Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

ПЕРСПЕКТИВЫ-2021

ТЬЕРРИ ДЕ МОНБРИАЛЬ

Основатель и президент Французского института международных отношений (IFRI), основатель и председатель Конференции по мировой политике (World Policy Conference).

Обзор Тьерри де Монбриаля – вступительная статья к ежегодному сборнику Ramses, издаваемого Французским институтом международных отношений. Данный материал написан для следующего выпуска.

Пандемия COVID-19 – уникальное явление в современной истории. Ни одна эпидемия с начала века (коровье бешенство, птичий грипп, вирус H1N1, коронавирусы SARS и MERS, лихорадки Эбола, чикунгунья, Зика и другие), не говоря уже о боязни биотерроризма (сибирская язва), не превратилась в глобальный катаклизм. Некоторые из этих вспышек вызывали панику, каждый раз будто застигая мир врасплох. Худшего не случалось, поэтому о необходимости готовиться к этому худшему, которое рано или поздно произойдёт, каждый раз тут же забывали. С этой точки зрения, COVID-19 – не самое страшное: вирус контагиозный, но имеет довольно низкий уровень смертности, хотя, по-видимому, вызывает патологии.

Ключевой момент – неспособность общества организовать превентивную подготовку к предсказуемым, но точно неопределённым по срокам потрясениям, потому что люди забывают о пережитых шоках, которые могут повториться в будущем. Например, гиперинфляция 1923 г. осталась в коллективной памяти немцев, но европейцы забыли об эпидемии испанки, разразившейся в конце Первой мировой войны и унесшей не меньше жизней. Спустя 30–40 лет в учебниках истории испанка уже не упоминалось. Кстати сказать, испанским грипп был только по названию, на самом деле вирус происходил из Америки, как COVID-19 – из Китая. Главное, что вирусное заболевание приводило к бактериальной суперинфекции, которая являлась основной причиной смерти. Антибиотиков тогда не было. Понятно также, почему азиаты, чаще сталкивающиеся с эпидемиями, чем жители западных стран, оказались лучше подготовлены и действовали более эффективно (маски, тесты и так далее).

Наследие кризисов

Начну с рассмотрения предполагаемой уникальности пандемии COVID-19. Предполагаемой, потому что в некоторой степени этот эпизод напоминает три других, которые, несмотря на все различия, потрясли международную систему в период, когда идеология либеральной глобализации находилась на подъёме. Это финансовые кризисы 1997-го и 2007–2008 гг. и теракты 11 сентября 2001 года.

Последний в XX веке финансовый кризис

Он начался в Таиланде весной 1997 г. и распространился на Восточную Азию, Россию и даже Латинскую Америку настолько быстро, что его без преувеличения можно назвать эпидемией. В то время либеральные лидеры говорили о финансовых рынках, как о живых организмах, мыслящих более рационально, чем человек. Специалисты с математическим складом ума создавали модели, получали Нобелевские премии и способствовали нескольким крупным банкротствам. Нас прежде всего интересует объяснение, как начинается финансовый кризис. В июле 1998 г. я писал: «Упрощая аргументы американского экономиста Пола Кругмана, можно сказать, что государственные и частные финансовые посредники, убеждённые, что государство так или иначе покроет любые убытки, занимались сомнительными, плохо продуманными и нередко теневыми инвестициями, особенно в сфере недвижимости. Это привело к инфляции, которая сначала касалась портфелей активов. Однако общий уровень цен оставался относительно стабильным, и критерии хорошего государственного финансового менеджмента (бюджетного и монетарного), казалось бы, соблюдались. Высокий дефицит текущего платёжного баланса вроде бы соответствовал темпам роста. По той же причине рост стоимости активов не вызывал беспокойства и списывался на спекулятивную природу».

Этот анализ базируется на двух важных идеях. Во-первых, на том, что эксперты по рискам называют угрозой недобросовестности: чем больше вы думаете, что защищены от последствий рискованных действий (в данном случае со стороны финансовых институтов), тем выше ваша беспечность и вероятность риска. Во-вторых, моральная недобросовестность одновременно способствует незаконным действиям. И, наконец, когда ультралиберальная идеология находится на пике и поддерживается влиятельными лобби, тревожные голоса не слышны. Не все могут придерживаться внесистемной идеологии и быть законопослушными гражданами. В случае с «пузырями», когда дисбаланс растёт, достаточно одной искры, чтобы разрушить ожидания. Затем стадный менталитет вызывает панику, которая распространяется со скоростью информации или слухов. Именно это произошло в конце прошлого века и повлекло за собой цепь экономических и политических последствий, включая падение режима Сухарто в Индонезии.

Второй вопрос, который сразу приходит в голову, – выявление дисфункций, вызывающих подобные кризисы. В случае с Таиландом (вновь цитирую свой текст от июля 1998 г.) МВФ винили в «неспособности диагностировать риски и их усугублении, поскольку сначала государства-авантюристы убеждали в том, что помощь всегда придёт, а потом предлагали неадекватное лечение». Конечно, я был слишком критичен. На самом деле международные организации не могли быть выше или даже на одном уровне с государствами, которые по-прежнему сильно привязаны к собственному суверенитету, особенно если могут его использовать. Несмотря на огромные ресурсы, МВФ сам зависел от стран-членов и их дипломатических отношений. Ни одна международная экономическая организация не имела полномочий аудитора, ответственного за сертификацию счетов компании. Государства могут публиковать любые цифры, а возможность манипулировать ими ограничивается только их собственными политическими институтами и представлениями о своей надёжности. В свою очередь, МВФ или Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) должны проявлять осторожность, не только чтобы избежать критики со стороны наиболее влиятельных государств, но и чтобы не провоцировать кризисы публичным предупреждением о них. Рейтинговые агентства не подвержены таким рискам, однако их возможности ограничены. Прежде всего, они не обладают такой легитимностью и могут стать объектом жёсткой критики. Тем не менее их позиция оказывает реальное (иногда преувеличенное) воздействие на условия заимствования.

Самое важное – позвольте вновь процитировать «Перспективы» 1998 г. – заключается в следующем: «Проблема организации так называемой международной экономической безопасности не сильно отличается от военно-политических отношений, где крупные государства постепенно наладили процедуры обмена информации, выходящие далеко за рамки деклараций правительств. Примером могут служить механизмы верификации, предусмотренные соглашениями об ограничении вооружений или Договором о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). Удивительно, но в сфере экономических отношений мы продвинулись не так далеко. Как мы видим, государства часто действуют, руководствуясь националистическими побуждениями. Разоблачение уязвимости финансовой системы неизбежно поставит под вопрос целый ряд практик, включая коррупцию, которая серьёзно затронула правящие классы. Но, как и в военно-политических делах, это вопрос безопасности».

Я подробно остановился на финансовом кризисе в Таиланде, поскольку считаю, что он поднимает вопросы глобального управления, которые можно перенести и на здравоохранение. Очевидно, структурная стабильность международной системы, которая стала настолько взаимозависимой, вступает в противоречие с потребностью государств в абсолютном суверенитете касательно контроля медицинских данных, выявления вспышки заболевания и организации чрезвычайных мероприятий на всех стадиях эпидемии. Иными словами, необходимо реальное глобальное управление. Оно предполагает определённый обмен суверенитетом (выражение, часто используемое в отношении Евросоюза), а также институты, способные разработать и реализовать глобальные стратегии и наделённые широкими полномочиями в период до и после крупных кризисов в сфере здравоохранения.

До пандемии COVID-19 немногие – за исключением небольшой группы экспертов – понимали, чем занимается Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ). Вряд ли кто-то задумывался об ограниченности её возможностей. Более того, ВОЗ в значительной степени зависит от информации, предоставляемой государствами. Она может публиковать стандарты и заявления, которыми, кстати, не стоит пренебрегать. Здравый смысл позволяет предположить, что жуткий шок от нынешней пандемии даст возможность создать новую, более прочную архитектуру международного управления в сфере здравоохранения.

Какой мультилатерализм?

Если вернуться к моменту учреждения институтов Бреттон-Вудской системы, мы увидим, что их успех зависел от двух взаимодополняющих факторов: незаинтересованности Советского Союза и объединения западного лагеря вокруг реального лидера – США. Здесь стоит отметить, что слово «мультилатерализм» многозначно. Надо различать мультилатерализм в широком смысле с точки зрения международного права, мультилатерализм западной системы в период холодной войны, организованной вокруг Бреттон-Вудских институтов и Североатлантического альянса, и региональный мультилатерализм, выстроенный после Римского договора 1957 г. вокруг идеи Европейского сообщества (переименовано в Европейский союз по Маастрихтскому договору). Международное право – важная, хотя и слабая, опора мультилатерализма. В отсутствии естественного лидера углубление европейской интеграции требует мощного, априори противоестественного мультилатерализма. На практике обязательное условие будущего ЕС – способность Франции и Германии договориться на фоне постепенного уменьшения экономической мощи Франции.

Проблема в том, что степень мультилатерализма в рамках ассоциации государств снижается пропорционально идеологической и политической неоднородности её членов. Расширяющийся раскол между либеральными демократиями (которые и сами становятся более неоднородными) и так называемыми нелиберальными демократиями и авторитарными режимами (их несколько видов) подрывает управление международной системой в целом. Если сегодня глобализация находится на спаде, то только потому, что основные взаимодействующие акторы воспринимают друг друга как соперников. Они не хотят системного сотрудничества, которое предполагает статус-кво, то есть существование системы, нуждающейся только в сохранении или укреплении. В сфере здравоохранения отправной точкой является низкий уровень сотрудничества, поэтому его укрепление отвечает интересам всех государств и пойдёт на пользу, даже если взаимозависимость будет снижаться.

Ипотечный кризис и другие сравнения

Пропустим пока 11 сентября 2001 г. и сосредоточимся на кризисе субстандартного кредитования 2007–2008 гг., который стал раздутым по масштабам повторением тайского эпизода. Не буду останавливаться на огромной ответственности США, которая сопоставима или даже превышает ответственность Китая за пандемию COVID-19. Соединённые Штаты, которые уже не являлись лидером, но продолжали оказывать влияние на остальной мир, не стоит критиковать слишком жёстко. Процитирую «Перспективы» от июля 2009 г.: «Кредитный кризис стал непосредственной причиной системного коллапса по наихудшему сценарию. Рынки прекратили функционировать, и экономика оказалась парализована. Из-за новых стандартов в бухгалтерии компаний стало невозможно разобраться. Росло недоверие. Сначала правительства запаниковали. Джордж Акерлоф и Роберт Шиллер придали современное звучание идее Кейнса об иррациональном начале в экономике (animal spirits). К счастью, центробанки, в первую очередь ФРС США и ЕЦБ во главе с Беном Бернанке и Жан-Клодом Трише соответственно понизили ключевые ставки и пошли на «нетрадиционные» меры, предоставив помощь терпящей крах банковской системе».

Касательно этого монументального кризиса отмечу три пункта.

Во-первых, он бы не случился, если бы система – фактически США – извлекла уроки из тайского кризиса.

Во-вторых, что объясняет первое, в мире, где прав тот, кто сильнее, в результате кредитного кризиса пострадали другие. Следствием стал кризис в Евросоюзе, но еврозона извлекла из него пользу благодаря укреплению системы управления, что говорит о способности ЕС двигаться вперёд в тяжёлые времена.

В-третьих, лучшая аналогия экономического воздействия пандемии COVID-19 – кредитный кризис. В обеих ситуациях рынки, понимаемые как взаимодействие спроса и предложения, рухнули: в первом случае финансовые, во втором – реальные. Часто проводят сравнение с послевоенным периодом. Но мне оно кажется некорректным, потому что в 1945 г. уничтожены материальные средства производства (и отчасти люди). Со времён Джона Стюарта Милля мы знаем, что после войн рост идёт быстрее, потому что выжившие стремятся всё восстановить, особенно если им удаётся получить помощь извне, как Европе по плану Маршалла после 1945 года. С социальной точки зрения нынешняя ситуация тоже серьёзно отличается. В Европе я не вижу стремления к восстановлению, есть только желание каждой группы сохранить преимущества.

Если поискать другие сравнения в современной истории, я бы предложил события другого масштаба и другого времени: бывшие соцстраны, вступившие в ЕС после краха советской системы, или новые независимые государства, возникшие на её обломках. В обоих случаях, используя ту же терминологию, можно сказать, что рынки прекратили функционировать без физического уничтожения и перестраивались в совершенно иных условиях (и с совершенно иными результатами с точки зрения распределения богатства) в зависимости от внутри- и внешнеполитической ситуации. Позже мы вернёмся к экономическому и социальному воздействию пандемии, но важно отметить, что ни одно государство на планете не заинтересовано в срыве сотрудничества по вопросам здравоохранения, если оно может предотвратить повторение катастрофы, подобной нынешней.

Шок 11 сентября

Сравнение с 11 сентября 2001 г. кажется мне правомерным по крайней мере по трём причинам.

Во-первых, оба потрясения стали «чёрными лебедями». Со времён книги Нассима Талеба так мы называем тяжёлые потрясения, которые ничто не предвещало и после которых мы оказываемся в замешательстве и пытаемся осмыслить случившееся. С этой точки зрения не важно, является потрясение разовым или длительным, в случае с COVID-19 – от первого заражения до эпидемии.

Во-вторых, 11 сентября имело долгосрочные политические и экономические последствия, но не изменило иерархию сил.

В-третьих, шок поменял наше представление о гражданских свободах.

Идея «чёрных лебедей» для меня сложная, поскольку я не вижу множества убедительных примеров потрясений, которые ничто не предвещало. Многие люди, включая писателя Тома Клэнси представляли себе атаки, подобные 11 сентября. Кроме того, как я уже говорил, эпидемии, подобные COVID-19, предполагались и прогнозировались. В том числе самим Талебом. А Билл Гейтс казался алармистом, когда в своей лекции в 2015 г. говорил, что вирусы представляют большую угрозу для мира, чем ядерное оружие.

Можно привести и другие примеры. Конечно, бомбардировки Хиросимы и Нагасаки невозможно было представить себе до открытия атомной энергии, но многие и до Эйнштейна «предсказывали» использование того, что сегодня мы называем оружием массового уничтожения. С точки зрения принципов статистической физики, вероятность подъёма тяжёлого объекта без воздействия внешней силы чрезвычайно мала, но не равна нулю. В этом смысле даже воскрешение мёртвых нельзя считать невозможным. Главная проблема с прогнозированием заключается в том, какое внимание люди должны уделять событиям, вероятность которых кажется им небольшой. Это психологический аспект, а не технический или научный. И с научной, и с психологической точки зрения невозможно представить, что с нами случится за день: авария скутера, разрыв аневризмы, нападение и так далее. Это касается и жизни человека, и институтов.

Тем не менее COVID-19, как 11 сентября, обнажил дисфункции, которые все осознали постфактум (но не все хотели искать виновных). Во многих странах, считавшихся развитыми, неожиданной оказалась нехватка масок, лекарств, медицинского оборудования. Другая сторона той же медали – когда случается потрясение, люди склонны думать, что очень скоро всё повторится. Кто 12 сентября 2001 г. не задумывался об атаке на мост «Золотые ворота» или о новых терактах в Вашингтоне, Нью-Йорке и других крупных городах? Так и сегодня люди боятся второй волны пандемии. В прошлом однозначного ответа не было. Сегодня ситуация иная, потому что мы больше знаем об истории эпидемий. В любом случае воспроизведение уже пережитого риска происходит более активно, чем риска только воображаемого. И это опять же касается и людей, и институтов.

Как гласит африканская поговорка, тот, кто слышал о пантере, бежит не так быстро, как тот, кто её видел.

Среди множества идей следует также отметить связь между эволюцией общественного мнения, восприятием рисков изменения климата и рациональностью мер, рекомендуемых или реализуемых властями. В политике и психологии желание не всегда совпадает с пониманием. Это известно со времён Святого Августина и Блеза Паскаля.

После «чёрных лебедей» я упомянул политические и экономические последствия потрясений. Кадры от 11 сентября 2001 г., как самолёты врезаются в башни-близнецы, и они рушатся, вызвали в мире шок, глобальную волну эмоций и солидарность с США – даже в России и Китае, странах, столкнувшихся с исламским терроризмом раньше, чем мы. Следует отметить два важных отличия от ситуации с COVID-19. Первое – неожиданная, беспрецедентная атака была видна всем. Второе – невидимый, но вездесущий вирус постепенно распространялся по всему миру. В одном случае источник атаки – Усама бин Ладен и «Талибан» (запрещено в России – прим. ред.) – был идентифицирован почти сразу. В другом – возникло смятение из-за неизвестного вируса, обстоятельств его появления у некоторых видов животных и таинственной передачи человеку.

Изначальные различия дополняются политическими. После 11 сентября американцы объединились вокруг президента, как это всегда происходило в истории Соединённых Штатов, мощь которых основывается не только на суверенитете, но и на патриотизме. Это мы вновь увидели в 2003 году, когда Джордж Буш – младший начал войну с Саддамом Хусейном. Пандемия коронавируса началась в момент, когда из-за неравенства американцы оказались разобщёнными – наверное, впервые настолько со времён Гражданской войны. Последние двадцать лет пожары бушевали в обеих политических партиях. Возникли радикально настроенные силы: в одной неосоциалисты, в другой неоконсерваторы. Избрание Дональда Трампа было бы невозможно без этой двойной поляризации и в итоге усугубило противоречия. Когда появился вирус, нынешний хозяин Белого дома, считая Америку неуязвимой, одарил презрением всех, включая американских союзников и особенно Китай, стремясь укрепить свои позиции в конфликте с Поднебесной. На следующий день после 11 сентября Буш указал на страну-виновника – Афганистан. В 2020 г. Трамп указал на Китай, утверждая, что Си Цзиньпин создал COVID-19, чтобы ослабить своих соперников, несмотря на риск «самозаражения». По ходу он ещё обвинил ВОЗ в том, что она действует по приказу из Пекина.

Из-за бредней Трампа США серьёзно пострадали от пандемии, и единственная мировая супердержава теперь не может скрыть свою уязвимость и беспомощность. Более того, для всего остального мира Америка – временно – превратилась в изгоя. К невезению добавилась гневная риторика президента, который тем не менее сохранил поддержку базового электората. Пока его переизбрание в ноябре кажется вполне возможным, если экономика выдержит удар, несмотря на его стиль управления. Недавно вышел бестселлер неоконсерватора Джона Болтона. Это не памфлет, а большая, тщательно задокументированная книга. Что бы вы ни думали об идеологии автора (другой вопрос) важность книги очевидна. На сегодняшний день ясно одно: президентская кампания этого года беспрецедентна. Да и можно ли её называть кампанией? Джо Байден ещё может проснуться после пика эпидемии, но пока его стиль – бездействие, стратегия, более подходящая буддистским монахам. Под давлением левого крыла партии он также постепенно отступает от американских центристских традиций.

Именно этой традицией объяснялось единство американцев в прошлом. Я как-то представил Соединённые Штаты, как глазунью, плотно заполненная середина которой – это центр, края же скорее эксцентричны, что даёт возможность выпустить пар, а нонконформистам избежать уничтожения системой. Для тех, кто жил в Беркли среди хиппи в 1967–1968 гг., во время войны во Вьетнаме, много общался с белыми англосаксами-протестантами, эта картинка говорит о многом. Она позволяет понять святость Конституции и сплочённость вокруг президента перед лицом внешней угрозы. Но что происходит сейчас? Раскол из-за растущего неравенства? Главная угроза единственной супердержаве исходит изнутри, а не извне? Беспорядки после убийства Джорджа Флойда и невероятная реакция, включая разрушение памятников и пересмотр национальных постулатов, заставляет нас задавать эти вопросы. Я бы только добавил, что США не единственная страна, политические ритуалы которой разрушил коронавирус.

КНР была вынуждена перенести сессию Всекитайского собрания народных представителей, Россия – парад 9 мая и референдум по Конституции, Франция – второй тур муниципальных выборов. Также во Франции военный парад в День взятия Бастилии заменила трогательная церемония в честь медицинских работников. Но все эти примеры блекнут на фоне происходящего в Америке.

Кто бы ни стал президентом, это будут странные выборы. И эта странность не уменьшает их неопределённости.

А теперь несколько слов о сравнении 11 сентября с нынешней пандемией с экономической точки зрения. В 2001 г. были разрушены только башни-близнецы и часть Пентагона. Погибло несколько тысяч человек. Рынки быстро восстановились. С потрясением удалось справиться благодаря американскому патриотизму, который творит чудеса. Конечно, меры безопасности в аэропортах, общественных местах и так далее были тщательно пересмотрены. Кто-то, наверное, ещё помнит, что можно было улететь из Вашингтона в Нью-Йорк без предварительной регистрации. Просто бросить сумку на багажную ленту и пройти на посадку. Нужно было только проверить наличие мест. После 11 сентября изменилась не экономика и даже не экономика авиакомпаний, которые продолжили стабильный рост. Реальные изменения касались социальной сферы – ограничения свобод. Мы вернёмся к этой теме позже.

Экономические вызовы, обусловленные COVID-19, кардинально отличаются от ситуации после 11 сентября. Пока мы можем говорить только в общем, потому что пандемия продолжается, особенно на американском континенте. И ещё хотелось бы отметить один факт касательно кризиса 2007–2008 гг.: структурный ущерб от нынешних событий будет гораздо выше, даже в США. Более того, масштабы невозможно оценить, пока пандемия не прекратится.

COVID-19 как катализатор и фактор долгосрочного воздействия

Большинство аналитиков согласны, что пандемия стала катализатором трендов во всех сферах, можно даже сказать, обнажила их. В экономике компании, уже испытывавшие трудности – например, ритейлеры, пойдут ко дну быстрее. Везде под влиянием национализма будут сокращаться и диверсифицироваться цепочки поставок из-за политических рисков и угрозы срывов поставок. Некоторые виды деятельности будут перенесены на побережье (преимущество для стран Восточной и Южной Европы). Произойдёт отказ от поставок по принципу «точно в срок». Кроме того, можно ожидать дальнейшего спада международных и даже национальных авиаперевозок, а также увеличения видеоконференций, к которым компании привыкли за время локдауна.

Вероятна большая политизация мировой экономики, то есть более тесная корреляция между геополитикой, геостратегией и геоэкономикой, что заметно уже сейчас. Государства будут открыто защищать компании, которые считают «стратегическими», или по крайней мере критические точки их деятельности. Пострадает законодательство о защите конкуренции. Возможна гонка за субсидиями между Boeing и Airbus, а на заднем плане уже будут маячить китайские авиастроители. Это очень чувствительный вопрос, потому что в авиаотрасли трёхсторонняя олигополия нежизнеспособна. В результате возникнет дуополия. Хотя сейчас трудно представить, что такая страна, как Китай, откажется от индустриальных амбиций или что Boeing, ослабленный до коронавируса из-за катастрофы B737 Max, позволит Airbus себя купить. В любом случае прямые инвестиции и перемещение людей сократятся.

Вернусь к исключительно медицинскому аспекту первых месяцев кризиса. Наименее подготовленные страны вдруг обнаружили, насколько они зависимы от поставок масок, медицинского оборудования, таких препаратов, как парацетамол, и веществ, используемых в анестезии. Государства, даже союзники, готовы были перегрызть друг другу глотки за поставки медицинских товаров. Либеральные экономисты и подумать не могли о таком сценарии, если речь не шла о стратегических запасах.

Экономика и управление обществом

Кризис обнажил и другие проблемы, которыми не следует пренебрегать. Некоторые страны решили тратить деньги, не задумываясь о стоимости поспешных мер. Как выразился президент Франции Эммануэль Макрон, «за любую цену». Статистика показывает, что тяжелобольные пациенты с коронавирусной инфекцией имеют осложнения, обусловленные образом жизни, что в итоге ложится на плечи общества. Несмотря на табу, страховщики рано или поздно поднимут вопрос: какую ответственность общество готово брать за своих членов, не претендуя на контроль над ними? При этом в Азии уже действуют механизмы отслеживания — наиболее жёсткие в Китае. Сама постановка вопросов, предполагающих моральные риски, вызовет гнев тех, кто утверждает, что жизнь бесценна, и якобы не знает, что она имеет стоимость. Иными словами, пандемия COVID-19, скорее всего, вызовет дебаты об экономике здравоохранения, в которых этика и политика по-прежнему будут играть значимую, но не ведущую роль.

Этим воздействие пандемии не исчерпывается. Возможен возврат к прежней форме международной экономики, где происходит обмен товарами, но ограничено перемещение факторов производства (капитала и трудовых ресурсов в классической терминологии). Именно поэтому ВТО, в 1995 г. пришедшая на смену ГАТТ (Генеральному соглашению по тарифам и торговле), называется Всемирной торговой организацией, а не Всемирной организацией экономического обмена. Во многих странах происходящие сейчас изменения приведут к временной безработице, которая будет выше и продлится дольше, чем ожидалось до пандемии.

Беспрецедентный объём денег закачивается в экономику, поскольку «нетрадиционная» политика, проводимая центробанками после кризиса 2007–2008 гг., не дала негативных результатов (инфляции). Это позволило избежать худшего – цепной реакции банкротств структурно значимых компаний, а также главного кошмара – схлопывания глобальной экономики, которая могла рухнуть как карточный домик, как это произошло в России в 1990-е гг., но уже в планетарном масштабе. Страшно представить, что могло произойти дальше. Центробанки вновь отреагировали адекватно, но даже грамотные действия имеют обратную сторону. В данном случае это взрыв государственных долгов.

Беспрецедентность нынешнего кризиса в его одновременности по всему миру. Плюс тот факт, что он случился после достаточно длительного периода стабильных цен, которые поддерживались благодаря повышению конкурентного давления в развитых странах, особенно по зарплатам, учитывая открытие трудовых ресурсов развивающихся экономик. Даже при частичной деглобализации реальная инфляция или стагфляция, о нежелательных эффектах которой жители Западной (или скорее Юго-Западной) Европы забыли, может вновь вернуться в западные страны. В остальном мире социально-политические проблемы продолжат нарастать. С точки зрения Европы, особое внимание нужно уделить Африке, которой пока удаётся противостоять вирусу, но она страдает от экономических последствий пандемии. Строить математические модели на бумаге просто – создаётся иллюзия жизнеспособности экономики при вечно растущем госдолге, и некоторые неокейнсианцы не отказывают себе в этом удовольствии.

Структурная экономическая политика государств должна внушать достаточно доверия, чтобы позволить им себя рефинансировать с помощью межгосударственных трансферов, оправданных политическими причинами, или с помощью заимствования на финансовых рынках. Если доверие исчезнет, восстановить его будет очень трудно. Для чистоты анализа нужно различать внутренний и внешний долг.

Чтобы преодолеть постковидный период, потребуется более инновационное международное экономическое сотрудничество. А для этого нужно участие всех крупных государств, добиться которого будет непросто.

Тут мы возвращаемся к вопросу глобального управления, который стоял на повестке дня задолго до пандемии из-за колоссальной потери доверия в сочетании с беспечностью и самоуверенностью мировых лидеров, начиная, к сожалению, с главы самого мощного государства, который, казалось бы, должен подавать пример. Постоянные оскорбления, вульгарность, поиск козлов отпущения – часть привычного арсенала популистов. Нельзя также отрицать, что развитие соцсетей способствовало распространению оскорблений, информационных фальшивок и возврату к законам джунглей, где благородный дикарь Руссо чувствовал бы себя неуместно.

Но если международные отношения превратились в кулачный бой, где эмоции (или воля – по выражению Паскаля и Августина) преобладают над разумом в период, когда сотрудничество необходимо как никогда, риск Третьей мировой войны становится более отчётливым.

Как сбалансировать свободу и безопасность?

Эту часть «Перспектив» я бы хотел закончить несколькими фразами о гражданских свободах. Не углубляясь в историю (здесь я имею в виду XX век), можно сказать, что первый удар был нанесен терактами 11 сентября и – в более широком смысле – распространением исламского терроризма. Вопрос, как найти правильный баланс между свободой и безопасностью, в демократических странах возникает практически каждый день. В каждой по-своему. Американцы считают ношение огнестрельного оружия фундаментальным правом, для французов это неприемлемо. Со временем на фоне постоянной цифровой революции, внедрения искусственного интеллекта и использования больших данных те, кто особенно заботится о гражданских свободах, де-факто становятся объектами масштабной, широко распространенной слежки. Добропорядочные будут только приветствовать, если целью станет борьба с уклонением от налогов. Но если это будут делать для слежения за всеми передвижениями и образом жизни людей в случае медицинского кризиса, чтобы разрешить или запретить им доступ к медпомощи, возникнет сопротивление. Как далеко авторитарные, но демократические государства могут зайти в контроле за своими гражданами?

Нравится нам это или нет, но эти острые вопросы возникают не из-за 11 сентября или пандемии. Дело в прогрессе технологий и конкуренции технологических лидеров. Усложнение мира в отсутствии адекватного управления спровоцирует появление фальшивых «чёрных лебедей». Я часто говорю о риске цифровой пандемии. В любом случае в масштабах истории такие события, как финансовые кризисы, теракты 11 сентября и COVID-19, могут быть не только причиной, но и следствием изменений в мире.

Задуматься о геополитике и геоэкономике

В средне- и долгосрочной перспективе пандемия раскроет уже наметившиеся тренды во многих сферах. В первую очередь это касается эволюции международной системы в целом. В прошлогодних «Перспективах» (июль 2019) я особо подчеркивал идею о том, что соперничество Китая и США станет структурным феноменом ближайших десятилетий. Феноменом, который можно анализировать как конфронтацию двух противников. Французский институт международных отношений (IFRI) выбрал эту тему для 40-й конференции в Сорбонне 10 апреля 2019 года. Тогда (так близко и так давно) подобный взгляд на мире ещё не стал банальным. Обострение торговых войн, жёсткая риторика сторон и конспирологические теории вокруг китайского вируса, ухудшение ситуации в Гонконге и агрессивные заявления Пекина делают наши тогдашние суждения очевидными. Есть понимание, что в соперничестве двух супердержав нового мира контроль над информационными и коммуникационными технологиями, включая 5G, станет решающим фактором.

Поэтому в войне слов, значение которой в истории человечества нельзя недооценивать, всё чаще звучит не только «геополитика», но и «геоэкономика». Чем ближе к центру силы, тем больше они переплетаются. Цифровая власть предполагает контроль над составляющими технологий – программным обеспечением и оборудованием или, по крайней мере, над критически важными точками – соединениями в системе, что должно помочь государству избежать зависимости от внешних сил. Для государств это означает очень тесное взаимодействие правительства и индустрии. В 1960-е гг. много говорили о военно-промышленном комплексе. Сегодня это выражение кажется ограниченным, если не включает цифровые возможности в самом широком смысле, потому что в итоге тот, кто доминирует в технологиях, будет доминировать во всём мире. Поэтому сейчас нужно говорить о военно-цифровом промышленном комплексе, который должен обеспечивать неявные связи между крупными государственными и частными поставщиками и покупателями инструментов технологической силы. Совершенно очевидно, что такой комплекс существует в Китае и он абсолютно непроницаем для посторонних как знаменитый Запретный город. В США он тоже есть и скрыт за якобы прозрачным экраном. Другие страны, в том числе Россия и Израиль, расширяют свои возможности, создавая военно-цифровые комплексы на разных уровнях. С точки зрения мировой иерархии сил – чем слабее политическая составляющая, тем меньше вероятность появления военно-цифрового или военно-цифрового промышленного комплекса.

С этим вызовом нужно справиться Евросоюзу, чтобы обеспечить своё политическое присутствие в мире, где доминируют Вашингтон и Пекин, и не превратиться в поле битвы двух противников. Прежде чем закончить эту часть, хотелось бы проиллюстрировать роль COVID-19 как катализатора в двух взаимосвязанных реальностях. Первый пример – ужесточение властями Китая контроля за населением для борьбы с эпидемией. Пекин – и это вторая реальность – уже активно следит за гражданами, которые получают баллы за своё поведение (от количества баллов, разумеется, проистекают различные последствия). Демократические государства должны задать себе два вопроса: до какой степени общество может терпеть контроль, учитывая идеи свободы, и при приемлемом уровне контроля – до какой степени оно может зависеть от внешнего мира?

Вторая реальность вынуждает вернуться к классической геополитике. Гонконг находится в неспокойном состоянии уже год. Ситуацию можно сравнить с другими антисистемными движениями, как «Жёлтые жилеты» во Франции, «Хирак» в Алжире, протесты в Ираке и продолжающаяся мобилизация в Ливане. У них разные цели, но всех объединяет одно – цифровые технологии (соцсети с одной стороны и полицейский контроль с другой). В любом случае «Жёлтые жилеты» так и не вернулись в топы новостей после демонстраций против пенсионной реформы и особенно пандемии. В Алжире вирус также ослабил протесты, хотя движение «Хирак» добилось отставки президента Абделя Азиза Бутефлики, но новая система пока очень напоминает старую. Ливан находится на грани краха. Система серьёзно поражена, но пока не рухнула. «Хизбалла» выжидает. В Гонконге ситуация иная. КНР не отступит по целому ряду причин. 2047 год – дедлайн по передаче бывшей британской колонии – далеко, но он неизбежно наступит, и никто не хочет воевать с Китаем из-за нарушения соглашения 1997 года. Экономическая элита Гонконга уже давно присягнула Пекину, и мощь региона постепенно снижается, в то время как Шэньчжэнь и Шанхай наращивают обороты. Кроме того, центральное правительство обладает возможностями, чтобы контролировать всё население специального автономного района – так жёстко, как посчитает нужным. Да, за репрессии придётся заплатить высокую цену. Пекин заботится о своём имидже и не приветствует такие шаги, как предоставление британского гражданства жителям Гонконга или экономические санкции. Но в руководстве КНР понимают, что цена будет гораздо выше, если Пекин отступит, потому что тогда он потеряет Тайвань.

Мы должны быть готовы к жёсткому соперничеству США и Китая, которое повлечёт за собой частичную деглобализацию, а в рамках НАТО – к увеличению давления Вашингтона на европейцев, чтобы перетянуть их на свою сторону.

Некоторые попытаются найти баланс, склоняясь, как сказал бы Дэн Сяопин, на 70% в сторону Америки и на 30% в сторону Китая. Но это, конечно, фигуральное выражение.

Евросоюз становится геополитическим?

Тут мы переходим к ЕС. За прошедший год (с моих прошлых «Перспектив») мы увидели ряд ярких событий. После парламентских выборов в конце мая 2019 г., которые оказались не такими катастрофичными, как ожидалось, и трудных переговоров новый состав Еврокомиссии приступил к работе 1 декабря. В неё вошли значимые фигуры: председатель Урсула фон дер Ляйен, вице-председатель по цифровым вопросам Маргрет Вестагер, верховный представитель по внешней политике и обороне Жозеп Боррель и комиссар по внутренним рынкам Тьерри Бретон. Новая Еврокомиссия, которая, по мнению председателя, должна быть «геополитической», осознаёт быстрые и глубинные изменения в мире и понимает, что Европа больше не может прятаться под американским зонтом. Боррель выступает за стратегическую автономию. И все они признают значимость общих индустриальных проектов (прежде всего в цифровых технологиях) и необходимость защищать стратегические сектора, особенно от китайского проникновения. Однако пандемия коронавируса разразилась спустя всего три месяца после начала работы новой Еврокомиссии, добавив ещё один кризис к пережитым ЕС за последние десять лет: кризис в еврозоне, кризис с беженцами и Brexit. И каждый раз оказывается, что король голый – теперь выяснилось, что у Еврокомиссии нет серьёзных полномочий в сфере здравоохранения (кто слышал заявления комиссара, теоретически ответственного за здравоохранение, гречанки Стеллы Кириакидес?). Именно поэтому Италия почувствовала себя брошенной.

В истории Евросоюза трудности часто (хотя медленно) ведут к прогрессу. Ангела Меркель умело обошла постановление Конституционного суда по политике ЕЦБ, которое могло стать губительным, и договорилась с Эммануэлем Макроном о пакете мер (их ещё нужно реализовать) на общую сумму 750 млрд евро, которые должны ускорить экономическое восстановление стран, наиболее пострадавших от кризиса. Как обычно, это южные члены ЕС. С привычным прагматизмом канцлер, аура которой достигла пика к концу четвёртого срока, заявила, что коллапс Европы не в интересах Германии. Европа не распадётся, пока другие члены блока будут на это согласны. А это значит, что на континенте у Британии не будет последователей.

Невозможно говорить о стратегической автономии, не упомянув НАТО. 7 ноября 2019 года в интервью The Economist Макрон заявил, что Североатлантический альянс переживает «смерть мозга». Я убеждён, что после распада СССР НАТО утратила своё значение. США используют блок, чтобы структурировать свое доминирование в Европе, где, однако, есть свои нюансы. Страны Восточной Европы, вступившие в Европейский союз, ещё не излечились от травм межвоенного периода и советского режима. После окончания холодной войны они пережили массовый отъезд граждан. В некоторых расцвёл популизм. И все рассматривают НАТО как гарантию защиты от России, хотя венгерский премьер Виктор Орбан выступает за некий баланс в отношениях с Москвой. Болезненные воспоминания и страхи стран Восточной Европы – проблема ЕС. Для Германии, которая восстала из руин после 1945 г. благодаря Соединённым Штатам, НАТО остаётся краеугольным камнем. Для Британии после Brexit это надежда на особые отношения в будущем. Для Франции, которая три четверти века балансирует между атлантизмом и голлизмом, НАТО – это якорь в отсутствие «европейской силы» или меньшее из зол, на которое она готова пойти. В любом случае идеология играет для европейцев существенную роль: убеждение, что США являются защитников демократии, по-прежнему широко распространено.

Но определённость в этом вопросе разрушает Дональд Трамп. Конфликты из-за пандемии напомнили о пределах солидарности альянса. Главная проблема в том, что помимо пресловутых «западных ценностей» ни у членов НАТО, ни у членов ЕС нет общего представления об интересах, которые нужно защищать. После распада Советского Союза европейцы так и не смогли предложить общий проект с учётом России. Нет и проекта по Китаю (отсюда группа «16+1»). Без общих интересов и европейской идентичности альянс не имеет смысла и сводится к отношениям гегемона с вассалами. Никто не знает, какой будет политика Лондона на континенте после Brexit. Германия продолжает избегать антагонизма с США, что не мешает ей, как и в период холодной войны, поддерживать отношения с Россией и Восточной Европой. Канцлер Меркель вновь демонстрирует приверженность европейской архитектуре. Но в дальнейшем, если экономическое превосходство Германии продолжит расти, увеличится и её геополитическая свобода. Тогда Германия, а не ЕС приобретет стратегическую автономию.

Немцы много делают и мало говорят, у французов всё наоборот. Наше пространство для манёвра сокращается, как и наше влияние на южную часть Европы. Ядерное оружие и место в Совбезе ООН не позволит нам бесконечно поддерживать имидж. В XXI веке ключ к власти – экономика в целом и цифровые технологии – в частности. Недавний инцидент в Ливии между Францией и Турцией, влиятельным членом НАТО с новейшим вооружением, демонстрирует абсурдность того, во что превратился альянс. В суровом мире, где Америка отдаляется от Европы, чтобы защищать собственные интересы, Евросоюз уже не может медлить с мотивацией, потому что скрепляющий его цемент ещё не засох и распределён неравномерно. В ближне- и среднесрочной перспективе ещё будут действовать рефлексии холодной войны, но потом все ставки сгорят.

Сбросить идеологические шоры

Я неоднократно говорил об идеологических конфликтах в современном мире. Было бы неверно сводить их к бинарным противостояниям между «западными демократиями» и «путинским режимом» или «диктатурами» Си Цзиньпина, Ким Чен Ына и Мадуро, «популизмом Болсонару» и так далее. Наш мозг не любит сложности и склонен мыслить бинарными категориями, как добро и зло, правда и ложь, красота и уродство. Я ни в коем случае не оспариваю их релевантность с философской точки зрения. Но философия и реальность – не одно и то же.

Возьмём пример Индии, которую постоянно называют крупнейшей демократией мира. Политолог Кристоф Жаффрело опубликовал книгу об Индии при Моди. В ней от называет эту страну «этнической демократией», эту удивительную концепцию предложили политологи, изучающие Израиль. Жаффрело рассказывает, как Нарендра Моди поднялся со «стартовой площадки» в штате Гуджарат при содействии талантливого организатора Амита Шаха и использовал агрессивный национализм и поддержку бизнеса (например, Reliance Мукеша Амбани), чтобы превратить плюралистичную Индию в нацию индусов (хинду раштра составляют 80% населения страны). Он методично атаковал мусульман (около 13% населения), а затем обратил внимание на меньшинства, включая христиан (чуть более 2%). Чтобы добиться своих целей, нынешний премьер-министр «крупнейшей демократии мира» использовал политику страха, основанную на разоблачении чужака (мусульман). Себя он позиционирует как лидера, обеспечившего экономический рост (который ещё предстоит увидеть, поскольку коронавирус нанёс по субконтиненту мощный удар). Многие индийские общественные деятели утверждают, что страна абсорбирует любые попытки трансформировать природу субконтинента. Не буду комментировать эти заявления, отмечу лишь необходимость вникать в нюансы.

Другой один интересный пример – Россия. Владимир Путин получил поддержку на референдуме по Конституции, который пришлось перенести из-за пандемии. Да, его популярность упала по сравнению с 2014 г., когда был присоединён Крым, но остаётся достаточно высокой. Добавлю, что, хотя политический режим в России очевидно является авторитарным, любой человек, знающий страну, скажет, что называть её диктатурой странно, особенно на фоне других примеров. Россия противостоит коронавирусу не хуже западных стран. И неплохо справляется экономически, в том числе благодаря соглашению с США и ОПЕК по ценам на нефть, которые рухнули в начале марта, когда Россия и Саудовская Аравия не смогли договориться об объёмах добычи.

Если мы не хотим деградации международной системы, нужно пытаться воспринимать другие страны с эмпатией, в позитивном свете. Например, конституционные поправки дают возможность Путину оставаться у власти до 2036 г., но это можно интерпретировать не как его стремление держаться за власть до 84 лет, а как пространство для манёвра, чтобы защитить себя и подготовить преемника к нужному моменту. Полагаю, что этими же мотивами руководствовался Китай, инициируя конституционную реформу.

С западной и особенно европейской точки зрения (американцы прежде всего прагматичны) мы всегда возвращаемся к той же точке: если мы и дальше будем строить внешнюю политику на обращении в свою идеологию, нас ждут проблемы. Из-за отсутствия реалистичного, объективного взгляда на мир после распада СССР мы подтолкнули Россию и Иран в объятия Китая. Как я уже подчеркивал, Европа не может определить свои интересы, не говоря уже о том, чтобы их защитить на флангах (концепция одновременно является геополитической, геостратегической и геоэкономической) – не только на востоке, но и на юге, в Африке и на Ближнем Востоке. Но это еще не всё. Мы живём в новое время, когда некоторые недемократические в западном понимании государства выглядят более эффективно, чем сами западные демократии. Если мы продолжим воспринимать их как нацистскую Германию, империалистическую Японию или Советский Союз, мы неминуемо упадём в пропасть.

Заканчивая разговор о Европе, добавлю несколько слов о Ближнем Востоке (не так много, учитывая значимость темы). Главные игроки региона, который ещё де Голль называл «сложным», – это Саудовская Аравия, ОАЭ, Египет и Израиль, с одной стороны, и Турция и Катар, с другой. Они ничем не обязаны европейскому политическому инжинирингу. Первая группа задействована в политике США по Ирану, вторая, которую американцы активно не порицают, строится на амбициозных идеях Эрдогана и опирается на «Братьев-мусульман». Европейцы мечутся между двумя группами и при этом упрекают Трампа в односторонних действиях по Ирану. В то же время им нужна Турция, которая шантажирует их беженцами, а недавно спровоцировала скандал, превратив Айя-Софию в мечеть. Катар нужен европейцам, потому что богат. Европа не одобряет перенос столицы Израиля в Иерусалим и поддержанный Трампом план Нетаньяху по аннексии оккупированных палестинских территорий, что противоречит нормам международного права и всем предыдущим договорённостям. Но молчит или высказывается сдержанно. После хаоса в Ливии, который европейцы сами и спровоцировали – ломать проще, чем строить – Европа действует двойственно, потому что не она раздает карты. Пользуясь этим, Эрдоган устремил свои взгляды на Триполи, что вызвало недовольство Эмиратов, ключевого партнера альянса против Тегерана (но в первую очередь альянс направлен на сдерживание политического исламизма). А в это время Россия делает что хочет или – скорее – что может. В соперничестве с Турцией она хочет закрепиться в Ливии. В Сирии она уже добилась больших успехов, как и Турция, воспользовавшись отсутствием единства на Западе. Даже специалисту трудно во всем этом разобраться. Хочу лишь подчеркнуть, что, когда речь заходит о ключевых темах, как Россия или Ближний Восток, отсутствие единой внешней политики ЕС становится очевидным.

Идея Урсулы фон дер Ляйен о «геополитической» Еврокомиссии – благое намерение. Может быть, ей вместе с главой Евросовета Шарлем Мишелем и верховным представителем по внешней политике Жозепом Боррелем и при поддержке лидеров стран-членов удастся возродить надежды Европы. Но сначала нужно заняться экономикой, которая серьёзно пострадала от пандемии. Коронавирус ещё больше усилил страхи тысячелетия, о которых я говорил в прошлогодних «Перспективах». Третье тысячелетие начинается непросто.

Франция. Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Медицина > globalaffairs.ru, 28 сентября 2020 > № 3538539 Тьерри Де Монбриаль

Дмитрий Миронов: Ярославль был и остается точкой притяжения для туристов

Дмитрий Миронов возглавил Ярославскую область четыре года назад. В интервью РИА Новости он рассказал об основных достижениях за этот срок на посту губернатора, а также о том, как область справилась с пандемией коронавируса и как готовится к возможной второй волне, о перспективах поставок вакцины от COVID для жителей, а также о росте интереса туристов к региону и планах по благоустройству Переславля-Залесского и Ростова Великого.

— Дмитрий Юрьевич, давайте начнем с самой актуальной на сегодня темы – пандемии. Есть ли предварительные подсчеты, каков нанесенный ущерб в целом экономике региона? Каковы прогнозы по ее полному восстановлению?

— Конечно, пандемия привела к появлению ряда негативных тенденций: сократились объемы розничного товарооборота, в основном за счет непродовольственных товаров, пострадали сферы общепита и платных услуг. Снизилась инвестиционная активность предприятий, уменьшились налоговые поступления в бюджет региона. К сожалению, прогнозы показывают, что по итогам текущего года наиболее пострадавший в условиях развития пандемии рынок товаров и услуг не выйдет в плюс.

Помимо этого, произошел значительный рост безработицы. Но отмечу, что самый большой прирост среди безработных это те, кто ищет работу впервые, и те, кто не работает уже давно, таких более 30%.

Из хороших новостей: по итогам первого полугодия 2020 года сохраняются положительные темпы роста промышленности, строительства, а также средней заработной платы. Избежать большого ущерба для экономики региона удалось благодаря оперативным решениям по восстановлению работы основных отраслей региона и в первую очередь обрабатывающей промышленности.

Что касается прогноза социально-экономического развития Ярославской области — ожидаем в перспективе, что промышленность региона будет демонстрировать положительную динамику. Будут восстанавливаться производственные цепочки как внутри страны, так и с внешними экономическими партнерами, планируется реализация крупных инвестиционных проектов. Прогнозируем, что восстановление экономики начнется с 2021 года.

— По каким предприятиям региона ограничительные меры ударили сильнее всего? Кому пришлось закрыться, а кому удалось сохранить плановые показатели?

— Благодаря нашей работе, с начала апреля поэтапно возобновилась работа промышленных предприятий. Это происходило при соблюдении рекомендаций Роспотребнадзора по профилактике COVID-19. Прежде всего запускались системообразующие производства и те, что задействованы в производственных цепочках по всей стране. Это наши крупнейшие налогоплательщики и работодатели. Начиная с 16 мая в регионе работают все промышленные предприятия. В итоге ни одно из них не закрылось, не исчезло — все работают, как прежде, до пандемии.

По итогам семи месяцев 2020 года индекс промышленного производства по сравнению с январем-июлем 2019 года составил 106,9%. Это на 11,1 % выше общероссийского показателя.

— Наверное, какие-то предприятия сумели подстроиться под изменившиеся из-за пандемии условия, перепрофилировать производство?

— Да, это так. Многие промышленные предприятия начали выпуск продукции, необходимой в условиях распространения новой коронавирусной инфекции. Например, Рыбинский завод приборостроения в рамках заказа компании "Инвитро" наладил выпуск медицинских пробирок с объемом производства 7 миллионов штук в месяц. Химзавод "Луч" начал выпуск антисептика для рук. С этой целью была перепрофилирована линия, на которой ранее производили клей ПВА. Производительность линии составляет 2,5 тысячи флаконов в час, в месяц — более миллиона.

Ряд предприятий региона занялись выпуском медицинских средств индивидуальной защиты. Например, кофе-цикорный комбинат "Аронап" запустил полностью автоматизированное производство медицинских масок. В эксплуатацию введена первая линия, она может выпускать до 2,5 миллиона масок в месяц. Впоследствии планируется установить еще две линии и увеличить производство до 7,5 миллиона штук.

Кроме этого, в Ярославской области будет построено современное биотехнологическое производство активных фармацевтических субстанций и готовых лекарственных форм. Предприятие появится в рамках совместного партнерства Рoссийсĸoгo фонда прямых инвестиций (PФПИ), суверенного фонда РФ и группы компаний "P-Фaрм". На новом заводе будут выпускать препарат "Артлегиа" (олокизумаб), применяемый в терапии больных со среднетяжелой формой коронавирусной инфекции, и российскую вакцину от COVID-19. Также там будут разрабатывать производство других перспективных средств и вакцин для борьбы с коронавирусом.

— Расскажите про крупные предприятия автопрома: какова ситуация на "Автодизеле" (ЯМЗ), ООО "Комацу Мэнуфэкчуринг Рус"? Не планируется ли сокращение производства, изменение графика работы, массовых увольнений?

— За эти предприятия не переживайте — они работают в полном объеме с соблюдением рекомендаций Роспотребнадзора. Увольнений, связанных с ограничительными мерами, ни на одном из предприятий не было. Сокращение производства не планируется.

— Какова ситуация с заболеваемостью в Ярославской области сейчас? Ожидаете ли вторую волну заболеваемости и если да, как к ней готовитесь?

— В настоящее время эпидемиологическая ситуация в Ярославской области стабильна. Ежедневно мы выявляем от 37 до 40 подтвержденных случаев новой коронавирусной инфекции, госпитализируем от 9 до 28 человек. Наши показатели позволили перейти на третий этап снятия ограничений. Основная работа сейчас направлена на то, чтобы не допустить нового всплеска заболеваемости.

В медицинских организациях региона сформирован неснижаемый запас средств индивидуальной защиты, антисептиков и дезинфицирующих средств, двухнедельный запас жизненно важных лекарственных препаратов. Ежедневно актуализируется потребность лечебных учреждений, задействованных для лечения COVID-19, в противовирусных и антибактериальных лекарственных препаратах для оказания содействия в их приобретении. Сейчас в регионе для коронавирусных больных развернуто 784 койки. В случае необходимости их количество сможем увеличить до двух тысяч. Но будем предпринимать все меры, чтобы делать этого не понадобилось.

— Ярославская компания "Р-Фарм" будет выпускать вакцину от коронавируса. Нет ли у правительства региона договоренности с компанией о поставках вакцины в первую очередь в Ярославскую область? Какие в целом планы по вакцинации населения от коронавируса?

— Как известно, массовый охват вакцинацией планируется после ноября — декабря 2020 года. Когда начнется поставка вакцины в регион, в первую очередь будут прививаться люди из групп риска – это медицинские работники, которые работают в контакте с пациентами, и педагоги. Первую партию мы получили на этой неделе.

Поставка вакцины от коронавируса будет централизованной. Потребность региона в ней будет постоянно актуализироваться, и на основании этих данных будем решать, есть ли необходимость договариваться о поставке дополнительных объемов.

— Страны постепенно открывают свои границы. Возобновляются ли уже контакты с иностранными партнерами? Чувствуете ли оживление интереса среди потенциальных иностранных партнеров к вашему региону?

— В условиях ограничений, вызванных коронавирусом, некоторые предприятия региона столкнулись со снижением спроса на продукцию. Кроме того, остановка производств в ряде стран привела к разрыву логистических и технологических цепочек. Мы стараемся помочь компаниям выстроить диалог, привлекая федеральные институты поддержки и деловые советы. В июне заключили соглашение о сотрудничестве с Российско-вьетнамским обществом дружбы. Хорошие перспективы есть для продвижения в Юго-Восточную Азию. Видим заинтересованность Малайзии в продукции наших судостроительных предприятий. Также эта страна интересуется возможностью сотрудничества в медицинской сфере.

Весной и летом мы организовали серию деловых встреч в онлайн-режиме, презентовали промышленный и экспортный потенциал торговым и экспортным представительствам в Индии, Узбекистане, Китае, Вьетнаме, в других странах, чтобы донести эту информацию до широкого круга потенциальных деловых партнеров.

В сентябре проведем цифровую бизнес-миссию с Азербайджаном. Двусторонние отношения между деловыми кругами Ярославской области и Республики Азербайджан имеют наибольшие перспективы развития в агропромышленном секторе, в туризме и культуре. В ближайшей перспективе планируем ряд онлайн-мероприятий, а при открытии границ состоятся и офлайн-встречи как на территории Азербайджана, так и в нашем регионе.

— Сфера общепита одна из наиболее пострадавших из-за пандемии. Что, по-вашему, ее ожидает в России в целом и в регионе в частности? Восстановятся ли предприятия общепита полностью и когда это может произойти?

— Оборот общепита на территории региона в январе-июле 2020 года уменьшился по сравнению с тем же периодом прошлого года на 15%. Предприниматели подстраивались под новые условия — работали на вынос и на доставку, развивали онлайн-сервисы.

Так как эта отрасль оказалась в числе наиболее пострадавших из-за распространения коронавируса, ее представители пользуются различными мерами господдержки. Такая поддержка очень важна, общепит делает жизнь в регионе интереснее и комфортнее. В такой сложной обстановке мы просто обязаны помогать нашим рестораторам.

В дальнейшем развитие сферы общественного питания будет зависеть в том числе от роста денежных доходов населения области. По мере роста реальной заработной платы в 2021–2023 годах ожидается положительная динамика оборота. По благоприятному варианту прогноза рост составит 104,4%.

— Регионы начинают подводить итоги летнего туристического сезона. Расскажите, каким он был для Ярославской области? Насколько сократился в целом турпоток из-за пандемии? В связи с бумом развития внутреннего туризма какие новые турпродукты и направления уже появились и еще планируются в регионе в ближайшее время?

— Ярославская область всегда была и остается точкой притяжения для людей со всего мира. Мы старались сберечь туристическую сферу, когда это было возможно, шли навстречу и музеям, и театрам, и гостиницам. Уже с 4 июля возобновили работу коллективных средств размещения с загрузкой до 75%, с рядом ограничений начали работать музеи региона. Сейчас у нас открыты гостиницы, туристско-информационные центры, кинотеатры, аттракционы, секции, музеи, кафе и рестораны.

Но даже несмотря на это, ущерб серьезный. За семь месяцев работы индустрии турпоток составил порядка 980 тысяч человек. Для сравнения, в 2019 году за аналогичный период регион посетили более двух миллионов человек.

Для поддержки туристической индустрии и продвижения туристического потенциала области мы проводили масштабную кампанию "Лето на Волге — 2020". Она включала в себя все необходимые условия для комфортного отдыха туристов и жителей региона: активные виды спорта на территории Плещеева озера, прогулки по Волге, сапсерфинг в акватории реки Которосль, экотропы, экскурсии на агрофермы. Сейчас особенно популярны туры выходного дня, многие приезжают в регион на субботу и воскресенье.

Для автотуристов правительство Ярославской области совместно с объединением автопутешественников разработало специальную карту, на которой отмечены порядка 30 объектов для организации кемпингов в регионе.

В планах на этот и следующий год разработка совместно с Архангельской областью нового автомобильного маршрута "Русский север". Он свяжет Московскую, Ярославскую, Вологодскую и Архангельскую области. И будет знакомить туристов с объектами культурного наследия, в том числе включенными в список ЮНЕСКО.

— Рост интереса к региону российских туристов, путешествующих самостоятельно, вскрыл ряд болевых точек. Это не только плохие дороги, но зачастую отсутствие необходимой туристической инфраструктуры – например, удручающе выглядит автовокзал в Переславле-Залесском, довольно неприглядно выглядит набережная Плещеева озера. А на озере Неро в Ростове Великом, который крайне популярен у туристов, набережная вообще отсутствует.

— Переславль-Залесский уже начинает меняться к лучшему. Город победил во Всероссийском конкурсе по благоустройству малых городов и исторических поселений и получил грант на реализацию проекта по благоустройству центральной площади города и примыкающей к ней набережной реки Трубеж. Это первый этап преображения общественного пространства, мест проведения культурных мероприятий, ярмарок, городских праздников.

Проект благоустройства предусматривает создание набережной Плещеева озера с городским пляжем, местами отдыха, спортивными игровыми площадками, необходимыми для комфортного досуга бытовыми объектами, а также нестационарными объектами торговли, проката. Заменим дорожное покрытие, обустроим пешеходные настилы на набережной Трубежа, установим освещение, проведем озеленение. В планах реконструкция части улицы Плещеевской, устройство парковок, пешеходных переходов, игровых зон.

Что касается Ростова Великого, то его тоже ожидают перемены. Здесь в рамках совместного проекта правительства РФ и Нового банка развития БРИКС будет формироваться природно-исторический кластер. Хотим улучшить состояние городской экономики с помощью развития культурно-познавательного и рекреационного туризма. Создание новых рабочих мест повысит качество жизни горожан, предотвратит отток молодого населения.

В рамках создания кластера город будет преображаться. В прибрежной зоне озера Неро появится набережная протяженностью 4,5 километра от Спасо-Яковлевского до Авраамиева монастыря. Обновление ждет и исторический центр города: здесь отреставрируют конгрессно-зрелищный центр. Запланировали благоустройство внутриквартального пространства исторической части.

Еще один этап благоустройства Ростова Великого — создание пешеходного туристического маршрута "Голландская крепость в древнерусском городе". Его протяженность будет составлять пять километров. Он откроет доступ к самым лучшим видам на ансамбль Ростовского кремля и другие объекты культурного наследия, озерные панорамы и панорамы кварталов исторической застройки.

— Кстати, можно ли как-то решить транспортную проблему в Переславле-Залесском? Центральная дорога в городе является частью трассы М-8, и там постоянные пробки.

— Все мы знаем, что и туристы, и местные жители регулярно стоят в пробках. Для того чтобы снизить нагрузку на основную дорогу города, нужно пересмотреть транспортную схему и по возможности ограничить движение транзитного транспорта по историческому центру. Работаем над этим. Вокруг Переславля существует объездная дорога как раз для транзитного транспорта.

— Дмитрий Юрьевич, вы периодически играете в товарищеских хоккейных матчах. Расскажите, как и когда началось ваше увлечение этим видом спорта? За какую команду болели в детстве?

— Хоккеем увлекаюсь с детства. Болел, конечно, за "ЦСКА", сейчас и за "Локомотив" болею. Эта команда — гордость нашей области.

— Находите время тренироваться сейчас?

— Стараюсь тренироваться хотя бы раз в неделю, держу себя в спортивной форме.

— В следующем году будет десятая годовщина гибели команды ХК "Локомотив" в авиакатастрофе. Возможно, уже есть какие-то планы по проведению памятных мероприятий? Вы помните день, когда это случилось? Как вы узнали о трагедии, что почувствовали?

— Конечно, помню. Как и многие россияне, узнал про трагедию из новостей. Это прежде всего даже не спортивная, а человеческая трагедия. Молодые парни, у каждого семья, родители, родственники. Что тут сказать, в такие моменты все мы сопереживаем, чувствуем боль от утраты. Тем более что эта команда была родной для тысяч человек.

Конкретных планов по проведению памятных мероприятий пока нет. Здесь для нас главное, учесть пожелания, возможности родственников и близких. И дело не в масштабе.

— Как оцениваете игру ярославского "Локомотива" в нынешнем сезоне, какие надежды возлагаете?

— Спортивные прогнозы — дело неблагодарное, но ребята хорошо начали сезон. В любом случае я болею за наших и верю в победу "Локомотива" и в каждом матче, и в сезоне.

— У вас отец и дедушка были военными. Вы поэтому пошли по военной линии, хотели на них быть похожими? Скажите честно — мечтали стать генералом?

— С одной стороны, все мы дети своих родителей, семья всегда имеет большое значение в вопросе выбора профессии. Я очень горжусь дедушкой и отцом, они всегда были для меня примерами сильных, порядочных и волевых людей, поэтому, конечно, с детства хотел быть на них похожим. А с другой стороны, эта профессия у меня всегда вызывала живой интерес. На мой взгляд, это достойное призвание для любого человека.

О конкретной должности никогда не мечтал. Хотелось быть полезным, качественно выполнять свою работу.

— Не жалеете, что при вступлении в губернаторскую должность пришлось отказаться от карьеры в МВД? Что вам нравится в работе главы региона, а что нет?

— О сделанном выборе не жалею, это новый опыт, возможность помогать людям уже в другом качестве. Самое интересное и самое приятное в моей работе это, конечно, общение с разными людьми. Многое узнаешь, работаешь с совершенно новыми для себя сферами. За эти годы я глубоко погрузился и в тему экономики, и в вопросы сельского хозяйства, и в особенности строительства. В последнее время пришлось погрузиться в медицину. А из неприятного — не люблю, что называется, вызывать на ковер, распекать, увольнять. Думаю, что это не самые эффективные методы управления.

— За те четыре года, что вы работаете в этой должности, какие свои достижения считаете самыми важными?

— Многое было сделано командой правительства. Из знаковых успехов я бы отметил сохранение за Волковским статуса первого русского театра. Важно, что мы не допустили строительства ЦБК на Рыбинском водохранилище. Но это именно громкие события, а повседневная работа заключается в планомерном поступательном прогрессе. В регионе впервые за несколько десятилетий строятся школы, современные больницы и детские сады, мы постепенно решаем дорожную проблему. Это происходит каждый день и меняет жизнь в регионе к лучшему.

Россия. ЦФО > Госбюджет, налоги, цены > ria.ru, 19 сентября 2020 > № 3500164 Дмитрий Миронов

«ПОСТМОДЕРН – ЭТО АБСОЛЮТНО КИТАЙСКАЯ СРЕДА»

ВЛАДИМИР МАЛЯВИН

Китаевед, профессор-исследователь департамента зарубежного регионоведения факультета мировой экономики и мировой политики НИУ «Высшая школа экономики».

ФЁДОР ЛУКЬЯНОВ

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Директор по научной работе Международного дискуссионного клуба «Валдай». Профессор-исследователь НИУ ВШЭ. Выпускник филологического факультета МГУ, с 1990 года – журналист-международник.

По мере выхода Китая на лидирующие позиции в мире и начала реального противостояния с ним США вопрос о китайском мировоззрении и стратегических установках становится из общетеоретического самым что ни на есть прикладным. О китайском взгляде на себя и на мир Фёдор Лукьянов беседует с одним из самых видных отечественных китаеведов, профессором-исследователем департамента зарубежного регионоведения факультета мировой экономики и мировой политики НИУ «Высшая школа экономики» Владимиром Малявиным.

Пользуясь случаем, сердечно поздравляем Владимира Вячеславовича с 70-летием и надеемся на тесное сотрудничество в дальнейшем.

ЛУКЬЯНОВ: Хотел бы начать с общего, но весьма применимого к сегодняшнему дню вопроса. Мы сейчас наблюдаем накат на Китай со стороны Соединённых Штатов. Отчасти это связано с политической конъюнктурой, но в целом в Америке уже принято решение, что Китай – это стратегический соперник. Когда китаец, имея в виду собирательный национальный характер, попадает в ситуацию давления извне, причём давления системного, широкого и как бы не имеющего конкретной цели, как он себя поведёт?

МАЛЯВИН: В условиях нынешней пикировки США и Китая последний ведёт себя удивительно миролюбиво. В положении, когда со всех сторон по нему стремятся нанести удар, Китай реагирует примерно так: «Да, у нас есть разногласия, но они легко могут быть разрешены при наличии необходимых условий». Китай демонстрирует спокойствие в ситуации, в которой любая европейская страна или, скажем, Россия стали бы сильно нервничать и срываться на ответные выпады. А Китай не отвечает, или почти не отвечает, симметрично на выпады США или Европы. Говоря примитивным языком, Китай попросту не вступает в базар. Он системно и последовательно гнёт свою линию, но облекает её в дипломатические формулировки, часто весьма абстрактные. Например, «нужно соответствовать актуальным тенденциям и реальной обстановке» означает «вы должны признать за Китаем его нынешние прерогативы в качестве как минимум второй державы мира, практически равной Америке».

Китайцы в этом смысле – прирождённые дипломаты. Китайская словесность – одно большое иносказание, а всё китайское поведение, по сути, ритуальное. Это можно выразить по-русски как поведение обходительное и предупредительное. С китайской точки зрения, мудрый человек не должен позволить завести себя в безвыходное положение, а главное – он не должен признавать его таковым.

Чтобы проиллюстрировать, как эта особенность отражается в дипломатическом языке, приведу такой пример: во время войны с Японией в китайских газетах не писали, что войска отступили, они «наступили наоборот». И такая формулировка принималась обществом. То есть философия такова, что китаец должен сохранять спокойствие до последней точки. При этом используя все средства и обязательно трансформируя ту действительность, которую он видит, в нечто успокоительное и гармоническое. А получаемые им выводы должны быть назидательными и, что важно, примирительными. Вывести китайца из себя можно, но сложно.

Говоря о китайской стратегии, важно сознавать, что она требует, чтобы исходили только из актуальной ситуации. Нет ни принципов, ни идей, ни даже ценностей, которые могли бы воздействовать на эту стратегию или серьёзно повлиять на неё. Действие исключительно в актуальной ситуации – в развитии. Вот это очень трудно понять европейцам. Они склонны предрекать, прогнозировать, выстраивать будущее. У китайцев же почти нет футурологии. Да, в Китае развита практика экономического планирования, но в отличие от западной цивилизации будущее для них не является утопией или антиутопией. Действовать при общении с зарубежным партнёром соответствующим образом и давать на любую комбинацию его шагов соответствующий ответ, вот в чём суть китайской стратегии. Поэтому китаец никогда не допустит, чтобы его загнали в угол, и – главное, чтобы его заставили вступить в прямую конфронтацию.

ЛУКЬЯНОВ: Но если вспомнить нашу совместную историю, то в адрес советских ревизионистов звучали страшные проклятия: «Разобьём собачьи головы Брежнева и Косыгина!»… Это была игра или момент, когда их действительно спровоцировали?

МАЛЯВИН: Это был маоизм, вывих китайской истории, временный этап ускоренной модернизации.

ЛУКЬЯНОВ: То есть отступление от традиции.

МАЛЯВИН: Конечно. Это открыто пропагандировалось. Уничтожить все феодальные пережитки, разбить семью, традицию почитания старших и всего, на чём стоял Китай. Такое тоже возможно. Китай большой, разный, и революционный вывих ему тоже был свойствен какое-то время. Сейчас Китай вернулся к истокам, Европа же сама ушла от революционности. Вспомните книгу Макса Вебера «Религия Китая», в которой он пишет, что китайцы не могут иметь современное общество, потому что для них нет разрыва между данным и должным, нет телеологии, нет целеполагания, потому что конфуцианство учит их бескрайнему конформизму. Поэтому китайцы, думали на Западе, обречены быть пассивными аборигенами, которых рано или поздно надо цивилизовать. Вот буквально так – поэтому у Китая нет ни политики, ни морали. А если у человека нет трансцендентных принципов – он дикарь. И сами китайцы тогда пытались подражать Европе, хотели завести у себя религию наподобие европейской, развивать науку и демократию, которая бы вытекала из этой религии, монотеистической, с её трансцендентными установками по отношению к миру. Сейчас Европа перешла в фазу, грубо говоря, постмодерна, который означает поворот от трансцендентности к имманентности жизни. Теперь важен сам процесс, который, по сути, состоит из различий. В нём нет трансцендентных принципов, которые организуют нашу жизнь и политику. Для Китая это абсолютно его среда. Оттого же он с такой готовностью прыгнул в это «постмодернистское болото», в котором есть лишь множество различий, и всё можно признать и принять.

Вот представьте, мы с вами сошлись, мы рождаемся вместе, неважно, кто были вы и я до встречи. Во время встречи мы оба должны измениться, превратиться. Таким образом, мы подобны только в акте встречи. Во всём остальном – мы совершенно непохожи, и ничего общего между нами нет. Отсюда и деление китайского общества на изолированные кубрики, как в подводной лодке, и его иерархический строй. А способности быть вместе с другими нужно учиться. Это практика совершенствования себя в дао.

Сравним с американцами, которые уверены в совершенстве либерального индивидуализма (принципа трансцендентного), зафиксированного в их Конституции, и как бульдозер наезжают на все нации, потому что по-другому не могут. Их внешнеполитическая стратегия совершенно лишена гибкости. В этом отношении, кстати, интересно различие между китайцами и японцами: последние тоже упрямо-прямолинейны в американском стиле, потому что не усвоили главный завет китайской цивилизации: отсутствовать, уступать в точке конфронтации, воздействуя на противника «асимметрично», а по сути, целостностью – всегда прикровенной – своего присутствия. В китайском военном каноне есть классической образ мифической змеи, которая, «если её ударить по голове, бьёт хвостом, если её ударить по хвосту, бьёт головой, а если её ударить посередине, бьёт одновременно головой и хвостом». Но в той точке, где вы её бьёте, её нет, вы проваливаетесь в пустоту. Мудрый только следует потоку жизни. А следовать всегда удобно и даже приятно. Так можно жить в своё удовольствие – вот китайский идеал.

Небольшая история хорошо иллюстрирует, о чём я говорю. Мой учитель тайцзицюань на Тайване в разговоре с гостями из России услышал притчу про лягушку, которая, упав в жбан с молоком, чтобы не утонуть, стала барахтаться лапками, взбила из молока масло и выбралась наружу. Учитель на это после недолгого раздумья ответил: «Если человек спокойно зайдёт в воду и ляжет на неё, вдохнув воздух, он не утонет». То есть для того, чтобы не потерпеть поражение, надо быть спокойным. Если барахтаться, можно утонуть.

ЛУКЬЯНОВ: Китай сейчас сталкивается с огромным силовым потенциалом. Американская стратегия поведения – это давление, и они будут продолжать это делать, потому что чувствуют угрозу. Как поведут себя китайцы в такой ситуации столь жёсткого фронтального давления, которое оказывается со всех сторон?

МАЛЯВИН: Китайцы по этому поводу часто вспоминают свою поговорку: «Могучий дракон не победит подколодную змею». Важно, что Китай самодостаточен. Всегда есть второй аэродром: огромный внутренний рынок, выход в Евразию с проектом «Шёлковый путь», выход на евразийское пространство и экспансия там. Да, Китай не может в некоторых аспектах обойти Америку, но это пока. Китайцы смотрят на сто лет вперёд, как ни странно. Я только что говорил об актуальности, но нет ничего более постоянного, чем постоянно меняющаяся актуальность. Китай спокоен, прежде всего, потому, что знает – завоевать его невозможно. А если это невозможно, и мы удержимся, думает Китай, то именно за счёт внутренней организации, способности проникнуть на рынки Азии, сопредельных стран, вплоть до Европы, что они и делают. В этом смысле китайцы схожи с американцами за тем исключением, что в отличие от США они не склонны провоцировать конфликты в странах, куда устремлён их интерес и где они уже укрепили свои позиции. С другой стороны, они всегда работают на себя – связанные кредиты, проникновение китайских компаний, привлечение китайских работников, приоритеты для китайских бизнес-интересов. Принципы китайской жизни, которые я бы назвал совместностью и обоюдным превращением, совершенно не означают союза или каких-то равноправных отношений в нашем понимании.

ЛУКЬЯНОВ: Китайцы стремятся к доминированию?

МАЛЯВИН: Если и стремятся, то не по-европейски. Их идеал – разбогатеть, вернуться домой, построить в родной деревне большой дом и жить там в своё удовольствие. Они не хотят захватить Париж или Берлин, и управлять там в каком-то оккупационном режиме. Им лучше, чтобы их доминирование вообще было незаметным, и оно осуществляется очень аккуратно, косвенно, с помощью финансовых механизмов и ни в коем случае не должно вызывать открытой агрессии или сопротивления.

ЛУКЬЯНОВ: Можно ли сказать, что им нужна дань?

МАЛЯВИН: Можно. Но это не дань в нашем понимании. Ещё в докладе первого русского посольства в Пекин в XVII веке зафиксирован любопытный отзыв о нравах китайских торговцев. На вопрос русского к китайскому торговцу: «Ты почему так дорого берешь?» китаец ответил: «Но ведь вас никто не заставляет покупать. Можете отказаться». В этом вся китайская мудрость: «Не хотите, не надо, но всегда готовы помочь». Так же они могли бы сказать и в Сербии, например, где активно выстраивают инфраструктуру. «Не хотите, чтобы мы строили у вас мосты и автострады, что мы, кстати, делаем дешевле и не хуже, чем европейцы, не надо. А отдавать вы можете постепенно, не обязательно деньгами, есть другие возможности…». Китайская экспансия ползучая, скрытая, но всесторонняя. Это Европе непонятно. Ведь там начиная с эпохи рыцарских турниров победитель определялся в результате реального боя. В Китае по-другому. Вы не должны ни замечать, ни даже представлять себе поединок, видны только мир и дружба. В поединке с мастером тайцзицюань вы обнаружите, что нигде не встречаете сопротивления, а при попытке его толкнуть проваливаетесь в пустоту. В тот самый момент, когда в вас просыпается агрессия, он её гасит и смотрит на вас, улыбаясь. Подход вообще актуальный и для политической стратегии, и для боевого искусства, и в быту.

ЛУКЬЯНОВ: А за что китаец всё-таки будет воевать? За тот самый дом, который он себе построил на дань?

МАЛЯВИН: Думаю, он будет до последнего искать выход из этой ситуации и торговаться. В Китае даже сейчас, несмотря на пропаганду и военно-патриотическое воспитание, на бытовом уровне милитаристских настроений нет. Будет ли он воевать? Это сложный вопрос, но он в любом случае постарается придумать, как откупиться.

ЛУКЬЯНОВ: С японцами же воевали.

МАЛЯВИН: Японцы сами напирали, куда же им было деваться?

ЛУКЬЯНОВ: А война с Вьетнамом 1979 года?

МАЛЯВИН: Это карательная экспедиция, особого рода ритуал. Цель – наказать младшего партнёра. Но это уже другой разговор, потому что это часть китайской дипломатии.

ЛУКЬЯНОВ: Сейчас все рассуждения о возможном военном столкновении США и Китая сосредоточены вокруг Тайваня. Во-первых, готов ли Китай за Тайвань воевать? Во-вторых, насколько тайваньцы отличаются от континентальных китайцев? Могут ли они себе представить, что возвращаются в Китай и вливаются в эту нацию?

МАЛЯВИН: Может ли Китай напасть на Тайвань? Эта тема сейчас опять активно муссируется на Тайване. Впрочем, как и всегда. Но несмотря на многочисленные обсуждения, по факту ничего не происходит, сохраняется статус-кво. Пока сам Тайвань не провозгласит независимость, а он этого не сделает, вооружённое вторжение крайне маловероятно. Есть, конечно, ритуальные заклинания, исходящие из Пекина: «Пора объединяться!». Потому что если их не будет, то это означает, что Китай как бы смирился. Последний раз такое заявление Пекина получило резкий ответ президента Тайваня Цай Инвэнь. Он выглядит как реакция демократического государства на угрозы авторитарного режима. Пекин ничего не ответил: потому что тут надо или действовать или молчать. Вне рамок таких ритуальных жестов пока ничего не произойдёт, и, я думаю, что и не может ничего произойти.

Надо сказать, что идентичность тайваньцев – вопрос очень сложный. Это только на политической карте Китай един, а по факту он очень разный. Китайское правительство крайне болезненно относится к этой проблеме, как вы понимаете. Тайваньцы имеют тот же нормативный язык и те же основы культурной традиции, что и жители континента, но многие факторы, и прежде всего политические, не дают ими воссоединиться с материковым Китаем. Как мы не можем понять, почему наши вчерашние братья-славяне не хотят больше считать себя братьями, так и китайцы не понимают мотивы тайваньцев. Надо сказать, что периферийные районы Дальнего Востока действительно тяготеют к особому цивилизационному укладу, который ближе национальным государствам Запада и более открыт ценностям либеральной демократии. При этом сама неопределённость тайваньской идентичности поспособствовала укреплению на острове демократических порядков.

ЛУКЬЯНОВ: Из всего того, что вы рассказали, я для себя понимаю одно: никакого союза с Китаем не может быть ни у кого.

МАЛЯВИН: Да. Заметили ли вы, что в Азии нет военно-политических союзов, во всяком случае, в Восточной Азии? Так происходит потому, что этот тип ритуального общения, о котором я говорил, предполагает самостоятельность акторов. Повторюсь, вне встреч, вне взаимодействия, они вообще не существуют друг для друга и живут свой жизнью. И Китай сидит за своей Стеной и думает, как ему достроить свой домик, в котором будут вместе жить три поколения одной семьи. Это не исключает возможность формирования так называемых актуальных союзов, то есть объединений для решения краткосрочных задач. Но когда задача решена – участники расходятся. Короче говоря, к встрече надо прийти, и она должна быть суждена. Случайных встреч не бывает. Может быть, поэтому китайцы очень ждут встреч с иностранцами, любят торжественно их обставлять. Завершающим штрихом китайской мечты служит уважение, а ещё лучше – восхищение со стороны иностранцев. Это тоже чисто ритуальная вещь, потому что таким образом иностранцы как бы признают китайскую добродетель. Нужно учиться взаимодействовать с Китаем, исходя из этого. Но для этого необходимо, как говорится, работать над собой, на что европейцы пока неспособны.

Россия. Китай. США. ЦФО > Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука > globalaffairs.ru, 13 сентября 2020 > № 3493727 Владимир Малявин

Инвестор Семен Дукач: моя нация — иммигранты, они самые крутые стартаперы

Семен Дукач создал стартап, который обыгрывал казино с помощью математики, но этого ему показалось мало. Он основал другие бизнесы и в итоге создал фонд, который готов вкладываться только в иммигрантов. В интервью Business FM предприниматель объяснил свою позицию

Семен Дукач — сооснователь венчурного фонда One Way Ventures, Бостон. Его первым стартапом стала компания, которая обыгрывала казино с помощью математики. С этим он попал в кино и в книги. Но потом ему надоело делать деньги из воздуха, тем более что сокурсники из MIT — Массачусетского технологического университета — зарабатывали больше на новых технологиях. Насколько опасным и прибыльным было это дело и много ли — миллион долларов для США в 90-х?

С нами на связи Семен Дукач, наш соотечественник, который не живет в России и в Советском Союзе с 1979 года. Наверное, вашей визитной карточкой все-таки нужно назвать победу над казино, потому что об этом широко известно во всем мире. Вы были прототипом главных героев двух фильмов, в том числе знаменитого фильма «Двадцать одно» с Кевином Спейси. Вы обыгрывали казино, пользуясь своими математическими способностями, но, естественно, работая в команде. Может быть, вы считаете это своим главным достижением в жизни?

Семен Дукач: Мне кажется, что я с тех пор еще кое-чего достиг. Какое-то время, действительно, об этом много говорилось и писалось. Было дело, обыгрывали казино. Это был мой первый стартап, первый бизнес, но также мой первый фонд, потому что там тоже были инвесторы, и мы все легально делали, мы платили налоги. Просто играли правильно, разобрались, как обыграть, и обыграли. Фильм не совсем про меня, он скорее базируется на этой истории. Книга про меня действительно есть, есть документальный фильм. А вот голливудский фильм — он все-таки именно голливудский, но веселый.

А до вас и после вас были такие команды студентов-математиков или выпускников-математиков, которые разыгрывали такие штуки с блэкджеком?

Семен Дукач: Да, в MIT ребята это делали задолго до меня, и некоторые из тех, с кем я играл, продолжали задолго после. Мне просто в какой-то момент надоело. Эта штука не масштабировалась. Да, мы зарабатывали неплохо, фонд в один миллион мы могли удвоить за год. А дальше что? И никакой пользы никому не делалось. То есть нет клиентов, которые говорят спасибо. Просто обыгрываешь и обыгрываешь. Плюс все время надо убегать от них, они пытаются тебя выгнать, поймать. Мне надоело. А некоторым нравится, они продолжают играть.

В кино, естественно, есть сцены, леденящие душу, ужас, что-то на грани насилия. В жизни это было страшно? Вы любите риск или, может быть, любили и не любите теперь?

Семен Дукач: Отношение к риску не изменилось, я принимаю риски, жизнь состоит из них. Но я рационально к ним отношусь, мы оцениваем градацию риска. И часто, когда со стороны кажется, что я какие-то сумасшедшие риски все время на себя беру, на вертолете, например, летаю, по-моему, это риски ограниченные. Я просто привык именно из-за игры в карты рационально оценивать количество риска и решать, какой стоит брать, какой нет, когда стоит брать, а когда нет. А физические угрозы действительно в какой-то степени были, но не настолько, как в кино. Нам угрожали, но меня никогда не били. Угрозы поступали не от самих казино, а от некоторых работников этих заведений, которые действовали по инерции: они помнили былые времена, когда мафия контролировала этот бизнес, и поэтому они так себя вели. Но на самом деле, когда я играл в 1992-1994 годах, в это время уже были большие корпорации, и они вели себя более или менее по правилам.

То есть Лас-Вегас, вокруг пустыня. Поступали «предложения» выехать в пустыню и поговорить?

Семен Дукач: Да, пару раз поступали. Но они не были настолько серьезными.

Как вы говорите, есть продолжатели этого дела. Оно вполне легальное, просто казино имеет право вас не пустить, и вам как-то надо было обмануть казино. Может быть, вы маскировались, гримировались, чтобы вас допустили? А больше никакой линии борьбы не было?

Семен Дукач: Пару раз были какие-то случайные угрозы, но обычно мы просто приводили новых людей, в казино не знали, что они именно с нами и что мы их натренировали. Мы меняли имена. Но даже, например, поддельных документов я никогда не использовал. Мы были довольно осторожными и не нарушали законы, потому что казино бы нас на этом и поймало.

Вы создали фонд. Интересно, как самая первая ваша компания действовала. Там были инвесторы, был какой-то документ о разделе рисков и доходов? Наверное, вы и проигрывали деньги.

Семен Дукач: Мы довольно часто проигрывали. Может быть, 30% времени мы возвращались с потерями, а 70% — с выигрышами. Но в течение года мы всегда выигрывали, а в течение пары недель мы могли довольно много проиграть. И документы были, все было по правилам. Мы делили прибыль между инвесторами и игроками. В основном это были одни и те же люди. Я вначале был еще не в моей команде, а в другой. Я сначала играл, заработал какие-то деньги, потом я их все инвестировал, потом стал со временем самым крупным инвестором в этом фонде.

Этот опыт стал какой-то основой вашей жизни? Ведь вы из советской эмигрантской семьи, которой пришлось довольно тяжело на первом этапе жизни. Сколько вы заработали, чтобы потом стать предпринимателем?

Семен Дукач: Это было действительно важно в моей жизни, не только потому, что я так много заработал. Я лично заработал около миллиона долларов за четыре года своей жизни. То есть это не было много. Вся команда вместе где-то пять миллионов выиграла за это время. Я, по-моему, больше всех заработал, потому что я все инвестировал снова. Но это не были такие большие деньги. То есть я к тому времени какие-то дома покупал, продавал, что-то еще делал, крутился, вертелся. Я не сказал бы, что эти деньги существенно изменили мою жизнь. Но опыт был очень важный, потому что это первый бизнес — как настроить в бизнесе правильную культуру, как сделать так, чтобы все доверяли друг другу, как сделать так, чтобы люди играли именно по правилам, а не начинали играть по азарту, как записывать все результаты и действительно знать, что происходит, сколько мы выигрываем. И многие навыки для этого сформировались именно для инвестиций, именно как математически оценить и действовать оптимально. То есть первый бизнес многое формирует.

Миллион долларов США в 1996-1997 годах, когда вы решили расстаться с этим занятием, много это было или мало, чтобы стать успешным? Что можно было сделать, имея миллион?

Семен Дукач: Миллион — это не много, это недостаточно, чтобы оценивать возможности этой суммы денег. Мои дома обычно стоят больше миллиона. Это несущественный капитал для формирования чего-то большого. И плюс я тратил какие-то деньги тоже. Наверное, то, что осталось, позволило, когда я создавал компанию, полгода-год не иметь зарплату, а просто жить со своих сбережений, не более того.

То есть миллион — это чтобы за год можно было попытаться что-то создать? И вы решили сразу стать венчурным инвестором, то есть искать проекты, вкладывать в них. В Америке в 1990-е годы культура стартапов и венчурного финансирования уже была распространенной и понятной. Почему такой выбор был вами сделан?

Семен Дукач: Не совсем. Я в 1997 году открыл софтовую компанию Fast Engines. У меня было образование в MIT, в университете — computer science, и я занимался интернет-протоколами в самом начале, еще до игры. На самом деле, в блэкджеке я просто отвлекся. То есть если бы я просто опубликовал мою диссертацию, если бы я ее закончил и привел в действие, это был бы самый первый метод переводить деньги через интернет. Над тем, что потом сделал Paypal, работал до этого. Вы говорите, миллион. Да, конечно, приятно, что можно миллион заработать, но я наверняка гораздо больше бы заработал, если бы не играл в блэкджек, а просто начинал что-то вокруг интернета делать в то время, потому что я пропустил самое начало веба. В 1997 году я все-таки вернулся к этому, открыл софтовую компанию, мы продавали софт для больших корпораций. И эта компания быстро выросла, я ее продал за гораздо большую сумму денег в 1999 году.

«Когда ты знаешь, что можешь достичь того, что всем кажется невозможным, просто потому, что ты понимаешь как, это дает довольно много уверенности, и это потом помогало мне не только в своей компании, но и как инвестору»

Из тех, с кем вы учились в вашем поколении, вы говорите, пока вы обыгрывали казино, заработали всего миллион. Если бы вы занимались программированием, могли бы заработать больше. Среди вашего поколения студентов MIT вы знаете такие примеры, можете рассказать о них?

Семен Дукач: Я много студентов знаю. Если только считать тех, с кем я конкретно играл в карты, в маленькой моей команде, это очень успешные люди, например, Ю Чан Ли (Yuchun Lee). Джон Хирштик намного более успешен. Он создал SolidWorks и заработал больше миллиарда. И он со мной играл в блэкджек. Блэкджек — это не самое лучшее использование талантов, которые у нас были в тот момент. Если ты действительно разбираешься в компьютерных технологиях и у тебя есть предпринимательская способность и ты выходишь из университета в 1992 году, заканчиваешь свою аспирантуру, поверьте, блэкджек — это не лучшее, что можно сделать за это время с такими талантами.

Зато он вас прославил. Создателей компаний по программированию оказалось больше, чем людей, которые обыгрывали казино так успешно, чтобы попасть в книгу.

Семен Дукач: Это тоже правда. И я не жалуюсь. Было интересно. Мы ездили по всему миру и делали то, что считается невозможным. Кстати, это был еще один урок для меня, потому что все вокруг считали, что обыграть казино просто нельзя. Нам даже не верили, когда мы рассказывали знакомым, что мы его обыгрываем, думали, что мы просто проигрываем деньги и нам кажется, что мы его обыгрываем. Когда ты знаешь, что можешь достичь того, что всем кажется невозможным, просто потому, что ты понимаешь как, это дает довольно много уверенности, и это потом помогало мне не только в своей компании, но и как инвестору. Это помогает их вдохновлять, напоминать им, что они могут достичь того, что они хотят, даже когда им кажется, что уже все, хана и ничего не получится.

«Человек должен иметь свободу строить и создавать бизнес где угодно — бумажки, виза не должны определять твои возможности»

Что бы вы назвали сами своим главным достижением, о котором вам хотелось бы, чтобы люди знали больше, чем про победу над казино?

Семен Дукач: Главное достижение — это фонд One Way Ventures, который я создал три года назад. Еще была пара достижений в середине, про которые действительно люди знали больше, чем про казино, потому что я руководил там акселератором TechStars в Бостоне, что было тоже очень положительно, интересно, правильно. Помогало очень многим компаниям успешно развиться. Но достижение, которым я больше всего горжусь, там тоже только начало пути, но то, чего мы уже достигли, намного интереснее блэкджека — это фонд One Way. Потому что фонд One Way совершенно уникальный: он вкладывает только в компании, созданные иммигрантами. Мы действительно верим, что человек должен иметь свободу строить и создавать бизнес где угодно — бумажки, виза не должны определять твои возможности. Конечно, того, что мы в это верим, недостаточно, чтобы быть прибыльными. Но оказалось, что наша миссия крутится вокруг того, что все иммигранты — одна нация, все вместе мы друг другу помогаем. Все это невероятно сильно влияет на прибыльность самого фонда.

Во-первых, иммигранты, оказывается, самые сильные предприниматели. Почти все «единороги» в мире находятся в Америке — 90% с чем-то, не считая Китая. И из них 55% имеют фаундеров-иммигрантов, хотя бы одного. Это неслучайно, потому что эти люди прошли очень сильный отбор. Очень трудно в другой культуре, в другой среде. И если ты из этого всего выходишь в позиции сильной компании, ты уже прошел больше и твой шанс достичь огромного успеха в бизнесе гораздо выше, чем если ты прошел какой-то легкий путь — у тебя связи, ты вырос в среде, где все тебе помогают. Это менее интересно. И вокруг этого мы построили фонд, и действительно, это получилось. Мы это уже доказали. Мы доказали, что фонд, который вкладывает в иммигрантов, приносит более большую выгоду, чем фонд, который просто вкладывается в технологии.

Я очень этим горжусь, потому что это влияет на мир, это громкий сигнал всем тем, кто хочет закрыть двери, границы, кто боится приезжих. Вот в Америке сейчас вокруг Трампа многие говорят, что боятся китайцев, не любят русских в том числе. А если посмотреть — Илон Маск приехал из Южной Африки, Сергей Брин — из России.

Вы считаете, это фактически идеологический фонд? А у вас есть идеологические противники? Вы инвестируете не в искусственный интеллект, скажем, и не в геологоразведку, и не в компьютерные игры. У вас специализация — это не сферы бизнеса, а тип людей?

Семен Дукач: Действительно, есть идеология. Но чтобы добиться нашей цели — повлиять на мир так, как мы хотим повлиять на мир, единственный путь — создать максимально высокую прибыль для нас и наших инвесторов. Потому что это путь к более большим фондам, к тому, чтобы инвестировать по всему миру. И оказалось, что это желание именно идеологическую мысль высказать непосредственно способствует тому, что наши результаты выше. То есть источник нашей прибыльности — это идеология, а не то, что мы выбираем идеологию вместо прибыли. У нас четыре человека инвестируют, есть свои интересы, конечно есть какие-то вертикали, которые мы лучше знаем, которые мы предпочитаем, но главный отбор для нас — это иммигрант. Потому что человеческие качества гораздо важнее, чем остальные аспекты бизнеса, на ранней стадии. Когда вы оцениваете бизнес, главное — команда. И поэтому первый отбор, с кем мы начинаем разговор, тоже связан с командой. А потом непосредственно это нам просто дает шанс входить в самые сильные стартапы. В сильных стартапах раунды всегда полные. Это люди, которым не нужны конкретно какие-то деньги. Они могут выбирать, чьи деньги брать, почти всегда. И нас никогда не выталкивают из раунда. Хотя мы участвуем в инвестировании с теми фондами, которые в 50 раз больше наших. У нас первый фонд — вообще 28 млн, сейчас мы собираем второй немножко больше. Но там с нами миллиардные фонды, полуторамиллиардные. И никогда в жизни такой маленький фонд, кроме нашего, не может попасть в раунд, взяв всего, допустим, 10 млн и гигантский фонд, который берет 9 млрд из 10 млрд. Не будут маленькие фонды в такие раунды. А нас всегда берут, потому что фаундерам, которые сами иммигранты, нравится, что мы делаем. Они понимают эту идею, они знают, что это самые лучшие предприниматели, они просто хотят, чтобы мы были успешными.

Скажите, а в Америке решение поднять такое идеологическое знамя над бизнесом с точки зрения бизнеса работает или мешает? Например, у вас есть другие партнеры, другие большие фонды. Они вам скажут: «Слушайте, из вашего же Бостона простой американский парень, он тоже способный, у него отличная идея». Вы скажете: «Он не проходит по нашему критерию, потому что он здесь родился». Вы так ответите? На вас не посмотрят как на чудаков?

Семен Дукач: Обязательно скажем. На нас посмотрят как на обычных иммигрантов. Все всё знают. Все фонды знают, что иммигранты — самые сильные фаундеры. Конечно, есть сильные фаундеры — неиммигранты, но в среднем статистически иммигранты сильные. У нас достаточно фаундеров-иммигрантов. Есть много других фондов, которые могут инвестировать в компании людей, которые родились здесь. Но они нас помнят. Как вы не понимаете, когда речь идет о миллиардном фонде и о фонде в 50 млн условно, чаще всего миллиардный фонд даже не знает о существовании этого маленького фонда, он просто не впустит его в раунд вообще. А в нашем случае люди знают, что мы вкладываем в иммигрантов, и если у них есть десять компаний, из которых в трех — иммигранты, они знают, про какие компании говорить с нами. И они вспомнят о нас. То есть это маркетинг тоже. Это позволяет людям помнить, кто мы такие, очень ясно. А политически да, есть люди, которые вообще не согласны с политикой впускать иммигрантов, которые считают, что надо никого не впускать. Конечно, это есть. Ну и что? Это их мнение, а это — наше. Действительно, у нас есть точка зрения. В этом вопросе мы не аполитичны.

«Я бы в себя вообще бы не вложил, я вкладываю в более сильных людей, чем я. Я неплохой инвестор, а предприниматель — довольно средний»

Вы эту точку зрения примеряете прямо на себя? Судя по вашей биографии, вы эмигрировали с родителями, то есть не сами. И дальше вы почти всю жизнь живете в Бостоне, и вам задавали вопрос: «Что же вы не в Силиконовой долине?» И вы привели массу причин, по которым вам надо остаться здесь: семья, другая семья, дети, родители. В общем, почему бы и не поехать в Силиконовую долину, но жизнь не позволяет. Вы не иммигрант. Вы сами — нет.

Семен Дукач: Хороший вопрос. Действительно, люди, которые приехали маленькими детьми, — мы иногда их не считаем иммигрантами, а иногда считаем. Мы просто спрашиваем у самого человека: «Ваш опыт переезда вас сформировал как личность?» Меня лично он сформировал. Я говорю по-русски, я не чувствую себя американцем совсем. Да, мне было почти 11 лет, но я, наверное, в этой культуре рос долго, читал книжки, слушал Высоцкого, не знаю, почему, но факт тот, что меня этот опыт частично формировал. Но не настолько, как, конечно, человека, который все бросил и едет один в никуда. Я больше даже уважаю своих родителей, конечно, моя роль в этом была маленькая. Мне было трудно приспосабливаться к другой культуре. Но если говорить о настоящих иммигрантах, то, разумеется, это мои родители, а не я. Но фонд — это также бизнес, у нас все-таки прямая непосредственная цель — заработать деньги для инвесторов. Я взял деньги от всех своих друзей, знакомых, от всех, кто мне в этой жизни важен, поэтому абсолютно критично для меня — максимально много зарабатывать с выгодой для моих инвесторов. А это значит, что я должен вкладывать в людей, у которых будет максимальный шанс сделать «единорога», потому что рекорд в фонде определяется размером самых больших выходов, а не количеством выигрыша. Поэтому я знаю, что у человека, который действительно прошел этот путь, который приехал в никуда, больше шансов создать крупного «единорога», и у него оценка на ранних стадиях не завышена из-за этого. Потому что мир недостаточно оценивает вот этот отбор, который человек прошел. Поэтому я с вами согласен, я, наверное, сам был бы не совсем идеальным фаундером в фонде, да я бы в себя вообще бы не вложил, я вкладываю в более сильных людей, чем я. Я неплохой инвестор, а предприниматель — довольно средний. Я никогда «единорогов» не строил, я продавал компанию за 35 млн долларов. Это максимум, чего я добился. Это не то, в кого я вкладываю сейчас как инвестор. Это же другое, инвесторы делают много-много разного и принимают быстрые решения. А фаундер должен одно и то же делать на протяжении десяти или больше лет, чтобы добиться чего-то большого. Это совершенно разные люди.

В высоких технологиях вообще понятие «эмиграция» в наше время еще актуально? Потому что сейчас ведь не обязательно иметь one way ticket, сейчас для людей, которые успешно создают новые технологии, в сущности, все дороги открыты постоянно. Все, чем они владеют, они держат у себя в голове. Нужно ли быть в прямом смысле слова эмигрантами, как это было в 1979 году?

Семен Дукач: Конечно, сейчас есть больше возможностей строить компании где угодно в мире. И можно передвигаться туда-сюда по надобности, можно быть более независимыми, но пока что факт остается фактом. У людей, которые все-таки куда-то эмигрировали и прошли вот этот конкретно трудный путь и после этого открывают стартап, шанс добиться большого успеха выше, чем у тех, этого не сделал. Человек, который переезжает сюда уже со своей успешной компанией, возможно, будет замечательным и успешным. Но ты не заработаешь в среднем больше, инвестируя в его компанию, чем в любую другую. А опыт человека, который прошел максимально трудный путь, на самом деле, предпринимательский. И я скажу еще насчет работяг, гастарбайтеров, которые приезжают без образования. Разумеется, мы не вкладываем в ларьки, мы вкладываем в технологические компании. И разумеется, недостаточно того, что у них есть. Но они все равно сильнее, если сравнивать с такими же на месте. Я не стал бы в их компании вкладывать, потому что образование нужно и технологии нужны, но если у меня есть выбор — нанять людей, которые будут чинить мой дом, и за те же деньги я могу взять человека, который приехал из очень бедной страны и посылает деньги домой, или я могу взять человека, который по какой-то причине у успешных родителей вырос, в успешной стране, с хорошими возможностями, образованиями и все равно занимается починкой домов, я всегда выберу иммигранта, потому что он будет работать лучше, у него мотивация выше и он уже прошел больше. Для меня это — нация, это мои люди. Иммигранты — мои люди, я так чувствую. И все мои партнеры в фонде из разных стран так же чувствуют.

Семен, вас сейчас слушают, смотрят и читают в России и верят вам от и до, особенно дети. У них первый взгляд — стать эмигрантами обязательно и венчурными инвесторами, потому что, кажется, ничего на свете лучше быть не может. Но где-то за углом должны быть какие-то мины и ловушки.

Семен Дукач: Венчурным инвестором стать достаточно трудно, потому что, во-первых, это занимает дико много времени. Чтобы приобрести опыт, нужно что-то делать лет 15-20, прежде чем у тебя появляется правильный фильтр, потому что результаты приходят довольно медленно. Да, оценки есть и в середине, но конечный результат — это когда понятно, продается ли. Это происходит не скоро. И цикл обучения довольно длинный. Вообще, не такая легкая профессия. Есть профессии, в которых любой человек может научиться и достичь какого-то уровня. А есть профессии, как у моей сестры. Она оперная певица. Очень мало оперных певиц действительно могут быть успешными много лет, как моя сестра. И всего есть несколько, которые стали с этого богатыми, еще более успешными, чем она. Или спорт какой-нибудь. То есть венчурные инвестиции ближе к этому, чем к обыкновенной профессии. Большинство людей просто не будут эффективными, и даже большинство, которые сегодня работают венчурными инвесторами, не очень эффективные. Большинство фондов не успешные. Только лучшие фонды приносят такие результаты, о которых я говорил. Поэтому не факт, что это правильная карьера для каждого человека. Для некоторых — да.

Способности, таланты оперной певицы понятны, они видны, они слышны. А в чем талант венчурного инвестора?

Семен Дукач: Талант венчурного инвестора состоит в том, чтобы, во-первых, правильно оценить, заметить и почувствовать человека, который построит действительно большой и невероятный бизнес. Даже когда другие этого не видят. Во-вторых, создать себе такую репутацию, чтобы этот человек к тебе зашел, прежде чем он пойдет в другие известные фонды, чтобы он прошел мимо твоей двери. Это главная цель. И чтобы этого достичь, обычно нужно очень много сделать для очень многих основателей компаний, чтобы они верили тебе, чтобы они верили в твою искренность. Нужно действительно их ценить, любить и хотеть им помочь. И нужно уметь им помочь. И тогда со временем создается репутация, и другие сильные фаундеры хотят разговаривать именно с тобой, а не с кем-то еще. Но в то же время не всегда нужно в них инвестировать, даже когда они сильные. То есть этот фильтр, как выбирать, на что смотреть. Нужно разбираться во многих разных технологиях.

На что вы смотрите? На технологию, на финансовый план или в глаза человека?

Семен Дукач: В первую очередь в глаза, но не только в глаза, мы смотрим на команду. Мы смотрим на предпринимателя главного, на CEO компании, и смотрим, какую команду этот человек вокруг себя создал, смог ли он или она привлечь невероятно сильных людей, которые могли бы свои стартапы открывать, но вместо этого идут работать на тебя. Это главное. А дальше — потенциал рынка, конечно. Для фонда интересно только то, что может быть очень большим. То есть большие рынки или что-то, что может превратиться в большой рынок. Третье — это технология, которая, во-первых, уникальна, во-вторых, создает барьер, чтобы тебя не скопировали через пару лет. Если ты минимальный успех получаешь, первые 50 миллионов в год зарабатываешь, сразу же гигантские компании тебя копируют. То есть нужно иметь что-то, что ты можешь защитить, потому что это уникально, это трудно сделать, у тебя какая-то уникальная команда, что-то надо иметь свое. И четвертое, наверное, — это уверенность, что в следующие шесть или 12 месяцев, пока деньги, которые мы инвестируем, будут потрачены, будет реальный прогресс. Это значит, какие-то клиенты. Нужно понимать, что клиентам это нужно, важно. То есть человек должен чувствовать и понимать своих клиентов. Он должен уметь просто быть успешным.

Это все видно в глазах?

Семен Дукач: Нет, это все в дополнение к глазам. А в глазах иногда видно, что человек просто не будет руководить большой компанией. Не поверят ему. Или в глазах видно, что, может, он вообще пытается свалить с деньгами, что иногда бывает. Я физически должен общаться. Некоторые по Zoom инвестируют, мы очень активно во время ковида инвестировали, но когда мы [проводили] сделки, это всегда были люди, которых мы знали еще до ковида лично, а по Zoom только сейчас общались. Пару раз мы инвестировали в очень горячие сделки, где дико успешны другие инвесторы, полные раунды, мы доверяем другим инвесторам, которые их знают, только в таких случаях. А так, если просто познакомиться с новыми людьми, без физического контакта, я бы не мог инвестировать. То есть глаза тоже имеют значение.

И математика здесь ни при чем.

Семен Дукач: Это рациональное решение. Всегда есть какой-то внутренний процесс. У нас несколько партнеров, мы обсуждаем сделки, прежде чем их совершать, и мы пытаемся быть рациональными, даже когда мы оцениваем команду, мы задаем конкретные вопросы про команду. Что этот человек сделал незаурядного в прошлом. Допустим, даже если это его первый стартап, чего он уже достиг такого невероятного. Мы должны поверить, что фаундеры — незаурядные, необыкновенные люди, которые сделают что-то гигантское. Это то, что мы ищем. И очень часто мы видим, что этот человек построит бизнес и с удовольствием продаст его за 50 миллионов. Если мы войдем процентов на пять, мы можем теоретически заработать в десять раз больше, но мы этого не делаем. Мы их пропускаем, потому что знаем: большой успех приходит только от людей, которые пытаются сделать что-то гигантское.

Напоследок я хочу задать теоретический вопрос. Мне самому это интересно. Америка, конечно, что бы ни говорили, лидер в области инноваций. В России тоже много что происходит, и главным образом не через стартап и венчур, а под крылом больших корпораций. И люди в России скорее настроены пойти в какое-нибудь R&D-подразделение (развитие инноваций) хоть «Росатома», хоть НЛМК, их много, и там много чего делается. И здесь больше людей действует так. В Америке тоже есть большие корпорации, которые нанимают такие же светлые головы и для себя делают эти инновации. Какой путь основной? Стартапы, которые потом большие компании купят или воспользуются их технологиями? В Америке пропорция между двумя этими руслами в чью пользу?

Семен Дукач: Я бы сказал так: во-первых, большинство людей должны работать в корпорациях, а не создавать стартап. Или работать в более больших стартапах, или вообще работать в корпорациях. Очень популярно сейчас в институтах — моя дочь, например, сейчас учится в Babson College, все они там хотят быть предпринимателями. Я не уверен, что предпринимательству можно научить. Мне кажется, не нужно говорить людям, что они могут быть предпринимателями, не нужно их подстрекать к этому, потому что настоящие предприниматели и так сделают [что хотят], что бы ты им ни говорил. А очень многие, которые не должны в это лезть, а должны просто работу найти. Они влезают и потом никакого успеха не находят. И большие компании сами разрабатывают технологии во всех странах, может быть, в России больше, здесь тоже часто, но в разработке нового и интересного нужны дико сильные люди. А самые-самые сильные люди не идут в большие корпорации, им там душно. Да, там хорошая зарплата, там удобно. Но они не хотят там быть. У них видение будущего, они хотят делать что-то свое в команде, с людьми, которым они полностью верят, и они хотят вместе что-то с нуля создать и сделать свое. Это самые-самые сильные. Поэтому большие корпорации это понимают, и они знают, что они не могут много таких людей нанять на работу. Может быть, лидеры больших корпораций тоже по-своему сильные люди и очень успешные, но все, кто там работают, не могут быть на таком уровне, и они поэтому понимают, что им нужно покупать компании. Технологии будут разрабатываться и вне корпорации, и потом, в какой-то момент, когда корпорация попытается их купить, в некоторых случаях она не сможет, в некоторых случаях эта технология ее потом убьет, и ничего с этим не сделаешь. Всегда так было. Всегда есть структура, всегда есть какие-то люди, которые уходят вне структуры и разрушают, строя что-то еще более большое и сильное.

И вы, без сомнения, один из них и любите именно их. Это мы знаем.

Семен Дукач: Да, наверное так.

Илья Копелевич

США. Россия > Приватизация, инвестиции. Миграция, виза, туризм. Финансы, банки > bfm.ru, 11 сентября 2020 > № 3539293 Семен Дукач

Привет из Лондона

"Хайли лайкли" секретно: почему обвинения в адрес России каждый раз скрывают от общественности?

Текст: Константин Косачев (председатель Комитета Совета Федерации по международным делам)

Для начала процитирую авторитетного политолога А.Коэна в "Форбс": "В Европе немецкие концерны будут стоять до конца, защищая свои "гешефты" с Россией. Газ гуще крови. Но ситуация поменялась... Фрау Ангела Меркель не сможет бесконечно противостоять санкциям". Конечно, в этих словах нет ничего необычного на фоне самой обсуждаемой ныне темы - предполагаемого отравления российского политика А.Навального. Если бы не одно "но": эти строки написаны… в июле 2014 года, через несколько дней после гибели малазийского "Боинга" на Донбассе.

Ощущение "дежа вю", не так ли? И тогда трагедия с самолетом - до всякого объективного расследования - стала последним аргументом для присоединения федерального канцлера А.Меркель к жестким санкциям США против целых секторов российской экономики.

И вот опять А.Меркель перед выбором. Объединяет оба случая именно Германия, как будто именно она является "адресатом" в обоих случаях. Ведь когда о своих возражениях против газового проекта России и ЕС говорят Вашингтон, Лондон или Варшава, это никого не удивит. Поэтому так важно, чтобы резкие слова в адрес России прозвучали именно из Берлина, которого обвиняют в излишней лояльности к Москве.

Кстати, в этом просматривается еще одна аналогия. Когда на фоне искусственного скандала с пресловутым российским вмешательством в американские выборы и якобы связей с Россией Д.Трампа именно ему пришлось вопреки логике своих же предвыборных обещаний соревноваться в жесткости антироссийских мер и слов с Конгрессом.

Злая ирония ли судьбы, или точный расчет за этим - вынуждать на резкую риторику именно прагматично настроенных политиков - но факт остается фактом: каждый инцидент максимально используется уже не столько против России (здесь обвинения давно поставлены на поток), сколько против голосов в поддержку сотрудничества с ней. А.Меркель в своем заявлении сказала, что Навального "заставили замолчать", но пока первые результаты показывают, что замолчать заставляют совсем других людей - сторонников "Северного потока - 2".

Речь идет уже не столько о новых санкциях против России - министр экономики Германии Петер Альтмайер на днях справедливо поставил под сомнение эффективность санкций в отношении России, заявив, что не знает "ни одного случая", когда санкции заставили бы такую страну, как Россия, "изменить свое поведение". Дело не в поведении России, но в поведении Германии.

Утверждения германских политиков со ссылкой на мнение специалистов лаборатории бундесвера о том, что А.Навальный был отравлен боевым веществом группы "Новичок", сразу перевело ситуацию в геополитическую плоскость. Ведь "Новичок" - "раскрученный" на Западе "бренд", который считается, во-первых, "государственным", то есть недоступным для производства частными субъектами, и, во-вторых, "российским", то есть СМИ обеспечили жесткую привязку в умах обывателей с Россией, хотя даже западные эксперты указывали на возможность его производства многими странами.

Несмотря на солидарно принятые Западом жесткие меры против России после инцидента с отравлением Скрипалей, "душок" от той истории сохранялся всегда. Все помнят про "хайли лайкли", про абсолютно деструктивную позицию Лондона, отказавшегося к реальному взаимодействию с Россией, про то, как страны Запада в 2018 году отвергли предложение 14 стран начать совместное расследование и заблокировали соответствующую резолюцию в Организации по запрещению химического оружия (ОЗХО) и т.п. До сих пор доказательств нет, а санкции есть, что лишний раз убеждает - санкции и есть цель.

Есть кстати британский след и в данном инциденте. Так, ВВС со ссылкой на эксперта по химоружию Милтона Лайтенбурга предполагает, что немецкие врачи изначально работали в контакте с экспертами "Портон Дауна" и госпиталя в Солсбери. К тому же в СМИ появились сведения о том, что в окружении Навального в поездке по Сибири была женщина, подозреваемая в связях с британскими спецслужбами и поставлявшая ему конфиденциальные сведения о частных российских капиталах в Лондоне (ссылки на конкретику в интернете найти легко). Глупо отрицать, что именно власти Великобритании крайне заинтересованы в том, чтобы тема "Новичка" - бессмысленная с точки зрения интересов России, но крайне удобная для ее "демонизации" - вновь вернулась на страницы мировой прессы.

Увы, в нынешних действиях Германии мы видим тревожные признаки "лондонского" сценария. Вместо полномасштабного сотрудничества - ссылка на секреты, вместо диалога - ультиматумы в адрес России, которую хотят вопреки базовым правовым принципам заставить доказывать свою невиновность.

Кстати и здесь просматривается интересная аналогия - на сей раз, с происходящим в окружном суде Гааги, где идет суд по делу о гибели рейса MH17. В июне этого года, через 6 (!) лет после запроса суда в США по поводу возможных спутниковых снимков, стало известным, как ответила американская сторона. А ответила она примерно как Лондон в деле Скрипалей, и сегодня Берлин в инциденте с Навальным: у нас есть доказательства, но мы их не обнародуем по соображениям секретности. Достаточно, мол, того, что мы в них уверены, и кому-то из тех, кому доверяем, мы их покажем.

Еще один очень характерный случай: суд американского столичного округа Колумбия в этом году вдруг снял обвинения с российской компании "Конкорд менеджмент и консалтинг", которую обвиняли в организации того самого пресловутого "российского вмешательства" в президентские выборы 2016 года. На первый взгляд, довольно странное решение, ведь вердикт суда придал бы по крайней мере видимость легитимности антироссийской кампании, в которой тема вмешательства для американцев намного важнее, например, украинской.

Но суд оставил россиян в покое на очень показательном основании: американские прокуроры заявили, что, хотя они и убеждены в виновности "Конкорда", однако не хотят предоставлять доказательства по делу, чтобы не раскрывать секретную (опять!) информацию о том, как США выявляют и предотвращают иностранное вмешательство в выборы. Проще говоря: правда о том, как американцы придумали "вмешательство", могла стать достоянием широкой общественности, и эта угроза заставила прекратить важный и потенциально очень громкий процесс.

Хрестоматийной стала и ситуация с односторонним выходом США из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД). Вашингтон обвинял Россию в его нарушении с 2014 года. Но когда мы официально попросили предъявить эти доказательства, США заявили, что данные есть, но они… засекречены. Как писал немецкий журнал "Шпигель" правительству ФРГ и тогда этого оказалось достаточным, чтобы осудить Россию за якобы нарушение договора по итогам встречи министров иностранных дел НАТО в начале декабря 2018 года. Представитель госдепартамента США Ванесса Аскер тогда сказала: "я не могу говорить за других членов НАТО о том, почему такое решение было принято именно сейчас. Но, возможно, на их решение повлияли недавние действия России в Керченском проливе". То есть еще один инцидент, в который искусственно втянули Россию, начинает играть совершенно новыми красками в этом контексте…

Удивительно, что при этом отказывающейся от сотрудничества почему-то каждый раз представляют именно российскую сторону, требуя, однако, от нее же убедить Запад в собственной невиновности. Напомню, что речь идет в том числе о тех государствах, которые в свое время пошли на прямой обман мировой общественности, демонстрируя пробирку с якобы имевшимся у лидера Ирака Саддама Хуссейна оружием массового поражения, что стало предлогом для военной агрессии против этого государства.

В последнее время Запад вообще наладил целую индустрию фейковых оснований для обвинений в адрес неугодных государств и правительств, создавая под это разного рода псевдообщественные конторы, вроде "Белых касок" и "Беллингкэта". Так что неудивительно и в новом деле наше требование представить настоящие доказательства, а не только рассказы весьма заинтересованных сторон о неких "секретных доказательствах".

Заявление властей ФРГ о том, что в Берлине не видят причин для передачи России доказательств об отравлении Навального, выходит уже за рамки элементарного дипломатического этикета. России предъявлен ультиматум, от нее требуют разъяснений и сотрудничества, но ее даже не считают нужным информировать о причинах обвинений.

Ссылка германских представителей на передачу результатов проб в ОЗХО никого не должна вводить в заблуждение: в последнее время эта организация пребывает в глубоком кризисе, в который ее ввергли именно попытки западных стран превратить ее в инструмент "прокурорских" обвинений в адрес неугодных стран. К ОЗХО в данном случае обращаются не как к независимой инстанции, а как к структуре, находящейся под влиянием Запада. В июле в американском журнале "The Nation" была опубликована статья, в которой убедительно разоблачались манипуляции при подготовке доклада спецмиссии ОЗХО по установлению фактов применения химоружия в сирийском г. Дума 7 апреля 2018 года. А после известных событий в сирийском Хан-Шейхуне миссия ОЗХО по установлению фактов несколько лет проводила расследования… с территории Турции! Хотя ей был обеспечен доступ к месту происшествия. В качестве "свидетелей" использовали людей, которых за руку приводили боевики и пресловутые "Белые каски", и в 57 из 247 случаев якобы пострадавшие ухитрились обратиться за медпомощью еще до происшествия.

Так что расчет Германии на лояльность ОЗХО может быть вполне оправдан, тем более, что теперь никому не известно, что именно передаст в эту организацию заинтересованная германская сторона. Но не нужно рассчитывать, что и в этом случае Россия, как и другие влиятельные страны "проглотит" очередные манипуляции в ОЗХО под нажимом Запада.

Реакция с нашей стороны должна быть достаточно серьезной. Расследование следует провести особенно тщательно и достоверно, без всяких "хайли лайкли". Неготовность германских и других западных партнеров к реальному взаимодействию следует расценивать как очень важный сигнал о том, что на самом деле стоит за отравлением А.Навального. Отказ предоставить убедительные доказательства общественности, а не только друг другу внутри НАТО, будем считать подтверждением того, что Западу точно есть что скрывать. И до появления новых сноуденов и ассанжей мир вряд ли узнает правду о том, кто стоит за многими инцидентами последнего времени.

Россия. Германия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > rg.ru, 11 сентября 2020 > № 3492172 Константин Косачев

Карен Шахназаров: «Стиль – это самый верный признак таланта»

О кинематографических и литературных предпочтениях, ностальгии по брежневским временам, кризисе Запада и многом другом

Саркисов Григорий

Предлагаем читателю окончание интервью с замечательным режиссёром, общественным деятелем, директором «Мосфильма», лауреатом нескольких государственных премий и обладателем множества кинонаград Кареном Шахназаровым. Первая часть беседы опубликована в предыдущем номере «Литературной газеты».

– В советские времена, особенно в семидесятые годы, «Мосфильм», как и другие киностудии страны, выдавал «на-гора» массу фильмов. Увы, сегодня всё изменилось. В чём тут дело?..

– Дело тут в другой системе, к которой нас привёл рынок и капитализм. Студии, снимающие фильмы, снимают их у нас, на «Мосфильме». И если раньше наше кино было государственным, когда государство передавало деньги киностудиям, чтобы они создавали фильмы, и это был кинематограф больших студий, то сейчас кино – продюсерское, когда государство даёт деньги продюсерам на съёмки кино. Они и снимают – на нашей мосфильмовской базе, в наших павильонах, с нашими декорациями и с нашим оборудованием. Потому что у них нет ничего, кроме двух стульев в офисе, зато у них много денег. Такая система существует во всём мире, и те же американские гиганты вроде «Уорнер бразерс» и «Парамаунт» дают только материальную базу, а реально снимают кино отдельные студии. Это ещё учтите, что у них там целые холдинги, есть свои продюсерские и прокатные компании и прочее. У нас ничего этого нет, как нет и в Европе, поэтому и в Старом Свете компании вроде итальянской «Чинечитта» или немецкой «Баварии» работают по такой же схеме: мы вам материальную базу, а вы снимайте тут фильмы и платите нам денежку.

Кстати, мы не получаем от государства ни копейки, «Мосфильм» уже давно на полной самоокупаемости, и студию мы реконструировали сами и так же, без привлечения государственных денег, строили новые объекты. Это было очень сложно, особенно после разрухи девяностых, но мы, слава богу, смогли преодолеть тот трудный период.

– Кинематограф – часть нашего мира, в нём отражаются многие, если не все, новые явления. Например, нынче на Берлинском кинофестивале в угоду «гендерному равноправию» отменили призы за главную мужскую и женскую роль. Свежая новость: отныне книгу Агаты Кристи «Десять негритят» будут публиковать под названием «Их было десять». Могу напомнить и сравнительно недавнюю голливудскую историю, когда актёры-негры устроили скандал из-за того, что их мало в числе номинантов «Оскара», и на следующий год американская киноакадемия выделила для негров некую «квоту». Это что, свежий вид массового помешательства?

– Всё это кажется мне странным, и я не очень понимаю идущие сегодня на Западе процессы, все эти «гендерные битвы». Похоже, Запад уже и сам не понимает, что делает. В определённой степени западная цивилизация сама себя поставила в изоляцию по отношению ко всем другим, да и эти «другие» не понимают, что происходит сейчас с Западом. Понятно, что идея «отмены полов» неприемлема для большей части землян, но, возможно, Запад сейчас переживает какой-то этап своего развития, и боюсь, что это – заключительный этап. Возможно, все эти метания в сторону странно понимаемой «политкорректности» и прочие «завихрения» происходят оттого, что Запад почувствовал – он теряет свою гегемонию в мире, который он, Запад, долго пытался строить по своему образу и подобию.

– Не напоминает всё это происходившее две тысячи лет назад, во времена упадка Римской империи?

– Древний Рим не «отменял» полов, а гомосексуальные отношения были распространены там, как и во всей средиземноморской цивилизации, и в период расцвета империи, этого не чурался и Цезарь. Терпимость, или, как сегодня говорят, толерантность, – ещё не признак упадка и угасания. Но вот что на самом деле происходит с Западом сейчас и зачем они это делают, я понять не могу.

– Мы как-то вскользь упомянули американское кино, а есть ли американский режиссёр, близкий вам по духу?

– Наверное, ближе всех мне Вуди Аллен и братья Коэн, но очень нравится и Стенли Кубрик. Вообще, в Голливуде много больших мастеров, и помимо коммерческого кино там есть отличные режиссёры, снимающие очень хорошие, кинематографически крепкие, интересные фильмы. К ним бы я причислил и Квентина Тарантино, хотя и не отношу себя к его горячим поклонникам, но это настоящий мастер, он снимает очень своеобразные фильмы, и главное – у него есть свой стиль. Уберите титры с любой его картины – и вы всё равно точно определите, что это фильм Квентина Тарантино. То же и с картинами Тарковского, и с эксцентричными комедиями Гайдая.

Вот эта «узнаваемость» и отличает большого режиссёра от обычного. Тут всё просто: нет стиля – нет режиссёра. Стиль – это самый верный при- знак таланта, это, если хотите, «фирменный почерк» Большого Мастера. Ведь сегодня, когда выходит огромное количество фильмов и сериалов, уже и не поймёшь, да и неважно, кто их снимал – Иванов, Петров или Сидоров, потому что у этих картин нет лица, вот в чём проблема. Увы, такого кино хватает. А случается, не очень тебе и нравится фильм, но он запомнился, он остался с тобой, а значит, сделан настоящим художником.

– Хорошо, а что скажут искусствоведы будущего об узнаваемости фильмов Карена Шахназарова?

– Я об этом не думаю, но, наверное, в моих фильмах тоже есть какая-то узнаваемость, есть свой стиль. Если честно, я не рефлексирую по этому поводу и не занимаюсь самоанализом. Когда был помоложе – да, думал об этом. А сейчас понимаю: любая картина, что со стилем, что без, рано или поздно, через десять, двадцать, тридцать, пятьдесят лет, – всё равно умрёт, уйдёт в небытие, и смотреть её будут разве что специалисты да киногурманы. Увы, кино менее живуче, чем литература. Впрочем, сейчас мало кто читает даже таких писателей, как Достоевский и Толстой. А я давно понял: те, кто читает, кто интересуется этим миром и наполняет себя какими-то смыслами, – те и определяют нашу жизнь. От них исходит всё. Пусть их меньшинство, но в определённой степени от них зависит очень многое.

– Вас часто можно видеть на политических ток-шоу федеральных каналов, поэтому задам «политический» вопрос. Раньше в мире было два центра силы, два полюса – СССР и США, – а сегодня все полюса размыты. С ролью всесильного мирового жандарма американцы уже не справляются хотя бы потому, что есть усиливающиеся Россия и Китай, им уже особо ничего не подиктуешь. Мы живём в опасном мире?

– Мы живём в том же мире, в каком жили всегда, на протяжении тысячелетий. Ничего в нашем мире не изменилось. Просто нам кажется, что происходящее с нами – это нечто особенное. На самом деле, если почитать историю, так было всегда. И политики были жуликоватые, и мир всё время качался на грани войны, потому что мир наш всегда был соткан из борьбы, из стремления к доминированию, из взлёта и падения цивилизаций и империй. Это было, это есть, и это будет. Мы же, люди, живём сиюминутными ощущениями, и нам кажется, что с нами происходит то, чего никогда не было. А оно – было, и оно будет, и это невозможно изменить.

Конечно, я понимаю, откуда у многих, например, ностальгия по брежневским временам. Человек всегда стремится к покою, а последние тридцать лет советская власть держала нас в таком коконе, в таком информационном вакууме, что нам казалось – весь мир спит. А мир не спал, а мир бурлил и кипел, и как только мы вошли в этот мир – иллюзии о «покое» рассеялись. Да, это очень некомфортно, но это реальная жизнь, и человек никогда не добьётся покоя. Если же говорить о стержневых тенденциях современного мира, то, думаю, это увядание гегемонии Запада, теряющего сегодня своё лидерство.

– Ещё сто лет назад говорил Шпенглер в своём «Закате Европы»...

– Правильно, говорил, – вон оно и сбывается. Запад строил свой мир более 600 лет, он контролировал весь этот мир, но сейчас контролирует его всё меньше и меньше. Даже такие, казалось бы, незыблемые империи, как британская, французская и германская, ушли в прошлое, и сегодня Франция, Германия и Великобритания уже не империи, они всё более становятся второстепенными странами. Конечно, этот процесс растянут во времени, всё происходит не в один день, но тенденция, как говорится, налицо.

Вперёд выходят не только Китай и Россия, есть ещё Индия, Бразилия, ЮАР, Индонезия, посмотрите, как быстроразвиваются Южная Корея, Вьетнам, Лаос, Египет... Запад же теряет доминанту, и в этом суть мирового процесса сегодня. Разумеется, терять роль мирового лидера Запад не желает, и всё происходит с турбулентностью, в борьбе, но даже самая сильная страна западного мира, США, уже не настолько сильна, чтобы диктовать человечеству свою волю.

– Но всё-таки, США молодая империя...

– Да, молодая, но эта империя строилась на основе старой европейской цивилизации, она и есть часть этой цивилизации, несущая западные ценности и западные смыслы. Мы тоже находимся внутри этого процесса, и я очень хочу надеяться, что падение Запада не утянет за собой и Россию. Да, мы противоборствуем Западу и отделяем себя от него, но, как ни крути, Россия всё-таки остаётся частью европейской цивилизации, пусть и «сглаженной» тем, что большая часть нашей страны географически находится в Азии. Но западная цивилизация уходит, и не факт, что этого не произойдёт и с нами. Очень надеюсь, что этого не случится, но всякое может быть, а мы, люди, не в состоянии предсказать будущее.

– Ну, по каким-то признакам да в общих чертах что-то предсказать всё-таки можно...

– Знаете, я вырос в семье политолога, у нас была хорошая библиотека, и в десять лет я перечитал такие книги, которые тогда большинству были недоступны. И я достаточно быстро понял, что, когда мы пытаемся что-то предсказать, эти предсказания не сбываются. Или сбываются, как говорится, «с точностью до наоборот».

Нам всегда кажутся невозможными какие-то события, которые ещё не произошли. А когда они происходят, мы говорим: а как же могло быть иначе, ведь всё к тому и шло, такова была логика событий! И тогда, «опосля», эти события кажутся нам очевидными и неизбежными. Но ведь не зря же говорят, что человек предполагает, а Бог – располагает. Сегодня мы не знаем, какой будет картина нашего «незыблемого» мира лет через пять-десять. А он изменится. Не верите? А вы посмотрите на карту пятидесятилетней давности – сегодня эта карта изменилась очень сильно, и так, как никто не предполагал. Мы же с вами никак не могли подумать, что Советский Союз распадётся. А он – распался. Где сегодня Югославия? Где Чехословакия? Где ГДР? В начале восьмидесятых нам казалось это невозможным, а сегодня кажется, что так и должно быть.

Вот вам и вся наша способность предугадывать события. И мне остаётся только надеяться на то, что через пятьдесят лет Россия на карте мира останется хотя бы в том виде, в каком она сейчас. Возможно, она будет и больше, а возможно, произойдёт дробление России на более мелкие государства. К сожалению, нам не дано предугадать... После распада СССР я понял: в этой жизни может быть всё. И когда говорят, что невозможно возрождение СССР, я опять же отвечаю – не знаю.

– А разве наше будущее не зависит от нас самих?

– Только в некоторой степени. На мой взгляд, в истории присутствуют и объективные факторы, и какие-то вовсе не понятные нам силы, которые кто-то называет Богом, а кто-то – Всемирным Разумом. Я это называю «фактором Бога» и думаю, что он и есть самая главная сила, движущая человеческую историю.

– А есть ещё неглавные силы?

– Есть. Во-первых, действуют объективные законы, открытые ещё Марксом и другими философами. Во-вторых, есть конспирология, были, есть и будут заговоры – другое дело, что они не всегда удаются, но это не значит, что их вовсе нет. Есть ещё и случайный фактор, назовём его «феномен случая». Но четвёртый и генеральный фактор – это Бог как главная движущая сила нашего мира. И если три первых фактора ещё поддаются нашему пониманию и мы можем их хоть как-то объяснить, то «фактор Бога» – совершенно не познанная нами сила, мы не знаем, по каким законам она существует и по каким законам действует, – но она есть, и она превалирует над всем остальным. Поэтому единственное, что нам остаётся, – быть готовыми к любому, даже кажущемуся нам сегодня невероятным, повороту событий.

– В своё время генерал де Голль смог использовать противоречия между СССР и США, и Пятая Республика именно тогда смогла быстро превратиться в одну из ведущих держав планеты. Сегодня, когда обострились противоречия между Китаем и США, – не может ли Россия использовать эти противоречия в свою пользу, став реальным лидером третьего мира?

– Всё может быть. Мы же видим, как удивительно быстро поднялась Россия после, казалось бы, «непереживаемых» девяностых. Мы сегодня много говорим о наших неудачах и проблемах, но давайте вспомним – ещё недавно наша страна была на грани краха, и тем более удивительно, что мы так быстро смогли прийти в себя. Посмотрите, у нас самая сильная в мире армия – и вспомните нашу армию в середине девяностых, с нищими офицерами, голодными солдатами, со старыми вооружениями и очень низкой боеспособностью. Это удивительный взлёт! Россия вернулась в ряды сверхдержав, и пусть мы пока только военная сверхдержава, но ещё не вечер, да и мир всегда держался на силе.

У России есть мощнейшее преимущество, которого нет ни у Китая,ни у США,– наше географическое положение. Гигантская территория на перепутье между Востоком и Западом – это как стратегическая высота на войне. Всё это не играло никакой заметной роли в XVIII, XIX и даже в ХХ веке. Но сейчас, в XXI веке, это имеет огромное значение, потому что поднялся Восток, поднимается Азия. Мы обладаем колоссальными запасами природных ресурсов – на фоне обеднения недр планеты и роста населения. К тому же Россия – это ещё и «мировая цистерна» пресной воды. Наконец, у нас есть высокообразованное население – пусть сегодня это во многом «инерция Союза», но это есть. У нашей страны – колоссальный потенциал, он гораздо выше, чем у США и Китая.

– Сейчас вы собираетесь что-то снимать?

– Это вопрос о творческих планах? Они у меня есть, но говорить о них пока рано, не хочу сглазить.

– Да, иногда это кончается неудачей. Кстати, что бы вы назвали самой большой неудачей в жизни?

– Неудач и ошибок в моей жизни, как у всякого человека, хватало. Но жизнь и состоит из неудач и ошибок: первое надо преодолевать, а второе – учитывать на будущее. На самом деле, ошибки более полезны, чем победы, надо только научиться извлекать из них уроки, чтобы больше не наступать на те же грабли. Голова человеку на то и дана, чтобы делать выводы из своего и чужого опыта. Ну а если головы нет, тут уже ничего не поможет...

Многие люди не оценивают свои действия как ошибочные и предпочитают винить в неудачах кого угодно, только не себя. У меня, возможно, не очень много положительных черт, но одна из них – умение смотреть на себя критически и критически себя оценивать. К этому приучил меня отец, и за это я ему особенно благодарен. Стараюсь в случае неудачи не искать себе оправданий и кого-то в чём-то не обвинять, а смотрю, где был неправ я сам. Так легче находить выход из непростой ситуации, легче принимать верные решения, да и думать всегда полезно.

– Вы часто встречаетесь с молодыми кинематографистами. От чего вы бы их предостерегли?

– От самонадеянности. И от желания свалить свои неудачи на других.

– Сможете продолжить фразу: «Карен Шахназаров больше всего ценит в людях...»?

– Наверное, тут всё зависит от того, каких людей мы имеем в виду. В разных людях можно ценить разные качества. Одно дело – твой друг. Другое дело – любимая женщина. Мы же оцениваем их по разным качествам, правда?

– И слава богу, что по разным!

–Вот и я о том же. А если серьёзно, вы задали трудный вопрос, но, наверное, больше всего я ценю в человеке способность мыслить и самостоятельно принимать решения. А ещё – иметь своё мнение. Увы, на свете не так уж много людей, имеющих своё мнение, – чаще им так кажется, но если копнуть глубже, то оказывается, что они просто пользуются какими-то навязанными им стереотипа- ми и, естественно, мыслят тоже стереотипно.

–Но мы же с вами тоже получаем информацию не напрямую из ноосферы...

– Да, но вопрос в том, как мы пользуемся получаемой информацией: слепо принимаем её на веру или всё же анализируем.

– Какую книгу вы назвали бы своей любимой?

– Не знаю. Это когда прочитал одну книгу, легко назвать любимую, а у меня много таких книг. В разное время человека привлекает разное: скажем, в юности моей любимой книгой были «Три мушкетёра». Сейчас я тоже её могу почитать с удовольствием, но это уже не моя любимая книга. Ещё в детстве я начал читать классику и полюбил её. Считаю самым великим романом «Братья Карамазовы» Достоевского. Это лучшее, что написано в этом жанре. Пусть здесь нет толстовской стилистической изысканности, пусть эта книга не идеальна в литературном смысле, но когда её читаешь – книга просто жжёт руки. Всё-таки есть в произведениях Достоевского что-то нечеловеческое. Может быть, и верно утверждение, что великие художники разговаривают не с нами, они разговаривают с Богом и Ему задают вопросы. Достоевский был из таких великих художников.

– А у вас есть любимая актёрская байка?

– У меня их много. Не знаю, правда это или нет, но мне эту байку рассказал покойный Евгений Семёнович Матвеев. Был в советские времена такой актёр по фамилии Дикий, обласканный властью лауреат и народный артист, игравший самого Сталина. Была у этого Дикого одна особенность – любил он выпить. И вот как-то на кремлёвском приёме откушал товарищ Дикий сверх нормы, осмелел и подошёл к Сталину. «Вот, – говорит, – товарищ Сталин, сейчас репетирую в театре роль Гамлета. Как вы думаете, как мне лучше её сыграть?» – «Трезвым!» – ответил Сталин. Говорят, Дикий тут же протрезвел...

– О чём мечтает сегодня Карен Шахназаров?

– Мечта есть, но о мечте, как и о Боге, надо говорить меньше. Лучше работать – и тогда всё сбудется.

Россия > СМИ, ИТ > lgz.ru, 9 сентября 2020 > № 4258085 Карен Шахназаров

Победа обязывает

к 75-летию окончания Второй мировой войны

Геннадий Зюганов

3 сентября, в день 75-летия окончания советско-японской войны, члены КПРФ, сторонники партии возложили венки к мемориалу Неизвестного Солдата у Кремлёвской стены. Цветы и венки были возложены также к Мавзолею Владимира Ильича Ленина и к могиле Иосифа Виссарионовича Сталина. Лидер КПРФ Геннадий Андреевич Зюганов, обратившись к участникам церемонии, сказал:

В этот день 75 лет назад завершилась Вторая мировая война. Самый большой вклад в Победу над фашизмом и японским милитаризмом внёс Советский Союз, внесли коммунисты, внесли народы мира, которые прекрасно понимали, что фашизм — самое большое зло на планете, что это — порождение капитала, который поставил мир на грань уничтожения.

Из около 80 существовавших тогда в мире независимых государств 62 были втянуты в эту бойню. Многие думают, что Вторая мировая война началась с нападения гитлеровской Германии на Польшу 1 сентября 1939 года. В действительности война началась гораздо раньше. Сателлит гитлеровского фашизма Япония уже развязала войну с Китаем, который понёс колоссальные потери — почти 30 миллионов человек. Италия захватила Эфиопию. А испанский диктатор Франко, не согласившись с результатами выборов, на которых победили коммунисты и социалисты, осуществил военный путч и погрузил Испанию в кровавую междоусобицу.

Сталин первым в Европе почувствовал грядущую опасность и ещё в 1931 году, в Кремле, на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности заявил: "История старой России состояла, между прочим, в том, что её непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все — за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно… Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут". И наша Советская страна сумела пройти этот путь. Было построено почти 9 тысяч заводов. Полуграмотная страна, которая собралась под флагом солидарности и дружбы в единую Советскую Республику, сумела обеспечить высочайшую грамотность, освоить и разработать суперсовременные технологии, и 1941 год встретила с лучшей на ту пору боевой техникой, самым грамотным населением и лучшим в мире станочным парком.

Наша страна перед войной одержала три победы. Под руководством компартии она сумела мирно, на съезде, собрать расколотую и убитую в Первой мировой войне Российскую империю в Союз Советских Социалистических Республик. Сумела одержать победу над временем: за 10 лет прошла то, что Европа прошла за 50 лет. И ещё: советские люди реально подготовились к войне, в стране были воспитаны настоящие патриоты.

Мне пришлось служить в ГДР в группе советских войск. Я смотрел архивные документы, читал донесения фашистских генералов. И на вопрос, почему они проиграли Красной Армии, они сказали, что проиграли не Красной Армии — они проиграли советскому учителю, проиграли советскому строю, они проиграли русскому и советскому патриотизму, который оказался сильнее войск вермахта.

Не лишне сегодня напомнить англосаксам, что под руководством Сталина мы выполнили все обязательства перед ними. Ещё на Тегеранской встрече Рузвельт, который предпочёл поселиться в советском посольстве, провёл переговоры со Сталиным и попросил, чтобы Советский Союз помог им в войне с японцами. Сталин ответил: мы подумаем над этим вопросом. А в Ялте уже прямо сказал: как только мы завершим войну на Западном фронте, разгромим гитлеровскую Германию, ровно через три месяца вступим в войну с Японией. И через три месяца мы объявили войну Японии, и за три недели расколотили хвалёную Квантунскую армию численностью в миллион человек.

Но сейчас мы не услышим ни в американских, ни в других западных СМИ ни слова о том, что Советская страна совершила этот подвиг и, как говорил Рузвельт, спасла почти два миллиона американцев, которые могли погибнуть на японском фронте.

Недавно японцы в день годовщины атомных бомбардировок в очередной раз пришли склонить головы перед памятью 250 тысяч жителей Хиросимы и Нагасаки, которых американцы уничтожили в результате двух ядерных ударов. Никакой военной необходимости в тех бомбардировках не было: Япония на тот момент, по сути дела, потерпела поражение. И эти бомбы были сброшены не только на головы японцев, но на нашу Советскую страну. Трумэн тогда заявил Черчиллю: "С этого дня будет атомная дипломатия, и мы будем диктовать миру свои условия".

Но ни в одной публичной речи пришедших поклониться памяти погибших японцев не прозвучало, кто же сбросил две ядерные бомбы на мирное население. Разве это случайно?

Нужно понимать и осознавать, что "холодную войну", которую объявил Черчилль в своей Фултонской речи, американцы продолжают довольно энергично.

После ядерного кризиса в Карибском море, когда запахло угрозой большой войны, Джон Кеннеди пригласил в Овальный кабинет авторитетных специалистов и сказал: "С Советским Союзом мы не можем воевать — мы сами погибнем. Но и согласиться с тем, чтобы эта страна так энергично развивалась и была главной в этом мире, тоже не можем. Предложите способ ведения войны и уничтожения этой страны невоенными средствами".

И тогда была предложена так называемая информационно-психологическая война. Это зомбирование сегодня приобрело гибридные формы и продолжается с беспощадностью. Каждый из нас это ощутил.

Итоги великой нашей Победы 1945 года на западном и восточном фронтах были преданы горбачёвыми, яковлевыми, ельциными и шеварднадзе — сворой мерзавцев и предателей, которые были вскормлены трудовым советским народом. Я их называю либерал-фашистами. Они наплевали на могилы предков. Они предали отцов и дедов-победителей. И сегодня вещают со всех информационных каналов, льют ложь и грязь, которые растекаются по территории нашей любимой Родины.

В 1991 году были преданы идеалы нашей Победы. И мы должны честно оценить ту воровскую приватизацию, которую организовал Чубайс под руководством цэрэушников, за цену меньше 3% от реальной стоимости, распродав вашу собственность, что наживали и отстаивали наши предки тысячи лет.

После 1991 года планомерно уничтожается классическая русская и советская школа, которая была гордостью всей планеты. Американцы после запуска наших спутников и ракет приехали к нам учиться. Они тогда вкладывали в образование 3% своего бюджета, а мы перед войной вкладывали 8%, в 1950-м году 14 %, а сегодня — всего 3,5 %, вместо того, чтобы достойно финансировать образование, учить детей новым технологиям, прорываться дальше в Космос, а также осваивать всё лучшее, что есть на этой планете.

Из учебных программ выбросили изучение таких произведений, как "Молодая гвардия", "Как закалялась сталь", почти всю русскую классику, даже Пушкина почти не вспоминают, но при этом называют себя наследниками великой державы. Именно в подобных условиях появляются и действуют такие, как Светлана Алексиевич, которая утверждает, что русские ничего в этом мире не создали. Сегодня в мире более 200 стран, но лишь 10 имеют тысячелетнюю историю. Мы имеем такую историю. И мы трижды спасали хвалёную Европу: прикрыли от Ордынского нашествия, расколотили под Москвой Наполеона и разгромили Гитлера.

А сегодня на территории Германии организуют очередную провокацию против нашей державы, против нашей государственности: канцлер страны, её министры заявляют, что в организме Навального найдены токсины из группы средств "Новичок".

Мне пришлось служить в спецразведке по борьбе с атомным, химическим и бактериологическим оружием, и я прекрасно знаю их формулы и способы действия. И то, что заявляют немецкие официальные лица, — чушь. Это — очередная провокация. Литвиненко, Скрипали, Навальный… Англосаксы решили и дальше разыгрывать эту провокационную карту.

Большое возмущение вызывает новая атака на Русский мир. Русские создавали державу тысячу лет, собрали 190 народов и народностей, не порушив ни одной веры, не убив ни одного языка. Советская власть изобрела 42 букваря и дала всем народам реальную письменность. Дали государственность и Прибалтике, и Средней Азии. Наш народ положил за Победу 20 миллионов человек. После 1991 года мы потеряли ещё 20 миллионов человек, а ещё 25 миллионов отрезали границами. И уничтожение Русского мира продолжается. Поэтому нам надо объединиться и сплотиться. У меня ощущение, что Лукашенко и Путин это прекрасно поняли. И правильно заявили, что надо провести совместные учения.

Но вот некий высокопоставленный человек заявляет, что события в Белоруссии — это её внутреннее дело. Как это так? Мы живем в Союзном государстве, и у нас есть прямые взаимные обязательства.

Я начинал службу под Минском, принимал там присягу, принимал участие в строительстве танкодрома, готовил в Минске Всемирный фестиваль. Мой город Орёл и Брест побратимы. Белоруссия дорога всем нам. А там уже польская шляхта очень активна.

Кто организует насилие в Белоруссии? Один сидит в Лондоне и собирает деньги, второй из Варшавы вещает, третий в Киеве, четвертая в Прибалтике. А некоторые наши чиновники разводят руками и заявляют, что якобы нас это не касается. Нас это напрямую касается! Когда Путин служил в Дрездене, я служил рядом, заканчивал офицерскую школу. Тогда от стран НАТО до Москвы было 2000 километров. А от Белорусской границы до Смоленска — 73 километра. Если сдадим там свои плацдармы, их захватят натовцы. Ракеты будут лететь до Кремля всего четыре минуты. Опомниться не успеете, а уже выведут из строя все системы управления. И не зря Сергей Лавров сказал, что речь идёт о большой геополитике.

Сегодня на Русский мир идет новая атака. Великороссы, малороссы и белорусы — это один народ с одной Победой, одной верой, одной культурой, одними проблемами. И мы обязаны сегодня дружно встать на защиту своих интересов.

Когда я выступал в Бостоне, где были представители американской элиты, они прямо говорили: "Мы все сделаем для того, чтобы не допустить вашего союза". Они прекрасно понимали силу этого союза. И потому огромные деньги потратили на то, чтобы на Украине задурить людям головы. Советская Украина имела огромный потенциал, после разрушения СССР она поначалу входила в десятку ведущих стран мира, занимая девятое место. Там были лучшие заводы: собирали самолёты, в Днепропетровске делали ракеты, в Николаеве строили корабли. Сейчас дети талантливых инженеров и учёных с Украины в Европе работают уборщиками, огороды копают и улицы подметают. Разве это достойная жизнь для украинца? Сейчас Украина — это раздавленная республика, оккупированная и уничтоженная, где нет никакого суверенитета, а лишь политический цирк.

Такая же угроза стоит перед Белоруссией. Нельзя этого допустить! Мы с белорусским народом соединим наши потенциалы и будем руководствоваться победами. Победы 1945 года обязывают нас к этому. В противном случае нас загонят в такую яму, из которой никогда не выбраться. Надо понимать, что сегодня решается судьба наших детей и внуков.

Мы хотим поклониться отцам и дедам-победителям. Они справились с историческими задачами. Сегодня вызов стоит перед нами.

Германия. Япония. Белоруссия. Россия > Армия, полиция. Образование, наука. Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 9 сентября 2020 > № 3543213 Геннадий Зюганов

"Скрипка и немножко нервно"

Текст: Михаил Швыдкой (доктор искусствоведения)

В отличие от В.В. Маяковского скажу сразу, что нервно по-настоящему, хотя бы потому, что день начинается и заканчивается с чтения информационных лент, формирующихся самыми разными изданиями в самых разных странах. Помню, когда впервые начал заниматься телевизионными новостями 23 года назад, один многоопытный человек сказал мне строго: "Хороших новостей не бывает!" Хорошие новости всегда проигрывали соревнования на информационных аренах - разве что победы наших спортсменов вызывали общенациональный восторг! Политика или то, что кажется политикой, проникает во все поры современной повседневной жизни. События в Хабаровске и Беларуси, трагический случай Алексея Навального, дело Михаила Ефремова, тлеющий конфликт на Украине, столкновение мировых держав в Сирии и Ливии, религиозный терроризм, левацкий экстремизм в традиционно буржуазных странах, диктатура политкорректности, желание перевернуть мировую историю не только ХХ века, но и предшествующих столетий - все это только вершина информационного айсберга, над которым навис угрожающий зонт пандемии, превратившей нашу жизнь в психологический и экономический гиньоль со всеми вытекающими последствиями.

Способно ли искусство выдержать соревнование с ошеломляющими скоростями нынешней изменчивой жизни, заставляющей нас жить в непривычно реактивном состоянии? Что оно может привнести и в без того перенасыщенный событиями мир? Чем способно удивить ошалевшее от дурных новостей народонаселение планеты? Способно ли вырабатывать смыслы, когда кажется, что рушится привычное мироустройство и миропонимание?..

Осенью 1989 года, когда со Светланой Немчевской и Лали Бадридзе по заказу Центрального телевидения СССР мы снимали в Западном Берлине фильм о Петере Штайне, легендарный немецкий режиссер работал над постановкой пьесы "Роберто Зукко" Бернара-Мари Кольтеса. Он создавал спектакль о природе зла в человеке и в окружающем мире. О трагедии свободы, которая невыносимо тяжела для людей. О ложных политических идеях, которые разрушают гуманистическую природу человека. Немецкая жизнь того времени была тотально политизирована. В ГДР шли бесконечные дискуссии о будущем социализма, как правило, заканчивающиеся антиправительственными демонстрациями. В ФРГ готовились к переменам, но явно не понимали их скорости и характера. Лидеры двух немецких государств общались друг с другом, не уверенные в том, какую позицию займут их старшие товарищи по коалициям на Востоке и на Западе. Немцы цитировали крылатую фразу французского президента Франсуа Миттерана: "Я так люблю Германию, что был бы счастлив, если их было две". И Маргарет Тэтчер тоже была против объединения немцев.

Все это вносило необычайную нервозность в жизнь обитателей Западного Берлина, города, где Петер Штайн вырос в театрального режиссера с мировой славой. Он признавался, что этот бурлящий котел политики, в котором мы все оказались, очень затрудняет работу. "Мне очень важно добиться от артистов, чтобы они забыли все, что они прочитали в утренних газетах или посмотрели в выпуске телевизионных новостей, когда они переступают порог репетиционного зала... Не добившись этого, нельзя погрузиться в художественный мир спектакля, нельзя заниматься полноценным творчеством". Штайн делал все, чтобы репетиционное пространство было изолировано от давления текущих политических событий, которые уже перевалили за точку кипения. И это при том, что он ставил спектакль об анархисте, жаждущем солнца, но убившем своих родителей, полицейского, ни в чем не повинного ребенка. Об анархисте, стремящемся к высшей справедливости, путь к которой он устилает смертями. Он ставил политический спектакль, пропуская сиюминутное через фильтры глубинного, вечного, изначально присущего человеку и социуму. Петер Штайн, начинавший свой творческий путь в "бурные шестидесятые" прошлого века, выступавший против войны во Вьетнаме, никогда не уклонявшийся от политических вопросов в своем творчестве, тем не менее отчетливо понимает разницу между искусством и политикой. При том, что он чтит традиции пролетарского революционного театра, рожденные именно на берлинских мостовых в конце десятых - в двадцатые годы минувшего столетия, - Штайн остро чувствует, как изменилась среда бытования театра. Радио, телевидение, интернет существенно изменили место театра в обществе, характер его отношений с миром.

Сегодня глобальная сцена интернета берет на себя ту роль, которая некогда была присуща лишь театральным подмосткам, где бы они ни располагались - на дворцовой или на ярмарочной площади. Агитпроп переместился в виртуальное пространство, он живет в режиме онлайн, в демократической среде, где каждый может выступить автором и актером в собственной постановке. Разумеется, это вовсе не значит, что театр должен бежать от политики. Но человеческое бытие все же не зависит от политики напрямую и уж точно ею не исчерпывается. В своей новой (и на мой взгляд, замечательной) пьесе "Альмар", рассказывающей об отношениях Альберта Эйнштейна и советской разведчицы Маргариты Конёнковой, Александр Гельман поделится мудрой и грустной мыслью: история всегда ужасна, а жизнь всегда прекрасна. В этом нет пошлости конформизма. Есть понимание того, что мы продолжаем жить, зная о неизбежном конце. И это трагическое ощущение бренности существования рождает особое напряжение нашего пребывания на свете. Здесь ключ к рождению подлинного искусства, способного выразить проблемы и загадки нашего бытия.

Россия > СМИ, ИТ > rg.ru, 9 сентября 2020 > № 3490305 Михаил Швыдкой

ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ ОБМАН

РОБЕРТ КАПЛАН

Заведующий кафедрой геополитики Института исследований внешней политики.

ЭЛБРИДЖ КОЛБИ

Руководитель Marathon Initiative. Служил помощником заместителя министра обороны по вопросам планирования и развития боевого потенциала в 2017–2018 году.

СОПЕРНИЧЕСТВО США И КИТАЯ – ВНЕ ИДЕОЛОГИИ

Примечательная статья американских коллег, в которой, наконец, чётко сказано, что Китай и США обречены на соперничество, даже если КНР каким-то чудом станет демократией.

Хотя система американской двухпартийности пребывает в специфическом состоянии, кое-что всё же объединяет обе партии – глубокая озабоченность в отношении Китая. В феврале этого года на Мюнхенской конференции по безопасности спикер Палаты представителей Нэнси Пелоси, отвечая на вопрос о том, согласна ли она с политикой президента Трампа в отношении Китая, сухо, но убедительно заявила: «У нас есть согласие по этой теме». Показательно, что новый закон, поддерживающий Гонконг и Тайвань и вводящий санкции против китайских чиновников, прошёл в Конгрессе очень легко.

В отличие от прошлых лет, сегодня в вашингтонских коридорах власти у Китая очень мало друзей, если вообще есть.

Даже за пределами Конгресса по всему политическому спектру формируется широкое согласие в отношении Китая как источника угрозы для Соединённых Штатов. Многие видят причину этого прежде всего в том, что КНР – репрессивное однопартийное государство, управляемое последователями марксистско-ленинской идеологии, чей лидер Си Цзиньпин накопил больше личной власти, чем кто-либо в Пекине со времен Мао Цзэдуна. Как администрация Трампа, так и кандидат в президенты от Демократической партии Джо Байден раскритиковали Китай за его отвратительную политику в области прав человека, которая включает в себя, среди прочих зверств, заключение миллиона мусульман-уйгуров в концентрационные лагеря. Ведущие эксперты в сфере внешней политики, ориентированные на Демократическую партию, Курт Кэмпбелл и Джейк Салливан, писали в прошлом году: «Китай в конечном счете может представлять собой даже более серьёзный идеологический вызов, чем Советский Союз… Восхождение Китая к статусу сверхдержавы будет способствовать укреплению автократий. Китайская модель соединения авторитарного капитализма и системы цифрового слежения может оказаться даже более прочной и привлекательной, чем марксизм».

Нельзя сказать, что критика Китая несправедлива. Соединённые Штаты действительно находятся в состоянии жесточайшей конкуренции с КНР, что требует от них занять жёсткую позицию по многим направлениям. Но Вашингтон никогда не должен уклоняться от поддержки принципов республиканского правления и уважения человеческого достоинства.

Несмотря на это, не идеология лежит в основе отношений между Соединёнными Штатами и Китаем – даже если некоторые элементы марксистско-ленинской элиты КНР думают по-другому.

Сам масштаб китайской экономики, населения, а также территории и их потенциальная мощь вызвали бы глубокую озабоченность США, даже если бы Китайская Народная Республика представляла собой демократию. Фокусироваться при анализе этих отношений исключительно на проблеме идеологии значило бы неминуемо исказить саму их природу – что имело бы потенциально катастрофические результаты.

Истоки китайского поведения

Китай – огромное государство, крупнейшая из великих держав, появившихся в международной системе с конца XIX века, включая сами Соединённые Штаты. КНР стремится занять позицию гегемона в Азии, – регионе, являющемся на сегодняшний день крупнейшим рынком в мире. Хотя Коммунистическая партия Китая (КПК) более идеологична, чем многие представляют, мотивы Пекина в достижении этих целей в значительной степени лежат вне идеологии.

Китай, вероятнее всего, стремится сформировать благоприятную для своей экономики региональную торговую зону – современный аналог существовавшей когда-то системы сбора дани, которая в XIV–XIX веках являлась основой господства Китая в Восточной Азии. Сегодня, когда контуры мира всё больше определяются растущими торговыми барьерами, Китай получит огромное преимущество в формировании широкого рыночного пространства, соответствующего его стандартам и крайне выгодного для его работников и компаний. Стремление КНР к гегемонии также имеет стратегическую цель. Китайское представление о себе как о крепости, окружённой противниками, главным образом, союзниками США, существует уже довольно давно. Теперь Пекин намерен заставить соседние государства интегрироваться в его систему безопасности. И вот теперь, после «века унижения» Китай стремится встать в полный рост, утверждая свою власть в Азии и за её пределами.

Ни один из этих императивов не является строго идеологическим. Нацистская Германия и имперская Япония тоже стремились к региональной гегемонии, как это делали послевоенный Советский Союз, постреволюционная Франция в начале XIX века и Соединённые Штаты в Северной Америке в XIX веке. А либеральная Великобритания управляла империей через систему преференциальной торговли, как и Третья Французская Республика.

Но какими бы естественными ни были устремления Китая, у Соединённых Штатов есть очень чёткий, первостепенный интерес в том, чтобы помешать Пекину в их реализации. Этот интерес исключительно важен для американцев: возможность торговать и иным образом экономически взаимодействовать с азиатскими партнёрами. США просто не могут позволить себе быть исключёнными (или подвергаться серьёзной дискриминации) из этого обширного, всё ещё растущего рынка. Если бы это произошло, китайские компании получили бы доступ к гораздо большей доле рынка, всё больше превосходя американских конкурентов. Соединённые Штаты стали бы объектом китайского силового давления, а американское процветание и в – конечном счёте – безопасность оказались бы под угрозой.

К счастью, многие другие государства в Азии и за её пределами также демонстрируют интерес в том, чтобы Китай не смог достичь положения полноправного регионального гегемона. Причем геополитическая палитра этих государств весьма разнообразна: начиная с Австралии и Японии и заканчивая Индией и Вьетнамом. Все они, независимо от их внутриполитического устройства, заинтересованы в сохранении своей автономии от доминирующего китайского влияния. Во главе с США эти государства могут сформировать общую коалицию, чтобы блокировать попытки Китая реализовать свой гегемонистский потенциал в Азии.

Ошибочное мышление

Создание такой коалиции будет затруднено, если американские политики будут продолжать рассматривать конкуренцию с Китаем в первую очередь как идеологическую. Хуже того, это может привести к гораздо более негативным последствиям, чем можно предполагать. Идеологическая борьба по определению превращает соперничество в рэстлинг на выживание, делая его интенсивность и риск ещё больше. Сама природа идеологической парадигмы требует, чтобы Соединённые Штаты работали над преобразованием китайского государства и системы, в свою очередь давая Пекину всё больше поводов идти на потенциально катастрофические меры, чтобы предотвратить поражение. Правда заключается в том, что Вашингтон может жить с Китаем, управляемым КПК, но только до тех пор, пока он уважает интересы США, а также интересы их союзников и партнёров.

Анализ, основанный на чрезмерной идеологизации, может блокировать потенциал для более стабильных отношений, если коммунистический Китай готов уважать американские интересы. Соединённые Штаты уже проходили этот путь. В 1954 г. госсекретарь Джон Фостер Даллес отказался пожать руку китайскому премьеру Чжоу Эньлаю, что усугубило ситуацию, сделало Вашингтон неспособным использовать советско-китайский раскол и привело к втягиванию во вьетнамскую кампанию. Восемнадцать лет спустя президент Ричард Никсон и советник по национальной безопасности Генри Киссинджер в разгар культурной революции вели переговоры с Мао и Чжоу, чтобы открыть новый фронт в конфронтации с Советским Союзом. Президент Джордж Буш – старший направил советника по национальной безопасности Брента Скоукрофта для переговоров с КНР всего через месяц после резни на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. Все эти американские лидеры понимали, что в соперничестве великих держав настаивать на идеологическом согласии или полной победе – глупая затея и, вполне возможно, пролог к катастрофе.

Истолкование конкуренции как преимущественно идеологической имеет тенденцию превращать всякую проблему в другой стране в повод для дискуссии о том, какая политическая система лучше. При этом такое истолкование преувеличивает важность фундаментально второстепенных по своему значению событий. Во время холодной войны такое мышление «поддержи любого друга» привело США к погружению в свой «долгий национальный кошмар» во Вьетнаме, где они вели войну, ставшую неоправданной высокой ценой за оспаривание советской гегемонии над промышленно развитыми районами Европы и Азии.

Соединённым Штатам будет сложно, если не невозможно, взаимодействовать с менее либеральными или недемократическими государствами, если идеологический императив будет брать верх. Но многие из наиболее важных стран, которые могли бы присоединиться к коалиции государств, противоборствующих региональной гегемонии Китая, либо не являются демократиями, такие как Вьетнам, либо, как Индия и Малайзия, являются демократиями, которые многие критикуют как нелиберальные. Ни одна страна в критически важном регионе Юго-Восточной Азии не является образцовой демократией. Преувеличение роли идеологии в конкуренции с Китаем будет препятствовать сотрудничеству с этими государствами и даже чревато их отчуждением, что значительно затруднит процесс сдерживания Китая. У Соединённых Штатов нет серьёзных оснований иметь в своей коалиции Данию или Нидерланды, но ситуация кардинально меняется, если мы говорим об Индонезии, Малайзии, Сингапуре, Таиланде или Вьетнаме.

Представление о конкуренции как о явлении фундаментально идеологическом также обманчиво. Это чревато потворством несбыточной надежде на то, что, как только либеральная демократия распространится по всему миру, стратегическое соперничество прекратится и США смогут спокойно сотрудничать с государствами-единомышленниками в безопасном мире. Эта ложная, тысячелетняя надежда порождает нереалистичные ожидания, вместо того чтобы готовить Америку к устойчивому вовлечению и соперничеству в мировой политике.

Распад Советского Союза и последующая траектория развития России должны были научить американцев тому, что даже если такой грозный, идеологически непримиримый противник сдастся и трансформирует свою политическую систему, эти внутренние преобразования вовсе не обязательно снимут основную стратегическую напряжённость. Современная Россия вполне может быть более решительно настроена против Запада, чем Советский Союз в 1980-е годы, после разрядки, Хельсинкских соглашений и прихода к власти Михаила Горбачёва.

Иерархия потребностей

Соединённые Штаты оказались на подобном перекрестке в начале холодной войны. Некоторые политики, например, президент Дуайт Эйзенхауэр, следовали стратегии совмещения, с одной стороны, жёсткой линии в отношении Советского Союза, с другой – принципа избирательности в конфронтации, направляя внешнюю политику США в сторону того, что называлось «средний путь». Другие, такие как авторы Меморандума NSC-68 1950 г. (важнейшего доклада Совета национальной безопасности времён холодной войны), верили в экспансивный, системный подход к противостоянию с ССС, мышление, благодаря которому американцы оказались втянуты во Вьетнам. Сейчас, в условиях нового противостояния великих держав, Вашингтон находится в аналогичном положении, и кажется очевидным, что выбор должен быть сделан в пользу стратегии Эйзенхауэра.

Идея, которую мы предлагаем, это не ограниченный одним лишь эгоистично-практическим императивом курс в стиле реал-политик. Соединённые Штаты должны отстаивать свободу, принципы республиканского правления и ценность человеческого достоинства. Поддержка этого привлечёт к американскому знамени широкие социальные группы по всему миру, а также поможет продемонстрировать опасность преклонения перед Пекином и послужит стимулом для активизации коллективных усилий. Но мы должны признать, что и сам Китай мыслит, по крайней мере, в общем виде, именно идеологическими категориями.

Однако внешняя политика состоит из иерархии потребностей. Внешняя политика – особенно в государствах с республиканской формой правления – должна служить интересам граждан страны. Хотя американцы могут желать, чтобы китайское общество стало более свободным и справедливым, их правительство не должно нести ответственность за это, особенно учитывая издержки и риски продолжения чрезмерно идеологизированного конфликта с Пекином. Соединённые Штаты, безусловно, могут и должны разграничивать себя и Китай, подчеркивая важность принципов уважения человеческого достоинства и политических прав. Но политики должны сохранять ясное видение ситуации и демонстрировать разумную избирательность, особенно когда ставки так высоки.

Перевод: Елизавета Демченко

США. Китай > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 8 сентября 2020 > № 3493709 Роберт Каплан, Элбридж Колби

Критикам российской вакцины от коронавируса пора поискать бревно в глазу

Кирилл Дмитриев

Это перевод колонки генерального директора Российского фонда прямых инвестиций (РФПИ) Кирилла Дмитриева, подготовленной для агентства Sputnik на английском языке.

С самого начала запуска российской вакцины "Спутник V", разработанной НИЦЭМ имени Гамалеи и зарегистрированной Минздравом России 11 августа, Россия видела интерес и надежду со стороны многих стран и уже получила заявки на покупку более одного миллиарда доз вакцины. Тем не менее мы также столкнулись с критикой и вопросами от ряда западных стран и компаний, особенно тех, кто разрабатывает собственные вакцины, зачастую основанные на технологиях, которым пока лишь предстоит доказать свою безопасность и эффективность. К таким технологиям, в частности, относятся платформы мРНК и аденовирусных векторов обезьян. После публикации результатов первой и второй фазы клинических исследований вакцины "Спутник V" в медицинском журнале The Lancet мы хотели бы суммировать ответы на эти вопросы, а также задать свои.

Вопрос 1. Вы украли свою вакцину?

Нет, мы не крали ее. В вакцине используется уникальная технология двух аденовирусных векторов человека, которую для профилактики коронавирусной инфекции больше не использует никто в мире. Векторы — это генно-модифицированные вирусы, неспособные к воспроизводству и несущие в себе генетический материал внешней оболочки коронавируса. В технологии применяется два различных аденовирусных вектора человека — 5-го и 26-го серотипа для первой и второй инъекции соответственно. Эта технология позволяет преодолеть предсуществующий иммунитет к аденовирусам. Для вакцинации против коронавируса Россия удачно модифицировала уже существовавшую двухвекторную платформу, разработанную в 2015 году против лихорадки Эбола. Эта платформа прошла через все стадии клинических исследований и помогла победить эпидемию лихорадки Эбола в Африке в 2017 году.

Очевидно, что после первоначальной шумихи вокруг этого вопроса даже самые жесткие критики России о нем быстро забыли из-за его безосновательности, тем не менее мы считаем важным напомнить об этом моменте как о попытке очернить российскую вакцину еще до ее регистрации.

Вопрос 2. Когда будут опубликованы результаты фазы I-II клинических исследований?

Эти данные были опубликованы 4 сентября в издании The Lancet, одном из старейших и наиболее уважаемых медицинских журналов в мире, пройдя процесс экспертной оценки. Это лишь начало целой серии публикаций о вакцине. Ниже — ключевые факты, которые приводятся в статье.

1. В результате фазы I-II клинических исследований вакцины "Спутник V" не обнаружено серьезных нежелательных явлений (СНЯ, Grade 3) ни по одному из критериев, в то время как уровень серьезных нежелательных явлений у других вакцин кандидатов варьируется от одного до 25 процентов.

2. У 100 процентов участников клинических исследований вакцина "Спутник V" сформировала устойчивый и гуморальный, и клеточный иммунный ответ. При этом уровень вируснейтрализующих антител у добровольцев, вакцинированных "Спутником V", в 1,5 раза превысил уровень антител у людей, переболевших коронавирусной инфекцией. Для сравнения: у британской фармацевтической компании AstraZeneca уровень антител у вакцинированных добровольцев оказался примерно равным уровню антител у перенесших заболевание коронавирусной инфекцией. Стоит также отметить, что в рамках клинических исследований вакцины "Спутник V" у всех добровольцев сформировался Т-клеточный иммунитет, представленный как CD4+, так и CD8+ клетками. Эти клетки обеспечивают распознавание и уничтожение зараженных SARS-CoV-2 клеток, формируя основу для долгосрочного иммунитета.

3. Специалисты НИЦЭМ имени Н. Ф. Гамалеи сумели доказать эффективность использования платформы аденовирусных векторов человека, несмотря на опасения о наличии у вакцинируемых предсуществующего иммунитета к аденовирусам человека. Подобрана такая оптимальная безопасная дозировка, которая позволяет добиться эффективного иммунного ответа у 100 процентов вакцинированных, даже у тех, кто недавно перенес аденовирусную инфекцию. Опасения по поводу предсуществующего иммунитета к аденовирусным инфекциям были одной из главных причин для появления альтернативных методов, таких как платформы на основе вектора аденовируса обезьяны или мРНК, которые не были изучены и проверены на протяжении многих лет. Доказанная эффективность "Спутника V" снижает необходимость ускоренной разработки вакцин на основе этих платформ в ущерб безопасности.

4. Благодаря использованию двух разных векторов — на основе аденовируса человека 5-го и 26-го серотипов — в двух отдельных прививках удается добиться более эффективного иммунного ответа. В случае использования одного и того же вектора для двух прививок иммунная система запускает механизмы защиты и начинает отвергать препарат во втором уколе. Таким образом, использование двух разных векторов в вакцине "Спутник V" помогает избежать возможного нейтрализующего эффекта и создает более сильный и длительный иммунитет.

Вопрос 3. Не было ли слишком мало добровольцев в первой и второй фазе клинических испытаний?

При поверхностном подходе может показаться, что испытания вакцины "Спутник V" с участием 76 добровольцев были скромнее по охвату, чем, например, испытания вакцины компании AstraZeneca на 1077 человек. Тем не менее дизайн испытаний "Спутника V" был более эффективным и основывался на правильных научных предположениях. Поначалу AstraZeneca проводила свои испытания только с одним уколом, но это оказалось ложным предположением, поскольку только модель с двумя уколами позволяет сформировать долгосрочный иммунитет. Компания сама призналась в этом после испытаний. В результате этих ложных предположений AstraZeneca протестировала модель с двумя уколами только на десяти людях из 1077. Таким образом, общее число людей, которые получили два укола вакциной "Спутник V" в рамках первой и второй фазы клинических исследований превысило количество людей, которые получили два укола вакциной AstraZeneca, в четыре раза. Большинство СМИ проигнорировало этот момент.

Вопрос 4. Будут ли проведены клинические исследования на большем количестве добровольцев?

Пострегистрационные клинические исследования, включающие более 40 тысяч добровольцев, начались в России 26 августа, до того, как AstraZeneca начала фазу III своих клинических исследований в США с привлечением 30 тысяч добровольцев. Клинические исследования "Спутника V" в ОАЭ, Саудовской Аравии, Филиппинах, Индии и Бразилии начнутся в этом месяце. Предварительные результаты фазы III клинических исследований "Спутника V" будут опубликованы в октябре-ноябре 2020 года.

Вопрос 5. Почему вакцина "Спутник V" получила регистрацию по ускоренной процедуре?

Регистрация была осуществлена по ускоренной процедуре благодаря положительным результатам первой и второй фазы клинических исследований и тому, что платформа на основе аденовирусных векторов человека подтверждена в качестве самой безопасной платформы в мире в ходе десятилетий исследований, включающих 75 публикаций в международных научных журналах и более 250 клинических исследований.

Ученые представили убедительные данные о безопасности использования вакцин и лекарств на базе аденовируса человека по всему миру, основанные на исследованиях, которые проводятся с 1953 года. Согласно этим данным, с 1971 года более десяти миллионов военнослужащих армии США были привиты вакцинами на основе аденовируса человека. Препарат для лечения рака Gendicine, основанный на аденовирусных векторах человека, использовался для лечения более чем 30 тысяч пациентов в Китае уже на протяжении 15 лет. В клинических исследованиях вакцин на основе технологии аденовирусных векторов человека с использованием тех же векторов, что и в "Спутнике V", уже приняли участие более 25 тысяч человек во всем мире. С 2015 года более трех тысяч человек были привиты вакцинами от лихорадки Эбола и Ближневосточного респираторного синдрома (MERS), созданными в НИЦЭМ имени Гамалеи на основе аденовирусного вектора человека.

Вакцина была зарегистрирована в России, так как в ее основе лежит ранее доказавшая свою безопасность и эффективность платформа аденовирусных векторов человека. После регистрации вакцины "Спутник V" в Российской Федерации другие страны также объявили о планах последовать примеру России и применить ускоренную регистрацию для своих вакцин. Вакцина компании Sinovac Biotech получила одобрение по подходу, похожему на российский. Правительство Великобритании и глава Управления по контролю за качеством продуктов питания и лекарственных средств США Стивен Хан изменили свою позицию и сообщили о возможности рассмотреть ускоренную регистрацию вакцин британских и американских производителей.

Вопрос 6. Кто-то еще использует похожую технологию для производства вакцин?

Некоторые другие компании используют платформы на основе аденовирусных векторов человека для создания вакцин против коронавируса. Например, компания Johnson & Johnson использует только вектор 26-го серотипа, а китайская компания CanSino использует вектор 5-го серотипа. "Спутник V" использует оба этих вектора. Работа Johnson & Johnson и CanSino не только подтверждает достоинства российского подхода, но и показывает преимущества вакцины "Спутник V", поскольку исследования продемонстрировали, что использование двух векторов дает лучшие результаты, чем использование одного вектора.

Наши вопросы

С учетом всего вышесказанного, Россия как очевидный и признанный лидер в создании вакцин и как страна, которая создала самую безопасную и эффективную вакцину против коронавируса, также хотела бы задать вопросы разработчикам западных вакцин, которые используют платформы на основе вектора аденовируса обезьяны или мРНК. Теперь мы хотим спросить у критиков: "Что ты смотришь на соринку в глазу своего брата, когда в своем собственном не замечаешь бревна?"

Вопрос 1. Были ли проведены долгосрочные исследования рисков возникновения онкологических заболеваний и влияния на фертильность технологий на основе мРНК и аденовирусных векторов обезьян? (Подсказка: не были)

Вопрос 2. Не стало ли именно их отсутствие причиной того, что некоторые ведущие фармацевтические компании, разрабатывающие вакцины на основе этих технологий, обсуждают с государствами — покупателями этих вакцин пункты соглашений, которые защитят их от юридических последствий в случае возникновения серьезных непредвиденных эффектов?

Вопрос 3. Почему западные средства массовой информации не сообщают об отсутствии исследований вакцин на основе технологии мРНК и аденовирусного вектора обезьяны на протяжении длительного периода времени?

Вакцина человека или вакцина обезьяны

Вакцины на основе технологий мРНК и аденовирусных векторов обезьян ранее не использовались и никогда не получали одобрения регуляторов. Исследования их эффективности отстают от аналогичных исследований платформ аденовирусных векторов человека как минимум на 20 лет. Тем не менее производители уже обеспечили себе контракты на миллиарды долларов от правительств Запада и могут обратиться за ускоренной регистрацией, заранее защитившись от возможных юридических последствий. У вакцины на основе технологии мРНК много достоинств, которые могут играть важную роль в будущем, но наличие доказательств долговременной безопасности к ним пока не относится.

Некоторые руководители фармацевтических компаний говорят об этом открыто. Топ-менеджер компании AstraZeneca Руд Доббер заявил об "уникальной ситуации, в которой мы как компания просто не можем взять на себя риски, если через четыре года наступят негативные последствия от применения вакцины. В наших контрактах мы просим об освобождении от ответственности".

Мы считаем, что необходимо рассказать людям о рисках, сопряженных с одобрением новых непроверенных решений, таких как платформы на основе мРНК и аденовирусного вектора обезьяны. Мы очень ценим намерение западных фармацевтических компаний в ближайшее время опубликовать так называемый манифест безопасности. При этом мы надеемся, что такой манифест коснется не только кратковременных результатов клинических исследований, но и позволит убедиться в отсутствии существенных долгосрочных рисков возникновения онкологических заболеваний и влияния на фертильность из-за этих вакцин. Эта информация позволит защитить здоровье людей и даст миру возможность долгосрочного планирования.

Не все вакцины созданы равными

Подводя итог, стоит отметить, что платформы для вакцин отличаются между собой. "Спутник V" построен на самой безопасной и доказанной платформе и получил регистрацию для использования в экстренных случаях в полном соответствии со всеми российскими законами и процедурами. Некоторые регуляторы на Западе также рассматривают возможность ускоренной регистрации препаратов для использования в экстренных случаях, но уже в отношении вакцин, созданных на основе новых непроверенных технологий.

Мы надеемся, что наши вопросы о долгосрочных рисках получат ответы — так же, как и любые другие вопросы о непроверенных вакцинных платформах, которые могут появиться в будущем. Самая сильная пандемия за столетия заставила нас всех искать решения. Но мы надеемся, что наши критики будут соответствовать тем же строгим стандартам безопасности и прозрачности, которых они придерживались, критикуя российскую вакцину. Все-таки мы должны бороться с пандемией вместе, лишенные всяческих предрассудков, и в условиях полной прозрачности и доверия.

Россия. ЦФО > Медицина > ria.ru, 7 сентября 2020 > № 3490411 Кирилл Дмитриев

Танец дракона со слоном и птица-тройка

Михаил Морозов

Посол Китая в России Чжан Ханьхуэй дал в интервью газете «Труд»

Чрезвычайный и Полномочный Посол КНР в России Чжан Ханьхуэй в интервью газете «Труд» рассказал о ситуации в Южной Азии и сотрудничестве России, Индии и Китая как основе мировой стабильности.

— Уважаемый господин Посол, давайте начнем разговор с ситуации в Южной Азии. Какое место занимает этот регион в китайской дипломатии? Какую помощь оказал Китай странам Южной Азии в борьбе с эпидемией COVID-19?

— Южная Азия и Китай географически близки, и наши интересы тесно связаны. Волею судеб мы являемся партнерами. В последние годы Китай и страны Южной Азии достигли заметных результатов в торгово-экономическом и гуманитарном сотрудничестве. В 2019 году товарооборот Китая со странами Южной Азии составил почти 140 млрд долларов. Наше многоплановое взаимодействие имеет хорошие перспективы. С момента вспышки пандемии COVID-19 Китай, придерживаясь идеи сообщества единой судьбы человечества, предоставил противоэпидемическую помощь более чем 150 странам и международным организациям. На этом фоне выделю тесное сотрудничество со странами Южной Азии, демонстрирующее особую дружбу. Китай и сейчас продолжает поставку в большом объеме противоэпидемических грузов в страны Южной Азии, помогает в строительстве новой инфекционной больницы в Пакистане для заболевших коронавирусом, проводит множество онлайн-консультаций медицинских экспертов для обмена опытом по профилактике и противодействию эпидемии. Отправлены группы медиков в Бангладеш, Пакистан и Непал, созданы механизмы сотрудничества с Афганистаном, Пакистаном и Мальдивами по совместной профилактике и противодействию эпидемии.

27 июля министры иностранных дел Китая, Афганистана, Пакистана и Непала провели видеоконференцию, посвященную борьбе с пандемией новой коронавирусной инфекции. На заседании председательствовал член Госсовета КНР, министр иностранных дел Ван И. Четыре страны решили укреплять сотрудничество в борьбе с пандемией на информационном, политико-правовом и практическом уровнях. Выработаны регламент уведомления о выявленных случаях, контрольные меры на границах и пунктах пропуска, а также план действий в экстренных случаях. Стороны едины в необходимости создания «быстрого прохода» для персонала и «зеленого коридора» для грузов. Китай наращивает сотрудничество с тремя странами в таких областях, как тестирование, диагностика, лечение, лекарства и вакцины. КНР также будет помогать им в укреплении потенциала общественного здравоохранения. После выпуска вакцины для широкого применения, которая станет общественным продуктом мирового значения, Китай обеспечит доступность ее в трех странах — участницах видеоконференции.

— Пандемия COVID-19 негативно повлияла на сотрудничество в области экономики, торговли и транспорта. Отразится ли она на реализации инициативы «Один пояс, один путь» в Южной Азии, на строительстве экономического коридора «Китай — Пакистан»?

— Эпидемический кризис серьезно ударил по мировой экономике, негативно повлиял на обмен кадрами и деловое сотрудничество между странами. Сотрудничество между Китаем и странами Южной Азии в строительстве проекта «Один пояс, один путь» также пострадало, но эффект от этих последствий локальный и временный. С точки зрения долгосрочной перспективы фундамент Китая и стран Южной Азии для совместного строительства ОПОП остается прочным.

В настоящее время восстановление социально-экономического развития Китая ускоряется. Во II квартале этого года ВВП КНР вырос на 3,2%. Китай первым среди ведущих экономик добился роста после вспышки коронавируса. По мере улучшения эпидемической ситуации в странах продолжается реализация совместных проектов. В первой половине этого года товарооборот Китая со странами Южной Азии достиг почти 53 млрд долларов, что придало мощный импульс в преодолении последствий пандемии и восстановлении экономики. В период после пандемии стремление стран развивать свою экономику и повышать благосостояние населения усилится, резко возрастет интерес к сотрудничеству в здравоохранении. Китай будет работать со странами, расположенными вдоль ОПОП, включая Южную Азию, в рамках строительства «Здорового Шелкового пути», «Цифрового Шелкового пути» и «Зеленого Шелкового пути», чтобы создать новые точки роста, а также для того, чтобы стимулировать динамику восстановления мировой экономики.

Китайско-пакистанский экономический коридор — важный пилотный проект в рамках ОПОП. За последние шесть лет проект принес Пакистану 25 млрд долларов прямых инвестиций и создал 75 тысяч рабочих мест. Китай является крупнейшим инвестором Пакистана в течение пяти лет подряд. Как отметил премьер-министр Пакистана Имран Хан, будущее экономики Пакистана тесно связано со строительством китайско-пакистанского экономического коридора, который поможет Пакистану встать на путь быстрого развития.

Влияние пандемии на китайско-пакистанское сотрудничество в рамках инициативы «Один пояс, один путь» и строительства китайско-пакистанского экономического коридора незначительно. Во время пандемии Китай и Пакистан поддерживали тесную связь для преодоления трудностей и минимизации ущерба. Китай настаивает на том, чтобы не было увольнений и приостановки работы, аккуратно организует возвращение персонала в Пакистан и возобновление реализации проектов. Благодаря этим усилиям строительство коридора работает в обычном режиме, без крупномасштабных вспышек инфекции. В этот сложный период энергетическая составляющая коридора работает без сбоев, обеспечивая одну треть спроса на электроэнергию в Пакистане. Кроме того, Китай и Пакистан достигли консенсуса в отношении совместного строительства «коридора здоровья», будут расширять сотрудничество в области медицины и здравоохранения, чтобы оказать Пакистану более значимую помощь в преодолении COVID-19 и восстановлении экономики.

— США уходят из Афганистана, с которым Китай граничит и активно содействует процессу восстановления мира в этой стране, участвует в многочисленных координационных механизмах по Афганистану. Как Китай видит будущую ситуацию в этой стране? Какую роль он может сыграть в процессе национального примирения и восстановления Афганистана?

— В настоящее время Афганистан стремительно продвигается к миру, однако возникают новые риски и вызовы. Террористическая активность возрастает, бандиты ждут момента для действий. Вдобавок к этому пандемия COVID-19 породила социально-экономический кризис в стране, и безопасность в Афганистане по-прежнему не гарантирована. Китай искренне надеется, что эта страна сможет избежать войны и достичь полноценной независимости и мира. Китайская сторона продолжит поддерживать усилия правительства национального единства Афганистана по обеспечению стабильности и безопасности, а также содействовать процессу мирного политического урегулирования, которое должно осуществляться «под руководством афганцев самими афганцами». Мы надеемся, что иностранные войска будут выведены из Афганистана, что позволит обеспечить безопасность и стабильность, избежать роста активности террористических групп.

Недавно в Афганистане успешно прошло совещание Лойя джирги — собрания народных представителей. Китай приветствует это мероприятие и надеется, что оно поможет создать благоприятные условия для межафганских переговоров. Китай поддерживает тесные контакты со всеми заинтересованными сторонами по афганскому вопросу. В рамках мирного урегулирования продолжаем взаимодействие и координацию усилий с ООН, ШОС, через трехсторонний диалог Китай — Афганистан — Пакистан, а также трехсторонние консультации Россия — Китай — США и четырехсторонние консультации Россия — Китай — США — Пакистан и другие механизмы по афганскому направлению.

Пандемия COVID-19 негативно повлияла на экономическое и социальное развитие Афганистана, в связи с этим китайская сторона призывает к укреплению регионального сотрудничества. Китай предоставил Афганистану три партии противоэпидемических материалов, оказав посильную помощь афганскому народу. Мы готовы и впредь укреплять сотрудничество в борьбе с пандемией и оказывать помощь по мере своих сил. Китай также призывает международное сообщество оказать поддержку Афганистану, предоставить помощь афганским беженцам и принимающим их странам.

— Китай и Индия — азиатские державы, китайско-индийские отношения напрямую влияют на обстановку в АТР и на ситуацию во всем мире. Отношения двух стран часто описываются в СМИ как «соперничество дракона со слоном». Индия объявила о запрете использования многих китайских мобильных приложений, запрете участия компаний с китайским капиталом в проектах строительства индийских дорог. Индия ограничивает экспорт некоторых китайских товаров. Связано ли это с недавним конфликтом на китайско-индийской границе? Может ли возникнуть «торговая война» между Китаем и Индией?

— В этом году исполняется 70 лет со дня установления дипломатических отношений между Китаем и Индией. Китайско-индийские отношения прошли множество испытаний, достичь сегодняшней высоты было непросто. У Китая и Индии есть исторически сложившийся пограничный вопрос. Данная проблема довольно деликатна и сложна. Для выработки вариантов ее решения нужны консультации на равноправной и мирной основе. Недавно на западном участке китайско-индийской границы в долине реки Галван произошел инцидент. Это нежелательный случай для обеих сторон. После инцидента Китай и Индия сразу приступили к диалогу по военным и дипломатическим каналам. Было выполнено разведение войск в большинстве точек соприкосновения. В настоящий момент ситуация продолжает развиваться в сторону смягчения и деэскалации. Китайская сторона продемонстрировала добрую волю и заинтересованность в урегулировании. Китай выступает за мир, никогда не претендовал на доминирование и не проводил колониальную экспансию. За 70 с лишним лет после своего основания КНР решительно защищала суверенитет и территориальную целостность, всегда придерживалась линии на добрососедство и дружбу, никогда не выдвигала территориальные претензии. Из 14 граничащих с Китаем стран мы урегулировали вопросы демаркации сухопутных границ с 12, в том числе и с Россией. Границы с этими странами стали рубежами дружбы и сотрудничества.

Китай исходит из того, что его и Индию объединяет приоритетная политика на национальное развитие и процветание. В этом направлении у двух стран есть общие стратегические интересы. Отказ от обоюдных угроз и предоставление возможностей для развития друг друга — вот основа для взаимодействия. Только «танец дракона и слона» является единственным правильным выбором для обеих сторон, отвечающим коренным интересам народов, гарантирующим прочный мир и процветание в Азии и в мире. Китай заинтересован в сохранении стабильности в Азиатском регионе и во всем мире, в обеспечении фундаментальных интересов обеих стран и их народов. Мы придерживаемся принципов дружбы и сотрудничества, мирного урегулирования разногласий.

Экономики Китая и Индии обладают высокой взаимодополняемостью и большим рыночным потенциалом. По сравнению с началом века двусторонний товарооборот Китая и Индии вырос в 32 раза и в прошлом году приблизился к отметке в 100 млрд долларов. Китай много лет подряд остается крупнейшим торговым партнером Индии. В эпоху глобализации такие шаги, как отступление от рыночных норм и установок ВТО, протекционизм, нетарифные барьеры и ограничительные меры, приводят к «обоюдному проигрышу». Китай не намерен вести «торговую войну» с какой-либо страной. Мы последовательно расширяем внешнюю открытость и стремимся к развитию кооперации со всеми странами. Китай и Индия — две крупнейшие развивающиеся страны с формирующимися рынками. Укрепление сотрудничества между Китаем и Индией не только придает мощный импульс развитию двух стран, но и обеспечивает стабильность и процветание в мире.

— Россия, Китай и Индия являются членами БРИКС и ШОС. Китай и Индия — стратегические партнеры России. Все три стороны придают большое значение механизму Россия — Китай — Индия и уже успешно провели две неформальные встречи лидеров. Какую роль может сыграть трехсторонний механизм в поддержании международного мира и безопасности, содействии глобальному экономическому развитию?

— В июне текущего года успешно прошла видеоконференция министров иностранных дел Китая, России и Индии. Сегодня, в условиях роста политики односторонности, протекционизма и гегемонизма, некоторые страны стремятся «переложить вину», «отделиться» и «выйти из группы» в попытке спровоцировать идеологическую и социальную системную конфронтацию, поставив мир в опасную ситуацию. Совместное развитие и тесное сотрудничество РИК как мировых держав и стран с развивающейся экономикой становится все более важной стабилизирующей силой в эволюции мировой архитектуры. Нам необходимо продолжать развивать сотрудничество РИК в духе открытости, единства, взаимопонимания и взаимного доверия.

Во-первых, поддерживать мультилатерализм, защищать беспристрастность и справедливость в мире. Китай, Россия и Индия имеют широкий спектр общих интересов и схожие цели развития. Мы должны совместно защищать итоги Второй мировой войны, твердо отстаивать основные цели и принципы Устава ООН, противостоять политике односторонних действий, гегемонизму, а также твердо поддерживать ООНоцентричную систему международных отношений и мировой порядок на основе международного права.

Во-вторых, придерживаться принципов открытого развития и защищать систему многосторонней торговли. Китай, Россия и Индия являются странами — участницами «группы двадцати», ШОС и БРИКС. Три страны обязаны защищать систему многосторонней торговли под председательством Всемирной торговой организации, способствовать либерализации и упрощению торгово-инвестиционного сотрудничества, создать еще более открытую мировую экономику, выгодную для стран с формирующимся рынком и развивающихся стран.

В-третьих, усиление стратегической координации и совместное противостояние вызовам. Китаю, России и Индии необходимо углубить противоэпидемическое сотрудничество, поддержать ведущую роль ВОЗ в глобальной борьбе с эпидемией, тем самым стимулируя развитие глобальной системы здравоохранения. Укреплять взаимодействие и координацию в рамках многосторонних механизмов и объединять усилия в ответ на новые угрозы и вызовы, выстраивая международные отношения нового типа.

Китай, Россия и Индия расположены на двух континентах и соединяют собой три океана. Население трех стран составляет 40% мирового, они занимают площадь 22% территории Земли, а общий объем экономик составляет 21% от мирового объема. Трехстороннее сотрудничество имеет огромный потенциал и обширные возможности. Китай, Россия и Индия должны идти в ногу со временем, демонстрировать свою ответственность, продолжать укреплять стратегическое доверие друг к другу, углублять всестороннее сотрудничество, защищать фундаментальные интересы трех стран, глобальную безопасность и стабильность, а также оберегать общую тенденцию экономической глобализации и мировой многополярности.

Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика > trud.ru, 4 сентября 2020 > № 3491334 Чжан Ханьхуэй

ХОЛОДНАЯ ВОЙНА ТОГДА И ТЕПЕРЬ: В ЧЁМ РАЗЛИЧИЯ?

ВИКТОР МУРАХОВСКИЙ

Эксперт Российского совета по международным делам.

В не столь далёком 2007 г. политологи осторожно задавались вопросом: приключится ли новая холодная война[1]? В 2014 г. уже призывали не допустить новой холодной войны[2]. Сегодня это явление считают состоявшимся и термин «холодная война 2.0» используют в фундаментальных трудах[3]. Действительно, в противостоянии Советского Союза (стран Варшавского договора) и Соединённых Штатов (стран Североатлантического договора) после Второй мировой войны и сегодняшней политикой сдерживания США «стран-ревизионистов» – Китая и России – есть некоторые общие черты[4].

По ряду формальных, внешних признаков холодная война в первой и второй версиях весьма схожи. Но между ними есть и фундаментальные различия, которые позволяют сомневаться в правомерности применения термина «холодная война» к современным отношениям соперничающих великих держав. Не являясь специалистом в международных отношениях и политологии, рискну предложить обзор различий в военных аспектах.

Ключевая характеристика текущей ситуации – появление третьего участника «большой игры», Китайской Народной Республики. Это вполне самостоятельный субъект военной стратегии, придерживающийся собственных интересов и принципов, не примыкающий по умолчанию ни к одной стороне. В данном обзоре КНР не рассматривается, поскольку страна не была активным участником холодной войны.

Многогранность и размах военного противоборства в годы холодной войны и в наши дни требуют обширного исследования, которое невозможно упаковать в одну статью, – этим объясняется «телеграфный» стиль изложения, присущий скорее военным сводкам.

Численность вооружённых сил[5]

В период холодной войны стороны активно готовились к глобальной «горячей» войне, в том числе с применением ядерного оружия и/или другого оружия массового поражения. Вооружённые силы в основном комплектовались призывным контингентом. Их численность была рассчитана на длительное ведение боевых действий высокой интенсивности с большими потерями. Например, ожидался рост санитарных потерь в 10–20 раз по сравнению со Второй мировой войной[6].

Британская армия после 1960 г. и армия США после 1973 г. стали комплектоваться по контракту, с уменьшением общей численности, в расчёте на качественное превосходство над противником. Офицерский корпус везде состоял из профессиональных военнослужащих. Унтер-офицерский и сержантский состав в ряде стран комплектовался по контракту, во многих странах, в частности в СССР и ФРГ, был смешанным (по контракту и по призыву).

К 1989 г. основные соперники в холодной войне имели следующую численность вооружённых сил.

СССР – после заявленного в декабре 1988 г. одностороннего сокращения ВС на 0,5 млн человек их общая численность составила 4,2 млн военнослужащих; с учётом внутренних, пограничных и железнодорожных войск – 5 млн 960 тыс. человек.

США – 2 млн 130 тыс. 229 военнослужащих действующих ВС, свыше 1,5 млн человек в активном резерве и Национальной гвардии, всего свыше 3,6 млн военнослужащих.

Великобритания – 311 600 военнослужащих.

Франция – 471 тыс. человек.

ФРГ – 456 тыс. военнослужащих.

По завершении холодной войны было радикальное сокращение численности вооружённых сил основных участников противостояния: более чем четырёхкратное в России, в 2–2,5 раза у ведущих европейских стран НАТО, в 1,7 раза – в Соединённых Штатах. Российская Федерация перевела вооружённые силы на смешанный принцип комплектования, их численность после 2008 г. не превышает 1 млн человек. В американских вооружённых силах состоят 2 млн 213 тыс. военнослужащих (армия, ВМС, морская пехота, ВВС, силы специальных операций, национальная гвардия). Великобритания имеет вооружённые силы численностью 144 650 человек. Во Франции с 1997 г. вооружённые силы комплектуются по контракту, их численность 268 тысяч. ФРГ отменила призыв в 2011 г., сейчас контрактные вооружённые силы страны насчитывают менее 183 тыс. человек.

В целом армии основных соперников в холодной войне сегодня сократились в несколько раз по личному составу и основным образцам вооружения. Это не позволяет им содержать развёрнутые группировки, необходимые и достаточные для ведения глобальной войны или масштабного регионального конфликта. Даже менее масштабные конфликты низкой интенсивности вынуждают их привлекать активные резервные компоненты вооружённых сил. Так, США приходится для операций в Афганистане, Ираке, Сирии использовать на постоянной основе войска Национальной гвардии[7]. Сегодня часть задач в военных операциях перекладывают на негосударственные вооружённые формирования, обычно в формате частных военных кампаний, а также местные союзные силы.

Гонка вооружений

В годы холодной войны под гонкой вооружений подразумевался качественный прогресс, наращивание номенклатуры и количественное насыщение войск современными образцами оружия, военной и специальной техники (ВВСТ). При этом количество ВВСТ, содержащегося в мирное время, рассчитывалось, исходя из обеспечения высокой интенсивности боевых действий и восполнения потерь по меньшей мере в начальный период войны, во время развёртывания мобилизационного производства. Так, по состоянию на 1989 г. войска ОВД и НАТО имели на европейском театре военных действий соответственно: танков – 59470 и 30690, орудий и миномётов – 32390 и 24200, боевых вертолётов – 2785 и 5270, боевых самолётов – 7876 и 7130.

На пике холодной войны можно отметить следующие особенности гонки вооружений.

Количество межконтинентальных носителей ядерного оружия и ядерных боевых частей позволяло накрыть зонами поражения и радиоактивных осадков практически все населённые территории противостоящих государств (вывод сделан по результатам советского стратегического командно-штабного учения «Решающий удар» 1970 г.)[8].

Высокая насыщенность ядерными боеприпасами военных формирований оперативного и тактического уровня. Ядерными боезарядами оснастили ракеты большой, средней, малой дальности и зенитные, артиллерию калибра от 152 мм и выше и даже американское 120-мм безоткатное орудие. Получили распространение ядерные бомбы, торпеды и фугасы. К середине 1980-х гг. соперники располагали огромными ядерными потенциалами (по 40–50 тыс. ядерных зарядов у каждой стороны)[9]. Договор об ограничении стратегических вооружений 1972 г. (ОСВ-I) между Москвой и Вашингтоном остановил наращивание числа МБР и носителей БРПЛ. Договор 1979 г. (ОСВ-II) установил для стратегических ядерных сил потолок в 2250 единиц с 1981 года. На момент подписания Договора о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-I, 1991 г.) США и СССР имели на стратегических носителях 10563 и 10271 ядерный заряд соответственно[10]. Суммарная мощность ядерных зарядов только на МБР составляла 1100 и 6500 мегатонн тротилового эквивалента[11].

В сфере обычных вооружений происходило накопление больших мобилизационных запасов вооружений, военной и специальной техники (ВВСТ), ракет и боеприпасов, горючего, продовольствия, иных материальных средств. Все страны резервировали и поддерживали мобилизационные мощности промышленности. Отмечался очень высокий темп обновления ВВСТ, обычно характерный для военного времени. Всего за сорок с небольшим лет в вооружённых силах США, СССР, других государств НАТО и ОВД сменилось от трёх до пяти поколений обычных видов оружия и военной техники, и как следствие этого – операции и боевые действия с использованием такого оружия приобрели качественно новый характер. Особенно глубокие сдвиги произошли на рубеже 1970–1980-х гг., когда в развитии классических видов оружия наметилась тенденция, связанная с разработкой и широким внедрением высокоточного управляемого оружия, в том числе разведывательно-ударных систем. В этот период появились и опытные образцы ОНФП — оружия на новых физических принципах. К нему обычно относят лазерное, направленной энергии, электромагнитное, пучковое, гиперскоростное кинетическое.

За тридцать лет после окончания холодной войны (с 1990 по 2020 г.) темпы обновления ВВСТ резко замедлились. Количество ключевых систем вооружения существенно сократилось. Определённый качественный прогресс наблюдается в оперативно-тактической авиации (истребители пятого поколения), высокоточном ракетном оружии, робототехнике, ОНФП, цифровых технологиях. Но «гонки вооружений» в прежнем понимании не происходит. Зачастую передовые системы вооружения поступают в войска в ограниченном количестве и не повсеместно. Большинство основных систем вооружения являются модернизированными вариантами образцов, созданных в годы холодной войны.

Американские и российские стратегические ядерные вооружения ограничены договором СНВ-3 (по развёрнутым носителям – 700 единиц, по боевым частям – 1550 единиц). Фактически на 1 марта 2020 г. стороны имели 655 и 485 развёрнутых стратегических носителей соответственно, 1373 и 1326 ядерных боевых частей.

Мобилизационные запасы и мобилизационные возможности соперников радикально уменьшились, а в ряде стран они фактически ликвидированы.

Не будет преувеличением сказать, что мобилизационная готовность экономик и обществ большинства стран сейчас находятся на самом низком уровне после Второй мировой войны.

Военная стратегия

Общие концепции военной стратегии Соединённых Штатов, нацеленной на глобальную ядерную войну с Советским Союзом, постепенно менялись. С 1971 г. была принята концепция «полутора войн», допускавшая возможность ведения одной всеобщей ядерной и одной локальной войны. В 1980 г. её сменила концепция «двух с половиной войн», которая предусматривала готовность вооружённых сил к ведению двух крупномасштабных войн (ядерной и обычной) и одной локальной. С середины 1980-х гг. появилась концепция «множественности войн». США допускали возможность ведения двух крупномасштабных и нескольких локальных войн в различных регионах мира.

Военная стратегия СССР в ядерную эпоху сначала опиралась на теорию ядерной войны с неограниченным применением ракетно-ядерного оружия с самого начала и до конца боевых действий. Затем получила развитие теория поэтапной войны с последовательным переходом к использованию всё более разрушительных средств. Впоследствии сформировалась стратегия равной готовности. Имелась в виду готовность вести как ядерную, так и обычную войну с широким использованием высокоточных боевых средств и автоматизированных систем управления войсками и оружием.

Стратегия ведения войны в целом координировала действия на различных театрах войны и театрах военных действий. Она определяла цели и задачи всех вооружённых сил, а также иных средств, направленных на поражение противника, уничтожение его экономической базы, вывод из войны государств, которые могли стать противником. Связанная в основном с межконтинентальными действиями стратегических наступательных и оборонительных средств, стратегия объединяла в себе глобальные стратегические операции этих средств и сил.

Суть стратегии ведения войны на театрах военных действий (ТВД) сводилась к разгрому группировок войск и сил противника. Она охватывала и рассматривала главным образом проблемы, касающиеся подготовки и ведения операций на континентальных и океанских ТВД. Такой подход оказался целесообразным после создания главных командований на театрах военных действий. Планирование глобальных операций стало прерогативой Генерального штаба, а подготовка, планирование и ведение стратегических операций на ТВД – задачей соответствующих главных командований.

Для холодной войны характерно наличие боеготовых группировок войск сторон в Европе, находящихся в непосредственном соприкосновении. Европейский театр войны считался ключевым. На Центрально-Европейском и Северо-Европейском стратегических направлениях были сосредоточены основные группировки войск. СССР имел группы войск в ГДР, Польше, Чехословакии и Венгрии. На территории ФРГ размещался воинский контингент США, Великобритании и Франции. Предполагалось, что одновременно с действиями стратегических ядерных сил начнутся крупные наступательные операции на континентальных театрах. Их главные особенности – массированное применение ядерного оружия на всю глубину расположения противника, высокоманёвренные боевые действия и их развитие по отдельным направлениям.

Советский Союз в сентябре 1984 г. сформировал Главное командование Западного направления, объединившее войска в Германии, Польше, Чехословакии, Белорусский и Прикарпатский военные округа. Это было самое мощное стратегическое объединение в мире, включавшее 5 танковых, 6 общевойсковых и 5 воздушных армий. К 1989 г. на Западном направлении насчитывалось 50 дивизий – 26 танковых и 24 мотострелковые, из которых 35 были развёрнуты до полного штата. Для действий на Южно-Европейском направлении было сформировано Главное командование Юго-Западного направления, которому подчинялись войска в Венгрии, Киевского и Одесского военных округов: 2 общевойсковых и танковая армии, 22 дивизии[12].

Страны НАТО формально имели меньшее число дивизий и бригад сухопутных войск, но по оснащению они ненамного уступали армиям ОВД. В ФРГ дислоцировалось 24 дивизии различных типов четырёх стран[13]. Во втором стратегическом эшелоне альянса находилось ещё порядка 20 дивизий и около 30 отдельных бригад различных типов на территории Франции, Бельгии, Испании и Италии. Созданные НАТО и ОВД войсковые группировки в Европе могли начать полномасштабные боевые действия в течение 24 часов, а передовые эшелоны и дежурные средства – немедленно. Существовала возможность развёртывания наступательной конфигурации группировок в течение нескольких суток. Поддерживалась готовность войск вести широкомасштабные боевые действия с применением как обычного, так и ядерного и/или другого оружия массового поражения.

В Мировом океане оперативные флоты, эскадры, корабельные тактические группы и отдельные корабли непрерывно следили друг за другом, готовые к немедленному реагированию. В 1989 г. советский военно-морской флот насчитывал 1005 кораблей и катеров всех классов общим водоизмещением около 3,5 млн тонн. Американские ВМС имели 456 кораблей общим водоизмещение свыше 4,9 млн тонн.

Проводилось планирование и практическая отработка масштабного развёртывания войск второго стратегического эшелона и резервных компонентов. США проводили учения “REFORGER” (REturn of FORces to GERmany, 1969–1993 гг.) по усилению контингента на Европейском ТВД с переброской войск морем и по воздуху.

Советский Союз проводил учения с отмобилизованием соединений и последующим вводом их в сражение. Так, при подготовке манёвров «Запад-81» провели отмобилизование соединений 28-й общевойсковой армии Белорусского военного округа с призывом из запаса десятков тысяч человек, доведя его численность до 130 тыс. военнослужащих[14].

Стороны регулярно проводили масштабные учения с отработкой применения всех видов вооружённых сил и типов вооружений, включая ядерное, по сценарию глобальной войны. Характерным примером являются крупнейшие после Второй мировой войны манёвры «Запад-81» ВС СССР, на которых отрабатывались вопросы подготовки и проведения стратегической наступательной операции на Западном направлении. Самые крупные за послевоенный период учения НАТО прошли в 1988 году. За две недели с территории США в Западную Европу были переброшены 125 тыс. человек, что позволило создать на учениях группировку войск НАТО численностью до 300 тыс. военнослужащих. Средства усиления включали пехотную дивизию, бронекавалерийский полк, две пехотных бригады, батальон пехотного полка Национальной гвардии.

Сегодня соперничающие страны не имеют развёрнутых группировок войск в непосредственном соприкосновении. Единственный регион, где можно (при некотором допущении) заметить лёгкий намек на такое противостояние – Калининградская область и прилегающие территории Польши. Однако масштаб здесь тактический, нет и речи о создании ударных наступательных группировок хотя бы на одном операционном направлении.

После холодной войны значительно сократилось количество кораблей военно-морских сил ведущих держав (за исключением КНР, которая наращивает флот) при некотором повышении боевых возможностей каждой единицы. Уменьшилось число постоянно действующих оперативных флотов и эскадр. Особенно заметно сокращение кораблей океанского класса (дальней морской зоны). В этой категории ВМФ России насчитывает 104 корабля общим водоизмещением 0,76 млн тонн, американские ВМС имеют 221 корабль общим водоизмещением 3,5 млн тонн.

Масштаб нынешних войсковых учений в Европе в разы меньше, чем в годы холодной войны. Заметен акцент на перенос учений, особенно командно-штабных стратегического и оперативно-стратегического уровней, в виртуальное пространство компьютерного моделирования. На крупнейшее за последние 25 лет учение НАТО “DEFENDER-Europe 20” планировалось привлечь 35 тыс. военнослужащих из 18 стран. В том числе 2,5 тыс. человек из Великобритании и около 25 тыс. из США. В крупнейших в новейшей истории России манёврах на Западном стратегическом направлении «Запад-2017» с участием войск Западного военного округа и ВС Белоруссии было задействовано до 13 тыс. военнослужащих.

Военные конфликты

В данном обзоре не затронута тема прямого противостояния СССР и США/НАТО за пределами Европейского ТВД, хотя таковое случалось во время войн в Корее и во Вьетнаме. Правила и «красные линии» холодной войны вырабатывались не за столом переговоров. Пределы возможностей и границы допустимого тестировались в острых конфликтных ситуациях. Переговоры, если и случались, констатировали соотношение сил сторон, сложившееся «по факту».

Например, «красная линия» в Берлине в виде Берлинской стены формировалась в острейшей конфликтной ситуации. Самым опасным эпизодом стал инцидент у КПП «Чарли» американской зоны оккупации в западной части Берлина 26–27 октября 1961 г., когда американские и советские танки с полным боекомплектом целились друг в друга с дистанции пары сотен метров: «кто первым моргнёт».

Правило не нарушать воздушные границы, которое сегодня кажется аксиомой, прописывалось кровью в жёстком противоборстве авиации западной коалиции и советской ПВО в 1950–1960-е годы. Известно о примерно полутора десятках иностранных военных самолётов, сбитых в воздушном пространстве СССР в этот период. Самым резонансным случаем стало уничтожение американского разведывательного самолёта типа U-2 вблизи Свердловска 1 мая 1960 года.

Правила «большой игры» с нулевой суммой также формировались в ходе жёсткого противоборства. Характерны два эпизода с участием ракет средней дальности.

Инициатором первого стали США, разместившие в 1961 г. в Турции ракеты средней дальности «Юпитер» с ядерной боевой частью, в зону досягаемости которых попадала европейская часть СССР, включая Москву. В ответ СССР разместил на Кубе ядерные ракеты Р-12 и Р-14, в зону досягаемости которых попали многие американские города, включая Вашингтон. Вызванный этими действиями Карибский кризис октября 1962 г. считают переломным моментом в холодной войне. Примерно со второй половины 1960-х гг. противостояние постепенно смещалось от прямого конфликта вооружённых сил СССР и США к опосредованному противоборству.

Инициатором второго эпизода стал СССР, размещавший с 1977 г. в европейской части страны комплексы «Пионер» (РСД-10) с ядерными ракетами средней дальности (около 5,5 тыс. км), которые позволяли держать под прицелом всю Западную Европу. К 1987 г. на боевом дежурстве и в арсеналах находилось 650 ракет РСД-10.

12 декабря 1979 г. на саммите НАТО в Брюсселе было принято решение дислоцировать в Европе 572 ракеты средней дальности и предложить Советскому Союзу переговоры по двустороннему ограничению этого вида вооружений. Тем не менее эскалация продолжалась: в Европе развёртывались американские баллистические и крылатые ракеты, СССР разместил в ГДР и Чехословакии оперативно-тактические ракетные комплексы «Ока». Новое руководство, пришедшее к власти в СССР, пошло на односторонние уступки, и 8 декабря 1987 г. в Вашингтоне был подписан договор, по условиям которого стороны согласились уничтожить РСМД как класс вооружения. Это единственный случай в практике международных отношений за всю их историю.

Сегодня предпосылки конфликтных ситуаций возникают в основном в международном воздушном пространстве при идентификации и сопровождении боевых самолётов сторон. При этом интенсивность таких встреч в воздухе на порядок ниже, чем в годы холодной войны. На море интенсивность слежения кораблей друг за другом также в разы меньше, чем во время холодной войны.

Единственным регионом, где войска США и России находятся в непосредственном соприкосновении, является Сирия. При этом между ними заключено соглашение о предотвращении инцидентов, командующие группировками связаны прямой линией деконфликтации. В целом за почти пять лет операции ВС РФ в Сирии вооружённых конфликтов с американскими войсками не отмечено. Такой подход был бы невозможен в годы холодной войны.

Итоги и выводы

Сегодня вероятность развязывания глобальной войны или масштабного регионального конфликта между великими державами значительно меньше, чем во время холодной войны. Что не исключает возможности единичных военных инцидентов в районах непосредственного соприкосновения сторон.

Мобилизационная готовность государств и обществ к войне стала существенно ниже.

Оппоненты в глобальном военном противостоянии не имеют боеготовых группировок войск, способных реализовать даже максимально благоприятные для инициатора результаты внезапных ударов обычным высокоточным и/или ядерным оружием составом боеготовых сил мирного времени. Для этого требуется масштабное и относительно длительное стратегическое развёртывание вооружённых сил, что невозможно скрыть от национальных технических средств разведки.

Конфликтность из военной сферы переместилась по большей части в медийную, информационную, политико-дипломатическую, финансово-экономическую, юридически-правовую и другие, не создающие непосредственной военной угрозы.

При этом конфронтационность в иных областях не транслируется напрямую в сферу военного противостояния. Численность ВС не наращивается. Наступательные группировки войск не развёртываются. В войсках нет нестратегического ядерного оружия. Стратегическое ядерное вооружение ограничено разумными пределами. В обозримой перспективе не ожидается открытия неизвестных ранее физических принципов, на основе которых может быть создано оружие, радикально меняющее соотношение сил.

Вместе с тем попытки получить преимущество за счёт качественного превосходства некоторых систем вооружения, изменения их предназначения, форм и способов применения вооружения и группировок войск[15] не прекращаются. Потенциальную военную опасность создают разработки ОНФП следующего поколения, автономных робототехнических комплексов, стратегических средств быстрого глобального удара[16], систем ПРО передового и космического базирования, развёртывание нового поколения ракет средней дальности, оперативная подготовка театра военных действий странами НАТО вблизи российских границ и ряд других мероприятий.

Однако перечисленные опасности не формируют непосредственной военной угрозы, требующей чрезвычайных действий по укреплению обороны страны и мобилизации общества. Их можно парировать в ходе планового развития вооруже?нных сил, совершенствования вооружения, военной и специальной техники.

СНОСКИ

[1] Арбатов А.Г. Грядёт ли новая холодная война. Журнал «Россия в глобальной политике, №2, 2007. Ссылка: https://globalaffairs.ru/articles/gryadet-li-holodnaya-vojna/

[2] Караганов С.А. Европа и Россия: не допустить новой «холодной войны». Журнал «Россия в глобальной политике, №2, 2014. Ссылка: https://globalaffairs.ru/articles/evropa-i-rossiya-ne-dopustit-novoj-holodnoj-vojny/

[3] Адамишин А.Л. Конец холодной войны 30 лет спустя. Журнал «Россия в глобальной политике, №2, 2020. Ссылка: https://globalaffairs.ru/articles/vojna-30-let/

[4] National Security Strategy of The United States of America, December 2017. P. 25.

[5] Здесь и далее использованы в основном данные на 1989 и 2019 годы.

[6] История военной стратегии России. Под ред. В.А. Золотарёва. М.: Кучково поле. 2000. – 592 с. С.434.

[7] Defense Budget Overview. United State Department of Defense Fiscal Year 2020 Budget Request. 6. Overseas Contingency Operations and Emergency. P. 66-74.

[8] История военной стратегии России. Под ред. В.А. Золотарёва. М.: Кучково поле. 2000. – 592 с. С. 406.

[9] Там же. С. 446.

[10] Там же. С .418.

[11] Robert S. Norris & Hans M. Kirstensen. “Nuclear Notebook: U.S. and Soviet/Russian intercontinental ballistic missiles, 1959–2008”. Bulletin of the Atomic Scientist. January/February 2009. P. 2.

[12] Феськов В.И., Калашников К.А., Голиков В.И. Советская Армия в годы «холодной вой-ны» (1945–1991). Томск: Издательство Томского университета, 2004. – 246 с. С. 6.

[13] Там же. С. 13.

[14] Военный академический журнал. 2016. №3(11). С. 64–71.

[15] “The U.S. Army in Multi-Domain Operations is an operational-level military concept designed to achieve U.S. strategic objectives articulated in the National Defense Strategy, specifically deterring and defeating China and Russia in competition and conflict”. The U.S. Army in Multi-Domain Operations, 2028. TRADOC Pamphlet 525-3-1. 6 December 2018. P. 24.

[16] Conventional Prompt Global Strike and Long-Range Ballistic Missiles: Background and Issues. Congressional Research Service. R41464. August 14, 2019. P. 13. The Conventional Strike Missile.

Россия. США. Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 сентября 2020 > № 3493695 Виктор Мураховский

КАК ЛИБЕРАЛИЗМ ВСТУПИЛ В КОНФЛИКТ С ДЕМОКРАТИЕЙ

РЕЙН МЮЛЛЕРСОН

Профессор-исследователь Таллинского университета.

Конфликт между космополитичными элитами и массами, голосующими за популистские партии, который обострился в западном обществе, уходит корнями в диалектические противоречия демократии и либерализма. Особенно ярко они проявились в условиях гиперглобализации. Запад, поражённый «вирусом Фукуямы», попытался сделать мир единообразным, используя политику либерального империализма. Либерализм может выжить и даже процветать в мире без границ. Но современная демократия, словно пуповиной связанная с возникновением и укреплением национальных государств, не сохранится без мощных суверенных политий.

Вместо того, чтобы подливать масла в огонь ожесточённой борьбы между самопровозглашёнными прогрессистами и популистами или охотиться на «драконов» и «медведей», западным политикам и СМИ необходимо осваивать искусство компромисса в отношениях с оппонентами у себя дома и осознать, что в международных отношениях баланс сил даже важнее, чем разделение властей во внутренней политике.

С лёгкой руки американского политолога Фарида Закарии термин «нелиберальная демократия» прочно закрепился в академических и политических дискуссиях[1]. Соглашаясь с Закарией в том, что встречаются демократии, где либеральные ценности не в приоритете, автор задался вопросом: а бывает ли наоборот? Есть ли политические системы, определяемые как либеральные, но не являющиеся демократическими? Конечно, имели место авторитарные режимы, либеральные экономически, но консервативные в социальном и репрессивные в политическом плане, как, например, Чили при Аугусто Пиночете или Южная Корея в годы правления военных. В западных демократиях оба аспекта либерализма – экономический и социально-политический – обычно воспринимаются как две стороны одной медали. Однако сегодня мы более чётко, чем десятилетие-другое назад, осознаём наличие политических моделей, которые можно определить как либеральные, но испытывающие серьёзный дефицит демократии.

Недемократический либерализм – политический режим, где присутствует только второй элемент из известного триптиха: «власть народа, избранная народом и для народа». То есть участие граждан во власти является формальным и неэффективным, а управление осуществляется не в интересах большинства. Популизм – реакция на установление и распространение таких режимов. Конечно, это не единственная причина роста популизма, и преобладание либерализма над демократией не вылечить популистскими средствами. Но взаимосвязь между ростом популизма и дефицитом демократии в западных либеральных обществах бесспорна. И хотя лидеры-популисты есть в незападном мире, нынешний популизм – феномен преимущественно западный.

Глобализация и революционные ситуации

Волна глобализации, которую в 1990-е гг. приветствовали не только как непременное условие мирового экономического роста, но и как механизм распространения идей и практик либеральной демократии, быстро явила свои менее привлекательные черты. Помимо издержек глобализации и вызванных ею процессов, наблюдаются две взаимосвязанные революционные ситуации: геополитическая и социально-политическая. Революционная ситуация по определению нарушает работу всех нормативных систем, включая право и мораль, поскольку, будучи нормативными, они могут функционировать только в нормальных условиях. В периоды революций (как во Франции в конце XVIII века или в России в начале XX века, когда норма уступила место целесообразности) закон не работает и даже мораль теряет свою направляющую силу. В этом отношении международное сообщество не является исключением.

Первая революционная трансформация – геополитическая – началась в конце 1980-х гг. крахом относительно стабильной биполярной международной системы. Миновав однополярный момент в 1990-е гг., эта трансформация теперь движется к некой форме многополярности. Однополярный момент 1990-х – начала 2000-х гг. был коротким не только из-за ряда фундаментальных ошибок, допущенных последовательно всеми американскими администрациями (войны в Афганистане и Ираке, отчуждение России, поддержка «арабской весны» и так далее), но и в значительно большей степени из-за того, что никогда прежде в истории одна «гипердержава», по выражению главы МИД Франции Юбера Ведрина, не доминировала во всём мире. Империя Чингисхана и Британская империя контролировали лишь части мира. 1990-е гг. аберрации не только в международных отношениях, но и во внутренней жизни некоторых государств, прежде всего для России, его можно сравнить со Смутным временем 1598–1613 годов. Вскоре на международной арене начались попытки уравновесить доминирующий центр. Трудно ожидать, что международное право будет функционировать «нормально», пока не уляжется революционная пыль и не возникнет новая норма (или не вернётся старая, хотя это менее вероятно).

Вторая революционная ситуация, взаимосвязанная с первой, – кризис либеральной демократии, которая должна была праздновать триумф после краха коммунизма как её главного идеологического конкурента. Многие из тех, кто в 1990-е гг. публично оппонировал Фрэнсису Фукуяме с его «концом истории» или оспаривал некоторые его выводы, по сути, были скрытыми фукуямистами. Продвижение идей и практик либеральной демократии по всему миру было одним из важных компонентов внешней политики почти всех западных стран, а также международных организаций, включая ООН. Однако исчезновение принципиального противника вскрыло, хотя и не сразу, противоречия между либерализмом и демократией.

Кризис либеральной демократии был заложен в диалектическом противоречии между демократией и либерализмом. Аристотель говорил: «Человек есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живёт вне государства, – либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек… Государство существует по природе и по природе предшествует каждому человеку… А тот, кто не способен вступить в общение или, считая себя существом самодовлеющим, не чувствует потребности ни в чём, уже не составляет элемента государства, становясь либо животным, либо божеством». Демократия, будь то в Древней Греции или на постмодернистском Западе, подчёркивает коллективистское и общественное начало человека, в то время как либерализм гиперболизирует индивидуалистические черты и предполагает освобождение индивидуума от различных социальных связей, которые иногда действительно могут подавлять. Однако в подобной ситуации многие из нас, освободившись от ответственности по отношению к другим (семья, родители, дети, соседи) и обществу в целом, начинают считать себя богами, а действуют, как животные.

Избыточный коллективизм ведёт к тоталитаризму, а избыточный либерализм разрывает социальные связи – прав оказывается тот, кто сильнее.

В основном два эти феномена – либерализм и демократия – подкрепляют друг друга, но между ними необходимо постоянно поддерживать баланс.

«Слишком много демократии» часто означает «слишком мало либерализма», и наоборот.

В большинстве западных обществ, особенно в Западной Европе, до недавнего времени удавалось уравновешивать это противоречие. Иногда демократия брала верх (например, в социальных демократиях Скандинавии), иногда превосходства добивался либерализм, но открытого конфликта не возникало. Однако вследствие быстрой глобализации и изменения баланса сил в международной системе противоречивые отношения между демократией и либерализмом перешли во враждебность. В глобализированном мире угрозу для демократии представляют не только авторитарные режимы. Демократию сдерживает распространение и либерализация глобальных, прежде всего финансовых рынков.

Увеличивая совокупный ВВП стран, ничем не ограниченные либеральные рынки делают небольшое число людей невероятно богатыми, а большинство остаётся далеко позади. Разрыв в материальном благосостоянии растёт практически повсеместно. Если в автократиях люди бесправны в отношении правителей, то в глобализированном мире граждане и избранные ими правительства бесправны по отношению к глобальным рынкам, даже если живут в так называемых либеральных демократиях. Так экономический либерализм подрывает демократию. В то же время рост значимости индивидуальных прав и прав различных меньшинств, которые агрессивно продвигают свою – часто недавно обретённую – идентичность, подрывают социальное единство и общие ценности. Так либерализм в отношении социальных явлений дестабилизирует демократию.

Обычно никто не замечает первых тревожных сигналов. Почти четверть века назад американский философ Ричард Рорти опубликовал небольшую книгу под названием «Обретая нашу страну: политика левых в Америке XX века», в которой отмечал, что либеральные левые силы в США, сосредоточившись на правах этнических, расовых, религиозных, культурных и сексуальных меньшинств, игнорируют растущий разрыв между богатыми и бедными. Однажды, предупреждал Рорти, «что-то даст трещину. Негородской электорат решит, что система не работает, и начнёт искать сильного лидера, который пообещает после своего избрания обуздать бюрократов, хитрых юристов, брокеров с огромными зарплатами, и постмодернистские профессора уже не будут определять повестку дня»[2]. Звучит знакомо и очень современно, не правда ли? Рорти относил себя к левым либералам, хотя его, как одного из ярких представителей американского прагматизма, нельзя назвать постмодернистским профессором. В отличие от многих он не высмеивал, не осуждал и не презирал людей с противоположными взглядами, а по совету Бенедикта Спинозы пытался понять их тревоги.

Нынешний конфликт между либерализмом и демократией проявляется в частности в том, что либеральные элиты в большинстве западных стран стали называть популистами тех демократов, чья политика и идеи (или личности) им не нравятся (кстати, англо- немецкий философ и социолог Ральф Дарендорф отмечал, что «популизм для одного человека – это демократия для другого, и наоборот», но при этом подчёркивал, что «популизм прост, а демократия сложна»)[3]. В свою очередь, демократы (или популисты) считают либералов высокомерными представителями элиты, отдалившимися от граждан, их нужд и образа мыслей, потому что они неудачники и невежды. Вспомним, как Хиллари Клинтон охарактеризовала сторонников Дональда Трампа (хотя потом лицемерно отказалась от своих слов), – «расисты, сексисты, гомофобы, безнадёжные люди». Обвинения с обеих сторон – и самопровозглашённых прогрессистов, и так называемых популистов – справедливы. Сегодня мы видим, как диалектические противоречия между либерализмом и демократией, если их не сбалансировать аккуратно и разумно, начинают разрушать ранее стабильные общества.

Проблемы адаптации

Интересно и одновременно полезно вспомнить, что нынешний кризис либеральной демократии имеет параллели с проблемами и дебатами, которые имели место в основном в США почти столетие назад. Французский философ Барбара Стиглер в недавнем исследовании с символичным названием «Нужно адаптироваться» (Il faut s’adapter) показала, как в начале XX века два известных американских мыслителя Уолтер Липпман и Джон Дьюи предложили разные ответы на вопрос о приспособляемости человечества к быстрым социальным изменениям, вызванным промышленной революцией[4]. Она пишет: «Впервые в истории эволюции жизни на планете один вид – наш homo sapiens – оказался в ситуации, когда он не был приспособлен к новым условиям. Для Липпмана проблема заключалась в огромном разрыве между естественной склонностью человеческого вида не меняться, сформировавшейся благодаря длительной, медленной биологической и социальной эволюции, и необходимостью быстро адаптироваться к новым условиям, навязанным промышленной революцией. Поэтому главная тема политических исследований Липпмана – как адаптировать человеческий вид к постоянно и быстро меняющейся обстановке… Фундаментальный вопрос для Липпмана – как избежать напряжённости между переменами и статичностью, открытостью и закрытостью, когда люди вынуждены выбирать национализм, фашизм или другие формы изоляционизма, чтобы противодействовать быстрым изменениям, восстановить статичность и изоляцию»[5].

Уолтера Липпмана особенно беспокоила пропасть между медленной исторической, биологической и социальной эволюцией человеческого вида и быстро меняющейся под влиянием промышленной революции физической и социальной обстановкой. В начале прошлого столетия это была промышленная революция, дополненная экономической глобализацией, в начале XXI века произошла революция информационных технологий и ускоренная глобализация экономических и финансовых рынков, которые вновь затронули массы людей в разных странах, и преуспели те, кто легко приноровился к переменам. Получился социально-биологический эксперимент на выживание для самых приспособленных. Самые приспособленные – рационально мыслящие эксперты и менеджеры, а также беспристрастные судьи, применяющие рациональные законы и знающие, в каком направлении человечество должно и будет эволюционировать. Людей нужно научить подавлять иррациональные инстинкты и доверять просвещённым экспертам, которые смогли адаптироваться к постоянно меняющимся условиям. В такой ситуации одна из главных задач системы образования и медиа – «обеспечить согласие» людей с политикой, которую проводят эксперты. Что касается роли политиков, Липпман писал, что «хотя государственный деятель не может держать в голове жизнь всего народа, он, по крайней мере, должен прислушиваться к советам тех, кто знает»[6]. Политик обязан проявлять компетентность в выборе экспертов. Липпман и все неолибералы после него видели решение проблемы разрыва между быстро меняющимися условиями и неспособностью людей к ним приспособиться в привлечении компетентных специалистов и обеспечении согласия масс (то есть промывание мозгов через систему образования и СМИ).

Джон Дьюи больше полагался на коллективный разум людей. Он стал первым критиком неолиберального мышления: «Класс экспертов неизбежно будет отрезан от общих интересов и превратится в класс с собственными частными интересами. Любое правление экспертов, когда массы не способны информировать их о своих потребностях, превращается в олигархию, которая правит в интересах избранных. Информация должна заставить специалистов учитывать нужды народа. Мир больше пострадал от лидеров, чем от народных масс»[7].

Этот интеллектуальный спор почти столетней давности, повлиявший на политику западных правительств (при этом идеи Липпмана превалировали), приобрёл актуальность на фоне глобализации и IT-революции. Вновь возник конфликт между элитами и массами, между самопровозглашёнными прогрессистами и теми, кого презрительно называют популистами или их сторонниками.

«Оседлые» против «кочевников»

В книге «Дорога куда-то» британский обозреватель Дэвид Гудхарт предложил различать две группы людей – «где угодно» и «где-то»[8]. К первой категории (не более 20–25 процентов населения на Западе и ещё меньше в остальном мире) относится космополитичная элита, которая извлекла выгоду из глобализации. Большинство (более 50 процентов на Западе) ощущает потребность в тесной связи со своей страной, её историей, традициями и языком. Таким образом, мы видим конфликт между космополитами и теми, кто заботится о своих корнях и привязан к конкретному месту, будь то деревня, город или национальное государство.

Всегда существовало меньшинство, считавшее своим «отечеством» весь мир или хотя бы Европу. Большинство же людей чувствует себя дома только там, где они родились, среди говорящих с ними на одном языке, исповедующих одну религию и ведущих такую же жизнь. На протяжении веков первая категория была относительно небольшой, остальные рождались, жили и умирали в одном и том же месте, исключая массовое переселение народов, которое несколько раз имело место в истории человечества. Один из таких случаев мы, возможно, наблюдаем сегодня.

Конфликт сплочённости и разнородности, противоречия между государством всеобщего благосостояния и массовой миграцией обострил размежевание на людей «где угодно» и «где-то», или, по выражению Александра Девеккьо из Le Figaro, на «осёдлых» и «кочевников»[9]. Глобализация и волна миграции как одно из её проявлений усугубили кризис в Евросоюзе, потому что те, кто может жить, где угодно, не понимают тех, кто хочет быть в конкретном месте. Первые доминируют в политике, экономике и СМИ и ведут себя как либеральные автократы по отношению к тем, кого считают массами. Такое близорукое высокомерие влечёт за собой серьёзные социально-политические издержки. Не преодолев описанных противоречий, Европа не выйдет из нынешнего кризиса.

Рост популизма – симптом уже существующего недуга, а не его причина. Популистские партии и лидеры появляются, потому что в западных обществах нарастает неравенство и углубляется раскол. Либеральные идеи превалируют среди европейских элит, в то время как ценности демократии сегодня всё чаще выражают популистские партии и движения. Французский философ Шанталь Дельсоль справедливо отмечает: «Популисты, что бы кто ни говорил, – реальные демократы, но они не либералы. В то же время универсалистские элиты, в частности в Брюсселе, действительно либералы, но они уже не демократы, потому что им не нравится, когда люди голосуют за ограничение некоторых свобод»[10]. В равной степени прав и Дэвид Гудхарт, который в интервью Le Figaro Vox подчеркнул, что ситуация с Brexit необязательно означает конец демократии, скорее это признак конфликта между двумя концепциями демократии – представительной и прямой, которая в том числе выражается через референдум[11]. Обе имеют как преимущества, так и серьёзные недостатки. Если представительная демократия привела к отчуждению элит от простых граждан, то прямая демократия несёт в себе семена авторитаризма. Но Brexit вызвал хаос не потому, что решение было принято путём референдума как элемента прямой демократии. Причина в общественном недоверии и отчуждённости элит от большинства граждан.

Удача на выборах может отвернуться от популистских партий и движений, их рейтинги пойдут вниз. Но сам феномен никуда не денется, поскольку не исчезнут его причины. Более того, партии мейнстрима всё чаще заимствуют лозунги и политику у популистов. Самый яркий пример – метаморфозы с британскими тори, которые при Борисе Джонсоне перестали быть традиционной консервативной партией. Взяв на вооружение рецепты лейбористов и идеи партии Brexit Найджела Фаража, чтобы привлечь часть их электората, тори превратились в популистскую партию – отчасти левую, отчасти правую[12]. Можно сказать, что Brexit и победа Трампа – триумф популизма над элитизмом (или, если хотите, демократии над либерализмом).

Национальное государство как колыбель демократии и субъект международного права

Современная демократия, то есть власть народа и в интересах народа, возникла и развивалась в рамках национальных государств и кажется неотделимой от них. Экономический либерализм с глобальными неконтролируемыми финансовыми рынками и социальный либерализм, ставящий индивидуума с его интересами и желаниями выше интересов общества, разрушают связи, которые скрепляли общество воедино. В результате они подрывают и национальные государства – колыбель демократии. Поддержка и продвижение многообразия в обществе ведёт к уничтожению многообразия между обществами, организованными в государства. Некоторые общества, особенно на Западе, стали столь разнородными, что удерживающие их социальные связи вот-вот разорвутся. В других, особенно на Востоке и на Юге, попытки навязать социальные модели, заимствованные у Запада, не прижились на враждебной почве, начали уничтожать традиционные институты и, по сути, ведут к коллапсу государств.

Британский политолог Бенедикт Андерсон был не так уж не прав, определяя нации как «воображаемые сообщества», потому что исторические мифы и усилия политических лидеров по созданию нации из разнообразных сообществ играли значительную роль в строительстве государств[13]. Итальянский писатель и политик Массимо Тапарелли Д'Адзельо отмечал в 1861 г.: «Мы создали Италию. Теперь нам нужно создать итальянцев»[14]. Но есть и более важные, основополагающие вещи, без которых невозможно появление нации: общая история, культурные и религиозные традиции, язык, территориальная близость, победы и поражения.

Национализм, формирование национальных государств и развитие демократии шли в Европе рука об руку. Без национализма не возникли бы национальные государства, без национальных государств не было бы демократии, по крайней мере в её нынешней форме. Философ и политический деятель Джон Стюарт Милль, суммируя практику демократических институтов в середине XIX века, писал, что «необходимое условие свободных институтов – совпадение границ государства с границами национальностей», а если люди не чувствуют «общности интересов, особенно если они говорят и читают на разных языках, не может существовать и единого общественного мнения, необходимого для работы представительных институтов»[15]. Спустя сто лет британский дипломат и теоретик международных отношений Адам Уотсон пришёл к выводу, что «самоутверждение среднего класса в Европе имело две формы: требование участия в управлении и национализм» и что «идеи национализма и демократии были связаны»[16].

В отличие от Милля Даниэль Кон-Бендит, лидер студенческого движения 1968 г., размышляя о длительном эффекте тех событий, высказал мнение, что 1968 г. открыл путь к парадигме многообразия. «Для меня это было открытие мышления к принятию различий как объединяющего фактора. Признание различий может объединить нас и придать дополнительную силу обществу»[17]. Сегодня европейские общества кардинально изменились по сравнению со временами Джона Стюарта Милля: они стали гораздо более неоднородными, возросло и принятие этого многообразия. Тем не менее есть различия, которые делают интеграцию невозможной, ведут к параллельному существованию антагонистических субкультур в рамках одного и того же общества, и оно в конце концов попросту теряет свои базовые характеристики. Сегодня, спустя десятилетия, всё больше европейцев боятся оказаться чужаками в собственной стране, городе или деревне, и поэтому они ищут свои корни. Речь идёт не только о неудачниках гиперглобализированного мира, которым важно, где и с кем жить. Многие образованные, успешные, говорящие на нескольких языках люди ценят своё этническое, религиозное и культурное происхождение, являются патриотами своей страны и не забывают своих корней.

Сегодня мы видим, как из-за растущего многообразия обществ два феномена – национализм и демократия (так же, как либерализм и демократия) – демонстрируют скорее негативные, чем позитивные аспекты своих противоречивых отношений. Или они могут быть только негативными? Всё зависит от того, чья точка зрения вам ближе. Национализм, требующий независимости Каталонии от Испании, позитивен или негативен? Чей национализм предпочтительнее: английский, который привёл к выходу (всё ещё) Соединённого Королевства из ЕС, или шотландский, который после провала референдума 2014 г. теперь, в условиях Brexit, требует выхода из состава Британии, чтобы остаться в ЕС? Есть ещё один, более важный вопрос, на который у меня нет однозначного ответа: может ли демократия вообще существовать без стабильных национальных государств? На этот счёт у меня серьезные сомнения.

В этом отношении тревожный, по моему мнению, но оптимистичный, с точки зрения авторов, сценарий был описан в статье мэра Парижа Анн Идальго и мэра Лондона Садика Хана, опубликованной в Le Parisien и The Financial Times. Констатируя летаргию национальных государств (тут они правы), авторы предсказывают появление в XXI веке мира городов вместо мира империй XIX столетия и национальных государств XX столетия[18]. Это будут Лондон, Париж, Нью-Йорк, Токио и другие агломерации, которые возглавят человечество вместо наций, организованных в государства. Часто можно услышать, что Москва – не Россия, Нью-Йорк – не Америка, Париж – не Франция. Действительно, дальнейшая концентрация элит в крупных городах и игнорирование периферии – верный путь к углублению раскола наций. Но крупные города столкнутся с не менее острыми проблемами и трудностями, чем национальные государства, которые начали из летаргии выходить.

Ещё более утопической выглядит идея мирового правительства, то есть либеральный империализм под именем либерального миропорядка. В международных отношениях идее демократии больше соответствует система баланса сил, когда претензии одной державы на доминирование или гегемонию уравновешиваются одной или несколькими другими державами. Это хорошо понимал известный швейцарский юрист Эмер де Ваттель, который в 1758 г. писал об основах международного права в книге «Право народов, или Принципы естественного права, применяемые к поведению и делам наций и суверенов»: «Это знаменитая идея о политическом балансе или равновесии сил. Мы имеем в виду ситуацию, когда ни одна держава не способна доминировать абсолютно, создавая законы для других»[19]. Английский юрист Ласа Оппенхайм писал в знаменитом трактате о международном праве: «Право отмечал может существовать, только если есть равновесие, баланс сил между членами семьи наций»[20]. В этом отношении мир не изменился. Даже сегодня самоуверенность одной супердержавы может сдерживать другая супердержава (или коалиция держав), международное право играет важную роль в этом процессе, но без баланса оно будет беспомощным и просто исчезнет, открыв путь для империалистического права.

Критика либерального империализма

Параллельно с ростом «недемократического либерализма» укреплялся и его аналог в международных отношениях – либеральный империализм, обозначаемый эвфемизмом «либеральный международный порядок». Либеральный империализм, то есть попытки навязать либеральные ценности как универсальные с помощью убеждения или силой, – тревожный сигнал для тех, кто считает ценности коллективизма, исторические традиции, стабильность и национальную независимость не менее (или даже более) важными, чем индивидуальные свободы. Многие авторитетные либеральные авторы, в том числе философы и экономисты, пропагандировали либеральный империалистический порядок. Фридрих фон Хайек, один из влиятельных теоретиков либерализма прошлого столетия, считал, что идея межгосударственной федерации станет «последовательным развитием либеральной точки зрения»[21], а Людвиг фон Мизес, сторонник классического либерализма, выступал за прекращение существования национальных государств и создание «мирового супергосударства»[22]. Израильский автор Йорам Хазони в книге с провокационным названием «Достоинство национализма» справедливо отмечал: «Несмотря на споры, сторонники либеральной конструкции едины в одобрении простого империалистического мировоззрения. Они хотят видеть мир, в котором либеральные принципы закреплены как универсальная норма и навязаны всем странам, в случае необходимости – силой. Они убеждены, что это принесёт всем нам мир и процветание»[23].

В 1990-е гг. в контексте триумфа либерализма Фукуямы многие влиятельные авторы предсказывали крах национальных государств, которые были основными субъектами международного права. Например, японский экономист, бизнесмен и интеллектуал Кэнъити Омаэ и француз Жан-Мари Геэнно, заместитель генсека ООН по миротворческим операциям, написали книги с практически одинаковым названием – «Конец национального государства»[24], [25]. Йорам Хазони отмечает, что «его либеральные друзья и коллеги не понимают: строящаяся либеральная конструкция – это форма империализма», она не способна уважать (не говоря о том, чтобы приветствовать) «отклонение наций, стремящихся сохранить право на собственные уникальные законы, традиции и политику[26]. Любое подобное отклонение воспринимается как вульгарное и невежественное или даже как проявление фашистского мировоззрения»[27]. Он подчёркивает, что после падения Берлинской стены в 1989 г. «западные умы одержимы двумя империалистическими проектами: Евросоюз, постепенно лишающий страны-члены функций, которые традиционно ассоциируются с политической независимостью, и проект американского миропорядка, при котором государства в случае необходимости можно принудить к выполнению норм международного права, в том числе с помощью военной мощи США. Это империалистические проекты, хотя их сторонники не любят использовать это слово»[28].

В защиту международного права стоит сказать, что Вашингтон пытается навязать с помощью военной силы и санкций против непослушных не ту благородную нормативную систему, которая так или иначе работала даже в период холодной войны (в значительной степени благодаря существовавшему балансу сил), а так называемый «основанный на правилах» либеральный миропорядок, то есть порядок, базирующийся на правилах Вашингтона и не имеющий отношения к международному праву. Неслучайно единственная поднимающаяся глобальная империя обвиняет своих оппонентов – Китай и Россию – в попытках построить или восстановить их собственные империи.

Называть Евросоюз империалистическим проектом всё же несправедливо, хотя, действительно, пообещав построить более тесный союз, некое подобие федеративной Европы (и выполняя это обещание), европейские элиты всё больше дистанцируются от устремлений граждан. Очевидно, что европейские общества, в отличие от политических элит, не готовы отправить национальные государства на свалку истории. Тем не менее Европейский союз ещё может укрепить свою стратегическую автономию, особенно в отношениях с Вашингтоном и Пекином. Для этого нужно существенно улучшить отношения с Москвой. В то время как Вашингтон пытается сохранить мировое доминирование и поэтому заинтересован в одновременном сдерживании Китая и России (хотя это опасный и контрпродуктивный план), Европа страдает от дурных отношений с Москвой не меньше, чем Россия. Демонизируя Россию и её политическое руководство, Европа не извлечёт никаких выгод. Нормализация же отношений выгодна Европе не только экономически – она расширит стратегическое пространство для манёвра, даже не создавая европейское супергосударство. Как выразилась французский политолог Каролин Галактерос, «стратегическое сближение ЕС и России добавит Европе дополнительный вес в новых геополитических играх»[29].

* * *

Предложить решение сложно из-за превалирующих конфронтационных подходов: либо мы, либо они. В геополитике это Запад против Китая и России, внутри западных обществ – либералы против популистов (популизм распространяется по Европе, «как проказа», если использовать выражение президента Эммануэля Макрона). Компромисс считается признаком слабости. Однако радикализм хорош в спорте или в искусстве, но в политике он опасен.

Кроме того, в таких вопросах не бывает абсолютной правды. Вот как это сформулировал французский философ Люк Ферри в контексте нынешних кровопролитных конфликтов: «Что бы ни думали узколобые моралисты, правда в том, что многие кровопролитные конфликты в современном мире подобны классической греческой трагедии: противоборствующие стороны представляют собой не добро и зло, правых и неправых, а вполне законные, хотя и отличающиеся претензии. Если бы я был западным украинцем польского происхождения, то, наверное, хотел бы, чтобы моя страна вступила в Евросоюз и даже в НАТО. Но если бы я родился на востоке Украины в русскоговорящей семье, я бы, безусловно, предпочитал, чтобы моя страна была более тесно связана с Россией. Будь я пятнадцатилетним палестинским подростком, разумеется, был бы антисемитом, а будь израильским подростком из Тель-Авива, то ненавидел бы палестинские организации»[30].

Конечно, есть и те, кого можно назвать абсолютным злом, кто заслуживает безоговорочного морального порицания. Но чаще всего в современных конфликтах между странами или внутри них трудно найти абсолютно правых и неправых.

В либеральных демократиях прогрессистам и популистам следовало бы сбавить накал взаимных обвинений и сгладить разногласия, ставшие неприемлемыми во многих обществах. Пока те, кто может жить, где угодно, не поймут и не признают проблемы тех, кто предпочитает быть в конкретном месте, и наоборот, мы будем двигаться к переломному моменту (или к точке невозврата), когда революционная ситуация рискует перейти в революцию или войну. А в геополитике надо стремиться к системе баланса сил, наподобие той, что была выстроена в Европе после Венского конгресса 1815 г., но способной противостоять вызовам XXI века.

СНОСКИ

[1] Zakaria F. The Rise of Illiberal Democracy. Foreign Affairs, 1997. Vol. 76. No. 6 (November/December). P.22-43.

[2] Rorty R. Achieving Our Country: Leftist Thought in Twentieth-Century America. Harvard University Press, 1997. P. 90.

[3] Dahrendorf R. Acht Anmerkungen zum Populismus [Eight Notes on Populism]. Transit-Europäische Revue, 2003. No. 25. P. 156.

[4] Stiegler B. Il faut s’adapter: sur un nouvel impératif politique [It Is Necessary to Adapt: On a New Political Im-perative]. Gallimard, 2019.

[5] Stiegler B. Il faut s’adapter: sur un nouvel impératif politique [It Is Necessary to Adapt: On a New Political Im-perative]. Gallimard, 2019.

[6] Lippmann, W. A Preface to Politics. HardPress Publishing, 2013. С. 98.

[7] Dewey, J. The Public and Its Problems in The Later Works of John Dewey 1925-1953. Vol. 2. Southern Illinois University Press, 1984. P. 364-365.

[8] Goodhart D. The Road to Somewhere: The New Tribes Shaping British Politics. Penguin UK, 2017.

[9] Devecchio A. Recomposition: Le nouveau monde populiste [Reconstruction: A New Populist World]. Serf, 2019. P. 1798.

[10] Delsol C. Populiste, c’est un adjectif pour injurier ses adversaires [‘Populist’ as an Adjective to Hurt Your Ad-versaries]. Le Figaro Vox, 6 September 2018.

[11] Goodhart D. Après le Brexit, le Royaume-Uni ne va pas couler en mer [After Brexit: The UK Will Not Sink]. Le Figaro Vox, 4 October 2019.

[12] Bock-Côté M. Le Multiculturalisme comme Religion Politique [Multiculturism as a Political Religion]. Les éditions du Cerf, 2016. P.291-292.

[13] Anderson B. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. Verso, 1983.

[14] Tharoor S. E Pluribus, India: Is Indian Modernity Working? Foreign Affairs, 1998. Vol. 77. No. 1. [online]. URL: https://www.foreignaffairs.com/print/node/1069817. Accessed 1 August 2020.

[15] Mill J.S. Utilitarianism. On Liberty: Considerations of Representative Government. Basil and Blackwell, 1993. P. 392-394.

[16] Watson A. The Evolution of International Society. Routledge, 1992. P. 230, 244.

[17] Cohn-Bendit D. Forget 68. Éditions de l’aube, 2008.

[18] Khan S., Hidalgo A. London and Paris Are Leading the Charge to Shape the 21st Century. The Financial Times, 27 June 2016.

[19] Vattel, E. Le Droit Des Gens, Ou Principes de la Loi Naturelle, Appliqués À La Conduite Et Aux Affaires Des Nations Et Des Souverains [The Law of Nations]. Chapter III, §§ 47-48. 1758.

[20] Oppenheim L.F.L. International Law: A Treatise. Vol. I, Peace. London, 1905. P.73.

[21] Hayek F. The Economic Conditions of Interstate Federalism. Foundation for Economic Education, 17 April 2017 [online]. URL: https://fee.org/articles/the-economic-conditions-of- interstate-federalism. Accessed 4 February 2020.

[22] Mises L. von. Liberalism in the Classical Tradition. Cobden Press, 1985. P.150.

[23] Hazony Y. The Virtue of Nationalism. Basic Books, 2018. P.45.

[24] Ohmae K. The End of the Nation State: How Regional Economics Will Soon Reshape the World. Simon & Schuster, 1995.

[25] Guehenno J.M. The End of the Nation-State. University of Minnesota Press, 2000.

[26] Hazony Y. The Virtue of Nationalism. Basic Books, 2018. P.43.

[27] Там же. P. 49.

[28] Там же. P. 3-4.

[29] Galactéros, C. Un nouveau partage du monde est en train de se structurer [A New Division of the World] // Figaro Vox, 9 November. 2019.

[30] Ferry L. La Révolution Transhumaniste: comment la technomédecine et l’uberisation du monde boulverser nos vies [The Transhumanist Revolution: How Techno-Medicine and the Uberization of the World Destroy Our Lives]. Plon, 2016. P. 222.

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 сентября 2020 > № 3493689 Рейн Мюллерсон

Файзиев о ситуации с Ефремовым: вычеркивать актера — это какой-то психоз, паранойя, паника

Продюсер и режиссер Джаник Файзиев и главный редактор Business FM Илья Копелевич обсудили первое после карантина большое кино — «Вратарь галактики»

В эти выходные во всех кинотеатрах — тех, что открыты, — показывают первый после карантина новый большой фильм — «Вратарь галактики». Чем рискует продюсер, когда снимает в России кино за миллиард, да еще и с Михаилом Ефремовым? И есть ли шансы у российского семейного блокбастера на других рынках в других странах? Чем мы отличаемся от Disney? На эти и другие вопросы в интервью главному редактору Business FM Илье Копелевичу ответил продюсер и режиссер «Вратаря галактики» Джаник Файзиев.

Наш гость Джаник Файзиев — продюсер, режиссер, известный зрителю уже давно по очень большим известным картинам: «Ночной дозор», «Дневной дозор», «Турецкий гамбит», «Адмиралъ» и так далее. А в эти выходные в наших кинотеатрах стартует наше первое большое кино «Вратарь галактики» с бюджетом миллиард. В этом фильме Джаник — продюсер, режиссер, наверное, автор идеи, автор сценария. В общем, насколько я понимаю, это дело большой части жизни.

Джаник Файзиев: Огромной!

Да, пишут, что это 12-летний долгострой.

Джаник Файзиев: Нет, это неправда. Все цифры уже перепутались. 12 лет — это цифра, которую я назвал, когда меня спросили, как давно мне пришла в голову эта идея. Я назвал цифру 12 лет, просто потому что мне цифра нравится, потому что я же не фиксировал в летописях: а вот меня посетила сегодня идея, и я написал первые три строчки будущего сценария. Официально мы получили первые деньги на проект и формально считаемся в запуске с 2014 года. Но, опять же, когда люди мне говорят про долгострой, я всегда спрашиваю: а у вас есть понимание, сколько мы должны были делать это кино, кто-то из вас знает? И никто не может мне на этот вопрос ответить хотя бы просто потому, что никто не понимает, как оценивать тот масштаб работы, который перед нами стоял. И если уж быть совсем объективными, то мы готовы были выйти в октябре прошлого года, как у нас и было запланировано изначально, просто там случилась чехарда с фильмами, Disney настаивал на том, что должна быть «Малефисента», и как-то мы не договорились с Disney. В общем, нам пришлось уйти, потому что кинотеатры очень боялись, что если не выйдет «Малефисента», то они не доберут план октября по сборам. А мы приблизительно на одну аудиторию рассчитаны, мы тоже кино семейного просмотра, и выходить под «Малефисенту», где бюджет первых двух минут явно был больше, чем весь бюджет нашего фильма, как-то нам показалось это обидным.

Тем не менее миллиард для российского кино — это цифра, которая выглядит абсолютно космической. Я посмотрел рейтинг наших дорогих фильмов, Никита Сергеевич Михалков, конечно, лидировал по возрастающей с бюджетом на «Цитадель» 45 млн долларов во времена, когда доллар стоил примерно 30 рублей, то есть это было чуть больше миллиарда в тех деньгах. Но все равно в нашей истории с бюджетом миллиард буквально несколько картин. И у нас всего несколько фильмов, которые в выручке собрали больше миллиарда. Вы ведь не только творец, вы продюсер, руководитель студии. Вам не страшно было браться за миллиард?

Джаник Файзиев: Я, наверное, больше, чем все вокруг, понимаю, поскольку мы же формировались как дикие капиталисты, нас никто ничему не учил. И мы всегда, всю свою жизнь, все эти годы, начиная с первых шагов в кино, сами считали деньги. Что такое продюсер, мы не знали, нас этой профессии не учили, поэтому у меня всегда в заднем кармане лежал калькулятор, и я быстро считал, во что нам обойдется вот это, сколько колбасы мы можем купить и порезать в кадре, это просто была классика жанра. Поэтому я, как никто другой, понимаю, что значит экономика в кино. Я прекрасно понимаю, что для того, чтобы сегодня полноценно делать бизнес в кино, нужно снимать фильмы, которые стоят 30-40 млн рублей. Это очень сложно сегодня, поскольку цены выросли. Но для этого надо набирать команду молодых голодных людей, которые чего-то там сделают, сильно влиять на то, что они будут делать, особо нельзя, потому что как только ты начинаешь влиять, сразу начинает расти бюджет, смета и так далее. И потом то, что они сделают, ты должен тихо притащить в кинотеатр, отдать в кино. А если ты еще в Фонде кино получишь государственную поддержку, то свои 5-15 млн, которые ты вложил в кино, так или иначе на сегодняшнем рынке вернешь.

Так это заранее обреченное дело: делаем дешево, но продаем совсем мало?

Джаник Файзиев: Делаем дешево, делаем как получится, иногда получается хорошо, но в основном делаем зажмурившись — как выйдет, так выйдет. И мы, скорее всего, как-то во времени экономику сведем — если не в ноль, то в небольшой плюс точно выйдем. Есть такое английское выражение, я его в Америке впервые услышал. Когда-то мы делали сериал «Русские в городе ангелов». И меня послали на амбразуру, видимо, потому что я единственный, кто более или менее говорил прилично по-английски и разбирался в кино. Меня Эрнст послал на амбразуру заниматься обустройством тамошнего производства. Америка, наш копеечный бюджет, и я не понимаю, чего делать. И оператор мне говорит: «Я не могу с этим работать, вы же хотите, чтобы хоть как-то выглядело». И я иду в rental house к чуваку, который продает, как потом выяснилось, он был пилотом бомбардировщика В-52 во время вьетнамской войны. Он мне показывает, что сколько стоит. Говорит: это стоит столько, это стоит столько, вот самый маленький набор этих осветительных приборов стоит тысячу долларов за смену. Потом смотрит на меня и говорит: But if you bring me a good story I will give it to you for free. You know why? Я говорю: Why? — Because we are film people. («Если ты расскажешь хорошую историю, отдам бесплатно. Знаешь почему?» — «Почему?» — «Потому что мы киношники». — Business FM.)

И? Did it work? (Сработало?)

Джаник Файзиев: Как в старом анекдоте, тут мне такая пруха пошла. Я сел, рассказал ему в лицах, станцевал джигу, историю, мы сторговались и взяли этот трак, по-моему, за 350 долларов за смену, потому что у него не было тогда большой работы, он нам его отдал, но только, что называется, на личном участии. Вот это film people — это такой наркотик, бацилла, не знаю, как еще ее назвать, которая не дает тебе покоя, которая заставляет тебя любить то, что ты делаешь. И любить не потому, что это приносит тебе деньги. И уж точно мой коллега [Сергей] Сельянов тоже понимает, что нельзя делать кино дороже 120 млн рублей. Поэтому мы с Сережей понимали прекрасно, что только большими проектами, только проектами с задачами, которые доселе индустрия не решала, мы можем двигать вперед индустрию, двигать вперед отечественное кино. Например, вчера после премьеры ко мне подошли несколько молодых людей, в том числе Даня Козловский подошел ко мне и сказал: «Помимо всех прочих прекрасных слов, которые я могу тебе сказать, самое главное, что сегодня для меня случилось, я сегодня понял, что можно. Я вчера в эту сторону даже не думал, потому что думал, что это невозможно. А сегодня я посмотрел и понял: можно. То есть там, куда ты прыгнул, есть где приземлиться. То есть можно пойти туда тоже».

«В условиях пандемии, конечно, мы вообще ни на что не рассчитываем, мы только надеемся, что хоть что-то окупим»

И все-таки миллиард как-то давит сейчас на вас?

Джаник Файзиев: Конечно, давит.

Сейчас кино начнет продаваться, выходит на экраны, мы поговорим об этом, естественно, подробнее, потому что знаем, что происходит с кинотеатрами. Сколько, как вы думаете, вы соберете?

Джаник Файзиев: Мы надеялись, если бы все было нормально, побороться хотя бы за break-even, выйти хотя бы в ноль, это приблизительно должна быть планка 1,4 млрд, чтобы мы себя чувствовали более или менее спокойно. Но в условиях пандемии, конечно, мы вообще ни на что не рассчитываем, мы только надеемся, что хоть что-то окупим.

А отдуваться потом за это как-то придется или нет?

Джаник Файзиев: Конечно, придется.

500 млн у вас из Фонда кино.

Джаник Файзиев: Да.

Еще 500 млн частных денег, довольно много дал Сергей Шишкарев, нашей публике он знаком по покупке «Трансконтейнера». Значит, они все, если что, войдут в положение и простят или студия может разориться, закрыться?

Джаник Файзиев: Студия может и разориться.

А каковы условия, когда дают миллиард?

Джаник Файзиев: Нам миллиард никто не давал, мы запустились с меньшим бюджетом, а я понимал прекрасно, что у нас будет какой-то финансовый дефицит. Но нам в этом смысле страшно повезло: как любому большому кораблю, который уходит в большое плаванье, мы встретили все шторма, какие только было возможно, за эти шесть лет. Вы лучше меня знаете, что за эти шесть лет случилось с рублем, со страной, со всякими экономическими кризисами, включая коронавирус и так далее. Мы встретили все, что было, по полной программе. Более того, когда мы начали разрабатывать проект, на проекте случались разного рода сложности: мы начинали заказывать какое-то оборудование или какие-то технически сложно изготовляемые объекты, и люди брали аванс и через какое-то время объявляли, что не могут с этим справиться, или то, что они делали, нас не устраивало, и мы шли в другую сторону. Это была в чистом виде лабораторная работа. Поэтому случился момент, когда мы поняли, что наш бюджет вырос довольно значительно.

Извините, скажу опять англо-бизнес-языком, у вас косты в основном в рублях или в долларах?

Джаник Файзиев: В рублях, конечно.

Я читал, что у вас команда аниматоров международная.

Джаник Файзиев: Я как раз хотел сказать. Компьютерная графика, программное обеспечение, все шнуры и апгрейды — конечно, все в долларах. Поэтому эта долларовая часть естественным образом выросла. И плюс у нас работала команда, по-моему, из около 30 иностранных аниматоров, причем аниматоров серьезного уровня, и, естественно, мы оплачивали их в долларах по курсу.

«Зал аплодировал на некоторые реплики Ефремова, и я понимал, что они аплодировали не только потому, что они яркие и смешные, еще это был такой акт поддержки»

Поскольку я был на премьере, чуть позже скажу, что я думаю о фильме, но поговорим про картинку. Я прочитал, что все это актеры играли, грубо говоря, в комнате, а дальше все, что их окружает, эти потрясающие вещи, рисовались. Я знаю, что уже давно так снимают, но...

Джаник Файзиев: Ну, если павильон 1750 квадратных метров называть комнатой, то да.

Но это не в глубине, так сказать, сибирских руд, не в этой скважине, не в этих пролетах, не в этой тропической Москве 2071 года после этой предкатастрофы, которая предшествует началу фильма и потом нависает. Всего этого актеры не видели.

Джаник Файзиев: Да, они видели все это на картинках, на эскизах или в предварительно исполненных декорационных макетах и так далее. Мы построили огромные макеты, потому что, опять же, голь на выдумки хитра.

А Disney так же снимает?

Джаник Файзиев: Да, конечно. Я был когда-то на Disney, мне проводили экскурсию. Я был в павильоне «Пиратов Карибского моря», где снималась сцена морских боев. Это был павильон 5 тысяч квадратных метров, внутри которого они построили бордюр высотой 1,1 метра из металла сантиметровой толщины и просто залили водой. И все, у них эти огромные плоскодонные пятимачтовые корабли просто плавали в этом павильоне, как в огромной ванне. Меня больше всего поразило, что металл — всего-навсего эта десяточка, этот огромный водный объем держала эта десяточка. Причем очень смешно, они мне рассказали, что бордюр-то выдержал, но опора, основание не выдержало, пришлось рыть и там строить, и там уже было серьезное строительство, которое они могли себе позволить с их 200-миллионным бюджетом. То есть, естественно, были незапланированные расходы.

У нас таких фильмов довольно мало, если делались вообще. Наше кино все-таки драматическое. Сидим мы на диване в предлагаемых обстоятельствах, и все между нами происходит на диване. Фильмы с такой картинкой мы только начинаем делать. Наши актеры, хороший, замечательный каст: Миронов, Ефремов. Это будет первая роль Ефремова на экране после всего произошедшего. Мы знаем, что происходит в Голливуде: не то что из нового фильма, еще не вышедшего, вырезают, а даже замазывают в старых.

Джаник Файзиев: Миша действительно один из немногих людей, которого правда все любят. Его любят все люди внутри индустрии, его любят зрители, он какой-то фантастический коммуникатор — я даже не знаю, как это назвать. И то, что с ним случилось, это действительно страшная трагедия. И я не понимаю логики, по которой американцы вырезают и зачеркивают.

Потому что такое впечатление, что у них публика может не пойти, вопрос репутации так стоит.

Джаник Файзиев: Я не понимаю, почему публика так на это реагирует. Я помню, как-то рылся в сундуке у своей бабушки дома. Моя любимая бабушка, мы жили вместе, она меня воспитывала. И я что-то рылся в сундуке, не помню, что я там искал, я наткнулся на какую-то старую фотографию, на которой была группа каких-то молодых людей, и часть этих людей была крестом зачеркнута. Я говорю: «Бабуль, это что?» Она говорит: «Это дедушка, это его выпускной класс в его ПТУ, и он вычеркивал всех врагов народа». И у меня прямо встает этот образ, когда мне говорят, например, Кевина Спейси вычеркивают сейчас, еще кого-то. У меня всегда этот образ с перечеркнутыми лицами. А потом прошло время, сейчас это жутко выглядит. Какой-то вандализм высокого уровня мне в этом видится, тем более что прошло время, и мы понимаем, как эти враги народа формировались, почему они были опасны и так далее. И эта скороспелость принятия решения, на которую так сильны американские коллеги, у меня все время происходит отсыл к этому образу, этой фотографии. Я понимаю, что случилась трагедия. Я понимаю, что суд вынесет решение по поводу степени вины Михаила. И я уверен, он в этом смысле настоящий большой благородный человек, он с достоинством должен это принять. Я понимаю, что можно не сделать чего-то в будущем, наверное, если вынесут приговор, Мише вынесут срок, и он не сможет работать, не знаю, это в будущем. Но какое отношение это имеет к прошлому, я не очень понимаю.

А мы просто не знаем, как наша публика будет относиться к этому сейчас, потому что у нас таких случаев еще не было.

Джаник Файзиев: Это правда. Но именно потому, что их не было, я считаю, что...

Пусть и не будет.

Джаник Файзиев: Мы же сейчас какие-то новые морально-этические принципы выставляем. Почему, когда наша публика видит что-то, что мы заимствовали у американского кино, на нас начинают орать и говорить: «Безобразие! А что вы своего не можете придумать?» А при этом почему-то, когда мы носим шмотки нероссийского производства, никто на нас не орет и не говорит, что же вы не носите шмотки российского производства. Или тетеньки пользуются нероссийской косметикой, и их тоже никто в этом не упрекает. И почему-то никто не упрекает журналистов, которые бегают и спрашивают: вот Кевина Спейси везде вырезали, а вы чего же не вырезаете своих? И мне кажется, мы должны всем нашим, и в том числе коллегам по масс-медийным средствам, объяснить, что это точно заимствовать у американцев не надо, это какой-то психоз, паранойя, паника, которую не надо переносить на нашу почву. Она к нам не должна иметь отношение, мы в этом смысле более человечные человеки, мы своих не бросаем и дружбу не должны прерывать.

Я видел фильм. У Ефремова заметная роль, и его реплики, я видел в зале, вызывают огромную эмоцию. Наверное, дай бог, наша публика не будет накладывать одно на другое.

Джаник Файзиев: Я в это очень верю и надеюсь, и мне ужасно понравилась реакция зала. Зал аплодировал на некоторые реплики Ефремова, и я понимал, что они...

Они, как всегда, яркие.

Джаник Файзиев: Они аплодировали не только потому, что они яркие и смешные, еще это был такой акт поддержки Мишки, потому что все понимали, что ситуация непростая.

Вернемся к миллиарду, который вы пока даже не надеетесь вернуть, хотя все бывает, никто не знает. Если вы не возвращаете миллиард, что с вами будет?

Джаник Файзиев: Фонд кино подаст на меня в суд, потому что я должен вернуть Фонду кино 200 млн рублей, которые взял. 300 млн были безвозвратные, 200 млн были возвратные. У меня есть в компании библиотека, это фильмы, которые мы снимали раньше. Наверное, они оценят библиотеку, опишут ее, и дальше я расскажу, как, в каком режиме я буду эти деньги возвращать.

А деньги частных инвесторов?

Джаник Файзиев: Поскольку это были соинвестиции, то деньги частных инвесторов — это их риски. В этом смысле я потратил часть своих денег и 200 млн государственных.

И за них вы отвечаете, это ваш предпринимательский риск?

Джаник Файзиев: Конечно, да.

«Я вообще не понимаю, почему со времен «Москва — Кассиопея» наши пацаны не спасали мир»

Теперь про само кино. Жанр — блокбастер, добрый, фантастический, семейное кино. Самое главное почему-то, когда речь идет о русском кино, большинство людей думают, что там будет что-то крайне печальное, грустное, темное. Я видел фильм, могу сказать, что с него выходишь в приподнятом, очень хорошем настроении. Я такие фильмы обычно не смотрю.

Джаник Файзиев: Я был уверен, что вам не то что кино не понравится, а оно, как сейчас модно говорить, не зайдет. Потому что я понимаю, что люди, которые работают с цифрами, с бизнесом, у которых мозги рациональные, как правило, не любят жанр фэнтези, фантастики. Как правило, эти люди любят вещи конкретные, утилитарные, которые нужно на правильные места расставить, которые, условно говоря, применимы в реальной жизни. Поэтому я был уверен, что, скорее всего, вам кино не зайдет. Клянусь вам, мне в десять раз приятнее ваши добрые отзывы о фильме, чем сотни людей, которые мне рассказали восторженно о том, какое удовольствие получили. Понимаете, невзирая на то что куча СМИ пишет о том, что это наш ответ кому-то, у меня не было никакой задачи никому ничего отвечать, потому что меня никто ни о чем не спрашивал. Я просто люблю фантастику, я обожаю рассказывать сказки детям. У меня много детей, и мне так повезло, что у меня дети разных поколений: старшей 30, младшей — два. Я много лет рассказываю детям сказки не переставая, я это люблю делать, я их сочиняю, импровизирую, иногда повторяю. У меня есть целая теория по поводу сказок, которые можно рассказывать детям. И я люблю фантастику, я страшно люблю фэнтези, и, самое главное, я вообще не понимаю, почему со времен «Москва — Кассиопея» наши пацаны не спасали мир, я вообще не могу этого понять, мне честно по-пацански было за это обидно.

Но и это тоже было не главное. Для меня была важна человеческая история, для меня было важно это мое подростковое самоощущение, когда тебе кажется, что ты гадкий утенок, ты себя вообще не понимаешь и тебе кажется, что тебя не любят, и ты отвечаешь кому-то колюче, и тебе кажется, что тебя за это тоже не любят, и ты начинаешь не любить всех в ответ, а главное, что чем больше ты начинаешь в этом закапываться, ты теряешь самое важное чувство, которое, как мне кажется, делает нас людьми, социальное чувство — это умение понять друг друга без слов. Зинаида Гиппиус говорила: если надо объяснять, то не надо объяснять. Я всю жизнь был против этого постулата, потому что считаю, что наоборот, чтобы договориться, надо все проговорить. А вот потом наступает такой момент, когда ты все проговорил, и вроде бы ты все сказал, а дальше либо включается то, что вам... У меня был друг Петя Луцик, безвременно нас покинувший, мы с ним лет с 14 дружили. И вот я с ним впервые ощутил это понимание. Мы приезжали куда-то, и мы, не договариваясь ни о чем, могли потеряться. Кто-то увлекся чем-то своим, кто-то пошел за чем-то своим, и я точно знал, что через 30 минут я его встречу вот там, и мы там встречались.

И это невысказанное понимание друг друга было для меня главным драйвером в придумывании этой истории, потому что наш герой отчасти проекция всего того, что мы понимаем про наше общество. Наш герой не верит своим, мы же никому не верим, мы же никому не доверяем. Мы считаем, что нас все обманывают: врачи, милиционеры, правительство, институты, банки. И поэтому наш герой никому не верит, наш герой ни с кем не хочет общаться, он считает себя несчастным, потому что он один знает, как правильно, а все вокруг делают что-то другое. И он делает категоричные выводы из того, что знает, имея весь свой объем информации, и на основе этого объема информации предпринимает поступки максимально радикальные. Ну скажите мне, что это не портрет среднестатистического гражданина нашей с вами страны.

Да, соглашусь, и драматичный в данном сюжете.

Джаник Файзиев: Да. И это бессознательно.

Он ошибается.

Джаник Файзиев: Да. И потом вдруг, когда перед ним открывается картина больше, больше и больше, он вдруг понимает, что так было делать нельзя, мир выглядит иначе и надо делать все по-другому. Мне кажется, именно эти объемные вещи, может быть, даже бессознательно считанные вами, все-таки заставили вас повернуться к картине.

Я редкий случай, потому что я фэнтези не выношу вовсе. Я не смог посмотреть даже «Матрицу».

Джаник Файзиев: Это великий комплимент, потому что я обожаю эту картину.

Но я не смог посмотреть, а здесь я пришел в гости. Конечно, я первые 15 минут привыкал к этой условности, потому что я это в принципе не люблю, но потом — это мое личное восприятие — меня это зацепило и повело. Наверное, вы сделали то, что главное в таких фильмах и чего — мне кажется, я не профессионал — не хватает в нашем кино: часто не получается выдержать ритм, потому что с какого-то момента оно начинает развиваться очень быстро после этой разной видовой экспозиции. Это мое лирическое отступление. Это, по-моему, первый на нашей памяти случай, когда это зрительское кино, блокбастер, который ориентирован на массовую аудиторию, поддерживают все телеканалы, которые, как правило, бывают в конкуренции. И Эрнст сказал: «Мы сделаем все, чтобы об этом кино узнал каждый», — понимая ситуацию, в которой находятся сейчас кино и кинотеатры. Как это произошло? Вы с ними договорились или это такой благородный порыв всей индустрии — поддержать первый большой релиз на фоне фактически закрытых, полумертвых кинотеатров?

Джаник Файзиев: Это произошло само по себе. Константин Львович посмотрел кино как член совета Фонда кино — там выносился вопрос о поддержке фильма и так далее. Костя как раз из этой категории киношников, film people, ему кино очень понравилось. Нас просили не уходить с этой даты. Мы, конечно же, как нормальные бизнесмены с Сельяновым хотели уйти с 27 августа, потому что прекрасно понимали, что, по самым благоприятным прогнозам, откроются 50-60% кинотеатров.

И в них будет только 50% мест продаваться.

Джаник Файзиев: Совершенно верно. И мы, конечно, хотели уйти с этой даты, но нам сказали: нет, вы что, вы не можете, потому что вы единственные, потому что весь Голливуд ушел на 2021 год, и у нас кинотеатры должны открыть, это социальная вещь, вы не волнуйтесь, мы вас будем поддерживать, мы вам создадим все условия, на правительственном уровне и так далее. Мы остались на этой дате. А потом постепенно все обещания поддержки как-то подрастворились или, мягко скажем, приморозились пока. И на очередном совещании, когда встал вопрос, Костя сказал: давайте мы втроем их поддержим, объявляем, как у Киплинга было, перемирие засухи.

Причем это фильм ничей.

Джаник Файзиев: РТР был нашим партерном изначально, мы должны были с РТР выходить, и РТР должны были быть нашим информационным партнером и так далее. СТС тоже присутствовал как сопартнер, они между собой должны были делить телевизионные права. А вот уже к ним присоединился Первый канал, это случилось буквально месяца полтора-два назад, когда было это знаменитое совещание совета фонда, на котором Эрнст сказал, что готов включиться по-честному.

У нас, конечно, нет опыта, чтобы мы вышли на большие рынки с нашим кино, но этот фильм в принципе по жанру вроде бы интернациональный, там нашей национальной специфики мало, кроме того, что тропическая Москва и замерзший Нью-Йорк.

Джаник Файзиев: Знаете, был такой опыт у Славы Полунина, он говорит: «У меня сидит ползала на снежном шоу — вот здесь сидят наши русскоговорящие люди, а здесь сидят иностранцы. Идет спектакль, ползала плачет, ползала смеется, а потом наоборот — эти ползала смеются, а эти ползала плачут». И он говорит: «Я до сих пор (он много лет он живет во Франции) не понимаю принцип, по которому иностранцы реагируют на наши русские шутки, шутки, на которые наши русские люди плачут». Я показывал фильм, естественно, в Голливуде, правда, всегда в разной стадии готовности, не в самой финальной. И один очень известный американский режиссер посмотрел картину на очень ранней стадии, наговорил кучу комплиментов, потребовал, чтобы я приезжал к нему каждый раз, когда у меня будет появляться какой-то апгрейд. И он каждый раз мне говорил, что это фильм, который в Голливуде сняли бы как-то так же и что давно в Голливуде не снимали такого хорошего кино. А когда мы пришли к прокатчикам, то несколько очень известных прокатчиков, высказываясь комплиментарнейшим образом о фильме, сказали мне: «Вы помните «Пятый элемент»?» Я говорю: «Да». — «Пятый элемент» непонятен американской аудитории». Я говорю: «Что вы хотите сказать?» — «Мы хотим сказать, что вы сняли не американское, а европейское кино. Есть очень многие вещи, которые нашему американскому зрителю непонятны». Я говорю: «Например?» Пауза. Не могут ответить, что конкретно им остается непонятным.

Так же как Полунин.

Джаник Файзиев: Так же как Полунин, да. Но какой-то флер, видимо, есть. Этот неуловимый флер, когда что-то такое мое не российское, а европейское воспитание в рассказывании истории и в снимании кино все-таки туда проникает. Видимо, действительно, для какой-то части американской аудитории это сложновато, нет каких-то культурных кодов, о существовании которых мы даже не догадываемся.

Илья Копелевич

Россия > СМИ, ИТ > bfm.ru, 28 августа 2020 > № 3539321 Джаник Файзиев

СОЮЗНИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА РОССИИ: ЧТО ДЕЛАТЬ И ЧТО МЕНЯТЬ?

ДМИТРИЙ ТРЕНИН

Директор Московского Центра Карнеги, член Совета по внешней и оборонной политике.

РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ

Союзники. С.А. Денисенцев, А.В. Лавров, Ю.Ю. Лямин, А.В. Никольский; под ред. К.В. Макиенко. – М.: Центр анализа стратегий и технологий, 2020. – 176 с.

Острый политический кризис в Белоруссии, разразившийся в результате президентских выборов в августе 2020 г., заставляет внимательнее присмотреться к политике Москвы в отношении номинальных российских союзников – не только Белоруссии, но и других членов Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) – Армении, Казахстана, Киргизии и Таджикистана.

Российский официоз через каналы государственных СМИ привык говорить об этих странах преимущественно комплиментарно, избегая серьёзного анализа и лишь изредка, вскользь упоминая о проблемах во взаимоотношениях. В результате реальная ситуация в ближайшем окружении России выносится за скобки в публичном пространстве, а кризисы, когда они возникают, для многих в России выглядят неожиданными.

Еще хуже то, что политика Москвы в отношении союзников строится, по-видимому, по обстоятельствам, без тени стратегического целеполагания. Психологическим фоном этой политики служит инерция советско-имперской общности, а основной движущей силой – материальные отношения между группами элит. Общества стран-соседей при этом выпадают из поля зрения.

Всё это напоминает отношения в социалистическом содружестве, которые выглядели беспроблемными и братскими, пока они внезапно не прорывались кризисами и восстаниями и в конце концов не трансформировались в лучшем случае во взаимное безразличие, а в худшем – в устойчивую враждебность. Как ни парадоксально это звучит, России обычно удавалось более удачно выстраивать отношения с дальними партнёрами и даже противниками, чем с ближними соседями, пусть даже и союзниками.

Это положение нужно менять. Вот почему небольшая книга «Союзники», написанная авторским коллективом в составе С.А. Денисенцева, А.В. Лаврова, Ю.Ю. Лямина, А.В. Никольского под редакцией признанного эксперта в области военного и военно-технического сотрудничества Константина Макиенко и изданная Центром анализа стратегий и технологий (ЦАСТ), так актуальна, полезна и важна.

ЦАСТ – это исследовательская группа военно-политических международников нового поколения, которая за последние годы, основываясь на богатом фактологическом материале, опубликовала целый ряд чрезвычайно интересных работ по отечественной военной и военно-промышленной политике, анализу боевому применению Вооружённых Сил РФ, а также военному страноведению – в том числе по операции ВКС в Сирии и ситуации на Южном Кавказе.

Инвентаризация отношений России с её союзниками, которую сейчас провели специалисты ЦАСТ, не только собирает воедино богатый фактический материал, но и подводит к интересным и во многом тревожным выводам, которые непременно должны учитываться при формировании российской внешней и военной политики в ближнем зарубежье Российской Федерации.

Авторы исследования ставят два основных вопроса: насколько важны для России отношения с каждой из союзных стран; насколько лояльны союзники по отношению к Москве. Ответы на эти два вопроса позволяют поднять более общую проблему: учитывая цену, которую Россия платит за поддержание союзнических отношений с конкретными странами, и возможности, которые она получает в результате, – какова эффективность союзнической политики Российской Федерации на каждом из пяти страновых направлений.

Отсюда всего лишь один шаг к заключительному, главному вопросу: что делать и что менять?

Прежде чем приступать к анализу ответов на поставленные авторами вопросы, есть смысл рассмотреть феномен союзничества в современном мире и его актуальность для Российской Федерации. Известно, что господствующая позиция США на международной арене в значительной степени основывается на системе союзов и партнёрств с десятками государств. Благодаря этой системе США имеют возможность выступать и действовать не как одно, пусть даже самое мощное государство, а в качестве лидера международного сообщества либеральных демократий и ассоциированных стран – «свободного мира», коллективного Запада и тому подобных. Положение лидера не только придаёт Вашингтону известный моральный авторитет в различных международных организациях, но и позволяет эффективнее действовать в отношении противников, мультиплицируя эффект собственно американских экономических и политических шагов. Кроме того, США получают возможность размещать свои вооружённые силы на территории десятков стран по всему миру, во всех океанах и многих морях, материально подкрепляя тезис о подлинно глобальном характере американских интересов.

Многие американцы уверены в том, что фундаментальная слабость Китая как главного соперника США на современном этапе состоит в том, что у КНР сейчас практически нет союзников. Действительно, считать такими Северную Корею, Камбоджу или Пакистан можно с очень большой натяжкой. Именно поэтому провозглашённая ещё в 2013 г. пекинская инициатива «Пояс и путь» сталкивается сейчас с растущим противодействием Вашингтона, поскольку считается, что её подлинная долгосрочная цель – создание китаецентричной международной системы, так называемой Pax Sinica. В условиях углубляющейся американо-китайской конфронтации всё большее внимание в США и в странах Европейского союза привлекает развитие отношений между Китаем и Россией, которые уже достигли уровня, который можно определить как антанта: больше, чем стратегическое партнёрство, но всё ещё меньше, чем военно-политический союз.

Вопрос о потенциале дальнейшего развития российско-китайских отношений лежит далеко за пределами работы специалистов ЦАСТ. Здесь же отметим, что в России по-прежнему широко распространено мнение, что наличие постоянных союзников, пусть и не очень мощных, – необходимый атрибут великой державы. У Советского Союза была Организация Варшавского договора – военный блок, объединявший государства Восточной Европы; в разное время – двусторонние союзнические отношения с такими странами, как Афганистан, Вьетнам, Китай, КНДР, Куба, Монголия; договорные квазисоюзнические обязательства с Анголой, Египтом, Индией, Ираком, Южным Йеменом, Мозамбиком, Сирией и другими. Советские военные советники и специалисты служили – и нередко принимали участие в боевых действиях – во многих горячих точках в Азии, Африке и Латинской Америке.

Отсюда – непосредственно к предмету рецензируемой работы. Сегодняшняя Россия возглавляет Организацию Договора о коллективной безопасности, охватывающую шесть – включая саму РФ – республик бывшего СССР. ОДКБ существует уже больше двух десятилетий. Проводятся регулярные саммиты, функционирует штаб сотрудничества, организуются совместные учения, подготовка офицеров, осуществляются поставки российских вооружений и техники по льготным ценам. Тем не менее ОДКБ так и не стала интегрированной военной организацией.

Более того, во внешнеполитическом политическом отношении все номинальные союзники Москвы официально провозглашают и практикуют многовекторность. Иными словами, наши союзники постоянно и открыто балансируют между Россией и другими игроками: США, Евросоюзом, Китаем, отдельными странами НАТО, Турцией, Ираном и другими. При этом даже самые близкие союзники (Белоруссия и Казахстан) на официальном уровне неоднократно говорили о России как о потенциальной угрозе их суверенитету и активно развивают отношения с США, находящимися в состоянии долговременной конфронтации с Россией. К чему этот курс приводит на практике, многие увидели этим летом в Белоруссии.

Минск, однако, не исключение. Ни один из союзников России не признал вхождение Крыма в её состав или независимость Абхазии и Южной Осетии. При голосовании в ООН по резолюциям, затрагивающим интересы России, солидарность союзников факультативна. Наиболее высокую степень поддержки, как видно из приведённой в книге ЦАСТ таблице, демонстрирует Армения, наименьшую – Таджикистан.

В Москве эта ситуация вызывает раздражение, но вместе с тем часто и порождает уныние: союзники «уходят от Москвы»; неблагодарные элиты бывших имперских окраин смотрят кто на Запад, кто на Восток; их народы пассивны, а геополитические противники и конкуренты России, напротив, активны.

Противоположная риторически активная реакция ничуть не более конструктивна. Говорится о необходимости нового союза народов во главе с Россией против антинародных «самостийных» элит.

Как свидетельствует книга «Союзники», не стоит ни опускать руки, ни предаваться иллюзиям. Реальность на постсоветском пространстве, а также действительные потребности российской внешней и военной политики одновременно позволяют и требуют не восстановления государственного союза федеративного или конфедеративного типа (это невозможно и невыгодно самой России), а создания гибкой системы партнёрств, обеспечивающей защиту и продвижение национальных интересов. Для этого необходимо отрешиться от ностальгических воспоминаний, а также отказаться от устаревших представлений и некритического отношения к формальным союзникам. Исследование ЦАСТ позволяет в этой связи сделать ряд важных выводов.

Первый вывод заключается в том, что у России нет ни возможностей, ни необходимости пытаться следовать примеру США и выстраивать региональный военно-политический блок в Евразии по образу и подобию НАТО или ОВД. В отличие от союзников США по НАТО, которые за три четверти века, прошедшие после окончания Второй мировой войны, фактически отказались от военного и геополитического суверенитета и делегировали решение важнейших проблем безопасности и внешней политики на уровень НАТО, а фактически – Вашингтона, все постсоветские страны, впервые в современной истории получившие независимость в результате роспуска Советского Союза, всё ещё переживают праздник независимости от бывшей метрополии. Формальный суверенитет – фактически главное достижение, которое правящие элиты от Минска до Душанбе могут сегодня предложить своим народам. Россиянам необходимо не только иметь в виду, но и принять, что независимость для каждой бывшей республики СССР – это прежде всего, или даже исключительно, – независимость от Москвы.

К этому выводу необходимо добавить, что постоянные военные союзы – не только детище, но и функция холодной войны. С её окончанием Вашингтону и западноевропейским столицам пришлось искать новые занятия для НАТО: миротворчество, борьба с терроризмом, наконец, новое противостояние с Россией, но ни одна из этих новых миссий не стала полноценной заменой первоначальной. В современных условиях НАТО существует главным образом благодаря стремлению США сохранить если не господство, то первенство в мире, и нежеланию – а также неспособности – подавляющей части европейских элит брать на себя ответственность за внешнюю политику безопасность своих стран. Нынешние попытки Парижа придать стратегическую субъектность Европейскому союзу и переосмыслить НАТО как равноправный альянс объединённой Европы и Америки наталкиваются на отторжение внутри ЕС и противодействие США.

Ситуация на постсоветском пространстве принципиально иная. Заключение Договора о коллективной безопасности в 1992 году и создание на его основе ОДКБ в 1999 году было призвано сохранить внешний периметр обороны и безопасности после распада СССР. Предпринятая в 2011 году попытка Москвы создать Евразийский союз как интегрированный региональный блок с военно-политической компонентой оказалась, однако, неудачной. В то время как Россия таким образом стремилась обеспечить себе благоприятное окружение и статус центра силы в Евразии, союзные страны, напротив, руководствовались собственными интересами и видели для себя иные угрозы. Максимум, чего удалось добиться – это партнёрство в сфере безопасности под названием ОДКБ и таможенное соглашение, официально именуемое Евразийский экономический союз. Фактически это – предел возможного в нынешних условиях.

Необходимости выстраивать на этой основе полноценный военно-политический блок у России сейчас тоже нет.

Российская Федерация, в отличие от СССР и США в прошлом или США и КНР сейчас и в будущем, не участвует в борьбе за мировое первенство.

У России нет идеологии или политико-экономической системы, которую ей хотелось бы распространить на остальной мир. Главная цель внешней политики РФ заключается в том, чтобы сохранить и укрепить суверенитет России, обеспечить её безопасность и процветание, а также добиться учета её интересов при решении основных глобальных и региональных проблем, включая вопросы мироустройства. В стратегическом отношении на обозримую перспективу это означает позицию активной обороны в сочетании с конструктивными действиями по формированию более свободного миропорядка. Для таких целей гибкие партнёрства, учитывающие особенности конкретных стран, более эффективны, чем громоздкие союзы и блоки.

Вторым выводом является то, что для обеспечения безопасности страны на американо-натовском стратегическом направлении, вновь ставшем главном, собственного потенциала России вполне достаточно. Основой её системы безопасности является стратегическое сдерживание – ядерное и неядерное. В этой области она практически не зависит от союзников.

Для целей обороны страны Россия также может рассчитывать почти исключительно на себя. Значение Белоруссии как передовой оборонительной позиции на важнейшем стратегическом направлении чрезвычайно велико. Тем не менее необходимо учитывать, что даже локальное вооружённое столкновение в этом регионе с большой вероятностью может перерасти в региональный конфликт с применением ядерного оружия, который в свою очередь вряд ли останется ограниченным. Точно так же Россия должна рассчитывать только на собственные силы в случае экспедиционных операций типа сирийской или действий по сохранению мира или принуждения к нему, как это было в Грузии.

Что касается стран ОДКБ, то они могут быть полезны для решения ряда задач – борьбы с экстремизмом и терроризмом, наркотрафиком, а также, возможно, для стабилизации обстановки в Центральной Азии.

Упор на безопасность, а не на оборону означает необходимость более тесного сотрудничества специальных служб России и соответствующих стран.

Советы безопасности, а не министерства обороны или генеральные штабы должны в соответствии с этой логикой быть головными участниками взаимодействия.

Как Россия не вправе ожидать помощи союзников в случае нападения на себя, так и она со своей стороны не должна обещать союзникам автоматическую военную защиту в случае конфликтов, в которые они могут оказаться вовлечены. В принципе, Москва так и поступает: достаточно посмотреть на ситуацию между союзной России Арменией и её противником – Азербайджаном. Москва поддерживает баланс между враждующими сторонами, выступает сопредседателем международной группы по Нагорному Карабаху и является противовесом амбициям соседней региональной державы Турции.

Третьим важным выводом, к которому подводит работа ЦАСТ, является то, что ОДКБ является зонтичной структурой, своего рода холдинговой компанией в сфере безопасности, и что центр тяжести этих отношений лежит в области двусторонних связей России с соответствующими странами. Более или менее тесная координация двусторонних связей требуется, пожалуй, только на центрально-азиатском направлении, где у России сразу три союзника: Казахстан, Киргизия и Таджикистан.

Каждая пара отношений имеет свою специфику, уходящую корнями в многовековую историю, почти всегда плохо знакомую большинству россиян, в том числе международникам. Авторы исследования справедливо уделяют внимание сложным перипетиям политики России в отношении соседних народов, а затем имперских окраин на протяжении нескольких веков. Трактовка этой политики не раз менялась в царский, советский и постсоветский периоды и всегда была политизированной. Потребности строительства новых наций и государств на месте бывших советских республик ведут, как правило, к закреплению в политической мифологии этих государств критического отношения к роли Российской империи и Советского Союза в судьбе соответствующих народов. С этим России нет необходимости соглашаться, но приходится жить.

Четвёртым выводом может стать то, что для реализации ряда военно-политических целей Россия может эффективно действовать вне системы ОДКБ и без формальных союзников. Опыт проводящейся с 2015 года российской военной операции на Ближнем Востоке, подробно описанной в другой книге ЦАСТ, продемонстрировал совершенно иную модель союзничества, чем воплощённая в НАТО и в сильно ослабленной форме в ОДКБ модель ХХ века. Это тактическое и оперативное взаимодействие с ситуативными партнёрами на ограниченном театре военных действий, без долгосрочных обязательств, без создания специальных институтов и без интеграции вооружённых сил. Главное, что объединяет участников такой коалиции, – это совпадение их конкретных интересов по месту и времени.

Такое союзничество мало напоминает ситуацию в Европе в период холодной войны, но очень похоже на Европу XVIII или отчасти XIX веков – эпоху непостоянных отношений и калейдоскопически меняющихся коалиций. Очевидно, что эта модель больше подходит для условий локальных и региональных конфликтов XXI века, чем блоковая модель, изначально выстроенная в ожидании глобального конфликта с вероятным применением ядерного оружия.

От общих выводов теперь можно перейти к частным, по конкретным странам.

Белоруссия

Президент Белоруссии Александр Лукашенко давно эксплуатировал, с одной стороны, опасения Москвы относительно «утраты» Белоруссии, а с другой – страхи стран НАТО перед российской экспансией в направлении Польши и Прибалтики. Это была чистая спекуляция на образах прошлого. У Москвы, разумеется, нет ни потребности, ни сил для дальнейшей геополитической экспансии – например, для захвата Прибалтийских стран, не говоря уже о Польше. Что касается ценности Белоруссии как оборонительного форпоста России, то она, как же отмечалось, велика, но новая война, если она случится, вряд ли начнётся и будет вестись так, как это было в 1812-м, 1914-м или 1941 году.

России – не только стратегически, но и психологически – необходима дружественная Белоруссия с предсказуемым руководством, тесно связанная с Россией отношениями экономического сотрудничества, культурной близости и взаимодействия в сфере безопасности и обороны. Москва, однако, не может игнорировать, что за тридцать постсоветских лет не только белорусские элиты, но и большая часть общества приобрели вкус к независимости, который уже не пройдёт. Союзное государство с Россией для большинства белорусов не слишком привлекательно. В Белоруссии формируется особая политическая нация. Значительная часть белорусского населения, особенно горожане и молодёжь, ориентированы больше на образ Европы (возможно, идеализированный), чем на то, что может предложить современная Россию.

Очевидная потребность России состоит в том, чтобы сохранить Белоруссию как партнёра и доброго соседа – вне зависимости от характера политического режима и личностей лидеров. Для этого есть много возможностей. В Белоруссии, как и в других союзных странах, Москве необходимо взаимодействовать не только с верховным правителем и его окружением, но и с элитами (не только политическими и экономическими) и шире – обществами. Партнёрские отношения между Россией и Белоруссией в области обороны и безопасности должны обеспечить взаимодействие в области ПВО, а также по возможности сохранить существующее небольшое российское военное присутствие России в Белоруссии – РЛС ПРО в Барановичах и Центр связи ВМФ в Вилейке. Учитывая недавний опыт, однако, есть смысл заменить эти объекты другими, расположенными на территории самой России. То же самое относится к военно-промышленному сотрудничеству – производству в Белоруссии тягачей для МБР «Ярс», а также для комплексов ПВО С-400, ОТР «Искандер» и других российских систем вооружений. Правилом для России должно стать размещение критически важных объектов и производство всех систем вооружений на национальной территории.

Нельзя полностью исключить того, что события в Белоруссии будут развиваться в неблагоприятном для России направлении и Минск политически отойдёт от Москвы. В этом случае Кремль обязан недвусмысленно дать понять Западу, что Россия будет рассматривать перспективу членства Белоруссии в НАТО как подготовку альянса к агрессии против России, что заставит Москву ужесточить политику в области ядерного сдерживания.

Казахстан

В отличие от Белоруссии, важность для России военно-политического партнёрства с Казахстаном определяется не традиционными угрозами, а новыми опасностями: возможным распространением религиозного экстремизма, а также наркоторговлей. 7500-километровая граница между Россией и Казахстаном – самая протяжённая и при этом открытая в мире; более того, между этой границей и территорией Афганистана практически не имеется укреплённых и хорошо контролируемых рубежей. В этих условиях Москве жизненно необходимо тесно сотрудничать с Нур-Султаном как с ведущим партнёром в области безопасности в Центральной Азии.

Традиционные угрозы с территории самого Казахстана пока не просматриваются. Перспектива размещения на огромной площади республики военных баз мировых держав – Китая или США – остаётся очевидной фантазией. Чисто гипотетической является перспектива того, что какое-то будущее казахстанское руководство будет проводить политику, существенно ухудшающую положение русскоязычного населения. Для предотвращения этих гипотетических угроз Москве необходимо активно развивать связи с политической элитой Казахстана, с казахстанским обществом в целом, наглядно демонстрируя как уважение к казахстанскому суверенитету, так и конкретные выгоды от добрососедских и партнёрских связей с Россией. Русскоязычное население Казахстана, как и других постсоветских стран, должно рассматриваться в качестве демографического ресурса Российской Федерации.

Киргизия и Таджикистан

В Киргизии и Таджикистане расположены российские военные базы. Эти две небольшие страны – важные наблюдательные пункты и позиции для борьбы с экстремизмом. Для поддержания минимальной социальной стабильности в этих странах Россия экономически поддерживает Киргизию, которая была принята в ЕАЭС, а также Таджикистан, который экономически и политически ориентирован больше на Китай. Россия принимает многие сотни тысяч киргизских и таджикских рабочих, но не вмешивается в перманентную борьбу за власть киргизских кланов или в жёстко авторитарную таджикскую политику. В ходе очередной киргизской «революции» 2010 года, приведшей к массовым беспорядкам и столкновениям на межрегиональной и этнической почве в этой стране, Москва удержалась от военного вмешательства во внутрикиргизский конфликт. Это представляется разумным подходом.

Если после ухода США из Афганистана ситуация в этом регионе ухудшится и в Среднюю Азию прорвутся группы экстремистов, например, запрещённого в РФ так называемого Исламского государства, Россия будет вынуждена купировать или отражать угрозы на передовых рубежах Таджикистана и Киргизии. Делать это придётся вместе с региональными союзниками по ОДКБ. Необходимо будет взаимодействовать с партнёрами по Шанхайской организации сотрудничества – прежде всего с Китаем, а также с Узбекистаном.

Киргизия и Таджикистан являются не только важными транзитными странами для транспортировки афганских наркотиков в Россию, но и производителями наркотических веществ. Сотрудничество с Бишкеком и Душанбе в этих условиях совершенно необходимо, но высокий уровень организованной преступности и коррупции в этих странах является серьёзной проблемой. На обозримую перспективу наркотики являются главной угрозой безопасности России со среднеазиатского направления.

Армения

Исторически Армения являлась форпостом России, выдвинутым в направлении Ближнего и Среднего Востока. Сегодня на её территории расположена 102-я военная база Вооружённых Сил РФ. Эта передовая позиция, однако, географически изолирована от территории России, представляет собой стратегический эксклав и таким образом – фактор уязвимости. Собственно для целей обороны России военное присутствие в Армении не имеет особой ценности: стратегическая граница РФ в регионе проходит по Главному Кавказскому хребту, с выдвинутыми вперёд позициями в Южной Осетии и Абхазии. Не является Армения также и плацдармом для продвижения интересов России в Закавказье, в направлении Турции и Ирана. Экономическое значение отношений с Арменией для России невелико. Главная ценность позиции в Армении – в возможности поддержания относительной стабильности в Закавказье, баланса между Азербайджаном и Арменией, сдерживания амбиций Турции.

Для Армении союзнические отношения с Россией имеют, напротив, жизненно важное значение. Россия в этой связи не может игнорировать чувства более 1,2 млн российских армян. Правда, ереванская элита, в значительной степени ориентированная на ту часть диаспоры, которая проживает вне России (в США, Франции и других странах), – зачастую относится к России пренебрежительно и потребительски. Смена власти в Ереване, случившаяся в 2018 году, не привела к геополитической переориентации Армении: безальтернативность поддержки со стороны Москвы очевидна даже для тех, кто не особенно симпатизирует России. Тем не менее сегодня Армения является для России союзником не вполне надёжным. Если эта ситуация в принципе не изменится в будущем, значение отношений с Арменией для России уменьшится, и характер связей с этой страной может быть пересмотрен и скорректирован без ущерба для интересов России.

***

Три десятилетия спустя после распада СССР в России остро не хватает специалистов по бывшим советским республикам: у нас по-прежнему лучше знают и понимают Ближний Восток, чем собственное ближнее зарубежье. Большинство тех, кто вовлечён в процессы реализации или просто обсуждения внешней и военной политики в регионе СНГ, ещё исходят из воспоминаний времён Советского Союза. Книга ЦАСТ – для них ценный подарок. Она может быть полезной для офицеров Западного, Южного и Центрального военных округов, в зону ответственности которых входят соответствующие соседние государства. Кроме того, она – прекрасное учебное пособие для слушателей военных университетов и академий и различных курсов повышения квалификации высокопоставленных чиновников, а также авторитетный справочник о военных доктринах, вооружённых силах, военной промышленности, политических, экономических и военных отношениях союзных государств с Россией.

Белоруссия > СМИ, ИТ. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 августа 2020 > № 3493728 Дмитрий Тренин

КИТАЙСКИЕ САНКЦИИ: ТЕПЕРЬ ОФИЦИАЛЬНО?

АНАСТАСИЯ ПЯТАЧКОВА

Младший научный сотрудник ЦКЕМИ НИУ «Высшая школа экономики».

Если международное давление на Китай будет продолжать усиливаться, то он будет вынужден осваивать весь доступный спектр санкционных инструментов. Журнал «Россия в глобальной политике» совместно с Центром комплексных европейских и международных исследований НИУ «Высшая школа экономики» и клубом «Валдай» продолжает публикацию серии статей об изменениях на международной арене, связанных с пандемией COVID-19.

Fake it till you make it

Китай долгое время рассматривался в первую очередь именно как реципиент санкций. С этой точки зрения положение КНР в последнее время заметно ухудшилось. Со стороны США были приняты меры против целого ряда китайских компаний и организаций (включая университеты), студентов и чиновников, закрыто китайское консульство в Хьюстоне. Помимо заявлений о лишении Гонконга статуса привилегированного партнёра и подписания Закона о санкциях против Китая из-за притеснения уйгуров, регулярно на уровне риторики и возможных дальнейших санкционных шагов затрагиваются и другие чувствительные для КНР темы – Тибет, Южно-Китайское море, Тайвань.

Инициаторами ограничений выступают не только США, но и другие государства. На фоне развернувшегося этим летом приграничного конфликта с Индией был, в частности, введён запрет на использование 59 китайских приложений (в их числе TikTok, WeChat). В конце июля появилась информация о дополнении списка на 47 приложений, а в ближайшее время будет проведена проверка ещё более 250 (по некоторым оценкам их свыше 275). Было объявлено об отказе нескольких мобильных операторов от использования китайского оборудования: NTT в Японии, Jio в Индии, SK и KT в Южной Корее и некоторых других. Расширился список стран, запретивших использование продукцию Huawei при создании 5G-сетей (в него, кстати, недавно вошла Великобритания).

Одновременно всё более заметна роль Китая и в качестве инициатора ограничительных мер. Китай в целом предпочитает вводить санкции неофициально, избегая таким образом открытой конфронтации. Меры, как правило, лимитированы по времени и применяются точечно в отношении определённых групп товаров или направлений деятельности.

Первые признаки использования инструментов экономического принуждения в современном Китае относятся к середине 1990-х годов, относительно регулярный характер такие меры приняли к середине 2000-х, а уже в 2010-х количество случаев, мотивов и набор применяемых инструментов стали постепенно расширяться. Китай неоднократно вводил ограничения против Вьетнама и Филиппин в контексте обострения конфликта в Южно-Китайском море. Также санкции применялись против Монголии в связи с визитом Далай-ламы в 2016 году, Южной Кореи (в 2016–2017 годах после установки системы THAAD) и Японии (на фоне территориального конфликта в 2009–2012 годах). Особая ситуация сложилась в Северной Корее, где Китай принимал участие в многосторонних санкциях ООН.

Может сложиться впечатление, что КНР использовала санкции только против более слабых стран или соседей, которые с ней тесно связаны территориально и экономически. Такой вывод не совсем корректен: характерный кейс – введение ограничений на импорт норвежского лосося после вручения Нобелевской премии мира известному китайскому диссиденту Лю Сяобо в 2010 году.

Говоря о недавних примерах китайских санкций, можно отметить две новых тенденции:

1) на фоне преобладания неформальных санкций появляются формальные;

2) конфликт с США провоцирует введение системных долгосрочных санкций.

Взаимные ограничительные меры КНР и США на протяжении длительного времени развивались в духе своеобразной «игры в конфронтацию» – как будто никто не хотел ухудшения отношений, но оно планомерно происходило.

Особенность в том, что в кардинальном пересмотре взаимодействия в большей степени заинтересована только одна сторона – США.

Конечно, Китай тоже внёс свой вклад в размежевание, и было бы неверно представлять его исключительно как пострадавшего. Тем не менее в политике КНР было заметно желание минимизировать напряжённость. В начале взаимодействия с администрацией Дональда Трампа Китай шёл на беспрецедентные уступки во время переговоров по Северной Корее. На момент подписания январской торговой сделки также видны шаги навстречу США. В момент усиления нажима в период пандемии КНР долгое время почти не давала симметричного ответа, очевидно списывая американские действия на предвыборную кампанию. Даже несколько месяцев назад в экспертном сообществе не было определённости с тем, ограничится ли Китай риторикой или будет предпринимать более решительные меры.

На практике в условиях, когда одна сторона де-факто выбирает конфликт (= размежевание), вторая в одиночку не способна сохранить сотрудничество в прежнем виде.

Хрупкое и временное поддержание равновесия возможно за счёт всё более неприемлемых уступок, однако на фоне непрекращающегося давления на недружественные шаги всё равно в итоге приходится отвечать. Так, с китайской стороны сначала наблюдалось ужесточение риторики (в том числе в СМИ в виде мультфильмов и карикатур), затем стали предприниматься более конкретные ответные действия, в числе которых, в частности, санкции против американских чиновников, военно-промышленной корпорации Lockheed Martin, ответное закрытие консульства в Чэнду (без учёта ранее остановившего работу по инициативе США консульства в Ухане в связи с пандемией).

Ущерб от санкций со стороны экспертов на данный момент в основном определяется как временный и не очень существенный. Это главным образом объясняется тем, что из-за взаимозависимости сторон возникают объективные ограничения по возможностям использования санкций, к тому же иногда существуют пути обхода санкций. Иногда озвучиваемые шаги и вовсе остаются на уровне политической риторики: например, КНР заявляла о подготовке «чёрного списка» американских компаний, но меры против них пока так и не были введены. Однако неизбежно фиксируется как минимум краткосрочное падение стоимости попавших под санкции компаний, ищутся пути замены американских компонентов в китайских товарах (например, микрочипов), происходит вывод компаний и производств из КНР. Это будет иметь долгосрочный структурный эффект для китайско-американского взаимодействия.

Безусловно, двусторонние отношения обладают большим запасом прочности. В частности, министр иностранных дел КНР Ван И отметил, что несмотря на последствия пандемии, 74% американских компаний планируют расширить инвестиции в КНР. Порой в размежевании пытаются найти положительные моменты: Дональд Трамп, в свою очередь, заявлял, что разрыв с экономикой Китая позволит США сэкономить 500 миллиардов долларов.

Тем не менее официальное объявление санкций, наряду с изменением стратегически значимых документов, символизирует явное наличие конфронтационных мотивов.

Если стоит задача осуществить размежевание, то санкции – один из самых подходящих для этого инструментов.

Пока КНР в основном использует «отзеркаливание»: действует реактивно, хоть и более жёстко. Заметно расширение масштабов и инструментов санкций по сравнению с предыдущим периодом: в дополнение к экономическим и технологическим в большей степени, чем ранее, подключаются политические, идеологические и социально-гуманитарные.

Сигналы от Китая могут поступать не напрямую, а опосредованно, через американских союзников. Здесь КНР чувствует себя более уверенно в плане инициирования санкций. Так, в ответ на комментарий Австралии о необходимости расследования причин распространения коронавируса Китай ввёл 80% пошлину на ячмень, а также ограничил импорт говядины. Китайским студентам и туристам поступали рекомендации не посещать Австралию. В КНР был казнён австралийский гражданин за торговлю наркотиками. В вопросе с Индией Китай пока пытается избежать системной конфронтации. Однако в случае дальнейших шагов с индийской стороны Китай окажется перед необходимостью предпринять ответные меры.

Таким образом, главная опасность возникшей ситуации не столько в текущем ущербе, сколько в институционализации враждебных намерений. Политическая составляющая санкций в Китае уже почти не ретушируется, а сами меры из неофициальных и ограниченных по времени постепенно становятся системными и открытыми. Если международное давление на Китай будет продолжать усиливаться, то он будет вынужден осваивать весь доступный спектр санкционных инструментов.

Китай. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 26 августа 2020 > № 3493718 Анастасия Пятачкова

БЕРЕГИТЕСЬ «ПУШЕК АВГУСТА» – В АЗИИ

КЕВИН РАДД

Бывший премьер-министр Австралии, президент Института политики Азиатского общества в Нью-Йорке.

КАК НЕ ДАТЬ НАПРЯЖЁННОСТИ МЕЖДУ США И КНР ПЕРЕРАСТИ В НАСТОЯЩУЮ ВОЙНУ

Всего за несколько месяцев американо-китайские отношения, кажется, вернулись в более раннюю, или даже более первобытную, эпоху. В Китае Мао Цзэдуна в очередной раз восславили за то, что тот когда-то решился вступить в войну с американцами на Корейском полуострове. В Соединённых Штатах Ричарда Никсона обвиняют в том, что он создал глобального Франкенштейна, выведя коммунистический Китай на мировую арену. Всё это звучит, как будто и не было полувекового периода американо-китайского примирения в конце ХХ – начале XXI века.

Бряцание оружием как со стороны Пекина, так и со стороны Вашингтона стало жёстким, бескомпромиссным и, кажется, бесконечным. Отношения колеблются от кризиса к кризису – от закрытия консульств до самых последних подвигов китайской дипломатии «воина-волка» и призывов официальных лиц США к свержению Коммунистической партии Китая (КПК). Скорость и интенсивность всего этого ослабили чувствительность даже опытных наблюдателей к масштабам и значению изменений в большой политике американо-китайских отношений. Мир сейчас находится в самой опасной точке со времён кризиса в Тайваньском проливе 1950-х годов. Нынешнее положение оторвано от стратегических предпосылок предыдущих 50 лет, но не обрело привязки к какой-либо взаимосогласованной структуре, способной их заменить.

Вопрос, который сейчас тихо, но нервно задаётся во множестве столиц, – чем всё это закончится? Впервые после окончания Корейской войны исход, считавшийся когда-то немыслимым (реальный вооружённый конфликт между США и Китаем), представляется возможным. Иными словами, мы стоим на пороге не только новой холодной, но, вероятно, и горячей войны.

Риски будут особенно высоки в течение следующих критически важных месяцев – начиная с нынешнего момента и заканчивая ноябрьскими президентскими выборами в Соединённых Штатах, поскольку и президент Дональд Трамп, и председатель Си Цзиньпин действуют в условиях беспорядочного переплетения императивов внутренней политики, национальной безопасности и антикризисного управления. Внутриполитическое общественное мнение в обеих странах приобрело токсичный характер. Список проблемных зон в двусторонних отношениях весьма продолжителен – от кибершпионажа и превращения доллара в оружие до проблемы Гонконга и Южно-Китайского моря. Каналы для политического и военного диалога на высоком уровне оказались атрофированными именно тогда, когда они больше всего нужны. А оба лидера сталкиваются с внутриполитическим давлением, которое может побудить их обратиться к рычагу национализма.

В этих условиях и Пекину, и Вашингтону следует задуматься над предостережением: «Будьте осторожны в своих желаниях». Если они не сделают этого, то следующие три месяца могут слишком легко подорвать перспективы международного мира и стабильности на ближайшие тридцать лет. Войны между великими державами, в том числе и непреднамеренные, редко заканчиваются хорошо – для кого бы то ни было.

Смена власти

К нынешнему неустойчивому состоянию привели многочисленные факторы. Одни из них носят структурный характер, другие связаны с текущей повесткой. Наиболее фундаментальным является изменение баланса военной и экономической мощи между Соединёнными Штатами и Китаем. Благодаря неравномерному характеру военного и экономического роста США, постоянному стратегическому присутствию Америки на Ближнем Востоке и совокупным последствиям финансового кризиса 2008–2009 гг. Пекин пришёл к выводу, что обладает гораздо большей свободой манёвра в отстаивании своих интересов. Эта тенденция ускорилась при Си Цзиньпине, который с момента прихода к власти в 2013 г. значительно повернул страну влево, националистический вектор, наоборот, направил вправо, а также принял гораздо более агрессивную внешнеполитическую стратегию и в региональном, и в глобальном масштабах.

Соединённые Штаты отреагировали на это изменение китайского позиционирования, которое отмечено повышенным уровнем агрессии. Декларативная политика Пекина ясно показала, что 35 лет стратегического взаимодействия закончились и началась новая, ещё не вполне определённая эра стратегического соперничества. В дипломатическом плане она развязала наступление на права человека в Гонконге, на Тайване и в Синьцзяне. Она открыла торговую, технологическую и кадровую войну, а также начала противостояние в финансовой сфере. И вооружённые силы обеих стран оказались вовлечены во всё более агрессивную игру в открытом море, в воздухе и киберпространстве.

И если стратегия Си ясна, то стратегия Трампа столь же хаотична, как и остальная часть его президентства. Но, как бы то ни было, в конечном итоге мы имеем отношения, в которых обнажилась политическая, экономическая и дипломатическая изоляция, тщательно сглаживаемая последние полвека. Причём она сведена к самой грубой форме: несдерживаемому противостоянию за доминирование на двустороннем, региональном и глобальном уровнях.

В текущем политическом сезоне внутреннее давление как в Пекине, так и в Вашингтоне ещё больше затрудняет кризисное управление. В Китае и без того замедляющаяся экономика, продолжающиеся последствия торговой войны, а теперь и кризис COVID-19 поставили руководство Си под рекордное внутреннее давление. Многие в КПК возмущены его жестокой антикоррупционной кампанией, которая была частично использована для устранения политических врагов. Масштабная военная реорганизация столкнулась с сопротивлением сотен тысяч ветеранов, которые оказались среди проигравших. Степень противостояния, с которой сталкивается председатель КНР, отражается в большом количестве крупных кадровых перемен в разведке, службах безопасности и армии. И это было ещё до «кампании по исправлению партии», которую Си начал в июле, чтобы оттеснить оппонентов и укрепить свою власть.

Политическое руководство Китая в очередной раз сбежало в прибрежный курортный город Бэйдайхэ для ежегодного августовского рекреационного выезда КПК. Там ветераны партии вполне могут оспорить стратегию Си по управлению экономикой, внешней политикой и здравоохранением государства. Но Си, как мы знаем, является искусным политиком, посвящённым в тонкости самых тёмных сторон своего макиавеллевского ремесла. Ответ на любой значительный вызов его авторитету, скорее всего, будет упреждающий и диспропорциональный – отсюда и кампания по исправлению партии. Но в этих обстоятельствах у Си также возникнет соблазн занять ещё более жёсткую позицию во внешней политике, особенно против Соединённых Штатов.

Внутренняя политика является движущей силой и в США. Учитывая, что через два месяца американские избиратели отправятся на избирательные участки, Китай, как никогда раньше, занял центральное место в этой гонке. В настоящее время КНР включена в президентскую политику почти по всем основным вопросам предвыборной кампании, вплоть до происхождения COVID-19 и катастрофических последствий пандемии для Соединённых Штатов, где показатели летального исхода, по состоянию на середину 2020 года, составили более 150 тысяч американцев; экономический кризис с уровнем безработицы 14,7 процента, ростом банкротств на 43 процента и поразительным государственным долгом; не говоря уже о будущем американского глобального лидерства.

В течение первых трёх лет администрация Трампа оставалась разделена в отношении проблемы Китая, причём сам президент регулярно вмешивался, чтобы смягчить полную реализацию жёсткой политики, изложенной его бывшим советником по национальной безопасности Гербертом Макмастером и сформулированной в Стратегии национальной безопасности США от декабря 2017 года. Но, начиная с марта, Трамп, лишённый общественной поддержки, начал обвинять Китай во всем спектре своих внутриполитических, экономических и социальных бедствий. Его горячая риторика подкреплена действиями на местах: вооружённые силы США, например, начали более решительно реагировать на действия Китая в Южно-Китайском море и Тайваньском проливе. Между тем оппонент Трампа, бывший вице-президент Джо Байден, решительно настроен не дать Трампу обойти себя по вопросу Китая, что создаёт исключительно взрывоопасную политическую обстановку. Происходящее значительно ограничивает возможность учитывать разнообразные внешнеполитические тонкости, не говоря уже о военном компромиссе на случай возникновения какого-то острого кризиса.

В дополнение к более глубоким изменениям в отношениях всё это создает опасный политический и стратегический коктейль: ослабленный Трамп, бескомпромиссный Байден и Си, находящийся под сильнейшим давлением и готовый в любой момент потянуть за националистический рычаг. Поэтому обе стороны должны тщательно изучить кризисы, которые могут возникнуть в течение следующих нескольких месяцев (в частности, в Гонконге, Тайване и Южно-Китайском море), и каким конкретно образом любой из них способен перерасти в нечто гораздо худшее. Готовы ли Пекин и Вашингтон к серьёзной эскалации, чтобы защитить свои внутренние позиции, сознавая политическую цену, которую каждая из систем будет вынуждена заплатить, чтобы не выглядеть в глазах оппонента слабой? Или же они оснащены институционально и политически готовы к постепенной деэскалации, чтобы избежать настоящей катастрофы?

Одна страна – одна система

1 июля Китай ввёл в действие драконовский закон о национальной безопасности Гонконга, который криминализует «сепаратистскую», «подрывную» и «террористическую» деятельность, а также предусматривает уголовную ответственность за любое сотрудничество с «иностранными державами», подпадающее под указанные категории. Используя Закон о поддержке демократии и защите прав человека в Гонконге 2019 г., госсекретарь США Майк Помпео уже заявил, что Гонконг больше не пользуется «высокой степенью автономии», как это предусмотрено принципом «одна страна, две системы». Вслед за этим 14 июля Трамп подписал Закон об автономии Гонконга. В течение следующих 12 месяцев новый закон утвердит «введение санкций в отношении иностранных лиц, которые вносят материальный вклад в подрыв автономии Гонконга со стороны Правительства Китайской Народной Республики, а также иностранных финансовых учреждений, которые осуществляют значительные операции с такими иностранными лицами». Для физических лиц эти санкции будут включать запреты на поездки, а также на проведение банковских операций; для финансовых учреждений, имеющих дело с включенными в перечень лицами, последует целый ряд жёстких штрафных мер, потенциально ставящих под угрозу их способность функционировать в пределах американской юрисдикции.

Пока неясно, кто из китайских чиновников будет включён в список в соответствии с законом. Однако, учитывая, что в принятии решения по закону о национальной безопасности участвовал Постоянный комитет Политбюро – высший орган, принимающий решения в рамках КПК, все семь его членов (включая Си) являются потенциально уязвимыми. Аналогичным образом, китайские финансовые учреждения, обслуживающие китайских лидеров, могут быть отстранены от работы в США или юрисдикциях союзных им государств. Существует также риск того, что указанные учреждения будут отстранены от деноминированной в долларах международной торговой системы (хотя это по-прежнему вызывает споры между высокопоставленными чиновниками Министерства финансов и Белого дома). Китайские чиновники сейчас открыто обсуждают, как уменьшить уязвимость своей страны перед глобальной финансовой системой, которая по-прежнему в огромной степени зависит от доллара. Во время общения с иностранными партнерами Китай стал подчеркивать свои «финансовые красные линии», которые, если их пересечь, могут спровоцировать серьёзный кризис.

Если в ближайшие месяцы ситуация в Гонконге радикально ухудшится, приведя к тюремному заключению демократических лидеров, таких как Джошуа Вонг, подавлению оставшихся свободных СМИ или даже крупномасштабному насилию, – Соединённые Штаты, скорее всего, ответят серьёзными дипломатическими и экономическими санкциями и подтолкнут союзников сделать то же самое. Но вероятность, что вокруг проблемы Гонконга развернётся полномасштабный кризис, мала; здесь Великобритания, а не США, является внешней державой, с которой был заключён договор о политическом статусе города, и поэтому как бы ситуация ни была плоха, для прямого американского вмешательства не было бы никакой международно-правовой основы. Тем не менее ухудшение ситуации и агрессивная реакция Вашингтона сделают американо-китайские отношения еще более хрупкими, что только затруднит разрешение других кризисов в двусторонних отношениях, в том числе в области безопасности.

Один Китай или два?

Тайвань уже давно является самой большой проблемой в американо-китайских отношениях. С точки зрения КПК, основанной на переплетении идеологии и национализма, «возвращение Тайваня в нежные объятия родины», как выразились бы ветераны партии, завершило бы революцию 1949 года. Но для Тайваня эволюция собственной идентичности за последние несколько сотен лет, прогрессивная демократизация острова за тридцать лет и продолжающийся электоральный успех Демократической прогрессивной партии (ДПП), которая выступает за независимость, сделали перспективы мирного воссоединения с КНР всё более отдаленными.

Президент Тайваня Цай Инвэнь продолжает отвергать китайскую версию так называемого «Консенсуса 1992 г.» – соглашения, согласно которому существует только «один Китай», даже если обе стороны расходятся во мнениях, что на самом деле означает термин «Китай». Пекин, в свою очередь, считает, что отказ ДПП принять этот консенсус исключает любые дальнейшие переговоры о конкретной форме концепции «одной страны, двух систем», которые могли бы применяться к Тайваню в будущем. То, что воспринимается как разгром принципа «одна страна – две системы» в Гонконге, сыграло важную роль для переизбрания Цая в ноябре прошлого года. Это также способствовало общему упрочению тайваньцев в своих настроениях относительно любой формы воссоединения с материком; недавние опросы общественного мнения показывают, что рекордные 90 процентов жителей Тайваня теперь идентифицируют себя скорее как тайваньцы, чем как китайцы.

В американо-китайских отношениях тайваньский вопрос был урегулирован в соответствии с условиями трёх коммюнике, заключённых в период между 1972 и 1982 гг. в ходе процесса нормализации отношений, а также в соответствии с Законом об отношениях с Тайванем 1979 года. В этом законе говорится, что «Соединённые Штаты предоставят Тайваню средства обороны и оборонные услуги в количестве, которое может потребоваться для того, чтобы Тайвань мог поддерживать достаточный уровень обороноспособности». В Законе также говорится, что Соединённые Штаты будут «рассматривать любые усилия по определению будущего Тайваня иными, нежели мирными средствами, включая бойкоты или эмбарго, как угрозу миру и безопасности в западной части Тихого океана и как угрозу, вызывающую серьезную озабоченность Соединённых Штатов». Такой подход потребует от Конгресса «поддерживать способность США противостоять любому обращению к силе или другим формам принуждения, которые могли бы поставить под угрозу безопасность, а также социально-экономическую систему народа Тайваня». Хотя данный Закон не является договором о взаимной обороне, сменявшие друг друга администрации полагались на заложенную в нём «стратегическую двусмысленность», чтобы сдерживать любые китайские намерения о воссоединении силовым путём.

Администрация Трампа увеличила масштабы и частоту поставок оружия Тайваню, в том числе расширила систему противоракетной обороны Patriot на острове и предложила новые наступательные возможности, такие как истребитель F-16V. Начала также меняться и формальная номенклатура отношений – впервые при официальном обращении к Цаю использовано почетное «президент», а публичные контакты между американскими и тайваньскими официальными лицами расширены. Вдобавок ко всему, Вашингтон обнародовал провокационные видеозаписи ранее необъявленных американо-тайваньских военных учений.

Пекин утверждает, что Вашингтон становится опасно близок к тому, чтобы пересечь его «красную линию» в отношении проблемы международного статуса Тайваня, тем самым ставя под угрозу саму основу американо-китайских отношений. В свою очередь, используя общее недовольство китайской общественности нынешним руководством Тайваня, Пекин усилил дипломатическое, экономическое и военное давление на Тайбэй. Учения, манёвры и развёртывание сил Народно-освободительной армии Китая вокруг острова и его воздушного пространства стали более интенсивными и навязчивыми.

Китай также начал сокращать материковый туризм на Тайвань, чтобы повысить давление на экономику острова, – прямое возмездие за политику Цай. Из риторики Си Цзиньпина, в которой явно прослеживается элемент нетерпения, всё более очевидно, что он хочет, чтобы Тайвань вернулся к китайскому суверенитету в течение его политического срока. Сможет ли он это сделать или нет – отдельный вопрос. Если Си добьётся успеха, он сравняется, а может быть, даже превзойдёт Мао по вкладу в партийную и национальную историю. (Безусловно, это поднимает вопрос, насколько долгим будет правление Си: он достигает лимита двух сроков подряд, которого придерживались его предшественники, в 2022 г., но решение 19-го съезда партии в 2017 г. отменило ограничения по сроку полномочий, и Си, похоже, готов остаться до середины 2030-х гг., когда ему будет уже за 80.)

Хотя и китайские, и американские военные учения исходят из того, что Китай одержит верх в любом крупном конфликте в Тайваньском проливе, Пекин сохраняет осторожность, стремясь избежать ненужного политического или стратегического риска. В конце концов, потерпеть неудачу в таком столкновении или же победить слишком большой ценой потенциально означало бы положить конец лидерству Си и подорвать легитимность партии. Соответственно, любого военного давления Китая на Тайвань, скорее всего, следует ожидать позже, в 2020-е гг., когда Пекин убедится, что военный баланс ещё больше сместился в его пользу – настолько, чтобы эффективно сдерживать США и, возможно, заставить Тайвань капитулировать без боя.

На данный момент все три стороны – Пекин, Тайбэй и Вашингтон – предпочли остаться в рамках широкого коридора допустимого поведения. И хотя администрация ДПП в Тайбэе решительна, она не безрассудна. Тем не менее в нынешней политической обстановке администрация Трампа может пойти на эскалацию, допустим, разрешив американским ВМС войти в Тайваньский порт. Политически китайскому руководству было бы невозможно игнорировать провокационный эффект такого действия. Вполне возможно, что Китай может нанести ответный удар, начав «низкоинтенсивный» конфликт с центром на прибрежных островах Тайваня, таких как Острова Дунша или Тайпин (оба в Южно-Китайском море) или Остров Уцю (недалеко от побережья материка).

Больше никакой «линии девяти пунктиров»

Южно-Китайское море представляет собой гораздо больший риск военных недоразумений в ближайшие месяцы. Семь стран претендуют на различные пересекающиеся наземные и морские секторы этого моря: Бруней, Китай, Индонезия, Малайзия, Филиппины, Тайвань и Вьетнам. В 2016 г. Постоянная палата третейского суда вынесла решение по делу, возбуждённому Филиппинами, которое полностью отвергло правовую и историческую основу притязаний Китая на суверенитет («линия девяти пунктиров») над большей частью Южно-Китайского моря. Гневно отвергнув это решение, Пекин одновременно начал политическую и экономическую «дипломатию очарования» (особенно заигрывания с новым филиппинским правительством Родриго Дутерте), не прекращая военно-морскую деятельность, береговую охрану и рыболовство в спорных районах. Стратегия КНР в отношении Южно-Китайского моря стала показательной в китайской политике «серой зоны»: использование береговой охраны и рыболовных операций для установления де-факто территориальных и морских претензий, при этом избегать прямое развертывание военно-морских сил без крайней необходимости. Таким образом, Китай со временем укрепил свои притязания, не рискуя быть вовлечённым в открытый военный конфликт со своими соседями.

До 2016 г. Соединённые Штаты предпринимали незначительные военные действия в ответ на китайские проекты по насыпанию островов в Южно-Китайском море. (Пекин построил семь искусственных островов между 2013 и 2015 г. и впоследствии милитаризировал некоторые из этих аванпостов, вопреки заверениям, которые Си дал Бараку Обаме. С тех пор ВМС США усилили свои полурегулярные операции по обеспечению свободы судоходства в этом районе, увеличив их число с двух в 2015 г. до девяти в 2019 году. Соединённые Штаты также продолжают воздушные разведывательные полёты вдоль китайского побережья и через Южно-Китайское море.

По мере того, как мир погружался в пучину коронакризиса, позиции Китая и Америки в конфликте вокруг Южно-Китайского моря продолжили ужесточаться. В апреле Китай объявил о создании двух дополнительных административных единиц – в соответствии со своей общей стратегией сочетания военизированных операций в «серой зоне» для утверждения претензий де-факто на суверенитет с утверждениями об установленном де-юре юридическом и административном контроле. Что ещё более важно, темп и интенсивность военно-морских и воздушных разведывательных миссий США заметно возросли; Вашингтон развернул два авианосца в Южно-Китайском море, и к ним присоединились военно-морские силы союзников из Австралии и Японии. Китай, в свою очередь, развернул дополнительную эскадрилью истребителей-штурмовиков на Парасельских островах в северной части Южно-Китайского моря.

Затем, 13 июля, Вашингтон объявил о серьёзном изменении своей позиции относительно правового статуса территорий, являющихся давними притязаниями КНР в Южно-Китайском море. В прошлом Вашингтон, сам не ратифицировавший Конвенцию ООН по морскому праву, сохранял нейтралитет в отношении законности индивидуальных претензий. Теперь же США впервые официально отвергли юридическую силу всех китайских морских притязаний. (Австралия последовала этому примеру десять дней спустя, сделав официальное заявление в ООН). Такое изменение формально сближает Соединённые Штаты с государствами Юго-Восточной Азии, которые оспаривали обширные морские претензии Китая; ранее США действовали только в защиту свободы судоходства в Южно-Китайском море, а не на основании законности отдельных претензий.

Совокупность этих шагов ещё больше повысила градус напряженности между американскими и китайскими военными. Китай отомстил в конце июля: административная поправка к давним правилам судоходства изменила обозначение обширного района Южно-Китайского моря с «прибрежного» (offshore) на «береговой» (coastal) и китайские ВВС начали развёртывать дальние бомбардировщики для полётов воздушного наблюдения над этими спорными районами.

Существующий меморандум о взаимопонимании по согласованным процедурам предотвращения и регулирования столкновений в воздухе и на море был разработан ещё при администрации Обамы, до почти полного краха доверия между Пекином и Вашингтоном. Нет никакой уверенности в том, что эти протоколы будут эффективными при быстром наращивании военно-воздушных, военно-морских и других военных сил и средств в районе, где уже имеется опыт, когда столкновения между американскими и китайскими военными кораблями и самолётами избегались в последний момент. Таким образом, регион Южно-Китайского моря стал напряжённым, нестабильным и потенциально взрывоопасным театром военных действий в то время, когда накопившиеся претензии довели лежащие в его основе двусторонние политические отношения до самой низкой точки за последние полвека. Огромное количество военно-морского и военно-воздушного оборудования, развернутого обеими сторонами, делает непреднамеренное (или даже преднамеренное) столкновение всё более вероятным. Стандартные оперативные процедуры, а также правила ведения боевых действий как для китайских, так и для американских военных, как правило, строго засекречены. Общая картина зафиксированных предотвращенных коллизий показала, что американская авиация или военно-морские корабли поворачивают и меняют курс в последнюю минуту, чтобы избежать столкновения. Однако неясно, были ли указанные согласованные процедуры или протоколы китайского военно-морского флота и военно-воздушных сил ориентированы на более наступательную позицию.

Вопрос как для американских, так и для китайских лидеров заключается в том, что произойдёт сейчас в случае серьёзного столкновения? Представим на секунду, что сбит самолёт или военно-морское судно потоплено или выведено из строя, – какие дальнейшие шаги сторон согласованы во избежание немедленной военной эскалации? Китайский собеседник напоминает о недавних виртуальных учениях, организованных независимым аналитическим центром, который собрал отставных китайских и американских политиков и военных офицеров для рассмотрения такого сценария. Результаты тревожные. Хотя военные с обеих сторон могли договориться о протоколе для безопасного извлечения повреждённого военно-морского судна, невоенные участники, более внимательные к политическим интересам своих правительств, с треском провалили эту задачу. Одна группа практиков сумела снизить напряжённость ситуацию, а другая сделала как раз наоборот.

В реальном сценарии, вне искусственной обстановки онлайн-учений, преобладающие внутриполитические обстоятельства в Пекине и Вашингтоне легко подтолкнут обе стороны к эскалации. Политические советники утверждают, что локальная военная эскалация может быть «сдержана» в рамках определённых параметров. Но, учитывая крайне напряжённые общественные настроения в обоих государствах, а также высокие политические ставки для лидера каждой страны, нет достаточных оснований для оптимизма по поводу сдерживания.

Лунатики XXI века

Нам часто твердят о необходимости помнить уроки истории. Да, история редко повторяется в одной и той же форме. Но националистам в Пекине и в Вашингтоне, которые, вероятно, не вполне осознают, насколько серьёзны ставки, хорошим чтением на уикэнд стала бы книга моего соотечественника Кристофера Кларка о провале антикризисного управления и дипломатии в 1914 г., получившая запоминающееся название «Лунатики».

Основной урок событий, которые привели к Первой мировой войне, состоит в том, что относительно незначительный инцидент (убийство австрийского эрцгерцога в Сараево в конце июня 1914 г.) может в течение нескольких недель перерасти в войну между великими державами. Образное описание Кларка – это история неумолимой эскалации конфликта, неэффективной дипломатии и грубого топорного национализма вкупе с отсутствием как у населения, так и у лидеров всякого представления о том, что реальный конфликт вообще возможен – до тех пор, пока «пушки августа» не доказали обратное.

Для Соединённых Штатов проблема Китая реальна и требует согласованной, долгосрочной стратегии, затрагивающей все области политики и реализуемой в координации с союзниками. Китайский вызов также потребует формирования новых рамок американо-китайских отношений, основанных на принципах «управляемого» стратегического соперничества: политической, экономической, технологической и идеологической конкуренции с единообразно понимаемыми «красными линиями», открытыми каналами коммуникации на высшем уровне, чтобы не допустить случайной эскалации, а также сотрудничеством по глобальной повестке в тех областях, где такое взаимодействие было бы взаимовыгодно (например, в области борьбы с эпидемиями и изменением климата).

Но сейчас главная задача состоит в том, чтобы благополучно провести следующие несколько месяцев, избежав конфликта в разгар президентской кампании в США и периода противоречивой внутренней политики в Китае. Лидеры обеих стран должны помнить, что националистический ура-патриотизм несколько приглушается, когда в воздухе звучат выстрелы.

Перевод: Елизавета Демченко

Китай. США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 25 августа 2020 > № 3493719 Кевин Радд

СТРЕМЛЕНИЕ К МЕНЬШЕМУ: ПРАВДА О РАСХОДАХ НА ОБОРОНУ

КЭТЛИН ХИКС

Директор программы по международной безопасности в Центре стратегических и международных исследований. Семнадцать лет проработала в Пентагоне, в администрации Барака Обамы отвечала за стратегическое планирование и развитие вооружённых сил.

Что должны делать американские вооружённые силы и к чему они должны быть готовы? Если изучить военные расходы, становится ясно: хотя радикальное сокращение трат потребует опасных стратегических изменений, оно позволит сэкономить значительные средства. Но для этого нужно принять сложные политические решения. Результат – менее милитаризированные, но более конкурентоспособные Соединённые Штаты.

В вопросе о том, сколько тратить на оборону (как, впрочем, и во многом другом), мнения американцев разделились. По данным опроса Gallup 2019 г., 25% респондентов считают, что США тратят на военных слишком мало, 29% – что слишком много, а 43% считают расходы оптимальными. Значительное расхождение для политиков, пытающихся интерпретировать волю народа. Президент Дональд Трамп в ходе предвыборной кампании обещал «вернуть» мощь американских вооружённых сил и теперь подчёркивает, что добавлял «миллиарды и миллиарды долларов» в бюджет Пентагона каждый год своего президентства. Кандидаты от демократов предлагали двигаться в противоположном направлении. Чтобы найти средства на свою программу по здравоохранению, сенатор от Массачусетса Элизабет Уорнер планировала урезать военные расходы. Сенатор от Вермонта Берни Сандерс заявляет: чтобы «инвестировать в семьи рабочих и защитить самых уязвимых в этой стране», Соединённые Штаты должны прекратить масштабные траты на «раздутый военный бюджет».

Однако дискуссии редко затрагивают главный вопрос оборонных расходов: что должны делать американские вооружённые силы и к чему они должны быть готовы? Если внимательно изучить военные расходы, становится ясно: хотя радикальное сокращение трат потребует опасных стратегических изменений, оно позволит сэкономить значительные средства. Но для этого нужно принять сложные политические решения, освоить инновационное мышление и попросить военных быть менее активными, чем раньше. Конечный результат – менее милитаризированные, но более конкурентоспособные Соединённые Штаты.

Вверх-вниз

После Второй мировой войны военные расходы США шли по отработанной схеме: увеличивались в период крупных операций и падали (хотя не на равнозначную сумму) после них. В 1950 г., в начале Корейской войны, расходы выросли на 290% за два года – до 692 млрд долларов (по нынешнему курсу), или 13% от ВВП. Затем с 1952 по 1955 год они упали на 51%. Во время войны во Вьетнаме они вновь выросли и достигли в 1968 г. 605 млрд долларов или 9% от ВВП, а 1975 г. упали на 25%. Но когда в конце 1970-х – начале 1980-х гг. напряжённость холодной войны возросла, президенты Джимми Картер и Рональд Рейган увеличили бюджет Пентагона. После распада Советского Союза военные расходы вновь стали уменьшаться при президентах Джордже Буше-старшем и Билле Клинтоне и в итоге упали на 34% в период с 1985 по 1997 год.

Потом случилось 11 сентября. Последовавшие войны в Афганистане и Ираке вызвали новый скачок военных расходов – в 2010 г. они достигли 820 млрд долларов, или 4,7% от ВВП. При администрации Обамы расходы продолжали расти до 2012 финансового года, когда произошло противостояние с Конгрессом, повлекшее автоматическое сокращение (или секвестр бюджета) в 2013 году. В следующие три года расходы снижались незначительно, в соответствии с бюджетными лимитами Конгресса.

Снижение продолжалось недолго. Россия аннексировала Крым, в Ираке и Сирии появилось «Исламское государство» (запрещено в России – прим.ред.), а Китай расширил претензии на территории в Южно-Китайском море. Военные расходы США вновь стали расти начиная с бюджета на 2016 финансовый год – последний при администрации Обамы. Они ещё подросли в 2017 г. после инаугурации Трампа, который в ходе предвыборной гонки пообещал наращивать военную мощь. За первые три года в Белом доме Трамп добился умеренного роста оборонного бюджета, чему способствовала готовность республиканцев повысить лимиты расходов, а финансирование операций за рубежом (Overseas Contingency Operations) – строка бюджета, не подпадающая под лимиты Конгресса, которая изначально была создана для обеспечения войны в Афганистане и Ираке, но сегодня используется в более широких целях. В 2020 финансовом году США потратят на оборону около 738 млрд долларов.

Это слишком мало, слишком много или то, что надо? Просто цифр недостаточно. С одной стороны, оборонные расходы сегодня составляют минимальную долю от ВВП и федеральных дискреционных расходов с 1962 года. С другой стороны, при пересчёте с поправкой на инфляцию Пентагон сегодня тратит почти столько же, сколько в 2010 г., на пике военного присутствия США в Афганистане и Ираке. Более важно взглянуть на то, как расходуются деньги. В целом можно сказать, что средства идут на три цели: подготовить вооружённые силы к сегодняшнему дню (боеготовность), к завтрашнему дню (инвестиции) и определить их формирования и численность (структура).

Рассмотрим некоторые новые задачи, которые взяли на себя американские военные, чтобы противостоять угрозе, которую представляет Россия после присоединения Крыма. Чтобы повысить боеготовность, была увеличена регулярность военных учений в Восточной Европе и сформированы новые соединения бронетехники. С точки зрения инвестиций активизировалась разработка ракет малой дальности и ЗРК. Что касается структуры, развёрнуты новые подразделения в Болгарии, Польше, Румынии и странах Балтии.

Как распределять ресурсы – в этом вопросе учитываются различные интересы США, в том числе ядерное сдерживание, борьба с терроризмом и обеспечение свободных торговых потоков в Тихом океане. Сейчас расходы делятся практически поровну на эти три категории. Чётко определённые приоритеты облегчают поиск компромиссов между миссиями и временными рамками, но найти идеальный баланс всегда трудно. Для этого нужно уметь прогнозировать глобальные и внутриполитические тренды, включая амбиции будущих политиков.

Неверный способ сокращения

Правильные стратегические решения позволяют максимально эффективно использовать военный бюджет, но не менее важно, чтобы Пентагон предельно точно исполнял эти решения. На практике усилия сберечь ресурсы с помощью их рачительного использования часто оказываются тщетными. Политики возлагают чрезмерные ожидания, добиваются краткосрочных результатов и избегают сложных решений.

Самая частая ошибка – пойти на лёгкие, а не умные сокращения, то есть урезать те статьи бюджета, где это можно сделать быстро, без политической борьбы. Хороший пример – исследования и разработки. В отличие от закупок, исследования и разработки можно легко и быстро сократить: прекращение производства систем вооружений грозит потерей тысяч рабочих мест, а закрытие программы на начальной стадии НИОКР влечёт значительно меньше подобных рисков. Но НИОКР – это основа будущего военного потенциала, и сделанные сегодня сокращения приведут к пагубным последствиям через десять лет, когда вооружённые силы лишатся преимущества или будут вынуждены вступить в дорогостоящую гонку за соперниками. Ещё один способ экономии расходов – поставить все корабли, самолёты и другое вооружение на плановое обслуживание. Эффект опять же проявится через годы: увеличится количество происшествий, снизится число боеспособных единиц. Плохое техническое обслуживание отчасти объясняет, почему в морской пехоте число авиаинцидентов возросло на 80% с 2013 по 2017 гг. и почему осенью 2019 г. все шесть авианосцев ВМС США, базирующихся на Восточном побережье, находились в сухом доке.

Ещё одна ошибка – рефлексивная тенденция концентрироваться на сокращении сотрудников штабов. Как и в корпоративном мире, сокращение высшего звена сигнализирует о готовности руководства разделить тяготы урезания бюджета. Действительно, в период президентства Клинтона и Обамы Пентагон пытался повысить эффективность расходов, сократив персонал, и прежде всего речь шла о гражданских сотрудниках. Нынешний министр обороны Марк Эспер пытался сделать то же самое. Но реальная экономия от этих усилий обычно значительно меньше ожидаемой. Например, хотя Конгресс потребовал от Министерства обороны уменьшить расходы на 10 млрд долларов с помощью административных мер в 2015–2019 гг., Пентагон не подтвердил, что ему удалось добиться этого показателя. Проблема в том, что работа, которую выполняли гражданские сотрудники, обычно перекладывается на военный персонал или передаётся подрядчикам. Поэтому глупо рассчитывать на экономию от этих мер при планировании будущих бюджетов, как обычно делают в Пентагоне.

Ещё одна ошибка – не рассматривать длительные миссии, хотя факты доказывают их необходимость. Самый яркий пример – нежелание администрации Джорджа Буша – младшего планировать оккупацию Ирака. С самого начала войны министр обороны Дональд Рамсфелд игнорировал призывы военных готовить дополнительные войска для стабилизации обстановки в стране, что привело к хаосу, человеческим жертвам, финансовым и стратегическим издержкам. Только спустя четыре года, когда Рамсфелд ушёл в отставку, Пентагон и Белый дом пересмотрели подход и в 2007 г. увеличили численность американского контингента. Специалист по стратегическому планированию или бюджету склонен считать, что сегодняшние проблемы исчезнут, а завтрашние волшебным образом разрешатся сами собой, но история говорит об обратном.

Политики совершают ошибку, пытаясь избежать политически сложных сокращений бюджета. Затраты на личный состав – одна из самых чувствительных тем. С учётом инфляции расходы на одного военнослужащего с 1999 по 2019 г. выросли более чем на 60%. Отчасти этот рост обусловлен увеличением денежных компенсаций, но в основном это льготы. За этот период стоимость медицинского обслуживания военных удвоилась. Политики предприняли лишь слабые попытки проверить взрывной рост расходов на личный состав, но им не удалось замедлить увеличение денежного содержания военных или привлечь страховые компании, как на рынке частных медицинских услуг. Любые изменения в этой сфере требуют учитывать цели по рекрутированию военнослужащих и сохранению профессиональных кадров, но статус-кво оставляет пространство для улучшений.

Закрытие военных объектов – ещё один политически опасный вопрос. Министерство обороны признаёт, что имеет 19-процентный избыток объектов в стране. Объединив или закрыв ненужные объекты, Конгресс обеспечит существенную экономию средств. Но законодатели, опасаясь политических последствий закрытия баз в своих округах, отказываются это делать. С последнего раунда закрытия военных объектов прошло пятнадцать лет, давно пора начать новый, который, несмотря на первичные издержки, позволит экономить несколько миллиардов долларов ежегодно. Точно так же политики не желают сокращать устаревшие программы закупок. Это обеспечило бы пространство для инвестиций, нацеленных на будущие вызовы, но политические издержки высоки: потеря рабочих мест, закрытие объектов, банкротство поставщиков. Нужно принимать непростые решения, а негативные последствия можно смягчить с помощью программ по смене работы, как это обычно делается при закрытии баз.

Стратегия и расходы

Стратегические ошибки также не способствовали экономии средств. Президент Трамп неоднократно обещал вернуть американские войска домой. Расходы на операции за рубежом – соблазнительная цель, поскольку сокращать их политически безопаснее, чем расходы дома. Но держать войска на территории союзников часто дешевле, чем выводить в США, где их присутствие не будет субсидироваться иностранными правительствами, следовательно, потребуются новые расходы на жильё, размещение и военную подготовку.

Или вспомним призыв Элизабет Уоррен полностью ликвидировать операции за рубежом как канал неограниченных ассигнований и направить высвободившиеся средства на невоенные приоритеты. Это ещё одно заблуждение. В основном средства идут не на обеспечение американского присутствия в Афганистане, Ираке и Сирии, а на содержание наземных и военно-воздушных сил в Европе, морские операции в Персидском заливе и Индийском океане и поддержание способности поднять самолёты над американскими городами в случае боевой тревоги.

Самым радикальным подходом к сокращению военных расходов, равнозначным масштабному разоружению, было бы принятие стратегии национальной безопасности в духе «Америка прежде всего». Можно представить себе способы сэкономить около 100 млрд долларов, а со временем эта сумма будет только расти. Соединённые Штаты могут полагаться исключительно на ядерное сдерживание, чтобы отпугивать агрессоров. Можно отказаться от обязательств по договорам, вместо постоянных альянсов создавать временные коалиции. Военные могут отказаться от традиционного проецирования силы, сократив сухопутные силы, но продолжать выполнять ограниченный набор задач: защита американской торговли, ответ на прямую атаку в случае необходимости, противодействие террористам. Десятки тысяч военных и госслужащих окажутся на улице.

Стоит напомнить, насколько радикальным поворотом окажется такая стратегия. Будет затруднительно обеспечивать защиту таких территорий, как Аляска, Гуам и Гавайи – вдали от континентальной части США. Американские граждане и компании за границей должны будут осознать, что их интересы и безопасность обеспечиваются дипломатическими и экономическими средствами, а не военной мощью страны. Активизируется ядерное распространение, поскольку бывшие союзники, лишившись американского щита, как и противники, почувствовавшие отступление США, будут стремиться обзавестись собственным ядерным арсеналом. И самое главное: если Соединённые Штаты изменят подход и решат восстановить военный потенциал, то, скорее всего, не смогут сделать это быстро, а за усилия придётся заплатить очень высокую цену. Таким образом, стратегию «Америка прежде всего» нельзя считать рациональным подходом или выгодной сделкой.

Другой путь

Есть вариант лучше. Разумная стратегия, совпадающая с общественным мнением, позволит укрепить доверие к обещаниям США и восстановить роль Америки как лидера в противодействии самым сложным глобальным вызовам, хотя очевидно, что американское доминирование уже не будет таким, как прежде.

В рамках этой стратегии Соединённые Штаты должны поддерживать, а не отталкивать союзников, и культивировать жизненно важные – но всё чаще оспариваемые – преимущества над Китаем и Россией.

Сотрудничая с государствами-единомышленниками, Вашингтон сможет защитить глобальную экономику, обеспечив процветание частной торговли и свободу перемещения людей даже в условиях роста авторитаризма. В то же время союзники должны будут взять на себя основную ответственность за собственную безопасность.

За рубежом США должны укреплять невоенные инструменты внешней политики – назначать послов, готовить кадры для дипломатической работы и программ развития. Дома нужно наращивать источники американской мощи – направлять больше ресурсов на образование (увеличение числа квалифицированных кандидатов позволит сократить расходы на обучение военнослужащих), инвестировать в НИОКР (которые генерируют инновации на благо вооружённым силам) и разрешить здоровый приток иммигрантов с научными, технологическими, инженерными и математическими знаниями, что также будет способствовать инновациям. Результатом станет уменьшение бремени, лежащего на военных, в частности в выполнении таких задач, как борьба с киберпреступностью и терроризмом. Соответственно, сократятся и военные расходы.

Тем не менее военные возможности по-прежнему будут играть важную роль. Американские вооружённые силы обеспечивают экономическое процветание страны и укрепляют альянсы. Американская дипломатия становится сильнее, опираясь на военную мощь, которая упрочивает как обязательства перед союзниками, так и угрозы противникам. Чтобы поддерживать этот уровень надёжности, Соединённым Штатам нужно сохранить военное присутствие за рубежом, особенно в Азии и Европе. Важно подтвердить обязательства по ядерному сдерживанию перед союзниками, что дополнительно укрепит режим нераспространения, так как у них не будет стимула обзаводиться собственным ядерным арсеналом. Нужно участвовать в совместной работе по снятию угроз в воздухе, на море, в космосе и киберпространстве. Кроме того, нужно сохранить возможности для борьбы с терроризмом и для кризисного реагирования на Ближнем Востоке, даже если общая численность контингента в регионе будет сокращена.

Эта стратегия потребует переформатирования военного бюджета. Военным придётся приложить усилия, чтобы избежать болезненных ошибок и сохранить баланс между боеготовностью, инвестициями и структурой, поскольку все эти три типа расходов имеют ключевое значения для поддержания мира с Китаем и Россией. Поскольку эта стратегия предполагает меньшую численность вооружённых сил, Пентагон может меньше тратить на структуру, значит – уменьшится давление на две другие категории. С точки зрения инвестиций следует отдавать предпочтение долгосрочным программам, а не усовершенствованию имеющихся систем. Расходы на боеготовность должны остаться высокими, хотя в абсолютном выражении затраты снизятся из-за уменьшения численности вооружённых сил.

В то же время, пересмотрев общие приоритеты военных расходов, политикам стоит проявить политическую смелость и пойти на кардинальные изменения, чтобы добиться экономии внутри бюджета. Для этого должны совпадать цели внутренней и внешней политики. Общее снижение затрат на здравоохранение, например, должно включать снижение затрат на медицинское страхование военных, которое является вторым главным драйвером роста расходов на содержание военнослужащих (после денежных компенсаций). Инвестиции в образование, инфраструктуру и программы помощи в смене места работы позволят политикам отказаться от поддержки предприятий, производящих устаревшую технику. Средства можно будет вложить в развитие технологий будущего. Прочная торговля с проверенными партнёрами-демократиями снижает стоимость поставок для военных. Закрытие и консолидация избыточных военных объектов, возможно, самое сложное политическое препятствие, но Конгресс может с ним справиться, используя существующие программы помощи, стимулирующие коммерческое развитие районов, где планируется закрыть военный объект.

Чтобы добиться длительной экономии, военным нужно внедрить культуру инноваций и экспериментов. Этому можно способствовать. Например, министр обороны может создать специальный фонд, а подразделения и командования будут соперничать за финансирование своих идей из бюджета. Пентагон может также премировать за быстроту реализации и перспективные идеи.

Все эти решения – пересмотр общей стратегии, политически болезненные шаги, внедрение инноваций – обеспечат существенную экономию. После первичных инвестиций Министерство обороны может ожидать сокращения расходов на 20–30 млрд долларов в год.

Чего хотят американцы

Вашингтон слишком долго следовал милитаризированному подходу к национальной безопасности. Мир, в котором США постепенно утрачивают доминирование, требует иного подхода, особенно в контексте новых стратегий авторитарных конкурентов, которые стремятся ускорить упадок американской мощи. Пришло время стратегии, которая расширит арсенал внешнеполитических инструментов – помимо тех, которые дают военные расходы.

Да, экономии можно и нужно добиться, но не стоит забывать, что менее дорогостоящая армия обычно меньше по численности, редко воюет, живёт в плохих условиях и получает небольшое жалованье. Это не та армия, которую хотят видеть американцы и которая им нужна. Один за другим опросы показывают, что подавляющее большинство американцев считает, что их процветание и безопасность в значительной степени зависят от событий за пределами страны. Для защиты США от внешних угроз и интересов страны за рубежом обязательно потребуются дорогостоящие военные возможности.

Нужно также помнить, что главная финансовая проблема США – не дискреционные расходы, включая оборонный бюджет, а неспособность компенсировать разрыв между падением налоговых поступлений и ростом затрат на социальное обеспечение, а также увеличением процентов по госдолгу. Иными словами, Соединённые Штаты не смогут финансировать будущее, к которому стремятся только за счёт урезания оборонных расходов. Но для будущего можно выстроить более эффективную оборону.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs №2 за 2020 год. © Council on foreign relations, Inc.

Россия > Армия, полиция. Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 24 августа 2020 > № 3493720 Кэтлин Хикс

ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ ХЕЛЬСИНКСКОГО АКТА?

ТИМОФЕЙ БОРДАЧЁВ

Кандидат политических наук, научный руководитель Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ «Высшая школа экономики», программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай».

Для демократических стран любое соглашение с партнёром, который не является частью их жёстко организованного сообщества, – лишь способ укрепить свои позиции перед следующим раундом конкуренции. Такова природа внешней политики, которая при регулярной смене лидеров проявляется наиболее отчётливо, поскольку принятые в таких обществах процедуры требуют в максимальной степени учитывать индивидуальный эгоизм человека и его стремление к экспансии.

Первого августа исполнилось сорок пять лет с момента подписания Хельсинкского заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Дипломатические решения, принятые в современных им обстоятельствах, – достаточно сложный предмет для оценки по прошествии столь продолжительного времени. Сейчас Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе, созданная на основе Совещания в 1995 г., является одним из самых крупных институциональных реликтов холодной войны. То, что она существует до сих пор, – это, конечно, убедительное доказательство внутренней устойчивости, заложенной в любых международных институтах. Но одновременно – не менее весомый аргумент для тех, кто считает, что институты могут быть лишь относительно эффективными формами реализации совместных решений в случаях, когда их существование отвечает текущему балансу сил и готовности партнёров учитывать интересы друг друга.

С середины 1970-х гг. глобальный баланс сил изменился уже дважды. Сначала, с падением СССР, наступило полное силовое доминирование Запада, подтверждённое Парижской хартией СБСЕ 1990 года. В последние годы баланс меняется в сторону всё большего могущества незападных стран, среди которых заметную роль играет Россия, но на первом месте по совокупным показателям силы стоит, конечно, Китай. В Европе НАТО и Европейский союз смогли воспользоваться плодами победы в холодной войне и существенно оттеснили Россию. Сейчас безопасность в Европе к западу от российских границ обеспечивается без необходимости принимать во внимание интересы Москвы.

Эти два фактора делают вполне понятным полумёртвое состояние ОБСЕ и уныние по поводу возможности его реформировать. И главное – необходимости такой реформы с учётом изменившихся реалий международной политики. Поэтому нет особенного смысла вновь и вновь обсуждать современное состояние этого института сейчас и тем более искать виноватых в том, что он не функционирует.

Для современной внешней политики России и европейской безопасности как таковой гораздо важнее понимать природу происхождения СБСЕ/ОБСЕ в историческом контексте. Возможно, этот опыт стоило бы учитывать сейчас, хотя и с поправками на изменившиеся международные обстоятельства.

Даже сейчас тезис о том, что за счёт включения в Заключительный акт так называемой «третьей корзины» весь документ стал одним из наиболее значимых внешнеполитических поражений СССР, встречает серьёзную критику. Эта «корзина», как мы знаем, была посвящена вопросам демократии и прав человека, то есть создавала фундамент для легитимного вмешательства одних участников соглашения во внутренние дела других подписантов. В дальнейшем она была использована США и их союзниками в борьбе против Советского Союза и стран восточного блока на завершающем этапе холодной войны. Сейчас эти направления деятельности ОБСЕ, как признают уже не только российские дипломаты, остаются инструментом в руках стран Запада, который они используют в своих геополитических целях.

Но в остальном сам факт такого масштабного документа рассматривается как большое достижение своего времени, позволившее впервые усадить все европейские государства за один стол. Хельсинкский акт в каком-то смысле окончательно подводил итог Второй мировой войны в традиционно главном вопросе международной политики – территориальном. Тем более что его подписали все страны, принимавшие участие в самом кровопролитном военном конфликте в истории, включая США и Канаду, которые в Европе не находятся. За одним важным исключением – в соглашении не участвовал Китай, который и сейчас не имеет никакого отношения к деятельности ОБСЕ.

Достаточно очевидно, что «Хельсинки» стали успехом внешней политики СССР и отвечающего за неё министерства в контексте задач, которые ставились на государственном уровне. К началу 1970-х гг. Советский Союз добился значительных успехов в деле упрочения своих международных позиций. Крупная тактическая победа в Индокитае вообще практически совпала с Хельсинкским актом хронологически. Однако одновременно Москва столкнулась и с самой большой внешнеполитической угрозой. Эта угроза – переход Китая на сторону Соединённых Штатов в холодной войне – являлась для СССР, по мнению многих, смертельной. Примирение Вашингтона и Пекина было достигнуто благодаря тому, что американские политики последовали рекомендациям науки о международных отношениях, носителем этих рекомендаций стал Генри Киссинджер. Для Москвы ситуация означала начало борьбы на два фронта, которую она уже просто не могла выиграть. Исторически любая континентальная европейская держава проигрывала, когда сталкивалась с подобным.

Понятно, почему Политбюро стремилось «зафиксировать прибыль» и добиться определённого постоянного статуса в Европе, даже если в обмен на это пришлось принять в свой адрес «парфянскую стрелу» третьей корзины Заключительного акта. Но необходимо, видимо, учитывать и фактор общей усталости. Во время Второй мировой войны и за последовавших после её завершения четверть века СССР добился многого в борьбе сверхдержав. Деколонизация в Африке и Азии принесла Москве значительное количество союзников и клиентов. В военном отношении был достигнут паритет с Западом в наиболее принципиальных видах вооружений. Эти успехи не были подкреплены достаточно устойчивым внутренним развитием, которое всё больше погружалось в стагнацию.

Не случайно, что, как вспоминают заслуженные российские дипломаты, необходимость концентрации на внутреннем развитии была одним из мотивов для поиска стабилизации отношений с Западом. Парадоксальным образом паническое бегство американских военных и дипломатов из Сайгона происходило на фоне всё большей усталости вроде бы победившей в этом региональном конфликте Москвы. При том, что с одной стороны на СССР давил сохранивший революционную энергию и задор Мао Цзэдун, а с другой – сменяющееся в результате демократических процедур и постоянно подпитываемое свежей кровью руководство США. Важнейшей целью становилось не завоевание, а удержание позиций, снижение общей активности при сохранении контроля над уже имеющимися ресурсами. На это явно существовал и запрос в обществе, многие представители которого наконец перестали жить от лишений к лишениям.

Западный мир, в свою очередь, как это часто с ним бывает, находился в кризисе. Нефтяное эмбарго 1973 г., «евросклероз» интеграции в Старом Свете, поражение Вашингтона во Вьетнаме – никогда с момента окончания Второй мировой войны Западу не было настолько плохо. В этих условиях дипломатия СССР и её выдающиеся представители выполнили свою задачу с блеском.

Международная политика в 2020 г. вновь находится в состоянии крайней неопределённости. Запад слабеет и пока только огрызается перед планомерным наступлением Китая на его интересы. Со стороны США и их союзников не принято ещё ни одной меры против Пекина, которые есть в их распоряжении и действительно могли бы серьёзно навредить китайским позициям. Новый раунд борьбы сверхдержав происходит в гораздо более многогранных обстоятельствах, чем сорок пять лет назад. Россия не ведёт борьбу на два фронта. Партнёрство с Китаем не только обеспечивает ей самую протяжённую мирную границу, но и совершенно точно не даст фатально пострадать от западного давления.

Но и эти небывало благоприятные для России обстоятельства не могут отменить главной закономерности международной политики – любое соглашение, формальное или неформальное, является частью непрерывного торга и силового противостояния, даже если оно не ведётся в открытой форме. Уже через пять лет после «Хельсинки» к власти в США пришёл человек, который определил формулу завершения холодной войны: «Мы выигрываем, они проигрывают». Для демократических стран любое соглашение с партнёром, который не является частью их жёстко организованного сообщества, – лишь способ укрепить свои позиции перед следующим раундом конкуренции. Такова природа внешней политики, которая при регулярной смене лидеров проявляется наиболее отчётливо, поскольку принятые в таких обществах процедуры требуют в максимальной степени учитывать индивидуальный эгоизм человека и его стремление к экспансии.

Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 18 августа 2020 > № 3493725 Тимофей Бордачев

Заседание Правительственной комиссии по социально-экономическому развитию Дальнего Востока

Перед заседанием Михаил Мишустин в режиме видеоконференции дал старт строительству Амурского газохимического комплекса.

Проект строительства Амурского газохимического комплекса предполагает создание в Свободненском районе Амурской области в границах ТОР «Свободный» крупного газохимического комплекса. Инициатор проекта – ООО «Амурский ГХК», учредителем которого является ПАО «СИБУР Холдинг». Источником сырья (этан и суг) для газохимического комплекса станет Амурский газоперерабатывающий завод, возводимый ПАО «Газпром». Предприятия будут располагаться в непосредственной близости друг от друга. В состав Амурского газохимического комплекса войдут установка пиролиза, установки производства полиэтилена и полипропилена, объекты общезаводского хозяйства и внешней инфраструктуры. Суммарная мощность комплекса составит 2,7 млн т готовой продукции в год. В рамках проекта будет создано порядка 1000 новых рабочих мест. Планируемый срок завершения строительства – 2024 год.

Из стенограммы:

М.Мишустин: Рад вас всех приветствовать.

Сегодня мы проводим правительственную комиссию по социально-экономическому развитию Дальнего Востока. Но прежде всего я хотел бы сказать слова самой тёплой поддержки заболевшему, к сожалению, Юрию Петровичу Трутневу, который должен был проводить эту комиссию вместе со мной, пожелать ему скорейшего выздоровления от всех нас.

Дорогие друзья, прежде чем мы начнём работу по повестке дня нашей комиссии, я бы хотел сказать, что у нас сегодня особенный, торжественный день. Мы даём старт строительству современного газохимического комплекса в Амурской области. Это крупнейший инвестиционный проект, один из крупнейших в стране. Он имеет стратегическое значение для газовой отрасли, для всей страны. За очень короткий срок в Амурской области появится новый завод-гигант с самым современным производством на основе современных информационно-коммуникационных технологий. Запуск этого производства – это мощные инвестиции в будущее. Мы создаём в Амурской области точку роста, даём импульс к развитию всей экономики региона. Уверен, что здесь будут созданы тысячи высокотехнологичных рабочих мест, транспортная и социальная инфраструктура, и это изменит к лучшему не только экономические показатели, а сделает жизнь людей здесь, в этом прекрасном крае, более комфортной.

Строительство газохимического комплекса также откроет для Амурской области новые перспективы, а в связке с газоперерабатывающим заводом это ещё и совместный потенциал двух крупных предприятий, который, уверен, даст мультипликативный эффект для экономики. А это значит – новые рабочие места в регионе и в целом экономический рост, которым мы все с вами занимаемся и которого ждём в стране. Это яркая страница в истории и страны, и Дальнего Востока. Хотел бы ещё раз вас с этим поздравить.

Реплика: Уважаемый Михаил Владимирович! Уважаемые члены Правительственной комиссии по вопросам социально-экономического развития Дальнего Востока!

Приветствуем вас на территории строительства Амурского газоперерабатывающего комплекса.

Сегодня здесь, в вашем присутствии, подписывается соглашение о вступлении в территорию опережающего развития между Корпорацией развития Дальнего Востока и компанией «Амурский ГХК».

(Подписание соглашения об осуществлении деятельности на ТОР «Свободный» между ООО «Амурский газохимический комплекс» и АО «Корпорация развития Дальнего Востока»).

Уважаемый Михаил Владимирович! Уважаемые коллеги! Соглашение подписано. Дмитрий Владимирович Конов представит информацию о готовности Амурского ГХК к началу реализации.

Д.Конов (председатель правления ПАО «Сибур Холдинг»): Уважаемый Михаил Владимирович! Уважаемые члены комиссии!

Для реализации проекта «Амурский ГХК», бюджет которого мы оцениваем более чем в 800 млрд рублей, нам нужно было выполнить пять важных промежуточных условий.

Первое из них – это синхронизация со строительством Амурского ГПЗ «Газпрома». Мы видим, что готовность комплекса ГПЗ более 66%, по первой очереди – около 80%. И полный объём, достаточный для производства нефтехимической продукции на Амурском ГХК, будет обеспечен к 2024 году.

Подписание контрактов с «Газпромом» по поставке сырья. Эту работу мы проводили последние несколько лет, и на сегодняшний момент всё завершено.

Принятие решения на уровне Правительства. Ещё раз спасибо Вам и Правительству за концепцию отрицательного акциза на углеводородное сырьё, этан и сжиженные углеводородные газы, которая одобрена и сейчас находится на согласовании в Думе.

Подписание контракта с «РусГидро» (находится в работе, но всё согласовано) на поставку гидроэнергии на производство нефтехимической продукции. Нам кажется важным связать эти ресурсы, возобновляемые и углеводородные, в рамках одного проекта.

И вступление в территорию опережающего социально-экономического развития, процедуру которого только что мы увидели.

Поэтому сегодня проект «Амурский ГХК» – как уже было сказано, это крупнейшее в мире производство нефтехимической продукции, полимерной продукции, – который полностью синхронизирован со строительством Амурского газоперерабатывающего завода, готов к началу реализации. Прошу Вашего разрешения на погружение первой сваи.

М.Мишустин: Просим Вас об этом, пожалуйста!

(Идёт погружение первой сваи).

Я всех вас от души поздравляю с этим событием. Оно долгожданное. Здесь Олег Николаевич Кожемяко, который начинал, когда был губернатором, этот процесс, Александр Александрович Козлов, который продолжал, Василий Александрович Орлов, который сегодня присутствует. Конечно, Алексей Борисович Миллер, Дмитрий Владимирович Конов – все коллеги, которые трудились над этим. Спасибо, что вы приехали и организовали эту церемонию. Дай бог, чтобы всё получилось.

Конечно, край ждёт и вложений в инфраструктуру, в социальные объекты, чтобы всё было хорошо для людей, которые здесь живут. Спасибо.

Перейдём к повестке дня.

Мы, как я уже сказал, проводим сегодня комиссию по вопросам социально-экономического развития Дальнего Востока.

Сегодня завершающий день поездки большой правительственной команды по Дальнему Востоку. Мы побывали в четырёх регионах, в каждом – свои уникальные возможности, свои точки роста. Есть, к сожалению, и свои трудности, которые требуют решений. В этом федеральный центр будет оказывать помощь не только Чукотке, Камчатке, Магаданской и Амурской областям, где мы ситуацию видели своими глазами, но и, конечно, всем субъектам Российской Федерации, которые входят в Дальневосточный округ.

Развитие Дальнего Востока России Президент объявил нашим национальным приоритетом. И по поручению главы государства, вы знаете, Правительство дорабатывает сегодня национальную программу социально-экономического развития региона до 2024 года и на перспективу до 2035 года. В ближайшее время этот документ будет утверждён.

Огромная территория федерального округа имеет множество конкурентных преимуществ. Прежде всего это уникальное географическое положение, огромные запасы полезных ископаемых, возможность развития крупных промышленных центров, прокладки транспортных коридоров евразийского масштаба. И конечно, уникальная природа, которая привлекает людей, туристов всего мира сюда.

Первым результатом новой государственной политики на Дальнем Востоке стал рост промышленного производства, который более чем в два с половиной раза опережает средние показатели в стране. (Все губернаторы, с которыми я встречался, докладывали.) По индексам промышленного производства ситуация не может не радовать. Спасибо вам за это.

Оживился и инвестиционный климат. С государственной поддержкой в течение последних пяти лет были запущены почти 2,5 тыс., а если точно – 2435 инвестиционных проектов с общим объёмом инвестиций более 4 трлн рублей. Создано более 180 тыс. рабочих мест. Реализуется специальная программа социального развития новых центров экономического роста. Действуют (сегодня мы их обсуждали подробно) программы, которые были запущены здесь по поручению Президента, – «Дальневосточный гектар» и «Дальневосточная ипотека», а также комплекс других мер социальной поддержки граждан.

Государственная политика на Дальнем Востоке направлена на решение комплексных, системных проблем, которые сегодня тормозят его социально-экономическое развитие. Наверное, главная из них – это миграционный отток. Чтобы люди оставались здесь жить и работать, государство должно создавать им комфортные, достойные условия, чтобы было желание приехать сюда, остаться здесь работать, рожать детей, учить детей в школах. И все, с кем мы встречались, говорят об этом.

Дать перспективу нужно сразу нескольким поколениям. Для этого нужны новые рабочие места, современное производство, хорошее жильё, качественные дороги, доступная медицина и классное образование. И всё это должно делаться при помощи современных институтов развития, экономических институтов, тех инструментов, которые нам помогут активно развивать Дальний Восток.

В ходе рабочего визита мы не раз об этом говорили. Получили очень важную для нас обратную связь. Здесь было более 60 человек из Правительства Российской Федерации. И жители Дальнего Востока рассказывали нам очень много о том, как они живут, что им необходимо.

Не влюбиться в Дальний Восток невозможно. Некоторые члены делегации не были ни разу на Дальнем Востоке, и все они просто восторженно отзываются о том опыте, который за эту неделю получили.

О ситуации на Дальнем Востоке в целом и о наших первоочередных задачах я попрошу выступить в ходе нашего совещания с членами комиссии Министра по развитию Дальнего Востока и Арктики Александра Александровича Козлова. А также попрошу высказаться руководителей дальневосточных субъектов Российской Федерации, которые сюда сегодня приехали.

Пожалуйста, Александр Александрович.

А.Козлов: Уважаемый Михаил Владимирович! Уважаемые члены Правительства и главы регионов!

Коллеги, за шесть дней мы с вами посетили четыре дальневосточных региона. И вы своими глазами увидели итоги тех решений, которые принимают Президент и Правительство Российской Федерации в отношении Дальнего Востока. Сегодня мы присутствовали при старте строительства газохимического завода – крупнейшего в мире производства, воспользовавшегося режимом территории опережающего развития. Встретились с участниками программ «Дальневосточный гектар», «Ипотека 2%», на Камчатке посетили рыболовецкий колхоз, который строит суда по инвестиционным квотам, а в Магадане – объекты, построенные по программе социального развития. Эти и другие механизмы созданы исключительно для Дальнего Востока.

Прежде чем перейти к основному докладу, я хотел бы затронуть тему борьбы с распространением новой коронавирусной инфекции. На Дальнем Востоке задействовано 92 медицинских учреждения и 23 обсерватора, развёрнуто почти 9 тыс. инфекционных койко-мест. Правительство Российской Федерации и оперативный штаб провели и продолжают проводить очень большую работу: материальная помощь гражданам, помощь врачам, поставки оборудования. И огромные слова благодарности нашим медикам. Рискуя своими жизнями, они спасают людей. И такие же слова благодарности, Михаил Владимирович, они просили передать российскому Правительству за те меры поддержки, которые сейчас оказываются медицинской отрасли.

Со своей стороны по поручению курирующего вице-премьера Юрия Петровича Трутнева силами дальневосточных инвесторов под эгидой Фонда развития Дальнего Востока мы собрали 1 млрд рублей и купили средства индивидуальной защиты: 300 тыс. комбинезонов и много другой номенклатуры. 300 млн раздали регионам, для того чтобы оказать эту помощь.

Что касается экономики.

В целях минимизации последствий коронавируса (мы также поучаствовали в этом с нашими коллегами из Минэкономразвития) в списки системообразующих предприятий попали и наши предприятия, и мы работаем дальше и будем продолжать. О дополнительных мерах скажут наши губернаторы.

Теперь о государственной политике по развитию Дальнего Востока, стартовавшей в 2013 году. Её основа – ставки на конкурентные преимущества макрорегиона, которые должны приносить как материальный, так и нематериальный доход.

Чтобы встряхнуть экономику и наладить социальное развитие, были приняты нестандартные решения. Для их воплощения в жизнь за шесть лет утверждено 53 федеральных закона, Правительство выпустило 259 актов и распоряжений. Масштаб для сравнения: если перевести в дни, то условно раз в неделю на протяжении шести лет для Дальнего Востока принимались знаковые решения.

На Дальнем Востоке выстроена уникальная система преференций. Предприниматели, начинающие бизнес, получают налоговые льготы и неналоговые преференции. Например, режимом ТОР уже воспользовались 450 инвесторов. Их проекты находятся в разной стадии реализации: кто-то уже открылся и работает, кто-то на этапе строительно-монтажных работ, кто-то в стадии проектирования. Это и крупный бизнес – Амурский газоперерабатывающий завод и горно-обогатительный комбинат «Удокан» в Забайкалье, и средний бизнес: компании, которые строят жилые дома, производят бетон, готовят и продают хлебобулочные изделия, запускают теплицы.

Режим свободного порта Владивосток – это подспорье для малого бизнеса. Почти 2 тысячи предпринимателей благодаря порто-франко решили начать бизнес. 205 уже реализовали свой потенциал. Например, мы с вами были на Чукотке, там резидентство в свободном порту в городе Певеке позволило открыть птицефабрику, теплицу, компанию по грузоперевозкам и другие фирмы. Порто-франко действует всего на 1% территорий и охватывает лишь 17% населения. При этом мы видим активность бизнеса именно в тех точках, где действуют эти преференциальные режимы. В нынешних условиях губернаторы неоднократно поднимали вопрос о том, что эти инструменты, механизмы надо распространять на всём Дальнем Востоке.

Ещё одна преференция – это инфраструктурная поддержка. Это государственная помощь в создании объектов энергетики, железнодорожной инфраструктуры, наружного газопровода, крупных автомобильных дорог. То есть инвесторы вкладывают деньги в стройку предприятия, создают рабочие места, а мы как государство даём субсидию на строительство дорогой инфраструктуры, которое они сами иногда не потянут. Размер субсидий не превышает сметной стоимости объекта, а мультипликатор инвестпроекта должен составлять 1 к 10.

На сегодняшний день 14 компаний получили поддержку, они вложили в проекты 265 млрд рублей, создали почти 11 тыс. рабочих мест. При этом государство в инфраструктуру вложило 26 млрд рублей. Например, угольный ГОК «Инаглинский» в Якутии обеспечил стабильную жизнедеятельность моногорода Нерюнгри. Животноводческий комплекс на Камчатке обеспечил край мясной продукцией местного производства. С каждым годом у нас реализуется всё большее число проектов, которым нужна инфраструктура. Но наша госпрограмма не сможет охватить всех. В связи с этим мы предлагаем внедрить механизм вычета из будущих налоговых платежей нового предприятия затрат, которые инвестор понёс на создание внешней инфраструктуры.

Михаил Владимирович, мы уже подготовили соответствующий законопроект, внесли его в Правительство, он согласован с нашими коллегами, Минтрансом, Минстроем, Минпромторгом, Минэнерго, Минэкономразвития и ГПУ Президента, но требует дополнительного обсуждения на площадке Минфина. Мы согласны с позицией Антона Германовича (А.Силуанова): не надо рождать новую сущность, не надо создавать новые дополнительные законы, можно просто предусмотреть это разделом в нашем новом кодексе для инвестора СЗПК. Мы находимся в рабочей версии сейчас, вам доложим по итогам того, как согласуем этот проект и этот документ.

Успешно работают и приняты дополнительные меры поддержки. Они в основном касаются отдельных отраслей, например, рыбной. Вы посетили на Камчатке рыболовецкий колхоз и могли видеть, как инвестиционные квоты позволяют обновлять суда и строить рыбоперерабатывающий завод. За счёт квот 23 судна из 54 будут построены на Дальнем Востоке. Появится 14 новых заводов, 6 из которых уже построены. За счёт 25 лотов на вылов краба в федеральный бюджет поступило почти 100 млрд рублей. На них построят 31 судно-краболов, 15 из которых – на верфях Дальнего Востока.

С целью поддержки заказчиков этих судов и самих дальневосточных верфей нами совместно с Минпромторгом и Минсельхозом был подготовлен механизм по субсидированию. Спасибо, Михаил Владимирович, что Вы нас поддержали, 29 июля Правительство утвердило данное постановление. Теперь необходимо, чтобы коллеги из Минпромторга обеспечили реализацию этого механизма и своевременную постройку судов вместе с предприятиями-исполнителями. Контракты между судовладельцами и заводами уже заключены.

Ещё немного об аквакультуре. На Дальнем Востоке внедрён уникальный цифровой интернет-сервис. На электронной карте инвесторы самостоятельно выбирают рыбоводный участок, подают заявку на его приобретение через систему электронных аукционов. За два года работы механизма бизнес получил в два раза больше акваторий, чем за предыдущие 20 лет. То есть мы снизили административные барьеры, ускорили все процессы, сделали выбор конкурентным. Так, максимальный рост цены за участок поднимался в 32 раза. Опыт аквасервиса натолкнул нас на идею создать похожие механизмы в сельском хозяйстве и лесной отрасли. Уйти от бюрократии, оцифровать наконец-то все, как выразился на Камчатке один человек, «чудовищные» запасы Дальнего Востока.

Сельское хозяйство. У нас много неучтённых, устаревших сведений о наличии земель сельхозназначения. А инвесторы, готовые вкладывать деньги в растениеводство и животноводство, сталкиваются с тем, что земли как бы нет, но по факту она есть. Просто её никто не считал. Приведением в порядок данных занимается один из наших институтов – Агентство по привлечению инвестиций. Ещё один институт – Фонд развития Дальнего Востока, который был инициатором работы по аквакультуре, – разрабатывает лесную систему мониторинга. Данные у нас до сих пор из прошлого века, а качество лесных насаждений проверяет лесник с тетрадкой в руках. О цифровизации в этой отрасли даже и не слышали. Оба сервиса сейчас у нас в разработке. По лесу готовы презентовать. По сельскому хозяйству взяли два пилотных региона – Амурскую область и Приморский край. Как отработаем, готовы сразу же показать и доложить.

Всем известная программа «Дальневосточный гектар» – тоже мера поддержки. Курирующий институт – Агентство по развитию человеческого капитала. Это программа не о переселении, а программа о возможности быстро и бесплатно взять землю. Для этого была проведена колоссальная работа по отрисовке на электронной карте зон, где земельные участки в соответствии с Земельным кодексом не могут быть предоставлены.

Отрисованы и поставлены на кадастровый учёт границы муниципальных образований. Внесены на электронную карту участки, которые находились в пользовании граждан и не имели границ. Теперь каждый человек может зайти на специальный сайт и выбрать любой свободный участок земли. Средний срок предоставления – 32 дня. Вы где-нибудь ещё в России слышали о таких сроках оформления земли? И уже больше 80 тысяч человек воспользовались данной программой. Кстати, руководитель Росреестра недавно заявил, что ведомство прорабатывает этот вариант распространения упрощённой процедуры получения земли на всю страну. Мы будем очень рады, если наш пример и опыт будут полезны и другим коллегам.

Но мы идём дальше. Людям на земле нужны меры поддержки – это инженерные коммуникации и развитие малого и среднего предпринимательства, в том числе и в сельхозпроизводстве. А для тех, кто выбрал ИЖС, возможность построить либо купить уже готовый домокомплект.

Все меры подряд не нужны – нужно чётко и с каждым «гектарщиком» отрабатывать. Благо мы их всех знаем, и сейчас на встрече с Михаилом Владимировичем были приняты решения, очень важные для наших людей. Это и в сельском хозяйстве, и в том числе в строительстве с учётом залогового права при начале самого строительства.

Также пример и по электронным визам. Упрощённое получение иностранцами визы для поездки на Дальний Восток действовало в нашем макрорегионе три года. Со следующего года этот механизм по указанию Президента Российской Федерации распространяется на всю территорию России.

Есть и другие исключительные механизмы для Дальнего Востока. Я назвал только ключевые.

В итоге благодаря всем мерам государственной поддержки на сегодняшний день в округе создано почти 60 тысяч новых рабочих мест, в полную мощь работают 330 новых предприятий, а сумма осуществлённых инвестиций превысила триллион рублей. В результате за пять лет совокупный рост промышленного производства на Дальнем Востоке составил 32%. Вырос за пятилетку и процент прямых иностранных инвестиций: на сегодня эта доля составляет 26%. К 2025 году цифры должны увеличиться ещё больше. Минимальный предел, стоящий перед нами, это 1267 новых предприятий, больше 100 тыс. дополнительных рабочих мест, свыше 3 трлн рублей инвестиций.

Экономика – как фундамент, кошелёк для строительства больниц, школ, дорог. С этим на Дальнем Востоке, конечно, пока не очень хорошо обстоят дела во многих регионах. Но как только в дальневосточном «бумажнике» появились деньги, мы начали социальное обустройство. Если в апреле 2018 года у нас было 55 млрд рублей на ремонт и строительство социальных объектов, то сегодня эта сумма уже превышает 99 млрд рублей. Отмечу, что в первую очередь мы строим в тех муниципалитетах, куда приходят новые производства. Программа так и называется – «Точки социального развития центров экономического роста». За два года на Дальнем Востоке построили 363 объекта, отремонтировали 243. За этими цифрами – школы, больницы, дома культуры, спорткомплексы, территории общественных пространств, Михаил Владимирович ознакомился, в Магадане (набережная), в Благовещенске.

Помимо строительных работ, мы обновляем медицинское оборудование в больницах и поликлиниках, модернизируем учебные классы в техникумах, чтобы студенты сразу обучались производственным специальностям на современном оборудовании и не переучивались, выходя на работу в секторе экономики.

За счёт нашей программы 211 учителей и врачей получили квартиры. По дорогам ездят 58 автомобилей скорой помощи и 70 единиц общественного транспорта.

Безусловно, на Дальнем Востоке действует поддержка рождаемости. За год действия демографического пакета больше 30 тысяч семей получили выплаты за рождение первенца, 8 тысяч воспользовались выплатами регионального материнского капитала за второго и последующих детей. Для многодетных семей на Дальнем Востоке действует ипотека под 5%, а для молодых семей – ипотека под 2%. Я хотел бы поблагодарить многие банки, которые пошли ещё ниже, это ВТБ (установил ставку 1%), Сбербанк, Россельхозбанк (1,7%), АТБ (1,6%), то есть ещё меньше того, что установил Президент.

За восемь месяцев больше 9 тысяч человек взяли кредиты и справляют новоселье. Программа пользуется спросом, но и проблемы есть. В рамках проектного офиса, который мы создали на базе министерства и куда вошли представители всех регионов, банков, Минстроя, прокуратуры, мы помогаем эти проблемы решать. Для начала мы собрали по субъектам ДФО всю базу молодых семей и участников программы «Дальневосточный гектар», которые хотели бы воспользоваться льготной ипотекой. Это 47 тысяч человек, которые хотят сегодня получить жильё в рамках этого проекта. Мы посмотрели предложения на строительном рынке Дальнего Востока. На данный момент первичный рынок может предложить только 15 тыс. квартир. Констатирую: жилья не хватит, если прямо сейчас не принять экстренные меры и не начинать строить. В маленьких городах это особенно чувствуется. Мы коллегам из Минстроя России дадим наши предложения по дополнительному стимулированию стройки на Дальнем Востоке. Надеемся, что нас отраслевые коллеги поддержат и мы вместе дадим дополнительные квадратные метры не только для многодетных семей.

В прошлом году льготными авиабилетами воспользовались свыше миллиона пассажиров. Кстати, нам удалось сделать так, чтобы субсидированные билеты действовали круглый год. До этого это были лишь определённые месяцы в году.

Понятно, что 2020 год не станет показательным из-за пандемии, но в будущем надо обязательно удержать планку и сохранить доступность авиабилетов через инструмент субсидирования. В прошлом году льготными авиабилетами воспользовались свыше миллиона пассажиров. Кстати, нам удалось сделать так, чтобы субсидированные билеты действовали круглый год. До этого это были лишь определённые месяцы в году.

Понятно, что 2020 год не станет показательным из-за пандемии, но в будущем надо обязательно удержать планку и сохранить доступность авиабилетов через инструмент субсидирования. Также не забывать и о программе плоских тарифов, которые «Аэрофлот» нам предоставляет. Хотелось бы обратиться к коллегам из «Аэрофлота»: не угрожать закрытием этой программы. Президент в 2019 году сказал, что эта программа Дальнему Востоку нужна. Для нас это очень важно – большие расстояния, и если стоимость билетов будет рыночной, то люди перестанут летать.

Но это лишь магистральные и региональные авиаперевозки. По внутрирегиональным мы ждём создания дальневосточной авиакомпании. Она нам нужна как воздух, потому что в округе практически отсутствует прямое авиасообщение между столицами регионов, с районами – ещё сложнее. Михаил Владимирович, в срок до 10 сентября Андрей Рэмович Белоусов дал поручение Минтрансу, нашим коллегам представить в Правительство сценарий создания дальневосточной авиакомпании – в частности, по развитию парка воздушных судов, динамике пассажиропотока, параметрам и механизмам господдержки. Мы ждём этих материалов и, соответственно, в их рамках будем реализовываться дальше.

Хочу отметить, что для социальной сферы ранее вообще не было механизмов и решений. И мы только пару лет назад начали вносить свои предложения в этой части в нормативно-правовую базу. Так, финансовый ресурс дальневосточных разделов в государственных программах увеличился в 2,4 раза за три года. Если всё начиналось с 197 млрд рублей, то сейчас эти суммы почти достигают 600 млрд рублей. Это большие деньги для Дальнего Востока.

Внедрена инвестиционная квота 7,2%. Правда, в шести госпрограммах ещё не обеспечены установленные расходы. Это как раз самые болевые точки Дальнего Востока: информационное общество, развитие культуры, туризма, здравоохранения и рыбохозяйственного комплекса, защита от чрезвычайных ситуаций. Просил бы наших коллег из Правительства обратить на это внимание – в ваших силах это исправить и поддержать нас.

На поддержку национальных проектов на Дальнем Востоке до 2024 года в зарезервировано 460 млрд рублей. Мы в свою очередь проанализировали проекты соглашений, которые подписали наши коллеги-губернаторы с отраслевыми коллегами, и видим, что из 189 показателей 41 показатель не соответствует требованию не ниже среднероссийского. Я хотел бы обратиться к нашим коллегам по поводу того, чтобы посмотреть возможности этих соглашений, возможности внутри национальных проектов и поддержать наших губернаторов, потому что есть возможность ещё повлиять на эти решения и изменить будущие показатели для региона.

Хотел бы отметить, что мы опираемся на данные, которые официально нам даёт Росстат, и видим, что если такой показатель, как ожидаемая продолжительность жизни, в России – 73 года, то в Еврейской автономии и на Чукотке – 68. Разница есть и в таком показателе, как смертность населения. Если взять объёмы ввода жилья, у нас в округе есть даже нулевые показатели. Мы о них уже говорили – это Чукотка. В целом по ДФО цифры ниже среднероссийских, иногда почти в два раза, по доле ветхого и аварийного жилья. Очень сложные вопросы. Хотелось бы поддержки и для того, чтобы эти вопросы решать в будущем.

Михаил Владимирович, Вы об этом уже сказали: по поручению Президента мы разработали и передали для рассмотрения в Правительство национальную программу развития Дальнего Востока. Суть документа – это горизонт планирования для всех дальневосточных регионов. По факту программа должна стать настольной книгой для всех региональных властей, а для федеральных коллег – советником с точки зрения помощи по отраслям. А то у нас должностные лица, особенно в регионах, муниципалитетах, меняются и начинают изобретать велосипед, новые решения. Не доделав то, что обещали, пытаются что-то новое. И вот мы в национальной программе постарались сделать так, что и по отраслевому принципу, и по региональному там указаны горизонты планирования – 2025 год, 2030 год, 2035 год. Если мы всего этого достигнем, то в принципе мы достигнем хороших показателей. У нас всё это счётно, оцифровано и расписано, вплоть до числа необходимых автомобилей скорой помощи. Вся актуальная номенклатурная база привязана в том числе к муниципалитетам, к учреждениям, которые работают в этих муниципалитетах. Когда мы готовили программу, столкнулись с тем, что например, значится районная поликлиника. Провели инвентаризацию того, что там находится, а по факту это предбанник в деревянном доме с печным отоплением. По всем документам это больница. Или, допустим, Елизовская больница. Михаил Альбертович не даст соврать: её надо вычеркнуть из бумаг и вообще не вспоминать, что когда-то это называлось больницей. А там люди лечатся и лечились. Там нужно создавать новое учреждение. Или в отчёте написано: «школа в Северном посёлке», отлично, но в этой школе туалет для детей на улице. На Севере, где -50 °C зимой. В Москве о таких температурах, может, и не знают, и трудно представить, что первоклашка топает в подобное место на перемене.

Так вот, у нас в программе мы посчитали ФАПы с печным отоплением: печки стоят в 1300 ФАПах – до сих пор на Дальнем Востоке, некоторые из них ещё и в неприспособленных помещениях. И школы с уличными туалетами существуют. Вся эта информация сведена, и всё это зашито в эту программу. И километраж муниципальный, и многие другие номенклатуры нужно решать.

И ещё национальная программа – про доступность. На Дальнем Востоке 1834 населённых пункта, в 1614 из них живёт меньше 5000 человек. А городов, где больше 100 тысяч жителей, всего 12. И в нацпрограмме очень чётко прописаны критерии этих населённых пунктов. Чтобы люди понимали, что из соцобъектов должно быть – и в сёлах, и в городах. Все ответственные люди по должности должны знать, что нужно построить и отремонтировать.

Михаил Владимирович, Вы в своём отчёте перед Госдумой назвали нацпрограмму фаворитной для Правительства. Уверен, что такой она будет для всех членов нашего кабинета министров. У военных есть такая хорошая фраза: содружество родов войск. Она применима и к нам, ведь мы все вместе не просто коллеги, а именно единомышленники с функцией служения людям. На Дальнем Востоке живёт больше 8 миллионов человек. Из них половина, я напомню вам, молодёжь. И как мы видим, она продолжает уезжать. Динамика в последнее время идёт на уменьшение, но миграционный отток всё равно продолжается. Почему? Да потому что просто жизнь – в мелочах. Молодая мама, выходя гулять на улицу, хочет чтобы ребёнок играл на красивой, безопасной детской площадке, а не прыгал по закопанным вдоль дороги покрышкам. Мы можем подумать, что я утрирую, но это вещи, которые просто должны быть.

М.Мишустин: Спасибо, Александр Александрович, в том числе за Ваши усилия, которые Вы предпринимаете, чтобы довести до всех уровней власти, до всех людей в России, в чём нуждается Дальний Восток. Без сомнения, на сегодняшний день есть неплохие результаты. Во всяком случае за последние три года мы это видим.

Мы уделяем очень большое внимание развитию дальневосточных производств, строительству необходимой инфраструктуры, о которой Вы говорили, в том числе в энергетической сфере. Буквально на днях мы провели совещание по развитию энергетики и газификации Дальнего Востока. На Камчатке мы обсуждали в том числе тарифы на энергетические ресурсы. Я попросил, чтобы сегодня, после того как выступят губернаторы, замминистра энергетики по результатам наших совещаний и предложений губернаторов выступил.

В ходе поездки мы также много говорим о том, как привлечь инвесторов на Дальний Восток, как развить современное высокотехнологичное производство, которое конкурировало бы на внешних рынках. Очень много предложений есть у людей на местах. Такие инициативы и заинтересованность, блеск в глазах – это главная составляющая успеха.

Мы обсудили много тем за эти дни. В частности, Вы сказали сегодня об ипотеке, о дальневосточном гектаре, когда люди берут бесплатно гектар земли или ипотеку на льготных условиях. Мы договорились распространить в Магадане и на Чукотке на вторичный рынок возможности дальневосточной ипотеки. Но она задумывалась прежде всего как стимул для строительства нового жилья. И вообще вопросы, связанные с территориальным планированием и строительством, очень важны. После выступления губернаторов мы об этом обязательно поговорим. Соответствующие поручения даны. Я просил бы также всех, кто принимал в этом участие, не забыть ваши предложения формализовать и передать их в Министерство по развитию Дальнего Востока.

В заключение, прежде чем предоставить слово губернаторам, я бы хотел сказать о туризме, об экологическом туризме. Потрясающие возможности здесь. Все возможные аспекты – от природоохранных мер при строительстве крупных заводов, которые мы обсуждали, до нашего национального проекта по развитию туризма, который обязательно будет подготовлен. Мы его сейчас прорабатываем, много об этом говорили. Даже нашли столь необходимые средства уже в этом году и следующем году. И, конечно, Дальний Восток должен быть жемчужиной этого национального проекта. Мы обязательно это сделаем. Я хотел бы только сказать от себя одну вещь, которую везде заметил. Территориальное планирование – красота. Правда, я не понимаю, каким образом, имея такие природные красоты – это и в Магадане великолепная бухта, это и на Чукотке такие места, и прочее – мы не занимаемся элементарной расчисткой свалок, мусора и сносом ветхих сооружений, когда это можно сделать небольшими средствами, взять в руки мётлы, лопаты и немножко убрать территорию. Ну везде так. Дело не в должностях наших – когда мы приезжаем и смотрим, нам показывают какие-то интересные проекты, а вокруг, простите, очень странные насыпи, заборы и просто элементарно не покрашенные крыши или не приведённый в порядок земельный участок. Я сейчас не хочу говорить умные слова про мастер-плэнинг, про территориальное планирование, как в мире это делают. Но зонирование территорий, категорий земель и виды разрешённого использования – это очень важный элемент и государственного управления, и муниципального управления, и территориального развития страны. И на Дальнем Востоке природа всё сделала. И мы можем Нагаевскую бухту просто почистить от кладбища кораблей и немножко убраться, и это заиграет совершенно другими красками. Я сейчас могу назвать любые субъекты Федерации Дальнего Востока, где можно точно так же об этом сказать. Мне кажется очень важным, если бы, уважаемый Александр Александрович, мы вместе взялись за какую-то инициативу почистить немножко территории, окружающие нас вот в этих замечательных местах. И экологический туризм, национальный проект «Туризм» должны сопутствовать большой генеральной уборке на Дальнем Востоке.

Я хотел об этом Вам сказать, потому что это то, что всех членов делегации волновало, мы все это замечали. Уверен, что и вы это видите. Но мне казалось, что здесь инициатива от губернаторов могла бы идти, от руководителей субъектов Федерации.

Коллеги, давайте продолжим нашу работу. Я бы хотел попросить высказаться всех, кто желает. Первый у нас Осипов Александр Михайлович. Пожалуйста.

А.Осипов: Спасибо, Михаил Владимирович. Во-первых, большое Вам спасибо за внимание к Дальнему Востоку. Я думаю, что Вы за эти дни увидели, насколько население, все люди крайне нуждаются в Вашем внимании, помощи, и мы надеемся, что в тех регионах Дальнего Востока, в которых Вы ещё не были, Вы обязательно побываете. И приглашаю Вас в Забайкальский край.

Михаил Владимирович, уже говорилось на совещании о том, что благодаря ряду принципиальных решений, новых экономических механизмов есть значительные экономические, социальные успехи на территории Дальнего Востока. Но, учитывая его протяжённость, дифференциацию огромную, к сожалению, ещё по многим экономическим и социальным показателям эта ситуация не везде однородна, не везде одинакова. И по многим показателям, в том числе и по малому и среднему предпринимательству, и по экономическим показателям Дальний Восток и динамика на Дальнем Востоке отстаёт от среднероссийской.

Мы прекрасно понимаем, что механизмы территорий опережающего развития, свободного порта Владивосток, адресной поддержки инвестпроектов существенно влияют на наше экономическое развитие. Но, Михаил Владимирович, это всё-таки микровкрапления, включения на огромную территорию Дальнего Востока. Мы должны это понимать. Вас как Председателя Правительства в первую очередь, членов Правительства и нас как глав регионов особо заботит ситуация, как обеспечить людей качественной занятостью с нормальными заработными платами на этих бескрайних территориях, где огромные межпоселенческие пространства. У меня, например, есть район, в котором от села до районного центра 440 км. Поэтому обеспечение людей занятостью – это очень важная задача.

Мы посмотрели, у нас есть поручение Президента создать 25 млн рабочих мест в малом и среднем предпринимательстве к 2030 году. Есть его поручение о развитии Дальнего Востока как национального приоритета и достижении среднероссийских показателей. К сожалению, по малому и среднему бизнесу по удельным показателям – уровню занятости, выручке на одного работающего, по количеству субъектов МСП (подчеркну: не на территории свободного порта Владивосток) – Дальний Восток отстаёт от основных территорий. При этом на территориях, там, где был создан режим свободного порта Владивосток, мы наблюдаем обратную динамику. Прирост субъектов МСП составил 7%, занятости – 22%, удельная выручка на одного работающего почти в два раза больше, чем по остальным территориям Дальнего Востока и на 25% больше, чем среднероссийский показатель.

Что особенно важно, мы здесь конкурируем со странами АТР. Страны АТР – Китайская Народная Республика, Южная Корея, Индия, Малайзия, Индонезия, теперь присоединяется Вьетнам. Другие страны активно используют различные преференциальные режимы. Даже в Соединённых Штатах их почти 400, и за последние два года было создано 38 благодаря новой экономической политике Трампа. То есть это нормальная, естественная экономическая практика госуправления на этой территории. При этом территории эти отличаются и большой протяжённостью, большими размерами, и большими успехами. Или, например, Тяньцзинь в Китае, где такой преференциальный режим 36 лет уже существует: почти 14 тыс. резидентов, в переводе на рубли 5 трлн инвестиций, 510 тыс. рабочих мест. Южная Корея – Ичхон: 17 лет существует, 3 тыс. резидентов, почти 800 млрд инвестиций в пересчёте на рубли, 80 тыс. рабочих мест. Малайзия – Искандар: 14 лет, 4 трлн инвестиций, почти 400 тыс. рабочих мест.

В 2015 году было принято уникальное российское решение о создании свободного порта Владивосток. На сегодняшний день это 5 регионов, 10 городов, 21 район. Охватывает 21% населения Дальнего Востока. Бóльшая часть этих территорий сосредоточена в Приморье. Сегодня это 2 тысячи резидентов. Заключено соглашений на осуществление почти 1 трлн рублей инвестиций и создание 93 тыс. рабочих мест. 200 с лишним проектов реализовано, 150 млрд рублей инвестировано, 16 тыс. рабочих мест создано. Это и есть основной вклад в рост МСП на Дальнем Востоке.

Проект реализуется в самом широком спектре отраслей, в том числе в сельском хозяйстве, туризме, медицине, энергетике, промышленности. 93% резидентов являются субъектами МСП.

Мы хотели бы, конечно, чтобы эти режимы были распространены на другие территории Дальнего Востока. Коротко скажу о нераспечатанном потенциале Забайкальского края. Почти 1 млн га восточных чернозёмов – непаханых земель, 6 млн га пастбищ и угодий, 17 трлн кубометров ископаемых находится в недрах. Трансграничные возможности, транспортные международные коридоры – всё это сегодня можно бы было «распечатать» с помощью распространения режима свободного порта Владивосток на всей территории Дальнего Востока.

Отдельно бы обратил внимание, Михаил Владимирович, что за эти четыре года благодаря активной работе Минфина и других министерств тщательно выверена практика применения этого режима. Созданы и нормы, и практика контроля для предотвращения различных махинаций, злоупотреблений и бюджетных потерь. Выработаны механизмы, каким образом ограничиваются все возможные злоупотребления. Поэтому каких-либо бюджетных выпадающих доходов мы не ожидаем. За это время действующие резиденты заплатили 14 трлн рублей налогов. При этом объём предоставленных им льгот более чем в три раза меньше – 4 млрд рублей.

Просили бы Вашего решения: с учётом сложившейся практики, с учётом динамики, которая есть, и вызовов экономического развития на Дальнем Востоке распространить режим свободного порта на всей территории Дальнего Востока.

И ещё короткое предложение по регистрации предприятий. Мы здесь тоже конкурируем с иностранными государствами и понимаем нашу специфику. Сегодня есть практика регистрации и в онлайн-режиме, и офлайн в течение одного дня. Нам сегодня нужно от шести до девяти документов, чтобы зарегистрировать предприятие. Можно двигаться в сторону режима самозанятых, где регистрация происходит намного быстрее и проще, и таким же образом распространять его на регистрацию других организаций и предприятий. Особенно это важно для предприятий с иностранным участием. Почти 40% инвестиций Дальнего Востока сегодня – это иностранные компании.

М.Мишустин: Александр Михайлович, я Вас давно знаю. Вы реально верите в то, что существует проблема государственной регистрации юридических лиц с иностранным участием в России? Хотите, мы с Вами сейчас подойдём, я в онлайне с Вами зарегистрирую предприятие, и через два дня в онлайне Вы получите ответ. Посмотрите объективный рейтинг Doing Business. 7% до лучшей практики Россия отстаёт. Я просто знаю, мы с Игорем Ивановичем Шуваловым добивались того, чтобы за три дня предприятие было зарегистрировано. Если это и правда проблема, давайте разберёмся. Вы скажите, в чём проблема. Трое суток либо один день регистрации предприятия – это не особо важно для инвестора, который приходит сюда. Я просто хочу понять, в чём проблема.

А.Осипов: Получается, ему надо оформить семь документов, для этого сюда приехать.

М.Мишустин: Каких документов?

А.Осипов: Заверить, легализовать документы иностранного учредителя.

М.Мишустин: Правильно. Чтобы понять, что он из иностранной юрисдикции. Это естественный документ.

А.Осипов: То есть ему надо будет приехать, подготовить все эти документы.

М.Мишустин: Нет, ему не надо приезжать, Александр Михайлович. Я не хочу с Вами спорить. Просто, мне кажется, это не та проблема для Дальнего Востока, чтобы её на сегодняшний день рассматривать. Только Вы не обижайтесь. Мне кажется, что режимные, специальные вещи, о которых Вы говорите, гораздо важнее, чем регистрация предприятий.

Пожалуйста, продолжайте.

А.Осипов: Я завершил, Михаил Владимирович. По поводу регистрации – Агентство по привлечению инвестиций сделало сравнительный анализ. Может быть, вместе с ними и рассмотрим.

М.Мишустин: Обязательно. Я прошу Вас об этом.

Пожалуйста, Валерий Игоревич Лимаренко, Сахалинская область.

В.Лимаренко: Уважаемый Михаил Владимирович!

Я бы хотел остановиться на газоснабжении. Дальневосточники обеспечены приблизительно на 15% газом. Для того чтобы решить проблему газоснабжения, надо сейчас заняться СПГ. В этой связи можно было бы это сделать сравнительно быстро. Например, за пятилетку с 15% подняться до 60%. Для этого потребуется приблизительно 2,5 млн т сжиженного газа в год. Можно было бы построить малотоннажные заводы СПГ, с тем чтобы обеспечивать отдалённые сёла, города этой энергией.

Мы с «Газпромом» на Сахалине разработали программу, которая кроме трубного газа предусматривает и СПГ, малую генерацию. Мы планируем в Поронайске строительство завода – до 100 т в год. Мы могли бы обеспечивать все острова – Сахалин и Курилы, отдаленные сёла могли бы обеспечивать уже в ближайшей пятилетке этим топливом. Мы посчитали, что это могло бы распространяться и на другие регионы. В принципе можно было бы создать такую инвестиционную ситуацию, при которой бы строились заводы, которые бы в каждом регионе обеспечивали такое снабжение.

Сразу хочу сказать, что это новая индустрия, здесь требуется и особая транспортировка, и особая работа, связанная с контейнерами (заменой и своевременной поставкой контейнеров), оборудованием по регазификации, различного рода сервисы. И конечно, нужно обучить людей, с тем чтобы они эксплуатировали эту новую индустрию.

В этой связи хочу сказать, что мы с «Сахалин Энерджи» (это дочерняя компания «Газпрома») сейчас готовим технопарк, который будет заниматься газонефтяными сервисами. И можно было бы в интересах Дальнего Востока на базе этого технопарка поставить несколько предприятий, которые бы готовили такое оборудование и специалистов для такого сервиса.

У нас уже в этом году появилась небольшая частная компания, которая начала производить СПГ, мощностью 12 т в год, и начиная с текущего года мы уже начинаем снабжать ряд населённых пунктов СПГ. Это для нас вещь новая, и нам придётся этот опыт набирать.

При этом хочу сказать: возникла такая ситуация, что СПГ, к сожалению, дороже, чем трубный газ, и для того, чтобы сделать социальные программы, нужно продумать механизм, чтобы он был дешевле. Как вариант, можно было бы предоставить, например, возможность таким небольшим частным заводам на экспорт поставлять продукцию. Понятно, под общим управлением и контролем, в интересах Российской Федерации. Тем не менее за счёт перекрёстного субсидирования можно было бы экспортный газ продавать дорого на рынок (собственно, он и стоит дороже на международном рынке) и за счёт перекрёстного субсидирования часть газа продавать на внутреннем рынке, с тем чтобы для населения это было дешевле.

Если подвести итог, то можно было бы записать в проект решения следующие пункты.

Первое. Минэнерго, Минэкономразвития, Минвостокразвития разработать комплексные меры государственной поддержки строительства инфраструктуры газификации районов Дальнего Востока на основе СПГ. Можно было бы записать по поводу пилотного проекта на Сахалине вместе с «Газпромом», если Алексей Борисович (Миллер) поддержит, с учётом нашего совещания.

Затем Минпромторгу, Минэнерго, Минвостокразвития – разработать комплекс мер по поддержке локализации производства оборудования для использования СПГ. Сразу предлагаю наш технопарк, для того чтобы можно было быстро развернуть эту работу.

Третий пункт. Минэнерго, Минвостокразвития, Минэкономразвития, Минфину, ФАС разработать механизм ценообразования на СПГ при поставках на внутренний и внешний рынок для новых компаний, которые будут производить и пользоваться этими правами, на условиях перекрёстного субсидирования.

И соответственно, Минэнерго, Минвостокразвития, Минэкономразвития, Минфину, ФАС, «Газпрому» рассмотреть предложения и представить согласованную позицию по определению единого набора условий для получения таких прав по экспорту СПГ, чтобы это был механизм регулированный.

По газу всё. Я бы хотел по поводу аварийного жилья буквально несколько слов сказать.

По поручению Президента мы сделали программу по переселению людей, которые попали под проблему нефтегорского землетрясения. Такая программа подготовлена. И в течение 2020 года мы никак не можем определиться с источниками финансирования в той части, которую должен финансировать федеральный бюджет. Там общая сумма 15 млрд: Сахалинская область – 9 млрд, 6,5 млрд – федеральный бюджет. Есть поручение до конца года определиться с источниками финансирования. Будет просьба, чтобы это можно было взять под контроль. И, чтобы уже больше сроки не переносить, в этом году вопрос решить. А мы со своей стороны в этом году начинаем переселение и начинаем эту программу и строительство.

М.Мишустин: С Минфином вы работали?

В.Лимаренко: Да, работаем с Минфином.

М.Мишустин: И что там? Просто совсем источников нет??

В.Лимаренко: Там есть варианты по поводу Фонда содействия реформированию ЖКХ. Сейчас этот вариант как раз рассматривается. Но надо поставить точку в этом вопросе.

Михаил Владимирович, ещё один вопрос очень коротко. Прозвучала тема авиации в докладе Александра Александровича (Козлова). Мы с Юрием Петровичем Трутневым решаем очень важный вопрос, и я хотел бы, чтобы Вы тоже были в курсе, – по поводу того, чтобы цена на керосин на Дальнем Востоке была конкурентоспособной. Потому что она на 30% выше, чем у соседних стран. И с такой стоимостью керосина мы, конечно, неконкурентоспособны, то есть наша авиация не может конкурировать с авиацией Китая, Японии, Кореи.

Понятно, что социальные программы, которые мы реализуем, и объёмы субсидирования возрастают кратно в связи с этим. Надо как можно быстрее эту проблему решать.

М.Мишустин: Я по СПГ абсолютно поддерживаю. Надеюсь, Алексей Борисович (А.Миллер) также будет прорабатывать с Вами этот вопрос. Но глобально я бы хотел попросить коллег из Министерства энергетики (господин Сорокин будет выступать позже) прокомментировать вообще стратегию использования СПГ. На Баимке (Баимский ГОК) смотрели, то же самое. СПГ – это инструмент, с помощью которого можно очень много проблем решить. Стратегия его использования – может быть, варианты экспорта, о чём Вы сказали. Это хороший инвестмотор для многих вещей и для генерации на Дальнем Востоке.

Пожалуйста, Айсен Сергеевич Николаев, Республика Якутия.

А.Николаев: Добрый день, уважаемый Михаил Владимирович, дорогие коллеги. Дальний Восток и Якутия, в частности, сегодня известны больше как регионы сырьевой экономики. Мы в Якутии добываем алмазы, золото, уголь, даже газ, который Алексей Борисович (А.Миллер) здесь уже начал перерабатывать на Амурском ГПЗ, доставляется с якутских месторождений. Вместе с тем мы понимаем, что без развития высокотехнологичных отраслей дальнейшее развитие Дальнего Востока и Якутии невозможно. Мы здесь, к сожалению, достаточно серьёзно отстаём от среднероссийских показателей. Если среднероссийские показатели по продукции высокотехнологичных и наукоёмких отраслей в валовом продукте составляют почти 20%, то здесь, на Дальнем Востоке, 14%, а в большинстве регионов, в частности в Якутии, ещё меньше.

Достижение опережающего роста таких отраслей возможно только при очень серьёзном стимулировании и создании льготных условий для развития высокотехнологичных отраслей. Мы предлагаем рассмотреть возможность реализации дополнительных мер поддержки высокотехнологичных проектов Дальнего Востока, в том числе предлагаем такое понятие как цифровая ТОР. Основная цель цифровой ТОР – создание условий для развития высокотехнологичного бизнеса на Дальнем Востоке и фундамента для долгосрочного развития всего округа, открытие на дальнем Востоке офисов и R&D-центров ведущих российских, мировых компаний, которые ведут бизнес в этой сфере, и создание новых высокооплачиваемых рабочих мест.

Здесь преференции какие могут быть, на наш взгляд? Сегодняшний действующий режим функционирования ТОР привязывает жёстко резидентов к конкретному месту. Можно было бы от этого уйти и предоставить возможность, например, инвесторам в IT-сфере реализовать проект не в привязке к земельному участку, а получить статус дистанционно и дистанционно работать. Это первое.

Второе. Конечно, сотрудники высокотехнологичных компаний являются высокооплачиваемыми специалистами. На стадии стартапа крайне чувствительна ставка по страховым взносам, налогу на прибыль. Михаил Владимирович, благодарим Вас за те решения, которые сейчас вышли по IT-отрасли по поручению Президента, – резкое снижение по страховым взносам и по налогу на прибыль. Они уже есть. Но высокотехнологичные отрасли, наукоёмкие отрасли – это не только IT-отрасль.

Мы предлагаем сделать такие же, как для IT-отрасли, по другим наукоёмким отраслям, не только по IT.

Ещё раз хочу поблагодарить за эту поддержку. На самом деле Якутия сегодня является столицей IT-отрасли Дальнего Востока. 80% экспорта услуг IT с Дальнего Востока – это сегодня Якутия. Для многих это удивительно, но это так. Мы создали уже 1,5 тыс. рабочих мест. Наша задача – к 2024 году создать 10 тыс. рабочих мест в IT-отрасли.

Мы считаем, что к этим высокотехничным проектам, на которые будут распространяться льготы, будут отнесены проекты, которые реализуются компаниями в высокотехнологичных отраслях. И список данных отраслей будет разработан и согласован профильными федеральными органами власти: Минэкономразвития, Минфином, Минпромторгом. За базу можно взять перечень высокотехнологичных отраслей, который уже утверждён Росстатом.

Опыт стран Азиатско-Тихоокеанского региона, о которых сегодня много говорилось, показывает, что кроме налоговых преференций важна и комплексная поддержка высокотехнологичных компаний. Так, в Китае для таких проектов предусмотрена пониженная ставка по налогу, вычеты по налогу на НИОКР, освобождение от уплаты импортной пошлины и НДС. В Японии предусмотрен вычет в размере до 25% от налоговых обязательств, в Сингапуре – возмещение до 60 тыс. долларов на первичные расходы на НИОКР.

Я считаю, что можно было бы, например, реализовать ряд мер поддержки высокотехнологичных проектов Дальнего Востока, таких как обеспечение инновационной инфраструктурой в определённых центрах, создание и развитие программно-технических средств, в том числе облачных сред разработки и центров обработки данных, систем автоматизированного проектирования, за счёт средств субсидий из бюджетов.

Второе. Распространить применяемый в отношении проектов «Сколково» механизм возмещения до 50% инвестиций частных инвесторов в проекты ранних стадий в пределах уплаченного НДФЛ.

Третье. Внедрить механизм налогового зачёта в размере затрат на НИОКР, проводимые на территории Дальневосточного федерального округа.

Хотел бы также поблагодарить Правительство за то, что сегодня у нас появилась возможность изменить ситуацию, когда потенциальные резиденты наших IT-парков из-за особенностей российского права и трудового законодательства регистрировались в США, Сингапуре и Гонконге. После появления закона о введении так называемых регуляторных песочниц, мы считаем, это уходит в прошлое.

Значимую роль, на мой взгляд, в повышении технологичности и наукоёмкости компаний на Дальнем Востоке может сыграть использование доходов целевого капитала, эндаумента федеральных университетов, которые на Дальнем Востоке работают. Их у нас два. Для стимулирования участия крупных компаний в поддержке эндаумент-фондов федеральных университетов я бы предложил освободить организации-жертвователи от уплаты федеральной части ставки налога на прибыль в объёме не более 1% ставки. У нас по Дальнему Востоку в федеральный бюджет в прошлом году налога на прибыль поступило 135 млрд рублей, то есть 1% – это 45 млрд рублей. Но понятно, что все компании в эндаумент не будут жертвовать. Порядка 10–15 млрд можно было бы привлечь целевым образом на финансирование таких высокотехнологичных проектов через федеральные университеты на территории Дальнего Востока.

Для действующих высокотехнологичных проектов на Дальнем Востоке и тех, которые будут создаваться, необходима поддержка со стороны спроса на продукцию. Это в первую очередь касается таких финансово ёмких отраслей, как судо-, авиа- и машиностроение. У нас в Якутии сейчас благодаря решению Правительства Российской Федерации в режиме ТОР завершается в 2021 году первый этап строительства высокотехнологичной судоверфи в городском округе Жатай под Якутском. На втором этапе мы планируем обновление внутреннего водного транспорта Ленского бассейна – это порядка 280 судов. На сегодняшний день мы сталкиваемся с тем, что по Лене и по Енисею, по другим северным рекам речные пароходства, к сожалению, обновляться на рыночных условиях не могут. Нет лизинговых хороших схем. Раньше было предложение Минпромторга и Минтранса России об увеличении уставного капитала ООО «СК Якутск» для внедрения лизинговых программ на льготных условия, не превышающих 2,5%, на срок до 15 лет. К сожалению, сейчас эта поправка исчезла, это предложение. Просил бы, Михаил Владимирович, поддержать включение в бюджетные проектировки такого проекта по лизинговым программам для судостроения. Те лизинговые программы, которые сегодня существуют на воздушные суда российского производства, для Дальнего Востока тоже надо пересматривать. Как раз в рамках создания единой авиакомпании – мы говорим даже об альянсе авиаперевозчиков Дальнего Востока, эксплуатирующих российскую технику, – можно было бы установить повышающий поправочный коэффициент 1,5 или 2 к размеру субсидии на уплату лизинговых платежей, которые предоставляются по постановлению Правительства №1212. Я считаю, что это серьёзно бы нас поддержало. Мы сейчас эксплуатируем единственные на Дальнем Востоке «Суперджеты», пять воздушных судов. В этом году берём ещё три и готовы брать дальше. Но нужна хорошая льготная лизинговая программа. И, Михаил Владимирович, в рамках исполнения поручения Президента необходимо ускорить производство самолётов Ил-114 на замену Ан-24 и самолётов типа «Байкал» на замену Ан-2. Потому что средний возраст самолётов у нас по Якутии, например, 37–41 год. Мы их с 2022 года должны уже усиленно списывать. Нам надо с 2022, 2023 года на чём-то летать.

О поддержке в целом социально-экономического развития Дальнего Востока. Конечно же, важнейшие, на мой взгляд, это инфраструктурные проекты, транспортные инфраструктурные проекты. Для Якутии важнейший вопрос – это Ленский мост. На сегодняшний день проект у нас готов. Мы заключили концессионное соглашение с компанией, созданной «Ростехом» и группой «ВИС», прошли практически все согласования. Проект у нас включён в лист ожидания Комплексного плана модернизации и расширения магистральной инфраструктуры. Марат Шакирзянович Хуснуллин проводил два совещания. Дал поручение, чтобы мы сдвинули ввод моста с 2025 на 2024 год. Благодаря решениям, которые приняты сейчас Правительством по упрощению разрешительных процедур в части строительства, мы в 2024 году мост можем ввести. Но надо уже решение принимать о выделении капгранта. Мы с Антоном Германовичем на эту тему разговаривали. Предложения свои в Минфин дали. Михаил Владимирович, прошу вопрос поддержать.

М.Мишустин: Почему гранты? Концессия там?

А.Николаев: Да, концессия. Михаил Владимирович, я готов этот вопрос отдельно Вам доложить. Если есть возможность, прошу личной встречи.

М.Мишустин: Хорошо. Айсен Сергеевич, как всегда, очень комплексно, много предложений по налогам. Они не могут не вызвать некоторые вопросы, но я просто про режим IT скажу, что это непростой манёвр был. Президент его поддержал. И в принципе там очень много выпадающих. Это уникальные условия. В мире нет таких юрисдикций – нормальных, адекватных, я не офшорные какие-то зоны имею в виду, – где представили бы сейчас возможность платить налог на прибыль 3%. Замечу, страховые, о которых Вы сказали, которые превысят в год 1,29 млн, но там 7,6% только до 1,29 млн в год. А дальше – 0. Плюс там нет НДС на оплату маркетплейсов иностранных, то есть если вы на Западе это будете делать, тоже льгота.

Поэтому специалистам из Якутии, которые занимаются этими инновациями, мне кажется, может быть, очень выгоден этот режим. И ещё готовится на сегодняшний день одно решение – Министерству финансов нужно будет доработать соответствующее предложение – это паушальный налог, который будут платить россияне, которые выберут эту форму – резидентство Российской Федерации. Этот налог исключит необходимость распределять по контролируемым иностранным компаниям прибыль, которая получается, если вы владеете иностранной компанией. В принципе это очень хорошие условия для того, чтобы тем, кто имеет бизнес, который реализуется на Западе, не уезжать из России. Все условия там соблюдены, и абсолютные будут гарантии этого режима. Поэтому не думаю, что здесь надо эту конструкцию, с таким трудом обсуждённую всем сообществом и коллегами, менять. Вы знаете, Президент её поддержал. Давайте посмотрим, как она заработает. Я бы здесь просил Вас, уважаемый Айсен Сергеевич, рассказать потом, заработает она, нет, что там необходимо.

По поводу остальных предложений – очень много разумного. Точно по самолётам такие поручения будут даны. С нами был в поездке Юрий Иванович Борисов. Пожалуйста, соответствующие свои предложения сформулируйте и направьте.

О.Кожемяко: Уважаемый Михаил Владимирович! Уважаемые члены правительственной комиссии!

Приморский край – это самый южный регион Дальнего Востока и Забайкалья, где проживает 25% населения всего Дальнего Востока. Через него идёт основной поток грузов из Азии – контейнерных грузов, а также через него идёт до 30% всего угля уже в страны Азиатско-Тихоокеанского региона. Поэтому по праву можно считать Приморский край форпостом России в странах Азиатско-Тихоокеанского региона.

На сегодняшний день есть динамика в развитии. Прежде всего, конечно, это судостроительная отрасль. Помимо строительства рыболовных судов, ДВЗ «Звезда» в Большом Камне реализует мощнейший проект по строительству самых больших, ранее не выпускавшихся ни в Советском Союзе, ни в Российской Федерации судов – нефтеналивных танкеров водоизмещением до 114 тыс. т.

Далее – газовозы. Сейчас это уже не проект, это суда, которые спущены на воду, стоят на стапелях. Именно там началось строительство атомного ледокола «Лидер», самого мощного в мире. Строятся порты Суходол, Вера, начинается строительство Находкинского завода минеральных удобрений.

Вместе с динамикой есть и застарелые социальные проблемы, без решения которых – совместного решения вместе с Правительством – мы не можем далее гармонично развивать наш регион.

В текущем году в бюджете Приморского края предусмотрено 28 млрд рублей на строительство и реконструкцию транспортной, социальной, коммунальной инфраструктуры. Работы в различной стадии завершения. 1 сентября у нас откроют двери пять новых детских садов, завершается строительство двух поликлиник, спортивного комплекса, ледовой арены.

10 млрд рублей направлены на развитие дорожной сети. Из-за строительства больших объектов мосты не выдерживали нагрузок. Современные машины пришли, большегрузные, поэтому у нас 146 мостов просто разрушены, по ним восстановлены объезды, что само по себе вызывает большие неудобства для жителей, приводит к росту социальной напряжённости. Ранее в год делалось по одному мосту, сейчас мы вышли на показатели до семи мостов. В два раза увеличили финансирование на содержание дорог. Но проблема эта остаётся, о ней докладывали Президенту. Есть решение, Минтранс в этом вопросе нам помогает. Мы работаем.

Также мы затрачиваем большие денежные средства на развитие коммунальной инфраструктуры – за три года порядка 10 млрд рублей. Это тоже нужно делать, это водоочистные сооружения, которые нужны для того, чтобы вода не сбрасывалась в наши бухты.

Хотим поблагодарить Правительство Российской Федерации за беспрецедентную поддержку и финансовую помощь из федерального бюджета в это сложное для нас время. На борьбу с коронавирусом бюджет Приморского края получил 6,9 млрд рублей, они были направлены на оснащение медицинских учреждений, на доплаты медицинскому персоналу, на оказание помощи людям и бизнесу. По поручению Президента мы сохранили ранее начатые региональные выплаты тем, кто боролся с ковидом. Уже почти 1 млрд рублей выплатили из средств регионального бюджета помимо федеральных выплат. Благодаря вашей поддержке нам удалось помочь 79 объектам малого и среднего бизнеса, сохранить порядка 8 тыс. рабочих мест и 1,5 тыс. организовать на общественные работы. Также мы получили более 3 млрд рублей дотаций на сбалансированность бюджета для компенсации снижения налоговых доходов, а они у нас снижаются. Только за истекшие семь месяцев снижение составило 8 млрд рублей. По данным налоговой, в том числе по нашим расчётам, к концу года оно достигнет 16 млрд рублей, что является весьма существенным для бюджета Приморского края.

При этом мы не должны забывать о копившихся годами проблемах, решения которых ждут жители края вне зависимости от ситуации с пандемией. Среди них номер один – это вопрос обманутых дольщиков. У нас более 10 тыс. семей – люди, которые сдали денежные средства в 2003 году, кто-то чуть позже, которые снимают квартиры, платят ипотеку. Это всегда приводило к определённым социальным взрывам, митингам. Президенту в прошлом году было доложено об этой ситуации. Он дал поручение поддержать Приморский край выделением 3 млрд рублей ежегодно траншем по 1 млрд, для того чтобы решить эту проблему. В прошлом году Министерство финансов нам 1 млрд рублей выделило. Нам удалось построить 28 тыс. кв. м жилья и вручить ключи более 500 семьям. Сегодня исходя из расчёта, что ожидался 1 млрд, мы под гарантии Правительства пообещали строительным компаниям, с тем что они введут в эксплуатацию 100 тыс. кв. м жилья. Мы перечислим этот миллиард, тогда у нас 1,5 тыс. семей получат в этом году ключи от новых квартир. То есть за 1 млрд мы решаем вопросы 100 тыс. кв. м жилья. Тем не менее мы пока получаем письма о том, что посмотрите на сбалансированность, на то, что у вас есть остатки на счетах. Мы эту проблему сами не решим при таком падении доходов, поэтому прошу, Михаил Владимирович, посмотреть. Проблема от нас не уйдёт, она будет нас догонять.

М.Мишустин: А с «Дом.РФ» работали?

О.Кожемяко: Нет, я сейчас скажу, это другая проблема. В этом году нам тоже нужен 1 млрд, тогда мы тоже сдадим 100 тыс. кв. м жилья и в 2022 году проблему эту закроем. С «Дом.РФ» мы работаем, работаем по тем условиям, которые нужны, там есть отдельная группа домов. Это проблема ранее взята администрацией края. Когда они пообещали, набрали многотысячные заявки по программе «Молодая семья», с тем чтобы построить по 30 тыс. рублей кв. м. Построили несколько домов, и несколько тысяч семей оказались брошены, о чём и докладывали Президенту, почему и дано было прямое поручение поддержать эти решения.

М.Мишустин: Это не обманутые дольщики, Олег Николаевич.

О.Кожемяко: Нет, но это тоже – пострадавшие люди.

М.Мишустин: Они тоже, да. Их так можно назвать …

О.Кожемяко: Они платят кредиты, заплатили.

М.Мишустин: Письмо-обращение есть у Вас по этому поводу?

О.Кожемяко: Есть поручение Президента. Антон Германович (А.Силуанов) знает об этом. В прошлом году мы решили самый главный вопрос, мы сразу достроили эти 28 тыс. кв. м. В этом году под наши гарантии строят 100 кв. м жилья. Для нас этот вопрос имеет огромное значение. Мы только достигли какого-то равновесия, спокойствия в крае. Не хотелось бы, чтобы в последующем этим вопросом кто-то воспользовался. Поэтому нам необходимо два транша по 1 млрд рублей в течение двух лет, с тем чтобы мы эту проблему решили. Она не попадает под общее правило «Дом.РФ». Там другая проблема. Без поддержки федерального бюджета нам это не решить.

Кроме того, с 1 января в Приморском крае начата реформа по обращению с твёрдыми коммунальными отходами. На территории края сейчас находится только один завод по переработке твёрдых бытовых отходов. Мы проплатили ещё четыре. Но для нашего края это недостаточно. Нам необходимо ещё 14 сортировочных заводов и один большой комплексный завод по сжиганию мусора. Мы привлекаем частно-государственное партнёрство, в район не особо идут инвесторы, поэтому проблема есть. Её тоже надо решать, надеемся, что будет принята какая-то программа поддержки именно в этих решениях. Иначе показателей национальных проектов в 2024 году достичь нам будет очень сложно. Могу сказать, что Приморский край является лицом России в странах АТР. У нас ежегодно идёт приток туризма. До ковида только из Южной Кореи в день у нас прибывает восемь рейсов. Перед самым введением ограничительных мероприятий открыли регулярные рейсы такие компании, как JAL (Японская), ANA. Мы более 700 тысяч туристов только оттуда принимаем. Поэтому, конечно, когда они видят кучи мусора, автомобильных шин, это не прибавляет привлекательности для региона. И ещё раз повторю, всё-таки Владивосток и Приморский край – это лицо России в странах АТР. Поэтому нужно по этой проблеме подумать совместно.

Доходы краевого бюджета продолжают падать, что нужно учитывать в межбюджетных отношениях. Доверие к власти в Приморском крае только начинает восстанавливаться благодаря поддержке Президента, Правительства страны, работе региональных властей, вниманию к социальным проблемам, к насущным проблемам приморцев. Мы не можем позволить себе прекратить или существенно сократить те меры поддержки, которые мы в течение двух лет осуществляем в крае.

Развитие экономики должно опираться на отрасли, которые выступают в качестве драйвера экономического роста. Здесь было уже сказано о строительстве, потому что оно за собой ведёт рост налоговых поступлений, занятость населения, развитие дорожной, транспортной инфраструктуры. И без развития строительства экономика будет просаживаться, тем более за этим стоят живые люди.

Понимая, что ситуацию с доходами бюджетов всех уровней сейчас так просто решить нельзя, предлагаю поручить Министерству финансов пересмотреть объём ограничений для субъектов Дальневосточного федерального округа. В том числе частично снять ограничения по объёму рыночных заимствований для Дальнего Востока и предоставить возможность повысить уровень действующих ограничений по размеру государственного долга в объёме до 30% от суммы налоговых и неналоговых доходов бюджета.

Для ряда высокодотационных субъектов Российской Федерации объём предлагаемой меры нужно ограничить до размеров, не допускающих нарушений бюджетного законодательства. Считаю необходимым поддержать введение данной меры поддержки регионов Дальнего Востока. При этом решения по привлечению коммерческих кредитов должны приниматься в приоритетном порядке для финансирования расходов, которые в дальнейшем позволят наращивать налоговый потенциал региона, а не долговую нагрузку.

Также я поддерживаю предложение Валерия Игоревича (Лимаренко) по созданию предприятий по производству сжиженного газа. Мы с Алексеем Борисовичем (Миллером) такие намерения рассматривали. Для Приморья это тоже будет иметь большое значение для поставки газа, в том числе в Арсеньев, Дальнегорск, другие отдалённые населённые пункты, где у нас мощное производство есть, и, конечно, необходимо туда не газопроводное топливо поставлять, а сжиженный газ.

М.Мишустин: Спасибо, Олег Николаевич.

А.Цыденов: Уважаемый Михаил Владимирович! Уважаемые коллеги!

Я тоже хотел сначала поблагодарить Правительство и Министерство финансов за то, что очень оперативная и существенная поддержка в такое непростое время оказывается регионам, Республике Бурятия в том числе.

Сейчас бы хотел сказать по законодательным инициативам. Александр Александрович (Козлов) в своём докладе уже коротко остановился на вопросе, предполагающем предоставление налогового вычета по инвестициям. Сейчас действует постановление Правительства №255, которое предусматривает субсидирование из федерального бюджета затрат на инфраструктуру. И эффективность была озвучена: 260 млрд внебюджетных инвестиций привлечено на 26 млрд бюджета, то есть один к десяти. С учётом того, что сейчас уже бюджетная ситуация другая, предлагается пойти по пути налогового вычета, компенсирующего как раз вложения в инфраструктуру.

Есть 69-й закон, тоже принят очень оперативно. Но по нему есть определённые ограничения.

Первое. Этот закон распространяется только на инвестиции собственные. Заёмные – кредиты, займы – не рассматриваются. Как минимум на Дальнем Востоке вкладывать исключительно собственные средства, чтобы получить какую-то меру поддержки, сложно в любом случае. Любой проект так или иначе предусматривает заёмное финансирование.

Второе. 69-м законом предусмотрено пятилетнее ограничение сроков субсидий в объёме налогов. Иногда может не быть столько налогов за пять лет, чтобы окупить ту же примыкающую инфраструктуру. Закон, который подготовлен сейчас в Минвостокразвития, снимает ограничения: реализация проекта может быть в том числе за заёмные средства, нет пятилетнего ограничения срока – соответственно, компенсация за счёт налогового вычета идёт, пока инфраструктура не окупится. При этом это и федеральная налоговая часть, и региональная тоже. То есть здесь регион тоже участвует, не только федеральный бюджет. Повторю, это по новому проекту. Законопроект подготовлен, согласован, просьба его дополнительно рассмотреть на площадке Минфина. Есть отличия от уже действующих законодательных норм. Это то, что предлагается.

Также хотел сделать несколько предложений уже не общего, а регионального характера. В проекте протокола есть пункт 5, где поручается ФАС и Минстрою рассмотреть тарифы на тепло и межтарифную разницу. Просьба добавить Бурятию туда. Там Забайкалье, Магадан. У нас такая же ситуация. В прошлом году, 28 декабря, благодаря Правительству получили поддержку, за счёт этого прошли осенне-зимний период – именно из-за межтарифной разницы. Просьба поддержать.

И ещё один актуальный вопрос. Сейчас у нас большая водность в целом по стране, изменилась гидрология. Зная последствия Иркутска… Сегодня мы имеем большую водность по Бурятии. В прошлом году нам 20 см подъёма воды не хватило – и ушли бы под воду… В затопляемой зоне города Улан-Удэ на сегодняшний день 48 тысяч человек. У нас подготовлена проектная документация на защитную дамбу. Оценочный ущерб подсчитан, если дамбы не будет: 340 млрд рублей при затоплении. Сегодня у нас уже пять участков в воде. Слава богу, пока до жилья не дошло, но в пойме в некоторых участках вода на 1,5 м выше.

Просьба по защитной дамбе тоже поддержать. Мы обращались, там цена вопроса 6,5 млрд рублей, но это на пять лет. Это длительный период реализации. Как раз там пять участков.

И также актуальный вопрос у нас остаётся в рамках указа Президента – по ликвидации очереди в ясли и детские сады. Бурятия – один из немногих регионов, где очередь сохраняется. Вопрос не в том, чтобы ремонтировать старое. Это именно создание дополнительных мест по яслям от полутора до трёх лет, по которым сейчас стоит показатель: в 2021 году ликвидировать полностью очередь. У нас остаётся 2,2 тысячи детей, необеспеченных сегодня. Мы частников привлекаем. Субсидируем частнику 10 тыс. в месяц на каждого ребёнка. В общем, все ресурсы, которые могли, выжали, но остаётся ещё 2,2 тыс. мест необеспеченных.

И также по детям от трёх до семи лет. У нас 5 тысяч детей необеспеченных, стоят в очереди. Это непосредственно влияет на демографию, рождаемость и прочие вещи. Тоже просили бы рассмотреть.

М.Дегтярёв: Уважаемый Михаил Владимирович, уважаемые коллеги, хочу поблагодарить Президента России и Вас, Михаил Владимирович, за поддержку нашего края. По известным обстоятельствам, связанным с коронавирусом, ситуация в Хабаровском крае складывается непросто. Тем не менее основные отрасли промышленности, транспорт, строительный комплекс, сельское хозяйство в крае работают.

Мы не строим газовозы, но строим корветы, малые ракетные корабли, «Сухой Суперджет» – 35 и 57. Индекс промышленного производства у нас составил за полгода 103,2%.

Тем не менее есть трудности с исполнением доходной части краевого бюджета. И в целом мы разделяем подходы Минвостокразвития по дополнительному стимулированию экономической и инвестиционной деятельности на Дальнем Востоке.

Несколько слов о туризме. Из-за коронавируса наибольшему негативному влиянию подверглась эта отрасль. И курс на то, чтобы с запада направить туристический поток на восток, я полностью поддерживаю, его поддерживают все, кто работает в этой отрасли. Но из-за коронавируса в этом году за полгода только 9% туристического потока в сравнении с прошлым годом на Дальнем Востоке.

Как Вы уже сказали, мы обладаем очень привлекательным туристским потенциалом, но нужно прибраться, полностью поддерживаю, Михаил Владимирович. Наши Шантарские острова в Охотском море попали в топ-30 ключевых дестинаций Российской Федерации. Конкурс проводился АСИ. И в целом отрасль, конечно, демонстрирует рост. Для стимулирования этого роста и турпотока в целом есть предложение, мы его предварительно уже обсудили, предусмотреть налоговый вычет для граждан, совершающих туристические поездки на Дальний Восток от трёх дней по пакетным турам.

Максимальную сумму возврата предлагается ограничить 26 тыс. рублей на каждого путешествующего. Она, кстати, соизмерима с расходами на перелёт по действующей плоской шкале «Аэрофлота» и авиакомпании «Россия» на Дальний Восток. Просим это предложение поддержать. Это даст дополнительный импульс для развития внутреннего туризма в этот непростой период.

По тарифам на электроэнергию. У нас часть края технологически не связана с единой энергетической системой, и в децентрализованную зону входит шесть районов. Здесь электроэнергию мы генерируем на дизельных станциях и Николаевской ТЭЦ. В силу требований ФАС России тарифы на электрическую энергию по зоне обслуживания, например, Николаевской ТЭЦ составят в 2021 году 8 рублей 82 копейки за кВт?ч с ростом к предыдущему году на 46% – это по малому бизнесу. То есть для пекарни или автосервиса, которые работают в Николаевске-на-Амуре, цена электроэнергии вырастет в полтора раза. А в районах, где работают дизельные электростанции, у нас тарифы от 23 до вообще 89 рублей. Для населения мы этот вопрос решаем и каждый год предусматриваем средства, все обязательства сохраняем. Но по малому бизнесу нам не хватает возможностей – примерно 2 млрд в год требуется для выравнивания тарифа.

Вы 14 августа в Петропавловске-Камчатском давали поручение Минэнерго внести законопроект о продлении для территории Дальнего Востока сниженных тарифов на электроэнергию до 2028 года. Просьба Хабаровский край, часть северных районов, включить в этот законопроект, дабы поддержать малый бизнес.

И по СПГ мы полностью поддерживаем. Нам интересен этот проект для наших северных территорий. Большое спасибо.

М.Мишустин: Спасибо, Михаил Владимирович. Я сразу попросил бы выступить замминистра энергетики Павла Юрьевича Сорокина.

Мы, ещё раз напомню, проводили большое совещание с участием всех губернаторов, руководителей субъектов Дальневосточного округа по вопросам развития газификации, энергетики. И были сделаны достаточно системные доклады представителями Министерства энергетики. К сожалению, Александр Валентинович Новак заболел коронавирусом. Давайте пожелаем ему от всей души выздоровления.

П.Сорокин: Уважаемый Михаил Владимирович, коллеги! Я начну с доклада по результатам поездки. Потом, как Вы поручили, перейду к отдельному докладу по СПГ.

Обеспечение социально-экономического развития Дальнего Востока неразрывно связано с развитием в регионе энергетической инфраструктуры. В течение прошедших нескольких дней под Вашим руководством проведён ряд совещаний, направленных на создание условий именно для развития энергетики на Дальнем Востоке. Я постараюсь сейчас сфокусироваться лишь на ключевых результатах.

Для начала позвольте коротко доложить по теме развития Чаун-Билибинского энергоузла и схеме энергоснабжения Баимского ГОКа.

Михаил Владимирович, Вы концептуально одобрили внешнее электроснабжение Баимского ГОКа, включающее в себя сооружения ТЭС в морском терминале Чукотского автономного округа на базе плавучей СПГ-электростанции, а также две одноцепные линии электропередачи на 220 кВ. При этом затраты на СПГ-электростанцию составят примерно 38 млрд рублей и будут профинансированы за счёт собственных средств компании «Новатэк». А затраты на строительство двух одноцепных воздушных линий 220 кВ в размере 26,2 млрд рублей будут профинансированы из бюджета Российской Федерации. Деньги в бюджете на это предусмотрены, с Минфином данная позиция согласована. При этом тариф для Баимского ГОКа должен составить в районе 6,34 рубля кВт?ч и сохраняться на протяжении развития проекта.

Однако остаётся вопрос по поводу стоимости дноуглубительных работ, берегоукрепления и портовой инфраструктуры в размере 18,3 млрд рублей. Сейчас источник финансирования прорабатывается совместно с Минвостокразвития, Минтрансом и госкорпорацией «Росатом».

Что касается развития Чаун-Билибинского энергоузла, то здесь необходимо выделение средств из федерального бюджета в размере 2,6 млрд рублей на дофинансирование первой одноцепной линии 110 кВ Певек – Билибино и доведение её в форме субдидии до «Чукотэнерго», это дочернее общество «Русгидро». Концептуально здесь тоже достигнута договорённость с Минфином.

Также по Вашему поручению госкорпорация «Росатом» прорабатывает вопрос строительства замещающих источников за счёт собственных средств.

М.Мишустин: Павел Юрьевич, перебью на секунду. 2,6 – я помню, там 5 было. Половина ваши?

П.Сорокин: Да. 2,6 – Минфин, остальное – за счёт внутренних источников.

Также «Росатом» прорабатывает вопрос строительства замещающих источников за счёт собственных средств на время ремонта плавучей атомной электростанции, а также на время загрузки топлива при условии сохранения тарифа на электроэнергию и тепло на действующем уровне.

О реализованных проектах развития электросетевой инфраструктуры в Дальневосточном федеральном округе мы докладывали в Петропавловске-Камчатском. Но здесь есть несколько моментов, на которых также хотел бы остановиться. На сегодняшний день проходит согласование схема внешнего энергоснабжения реализации второго этапа расширения Восточного полигона, который учитывает не только прирост перспективного потребления самого Восточного полигона, но и рост потребления в зоне влияния в размере 1 ГВт. В сумме здесь более 3,4 ГВт роста потребления. Решение об источниках финансирования этих инвестиций пока ещё не принято, его предстоит принять на уровне Правительства Российской Федерации, а также окончательно утвердить технические аспекты в указанной схеме.

По Вашему поручению, по поручению Президента Российской Федерации также подготовлен законопроект, о котором говорили коллеги, о продлении выравнивания тарифов на электроэнергию на Дальнем Востоке. Данный законопроект подготовлен, готов к внесению, и он подразумевает продление до 2028 года.

Таким образом, резюмируя вопрос электроэнергетики, хотел бы обозначить те ключевые задачи, которые были поставлены перед нами по итогам данных совещаний. Во-первых, как я уже сказал, это продление механизма снижения тарифов при помощи принятия законопроекта. Далее – создание механизма модернизации и строительства генерирующих объектов на территории неценовых зон оптового рынка электроэнергии, в том числе на территории Дальневосточного федерального округа, также посредством принятия законопроекта. И третье – это обеспечение предоставления возможности компаниям, крупным инвесторам, которые инвестируют более 300 млрд рублей и потребляют свыше 300 МВт электроэнергии, заключать долгосрочные двусторонние договоры купли-продажи электроэнергии и мощности со сроком поставки свыше 20 лет с коэфициентом резервирования 1,2.

Далее перейду к вопросу обеспечения Дальнего Востока газом. В среднем по стране сейчас уровень газификации составляет 70%, при этом на Дальнем Востоке он примерно 16,9–17%, при потенциале как минимум в текущей парадигме 43–44%, то есть более чем удвоение. Здесь, безусловно, есть и системные вопросы с точки зрения новой концепции газификации, но сейчас сфокусируюсь непосредственно на Камчатском крае, так как совещание проходило в Петропавловске-Камчатском.

Резюмируя, скажу, что в качестве основного варианта на данный момент рассматривается строительство терминала по приёмке СПГ, располагающегося в Авачинской бухте, мощностью примерно 650 млн куб. м в год. Предварительный срок ввода в эксплуатацию данного терминала, если проектирование начнётся в 2020 году, – это 2023–2024 годы. Необходимо окончательно затвердить данный подход, для чего предлагается Минэнерго совместно с заинтересованными ФОИВами, которые включают и Миндальвосток, и Минтранс, и Минфин, а также с компаниями, то есть «Новатэком», «Газпромом» к 5 октября представить окончательный вариант мероприятий по обеспечению газоснабжения Камчатского края, в том числе проработку финансирования. Также это включает и подразумевает необходимость Минтрансу обеспечить заключение госконтрактов, предусматривающих выполнение работ по созданию объектов федеральной собственности, необходимых для реализации данного проекта, и повторное прохождение госэкспертизы по данному объекту.

Далее я хотел бы перейти к снабжению Хабаровского и Приморского краёв за счёт увеличения мощности магистрального трубопровода Сахалин – Хабаровск – Владивосток. На совещании была оговорена необходимость Минэнерго совместно с правительством Хабаровского края, «Газпромом» и «Роснефтью» обеспечить проведение необходимых мероприятий по переподключению потребителей Хабаровского края от магистрального трубопровода Оха – Комсомольск-на-Амуре, по которому они сейчас снабжаются с Сахалина, к трубопроводу Сахалин – Хабаровск – Владивосток. В целом, для того чтобы иметь системный подход к газификации на Дальнем Востоке, также необходимо органам исполнительной власти субъектов Российской Федерации на Дальнем Востоке совместно с «Газпромом» и при методологической поддержке Минэнерго до 1 декабря актуализировать региональные программы газификации, это в соответствии с 903-м постановлением. При этом ключевым моментом здесь является обновление и учёт топливно-энергетических балансов регионов. Потому что именно в соответствии с данными топливно-энергетическими балансами уже будет конкретное понимание, сколько газа нужно на газификацию каждого отдельного посёлка. И продление срока реализации данных программ – это тоже очень важный момент – до 2030 года (сейчас они до 2025-го), потому что это не тот процесс, который можно завершить за пять лет, и нужно иметь долгосрочное понимание.

Также в рамках данного процесса предлагается ПАО «Газпром», Минэнерго и высшим должностным лицам субъектов Российской Федерации на Дальнем Востоке представить в Правительство согласованный план-график газификации субъектов Российской Федерации, входящих в состав Дальневосточного федерального округа. Опять же с учётом завершения этой газификации до 2030 года в соответствии с поручениями Президента.

Исполнение данных поручений позволит существенно продвинуться в области обеспечения энергией как бизнеса, так и населения Дальнего Востока и существенно раскрыть потенциал Дальневосточного федерального округа.

По СПГ. Мы с коллегами достаточно много отрабатывали данную тему, поэтому я хотел бы подойти комплексно к этому – не только сфокусироваться на мини-СПГ, а вообще сказать несколько слов о нашем потенциале и о том, где мы сейчас находимся.

Рынок СПГ в прошлом году, в 2019-м, составил по миру где-то 350 млн т. Рост был 13% за один год. Мы раньше ожидали, что объём торговли СПГ, который сейчас составляет примерно 40% мировой торговли газом (40–44%), превысит объём поставок трубопроводного газа к 2027–2028 годам. Сейчас есть высокая доля вероятности, что это случится раньше из-за стремительного развития в целом этого рынка по миру. Это приближает газовый рынок к нефтяному, когда существует большое количество поставщиков, большое количество потенциальных контрагентов.

Россия в прошлом году произвела 29 млн т СПГ, то есть мы занимаем четвёртое место в мире. При этом наш потенциал, как записано в энергостратегии (это, наверное, достаточно оптимистично, но это то, к чему надо стремиться), – 120–140 млн т в год. При достижении данного показателя к 2035 году мы будем занимать примерно от 15 до 20% мирового рынка. Здесь тоже прогнозы каждый год меняются. Мы раньше ожидали, что к 2030 году мировой рынок СПГ будет 500–550 млн т. Сейчас мы думаем, что уже 600–650, если брать текущие темпы развития. Хотя опять же год COVID этот рынок, наверное, назад откинет по всей экономике.

Это очень стремительно развивающийся рынок. У нас есть потенциал. У нас есть три крупных потенциальных хаба. То, что коллеги из «Газпрома» сейчас строят, – Усть-Луга, то есть балтийский хаб, Ямал и вообще Арктика. И дальневосточный хаб, где уже есть Сахалин, где компания «Роснефть» планирует дополнительно строить пятимиллионник, ещё один завод. То есть у нас достаточно диверсифицирована структура и потенциал для того, чтобы хорошие позиции на рынке занимать.

Это что касается экспорта.

Но здесь очень важный момент, чтобы мы обеспечивали, скажем так, неконкуренцию СПГ с трубопроводным газом. У нас всегда был такой подход: мы должны в любом случае понимать, что трубопроводный газ является одним из основных способов монетизации наших запасов, и это должно сохраняться.

Далее – крупнотоннажный СПГ. У нас есть все запасы, есть ресурсная база, для того чтобы в течение следующих 30–40 лет тот уровень добычи, о котором я говорил (120 – при оптимистичном, 70–80 – при базовом сценарии), обеспечивать.

Малый и среднетоннажный СПГ. Это уже более целевое использование. Есть использование малотоннажки для бункеровки и использование в транспорте, то есть это газомоторное топливо. Этот сегмент бурно развивается. Сейчас есть программа поддержки строительства газомоторных станций, в том числе на СПГ, для того чтобы грузовики, крупнотоннажный транспорт заправлять. Это во всём мире тоже тренд развивающийся. И, по нашим прикидкам, спрос на этом направлении может составить 1,5–2 млн т в перспективе 10–15 лет, то есть достаточно большой объём.

И то, о чём говорили коллеги, – газификация удалённых регионов и в целом перевод котельных на газ. Что очень важно понимать здесь? Что такое СПГ сейчас? Это достаточно новый сегмент, он не полностью ещё локализован. «Ростех» и ряд других компаний производят и криогенное оборудование, и хранилища. Но при этом по-прежнему пока дешевле закупать импортное, поэтому нам необходимо дать понять российской промышленности, какую серию мы можем обеспечить, чтобы снижать стоимость. Нужна координация между различными ФОИВ по данному направлению. Это раз.

Два. У нас, к сожалению, как это часто бывает, достаточно консервативные стандарты строительства, скажем так, которые означают, что инфраструктура для строительства как мини-СПГ, так и заправочных станций получается очень дорогой. В конце прошлого года Минэнерго была подготовлена «дорожная карта» по развитию мини-СПГ в стране, которая предлагает нам рассмотреть возможность изменения строительных стандартов – стандартов безопасности, как по мировым практикам лучше, чтобы существенно снизить себестоимость. Это тоже очень важный шаг, который позволит развить данное направление. При этом всё равно мы должны понимать, как коллеги и говорили, что СПГ получается дороже. Чтобы дать контекст: окупаемость мини-СПГ сейчас получается при уровне цен 12–15 тыс. рублей за 1 тыс. кубометров – при средней российской цене на газ регулируемой 4,5–4,7 тыс. То есть мы тут должны понимать опять же, что если мы в это входим, то должны обеспечить окупаемость данных проектов. Но здесь тоже: чтобы мы на это смотрели не консервативно, как мы это сейчас пытаемся считать. В удалённых регионах надо сопоставлять СПГ с альтернативными источниками топлива, то есть с мазутом и в какой-то степени с углём, то есть не просто с регулируемой ценой, а именно с альтернативой, как на Камчатке, так и на Дальнем Востоке. И тогда мы здесь можем достичь компромисса между потребителем и производителем, чтобы этот сегмент развился.

И безусловно, топливно-энергетический баланс, я бы хотел к нему вернуться. Я его обозначал в своём основном докладе. Мы сейчас готовим эту новую концепцию газификации и в ближайшее время рассчитываем довести до регионов модельные топливно-энергетические балансы. Мы также предлагаем учитывать СПГ по тем ценам, о которых я говорил, или чтобы регионы сами считали эту цену окупаемости внутри своей зоны ответственности. Для того чтобы был трубопроводный газ – для газификации – и потенциальный дополнительный объём за счёт СПГ. Я вкратце постарался описать, где мы сейчас находимся в данном сегменте, но потенциал, безусловно, есть. Мы предложения коллег полностью поддерживаем и готовы по данному направлению продолжать работу.

М.Мишустин: Спасибо, Павел Юрьевич, за подробный доклад. Коллеги, я хотел бы всех поблагодарить в первую очередь за неравнодушное отношение ко всем проблемам. Ощущение, что накопилось очень много что сказать. Наверное, здесь и пандемия сыграла свою роль. Хорошо, что мы поговорили как минимум. Очень много решений было принято за эту неделю. Мы их оформим, соответствующие изменения в нормативную базу, которые были обещаны, будут внесены. По поводу энергостратегии с Александром Валентиновичем (Новаком) поговорим. Конечно, нужно проработать все предложения, которые коллеги дали. По СПГ – абсолютно согласен, надо всегда взвешивать. Это, конечно, замечательный новый инструмент, но нужно смотреть на конкурентные источники возможной генерации. В любом варианте мы ждём от Министерства энергетики проработки стратегии использования СПГ.

Россия. ДФО > Госбюджет, налоги, цены. Нефть, газ, уголь. Химпром > premier.gov.ru, 18 августа 2020 > № 3477605 Михаил Мишустин

Команда интеллектуального развития

Дальневосточный федеральный университет увеличил набор студентов на тысячу мест

Текст: Алексей Колесников

Проекты в области цифрового и научно-технологического развития Дальнего Востока России обретают все более конкретные очертания. Ключевая роль в их реализации отводится Дальневосточному федеральному университету (ДВФУ) как интеллектуальному центру опережающего развития макрорегиона. Министерство науки и высшего образования РФ добавило университету почти тысячу бюджетных мест, увеличив их до пяти тысяч, при этом наибольший прирост приходится на IT-специальности. О будущем Дальнего Востока в интервью "РГ" рассказал ректор ДВФУ Никита Анисимов.

Никита Юрьевич, ровно четыре года назад вы стали ректором ДВФУ. Можно ли сказать, что рост количества бюджетных мест и другие достижения - это успех всей вашей команды?

Никита Анисимов: В первом интервью на посту ректора в 2016 году я говорил о том, что главный вызов для ДВФУ - это почувствовать себя единой командой. Ведь мы объединили в себе четыре разные и сильные университетские культуры, переехали в новый кампус, получили статус федерального университета. Это серьезная трансформация. Но сейчас могу сказать, что она завершилась успешно. И результаты 2020 года - пять тысяч бюджетных мест, вхождение в топ-500 престижного международного рейтинга QS, включение программы развития ДВФУ в указ президента о социально-экономическом развитии Дальнего Востока - это признание заслуг большой команды университета.

Как сейчас организован учебный процесс в ДВФУ?

Никита Анисимов: Ключевая роль отводится повышению качества образования. Трансформируются и запускаются новые образовательные программы совместно с работодателями и ведущими вузами страны - МГУ, ВШЭ, МГИМО и др. Передовая модульная система сделала образовательный процесс более гибким, синхронизировала его с другими российскими и зарубежными вузами, открывая широкие возможности для академической мобильности. Всесторонней самореализации талантливых студентов способствует программа Academic Excellence and Honors Education, запущенная в 2018 году. Лучшие студенты получили возможность учиться по персональным планам, имея доступ к лучшим курсам, лабораториям, стажировкам в вузах и научных центрах по всему миру.

Мы оцифровали образовательный процесс. Для ДВФУ электронное обучение - уже привычный формат: с 2018 года все учебные планы включают онлайн-курсы ведущих российских университетов на платформе Открытое образование, а также онлайн-курсы, разработанные преподавателями ДВФУ. В общей сложности электронные курсы осваивают около 13 тысяч студентов университета ежегодно. Это очень помогло нам и во время пандемии коронавируса, мы оказались готовы к дистанционному формату. ДВФУ - единственный российский вуз, входящий в Ассоциацию ведущих университетов Азиатско-Тихоокеанского региона, поэтому мы учли опыт крупнейших образовательных центров Азии, в частности, модель и практические рекомендации Китайского университета Гонконга. На электронный формат образования во время карантина мы перешли за три дня: просто у ребят в электронном расписании вместо номеров аудиторий появились ссылки на вебинары. Конечно, простота эта только видимая, до этого мы два семестра вели большую работу по оцифровке расписания и всего учебного процесса - но в нужный момент оказались готовы.

А откуда в ДВФУ приходят абитуриенты?

Никита Анисимов: Абитуриенты ДВФУ - это талантливая и целеустремленная молодежь со всей страны, в этом году к нам поступают из 80 субъектов РФ. Средний балл вырос с 58,35 в 2010 году до 73,63 в 2019-м. В 2017 году мы возродили систему работы с талантливыми школьниками, регулярно проводим "Тихоокеанские школы" по мате матике, информатике, гуманитарным наукам, проектной деятельности. Участники школ показывают значительно более высокие результаты ЕГЭ, чем остальные выпускники региона. ДВФУ ежегодно проводит более десяти олимпиад, в том числе и региональные этапы Всероссийской олимпиады школьников. А с 2018 года, благодаря университетской системе работы с талантами, приморские школьники после десятилетнего перерыва стали завоевывать призовые места во ВсОШ. Кроме того, мы заботимся о приморских общеобразовательных школах. В 2018 году совместно с администрацией Приморского края запустили проект "Учитель для Приморья". На последнем курсе студенты Школы педагогики ДВФУ проходят длительную (от 4 до 10 месяцев) стажировку в школах и детских садах. Сразу после стажировок многим поступают предложения о трудоустройстве, что позволяет решать проблему кадрового дефицита в образовательных учреждениях региона - на практику с перспективой последующего трудоустройства ежегодно выходит более 100 старшекурсников Школы педагогики.

Учитываете запрос работодателей на качество подготовки?

Никита Анисимов: Университет продолжает оставаться ключевой площадкой для подготовки высококвалифицированных кадров в макрорегионе. Мы реализуем целевые и партнерские программы подготовки студентов под потребности предприятий группы "СИБУР", "Роснефти", Сбербанка, "Газпрома" и других ведущих компаний. Вместе с компаниями-партнерами и при активном участии самих студентов мы разрабатываем индивидуальные образовательные траектории, определяем те компетенции, которые позволят молодым людям эффективно строить экономику 21 века. На протяжении уже нескольких лет наши студенты имеют возможность защитить в качестве выпускной квалификационной работы собственный стартап.

Благодаря проектам, запущенным на острове Русский, мы формируем экосистему высоких технологий всего ДВФО, в которую помимо упомянутого центра цифрового развития также входят технопарк, центр проектной деятельности, инжиниринговые подразделения госкорпораций и ведущих технологических компаний страны, центр НТИ по виртуальной и дополненной реальности. Следующим шагом должно стать придание острову Русский специального правового статуса инновационного научно-технологического центра, принятого сейчас всего лишь для МГУ имени М.В. Ломоносова и Сочинского центра "Сириус". Рассчитываю, что третий проект будет создан у нас во Владивостоке, соответствующее поручение уже дано правительством России.

Как решение об увеличении набора на IT-направления соотносится с потребностями дальневосточных компаний в этих специалистах?

Никита Анисимов: Вопрос о расширении подготовки IT-специалистов ДВФУ ставил еще в 2018 году, когда президент России поручил создать центр цифрового развития на острове Русский. Нас в этом вопросе сразу поддержала компания ДНС, а за два года проведена большая работа по формированию пула резидентов центра, среди которых компании "Ростелеком", "Росгеология", "Элемент", "Росатом", "РЖД-Технологии", "МТС". Их представительства полноценно заработают в университетском кампусе уже осенью этого года. Наши студенты получат уникальный шанс трудоустроиться в ведущие компании всего в нескольких шагах от учебных аудиторий. В свою очередь компании из центра цифрового развития могут рассчитывать на нашу кадровую поддержку при реализации проектов на Дальнем Востоке.

Если говорить в цифрах, то в 2021 году ДВФУ предложит абитуриентам около 550 бюджетных мест в области информационных технологий, программирования, компьютерных наук. Это более 10 процентов всего бюджетного набора. Уже в рамках нынешней приемной кампании мы смогли принять на IT-направления больше студентов на бюджет, чем планировали благодаря дополнительно выделенным местам.

Каково финансовое положение ДВФУ, учитывая затраты на содержание огромного кампуса?

Никита Анисимов: ДВФУ действительно уникален своим самым крупным и современным в стране студенческим кампусом. В гостиничных корпусах на острове живут больше 10 тысяч человек. Университет является площадкой для проведения многих знаковых международных событий, что, безусловно, накладывает особые требования к содержанию инфраструктуры. Поэтому финансово-экономические модели, применяемые в большинстве вузов, для нас не подходят.

В 2016 году, когда мне доверили возглавить ДВФУ, финансовая ситуация в нем была, мягко говоря, плачевной. Задолженность перед поставщиками за содержание и обслуживание кампуса составляла почти миллиард рублей. Сегодня этот вопрос решен. За тот же период более миллиарда рублей направлено на развитие материально-технической базы, текущий и капитальный ремонт. Полтора года назад ДВФУ начал обслуживать кампус собственными силами и снизил затраты на эти цели более чем на 200 миллионов рублей. Кстати, удалось поднять зарплаты преподавателям до 200 процентов от средней зарплаты по региону и существенно увеличить гарантированную "окладную" часть заработной платы.

Пандемия наверняка повлияла на проекты с зарубежными партнерами, которых у ДВФУ традиционно много в азиатском регионе?

Никита Анисимов: Тема коронавируса всех настолько объединила, что общение с ректорами ведущих вузов АТР стало даже более интенсивным, чем раньше. Мы неоднократно весной и летом в онлайн-формате обсуждали вопросы преодоления негативных последствий пандемии, вырабатывали общие решения в сложившихся условиях. Сегодня у ДВФУ более 250 партнеров в 40 странах мира, из них более половины приходится на АТР. За последние несколько лет мы открыли представительства в столицах Китая, Вьетнама, Индии и Японии, у нас обучается более 3500 иностранных студентов из 74 государств.

Дальневосточный федеральный университет существенно повысил международную узнаваемость, что подтверждается продвижением в зарубежных рейтингах. Например, в QS World University Rankings с 2012 года ДВФУ поднялся более чем на 300 пунктов и в этом году продемонстрировал рекордный результат, заняв 493 место. Это показатель того, что российский Дальний Восток способен конкурировать на образовательном и научном поле с ведущими мировыми интеллектуальными центрами. И мы готовы усиливать свои позиции.

Россия. ДФО > Образование, наука > rg.ru, 18 августа 2020 > № 3471182 Никита Анисимов

АВТОРСКАЯ КОЛОНКА АЛЕКСАНДРА НОВАКА ДЛЯ ЖУРНАЛА «ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА»

Угольная промышленность России: история на века

Угольная промышленность, как и другие отрасли ТЭК, столкнулась с экономическими последствиями пандемии коронавируса в мире. Если по итогам 2019 года добыча угля в России достигла рекордных значений и превысила 440 млн тонн, с начала 2020 года мы наблюдаем снижение основных производственных показателей. При этом наша страна остается одним из лидеров на рынке угля и входит в тройку ведущих мировых экспортеров, а отрасль в целом по-прежнему занимает значимое место в экономике Российской Федерации и продолжает оставаться одной из ведущих в мировом энергобалансе. В этой связи усилия Минэнерго России, отраслевых компаний направлены на дальнейшее успешное развитие отрасли и сохранение устойчивых позиций на мировом рынке.

С XVIII по XXI век

В России история угольной отрасли началась в XVIII веке. Изначально «черное золото» использовали в кузнечном и железоделательном производствах. В первой четверти XIX века на территории нашей страны уже были открыты основные угольные бассейны, а к 30-40-ым годам XX столетия угольная промышленность России сформировалась как крупнейшая сырьевая базовая отрасль страны.

На сегодняшний день угледобычей в Российской Федерации занимаются 57 шахт и 130 разрезов, переработка и обогащение угля осуществляется на 64 обогатительных фабриках и установках. При этом крупнейший угледобывающий регион России и мира – Кузбасс – обеспечивает почти 60% всей угольной продукции в России.

К настоящему времени в результате проведенных реформ угольная промышленность России стала первой и единственной отраслью ТЭК, полностью представленной частным капиталом. Угольные предприятия являются градообразующими для более 30 городов и поселков Сибири и Дальнего Востока общей численностью более 1,5 млн человек. На предприятиях угольной промышленности занято почти 150 тысяч человек и еще 500 тысяч в смежных отраслях - железнодорожной, портовой, вагоностроительной и других.

Уголь - основной груз для перевозок РЖД, его доля в грузообороте естественной монополии выросла за 10 лет с 35% до 44%. Экспортные поставки угля – 220 млн тонн по итогам 2019 года - стали пятой статьей по объему валютных поступлений в бюджет страны после нефти, нефтепродуктов, газа и черных металлов. Российские угольные компании обеспечили 38% всего прироста международной торговли углем. Доля Российской Федерации на мировом рынке с 1997 года выросла в 4 раза и достигла 15%.

С 2010-х годов активно продолжается развитие традиционных центров угледобычи – в Кузбассе, Хакасии и Красноярском крае. Осваиваются новые перспективные месторождения и создаются новые центры угледобычи в Якутии, Хабаровском крае, в Забайкалье, Бурятии и на Сахалине. Строятся новые и наращиваются мощности действующих угольных терминалов в российских портах Дальнего Востока, в Азово-Черноморском и Арктическом бассейнах.

В результате с 2011 по 2019 год отрасль демонстрировала положительную динамику по всем основным показателям. Объем добычи увеличился на 30%, производительность труда - в 1,5 раза. Обновляются рекорды, в том числе мировые, по нагрузкам на используемое оборудование: только за два прошедших года их было установлено семь. Растет благосостояние горняков, за 8 лет средняя заработная плата увеличилась на 80%.

Особое внимание Минэнерго России сосредоточено на обеспечении безопасности работников отрасли. За последние три года не допущено ни одной крупной аварии на шахтах, снижается уровень травматизма на производстве.

Год 2020: COVID-19

Несмотря на значительные успехи, достигнутые в предыдущие годы, и высокий уровень стабильности отрасли, сегодня мы наблюдаем замедление активности на мировых рынках угля. Это имеет особое значение в свете того, что именно экспорт угля в последние годы стал драйвером развития отрасли. Прирост экспорта из России с 2011 г. составил 56% от общего увеличения поставок на мировой рынок. Наша страна сегодня занимает третье место в мире по экспорту «черного золота», при этом ближайшие конкуренты – Индонезия и Австралия – увеличили экспорт на 29% и 20% соответственно, в то время как Россия – в два раза.

Однако по результатам первого полугодия 2020 года мы увидели снижение спроса и цен на уголь по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Значительную роль в этом сыграли меры, введенные в связи с пандемией коронавируса. В силу ограничения мобильности граждан, деловых коммуникаций в разы сократилась потребность в источниках энергии, в том числе и в угле. В то же время на ситуацию также влияют глобальные вызовы последних лет – усиление конкуренции, рост доли ВИЭ, газа, водородной энергетики в энергобалансах развитых стран в силу ужесточения климатической повестки. Снижение спроса наблюдается и на внутреннем рынке, что также связано с замедлением экономической активности в связи с пандемией.

Если говорить о цифрах, то по итогам II квартала 2020 года по сравнению с тем же периодом прошлого года поставки угля на внутренний рынок снизились на 11,6 %, на экспорт – на 5,6 %. Следствием сокращения спроса явилось снижение мировых цен на уголь, в частности, средняя цена на энергетический уголь в I квартале текущего года по сравнению с прошлым годом упала на 10 % (с $63 до $57 за тонну). Некоторые угледобывающие компании вынуждены снижать объемы добычи угля, чтобы реализовать переполненные складские запасы. Вследствие этого объем добычи по итогам II квартала снизился на 9,6 % к прошлому году. При этом в наибольшей степени снизили добычу угледобывающие регионы, находящиеся на значительном удалении от портов и пограничных переходов, прежде всего, Кузбасс. В то же время Забайкальский край, Республика Хакасия, Хабаровский край, Сахалинская область, то есть области, расположенные ближе к границе, смогли даже нарастить объемы добычи. Это говорит о том, что в восточном направлении уровень спроса в целом сохраняется.

Если прогнозировать среднегодовые значения, потребление угля на внутреннем рынке в 2020 году в целом может снизиться в пределах от 4 до 12 %, при этом постепенное восстановление спроса с небольшим ростом мы можем увидеть уже в IV квартале. Экспорт российского угля в текущем году может сократиться в диапазоне от 10% до 22 % в основном за счет западного направления.

В этой связи мы находимся в режиме непрерывного анализа различных сценариев развития ситуации в угольной отрасли и готовы к ответным мерам. В частности, у нас уже сформирован перечень системообразующих предприятий ТЭК, куда вошли также угольные компании. При необходимости отрасли в целом и конкретным предприятиям в частности могут оказываться меры государственной поддержки.

Кроме этого, согласно Постановлению Правительства РФ, с июня текущего года Минэнерго России утверждает план экспортных перевозок угольной продукции в восточном направлении из Кемеровской области – Кузбасса. Этот механизм будет способствовать повышению прозрачности и предсказуемости планирования производственных и инвестиционных программ российских угольных компаний, поддержанию их позиций на азиатских рынках и обеспечению стабильного наращивания перевозок угля в восточном направлении.

Перспективы развития

В среднесрочной перспективе мы намерены руководствоваться Программой развития угольной промышленности России до 2035 года, которая была утверждена Правительством в июне 2020 года. Ключевая задача основного стратегического документа отрасли - создание российским угольным компаниям при любой конъюнктуре и сценариях развития условий для стабильного обеспечения внутреннего рынка углем и продуктами его переработки, а также для укрепления позиций на мировом рынке угля.

При работе над документом мы учли основные параметры долгосрочного прогноза социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2036 года, проанализировали возможности и условия развития отечественных угольных компаний, их позиционирование на международном угольном рынке. В связи с влиянием глобальных вызовов и сформировавшихся ранее системных проблем, требующих разрешения, существенные изменения претерпели целевые ориентиры по развитию внутреннего рынка угольной продукции и по укреплению позиций российских угольных компаний на мировом рынке угля.

Мы сформировали два сценария развития отрасли – консервативный и оптимистический. При консервативном варианте мы исходим из возможной стагнации объемов потребления угля в отечественной электроэнергетике (на уровне 87 млн тонн), минимального уровня прогнозируемых цен на международном рынке энергетических углей. При таком развитии событий добыча угля в 2035 году вырастет до 485 млн тонн. Оптимистический же вариант предусматривает рост объемов добычи до 668 млн тонн в 2035 году и будет реализован при максимальных объемах потребления угля в отечественной электроэнергетике, определенных Генеральной схемой размещения объектов электроэнергетики до 2035 года (120 млн тонн) и более благоприятной конъюнктуры цен на энергетические угли. На практике же наиболее вероятным вариантом станет достижение средних значений между этими показателями.

Согласно Программе развития угольной промышленности, будущее угольной отрасли России во многом связано с новыми месторождениями и центрами угледобычи. Для расширения сырьевой базы и рационального недропользования запланировано совместное лицензирование «сдвоенных» участков недр, предусматривающее добычу угля на новых перспективных участках и одновременные обязательства по ликвидации действующих объектов горного производства. Такой подход уже используется в Кузбассе и его, по нашему мнению, целесообразно применить в других регионах и на межрегиональном уровне.

Наряду с технологической модернизацией действующего производства в традиционных угольных бассейнах (Кузбасс, Канско-Ачинский и Южно-Якутский бассейны и др.) и дальнейшим развитием новых центров угледобычи на Востоке страны (в Забайкальском крае, республиках Хакасия, Тыва и Саха (Якутия) предусматривается освоение в Красноярском крае угольных месторождений Таймырского бассейна (Малолемберовского и Сырадасайского угольных месторождений). Этому будет способствовать использование возможностей расширения Северного морского пути. При этом также увеличится доля регионов Восточной Сибири и Дальнего Востока в прогнозируемых объемах добычи угля - с 35% до 45-49% в 2035 году.

В обеспечении оптимальной территориально-производственной и технологической структуры производственных мощностей по добыче и переработке угля важная роль отводиться созданию взаимосвязанных технологических комплексов. Одновременно будет завершена ликвидация неперспективных шахт и разрезов.

В части внутреннего рынка предусмотрена реализация проектов строительства и модернизации объектов угольной генерации в Сибири и на Дальнем Востоке. Предполагается построить 7 новых угольных ТЭС и модернизировать 12 действующих.

Принципиальные изменения были внесены в подпрограмму «Обеспечение технологического развития угольной промышленности». Поставлены новые задачи по автоматизации и роботизации горных работ, внедрению технологий их геоинформационного обеспечения. Предусмотрено создание информационно- управляющих инфраструктур на основе развития промышленного интернета вещей, а именно комплексов «Умная шахта», «Интеллектуальный карьер», «Интеллектуальный транспорт и центры управления».

При этом в качестве приоритетных остались задачи по обеспечению промышленной и экологической безопасности. Также предполагается полный отказ от потенциально опасных технологий, прежде всего, на подземном способе добычи, обеспечение планомерной ликвидации шахт с особо опасными условиями, безусловную реализацию корпоративных программ по сохранению здоровья работников.

В области охраны окружающей среды предусматривается оптимизация нормативно-правовой и нормативно-методической базы и, наряду с ужесточением требований, стимулирование недропользователей к обеспечению экологической безопасности.

Что касается кадрового потенциала, в этой части предусматриваются механизмы социального партнерства, развития систем профобразования и повышения квалификации работников с учетом внедряемых технико-технологических инноваций, включая цифровизацию процессов. В этой связи предстоит завершить начатую работу по подготовке профессиональных стандартов рабочих и служащих. В качестве одного из индикаторов роста благосостояния населения угледобывающих регионов определено увеличение реальной заработной платы одного работника отрасли. Всех, безусловно, волнуют и проблемы реструктуризации угольной промышленности, включая, прежде всего, переселение шахтерских семей. Рассчитываем завершить процесс переселения горняков из ветхого жилья в течение ближайших нескольких лет.

Так как экспортная направленность угольного бизнеса выступает ключевым фактором развития угольной отрасли России, мы тщательно проанализировали текущую ситуацию в отрасли и сделали обобщение всех прогнозов развития мирового рынка угля по странам и регионам. Несмотря на ряд негативных сценариев и ситуацию с распространением коронавирусной инфекции, в средне- и долгосрочных прогнозах сохраняется динамика роста мирового потребления угля. Этому, в том числе, способствует технологическое развитие угольной энергетики – современные угольные станции обеспечивают сведение практически до нуля вредных выбросов в атмосферу.

При этом продолжится рост международной торговли. По оценке многих мировых аналитических агентств, общая международная торговля углем вырастет на 5-13% (с 1450 млн тонн в 2019 году до 1520-1640 тонн в 2035 году). Причем перспективы ее роста связаны, в первую очередь, с растущим (4-5% в год) рынком стран Азиатско-Тихоокеанским региона, на который приходится почти 80% всей международной торговли углем, в 1980 году этот показатель составлял 26%.

В последующие 10 лет спрос на импортный уголь в Азиатско-Тихоокеанском регионе может вырасти более чем на 150 млн тонн. Особенно быстрые темпы будут наблюдаться в Индии, Вьетнаме, Пакистане, Бангладеш, Филиппинах, Таиланде и в других странах Юго-Восточной Азии. Увеличение спроса будет также происходить в странах Африки и на Ближнем Востоке. Это обуславливает необходимость создания условий, прежде всего инфраструктурных, для доставки российского угля на растущие рынки.

В новой Программе мы предусмотрели рост экспортного потока в направлении АТР со 100 млн тонн в 2018 году до 237-252 млн. тонн в 2035 году, то есть в 2,5 раза. Общий объем экспорта в 2035 году при этом составит 259 млн. тонн при консервативном сценарии и почти 392 млн. тонн при оптимистическом сценарии. При этом экспорт российских углей в 2019 году составил 220 млн т (на 10 млн тонн больше к уровню 2018 года).

Подчеркну, что для реализации обоих сценариев необходимо безусловное выполнение намеченных планов РЖД по перевозкам угля в восточном направлении, особенно в период 2020-2025 годов. Также рассчитываем на неизменность принципов долгосрочного тарифообразования. В результате снятия системных ограничений при транспортировке угольных грузов доля экспортных потоков угля на рынки стран АТР с сегодняшних 50% увеличится до 75%.

Важно еще раз отметить, что в условиях глобальных вызовов, нестабильной конъюнктуры для дальнейшей успешной работы отрасли необходима планомерная работа по модернизации мощностей, освоению новых месторождений, расширению экспортного потенциала, снижению травматизма на производстве, повышению экологичности, исполнению социальных обязательств. Все это поможет преодолеть существующие сложности и вывести угольную промышленность на новый уровень развития.

Мы видим, что угольные компании даже в условиях снижения цен и спроса ставят цель не только сохранить свои позиции, но и выполнить социальные обязательства, обеспечить достойный уровень валютных поступлений в страну и инвестиционных вложений в основной капитал угольных компаний.

Надеемся, что с учетом взаимоподдержки со стороны смежных отраслей мы в полной мере реализуем поставленные цели и обеспечим существенное повышение потенциала угольной промышленности в экономике страны и мира. Рассчитываем, что к 2035 году вклад угольной отрасли в валовый внутренний продукт возрастет в 1,5-2,5 раза, налоговых поступлений и страховых взносов - в 1,6-2,6 раза. Мы уверены, что уголь – это не только настоящее, но и будущее ТЭК, и Россия будет продолжать наращивать потенциал в этой сфере, ведь наша страна обеспечена резервами угольного сырья примерно на 500 лет вперед.

Россия > Нефть, газ, уголь. Госбюджет, налоги, цены. Внешэкономсвязи, политика > minenergo.gov.ru, 17 августа 2020 > № 3481736 Александр Новак

Дневник Брежнева

Фёдор Раззаков об "узбекском деле" и пути Андропова на вершину СССР

Андрей Фурсов

Андрей ФУРСОВ. Вы — автор многих книг на острые темы по истории позднего Советского Союза. К нашему разговору особое отношение имеет ваша книга "Коррупция в Политбюро. Дело "красного узбека". Как вы нашли эту тему?

Фёдор РАЗЗАКОВ. В 2007 году, после долгого перерыва, я съездил в Узбекистан. На тот момент уже почти сотня книг была мной написана, и я подумал, что про свою малую родину, про Узбекистан, ничего не написал. А тут как раз стали показывать снятые на НТВ фильмы про Шарафа Рашидовича Рашидова. Антирашидовские, демонизирующие СССР, который якобы естественным путём развалился из-за коррупции.

И я понял, что герой моей будущей книги найден.

Андрей ФУРСОВ. Период 1967-1983 годов в Советском Союзе ознаменовался отказом номенклатуры от реального рывка в посткапиталистическое будущее — от идеи построения коммунизма. С реформами Либермана—Косыгина стартовала попытка "излечить" социализм несоциалистическими методами. Советское руководство приняло решение активно интегрироваться в мировую систему, полагая, что ядерного и научного потенциала уже хватит для разговора на равных. Запад активно поддержал эту позицию, Советскому Союзу был предложен "детант" — разрядка напряжённости, которая должна была обеспечить Западу, прежде всего США, передышку для того, чтобы выйти из кризиса и перехватить у СССР историческую инициативу. Советское руководство, уже плывшее по течению Истории, на эту обманку купилось.

Надо учитывать, что это происходило на фоне ослабления США, которые в 1944 году давали 50% мирового валового продукта, а в начале 1970-х — всего 24-25%. Тогда начали создаваться принципиально новые, закрытые международные структуры: Римский клуб (1968 год) и Трёхсторонняя комиссия (1973 год). По линии этих структур Советский Союз стали втягивать в ряд проектов по экологии, демографии, "глобальному управлению".

А внутри СССР развивалась активная фаза формирования связки "теневая экономика — криминал — партийно-хозяйственные структуры". Из вашей книги я узнал о кисловодском "сходняке" воров в законе и "теневиков" в 1979-м. Там было принято два решения: "теневики" стали отстёгивать 10% в "общак", а воры в законе решили… двигаться во власть.

В 1973-м Андропов стал членом Политбюро ЦК КПСС и начал превращать КГБ из функции власти в её альтернативный полюс. Он создаёт свою личную разведку под названием "Фирма" (во главе с Е. Питоврановым), начинается её проникновение в западный мир. Параллельно Андропов ведёт борьбу за власть внутри страны. Со второй половины 1970-х годов странным образом уходят на тот свет люди, которые вовсе не рады усилению КГБ: министр обороны Андрей Гречко (1976 г.); через два года — совершенно здоровый человек, член Политбюро Фёдор Кулаков, потенциальный кандидат в генсеки; в 1980-м в очень странной автокатастрофе погибает кандидат в члены Политбюро, первый секретарь ЦК компартии Белоруссии Пётр Машеров. Это люди, которые могли занять место Брежнева!

В то же время в республиках, особенно — в серьёзно коррумпированных Грузии и Армении, уже тогда тесно связанных с Прибалтикой и через неё — с Западом, нарастают сепаратистские настроения. А говорили только об Узбекистане, где никаких поползновений к отделению не было. Почему именно он оказался под ударом?

Фёдор РАЗЗАКОВ. О широкомасштабном "узбекском деле" нет никаких подробных материалов. Историю пишут победители, и горбачёвская "одноглазая гласность" её написала. В те годы я начал собирать свой архив, причём не только по "узбекскому делу", а вообще по всем делам. У меня таких папок несколько сотен. Все посвящённые "узбекскому делу" публикации я собирал вплоть до 1990 года, когда дело было практически закрыто. Увы, либеральная трактовка следователей Гдляна и Иванова, написавших книгу "Кремлёвское дело", продолжает доминировать и сейчас.

Андрей ФУРСОВ. Она не просто либеральная, она лживая.

Фёдор РАЗЗАКОВ. И в фильмах об "узбекском деле" — всё та же "песня", что очаг узбекской коррупции приехали искоренять честные следователи со всей страны: сначала 12 человек, потом 200 и так далее. В этих пропагандистских материалах муссируется постулат, что "узбекское дело" — продукт праведной воли энергичного Андропова. В ноябре 1982 года он стал генеральным секретарём ЦК КПСС, в феврале 1983-го закрутилось это дело, а в апреле пошли аресты. "Хлопковое дело" — январь 1984-го.

Андропова в наши дни часто преподносят как интеллектуала, дисциплинизатора, искоренителя зла, а Брежнева и его команду — как коррупционеров, выживших из ума стариков: например, опальных при новом генсеке Сергея Медунова, Николая Щёлокова…

Андрей ФУРСОВ. Не упоминая, что "честный борец с коррупцией" наносил селективные удары по потенциальным оппонентам. Классическая кампанейщина.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Я бы назвал это "операцией спецслужб". Очень выверенной, что закономерно, учитывая многолетний опыт Юрия Владимировича.

Внушалось, что "брежневские" тянули страну в болото, а им противостояли "прогрессисты" Андропов, Горбачёв, Яковлев, Шеварднадзе…

Андрей ФУРСОВ. Вспомнил книгу одного из борзописцев — называется "Юрий Андропов. Последняя надежда режима".

Фёдор РАЗЗАКОВ. Книга — Леонида Млечина, не к ночи будь помянут. Он олицетворяет собой либеральную пропаганду, которая вливается в уши нашего бедного обывателя. Так вот, я попытался опровергнуть ложный миф.

Андрей ФУРСОВ. На основании каких фактов?

Фёдор РАЗЗАКОВ. Ко мне попал, благодаря и вашему содействию, рабочий дневник Леонида Ильича Брежнева. Этот дневник он вёл с октября 1964 года до самой своей смерти. Объёмный документ, практически ежедневник, который вели в секретариате: чем занимался, куда ездил, с кем встречался, кто звонил.

Рабочий дневник даже за последний год жизни Леонида Ильича показывает, как много перемен Брежнев пытался осуществить.

Начну с предыстории — с декабря 1981 года, когда проходила финансовая проверка в Институте международной экономики и международных отношений (ИМЭМО). Это базовый институт для межэлитных отношений. Проверка преследовала цель сместить директора Николая Иноземцева. В его институте "паслась" целая группа пролиберальных советников, занимавшихся экономикой и международными вопросами: Георгий Цуканов, Георгий Арбатов, Александр Бовин и некоторые другие.

Андрей ФУРСОВ. Но у Иноземцева и у Арбатова с Бовиным были разные взгляды на развитие страны. Два последних были абсолютными либералами — в советско-номенклатурном, разумеется, смысле слова.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Да, но Иноземцев возглавлял институт, где либералы чувствовали себя вольготно. Консервативные команды Черненко и Брежнева, яркими представителями которых были, например, Кириленко и Суслов, начали теснить либералов.

Андрей ФУРСОВ. При обыске в сейфе Иноземцева нашли необъяснимо крупную сумму в долларах. А обыск-то был связан с молодыми вольнодумными сотрудниками института, которые распечатывали тексты еврокоммунистов.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Декабрь 1981-го был только началом: обе стороны прекрасно осознавали, что следующий год должен стать решающим.

Михаил Суслов, главный идеолог партии, к ноябрю 1982 года готовил Пленум, на котором планировались серьёзные кадровые перестановки. О жестокости борьбы свидетельствует непонятная смерть первого зампредседателя КГБ Семёна Цвигуна: то ли самоубийство, то ли убийство. Его внучка Виолетта Ничкова пыталась истребовать у ФСБ документы о смерти деда.

Андрей ФУРСОВ. Немалая часть людей, находящихся "в теме", в самоубийство не верят.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Я тоже считаю, что его убили. Это вполне укладывается в ту картину борьбы.

Андрей ФУРСОВ. Дело в том, что Леонид Ильич заблаговременно приставил к Андропову двух своих людей — "государево око", если хотите. Это были заместители Юрия Владимировича: Семён Цвигун и доверенное лицо генсека в КГБ Георгий Цинёв.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Более того, Брежнев собирался в 1982 году вернуть Андропова в ЦК секретарём международного отдела по соцстранам. Связано это было с военным положением в Польше. Брежнев хотел использовать прежние связи Андропова: ведь тот до КГБ работал в МИДе.

Андрей ФУРСОВ. В Венгрии был послом.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Конечно. А вместо него планировал назначить председателем КГБ Цвигуна. Но 19 января Цвигун ни с того ни с сего якобы кончает жизнь самоубийством. Уже потом была растиражирована история о раке лёгких.

Андрей ФУРСОВ. Классическое "прикрытие".

Фёдор РАЗЗАКОВ. Никакого рака там не было. Можете ознакомиться в Интернете с вердиктом его лечащего врача — профессора Перельмана.

Но самое интересное, что с середины ноября 1981 года, когда Чазов прописал ему какие-то лекарства, Цвигуну становилось всё хуже, а потом и голос пропал на время. С середины ноября Цвигун в рабочем кабинете не появлялся. Кто-то захотел, чтобы он умер естественным образом или чтобы его не было на Лубянке в это время. Со второй половины ноября по январь включительно он жил либо в Барвихе, либо на даче в Усово.

Андрей ФУРСОВ. Ситуацию уже не контролировал?

Фёдор РАЗЗАКОВ. Пытался, судя по рабочему дневнику Брежнева. Я выписал некоторые факты… Цвигун в октябре звонил Брежневу пять раз, в ноябре — один раз (уже голос пропадал). А в декабре, в период ИМЭМО, опять активизировался — звонил Брежневу пять раз.

А что делал Андропов в этот "период Польши"? Он 7 раз был у Брежнева на приёме и 15 раз говорил с ним по телефону. Столь высокой частоты контактов с Брежневым больше не было ни у кого в этот период!

Но вот зачем звонил Брежневу пять раз в декабре больной Цвигун, отвечавший за внутреннюю политику, в том числе за диссидентов? Помимо проблем с ИМЭМО, в те дни пошёл накат на дочь Брежнева, Галину, тогда ещё жену Юрия Чурбанова: смаковалась история вокруг её романа с цыганским певцом Борисом Буряце и кражей драгоценностей у дрессировщицы Ирины Бугримовой.

Андрей ФУРСОВ. Это вы отлично описали в книге "Пуля для Зои Фёдоровой".

Фёдор РАЗЗАКОВ. Почему шёл такой накат на Брежневу? Зачем был нужен вброс "бриллиантового дела"? Дело в том, что Галина Брежнева начала участвовать в политике, стала встречаться с людьми, которые могли повлиять, например, на того же Чурбанова, которому после ноябрьского Пленума прочили место министра внутренних дел.

Андрей ФУРСОВ. А Щёлоков переместился бы на должность председателя Совета министров?

Фёдор РАЗЗАКОВ. Скорее, его заместителя, который курировал бы весь силовой блок. Галина Брежнева пыталась перетянуть нужных людей на сторону отца. Поэтому на неё стало собирать компромат Второе управление КГБ, которое де-факто уже не курировал больной Цвигун. Моё мнение: его убили, ибо он стал поправляться и даже планировал в феврале выйти на работу.

А тут ещё два дня спустя после смерти Цвигуна в больнице стало плохо Михаилу Суслову. В этот день, день смерти Ленина, он с дочерью Майей смотрел телевизор, как рассказывал впоследствии Леонид Сумароков, её муж. И подошёл врач, попросил Михаила Андреевича выпить таблетку перед сном. Суслов выпил и через час упал в обморок. В сознание так и не пришёл, умер 26 января. Это всё связанные вещи, на мой взгляд. Борьба за власть перешла в конечную фазу. У нас же принято всегда было считать, что Андропов ни на кого не мог руку поднять, он считался едва ли не святым человеком.

Заметьте, как всё выстроено… Цвигун уходит из жизни 19 января, а на следующий день к Брежневу приходит Андропов, потому что он как председатель КГБ должен отчитаться, что так, мол, и так, теперь нет первого заместителя. И Брежнев после этой встречи не подписывает некролог Цвигуну! Это беспрецедентный случай!!! Они дружили ещё с Молдавии. Он должен был подписать некролог, должен был присутствовать на похоронах, а он вместо работы и всех этих вопросов уехал на дачу в Завидово. Всё это читаем в рабочем дневнике.

Полагаю, Андропов сказал ему, что Цвигун покончил жизнь самоубийством. И Брежнев счёл это предательством себя и своей команды.

Андрей ФУРСОВ. А не мог Брежнев сделать вид, что поверил? Леонид Ильич Андропову не доверял. Не допускаете мысли, что Брежнев хотел поставить Андропову ловушку?

Фёдор РАЗЗАКОВ. Такие уловки были видны в дальнейших его действиях. Ему подсказывала его команда, да и сам он был политик опытный. Тем более, когда 26 января Брежневу сообщили, что Суслова больше нет, ему стало ясно, что что-то не то… Конечно, Суслов был стар, 80 лет. Чазов списал всё на больное сердце. Но, позвольте, в день, когда была принята та таблетка, у него сняли охрану! То же самое было перед странной аварией с Машеровым. Всегда таким роковым событиям сопутствовало исчезновение охраны и свиты.

Андрей ФУРСОВ. Так же за полгода до смерти Сталина из обоймы начали выпадать Власик, Поскрёбышев… Чтобы Иосиф Виссарионович оказался один на один с заговорщиками.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Если Суслову помогли уйти из жизни, то Андропов не секретарём по международным делам планировал стать, а секретарём по идеологии — вторым человеком в партии, каким и был Суслов. Проще говоря, сесть на его место.

Но вот умер Цвигун. Вместо него Андропов пытается отстоять своего человека, Виктора Чебрикова. Но Брежнев…

Андрей ФУРСОВ. Ставит Федорчука.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Да. Но давайте вернёмся к дневнику Брежнева. 4 февраля 1982 года там значится звонок в Ташкент первому секретарю компартии Узбекистана Рашидову. Он входил в брежневскую команду, как мы знаем. О чём мог быть разговор в феврале? Хлопковая страда только в сентябре начинается — отпадает. Подозреваю, речь шла о предстоящем мартовском визите Брежнева, чтобы вручить республике Узбекистан орден Ленина, а Рашидову — орден Октябрьской революции. Там должен был состояться серьёзный разговор по поводу ноябрьских перестановок: мол, готовься, Шараф, тебя это тоже коснётся.

Андрей ФУРСОВ. Брежнев хотел ввести Рашидова в Политбюро?

Фёдор РАЗЗАКОВ. Шараф Рашидович поставил рекорд по пребыванию в "предбаннике" Политбюро — 23 года кандидатом!

Далее, 17 февраля Брежнев звонит в Киев Щербицкому, первому секретарю ЦК компартии Украины. У того был день рождения. Тоже, полагаю, говорит и ему: "Готовься!" Щербицкий должен был стать генеральным секретарём вместо Леонида Ильича.

Андрей ФУРСОВ. Идёт сборка команды.

Фёдор РАЗЗАКОВ. 22 февраля Брежнев разговаривает по телефону с Андроповым, после чего шеф КГБ надолго, до 16 марта, исчезает из дневниковых записей. Я выяснил, что в феврале Андропов летал в Афганистан и подцепил какую-то заразу. Что немудрено, ибо там принято целоваться в знак приветствия. Неделю он лежал в больнице. Это давало команде Брежнева пространство для манёвра. 16 марта Брежнев выступил с большим докладом на Съезде профсоюзов в Москве. Ни слова не было сказано о советской внешней политике в Азии — только о Европе.

Тем временем министр обороны Дмитрий Устинов, будучи с визитом в Индии 15-20 марта, сообщил Индире Ганди о новых инициативах нашего руководства по Китаю и Афганистану: смягчить противостояние с китайцами и поставить вопрос о выводе советских войск из Афганистана. Индия как сосед этих двух стран была заинтересована в мирном сценарии. Ганди получает приглашение закрепить все договорённости в сентябре. То есть налицо смещение вектора и в нашей внешней политике тоже.

Андрей ФУРСОВ. Брежнев по-своему пытался исправить ситуацию, в которую ввергли Советский Союз Андропов и его "пристяжные" Устинов и Громыко.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Шёл, хоть и медленный, но разворот. Брежнев прилетает в Ташкент 22 марта. На следующий день они с Рашидовым посещают авиационный завод, и там почти трагедия происходит: рушатся стропила, Брежнев по счастливой случайности не погибает — отделывается переломом ключицы. На самом деле, они с Рашидовым вполне могли погибнуть. Может, это было подстроено. Может, и нет. Но случай — произошёл.

Андрей ФУРСОВ. Вообще, визиты первых лиц тщательно продумываются, любые мелочи, а тут стропила валятся на головы!

Фёдор РАЗЗАКОВ. Как вспоминал один из телохранителей Леонида Ильича, Владимир Медведев, визит к авиационщикам поначалу был отменён. Охрана была тут же снята с объекта, а потом при спонтанном визите спешно вернули, вот тут-то всё и приключилось. Врачи умоляли Брежнева срочно вернуться в Москву, лечь в больницу Четвёртого главного управления на Грановского. Но Брежнев остался, потому что ордена не были вручены, и о ноябрьских делах с глазу на глаз не было говорено.

Самое интересное произошло на другой день, во время его выступления во Дворце дружбы народов имени Ленина. Накануне в Москве на Съезде профсоюзов Леонид Ильич ни словом не обмолвился о новых отношениях СССР с Индией и Китаем. Он приберёг это для визита в Ташкент! В его речи можно выделить четыре основных пункта: 1) мы критикуем Китай, но не вмешиваемся во внутреннюю жизнь КНР, не отрицаем наличия там социализма; 2) признаём суверенитет Китая над островом Тайвань; 3) со стороны СССР нет угрозы Китаю, и мы готовы продолжать переговоры; 4) мы хорошо помним времена, когда СССР и Китай соединяли узы дружбы. Программная речь!

Андрей ФУРСОВ. По сути, это было внешнеполитическое обеспечение внутренней борьбы.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Ташкент для этой речи был удачным местом, так как Рашидов имел авторитет в Азии. Завоевал он его давно, в бытность председателем Президиума Верховного Совета Узбекской ССР в 1950-1959 годах. В 1955-м, когда Джавахарлал Неру и Индира Ганди посетили Ташкент, даже термин "дух Ташкента" появился.

Андрей ФУРСОВ. Рашидов был противником войны в Афганистане.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Это сильно раздражало Андропова. И это, забегая вперёд, стало одним из побудительных мотивов его "десанта" в Узбекистан.

Вернёмся к событиям вокруг КГБ. На освободившееся место первого заместителя председателя КГБ был назначен Цинёв. Андропов пока не был назначен секретарём по идеологии. Брежнев сознательно тянул. Вся андроповская команда продавливала желаемое будущее для шефа, потому что из секретарского кресла тот вполне мог перепрыгнуть в генсековское.

5 мая Брежнев имел телефонный разговор с Цинёвым, который предложил на пост председателя КГБ СССР Виталия Федорчука, главного украинского комитетчика. Это было бы крайне полезно для Щербицкого.

Андрей ФУРСОВ. Щербицкий, заменив Брежнева, имел бы в этом случае своего проверенного председателя КГБ. И блокада всех каналов андроповского воздействия была бы обеспечена.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Это было грамотное решение, предложенное Цинёвым, бо?льшую часть жизни проработавшим в 3-м Управлении КГБ, то есть в военной контрразведке.

А тут подоспели новости с афганского контура: в Термезе 12 мая Рашидов встречался с афганским лидером Кармалем, и уже 28 мая Громыко принял у себя главу афганского МИДа Доста. В Афганистане, кстати, доля узбекского населения составляла четвёртую часть. Поэтому Рашидов в роли ответственного за переговорный процесс выглядел более чем убедительно. Ему было поручено курировать очень широкий периметр: Индию, Китай и Афганистан, этим он должен был заниматься в будущем составе Политбюро. Как видим, команда позднего Брежнева не думала складывать лапки, успешно сражалась на всех фронтах.

22 мая Брежнев принял Алиева — первого секретаря ЦК компартии Азербайджана. Азербайджан был тоже проблемной точкой после произошедшей по соседству, в Иране, Исламской революции. Алиев, по задумке Брежнева, тоже должен был быть включён в состав Политбюро в ноябре. Ему поручалось контролировать иранский вектор.

23 мая Брежнев говорил с Андроповым. Тот хотел, чтобы в Комитете госбезопасности был Чебриков, и пока ещё не в курсе относительно Федорчука.

24 мая проходит Пленум ЦК КПСС, посвящённый продовольственной программе. Она была доверена Горбачёву, который её провалил. Что не помешало ему стать впоследствии генеральным секретарём. По итогам майского пленума Евгений Чазов стал членом ЦК. Брежнев хотел перетянуть его на свою сторону.

Андрей ФУРСОВ. Но Чазов-то был абсолютно андроповский кадр, хотя, возможно, реальная ситуация была сложнее — с двойным, а то и с тройным дном.

Фёдор РАЗЗАКОВ. На Чазова вполне могла воздействовать и другая команда. Ведь Брежнев не противился его назначению в ЦК!

25 мая Брежнев имеет разговор с Федорчуком, предлагает ему переезд в Москву. 7 июня — разговор по телефону с Щербицким, об уже озвученных планах. Видимо, Щербицкий колебался, так как не знал точного расклада московских сил и опасался заведомо проигрышного сражения. Перевод же в Москву опытного профессионала Федорчука должен был успокоить Щербицкого.

Андрей ФУРСОВ. На весы положили тяжёлую гирю.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Дело серьёзное. Брежнев принимает Федорчука у себя в кабинете 9 июня. Замечу, что Брежнев стал чувствовать себя увереннее, потому что на майском пленуме произошла, наконец, нужная рокировка: Андропов стал вторым секретарём ЦК, однако славы Суслова ему не досталось — доверили курировать только Международный отдел, а не всю идеологию. То есть при формальном повышении вышло понижение.

Андрей ФУРСОВ. А кто ведал остальными линиями?

Фёдор РАЗЗАКОВ. На той же ниве идеологии (наука, образование, культура, СМИ) работал Михаил Зимянин; он был из брежневской обоймы и, кстати, санкционировал ту атаку на ИМЭМО.

Андрей ФУРСОВ. То есть Андропову резко сузили круг обязанностей, следовательно, и возможностей?

Фёдор РАЗЗАКОВ. Да, он оказался генералом без армии.

Но вернёмся к Федорчуку. Он в качестве председателя КГБ СССР делает важные перестановки. Упомяну только изменения в Первом главном управлении (ПГУ), ведавшем внешней разведкой и бывшем до этого под непосредственным попечением Андропова (помимо "девятки" — службы охраны руководителей страны). Федорчук заменил руководителей: 1-го отдела (занимавшегося США), 7-го (Индия и Пакистан), 8-го (Ближний/Средний Восток и Африка), 9-го (Управление "РТ" — "Разведка с территорий"), 11-го (связь с соцстранами) и управления кадров.

Далее, с 3 июля по 31 августа Брежнев был в отпуске. В Ялте принимал Ярузельского, Гусака, Хоннекера и монгольского лидера Цэдэнбала. В Монголии стояли наши войска. Cудя по всему, речь у Брежнева с Цэдэнбалом шла о выводе части советского контингента. 1 сентября Леонид Ильич вышел на работу. Первым, кого он принял, был председатель Совета министров СССР Николай Тихонов.

А уже утром 2 сентября (!) Брежнев летит в Киев к Щербицкому — на три дня. Это был секретный визит, ни в одной газете он не освещался! Сам Андропов об этом не знал! Его поставил в известность постфактум Виктор Алидин, начальник УКГБ по Москве и области, сославшись на директора аэропорта Внуково.

Что за тайная миссия и невероятная спешка, что за странный маршрут последних трёх дней? 31 августа Брежнев ещё в Ялте, откуда до Киева рукой подать. Но возвращается в Москву, встречается с Тихоновым, и только потом… Очевидно, Щербицкий продолжает колебаться, и об этом сообщил Брежневу Тихонов. Леонид Ильич был вынужден лететь на разговор, иначе всё "здание" могло рухнуть. И уговорил-таки! 7 и 8 сентября Брежнев принимает Андропова, после чего в их контактах возникает гигантская пауза длиной в два месяца. 9 сентября Юрий Владимирович улетает в Кисловодск, у него месячный отпуск.

Андрей ФУРСОВ. Получается, они возобновят контакт лишь совсем незадолго до смерти Брежнева.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Да, в напряжённые дни перед Пленумом.

В это время Брежнев продумывал новую конфигурацию уровней власти. Тут я усматриваю параллель с Китаем, где на прошедшем в начале сентября XII Съезде КПК Ху Яобан стал генсеком ЦК КПК, а Дэн Сяопин — председателем комитета Народного политического консультативного совета. То есть встал над советниками, как некий третейский судья… То же самое собирался сделать Брежнев в ноябре: учредить пост председателя партии, который занял бы самолично, как Дэн Сяопин. Генеральным секретарём стал бы Щербицкий, а первым секретарём — Рашидов либо Алиев. Оба при любом раскладе должны были остаться у себя в республиках и войти в Политбюро не с совещательным, а с решающим голосом, и заниматься международными делами на азиатском направлении. А либеральные историки настаивают, что Брежнев ничего не понимал!

Вернёмся к переговорам. 16 сентября — телефонный разговор с Рашидовым. Не только хлопковую страду, но и ноябрьские вещи, конечно, обсуждали.

20 сентября в СССР с официальным визитом прилетает Индира Ганди. Она заверила Брежнева в поддержке внешней политики СССР. Сразу после встречи (согласно рабочему дневнику) Брежнев звонит Рашидову в Ташкент. Явно не по поводу хлопка…

Андрей ФУРСОВ. Разумеется, обсуждались международные дела.

Фёдор РАЗЗАКОВ. А Ганди-то, знаете, куда из Москвы полетела? К Щербицкому в Киев! И только оттуда — в Дели. Без комментариев!

24-27 сентября Брежнев был с визитом в Баку, явно для разговора с Алиевым о действиях на иранском направлении и ноябрьским делам.

5 октября к Брежневу приезжает председатель Госсовета Вьетнама Чьюнг Тинь — понятно, по поводу Китая.

11 октября Брежнев разговаривает с Щербицким о переезде в Москву. До решающего Пленума остаётся чуть больше месяца (Пленум был назначен на 15 ноября).

13 октября Брежнев вновь принял Федорчука опять, рассказал ему о своей беседе со Щербицким.

Андрей ФУРСОВ. Ситуация сгущается с каждым днём…

Фёдор РАЗЗАКОВ. Да. 18 октября Брежнев принимает Тихонова и разговаривает с Федорчуком, который, видимо, должен был обеспечить решение проблем, озвученных Тихоновым.

19 октября Брежнев посещает больницу на Грановского и едет на дачу "Заречье-6". В больнице его проверили (75 лет всё-таки!), и если были бы выявлены проблемы, то ни на какую дачу его бы не отпустили. Следовательно, вполне был здоров.

21 октября он имеет телефонный разговор с Алиевым. 25-го — ещё один телефонный диалог с Федорчуком. Наверняка наряду с международными вопросами касались внутренних перестановок и поведения противной стороны… Не стоит забывать, что Федорчук, новоиспечённый председатель КГБ, был вынужден работать в окружении блокирующей андроповской команды: Бобкова, Чебрикова и прочих. Помогал ему Цинёв.

27 октября в рабочем дневнике Брежнева обозначено так: "Среда. Леонид Ильич прибыл на работу в Кремль в 10.30, переговорил по телефону с Гришиным и Чазовым". А теперь читаем воспоминания Чазова: "В конце октября после встречи с кем-то из них (противников Андропова. Я думаю, это Гришин, он тоже входил в брежневскую команду, и на него впоследствии был нарыт компромат — параллельно с "узбекским делом" — Ф.Р.) мне позвонил Брежнев и сказал: "Евгений, почему ты мне ничего не говоришь о здоровье Андропова? Как у него дела? Мне сказали, что он тяжело болен, и его дни сочтены. Ты понимаешь, что на него многое поставлено, и я на него рассчитываю? Ты это учти. Надо, чтобы он работал". Брежнев знает, что Чазов дружит с Андроповым и ему этот разговор передаст. Зачем он это сделал? Может, хотел припугнуть Юрия Владимировича. Такая спецслужбистская тактика — внести смятение и посмотреть, как будут действовать. Какой же после этого Брежнев "политический труп"? Он был очень умён.

Андрей ФУРСОВ. Все его действия были абсолютно грамотными.

Фёдор РАЗЗАКОВ. В тот же день, 27 октября, Брежнев произнёс часовую речь в Кремле на совещании руководящего состава Вооружённых Сил CCCР. Выступление было организовано по инициативе Дмитрия Устинова, который, видимо, стал склоняться в сторону Брежнева.

Андрей ФУРСОВ. Устинов в течение многих лет действовал в тандеме с Андроповым. Они вместе гнобили потрясающего конструктора Челомея, оба были сторонниками ввода войск в Афганистан. Что-то не верится, что Устинов стал "брежневцем".

Фёдор РАЗЗАКОВ. Он мог сориентироваться по докладам военной разведки и понять, что у Брежнева больше козырей в колоде.

Андрей ФУРСОВ. Могло быть и так. Из вашего рассказа у внешнего наблюдателя складывается "картинка": "Всё! Андропова обложили!" Вариант, задуманный Брежневым, пройдёт, если не будет форс-мажора.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Да, тем более что 4 ноября, за 11 дней до Пленума, Брежнев принял у себя Щербицкого и Алиева.

Андрей ФУРСОВ. Одновременно?

Фёдор РАЗЗАКОВ. Да, разговаривали втроём. И тут же Брежнев позвонил Рашидову.

Андрей ФУРСОВ. Ну, теперь всё понятно.

Фёдор РАЗЗАКОВ. Утрясались все сомнения. 7 ноября Брежнев был на демонстрации, 9-го в 12.00 принял Андропова в рабочем кабинете после двух месяцев необщения. И тут какой-то важнейший разговор между ними происходит, который, к сожалению, мы не знаем!!! Судя по всему, он открыл перед ним карты: знай, дескать, Юра, какая участь тебя ждёт, после Пленума ты станешь четвёртым человеком. Председатель партии — первый, генеральный секретарь — второй, первый секретарь — третий и главный идеолог — четвёртый человек. Пленум готов, Брежнев уверился в этом окончательно после поддержки его Устиновым. Этот разговор с Андроповым — роковая ошибка Леонида Ильича!

Андрей ФУРСОВ. На следующий день он ушёл из жизни.

Фёдор РАЗЗАКОВ. По официальной версии, в интервале с 8.00 до 10.00 утра 10 ноября Брежнев тихо умер в своей постели. Хотя мелькает тревожный факт, что Андропов якобы приехал первым — забрать какой-то чемоданчик. Жена Леонида Ильича, Виктория Петровна, потом рассказывала, что как-то спросила: "Лёня, что у тебя в этом чемоданчике?" Он ответил: "Компромат!" Что там было, интересно?

Андрей ФУРСОВ. Наверное, Брежнев, чтобы сломить сопротивление Андропова, накануне и предъявил ему этот компромат!

Фёдор РАЗЗАКОВ. Вполне возможно. И это досье содержалось в чемоданчике, который почему-то не в сейфе Брежнев хранил! Потому что был уверен в своей охране?

Итак, Андропов появился, взял чемоданчик, уехал. А через час вернулся со всеми членами Политбюро. Он два раза появлялся там, по опубликованным воспоминаниям родственников.

Что же дальше? Пленум переносят на декабрь. Щербицкий, естественно, не переезжает в Москву, его блокируют. Собирается комиссия, которая держит его на крючке: дёрнешься, мы на тебя сразу компромат сошьём! Поэтому Щербицкий за всё время правления Андропова ни разу не переступил порог его кабинета.

Но, судя по всему, брежневская команда не была уничтожена. Она продолжала сопротивление, о чём свидетельствовало "узбекское дело". Рашидов сопротивлялся.

С Алиевым же хитрую штуку провернули. Его сделали первым заместителем председателя Совета министров, членом Политбюро и перевели в Москву. В Азербайджане под шумок постепенно пришла к власти оппозиция. Карабахские "семена" уже прорастали. Группировке, стоявшей за Андроповым, было выгодно выкинуть из Азербайджана Алиева…

Андрей ФУРСОВ. Победа андроповской команды — это победа тех, кто стоял за Андроповым внутри страны и за рубежом.

Спасибо вам содержательную беседу!

Россия. Узбекистан > Образование, наука. Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 14 августа 2020 > № 3541930 Федор Раззаков Андрей Фурсов

УНИЧТОЖЕНИЕ ЦЕЛОЙ СТРАНЫ

ДЭНИЕЛ ЭЛЛСБЕРГ

Американский военный аналитик, консультант Министерства обороны США и Белого дома, специалист по теории принятия решений.

75 лет назад было впервые применено атомное оружие. Бомбардировка Хиросимы 6 августе 1945 г. стала поворотным пунктом в мировой истории, и можно сказать, что последствия этого события сказываются до сих пор.

Дэниел Эллсберг, американский военный аналитик, консультант Министерства обороны США и Белого дома, специалист по теории принятия решений. В корпорации RAND он занимался вопросами ядерной стратегии, но впоследствии стал одним из самых яростных противников ядерного оружия. К годовщине Хиросимы предлагаем вашему вниманию отрывок из его книги «Машина Судного дня», вышедшей в издательстве «Альпина Паблишер», с любезного разрешения издателя.

В августе 1945 г. атомная бомба просто вписалась в давнюю негласную модель ведения войны путём массового уничтожения гражданского населения. Атомные удары, казалось, подкрепили эту модель – практически сразу после них война против Японии прекратилась, а публика и армия (ничего не знавшие о перехваченных нами японских сообщениях) были уверены, что иных путей прекращения войны не существовало. Военные части, занимавшиеся доставкой бомб, без проблем получили независимость от других родов войск вскоре после войны и без особого сопротивления перешли под крыло Стратегического авиационного командования, созданного и возглавляемого генералами Кертисом Лемеем и Томасом Пауэром, организации, которая оттачивала тактику уничтожения на протяжении последних шести месяцев Второй мировой войны.

Однако на какого врага эта тактика была нацелена теперь? Когда Вторая мировая война подошла к концу, только одна страна имела население, вооружённые силы, промышленный и научный потенциал, способные противостоять военной мощи Соединённых Штатов, – Советский Союз, несмотря на его беспрецедентную военную разруху и потери. Помимо прочего, его возглавлял такой же жестокий диктатор, как Гитлер, и единственная партия, ещё более сплочённая и всевластная, чем нацистская партия. Советский Союз уже оккупировал половину Европы, и его военной мощи было достаточно, чтобы подмять под себя и вторую половину. Некоторые высокопоставленные члены администрации Гарри Трумэна по самым разным мотивам всё больше и больше опасались, что Советский Союз именно это и собирается сделать.

Такой взгляд не был новым для генерала Лесли Гровса, который отвечал за реализацию атомного Манхэттенского проекта. Ещё в 1944 г. ярый антикоммунист Гровс поведал польскому физику Джозефу Ротблату во время совместного обеда в Лос-Аламосе о том, что, по его мнению, проект всегда был направлен против Советов. В Корпусе армейской авиации думали так же. В поисках системы целей, которая могла бы оправдать существование большого парка стратегических бомбардировщиков в послевоенное время и, таким образом, независимость ВВС, там обратили взоры на Советский Союз.

30 августа 1945 г., всего через две недели после капитуляции Японии, генерал-майор Лорис Норстад, заместитель начальника штаба ВВС по планированию, направил генералу Гровсу документ, где в качестве целей возможного будущего ядерного удара фигурировали 15 «ключевых советских городов»[1] во главе с Москвой и 20 «крупных советских городов», включая Ленинград, а также указывалось количество атомных бомб, необходимых для уничтожения каждого из них. Москве и Ленинграду предназначалось по шесть бомб.

Однако у Соединённых Штатов не было шести атомных бомб в 1945 г. В конце года они располагали только двумя. К 30 июня 1946 г. (конец финансового года) в арсенале находилось девять бомб. Первый официальный план войны против Советского Союза, датированный ноябрём 1947 г., предусматривал нанесение удара по 24 советским городам с использованием 34 бомб. Однако к тому времени в арсенале США было всего 13 бомб, из которых, пожалуй, только семь находились в состоянии боеготовности. Эта информация была сверхсекретной. Президента Гарри Трумэна официально не информировали[2] о количестве ядерных боеприпасов до 3 апреля 1947 г., и он был потрясён, узнав, что их так мало.

Двумя месяцами ранее Объединённый комитет начальников штабов уведомил военного министра и министра ВМС о том, что запасы атомного оружия «неадекватны» требованиям национальной безопасности. Вплоть до конца 1948 г. все произведённые боеприпасы (плутониевые имплозивные бомбы типа сброшенной на Нагасаки) были штучными изделиями и считались «экспериментальными образцами»[3]. Объединённый комитет начальников штабов по результатам испытаний на атолле Бикини летом 1946 г. (для которых были использованы два из девяти имевшихся в том году боезарядов) «заключил, что из-за дефицита делящихся материалов бомбы должны использоваться как “стратегическое” оружие против населённых и промышленных центров». Генерал Лемей, отвечавший в то время за исследования и разработки в ВВС (в этом качестве он поддерживал создание RAND), обобщил основные выводы отчёта следующим образом:

1. Атомные бомбы, количество которых[4] меньше того, что мы получим в обозримом будущем, способны уничтожить военный потенциал любой страны и разрушить её социально-экономическую систему.
2. В сочетании с другими видами оружия массового уничтожения оно позволяет истребить население на огромных участках земной поверхности, оставив на них лишь следы человеческой деятельности.

В октябре 1947 г. Объединённый комитет начальников штабов под председательством адмирала Уильяма Лихи направил в Комиссию по атомной энергии (AEC), которая теперь отвечала за все аспекты производства атомных бомб, отчёт с долгосрочными требованиями к ядерному оружию. За два года до этого в качестве главы администрации Трумэна, если верить словам Лихи в его мемуарах, он в душе осуждал бомбардировку Хиросимы и Нагасаки и считал, что «применяя ядерное оружие первыми, мы переходим на нравственные нормы варваров мрачного Средневековья. Меня не учили вести войну таким способом, и войны нельзя выигрывать путём уничтожения женщин и детей». Теперь же он уведомлял AEC о том, что «с военной точки зрения требуется примерно 400 атомных бомб, эквивалентных по мощности бомбе, сброшенной на Нагасаки, для нанесения удара примерно по 100 городам. Целевой датой обретения способности «уничтожить страну»[5] (концепция, которая родилась в штабе ВВС, занимавшемся подготовкой рекомендаций) было 1 января 1953 г.

К середине 1948 г. планы ВВС пришли в соответствие с запасами оружия, хотя эти запасы всё равно были ниже тех, что Объединённый комитет начальников штабов считал адекватными. План в то время предусматривал нанесение удара по 20 городам с использованием 50 бомб[6]. Эти 50 бомб реально поступили в арсенал[7] к 30 июня 1948 г. Москве предназначались восемь бомб, а Ленинграду семь.

Генерал Лемей возглавил SAC в октябре 1948 г. Он составил свой «Чрезвычайный план военных действий», который требовал от SAC «наращивания потенциала до уровня, позволяющего доставить весь имеющийся запас атомных бомб в рамках одного массированного удара». Главными целями должны быть города и промышленные объекты, а также правительственные центры управления. Цели второй очереди включали в себя нефтеперерабатывающие предприятия, две трети которых находились в 16 советских городах. План предусматривал нанесение ударов по 70 советским городам[8] с использованием 133 атомных бомб. Это, по оценкам, могло привести к гибели 2,7 млн человек[9] в 70 целевых городах и ещё 4 млн человек в других местах.

Год спустя, в октябре 1949 г., дополнение к «Чрезвычайному плану военных действий» увеличило число целевых городов до 104, а количество используемых бомб до 220. Ещё 72 бомбы оставались в резерве для нанесения повторного удара. Необходимые для этого 292 бомбы были готовы к 30 июня 1950 г. AEC, бюджет которой увеличивался Трумэном трижды – после блокады Берлина в 1948–1949 гг. и после первого советского ядерного испытания в 1949 г. – поставила производство бомб типа Нагасаки на поток. Эра «ядерного дефицита», по терминологии Пентагона, уступила место эре «ядерного изобилия». Необходимые для уничтожения целой страны 400 бомб поступили в арсенал уже к 1 января 1951 г.[10], на два года раньше срока. Однако к этому времени число целей для ядерного удара в глазах стратегов из ВВС выросло многократно.

Это были исключительно планы первого удара, но так стали говорить впоследствии, а в то время такого термина не было из-за простого отсутствия противника, способного нанести второй, или ответный, удар.

Америка обладала монополией на ядерное оружие, которой, как полагали президент Трумэн и генерал Гровс (учёные-ядерщики не согласились бы с этим, если бы поинтересовались их мнением), ничто не угрожало на протяжении жизни целого поколения, а может быть, и дольше. Гровс и Трумэн наивно верили в то, что секретная программа скупки и дипломатии позволит им контролировать все известные источники богатых урановых руд. (Гровс, как он выразился позднее, проглядел[11] запасы богатой урановой руды в Восточной Германии, оккупированной Советами.) В их глазах эта программа была решающим «атомным секретом». Именно в этой ложной уверенности Трумэн добился согласия сената взять обязательство по защите Западной Европы.

Учёные настаивали на международном контроле запасов урана, исследований, обогащения и переработки делящихся материалов в целях энергетики и указывали ещё в 1945 г., что в противном случае Советы создадут бомбу примерно за четыре года. Четыре года спустя, в сентябре 1949 г., американские разведывательные самолёты обнаружили признаки того, что Советы провели испытание плутониевой бомбы типа той, что была сброшена на Нагасаки. (Как оказалось, она была создана на основе чертежей, украденных Клаусом Фуксом – советским шпионом в Лос-Аламосе.) Трумэн, Гровс, Конгресс, американская публика и наши союзники по НАТО были потрясены.

В Объединённом комитете начальников штабов, однако, паники не наблюдалось. Там очень быстро поняли, что Советам потребуются годы на создание средств доставки и арсеналов, позволяющих угрожать Соединённым Штатам напрямую. Однако в планах SAC города и промышленные зоны уступили место самых приоритетных целей будущим советским системам доставки ядерного оружия на территорию Соединённых Штатов и их союзников. Это привело к появлению практически неограниченного числа первоочередных целей для американского ядерного удара – к ним, прежде всего, относились аэродромы, которых в СССР насчитывалось 1100. К 1953 г. генерал Лемей идентифицировал 409 аэродромов[12], которые могли использоваться для нанесения ядерного удара, помимо разбросанных по всей территории СССР промышленных объектов, связанных с производством ядерного оружия.

Осенью 1949 г. масштабы производства делящихся материалов вновь выросли – нужно было создавать бомбы для расширившего набора целей. Кроме того, требовалось ещё больше средств их доставки. Когда Трумэн покидал свой пост в начале 1953 г., в арсенале США насчитывалось 1000 ядерных боеголовок. В конце своего второго президентского срока Дуайта Эйзенхауэр передал администрации Джона Кеннеди 15 000 ядерных боеголовок.

При той же системе выбора целей, что и в начале 1950-х гг., не 18-кратный рост количества ядерных боеголовок – многие из них стали теперь «тактическим» оружием небольшого радиуса действия при мощности на уровне бомбы, сброшенной на Нагасаки, – определял изменение характера стратегического оружия в распоряжении SAС и ВМС (у них было более 1000 боеголовок). Изменился смысл самого понятия «ядерное оружие». Это произошло в значительной мере скрытно от американского народа и всего мира. Подавляющее число боеголовок в ядерном арсенале, унаследованном президентом Джоном Кеннеди в 1961 г., были не «атомными», то есть не того типа, что использовались в Японии в 1945 г. и испытывались впоследствии на атолле Бикини и в Неваде. До начала 1950-х гг. урановые и плутониевые бомбы были единственным видом ядерного оружия. Однако к 1961 г. практически все боеголовки SAC стали «термоядерными» – водородными бомбами, в которых энергия выделялась в результате слияния тяжёлых изотопов водорода. Первое испытание такой бомбы было проведено в ноябре 1952 г.

Именно это изменение, обнаруженное мною в 1961 г., объясняло загадку, на которую я наткнулся несколько раньше. При изучении совершенно секретных документов, связанных с объединёнными планами использования стратегических сил и средств 1950-х гг., в процессе подготовки проекта руководящих указаний по планированию войны во времена работы на администрацию Кеннеди я наткнулся на последовательный ряд оценок потерь Советского Союза в войне с применением основных стратегических средств, которые в начале текущего десятилетия казались удивительно «низкими» для ядерной эры: несколько миллионов погибших, затем 10 млн и так далее, вплоть до 13 млн к 1955 г. Однако уже в следующем, 1956 г. эта оценка неожиданно возросла в 10 раз до 150 млн погибших. В 1961 г., как мне было уже известно, Объединённый комитет начальников штабов прогнозировал потери, превышающие 200 млн человек, только в одном советском блоке. Чем объясняется такое увеличение? И почему оно произошло именно в это время?

Я был потрясён этими цифрами. Меня преследовали вопросы: почему разработчики планов настолько повысили оценки? Неужели кто-то решил, что «уничтожение целой страны» с помощью четырёх сотен атомных бомб, которые должны убить десятки миллионов русских, недостаточно много для сдерживания? Или, может, исполнение наших обязательств перед НАТО по отражению или упреждению наземного вторжения Советов приводит к нанесению именно такого «сопутствующего урона»? Опираясь на что, они пришли к таким оценкам?

Причина такого скачка всего за один год в размерах потерь, которые мы собирались нанести в войне против России, – от уровня меньше потерь Советского Союза во Второй мировой войне до беспрецедентного в истории человечества уровня – не была, как оказалось, связана с приведенными выше предположениями. Все было намного проще.

Никакой новой идеи относительно необходимости кардинального изменения планируемого эффекта нашего удара не было. Просто разработчики планов совершенно справедливо учли то, что SAC намеревается использовать против тех же самых целей вместо атомного оружия первого десятилетия ядерной эры новые термоядерные бомбы. Именно с этим связана готовность SAC убить в 10 раз больше людей, чем прежде. Не десятки, а сотни миллионов людей, возможно даже миллиард, должны были умереть главным образом в результате выпадения радиоактивных осадков после взрыва водородных бомб. В арсенале SAC находились сотни водородных бомб, мощность которых в тысячи раз превышала мощность атомных бомб времён Второй мировой войны.

Такое изменение произошло не потому, что кто-то счёл его необходимым, а просто из-за появления новых, более эффективных ядерных бомб – более дешёвых и неизмеримо более мощных, чем старые. (Одним из факторов роста количества жертв было то, что практически все операции с применением ядерного оружия в конце 1950-х гг. предполагали осуществление наземных взрывов с целью повышения количества радиоактивных осадков, а следовательно, «дополнительных» потерь в советско-китайском блоке и, к сожалению, в соседних с ним странах, включая наших союзников.)

Эти оценки количества погибших от американских ядерных ударов были настолько секретными и доступными настолько узкому кругу людей даже в SAC и в Пентагоне, что мало кто из американцев за пределами правительства знал о произошедшем в конце 1950-х гг. кардинальном изменении смысла понятия «ядерная война» и его причинах. С целью продолжения термоядерных испытаний в атмосфере на континентальной части Соединённых Штатов, несмотря на их предсказуемое воздействие на «подветренные» территории в штатах Невада и Юта, президент Эйзенхауэр делал всё для того, чтобы публика знала как можно меньше об изменениях характера ядерного оружия. Он дал указание Гордону Дину, председателю AEC[13], изъять термины «термоядерный», «синтез» и «водородный» из пресс-релизов и выступлений и «сделать так, чтобы между понятиями “ядерная реакция” и “термоядерная реакция” не было разницы». Однако, как я неожиданно для себя обнаружил весной 1961 г., и Объединённый комитет начальников штабов, и президент Эйзенхауэр прекрасно понимали ужасающие потенциальные последствия своих приготовлений для Евразии.

Эйзенхауэр «был потрясен»[14] в конце 1960 г. «избыточностью жертв» (о которой рассказал ему советник по науке Джордж Кистяковски) в плане SIOP-62, особенно неэкономной избыточностью накрытия целей, но, надо думать, не только этим. Он сказал своему военно-морскому адъютанту, что презентация «напугала его до смерти». Тем не менее Эйзенхауэр утвердил этот план и передал его по наследству Кеннеди. Когда в июле 1961 г. Джона Кеннеди проинформировали о прогнозируемых результатах обмена ядерными ударами в 1963 г., он в шоке произнёс, выходя из конференц-зала: «И мы после такого называем себя людьми!»[15] Однако эта фраза предназначалась госсекретарю Дину Раску, а не Объединённому комитету начальников штабов и уж точно не публике. И «опция» развязывания полномасштабной войны сохранялась в планах на протяжении всего срока пребывания Джона Кеннеди в должности и на протяжении всего президентского срока Линдона Джонсона.

Президент Никсон в январе 1969 г.[16], как говорят, также «был потрясён» на первом брифинге по единому интегрированному плану войны тем, что единственным возможным вариантом является массированный ядерный удар, ведущий к уничтожению 90 млн русских в течение нескольких часов. Его помощник по национальной безопасности[17] Генри Киссинджер сказал, что подобные планы не могут быть основой для «политически оправданных», достаточно убедительных угроз. Немного позже, весной, он спросил на заседании: разве может «кто-то в трезвом уме… принять решение об уничтожении 80 млн человек?» Однако его попытки на протяжении следующих восьми лет предусмотреть в плане не столь кровожадные варианты (как попытки Роберта Макнамары до этого при моём участии) практически ничего не принесли.

В 1973 г. в середине своих безуспешных поисков[18] ограниченных и более разумных альтернатив Генри Киссинджер заметил на очередном заседании: «Иметь лишь единственный вариант, предполагающий уничтожение 80 млн человек, – это вершина безнравственности». (В действительности этот вариант был не единственным – другие возможности предусматривали уничтожение ещё большего количества людей.) Однако частные высказывания Киссинджера относительно нравственности оставались закрытыми для американской публики на протяжении нескольких десятилетий, пока наконец не были рассекречены. Президенты Джеральд Форд, Джимми Картер и Рональд Рейган расширяли набор вариантов «ограниченной ядерной войны», которая должна быть не такой апокалиптической, однако, как признался генерал Ли Батлер[19], последний командующий SAC, разработчики планов в Омахе и в Пентагоне никогда не воспринимали эти предложения всерьёз. При оперативном планировании и при учениях они всегда исходили из того, что война будет «полномасштабной».

Конечно, никто из этих представителей власти – гражданской и военной не рассчитывал или по крайней мере не ожидал реального возникновения обстоятельств, которые заставят их реализовать такой план. Однако они также знали, что вероятность их возникновения была выше нуля. Возможность или риск существовал всегда – хотелось бы надеяться, что небольшой.

В то же время, они не считали[20], что держат в руках рычаги машины Судного дня, которая может уничтожить практически всех. Так или иначе, риск реализации единого интегрированного плана войны, сознательно принимаемый президентами и Объединённым комитетом начальников штабов, каким бы маленьким они его ни считали, был связан с возможностью уничтожения организованного общества – всех городов – в Северном полушарии, помимо истребления практически всех их обитателей.

Как мрачно заметил британский историк Эдвард Томпсон, такой исход, возможно, не будет означать «уничтожение жизни вообще». Он будет означать «всего лишь уничтожение нашей цивилизации[21]. Будет составлен окончательный баланс за два последних тысячелетия, по каждой статье деятельности и культуры, где перед каждым итогом стоит знак минус».

С 1961 г. я смотрю на такие решения ответственных лиц в Соединённых Штатах и странах-союзницах по НАТО, а также в Советском Союзе точно так же, как смотрел на Вьетнамскую войну восемь лет спустя: как на нечто такое, чему следует противодействовать[22], однако необходимо понимать. Изучая в последующие десятилетия историю ядерной эры, я выяснил, что перспектива угрозы существованию цивилизации и самого человечества – не только в Северном полушарии – рассматривалась в строжайшем секрете ещё в самом начале Манхэттенского проекта.

Идея появления термоядерного оружия, в тысячи раз более мощного, чем ядерное оружие (и в конечном итоге более дешёвого и более массового), витала в головах учёных, занятых в Манхэттенском проекта, с самого начала. Некоторые из них видели в нём сложную и увлекательную перспективу, неизбежную и желательную. Другие – опасность, которую необходимо предотвратить (к сожалению, им это не удалось).

Как бы то ни было, в тот же самый момент – фактически в тот же день в июле 1942 г., – когда главные теоретики Манхэттенского проекта представили идею водородной бомбы, они увидели возможность появления пусть маловероятной, но невообразимо более серьёзной угрозы для жизни на планете. Втайне от других они приняли этот риск.

--

СНОСКИ

США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 августа 2020 > № 3468416 Дэниел Эллсберг

КИТАЙ БОЛЬШЕ НЕ НАМЕРЕН ЖДАТЬ БЛАГОПРИЯТНОГО МОМЕНТА

КУРТ КЭМПБЕЛЛ

Председатель и исполнительный директор Asia Group, заместитель госсекретаря США по делам Восточной Азии и Тихого океана в 2009-2013 годах.

МИРА РЭПП-ХУПЕР

Ведущий научный сотрудник Совета по международным отношениям.

КОНЕЦ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОЙ СДЕРЖАННОСТИ ПЕКИНА?

По ходу кризиса, вызванного новым коронавирусом, аналитики наблюдали за тем, как отношения между США и Китаем скатываются к самой низкой точке за всю историю. Надежды на их восстановление весьма призрачны. Причин сползания к откровенной конфронтации немало, но Пекин, демонстрируя поразительный отход от своей обычной дипломатической практики, проводит гораздо более жёсткую линию на международной арене – даже искушенные наблюдатели теряются в догадках: не изменил ли Китай свою внешнюю политику в принципе?

Конечно, подход Китая к мировым делам никогда не был жёстко детерминирован. Его дипломатическая стратегия определяется многими факторами – от истории, культуры и географии страны до природы режима и его относительной силы в мире. Если китайское правительство считает, что один или более факторов изменились, меняется и китайская дипломатия. Но когда COVID—19 начал сеять хаос на земном шаре, президент Китая Си Цзиньпин, похоже, сразу отказался от многих давнишних внешнеполитических принципов, которых придерживалась его страна. Пока ещё слишком рано об этом говорить, но Китай, проникшись национализмом, подогреваемым кризисом, уверенный в непрерывном подъёме и готовый идти на гораздо больший риск, чем в прошлом, – вполне может находиться в процессе переосмысления своей внешней политики, что аукнется всему миру.

Китайская компартия (КПК) начала 2020 г. в оборонительной позиции, но оставалась в ней недолго. Обвинённый в недостаточной прозрачности относительно происхождения и начала коронавирусной пандемии, Пекин бросился на защиту своего имиджа в мире. И стоило ему остановить распространение эпидемии внутри своих национальных границ, как он поспешно начал кампанию «завуалированной дипломатии», позиционируя себя в качестве нового лидера мирового здравоохранения.

Но на этом Пекин не остановился. После того как пандемия охватила весь мир, правительство КНР в течение нескольких месяцев перешло в беспрецедентное дипломатическое наступление практически на всех внешнеполитических фронтах. Оно усилило контроль над Гонконгом, продолжило нагнетать напряжённость в Южно-Китайском море, начало кампанию дипломатического давления на Австралию, применило летальное оружие в пограничном споре с Индией и стало более явно и решительно критиковать либеральные демократии Запада.

В прошлом КПК стремилась поддерживать относительную стабильность в сфере безопасности, периодически используя имеющиеся возможности для продвижения целей страны, не провоцируя при этом ненужную критику мирового сообщества и тщательно корректируя свои действия в тех случаях, когда заходила слишком далеко. Сейчас Пекин может просто воспользоваться хаосом, вызванным пандемией, и глобальным вакуумом власти, оставленным самоустраняющейся американской администрацией. Однако есть основания полагать, что сдвиг происходит более глубокий и далеко идущий. Быть может, мир получает сейчас первые представления о том, как выглядит жёсткая внешняя политика самоуверенного Китая.

Изменение риторики

Отчасти речь идёт об изменении риторики и стиля в дипломатии. Исторически Пекин делал достаточно туманные и завуалированные дипломатические заявления, особенно когда критиковал Вашингтон. Например, в 2015 г. на пике международного противостояния, связанного с островным строительством Китая в Южно-Китайском море, заместитель министра иностранных дел Китая Чжан Есуй призвал Соединённые Штаты «дорожить общим миром и стабильностью в Южно-Китайском море, а также тяжело давшейся динамикой положительного развития отношений между Китаем и США». Едва ли это можно назвать острой критикой. Но с пандемией тон изменился, став более жёстким. «Если кто-то заявляет, что китайский экспорт токсичен, тогда прекратите носить защитные маски и халаты, сделанные в Китае, прекратите пользоваться аппаратами ИВЛ, которые поставляет Китай!» – твитнул представитель МИД после того, как выяснилось, что некачественные китайские товары медицинского назначения поставлены в несколько европейских стран. Китайские дипломаты раскритиковали западные демократии за то, что те не справились с кризисом, и потребовали благодарности от правительств, получающих товары медицинского назначения. Это вызвало очень острую критику в Европе и Африке, и ведущий исследовательский центр Китая предупредил Пекин в апреле, что Китай рискует подорвать свои позиции в мире, если и дальше будет прибегать к подобному агрессивному стилю.

Похоже, что совет остался без должного внимания. Создаётся впечатление, будто Пекин гораздо меньше, чем в прошлом, заботится о своём имидже. Си сознательно пошёл на подрыв репутации, когда его правительство избрало дипломатию «воина-волка» (названную так в честь националистического сериала в стиле «экшн»). Вероятно, расчёт строился на том, что Китай больше приобретёт, играя военными и экономическими мускулами, даже если частично лишится мягкой силы.

Ряд изменений дипломатического курса Китая – необычных для правительства, не слишком любящего пересматривать свою официальную позицию – так же говорят о вновь обретённой уверенности в своих силах. В прошлом Пекин избегал таких резких поворотов из страха «потерять лицо». Однако после первоначального отвержения идеи международного расследования вспышки коронавируса в КНР Си сказал на Ассамблее всемирного здравоохранения в мае, что ВОЗ должна провести расследование, как только пандемия пойдёт на убыль. И хотя Китай поначалу отказывался присоединиться к инициативе «Большой двадцатки» облегчить бремя долга странам с низкими доходами, оказавшимся в тисках экономического кризиса, впоследствии он изменил решение и поддержал данную инициативу, хотя и с некоторыми оговорками. Эти сдвиги указывают на веру Си в то, что ему удастся управлять обоими тернистыми процессами без ущерба для интересов Китая.

Изменения на деле

Пекин не ограничивается дерзкой риторикой. За последние несколько месяцев он повысил ставки почти во всех многочисленных территориальных спорах и даже спровоцировал новые, что стало ещё одним отходом от практики прошлых лет. Политолог Тейлор Фрейвел доказывал, что Китай долгое время расставлял приоритеты в территориальных спорах, педалируя одни и отодвигая на задний план другие, чтобы не вызвать слишком большого напряжения на разных фронтах. От былой сдержанности сегодня, похоже, не осталось и следа. Начиная с марта, Китай усиливал патрулирование островов Дяоюйдао (известных в Японии как острова Сенкаку) в Восточно-Китайском море и с удвоенной энергией стал выдвигать свои притязания на акваторию Южно-Китайского моря, отправляя свои суда барражировать воды в непосредственной близости от побережий Индонезии, Малайзии и Вьетнама. Он проводил воздушную разведку и наблюдение вблизи Тайваня, решительно покончил с полуавтономным статусом Гонконга, подхлестнул новый пограничный спор с Бутаном и, по всей видимости, спровоцировал пограничное столкновение с Индией, в котором были человеческие жертвы. Впервые за последние тридцать лет Народно-освободительная армия Китая применила военную силу за рубежом. Вряд ли какое-либо из этих действий само по себе могло бы вызвать удивление. Но когда всё делается одновременно, это производит впечатление массированного внешнеполитического давления, которое до этого Пекин не оказывал.

Некогда допуская многообразие и разные правовые режимы внутри полуавтономных территорий на территории Китая, КПК теперь пересматривает политику в отношении периферии. В западной провинции Синьцзян государственная кампания репрессий против уйгурского меньшинства, исповедующего ислам, начатая ещё до пандемии, с тех пор переродилась в кампанию по этнической чистке. Противоречивый новый Закон о национальной безопасности лишил Гонконг его уникального правового статуса. Некоторые положения этого закона потенциально выходят за пределы государственных границ Китая, так что китайскую юриспруденцию могут начать навязывать всему миру. Это знаменует собой переход от традиционно оборонительных представлений о китайском суверенитете к более агрессивной позиции: расширению зоны китайской юрисдикции. Китай давно противодействует тем международным инициативам, которые он расценивает как угрозу национальному суверенитету. Например, он отвергает доктрину об ответственности защищать слабых, которая нацелена на предотвращение геноцида и гуманитарных кризисов. Похоже, что теперь осталась лишь одна разновидность китайского суверенитета: та, которую навязывает КПК.

Даже далеко за пределами своего непосредственного окружения Китай сегодня, похоже, готов вступать в противоборство и даже открыто совершать недружественные действия. Речь идёт о его отношениях с Австралией. После того как Канберра призвала к независимому расследованию происхождения пандемии, Пекин выступил с резкой отповедью и ввёл торговые санкции. По всей видимости, он также провёл серию кибератак на серверы австралийского правительства и компаний. В итоге общественное мнение Австралии быстро становится антикитайским, а в австралийском обществе растёт поддержка более жёсткой внешнеполитической линии в отношении Китая. Канберра также объявила о планах наращивания расходов на оборону. Пекин остаётся непреклонным, возможно, потому что надеется научить другие страны в своём регионе дважды подумать, прежде чем противодействовать. Но ему вряд ли удастся в ближайшем будущем вернуть себе расположение Канберры.

Демонстративное упрямство Китая в отношении Австралии – решимость идти напролом вместо корректировки своих действий – символизирует более серьёзный сдвиг. В 2015 г., когда создание Китаем искусственных островов в Южно-Китайском море вызвало негодование у других региональных игроков, Пекин почувствовал, что зашёл слишком далеко и немного отыграл назад. Он временно свернул процесс создания новых островов и стал уделять больше времени региональной дипломатии, а также инициативе «Пояс и путь». В отличие от этой прошлой сдержанности, мало что сегодня говорит о том, что Китай собирается переосмысливать свой подход – по крайней мере, этого не заметно. Мир уже насторожился, когда в июне Всекитайское собрание народных представителей объявило о новом всеобъемлющем законе национальной безопасности для Гонконга. Однако всемирный хор осуждения, последовавший за этим объявлением, не помешал КПК ревностно имплементировать новый закон и формально обвинить в шпионаже двух граждан Канады, которых держали в заключении восемнадцать месяцев.

В этой новой внешней политике очень мало разворотов на 180 градусов, и нет никаких явных скоростных ограничений.

Некоторые из самых важных перемен происходят внутри, в высших эшелонах китайского политического истеблишмента. Когда в прошлом Пекин сталкивался с непредвиденными внешнеполитическими вызовами, он следовал путём неторопливого обдумывания ситуации, который был заметен внешним наблюдателям. В последнее время этого сказать нельзя. По слухам, Си единолично принимает многие наиболее важные решения даже без помощи самых доверенных советников. Это объясняет, почему внешняя политика стала более терпимой к рискам: когда слышно всеёменьше независимых голосов и мнений, Си, не встречая никакого противодействия, никаких противовесов, может пойти напролом. Китайские лидеры прошлого – прежде всего, Дэн Сяопин и Цзян Цзэминь – верили в институциональные процессы коллективного лидерства. Си перекрыл или нейтрализовал многие из этих каналов. Теперь, когда сильный лидер-одиночка действует более или менее самостоятельно, мир может получить представление о том, как выглядит процесс принятия решений в Китае.

Ничто не ново под луной?

К чему приведут все эти сдвиги в своей совокупности – вопрос по-прежнему спорный. Кто-то будет доказывать, что стратегия Китая не изменилась – просто он пользуется моментом, что неоднократно делал и прежде. Си извлекает дивиденды из поразительного отречения Соединённых Штатов от мирового лидерства в момент кризиса, чтобы отстаивать свои интересы на многих фронтах. Его имперская коронавирусная дипломатия – лишь последний пример давнишней китайской традиции внешнеполитического оппортунизма и импровизации. Просто выросли масштабы этого оппортунизма для заполнения зияющей дыры, оставленной Америкой. Наверно, три года односторонней дипломатии Трампа со ставкой на антагонистические отношения воодушевили Пекин на то, чтобы добиваться внешнеполитических выгод, где только возможно, особенно сейчас, когда все в США заняты подготовкой к крайне конфликтным ноябрьским выборам президента.

В Соединённых Штатах и раньше существовали разногласия и отвлекающие моменты – например, в разгар войн на Ближнем Востоке и во время мирового финансового кризиса 2008 г., но это не подвигало Китай на такое количество дерзких выпадов. Вне всякого сомнения, отсутствие лидерства со стороны США имеет значение, но не менее важна консолидация власти Си Цзиньпином, равно как и его вера в наступление геополитического «часа Х». Это те самые силы, которые подталкивают Пекин к решительным действиям. Отдаление Соединённых Штатов от мира просто даёт пространство, которое нужно для того, чтобы продвигать китайские интересы.

Ясно то, что новая внешняя политика Пекина уже оставила свой след. Отношения с Австралией находятся на низкой точке, да и в Европе общественное мнение может стать менее благосклонным в ближайшем будущем. Недавнее пограничное столкновение в Гималаях с человеческими жертвами подвигнет Индию на то, чтобы выступать более решительным противовесом в регионе. Колючая дипломатия кризисного периода дорого обойдётся Пекину: она чревата новыми и долговечными издержками, хотя Пекин может пока этого не сознавать.

Дипломатическое наступление Китая, конечно, не останется без внимания будущей президентской администрации в США, кто бы ни занял президентское кресло. Будет это бывший вице-президент Джо Байден или Дональд Трамп, следующей администрации Белого дома придётся готовиться к жёсткой двусторонней дипломатии с Пекином на многих фронтах одновременно – от Гонконга до Южно-Китайского моря, Индии и Европы, где КНР, вероятно, продолжит проводить политику давления и запугивания. Американским лидерам следует ожидать столкновения с китайскими дипломатами, которые заняты метанием риторических бомб, даже когда сам Си выступает с более спокойных и конструктивных позиций, как это делали в последние недели он и министр иностранных дел Ван И. И им следует ожидать, что придётся иметь дело с китайским правительством, которое, несмотря на отпор всего международного сообщества, по-прежнему ведёт себя самоуверенно, даже нагло, что типично для новоиспеченной великой державы.

К счастью для следующего президента США контуры более действенного американского подхода к Китаю уже прояснились. Соединённым Штатам необходимы односторонне карательные методы, которые стали нормой в последние годы, но не принесли дивидендов ни в торговле, ни в сфере национальной безопасности. Им надо перестроить отношения с союзниками в Европе и Азии, которые дают единственный пока ещё остающийся шанс уравновесить Китай в предстоящие десятилетия. Необходимо реинвестировать в международные организации, такие как ООН, «Большая семёрка», ВОЗ. Последняя незаменима, когда речь заходит о кризисном управлении, и в отсутствии США Китай просто счастлив ей руководить в соответствии со своими приоритетами. Вашингтону также требуется восстановить здравоохранение и благоденствие внутри страны, чтобы остаться жизнеспособным конкурентом на мировой арене.

Возможным лучом света в нынешней буре кризиса является то, что Пекин приоткрыл завесу, скрывавшую его истинные намерения. Неожиданно это дало всему миру представление о том, что будет означать ничем не сдерживаемая китайская мощь. Оставив в мире вакуум власти в самую мрачную историческую эпоху, США подарили Китаю достаточно пространства для выхода за дозволенные границы и демонстрации всему миру, что Пекин не способен единолично руководить всем мировым хозяйством. Но если Вашингтон не вернётся в ближайшее время, тогда уже не будет иметь большого значения, как мир относится к нагловатой дипломатии Китая – в безальтернативной геополитике вакуум будет заполнен вопиющими китайскими излишествами.

Китай. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 августа 2020 > № 3468418 Курт Кэмпбелл, Мира Рэпп-Хупер

Большие гонки

Китай в ядерном треугольнике

Юрий Тавровский

Тень Хиросимы над Пекином

Холодная война Америки против Китая разворачивается сегодня сразу на нескольких фронтах и становится всё горячее. Антагонистический характер экономического и политического противостояния повышает шансы принятия авантюрных решений, особенно в предвыборный период. Нельзя исключить и случайный переход эскалации через красную черту. Тень Хиросимы вновь нависла над Пекином.

Китай попал на карты американских разработчиков ядерных ударов после победы коммунистов над гоминьдановцами и провозглашения КНР 1 октября 1949 года. В то время уже разрабатывались планы ядерных атак против Советского Союза (план "Дропшот" и другие). "Потеря Китая" вызвала у американского истеблишмента ярость, которая приняла формы маккартизма внутри самих Соединённых Штатов и подготовки к реваншу гоминьдановцев при всесторонней поддержке США.

В тот раз начало новой мировой войны не состоялось благодаря созданию Советским Союзом собственной атомной бомбы 29 августа 1949 года и подписанию 14 февраля 1950 года советско-китайского договора, где предусматривалась всесторонняя помощь СССР своему союзнику. Масштаб нависшей над Китаем угрозы стал понятен Мао Цзэдуну во время пребывания в Москве в зимние месяцы 1949-50 гг. В своей резиденции Сталин показал гостю съёмку испытания первой советской бомбы. Реакция Мао Цзэдуна была предсказуема — он не испугался, зато изъявил желание получить новое оружие от "старшего брата". Сталин тоже не сильно опасался американского атомного арсенала — у него уже была своя бомба, а угроза суперкрепостей "Б-29", уничтоживших Хиросиму и Нагасаки, уменьшалась благодаря новым реактивным истребителям "МиГ- 15".

В следующий раз Китай оказался в тени Хиросимы после добытых большой кровью успехов "китайских народных добровольцев" в Корее. Американскими войсками командовали те же генералы, что стёрли с лица Земли десятки японских городов весной 1945-го, сожгли напалмом Токио, сбросили атомные заряды на Хиросиму и Нагасаки, обещали "вбомбить Японию в каменный век". Китайские эксперты считают, что американцы готовились нанести ядерный удар по КНР именно в годы Корейской войны (1950-1953). Об этом говорится в приложении "Историческое обозрение" к главной газете страны и правящей партии "Жэньминь жибао".

Два других случая тот же информированный источник относит к марту 1955 года и к августу 1958-го, когда в Тайваньском проливе происходили интенсивные артиллерийские дуэли китайских и тайваньских войск. Артиллерия НОАК начала обстрелы подконтрольных Тайбэю островов, которые даже без бинокля видны с набережной крупного города Сямэнь. США ввели в пролив корабли 7-го флота. Мир оказался на грани глобального кризиса, поскольку Китай, ещё не имевший собственной атомной бомбы, находился под "ядерным зонтиком" Москвы. Как выяснилось позже, советское руководство даже не было проинформировано о готовящейся операции. В КНР начинался "Большой скачок" …

Понимал ли Мао Цзэдун возможные последствия проекции своего "скачка" на международной арене? Скорее всего, отлично понимал. Но считал ошибочным курс послесталинского руководства на мирное сосуществование с капиталистическими странами. Он даже видел положительные стороны в атомном апокалипсисе. Выступая на Совещании представителей коммунистических и рабочих партий в Москве в ноябре 1957 года, Мао Цзэдун заявил, что если в случае мировой ядерной войны "…половина человечества будет уничтожена, то ещё останется половина, зато империализм будет полностью уничтожен и во всём мире будет лишь социализм, а за полвека или за целый век население опять вырастет — даже больше, чем наполовину".

Перспектива развития Китая после ядерного Армагеддона виделась Мао Цзэдуну в лучах восходящего солнца. На расширенном заседании Военного совета ЦК КПК 11 сентября 1959 года "великий кормчий" заявил: "Мы должны покорить земной шар. Нашим объектом является весь земной шар. О том, как работать на Солнце, мы пока говорить не будем. Что касается Луны, Меркурия, Венеры — всех восьми планет, помимо Земли, — то можно будет ещё исследовать их, побывать на них, если на них вообще возможно побывать. Что же касается работы и сражений, то, по-моему, важнее всего наш земной шар, где мы создадим мощную державу".

"Большой скачок" в ядерный клуб

Мао Цзэдун "положил глаз" на атомную бомбу ещё во время встречи со Сталиным. Однако развернувшаяся вскоре Корейская война (1950-1953) отвлекала внимание и ресурсы от начала работ по данному проекту. Но уже в ходе визита Хрущёва в Пекин (октябрь 1954 года) Мао выразил надежду, что советская сторона окажет помощь в исследованиях ядерной энергии и создании ядерного оружия. Хрущёв стал отговаривать, напоминая, что "это очень дорогое удовольствие" и что Китай находится под советским "ядерным зонтиком". Но если руководство КНР очень настаивает и хочет вырастить необходимые кадры, то СССР поможет создать для начала небольшой испытательный центр.

Уже весной 1955 года в Москве появилась группа физиков и инженеров из Поднебесной. 27 апреля было подписано соглашение о поставке в 1956-1957 гг. экспериментального атомного реактора и ускорителей элементарных частиц, оказании помощи в их монтаже и пуске, а также о безвозмездной передаче научно-технической документации. Тогда же началась подготовка кадров. Первая экспериментальная база была создана в окрестностях Пекина (Завод №601, переименованный в 1959 году в Институт №401).

Одновременно с началом работ по ядерной программе в Пекине озаботились созданием ракетного оружия. В начале 1956 года министр обороны КНР Пэн Дэхуай обратился через советское посольство с просьбой предоставить необходимые документацию и материалы. Примерно в то же время из Америки в Китай таинственным образом прибыл полковник ВВС США Цянь Сюэсэнь. Он был ведущим исследователем лаборатории реактивных двигателей Технологического института в Калифорнии, входил в американскую миссию по конфискации достижений германских специалистов в области ракетостроения. Уже в Пекине он подготовил "Предложения по созданию авиапромышленности для обороны страны", делая акцент на необходимости создания ракетной отрасли. В апреле 1956 года "заморский китаец" вместе с Чжоу Эньлаем создали, с одобрения ЦК КПК, Комитет по авиапромышленности при Министерстве обороны.

Собрать в кулак все скромные ресурсы и кадры был призван важнейший долгосрочный документ, разработанный Госпланом и Академией Наук. К работе над ним привлекли не только лучших китайских, но ещё и 640 советских специалистов. В соответствии с "Перспективным планом развития науки на 1956-1967 гг." был учреждён Комитет по научному планированию во главе с одним из высших китайских лидеров — маршалом Чэнь И. Среди приоритетных направлений его деятельности значились изучение атомной энергии и реактивной техники, разработка ЭВМ, создание полупроводниковой техники и иные темы оборонного характера.

Как Хрущёв ковал атомный меч Мао Цзэдуна

Содействие Советского Союза ускоренному развитию ракетно-ядерной программы КНР не ослабело и после проведения в феврале 1956 года XX съезда КПСС, хотя Мао Цзэдун возмутился критикой культа личности И.В. Сталина и не одобрял стратегию мирного сосуществования. Но всё это не мешало ему принимать растущую помощь, которую Хрущёв буквально выбивал из ограниченных ресурсов СССР, преодолевая недовольство некоторых членов Политбюро. В апреле 1956 года стороны договорились о помощи Китаю в строительстве 55 новых предприятий оборонной промышленности. Это были, в частности, заводы по производству реактивных истребителей МиГ-19 и реактивных бомбардировщиков Ту-16. Советские специалисты помогли создать НИИ ракетостроения, из которого затем было образовано целых 7 министерств машиностроения. Одно из них, Третье министерство машиностроения, разработало пятилетний план создания в КНР целостной системы ядерной промышленности.

Следующий шаг в форсировании китайской ракетно-ядерной программы был санкционирован Хрущёвым в 1957 году. Высокопоставленная делегация во главе с заместителем председателя Военного совета ЦК КПК, вице-премьером Госсовета маршалом Не Жунчжэнем провела в Москве 35 дней, согласовывая новый пакет помощи. Подписанный 15 октября документ предусматривал предоставление образцов ракет и технологий их изготовления, участие в строительстве полигона. Несколькими неделями позже, в ходе торжеств по случаю 40-летия Октябрьской революции Хрущёв, встретившись с министром обороны КНР Пэн Дэхуаем и маршалом Е Цзяньином, дал согласие на дополнительную помощь в создании ракет и атомной бомбы, а также авиационной и судостроительной отраслей военной промышленности. Сам Хрущёв в мемуарах писал, что СССР "гнал и гнал секретную военную технику, ракеты, заключил договор о производстве атомной бомбы, дал её макет". Уже в мае 1958 года министр иностранных дел КНР маршал Чэнь И громогласно объявил, что Китай вскоре будет иметь свою атомную бомбу.

Пропорционально успехам ракетно-ядерной программы росла напористость Пекина, которая в августе 1958 года вылилась в так называемый "Тайваньский кризис". Американские авианосные группы с ядерным оружием на борту потянулись в Тайваньский пролив. В полную готовность были приведены базы США в Японии и Южной Корее. В Пекине рассчитывали на советский "ядерный зонтик", но даже не проконсультировались с союзником перед началом обстрелов тайваньских островов-фортов. Москву смущала и такая "необязательность" союзной державы, как отказ передать оказавшиеся в её распоряжении новейшие тайваньские ракеты "воздух-воздух" американского образца. Но, главное, намерение Мао Цзэдуна справиться с американским "бумажным тигром" стало несовместимо со стремлением Хрущёва договориться с Западом о частичном запрещении испытаний ядерного оружия, развивать политику мирного сосуществования. В середине 1959 года Москва официально уведомила Пекин, что дальнейшая передача ядерных технологий прекращается. В 1960 году из КНР были отозваны советские специалисты, в том числе ракетчики и ядерщики.

Без штанов, но с бомбой

Прекращение советской помощи вызвало замешательство в Пекине и замедлило развитие ракетно-ядерной программы КНР. Ещё более существенным тормозом послужил начавшийся в 1958 году "Большой скачок", ослабивший народное хозяйство в целом и втянувший полуголодных участников программы в бесконечные политические ритуалы. Трудностей накопилось столько, что перед руководством страны встал вопрос о целесообразности продолжения разработок. Возобладали оптимисты, и на совещании в Бэйдайхэ 6 июля 1961 года было решено идти к цели и даже ускорить темпы. Маршал Чэнь И заявил: "Пусть даже мы останемся без штанов, но всё равно достигнем мирового уровня вооружений".

Уже вскоре были проведены успешные пуски ракет "Дунфэн-2". Большой скачок в ракетно-ядерных делах обеспечивали более 900 заводов, НИИ, университетов и технических учебных заведений. Специальная комиссия при ЦК КПК во главе с Чжоу Эньлаем подстегивала партийные кадры 26 министерств, комитетов и управлений в 20 провинциях, автономных районах и городах КНР. Стало ясно, что результат многолетних усилий не за горами и скоро можно будет констатировать "Восток заалел"!

За успехами китайских оружейников внимательно следили в Москве и Вашингтоне. Данные американской разведки подтверждали, что в "атомном городе" вблизи озера Кукунор в китайской провинции Цинхай в решающую стадию вошли работы по подготовке первой китайской атомной бомбы, а на полигоне вблизи озера Лобнор завершается подготовка к "Дню Х". В январе 1963 года президент Джон Кеннеди заявил, что ядерный Китай стал бы "огромной угрозой будущему человечества, свободному миру и свободе на всей Земле". Кеннеди рассматривал несколько вариантов нанесения упреждающего ядерного удара и даже надеялся договориться с Хрущёвым о совместных действиях.

Бывший аналитик по проблемам безопасности Гарвардского университета Харви Саймон на страницах сетевого издания "Хистори ньюс сервис" так описывает один из сценариев: "Американский и советский бомбардировщики пролетят вместе над китайскими ядерными сооружениями и каждый сбросит по бомбе. Только одна из них взорвётся, что не позволит определить, американская или советская бомба вызвала грибообразное облако над руинами центра. Эта схема напоминает действия расстрельной команды, у которой только одно ружье заряжено боевым патроном. Стратеги Белого дома, таким образом, верили, что "ядерная расстрельная команда" позволит США снять с себя полную ответственность за содеянное".

Кеннеди не успел привести свой план в исполнение. Но сама безумная идея продолжала жить и после его убийства. Газета "Нью-Йорк таймс" писала 30 июня нынешнего года: "Администрация Линдона Джонсона какое-то время раздумывала, не пригласить ли Советы поучаствовать в совместном ударе по китайскому ядерному полигону на озере Лобнор, чтобы закрыть Пекину доступ в ядерный клуб. Но американцы от этой идеи отказались, сочтя её слишком опасной. В апреле 1964 года Госдепартамент провёл сверхсекретное исследование, ныне рассекреченное, и заключил, что риск ядерного потенциала Китая "не оправдывает действий, которые повлекут за собой значительные политические издержки или высокие военные риски".

Был ли этот план доведен до сведения советского руководства? Об этом американские авторы не сообщают. 16 октября 1964 года в районе озера Лобнор поднялось грибообразное облако, но не от американской или советской, а от китайской атомной бомбы. Президент Линдон Джонсон назвал это событие "самым чёрным и трагическим для свободного мира".

Впрочем, идея "ядерной кастрации" Китая не была предана забвению. К ней вернулись, по утверждению китайских историков, советские руководители в 1969 году. В уже упоминавшемся "Историческом обозрении" при газете "Жэньминь жибао" была опубликована серия статей о событиях 1969 года. После столкновений на острове Даманский в феврале и на озере Жаланашколь в августе СССР был готов нанести ядерный удар возмездия. Советской ядерной атаки всерьёз опасались в Пекине. По приказу Мао Цзэдуна "глубже рыть туннели, шире запасать зерно" по всей стране начали строить бомбоубежища, были рассредоточены войска, корабли, самолёты, населению раздали стрелковое оружие, руководители партии и правительства разъехались по запасным бункерам, чтобы страна не была обезглавлена одним ударом. По версии пекинских историков, руководство КПСС предупредило "братские партии" о готовящемся "уроке для китайских авантюристов". 20 августа советский посол якобы проинформировал о плане президента США Ричарда Никсона и попросил американскую сторону сохранять нейтралитет.

Эта идея Никсону категорически не понравилась. То ли жива была обида за отказ Москвы провести совместную "ядерную кастрацию" в 1963 году. То ли были опасения поставить под угрозу жизни и здоровье 250 тысяч своих солдат на азиатских базах. То ли уже прорабатывались планы использования Китая в борьбе против Советского Союза, которые через несколько лет привели Никсона и его советника Киссинджера в Пекин. Однако факты таковы: уже 28 августа газета "Вашингтон пост", по данным "Исторического обозрения", опубликовала утечку информации из Белого дома о советском плане. А 15 октября тот же Киссинджер пригрозил советскому послу, что в случае нападения на Китай Соединенные Штаты не останутся в стороне и разбомбят 130 объектов на территории СССР.

Думаю, "ядерный вариант" действительно существовал. По крайней мере — в кабинетах советского Генштаба, которому полагается разрабатывать все способы обеспечения безопасности державы. Однако реальным ответом Москвы на резкое ухудшение отношений с вчерашним союзником стала не горячая, а многолетняя "холодная война", последствия которой для Советского Союза были самыми неблагоприятными.

Расстановка сил на мировой арене изменилась после встречи Мао Цзэдуна и Никсона, подписания Шанхайского коммюнике 1972 года и, особенно, после поездки в США Дэн Сяопина зимой 1979 года и последовавшего после этого китайского "урока" Вьетнаму. Из "угрозы свободному миру" Китай превратился в союзника по борьбе с "советским гегемонизмом" и в важного торгового партнера. Американские базы с ядерными складами сохранялись вблизи Поднебесной, но были предназначены для сдерживания Советского Союза. В Китае тоже исчезло ощущение угрозы и поэтому, вероятно, ядерный арсенал наращивался весьма умеренными темпами в течение 40 лет китайско-американского "брака по расчёту". Экономия на военных расходах ускоряла "мирное возвышение Китая". А Советский Союз, оказавшись перед вероятностью войны на два фронта, напротив, нёс непомерные расходы и в Европе, и в Азии.

Станет ли холодная война горячей?

Проморгав превращение Поднебесной в мощную державу и соперника, американские элиты спохватились и начали её "сдерживать" ещё во время правления президента Обамы. Но тектонические изменения произошли уже при Дональде Трампе. Они стали довольно неожиданными для всего мира, включая, похоже, сам Китай. Снова, как и в конце 70-х годов, кардинально изменилась расстановка сил на международной арене и в треугольнике Москва — Вашингтон — Пекин.

Инициированная Америкой холодная война против Китая всего за два года на наших глазах охватывает всё новые сферы двусторонних отношений и в течение обозримого будущего имеет шансы стать горячей. В Пекине адекватно оценивают угрозу своей безопасности. Месяц назад, 26 июня, Председатель Си Цзиньпин обратился к военнослужащим-депутатам ВСНП (парламента) с таким приказом: "Осознанно готовиться к худшему случаю, наращивать военное обучение и боевую подготовку, своевременно и эффективно справляться со всеми видами сложных ситуаций и решительно защищать суверенитет, безопасность и интересы развития государства".

Среди "худших случаев", которые просчитывают в китайском Генштабе и Министерстве обороны, приоритетное место занимает американская ядерная атака. Именно в области ядерного оружия у США над КНР имеется огромное преобладание. "Вне всяких сомнений, китайцы совершенствуют свой арсенал… Но у них имеется лишь 300 единиц ядерного оружия большой дальности — по сравнению с 1 550 единицами, имеющимися у каждой из двух других сверхдержав по договору СНВ", — писала недавно "Нью-Йорк таймс". На сокращение разрыва сейчас брошены серьёзные ресурсы. Новый переговорщик от США по контролю над вооружениями Маршалл Биллингсли, назначенный президентом Трампом, недавно провёл для российских военных и дипломатов секретный брифинг. В ходе этого мероприятия он поделился доказательствами того, что Пекин занят "ударным наращиванием арсенала" и назвал эти усилия "крайне тревожной попыткой" достичь паритета с арсеналами США и России, которые накапливались десятилетиями.

Соединенные Штаты, связанные до 2021 года Договором СНВ-3, не делают симметричные шаги и не наращивают число своих ядерных зарядов. Зато готовится асимметричный ответ — развёртывание ракет средней дальности вдоль восточных границ КНР. Тут у Пентагона руки развязаны — США в 2019 году вышли из Договора о ракетах средней и малой дальности. Планы размещения таких ракет в АТР уже прорабатываются Пентагоном. Размещать ракеты, скорее всего, будут в Японии или в Южной Корее, связанных с США договорами безопасности. А ведь расстояние между Сеулом и Пекином по прямой составляет лишь 950 километров. Это вдвое меньше, чем было между Москвой и передовыми позициями американских РСМД в Европе в начале 1980-х годов. У США появится возможность нанесения первого обезоруживающего удара, от которого защитить столицу КНР будет почти невозможно — подлётное время составит не более 10 минут.

Опасность может исходить и с Тайваня, который американцы до 1972 года использовали, наряду с японской Окинавой, в качестве своего "непотопляемого авианосца". Резкая активизация военных контактов США с тайваньскими властями, многомиллиардные продажи военной техники в последние месяцы наводят на мысль о форсированном создании "запасного аэродрома". В уже упоминавшейся статье "Нью-Йорк таймс" прямо говорится: "в предельном случае США могут вытащить на свет божий даже "тайваньскую карту", пойдя на размещение своих ракет на этом острове, пока что фактически независимом от континентального Китая". Ещё один вариант розыгрыша "тайваньской карты" — использование ракет местного производства. В августе 2019 года Тайвань принял на вооружение собственные крылатые ракеты "Юнь Фэн" (Yun Feng) с радиусом действия в 1500 км. Тайбэйские газеты прямо назвали эти ракеты "антипекинскими". Предполагается, что в случае военного конфликта их целью станут не корабли или десантные части КНР, а объекты инфраструктуры в глубине материкового Китая.

Параллельно планам размещения у границ КНР ракет, оснащённых ядерными или обычными боеголовками, Пентагон отрабатывает варианты блокады побережья. Американские авианосные группы всё чаще "обеспечивают свободу судоходства" в морях, омывающих китайские берега. Тренировкой атаки сразу тремя авианосными группами ("Карл Уинсон", "Рональд Рейган" и "Нимиц") была акция, предпринятая против Северной Кореи в мае 2017 года. Адекватная защита от двойной угрозы потребует, по мнению экспертов, разорительной перестройки китайской "ядерной триады".

Тенденция к дестабилизации Восточной Азии, размещение в данном регионе американских ракет средней дальности угрожают безопасности не только Китая, но и России. Исходя из своих интересов и верности принципам стратегического партнёрства с КНР, Россия предприняла целый ряд весьма показательных действий.

Так, 23 июля 2019 года российские стратегические бомбардировщики-носители ядерного оружия Ту-95 и два китайских "стратега" Хian-6К прошли по заданному маршруту над Японским и Восточно-Китайским морями. В октябре того же года президент Путин объявил о решении помочь Китаю создать систему предупреждения о ракетном нападении (СПРН). Сейчас СПРН имеют только США и Россия.

Возрождение на новом уровне традиций взаимодействия Москвы и Пекина в области стратегической безопасности становится серьёзным препятствием на пути перехода холодных войн, которые США в настоящее время ведут против России и Китая, в горячую фазу. Москва и Пекин общими усилиями не позволят повторить трагедии Хиросимы и Нагасаки в XXI веке. Москва и Пекин могут и должны стать гарантами предотвращения новой мировой войны.

США. Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция. Образование, наука > zavtra.ru, 30 июля 2020 > № 3541383 Юрий Тавровский

Стапран: за 5 месяцев 2020 года Россия увеличила экспорт сельхозпродукции во Вьетнам в 4 раза

25-26 июля 2020 года состоялись ежегодные консультации старших должностных лиц по экономике Россия-АСЕАН и Восточноазиатских саммитов (ВАС) в формате видеоконференций. Российскую делегацию возглавила директор Департамента многостороннего экономического сотрудничества и специальных проектов Наталья Стапран.

В ходе российско-асеановских консультаций участники заседания представили итоги реализованных договоренностей, достигнутых на встрече министров экономики в сентябре 2019 года в Бангкоке по ключевым направлениям взаимодействия: инфраструктура, сельское хозяйство, энергетика, цифровая экономика и финансы. «Особое внимание хотела бы обратить, что только за 5 месяцев текущего года Россия нарастила экспорт сельскохозяйственной продукции во Вьетнам в 4 раза. В многостороннем формате со странами АСЕАН мы реализуем перспективные проекты в области очистки воды, а также применения инновационных технологий для повышения устойчивости сельскохозяйственных земель» - отметила Наталья Стапран. Стороны также договорились придать дополнительный импульс реализации совместных проектов в рамках Рабочей программы по торгово-инвестиционному сотрудничеству. Кроме того, российская сторона выступила с инициативой о реализации совместного проекта по выработке совместных подходов по преодолению экономических последствий пандемии.

Встреча расширенного формата ВАС (АСЕАН + 8 диалоговых партнеров) была посвящена проблеме преодоления последствий пандемии. Стороны договорились координировать усилия по данному направлению и обменялись лучшими практиками по борьбе с COVID-19.

Мероприятия стали подготовительным этапом к встрече министров экономики России и стран АСЕАН, которая состоится в конце августа 2020 года.

Россия. АСЕАН > Внешэкономсвязи, политика > economy.gov.ru, 27 июля 2020 > № 3461812 Наталья Стапран

БОЛЬШАЯ ЕВРАЗИЯ: ПОКА БОЛЬШЕ ВЫЗОВОВ

НИВЕДИТА КАПУР

Младший научный сотрудник программы стратегических исследований в Исследовательском фонде Observer (Индия).

ПРОЕКТ «БОЛЬШАЯ ЕВРАЗИЯ В ВОСПРИЯТИИ НОВОГО ПОКОЛЕНИЯ РОССИЙСКИХ И ЗАРУБЕЖНЫХ ЛИДЕРОВ»

Ещё до пандемии COVID-19 мир сталкивался с вопросом о будущем международного порядка, поскольку как восходящая (КНР), так и утвердившаяся (США) державы боролись за укрепление позиций и расширение влияния. Ожидается, что кризис только усугубит это бурление в мировом порядке, поскольку обострение соперничества между Соединёнными Штатами и Китаем неизбежно, даже если пока не ясно, что придёт на смену американской гегемонии после окончания этой «холодной войны».

Данная статья подготовлена в рамках проекта «Большая Евразия в восприятии нового поколения российских и зарубежных лидеров», осуществлённого с использованием гранта Президента Российской Федерации на развитие гражданского общества, предоставленного Фондом президентских грантов. В нём приняли участие молодые представители политического и административного истеблишмента, СМИ, экспертного сообщества России и стран Евразии.

До настоящего времени понятная многополярность не установлена, в то время как либеральный мировой порядок и его институциональные механизмы сталкиваются с возрастающим стрессом.

Тем не менее изменение соотношения сил в сторону Азии очевидно уже довольно давно – с тех пор, как глобальное геополитическое и геоэкономическое влияние стало перемещаться на Восток. Этот период также характеризовался усилиями по реформированию международных институтов, созданию новых многосторонних организаций и реализации грандиозных проектов по расширению стратегического влияния.

На фоне этого состояния непрерывного изменения Россия совершила свой поворот на Восток, движимая как внутренними побуждениями к экономическому развитию, так и растущей важностью Азии для мира. Разрыв отношений с Западом в 2014 г. лишь дал дополнительный импульс азиатскому вектору российской внешней политики. Китай между тем превратился в ключевого партнёра России. Таким образом был обеспечен устойчивый рост политических, экономических и оборонных связей между ними. Россию и Китай также объединяет сходство взглядов: недопустимость унилатерализма, уважение взаимного суверенитета и невмешательство во внутренние дела. Несмотря на асимметрию потенциалов в этом партнёрстве, оно продолжало укрепляться, лишь немного не дотягивая до союзнических отношений. Перемены проявились не только в повороте России на Восток, который многие связывали, прежде всего, с Китаем, но также и в появлении концепции Большой Евразии.

Эта концепция вдохновлена вековой идеей о том, что Россия занимает уникальное положение благодаря своей географии и является мостом между Европой и Азией. В постсоветский период министр иностранных дел Евгений Примаков сосредоточил внимание на евразийстве при выстраивании сбалансированной внешней политики для России. Исходя из особенностей меняющейся региональной и глобальной обстановки, Россия весьма прагматично решила возродить свою евразийскую идентичность, чтобы достойно встретить вызовы формирующегося мирового порядка.

В 2016 г. в ходе Петербургского международного экономического форума президент России Владимир Путин объявил об идее Большой Евразии, которая с тех пор была названа интеграционным проектом от Атлантики до Тихого океана[1]. Это предполагает сотрудничество Евразийского экономического союза (ЕАЭС) с ШОС, АСЕАН и ЕС. Россия стремилась к сотрудничеству с широким кругом игроков, в том числе с Китаем, Индией, Европой, Южной Кореей, Пакистаном и Ираном для создания широкого партнёрства.

При этом, как отмечено выше, отношения с Китаем стали главными в реализации более широкого евразийского партнёрства, которое планировалось достичь путём объединения ЕАЭС и китайской инициативы «Экономический пояс Шёлкового пути». Соглашение о торгово-экономическом сотрудничестве между ЕАЭС и Китаем должно было стать основой для всеобъемлющего евразийского партнёрства в формате «5 плюс 1». Таким образом, в центре концепции Большой Евразии Россия видит ЕАЭС – экономический союз, 90% ВВП которого приходится на неё саму. В то же время следует помнить, что Большая Евразия является не только экономической, но и политической стратегической концепцией, следовательно, для достижения поставленных целей потребуется больше, чем экономический союз.

 От концептуализации к реализации

Теперь, когда Россия сформулировала своё видение Большой Евразии, важно рассмотреть эффективность её столько амбициозной инициативы и вызовы, которые внутренняя, региональная и глобальная ситуации поставят перед ней. Россия решила направить усилия на создание Большой Евразии, что включает (а) укрепление двусторонних связей России с другими важными региональными государствами, находящимися на этих географических просторах, и (б) улучшение многосторонней координации между членами ЕАЭС, ШОС, АСЕАН и ЕС. Обе эти цели бросают России серьёзные вызовы, преодоление которых будет иметь решающее значение для построения Большой Евразии.

При выстраивании двусторонних отношений со странами от Атлантического до Тихого океана России придётся приложить огромные усилия, чтобы охватить региональные государства на этой огромной территории, включающей регионы Северо-Восточной, Юго-Восточной, Южной, Центральной, Западной Азии и Европы. Сейчас связи России с государствами по всей этой географии – не говоря уже о её внутренних возможностях их улучшить – сильно различаются.

Например, Россия является важным партнёром для стран Центральной Азии. Она смогла восстановить своё присутствие в Западной Азии, превратившись в ключевого игрока в делах этих регионов. Выстроила взаимовыгодные отношения с Китаем в Центральной Азии для поддержания мира и безопасности в регионе. Это стало основой для объединения усилий ЕАЭС и инициативы «Пояс и путь», поскольку данный регион находится на стыке ключевых путей, соединяющих Европу и Азию.

Отношения России с Европой продолжают оставаться напряжёнными и ещё не восстановились после кризиса 2014 года. Хотя восточный вектор российской внешней политики не является новым явлением, разворот на Восток получил импульс только после саммита АТЭС 2012 года. Последовавшие за этим события на Украине означали, что поворот стал решающим. Однако реализация широко разрекламированного поворота имела неоднозначные результаты. Россия постоянно испытывает опасения из-за чрезмерной зависимости от Китая, а её присутствие как в Южной, так и в Юго-Восточной Азии оставляет желать лучшего. Китай, в свою очередь, стал центром политики Большой Евразии. И Россия вынуждена будет искать баланс между выстраиванием стратегического партнёрства с восходящей сверхдержавой и стремлением к тому, чтобы асимметрия потенциалов не оказывала негативного влияния на реализацию её собственных национальных интересов. Это станет ещё более сложной задачей, если сбудутся предсказания об обострении соперничества между США и Китаем в постпандемическом мире, что создаст дополнительные угрозы для глобальной стабильности.

Если Россия хочет укрепить свои позиции в Азиатско-Тихоокеанском регионе, ей необходимо развивать отношения с Индией, особенно в экономической сфере. Отношения с Китаем претерпели качественные изменения с 2014 г., но с Индией этого не произошло. Усилия также были осложнены быстрыми переменами региональной ситуации, которые привели к значительным сдвигам в политическом курсе Индии и других региональных государств. Провозглашение концепции Индо-Тихоокеанского региона порождает ещё один вызов, с которым придётся столкнуться России при строительстве Большой Евразии: конкурирующие взгляды на обширное географическое пространство, которое, по мнению Москвы, станет частью Большой Евразии.

США, Индия, Япония, Австралия и АСЕАН имеют собственное видение идеи Индо-Тихоокеанского региона. В последней американской Стратегии национальной безопасности Китай и Россия названы ревизионистскими державами, однако другие страны отказываются принимать подобную терминологию и предлагают собственное понимание Индо-Пацифики. Государства региона демонстрируют готовность принять концепцию ИТР в целом, хотя между их итерациями есть различия, поскольку средние государства стремятся избежать явных конфликтов и при этом регулировать поведение крупных держав. Если Россия хочет построить Большую Евразию, ей придётся участвовать в региональных дебатах, несмотря на её сдержанное отношение к этой концепции. Как отмечают некоторые учёные, Россия выиграла бы от принятия идей, не являющихся конфронтационными по своей природе, например, выдвигаемыми АСЕАН и Индией. В складывающейся ситуации огромное значение для России могут иметь связи с Японией и Южной Кореей. Являясь державой, которая больше не устанавливает правила в Азии, Россия должна будет восстановить своё взаимодействие с региональными игроками.

Усугубление биполярного соперничества между США и Китаем после пандемии осложнит российское присутствие в регионе. Хотя отношения с КНР в высшей степени важны для России, ей придётся продемонстрировать свою независимость от этой восходящей державы, особенно если она захочет, чтобы её рассматривали в Восточной Азии как нейтральное государство. Ухудшение отношений с Соединёнными Штатами ограничило её возможности в Юго-Восточной Азии, где двусторонние и многосторонние связи России остаются достаточно скромными.

Помимо преодоления проблем, связанных с улучшением двусторонних отношений, российское видение Большой Евразии должно учитывать динамику многосторонних организаций, которые она стремится задействовать для достижения своих политических целей. К последним, в частности, относятся ЕАЭС, а также ШОС, АСЕАН и ЕС, сложная внутренняя динамика и различающиеся цели которых требуют искусного лавирования для налаживания связей между ними.

Евразийский экономический союз (ЕАЭС) был создан в 2015 году. Его членами в настоящее время являются Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия и Россия. Узбекистан, желая сохранить тесные экономические связи с Россией и Китаем, недавно подал заявку на получение статуса наблюдателя, прежде чем принять решение о членстве. Таджикистан выразил заинтересованность в присоединении, Туркменистан продолжает придерживаться нейтральной позиции по отношению к организации. Корни ЕАЭС исторически уходят в Таможенный союз, образованный в 1995 г., впоследствии переросший в Евразийский союз, который, как предполагалось в 2011 г., должен был стать мощной наднациональной ассоциацией, одним из полюсов современного мира, выступая в качестве моста между Европой и динамично развивающимся Азиатско-Тихоокеанским регионом. С момента своего образования ЕАЭС стал главной стратегической инициативой России в регионе в экономической сфере и координационным центром её экономических взаимодействий с государствами и многосторонними институтами.

Однако России не удалось убедить членов ЕАЭС двигаться в направлении политической интеграции, поскольку последние по-прежнему настороженно относятся к любым политическим объединениям и неизменно сопротивляются шагам, которые могут поставить под угрозу их суверенитет. К тому же государства – члены ЕАЭС стремятся диверсифицировать собственную внешнюю политику. Например, Казахстан, помимо двусторонних отношений с Китаем, активно налаживал связи с США и Евросоюзом, которые являются основными инвесторами в этой центральноазиатской стране. Белоруссия, несмотря на свою зависимость от России, сопротивляется формированию более тесного Союзного государства с Россией, стреясь расширить сотрудничество с США и ЕС.

В настоящее время торговля внутри ЕАЭС остаётся относительно низкой, хотя подписаны соглашения о зоне свободной торговли с Вьетнамом, Сингапуром, Сербией и Ираном, а также ведутся переговоры с Индией, Египтом, Израилем и другими. Всё это происходит на фоне стремления России улучшить координацию между ЕАЭС и АСЕАН. Во время саммита «Россия – АСЕАН» в 2018 г. подписан меморандум о взаимопонимании по расширению экономического сотрудничества между двумя организациями, что свидетельствует о ведущей дипломатической роли России в ЕАЭС.

Это отрадный шаг – АСЕАН приветствует налаживание связей с разными государствами в регионе, поскольку взаимозависимость способствует предотвращению конфликтов, особенно в период нестабильности. Однако, учитывая слабые экономические связи России с регионом и характер российского взаимодействия с АСЕАН, ЕАЭС придётся преодолевать слабость связей своего ведущего игрока в регионе. Страны АСЕАН сомневаются в способности ЕАЭС и России запустить достаточно проектов в регионе, укрепить экономические связи и диверсифицировать существующий торговый портфель.

Что касается ШОС, то эта организация оказывала ограниченное влияние на региональную безопасность из-за недоверия, царящего между её государствами-членами. Включение Индии и Пакистана в организацию, несмотря на отдельные преимущества, делает достижение внутренней сплочённости ещё более сложным ввиду напряжённого характера индо-пакистанских отношений. Принимая во внимание взаимное стремление Индии и Китая влиять друг на друга, формирование общей повестки дня ШОС для сотрудничества с ЕАЭС будет непростой задачей, в особенности учитывая активное сотрудничество между ЕАЭС и инициативой «Пояс и путь» и открытое противодействие последней cо стороны Индии. Пока непонятно, на каких условиях возможно достижение соглашения о сотрудничестве между ШОС и ЕАЭС. Ранее Россия отклоняла предложение Китая о том, что нужно сосредоточиться на экономических проблемах путём создания банка и зоны свободной торговли в рамках ШОС, стремясь сфокусировать отношения на вопросах безопасности.

Отношения с Европейским союзом также далеки от удовлетворительных, кризис 2014 г. так и не преодолён. Потребуется план действий на этом фронте, учитывая, что Евросоюз также считается частью концепции Большой Евразии.

 * * *

 Хотя в отношении концепции Большой Евразии был сделан ряд заявлений, детали, касающиеся конкретного сотрудничества на местах, остаются неясными. Независимо от того, касается ли это сопряжения ЕАЭС с инициативой «Пояс и путь» или сотрудничества с другими многосторонними институтами, концепция остаётся достаточно неопределённой[2].

Рецессия и падение цен на нефть угрожают усугубить проблемы российской экономики, уже борющейся с низкими темпами роста и стагнирующими доходами. Если не будут проведены структурные реформы, это будет иметь далеко идущие последствия для её стратегических внешнеполитических концепций. Слабость российской экономики и сегодня препятствует успешной реализации её поворота на Восток, и сохранение этих тенденций подорвёт способность России успешно действовать в Евразии.

Концепция Большой Евразии выглядит достаточно обоснованной – стремление использовать российскую географию, чтобы стать центром растущего региона. Однако из-за отсутствия сбалансированной многовекторной политики и устойчивого внутреннего экономического роста амбиции России трудно реализовать. Хотя Китай останется главным партнёром России в краткосрочной и среднесрочной перспективе, ей необходимо укреплять внутренние возможности и создавать коалиции по всем направлениям как с помощью двусторонних, так и многосторонних средств, которые будут служить плацдармом для реализации концепции Большой Евразии.

На данный момент Большая Евразия находится в стадии разработки, и, несмотря на смелость задумки, она столкнётся с рядом противоречий на местах – даже после перестройки регионального и мирового порядков. Если Россия не сможет ответить на эти вызовы, ей придётся умерить амбиции Большой Евразии и пересмотреть свои внешнеполитические цели в обновлённом формате.

Узнать больше о проекте и скачать спецвыпуск, изданный по итогам, можно здесь.

--

Индия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 24 июля 2020 > № 3453225 Ниведита Капур

ДЕНЬГАМИ ГОРЮ НЕ ПОМОЖЕШЬ: КНР, АСЕАН И ПРОБЛЕМА ЮЖНО-КИТАЙСКОГО МОРЯ

АЛЕКСАНДР С. КОРОЛЁВ

Младший научный сотрудник Центра комплексных европейских и международных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

Коронакризис, торговые войны, взаимные санкционные выпады США и КНР отодвинули на задний план проблему Южно-Китайского моря. Однако растущее число инцидентов в территориальных водах, шквал критики в адрес Пекина и возобновление активности Соединённых Штатов, которые 13 июля 2020 г. опубликовали свою официальную позицию, указав на незаконность китайских претензий и де-факто поддержав страны АСЕАН, возвращают морскую проблему в центр внимания.

Журнал «Россия в глобальной политике» совместно с Центром комплексных европейских и международных исследований НИУ «Высшая школа экономики» продолжает публикацию серии статей об изменениях на международной арене, связанных с пандемией COVID-19.

Китай воспользовался затишьем на время пандемии и вновь стал демонстрировать мускулы в Южно-Китайском море (ЮКМ). Подобные оценки всё чаще звучат в Юго-Восточной Азии, в том числе на официальном уровне. Рост напряжённости в морских пространствах, увеличивающийся дефицит во взаимной торговле с КНР, недовольство стран АСЕАН условиями китайской инициативы «Пояс и Путь», вспышка коронавируса – всё это быстро превращает Китай из желанного партнёра ассоциации в рискованного.

Действительно, за полгода Китай создал много поводов для опасений. Затопление в апреле 2020 г. вьетнамского рыболовного судна вблизи Парасельских островов, активизация деятельности китайских рыболовецких судов в сопровождении кораблей береговой охраны КНР в территориальных водах Индонезии возле острова Натуна, участившиеся случаи заплыва китайских исследовательских судов в исключительную экономическую зону Малайзии, одобрение Госсоветом КНР создания двух новых административных округов в архипелаге Спратли – вот неполный список действий Пекина за первые «пандемийные» месяцы.

Реакция стран АСЕАН понятна. Индонезия, не будучи формально участником конфликта в ЮКМ, помимо дежурного протеста в адрес КНР, направила дополнительные военные корабли для патрулирования акватории. В рамках председательства в АСЕАН в 2020 г. премьер-министр Вьетнама Нгуен Суан Фук в ходе дистанционного 36-го саммита ассоциации направил недвусмысленный сигнал мировой общественности. По его словам, в то время, как весь мир боролся с эпидемией, в некоторых районах ЮКМ, включая территориальные воды Вьетнама, происходили безответственные действия, которые нарушают международные законы и создают угрозу безопасности и стабильности. Жёсткий вокабуляр, использованный председателем, нетипичен для председателей АСЕАН при обсуждении проблемы Южно-Китайского моря и причастности Китая. Наконец, Малайзия, которая на протяжении более 20 лет делает ставку на «тихую дипломатию», ещё в декабре 2019 г. обратилась в Комиссию ООН по границам континентального шельфа с просьбой принудить Пекин соблюдать Конвенцию по морскому праву 1982 г., а также официально заявила о «смехотворности» китайских территориальных притязаний в регионе и продвигаемую Пекином девятипунктирную линию.

Сам факт обострения разногласий между АСЕАН и Китаем о территориальной принадлежности островов в ЮКМ не является чем-то новым. И ранее между отдельными странами ассоциации и КНР возникали споры вплоть до локальных вооружённых столкновений. Однако ранее Китаю с переменным успехом удавалось компенсировать недовольство «десятки» за счёт продвижения масштабных торгово-экономических инициатив и проектов. В 1990-е и 2000-е гг. эту функцию выполняли пакетные соглашения с предоставлением прямых иностранных инвестиций и зарубежной помощи, в начале 2010-х гг. – создание зоны свободной торговли с АСЕАН, с 2015 г. – вовлечение стран-членов ассоциации в инициативу «Пояс и Путь».

Однако события последних лет и в особенности первого полугодия 2020 г. показали, что практика замалчивания чувствительных вопросов в сфере «высокой политики» в обмен на взаимовыгодные коммерческие предложения даёт сбой. Да и взаимовыгодность на примере инициативы «Пояс и Путь» вызывает всё больше сомнений у стран АСЕАН. Более того, текущий коронакризис ещё острее поставил вопрос о способности в дальнейшем трансформировать повестку наращивания региональных взаимосвязей в фактор консолидации между Китаем и АСЕАН.

Примечательны результаты социологического опроса, проведённого в 2020 г. одним из ведущих аналитических центров Юго-Восточной Азии, – сингапурским ISEAS. Отвечая на вопрос, что является ключевым вызовом безопасности для АСЕАН, 49,6% респондентов из числа представителей академической среды, неправительственных организаций, бизнес-сектора ответили – «рост напряжённости в Южно-Китайском море» (42,7% в 2019 г.). Характерно, что проблема китайского присутствия в ЮКМ, согласно опросу, представляет большую угрозу региональной безопасности, чем терроризм.

Другим любопытным результатом стала цифра 85,4% – ровно столько ответивших обеспокоены политическим и стратегическим влиянием КНР в Юго-Восточной Азии. Наконец, на вопрос, кого вы бы выбрали между США и Китаем, если бы пришлось, 53,6% респондентов отдали предпочтение Вашингтону. Подобные результаты наглядно демонстрируют растущий уровень недоверия стран АСЕАН в отношении Пекина, и тема безопасности в данном случае играет важную, если не определяющую, роль.

Есть ли реальные способы урегулирования проблем Южно-Китайского моря? С одной стороны, практика АСЕАН показывает, что решить с Китаем данный вопрос «по-хорошему» – путём использования механизмов диалога и консультаций, апеллирования к Конвенции по морскому праву и решению Гаагского суда в 2016 г. – не получается. И нет оснований полагать, что в будущем ситуация кардинально изменится. Да и полноценная замена Декларации на Кодекс поведения сторон в Южно-Китайском море, о котором так грезит АСЕАН, не станет панацеей.

С другой стороны, похоже, что варианта Б в арсенале у ассоциации нет. Участники объединения отдают себе отчёт, что попытки подойти к решению данного вопроса с позиции силы несостоятельны и опрометчивы.

К тому же, ни одна из стран «десятки» не имеет реальной возможности отказаться от сотрудничества или пойти на существенное замораживание диалога с Китаем в качестве осознанного и долгосрочного внешнеполитического шага, а не инструмента заигрывания с внутриполитической аудиторией. Последнее имело место в Малайзии накануне всеобщих выборов в 2018 году.

Всё это вкупе с активизацией внешних сил, прежде всего США, делает проблему ЮКМ нерешаемой в обозримом будущем. И если раньше разногласия между Китаем и АСЕАН по данному вопросу можно было поставить на паузу и сместить акценты за счёт мегасделок, то в условиях посткоронавирусной реальности этот вариант не работает. Таким образом, Южно-Китайское море продолжит оставаться одним из главных раздражителей и причиной обострения региональной обстановки в целом, тем более что нарастание американо-китайской конфронтации по всем направлениям представляется неизбежным.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 июля 2020 > № 3453226 Александр С. Королев

Государство — это мы!

Имперская душа России жива

Сергей Кургинян

Поправки в Конституцию существенным образом трансформировали наш Основной закон. Они фактически превратили его из "Конституции вхождения в цивилизованное сообщество", каковой она была предыдущие годы, в "Конституцию холодной войны".

Сегодняшний западный мир очень специфичен. Любое посягательство, к примеру, на статус ЛГБТ-сообщества воспринимается там как неслыханное кощунство. Но именно подобное посягательство, не говоря об оспаривании результатов холодной войны, было сделано Россией этими конституционными поправками. А поскольку норов и возможности западных сил, на которые накидывается узда, известны, то нет сомнений, что эти силы взбешены и предпримут ответные действия. Уже предпринимают.

Новая холодная война разгоралась с начала событий в Крыму и в Донбассе, а теперь запылает. Думаю, ничего плохого в этом нет. Напротив, это очень хорошо. Потому что "глобальный тренд", как выражаются на новоязе, делает холодную войну относительно мягким явлением, в рамках которого Россия может сохраниться как государство. При более жёстких вариантах есть опасность, что она будет беспощадно ликвидирована с применением супергеноцида.

И потому напрашиваются несколько вопросов (вернее, групп вопросов).

Первое. Располагаем ли мы экономикой холодной войны? Например, в СССР была своя фармацевтика. Её пустили под нож рыночных отношений. Ну, и какова теперь наша фармацевтика? Она готова к серьёзному вызову? Или кто-то считал, что вызовы в этой сфере не будут серьёзными? Один коронавирус чего стоит… А вся промышленность в целом к чрезвычайным ситуациям готова?

Второе. Мы являемся государством, которое наряду с освобождением от "тоталитаризма" освободилось от "бремени" под названием "экономическая самодостаточность", открыло ворота транснациональным корпорациям и почему-то впало от этого в неописуемый восторг. Неужели, позволив иностранным компаниям хозяйничать на российских просторах, можно иметь державную элиту, свободную от лоббирования интересов иностранцев? Дело не только в количестве заключаемых за границей браков младших отпрысков, мест проживания семей, структуре бизнеса крупных российских капиталовладельцев. Дело в структуре их мышления. Словом, будем ли мы приводить нашу элиту в соответствие с конституционными поправками?

Третье. У нас нет идеологии для ведения холодной войны. Когда она будет выработана и обнародована?

Четвёртое. Способны ли наши ведущие СМИ пропагандировать такую идеологию? Обладаем ли мы комплексом информационных возможностей (Интернет!), чтобы убедительно парировать атаки тех, кто в состоянии холодной войны с нами?

Пятое. Имеет ли Россия интеллигенцию, способную принять достойное участие в холодной войне? Не отдельных интеллектуалов с прогрессивным мировоззрением, а именно интеллигенцию как цельную, совокупную часть общества…

Шестое. Обладаем ли мы развитым комплексом информационных возможностей, правильное использование которых убедительно парирует атаки тех, кто находится с нами в состоянии холодной войны? У нас есть Интернет холодной войны? Ведь наши возможности в том, что касается Интернета и прочих современных информресурсов, несоизмеримы с возможностями противника. Каким образом будем ликвидировать отставание, в какие сроки?

Седьмое. Готовы ли мы нейтрализовать процессы, которые при нарастании холодной войны начнутся в тех сегментах нашего общества, которые наиболее подвержены влиянию противника?

Восьмое. Можно ли выиграть холодную войну, не переделывая "общество потребления", которое создавалось десятилетиями, совсем в иное общество? И какими должны быть характерные признаки нового общества?

Девятое. Даже на Западе немногочисленные консервативные элиты будут нам аплодировать. Но найдутся ли достаточные по количеству и надёжные по качеству международные союзники, готовые принять участие в холодной войне на нашей стороне?

Десятое, наиболее важное в контексте всего, о чём идёт речь. Есть ли у нас всё необходимое для полноценного ответа на биологическую войну?

Приближающееся системное неблагополучие (назовём его так) ещё можно ввести в менее критическое русло, если будет развеян туман так называемого триумфаторства. При этом ситуация должна породить не сломленность, а мобилизованность, без чего мы проиграем, с последствиями несоизмеримо более тяжкими, чем в 1991 году. Тогда имел место похожий угар непонятного ликования. Всё время произносилось (в частности, лично мне Горбачёвым): "Не надо драматизировать!" Нет, драматизировать надо! Не паниковать, но отрезвлять затуманенные триумфаторством головы.

Российская власть считает, что не стоит тревожиться по поводу сегодняшних умонастроений в обществе, довольно вялых и в каком-то смысле бесхозных. Но власть делает грубейшую ошибку, полагая, что эти умонастроения не обладают тревожной динамикой. Ограничиваться констатацией их текущего состояния могут только временщики. Но ведь нынешняя российская власть позиционирует себя отнюдь не по принципу "после нас хоть потоп", а по принципу "мы всерьёз и надолго". Она видит себя квинтэссенцией мудрости и прагматизма, которые якобы диктуют ей необходимость ситуационного реагирования. Включая выжидание. Дескать, когда будущее оформится и станет настоящим, тогда и станем на него реагировать. Недопустимое и запланированное опоздание?

Власть рассматривает голосование по конституционным поправкам как свой политический успех. Отчасти верно. Период выдался нелёгким. Ситуация с эпидемией коронавируса раздражала: вначале — недогадливость, неразбериха, нехватка, а впоследствии — судорожные шарахания. Были растеряны и те, кто болтал о нагнетавшихся административно преувеличениях, и те, кто болтал, что на самом деле беда преуменьшена. На этом фоне политические приобретения безусловны. Однако вспомним, что случалось ранее.

Едва ли не самое ценное, чем располагает политик в виде опыта — это история. Наверху рассчитывали, что "всё пройдёт само собой" в критическом 1905 году, когда проиграли японцам и народ вышел на баррикады, затем в 1907-м, когда разгоняли Думу, затем в 1914-м, когда влезли в Первую мировую войну. В 1916 году, накануне гигантского по масштабам переворота, верхи опять-таки дезориентировали страну: не надо волноваться, всё под контролем. Наконец, в 1991-м убаюкивали, уже летя в пропасть.

Грустная картина прошлого наводит на политологическое размышление о нынешней обстановке.

К 2020 году в российском обществе сформировалось рыхлое, неформальное, идеологически неорганизованное, полное противоречий патриотическое большинство. Это большинство не имеет никакого отношения к партиям. Но именно оно определяет судьбу политиков, да и государственного режима в целом. Причём — не через шумные митинги или выборы, а совершенно иными способами.

В России многое является взрывным, но ещё бóльшее — невнятным, вялотекущим и в то же время — отнюдь не безрезультативным. От, казалось бы, безобидного брюзжания народного большинства: аморфного, слабо политизированного, трудно мобилизуемого, — исходят некие флюиды, вызревают гроздья гнева. Этому большинству конституционные поправки определённо нравятся. Но вот парадокс: российская власть, которая эти поправки сформулировала, и раньше не слишком была любима, а теперь совсем не по душе.

Поразмыслив не так, как ему советуют эксперты и политологи, а сообразно своей особой — по мнению экспертов, нецивилизованной — природе, большинство решило за поправки проголосовать, рассудив, что политики приходят и уходят, а Конституция остаётся. Кстати, наиболее волнующая наших либералов поправка, касающаяся обнуления президентских сроков, не особенно трогает данное большинство. Оно склонно терпеть власть не потому, что обладает рабской натурой, а потому, что считает своим даже самое несовершенное государство. Справедливо боится его потерять и проявляет осторожность в подходе к власти: как бы не сковырнуть вместе с ней само государство. Распад Советского Союза оказался долговременным шоком для этого большинства. И предметным уроком того, что нельзя проявлять безоглядную антивластность, что при любом отношении к лидерам надо беречь государство во избежание ужаса безгосударственности в жестоком мире.

Для того, чтобы большинство поступило иначе, его надо очень больно задеть, внушив ненависть к власти. Пока до этого далеко. Но процесс, хотя и медленно, идёт в указанном направлении. Действующее руководство пока терпят, но не надо обольщаться этим "пока". Миллионы людей возмутились и повышением пенсионного возраста, и карантинными злоключениями. В оценке этих явлений массы будут опираться не столько на Интернет и тем более не на ТВ, сколько на "нецивилизованные" источники. Они будут привычно ориентироваться на пресловутые кухонные разговоры, на ропот в курилках. Будут прислушиваться к тому, о чём толкуют во время шашлычных пикников, ловить пересуды телефонных разговоров и сами заниматься всем этим.

Перечисленные факторы формирования оценок настолько чужды экспертам, что эти господа предпочитают их игнорировать, считая смехотворными. Это крайне недальновидно и абсолютно непрофессионально. Если пренебрегаемое ими большинство начнёт не скакать, а хотя бы шевелиться, то правительству не позавидуешь.

Этот общественный массив в значительной мере потерял доверие к Путину. Что касается отношения к другим политикам, то дело обстоит ещё хуже. В относительно либеральной Москве есть солидные сообщества, которые одобряют карантинную решительность Собянина. Однако большинство в ответ на решительность мэра враждебно шипит либо порыкивает. Нужно заткнуть уши, закрыть глаза и напрочь отстраниться от жизни, чтобы не понимать, чем это чревато.

Не из трусливости, а по причине полубессознательного государственного инстинкта огромная часть общества на власть не посягает. Конечно, всё не сводится к этому большинству. Есть элиты, есть шустрая прозападная либеральная прослойка, которые будут определять политический рельеф до того момента, как большинство расшевелится. Но только до этого момента!

После коронавирусной изоляции обнаружилось много интересного в мыслях и в поведении людей. Освобождение от карантинных тягот внушает им соблазны типа "я человек, и ничто человеческое мне не чуждо". Но среди соскучившихся по этим соблазнам оказались не только гламурные "леди энд джентльмены", но и немало людей думающих. Конечно, их меньше, чем тьма-тьмущая безразличных обывателей, но больше, чем можно было бы предположить.

С одной стороны, постоянно видишь удручающие приметы деградации и вырождения. Для этого сложные умопостроения не нужны. Достаточно постоять у окна минут 30 и посмотреть на улицу. С другой стороны, в моём театре после спектакля остаются в фойе молодые люди, часами обсуждающие сложные социальные проблемы. Подобные спонтанные и массовые интеллектуальные диалоги невозможны даже в экспансивной Южной Европе: в Испании, Португалии, Италии. А уж в Германии или Великобритании, тем паче в швециях или норвегиях это совершенно немыслимо. Скажу больше: непонятно, где такие обсуждения вообще возможны, кроме России.

Постсоветская Россия погрузилась в ту скверну, которую нельзя лицезреть без содрогания. Но и осквернённая, она всё ещё живёт. А западный мир чавкает, пыхтит, чистит пёрышки, но не живёт в человеческом смысле этого слова.

Я очень люблю Индию. Это живая страна с тысячелетней духовностью, худо-бедно соединившая её с современностью. Однако Индия никогда не зацикливалась на своей истории. А Россию всегда отличало невиданное историческое упрямство. Китай я тоже люблю. Его духовность, вероятно, менее страстная, чем в Индии, но она сохранена и умножена успешным освоением передовых техногенных и организационных потенциалов. Однако и в Китае нет той исторической безудержности, которая всегда была присуща России.

Русская историческая безудержность, даже отчаянность, зародилась в незапамятные времена. Её блестящее проявление — советский коммунизм и красная имперская сверхдержавность. Оголтелое отречение от них во имя невесть чего может стать приговором всему человечеству. Совершив в состоянии некоего помрачения ума чудовищную ошибку, страна потерпела унизительное поражение по всему периметру фронтов холодной войны. Отрицание этого по большей части имеет невротический оттенок. Невротик обычно боится правды, причиняющей избыточные страдания. Желая избегнуть их, он принимается врать себе и другим.

Неоспоримо, что Россия была захвачена и порабощена. Чтобы торжество захватчика стало полным, её требовалось погрузить в глубокий сон-дурман. Для этого пораженчество поселяют внутри каждого человека, лишая оккупированный народ духовной потенции. Отчаявшиеся родители начинают пить, растлеваться, заражая детей маргинальным поведением. Дети копируют родительские пораженческие загулы, придавая им ещё более развратный, деструктивный характер.

Так было задумано и организовано. Почему же не произошло стопроцентного, бесповоротного слома человеческого достоинства у населения, проживающего на территории РФ?

Разгром державы выразился не только в политико-экономическом и духовно-культурном упадке. Он имеет чудовищное отражение на уровне простейшей онтологии — быта, повседневности. Всё же, пускай фрагментарно, но сохранился духовный запрос, соседствующий в личностях с разного рода благоприобретённой пакостью. Поэтому наряду с отчаянием современное общество внушает надежду.

Представляется, что идеократическая империя — наилучшее устройство нашего государства. И что имперскость — неотменяемая черта нашего народа, нашей культуры, нашего исторически обусловленного бытия. С отделением Украины, Белоруссии, Прибалтики, Средней Азии, Закавказья состоялось физическое разрушение империи. Но ещё страшнее — изъятие у народа имперской души. Произойди это — и Россия рухнет окончательно. Стать обычной европейской страной она не сможет и не захочет. Так что надо думать о воскрешении имперской души — тогда и тело воскреснет.

Судьба подарила мне возможность откровенных бесед со многими интересными людьми. Один из них — израильский разведчик Рафи Эйтан, знаменитый тем, что выкрал в Аргентине нациста Эйхмана, привёз его в Израиль, где того судили и повесили. А ещё Эйтан создал агентурную сеть в США. Завербованный им военно-морской аналитик Джонатан Поллард был осуждён за шпионаж и отбыл в американской тюрьме 18 лет. Рафи Эйтан стал персоной нон грата в США и одновременно… одним из ближайших деловых партнёров Фиделя Кастро.

Однажды Эйтан поделился со мной своими соображениями по поводу имперскости.

Предположим, какой-нибудь цэрэушник на пару лет отправляется в Латинскую Америку. Затем перекочёвывает на Ближний Восток, затем ещё куда-то. Разузнав что ему надо, он нигде не задерживается. Англичанин же, как усядется в своём кабинете в какой-то стране, так с этого стула не встанет, пока его зад и стул не приобретут одинаковую форму. И он не будет переживать по поводу того, что десятилетиями торчит на одном месте.

Рафи сделал паузу, и сказал: "Империя — это когда хотят знать".

Наверное, он имел в виду, что Британская империя малоподвижна.

А как наше имперское чувство? Насколько оно подвижно? Насколько мы стремимся ЗНАТЬ?

Имперская душа сохранится в нашем исковерканном общественном организме, пока люди будут хотеть знать как можно больше и лучше. А ведь хотят! Никто за рубежом не может понять, зачем обыкновенным русским, далёким от властных структур, нужно быть в курсе мировых новостей, с какой стати они интересуются раскладом мировых сил? Мой ответ таков: им нужно это знать, потому что имперскость не удалось вырвать с корнем из их душ. Раз за разом убеждаюсь, что запрос на "бесполезное" знание существует. И он ценен как перспектива того, что народ выберется из капкана, в который угодил в постсоветскую эпоху.

Для этого необходим союз имперской интеллигенции и того большинства, с обсуждения которого мы начали. По отдельности они сопротивляться порабощению не могут. Важно, каковы будут настроения в народном большинстве. Не менее важно, сформируется ли имперская интеллигенция. Но важнее всего консолидация этих слагаемых. Возможность такой консолидации — мой символ веры. Поэтому я с горечью наблюдаю за промахами власти в коронавирусной истории и в кампании по изменениям в Конституции. Расцениваю одобрение изменений не в качестве властного триумфа, но как триумф народного здравого смысла, который восторжествует, невзирая на бестолковые и малоэффективные действия властей.

Эта оценка не имеет отношения ни к провластному экстазу, ни к либеральному скепсису. Государство принадлежит не Путину, Мишустину, Собянину, а всем русским и нерусским, чья родина — Российская Федерация. Рядовые сограждане отлично понимают, что без государства всем нам, извините, хана. Элита, конечно, попытается куда-то сбежать, хотя не факт, что сумеет. А вот мы все, лишившись государственности, вкусим полноценный геноцид. Запад негодует: побеждённая Россия имеет нахальство ему прекословить. Он это нам ни за что не простит, а значит — мы не должны быть слабыми. Изменения в Конституции, по преимуществу, нацелены на укрепление государства и спасительное дистанцирование от Запада. Но если дистанцирование ограничить одними юридическими, риторическими и пиаровскими жестами, то это закончится плохо.

Что касается обнуления сроков, то "обязаловка" с проамериканским и проевропейским душком давно вызывает недоумение. Кто решил, что, если лидера избирают на два срока — это и есть демократия? Два срока изобретены американским господствующим классом, который смертельно боялся четвёртого срока Франклина Рузвельта. Тот вместе с избравшим его большинством оказался сильнее элиты и замахнулся на её эгоистические интересы. Рузвельта убили, объявив два срока "священной коровой" американской демократии (о неестественной смерти президента я сподобился узнать ещё в младые годы от авторитетных и сведущих американистов). Корова мычала до тех пор, пока люди не поверили в сказку, что два срока суть всеобщий признак легитимности власти.

Всеобщий? Тогда почему Либерально-демократическая партия Японии правила десятилетиями, и это никого не тревожило? Задумаемся: осуществимо ли устойчивое развитие, если стратегическое содержание власти меняется каждые 4-8 лет вместе с приходом нового лидера? Коль скоро такое содержание не будет ухудшаться, то это осуществимо. Если же смена лидеров связана с желанием политической группировки дорваться до финансовых преференций, с подгонкой стратегического содержания власти под собственные, а не общегосударственные потребности, то…

Поправки нисколько не мешают избрать ту власть, которая нас устраивает. Если Путин обеспечивает высокорезультативную преемственность одобренного народом стратегического курса, то пусть выдвигается столько раз, сколько необходимо для решения вытекающих из этого курса задач. А если не обеспечивает, то пусть и через полсрока покинет свой пост.

Выше было сказано, что недовольство как процесс не топчется на месте, а имеет очевидную направленность. Вот что должно находиться сейчас в эпицентре политического осмысления, а не перебранка по поводу пафосных реляций и недоказанных фальсификаций. Кстати, те, кто сетует на подтасовку результатов голосования по Конституции, признают, что они сдвинули бы показатели "за"/"против" с цифр 78/22 максимум на цифры 65/35. То есть, как ни крути, большинство голосовавших одобрило конституционные поправки. Правда, это сегодня большинство ведёт себя так, а как поведёт себя завтра? Актуальная установка — улавливать тенденции и беспокоиться о том, чтобы завтра к власти на волне разностороннего недовольства не прорвались антигосударственные силы.

Налицо необходимость привести содержание (общество, элиту) в соответствие с формой (обновлённой Конституцией). Кто против? Горластые прозападники, прочно внедрённые в российское общество. Прибавьте сюда молчаливых, но высокопоставленных воров.

Вспомним, когда и как эти воры появились. На референдуме 1993 года был поддержан курс Ельцина на построение капитализма за 5 лет. На деле же было дано согласие на построение периферийного капитализма уголовного и полуколониального образца. В результате страна на десятилетия впала в регресс и в то, что следует определить как криминальный элитогенез.

Когда теперь некто из элиты или её обслуги обзывает кого-то вором, это выглядит комично. Столь же комичны разговоры про российскую мафию. Давно нет у нас классической мафии, на смену которой пришли оригинальные формы социально-политической организации элиты и обширных слоёв общества. Причём такие формы, что старая мафия отдыхает.

Противопоставить нашу воровскую пагубность западной неворовской пагубности, именуемой либералами "правильным устройством жизни" — наивно, не выйдет. Знакомые западные эксперты, тот же Стивен Коэн, прямо говорили мне, что Демократическая и Республиканская партии США поделили глобальный рынок нелегальной торговли оружием. И что неприятности брошенного в американскую тюрьму Виктора Бута связаны не со спецификой его деятельности, а с тем, что западные политики (назывались конкретные имена) подрядили его для нелегальных поставок оружия туда, где они, в силу своей партийной принадлежности, не имеют права работать. По конвенции с коллегами, они имели право заниматься "правильным устройством жизни" на Ближнем Востоке. Но сунулись в Африку…

Исследователи много раз приводили доказательства тесных связей зарубежных государственных элит с мафиозными структурами типа Коза Ностры, Каморры и т.д. Роль "якудза" в управлении крупнейшими японскими корпорациями широко обсуждается в компетентных кругах ещё с 1950-х годов. Конфликты, в которых наряду с официальными западными властями замешаны китайские "триады", не сходят с повестки дня. Тематическими материалами в виде книг и публикаций в периодике можно не один шкаф набить. Поэтому позволю себе несколько огрублённое, но отражающее суть обозначение существующего у нас и у них состояния "элитного вещества". Не юридически, но философски можно утверждать, что банды — непридуманная реальность нашего элитогенеза. И важно не то, кто интегрирован в эти банды, а кто нет. Каковы банды, чем отличаются друг от друга, кто во что именно интегрирован, на каких условиях, каким способом — вот вопросы вопросов.

Пора прекратить вопли перестроечного происхождения об "очищении элиты"; эти вопли всегда были лживы, т. к. "очищение" касалось преимущественно тех, кто не имел отношения к инкриминируемым преступлениям. Специалисты по прикладной теории элит знают, что такие "чистильщики", как Гдлян и Иванов, уничтожали представителей рашидовского лагеря, не брезгуя помощью подлинных "воров в законе", и сознавая, что действуют в интересах этих воров и их высоких покровителей из КГБ.

В советской элите ещё были некриминальные руководители и консервативного, и либерального толка. Наверное, подобные люди есть и сейчас, но их намного меньше, а их позиции катастрофически ослаблены. Получается, с поправкой на некоторые величины, что бандитизм — это наше элитное постсоветское всё. Или почти всё.

Когда я говорю о криминалитете, то не имею в виду примитивных, хрестоматийных бандитов, организующих "стрелки", участвующих в "разборках" и пр. Они — вовсе не ядро элиты, а вспомогательное звено. Более мощное, чем бюрократия, но менее значительное, чем то, что находится в истинном ядре. А последнее сложилось в ходе борьбы наших спецслужб с правящей Коммунистической партией.

Спецслужбы чаяли освободиться от партии в силу её узаконенной и мешавшей им идеологии. Нужна была не унылая однопартийность, которая связывала им руки, не позволяла развернуть бизнес, а матричная, многомерная спецуправляемость, подаваемая под видом демократии. Они хотели, чтобы партии были разные, но привязка их была бы в равной степени спецслужбистская. КПСС дискредитировали и обезоружили через пресловутую гласность с плюрализмом. И процесс пошёл, и спецслужбы оседлали его.

Я говорю не про тех офицеров и генералов, которые самоотверженно выполняли свой долг и подчас рисковали жизнью, в какой-то мере удерживая внутриполитическую стабильность и международный силовой баланс. Я — о "ядре" спецслужб, разделённом на группы или внутренние партии. Они-то и рулят событиями — напрямую или посредством сугубо криминальных институтов, с ручной бюрократией на подхвате. Когда некоторые инструменты руления вдруг буксуют, то это свидетельство конфликта между внутренними партиями. И его надо рассматривать как знак чего-то большего, нежели "спор хозяйствующих субъектов".

Я очень хорошо относился к руководителю нашей внешней разведки Леониду Шебаршину: тонкому, порядочному, нестандартно интеллигентному человеку. Но когда он однажды публично заговорил об этике своего профессионализма, я был вынужден отреагировать негативно. Профессионализм спецслужбистов типа Шебаршина этикой быть не может. Их профессионализм заключается в ликвидации безусловных бандитов и шпионов, в использовании для разведывательно-контрразведывательной деятельности человеческих пороков, а также в других малоприятных для обычного гражданина вещах. Поэтому таких людей отличает не какая-то абстрактная "профессиональная этика", а интеграция в смыслодеятельную корпорацию, подразумевающая честное перманентное служение и выполнение долга, Пока есть служение — есть высший смысл, без которого патриотизм остаётся пустым словом. Как только служение кончилось, начинается регрессивный элитогенез, не зависящий от убеждений каждого из конкретных членов элиты.

Универсальное правило: когда институты рушатся, неформальные связи усиливаются, ибо опасность сближает. Должностная иерархия исчезает, но досье-то и побратимство остаются. Люди из этой сферы обладают и смелостью, и волевой хваткой, образуя в ядре элиты те самые внутренние партии.

Поскольку спецслужбисты неоднородны, то какая-то часть, лишившись служения, выпадает в осадок. Другая часть более-менее успешно приспособливается к новой жизни, становясь, например, начальниками охраны или начальниками аналитических центров, нередко — у тех, кто раньше был связан с ними агентурным образом. Ещё одна часть сплачивается и ждёт, что будет дальше. Люди присматриваются, осторожно участвуют в игре, которую ведут так называемые либеральные олигархи, в прошлом имевшие ту или иную агентурную привязку. Олигархи к сплочению не способны в принципе, и команда бывших спецслужбистов в итоге подминает под себя класс крупных собственников.

Так не боящаяся рисковать и не поддающаяся унынию часть спецслужбистского сообщества складывается в лишённые формализма структуры и выметает поганой метлой, откуда может, оборзевших либеральных олигархов. Поначалу складывание происходило с ориентацией на закоренелых антисоветчиков, но потом эти динозавры либо уходят из жизни, либо теряют прежнюю силу, и заменяются другими кадрами.

Кадры и их кураторы организуются вокруг определённых профессиональных матриц. Противоречивость данного структурирования в том, что оно маркируется колеблющимися разногласиями. Иногда преодолеваемыми, иногда весьма острыми, даже непримиримыми.

Единственная жёсткая составляющая формируемых клановых идентичностей так или иначе подвёрстана к вопросу о государственности. Феномен государственности у нас любят разглядывать под прагматическим углом зрения, без сверхдержавных и идеологических посылов. Доминируют нежелание портить отношения с победителями в холодной войне, и не исчезнувшее у многих стремление вписаться в западный мир. Разве плохо, мол, на равных составить с западноевропейцами единое целое при явном преобладании российской ядерной мощи?

Задающие столь бессмысленный вопрос предлагали даже в НАТО войти, чтобы подружиться ещё и с США… Поразительно, но эта глупейшая мечта оказалась довольно живучей. По её поводу в нынешней элите дискуссий нет. Спор идёт лишь о том, можно ли пожертвовать государственностью. Одни заявляют: хватит, уже пожертвовали Советским Союзом, взамен не получили обещанного, больше ничего не отдадим. Другие настаивают: можно жертвовать дальше, лишь бы влиться в Запад, а там разберёмся…

Всё это неустойчиво, неотчётливо, изобилует умолчаниями, не носит артикулированного, выкристаллизованного характера. И всё это есть наказание за апрельский референдум 1993 года. Именно тогда порча, поселившаяся внутри всего общества, а не только внутри элиты, толкнула державу в сторону проигрыша во всех отношениях. Что-то смутно осознавая, общество продолжало скатываться в буржуазный отстойник. Оно слабело и разрушалось, но ещё не умерло, хотя искорёжено донельзя. Либо общество будет вылечено, либо его добьют до конца. Хотя оно может и бесшумно умереть. Вирусов на свете хватает.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 22 июля 2020 > № 3539565 Сергей Кургинян

Кому пять за поведение

Народный учитель России Ефим Рачевский о профессиональных секретах хорошей школы и хорошего воспитания

Текст: Ксения Колесникова

В вестибюле московской школы № 548 "Царицыно" красуется декларация: "Хождение в школу не должно мешать моему образованию", - Марк Твен. Вот уже 35 лет ее бессменный директор - народный учитель России Ефим Рачевский. Он рассказал "Российской газете", нужна ли в школах оценка по воспитанию, какую ошибку нельзя простить педагогу и почему современные "цифровые" дети, возможно, лучше нас.

Ефим Лазаревич, обсуждается законопроект о воспитании в школах. Но вкладывают в него очень разные смыслы. Воспитание ремнем, воспитание рублем, воспитание делом... Ваша версия?

Ефим Рачевский: В советское время был веселый стереотип: мужчина в шляпе и очках невоспитанным и некультурным быть не может. Но давайте не будем плодить мифы и залезем в этимологию. Корень слова от старославянского "питати" история усложнила: питать ребенка не только физически, но и духовно. Отдавать ему свои силы, время, любовь… Животные ведь тоже воспитывают своих детенышей, помогают им выжить в ходе эволюции. Так и у нас: без воспитания мы обречены на вымирание.

Жестко. Но вот вам факты. В нашей школе примерно 5 тысяч семей, и нет ни одной пьющей. Их стремительно становилось все меньше. Меняются ценности. И дети, конечно, тоже.

Современное поколение "уже не то", "никакого воспитания" - тоже миф?

Ефим Рачевский: Абсолютный. Кто рождает эти мифы? Как правило, люди, которым сегодня сильно за 60. Многие живут иллюзией, что в свои 30 лет они были лучше, умнее, добрее (нужное подчеркнуть), современной, якобы "цифровой" молодежи. Но пусть эти критики вспомнят 90-е годы. Уличные телефонные будки сплошь и рядом стояли с оторванными трубками. Все вокруг было антивандальным: фонари, остановки, заборы, двери, даже детские площадки - и те антивандальные. А ведь жили в 90-е, казалось бы, все те же "самые воспитанные" советские люди…

Теперь такого вандализма нет. На красивое и на чистое рука не поднимается. Уж не знаю, писали московские власти программу по воспитанию жителей или это такой "бонусный" позитивный эффект получился… Но та красивая комфортная среда, которая нас окружает, она ведь тоже воспитывает. И воспитывает очень серьезно.

Еще пример. В свое время большим испытанием для наших ребят стала туалетная бумага. В середине 90-х мы впервые закупили ее в школу. Это сразу привело к большим финансовым потерям. Дети ее разматывали, запихивали в унитазы, устраивали аварии - нам надо было вызывать ремонтные бригады. Мы опять ее покупали, потом опять ремонтировали сантехнику. И так по кругу. Пока все, наконец-то, к этой туалетной бумаге не привыкли.

Я человек в возрасте и совершенно точно утверждаю: каждое новое поколение, которое я выпускаю из стен школы, - оно внимательнее, оно лучше владеет речью, стремится к труду и умеет трудиться.

Новость из небольшого уральского городка. Власти поставили "умную" автобусную остановку - с подогревом, Wi-Fi-роутером, электронным экраном… Через два дня народ разобрал все по винтикам. Что не смогли вытащить - просто сломали. Получается, Москва живет в 2020 году, а этот небольшой уральский городок - как будто в 90-х?

Ефим Рачевский: В этом городке, похоже, единственной красивой и умной была только остановка, и больше ничего. Скорее всего, местная власть склонна к имитациям. Скорее всего, в школах там учат плохо. С работой сложно. И отсюда такая штуковина. Я не исключаю, что появление этой остановки раздражило людей по той причине, что они без всякого калькулятора примерно прикинули ее стоимость. Все, конечно, завязано на экономику. Когда у тебя есть хлеб, соль и картошка, ты начинаешь думать: а не почитать ли мне Пушкина? А если ты очень голодный, то вряд ли это с тобой произойдет.

Но дело не только в деньгах. Если бы школа в этом городе была хорошая, уверен, остановку не уничтожили бы.

Мой пример - в противовес вашему. Маленький умирающий городок в Омской области, начало 2000-х. Перспектив нет, разве что уехать в областной центр или в Москву. Сначала школьные учителя сделали музей своего городка. Затем они собрали выпускников и направили тех учиться помощниками водителей в местный автобусный парк. Автобусный парк стал жить. Ребята начали ремонтировать технику, машины. Потом там появились какие-то строительные дела, появилась работа. И все благодаря школе, ее учителям и выпускникам.

Но у нас в стране миллион двести тысяч учителей. Кому-то с педагогом везет, кому-то - нет. Как помочь учителям, чтобы "прокачать" воспитание во всех школах?

Ефим Рачевский: Учитель - профессия массовая, и долгое время в России в нее шел двойной отрицательный отбор. Сначала не лучшие выпускники школ шли в педвузы. А затем не лучшие выпускники университетов возвращались в школу.

Для Москвы это в прошлом. Власти не ограничиваются разговорами про трудную и благородную профессию, а повышают педагогам зарплату. У нас учителя получают хорошую и стабильную зарплату. В этом году появилось новое школьное здание в новом районе. Объявил туда вакансии. Каждый день в почте - колоссальный поток резюме от коллег из регионов. Поволжье, Сибирь, Урал, юг России… Да, мы можем позволить себе роскошь выбирать лучших учителей. Что мы и делаем. А вот дальше получается несколько удручающая картина.

Смотрите, есть Москва или Ханты-Мансийский автономный округ (там тоже хорошие зарплаты). Близ Москвы - регион, где заработная плата педагогов на 30 процентов меньше. Из него многие лучшие кадры едут в столицу. И уже в этом регионе снова образовывается вакансия. Двигаемся дальше на юг - там зарплаты учителей еще на 20 процентов ниже. Самые активные и конкурентоспособные опять переезжают поближе к центру - в те регионы и школы, где после первой рабочей "миграции" освободилось место. Потом это повторяется снова… Понимаете, что происходит?

Педагогический туризм.

Ефим Рачевский: Именно. И кто-то в этой цепочке всегда окажется в хвосте. Поэтому должна быть установлена некая планка, меньше которой учителям платить нельзя.

Но ведь зарплата учителя и так привязана к средней по региону. И почти везде эту планку выдерживают…

Ефим Рачевский: Помню 2012 год. Тогда одними из первых о выполнении этого поручения отрапортовали регионы, где очень маленькая средняя зарплата и высокая безработица. Я не хочу никого обижать и называть конкретные субъекты. Но представьте, средняя зарплата в 2012 году по региону - примерно 9 тысяч рублей. Они быстренько нарисовали ее учителям до уровня 9100 и успокоились. Но база, которая гарантировала бы педагогу достойную жизнь, должна быть абсолютно везде, а не только в Москве. Без этого ничего в образовании сделать уже не получится.

При этом практика показывает, что учительская работа становится действительно востребованной. Нужны не только зарплаты, но и новые программы, новое качество. Педвузы это понимают, серьезно меняются. Скажем, средний балл на бюджетное место в Московский городской педагогический университет в прошлом году был выше, чем в Губкинский университет нефти и газа. Можете себе представить? Я могу назвать десятки хороших педагогических вузов: Пензенский педуниверситет имени Белинского, Тульский педагогический имени Льва Николаевича Толстого, РГПУ им. А. И. Герцена...

Еще одна интересная новая тенденция. Молодые ребята заканчивают сначала непедагогический бакалавриат: учатся на физиков, инженеров, биотехнологов. А затем идут в педагогическую магистратуру.

Зачем им это нужно?

Ефим Рачевский: В школе сегодня становится интересно. Если мы посмотрим детские современные мастерские и лаборатории (не только в Москве, но и в других городах и даже в селах), они уже под стать современным вузовским. Нейротехнологии, 3D-моделирование, высокое программирование, робототехника… Сейчас все дети - "агенты" 4-й технологической волны. Но главное все-таки - не техническая начинка, а общение. Школе нужен человек, который обладает общей культурой, умеет слушать и говорить, способен жить в диалоге с детьми.

А они уже совершенно другие. Ребята оканчивают школу в 17-18 лет и уже очень многое умеют. В информационных технологиях могут дать фору многим взрослым. Меня поражает их логика, свободное общение с любыми интерфейсами, способность выдавать неожиданные решения, незашоренность взгляда и… желание зарабатывать.

На чем?

Ефим Рачевский: Сегодня ко мне пришел мальчишка из 9-го класса: вдвоем с отцом они сделали шикарное изобретение, позволяющее экономить электроэнергию. Запатентовали его. И, слава богу, я прямо радуюсь словам президента о том, что будут внесены изменения в закон о самозанятых. Теперь возраст, с которого можно стать самозанятым, спустят вниз - с 18 до 16 лет.

Почему я так рад? Возможность самому зарабатывать деньги - самый мощный воспитывающий фактор для подростка. Человек, работающий и зарабатывающий, громить витрины не будет. Человек, работающий и зарабатывающий, не будет заниматься тем бессмысленным и беспощадным вредом, который сейчас происходит в США. Он не будет болеть вандализмом.

Я не говорю про повинность, про отработки или субботники. Я говорю про честное зарабатывание денег. И сегодняшние дети очень сильно этого хотят. Каждый год, когда наступает февраль, получаю от них письма: "Нельзя ли подработать где-нибудь?"

Летом беру ребят на практику. В отдел кадров, в бухгалтерию девчонок. Пытаюсь пристроить многих старшеклассников на стажировки к родителям - менеджерам крупных компаний. В феврале прошлого года мы договорились с одним из министерств, что там возьмут на стажировку наших десятиклассников-айтишников из инженерного класса. Отправили человек пятнадцать - ребята поработали две недели. Потом мне звонят из министерства и спрашивают: "Троих нам не оставишь?" А им по 16 лет.

Какие ошибки вы не можете простить?

Ефим Рачевский: С одной стороны, школа - это пространство, где узаконено право на ошибку. Для детей, для начинающих учителей - да. Потому что они сами тоже еще мои ученики. Приходит выпускник педвуза, ему можно простить непрофессионализм, методические ошибки… Он обязательно научится.

Но вот чего я не прощаю учителям никогда - это лжи. Классный руководитель может сделать отличный план работы, написать, что воспитывает в детях светлое и доброе, учит любить Родину… Но если сам он при этом системно опаздывает на урок, приходит в школу с перегаром или врет - все, его надо увольнять. Он профнепригоден. Такого человека переобучать бессмысленно.

Говорят, рассматриваемый в Госдуме законопроект вернет воспитательную работу в школы. А разве до этого школа не воспитывала?

Ефим Рачевский: Законопроект, как мне кажется, это попытка власти расставить акценты. С одной стороны, у нас в законе "Об образовании РФ" 1992 года и во всех последующих его редакциях четко зафиксировано: образование - это обучение, развитие и воспитание.

С другой, действительно есть школы по натаскиванию на ЕГЭ. Там из программы выбросили значительную часть "неважных" предметов - вывели их на индивидуальный план и самообучение. Там нет соревнований по баскетболу, там не ставят спектакли, нет походов в музей… Вообще нет никаких походов и даже классных часов. Это не образование. Такие школы надо закрывать или переделывать, они лишены главного - возможности органического взросления для детей.

Проблема в том, что в действующем законодательстве в образовании нет как такового требования - план воспитательной работы. Там есть федеральные государственные образовательные стандарты, которые предписывают формировать у детей патриотизм, трудолюбие, самостоятельность, инициативность и т.д. И сложилась некая иллюзия, что эти два процесса - воспитание и обучение - как-то отделены друг от друга. А на самом деле разорвать их невозможно. Потому что человека воспитывает абсолютно все. Даже запах в школьных коридорах.

Но ведь если появится воспитательная программа, нужны и критерии оценки этой работы. Как понять: вот в этой школе воспитывают хорошо, а вот в этой - плохо?

Ефим Рачевский: Не знаю. Я же имею право чего-то не знать? Но вот чего точно делать не надо, так это включать принцип "ходит - не ходит", посещает ребенок какие-то мероприятия с классом или нет. Ведь можно сколько угодно заниматься воспитательной работой, писать бодрые отчеты о прошедших мероприятиях, о количестве занятых детей, а никакого реального эффекта не будет. Сизифов труд.

Отдельной оценки за воспитание быть не должно. Мы этот этап уже прошли, и возвращаться к нему не стоит. Вспомните, в советское время четверка по алгебре - это была простительная штуковина. А вот четверка за поведение - уже страшно. Троечникам по поведению учителя сразу грозили колонией для несовершеннолетних.

Эксперты опасаются, что нагрузка на учителей вырастет: им придется заполнять еще больше бумаг. Как этого избежать?

Ефим Рачевский: В Москве учителя никакие бумажные отчеты уже давно не пишут. Это просто запрещено. Как избежать такой нагрузки и самодурства местных образовательных властей в других местах - понятия не имею. Но замечу: отчеты мы делать научились очень хорошо - в любой форме и в любом количестве. Жалко только времени.

Помню времена, когда по субботникам мне нужно было отчитываться. Я однажды написал, что "всего обучающимися школы 548 было собрано 217 тысяч 841 прошлогодний лист". Разделил их на число детей, и у меня получился такой показатель, как "листо-человеки". Так и отправил в управление - в ответ никакой реакции не получил. На второй год сделал то же самое.

Потом меня просили написать отчет по воспитанию. Без шуток, написал, что в начальной школе улыбается 91 процент детей. В пятых классах улыбается 82 процента, старшеклассники - улыбаются 74 процента. И отправил. Ни разу "сверху" не было никакой реакции! Это был конец 80-х - начало 90-х.

Поэтому честно вам скажу, если вдруг такая крайняя мера с обязательными отчетами будет зачем-то придумана... Я попрошу какую-нибудь учительницу с небольшой нагрузкой за прибавку к зарплате системно делать отчеты за всех остальных.

Замечания некоторых родителей: после 7-8 уроков ребенку хочется отдыхать, а не посещать патриотические мероприятия в музеях…

Ефим Рачевский: В вопросе о том, на какие мероприятия ребенку ходить, а на какие - нет, последнее слово всегда за родителем. Так гласит Международная конвенция о правах ребенка. Если подросток скажет: "Я не могу в музей, у меня тренировка по хоккею", ему в школе должны ответить: "Окей, иди играй в хоккей". Нет у нас такого предмета - поход в музей. И двойку за это поставить не могут.

Но вы мне лучше вот что скажите. Ребенок пошел в Исторический музей или парк "Патриот" в Кубинке - это патриотическое мероприятие?

Да, конечно.

Ефим Рачевский: А если музей имени Дарвина? Или стадион ЦСКА, где проходит футбольный матч? Это патриотические мероприятия или уже нет?

Вы клоните к тому, что и здесь - искусственные границы?

Ефим Рачевский: Я клоню к тому, что у нас должна быть профилактика от идиотов. Клоню к тому, что Олимпиада в Сочи 2014 года или акция "Бессмертный полк" дали для воспитания и формирования патриотизма намного больше, чем все лекции и беседы, проведенные большинством политиков страны за последние двадцать лет, вместе взятые.

А где на воспитательные мероприятия школам брать финансирование?

Ефим Рачевский: Кто заказал программу? Государство. Значит, и финансирование должно быть государственным. Именно так мы в свое время поступили с классными руководителями. Когда-то давно я посчитал, что у него на мобильную связь денег уходит раза в три больше, чем у любого другого учителя. Это отдельный вид работы, который должен достойно оплачиваться. Кстати, в Послании Федеральному Собранию президент сказал, что надо классному руководителю увеличить зарплату на 5 тысяч рублей. А в нашем городе ее увеличили больше года тому назад.

А классные часы вы проводите?

Ефим Рачевский: В нашей школе они не обязательные. Никто не заставляет классного руководителя раз в неделю проводить классный час.

Почему?

Ефим Рачевский: Нет необходимости. Можно провести классный час в музее? Да. В походе? Да. Куча разных дел, "активностей" происходит в школе. А вербальную дидактику по принципу классических "классных часов" дети не выносят. "Маша, обманывать нехорошо. Петя, исправляй двойки". Слова, слова, слова... Нравственные поучения... Ну что это такое? Нет, в школе должно быть действие.

В одном из коридоров вашей школы к стене был пришпандорен бумажный забор, на котором можно писать и рисовать все что в голову взбредет. Он еще на месте?

Ефим Рачевский: Мы его убрали тогда, когда появились социальные сети. Забор стал виртуальным. Наша школа есть в "Фейсбуке", "ВКонтакте" и даже "Инстаграме"... Пиши что хочешь.

А декларация "Хождение в школу не должно мешать моему образованию" - висит?

Ефим Рачевский: Висит. Яркий пример - это март - июнь 2020 года. Ребята не ходили в школу. Но образование шло по-настоящему. Шло очень хорошо. Я сейчас бы к этой декларации добавил, что хождение в одну (!) школу не должно мешать моему образованию. Почему бы нам не учиться на лучших мировых курсах от Coursera, или Академии Хана, или "Яндекса"?

На сайте школы вы ведете постоянную рубрику "диалог с директором". Написать вам может кто угодно. Вопросов и ответов набралось больше трех тысяч страниц! По ним можно составлять историческую хронику, как менялось российское образование…

Ефим Рачевский: Я подумал даже книжку из этого сделать - "Диалог". Интересная динамика, я как-то ее проанализировал. Допустим, конец 90-х годов, там была очень острая тема - "Школа и безопасность", теракты в Москве. Начало 2000-х годов - "Школа и деньги". Середина 2000-х годов - ЕГЭ. 2010-е годы - "Школа и реформа", "Как нам изменить школу"…

А сейчас дистанционка?

Ефим Рачевский: Да, сейчас же многие напуганы дезинформацией, фейками. Что якобы с 1 сентября всех переведут на онлайн-обучение. Это не так. Но родители, дети, учителя пишут о том, что их волнует.

В целом за последние годы вопросов в рубрике стало меньше. Большая часть - о том, как попасть в 548-ю школу. Сегодня пишет папа: "Правда ли, что компания-застройщик, которая строит микрорайон за 10 километров от вашей школы, заключила договор: тот, кто у них покупает квартиру, тех берут к вам в 548-ю?" Я ему отвечаю, что впервые об этом слышу. Он мне присылает видеорекламу, где девушка спрашивает застройщика: а где инфраструктура? А он отвечает: "Вот 548-я школа в шаговой доступности". Врет.

Или вот сейчас у нас новое здание построили на ЗИЛе. И многие там покупают жилье, чтобы ребенка записать, как они считают, в хорошую школу. Это явление, типичное для всего мира.

Откуда взялся этот тренд?

Ефим Рачевский: Мы стали по-другому относиться к детям. Если в XVIII-XIX веках они рассматривались как ресурсная возможность семьи: лет с трех уже начинали помогать по хозяйству, в поле, в ремесле. Сейчас произошел совершенно крутой поворот. Особенно у российского среднего класса. Детей теперь заводят для "социального" удовольствия. И родители понимают, что ресурсное вложение в ребенка - это гарантия его счастливого будущего: деньги, силы, время, внимание... Экономисты еще в 2005 году посчитали, что если семья вкладывает в ребенка 10 процентов всех ресурсов, то семья, которую создаст уже он, ее благополучие будет на треть выше, чем у семьи его родителей.

Во дворе, где я живу, недавно построили новую детскую спортивную площадку, и я вижу все больше и больше отцов со своими сыновьями, играющими в баскетбол, в футбол. Не отпихивающих ребенка. Это внушает очень оптимистическую надежду, потому что время родителей - это колоссальный ресурс.

В Самарской области в школах целый год преподавали факультатив: "Нравственные основы семейной жизни". А затем провели опрос, и оказалось, что в два раза больше учеников после этих курсов захотели создать многодетную семью. Это еще один новый тренд?

Ефим Рачевский: Я вам дам статистику: в нашей школе 5 тысяч учеников. Пять лет назад 310 были из многодетных семей, а сейчас их число перешагнуло за тысячу. Если когда-то многодетность была признаком, я бы сказал, социального неблагополучия, то сегодня все наоборот. Сейчас первого ребенка женщины рожают не в 18, а в 25-27 лет. И каждый шаг у них просчитан до мелочей. Государство делает ставку на детство. В этом как раз будущее благополучие страны. Поэтому - да, многодетность становится трендом.

Россия. ЦФО > Образование, наука > rg.ru, 21 июля 2020 > № 3457104 Ефим Рачевский

Зачем СМИ ссорят Россию и Белоруссию

разбор мифов об энергетике соседей

Борис Марцинкевич

В мае 2020 года на площадку Белорусской АЭС была доставлена партия ядерного топлива, предназначенная для первой загрузки в первый из энергоблоков. Наступил один из самых ответственных этапов возведения АЭС, идут последние испытания и проверки, напряженно работают специалисты не только Росатома, но и инспекторы белорусского Госатомнадзора. Именно Департамент по ядерной и радиационной безопасности Министерства по чрезвычайным ситуациям (так звучит полное официальное название Госатомнадзора Республики Беларусь) после всех проверок выдаст БелАЭС лицензию на первую загрузку топлива и проведение физического пуска. Если не будут выявлены недочеты, это событие должно произойти уже в августе 2020 года – время до начала работы первого в истории Белоруссии атомного энергоблока можно отсчитывать уже остающимися сутками. Будем надеяться, что этим летом Белоруссия пополнит ряды престижного «мирового атомного клуба», а развитие экономики республики выйдет на совершенно новый технологический уровень.

Фактор БелАЭС

Но в этот раз – не о подробностях того, что происходит на строительной площадке рядом с городом Островцом, в этот раз хотелось бы поразмышлять о том, как выглядят межгосударственные отношения России и Белоруссии. Ведь строительство БелАЭС не является самоцелью ни для Росатома, ни для России, ни для Белоруссии: атомная станция строится для того, чтобы нарастить наше взаимовыгодное сотрудничество – экономическое, научное, технологическое. Сотрудничество в атомной энергетике будет развиваться благополучно только в том случае, если все остальные отношения Москвы и Минска будут и дальше базироваться на договоре о создании Союзного государства. Но уже с самого начала этого года риторика президента Белоруссии Александра Лукашенко в адрес России стала достаточно резкой, он всё чаще вспоминает о неких угрозах для безопасности и независимости своей страны, о давлении, которое Белоруссия испытывает со стороны других государств. Как к этому относиться, почему начало 2020-го года стало неким рубежом, стоит ли беспокоиться по этому поводу?

Многие СМИ без устали публикуют алармистские комментарии политологов и политических комментаторов, считающих, что отношения между двумя самыми близкими славянскими народами со дня на день испортятся окончательно и бесповоротно. Мнение интересное, но как-то не очень ладно с методологией анализа, на основании которого делается такой вывод – во главу угла ставятся человеческие качества политических лидеров, все остальное превращается в нечто вторичное. Но это в корне противоречит незыблемой аксиоме – бытиё определяет сознание, экономика диктует политике. В истории, конечно, есть государства, пытавшиеся и пытающиеся опровергнуть эту аксиому, но результаты таких попыток известны, очередная из них была сделана в 2014 году Украиной. Белорусского лидера можно обвинять во многом, но в отсутствии логики, в отказе от крестьянской осмотрительности и взвешенности – не получится. Поэтому, по нашему глубокому убеждению, анализируя отношения Белоруссии и России, лошадь надо ставить впереди телеги. Белорусская экономика определяет политику, а экономику любой страны определяет энергетика – отрасль, в которой в августе 2020 года Белоруссия ожидает без преувеличения эпохальное событие.

Позволим себе напомнить, что строительство БелАЭС осуществляется на средства межгосударственного кредита, выданного Россией. Объем кредита – 10 млрд долларов, выдан он под 3,1% годовых процентов, началом возврата определен 2023 год. Условия, прямо скажем, весьма щадящие – ставка рефинансирования Центрального Банка России, к примеру, в настоящее время составляет 4,5%, а в тот момент, когда был подписан кредитный договор, она была еще выше. Но ВВП Белоруссии в 2019 году составил 605 млрд долларов, и для ее бюджета ежегодные проценты в размере 310 млн долларов – весьма ощутимая нагрузка. Фразу «А России-то какое дело до белорусских проблем?» можно отправить на свалку истории сразу. Какие действия может предпринять Россия, если Белоруссия «не потянет» этот кредит? Забрать БелАЭС за долги? И что дальше? АЭС производит электроэнергию, а не денежную струю – деньги появляются только в двух случаях: либо при наличии уверенного сбыта электроэнергии, либо в том случае, если у компании, которая владеет АЭС, в собственности и под управлением имеется энергоемкое производство, продукция которого имеет высокую добавленную стоимость и, опять же, уверенный сбыт. По загадочным для нас причинам за все время строительства БелАЭС новых энергоемких производств на территории Белоруссии не появилось – ну, вот не озаботилась этим ни сама Белоруссия, ни Союзное государство. Каким образом тогда прикажете Росатому возвращать инвестиции, даже если обстоятельства сложатся так, что БелАЭС перейдет в его собственность? Поднять тарифы для промышленности и для населения Белоруссии. Абсурд – ничего, кроме обострения отношений это не даст, да и как-то ни разу в своей истории Россия не была замечена в создании трудностей и сложностей для своих союзников, это заморская традиция, а не наша. Не было построено в Белоруссии металлургических предприятий, не были расширены мощности газоперерабатывающего завода в Речице – теперь уже и не важно, по каким именно причинам. Важно, что проблема кредита под строительство БелАЭС касается не только Белоруссии, но и России. Этот факт может нравиться или не нравиться – фактом он от этого быть не перестанет. Пытаться оценить риторику Александра Лукашенко, не держа этот факт в голове – гарантия того, что оценка объективной не будет. Ставим лошадь впереди телеги и начинаем плясать от печки – оценим, каким образом и с какими партнёрами Белоруссия может обеспечить себе надежный и долгосрочный рынок для экспорта «атомной» электроэнергии.

Отношения России и Белоруссии – мифы, легенды и фейки

Комментариев по поводу словесных эскапад Лукашенко в русскоязычном секторе интернета более, чем достаточно, и, пожалуй, не менее 90% из них – негативные. «Белоруссия – захребетник, Лукашенко лицемер, мечтающий и дальше тянуть деньги из российского государственного бюджета». Оставшиеся 10% имеют противоположный характер: «Белоруссия – последнее социалистическое государство в Европе, Лукашенко из последних сил сражается против российских олигархов, Батька – наш президент!». Вполне традиционный подход – или чёрное, или белое, никаких полутонов, масса эмоций и полный отказ от знания предмета обсуждения в деталях с обеих сторон. Нет в Белоруссии социализма, есть существенная доля государства в экономике и усиленное внимание к социальной сфере, но это – государственный капитализм, поскольку никто в этой стране и не думает запрещать частные компании. Нет и «захребетничества» - нефть в Белоруссию поставляло не государство российское, а наши частные нефтяные компании, которые делали и делают это по совсем уж простой причине – им это выгодно, это приносит им прибыль. Контролируемый государством Газпром действительно предоставлял государственным компаниям Белоруссии существенные скидки, но тоже как-то без прибыли в результате экспорта газа не оставался, разве что норма её была не такой, как при поставках в Европу. Вот только, если заглянуть в годовые отчёты Газпрома, то картинка там в среднем год за годов одна и та же – прибыль порядка 230 млрд рублей, а налоговые отчисления – 2,3 триллиона рублей. 95% поступлений от Газпрома в государственный бюджет – не от его прибыли, а от налогов на добычу полезных ископаемых, акцизного, экспортного и далее по списку. Так, простите, каковы истинные причины недовольства приверженцев тезиса «Белоруссия – захребетник»? Надо срочно перевести Белоруссию на такой же режим, как и европейских потребителей, чтобы доходы от дивидендов Газпрома выросли?

А давайте воспользуемся калькулятором – это очень полезный инструмент. Белоруссия от Газпрома получала в среднем 20 млрд кубометров газа в год, скидка в среднем достигала 80 долларов за тысячу кубометров, Газпром не дополучал около 1,6 млрд долларов, государственный бюджет России – 51% от этой суммы (остальные акции Газпрома не находятся в собственности государства). Это – «минус». А каковы были бы последствия введения европейских цен на российский газ для Белоруссии? Не только растущий тариф на электроэнергию и услуги ЖКХ, но и рост себестоимости всей белорусской промышленной продукции, производимой на заводах, где 220 вольт в розетке по делу используются. Это означает снижение конкурентоспособности, что приводит либо к снижению объемов экспорта и производства, либо к необходимости компенсировать эти потери за счет снижения зарплаты персонала и за счет сокращения его численности. Драгоценные приверженцы этой версии, вы действительно хотите, чтобы в Белоруссии росла социальная напряжённость, причиной чему стал бы российский государственный концерн? Тогда проблемой бы стали не сегодняшние маневры Лукашенко и его окружения, а негативное отношение всего населения Белоруссии к России при одновременной активизации выезда белорусов на заработки в Европу. Зарабатывая дополнительные 800 млн долларов в год, Россия в этом случае собственными действиями создала бы ещё один очаг нестабильности на своей границе, причем проблемы бы возникли между двумя славянскими народами и по инициативе именно России. Такая «наглядная агитация» это не только дополнительный козырь всем любителям критиковать Россию – это ещё и практически гарантированное прекращение проекта ЕАЭС, Евро-Азиатского Экономического Союза. Если Россия оказалась бы не способна обеспечить нормальное сотрудничество с Белоруссией, то отношение к этому со стороны Казахстана, Армении и Киргизии спогнозировать несложно, а далее – более: договоры о зонах свободной торговли с Ираном и Вьетнамом, соглашения о торгово-экономическом сотрудничестве ЕАЭС с Китаем, меморандумы о сотрудничестве с Кубой, Камбоджей, Египтом, Израилем, Южной Кореей. Все выстраиваемые Россией интеграционные процессы как попытка реализовать тезис о переходе от однополярного к многополярному мироустройству, как попытка реализации альтернативы глобалистским проектам коллективного Запада – псу под хвост. Восемьсот миллионов долларов в год – точно ценнее всего перечисленного?

Не менее «хромая» логика и у тех, кто рассказывает про «героическую борьбу Лукашенко с коварными российскими олигархами», которые спят и видят, как приватизировать всю экономику Белоруссии, после чего скушать все её население на торжественном обеде. «ЛУКОЙЛ-Белоруссия» перерабатывает на белорусских НПХ давальческую нефть, «ЛУКОЙЛ-Нафтан» производит целую палитру смазок и масел, «Запад-Транснефтепродукт» прокачивает по двум нефтепродуктопроводам продукцию белорусских НПЗ в Европу, владелец Новолипецкого металлургического комбината Владимир Лисин приобрел трубопрокатный завод в Молодечно, агрогруппа «Содружество» супругов Александра и Натальи Луценко достраивает в Сморгони маслоэкстракционный завод – этот список с каждым годом становится всё длиннее и длиннее, а авторы версии про коварство российских «олигархов» - всё дальше от реальности. Интеграционные проекты России и Белоруссии спокойно развиваются, жаловаться можно только на не самый высокий их темп, а мифическая агрессивность крупного российского бизнеса по отношению к Белоруссии существует только в головах, чьи владельцы используют мозговой аппарат облегчённого образца. Они же – авторы ещё одной идеи, о том, что малая страна не имеет возможности оставаться самостоятельной и независимой, поскольку в их оперативной памяти нет места для Швейцарии, Исландии и множества других государств, чей пример нагляден для всех, кто обитает на третьей по счету от Солнца планете, а не где-то в созвездии Альдебарана. Реальный мир куда как более разнообразен, чем попытки примитивизировать его за счет создания совершенно умозрительных «чёрно-белых схем».

В реальном мире Белоруссия для России была и остается частью Союзного государства, а имеющиеся у Белоруссии экономические связи со странами за пределами ЕАЭС – потенциал для развития экономики не только Белоруссии, но и России. А эти связи у Белоруссии, прежде всего – с окружающими её государствами, три из которых входят в состав ЕС и НАТО, а четвёртое и вовсе Украина. Конечно, всем нам хочется, чтобы Белоруссия всегда решительно и жёстко поддерживала Россию на международной арене, и эмоций по поводу того, что официальный Минск не признает независимость Южной Осетии и Абхазии, не признает железобетонный факт окончательного и бесповоротного возвращению в родную гавань Крыма, у каждого из нас хватает. Но такой поведение обеспечивает сбыт продукции российской угольной продукции – в 2019 году Белоруссия нарастила поставки угля на Украину на 800 с лишним процентов, чем обеспечила рабочие места и зарплаты нашему Кузбассу, Ростовской области и, вероятнее всего – двум непризнанным республикам, которые официально всё ещё не вышли из состава Украины. Цинично? Разумеется, но блистающий мир, в котором феи с крылышками пасут на цветочных полянах белоснежных единорогов существует только в сказках и в мифах, на Земле всё совсем иначе.

Лошадь должна стоять впереди телеги

Предлагаем зафиксировать: отношения и взаимовыгодное сотрудничество с Белоруссией для России имеет положительный эффект, мы напрямую заинтересованы в том, чтобы у наших соседей не только сохранялась стабильность, но и шло успешное развитие. Разумеется, мы не имеем права диктовать свои «хотелки» белорусам – у них свои головы на плечах имеются, но это нисколько не мешает нам проанализировать наши отношения и попробовать оценить имеющийся у Белоруссии потенциал для ее развития. При этом мы будем учитывать главный урок, который преподнесла нам пандемия COVID19 – устойчивость экономики обеспечивает не сфера услуг и IT-отрасль, а реальный сектор экономики. Энергетические компании в России, пусть и преодолевая трудности, но продолжали работать всё время карантинных мер: электростанции жужжали, нефть и газ из скважин шли и по трубам журчали, в то время как немалое число барбершопов, кафе, салонов и небольших магазинчиков наказали долго жить. Продержалась крупная промышленность, продолжая обеспечивать работой и зарплатой своих сотрудников – благодаря этому имеет возможность восстанавливаться сектор услуг, то есть режим остается тем же: «Были бы кости, а мясо нарастет». По этой причине всё, что касается сферы торговли и услуг в Белоруссии останется за пределами нашего анализа – в этой республике вполне достаточно экспертов, которые в ней разбираются на профессиональном уровне. Начнем, разумеется, с энергетики, с переработки энергетических ресурсов, с направлениями их экспорта за пределы Белоруссии – как и в любой другой стране, именно это является фундаментом для всего реального сектора экономики. Понимая, что происходит в энергетике Белоруссии, мы сможем куда как объективнее оценивать её экономику и то, как и почему складываются отношения наши с ней политические и общественные отношения. В общем-то, ничего фантастического: лошадь должна стоять впереди телеги, надстройка не должна управлять базисом, только через анализ экономики можно понять происходящее в политике. И, конечно, торопиться мы никуда не будем – разобраться с такой сложной темой подробно в одной статье просто невозможно.

Жёсткая риторика вокруг лёгкой нефти

Соседей у Белоруссии не так много – Литва, Латвия, Украина и Польша. Все четыре государства, как на подбор – специалисты по русофобской политике, их руководители и политики вот уже много лет в первых рядах изобретателей санкций, направленных против России, против российско-европейских энергетических проектов. Но географию и политическую карту не выбирают, для Белоруссии именно этот квартет является единственно возможным рынком сбыта «атомной» электроэнергии. «Детский» вопрос: удастся ли Минску обеспечить себе долгосрочные экспортные энергетические контракты, если Белоруссия будет аккуратно, без сучка и задоринки, выполнять все договоренности по созданию Союзного государства, а Александр Лукашенко и Владимир Путин будут под камерами телевидения демонстрировать полное взаимопонимание и дружеские отношения? И Александр Григорьевич начал практически копировать тексты прибалтийских и польских соседей – про «независимость в опасности», про «Россия вмешивается в наши дела, кое-кто желает нас подчинить», и так далее, и тому подобное. Для того, чтобы все видели, что «слова не расходятся с делами», началась операция с закупками нефти от третьих поставщиков – для демонстрации того, что Белоруссию никак не могут устроить премии российским поставщикам. Мы принялись пересчитывать, насколько дороже обходится нефть белорусским НПЗ, поставленная морем в литовский порт Клайпеда с дальнейшей перевалкой десятками железнодорожных составов.

Но уже к середине июня при внимательном рассмотрении стала отчеёливо видна характерная особенность этих «сторонних поставок». Из Азербайджана в Белоруссию поставляется нефть сорта Azeri light, Саудовская Аравия поставила Arabian light, из Штатов – нефть сорта Bakken, относящаяся опять же к лёгким сортам. Такая нефть не дороже и не дешевле, чем Urals, поставляемый по магистральному нефтепроводу «Дружба» - нефти лёгких сортов «в трубе» нет и никогда не было. Не вдаваясь в подробности, напомним основные особенности первичной переработки нефти на НПЗ. Лёгкие сорта дают повышенный выход бензинов разных марок и керосина, тяжелые сорта – дизельного топлива, мазута и гудрона. Любой НПЗ работает в оптимальном режиме, когда у него имеются и лёгкие, и тяжёлые сорта – такой «микст» обеспечивает максимально широкий ассортимент конечной продукции. С учетом карантинных мер против COVID-19 в Европе возможность оперативно переходить на выпуск тех видов топлива, у которых имеется хоть какой-то сбыт, была еще важнее. Россия поставляла на белорусские НПЗ и свой экспортный легкий сорт Siberian light – железной дорогой из регионов добычи. Белорусские нефтяники от этого были не в восторге – пусть отсутствуют экспортные пошлины, но тариф РЖД он и есть тариф РЖД. Грустным взглядом провожал составы с сибирской нефтью Антон Силуанов, которому так нравится, что в каждом ведре нефти имеется ложечка для российского государственного бюджета. А после 10 апреля 2020 года ситуация перестала нравиться и нашим нефтяным компаниям: в условиях действия соглашения ОПЕК+ по сокращению нефти каждая копейка стала на счету, каждый километр, пройденный добытой нефтью в железнодорожной цистерне, режет прибыль. Мало того, что из Сибири ближе азиатский рынок – с начала 2020 года Китай стал наращивать объемы закупок российской нефти в ущерб поставкам из Саудовской Аравии.

Так что, если объективно, поставки азербайджанской, саудовской, американской нефти в Белоруссию – это тщательное соблюдение Александром Лукашенко интересов именно России. Его закупки нефти у третьих сторон – это дополнительная прибыль нашим нефтяным компаниям, это выплаченные в наш государственный бюджет экспортные пошлины. Кроме того, за всеми этими «громкими скандалами» с Белоруссией, которая коварно покупает нефть лёгких сортов не у России, а у других стран, почти незаметно прошла новость «тихая», но куда как более масштабная, чем эти 180 тысяч тонн нефти через Клайпеду: Россия и Белоруссия согласовали поставки нефти на третий квартал в объеме 5,8 млн тонн. Что называется – почувствуйте разницу, и заодно задумайтесь, для чьих ушей разворачивается «скандал» с пресловутым «отказом от российской нефти». Присмотритесь внимательнее, как выглядят маршруты танкеров с американской нефтью: доставив Bakken в Клайпеду и разгрузившись, они тут же разворачиваются в сторону Усть-Луги или Приморска, чтобы загрузить Urals на обратный рейс. Это тоже работа Белоруссии на экономические интересы России – чуть дешевле фрахт, чуть больше прибыль за Urals, без которого американские НПЗ работать не хотят, да и не могут. Да, в масштабах России эту помощь со стороны республики, которая всё так же остается братской, эта помощь не велика, но во времена глобального кризиса на мировом рынке нефти и она весьма и весьма кстати. Мелочь, но приятно, а принцип действий остается вполне традиционным: слова -отдельно, дела - отдельно.

«Балтийское единство» - быль прошлого тысячелетия

Ещё один нюанс, связанный с морскими поставками нефти для Белоруссии – то, что используется именно порт Клайпеды, именно Литвы. Традиционный взгляд на отношения между собой прибалтийских республик затесался в обиход со времен пресловутой «песенной революции» конца 80-х - начала 90-х прошлого века. Но, если для нас это события прошлого века, то для самих прибалтов это относится вообще к прошлому тысячелетию. Невероятная древность, относятся к ней приблизительно так же, как дохристианским традициям: в памятную дату собраться всем племенем, чтобы посмотреть и послушать, как шаман кружится в темпераментной пляске и гремит в бубен и выкрикивает малопонятные слова. В XXI веке, конечно, это уже не так экзотично – место шамана облюбовали прибалтийские политики, но суть от этого не меняется: ну, было когда-то что-то, к современности это уже никакого отношения не имеет.

В 2009 году в Риге политики Литвы, Латвии и Эстонии подписали тройственный пакт о своих намерениях в энергетической отрасли. Евросоюз на тот момент только-только эмоционально приходил в себя после того, как осенью 2008 года премьер-министр Владимир Путин официально уведомил Еврокомиссию о выходе России из Энергетической хартии Европы и договора к ней. Россия взяла да и отказалась от предоставления европейским компаниям равных прав с российскими на ведение геолого-разведывательных работ и на добычу углеводородов на нашей территории, отказался предоставлять европейским демократизаторам свободный доступ к трубопроводным магистралям. Впопыхах приняв Третий энергопакет и Директиву о ВИЭ, евробюрократы строили планы, каким же это именно образом посущественнее наказать Россию за такую дерзость, и в этот момент прибалтийские политики решили выступить своеобразными «застрельщиками».

Именно тогда, более 10 лет тому назад, они сгенерировали гениальную идею своего выхода из состава энергетического кольца БРЭЛЛ (Белоруссия – Россия – Эстония – Латвия – Литва). К огромному огорчению всего творческого коллектива аналитического онлайн-журнала Геоэнергетика.ru, именно в таком виде эта творческая инициатива продолжает звучать со страниц многочисленных СМИ, её обсуждают две пятилетки обсуждают комментаторы и даже эксперты. Уважаемые дамы и джентльмены – выйти это только полдела, идею нужно проговаривать до ее логического завершения: «Выйти из БРЭЛЛ для того, чтобы…» А что «чтобы»? Есть невероятно нелепый вариант продолжения: «чтобы войти в европейскую энергетическую систему». Но как можно войти в туда, чего вообще не существует? Нет никакой «европейской энергетической системы» - на территории Европы объединенных энергетических систем насчитывается пять штук. Отбросим экзотику вроде объединённых энергосистем Великобритании и Ирландии, важнее две самые крупные из них: NORDELL, в которую входят страны Скандинавии и восточная, островная часть Дании и UCTE, энергосистема Центральной Европы и материковой части Дании. Евросоюз с двумя энергосистемами Дании десятки лет справиться не может, а вот для Прибалтики расстарается – так, что ли? ЕС поступил очень «изящно»: «подарил» прибалтам «новую объединенную энергосистему», назвав ее BALTSO. Красивое название, правда? То, что эта BALTSO физически является просто частью БРЭЛЛ, уже никого в Европе не интересует: «Видим, что ерунда полная, но ведь написано!». Эта самая BALTSO Евросоюзу нужна только для одного – для обеспечения возможности перетоков электроэнергии между NORDELL и UCТE, и это, собственно говоря, уже сделано. Работают два морских кабеля между Эстоний и Финляндией, то есть между BALTSO и NORDELL, имеется морской кабель между Литвой и Швецией – это тоже связь между BALTSO NORDELL. Перетоки осуществляются благодаря построенным в Финляндии и в Швеции вставкам постоянного тока (ВПТ). У любых энергосистем, работающих на переменном токе, есть целый ряд характеристик – не только частота, но еще и активная и реактивная мощность, гармоники второго порядка и так далее. Полная синхронизация двух соседних энергосистем – огромная и чрезвычайно затратная работа, без которой можно обойтись за счет ВПТ. Самое просто описание этого замечательно изобретения, пожалуй, вот такое. «Чёрный ящик», в который поступает электроэнергия из энергосистемы № 1, внутри «чёрного ящика» электрический ток превращают в постоянный, придают ему все характеристики энергосистемы № 2 и отправляют по назначенному маршруту. Ровно так же – для перетоков в обратном направлении. ЛЭП (линия электропередач) между Литвой и Польшей – это связь BALTSO с UCTE и это ВПТ на территории Польши. Задача уже решена, будет ли ЕС масштабировать этот результат в посткоронавирусное время – посмотрим. Да, при всей простоте описания ВПТ – штука чрезвычайно сложная и дорогая. Напомним, что за первые 24 месяца работы энергокабеля Швеция – Литва ВПТ выходила из строя 20 раз, и это при том, что ВПТ была спроектирована и построена не самой последней в мире электроэнергетики компанией, шведской АВВ. Окупается ВПТ при двух условиях -при безаварийной работе и при перетоках не менее 1 млрд кВт*часов в год.

«Тройственный пакт», поведение Литвы и её экзекуция соседями

В 2009 году всё, что имелось у Прибалтики по связям с энергосистемами Европы – финско-эстонские кабели. Именно в 2009 году Таллин, Рига и Вильнюс договорились о том, что два соединения получит Литва, а для Латвии предусматривалось строительство регазификационного терминала под прием СПГ – на побережье рядом с единственным в регионе подземных хранилищем газа «Инчукалнс». Треё сестрам по серьгам – какие бы мы с вами чувства по поводу «идеологии» прибалтийских политиков ни испытывали, тройственный договор имел очень стройную внутреннюю логику. «Инчукалнс» - опорная база для северо-западного региона ЕСГ СССР, Единой системы газоснабжения, от него трубы «разбегаются» во все три республики, то есть инвестировать пришлось бы, помимо самого регазификационного терминала, только в 50-60 км трассу от побережья до ПХГ. В 2014 году Литва в одностороннем порядке послала и этот договор, и Латвию с Эстонией в дальний путь – Даля Грибаускайте приняла решение об аренде регазификационного судна Indenpendence, которое и трудится с той поры в порту Клайпеды, старательно вычищая бюджет Литвы от явно плохо лежащих в нём евро.

Реакция Латвии и Эстонии была исключительно мягкой и дружелюбной: для начала они отказались финансировать строительство магистрали от Клайпеды до «Инчукалнса» (она в проекте ЕСГ СССР не была предусмотрена), после чего проект перестал быть региональным по критериям Еврокомиссии, из-за чего Литва не получила софинансирование из бюджета ЕС. Бюджету Литвы новый газопровод обошелся в 64 млн евро – при масштабах её могучей экономики этот «укол» от северных соседей был весьма чувствительным. Следующий шаг – Литве разрешили хранение регазифицированного СПГ в «Инчукалнсе» на общих, коммерческих основаниях, при этом ни Латвия, ни Эстония добытый Литвой газ покупать и не думали: «молекулы свободы» в нём, конечно, были, но, знаете ли, дороговато. В это же время Латвия подала жалобу в ЕС на Литву по поводу того, что та в одностороннем порядке демонтировала железную дорогу от Мажейкяйского НПЗ до Вентспилса, и Литве пришлось за собственные деньги ее полностью восстановить – процедура стоила 9 млн евро на само восстановление и еще 27,9 млн евро в виде штрафа за самоуправство. Осенью 2019 года были завершены все проверки нового морского газопровода Baltic Interconnector – через Финский залив от Финляндии до Эстонии, эксплуатация начата с 1 января 2020 года. 75% инвестиций в строительство пришли из бюджета ЕС, в результате Финляндия впервые в своей истории получила прямой доступ к ПХГ – разумеется, к «Инчукалнсу» и, разумеется, за счёт все тех же «советских» труб по территории Эстонии и Латвии. И в тот же день, 1 января 2020 года, в ЕС начал функционировать новый региональный газовый рынок в составе Финляндии, Эстонии и Латвии. Литву пригласить «забыли», в ответ на прямой запрос из Вильнюса были выставлены такие финансовые условия, что Литва внезапно поняла, что ей этот проект пока не интересен, она готова подождать до лучших времен. Годовая ёмкость нового регионального газового рынка – от 5 до 8 млрд кубометров, в зависимости от зимней погоды, у Газпрома появился «новый» покупатель, который на фоне Литвы с ее 1,5 млрд кубометров в год смотрится просто «гигантом». Соответственно, вопрос о том, какой из этих двух рынков успешнее сможет бороться за льготы от Газпрома, даже не стоит.

Клайпеда, Вентспилс и нефтяные трубы

Для чего мы всё это столь тщательно расписываем? С совершенно утилитарной целью: перспективы возможного экспорта своей «атомной» электроэнергии Белоруссия имеет возможность связывать не с «Прибалтикой вообще», а с Литвой – отдельно, с Латвией и Эстонией – отдельно, унифицированной позиции от этих трёх стран нет и не предвидится.

С февраля 2020 года Белоруссия получает нефть исключительно через литовскую Клайпеду, и тут – сразу два момента. То, что российские транзитные грузы бегут из прибалтийских портов – известно, совершенно очевидно, что падение грузооборота в портах автоматически вызывает рецессию на прибалтийских железных дорогах. Для России и Белоруссии 180 тысяч тонн нефти в месяц – слону дробина, а вот для Литвы это: 50 железнодорожных составов в месяц, оплата перевалки нефти в Клайпедском порту, оплата временного хранения нефти (между перевалкой из емкостей танкеров до погрузки в железнодорожные цистерны). Для Литвы это очень серьёзно, это шаг в сторону от депрессии. Но есть ещё одна маленькая деталь. 3 апреля 2020 года был запланирован государственный визит президента Белоруссии Александра Лукашенко в Латвию, перенесенный из-за пандемии COVID-19. 30 июня 2020 года Лукашенко поздравил президента Латвии Эгилса Левитса и заодно подтвердил свое намерение посетить Ригу до конца года. Не Вильнюс, а Ригу. Обеспечивая работой Клайпедский порт и литовскую железную дорогу, Белоруссия явным образом рассчитывала на встречное движение со стороны официального Вильнюса, однако истерика Литвы против строительства БелАЭС всё так же не прекращается ни на секунду. А в Риге уже проведены предварительные подсчёты, какие инвестиции может потребовать восстановление магистрального нефтепровода от Новополоцкого НПЗ (нынешнее название – «Нафтан») в Белоруссии до нефтеналивного порта Вентспилс, через который некогда проходило 16 -17 млн тонн нефти в год, но по направлению именно из Новополоцка в Вентспилс. («Полоцк – Вентспилс» был составной частью «Дружбы») А считали проект с обратным направлением – от порта к НПЗ, с восстановлением не работающей с 2002 году самой трубы и строительством новой насосной станции. Если объём закупок Белоруссией нефти легких сортов зафиксируется на достигнутом на сегодня уровне, то речь идёт о 6 млн тонн в год – в этом случае инвестиции составят 100-120 млн евро. Расчёты провела латвийская нефтетранспортная компания с очень сложным латышским названием LatRosTrans, 34% акций которой принадлежат ОАО «Акционерная компания трубопроводного транспорта нефтепродуктов «Транснефтепродукт», на 100% дочерней компании Транснефти.

И нет ни малейшего сомнения, что Лукашенко эти расчёты нравятся, что они обязательно станут одним из предметов его предстоящих переговоров в Риге – уж очень цифры симпатичные. Симпатичны они тем, что при распределении инвестиций в этот проект 50 на 50 Белоруссия заплатит ровно 0 (ноль) евро, столько же долларов и еще столько же – белорусских рублей. В 2010 году LatRosTrans приняла решение слить технологическую нефть из трубопровода «Полоцк – Вентспилс», объяснив это туманными «экологическими соображениями», и действительно слила. На тот момент нефти там было около 150 тысяч тонн и стоила она примерно 50 млн евро. Белорусская сторона, «Полоцктранснефть «Дружба»» такому решению несказанно удивилась и немедленно подала иск против LatRosTrans. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается – выиграть суд белорусская компания смогла только в 2018 году, пройдя через несколько судебных инстанций. Только после того, как в тяжбу активно вмешался МИД Белоруссии, Сенат Верховного суда Латвии отправил иск на повторное рассмотрение, и 14 августа 2018 года окружной суд Латгалии поставил точку в этом деле – LatRosTrans обязан перечислить «Полоцктранснефти «Дружба» 66,8 млн евро. LatRosTrans, само собой, тут же подал жалобу, однако долгосрочный договор об организации поставок нефти из Вентспилса в Полоцк может стать компромиссным вариантом, который устроит и латвийскую, и белорусскую стороны.

Почему? Потому что БелАЭС и потому что БРЭЛЛ. БелАЭС – на последних этапах перед запуском первого энергоблока. А в реализованной схеме БРЭЛЛ не было и нет ЛЭП, соединяющей Белоруссию с Латвией – ну, вот не предусмотрели ее разработчики в начале 70-х годов прошлого века, что в 1991 году на месте Белорусской, Литовской и Латвийской ССР возникнут независимые государства, что между ними пролягут границы и состоятся прочие чудеса. К примеру, такое, как необходимость подписывать межгосударственные торговые соглашения с соответствующими пунктами о том, что и электроэнергией стороны соглашения тоже намерены торговать.

Очевидно, что это уже материал для следующей статьи, а в качестве анонса напомним ещё одну совершенно не секретную информацию: Россия имеет межправительственные соглашения о взаимной торговле электроэнергией с Литвой, с Белоруссией и с Финляндией, а вот с Латвией и с Эстонией таких соглашений нет. Да и не настаивает Россия на подписании таких соглашений – она ведь межгосударственный кредит под строительство БелАЭС выдала, а тут ещё Еврокомиссия в 2019 году настояла на закрытии самых старых энергоблоков Нарвских ГРЭС в Эстонии, и эта страна в одночасье лишилась 25% своей электрогенерации, в то время как ВПТ в Выборге успешно работает с 1999 года. Вот обо всех этих «незаметных мелочах», как и новых электростанциях в Калининградской области – в следующий раз.

Белоруссия. Россия > Электроэнергетика. Нефть, газ, уголь > zavtra.ru, 10 июля 2020 > № 3537893 Борис Марцинкевич

Выступление и ответы на вопросы Министра иностранных дел Российской Федерации С.В.Лаврова в ходе онлайн-сессии «Россия и постковидный мир» в рамках международного форума «Примаковские чтения», Москва, 10 июля 2020 года

Прежде всего выражаю признательность за возможность в очередной раз выступить на «Примаковских чтениях». Это молодая, но одна из наиболее авторитетных дискуссионных площадок по международной проблематике. Жаль, конечно, мы встречаемся не в очном формате в силу коронавирусной инфекции, но современные технологии тем не менее позволяют не ломать график. Я был очень доволен тем, что мои коллеги участвовали в предыдущих заседаниях нынешних «чтений». По-моему, это было полезно, судя по их оценкам.

Не буду говорить о том, какие последствия коронавирус уже принес и еще принесет для всех сфер нашей жизни. Они ощущаются в экономике и в контактах между людьми, начиная от официальных визитов и переговоров, вплоть до гуманитарных, культурных и образовательных обменов. Оценки совпадают прежде всего в том, что возвращение к нормальной жизни займет немало времени. Никто не знает точно, сколько, и никто не знает, какой будет нормальная жизнь. Все сходятся в том, что какие-то изменения неизбежно последуют.

Кстати, упомяну, что и наша система внешнеполитической службы подверглась серьезным испытаниям. В центральном аппарате и в наших представительствах в регионах, подведомственных предприятиях болезнь проявилось, но, слава Богу, в не очень крупных масштабах и не очень серьезно. В некоторых наших загранпредставительствах тоже есть люди, которые испытали на себе последствия пандемии. Все без исключения наши загранучреждения работали над оказанием содействия российским гражданам, оказавшимся за границей в период, когда были закрыты границы. Вместе с другими участниками Оперативного штаба, прежде всего, с Минтрансом, Росавиацией, Роспотребнадзором, Минкомсвязью мы занимались сначала формированием списков. Это очень трудоемкая работа, которая сопряжена с многочисленными ошибками (реже сознательными, но чаще с бессознательными) и с исправлением их. Параллельно с этим шла работа по выплате «суточных» тем, кто оказался в этой ситуации без средств к существованию. Львиная доля этой работы уже проделана, хотя, конечно, еще есть желающие, причем появившиеся буквально в последние дни. Видимо, анализируя обстановку в стране, где они находятся, люди все-таки решают, что с учетом неопределенности перспектив завершения этой эпопеи. Лучше вернуться домой.

Если говорить о других аспектах влияния пандемии на нашу работу, на наши профессиональные обязанности, то инфекция обострила все имевшиеся до ее начала вызовы и угрозы. Они никуда не исчезли, включая международный терроризм. Как вам известно, уже есть спекуляции, что террористы подумывают, как бы им использовать штамм этого вируса, а, может быть, создавать какие-то новые штаммы для того, чтобы достигать своих неблаговидных целей. Наркотики никуда не исчезли, киберпреступность, окружающая среда, климат, но и, конечно, многочисленные конфликты в самых разных регионах мира. На все это накладывается специфика Администрации Д.Трампа и ее линия на сознательный подрыв всех без исключения договорно-правовых механизмов контроля над вооружениями и сотрудничества на международной арене (примеры ЮНЕСКО, ВОЗ, Совета ООН по правам человека и многое другое).

Мы, конечно, за этим всем пристально следим, анализируем. По-прежнему убеждены, что только коллективной работой на основе принципов Устава ООН, уважения прерогатив Совета Безопасности ООН, через мобилизацию объединений, работающих на принципах консенсуса, как «Группа двадцати», упомяну БРИКС, ШОС, объединения на постсоветском пространстве, можно достигать решений, которые будут устойчивыми и будут обеспечивать урегулирование различных кризисов, конфликтов и решение проблем в интересах всех государств именно на основе учета озабоченностей всех и каждого. К сожалению, не все в условиях пандемии готовы действовать сообща, к коллективным шагам и подходам, наблюдаются попытки продвигать узкокорыстные интересы, использовать этот кризис для того, чтобы и дальше «душить» неугодные режимы. Был полностью проигнорирован призыв Генерального секретаря ООН А.Гутерреша и Верховного комиссара ООН по правам человека М.Бачелет о том, чтобы приостановить хотя бы на время пандемии односторонние санкции, которые препятствуют поставке медицинских и прочих гуманитарных товаров, других предметов первой необходимости в соответствующие страны. В этом же ряду, конечно, попытки в разгар пандемии, когда всем нужно думать, как помогать медицинским работникам, врачам, вирусологам, назначать виновных за распространение этой инфекции. Вы все хорошо знаете, что я имею в виду.

Как и 75 лет назад, когда Победу над общим врагом удалось обеспечить только объединившись и приподнявшись над идеологическими в то время разногласиями, нам сейчас так же нужно осознать, что только сообща мы сможем решить эти вопросы. Уверен, что про судьбу ВОЗ еще поговорим. Мы за то, чтобы решать все на основе принципов Устава ООН, который являет собой платформу коллективной безопасности.

Сейчас наши западные коллеги, я уже об этом многократно упоминал, пытаются активно внедрить в дипломатический, политический и практический оборот концепцию «миропорядка, основанного на правилах». Это не международное право, это нечто иное (об этом тоже можем поговорить поподробнее во время дискуссии). Это однозначная попытка вернуть себе то доминирование, которым исторический Запад наслаждался практически полтысячелетия. Это попытка, которая облекается в формы созыва «группы интересов», различных партнерств, куда приглашаются удобные страны, которые либо разделяют попытки односторонних подходов к мировым делам, либо будут податливы на давление и присоединятся к такого рода инициативам. Зовут туда не всех. Тех, кто имеет свой взгляд на вещи и готов его отстаивать, оставляют в стороне. А потом, когда в этом узком кругу сфабрикуют концепцию – по проблеме химического оружия либо это будет попытка создать клуб избранных, которые будут решать, кто виноват в нарушении кибербезопасности – станут «продавать» это как универсально применимые нормы. Это все мы наблюдаем. Это очень серьезные проблемы.

Хотел бы завершить свое вступительное слово. Наша главная цель, по-прежнему, остается в защите национальных интересов, создании максимально благоприятных внешних условий для развития страны. Как вы, наверное, могли обратить внимание, мы предлагаем идеи, которые объединяют. Среди них сейчас наиболее актуальная – это созыв саммита постоянных членов СБ ООН. Работа идет достаточно плотно. Сейчас концентрируемся на содержательной части этого мероприятия, потому что она, конечно же, будет иметь определяющее значение.

Все сложности, которые сейчас проявляются в международных отношениях повышают значение такого рода дискуссий, вообще вклада экспертного сообщества, академических, политических кругов в усилия по анализу ситуации, выстраиванию разумных реалистичных прогнозов. Как здесь не вспомнить ситуационный анализ, который Е.М.Примаков активно внедрил в нашу внешнеполитическую и политологическую жизнь. Мы очень ценим, что участники и организаторы «Примаковских чтений» всегда помогают нам иметь более богатую картину идей, из которых мы выбираем те, которые потом докладываются Президенту для определения нашего курса в той или иной конкретной обстановке.

Вопрос: Пять лет тому назад в глобальном стратегическом прогнозе ИМЭМО мы предположили, что одним из четырех сценариев будущего мирового порядка может стать новая биполярность. Тогда основанием для этой гипотезы была относительная динамика совокупной мощи Китая с США. Пандемия дала многочисленные подтверждения этой гипотезы. Конечно, возникает другая, чем в XX веке, ассиметричная биполярность, когда стратегический паритет – между Россией и США, а экономический – между КНР и США.

Считаете ли Вы, что точка невозврата в конфликте США и КНР пройдена? Обострение этого противостояния, очевидно, не в интересах России. Сможет ли Россия играть роль балансирующей державы в интересах поддержания устойчивости мировой системы, в том числе опираясь на Ваш уникальный опыт в многосторонней дипломатии?

С.В.Лавров: Помню тот прогноз, который вы упомянули. Хотел бы сказать, что, безусловно, за эти пять лет немало изменилось, прежде всего, в плане подтверждения того, что конфронтация, соперничество, противоборство, борьба за лидерство между США и Китаем, конечно же, нарастает. Прежде чем перейти непосредственно к этому биполярному процессу, отмечу, что реальная ситуация в мире в целом гораздо сложнее. Он все-таки становится более полицентричным, чем был. Есть немало игроков, помимо США и Китая, без которых очень трудно продвигать свои интересы, если вдруг та или иная столица решится делать это в одиночку. Думаю, мы еще поговорим о том, какие возможны варианты. Упомяну, что недавно на эту тему высказался в статье Декан факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ С.А.Караганов для журнала «Россия в глобальной политике», который издает Ф.А.Лукьянов.

Понятно, что все многообразие и совокупность политических, экономических, военных, исторических, идеологических факторов, проявляющихся сейчас в многополярном мире, который предсказал Е.М.Примаков, должно учитываться и в нашей практической работе. Именно на этом фоне через эту призму мы оцениваем американо-китайские противоречия. То, что они не существуют в вакууме, подтверждается хотя бы тем, что каждая из сторон стремится заручиться как можно большим числом сторонников своих подходов в том, что касается ВОЗ и любой другой темы, которая так или иначе ассоциируется с Вашингтоном и Пекином как определяющая противоречия в их подходах.

Процесс роста совокупной государственной мощи КНР, конечно же, воспринимается американцами как угроза их претензии на сохранение мирового лидерства несмотря ни на что. Еще в 2017 г. в Стратегии национальной безопасности США Китай, наряду с Россией, был перечислен среди основных угроз. Причем Китаю в 2017 г. впервые был отдан приоритет по сравнению с той угрозой, которую Россия представляет для США.

Россия и Китай прямо были обвинены в стремлении бросить вызов американскому влиянию, ценностям и американскому процветанию. Понятно, что сейчас США ведут борьбу совершенно нечистоплотными приемами. Все это видят и понимают. Выдвигается одностороннее требование, которое учитывает исключительно интересы США. Если следует отказ, то он сразу отвергается как неприемлемый, вводятся санкции. Если предлагается обсудить, то обсуждение очень быстро переходит в ультиматум и завершается теми же санкциями – это торговые войны, тарифы и многое другое.

То, что в январе американцам и китайцам удалось договориться по первой фазе торговых переговоров, и то, что сейчас происходит с этой договоренностью, весьма показательно. Американские власти обвиняют Пекин не только в том, что он оттягивает на себя рабочие места, заполонил рынок товарами, а сам не хочет покупать американскую продукцию, выстраивает проект «Один пояс, один путь», который призван «подмять» под себя все механизмы функционирования мировой экономики, производственной цепочки и так далее, но и вообще в сокрытии информации по коронавирусной инфекции, в кибершпионаже, в истории с «Huawei» (с какой ретивостью американцы заставляют своих союзников и не только отказываться вообще от какого-либо взаимодействия с «Huawei» и прочими цифровыми гигантами и компаниями Китая, происходит вытеснение высокотехнологичных китайских компаний с мировых рынков). Обвиняется в экспансионизме в Южно-Китайском море, проблемах на линии фактического контроля с Индией, в нарушении прав человека; Тибет, Синьцзян-Уйгурский автономный район, проблемы Тайваня и Гонконга. Все это проистекает одновременно. Создается мощная волна «наката», «девятый вал». Надеюсь, конечно, что здравый смысл возобладает и ситуация не пройдет точку невозврата, о которой упомянул А.А.Дынкин.

Мы надеемся на то, что в США есть люди, думающие о том, как быть дальше, когда пройдут все электоральные заботы, с обеспечением уверенности всего мира и надежности для всего мира долларовой системы. Об этом Министр финансов США уже говорит чуть ли не открыто, что надо все-таки остерегаться переходить какую-то грань, за которой от нас просто начнут убегать, говоря, что доллар совсем уже не годится, поскольку им беспардонно злоупотребляют.

Есть, конечно, и надежда на то, что у китайцев такая политическая, дипломатическая внешнеполитическая культура, которая всегда старается избегать острых ситуаций. Но есть и очень тревожные признаки того, что, несмотря на эти ростки надежды, которые нужно лелеять, все чаще американские и китайские официальные лица переходят на личности, причем в очень жесткой форме. Это говорит о высокой степени напряженности и с той, и с другой стороны. И этот градус, конечно, весьма тревожит. Надеюсь, что у наших китайских и американских коллег все-таки есть какие-то еще в запасе дипломатические методы, методы классической дипломатии, когда нужно не оскорблять друг друга публично, не обвинять друг друга во всех грехах, как это делают американцы на каждом углу, а все-таки садиться и признавать, что перед тобой одна из великих держав и нужно все-таки уважать интересы, которые у каждой, не только великой, но у любой державы, у любого государства есть. Мир должен, конечно, стремиться работать на основе поиска баланса этих интересов.

Что касается второго вопроса, что это обострение не в наших интересах. Считаю, что оно никоим образом не отвечает нашим интересам, интересам Евросоюза и других стран. Если брать Евросоюз, то товарооборот Китая с ЕС абсолютно сопоставим с товарооборотом между Китаем и США. Думаю, что также необходимо обратить внимание на те устремления, которые сейчас все чаще озвучиваются в Евросоюзе относительно стратегической автономии не только в военно-политической сфере, в сфере безопасности, но и в торгово-экономической. Кстати, Евросоюз также хочет начать возвращать свои производства и замыкать на себя как можно больше торговых и распределительных цепочек. Здесь он вступает в прямую конкуренцию с американцами. Едва ли он будет во всем поддерживать США, когда они хотят максимально обескровить китайскую экономику путем «перекачивания» всех процессов, которые позволяют активно развиваться, на свою территорию. Здесь много будет шероховатостей, напряженности, столкновений интересов.

В отличие от 2014 г., когда Евросоюз под жесточайшим натиском США ввел антироссийские санкции, сегодня все-таки в ЕС проявляются признаки здорового прагматизма по отношению к нам. Они, в частности, публично объявили о том, что будут пересматривать печально известные «пять принципов» Ф.Могерини, которые были сформулированы несколько лет назад для ведения отношений с Россией, говорят о необходимости обновления подхода так, чтобы он больше отвечал интересам Евросоюза.

Кстати, недавно Высокий представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности Ж.Боррель, говоря про ЕС и Китай, ЕС и Россию, в ответе на вопрос, почему бы не ввести санкции против Китая за Гонконг, права человека, сказал, что санкции – это не тот метод, который нужно применять в отношениях с Китаем. Мы поинтересовались, являются ли санкции, по мнению Ж.Борреля, все-таки тем методом, который можно применять в отношениях с Россией? Наши европейские друзья будут думать. Это непростой вопрос.

Думаю, что мы с Евросоюзом заинтересованы сотрудничать не в ущерб кому бы то ни было. Мы в принципе ни с кем не дружим для того, чтобы организовывать какие-то акции против кого-то третьего. На базе прагматизма, взаимовыгоды. Думаю, что в Брюсселе все-таки будут преодолевать политическую близорукость последнего времени. В рамках обзора российской политики Евросоюза будут уделять больше внимания анализу реальных выгод от развития отношений с Россией, ЕАЭС.

Не вижу каких-либо выгод для России от торговой войны между Вашингтоном и Пекином. Мы не получим выгоды ни в отношениях с Евросоюзом, ни в отношениях с Индией, которые носят традиционно дружественный и неконъюнктурный характер и в которых перемен не предполагаю – у нас провозглашено «особо привилегированное стратегическое партнерство» с этой страной. Не вижу поводов, чтобы наши индийские друзья как-то пожертвовали теми завоеваниями, которые существуют в нашем партнерстве и перспективами, которые оно открывает.

Вопрос: Вы уже затронули российско-американские отношения. Конечно, от их развития зависят международная безопасность и стратегическая стабильность. Складывается достаточно тревожная ситуация в связи с тем, что режим контроля над вооружениями находится в состоянии глубокого кризиса. Вполне возможно, что через полгода прекратит свое существование последний ключевой договор в этой сфере. Причин возникновения этой ситуации достаточно много. Есть и геополитические, и технологические. На мой взгляд, приходится констатировать, что общественное мнение сегодня не оказывает давления на политические элиты в поддержку контроля над вооружениями, как это было в период холодной войны, когда, как мы помним, были массовые демонстрации. Сегодня для общественности приоритетными угрозами стали пандемия, изменение климата, терроризм. Страх перед ядерной войной отступил на задний план. Можно ли переломить эту ситуацию или потребуется новый Карибский кризис для того, чтобы общественность осознала угрозу ядерного конфликта и начала выражать свое мнение?

Мы вместе с коллегами из нашего научного сообщества проводим сейчас очень много видеоконференций с американскими экспертами. Вы говорили, что там есть здравомыслящие люди в США. Можно сказать, что эти конференции дают возможность выработать целый ряд новых предложений, которые могут быть использованы для наших инициатив. Естественно, мы информируем МИД и заместителя Министра иностранных дел Российской Федерации С.А.Рябкова о том, что здесь происходит. Но сейчас следует подумать о том, что необходимы какие-то радикальные действия с нашей стороны, возможно, в связи с саммитом «ядерной пятерки» для того, чтобы создать условия, которые позволили бы не только предотвратить развал режима контроля над вооружениями, но и начать формирование новой системы международной безопасности и стратегической стабильности, подходящей для условий XXI века.

С.В.Лавров: Я согласен с Вами. Ядерные риски в последнее время существенно возросли, ситуация в сфере международной безопасности, стратегической стабильности откровенно деградирует. Причины всем очевидны. США хотят вернуть себе глобальное доминирование и добиться победы в том, что они называют соперничеством великих держав. Они отказываются от термина стратегической стабильности и называют его стратегическим соперничеством. Они хотят победить. Как поется в известной песне: «За ценой не постоим». Они ведут демонтаж всей архитектуры, которая контролировала вооружения, обеспечивая себе свободу в выборе средств давления, в том числе и силового, на геополитических оппонентов и хотят иметь возможность применять эти методы в любом районе земного шара. Это особенно тревожит на фоне доктринальных сдвигов в установках американского военно-политического руководства. Эти сдвиги теперь допускают сценарии ограниченного применения ядерного оружия. Причем интересно, что, как и в случае с другими темами в рамках стратегической стабильности, опять обвиняют нас в том, что это в нашей доктрине заложена возможность ограниченного применения ядерного оружия, эскалация ради деэскалации, эскалация ради победы – совсем недавно они опять комментировали наши доктринальные документы, утверждая, что есть секретные части, в которых все это и написано. Это не так. Мы уже видим целый ряд практических программ в США, которые осуществляются в подкрепление и материализацию этих установок военно-техническими потенциалами. Речь идет о развитии ядерных боезарядов малой мощности. Американские специалисты и официальные лица об этом тоже открыто говорят и рассуждают.

На фоне всего этого нас особенно тревожит двухгодичный отказ американцев переподтвердить основополагающий принцип, постулат о том, что в ядерной войне не может быть победителей и, соответственно, она никогда не должна быть развязана. С ранней осени 2018 года наше предложение, оформленное на бумаге в русле подтверждения того, о чем Народный комиссар по иностранным делам М.М.Литвинов и Президент США Ф.Рузвельт договорились и обменялись нотами, лежит у американской стороны. Мы напоминаем регулярно. Говорят, что они еще рассматривают этот вопрос. Конечно, мы будем продвигать тему недопустимости ядерной войны и невозможности в ней победить в контексте предстоящего саммита «пятерки». Самое главное, чтобы формулировки не были слабее тех, которые содержатся в соответствующих документах между СССР и США. Ослабление этих формулировок показывает нам, что американцы хотели бы размыть безапелляционность и безальтернативность этого принципа.

Насчет того, что Вы оценили ситуацию в гражданском обществе как не вполне уделяющую достаточное внимание этим угрозам – я согласен. Важно привлекать дополнительное внимание к этой проблеме, разъяснять понятным языком существующие риски, потому что технические детали не всегда доступны для понимания и здесь важно, в какой форме преподносится анализ этой проблемы гражданам. Конечно же, надо рассчитывать не только на официальные структуры государства, но и на само гражданское общество, на его оформившуюся, политически активную часть – НПО, академические и экспертные круги.

Поддерживая эту оценку, я в то же время призвал бы не переборщить с продвижением осознания общественностью ядерной угрозы, потому что важно не перегнуть палку и не подыграть тем, кто пытается вообще запретить все ядерное оружие и поднять волну уже в другом направлении. Договор о запрещении ядерного оружия прямо противоречит Договору о нераспространении, создает путаницу, проблемы, так что я уверен, что с профессионально подготовленными людьми, у нас таких больше, чем где бы то ни было, по-моему, можно найти правильный баланс.

Настроения масс, если уж говорить о них, далеко не всегда определяют реальную жизнь. Когда Президент США Д.Трамп избирался, настроения масс во многом поддержали анонсированные им планы, его призыв нормализовать российско-американские отношения. И ничего, массы успокоились. Никто никаких бунтов на эту тему не затевает.

Конечно, важно продолжать прямую работу с ядерными державами, с их руководством. Мы хотим, чтобы возобладали разумные подходы.

Вы упомянули про то, что идут политологические консультации между Вами, вашими коллегами, американскими экспертами. Мы это приветствуем. Тот вклад, те оценки, та информация, которую мы получаем по итогам таких консультаций, всегда учитываются и во многом определяют существо наших подходов, включая ситуации, когда докладываются варианты на рассмотрение руководства, помогая взвесить те или иные сценарии, плюсы и минусы каждого из них.

Подчинять саммит «пятерки» исключительно задачам контроля над вооружениями, разоружения и нераспространения очень хотят США и подыгрывающие им англичане и французы. Китайцы в этом усматривают попытку не мытьем так катаньем продавить идею расширения круга участников переговоров о ядерном оружии. Позицию в отношении многосторонних переговоров Китай излагал неоднократно и четко. Мы уважаем эту позицию. Кстати, американцы мастера передергивать. И из наших выступлений с изложением позиции, из китайских заявлений беспардонно выдергивают только то, что хотят использовать в своей работе. Недавно китайцы сказали, что они готовы присоединиться к переговорам о контроле над ядерными вооружениями, как только США сократят свои арсеналы до размера китайского арсенала. Через день спецпосланник президента США по контролю над вооружениями Маршалл Биллингсли заявил о том, что США приветствуют готовность Китая присоединиться к многосторонним переговорам и приглашают Китай приехать в Вену. В конце июля состоятся очередные консультации на уровне экспертов между Россией и США в развитие встречи заместителя Министра иностранных дел Российской Федерации С.А.Рябкова и спецпосланника президента США по контролю над вооружениями Маршалла Биллингсли в конце июня, когда американцы устроили «цирк» с китайскими флагами. Сейчас американцы опять публично заявляют, что они приглашают Китай приехать в Вену, а перед этим было бы правильно, чтобы Россия встретилась вдвоем с Китаем, объяснила Пекину, что США от него хотят. То, что это невежливо и недипломатично, думаю, никому объяснять не надо. В наших оценках, когда мы говорим, что исходим из того, что Китай сам определяет свою позицию, мы уважаем позицию, которую Китай изложил. Замечу, что американцы на бумагу вообще ничего не положили из того, что они заявляют о необходимости перехода к многостороннему формату. Пускай хотя бы на бумагу положат то, что имеют в виду. Но они категорически не хотят.

Мы будем готовы участвовать в многосторонних переговорах, но, конечно, каждый должен принимать решения сам за себя и добровольно. Только добровольное участие может быть эффективно.

Все оговорки отметаются. «Россия поддерживает наш призыв к началу многосторонних переговоров». Когда мы добавляем, что если многосторонние переговоры начнутся, то считаем необходимым, чтобы там участвовали и Великобритания с Францией, спецпосланник президента США по контролю над вооружениями Маршалл Биллингсли, отвечая на вопрос об участии Парижа и Лондона в многосторонних переговорах, на «голубом глазу» на днях заявил, что это суверенные державы, им самим решать участвовать или нет, США за них решать не будут. А за Китай они будут решать и решают фактически.

Поэтому, зная повадки нынешних переговорщиков, я не сильно оптимистичен в отношении судьбы, в частности, ДСНВ, но все-таки диалог какой-то завязался. С.А.Рябков и Маршалл Биллингсли договорились в рамках процесса, который происходит под их кураторством, создать три рабочие группы. С 27 по 30 июля они проведут в Вене заседание рабочей группы по космосу, по транспарентности в ядерных и оружейных делах и по ядерным доктринам. Посмотрим. Мы никогда не отказываемся от разговора и будем стараться, чтобы он был ориентирован на результат.

Вопрос: Сейчас одним из критических сюжетов российско-американских отношений, прежде всего, в сфере контроля над вооружениями является проблема продления Договора об ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений. Если до февраля следующего года с Вашингтоном не удастся достичь договоренности о продлении этого договора, каковы будут дальнейшие действия России? Если возникает такая пауза в диалоге с Вашингтоном в сфере контроля над вооружениями, если Договор не продляется, что будет с системой контроля над вооружениями и возможны ли тогда в будущем многосторонние форматы, о которых мы сейчас пытаемся рассуждать?

С.В.Лавров: Я исхожу из того, что, судя по всему решение не продлевать этот Договор в США уже принято. Та настойчивость, с которой акцентируется безальтернативность перевода всего разговора в трехстороннюю плоскость, говорит о том, что это уже предрешено. Кроме того, выдвигаются условия о том, что необходимо включить в разговор новейшие российские вооружения, что по большому счету означает «ломиться в открытую дверь». В рамках прежних контактов американцам было сказано, что «Авангард» и «Сармат», когда они будут полностью развернуты, подпадают под ограничения, устанавливаемые Договором до тех пор, пока он существует, разумеется. Что касается остальных систем, то они новые. Они не вписываются в три категории, на которые распространяется СНВ-3, но мы готовы начинать разговор о том, чтобы и вооружения, не являющиеся классическими с точки зрения договора СНВ-3, становились предметом дискуссий, разумеется, в контексте принципиального разговора по всем без исключения вопросам, так или иначе влияющим на стратегическую стабильность. Это и сфера противоракетной обороны, в которой сейчас происходят вещи, полностью перечеркивающие и подтверждающие лживость утверждений, которые в свое время распространялись о том, что это исключительно для купирования ракетной угрозы со стороны Ирана и Северной Кореи. Никто уже даже не пытается про это вспоминать. Все выстраивается исключительно с точки зрения сдерживания России и Китая. Среди других факторов – высокоточное оружие неядерного оснащения, т.н. программа молниеносного глобального удара, заявленные американцами и французами планы вывода оружия в космос, что тоже не скрывается, ситуация вокруг Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний и целый ряд других факторов. Мы готовы обсуждать новые вооружения, но обсуждать не просто ради того, чтобы кому-то сделать приятно и удовлетворить чьи-то инициативы, а для того, чтобы реально понизить угрозу глобальной стабильности и безопасности.

А для этого нужно смотреть на все вещи, которые эти угрозы создают, вынуждая готовить противоядие, как это произошло с нашими гиперзвуковыми вооружениями, разработанными в ответ на глобальное развертывание системы противоракетной обороны США.

Если говорить конкретно про Договор СНВ-3 – нам продление нужно ровно настолько, насколько это нужно американцам. Они сейчас усматривают в наших призывах продлить его на пять лет без предварительных условий какую-то игру. Россия, мол, модернизировала весь ядерный арсенал, а у нас это только-только начинается, нас хотят «стреножить», нам хотят «связать руки». Это абсолютно не так. Нам продление Договора СНВ-3 нужно не больше, чем это нужно американцам. Если они категорически отказываются, мы их уговаривать не будем. Мы знаем, это твердая уверенность и твердое знание, что мы гарантированно обеспечим свою безопасность на длительную перспективу даже в отсутствие этого договора. О том, что мы будем делать в случае истечения срока действия этого договора без какого-либо последующего действия – по-моему, говорить преждевременно, но мы готовы к любому развитию событий, это действительно так. При отказе от продления варианты могут быть различными, но общая направленность, я вас могу заверить, будет на продолжение диалога с США по стратегической проблематике, по новым инструментам контроля над вооружениями в том контексте, о котором я упомянул – в контексте всех фактов, влияющих на стратегическую стабильность.

Что касается многосторонних переговоров: мы еще в 2010 году, когда подписывали Договор СНВ-3, сказали, что с подписанием этого Договора исчерпываются возможности дальнейших сокращений в двустороннем формате и, что, если говорить о дальнейших сокращениях, подчеркну это слово, то придётся учитывать арсеналы и других ядерных держав и уже искать какие-то иные формы дискуссий. Речь идёт о сокращениях. А если о контроле, то я считаю, что двухсторонняя российско-американская дорожка далеко не исчерпана. Поскольку потерять все виды контроля и транспарентности было бы, наверно, неразумно и безответственно перед лицом своих народов, перед лицом народов всего мира. И то, что среди рабочих российско-американских групп, которые сейчас будут встречаться в Вене, есть группа по транспарентности (это широкий термин, который включает меры доверия и верификации), я считаю, это позитивный сигнал.

Вопрос: Страны Евразии рассматривают Россию как центральную опору, которая соединяла бы Европейский союз со странами Азии. Как Вы видите роль России на этом пространстве?

С.В.Лавров: Ситуация на евразийском континенте, конечно, в полной мере испытывает влияние практически всех глобальных факторов. Здесь расположен целый ряд важнейших мировых центров: Китай, Россия, Индия, Евросоюз, если мы говорим о континенте. У каждого из этих игроков в силу разных причин есть основания стремиться проводить независимую от США внешнюю политику. Это относится и к Евросоюзу.

Призывы к стратегической автономии распространяются и на сферу развития как таковую. Да, мы ощущаем в Евразии действия не только тех сил, которые хотели бы «сколачивать» такие блоки по интересам и пытаться внедрять конфронтационные нотки в процессы, но мы здесь всё больше и больше наблюдаем центростремительные тенденции. Имею в виду АСЕАН и ЕС на Востоке и на Западе нашего континента. В центре – Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), Евразийский экономический союз (ЕАЭС). Мы хотели бы на этом пространстве всё-таки продвигать не разделяющие, а объединяющие подходы и углублять трансрегиональное взаимодействие на основе равенства, взаимной выгоды, и, самое главное, осознания очевидных сравнительных преимуществ от объединения всего этого континента через интеграционные структуры, которые были созданы на Западе, на Востоке, в центре, но при уважении каждого из этих объединений и при поиске естественных форм их взаимодействия. На это направлено то, что мы называем большим евразийским партнёрством, инициативу формирования которого В.В.Путин выдвинул на саммите Россия-АСЕАН несколько лет назад в Сочи. Мы считаем, что это вполне реальный план действий.

Замечу в «скобках», что здесь есть тенденции, которые идут в обратном направлении. В основном они продвигаются США через известные т.н. Индо-Тихоокеанские концепции, нацеленные на подрыв центральной системообразующей роли АСЕАН в Азиатско-Тихоокеанском регионе и направлены на то, чтобы попытаться сколотить группу стран, которые будут откровенно, это даже не скрывается, сдерживать Китай в его развитии.

Я бы выступал за поиск точек соприкосновения всех интеграционных процессов. Да, есть китайская концепция «Один пояс, один путь», у ЕАЭС с Китаем есть соглашение, которое предполагает поиск точек соприкосновения, гармонизацию тех проектов, которые в рамках Евразийской интеграции, в рамках китайского проекта будут реализовываться. Конечно, это столкновение экономических интересов в целом ряде случаев, но готовность опираться на международно-правовые принципы, на принципы уважения друг друга и взаимной выгоды позволяет эти экономические интересы примирять через поиск их баланса. Именно так выстраиваются наши отношения с партнёрами в рамках ЕАЭС – Китай, в рамках ШОС и в наших отношениях с АСЕАН. Мы приглашаем, это было сказано многократно, Европейский союз тоже посмотреть, как он мог бы с выгодой для себя и для всех остальных подключиться к освоению нашего общего геополитического, геоэкономического, прежде всего, пространства.

Вопрос: Известно, что регион Ближнего Востока и Северной Африки сегодня остаётся неспокойным. Более того, там всё время появляются какие-то новые линии разлома, остаётся конфликтность, продолжаются конфликты, о которых мы хорошо знаем. Усугубляется гуманитарная ситуация в результате несправедливых санкций Запада против определенной части региона. Углубляются различного рода асимметрии. Каковы сегодня стратегические интересы России в этом регионе? Что мы сегодня там хотим с учетом того постковидного характера эпохи, в которую мы сейчас вступили?

С.В.Лавров: Мы действительно имеем хорошие отношения, наверно, лучшие за всю историю связей между нашей страной, в её различных ипостасях, и этим регионом. Отношения со всеми: с арабскими странами, при всём конфликтном потенциале внутри арабского мира, и с Израилем. Мы будем исходить из необходимости продвигать добрые связи со всеми этими странами и стремиться понимать их проблемы, нужды и учитывать их в наших отношениях не только с конкретной страной, но и в отношениях с теми странами, с которыми этот конкретный партнёр имеет сложности.

В начале меня спрашивали, готова ли Россия играть роль балансира между США и Китаем. Если попросят, если в этом будет интерес, мы не откажемся. У нас налажены контакты и с теми, и с другими. Опыт нашего исторического развития позволяет судить, что потенциал у нас есть.

Если в этом регионе или где-то еще есть интерес в наших посреднических усилиях, мы всегда готовы постараться помочь, но навязываться, конечно, никому не будем. Наш интерес здесь заключается прежде всего в том, чтобы там не было новых военных кризисов, чтобы урегулировать старые кризисы и чтобы регион Ближнего Востока и Северной Африки был зоной мира, стабильности. У нас нет стратегического интереса поддерживать управляемый хаос. Такой интерес есть у некоторых других крупных внерегиональных стран. У нас такого интереса нет. Мы не заинтересованы в том, чтобы сталкивать лбами различные государства региона, чтобы тем самым получать предлог и повод продолжать, даже порой расширять здесь своё военное присутствие. Мы заинтересованы в том, чтобы развивать взаимовыгодные торговые, экономические, инвестиционные и прочие связи с этими государствами. В этом смысле мы не хотим, чтобы какая-либо другая страна в этом регионе повторила судьбу Ливии, которую просто лишили государственности и не знают, как сейчас «склеивать». Поэтому мы будем активно участвовать в том, чтобы возобладал международно-правовой подход, чтобы не было больше никаких пробирок с зубным порошком, которую выдают за «Ви-Икс», чтобы не было больше вранья по поводу наличия оружия массового уничтожения в других странах региона, как это сейчас происходит в отношении Сирии. Стали упоминать и про химическое оружие в Ливии, которое там не до конца кто-то «раскопал». Все эти вымыслы, как они формируются – «секрет Полишинеля».

Мы хотим извлекать экономическую выгоду из наших отношений со странами региона. Для этого, прежде всего, у нас много общего в подходах к проблемам современного мира: международное право, Устав ООН, межцивилизационный диалог, что очень важно, учитывая и мусульманское население Российской Федерации. У наших мусульманских республик очень хорошие связи со странами Персидского залива, с другими странами арабского мира. Мы хотим всё это поддерживать и развивать. Мы не будем извлекать выгоду из продолжающегося здесь хаоса. Но как только ситуация стабилизируется, надежность Российской Федерации как партнёра в экономическом сотрудничестве, сфере военно-технического сотрудничества, в политической сфере всегда обеспечивает нам существенные преимущества.

Вопрос: Мой вопрос связан с недавними изменениями, которые произошли у нас в стране. Обновленная Конституция, которая вступила в силу, содержит теперь такую норму: «Действия (за исключением делимитации, демаркации, редемаркации государственной границы Российской Федерации с сопредельными государствами), направленные на отчуждение части территории Российской Федерации, а также призывы к таким действиям не допускаются». Вполне понятная норма. В связи с этим вопрос: значит ли это, что наши многолетние переговоры с Японией по т.н. «территориальному вопросу» теперь становятся антиконституционными, т.к. противоречат нашему Основному закону? Насколько я помню, к Курильским островам понятия «делимитации» или «демаркации» никогда не применялись. Или я ошибаюсь?

С.В.Лавров: Нет, Вы не ошибаетесь. Наши отношения с Японией базируются на целом ряде договоренностей. Российская Федерация как государство-продолжатель Советского Союза подтвердила в свое время приверженность всем договоренностям, которые заключал СССР. Это неоднократно подтверждал Президент России В.В.Путин. Это касается и Декларации 1956 г., в соответствии с которой мы готовы и обсуждаем с японскими коллегами необходимость заключения мирного договора, причем не в том понимании, как это делается «на утро после последнего выстрела», т.е. прекращения состояния войны (некоторые наши коллеги в Японии хотели бы сделать именно такой договор). Состояние войны между СССР и Японией прекращено той самой Декларацией 1956 г., где записано, что войны больше нет и мы устанавливаем дипломатические отношения. Что еще надо? Поэтому мирный договор, о котором идет речь, должен быть современным, полноценным, отражающим не ситуацию, которая была 60-70 лет назад, а положение дел на сегодняшний день, когда мы убеждены в необходимости развивать с Японией полноценные отношения. Документ должен быть насыщенным, всеобъемлющим: о мире, дружбе, добрососедстве, партнерстве, сотрудничестве, охватывающим все сферы наших отношений, в том числе и экономику, которая двигается, но пока еще далеко не во всех сферах. Не забудем, что со стороны наших японских соседей остаются санкции в отношении Российской Федерации – не такие всеобъемлющие, как по линии США, но остаются.

Договор должен охватывать и проблематику безопасности, учитывая, что Япония является членом очень тесного военного союза с США, а Вашингтон объявил Россию своим по сути дела врагом. Конечно, статьи полноценного договора должны охватывать и наше видение внешнеполитического взаимодействия, где мы пока, упрощенно говоря, голосуем по-разному по любым спорным вопросам, а также гуманитарные, культурные связи и многое другое. Мы предложили концептуальные основы такого договора. Пока наши японские коллеги не откликаются конкретно на такую концепцию.

Безусловно, в основе всего, что должно определять наши дальнейшие отношения, лежит проблема итогов Второй мировой войны. Японские официальные лица многократно заявляли, что признают итоги Второй мировой войны за исключением итогов в отношении южных Курильских островов, или, как они их называют, «северных территорий». Это неправовая позиция. Правовая позиция Японии должна была бы определяться тем фактом, что страна ратифицировала Устав ООН, в котором есть статья 107, гласящая, что все, что было сделано державами-победительницами, не подлежит обсуждению.

Конечно, мы слышим заявления наших японских соседей о том, что они будут готовы заключить мирный договор, как только решат территориальную проблему. Это не то, о чем договаривались. Договаривались сконцентрироваться на заключении мирного договора, как того и требует Декларация 1956 г.

Вопрос: Россия очень часто критикует США за то, что они продвигают в регионах Тихого и Индийского океанов неинклюзивные структуры, которые призваны изолировать неудобные для США государства. Прежде всего имею в виду т.н. «Четырехсторонний диалог по вопросам безопасности» – «Квад» (Quadrilateral Security Dialogue, Quad). Очевидно, что само существование таких форматов ведет к превращению региона из зоны сотрудничества в зону конфронтации. Мы в этом явно не заинтересованы. Но при этом идея «Квад» – при всех ее минусах – судя по всему, находит понимание у стратегических партнеров России, в частности, у Индии. Идут разговоры о «Квад плюс», куда американцы планируют пригласить Вьетнам – еще одного нашего стратегического партнера. Судя по всему, существует потребность в укреплении безопасности в регионе. Может ли Россия предложить в этих условиях альтернативу таким форматам, чтобы не сложилась ситуация, когда два наших стратегических партнера находятся в состоянии формата, призванного сдерживать третьего?

С.В.Лавров: Я уже касался темы появления несколько лет назад Индо-Тихоокеанских концепций, стратегий по формированию, как говорят американские дипломаты, «свободного и открытого» Индо-Тихоокеанского региона. Когда какая-то инициатива сама себя называет свободной и открытой, у меня всегда возникает ощущение, что это немного отдает пиаром, потому что какая же она открытая, если в нее не приглашаются все без исключения страны региона?

Мы спросили в свое время, когда появился термин «Индо-Тихоокеанские стратегии», означает ли это, что теперь речь идет не об Азиатско-Тихоокеанском регионе, контуры которого понятны, – это и АТЭС, в частности, и те механизмы, которые сформировались вокруг АСЕАН (Региональный форум безопасности АСЕАН, Совещание министров обороны АСЕАН и стран-партнеров – очень важный механизм – и, конечно, механизм Восточноазиатских саммитов, которому в этом году исполняется десять лет). Россия присоединилась к нему несколько лет назад, кстати сказать, вместе с США. Это на самом деле открытые, инклюзивные механизмы, куда приглашают всех желающих. Когда мы поинтересовались, почему вместо устоявшегося термина «Азиатско-Тихоокеанский регион» пошли какие-то «Индо-Тихоокеанские стратегии», означает ли это, что географический охват этой концепции шире, чем АТР, и теперь все прибрежные страны Индийского океана будут приглашены, нам ответили «нет». А почему тогда «Индо-»? А Персидский залив, являющийся частью Индийского океана, предполагает подключение к этим процессам? Нам сказали «тоже нет» – слишком много проблем в Персидском заливе, чтобы вовлекать его в эти инициативы.

Если Вы посмотрите на те идеи, которые продвигаются в этом «квартете», как я уже сказал, это мало кто скрывает, они связаны с попытками сдерживать Китай. Наш особо привилегированный стратегический партнер Индия прекрасно это понимает. Индия, продвигая свою многостороннюю многовекторную политику, конечно, заинтересована развивать отношения и с США (а кто не заинтересован?), и с Японией, и с Австралией. Мы тоже в этом заинтересованы. Но Индия не хочет, чтобы ценой извлечения выгод из этого сотрудничества стало бы дальнейшее обострение ее отношений с КНР. У них произошли весьма печальные инциденты на линии фактического соприкосновения, но мы приветствуем, что немедленно состоялись контакты между военными, и они продолжаются. Есть договоренности по деэскалации ситуации. Также прошли контакты между политиками, дипломатами. Мы видим заинтересованность индийской и китайской сторон не допускать ухудшения отношений. Поэтому прежде чем всерьез рассуждать об Индо-Тихоокеанских стратегиях как будущем всего нашего большого региона, нужно ответить на вопрос, чем вызвана эта терминологическая перемена. Если тем, чтобы сделать приятное Индии, поскольку «Индийский» океан, так и скажите.

Есть вещи, которые уже устоялись. Я упомянул разветвленную сеть институтов, механизмов, созданных вокруг АСЕАН. АСЕАН – это группа стран, которые в рамках своей цивилизационной культуры продвигают объединяющие подходы. Все опирается на поиск консенсуса, баланса интересов. И всех десятилетиями абсолютно устраивало развитие отношений именно на этой площадке, вокруг которой сформировались Региональный форум безопасности, Совещания министров обороны, Восточноазиатские саммиты. Есть даже такое выражение «ASEAN-way». Они постоянно подчеркивают, что хотят вести дела по-асеановски. Это означает ни в коем случае не искать конфронтации, не затевать каких-то проектов, которые будут создавать проблемы в отношении другого участника процесса. К сожалению, Индо-Тихоокеанские стратегии, по крайней мере, как они замышлялись, преследуют другую цель.

В начале нашей беседы я перечислял те претензии, которые США выдвигают в адрес КНР ультимативно, достаточно жестко. Этот механизм тоже хотят использовать для того, чтобы оказывать и усиливать давление. Мы не видим в этом ничего позитивного. Любые проблемы нужно решать миром, через переговоры. Повторю еще раз, площадка, которую предоставляют асеановцы, идеально подходит для того, чтобы каждый участник обсуждал свои возможные проблемы с любым другим участником без полемики, не нагнетая напряженность. Мы с АСЕАН (я уже говорил о ЕАЭС, ШОС) активно «наводим мосты», секретариаты этих организаций уже подписали между собой соответствующие меморандумы. Будем продвигать центральную, системообразующую роль АСЕАН в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Если Индо-Тихоокеанские стратегии будут сделаны более понятными, если мы убедимся, что они эволюционируют в сторону присоединения к этим возглавляемым АСЕАН процессам, а не пытаются подорвать эту роль и перенацелить весь диалог в этом регионе на сдерживание Китая или кого бы то ни было еще, будем только приветствовать. Но пока мы этого не видим.

Вопрос: Неделю назад был опрос экспертов после того, как американцы обвинили российскую военную разведку ГРУ в подкупе талибов на предмет того, чтобы они убивали американских военнослужащих в Афганистане. Все эксперты сходятся во внутриамериканских, прежде всего внутриполитических причинах того, что происходит. Ваш подчиненный, спецпредставитель Президента России по Афганистану З.Н.Кабулов еще заметил, что, по его мнению, одна из существующих в США фракций выступает против вывода американских войск из Афганистана из-за того, что американские военные спецслужбисты здорово вовлечены в наркоторговлю в последние годы. Еще не представлялась возможность задать вопрос Вам по поводу этой ситуации. Как Вам вся эта «катавасия»?

С.В.Лавров: Мы уже реагировали на шумиху, которую раздули в США вокруг спекуляций по поводу связи российской стороны с талибами, которых мы якобы побуждали за деньги воевать против американских военнослужащих и объявляли чуть ли не какие-то призовые за голову каждого. Я лишь могу подтвердить, что все это зиждется на очень недобросовестных спекуляциях. Никаких конкретных фактов представлено не было. Более того, ответственные сотрудники Администрации Президента США, включая Министра обороны, заявили о том, что им неизвестно о такого рода фактах.

Все это опять вписано, как будто специально для этого все и создавалось (судя по всему, так оно и есть), во внутриполитическую борьбу накануне выборов. Опять опозорить Администрацию, дискредитировать все, что она делает, особенно на российском направлении. Повторю, фактов нет. Хотя факты были в конце 70-х и 80-е годы, когда американская Администрация не скрывала, что они поставляют «стингеры» и прочее оружие моджахедам, из которого велся огонь по советским солдатам.

Повторю, мы заинтересованы в том, чтобы в Афганистане Россия и США извлекли уроки из опыта, накопленного в этой многострадальной стране, и вместе с другими государствами, способными помочь успокоить ситуацию, прежде всего с Китаем, Ираном и Пакистаном, остальными соседями Афганистана помогли завязать национальный диалог. Мы этим активно занимаемся.

Что касается США, то в рамках этого политического процесса мы поддерживаем договоренности, которые продвигают США в диалоге с талибами и правительством. Мы по своим каналам оказываем содействие в том, чтобы эти договоренности состоялись. Есть консультативный механизм Россия-США-Китай, к которому подключается Пакистан и приглашается Иран, но пока еще этим приглашением не воспользовался по причине проблем в отношениях с США и тех действий, которые США развязали против Ирана по всему миру. Этот консультативный механизм помогает сотрудничать и определять конкретные направления, по которым можно посылать сигнал той или иной стороне. Это делается в рамках логики, которую задал т.н. Московский формат, где присутствуют все без исключения соседи Афганистана, США, Россия, Китай. Он абсолютно оптимален.

Насчет того, что было сказано по поводу наркотиков в Афганистане и возможной причастности к наркобизнесу американских военнослужащих. Мы неоднократно получали сообщения, в том числе через СМИ, о том, что в Афганистане организована контрабанда опиатов в другие страны, за границу, в том числе в Европу, с использованием, как сообщается, военной авиации натовской коалиции. Афганские губернаторы соответствующих провинций многократно заявляли о продолжающихся полетах вертолетов без опознавательных знаков, а в Афганистане все небо контролируется натовской коалицией. Были и другие сообщения о том, что осуществляется контрабанда опиатов в иных формах.

Естественно, такую информацию мы на 100% перепроверить не можем, но она слишком регулярно поступает, чтобы мы ее игнорировали. Если военная авиация использовалась над Афганистаном (это могла быть, как я уже сказал, только авиация НАТО), конечно, осуществлять такие полеты могли только военнослужащие или сотрудники специальных служб. Эти обстоятельства требуют разбирательства, в первую очередь, в самих США. У них есть компетентные органы, которые, наверное, следят за тем, как выполняются законы страны. Во-вторых, разбирательства нужны и в стране пребывания воинских контингентов – в Афганистане. Об этом З.Н.Кабулов и говорил. Кстати, если просто брать уже абсолютно достоверные факты, то за почти 20 лет пребывания США и других участников коалиции в Афганистане поток наркотиков из этой страны за границу, в том числе в Европу, на наши соседние территории и в Россию, увеличился в разы. Ни США, ни другие члены НАТО в рамках этой коалиции не ведут какой-либо значимой борьбы с афганским наркопроизводством. Кстати, Генеральный инспектор США по Афганистану Дж.Сопко недавно в своем докладе отмечал, что плантации мака соседствуют прямо с военными базами НАТО. Это же тоже факт. Наверное, это не очень правильно с точки зрения позиции США по борьбе с наркобизнесом.

Мы регулярно привлекали внимание и в СБ ООН, когда заслушивали доклады о работе натовской коалиции в Афганистане, и по двусторонним каналам, призывая наших партнеров бороться с наркоиндустрией. Они заявляли, что это не входит в мандат миссии НАТО – в него входит только борьба с терроризмом. То, что наркоиндустрия напрямую финансирует терроризм и является наиболее важным источником финансирования террористических организаций, это общеизвестный факт. Делайте выводы. Повторю, мы серьезно относимся к этой проблеме.

Вопрос: Через несколько часов после этой сессии «Примаковских чтений» в 10.00 по Нью-Йорку начнется внеочередная Генассамблея ООН, посвященная борьбе с пандемией. Эта сессия собирается по инициативе Движения неприсоединения (ДН). Как Вы оцениваете значение этой сессии? Кто будет представлять Россию? Не считаете ли Вы, что ООН запоздала с реакцией на пандемию? Как Вы оцениваете роль и место Движения неприсоединения в современных условиях?

С.В.Лавров: Мы, конечно же, знаем, что по инициативе Движения неприсоединения (его в этом году возглавляет Азербайджан) будет созвана специальная сессия ГА ООН по тематике COVID-19. Она состоится чуть позже. Сегодня, 10 июля, начинается только процедурное оформление тех правил, которыми будут руководствоваться при созыве сессии, поскольку в условиях коронавирусной инфекции все мероприятия, созываемые в непривычном дистанционном формате, подлежат согласованию с точки зрения организационно-процедурных моментов. Сегодня будет обсуждаться только это. Дата созыва специальной сессии пока еще не обозначена.

Не думаю, что мы имеем основания называть ООН нерасторопной, запоздавшей с реакцией на вызовы коронавирусной инфекции. Если говорить о ГА ООН, то она дважды собиралась, это было достаточно давно, на раннем этапе этой ситуации. Было принято две резолюции, посвященные задачам международного сообщества в борьбе с коронавирусом. Совсем недавно СБ ООН принял резолюцию по COVID-19. Мы долго не могли это сделать, поскольку американцы категорически не хотели отмечать роль Всемирной организации здравоохранения в этом документе. В итоге нашли слова, позволившие и отметить эту роль, и обеспечить консенсусное принятие.

Не забудем, что Всемирная ассамблея здравоохранения, кстати сказать, с участием американцев, в мае с.г. собиралась на специальную сессию. ВАЗ приняла резолюцию, поддержанную американцами, в которой роль ВОЗ была объективно отражена. На этой же сессии договорились, что, как только пандемия и все основные программы завершатся, будет проведена международная оценка тех уроков, которые мы извлекаем из деятельности ВОЗ на этом направлении. Но без того, чтобы на кого-то показывать пальцем. Объективная научная оценка независимых профессионалов.

Конечно, Движение неприсоединения, согласен с Вами, наш близкий партнер. Мы являемся страной-гостем, которую регулярно приглашают на саммиты ДН в этом качестве и на министерские заседания. Эта структура создавалась в совершенно другом историческом контексте, в разгар «холодной войны», когда развивающиеся страны, образовавшие это Движение, хотели подчеркнуть принцип нейтральности по отношению к двум военным блокам. Тем не менее Движение неприсоединения и после «холодной войны» остается весомым фактором международной политики. Думаю, что это правильно, поскольку попытки опять «сколотить» некие блоки (мы об этом сегодня частично уже говорили) продолжаются. Очень важно, чтобы эта нейтральность, неангажированность, нацеленность на продвижение принципов международного права сохранялась в основе деятельности ДН. Кстати, в октябре 2019 г. в Баку состоялся очередной саммит ДН. Мы там присутствовали в качестве гостя. Были согласованы важные совместные заявления, в том числе подтверждение позиции в пользу укрепления многополярности на международной арене, уважения принципов Устава ООН. Также были приняты заявления ДН в поддержку Палестины и Боливии – в тот период это были весьма актуальные темы. Мы заинтересованы в том, чтобы наш статус в ДН позволял активно работать над вопросами, представляющими совместный интерес.

Вопрос: На переговорах по Минским соглашениям о разработке в кратчайшие сроки изменений в Конституцию Украины, связанных с особым статусом Донбассом, были ультимативные требования Д.Н.Козака? Если да, то почему требование стало жестким только сейчас, когда Минским соглашениям пять лет?

С.В.Лавров: Никаких требований и ультиматумов не выдвигалось. В формате «нормандских» советников, помощников четырех лидеров, в рамках участия российской стороны в работе Контактной группы, где мы совместно с ОБСЕ стремимся обеспечить тот самый прямой диалог, который Киев обязан вести с Донецком и Луганском, в принципиальном, концептуальном плане мы добиваемся только одного – просим наших украинских соседей подтвердить полную приверженность Минским договоренностям, как они были написаны, подписаны и одобрены СБ ООН. Когда нам говорят, что Киев привержен Минским договоренностям, но сначала нужно «забрать» границу на всей ее протяженности под контроль украинской армии и пограничников, это не Минские договоренности. Это введение в заблуждение своего населения, причем сознательное. Когда говорят, причем устами высшего руководства Украины, что Минские договоренности нужно сохранить, т.к. они являются причиной сохранения санкций против России, мы хотим знать – если это главный интерес Украины в отношении Минских договоренностей, пускай тогда нам объяснят, зачем она подписывала эти договоренности и сохраняется ли ее приверженность всему тому, что там действительно записано, а не этой совершенно искусственной и неадекватной связке с санкционной политикой. В неадекватности этой связки убеждается уже большинство членов самого ЕС. Это принципиальный подход. Я говорил с министрами иностранных дел Франции и Германии, Д.Н.Козак разговаривал со своими коллегами. Мы хотим, чтобы французы и немцы как участники «нормандского формата» все-таки тоже высказались на эту тему. Мы ежедневно слышим из Киева официальные заявления, которые просто разрушают все договоренности, закрепленные СБ ООН по итогам Минска.

При всем при том мы ведем прагматичный разговор с тем, чтобы согласовать конкретные шаги по продвижению по всем аспектам Минского документа: по вопросам безопасности, социально-экономическим, гуманитарным и политическим темам. На недавней весьма продуктивной встрече помощников лидеров государств «нормандского формата» в Берлине был достигнут ряд договоренностей в том, что касается очередной фазы обмена удерживаемыми лицами, достижения договоренностей в Контактной группе о вопросах безопасности, включая согласование текстов приказов, которые должны быть приняты воюющими сторонами (Киевом, Донецком и Луганском), с подробным изложением тех действий, которые будут запрещены этими приказами. Это было согласовано. Третий согласованный момент из политической повестки дня – представление Украиной своего видения документа, который будет содержать поправки в Конституцию для целей отражения особого статуса этих районов Донбасса в полном соответствии с Минскими договоренностями.

По всем этим трем направлениям были достигнуты понимания, эти понимания должны были быть формализованы в решениях Контактной группы, которая на днях закончилась. По всем трем договоренностям украинская делегация в Минске дезавуировала все то, что было согласовано в Берлине. Мы обратили на это внимание. Заместитель Руководителя Администрации Президента Российской Федерации Д.Н.Козак направил соответствующее послание своим коллегам. Поэтому здесь нет никакой неожиданности. Мы всегда выступали за то, чтобы Минские договоренности выполнялись во всей их полноте и во всей последовательности действий, которые там прописаны. И у нас нет, как говорится, недостатка в терпении, но терпение помогает, когда есть концептуальная ясность, а пока концептуальная ясность о том, как Администрация Президента Украины В.А.Зеленского, который пришел к власти на лозунге быстрого мира на Донбассе, относится к тем действиям, которые нужно предпринять, выполняя Минские договоренности, отсутствует.

Вопрос: Бывший советник по нацбезопасности Президента США Д.Болтон в мемуарах пишет о недовольстве Президента США Д.Трампа санкциями по Солсбери и Сирии. Поступали ли Вам такие сигналы? Сохраняется ли договоренность с США об обмене визитами на высшем уровне? Рассматривается ли участие России в расширенном формате «Группы семи»?

С.В.Лавров: Я не читал сами мемуары Дж.Болтона, но читал описание отдельных сюжетов, которые вошли в эту книгу. Понятно, что у Дж.Болтона свой собственный взгляд на российско-американские отношения, как и на американскую миссию в мире в целом, и на то, как Америка должна относиться к миропорядку, каким он должен быть. Наверное, как и любая книга, которую замышляет автор (а в США практически любой человек, прослужив год-полтора-два на государственной должности, уже пишет свою книгу), должна хорошо продаваться, для этого нужно вызвать какой-то интерес у читателей, «горячие» темы, наверное, помогают это сделать. Я оставляю это на совести Дж.Болтона: и подачу материала, и в целом раскрытие в тексте неких пикантных чувствительных подробностей. Оставляю на его совести и явные приукрашивания действий Вашингтона в той или иной ситуации.

Никто договоренности об обмене визитами на высшем уровне и не заключал. Потому что договоренность о визите означает конкретную дату, город, географическое название той местности, где этот визит будет. Но никто и не отказывается от визитов. У нас нет недостатка в желании работать с американцами на всех уровнях, и у Президента Российской Федерации В.В.Путина хороший контакт с Президентом США Д.Трампом. И я периодически общаюсь с Госсекретарем США М.Помпео. И на уровне наших заместителей тоже идет диалог. Так что никаких препятствий, если будет интерес с американской стороны, мы не видим. Мы не хотим, чтобы наши отношения с США воспринимались лишь как какой-то придаток предвыборной борьбы и тех достаточно жестких действий, которые накануне американских выборов предпринимают по отношению друг к другу.

Что касается «Группы семи», мы, по-моему, уже все сказали на эту тему. Была «Большая восьмерка», в которой Россия полноправно участвовала. Она не собралась в 2014 г. не по нашей инициативе, наши партнеры — Европа, Северная Америка, Япония — решили не участвовать в этом мероприятии. Это их выбор. Президент Российской Федерации В.В.Путин в одном из своих комментариев сказал, что мы по-прежнему будем рады принять всю «Большую восьмерку» в Российской Федерации. Если наши коллеги не хотят, насильно мил не будешь.

Что касается «Большой семерки», то перечень стран, которых упомянул Президент США Д.Трамп в качестве потенциальных приглашенных на предстоящий в США саммит, наверное, отражает понимание того, что «Группа семи» одна уже ничего решать не может. Но и с теми странами, которые были названы, едва ли ситуация коренным образом изменится, потому что не все представлены в том списке, который был озвучен. Мы убеждены, что без КНР серьезные вопросы в мировой экономике, в мировых финансах едва ли будут решаться эффективно. Наверное, очевидно, что именно эти причины — необходимость вовлечь главных игроков на мировых финансовых, экономических, товарных рынках, главных участников мирового хозяйства — стали основой возобновления и перевода на высший уровень деятельности «Группы двадцати». Это инклюзивный механизм, который работает на основе консенсуса, на принципах равноправия. Считаем, что, если говорить о сути тех проблем, с которыми экономика сталкивается, а не об их использовании во внешнеполитической полемике или какой-то иной риторике, то «Группа двадцати», конечно же, это очевидный формат, нуждающийся в том, чтобы его сохранять, всячески поощрять и активно использовать.

Вопрос: В России всегда говорят, что готовы работать с любым президентом, которого выберет американский народ. Могли бы Вы дать оценку возможного развития российско-американских отношений в случае победы бывшего вице-президента США Дж.Байдена? Оправдано ли, на Ваш взгляд, ожидание ряда экспертов относительно того, что он может пересмотреть некоторые невыгодные для России решения Президента США Д.Трампа, скажем, о выходе из ДРСМД и из Договора по открытому небу?

С.В.Лавров: У нас не принято комментировать избирательную кампанию, этим занимаются средства массовой информации, так происходит во всех странах. Избирательная кампания в США вызывает повышенный интерес во всем мире, это тоже понятно, но на официальном уровне мы исходим, и это абсолютно правильно, из того, что выбор главы государства — это выбор американского народа, внутреннее дело США.

Если говорить о том, как тот или иной исход выборов может аукнуться для российско-американских отношений, если абстрактно совершенно рассуждать, есть комментарии некоторых экспертов, которые отмечают, как это повлияет и на разоруженческие переговоры. Есть мнение, наверное, обоснованное какими-то фактами, что демократы в меньшей степени, чем республиканцы, настроены на слом всех договоренностей в сфере стратегической стабильности, разоруженческих договоренностей, которые были накоплены за прошедшие десятилетия. Но мы также помним, что при администрации бывшего Президента США Б.Обамы, который демократ, была инициирована крупнейшая антироссийская кампания, многие элементы которой, включая вопрос т.н. санкций, теперь являются элементом двухпартийного консенсуса. Не буду гадать, ситуация непредсказуемая. Повторю еще раз, пускай решает американский народ.

Бюро по демократии и правам человека ОБСЕ, которое отвечает в том числе и за мониторинг выборов, осуществило первый такой мониторинг дистанционно и распространило доклад, на днях представленный в Постоянном совете ОБСЕ, где немало претензий высказано к тому, как в принципе организованы выборные процессы в соответствии с американскими законами. Не буду вдаваться в детали, доклад имеется в наличии, можно с ним ознакомиться. Но там, в частности, упомянуто, что, как минимум, более двух миллионов граждан США по разным причинам лишены права голосовать, которое им должно принадлежать по закону. Что особо интересно, отмечен, так сказать, «врожденный дефект» американского избирательного законодательства, который заключается в двухступенчатости избирательного процесса. Сначала избирают выборщиков, потом выборщики избирают уже президента. Также отмечено, что нарезка округов – неравноправная по отношению к различным этническим группам. Весьма интересное наблюдение со стороны ОБСЕ. Мы давно об этом говорили. Помню еще, когда К.Райс была Госсекретарем США, и она в очередной раз где-то стала выдвигать претензии, жаловаться на выборы, которые у нас состоялись, я в ответ ей сказал, что если есть конкретные претензии, у нас есть международные наблюдатели, национальные наблюдатели и многое другое, и все это будет проанализировано, и не преминул напомнить ей, что в США можно получить прямых голосов избирателей больше, а из-за нарезки округов, из-за системы выборщиков избирают президентом другого человека. Это напомнило о ситуации 2000 года, когда долго пересчитывали голоса во Флориде и в итоге по решению Верховного суда прекратили этот пересчет, и Дж.Буш младший стал Президентом США, а А.Гор признал, что он смирился. Мне К.Райс тогда сказала, что они знают, что это является проблемой, но это их проблемы, и они с ними сами разберутся. Наверное, они так и на доклад ОБСЕ отреагируют.

Что касается перспектив и проекции того или иного результата на договоры, включая и Договор об открытом небе, то США по нынешнему графику в соответствии с объявленным решением о выходе должны прекратить свое участие в договоре 22 ноября, т.е. через две с половиной недели после выборов. И кто бы ни стал президентом, новая администрация приступает к своим обязанностям 20 января. Поэтому едва ли это решение будет пересмотрено в такой ситуации, если договор истечет. Если новая администрация, демократическая или республиканская, решит вернуться в этот договор, переговоры придется начинать с нуля. Поэтому на чрезвычайной конференции сторон Договора об открытом небе, которая 6 июля с.г. состоялась в режиме онлайн, мы призвали всех остающихся участников Договора, чтобы они постарались его сохранить. Мы готовы к тому, чтобы он продолжал функционировать, но окончательное решение, оставаться нам в нем или нет, будем принимать после того, как взвесим все последствия решения о выходе США, которое уже, по-моему, изменению не подлежит. Оно окончательное и бесповоротное, как мы убеждаемся. Это подтверждается и тем, что произошло с Договором о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Тоже было объявлено, затем последовали попытки уговоров, это ни к чему не привело.

Но вернусь к тому, что я сказал, отвечая на один из предыдущих вопросов. Мы готовы к ситуации, когда в результате последовательной линии США на разрушение всех этих договоренностей ничего не останется в области контроля над вооружениями, но мы готовы и к тому, не то чтобы начинать с чистого листа, но чтобы продолжать контакты с американцами по всем проблемам стратегической стабильности. Уверен, что это будет поддержано всеми остальными членами мирового сообщества. При этом мы будем оставлять дверь открытой и к многосторонним переговорам, которые, повторю, конечно, должны опираться на общее понимание, на добровольность участия в этих переговорах и на то, чтобы состав участников был сбалансирован.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 10 июля 2020 > № 3450933 Сергей Лавров

Интервью Посла России во Вьетнаме К. В. Внукова "Вьетнамскому информационному агентству" в день общероссийского голосования по вопросу одобрения изменений в Конституцию Российской Федерации

Вопрос: Господин Посол, не могли бы Вы рассказать об истории современной Конституции Российской Федерации, а также о поправках, которые вынесены на голосование?

Ответ: Наша Конституция была принята на всенародном референдуме в 1993 году, то есть весь народ проголосовал за эту Конституцию. Объективно говоря, на тот момент и сегодня наша нынешняя Конституция является одним из самых современных основных законов, если сравнивать с другими странами.

Вместе с тем необходимо вспомнить, что 30 лет назад наша страна переживала достаточно тяжелый период: был и экономический, и политический кризис. За прошедшие три десятилетия произошло очень много перемен не только в мире, но и в жизни российского государства, и нашего народа. Изменилась ситуация и в экономике, а также в общественной и политической жизни. На сегодняшний момент ситуация в стране стабильная, и сейчас идет речь не о том, чтобы перекраивать этот документ, а вносить новые дополнения и изменения, которые отражают современные тенденции и сегодняшнюю реальность.

В течение нескольких месяцев после того, как наш президент поставил задачу узнать мнение народа относительно возможных изменений и дополнений в Конституцию, проделана очень большая работа. На сегодняшний момент предлагается 206 различных поправок в основной закон. Они затрагивают широкий спектр как политических вопросов государственного устройства и более четкого распределения полномочий между всеми ветвями власти, так и огромный блок, касающийся защиты интересов широких слоев населения, особенно пострадавших в последние несколько месяцев от пандемии коронавирусной инфекции.

Здесь также нельзя не упомянуть о том, что многие наши представители неправительственных, общественных и молодежных организаций выдвинули много ценных предложений, которые затем были суммированы и предложены на сегодняшнее голосование.

Эти изменения и дополнения в Конституцию вступят в силу сразу же после объявления результатов голосования, если они будут поддержаны большей частью населения России.

Вопрос: Расскажите, пожалуйста, почему Россия рассматривает поправки в Конституцию именно сейчас?

Ответ: Сегодняшняя социальная и экономическая ситуация, связанная с пандемией коронавируса в мире, а также насущные требования настоящего и будущего – вот причины приятия решения о внесении изменений в нашу Конституцию.

В случае принятия всех изменений в Конституцию, следующим этапом будет принятие целой серии законов, которые будут касаться конкретных вопросов. Законы должны работать. Поскольку некоторые законы не отвечают современным реалиям, поэтому они не всегда работают.

Поэтому я считаю, что в этом и следующем году, произойдут очень серьезные изменения как в законодательной базе, так и в жизни нашего общества.

Вопрос: Какие поправки, с Вашей точки зрения, являются основными?

Ответ: Как я уже сказал, рассматривается целый блок важных вопросов, которые касаются нашей политической системы, в том числе более четкого распределения функций между ветвями власти, аппарата президента, нашего парламента (Государственной Думы и Совета Федерации), а также оздоровления и осовременивания судебной системы для защиты прав граждан.

Я думаю, что Вьетнаму будет понятна постановка еще одного важного блока вопросов, которые касаются защиты суверенитета и территориальной целостности Российской Федерации. Это будут, как вы понимаете, очень серьезные гарантии того, что ни пяди российской земли никому передано не будет.

Для россиян также очень важны дополнения и изменения, касающиеся защиты русского языка как основного языка, поскольку у нас в стране насчитывается порядка 200 национальностей и народностей, у каждой из которых есть свой язык, однако объединяющим языком, конечно, является русский.

Защита нашей культуры, наших духовных и семейных ценностей также будет отражена в Конституции, в частности есть такое положение, если естественно оно будет одобрено, о том, что браком, составляющим основу нашего общества, является брак мужчины и женщины. В других странах, как вы знаете, ситуация очень своеобразная, однако в российской духовной культуре и наших семейных ценностях мы считаем, что это следует закрепить в Конституции.

Все эти вопросы были выдвинуты самими гражданами в ходе предварительного обсуждения, в том числе и общественными организациями, и получили поддержку. Мы вскоре узнаем о результатах этого голосования.

Также повышаются требования ко всем структурам власти, и прежде всего к Президенту. Например, выдвигаются новые требования о том, что, он должен быть гражданином России, не иметь никакого другого гражданства или вида на жительство и проживать в России не менее 25 лет (раньше было 10).

Следующее требование к президенту – он не должен занимать эту высшую должность в нашей стране более двух раз. Очень важно, что новые требования предъявляются и большие полномочия даются нашим законодательным органам: Государственной Думе и Совету Федерации. Например, Государственная Дума сможет утверждать кандидатуры премьер-министра и некоторых министров в составе правительства, чего раньше не было. Совет Федерации получает важные контрольные функции: по сути он сможет контролировать всю политическую жизнь нашей страны. Совет Федерации состоит из представителей всех регионов России.

В свете сегодняшней тяжелой ситуации в мире, связанной со сложным развитием пандемии короновируса, когда многие страны испытывают определенные сложности, поскольку доходы граждан упали и растет число безработных, очень серьезные поправки будут внесены в Конституцию, касающиеся регулярной индексации заработной платы и пенсий, а также помощи многодетным семьям. Фактически все это уже делается сегодня нашим правительством и президентом для поддержки населения, однако теперь все это будет записано в Конституции.

Я не случайно сказал, что это более 200 различных изменений и дополнений, и я думаю, что если эти поправки будут одобрены, в чем я не сомневаюсь, то наша конституция станет одним из самых современных основных документов по сравнению с другими странами.

Следует отметить, что все предлагаемые поправки являются важными. Однако, например, для меня как для дипломата важно то, что национальные интересы, суверенитет и территориальная целостность России будут защищены Конституцией. Я думаю, что для и для Вьетнама это также очень важный вопрос.

Вопрос: Расскажите, пожалуйста, о том, как проходит голосование в России и во Вьетнаме?

Ответ: Голосование идет уже несколько дней, что было сделано специально, чтобы не создавать большого скопления людей на избирательных участках в связи с коронавирусной инфекцией. По состоянию на вчерашний день уже есть некоторые серьезные результаты: уже проголосовало почти 50 миллионов россиян, а явка составила 46%. Это высокий процент, без учета сегодняшнего дня, являющегося основным. Голосованием были охвачены все регионы России, включая отдаленные регионы, куда можно добраться только на вертолете.

Специальные бригады избирательных комиссий посещали дома стариков, больных и пенсионеров, чтобы организовать голосование для них на дому. Впервые в нашей избирательной истории был проведен эксперимент в двух регионах (Москва, Московская и Нижегородская области), в которых голосование проводилось онлайн. Эта инициатива очень понравилась нашим гражданам, особенно молодежи, поскольку они не очень любят ходить на официальные мероприятия, и опять же из-за продолжающейся пандемии вируса. Обязательное требование к гражданам при посещении избирательных участков – ношение масок. Однако во Вьетнаме нам очень повезло, поскольку вы добились выдающихся результатов в борьбе с коронавирусом. Вы все пришли без масок, да и мы тоже. Я принял решение, что, если кто-то хочет использовать маски, то это допустимо. Однако, как говорят специалисты, такой необходимости нет.

Так что, если все будет обстоять благополучно, а я в этом уверен, по всей вашей стране и включая наши избирательные участки в Ханое, Дананге и Хошимине, то буквально в ближайшее время мы будем знать результаты, а в Ханое – уже сегодня вечером.

Это очень серьезное и важное событие в судьбе нашей страны. Вчера наш Президент еще раз обратился к нации, ко всему народу, разъяснив необходимость активного участия в этом процессе, поскольку от перспектив осовременивания основного закона зависит будущее нашей страны, наших детей и внуков.

Россия. Вьетнам > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 9 июля 2020 > № 3450940 Константин Внуков

Главное, есть о чём писать

Лучшие друзья человечества не стрелы и лук, а литература и знания

Ермакова Анастасия

В канун своего 60-летия известный писатель, председатель Союза писателей Чеченской Республики Канта Ибрагимов делится с «ЛГ» своими тревогами о судьбе отечественной словесности.

– С каким настроением подходите к своему юбилею? Всё ли удалось осуществить, что задумано, или есть ещё какие-то грандиозные планы на будущее?

– В первую очередь я хочу выразить сердечную благодарность «Литературной газете» за то, что вспомнили о моём юбилее. Огромное спасибо!

Что касается настроения, то я считаю, что шестьдесят лет – это возраст зрелости и наибольшей ответственности писателя. Поэтому настроение рабочее. Так и должно быть, если выбрал этот путь.

На него я вступил уже в зрелом возрасте, уже был некий опыт, который, как мне кажется, помог совершить этот увлекательный, интересный, трудный и порой очень опасный путь в современной литературе.

Получилось или нет? Не мне судить. Но я очень рад, что двенадцать лет работал над подготовкой книги «Академик Пётр Захаров». Это труд про художника, и в нём немало открытий.

Литература и писатель – особый мир, проекция состояния общества. И это не только история, описание каких-либо событий, это вектор будущего развития. Я удовлетворён тем, что в своё время с натуры смог объективно, на мой взгляд, отобразить трагические события, которые разворачивались на моей родине. При этом я не занимал ничьих позиций. Я пытался смотреть на ужасы войны глазами наиболее пострадавших: хилого старика – «Прошедшие войны», одинокой женщины – «Аврора» – или ребёнка-сироты – «Детский мир».

Благодаря литературе я побывал в Хазарии, Алании и Византии – «Учитель истории». Я участвовал в сражениях Тимура и Тохтамыша на Тереке – «Сказка Востока». Я узнал, как развалился Советский Союз – «Седой Кавказ» – и как становилась новая демократия и свободные выборы в России – «Дом проблем». А сейчас заканчиваю роман под красивым названием «Маршал».

Литература – это моя жизнь и стихия! И я в последнее время осваиваю новые жанры: эссе, драматургию, поэзию. Это то, с чего я в юности начинал. А ещё тянет к мемуарам. Ведь я и моё поколение повидали немало. Столько событий. Столько радикальных изменений в жизни, политике, культуре. Столько встреч с разными людьми. Словом, планов много. Что смогу осилить – не знаю. Но, подводя рубежный итог, скажу, очень и очень рад, что осуществил мечту своего детства – стал писателем, и постараюсь писать до конца.

– Как переживают писатели Чечни это сложное время, связанное с пандемией? Существенно ли изменилась лично ваша жизнь с приходом вируса? Повлияла ли тревожная обстановка на творчество?

– Писатели Чечни, как и все люди, с тревогой и волнением переживают это неожиданно сложное время. Лично моя жизнь с наступлением коронавируса изменилась значительно.

Так, к примеру, с 15 по 21 апреля в Дубае должна была состояться ежегодная Международная книжная выставка-ярмарка, где Россия была бы почётным гостем, и в рамках этого события планировалась презентация моего романа «Стигал», изданного на арабском языке. Также в апреле была запланирована поездка на международную конференцию в Саудовскую Аравию. В мае должны были состояться поездки в Грузию, где вышли мои три романа, там сейчас работают над переводом и изданием собрания моих сочинений и постановкой моей пьесы; во Вьетнам, где тоже вышли в свет мои романы… Всё изменилось, всё перенесено.

Пандемия, будем искренне верить, пройдёт! Мир, как разбухшая по весне река, чуть вскипит, вспенится и вновь прильнёт к привычным берегам. А литература, настоящая литература, обогатившись и запечатлев новые события и идеи, останется навсегда.

– Знаю, что Союз писателей Чечни активно поддерживает литераторов республики. Какие программы есть в этом году, какие культурные мероприятия планируются?

– История любого народа – в книгах. Мой дед постоянно сокрушался, что из-за депортации исчезла небольшая уника­льная семейная библиотека. С возрастом я стал думать об этом в сравнении с иными потерями. Так, у моих деда и бабушки было двенадцать детей. В 1958 году, когда они вернулись из Казахстана на Кавказ, у них осталось только четверо детей. Об этом плакала бабушка, а дед вновь и вновь – о книгах… Из-за депортации наш народ понёс колоссальный урон в материальной культуре.

Распоряжением главы Чеченской Республики Р.А. Кадырова несколько лет назад разработана программа по восстановлению исторического наследия. В рамках реализации этой программы немаловажную роль исполняет Союз писателей. Мы занимаемся поиском и классификацией исторического наследия во многих фондохранилищах России и мира.

Найденные архивные материалы возвращаются к жизни и на родину тогда, когда они органично проникают в структуру высокохудожественной литературы. Так что чеченским писателям, и прежде всего лично мне, есть о чём писать. И надо писать.

Что касается поддержки членов Союза, у нас, как и в иных писательских организациях, много пожилых и тяжелобольных писателей. И мне приятно сообщить, что в это тяжёлое время руководство республики оказало значительную помощь писателям – ветеранам и их семьям. Также поддерживаем и молодых поэтов и прозаиков. Хотя 2020 год очень непростой. Я думаю, что из-за эпидемии более всего пострадают творческие общественные организации. Это уже ощутимо.

Тем не менее в этом году Союз писателей Чеченской Республики уже выпустил шесть книг, и три из них мне особенно хочется отметить, потому что они связаны с особой датой – 75-летием Великой Победы. Это переизданная в серии «Классики чеченской литературы» книга Халида Ошаева «Брест – орешек огненный» – о наших земляках, героических защитниках Брестской крепости.

Также в рамках этой серии ко Дню чеченского языка мы выпустили книгу участника Великой Отечественной войны Умара Гайсултанова.

И наконец, ко Дню Победы мы подготовили юбилейное красочное издание о писателях Чечено-Ингушетии – участниках Великой Отечественной войны. Пользуясь случаем, я хочу упомянуть некоторых из них: это Герой Советского Союза Мовлид Висаитов, Михаил Лукин, Бисолт Габисов, Багаудин Зязиков, Сергей Златорунский, Али Пайхаев и другие.

– Традиционный, но очень важный вопрос: как обстоит в республике дело с переводами с чеченского на русский и наоборот? На каком языке больше пишут и много ли билингвальных авторов?

– Как только затрагивается тема перевода, то сразу вспоминаем эталонное советское время, когда взращивалась школа литературных переводчиков. Ныне всего этого нет и перевод произведений в основном дело энтузиастов. Вместе с тем, говоря о переводах, нельзя не отметить проведённую в последнее время работу Организационного комитета по поддержке литературы и чтения в Российской Федерации, который реализовал программу поддержки национальных литератур народов нашей страны, и уже вышли в свет антологии «Проза», «Поэзия» и «Детская литература». Ждёт выхода антология «Драматургия». Это очень нужный и важный проект для единого и сплочённого звучания национальных литератур на великом русском языке.

– Насколько востребованы литературные журналы чеченскими читателями? И вообще книги современных чеченских авторов? Или чтение остаётся уделом избранных?

– Мы живём в одном культурно-историческом пространстве, и поэтому те проблемы, которые есть в Москве и других регионах России, есть в той или иной степени и у нас.

Литературные журналы выходят всё реже и реже. Тиражи бумажных версий журналов всё меньше и меньше. Гонорары авторов – мизерны или вообще отсутствуют. Финансирование слабое. Тем не менее, на мой взгляд, материалы в журналах очень интересные, разнообразные и свежие.

Что касается книг и чтения, то и здесь ситуация общая: читают мало. Покупают ещё меньше, потому что, например, все мои книги – пиратские версии – есть в свободном доступе в Сети. И меня сейчас это даже радует. Значит, востребованы, спрос есть, читают. Уже хорошо.

– Развивается ли детская литература? Читают ли детям произведения современных авторов или всё-таки в основном классику?

– Несколько лет назад мне позвонила знакомая из Европы и попросила прислать книги для ребёнка на чеченском языке. Я пошёл в книжный магазин, а там книг для детей на родном языке нет. С тех пор Союз писателей каждый год выпускает более десятка красочных детских книг современных авторов на чеченском языке. Правда, в этом проекте тоже много проблем. Очень мало профессиональных художников-оформителей детских книг, учитывающих национальный колорит и стиль. А детская книга должна быть яркой, качественной, без вредных типографских красителей, по доступной цене и с большим тиражом.

– Как в целом оцениваете литературный процесс в республике? Вы сами стали известным автором всероссийского масштаба. А каковы шансы добиться известности у национального автора и какую поддержку ему надо оказать на государственном уровне?

– Каждый год Союз писателей Чеченской Республики издаёт более двадцати книг на русском и чеченском языках. При этом выпускаются в основном только новые произведения. Ежегодно проводятся литературные конкурсы. При Союзе создан молодёжный семинар «Синмаршо», дважды в год издаются сборники произведений молодых авторов.

Сегодня наши произведения переводятся на многие языки мира, участвуют в престижных всероссийских и международных конкурсах, книжных ярмарках и литературных фестивалях.

Регулярно члены Союза писателей встречаются со школьниками и студентами, пропагандируя чтение и литературу.

Ежегодно в Союз писателей принимаем более десятка авторов, в основном это молодые люди. И мне хочется особо отметить, что в наших рядах и с нами тесно сотрудничают писатели не только из Чечни и России, но и авторы, проживающие в Европе, Турции, Иордании, США и Израиле.

В целом, по моему мнению, литературный процесс у нас развивается. Тем не менее острые вопросы и проблемы есть, и они всегда были и будут.

Мне кажется, что на первую часть данного вопроса я ответил. А что касается шансов добиться известности у национального автора и какую господдержку оказать? Вопрос очень сложный, многогранный, и однозначного ответа на него у меня нет. Но пару слов по этому поводу хочется сказать. В основе успеха и известности – усердный труд. А меня всегда подбадривает откровение Эйнштейна: «Я занимаюсь любимой физикой, а мне за это ещё и деньги дают». Это я к тому, что не литература, а учёная степень помогла мне жить все эти годы. К сожалению, сегодня у нас и учёные не в почёте. Профессор-преподаватель получает меньше, чем участковый лейтенант. А если этот преподаватель читает экономику, где во главе всего закон стоимости и всё по труду, то получается, что литература – хобби. А некоторые творческие союзы и литобъединения – словно кружки художественной самодеятельности.

Впрочем, никто меня об этом, в смысле писать, не просил. И никто мне ничего не обещал и не обязан помогать. Лишь бы не мешали... А вообще, мне кажется, что возникшая в данный момент в мире ситуация с коронавирусом показала, что лучшие друзья человечества не стрелы и лук, а литература и знания. И если государство и общество не поддерживают свою литературу и своих писателей, то начинают господствовать другие литературы, культуры и языки.

Россия. СКФО > СМИ, ИТ > lgz.ru, 8 июля 2020 > № 4257187 Канта Ибрагимов

ВОЗВРАЩЕНИЕ СИСТЕМНОЙ ПОЛИЦЕНТРИЧНОСТИ

АЛЕКСЕЙ КУПРИЯНОВ

Кандидат исторических наук, старший научный сотрудник сектора международных организаций и глобального политического регулирования отдела международно-политических проблем ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН

ВЕЧНАЯ КЛАССИКА В НОВЫХ МИРОВЫХ УСЛОВИЯХ

В 1943 г., когда Вторая мировая была в самом разгаре, в Советском Союзе создали несколько комиссий. Им поручили подготовить предложения по отдельным вопросам международных отношений, которые неминуемо возникнут после победы.

У каждой комиссии была своя специализация: комиссия Климента Ворошилова занималась разработкой условий мирного договора с Германией, комиссия Ивана Майского – в основном вопросами репараций, комиссия Максима Литвинова – возможными контурами послевоенного мироустройства.

Сейчас предложения, выдвигавшиеся тогда советскими дипломатами, могут показаться удивительными. Так, Литвинов и его подчинённые предлагали поделить Европу на английскую и советскую сферы влияния и в принципе исходили из того, что в послевоенном мире с большой вероятностью начнётся борьба двух претендентов на гегемонию – Великобритании и США, и СССР выгоднее будет оставаться над схваткой, поддерживая в целом Британию как менее амбициозного и опасного игрока.

Мы знаем, что эти планы не сбылись: события пошли по другому пути, альянс западных держав не распался, Советский Союз оказался втянут в долгую холодную войну и в итоге её проиграл. Но сталинские дипломаты основывали прогнозы на анализе определённых трендов, и, сложись ситуация иначе, «литвиновский мир» вполне мог стать реальностью. Тем более что даже в годы последовавшей холодной войны одновременно с блоковым противостоянием внутри условного Запада шла напряжённая борьба за сферы влияния, и бывали моменты, когда СССР и Соединённые Штаты неожиданно оказывались на одной стороне, а союзники Вашингтона по НАТО – на другой, как во время Суэцкого кризиса 1956 года.

Нам, родившимся в годы холодной войны в одном из воюющих государств, это может показаться странным и непривычным. Наше представление о второй половине XX века сформировалось под влиянием нарративов военного времени, в рамках которых главным стержнем исторического процесса было советско-американское противостояние. Теперь и российские, и американские политологи везде пытаются нащупать привычную конструкцию, неуверенно чувствуя себя в водах анархии и воспринимая наметившееся противостояние США и КНР как понятный сценарий, на котором можно строить прогнозы на будущее.

 «Долгое Средневековье» Евразии

Чтобы понять эти процессы, необходимо рассмотреть развитие системы международных отношений в динамике. И первое, с чем мы столкнёмся, заглянув в историю: вплоть до «долгого XIX века» системы, охватывающей весь мир, в привычном нам смысле не было, а та, что существовала на её месте, обладала принципиально иными свойствами. О системе международных отношений применительно к этому периоду можно говорить только как о совокупности связанных друг с другом подсистем – экономических, культурных, политических. В экономической сфере связи были выражены сильнее всего, в политической – слабее. Исключением являлась американская подсистема, не связанная с другими, которая была уничтожена европейцами в XVI веке.

До XIX века ни одна из подсистем на пространстве Евразии не имела решающего технологического, политического и экономического превосходства над другими. В Европе скорость технологического развития постепенно нарастала, но отставание Востока не было критическим: отсутствие паровых машин, которые бы позволили идти против ветра, медикаментов, которые снизили бы смертность в пути, и в целом налаженного снабжения из метрополии не позволяли европейским странам реализовать своё превосходство в военном деле и организации. Европейские корабли, бороздившие моря с азиатскими, американскими и африканскими товарами на борту, увеличивали связность мира, но не гарантировали господство над ним.

Помимо этого, сама европейская подсистема того времени была далека от привычной нам картины. Мало кто из правителей воспринимал государственные интересы в отрыве от собственной персоны. Внутриевропейская политика являлась по сути государственно-династической: со сменой династии кардинально менялась внешняя политика страны, а интересы династии порой ставились выше интересов государства. Примером может служить Война за испанское наследство (1701–1714 гг.), когда после многолетней борьбы Людовик XIV завоевал для Бурбонов испанскую корону, истощив ресурсы Франции, которая не получила от войны ничего. Сама европейская система того времени была иерархической: существовала в целом общепризнанная лестница старшинства, в соответствии с положением на которой послам как представителям монархов оказывались полагающиеся почести, и демонстративное нарушение этих правил вполне могло привести к войне. Остальные подсистемы – мусульманская, восточноазиатская, находившаяся в упадке индуистская – также жили по своим собственным законам и правилам.

Эта слабая политическая связность подсистем не означала, что страны с одной подсистемой не могли сотрудничать со странами другой: османы заключали союзы с Валуа и Бурбонами, Габсбурги пытались вступить в альянс с Сефевидами, династия Мин поддерживала контакты с правителями Бенгалии. Но в этом разорванном мире претензии на универсалистский статус на словах необходимо было соотносить с реальным положением дел, и особенно заметно это было, когда дело доходило до взаимоотношений стран, входящих в разные подсистемы: они выстраивались на основе взаимного признания фактического суверенитета. Не случайно именно в тот период была популярна доктрина «права народов», которая подразумевала, что каждый народ априори живёт по собственным законам и обычаям, и такая ситуация нормальна.

Наконец, практически до XIX века представления о географии оставались расплывчатыми. Мореплаватели открывали земли, но не были точно уверены, где именно они находились, а карты содержали множество белых пятен, не закрашенными оставались гигантские регионы – центр Евразии, почти вся Африка, кроме прибрежных районов, просторы Тихого океана, таинственный Южный материк.

Эту систему американский политолог Хендрик Спруйт назвал в своё время «открытой». В любой подсистеме мог возникнуть внешний актор из другой подсистемы, способный коренным образом изменить правила игры – будь то монголы, крестоносцы или португальские мореплаватели. В целом тот период на пространстве Евразии правомерно назвать «долгим Средневековьем», так как основные его принципы не менялись как минимум с VI века:

• Наличие ярко выраженных и относительно слабо связанных между собой подсистем международных отношений (европейской, китайской, исламской, угасающей индийской).
• Торговая архаическая глобализация и протоглобализация на всём пространстве Евразии и севера Африки.
• Государственно-династический характер международной политики, в разной степени выраженный в различных подсистемах.
• Отсутствие явного технологического разрыва между подсистемами и, как следствие, гегемонии одной из них.
• Наличие иерархически-гетерогенной системы международных отношений в Европе и исламском мире и иерархической в Китае; выстраивание международных отношений с государствами в других подсистемах на базе фактического суверенитета.

Эта ситуация начала меняться в XVIII веке. Но история не любит скачков, так что процесс изменений шёл постепенно. Менялись взгляды учёных и философов, их представления о мире и мировом порядке; совершенствовались технологии, открывались новые горизонты в науке. Это проявлялось и в эволюции норм и принципов международных отношений: уже в Утрехтском мире 1713 г. появился принцип баланса сил и идея о том, что король может и не олицетворять страну. Через несколько десятилетий швейцарский юрист Эмер де Ваттель разработал концепцию внешнего суверенитета, а в 1775 г. восстали американские колонисты, провозгласившие республику и обосновавшие её создание ссылкой на де Ваттеля. Начавшиеся вскоре революционные, а затем Наполеоновские войны стали кардинальной встряской для всего существовавшего порядка «старого режима», символически подведя под ним черту уничтожением Священной Римской империи. По итогам Венского конгресса 1815 г. канула в прошлое иерархическая лестница европейских государств: на смену ей пришёл «клуб великих держав», который в той или иной форме существует до сих пор.

Время перемен

Произошедшие в XIX веке изменения были настолько кардинальны, что позволили Барри Бузану, Джорджу Лоусону[1] и Ричарду Литтлу[2] обозначить этот период в качестве переломного момента в истории международных отношений. В это время была создана мировая система, основными чертами которой стали транспортная (при помощи пароходов, не зависящих от муссонов Индийского океана и пассатов Атлантики), информационная (благодаря использованию телеграфа), экономическая (из-за перехода на новый этап глобализации) связность.

Однако главной в контексте анализа эволюции систем стала связность политическая. Европейские страны, сумев наконец реализовать своё техническое превосходство, распространили господствующую в их подсистеме модель на весь мир, столкнувшись, правда, с проблемой интеграции в неё старых азиатских государств. Если проблема интеграции индейских обществ была решена ещё в XVI веке, то азиатские страны, давно существующие и известные европейцам, зачастую куда более бюрократизированные и богатые, требовали принципиально иного подхода. Выход нашли в основанной на позитивной теории права концепции сообщества цивилизованных наций: в него могла войти лишь страна, признанная таковой другими цивилизованными странами. Старым азиатским монархиям пришлось доказывать своё право на суверенитет перед лицом превосходящих их мощью европейских держав.

К концу XIX века мировая система превратилась из открытой, по определению Бузана, Лоусона, Литтла и Спруйта[3], в закрытую: в связанном воедино мире исчез фактор неопределённости, белые пятна были стёрты с карты. «Характерной чертой рассматриваемого периода является окончательный раздел земли, окончательный не в том смысле, чтобы невозможен был передел, – напротив, переделы возможны и неизбежны, – а в том смысле, что колониальная политика капиталистических стран закончила захват незанятых земель на нашей планете, – писал об этом времени Ленин в 1916 году. – Мир впервые оказался уже поделённым, так что далее предстоят лишь переделы, то есть переход от одного владельца к другому, а не от бесхозяйности к хозяину»[4].

В результате передела к рубежу веков сложилась единая мировая система с несколькими центрами силы, лежавшими преимущественно в Европе. Единственный крупный азиатский игрок, Япония, вынужден был подчёркнуто соблюдать установленные правила игры. Этот период неизбежно окажется в центре внимания любого, кто попытается проанализировать эволюцию мировой системы, поскольку до настоящего времени он остаётся единственным, когда в уже глобализированном мире одновременно существовали несколько центров силы.

Одной из наиболее любопытных попыток такого анализа остаётся работа Гёделе Кеерсмакера, в которой автор, пытаясь рассуждать в категориях одно-, би- и многополярности, предлагает теорию «кластерной многополярности»: в соответствии с ней Британия была мировым, но не европейским гегемоном[5]. Россия, кстати, являлась в это время одним из мировых игроков и представляла серьёзную угрозу именно для колониальных владений Британии, ставя по сомнение её статус гегемона. Довольно показательно, что в самой Британской империи термин «гегемония» считался нежелательным и употреблялся в основном в негативном смысле, когда речь шла о Германии. Альтернативный взгляд отстаивает группа европейских и американских учёных (Пол Престон, Роберт Бойс, Энтони Эдамвайт, Джон Робертс), рассматривающих Европу как единый полюс, а мировые войны – как своего рода гражданский конфликт внутри этого полюса. Такой взгляд, в частности, получил широкое распространение в стенах Лондонской школы экономики и политических наук; любопытно, что первым эту концепцию ещё в 1955 г. предложил индийский учёный Кавалам Мадхава Паниккар.

Сторонники обоих подходов, однако, вряд ли будут возражать против утверждения, что к концу XIX века мировая система обладала следующими свойствами:

• Она была единой и выстроенной по западным правилам.
• Изменился характер глобализации, произошёл переход от торговой экспансии к капиталистической эксплуатации.
• Из международной политики почти исчез династический фактор, центральным фактором стал государственный интерес.
• Было достигнуто безусловное доминирование Запада в военном и технологическом плане.
• В качестве единственной была принята западная модель суверенитета, в которой суверенными считались страны, принадлежащие к «цивилизованному миру».

Эта система, основанная на множественных центрах силы, отличалась отсутствием достаточно мощных сдерживающих механизмов, которые бы не позволяли этим центрам вступить в противоборство друг с другом. «Долгий XIX век» был веком малых и средних войн в Европе и в мире: бельгийско-нидерландская, две датско-прусские, войны за объединение Италии, Крымская, австро-прусская, франко-прусская, многочисленные войны на Балканах, бесконечные колониальные кампании. Все эти войны, однако, были достаточно локальными и не перерастали в мировые до того момента, когда передел мира был закончен и сформировались устойчивые альянсы. Отчасти роль сдерживающего механизма выполняли мирные конгрессы и конференции, которые позволяли великим державам вести диалог и давали возможность координировать политику по острым международным вопросам. Но этого оказалось недостаточно. Военные же инструменты сдерживания попросту отсутствовали: армады броненосцев, дивизии и армии являлись инструментом реализации внешней политики, а не инструментом сдерживания. В условиях начавшейся Второй промышленной революции, которая позволила странам, не имеющим колоний, претендовать на изменение расклада сил исключительно за счёт ускоренного промышленного развития, концентрации капитала и наличия технологических мощностей, отсутствие инструментов сдерживания сыграло роковую роль.

Разразившаяся Первая мировая война ознаменовала собой кризис империалистической полицентрической модели, зримо продемонстрировав её хрупкость. Она велась за передел ресурсов, рынков и колоний, стала воплощением коллапса системы, по итогам чего была перечерчена карта мира. В рамках системной теории все последующие события можно описать как попытку системы найти ответ на разразившийся кризис – через идеологизацию всех сфер жизни и формирование тоталитарных идеологий, которые в случае победы означали бы переустройство системы на новых началах, и через формирование механизмов сдерживания (к ним, например, относятся доктрина стратегических бомбардировок и Лига наций в качестве площадки для урегулирования споров). Первая попытка оказалась неудачной: мир вступил в новую стадию кризиса, которой стала Вторая мировая война.

Третья стадия теоретически должна была привести к Третьей мировой, ещё более кровавой; но появившийся наконец инструмент сдерживания в виде ядерного оружия и механизм урегулирования конфликтов в виде ООН и его Совета Безопасности с правом вето превратил эту войну в холодную. Великие державы не могли больше конфликтовать напрямую: этот конфликт неминуемо приводил к тому, что они были бы отброшены в развитии из-за необычайно возросшей цены тотальной войны, так что полем битвы стали опосредованные и торговые войны. В глобальной войне нового типа, которая велась как на экономическом фронте, так и на отдельных театрах военных действий, было задействовано всё население, труд инженеров и рабочих, пытавшихся обеспечить превосходство над противником, был не менее важен, чем труд солдата, исполнявшего воинский долг во Вьетнаме или Афганистане. Именно затяжной и глобальный характер этой войны породил иллюзию нового типа международных отношений, и он же привёл к тому, что воюющие стороны вынуждены были заключать тактические союзы с нейтральными державами, которые таким образом наращивали мощь и укрепляли статус. Сопутствующим элементом, сделавшим невозможным заключение мира на взаимоприемлемых условиях, стала идеологизация противостояния.

Поражение СССР и его союзников в той войне предопределили недолгий период торжества Соединённых Штатов, который сменился нынешними опасениями о переходе мира к биполярности и многополярности. Однако насколько вообще эти категории применимы для анализа происходящих в современном мире процессов?

 Иллюзии холодной войны

 Мы привыкли говорить о мире холодной войны как о биполярном, противопоставляя его недолгому периоду однополярности и грядущей многополярности, и с этих позиций рассматривать прошлое и прогнозировать будущее. В заявлениях отечественного МИДа слова «многополярный» и «полицентричный» используются как синонимы – но насколько это верно?

Полярность как категория предполагает неизбежный конфликт. «Как два различных полюса, во всём враждебны мы», – написал когда-то Василий Лебедев-Кумач. Полюса всегда противоположны; как следствие, биполярный мир – это мир конфликта между двумя державами, трёхполярный – между тремя, мультиполярный – между неопределённым множеством держав. Не случайно сама категория «полярности» применительно к международным отношениям появилась в 1944 г. в работе американского политолога Уильяма Фокса «Сверхдержавы». Он жил в эпоху войн и мыслил в соответствующих категориях. Мы легко восприняли идею полярности и сверхдержавости потому, что сами жили в сверхдержаве, которая являлась одним из полюсов конфликта. Но Россия перестала быть сверхдержавой и не намерена больше вступать в экзистенциальный конфликт. Прежде чем она вновь станет сверхдержавой, если это вообще произойдёт, необходимо научиться жить в другой системе координат – в той же, в которой жила большая часть мирового сообщества всё это время.

Полицентричность подразумевает наличие нескольких самостоятельных центров принятия решений, мультиполярность – вражду между этими центрами. С самого своего начала, ещё до того, как вообще стало возможно говорить о каких-то полюсах, мировая система была полицентричной. В эпоху открытого мира полицентричность была естественной, так как ни одна из великих держав не могла из-за дальних расстояний и неразвитости технологий обеспечить устойчивое доминирование над другими. В мире закрытом эта полицентричность продолжает существовать, хотя применительно к годам холодной войны она менее очевидна.

Пока две коалиции – восточная во главе СССР и западная во главе с США – сражались друг с другом на фронтах прокси-войн, другие центры силы наращивали мощь. Китай, лидеры Движения неприсоединения – Индия и Югославия, Иран, Египет – удачно маневрировали в биполярном мире, получая помощь то от одного, то от другого враждующего блока. Более того – входящие в состав западной коалиции центры силы, к примеру, Великобритания и Франция (главным образом после 1958 г.), тоже зачастую проводили политику, противоречащую интересам гегемона. Мир времён холодной войны был не более биполярен, чем Европа в эпоху наполеоновских войн. Разница в том, что в новых условиях невозможно было прямое военное столкновение по образцу двух предыдущих мировых войн, а потому война затянулась более чем на полстолетия, стала привычным явлением для нескольких поколений и начала восприниматься как естественное состояние вещей.

То, что мы привыкли называть биполярным миром, не являлось миром в полном смысле этого слова: это была затяжная коалиционная война между победителями в предыдущей тотальной войне, которая велась с помощью новых средств в условиях, когда использование традиционных средств оказывалось губительным. Когда же она наконец закончилась, для нас поражение в ней обернулось геополитической катастрофой, для большинства других центров силы это было прекращение войны, в которой они не участвовали и благодаря которой наращивали благосостояние, политическую и военную мощь. Соединённые Штаты, опьянённые победой и решившие установить выгодный для себя однополярный мировой порядок, где бы они минимизировали обязательства, но имели бы все преимущества полюса, неожиданно столкнулись с этой полицентричностью и реальной невозможностью контролировать столь большую и сложную мировую систему.

Основными чертами этой системы (по сравнению с предыдущими) стали:

1) Отсутствие доминирующей подсистемы в рамках единой системы.

2) Всеобъемлющая промышленная, финансовая, культурная глобализация.

3) Сохранение государственных интересов в качестве главного движителя международной политики.

4) Отсутствие явного технологического лидера.

5) Признание формального суверенитета всех государств при фактическом различении «постколониального» и «викторианского» суверенитета.

Теперь мы можем дать ответ и на вопрос о том, каким же был мир «долгого XIX века». Вплоть до последней четверти века он оставался полицентричным, но однополярным, при этом в качестве второго полюса выступало варварство, фронтир, дикие земли, которые надлежало покорить во благо цивилизации. Европа и Америка как светочи этой цивилизации должны были нести бремя белых, посылая лучших сынов на службу диким сынам земли. Своеобразным рубежом, отчеркнувшим эту однополярность от бесполярного предвоенного периода, стало вступление Британии в 1902 г. в союз с Японией – первый в новейшей истории союз западной и незападной великих держав. В Европе и Америке союз с «желтолицыми чертями» был воспринят крайне неоднозначно.

Таким образом, можем сделать несколько важных выводов. Первый и главный: и подсистемы, и мировая система не остаются неизменными, они эволюционируют, теряя одни свойства и обретая другие, как потеряла свойство династийности европейская подсистема, ставшая главенствующей. Мы не можем проводить прямые параллели между нынешней мировой системой и локальными системами древнего мира, так как некоторые из их свойств кардинально изменились.

Эволюция систем происходит, прежде всего, благодаря эволюции акторов: нынешние европейские государства кардинально отличаются и от греческих полисов, и от племенных королевств Раннего Средневековья, и от династических империй. Акторов системы можно обозначить общим понятием «полития», заимствованным из социологии; они эволюционируют в жёсткой конкурентной борьбе, принимая формы и обретая свойства, которые обеспечивают лучший результат в конкретной географической и исторической обстановке.

Этот подход, впервые предложенный в 1990-е гг. Хендриком Спруйтом, отличается и от неореалистского, и от мир-системного. От первого тем, что предполагает динамику систем и их эволюцию в зависимости от внутренней эволюции акторов, от второго – тем, что делает основной акцент на взаимодействии акторов системы под влиянием внешних факторов, среди которых экономика играет важную, но не основополагающую роль. В рамках подхода нынешняя система государств рассматривается как результат эволюции, которая будет продолжаться и рано или поздно с вероятностью приведёт к трансформации системы. Схожего взгляда среди отечественных политологов придерживался Марк Хрусталёв.

Такой подход можно назвать системно-эволюционным, так как акцент делается на эволюцию систем. Он конструктивистский в том смысле, что заимствует принцип «анархия – это то, что из неё делают государства» у политолога Александра Вендта; марксистский – в том, что обращает основное внимание на материальные факторы, которые и определяют эволюцию акторов; реалистский – поскольку признает неизменную природу человека, вынуждающую людей соперничать и воевать, либеральный – что позволяет смирить эту природу при помощи социальной эволюции и создания единых институтов. Этот межпарадигмальный подход наследует отечественной школе анализа международных отношений в том, что анализирует происходящее на строгой исторической основе с привлечением социологических и антропологических методов, а при этом ставит в центр внимания эволюцию акторов систем и самих систем под влиянием эволюции акторов.

Применение такого подхода позволяет выделить устойчивые качества любой подсистемы и системы международных отношений: полицентричность, состояние взаимозависимости и конкуренции между центрами силы, историко-социологическую обусловленность процесса развития и временный характер любой системы в принципе.

 Четыре варианта будущего

 Всё это ставит вопрос о том, как будет развиваться мировая система дальше. Привычный нарратив гласит, что мы живём в эпоху упадка «вестфальского суверенитета»: он постоянно размывается, и на смену ему идёт что-то иное, чему пока нет названия, но что можно определить как «Поствестфаль». По мнению ряда исследователей, это будет либо принципиально новый конструкт, либо возвращение к довестфальским практикам – то есть приход Нового Средневековья, скорое наступление которого ещё с 1970-х гг. предсказывали многие европейские интеллектуалы и которое как альтернативу существующему мировому порядку всерьёз рассматривал когда-то основоположник «английской школы» Хедли Булл. Это ожидание Нового Средневековья отдаёт мистицизмом; любые изменения – подлинные или мнимые – в характере отношений между государствами охотно трактуются как знамения его прихода.

В рамках существующего нарратива теории международных отношений ожидания вполне понятны: если в 1648 г. с подписанием Вестфальского мира произошёл Великий Разлом и иерархический мир европейского средневековья был заменён на анархическое сообщество суверенных национальных государств, саморегулирующееся при помощи постоянного восстановления баланса сил, разумно предположить, что конец этого сообщества приведёт к реставрации в той или иной форме старого порядка вещей. Эта концепция удобна тем, что позволяет искать следы Нового Средневековья в любом изменении. Однако никаких следов средневековых практик мы пока так и не увидели – ни великих переселений народов, ни возрождения феодализма, ни возвращения династической политики. Это неудивительно, учитывая заведомо искусственный характер «вестфальского мифа»: так как на Вестфальском конгрессе не было создано современное государство, некуда и возвращаться.

Вместо Нового Средневековья мир вступил в эпоху неоимпериализма, в которой приставка «нео» символизирует изменения, произошедшие с мировой системой более чем за столетие и придавшие ей дополнительную устойчивость. Это улучшенная версия закрытой полицентричной системы, в которой мир поделён на сферы влияния между великими державами, борющимися за контроль над рынками сбыта и источниками ресурсов; идеологическое противостояние между ними сводится к спорам о том, кто чаще нарушает чужие границы и где больше линчуют негров. На смену борьбе за колонии пришла борьба за рынки и ресурсы бывших колоний; нынешняя система допускает непрямое экономическое соперничество без перехода к кардинальному военному переделу мира, а идея о «порядке, основанном на правилах», недалеко ушла от викторианских представлений о суверенитете как о свойстве цивилизованных наций, которые должны следовать определённым правилам. Это позволяет предположить, что «порядок, основанный на правилах», – рабочий инструмент в формирующемся балансе сил, правила в котором устанавливают поставщики безопасности в меру своих сил и понимания.

Всё вышесказанное, разумеется, не означает, что улучшенная многополярная система, в которой великие державы борются за влияние, ресурсы и рынки, одновременно сотрудничая, не столкнётся с новым кризисом. Более того, кризис представляется неизбежным, если система не изменит своих свойств. Сейчас у системы есть четыре пути:

1) Она останется закрытой, и тогда в процессе новой промышленной революции будет нарастать давление, которое в итоге вполне может сорвать крышку котла и заставить акторов использовать инструменты сдерживания как инструменты войны.

2) Она вновь станет открытой, начав освоение нового фронтира, и акторы будут приобретать и терять преимущество в процессе этого освоения.

3) Она перейдёт в режим постоянной стагнации, так как акторы не смогут или не решатся использовать оружие сдерживания, и войны так и останутся холодными.

4) Будет достигнут качественный прорыв в развитии средств производства и наступит общество всеобщего благоденствия.

Скорее всего, мы увидим промежуточный вариант: умеренное освоение фронтира – пока не тронутых в полной мере рынков и ресурсов Африки, добычу арктических ресурсов, цифровизацию, перераспределение рынков в рамках новой промышленной революции.

Неизбежны прокси-войны и экономические войны – как обычные, так и коалиционные. Россия, будучи одной из великих держав и в то же время уступая своим соперникам почти по всем параметрам, кроме уровня военной силы и технического развития, должна будет искать альтернативные пути для достижения победы в этой империалистической гонке, активнее применяя «жёсткую силу» и предлагая альтернативу неоколониализму западных держав. Кроме того, стоит ждать возникновения феномена «новых лидеров», когда размер стран в мировой экономике перестанет отвечать их скромному внешнему самопозиционированию и подтолкнёт к более активным формам внешнего самовыражения.

Но стоит иметь в виду, что акторы упорно ищут возможные способы обойти механизмы сдерживания, и в дальней перспективе, скорее всего, будет реализован либо первый, либо второй сценарий. То есть нас жде?т или новая мировая война, на сей раз «горячая», или человечество найде?т следующий фронтир для освоения.

--

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 8 июля 2020 > № 3453210 Алексей Куприянов

КОНЕЦ БОЛЬШОЙ СТРАТЕГИИ

ДАНИЕЛ ДРЕЗНЕР, Профессор международной политики Школы права и дипломатии имени Флетчера.

РОНАЛЬД КРЕБС, Профессор политологии в Университете Миннесоты.

РЭНДАЛЛ ШВЕЛЛЕР, Профессор политологии и директор программы исследования реализма во внешней политике в университете штата Огайо.

АМЕРИКА ДОЛЖНА ДУМАТЬ О МАЛОМ

Что бы ни сделал президент США Дональд Трамп в области международных отношений в дальнейшем, на одно достижение он может смело претендовать: дискуссия о большой стратегии снова стала вызывать интерес.

На протяжении десятилетий американская внешнеполитическая элита в обеих партиях разделяла идею либерального интернационализма: Вашингтон должен поддерживать и распространять глобальный порядок, поощряющий свободные рынки, открытую политику и многосторонние институты. Но Трамп неоднократно предпринимал шаги, подрывавшие основы либерального интернационализма, – от сомнений в ценности НАТО до оскорбления союзников и отказа от торговых соглашений. Когда в июле 2017 г. его команда по национальной безопасности встретилась с президентом в конференц-зале Пентагона (из-за отсутствия окон его окрестили «танком»), чтобы просветить Трампа о достоинствах либерального международного порядка, тот обозвал их «кучкой придурков и детей», если верить The Washington Post.

Серьёзные отклонения от курса, спровоцированные Трампом, заставили внешнеполитических аналитиков впервые за последние десятилетия поставить под сомнение основополагающие принципы их главной стратегии. Теперь, когда фундаментальные положения либерального интернационализма отброшены, дебаты о большой стратегии США переживают возрождение. В борьбу вступили новые силы – от крайне левых прогрессистов до национал-популистов правого толка. Сторонники сокращения расходов и сдержанности сумели более доходчиво изложить свои взгляды, одновременно сформировались нестандартные союзы по интересам.

Но, увы, когда эти дебаты снова начались, сама концепция большой стратегии уже превратилась в химеру. Большая стратегия – это своеобразная дорожная карта, объясняющая, как соотнести средства и цели. Лучше всего она работает на предсказуемой местности – в мире, где политики имеют чёткое представление о распределении власти, надёжный внутренний консенсус в отношении национальных целей и идентичности, а также стабильные политические институты и институты национальной безопасности. К 2020 г. ничего из этого уже не существовало.

Меняющийся характер силы, а также её размывание в международной системе значительно затруднили Соединённым Штатам определение своей судьбы. Подъём мультикультурализма и реакция популистов на это явление подорвали общие нарративы и идентичность. Политическая поляризация выхолостила институты внутри страны, а это означает, что каждая новая администрация вступает в права, стремясь обратить вспять всё, что делалось предшествующей. Лихорадка отрицания истеблишмента обесценила всю дискуссию о политике и ослабила контроль за исполнительной властью, и этот феномен становится самовоспроизводящимся.

Авторы этой статьи далеко не всегда сходятся во мнениях, когда дело касается большой политики, политических стратегий или идеологии. Однако мы едины в том, что новые факторы сделали любые усилия по разработке или осуществлению большой стратегии дорогостоящими и потенциально непродуктивными. Ни одна стратегия не будет эффективной и ни одна – длительной. Вместо того, чтобы ссориться из-за того, чья стратегическая доктрина победит, учёным, экспертам, аналитикам и политикам следует сосредоточиться на более прагматичных формах решения проблемы. От военной интервенции до иностранной помощи – политика, адаптированная к каждому конкретному случаю, будет по меньшей мере столь же хороша, а возможно, и лучше, чем та, что вытекает из больших стратегических обязательств.

Обсуждать большую стратегию – значит, предаваться самокопанию, пока мир вокруг горит. Так что пора действовать, даже в отсутствие большой стратегии.

Проблемы власти

Успешная большая стратегия должна основываться на очень точном понимании картины глобального распределения силы. Тот, кто преувеличивает мощь врага или, наоборот, недооценивает угрозу, не преуспеет, потому что неминуемо спровоцирует политические решения, имеющие обратный эффект. Фактически одна из причин, по которой на стратегию либерального интернационализма Соединённых Штатов обрушилось за последнее десятилетие так много критики, заключается в том, что она не смогла предсказать и оценить подъём Китая. Сила в мировой политике уже не такая, как прежде. Способность государств применять силу, то, каким образом они это делают, какие цели преследуют и кто этой силой обладает – всё изменилось коренным образом. В результате зародился мир бесполярности и беспорядка. И это не тот мир, где хорошо работает большая стратегия.

Конечно, многое неизменно. Люди по-прежнему определяют свою идентичность главным образом через национальность. Страны, как и раньше, стремятся получить контроль над важнейшими ресурсами и доступом к жизненно важным морским путям, а также борются за территорию и региональное влияние. Они всё ещё хотят увеличить своё богатство, влияние, безопасность, престиж и автономию. Но приращение территорий уже не является для государств той наградой, которой было раньше. Современные великие державы, кажется, более всего стремятся к двум вещам: обогатиться и избежать катастрофического военного соперничества. Они понимают, что государства поднимаются вверх по лестнице международного могущества и престижа, создавая экономику, основанную на знаниях, и содействуя технологическим инновациям и связям в глобальных сетях.

В то же время сила в большей степени связана с умением выводить из строя, блокировать, отключать, не допускать и разрушать, чем со способностью создавать, разрешать, восстанавливать и строить. Рассмотрим возможности концепции «ограничения и воспрещения доступа и манёвра» (A2/AD), которая используется Китаем (главным образом, методы кибервойны и противоспутниковое оружие) с целью повысить риски для американских сил в западной части Тихого океана. Предполагается, что Иран делает то же самое в Персидском заливе, применяя подводные лодки, противокорабельные ракеты и сложные мины, чтобы сделать этот район запретной зоной для ВМС США.

Когда сила используется в конструктивных целях, она становится более узконаправленной и результат её применения не так легко перенести в другую сферу.

Военная сила теперь редко способствует достижению национальных целей или решению проблем; интервенции обычно только усугубляют и без того сложные ситуации.

Достаточно взглянуть на различие результатов Первой и Второй войны в Персидском заливе. Сила теперь не насколько универсальна, как раньше. Неудивительно, например, что усилия администрации Трампа по налаживанию сотрудничества в области безопасности и разведки не увенчались успехом на фоне его подхода к пересмотру торговых сделок.

Наконец, размывание власти по всей международной системе ведёт к созданию бесполярного мира. Сегодня многие говорят о росте Китая и других конкурентов, указывая на то, что мир возвращается к многополярности (или к биполярности в менее жёстких условиях, тяготеющих к многополярной системе). Но эта точка зрения преуменьшает тектонический сдвиг, происходящий в настоящее время. В международных отношениях больше не будет доминировать одна, две или даже несколько великих держав. Экономическая и военная мощь не дадут впредь такого надёжного влияния, как раньше, – вожаки утратили хватку. И слабые, и сильные страдают от одного и того же паралича и обладают одной и той же свободой действий. Более того, новые акторы – от местных ополченцев до неправительственных организаций и крупных корпораций, – каждый из которых полагается на разные виды силы, всё больше конкурируют с государствами. Относительно немногие страны, представленные в ООН, могут претендовать на реальную монополию на применение силы в пределах своих территориальных границ. Негосударственные субъекты, способные использовать насилие, отныне не являются второстепенными игроками. Этнические группы, полевые командиры, молодёжные банды, террористы, ополченцы, повстанцы и транснациональные преступные организации – все они стимулируют глобальное переосмысление понятия силы.

Эти изменения категории силы порождают мир, главной характеристикой которого является энтропия. Мир, в котором сосуществуют десятки центров силы, не приспособлен для контроля и управления. В условиях нового глобального беспорядка даже страны с мощной экономикой и вооружёнными силами окажутся не в состоянии заставить других делать то, чего они хотят. Современные государства, независимо от их мощи в военном и политическом отношении, практически не обладают возможностью влиять на экстремистские группы, процветающие в интернете или других пространствах, где нет никаких структур управления. Такие акторы не только не предлагают чёткой цели для угрозы или уничтожения, но многие из них мотивированы неразрешимыми проблемами, такими как создание халифата или собственного государства. И что ещё хуже, насилие для многих является источником социальной сплочённости.

Поскольку традиционная сила не имеет прежнего влияния, глобальный порядок и сотрудничество окажутся в дефиците. Международные отношения сведутся к беспорядочным ситуативным договорённостям. Опасность представляют не горячие войны между великими державами или ожесточённые столкновения по поводу прав человека, интеллектуальной собственности либо валютных манипуляций. Угроза исходит от замороженных конфликтов по геополитическим, валютным, торговым или экологическим вопросам. Учитывая огромные издержки войны, великие державы, которые неспособны урегулировать споры за столом переговоров, не имеют возможности – по крайней мере, если они действуют рационально – разрешить их на поле боя. Достигнутые политические договорённости будут недолговечны. Подобно стае птиц или рыб, они теряют форму, чтобы обрести новую через некоторое время.

Большая стратегия непригодна для мира энтропии. Великое стратегическое мышление линейно. Современный мир – это мир взаимодействия и сложности, где кратчайший путь между двумя точками – не прямая линия.

Беспорядочное и изменчивое пространство не признаёт того, что предполагается как преимущество большой стратегии: практичный, прочный и последовательный план на долгосрочную перспективу. Чтобы быть успешным в таких условиях, стратегии нужно постоянно менять.

Разделённая нация

Жизнеспособная большая стратегия должна опираться на общее мировоззрение ключевых политических субъектов. Если каждое новое правительство приходит к власти с радикально иным пониманием глобальных вызовов и возможностей, никакая стратегия долго не продержится. Всякое следующее правительство станет разрушать политику предшественников, уничтожая саму идею большой стратегии. Сдерживание было долговременным, потому что каждый президент США – от Гарри Трумэна до Рональда Рейгана – в значительной степени придерживался основополагающего видения глобальных проблем. Билл Клинтон, Джордж Буш-младший и Барак Обама – все они разделяли разные варианты либерального интернационализма.

Такого консенсуса больше не существует. За последние полвека на Западе усугубился скептицизм в отношении достоинств и даже самой реальности наций – «воображаемых сообществ», по словам политолога Бенедикта Андерсона, каждое из которых объединено общим нарративом. Сомнения возникли из добрых побуждений: росло осознание того, что доминирующие нарративы могут быть репрессивными, отражать интересы и опыт сильных мира сего и заставлять молчать менее влиятельные социальные группы. С ранних 1970-х гг., периода излёта вьетнамской войны, началась эпоха господствующего мультикультурализма, по крайней мере, в Соединённых Штатах. Мультикультурализм был не просто стратегией управления многообразием на справедливой и инклюзивной основе, – эта концепция исходила из растущего сомнения в том, что обществу вообще необходима какая-то общая идентичность.

Некоторые последствия такой культурной революции, например, спешное добавление в календарь недель и месяцев, отведённых для празднования конкретных этнических и расовых традиций, казались большинству американцев безобидными и даже позитивными. Но одно следствие этого явления проблематично: американцам не хватает общего национального нарратива. По вполне понятным причинам мало кто сегодня продолжает говорить об ассимилятивном «плавильном котле». Американский историк Джилл Лепор сетовала в журнале Foreign Affairs в 2019 г.: учёные перестали писать о нации ещё десятилетия назад. Послушайте любые демократические дебаты в текущей президентской кампании, и вы поймёте, как некомфортно чувствуют себя американские политики из либеральных левых, когда дело касается риторики американского национализма.

Однако национализм оказался непреходящей силой, как и стремление людей к общему объединяющему нарративу, способному придать смысл созданному ими миру. Культурные консерваторы в США уже давно разрабатывали эту жилу. (Их попытки определить культурное ядро нации нашли отражение в таких книгах, как «Словарь культурной грамотности», где Эрик Дональд Хёрш-младший взялся перечислить личности, события и работы, которые «должен знать каждый американец».) Они боролись против двуязычного образования и на протяжении десятилетий вели кампанию по признанию английского в качестве официального языка, успешную до сих пор в более чем половине американских штатов. Новых иммигрантов, отказывающихся подстраивать свою жизнь под принципы американского кредо, они обвиняют в том, что Соединённые Штаты буквально расходятся по швам. Либералы поступились идеей американской исключительности, когда в 2009 г. Обама заявил: «Я верю в американскую исключительность так же, как, я подозреваю, британцы верят в британскую исключительность, а греки – в греческую». Консерваторы же сделали на неё упор. В отличие от демократов Трамп чувствует себя очень комфортно в националистической риторике, хотя он практикует её в манере, исключающей половину населения страны.

Жертвой такого раздробленного национального дискурса стала и большая стратегия. Она опирается на нарратив безопасности, в рамках которого определяются главные действующие лица мировой политики, говорится о том, что эти субъекты делали и должны делать, а также изображается глобальный фон, на котором события будут происходить. Дискуссии вокруг противоборствующих больших стратегий – как правило, дискуссии по одному или нескольким элементам дискурса безопасности.

Ратующие за глубокую вовлечённость США, например, считают, что американская и международная безопасность неразделимы, тогда как те, кто призывает к ограниченной вовлечённости, верят в обратное. В отсутствие риторических конструкций, которые обычно и создают общий национальный нарратив, разработка большой стратегии, созвучной реальным запросам разных групп избирателей, невозможна. Осуществлять ту или иную стратегию в различных областях политики и поддерживать её на протяжении долгого времени всё труднее.

Одним из проявлений нарративного раскола в Соединённых Штатах является резкая поляризация, определяющая американскую политику, причём не только по злободневным внутренним проблемам. Партийные линии разделили американцев по широкому кругу внешнеполитических вопросов – изменение климата, борьба с терроризмом, иммиграция, Ближний Восток, применение силы. Это не та ситуация, которая благоприятствует продуктивным дискуссиям о большой стратегии. В таких обстоятельствах нивелируется ценность экспертной оценки. Политологи пришли к выводу, что экспертный консенсус может изменить общественное отношение только по тем сюжетам, по которым общественность ещё не поляризована: например, как реагировать на валютные манипуляции Китая. Но когда общество уже расколото по партийным линиям, как это происходит с проблемой изменения климата, поляризация делает консенсус элиты более чем бесполезным. Экспертные заключения из внепартийных источников просто заставляют партийцев удвоить силу своих аргументов.

Политическая поляризация также затрудняет важнейший процесс – усвоения опыта и обучения. Чтобы усовершенствовать большую стратегию, необходимо прийти к согласию относительно того, что именно пошло не так и почему. В поляризованной политической среде сторона, которая боится быть привлечённой к ответственности, не согласится даже с предположением, что её политика провалилась, – причём ещё долгое время после этого провала. Республиканцы, например, настаивали на том, что иракская война была триумфом, в течение многих лет после того, как стало очевидно, что Соединённые Штаты потеряли шанс на достижение мира. Чтобы поддержать своего лидера, члены партийной команды постоянно искажают реальность в пользу собственных политических аргументов. В результате обсуждение внешнеполитической стратегии утрачивает единообразное понимание фактов, на основе которого обычно и ведётся здоровая дискуссия.

И самое главное – поляризация означает, что большая стратегия любой партии будет существовать ровно до тех пор, пока эта партия контролирует исполнительную власть. Поскольку Конгресс и суды, по сути, предоставили президенту монополию на формулирование концепции национальной безопасности, он один может радикально изменить общую стратегию страны. И то же самое может сделать следующий президент от другой партии.

Народ против экспертов

Большая стратегия предполагает наличие мощного рынка идей, подкреплённого прочными институтами, способными помочь политикам со временем скорректировать курс. Даже устойчивая большая стратегия должна справляться с изменениями в стратегическом окружении, и даже хорошо продуманные стратегии неизбежно ведут к политическим просчётам, которые придётся исправлять. Соединённые Штаты не избежали внешнеполитических ошибок во время холодной войны, но взаимодействие между истеблишментом и его критиками, а также между исполнительной властью и Конгрессом в итоге обуздало худшие крайности американского активизма и предотвратило чрезмерную сдержанность.

За последние полвека некогда стабильные структуры власти разрушились, и американская общественность стала всё более скептически относиться к федеральному правительству, прессе и другим крупным общественным институтам. Недоверие американцев распространяется и на внешнеполитический истеблишмент, и в этом их трудно винить. Внешнеполитические элиты США в основном поддержали применение силы в Афганистане, Ираке и Ливии, и ни одно из этих вмешательств нельзя назвать успешным. Как свидетельствует «Афганское досье», сборник конфиденциальных интервью с фигурами, ключевыми для операции Вашингтона в этой стране, которые опубликованы газетой The Washington Post в конце прошлого года, уже более десяти лет гражданские и военные лидеры страны откровенно лгут общественности о том, как велась война в Афганистане. Финансовый кризис 2008 г., а также «арабская весна» застали внешнеполитические элиты врасплох. Очевидно, что некоторый здоровый скептицизм экспертов вполне оправдан.

А вот слишком большой скептицизм может быть разрушительным. Ставя под сомнение ценность внешнеполитической экспертизы, мы подрываем здоровый рынок идей, которые могли бы лечь в основу большой стратегии. Как предупреждал журналист Крис Хейс в книге «Сумерки элит», «если экспертное мнение в целом будет дискредитировано, мы столкнёмся с неиссякаемым источником шарлатанства». Кроме того, новые участники продвигают свои аргументы, частично разрушая ранее существовавший консенсус по поводу большой стратегии. Они эксплуатируют один и тот же сюжет о провалившемся внешнеполитическом курсе прошлого, чтобы следом заявить, что хуже того, что было, просто некуда. Как сказал Трамп на предвыборном митинге в 2016 г.: «Эксперты ужасны. Они говорят: “Дональду Трампу нужен советник по внешней политике”… Но можно ли делать что-то хуже, чем то, что мы делаем сейчас?».

Потеря уважения к экспертному знанию – лишь один из элементов самого значительного сюжета политической истории XXI века: распространения правого популистского национализма как части большой политики на Западе. Мы не можем рассматривать это явление как «осечку», потому что его подъём частично коренится в экономической нестабильности, но в равной степени, если не в большей, в политике культурного реагирования. А популизм ставит великую стратегию под вопрос.

В основе любой формы популизма лежит простой образ политики. Популистский лидер говорит о существовании нравственно чистого народа, противопоставляя его коррумпированным элитам, и утверждает, что ему одному известно, в чём состоит истинная воля народа. Поэтому популистская политика склоняет к авторитарности.

Сметая якобы коррумпированные элиты и институты, популистский лидер подрывает всё, что стоит на его пути. Настаивая на своей непосредственной связи с народом, популистский лидер утверждает, что именно он является представителем людей, и никакой политический процесс не способен столь же эффективно репрезентировать их интересы. Критика становится врагом, конституционные ограничения – препятствием для демократии, а тирания большинства объявляется добродетелью, а не пороком.

Популизм не приемлет большой стратегии. Во-первых, он обостряет внутренние разногласия. Поляризующий по своему замыслу, он так сужает понятие якобы подлинного народа, что делает невозможным единство внутри нации как территориального и юридического субъекта. Во-вторых, популистские политики регулярно мобилизуют народ, направляя его праведный гнев против врагов. Когда в воздухе уже витает «горячая» риторика, эмоциональная реакция на кризис грозит взять верх над рациональной стратегией. Стратегия становится менее гибкой, поскольку лидерам трудно проводить примирительную тактику в атмосфере публичных оскорблений и желания мести. Наконец, популизм предполагает концентрацию власти в некоем харизматичном лидере. Он лишает власти бюрократов и различные институты, которые могут сдерживать ненадёжных правителей и блокировать слишком радикальные решения. Политика популистского режима, таким образом, – слепок самого лидера, его идеологической приверженности или его капризов. Если популистский политик действительно начнёт проводить что-то вроде большой стратегии, она не переживёт его правления.

Время похоронить большую стратегию

Большая стратегия мертва. Принципиальная неопределённость бесполярной глобальной политики делает большую стратегию менее полезной и даже опасной. Даже если бы она могла помочь Соединённым Штатам определиться с ответом на стоящие перед ними глобальные вызовы, всё более расколотая внутренняя политика затрудняет осуществление слаженной и последовательной большой стратегии. Общественное недоверие к экспертному знанию размыло перспективу здоровой дискуссии об исторических уроках и потенциальных стратегиях для страны. Популизм выхолостил систему институциональных сдержек и противовесов, которая удерживает большую стратегию от резкого раскачивания. Однако главные национальные стратеги всё ещё не пришли к осознанному пониманию утраты большой стратегии. Бурные дебаты вокруг конкурирующих стратегических вариантов свидетельствуют о том, что многие из этих стратегов всё ещё находятся в состоянии отрицания. Гнев, направленный на администрацию Трампа за отсутствие стратегического мышления, подразумевает пребывание в этой эмоциональной матрице ярости. Мы сами расходимся во мнениях относительно того, оплакивать или праздновать кончину великой стратегии, но согласны с тем, что пришло время перейти к заключительной стадии процесса скорби – принятию. Движение вперёд без большой стратегии предполагает два принципа: децентрализация и инкрементализм (текущая корректировка линии поведения в зависимости от ситуации – прим. ред.). Высокая степень неопределённости требует децентрализованных, но взаимно скоординированных центров принятия решений. Корпоративный сектор осознал, что менеджерам необходимо избегать соблазна контролировать каждое решение и вместо этого научиться управлять инновациями, формируя среду, в которой есть возможность выбора. Умные корпорации децентрализуют управление и ответственность, поощряют сотрудников к решению проблем посредством совместной работы и используют неформальный подход к распределению задач и обязанностей. Правительства должны организовать свой внешнеполитический аппарат точно так же. Высоко ценить знания на местах и доверять экспертной оценке – лучший способ справиться со слабыми местами и возникающими проблемами и разрядить кризисы до того, как они дадут метастазы.

Организационная трансформация должна идти рука об руку с культурной: к признанию достоинств экспериментов снизу доверху. Большая стратегия делает ставку на то, что тщательное планирование в центре даёт наилучшие результаты. Она предполагает, что издержки чрезмерной гибкости превышают издержки чрезмерной жёсткости. Но это теряет смысл, когда изменения происходят быстро и непредсказуемо. Инкрементализм в такой ситуации – выбор более безопасный. Для этого не нужно класть все яйца в одну корзину. Нельзя одержать победу одним махом, но можно избежать катастрофических потерь. Такой метод позволяет быстро адаптироваться к меняющимся обстоятельствам. На практике это означало бы передачу ответственности от Вашингтона военным руководителям, специальным представителям и экспертам по конкретным вопросам. Другими словами, это означает подход прямо противоположный подходам многих прошлых администраций, когда процесс принятия решений концентрировался в Белом доме.

Начинающим советникам по национальной безопасности не стоит бороться за звание следующего Джорджа Кеннана. Создание долговременного варианта новой политики сдерживания не является ни важным, ни возможным в ближайшем будущем.

Повышение эффективности внешней политики США – вот что действительно важно и возможно. Учитывая недавний послужной список американской внешней политики, эта цель не кажется такой уж плохой.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs № 3 за 2020 год. © Council on foreign relations, Inc.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 8 июля 2020 > № 3453209 Даниел Дрезнер, Рональд Кребс, Рэндалл Швеллер

БИПОЛЯРНОСТЬ ИЛИ БАЛАНС?

ТИМОФЕЙ БОРДАЧЁВ

Кандидат политических наук, научный руководитель Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ «Высшая школа экономики», программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай».

К ЧЕМУ ВЕДЁТ АМЕРИКАНО-КИТАЙСКОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Китай воодушевлён своими успехами в борьбе с пандемией коронавируса. Соединённые Штаты теряют международный авторитет и сталкиваются с множеством внутренних проблем, но всё же достаточно сильны, чтобы противостоять китайской самоуверенности. Значение европейских держав в международной политике стремится к символическому даже на фоне последних десяти-пятнадцати лет. Россия, которая на первый взгляд больше всех заинтересована в мирном развитии событий, пока смотрит на происходящее с растерянностью и размышляет, какие возможности есть у неё в сложившихся условиях.

Индия, Бразилия и другие ещё не вышли на уровень, позволяющий им выступать в качестве эффективного противовеса на мировой арене. Такова в самом общем виде расстановка сил летом 2020 года. Основное событие международной политики: нарастание противостояния старого лидера и нового претендента – Соединённых Штатов Америки и Китайской Народной Республики.

От «странной» к «холодной»

Сам Китай довольно долго предпочитал конфликт с США в духе «странной войны». Она продолжалась с осени 1939 г. по весну 1940 г. между гитлеровской Германией, с одной стороны, Великобританией и Францией, с другой, и её основной чертой было отсутствие боевых действий. То есть сложилась ситуация, когда всем очевиден естественный характер противостояния, понятны его конкретные проявления и долгосрочные цели сторон, но всё происходит в неявной форме. Китайцы рассчитывали, что смогут продолжать аккумулировать возможности для вытеснения Вашингтона с позиций мирового лидера не потребовалось бы открытого противостояния. Отсюда и убаюкивающие разговоры о мирном росте – тактические приёмы для того, чтобы выиграть время.

Этого, однако, не случилось.

Как часто бывает со слабеющими державами, которые постепенно теряют международное доминирование, Соединённые Штаты пытаются разрубить гордиев узел противоречий и перевести борьбу в открытую форму.

Начинающийся конфликт является глобальным, потому что события, связанные с ним, будут происходить везде – на море и на суше, в сферах новых технологий и международной торговли. Он позволит окончательно убедиться, что прошлая холодная война – СССР и Запада – была исключительным явлением в истории международной политики. В первую очередь потому, что её главным условием было разделение мира на две неравные части, закрытые друг от друга и исповедующие противоположные идеологии. Сейчас мы вряд ли можем ожидать буквального повторения такого раскола цивилизации.

Та или иная версия рыночной экономики господствует повсюду, а информационно-коммуникационные технологии не позволяют представить степень взаимной закрытости, близкой к той, что существовала с 1945 г. до второй половины 1980-х годов. Китайские руководители много говорят о том, что их социально-экономическая модель и способ развития в целом более прогрессивные, чем американские. Однако СССР был до самых последних своих дней большой Северной Кореей, зазеркальем, где жизнь людей регулировалась уникальными правилами, созданными на основе коммунистической утопии. Существование такого оригинального режима не только не препятствовало развитию стран рыночной демократии, но уже с середины 1950-х гг. ему даже способствовало. Китай при всех ограничениях свобод индивидуума – открытая миру страна, часть либерального международного порядка и потребитель его основных благ.

Само использование термина «холодная война» для того исторического периода, который завершился распадом СССР, стало искажением первоначальной идеи британского писателя Джорджа Оруэлла, предложившего этот термин в 1945 г. в заметке «Ты и атомная бомба». Для Оруэлла холодная война была структурным понятием, характеризующим отношения между ядерными державами и остальным человечеством. Военное могущество тех, кто способен создать значимые ядерные арсеналы (а состав избранных автор предугадал безошибочно), делало непреодолимым силовой разрыв между ними и всеми другими. И тем самым навсегда фиксировало состояние враждебности: военно-силовые лидеры vs те, кто такими возможностями не обладал. В прочтении, которое мы все усвоили, конфликт Соединённых Штатов и Советского Союза оставался «холодным» только в том смысле, что он так и не перешёл в «горячую» фазу лобового столкновения. Отношения между США и их союзниками, Россией и её соседями, Китаем и другими азиатскими государствами, даже Францией и Германией всегда будут содержать в своём фундаменте непреодолимый разрыв силовых возможностей. Холодная война никогда не заканчивалась и не закончится. Кроме того, она универсальна.

Тогда, может быть, стоит говорить о появлении на наших глазах новой биполярности? Такие предположения имеют под собой серьёзные основания. Хаос, нараставший в международных делах с середины 2000-х гг., провоцирует запрос на какой-то порядок. Его формой вполне может быть новый раскол мира на два противоборствующих полюса, вокруг каждого из которых объединяются державы второго и третьего (по степени их влияния на международную безопасность) уровня. Такая гипотетическая структура очень проста с точки зрения анализа, прогноза и определения оптимальных стратегий реализации государствами своих интересов. В методологическом отношении она идеальна. Но одновременно и очень опасна, поскольку противостоящие полюсы-сверхдержавы притягивают к себе союзников, заставляют тех делать выбор из двух альтернатив, что чревато столкновениями.

Системная теория международной политики, в центре которой стоит вопрос о структуре – в данном случае биполярной – возникла в середине прошлого века на основе эмпирического опыта холодной войны. Элементы системного подхода мы видим в более ранних работах и даже в марксизме, но подлинным основоположником этой теории стал американский политолог Кеннет Уолтц. Условное разделение мира на два противостоящих полюса позволяло с лёгкостью выявить факторы, способные привести их к столкновению, гибельному для всей цивилизации. А уже на этой основе можно было понять, как столкновения избежать. Учёные развили логику Уолтца в рамках вполне пока гипотетических схем, рисующих разные детализированные модели однополярности, биполярности и многополярности. В итоге вся современная наука о международных отношениях – реалистская и либеральная – стоит на фундаменте системной теории Кеннета Уолтца. Реалистическая теория ищет в структуре международной системы причины конфликта, либеральная – способы стабилизировать эту структуру через создание международных институтов.

При этом сама по себе биполярность «СССР – США» всё равно была весьма умозрительной. В первую очередь потому, что две сверхдержавы не связывало между собой ничего, кроме ядерного сдерживания. Его символом была «горячая линия» между Кремлём и Белым домом. А так, как мы отмечали выше, они жили в разных мирах и в разных международных системах. Именно поэтому наиболее ортодоксальная версия системной теории – так называемый наступательный реализм Джона Миршаймера – и сейчас подчиняет все отношения их военной составляющей. Холодная война Москвы и Вашингтона – не противостояние в рамках одного мира, а борьба двух параллельных миров. Международная политика холодной войны – действительно уникальное явление, которое, возможно, и не повторится никогда в будущем.

Советский Союз и Соединённые Штаты вступали в опосредованное военное взаимодействие, как правило, на локализованных театрах (Корея, Вьетнам, Ангола, Центральная Америка), а их цели были продиктованы геополитическими соображениями. В этом отношении столкновения между ними напоминали скорее аристократические войны XVIII–XIX веков, когда каждая держава чётко осознавала пределы эскалации и допустимый до начала переговоров ущерб. Единственный действительно опасный эпизод прошлой холодной войны – Карибский кризис 1962 года. Он возник вследствие попытки США увеличить свои потенциальные преимущества через размещение в Турции ракетных вооружений. В ответ СССР также обратился к силовой дипломатии, и конфликт был быстро и элегантно урегулирован, поскольку имел локальный характер по отношению ко всей системе взаимодействия двух держав. Возможности развития любого регионального конфликта в глобальный оставались минимальными – эта сфера жёстко контролировалась Москвой и Вашингтоном на дипломатическом уровне. Предпосылка такой упорядоченности – минимальное число сфер, где интересы сталкивались.

Советский Союз жил в собственном закрытом мире. США и Европа после 1945 г. развивались в русле либерального международного порядка – набора правил и норм, с которыми все были согласны и в основе соблюдения которых лежало военное превосходство Америки над своими союзниками. В рамках сообщества либеральных рыночных демократий холодная война по Оруэллу получила институциональное воплощение – военный союз НАТО. СССР и «лагерь социализма» были оторваны от этого сообщества, и как только они прекратили войну в одностороннем порядке, международная система обрела целостность.

Китай присоединился к экономической составляющей либерального порядка, сохранив тоталитарный в западном понимании политический режим. Его могущество выросло на основе таких ценностей либерального порядка, как свобода торговли. Это могущество стало причиной глобального перераспределения сил и конфликта, который мы наблюдаем. Но уже в рамках действительно единой международной системы, чего нельзя сказать о ситуации 1945–1990 годов.

Конфликт намного глубже

По сравнению с прошлой биполярностью отношения Соединённых Штатов и Китая, как мы знаем, совсем другие. Ядерное сдерживание присутствует в них в гораздо меньшей степени, но является объяснением того, почему прямое столкновение крайне нежелательно для обеих сторон. Державы теснейшим образом переплетены экономически. Фирменные бейсболки предвыборной компании 2016 г. Дональда Трампа с надписью «Вернуть Америке величие» были преимущественно изготовлены в Китае. Не говоря уже о других, более важных составляющих экономической и технологической «Кимерики», на которой последние двадцать-тридцать лет держалась вся глобализация. Даже в том случае, если двусторонняя экономическая взаимозависимость за предстоящие годы сократится, китайская и американская экономики останутся связаны через третьи страны и рынки. Та же Европа или Юго-Восточная Азия не выражают стремления сворачивать связи с КНР. Более того, европейцы собираются их укреплять. Производства из Китая и США переносятся на территорию Вьетнама или Индонезии практически одновременно.

При этом конфликт между Вашингтоном и Пекином имеет гораздо более объективную природу, нежели нынешнее дипломатическое противостояние, например, Москвы и Вашингтона. Внешняя политика России после 1999 г. – это мягкий ревизионизм. Она нацелена на исправление искажений международного порядка после холодной войны, которые рассматривает как несправедливые. Кроме того, Россия никогда не была по-настоящему унижена Западом. Китай, напротив, много говорил в категориях мягкого ревизионизма, но на деле нуждался в более радикальном пересмотре международного порядка. Это необходимо Пекину для достижения целей национального развития, которые противоречат американским интересам. Все авторитетные специалисты по КНР согласны: задачи, поставленные на съезде Коммунистической партии в 2017 г., а затем облечённые в законы на заседании ВСНП весной 2018 г., невозможно реализовать без нанесения ущерба интересам США и сокращения количества доступных для них ресурсов.

В отличие от России, в которой население небольшое, а ресурсов много, положение Китая по отношению к мировой экономике может быть охарактеризовано как паразитическое. На протяжении восьмидесяти лет после Второй мировой войны таким положением пользовались только Соединённые Штаты. СССР паразитом не был и не нуждался в этом. На геополитическую борьбу с Западом он тратил свои собственные ресурсы. В сочетании с утопической социально-экономической моделью это привело к тому, что уже в середине 1980-х гг., по меткому определению британского историка Доминика Ливена, Россия как империя не нуждалась в коммунистическом режиме. Более того, он стал для неё обузой. Между тем коммунистический режим в Китае путём экономических реформ адаптировался под нужды укрепления международного значения китайского государства.

Изменение китайского поведения на более наступательное первыми почувствовали на себе Россия и страны Центральной Азии. В 2013 г. председатель КНР Си Цзиньпин выступил с инициативой «Пояс и путь». Она предполагает системное расширение китайского присутствия в экономике значительного числа государств и вовлечение их в производственные цепочки, во главе которых стоят китайские компании. Но для России это не стало поводом конфликтовать с Китаем – она не собирается становиться экономикой, ориентированной на экспорт большего, чем энергоресурсы и продукция военно-промышленного комплекса. Китайские амбиции в Центральной Азии интересуют Россию не с точки зрения конкуренции, а в том плане, насколько получение оттуда ресурсов будет способствовать или препятствовать региональной безопасности. В 2018 г. Россия добилась подписания соглашения между Китаем и Евразийским экономическим союзом – главным проектом российской внешней политики нового поколения.

Китай, в свою очередь, резонно видит экономические ресурсы Центральной Азии настолько ничтожными, что даже думать о конкуренции с Москвой ему представляется нерациональным.

Отношение Америки к изменившемуся китайскому поведению определяется совсем другими факторами. При общем сокращении ресурсов планеты тот факт, что китайцы будут потреблять больше, автоматически означает, что американцам достанется меньше. Развитие КНР уже давно миновало стадию, когда оно давало США возможности. Теперь это развитие несёт в себе только угрозы благосостоянию и безопасности. Почему безопасности? Потому что либеральный порядок основан на относительно справедливом распределении как экономических, так и политических выгод. При этом лидеру всё равно достаётся именно столько, сколько он хочет. И он один полностью удовлетворён положением. В том случае, если Китай будет и дальше теснить Соединённые Штаты в качестве главного покровителя и паразита либерального мирового порядка, другие державы начнут получать свою долю выгод уже от Поднебесной. Со временем Америка может потерять большинство сколько-нибудь значимых союзников и сателлитов.

Сохранение контроля над доступом к ресурсам, на которые сейчас претендует Китай, необходимо для существующего в США экономического порядка. Сам порядок сталкивается с множеством трудностей, но пока нет идей, как заменить его другим – менее зависимым от решающей роли страны в функционировании основных глобальных свобод. Это уже приводит к сокращению способности американского государства выполнять обязательства перед своими гражданами – они начинают выбирать революционеров. Самым ярким представителем новой волны стал Дональд Трамп. Но и он уже успел убедиться, что вызов изменения глобального соотношения сил слишком многогранен для того, чтобы на него можно было дать простой и эффективный ответ.

То, что интересы Вашингтона и Пекина пересекаются в неисчислимом множестве вопросов, делает новое системообразующее противостояние держав более опасным с точки зрения перспективы возникновения частного конфликта, который может перерасти в общую войну. В отличие от советско-американского новое противостояние будет гораздо менее управляемым из одного центра принятия решений по разные стороны Тихого океана. Это плохо для международной безопасности. Частичное сворачивание экономической взаимозависимости между двумя державами делу не поможет. Даже повышение степени автаркии на уровне отдельных стран и регионов, которое сейчас наблюдают экономисты, не пойдёт настолько далеко, чтобы полностью ликвидировать взаимозависимость и взаимосвязанность.

В начале XVI века император Священной Римской империи Карл V писал: «Интересы мои и короля Франции совершенно одинаковы: мы оба хотим герцогство Миланское». Точно так же одинаковы интересы США и КНР – они хотят сохранения существующего международного порядка, но каждый при своём лидерстве. Таким образом, если мы возьмём основные структурные признаки противостояния Советского Союза и Соединённых Штатов времён холодной войны и просто помножим их на количество сфер пересечения интересов США и Китая, противоречий их целей развития, результат получится очень тревожным.

Главная проблема новой биполярности в том, что в отличие от эпохи холодной войны она может оказаться достаточно быстрой прелюдией настоящего военного столкновения. Есть ли шансы избежать этого?

Опасно, но не фатально

Во-первых, само по себе ядерное сдерживание по-прежнему делает большую войну нерациональной. Китайские военные возможности, в том числе в их ядерной компоненте, пока существенно отстают от американских. Однако они представляются большинству наблюдателей достаточными для того, чтобы нанести противнику неприемлемый ущерб. Отношения внутри закрытого сообщества ядерных держав определяются тем, что чисто военное решение проблем нерационально.

Во-вторых, вся международная система отличается гораздо большей гибкостью. Борьба Китая и США – не фронтальное и достаточно легко управляемое противостояние антагонистических международных режимов, отрицающих этику друг друга, как оно было в советско-американском случае. Сейчас многие в США попытаются представить конфликт именно таким, но это чисто пропагандистский ход. Как мы видели, вездесущий характер борьбы двух держав делает её более опасной. Но гибкость системы ведёт к тому, что снижается требовательность в отношении обязательств и поведения союзников каждого из лидеров. Солидарность младших партнёров со старшими будет не правилом, а результатом свободного выбора применительно к каждой отдельной ситуации. Главная причина гибкости международной системы – её всеохватность и относительное единство. Участие страны второго и третьего разряда в одном или другом лагере не ведёт к тому, что она должна отказаться от базовых интересов и ценностей. Уже сейчас Турция, оставаясь в НАТО, проводит сугубо национальную внешнюю политику.

В период холодной войны второй половины прошлого века для каждого из союзников со стороны Запада солидарность с лидером означала, что выгоды от участия в сообществе будут абсолютными, а от частной измены его интересам – относительными. Для европейских государств сохранение независимости от СССР было абсолютной ценностью. Но даже тогда Западная Германия могла добиться установления с ним устойчивых связей в области энергетики. Сейчас сложно представить, чтобы Америка или Китай могли предоставить другим государствам возможности, которые стоят того, чтобы пожертвовать остальными интересами.

Умозрительная (пока ещё) биполярность станет исключительно комплексным явлением международной политики и будет в чём-то напоминать борьбу великих держав до наступления «международного тоталитаризма» XX века. Помимо очевидных рисков это приведёт к расширению индивидуальных возможностей государств наращивать влияние путём дипломатического манёвра.

Рассмотрим пример Европы. Она располагает наибольшим в мировых масштабах опытом гибкого внешнеполитического поведения. Европейцы начали движение в сторону признания того, что этическое многообразие – вполне реальная альтернатива универсальной этике либерального мирового порядка. И это серьёзный сигнал, что они не видят будущего в рамках жёсткой биполярной системы. Китай не угрожает интересам и ценностям европейских демократий, не говоря уже об их выживании, а конфликт с ним в современных условиях принесёт не пользу, а одни проблемы. Поэтому ведущие страны Европейского союза всё чаще задумываются над тем, как вести себя дальше, и уж точно не собираются безоговорочно поддерживать американских союзников по НАТО. Это происходит впервые за всю 75-летнюю историю трансатлантических отношений.

Согласно результатам одного из недавних опросов, проведённых в Германии Институтом Pew и Фондом Кёрбера, только 37 процентов респондентов считают, что отношения с США являются для их страны более приоритетными, чем отношения с Китаем. Это на 13 процентов меньше, чем по итогам такого же исследования общественного мнения в 2019 году. Интересно, что лишь немногим меньше – 36 процентов опрошенных – предпочитают более тесные отношения с Китаем. Здесь наблюдается рост на 12 процентов по сравнению с аналогичным опросом прошлого года.

Всплески антипатии к Соединённым Штатам случались в Европе и раньше. После вторжения американцев и избранной группы союзников в Ирак и вплоть до конца правления администрации Джорджа Буша-младшего отношение Европы к США было критическим. После того, как президентом стал Барак Обама, всё вернулось в относительно спокойное прежнее русло. Европейские государства не смогли использовать эту восьмилетнюю передышку для того, чтобы исправить в свою пользу соотношение сил в рамках Запада и на глобальном уровне. Поэтому приход к власти радикальной республиканской администрации Дональда Трампа европейцы восприняли с ужасом.

Нарастающий конфликт США и Китая в новых условиях – для Европы скорее не угроза, а возможность. Неопределённость их политики – это результат изменившихся глобальных условий и показатель того, что новый конфликт не станет повторением холодной войны 1945–1990 годов.

Исторически Россия всегда была для Европы конкурентом, который на протяжении трёхсот лет стремился доминировать в Старом Свете и мнение которого европейские державы были вынуждены принимать во внимание. Китай для Европы не представляет ни идеологической альтернативы, ни экзистенциальной угрозы. Пекин стремится торговать и развивать экономические отношения без того, чтобы навязывать свои политические взгляды. Более того, Китай признаёт за европейцами их права в мировых делах, всячески поддерживает многосторонние институты. Эти институты для Европы – вообще один из немногих реальных внешнеполитических ресурсов. Поэтому европейцы в ближайшие месяцы и годы будут стремиться использовать новый глобальный конфликт, чтобы увеличить собственные незначительные пока ресурсы и возможности.

Ведущие континентальные государства, в первую очередь – Германия и Франция, уже в этом году попытаются играть роль независимого балансира в отношении Соединённых Штатов. В этом смысле их действия окажутся в чём-то сродни политике России, которая, выступая в качестве друга Китая, попробует себя в качестве посредника для другой стороны. Если бы Москва и приняла приглашение Трампа на сентябрьскую встречу «G7 + Россия, Австралия, Южная Корея, Индия», рациональным обоснованием стала бы необходимость не дать превратить этот саммит в антикитайское собрание. Сейчас в российской дискуссии прямо или косвенно доминируют вполне разумные аргументы в пользу того, что конфликт США и Китая – это для России больше возможность, чем угроза. Об этом пишут такие разные авторы, как Сергей Караганов и Дмитрий Тренин.

Другой важный аспект новой биполярности в том, что ни Китай, ни США не могут предложить остальным державам уникальную этическую модель. Либеральная экономика и демократия убедительны, но они не смогли преодолеть несправедливость, вытекающую из различий индивидуальных возможностей. Китайский образ развития также далёк от создания общества всеобщей справедливости. Кроме того, либерализм основан на национальном философском фундаменте, который невозможно адаптировать и сделать «своим» для остальных цивилизаций. Результатом окажется новая характеристика международной политики по сравнению с XX веком – отсутствие универсальной этики и даже идеологии, претендующей на универсальность. Это также качественно отличает новую ситуацию от биполярности, знакомой по опыту второй половины прошлого столетия. В целом ценностная близость участников всегда являлась условием существования международного порядка – общего набора правил и норм поведения, с которым согласны все. Сейчас мы не должны рассчитывать на возникновение такого порядка.

То, что мы характеризуем конфликт Китая и США как новую биполярность, – следствие отсутствия опыта осмысления международной политики, развивающейся в условиях гибкой системы.

И одновременно свидетельство устойчивости позиций системной теории международных отношений, возникшей в период, когда человечество переживало самый драматичный период своей истории – XX век. Наступающая эпоха будет, возможно, даже более тревожной в том, что касается жизни рядовых граждан. Рост Азии и расширение её связей с остальным миром до фактически внутриевропейского уровня уже привели к возникновению забытых в Европе и Америке пандемий. Но пандемия окажется менее угрожающей с точки зрения выживания государств как таковых.

Вполне вероятно, что новый этап развития приведёт к появлению теоретических подходов к изучению международной политики, которые находились в состоянии стагнации с середины 1980-х годов. Понимание такой категории, как баланс сил, сместится от системы, обеспечивающей мир и стабильность, к динамичному распределению возможностей между державами, когда каждое изменение создаёт новые возможности и риски. Международные институты могут перестать быть материальным воплощением основанного на балансе долгосрочного решения, а превратятся в инструмент дипломатии. Противостояние Китая и США оказалось бы гибельным для человечества, если бы оно разворачивалось в условиях начала XX века. Тогда противоречия между важнейшими центрами европейской цивилизации привели к быстрому столкновению и её гибели. Сейчас мир другой, и мы вправе рассчитывать, что конфликт станет продолжительным, но не приведёт к катастрофе.

Данная статья развивает и существенно расширяет тезисы автора, изложенные в материале, который был написан по заказу Валдайского клуба.

Россия. Китай. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 8 июля 2020 > № 3453208 Тимофей Бордачев

ЭПОХА ВОЛШЕБНЫХ ДЕНЕГ

СЕБАСТЬЯН МАЛЛАБИ

Ведущий научный сотрудник по международной экономике Совета по международным отношениям.

МОГУТ ЛИ БЕСКОНЕЧНЫЕ РАСХОДЫ ПРЕДОТВРАТИТЬ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ БЕДСТВИЕ?

Кризис может привести к переменам, но иногда требуется два кризиса, чтобы закрепить трансформацию. Великая депрессия открыла Новый курс, примерно в три раза увеличив федеральные расходы США на производство. Но потребовалась Вторая мировая война, чтобы поднять их ещё больше и укрепить роль государства в экономике. Если к середине 1950-х гг. федеральные вмешательства, такие как создание системы внутригосударственных автомагистралей, уже казались естественными, то это было результатом двух тяжёлых потрясений, а не одного.

В американской истории множество подобных примеров. Война во Вьетнаме спровоцировала снижение доверия к правительству. Но чтобы сделать этот спад стремительным, понадобился сильнейший шок Уотергейта. Распад Советского Союза усилил мощь США. Но именно высокие показатели американской экономики в 1990-е гг. вызвали разговоры об «однополярном моменте». А в первом десятилетии уже этого столетия технический прогресс способствовал усугублению неравенства. Глобализация же углубила этот разрыв.

Сегодня Соединённые Штаты и другие развитые страны переживают вторую волну сильнейшего двойного шока. Хотя было бы достаточно либо мирового финансового кризиса 2008 г., либо глобальной пандемии 2020 г., чтобы изменить государственные финансы, побудив правительства свободно создавать и занимать деньги. В совокупности они призваны трансформировать покупательную способность государства. Новая эра напористого и экспансивного правительства манит к себе. Назовём это эпохой волшебных денег.

Двойной шок изменит баланс сил в мире, поскольку его последствия будут отличаться в разных странах в зависимости от надёжности и сплочённости экономических институтов каждого государства. Япония с долгой историей низкой инфляции и компетентным национальным центробанком уже показала, что может занимать и тратить гораздо больше, чем резонно предположить, учитывая и без того высокий уровень госдолга. Соединённое Королевство, имеющее серьёзный торговый дефицит, но прочные традиции государственных финансов, должно справиться с ростом госрасходов без негативных последствий. Еврозона – неуклюжий синтез экономической федерации и собрания препирающихся гордых национальных государств – будет медленнее использовать новые возможности. Тем временем развивающиеся экономики, пережившие кризис 2008 г., вступят в сложный этап. А более слабые государства не устоят перед долговыми кризисами.

Новая эра принесёт Соединённым Штатам самые большие потенциальные выгоды, но и огромные риски.

Как эмитент наиболее надёжных финансовых активов в мире, США получат шанс использовать новые финансовые полномочия наиболее амбициозно, а, возможно, и злоупотреблять ими.

Отчасти благодаря прочному положению доллара в качестве мировой резервной валюты Соединённые Штаты смогут поддерживать рост госрасходов на такие разнообразные приоритеты, как научные исследования, образование и национальная безопасность. В то же время госдолг будет расти, а управление им в решающей степени зависит от доверия к Федеральной резервной системе. В периоды высокого государственного долга президенты США со времён Гарри Трумэна пытались подчинить себе Центробанк. Если ФРС потеряет независимость, эпоха волшебных денег может закончиться катастрофой.

«Чего бы это ни стоило»

Финансовый кризис 2008 г. оставил след в мире, увеличив мощь центробанков в развитых экономиках. В течение нескольких дней после того, как Lehman Brothers в сентябре объявил о банкротстве, Бен Бернанке (председатель Федеральной резервной системы США с 2006 по 2014 гг.) представил новые правила экономики, вложив 85 млрд долларов госсредств в страховую корпорацию American International Group (AIG). Когда демократа и представителя штата Массачусетс Барни Фрэнка проинформировали об этом плане, он скептически поинтересовался, есть ли у ФРС на руках целых 85 млрд долларов. «У нас есть 800 млрд долларов», – ответил Бернанке. Вооружившись национальным печатным станком, ФРС может наколдовать столько долларов, сколько захочет, говорил он. Ведь железный закон дефицита не должен применяться к центральным банкам.

Спасение за госсчёт AIG было только началом. ФРС вычеркнула токсичные активы из балансов длинного списка обанкротившихся кредиторов, чтобы стабилизировать их. Она приняла новый инструмент «количественного смягчения», который включает в себя создание денег для покупки долгосрочных облигаций, таким образом подавляя долгосрочные процентные ставки и стимулируя экономику. К концу 2008 г. ФРС вложила в экономику 1,3 трлн долларов – сумму, эквивалентную трети годового федерального бюджета. Традиционный инструментарий Центробанка, включающий манипулирование краткосрочными процентными ставками, был значительно расширен.

Эти амбициозные шаги повторили и другие страны с развитой экономикой. Банк Англии также принял меры количественного смягчения, покупая облигации в том же масштабе, что и ФРС (с учётом размера британской экономики). Банк Японии экспериментировал с количественным смягчением с 2001 г., но после финансового кризиса удвоил усилия; с 2013 г. он генерировал больше денег по отношению к ВВП, чем любая другая зрелая экономика. Ответных мер Европейского центрального банка не было годами из-за сопротивления Германии и других северных государств-членов, но в 2015 г. он всё же присоединился к этой вечеринке. Центральные банки «большой четвёрки» вместе вложили около 13 трлн долларов в свои экономики в течение десяти лет после финансового кризиса.

Кризис, вызванный коронавирусом, ещё больше воодушевил центробанки. До пандемии экономисты беспокоились, что количественное смягчение вскоре перестанет быть эффективным или политически приемлемым.

Были и опасения, что законодательство после 2008 г. ограничило полномочия ФРС по проведению спасательных операций. «У правительства ещё меньше чрезвычайных полномочий, чем до кризиса», – написал в 2017 г. бывший министр финансов США Тимоти Гайтнер. Но как только началась пандемия, опасения развеялись. Уважаемый инвестор Говард Маркс недавно признался: «Я был среди многих, кто месяц назад волновался по поводу ограниченности арсенала ФРС. Теперь мы видим огромные возможности его потенциального инструментария».

Федеральный резерв вступил в бой в марте, пообещав, что диапазон его действий будет фактически безграничным. «Когда дело дойдёт до кредитования, нас не остановит нехватка боеприпасов», – заявил председатель ФРС Джером Пауэлл. В то время как первые два раунда количественного смягчения ФРС, начатые в 2008 г. и 2010 г., включали заранее объявленное количество покупок, позиция Пауэлла была подчёркнуто открытой для изменений. В этом он следовал прецеденту, созданному в 2012 г. Марио Драги, тогдашним председателем Европейского центрального банка, который пообещал сдержать долговой кризис в Европе, «чего бы это ни стоило». Но обещание Драги было вдохновенным блефом, так как желание североевропейских государств поддерживать неограниченное вмешательство было нетвёрдым. Напротив, сегодня никто не сомневается в том, что ФРС пользуется поддержкой президента США и Конгресса для реализации своей максималистской риторики. «Чего бы это ни стоило», сказанное ФРС, прозвучало стократ громче.

Решительные обещания ФРС совпали с немедленными действиями. В марте и первой половине апреля она вложила в экономику более 2 трлн долларов, что было почти вдвое более мощно, чем за все шесть недель после падения Lehman Brothers. При этом экономисты свободного рынка прогнозируют, что Центробанк купит более 5 трлн долларов дополнительного долга к концу 2021 г., превысив свои совокупные закупки с 2008 г. по 2015 год. Другие центробанки идут по тому же пути, хотя и не в таком масштабе. По состоянию на конец апреля Европейский центральный банк рассчитывал на смягчение в 3,4 трлн долларов, а Япония и Великобритания обещали в общей сложности 1,5 трлн долларов.

Разработка программ Федерального резерва выводит на новую территорию. После провала Lehman Brothers ФРС опасалась помогать нефинансовым компаниям, чья стабильность была слишком неустойчива для функционирования финансовой системы. Сегодня ФРС покупает корпоративные облигации (в том числе рискованные «мусорные»), чтобы гарантировать компаниям возможность брать кредиты. Она также работает с Министерством финансов и Конгрессом, чтобы получить кредиты для малого и среднего бизнеса. ФРС стала кредитором последней инстанции не только для Уолл-стрит, но и для Мейн-стрит (главная торговая улица города, метафорически – сектор малого и среднего бизнеса в противопоставление Уолл-стрит как символу крупного капитала – прим. ред.).

По мере того, как ФРС расширяет охват, она ставит под угрозу свои традиционные притязания на роль сугубо технократического агентства, стоящего вне политики. В прошлом ФРС держалась подальше от кредитования на Мейн-стрит именно потому, что не хотела решать, какие компании заслуживают финансовой помощи, а какие упрутся в стену. Такой оскорбительный выбор лучше оставить демократически избранным политикам, имеющим мандат на установление социальных приоритетов. Но старое разграничение между монетарными техниками и бюджетной политикой размылось. ФРС стала крупнейшим агентом большого правительства, своего рода «суперминистерством» экономики.

Деньги ни на что

Это приводит ко второму расширению финансовых возможностей правительств в результате кризиса COVID-19. Пандемия показала, что центральные банки – не единственные, кто может наколдовать деньги из воздуха; министерства финансов также в силах применить магию. Национальные казначейства (если они санкционированы законодателями и поддерживаются центробанками) имеют право брать ссуды и тратить практически без ограничений, глумясь над привычными законами экономики.

Ключом к новой силе стало непостижимое исчезновении инфляции. После кризиса 2008 г. цены в странах с развитой экономикой выросли менее чем на 2% в год. В результате один из главных рисков дефицита бюджета исчез, по крайней мере, на данный момент. В мире до 2008 г. правительства, которые тратили больше, чем собирали в виде налогов, создавали риск инфляции, что часто заставляло центробанки повышать процентные ставки: дефицит бюджета в качестве формы стимулирования считался саморазрушительным. Но в мире после 2008 г., когда инфляция успокоилась, бюджетные органы могут полагаться на стимулирующие дефициты, не опасаясь, что центробанки станут им противодействовать. Возросшее неравенство передало богатство в руки граждан, которые скорее сберегут деньги, чем потратят. Снижение конкуренции позволило компаниям, обладающим рыночной властью, тратить меньше средств на инвестиции и заработную плату. Облачные вычисления и цифровые рынки позволили сократить расходы на оборудование и наём персонала при запуске компаний. Благодаря этим и, возможно, другим факторам спрос не превысил предложение, поэтому инфляция была минимальной.

Какими бы ни были причины, исчезновение инфляции позволило центробанкам не только терпеть бюджетные дефициты, но и облегчать их. Правительства сокращают налоги и увеличивают расходы, финансируя возникающий дефицит путём выпуска облигаций. Затем центробанки покупают их у инвесторов на рынке в рамках количественного смягчения. Из-за таких покупок снижается процентная ставка, которую правительства должны платить за кредит. Более того, поскольку центральные банки обычно переводят свою прибыль обратно в госказначейства, процентные платежи ещё ниже, чем кажутся, поскольку будут частично компенсированы. Министерство финансов, которое продаёт долг своему национальному центробанку, грубо говоря, заимствует у себя. Как центральные банки стирают грань между монетарной и бюджетной политикой, так и бюджетные власти приобретают некоторую алхимическую силу центробанков.

Если низкая инфляция и количественное смягчение сделали бюджетные дефициты дешёвыми, наследие 2008 г. сделало их более желательными. Количественное смягчение помогло экономике восстановиться после финансового кризиса, но у него были и недостатки. Удержание долгосрочных процентных ставок приводит к росту цен на акции и облигации, что позволяет компаниям за меньшую цену привлекать капитал для инвестиций. Это, однако, также является подачкой держателям финансовых активов – едва ли самым достойным получателям государственной помощи. Поэтому было бы лучше пробудить экономику более низкими налогами и дополнительными бюджетными расходами, поскольку они могут быть направлены на граждан, нуждающихся в помощи. Рост популизма с 2008 г. подчёркивает необходимость использования инструментов стимулирования, чувствительных к неравенству.

Поскольку бюджетные дефициты кажутся менее дорогостоящими и более желательными, чем раньше, правительства развитых стран с удовольствием их принимают. И опять же Соединённые Штаты проложили этот путь. На волне финансового кризиса в 2009 г. в стране наблюдался дефицит федерального бюджета в размере 9,8% ВВП. Сегодня этот показатель почти удвоился. Другие страны также следовали американской политике – «не облагайте налогом, а просто тратьте», но менее агрессивно. По оценкам Morgan Stanley, в конце апреля этого года в Японии ожидается дефицит в размере 8,5% ВВП, что составляет менее половины американского показателя. Еврозона будет на уровне 9,5%, а Великобритания – 11,5%. Правительство Китая, которое после 2008 г. лидировало в мире по размерам стимулов, на этот раз не сможет соперничать с Соединёнными Штатами. По оценкам Morgan Stanley, в 2020 г. его дефицит может составить 12,3%.

В то время как сильные экономики мира активно заимствуют средства для борьбы с COVID-19, слабые страны обнаруживают, что этот вариант им недоступен. Далёкие от увеличения своих займов, они испытывают трудности в поддержании существующего уровня долга, потому что кредиторы отказываются пролонгировать их займы при первом намёке на кризис. По данным МВФ, в течение первых двух месяцев пандемии инвестиционный капитал в 100 млрд долларов покинул развивающиеся страны, и более 90 государств обратились к МВФ за помощью. В большинстве развивающихся стран нет никакой магии, только экономия.

Преимущество Америки

С начала пандемии Соединённые Штаты реализовали самые значительные в мире меры денежного и бюджетного стимулирования. Каким-то чудом им удалось сделать это практически бесплатно. Пандемия спровоцировала бегство в относительную безопасность американских активов, и покупки ФРС привели к повышению цены казначейских облигаций США. По мере роста цен на казначейские облигации их процентная доходность снижается – за первые четыре месяца этого года доходность десятилетних облигаций упала более чем на целый процентный пункт, впервые опустившись ниже одного процента. Следовательно, даже несмотря на то, что стимулирующие меры вызвали рост госдолга США, стоимость обслуживания этого долга осталась стабильной.

Судя по прогнозам, выплаты по федеральному долгу в виде доли от ВВП будут такими же, как и без кризиса. Это что-то близкое к «бесплатному обеду» в экономике.

Все ведущие мировые экономики в той или иной степени пользовались этой неожиданной удачей, но опыт США уникален. Номинальные десятилетние государственные процентные ставки в Канаде, Франции, Германии, Японии и Великобритании ниже, чем в Соединённых Штатах, но только в Германии они ниже с учётом инфляции. Более того, показатель в США скорректировался наиболее сильно с начала пандемии. Чтобы привести контрастный пример, десятилетняя ставка немецкого правительства является отрицательной, но с начала февраля снизилась лишь незначительно и фактически выросла с сентября прошлого года. Аналогичным образом, ставка десятилетних облигаций Китая снизилась с начала этого года, но в два раза меньше американской. Тем временем в некоторых странах с формирующейся рыночной экономикой стоимость заимствований движется в противоположном направлении. С середины февраля до конца апреля показатель в Индонезии вырос с примерно 6,5% до почти 8%, а в Южной Африке – с 9% до более 12%, хотя с тех пор этот рост уменьшился.

Способность Соединённых Штатов безопасно и дёшево занимать средства у глобальных вкладчиков отражает статус доллара как мировой резервной валюты. После кризиса 2008 г., когда неудачи финансового регулирования и монетарной политики дестабилизировали мир, было много разговоров о том, что господство доллара может закончиться, и Китай предпринял согласованные усилия по распространению использования юаня за пределами своих границ. Примерно десять лет спустя Китай создал свой рынок гособлигаций, сделав его вторым в мире. Но иностранцы всё ещё должны бороться с китайским контролем над капиталом, и офшорный рынок облигаций, деноминированных в юанях, который Пекин продвигал с большой шумихой десять лет назад, не смог получить поддержку. Как результат – доля юаня в валютных резервах, накопленных центральными банками мира, составляет всего 2%. Частные вкладчики начинают приобретать китайские облигации, но они по-прежнему составляют крошечную часть их портфелей.

Пока Китай борется за интернационализацию юаня, доллар остаётся той валютой, которую так жаждут вкладчики. Несмотря на финансовый кризис и широко распространённое мнение о том, что влияние США в мире снизилось, почти 2/3 валютных резервов центральных банков мира по-прежнему состоят из долларов. Не изменило картину и частое обращение Вашингтона к финансовым санкциям, хотя они подталкивают такие страны, как Иран, искать способы обхода долларовой финансовой системы. Выпуск глобальной резервной валюты оказывается весьма устойчивым источником власти. Доллар продолжает расти во времена неопределённости, даже когда непоследовательная политика США усугубляет эту неопределённость – отсюда и повышение курса доллара с начала пандемии.

Превосходство доллара сохраняется благодаря мощным сетевым эффектам. Вкладчики во всём мире хотят доллары по той же причине, по которой школьники по всему миру изучают английский язык: валюта или язык полезны в той мере, в какой их используют другие. Чуть менее половины всех международных долговых ценных бумаг номинированы в долларах, поэтому вкладчики нуждаются в долларах для покупки этих финансовых инструментов. Верно и обратное: поскольку вкладчики привыкли совершать сделки в долларах, эмитенты ценных бумаг предпочитают продавать акции или облигации на долларовом рынке. До тех пор, пока мировые рынки капитала работают в основном с долларом, он останется в центре финансовых кризисов: обанкротившиеся банки и предприятия должны будут спасаться долларами, поскольку именно в этой валюте они будут одалживаться снова. В результате расчётливые центробанки будут держать большие долларовые резервы. Эти сетевые эффекты, вероятно, защитят статус доллара в обозримом будущем.

Наша валюта, ваша проблема

В эпоху волшебных денег это преимущество окажется весьма действенным. В моменты стресса Соединённые Штаты будут испытывать приток капитала, даже когда ФРС станет снижать процентные ставки в долларах, делая капитал обильным и недорогим. В то же время рынки облигаций начнут относиться к другим странам менее щедро, а некоторые из них даже пострадают из-за роста стоимости займов в самый неподходящий момент.

Сильная финансовая система всегда давала великим державам преимущество: чуть более двух веков назад превосходство Соединённого Королевства в доступе к кредитам помогло ему победить Наполеона. Сегодня финансы имеют бóльшую власть над странами и людьми, чем когда-либо. Но даже укрепляя мощь США, финансы становятся всё более рискованными. Риск растущего бремени федерального долга очевиден. Совсем недавно, в 2001 г., американский госдолг составлял всего 31% ВВП. После финансового кризиса это соотношение более чем удвоилось. Теперь благодаря второму из двух шоков госдолг скоро достигнет рекорда в 106%, установленного в конце Второй мировой войны.

Вызовет ли этот долг кризис, будет зависеть от процентных ставок. До начала пандемии Бюджетное управление Конгресса США ожидало, что средняя процентная ставка будет колебаться в пределах 2,5%. Агрессивная покупка облигаций ФРС привела к снижению ставок – отсюда и тот самый «бесплатный обед». Но даже если процентные ставки станут прежними, долг всё равно устойчив: выше среднего уровня в 1,5% ВВП, как за последние два десятилетия, но всё же ниже пика в 3,2% ВВП, которого достигли в начале 1990-х годов.

Ещё один способ оценки – сравнение долговых выплат с перспективой роста. Если номинальный рост (реальный рост плюс инфляция) опережает выплаты по долгам, то обычно страна может решить свои проблемы. В Соединённых Штатах оценки реального устойчивого роста колеблются от 1,7% до 2,0%; оценки будущей инфляции варьируются от ожидаемых рынками 1,5% до официальной цели ФРС в 2,0%. Если сложить всё это вместе, то номинальный рост США, вероятно, составит в среднем около 3,6%. Если платежи по обслуживанию долга составят 2,5% ВВП, и правительство выполнит свои обязательства, заимствуя и увеличивая таким образом объём долга, номинальный рост в 3,6% будет означать, что федеральное правительство может иметь скромный дефицит в остальной части бюджета и при этом сокращать соотношение долга к ВВП.

Опыт Японии подтверждает, что высокий уровень задолженности может быть на удивление прочным. Госдолг страны в 2000 г. превысил 100% ВВП, а с тех пор этот показатель удвоился, достигнув почти 200%. Но Япония не рухнула в долговой кризис. Вместо этого процентные ставки снизились, сохранив стоимость обслуживания долга на приемлемом уровне. Послужной список Японии также опровергает представление о том, что высокий уровень долга препятствует активным чрезвычайным расходам. Пандемический стимул там велик, особенно по сравнению с масштабом её проблем в области здравоохранения.

Иначе говоря, недавнее преобладание низких процентных ставок в богатом мире поддерживает мнение о том, что уровень долга США будет управляемым, даже если продолжит расти. Чем дольше центральные банки сохранят курс на количественное смягчение, тем вероятнее удержание более низких процентных ставок: крайне низкие доходы по японскому госдолгу отражают тот факт, что Банк Японии поглотил более трети этого объёма. В ситуации стабильно низких процентных ставок правительства оказываются в зазеркалье: взяв больше долгов, они могут уменьшить бремя задолженности, поскольку их инвестиции, финансируемые за счёт долга, компенсируют долг посредством роста ВВП. Исходя из этой логики, эпоха волшебных денег может привести к расширению федеральных инвестиций в целый ряд секторов. Если инвесторы во всём мире обращаются к правительственным облигациям Соединённых Штатов, почему бы не воспользоваться этой возможностью?

Вопрос в том, предвосхищает ли опыт Токио – растущий долг компенсируется снижением процентных ставок – будущее Вашингтона? На данный момент у двух стран есть ключевая общая особенность: центральный банк, охочий до количественного смягчения. Но это возможно благодаря спокойному уровню инфляции. Из-за устойчивой традиции экономии и сбережений Япония переживала прямую дефляцию 13 из последних 25 лет, в то время как в Соединённых Штатах дефляция была за тот же период всего лишь один год. Опасность заключается в том, что в будущем США столкнутся с неожиданным ростом цен, который, в свою очередь, приведёт скорее к повышению процентных ставок, чем к росту номинального ВВП, что сделает их долг неприемлемым.

Чтобы понять, как это может сработать, вспомните 1990 год. Тогда любимый показатель инфляции ФРС – индекс потребительских цен – вырос до 5,2% после падения к уровню 1,6% четырьмя годами ранее, а это доказывает, что инфляционные изменения действительно происходят. По мере роста инфляции ФРС увеличивала стоимость займов; ставки по десятилетним казначейским облигациям выросли примерно с 7% в конце 1986 г. до более чем 9% в 1988 г., а в 1990 г. они колебались выше 8%. Если нечто подобное произойдёт сегодня – это может обернуться катастрофой. Если долгосрочные процентные ставки вырастут на 2 пункта, США столкнутся с долговыми выплатами в 4,5% ВВП вместо 2,5%. Бремя госдолга станет рекордным.

Это будет иметь серьёзные политические последствия. В 1990 г. неустойчивая долговая траектория вынудила принять болезненный пакет мер по сокращению дефицита, в результате чего президент США Джордж Буш – старший отказался от предвыборного обещания «новых налогов не будет», что, возможно, стоило ему выборов 1992 года. Учитывая сегодняшний политический цинизм, рассчитывать на повторение подобного самопожертвования неразумно. Поэтому стоит напомнить о другой тактике управления долгом, предпринятой администрацией Буша. Атакуя председателя ФРС Алана Гринспена закулисными инсинуациями и открытыми нападками, советники Буша-старшего пытались заставить Центробанк снизить процентные ставки. По их мнению, более низкие ставки, быстрый рост и высокая инфляция в совокупности решат долговую проблему.

Алан Гринспен стоял на своём, а Буш не был настолько безрассудным, чтобы избавиться от него. Но если бы будущий президент оказался более рисковым, ФРС назначили бы лидера, ставящего стабильность госдолга выше стабильности цен. Учитывая недавние меры ФРС по спасению бизнеса, неуместно утверждать, что Центробанк также обязан защищать граждан от бюджетного аскетизма. Учитывая занижение им целевого уровня инфляции за последние несколько лет, можно предположить, что небольшое превышение было бы безвредным. К сожалению, если это не проверить достаточно быстро, то такая притягательная логика может открыть путь к повторению 1970-х гг., когда неэффективное управление финансами позволило инфляции в США достичь двузначных цифр, а доллар приблизился (как никогда в послевоенный период) к утрате своего привилегированного статуса.

Эпоха волшебных денег чревата как новыми возможностями, так и рисками. Двойной шок 2008 г. и 2020 г. расширил расходные полномочия правительств богатых стран мира (особенно Соединённых Штатов). Они вообразили, что госинвестиции способны ускорить рост, смягчить неравенство и решить экологические проблемы. Но хорошего понемногу, поскольку это может спровоцировать кризис доллара, который распространится по всему миру. Как сказал министр финансов США Джон Коннелли своим европейским коллегам в 1971 г.: «Доллар – наша валюта, но ваша проблема».

Дилемма ФРС

Никто не знает, почему инфляция исчезла и когда она вернётся. Перебои в поставках, вызванные постпандемической деглобализацией, могут вызвать проблемы и резкий скачок цен; другой вероятный триггер – восстановление стоимости энергии, достигшей недавно абсурдных минимумов.

Честные эксперты признаются, что имеется слишком много неизвестных, чтобы сделать прогноз надёжным. Но именно потому, что будущее неопределённо и всякое может случиться, предсказания другого рода кажутся безопасными. Если инфляция всё-таки вспыхнет, то выбор горстки людей будет определять, падут ли финансы в пропасть.

США пережили аналогичный момент в 1950 году. Тогда Китай послал 300 тыс. пехотинцев через замерзшую реку Ялу на границе с Кореей; они окружили американских солдат, спящих на холодной земле в спальных мешках, и забили их до смерти. В следующем месяце, когда судьба холодной войны стала неопределённой как никогда прежде, президент США Гарри Трумэн позвонил домой председателю ФРС Томасу Маккейбу и стал настаивать, чтобы процентная ставка по десятилетним облигациям оставалась на уровне 2,5%. А если ФРС не сможет купить достаточно облигаций, чтобы удержать этот уровень, то это будет «именно то, чего хочет господин Сталин» – отчитал его президент. Во время эскалации войны необходимо было сохранить способность правительства к займам.

Это поставило ФРС перед дилеммой, с которой она может снова столкнуться. С одной стороны, нация была в опасности. С другой – инфляция возрастала. ФРС пришлось выбирать между решением проблемы атакующего президента и стабилизацией цен. Трумэн был в ярости: Маккейб решил поставить борьбу с инфляцией на первое место.

Президент заменил его Уильямом Макчесни Мартином (чиновником Казначейства), который, как ожидал Трумэн, будет лояльным, и был потрясён, обнаружив, что его собственный человек ему не подчинился. В своём первом выступлении в качестве главы ФРС Мартин заявил, что инфляция – «ещё более серьёзная угроза жизнеспособности страны, чем агрессия врагов за пределами её границ». Ценовой стабильностью жертвовать нельзя, даже если у президента другие приоритеты.

Много лет спустя Трумэн встретил Мартина на одной из улиц Нью-Йорка. Бросил ему: «Предатель», – и удалился. И до окончания эпохи волшебных денег Соединённым Штатам могут вновь понадобиться «предатели».

Опубликовано в журнале Foreign Affairs № 4 за 2020 год. © Council on foreign relations, Inc.

США. Весь мир > Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 8 июля 2020 > № 3453205 Себастьян Маллаби

Дмитрий Абзалов: «Кризис – хорошая возможность вырваться вперёд»

Что ждёт Россию после пандемии и конституционной реформы?

Саркисов Григорий

Главным событием российской политической жизни 2020 года станет референдум по поправкам к Конституции, прошедший на фоне «коронавирусного» кризиса. Важны все предложенные поправки к Основному Закону, но одним из ключевых остаётся «обнуление» президентского срока Владимира Путина, который – пока теоретически – может руководить страной до 2036 года. Для чего нужны такие поправки и как скажется это на России в обозримом будущем? Насколько силён удар, нанесённый по экономике пандемией, и как это отразится на драйверах развития страны – национальных проектах? Об этом мы говорили с президентом Центра стратегических коммуникаций Дмитрием Абзаловым.

– Дмитрий Габитович, можно предположить, что поправки к Конституции делаются не персонально «под Путина», а для чего-то другого?

– Есть много способов пролонгировать президентский срок и без всенародного голосования – путём расширения срока, изменения политического строя или использования примера Казахстана, где есть нечто среднее между нашими Сов­безом и Госсоветом. Путину с его высоким рейтингом не нужен референдум для продления президентства, скажем, до 2036 года. Опыт показывает, что проблемы возникают при передаче власти, и большинство развалов, которые мы видели, были связаны как раз с неопределённостью при транзите власти во многих странах – от Ливии до Украины. Давайте представим, что решения о референдуме по Конституции не было бы. Через год – парламентские выборы, потом – президентские. И тогда за свою схему наследования и за своего преемника начали бы «воевать» не только партии, но и элиты в центре и в регионах. И повторился бы тот разброд в действиях субъектов Федерации, который мы видели в начале пандемии. Одни субъекты решили бы подождать смены власти, другие добивались бы большей автономии, третьи искали бы покровительства у потенциальных преемников… Всё это чревато серьёзной политической дезорганизацией, и дело – в создании некоего предохранителя на случай политических проблем, а вовсе не в желании Путина продлить своё пребывание в Кремле.

– Россия принимает поправки к Конституции на фоне кризисных явлений, вызванных пандемией. 1 февраля вы предрекли, что пик катастрофы ещё впереди. Мы уже прошли этот пик или нас ещё ждут главные «сюрпризы»?

– Мир никогда не вернётся к ситуации января 2020 года. Пандемия только ускорила процессы, происходившие до этого. Например, ограничения, связанные с переходом торговли в онлайн. Есть отрасли, которые годами будут выходить из сложной ситуации, – это, прежде всего, туризм и авиаперевозки, пострадавшие от закрытия границ. К тому же мы пока до конца не понимаем возможных последствий пандемии. В мире началась волна вторичных заражений, ограничения вернули в Китае, Италии, Великобритании, Израиле, Германии, Южной Корее, жёсткие меры введены даже в считавшейся «островком спокойствия» Португалии. Сложная ситуация в США, особенно в южных штатах – Техасе, Флориде, Аризоне, Алабаме. В среднем в крупных агломерациях примерно 15 процентов населения имеют антитела, и это означает, что 85 процентов людей ещё не защищено. А по самому щадящему сценарию, необходимо 43 процента, чтобы пресечь геометрическую прогрессию заболеваемости, а значит, и пандемию. Но даже если речь пойдёт о 55–60 процентах обладателей антител, примерно ещё три-четыре месяца люди будут заражаться и болеть.

– Мир и Россию ждёт ещё один тотальный карантин?

– Нет, скорее всего, он будет носить точечный характер, но последствий всё равно не избежать. Мы же видим, что в полных объёмах не восстанавливаются даже Китай, Южная Корея, Таиланд, Вьетнам и Япония, раньше всех пережившие первый этап пандемии. Китай достаточно быстро восстановился на 97–98 процентов, но даже в Ухане трафик не восстановился более чем на 70 процентов. Нюансов много. Скажем, только за счёт увеличения интервала рассадки кинотеатры и общепит теряют примерно 45 процентов выручки. Последствия пандемии мы будем наблюдать ещё долго. В США, например, коронавирус уже привёл к потере 14 процентов рабочих мест, и это явно не предел…

– А сколько рабочих мест потеряем мы?

– Примерно 5 процентов. Учитывая, что у нас 82 миллиона человек трудоспособного населения, это достаточно большие показатели, хотя это не так плохо, как могло бы быть, ведь базовые подсчёты показывали у нас возможную безработицу в 10 процентов. Дело в том, что сфера услуг, малый и средний бизнес у нас не так сильно развиты, как в США, Великобритании или Китае, и в России удар по этим сферам оказался слабее. Мы смогли подготовиться к пандемии, и основная часть экономики у нас работала, металлургия например. Скорее мы потеряли в темпах экономического роста и в госдоходах, ведь даже крупные агломерации вроде Москвы недосчитались десятков миллиардов рублей.

– В условиях эпидемиологического форс-мажора, что ждёт нацпроекты?

– Начнём с того, что основной удар пандемии ощутили на себе региональные бюджеты. Средства индивидуальной защиты, разделение служб скорой помощи, реорганизация логистики здравоохранения – всё это потребовало новых средств, и их пришлось изыскивать регионам, где сокращали инвестпроекты, инфраструктурное строительство, а некоторые отрасли встали из-за проблем с логистикой. Не поставлялось оборудование из Китая и ЕС, а ведь сегодня один товар состоит из ряда частей, и закрытие границ и связанные с этим логистические сбои привели к огромным убыткам.

Тот инструмент, который замышлялся как система подпитки субъектов Федерации – национальные проекты, – сейчас будет пересмотрен хотя бы потому, что 6–7 триллионов рублей из фонда национального благосостояния дополнительно направляются на ликвидацию последствий пандемии. Теперь основная задача – переформатировать нацпроекты в рамках бюджета-2020 и при подготовке бюджета-2021. Очевидно, ряд проектов будет отсрочен, ставка будет делаться на проекты с максимальным экономическим эффектом и на поддержку отраслей, дающих прибыль и обеспечивающих занятость. Важным драйвером экономики на период восстановления могут стать госинвестиции, которые помогут не только сохранить занятость, но и дать импульс экономическому развитию.

– Вы как-то сказали, что после пандемии мир изменится так же, как он изменился после 11 сентября, и Москва сможет усилить своё влияние на внешнем контуре, где у нас будет больше пространства для манёвра. Это реальный шанс?

– Многое изменилось, и не только в быту, когда мы привыкли дружно мыть руки по сто раз в день. Прежде всего, изменилась глобальная экономическая и геополитическая ситуация. Китай лучше пережил коронавирус, чем США, и восстановился быстрее. Сейчас на фоне пандемии, приближающихся выборов и сложной экономической ситуации Трампу необходима «большая кровь», а давление на Китай – единственный консенсус, которого достигли демократы и республиканцы, и можно ожидать усиления геополитического и экономического противостояния Вашингтона и Пекина. Мы вполне можем оказаться в ситуации 2014 года, когда Китай получил серьёзные преференции на фоне противостояния Вашингтона и Москвы после Крыма. Но теперь мы – в позиции «обезьяны в долине тигров» и в условиях китайско-американской «драки» получим козыри в переговорах и с теми и с другими. У Трампа нет времени, у него много точек напряжённости, ему не до нас, более того, ему нужна наша поддержка в борьбе с Пекином. Не случайно же он приглашал нас на G7+. И вот тут Китаю важно заручиться поддержкой России. А у нас есть широкие перспективы взаимодействия: мы обладаем огромными сырьевыми ресурсами, работает «Сила Сибири» и Северный морской путь, через нас проходит северная ветка «Шёлкового пути». А если китайцев начнут выдавливать из Европы, они могут наращивать свои инвестиционные проекты в России. У нас есть возможность сыграть на противостоянии Пекина и США, когда мы – не самый «плохой парень», и в кои-то веки бьют не нас. Это нам на руку, окно возможностей широко открыто для России, важно только правильно его использовать.

– Иными словами, у нас есть шанс даже усилиться после кризиса?

– Сейчас мир напоминает стоящие на трассе автомобили с заглохшими двигателями, всё зависит от того, как скоро заведётся двигатель и как быстро поедет машина. Чем раньше мы заведёмся и поедем – тем больше шансов оторваться от преследователей. Для этого надо правильно сконцентрировать ресурсы и сделать ставку на стратегически важные направления. Кризис даёт нам уникальную возможность вырваться вперёд, и таким шансом надо воспользоваться.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > lgz.ru, 1 июля 2020 > № 4257195 Дмитрий Абзалов

ИСХОД США ИЗ АФГАНИСТАНА: ПРИМЕТА НОВОЙ МИРОВОЙ СИСТЕМЫ?

ГЕОРГИЙ АСАТРЯН

Эксперт Международного дискуссионного клуба «Валдай» и Российского совета по международным делам (РСМД).

Интересные и исторические события происходят вокруг Афганистана. США объявили устами президента скорый исход с «кладбища империй». Дональд Трамп убеждён в бесполезности афганской истории: самая долгая военная кампания «не имеет смысла» и противоречит интересам США. Она нерентабельна и не приносит никакой финансовой прибыли. Соответственно, с ней пора заканчивать.

В рамках системы постхолодной войны Исламская Республика Афганистан (ИРА) оказалась в сфере интересов победителя. Советы ушли, распались. США пришли и остались. За двадцать американцы стали менее влиятельны, а регион Ближнего и Среднего Востока – более конкурентным и самодостаточным. Ключевым фактором (кем-то вожделенной) многополярности стало в первую очередь развитие целого спектра стран. Конец XX и начало XXI века щедро наделили развивающиеся страны, вчерашних аутсайдеров, возможностями, технологиями, образованием.

Афганистан – не актор международных отношений. С классической точки зрения, это архиважный объект-территория, на который проецируют своё влияние сверхдержавы. Сегодня и в приходящей новой системе международных отношений роль Афганистана останется прежней. Однако существенно трансформируется система международных отношений вокруг него. Борьбу за влияние над этой страной всегда вели сверхдержавы: США – СССР, Российская Империя – Великобритания. В период холодной войны сложно было представить, чтобы за афганский пирог наравне с Москвой или Вашингтоном боролась Индия или Тегеран.

Разумеется, многие государства региона пытались проецировать свои интересы, но почти всегда они плелись в хвосте политики сверхдержав. Да и в целом, история международных отношений XX века – была историей отношений сверхдержав. Новый мир ведёт к повышению роли региональных сил. Уже сегодня в некоторых вопросах афганской политики Иран, Пакистан, Индия не уступают влиянию Америки. А что будет после вывода войск? Влияние Соединённых Штатов в Афганистане снизится. Вакуум начнут заполнять страны региона, и Россия в их числе.

В Афганистане всегда шла война. Эта страна жила в периоды гражданских и региональных противостояний дольше, чем в мирное время. География, антропология, флора и, наконец, геополитическое расположение сделали жизнь афганцев испытанием. Нынешняя война началась с терактов 11 сентября 2001 года. В Афганистане правило движение «Талибан» (запрещено в РФ), а страна называлась Исламский Эмират. Террористы «Аль-Каиды» (запрещено в РФ) нанесли удары по США. Среди организаторов и исполнителей не было ни одного афганца. Однако руководство талибов предоставило убежище (о чём позже официально пожалеет) лидеру «Аль-Каиды» Усаме бен Ладену и его соратникам.

Абсолютному доминированию и сверхдержавной недосягаемости был нанесён сокрушительный удар. Теракты стали причиной самой долгой войны в американской истории. С точки зрения системы международных отношений афганское вмешательство много дало Америке, но много и отняло. Соединённые Штаты стали абсолютным гегемоном Ближнего и Среднего Востока. Неоконсервативная администрация фактически заново воссоздала всю систему региональных международных отношений. Правительства практически всех стран региона (за некоторым исключением) стали проамериканскими, у Вашингтона появились восточные союзники в «войне с террором». У последних просто не было выбора.

Однако всё, к чему привело американское вторжение в Афганистан, стало скоротечным и временным. На это есть четыре причины: две американские, две – международные.

Во-первых, росло недовольство. Технологичный XXI век с возможностью обратной связи не позволяет вести долгие непопулярные войны, не очень их афишируя (как это было в период советского военного присутствия в Афганистане). Мнение широких слоёв населения, простого народа, игнорировать не получится. Данные соцопросов Pew Research показывают, что никогда ещё процент американцев, считающих, что страна должна «заниматься своими делами», не был выше с момента окончания Вьетнамской войны. Разумеется, по их мнению, Афганистан и Ирак – не есть дела американские.

Во-вторых, разные группы элиты по-разному видят роль и место Америки в мире. У восточных войн всегда были серьёзные противники внутри истеблишмента. Так, с приходом изоляциониста Трампа количество американских солдат на Востоке уменьшилось на 30%. Контингент в Ираке сокращён на 13%, в Турции (22%), Иордании (96%), Египте (45%), Кувейт (83%), Катаре (84%), ОАЭ (82%). Этот процесс продолжается медленно, но верно. Трамп уводит США из Афганистана.

В-третьих. Когда Америка после терактов 11 сентября входила в Афганистан, весь мир поддержал это решение. К слову, первой была именно Москва. Тогда Владимир Путин первым позвонил Джорджу Бушу и высказал полную поддержку. Спустя двадцать лет Россия и все страны по периметру – выступают против американской кампании. Ещё несколько лет назад спецпредставитель президента России по Афганистану Замир Кабулов заявил, что, если США «решат вывести контингент из Афганистана – всё рухнет». А летом 2017 г. дипломат в беседе с автором этих строк заявил: «Поскольку армия США ничего толком не может сделать, пусть уходят из Афганистана». Именно на это обращает внимание Барнетт Рубин, объясняя своим коллегам в Америке, почему так мало успехов и так много критики. Раньше все были «за», сейчас все «против».

И, в-четвёртых. За последние два десятилетия страны региона существенно трансформировались. Из отсталых, полуколониальных, вассальных государств они превратились в региональные державы. Амбициозные и непослушные, они желают сами выстраивать баланс сил, сферы влияния и систему региональных международных отношений. Ни США, ни кто-то другой им не указ. Это касается Индии, Ирана, Турции, Саудовской Аравии. Во многом тезис применим даже к Пакистану, Узбекистану и Катару. И, наконец, Россия и Китай уже давно проводят свою политику, даже не думая согласовывать её с «главным акционером» афганской политики.

Это не позволяет США играть, как прежде.

Исход Америки из Афганистана приведёт к окончательному оформлению новой системы международных отношений регионального формата.

В региональных конфликтах сверхдержавы впервые в истории будут обладать меньшим влиянием, чем новые региональные акторы. На первое место по влиянию выйдут региональные мусульманские страны. Пакистан, Иран, саудиты, Турция, Катар. Не меньшим влиянием будет обладать Индия. Влияние почти всех вышеперечисленных стран со временем превзойдёт американское. Россия и Китай также продолжат играть достаточно заметную роль, но значительно меньшую, чем перечисленные страны. Соединённые Штаты станут сознательно отдаляться, региональные акторы – намеренно углубляться. Разумеется, это долгий процесс, ход которого не гарантирован. Дело пойдёт быстрее в случае победы Трампа на выборах в ноябре. Если победят демократы-глобалисты, данный процесс замедлится, но не остановится.

Есть два фактора, которые будут тормозить полный и быстрый исход Америки из Афганистана. Так или иначе «кладбище империй» ещё долго останется одной из важных тем для вашингтонских стратегов. Во-первых, процессы на Ближнем или Среднем Востоке не могут игнорироваться сверхдержавой. США будут таковой ещё достаточно долго. ИРА – ключевая страна и узел противоречий этого региона. Во-вторых, по мнению вашингтонских стратегов, главная угроза исходит от Ирана. Исламская Республика – основной актор почти всего, что происходит в регионе. Афганистан имеет протяжённую границу с Ираном. Соответственно, логика тоже простая – геополитически противодействовать Тегерану из Афганистана. Лоббисты из Саудовской Аравии и Израиля не позволят снизить давление на Иран, а значит, США полностью ИРА едва ли покинут. А это означает, что региональная система международных отношений, как одна из ключевых опор новой глобальной системы будет выстраиваться долго и болезненно. Но контуры её уже ясны.

США. Афганистан > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 27 июня 2020 > № 3424365 Георгий Асатрян

Гудбай, «Химерика»

Китайский дракон меняет кожу

Михаил Делягин

Качественный перелом геополитического положения Китая был осознан там только в прошлом году и вызвал шок. Дело в том, что большие процессы, превышающие по своей длительности жизнь поколения, кажутся современникам некоторой константой. Например, не так давно мы не могли себе представить мир без Брежнева. А Китай очень долго – почти 40 лет своего потрясающего роста - не мог помыслить собственного развития без тесного сотрудничества с США.

Китай был как бы за пазухой у США, - что, конечно, не приуменьшает его собственных заслуг в создании экономического чуда, подобного которому по масштабам, темпам и продолжительности не видел никто. В меньших масштабах подъём был, например, в Боливии, но он закончился политической катастрофой после того, как президент Моралес в четыре раза увеличил экономику страны.

Почти сорок лет Китай рос за счёт технологий, капиталов и ёмкого рынка США. Перелом, ставший очевидным с 2017 года, со времени прихода Трампа, вызревал ещё с 2009-го, но для Китая лобовая конфронтация с США оказалась совершенно неожиданной.

Основу парадоксальной модели взаимодействия США и Китая заложил ещё Мао Цзэдун. Он вступил с Советским Союзом в системный конфликт по многим причинам. В частности, потому, что СССР после смерти Сталина стал деградировать. К тому же Мао страшился свержения: он не забывал о том, что на равнинах к северу от Пекина ему нечего было противопоставить советским танкам.

К концу 1960-х годов он твёрдо решил опереться на помощь США, но прямых контактов с ними в силу живой памяти о войне в Корее (которую с 2018 года в Китае называют китайско-американской) к тому времени ещё не было.

Тогда в 1969 году Мао решил обратиться к США на традиционном для Китая языке непрямых действий — в виде направленной против СССР провокации на острове Даманский (отдан китайцам в 1991 году) и на участке близ озера Жаланашколь в Казахстане (передан Китаю в 1998-м).

Надо понимать, что разные культуры ведут переговоры по-разному. Как, например, Чан Кайши понял, что Мао Цзэдун не будет завоёвывать Тайвань? По поведению Пекина в отношении части тайваньских островов, расположенных совсем близко к материку. (Там пограничные заставы тайваньские стоят до сих пор.) Когда Китай стал обстрелтвать эти острова, но не каждый день, а через день, по расписанию, это стало демонстрацией неготовности к «окончательному решению тайваньского вопроса», демонстрацией того, что Мао Цзэдуну нужно поддержание напряженности в отношениях с Тайванем, но не устранение её источника. Чан Кайши расслабился, и дальнейшее развитие этой островной административной единицы Китая всем известно…

После 1969-го акты агрессии по отношению к СССР не прекращались. В 1970—1972 годах только на Дальнем Востоке произошло 776 провокаций, а за один 1979-й — больше тысячи! Всего с 1975 по 1980 год китайцами по отчётам советских пограничников было совершено почти 7000 нарушений границы и иных провокаций.

Можно только гадать о досаде Мао, когда он осознал, что в США правят не китайцы: то, что хорошо понимал Чан Кайши, президент Никсон даже не замечал. Руководство США было погружено в свои проблемы: от антивоенного движения и борьбы за права негров до банкротства в 1971 году, — и просто не подозревало о «предложениях» китайцев.

Сейчас задним числом американские идеологи, начиная с Киссинджера, пишут, что они всё внимательно отслеживали. Но это, скорее, пропаганда, не подтверждённая фактами. А вот ужас Мао Цзэдуна перед возможным военным возмездием со стороны СССР вплоть до мая 1970 года, когда ему удалось получить гарантии ненападения, неплохо документирован. Конфликт Китая с Советским Союзом создал странную атмосферу в социалистическом мире. В итоге США всё-таки вступили в игру с Китаем через «пинг-понговую дипломатию» в самом начале 70-х годов, когда на соревнованиях по настольному теннису американский спортсмен подошёл к китайскому. И стороны поняли, что всё не так плохо, что можно разговаривать.

Результатом стал визит Никсона в Китай в феврале 1972 года, который принёс американскому президенту оглушительный успех и способствовал его победе на выборах в том же году. Визит резко укрепил позиции США в их противостоянии Советскому Союзу, дал им нового – мощного и притом социалистического - союзника.

Но этот союзник оставался потенциальным: сам характер взаимодействия США и Китая ощутимо не изменился. Танцевать танго, как говорится, было некому ни со стороны Китая, ни со стороны США. Мао Цзэдун был слишком заскорузл в политическом отношении, чтобы думать о чём-либо кроме сохранения власти, к тому же уже тяжело болел. А руководство США было занято в то время созданием механизма нефтедолларов, расхлёбыванием собственной агонии во Вьетнаме и организацией так называемой разрядки.

К тому же американцы ненавидели Мао Цзэдуна, потому что всё ещё помнили, как в 1946 году он блестяще надул личного посланника Трумэна, генерала Джорджа Маршалла, - того самого, который буквально через год стал автором знаменитого плана, сделавшего Западную Европу экономическим заложником Америки.

А дело было так. После поражения Японии Чан Кайши развернул мощное наступление на китайскую компартию в Маньчжурии. С военной точки зрения китайские коммунисты были обречены на поражение. Сталин, как мы знаем, придерживался концепции народных демократий. У него не было идеи коммунизации ни Восточной Европы, ни Китая. Он хотел установления в этих странах власти, хорошо относящейся к Советскому Союзу, благодарной ему хотя бы за то, что он освободил их от фашизма. Ну как поляка или румына можно было запихнуть в колхоз? Никак, совершенно очевидно… Это был мудрый учёт национальной специфики, как тогда говорилось. На XIX Съезде КПСС Сталин говорил о том, что особенно актуально и в наши дни: о необходимости объединяться со всеми национально ориентированными силами, потому что главное противоречие эпохи — не между трудом и капиталом, а, грубо говоря, между глобальными спекулянтами и интересами народов.

В ответ на это Запад провёл операцию по дискредитации практически всех умеренных социал-демократов Восточной Европы, выставив их союзниками либо фашистов, либо англичан и американцев. Коммунизация Восточной Европы во многом стала результатом спецоперации ЦРУ.

Исходя из концепции народной демократии, Сталин рассматривал Чан Кайши как естественного лидера Китая и необходимого тактического, пусть и не коммунистического, союзника. Мао Цзэдун в тот момент располагал небольшими по китайским меркам силами, всецело зависел от Советского Союза и воспринимался Сталиным как такой же националист, что и Чан Кайши, только принявший в силу обстоятельств коммунистический окрас. В рамках вышеназванной концепции Мао Цзэдуну места не было. Его ждала в самом лучшем случае эвакуация в Советский Союз и почётная пенсия.

Но тут проявилась тактическая гениальность Мао: он обаял посетившего его Маршалла, как и часть представителей США до него. В 1944-м он даже изобразил, что всерьёз рассматривает вопрос о переименовании Компартии Китая, чтобы она называлась как-то иначе, не коммунистической! Американцы просто скакали от радости, как некоторые нынешние украинцы. В результате Мао через Маршалла убедил руководство США, что является точь-в-точь таким же националистом, что и Чан Кайши, только менее коррумпированным и более дееспособным.

А надо сказать, что американское руководство ещё при Рузвельте приходило в прямом смысле слова в неистовство от чудовищной коррупции режима Чан Кайши, которая не только разворовывала деньги американских налогоплательщиков, но и дискредитировала США в самом Китае, обессмысливая их помощь. В результате американцы поверили Мао и оказали ему политическую поддержку, остановив наступление Чан Кайши на него в Маньчжурии. Они обеспечили Мао Цзэдуну четырёхмесячное прекращение огня. За это время тот смог окрепнуть и реформировать армию. Укрепив также свой морально-политический авторитет внутри страны, Мао вступил в борьбу за власть с Чан Кайши и блистательно победил.

Джорджу Маршаллу, госсекретарю, человеку в Америке крайне уважаемому, обман со стороны Мао Цзэдуна обошёлся очень дорого. По инерции он ещё продолжал карьерный рост, с началом войны в Корее даже возглавил Пентагон, но уже в 1951-м был вынужден подать в отставку, формально «по состоянию здоровья». А на самом деле, из-за нападок Маккарти, который (при полной поддержке общества) вполне обоснованно обвинил его в «потере Китая». США так и не простили этого ни Маршаллу, ни Мао.

Вот почему было крайне проблематичным сотрудничество американцев с китайцами даже в конце 70-х. Единственное, что у Америки с Китаем получилось - это стратегическая ловушка для СССР в Афганистане. Афганская война была антисоветским «совместным предприятием» США и Китая и, хотя осуществлялась она уже при Дэн Сяопине, задумывалась она ещё во времена постмаоистской инерции.

На самом деле, мы в России не понимаем, как устроено сейчас афганское общество и как оно было устроено тогда. В Советском Союзе это тоже мало понимали. Советские спецслужбы были практически не укоренены в Афганистане, в отличие от британских и даже американских.

В Афганистане наиболее развитой (культурной) частью общества были таджики — второй по численности этнос, основа афганской интеллигенции. Кабул был таджикским городом. Жившие в нём пуштуны даже говорили на фарси. Пуштуны же — наиболее пассионарные из крупных этнических групп Афганистана — традиционно обладали политической властью в стране.

Во второй половине 70-х годов из-за экономического кризиса, накрывшего несоциалистическую часть мира, социально-экономическое положение Афганистана стало резко ухудшаться. Режим Дауда убрал всех левых из власти, и в 1977 году, отреагировав на обострение внутренней ситуации, вообще установил однопартийную систему и ухудшил отношения с Советским Союзом.

Кризис активизировал политические силы пуштунов, но у них не было тяги к объединению, там были только вожди! Пуштунское по составу руководство Народно-демократической партии Афганистана (НДПА) состояло из ряда племенных групп, которые воевали друг с другом вплоть до самой гибели партии и светского Афганистана в целом (и, насколько можно судить, продолжают это занятие и сейчас). По взглядам они были сталинистами, как и большинство нормальных людей. Принимая из прагматических соображений помощь Советского Союза, они были настроены резко враждебно по отношению к позднесоветскому буржуазному перерождению. Это автоматически сделало их идеологическими союзниками китайцев и обусловило колоссальное влияние Китая на них.

Но китайцы, не имея своих ресурсов, поделились этим влиянием с обеспеченными и умелыми американскими спецслужбами, к тому же жаждавшими расквитаться с высокомерными британцами в традиционной сфере их влияния. Разумеется, это лишь гипотеза, но она, по крайней мере, объясняет, почему лидеры НДПА скрывали свои планы от Советского Союза. Формально у них была отговорка: мол, вы дружите с враждебным нам режимом Дауда. Но в реальной политике это было смешно: на деле причины были совершенно другими. Афганские революционеры относились к современному им позднебрежневскому СССР немногим лучше, чем к США.

Революция 1978 года — с чего всё, собственно, началось в Афганистане — была пуштунской и выраженно антитаджикской. Это была в значительной мере этническая революция. Идеологически она была маоистской, потому что под китайским влиянием сталинизм в Афганистане эволюционировал в маоизм. И, естественно, антисоветской. Решающую роль в ней сыграл Амин, жёсткий практик, агент ЦРУ с 20-летним стажем, по моим сведениям. Он уступил власть более авторитетному романтику Тараки, первому секретарю НДПА; Амин пытался создать культ его личности, использовать его, а когда не вышло, его же сверг и убил. И с удовольствием содействовал спецслужбам США в организации разнообразных провокаций против Советского Союза. При этом Тараки и Амин осуществили уничтожение таджикской интеллигенции Афганистана, кропотливо выращенной монархией.

Выжить смогли только очень известные персоны либо те, кто был женат на советских. А общество без интеллигенции становится более простым и «резким». Грубые, по маоистским рецептам осуществлённые, реформы разожгли гражданскую войну. Поэтому уже в марте 1979 года Амин стал просить Советский Союз о военной интервенции: больше просить было опять же некого.

И Советский Союз встал перед выбором: крах НДПА привёл бы к власти врагов СССР, а помощь этим маоистам сохранила бы у власти пусть и скрытых, но непримиримых наших врагов. Единственным выходом виделась замена Амина на проигравшего к тому времени внутрипартийную конкуренцию и потому вынужденного стать просоветским Бабрака Кармаля, о котором наши военные советники были, мягко говоря, не лучшего мнения, так как этот деятель отличался крайне низкими личностными и деловыми качествами.

В результате Афганистан обернулся для нас американо-китайской ловушкой. Но он стал проблемой и для Китая, так как воевавшие на стороне душманов мусульмане-уйгуры вернулись позже к себе, в Синьцзян-Уйгурский автономный район, значительную часть нынешней территории которого, к слову, мы передали Китаю в 1944 году. С тех пор проблемы, связанные с межэтническим противостоянием и терроризмом, получили в этом регионе постоянную прописку и профессиональную подпитку, ибо c Афганистана эти люди перешли под контроль США и представляли уже их интересы. Только в 2015 году жёсткими методами удалось пресечь терроризм и жестокие нападения на мирных жителей региона. За прошедшие пять лет в Синцзяне не было ни одного теракта, и Запад этого Китаю не простил.

Но вернёмся к 1970-м годам. К концу десятилетия США поняли, что проигрывают Советскому Союзу по всем направлениям. Транснациональные корпорации Запада откровенно сгнивали, его экономика всё сильнее погружалась в пучину стагфляции. Выход забрезжил только в 1981 году, когда резкое упрощение кредитования в рамках «рейганомики» перезапустило «мотор» капитализма, заставив его работать в форсированном режиме.

А до того накачка ресурсами антисоветского Китая показалась волшебной возможностью построения нового плацдарма для борьбы с Советским Союзом. А Афганистаном просто отвлекали наше внимание, чтобы перехватить у нас стратегическую инициативу.

Для нового руководства Китая возможная помощь США открывала новые измерения. Сразу же после победы над зашоренными преемниками Мао Дэн Сяопин бросился в Штаты, где в ходе длительной поездки всеми силами демонстрировал свою «американскость», - вплоть до позирования в ковбойской шляпе, которую сам он считал дурацкой.

Разумеется, приверженность США и враждебность по отношению к Советскому Союзу надо было доказывать не только этим. По возвращении в Китай Дэн Сяопин сразу же повязал себя кровью, напав в феврале 1979 года на Вьетнам. Эта война, бессмысленная с военной точки зрения и завершившаяся болезненным поражением, была таким же элементом диалога с Америкой, что и нападения на советские территории в конце 60-х. Но поскольку теперь всё было, вероятно, согласовано как минимум с руководством американских спецслужб, Дэн Сяопин был услышан сразу и понят верно.

Этой войной он решил и колоссальную внутреннюю политическую проблему, ослабив приведшее его к власти военное руководство. Ведь военные при Мао оставались наиболее разумной и эффективной силой китайского общества. Втравив их в войну, Дэн Сяопин разрядил накопленную военными энергию на сторонний объект и в итоге подчинил их себе.

В результате возникновения неформального и непубличного союза с Америкой против Советского Союза Китай получил свободный доступ на американский рынок, который из-за кризиса отчаянно нуждался в дешёвых товарах, так как денег у американцев было мало. Самое же главное, Китай получил поддержку в виде технологий. Да, весь первый этап реформ шёл силами китайских эмигрантов (так называемых хуацяо), но американцы предоставляли все гарантии безопасного экономического сотрудничества стран их проживания с Китаем. И вплоть до распада Советского Союза Китай развивался в качестве неявного, но исключительно важного союзника США в их борьбе против Советского Союза.

В 90-е годы Китай стал выполнять несколько иную функцию: он обеспечивал Америку дешёвыми товарами, которые позволили поднять уровень жизни американцев без увеличения доходов большинства населения. То есть можно повышать уровень жизни повышением доходов. А можно, наряду с дорогими товарами, обеспечивать поставку дешёвых товаров. Это не обязательно отразится на индексе инфляции, если считать её плохо, - а американская статистика инфляции плохая. Повысить уровень потребления американцев получилось, и это было не менее важной миссией Китая, чем противостояние Советскому Союзу. Всё это обеспечивало Китаю комплексную, пусть и не афишируемую, поддержку США.

Ещё одним, косвенным направлением поддержки был тот факт, что США систематически закрывали глаз на хищения в сфере интеллектуальной собственности. Когда дело доходило до совсем уж громких скандалов, китайцы «под камеру» давили бульдозерами CD-диски, и на этом всё заканчивалось.

В нулевые годы, несмотря на локальные конфликты, Китай наращивал своё значение для США как экономический партнёр. Помимо поставок дешёвых товаров, необходимых для поддержания изобилия, помимо накапливания в резервах долларов, которые эмитировали США, Китаю удалось в условиях переинвестирования развитых стран стать достойным объектом для масштабных вложений Запада. В Китай можно было инвестировать и получать гарантированную прибыль. Это сделало страну критически значимым фактором стабильности глобальной экономики и позволило китайцам в ноябре 2012-го года, через две недели после завершения XVIII съезда КПК, на котором Си Цзиньпин официально пришёл к власти, поставить перед собой задачу завоевания мирового лидерства.

Разумеется, никто об этом прямо не говорил и не говорит, формула очень корректная: китайская мечта о великом возрождении китайской нации. Но под «возрождением» имеется в виду конец XVIII века — время, когда Китай производил более трети всего мирового ВВП. В качестве экономической тени не только США, но и всего Запада в целом Китай хотел продолжить стремительное развитие, надеясь без конфликта с западной цивилизацией занять лидерские позиции в мире до того, как уходящая цивилизация это заметит.

Но вектор глобального развития переломился. Перелом начался ещё в 2009-м, когда американцы, расхлёбывая кризис 2008 года, стали неонтролируемо вливать деньги в экономику. Китайцы всерьёз задумались, так как накопили колоссальные международные резервы, которые на пике, чуть позже, составили почти четыре триллиона долларов. И возник естественный вопрос: а если американцы девальвируют доллар? Как китайцам не остаться у разбитого корыта? И, когда девальвация действительно началась, Китай обратился к Америке с предложением: «Дорогие коллеги, давайте мы будем по-прежнему поддерживать вашу экономику складированием долларов в наших валютных резервах, а вы нам гарантируйте, что покупательная способность этих долларов не будет снижаться». Но американцы сделали худшее, что только можно сделать в переговорах с Китаем: они не услышали вообще китайских предложений, проигнорировали!

А ведь до этого часть американской элиты, ориентировавшаяся на продолжение взаимоотношений с Китаем, выдвигала даже идею своеобразного кондоминиума — концепцию Химерики, то есть объединения США и Китая. Это предложение поступило китайцам незадолго до того, как перезагрузка отношений была предложена и нам, России. Поскольку предложение делалось, по-видимому, в столь же хамской форме, что и позднее в российский адрес, оно было отвергнуто, хотя и не без напряжённых внутренних дискуссий. Это во многом способствовало приходу к власти Си Цзиньпина.

Китай уже тогда не хотел соглашаться на роль младшего партнёра. А США, в принципе, никогда и ни с кем не готовы сотрудничать равноправно, это вне их мировосприятия. Таким образом, соглашение не состоялось, и ориентированные на взаимодействие с Китаем силы в руководстве США стремительно сошли на нет. И хотя многие из этих людей оставались на своих должностях, их по-прежнему приглашали на совещания или читать лекции, но их реальное влияние рухнуло в одночасье. И уже в 2010 году в американской элите сложился консенсус, что Китай — новый Карфаген, который должен быть разрушен.

Эта позиция не изменилась за прошедшие годы, поэтому Трамп смог под фанфары устроить торговую войну с Китаем. Кстати, он объявил торговые войны всем партнёрам США: Мексике, Канаде, европейским странам, но максимально «подсвечивает» именно обострение с китайцами. Почему? Не только потому, что Китай — главный партнёр США, но и потому, что это способ для Трампа объединить вокруг себя американскую элиту, которая расколота нынешней холодной гражданской войной. Единственное, что объединяет её на самом деле — понимание того, что Китай должен быть уничтожен.

В явной форме этот перелом обозначился в 2016 году, когда сохранение глобальных рынков в силу загнивания сложившейся на них монополии стало невозможным. На повестку дня стало управление предстоящим срывом человечества в глобальную депрессию, в интересах тех или иных участников глобального правящего класса, разумеется. Та модель расширения хаоса, которую Америка упорно всем навязывала с начала XXI века, была сломана нами, Россией, когда мы остановили их планы в Сирии, на Украине, в отношениях с Турцией.

В результате пришёл Трамп, который чётко понимает, что мир будет распадаться. Но он хочет, чтобы это происходило под руководством Америки и в интересах Америки. При этом довольно большая часть китайского аналитического сообщества, глядя на путь Трампа, думает до сих пор, что Трамп — просто бизнесмен, которому нужно денег, и который успокоится, когда получит какое-то количество миллиардов. Они не понимают пока, что 40 лет блаженства для них закончились. Причина даже не в том, что отношения США и Китая стали другими, — переламывается всё мировое развитие!

Это с беспощадной ясностью понимают в Америке, причём понимают, на мой взгляд, не менее десяти лет. Но для китайской элиты, возросшей на западном образовании, это всё ещё шок. И даже если они получили образование в самом Китае, всё равно по сути это образование западное, которое исходит из того, что «солнце» всходит в Вашингтоне. Поэтому вырват из своего сердца страну, которая 40 лет была гарантом успешного развития Китая, несмотря на идеологическое противостояние — декларируемую нелюбовь, провокации, агрессивные действия — для определённой части китайской элиты всё ещё невозможно.

Судя по некоторым «выхлопам» медиа, ещё немало официальных лиц в Китае полагают, что в благословенный 40-летний период можно вернуться, а Си Цзиньпин просто неаккуратно поссорился с заокеанскими партнёрами. Но поезд всё-таки ушёл. Не все это поняли, многие стоят на платформе и кричат: «Си Цзиньпин, верни нам его!»

Но он не вернёт. По двум причинам. Во-первых, ни ему, ни Китаю это совершенно не выгодно. Во-вторых, сам поезд в обозримом будущем не планирует возвращение на прозападную, прокапиталистическую платформу. И это — к вопросу об общественном, государственном устройстве. Ведь основная среда нашего обитания сегодня — информация. Информация по природе — общественный продукт. Общественный продукт невозможно потреблять частным образом. Поэтому время капитализма и, шире, рыночных отношений как общественной доминанты закончилось.

Как Китай сможет преодолеть этот драматический перелом, учитывая высокую зависимость от внешних рынков? Вопрос остаётся открытым. Основная проблема видится в том, что китайская культура, как и всякая ирригационная культура, поневоле подавляет людей, которые способны придумывать что-то новое.

Самое позднее с 2003 года в Китае ставят задачу научить китайцев придумывать новое. Сейчас это осуществляется тысячью разных способов, включая сборы ДНК-материалов всех гениев прошлого и настоящего. Но при этом в Китае развивается система социального кредита. И это, на мой взгляд, классический пример тактической победы, которая оборачивается стратегическим поражением.

Ведь система социального кредита — это, по сути, обеспечение добропорядочности, выращивание нового человека, который не то что не хочет, а попросту не может нарушать устоявшиеся правила. Это замечательно и прекрасно, мы все хотим жить в мире без хулиганов и алкашей. Но авторы этой программы не учлио, что создание нового почти всегда сопряжено с нарушением правил. Создавая нового добропорядочного человека со сверхэффективностью, свойственной Китаю, можно добиться потрясающей разумности общества, как это было продемонстрировано в ходе борьбы с распространением вируса. Но совершенно не факт, что эти дисциплинированные люди смогут придумать что-то новое в эпоху смерти западных технологий, созданных глобальными монополиями, технологий с завышенными издержками, с избыточной сложностью…

До 2017 года КНР давала право работать у себя иностранным специалистам в любых количествах и под любым предлогом. Если вы могли уверенно сказать о себе: «Mай инглиш ливз мач ту би дизаед», вы могли спокойно преподавать английский во многих китайских районах и получать за это неплохие деньги. Но лавочка закрылась в прошлом году, когда Китай стал бороться с иностранными «дауншифтерами» и «стартаперами» всех мастей и ужесточил выдачу виз. Тут дал знать о себе и типичный китайский патриотизм — «Китай круче всех», и дисциплинарный момент: иностранцы не все налоги платят, не все бумаги оформляют вовремя и так далее. Очевидно, что социальный механизм, заинтересовывающий людей в создании нового, как это удалось сделать у нас при Сталине, в Китае пока не создан. Японцы в своё время пытались создать нечто подобное, но оказались погребены под безумной системой управления, которая живёт по принципам «как бы чего не вышло» и «нужно посоветоваться со всеми». Я не знаю, сможет ли Китай решить эту проблему.

Выжить в условиях, в которые сейчас введён мир, — значит победить в глобальной депрессии. А для этого в распадающемся мире нужно создать свой макрорегион. В этой связи для Китая создание зоны юаня — важнейшая из задач, которая позволит сформировать этот макрорегион на глубоком валютном уровне. Но в стране колоссальные долларовые резервы, триллионы! Именно поэтому в 2014 году китайцы на предложение России перейти на бездолларовую торговлю ответили примерно так: «Нам куда-то нужно девать доллары, поэтому мы, конечно, будем снижать их долю в торговле, но очень медленно». Продолжающаяся экспансия Китая — это во многом способ «сбросить» доллары, да ещё и с пользой для себя, получая за доллары активы.

Тем не менее, они будут создавать зону юаня, никуда от этого Китаю не деться. К тому же люди, которые хотели сохранить свой капитал в Юго-Восточной Азии, ещё в 2008 году поняли, что курс юаня к доллару, определяемый валютной комиссией при ЦК КПК, куда более рыночная сила, чем спекулянты, которые продолжают резвиться на формально рыночных площадках. Вероятно, инструментом освоения мира, резервной валютой Большого Китая станет криптоюань, а обычный юань останется валютой Китая и будет, как и все обычные валюты стран-производителей, периодически девальвироваться для поддержания конкурентоспособности производств.

США. Китай. Афганистан. Россия > Госбюджет, налоги, цены. Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука > zavtra.ru, 24 июня 2020 > № 3533622 Михаил Делягин

Это наша Территория!

Финалист "Большой книги" Василий Авченко: почему нам нужны такие культовые писатели, как Олег Куваев?

Текст: Павел Басинский

Биографическая книга дальневосточного писателя Василия Авченко и нижегородского филолога Алексея Коровашко "Олег Куваев" вышла в издательстве АСТ (Редакции Елены Шубиной) и вошла в шорт-лист премии "Большая книга". Она возвращает нам поистине культового писателя советских геологов, чей роман "Территория" в свое время привел в геологию многих молодых людей, верящих в то, что не одни деньги движут миром. О том, кем был Олег Куваев, во что он верил сам и нужны ли такие люди нам сегодня, мы поговорили с Василием Авченко.

Павел Басинский: В 70-е годы я учился в Саратовском университете на филолога, но почему-то жил в общежитии геологического факультета в окружении будущих геологов. И вот я могу засвидетельствовать, что культовой книгой для этих ребят была "Территория" Олега Куваева. Они и меня "подсадили" на этот роман. Как ты объяснишь его успех в то время?

Василий Авченко: Других книг не было. А запрос - был. Геология была престижна, но "Повести о настоящем человеке" или "Трех мушкетеров" о геологах никто не написал. Нужны свои Джек Лондон и Хемингуэй. "Территория" имела все необходимые свойства для этого: мускулистый романтико-производственный роман с эпикой, героикой и философией… Вообще о геологии увлекательно писать трудно: либо скатишься в пафос "последней спички", либо изобразишь рутину, не интересную профану. Куваев сумел скрестить приключения с нюансами разведки золотых россыпей. Вот и попал, по его словам, в "популярку". Книгу оценили и читатели, и литературное начальство, что для 70-х было нетипично: номенклатура и массы расходились, все шло к Большому взрыву.

Сам Куваев отнесся к успеху спокойно: мол, страна ждала нового Николая Островского - он и дал "складное изложение железобетона и квадратных челюстей". Чисто куваевская сверхтребовательность к себе. Он и писателю Альберту Мифтахутдинову советовал: "Отвечай на комплименты матом, иначе хана!"

Впрочем, несколько магаданских геологов устроили кампанию против "Территории": автор все врет, мы так не говорили, кличек не носили… Тут дело, во-первых, в обиде одного из корифеев на фразу в романе: "Василий Феофаныч! Заткнись!" Во-вторых - в ревности: колымские геологи были звездами, многие сами писали - а роман о чукотском золоте, которое они открывали, сочинил младший научный сотрудник без ученой степени с геологическим стажем всего несколько лет, к тому же не "золотарь", а геофизик… Но теперь-то все схлынуло, остались только Куваев и "Территория". А если бы не он - ничего бы мы не знали о людях Территории времен заката Дальстроя. Как не знаем об открытии Билибиным золота Колымы, а Попугаевой - якутских алмазов. Если о чем-то или о ком-то не появляется хорошего и вовремя прочитанного романа - можно считать, что события и человека не было.

Куваев писал: "Если бы некий там джинн предложил мне на выбор: написать хотя бы одну действительно хорошую книгу и плохо кончить в 45 лет или не написать ничего путного, но прожить до 80, я бы без секундного колебания выбрал первое". Примерно так и вышло.

Павел Басинский: Правда, что роман Куваева "Территория" в годы советской власти многих молодых людей привел в геологию? Если да, то возможно ли это сегодня? Или геология уже не желанная профессия для нового поколения?

Василий Авченко: Это так. Другое дело, что "Территория" вышла на излете Советского Союза, и это был последний призыв. Скоро приоритеты сменились диаметрально, как будто всех перемагнитили. Не думаю, что сегодня многие мечтают о геологии. Скорее о теплом офисном месте, чиновничьей должности… То, от чего Олега Куваева воротило. Но кто-то идет и в геологию, эти люди никуда не делись и не денутся.

Сегодня сложно представить, чтобы книга привела людей в ту или иную профессию - у литературы уже не та сила воздействия. Растворяется общий культурный код - нет книг или фильмов, которые бы знали все, могли общаться опознаваемыми цитатами.

И все-таки наши недра - навсегда нацпроект и карма России даже в узкоприкладном смысле. Но задачи геологии куда шире, чем поиск руд. Она познает сущее, смыкаясь с философией космизма, что видно по таким фигурам, как академики Вернадский и Ферсман.

Павел Басинский: Куваева называют "русским Джеком Лондоном", имея в виду, я думаю, прежде всего цикл рассказов американского классика о золотоискателях Смоке Беллью и Малыше. Есть что-то общее между ними и героями Куваева или это разные социальные и психологические типы?

Василий Авченко: Герои Лондона и Куваева обнаруживают - при всех различиях - несомненное человеческое сходство. Лондоновские герои гонятся не только за золотом, "американской мечтой" - вспомним Харниша по прозвищу Время-не-ждет, для которого важнее борьба как таковая, или Джона Месснера, сыплющего золото в полынью… На Севере герои Лондона и Куваева находят нравственный кодекс, какого нет в больших теплых городах. Нечто вроде отблеска утраченного рая. В лондоновской "Любви к жизни", которую Крупская читала умирающему Ленину, один старатель до последнего тащит золото и гибнет, другой бросает - и спасается. Это "параллелится" и с шаламовским "золото - смерть", и с куваевским определением золота как "глупого металла", от которого "сплошная судимость"… На Север стремились люди, которых Куваев называл "нерегламентированными". Не приспособленные для офисной или заводской работы, ценящие волю, риск… Недаром в Магаданской области одно из озер получило имя Джека Лондона.

Сегодня золото добывают крупные предприятия, хотя есть и "хищники" (вот современная российская джек-лондоновщина, о которой никто не написал!), и законопроект о "вольном приносе"…

Павел Басинский: Как ты относишься к двум экранизациям романа "Территория" - 1978 года Александра Сурина и 2014 года Александра Мельника?

Василий Авченко: Оба фильма не шедевры, но первый лучше, честнее. Там даже лица другие - настоящие. Кино Сурина снято по сценарию самого Куваева, у Мельника - отсебятина, фантазийный микс. Ну какой из юного Петра Федорова тракторист дядя Костя - "человек с прошлым и без зубов"? Какой из стройного Константина Лавроненко Чинков - "разбухший идол" с "чугунным лицом" и "слоновьей грацией"? У Сурина Чинкова играет Банионис - снайперское попадание! А у Мельника вместо чукотской тундры - плато Путорана и сибирская тайга. Красиво, но не то! А карикатурно-вестерновый финал с золотой горой? Это ни разу не Куваев. С другой стороны, любая экранизация добавляет популярности первоисточнику, так что я искренне благодарен режиссеру Мельнику. Больше никто Куваева не вспомнил.

Павел Басинский: Мне нравится, как сам Олег Куваев определил смысл своего романа. "Это история о людях, для которых работа стала религией". Не кажется ли тебе, что это вообще такой тренд поздней советской литературы и кинематографа, который сейчас утрачен? "Территория", "Девять дней одного года"... Наука, профессия - как религия, а не просто "самореализация" и уж тем более способ заработка.

Василий Авченко: Все так. Советское общество было атеистическим только на словах. Оно было построено на вере, несмотря на мантры о базисе. Последняя пора искренней веры - шестидесятничество, откуда вырос и Куваев, тут можно нащупать параллели со Шпаликовым… Потом общество "секуляризовывалось". Но даже в 1970-е Куваев с его идеализмом, аскетизмом, антипотребительством уже не вписывался, и тут можно провести другую параллель - с Вампиловым. Случайно ли они ушли друг за другом: в 1972-м - Вампилов, в 1974-м - Шукшин и Шпаликов, в 1975-м - Куваев? В нашей книге мы с моим замечательным нижегородским соавтором, доктором филологических наук Алексеем Коровашко, разбираем в меру сил эти связи, причины, следствия.

Рискну сказать, что Куваев, не вступавший в партию и вышедший из комсомола, как раз и был настоящим коммунистом. Его отличие от позднесоветских членов КПСС в том, что коммунист - это он: "Опомнитесь, граждане, и усвойте истину, что человек в рванине и с флаконом одеколона в кармане столь же человек, как и квадратная морда в ратиновом пальто, брезгливо его обходящая. Этому учил Христос. Этому, если угодно, учил В.И. Ленин. И пусть исполнятся слова: "Кто был ничем, тот станет всем". Вспомните гимн, бывший гимн государства, граждане с квартирами и польтами…"

Павел Басинский: Тема, которую хотелось бы обойти, но... Олег Куваев много пил. Как и его любимый писатель Юрий Казаков. Как Владимир Высоцкий... Как Олег Даль, сыгравший роль Зилова в "Утиной охоте" по Вампилову. С чем это было связано? Ведь не только с работой геолога или актера?

Василий Авченко: Конечно, нет. Казаков, Высоцкий, Даль, тот же Шпаликов геологами не были, да и не все же геологи - алкоголики! Попытки выстроить простые причинно-следственные связи - Фадеев-де чувствовал грехи, Высоцкий переживал, что в Союз писателей не берут, Даля душило "безвременье" - мне кажутся наивными. Пьют (пьем) - и всё. Бедные, богатые, победители, неудачники, довольные, недовольные - без разницы. Шукшин разбирал этот вопрос в "А поутру они проснулись…", Джек Лондон - в алкоавтобиографии "Джон Ячменное Зерно", Куваев - в "Правилах бегства", своем втором и последнем романе, который я очень люблю.

Павел Басинский: Что сегодня происходит на куваевской земле, обетованной Чукотке? Что вообще происходит с Русским Севером и российской геологией?

Василий Авченко: Тема огромная и печальная. Государство самоустранилось из геологоразведки, ушло с Территории и только сейчас вроде бы начинает возвращаться. Отток населения продолжается. В Магаданской области в 1990 году жили почти 400 тысяч человек (без Чукотки), сегодня осталось 140!

И все-таки жизнь продолжается. Недавно был в гостях у золотодобытчиков - в Бодайбо (речка Вача у Высоцкого) и на Колыме. Лучшие люди - северяне. Чем суровее условия, тем сильнее взаимоподдержка. Чем меньше людей - тем ценнее каждый человек.

Не хочется, чтобы мы переходили к вахтовому методу. На Территории нужно жить. Нужно развитие, новые города, хотя сегодня это звучит, мягко говоря, наивно. Понятно, почему мы уезжаем. Но должны проявиться и другие векторы.

Именно Россия - никакая Канада рядом не стояла - накопила гигантский опыт выживания, строительства, развития в условиях Крайнего Севера, нельзя его терять. Вспомнить расцвет Севера в 60-е и 70-е. Был настоящий северный шик и даже шовинизм, северяне чувствовали себя элитой во всех смыслах - от материального до культурного. Не то что в Магадане - в Сеймчане и Усть-Омчуге варили прекрасное пиво, славившееся на всю Колыму. А какое было Магаданское книжное издательство!

Север полуопустел, но остаются недра, рубежи, Севморпуть… России еще предстоит по-настоящему осознать себя как страну северную и океанскую, понять, что далекие необъятные промороженные территории и акватории - не балласт, Север - не гиблая земля и проклятье, а возможность, спасение, благословение.

Справка "РГ"

Олег Михайлович Куваев (1934-1975) - русский советский писатель, геофизик. Родился на железнодорожной станции Поназырево (ныне Костромская область). Закончил геофизический факультет МГРИ имени Орджоникидзе. За годы учебы побывал в экспедициях на Тянь-Шане, в Киргизии, в верховьях Амура. В 1956 году был написан первый рассказ "За козерогами", напечатанный в журнале "Охота и охотничье хозяйство". В 1960 году его перевели в Магадан в Северо-Восточное геологическое управление на должность старшего инженера отряда геофизического контроля. В 1961 году осознал, что к руководящей должности "не был приспособлен - затосковал и неожиданно для себя уехал в Москву", в отпуск с последующим увольнением. С этого момента он становится профессиональным писателем.

Россия. ДФО > СМИ, ИТ > rg.ru, 23 июня 2020 > № 3426529 Василий Авченко

«АЗИАТСКИЙ ВЕК» В ОПАСНОСТИ

ЛИ СЯНЬ ЛУН

Премьер-министр Сингапура.

АМЕРИКА, КИТАЙ И УГРОЗЫ КОНФРОНТАЦИИ

Азия процветала, потому что период Pax Americana, длящийся с конца Второй мировой войны, обеспечивал благоприятный стратегический контекст. Но теперь перипетии американо-китайских отношений поднимают вопросы о будущем Азии и о форме зарождающегося международного порядка.

«В последние годы говорят, что следующий век будет веком Азии и Тихого океана, будто это обязательно произойдёт. Я с этим не согласен», – сказал лидер Китая Дэн Сяопин премьер-министру Индии Радживу Ганди в 1988 году. Более чем тридцать лет спустя прозорливость Дэна стала очевидна. После десятилетий необычайного экономического успеха Азия является самым быстрорастущим регионом в мире. В течение следующих десяти лет азиатские экономики станут больше, чем все остальные экономики мира вместе взятые, чего не было с XIX столетия. Однако предупреждение Дэна не теряет актуальности: «азиатский век» не является ни неизбежным, ни предопределённым.

Азия процветала, потому что период Pax Americana, длящийся с конца Второй мировой войны, обеспечивал благоприятный стратегический контекст. Но теперь перипетии американо-китайских отношений поднимают вопросы о будущем Азии и о форме зарождающегося международного порядка. Страны Юго-Восточной Азии, в том числе Сингапур, обеспокоены тем, что, находясь в точке пересечения интересов крупных держав, могут оказаться меж двух огней и будут вынуждены делать трудный выбор.

Статус-кво в Азии должен измениться. Но будет ли новая конфигурация способствовать дальнейшему процветанию или принесёт опасную нестабильность? Это зависит от того, какой выбор сделают Соединённые Штаты и Китай – по отдельности и вместе. Обе державы должны выработать способ существования, конкурентный в одних областях и не позволяющий соперничеству отравлять сотрудничество в других.

Страны Азии рассматривают США как державу, присутствующую в регионе и имеющую там жизненно важные интересы. В то же время Китай – непосредственная и близкая реальность. Азиатские страны не хотят выбирать между ними. И если окажутся перед таким выбором – Вашингтон попытается сдержать рост Китая или Пекин предпримет усилия, чтобы создать исключительную сферу влияния в Азии, – то вступят на путь конфронтации, которая затянется на десятилетия и поставит под угрозу долгожданный «азиатский век».

Два этапа Pax Americana

В ХХ веке Pax Americana в Азии имел два чётко выраженных этапа. Начальный – с 1945 г. по 1970-е гг. – в первые десятилетия холодной войны, когда США и союзники соперничали с советским блоком за влияние. Хотя Китай присоединился к Советскому Союзу, чтобы противостоять Соединённым Штатам во время Корейской и Вьетнамской войны, его экономика оставалась внутренне ориентированной и изолированной, не имела значимых связей с другими азиатскими странами. Между тем в других странах Азии стремительно развивалась свободная рыночная экономика. За Японией последовали новые индустриальные экономики Гонконга, Сингапура, Южной Кореи и Тайваня.

Стабильность и процветание Азии стали возможны благодаря Соединённым Штатам. Они отстаивали открытый, интегрированный и основанный на правилах глобальный порядок, обеспечили зонт безопасности, под которым региональные страны могли сотрудничать и мирно конкурировать. Американские транснациональные корпорации активно инвестировали в Азию, принося с собой капитал, технологии и идеи. По мере того, как Вашингтон продвигал свободную торговлю и открывал американские рынки всему миру, азиатская торговля с Соединёнными Штатами росла.

Два ключевых события 1970-х гг. перевели Pax Americana в Азии на новый этап. Это секретный визит в Китай Генри Киссинджера (тогдашнего советника по национальной безопасности США, заложившего основу для американо-китайского сближения после десятилетий враждебности) в 1971 г. и запуск в 1978 г. Дэном Сяопином политики реформ и открытости, позволившей китайской экономике взлететь. К концу десятилетия экономические барьеры рухнули, а международная торговля стала быстро расти. После окончания Вьетнамской войны и войны в Камбодже Вьетнам и другие страны Индокитая смогли сосредоточить силы и ресурсы на экономическом развитии и начали догонять остальную Азию.

Многие азиатские государства уже давно считают США и другие развитые страны своими основными экономическими партнёрами. Но сейчас они всё больше используют возможности, созданные быстрым развитием Китая. Торговля и туризм с Китаем выросли, а цепочки поставок стали тесно интегрированными. В течение нескольких десятилетий Китай превратился из экономически несущественного для остальной Азии государства в крупнейшую экономику региона и главного экономического партнёра. Соответственно, повысилось и влияние КНР в региональных делах.

Тем не менее Pax Americana никуда не делся, и радикальные изменения роли Китая происходили в его рамках. Китай не был готов бросить вызов превосходству США и даже не пытался этого сделать. Пекин принял изречение Дэна Сяопина – «прячь свою силу, жди своего часа» – как руководящую философию и отдал приоритет модернизации сельскохозяйственного, промышленного и научно-технического секторов, а не наращиванию военной мощи.

Таким образом, страны Юго-Восточной Азии брали лучшее из обоих миров, выстраивая экономические отношения с Китаем и поддерживая прочные связи с Соединёнными Штатами и другими развитыми странами. Они также углубили взаимодействие друг с другом и работали над созданием открытой архитектуры регионального сотрудничества, нашедшей воплощение в Ассоциации государств Юго-Восточной Азии. АСЕАН играла центральную роль в формировании Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества в 1989 г., создании регионального форума АСЕАН в 1994 г. и в созыве ежегодного Восточноазиатского саммита с 2005 года.

Китай в полной мере участвует в этих процессах. Каждый год китайский премьер посещает одно из государств-членов АСЕАН, чтобы встретиться с лидерами стран Ассоциации. Он объясняет, как КНР видит регион, и предлагает шаги по укреплению китайского сотрудничества со странами-членами. По мере роста ставок Китая в регионе Пекин начал осуществлять собственные инициативы, включая «Пояс и путь» и Азиатский банк инфраструктурных инвестиций. Это помогло углубить взаимодействие Китая с соседями и, конечно же, повысило его влияние.

Но поскольку региональная архитектура открыта, китайское влияние – не единственное. Соединённые Штаты остаются важным участником, поддерживая региональную безопасность и стабильность, укрепляя свою экономическую вовлечённость с помощью таких предложений, как закон об азиатской инициативе по обеспечению безопасности (Asia Reassurance Initiative Act) и закон о более эффективном использовании ведущих к развитию инвестиций (BUILD Act). АСЕАН имеет официальные механизмы диалога с Евросоюзом – так же, как и с Индией и многими другими странами. АСЕАН считает, что такая сеть связей создаёт более прочную основу для сотрудничества и больше возможностей для продвижения коллективных интересов своих членов в международном масштабе.

До сих пор формула работала хорошо. Но стратегическая основа Pax Americana кардинально изменилась. За четыре десятилетия, прошедшие с тех пор, как Китай начал реформироваться и открываться, он преобразился. По мере того, как его экономика, технологические возможности и политическое влияние росли в геометрической прогрессии, менялись и его взгляды на мир. Сегодняшние китайские лидеры больше не ссылаются на принцип Дэна Сяопина о скрытии сил и выжидании часа. Китай видит себя континентальной державой, но хочет стать и морской; он модернизировал армию и флот и стремится превратить вооружённые силы в боевую единицу мирового класса. Всё более и более очевидно, что КНР хочет защищать и продвигать свои интересы за рубежом и обеспечить то, что он считает своим законным местом в международных отношениях.

В то же время Соединённые Штаты, остающиеся мощной державой по многим показателям, пересматривают свою большую стратегию. Поскольку их доля в мировом ВВП уменьшается, неясно, будут ли США продолжать нести бремя поддержания международного мира и стабильности или же станут придерживаться более узкого подхода «Америка прежде всего» для защиты собственных интересов. В то время, как Вашингтон задаётся фундаментальными вопросами о своих обязанностях в глобальной системе, его отношения с Пекином требуют всё более пристального внимания.

Фундаментальный выбор США и Китая

Перед Соединёнными Штатами и Китаем стоит фундаментальный выбор. США должны решить, рассматривать ли подъём Китая как экзистенциальную угрозу и пытаться сдержать его всеми доступными средствами или же признать Китай как крупную самостоятельную державу.

Если будет выбран последний вариант, Вашингтону придётся выработать к Китаю подход, способствующий сотрудничеству и здоровой конкуренции, где это возможно, и не позволяющий соперничеству отравить отношения. В идеале такая конкуренция будет проходить в рамках согласованных многосторонних правил и норм, регулирующих деятельность в духе Организации Объединённых Наций и Всемирной торговой организации (ВТО).

Соединённые Штаты, вероятно, воспримут эти изменения болезненно, особенно учитывая растущее там единомыслие, что политика вовлечения Пекина потерпела неудачу, а для защиты американских интересов необходим более жёсткий подход. Но как бы ни была трудна эта задача для США, стоит приложить серьёзные усилия, чтобы удовлетворить амбиции Китая в рамках существующей системы международных правил и норм. Она накладывает ответственность и ограничения на все страны, укрепляет доверие, помогает урегулировать конфликты и создаёт более безопасную и стабильную среду как для сотрудничества, так и для конкуренции.

Если же Соединённые Штаты попытаются сдержать рост Китая, они рискуют спровоцировать реакцию, которая на десятилетия поставит обе страны на путь конфронтации. США – не слабеющая держава. Они обладают большой устойчивостью и силой, что позволяет привлекать таланты со всего мира: из девяти лиц китайской национальности, удостоенных Нобелевских премий в области науки, восемь были американскими гражданами или впоследствии ими стали. С другой стороны, китайская экономика обладает огромным динамизмом и самыми передовыми технологиями; это далеко не потёмкинские деревни или рушащаяся командно-административная экономика Советского Союза в его последние годы. Любая конфронтация между этими двумя великими державами вряд ли закончится, как холодная война, мирным крахом одной страны.

Китай должен решить, стоит ли добиваться своего как ничем не связанная держава, лидирующая за счёт своего огромного веса и экономической мощи, рискуя получить отпор со стороны не только Америки, но и других стран. Такой подход, вероятно, усугубит напряжённость и недовольство, что скажется на положении и влиянии КНР в долгосрочной перспективе. Это реальная опасность: недавний опрос, проведённый Исследовательским центром Pew, показал, что жители Канады, Соединённых Штатов и других стран Азии и Западной Европы всё чаще неодобрительно высказываются о Китае. Несмотря на недавние усилия Пекина по созданию мягкой силы за рубежом – например, через сеть институтов Конфуция, а также через принадлежащие КНР международные газеты и телеканалы, – тренд явно отрицательный.

Тем не менее Китай может признать, что он больше не беден и не слаб, и принять, что мир теперь возлагает на него большие надежды. Уступки и привилегии, которые он получил будучи менее развитым (например, выгодные условия вступления в ВТО в 2001 г.), уже не являются политически оправданными. Более крупный и мощный Китай должен не только уважать глобальные правила и нормы, но и брать на себя бóльшую ответственность за поддержание и обновление международного порядка, при котором он столь впечатляюще возвысился. Там, где существующие правила и нормы более не соответствуют цели, Китаю следует сотрудничать с Соединёнными Штатами и другими странами для выработки договорённостей, которые устроили бы всех.

Путь к созданию нового порядка не прост. Мощное внутреннее давление стимулирует и ограничивает внешнеполитический выбор обеих стран. Внешняя политика мало фигурирует в нынешней президентской кампании США, и когда это происходит, преобладают различные вариации на тему «Америка превыше всего». Приоритет китайского руководства – поддержание внутриполитической стабильности и демонстрация подъёма древней цивилизации после почти двух столетий слабости и унижений. Поэтому нельзя принимать как должное, что Соединённые Штаты и Китай будут строить двусторонние отношения, основываясь на рациональных расчётах национальных интересов или даже стремясь к обоюдным выгодам. Страны не обязательно пойдут по пути конфронтации, но этого исключать нельзя.

Динамика развития в Азиатско-Тихоокеанском регионе

Динамичное развитие предстоит всему миру, но одна из важнейших арен – Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР). У Соединённых Штатов здесь всегда были жизненно важные национальные интересы. Чтобы победить Японию, они вступили в кровопролитную войну на Тихом океане, в которой едва не потеряли трёх будущих президентов. Участие американцев в дорогостоящих кампаниях в Корее и Вьетнаме позволило некоммунистическим странам Азии объединить свои общества и экономики для победы в битве за умы и сердца против коммунизма.

Щедрая открытая политика США, принесшая столь большую пользу АТР, проистекала из глубоко укоренившихся политических идеалов американцев и их представлений о своей стране как «городе на холме» и «свете для народов», но она также отражала и разумный эгоизм. Сначала стабильный и процветающий АТР был оплотом против коммунизма в холодной войне, а затем стал важным регионом, включающим множество стабильных и процветающих стран, расположенных к Соединённым Штатам и открывающих для американских предприятий рынки сбыта и производственные базы. Неудивительно, что некоторые из самых верных союзников (Австралия, Япония и Южная Корея) и давних партнёров (например, Сингапур) находятся в Азии.

У Китая также есть здесь жизненно важные интересы. В Северо-Восточной Азии по-прежнему помнят Вторую китайско-японскую и Корейскую войны. В Юго-Восточной Азии Пекин видит источник энергии и сырья, экономических партнёров и важные морские пути. В том числе узкие места в Малаккском проливе и Южно-Китайском море, от которых зависит энергетическая безопасность Китая. Но важное отличие от Соединённых Штатов заключается в том, что КНР рассматривает Азиатско-Тихоокеанский регион как своё «ближнее зарубежье» (позаимствуем русское выражение) и, следовательно, как необходимое условие своей собственной безопасности.

Председатель Китая Си Цзиньпин заявил, что Тихий океан достаточно велик, чтобы вместить и Соединённые Штаты, и Китай. Но он также сказал, что азиатскую безопасность следует оставить азиатам. Возникает естественный вопрос: Си Цзиньпин считает, что Тихий океан достаточно велик для того, чтобы США и Китай могли мирно сосуществовать с пересекающимися кругами друзей и партнёров, или же он достаточно велик, чтобы быть разделённым на соперничающие сферы влияния между двумя силами? У Сингапура и других стран АТР нет сомнений, какую интерпретацию предпочесть. Хотя они могут не иметь большого влияния на ход событий, но горячо надеются, что их не заставят выбирать.

Американское присутствие жизненно важно для безопасности. Без него Японии и Южной Корее пришлось бы задуматься о разработке ядерного оружия. Обе страны являются пороговыми государствами, и эта тема регулярно всплывает в их публичном дискурсе, особенно с учётом растущего ядерного потенциала Северной Кореи. Подобный сценарий, к счастью, остаётся гипотетическим, но сама перспектива не способствует ни стабильности в Северо-Восточной Азии, ни усилиям по нераспространению во всём мире.

Седьмой флот США поддерживал региональную безопасность в Юго-Восточной Азии со времён Второй мировой войны, гарантируя защищённость и открытость морских коммуникаций, что способствовало развитию торговли и стимулировало экономический рост. Несмотря на растущую военную мощь, КНР не сможет взять на себя роль Соединённых Штатов в сфере безопасности. В отличие от американцев у Пекина есть морские и территориальные споры в Южно-Китайском море с несколькими странами региона, которые всегда будут рассматривать военно-морское присутствие Китая как попытку реализовать территориальные претензии.

Ещё одно препятствие, которое помешало бы Китаю взять на себя роль США в области безопасности, связано с тем, что во многих странах Юго-Восточной Азии есть китайские меньшинства, чьи отношения с некитайским большинством зачастую носят деликатный характер. Данные страны чрезвычайно чувствительны к любому намёку на то, что Китай оказывает чрезмерное влияние на их этническое китайское население, особенно если вспомнить историю поддержки Китаем коммунистических мятежей в Юго-Восточной Азии вплоть до начала 1980-х годов. И это обстоятельство тоже будет сдерживать роль Китая здесь в обозримом будущем.

Сингапур – единственная страна Юго-Восточной Азии, чьё многорасовое население в большинстве состоит из этнических китайцев. Фактически это единственное суверенное государство мира (помимо самого Китая) с такой демографической картиной. Сингапур приложил огромные усилия для создания многорасовой, а не китайской национальной идентичности. Но он также чрезвычайно осторожен, поскольку опасается сделать что-то, что могло бы быть ошибочно воспринято Китаем как разрешение использовать Сингапур в качестве марионетки. По этой причине Сингапур не устанавливал дипломатических отношений с КНР до 1990 г., являясь почти последней страной Юго-Восточной Азии (за исключением Брунея – 1991 г.), которая пошла на это.

Конечно, Сингапур и все другие азиатские страны хотят развивать хорошие отношения с Китаем. Они надеются пользоваться доброй волей и поддержкой такой крупной державы, участвовать в её росте. Глобальные цепочки поставок – самолётов, сотовых телефонов или хирургических масок – тесно связывают Китай и другие азиатские страны. Благодаря своим огромным размерам Китай стал крупнейшим торговым партнёром большинства азиатских стран, включая всех союзников Соединённых Штатов в регионе, а также Сингапура и почти других стран АСЕАН.

США очень трудно, почти невозможно заменить Китай в качестве главного мирового поставщика – так же, как немыслимо обойтись без китайского рынка, являющегося третьим по величине импортёром американских товаров после Канады и Мексики. Но и Китай не может вытеснить экономику США в Азии. Мировая финансовая система в значительной степени зависит от американских финансовых институтов, и в ближайшее время юань не заменит доллар в качестве мировой резервной валюты. Хотя другие азиатские страны экспортируют в Китай больше, чем в Соединённые Штаты, американские транснациональные корпорации – по-прежнему важнейший источник иностранных инвестиций во многих странах Азиатско-Тихоокеанского региона, включая Сингапур. Крупнейшие китайские компании уже начинают инвестировать за рубежом, но пройдёт ещё много лет, прежде чем в Китае появятся корпорации такого же масштаба и сложности, как базирующиеся в Америке, которые свяжут глобальные производственные цепочки, соединят Азию с мировой экономикой и создадут миллионы рабочих мест.

Именно по этим причинам страны АТР не желают выбирать между Соединёнными Штатами и Китаем. Они хотят развивать хорошие отношения с обеими странами. Они не могут позволить себе оттолкнуть Китай и будут стараться изо всех сил не допустить, чтобы какой-то спор омрачал их отношения с Пекином. В то же время страны Азии видят Соединённые Штаты как постоянно присутствующую в регионе державу, имеющую там жизненно важные интересы. Они поддержали (некоторые более открыто, чем другие) заявление президента США Барака Обамы о том, что Вашингтон намерен сбалансировать американскую внешнюю политику в отношении Азии. Они утешаются тем, что, хотя администрация Дональда Трампа подняла вопросы распределения затрат и бремени со своими друзьями и союзниками, она предложила стратегию для Индо-Тихоокеанского региона и объявила о намерении создать Индо-Тихоокеанское командование Вооружённых сил США.

Но эти страны также осознают, что Соединённые Штаты – глобальная сверхдержава, имеющая далеко идущие интересы и неотложные приоритеты во всём мире. Они реалистичны в том, что в случае роста напряжённости – или, что ещё хуже, в случае конфликта – они не смогут воспринять поддержку США как должное. Они рассчитывают внести вклад в защиту своих стран и интересов. Азиатские страны также надеются, что Соединённые Штаты понимают: если они развивают связи с Китаем, то это не обязательно означает, что они работают против Америки. (И, конечно, эти страны рассчитывают на такое же понимание со стороны Китая, если они укрепят отношения с США).

Открытая региональная архитектура

Соединённые Штаты и Китай – не единственные державы, имеющие большое влияние в регионе. Другие игроки тоже играют важную роль. Япония, в частности, может внести большой вклад, учитывая масштабы и сложность её экономики. При премьер-министре Синдзо Абэ она делала это более активно, чем раньше. Например, после того, как США вышли из Транстихоокеанского партнёрства в 2017 г., Япония активизировалась. Она побудила остальных 11 членов завершить работу над соглашением по Всеобъемлющему и прогрессивному Транстихоокеанскому партнёрству (ВПТТП), которое объединяет развитые и развивающиеся страны по обе стороны Тихого океана и является шагом на пути к свободной торговле в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Индия также обладает большим потенциалом влияния. При премьер-министре Нарендре Моди Индия объявила о стратегическом сдвиге в своей политике Look East, и другие страны с нетерпением ждут начала её реализации. Восточноазиатский саммит включил Индию в число своих участников, поскольку остальные надеялись, что по мере роста экономики Индия будет иметь большее значение для регионального сотрудничества. Индия также была одной из первых стран, которые вели переговоры о создании Всестороннего регионального экономического партнёрства (ВРЭП), предполагаемого соглашения о свободной торговле, направленного на интеграцию всех основных экономик в Азиатско-Тихоокеанском регионе, подобно тому, как НАФТА (ныне соглашение США – Мексика – Канада) связывало страны Северной Америки. После длительных переговоров Индия в прошлом году решила не вступать во ВРЭП; остальные 15 стран-участниц движутся вперёд, хотя без Индии что-то важное было утрачено.

Большинство азиатских стран признают, что ценность таких соглашений выходит за рамки экономических выгод. Это платформы, позволяющие странам Азиатско-Тихоокеанского региона сотрудничать, повышать заинтересованность в успехе друг друга и формировать региональную архитектуру и правила, управляющие ею. Такие региональные соглашения должны быть открытыми и инклюзивными. Они не должны (будь то намеренно или нет) поддерживать какую-либо сторону, подрывать договорённости о сотрудничестве, создавать конкурирующие блоки или заставлять страны принимать чью-либо сторону. Вот почему члены ВПТТП оставили дверь для Соединённых Штатов открытой, чтобы была возможность снова подписать соглашение, и вот почему страны, работающие над формированием ВРЭП, всё ещё надеются, что Индия присоединится.

Это также основа, на которой страны Азиатско-Тихоокеанского региона поддерживают инициативы регионального сотрудничества, такие, как различные индо-тихоокеанские концепции, предложенные Японией, Соединёнными Штатами и другими странами, а также китайская инициатива «Пояс и путь». Многие азиатские страны считают, что содействие «Поясу и пути» – конструктивный способ контроля растущего влияния Китая в регионе. При правильной реализации и финансовой дисциплине проекты инициативы могут укрепить региональное и многостороннее сотрудничество и удовлетворить насущную потребность в улучшении инфраструктуры и связей во многих развивающихся странах. Некоторые такие проекты критиковались за отсутствие прозрачности или жизнеспособности, но нет оснований полагать, что все китайские инициативы по определению наложат непосильное финансовое бремя на страны или будут им мешать развивать связи с другими крупными экономиками. Подобные последствия не послужит интересам Китая, поскольку подорвут его международное положение и влияние.

Разработка новых региональных механизмов не означает отказ от существующих многосторонних структур. Эти с трудом созданные соглашения и институты по-прежнему дают всем странам, особенно небольшим, основу для совместной работы и продвижения коллективных интересов. Но многие многосторонние институты остро нуждаются в реформировании: они утратили эффективность, учитывая текущие экономические и стратегические реалии. Например, после завершения Уругвайского раунда торговых переговоров в 1994 г. ВТО стало всё труднее заключать конструктивные торговые соглашения, потому что любая сделка требует консенсуса 164 членов организации, которые имеют чрезвычайно разные интересы и экономические философии. А с прошлого года Апелляционный орган ВТО парализован отсутствием кворума. Это потеря для всех стран, которые должны конструктивно работать над реформированием таких организаций, а не снижать их эффективность или вообще обходить их стороной.

Искренняя надежда

Стратегический выбор, который сделают Соединённые Штаты и Китай, определит контуры формирующегося глобального порядка. Конкурировать естественно для крупных держав. Но именно их способность к сотрудничеству является истинным испытанием для государственного устройства, и именно она определит, добьётся ли человечество прогресса в решении глобальных проблем, таких, как изменение климата, распространение ядерного оружия и распространение инфекционных заболеваний.

Пандемия COVID-19 – яркое напоминание о том, как важно, чтобы страны работали вместе. Болезни не знают национальных границ, и международное сотрудничество необходимо для того, чтобы взять пандемию под контроль и уменьшить ущерб мировой экономике. Даже при наилучших отношениях между Соединёнными Штатами и Китаем, коллективный ответ на COVID-19 был бы чрезвычайно сложной задачей. К сожалению, пандемия обостряет американо-китайское соперничество, углубляет недоверие, борьбу за лидерство и взаимные обвинения. Это, безусловно, усугубится, если (что сейчас кажется неизбежным) пандемия станет главным вопросом на президентских выборах в США. Остаётся только надеяться, что серьёзность ситуации позволит возобладать мудрости.

Тем временем азиатские страны заняты своими делами, борясь с пандемией и многими другими препятствиями на пути улучшения жизни своих граждан и создания более безопасного и процветающего региона. Их успех – и перспективы «азиатского века» – будет во многом зависеть от того, смогут ли Соединённые Штаты и Китай преодолеть разногласия, добиться взаимного доверия и конструктивно работать над поддержанием стабильного и мирного международного порядка. Это главный вопрос нашего времени.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs № 4 за 2020 год. Ó Council on foreign relations, Inc.

США. Китай. Сингапур. Азия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 19 июня 2020 > № 3424369 Ли Сянь Лун

БУДУЩЕЕ БОЛЬШОГО ТРЕУГОЛЬНИКА

СЕРГЕЙ КАРАГАНОВ

Ученый-международник, почетный председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике, председатель редакционного совета журнала «Россия в глобальной политике». Декан Факультета мировой политики и экономики НИУ ВШЭ.

СТАТЬЯ ПОДГОТОВЛЕНА ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ В ЖУРНАЛЕ LIMES

Я обычно достаточно смело берусь за прогнозы. Но в этот раз былой уверенности нет. К мириадам противоречивых проблем и тенденций, которые всё же просчитывались, прибавился «чёрный лебедь» – эпидемия коронавируса.

Это тяжкая проблема для многих стран, особенно для Италии. Но с исторической точки зрения это относительно обычная эпидемия. Если она и может серьёзно повлиять на мировое развитие, то из-за двух факторов. Похоже, правящие элиты многих стран используют её для того, чтобы прикрыть свои прошлые провалы или оправдать свою неспособность справиться со стоящими перед ними вызовами. Среди первых из них – загрязнение окружающей среды и изменение климата, быстрое обеднение среднего класса и рост социального неравенства, наконец, в целом исчерпанность нынешней модели капитализма, основанной на стимулировании бесконечного роста потребления. Стремление прикрыть и оправдать возвело проблему коронавируса в квадрат. А современная медийная среда возводит её в куб.

Поэтому эпидемия может иметь действительно исторические последствия. Но никто не может знать – какие.

Я согласился на просьбу главного редактора этого журнала сделать прогноз и оценку развития отношений в треугольнике великих держав – России, Китая и США с российского угла зрения. Рискну.

Для удобства прогноза буду исходить из наиболее вероятного, с моей точки зрения, сценария. Основные тенденции последних лет – частичная экономическая деглобализация, ренационализация мировой политики и экономики, обострение соперничества США с Китаем, ослабление ЕС, многосторонних институтов в целом – будут подстёгнуты начавшимся глубоким мировым экономическим кризисом. Всё будет так же, но хуже.

Единственное светлое пятно в этом прогнозе – частичное смытие паразитических наростов с тела современных обществ и экономики – сдутие финансовых и информационно-цифровых пузырей, всё больше заменявших реальную экономику и жизнь. Похоже в её центр будет возвращаться семья, Вера, страна, реализация человека, прежде всего, через служение обществу. А среди профессий важнейшими вновь станут инженеры, врачи, полицейские, люди, производящие что-то реальное. Впрочем, в развивающемся мире эти ценности и не уходили.

***

Треугольник ведущих держав существует только виртуально из-за нежелания США сотрудничать с кем бы то ни было в попытке дать «последний бой» в защиту своей уходящей гегемонии. Он распадается на три пары отношений.

Российско-американские отношения никогда с 1950-х гг. не были столь враждебными. В США раздражены отказом России следовать в фарватере американского лидерства и самим её возрождением. К тому же, восстановив свою стратегическую мощь, Россия, видимо, окончательно лишила США и Запад в целом военного превосходства – фундамента пятисотлетнего доминирования в политике, экономике, культуре, которое позволяло перекачивать мировой ВНП в свою пользу. Россия, как прежде СССР, старалась в первую очередь обеспечить свою безопасность. Но попутно, даже не стремясь, стала причиной этой исторической трансформации.

США начали развязывать конфронтацию ещё с начала 2010-х гг. Когда в 2014 г. Россия остановила экспансию западных союзов, вернув Крым и поддержав восставший Донбасс, конфронтация переросла в открытую форму. Барак Обама мечтал обрушить Россию, «разорвать её экономику на куски». Люди Дональда Трампа рассчитывали жёстким давлением на Россию оторвать её от Китая. Результаты обеих стратегий были противоположными. Хотя санкции и несколько замедлили российское экономическое развитие, Россия не уступила, внутренне консолидировалась и углубила сотрудничество с Китаем.

Но по дороге американская элита убедила себя в своей собственной, как теперь уже совсем очевидно, лживой пропаганде о том, что Россия вмешивалась в американские выборы и поддерживала Трампа. Эта пропаганда стала важным фактором американской внутриполитической борьбы. В этой ситуации рассчитывать на скорую нормализацию не приходится. Хотя Москва и пытается оздоровить обстановку. Нынешний уровень враждебности ей не нужен.

Да он и просто опасен. Вкупе с ухудшающейся ситуацией в военно-технической сфере – появляется всё больше дестабилизирующих вооружений, разрушаются оставшиеся режимы ограничения вооружений, деградирует интеллектуальный уровень и ответственность элит ряда стран – эта враждебность увеличивает вероятность возникновения непреднамеренной войны и её эскалации на уровень глобальной ядерной катастрофы. Пока политика Москвы в отношении США зиждется на «трёх китах»: на попытках снизить уровень конфронтации; на жёстком, даже упреждающем военном сдерживании, в том числе через создание систем вооружений, делающих надежды на возвращение превосходства в стратегической области запретительно дорогостоящими; и на активизации экономических, политических, военных связей с незападными миром, на содействии дальнейшему развитию многополярности. Почти никто в Москве больше не рассчитывает на нормализацию отношений с США в ближайшие годы. Они, особенно учитывая их внутренний раскол, выглядят сверхненадёжным партнёром.

Сохраняется линия на относительную нормализацию отношений с Европой. Впрочем, и здесь серьёзен скептицизм. Слишком неэффективен Евросоюз, по нарастающей погружающийся в проблемы своей собственной медленной дезинтеграции. Сильна и зависимость европейцев, даже уже и невыгодная, от США. Наконец, выяснилось, что современные западные демократии не могут существовать без врага. Им был коммунизм и СССР, а когда их не стало, западные элиты, попраздновав победу и увидев, что общества выходят из-под контроля («популисты»), а привычные отношения (атлантизм) сыпятся, стали выдумывать врага. Им стала привычная Россия, «подрывающая демократию», читай, рушащая привычные порядки. До которых Москве дела нет – рушатся они и так, из-за внутренних противоречий. Особенное изумление вызывают обвинения в военной угрозе. И это при том, что Россия резко сократила численность своих вооружённых сил, тратит в разы меньше на оборону, чем даже только европейские страны НАТО.

Усиление конфронтации со стороны Запада мощно подтолкнуло российское движение на Восток. Оно началось ещё во второй половине 2000-х гг. как преимущественно экономический проект, направленный на использование поднимающихся рынков Азии, отход от чрезмерной зависимости от западных рынков, развитие восточных территорий, выглядевших опасным вакуумом рядом с поднимающимся Китаем.

Но с усилением западного давления «поворот на Восток» стал приобретать геополитические очертания. Поворот, при всей его незавершённости, привёл к качественным изменениям. Доля торговли с Европой, когда-то превалировавшая, сравнялась с азиатской.

Россия создала новое качество отношений с Китаем – вероятной первой сверхдержавой будущего. Они были дружественными, теперь стали полусоюзническими, когда нужно «самостоятельными, но никогда друг против друга». В Китае Россия получила увеличивающийся внешний источник капиталов, технологий и рынков сбыта для своей продукции – энергетической, сырьевой и всё больше сельскохозяйственной. И что самое важное – безопасные восточные рубежи. Дело дошло до помощи Китаю в создании системы раннего предупреждения о ракетном нападении, укрепляющей безопасность обеих сторон и усиливающей стратегическое сдерживание США. Китай получил возможность опираться на стратегическую мощь России в своём противодействии американскому давлению. Россия – на китайскую экономическую мощь. Когда конфронтация с Западом была наиболее острой, Пекин, насколько известно, предлагал практически неограниченное кредитование. Москва решила обойтись своими силами. Страны договорились не соперничать друг с другом в Центральной Азии.

Элементы конкуренции сохраняются. В России, несмотря на весьма корректную политику Пекина, существуют опасения чрезмерной мощи Китая. Особенно учитывая его всё более наступательную, хотя и не агрессивную политику в отношении меньших и зависимых стран.

Но пока и на ближайшие годы сближение выгодно обеим сторонам. Поворотом на Восток и сближением с Китаем Россия качественно сдвинула баланс сил в отношениях с Западом в свою пользу. Из ученика, готового платить за обучение и вхождение в клуб, которым она была или казалась ещё 10–15 лет тому назад, она превратилась в балансира, центральную державу Евразии, которая геополитически, да и идейно «возвращается домой». Будучи в значительной мере культурно европейской, политически и социально Россия – во многом азиатская держава. Без сверхцентрализации и сильной авторитарной власти и без Сибири с её бездонными богатствами страна не стала бы тем, что она есть и что определяет её генетический код великой державы. С Китаем, при всём гигантском различии культур, её объединяет и многое в общей истории. До XV века они были завоёванными частями самой большой в истории империи Чингисхана. Только Китай ассимилировал монголов, а Россия их всё-таки выбила, но за два с половиной века впитала многие азиатские черты. Во время уходящего пятисотлетнего лидерства Европы – Запада – «азиатчина» считалась признаком отсталости. Но теперь, похоже, становится конкурентным преимуществом. И с точки зрения способности к концентрации ресурсов для жёсткой конкуренции, и для борьбы с новыми вызовами, в частности, коронавирусом. Да и технологически Азия резко устремилась вперёд.

Пока приходится исходить из продолжения, если не нарастания американо-китайского соперничества. Американская элита, вопреки рекомендациям своих последних стратегических мыслителей – Генри Киссинджера и покойного Збигнева Бжезинского – взяла курс на всеобъемлющее противодействие Китаю, по сути на новую «холодную войну». Надежда – использовать свои сохранившиеся от прошлой экономической системы позиции для «последнего боя». Но слишком поздно. Соотношение сил в мире кардинально изменилось. Он стал гораздо свободнее. В том числе и из-за лишения Россией Запада возможности диктовать свои условия силой. И строиться в фарватере политики США будет гораздо меньше стран.

В случае дальнейшего усиления американо-китайского соперничества, Россия не «сдаст» Китай. Но будет искать (и ищет) возможности расширения поля для манёвра, стремясь улучшить отношения с частью европейских стран, сблизиться с ключевыми азиатскими странами – Индией, Японией, Южной Кореей, Вьетнамом, Турцией, Ираном, Египтом, Саудовской Аравией, государствами АСЕАН.

Не думаю, что Россия серьёзно рискует оказаться в стратегической зависимости от Китая. Никакая зависимость от какого-либо внешнего центра для России, со священным для неё стремлением к суверенитету, неприемлема. Она не может быть «младшим братом».

И когда Запад попытался сделать её таковым, он получил жёсткий отпор. И китайцы знают об этом опыте. Равно как и о том, что Россия выбила или разгромила всех претендентов на мировую и региональную гегемонию – и наследников Чингисхана, и Карла ХII, и Наполеона, и Гитлера.

В военном и политическом отношении Россия самодостаточна. Но в экономическом, технологическом, цифровом – она нуждается во внешних рынках и партнёрах. И она будет искать и находить их.

К сожалению, третьей опоры будущего миропорядка, третьей технологической платформы, которая была бы создана, не откажись Европа в пылу эйфории и стратегического слабоумия 1990-х гг. от создания единого пространства с Россией, не получилось. Но стремление начать новый тур сближения с Европой осталось. C учётом нового соотношения сил и новых реалий. Уже в рамках евразийской стратегии.

Будут создаваться два мягких суперцентра. Один – Америка плюс: англосаксы, часть европейцев. С колебаниями и мучениями США будут отходить от невыгодной в новом мире, где они уже не могут диктовать свои условия, роли глобальной сверхдержавы.

Будущее китайского «центра» неочевидно. Если Китай, следуя тысячелетней традиции Срединного царства будет пытаться сделать партнёров вассалами, ни Россия, ни Индия, ни Турция, ни Иран, ни Япония, ни Вьетнам, ни многие другие не подчинятся. И Китай останется просто могущественной державой с сетью зависимых государств в Азии, Африке, Латинской Америке.

Другой вариант предлагает Москва – через формирование официально поддержанного Пекином партнёрства Большой Евразии – системы равноправных экономических, политических, культурных, цивилизационных связей, интеграционных группировок, в которой Китай играл бы роль первого среди равных. Такое партнёрство в том или ином виде будет включать значительную часть западной оконечности Евразии – Европу. Уже сейчас очевидно, что при таком развитии событий её северная и западная часть будут больше тяготеть к американскому центру, а Юг и Центр – к евразийскому проекту.

И в любом варианте Россия сможет играть выгодную роль – либо как балансир двух потенциальных гегемонов, гарант нового неприсоединения, либо как один из активных творцов нового партнёрства, становясь не окраиной Европы и Азии, а Северной Евразией – одним из её ключевых центров.

Журнал Limes || no. 5/2020, pp. 37-43

Китай. Евросоюз. США. Весь мир. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 18 июня 2020 > № 3424359 Сергей Караганов

Михаил Таратута: «Сегодня в Америке модно не любить Америку»

О том, чем они отличаются от нас, причинах кризиса в США, будущем Трампа, лингвистических чудовищах и многом другом

Саркисов Григорий

В конце 80-х, когда на просторах СССР задули «ветры перемен», он стал для нас «первооткрывателем» целого континента. Он рассказал о реальной, не придуманной пропагандой Америке. Он был первым журналистом, бравшим интервью у Элизабет Тейлор в её доме, и первым советским корреспондентом, освещавшим церемонию вручения «Оскара». Даже дежурное «Нью-Йорк – город контрастов» звучало в его передачах как-то иначе, и за всеми этими «контрастами» мы видели живых людей с их радостями и печалями. Словом, ломал стереотипы и мы ждали его репортажей в программе «Время» с не меньшим нетерпением, чем, скажем, очередного «Взгляда». Впрочем, и сейчас, в свои 72 года, он остаётся в обойме, его имя на слуху не только у телезрителей со стажем.

– Михаил Анатольевич, за «зубра» не обижаетесь?

– Не обижаюсь, но «зубр» – это выражение из давних времён, так называли некоторых маститых советских журналистов, а мне меньше всего хотелось бы ассоциироваться с ними.

– Вы – один из самых известных носителей фамилии Таратута. Наверняка, интересовались, что это означает?

– Слышал, что «таратутой» украинцы называют кушанье из варёной свёклы, солёных огурцов, хрена и лука с маслом. Правда, женщина из Молдавии, работавшая помощницей у нас на даче, утверждала, что «таратута» – сорт декоративной тыквы. Не знаю, насколько верны все эти «расшифровки» фамилии, но, видимо, мои корни с Украины, хотя все близкие родственники – москвичи, и сам я родился в Москве.

– А родились вы, можно сказать, в богемной семье, папа – директор Большого зала консерватории, мама работала в кино. Тогдашняя московская богема «варилась» в атмосфере «шестидесятничества». Это повлияло на ваши взгляды?

– Одно уточнение, – это был отчим, мой родной отец умер, когда мне было десять лет. У нас в семье обычными темами были музыка, кино, и вообще культура. Так что я не рос в атмосфере диссидентства, а как-то сам пришёл к убеждению в справедливости коммунистической идеи, и, подобно многим в то время, считал, что её неверно воплощают. Марксистские идеи победы всего хорошего над всем плохим весьма привлекательны, они овладевали целыми народами и странами, и надо было повзрослеть, набраться советского опыта, чтобы понять, – эти красивые идеи не имеют практического воплощения.

– Насколько я знаю, в юности вы не планировали быть журналистом, ваша специальность – лингвистика, переводчик с английского и шведского языков, и ещё студентом иняза имени Мориса Тореза вам довелось побыть военным переводчиком в Египте, потом служили в Бангладеш. А как пришли в журналистику?

– С юности мечтал путешествовать, увидеть жизнь людей в других странах, и работа переводчиком казалась мне единственной для тех закованных в «железный занавес» времён реальной возможностью повидать мир. После Египта и Бангладеш понял, что меньше всего хочу заниматься переводом чужих, порой глупых и пошлых мыслей. Мне было интересно думать самому, наблюдать, и делиться своими наблюдениями с другими- так еще в Бангладеш и появился мой первый очерк о жизни в этой стране. Сам процесс писания доставил огромное удовольствие, даже эстетическое наслаждение, и я понял: вот это – моё.

– Наверное, особый «кусок» вашей журналистской жизни – работа на Иновещании в Гостелерадио СССР, куда вы пришли в 1974 году, начав с редактора и закончив заместителем заведующего отделом радиовещания на США. Говорят, атмосфера там была не очень весёлая, не случайно же до невозможности идеологизированное Иновещание называли «братской могилой для журналистов». А у вас была ещё и нашумевшая история с корреспондентом Associated Press, оказавшимся на редакционном партийном собрании…

– На Иновещании я прошёл много «ступенек», был редактором, старшим редактором, выпускающим, главным выпускающим… Что касается истории с американцем, то её иначе как глупой не назовёшь. На том партсобрании обсуждался какой-то скучнейший вопрос, тема, спущенная «сверху», что-то об «ответственности коммуниста за порученное дело». Американец выдержал минут десять, и исчез. Но дело мгновенно дошло до парткома и меня обвинили в «потере политической бдительности», поскольку за это собрание отвечал как раз я. Правда, через годы я её «нашёл», и спустя девять лет поехал в США собкором.

– Как же вас, однажды потерявшего политическую бдительность, выпустили в логово мирового империализма?!

– Времена наступали вегетарианские, вот и выпустили. Если говорить о работе собкора, к тому времени – а шёл уже 1988 год – это была не первая моя поездка в США. До этого оказаться в Америке было всё равно, что полететь на Марс. А уж попасть в обойму зарубежных корреспондентов могли только выполнявшие «особое задание Родины», либо ребята с очень-очень большим «блатом». Конечно, были случаи, когда в числе счастливчиков оказывались и вполне достойные люди, но это было так же трудно, как попасть на телевидение. А в годы «разрядки», а потом и горбачёвской перестройки, проводилось много наших выставок за рубежом, и можно было съездить за «Железный Занавес», устроившись переводчиком. Так я несколько раз побывал в Штатах. Америка всегда занимала в сознании наших людей особое место, это была смесь восхищения, идеализации, страха и – отторжения. Любопытство брало вверх даже у тех, кто думал об Америке как о месте, где творятся сплошные капиталистические ужасы. Конечно, у меня был огромный, фантастический интерес к Штатам, но в своей первой поездке в Штаты в 1979 году я был весьма зашорен советской пропагандой, даже при том, что на Иновещании мы имели доступ к закрытой информации о Западе. Естественно, оказавшись в США, искал подтверждения этим своим навеянным пропагандой представлениям, но не находил их.

– Испытали то, что называют сегодня «цивилизационным шоком»?

– Нет, шока не было, а вот одно открытие в своей первой поездке сделал, и это было малоприятное для нас открытие. Оказалось, что в США наше московское радио… не слушают. В Америке просто нет коротковолновых приемников. Всё вещание – на средних волнах, а мы-то пятьдесят лет вещали на коротких! Наши сигналы могли ловить разве только любители дальней связи на самодельных коротковолновых приёмниках, да двести-триста местных коммунистов, у которых сохранились довоенные «коротковолновки». И это была вся наша аудитория в Штатах! Получалось, что все полвека в пустоту уходили брошенные на американское вещание колоссальные человеческие, материальные и финансовые ресурсы. О чём я и доложил по приезде в Москву на редакционном партийном собрании. Что тут началось! Начальство было в ярости, топало ногами и кричало, что я не прав. Но мне уже чисто профессионально было интересно, – а что можно сделать, чтобы дойти с нашим вещанием до американцев? Понадобилось еще несколько поездок, чтобы понять: сделать это можно не через внешнее, а только через внутреннее, американское вещание. В те уже перестроечные времена на Иновещании сменилось руководство, я выпросил у нового начальника гигантскую по тем временам сумму в 7 тысяч долларов, и отправился в Штаты реализовывать свою идею. Это было как раз накануне визита Рейгана в Москву, и у американцев тогда появился немалый интерес к России. В США я нанял пиар-компанию, которая оповестила несколько тысяч местных радиостанций в сотне больших и малых городов, что в период визита Рейгана в Москву можно бесплатно снимать со спутника сигнал Московского радио. Так мы получили сразу несколько миллионов слушателей в Америке. Конечно, руководитель Иновещания радостно доложил о своём успехе «наверх», а я стал пользоваться начальственным расположением как человек, который всё это придумал и сделал. Но к тому времени меня уже просто тошнило от Иновещания.

– Ну и ушли бы на телевидение…

– А как? Попасть на ТВ «с улицы» было невозможно. Набравшись наглости, попросил своего непосредственного начальника поговорить с руководством Иновещания насчёт моей работы в США в качестве корреспондента. Эта работа была пределом моих мечтаний, – и это сбылось!

Я был направлен в Сан-Франциско, где за год до этого побывала Раиса Горбачёва. Когда ей сказали, что в этом городе нет нашего корпункта, Раиса Максимовна выразила недовольство. Руководство Гостелерадио такие вещи ловило на лету, – было решено создать корпункт радио в Сан-Франциско, куда и послали вашего покорного слугу. А через две недели после моего приезда в Вашингтоне умер корреспондент программы «Время» Владимир Дунаев. Владимир Павлович был замечательным человеком и блестящим журналистом, на мой взгляд, лучшим из той плеяды, если не считать великолепного Александра Каверзнева. Когда я приехал в США, он взял надо мной своего рода шефство. И вот такая беда… Вскоре после смерти Дунаева мне позвонили из Москвы: отныне вы – корреспондент программы «Время». Я им отвечаю: но я же радийщик, не знаю телевидения… «Больше никого в Штатах сейчас нет, - говорят мне. – Так что идите и работайте, мы вам уже выслали деньги, нанимайте студию, оператора и монтажёра, а через две недели ждём от вас первый телерепортаж…».

– И как вы сделали этот свой первый репортаж?

– Американский оператор и монтажёр были моими первыми телевизионными учителями. Порой бывало ужасно стыдно, когда монтажер спрашивала меня: «Как хочет сэр монтировать материал?», а «сэр» поначалу просто не знал, чего надо хотеть! Многому я научился и у коллег на американском телевидении, просто смотрел, как они делают свои репортажи, как снимают, как монтируют материал. Это была хорошая школа телевидения, но это была американская школа, и, возможно, поэтому мои репортажи по стилю заметно отличались от того, к чему привык советский зритель. А будь у меня школа программы «Время», то, наверное, и репортажи свои снимал бы как все…

– Итак, с 1988 по1999 год вы проработали в США, – были корреспондентом программы «Время», заведовали корпунктом Гостелерадио в Сан-Франциско, потом вели популярную программу «Америка с Михаилом Таратутой», успели за десять лет подготовить около тысячи репортажей о США, да еще и снять три фильма – «Играя по правилам», «Чужие деньги» и «Своя земля». А что было для вас самым сложным в «освоении Америки»?

– Для многих, кто туда попадал даже на короткое время, самым трудным оказывался огромный, просто немыслимый для нас, советских людей, выбор всего и вся, начиная от медицинской страховки и сумасшедшего ассортимента в супермаркетах, до квартиры или автомобиля. Говорят, в те годы было несколько случаев, когда наши просто падали в обморок при виде ассортимента из тридцати тысяч наименований в американских супермаркетах, – после советских-то гастрономов с пустыми полками. Вот это уже был настоящий шок. Бывало и иначе. Когда один из последних секретарей ЦК приехал в Штаты, американцы, как они тогда любили это делать, повели его в супермаркет. Увидев забитые всякой всячиной полки, он лишь пожал плечами: мол, и у нас к приезду высокого начальства в магазины завозят продукты…

– Были надежды, что и у нас в скором времени станет «как в Штатах» – сытно, богато и, как ни крути, свободно?

– Конечно! Вся моя работа и была направлена на то чтобы показать нашему зрителю, как это делают американцы, чтобы мы переняли лучшее из того, что придумано и создано здесь в самых разных сферах жизни. А ещё хотел разрушить многие бытовавшие у нас мифы, – например, о том, что мы очень схожи с американцами.

– А что, мы так уж сильно от них отличаемся?

– Да мы – абсолютно разные! В первую голову, у нас разная система ценностей. Для американцев гражданские, личные свободы всегда стояли на первом месте. Для нас, выросших в системе патернализма, они как раз всегда оказывались на периферии, нам главное, чтобы было сытно-безопасно, а всякие там свободы и права – это уж как получится. Это сказывалось и на политике, и на поведении людей: у нас же было принято считать, что американцы лицемерят, когда заводят разговоры о правах и свободах, указывая, как нам жить.

Мы выросли на коллективистском мировоззрении, американцы – на индивидуалистическом, – что, кстати, вовсе не подразумевает эгоизм, как многие у нас думают. Для американцев это, прежде всего, воплощение личных устремлений, но не за счёт ущемления прав других. У американца – сначала я, потом моя семья, и уже потом всё остальное. У нас – сначала государство, потом коллектив, а потом уже, что останется, то и я… А возьмите отношение к личному пространству. У нас исторически так сложилось, что это понятие вообще отсутствовало, – какое же личное пространство у крепостного холопа?! Да и большевистские идеи коллективной жизни от коммун до коммуналок совсем не подразумевали личного пространства. Но главной нашей бедой во многих отношениях, в том числе и в культуре поведения, стала отрицательная селекция, которую проводили власти после 1917 года. Это лишило страну культурного слоя, вытолкнув наверх людей низшего сословия, определенно не имевших представления о личном пространстве.

Сейчас, конечно, кое-что в России изменилось, но ведь ещё недавно у нас стояли в очередях, упершись носами в спину впередистоящего. А в Штатах, к слову, люди ходят так, чтобы никого ненароком не то что не толкнуть, но и не задеть случайно. Для кого-то это «мелочи быта», но, согласитесь, в них отражается многое.

– В США вам приходилось встречаться с бывшими соотечественниками. Я понимаю, что у всех всё сложилось по-разному, но, видимо, большинство прижилось-обжилось-обустроилось на новом месте?

– В Америке две ярко выраженные группы «наших». Первая группа – потомки старой русской эмиграции, оказавшейся в Америке после революции 1917 года. К ним же примыкают и потомки перемещенных лиц, приехавших в США после Второй мировой войны. Это национально однородная группа русских эмигрантов. Вторая большая группа – еврейская эмиграция. Эти группы практически не пересекаются друг с другом, – возможно, потому, что в русской староэмигрантской среде бытовали антисемитские настроения.

У меня, кстати, есть добрые друзья в обеих эмигрантских группах, мы дружим уже много лет, и даже когда не видимся год или два, такое ощущение, что и не расставались. «Успешность» русской эмиграции тоже разная. Если новая волна эмигрантов в целом достаточно быстро вжилась в американскую реальность, нашла здесь свою нишу, то старая эмиграция оказалась в этом смысле не такой успешной. Русские, приезжавшие сюда после 1917 года, покидали Россию не по своей воле, они были буквально выброшены из своей страны, и надеялись пережить смутное время большевизма и вернуться на Родину. А потому особо и не стремились интегрироваться в американское общество. Сейчас в Америке живут их потомки, это уже американцы и по образу и по стилю жизни,, пусть по крови они и русские.

– То есть, борща и холодца они уже не едят?

– Они-то едят, но для настоящих американцев это экзотика, они и холодец называют «холестириновым кошмаром». С борщом та же история. В Америке знают только протертые супы, и для них борщ – это неэстетично плавающие в тарелке нарезанные овощи. Но те, кто хоть раз попробовал борщ, сваренный моей женой Мариной, потом, собираясь к нам в гости, всегда спрашивали: а борщ будет? Вот с пельменями было попроще, американцам они знакомы по китайской кухне. Но мы над американскими желудками особо не экспериментировали, и, скажем, гречкой их никогда не кормили.

– Какой американский репортаж запомнился вам более всего, и кто из американцев произвёл на вас самое большое впечатление?

– За годы в Америке было много встреч, и каждая была по-своему интересной. Но особенно запомнилось интервью с Элизабет Тейлор. А дело было так. Года через полтора после начала моей американской командировки мне позвонил незнакомец. Русские нотки в его вполне приличном английском я уловил сразу, и предложил перейти на родной язык. Он ответил – и этот выпендрёж, свойственный иным эмигрантам, меня всегда умилял – мне, мол, всё равно, на каком языке разговаривать. Но, в конце концов, перешли на русский. Он предложил сотрудничество: обещал устраивать интервью с голливудскими «звёздами», и помочь сделать репортаж с церемонии вручения «Оскара».

Через пару недель пришёл факс от секретаря Элизабет Тейлор. «Госпожа Тейлор любезно согласилась на интервью советскому телевидению, – говорилось в послании. – Вам надо заплатить 2 тысячи долларов за услуги гримёра, 2 тысячи – за услуги визажиста, 3 тысячи – за операторскую группу, и 10 тысяч – за аренду павильона для съемок интервью». Я ответил, что признателен за приглашение, но, к сожалению, не располагаю таким бюджетом. Дней через десять приходит второй факс. Смысл письма: госпожа Тейлор готова оплатить все вышеназванные услуги, она даже разрешила провести съемку интервью в её особняке, и вы будете первым журналистом, берущим интервью у неё дома, но имейте совесть, – оплатите хотя бы операторов. На операторов деньги у нас нашлись, и вскоре мы сидели в роскошном особняке голливудской «звезды» в не менее роскошном районе Бел-Эйр, этакой «Рублёвке» в западной части «города ангелов», где в разное время обитали многие известные люди, - например, «отец хоррора» Альфред Хичкок, чета Рейганов, бизнесмен Илон Маск…

Сидеть пришлось долго, – хозяйка опоздала на пять часов, хотя всё это время находилась в том же особняке. Правда, голодными нас не оставила, – в обеденное время её повар прикатил столик, уставленный закусками и напитками. Наконец, «звезда» вышла к нам, и не без изрядной доли кокетства извинилась за небольшое опоздание. Когда началось интервью, обнаружилось, что волнуюсь не только я, впервые в жизни общающийся с «мегазвездой», но и сама «мегазвезда». Однако волнение быстро улеглось, – Элизабет оказалась очень милой, обаятельной и общительной, ни капли рисовки в её поведении не было. Кстати, тогда я понял, отчего она предпочитает только свою съемочную группу. Они знали все ее удачные ракурсы, знали, на каком фоне её снимать, какое должно быть освещение. Всё – и платье, и причёска, – должно было подчеркивать знаменитые фиолетовые глаза великой актрисы. Но, главное, мы быстро наладили с ней контакт, она просто и откровенно отвечала на все вопросы, «запретных тем» для неё не было. Эта встреча оказалась самым ярким эпизодом моей почти двенадцатилетней американской командировки.

– А насчёт приглашения на «Оскар» ваш знакомец тоже не обманул?

– Нет, не обманул. Более того, здесь нас ожидал сюрприз. Через полчаса после начала церемонии вдруг наступила тишина, и диктор объявил: впервые в истории церемонию награждения освещает советское телевидение, и в зале присутствует корреспондент советского телевидения мистер Михаил Таратута с супругой. И тут же все прожекторы – на нас. Признаюсь, чувствовал себя не в своей тарелке, это было неожиданно и непривычно. Это было первое освещение советским телевидением церемонии «Оскара».

– Столько лет в чужой стране – немалый срок, некоторые даже находят у вас легкий американский акцент. Насколько изменила вас и чему научила жизнь в Штатах?

– Начёт акцента – это выдумка журналистов, нет у меня никакого акцента, а есть, скорее, специфика выговора, я и в детстве так говорил. Когда жили в Америке, в моей семье было запрещено разговаривать по-английски. Избегали мы и вставлять английские слова в русскую речь, – а такое часто встречается у людей, долго живущих за границей, на ум порой первыми приходят английские термины. Для меня сохранение чистоты языка было ещё и профессиональной необходимостью, все-таки я работал на телевидении, и, согласитесь, было бы странно, если бы наш журналист вдруг заговорил в эфире с акцентом.

Чему научила меня Америка? Наверное, более широкому взгляду на вещи, толерантности к «непохожести», к чужому мнению. Мы же люди не очень терпимые, не принимаем взглядов, не совпадающих с нашими представлениями, а часто не готовы даже просто выслушать собеседника-оппонента. Америка быстро приучает и к пунктуальности. Там ещё потерпят ваше пятиминутное опоздание на деловую встречу, – если, конечно, вы позвонили и предупредили, что застряли, например, в пробке. Но если опоздали на десять минут, или, не дай Бог, больше,– никакие оправдания уже не принимаются, и дела с вами никто иметь не станет. После Америки появилось и много бытовых привычек. Например, к свободной планировке квартиры. У нас же со времён коммуналок вся квартира в перегородках, а в Штатах квартиры открытые. У меня и московское жилище так устроено, – вот, скажем, столовая и гостиная находятся в одном пространстве, разделение только обозначается деталями декора, но нет никаких стен.

– В одном из давних интервью вы сказали, что к концу командировки устали от Америки. И хотели вернуться. Там стало неинтересно?

– Соединенные Штаты – очень интересная страна, но для журналиста важно быть там, где происходят значимые события. Все девяностые года такие события происходили в России, и у меня появилось какое-то ощущение «существования жизни на периферии». И ещё. Когда вы долго живёте в стране, вам надо выбирать: либо вы по-настоящему интегрируетесь в жизнь этой страны, либо – уезжаете. Сидеть на двух стульях столько лет - психологически очень трудное раздвоение, и к концу у меня наступил такой момент, когда я уже не мог ни говорить, ни читать по-английски, ни смотреть американское ТВ. Хотел – говорить по-русски, смотреть русские программы по телевизору. А в то время такой возможности еще не было, это сейчас вся наша эмиграция сидит у телевизоров как прикованная и смотрит российские программы. Словом, в конце концов, решил – надо уезжать.

– Ваше возвращение из Штатов, уж извините, триумфальным не назовёшь, вы сами как-то назвали себя «телевизионным аутсайдером», но сomeback на российское ТВ случился достаточно быстро. Всё – благодаря сильному характеру?

– Не знаю, может, и характер виноват. Расскажу такую историю. Еще когда я работал в Америке, в начале девяностых, обанкротился Внешторгбанк. А он питал валютой все советские заграничные учреждения, от посольств до корпунктов. Из Москвы звонят: денег нет, но вы держитесь, а главное – не распродавайте корпункт. Что делать? Возвращаться? Но у меня только-только началась работа, мне здесь интересно. Значит, надо придумать, как зарабатывать самому. Так в то время жили практически все наши корпункты, ребята во Вьетнаме, например, днем подрабатывали на стройке, а по вечерам что-то лепили для программы «Время».

Я для стройки точно не создан, а потому попробовал пойти по другому пути. Американцы, вопреки нашим стереотипам, люди душевные и отзывчивые, и друзья со студии в Сан-Франциско свели меня с теми, кто профессионально занимался продажей рекламы. Но, увы, даже эти профи не смогли продать ни одной рекламной минуты на российское телевидение, тогда это никому не было нужно. Но что-то надо было делать, и я занялся бизнесом, чтобы зарабатывать на жизнь, а параллельно работал над программой «Америка с Михаилом Таратутой». При этом студия в Сан-Франциско давала мне возможность работать бесплатно, хотя это стоило больших денег. У меня со студией сложились особые отношения. В какой-то момент – это было в конце 80-х – у Минфина начались затруднения с валютой, из Москвы перестали переводить деньги за спутниковые перегоны моих репортажей, и мы задолжали десятки тысяч долларов.

В одном из сюжетов я обратился к министерству финансов, – мол, у меня к вам, товарищи, есть деловое предложение: вы отдаете американцам долг за спутниковую трансляцию, а я продолжаю делать интересные репортажи. Историю подхватили все американские корреспонденты в Москве, она обошла многие телесети в Штатах, а я дал интервью, кажется, всем ведущим американским телеканалам. В конце концов, деньги американцам заплатили. Потом Советский Союз рухнул, а вот программа «Америка с Михаилом Таратутой» осталась, так что, нет худа без добра.

– Вы работали на ЦТ, НТВ, РТР, в телекомпании «Мир» и на канале «Россия», так что вас можно считать в полном смысле слова «телевизионным» человеком. Чем наше телевидение конца 90-х отличается от нынешнего?

– В девяностых в эфире царила свобода, люди говорили в эфире что хотели, и это было совершенно нормально. Сейчас рамки дозволенного сильно сузились, выйти за эти рамки не может практически никто, всё запрограммировано, появилась самоцензура. Правда, в девяностые «свобода от рамок» доходила порой до безобразия. Помню, «Комсомольская правда» взяла интервью у моей тогда совсем еще юной дочери, которая в силу возраста не знала, что с иной прессой надо быть бдительным, и твои слова могут переиначить с точностью до наоборот. Что они и сделали, да ещё и выдали это за моё интервью! Большее свинство трудно себе представить! Да, в девяностые было много разного, СМИ становились ареной «войн» олигархов, но тогда хотя бы можно было услышать разные точки зрения. Если смотреть с чисто технической стороны, то, конечно, сделанные «на коленке» программы девяностых не идут ни в какое сравнение с нынешним, очень профессиональным в этом отношении, телевидением.

– По части свободы мнений наше ТВ сильно отличается от американского?

– У нас рамки устанавливает власть, а в Америке всё решает партийно-идеологическая принадлежность телеканала. Скажем, CNN работает на демократов, а «Fox» – на консерваторов-республиканцев. Собственно, сейчас почти все ведущие каналы – рупоры демократов. Эта ситуация обострилась в последние несколько лет настолько, что сегодня лишь двое из десяти американцев доверяют своим СМИ. Говорю об этом с сожалением, потому что я застал еще классическое, высокопрофессиональное американское телевидение, у которого учился. Там обязательно проверяли факты, прежде чем выдать их в эфир. Сейчас это не столь обязательно, - главное, чтобы выдаваемая информация укладывалась в принятую на канале картину событий.

– Говорят, корпоративная цензура на ведущих американских телеканалах может дать фору и самым свирепым «первым отделам» советских времен. Этими отличается и Фейсбук. Вот и вас недавно «забанили» за безобидный материал о расовых проблемах Америки…

– С Фейсбуком всё разрешилось быстро, в тот же день они извинились и «разбанили» мой пост. С американскими телеканалами сложнее. Конечно, там нет «первых отделов», но есть то, что я называю либеральной диктатурой. Столкнулся с этим во время недавней поездки в США, где снимал очередной фильм. Американская либеральная диктатура родилась в университетских кампусах, и группы, именующие себя «прогрессистами», отвергают любой взгляд, не вписывающийся в их идейные рамки. Скорее, это левацкие группы социалистического толка. Инакомыслие тут не имеет права на жизнь: думающие по-другому либо с позором изгоняются, либо предпочитают молчать. Самое печальное, что эта вышедшая из кампусов культура перекинулась в общество, в СМИ и социальные сети. Вас могут обвинить в расизме по любому поводу, и даже без повода. Скажем, если вы считаете, что важна жизнь не только черных, но и все жизни, – вы для них уже расист, и вам объяснят, что белый человек изначально виноват перед чёрным, за грехи своих предков, за рабовладение, за сегрегацию. А значит, должен ползать перед чёрными на коленках и просить прощения.

Стоило полузащитнику бейсбольной команды сказать, что он не позволит погромщикам топтать американский флаг, и что он любит Америку, – на парня посыпались обвинения в расизме, фашизме и прочих «измах». Сегодня в Америке модно не любить Америку, и эту «моду» тоже ввели прогрессисты. Не случайно же в событиях последних недель в США так силён элемент неприятия существующей системы. Прогрессисты кричат: Америка подгнила, давайте разрушим её до основания, но о том, что должно появиться на развалинах, у них особой определённости нет. Это очень плохой признак, когда всё больше людей идёт за анархистами, требующими то перестать финансировать полицию, а то и вообще ее упразднить.

– В фильмах «Майями. Понаехали тут... в Майями», «Сан Франциско. Иммигранты», «Санта Фе. Под колесом истории» вы рассказывали о расовых и этнических проблемах в США. Но и сегодня миллионы чернокожих американцев, несмотря на немалую «социалку», всё больше смахивают на римских люмпенов, главной задачей которых было производство себе подобных, за что государство снабжало их «хлебом и зрелищами». Американская политкорректность – только ханжеское прикрытие реального расизма, а все эти публичные ползания на коленках - лишь часть политического шоу, которое must go on, несмотря ни на что? Откуда – кризис?

– В системном кризисе, переживаемом Америкой, нет какой-то одной «верёвочки», за которую можно потянуть, чтобы распутать весь клубок американских противоречий, и дело не только в расовых проблемах. Сегодня Америка достигла такого градуса раскола общества, когда диалог между противоборствующими сторонами становится невозможным, и раскол этот проходит по многим линиям. Это и политический раскол, когда партии, способные раньше договариваться и находить компромисс, уже этого не могут, в результате чего и Конгресс стал нефункциональным.

Есть идеологический раскол: часть страны сильно «полевела», и если еще лет десять назад такого лидера либералов-прогрессистов, как социал-демократ Бенни Сандерс, трудно было представить на большой американской политической арене, то в 2016 году он там появился, а в 2020 году за ним идут толпы почитателей. Есть и раскол «географический», когда жители мегаполисов и глубинки испытывают взаимное недоверие и неприязнь. Есть ещё и гендерный раскол, все эти «MeToo», когда женщине, обвиняющей мужчину в домогательстве, надо верить только потому, что она женщина, а все мужчины – заведомые негодяи. Расовая проблема – самая застарелая, она идет от времен рабовладения и сегрегации.

В конце 50-х и в 60-е годы движение за права человека сделало очень многое: было покончено с сегрегацией, приняты законы, юридически ликвидировавшие любую дискриминацию по расовому признаку. Тогда появилась масса социальных программ для чернокожих, и их число постоянно росло. Это не только денежная помощь и талоны на еду, – это ещё и появление ранее невиданных «социальных лифтов», когда в 70-е годы была создана система квот для приёма чёрных в государственные учреждения и университеты. Многие воспользовались такими «лифтами», и сегодня мы видим немало чернокожих юристов, ученых, военных, врачей, чиновников и политиков самого высокого ранга. Кто хотел – тот поднялся. А в последние десять лет уже и частные компании скорее возьмут на работу чёрного, даже если он уступает в чём-то белому претенденту, – потому что чёрный может пожаловаться в суд, что его не взяли из-за цвета кожи. По той же причине чёрных опасаются уволить, – сразу обвинят в расизме, и выйдет себе дороже.

Политкорректность получила и лингвистическое развитие: сразу после отмены сегрегации под запрет попало слово «ниггер», что естественно, ибо это была презрительная кличка негров у белых плантаторов. Потом опальным стало совершенно нейтральное слово «негр», обозначающее лишь расу. Произнести слово «негр» сегодня – пострашнее матерщины где-нибудь у нас в храме. И если в тексте надо было употребить «негр», надо было писать так: «слово на букву н.». Потом следовало говорить «черный», а позднее появилось и вовсе лингвистическое чудовище – «афроамериканец».

– Это уже какой-то лингвистический кошмар…

– Этот лингвистический кошмар стал возможен именно на фоне либеральной атмосферы в Штатах, когда белые, по мнению прогрессистов, должны замаливать грехи перед чёрными, предоставляя им всякого рода преференции. Но надо было вовремя остановиться, чтобы не развратить людей. Не остановились. И если в начале помощь была необходима, то занимаясь этим полвека, Америка взрастила огромный отряд потомственных люмпенов, целые династии которых никогда не работали, а жили только на пособия. Разумеется, неверно грести всех чёрных под одну гребёнку, среди них много работающих людей, получающих небольшую зарплату, – но они не нищие, протягивающие руку за подаянием. Таких людей можно только уважать, они живут трудной, но достойной жизнью. Это малообеспеченная группа, у этих людей неполноценное питание, у них нет средств на медицинскую страховку, и значит, и на полноценное медицинское обслуживание, в результате именно по ним коронавирус ударил особенно тяжело. К слову, вопреки утверждениям некоторых наших журналистов, афроамериканцев лечат от этой заразы так же, как и белых. Беда в том, что они уже приходят с набором запущенных хронических болячек, усугубляющихся коронавирусом, и, естественно, чаще становятся его жертвами.

У чернокожих американцев есть ещё одна особенность: если эмигранты из разных стран, попадая в американский «плавильный котёл», ассимилировались в общей массе, то чёрные были отрезаны от этой «переплавки», просто не допускались к ней, и в результате образовали субкультуру со своим языком, одеждой, музыкой, со своим восприятием мира, – мира, в котором общество им чего-то недодаёт, в котором им все обязаны, в котором они – жертвы нескончаемого белого расизма. А либеральная белая публика словно играла в поддавки, убеждая себя и других в «несмываемой вине белой расы», в необходимости «беспрерывного покаянии за грехи предков».

Ситуация усугубляется еще и тем, что три десятилетия глобализации лишили Америку огромного количества рабочих мест, зарплата не повышалась последние тридцать лет при растущей инфляции, в результате реальные доходы сильно упали, и что опять же больнее всего ударило по малоимущим чёрным американцам. Вот на таком фоне в США и начались события последних месяцев. Американская пороховая бочка дождалась своей спички, - смерти Джорджа Флойда.

– Все эти события – просто манна небесная для демократов накануне выборов. Они же говорят, что во всём виноват Трамп, доведший страну до ручки…

– Ирония в том, что именно при Трампе состояние американской экономики резко улучшилось, безработица упала до рекордно низкого уровня, а все биржевые показатели, напротив, взлетели. А либеральные «прогрессисты» и демократы обвиняют его в том, что в Америке «всё стало хуже». Нынешними беспорядками воспользовались многие, и прежде всего, радикальное крыло, выступающее под лозунгом «Жизнь чёрных имеет значение». Они полагают, что только протестами не обойтись, нужна революция. Примерно те же цели преследуют правые и левые радикалы. Слева – это «антифа» и анархисты, считающие, что надо покончить с ужасным капитализмом, справа – ультранационалисты, борцы за этнически чистое, без «цветных» государство. И, конечно, в нынешних беспорядках резво поучаствовал откровенный криминал, – уличные банды и многие из 17 тысяч заключенных, выпущенных на свободу из опасений массового заражения коронавирусом. Вместе с люмпенами они и составили основной костяк погромщиков.

– В политкорректной Америке есть сторонники «чистого апартеида»?!

– Это небольшая группа, но они есть. Политически нынешние волнения оказались удобны для демократов, стремящихся свалить Трампа. Волнения ослабляют его, и укрепляют позиции демократов, поддерживающих протесты, и, как получилось, погромщиков. Не случайно же в разгар погромов губернаторы-демократы медлили с введением национальной гвардии, а демократы-мэры не отдавали внятных приказов полицейским, и тем оставалось молча наблюдать бесчинства толпы. В общем, всё, что во вред Трампу – то на пользу демократам, и чем хуже ситуация – тем лучше для них.

– Каковы шансы Трампа на победу в ноябре?

– Если бы вы спросили меня о шансах на победу Трампа месяца четыре назад, я бы уверенно ответил, что его переизберут, поскольку на руках у Трампа все козыри. Сегодня у него козырей почти нет, – разве только деменция Джо Байдена, который уже неважно соображает, сбивается с мысли и не всегда может закончить начатую фразу. Если демократы выставят Байдена соперником Трампа, он станет легкой добычей своего конкурента. Но у меня есть сильные подозрения, что перед партийным съездом, который должен будет выдвинуть официального кандидата от Демпартии, Байдену найдут замену.

– В 2003 – 2005 годах вы были профессором кафедры общей социологии в Высшей школе экономики, а потому спрошу вас как профессора, – насколько далеко могут простираться пределы демократии, и где та черта, за которой она превращается в охлократию, в хаос и анархию? Застрахована ли Америка от революции?

– Думаю, что застрахована, поскольку политическая система, несмотря на нынешний кризис, обладает большой устойчивостью. Не случайно же американская Конституция продержалась 240 лет всего с 27 поправками. Америка переживала и не такие кризисы, достаточно вспомнить Американскую революцию, или Гражданскую войну, движение за права человека и протестное движение против вьетнамской войны в 60-е годы, не говоря уже о время от времени вспыхивающих социальных бунтах вроде нынешнего.

В 1992 году мне доводилось вести репортажи из Лос-Анджелеса, где были жуткие погромы, тогда погибло 64 человека, а сумма ущерба превысила миллиард долларов. Америка перемолола это – перемелет и нынешний кризис. Но, скорее всего, страну ждут какие-то реформы. Да, проблем хватает, и сегодня США напоминают «зависший» компьютер, систему, накопившую ошибки и требующую перезагрузки. Несомненно, Америка «перезагрузится». Не менее сложно будет решить проблемы на международной арене, где уже брошен вызов глобальному американскому лидерству.

Идея американской исключительности, морального превосходства и проистекающей из этого великой американской миссии, берущая начало от пуританской идеи пилигримов о построении Царства Божьего на земле, сегодня под угрозой, поскольку появились новые центры влияния – Россия и Китай. Впрочем, сам Трамп отнюдь не одержим идеей повсеместного американского присутствия, он попытался было «вернуть Америку домой», но вряд ли ему это позволят.

– Америка и Россия могут стать партнерами в обозримом будущем? Не говорю о братской дружбе, но мы могли бы вместе решать экологические проблемы, осваивать Космос, изучать Мировой океан. Или нас могут объединять только общие угрозы, и мы будем переругиваться, пока на Землю не нацелится какая-нибудь космическая каменюка, и только тогда вместе начнём бороться за выживание?

– Увы, сегодня политический класс Америки рассматривает Россию как перманентного, экзистенциального врага. И Трамп едва ли переломит эту ситуацию, хотя время от времени и посылает нам доброжелательные сигналы. Он наладит с нами отношения, разве что переизбравшись на второй срок и получив контроль и на верхней, и над нижней палатой Конгресса. Пока у нас есть ограниченное военное сотрудничество в Сирии по предотвращению случайных конфликтов и какая-то совместная работа спецслужб по борьбе с терроризмом. Сотрудничество в освоении Космоса ограничивается отправкой астронавтов на наших ракетах и поставками в США российских ракетных двигателей. А вот научные контакты практически свернуты. В марте я снимал фильм в США, и убедился, что даже рядовые американцы, не говоря уже о представителях американского истеблишмента, весьма неохотно идут на контакты с «токсичными русскими», - опасаются стать орудием в руках «русских пропагандистов».

– Вернёмся к делам телевизионным. Когда телевизионщиков обвиняют в низкопробных передачах, они кивают на зрителя, – мол, это он требует «развлекуху», и мы лишь подстраиваемся под его, зрителя, вкусы. Но разве не телевидение формирует пристрастия аудитории?

– Мне кажется, в 90-е годы наш зритель был готов к восприятию серьезных, глубоких программ. Но этот момент был упущен с конца девяностых. Начальство решило, что народ устал от проблем, и надо дать ему повеселиться. И народ начали веселить, уходя от серьезных тем. Так воспитали зрителя, желающего только развлекаться. Такой зритель «делает рейтинг», а высокий рейтинг привлекает рекламодателя. Отсюда и эти жуткие, за нечастым исключением, сериалы, идущие в самое «смотрибельное» время, а всё более или менее приличное для ещё не разучившихся думать людей, отодвигается в сетке на полночь или за полночь.

– В 2018 году вы работали над фильмом «Политобозреватели советской эпохи», и, возможно, были знакомы со многими из них. Кто произвёл на вас самое большое впечатление – и как журналист, и как личность?

– В первую очередь это, конечно, Александр Каверзнев. К сожалению, я не был знаком с этим поразительным человеком. У него была такая манера разговора, такой стиль общения со зрителем, что его всегда хотелось слушать. Работая над своим фильмом, я посмотрел последнюю работу Каверзнева, фильм об Афганистане. Сложнейшая тема – и ни единого лживого слова. Фильм этот создавался сорок лет назад, в 1980 году, но он смотрится и сегодня именно потому, что человек говорил правду. А когда не мог говорить, – предпочитал молчать, но не врать. Мне очень нравился Владимир Дунаев, с которым мы познакомились перед моей поездкой в США. С удовольствием смотрел репортажи Бориса Калягина, Владимира Цветова, умевшего говорить даже о том, о чем говорить было нельзя. Конечно, как тут не вспомнить и замечательного Александра Бовина, один «бальзаковский» вид которого уже внушал доверие.

– А есть человек, которого вы назвали бы великим?

– Из ныне живущих – это Илон Маск, он двигает нашу цивилизацию вперед, и это великий человек. Яркая личность для нашей страны – всеми нелюбимый Горбачёв. Не потому, что он выдающийся мыслитель, сумевший заглянуть в будущее России, а потому, что оказался в нужное время в нужном месте, и не предпринял ничего, чтобы пролилось много крови. Желая того или нет, Горбачёв перевернул страницу российской истории, и хотя бы по этой причине он в нее войдет.

– Какое своё достижение вы считаете главным, и ваши самые удачные проекты?

– Наверное, главное – что я сумел одним из первых рассказать людям правду о стране, которая вызывала и вызывает у наших сограждан огромный интерес, и, надеюсь, я рассказывал об этом объективно, не скрывая ни достижений, ни недостатков Америки. А самым удачным проектом я бы назвал программу «Америка с Михаилом Таратутой». Она была востребована, её ждали люди, а для меня очень важно вот такое ощущение нужности. Главное для меня - процесс творчества, будь то книга или фильм. А если еще и результат хороший – тут уж вдвойне приятно.

– Как вы относитесь к популярности?

– Она грела сердце, и этого в моей жизни было предостаточно, но с годами стал относиться к этому спокойно, и, видно, потому совсем не переживал, когда в свое время вышел из «зоны популярности». Сегодня мне абсолютно всё равно, популярен я или нет, для меня главное - понравилась моя работа или нет, получила или не получила она признание моих читателей и зрителей. Вот из-за этого я могу искренне переживать.

– Что для вас самое интересное в жизни?

– Люблю бывать в разных странах и рассказывать об этих путешествиях людям, всегда привожу из таких поездок очерки. Люблю свою работу. Люблю смотреть на внучку, - ей уже три с половиной года, – и слушать её милую болтовню. Это всё очень простые вещи, но они и составляют мою жизнь сегодня.

– А чего больше всего не любит Михаил Таратута?

– Глупых людей, – и потому, что с ними неинтересно, и потому, что они отнимают время, когда ты вынужден с ними общаться. Не терплю самовлюбленных эгоистов, подлости и отсутствия интеллигентности, не могу простить высокомерие и неуважение к другим людям. А ещё не люблю говорить по телефону.

Россия. США > СМИ, ИТ > lgz.ru, 17 июня 2020 > № 4257174 Михаил Таратута

Выступление и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел Российской Федерации С.В.Лаврова в ходе пресс-конференции по итогам видеоконференции Россия-АСЕАН по вопросам борьбы с коронавирусом, Москва, 17 июня 2020 года

Мы сегодня провели видеоконференцию министров иностранных дел АСЕАН и Российской Федерации.

Обсудили конкретные, общие и насущные задачи по реагированию на новую коронавирусную инфекцию и на ее последствия с точки зрения глобальной политики и экономики.

Подтвердили актуальность дальнейшего углубления стратегического партнерства между Россией и Ассоциацией, использования его возможностей для преодоления всех аспектов кризиса.

Речь шла, в частности, об обмене информацией, повышении эффективности совместных шагов по защите жизни и здоровья граждан наших стран, развитии соответствующих механизмов российско-асеановского сотрудничества, координации усилий на международных площадках и форумах.

Россия продолжает оказывать содействие АСЕАН в укреплении кадрового потенциала в сфере здравоохранения. Готовы делиться передовым опытом профилактики и реагирования на инфекционные заболевания. В этой сфере есть инициатива Роспотребнадзора, которая была активно поддержана всеми нашими партнерами: начать трехгодичный цикл образовательных программ для специалистов АСЕАН по проблемам борьбы с инфекционными заболеваниями. Первые курсы в рамках этого трехгодичного цикла состоялись в декабре 2019 г. во Владивостоке. Положительно воспринята наша нацеленность на расширение контактов между экспертами-эпидемиологами, в том числе в дистанционном формате. Условились о конкретных шагах, как такое общение сделать регулярным. У нас общее понимание, что это позволит лучше проанализировать, лучше понять имеющиеся у обеих сторон идеи, наработки, а также сделать соответствующие практические выводы и воплотить их в конкретную деятельность. А в конечном итоге это станет реальным вкладом в повышение эпидемиологической безопасности стран Юго-Восточной Азии, что важно и для нас, учитывая, что ежегодно страны АСЕАН принимают миллионы российских туристов.

Договорились ускорить подготовку комплексного стратегического документа по развитию диалога Россия-АСЕАН на ближайшие пять лет и обновление рабочих планов сотрудничества между Россией и АСЕАН в сферах противодействия терроризму и продвижения образования. Имеются интересные предложения о запуске новых направлений сотрудничества, в том числе в области финансов. Особое внимание решено и далее уделять взаимодействию в обеспечении безопасности информационно-коммуникационных технологий.

Трансграничные по своему характеру вызовы и угрозы требуют, конечно же, коллективных мер, выработки согласованных многосторонних подходов. Однако (и сегодня в нашей дискуссии это упоминалось) зачастую мы наблюдаем со стороны некоторых государств противоположный настрой: вместо объединения усилий политизировать проблему и действовать по принципу «каждый сам за себя». Нами выражена озабоченность попытками ряда стран воспользоваться ситуацией вокруг эпидемии коронавирусной инфекции в целях решения узкокорыстных геополитических задач, сведения счетов с неугодными правительствами.

Единодушно констатировали свою солидарность в отношении координирующей роли ООН и Всемирной организации здравоохранения в противодействии пандемии, единодушно поддержали подходы, изложенные Генеральным секретарем ООН А.Гутеррешем о недопустимости односторонних действий, ограничивающих поставки медикаментов, оборудования и продовольствия в какие-либо страны. Общее понимание таково, что любые позитивные результаты в сфере борьбы с коронавирусом (а мы сегодня рассказывали о нашем опыте в создании вакцины, в создании лечебных препаратов и эти усилия Российской Федерации были высокого оценены нашими партнерами по АСЕАН) должны быть доступны всем странам, всем людям на Земле на равной основе.

Говорили мы о тех тенденциях, которые в последние месяцы, в период коронавирусной пандемии наблюдаются в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР), и о том, какие выводы могут быть сделаны для развития сотрудничества в регионе. Подтвердили центральную роль асеаноцентричных объединений в регионе, прежде всего, механизмов Восточноазиатских саммитов. Мы признательны нашим коллегам за то, что они единодушно поддержали инициативу России принять на планируемом в ноябре этого года в Ханое очередном Восточноазиатском саммите заявление лидеров о мерах по повышению регионального потенциала реагирования на эпидемии. Индонезия стала соавтором этой инициативы, все остальные страны выразили ей единодушную поддержку. Говорили мы также и о такой структуре, которая существует в контексте развития асеаноцентричных механизмов, как Совещание министров обороны и диалоговых партнеров АСЕАН, в котором традиционно участвует и российская делегация. Несколько лет назад по российской инициативе на очередной встрече министров обороны АСЕАН и их партнеров в Бангкоке была создана Рабочая группа военных медиков, которая в нынешних условиях может быть весьма активно и эффективно задействована. Мы поделились информацией с нашими друзьями в ходе сегодняшней видеоконференции о той работе, которую российские военные медики проводят и в России, и за рубежом, в частности о том, как они осуществляли специальные проекты борьбы с коронавирусом по просьбе руководства Италии и Сербии.

Обменялись мнениями относительно того, как будут выглядеть перспективы посткоронавирусного обустройства региона. Мы вновь привлекли внимание к инициативе Президента Российской Федерации В.В.Путина по формированию Большого Евразийского партнерства, в котором могли бы с пользой для себя участвовать страны ЕАЭС, АСЕАН, ШОС и другие государства, расположенные на общем для всех нас Евразийском материке. Убеждены, что это та основа - коллективная, инклюзивная, открытая - на которой можно выстраивать новую систему евразийской безопасности и развития без каких-либо разделительных линий.

По итогам наших дискуссий мы одобрили совместное заявление, содержащее упоминание о всех тех инициативах, о которых я говорил ранее. В нем сформулирован очень важный принцип, который мы отстаиваем повсеместно в наших дискуссиях по региональным и глобальным делам, – принцип неделимости безопасности. Россия и АСЕАН будут привержены политике обеспечения мира и стабильности в регионе, где никто не должен обеспечивать свою безопасность за счет безопасности других. Это важнейшее принципиальное политическое положение. В этом контексте мы приветствовали прогресс в налаживании связей между АСЕАН и ЕАЭС, продвижении контактов между секретариатами АСЕАН и ШОС.

Заявление, как я уже сказал, будет опубликовано на веб-сайтах МИД России и секретариата АСЕАН. Приглашаю вас с ним ознакомиться.

Вопрос: Вьетнам в этом году является председателем в АСЕАН. Как Российская Федерация планирует использовать российско-вьетнамские связи для развития отношений с АСЕАН?

С.В.Лавров: Мы очень ценим наши отношения с вьетнамскими друзьями. Это отношения многопланового стратегического партнерства. Они опираются на прочную почву нашей солидарности на протяжении многих десятилетий, включая период борьбы Вьетнама за свободу, независимость и единство своей родины. Сейчас, когда наши вьетнамские друзья являются председателями Ассоциации государств Юго-Восточной Азии, мы видим насколько активно и целенаправленно они стремятся способствовать дальнейшему углублению стратегического партнерства, которое уже было объявлено в рамках отношений Россия-АСЕАН.

Мы активно готовимся к очередному Восточноазиатскому саммиту, который созывает Вьетнам в столице Ханое. Он запланирован на ноябрь этого года. Готовится целый ряд документов, которые будут вынесены на утверждение президентов и глав правительств. Среди них и российские инициативы, в том числе о необходимости объединения усилий в борьбе с пандемией, с эпидемиями в целом, которые активно поддерживаются нашими асеановскими друзьями.

Насчет того, что Вьетнам может сыграть роль моста между Россией и Юго-Восточной Азией. Мы уже установили стратегическое партнерство со странами АСЕАН, и Вьетнам сыграл в этом одну из ведущих ролей на стадии, когда мы только завязывали контакты, и потом, когда установили диалоговое партнерство. Наконец, пару лет назад наши лидеры на очередном саммите объявили, что это партнерство теперь имеет стратегический характер.

Мы будем полагаться на наших вьетнамских друзей, как и на все другие государства – участников АСЕАН в дальнейшем продвижении этого взаимовыгодного сотрудничества. В некоторых вопросах Вьетнам вполне может указывать путь к дополнительным сферам сотрудничества. В качестве одной такой возможности я упомяну тот факт, что Вьетнам стал первой страной АСЕАН, подписавшей соглашение о свободной торговле с Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС). Вслед за Вьетнамом соответствующие переговоры начали ряд других государств АСЕАН, в частности Сингапур. Ассоциация, в целом, как объединение тоже заинтересована в изучении возможности начать диалог по либерализации торговли с ЕАЭС.

У нас очень хорошие перспективы, и мы будем активно поддерживать наших вьетнамских друзей в выполнении ими функций председателя АСЕАН. Вместе с председательством в этой организации они являются председателями во всех асеаноцентричных форумах, включая Восточноазиатский саммит.

Вопрос: С учетом того, какие серьезные вопросы стоят на повестке дня отношений России и АСЕАН, есть ли целесообразность и возможность создать организацию, которая занималась бы непосредственно этими вопросами? Обсуждалась ли такая возможность? Соответствует ли она интересам России и партнеров по АСЕАН?

С.В.Лавров: Я уже упомянул, что еще задолго до того, как нынешняя коронавирусная инфекция разразилась, по инициативе российской стороны был создан механизм взаимодействия военных медиков. Несколько лет назад на встрече министров обороны АСЕАН и стран-партнеров в Таиланде было принято такое решение. Сегодня мы условились с коллегами о том, чтобы активизировать работу этого механизма взаимодействия военных медиков под эгидой совещания министров обороны.

Как я уже сказал, по инициативе Роспотребнадзора все наши партнеры по АСЕАН согласились сформировать специальную структуру, которая будет заниматься предотвращением и борьбой с инфекционными заболеваниями. В качестве конкретного проекта в рамках такого сотрудничества начаты трехгодичные курсы подготовки специалистов-медиков в области борьбы с инфекционными заболеваниями. Первые курсы состоялись во Владивостоке в декабре 2019 г.

Третий аспект сейчас у всех на устах. Мы обратили внимание на активное развитие добровольческого движения в контексте коронавирусной инфекции, нацеленное на оказание содействия уязвимым слоям населения (пожилым и людям с ограниченными возможностями). Учитывая, что в России уже почти 150 тыс. активных добровольцев, которые по собственной инициативе наладили эту работу и, по оценкам, оказывают помощь более чем 3 млн наших граждан, нуждающихся в такой помощи в этих условиях. Мы предложили подумать о том, чтобы между добровольческими движениями России и стран АСЕАН наладить контакты, помочь этим молодым ребятам установить между собой связь, обмениваться опытом. Может быть, из этого вырастет какое-то очередное движение в рамках народной дипломатии.

Возможностей много. Мы договорились продолжать контакты по этой проблематике между соответствующими службами. Уверен, что будут еще дополнительные конкретные инициативы, которые воплотятся в жизнь.

Вопрос: В последнее время обострились отношения между КНДР и Южной Кореей. На Ваш взгляд, к насколько серьезным последствиям это может привести и как это отразится на перспективе денуклеризации Корейского полуострова? В частности, какие шаги могла бы предпринять Москва для нормализации ситуации?

С.В.Лавров: Во время вчерашней пресс-конференции я уже комментировал эту ситуацию. Мы призываем корейские стороны к сдержанности, проявлению максимальной ответственности за происходящее на полуострове, за поддержание там спокойной, стабильной ситуации. Надеемся, что этот призыв будет услышан.

Какие-то свои услуги мы не предлагаем. Когда мы вернемся (надеюсь, что это произойдет) к шестисторонним переговорам по решению всех проблем Корейского полуострова, мы будем заинтересованы в том, чтобы возобновить начатый, но затем прерванный многосторонний диалог по всем проблемам обеспечения мира и стабильности в Юго-Восточной Азии. Уверен, что это в интересах и корейского народа, живущего по обе стороны разделительной линии, и всех других государств, расположенных в этом важном регионе мира.

Вопрос: Глава МИД Турции М.Чавушоглу призвал США играть более активную роль в урегулировании ситуации в Ливии. Как в Москве рассматривают такое заявление?

С.В.Лавров: Любое конструктивное содействие усилиям по преодолению кризиса, будь то в Ливии, в Сирии или где бы то ни было еще, можно только приветствовать.

Я не знаю, какие конкретно шаги могут предпринять США для продвижения ливийского урегулирования. Они участвовали в Берлинской конференции по Ливии, где также была представлена Россия на уровне Президента В.В.Путина, подписались под резолюцией Совета Безопасности ООН, утвердившей решение ливийской конференции. Вашингтон подчеркивает, что признает Правительство национального согласия в Триполи, которое является одной из сторон конфликта.

Если США смогут использовать свое влияние в ливийском конфликте для того, чтобы подкрепить усилия России и других внешних игроков, выступающих за немедленное объявление прекращения огня, думаю, это было бы весьма позитивно. Посмотрим.

Вопрос: Вы уже не раз отмечали важность международного сотрудничества в области борьбы с коронавирусом. Сегодня Вы уже упоминали попытки некоторых стран политизировать борьбу с пандемией. К сожалению, мы в Китае тоже наблюдаем, что некоторые государства, в том числе США, перевалили свои внутренние проблемы с распространением эпидемии на другие страны, в том числе на Китай. Кроме того, США вышли из ВОЗ. Как Вы оцениваете такие подходы США? Какие меры, на Ваш взгляд, необходимы для конструктивного международного сотрудничества по борьбе с коронавирусом, особенно под эгидой ВОЗ?

С.В.Лавров: США, являясь по многим показателям ведущей мировой державой, в этом контексте могли бы активно способствовать коллективным усилиям мирового сообщества на многих направлениях, но, к сожалению, они выбирают другой путь. Вместо использования своих возможностей для коллективных действий они покидают любые форматы, в которых такая совместная работа возможна. Помимо Всемирной организации здравоохранения США вышли из ЮНЕСКО, прекратили участвовать в Совете ООН по правам человека, не говоря уже о выходе Вашингтона из многочисленных соглашений, начиная с Парижского соглашения по климату и заканчивая большинством документов, регулирующих вопросы стратегической стабильности и контроля над вооружениями, включая ядерные. Это печальный процесс. Мы видим, что это не просто какие-то отдельные действия, но политика, система, стратегия – выходить из любых договоренностей, которые хоть каким-то образом накладывают на США любые обязательства, даже если это просто обязательства сотрудничать и искать взаимоприемлемые подходы.

ВОЗ является ведущим механизмом для мобилизации усилий всех государств на борьбу с эпидемиями, пандемиями и инфекциями наподобие той, которую мы сейчас наблюдаем. Мы не видим фактических оснований для обвинений в адрес ВОЗ в предвзятости, попытках скрывать факты, в том, что своевременно не были приняты те или иные меры. Считаем, что Организация работала в полном соответствии со своим мандатом. Между прочим, он утверждается странами-членами, а не Секретариатом Организации. Не лишним будет вспомнить, что в начале пандемии во Всемирной организации здравоохранения был создан специальный пост координатора, отвечающего за эту работу. В январе этого года на этот пост была назначена гражданка США М.ван Керкхов.

Если Вы посмотрите на национальный состав Секретариата ВОЗ (должности, подлежащие географическому распределению), то из более 2100 сотрудников треть (около 700 человек) составляют представители стран Запада, прежде всего государств-членов НАТО. Из них примерно 180 человек - американские граждане. В Секретариате ВОЗ работает 27 россиян и 37 китайцев. Если обвинять ВОЗ в том, что она делает что-то не так, то это может быть связано с двумя причинами: либо государства принимают неправильные решения, но никто их не критикует, либо Секретариат не выполняет решения государств? И если это верно, то тогда нужно посмотреть, кто в Секретариате отвечает за какое направление работы. Но, по-моему, втягиваться в эту дискуссию абсолютно контрпродуктивно и даже не очень прилично. Сейчас нужно не пытаться искать виноватых, а объединиться в борьбе с общей бедой. На данный момент уже есть серьезные успехи в этой борьбе. Надо консолидировать достигнутое и довести дело до конца. Для этого нам неизбежно будет нужна Всемирная организация здравоохранения.

Да, конечно, можно совершенствовать ее работу, как и деятельность любой структуры, будь она многосторонняя или национальная. В любой стране, включая США, ведется очень жесткий разговор о необходимости реформы правоохранительных органов. Никто не совершенен – «nobody is perfect», как говорили герои одного голливудского фильма. Поэтому совершенствование – да, реформирование – да. Но реформирование на основе конкретных фактов, опыта, который получаем все мы в борьбе с новыми неизведанными рисками и угрозами, а не ради того, чтобы сделать политический «message».

Вопрос: Вопрос касается столкновений между китайскими и индийскими военнослужащими на линии фактического контроля между двумя странами, в результате которых, как сообщается, погибли десятки военнослужащих с обеих сторон. Как бы Вы могли прокомментировать эту ситуацию? Планируете ли Вы обсуждать эту тему в ходе Ваших предстоящих консультаций с министрами иностранных дел Индии и Китая в формате РИК?

Остается ли на повестке дня проведение видеоконференции лидеров «пятерки» постоянных членов СБ ООН по борьбе с коронавирусом? Ранее Вы говорили, что итоговый документ практически готов, однако у сторон остаются вопросы по тексту. Удалось ли их решить? Согласованы ли сроки проведения видеоконференции? Возможно ли ее проведение до конца лета?

С.В.Лавров: Уже было объявлено о том, что военные представители Индии и Китая вступили в контакт. Они обсуждают ситуацию и меры по ее деэскалации. Мы это приветствуем.

В ближайшие несколько дней запланирована видеоконференция министров иностранных дел России, Индии и Китая (т.н. формат РИК). Повестка дня согласована. Она не предполагает обсуждение вопросов, касающихся двусторонних отношений той или иной страны с другой участницей этого формата.

Видеоконференция лидеров стран-постоянных членов СБ ООН предложена нашими французскими коллегами уже достаточно давно. Ее целью было выработать позицию «пятерки» в поддержку действий, которые предпринимаются для борьбы с коронавирусной инфекцией. Россию полностью устраивает проект итогового документа. Возникли (не у нас) вопросы о том, как сформулировать отношение к роли ВОЗ. Из-за этого видеоконференция до сих пор не состоялась. Я не слышал каких-либо предложений о том, чтобы возобновить эту работу за последние месяц-полтора. Но тем не менее «пятерка» как механизм, несущий особую ответственность по Уставу ООН за поддержание международного мира и безопасности, подтверждает на разных уровнях свою поддержку инициативы Президента России В.В.Путина провести очную встречу как только позволит обстановка. И уже не по коронавирусу, а по всем проблемам, существующим сегодня в мире и влияющим на состояние мировой политики, безопасности и экономики.

Убежден, что такую встречу, которую мы продолжаем активно готовить, можно будет провести в согласованные главами государств сроки и в согласованном месте.

Россия. АСЕАН > Внешэкономсвязи, политика. Медицина > mid.ru, 17 июня 2020 > № 3415139 Сергей Лавров

Поднебесная становится ближе

китайская экономика и проблемы её интеграции с российской

Николай Вавилов

Китайская экономика и проблемы её интеграции с российской

О себе — пару слов… Я окончил Восточный факультет Санкт-Петербургского государственного университета по специальности «китайская филология». Направлениями моей научной деятельности были китайская диалектология, среднекитайский язык и китайский традиционный календарь.

С 2006 по 2016 год я жил в КНР, работал в нескольких китайских регионах: в Пекине, в провинциях Гуандун, Фуцзянь и Чжэцзян, а также учился в провинции Аньхой. Внутрикитайские этнические группы и, вообще, китайцы разных провинций отличаются порой столь же разительно, как чехи или болгары от нас. Доводилось мне работать и с разными слоями китайского общества, в том числе связанными с академической, медийной, производственной сферой и сферой государственной службы.

Моё выступление посвящено китайской экономике и вопросам её интеграции с российской. Начну несколько издалека, с династии Тан. Это VII — начало X века. Есть ряд исследований, которые говорят о том, что в эпоху династии Тан на экономику Китая приходилась, говоря современным языком, половина ВВП всего мира. Тогда же развился проект Шёлкового пути как первый акт средневековой глобализации.

Столицей империи Тан был город Сиань (провинция Шэньси), он тогда назывался Чанъань — «вечное спокойствие». Кстати, нынешний лидер Китая Си Цзинпинь, как и многие из его группы, ведёт свой род именно из этой провинции. Там сейчас находится эпицентр нового Шёлкового пути, который призван восстановить древнюю модель континентальной торговли.

К концу XVIII — началу XIX века на империю династии Цин приходилось, по подсчётам западных экономистов, около 30% мирового ВВП. Ещё порядка 20-25% приходилось на княжества и государства Индии.

С этими двумя гигантами экономики и имела дело поднимающаяся Европа времён первой промышленной революции. Китайская и индийская системы лежали на пути глобального господства Британской империи, препятствовали её интересам. С индийской системой британцы достаточно быстро справились, так как она представляла собой, по сути, конфедеративный конгломерат.

А с китайской системой история вышла куда более драматичная. Проблема была в том, что торговля с Китаем была не в пользу британцев, поскольку цинский Китай был крупнейшим производителем базовых продуктов. И британцы к началу XIX века окончательно поняли, что если Китай не разрушить, то глобального доминирования им не достичь.

Что было предпринято? Силами Ост-Индской компании в западных частях Индии развернули масштабное производство опиума — единственного товара, который китайцы охотно выменивали на золото и серебро. Огромные плантации опиума были развёрнуты в Бенгалии.

Уже в начале XIX столетия торговля опиумом приобрела колоссальный объём. Первые британские крупные опиумные склады появились на территории острова Гонконг нелегально. Впоследствии Гонконг стал частью Британской империи.

Результатом английской наркоторговли стал масштабный финансовый кризис в империи Цин. Что не удивительно, ведь огромные средства стали перекачиваться оттуда в Британию.

Китайская империя стала рушиться. В том числе морально, идеологически. В Маньчжурской армии империи Цин не было, наверное, ни одного офицера, который бы не употреблял опиаты. Эта проблема озаботила верхи династии, с торговлей зельем стали бороться. Но это был запоздалый шаг, и по итогам Первой и Второй опиумных войн, которые совпали с нашей Крымской войной (британско-французской коалиции с Россией) — Китай проиграл. Маньчжурская армия показала свою слабость. Коррумпированные, не способные вести полноценную войну военачальники оказались бессильны против англичан, а внутрикитайские элиты обозначили вектор на децентрализацию.

Британцы к тому времени уже довольно глубоко внедрились в китайские элиты, особенно в те региональные слои, которые были ущемлены инородным маньчжурским «игом». В итоге обозначился курс на распад Цинской династии, и уже к концу XIX столетия суверенная экономическая система Китая прекратила существование.

В последующие годы полным ходом шла инкорпорация производственных сил и рынка Китая в британо-французскую, российскую и американскую капиталистические системы.

Что случилось потом? Период после Синьхайской революции (1911-1912) до создания КНР (1949) был заполнен ожесточёнными гражданскими войнами между отдельными китайскими государствами. Всё это сопровождалось работорговлей, торговлей опиумом и тому подобным.

Надо заметить, что Чан Кайши, уроженец провинции Чжэцзян, был тесно связан с британским капиталом. При нём встраивание китайских государств в британскую систему усилилось. Китайские банки вообще были тесно связаны с британскими, французскими, американскими… По сути, вся производственная мощь Китая служила в те годы условной Антанте.

К моменту создания КНР в Китае было три основных силы. Во-первых, национально ориентированные силы — те, кто был нацелен на помощь отечественному капиталу и производству.

Во-вторых, силы, нацеленные на вхождение Китая в мировую систему. Это Шанхайская группа, очень мощная. Она до сих пор сохраняется как один из существенных векторов китайской политики и экономики.

И, наконец, группа, заинтересованная в создании планового государственного сектора. Её, естественно, поддерживал Советский Союз. Эта группа — команда маньчжура Гао Гана, деятеля всё той же провинции Шэньси, — была первой уничтожена после смерти Сталина. Власть тогда временно перешла в руки проамериканских сил и тех, кто рассчитывал на усиление роли собственно китайской буржуазии.

До сих пор вокруг фигуры Мао Цзэдуна идут дискуссии о том, красным он был или белым и так далее. Надо сказать, что и Мао Цзэдун, и Лю Шаоци вполне открыто во время обсуждения будущей модели развития Китая заявляли, что китайская буржуазия — союзник пролетариата и крестьянства. То есть они рассчитывали на создание сильного класса малых и средних собственников. К этой же системе взглядов тогда склонялся заместитель Мао Цзэдуна Чжоу Эньлай. Но он больше поддерживал интересы гоминьданской бюрократической буржуазии Шанхая и Нанкина.

А Гао Ган и входившие в его группу Жао Шуши, Пэн Дэхуай и Си Чжунсюнь (отец Си Цзиньпина) были сторонниками плановой экономики по советскому типу.

Про помощь Советского Союза в деле создания экономики КНР достаточно много написано. Речь идёт о сотнях крупнейших производств, инфраструктурных проектов, о десятках тысяч инженеров, которые были посланы нами в Китай.

Надо отметить, что Китай вернул через 15 лет все кредиты, которые были выданы сталинским Советским Союзом. Сама же наша помощь была масштабной — она в десятки раз превосходила пресловутый План Маршалла в Европе. Наша программа экономической помощи Китаю, выстроенная в конце 40-х — начале 50-х годов, предполагала включение китайских производственных сил в систему Советского Союза. Но Мао Цзэдун, как я уже сказал, расправился с Гао Ганом, который умер в 1954 году.

Гао Гана называли «маленьким Сталиным». На одном из совещаний руководителей Китая он в присутствии других руководителей предложил Иосифу Виссарионовичу включить Маньчжурию в состав СССР как семнадцатую союзную республику. Почему семнадцатую? Шестнадцатой была Карело-Финская ССР. Об этом предложении Гао Гана не сохранилось прямых документов, но есть много косвенных свидетельств сотрудников нашего и китайского посольств о том, что такой разговор был. О нём, кстати, был материал в газете «Жэньминь жибао».

Но в итоге Китай свернул с пути плановой экономики.

Далее произошёл конфликт «проамериканцев» с левыми популистами. Началась леворадикальная политика «Большого скачка», была развязана «культурная революция», обрушившая экономику КНР.

Примерно к середине 60-х годов Китай начал судорожный поиск внешней опоры для модернизации отсталой аграрной экономики. Были попытки установить связи с ФРГ, Японией, другими странами капиталистического блока. И с социалистическими тоже. Однако было очевидно, что все эти страны порознь не обладали мощью, способной «вытянуть» модернизацию КНР.

Китай стал прощупывать американскую сторону. Это было очень непросто, потому что американцы искренне полагали, что КНР — часть советского блока и все разногласия между китайцами и СССР носят «внутрисемейный» характер.

Но представителю Шанхайской группы Чжоу Эньлаю, первому премьеру Госсовета, удалось найти подход к американцам (в частности, к Киссинджеру) через свои французские связи, поскольку связь Франции с шанхайскими группами капитала и организованного преступного мира в сеттльментах этого города была довольно-таки тесной.

В итоге с конца 60-х годов Китай стал проводить чёткую линию на сближение с США. Президент Никсон смог убедить американский Совет национальной безопасности в том, что китайцы не враги.

Началась интеграция Китая и США, которая ненадолго была прервана в связи с Уотергейтским скандалом и импичментом, объявленным Никсону. Но решающий поворот к Китаю был уже совершён.

Тем не менее, Китай долгое время находился в орбите советской экономики. Первое поколение российских бизнесменов, которые начинали работать с Китаем в постсоветское время, рассказывали, что в Гуанчжоу ещё в начале 2000-х годов можно было видеть такси — «Жигули» шестой модели. Этот маленький факт, на самом деле, говорит о том, что глубина советского влияния в Китае была огромной. Поэтому одномоментно развернуть Китай к США было невозможно. Это было задачей десятилетий.

Реформы Дэн Сяопина и южнокитайских военно-политических групп были направлены на установление тесных связей с рынками Великобритании и США, на получение новых американских технологий. Это делалось точечно, но интенсивно. В результате за двадцать лет — с начала 1980-х до 2000-х — Китай смог встроиться в американскую экономику. От советского технологического лобби китайцы оторвались, в том числе, с помощью открытых экономических зон. В первую очередь в провинции Гуандун — месте сосредоточения китайского субэтноса хакка, к которому принадлежал, кстати, заместитель Дэн Сяопина, второй член Политбюро маршал Е Цзяньин.

С 2002 года, когда к власти пришёл Ху Цзиньтао, взаимоотношения Китая и США углубились ещё больше. Товарооборот увеличился в несколько раз и к концу 2018 года составил почти 650 миллиардов долларов, включая сферу услуг. Для сравнения: российско-китайский товарооборот составлял тогда 90 миллиардов — в семь раз меньше.

В то же время китайцы наращивали своё присутствие в США — как в научном секторе, так и в инфраструктурных корпорациях. Так продолжалось до 2019 года — поворотного момента, когда Си Цзиньпин перерезал, наконец, этот «шланг». Впервые за 30 лет китайско-американская торговля сократилась на столь значительную величину — 15%, что в переводе на деньги составляло 150 миллиардов долларов.

Это был мощный удар, который лично я считаю одним из первых симптомов того кризиса, который мы все сейчас наблюдаем. Мы должны понимать, что к началу правления Си Цзиньпина Китай во многом представлял собой (примерно на две трети) криптоколонию США. Двери для американских корпораций были в Китае открытыми. В Китае во многом царил культ Соединённых Штатов, американские корпорации были везде: автомобильные заводы, кофейная компания «Старбакс», рестораны «Макдоналдс» и так далее…

Председатель КНР эту линию оборвал и начал движение к экономическому взаимодействию со странами Евразии. Своим неприятием доминирования США на рынках Китая, привязкой к странам Евразии и попыткой выдавить американцев из Европы Си Цзиньпин открыл новую главу в китайской внешней политике.

В итоге удельный вес торговли со странами европейского и азиатского сегмента "Одного пояса и одного пути" составил 31,7%. В принципе, за счёт этой внешней торговли Китай может существовать вообще без привязки к США. Это важная внешнеэкономическая модель.

Вторая модель, уже внутренняя, связана с тем, что до мирового кризиса 2008 года демократы США щедро предоставляли места белых американцев китайским рабочим. И их товарам. Китай рос за счёт увеличения потребления в США и странах Евросоюза и некоторого потребительского дериватива в странах Юго-Восточной Азии. С началом кризиса потребление стало падать, и в 2008-м китайская экономика забуксовала.

Что тогда сделали находящиеся у власти проамериканские силы, в частности, бывший генсек компартии Китая Ху Цзиньтао? Они включили программу «эмиссионной накачки» китайского рынка с помощью стимулирования внутреннего спроса. Эта программа была принята в начале второго срока Ху Цзиньтао в 2008 году. С тех пор денежная масса в Китае увеличилась примерно в десять раз.

При этом реальная экономика Китая в десять раз не увеличилась. И в стране образовался — даже по официальным данным — внутренний долг в 300% ВВП. В первую очередь он приходится на крупные корпорации. Во вторую — на домохозяйства. О чём это говорит? О том, что китайцы, как и американцы, стали жить в долг!

И здесь встал ключевой вопрос об эффективности китайской экономики. Насколько она эффективна, чтобы выдавать долги, насколько добавленная стоимость китайской продукции способна закрывать кредитную накачку? Оказалось, не способна. Потому что в Китае, несмотря на очень быстрый его рост, не произошло качественного изменения технологий, роста эффективности производства.

Китай в среднем потребляет в четыре раза больше энергии на единицу производства, чем в развитых странах. У него большие проблемы с эффективностью производства.

Перед внешним наблюдателем китайская экономика предстаёт как урбанистическое чудо: красивые небоскрёбы, многокилометровые автобаны, скоростные железные дороги… Но реально Китай больше похож на колосс на глиняных ногах, который во многом не способен решить проблемы собственного развития.

Когда программа «накачки» внутреннего спроса, а, по сути, печатания денег в Китае началась, правительство стало публиковать данные о том, как доля этого спроса в росте ВВП замещает долю экспортных контрактов. Однако уже в 2012 году такие данные публиковать перестали, что говорило о том, что внутреннее потребление оказалось не способным заместить внешние рынки. Китай остался экспортно зависимым государством.

При этом выявилась ещё одна проблема: в связи с тем, что экономику «накачали» деньгами, товары стали менее конкурентными — выросла себестоимость труда. Раньше китайцы брали мировые рынки дешевизной продукции. А после «накачки» зарплата китайского рабочего выросла, и тем самым национальная экономика подорвала собственное конкурентное преимущество на внешнем направлении. Такие вот «ножницы» получились! Как Китай будет из этого выползать — вопрос отдельный.

Эпидемия COVID-19 стала ещё одним звеном в этой трагедии. Сейчас в китайских государственных СМИ много говорят о том, что своевременное закрытие проблемных городов и прочие принятые меры способствовали быстрому выходу из эпидемии и восстановлению производства. В Китае стало модным слово «фугун», означающее «восстановление промышленности». Вот, например, агентство «Синьхуа» отчитывается, что люди стали выходить на работу, что всё хорошо…. Есть заявления государственных СМИ о том, что 100% крупных предприятий государственных заработали. И что есть небольшие проблемы у малого, среднего бизнеса, но они решаемы, поскольку возникнет эффект отложенного спроса: люди, месяцами отрезанные от кинотеатров, «макдоналдсов», покупки новой одежды, поторопятся всё наверстать. Но, на мой взгляд, всё это вряд ли компенсирует потери, которые может понести китайская экономика, если она лишится своих рынков в США и Европе. По состоянию на конец апреля китайская экономика так и не вышла из пике даже при условии масштабной помощи – показатели прибыли промышленного сектора, транспортных перевозок не только вопреки логике отложенного спроса не вышли «в плюс», но и продолжают оставаться в отрицательной зоне.

К тому же есть косвенные показатели падения экономики. Во-первых, это количество потребляемого угля, которое на середину марта составляло около 70% от докризисного. Это удивительно! Ведь в северных районах Китая ещё зима не закончилась. Во-вторых, китайцы не вышли на прежний (докризисный) уровень потребления нефти. В-третьих, на прежнее количество потребляемого сжиженного газа. В-четвёртых, неполная загруженность транспортной системы: аэропорты наполовину пусты, пассажиропоток в метро заметно не отличается от карантинного. Автоперевозки также не преодолели кризис.

И, зная все эти официальные данные, невольно задаёшься вопросом: восстанавливается ли китайская экономика? Ведь 80% китайского населения связано с малым и средним бизнесом, а для них месяцы простоя — смертельны.

Теперь о позитивных вещах для Китая. На фоне кризиса в китайско-американских отношениях происходит переформатирование модели внешней торговли в целом. Китай перенаправил основные торговые потоки в страны Юго-Восточной Азии, а также в Пакистан, Турцию, Иран, Иорданию и прочие страны Ближнего Востока.

Удивительно, но в тройке «бенефициаров» нынешнего падения китайской экономики невольно оказались Россия, Вьетнам и Малайзия. Россия увеличила свой экспорт в Китай на 25%. Притом импорт китайских товаров в Россию сократился, китайская промышленность всё меньше конкурирует с нашим импортозамещением. Аналогичные процессы происходят в отношениях Китая с Вьетнамом и Малайзией, в которой, надо сказать, очень большая китайская диаспора.

Данные китайского Госстата по промышленному производству, транспорту и розничному потреблению в Китае, конечно, отличаются от прогнозов «Блумберга», который не так давно предрёк Китаю падение промышленного производства на 3% (это 22-летний минимум, с 1998 года). По прогнозам того же агентства, розничные продажи в Китае могут упасть на 3-4%. Соответствующим будет падение и всех остальных экономических показателей.

Что на самом деле будет в Китае, с учётом существующей там серой экономики и различных форм теневого «банкинга», мало кто может предсказать.

Несомненно одно: при нахождении у власти нынешнего военно-политического руководства Китая наши отношения с ним будут успешно развиваться и впредь. То, что российская торговля с Поднебесной вырастет на 20% к концу 2020 года, тоже вызывает мало сомнений. Таким образом к концу текущего года товарооборот России и Китая может составить 120-130 миллиардов долларов США. Товарооборот Соединённых Штатов и КНР (если надеяться, что до войны не дойдёт) составит порядка 400 миллиардов долларов. Как видим, пока примерно на треть больше, чем с нами. Но если тенденции сохранятся в течение лет пяти, то Россия неизбежно станет ведущим партнёром КНР. А это — серьёзные геоэкономические изменения, которые повлияют и на Китай, и на Россию. Роль Российской Федерации при таком сценарии может возрасти до той роли, которую Советский Союз играл в Китае.

Для российских производителей рынок Китая будет открыт. Сейчас это уже очевидно по решениям, принятым совместно главами наших государств. Таков, например, важнейший проект «Сила Сибири», который, по сути дела, вытеснил американский сжиженный газ. Если отказы по американскому газу сейчас идут в рамках форс-мажорной ситуации, связанной c коронавирусом и агрессивными выпадами США, то отказов по российским нефти и газу нет и, по всей видимости, не будет. Существует вполне объективная геостратегия наших двух стран, направленная на интеграцию.

Сейчас, на фоне бушующего «ковида», сложно делать прогнозы, но нельзя не заметить открывшегося поля возможностей, немыслимого ещё полгода назад. Интеграция России и КНР будет, по моему мнению, углубляться. Для нас Китай становится более доступным. Идея наращивания экспорта пищевой российской продукции в Китай может приобрести вполне реальные очертания. Сейчас даже те агрокомплексы, для которых Китай был далёкой «планетой», начали поставки рапсового и подсолнечного масла, других продуктов питания. В связи с тем, что из Китая будут уходить крупные американские корпорации, наша продукция с высокой добавленной стоимостью может вполне занять достойное место на китайском рынке. Китайские партнёры готовы к этому. Конечно, есть в Китае и те, кто настроен скептически, но воля политического руководства Китая —открыть нам двери.

Конечно, далеко не любой потенциальный экспортёр может реализовать свои возможности у китайцев. Но усилия будут вознаграждены сторицей по мере нахождения подходящих партнёров. Для этого необходимо выстроить программу действий на ближайшие 5-10 лет. Это могут быть, например, поставки какой-нибудь мебели, которая сегодня не нужна китайскому рынку, но завтра, в связи с ростом себестоимости китайской продукции, она станет конкурентной, необходимой. Нужно больше изучать предпочтения китайских покупателей, тогда нам будет сопутствовать успех.

Конечно, COVID-19 изрядно попортил ситуацию в китайской банковской сфере. Центральному банку пришлось спасать региональные, поскольку далеко не все они смогли исполнить свои кредитные обязательства. Например, выкуплены 44% акций Банка Цзиньчжоу (крупнейшего регионального банка в провинции Ляонин), руководителем которого когда-то был нынешний премьер Госсовета Китая Ли Кэцян. Есть мнение, что кризис в банковском секторе будет только разрастаться.

Вообще, интересная смена парадигмы развития в Китае происходит. Например, из-за неявок трудовых мигрантов на производство, некоторые из которых в панике отказывались приехать к месту работы, а другие не смогли это сделать из-за ограничений, связанных с транспортом, блокировкой дорог. В итоге производства не досчитались немалого количества рабочей силы. И тут же скакнул спрос на облачные технологии, развитие дистанционного мониторинга производства. Новый импульс получил процесс роботизации производственных процессов. Очевидно, что нынешний кризис ещё шире открыл ворота для цифровой экономики. Полагаю, этот вектор в Китае будет только усиливаться.

По состоянию на конец апреля проблема безработицы не решена и является предметом серьезной обеспокоенности не только в Китае, но и широко обсуждается в западных СМИ.

***

Доклад на сделанный на научно-просветительской конференции «Китай на пороге глобальных изменений: история, современность, будущее»

Китай. Великобритания. США. Россия > Госбюджет, налоги, цены. Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 8 июня 2020 > № 3532332 Николай Вавилов

КАК В ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМОМ

ФЁДОР ЛУКЬЯНОВ

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Директор по научной работе Международного дискуссионного клуба «Валдай». Профессор-исследователь НИУ ВШЭ. Выпускник филологического факультета МГУ, с 1990 года – журналист-международник.

ТРАМП ПРЕВРАЩАЕТ ПОЛИТИЧЕСКИЙ РАСКОЛ НАЦИИ В КУЛЬТУРНЫЙ

Происходящее в США было бы сугубо внутренним делом американцев, если бы не исключительная роль, которую эта страна играет в мире. А когда у гегемона проблемы, трясёт обычно всех.

Знакомые американцы зрелого возраста говорят, что беспорядков такого масштаба не помнят с 1968 года. Тогда после убийства Мартина Лютера Кинга по Америке прокатилась волна выступлений чернокожих, которые местами принимали крайне агрессивный характер. Это накладывалось на общую протестную атмосферу – шла кровопролитная и непонятная обществу война во Вьетнаме, в полной мере развернулось движение за гражданские права, начиналась очень острая избирательная кампания, шоковым эпизодом которой стало убийство в июне Роберта Кеннеди, видного политика-демократа и брата погибшего экс-президента. Царило ощущение переломного времени, таким оно и было. 1968-й вошёл в мировую историю как поворотный момент, и американские события заняли в этом важное место.

Сейчас происходит нечто похожее. Как заметил один американский комментатор, забудьте о том, что в этом году просто очередные выборы, может случиться всё что угодно. Трагическая история в Миннеаполисе, где белый полицейский жестоко убил при задержании чёрного местного жителя, и сама по себе вызвала бы всплеск возмущения – уж очень картинно и вопиюще это выглядело. Но такие эпизоды, увы, не редкость, и размах последствий был бы иным, не накопись в обществе мощного заряда негативной энергии. Стресс пандемии и тотальных карантинов, которые уже спровоцировали резкий скачок безработицы и привели многих предпринимателей к банкротству, соединился с давно нараставшей поляризацией.

Олицетворением внутреннего конфликта стал Дональд Трамп, специфический стиль которого превращает политический раскол нации в культурный.

Но социологи и политологи давно говорят о том, что нынешнее президентство – лишь наиболее выдающаяся верхушка айсберга, размежевание такого рода шло по нарастающей с 1990-х годов.

Билл Клинтон, несколько неожиданно ворвавшийся в Белый дом в 1993 году, уже был фигурой, вызывавшей острые чувства – как восторга, так и неприятия. К концу его президентства эмоции совсем накалились – адюльтер любвеобильного главы государства и неудачная попытка импичмента превратили кампанию 2000 года в битву не только партийного, но и моралистического содержания. Выборы получились чрезвычайно экзальтированными – разрыв республиканского претендента Джорджа Буша – младшего и клинтоновского вице-президента Альберта Гора оказался минимальным. В итоге решение о прекращении пересчёта и признании победителем Буша принял Верховный суд. Но демократы и по сей день уверены, что истинным победителем был Гор, а на решение суда повлиял бывший президент Буш-старший – среди судей было много назначенцев эпохи Рейгана – Буша.

Буш-младший вызывал столь же сильное отторжение среди демократов, как Клинтон среди республиканцев. Тем более что на его период пришлось время максимального внешнеполитического авантюризма в попытке обезопасить Америку после 11 сентября. Что привело к очевидному началу заката мирового могущества США и заложило ряд проблем надолго вперёд. Маятник продолжал раскачиваться, и на смену Бушу, завершавшему каденцию на весьма низком уровне популярности, пришёл очередной антипод – Барак Обама. Первый в истории Соединённых Штатов чернокожий президент вызывал лютую ненависть правоконсервативного спектра, это стало следующим шагом к фатальному расхождению лагерей.

Сильной стороной политической системы США – специфической и тесно связанной с необычной историей происхождения и развития государства – всегда считалась способность к самокоррекции даже в самых запутанных обстоятельствах. Оптимисты полагают, что так будет и теперь: настала пора очередного приспособления к изменившимся реалиям. Алармистов пугает не столько то, что происходит сейчас (при всей драматичности это не уникально), сколько возможные сценарии выборов. Один из них – минимальный разрыв, требование пересчета в «колеблющихся штатах» (как во Флориде в 2000-м), подведение итогов затягивается, сторонники кандидатов, прежде всего Трампа, мобилизуются, чтобы защитить «волю народа», и так далее.

Глубина раскола в обществе такова, что готовых к действию радикалов, наверняка, достаточно с обеих сторон.

Всё происходящее было бы сугубо внутренним делом американцев, если бы не исключительная роль, которую США играют в мире. Вся истекающая каденция Трампа представляла собой использование внешних и международных факторов в интересах внутриполитической борьбы. Сейчас мы видим, как администрация Трампа превратила противостояние Китаю в одну из основных тем кампании, тем более что главный козырь в виде экономики у него выбила пандемия. От демократов можно ожидать новой волны обвинений в том, что на раскачивание ситуации в Америке опять работает Россия, чтобы реанимировать заглохшую было тему симпатий русских к Трампу. В общем, когда у гегемона проблемы, трясти опять будет весь мир.

США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 5 июня 2020 > № 3412690 Федор Лукьянов

Кино под грифом «секретно»

Леонид Пешков: «Первую подводную съёмку я провёл в туркменских песках»

Саркисов Григорий

Советская и российская военная кинодокументалистика по праву считается одной из лучших. В годы Великой Отечественной военные операторы были на передовой, после войны они показывали жизнь армии в мирное время, а потом были съёмки в горячих точках, от Вьетнама до Сирии… Но есть в кинодокументалистике и сравнительно малоизвестная сфера, которая кому-то может показаться «скучной», хотя все служившие в армии хорошо с ней знакомы, – это учебные военные фильмы. Спецы ещё называют их «грифованными», ведь практически все эти ленты засекречены и широкой публике неизвестны, используются они исключительно для обучения солдат и офицеров работе с новой техникой и вооружением, да и снимают их только люди с «допуском». Эти фильмы – главная продукция киностудии Министерства обороны России. Вот по такому «юбилейному» случаю мы и встретились с одним из ветеранов специальной военной документалистики, заместителем начальника отдела материально-технического обеспечения киностудии Минобороны РФ Леонидом Пешковым.

– Вы ведь пришли на киностудию Минобороны в 70-х годах и по праву считаетесь её старожилом…

– Пришёл в 1974-м. И сразу понял: это моё. Родился я во Владивостоке, отец был офицером-пограничником, мы часто переезжали, жили то в литовском Каунасе, то в Туркмении. Как ни парадоксально звучит, но именно там, в туркменских песках, я в 1963 году увлёкся подводными съёмками. «Подсел» на фотографирование, изучал все редкие доступные тогда книги про американских и британских боевых пловцов, книги по подводным съёмкам и даже сам сделал бокс для фотокамеры, чтобы снимать под водой. Мне было восемнадцать лет, я уже заканчивал школу, когда открыли Каракумский канал и появилось Ашхабадское водохранилище. Там, на канале, и получились мои первые в жизни подводные кадры. Конечно, мечтал об операторском факультете ВГИКа, но понимал, что попасть туда практически невозможно. Дважды поступал в Бауманку, на факультет ракето­строения, но и тут потерпел неудачу: первый раз – из-за проводившегося тогда эксперимента с проходными баллами, а потом – из-за того, что не было общежития для иногородних. Конечно, было обидно, но и времени зря не терял. Отслужил три года в армии, в РВСН, где исполнилась моя мечта быть поближе к ракетной технике. Потом три года проработал на киностудии «Туркменфильм», получил там хороший профессиональный опыт. Работал механиком по обслуживанию съёмочной техники (от камеры до рельсов и кранов на съёмочной площадке), по-американски – «камерменом».

В 1969 году я поступил в Ленинградский институт киноинженеров, на механический факультет. Там же, в Питере, сразу записался в клуб подводного плавания, получил удостоверение спортсмена-подводника. Занимался конструированием подводных боксов для камер, специальных фотовспышек. Кстати, боевое водолазное крещение получил, по традиции этого клуба погрузившись в декабре 1970 года в прорубь на одном из озёр под Ленинградом. Ощущение было не из приятных, тем более когда обнаружил, что у меня протёк гидрокостюм. Водичка-то была градуса четыре, а на поверхности – около двадцати мороза. Но худо-бедно опустился на дно, сделал съёмку и поднялся наверх. Некоторые после попытки погружения под лёд сразу уходили из клуба.

– А вы по натуре технарь?

– Мне в равной степени интересна и техника, и творческая работа с камерой. Я и на киностудию Минобороны пришёл, чтобы заниматься творческой технической работой. В нашем деле порой приходится буквально на ходу придумывать какие-то приспособления для съёмок, даже самые экзотические.

Вот, скажем, снимали мы учебный фильм и надо было показать батальные сцены боевой подготовки, когда всё вокруг горит. Режиссёр говорит, мол, лучше это снимать сверху. А как? Это сейчас просто: пустил квадрокоптер с камерой да и снял. А в те времена о такой технике и не слыхивали. Что делать? Ну, голь на выдумку хитра: натянули мы над местом съёмки трос длиной метров семьсот, пришпандорили к нему тележку, посадили туда кинооператора с камерой, и он всё сверху снял в лучшем виде.

А вообще, работа на киностудии Минобороны – это для энтузиастов. Деньги нам, гражданским специалистам, здесь платили сравнительно небольшие, зато у меня появилась возможность полностью отдаться своему увлечению, использовать качественную кино­аппаратуру, снимать в разных морях, от Чёрного до Баренцева, от Балтийского до Тихого океана. Конечно, везде своя специфика. Например, на Балтике снимать очень сложно: там вода мутная, и дальше двух-трёх метров вообще ни черта не видно. А вот на Баренцевом море вода прозрачнейшая, видимость до семидесяти метров!

– Не скучно снимать учебные фильмы? Там же всё «от и до» и «ни шагу в сторону» – всё-таки армия, секреты…

– Конечно, специфика военного ведомства особая, контроль тут строгий, как и положено, когда речь идёт о военной технике, да ещё о новейших образцах, поступающих в армию и на флот. Но у нас была задача делать качественные, профессиональные учебные фильмы для военных, и скучать не приходилось никогда. Да и с начальством повезло: нашим творческим «папой» оказался подполковник Дунаев. Святослав Николаевич был прекрасным режиссёром. Для него не было категорического деления на учебные и документальные фильмы, он старался делать интересным даже самый обычный учебный ролик. Помню его ленту о кремлёвской роте почётного караула, это работа настоящего Мастера.

«Невоенные» фильмы операторы снимали в свободное время, при этом использовалась даже полубракованная плёнка. Тогда снимали много, были фильмы и о Чернобыле, и о землетрясении в Спитаке в 1988 году – там, кстати, при аварии вертолёта едва не погибла наша съёмочная группа, но, по счастью, всё обошлось. Продолжались и подводные съёмки.

– А какие подводные съёмки вы бы назвали самыми интересными?

– Скучно нигде не было. Ты же входишь в другой мир – и, если вода прозрачная, буквально летаешь, паришь над бездной. Это непередаваемое ощущение полёта, его надо испытать самому, чтобы понять. Спасибо великому Жаку-Иву Кусто: изобретённый им в 1943 году акваланг открыл для нас целый новый мир. Но подводные съёмки – это ещё и тяжёлая работа. Мне довелось снимать под водой станцию «Салют» – в специальном бассейне, где космонавты отрабатывали координацию движений в условиях невесомости. Весь процесс снимали под водой и столкнулись здесь с немалыми сложностями из-за нашей низкочувствительной плёнки. Пришлось поставить по периметру бассейна осветительные приборы общей мощностью около ста киловатт. Интересно было снимать и фильм о спускаемых аппаратах для спасения экипажей подводных лодок, и цикл фильмов о водолазах-разведчиках (или, как их называют на Западе, боевых пловцах), и о мини-подлодках.

Помню, снимали мы носитель, имеющий форму торпеды, для выхода из подводной лодки двух водолазов-разведчиков. Я был на месте второго водолаза. Выглядело это так: я лёг с камерой в эту «трубу», люк за мной закрыли, затолкали «трубу» в торпедный аппарат и задраили люк сзади. И всё – я оказался в полной изоляции. Клаустрофобией никогда не страдал, но, не скрою, ощущение было не из приятных.

– До паники дело не дошло?

– Паника, потеря самообладания под водой – самое страшное дело. Здесь может случиться всякое: гидрокостюм протечёт, заканчивается запас воздуха – да всё что угодно. Главное в таких случаях – не суетиться, а заставить себя проанализировать ситуацию и найти правильное решение. И если ты при погружении заметил что-то не то, ни в коем случае нельзя сразу рваться наверх: так можно получить кессонную болезнь. При быстром подъёме кровь может вскипеть, пойдут пузырьки, как в шампанском, они закупорят сосуды, и может наступить смерть. Мы в таких случаях говорим: «Не надо обгонять пузырьки». Не менее опасно и неправильное погружение. Скажем, первые десять метров надо проходить медленно, чтобы уравновесить давление. Потом до сорока метров можно погружаться спокойно, там перепад давления уже не будет таким заметным, а после шестидесяти метров голос становится писклявым, похожим на птичий свист и появляется опасное состояние эйфории – это результат азотного опьянения… А тот эпизод выхода из подлодки с торпедой мы всё-таки сняли, и хорошо получилось.

– Наверное, и здоровье водолаз должен иметь отменное, и режим держать?

– Здоровье – это да, а насчёт режима… Мы как-то снимали фильм на острове Русский. Но в разгар съёмок нашему режиссёру пришлось срочно улететь в Москву. Остались мы с товарищем, а у него как раз день рождения. Ну, натаскали ведро креветок, приготовили камбалу, морских гребешков, трепангов, всю эту красоту было чем запить – и так прогуляли до четырёх часов утра. Лёг я спать, а в шесть часов меня будят: в штаб вызывают. Кое-как встал, приплёлся в штаб, а там уже был командир пришедшей в залив подводной лодки. Я объяснил, как поставить по солнцу лодку, и на катере пришли к ней, а там матросы торпеду заталкивают в аппарат со стороны моря. Мужики вроде здоровые, но с торпедой справиться не могут, потому что экипировка на них водолазная флотская, не очень удобная. А я был в хорошем гидрокостюме, в американских ластах, с нормальным кислородным аппаратом, ну и пошёл ребятам помочь. Затолкали мы эту торпеду совместными усилиями, а у меня после нескольких минут пребывания под водой, на глубине семи метров, и голова болеть перестала…

– Сейчас всё заполонили цифровые камеры, а у вас нет ностальгии по плёночным кинокамерам?

– Сегодня можно и сериалы снимать на телефон, но художественные фильмы с большим бюджетом до сих пор снимают сначала на плёнку, а уже потом переводят в «цифру». Какой бы совершенной ни была цифровая техника, плёнку она не заменит: плёнка даёт больше оттенков, здесь можно хорошо снимать в пастельных тонах. Да, «цифра» удобнее для репортажной съёмки. Скажем, снять на кинокамеру пуск ракеты из подводной лодки – целая история. Надо точно поймать момент, когда ракета вылетит из-под воды. А кинооператор не может делать длинную съёмку, это максимум две минуты. Да и надо снимать с нескольких камер, чтобы «поймать» вылет ракеты. С видео такой мороки нет.

– Не обидно, что широкая публика никогда не увидит ваших фильмов? Есть же здоровое тщеславие творца?

– Фильмы действительно «грифованные», то есть закрытые для широкого показа. Но мне не обидно, что их видит мало людей: наши фильмы приносят пользу армии, а значит, и мы не зря работаем. В начале девяностых, когда было особенно трудно, мне, чтобы прокормить семью, пришлось уйти с киностудии. Сначала работал в космической отрасли, а потом, когда стали закрывать советские проекты, пошёл на стройку. Конечно, очень не хотел покидать родную студию, но тут ничего не поделаешь: приходилось и мешки таскать, и заниматься инженерными коммуникациями. Вернулся только через двадцать лет, в 2011 году. Сейчас работы хватает. Например, на киностудии с 60-х годов хранится интереснейший плёночный киноархив, мы хотим его полностью отсканировать. Уверен, мы с этой работой справимся. Главное – у нас сохранилась киностудия.

– Сейчас уже не до подводных приключений?

– Последний раз по работе погружался в самом начале девяностых. А так до сих пор вожу с собой маску и трубку, и уж на три-четыре метра в свои семьдесят шесть лет погружаюсь спокойно, вот даже жилет себе для погружений завёл. Снимаю видеорепортажи – теперь уже для души. Чем старше становлюсь, тем больше убеждаюсь, что, несмотря на многие мои дальние путешествия, мало видел, а хочется увидеть больше. Ну какие наши годы, поживём – увидим.

Киностудия Министерства обороны России – 60 лет с армией и флотом Отдельные учебные фильмы создавались ещё в предвоенный период и в годы войны, но в начале 60-х, когда в армию стали активно поступать новейшая техника и вооружение, резко возросла потребность в таких фильмах. Какое-то время учебные фильмы по заказу Министерства обороны СССР снимали на гражданских киностудиях. В начале 60-х годов в Минобороны возникла идея создать собственную ведомственную киностудию. 24 июня 1960 года Совет министров СССР принял постановление №669, разрешающее военному ведомству создавать собственную киностудию. Однако фактически формирование киностудии было начато ранее, когда вышла директива Минобороны от 4 мая 1960, передавшая киностудию в подчинение главнокомандующего Сухопутными войсками, тогда же в войсках при Главном управлении боевой подготовки Сухопутных войск была создана киногруппа, а затем и отдел. С этой даты – 4 мая 1960 года – и ведётся отсчёт существования киностудии Минобороны, где сосредоточено всё производство открытых и «грифованных» учебных кинофильмов для армии и флота и их размножение, производство кинофильмов специального назначения, хроникально-документальных фильмов о важных событиях жизни армии, дублирование и печатание диафильмов и кинофильмов. Руководство и редакторский отдел киностудии состояли из офицеров, а техническая часть лежала на солдатах Советской армии. Поначалу в отделах работало от восьми до двадцати человек, потом на киностудию начался набор выпускников операторского факультета ВГИКа, Ленинградского института киноинженеров, техникумов в Загорске и Львове, приглашали сюда и художников-мультипликаторов из художественных училищ. В 1968 году это была полноценная киностудия с полным циклом работы, она быстро набрала обороты и уже в начале семидесятых годов выпускала до 300 учебных фильмов. В активе киностудии Министерства обороны РФ – тысячи учебных фильмов для армии и флота, документальные фильмы. Созданные на киностудии ленты удостоены более пятидесяти наград престижных международных и всесоюзных кинофестивалей – премий «Серебряное солнце Версаля» в 1968 году и «Золотое солнце Версаля» в 1974 и 1978 годах, – многочисленных дипломов и Гран-при фестивалей кинофильмов дружественных армий и стран Варшавского договора, Всеармейских фестивалей. 4 мая 1985 года киностудия Минобороны СССР за заслуги в обеспечении боевой и политической подготовки армии и флота награждена орденом Красной Звезды. Сейчас киностудия Министерства обороны РФ входит в РИА «Армия России».

Россия > СМИ, ИТ. Армия, полиция > lgz.ru, 3 июня 2020 > № 4257179 Леонид Пешков