пересекали границы. Результатом такой открытости стал взаимозависимый мир, в котором правила и предпочтения одной страны могут формировать правила и предпочтения для других. В силу объема и мощи экономики Соединенных Штатов роль гегемона обычно отводится им.

После терактов 11 сентября США начали эксплуатировать взаимозависимость, умышленно используя экономическую силу в качестве инструмента обеспечения собственной безопасности. Декларируя идею свободного движения капитала, они систематически применяли санкции, обязывая иностранные банки и финансовых акторов изолировать предприятия, людей и государства от мировой финансовой системы. Несмотря на публичные заявления о приоритете открытого и безопасного Интернета, в частном порядке они подрывали принцип кодирования сетевых сообщений и вместе с близкими союзниками, включая Великобританию, тайно создавали гигантские международные системы слежки. Короче, Соединенные Штаты использовали зависимость мира от их экономики в качестве рычага воздействия на иностранцев и шпионажа.

Эта стратегия себя исчерпала, и решение по «безопасной гавани» убедительно показывает, что Вашингтону нужно осознать издержки. Когда Америка использует экономический вес для укрепления своей национальной безопасности, она играет не по правилам, практически лишая другие государства возможности выражать несогласие и вызывая к себе недоброжелательное отношение за рубежом. Странам ЕС довольно затруднительно открыто сопротивляться подобным действиям США – как в силу мощи американских сил безопасности, так и потому, что они бесплатно пользуются возможностями американской разведки, армии и технологии. Но Евросоюз, возможно, нашел способ заставить Соединенные Штаты заплатить за стремление доминировать. Хотя Европейский суд не имеет полномочий, чтобы регламентировать действия Агентства национальной безопасности (АНБ) США, он может выносить решения в отношении деятельности американских фирм в Европе. Его постановление показывает, что чем больше Вашингтон будет использовать рычаг взаимозависимости глобальной системы в целях собственной безопасности, тем активнее другие государства и суды станут сопротивляться центральной роли Соединенных Штатов в мировой экономике.

Превращение взаимозависимости в оружие

Одним из огромных преимуществ гегемонии является способность не считаться с окружающим миром. Глобализация под руководством США смела препоны для беспрепятственного перемещения капитала, товаров и информации. Устранение барьеров было связано с политическими издержками, но платили их преимущественно другие страны, которым пришлось корректировать внутренние правила, чтобы открытая и интегрированная мировая экономика шла им на пользу. От интеграции мировой экономики в первую очередь выигрывают американские компании, которые легко находят новые рынки сбыта и выстраивают сложные международные цепочки поставок, снижающие себестоимость их продукции. Такие компании как Facebook, Google и Uber эксплуатируют экономическую открытость для воспроизведения своих бизнес-моделей в развитом индустриальном мире, зачастую сознательно бросая вызов местным правилам и национальным законодательствам. В то же время взрыв трансграничного обмена повышает важность американского доллара и рынка, поскольку иностранные компании стремятся иметь доступ к американским банкам и потребителям, чтобы получать деньги и продавать товары.

В последние 15 лет Вашингтон все чаще применял эту силу в качестве оружия, чтобы добиваться нужных ему решений от иностранных правительств и компаний, зависящих от доступа к валюте, информационному сектору и рынкам США. Вместо того чтобы распространять американские нормы и предпочтения посредством косвенных рыночных механизмов, Соединенные Штаты напрямую используют мощь своих рынков и информационных сетей, принуждая другие страны играть по их правилам. Тем самым они добиваются внешнеполитических целей, а также решают задачи национальной безопасности. В первую очередь это касается борьбы с международным терроризмом и государствами-изгоями.

Великие державы постоянно прибегают к блокадам, ограничениям экспорта и санкциям для манипулирования странами, зависящими от торговли материальными товарами. Но у Соединенных Штатов сегодня имеются возможности и для манипулирования финансовыми и информационными потоками. Иностранные финансовые учреждения попали в нездоровую зависимость от сделок в долларах, что делает их уязвимыми перед регулирующими органами США, которые могут угрожать им катастрофическими последствиями в случае нежелания играть по американским правилам. В ходе так называемой «войны Казначейства», развязанной Хуаном Зарате (он служил помощником министра финансов при администрации Джорджа Буша, отвечая за борьбу с финансированием терроризма и финансовыми преступлениями), Соединенные Штаты вынудили иностранные финансовые учреждения де-факто работать агентами Вашингтона. Согласно статье 311 Патриотического акта, Министерство финансов США может классифицировать иностранное финансовое учреждение как «вызывающее подозрение в отмывании денег». Подобная классификация отражается на способности данного банка действовать на американской территории и позволяет Вашингтону оказывать влияние на другие связанные с ним финансовые учреждения, зависящие от рынков Соединенных Штатов.

У некоторых стран, которым США активно противодействуют, не так много сочувствующих. В качестве примера можно назвать Иран и Северную Корею. Но Соединенные Штаты также оказывают нажим на своих друзей. Например, ссылаясь на необходимость противодействовать мировому терроризму, США заставили бельгийский финансовый процессинговый центр предоставлять им информацию об электронных денежных переводах во всем мире, тем самым систематически нарушая закон ЕС о неприкосновенности банковской тайны. Они также эксплуатируют глобальную взаимозависимость, чтобы заставлять иностранные правительства изменять свои внутренние правила и процедуры, казалось бы не связанные с обеспечением безопасности. В частности, речь идет о таких сферах, как банковская тайна, подкуп иностранцев и отмывание денег. Швейцарские банки, бизнес-модель которых всегда основывалась на том, чтобы помогать богачам уходить от налогов, внезапно оказались под прицелом служб национальной безопасности Соединенных Штатов. Когда американские официальные лица поняли, как важно отслеживать финансовые потоки, используемые для финансирования терроризма, их мишенью стала сложившаяся банковская практика.

Кто крайний

Слишком часто политики в Вашингтоне ошибочно полагают, что своекорыстные интересы США и их компаний автоматически идут рука об руку с мировым порядком, в создании которого они принимали участие. Когда зарубежные законодатели пытаются применять к американским технологическим компаниям местные правила, американцы обвиняют их в скрытых мотивах. Например, президент Барак Обама истолковал попытки иностранных правительств защитить права своих граждан от посягательств американских компаний как замаскированный протекционизм. В интервью, данном в феврале 2015 г., Обама, комментируя расследование деятельности Facebook и Google в Европе, сказал: «Наши компании создали Интернет, расширили и усовершенствовали его такими методами, с которыми европейцы не могут конкурировать. И то, что часто изображается как высоконравственная позиция по тем или иным вопросам, иногда представляет собой всего лишь попытку защитить собственные коммерческие интересы».

Подобные утверждения неверны и политически нерациональны; в скором времени крупные страны и юрисдикции перестанут мириться с выкручиванием рук. Когда США делают своей мишенью страны или лица, считающиеся нарушителями общепринятых правил, такие как Иран или Россия, им обычно удается убедить достаточное число других государств присоединиться к санкциям, что придает их действиям видимость легитимности. Но когда Соединенные Штаты сами нарушают правила и конституционные принципы других стран, им следует ожидать соответствующей реакции. Чем больше США стремятся эксплуатировать созданную ими систему, тем больше иностранных государств и компаний будут это оспаривать.

Взаимозависимость во многих случаях обращается против Америки, а не во благо ей. Когда американские компании вышли на мировые рынки, они стали уязвимы для судебного преследования со стороны других стран, и их все больше беспокоит политика и действия властей Соединенных Штатов, которые раздражают правительства других стран. С особенно серьезными проблемами сталкиваются технологичные компании, поскольку их ненасытный аппетит в отношении подробной личной информации косвенным образом помогает Вашингтону следить за иностранными гражданами и организациями. Поскольку другие государства не могут напрямую привлечь к ответственности АНБ, они склонны избирать мишени, которые находятся в пределах их досягаемости, а именно американские транснациональные корпорации, чтобы заставить США изменить правила.

Только для глаз ЕС

Благодаря откровениям бывшего подрядчика АНБ Эдварда Сноудена негодование по поводу действий служб безопасности переросло в активный протест. Файлы Сноудена открыли миру, что Соединенные Штаты совместно с главными союзниками систематически эксплуатировали техническую уязвимость, чтобы шпионить за всем миром, собирая огромные массивы данных, касающихся личных сообщений и переписки сотен миллионов людей, а затем прочесывая их в поисках актуальной информации в сфере безопасности. Это означало, что хотя Вашингтон много лет выступает за открытый Интернет и осуждает цифровую слежку, осуществляемую разными странами, от Китая до России, он сам тайно эксплуатировал возможности, которые дает открытость. США публично пропагандировали беспрепятственный информационный обмен, а сами тайно переводили информационные потоки на серверы АНБ. Они энергично поддерживали глобальную экспансию технологичных компаний, защищая, к примеру, использование твиттера продемократическими движениями «арабской весны», в то же время требуя от этих компаний передачи спецслужбам огромных объемов данных и допуска к их серверам за рубежом.

Конечно, Соединенные Штаты не одиноки в своем цинизме. Некоторые политики, публично выражавшие негодование по поводу откровений Сноудена, включая министра внутренних дел Германии Томаса де Мезьера, пытались применить аналогичные методы слежки за гражданскими лицами своих стран. Службы внешней разведки, зависящие от ЦРУ, попытались по возможности замять скандал из-за опасения потерять доступ к программам обмена разведданными. Однако американцы своими действиями посягнули на фундаментальные права иностранных граждан, вызвав раздражение других слоев европейского общества, гораздо более независимых, чем политики. Речь идет, например, о судьях, которые часто видят свою роль в защите фундаментальных конституционных прав и не склонны идти на компромиссы в принципиальных вопросах ради сохранения дружественных отношений с ключевыми союзниками. Европейский суд уже принял меры, обязав европейские телекоммуникационные компании сохранять пользовательские данные до двух лет – отчасти из-за опасений, что эта информация может выйти за пределы ЕС. Теперь же суд сделал следующий шаг, поставив под сомнение основания для передачи личной информации из Евросоюза.

Споры по поводу «безопасной гавани» проистекают из того факта, что у Европейского союза и США принципиально разное понимание того, как в цифровой век должны соблюдаться правила конфиденциальности и неприкосновенности личной жизни. В начале 1990-х гг. европейские страны разработали всеобъемлющие правила, регламентирующие сбор и обработку личной информации под надзором независимых органов государственного регулирования, они назывались «Управление по защите данных». Этот подход к неприкосновенности личной информации был оформлен в 2009 г. в виде фундаментального конституционного права, когда ЕС принял Хартию фундаментальных прав. В отличие от Евросоюза, у Соединенных Штатов нет всеобъемлющего подхода или политики в области неприкосновенности личной информации, поэтому американские власти руководствуются своеобразной смесью специфических и в некоторых случаях устаревших правил, регламентирующих действия в таких разнородных областях, как здравоохранение и прокат видеоматериалов. Проблема для США заключается в том, что европейское законодательство давно запретило передачу данных в страны, которые, по мнению ЕС, недостаточно защищают неприкосновенность личной информации, и Соединенные Штаты как раз относятся к их числу.

С учетом экономических выгод от обмена данными ЕС и США заключили в 2000 г. Соглашение о безопасной гавани, чтобы как-то преодолеть разногласия. В частности, американские компании согласились соблюдать ряд основополагающих принципов неприкосновенности личной жизни и информации граждан Евросоюза. Надзор за соблюдением этих положений осуществляет Федеральная торговая комиссия Соединенных Штатов. За последние 15 лет более 4 тыс. американских фирм пользовались Соглашением о безопасной гавани для облегчения трансатлантической электронной коммерции и передачи данных между разными юрисдикциями. Постановление Европейского суда ставит под угрозу все эти достижения.

После разоблачений Сноудена европейские защитники неприкосновенности личной жизни начали поиск правовых каналов, чтобы помешать США следить за частными лицами в Евросоюзе. В 2013 г. австрийский правовед Макс Шремс подал иск в Ирландии против Соглашения о безопасной гавани на основании информации, раскрытой Сноуденом. Он доказывал, что шпионаж АНБ продемонстрировал отсутствие действенного режима охраны данных в США и что Соглашение о безопасной гавани не может защитить европейцев от массовой слежки. Высший суд Ирландии, похоже, согласился с его аргументами, постановив, что «откровения Сноудена свидетельствуют о массовом нарушении законности службами безопасности, демонстрирующими практически преднамеренное безразличие к неприкосновенности личной жизни обычных граждан. Их право на защиту личной информации было серьезно нарушено массовым и бесконтрольным использованием программ наблюдения и слежки». В своем постановлении Европейский суд сослался на доводы Высшего суда Ирландии, основанные на документах Сноудена, и напрямую связал сворачивание программы «Безопасная гавань» с размыванием границ между сбором данных в частном секторе и государственной слежкой в Соединенных Штатах. Суд пришел к выводу, что в США интересы безопасности, государства и правоохранительных органов ставятся выше положений Соглашения по безопасной гавани. Поэтому американские власти будут и впредь пренебрегать защитными механизмами, предусмотренными Соглашением, если они вступают в противоречие с их внутренними потребностями. Таким образом, американская схема «безопасной гавани» поощряет вмешательство государственной власти в частную жизнь граждан и нарушение их прав на конфиденциальность.

Превратив американские технологические компании в инструменты национальной разведки, США повредили репутации своих корпораций и обрекли их на санкции иностранных юрисдикций. Их прибыль на мировых рынках, не говоря уже о значительной доле экономики Соединенных Штатов, зависит от беспрепятственных трансграничных информационных потоков. Официальные лица иностранных государств, политические активисты и судьи, ограничивающие эти потоки для защиты своих граждан от слежки со стороны США, выбивают фундамент, лежащий в основании бизнес-моделей этих компаний.

Постановление Европейского суда по «безопасной гавани» вынудило Вашингтон решать, ценит ли он неограниченные возможности шпионить за европейцами больше, чем открытый Интернет и экономическое благополучие могущественных американских корпораций. По сути, Евросоюз обратил против США их же собственную тактику.

Между тем у американских компаний есть несколько привлекательных долгосрочных вариантов, если они хотят передавать данные через Атлантику. В краткосрочной перспективе правила ЕС все еще позволяют предприятиям передавать личные данные в Соединенные Штаты на основании имеющихся договоров. Но эта информация ничуть не лучше защищена от слежки американского государства, чем информация, передававшаяся по Соглашению о безопасной гавани. Комиссар Гамбурга по данным и информации прямо и без обиняков рекомендовал европейским компаниям не полагаться на эти механизмы и оставлять все свои данные на европейских серверах.

Европейское управление по защите данных дало Вашингтону отсрочку в несколько месяцев для совершенствования защиты личной информации, но пригрозило принять меры, если до конца января 2016 г. Соединенные Штаты не реформируют правила по защите персональных данных. Они требуют, чтобы ЕС и США договорились о подписании юридически обязывающего договора, гарантирующего права европейцев на неприкосновенность личных данных, которые ни под каким предлогом не должны передаваться американским разведслужбам. Если Соединенные Штаты не внесут поправки в свои законы для защиты европейцев, американским компаниям, вероятно, придется разъединять потоки данных и оставлять европейские данные в европейских центрах обработки данных; в противном случае им грозят санкции Европейского управления по защите данных. Президент компании Microsoft Бред Смит предупреждает, что подобная фрагментация Интернета связана с риском скатывания в «цифровое средневековье», поскольку будут нарушены многие процессы – от систем оплаты кредитными картами до бронирования авиабилетов. Это принесет компаниям миллиардные убытки, и их глобальные устремления окажутся под угрозой. Попытки США эксплуатировать взаимозависимость приведут к тому, что Европа вырежет ценные личные данные из мировых сетей и рынков.

Новый мировой порядок

По самой своей природе взаимозависимость может быть слабостью, а не только оружием. Как ясно видно из истории Соглашения о безопасной гавани, когда предпочтения США в сфере безопасности вступают в противоречие с фундаментальными правами граждан в других крупных юрисдикциях, американцы, скорее всего, столкнутся с противодействием. Соединенным Штатам необходимо мировое сотрудничество по целому ряду деликатных вопросов – от отмывания денег и санкций до многостороннего обмена данными. Но при этом они по-прежнему настаивают на одностороннем подходе, даже когда это вредит американским компаниям в разных иностранных юрисдикциях.

Например, в рамках уголовного расследования американские власти сегодня требуют, чтобы Microsoft передала им личные данные, хранящиеся в центре обработки данных компании в Ирландии. Вместо того чтобы запросить эту информацию посредством обычных процессов межгосударственного обмена, при котором Вашингтон мог бы обратиться к правоохранительным органам Ирландии, Соединенные Штаты используют глобальные возможности своей правовой системы, требуя данные, несмотря на сопротивление правительства Ирландии и компаний из Кремниевой долины, опасающихся, что подобные действия еще больше подмочат их репутацию. Группа могущественных технологических гигантов, включая Apple и Cisco Systems, направила аналитическую записку в суд, выразив поддержку Microsoft и несогласие с позицией Вашингтона. Если правительство США и дальше будет вести себя подобным образом, оно серьезно повредит стремлениям американских компаний развивать «облачные вычисления». Вместо общего облака компании будут вынуждены использовать пространства сегментированных национальных данных, скрытых за нагромождением законодательных ограничений, а также несовместимые криптографические схемы защиты. Это угрожает масштабной экономике поставщиков облачных вычислений и одновременно нанесет ущерб американским производителям высокотехнологичных продуктов, которые видятся, справедливо или нет, как наиболее уязвимые для слежки и требований американского правительства предоставлять ему информацию.

Но такого исхода все еще можно избежать. ЕС и США в целом разделяют одни и те же ценности и уже пришли к пониманию принципов сотрудничества в части обмена данными, представляющими интерес для правоохранительных органов. Они подписали так называемое Зонтичное соглашение, по которому Соединенные Штаты обязуются вводить законы, предоставляющие гражданам стран Евросоюза определенные права на защиту личной информации в американских судах. США, вероятно, могли бы разрешить противоречия по «безопасной гавани», включив в это соглашение положения о защите от слежки и устранив лазейки, позволяющие американским и европейским разведслужбам обмениваться информацией без надзора демократических институтов. Споры наподобие того, что возникли по делу Microsoft, разрешимы посредством более действенной системы многостороннего обмена, сопровождаемой мерами по защите конфиденциальности. Многие проблемы взаимозависимости можно преодолеть, повысив также взаимозависимость в области защиты гражданских прав, так чтобы они признавались и гарантировались в самых разных юрисдикциях.

США стоят перед серьезным выбором. Они могут и дальше действовать в мире с размытыми границами, предъявляя односторонние требования, не отказываясь от тотальной слежки и не соглашаясь с правом на защиту личной информации, называя его замаскированным протекционизмом. Если правительство будет так себя вести, пострадает бизнес.

С другой стороны, оно может признать, что у глобализации есть разные оттенки и что у европейцев возникают реальные и законные опасения в связи с повсеместной слежкой и односторонним подходом американских властей. Амбициозная стратегия могла бы состоять в попытке реформировать правила защиты конфиденциальности личной информации в Евросоюзе и Соединенных Штатах и создании всеобъемлющей институциональной инфраструктуры, которая одновременно защищала бы права граждан Европейского союза и США на неприкосновенность частной жизни. Это можно было бы сделать посредством разработки правил и институтов, ограничивающих слежку особыми случаями, когда она отвечает интересам всех стран.

В более широком смысле Соединенным Штатам нужно избавиться от искушения манипулировать тем мировым порядком, архитекторами и лидерами которого они являются, в угоду своим внутренним силам безопасности. Если они хотят, чтобы глобализация продолжала развиваться так же, как в прошлом, им необходимо прекратить воспринимать товарные и информационные потоки в качестве оружия и начать относиться к ним как к общему благу, которое необходимо холить и лелеять. В конечном итоге больше всего от такого отношения выиграют американские компании и американская экономика.

Евросоюз. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 марта 2016 > № 1682622 Генри Фаррелл, Абрахам Ньюман

Хуже, чем в холодную войну

Алексей Фененко

Конфликтный потенциал российско-американских отношений

А.В. Фененко – кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института проблем международной безопасности РАН, старший преподаватель кафедры международной безопасности факультета мировой политики МГУ им. М.В. Ломоносова.

Резюме Ни Украина, ни Сирия не сняли психологического напряжения. Лидеры США и, отчасти, России пока не считают, что их страны достигли опасного предела. Требуется более крупный кризис, для окончательного разрешения накопившихся вопросов.

Написать эту статью я задумал после круглого стола о перспективах российско-американских отношений, организованного агентством «Россия сегодня» в ноябре 2015 года. Там я высказал мысль, что Россия и США вступили в период, намного более опасный, чем холодная война, включая Карибский кризис 1962 года. Мои слова вызвали критические замечания. («Тогда стояли на грани ядерной войны, а сейчас ничего похожего не наблюдается».) Между тем в предстоящие десять-пятнадцать лет опасность развязывания военного конфликта между Россией и Соединенными Штатами, на мой взгляд, намного выше, чем в период биполярной конфронтации.

Накапливаются долгосрочные негативные тенденции, которые объективно подталкивают обе стороны к вооруженному конфликту. В отличие от прежних случаев, в том числе и Карибского кризиса, современные военно-политические коллизии не побуждают Кремль и Белый дом сесть за стол переговоров и выработать механизмы снижения военной опасности. Стороны, напротив, последовательно свертывают стратегический диалог, демонтируют систему европейской безопасности и демонстрируют силу в непосредственной близости от вооруженных сил друг друга. Такая модель напоминает систему отношений между европейскими державами в конце XIX века, которая работала скорее на приближение, чем на отдаление конфликта.

Мифы холодной войны

Зимой 2012 г. эксперты Евроатлантической инициативы в области безопасности (EASI) презентовали на ежегодной Мюнхенской конференции доклад «На пути к Евро-Атлантическому сообществу безопасности». Евроатлантике, по их мнению, присущ дефицит взаимного доверия, а сотрудничеству мешает мышление времен биполярной конфронтации. В действительности наследство холодной войны играло стабилизирующую роль в российско-американских отношениях, предполагая:

поддержание стратегического диалога по ОСВ/СНВ;

развитие механизмов контроля над вооружениями;

наличие мер доверия и транспарентности;

наличие комплекса взаимных обязательств на случай конфликта с третьими странами;

высокий уровень доверия, без которого создание подобных режимов невозможно.

Американский политолог Джон Льюис Гэддис не случайно назвал холодную войну периодом долгого мира. Конфронтация сверхдержав и возглавляемых ими военно-политических блоков осуществлялась строго по правилам и никогда не приближалась к грани реального военного конфликта. Вопреки расхожим представлениям, холодная война СССР и США началась отнюдь не в 1945 году. Первое десятилетие после Второй мировой войны в мире доминировали четыре державы-победительницы. Только к 1956 г. две из них (Советский Союз и Соединенные Штаты) понизили статус Великобритании и Франции до регионального уровня. Москва и Вашингтон, несмотря на жесткую риторику, взаимодействовали в процессе демонтажа Британской и Французской империй. В период прямого военно-стратегического противоборства стороны вступили после Суэцкого кризиса 1956 г., когда между ними не осталось «прокладок» в виде других великих держав. С этого времени система советско-американского взаимодействия стала внешне характеризоваться:

предельной враждебностью, усиливаемой противоположностью социально-экономического и политического устройства;

идеологической конфронтацией со взаимоисключающими целями;

блоковым характером противостояния, когда малые и средние страны передавали сверхдержавам контроль над своими военными потенциалами;

соперничеством на грани военного столкновения, которое носило бы характер тотального конфликта двух мировых систем.

Но угроза прямого военного конфликта оставалась минимальной. Едва ли обладание ядерным оружием (ЯО) было основной причиной. С конца 1950-х гг. и советские, и американские стратеги разработали множество сценариев войны с ограниченным применением ЯО или на базе обычных вооружений. (В последнем случае ЯО по умолчанию не применялось бы обеими сторонами, подобно тому как химическое оружие не использовалось во Второй мировой войне.) Библиография работ об «ограниченной ядерной войне» настолько обширна, что заслуживает издания в виде специальных сборников. Однако почти ни в одной работе не объяснено, почему американские и советские лидеры не воспользовались рекомендациями военных.

У руководителей СССР и США попросту не было политических причин для прямого столкновения. Соединенные Штаты и Советский Союз не могли заменить друг друга в качестве лидеров капиталистического и социалистического миров. Любой конфликт между ними привел бы к краху всей системы Ялтинско-Потсдамских договоренностей, включая ООН. В обмен на обвал мирового порядка победитель получал бы ограниченную территорию, требующую колоссальных затрат для восстановления. Игра не стоила того, чтобы жертвовать ресурсами, приобретенными по итогам Второй мировой.

Отсутствие политических мотивов дополнялось дефицитом технических возможностей для ведения войны. Находясь в разных полушариях, сверхдержавы не могли оккупировать территорию друг друга. Для победы в крупном региональном конфликте ни одна из сторон не имела превосходства, обеспечивающего гарантированное поражение противника. Прямая война сводилась бы к иррациональному обмену ядерными ударами без какой-либо политической капитализации. Фанатиков, готовых рискнуть всем ради победы в «войне-армагеддоне», слава богу, не нашлось.

Ни советская, ни американская идеология не была непримиримой к оппоненту. Концепция обеих сверхдержав постулировала принцип соревнования коммунизма и либерализма. Во-первых, это означало, что СССР и США признают друг друга в качестве равноправных субъектов. Во-вторых, стороны были готовы играть по правилам. В-третьих, соревнование означает наличие у оппонента положительных сторон, которые нужно перенять или превзойти. И Кремль, и Белый дом предполагали победу коммунизма/либерализма в туманном будущем, что легитимировало начало диалога. Популярная в 1960-х гг. теория конвергенции, согласно которой СССР и США позаимствуют друг у друга лучшее, возникла не на пустом месте и укоренилась в мировоззрении советской и американской элиты.

Французский писатель Марсель Пруст оставил нам образы полноценной идеологической конфронтации. Во Франции после войны 1870 г. ненависть к Германии была настолько велика, что выразить симпатию к чему-то немецкому было невозможно. «Мы ненавидели боша за то, что он бош. За то, что он пьет кофе с коньяком, за то, что ест много сосисок, за то, что носит рыжие усы, за то, что надевает коричневую, а не черную, “бабочку”. За то, что он существует, и за то, что мы до сих пор не отплатили ему за Седан», – размышлял писатель о тех временах. Аналогичные чувства испытывали и немцы в отношении Франции: они упрекали Бисмарка в том, что он не добил «наследственного врага». Во французских и немецких городах по выходным устраивались шоу в парках: сожжение перед восторженной толпой макетов Эйфелевой башни или Бранденбургских ворот.

Ничего подобного в советско-американских отношениях не было. Лидеры сверхдержав, как справедливо отметил известный американист Владимир Печатнов, не пытались сеять ненависть к противнику среди населения. Советская пропаганда тщательно отделяла «реакционные круги США» от американского народа. Президенты США, называя СССР «красной чумой» или «империей зла», всегда выражали сочувствие русскому народу. Ни советская, ни американская пропаганда не насаждала в школе ненависть к обычаям и культуре противника, не организовывала массовых демонстраций с милитаристским психозом и не восхваляла гибель солдат противоположной стороны в региональных конфликтах. Отрицание противника носило политический, идеологический, но не экзистенциальный характер. (Сравнение нынешних пропагандистских баталий с теми, что грохотали в годы холодной войны, приводит к неутешительному выводу, что тогда уровень взаимного уважения был намного выше, а эмоциональной экзальтации наблюдалось куда меньше.)

С настоящим врагом идеологические баталии не ведутся: враги молча готовятся к схватке. В 1930-е гг. представители СССР и нацистской Германии, например, крайне редко пытались доказать что-то друг другу или оспорить какой-либо тезис оппонента. Отношения на официальных встречах отличались демонстративной вежливостью и практическим отсутствием неформального общения. Не вели дискуссий немцы и с англичанами накануне Первой мировой. Вопрос о столкновении был решен, а убеждать врага в своей правоте – занятие бессмысленное.

Образом холодной войны стало противостояние советских и американских спецслужб. Но ни советское, ни американское руководство не считало диверсии ЦРУ/КГБ поводом к разрыву дипломатических отношений или тем более причинению реального ущерба политической элите противника: терроризм отрицали обе стороны. Русские и американцы не относились друг к другу с ненавистью: они живо интересовались образом жизни и культурой оппонента. С какого-то момента общественность и в Советском Союзе, и в Соединенных Штатах смотрела на милитаризм и гонку вооружений с изрядной иронией, достаточно вспомнить «бондиану» и песни Высоцкого.

Феномен «радиоголосов», которые ловила советская интеллигенция, доказывал, что многие жители СССР были готовы воспринимать оппонента. Судя по воспоминаниям, при прослушивании негативной информации о своей стране в принципе не возникала ненависть к США как таковым. (Как отмечал французский социолог Серж Московичи, европейцы начала ХХ века, охваченные шовинистическими настроениями, просто отвергали негативную информацию о своей стране, считая иностранцев «недостойными» даже обсуждать их родину.) Разработанная в Соединенных Штатах концепция идеологического влияния (впоследствии она получила название «мягкой силы») была основана на том, что противник готов выслушать информацию о ваших положительных сторонах и заинтересоваться ею.

Зато в условиях стратегического пата произошла беспрецедентная демократизация международных отношений. Ее приметами стали ликвидация колониальной системы, резкое расширение числа суверенных государств, появление Движения неприсоединения и целой плеяды международных организаций. Тенденции к демократизации тесно соприкасались с закреплением в международном праве незыблемости территориальной целостности государств, права народов на самоопределение и обязательств по защите прав человека. Сверхдержавы обычно поддерживали соответствующие процессы, чтобы обеспечить себе преимущество в обоюдном соперничестве. Волна демократизации во многом повлияла на внутриполитические процессы и в США (ликвидация остатков расовой сегрегации), и в СССР (укрепление либерального крыла в партийном руководстве).

Кризисы долгого мира

С легкой руки американского политолога Пола Нитце конфликты времен холодной войны стали называть «игрой с нулевой суммой», когда выигрыш одной стороны автоматически означает проигрыш другой. Однако ни один из кризисов холодной войны подобной игрой не был. Советское и американское руководство демонстрировали скорее нежелание, чем готовность начинать крупную войну, были готовы на уступки ради сохранения статус-кво.

Эту тенденцию выявила Корейская война (1950–1953). В ней экспедиционные силы США и их союзников воевали за Южную Корею; китайские добровольцы, прикрытые двумя полками советской истребительной авиации, – на стороне КНДР. Но лидеры Соединенных Штатов и КНР не сочли действия оппонента поводом к объявлению войны. Аналогично ни советское, ни американское руководство не видело в локальных военных действиях повода к разрыву дипломатических отношений. Советский представитель бойкотировал заседания Совета Безопасности ООН, но руководство СССР не обсуждало возможности выхода из Организации. В апреле 1951 г. президент Трумэн дезавуировал ультиматум главнокомандующего экспедиционными силами ООН генерала Дугласа Макартура, угрожавшего КНР применением атомного оружия. При первой возможности стороны подписали перемирие.

Готовность к компромиссу показал и второй Берлинский кризис 1961 года. Его причиной были опасения советского руководства в связи с политикой ядерного вооружения ФРГ, воплощением которой стал проект создания многосторонних ядерных сил НАТО (МСЯС). Силовые демонстрации СССР вокруг Западного Берлина, включая строительство Берлинской стены, должны были убедить администрацию Джона Кеннеди в готовности Москвы применить силу в случае предоставления ФРГ доступа к ядерной кнопке. Но при реальной угрозе конфликта в октябре 1961 г. советское командование во главе с маршалом Коневым отвело танки от Берлинской стены без предварительных договоренностей с США. Белый дом со своей стороны осторожно свернул проект МСЯС.

Карибский кризис 1962 г. подтвердил эту тенденцию. Советский Союз разместил группировку ядерных носителей (как авиационных, так и ракетных) на Кубе вблизи Соединенных Штатов. Администрация Кеннеди разрабатывала и обсуждала план ее ликвидации. Однако стороны искали механизм для диалога и создали его через советского посла Анатолия Добрынина и брата президента Роберта Кеннеди. Ни в советском, ни в американском руководстве никто, судя по открытым источникам, не ставил вопрос о разрыве дипломатических отношений или ликвидации ООН. Советские и американские лидеры не произносили зажигательных речей перед агрессивно настроенной толпой и не обещали любой ценой не допустить позора. Все это разительно отличалось, например, от поведения императоров Николая II и Вильгельма II летом 1914 года. Неудивительно, что по итогам Карибского кризиса Кремль и Белый дом начали стратегический диалог о снижении опасности войны.

Аналогично развивался и кризис вокруг «евроракет» середины 1980-х годов. Советский Союз развернул в 1977 г. ракеты средней дальности РСД-10 «Пионер». Страны НАТО восприняли это как нарушение баланса сил в Европе. После неудачных переговоров осенью 1983 г. началось развертывание американских ракет средней дальности «Першинг-2» в 5–10 минутах подлета от Москвы. 24 ноября 1983 г. последовало угрожающее по тональности телевыступление генсека ЦК КПСС Юрия Андропова об опасности ядерной войны и принятии СССР ответных мер, включая выход из Женевских переговоров. Однако в феврале 1984 г. на похороны Андропова в Москву прибыли вице-президент США Джордж Буш и премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер. По итогам переговоров с генсеком Константином Черненко и министром обороны Дмитрием Устиновым стороны согласились сохранить режим ПРО/ОСВ и поддерживать стратегический диалог. Через год, в феврале 1985 г., госсекретарь Джордж Шульц и министр иностранных дел Андрей Громыко договорились возобновить переговоры по «евроракетам» в Женеве.

Столкновения в «третьем мире», скорее, играли стабилизирующую роль, выступая частью системы взаимного ядерного сдерживания. Во-первых, они демонстрировали готовность сверхдержав применить в случае необходимости военную силу. Во-вторых, позволяли испытывать новые образцы вооружений. В-третьих, оправдывали существование в СССР и США мощных идеологических аппаратов. Идеи «поддержки демократии» и «распространения социализма» получали наглядное подтверждение через соответствующие акции на периферии.

Примечательная деталь: ни один из региональных кризисов не породил у сверхдержав ощущения серьезного поражения и тем более не вызвал приступов реваншизма. Можно сколько угодно говорить о «вьетнамском синдроме» в Америке, но ни один из кандидатов в президенты не шел на выборы под лозунгом «отомстить за Вьетнам». А в СССР ни один генеральный секретарь не призывал поквитаться с США за Карибский кризис или за Ближний Восток. Даже вывод войск из Афганистана в 1989 г. советская общественность восприняла с облегчением, а не как унизительное поражение. Никаких парадов ветеранов и митингов с призывом «смыть кровью позор», как в Германии 1920-х гг., в советских городах не было. Ни один из кризисов холодной войны не затрагивал жизненные интересы сверхдержав и не был поводом для перехода к реальной конфронтации.

Американские эксперты любят обсуждать, была ли успешной политика ядерного сдерживания Советского Союза. Но сама она возникла на основе наблюдения Джорджа Кеннана, что советское руководство не хочет большой войны. Субъекта, желающего войны, сдержать невозможно: любую демонстрацию силы, даже символическую, он воспринимает как долгожданный предлог для ее объявления. Опыт последующих лет доказал, что и американское руководство не желало прямого военного столкновения. Карибский кризис, равно как и все остальные, доказал, что у советского и американского руководства нет причин и желания начать войну.

Холодный мир

После демонтажа Советского Союза ситуация стала меняться. Между Россией и Америкой началось накопление причин для военного конфликта. Двум сопоставимым по возможностям ядерным державам пришлось выстраивать отношения в рамках одного глобального мирового порядка. Это само по себе стало источником растущей конфликтности.

Самораспад СССР породил волну утверждений об исчезновении у Москвы и Вашингтона идеологических противоречий. В действительности реальные идеологические противоречия стали появляться как раз после 1993 года. Россия, пережив короткий период нарочито проамериканской риторики, с конца 1994 г. официально отказывалась признать американские концепции лидерства и расширения демократии. В 1997 г. Россия совместно с КНР выдвинула идею многополярного мира. Это болезненно восприняли в Вашингтоне, претендующем на ведущую роль в формирующемся мировом порядке. Такое идеологическое противостояние оказалось жестче прежнего «коммунизм – либерализм». Речь теперь шла не о сосуществовании двух лагерей, а о вариантах построения глобального мира. Разойтись по домам, как СССР и США, Россия и Соединенные Штаты теперь не могли.

Наибольшее раздражение у американцев вызывали два фактора. Первый: сохранение у Москвы советского силового (прежде всего – ядерного) потенциала. Россия, несмотря на все перипетии 1990–1993 гг., осталась единственной страной, способной физически уничтожить Америку и вести с ней войну на базе сопоставимых вооружений. Второй: сохранение за Россией статуса постоянного члена Совета Безопасности ООН, что позволяет ей блокировать действия Вашингтона или лишать их легитимности. Несмотря на декларации о «стратегическом партнерстве», цель американской политики сводилась к резкому сокращению (а в идеале и ликвидации) российского стратегического потенциала до безопасного для США уровня. Соединенные Штаты не были заинтересованы в экономической модернизации России, коль скоро это предполагало модернизацию российского ВПК.

Неприязнь американской элиты усиливалась по мере осознания того факта, что средств для реального «наказания России» немного. Можно, конечно, нанести булавочные уколы в виде санкций против российских компаний или сделать очередную придирку в области прав человека. Но украинский кризис доказал, что экономическая борьба с Россией принесет США дивиденды, только если им удастся обеспечить абсолютную поддержку со стороны Евросоюза, что возможно, но довольно зыбко. А постоянная проработка в американских СМИ сценариев «как лучше наказать Россию» только усугубляет конфликтный потенциал.

Российская элита, со своей стороны, осознавала мотивы действий Соединенных Штатов. Наибольшую тревогу в Москве вызывала проводимая Вашингтоном реформа международного права. Через цепочку прецедентов американская дипломатия утверждала два принципа. Первый – принудительное смещение лидеров суверенных государств (с их последующим осуждением международным трибуналом). Второй: принудительное разоружение опасных (с точки зрения Вашингтона) режимов, прежде всего – лишение их потенциалов оружия массового поражения. Российское руководство подозревало, что конечной целью США является применение этого подхода к Москве. Ситуация усугублялась позицией администрации Клинтона по чеченскому конфликту: Белый дом фактически прощупывал способность России защитить свою территориальную целостность. Слова Бориса Ельцина на Будапештском саммите СБСЕ 5 декабря 1994 г. о том, что на смену холодной войне приходит холодный мир, означали больше, чем недовольство России расширением НАТО на восток. Они символизировали переход к взаимодействию России и США по новым, менее ясным и потому более опасным правилам.

До начала 2007 г. лидеры двух стран на каждом саммите заявляли о намерении выстроить стратегическое партнерство и «преодолеть наследие холодной войны». Но Россия и Соединенные Штаты придерживались противоположных мнений по всем ключевым международным проблемам. Более того: возник новый фактор, отсутствовавший в советско-американских отношениях – взаимное неприятие, отторжение. Вашингтон примерно с осени 1994 г. начал отходить от поддержки Ельцина, говоря о провале демократического транзита в России и установлении в ней «неоцарского» (то есть враждебного США) режима. В американском общественном мнении утверждался взгляд на Россию как на «неправильную» страну, непригодную для демократизации. В России Соединенные Штаты все больше воспринимали как державу, политика которой угрожает существованию России.

С начала 2007 г. заявления о партнерстве или намерении его выстраивать исчезли. Взаимное раздражение стало укрепляться на уровне официальной риторики. «Глобальная антитеррористическая коалиция», созданная осенью 2001 г., распалась через полтора года из-за противоречий вокруг Ирака. «Партнерство по нераспространению ЯО» вылилось в бесконечные препирательства по ядерным программам Ирана и КНДР. Энергетическое партнерство оказалось свернутым в период подготовки саммита «Группы восьми» в Санкт-Петербурге летом 2006 года, хотя именно энергетика должна была стать его главной темой. Не получили развития обсуждавшиеся несколько лет назад идеи о партнерстве на Тихом океане. Повестка двусторонних отношений по-прежнему сводится к тому, как снизить риск столкновения, то есть остается в негативном, а не позитивном, формате.

Параллельно произошел распад стратегического диалога. В период борьбы с Верховным Советом Ельцин подписал пакет невыгодных России соглашений по ядерному разоружению. По мере укрепления российской государственности Кремль постарался отказаться от них или максимально девальвировать их содержание. В Вашингтоне это вызвало нескрываемое раздражение, которое нашло выражение в концепции «взаимно-гарантированной безопасности» (mutually assured safety). После выхода США из Договора по ПРО (2002) российско-американские переговоры по контролю над вооружениями становились все более пустыми и бессодержательными. Даже после подписания относительно успешного Пражского договора (2010) стороны не сумели согласовать базовую формулу по ПРО. С осени 2011 г. переговоры по контролю над вооружениями фактически заморожены: ситуация, беспрецедентная со времен «междуцарствия» в СССР середины 1980-х годов. Напротив, конфликты вокруг Договора РСМД (1987) доказывают неготовность сторон сохранять контроль над вооружениями в его классической форме.

Снизились и взаимные обязательства на случай конфликта с третьими странами. Начиная с Хельсинкского акта 1975 г. СССР и США вырабатывали механизмы мер доверия и транспарентности в Европе. В 1990 г. запущен «Парижский процесс», включавший в себя заявления о намерениях построить единую безблоковую Европу («Парижская хартия») и ограничить обычные вооруженные силы (ДОВСЕ). Спустя полтора десятилетия оба документа фактически дезавуированы. Попытки России запустить реформу ОБСЕ закончились неудачей. Не привели к результатам и предложения выработать новый договор о европейской безопасности (Хельсинки-2), что продемонстрировала Мюнхенская конференция в феврале 2012 года. После фактического провала этой инициативы Россия и НАТО остались без согласованных правил поведения на случай конфликтных ситуаций.

Именно в постсоветский период между Россией и США появился новый фактор – территориальные претензии. Соединенные Штаты не признавали Прибалтику частью СССР, но вопрос оставался замороженным. Теперь территориальный конфликт в Беринговом море сливается с проблемой передела шельфовых зон Берингова пролива и сохранения линии государственной границы через Чукотское море. На это накладываются противоречия в Арктике: предложения Соединенных Штатов по нейтрализации Северного Ледовитого океана и непризнание Вашингтоном прав России на советский арктический сектор. Отказ США согласиться с присоединением Крыма к России поставил вопрос еще острее: в каких границах Вашингтон признает Российскую Федерацию?

Новой формой российско-американской конфликтности стала модель контр-элитной войны. Ее апробация началась еще в 1990-е гг. через серию арестов в США российских граждан и их обвинения в коррупции и экономических преступлениях (никогда не доказанных). Но по-настоящему развитие такой формы борьбы началось с президентских выборов в России 2012 года. Демонстративно недружественное отношение администрации Обамы к Владимиру Путину означало переход «красной черты»: раньше Белый дом никогда не ставил двусторонние отношения в зависимость от конкретного лидера. Последующие два года подтвердили нежелание Соединенных Штатов выстраивать диалог с вернувшимся в Кремль Путиным. (В январе 2016 г. ситуация дошла до беспрецедентного апогея – официальных, устами представителя Белого дома, хотя и крайне неконкретных обвинений главы Российского государства в коррупции.)

Американская сторона впервые официально заявила о неприемлемости конкретной фигуры на посту президента России. Госдепартамент США отказался признать парламентские и президентские выборы в России соответствующими демократическим процедурам. «Закон Магнитского» означает, что Соединенные Штаты не признают легитимность целого сегмента российской элиты. Именно в конце 2012 г. в России впервые на официальном уровне мелькнула тема возможного разрыва дипломатических отношений с США.

Кризисы холодного мира

Новые формы взаимодействия породили и новый тип военно-политических конфликтов. После 1991 г. американская сторона применяла силу против назначенных ею стран-изгоев, отрабатывая модель войны-наказания определенных режимов. В контексте нарастающей двусторонней конфликтности у российского руководства невольно закрадывались подозрения, что конечной целью таких акций будет Российская Федерация. Москве, в свою очередь, приходилось идти на силовые демонстрации, чтобы принудить Вашингтон к поиску компромисса. Между Россией и Соединенными Штатами возникла система опосредованной, но жесткой конфронтации.

Первым примером стала война в бывшей Югославии. Россия оценила военную операцию НАТО против СРЮ 1999 г. как агрессию и пошла на две ответные меры: замораживание «Основополагающего акта Россия – НАТО» и прекращение деятельности миссии альянса в Москве. Можно иронизировать над степенью серьезности этих мер, но во время холодной войны ни одна из сторон не шла на аннулирование соглашений и закрытие дипломатических миссий. В июне 1999 г. дело дошло до открытой силовой демонстрации России в виде броска десантной бригады из Боснии в Приштину. Американские военные, судя по открытым источникам, также допускали возможность локального военного столкновения с Россией на Балканском полуострове.

Вторым примером стала «Пятидневная война» 2008 г. между Россией и Грузией. Пришедший в 2004 г. режим Михаила Саакашвили стремился восстановить контроль над двумя отпавшими провинциями – Южной Осетией и Абхазией. В этом его негласно поддерживала администрация Джорджа Буша-младшего, стремившаяся проверить два принципиальных момента. Первый: готовность России к военным действиям за пределами своих границ. Второй: степень уязвимости российской авиации для американских информационно-космических систем. Москва пошла на применение силы против Грузии. Главной целью было не только наказать Саакашвили, но и подтвердить готовность применять силу для противодействия расширению НАТО и размещению американской ПРО в Европе. (Тезисы, прозвучавшие 10 февраля 2007 г. в Мюнхенской речи Владимира Путина.)

Итоги «Пятидневной войны» не удовлетворили ни одну из сторон. Для российской элиты они породили ощущение победы, доказав возможность принуждения США к компромиссу. Вместе с тем в ходе войны администрация Буша-младшего не обнаружила стремления к диалогу с Россией и, хуже того, пошла на серию силовых демонстраций от переброски грузинских войск из Ирака до отправки военных кораблей в Черное море. Сторонам требовался новый, более серьезный, кризис, выявляющий их позиции на территории бывшего СССР.

Конфликт на Украине неизбежно вытекал из итогов «Пятидневной войны». Для США он был важным инструментом срыва интеграционного проекта Евразийского экономического союза, создание которого президент Путин провозгласил целью третьего президентского срока. Для России важнейшей задачей было предотвратить дрейф Украины в сторону НАТО, угрожающий подрывом российских позиций на постсоветском пространстве и потерей военного присутствия на Черном море. Москва присоединила Крым и осуществила ряд других силовых действий. Соединенные Штаты взяли курс на экономическое воздействие, добившись солидарности со стороны союзников из стран ЕС. На протяжении всего конфликта в США обсуждались по сути две меры: поставка Украине летального оружия и развертывание военной инфраструктуры НАТО в Балто-Черноморском регионе.

Новым вариантом конфронтации стал конфликт вокруг Сирии. Теоретически Москва и Вашингтон решают здесь общую задачу: ликвидация террористической группировки ИГИЛ. Однако стороны проводят военные операции в опасной близости друг от друга, не желая согласовывать свои шаги либо делая это в минимально необходимой степени. Вашингтон обвиняет Россию в агрессии против «сирийского народа», в то время как Москва указывает на безрезультатность и вредоносность операций США. И хотя 12 октября 2015 г. Россия и Соединенные Штаты приняли меморандум о правилах проведения операций в небе над Сирией, риск столкновения списывать со счетов нельзя. Негативным вариантом могут стать:

попытки Вашингтона ввести беспилотную зону над районом действия российской авиации;

проведение Россией акции возмездия против террористов, базирующихся на территории одного из союзников США;

столкновение России с одним из союзников по НАТО, которому Вашингтон окажет помощь на основе 5-й статьи Вашингтонского договора.

Экстраполируя современные тенденции, нетрудно составить прогноз российско-американских отношений. Стороны, возможно, попытаются восстановить консультации по наиболее острым вопросам. Но параллельно продолжится распад последних страховочных механизмов по снижению опасности войны. Будут возрастать демонстративная враждебность военной риторики, контр-элитные акции, свертывание контактов в области науки, образования и культуры. Порог применения силы между российскими и американскими вооруженными силами в региональных конфликтах будет снижаться. Вырисовывается несколько вариантов дальнейшего развития российско-американских отношений.

Вариант 1. Конфликтные переговоры. Наверное, самый оптимистичный. Кремль и Белый дом, сохраняя конфронтационную риторику и обмениваясь силовыми демонстрациями, начинают выработку мер по снижению опасности войны. Соглашение по ключевой стратегической проблеме – ПРО – маловероятно. Но на повестке дня два вопроса: гарантии от случайных столкновений России с союзниками США и выработка комплекса обязательств Москвы и Вашингтона на случай конфликта с третьим государством. К этому комплексу проблем относится и судьба Договора РСМД 1987 года. У СССР и Соединенных Штатов был набор обязательств на случай кризиса с третьей ядерной державой. Сегодня для России и США это – труднодостижимая цель.

Но такой вариант требует, чтобы стороны были готовы к переговорному процессу и не считали силовые демонстрации лучшей альтернативой. Между тем ни Украина, ни Сирия пока не сняли психологического напряжения. Лидеры США и отчасти России пока не считают, что их страны уже достигли опасного предела. Видимо, по-прежнему требуется более крупный кризис для окончательного разрешения накопившихся вопросов.

Ситуация осложняется упадком института посредничества. С середины 1960-х гг. сначала советское, а затем и российское руководство делало ставку на посредничество Франции. Этому способствовали объективные условия: наличие у Парижа независимого военного потенциала и его курс балансирования между Москвой и Вашингтоном. Ливийская война 2011 г. и возвращение Великобритании к активной внешней политике изменили расклад сил в Европе. Франция, переориентировавшись на привилегированный союз с Лондоном, по сути отказалась от автономной от НАТО политики. Германия, встревоженная франко-британским сближением, осваивает новую для себя роль «младшего партнера» Вашингтона. НАТО и ЕС начинают восприниматься Москвой как однородное политическое пространство, в котором доминирует Америка.

Вариант 2: вынужденное взаимодействие. Он предполагает посредничество Соединенных Штатов при конфликте России с кем-либо из их союзников. Американская дипломатия может попытаться предотвратить военное столкновение. Белый дом сделает это, видимо, при наличии двух сопутствующих условий. Первое: если вмешательство США будет расцениваться как дипломатический успех, который позволит избежать войны. Второе: демонстрация слабости российской позиции или создание в СМИ иллюзии подобной слабости. Только на таких условиях Вашингтон будет, скорее всего, готов к реальным переговорам.

Подобный кризис требует, однако, наличия у Соединенных Штатов мощного регионального союзника. Речь идет о стране с крупным военным потенциалом, находящейся на линии соприкосновения с Россией и имеющей к ней исторические претензии. В этой ситуации американцы смогут негласно или полугласно действовать в альянсе со своим антироссийским партнером. До недавнего времени на роль подобного гарантированного противовеса России могла теоретически претендовать разве что Япония. (Польша, страны Прибалтики, Румыния не имеют для этого силовых потенциалов.) Похоже, что теперь круг потенциальных противовесов расширяется. Обвал российско-турецких отношений после сбитого российского бомбардировщика превращает Турцию в крайне враждебного соседа с серьезными военными возможностями.

Менее вероятен, но не исключен вариант вмешательства России в конфликт США с третьей страной. До нынешней осени он был сугубо гипотетическим. Но демонстративная операция России в Сирии, где Вашингтон собирался создать бесполетную зону, изменила ситуацию. Москва прикрыла сирийское правительство: сначала самим фактом проведения операции, а затем размещением систем ПВО. Гонка за бесполетную зону способна стать источником российско-американской эскалации.

Вариант 3: вооруженный конфликт. Исключать его, к сожалению, нельзя. Длительное накопление взаимной враждебности рано или поздно должно будет найти выход. Не следует преувеличивать и сдерживающую роль ядерного оружия. За минувшие тридцать лет безъядерные сценарии российско-американского конфликта стали технически более осуществимыми, чем в 1960-х гг., за счет прогресса в неядерном высокоточном оружии, создании крупных воздушно-десантных подразделений и различных типов тактической ПРО.

Способность России проводить воздушную операцию за пределами своих границ воспринимается как угроза американскому лидерству. У России может возникнуть необходимость сохранить лицо в крупном региональном кризисе, если, например, он начнется по турецкому сценарию. Все это может подтолкнуть и Москву, и Вашингтон проверить надежность своих вооруженных сил.

Наиболее вероятным сценарием является крупный региональный конфликт, в котором российские и американские вооруженные силы будут задействованы напрямую. Стороны при этом сохранят дипломатические отношения и институты Ялтинско-Потсдамского порядка. Образцом будет, например, гражданская война в Испании середины 1930-х гг., в которой советская авиация вела бои против итальянской и немецкой.

Результатом конфликта станет распад экономической структуры современного мира. Санкционная модель воздействия на Россию, опробованная странами НАТО в период украинского кризиса, может быть применена в расширенном виде. Дальнейшая изоляция поставит Москву перед сложным выбором: отступление с потерей лица, атаковать в другой сфере (например, ударить по важному для США режиму нераспространения) или сделать ставку на мобилизационную экономику. В последнем случае для Запада возникнет угроза распада единой мировой финансовой системы. Мир после такого конфликта будет больше напоминать Версальско-Вашингтонский порядок, чем холодную войну.

***

За минувшие годы опасность ограниченного военного конфликта России и НАТО стала выше, чем в годы холодной войны. Такого рода конфликт вряд ли мыслится в Вашингтоне как лобовое столкновение с Россией. Скорее, речь идет об идеологически, политически и информационно хорошо подготовленном силовом вмешательстве Соединенных Штатов в возможный спор России с кем-то из ее соседей, настраивание которых против Москвы уже двадцать лет определяет одно из основных направлений американской внешней политики в Центральной Евразии. Судя по высказываниям российского руководства, в Москве начинает преобладать мнение о том, что в США не отдают себе отчета в цене противостояния с Россией. В Соединенных Штатах в свою очередь выросло поколение политиков и военных, воспитанных на идеях американской неуязвимости и непобедимости. Если этого сценария удастся в принципе избежать, то лишь при немедленном возобновлении кризисного диалога между Россией и странами НАТО.

Россия. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 марта 2016 > № 1682621 Алексей Фененко

Безрадостный ландшафт

Иван Сафранчук

Экспертные мнения в США по российско-американским отношениям и направления их развития

Иван Сафранчук – кандидат политических наук, доцент кафедры мировых политических процессов МГИМО(У) МИД России.

Резюме В американской дискуссии об отношениях с Москвой доминирует неформальная коалиция скептиков и алармистов. И те, и другие считают Россию непригодной для партнерства, но расходятся в методах поведения. Иные точки зрения пока малоперспективны.

Это сокращенная и переработанная версия исследования по устойчивым системам стратегических взглядов на Россию в США. Полный текст: Сафранчук И.А. Устойчивые системы стратегических взглядов на Россию в американском экспертном сообществе // Вестник МГИМО Университета. 2015. № 6 (45).

Выборы президента Соединенных Штатов, особенно когда действующий глава государства уже не баллотируется и смена первого лица, администрации и политической линии гарантирована, всегда порождают разговор о возможности «перевернуть страницу» в тех или иных вопросах. Российско-американские отношения достигли сегодня низшего уровня со времени холодной войны, а может быть и за более длительный период. Однако ожидать улучшения с приходом в Белый дом нового хозяина не приходится. Атмосфера для этого совсем неподходящая.

Четыре взгляда

В Америке доминируют два подхода к российской политике – скептический и алармистский. Еще одну устойчивую группу составляют реалисты, но их влияние ограниченно. Малочисленные сторонники сотрудничества без условий практически никак не влияют на курс. Располагаются все эти системы взглядов на двух полях составленной нами матрицы (схема № 1): сторонники безусловного сотрудничества, реалисты и скептики – на поле «Россия должна была бы стать партнером/другом, но этого не получается», алармисты – на поле «Россия – соперник/враг, и это получается (разворачивается открытое противостояние)».

Базовые положения скептиков сводятся к тому, что Россия не стала партнером США из-за незаконченности внутренних реформ. Одновременно они полагают, что врагом Россия тоже не станет (это отличает их от алармистов). После 2012 г., когда Владимир Путин вернулся на пост президента, скептики стали все в большей степени персонифицировать «российский вопрос». Проблема незавершенности реформ сводится для них если и не полностью, то в значительной степени к фигуре президента. С 2014 г. после введения санкций и на фоне негативных тенденций в отечественной экономике скептики стали формулировать идеи об «упадке России», который видится им устойчивым трендом. При этом в их интерпретации активность Москвы в международных делах является следствием не силы, а слабости: не справляясь с проблемами внутреннего развития, Кремль компенсирует это активными (в их трактовке – агрессивными) действиями на внешней арене. В результате на практическом уровне они предлагают политику «управления упадком России» (to manage Russia’s decline), которая сводится к тому, чтобы: 1) всячески осложнять жизнь представителям российской элиты и делать это более или менее пропорционально их предполагаемой близости к главе государства; 2) наблюдать за «упадком России» и ждать критической точки, когда страна будет готова к существенной корректировке внутреннего и внешнего курса (признается, что на это потребуется неопределенный период времени – от года до примерно десяти, но коллапс нынешней системы власти видится скептикам неизбежным, и они ожидают его в любой момент на этом отрезке времени), сохранять постоянную готовность к переменам и осторожно их стимулировать посредством «мягкой силы»; 3) пока не произойдет то, чего ждут в предыдущем пункте, необходимо активно сдерживать российские внешнеполитические проекты. Образно говоря, скептики считают, что Россия «больна» (неправильное направление внутреннего развития), эта «болезнь» будет обостряться, и надо оставить ее наедине с этим «недугом» в ожидании ослабления, но не дать России «заразить» других. Скептики скорее воспринимают Россию как помеху, нежели как угрозу.

Алармизм получил большое развитие после 2008 г., когда и в России, и в США убедились в том, что оправдываются худшие ожидания в отношении друг друга. Эта группа усилилась на фоне украинского кризиса. Алармисты полагают, что Россия находится на подъеме: внутренняя система достаточно прочна, а внешняя политика все более напориста. Подчеркнем: алармисты настроены критически по отношению к системе власти в России, но считают ее достаточно эффективной и стимулирующей геополитические устремления. Поэтому на практическом уровне алармисты предлагают политику активного и широкого противодействия. Алармисты при этом исходят из соображения, что современная Россия в экономическом и военном плане слабее, чем был Советский Союз, а Соединенные Штаты, наоборот, – сильнее, чем во времена холодной войны. Поэтому нужно действовать максимально решительно, и тогда с Россией можно будет справиться, то есть заставить ее отказаться от геополитических амбиций. Расширение противоборства выгодно США: надо активно «прессинговать» Москву, расширяя географию и повышая интенсивность соперничества; чем масштабнее будет конфликт (естественно, на доядерном уровне и без прямого столкновения), тем больше будут проявляться преимущества Соединенных Штатов.

Реалисты исходят из того, что тратить время и силы на попытки изменить Россию или пассивное ожидание таких изменений нецелесообразно. При этом реалисты не против внутриполитических изменений здесь, они просто не считают, что их достижение должно быть целью американской внешней политики. Реалисты полагают, что Россия стала сильнее, а это объективно меняет условия для отношений. Надо искать решения на нынешнем уровне баланса сил за счет разменов с учетом обоюдных интересов, а не пытаться кардинально трансформировать сложившиеся условия. При этом в определенной степени такая позиция проистекает из того, что в мире есть более важные проблемы, чем Путин лично или Россия в целом. Нужно формировать новые региональные порядки, думать о том, каким будет мир с учетом развития новых технологий, в общем – строить будущее, а не замыкаться на проблемах прошлого. А поскольку Россия неминуемо будет важной частью быстро меняющегося мира, ее нельзя игнорировать. Реалисты предлагают варианты разменов практически по всем сложным вопросам, в том числе по «украинскому кризису», однако признают, что воплотить их в жизнь сейчас невозможно из-за неготовности политиков принять такие решения. Это ни в коей мере не означает, что реалисты готовы во всем соглашаться с Москвой, но они по крайней мере расположены говорить и торговаться.

Сторонники сотрудничества без условий признают принцип равноправия в отношениях с Россией. Они, как правило, очень критически оценивают официальную политику США, особенно в той ее части, которая ведется в соответствии с рекомендациями алармистов. Поэтому сторонники сотрудничества без условий находятся в постоянной жесткой оппозиции, прежде всего к алармистам, в дискуссиях об американских действиях. Сторонники сотрудничества без условий позитивно или нейтрально высказываются о российской внешней и внутренней политике, что отличает их и от алармистов, и от скептиков.

Основные моменты позиций скептиков, алармистов, реалистов и сторонников сотрудничества без условий суммированы в таблице № 1.

Неформальные коалиции

Важно не только то, какие подходы у каждой из обозначенных систем взглядов, но и как они взаимодействуют между собой в процессе дискуссий.

Алармисты и скептики формируют базовые решения на российском направлении для американской администрации не только потому, что представляют две самые большие школы. Несмотря на важные отличия в позициях, у них есть общее основание – критическое отношение, неприятие современной России. Это позволяет им найти компромисс и по целям, которые в конечном счете сводятся к тому, чтобы ограничить геополитические амбиции Москвы. Но алармисты и скептики расходятся в рекомендациях относительно средств и методов практической политики. Здесь компромисс невозможен, и на практике компромиссом становится то, что одновременно осуществляются обе программы: и то, что предлагают алармисты – жестко прессинговать Россию и раздувать конфликты, и то, за что ратуют скептики – брать Россию «в осаду» и сдерживать ее внешнеполитические инициативы.

Реалисты не могут сейчас сравниться по своему влиянию ни с алармистами, ни со скептиками. Скептики прочно утвердили тезис о том, что «Россия разочаровала». Поэтому аргументы о том, что и с ней можно иметь дело, трудно отстаивать на уровне политических дискуссий. Алармисты апеллируют к «классике»: недопустимо, что кто-то открыто бросает вызов Соединенным Штатам. Риторика же российских официальных лиц зачастую воспринимается именно как попытка это сделать. Утверждение реалистов, что надо взаимодействовать с Россией, какая она есть, разбивается о постулат алармистов о недопустимости оставить без жесткого ответа попытку Москвы усомниться во власти Америки. Таким образом, базовые позиции алармистов и скептиков вписываются в пространство допустимого в американских политических кругах, а базовая позиция реалистов выходит за рамки политически допустимого в Вашингтоне (хотя в Нью-Йорке с участием деловых кругов воспринимается лучше).

Тезисы реалистов как бы «размываются» в дискуссиях с алармистами и скептиками. Две последние группы находят компромисс между собой по целям, но спорят о методах (на практике реализуя оба набора методических рекомендаций). Реалисты же не согласны и с алармистами, и со скептиками относительно целей (и этот спор пока полностью проигрывают), но в силу природы своих взглядов не идут на слишком острый спор насчет методов. Одни реалисты лишь ставят вопросы относительно масштабов и границ использования подходов алармистов и скептиков, доказывая, что «осада» или прессинг России не должны становиться самоцелью, то есть нужны обозначенные границы, за которыми целесообразно переходить к переговорам. Другие – доказывают, что если уж холодная война началась, надо думать о том, как пережить ее с минимальными потерями: сделать ее по возможности короткой и безопасной. Аргументы подобного рода создают некоторую общую базу для таких реалистов и сторонников сотрудничества без условий. Но в большей степени реалисты склоняются к молчаливому согласию с методами скептиков (которые тоже хотят взять Россию в осаду с минимальными рисками и поэтому придерживают рвущихся в бой алармистов). В результате реалисты не имеют политической силы, чтобы спорить со скептиками и алармистами относительно базовых целей, а спор по методам для одних реалистов не является приоритетным, а другие пытаются занимать в нем промежуточные позиции (ближе к скептикам).

Сторонники сотрудничества без условий не согласны ни с целями, ни с методами. Однако в своих нападках на алармистов и скептиков относительно целей политики они не находят поддержки у реалистов. Реалисты и так чувствуют себя некомфортно, оказавшись за пределами политически приемлемого в Вашингтоне, поскольку заинтересованы не в критике текущей политики, а в возвращении влияния на практический курс вообще. Сторонники же сотрудничества без условий гораздо больше, чем реалисты, выходят за рамки политически приемлемого в Вашингтоне. Поэтому в дискуссиях о целях политики в отношении России реалисты дистанцируются от приверженцев безусловного сотрудничества (хотя по сути вопроса между ними возможен компромисс и интеллектуальная коалиция) ради сохранения надежды на расширение своего общего влияния. В критике методов американской политики сторонники сотрудничества без условий имеют еще меньше оснований рассчитывать на поддержку реалистов, поскольку, как сказано выше, реалисты дистанцируются от спора о методах. Сторонники же сотрудничества без условий готовы активно обсуждать методы (особенно с алармистами), но не могут вклиниться в соответствующий диалог алармистов и скептиков. Адептов сотрудничества вывели в разряд маргиналов «на полях» основных дискуссий в Вашингтоне. И это очень выгодно алармистам. Если по каким-то пунктам они подвергаются критике сторонников безусловного сотрудничества со свойственных последним позиций, по тем же пунктам критика со стороны скептиков и реалистов смягчается (чтобы им дистанцироваться от сторонников сотрудничества без условий).

Таким образом, сторонники сотрудничества без условий хранят набор позитивных тезисов относительно России, но не оказывают влияния не только на практическую политику, но и на содержание дискуссий в Вашингтоне. Впрочем, их позиция имеет определенное значение: парадоксальным образом помогает алармистам (вопреки желанию приверженцев сотрудничества).

Скромный потенциал изменений

Ситуация в Вашингтоне, при которой доминируют взгляды алармистов и скептиков, России невыгодна. Неудачи скептиков будут усиливать позиции алармистов и наоборот; пока непонятно, в какой точке и при каких условиях обсуждение курса в отношении России может выйти из этой дихотомии. При этом ни алармисты, ни скептики не смогут монополизировать повестку дня. Между ними сложилось примерное равенство сил. Также поддержанию баланса служит то, что в американской столице достаточно много экспертов находятся вне доминирующих устойчивых систем взглядов. При этом они не формируют новые «школы»: просто не присоединяются к существующим, выдерживая нейтралитет по отношению к скептикам и алармистам, лавируя между ними и нащупывая компромиссные позиции. То есть в американском экспертном сообществе существует определенный запрос на корректировку сложившегося интеллектуального пространства и формирование новых взглядов. Но темпы реализации такого запроса предсказать сложно. Баланс между скептиками и алармистами при значимом числе «нейтральных экспертов» создает условия для более широкого применения реализма, к которому могут все в большей степени тяготеть «нейтральные».

При смене администрации в 2017 г. наверняка возникнет импульс к пересмотру отношений с Россией. Однако его может оказаться недостаточно для преодоления уже в ближайшие годы сложившейся системы взглядов. Поэтому вероятно, что, несмотря на возможный рост влияния реалистов, алармисты и скептики будут определять американскую политику в отношении России еще один политический цикл.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 марта 2016 > № 1682558 Иван Сафранчук

Война и технологии

Джефри Коллинз, Эндрю Фаттер

Была ли революция?

Джефри Коллинз – департамент политологии, Карлтонский Университет, Канада.

Эндрю Фаттер – старший преподаватель мировой политики, факультет политологии и международных отношений, Университет Лестера; научный сотрудник Академии высшего образования Великобритании.

Резюме Несмотря на рекламную шумиху вокруг «революционного» воздействия новых технологий на боевые действия, нам так и не удалось избежать подчинения внутренней логике войны, о которой еще 200 лет назад писал Клаузевиц.

Данный материал подготовлен по заказу Валдайского клуба, полная версия по-русски и по-английски с научным аппаратом опубликована в серии «Валдайские записки» в декабре 2015 года. Ее можно найти по адресу: http://valdaiclub.com/publications/valdai-papers/reflecting-on-the-revolution-in-military-affairs-implications-for-the-use-of-force/.

Концепция, значение и наследие так называемой революции в военном деле (РВД) вызывают сомнение даже четверть века спустя после того, как возглавляемая США коалиция государств, благодаря широкому использованию информационных технологий, высокоточного оружия и совместной военной доктрины победила армию президента Ирака Саддама Хусейна в ходе операции «Буря в пустыне». В научной литературе и стратегических исследованиях 1990-х – начала 2000-х гг. вопрос о воздействии современных технологий на методы и способы ведения войны оказался в центре широкой дискуссии, однако на фоне военных вызовов последних лет эффективность концепции представляется неубедительной. Вторжения в Афганистан, Ирак, Ливан, сектор Газа, Мали, Ливию, недавние события на Украине, борьба с группировкой, известной как ИГИЛ (запрещена в России. – Прим. ред.) являют собой типологически разные вызовы, стоящие перед современными вооруженными силами. В результате по мере того как концепции традиционной, обычной войны заменялись теорией асимметричных конфликтов и более сложными сценариями применения силы, понятие РВД стало исчезать из повестки дня академических и политических дебатов. Тем не менее основанные на ней стратегии продолжают оказывать влияние на процесс военного планирования и подготовки к будущим конфликтам. Многие военные ведомства до сих пор разгребают последствия решений, принятых в 1990-е гг. под влиянием концепции РВД, и/или продолжают хотя бы частично использовать эти идеи в военном планировании.

Что такое РВД?

Несмотря на популярность в 1990-х и начале 2000-х гг., сам термин «революция в военном деле», его происхождение и специфика до сих пор вызывают споры. В сущности, идея не нова: история человечества дает множество примеров, когда модернизация военной техники или изменения военной доктрины, казалось, обусловливали громадный рывок. Нынешние споры по поводу РВД возникли еще в 1970-е гг., когда Соединенные Штаты начали осуществлять переход к «полностью добровольческим» вооруженным силам, перенесли центр внимания с Юго-Восточной Азии на Европу и приняли на вооружение концепцию «воздушно-наземной операции» (1982). С началом разрядки в отношениях между ядерными сверхдержавами в Пентагоне пришли к выводу, что успех в гипотетической войне с СССР будет зависеть скорее от обеспечения более высокого качества военной техники и подготовки личного состава, нежели от численного превосходства. Это называлось «стратегией противовеса» (offset strategy). Неслучайно, что об этом задумались как раз тогда, когда в области информтехнологий и разработки управляемого высокоточного оружия («умных бомб», впервые использованных на заключительном этапе войны во Вьетнаме) происходили значительные перемены. Впрочем, толчок к началу РВД дали и советские разработки 1980-х гг., ставшие ответом на ускоренную модернизацию американской военной техники. Советские военные теоретики заговорили о «военно-технической революции» (ВТР), в ходе которой «компьютеры, космическая разведка и ракеты дальнего радиуса действия» могут создать перевес сил в пользу НАТО. В середине 1980-х гг. решительным сторонником ВТР выступил начальник Генерального штаба ВС СССР маршал Николай Огарков, который задался целью преобразовать советские вооруженные силы на основе внедрения информационных технологий. Таким образом, констатирует Дима Адамски, «…хотя техническая основа РВД закладывалась в США, ее отдаленные последствия были впервые осмыслены именно советскими, а не американскими военными теоретиками».

Однако многие из этих реформ и инновационных преобразований так и остались нереализованными: в 1989 г. закончилась холодная война, а двумя годами позже, в 1991-м, распался Советский Союз. Понимание того, что в способах ведения войны происходят поистине революционные перемены, выкристаллизовалось на Западе в результате победы, одержанной коалицией государств под руководством Соединенных Штатов в 1991 г. в Персидском заливе. Уильям Перри писал в то время: «В ходе операции “Буря в пустыне” США впервые применили новейшие системы оружия, обеспечившие американским войскам решительный перевес в военной мощи. Основой этой мощи являются боевые системы поддержки нового поколения – разведывательные датчики, системы подавления средств обороны и подсистемы точного наведения, послужившие фактором повышения боеспособности войск. Эффективность американских систем оружия возросла именно благодаря этому».

Было также подмечено, что результаты высокотехнологичных военных действий во время войны в Персидском заливе внушили общественности и политикам западных стран мысль о том, что теперь войну можно выиграть без малейших потерь в живой силе. Кроме того, та операция полностью перевернула представления специалистов по военному планированию о способах ведения боевых действий. Роль спутников, высокоточного управляемого оружия и авиации в военном планировании продолжала возрастать по мере того, как после окончания холодной войны стали сокращаться ассигнования на оборону и повышались оперативные требования к ведению борьбы с крупнейшими угрозами безопасности – в Сомали, на Балканах и в других регионах мира. Сочетание этих факторов побудило планирующие органы при определении конфигурации сил и средств прибегать к инновационному подходу.

Под влиянием происходивших в конце 1980-х и начале 1990-х гг. перемен аналитики Пентагона Эндрю Маршалл и Эндрю Крепиневич, в обязанность которых входило отслеживать советские публикации на тему ВТР, пришли к заключению, что военный мир вступил в эпоху «революции в военном деле». В отличие от авторов концепции ВТР они рассматривали РВД как явление, выходящее за рамки сугубо технологической сферы. По их мнению, это понятие включает в себя не только достижения в технике, но и изменения доктринального свойства, причем последние находятся под влиянием первых. Посему в Пентагоне определяют РВД как «крупнейшее изменение природы вооруженной борьбы, вызванное новаторским применением новых технологий, что, в сочетании с кардинальными переменами в военной доктрине, а также в оперативных и организационных концепциях, фундаментальным образом изменяет характер и способы ведения боевых действий».

С тех пор ученые продолжают развивать концепцию РВД и спорят о ее применении на практике. Эндрю Рихтер считает, что сейчас РВД характеризуется «способностью собирать, анализировать и распространять информацию, а также действовать на основании информации», что позволяет военным получать, обрабатывать и обобщать данные в режиме реального времени. Результаты скоростной обработки передаются в соответствующие военные части, которые действуют «быстро, точно, крайне эффективно и на большом расстоянии».

Элинор Слоэн в менее решительной форме утверждает, что РВД включает пять аспектов.

Структура войск определяется задачей превращения их в более подвижные и боеготовые экспедиционные силы.

Обеспечение «мобильности на поле боя» (т.е. придание войскам десантных вертолетов средней и высокой грузоподъемности и легких танков).

Военные доктрины, ориентированные на применение ВВС и высокоточного оружия силами, находящимися вне зоны поражения огневыми средствами противника.

«Взаимосвязанность», т.е. комплексное использование и сопряжение всех трех видов вооруженных сил (армии, флота и военно-воздушных сил) для достижения целей.

Переориентация флота с действий в открытом море на оказание поддержки боевым операциям сухопутных и военно-воздушных сил из прибрежных акваторий.

В отличие от вышеупомянутых авторов, Лоренс Фридман оспаривает мнение о том, что в военном деле действительно происходит революция. Если она где-то и происходит, то только в стратегической области. На его взгляд, научно-технический прогресс лишь способствовал тому, что западные государства теперь достигают политических целей более разнообразными стратегическими способами. Тем не менее он соглашается с Рихтером в том, что РВД (или РСД) зависит «от взаимодействия между системами, которые занимаются сбором, обработкой и обобщением информации, и доводят ее до тех, кто применяет военную силу». Такая «система систем» (термин, предложенный в 1990-х гг. адмиралом флота США Уильямом Оуэнсом) якобы дает органам военного планирования возможность в условиях войны контролировать многомерную перспективу, или «боевое пространство». Утверждается, что такой контроль поможет устранить пресловутый «туман войны», о котором в своем трактате «О войне» писал прусский военный теоретик Карл фон Клаузевиц (в этой связи Майкл О’Ханлон называет сторонников РВД «антиклаузевицианцами»).

РВД подвергается критическому анализу

На 1990-е – начало 2000-х гг. пришелся пик обсуждений проблемы РВД. Этот период ознаменовался многочисленными военными операциями, результаты которых побудили исследователей взглянуть на концепцию РВД более критически. Некоторые аналитики заявили об ошибочности использования войны в Персидском заливе в качестве хрестоматийного примера при разборе особенностей РВД. Дэрил Пресс утверждает, что, приписывая технике решающую роль в победе союзных сил, мы вводим себя в заблуждение, поскольку уровень боеготовности сухопутных сил США, Великобритании и Франции, составлявших костяк коалиции, был настолько высок, что фактически преимущество в технике становилось ненужным. Это проявилось с особой наглядностью во время сражения в районе нефтяного месторождения аль-Буркан, когда под прикрытием дыма от горящей нефти и утреннего тумана (в буквальном смысле «тумана войны») две бригады иракской армии неожиданно контратаковали позиции американских морских пехотинцев. Благодаря высокой боевой выучке легковооруженные морпехи отразили атаку танков еще до того, как дым рассеялся и появилась возможность запросить поддержку артиллерии и авиации. Не потеряв ни одного из своих товарищей, морские пехотинцы подбили минимум 100 иракских бронемашин. Короче говоря, своим успехом союзные силы в гораздо большей степени обязаны «плохой стрелковой подготовке, низкой скорости стрельбы и слабому огневому взаимодействию» иракцев, чем их технической отсталости.

Томас Манкен и Барри Уоттс сходным образом опровергают тезис о войне в Персидском заливе как воплощении РВД, замечая, что отказ иракских войск от тактики нанесения потерь противнику с укрепленных позиций ввиду подавляющего превосходства союзной авиации, по существу, означал, что иракцы стали воевать на условиях западной коалиции. В этом смысле, утверждают они, война в Заливе вряд ли была такой уж прорывной и революционной. РВД является симбиозом «техники, оперативных концепций, доктринальных и организационных изменений», а «Буря в пустыне» таким симбиозом не стала. Стивен Бидль считает, что восторг, который война в Заливе внушает сторонникам РВД, во многом продиктован фактом чрезвычайно малых потерь коалиционных сил – на несколько порядков ниже цифр, приводившихся в предвоенных прогнозах. Подобные искажения укрепляли веру в то, что техническая оснащенность и мощь вооруженных сил США представляют собой нечто поистине революционное, тогда как, в сущности, ими был достигнут всего-навсего односторонний выигрыш, сходный с победой Израиля в Шестидневной войне.

Как уже отмечалось выше, многие усовершенствованные средства поражения, применявшиеся в 1991 г., восходят к временам войны во Вьетнаме: управляемые высокоточные бомбы были впервые использованы в 1972 г. (операция «Лайнбэкер»), а первое использование самолетов, построенных с применением технологии «стелс» (Y0-3A), относится к началу 1970-х годов. Говорят, что РВД представляет собой скорее эволюционное, чем революционное развитие техники и военной доктрины на протяжении двух предыдущих десятилетий.

Критики нападали на американоцентризм РВД. Мартин ван Кревелд, например, связывает начало РВД после холодной войны с желанием американских политико-военных элит преодолеть вьетнамский синдром и победить в короткой и решающей обычной войне, ведущейся на условиях Пентагона. В то же время Джереми Блэк считает, что разработка концепции РВД в 1990-е гг. явилась прямым следствием возобладавшей в Соединенных Штатах установки на односторонние действия в качестве единственной сверхдержавы. По его словам, «феномен РВД указывал на бытование ряда культурных и политических гипотез, которые скорее изобличают устремления, господствовавшие в 1990-е и в начале 2000-х гг., чем наличие некой объективной оценки военного потенциала». Короче говоря, в РВД отражается вера американцев во всемогущество техники и в возможность «преодоления упадка». Не одобряют РВД и по причине внутренне присущей ее сторонникам «антиклаузевицианской» убежденности в том, что техника способна справиться с «туманом войны» и «неопределенностью обстановки» на поле боя. Элиот Коэн едко замечает в этой связи: выразителями мнения о том, что «туман войны» можно и разогнать, часто выступают представители высокотехнологичных видов вооруженных сил вроде ВВС и ВМФ. А представители сухопутных сил, напротив, задаются вопросом о том, каким образом техника или военная доктрина способны подсказать им, «когда противник попытается укрыть свои войска или нанесет удар по информационным системам, ведущим за ними слежку». Поэтому Коэн рассматривает РВД скорее как упование, нежели реальность, как нечто, «основанное на неспособности других стран систематически утаивать от США информацию, необходимую для американских систем вооружений». Уильямсон Мюррей утверждает, что «фундаментальной природы войны» не отменить ни новыми средствами, ни новыми концепциями: «На полях будущих сражений, как и прежде, будут царить несогласованность действий, неясность обстановки, неопределенность, случайность и неуверенность».

Имеется множество ярких примеров того, как перед «туманом войны» оказались бессильны и спутники GPS, и высокоточное оружие, и коммуникационные сети «системы систем». Так, спецназ союзных войск оказался не в состоянии предотвратить угрозу запуска тактических баллистических ракет советского производства во время войны в Заливе. Ни одна система наблюдения не засекла начало контратаки иракской танковой бригады на 3-ю пехотную дивизию во время битвы за Багдад в 2003 году. Никто не ожидал, что на юге Ирака колонны техники коалиции подвергнутся нападениям партизан-фидаинов Саддама, или что в 2002 г. «Аль-Каиде» удастся скрыть местонахождение половины своих позиций и по меньшей мере 350 бойцов во время операции «Анаконда» в Афганистане. Исходя из этих примеров, Тим Бенбоу утверждает, что крупнейший недостаток концепций РВД состоит в том, что в них не учитываются политические и военные перемены, происходящие в сфере международной безопасности; вместо этого военные теоретики по-прежнему зациклены на технике и моделировании состава военных формирований для борьбы с обычными вооруженными силами национальных государств. В этой связи Г.Р. Макмастер называет РВД «фантастической теорией», оторванной от военной действительности.

К началу 2000-х гг. в оборонно-планирующих органах США РВД уже характеризовалась как «военное преобразование». При сохранении за концепцией РВД ее содержания (высокие технологии, скорость, точность, информационный контроль, меньшая численность сухопутных сил и т.д.), авторы термина «военное преобразование» привнесли в нее ряд дополнительных параметров. Они приспособили ее к взглядам тех, кто через десять лет после войны в Персидском заливе склонен рассматривать это явление не как (свершившуюся) революцию в военном деле, а скорее как продолжающуюся попытку разработать новые технологии, доктрины и структуры.

Автором сего терминологического сдвига (при полном отсутствии различий между понятиями «РВД» и «военное преобразование») выступил тогдашний министр обороны Дональд Рамсфельд. В 2002 г. он опубликовал в журнале Foreign Affairs статью, где говорилось, что «преобразование» подразумевает использование управляемого высокоточного оружия, сил специального назначения, систем разведки и космических аппаратов, а также обеспечение взаимосвязанности в применении военной силы. Однако это не устранило подмеченных критикой противоречий РВД. Да и «преобразование» страдало теми же недостатками, что и РВД, так как создатели концепции продолжали утверждать, что в войнах будущего «можно побеждать быстро, эффективно, при малых затратах и меньшими силами».

Тем не менее с началом в 2003 г. иракского восстания стало очевидно, что высокоподвижная, мощнейшая техника, созданная в рамках концепции РВД, не только не годится для ведения противоповстанческих действий, но в иных случаях является просто помехой. В 2004 г. в боях за иракский город Фаллуджа возглавляемые США коалиционные силы применили в карательных целях авиацию, артиллерию и танки. Однако своими действиями они только обозлили гражданское население и способствовали пополнению рядов повстанцев. Израиль столкнулся со схожей ситуацией в 2006 г. в Ливане: использование авиации и артиллерии против засевших среди мирных граждан боевиков «Хезболлы» привело к гражданским жертвам и к поражению Израиля в международной пропагандистской кампании. Хваленая РВД с ее операциями деморализующего воздействия (effects-based operations), организацией системы систем и установкой на достижение превосходства на поле боя демонстрировала все большее бессилие перед лицом нетрадиционных конфликтов. В результате концепция стала утрачивать популярность сначала в Соединенных Штатах, а затем и среди союзников, и к середине 2000-х гг. о ней уже мало кто вспоминал как в научных, так и в военных кругах.

Оглядываясь на РВД

В последнее десятилетие понятие «революция в военном деле» по большей части исчезло как из научных и политических дебатов, так и из соответствующей литературы. Теперь это уже далеко не та «богатая» идея, какой она была на пике своей популярности сразу после войны в Персидском заливе и на протяжении 1990-х годов.

По крайней мере частично это объясняется опытом военных конфликтов, большинство из которых характеризовалось применением нетрадиционной и асимметричной тактики боевых действий и совсем не напоминало высокотехнологичные традиционные сражения, которые рисовались творцам РВД, сражения, нашедшие-таки свое воплощение в операции «Буря в пустыне». Впрочем, концепция РВД, в особенности ее главные положения и основные движущие силы, продолжает воздействовать на руководителей многих государств при осмыслении ими вопросов военной стратегии и военной доктрины. А многие из этих лиц и по сию пору сражаются с последствиями своих или чужих решений о внедрении РВД.

Америка – не единственная страна, имеющая опыт практического осуществления РВД, так как влияние и результаты соответствующей деятельности естественным образом распространились по всему миру и были восприняты множеством других акторов. Более того, хотя РВД и представляется адекватной колоссальной мощи и высокому техническому уровню американских вооруженных сил, ее опыт имел большое значение и для других мировых игроков, включая союзников США, их конкурентов, так называемые восходящие державы, а также государства и негосударственные образования, которые можно отнести к категории противников. Тем не менее, ее воздействие оказалось неодинаковым по своим последствиям. Несмотря на продолжающийся уже целое десятилетие нетрадиционный конфликт на Ближнем Востоке, вопросы РВД – особенно применение высокотехнологичного оружия – остаются центральным пунктом военного планирования в Соединенных Штатах. Важнейшие союзники США – Соединенное Королевство, Канада и Австралия – пытались внедрить соответствующую технику и доктрину, чтобы хотя бы частично обеспечить непрерывную оперативную совместимость с американскими войсками. Многие из этих акторов до сих пор вынуждены справляться с последствиями этих решений. Россия, для которой, по мнению ее руководства, модернизация обычных вооруженных сил США и НАТО представляет потенциальную угрозу, сосредоточилась на поддержании ядерного равновесия с Западом (главным образом посредством ядерного сдерживания). Параллельно она разрабатывала новые стратегии, в частности, концепцию «гибридной войны» – на случай конфликтов и волнений в странах, с которыми у нее имеются протяженные сухопутные границы. Израиль, столкнувшись за последние два десятилетия с различными нетрадиционными противниками и угрозами, колеблется в выборе между разными концепциями РВД, пытаясь понять, чем они обернутся для него в будущем. Индия, учитывая потребности собственной безопасности и необходимость поддержания хрупкого баланса ядерных сил с Пакистаном, сознательно избрала иной путь. Кроме того, следует предположить и то, что применение нетрадиционной и партизанской тактики негосударственными акторами и прочими нелегитимными игроками отчасти продиктовано представлениями о превосходстве основанной на РВД западной концепции ведения войны обычными видами оружия. Все эти акторы по-разному отреагировали на динамику РВД, по-разному ее поняли и усвоили ее уроки. На то у них были разные причины, которые привели к разным последствиям и, соответственно, оказали разное влияние на выработку военной политики.

Вторым главным вопросом является следующий: надо ли считать события конца 1980-х – начала 1990-х гг. в области разработки военной стратегии «революцией» или чем-то менее преобразующим и перманентным. Ведь под «революцией» подразумевается некая фундаментальная и, возможно, необратимая перемена, трансформировавшая природу какого-то явления (в данном случае – военного искусства). Хотя совершенствование высокоточного оружия, систем управления боем и применение огромного количества достижений в сфере информационных технологий действительно изменили отношение государств к войне и способам ее ведения, эти события, пожалуй, следовало бы охарактеризовать как эволюцию или изменение контекста войны, а не как революцию в военном деле как таковом. Точно также после холодной войны и в особенности терактов 11 сентября 2001 г. изменения в военной доктрине и тактике, а также новоявленные концепции «взаимосвязанности», сетецентрических операций (network-centric warfare) и операций деморализующего воздействия, которые сопутствовали техническому прогрессу, старались приспособить к новым реалиям.

Результат таков: хотя военная мысль и впрямь двинулась вперед, оказалось не так-то просто соотнести ее с военными потребностями и опытом реального мира. Как таковые, последние два десятилетия были не столько эпохой революций, сколько периодом текучки: военные пытались сбалансировать «предложение» в виде спектра новых возможностей и «спрос» в виде новоявленных и меняющихся потребностей. При этом, несмотря на исчезновение со страниц популярной научной и политической литературы идей и направления мысли, воплотившихся в РВД, они по-прежнему господствуют в современном военном мышлении.

Вполне возможно, главная причина того, что концепция РВД возобладала в 1990-е гг. и потускнела в последнее время, заключается в значимости внутриполитических факторов. В особенности это касается влияния, которое оказывают на формирование стратегии незаурядные личности. Мышление в духе РВД по-прежнему соотносится с идеализированным понятием «западного способа ведения войны» – максимальным использованием высоких технологий при минимальных потерях среди гражданского населения и личного состава ВС.

В этом смысле – во всяком случае для США – РВД означает невовлеченность в войну на истощение по вьетнамской модели и использование сравнительного превосходства в военной технике и технологиях. Так, президент Джордж Буш подытожил результаты войны в Персидском заливе следующим образом: «Ей-богу, мы раз и навсегда покончили с вьетнамским синдромом».

Давление такого рода факторов оказалось весьма чувствительным и для союзников Соединенных Штатов, в частности для Соединенного Королевства, Канады, Австралии и Израиля, которые, стремясь к увеличению эффективности использования техники в военных действиях, одновременно были вынуждены следить за поддержанием оперативной совместимости с американской армией. Но так, чтобы не раздражать избирателей у себя дома.

Второй важный фактор – степень, в которой на военную стратегию в каждой стране влияют внутренние переменные величины и личности. Во всех странах, затронутых РВД, имеется ключевая фигура, чье имя накрепко связано с данной концепцией. В СССР, где она зародилась, это маршал Николай Огарков. В США – Эндрю Маршалл, Эндрю Крепенивич и Управление общих оценок Пентагона. В Соединенном Королевстве – сэр Найджел Багнолл, в Канаде – генерал Рик Хиллер, в Израиле – бригадный генерал Шломо Бром. В 1990-е гг. эти и другие деятели сыграли главную роль в разработке национальной стратегии, а их наследие и влияние остаются ключевыми составляющими военного мышления в упомянутых странах. Внутренняя политика и бюрократические игры, в особенности бюджетные ограничения и соперничество между руководством видов вооруженных сил, влияли на восприятие государствами идеи РВД и усвоение ими соответствующего образа мышления как минимум не в меньшей степени, чем любые внешние факторы или типы войн, в которых им предстояло участвовать. Как мудро заметил Элиот Коэн по поводу израильских дискуссий на тему РВД, «противник не слишком вдавался в смысл дебатов о РВД, и это, наверное, была самая большая его ошибка». Имеющиеся свидетельства говорят о том, что это справедливо и в отношении других игроков. По-видимому, идеализированные представления о способах боевых действий вытеснили из их сознания реальности того типа войны, в которую они могли быть вовлечены, и понимание того, с чем войска столкнутся на поле боя и что им в действительности нужно.

Размышления и прогнозы

Сегодня многие события в военной области вступают в перекличку с идеями начала 1990-х годов. Появление «киберсредств» и новых методов информационной войны – в особенности китайской разработки, известной как «прекращение доступа/блокирование зоны» (A2AD), и стратегий «информатизации» – явно навеяно концепциями типа РВД и может быть непосредственной реакцией на предполагаемый результат дальнейшей разработки американской военной доктрины образца 1991 года. В том же русле находятся и непрерывные усилия по насыщению поля боя цифровыми технологиями, а также развитие и универсализация производства беспилотных летательных аппаратов и одновременная разработка теории «дистанционного управления войной». Это относится и к тому, что происходит на стратегическом уровне. Там продолжается совершенствование систем противовоздушной и противоракетной обороны, появляются все более эффективные баллистические и крылатые ракеты, рассчитанные на нанесение глобальных ударов обычными боеприпасами, ведется модернизация систем управления боем, систем оперативного командования и управления, предпринимаются шаги по установлению контроля над космическим пространством. И вряд ли стремление все в большей мере полагаться на высокие технологии – как для достижения военных целей, так и для обеспечения безопасности – пойдет на убыль.

Планирование будущих военных операций – исключительно сложная задача. Естественно, стратеги постараются застраховаться от потерь и продумать все до мелочей. Важно в этом смысле не принимать опыт последних двух десятилетий в качестве образца. Может быть, и банально обвинять военных в том, что они готовятся к сражениям «прошлой войны», но у нас нет причин думать, что возможный возврат к традиционной межгосударственной геополитической конкуренции будет означать и возврат к традиционным симметричным типам конфликтов. В этом смысле было бы глупо полагать, что, если последние два десятилетия характеризовались прежде всего партизанскими и нетрадиционными методами ведения войн, то война останется такой же и в более отдаленной перспективе. Учитывая непредсказуемость нынешней обстановки в мире, не исключено, что когда-нибудь мы еще станем свидетелями прежней популярности технологий и мышления в духе РВД.

Сегодня перед военными на Западе стоит двойной вызов. Сложившаяся под влиянием РВД структура вооруженных сил подверглась некоторым изменениям после почти десятилетия антиповстанческих и стабилизационных операций в Ираке, Афганистане, Ливане, секторе Газа и Мали. В сухопутных силах, например, увеличилась численность личного состава, расширились закупки специализированной техники вроде бронетранспортеров, устойчивых к разрывам самодельных взрывных устройств. В то же время во многих государствах, в частности в США, России и Китае, идет создание современных высокотехнологичных обычных сил и вспомогательных структур в соответствии с разработками 1990-х годов. В ситуации финансовой нестабильности и все еще ощутимых последствий кризиса 2008–2009 гг. правительства западных стран относятся крайне чувствительно к любым дополнительным нагрузкам на бюджет. Самыми большими препятствиями для военных на Западе стали бюджетные ограничения, секвестры и финансовая оптимизация. Однако, как это ни парадоксально, необходимость участия в чреватых потерями миссиях по стабилизации будет означать, что в обозримом будущем угрозы международной безопасности будут устраняться с помощью авиации, высокоточных управляемых ракет, спецназа и средств кибервойны.

На фоне нынешней гражданской войны в Сирии и появления ИГИЛ на Ближнем Востоке отчетливо проступают как сильные стороны, так и недостатки высокотехнологичного подхода к ведению войн. Использование авиации, высокоточных управляемых боеприпасов и электронного слежения с передачей информации в реальном времени позволили коалиции под руководством США сковать передвижение отрядов ИГИЛ и во взаимодействии с местными сухопутными силами освободить прежде занимаемые этой организацией территории. Однако естественным следствием применения этой тактики стало то, что ИГИЛ приспосабливается к действиям превосходящего в техническом отношении противника, сократив передвижения в дневное время и научившись размещать пункты управления войсками в городских кварталах (Ракка). Боевики даже стали нападать на города (например, Рамади) под прикрытием песчаных бурь, которые лишают коалицию возможности в полной мере задействовать авиацию и получать разведданные со спутников.

Несмотря на рекламную шумиху вокруг «революционного» воздействия новых технологий, нам так и не удалось избежать подчинения внутренней логике войны, о которой еще 200 лет назад писал Клаузевиц.

Но это вовсе не означает, что не произошло никаких изменений. Они, конечно, были. Только вот не стоит, пожалуй, присваивать изменениям, случившимся на протяжении последних двадцати лет, громкого имени «революция». И вот почему. Концепция РВД обращена внутрь себя и этноцентрична. В сущности, она основана на идеализированном представлении о том типе войны, которую хотели бы вести военные, и мало принимает в расчет особенности противника и его возможный ответ. В этом смысле война в Персидском заливе стала исключением, которое только подтверждает правило. Как свидетельствует опыт конфликтов в Африке, Афганистане, Ираке, на Кавказе, в Ливане, Ливии, Украине, Сирии и других местах, противник везде приспосабливался к главным особенностям мышления в духе РВД и стремился оказать сопротивление. Наличие всепобеждающего желания свести к минимуму потери, использовать высокотехнологичные системы и оружие и вести войну по идеализированному «западному образцу» означает, что центральные положения концепции РВД никогда не подвергнутся забвению. В результате мы, по существу, вернулись к начальной стадии размышлений о военной стратегии, что, может быть, не так уж и плохо в ситуации, когда военные теоретики уже приступили к осмыслению потребностей и условий конфликтов туманного будущего.

США. Весь мир > Образование, наука. Армия, полиция. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 6 марта 2016 > № 1682557 Джефри Коллинз, Эндрю Фаттер

70-летнюю годовщину Фултонской речи Уинстона Черчилля (5 марта 1946 года, Уэстминстерский колледж, штат Миссури, США) можно, конечно, считать "юбилеем" холодной войны, то есть противостояния Запада и СССР/России. Но можно увидеть в этом действительно историческом выступлении нечто куда более интересное, а именно — провозглашение идеологии и стратегии новой глобальной эпохи, которая сейчас только еще закатывается. Для этого полезно прочитать речь Черчилля (целиком и лучше не в переводе сначала глазами человека 1946 года, а потом посмотреть на нее из сегодняшнего дня.

Нагло-саксы

Но сначала пара мелких деталей общей картины. Сам термин "холодная война" принадлежит не Черчиллю, а его соотечественнику писателю Джорджу Оруэллу, прозвучал он впервые в 1945 году. Этими словами автор обозначил будущее состояние отношений нескольких держав, которые обзаведутся ядерным оружием, но будут опасаться применять его. Вскоре он же обвинил в начале такой войны (против британцев и американцев) СССР. Постепенно термин привился. В Фултонской речи его, однако, еще нет.

Зато там впервые возникли слова "железный занавес", причем Черчилль не предлагал его опустить перед носом СССР — он считал, что Москва это уже сделала, перегородив таким занавесом Европу.

В качестве точки отсчета начала конфронтации былых союзников эта речь выбрана условно, могли быть и другие поводы или выступления. Но дело в том, что Черчилль был отличным стратегом, оратором и писателем, и хотя к тому моменту уже не был главой британского правительства, его мысли и слова имели вес и сами по себе. Особенно если рядом с ним, как в Фултоне, стоял президент США Гарри Трумен.

Итак, 1946 год. Почему отставной политик решил обрушиться на СССР, а главное — почему его речь до сих пор не забывается? А потому, что он говорил не совсем и не только об СССР. Он представил свое видение мира, который нужно строить после Второй мировой. Всего мира целиком. Занялся, как сейчас говорят в определенных кругах, целеполаганием, да еще и глобальным.

И что важнее, его услышали, и точно такой мир и начали строить. В мировой истории редки случаи, когда по сути один человек формулирует смысл курса, которым потом так много людей и стран следовало бы десятилетиями.

Речь Черчилля прозвучала среди идейного разброда, усталости и шатаний, причина которых им очень красноречиво описывается. Послевоенная разруха, продуктовые карточки (в том числе в Великобритании), коммунисты идут к власти по всей Европе, половина последней — под прямым влиянием СССР. Куда ж нам плыть, какой мир нам нужен, и — главное — кто такие эти "мы"?

Вся суть в ответе на этот, последний вопрос. В самом начале Фултонской речи четко обозначается то, о чем не каждый британец тогда желал бы сказать вслух: "Соединенные Штаты стоят на вершине мировой власти". А ведь до начала войны единственной сверхдержавой была страна, которой руководил Черчилль: Британская империя. Расстановка сил в мире поменялась. Что и было провозглашено в Фултоне.

Но из этой смены, из катастрофы своей страны Черчилль делает вот какой вывод: "возможности стоят перед нами здесь и сейчас, они ясны и сияют для обеих наших стран". И не только для них, а для "англоязычных народов". То есть для бывших доминионов Британской короны — Канады, Австралии, Новой Зеландии…

Вот об этом была сказана Фултонская речь. О необходимости не просто альянса США и Великобритании, как в дни войны, а усиления их англо-саксонским единством. Создание не американо-европейского, "атлантического" партнерства, а вот этой интересной штуки. Которая вообще-то у наследников Черчилля очень даже получилась, хотя никакими договорами она не оформлена.

У этой штуки даже есть современное название, принадлежащее высокопоставленному дипломату, пожелавшему остаться неизвестным: "нагло-саксы". Таковые весьма ощущаются в международных делах.

Через несколько дней после Фултона Черчиллю ответил человек, звали которого Иосиф Сталин. Он, в интервью "Правде", очень даже подметил "англоязычную" идею своего заклятого партнера по Тегерану, Ялте и Потсдаму.

"Следует отметить, что господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Господин Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира… По сути дела господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке, — в противном случае неизбежна война".

Слабость позиции Черчилля подмечена предельно точно. Но в Фултонской речи таковая компенсируется вот чем: четко провозглашается не только идеологическая основа конфронтации с коммунистическим СССР, но и моральная, ценностная "особость" англоязычных на фоне всех прочих. Это британское право, американская декларация независимости и прочие основы цивилизации. Не "Запад" против "Востока", а вот такая конструкция.

И это все то, что мы продолжаем слышать от них сегодня, хотя коммунизма у нас давно нет, только называется оно "универсальными ценностями". Потому что получилось все именно "по Черчиллю" — не в мире, так в его меньшей части, западной цивилизации. Нынешняя незавидная судьба Европы, включая ждущее ее и написанное по американским стандартам Трансатлантическое партнерство — все идет оттуда, от Фултонской речи.

Глазами человека, живущего в 2016 году, идея Черчилля может показаться безумной. Но в 1946-м все было логично. Ядерная монополия США плюс — сэр Уинстон об этом сказал в своей речи — предоставление американцам уже не очень нужных Лондону баз британского флота по всему миру. А больше, кроме СССР, конкурентов и не было.

История отношений Лондона и Вашингтона развивалась по-всякому. Но в целом все эти 70 лет они действительно строили "мир по Черчиллю". А сегодня мы видим его закат.

В 1946 году, конечно, сэр Уинстон не мог знать, что мир будет настолько другим: Китай тогда был в развалинах, Индия еще входила в Британскую империю, Африка состояла почти только из колоний. Не говоря о предстоявшем сломе ядерной американской монополии. Но, несмотря на перемены, он и вдохновленные его идеологией очень старались, и еще лет 15 назад могло показаться, что целеполагание привело к успеху.

И последнее. Уинстон Черчилль стоит на самой вершине пирамиды исторических ненавистников России и не только ее: как теоретик и практик, как стратег и идеолог. О нем можно и нужно говорить что угодно, но это была фигура громадных масштабов, в том числе благодаря Фултонской речи.

А сегодня… Кто у нас сегодня ходит в символах холодной войны? Может быть, командующий силами НАТО в Европе генерал Филип Бридлав (кстати, уходящий в отставку)? Давайте его послушаем. Россия стремится "переписать согласованные правила международного порядка". "Россия выбрала путь, на котором она решила стать противником и представляет собой долгосрочную экзистенциальную угрозу для Соединенных Штатов и для наших европейских союзников и партнеров". "Вместе с режимом Асада Россия осознанно превратила миграционные процессы в действенное оружие, тем самым делая попытки подавить европейскую структуру и сломать решимость Европы". С Россией в Европе "мы готовы, если будет необходимо, сражаться и победить".

В чем-то даже похоже на Черчилля. Но совсем не Черчилль.

Дмитрий Косырев, политический обозреватель МИА "Россия сегодня"

США. Великобритания. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 5 марта 2016 > № 1675146 Дмитрий Косырев

Как выглядит война в Сирии глазами тех, кто вроде бы не имеет к ней прямого отношения? Что привлекает внимание таких стран? А вот хотя бы случай Турции и ее почти реализованного на этих днях намерения вторгнуться в Сирию. На основе каких норм права Турция это чуть было не сделала? Что это могло быть — законный шаг или наказуемая агрессия? Задают такой вопрос разные страны. Главное же в том, что этих стран много: в описываемом ниже случае их 120, то есть более 62% государств-членов ООН.

Никакой самодеятельности

Приятные неожиданности часто подстерегают того, кто умеет посмотреть на происходящие события с нового угла, чужими глазами. Иной раз оказывается, что у тебя в мире куда больше единомышленников, чем ты думаешь.

Всего лишь на прошлой неделе главным международным вопросом был такой: нападут ли Турция (и Саудовская Аравия) на Сирию, начав этим какую-то совершенно другую, новую войну в стране, где вдобавок находятся наши вооруженные силы. В День защитника отечества стало ясно, что старшие товарищи двух возмутителей спокойствия — в том числе США — очень внятно объяснили туркам и саудовцам, почему не надо никуда вторгаться. Это для нас еще не День победы, но вполне хорошая новость.

Но это наш взгляд. Как смотрят на ситуацию те, кто в конфликте непосредственно не участвует? Многие заметили "идеолого-юридическую" артподготовку правительства Турции к своему несостоявшемуся вторжению. Турки заявили, что курды, живущие на сирийской территории — террористы, а поэтому Турция имеет право пересечь сирийскую границу, чтобы этих террористов наказать. Да и сейчас продолжают называть сирийскую курдскую Партию демократического союза террористической и грозят ей.

И тут, если присмотреться, оказывается, что именно эта ситуация не понравилась множеству других стран — как прецедент, как нарушение тех правил, которые ведь должны быть одни для всех.

Индия, например. Не последняя страна в мире. Почитайте, как ядовито описывает обозреватель делийской газеты "Пионер" укрощение Турции. "Были, без сомнения, секретные, но панические предупреждения (со стороны НАТО. — Д.К.)… Турцию (и Саудовскую Аравию) почти наверняка известили, что если они выберут войну с российскими войсками в Сирии, то им придется вести ее самостоятельно. Так что, видимо, этой истории конец, и все могут вернуться к разделу Сирии — а именно это означают разговоры о прекращении там боевых действий".

Насчет раздела мы еще посмотрим (о нем не договаривались), но в целом позиция Индии по Сирии предельно ясная и к авантюрам неодобрительная. Индийцы следят за тем, какие тут создаются юридические прецеденты. И именно в индийской печати, в частности, только что появилась публикация насчет общей позиции — по Сирии и международному праву в целом — 120 стран мира, входящих в нечасто упоминаемое у нас Движение неприсоединения (ДН).

Нормы и недонормы

Движение такое не просто существует, но иногда предпринимает весьма интересные шаги. Вот и в этот раз, напоминают индийцы, ДН еще осенью прошлого года устроило акцию в ООН (в комитете по правовым вопросам). Там выступил от имени движения иранец Гулям Хоссейн Дехкани и заявил, что ДН осуждает "избирательный подход" к международному праву.

А именно: движение считает, что ни одна страна или группа стран не имеет права самостоятельно делать то, что попыталась предпринять Турция. Нельзя в одностороннем порядке провозглашать какую-то страну покровителем террористов. Нельзя составлять свои, односторонние списки таких стран, и особенно под предлогом борьбы с терроризмом. (И даже отдельные группировки, добавим, не террористы, пока не окажутся в списке таковых, согласованных в ООН).

И, что еще важнее, ДН протестует против расширения "некоторыми странами" своей национальной юрисдикции за пределы собственных границ. Напоминает, что ничего подобного нет в международном праве. А это очень хорошее заявление, если вспомнить не только войну в Сирии, но множество эпизодов последних лет, включая похищение российских граждан и доставку их в лапы американской юстиции.

Что касается войн, то особенно интересно, что движение напоминает: не существует никакого права на "гуманитарную интервенцию". Таковая не значится ни в Уставе ООН, ни в прочих документах, на которых строится международное право. Нет в этих документах также и "ответственности за защиту", то есть — в обоих случаях — права военного вмешательства на территории других государств для защиты местного населения от чего бы то ни было. Заявил, что хочет кого-то защитить, и напал: такое как было запрещено, так и остается.

Все эти "гуманитарные интервенции" и "ответственности за защиту" начали явочным порядком вбрасываться в международное правовое поле в 90-х годах, и известно кем — США и НАТО. Время такое было, им хотелось подправить международное право потому, что они думали, что всех сильней и могут это сделать. Но подразумевалось, что решать, кого защищать и куда вмешиваться, могут только они сами — потому что имеют монополию на право назначать виновных и нападать на них на территории других стран.

Это очень долгая история о том, как самопровозглашенные нормы права идеологи Запада старались повторять настолько часто, что они стали бы привычными. А потом, по принципу свершившегося факта, задним числом включить их и в ключевые международные документы. Но, как видим, не вышло. Более того, эти "недонормы" оказались неожиданно опасными для тех, кто их пытался породить.

В частности — из-за таких, как Турция. По сути турки всего лишь попытались на региональном уровне сделать то, что до того предпринимали США и их союзники. И поставили этим США в ситуацию, которой американцы опасались. Тут-то и выяснилось, что все-таки страны не равны, хотя по международному праву должны быть равными. И появились мысли: если всякий и каждый будет, полагая, что Запад уже не тот, делать как Запад — то что же станет с миром?

И в порядке послесловия: Движение неприсоединения, что следует из его слегка архаического названия, состоит из тех, кто в эпоху противостояния двух мировых систем с их военными блоками решил не присоединяться ни к одной из сторон, хранить пусть иногда сомнительный, но нейтралитет. Сейчас это заметно выросшее с начала 90-х движение могло бы называться просто "не Запад". После 90-х его стало модно не замечать — подумаешь, 120 стран, а сколько у них дивизий (авианосцев)? Они что, диктуют нормы и правила поведения? Но оказывается, что если и не диктуют, то очень внятно напоминают иногда, что правила эти надо соблюдать.

Дмитрий Косырев, политический обозреватель МИА "Россия сегодня"

США. Турция. Ближний Восток > Армия, полиция > ria.ru, 25 февраля 2016 > № 1664486 Дмитрий Косырев

Интервью журналу «Тайм».

По итогам Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности Председатель Правительства дал интервью корреспонденту «Тайм» Саймону Шустеру.

Стенограмма:

Вопрос: Спасибо большое, что согласились дать интервью журналу «Тайм», и спасибо за Ваше выступление сегодня, оно было интересное, яркое. Вы сделали очень яркое и интересное заявление про новую холодную войну, которое вызвало здесь дискуссию. Но я хотел бы начать с другого вопроса, скажем, более новостного и актуального, касательно Сирии. Вчера Президент Асад в интервью заявил: возвращение всей территории Сирии под наш контроль – это наша конечная цель. Хотел спросить, готова Россия его поддерживать в этой цели, в том числе военными средствами?

Д.Медведев: Сначала про Сирию. У нас нет планов – и об этом Президент говорил, мои коллеги говорили и я ещё раз хочу сказать – такого бесконечного присутствия в Сирии. Мы выполняем там совершенно ограниченную, конкретную задачу, основанную на защите национальных интересов, и по просьбе Президента Асада. Поэтому не он будет определять масштабы присутствия российской армии, российских вооружённых сил там, а российские власти, Верховный главнокомандующий и все, кто вовлечён в этот процесс. Это первое.

Второе. Конечно, мы бы хотели, чтобы Сирия сохранилась в прежних границах как единое государство. И мне кажется, что это понимают все: и в России, и в Европе, и в Соединённых Штатах Америки. Никому из нас не нужна новая Ливия, которая распалась на несколько частей, или просто хаос, когда во главе тех или иных территорий находятся полевые командиры, проще говоря – бандиты, какой бы религиозной риторикой они ни прикрывались.

Поэтому мы будем продолжать контакты с нашими партнёрами по этому процессу. Сколь бы трудным ни был этот диалог, он продолжался и в Мюнхене и получил своё развитие. Это внушает какой-то осторожный оптимизм, что удастся договориться о будущем – о том, как будет проходить процесс урегулирования в Сирии, о межсирийском диалоге, его принципах, участниках и прекращении огня.

Вопрос: Последнее время идёт активное наступление войск Асада с помощью российской авиации, которое в целом мешает переговорному процессу. Когда, на какой стадии закончится это наступление и может ли Россия повлиять на это? После Алеппо и другие города пойдут.

Д.Медведев: Мне кажется, это моя позиция, всё должно закончиться тогда, когда наступит мир. Если Президент Асад при нашей помощи или при помощи американцев, европейцев сядет за стол с теми, с кем можно договариваться (а этот круг надо ещё окончательно определить), и договорится о будущем политического устройства Сирии, о процессе демократических преобразований, наверное, о собственной роли и месте в этом процессе, потому что иное было бы странным, – в этот момент всё и должно завершаться.

Хотя, конечно, мы не являемся безразличными наблюдателями, мы, наоборот, вовлечены в войсковую операцию, именно исходя из национальных интересов. В чём они? В том, чтобы экстремисты, террористы не проникали с территории Сирии на территорию Российской Федерации, это вещь очевидная. Но когда там количество боевиков, имеющих происхождение из России и стран Центральной Азии, исчисляется тысячами – это реальная угроза для нас. Именно поэтому мы и приняли такое решение.

Вопрос: Эту логику и этот аргумент я часто слышу, но не совсем понимаю, как бомбардировка останавливает приход террористов в Россию? Потому что не было случаев террористических атак ИГИЛ в России. В сентябре авиаудары начались, месяцем позже была атака – над Синаем самолёт упал.

Д.Медведев: Я сейчас постараюсь объяснить. Вы можете вообще отличить ИГИЛовца или ДАИШевца от участников «Джейш аль-Ислам» или «Джабхат ан-Нусра»? Вы можете их отличить внешне? По идеологии? Да они сами друг друга не отличают. Я только что говорил на эту тему со своим коллегой – французским Премьер-министром Вальсом. Они все бандиты и террористы. Это первое.

Второе. Степень их религиозных различий очень и очень условная, они кочуют друг от друга по разным причинам: где-то больше денег заплатили, кто-то с кем-то разругался. Поэтому нам очень сложно отличать очень умеренных от не совсем умеренных, хороших от плохих. Да, есть идеологическая оппозиция Асаду, с этими людьми надо договариваться, они представляют часть элиты Сирии, они представляют другую часть религиозного спектра, ту же самую суннитскую часть. Но те, кто бегает с автоматами, – это точно люди, которые совершенно другим образом зарабатывают себе на жизнь и имеют другие планы.

Поэтому когда мне говорят, что там ИГИЛ, а там не ИГИЛ... Мы прекрасно помним, как происходила трансформация талибов в «Аль-Каиду», «Аль-Каиды» в другие образования, потом всё это – в «Исламское государство». Эти люди таким образом живут.

Я в своём выступлении говорил, что нам угрожает ситуация, когда мир начнёт управляться при помощи так называемых террористических методов. То есть будет признано, что единственным способом и единственной формой правления на Ближнем Востоке является модель а-ля ДАИШ, то есть когда какие-то люди чуть что отрубают головы, всё остальное неэффективно, собирают дань и всех возвращают, условно, к VII веку нашей эры.

Вот в чём опасность, поэтому я считаю, что здесь не так важно религиозное различие между этими экстремистами.

И ещё. Вы задали вопрос, касающийся холодной войны. Знаете, наверное, это конструкции, которые где-то в воздухе витают. Я нигде не говорил о том, что началась новая холодная война, но я говорил о том, что решения НАТО подталкивают к возникновению новой холодной войны. Я это говорил и готов это ещё раз подтвердить. Потому что до меня выступал мой бывший коллега господин Столтенберг, который сейчас является генсеком НАТО, но ведь он о чём говорил? Он говорил: Россию нужно ограничивать, контингенты увеличивать, защищаться по всем границам, по всем рубежам. Но если это не подготовка к холодной войне, то тогда к чему? Вот такова реальность.

Вопрос: Да, но когда Вы говорите или представляете себе эту возможную новую холодную войну, какие сценарии Вас больше всего беспокоят? Какие пункты конфронтации между Россией и НАТО Вас больше всего беспокоят? Это Прибалтика? Это Турция?

Д.Медведев: Мы бы вообще не хотели никакой конфронтации! Она нам не нужна. Ни в Прибалтике, ни в Турции, ни где бы то ни было. Нам нужно развиваться. У нас, вы знаете, немало проблем в экономике, нам туда нужно направлять силы и деньги, хотя, конечно, нам важно иметь сильную армию, флот. Поэтому нам никакая конфронтация нигде не нужна. Это первое.

В отношении поведения отдельных стран – членов Североатлантического альянса. Вот здесь есть проблемы. Если у некоторых коллег из Прибалтики постоянные фантомные боли, им всё время снится Советский Союз, захваты, какие-то мятежи... Это, кстати, для прибалтийских государств способ управления. В чём он заключается? Он нехитрый: пугайте русскими, которые вот-вот реанимируют Советский Союз, а если вы не хотите этого, вы должны голосовать за нашу партию. Нормальный политический приём, хотя он довольно плохой по своим последствиям.

Но это ладно. С Турцией гораздо сложнее. Турция подставила не себя, она подставила весь Североатлантический альянс. И это очень безответственно.

Скажу прямо: если бы что-то подобное произошло, например, в советские времена, скорее всего, начался бы серьёзный конфликт – если, не дай бог, не какая-то серьёзная война, то точно был бы нанесён ответный удар и так далее. Это просто сейчас решения были приняты другие.

Курс России в этом смысле абсолютно миролюбивый, и несмотря на то что это была явная провокация, когда самолёт, даже если и залетел на несколько секунд, был сбит в пространстве Сирии, Россия на это никак не ответила в военном смысле.

И в этом плане очень многое зависит от решимости руководства Североатлантического альянса повлиять на наиболее озабоченных членов НАТО, которые провоцируют конфликт с другими странами. Это в конце концов вопрос дисциплины в альянсе. Мы прекрасно понимаем, чем такое заканчивается.

Вопрос: И также Вы упомянули (или предупредили некоторых членов НАТО) несколько дней назад в интервью немецкой газете о перманентной войне, если те или иные иностранные противники Асада начнут наземную операцию. Эта идея перманентной войны – Россия готова участвовать в этом? Или есть всё-таки пункт, когда Россия скажет себе: нет, здесь температура слишком высокая, эскалация уже зашла слишком далеко и мы отступаем.

Д.Медведев: Не нужна никакая перманентная война, и Россия ни в чём не хотела бы подобном участвовать. Я лишь сказал, что как только войсковая операция (а я всё-таки был Верховным главнокомандующим и принимал военные решения) спускается с неба на землю, на земле появляются солдаты, сначала в виде спецназа, потом в виде каких-то отдельных войсковых формирований, это всё затягивается. Давайте вспомним, что происходило в Афганистане с американскими военными формированиями. До сих пор не уйти. Поэтому, как только конфликт переходит в стадию сухопутной войсковой операции, он становится бесконечным, вот что опасно. Поэтому не надо этого делать, и даже пугать этим не надо. Вот я сегодня посмотрел, Джон Керри сказал: если Россия и Иран не будут способствовать примирению, то мы с арабскими друзьями (по-моему, это было интервью как раз арабскому какому-то каналу) осуществим сухопутную операцию. Вот это зря. Он своих партнёров, то есть нас, пугает этим, что ли? Он хочет, чтобы Соединённые Штаты Америки опять завязли, теперь уже в Сирии?

Вопрос: Последний вопрос, если позволите, про Сирию. Вот на этой неделе буквально ООН выпустила расследование, и они обвиняют государство Асада в чудовищных преступлениях против человечества, в том числе в систематических убийствах задержанных в тюрьмах в Сирии. Это ООН, не Human Rights Watch, не Amnesty International. Как Россия относится к тому, что у неё в Сирии практически такой союзник? Не ясно ли Вам, почему западным странам из-за таких преступлений так тяжело вступать в какой-либо альянс с Асадом?

Д.Медведев: Надо внимательно изучить этот отчёт и доказательства, которые там приведены, это первое. Второе: конечно, если там приведены твёрдые доказательства, они должны получить международную правовую оценку. Третье, по поводу союзников: союзники бывают разные. Я вот также с коллегами сегодня общался и вспоминал историю Сирии. Я напомню, что, наверное, Хафез Асад был союзником, условным союзником Советского Союза. У нас никогда не было продвинутых отношений с Сирией. Они были прекрасные у Саудовской Аравии, Турции (они братья и постоянно об этом говорили), они были прекрасные с Францией, с некоторыми другими странами. Вот именно они помогали развитию государства, а потом в один миг изменили позицию. Сравните с ситуацией в Ливии. Кто был в числе наиболее близких друзей несчастного Муаммара Каддафи? А потом вмиг ситуация изменилась. Поэтому вопрос сейчас не в том, кого мы называем союзником, а в ответственном поведении. Ну а все данные, которые получены, подлежат оценке. Здесь мы абсолютно открыты к тому, чтобы и с нами это обсуждать.

Вопрос: То есть, если совсем просто сказать, Россия не оставляет своих в беде, в отличие от западных стран, которые это сделали с Мубараком?

Д.Медведев: Нет, это не просто, вы мою фразу передёргиваете. Я, ещё раз говорю, единственный, наверное, среди действующих руководителей Европы и Азии, кто там был с государственным визитом. У нас нормальные, вполне приличные отношения были, но это не какие-то союзнические отношения. Если у нас есть договорные отношения, мы, конечно, свои договорные обязательства стараемся исполнять. Если нас кто-то просит помочь, мы и такие решения принимаем.

Вопрос: Ясно, хорошо. Тогда давайте оставим Сирию пока. И хотел поговорить о договоре СНВ-3. Это был действительно (касательно новой холодной войны или старой холодной войны) огромный шаг вперёд в разоружении. Вот тогда был СНВ-3, сейчас мы видим, если можно Вам показать…

Д.Медведев: Покажите, конечно.

Вопрос: Тут название «Статус-6», которое появилось на российском телевидении, если Вы помните случай… Если можете это прокомментировать: зачем Россия показывает или производит такое оружие и что это говорит как раз о вопросе новой холодной войны?

Д.Медведев: Я эту тему комментировать не буду. Ситуацию со «Статусом» и какими-то разработками в этой сфере комментировать нет смысла, просто потому что сейчас нет предмета для обсуждения. Но применительно к холодной войне, гонке вооружений и СНВ-3 я комментарии сделаю.

Во-первых, я считаю, что СНВ-3 был достижением российско-американских отношений и облегчил общую ситуацию в мире. Мы, по сути, свои ядерные арсеналы привели к состоянию начала 1960-х годов, что на самом деле неплохо, потому что, собственно, гонка вооружений началась потом. Кстати, вообще за период существования Российской Федерации как отдельного самостоятельного нового государства мы свои арсеналы сократили очень и очень существенно, просто в разы, и это все знают, это проверяемая же история. Поэтому я считаю, что это хороший, добротный результат. Это можно положить в копилку российско-американского сотрудничества. Жаль, что в дальнейшем всё пошло по иному сценарию.

Во-вторых, означает ли прекращение переговоров по целому ряду вопросов начало гонки вооружений? Конечно, не означает. Мы ни в какой гонке вооружений не заинтересованы. Это очень дорогая история, и очевидно, что в настоящий момент нет ни поводов, ни причин заниматься тем, чем занимался Советский Союз и Соединённые Штаты Америки вместе с Североатлантическим альянсом в конце 1970-х – начале 1980-х годов. Что, безусловно, обескровило советскую экономику, чего там скрывать.

Третье, когда говорят о всякого рода ядерных средствах, новых проектах, старых проектах, то нам не следует забывать, что мир изменился и вооружения изменились. Да, есть такое очень жёсткое вооружение, которое, что называется, уничтожает всё вокруг и, по сути, приводит к тому, что планета становится необитаемой или наступает ядерная зима. И по этому поводу человечество уже определилось, что нужно сделать всё, чтобы никогда нигде этого не произошло, и стараться способствовать уменьшению ядерного клуба и ограничивать по возможности потенциалы и так далее.

Но есть другие виды оружия, которые сейчас так стыдливо не обсуждаются. Вот, например, есть так называемая концепция глобального удара, известная концепция – американская и атлантическая, неядерная. Она основана на использовании ракет высокоточных, но не ядерных. Это не страшно? Нет, это очень страшно. Но она не подпадает ни под какие ограничения и так далее, но мы с вами прекрасно понимаем, что, если использовать сотни и тысячи ракет для нанесения вот такого удара, последствия будут ничуть не лучше. Но никаких ограничений нет. И при этом нам говорят, ну вы давайте дальше снижать, например, ядерный потенциал, а вот этим заниматься не будем. Нет, коллеги, нам теперь нужно всем обсуждать это в комплексе.

Почему мы очень недовольны были идеей противоракетной обороны – потому что, по сути, только с обратным знаком, происходило уменьшение нашего ядерного потенциала, причём это объяснялось естественным наличием Ирана с его нехорошим поведением и необходимостью быстро реагировать на всякого рода действия стран-изгоев. Сейчас Иран – друг. Все со всеми договорились, кстати, при нашей помощи и поддержке. Все санкции сняты, а как с ПРО? А ПРО осталось. Так можно договариваться?

Вопрос: В контексте настолько напряжённых отношений между Россией и НАТО, о которых Вы говорили тоже в своей речи сегодня, вот эта опасность, которую все хорошо помнят из старой холодной войны, опасность ядерной войныпо случайности или не по случайности – она остаётся сегодня, она повысилась за последние два-три года? Как Вы оцениваете эту опасность?

Д.Медведев: Если говорить о контроле за ядерными потенциалами, то я считаю, что принципиально ничего не изменилось. Потому что мы с американцами в договоре, у нас есть регулярный обмен информацией, контрольные меры. Все инструменты действуют. В этом смысле хуже не стало, но хуже стало в другом смысле. После целого ряда событий, в том числе на севере Африки, на Ближнем Востоке, многие страны всерьёз задумались: а не создать ли свою бомбу? Я помню долгие дискуссии по поводу того, у кого что есть, когда выясняли, есть ли оружие в Иране, есть ли оружие в Пакистане и в целом ряде других стран. Мы сегодня на экспертном уровне понимаем, кто чем обладает. Сейчас вот есть проблема Северной Кореи. Неконтролируемое расширение ядерного клуба – это крайне опасная история. Но при этом надо понимать, что часть стран реально боится за своё существование и говорит о том, что вынуждена будет заниматься созданием ядерного оружия.

Я помню, когда я на неформальном уровне общался с лидерами арабских стран в рамках Лиги арабских государств, то мне так аккуратно сказали: знаете, вот мы получаем информацию о том, что Иран занимается, ещё кто-то занимается, и вообще всё это в регионе может случиться. Нам коллеги из Саудовской Аравии сказали, что если так, то мы тоже об этом будем думать. Вот что опасно – провокация создания ядерного оружия. И второе, конечно, это попадание ядерного арсенала в руки террористов, а также создание грязной бомбы и всего того, что связано с использованием ядерного заряда террористами и преступниками. Вот с этим человечество обязано бороться.

Вопрос: Хорошо. Оставим тогда и эту страшную тему.

Д.Медведев: Давайте что-нибудь более мирное обсудим.

Вопрос: Сегодня, после Вашей речи и в контексте других круглых столов, западные коллеги обвиняли Россию часто в попытках расколоть Европу, разделить Европу, в том числе с использованием миграционной темы. Я заметил, что в Вашем выступлении звучала риторика… Я живу в Германии и часто слушаю тоже правые партии в Германии, в Европе. Риторика была очень похожая, особенно касательно миграционной темы. Почему Ваши высказывания настолько напоминают высказывания, скажем, Front National во Франции или PEGIDA в Германии? Почему настолько схожие позиции и почему Россия ищет и имеет вообще таких союзников в Европе?

Д.Медведев: Я не знаю, что вам это напомнило. Я вообще-то по своим убеждениям не левый, скажем прямо, – это первое. Второе, скажу предельно откровенно: я считаю миграционную политику Европейского союза и отдельных стран колоссальной ошибкой, ошибкой, которая угрожает европейской идентичности. Я считаю, это реально очень большая проблема. Мы прекрасно понимаем, к чему может привести появление таких колоний, которые составлены из беженцев из не самых благополучных регионов в самом сердце Европы. Я не думаю, что это может понравиться каким-то другим политическим силам. Да, есть разная риторика, но если вы спросите на улице в любой стране, будь то Франция, Германия, Италия или Британия, хотят ли люди, чтобы к ним переселилось 1,5–2 млн человек из стран Ближнего Востока, вряд ли они придут в восторг. Именно поэтому я считаю, что проблемы с миграцией здесь накачали сами государства Европейского союза. Пусть не обижаются. Но это же ваши правила въезда, ваши правила миграции, пособия, которые выплачиваются. Значит, это сознательный курс. В гуманитарном плане он, наверное, безупречный, с одной стороны, но с точки зрения интересов обычных граждан этих стран, экономик этих стран он довольно сложный.

Вот мы обсуждали, например, перспективы выборов в местные органы власти в Европе в настоящий момент, когда приехало большое количество мигрантов из стран Ближнего Востока. Я думаю, что действительно у правых партий есть возможность на этой теме отыграться, что называется. Но почему? Не потому, что людей захватила эта правая идеология, а потому что они мыслят очень просто: если приехал миллион рабочих рук дармовых, часть из них всё равно попадёт на биржу труда, рынок труда, и мы лишимся работы, потому что их труд стоит дешевле. Мне кажется, что в этом смысле Европейский союз сегодня является заложником несбалансированной миграционной политики. Это моё абсолютно искреннее убеждение. Если говорить совсем прямо и искренне, мне просто жалко Европу.

Вопрос: Но с внешнеполитической точки зрения подъём этих сил в Европе представляет какие-то возможности для российских интересов?

Д.Медведев: Мы не можем и не хотим подыгрывать никаким силам, играть на антимигрантских настроениях. Мы просто откровенно говорим о том, в чём здесь опасность. Я довольно долго обсуждал эту тему, например, с финскими коллегами — и с Премьером, и с Президентом — вчера. Я могу сказать так: к ним стали въезжать беженцы из Сирии, Ирака, некоторых других стран через территорию Российской Федерации, получив у нас разрешение на официальный въезд, к ним нет претензий, они не в розыске, нигде.

Реплика: На велосипедах в том числе.

Д.Медведев: В том числе на велосипедах, совершенно верно, потом стали какие-то машины покупать. Их въехало около тысячи человек через два контрольно-пропускных пункта на российско-финской границе. Наши финские коллеги заволновались на эту тему. Мы с ними сейчас ведём консультации, каким образом им помочь, прекрасно понимая, что, наверное, для них это испытание. Но при этом я всё время им говорю, что хорошо, ладно, здесь вы обратили на это внимание, но к вам же 30 тыс. приехало из Швеции. Здесь – тысяча, а там – 30 тыс. Вы шведов ни в чём не подозреваете? Они не пытаются сознательно навредить соседней стране? А почему-то считаете, что мы пытаемся манипулировать этими людьми. Это несерьёзно.

Вопрос: Кстати, об отношениях с западными партнёрами. Вы много говорили в своей речи сегодня о санкциях, о том, насколько они вредят отношениям. Как, может быть, в неформальных разговорах Ваши коллеги-европейцы отреагировали на этот призыв их отменить и что этому препятствует?

Д.Медведев: Знаете, у меня как-то так получилось, что по этим санкциям с кем бы я ни говорил, все почему-то опускают глаза долу, в пол, как будто они не имеют к этому отношения, и говорят: «Ну да, это там приняли. Мы-то, конечно, против. И вообще всё это плохо, бизнесу мешает. Мы это всё прекрасно понимаем. Но вы давайте там побыстрее минский протокол, минские соглашения реализуйте, побыстрее всё это сделайте. А так вообще мы как бы и ни при чём». Но это не вполне честная позиция. Это консолидированное решение всех наших европейских друзей. Они все за это проголосовали. Никто не заблокировал, никто не высказался против. Значит, это консолидированная позиция. И не надо этого стесняться. Скажите честно, что мы хотели вас наказать.

Следующий вопрос в том – наказали ли. Наверное, где-то нам неприятные минуты доставили. Сильно? Не сильно. Развиваемся, живём, естественно, выживем. Политическую позицию изменили власти Российской Федерации? Не изменили. Имеют поддержку у населения Российской Федерации? Вы прекрасно знаете, имеют, и ещё такую, которую здесь ни одна политическая сила не имеет, потому что никому не нравится, когда на твою страну давят.

Поэтому за эти санкции ответственность несёт Европейский союз целиком и другие страны, которые их поддержали. Ну, естественно, Соединённые Штаты Америки, Канада – в общем все, кто под этим подписался. Мы это всё обсуждаем, но наша позиция проста, я её многократно формулировал: мы ничего просить не будем. Вы хорошо знаете нашу литературу. У Михаила Булгакова есть прекрасная фраза в книге «Мастер и Маргарита», когда Воланд говорит о том, что никогда ничего не просите, сами предложат и сами всё дадут. Вот и мы никогда не будем просить отмены этих санкций. Сами придут и скажут: давайте наконец со всем этим покончим, потому что никому не лучше, всем только хуже.

Вопрос: Вернёмся во время Вашего президентства. Чуть ли не главная тема была – модернизация и диверсификация экономики. Вам часто задавали этот вопрос, но интересно, какие-то новые уроки появились в контексте низкой цены на нефть? Низкие цены сейчас тоже тревожат бизнес в России. Почему не удалость тогда действительно успешно диверсифицировать экономику и может ли это быть сделано более успешно в контексте низких цен на нефть?

Д.Медведев: C учётом того, что? сегодня у нас в экономике, низких цен на углеводороды, с учётом всех этих факторов, да и отчасти санкций, я убедился в том, что идея модернизации российской экономики, её диверсификации, перехода к масштабному производству новых товаров, основанному на высоких технологиях, абсолютно верна. Этим начали заниматься, и этим нужно заниматься с утроенной энергией, потому что, как только начинается такая волатильность на рынке нефтепродуктов и газа, наша экономика сдувается. Это было в 1998 году, это происходит сейчас, даже несмотря на то, что вроде мы сейчас чуть меньше зависим от этого, чем, например, три-пять лет назад.

Почему не удалось? Очень короткий промежуток времени. Наверное, и наши ошибки есть и просчёты, я отрицать не буду. Но, конечно, за пять лет невозможно из нефтяной экономики, страдающей «голландской болезнью», создать высокотехнологичную экономику. Это сложная задача, но мы к этому стремимся.

Есть некоторые успехи, я считаю. Может, они пока относительно скромные, но они есть, потому что мы используем уже много собственных машин, механизмов, транспортных средств, которые раньше практически полностью закупали, будь то комбайны или тракторы. Есть достижения в сфере высоких технологий, новых материалов. Всё это есть, но, конечно, всё это нужно использовать более широко. Это задача на будущее.

Вопрос: И касательно санкций. Вы в прошлом году оценили, сколько они стоили Российской Федерации, экономике. Там звучала цифра 80 млрд долларов, если я правильно помню сообщения прессы. Можете дать оценку, сколько они стоят сейчас?

Д.Медведев: Понимаете, это очень трудно оценивать. Вопрос в том, как считать. Если считать, например, потери, связанные с отсутствием доступа к иностранным (прежде всего европейским, в меньшей степени – американским) рынкам капитала, то это цифры очень большие, потому что мы брали эти кредиты и тем самым иностранная валютная ликвидность использовалась для роста. Это не означает прямых потерь в смысле сжатия размеров экономики – так, наверное, считать нельзя, – но это то, что мы не смогли получить. В этом смысле мы, конечно, эти потери в полной мере не восстановили. Это абсолютно точно десятки миллионов долларов неполученных кредитов, в которых на самом деле была заинтересована не только наша экономика, но и банковская система европейская, и целый ряд крупных предприятий. Я сегодня с бизнесом немецким встречался. Объём импорта, например немецких машин самых разных (я имею в виду, средств производства), упал на 40–50%, и именно из-за отсутствия этой валютной дешёвой составляющей.

Так что эти потери есть, мы их не отрицаем. Но тем хуже для всех, кто принимает участие в экономической кооперации, – и для нас, и для наших европейских партнёров. Надо это всё завершать, и чем скорее, тем лучше.

Реплика: Будем надеяться. Спасибо большое.

Д.Медведев: Вам спасибо большое. Успехов.

США. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > premier.gov.ru, 15 февраля 2016 > № 1651835 Дмитрий Медведев

Вступительное слово и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел России С.В.Лаврова на совместной пресс-конференции с Госсекретарем США Дж.Керри и спецпосланником Генсекретаря ООН по Сирии С. де Мистурой по итогам встречи с членами Международной группы поддержки Сирии, Мюнхен, 11 февраля 2016 года

Уважаемые дамы и господа,

В дополнение к тому, что сказал мой коллега Госсекретарь США Дж.Керри, хотел бы присоединиться к словам признательности в адрес наших германских хозяев и поблагодарить команду ООН за приложенные усилия.

Встреча была своевременной, так как нас тревожила серия проблем, возникшая с выполнением договоренностей, которые были достигнуты на наших предыдущих встречах. Главным итогом сегодняшнего заседания я считаю безусловное подтверждение резолюции 2254 Совета Безопасности ООН во всей ее полноте. Это касается гуманитарных аспектов, политического процесса, борьбы с терроризмом и вопросов прекращения огня, за исключением, конечно же, террористических организаций, признанных таковыми Советом Безопасности ООН.

Мы рассмотрели все проблемы, которые на данный момент тормозят выполнение резолюции. Дж.Керри в своем выступлении сказал о некоторых из них. Особое внимание, по понятным причинам, мы уделили ухудшающейся гуманитарной обстановке, для улучшения которой, как и для выполнения всех других наших договоренностей, необходима по-настоящему совместная коллективная работа, за которую мы выступаем с самого начала нашей военно-воздушной операции в Сирии и к пониманию необходимости которой все больше приходят наши партнеры. Нас это радует.

Что касается гуманитарных проблем, мы довольны, что сегодня удалось договориться о принципах их разрешения и о том, что доступ будет обеспечен по всей территории, во все без исключения осажденные районы. Это будет делаться в комплексе, чтобы никого не дискриминировать и не решать проблемы одной части Сирии за счет игнорирования других проблем в других районах этой страны. В частности, нас тревожило, что предыдущие усилия ООН, когда подобные решения прорабатывались вместе с Правительством и оппозицией очень часто срывались по вине последней. Мой американский коллега упоминал Мадаю, Фуаа, Кафраю. По этим трем населенным пунктам ООН очень долго и тщательно работала вместе с Международным комитетом Красного Креста (МККК), чтобы синхронно обеспечить доставку гуманитарной помощи в каждый из них. Правительство отвечало за доставку помощи в Мадаю, оппозиция обещала открыть путь для гуманитарных поставок в Фуаа и Кафраю. В прошлом месяце Правительство выполнило свою часть обязательств, а оппозиция от своих обещаний отказалась. ООН и МККК были вынуждены сделать соответствующие заявления с осуждением подобных отходов от договоренностей. Теперь, когда мы записали необходимость комплексного решения всех этих проблем, я надеюсь, и у оппозиции, и у тех, кто контролирует ее различные группы не будет больше причин, чтобы «отлынивать» от своих обязательств.

Как сказал Дж.Керри, мы договорились создать целевую группу, которая встретится уже завтра в Женеве и будет работать регулярно под сопредседательством России и США, с участием экспертов. Ее цель – помогать ООН и другим гуманитарным агентствам выполнять их обязательства по отношению к гражданскому населению. Разработан механизм, который позволит объективно рассматривать возникающие сложности и находить быстрые решения соответствующих ситуаций. Как записано в сегодняшних документах, мы будем работать с Правительством и оппозиционными группировками, имеющими контакты с нами, и рассчитываем, что США, страны региона и другие участники Международной группы поддержки Сирии будут использовать свое влияние на соответствующие оппозиционные группы, чтобы они в полной мере сотрудничали с ООН. У нас есть общая решимость помочь облегчить страдания сирийского народа, и мы надеемся, что это будет сделано. Это особенно важно с учетом того, что некоторые из последних мероприятий по решению гуманитарных проблем в Сирии касались только беженцев и не затрагивали судьбу огромного количества внутренне перемещенных лиц.

Поэтому у нас есть основание надеяться, что мы сегодня сделали полезное дело, которое воплотится в практические дела. Мы приветствуем готовность США и ряда других стран присоединиться к операциям по десантированию гуманитарной помощи с самолетов в Дэйр-эз-Зор, которые проводит российская сторона вместе с Правительством Сирии, где находится в осадном положении самое большое количество гражданских лиц. Мы также договорились использовать парашютирование гуманитарной помощи и в других отдельных районах, где ситуация позволяет это сделать. Однако основную часть усилий придется прилагать «на земле».

Другим важным достижением сегодняшней встречи является вопрос прекращения огня и в качестве первого шага – прекращение вооруженного противостояния. Это непростая задача – слишком много игроков участвует в военных действиях. Важно использовать уникальный потенциал МГПС, который объединяет практически все страны, так или иначе оказывающие влияние на воюющие стороны «на земле».

Мы договорились за неделю подготовить модальности, которые будут определять режим прекращения вооруженных действий. Исходим из того, что за это время Правительство Сирии и оппозиционные группы смогут принять необходимые меры для подготовки к прекращению вооруженных действий, а модальности будут разрабатываться еще одной целевой группой, которая также сегодня создана и будет работать под сопредседательством России и США. В ее состав будут входить дипломаты и военные, без которых очень трудно решать практические вопросы. Модальности, которые предстоит разработать, важны. Также выделю договоренность о том, что мандат этой целевой группы, в частности, будет включать определение общих подходов в отношении территорий, которые находятся под контролем ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусры» и прочих террористических группировок, которые квалифицируются в качестве таковых Советом Безопасности ООН.

Все эти месяцы мы имели достаточно эмоциональную дискуссию о том, кто наносит удары по правильным и неправильным целям, неоднократно предлагали профессионально заниматься этим вопросом. Теперь с договоренностью о том, что целевая группа будет определять в том числе и районы, которые занимает ИГИЛ и «Джабхат ан-Нусра», а также другие террористы, мы сделали очень важный практический шаг в этом направлении. Хотел бы отметить, что впервые в нашей работе в принятом сегодня документе закреплена необходимость сотрудничества и координации не только по политическим и гуманитарным вопросам, но и по военному измерению сирийского кризиса. Это качественное изменение в подходах, и мы его приветствуем и неоднократно выступали за это.

Не менее важно четкое подтверждение в сегодняшнем документе необходимости полностью выполнять резолюции СБ ООН, которые требуют прекратить потоки террористов, боевиков из иностранных государств, нелегальную торговлю нефтью и прочую контрабанду. Это важное напоминание резолюции Совета Безопасности в полном объеме.

Подчеркнута и задача возобновления переговорного процесса, который был приостановлен в условиях, когда часть оппозиции заняла совершенно не конструктивную позицию и пыталась выдвигать предварительные условия. Мы записали, что переговоры должны возобновиться как можно скорее, без каких-либо ультиматумов, в полном соответствии с резолюцией 2254 СБ ООН и должны включать в себя широкий спектр оппозиционных сил. Как вы знаете, не все из реальных оппозиционеров из отдельных групп сирийского населения получили приглашение на эти переговоры. ООН будет, как мы сегодня подтвердили, строго руководствоваться принципами, закрепленными в резолюции 2254.

В заключение хотел бы поддержать то, чем Госсекретарь Дж.Керри завершил свое выступление. Реальной проверкой «на прочность» всех наших действий будет способность уважать свои обязательства и выполнять то, о чем договорились. К сожалению, эта проблема возникает не только в контексте сирийского кризиса. Мы постоянно сталкиваемся с недоговороспособностью некоторых наших партнеров. Я уже упоминал о попытках переиначить резолюцию 2254. С аналогичными подходами мы сталкиваемся и когда, к примеру, рассматриваем ход резолюции СБ ООН, которая утвердила «Комплекс мер» по урегулированию кризиса на Украине, а также по другим вопросам. Я даже не говорю про проблему Палестины. Мы должны как-то научиться не просто достигать компромиссов, но и выполнять другие договоренности, которые в них закреплены. Когда после достижения договоренностей, одна из сторон пытается искать причины по невыполнению принятых решений, это не приносит пользу делу. Настоящим испытанием «на прочность» будет выполнение нами того, о чем мы сегодня договорились в полном объеме, а не только в тех компонентах, которые удобны кому-то одному или одной группе из числа участников МГПС.

Мы также договорились, что наша группа будет продолжать «Венский процесс». Проблем не становится меньше. Если удастся добиться прогресса на направлениях, о которых сегодня договорились, это поможет нам решать и другие задачи, вытекающие из резолюции 2254.

Вопрос (адресован Министру иностранных дел России С.В.Лаврову, Госсекретарю США Дж.Керри, спецпосланнику Генсекретаря ООН по Сирии С. де Мистуре): Можете ли вы дать определение, чем прекращение огня отличается от прекращения военных действий?

Вопрос (адресован Госсекретарю Дж.Керри): Как Вы упомянули, российские бомбардировки в последние несколько недель усилили позиции Б.Асада и его союзников и позволили ему установить фактический контроль над Алеппо впервые за 4 года. Если удастся остановить военные действия, то такое «замораживание» ситуации даст возможность Б.Асаду хорошую возможность управлять страной спустя годы после того, как Президент США Б.Обама заявил, что Б.Асад должен уйти?

Вопрос (адресован С.В.Лаврову): Что бы Вы могли ответить гуманитарным организациям, которые в один голос говорят о том, что в результате российских бомбардировок в Сирии каждый день гибнут мирные люди? По заявлениям Вашего правительства, это не так. Получается, что гуманитарные организации говорят неправду?

С.В.Лавров: Что касается разницы терминов «прекращение огня» и «прекращение военных действий», резолюция Совета Безопасности ООН говорит только о прекращении огня. Этот термин не очень нравится некоторым участникам МГПС. Это к вопросу о том, как надо выполнять то, о чем договаривались и не пытаться каждый раз переделывать достигнутый консенсус, чтобы добиться каких-то односторонних преимуществ. Мы согласились с этим, потому что четко записано, что это первый шаг на пути к прекращению огня. Дж.Керри объяснил, что разница, по большому счету, невелика. Однако, эта терминологическая игра из той же серии, что и заявления о существовании некого плана «Б» и о том, что пора готовить наземные войска. Это очень «скользкая дорожка». Говорят, что это нужно, чтобы победить ИГИЛ. Нет никаких сомнений, что это приведет лишь к обострению конфликта. Тем более, что у многих стран, в том числе и у США т.н. «проблема Б.Асада» по-прежнему остается в центре внимания, хотя мы четко записали в резолюции СБ ООН и повторили сегодня, что судьбу Сирии будет решать только сирийский народ. Политический процесс должен осуществляться на основе взаимного согласия Правительства и всего спектра оппозиции. Мы сегодня много говорили об Алеппо. В наш адрес звучали обвинения, которые я не буду повторять, они звучат ежедневно.

Вы упомянули о неких гуманитарных агентствах, которые, как Вы сказали, говорят, что Россия каждый день убивает гражданских лиц. Я не слышал таких заявлений от гуманитарных агентств ООН, поэтому я не могу сказать, врут ли они. Но кое-кто врет. Не хотелось бы ошибиться, по-моему, британское уважаемое издание взяло интервью у Пан Ги Муна и опубликовало его с нечистоплотными извращениями того, что он сказал. В этом интервью Генеральный секретарь ООН ни разу не упомянул Россию и призывал лишь к прекращению любых действий, которые ведут к страданиям гражданского населения, а интервьюер позволил себе вложить в уста Пан Ги Муна утверждение о том, что он якобы все это адресовал России. Таким образом, можно сказать, что врут, но не гуманитарные агентства. С такими организациями мы сотрудничаем. К слову, если Вы с ними пообщаетесь, и если они не будут под давлением, они признают, что сотрудничество в решении гуманитарных проблем со стороны Правительства Сирии гораздо более эффективно, чем со стороны оппозиции. Сейчас многие просто пытаются не создавать впечатление, что они находятся вне мейнстрима, который, к сожалению, создается в прессе и стремится отвлечь внимание от того, что является главным для всех нас – не допустить, чтобы ИГИЛ реализовал свои преступные планы. Опять все пытаются свести к смене режима, как будто не было Ирака и Ливии. По-прежнему, кое-кто живет иллюзиями – «сменим режим в Сирии, и все будет хорошо».

Что касается Алеппо, Дж.Керри сказал, что его тревожат, как он выразился, последние «агрессивные» действия Правительства. Если освобождение города, который заняли незаконные вооруженные формирования, можно квалифицировать как агрессию, ну, наверное... Но наступать на тех, кто завоевал твою землю, необходимо. Тем более, что это делали, прежде всего, «Джабхат-ан-Нусра». В этом районе до сих пор западные пригороды Алеппо контролируются «Джабхат-ан-Нусрой», «Джеиш-аль-Исламом» и «Ахрар-аш-Шамом». Ликвидированный лидер «Джеиш-аль-Ислама» З.Алюш достаточно ярко высказывал идеологию этого движения. Современные средства коммуникации позволят вам найти их в Интернете. Он говорил, что нужно весь Левант избавить от «нечисти и грязи», имея в виду и прямо называя алавитов, которые, по его словам, еще более неверные, чем евреи и христиане. Он также сказал, что его братьями являются бойцы «Джабхат-ан-Нусры», с которыми он воюет плечом к плечу против общих врагов. Вот такие ребята сейчас находятся вокруг Алеппо, по крайней мере с западной стороны. С востока правительственные силы при нашей помощи уже обеспечили разблокирование этого города, и, по нашим данным, те, кто бежит из этого района, это боевики, которые спасаются. Не будем также забывать, что все, кто находятся вокруг Алеппо – «Джабхат-ан-Нусра», «Ахрар-аш-Шам», «Джеиш-аль-Ислам» и отдельные более умеренные группировки – снабжаются по одному маршруту, из одной точки на территории Турции. Так что этот фактор надо тоже иметь в виду, поскольку резолюция СБ ООН, предшествующая резолюции 2254, запрещает любые поставки, которые поддерживают террористические группировки.

Вы, наверное, можете сделать вывод, что в оценках происходящего у нас с Дж.Керри не все совпадает. Различия действительно есть. Именно поэтому для прояснения этих, как и многих других вопросов ключевым является налаживание прямых контактов не только по процедурам избежания инцидентов, но и сотрудничеству в Сирии между военными – коалицией, которую возглавляют США, и российскими военными, которые работают в Сирии по приглашению законного правительства. Мы будем исходить из этого. Повторю, у меня нет ни малейших сомнений, что если то, о чем мы сегодня договорились, а именно будут налажены такие контакты и сотрудничество между военными, практические вопросы будут решаться эффективно. Просто голословно заявлять, что в течение пяти месяцев мы делаем что-то не то и категорически отказываться садиться и смотреть с картами в руках на факты – это не подход, а пропаганда. Пропаганда была популярна в нашей стране в советское время. Сейчас мы, слава Богу, от этого отказались, но видим многие проявления аналогичных тенденций в СМИ других странах. Наверное, нужно с этим заканчивать и вместо того, чтобы друг в друга каждый раз показывать пальцем, понять наконец что у нас есть общий враг. Все озабоченности своим имиджем накануне очередных выборов или просто в связи с какими-то внутриполитическими событиями в той или другой стране нужно отложить в сторону и заниматься не геополитическими играми, а решением проблемы, которая стала по-настоящему экзистенциальной для человеческой цивилизации.

Вопрос: Будет ли и в какой мере продолжаться операция ВКС России в случае наступления перемирия? Повлияет ли достигнутая договоренность на объем этой операции? Вы говорили о контактах при создании целевой группы, которой под председательством США и России надлежит совместно определять районы применения военных действий. Означает ли это действительно переход к более тесной координации усилий военных на территории Сирии, которая до сих пор практически не имела места, хотя Россия выражала в этом свою заинтересованность?

С.В.Лавров: В наших документах записано, и мы сказали об этом: перемирие не будет распространяться на ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусру» и другие аффилированные с ними организации, которые признаны террористическими решением Совета Безопасности ООН. Поэтому наши ВКС будут продолжать работать против этих организаций.

Насчет целевой группы, которая создается для выработки модальностей и последующего наблюдения за соблюдением условий перемирия с участием военных, я думаю, что это будет помогать эффективно решать многие вопросы и снимать недоразумения и недопонимания. Мы считаем это одним из наиболее важных результатов сегодняшней встречи.

Вопрос (адресован Государственному секретарю США Дж.Керри): Г-н Керри, Вы говорили об имплементации того, что Вы назвали «прекращением огня». Какие обязательства взяла на себя Россия? В течение прошлых двух недель мы видели, что эскалация и воздушные бомбардировки привели к гуманитарному кризису, и около 60000 беженцев скопились у границ с Турцией. Какие обязательства взяла на себя российская сторона по деэскалации конфликта?

С.В.Лавров (отвечает после Государственного секретаря США Дж.Керри): Поскольку Государственный секретарь США Дж.Керри сказал, что на первый вопрос было бы правильно ответить мне, я подтвержу то, что мы уже вам сообщили, – вы можете прочесть это в документе, который сегодня был принят, а именно, то что ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусра» и другие террористические структуры, которые в качестве таковых определены Советом Безопасности ООН, ни под какое перемирие не подпадают. Поэтому мы и возглавляемая США коалиция, как я понимаю, будем продолжать бороться с этими структурами. Главная задача заключается в том, чтобы перемирие состоялось по согласию Правительства САР и оппозиции, – об этом прямо записано (не по моей инициативе и не по инициативе Государственного секретаря США Дж.Керри, а по инициативе одной делегации, о которой Джон упоминал в другом контексте), что перемирие не может начаться немедленно, оно начнется через неделю, если Правительство САР и оппозиция проработают необходимые меры. Да, наверное, придется оказывать влияние на сирийские стороны, надеюсь, что такое влияние будет оказано всеми на сирийское правительство и на различные группы оппозиции. Но, повторяю, террористы исключены.

Насчет приверженности договоренностям, я бы очень хотел, чтобы эта приверженность была универсальной. Я уже говорил, что согласен с Государственным секретарем США Дж.Керри в том, что испытание нас на эффективность заключается в том, как выполняются принятые решения. Я уже напоминал о том, что сразу, после того как было принято Женевское коммюнике от 30 июня 2012 года, мы убедили правительство Б.Асада работать на его основе, а оппозиция сказала, что они этим заниматься не будут, что их это не устраивает. Мы принесли Женевское коммюнике в Совет Безопасности ООН. Наши западные партнеры отказались его одобрять. Потребовалось больше года, прежде чем Совет Безопасности ООН в итоге его одобрил. Я не хочу выглядеть льстецом, но только с приходом Дж.Керри на должность Государственного секретаря США, мы почувствовали стремление Соединенных Штатов реанимировать эти договоренности, которые были заключены в 2012 г.. еще до Джона.

Не будем забывать, что Женевское коммюнике гласит, что принципом решения политических проблем Сирии является договоренность о переходных положениях на основе взаимного согласия Правительства САР и всего спектра оппозиции. Если мы говорим о приверженности обязательствам и договоренностям, нужно все это подтверждать в комплексе, а не выдергивать только одно слово, как любят делать некоторые наши партнеры: мол, должен быть «переход», подразумевая смену режима. А о том, что «переход» должен быть на взаимном согласии правительства и широкого спектра оппозиции, об этом предпочитают не упоминать, считают, что возможно сформировать делегацию оппозиции, которая представляет лишь часть зарубежных оппонентов режима, а остальных можно сделать консультантами. Так не получится. Я уверен, что тот недвусмысленный мандат, который содержится в Женевском коммюнике и в резолюции 2254 Совета Безопасности ООН будет уважаем со стороны наших ооновских коллег, которым принадлежит центральная роль в организации политического процесса.

Сирия. США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 12 февраля 2016 > № 1652450 Сергей Лавров

Иранский вояж

Александр Проханов

Вместе с моими коллегами по Изборскому клубу я побывал в Иране, в этой удивительной стране мечетей и межконтинентальных ракет, высоколобых мудрецов и атомных физиков, таинственных древних городов и потрясающе красивых индустриальных центров. Мы встречались с интеллектуалами, с дипломатами, с представителями военно-промышленного комплекса и спецслужб. Встречались с богословами и простыми жителями. Нас волновала тема стратегического сближения Ирана и России в свете нового состояния мира.

Иран на протяжении десятка лет был в жесточайшей блокаде. Он был в конфронтации с Америкой, которая могла превратиться в войну. В прошлый мой визит в Иран все ожидали бомбардировки Тегерана со стороны Израиля. Ядерная программа, которую разрабатывал Иран, пугала Запад, пугала американцев возможностью, как они полагали, Ирана создать своё ядерное оружие. США сделали всё, чтобы пережать горло Ирану - заморозили миллиардов иранских нефтедолларов, прекратили экспорт нефти, главного богатства Ирана, устраивали постоянные провокации. Некоторые из иранских учёных- физиков, участвующих в ядерной программе, таинственным образом погибли: то ли от несчастных случаев, то ли от прямых диверсий. Иранское общество пребывало в состоянии высшего напряжения, мобилизации, стоицизма, аскезы, когда считалась каждая копейка, каждая мера зерна. И вот, наконец, победа – санкции сняты. По крайней мере, частично. Иран идёт на ряд уступок, отказывается от некоторого количества центрифуг и обогащённого урана. Американцы считают, что этого достаточно, ядерное оружие не будет создано. Иранцы торжествуют, говорят, что они и не собирались никогда создавать ядерное оружие, и они получают преференции, ничего не лишаясь. На той чаше весов, где, по мнению американцев, должна находиться ядерная бомба пусто как вчера, так и сегодня.

Эта победа всколыхнула всё иранское общество. Уже появились первые симптомы того, что жить стало легче, жить стало веселее. Подешевели продукты в магазинах. Размороженные миллиарды долларов хлынут сейчас в иранскую экономику, оздоровят бизнес. Средний и мелкий бизнес начнёт бурно развиваться. Как полагают коллеги, страна находятся накануне иранского экономического чуда.

Конечно, здесь в связи с этим усиливаются прозападные настроения и отступают на задний план радикальные, связанные с Ахмадинежадом, представления о вечной конфронтации. Возможно, это должно вселять некоторую тревогу в наше сознание, особенно на фоне нашего противостояния с Западом. Но иранцы считают, что никакого лобызания с Америкой быть не может. Слишком велика разница в иранском и американском представлении о мире, о высших задачах человека. И там, на высшем горизонте, где сражаются смыслы, где сражаются концепции глобального развития, между Америкой и Ираном будет постоянная схватка, о чём свидетельствует сегодняшнее состояние Ближнего Востока.

Иран напрямую увлечён в ближневосточный конфликт. Подразделения Корпуса стражей Исламской революции участвуют в боевых действиях против ИГИЛ. Один из источников сказал, что потери стражей могут достигать тысячи, что сказывается на общественном сознании. «Хезболла», которая поддерживается Ираном, тоже проливает кровь и по существу является участником этой войны. На Ближнем Востоке продолжает складываться такой клубок противоречий, что вот-вот вспыхнет большая война. Турция, традиционный соперник Ирана в регионе, готова ввести в Сирию свои подразделения. Американцы, начинают усиленно бомбить районы, где присутствуют иранские интересы. Курды, которые поддерживаются Ираном, становятся объектом удара турок. Эрдоган обвинил Россию, а значит и Иран в оккупации сирийской территории. Смысл поведения Ирана на Ближнем Востоке, в том, чтобы обеспечить территориальную целостность Сирии. Уступки, на которые готов идти Иран, не бесконечны. И проблема Башара Асада является красной чертой, за которую Иран не переступит.

Стратегическое сотрудничество Ирана и России проходило сложно. Обе стороны испытывали друг к другу традиционное недоверие. Наши отношения были закупорены, тромбированы взаимным недоверием. И в российском истеблишменте, и в иранском, есть группы, которые препятствовали сближению. Но последний визит Путина в Иран, проколол эти тромбы, разблокировал пуповину, которая соединяет две наши цивилизации. Сейчас взаимодействие России и Ирана стремительно наращивается. Прежде всего, в военной области. Россия отказалась от своего эмбарго и начала поставлять в Иран современные системы вооружения, в том числе С-300. Резко увеличивается объём торговли между Россией и Ираном, заключается множество самых разных соглашений в области сельского хозяйства, промышленности и в нефтегазовой сфере. Создаются уникальные культурные проекты, связанные с настоящим и прошлым русской и иранской цивилизаций. Например, в наших беседах возникла идея российско-иранского проекта «Аркаим». Наконец, в священном городе Кум, где сосредоточены десятки научно-религиозных институтов, где обитает верховный лидер Ирана аятолла Хаменеи, мы встречались с различными группами исламских, иранских богословов, где обсуждали проблему справедливости. Беседы были плодотворны и сложны. Они сопровождались дискуссиями и сближали нас. Слово справедливость является ключевым словом Корана, и весь христианский Новый завет тоже основан на концепции божественной справедливости. И мы вскрывали эту категорию. Мы пытались понять, как русские и иранские трактовки этого базового принципа, по которому Господь сотворил мир, могут быть приближены, и какая общая волна может охватить единобожие Ирана и единобожие православной христианской России. Русские присутствуют в Иране. Мы побывали на Бушерской атомной станции. Это грандиозное сооружение, стоящее на берегу Персидского залива, ещё недавно заброшенное, недостроенное немцами, французами, которые в своё время взяли подряды строительство, но бросили его в связи с Исламской революцией. И русские атомщики пришли на эту недостроенную громаду и, мучительно вписывая русские реакторы, турбины, генераторы в замысленный и созданный не нами объём, запустили станцию. Сегодня станция работает на полную мощность, и наши специалисты страхуют иранский контингент, обучают иранских атомщиков очень непростой науке по управлению грандиозными агрегатами. Вслед за этим первым построенным блоком заключены контракты на строительство второго, третьего, а, может быть и четвёртого блока – это прорыв русской энергетики. Мы создаём вместе с Ираном общий проект, и он чрезвычайно выгоден для сегодняшней России, которая переживает непростые времена экономического кризиса.

Мы двигались ночью вдоль Персидского залива и вдруг на нашем пути возникло свечение. Такое ощущение, что весь горизонт был посыпан бриллиантами: голубыми, золотыми, белыми. Это светился огромный грандиозный газо-нефтеперерабатывающий комплекс - «Южный Парс». На дне Персидского залива находится огромное месторождение газа, плавучие платформы бурят подземные пласты, добывают оттуда газ, гонят по трубам на берег, где простираются колоссальные конструкции, созданные из стали и сверкающие на солнце, как серебряные слитки. На десятки километров вдоль океана - реакторы, чаши, сферы, змеевики, трубы. Там сжижается газ. Этот газ подаётся на пирс, откуда отчаливают газовозы в сторону Японии. Здесь же в реакторах создаётся множество искусственных веществ, полимеров, элементы тоже грузятся в контейнеры и рассылаются по странам Европы и Азии. «Южный Парс» - огромное достижение иранской индустрии. В создании этого комплекса участвовали и наши русские инженеры.

Смысл этого иранского вояжа был в том, что мы лучше узнали эту могучую, восхитительную, суровую, с другой стороны, абсолютно экзотическую страну, которая существует рядом с нами. А сближение России и Ирана отвечает интересам всего мира, интересам региона и каждой отдельно взятой нашей страны.

Иран. США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 12 февраля 2016 > № 1648171 Александр Проханов

Посол Бразилии в России Антонио Геррейро поздравил своих российских коллег с Днем дипломатического работника и рассказал корреспондентам РИА Новости Татьяне Кукушкиной и Наталье Кургановой об эпидемии вируса Зика, сотрудничестве Бразилии и России в сфере ВТС, экономики и в космосе.

— Дипломатия 2000 года и 2016 года – в чем вы видите основные отличия?

— Я нахожусь на дипломатической службе уже 41 год и могу констатировать, что дипломатия в мире существенно изменилась по сравнению с тем временем, когда я только начинал работать в этой сфере. Технические особенности нашей службы были другие, у нас не было таких средств массовой информации и средств коммуникации, которые есть сейчас. Пользуясь случаем, хотел бы поздравить всех моих российских коллег с их профессиональным праздником – Днем дипломатического работника.

Я начинал свою карьеру в министерстве, занимаясь вопросами морского права, в дальнейшем работал на соответствующих конференциях в Женеве и Нью-Йорке и могу отметить, что работа строилась по-другому. Сейчас даже сложно представить, как мы работали тогда. С точки зрения связи мы очень активно использовали формат дипломатической почты, пересылали письма из загранпредставительств в центр и обратно. Такие объемы диппочты, как были раньше, сейчас просто невообразимы.

Мой второй дипломатический пост был в посольстве Бразилии в Египте, где работало очень небольшое количество сотрудников. Те телеграммы, которые я писал и которые утверждал посол, в дальнейшем отправлялись через отдел коммуникации. Это была тяжелая работа – приходилось шифровать и дешифровать все поступающие сообщения.

Первым местом моей службы в 1979 году было постпредство Бразилии при ООН, нас было всего восемь дипломатов. Чтобы вы понимали, как изменился современный мир, сейчас бразильское представительство насчитывает 30 дипломатов. Это свидетельствует о том, насколько увеличилась нагрузка постпредств при ООН. В мою молодость Объединенные Нации занимались в основном вопросами войны и мира, деколонизации и экономического развития. Сейчас спектр тем неимоверно расширился, в том числе преобладают вопросы защиты прав человека. В то время мы все жили в биполярном мире, в мире противостояния между Советским Союзом и блоком западных стран. Такое противостояние в том числе отражалось на характере работы ООН. Сейчас ситуация изменилась, многие страны получили возможность вести самостоятельную внешнюю политику, в том числе и Бразилия.

— До назначения в России вы работали в других странах, какая из командировок вам больше всего запомнилась?

— У меня очень яркие воспоминания обо всех странах и местах, где я побывал и работал. Возможно, в силу моего образования, отчасти в силу случая, но большую часть моей профессиональной карьеры я посвятил работе в многостороннем формате. Могу отметить, что профессиональные качества, которые требуются дипломатам для работы на подобных многосторонних конференциях, довольно существенно отличаются от привычного двустороннего формата. Основное отличие – тебе приходится вести переговоры одновременно с очень многими партнерами. Что касается моей нынешней работы на посту посла Бразилии в России, наша служба в Москве очень разнообразна и интересна. Мы не ограничиваемся только двусторонними вопросами, хотя они, безусловно, важны, и мы всегда информируем Бразилию обо всех аспектах нашего экономического, культурного и политического сотрудничества. Вместе с тем Россия является важным игроком на внешнеполитической арене, и ее позиция, взаимодействие с Россией на международном уровне, безусловно, представляет для Бразилии большую значимость. В 2015 году Россия председательствовала в БРИКС и мне выпала честь участвовать и представлять бразильскую сторону на многих совещаниях и конференциях группы. Назовем это "мини-многосторонним" форматом.

— Национальный олимпийский комитет США объявил, что спортсмены по желанию и из-за опасений за здоровье могут отказываться от участия в Олимпиаде, которая пройдет в августе в Рио-де-Жанейро. Каков ваш прогноз, насколько большой риск срыва соревнований из-за распространения в Бразилии вируса Зика?

— Я не считаю, что прецедент с Национальным олимпийским комитетом США может каким-то кардинальным образом повлиять на позицию других стран в отношении их участия в Играх. Это абсолютно понятная и человеческая позиция – каждый волен выбирать, подвергать себя риску или нет.

— Из-за быстрого распространения вируса ведутся ли переговоры о переносе сроков проведения Олимпиады или места ее проведения?

— У меня нет никаких сведений о том, что ведутся переговоры о переносе Игр в какое-либо другое место. Очень важно отметить, что основным очагом распространения вируса является северо-восток Бразилии, а Рио-де-Жанейро находится на юго-востоке. Это регион, который в наименьшей степени затронут эпидемией. К сожалению, никто точно не знает, каким образом вирус проник в страну. Сейчас появляется много сообщений о том, что вследствие вируса у новорожденных развивается микроцефалия. Подробностей будем ждать от ученых. Пока что все эти сообщения требуют более глубокого научного подтверждения. Но я не думаю, что вирус заметно повлияет на проведение Игр. Отдельно подчеркну, что август будет месяцем бразильской зимы, а в это время количество москитов значительно снижается.

В дополнение к этому хочу сказать, что власти Бразилии принимают все необходимые меры для профилактики заболевания, дезинфекции возможных очагов и мест размножения москитов. Эта работа будет вестись как на олимпийских объектах, так и на прилегающей к ним территории.

— Российские ученые разрабатывают вакцину от вируса Зики и экспресс-метод для диагностики этой лихорадки. Бразилия заинтересована в обмене опытом со своими российскими коллегами? Идет ли какое-то практическое взаимодействие?

— Научные сотрудники всех стран мира работают в тесной координации со Всемирной организацией здравоохранения. Поэтому я уверен, что эпидемиологи, задействованные в данный момент для изучения вируса Зика, контактируют между собой под эгидой ВОЗ. Убежден, что специалисты Бразилии и России знают о действиях друг друга, и мы рады, что не только бразильские ученые обеспокоены этим заболеванием.

— Бразилия обращалась к России за помощью в разработке вакцины от вируса?

— Возможно, но у меня нет точных сведений о том, что такие контакты были. Меры профилактики и борьбы с эпидемией общеизвестны и не отличаются от других заболеваний, распространяющихся комарами, — это борьба с рассадниками насекомых и применение мер личной защиты, в частности использование репеллентов и антимоскитных сеток. Кроме этого, следует стараться носить одежду с длинными рукавами, хотя для Бразилии в настоящее время это довольно проблематично. Например, в Рио-де-Жанейро температура сейчас достигает +40 градусов. Но нужно стараться соблюдать рекомендуемые меры защиты.

Отмечу, что для борьбы с вирусом Зика власти Бразилии привлекли военнослужащих. Они заняты тем, что обрабатывают места застойной воды, где размножаются москиты. Так что работа ведется в очень широком масштабе и на общенациональном уровне.

— То есть Бразилия не нуждается в помощи других стран, в том числе России?

— Я не ученый и не эпидемиолог, но уверен, что с нашей стороны делается все возможное. Стоит напомнить, что в Бразилии вирус впервые обнаружен в прошлом году. По меркам эпидемиологов, еще прошло мало времени для того, чтобы научные изыскания были глубокими.

— Бразилия ведет переговоры о поставке партии переносных зенитно-ракетных комплексов "Игла-С", не означает ли это, что переговоры по поставкам "Панцирь-С1" могут быть отложены?

— Я думаю, что вопрос по переговорам о приобретении "Панцирей" никак не связан с ПЗРК "Игла", потому что с технологической точки зрения это абсолютно разное вооружение. За время моей работы в Москву приезжало большое количество делегаций нашего министерства обороны, и я ожидаю, что в итоге контракт на покупку "Панцирь-С1" будет подписан до конца текущего года.

Поясню, что вопрос с заключением контракта напрямую связан с выделением бюджетных средств. В проекте федерального бюджета соответствующие деньги предусмотрены, однако сам проект еще не рассматривался Конгрессом (парламентом – ред.), который вернется к работе по окончании карнавала. Теоретическое право не утвердить эти статьи у парламентариев есть, но не думаю, что такое может произойти. Конечно, экономическая ситуация в Бразилии влияет на сокращение бюджетных расходов, но надо принимать во внимание, что проект бюджета предоставляется Конгрессу органами исполнительной власти, которые при его разработке учитывают складывающуюся экономическую ситуацию и прогнозы по доходам. Примерные цифры, которые я видел, предполагают выделение около 600 миллионов долларов министерству обороны на покупку "Панцирей". Однако конкретные суммы на по сделке не фиксировались, так как, насколько мне известно, переговоры о цене еще не завершены.

— Венесуэла выступила с предложением созвать внеочередную сессию ОПЕК и стран, не входящих в картель. В Бразилии получали приглашение к участию в таких переговорах?

— Стоит отметить, что Бразилию вряд ли можно отнести к странам — экспортерам нефти. В этом плане мы самостоятельны и почти полностью покрываем собственные нужды. Иногда импортируем небольшое количество нефти, иногда, наоборот, экспортируем, но какие-либо действия Бразилии не повлияют на рынок и на решение других стран-экспортеров.

— Как продвигаются переговоры по установлению третьей станции ГЛОНАСС на территории Бразилии? Планировалось, что работы по установке очередной станции начнутся в конце 2015 года, с чем связана задержка?

— Как вы знаете, две станции ГЛОНАСС в Бразилии уже эксплуатируются. Я ожидаю, что по третьей станции все решения будут приняты в этом году и в скором времени она заработает. Это вопрос совместного интереса как Бразилии, так и российских компаний, поставляющих оборудование.

— Говоря в целом о космической программе Бразилии, после отказа от сотрудничества с Украиной, сможет ли Россия занять эту нишу или Бразилии более выгодно сотрудничество с Китаем в этой области?

— Я должен пояснить, что Бразилия не отказывалась от сотрудничества с Украиной. Проблема была чисто финансовая, что в конечном итоге не позволило реализовать проект по совместному использованию стартовой площадки на космодроме Алкантара. Естественно, Бразилия заинтересована в дальнейшем развитии сотрудничества с Россией, и перспективы у нас большие. Однако подчеркну, что в данной сфере не будет замены одной страны на другую. Даже если однажды проект с Украиной будет возобновлен, для сотрудничества с Россией есть и другие возможные сферы.

— То есть проект с Украиной может быть все-таки возобновлен?

— На данный момент было принято решение прервать этот проект.

— Насколько бразильские компании готовы проводить экспортно-импортные операции с российскими компаниями в национальных валютах?

— Вопрос использования национальных валют в двусторонней торговле очень интересен, но неоднозначен. Даже среди экономистов нет единой позиции, будет ли от этого больше пользы или вреда. Что касается предпринимателей – импортеров и экспортеров, у них свои специфические интересы. В связи с обесцениванием реала и рубля бразильским экспортерам стало дешевле выводить свой товар на международные рынки, российские экспортеры находятся в аналогичной ситуации. Казалось бы, в таком случае экспорт из Бразилии в Россию можно было нарастить. Такие ожидания у нас, безусловно, имелись, но как показали итоги 2015 года, объемы экспорта в Россию упали по очевидной причине – у российских импортеров стало меньше финансовых средств. Для сравнения: если в 2014 году товарооборот был на уровне 3,2 миллиарда долларов, то в 2015 году он не дотянул до уровня 2 миллиардов.

— Пока рано говорить о снятии американских и европейских санкций с России, но тем не менее эта тема все чаще поднимается на европейском уровне. Как вы считаете, если санкции все же будут сняты в обозримом будущем, не потеряет ли Бразилия свою долю на российском рынке?

— Полагаю, что возможное в будущем окончание санкций не повлияет на бразильский бизнес в России. Еще до введения санкций мы занимали твердые позиции на рынке продуктов питания, потому что бразильская продукция очень конкурентоспособна. Не думаю, что ситуация сильно изменится.

Бразилия. США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 12 февраля 2016 > № 1647168 Антонио Геррейро

Напомни о смерти

Федор Лукьянов о том, почему страх ядерной войны должен вернуться в мировую политику

Программа «Третья мировая война. В комнате принятия решений» вышла на канале «Би-би-си-2» в начале февраля и привлекла всеобщее внимание. Реалити-шоу с участием настоящих (хотя не находящихся сейчас на службе) дипломатов, политиков и военных изображает сценарий возможного военного конфликта между Россией и НАТО, который приводит к применению тактического ядерного оружия.

Передачу резко отрицательно восприняли в Москве — как раздувание антироссийской истерии.

Да и в Лондоне многие из тех, кто профессионально занимается вопросами безопасности, сочли эксперимент безответственным и провокационным. Мол, ядерный конфликт — слишком страшная вещь, чтобы инсценировать его в манере телевизионных сериалов. Неудивительно, что к хору возмущенных голосов присоединилась Латвия: по придуманному сценарию конфликт, который привел к обмену ядерными ударами, начинается с обострения межнациональных отношений в Даугавпилсе и появления промосковских сепаратистов в Латгалии. Никакой стране не захочется стать местом действия подобной «игры ума».

Предложенный сценарий выглядит и вправду провокационно, если не подстрекательски, уместность и этичность такого рода имитационных игр — вопрос правомерный. Стоит, правда, заметить, что как раз отечественное возмущение несколько странно, ведь именно у нас еще в 2014 году введен в оборот и охотно используется мем «радиоактивный пепел» как напоминание о способности России полностью уничтожить США.

Впрочем, и российские, и британские телевизионщики, быть может — неосознанно, выполняют в упомянутых случаях одну важную функцию, необходимую сегодня.

Возвращение страха ядерной войны, как представляется, играло бы сейчас скорее позитивную роль.

Программа «Би-би-си» интересна тем, что в ней наглядно показан механизм эскалации, того, как люди, не желающие войны, шаг за шагом идут к ней, оказываясь заложниками неумолимой логики противостояния. Участники шоу не имели полного сценария, программа снималась эпизодами. В каждом из них члены «военного кабинета» (а действующие лица имитировали заседание органа, который предлагает варианты действий правительству) получали информацию о развитии событий — беспорядки в Латвии, начало полицейской операции по наведению порядка, появление пророссийских ополченцев, якобы имеющее место, но не вполне подтвержденное проникновение «зеленых человечков» без опознавательных знаков, размещение сил быстрого реагирования НАТО и т.д. После чего они в режиме реального времени обсуждали ситуацию и принимали решение о дальнейших шагах Великобритании.

Присутствующие на заседании по секретной линии связывались с представителями альянса, помощником по национальной безопасности президента США и даже помощником по международным делам президента России (эти лица вымышленные, и их изображали актеры), чтобы лучше понять обстановку и намерения вовлеченных сторон. Дискуссия шла спонтанная и выглядела правдоподобно. Тем более что участники четко разделились на «ястребов», требовавших каждый раз наиболее жесткого ответа, «голубей», призывавших не сорваться в спираль необратимых мер, и колеблющихся.

Дилемма, с которой снова и снова сталкиваются члены синклита, — как не спровоцировать противника на наращивание активности, а таким провоцированием может служить как неоправданно резкий, так и излишне мягкий ответ.

Тема спора — где проходит грань. Кстати, вполне реалистично показано, как на самом деле мало зависит от Великобритании, ей приходится принимать как данность не только действия Москвы, но и решения Вашингтона.

Драматичный финал программы — Соединенные Штаты информируют союзника, что президент принял решение (вопреки рекомендациям Лондона) нанести ядерный удар по России тактическими ракетами.

«Военному кабинету» предстоит теперь сказать, отдать ли приказ британским ВМС атаковать своим ядерным оружием российскую территорию, если ответ России на американскую атаку будет включать цели в Великобритании. Большинством голосов постановили такого приказа не отдавать.

«Игра в ядерную войну» с участием реальных и хорошо известных персонажей (один из членов кабинета — бывший посол в России Тони Брентон) производит, конечно, жутковатое впечатление. Однако она не только напоминает, что ядерное оружие существует и теоретически может быть применено, но и показывает, насколько более запутанна и потому более опасна, чем в годы «холодной войны», политическая среда.

О четких правилах конфронтации, которые выработались во второй половине ХХ века, о тогдашних способах управления рисками можно только мечтать. Вместе с исчезновением блокового военно-идеологического противостояния пропало и безошибочное понимание «свой – чужой».

Одна из причин нервозности, которая царит, например, в Восточной Европе, — неуверенность в том, что «в случае чего» НАТО действительно будет готово применить статью V о коллективной обороне, рискнув войной с Россией ради, например, той же Латвии.

Лет сорок назад такие сомнения в принципе не могли возникнуть. Тем более невразумительность касается форм современного противостояния. Защита союзника подразумевает внешнюю угрозу, но как сейчас провести грань между внешним и внутренним?

Раз за разом повторяется ситуация, когда именно внутренние противоречия выплескиваются наружу, разрушают стабильность государств, а степень участия внешних сил не только не всегда доказуема, но и зачастую неопределяема в привычных терминах.

Меняются обстоятельства и понятийный аппарат, но не институты, которые должны отвечать на угрозы. Анализ феномена «гибридной войны» или «новой войны» — очень захватывающее занятие, как и противодействие «цветным революциям», о котором последние пару лет очень заботится российское Министерство обороны. Но критерии принятия решения о применении «последнего» оружия требуют ясности и четкости, политика же сейчас делается в условиях максимальной размытости. При всем обилии средств слежения и тотальной прозрачности невозможно избавиться и от ощущения, что элементарное понимание того, что происходит, сейчас намного слабее, чем раньше.

Ядерное оружие играло стабилизирующую роль в ХХ веке и вроде бы продолжает играть ее сегодня: не будь на вооружении у великих держав ракет и зарядов, нервы у кого-то могли бы и сдать, ведь общий конфликтный потенциал не уменьшился. Но он стал куда менее концентрированным и структурированным и намного более эмоционально окрашенным. А ядерное оружие — слишком серьезное средство уничтожения, чтобы в результате общей деградации управляемости из категории сдерживания и устрашения оно оказалось бы в категории применимого, да еще и под воздействием эмоций.

Журналистские провокации, которые напоминают о том, насколько мы взаимно уязвимы, будь то «радиоактивный пепел» или «латгальский сепаратизм», могут вызывать возмущение, но, если они заставят кого-то задуматься от цене безответственности, это уже полезно.

Особенно теперь, когда сирийский конфликт из локального превращается в поле хаотического столкновения крупных внешних и региональных держав, в том числе и ядерных.

Великобритания. США. Россия > Армия, полиция > gazeta.ru, 11 февраля 2016 > № 1644760 Федор Лукьянов

Ситуация вокруг биологической программы Пентагона вызывает в Москве серьезную озабоченность, российская сторона требует от США гарантий, что возбудители сибирской язвы не были направлены в лаборатории сопредельных с РФ государств, заявил директор Департамента по вопросам нераспространения и контроля за вооружением МИД РФ Михаил Ульянов. Какие меры предпринимает Россия по укреплению режима Конвенции о запрещении биологического и токсинного оружия, каковы перспективы согласования резолюции СБ ООН по КНДР и будет ли Россия продолжать поставлять оружие Ирану, он рассказал в интервью специальному корреспонденту РИА Новости Полине Чернице.

— 16 января началась фаза практической реализации Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) по урегулированию иранской ядерной программы. Какими вы видите перспективы реализации данного соглашения?

— С середины января работа на данном направлении перешла в рутинный режим. Дальнейшее развитие ядерной программы Тегерана и международного сотрудничества с Ираном в ядерной области должно осуществляться строго в рамках СВПД и резолюции СБ ООН 2231.

Фокус внимания сейчас переключается на МАГАТЭ. Именно Агентство на каком-то этапе должно сделать так называемое расширенное заключение, подтвердив отсутствие в Иране незаявленных ядерного материала и деятельности. Для этого у него есть все необходимые инструменты – Дополнительный протокол к Соглашению о гарантиях и модифицированный Код 3.1 (заблаговременное информирование Агентства о начале строительства или изменении конструкции ядерных объектов), которые Иран применяет в полном объеме с 16 января этого года.

Однако здесь не все так просто. На сегодняшний день нет четких критериев, в соответствии с которыми МАГАТЭ выдает или отзывает расширенное заключение. По сути, это отдано на усмотрение Секретариата МАГАТЭ, то есть соответствующие решения носят во многом субъективный характер. Признать такое положение нормальным нельзя. Расширенное заключение — это наиважнейший этап в реализации СВПД, поскольку именно оно станет подтверждением исключительно мирной направленности ИЯП. Кроме того, оно имеет прямую проекцию на возможное досрочное прекращение сохраняющихся в соответствии с резолюцией СБ ООН 2231 ограничений на сотрудничество с Ираном в области ВТС, ракетных технологий и ядерной сфере. Поэтому необходимо выработать сугубо технические критерии выдачи расширенного заключения МАГАТЭ. Это пошло бы на пользу всей гарантийной деятельности Агентства, в том числе применительно к другим странам.

— Вы упомянули о сохраняющихся ограничениях. В чем их суть?

— Наши западные коллеги старательно затушевывают тот факт, что никаких прямых запретов на сотрудничество с ИРИ в области ВТС, ракетных технологий и продукции ядерного назначения, которые существовали в рамках уже канувшего в лету санкционного режима, больше нет. Например, это касается поставок в Иран вооружений по семи категориям регистра ООН обычных вооружений (боевые танки, боевые бронированные машины, артиллерийские системы большого калибра, боевые самолеты, боевые вертолеты, военные корабли, ракеты и ракетные системы), которые можно осуществлять, получив предварительное разрешение СБ ООН. Иран нуждается в модернизации своих вооруженных сил. Можно ожидать, что через какое-то время Тегеран подпишет контракты в сфере ВТС с другими государствами и соответствующие заявки начнут поступать на рассмотрение СБ ООН. Конечно, страны, обладающие в Совете правом вето, имеют возможность блокировать такие поставки. Но им в этом случае придется объясняться, почему они препятствуют реализации законного права государства на самооборону, особенно в условиях борьбы с терроризмом в регионе Ближнего Востока, и какое это имеет отношение к рискам распространения ядерного оружия.

— Россия будет осуществлять поставку вооружений?

— Почему бы нет, если уполномоченные организации двух стран договорятся между собой по условиям контрактов? Если экспорт семи категорий вооружений по регистру ООН нуждается в одобрении Советом Безопасности, то все остальные поставки продукции военного назначения в Иран можно совершать абсолютно беспрепятственно, на основе двусторонних договоренностей. Даже информировать о них никого не требуется.

Такой порядок будет действовать до 18 октября 2020 года, то есть в течение пяти лет с момента вступления СВПД в силу. Но остающиеся пока ограничения могут быть отменены и ранее в случае поступления расширенного заключения МАГАТЭ.

Похожий режим, но уже на восемь лет, установлен и в отношении поставок в Иран ракетных технологий.

Несколько иной механизм предусмотрен для поставок в ИРИ товаров ядерного и двойного применения по соответствующим спискам Группы ядерных поставщиков. Здесь тоже потребуется разрешение СБ ООН, но оно будет основываться на рекомендации Совместной комиссии СВПД в составе России, Ирана, США, Китая, Великобритании, Франции, Германии. Решения Совместной комиссии принимаются на основе консенсуса. Иными словами, любой из участников будет иметь возможность заблокировать поставку. Но опять-таки это нужно будет убедительно обосновать.

Понятно, что потребуется какое-то время, чтобы сформированные механизмы, учитывая их сложный и уникальный характер, притерлись друг к другу и начали функционировать гладко и предсказуемо. Мы будем этому активно содействовать в интересах обеспечения устойчивости СВПД на всем протяжении его реализации. Рассчитываем, что и все остальные участники процесса будут строго соблюдать взятые на себя обязательства. Ключевым инструментом для сопровождения выполнения плана действий и разрешения спорных моментов является Совместная комиссия. Заседания будут проводиться как минимум раз в квартал.

— Что еще можно сказать о российской роли в этом процессе?

— Что касается России, то нам в рамках СВПД отводится особая роль. Она, среди прочего, предусматривает взаимодействие с Ираном в налаживании производства стабильных изотопов на бывшем уранообогатительном предприятии в Фордо. Такие изотопы будут использоваться в ядерно-физических исследованиях, а также в проведении диагностики и лечении заболеваний раком. Проект небольшой, но высокотехнологичный. Он носит долгосрочный характер и в целом имеет потенциал для продолжения и расширения сотрудничества в этой области. Сейчас по линии госкорпорации "Росатом" и Организации по атомной энергии Ирана ведется активная подготовка к началу его реализации.

Кроме того, Россия оказала Ирану содействие в вывозе из страны всего предусмотренного СВПД объема обогащенного урана, что позволило в достаточно сжатые сроки перейти к практической реализации плана. Возможно, со стороны это покажется относительно простой операцией, но смею заверить, что это далеко не так. Если бы не накопленные у нас с Ираном опыт и доверие в области мирного использования атомной энергии за период сооружения АЭС "Бушер", то осуществить ее, тем более в такие сжатые сроки, было бы невозможно. Не исключаем, что по ходу выполнения СВПД у нас появятся дополнительные возможности для взаимодействия с Ираном в этой области.

— Существуют ли опасения, что США по завершении выборного цикла уже при следующей администрации будут проявлять стремление как-то повлиять на выполнение СВПД? Или уклониться от его выполнения?

— Вряд ли стоит гадать на кофейной гуще. Теоретически все в жизни может произойти. Но если СВПД будет осуществляться эффективно и гладко, то, мне кажется, пересмотреть принятые решения новой администрации будет исключительно сложно, почти невозможно. Все зависит от того, как пойдет процесс, а пока он идет вполне конструктивно, и есть все основания полагать, что иранцы настроены на скрупулезное соблюдение своих обязательств. Неслучайно они сумели выйти на начало фактической реализации СВДП уже в январе, хотя многие специалисты считали, что на завершение подготовительных мероприятий Тегерану потребуется гораздо больше времени – вплоть до конца апреля. Это показатель серьезности намерений иранской стороны.

— КНДР еще не присоединилась к ДВЗЯИ, будет ли сейчас Москва усиливать давление на Пхеньян или сейчас любые такие переговоры с ними невозможны? Точнее, они не воспринимают такие дипломатические методы давления?

— Россия выступает за скорейшее подписание/ратификацию ДВЗЯИ всеми восемью странами из так называемого списка 44-х, которые этого еще не сделали. КНДР входит в их число. Но в нынешних обстоятельствах рассчитывать на немедленное присоединение Пхеньяна к этому Договору было бы нереалистично.

— Что вы можете сказать в связи с осуществленным на днях КНДР ракетным запуском?

— Наши оценки содержатся в официальных комментариях МИД России. Конечно, запуск ракеты является серьезной ошибкой и даже вызовом Совету Безопасности, его резолюциям. Северокорейцы в данном случае работают против своих собственных интересов. Это видно на примере того, что Вашингтон и Сеул уже объявили о начале переговоров по размещению противоракетных комплексов THAAD на территории Южной Кореи. Есть основания полагать, что взаимопонимание о проведении таких переговоров было достигнуто раньше, но объявили об этом намерении только сейчас, использовав запуск северокорейской ракеты в качестве повода и предлога. Такое развитие событий наверняка не пойдет на пользу ни Пхеньяну, ни Сеулу. Возможное появление элементов глобальной ПРО США в регионе со сложной ситуацией в сфере безопасности может провоцировать гонку вооружений в Северо-Восточной Азии и дополнительно осложнит решение ядерной проблемы Корейского полуострова.

— Сейчас готовится резолюция СБ ООН, которую, кстати, будет Москва поддерживать или нет?

— В заявлении Совета Безопасности ООН для прессы, которое было принято 7 февраля по итогам экстренных консультаций, подтверждено намерение принять такую резолюцию в качестве реакции на вызывающее поведение Пхеньяна. Когда начнется редакционная работа над текстом, Россия, конечно же, примет в ней активное участие. Те меры, которые будут согласованы, должны быть адекватными сложившейся ситуации и не должны помешать продолжению политико-дипломатических усилий, которые остаются единственным средством урегулирования существующих проблем. Кроме того, Россия еще с начала 90-х годов твердо исходит из того, что санкционные меры не должны вести к обострению гуманитарных проблем ни в чем не повинного гражданского населения. К такому убеждению нас подвел печальный опыт почти тотального торгово-экономического эмбарго, вводившегося в свое время против бывшей Югославии и Ирака.

— Американцы выступают против распространения мандата Совместного механизма расследования ОЗХО – ООН за пределы сирийской территории, заявляя, что "не стоит путать Сирию и Ирак". Как можно прокомментировать данную позицию США?

— Я бы назвал ее контрпродуктивной и даже циничной. Террористическая группировка ИГИЛ все еще контролирует значительные территории как в Сирии, так и в Ираке. В обеих странах террористы применяли химическое оружие. Можно говорить о том, что химический терроризм приобрел уже трансграничный характер. Боевики перемещаются из страны в страну и зачастую используют в своих целях одни и те же каналы поставок химвеществ, пролегающие, в частности, через Турцию. Ясно, что этой проблемой нужно заниматься комплексно. Вашингтон же настаивает на расследовании случаев применения химоружия только в Сирии. Получается, что если химоружие используется по другую сторону сирийско-иракской границы, то такие преступления внимания со стороны международного сообщества уже не заслуживают. За такой позицией стоит очевидное стремление Вашингтона максимально сфокусировать деятельность Совместного механизма расследований на обвинениях в адрес официального Дамаска. Это яркий пример двойных стандартов.

— Михаил Иванович, мы записываем интервью накануне Дня Дипломатического работника. Как вы собираетесь отмечать свой профессиональный праздник?

— Агентство "Россия сегодня" предложило мне провести в своем мультимедийном центре 10 февраля пресс-конференцию по вопросам нераспространения и контроля над вооружениями. Ближе к концу дня в МИДе состоится торжественное заседание, посвященное Дню дипломатического работника. Будет и возможность поднять бокал по случаю профессионального праздника.

— Какие, по вашему мнению, изменения претерпела международная дипломатия за последние двадцать лет?

— В свое время один из лидеров КНР, помнится, уклонился от ответа на вопрос о значении Великой французской революции, сославшись на то, что с тех пор прошло слишком мало времени. Вы же предлагаете мне дать оценку чрезвычайно сложному, турбулентному периоду с гораздо более короткой дистанции. Поэтому, не претендуя на исчерпывающий ответ, отмечу лишь несколько моментов.

В обозначенный вами период существенно возросла роль информационного обеспечения внешней политики. Это явственно проявилось, например, в ходе югославского кризиса в начале 90-х годов, когда западная пресса довольно эффективно навязывала крайне негативный образ Белграда. Потом мы еще не раз сталкивались с подобными ситуациями. Наблюдаем это и сейчас в связи с событиями в Сирии и на Украине. Противопоставить что-либо этому еще в недавнем прошлом мы почти не могли. Но в последние десять лет ситуация начала заметно меняться. Тот факт, что сейчас некоторые официальные лица на Западе требуют "положить конец российской пропаганде" и даже грозятся закрыть доступ российским телеканалам к зарубежной аудитории, говорит о том, что наша страна и отечественная журналистика стали серьезным игроком на международном информационном поле. Конечно, обольщаться по этому поводу не стоит, но есть основания полагать, что эпоха тотального доминирования однобокой точки зрения в мировом информационном пространстве подходит к концу. Желаю вам и вашим коллегам по цеху дальнейших успехов в этом важнейшем деле.

Произошли перемены и в дипломатической технике. В связи с развитием информационных технологий все большее распространение приобретает работа с зарубежными партнерами по электронной почте, что позволяет зачастую в режиме реального времени согласовывать совместные документы. В последние годы проводятся уже не только телефонные, но и рабочие видеоконференции с участием сразу нескольких столиц. Кстати, не во всех внешнеполитических ведомствах даже стран ядерной пятерки имеется необходимая для этого аппаратура. В МИД России она есть. Но эти новшества, конечно, не отменяют, а лишь дополняют традиционные формы дипломатической работы.

Научно-технический прогресс оказывает влияние и на международную повестку дня. Например, в том, что касается контроля над вооружениями, отмечается возросший интерес к проблематике смертоносных автономных роботизированных систем. Таковых еще нет на вооружении ни одной из армий, но эксперты пытаются просчитать, какие последствия, в том числе гуманитарного свойства, будет иметь их скорое появление. Можно привести в пример и бурное развитие биотехнологий, которые, как правило, имеют двойное применение. В этой связи все более отчетливо видны прорехи в системах биобезопасности, в том числе слабые места режима, установленного Конвенцией о запрещении биологического и токсинного оружия (КБТО).

— В чем состоят проблемы с осуществлением этой Конвенции?

— Таких проблем немало. В развивающихся странах они связаны с объективными причинами – отсутствие материальных возможностей, например, для осуществления программ биобезопасности. Поэтому мы и говорим о востребованности формата КБТО как механизма международного сотрудничества, обмена опытом и оказания помощи. Однако есть проблемы другого рода. В качестве примера приведу Соединенные Штаты, которые обладают наиболее крупным потенциалом в области биотехнологий и одновременно претендуют на роль мирового лидера в области биологической безопасности.

В прошлом году на мероприятиях в рамках КБТО в Женеве мы дважды – в августе и декабре – привлекали внимание государств-участников к рискам техногенных чрезвычайных происшествий в этой стране, связанным с возможностью заражения персонала микробиологических объектов, инфицирования населения, проживающего вокруг них, и трансграничного распространения соответствующих патогенов. Наши озабоченности основывались на серьезных проблемах в системе обеспечения безопасности биологических агентов в США. Особенно вопиющими они являются в рамках военно-биологической программы Пентагона.

Подтверждением этому являются результаты проверки главным надзорным органом США в сфере биобезопасности – центром по контролю и предупреждению заболеваний министерства здравоохранения (Атланта, штат Джорджия) – военно-биологических и военно-медицинских объектов Пентагона, в ходе которой были вскрыты очередные грубые нарушения требований в сфере обращения, производства и передачи возбудителей особо опасных инфекций.

Особенно резонансным в этой связи стало выявление бесконтрольного хранения значительного количества возбудителей чумы и венесуэльского энцефалита лошадей в Эджвудском центре химической и биологической защиты сухопутных войск (Абердинский полигон, штат Мэриленд). По всей очевидности, это явилось следствием многолетнего игнорирования фактов неэффективности применяемых технологий инактивации биоматериалов. Наблюдаются также случаи утраты и хищения в США патогенных микроорганизмов, выбросы биоагентов за пределы лабораторных помещений, заражение и гибель людей. Это не может не вызывать тревоги в связи с тем, что террористы, в том числе из так называемого Исламского государства, не останавливаются на применении химического оружия и настойчиво ищут пути приобретения компонентов биологического оружия.

Наиболее вопиющим инцидентом стала неоднократная рассылка в 2005-2015 годах испытательным центром сухопутных войск США имени Л. Саломона (Дагуэйский полигон, штат Юта) жизнеспособного возбудителя сибирской язвы 194 адресатам в десяти странах мира. По результатам расследования виновным было названо некое "научное сообщество, не способное разработать надежные средства дезактивации биоматериалов". Вместе с тем, по мнению российских профильных специалистов, как минимум в одно государство – Республику Корея – подготовленная соответствующим образом "живая" рецептура была отправлена преднамеренно для проведения очередного этапа испытаний системы комплексной оценки биологической обстановки JUPITR (Joint United States Forces Korea Portal and Integrated Threat Recognition), разворачиваемой на американской авиабазе Осан и других военных объектах Вашингтона в регионе в ответ на "возможность применения биологического оружия одной из сопредельных стран". При этом официально Соединенные Штаты не располагают предназначенной для проведения биоаэрозольных экспериментов специальной полигонной и лабораторной базой в Республике Корея. Не заявлено о наличии подобных объектов и в ФРГ, а также на американских островных территориях (Виргинские острова, острова Гуам и Пуэрто-Рико), где также были обнаружены указанные рецептуры.

Сложившаяся в США ситуация имеет устойчивую тенденцию к ухудшению, то есть, как нами отмечалось в августе прошлого года, ведет к созданию биологической опасности. Не будем забывать, что разделом 817 так называемого Патриотического акта США 2001 года из-под уголовной ответственности выведена запрещенная по Конвенции деятельность, если она санкционирована правительством Соединенных Штатов. Это наводит на очень тревожные размышления, заставляя усомниться в готовности Вашингтона добросовестно выполнять КБТО.

В этих условиях мы ставим вопрос о получении гарантий со стороны США, что указанные рецептуры сибирской язвы или другие опасные биологические агенты не направлены в военные лаборатории, созданные Пентагоном на территории сопредельных с Россией государств. Будем и дальше добиваться конкретных и ясных ответов на наши озабоченности. Для американских партнеров правильнее всего было бы признать наличие у них системных проблем, навести реально, а не показным образом надлежащий порядок и проинформировать о принятых мерах государства, участвующие в Конвенции.

— Делается ли что-нибудь для укрепления режима КБТО?

— Необходимость в этом давно назрела. Открытая к подписанию еще в 1972 году КБТО стала первым многосторонним международным договором, запретившим целый вид ОМУ. Однако в ней до сих пор отсутствует институциональная основа осуществления на международном уровне. В этом ее фундаментальное отличие от Договора о нераспространении ядерного оружия и Конвенции о запрещении химического оружия, которые опираются соответственно на МАГАТЭ и ОЗХО. За 40 лет с момента вступления биологической Конвенции в силу никаких существенных мер по ее укреплению принято не было.

Попытка международного сообщества в 90-е годы исправить такую ситуацию путем разработки дополнительного протокола была близка к успеху, но в 2001 году США в одностороннем порядке заблокировали эти переговоры и с тех пор препятствуют их возобновлению. В этой связи Россия в прошлом году выступила с инициативой проведения открытых для всех переговоров с целью разработки сбалансированного пакета мер по улучшению осуществления Конвенции. Наше предложение предусматривает работу в таких областях, как развитие международного сотрудничества в мирных целях, меры доверия, мониторинг научно-технических достижений, осуществление Конвенции на национальном уровне, создание механизма расследования предполагаемого применения биологического оружия и помощи и защиты в случае такого применения.

В ноябре этого года состоится VIII Обзорная конференция КБТО. Помимо оценки осуществления Конвенции за прошедшие пять лет, она должна также наметить программу работы до 2021 года. Рассчитываем, что российское предложение будет одобрено, и уже начиная с 2017 года начнутся предложенные нами переговоры. На этапе подготовки к Обзорной конференции мы продолжим вести работу по продвижению нашей инициативы. Готовим ряд новых предложений, нацеленных на ее наполнение конкретным содержанием, привлекательным для большинства государств. Мы будем активно продвигать весь комплекс наших предложений в ходе двух сессий подготовительного комитета – в апреле и августе, будем работать по столицам. Российские идеи вызывают заметный интерес среди государств-участников КБТО, поскольку предлагают позитивную, недискриминационную и реалистичную повестку дня. Надеемся, что по итогам работы в этом году ситуация в КБТО станет меняться в лучшую сторону.

Шансы на это есть, хотя, конечно, переоценивать их нельзя, потому что действует правило консенсуса. Это означает, что требуется поддержка всех 173 государств – участников КБТО. И нужно найти вариант, который устроил бы, с одной стороны, западников, а с другой, неприсоединившиеся страны. А у них подходы зачастую диаметрально противоположные. Найти золотую середину, устраивающую всех, конечно, сложно.

— Как относятся к российским предложениям западноевропейцы?

— С несомненным интересом, хотя говорить о прямой поддержке было бы пока преждевременно. У ряда стран-членов ЕС (но не у всех) есть возражения против того, что цель переговоров мы видим в заключении юридически обязывающего протокола к КБТО. Для них же были бы предпочтительнее политические договоренности. Но таковые недостаточны уже для многих неприсоединившихся стран, по убеждению которых альтернативы протоколу нет. Словом, имеет место широкий разброс мнений по отдельным элементам российской инициативы. Наша задача, повторяю, состоит в том, чтобы постараться примирить различные точки зрения.

США. КНДР. Россия > Армия, полиция > ria.ru, 10 февраля 2016 > № 1644900 Михаил Ульянов

Сегодня российская делегация во главе с министром природных ресурсов и экологии РФ Сергеем Донским представит в штаб-квартире ООН заявку нашей страны на расширение арктического шельфа. В случае успеха Россия прирастет огромным куском Северного Ледовитого океана вплоть до полюса. Накануне вылета в Нью-Йорк министр рассказал в интервью специальному корреспонденту РИА Новости Игорю Ермаченкову, как долго будет рассматриваться заявка, каковы шансы России на успех, какое отношение к заявке у комиссии ООН.

— Какие мероприятия предусматриваются в ходе представления российской заявки экспертам?

— В соответствии с установленной процедурой, 9 февраля делегация Российской Федерации представит российскую заявку по шельфу Арктики членам соответствующей комиссии ООН на ее пленарном заседании, которое состоится в рамках работы 40-ой сессии комиссии ООН в Нью-Йорке.

По результатам представления нашей заявки комиссия ООН должна принять решение о создании подкомиссии по рассмотрению российской заявки. В соответствии с правилами процедур комиссии ООН, эта подкомиссия должна организовать и осуществить проверку представленных материалов, обосновывающих право Российской Федерации на расширение внешних границ ее континентального шельфа за пределами двухсотмильной экономической зоны.

Итогом работы подкомиссии будет вынесение рекомендаций (заключения), которые, как мы рассчитываем, подтвердят обоснованность российской заявки.

Эти рекомендации будут рассмотрены комиссией ООН, которая примет окончательное решение по российской заявке.

— Как долго может рассматриваться российская заявка? Ожидаете ли вы быстрое или медленное рассмотрение?

— Процедура и практика комиссии с момента подачи Россией своего представления получила развитие. С одной стороны, у государств появились более широкие возможности для взаимодействия с комиссией и подкомиссией для продвижения своих заявок. Делегация имеет право представить любые дополнительные материалы к заявке в любое время в процедуре ее рассмотрения. Время на представление ответов на вопросы и замечания подкомиссии не лимитируется (есть прецеденты представления ответов через четыре-шесть месяцев). Не ограничено время и на рассмотрение заявок в подкомиссии. Так, заявки Австралии и Японии рассматривались в течение четырех лет. Практика рассмотрения заявок в среднем в течение двух лет является обычной. Это дает возможность заявителям подготовить необходимые материалы и при необходимости даже провести дополнительные исследования. Поэтому, учитывая значительный объем российской заявки, рассмотрение может занять от трех до пяти лет.

— Каков состав комиссии ООН, которая рассматривает заявку? Из представителей каких стран она состоит?

— В настоящее время в составе комиссии ООН работают представители от Канады, Мексики, Тринидада и Тобаго, Дании, Нидерландов, Польши, России, Хорватии, Индии, Кореи, Японии, Ганы, Нигерии, Камеруна, Мозамбика, Бразилии, Аргентины, Пакистана, Малайзии, Китая и Кении. Всего в состав комиссии входит 21 человек. Все они избираются на пять лет путем тайного голосования на совещании стран-участниц конвенции ООН по морскому праву. Именно эти страны, согласно региональным квотам, могут выдвигать своих кандидатов в члены комиссии ООН.

В период своей работы члены комиссии ООН выступают в качестве независимых экспертов. Семеро из них войдут в состав подкомиссии по рассмотрению российской заявки после ее презентации в феврале.

— В связи со сложной внешнеполитической ситуацией, каковы шансы на успех российской заявки?

— Шансы российской заявки на положительное решение комиссии ООН в первую очередь определяются соответствием ее материалов нормам международного права и требованиям научно-технического руководства комиссии.

В настоящее время комиссия ООН является независимым экспертным органом, который практикой своей работы, ответственным и объективным отношением к исполнению возложенных полномочий заслужено обладает высоким авторитетом и принимает свои решения исключительно на основе норм права.

Принятие комиссией ООН в марте 2014 года, в период резкого обострения внешнеполитической ситуации, единогласного положительного решения по российской заявке по шельфу Охотского моря достаточно показательно характеризует членов комиссии как специалистов, принимающих взвешенные и объективные решения.

Учитывая качество материалов российской заявки и сложившуюся практику работы с комиссией ООН, мы рассчитываем, что решение по заявке будет положительным.

— Пытаются ли неарктические государства отклонить нашу заявку, а также заявки на расширение шельфа Дании и Канады?

— Неарктические государства, безусловно, внимательно следят за ситуацией в Арктике. Конвенция ООН по морскому праву, а также другие нормы международного права предоставляют государствам, прежде всего прилежащим и противолежащим государствам, достаточные правовые возможности по обеспечению своих интересов на шельфе.

Применительно к Арктике такими государствами являются Россия, США, Канада, Дания (Гренландия) и Норвегия. Именно от позиции этих государств в основном зависят вопросы разграничения континентального шельфа и последующей делимитации морских пространств в Арктике. При этом, безусловно, учитываются законные права государств, непосредственно не граничащих с арктическим бассейном.

Обеспечение их прав в этой ситуации в основном лежит в плоскости принятия комиссией ООН обоснованных решений по изменению внешних границ континентального шельфа. Это обстоятельство напрямую влияет на конфигурацию границ так называемого международного района, права на который в равной степени принадлежат всем государствам и определяют его правовой режим – правила судоходства, проведения научных исследований, добычи природных ресурсов и так далее.

Разумеется, неарктические государства пристально следят за процессами в этой сфере и тоже имеют возможности защищать свои права, в том числе и через соответствующие обращения в комиссию ООН.

— Ведутся ли между учеными России, Дании и Канады консультации по поводу научного обоснования наши заявок? Совпадают ли наши подходы?

— Да. Такие консультации ведутся на регулярной основе — в двухстороннем формате, в формате традиционных конференций геологических служб приарктических государств и в рамках работы Арктического совета. Организуются и проводятся совместные научные исследования, международные экспедиции, обеспечивающие глубокое изучение проблем эволюции арктического бассейна.

Эти данные являются открытыми, используются всеми государствами и, безусловно, служат сближению наших подходов.

Начиная с 2007 года по инициативе России проводятся ежегодные консультации государственных геологических служб России, Канады, Дании, Норвегии и США. По итогам консультаций достигнута договоренность об обмене рабочими материалами с представителями приарктических государств по проблеме расширенного континентального шельфа в Арктике в рамках статьи 76 Конвенции ООН по морскому праву 1982 года.

— Будет ли решение комиссии по российской заявке окончательным или его можно будет пересмотреть в дальнейшем?

— В соответствии с конвенцией ООН по морскому праву, в случае несогласия с рекомендациями комиссии по континентальному шельфу прибрежное государство может сделать пересмотренное или новое представление своей заявки.

— Когда комиссия будет рассматривать заявки других стран? Кто следующий в очереди?

— С момента своего создания в 1997 году комиссия ООН регулярно рассматривает внесенные в нее заявки. В настоящее время в комиссию внесено 77 заявок. Из них 22 уже рассмотрено.

На 40-ой сессии Комиссии ООН в феврале 2016 года будут представлены девять заявок. Российская заявка, как уже ранее рассмотренная в комиссии в 2002 году, обладает правом внеочередного рассмотрения.

Применительно к арктическому бассейну следует отметить, что комиссия ООН уже рассмотрела и приняла положительное решение по заявке Норвегии. В декабре 2014 года свою совместную с Гренландией заявку внесла в комиссию ООН Дания. Рассмотрение этой заявки начнется также на 40-й сессии комиссии ООН в феврале 2016 года. В 2014 году свою заявку вносила и Канада, но позже она была отозвана. США готовят заявку, однако смогут подать ее лишь при условии присоединения к конвенции ООН по морскому праву 1982 года.

США. Россия. Арктика > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 9 февраля 2016 > № 1643821 Сергей Донской

На следующей неделе, 10 февраля, в России будет отмечаться День дипломатического работника. В преддверии профессионального праздника директор Департамента общеевропейского сотрудничества МИД РФ Андрей Келин рассказал в интервью РИА Новости об избавлении от иллюзий о создании подлинно равноправных отношений с Западом, о вероятности снятия антироссийских санкций Евросоюза и работе европейских наблюдателей на предстоящих в сентябре парламентских выборах в России. Беседовали заместитель руководителя редакции международной информации Кристина Луна-Родригес и специальный корреспондент Мария Киселева.

- Дипломатия 2000 года и 2016 года – в чем вы видите основные отличия?

— В 2000 году я работал в штаб-квартире НАТО. Конечно, то, что мы пробовали сделать в отношениях с НАТО тогда, было несколько идеалистичным. Были надежды на создание действительно равноправных отношений с западниками, в том числе с натовцами, что удастся выстроить одинаковую для всех систему европейской безопасности, чего не получилось. К 2016 году мы стали гораздо большими реалистами, научились гораздо лучше защищать именно интересы страны, их отстаивать, правильно понимать. Наверное, стали серьезнее, злее, профессиональнее в каком-то отношении, более уверенными в себе. Больше опираемся на реализм, на настроения в обществе, на то, чем в действительности живут люди. И, конечно, избавились от идеалистических взглядов и представлений.

- Вы объездили полмира. Остались ли еще места на карте, где бы вы хотели побывать?

— Полмира я не объездил, честно скажу. Я работаю в МИДе 37 лет, в основном на европейском направлении, поэтому есть еще очень много мест, в которых я бы с удовольствием побывал не только как турист, но и профессионально, в которых бы поработал, начиная от Китая до северных стран. В Исландии не был, много где не был. Земной шар очень большой, и еще есть много белых пятен, где хотелось бы побывать.

- А какая из командировок вам больше всего запомнилась?

— Запоминается больше всего первая командировка. Это была Гаага, Нидерланды. Очень спокойно, профессионально, интересно было. Младший дипломат должен быть мастером на все руки. Я там очень хорошо выучил все языки: у меня нидерландский, французский, английский. Со всеми тремя приходилось в равной степени работать. Французским дипломатам очень нравится, когда с ними говоришь на французском языке.

- Экс-госсекретарь США Хиллари Клинтон, претендующая на роль президента Соединенных Штатов, не исключает новой перезагрузки в отношениях с Россией в зависимости от того, что от нее получит Вашингтон. Возможна ли, на ваш взгляд, такая перезагрузка в отношениях России и Евросоюза? Готовы ли мы к ней?

— Есть на это традиционный ответ: мы будем готовы к ней в той же степени, в какой будут готовы наши партнеры. Как я понимаю, кризис в отношениях с Евросоюзом рано или поздно закончится, так не бывает, чтобы он длился вечно. Конечно же, потребуется новое осмысление. Я работаю директором всего четвертый месяц, и в моей компетенции раньше ЕС не было, но как я сейчас вижу, действительно требуется освежить формат и тематику по целому ряду направлений. У нас было 18 отраслевых диалогов. Там надо заново посмотреть, что из этого действительно нужно, а от чего можно легко отказаться. Совершенно очевидно, что некоторые формы работы были искусственно придуманы, для отчетности. Нам нужно прагматично подойти к этому делу, посмотреть, что нам потребуется в этих новых условиях, а с чем можно было бы легко расстаться.

Есть очень важные области, например атомная энергетика, экология, автомобильные перевозки, фитосанитарные меры, тарифные барьеры, техническое регулирование. Нужно действительно всерьез заниматься этими повседневными вопросами из жизни, чтобы наладить нормальные отношения с европейской экономикой.

- Для диалога на высшем уровне наши отношения пока не созрели?

— Должно быть обоюдное желание. Я считаю, что диалог на высшем уровне необходим с тем, чтобы как у нас, так и у руководства Еврокомиссии, было одинаковое представление о проблемах, которые перед нами стоят. В отсутствие такого диалога эти понимания совпадают лишь частично. Для полного взаимопонимания необходимо садиться за стол, объяснять свои проблемы, выслушивать аргументы с другой стороны и находить общие решения.

- Насколько высоко мы оцениваем вероятность снятия санкций ЕС против РФ в обозримой перспективе? Со стороны Запада звучат противоречивые сигналы.

— Тут гадать бессмысленно. Если бы график, который обсуждался в "нормандском формате" в октябре в Париже, киевскими партнерами действительно выполнялся и они делали бы то, что действительно обещали, а обещали они принять поправки к 133 статье Конституции (в ней описывается административно-территориальное устройство страны – ред.), принять закон об особенностях местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей, принять закон об амнистии и согласовать с Луганском и Донецком закон о выборах, тогда мы могли бы говорить о том, что к лету эти положения политического урегулирования с Украиной будут выполнены. К сожалению, сейчас картина такая, что остается только разводить руками, поскольку в Киеве объявили, что ключевой вопрос – поправки в Конституцию – откладывается, и непонятно, когда это произойдет, а это влечет за собой цепь остальных положений по политическому урегулированию, которые остаются невыполненными.

Поэтому сейчас Евросоюз, который принял эти санкции, в очень странном положении. Ему приходится говорить очевидную нелепость: необходимо продолжать против России санкции, потому что Киев не выполняет свои обязательства по политическому урегулированию, по Минским соглашениям. Это просто смешно. Я думаю, что в ближайших контактах в "нормандском формате" этот вопрос будет обсуждаться. Ситуация выглядит абсурдно: Киев не хочет выполнять эти положения, а санкции должны оставаться против России. С такой постановкой не только нам, но и в Европе сложно согласиться. Раньше это называлось волюнтаризмом. Получается, что санкции держатся произвольно в ожидании того, что договоренности выполнит кто-то другой.

Еще было бы совершенно неправильно простить Киеву невыполнение им этих положений. Если их не выполнить, то урегулирование будет хрупким, оно не продлится долго, мы получим просто замороженный конфликт со всеми вытекающими из этого последствиями. Нужно, чтобы наши партнеры правильно понимали, кто действительно несет ответственность, и делали выводы применительно к санкциям.

- То есть, откровенно говоря, в этом году вряд ли снимут санкции?

— На каждых консультациях европейцы говорят, что да, надо, но они сами себя загнали в эту парадигму, из которой теперь очень сложно будет выбраться. Но выбираться придется им, а не нам, потому что не мы это дело вводили. Большого оптимизма я бы не испытывал, что все нормализуется к лету. Зависит это не от нас.

- Мюнхенская конференция в этом году пройдет 12-14 февраля. С какими идеями туда отправится Россия?

— На конференции будет выступать Дмитрий Анатольевич Медведев. Это будет первая панель вместе с премьер-министром Франции. Во второй панели в этот же день будет участвовать Сергей Викторович Лавров. Я так думаю, что они будут говорить о разных вещах.

- Кто уже выразил желание встретиться с российской делегацией на полях мероприятия?

— Намечен целый ряд встреч и у Дмитрия Анатольевича, и у Сергея Викторовича. Не будем предвосхищать.

- Ранее в Брюсселе заявляли, что Совет Россия-НАТО может возобновить работу на посольском уровне. Как в настоящее время обстоят дела по этому вопросу?

— Мы действительно получили информацию о том, что есть желание после длительных дебатов внутри альянса провести Совет Россия-НАТО, не сейчас, через какое-то время, потому что потребуется подготовка. Мы об этом знаем и очень внимательно рассматриваем эту просьбу. Будем говорить о том, как его наполнить, как сформулировать совместную повестку дня. Но для этого нужно работать.

- Сколько времени может потребоваться?

— Это будет рабочий процесс.

- В течение года будем работать над возможностью встречи?

— Я думаю, что раньше.

- То есть до конца года?

— Да. В начале двухтысячных был серьезный спор внутри НАТО: превращается ли она в конференционный центр или остается военно-политической организацией. Где-то на рубеже 2002-2003 годов в Вашингтоне решили закрутить гайки и прекратить делать из нее конференционный центр, а, наоборот, сильно поднять дисциплину, ужесточить проходы в штаб-квартиру.

- Продолжит ли Москва наращивать свой оборонный потенциал в ответ на аналогичные действия альянса?

В этом тоже большая разница между тем, что было в 2000-х годах, когда мы довольно пассивно наблюдали за тем, что происходит у наших границ, и тем, что происходит сейчас. Первый кризис возник не сейчас, с Украиной, а он возник в связи с попытками НАТО расшириться на Грузию. Кризис переживем.

- То есть наши шаги будут симметричными?

— Симметричные шаги здесь маловероятны, учитывая огромное количество денег, которые американские партнеры сейчас вкладывают: на будущий год они собираются в четыре раза больше вложить. Симметричный ответ для этого совершенно не нужен, я в этом уверен. Компенсирующие меры для поддержания нормального военно-стратегического уравнения принимаются и будут приниматься.

- Премьер-министр Турции Ахмет Давутоглу ранее поручил турецкому МИДу попросить Россию дать объяснение генсеку НАТО в связи с якобы имевшем место инцидентом с российским Су-34. Как Москва оценивает подобное обращение Анкары к альянсу – выносить проблемы за пределы двусторонних отношений?

— Мне очень странно слышать сообщения, которые адресуют нас в альянс, поскольку такого понятия, как воздушное пространство НАТО, не существует. Существует суверенное воздушное пространство каждой страны в отдельности. Осенью турецкие представители говорили, что это (нарушение воздушного пространства – ред.) не вопрос НАТО, а вопрос сугубо двусторонних отношений и даже если такой инцидент возникает, то его надо урегулировать в двустороннем порядке.

НАТО здесь совершенно ни при чем. Если турки считают, что было нарушение воздушного пространства, значит, они должны предоставить нам информацию. Насколько я знаю, никакой информации предоставлено не было.

- То есть НАТО не имеет права вмешиваться в сложившуюся ситуацию?

— Я не вижу никаких оснований для того, чтобы эту роль (урегулирование ситуации с якобы имевшим место нарушением воздушного пространства Турции – ред.) брала на себя НАТО.

- Собирается ли РФ давать объяснение НАТО, на котором настаивает Анкара?

— Мы посмотрим на любую информацию, если она будет предоставляться, если она есть, конечно.

- Мы можем вернуться в ПАСЕ? Или это затянувшийся кризис, к тому же у нас со Страсбургом разные позиции относительно возможности российского возвращения?

— Можем, конечно. Там, где собираются три юриста, существует три разных мнения. Эти документы очень внимательно читаются, консультируются.

Есть правила процедуры, есть 25 статья, 28 статья Устава Совета Европы. Прецедентов не было, могу сказать.

- Мы первые применили такую процедуру?

— В принципе, да. При внимательном чтении документов действительно ничто не препятствует подать заявку на то, чтобы полномочия нашей делегации были приняты в любой момент каждой сессии, будь то весенняя, летняя или осенняя. Юридических препятствий к этому нет. Другое дело, не было практики.

Но в чем я твердо уверен, что если возникнет ситуация и обоюдное желание к восстановлению полномочий нашей делегации, то юридических препятствий здесь быть не должно, они просто будут сметены. Для этого, как я уже сказал, в Ассамблее должны сложиться условия, должно быть понимание, что нашей делегации по приезду туда не будет создано препятствий к нормальному диалогу с парламентариями. Об этом многие говорили, я был недавно в Европарламенте в Брюсселе и в Страсбурге, везде говорили, что первое, с чего надо начинать, отказаться от взаимных санкций в отношении парламентариев, не препятствовать развитию их диалога.

Нельзя исключать, что здесь будут какие-то попытки казуистики и ссылки на отсутствие практики, ссылки на то, что это не прописано во всех документах, но это будет только означать отсутствие готовности парламентариев Совета Европы, ПАСЕ к нормальному диалогу.

- Что станет для российской стороны показателем готовности к диалогу со стороны ПАСЕ?

— Показателем изменения ситуации станет то, что мы услышим от руководителей фракций, которые работают в Страсбурге, что они очень хотят работать с нашей делегацией именно в Страсбурге. Что они считают принятые ранее решения ошибочными, что пора возобновлять диалог. Это должно означать нормальное приглашение к совместной работе над проблемами, к диалогу.

Ехать сейчас было бы очень рискованно и не стоило, был очень велик шанс того, что наша делегация туда поехала бы, а полномочия ее были поставлены под сомнения. Зачем нам этот скандал? Совершенно не нужен.

- Где гарантия, что если делегация поедет весной или летом, ее полномочия снова не будут опротестованы?

— Таких гарантий нет. Но все это легко просчитывается. Руководители работающих там фракций, они знают, набирают ли большинство в этом вопросе или нет. Если есть твердое большинство, которое не допустит такого неприятного для всех процесса, значит, они ответственно говорят, что есть зеленый свет.

- Рассчитывает ли российская сторона пригласить наблюдателей от ПАСЕ на предстоящие осенью парламентские выборы в Россию?

— Мы начинаем сейчас работать. Начинаем работу с БДИПЧ ОБСЕ и с другими с тем, чтобы приглашать наблюдателей на выборы. До этого еще действительно далеко, мы посмотрим, кого, сколько и на каких условиях необходимо пригласить. Буквально в предстоящую неделю этот диалог начнется в отношении БДИПЧ.

- 28 февраля этого года будет отмечаться 20-летие вступления России в Совет Европы. С чем мы подходим к этой дате? Как развиваются отношения с Советом Европы? Как пройдет празднование 20-летия?

— Я не могу сказать, что это будут очень торжественные и очень широкие мероприятия, но целая серия их готовится и будет проведена. Будет и выставка в Совете Европы, будут мероприятия проведены в Москве. Невзирая на дебаты, которые идут среди парламентариев, нормальная межгосударственная работа в самом Совете Европы продолжается.

Проекты Совета Европы продолжают действовать на территории РФ, мы считаем это полезным, без сомнения. Это касается правовых вопросов, строительства правового государства, есть отдельная программа по Чеченской республике, она продолжает действовать, обновляется.

Вот эта межгосударственная работа, которая создает единое правовое пространство и поддерживает его в рамках тех документов, которые в Совете Европы принимаются, все это работает. Мы считаем наше участие там очень полезным.

- Турция с этого года стала основным плательщиком Совета Европы и стала достаточно активно предлагать Страсбургу свою повестку дня. Не опасается ли российская сторона остаться не у дел, когда соберется вернуться в ПАСЕ?

— Мы Турции не боимся.

США. Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 4 февраля 2016 > № 1637892 Андрей Келин

«Чтобы стать президентом США, без миллиарда не обойтись»

Андрей Резчиков

«Обама – один из самых коррумпированных президентов в истории Соединенных Штатов. Мы имеем дело с возрастающей коррупцией в администрации США», – заявил газете ВЗГЛЯД бывший замминистра иностранных дел России Сергей Орджоникидзе, который много лет проработал в структурах ООН и не понаслышке знает, насколько глубоко коррупция проникла в систему американской власти.

На прошлой неделе представители американской администрации выступили с крайне жесткими заявлениями в адрес президента России Владимира Путина. В пятницу глава МИДа Сергей Лавров в разговоре с госсекретарем США Джоном Керри выразил возмущение «надуманными и беспардонными» обвинениями в адрес руководства России.

Ранее зарубежные СМИ сообщили о вышедшей в эфир телеканала Би-би-си передаче «Панорама», в которой представитель министерства финансов США Адам Шубин, занимающийся вопросами санкций его страны против России, называет президента России «олицетворением коррупции». На высказывание замглавы минфина США отреагировали российские политики. Глава администрации президента Сергей Иванов назвал ахинеей и галиматьей обвинения в адрес Путина в коррупции.

Тем временем, как выясняется, коррупция пронизывает все властные структуры американской системы. О том, как эти схемы функционируют, газете ВЗГЛЯД рассказал председатель Российского общественного совета по международному сотрудничеству, экс-замминистра иностранных дел, заместитель генсека ООН Сергей Орджоникидзе.

ВЗГЛЯД: Сергей Александрович, почему США решили именно сейчас выступить со столь жесткими заявлениями в адрес Путина?

Сергей Орджоникидзе: Это неслучайное заявление. Это политика, которая нацелена на дискредитацию самого популярного в мире президента. Президент России проводит полностью самостоятельную внешнюю политику, которая очевидно не устраивает США и их союзников.

ВЗГЛЯД: Что можно сказать по сути прозвучавших заявлений со стороны США?

С. О.: Там нет никаких доводов, никаких фактов не приводится, кроме смены декораций и краски. С точки зрения межгосударственных отношений я бы сказал, что это недостойно. Это за пределами морали. Я работал дипломатом 40 лет и не помню, чтобы происходило нечто подобное. Между Россией и США были ужасные отношения, не только на грани холодной войны, а на грани настоящей. Но персональные выпады такого рода не припомню ни в адрес Хрущева, ни в адрес Брежнева. Люди более деликатно выражались.

Прозвучавшие заявления – новый вид холодной войны. У них не получается ни «цветной», ни «бархатной» революции. Вот в этом бессилии решили чернить телевизионной краской. У них других выходов и идей нет, скудоумие своего рода. Это беспардонность и бессовестность. В приличном обществе не принято вести себя подобным образом, тем более на государственном уровне.

ВЗГЛЯД: Насколько США сами страдают от коррупции?

С. О.: Я долго работал в США и могу судить о том, как там все происходит. Я хорошо знаком с деятельностью Госдепартамента США и Пентагона. Приходилось сталкиваться с ними по прежней работе.

США – это страна, в которой столько проблем коррупционного характера, что просто зашкаливает. Еще в 2014 году в Госдепартаменте куда-то делись бюджетные шесть миллиардов долларов. Пропали. То есть аудиторы не смогли удостовериться, что деньги задокументированы.

ВЗГЛЯД: Во время войны США в Ираке тоже сообщалось о множестве фактов утери средств.

С. О.: Госдеп вообще не мог отчитаться о двух миллиардах долларов. Не было никаких документов. А бюджет Пентагона, по существу, весь куда-то ушел в иракский песок. Тогдашний министр обороны США Дональд Рамсфелд публично говорил, что не понимал, куда и на что шли расходы Пентагона. Это миллиарды долларов! Я уже не говорю, что творили американские военные, когда в отношении Ирака Совбезом ООН было объявлено торговое эмбарго. Все побережье Ирака, по сути, было блокировано американскими ВМС. По имевшейся у нас тогда информации, танкеры проходили через эту цепь военных кораблей. Танкер спокойно заправлялся 100–200 тысячами тонн нефти и уходил обратно в нарушение эмбарго. Причем танкеры эти принадлежали самым крупным западным нефтяным компаниям.

Мы сначала не могли понять, как такое возможно. Потом выяснилось, что с танкеров поднимались небольшие вертолеты, которые приземлялись на палубы американских военных кораблей и бросали на борт полную корзину денег. Вот вам коррупция в военно-морских силах США. Я уже не говорю о том, как капитаны боевых кораблей завышали сметы, сколько генералов было наказано за взятки.

ВЗГЛЯД: В Афганистане тоже могло быть немало похожих нарушений?

С. О.: Там такое творилось! Там Пентагон построил бензоколонку за 43 млн долларов. Представляете, сколько всего денег они увели таким образом? 2,5 млрд долларов было потрачено на создание партии самолетов, а потом в Пентагоне говорят, что они нам не нужны и мы их не будем использовать. Таких примеров очень много.

ВЗГЛЯД: Деятельность лоббистов может быть коррумпированной?

С. О.: Распространенный в США лоббизм – это узаконенная коррупция. За огромные суммы денег, которые можно дать сенатору или конгрессмену, он поможет в строительстве чего-либо и других экономических проектах, в которых кто-то заинтересован. Надо давать большую взятку, которую лоббист передает как бы в фонд партии. Это известный способ прикрыть жульничество. У меня был в друзьях богатый бизнесмен, который решил стать конгрессменом. В то время – восьмидесятые – зарплата конгрессмена составляла 43–46 тысяч долларов в год. На мой вопрос, зачем ему это нужно, он сказал: «Я буду в сотни раз больше получать за лоббирование чьих-то интересов».

ВЗГЛЯД: То есть основной способ заработка – это лоббирование?

С. О.: Не только. Если кто-либо хочет встретиться в США с крупным партийным деятелем, то должен заплатить деньги. Даже если вы состоите на государственной службе, все равно должны дать деньги. Бывший президент Баварии открыто говорил, что за встречу с президентом США Джорджем Бушем-младшим в 2002 году ему пришлось заплатить больше миллиона долларов. В США такое творится! Там просто оборот экономики большой, очень много шальных денег. Когда я жил в США, то мой дом находился в 20 км от работы. Добирался на работу по одной и той же дороге, которую ремонтировали каждый год, то есть закапывали бюджетные средства, которые выделялись на ремонт.

ВЗГЛЯД: Сейчас в США набирает обороты избирательная кампания. Насколько прозрачно финансирование кандидатов?

С. О.: Чтобы стать президентом США, нужно потратить совершенно неимоверные деньги, сотни миллионов долларов, без миллиарда не обойтись. Не припомню ни одного президента – не миллионера. Деньги и власть – совершенно нормальная ситуация для США. Они исходят из своего представления, для чего нужна власть. Им власть нужна для денег. Они думают, что так, наверное, весь мир живет – по их стандартам. Им власть нужна только для того, чтобы делать деньги.

ВЗГЛЯД: Согласно сентябрьскому опросу Института Гэллапа, 75% опрошенных считают коррупцию широко распространенной в правительстве США. На заре первого президентского срока Барака Обамы такое мнение разделяли 66% опрошенных. О чем говорят эти цифры?

С. О.: Получается, что Обама – один из самых коррумпированных президентов в истории США. Мы имеем дело с возрастающей коррупцией в администрации США. Можно вспомнить дело одноклассницы жены Обамы – Мишель. И другие подруги госпожи Обамы выигрывали федеральные тендеры. У них такая своеобразная игра в одноклассниц. Я думаю, это одна из самых коррумпированных и бессовестных администраций. Это просто позор для Соединенных Штатов.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > vz.ru, 1 февраля 2016 > № 1632600 Сергей Орджоникидзе

Идея многоразовой космической техники переживает ренессанс

Текст: Юрий Караш

Ровно 30 лет назад, 28 января 1986 года, погиб американский космический «челнок» «Челленджер». Эта катастрофа стала началом заката шаттлов, а гибель «Колумбии» в 2003 году поставила точку в их дальнейшем использовании. Однако развитие технологий дает «многоразовикам» второй шанс. В том числе в России.

Две аварии, пусть даже с гибелью экипажей, не могут подписать приговор целому направлению в технике, особенно если эта техника оправдывает себя с точки зрения надежности и эффективности. Вспомним, что и в истории советской космонавтики было два случая гибели кораблей с экипажами: «Союз-1» в 1967 году и «Союз-11» в 1971 году. Однако «Союзы» эксплуатируются и по сей день.

К моменту катастрофы «Колумбии» у «челноков» было более чем достаточно возможностей показать, насколько они соответствуют критериям экономичности и безопасности – ведь они уже почти 22 года курсировали между Землей и космосом. Чтобы понять, почему шаттлы были списаны после 30 лет эксплуатации, нужно взглянуть на исторические корни программы «Спэйс Шаттл».

Стремление исследовать и осваивать космос с помощью многоразовой техники стало проявляться в США еще в конце 1950-х годов, когда ВВС решили создать космоплан под характерным названием «Дайнасор» (Dyna-Soar). Переводится вроде как «динамо-парение», а воспринимается как «динозавр». Скрытый смысл ясен – разрушительная мощь.

Идея космического «динозавра» выросла из проекта суборбитального ракетного бомбардировщика «Зильберфогель», разработанного в Германии во время Второй мировой войны. Орбитальный пятитонный крылатый «Дайнасор», управляемый одним астронавтом, должен был выполнять роль разведчика и бомбардировщика. На орбиту выводился ракетой-носителем (РН), а возвращался как планер. Однако в начале 1960-х годов проект был закрыт. С одной стороны, не было достаточно мощного РН для этого космоплана, с другой – ВВС так и не смогли четко определить задачи, которые предстояло бы решать «динозавру».

Естественно, в СССР дали свой ответ – в виде проекта «Спираль». Работы по нему начались в середине 1960-х годов. «Спираль» должна была состоять из ракетоплана, который разгонялся до гиперзвуковой скорости с помощью специального самолета-разгонщика. После этого ракетоплану предстояло отделиться от носителя и выйти на орбиту с помощью уже ракетной ступени. Увы, система «Спираль» так и не была реализована в том виде, в котором была задумана. Рассматривался также вариант с романтичным названием ЭПОС (экспериментальный пилотируемый орбитальный самолет). Но военные не проявили заинтересованности в развитии этого направления космонавтики, предпочтя сосредоточить все силы на программе «Энергия-Буран».

И пришел «Спэйс Шаттл»

Программа создания челноков была инициирована Ричардом Никсоном в 1972 году, а свой первый полет шаттл совершил в 1981-м. Из всех прочих космических программ Америки эта была, пожалуй, наименее мотивирована внешнеполитическими соображениями. Основной задачей других было либо продемонстрировать всему миру американскую мощь (то, что так явно присутствовало в программах «Аполлон» и «Фридом»), либо способствовать политическому сближению бывших противников по холодной войне (программа МКС). А шаттлы создавались с вполне утилитарными целями – обеспечить относительно недорогой и надежный доступ в космос всем желающим.

Разумеется, не стоит рисовать «портрет» шаттла в виде «голубя мира». «Челнок» был призван решать и военные задачи. Не исключалось его использование и в качестве космического бомбардировщика. Шаттл должен был снизиться над территорией противника, сбросить на нее ядерную бомбу и, используя запас скорости, безнаказанно уйти.

Рассматривался и вариант, отдаленно напоминающий сюжет одной из лент бондианы под названием «Ты живешь только дважды». Там космический корабль подходил к другому, раскрывал свою «пасть», «заглатывал» его и вместе с ним возвращался на Землю. Вот так же и «шаттл» мог бы подойти к неприятельскому космическому аппарату, положить его к себе в «кузов» и доставить в США. Но ни бомбардировочный, ни «охотничий» варианты, к счастью, не были реализованы.

Реализм против оптимизма

Считалось, что шаттлы будут летать по крайней мере раз в неделю (назывались цифры от 25 до 60 полетов в год). Так удалось бы снизить себестоимость миссий. Обеспечить загрузку «челноков» должно было и то обстоятельство, что США фактически отказались от использования и развития флота своих носителей одноразового использования типа «Атлас» и «Дельта».

Однако скоро стало ясно, что прогноз спроса на космические транспортные услуги был чересчур оптимистичным. Кроме того, сложность шаттлов потребовала больше времени для их межполетного обслуживания, чем планировалось. В итоге цифра прогнозируемых стартов в год была вначале понижена до 24, а после – до 12. В реальности пик полетов «челноков» пришелся на 1985 год, когда они девять раз «проткнули» небо над мысом Канаверал.

1986 год стал черным в истории программы «Спэйс Шаттл». Во время выхода на орбиту погиб «Челленджер», погубив семь человек экипажа. Авария произошла из-за прогара правого твердотопливного ускорителя SRB (один из белых «карандашей», прикрепленных по бокам к оранжевому «кабачку» кислородно-водородного бака шаттла). Когда говорят, что «Челленджер» взорвался, это неправильно. Реактивная струя, ударившая из прогоревшего бока SRB, толкнула челнок в сторону, из-за чего он подвергся нерасчетным динамическим и аэродинамическим нагрузкам, которые разрушили его вместе с кислородно-водородным баком. То, что создало иллюзию взрыва, на самом деле было всего лишь облаком водяного пара, которое образовалось из-за соединения в атмосфере кислорода и водорода.

Катастрофа имела двоякие последствия для космической программы США. С одной стороны, шаттлы более чем на два с половиной года прекратили полеты (столько времени потребовалось, чтобы установить причины аварии и предпринять соответствующие действия, чтобы исключить ее повторения). С другой, Америка поняла, что нельзя класть «все яйца в одну корзину», в роли которой выступал грузовой отсек шаттла. НАСА стало реализовывать программу EELV, или «Эволюционировавших носителей одноразового использования». Данные носители, как следовало из их названия, представляли из себя машины, «выросшие» из классических «одноразовиков» типа «Дельта» и «Атлас». Они получили название «Дельта IV» и «Атлас V».

Решению возродить одноразовые носители способствовало и то, что шаттлы оказались не таким уж дешевым транспортным средством. Из-за того, что летали они редко, стоимость каждой из их миссий доходила порой до 450 миллионов долларов. Чтобы было понятнее: если доставить килограмм груза на орбиту с помощью одноразового носителя по ценам начала 2000-х годов стоило около 22 000 долларов, то с помощью «челнока» – почти 35 000.

Обманчивая рутина

В сентябре 1988 года шаттлы вернулись в строй. Теперь их осталось трое – «Колумбия», «Дискавери» и «Атлантис». Был у них, впрочем, еще один брат по имени «Энтерпрайз». Но он в космос никогда не летал, а использовался лишь для воздушных испытаний – поднимался в небо на спине специально оборудованного «Боинга-747», отцеплялся от него и, подобно планеру, спускался на Землю.

В 1992 году в семействе «челноков» прибыло – на свет появился их очередной близнец, которого назвали «Эндевор». Прибавление было как нельзя кстати – наступала эпоха МКС, и основная работа по ее сборке должна была оказаться в руках шаттлов.

Предварительно шаттлы «потренировались» на российском «Мире», в течение трех лет – с 1995 по 1998 включительно – доставляя туда американских астронавтов, а также грузы и оборудование (и даже целый стыковочный модуль). А в 1998 году «Эндевор» привез на орбиту первый американский модуль для МКС под названием «Юнити», который был пристыкован к уже летавшему первому элементу комплекса – российскому модулю «Заря».

Дальше пошла жизнь, как в обычном земном транспортном агентстве – с той лишь разницей, что грузы приходилось доставлять за пределы атмосферы. Сообщение об очередном старте шаттла скорее усыпляло, чем возбуждало интерес – настолько рутинной стала казаться работа «челноков». Выход из этой полудремы был похож на резкое пробуждение из-за привидевшегося ночного кошмара. В феврале 2003 года при возвращении на Землю развалилась «Колумбия» – старейший из летавших в космос шаттлов. Как и при катастрофе «Челленджера», погибли семь человек.

Случившееся стало шоком. Конструкторы настолько были уверены в надежности «челноков» (уверенность эту почти не поколебала даже авария «Челленджера»), что не снабдили их системой аварийного спасения. К слову, для «Бурана» были сконструированы специальные катапультные кресла, которые, будь они установлены на «Челленджере», возможно, спасли бы астронавтов на атмосферном этапе выхода на орбиту.

Пенопласт или «кризис среднего возраста»?

Расследование показало: в момент старта от кислородно-водородного бака отвалился кусок термоизоляции – обычного, в общем-то, пенопласта, который ударил по передней кромке крыла шаттла и пробил дыру в ее термозащите, сделанной из жаростойкой плитки. В процессе выхода на орбиту и в космосе эта дыра никак себя не проявила, но при возвращении на Землю в нее проник воздух, раскалившийся от трения до температуры порядка 1600 градусов Цельсия. Эта перегретая струя газа и пережгла конструкции крыла.

Катастрофы бы не произошло, если бы шаттл был сделан из жаропрочного титана, как первоначально и планировалось. Но это заметно удорожило бы его конструкцию, а ведь шаттл должен был быть относительно недорогим. Поэтому его изготовили из дешевого алюминия, который сохраняет жесткость лишь до температуры 175 градусов, а чтобы «челнок» не расплавился после первого же контакта с плотными слоями атмосферы, его обложили той самой плиткой.

Несмотря на видимую простоту причины аварии и не меньшую простоту ее устранения (все, что нужно – получше укрепить на баке его термоизоляцию), многие специалисты пришли к выводу, что проблемы с безопасностью «челноков» носят более глубокий характер. Их суммарные сомнения по поводу надежности шаттлов выразил один из заместителей генерального конструктора РКК «Энергия»: «Что это за космический корабль, который можно сбить куском пенопласта?!»

Вспомнили, что каждый «челнок» был действительно рассчитан минимум на 100 полетов, но лишь в течение 10 лет. На момент катастрофы «Колумбии», выполнявшей свой 28-й полет, уже исполнилось почти 22 года. Следующим за ней шел «Дискавери» (19 лет, 30 полетов), затем «Атлантис» (18 лет, 26 полетов) и «Эндевор» (11 лет, 19 полетов). Не могла ли усталость материалов, да и всей конструкции в целом стать фактором, который способствовал катастрофе «Колумбии»?

Вспомнили и о не самой удачной компоновке шаттла (который официально называется «космической транспортной системой»). Все основные элементы этой системы – сам шаттл, кислородно-водородный бак и два твердотопливных ускорителя – стоят, тесно «обнявшись», на одном уровне. Это значит, что разрушение одного элемента неизбежно затронет другой, и дальше начнется цепная реакция (что и случилось с «Челленджером»).

У «Союза» же, «Аполлона», да и прочих одноразовых носителей космические корабли сидят на верхушке. Таким образом, разрушение ступеней совсем не обязательно приведет к разрушению корабля, что и было продемонстрировано в ходе двух аварийных стартов «Союзов» в 1975 и 1983 годах. В обоих случаях экипажи выжили и даже не получили никакого ранения.

Неродившиеся «братья» шаттлов

Не стоит думать, будто конструкторская мысль остановилась на создании «челноков». Все сколько-нибудь значительные проекты в области космического транспорта, рассматривавшиеся в 1980–1990-е годы, предусматривали создание техники многоразового использования. Проектировать классические одноразовые машины считалось просто «неприличным».

Во второй половине 1980-х годов НАСА разрабатывало проект HL-20, или «Персональная пусковая система». Суть конструкции коренится в ее английской аббревиатуре HL (Horizontal Lander), что означает «горизонтально приземляющийся» – как обычный самолет или шаттл. Несмотря на то, что HL-20 был рассчитан на 8–10 человек (то есть почти на столько же, на сколько кабина экипажа шаттла), по размерам он значительно уступал «челноку». Дело в том, что шаттл – это «грузовик» с огромным кузовом, в то время как HL-20 – не более чем «микроавтобус».

HL-20 рассматривался как добавление к «челноку». Действительно, зачем гонять МАЗ там, где можно обойтись «Газелью». Предполагалось, что HL-20 будет, подобно маршрутному такси, возить астронавтов на околоземную станцию туда и обратно, осуществлять разведывательные миссии и даже спасать экипажи кораблей, попавших в беду на орбите. Но проект так и не был реализован. НАСА посчитало, что дешевле возить пассажиров на «грузовике», чем тратиться на постройку «микроавтобуса».

В списке несостоявшися проектов-«многоразовиков» за последние 20 лет есть еще как минимум шесть машин. С начала 1990-х годов в США компания Kistler Aerospace, ставшая потом Rocketplane Kistler, разрабатывала двухступенчатый носитель К-1 полностью многоразового использования. На нем предполагалось использовать российские двигатели НК-33 и НК-43. Увы, в 2010 году компания обанкротилась.

Кроме того, закрыты были проекты одноступенчатого Х-33/VentureStar компании «Локхид Мартин», американо-европейского крылатого корабля Х-38, который должен был стать «спасательной шлюпкой» для МКС, а также два проекта многоразовых кораблей американской компании Orbital Sciences, включая пилотируемый «Прометей» и беспилотный Х-34 (впрочем, последний, может быть, еще возродится). Невеселый перечень пополнил и корабль Европейского космического агентства «Гермес».

«Король умер. Да здравствует свита!»

Совершив в обшей сложности 135 полетов в течение 30 лет и доставив на орбиту 355 человек, шаттлы ушли в отставку. Причины, как уже упоминалось – недостаточная экономичность, недостаточная безопасность и утрата военной миссии, первоначально возлагавшейся на него – быть неуязвимым стратегическим бомбардировщиком. Итак, «короля» не стало, но его «многоразовое» дело продолжила «свита», состоящая из космической транспортной техники, правда, заметно меньшего масштаба. В число американских аэрокосмических компаний, разрабатывающих в настоящее время на коммерческой основе новые пилотируемые корабли для НАСА, входит корпорация «Сьерра Невада». Она предложила свой вариант – уменьшенный вариант шаттла под названием «Дрим Чейсер» (Dream Chaser), у которого, кстати, прослеживается конструктивное родство с советским БОРом. И это не случайно.

БОР расшифровывается как «беспилотный орбитальный ракетоплан». Эти небольшие космические аппараты, созданные в СССР, были построены по схеме «несущего фюзеляжа» (то есть фюзеляжа, который благодаря своей форме также создает подъемную силу). Они более 20 раз запускались с испытательными целями с конца 1960-х по конец 1980-х годов. Задача БОРов состояла в том, чтобы отработать технологии, необходимые для производства сначала «орбитального самолета» ОС, а после – корабля многоразового использования, который в конце 1980-х годов явился всему миру под названием «Буран». Был построен и пилотируемый вариант БОРа – «орбитального самолета» под названием МиГ-105, который, правда, проходил лишь атмосферные испытания.

Часть БОРов при возвращении не приземлялись, а приводнялись, некоторые из них – в Индийском океане. Вот тут-то, по сведениям американского интернет-ресурса Arstechnica.com, австралийский самолет-разведчик в 1982 году и «подсмотрел» за тем, как экипаж советского судна извлекает из воды летательный аппарат необычной формы, отдаленно напоминавшей лапоть. Это был БОР-4.

НАСА, по утверждению Space.com, «вдохновилось» фотографиями «лаптя». «Мы потратили уйму времени, пытаясь выяснить, что это такое, – вспоминал сотрудник НАСА Дел Фримэн, участвовавший в анализе полученных снимков с изображением БОР-4. – После этого мы применили метод «обратного проектирования» (это когда суть конструкции устанавливается по ее внешнему виду и/или функциональным свойствам – прим. ВЗГЛЯД). Наконец мы узнали достаточно об этой штуке, чтобы построить ее модель. После того, как мы продули ее в аэродинамической трубе, нам стало ясно, что в руках у нас стоящая вещь».

Так концепция этого советского КА была положена в основу HL-20, а из того, в свою очередь, «вырос» «Дрим Чейсер». Но БОР-4 стал «прародителем» еще как минимум одного американского пилотируемого космического корабля, проект которого был, увы, закрыт. Это – «Прометей», разрабатывавшийся компанией «Орбитал Сайенсез» (Orbital Sciences).

«Сьерра Невада» поначалу не попала в категорию финалистов, получивших заключительный контракт НАСА на производство и ввод в эксплуатацию пилотируемой техники, разработанной частными компаниями (победителями стали «Боинг» и SpaceX). Но корпорация приняла решение продолжить отрабатывать «Дрим Чейсер» за собственный счет.

Наибольших успехов на почве «послешаттловой» многоразовости добилась компания «Боинг». Ее беспилотные «челноки» типа Х-37 уже совершили три полета, один из которых продолжался 15 месяцев, а другой – почти два года. В настоящее время идет четвертый полет Х-37, который должен продлиться как минимум 200 суток.

Разделить коня и трепетную лань

Все предыдущие попытки создать пилотируемую технику многоразового использования сводились к тому, что «коня» (носитель) и «лань» (крылатый корабль с астронавтами) пытались впрячь в одну «повозку», именуемую космической транспортной системой. В итоге получалось дорого, сложно и рискованно для экипажа. Это стало одной из главных причин того, почему НАСА поначалу предпочло дистанцироваться от «Дрим Чейсера», отдав предпочтение «старым добрым» одноразовым носителям и кораблям, которым предстоит в конце этого десятилетия выносить американских астронавтов на орбиту.

SpaceX решила разделить «коня» и «лань». Компания разработала и уже успешно испытала вариант находящегося в эксплуатации «классического» одноразового носителя «Фалькон-9» с многоразовой первой ступенью. Как известно, «Фалькон-9» будет выводить на орбиту и пилотируемые «Драконы». Это – корабли, построенные по классической одноразовой схеме – спускаемый аппарат плюс парашют. Таким образом, с помощью многоразового носителя будет достигнуто снижение стоимости запусков при сохранении конструкции корабля, доказывающей свою надежность (в основном благодаря российским «Союзам») уже более полувека. Разумеется, даже с возвращаемой первой ступенью «Фалькон» будет лишь частично многоразовым, ибо уделом второй ступени будет упасть где-нибудь в океане.

Создает носитель частично многоразового использования и американская компания Blue Origin. Ее носитель «Нью Шепард» (New Shepard) в ноябре 2015 года, после вывода беспилотного корабля на суборбитальную траекторию, смог совершить управляемую посадку рядом с местом старта. По пути SpaceX пошли и европейцы. Проектируемый носитель «Ариан-6» тоже будет частично многоразовым, правда, в меньшей степени, чем «Фалькон-9». У него будет возвращаемой не вся первая ступень, а лишь ее самая дорогостоящая часть – двигательная установка.

У Роскомоса тоже были планы создать новую ракету-носитель, включающую крылатую первую ступень, которая после отделения от одноразовой второй ступени совершит посадку в районе старта. «Космический ракетный комплекс с ракетой-носителем легкого класса с многоразовой возвращаемой первой ступенью, обеспечивающей выведение на низкие орбиты полезной нагрузки массой до 1 тонны, создается с учетом эскизного проекта, разработанного в рамках ОКР «МРКС-1» до 2016 года», – сообщила газета «Известия» со ссылкой на текст проекта Федеральной космической программы (ФКП) на 2016–2025 годы. Система эта в том виде, в котором проектировалась, создана, по-видимому, не будет, но опыт и технологии, полученные в ходе ее разработки, будут реализованы в новой РН легкого класса.

Первый полет и возвращение ступени планировались на срок действия уже следующей космической программы, то есть после 2025 года, при этом на создание многоразовой первой ступени в рамках проекта ФКП 2016–2025 предполагалось потратить 12,5 миллиарда рублей. Возможно, столь немалая сумма стала одной из причин, по которой проектно-конструкторские работы по данной ступени были уже в 2016 году вынесены за пределы данной ФКП на (ориентировочно) 2030 год.

Назад, к шаттлу?

В январе этого года НАСА неожиданно подобрело к компании «Сьерра Невада», выдав ей контракт на завершение работ по мини-шаттлу «Дрим Чейсер», включая его ввод в эксплуатацию. Таким образом, эта компания присоединилась к двум другим – Orbital ATK с кораблем «Сигнус» и SpaceX с «Драконом», которые в рамках нового контракта НАСА будут обеспечивать МКС всем необходимым с 2019 по 2024 годы. Это означает, что космическое агентство США считает – у пилотируемых «челноков» есть будущее, причем ближайшее.

Помимо своей потенциальной экономичности, «Дрим Чейсер» обладает еще рядом свойств, которые делают его привлекательным в глазах НАСА. Например, возвращаясь из космоса в «самолетном» режиме, он будет подвергаться куда меньшим перегрузкам, чем обычная одноразовая капсула. Эта особенность корабля особенно радует ученых, ибо материалы и вещества, полученные в невесомости, в том числе протеиновые кристаллы, не будут «расплющены» этими перегрузками и попадут в руки исследователей на Земле в неизмененном виде. Кроме того, «Дрим Чейсер» может приземлиться на любом аэродроме, способном принять самолет типа «Боинг-737».

Веру НАСА в «многоразовики» разделяет и британская компания Reaction Engines Limited, которая создает орбитальный воздушно-космический самолет «Скайлон» (Skylon). В ту же когорту можно, конечно, занести и построенный компанией Virgin Galactic «челнок» SpaceShipTwo, который через год-два должен начать полеты в космическое пространство с туристами на борту. Он будет преодолевать отметку 100 километров над поверхностью Земли, по которой официально проходит граница, отделяющая нашу планету от космоса. Но данная машина по своему «суборбитальному» характеру скорее относится к категории сверхвысотных самолетов-ракетопланов типа Х-15, испытывавшихся в США в 1960-е годы, чем космических кораблей.

Таким образом, в современном ракето- и космическом кораблестроении проявились две тенденции. Первая – создавать транспортные системы, в которых пониженная стоимость эксплуатации частично многоразовых носителей сочеталась бы с технической простотой, невысокой стоимостью и надежностью одноразовых пилотируемых машин. А вторая – попробовать вернуться к «челнокам», разработанным и построенным с помощью новых, недоступных конструкторам «Спэйс Шаттл» технологий, которые позволят сделать новые многоразовые пилотируемые машины более экономичными и безопасными.

США. Россия > СМИ, ИТ > vz.ru, 28 января 2016 > № 1629604 Юрий Караш

Трамп одержал победу над руководством собственной партии

Юрий Караш, Вашингтон

Руководство республиканцев пересмотрело свои взгляды на Дональда Трампа. Еще недавно там были готовы поступиться принципами демократии и вывести миллионера из гонки путем интриг – настолько его фигура казалось для них неприемлемой. Однако Трамп вновь победил. Как ему это удалось – и чего следует ожидать дальше?

С самого начала вступления Дональда Трампа в президентскую гонку Республиканская партия, которая еще скромно называет себя «великой» и «старой», смотрела на него как на своего enfant terrible, с которым хочешь не хочешь, а надо считаться. Хлесткие выпады бизнесмена в адрес политических конкурентов, не вполне джентльменские высказывания в адрес женщин, предложения серьезно ограничить латиноамериканскую иммиграцию в США, а мусульманам вообще запретить въезд в Америку до «особого распоряжения» сильно царапали глазурь политкорректности на имидже Республиканской партии.

Не добавлял любви руководства «великой старой партии» к миллиардеру и тот факт, что главный кандидат от демократов Хиллари Клинтон на фоне «хулигана» Трампа выглядела весьма профессионально, сдержанно и политкорректно. Республиканцы всерьез опасались того, что если Трамп будет представлять их на президентских выборах 2016 года, то это почти наверняка гарантирует победу Клинтон.

Эти опасения были у руководителей Республиканской партии настолько велики, что они всерьез рассматривали вариант так называемого брокерского соглашения. Это когда в ходе праймериз никто из потенциальных кандидатов на Белый дом не получает большинства голосов, или же по какой-либо причине партия не считает самого популярного кандидата достойным бороться за президентское кресло и в результате внутренних интриг «забаллотирует» его. В этом случае кандидат на Белый дом может быть назначен руководством партии в результате негласных переговоров и соглашений с другими претендентами, менее популярными, но способными отдать голоса в «копилку» нужного кандидата. Разумеется, речь в такой ситуации уже пойдет не о демократии, честности и открытости, а о подковерных играх политической элиты.

Когда Трамп узнал о подобных планах, он пригрозил покинуть «великую старую партию». С ним солидаризировался другой кандидат – нейрохирург Бен Карсон, который, как сообщил телеканал CNN, заявил, что покинет партию следом за Трампом. Угрозы возымели действие, и разговоры о «брокерском соглашении» в Республиканской партии больше не велись, хотя, как отметил американский интернет-ресурс Breitbart.com, «многие умеренные республиканцы, а также ассоциированные с Конгрессом структуры Республиканской партии предпочли бы видеть в Белом доме Хиллари Клинтон, с которой они могут договориться и даже крутить ею по своему усмотрению, а не Трампа, который поклялся «осушить их болото».

Кто против Трампа, тот против Республиканской партии – «великая старая партия» дала понять, что теперь она придерживается именно такой позиции. Это стало ясно после того, как она «высекла» близкий к ней по политическим взглядам печатный орган National Review. Это консервативное издание опубликовало ярко выраженный «антитрамповский» памфлет, в котором, в частности, были такие строки: «Трамп – это с философской точки зрения «болтающийся на волнах» политический оппортунист, который выбросил на свалку широкий консервативный идеологический консенсус, существующий внутри Республиканской партии, в пользу бесшабашного популизма, перемешанного с риторикой «крепкого парня». Дональд Трамп – это угроза американскому консерватизму, который растопчет труды предшествующих поколений в пользу популизма такого же бездумного и грубого, как сам Трамп».

Миллиардер прокомментировал мнение National Review в своем духе, назвав это издание «умирающей газетой». Но куда более неожиданной и любопытной оказалась реакция Республиканского национального комитета, который отменил свое решение провести в редакции National Review президентские дебаты, намеченные на следующий месяц. Причем представитель комитета прямо сказал, что причина отмены заключается в «антитрамповской» статье журнала. Washington Post прокомментировала этот шаг как «капитуляцию республиканской элиты перед Трампом».

«Три кита» Трампа

Есть три главных причины, по которым «великая старая партия» стала благоволить к Трампу. Самая главная из них – это его увеличивающийся отрыв от ближайших преследователей: сенаторов Теда Круза и Марко Рубио. Первого Трамп по популярности, согласно результатам опросов, опубликованных интернет-ресурсом Presidential-candidates.insidegov.com, опережает почти в два раза, а второго – более чем в три.

Как подчеркнула Washington Post в своей статье, опубликованной 26 января, избиратели-республиканцы «рассматривают Трампа как самого сильного кандидата, способного решить серьезные проблемы, и, без сомнения, как самого достойного кандидата среди прочих претендентов на Белый дом». Почти 9 из 10 опрошенных считают, что Америка идет не тем курсом, 8 из 10 не удовлетворены работой федерального правительства, а 4 из 10 просто «обозлены» на правящую администрацию. Не удивительно, что их так привлекает имидж сильного делового лидера, каким себя позиционирует Трамп. В целом две трети избирателей-республиканцев, которые приняли участие в опросе, готовы принять Трампа как будущего президента США.

Изменилась и избирательная база Трампа. Если раньше его поддерживали в основном те, у кого не было высшего образования, то теперь – и те и другие. Бизнесмен лидирует по опросам и среди почти всех демографических групп США. Особенно активную поддержку оказывают ему белые христиане-евангелисты. Интересно, что наибольшими симпатиями Трамп пользуется среди тех, чей годовой доход не поднимается выше 50 000 долларов. Это означает, что отнюдь не высоко обеспеченные американцы, а в первую очередь малоимущие и средний класс США связывают с ним улучшение своих жизненных условий.

Важный момент: сторонники Трампа чрезвычайно преданы ему. 57% «протрамповцев» заявили, что гарантированно будут голосовать за него, в то время как лишь 34% сторонников других претендентов на Белый дом сказали, что при любых обстоятельствах станут голосовать за своих кандидатов, а две трети признались, что могут передумать и отдать свои голоса какому-нибудь другому претенденту.

Вторая причина, по которой «великая старая партия» стала склоняться к Трампу, состоит в том, что у тех республиканцев, которые не хотели бы видеть Трампа в Белом доме, просто нет четкой альтернативы ему. Ибо «Джеб Буш, Марко Рубио, Крих Кристи, Джон Касич и прочие эгоистично отказываются объединиться вокруг кого-либо из них», из-за чего внутрипартийная оппозиция Трампу разобщена и слаба.

Третья причина в том, что Республиканская партия перестает опасаться Клинтон, которая начинает все больше напоминать «хромую утку» американской политики. Бывшая госсекретарь теряет симпатии даже в среде традиционных сторонников демократов, которые, судя по всему, не намерены прощать ей ни недоговорок о нападении в 2012 году на американское посольство в ливийском городе Бенгази, в результате которого погиб посол США Кристофер Стивенс, ни использования личной электронной почты для служебной переписки. Причем, что касается последнего, вина Клинтон в глазах американской публики заключается не столько в том, что она это делала, сколько в том, что она пытается скрыть правду о данном инциденте.

Весьма показательна в этом плане позиция традиционно благоволящей к демократам газеты Washington Post. Накануне она опубликовала статью под названием «Оправдания Клинтон, связанные с электронной почтой, не выдерживают критики». Со ссылкой на американскую радиостанцию NPR газета сообщила, что недавно генеральный инспектор разведслужб США обнаружил очередные секретные данные на ее личном сервере, причем такие, которые «превосходят высшую категорию секретности». Бывшей госсекретарю изменила ее традиционная выдержка, и она заявила, что этот инспектор (кстати, назначенный Обамой) «сознательно наносит ущерб ее предвыборной кампании».

Но и без этого «сознательного нанесения ущерба» очевидно, что Клинтон юлит. Вначале она заявляла, что на ее персональном сервере вообще не было никакой секретной информации. Когда выяснилось, что это неправда, она тут же «подкорректировала» свою линию защиты, сказав, что информация эта в момент попадания в ее личный сервер уже не была секретной. Но и это оказалось ложью. Теперь же бывшая госсекретарь утверждает, что на ее сервере, может быть, и были данные, о которых идет речь, но они не были помечены грифом «секретно».

До президентских выборов в США остается немногим более девяти месяцев. По результатам опроса общественного мнения, полученным интернет-ресурсом Realclearpolitics.com на 22 января, за Клинтон готовы проголосовать 44% избирателей, в то время как за Трампа – 41,3%. Однако если существующие тенденции в предвыборной гонке сохранятся и при этом у Трампа неожиданно не найдут «скелетов в шкафу», то бывший владелец конкурса «Мисс Вселенная» и один из крупнейших игроков на рынке американской недвижимости имеет весьма высокие шансы стать следующим президентом США.

США > Внешэкономсвязи, политика > vz.ru, 26 января 2016 > № 1626081 Юрий Караш

Авиация Линдберга и Чкалова уходит в прошлое

Юрий Караш

Реакцией на скандал, вызванный докладом минтранса США о низком уровне подготовки пилотов гражданской авиации, стала дискуссия о том, насколько оправдана тотальная компьютеризация авиалайнеров. Меж тем, несмотря на то, что автоматика дала пилотам возможность «расслабиться», что в режиме ЧС влечет за собой жертвы, альтернативы компьютеризации просто нет.

«Тряхнуло! Поломка? Резкий крен влево. Бернис едва удерживает машину: сперва одной рукой, потом двумя, потом всей тяжестью тела. Проклятье! Самолет со всего маху несется к земле. Он погиб! Еще миг – и его выбросит навсегда из этого опрокинутого вверх тормашками дома, с которым он только начал сживаться... «Ага, вот я и сдрейфил!» Наподдать каблуком по тросу – небось, заклинило. Теперь проверить рулевую тягу. Отказала? Черта с два: все в порядке! Наподдал ногой – и мир существует дальше».

В этих строках из известного произведения Антуана де Сент-Экзюпери «Южный почтовый» как нельзя лучше отражена природа работы летчика – когда пилот должен был буквально «врасти» нервами и телом в самолет, чтобы ощущать воздушную среду и властвовать над ней, как птица. По-другому летать просто не получалось – самолет был прямым продолжением рук и ног летчика, которые превращались в воздушные рули на крыльях и хвостовом оперении.

Во времена автора «Маленького принца» летчиками становились представители особой породы людей, ставившие романтику вызова, который они бросали неизведанности и опасности, выше личного благосостояния и даже собственной жизни. Это определяло схожесть характеров пилотов, а «пережитые испытания», как отметил Экзюпери в своих произведениях «Военный летчик» и «Ночной полет», «навсегда связывали» летчиков, превращая их в «великое братство, избавлявшее от необходимости произносить громкие слова». Но с того дня, когда Сент-Экс, как его называли друзья, не вернулся из полета, прошло более семидесяти лет. И оглянувшись на путь, пройденный авиацией за это время, понимаешь, что вместе с несовершенством самолетов «докомпьютерной» авиации ушли профессиональные и человеческие качества летчиков, призванные это несовершенство компенсировать.

Вот что, согласно газете Washington Post, было сказано в письме генерального инспектора министерства транспорта США, направленном им в январе 2016 года в «Федеральное авиационное управление»: «В то время как в авиакомпаниях давно и безопасно используется автоматика, чтобы повысить эффективность работы пилотов и одновременно облегчить ее, несколько недавних происшествий, включая катастрофу рейса 214 Asiana Airlines, показывают, что летчики, которые обычно пилотируют самолет в автоматическом режиме, могут совершать ошибки, когда сталкиваются с неожиданной ситуацией или переходят в режим ручного пилотирования».

Напомним, что «Боинг-777», летевший этим рейсом, совершил жесткую посадку в аэропорту Сан-Франциско из-за того, что в работе автомата тяги двигателей возникли неполадки и он не выдерживал заданную скорость на посадочной прямой. Ничего не случилось бы, если б летчики вовремя заметили падение скорости и перешли на ручной режим управления тягой, но они, слишком понадеявшись на автоматику, не следили за показаниями указателя скорости. В результате погибли три пассажира лайнера.

«Мы рекомендуем пилотам больше практиковаться в ручном управлении самолетами», – заявил по этому поводу сотрудник «Национального совета по безопасности на транспорте» США Роберт Самволт, проработавший пилотом авиалайнера 32 года. Но это рекомендация надзорного органа. А какой ответ дает на происшествия типа того, что случилось с рейсом Asiana Airlines, авиационная промышленность?

«Да, многие летчики «классической» летной школы выражают сомнение относительно правильности максимальной компьютеризации самолета, – заявил газете ВЗГЛЯД летчик-испытатель «Эйрбаса», бывший астронавт Филипп Перин. – Хорошо, когда вся эта электроника работает, но что будет, если произойдет сбой? Как летчик, не имеющий должных навыков ручного пилотирования, сможет справиться со сложившейся ситуацией?»

«Ну и что из этого следует, – продолжил Перин, – что мы специально будем делать худшие самолеты, чтобы летчики могли поддерживать на них свои летные навыки? Ничего подобного! Мы будем делать еще лучшие «пилотируемые по проводам» самолеты, чтобы свести вероятность отказа практически к нулю».

«Пилотируемые по проводам»

Все крупные современные пассажирские самолеты так или иначе оснащены компьютерами, которые контролируют работу двигателей и ряда важных бортовых систем, но «пилотируемые по проводам» (fly-by-wire) – это особая статья.

Когда многие, не имеющие отношения к авиации люди задумываются о том, как это – управлять самолетом, то невольно сравнивают крылатые машины с теми транспортными средствами, которые окружают нас в повседневной жизни и которые доступны практически каждому. Речь, как не трудно догадаться, идет об автомобилях. Довольно распространенная точка зрения состоит в том, что самолет – это в общем-то автомобиль с крыльями. Отнюдь нет. Сравнивая тот и другой, можно сказать, что если управлять автомобилем – это ходить по земле, то самолетом – ходить по канату. Понятно, что на канатоходца нужно специально учиться, и не всем это искусство дано – нужно обладать хорошим чувством равновесия и самообладанием. Нередко канатоходцы берут в руки шест-балансир, который помогает удерживать вертикальное положение. Но для того, чтоб и с шестом ходить по канату, тоже нужно долго тренироваться.

А теперь представьте себе, что на этом шесте установлен компьютер, который реагирует на мельчайшие отклонения тела канатоходца от вертикального положения, сам решает, в какую сторону и насколько нужно наклонить шест, более того, сам же это делает. Тогда все, что вам нужно, – это просто держать шест в руках. Все остальное сделает за вас компьютер.

Вот что представляет собой лайнер, «пилотируемый по проводам». Летчику, управляющему таким самолетом, не нужно, говоря словами Экзюпери, нести его «в руках, едва удерживая в равновесии, словно слишком полную чашу». За него это делает компьютер, которому летчик просто отдает команды либо с помощью кнопок и кремальер на панели управления, либо с помощью штурвала или джойстика (точнее, сайдстика), создающего иллюзию ручного управления.

Технически это выглядит так: сайдстик или штурвал не соединены напрямую с воздушными рулями лайнера, как это сделано в обычных самолетах. Они всего лишь передают импульсы компьютеру, который уже сам решает, с каким темпом и на какой угол отклонить эти рули, чтобы лайнер случайно не совершил опасный маневр.

Взглянем опять на автомобиль в качестве примера. Представьте, вы (по неопытности или по какой-либо иной причине) решили на большой скорости резко повернуть руль. Обычная машина перевернется, но если действия водителя в ней будут опосредованы компьютером, как в летающих «по проводам» самолетах, то передние колеса, вне зависимости от ваших действий, повернутся лишь с тем темпом и лишь на тот угол, которые помогут избежать опрокидывания.

Зачем создали такие самолеты? По двум причинам. Первая – это безопасность. По статистике, до 50% авиационных происшествий в мире связаны с так называемым человеческим фактором, то есть являются следствием человеческих ошибок (в России этот показатель доходит до 80%). Отсюда вывод: чем больше вы убираете человека из контура управления самолетом, тем безопаснее полет.

Статистика, вбирающая в себя эпизоды, когда летчики не справились с управлением, поскольку излишне полагались на автоматику, достаточно тенденциозна. Она не учитывает, сколько авиационных происшествий и инцидентов было предотвращено именно благодаря автоматике. Впрочем, учет последних не ведется в принципе, а потому случаи, когда экипаж не нашел общего языка с автоматикой, что привело к гибели самолета (типа катастрофы А-330 «Эйр Франс» над Атлантическим океаном в 2009 году), всегда имеют хорошие шансы превратиться в аргумент против «компьютерной» авиации.

Дешево и просто

Ключом ко второй причине полетов «по проводам» является экономика. Максимальная компьютеризация самолета позволяет сократить количество членов летного экипажа. Если экипаж Ил-62 состоял из пяти человек (командир, второй пилот, бортинженер, штурман, радист), то экипаж превышающих его как по тоннажу, так и по пассажировместимости А-330 или «Боинга-777» состоит всего из двух – командир и второй пилот. Функции остальных трех выполняет компьютер.

Правда, если речь идет о длительном рейсе, то в экипажи этих судов может быть введен в качестве третьего члена сменный командир. В России это происходит в том случае, если дневной полет продолжается более 12 часов (в США – если более 9) или если ночной рейс длится более 11 часов (в США – если более 8). Пусть не удивляются и те, кто замечал, что экипажи лайнеров, летающих из Москвы в США, состоят из трех пилотов. Несмотря на то, что рейсы эти по продолжительности недотягивают до «трехчленной» нормы, экипажи самолетов, совершающих перелеты через океан, должны, по требованию американских властей, комплектоваться тремя летчиками.

Но выгода для авиаперевозчика не заканчивается только уменьшением расходов на зарплату экипажа. «Пилотируемые по проводам» лайнеры позволяют руководству авиакомпаний увеличивать нагрузку даже на двучленный экипаж, действуя в соответствии с логикой: «Да что они там в кабине делают? Только за приборами следят да на кнопки нажимают». Поэтому возросла не только продолжительность летных смен, но и количество «разворотных» рейсов. Это когда экипаж прилетает в какой-либо аэропорт и вместо того, чтобы остаться там на отдых (передав самолет другому экипажу, который прибыл туда с предыдущим рейсом) ведет самолет в обратный путь. Выгода очевидна – не нужно тратиться на гостиничные и командировочные для экипажей, да и количество летчиков в компании можно сократить. Правда, к концу некоторых таких «разворотных» рейсов летчики чувствуют себя, по меткому замечанию одного из них, «как боксеры после нокдауна».

Однако авиапроизводители не останавливаются на достигнутом и при полной поддержке со стороны авиакомпаний продолжают работать в направлении еще большего сокращения членов летного экипажа – до одного пилота. С этой целью была спроектирована новая система управления типа ACROSS (Advanced Cockpit for Reduction Of Stress and Workload), что переводится как «Усовершенствованная пилотская кабина для уменьшения стресса и рабочей нагрузки». Создатели ACROSS прямо указали, что главной целью ее разработки является переход к одночленному экипажу пассажирских лайнеров.

Нетрудно предвидеть панические вопросы типа: «а если с одним пилотом что-нибудь случится, кто тогда будет управлять самолетом?». Можно вспомнить, как в середине 1970-х годов метро в СССР переходило с управления поездами бригадой из двух человек (машинист + помощник) на управление одним машинистом. Тогда тоже было немало страхов по поводу возможного выхода из строя единственного человека в кабине, в результате чего неуправляемый поезд помчался бы сквозь тоннель, круша все на своем пути. Однако за 40 лет эксплуатации поездов такого типа ничего подобного произошло. Более того, на некоторых подземных линиях во Франции и ряде других стран поезда эксплуатируются вообще без машинистов.

А что касается авиации, то в «Аэрофлоте» был проведен эксперимент: старшая бортпроводница Татьяна Батурина на тренажере с помощью сделанных по связи подсказок опытного летчика-инструктора успешно посадила самолет в автоматическом режиме. Это показывает, что уровень автоматизации и связанная с ним простота управления современных лайнеров вполне позволят стюарду или стюардессе в критической ситуации посадить самолет при помощи наземных служб.

Алгоритм взаимодействия летчиков с «пилотируемым по проводам» лайнером все больше начинает напоминать действия оператора беспилотника с той лишь разницей, что первые сидят в пилотской кабине, а второй – в бункере. Недаром ВВС США сейчас решают вопрос, приравнивать операторов беспилотников с точки зрения заслуг, льгот и поощрений к обычным летчикам или нет?

Окно возможностей для мошенников

Молодое поколение российских пилотов гражданской авиации полушутя называют «мальчики с джойстиками». Действительно, нынешние юноши и девушки, выросшие среди электронных гаджетов, заметно лучше приспособлены к работе на современных «пилотируемых по проводам» лайнерах, чем представители «классической» летной школы, для которых главным инструментом взаимодействия с крылатыми машинами были штурвал и педали. Компьютеризированная молодежь достаточно быстро осваивает электронные «мозги» пассажирских самолетов и значительно быстрее дозревает до должности командира корабля.

В «Аэрофлоте» бывают случаи, когда капитанами судов типа А-320 пассажировместимостью до 200 человек становились в 25–27 лет, а вторыми пилотами на той же технике – почти сразу после летных училищ. Такое было практически немыслимо на «Илах», «Ту» и «Анах», большинство пилотов дорастали до командиров тяжелых реактивных судов годам к сорока, не раньше. Причина этого крылась в том, что опыт, необходимый для управления крупными лайнерами в качестве второго пилота или командира, летчик мог накопить лишь в течение многих лет работы. А теперь этот опыт заложен в бортовые компьютеры и пилотажно-навигационные системы, и летчику нужно лишь научиться работать с ними. Вчерашний выпускник летного училища вполне осваивает это за несколько месяцев самоподготовки (основной способ обучения в учебно-летном отряде «Аэрофлота») с помощью учебников типа FCOM (Flight Crew Operating Manual) и компьютерных программ, где «на пальцах», с иллюстрациями и пояснениями к ним рассказывается о самолете и как его эксплуатировать. Все полученные знания потом отрабатываются на «тренажере, полностью имитирующем полет» (Full Flight Simulator – FFS). И все – можно в небо.

Интересно, что данная особенность «пилотируемой по проводам» авиации создает немало соблазнов для мошенников выдавать себя за летчиков и искать работу в крупных авиакомпаниях. Зная, что можно «самоподготовиться» на пилота лайнера в учебно-летном отряде (УЛО) и что управление этим лайнером мало чем отличается от «полетов» на компьютерном симуляторе, доступных каждому школьнику, они приходят в авиакомпании с фальшивыми летными дипломами. В «Аэрофлоте» было уже немало попыток подобных лжепилотов попасть в УЛО, чтоб там «поднатаскаться» на летчиков и сесть за сайдстик «Эйрбаса».

Конец «великого братства»

Изменения, происходящие в современной авиации, не могут не отразиться на характерах и взаимоотношениях в летной среде. Пилоты уже давно летают в раскрепленных экипажах, состав которых формируется по лотерейному принципу. Нередки случаи, когда командир и второй пилот видят друг друга первый раз в жизни или, по крайней мере, знакомятся непосредственно перед рейсом.

В основе этой раскрепленности лежат две причины. Первая – экономическая. В закрепленных экипажах, которые практиковались в советские времена, временный выход из строя одного из его членов по болезни приводил к тому, что весь экипаж бездействовал в ожидании, пока тот не поправится. Вторая – безопасность. Считается (хоть эта точка зрения и не бесспорна), что когда командир и второй пилот не знакомы, они в большей степени придерживаются инструкций, чем полагаются на человеческое взаимопонимание, которое может и подвести. Остались в прошлом и предварительные подготовки, когда экипаж в полном составе за день до полета изучал новую трассу вместе с новым аэропортом, куда ему предстояло лететь.

В итоге из авиации ушло то «великое братство», о котором писал Экзюпери и которое можно видеть в культовом фильме «Экипаж». «Конечно, сейчас взаимоотношения внутри летного экипажа уже не те, как раньше, – заявил газете ВЗГЛЯД один из опытнейших летчиков «Аэрофлота» Вячеслав Гаврилов, налетавший около 20 000 часов и командовавший всеми тяжелыми «Илами» – от «восемнадцатого» до «девяносто шестого». – Когда было пять человек в кабине, то можно было немного расслабиться, поговорить, лучше узнать друг друга. Это способствовало возникновению человеческой близости. Теперь же командир и второй пилот, особенно на рейсах средней протяженности, постоянно загружены работой. Для разговоров по душам просто времени не остается». Прилетели, сдали полетные документы и разошлись, как случайные попутчики в троллейбусе.

Две фразы, которые любят произносить инженеры и летчики-инструкторы фирмы «Эйрбас», как нельзя лучше говорят о той роли, которую играет компьютер в управлении самолетом. Первая – «конструкторы взяли компьютер и построили вокруг него лайнер», вторая – «вы должны попросить компьютер сделать то или иное действие», подчеркивая тем самым главенство электронного «мозга» на борту. Разумеется, речь не идет об устной просьбе в бытовом смысле этого слова. Ее пилоты доносят до компьютера с помощью кнопок, кремальер и сайдстиков.

Компьютерная философия, пронизывающая «пилотируемую по проводам» авиацию, оказывает воздействие и на отношения внутри экипажа. Общаясь друг с другом прописанными в инструкции, стандартными фразами, летчики как будто становятся продолжением компьютера. Наверное, с точки зрения эксплуатации это правильно, но подобный стиль взаимодействия способствует выхолаживанию человеческого содержания в общении между командиром и вторым пилотом.

Выцветший гламур

Летчики современной гражданской авиации иногда сравнивают себя с водителями трамваев. Действительно, что-то общее есть. В бортовой компьютер FMGS или FMS перед вылетом загружается маршрут полета, после чего лайнер следует по нему до аэропорта прибытия, как по рельсам. Разумеется, диспетчер может подкорректировать трассу, но в общем-то в пределах «рельсового» пути.

Практически весь полет проходит в автоматическом режиме. Конечно, пилоты могут и вручную управлять самолетом, но «Аэрофлот», например, это не поощряет, предписывая своим летчикам максимально использовать автоматизацию. Одно время у данной авиакомпании даже было требование: каждая четвертая посадка должна обязательно выполняться в «автомате», чтобы пилоты не забывали, как это делать. Но подобное нововведение не было принято летчиками, ибо вручную пилотировать самолет с момента входа в посадочную глиссаду и до приземления было для них фактически единственной возможностью почувствовать себя летчиками, а не просто операторами бортового оборудования. Собственно, единственный участок полета, где нет альтернативы автоматическому управлению, это с начала движения лайнера по перрону, включая разбег, взлет и набор высоты 30 метров. После прохождения 30-метровой отметки можно включить автопилот и держать его включенным до приземления самолета. Таким образом, современные лайнеры просто не оставляют места для возможности демонстрировать «классические» пилотские качества.

Перестала гражданская авиация быть и «чисто мужским» делом. Известно, что в силу особенностей нервно-психической деятельности мужчинам легче отслеживать пространственно-временные изменения (что требуется в «классической» авиации), в то время как женщины более склонны обращать внимание на детали. Но «компьютерные» самолеты лишают мужчин этого преимущества, предоставляя женщинам возможность преуспеть и в летной профессии.

Представление о работе летчиков гражданской авиации как о своеобразном туризме за государственный счет, когда летчики знакомились с жизнью и культурой тех стран, куда летали, тоже осталось в прошлом. Большинство рейсов, по крайней мере, на линиях средней протяженности, разворотные. Можно облететь всю Европу и считать, что тебе очень повезло, если удалось просто выйти из пилотской кабины и пройти в здание аэропорта. Время стоянки в аэропорту просто не позволит сделать большего.

В авиации давно подмечено: «Чем лучше самолет, тем хуже летчик». Имеется в виду, что чем легче и проще машина в пилотировании, тем меньше требуется пилотского искусства, чтобы ей управлять. Появление у современных самолетов «мозгов» привело к тому, что пилоты просто вкладывают в них задание на полет, после чего лайнеры уже сами «решают», как его выполнять. Это, в свою очередь, меняет требования к профессиональной подготовке пилотов.

Так, заместитель министра транспорта РФ и бывший генеральный директор «Аэрофлота» Валерий Окулов выступил с предложением сократить сроки первоначального обучения летного состава гражданской авиации с пяти до двух лет, одновременно переведя данное обучение из высшего образования в среднее. «Нет никакой необходимости учить пять лет. Достаточно двух лет, а, по-хорошему, 18 месяцев, – сказал он в интервью агентству «Интерфакс». – За этот срок при достаточной интенсивности обучения можно подготовить квалифицированного летчика, а в дальнейшем просто повышать его квалификацию в ходе переучивания на различные типы воздушных судов».

Когда думаешь о том, что происходит с современной авиацией, то на ум невольно приходит аналогия из мореходства. Еще пару веков назад, чтобы сделать карьеру в мореплавании, нужно было уметь обращаться парусами. Теперь же, как сказал газете ВЗГЛЯД бывший капитан ледокола «Красин» Владимир Репин, «поднялся на борт судна, нажал кнопку и «поехал».

Примерно тот же путь прошла и авиация. Умение «классически» пилотировать самолет скоро станет уделом только летчиков-спортсменов подобно тому, как умение обращаться с парусами востребовано только в яхт-клубах или, в крайнем случае, на немногих учебно-парусных судах. Классика и романтика авиации Валерия Чкалова и Чарльза Линдберга, как паруса каравелл, навсегда уходят за горизонт, отделяющий прошлый век от нынешнего.

США. Россия > Транспорт > vz.ru, 25 января 2016 > № 1625957 Юрий Караш

Санкции, введенные по решению Совета Безопасности ООН в отношении Ирана, а также все экономические и финансовые санкции ЕС и США были сняты с Тегерана в минувшую субботу. О будущем отношений Ирана и России, планах Тегерана на инвестиции в экономику РФ, перспективах вступления Ирана в ВТО и возможном продолжении диалога с США по вопросу об обмене пленными в интервью руководителю представительства МИА "Россия сегодня" в Швейцарии рассказал глава администрации президента Ирана, советник по экономическим вопросам Мохаммад Нахавандиан, который принимает участие во Всемирном экономическом форуме в швейцарском Давосе.

— Господин Нахавандиан, на прошлой неделе с Ирана были сняты санкции, мешающие развитию страны. Какие перспективы в этой связи открываются для сотрудничества Ирана с Россией?

— У нас очень тесные связи и сотрудничество с российской делегацией. И сейчас, когда санкции сняты, у нас появилось больше возможностей для расширения экономических связей с Россией.

— По каким направлениям?

— Наше сотрудничество с Россией многогранно. От нефти и газа до экспорта продовольствия, продукции сельского хозяйства, нефтехимии, а теперь были очень хорошие переговоры по новым реакторам, а также сотрудничеству в области торговли и инвестиций.

— А куда будет готов инвестировать Иран?

— Дорога торговли и инвестиций всегда двусторонняя. Идут дискуссии о совместной работе в области проектов по исследованию и развитию. И наша совместная комиссия очень активно работала над деталями плана нашего сотрудничества. Они обрисовали перспективы расширения наших связей. Двое представителей были назначены президентами для того, чтобы оценить ситуацию и составить план будущего взаимодействия.

— Будет ли встреча этой комиссии в ближайшие дни?

— Да, у них будет встреча. Но дата не определена.

— Как вы оцениваете перспективы сирийского урегулирования?

— Это позитивное развитие, что все стороны согласились на позицию, которая у нас была с самого начала неспокойной ситуации в Сирии. Это тот факт, что сирийский вопрос не имеет военного решения, необходимо политическое решение.

Необходимо решение самих сирийцев по этому вопросу. Но внешний мир должен помочь сирийцам решить эту проблему, и ни одна из частей этого решения не должна быть в пользу терроризма.

Решение сирийской проблемы идет рука об руку с борьбой с терроризмом. Без единой борьбы против терроризма не существует решения сирийской проблемы.

То, что стороны, особенно другие страны, пришли к этому взаимному пониманию, это позитивное развитие, и мы надеемся, что межсирийские переговоры будут результативными.

— Будет ли продолжаться диалог с США по вопросу об обмене заключенными при посредничестве Швейцарии?

— Это была гуманитарная акция. Мы хотели вернуть иранцев, которые, по нашему мнению, были неуместно и несправедливо заключены в тюрьму или их преследовали из-за экономической деятельности. Сейчас, когда мы пришли к пониманию, что санкции бесполезны, нам необходимо сделать все возможное для их свободы. И это было сделано. Я надеюсь, что такого рода заключения под стражу не повторятся в будущем. Но Иран всегда сделает то, что может по гуманитарным аспектам.

— Вы продолжите работу на этом направлении со Штатами?

— Это вопрос будущего.

— Вы говорили о вступлении Ирана в ВТО. Когда будет подана официальная заявка?

— Заявка уже была подана. Мы теперь являемся наблюдателями в ВТО. Осталось только провести рабочую группу (по вступлению Ирана в ВТО). И я думаю, этот вопрос ускорится.

— Ожидаете ли вы вступление в ВТО уже в нынешнем году?

— Я надеюсь.

США. Иран. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 22 января 2016 > № 1620684 Мохаммад Нахавандиан

Завтрак ВТБ «Капитал» в Давосе: люди не боялись обсуждать то, что надо

Цены на нефть, роль России на глобальных рынках, кризис в Европе. Участники мероприятия успели обсудить все

Член правления ВТБ «Капитал» Ольга Подойницына в интервью главному редактору Business FM Илье Копелевичу рассказала о повестке дня завтрака ВТБ «Капитал» в Давосе. Участники встречи обсудили все стоявшие перед ними вопросы: роль России, кризис в Европе, выборы президента США, а также цены на нефть.

Ольга Эдуардовна, завтрак ВТБ «Капитал» на форуме в Давосе — это событие новостное, была масса очень значимых людей. В центре внимания был Кудрин, который сказал, что допускает падение цен на нефть до 16 долларов. Все это он чуть подробнее у нас в эфире разъяснил. Какова была реакция, каков был состав, и какой вес в повестке занимает сейчас тема цен на нефть?

Ольга Подойницына: Илья, для этого мы и делаем это мероприятие. Я думаю, что, если говорить сразу о результатах, то, безусловно, пришли все иностранные инвесторы, главы компаний, были представлены все регионы. Они открыто и откровенно отвечали на вопросы, совсем непростые. Это и есть уже результат. Это результат того развивающегося диалога, который мы ведем в Давосе и в Москве уже много лет. И, конечно, та тематика, которая звучала сегодня, и та откровенность, которую мы видели со стороны и представителей Европы, и представителей Африки, Азии и России, она дорогого стоит. Цены на нефть. Кто президент США следующий и почему. Роль России на глобальных рынках и, в принципе, в геополитике, возможности ее влияния, ее сильные стороны, те триггеры, которые она должна и может использовать для усиления своих позиций. Вот эти и многие другие вопросы сегодня обсуждались, хотя и в очень быстром темпе. Вы знаете, что мы в 07:00 начинали и должны были закончить, чтобы участники успели на другие встречи. Все эти вопросы не только прозвучали, на них были даны ответы, и даже результаты голосования с удовольствием вам представят в ближайшее время. Но еще один момент очень важный, мне кажется, то, что мы не просто обсуждаем животрепещущие, злободневные темы, мы всегда отслеживаем их развитие. Например, прошлый Давос обсуждался в Москве осенью, сейчас вспоминались итоги дискуссии, это к слову, как раз, форума ВТБ «Капитал». И здесь очень коротко подводились итоги. Ну, и уже была протянута линия на следующую осень в Москву, конечно, это тоже очень важно. Но, тон в конце скажу, безусловно, был очень серьезный.

Ричард Квест проводил мероприятие, собственно, он был на форуме ВТБ «Капитал» в Москве, но для тех, кто не знает, это очень харизматичный бизнес-ведущий канала CNN, зажигательно, в том числе, ведет дискуссию. Какие основные вопросы он ставил залу, и кто, что отвечал, что запомнилось?

Ольга Подойницына: Безусловно, цены на нефть, и какого уровня они достигнут. Или будут остановлены регуляторными мерами. Дальше. Кто будет следующий президент.

Президента США, мы понимаем.

Ольга Подойницына: Президента США, безусловно. Мы говорим только об этом, потому что речь шла о том, как будет развиваться кризис, когда возможно ослабление и переход к более спокойным или, скажем так, уравновешенным рынкам. В связи с этим, затрагивалась тема — роль России, ее возможности сейчас в кризис и планы стратегического преодоления, усиления геополитического влияния. Вот это лишь немногие вопросы, которые я сейчас упомянула из того, что мы успели, а мы успели все пройти за час. И еще раз — самое главное, кстати, как сказал Ричард Квест в Давосе, правило Давоса «говорить то, что думаешь, а не то, что надо», и люди не боялись обсуждать то, что надо. Запомнилось то, что с удовольствием, например, представители Нигерии отвечали на вопрос, и прогноз, кто будет следующим президентом США, объясняя, почему они считают, что для США это будет лучше и как это повлияет на международную обстановку и, главное, экономическую ситуацию, касающуюся, в том числе, новых рынков.

Извините, Ольга, а за кого голосуют люди из Нигерии на выборах в США?

Ольга Подойницына: За консерваторов, я скажу так. Ну, голосуют, естественно, условно, но, тем не менее, они обосновали свою точку зрения. Конечно, очень серьезно был воспринят вопрос про то, выйдет ли Европа из кризиса, имеется в виду не экономический, а, конечно, политический — проблема беженцев. И вопрос был поставлен именно так, потому что варианты ответов были даны, но все равно нужно было обосновывать свою точку зрения. Выйдет ли Европа, в принципе, из кризиса, или это будет коллапс, выйдет ли она из кризиса достаточно скоро. На этот вопрос господин Тома ответил, сказав, что, в принципе, ситуация с кризисом не просто серьезна, эта ситуация, когда, возможно, будет новая Европа.

А вот вопрос перспективы отмены санкций между Россией и Западом обсуждался ли?

Ольга Подойницына: На этой встрече нет. Как вы помните, на прошлой это был один из ключевых вопросов. Он был затронут вскользь. Тут единогласно, единое мнение было у всех, что необходимо срочное решение по этому вопросу и что без решения по этому вопросу невозможно дальнейшее развитие. Поставлен был вопрос по-другому — на все ли страны или на часть влияет ситуация кризиса. Однозначно было сказано всеми представителями всех регионов, что любая страна в нашем с вами мире напрямую имеет воздействие от санкций в той или иной степени, в первую очередь, безусловно, экономическая, сказывающаяся на бизнесе и на состоянии экономики страны.

Спасибо большое.

Ольга Подойницына: Спасибо Вам. Рада приветствовать Вас из снежного, солнечного Давоса.

Швейцария. США. Весь мир. Россия > Внешэкономсвязи, политика > bfm.ru, 21 января 2016 > № 1624453 Ольга Подойницына

"Астрономический журнал" в США опубликовал в среду статью, в которой астрономы Константин Батыгин и Майкл Браун заявляют, что в Солнечной системе может существовать еще одна массивная планета, которая обращается в миллиардах километров за орбитой Нептуна и имеет массу в десять раз больше Земли. Соавтор статьи, адъюнкт-профессор планетологии Калифорнийского технологического института Константин Батыгин, родился в России и учился в США, занимается исследованием планет в Солнечной системе и за ее пределами. Журнал Forbes в 2015 году назвал Батыгина одним из 30 выдающихся ученых в возрасте до 30 лет. О возможном открытии "Планеты 9" в Солнечной системе Константин Батыгин рассказал в интервью корреспонденту РИА Новости в Вашингтоне Алексею Богдановскому.

— Насколько я понимаю, вы представили модели, которые позволяют предположить, что поведение тел за орбитой Нептуна в так называемом поясе Койпера лишь с малой вероятностью можно объяснить случайностью и, скорее всего, это следует объяснить влиянием неизвестной планеты.

— Да, именно так. Когда мы смотрим на самые дальние орбиты Солнечной системы в поясе Койпера, мы находим, что все они "смотрят" примерно в одну и ту же сторону, все сгруппированы в физическом пространстве. Как вы сказали, есть очень небольшая вероятность, где-то 0,007%, что это действительно случайность. Но поскольку такая вероятность очень мала, мы должны искать другой динамический ответ на вопрос, почему наша Солнечная система выглядит так. Мы считаем, что эти данные — первое настоящее материальное свидетельство, что планетарный каталог Солнечной системы не закончен, что далеко за пределами орбиты Нептуна существует дополнительная массивная планета, которую мы не видим.

— А каким образом эта планета могла оказаться так далеко от Солнца?

— Дело в том, что, когда планеты формируются, этот процесс не на 100% эффективен. Некоторые протопланеты, которые формируются вместе с другими — примерно такого же размера, как Уран, Нептун и ядра Юпитера и Сатурна, — иногда просто гравитационно "выскакивают" из Солнечной системы, рассеиваются. Планета, которая изначально "живет" в том же самом регионе Солнечной системы, что и Уран и Нептун, может быть "переключена" из этого региона и перейти на намного более широкую и эллиптическую орбиту.

— То есть эта планета по-прежнему не может преодолеть притяжение Солнца, она не выброшена в межзвездное пространство, но находится на очень вытянутой эллиптической орбите?

— Да. Есть одна небольшая зацепка здесь. Она заключается в том, что молодая Солнечная система, скорее всего, жила в своего рода сгустке звезд. Когда планеты Солнечной системы рассеиваются, другие звезды могут "украсть" у нее чуть-чуть энергии так, что она не преодолевает гравитационное поле Солнца и остается на орбите, которая все-таки привязана к Солнечной системе.

— А нынешняя ваша модель не позволяет более точно сказать, каков может быть период обращения "Девятой планеты", где она может находиться?

— Наша модель может предсказать орбиту. Она не может предсказать, где точно на орбите находится эта планета. Но мы считаем, что знаем орбиту достаточно хорошо. Эта орбита имеет, скорее всего, период обращения (вокруг Солнца — ред.) где-то 10-20 тысяч лет и эллиптичность около 60%. Это значит, что при самом близком подходе "Планета 9" проходит от Солнца где-то в 200-250 астрономических единицах — это в 250 раз дальше, чем Земля находится от Солнца. Самая дальняя точка, которую она проходит, это 1000-1200 астрономических единиц.

— Каким образом можно судить о составе этой планеты?

— О составе этой планеты мы можем делать заключения только из того, что планеты в целом не формируются в таких больших орбитах, и мы можем только косвенно догадываться о том, что она сформировалась вместе с Ураном и Нептуном. Поэтому она будет иметь примерно такой же химический состав.

— Зная примерно орбиту планеты, можем ли мы ее увидеть в телескоп при существующих на данный момент технологиях?

— Да, конечно. Два телескопа, которые идеальны для этого, — японский телескоп Subaru и телескоп Кека. Оба находятся на Гавайях. Мы считаем, что, имея достаточно времени, "Планету 9" можно открыть за пару лет.

— То есть повторить путь с Нептуном, который был сначала открыт "на кончике пера" и лишь потом это было подтверждено с помощью техники?

— Совершенно точно. Единственная разница между Нептуном и нашей ситуацией в том, что в момент, когда Урбен Леверье начал свои расчеты (по Нептуну — ред.), уже были данные насчет всей орбиты Урана. У него было как бы кино Солнечной системы, а у нас есть как бы фотография. У нас нет данных насчет полных орбит объектов пояса Койпера. Из-за этого мы можем предсказать только орбиту и не можем предсказать место на орбите, где находится "Планета 9".

— Каковы перспективы космического телескопа "Кеплер", который занимается открытием планет за пределами Солнечной системы, после поломки 2013 года? Насколько я понимаю, его возможность столь четко регистрировать планеты утеряна.

— Она утеряна из-за того, что "Кеплер" не может долго смотреть в одну и ту же точку. Его новая миссия, которая называется К2, имеет ту же чувствительность телескопа, но просто не может получать такой долгий сигнал. Даже эта новая миссия оказывает очень позитивное влияние на общее понимание. Открытия продолжаются.

— Правильно ли экстраполировать количество планет, найденных "Кеплером" на небольшом участке неба, на все другие участки неба? Можно исключить, что мы смотрим в какую-то точку, где планеты оказались, в то время как в другой точке их нет?

— Если бы планет было больше в той точке, куда направлен "Кеплер", это было бы очень странно. Скорее всего, имеет смысл экстраполировать эти результаты на галактику вообще.

— А на другие галактики?

— Возможно, на другие галактики тоже, но возможно также, что эти галактики будут иметь немного другой химический состав из-за разницы в их возрасте. Но экстраполяция на нашу галактику работает вполне хорошо.

— То есть можно уверенно говорить, что в нашей галактике, скорее всего, множество планет, что они имеются у очень большого количества звезд и являются общим местом, а не чем-то уникальным для нашей Солнечной системы?

— Да, это так.

— А когда можно будет открыть планету размером с Землю — не суперземлю в несколько раз ее больше, а именно размером с Землю и со схожими условиями?

— Я думаю, что это открытие придет, когда космический телескоп TESS выйдет на орбиту. Возможно, это станет через пару лет.

— Как вы относитесь к идеям, что можно открыть внеземную цивилизацию при помощи телескопа? Сейчас много говорят о звезде в созвездии Лебедя, чьи изменения в светимости могут якобы свидетельствовать о наличии вокруг звезды астроинженерной "сферы Дайсона", которую построила высокоразвитая цивилизация. Насколько подобные открытия возможны и перспективны при существующих технологиях?

— Я считаю, что мы не можем говорить о внеземных цивилизациях до тех пор, пока мы не поймем хорошо, как сформировалась жизнь на Земле. Это вопрос, на который пока что нет хорошего ответа. Поэтому я считаю, что это преждевременно.

США. Россия > СМИ, ИТ > ria.ru, 21 января 2016 > № 1620149 Константин Батыгин

Санкции, введенные по решению Совета Безопасности ООН в отношении Ирана, а также все экономические и финансовые санкции ЕС и США были сняты с Тегерана в минувшую субботу. Спустя несколько дней, на полях Всемирного экономического форума в швейцарском Давосе, о будущем экономического взаимодействия между Россией и Ираном, перспективах сирийского урегулирования и цене на нефть после возврата Тегерана на мировой рынок в интервью руководителю представительства МИА "Россия сегодня" в Швейцарии Елизавете Исаковой рассказал глава МИД Исламской республики Мохаммад Джавад Зариф.

— После снятия санкций с Ирана перед Тегераном открываются огромные перспективы для экономического сотрудничества со многими странами, в том числе и с Россией. Какие направления взаимодействия РФ и Ирана вы считаете наиболее перспективными в этой связи?

— У Ирана и России исключительно хорошие отношения. Россия не оставила нас во время санкций. Россия сейчас стратегически разместилась в Иране для расширения экономического сотрудничества. Мы ожидаем инвестиций из России по широкому спектру направлений. Самое явное — это атомная индустрия.

Россия уже построила один реактор в Бушере и скоро начнет строить новый. У нас есть проекты в области железных дорог, строительство еще одного завода — целый спектр нашего взаимодействия.

В области торговли есть возможности для России и Ирана. Особенно с точки зрения недавних событий и возможностей, которые Иран может предложить в области продукции сельского хозяйства, еды. И мы работаем с Россией.

У нас есть военно-техническое сотрудничество, политическое взаимодействие, дипломатическое, региональное по Сирии…

— А в нефтяном секторе?

— И в нефтяном тоже. Возможности нашего будущего взаимодействия безграничны. Финансовое сотрудничество, банковская сфера — это возможные направления сотрудничества с русскими.

И вы также активно работаете над их развитием. Президент РФ Владимир Путин посетил Иран, и это был очень успешный визит. Мы заключили много важных соглашений с РФ и работаем над их реализацией. Так что я вижу яркие перспективы будущего российско-иранских экономических связей.

— Планируются ли в этой связи в ближайшее время взаимные визиты в Россию и Иран?

— У нас так много визитов, что даже я потерял им счет.

— А на высшем уровне?

— Президент РФ Владимир Путин только что посещал Иран. И президент Роухани два раза был в России — один раз в Астрахани и один раз в Уфе. За последние 2,5 года, пока президент Роухани находится у власти, у нас уже было 6-7 встреч на высшем уровне между двумя государствами.

— После снятия санкций Иран становится еще более влиятельной страной в регионе. Вы уже упомянули урегулирование по Сирии. В этой связи как в Иране оценивают перспективы проведения межсирийских переговоров в Женеве до конца января? Это удастся?

— Мы, конечно, надеемся на это. Спецпосланник ООН по Сирии Стаффан де Мистура должен определить финальный список делегации от оппозиции и начать дискуссии. И мы предоставим ему любую помощь с нашей стороны, которая потребуется.

— Если перейти к другой проблеме, готов ли Иран принять предложение России стать посредником при урегулировании взаимоотношений с Саудовской Аравией?

— У нас нет проблем в диалоге с кем-либо, потому что это не мы порвали отношения с Саудовской Аравией. Но мы приветствуем предложение наших друзей спросить, есть ли интерес со стороны Саудовской Аравии (к нормализации отношений – ред.), потому что действия Эр-Рияда всегда были провокационные.

— Ожидаете ли вы дальнейшего снижения цены на нефть после того, как Тегеран вернется на нефтяной рынок?

— Я не эксперт. Но мы возвращаемся на рынок, который от нас забрали, и он должен адаптироваться.

США. Иран. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 21 января 2016 > № 1620109 Мохаммад Джавад Зариф

Заявление и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел России С.В.Лаврова в ходе пресс-конференции по итогам переговоров с Госсекретарем США Дж.Керри, Цюрих, 20 января 2016 года

Добрый вечер.

Закончились переговоры с Госсекретарем США Дж.Керри. Главное внимание мы уделили сирийскому кризису и ситуации по выполнению Минских договоренностей по урегулированию конфликта на Украине.

По Сирии мы сделали главное – пришли к однозначному выводу, что резолюция 2254, принятая СБ ООН в декабре, остается главным базисом для того, чтобы мы двигались дальше. В соответствии с этой резолюцией мы обсудили конкретные шаги, которые должны быть приняты для обеспечения условий для объявления прекращения огня. Кроме, конечно же, террористических организаций, как «ИГ» и «Джабхат ан-Нусра», которые не могут подпадать под договоренности о перемирии. Они остаются нашими врагами, и все мы будем продолжать с ними бороться – это война на уничтожение.

Во-вторых, мы подтвердили необходимость решать гуманитарные проблемы в Сирии. Мы рассказали о том, как ВКС России при планировании своих операций учитывают те программы, которые реализуют в САР гуманитарные учреждения ООН, МККК, другие неправительственные организации. Решили, что будем готовы более плотно координировать свои действия с американской коалицией и на этом направлении. Но главное, о чем мы говорили, это координация по антитеррористическим действиям. У американской стороны был ряд предложений, в том числе с учетом телефонных разговоров между Президентом России В.В.Путиным и Президентом США Б.Обамой, моих контактов с Дж.Керри, а также контактов по линии Министерства обороны России и Пентагона. Эти предложения, в принципе, идут в верном направлении, но мы считаем, что практическая реализация совместных действий, «разделение труда», если хотите, взаимная поддержка в борьбе с террористами все еще остаются нашей задачей, и мы здесь можем найти гораздо более эффективные договоренности, чем просто Меморандум, который действует и посвящен процедурам, позволяющим избегать непредвиденные инциденты. Таким образом антитеррористическое направление остается одним из центральных на сирийском фронте.

Не менее важно как можно скорее начать политический процесс. Мы согласились с тем, что когда он начнется, можно будет говорить об упомянутом мной прекращении огня (но не в отношении террористических организаций). Надеемся, что политический процесс начнется в ближайшее время – в течение января. Называются различные даты, но окончательное решение принимает Генеральный секретарь ООН по рекомендации своего спецпосланника по Сирии С.де Мистуры, который сейчас активно контактирует с сирийскими сторонами: с Правительством САР и различными группами оппозиционеров как внутри страны, так и за ее пределами. Советом Безопасности ООН на него возложена обязанность разослать приглашения сирийским участникам таких переговоров. Надеемся, что это будет сделано в самое ближайшее время, и переговорный процесс начнется в этом месяце. Подчеркну, процесс только начнется. Он займет не малое время: предстоит решать целый ряд сложнейших задач, которые сформулированы в резолюции СБ ООН и в решениях Международной группы поддержки Сирии, которая собиралась в Вене и Нью-Йорке.

Безусловно, Россия, США и другие участники Международной группы поддержки Сирии не будут участвовать в переговорах между Правительством и оппозицией САР, но мы будем сопровождать эти переговоры в тех формах, которые будут наиболее полезны для того, чтобы сирийцы достигали договоренностей о том, как им совместно решать задачи переходного периода, какой будет их конституция, как готовиться к досрочным выборам, и многое другое.

Обсуждался украинский вопрос, где была подтверждена центральная роль Контактной группы и ее рабочих групп. Нашими американскими партнерами была подтверждена позитивная оценка деятельности «нормандской четверки». Наши собеседники – Дж. Керри и сопровождавшая его, среди прочих, заместитель Госсекретаря В.Нуланд, отвечающая в Госдепе за европейское направление внешней политики США – подтвердили, что их работа на украинском направлении будет нацелена на то, чтобы помогать достигать договоренности в Контактной группе, «нормандском формате», а не подменять эти доказавшие свою полезность механизмы.

Обменялись мнениями об итогах проведенной на днях в Калининградской области встречи В.Нуланд с Помощником Президента России В.Ю.Сурковым. Говорили и о том, что такие контакты и российско-американский канал весьма востребованы сегодня. Напомню, что он был создан по договоренности между Президентами В.В.Путиным и Б.Обамой в ходе их обсуждения украинского кризиса в июне 2015 г. в телефонном разговоре.

Центральной задачей является выполнение Минских договоренностей во всей их полноте и в той последовательности, которую излагает Минское соглашение от 12 февраля 2015 г. Американцы с этим согласны. На данном этапе видим следующие ключевые задачи: добиться устранения еще сохраняющихся нарушений прекращения огня, обеспечить полное выполнение договоренностей украинских сторон об отводе вооружений и о постепенном разводе сил, чтобы между украинскими вооруженными силами и представителями ополчения Донбасса было как можно меньше прямого соприкосновения. Договорились о том, что нужно решать гуманитарные вопросы, снимать экономическую блокаду – все это предусмотрено в Комплексе мер, одобренном в Минске 12 февраля 2015 г. Центральная задача на долгосрочную перспективу, от которой будет зависеть окончательное урегулирование – это политический процесс. Наше общее с американскими коллегами понимание заключается в том, что вопросы проведения местных выборов на основе согласованного с Донбассом украинского закона, амнистии всех участников событий на Юго-Востоке Украины, постоянного специального статуса Донбасса (контролируемых сейчас ДНР и ЛНР территорий) и вопросы соответствующих поправок в Конституцию Украины представляют собой пакет, состоящий из взаимосвязанных элементов, которые должны рассматриваться в комплексе. Считаю, что этот сделанный нами вывод очень полезен. Надеюсь, что в ходе предстоящих встреч в Контактной группе и в рамках «нормандской четверки» мы подкрепим эти понимания.

Говорили также о некоторых других вещах, включая ситуацию на Корейском полуострове в свете недавнего испытания, произведенного Северной Кореей.

Обсуждали ситуацию в Ираке, Ливии. Наш общий вывод, относительно различных конфликтов на Ближнем Востоке и Севере Африки заключается в том, что Россия и США твердо выступают за суверенитет и территориальную целостность всех государств этого региона. Прежде всего, это касается Сирии и Ирака, поскольку в отношении этих стран порой можно слышать рассуждения, что было бы неплохо создать на их месте несколько государств. Россия и США категорически против этого. В наших практических шагах с другими партнерами, в том числе в регионе будем делать все, чтобы не допустить подобных сценариев.

Говорили также о некоторых вопросах двусторонних отношений, о графике предстоящих контактов. Это была наша первая очная встреча в этом году. Уверен, что не последняя.

Вопрос: Можно ли сказать, что между США и Россией пока нет договоренности по поводу участия в сирийских переговорах «Армии ислама» и «Ахрар аш-Шам»?

С.В.Лавров: Такой договоренности нет, потому что она и не предполагалась. Резолюция СБ ООН поручает спецпосланнику Генсекретаря ООН по Сирии С.де Мистуре рассылать сирийским сторонам соответствующие приглашения от имени Генерального секретаря. Готовя список приглашенных он должен руководствоваться, среди прочего, результатами встреч, которые оппозиционные круги проводили в Москве, Каире, недавно в Эр-Рияде, и другими инициативами, как записано в этой резолюции.

Свои пожелания о том, каким бы мы видели состав переговорщиков со стороны оппозиции, приглашенных для переговоров с Правительством САР, мы передали в свое время С.де Мистуре. США и другие члены Международной группы поддержки Сирии сделали то же самое, передав свои пожелания. Спецпосланник Генсекретаря ООН по Сирии сейчас все это перерабатывает, оценивает. Уверен, что он сформирует делегацию, которая, как и требуется от него в резолюции, будет представлять максимально широкий спектр сирийского общества.

Вопрос: До конца января остается несколько дней. Между тем, списка оппозиционных сирийских партий для участия в переговорах до сих пор нет. Рассматриваете ли Вы перенос даты начала переговоров на февраль или другие месяцы, если они не состоятся в конце января?

С.В.Лавров: Во-первых, до конца января еще долго. Все же 11 – это не несколько дней. У нас нет каких-либо размышлений о том, чтобы переносить начало переговоров с января на февраль. Это позиция как России, так и США. Уверен, что в ближайшие дни в январе такие переговоры должны начаться.

Вопрос: Координатор сирийской оппозиции Р.Хиджаб заявил, что делегация оппозиции не готова к переговорам 25 января, если в них будут участвовать какие-либо третьи стороны. Вместе с тем он сказал, что список представителей оппозиции, входящих в делегацию, определен, и в нем числится представитель группы «Джеиш аль-Ислам». Как бы Вы прокомментировали данное высказывание, и будет ли Москва добиваться исключения представителя данной группы из состава делегации?

С.В.Лавров: Могу лишь повторить только что сказанное. Резолюция 2254 СБ ООН требует от Генерального секретаря через его специального посланника по Сирии разослать приглашения участникам переговоров, которые должны представлять собой максимально широкий спектр сирийского общества – как Правительства, так и оппозиции, учитывая при этом тех деятелей и оппозиционные группировки, которые делегировали своих представителей на встречи оппозиции, состоявшиеся за последний год-полтора в Москве, Каире и совсем недавно в Эр-Рияде. Это мандат, и каких-либо односторонних рассуждений о неких первых, вторых или третьих сторонах здесь быть не может. Так что решать не кому-то за пределами ООН, а спецпосланнику Генсекретаря ООН по Сирии С.де Мистуре.

Вопрос: Помощник Президента России В.Ю.Сурков по поводу встречи с заместителем Госсекретаря США В.Нуланд говорил, что это был «мозговой штурм» по поиску компромиссов по реализации Минских договоренностей. Достигнут ли какой-то компромисс?

С.В.Лавров: Когда встречаются дипломаты, они всегда «включают мозги», – это естественное состояние любого переговорщика.

Минские договоренности не подлежат какой-то интерпретации по своей сути. Там записаны абсолютно все необходимые действия, которые должны быть предприняты, прежде всего, Правительством Украины, но так же и ополчением, и через прямой диалог Киева и Донбасса должны привести к урегулированию всей этой ситуации в комплексе. Повторю, что последовательность действий и содержание каждого шага уже определены в совершенно недвусмысленных выражениях. Тактически же всегда есть несколько вариантов о том, как осуществлять те или иные реформы, предусмотренные в Минских соглашениях. По понятным причинам не буду вдаваться в детали, но уверяю вас, что компромиссы нужно искать, но о том, как осуществлять записанное в Минске, а не о том, чтобы переписывать Минские договоренности. Это разделяется и нашими американскими партнерами.

Вопрос: Означает ли то, что прекращение огня не будет касаться «Джабхат ан-Нусры» и «ИГ», что Москва больше не настаивает на включении «Джеиш аль-Ислам», «Ахрар аш-Шам» и других организаций в список террористических?

С.В.Лавров: Нет, это не означает, что мы отказались от своих позиций в отношении террористической сущности «Джеиш аль-Ислам» и «Архар аш-Шам». Первая из них печально известна тем, что неоднократно обстреливала жилые кварталы Дамаска, в том числе территорию Российского Посольства, а вторая является прямым порождением «Аль-Каиды».

Мы представили свои материалы, в которых приводятся факты, доказывающие справедливость нашей позиции. В рамках Международной группы поддержки Сирии продолжается процесс идентификации террористических организаций. Рассчитываем, что эти аргументы будут приняты во внимание нашими коллегами.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 20 января 2016 > № 1639347 Сергей Лавров

«Вашингтон серьезно подвел российский народ»

Юрий Караш, Вашингтон

В ходе разговора с немецкими журналистами президент Путин перечислил несколько ошибок, которые Запад совершил в отношении России. Еще одна серьезная ошибка во время этой беседы упомянута не была: действия США способствовали росту коррупции в России, которая, в свою очередь, стала препятствием на пути экономического возрождения страны.

Санкции, поддержка «цветных революций» с антироссийской направленностью в бывших советских республиках, черные списки, в которые попадают как отдельные граждане России, так и целые компании, попытки уменьшить степень влияния РФ на мировые события. Подобные шаги воспринимаются жителями России как проявление откровенно недружелюбной политики Америки. Следствием этой недружественности является заметное сокращение импорта в Россию, а также перенаправление бюджетных расходов с социальных программ на оборону, чтобы поддерживать военно-стратегический баланс в отношениях с США.

Стоит отметить, что Соединенные Штаты и их западные союзники совершенно не обязаны продавать свою продукцию России. Так же, как не обязаны с симпатией относиться ко всем ее внутри- и внешнеполитическим шагам. Те же экономические санкции являются одним из цивилизованных, признаваемых ООН методов выражения недовольства политикой государства, против которого они направлены. Но есть и то, в чем Соединенные Штаты действительно виноваты перед Россией, более того, они сами это признают.

Еще в 2000 году специальный комитет палаты представителей Конгресса США опубликовал трехтомный доклад, получивший название «Дорога России к коррупции: как администрация Клинтона поддерживала правительство вместо свободного предпринимательства и серьезно подвела народ России». Другое общеупотребительное полуофициальное название этого документа – «Доклад комитета Кокса» (конгрессмен Кристофер Кокс возглавлял вышеупомянутый комитет). Данный доклад, поначалу помеченный грифом «Совершенно секретно», является ценнейшим источником информации как о политике США в отношении России, так и о подлинных причинах поддержки Белым домом Кремля в 1990-е годы. В силу значительного объема этого документа (три с половиной сотни страниц) ограничимся цитированием выдержек лишь некоторых его глав.

Глава 4. «Фундаментальные просчеты политики администрации Клинтона в отношении России»

В ходе своей избирательной кампании в 1992 году и в течение первых лет своего пребывания у власти президент Клинтон явно демонстрировал свое нежелание вникать в вопросы как внешней политики в целом, так и важнейшего российского направления этой политики в частности. Какое-либо выходящее за протокольные рамки участие президента в [реализации] величайшей возможности, открывшейся перед внешней политикой США после Второй мировой войны, фактически отсутствовало. Это оказалось губительным для выработки и проведения политики США в отношении России. Лишенный президентского внимания процесс принятия решений был отдан «на откуп» «тройке» подчиненных [президента] (слово «тройка» написано в докладе по-русски латинскими буквами – прим. ВЗГЛЯД): вице-президенту Гору, включая его помощника по внешней политике Леона Фуэрте, сотруднику Госдепартамента Стробу Талботту и сотруднику Казначейства Лоуренсу Саммерсу... Особый статус «тройки» стал причиной следующих фундаментальных просчетов американской политики в отношении России:

Во-первых, явное предпочтение отдавалось укреплению российской центральной власти вместо [содействия], с одной стороны, демонтажу советской государственной системы, а с другой – зарождению и развитию свободного предпринимательства.

Во-вторых, вместо [выработки и осуществления] последовательной и принципиальной политики, которая не зависела бы от персоналий, акцент делался на тесных личных связях с некоторыми российскими государственными деятелями, которые продолжались даже после того, как [эти деятели] погрязли в коррупции.

В-третьих, узкая нацеленность на взаимодействие с российской исполнительной властью сопровождалась практически полным игнорированием российской законодательной власти, региональных правительств, а также частных организаций.

В-четвертых, демонстрировалось пренебрежение к нарождающимся демократическим кругам российского общества, что привело к попыткам [США] достичь демократических целей явно недемократическими средствами.

В-пятых, налицо было нежелание выстраивать или хотя бы корректировать [российское направление] политики в соответствии с реальной обстановкой, которая была отмечена усиливавшейся коррупцией и растущим количеством провалов политики [«тройки»].

Администрация Клинтона вместо [содействия] строительству основ свободного предпринимательства сделала главный упор, с одной стороны, на укрепление российской государственной финансовой системы, а с другой – на превращение государственных монополий в частные. Это создало ситуацию, при которой миллиарды долларов западной помощи способствовали лишь замедлению [развития России]... Итогом стал провал политики «приватизации», но что еще хуже – используя колоссальные объемы внешних займов и финансовой помощи с целью «латания дыр» в российском государственном бюджете, администрация Клинтона питала этими средствами воровство и мошенничество в [России] (здесь и далее выделено редакцией – прим. ВЗГЛЯД). Практически безоговорочная крупномасштабная зарубежная помощь лишь усугубляла российские проблемы, уничтожая мотивацию для реформирования [экономики] и способствуя поддержке правительства, чья политика вела российский народ к банкротству...

Администрация Клинтона также не желала признавать, как навредила российской демократии и восприятию россиянами Америки та беспрекословная поддержка, которую Белый дом оказывал своим коррумпированным российским партнерам. Колоссальная политическая ставка, которую администрация Клинтона сделала на своих российских партнеров, дала Белому дому мощнейший стимул игнорировать и замалчивать правонарушения и ошибки российских чиновников, включая Виктора Черномырдина и Анатолия Чубайса, которые олицетворяли собой российскую политику администрации Клинтона. Близость данной администрации к некоторым российским личностям помешала ей реально оценивать имевшуюся разницу между интересами США и России, как, например, в случае с Чечней, когда Клинтон сравнил Ельцина с Абрахамом Линкольном.

Исключительно тесные отношения администрации Клинтона с ее некоторыми официальными российскими партнерами резко контрастировали с чисто формальным взаимодействием Белого дома с российским парламентом, оппозиционными партиями и региональными правительствами России. Администрация Клинтона поощряла неуважительное отношение администрации Ельцина к законодательной власти и таким образом сыграла роль в подрыве процесса создания плюралистического и демократического правительства в России. Этот подход к осуществлению «реформ» был весьма уместно назван «большевистским» (слово «большевистским» написано по-русски латинскими буквами – прим. ВЗГЛЯД), ибо представлял собой ряд авторитарных мер в сфере экономики и политики, очень типичных для командно-приказной манеры Ельцина управлять. Можно было дать практическую гарантию того, что при такой политике никакие юридические реформы, необходимые для установления полноценной системы свободного предпринимательства, не будут проведены ни через Думу, ни через региональные парламенты.

Глава 5. «Комиссия Гор – Черномырдин»

Действия и состав комиссии Гор – Черномырдин (комиссия по экономическому и технологическому сотрудничеству, которая существовала с 1993-го по конец 1990-х годов – прим. ВЗГЛЯД) стали прекрасным примером провала всей политики администрации Клинтона в отношении России. [Данная комиссия] заменила собой как принятый процесс выработки политических решений, так и установившиеся каналы связи на между- и внутриправительственном уровнях. Это, в свою очередь, приводило к искажению информации, на основании которой в Вашингтоне принимались решения. Таким же образом комиссия Гор – Черномырдин отвлекала российских государственных деятелей от их главной задачи: создания основ экономики свободного предпринимательства.

Мелкие достижения этой комиссии не могут затмить ее кардинальных упущений: Россия даже сегодня не имеет важнейших компонентов свободной рыночной экономики (по состоянию на 2000 год – время публикации доклада – прим. ВЗГЛЯД), а приватизация российского топливного сектора (еще один приоритет комиссии) приобрела криминально-коррумпированный характер. Комиссия целенаправленно отвлекала внимание от череды своих крупнейших неудач, но не переставала постоянно подчеркивать свои небольшие успехи.

Комиссия Гор – Черномырдин также сознательно скрывала необходимую информацию от сотрудников американского госаппарата, занимавшихся выработкой политики в отношении России. Она не признавала провалов своей деятельности и, что еще хуже, отмечала их как успехи. Зависимость администрации Клинтона от комиссии Гор – Черномырдин в сочетании с нежеланием членов этой комиссии принимать информацию из независимых источников означала, что российская политика Белого дома была ущербна как по сути, так и по форме.

Глава 6. «Чушь собачья»: Гор и прочие сотрудники администрации систематически игнорировали факты коррупции своих «партнеров»

В 1995 году ЦРУ направило в Белый дом секретный доклад, основанный на большом фактическом материале, который оно собрало о коррупции, практикуемой Виктором Черномырдиным, занимавшим в то время пост премьер-министра. Личное состояние Черномырдина, которое он сделал благодаря своей должности, достигало, по оценкам российских спецслужб, миллиардов долларов. Когда этот секретный доклад лег на стол вице-президенту Гору, он отказался принять его. Вместо этого он начертал поперек первой страницы документа «Чушь собачья» и отослал его обратно в ЦРУ.

Трудно представить себе более несдержанную, а потому – опасную реакцию на коррупцию российской власти. Впрочем, это не было исключением. Администрация Клинтона неоднократно игнорировала сигналы о коррумпированности Черномырдина и прочих чиновников, находившихся на вершине властной пирамиды в России. Некоторые высокопоставленные сотрудники администрации Клинтона открыто заявляли, что к 1995 году получили ряд докладов от ЦРУ, посвященных коррупции среди прочих высокопоставленных российских чиновников, включая Анатолия Чубайса – любимца администрации Клинтона.

Именно тесные личные отношения Гора с Черномырдиным, а не некая эксклюзивная информация, которой он владел как вице-президент, стали причиной гневного неприятия им доклада ЦРУ о коррумпированности Черномырдина. (После Гор открыто отрицал инцидент, связанный со словами «Чушь собачья», в то же время не переставая резко критиковать материалы ЦРУ о коррупции, которой занимался Черномырдин – прим. ВЗГЛЯД.) В свете сообщений российских и американских СМИ о коррумпированности Черномырдина и его связях с Газпромом, сохранившихся после того, как он вошел в правительство, подобное рефлексивное «обеление» Черномырдина носило особенно вопиющий характер.

Именно в то время, когда Гор получал доклады о коррупции, разводимой Черномырдиным, вице-президент был особенно пылок в публичном выражении своих чувств к Черномырдину, заявив в 1995 году в Москве: «Друзья имеют право гордиться друзьями». Таким образом, администрация Клинтона и лично Гор не только способствовали распространению коррупции в России, но и помешали этой стране бороться с ней. Поскольку Черномырдин находился в должности премьер-министра пять лет, очевидно, что столь масштабная коррупция кардинально затруднила процесс реформирования российской экономики...

Прочие сотрудники администрации Клинтона, защищая Гора, также оставляли без внимания доклады ЦРУ о коррумпированности Черномырдина как не имеющие «веских доказательств». Однако сообщения ЦРУ непременно базируются на сведениях их разведывательных источников, нередко скрытых. Таким образом, всякий раз требуя «автора на сцену», когда им нужно было проигнорировать неудобные для них факты, Гор и прочие сотрудники администрации Клинтона создали эффективный «фильтр», который не пропускал «неудобную» для Белого дома разведывательную информацию. Представители ЦРУ охарактеризовали предоставленную Гору разведывательную информацию о Черномырдине как «более подробную и проверенную, чем содержащиеся в российской прессе намеки на коррупцию и махинации». Однако, даже когда в июле 2000 года Гора спросили, является ли Черномырдин коррупционером, Гор ответил: «Понятия не имею».

Глава 7. «Возникновение организованной преступности»

Порочная экономическая стратегия администрации Клинтона в отношении России и тесные связи Белого дома с коррумпированными чиновниками, включая Виктора Черномырдина, имела серьезные последствия для борьбы России с организованной преступностью... Организованная преступность не ограничивалась лишь варварскими погромами и насилием, но также влияла на деловые сделки и решения судов, обеспечивала личную безопасность и «подкармливала» коррумпированных чиновников...

Олигархическая экономика, созданная по совету и с помощью администрации Клинтона, помогла узаконенной коррупции сомкнуть свои удушающие объятия на российском правительстве, а также на значительном секторе якобы «приватизированной» экономики, которая находилась под контролем [этой коррупции]. Эта узаконенная коррупция почти парализовала работу правоохранительной системы и создала настоящий симбиоз между коррумпированными чиновниками и организованным криминалом, помогая последнему отмывать деньги и совершать другие преступления. Решив строить американо-российские связи на основе отношений вице-президента Гора с Виктором Черномырдиным и небольшой группой других высокопоставленных чиновников, администрация Клинтона публично заявила, что намерена не только иметь дело с лицами, хорошими известными российскому обществу и российским СМИ как коррупционеры, но и поощрять их деятельность.

Результатом этого стало дальнейшее ослабление недостаточно обеспеченной персоналом и средствами российской правоохранительной системы, а также деморализация, с одной стороны, российских борцов с организованной преступностью, с другой – жителей России. Одним из серьезных последствий коррупции и организованной преступности в России стало безудержное бегство капиталов из этой страны, достигшее (к 1999 г. – прим. ВЗГЛЯД), по некоторым подсчетам, 500 миллиардов долларов с момента провозглашения независимости России. Даже по самым скромным оценкам сумма «сбежавшего» капитала намного превзошла средства, вращающиеся в рамках российской государственной финансовой системы, включая прямые иностранные инвестиции в Россию, колоссальный внешний долг этой страны, а также прямую западную помощь России.

Запоздалое прозрение

Закончим на этом цитирование «Доклада комитета Кокса», но вспомним, что в нем упоминается имя Строба Талботта – заместителя госсекретаря США и одного из членов пресловутой «тройки». На него, как на Клинтона и Гора, была также возложена ответственность за фактическую поддержку коррупции и беззакония в России, олицетворяемых режимом Ельцина. Интересно, что в своих мемуарах под названием «Российский почерк. Воспоминания о президентской дипломатии», опубликованных в 2003 году, Талботт дает уже более реалистичную оценку российским «партнерам» Белого дома в 1990-е годы.

Вот что он пишет о ситуации в России накануне президентских выборов 1996 года: «...Небольшая группа лиц – некоторые из них «красные директора», подобно Черномырдину, и прочие «бароны грабежа» более свежего издания, смогли взять под контроль рынок акций и скупить компании по бросовым ценам. Именно они, сорвавшие главные куши с грубой, примитивной и в основном беззаконной разновидности [российского] капитализма, не были в первую очередь заинтересованы в победе [лидера КПРФ] Зюганова на президентских выборах. В 1995 году шансы Ельцина на победу были столь призрачны, что он и его советники, включая Чубайса, пришли к выводу о необходимости постараться «выдоить» с олигархов как можно больше средств в «кубышку» предвыборной кампании [Ельцина], а также превратить подконтрольные олигархам СМИ в «пиаровскую» машину. Кремль отплатил этим олигархам тем, что стал играть на руку их деловым интересам».

Реакция Чубайса

Надо сказать, что Чубайс не оставил без внимания «Доклад Кокса». Он отправил конгрессмену официальное письмо, в котором отверг все обвинения в свой адрес и попросил сообщить, кто, когда и при каких обстоятельствах предоставил Коксу «эти безосновательные и безответственные сведения». «Я крайне серьезно подхожу к этому обвинению и намерен подать в суд на лица либо организации, распространяющие эту информацию», – отметил нынешний глава Роснано.

В ответном письме Кокс сослался на статью в газете New York Times от 23 ноября 1998 года, в которой содержались сведения из доклада ЦРУ, посвященного коррупции в России. Любопытно, что в этой статье содержались признания некоторых высокопоставленных сотрудников администрации США в том, что они получали доклады ЦРУ о коррупции в России. Более того, они также заявили, что ЦРУ предоставляло и другие доклады, указывающие на коррумпированность многих ведущих российских чиновников, включая Анатолия Чубайса.

Однако, по мнению сотрудников администрации Клинтона, доклады ЦРУ никогда не содержали достаточно доказательств, чтобы дистанцироваться от Черномырдина, Чубайса или других высокопоставленных российских чиновников. С точки зрения пресс-секретаря Чубайса Андрея Трапезникова, подобная позиция Белого дома доказывала невиновность Чубайса.

Коррупционные опоры космического «моста»

Общая философия российской политики Клинтона, предусматривавшая установление «дружбы и взаимопонимания» с ключевыми фигурами российской политики, невзирая на очевидные факты их злоупотреблений, проявлялась не только на уровне Кремль – Белый дом, но и в отдельных сферах российско-американского взаимодействия, в частности, в области космоса. Вот что было сказано в ходе слушаний по российско-американскому сотрудничеству в космосе, прошедших на Капитолийском холме 7 октября 1998 года:

«НАСА преувеличивает эффективность массовых денежных вливаний в российскую космическую отрасль отчасти из-за сознательного «закрывания глаз» на бесчисленное количество фактов, свидетельствующих о коррупции [в этой отрасли]... С нашими российскими партнерами связано много такого, что НАСА не хочет или даже никогда не хотело видеть. Например, НАСА сделало все возможное, чтобы свидетельства коррупции внутри российской космической отрасли не мешали бы руководителям [НАСА] принимать решения. Что касается тех печально известных вилл космонавтов в Звездном городке, то некоторые эксперты Белого дома просто не хотят их замечать, относя существование этих домов в разряд «предположений». В НАСА же существовало жесткое правило «не видеть» и «не упоминать» [эти виллы]. Когда один сотрудник НАСА, будучи не в состоянии больше замалчивать данный беспредел, описал его в своем отчете о командировке, то ему было сказано переписать этот документ, убрав из него все упоминания этих вилл. Другие представители НАСА, работавшие в Звездном городке, говорили, что им было ясно сказано – любой интерес, который они проявят к этим домам, окажет серьезное «негативное влияние» на их карьеру. Подобная политика позволяет высшим американским чиновникам делать вид, что они «застигнуты врасплох» или «крайне удивлены» всякий раз, когда независимые эксперты кладут им на стол свидетельства подобного «увода» средств».

Интересно, что подобную политику «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу» проводили даже некоторые американские СМИ, имевшие в Москве свои представительства. Так, когда американский журналист Харрис провел свое расследование фактов коррупции в российской космической отрасли, ему был оказан «холодный прием» в московском бюро телекомпании АВС (данный эпизод упомянут в книге Брайана Берроу «Стрекоза: НАСА и кризис на борту «Мира»). Руководство бюро опасалось, что деятельность Харриса может разозлить российское правительство, на доброе отношение которого бюро очень рассчитывало.

«Наш сукин сын»

В том, что Белый дом пытался оказывать на события в России влияние в соответствии со своим видением того, как должны строиться экономика и политика РФ, признавался сам бывший президент Борис Ельцин. Вот строки из его мемуаров «Записки президента»: «За несколько дней до начала седьмого съезда мне позвонил Буш. Он просил меня не отдавать без борьбы Гайдара и Козырева. Именно в Гайдаре западные правительства видели гаранта экономических реформ. Для меня это не было секретом».

Речь идет о VII Съезде народных депутатов Российской Федерации, который открылся 1 декабря 1992 года в Москве. Именно он положил начало тому конфликту между законодательной и исполнительной властью, который привел к жесткому противостоянию между президентом и парламентом, завершившемуся расстрелом последнего 4 октября 1993 года. А звонил Ельцину накануне седьмого съезда действующий президент Джордж Буш-старший.

Отдадим должное американской прессе: она дала достаточно честную оценку как противостоянию по линии Ельцин – парламент, так и той позиции, которую занял Клинтон в этом конфликте. Газета Los Angeles Times в статье под названием «Является ли Ельцин истинным символом демократии?», опубликованной 1 октября 1993 года, обвинила Клинтона в двойных стандартах: сам клянется защищать конституцию собственной страны, а своего российского коллегу подталкивает к антиконституционным действиям, направленным на силовое решение противоречий с законодателями. При этом газета подчеркнула, что если такой человек, как Ельцин, пытается выглядеть антикоммунистом, то вовсе не значит, что он при этом является демократом.

А консервативная Washington Times уже после расстрела парламента опубликовала 13 ноября того же года статью под названием «Булькающие остатки большевизма?», в которой сравнила методы Ельцина с большевистскими. Последователи Ленина, отмечало издание, пытались «железной рукой» загнать человечество в счастье, а российский президент пытается таким же образом загнать Россию в рыночную экономику. Но все же, несмотря на предостережения со стороны собственных СМИ, правительство США продолжало выстраивать «братские отношения» с Ельциным и его окружением, закрывая глаза на злоупотребления в высших эшелонах российской власти и таким образом способствуя превращению коррупции в modus operandi (способ действия – лат.) чиновников и бизнесменов в России.

В «Докладе комитета Кокса» особенно часто упоминаются два имени – Чубайс и Черномырдин. Связь между этими двумя личностями существует и за пределами страниц данного документа, что недавно подтвердил сам глава Роснано. В разгар корпоративной вечеринки, посвященной наступающему 2016 году, он, согласно телеканалу LifeNews, со сцены поздравил подчиненных с выдающимися успехами, похвастался завидным финансовым положением, несмотря на миллиардные убытки, и произнес слова, которые жаждут услышать от своих работодателей миллионы россиян: «У нас много, очень много денег! Всем двойную премию!» Данное заявление вызвало скандал. Оправдываясь за сказанное, Чубайс сказал, что действовал в соответствии с «заветами» Черномырдина, которого назвал «своим учителем». «Хотел как лучше, а получилось как всегда», – иронично процитировал слова бывшего премьер-министра России глава Роснано.

Преследовал ли Белый дом цель поражения коррупцией российской экономики и власти? Вряд ли. Мало кто знает, но в Америке есть жесткое законодательство, направленное против поощрения и способствования коррупции в других странах как отдельными гражданами, так и организациями (частными и государственными) США. Это так называемый закон о коррупции за рубежом, принятый еще в 1977 году. Нарушившим его может грозить суровое уголовное наказание. И, хотя речь в этом законе идет скорее о прямом подкупе иностранного партнера, чем о закрывании глаз на его злоупотребления, сам факт наличия такой юридической нормы говорит о щепетильности, с которой представители американской власти должны подходить к выстраиванию деловых и политических отношений со своими коллегами в других странах.

Скорее Белый дом при Клинтоне действовал в отношении российских политиков по принципу «Он, может быть, и сукин сын, но он наш сукин сын» – широко известной фразе, приписываемой американским президентам от Франклина Рузвельта до Ричарда Никсона, которой они оправдывали развитие отношений между Вашингтоном и различными диктаторами проамериканской политической ориентации. Но, проводя подобную политику в отношении России, Вашингтон, как отметили сами американские конгрессмены, «серьезно подвел российский народ».

События, описываемые в «Докладе комитета Кокса», ушли в прошлое. Нужно ли к ним возвращаться? Нужно, ибо, как отметил писатель Алексей Толстой в последних строках своего романа «Князь Серебряный», «многое доброе и злое, что как загадочное явление существует поныне в русской жизни, таит свои корни в глубоких и темных недрах минувшего».

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > vz.ru, 19 января 2016 > № 1625821 Юрий Караш

«Рассматривать «Талибан» как альтернативу ИГ — ошибка»

Экс-спецпредставитель США по Афганистану Джеймс Доббинс о своем видении ситуации

Александр Братерский

Власти Афганистана призвали полевых командиров движения «Талибан» сесть за стол переговоров с правительством страны. В понедельник в Кабуле прошла вторая встреча высокопоставленных представителей Пакистана, Афганистана, Китая и США, где обсуждалась «дорожная карта» мирного урегулирования. О том, почему с талибами необходимо говорить, «Газете.Ru» рассказал Джеймс Доббинс, экс-представитель администрации США по Афганистану в 2013–2014 годах.

— Недавно российский спецпредставитель по Афганистану Замир Кабулов публично заявил о том, что Россия ведет переговоры с представителями движения «Талибан». Как смотрят на это в США?

— В переговорах между Россией и «Талибаном» нет ничего нового: россияне вели их на протяжении нескольких лет и информировали об этом США. Я сам об этом говорил с Замиром (Кабуловым), мы были в постоянном контакте в то время, когда я был спецпредставителем США, мы много раз сотрудничали по различным вопросам. Наша страна также проводила переговоры с талибами в 2010–2012 годах, потом был перерыв. Китайцы тоже вступали с ними в переговоры, участвовали в них и представители Великобритании и Норвегии.

В самих переговорах нет ничего нового, правда, интересен сам факт придания этому факту публичности.

Сообщалось, что Россия ведет переговоры о поставке оружия правительству Афганистана, и я не думаю, что правительство США стало бы этому препятствовать. Мы поддерживаем правительство Афганистана и хотели бы, чтобы Россия делала то же самое. Если же переговоры с талибами для России имеют другую цель и рассматривают «Талибан» как альтернативу ИГ (организация запрещена в России) и использование его в качестве союзника, то это ошибка. Американское правительство и правительство Афганистана будут возражать против такого подхода. «Талибан» является радикальной организацией, хотя и имеет противоречия с ИГ в Афганистане.

— Россия и США воевали с талибами, а теперь ведут с ними переговоры. Это потому, что ИГ серьезно изменило ситуацию в регионе?

— Я не думаю, что такова логика правительства США, которое начало вести переговоры с талибами до того, как ИГ заявило о себе как о серьезной силе. Я также не считаю, что США рассматривают «Талибан» как альтернативу в борьбе с «Аль-Каидой» (также запрещенная в России организация). «Талибан» — это организация, которая тесно связана с «Аль-Каидой», а «Аль-Каида» является такой же ужасной группировкой, как и ИГ, хотя и уменьшилась в размерах. Поэтому я не думаю, что такая аргументация оказала влияние на политику США.

Для нас «Талибан» не является полезным инструментом в борьбе с ИГ, и если Москва его таковым видит, то это ошибка. Афганистан под контролем талибов будет приютом для радикальных групп, включая тех, кто хочет совершать нападения на Россию. Однако в отличие от ИГ, нацеленного на глобальный джихад, талибы ограничиваются лишь территорией Афганистана.

Одно из требований, которое выдвинуло талибам правительство США, — прекращение сотрудничества с «Аль-Каидой», однако «Талибан» этого не сделал.

Да, это националистическое, а не глобальное джихадистское движение, однако его идеологические постулаты смыкаются с глобальными джихадистскими движениями.

Оно дало этим движениям возможность использовать Афганистан как базу для своих операций — несколько недель назад афганские и американские военные в результате совместной операции обнаружили лагерь «Аль-Каиды».

— Вы отметили совместные операции афганских сил и военных США. Существует мнение, что, несмотря на подготовку США и НАТО афганских военных, они пока не в состоянии отражать атаки талибов самостоятельно. Считаете ли, что для США необходимо сократить присутствие американских военных в Афганистане?

— Продолжение американского присутствия в Афганистане важно, и администрация Обамы дала понять, что пребывание войск продолжится и при новой администрации. Большинство кандидатов в президенты поддерживают присутствие в Афганистане.

Президент США подчеркнул, что, если «Талибан» хочет, чтобы американские военные и войска других государств ушли, они должны достичь мирного соглашения с правительством Афганистана. Большинство кандидатов в президенты, скорее всего, поддержат продолжение присутствия войск в Афганистане. Думаю, что продолжение присутствия в Афганистане войск США и союзников необходимо вместе с продолжением финансирования, которое необходимо Афганистану. Добавлю, что средства идут не только из США, но и из других стран. Это финансирование идет не только из Вашингтона, но и из других стран. Это два необходимых условия, которые дадут Афганистану возможность сопротивляться атакам талибов, а также помогут с укреплением безопасности. Хочу также отметить, что, если Пакистан поменяет свою точку зрения и будет бороться с талибами внутри Пакистана, это сыграет очень позитивную роль.

— Вы вели переговоры с талибами. Насколько у них есть настроенность на достижение мира?

— Внутри «Талибана» есть те, кто выступает за политическое решение конфликта. Конечно, там есть и экстремистские элементы. Из-за их деятельности «Талибан» достаточно долго не хотел участвовать в политическом процессе. Правда, я не думаю, что мирный процесс может быть быстрым.

Переговоры займут долгое время, и, каким бы ни было соглашение, оно будет отражать ситуацию, которая сложится на данный момент непосредственно на земле.

Не думаю, что мы должны считать, что мир совсем близко.

— Каково ваше мнение о лидере талибов Ахтаре Мохаммаде Мансуре. Что он за человек?

— Он уже давно руководит «Талибаном», с тех пор как три года назад умер мулла Омар (предыдущий лидер «Талибана». — «Газета.Ru»). Этого времени было достаточно, чтобы составить о нем впечатление. Он владеет ситуацией, и его даже можно назвать прагматиком. В разное время он проявлял открытость к политическому процессу, однако никогда твердо не продемонстрировал свою приверженность мирным переговорам. Поэтому нам не остается ничего, кроме как ждать.

Мы были готовы говорить и с Омаром, если бы он хотел этого.

— Какой вы видите роль Ирана в Афганистане? Считаете ли, что его роль возрастет как игрока в Афганистане?

— С 2001 года политика Ирана в Афганистане шла параллельно с американской. Особого взаимодействия не было, однако отдельные случаи сотрудничества случались. Иран поддерживал афганское правительство, и ситуация в Афганистане не была раздражителем в американо-иранских отношениях. Возможно, если отношения обеих стран улучшатся, активизируется сотрудничество и по Афганистану. Однако я не предвижу, что такое сотрудничество возникнет в краткосрочной перспективе. Не хотелось бы, чтобы Иран пришел к выводу, что «Талибан» можно использовать в борьбе с ИГ. Мне бы хотелось, чтобы Иран видел правительство в Кабуле как основную силу в стабилизации Афганистана.

— Видите ли вы перспективы для российско-американского сотрудничества в Афганистане, несмотря на общее ухудшение отношений?

— Я всегда придерживался точки зрения о необходимости сотрудничества с Россией по Афганистану.

Я считаю, что мы не должны позволить разногласиям по Украине помешать этому сотрудничеству.

США недавно выделили средства для приобретения российской техники Афганистану. Поэтому, я думаю, мы готовы отделить наши разногласия по Украине и по Сирии от Афганистана. Для администрации Обамы Афганистан, как в свое время иранская ядерная программа, — одна из тех зон, где Россия и США должны сотрудничать.

Афганистан. США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 19 января 2016 > № 1616680 Джеймс Доббинс

Глобализация и предательство элит

Михаил Делягин

они живут, «под собою не чуя страны»

Идеология профессиональных предателей

Элитой общества, с управленческой точки зрения, является его часть, участвующая в принятии и реализации важных для него решений или являющаяся примером для массового подражания.

Подобно тому, как государство является мозгом и руками общества, элита служит его центральной нервной системой, отбирающей побудительные импульсы, заглушающей при этом одни и усиливающей другие, концентрирующей их и передающей соответствующим группам социальных мышц.

В долгосрочном плане главным фактором конкурентоспособности общества становятся его мотивация и воля, воплощаемые элитой.

Предательство ею национальных интересов фатально: в глобальной конкуренции его можно сравнить лишь с изменой, совершаемой командованием воюющей армии в полном составе.

Строго говоря, этот феномен не нов. Один из ярчайших (и притом относительно недавних) его примеров дала царская охранка, поддерживавшая организованное революционное движение в России ради расширения своего влияния и финансирования. Она ничуть не в меньшей степени, чем японская армия, немецкий генштаб и американские банкиры, раздувала революционный костер, вышедший из-под её контроля и, в конце концов, спаливший все тогдашнее общество.

Ближе к нашим дням пример действия национальной элиты против своей страны дает опыт Японии конца 80-х—начала 90-х годов. Тогда в мире было два "финансовых пузыря": в Японии и США, — один из них надо было "прокалывать", и именно японская элита приняла решения, приведшие к "проколу" японского, а не американского "пузыря", от чего японская экономика толком не оправилась и по сей день. Причина — не только глубочайшая интеллектуальная зависимость от США, но и глубина проникновения японских капиталов в американскую экономику. Освоив американский рынок, японские корпорации справедливо считали ключевым фактором своего успеха процветание не Японии, а именно США, на рынок которых они работали, получая за это мировую резервную валюту.

Не менее масштабный и шокирующий пример противодействия национальной элиты, находящейся под внешним воздействием, интересам своего общества дала война США и их сателлитов против Югославии.

Ее стратегической целью, как и целью всей американской политики на Балканах с 1990 года, представляется подрыв экономики Евросоюза, стратегического конкурента США, превращение руин некогда процветающей Югославии в незаживающую рану на теле Европы. В частности, агрессия 1999 года, насколько можно судить, была направлена на подрыв евро как потенциального конкурента доллару.

Тогда европейские лидеры поддержали США, несмотря на резкий протест не только европейской общественности, но и среднего звена их собственных политических структур. Повестка дня для Европы после Второй мировой всегда формировалась под интеллектуальным влиянием США, и привычка к этому превратила тогдашних руководителей Европы в могильщиков ее стратегических перспектив. Из-за войны евро рухнул почти на четверть, лишился возможности "бросить вызов" доллару, а европейская экономика окончательно стала простым дополнением американской.

Это же качество европейской элиты проявилось и после 11 сентября 2001 года, когда Европа, спасая доллар, показала, что рассматривает американскую экономику не как конкурента, а как структурообразующего лидера мирового порядка, в котором исчезла сама идея "европейства". Формирование сознания европейской элиты американцами примирило Европу с положением, при котором в то самое время, когда падение евро оказывалось для американцев маленьким конкурентным удовольствием, симметричное падение доллара представлялось перепуганным европейцам концом света.

Еще более яркий пример предательства национальных интересов — "казус Милошевича": ключевой причиной парадоксального и катастрофического "непротивления злу насилием", за которое он заплатил в том числе и собственной жизнью, представляется вероятное размещение материальных активов его окружения в странах-агрессорах и в их валютах. Ответные удары Югославии, на которые она была вполне способна, попросту обесценили бы их.

Перечень подобных примеров можно приводить бесконечно — и, чем ближе к нынешнему дню, тем чаще с ними приходится сталкиваться.

В свое время Горбачёв дал нестерпимо соблазнительный пример того, что сотрудничество с Западом против своей страны обеспечивает личное благополучие и полную безнаказанность. Однако последние полтора десятилетия показали: ситуация изменилась. Лишившиеся власти лидеры: от Пиночета до Милошевича, — идут под суд или прямо на тот свет, а сдавшим своего руководителя в руки "мирового сообщества" приближенным вместо всех земных благ публично отрывают головы (как это было с окружением Саддама Хусейна).

Но круг представителей элит, убеждаемых этими трагедиями, по-прежнему поразительно узок.

Почему?

Почему элиты незападных стран, как лемминги к краю пропасти, бегут на Запад?

Потребление как смысл существования

Самый простой ответ, лежащий на поверхности, — перерождение элит в силу торжества рыночных отношений и, соответственно, рыночных идеалов.

Практический критерий патриотичности элиты прост до примитивизма: размещение её активов. Вне зависимости от мотивов отдельных своих членов, как целое элита обречена действовать в интересах именно собственных активов (материальных или символических: влияния, статуса и репутации в значимых для нее системах, информации и так далее). Если критическая часть этих активов (которую члены элиты не могут позволить себе потерять) контролируются конкурентами этого общества, элита поневоле служит их интересам, становясь коллективным предателем.

Отсюда, в частности, следует не только обреченность "исламского вызова", лидеры которого хранят средства в валютах своих стратегических конкурентов и потому не могут последовательно противодействовать последним, но и ограниченная адекватность риторики о "поднимании с колен" в неупоминаемую позу, популярной среди отечественной "оффшорной аристократии". Ведь эта часть российского управляющего класса по-прежнему, несмотря на развязанную против нас "холодную войну", держит на "проклятом Западе" все свои активы, до семей включительно.

Логика представителей "оффшорной аристократии" строга и по-своему безупречна: они служат личному потреблению (неважно, материальному или символичному), ощущая Россию как "трофейное пространство", вместе с населением подлежащее переработке в имущество, расположенное в фешенебельных странах, или же в, пусть и временное, но ощутимое уважение со стороны представителей этих стран.

Солнце для них восходит на Западе, и они молятся этому черному солнцу наживы, уничтожая ради нее свои народы.

Однако этот ответ, при всей его актуальности, даже не претендует на глубину.

Ведь рыночные отношения развиваются на протяжении столетий; почему же именно сейчас, когда деньги теряют значение, уступая ключевое роль в жизни развитых обществ технологиям, а стратегические решения все более принимают нерыночный характер, — почему вдруг именно сейчас рыночные отношения начинают доминировать в сфере ценностей?

Почему людей, которые вслед за генералом Торрихосом не хотели входить не то что в собственный замок на Лазурном берегу, но даже в историю, а стремились "всего лишь" в зону Панамского канала, в массовом порядке сменяют совершенно иные лидеры, рассматривающие свои страны как "трофейные пространства", а себя в роли наместников оккупационных армий?

Что ломает ценности элит?

Противостояние культур

Глобальная конкуренция ведется прежде всего между цивилизациями — на основе их ценностей и вытекающего из них образа действия.

После поражения и уничтожения советской цивилизации наиболее предпочтительно положение Запада, чей образ действий — финансово-экономический — наиболее универсален. В отличие от идеологической, религиозной или, тем более, этнической экспансии финансовая экспансия сама по себе никого не отталкивает a priori, поэтому круг ее потенциальных сторонников наиболее широк. Конечно, ужесточение глобальной конкуренции, лишая многих возможностей успешно участвовать в экономической жизни, решительно сужает этот круг. Именно этим вызваны исламский и, отчасти, китайский вызовы Западу. Но принципиально ситуация пока не меняется: Запад остается носителем наиболее универсальных и общедоступных ценностей.

В силу своего образа действий проводником финансовой экспансии Запада в цивилизационной конкуренции объективно служит почти всякий участник рынка. Он может ненавидеть США, быть исламским фундаменталистом и даже финансировать террористов, но сам его образ действий объективно превращает его в проводника интересов и ценностей Запада. Граница между сторонником и противником той или иной цивилизации пролегает не по убеждениям, а по образу жизни. Финансист принадлежит незападной цивилизации не когда он дает деньги борцам с Западом, а лишь когда он отказывается от использования финансовых рынков и переходит к образу жизни представителя незападной цивилизации, то есть как финансист совершает социальное самоубийство.

Универсальность и комфортность западных ценностей особенно важны при анализе элит погруженных в нее стран.

Поскольку с началом глобализации конкуренция ведется прежде всего в сфере формирования сознания, важнейшим фактором конкурентоспособности общества становится то, кто формирует сознание его элиты.

Дружба бывает между отдельными людьми и даже народами, а между странами и, тем более государствами, наблюдается только конкуренция. Формирование сознания элиты извне — слегка завуалированная форма колонизации, внешнего управления.

Система, находящаяся под таким внешним управлением, утрачивает адекватность (достаточно посмотреть на историю нашей страны с 1987 года): ценности, идеи, приоритеты элиты отвечают интересам его стратегических конкурентов и разрушают общество. Элита, сознание которой сформировано стратегическими конкурентами ее страны, имеет к своей стране то же отношение, что охранник к заключенным.

Но даже слабость или отсутствие внешнего управления не гарантируют ориентации элиты на национальные интересы. Ведь её члены в силу своего положения располагают значительно большими возможностями, чем рядовые граждане. Глобализация, обостряя конкуренцию, разделяет относительно слаборазвитые общества, принося благо их элитам и проблемы — рядовым гражданам. С личной точки зрения членам элиты таких обществ естественно стремиться к либерализации, дающей им новые возможности, но подрывающей конкурентоспособность их стран и несущей неисчислимые беды их народам. При этом уровень конкуренции, необходимый представителям элиты просто для того, чтобы держать себя "в тонусе", может быть абсолютно непосилен для основной части их обществ.

В слаборазвитых обществах традиционная культура, усугубленная косностью бюрократии, отторгает инициативных, энергичных людей, порождая в них обиду. А ведь именно такие люди и образуют элиту! Отправившись "искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок", они воспринимают в качестве образца для подражания развитые страны и пытаются "оздоровить" свою Родину механическим насаждением их реалий и ценностей. Подобное слепое культуртрегерство разрушительно в случае не только незрелости общества, его неготовности к внедряемым в него ценностям, но и их цивилизационной чуждости для него.

Даже войдя в элиту страны, инициативные люди не могут избавиться от чувства чужеродности, от ощущения своего отличия от большинства сограждан. Это также провоцирует враждебность активных членов элиты к своей Родине. "Умный человек неправ уже просто потому, что он умный и поэтому думает не так, как большинство, и, соответственно, отторгается им". Такое отторжение элиты характерно для многих стран.

По мере распространения западных стандартов образования и переориентации части элиты и, особенно, молодежи незападных стран на западные ценности это противоречие обостряется. Прозападная молодежь и прозападная часть элиты, стремясь к интеграции, к "простым человеческим благам", утрачивают собственные цивилизационные (не говоря уже о национальных) ценности, и (часто незаметно для себя) начинают служить ценностям своих стратегических конкурентов (в России, например, они служат эффективности фирмы против эффективности общества, то есть конкуренции против справедливости). В результате значительная часть образованного слоя, который является единственным носителем культуры и развития как такового, оказывается потерянной для страны, так как предъявляет непосильные для нее требования.

Еще более важно то, что современное образование по самой своей природе включает западные стандарты культуры и представлений о цивилизованности, которые во многом несовместимы с общественной психологией, а во многом — с объективными потребностями развития незападных обществ.

Воспринимая в качестве идеала и своей цели источник этих стандартов (причем во многом существующих лишь в рекламе либо для богатейшей части соответствующих обществ), образованные слои неразвитых обществ начинают если и не прямо служить ему, то, как правило, соотносить с ним все свои действия.

Именно с этого начинается размывание системы ценностей, затем размывающее и общество. Без этого деликатного аспекта цивилизационной конкуренции нельзя понять широкое распространение активной и сознательной враждебности к собственной стране.

Смерть традиционной демократии

Важной и обычно забываемой особенностью глобализации является коренное изменение характера деятельности человечества. Те же самые технологии, которые беспрецедентно упростили коммуникации, превратили в наиболее рентабельный из общедоступных видов бизнеса формирование человеческого сознания как индивидуального, так и коллективного. "Наиболее рентабельный из общедоступных" — значит, наиболее массовый: основным видом деятельности бизнеса вот уже скоро поколение является изменение сознания потенциальных потребителей. Забыты времена, когда товар приспосабливали к их вкусу: гораздо рентабельней оказалось приспособить едока к пище, а не наоборот.

Между тем, для формирования сознания общества нет нужды преобразовывать сознание всего населения — достаточно воздействовать лишь на его элиту. Усилия по формированию сознания, концентрируясь на сознании элиты, меняют его быстрее, чем сознание общества в целом, и оно начинает резко отличаться от сознания большинства. Отрываясь от общества, элита не просто утрачивает эффективность, но и перестает выполнять свои функции, оправдывающие ее существование. Подвергающаяся форсированной перестройке сознания элита мыслит по-другому, чем ведомое ею общество, исповедует иные ценности, по-другому воспринимает мир и иначе реагирует на него.

Это уничтожает сам смысл формальной демократии (и, в частности, лишает смысла ее институты), так как идеи и представления, рождаемые обществом (не говоря уже о его мнениях и интересах), уже не диффундируют наверх по социальным капиллярам, не воспринимаются элитой и перестают влиять на развитие общества через изменение ее поведения.

Измененное сознание элиты заставляет ее и руководимое ею общество вкладывать совершенно разный смысл в одни и те же слова и делать разные, порой противоположные выводы из одних и тех же фактов. Современный руководитель может встречаться с "ходоками", как Ленин, и даже регулярно ходить "в народ", но не для того, чтобы что-то понять или прочувствовать самому, а лишь чтобы улучшить свой имидж и повысить рейтинг: политический аналог рыночной капитализации. Таким образом, в условиях широкого применения управляющими системами технологий формирования сознания элита и общество обладают разными системами ценностей и преследуют не воспринимаемые друг другом цели. Они утрачивают способность к главному — к взаимопониманию. Как писал Дизраэли по иному поводу (о бедных и богатых), в стране возникают "две нации".

Эта утрата взаимного понимания, вызванная не злым умыслом, но сугубо объективными технологическими факторами разрушает демократию, подменяя ее хаотической пропагандой и перманентной информационной войной значимых политико-экономических групп. "Мирное время отличается от войны тем, что враги одеты в твою форму". Общественное сознание — не только цель, но и поле боя.

Растущее непонимание между обществом и элитой объективно повышает угрозу дестабилизации, а с этим и потребность элиты во внешней помощи, — и уже сложилась сила, которая ее с удовольствием оказывает.

Глобальный класс новых хозяев

Суть глобализации — упрощение коммуникаций.

Новые коммуникации сплачивают представителей различных управляющих систем (как государственных, так и корпоративных) и обслуживающих их деятелей спецслужб, науки, СМИ и культуры на основе общности личных интересов и образа жизни в качественно новый, незнающий границ космополитичный глобальный управляющий класс. Образующие его люди живут не в странах, а в пятизвездочных отелях и закрытых резиденциях, обеспечивающих минимальный (запредельный для обычных людей) уровень комфорта вне зависимости от пребывания, а их общие интересы обеспечивают не столько государственные, сколько частные наемные армии. Новый глобальный класс собственников и управленцев не един, он раздираем внутренними противоречиями и жестокой борьбой, но как целое он монолитно противостоит разделенным государственными границами обществам не только в качестве одновременного владельца и управленца (что является приметой глубокой социальной архаизации), но и в качестве всеобъемлющей структуры.

Этот глобальный господствующий класс не привязан прочно ни к одной стране или социальной группе и не имеет никаких внешних для себя обязательств: у него нет ни избирателей, ни налогоплательщиков, ни мажоритарных акционеров (строго говоря, он является таким акционером сам для себя). В силу самого своего положения "над традиционным миром" он враждебно противостоит не только экономически и политически слабым обществам, разрушительно осваиваемым им, но и любой национально или культурно (и, тем более, территориально) самоидентифицирующейся общности как таковой, — и в первую очередь традиционной государственности.

Под влиянием формирования этого класса, попадая в его смысловое и силовое поле, государственные управляющие системы перерождаются. Верхи госуправления начинают считать себя частью не своих народов, а глобального управляющего класса: это качественно повышает уровень их жизни; несогласные же уничтожаются или как минимум изолируются.

Соответственно, большинство национальных элит переходит от управления в интересах наций-государств, созданных Вестфальским миром, к управлению этими же нациями в интересах "новых кочевников" — глобальных сетей, объединяющих представителей финансовых, политических и технологических структур и не связывающих себя с тем или иным государством. Естественно, такое управление осуществляется в пренебрежении к интересам обычных обществ, сложившихся в рамках государств, и за счет этих интересов (а порой и за счет их прямого подавления) и, строго говоря, носит характер жестокой эксплуатации.

На наших глазах и с нашим участием мир вступает в новую эпоху, основным содержанием которой становится совместная национально-освободительная борьба обществ, разделенных государственными границами и обычаями, против всеразрушающего господства глобального управляющего класса. Это содержание с новой остротой ставит вопрос о солидарности всех национально ориентированных сил — ибо разница между правыми и левыми, патриотами и интернационалистами, атеистами и верующими не значит ничего перед общей перспективой социальной утилизации, разверзающейся у человечества под ногами из-за агрессии "новых кочевников".

Практически впервые в истории противоречия между патриотами разных стран, в том числе и прямо конкурирующих друг с другом, утрачивают свое значение. Они оказываются ничтожными перед глубиной противоречий между силами, стремящимися к благу отдельных обществ, и глобального управляющего класса, равно враждебного любой обособленной от него общности людей. В результате появляется объективная возможность создания еще одного, пятого после существующих Социалистического, троцкистского, либерального и Финансового, — как это ни парадоксально звучит, националистического Интернационала, объединенного общим противостоянием глобальному управляющему классу и общим стремлением к сохранению естественного образа жизни, благосостояния, культурного потенциала и прогресса своих народов.

Ведь человечество, каким бы несовершенным и раздробленным оно ни было, не хочет снова становиться на четвереньки.

Новое Средневековье vs. технологический социализм

Ахиллесова пята глобального управляющего класса — в службе глобальным монополиям, транснациональным корпорациям (ТНК), которые, как и все монополии, стремятся заблокировать технологический прогресс ради увековечивания своего доминирующего положения. Этот путь ведет к архаизации общественных отношений, заталкивает мир в новое Средневековье, новые Темные века.

Выходом из кажущегося исторического тупика, действенным лекарством от архаизации должно стать развитие технологий, объективно взрывающих монополизм, в том числе и глобальный.

Подобно тому, как современный человек дважды в день чистит зубы не потому, что боится кариеса, а потому, что так принято, — точно так же этот же самый современный (и завтрашний) человек должен стремиться к технологическому прогрессу. Он должен жертвовать ему свои деньги, подобно тому, как в приведенном примере он жертвует общественным приличиям свое время, — как правило, не задумываясь о стоящими за ними потребностями его собственного здоровья.

Человечество приближается к коренному изменению мотивации своей деятельности.

Заменой узкорыночного стремления к голой прибыли, автоматически рождающего монополизм, постепенно становится объемлющее стремление к новым технологиям, делающим жизнь не только более богатой и благополучной, но и более разнообразной и интересной.

Упование на технологии против всесилия порождающего монополизм рынка, при всей наивности такого упования (как и любой, во все времена надежды на лучшее будущее), представляется перспективным. По сути дела, это новая, современная форма социалистической идеи, преображающейся из традиционной социал-демократической, свойственной индустриальной эпохе, в идею технологического социализма.

Сегодняшняя форма общественного развития — это борьба стремления к прибыли и стремления к технологиям, это борьба глобального монополизма и ломающего его технологического прогресса, это борьба глубинной тяги к архаизации и жажды возобновления комплексного, всеобъемлющего развития человечества. Эта борьба двух тенденций вновь, как в годы великих войн, превращает лаборатории и кабинеты ученых в передовой край борьбы человечества за свое будущее. Только если раньше речь шла и выживании и прогрессе лишь отдельных народов и их групп, то теперь — всего человечества без исключения.

Судьба этой борьбы будет решена противостоянием стремления человека к нормальному гармоническому развитию, с одной стороны, и стремлением глобального бизнеса к его закрепощению. Наиболее полным выразителем второй тенденции выступает современный либерализм как идеология не свободы и суверенитета личности, как это было во времена Вольтера и в XIX веке, но идеология враждебно противостоящего всему человеческому глобального бизнеса.

Принятие этой идеологии и служение ей в силу ее специфики неминуемо накладывает на человеческое сознание серьезнейший отпечаток, который необходимо учитывать и использовать. Ведь игнорирование особенностей современного либерального сознания качественно снижает эффективность взаимодействия с ним и затрудняют противостояние безумной и безудержной агрессии их носителей…

Ненависть к Родине

Давно уже разжевано и доказано даже для самых идеологизированных "глотателей газет", что великий Л.Н.Толстой, переводя сложный текст, написанный на староанглийском языке, сумел-таки перевести его неправильно. В оригинале было "патриотизм может оправдать даже негодяя", а из-под пера классика вышло "патриотизм — это способ самооправдания негодяя". Очень хотелось подтвердить свою мысль, с кем не бывает. Но почему именно либералы сделали ошибку классика фактором общественной жизни?

Сначала — понятно: валили КГБ, КПСС и СССР. Но свалили же — почему не поднимать собственный, российский патриотизм, как во всех странах СНГ?

Почему все 90-е годы, пока либералы были у власти, любить свою Родину было стыдно? Почему за словосочетание "национальные интересы" в служебной бумаге еще в 1995 году (личный опыт) можно было огрести серьезные неприятности?

Потому что, когда в начале 90-х, по известному выражению, "попали в Россию", далеко не все "целили в коммунизм". И те, кто промахнулся вроде Зиновьева и, в целом, диссидентов, как правило, горько раскаивались и никакой карьеры в своем раскаянии не сделали.

А карьеру сделали, в тогдашних терминах, "демократы" — они попали как раз туда, куда целили.

Лучше всего это выразил умнейший и откровеннейший из либералов Кох, давным-давно сказавший о бесперспективности и безысходности России с такой чистой детской радостью, что она повергла в шок даже его коллег. Реагируя на теракт 11 сентября 2001 года, он же, отметив, что "для меня в Нью-Йорке все улочки родные", без каких-либо наводящих вопросов, по собственной воле признал: "Испытал полное бессилие и опустошение. Два года назад у нас, в России, взрывали дома, но тогда не было эффекта присутствия", — при том, что, если я не ошибаюсь, в августе 1999 года он в России был, а в сентябре 2001 года в США не был. И дело здесь вряд ли только в телетрансляции: дело скорее в самоидентификации человека, в том, где именно у него находятся "родные улочки".

Не менее откровенна была еще одна "прорабша перестройки", которая на "круглом столе", посвященном 11 сентября 2001 года, вдруг стала яростно доказывать, что любые люди, готовые сознательно отдать свои жизни за что бы то ни было, и особенно за какую бы то ни было идею, — выродки рода человеческого и должны выявляться и уничтожаться физически в превентивном порядке, чтобы не мешали нормальным людям нормально жить. Дело было в Ленинграде (тогда и ныне Санкт-Петербург), недалеко от Пискаревского кладбища, где лежали эти самые, по ее терминологии, "выродки". Признаюсь: даже американцы в своих войнах после Второй мировой войны, даже террористы, даже фашисты ближе мне, чем эта визжащая либеральная дама, которую я слышал своими ушами. Потому что они сражались за свой народ, или хотя бы искренне думали так, а она вполне сознательно сражалась против своего народа. Не исключаю, что это вышло у нее нечаянно — просто потому, что в основе ее мироощущения лежали запросы потребления. Последнее слово — главное для понимания отношения либералов к России. Иначе понять политику либералов по отношению к нашей стране можно, лишь поверив, что они бескорыстно испытывают к ней животную ненависть и стремятся любой ценой ее разрушить просто так.

На самом деле все проще: они просто стремятся обеспечить себе качественное потребление, оставаясь равнодушными к цене этого потребления для всех остальных. "Ничего личного — только бизнес". Дело здесь совсем не в какой-то специфической ненависти: хотя она часто действительно имеет место, как причина либерального поведения она все же второстепенна.

Россия нелюбима либералами не как враг, не как противостоящая сила, но лишь как неудобство, как гвоздь в ботинке: ее народ (тоже запрещенное после победы демократии слово, положено говорить "население"!) мешает им красиво потреблять, как плохому танцору мешают танцевать ноги.

Обычным людям свойственно застывать в тяжком раздумье между севрюгой и Конституцией; при выборе же между Конституцией и куском хлеба 95% людей не задумаются ни на минуту, и всерьез осуждать их может только тот, кто не голодал сам.

Но именно у либералов — и именно в силу их идеологии — потребительская ориентация выражена предельно полно. И, служа своему потреблению, они автоматически, незаметно для себя самих, начинают служить странам и регионам, где потреблять наиболее комфортно, — нашим объективным, стратегическим конкурентам. И, живя ради потребления, они начинают любить те места, где потреблять хорошо, комфортно, и не любить те, где потреблять плохо, неуютно.

Не любить Россию.

И это очень хорошо демонстрируют практические действия либералов, по-прежнему обслуживающих власть и практически полностью определяющих ее как минимум социально-экономическую политику.

Конечно, западные стандарты культуры и цивилизованности во многом несовместимы с российской общественной психологией, а во многом — и с объективными потребностями нашего общественного развития.

Но у либералов отторжение от страны достигает высочайшей степени. В результате значительная часть интеллигенции, а точнее, образованного слоя, который является единственным носителем культуры и развития как такового, оказывается потерянной для страны, так как обижается на нее кровно, предъявляя ей непосильные для нее, несоразмерно завышенные стандарты своего личного потребления. Потребления не только материального, но и интеллектуального — и еды, и дорог, и разговоров "на кухне", и демократии.

Эти непосильные стандарты несовместимы с существованием страны и требуют уничтожения: либо ее, либо либералов как обладающего существенной властью клана. Данный выбор становится все более актуальным, и его откладывание всего лишь повышает шансы либерального клана, обслуживающего интересы глобального бизнеса, на уничтожение России.

США. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 14 января 2016 > № 1641456 Михаил Делягин

Алексей Арбатов: «Мы постоянно хотим обратить на себя внимание США»

В Кремле отметили, что диалог между Обамой и Путиным состоялся по инициативе американской стороны. По мнению Арбатова, Москве «очень приятно»

Американский и российский лидеры провели переговоры впервые за полтора месяца по инициативе Вашингтона. Что послужило поводом для звонка Барака Обамы Владимиру Путину? Вот что сказал в беседе с продюсером Business FM Натальей Космачёвой академик РАН, руководитель центра международной безопасности Института мировой экономики и международных отношений РАН Алексей Арбатов:

Алексей Арбатов: Почему сейчас? Президент Обама произнес свою речь ежегодную в Конгрессе, и на волне этой речи, видимо, появилась идея поговорить с Путиным, начало года, обсудить ситуацию. Ничего экстраординарного в том, что произошел разговор, нет, это первое, ничего экстраординарного в том, что по инициативе американской стороны, это второе. Все последнее время телефонные разговоры именно так и происходят.

Есть некая разница в освещении этого самого факта с американской стороны и с нашей стороны. То есть, если наши СМИ говорят о конструктивном диалоге, то американцы все-таки с некой другой интонацией это преподносят. Почему такая трактовка, так сильно разнится?

Алексей Арбатов: Наверное, потому, что нам очень приятно, что американская сторона позвонила. Мы же при всей своей критике в адрес США и на официальном уровне, и в СМИ, и приобретая иногда совершенно оголтелый, какой-то немыслимый характер, при всем при этом мы постоянно хотим обратить на себя внимание США. Самое, что для нас обидное, это когда Россию не замечают или принижают ее роль, или говорят, что она региональная держава, или говорят, что экономика разорвана в клочья, для нас это просто зарез. И поэтому, когда происходит такой разговор, то мы выставляем это как очередное признание нашей роли. влияния нашей страны. У американцев этого нет, они могут и первые позвонить, и если кто-то их не заметит... если Путин выступит с посланием Федеральному собранию и ни слова не скажет про США, американцы этого даже не заметят. А вот если в Америке так, мы сразу обращаем внимание, сколько раз упомянута Россия — три раза, а вот в каком контексте, а в прошлом году упоминалась два раза, и начинаем вокруг этого всякие теории.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > bfm.ru, 14 января 2016 > № 1611760 Алексей Арбатов

Движение по восходящей

Сила экологических стандартов в мировой экономике

Игорь Макаров – кандидат экономических наук, научный сотрудник Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ.

Резюме Доминирование в сфере установления мировых экологических стандартов переходит к США. А они готовы в полной мере пользоваться этими инструментом для установления собственных правил игры в глобальной экономике.

Стратегии глобальной конкуренции меняются с беспрецедентной быстротой. Война как инструмент внешней политики в современном мире слишком рискованна, и к ней прибегают лишь в качестве крайней меры. Казалось бы, на смену жесткой силе пришла «мягкая». Но и она буксует – Запад, который успешно применял ее в последние десятилетия, погряз в таком количестве проблем, что перестает рассматриваться в развивающемся мире как образец для подражания. Эндрю Бишоп уверен, что на смену силе оружия и образов приходит сила стандартов – новая форма доминирования, заключающаяся в способности устанавливать правила игры в нормативном поле (см. Бишоп Э. Сила стандартов: Новая геополитическая битва // Россия в глобальной политике, №6, 2015).

Ее важной составляющей является сила экологических норм – использование экологического регулирования для решения экономических и политических задач. Долгое время мировым экологическим лидером был Европейский союз, однако ему не удалось конвертировать превосходство во что-то большее, чем позитивный имидж. В настоящее время лидерство перехватывают США, которые рассматривают экологические стандарты как часть создаваемых ими новых правил игры в мировой экономике.

Сила экологических стандартов

Благодаря Нобелевскому лауреату по экономике 2014 г. Жану Тиролю широкую известность приобрело понятие «экономическая платформа» – организация, обеспечивающая непосредственное сетевое взаимодействие двух или более групп своих клиентов: рекламодателей и читателей газет объявлений, разработчиков и пользователей мобильных приложений, владельцев бутиков и посетителей шопинг-моллов, компаний-перевозчиков и пассажиров такси и т.д. Конкуренция между платформами осуществляется на более высоком уровне, чем между представленными на них компаниями. Победа в этой конкуренции способна мгновенно низвергнуть прежних лидеров, привязанных к побежденной платформе.

Концепция экономических платформ выводит значимость стандартов на совершенно новый уровень. Управление стандартами, распространение их на другие страны обеспечивают контроль над экономикой платформенного типа, а значит – глобальное доминирование.

Слово «стандарт» в этом контексте надо понимать шире, чем некое техническое решение. Само слово standard, если обойтись без кальки, переводится с английского как «норма» или «образец». В эту категорию включаются и юридическая норма, и даже модель поведения. Действительно, когда последняя входит в моду, ее не просто мгновенно воспринимает множество потребителей – к ней приходится приспосабливаться и производителям. Выход из моды означает конец товара или компании. Такая логика легко объясняет многомиллионные суммы, которые крупные корпорации затрачивают на создание, распространение и поддержание тех или иных образцов потребительского поведения.

Казалось бы, экологические нормы и стандарты, которые играют все более заметную роль в международных отношениях на фоне обострения проблем окружающей среды, относятся к той же категории.

Безусловное сходство состоит в том, что экологические нормы и правила оказывают огромное влияние на взаимодействие потребителей и производителей и способны относительно быстро перераспределять рыночную власть. Прекрасный пример привел и.о. губернатора Сахалинской области Олег Кожемяко, заявивший на заседании президиума Госсовета по вопросам развития рыбохозяйственного комплекса в октябре 2015 г. следующее: «15 лет назад мы производили 100 тыс. тонн филе минтая, занимали лидирующие позиции на европейском рынке. Однако после введения международной экологической сертификации этот рынок быстро захватили американские производители, и сейчас мы производим чуть более 30 тыс. тонн».

Другой пример – подписание в 1987 г. Монреальского протокола по веществам, разрушающим озоновый слой. Крупнейший американский химический концерн Dupont долгое время настаивал на недоказанности антропогенной природы истощения озонового слоя, но в 1980-е гг. изменил позицию и превратился в одного из основных лоббистов соглашения. Причина в том, что именно Dupont первым разработал озонобезопасные заменители фреонов, запрещенных протоколом. Новая экологическая норма принесла компании почти монопольную рыночную власть.

И все же аналогия между техническими стандартами и образцами поведения, с одной стороны, и экологическими нормами – с другой, не вполне точна. Изменение экологических норм одновекторно, оно происходит в сторону неизменного ужесточения. Нет конкуренции между экологическими нормами, есть их постепенное движение по восходящей. В его основе – объективные факторы, связанные с деградацией окружающей среды. История Монреальского протокола берет начало не с инноваций компании Dupont, а с открытия в 1973 г. негативного воздействия хлорфторуглеродов на озоновый слой. А сертификация рыбных промыслов – естественная мера, нацеленная на предотвращение полного истощения рыбных ресурсов, которое, при условии отсутствия регулирования, произойдет уже в середине XXI века.

Изменение климата, истощение озонового слоя, загрязнение воды, атмосферы и почвы, обезлесение, опустынивание, истощение рыбных ресурсов и утрата биоразнообразия – все эти проблемы требуют регулирования на основе экологических норм, которые будут становиться все более жесткими. Можно обвинять Dupont в продвижении выгодных им норм, а можно поблагодарить за вклад в сокращение производства озоноразрушающих веществ. Почему не рассмотреть сопутствующие выгоды американского концерна как плату за спасение человечества от одной из опаснейших глобальных проблем (озоновая дыра перестала расширяться), либо как приз за способность первыми уловить общественный запрос? Независимо от интерпретации, перераспределение рыночной власти и прибыли происходит в предсказуемом направлении – от менее экологичных к более экологичным компаниям.

Следуя этой же логике, экологи из Фонда дикой природы Евгений Шварц и Константин Згуровский задаются вопросом: «Виноваты ли пресловутые “американские партнеры”, якобы придумавшие сертификацию Морского попечительского совета (MSC – Marine Stewardship Council) для того, чтобы уменьшить рыночную долю российского минтая на международном рынке? Или, страшно сказать, виноваты те рыбаки и структуры тогдашнего аналога Росрыболовства, которые в условиях глобального кризиса морских биоресурсов оказались неспособны ни предвидеть требования глобальных рынков и переработчиков, ни своевременно следовать им, в результате чего и потеряли 2/3 рынка?».

То, что конкуренции экологических норм не существует, отнюдь не означает, что они не могут рассматриваться в качестве инструмента внешней политики, нацеленного на обеспечение доминирования. Движение по восходящей невозможно обернуть вспять, но можно управлять его скоростью. Протокол по веществам, разрушающим озоновый слой, рано или поздно был бы подписан, а соответствующая норма пришла бы во все страны мира. Но это случилось именно в тот момент, когда было максимально выгодно американской компании. В этом и состоит сила экологических стандартов.

Экологические стандарты поощряют тех, чья деятельность сопровождается положительными эффектами. Такие компании сосредоточены преимущественно в развитых странах Запада. По этой причине именно они всегда уделяли распространению экологических норм и правил наибольшее внимание.

Европа как глобальный экологический лидер

Особенно выделялась в этом отношении Европа, еще с 1970-х гг. превратившаяся в мирового лидера в защите окружающей среды. Это произошло благодаря, во-первых, активной позиции европейских стран в рамках многосторонних экологических инициатив; во-вторых, амбициозной и комплексной экологической политике, проводившейся как на уровне Европейского союза в целом, так и в отдельных странах.

ЕС или отдельные европейские страны сыграли ключевую роль в подготовке большинства международных соглашений, составляющих основу современного экологического регулирования. Среди них Конвенция о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой исчезновения (1973 г.), Базельская конвенция о контроле трансграничной перевозки опасных отходов и их удаления (1989 г.), Рио-де-Жанейрская декларация по окружающей среде и развитию, Рамочная конвенция ООН об изменении климата, Конвенция ООН о биологическом разнообразии, Конвенция по охране и использованию трансграничных водотоков и международных озер (все – 1992 г.), Киотский протокол (1997 г.), Конвенция о стойких органических загрязнителях (2001 г.), Нагойский протокол регулирования доступа к генетическим ресурсам и совместного использования на справедливой и равной основе выгод от их применения (2010 г.) и т.д. Именно Евросоюз убедил Россию ратифицировать Киотский протокол, благодаря чему в 2005 г. документ вступил в силу. Наконец, Евросоюз выступает одним из ведущих доноров экологической помощи бедным странам.

Сама природа европейской интеграции, представляющей собой самый амбициозный в истории проект обеспечения коллективных действий для создания общественных благ, идеально соответствует парадигме международного экологического сотрудничества, в рамках которого решаются те же самые задачи – координация ради решения глобальных проблем. Успех единой Европы был вдохновляющим примером для участников международного экологического сотрудничества.

Отличных результатов ЕС достиг в разрешении экологических проблем на своем континенте. Европейские страны (особенно это касается Северной Европы) занимают первые места в рейтингах качества окружающей среды. Критики утверждают, что это было достигнуто прежде всего за счет переноса начиная с 1980-х гг. грязных производств в развивающиеся страны. Это верно, но не стоит недооценивать и европейскую экологическую политику. Здесь впервые стали активно применять экологические налоги и субсидии, которые существенно эффективнее административных методов регулирования окружающей среды. С 2005 г. действует Европейская система торговли квотами на выбросы парниковых газов, до сих пор остающаяся крупнейшим в мире углеродным рынком.

Именно Европа ввела практику принятия долгосрочных «зеленых» стратегий. Наиболее известна стала программа «20-20-20», призванная к 2020 г. сократить на 20% выбросы парниковых газов от уровня 1990 г., повысить долю ВИЭ в потреблении энергии до 20%, сократить потребление первичного топлива на 20%. Еще более амбициозны планы отдельных стран. Дания и Швеция заявили об отказе к 2050 г. от ископаемого топлива. Германия обогатила языки мира словом Energiewende (энергетический разворот) – название программы трансформации германской энергетики, предполагающей кардинальное сокращение выбросов парниковых газов и переход к доминированию ВИЭ к середине столетия.

Европа долго была законодателем моды в области экологических стандартов. Наиболее известны европейские стандарты потребления топлива автомобилями. В 1988 г. введен первый регламент, определяющий предельную величину выбросов окиси углерода (CO), остаточных углеводородов (HC) и оксидов азота (NOx) для крупнотоннажных автомобилей, получивший затем название Евро-0. Движение от Евро-0 к Евро-6 (введен в 2015 г.) в значительной степени определило развитие автомобилестроения во всем мире.

Другим примером того, как Евросоюз устанавливает и распространяет экологические нормы, стала принятая в 2009 г. Директива в области возобновляемой энергетики. Она впервые определяла критерии экологичности производства биотоплива. Действие Директивы касалось только ЕС, она даже не запрещала импорт неэкологичного биотоплива из третьих стран, однако стала мощным сигналом производителям во всем мире. В дальнейшем Евросоюзу посредством двусторонних консультаций с торговыми партнерами фактически удалось превратить свои стандарты в неформальный международный эталон. А в 2012 г. вышла новая директива, поощряющая разработку биотоплива второго поколения и претендующая на ту же роль.

Появившиеся сложности

Экологической проблемой номер один считается изменение климата. Именно климатические саммиты способны регулярно собирать в одном месте более сотни глав государств и правительств. Неудивительно, что ведущая роль в развитии международного климатического режима была ключевым звеном «зеленого» лидерства Европы. Но именно в этой сфере ее позиции в последние годы серьезно пошатнулись.

Первым тревожным звонком стал климатический саммит в Копенгагене в 2009 году. На нем должны были принять новое соглашение, призванное прийти на смену Киотскому протоколу. Сделать это не удалось, так как ведущие развивающиеся страны (в первую очередь Китай и Индия) не согласились принять значительные обязательства по сокращению эмиссии парниковых газов. Несмотря на председательство Дании, европейские страны впервые оказались на периферии переговорного процесса – основные положения итогового документа, в котором срок принятия соглашения был перенесен на следующие годы, родились во время консультаций Китая и Индии с США.

Не менее провальной оказалась и конференция, проведенная в 2013 г. в Варшаве. Она запомнилась отсутствием сколь-либо значимых результатов и демаршем ряда делегаций развивающихся стран (в определенный момент покинувших место заседаний), а потом и представителей экологических организаций. Основные обвинения в провале конференции легли на Польшу как принимающую сторону. В частности, в укор ей поставили организацию угольного саммита параллельно климатическим переговорам, что было болезненно воспринято большинством присутствующих. Иллюстрацией провала было и то, что прямо в ходе переговоров был отправлен в отставку председательствующий на них министр по окружающей среде.

Неудачи в Копенгагене и Варшаве подорвали европейское лидерство на климатических переговорах. Шанс частично восстановить позиции выпал в Париже, где в конце 2015 г. прошла очередная конференция по климату. Делегации должны были завершить то, что не удалось сделать в Копенгагене – принять посткиотское соглашение. Большинство участников процесса высоко оценили усилия Франции в организации мероприятия. Саммит завершился успешно – новое, называемое многими историческим, соглашение было принято. Усилия Франции в организации переговоров оценены по достоинству, а председательствующий на них министр иностранных дел Лоран Фабиус, возможно, даже удостоится выдвижения на Нобелевскую премию мира. С другой стороны, ключевые для принятия соглашения договоренности вновь были достигнуты в двусторонних переговорах США–Китай и США–Индия. И именно Соединенные Штаты, безусловно, стали главным бенефициаром итогового соглашения, составлено оно таким образом, чтобы его не пришлось ратифицировать в американском Конгрессе. Кроме того, климатическую повестку размыли теракты, произошедшие в Париже за две недели до начала конференции. В результате главы ведущих государств, в полном составе приехавшие в столицу Франции, были озабочены созданием антитеррористической коалиции больше, чем изменением климата.

Утрата Европой лидерства на климатических переговорах имеет множество причин. Некоторые из них объективны: доля ЕС в общем объеме эмиссии неуклонно снижается, а значит у него все меньше возможностей влиять на глобальную динамику выбросов. Но налицо и слабости европейской политики, включая конкретные политические провалы (как, например, в Варшаве), и постепенное расхождение интересов стран-членов. Особую силу Евросоюзу придавало его единство, но на фоне нарастания внутренних проблем оно исчезло. Все большую роль играет Польша, чья энергетика базируется на угле и далека от движения в «зеленом» направлении. Важная «линия разлома» возникла после аварии на «Фукусиме». Если раньше ведущие страны континента имели единое видение будущего европейской энергетики, то теперь их взгляды разошлись, причем в первую очередь не по техническим, а по идеологическим основаниям. В то время как президент Франции (в то время Николя Саркози) назвал связанные с АЭС страхи «иррациональными» и «средневековыми», Германия отказалась от ядерной энергетики, впрочем, продолжая импортировать ее из той же Франции.

Одновременно забарахлила европейская система торговли квотами на выбросы парниковых газов. Некогда считавшаяся наиболее совершенным инструментом экологической политики, она не справилась с экономическим кризисом: сокращение объемов производства привело к избытку разрешений на выбросы и падению цен на них. К концу 2012 г. они приблизились к 5 евро за тонну – величине столь малой, что система фактически перестала влиять на бизнес.

Пользуясь низкой стоимостью квот, европейские компании начали массово импортировать относительно дешевый уголь из США, который вытеснялся с местного рынка еще более дешевым сланцевым газом. В результате возникла удивительная ситуация: Европа (в том числе ее лидер – Германия), в течение долгих лет твердившая о постепенной «декарбонизации» экономики, стала демонстрировать быструю «карбонизацию». Рост угольной генерации длился всего несколько лет, но нанес «зеленому» лидерству Евросоюза немалый ущерб. Более того, нет гарантий того, что ситуация не повторится: в Соединенных Штатах принято жесткое законодательство в отношении угольных электростанций, а это значит, что вытеснение угля с национального рынка ускорится, и часть его, вероятно, вновь направится в Европу.

Другой провал европейской экологической политики произошел при попытке с 2012 г. распространить систему торговли квотами на зарубежные авиакомпании, обслуживающие рейсы в Европу. Часть причитающихся им квот предлагалось выставлять на аукцион, то есть заставить зарубежные компании платить за них. Против этого выступили 27 стран, включая США, Китай, Россию и Японию. Возмущение вызвало то, что предполагалось учитывать выбросы на всем протяжении полета, а не только над территорией ЕС. Впоследствии эта мера была скорректирована, но и это не помогло. Введение ограничений для авиаперевозчиков было отложено сначала на год, а в конечном итоге, после соответствующих обсуждений в рамках Международной ассоциации гражданской авиации, – вообще до 2020 года.

Однако главный удар по позициям Евросоюза на экологической арене нанес скандал с Volkswagen. В сентябре 2015 г. Агентство по защите окружающей среды США и Калифорнийский совет воздушных ресурсов объявили, что компания устанавливала в контролеры дизельных машин специальную программу, занижающую уровень выбросов оксида азота при тестах. В мире было продано по меньшей мере 11 млн автомобилей концерна, выбрасывающих в десятки раз больше оксида азота, чем положено. В ноябре началась вторая серия скандала: представители Volkswagen заявили о несоответствии выбросов СО2 заявленным показателям в 800 тыс. автомобилей концерна. В этом случае скандал затронул не только дизельные автомобили, но и бензиновые.

Последствия для Volkswagen могут быть катастрофическими. На компанию будет наложен многомиллиардный штраф, она понесла огромный репутационный ущерб и теперь рискует столкнуться с множеством исков со стороны покупателей. Части из них уже выплачены компенсации. Среди прочего, вполне возможно, придется возмещать дополнительные объемы налоговых сборов, которые теперь вынуждены будут платить владельцы автомобилей концерна за повышенные выбросы СО2.

Последствия скандала затронут всю европейскую автомобильную отрасль. И дело не только в более жестких проверках других компаний, а все в том же изменении стандартов. Около половины новых автомобилей в Германии работают на дизеле, в то время как в Америке доля дизельных автомобилей не превышает 1%. Дизельные автомобили долгое время были предметом гордости европейцев: они не только экономичны, но и выбрасывают меньше СО2. Однако уже несколько лет назад экологичность дизельных двигателей была поставлена под сомнение в связи с тем, что они имеют более высокие выбросы оксида азота. В стандарте Евро-6 именно им уделено наибольшее внимание. Однако очистка, необходимая для следования новым нормам, нивелирует преимущество дизеля в экономичности. Volkswagen решил проблему с помощью мошенничества и этим, видимо, окончательно добил дизельный двигатель.

Масштабный репутационный ущерб нанесен и европейским экологическим регуляторам. В германские власти и Еврокомиссию было выпущено много критических стрел не только за то, что они не выявили подобное мошенничество, но и за нерешительность после того, как оно вскрылось, в то время как в Соединенных Штатах Volkswagen мгновенно был выписан гигантский штраф, а полмиллиона ее автомобилей отозваны с рынка, в Европе пока ограничиваются разработкой новой системы тестов. В этих условиях многие задаются вопросом, действительно ли системе экологических стандартов ЕС можно доверять.

США становятся глобальным климатическим лидером

За период президентства Барака Обамы США как никогда приблизились к тому, чтобы отобрать у Европы пальму «зеленого» первенства. Соединенные Штаты не только смогли стать лидером в международном сотрудничестве по наиболее важной проблеме – изменению климата, но и демонстрируют способность распространять выгодные им экологические стандарты, что особенно ярко проявляется на фоне провалов ЕС в этом направлении.

Предыдущий президент Джордж Буш был одной из наименее популярных фигур среди «зеленых». Его политика следовала в русле интересов топливно-энергетического сектора и игнорировала экологическую проблематику. В международном сотрудничестве по экологическим вопросам США при Буше фактически не участвовали, в частности, не ратифицировали Киотский протокол.

Обама объявил о своих амбициях вывести страну на «зеленый» путь развития еще в своей предвыборной кампании. Он также обещал превратить Соединенные Штаты в мирового лидера в борьбе с изменением климата. Момент для «зеленого» поворота был очень удачным. Во-первых, в период финансово-экономического кризиса большинство отраслей проходило структурную перестройку, что способствовало относительно безболезненному внедрению чистых технологий. Во-вторых, началась сланцевая революция. Доля природного газа в энергобалансе страны резко возросла, заместив долю угля. Это позволило начиная с 2007 г. резко сократить выбросы парниковых газов и подготовило почву для борьбы с главным загрязнителем атмосферы – угольными электростанциями.

Препятствием на пути к «зеленой» экономике стала двухпартийная система. Республиканцы, традиционно тесно связанные с энергетическим бизнесом, категорически отвергали любые экологические инициативы. Из-за их противодействия в 2010 г. не удалось провести через Конгресс закон об энергетике, преследующий амбициозные цели в области ВИЭ и внедрение национальной системы торговли квотами на выбросы парниковых газов, сопоставимой с европейской.

Барьеры на пути активизации международного сотрудничества еще серьезнее. Для принятия международных обязательств необходимо, чтобы их поддержали в Сенате 67 голосами из 100, что, учитывая жесткую позицию республиканцев, практически невозможно. Как следствие, несмотря на изначальные заверения Обамы, США не смогли ни ратифицировать Киотский протокол, ни оказать содействие принятию нового соглашения, которое должно было быть подписано в Копенгагене. В датской столице Обаме пришлось лично уговаривать Китай и Индию принять на себя значительные обязательства по сокращению выбросов. Но миссия оказалась невыполнимой. В этом смысле неудача в Копенгагене ударила не только по «зеленому» лидерству ЕС, но и по амбициям Соединенных Штатов.

Администрация Обамы нашла выход из законодательного тупика. Еще в 2009 г. директор Агентства по охране окружающей среды (EPA) Лиза Джексон подписала заключение о том, что парниковые газы наносят вред здоровью людей (что сомнительно с научной точки зрения) и поэтому попадают под действие Закона о чистом воздухе (Clean Air Act) от 1990 г. и в сферу прямого регулирования EPA. Это означает, что ряд инструментов климатического регулирования (кроме налогов и торговли квотами) могут быть запущены без одобрения Конгресса.

В 2011 г. одобрены новые стандарты потребления топлива для легковых и малых грузовых автомобилей. Другой, еще более важный объект регулирования – энергетика. В августе 2015 г. принята окончательная версия Плана чистой энергетики. Он предполагает разработку программ по сокращению выбросов для каждого штата, выполнение которых может осуществляться за счет инвестирования в возобновляемую энергетику, повышения энергоэффективности, развития атомной энергетики и газодобычи, сокращения потребления угля. Именно по угольным электростанциям нанесен основной удар.

Переход к активной климатической политике внутри страны дал американцам новые козыри в отношениях с ключевыми партнерами по климатическим переговорам. В 2014 г. лидеры США и Китая сделали совместное заявление, в котором Соединенные Штаты объявили о готовности снизить выбросы к 2025 г. на 26–28% от уровня 2005 г., а Китай пообещал к 2030 г. остановить рост эмиссии и увеличить долю ВИЭ в энергобалансе до 20%. Эта договоренность стала важной вехой на пути к Парижу. По сути, она означала, что Китай будет участвовать в новом соглашении. Тогда же стало очевидно, что это соглашение не будет содержать юридически обязательных целей по сокращению выбросов, что противоречило желаниям Брюсселя, но полностью устраивало Белый дом, так как означало: его не надо проводить через Конгресс. Учитывая, что в январе 2015 г. достигнута договоренность об углублении американо-индийского климатического сотрудничества, а диалог с ведущими европейскими странами активно ведется в рамках «Группы семи», не будет большим преувеличением сказать, что администрации Обамы удалось превратить Соединенные Штаты в лидера международного климатического сотрудничества.

Мегарегиональные соглашения и окружающая среда

Наступление на климатическом фронте, однако, было не единственным, которое предприняли США. С точки зрения использования экологических норм как инструмента доминирования критически важна возможность наложения санкций на нарушителя. В международных отношениях эта возможность затруднена. Единственная сфера, где санкции применимы на практике, – международная торговля. Именно поэтому Соединенные Штаты еще с 1990-х гг. стремились к тому, чтобы разрешение экологических споров было привязано к ВТО. Однако долгое время США сопровождали неудачи. Хотя по правилам ВТО экологические проблемы могут служить основанием для ограничения доступа на рынок тех или иных товаров, на практике это почти невозможно: вплоть до настоящего времени большая часть конфликтов между свободной торговлей и предотвращением экологического ущерба решалась в пользу первой. Соединенные Штаты стали рекордсменом по количеству связанных с окружающей средой споров в рамках ГАТТ/ВТО, причем во всех случаях они де-факто проигрывали – введенные в США ограничения признавались противоречащими соглашению.

Попытки усилить экологическую составляющую в регулировании торговли в 2000-е гг. затормозили вместе с Дохийским раундом, а сама ВТО вступила в кризис. Соединенные Штаты, которые ранее всегда выступали сторонниками глобального торгового режима, теперь переключились на создание двух мегарегиональных торговых соглашений – Транстихоокеанского партнерства (ТТП) и Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства (ТТИП). Формально они не противоречат правилам ВТО, но, охватывая более половины международной торговли, фактически лишают их смысла. Это касается и экологической проблематики.

Транстихоокеанское партнерство объединяет 12 стран, на которые приходится около 40% мирового ВВП и до трети оборота международной торговли. В соглашении о ТТП, подписанном 5 октября 2015 г., окружающей среде посвящена целая глава. Ее цель – «содействовать взаимодополнению торговой политики и политики в сфере окружающей среды, поддерживать высокий уровень защиты окружающей среды и исполнения природоохранного законодательства, а также способствовать разрешению сторонами соглашения экологических проблем, связанных с торговлей, в том числе через сотрудничество». Среди основных положений главы – запрет субсидий на рыбную ловлю, ведущих к истощению рыбных ресурсов, за исключением случаев, когда такие субсидии необходимы для поддержания продовольственной безопасности. Ввиду того что соглашение охватывает восемь из 20 стран, лидирующих по величине улова, и учитывая низкий уровень международного сотрудничества по вопросам защиты рыбных ресурсов, соглашение должно стать важным шагом в смягчении этой проблемы. Кроме того, ТТП фиксирует обязанность сторон выполнять ряд международных экологических соглашений, а именно Монреальский протокол, Международную конвенцию по предотвращению загрязнений с судов и Конвенцию о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой исчезновения.

В целом глава по окружающей среде в ТТП имеет рамочный характер. За отсутствие конкретики, зачастую не имеющий однозначного толкования текст и неупоминание целого ряда важных проблем (в том числе изменения климата) многие природоохранные организации раскритиковали соглашение. Еще больше их пугает глава, посвященная инвестициям, которая имеет для состояния окружающей среды едва ли не большее значение, чем «профильный» раздел. В этой главе прописан механизм урегулирования споров между инвестором и государством (ISDS), который фактически позволяет компаниям право требовать от соответствующего правительства компенсацию за любое изменение правил регулирования, в том числе касающееся экологической политики.

Пример того, как это может работать, дает НАФТА, где действует схожий механизм. Например, правительству канадской провинции Квебек пришлось заплатить 250 млн долларов американской компании US Lone Pine за запрет добычи сланцевого газа на территории региона по экологическим соображениям. В целом механизм ISDS позволил нобелевскому лауреату по экономике Джозефу Стиглицу и его соавтору Адаму Хершу назвать ТТП соглашением не о свободной, а об управляемой торговле. Управляемой крупными ТНК.

О том, насколько верными окажутся их оценки, говорить пока рано. В целом в случаях конфликта между свободной торговлей и защитой окружающей среды ТТП исходит из тех же принципов, что и ВТО. Это означает, что существует большой перечень исключений, когда новое экологическое регулирование может беспрепятственно применяться государством, даже если оно идет вразрез с интересами инвесторов. Вопрос в том, как именно будут приниматься решения в спорных ситуациях. Важным новшеством ТТП в этом отношении является создание специального комитета по окружающей среде с участием представителей всех государств, которые будут проводить консультации по любому спорному вопросу еще до запуска стандартного механизма урегулирования торговых споров. Так или иначе, уместно еще раз напомнить, что в ВТО американцы в основном терпели поражения в спорах, касающихся окружающей среды. В ТТП их шансы в таких случаях видятся более высокими.

В ближайшем будущем ТТП дополнит Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство (ТТИП), объединяющее США и страны ЕС и охватывающее, таким образом, около 60% мирового ВВП и более трети оборота международной торговли. Соглашение о ТТИП пока не подписано, и текст его недоступен. Однако судя по источникам, попавшим в открытый доступ, схема в отношении окружающей среды будет аналогичной ТТП: достаточно мягкие обязательства по выполнению ключевых природоохранных соглашений плюс механизм урегулирования споров, дающий возможность инвесторам выставлять иски государствам.

ТТИП предполагает конвергенцию стандартов сторон – вплоть до создания единого пространства стандартов. Это вызывает опасения европейских «зеленых», ведь в Старом Свете природоохранное регулирование традиционно гораздо жестче. Так, в ЕС принят принцип предосторожности: чтобы применять какое-то вещество, компания должна доказать его безопасность. В США, наоборот, оно может применяться до тех пор, пока не будет доказан его вред. Поэтому, например, генетически модифицированные ингредиенты в европейских продуктах практически отсутствуют, в то время как в Соединенных Штатах они входят в состав 70% готовой продукции. Аналогично, если в ЕС для использования в косметике запрещено 1200 веществ, то в США – всего 12.

Вопреки апокалиптическим ожиданиям некоторых природоохранных организаций, маловероятно, чтобы ЕС смягчал собственные экологические нормы. Однако то, что их движение по восходящей в результате подписания ТТП замедлится, практически не вызывает сомнений. Так, уже стало известно, что из-за давления Вашингтона в рамках переговоров по ТТИП европейские законодатели отложили как минимум до 2016 г. запрет на 31 вид пестицидов, который должен был быть введен еще в 2014 году. Не меньшее беспокойство вызывает механизм урегулирования споров между государством и инвестором. По данным неправительственной организации Friends of the Earth Europe, около 60% подобных споров, запущенных против стран ЕС в рамках действующих соглашений о свободной торговле, касается именно экологических вопросов. В результате европейцам пришлось заплатить частным компаниям 3,5 млрд долларов. Подключение к этому процессу американских корпораций может увеличить эту цифру на порядок.

Как бы то ни было, США получают новый рычаг давления на Европейский союз в части установления новых экологических стандартов. Насколько мощным он будет, станет ясно по итогам завершения переговоров. Однако дело Volkswagen, прогремевшее как раз в тот момент, когда переговоры вступили в решающую фазу (причем нарушения были обнаружены именно в Соединенных Штатах), позволяет предположить, что у Евросоюза не так много аргументов в отстаивании своих позиций. Статус мирового лидера в сфере экологических стандартов может быть безвозвратно утрачен.

* * *

Об экологических стандартах в ближайшие годы будут говорить все чаще. И не только потому, что потребители развитых стран предъявляют все более строгие требования к безопасности продукции, а компании вынуждены следовать общественным запросам. Но и потому, что доминирование в установлении экологических стандартов переходит к США. А они, в отличие от ЕС, готовы пользоваться этими инструментами не только для поддержания своего имиджа, но и для установления собственных правил игры в мировой экономике. И речь не только о ТТП и ТТИП. Соединенные Штаты, к примеру, отговаривали своих союзников присоединиться к Азиатскому банку инфраструктурных инвестиций из-за неспособности Китая обеспечить экологическую безопасность реализуемых под его эгидой проектов. Сложно представить, чтобы в подобном контексте экологическую проблематику упоминали страны Европы.

Силу экологических стандартов постепенно осознают и крупнейшие компании России. Еще пару лет назад трудно было вообразить, что владелец «РУСАЛа» Олег Дерипаска будет призывать мировых лидеров ужесточить климатическое регулирование, а экономический блок правительства – ввести внутренний рынок квот на выбросы парниковых газов. Но сейчас это происходит, ведь «РУСАЛ» за счет использования гидроэнергии существенно чище китайских конкурентов, опирающихся на уголь. Задача компании – монетизировать имеющееся преимущество.

И все же в целом российский бизнес, не привыкший уделять значительное внимание вопросам окружающей среды, уязвим перед постепенным ужесточением экологических норм. А государственное экологическое регулирование в России использовалось в последнее десятилетие скорее как средство против нежелательных инвесторов (вспомним проект «Сахалин-2»), чем инструмент повышения конкурентоспособности. России пора готовиться к новой реальности, начав с повышения экологических стандартов внутри своих границ. Иначе потом, подобно производителям минтая, останется сетовать на очередную упущенную возможность.

США. Евросоюз. Весь мир > Экология. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 13 января 2016 > № 1616185 Игорь Макаров

Не очень умные санкции

Провал западных ограничений против России

Эмма Эшфорд – внештатный научный сотрудник Института Катона.

Резюме Если оценивать санкции по самому значимому показателю – ведут ли они к смене политической линии Кремля, мы видим полный провал. Между тем они наносят ущерб экономическим и геополитическим интересам США.

Когда Россия в марте 2014 г. захватила Крым, администрация Обамы ответила адресными санкциями, которые сегодня стали дежурным инструментом внешней политики. Соединенные Штаты заморозили активы и запретили въезд более чем сотне человек, в основном из окружения президента Владимира Путина, Евросоюз ввел ограничения еще против 100 человек. Масштабы санкций были значительными: у банка «Россия», пользующегося кремлевскими привилегиями, оказались заморожены 572 млн долларов. Позже, в июле 2014 г., когда над восточной Украиной предположительно силами, поддерживаемыми Россией, был сбит рейс MH17 Malaysia Airlines, США ввели более жесткие санкции против ключевых секторов российской экономики, затронувшие производителей вооружений, банки и госкомпании. Чтобы ударить Кремль побольнее, было блокировано финансовое и техническое сотрудничество с российскими нефтегазовыми компаниями, которые обеспечивают более половины госдоходов.

Учитывая плачевное состояние российской экономики, казалось, что эти меры могут быть эффективны. Курс рубля к доллару упал на 76%, а инфляция цен на потребительские товары достигла 16%. В 2015 г. ВВП России, по оценкам МВФ, должен сократиться более чем на 3%.

Однако, на самом деле, западным политикам просто повезло: введение санкций совпало со снижением мировых цен на нефть, усугубив экономический спад в России, но не вызвав его. Курс рубля отражает динамику нефтяных котировок, а не действие санкций, при этом многие шаги российского правительства, включая сокращение бюджета, аналогичны мерам, принятым при падении цен на нефть во время финансового кризиса 2008 года.

Лишившись доступа к западному финансированию, российские банки обратились за помощью к правительству. Золотовалютные резервы стали сокращаться, и властям пришлось пойти на нетрадиционные финансовые маневры, в том числе позволив госкомпании «Роснефть» провести рекапитализацию за счет госказны. Правительство выдержало удар, предоставив средства банкам, отправив рубль в свободное плавание и проведя точечные сокращения бюджета, налоговое стимулирование обеспечено через увеличение расходов на пенсии. По прогнозам МВФ, даже при сохранении низких цен на нефть экономика России вновь начнет расти в 2016 г., пусть и на уровне 1,5%.

Санкции не стали очень болезненными и для российской элиты. Конечно, ассортимент Prada и Tiffany в Москве не так широк, рынок элитной недвижимости обескровлен, а запрет на въезд исключает уик-энд на Манхэттене, тем не менее эти ограничения вряд ли можно назвать невыносимыми.

Один из объектов санкций, советник Путина Владислав Сурков посчитал санкции безвредными: «В США меня интересуют Тупак Шакур, Аллен Гинзберг и Джексон Поллок. Для доступа к их произведениям виза не нужна».

А если оценивать санкции по самому значимому показателю – ведут ли они к смене политической линии, – то здесь мы видим полный провал. Россия не отступила на Украине, и нет оснований ожидать этого в ближайшее время. Между тем санкции наносят ущерб экономическим и геополитическим интересам Соединенных Штатов. Если западные лидеры действительно хотят урегулировать украинский кризис и обуздать Россию, им следует отказаться от провалившейся политики санкций и сосредоточиться на других мерах, например, экономической помощи Украине, препятствовании военной модернизации России и увеличении энергетической независимости Европы.

Непредвиденные последствия

Какой бы ущерб ни нанесли санкции, они не стали инструментом сдерживания. Администрация Обамы, по-видимому, ожидала, что это уже должно было произойти: в феврале 2015 г. Кристин Уормут, замминистра обороны США, признала, что санкции «пока не изменили действия России, и это вызывает серьезную обеспокоенность».

После первого раунда санкций агрессивность Кремля только возросла: Россия официально присоединила Крым и увеличила финансовую и военную поддержку пророссийских сил на востоке Украины (в том числе тех, кто, возможно, сбил малайзийский самолет). Не исключено, что санкции удержали Россию от более агрессивных действий на Украине, но, быть может, она хотела лишь создать там медленно тлеющий конфликт. В любом случае санкциями не удалось заставить Россию уйти из Крыма и прекратить участие в конфликте на востоке Украины. И это неудивительно: как показало самое масштабное исследование санкций, в 66% случаев они не достигают поставленных целей и в 79% случаев не препятствуют военному авантюризму.

Агрессивная политика Кремля не изменилась во многом потому, что адресные санкции Запада столкнулись с проблемой, характерной для традиционных всеобъемлющих санкций, – преследуемый режим находит способ защитить своих приближенных, а страдает все остальное население. Должно было быть иначе. Современные санкции нацелены на то, чтобы не повторять пороков всеобъемлющего эмбарго против Ирака в 1990-х гг., которое обогатило режим Саддама Хусейна и разорило иракский народ. В случае с Россией Соединенные Штаты не запрещали торговлю в целом, а прибегли к замораживанию активов и финансовым ограничениям против конкретных политиков и компаний. Теоретически путинское окружение должно было использовать свое влияние, чтобы убедить президента пересмотреть агрессивную политику на Украине.

На практике санкции имели непредвиденные последствия, превратившись в наказание для российской экономики и населения. Ограничение доступа к международным финансам во время рецессии добавилось к падению цен на нефть, в результате Москва была вынуждена урезать расходы на здравоохранение, инфраструктуру, зарплаты бюджетникам, что создало экономические трудности для обычных россиян. Крах рубля не только уничтожил сбережения, но и резко поднял ежемесячные платежи по валютной ипотеке. Правительство заставляет российские банки – и без того испытывающие сложности – конвертировать такие долги в рубли и нести убытки; это спасает владельцев жилья от банкротства, но капитал банков истощается.

Ситуацию усугубило решение российского правительства ввести ответные санкции – запретить импорт западных продовольственных товаров. Этот шаг действительно ударил по фермерам и экспортерам из Восточной Европы, но одновременно создал дефицит продуктов питания и вызвал рост цен в самой России. Затем произошел неожиданный кризис банковских карт, затронувший обычных потребителей. Опасаясь правовых последствий, многие американские и европейские банки прекратили обслуживание не только миллиардеров, но и обычных клиентов. В марте 2014 г. Visa и MasterCard приостановили все транзакции по четырем российским банкам, против владельцев которых были введены санкции, в результате пострадали обычные держатели карт. Властям США пришлось вмешаться, чтобы убедить компании возобновить операции.

Санкции наказали население в целом, в то время как Кремль защитил своих ключевых сторонников. Например, с марта по декабрь 2014 г. компании, связанные с приближенными к президенту Аркадием Ротенбергом и Геннадием Тимченко, получили на 12% больше госзаказов, чем за весь предыдущий год. Кроме того, правительство лишило Альфа-банк, крупнейший российский частный банк, контракта на обслуживание рынка электроэнергии, передав его банку «Россия».

Кремль решил компенсировать последствия санкций, повернувшись в сторону Китая. В ходе визита Путина в КНР в мае 2014 г. было заключено газовое соглашение на 400 млрд долларов сроком на 30 лет, которое должно продемонстрировать, что у России есть альтернатива европейскому газовому рынку. В октябре того же года Москва и Пекин подписали своп-соглашение на 150 млрд юаней, позволяющее таким компаниям, как «Газпром», вести торговлю в рублях и юанях, не придерживаясь американских финансовых требований. Даже в Европе России удалось найти лазейки, чтобы обойти санкций: для получения доступа к оборудованию и технологиям арктического бурения «Роснефть» приобрела 30% в буровых проектах в Северной Атлантике, принадлежащих норвежской Statoil.

Конечно, можно надеяться, что санкции в конечном итоге сработают – скажем, через несколько лет, – но это самообман. Переговоры Соединенных Штатов и Европы с Россией сфокусированы на ближайшем будущем, включая реализацию соглашения «Минск-2» и перемирие в декабре 2015 года. И это вполне обоснованно: затяжной конфликт – наихудший сценарий для Украины и ее западных союзников. Санкции должны были заставить Россию сотрудничать в рамках международного дипломатического процесса и покинуть Крым; если этого не произошло до срока выполнения Минских соглашений, вряд ли это случится в будущем. Как показывают исследования, чем дольше действуют санкции, тем меньше шансов, что они приведут к изменению политики. В случае с Россией, если цены на нефть вырастут в ближайшие несколько лет, что весьма вероятно, эффект от санкций уменьшится еще больше.

Цена сдерживания

Санкции позволили администрации Обамы утверждать, что Соединенные Штаты что-то предпринимают в связи с агрессивностью России. С точки зрения Белого дома, это приемлемый довод в политике, пока не проявятся негативные аспекты. Однако санкции несут серьезные экономические и политические потери для США и их европейских союзников.

Основная нагрузка легла на Европу – по оценкам Еврокомиссии, в 2015 г. из-за санкций рост сократится на 0,3% ВВП. По данным Австрийского института экономических исследований, сохранение антироссийских санкций обойдется в 90 млрд евро недополученных доходов от экспорта и 2 млн рабочих мест в ближайшие несколько лет. Санкции оказались особенно болезненными для стран, имеющих прочные торговые связи с Россией. Германия, крупнейший партнер России в Европе, может лишиться почти 400 тыс. рабочих мест. Ряд европейских банков, включая французский Société Générale и австрийский Raiffeisen Zentralbank, выдали крупные кредиты российским компаниям, поэтому существуют опасения, что положение банков станет нестабильным или им потребуется финансовая помощь в случае дефолта заемщиков.

В Соединенных Штатах основной удар приняли на себя банки. Американские финансовые учреждения в соответствии с законом заморозили многомиллионные активы физлиц, против которых были введены санкции. В результате банкам пришлось дополнительно нанять юристов и технический персонал, чтобы следить не только за своими счетами, но и за финансовыми операциями с российскими компаниями. Невыполнение санкций может стоить очень дорого: всего одна ошибка, например, проведение одного платежа от человека из санкционного списка, и можно нарваться на штраф до 250 тыс. долларов, а меры давления могут быстро множиться. В 2010 г. голландский банк ABN AMRO был оштрафован на 500 млн долларов за нарушение режима санкций против Кубы, Ирана, Ливии и Судана.

Американские энергетические компании отказались от совместных проектов в России, лишившись доступа к многомиллиардным инвестициям. Из-за запрета на предоставление технологий и услуг российским партнерам западные фирмы оказались за бортом нетрадиционных буровых проектов в Арктике и других регионах. ExxonMobil, например, пришлось выйти из всех 10 совместных предприятий с «Роснефтью», включая проект стоимостью 3,2 млрд долларов в Карском море. Поскольку проект находился на начальной стадии, его отмена не скажется на оперативной прибыли ExxonMobil. Однако доступ к новым проектам по освоению месторождений в России будет ограничен, под угрозой будущая прибыль компании и котировки ее акций, а уже инвестированные средства, вероятно, полностью потеряны.

Аналогичное развитие ситуации может нанести вред энергетической безопасности Европы. Поскольку санкции запрещают западным фирмам финансировать крупнейшие российские энергетические компании, Россия сворачивает разведку и освоение новых месторождений. В этом аспекте ограничения могут достичь поставленной цели, сократив госдоходы, но произойдет это в результате недопоставок энергоресурсов. Эксперты IHS Cambridge Energy Research Associates прогнозируют, что если санкции сохранятся, производство нефти в России сократится с 10,5 млн баррелей в день до 7,6 млн баррелей в день к 2025 г. – это плохая новость для европейцев, которые получают треть нефти из России. Еще в большей степени они зависят от российского газа, который поступает по трубопроводам, поэтому найти ему замену будет сложнее.

Но наиболее контрпродуктивными санкции оказались в отношении российской политики. Они дали эффект «объединения под национальным флагом», поскольку россияне винят во всех своих бедах Запад.

По данным «Левада-Центра», рейтинг Путина вырос с 63% в период вторжения в Крым до 88% в октябре 2015 года. По данным другого опроса, более двух третей респондентов заявили, что считают главной целью санкций ослабление и унижение России. Государственная пропаганда, разумеется, играет роль, но Путину стало проще продвигать антизападную политику благодаря санкциям. Они позволяют ему отмести обвинения в плохом управлении, объясняя проблемы экономики тем, что он называет «внешним фактором».

Санкции также имели обратный эффект, позволив Путину еще больше консолидировать власть, поскольку он вознаграждает самых близких соратников за счет других элит. По данным Forbes, в 2014 г. 15 богатейших граждан России потеряли в среднем 20% своего состояния, но вернули 12% за первое полугодие 2015 г. после стабилизации рынка. Эти колебания отражают ситуацию в российской экономике в целом, но если детально изучить данные, можно выявить серьезную диспропорцию. В среднем миллиардеры, имеющие долю в компаниях, попавших под санкции, потеряли менее 3% своего состояния с января 2014 г. по июнь 2015 г., в то время как другие лишились 9%. Нет нужды выстраивать длинные логические цепочки, чтобы прийти к выводу, что Кремль защищает тех, кто связан с ним, перекладывая бремя санкций на других.

Санкции также помогли России приступить к созданию собственных финансовых институтов, которые в долгосрочной перспективе окажутся вне зоны влияния США. После того как американские сенаторы и некоторые европейские правительства предложили отключить Россию от международной межбанковской системы платежей SWIFT, Центробанк объявил о намерении начать переговоры о создании альтернативы с другими странами БРИКС – Бразилией, Индией, Китаем и ЮАР. Для уменьшения зависимости от Visa и MasterCard Россия предпринимает шаги по налаживанию собственной системы расчетов по банковским картам. Кроме того, удалось добиться прогресса в создании Банка развития БРИКС, который будет дублировать функции Всемирного банка и МВФ.

Хотя ни одна из этих инициатив пока не реализована, возникла тревожная вероятность того, что однажды Соединенным Штатам станет гораздо сложнее использовать экономические рычаги воздействия. В случае с Россией санкции провалились, но они могут сработать против небольших государств, которые из-за нехватки денежных резервов и отсутствия возможности активизировать внутреннее производство не смогут так легко компенсировать сокращение внешней торговли и инвестиций. Однако в мире, где все больше институтов находятся вне зоны влияния США и их союзников, таким государствам будет проще обойти санкции. Недавние меры против Ирана, связанные с его ядерной программой, вряд ли заставили бы Тегеран сесть за стол переговоров, будь у него была возможность обратиться к альтернативным организациям для получения банковского обслуживания и финансовой поддержки. Точно также постепенный отказ России от торговли в долларах в будущем сделает американские санкции менее эффективными, поскольку транзакции, оформленные в валютных свопах, не требуют доступа к финансовой системе Соединенных Штатов.

Принять провал

Если США по-прежнему будут настаивать, что для достижения эффекта от антироссийских санкций нужно больше времени, издержки продолжат расти, а вероятность изменений политики Кремля уменьшится. Запад должен отвечать на авантюризм Москвы, но другими средствами.

Для начала администрации Обамы следует предпринять последнюю попытку извлечь выгоду из санкций, предложив снять самые тяжелые ограничения для российского финансового и энергетического секторов в обмен на выполнение Москвой Минских договоренностей. Если предложение будет принято, это в лучшем случае станет небольшим успехом американской политики санкций: Минские соглашения главным образом являются результатом дипломатических усилий лидеров Франции и Германии, а целью американских санкций было не только обеспечение мира на востоке Украины, но и безусловный уход России из Крыма. Однако, поскольку ранее Кремль отказывался от компромиссов, предложение скорее всего будет отвергнуто. В этом случае Соединенным Штатам придется списать понесенные убытки и в одностороннем порядке снять большую часть санкций.

Менее затратные санкции, имеющие конкретные, узконаправленные цели, можно оставить. Запрет на въезд для представителей элиты следует продлить на несколько лет. Такие ограничения менее затратны – основное бремя ложится на правительственные структуры, а не на бизнес. Кроме того, представители элиты, близкие к Путину, будут ощущать неудобства, что, возможно, в некоторой степени удержит Москву от агрессивных действий. Санкции против компаний, напрямую связанных с аннексией Крыма, следует сохранить, поскольку они направлены не на сдерживание, а на препятствование получению прибыли от захвата территории, и достичь этой цели вполне реально.

Санкции, затрудняющие процесс модернизации Вооруженных сил России, тоже могут сыграть свою роль. США и Европа должны не только продолжить длительное замораживание активов и финансовые запреты, введенные против производителей оружия; необходимо также ввести новые ограничения на импорт вооружения из Западной Европы, в особенности на крупные закупки, такие как вертолетоносцы «Мистраль», которые Россия намеревалась приобрести у Франции, но в августе 2015 г. соглашение было аннулировано. Эти меры вряд ли заставят российское руководство изменить политику на Украине, но затруднят новые военные авантюры.

После прореживания санкций американским дипломатам следует приступить к работе с российскими коллегами по вопросам, не связанным с украинским кризисом. Вашингтон и Москва работали вместе над достижением соглашения по Ирану, и, несмотря на недавно начатую операцию России в Сирии, по-прежнему есть пространство для сотрудничества, чтобы прекратить гражданскую войну в этой стране. Хотя два государства по-разному видят будущее режима Асада, они заинтересованы в предотвращении дальнейшей экспансии «Исламского государства» (ИГИЛ), и это веская причина, чтобы попытаться найти многостороннее политическое решение для урегулирования. Вовлечение России в диалог по этому и другим вопросам, не связанным с Украиной, позволит избежать ее дипломатической изоляции, и не допустить создания Москвой альтернативных международных институтов или вступление в них.

Соединенные Штаты также должны предоставить дополнительную экономическую помощь Украине. Следует учитывать давние проблемы Киева с коррупцией и госуправлением, тем не менее увеличение поддержки поможет стране преодолеть экономические трудности, восстановиться после конфликта и в конечном итоге стать менее зависимой от России.

Наконец, чтобы урезать доходы России в долгосрочной перспективе, Вашингтону стоит попытаться обеспечить Европу альтернативным источником энергии. Хотя Соединенные Штаты являются крупнейшим в мире производителем нефти и природного газа, американские федеральные законы сейчас запрещают экспорт сырой нефти, а министерству энергетики требуется специальное разрешение на экспорт сжиженного газа. В октябре Палата представителей проголосовала за снятие этих ограничений, но президент пригрозил наложить вето. Это прискорбно, поскольку такой шаг не только принес бы выгоду американским компаниям и потребителям, но и помог европейским странам слезть с российской нефтяной и газовой иглы. Если российские энергетические компании потеряют потребителей, доходы государства упадут. И в отличие от санкций такая политика будет способствовать энергетической безопасности Европы, а не наносить ей вред.

Принять провал выбранной политики трудно. К чести администрации Обамы, она сделала это в случае с Кубой – возобновив дипломатические отношения, и с Ираном – выбрав путь переговоров. Пора признать провал и в случае с Россией.

Потому что высокие издержки от западных санкций нельзя оправдать их ограниченным эффектом. Соединенным Штатам стоит попробовать политику с меньшим количеством недостатков и с большими шансами на успех.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 1, 2016 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

США. Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 13 января 2016 > № 1616162 Эмма Эшфорд

Теория международных отношений глазами российского реализма

А.П. Цыганков – профессор международных отношений и политических наук Университета Сан-Франциско.

Резюме Работа в сфере теории международных отношений в России не всегда встречает понимание и наталкивается на трудности объективного характера. Немало тех, кто рассматривает ее как нечто вторичное по сравнению с прикладными и региональными исследованиями.

Бордачёв Т.В. в соавторстве с Е.С. Зиновьевой и А.Б. Лихачёвой. Теория международных отношений в XXI веке. М.: Международные отношения, 2015.

Работа в сфере теории международных отношений (ТМО) в России не всегда встречает понимание и наталкивается на трудности объективного характера. Немало тех, кто рассматривает ее как нечто вторичное по сравнению с прикладными и региональными исследованиями. Некоторые увлечены не поддающейся эмпирической проверке конспирологией и при обсуждении пружин мировой политики склоны выражаться полунамеками. К трудностям развития ТМО относится и слабость материально-образовательной базы все еще молодой дисциплины, недостаток специалистов и относительно малая включенность российского академического сообщества в глобальные исследовательские проекты.

Все это вряд ли способствует решению Россией масштабных внешнеполитических задач. В мире набирают силу процессы регионализации и культурно-цивилизационной идентификации. Россия все более активно позиционируется политиками как «государство-цивилизация», которое должно отстаивать свои позиции в условиях нарастающей конкуренции великих держав за свои интересы и ценности. В глобальном сообществе международников крепнет потребность в формировании национальных и региональных школ ТМО. На позиции нового важного спора выдвигается полемика между сторонниками универсального и обладающего культурно-региональной спецификой знания. Даже в США, более других претендующих на формирование универсального знания, конгрессы международников уже не первый раз проводились под девизом обсуждения культурной специфики теоретических исследований.

Книга Тимофея Бордачёва и его соавторов Елены Зиновьевой и Анастасии Лихачёвой является важным вкладом в развитие ТМО в России. Ее публикация свидетельствует о появлении среди российских международников более ясных и ранее присутствовавших в латентных формах различий в теоретических позициях. Являясь учебником для бакалавров, книга тем не менее четко обозначает ориентацию на классический реализм Эдварда Карра, Раймона Арона и Генри Киссиджера и приращение знания в традициях позитивизма. Авторы вписывают реализм в широкий историко-теоретический контекст, анализируя ряд ставших классическими работ от «Истории Пелопонесской войны» Фукидида до «Теории международной политики» Кеннета Уолца. Четкое обозначение позиций призвано способствовать более активному обсуждению международниками избранного подхода, тем самым подталкивая развитие ТМО.

Ориентация авторов на классический реализм не означает игнорирования ими других подходов. В частности, учебник отдает должное либеральной, марксистской и конструктивистской парадигмам. Имеются главы, посвященные как великим идеологическим дебатам в ТМО, так и структурным и критическим направлениям, связанным с формированием системного подхода, теориями интеграции, разновидностями миросистемного анализа и осмыслением значимости социально-культурных норм в международных отношениях. Позиционирование книги как выдержанной в традициях классического реализма не означает и игнорирования иных направлений в рамках реалистской парадигмы. Помимо классического направления, анализируются достоинства и слабости структурных направлений реализма (неореализм и неоклассический реализм) и геополитики.

К несомненным достоинствам книги Бордачёва и его соавторов следует отнести ясность изложения и объяснение доступным языком преимуществ классического реализма. Эти преимущества связаны с анализом наиболее опасных по своим последствиям политических процессов (конфликты и войны), осмыслением имеющегося баланса сил в мировой политике и уделением первоочередного внимания государствам, в особенности великим державам, остающимся важнейшими участниками международных отношений. Что бы ни писали сегодня о возрастающей роли глобальных институтов или неправительственных организаций, кризис экономической глобализации и политического порядка в мире обнажил важность взаимодействия государств – США, Германии, России, Китая и других – в предовращении дальнейшей дестабилизации мироустройства. Что бы ни говорили о децентрализации и «гибридизации» насилия на Ближнем Востоке и в Евразии, очевидно, что оно является следствием противоречий государств, а его уровень не может быть снижен без снижения трений и конфликтов между государствами.

По сравнению со структурными направлениями, классический реализм выгодно отличает и нередуционистский подход к приращению теоретического знания. Наряду с использованием строго научных, заимствованных из математики методик и моделей, авторы книги вслед за Николло Макиавелли, Гансом Моргентау, Хедли Буллом и другими не отказываться от качественного осмысления реалий мировой политики, отдают должное логике и интуиции, понимают, что теория, будучи системой осмысления связей и закономерностей, является «и результатом анализа, и инструментом продвижения своих идей». К несомненным удачам книги следует отнести и богатство эмпирического материала, включающего хронологию важнейших событий, интеллектуальные портреты ведущих международников, а также наличие «кейсов» (от английского case-studies), служащих иллюстрацией и контекстом рассматриваемых теоретических положений. Благодаря этому ТМО оживает, наглядно демонстрируя свою необходимость и жизнеспособность.

Однако следует сказать и о характерных слабостях использованного в книге подхода. Они во многом присущи самому реализму и лишь отчасти могут быть адресованы авторам учебника. Укажу, в частности, на две из них.

Первая связана с тем, что реалисты как наиболее консервативное в академической ТМО направление недостаточно быстро адаптируются к происходящим в мире переменам, в том числе тем, которые должны были бы относиться к их непосредственной компетенции. Например, происходящая уже несколько десятилетий информационная революция все еще не произвела на свет глубоких разработок представителей реалистской теории. Они предпочитают анализировать войны, в том числе с применением новых систем насилия и вооружения, но все еще не сделали предметом своего внимания войны информационные. Информационные войны и проблематика «мягкой силы» активно обсуждаются экспертами, на эти темы издаются книги и статьи, в том числе и в России. Что же касается ведущих западных журналов академического реализма, стремящихся задавать тон и в вопросах теории, таких как International Security и Security Studies, то там эта проблематика почти не представлена. Между тем, информатизация и глобализация по-новому ставят, но отнюдь не отменяют необходимости реалистского осмысления старых как мир дилемм безопасности и проблем национального суверенитета, империализма и других.

Кстати сказать, в изучении медийного пространства, формирующихся в нем смыслов и возникающих перед государством вызовов и возможностей в академической науке гораздо больше сделали те, кого реалисты редко удостаивают вниманием – конструктивисты, пост-структуралисты и представители критической теории и критической геополитики. Авторы книги посвящают отдельную главу конструктивизму, но едва упоминают пост-структурализм и критическую геополитику, хотя именно последние интеллектуально подготовили сравнительно новое и относительно самостоятельное теперь направление –конструктивизма.

Вторая слабость реализма вообще – хотя классического в меньшей степени, чем структурного – связана с его тяготением к статично-консервативному пониманию не только мировой системы, но и процессов формирования социального знания. Авторы книги уделяют значительное внимание методам исследования международных отношений, но, думается, что российские реалисты и международники в целом нуждаются в полноценном обсуждении широкого круга вопросов, связанных с методологией, эпистемологией и онтологией знания. В чем заключается дискурсивная природа и понятийная структура национального интереса? Какие ценности лежат в его основании? Следует ли рассматривать ценности отдельно или в сопряжении с интересами? На эти вопросы трудно ответить без осмысления того, как теория включена в контекст социальных и культурных реалий и каким образом трансформируется, реагируя на этот контекст. Если этот контекст важен, то позволительно ли настаивать на универсальной природе наших знаний о международных отношениях, как это делают реалисты?

Справедливости ради, замечу, что классический реализм известен скептическим отношением не только к универсалистским амбициям преобразования мира, но и к попыткам сформировать универсально применимую систему знаний о международных отношениях. Британский исследователь Эдвард Карр писал, например, что западную науку о международных отношениях следует понимать как «наилучший способ управлять миром с позиции силы», не сомневаясь и в том, что «изучение международных отношений в университетах Африки и Азии, если таковое получит развитие, будет осуществляться с точки зрения эксплуатации слабого сильным». Однако свойственный классическому реализму скептицизм – вряд ли достаточный фундамент приращения теоретического знания. Для такого приращения требуется осмысление основ этого скептицизма, связанных с изучением особенностей национального восприятия, разнонаправленности траекторий национально-исторического развития, своебразия географического положения и культурного контекста. В связи с осмыслением этих реалий очевидна важность развития национальной ТМО, способной подкрепить продвижение страной своего образа, интересов и ценностей в мире. Здесь не обойтись и без интеграции лучших достижений русской политической мысли, столетиями анализировавшей культурно-цивилизационные особенности России и их влияние на отношения страны с внешним окружением. К сожалению, реалисты структуралистского направления оказались лишены способности оценить богатство историко-культурных условий и национальных ценностей и их влияние на формирование ТМО в различных странах и регионах. Авторы книги осознают важность проблемы, завершая свою работу главой о национальных школах международных отношений.

Подытоживая, хочу поддержать усилия Бордачёва и его соавторов по развитию в России академического направления, связанного с классическим реализмом. Чуткость в отношении альтернативных подходов внутри страны и за рубежом вкупе с ориентацией на проверяемое фактами знание будет способствовать подключению российских ученых к глобальным исследованиям международных отношений и постепенному формированию собственных теоретических направлений. Как любая ТМО, реализм силен открытостью другим направлениям и подходам и готовностью учиться у них, оставаясь при этом реализмом. Плодотворным, в частности, видится взаимодействие реализма и конструктивизма с его вниманием к формирующимся в мировой политике системам смыслов, ценностей и идентичностей. Без теоретической интеграции последних трудно представить себе полноценное продвижение национальных интересов и культурно-цивилизационных ценностей России в мире. Высказанные выше критические соображения не отменяют необходимости развивать классическое реалистское направление. Наоборот, активные усилия по разработке этого и иных направлений будут способствовать плюрализации знания, без которого невозможен полноценный рост ТМО.

Россия. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 13 января 2016 > № 1616155 Андрей Цыганков

Стратегический бомбардировщик будущего напоминает разрушители из «Звездных войн»

Юрий Караш

События в Сирии вновь вынесли в центр внимания вопрос о будущем стратегической авиации. Какой она станет – более скоростной и грузоподъемной, более «умной» и менее заметной? Пока ПАК ДА остается «темной лошадкой» российской боевой авиации. Но известно, что в своем ответе на вызов России США ориентируются на Ту-160.

Война с ИГИЛ подчеркнула общеизвестную истину: если артиллерия – это «бог» общей войны, то бомбардировщик, без сомнения, «бог» войны воздушной. Весь смысл воздушного оружия сводится к ударам, прежде всего, по наземным целям. Это либо войска противника, либо объекты производственно-экономического потенциала в его тылу. Боевикам уже пришлось испытать на себе действие российских «стратегов» – Ту-95, Ту-160 и Ту-22М.

Есть еще «полубоги» – истребители-бомбардировщики и штурмовики, решающие, в принципе, те же задачи, но в силу ограниченной дальности и продолжительности полета – недалеко от линии фронта. Увы, даже огламуренные массовой культурой «короли воздуха» – истребители – оправдывают себя лишь постольку, поскольку есть бомбардировщики и их разновидности, с которыми нужно либо бороться, либо их защищать.

В СССР/России и США бомбардировщикам всегда уделялось большое внимание. Но в силу того, что Америка отделена от потенциальных противников океанами, акцент в развитии ее бомбардировочной авиации делался на больших стратегических, в то время как в СССР – на средних тактических «бомбовозах».

Эта особенность определила и облик истребительной авиации США в годы Второй мировой войны. Американские машины обладали большой дальностью полета, достаточно мощным вооружением, но при этом по сравнению с советскими, британскими и немецкими истребителями были тяжелы и не слишком маневренны. Конструкторы особо не утруждали себя приданием им этих качеств. Зачем? Ведь их главной задачей было сопровождать «воздушные крепости».

День минувший

В холодной войне стратегические бомбардировщики стали таким же символом глобального противостояния, как и баллистические ракеты. За годы конфронтации Советский Союз создал и ввел в эксплуатацию шесть типов подобных машин, не считая Ту-4 (включаю его модификацию Ту80/85), который был скопирован с американского В-29.

В число советских «стратегов» входят турбовинтовой Ту-95, а также реактивные Ту-16, М-4/3М и сверхзвуковые Ту-22, Ту-22М и Ту-160. В настоящее время на вооружении находятся разменявшие седьмой десяток лет Ту-95, Ту-22М, которым «под полтинник», и Ту-160, которым лишь немного «за тридцать».

У США спроектированных и введенных в строй типов стратегических «бомбовозов» было восемь. Это поршневые В-29 и В-50, гибридный реактивно-поршневой В-36, реактивные В-47 и В-52, сверхзвуковые В-58 и В-1, а также «стелс» В-2. Из этого «созвездия» просторы воздушного океана бороздят в настоящее время лишь три типа: В-52, В-1 и В-2. Самый молодой из них – В-2 – находится в эксплуатации уже четверть века.

Неудивительно, что, когда «великое противостояние» в 1991 году закончилось, в рамках сокращения стратегических наступательных вооружений была уменьшена численность и тяжелых «бомбовозов».

Но когда в 2014 году в отношениях между Россией и Западом задули холодные «ветра», дальние бомбардировщики вновь привлекли к себе внимание. Вначале Ту-95 стали совершать патрульные полеты вблизи границ западных государств, а в начале июня прошлого года США решили отправлять В-52 на облеты границ России в рамках запланированных на тот же месяц учений НАТО.

Итак, никакие баллистические ракеты не заменят «старых добрых» стратегических бомбардировщиков. Впрочем, если их доброта сомнительна, то старость – несомненна. И Ту-95, и В-52, составляющие основу стратегической авиации России и США, первый раз поднялись в воздух в один и тот же 1952 год. Очевидно, что делать в 21-м веке ставку в решении вопроса, «быть или не быть» целым государствам, на машины середины прошлого века по меньшей мере странно. Неудивительно поэтому, что Москва и Вашингтон всерьез задумались об усилении и обновлении своей стратегически-бомбардировочной мощи.

Стаи «Белых лебедей» и ПАК ДА – день сегодняшний и завтрашний

В конце мая стало известно, что Россия намерена построить до конца этого десятилетия как минимум 50 бомбардировщиков Ту-160, известных также как «Белый лебедь» (на Западе их называют Blackjack). Чтобы никто не подумал, будто Москва намерена тиражировать не самую современную технику в ущерб разработке технике новой, главком Воздушно-космических сил (ВКС) Виктор Бондарев подчеркнул, что закупка целой стаи «Белых лебедей» не помешает создать и ввести в строй так называемый ПАК ДА (Перспективный авиационный комплекс дальней авиации).

По имеющимся в настоящее время планам, первый полет ПАК ДА должен совершить не позднее 2019 года, а в 2023–2025 годах машины этого типа заменят Ту-95, Ту-22М и Ту-160.

Если конфигурация «Белого лебедя» и его тактико-технические характеристики хорошо известны, то ПАК ДА – «темная лошадка». Вот что говорится о нем в «Википедии»: «По словам командующего Дальней авиацией ВКС Анатолия Жихарева, речь идет о принципиально новом самолете с прицельно-навигационным комплексом. Такой самолет должен быть способен применять все существующие и перспективные виды оружия, должен быть оснащен новейшими системами связи и радиоэлектронной борьбы, а также обладать малой заметностью». Создавать его будет, судя по всему, КБ Туполева.

Взлетная масса машины – от 100 до 200 тонн, а летать она будет на дозвуковой скорости. Вооружение – крылатые ракеты, в том числе противокорабельные, и бомбы.

В интернете есть немало изображений этого бомбардировщика, на которых он нередко напоминает боевые звездолеты из «Звездных войн» – копьевидный фюзеляж, построенный по принципу «летающее крыло», маленькие кили. Иногда это чудо техники украшается крыльями изменяемой геометрии. Вот, собственно, и все. Согласно «Википедии», для самолета выбрана схема «летающее крыло», то есть он будет похож на американский В-2.

«Значительный размах крыльев и особенности конструкции, – продолжает «Википедия», – не позволят самолету преодолеть скорость звука, вместе с тем будет обеспечена пониженная заметность для радаров».

ПАК ДА, конечно, полетит и, вероятно, будет неплохим самолетом. Если отечественный гражданский авиапром (не считая слепленного из иностранных компонентов «Суперджета» и пока не родившегося МС-21) практически сошел на нет, то крылатые военные машины мирового уровня Россия делать пока не разучилась. Вопрос в другом – насколько эффективно бортовое оборудование ПАК ДА поможет ему решать боевые задачи, а главное – «потянет» ли экономика России массовое производство этих машин?

США в своем потенциальном ответе на «бомбардировочный» вызов России ориентируются в основном на Ту-160.

Но стоит ли на него ориентироваться? Это вопрос задал Том Николс, специалист по вопросам национальной безопасности в Военно-морском колледже, по совместительству преподающий в филиале Гарвардского университета. По его мнению, высказанному на интернет-ресурсе Nationalinterest.org, решение РФ о дополнительном строительстве полусотни Ту-160 (сейчас на вооружении России находится полтора десятка таких машин), «ничего не значит» с военной точки зрения. Николс полагает, что это всего лишь одна из «провокаций», которая не требует со стороны Америки никакого ответа.

Ведь классический американский стратегический «трезубец» – бомбардировщики, баллистические ракеты и подводные ракетоносцы, утверждает Николс, это пережиток холодной войны. Он был нужен для того, чтобы «не класть все яйца в одну корзину». В случае первого удара со стороны СССР по объектам стратегического ядерного потенциала США хоть один из «зубцов» данного трезубца, например стратегические бомбардировщики, должен был нанести ответный удар.

Николс считает, что в современных условиях ни Россия, ни США не попытаются нанести друг другу «парализующие» ядерные удары. Для этого у них, уверен он, нет даже достаточного количества средств нападения. Если в 1981 году у обеих сторон было в общей сложности 50 000 боеголовок, то сейчас, в соответствии с договором СНВ-3, только по 1550 с каждой стороны.

Этого, утверждает Николс, явно недостаточно, что обезвредить противника с помощью упреждающего удара (видимо, с учетом значительно возросшей эффективности защиты от МБР). Кроме того, подчеркивает он, средства предупреждения о ядерном нападении в сочетании с противоракетной обороной делают стратегические ядерные объекты США и России значительно менее уязвимыми, чем в холодную войну.

Зачем же тогда Россия намерена потратить колоссальные средства на строительство целой стаи «Белых лебедей»? А затем, уверен Николс, что у России есть крупный ядерный потенциал и вооруженные силы, одержимые символами ядерной мощи. Продолжение производства ядерных «игрушек», замечает он, делает всех счастливыми: российский ВПК получает рабочие места и деньги, военные – ядерный «зонтик». А у россиян появляется возможность, как выражается Николс, «бить себя в грудь», утверждая, что они могут сдержать ядерную «свирепость» Обамы».

Окончательный вывод, который делает Николс, такой: «Нашей реакцией на ядерные угрозы России должно быть отсутствие всякой реакции, кроме подтверждения нашей способности защитить самих себя». Что касается новых Ту-160, то главное, подчеркивает Николс, это чтобы их численность не вышла за пределы той, которая определена договором СНВ-3.

Ту-160 – внешность старая, содержание новое

Говоря о возобновлении производства «Белых лебедей», замглавы Министерства обороны Юрий Борисов говорил РИА «Новости»: «По сути дела, это новый самолет – не Ту-160, а Ту-160М2. С новыми летно-техническими характеристиками, с новыми возможностями. Это только планер будет старый, да и то – оцифрованный, а возможности у него будут совершенно новые».

Весьма возможно, что так оно есть, но вопрос в другом: по силам ли России массовое производство этого модернизированного бомбардировщика? Некоторые эксперты сомневаются. «Те, кто строит подобные планы, до сих пор думают, что мы живем в советские времена, когда было достаточно сделать громкое заявление, и все конструкторские бюро вместе с заводами тут же бросались его выполнять. И при этом никто не считал затраты, но что еще хуже – никто не задумывался над тем, а нужно ли это», – сказал еженедельнику IHS Jane's Defense Weekly один московский военный эксперт.

В перечне серьезных слабостей российского ВПК не на последнем месте стоит дефицит квалифицированной рабочей силы, особенно если сравнивать положение в этом секторе промышленности с советскими временами. По оценке IHS Jane's Defense Weekly, количество подготовленного и опытного персонала, которым сейчас располагает Россия для производства Ту-160, не превышает 10% от того, которое было в распоряжении СССР в 1980-е годы.

Под крылом LRS-B, или между «2018» и «2037»

Несмотря на заметно снизившуюся за последние полвека в связи с появлением «умного» и высокоточного ракетного оружия роль ядерных «бомбовозов», Америка отнюдь не намерена «выбираться» из-под защиты их крыльев.

Первоначально ВВС США установили высокую «планку» для будущего бомбардировщика. Он должен был стать невидимым, сверхзвуковым, дальним и к тому же быть в состоянии решать задачи без экипажа на борту. Последнее требование в этом списке является порождением той тенденции, которая наблюдается в военной авиации если не всего мира, то по крайней мере технологически развитых стран.

Однако выяснилось, что раньше 2037 года это чудо техники вряд ли удастся ввести в строй. Поэтому задуманный бомбардировщик и получил название «2037». Но до этой отметки еще 20 с лишним лет. Не летать же все это время на устаревших машинах! Поэтому ВВС США решили создать промежуточный вариант стратегического «бомбера», который получил условное обозначение «2018» – год, к которому он должен был быть создан и в целом испытан. Машина пока носит обезличенно-канцелярское название LRS-B (Long Range Strike Bomber), что переводится как «дальний ударный бомбардировщик». Иногда ее еще называют В-3.

Жизнь внесла коррективы в эти планы. «2018» вряд ли войдет в эксплуатацию раньше первой половины 2020-х годов. За право его разработать и строить боролись два конкурента: компания Northrop Grumman – «родитель» В-2 – и консорциум, состоящий из компаний «Боинг» и «Локхид Мартин». В конце октября стало известно, что победила Northrop Grumman.

Общая сумма контракта оценивается в 80 млрд долларов. За эти деньги Northrop Grumman, согласно американскому источнику Defensenews.com, должна поставить в ВВС США 80–100 машин типа В-3. Для справки: 21 бомбардировщик В-2 обошелся Пентагону в 44 миллиарда долларов, то есть один В-3 должен быть почти в два раза дешевле, чем В-2, стоивший порядка 2 млрд долларов. По мнению ресурса InsideDefense.com, окончательная цена LRS-B может достичь 900 млн долларов за единицу.

Приподнимем завесу тайны

Основные черты облика будущей машины просочились в прессу. Вот что в марте прошлого года удалось узнать о ней журналу Forbes. Во-первых, дальность полета LRS-B/В-3 без дозаправки превысит 9000 километров. Он должен быть в состоянии без проблем «дотянуться» до Китая и России. Во-вторых, его бомбовая нагрузка будет меньше, чем у его предшественников. Связано это главным образом с необходимостью снизить цену новой машины. Опыт показывает, что цена бомбардировщика возрастает примерно пропорционально его грузоподъемности. У «невидимки» В-2 она достигает 18 тонн.

Однако использование значительно «поумневших» за последние четверть века бомб в сочетании с их уменьшившейся массой и размерами позволит LRS-B нанести противнику такой же урон, как и В-2, но с помощью вполовину меньшей бомбовой нагрузки. Считается, что пара дюжин В-3 смогут ежедневно с высокой точностью обрабатывать бомбами до 1000 целей.

В-третьих, сколь бы странным это ни казалось, никаких «прорывных» технологий в создании LRS-B, в отличие, например, от В-2, задействовано не будет. В В-2 было использовано много новаторских или даже революционных инженерно-конструкторских решений. Взять хотя бы его обшивку «стелс». Но на каждый час полета В-2 требовалось 18 часов его технического обслуживания, что серьезно поднимало цену эксплуатации этого бомбардировщика. Кроме того, В-2 получил насмешливое прозвище бомбардировщика, который не может летать в дождь, ибо струи воды смывают с него дополнительное антирадарное покрытие.

LRS-B будет основан на самых передовых технологиях, но тех, которые уже ранее были изобретены и опробованы на практике. Сделано это будет также для того, чтобы снизить цену новой машины. Кроме того, В-3 будет, вероятно, более многоцелевым, компьютеризированным и ремонтопригодным, чем В-2.

В-четвертых, В-3 не будет сверхзвуковым. Сверхзвук и невидимость плохо сочетаются. На таком режиме полета происходит серьезный нагрев обшивки, плюс у самолета значительно вырастает акустическая заметность. Поскольку от ракеты все равно не убежишь, решили конструкторы, то пусть лучше LRS-B будет тихоходнее, но зато малозаметнее. Да и цена на самолет, обладающий сверхзвуковыми возможностями, была бы ощутимо выше.

В-пятых, он все-таки не будет «временами беспилотным», как это предполагалось. ВВС США считают, что машина, несущая ядерные бомбы и ракеты, должна всегда находиться под контролем экипажа. Это несколько консервативная точка зрения с учетом того, что в мире уже более полувека существуют беспилотные средства доставки ядерного оружия в виде МБР. Вероятно, периодическая беспилотность будет воплощена уже в бомбардировщике «2037».

Не размером, а умением

В-шестых, В-3 будет внешне отличаться от В-2. Многие эксперты полагали, что в принципе LRS-B будет таким же «летающим крылом», как и его предшественник. Но, как выяснилось, размеры самолета и его очертания в плане так же важны для малозаметности, как и обшивка. В ходе эксплуатации было установлено, что длина/ширина В-2 облегчает его обнаружение длинноволновыми радарами. Поэтому В-3, вероятнее всего, будет меньше, чем В-2. Кроме того, В-2 изначально был задуман как ночной бомбардировщик, а В-3 должен быть «круглосуточным».

В-седьмых, LRS-B будет обладать большей информационно-интеллектуальной самодостаточностью, чем В-2. Кстати, это тоже отчасти связано со стремлением конструкторов В-3 снизить стоимость его эксплуатации. Чем больше функций будут самостоятельно выполнять самолет и экипаж, тем меньше придется задействовать вспомогательных наземных служб.

Но это потребует серьезного пересмотра принципов обеспечения «невидимости», использованных для В-2. Конструкторы «стелса» постарались сделать так, чтоб его экипаж как можно меньше выходил на связь с землей, поскольку это тоже может демаскировать «невидимку». Однако В-3 будет интегрирован в комплекс интеллектуальных боевых систем, в частности работать «рука об руку» с разведывательными спутниками, а значит, практически постоянно обнаруживать себя электромагнитным излучением. Задача состоит в том, чтобы его эффективно замаскировать.

Наконец, в отличие от В-2, построенного в количестве 21 экземпляра, ВВС США планируют закупить, как уже отмечалось, минимум 80–100 В-3. Ожидается, что машина этого типа заменит собой все остальные стратегические американские бомбардировщики, включая В-52, Б-1 и В-2.

Не стареют душой ветераны

Впрочем, не только душой, но также крыльями и фюзеляжем. А помогает им в этом программа обновления существующего флота В-52, состоящего в настоящее время из 76 машин. Всего в 1952–1962 годы было выпущено 744 бомбардировщика данного типа. Таким образом, в строю от этого количества остался примерно каждый десятый B-52.

«Старый конь борозды не испортит», решили ВВС США. В-52 оказался слишком надежным и неприхотливым самолетом, чтоб можно было его списать лишь по причине преклонного возраста. И в этом плане его судьба напоминает Ту-95.

Весной прошлого года начался процесс переоснащения В-52 в рамках программы «Связных технологий [для интеграции] в боевую сеть» (CONECT). Это значительно повысит «интеллектуальный коэффициент» старого «бомбовоза» и позволит ему нести на борту самые современные вооружения. Всего в рамках CONECT должно быть модернизировано 30 В-52.

То, что эти бомбардировщики остаются символом стратегической мощи США, было продемонстрировано несколько дней назад. Как писала газета ВЗГЛЯД, один В-52 в сопровождении одного американского и одного южнокорейского истребителей пролетел над территорией Южной Кореи вблизи границы КНДР. Этот полет был ответной реакцией США и их союзников на испытание Северной Кореей в начале января, предположительно, водородной бомбы

Американский интернет-ресурс Nextbigfuture.com назвал в декабре прошлого года В-52 «самолетом, который отказывается умирать». Согласно изданию, нынешние планы ВВС США предусматривают эксплуатацию машин данного типа как минимум до 2040 года. Это значит, что самому молодому В-52 исполнится к тому времени почти 80 лет, ибо выпуск этих бомбардировщиков, как уже отмечалось, завершился в 1962 году.

Но вера в «старых коней» не останавливается только на В-52. США намерены продолжать эксплуатацию В-2. Согласно газете Washington Post, с целью уменьшения времени, затрачиваемого на капитальный ремонт «стелсов», компания Northrop Grumman будет теперь проводить эти ремонты не раз в семь, как раньше, а раз в девять лет.

Остается в строю и многострадальный (по-иному его не назовешь) сверхзвуковой бомбардировщик В-1 с изменяемой геометрией крыла. Трудно представить, сколько мытарств выпало на долю этого самолета. Он начал поступать на вооружение в первой половине 1970-х годов, но после его производство было заморожено президентом Джимми Картером. Рональд Рейган вновь «поставил» В-1 на конвейер, но это не избавило бомбардировщик от технических проблем, приведших к нескольким катастрофам. В итоге В-1 впервые нанес удар по реальным целям лишь в 1998 году, в Ираке, во время операции «Лис пустыни».

После холодной войны он был переделан под «бомбовоз», способный нести обычные вооружения, и относительно недавно, согласно американскому интернет-ресурсу Stars and Stripes, продемонстрировал в Афганистане и Ираке свои «великолепные качества как самолет непосредственной поддержки сухопутных сил».

«Тактик» в обличье «стратега»

И все же для того, чтобы запустить «умную» крылатую ракету, не нужен даже В-52. Для этого вполне достаточно «летающей крепости» В-17 времен Второй мировой. Более того, тактические бомбардировщики типа Су-34, современные американские и российские многоцелевые истребители типа Су, МиГ и F вполне могут быть использованы для доставки к цели малогабаритных ядерных боеприпасов, решая, таким образом, стратегические задачи. Зачем же тогда нужен весьма дорогостоящий сгусток самых передовых технологий типа В-3?

Ответ кроется в словах бывшего посла США на Украине Стивена Пайфера. Он считает, что лучше всего НАТО сможет ответить на действия России с помощью не ядерных, а обычных сил. Это то, чего, по утверждению Пайфера, Россия якобы опасается больше всего, поскольку после окончания холодной войны ее обычные вооруженные силы значительно ослабли.

Таким образом, есть все основания предположить, что LRS-B, способный, в отличие от Су, МиГ и F, наносить удары из-за океана, был задуман в первую очередь как тактический бомбардировщик, который может быть использован в варианте стратегического. Об этом говорят его особенности: малозаметность; сниженная по сравнению с В-2 цена; «тираж» в количестве до 100 единиц; повышенная универсальность; ремонтопригодность; способность непрерывно «обрабатывать» многочисленные цели. Все это указывает на то, что способность вывалить на голову противника десятки неядерных бомб так же важна у нового бомбардировщика, как роль платформы для запуска ядерных крылатых ракет.

Так это или нет, можно будет проверить только в условиях войны, до которой, будем надеяться, дело никогда не дойдет.

Россия. США > Армия, полиция > vz.ru, 11 января 2016 > № 1625935 Юрий Караш

Не надо дружить (рождественские пожелания)

Эдуард Лимонов

Существуют стереотипы мышления.

Ну, например, вопль-припев обывателя: «Когда же уже у нас восстановятся нормальные отношения с Украиной?»

А зачем вообще-то говоря нам нужные "нормальные" (понимай,- такие как прежде, до февраля 2014 года) отношения с Украиной? Чтобы делать, что вместе? Вы завязываете хорошие отношения с курицей или поросёнком, которого собираетесь заколоть на праздник? Оно вам надо?

Не надо, факт.

Мы уже приспособились обходиться без импорта продуктов сельского хозяйства этой прекрасной сельскохозяйственной страны на нашем юге. У нас есть у самих регионы с перспективным сельскохозяйственным будущим: Краснодарский край, Ставропольский Край, Алтайский Край, и это ещё не всё. Бурятия может стать нашей Аргентиной, там столько стад можно выпасти. Мясо станет пищей бедняков, только взяться с умом.

Другое дело, что Украина нам нужна для другого.

Нужно разделить её территории в основном с Польшей, им западная часть, а нам наши русскоязычные земли на Востоке, я об этом пишу и говорю тотчас после 1991 года. Это наши земли, я жил в Харькове с 1946 по 1967 годы, я свидетельствую, что это русская земля.

"Украина" нужна чтобы её разделить.

Собственно украинскую государственность можно оставить в девяти областях вокруг Киева, чтоб их националисты не создавали проблем ни Польше ни России, там бы ходили в вышиванках и до одури читали Тараса Шевченка друг другу.

Польша пока кочевряжится, но скоро перестанет, я наблюдаю, как там постоянно растут антиукраинские настроения, и это отрадно видеть. Поляки помнят, как украинцы перерезали свыше 80 тысяч поляков на Волыни, нужно только постоянно бередить польскую память.

Польша, образумьтесь, пани, лучше разделить Украину с Россией, чем неразумно ждать, когда Украина вдруг (с помощью Запада) случайно, может быть, нанесёт России урон.

Уже ясно, что не нанесёт! Европа "Украине" не поможет, у неё свои проблемы на дворе, голодные и завистливые мигранты явились погостить навсегда.

Обыватель стонет и по поводу США. "Ах, почему же мы не дружим, Америка, о Америка!"

Не стану ругать Америку, скажу лишь, что её время подошло к концу. У неё уже у старушки, одышка, она старается, пыжится повелевать миром. Но она надорвалась в своих карательных экспедициях по планете, устала и денег стало не хватать.

Америка уже не та. Первым ей отказал разум. Разумно ли было уничтожать Саддама, который крепкой рукой повелевал и суннитами, и шиитами, и курдами, а теперь, что там творится?

Потешились, удавили пожилого диктатора, получили маленькое удовольствие. Но ящик Пандоры (это из греческой мифологии, товарищи хипстеры) открылся и из него выползли такие Гады, которых Саддам жёстко, но разумно держал в ящике.

И Ливию сообща с заметно поглупевшей Европой отвязали, зачем? Там непростой Каддафи, сын бедуина и француженки наводил на население гипноз и страх, и не пускал Африку в Европу, а деревенщина европейская неотёсанная, припёрлась и вот что натворила, что там уже четыре года после убийства сына бедуина и француженки кровавый бордель только крепчает. Эх олухи вы, олухи...

Поняв свою неадекватность, Соединённые Штаты всё чаще тушуются и ползут отлёживаться к себе на далекий континент. И президент Обама, - ничто иное, как символ старения Америки, её вырождения. Ещё смотрите, они клинтоншу выберут, во позора будет!

На Соединённые Штаты следует также смотреть как на потенциальную жёртву.

Я говорил и повторял, и повторяю опять. Соединённые Штаты можно победить, только напав на них в их логове, у них дома. Мексиканцы годятся быть могильщиками Штатов. Россия должна шептать мексиканцам грёзы о реванше, и ничего нет лучше для России, чем мятеж тринадцати миллионов мексиканцев, живущих в Америке и около тридцати миллионов испаноязычных.

Всё это достижимо, дорогие друзья, а вы всё хотите дружить со всеми.

Не надо дружить.

Украина. США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 7 января 2016 > № 1641462 Эдуард Лимонов

Симпатии Трампа к Путину могут быть «даром данайца»

Юрий Караш, Вашингтон

В 2016 году Америка узнает имя своего нового президента, и не исключено, что им станет Дональд Трамп, у которого сложились пусть и заочные, но явно хорошие отношения с Владимиром Путиным. Но следует помнить: история знает немало примеров того, как дружественность к Москве со стороны кандидатов в президенты США впоследствии превращалась в ненависть.

То, что происходит в последние два года между Москвой и Вашингтоном, способно нагнать уныние даже на несгибаемого оптимиста. Санкции, взаимные обвинения, недвусмысленное побрякивание оружием. И вдруг в этой серой туче, закрывшей собой небосвод российско-американских отношений, появляется небольшой, но многообещающий просвет, способный при определенном стечении обстоятельств разогнать «облака» обоюдной неприязни.

Этот «просвет» – не кто иной, как потенциальный кандидат в президенты США от Республиканской партии Дональд Трамп. Если он действительно будет избран в этом качестве на праймериз, то его наиболее вероятным соперником в борьбе за Белый дом станет кандидат от демократов Хиллари Клинтон. В случае ее победы шансы на нормализацию российско-американских отношений невелики. Бывшая госсекретарь весьма разочарована результатами политики «перезагрузки», у истоков которой сама же и стояла. Как тут не вспомнить, что на символической кнопке, которую Клинтон должна была нажать вместе с министром иностранных дел РФ Сергеем Лавровым, вместо слова «ПЕРЕЗАГРУЗКА» было по ошибке написано «ПЕРЕГРУЗКА». Ошибка оказалась вещей – так оно в российско-американских отношениях и сложилось.

Клинтон полагает, что Соединенные Штаты должны играть активную роль в продвижении свободы и демократии по всему миру, не ограничиваясь пассивным созерцанием того, как эти ценности попираются в разных уголках планеты. Это означает, что столь раздражающие Кремль попытки «демократизировать» Россию, попутно сокращая сферу ее влияния даже на территории бывшего СССР, будут продолжаться.

Но Трамп, похоже, другое дело. Он неоднократно выказывал симпатию российскому президенту, называя его «сильным» и «мощным» лидером, «не чета» тому, кто управляет Америкой сейчас. Широко тиражируемые на Западе обвинения в адрес Путина о его предполагаемой причастности к убийству оппозиционных журналистов Трамп отвергает как недоказанные. Бизнесмен-миллиардер также пообещал, что в случае своего избрания на пост президента США «договорится» с Путиным, ибо они «хорошо» относятся друг к другу. Со своей стороны президент России также не упускал возможности сделать Трампу какой-нибудь комплимент – например, что тот является «талантливым и безусловным лидером» президентской гонки.

По мнению американского ресурса Huffington Post, между кандидатом-миллиардером и президентом России действительно есть немало общего. Обоим сильно не нравится Обама – и оба хотят видеть серьезные перемены во внешней политике США. И тот и другой видят себя спасителями своих стран от тех несчастий, которые на них свалились при Обаме и Ельцине соответственно. Оба – жесткие прагматики, ненавидят ИГИЛ вместе с исламским фундаментализмом и готовы пойти на крайние шаги, чтобы покончить с этими явлениями. Наконец, и Трамп, и Путин позиционируют себя как не стесняющиеся в выражениях «мачо», готовые в случае необходимости идти напролом к поставленной цели. Но означает ли это, что они действительно достигнут понимания в сферах большой политики?

О чем предупреждает история

Взаимные комплименты Трампа и Путина вызывают дежавю. Нечто подобное уже происходило в истории СССР и России. Вспомним 1960 год, когда на пост президента США претендовали два кандидата – республиканец Ричард Никсон и демократ Джон Кеннеди. Симпатии главы СССР Никиты Хрущева явно были на стороне Кеннеди. Никсон ему не нравился еще со времен знаменитых «кухонных дебатов», которые состоялись между ними на американской выставке в Сокольниках в июле 1959 года. Тогда Хрущев сказал Никсону: «Ваши дети будут жить при коммунизме», на что тот ответил ему: «Нет, господин премьер, это ваши дети будут жить при свободе». (Забегая немного вперед, отметим, что сын Хрущева Сергей живет в США и является гражданином этой страны.) Кроме того, Никсон был вице-президентом в администрации Дуайта Эйзенхауэра, с которым Хрущев рассорился после инцидента с У-2, который был сбит 1 мая 1960 года над территорией СССР.

Есть основания предполагать, что еще до президентских выборов Кеннеди знал: Хрущев симпатизирует ему в большей степени, чем кандидату-республиканцу Никсону. Как вспоминал об этом уже упомянутый сын Хрущева в своих мемуарах «Никита Хрущев: кризисы и ракеты»: «В случае его избрания отец рассчитывал найти с ним общий язык, в первую очередь по германскому вопросу. В общем, отец с лета начал «болеть» за Кеннеди. Помочь он ему, конечно, не мог. Отец прекрасно понимал, что если в США проведают, что он на стороне Кеннеди, то это обойдется кандидату в президенты потерей немалого количества голосов».

Понимал это, судя по всему, и сам Кеннеди. Иначе как объяснить тот факт, что многочисленные попытки Хрущева встретиться с ним еще до выборов, по свидетельству бывшего первого заместителя министра иностранных дел СССР Георгия Корниенко, закончились безрезультатно.

Однако, по словам Сергея Хрущева, устраниться от выборов нового главы Белого дома его отец «тоже не пожелал, решил действовать исподволь, из-за кулис». Эта «закулисная» поддержка выразилась отчасти в следующем. Незадолго до выборов Хрущев принимал Генри Кэбота Лоджа-младшего, который в качестве вице-президента баллотировался вместе с Ричардом Никсоном. Никсону очень хотелось до дня голосования добиться от Хрущева освобождения из советских тюрем американских летчиков-шпионов: Пауэрса со сбитого У-2 и двух оставшихся в живых пилотов уничтоженного 1 июля 1960 года над Северным морем РБ-47 (вариант шестидвигательного реактивного бомбардировщика Б-47 с экипажем из трех человек). Одной из целей визита Лоджа-младшего в Москву было решение как раз этого вопроса. В случае положительной реакции Кремля Никсон смог бы записать в свой предвыборный актив важное дипломатическое достижение и тем самым увеличить шансы на победу над Кеннеди.

Понимая это, Хрущев отказался обсуждать судьбу пилотов с Лоджем, что, впрочем, не означало, будто глава Кремля к тому времени еще не решил, что с ними следует делать. Пауэрса он собирался обменять на советского разведчика полковника Рудольфа Абеля (настоящее имя – Вильям Фишер), осужденного в США в 1957 году (обмен состоялся в 1962-м). Что же касается летчиков с РБ-47, содержащихся под стражей без суда как нарушители границ, то генсек собирался решать данный вопрос с новой администрацией. «Конечно, он не знал, кто победит. В случае поражения Кеннеди пилотов вернули бы Никсону. Но после выборов, а не до. Пока же отец и Лодж мило поговорили, вспомнили прошлогоднюю поездку (Хрущева в США – прим. ВЗГЛЯД) и разошлись. Хочу отметить, что затее с передачей пленных американских летчиков отец придавал большое, чуть ли не решающее значение. Не знаю, оказал ли этот шаг какое-то влияние на исход выборов, но он часто возвращался к нему в разговорах. Не преминул он упомянуть об этом эпизоде и во время беседы с глазу на глаз с президентом Кеннеди в Вене. По словам отца, собеседник поблагодарил за своеобразную поддержку в предвыборной борьбе», – утверждает Сергей Хрущев.

По свидетельству сына, глава СССР «сиял от удовольствия», узнав об избрании Джона Фицджеральда. «Он в шутку говорил о победе Кеннеди как о своеобразном подарке к празднику годовщины Октябрьской революции, а себя ощущал до некоторой степени участником выборов». Сразу же после церемонии вступления Джона Кеннеди в должность, 26 января 1961 года, советское правительство возвратило пленных американских летчиков РБ-47.

Однако ни для кого не секрет, что последовало в советско-американских отношениях после избрания Кеннеди. По «германскому вопросу» не просто не удалось договориться – через полгода после вступления Кеннеди в должность случился Берлинский кризис, едва не закончившийся вооруженным столкновением между СССР и США. После этого Кеннеди расценивал противостояние Восток – Запад как глобальную борьбу «между силами свободы и тирании в мире», а уже в октябре 1962 года человечество оказалось на пороге ядерной войны в ходе Карибского кризиса.

Еще один примечательный пример – Рональд Рейган, поведший США в бескомпромиссный поход против «империи зла». Был ли он упрямым антисоветчиком еще до того, как стал президентом? Вполне возможно, что и нет, о чем свидетельствуют воспоминания Владимира Губарева – бывшего главного редактора отдела науки в газете «Правда» во времена СССР. В 1975 году он сопровождал в поездке по Америке членов советского и американского экипажей, летавших по программе «Аполлон – Союз». Согласно Губареву, именно Рональд Рейган, в то время – губернатор Калифорнии, устроил в честь участников ЭПАСа самый грандиозный прием: «Он пригласил двести самых знаменитых актрис Голливуда, и те обхаживали ребят. Леонов выплясывал с самой Лайзой Миннелли!»

Возможно, это было просто гостеприимство, организованное в духе голливудского шоу, но не исключено, что таким образом Рейган действительно хотел выразить свою искреннюю симпатию и поддержку попыткам советско-американского сближения в годы пусть и несколько ослабевшей, но все еще продолжавшейся холодной войны. В любом случае после избрания Рейгана на пост президента в 1980 году крестоносец в нем явно возобладал над миротворцем.

Вооруженный экономикой

По мнению американского ресурса Business Insider, шансы Трампа на победу могут быть даже выше, чем об этом можно судить на основании опросов общественного мнения. Дело в том, что американцы загнали себя собственной политкорректностью и связанной с ней самоцензурой в ментально-психологический угол, причем настолько тесный, что там нередко нет места свободе слова. Многие просто стесняются в открытую признаться, что будут голосовать за «грубияна», «экстремиста» и «шовиниста» Трампа.

В этой связи интернет-ресурс напомнил о выборах губернатора Калифорнии в 1982 году. По опросам и экзитполам выходило, что темнокожий кандидат Том Брэдли гарантированно побеждает белого кандидата Джорджа Докмеджяна. Однако победителем неожиданно оказался последний. Почему? Да просто белые избиратели, которых в Калифорнии большинство, лгали интервьюерам, опасаясь обвинения в расизме, однако в избирательных кабинках проголосовали за «своего». Вполне возможно, что аналогичная ситуация сложится и вокруг Трампа.

Но в чем же причина того, что дружественность или по крайней мере желание избежать конфронтации с Россией у некоторых американских политиков «уходит в песок» после того, как они становятся президентами? Просто кандидат в президенты в большей степени может выражать свои мысли и чувства, чем глава государства. Заняв Белый дом, он начинает ориентироваться уже на геополитические реалии, а также на настроения американского политического истеблишмента.

Увы, нынешние действия России расцениваются на Западе и в США как попытки вернуться в советские времена, когда она якобы бросала вызов всему «свободному миру». Подобное восприятие политики Москвы вызывает у американской политической элиты (с которой глава Белого дома никогда не будет конфликтовать) органическое желание сдерживать «российский экспансионизм», что неизбежно будет вносить элементы конфронтации в отношения между двумя странами.

В этом плане Трамп может отличаться от своих предшественников только тем, что будет делать упор в первую очередь на экономические средства давления, ибо для него, как отметил американский ресурс Politico.com, «главный инструмент внешней политики – это экономика». Это значит, что Россия при Трампе может получить не столько авианосцы и атомные субмарины США вблизи российских границ, сколько новый мощный «залп» экономическими санкциями.

«Короче говоря, – подводит итог Huffington Post сравнению Путина и Трампа, – у этих мужчин, хоть и пришедших из разных миров, есть немало общего, чтоб сформировать странный альянс, редко наблюдаемый в международной политике. Только время покажет, выиграет ли Трамп выборы и будет ли у них возможность установить необычно теплые российско-американские отношения. А пока давайте получать удовольствие от созерцания того, как эти двое подбрасывают поленья в очаг дружбы, который, возможно, никогда не разгорится».

США > Внешэкономсвязи, политика > vz.ru, 3 января 2016 > № 1625765 Юрий Караш

Выступление и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел России С.В.Лаврова в ходе совместной пресс-конференции с Государственным секретарем США Дж.Керри и специальным посланником Генерального секретаря ООН по Сирии С.де Мистурой, Нью-Йорк, 18 декабря 2015 года

Дамы и господа,

Я хотел бы выразить признательность Государственному секретарю США Дж.Керри. Собраться здесь в Нью-Йорке было его инициативой. Она не гарантировала успех изначально, но мы согласились с тем, что необходимо прежде всего добиваться сохранения единства в рамках Международной группы поддержки Сирии (МГПС). Это группа очень непростая. Она объединяет страны, которые занимают диаметрально противоположные позиции в отношении сирийского кризиса и путей ее урегулирования, но в этом и ее сила, потому что только с участием всех внешних игроков, которые реально влияют на ситуацию на земле, можно достичь результата.

Повторю еще раз. Это очень непростая группа, учитывая, что в ней собраны страны, которые занимают порой диаметрально противоположные позиции в отношении сирийского кризиса и путей его урегулирования, но в этом и сила этого механизма, потому что, только собрав вместе всех внешних игроков, которые могут оказывать и оказывают реальное влияние на то, что происходит на земле, мы в состоянии достичь результата. Мне кажется, было очень правильным решением главное внимание уделить именно встрече МГПС. Мы провели сегодня очень откровенные и интересные дискуссии в рамках этой Группы о том, как двигаться с целью выполнения договоренностей, достигнутых в Вене. Это касается, конечно, борьбы с терроризмом, задачи активизации усилий по созданию условий для политического процесса и необходимости не забывать о беженцах, о гуманитарной помощи, обо всем, что необходимо делать для облегчения страданий гражданского населения и для прекращения кровопролития в Сирии и других странах.

Мы достигли общего понимания относительно того, что принципы, выработанные в Вене 30 октября и 14 ноября, не подлежат пересмотру. Именно это послужило основанием для того, чтобы мы обратились в Совет Безопасности ООН с просьбой одобрить работу Венской группы. Принятая сегодня резолюция подтвердила необходимость продолжения работы в рамках МГПС и тех принципов, которые были заложены в наших решениях в Вене и которые, как сказал Дж.Керри, представляют собой «дорожную карту» по практической реализации Женевского коммюнике от 30 июня 2012 года. Ключевой принцип – только сам сирийский народ может определять судьбу своей страны. С этим принципом согласны все, хотя, не буду скрывать, не все отказались от предварительных условий и собственной интерпретации того, как этот принцип может быть реализован на практике. Не все отказались, кстати, от возможности военного решения сирийского кризиса, что для нас абсолютно неприемлемо. Главное достижение сегодня заключается в том, что мы перевели в оперативный режим договоренности Вены, придали им через резолюцию Совета Безопасности ООН международно-правовой вес. Специальный посланник Генерального секретаря ООН по Сирии С.де Мистура под руководством Генерального секретаря ООН получил четкий мандат на начало конкретной работы по созыву встречи между Правительством и всем спектром оппозиционных групп.

Мы перечислили мероприятия, которые проводились в разное время в разных странах с целью объединить все группы оппозиции и весь спектр оппонентов Президента САР Б.Асада на конструктивной платформе переговоров. Такие мероприятия проходили в течение последнего времени в Москве, Каире, совсем недавно состоялась встреча в Эр-Рияде. У этих встреч неоднозначные итоги, но мы старались определить то, что объединяет всех участников этих форумов. Все они высказались в пользу готовности к переговорам с Правительством Сирии. Кое-кто – с оговорками, кое-кто – менее однозначно, но главное то, что есть движение вперед – движение в сторону начала политического процесса. Задачи, которые стоят перед С.де Мистурой и его «командой» нелегкие. Мы, как сопредседатели МГПС, обязались помогать Стефану и всем его коллегам в организации этого процесса. Рассчитываем, что, как и записано в резолюции, МГПС будет продолжать сопровождать все эти усилия. При поддержке Совета Безопасности ООН мы сможем двигаться вперед. Это требует постоянных, настойчивых и повседневных усилий, поэтому в соответствии с предложением Дж.Керри мы планируем собраться вновь в январе. К тому времени уже будет примерно ясен круг тех лиц и организаций, которые будут приглашены по линии ООН для участия в межсирийских переговорах, и будет примерно понятно, каковы «стартовые позиции» сторон на этой платформе.

Я не переоцениваю достигнутое сегодня, но сделан очень важный конкретный шаг по созданию необходимых внешний условий для того, чтобы сирийцы сделали то, что мы от них хотим – занялись согласованием вопросов, касающихся судьбы их народа и их страны.

Вопрос (адресован Государственному секретарю США Дж.Керри): Вы рассказали об остающихся проблемах, и самая главная из них – это будущее Президента САР Б.Асада. Вы просто откладываете решение этой проблемы, отказываясь от ее решения сейчас? В будущем – через полгода, год или полтора – с ней придется столкнуться и придется ее решать. Что можно сказать в этой связи сирийской оппозиции? Саудовская Аравия сегодня заявила, что они хотят, чтобы Президент Сирии Б.Асад ушел в начале процесса трансформации для того, чтобы принять участие в переговорах в Женеве.

С.В.Лавров (отвечает после Госсекретаря США Дж.Керри): Я продолжу отвечать. На самом деле не только в Венских документах, не только в резолюции Совета Безопасности ООН, но и в Женевском коммюнике, которое тоже было утверждено резолюцией Совета Безопасности, записана концепция национального единства через создание управляющего органа на основе обоюдного согласия Правительства Сирии и всего спектра оппозиции. Эту концепцию никто никогда не отрицал, она в основе всей нашей работы – развита и детализирована в решениях Венских встреч, а сегодня – закреплена в резолюции Совета Безопасности ООН.

Мы исходим из того, что одной из главных задач специального посланника Генерального секретаря ООН по Сирии С.де Мистуры и его «команды» будет поиск выработки такого общего согласия между Правительством САР и всем спектром оппозиции, чтобы сформировать, как записано в наших документах, «credible, inclusive non-sectarian governance» (прим.: вызывающая доверие, объединяющая всех система управления, сформированная не на конфессиональной основе). Да, наверное, это не та задача, которую можно решить «за один присест». Конечно, потребуется дипломатическое искусство, какое-то время, чтобы стороны привыкли друг к другу как партнеры на переговорах. Мы не хотим, чтобы этот процесс затянулся на вечные времена. Дж.Керри сказал, что мы согласовали ориентиры. Считаем, что вполне возможно в течение шести месяцев попытаться достичь такой договоренности. Затем предстоит разработка новой конституции. Наша общая рекомендация состоит в том, чтобы на основании этой конституции прошли выборы. Весь политический процесс мы считаем возможным уложить примерно в полтора года – ориентировочно в 18 месяцев.

Вопрос: Вы читали текст резолюции, там говорится о том, что будущее Сирии и судьбу ее президента будет решать сирийский народ. Вы так это рассматриваете?

С.В.Лавров: Мы многократно говорили о судьбе Б.Асада. Совсем недавно Президент России В.В.Путин, выступая на своей ежегодной пресс-конференции, подробно останавливался на этом вопросе. Мы в принципе не можем согласиться с какими-то подходами, которые предполагают навязывание извне любому народу решение о том, кого он хочет видеть своим лидером.

В современной истории уже было немало примеров. Кризис в Ираке был сконцентрирован вокруг демонизации фигуры С.Хуссейна. Потом то же самое произошло в отношении М.Каддафи в Ливии. Мы сейчас видим, что происходит с Ираком и что произошло с Ливией. Я хотел бы надеяться, что последние договоренности по Ливии будут работать, но там далеко не все так просто. У нас уже был подобный опыт, когда в Йемене тоже все сконцентрировалось вокруг необходимости устранить Президента А.Салеха. Он устранен даже на основе какого-то документа, которые был навязан йеменским сторонам. Этот документ не работает. Именно потому что вместо того, чтобы культивировать естественное согласие всех йеменских сторон, было навязано решение, хотя это решение коллективно поддерживалось Европой, США, Россией и странами региона. Я думаю, что мы должны избегать повторения своих собственных ошибок, и поэтому, отвечая на Ваш конкретный вопрос, говорю, что фраза о том, что только сирийский народ будет сам решать судьбу Сирии включает, по нашему глубокому убеждению, и судьбу президента этой страны.

Мы очень часто слышим аргумент, что без решения вопроса о Б.Асаде невозможно развернуть подлинную координацию в борьбе с терроризмом. Это опаснейшая логика и опаснейший подход, потому что он перечеркивает все принципы, которые были одобрены в Совете Безопасности ООН и которые гласят, что терроризм не может быть ничем оправдан. Для борьбы с терроризмом неприемлемо выдвигать какие-то предварительные условия. Нужно видеть приоритеты. ИГИЛ и прочие террористы – это общее для всех нас угроза и цивилизационный вызов всему человечеству. Приносить его в жертву геополитическим амбициям кого бы то ни было я считаю колоссальной ошибкой.

Вопрос (адресован С.В.Лаврову и Дж.Керри): На второй встрече МГПС в Вене вы говорили о важности формирования группы оппозиции и согласовании списка террористический организаций. Ни один из этих вопросов не получил твердого ответа до сегодняшнего заседания. Похоже, вы передали этот вопрос ООН. Почему вы считаете, что ООН удастся достичь согласия по этому вопросу эффективнее, чем МГПС? Многие положения резолюции – о гуманитарной помощи, о прекращении нападения на гражданское население – были предметом предыдущих резолюций. Похоже, они не оказали большого воздействия на ситуацию. Почему вы думаете, что сейчас они смогут оказать то воздействие, которого не имели ранее. Во втором Венском коммюнике члены МГПС обязались рассмотреть вопрос о том, чтобы перестать предоставлять помощь тем сторонам конфликта, которые не подключились к переходному процессу. В этом документе об этом ничего конкретно не сказано. Действует ли это обязательство до сих пор и актуально ли оно для членов МГПС? В какой степени вы согласитесь это делать?

С.В.Лавров (отвечает после Дж.Керри): Я хотел бы поддержать основные разъяснения, которые сделал Дж.Керри. Мы на Венской встрече 14 ноября не создавали никаких комитетов. Мы там действительно говорили и отразили в нашем документе две темы: борьба с терроризмом и подготовка к переговорам. Что касается террористов, мы все решили обменяться оценками о том, кого каждый из нас считает террористической организацией, не создавая какой-либо комитет. Мы попросили Министра иностранных дел Иордании Н.Джодду скоординировать эту работу, что он и сделал. Учитывая достаточно разномастный состав Венской группы, в рамках которой, как я уже сказал, многие страны занимают диаметрально противоположные позиции, конечно, список получился очень противоречивым. Есть много ситуаций, когда одна страна считает огромное количество мелких группировок террористическими, а другая не считает их таковыми, у нее есть свой список. Здесь нужно внести ясность, поэтому, как сказал Джон, мы договорились разработать критерии для того, чтобы в последствии к ИГИЛ и «Джабхат ан-Нусре» добавить другие очевидные террористические группировки. Для нас среди таких критериев будет, например, регулярный обстрел определенными организациями жилых кварталов Дамаска и других населенных пунктов, включая неоднократные минометные обстрелы российского Посольства в Сирии, явно как и некоторые другие абсолютно очевидные проявления террористических повадок. Эта работа продолжится, надеюсь, что мы пополним список, который утверждает Совет Безопасности ООН. Не создавали мы и комитета по подготовке к переговорам. Если вы читали документ Вены-2, там записано, что мы приветствуем все усилия по подготовке оппозиции к переговорам с Правительством Сирии. Сегодня мы такие усилия конкретизировали. Мы отметили, что они были предприняты в Москве, в Каире, в Эр-Рияде и других точках. Когда специальный посланник Генерального секретаря ООН по Сирии С.де Мистура будет выполнять резолюцию Совета Безопасности, он будет учитывать все эти процессы. Мне кажется, что прогресс есть, может быть, не такой значительный и радикальный, как нам всем хотелось бы, но и ситуация очень сложная.

Что касается вопроса о том, чтобы прекратить помощь тем, кто отказывается от переговорного процесса, скажу, что я не участвовал в Парижской встрече. В скобках отмечу: нам кажется, что после создания МГПС все неуниверсальные форматы, наверное, желательно не использовать и сконцентрироваться на работе в рамках МГПС, которую мы с таким трудом создали и в которой представлены все внешние игроки. Я считаю, что, во-первых, далеко не всех, кто находится на земле вообще нужно приглашать на переговоры. В случае с переговорами речь идет о сирийцах, которые действительно представляют собой патриотическую оппозицию, включая вооруженную, тех, кто не замешан в экстремисткой деятельности и продвижении идеалов ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусры» и им подобных. Тех, кто проповедует террористические идеи и применяет террористическую практику, не только не следует включать в переговорный процесс, их нужно еще и исключить из режима прекращения огня, когда таковой станет возможным объявить. Это будет нашей принципиальной позицией. Я считаю, что если мы говорим о поддержке извне различных группировок, воюющих в Сирии, то идеально было бы, как уже неоднократно высказывались представленные здесь и многие другие страны, перекрыть границу Сирии с Турцией. Я надеюсь, что те, кто работает на земле и кто помогает им с воздуха, займутся этим вопросов безотлагательно.

Вопрос (адресован С.В.Лаврову, Дж.Керри и С.де Мистуре): Согласно резолюции, которая только что была принята в Совете Безопасности ООН, переговоры между представителями сирийского правительства и оппозицией должны начаться в начале января. Вы считаете, что так оно и произойдет?

С.В.Лавров (отвечает после С.де Мистуры и Дж.Керри): В отношении сроков начала переговоров я согласен со С.де Мистурой и Дж.Керри. Главное для нас не искусственные сроки, а конкретный результат. Мы надеемся и определили ориентировочную желательную дату – начало января, но мы не будем делать из нее какой-то ультиматум. Главное, как я уже сказал, – содержательная сторона дела. Она потребует дополнительных усилий команды ООН и всех, кто будет так или иначе воздействовать на Правительство САР и оппозицию с тем, чтобы свести их вместе, и чтобы они начали переговоры.

Вопрос (адресован С.В.Лаврову и Дж.Керри): Вы каким-то образом предполагаете, что военные операции, которые проводят в Сирии Россия и США, могут быть скоординированы?

С.В.Лавров (отвечает после Дж.Керри): Контакты по линии военных с США идут на уровне начальников генеральных штабов и на других уровнях. Наши контакты осуществляются и с Францией, на ближайшие дни между военными намечен очередной контакт. Недавно состоялся контакт между военными России и Соединенного Королевства. Я бы хотел сделать в этой связи один комментарий. Мы слышим, что наши коллеги говорят нам: «Давайте начнем политический процесс, чтобы те, кто хочет сместить Б.Асада, получили надежду на это. Тогда мы сможем начать координировать с Вами борьбу с терроризмом». Печально, что мы опять делаем нашу общую задачу – пресечение террора – заложницей судьбы одного персонажа.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 19 декабря 2015 > № 1639257 Сергей Лавров

Выступление Министра иностранных дел России С.В.Лаврова на заседании СБ ООН после принятия резолюции в поддержку «венского процесса», Нью-Йорк, 18 декабря 2015 года

Г-н председатель,

Уважаемые коллеги,

Прежде всего хотел бы поблагодарить Государственного секретаря США Дж.Керри за его инициативу провести здесь в Нью-Йорке третье заседание Международной группы поддержки Сирии (МГПС), которое позволило нам собраться в этом зале. Заседание МГПС подтвердило приверженность всех ее членов начатому в Вене процессу. Только что принятая резолюция одобрила документы Международной группы от 30 октября и 14 ноября 2015 года о путях реализации Женевского коммюнике от 30 июня 2012 года. Тем самым четко зафиксировано, во-первых, что все эти документы составляют единую платформу для разрешения кровопролитного сирийского кризиса, а во-вторых, что Венский формат – единственный, который объединяет всех влиятельных внешних игроков и благодаря этому способен обеспечить внешние условия для устойчивого и справедливого урегулирования через переговоры между Правительством САР и всем спектром оппозиции.

Резолюция придает международно-правовой вес коллективной работе по подготовке таких переговоров под эгидой специального посланника Генерального секретаря ООН по Сирии С.де Мистуры. В ней подчеркивается, что только ведомый самими сирийцами инклюзивный диалог может положить конец тяжелейшим страданиям, выпавшим на долю сирийского народа. При этом подтверждены фундаментальные принципы политического решения. Сирия должна оставаться единым, светским, многоконфессиональным и полиэтническим государством, комфортным и безопасным для всех групп населения. И только сам сирийский народ вправе определять свое будущее. Это ясный ответ на попытки навязать сирийцам извне решения каких-либо вопросов, включая вопрос о судьбе их президента. Именно такой подход закреплен и в Женевском коммюнике, и в документах МГПС, и в сегодняшней резолюции. При этом мы все едины в том, что террористам разных мастей нет места за столом переговоров, как и тем, кто допускает военное решение конфликта.

Сегодняшнее единодушное голосование в Совете должно открыть путь к формированию широкого антитеррористического фронта на базе Устава ООН с опорой на всех, кто на земле противостоит террору, включая армию Сирии, курдские ополчения, вооруженные отряды сирийской патриотической оппозиции. Вкладом в решение этой задачи стали действия ВКС России в ответ на обращение законного Правительства САР. Важную роль должна сыграть и принятая вчера по предложению США резолюция Совета Безопасности ООН, нацеленная на ужесточение контроля за финансированием ИГИЛ и прочих террористов, за пресечение каналов их подпитки, прежде всего за счет нелегальной торговли нефтью.

Борьба с терроризмом должна носить последовательный неконъюнктурный характер будь то в Сирии или где бы то ни было еще. Неприемлемы попытки делить террористов на «хороших» и «плохих». В резолюции подчеркивается необходимость оказания гуманитарного содействия сирийскому народу. Оно должно предоставляться в строгом соответствии с руководящими принципами ООН, закрепленными в резолюциях Генеральной Ассамблеи ООН и в решениях Совета Безопасности ООН, включая принцип согласия правительства принимающей стороны. Важно, что сегодня Совет Безопасности вновь подтвердил необходимость уважения суверенитета САР. Одобренная резолюция закрепляет за Советом Безопасности контроль над реализацией достигнутых в Вене договоренностей при содействии со стороны МГПС. Генеральному секретарю ООН и его специальному посланнику по Сирии С.де Мистуре отводится ведущая роль в организации и сопровождении переговорного процесса с учетом итогов встреч сирийской оппозиции, в том числе состоявшихся в Москве, Каире, Эр-Рияде, а также Дамаске, Хасеке и других местах. Мы рассчитываем на сбалансированные рекомендации Секретариата Совету Безопасности о необходимых шагах на всех согласованных в Вене направлениях. Уверены, что наши коллеги в «команде» С.де Мистуры подойдут к этим поручениям со всей ответственностью, беспристрастно, не поддаваясь на возможные попытки оказать на них давление в ту или иную сторону и руководствуясь исключительно задачей содействия нахождению обоюдного согласия между правительством и оппозицией, как того и требует принятая сегодня резолюция. По мере готовности этих рекомендаций мы будем готовы в качестве сопредседателей МГПС совместно с США и ООН созвать ее очередную встречу для определения на консенсусной основе дальнейших шагов в поддержку сирийского урегулирования.

Призываем всех коллег в ходе предстоящей работы не увлекаться идеологизированной риторикой, избегать разжигания губительной межконфессиональной розни, работать прагматично, исходя из первостепенной необходимости обуздать террор и насилие, перевести конфликт в русло политического урегулирования. Такой подход не имеет альтернативы - если мы действительно ставим превыше всего не геополитические амбиции, а интересы сирийского народа и сирийского государства.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 19 декабря 2015 > № 1639254 Сергей Лавров

Накануне нового 2016 года исполнительный директор управления ООН по наркотикам и преступности, заместитель генерального секретаря организации и глава офиса ООН в Вене Юрий Федотов рассказал в интервью корреспондентам РИА Новости Андрею Золотову и Марии Гусаровой о разочарованиях и достижениях года предыдущего, планах управления по антитеррорической, противокоррупционной и академической деятельности на будущее.

— Приближается окончание 2015 года. Каковы итоги года с точки зрения борьбы с преступностью и наркотиками в мире?

— Итоги неутешительные. Организованная преступность, наркобизнес продолжают угрожать миру и стабильности, подрывать устойчивое развитие, создавать угрозу жизни, здоровью, безопасности миллионов людей. Двести тысяч человек умирает каждый год в мире от употребления наркотиков: передозировки, других последствий наркозависимости. Это смерти, которые вполне можно было бы предотвратить. Речь идет о колоссальном незаконном наркообороте — 320 миллиардов долларов каждый год. Транснациональная организованная преступность и наркобизнес порождают коррупцию, отмывание денег, а это выводит огромные суммы из бюджетов государств.

Если говорить о каких-то новых тенденциях, которые обозначились в уходящем году, то я бы остановился на двух. Во-первых, в свете событий на Ближнем Востоке, я имею в виду ИГИЛ, еще четче обозначилась тема сращивания организованной преступности и наркотрафика с терроризмом и воинствующим экстремизмом.

Во-вторых, это миграционный кризис, особенно затронувший Европу, но и другие регионы. Как бы эмоционально не относились в Европе к этому кризису, многие сходятся в том, что одной из причин возросшей незаконной миграции является преступный фактор. Контрабандисты наживаются на горе людей. Место в лодке может стоит от 3 до 5 тысяч долларов, люди продают все, что у них есть, отправляются в неизвестность, часто на смерть, в то время как организаторы этой преступной деятельности получают свои деньги вперед и не несут далее никакой ответственности. Для них это самый безопасный вид преступной деятельности.

— Приходилась слышать, что резкое увеличение числа беженцев было связано с удешевлением услуг по перевозке. Вообще, много разного говорится о причинах этой волны. УНП пыталось эти причины анализировать?

— С этим еще предстоит разобраться. Я не исключаю, что за этой волной может стоять какой-то организующий фактор. Что же касается удешевления, то мы не располагаем такими данными. Те суммы, которые выплачивают в Турции, могут отличаться от тех, которые требуют организаторы перевозки мигрантов в Ливии. Но суммы большие и зачастую — у нас есть такие данные, пока они отрывочные — деньги просто изымаются насильственно.

Деятельность УНП ООН на этом направлении основывается на Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности и Протоколе о незаконном ввозе мигрантов. Долгое время, пока гром не грянул, этот протокол оставался в тени других правовых механизмов. Сейчас наступил момент для того, чтобы обратить на это самое пристальное внимание. УНП уже подготовило свою стратегию противодействия этому роду преступной деятельности в регионе Средиземного моря. Мы активно консультируемся со странами как на южном, так и северном побережье, с тем чтобы через наши программы и проекты можно было помочь в решении этой проблемы.

— Что вы считаете главными достижениями и главными неудачами в уходящем году?

— Достижений было немало. Деятельность УНП остается востребованной, она оказывает реальное содействие государствам, прежде всего развивающимся странам в Азии, Африке, Латинской Америке, в улучшении их правовых систем и повышении эффективности правоохранительных органов. Если говорить о знаковых событиях, я бы упомянул Конгресс по борьбе с преступностью, который состоялся в апреле в Дохе. Это авторитетнейший международный форум по тематике борьбы с транснациональной организованной преступностью. Такие форумы проводятся раз в пять лет. В дохийском Конгрессе участвовало более 3 тысяч делегатов на высоком министерском уровне. Затем в сентябре глобальный саммит в Нью-Йорке одобрил цели устойчивого развития до 2030 года. Одна из целей — 16-я — как раз направлена на борьбу с организованной преступностью, укрепление систем правосудия, противодействие коррупции. И, наконец, в ноябре этого года в Санкт-Петербурге прошла успешная крупная конференция, тоже на высоком международном уровне, в рамках Конвенции ООН по противодействию коррупции. Уникальность этой Конвенции в том, что в отличие от большинства других международных договоров она имеет систему контроля за ее исполнением на основе обзорного механизма. Сейчас начинается второй цикл этого обзора, который направлен на предупреждение коррупции, борьбу с отмыванием денег и возвращение выведенных активов.

Что касается разочарований, их тоже было немало. Несмотря на усилия, нам не удалось уменьшить спрос на наркотики. Он остается на достаточно высоком уровне, а это приводит к известным последствиям и издержкам, невзирая на все, что мы в этом плане делаем.

— Какие инструменты УНП ООН предполагает задействовать для борьбы с коррупцией, что на практике будет делаться?

— Одно из направлений — это вовлечение частного бизнеса, потому что частный сектор зачастую является не только источником коррупции, но и первой жертвой коррупции. Принятое в Санкт-Петербурге заявление на эту тему является исключительно важным.

Речь идет о формировании партнерства между государством и частным сектором в сфере предупреждения коррупции, чтобы частные компании работали по ясным правилам и в рамках Конвенции ООН. Речь также идет о разработке своего рода хартии поведения. Кстати, такая хартия была разработана в Торгово-промышленной палате России. Это хороший пример, и я думаю, что подобная практика получит развитие.

Другое важное направление, которое мы сейчас развиваем, это так называемая академическая инициатива. Речь идет о воспитании молодого поколения в духе отторжения коррупции как модели поведения. Если детей учат правилам дорожного движения в детском саду, то почему же с раннего возраста не прививать молодежи неприятие коррупции как совершенно неприемлемого явления? Начинаем, конечно, не с детского сада и даже пока не со школы, а с вузов. Разрабатываются учебные пособия, курсы лекций, методики. Это уже осуществляется в ряде стран, и мы рекомендуем применять такие программы на национальном уровне.

Конечно, это дело национальных структур, правительств, образовательных ассоциаций — заниматься внедрением данных программ, но мы готовы предоставить материалы, которые могут помочь.

— В своих прошлых выступлениях, в том числе и в интервью РИА Новости, вы неоднократно говорили о проблеме 2014 года, когда из Афганистана должны были уйти иностранные войска и ситуация угрожала превратить страну в полноценное наркогосударство. Прошел год. Результаты оказались хуже или лучше, чем вы ожидали?

— Это как посмотреть. Вроде бы короткий ответ — результаты оказались лучше, чем мы ожидали. Действительно, по нашим данным, которые отражены в последнем докладе о производстве опиума в Афганистане, отмечается резкое снижение посевов опийного мака. Потенциальное производство опиума и героина сократилось в 2015 году по сравнению с 2014 на 48% — до уровня 3300 тонн. А посевы сократились на 19%. То есть по уровню производства мы сейчас выходим на самый низкий уровень после 2001 года.

Но на этом хорошие новости заканчиваются. По нашим оценкам, это позитивное развитие стало не столько результатом усилий международного сообщества, наших партнеров в Афганистане, сколько следствием погодных условий и саморегулирования рынка. Сокращение производства в 2015 году стало следствием перепроизводства в 2014 году.

Но не следует все рассматривать только в негативе. Мы работаем с нашими афганскими и международными партнерами, которые поддерживают нас в наших программах в Афганистане, с тем чтобы закрепить этот низкий уровень, по крайней мере, в следующем году не допустить дальнейшего прироста посевных площадей и производства наркотиков в Афганистане.

В практическом плане мы продолжаем развивать нашу инициативу "сеть сетей", когда мы пытаемся увязать и скоординировать действия различных структур, которые существуют на региональном, субрегиональном уровне в противодействии наркотрафику.

Сейчас мы развиваем новое направление, которое может оказаться очень актуальным: борьба с отмыванием денег, которые возникают в результате наркооборота. Речь идет о миллиардах долларов только в Афганистане. Эти деньги идут в первую очередь на подпитку воинствующего экстремизма и терроризма, на развитие нелегальной экономики.

— В последние недели мы стали свидетелями серии ужасающих терактов в разных странах. Затронули они и россиян. Как борьба с терроризмом проявляется в деятельности УНП ООН?

— УНП ООН имеет в своем мандате задачу предупреждения терроризма и экстремизма, работая в рамках общей контртеррористической стратегии ООН. В 2016 году предстоит обзор выполнения этой стратегии и, очевидно, будут ставиться дополнительные задачи.

Кроме того, Генеральный Секретарь ООН в настоящее время разрабатывает новый план действий по предупреждению экстремизма. В этом плане прямо обозначена роль УНП в осуществлении целого ряда его положений. Собственно, мы уже работаем в этом направлении.

Первая тема, которой мы стали активно заниматься, — тема иностранных террористов-боевиков. В марте этого года в УНП была принята программа по содействию государствам в борьбе с проникновением на их территории иностранных террористов-боевиков, а также их вербовки. Речь идет об оказании содействия государствам в совершенствовании их правовой системы, специальной подготовки силовых структур и органов, которые занимаются пресечением террористической деятельности, предупреждением свободного перемещения террористов через границы.

Кроме того, важна профилактика вербовки, в том числе оказание содействия государствам в борьбе с использованием интернета в вербовке боевиками новых сторонников.

Еще одна важная программа — предупреждение радикализации в тюрьмах. Очень часто получается так, что тюрьмы и другие места лишения свободы превращаются в своего рода "академии" по подготовке преступных кадров и даже террористов. Речь идет о необходимости отдельного содержания серьезных преступников-рецидивистов и тех людей, которые совершили не очень серьезные нарушения и которые не должны вступать с ними в контакт. Например, в рамках нашей антипиратской программы мы строили тюрьмы в Сомали, на Сейшелах, в Кении, где создавались специальные блоки именно для сомалийских пиратов и членов террористической организации "Аш-Шабаб", с тем чтобы они не входили в контакт с другими заключенными.

Второе направление — более амбициозное. Речь идет о денежных потоках, которые подпитывают террористов и экстремистов. Причем сейчас обозначается новая тенденция: если такой негласный, я бы сказал, оппортунистический альянс оргпреступности, наркотрафика с террористами существовал всегда — они зачастую пользовались одними и теми же каналами переправки наркотиков и оружия, они платили налоги террористам и экстремистам, — то сейчас террористические организации стали сами заниматься наркоторговлей, вошли во вкус. Нам известно, что "Боко-Харам" активно вовлечена в незаконный наркооборот в Нигерии и других странах Западной Африки. Талибы, как нам известно, получают ежегодно до 200 миллионов долларов за счет наркоденег.

Что же касается запрещенного в России "Исламского государства", то здесь у нас, конечно, данных меньше, но совершенно очевидно, что они активно занимаются контрабандой нефти, других природных ресурсов, контрабандой культурных ценностей, похищением людей ради выкупа и наркотиками. В частности, на слуху тема (мощного амфетамина) каптагона, который они производят прежде всего в собственных целях, чтобы пичкать своих сторонников, которые под воздействием этого наркотика становятся более бесстрашными и активными. Но заодно они приторговывают им на международном наркотическом рынке.

— Как вы собираетесь осуществлять эти антитеррористические мероприятия?

— В рамках наших программ, в том числе страновых и региональных, не так давно мы выработали поддерживающую стратегию ООН для региона Сахель (к югу от Сахары — ред.), который является очень уязвимым в плане терроризма и экстремизма. Что касается Ближнего Востока — готовится очередное издание региональной программы УПН ООН для арабских стран. Я рассчитываю, что в феврале совместно с Лигой арабских государств мы сможем запустить эту программу, где будет более серьезный компонент, посвященный теме пресечения терроризма и воинствующего экстремизма.

— Несколько недель назад УНП ООН пришлось опровергать сообщения в СМИ о некоем внутреннем документе, якобы свидетельствующем об изменении политики организации по контролю над наркотиками в сторону декриминализации. При этом в СМИ сообщалось о "колоссальном давлении", которому якобы подвергается УНП ООН. Правда, что по вопросу употребления наркотиков ваша организация всегда находится меж двух огней? Есть ли давление?

— Это буря в стакане воды. На самом деле речь шла о совершенно рутинном мероприятии на низком экспертном уровне. Эксперты положили на бумагу некоторые свои идеи, которые они ни с кем особенно не согласовывали, просто чтобы обсудить их. Каким-то образом это утекло в печать, и нам пришлось сделать заявление, что речь не идет о пересмотре нашей позиции.

В антинаркотических Конвенциях ООН все четко прописано. Они предусматривают альтернативу тюремным срокам за хранение небольших доз наркотиков для личного употребления. Кстати, в России глава ФСКН В.П.Иванов тоже предложил людей, которые задерживаются с небольшим количеством наркотиков, не сажать в тюрьму, а применять к ним административные меры. Это целиком укладывается в рамки Конвенций, которые направлены на охрану здоровья и благополучия людей. Кроме того, решается проблема перенаселенности тюрем, что снижает возможность радикализации заключенных под воздействием более серьезных преступников и даже террористов. В практическом плане все это может решаться только в рамках национального законодательства стран. Мы готовы оказать методологическую поддержку.

— Какой вы видите глобальную систему контроля над наркотиками через пять лет?

— Посмотрим, к чему приведет спецсессия Генеральной Ассамблеи ООН по наркотикам в апреле 2016 года. Сейчас проходит серия подготовительных встреч. Объединяющая платформа позиций многих государств сводится к тому, что Конвенции ООН сохраняют свою силу, они должны в полной мере выполняться в рамках более сбалансированных национальных подходов, направленных на защиту здоровья и благополучия людей. Большее внимание должно уделяться прежде всего профилактике наркозависимости и снижению спроса на наркотики — пока есть спрос, предложение всегда появится. Разумеется, при этом нельзя ослаблять усилий в борьбе с преступным наркотрафиком. Можно ожидать, что эти вопросы будут отражены в заключительном документе Спецсессии ГА ООН. УНП уже работает с государствами, оказывая содействие во внедрении такого сбалансированного подхода.

— То есть речь идет все же о гуманизации этой системы?

— Речь идет о возвращении к истокам. Главная цель — не поимка преступников, а защита здоровья людей. То есть преступников надо ловить, чтобы защитить здоровье людей, но высшая цель — это спасти людей, не допустить того, чтобы наркотики уносили столько человеческих жизней. Для понимания могу привести пример, возможно, политически не очень корректный: вирус Эбола рассматривается в числе одной из важных мировых проблем. Так вот, от Эболы на сегодняшний день умерло 11 тысяч 360 человек за полтора года. А от наркотиков — 200 тысяч человек каждый год. Но почему-то никто не бьет тревогу. Считается, что это нормально. А это ненормально, с этим надо бороться!

Австрия. США. Весь мир. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 17 декабря 2015 > № 1585411 Юрий Федотов