Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

"Разворот на Восток", первоначально ставший реакцией России на "холодную войну", внезапно развязанную против нее Западом, поначалу воспринимался многими наблюдателями как простая переориентация с Европы на Китай. Однако теперь он приобретает новые измерения, и логично, что непосредственным инструментом его осуществления выступает государственный бизнес, прежде всего в лице компании "Роснефть", весьма убедительно выполняющей свою роль инструмента государственной политики.

Во время визита президента компании Игоря Сечина в Китай были решены задачи, связанные с реализацией одного из ключевых государственных проектов по созданию судостроительного кластера на Дальнем Востоке. Дальневосточный судостроительный завод "Звезда" заключил с China Heavy Industry Corporation Nantong (CHIC) крупный контракт на поставку в 2016-2017 годах тяжелых кранов (включая кран "Голиаф" грузоподъемностью 1200 тонн) на стройплощадку судоверфи "Звезда", создаваемой консорциумом компаний, ключевую роль в котором играет "Роснефть".

Во Вьетнаме "Роснефть" впервые выступает оператором бурения в международных водах.

Но подлинный прорыв достигнут в отношениях с Индией: подписанные с ее корпорациями соглашения признаны "крупнейшими в нефтегазовом секторе за последние годы".

Прежде всего, "Роснефть" договорилась об основных условиях приобретения консорциумом индийских компаний (Oil India, Indian Oil, Bharat Petroresources) 29,3% "Ванкорнефти", вплотную приблизившись к заключению сделки купли-продажи. С этим же консорциумом достигнута договоренность о совместном анализе возможности разработки Сузунского, Тагульского и Лодочного месторождений, то есть освоения всего Ванкорского кластера.

Достигнутое ранее соглашение о приобретении 15% "Ванкорнефти" индийской ONGC Videsh Limited, как ожидается, увенчается закрытием сделки в ближайшее время. С этой же компанией уже подписан меморандум об увеличении ее доли до 26% и о заключении долгосрочных договоров на поставку нефти.

"Роснефть" будет играть в создаваемом консорциуме ведущую роль. В то же время организация международного энергетического хаба качественно повысит производственный потенциал Ванкорского кластера и позволит "Роснефти" укрепить свои позиции в Азиатско-Тихоокеанском регионе с его растущим потреблением энергоносителей, что будет способствовать стабилизации всего нефтяного рынка.

Интерес индийского бизнеса к Ванкору обусловлен тем, что это один из ведущих мировых проектов, обладающий уникальным сочетанием высокого качества добываемой нефти и крайне низких операционных расходов. Несмотря на тяжелые климатические условия, коэффициент извлечения нефти на Ванкоре — один из самых высоких в России.

Кроме того, индийский капитал входит в проект Таас-Юрях (добыча начата в октябре 2013-го, первый миллион тонн нефти получен уже в ноябре 2014 года). Подписан договор о покупке консорциумом из Oil India, Indian Oil и Bharat Petroresources 29,9% проекта и о вхождении его в совместное предприятие, созданное для освоения Таас-Юряха "Роснефтью" и ВР.

Как и в ситуации с Ванкором, "Роснефть" сохранит мажоритарную долю в совместном предприятии, нацеленном, помимо разработки Таас-Юряха, на дальнейшую разведку и освоение запасов региона.

Эксперты отмечают, что на базе Таас-Юрях будет сформирован евразийский энергохаб, который станет новой, современной формой интеграции Европы и Азии.

Открывая доступ индийскому капиталу к добыче сырья, "Роснефть" планирует войти в капитал индийской компании Essar Oil Limited, владеющей вторым в Индии по мощности и входящим в первую десятку мира по технологическому оснащению НПЗ в Вадинаре, морским терминалом для приема нефти и отгрузки нефтепродуктов, принимающим сверхбольшие танкеры, а также сетью из 2 тысяч заправок (которую намечено расширить до 5 тыс.). Сделку предполагается подписать и закрыть в первом полугодии; поставки нефти должны начаться до конца 2016 года.

Надо сказать, что "Роснефть" не случайно сделала ставку на индийскую нефтепереработку и розницу — это было весьма дальновидное решение. Ведь, согласно только что опубликованным данным Международного энергетического агентства, Индия станет главным мировым драйвером роста на рынке моторного топлива: к 2040 году потребление моторного топлива в этой стране удвоится до 10 млн баррелей в сутки, а уже в 2017 году потребление бензина вырастет на 12%.

В результате "прорыва в Индию" "Роснефть" получает серьезный (по некоторым оценкам, до 6 млрд долларов) источник дополнительного финансирования освоения крупных месторождений Восточной Сибири, и не просто гарантию сбыта добываемой на них нефти, но и прямой доступ на внутренний рынок Индии — четвертой в мире по импорту нефти. В результате "Роснефть" сохраняет свою позицию наиболее привлекательной для инвестиций российской нефтяной компании.

Последнее подтверждается высокой оценкой запасов: по мнению специалистов "ВТБ Капитала", 1.9 долл/барр по Ванкору и 1.6 по Таас-Юряху, что выше среднего по российской нефтяной отрасли; таким образом, пакеты акций, хотя и миноритарные, продаются дороже рыночного уровня.

Богатый опыт работы в рамках международных консорциумов "Роснефть" все чаще использует в деле евразийской интеграции, становясь ее ключевым элементом и движущей силой. Возможно, в данном случае на наших глазах начинает складываться качественно новая тенденция — создания евразийских энергетических хабов.

Михаил Делягин, директор Института проблем глобализации, для МИА "Россия сегодня"

Индия. Вьетнам. Россия > Нефть, газ, уголь > ria.ru, 18 марта 2016 > № 1690669 Михаил Делягин

Владимир Кондратьев — из тех, кто, казалось, был в журналистике всегда. Он застал расцвет застоя, "пережил" бесконечные смены руководства в стране и в Останкино. Брежнев, Андропов и Черненко, Горбачев и перестройка, Ельцин и младореформаторы, Путин, Медведев, и снова Путин: власть меняется, а Кондратьев остается на ТВ.

Владимир Петрович Кондратьев — советский, российский журналист, один из ведущих политических телеобозревателей, кавалер ордена Дружбы и Ордена "За заслуги перед Отечеством" IV степени, заслуженный работник культуры РФ, в прошлом году получил премию ТЭФИ "За личный вклад в развитие российского телевидения".

Конечно, его имя ассоциируется прежде всего с Германией, его репортажами и фильмами о ФРГ. В 1972 году Владимир Кондратьев окончил факультет журналистики Университета имени Карла Маркса (Лейпциг, ГДР).

Потом вернулся в СССР, работал около восьми лет на радио, в службе вещания на зарубежные страны, и в начале 1980 года пришел на телевидение: это, по его словам, было совсем не просто — попасть с радио на большой экран.

— И как вам удалось туда попасть?

— Меня рекомендовал один из моих коллег. В редакции программы "Время" думали, что у меня какие-то большие связи, что сразу же мне уготована судьба корреспондента в ФРГ или по крайней мере в Австрии. Но я с самых низов поднимался в международной смене, 6 лет проработал в программе "Время", из старшего редактора стал комментатором, и только потом в марте 1986 года поехал в Бонн заведующим корпунктом.

— Престижное направление.

— Да, США, Великобритании и ФРГ — это были три ведущих корпункта.

Как Владимир Кондратьев не принял предложение Бориса Березовского

— В ФРГ я проработал до 1994 года, и после этого меня мой товарищ, Олег Борисович Добродеев, с которым мы вместе начинали в отделе международной информации программы "Время", пригласил на только что созданный канал НТВ директором представительства в Германии в Берлине, и я принял это предложение.

Хотя мне тогда Борис Березовский предлагал высокую руководящую должность в ОРТ, еще до Владислава Листьева, звонил мне в Германию, потом мы с ним встречались у него в офисе на Новокузнецкой.

— И вы отказались? Почему?

— Я сказал, Борис Абрамович, извините, но я уже дал согласие уйти на НТВ.

— Собкором. А вам предлагали должность руководителя ОРТ. Любой бы начальник вас понял, если бы вы приняли это предложение.

— Возможно. Но как бы я потом отказал Добродееву, с которым мы вместе работали, и пошел к Березовскому, личность которого у меня все же вызывала сомнения? Ладно, что было, то было. А после Германии, вернувшись в Москву, я стал обозревателем службы информации и получил возможность поездить по стране и по всему миру.

— Давайте о немецком вашем периоде работы поговорим. То, как рушилась Берлинская стена, как происходило объединение Германии, как до этого Рональд Рейган, обращаясь к Михаилу Горбачеву во время выступления в июне 1987 года у Бранденбургских ворот в честь 750-летия Берлина, говорил: "Мистер Горбачев, разрушьте эту стену!", как Венгрия, Чехословакия, а потом и ГДР открыли свои границы, — всё это происходило на ваших глазах…

— Да, конечно. Роль Михаила Горбачева во всем этом была непрямой, но именно его политика гласности и открытости привела к тому, что во всем социалистическом лагере началось "брожение", ну оно еще до Горбачева в какой-то мере в Польше, например, начиналось.

Я работал в 89-м году в Бонне, когда состоялся исторический визит Михаила Горбачева, когда действительно его принимали с распростертыми объятьями, он купался просто в лучах славы.

В октябре Горбачев посетил Восточный Берлин, был снят со своего поста Хонеккер, а новые руководители ГДР открыли границу, немцы начали объединяться. Горбачев действительно понял, что надо не сопротивляться, а возглавить этот процесс, за что немцы ему до сих пор благодарны.

— Как процесс объединения происходил, наверняка вам известны какие-то конкретные примеры — судьбы людей, воссоединение семей, помните что-то особенное, что, быть может, не попало в кадр?

— Я был до и после падения стены в лагерях, где содержались сбежавшие из ГДР, видел, как люди были настроены. Я же 5 лет прожил в ГДР, когда учился, и прекрасно знал, что думали восточные немцы о западных.

— И что они думали?

— Конечно, им было очень обидно жить рядом с таким могучим соседом, видеть все эти валютные магазины в ГДР, видеть разодетых родственников и знакомых, приезжающих оттуда с дорогими подарками, и чувствовать себя бедными и обделенными, когда очередь даже на ущербный автомобиль "Трабант" составляла более 10 лет.

Как немцы встречали и встречают мигрантов

— А как западные немцы встречали восточных?

— Нормально, как немцы немцев должны встречать. Для них всё делалось, им находили работу, им было проще устроиться — с тем же языком, с теми же корнями.

— Их же были сотни тысяч, фактически беженцев, как и куда их тогда размещали?

— Были специальные лагеря для беженцев из ГДР. Сейчас в подобных лагерях содержатся беженцы из Северной Африки, с Ближнего Востока. Может быть, созданы не такие условия, как тогда для восточных немцев, но очень похоже это было.

— Не такие условия — это какие?

— Тогда всё было более цивилизованно, конечно, немцы есть немцы, беженцы из ГДР содержали эти лагеря в чистоте, образцовом порядке. Условия примерно те же, просто не было таких восточных базаров, как сейчас, не было такой грязи, скученности, неряшливости. Но сейчас некоторых беженцев селят даже в хороших отелях, полностью выкупают гостиницы.

— И отелям это ведь выгодно — гарантирована заполняемость, государство всё оплачивает, так?

— Да, вот, например, раньше, во время командировок в Берлин, мы часто останавливались в отеле "Президент", недалеко от начала знаменитой Курфюрстендамм, лучший район. А недавно обнаружили — бог ты мой! — весь отель выкупили городские власти под размещение беженцев. Зашли мы в фойе — я его не узнал!

Там просто был разгром полный: тюки, мешки, грязное бельё, много детей, в ресторане всё вверх дном, хорошая мебель вынесена. Короче, это уже не 4-звездный отель, а запущенное общежитие. Но те, кто там живет, — им нравится, конечно.

— А как местные жители реагируют на подобное соседство, когда беженцы размещаются не где-то на окраине в закрытых лагерях, а в престижных районах, в центре города? И что власти говорят — надолго ли это?

— Немецкие политики рассчитывают, что часть беженцев уедет назад на родину, когда войны у них закончатся, но обычные люди в этом сомневаются: ведь только ненормальный уедет от таких благ, когда тебе дают до 400 евро в месяц и обеспечивают всем необходимым, а ты должен возвращаться в разрушенный город, где нет ни работы, ни жилья, ни нормального питания. Не знаю, кто-то, может, вернётся, но молодежь (а там практически все здоровые парни, лбы такие, впечатление, что они уехали, чтобы избежать службы в армии) — каждый рассчитывает, что потом или семью, детей, или девушку можно привезти в Германию, и этому конца не видно. Думаю, Германия в ближайшие десятилетия обречена жить с этой новой волной беженцев, которых уже въехало более миллиона…

Я, когда бываю в Берлине, люблю ездить на метро, и сейчас уже ощущение, что в метро немцев почти не осталось, а ездят в основном иностранцы, со всего света.

Я считаю, немцы — это нация, наиболее терпимая к иностранцам, они действительно много делают, чтобы помочь людям, бежавшим от войны и лишений, но предел уже достигнут. От Меркель даже ее соратники решительно требуют ограничить приток новых беженцев и не тратить на их поддержку миллиарды и миллиарды евро.

— Какие сложности были в вашей работе в Германии во времена Советского Союза и позже, уже в 90-е годы?

— Ну вот, к примеру, такой случай: в феврале 1987 года в Бонне от меня в Америку сбежал оператор Владимир Ковнат. Это была история, когда я "висел на ниточке": руководителем Гостелерадио тогда был Александр Никифорович Аксенов, некогда председатель КГБ Белоруссии, скорый на руку и твердый человек, соответственно, меня уже хотели высылать за то, что я "не углядел", — еле-еле его переубедили.

Ковнат, кстати, был единственным оператором тогда на телевидении, который имел звание "Заслуженный деятель искусств", он при этом еще был партийным секретарем отдела операторов, снимал в горячих точках, в окопах, во Вьетнаме, Ливане, имел боевой орден Красной Звезды, представляете? Когда он убежал, я не поверил, мы еще неделю его разыскивали, но потом выяснилось, что он все-таки сбежал, тихо, вместе с женой, переехал через Рейн, обратился в посольство США в Бонне и попросил политическое убежище. Правда, через полгода он вернулся в Москву. Но всего, что он заслужил, его тогда лишили.

— Сейчас такое трудно себе представить, а в конце 80-х это еще было возможно?

— Да, так было. Не посадили, конечно, но отобрали всё, что можно отобрать, — все награды, благодарности, звания сняли, он маялся-маялся и через пару лет заболел, наверное, на фоне всех этих скандалов и умер. А для меня это был вопрос моего пребывания в ФРГ, еще чуть-чуть — и меня бы там уже не было.

Еще были проблемы у меня, когда я в одном из материалов допустил, что ГДР, объединившись с ФРГ, станет членом НАТО, что естественно. А когда я однажды сравнил украинский язык с баварским диалектом, это еще было при Кравчуке (первый президент Украины), — как же украинцы обиделись! Мне на факс приходили из МИДа Украины угрожающие послания, звонили, обращались к руководству, требовали меня уволить, но у нас всерьез все это не восприняли.

Почему я остаюсь в основном приверженным репортерской работе? Мне есть с чем сравнивать, я давно в профессии… Если ты чего-то достиг, то можно, конечно, перейти на что-то другое, более масштабный формат, но есть люди, которые делают это лучше. А то, что я делаю — такие люди тоже есть, но их всё-таки поменьше.

— Кто, например?

— Раньше — наши замечательные тележурналисты — Владимир Павлович Дунаев, Валентин Сергеевич Зорин (до сих пор работает, 91 год ему), Анатолий Георгиевич Потапов, а сейчас — Сергей Брилев, Вадим Глускер, Антон Вольский и ряд других. Ну а лучший в нашей профессии, на мой взгляд, Леонид Парфенов.

— А как в целом вы оцениваете уровень российской тележурналистики?

— Очень положительно оцениваю. У нас принято критиковать — мол, говорить не умеют, ударения неправильно ставят, пишут не так…

— Я про содержание.

— У нас, в отличие от западных стран, люди сейчас не вылезают из кадра чуть ли не со студенческой скамьи, естественно, они еще многого не знают, я тоже, когда вернулся после обучения в Германии, многого не знал — пришлось учиться годами и, как говорится, работать над собой.

Сейчас некоторые идеализируют программу "Время", вот, блестящие журналисты были. Но по большому счету, если сравнивать их уровень и уровень нынешних корреспондентов, это всё равно, что сравнивать игру шахматистов Михаила Таля и Вишванатана Ананда, Бориса Спасского и Магнуса Карлсена…

— Ну сейчас уже другие технологии, простой доступ к огромному объему информации.

— Да, это заслуга времени. Раньше не было ни мобильных телефонов, ни интернета, мы работали на кинопленке и громоздких видеокомплектах. Если нужна была справочная информация, мы заказывали выписки из архивов, сидели в библиотеках. Сейчас всё можно выяснить в два клика. А потом более или менее грамотно написать и озвучить.

А что касается цензуры, — корреспондент, что в Советском Союзе, что сейчас, находится фактически в уязвимом положении. Есть такое понятие, как "ножницы": раньше резали пленку, сейчас видео на компьютере. Материалы часто не вписываются в хронометраж, и их сокращают — от тебя это мало зависит.

— Редакторское сокращение длинных материалов и цензура — всё-таки разные понятия.

— Ну а так практически никто не звонил, ничего не требовал, что следует говорить, ни в советское время, ни позже. Да, конечно, здесь есть и определенный элемент самоцензуры: опытный журналист всегда знает, что можно сказать, а чего говорить не надо.

— Сейчас же вы четко знаете, что конкретно вам нужно говорить?

— Ну, я надеюсь. Проколы, претензии ко мне, конечно, бывали, но они не имели серьезных последствий. Пока я еще на своем месте, до сих пор не уволили.

— Это и есть секрет вашей долгой карьеры на телевидении?

— Меня, конечно, узнают, говорят: "Моя бабушка так любила вас смотреть". Ну да, отвечаю, так долго не живут.

Не знаю, сколько я еще буду работать. Но боюсь, что без работы мне будет скучно.

Я уже замечал, что творческое бездействие быстро сказывается на работе головного мозга — сразу начинаешь тупеть, память ослабевает, реакция не та.

Вообще, за годы работы у меня выработалась привычка, если несколько дней меня нет на экране, я просто физически плохо себя чувствую, возникают беспокойство, раздражительность. И все проходит, стоит только произнести в эфире так называемую подпись: Владимир Кондратьев, телекомпания НТВ.

Анастасия Мельникова, обозреватель МИА "Россия сегодня"

Россия > СМИ, ИТ > ria.ru, 16 марта 2016 > № 1688028 Владимир Кондратьев

Алексей Кондратьев: "Нескольких лет подряд Тамбов получает звание "Самый безопасный город""

Беседовал Владимир Нестеров

В гостях у программы "Трибуна" член комитета Совета Федерации по обороне и безопасности Алексей Кондратьев. В верхней палате российского парламента он представляет Тамбовскую область

- В рамках нашей программы "Трибуна" есть традиционная рубрика "От Камчатского края до Калининградской области". В ней мы просим наших гостей рассказать о тех регионах, которые они представляют в Совете Федерации. Как можно оценить туристическую привлекательность Тамбовской области?

- Тамбовщина была достаточно давно сформирована как область, и своей новаторской сущностью стала одной из передовых губерний в царское время. Тамбов был основан в 1636 году воеводой Романом Боборыкиным как крепость на южных рубежах тогдашнего достаточно молодого российского государства для защиты от набегов крымских татар и ногайских ханов со стороны Дикого поля. Политика XVII века в русском государстве заключалась в расширении территорий, отодвигании границ государства как можно дальше от Москвы для исключения и воспрещения подобных набегов – тогда это была достаточно серьезная проблема для государства. Оставались "анклавы" от Золотой Орды со времен похода чингизидов, одним из них был поход хана Батыя, внука Чингисхана, который проходил недалеко от той географической точки, где находится Тамбов. Есть легенда, как Батый проходил через реку, на другом берегу которой начиналась территория, заселенная славянскими племенами. Одна из жен завоевателя, уроженка этой местности, попросила его не ходить на эти земли. Батый ударил ее плеткой, и тут же вскрикнул от боли - сын Батыя и этой женщины ударил его ножом в ногу. В результате мальчика и его мать живыми закопали под курганом. На территории области нас более 3000 курганов, и со времен скифов и со времен кочевых перемещений татарских и мордовских племен. Граница Дикого поля тогда была одним из ответвлений Великого шелкового пути, по которому шли миграционные потоки.

С XVII века наши цари, раздвигая границы и на юг, и на юго-запад, и на восток, занимались установлением пограничных рубежей. Казаки рязанского казачества, донского казачества, монастырские крестьяне и были предками жителей Тамбовской губернии. Вокруг тогдашней крепости Тамбов были сформированы поселения, которые существуют до сих пор. Все они носят воинские названия – Полковое, Стрельцы, Пушкари, ведь население состояло из служивого люда.

Перед Великой Отечественной войной, уже после страшнейших гражданских чисток, Тамбовская губерния, включавшая до этого огромные территории Липецкой, Рязанской, Саратовской, Пензенской, Нижегородской, Владимирской губерний, Мордовской республики сегодняшней, была сокращена. Особый генотип, заложенный в прошлые века, позволил Тамбову стать и городом-тружеником, и городом-воином. С Тамбовщины на фронт ушло более 450 тыс. человек, более 250 тыс. не вернулось назад. По числу героев Советского Союза, полных кавалеров, тамбовчане заняли пятое место в СССР. Первой женщиной, удостоенной звания Героя Советского Союза в годы ВОВ, стала наша землячка Зоя Космодемьянская.

Я родился в 5 км от родного села Зои и Шуры Космодемьянских Осино-Гай. С детства слышал рассказы о них. Шура тоже стал Героем Советского Союза, а их дедушка, который служил священником в храме Осино-Гай, был расстрелян во время чисток в 1937 году. Такие люди живут на Тамбовщине - умеющие и трудиться, и стоять за свою страну!

После войны Тамбов стал научно-производственным центром. Был удостоен Ордена Трудового Красного Знамени за заслуги в развитии химического машиностроения. Область сегодня является достаточно динамично развивающимся регионом – это симбиоз производственных мощностей оборонного направления и научного кластера. Мы делаем огромные шаги по развитию сельского хозяйства. Тамбовщина была родиной Сельскохозяйственной ярмарки. Мы возродили Покровскую ярмарку. Это была одни из крупнейших сельскохозяйственных ярмарок в царской России, которая перестала существовать в 1917 году. К нам 14 октября на Покров (это один из основных православных праздников) съезжались и теперь съезжаются предприниматели, торговцы, люди, выпускающие всевозможные предметы народного промысла, творческие коллективы со всего мира, наши партнеры из государств-побратимов, из городов-побратимов. Если в годы царской России это была огромнейшая по своему значению сельскохозяйственная выставка, как Die grüne woche (Зеленая неделя) в Берлине, сегодня потихонечку этот статус возвращается нашему производителю.

Есть территории, связанные с развитием православия. В Сосновском районе есть Мамонтова пустынь, где было явление Богородицы. Там находится замечательнейший монастырь, который благодаря усилиям Русской православной церкви восстанавливается. Накануне нового года, глава Администрации Тамбовской области Александр Валерьевич Никитин передал в ведение Русской православной церкви замечательный женский монастырь в Сатинке, в дореволюционное время практически крупнейший женский монастырь на территории России. С именем этого монастыря связаны и жития многих наших святых, включая и Сергия Радонежского, и святого Питирима, и многих других.

Сам Тамбов представляет собой симбиоз из современных зданий и зданий, сохранившихся с XVIII-XIX века в стиле модерн. Это такой русский купеческо-дворянский город, который сохранил свою самобытность. До нас во время войны не дошли немцы, поэтому многое удалось сохранить.

- Это в основном каменные строения?

- Каменные строения с вычурными лепнинами. В Тамбове множество православных храмов. В дореволюционном Воронеже, который уже тогда был гораздо больше Тамбова, было в полтора раза меньше церквей, чем в Тамбове. Сегодня 83% родителей в рамках изучения в начальной школе основ религиозной культуры выбирают православие. 92% населения Тамбова православные люди - русские, украинцы, белорусы. Но у нас проживают представители более 60 национальностей, и мы все сотрудничаем и живем одной семьей. Нескольких лет подряд Тамбов получает звание "Самый безопасный город" в рамках проверок МВД, опроса самих горожан и изучения социального мнения.

- Развита ли туристическая инфраструктура?

- Это и исторические объекты, и большое количество музеев. Есть Краеведческий областной музей, музейно-выставочный центр, посвященный, истории Великой Отечественной войны, Музей военной медицины, один из немногих на территории страны, с памятником военным медикам. Есть огромное количество памятников - сохранился памятник Михаилу Юрьевичу Лермонтову, который написал "Тамбовской казначейше". Помните начало: "Тамбов на карте генеральной/ кружком означен не всегда…". Сохранился памятник, установленный в мае 1941 года. Тогда в советском Союзе было установлено три памятника Лермонтову. Этот замечательный русский поэт, достаточно много произведений посвятивший Кавказу, часто бывал и в нашем городе. Он уроженец Пензенской земли, с бабушкой жил в Тарханах, и достаточно часто проезжал через наш город.

Поэт Гавриил Романович Державин был Тамбовским губернатором, и при нем был заложен целый ряд объектов и созданы новаторские вещи. В царской России первыми тремя газетами были "Московские губернские ведомости", "Санкт-Петербургские губернские ведомости" и "Тамбовские губернские ведомости". Тамбовским государственным университетом выпущен сборник "Тамбовских губернских новостей" времен Державина – это копии тех газет, которые были выпущены Державиным. При Державине было заложено земское образование - которые не имели из-за бедности родителей возможности обучаться на платной основе, обучались в обязательном порядке. Этот человек понимал, что детей нужно растить тружениками, нужно растить не балластом, неспособным определять свою судьбу, не интегрирующимся в общество, а именно горожанами.

Державиным был заложен и процесс выращивания коней. Тамбовщина была одним из центров коневодства. На сегодняшний день этот процесс сокращен, но на территории Тамбовской области сохранены два конезавода, и мы будем предпринимать усилия для того, чтобы их развивать. Наш ипподром один из старейших в России наряду с московским ипподром на Беговой и санкт-петербургским ипподромом. Именно тамбовские конезаводы выращивают рысистую орловскую породу. Это наш "русский ахалтекинец".

Что касается экологического туризма, то это охота и рыбалка. Правда, последнего медведя у нас убили в 1957 году, благодаря усилиям Управления природоохраны и природопользования, возрождается поголовье лося, кабана, косули.

- А гостиницы, транспорт?

- Инфраструктура туризма создана в полном объеме. Есть и гостиницы, и возможности проката автомобилей для перемещения по территории области. Действия полиции достаточно хорошо отлажены именно в направлении обеспечения безопасности. Есть медицинские пункты на основных туристических маршрутах, в том числе на заповедных территориях, потому что многие предпочитают перемещение на байдарках.

Россия. ЦФО > Госбюджет, налоги, цены > vestikavkaza.ru, 16 марта 2016 > № 1686375 Алексей Кондратьев

Подмосковью, как и всей стране, приходится строить свою жизнь в непростых экономических условиях. О том, какие сферы считаются приоритетными в регионе в 2016 году, как решаются проблемы обманутых дольщиков и военных городков, а также о пользе санкций и грядущих выборах в Госдуму в интервью РИА Новости рассказал губернатор Московской области Андрей Воробьев. Беседовала Маргарита Коржук.

— В связи со сложной экономической ситуацией какие приоритетные сферы в регионе в 2016 году?

— Действительно, мы все видим, что ситуация вокруг непростая. Она связана с ценами на нефть, на энергоресурсы, свою роль сыграли санкции. Тем не менее бюджет области растет немного за счет НДФЛ и за счет налога на прибыль. Это приятные цифры, мы, естественно, их мониторим каждый месяц, сравниваем с предыдущими периодами, смотрим структуру этого роста для того, чтобы понимать, где мы окажемся завтра. Совершенно очевидно, что без денег, без ресурсов мы не сможем реализовать те программы в сферах, которые направлены на человека: здравоохранение, образование, дороги, развязки, общественный транспорт и так далее. Нам удается удерживать стабильную ситуацию. В этом помогает диверсифицированная экономика. У нас нет ни нефти, ни газа, ни ценных природных ископаемых, только промышленность, сельское хозяйство, торговый сектор, строительство — все это нам дает относительно неплохие показатели.

Например, мы планируем в 2016 году отремонтировать не менее 100 поликлиник, привлечь на работу в область не менее 2 тысяч медиков, построить 23 новые школы, а в 2020 году ликвидировать вторую смену в начальной школе.

Активно ведем поиск инвестиций. В прошлом году в ручном режиме сопровождали 47 компаний, в этом году также ведем работу по привлечению иностранных и отечественных инвесторов. В основные фонды, модернизацию прямые инвестиции составили 640 миллиардов рублей. При валовом региональном продукте в 3 триллиона это, считайте, больше, чем четверть. Нам важно создавать рабочие места. Проблема в том, что у нас 1,2-1,5 миллиона человек каждый день ездят в Москву и обратно. Классическая ситуация для любой территории, прилегающей к мегаполису, в любой стране мира. И наша задача — развернуть этот поток. В прошлом году мы создали порядка 75 тысяч высококвалифицированных рабочих мест, то есть таких, где зарплата выше 45-50 тысяч рублей.

— Отток жителей региона в Москву в связи с этим уменьшился?

— Конечно, и каждое новое предприятие создает новые возможности для работы рядом с домом без потери времени в пробках и электричках.

— Или все-таки приезжают из регионов, занимают эти ниши?

— В Московскую область каждый год приезжает 85-90 тысяч новых жителей. Поэтому стараемся работать на опережение. Например, при каждом муниципалитете созданы специальные площадки для открытия новых предприятий. В Реутове это 20 гектаров, в Талдомском районе 600 гектаров. На эти площадки заводим воду, газ, коммуникации, проводим дороги, чтобы у вновь созданных предприятий была возможность думать только о собственном развитии. Это стратегическая работа, которой мы занимаемся, чтобы появлялись новые вакансии, чтобы достичь высоких бюджетных показателей, а они нам очень нужны. Территория большая, в 18 раз больше Москвы, а бюджет в три раза меньше. Мы делаем все, чтобы выровнять такую диспропорцию.

— Федеральные власти говорят о том, что социальные обязательства будут выполняться. Как с этим обстоят дела в Подмосковье, на что будет направлено особое внимание?

— В любом российском субъекте бюджет где-то на 65%, где-то на 70% социально ориентирован. Это, с одной стороны, очень хорошо, потому что показывает приоритетные направления, на которые идут деньги, но, с другой стороны, хотелось бы иметь больший бюджет, чтобы заметная часть все-таки шла в инвестиции, в инфраструктуру, в новые проекты. Нужно иметь ресурсы для развития территории.

Что касается социальных обязательств, то и в Москве, и в Подмосковье два самых больших социальных бюджета и в абсолютном, и в относительном плане. У нас огромное количество льготных категорий: инвалиды, многодетные семьи, ветераны. Например, все пенсионеры ездят на общественном транспорте бесплатно и порой просто не знают, сколько стоит билет, потому что им не нужно этого знать. Мы компенсируем затраты на капитальный ремонт пенсионерам старше 70 лет и доплачиваем 700 рублей ежемесячно для одиноко проживающих пенсионеров этой возрастной группы.

У нас самые большие льготы и по поддержке многодетных семей. Мы с 1 сентября 2016 года введем в школах бесплатное питание для всех многодетных. Подмосковье — один из немногих регионов, где есть своя дополнительная выплата материнского капитала в 100 тысяч рублей, причем при рождении второго ребенка, а не третьего, как это принято в других субъектах. Мы также рассматриваем возможность предоставить многодетным семьям компенсацию на приобретение школьной формы. В конце концов, именно мы строим рекордное количество детских садов: 102 сада было построено только в прошлом году, а за три года — 317.

— Расскажите о программе диспансеризации в Московской области.

— У нашего человека есть проблема — мы все оставляем на потом. Но каждый, кому за 30, должен четко понимать, что если есть планы прожить долго, то надо за здоровьем следить.

Мы претендуем на создание новой культуры отношения к своему здоровью. Пытаемся разрушить стереотипное поведение, когда вроде ничего не болит, то и проверяться не нужно. Нужно! Сегодня медицина достигла такого уровня, что действительно способна продлить жизнь. Только для этого нужно проходить обследование. Почему-то многие мужчины не забывают отправить свой автомобиль на ТО, а свое здоровье игнорируют. Относятся как к второстепенной задаче. Поэтому у нас существуют группы риска: это сердце, это онкология.

Мы с этого года организовали специальные дни для прохождения диспансеризации. Буквально кинули клич. Выбрали для этого субботы. Каждый человек может совершенно спокойно прийти в поликлинику и провериться. Для людей это бесплатно и будет бесплатно по ОМС. Первые обследования дали ощутимый результат. По всей области были случаи, когда врачи обнаружили у людей серьезные заболевания на ранней излечимой стадии. В Клину у мужчины 46 лет выявили ишемию сердца, назначили лечение с хорошим прогнозом. В Подольске молодая женщина 34 лет, благодаря тому, что решилась пройти субботнюю диспансеризацию, помогла врачам вовремя обнаружить новообразования. В Химках мужчину 54 лет жена уговорила пойти провериться, и тоже вовремя определили диагноз — панкреатит. И таких случаев мы узнаем много и, уверен, узнаем еще больше. Люди поймут, что спокойнее и дешевле не полениться и выделить пару часов на свое здоровье. В конце концов, это просто ответственное поведение перед собой и близкими.

Также мы создали 14 клинико-диагностических центров (КДЦ), это не просто поликлиника, где есть аппарат УЗИ. Там проводится углубленное обследование на современной аппаратуре, которое можно пройти раз в год, и чувствовать себя уверенно.

— Как вы решаете проблему с дольщиками? Как обстоят дела с СУ-155?

— С дольщиками мы решаем проблему следующим образом. Нас обманули где-то на 50 миллиардов рублей со стоимостью земли, без стоимости земли — на 25-26 миллиардов рублей. Я имею в виду те случаи, когда застройщик обманул жителей и регион, не построив школу, поликлинику, детский сад и не предоставив квартиру. Просто собрал деньги и ушел. К сожалению, мы вынуждены признать, что такая проблема у нас в Подмосковье существует, и мы это безобразие ликвидируем.

В 2013 году в Московской области было 18 тысяч обманутых дольщиков. На сегодня решены проблемы более 14,5 тысячи из них. Полностью проблему планируется решить до конца 2018 года при условии, что не возникнут новые проблемные объекты.

Мы составили черный список компаний и в марте опубликуем первые 20 контор, с которыми нельзя иметь дело. В Подмосковье работало порядка 550-600 строительных организаций, но я думаю, что теперь останется не более сотни.

Очевидно, что такая безответственность и обман жителей доставляет не только бессонные ночи тем, кто расстался с последними деньгами, но и создает большую головную боль муниципальным, региональным и даже федеральным властям. Мы благодарны правительству РФ, потому что они сейчас при нашем региональном участии ужесточают контроль за строительным бизнесом. У тебя должен быть капитал, достаточный, чтобы гарантировать права людей.

Например, в Московской области 66 объектов компании СУ-155. Минстроем РФ согласован график финансирования завершения строительства первой очереди — 38 объектов. Из оставшихся 28 объектов по 15 поддержана переуступка новому инвестору, по 13 ведется поиск решений.

— Какие конкретные действия предпринимаются для решения проблем с дольщиками?

— Сейчас мы берем нового застройщика, обременяем его, даем дополнительные этажи или увеличиваем плотность для того, чтобы у него появились ресурсы достроить то, что не закончил предыдущий девелопер. Мы не можем позволить себе использовать для этого бюджет области. У нас нет возможности вместо образования и здравоохранения взять и бросить деньги на застройку.

Мы вынуждены использовать высокий спрос на жилье в Московской области, находя решения в партнерстве со строительными компаниями.

— Сколько жилья планируется построить в 2016 году и будет ли проводиться дальнейшая работа по внедрению моратория на строительство по примеру Королева и Балашихи?

— В Москве 9 миллионов квадратных метров построили в 2015 году, в Московской области — 13,2 миллиона, из них 8,5 миллиона квадратных метров жилья. Планируемый ввод жилья в 2016 году — 6 миллионов квадратных метров.

Мы сейчас не гонимся за объемом, мы, скорее, наоборот постепенно сдерживаем стройку. Отказываем в разрешении на строительство, если не создаются объекты инфраструктуры, если стройка не решает проблем. Я имею в виду переселение из бараков, ремонт и расселение ветхого жилья или квартиры для обманутых дольщиков.

Мы исключили точечную и уплотнительную застройку. То есть у нас на градсовете в 99 случаев из 100 рассматривается только комплексная застройка. Ни одно решение не принималось без сбалансированного понимания по социальной инфраструктуре и дорогам, то есть нигде мы не даем зеленый свет, пока не будет построено соответствующее количество дошкольных и образовательных учреждений, поликлиник и так далее.

По мораторию: мы сейчас активно обсуждаем генеральные планы, в 2016 году утвердим 258 генеральных планов подмосковных городов. До сих пор в нашем регионе, как и во всей стране, не существует генпланов. Вся застройка на больших территориях, по сути, до сих пор велась хаотично. Генпланы, которые мы принимаем в 2016 году, позволят это сделать только после публичного обсуждения.

Кроме Балашихи и Королева, на особом контроле находится застройка всех городов в зоне притяжения Москвы: Химки, Мытищи, Красногорск, Люберцы.

— Мораторий на строительство может коснуться дальнего Подмосковья?

— Нет, в дальнем Подмосковье мы поощряем строительство. Например, в Егорьевске у нас безработица 0,7%, но там другая проблема. Мы привлекаем бизнес, но нам нужно строить жилье, чтобы было кому работать, когда приходят новые инвесторы, когда создаются рабочие места. Конечно, мы заинтересованы, чтобы города при удалении на 50 километров и дальше развивались, потому что стройка — это жизнь. И если она сбалансирована, она параллельно решает много сопутствующих задач: новые детский сад, новая школа, новая поликлиника.

— Недавно была встреча с Сергеем Шойгу. Во сколько перевод военных городков может обойтись бюджету Московской области?

— Это вопрос для нас очень болезненный. Всего в Московской области 400 городков, там живет порядка 200 тысяч человек. Передали уже 187. В этих городках ничего не делалось в течение нескольких десятилетий. Люди оказались в абсурдной ситуации, потому что региональные и муниципальные власти не имеют права вкладывать деньги в объекты, которые им не принадлежат, не находятся на балансе. Это просто нецелевое использование со всеми вытекающими. При этом Минобороны также не может туда что-то инвестировать. И вот на протяжении жизни целых поколений там ничего не происходило.

Министр обороны РФ Сергей Шойгу знает о таком состоянии, и у нас есть договор, по которому все, что не задействовано в хозяйственной деятельности министерства, передается в область. Для нас это головная боль, но жители этих городков находятся в тяжелейшей ситуации. И мы не имеем право бросить их в таком положении. Это наши жители.

Мы в прошлом году выделили 680 миллионов на модернизацию военных городков, в этом году предусмотрели полтора миллиарда рублей. А буквально вчера приняли решение о направлении еще двух миллиардов. Это все из нашего регионального бюджета. В общей сложности для капремонта, реконструкции переданных и планируемых к передаче объектов жилищного комплекса и недвижимого имущества военных городков необходимо более 46 миллиардов рублей.

Но военные также передают нам пустые земли, которые уже давно не работают на оборону, а это инвестиционно привлекательные территории.

Допустим, нам передан городок в Красногорском районе. Мы его можем выставить на аукцион, там построить жилье, но взамен получить деньги на аукционе, чтобы направить их на модернизацию. У нас появляется источник, пусть недостаточный для решения всех проблем, но он есть.

— Есть ли конкретные планы по использованию таких свободных земель?

— Да, на прошлой неделе нам передали нефтебазу в Балашихе — это 60 гектаров земли, прилегающих к МКАДу. Сейчас мы объявляем конкурс, и одна из ведущих компаний уже предложила создать там профицитное количество рабочих мест — 40 тысяч. Для справки, самая высокая необеспеченность рабочими местами у нас это именно Балашиха. Там живет порядка 430-450 тысяч человек, и каждое утро половина едет в Москву, что совершенно ненормально.

Эта компания, создавая рабочие места, будет строить жилье. Мы только что говорили про мораторий. Но это жилье будет строиться лишь в комплексе с созданием рабочих мест. Инвестор должен заработать. Он создает рабочие места — это будет торговые центры, это будут офисные помещения, это будут площадки для малого бизнеса, но при этом, чтобы бизнес-модель, как говорится, летела, нужно дать определенное количество квадратных метров.

— Будете ли просить на военные городки деньги из федерального бюджета?

— Просить можем, но нам денег не дадут. Мы всегда просим, это нормальное явление. Обычно на совместные программы с совместным финансированием. Вопрос в том, 5% или 25%, но сам факт такого партнерства существует. Последняя федеральная программа была очень заметна — это строительство переездов на пересечении с железной дорогой. Они очень дорогие, это инженерные сооружения, и, благодаря этому решению, мы расширили проблемные места для автомобилистов. Например, южный обход Подольска также строится за федеральные деньги.

— Планируется ли оставшиеся у Минобороны городки передавать области?

— Не все. Там, где поселения военного назначения, это закрытые городки. Ну а те, где нет войск и техники, могут передаваться дальше.

— Как обстоит ситуация с украинскими беженцами в Московской области? Какие социальные льготы им предоставляются, как их защищают на территории области и встраиваются ли они в жизнь региона?

— Беженцы из Украины на 100% встраиваются в жизнь региона. В 2015 году самая высокая динамика миграции — это юго-восток Украины. Они оформляют временное разрешение на проживание. Мы помогаем и детям, которые приехали из Донецкой и Луганской областей, помогаем взрослым с трудоустройством, с жильем, предоставляем различные услуги, в том числе и медицинского характера, поскольку у некоторых просто нет полиса.

К концу 2016 года планируется ликвидировать пункты временного размещения, людей переведут в социальные учреждения Московской области при условии добровольного согласия и оформления вида на жительство.

Украинцы — народ трудолюбивый, поэтому и в школы приходят, и в социальную сферу, и на производство. Мы оказываем максимальное содействие. Дети приезжали сюда на летний отдых. Там много городов-побратимов с нашими муниципалитетами, и мы эту работу всячески поддерживаем.

— Вы говорили об иностранных инвесторах. Что Московская область может предложить зарубежным инвесторам и международным компаниям и чем она им интересна?

— Самый главный закон экономики — это спрос. Там, где есть спрос, будет предложение. Здесь, в столичном регионе, очевидно, что спрос огромный, потому что есть деньги. Мы создаем благоприятные условия, мы предоставляем субсидии инвесторам, которые приходят, и оказываем поддержку и сопровождение в ручном режиме. Например, если новое производство будет нуждаться в нормальном взаимодействии с торговыми сетями, с которыми у нас подписано соглашение, то мы просим торговые сети обеспечить максимально благоприятный режим взаимоотношений.

Когда к нам приходят инвесторы в сельском хозяйстве, мы компенсируем им капитальные затраты, процентную ставку и предоставляем бесплатно землю.

Эти три слагаемых заставляют оставаться у нас, потому что экономическая модель показывает более высокую доходность. Мы стараемся встречаться с инвесторами регулярно для того, чтобы решать вот такие рабочие, технические моменты. Например, предоставление за номинальную стоимость земли, в том числе и частной. Мы благодарны владельцам частных земель, что и они идут навстречу в своей индустриальной зоне, нередко предоставляя инвестору участок за фактически номинальную сумму.

В планах на ближайшие годы — проработка 18 проектов с участием Финляндии, Мексики, ФРГ, Италии, Франции, Норвегии, США и Чехии.

— Ведутся ли переговоры с кем-то из крупных иностранных инвесторов?

— Ведутся уже более полутора лет очень важные переговоры с одним из гигантов, но у нас подписано соглашение о неразглашении. Очень надеемся, что никакие ситуации, политические в том числе, не помешают. Это европейская мультинациональная компания.

У нас есть согласованная дорожная карта, и из десяти реперных точек мы прошли восемь. Обнародуем, когда пройдем остальные две. Это может случиться в этом году.

— Планируете ли вы дополнительное финансирование сельского хозяйства?

— Конечно. Мы стараемся делать так, чтобы каждый клочок земли заработал. Мы три года подряд ежегодно вводим в оборот по 50 тысяч гектаров. Этому мы очень рады, как и тому, что собственники земли пересмотрели свое отношение, предоставляют в среднесрочную аренду на три-пять лет землю фермерам и агропромышленным компаниям.

В этом году планируем увеличить финансирование агропромышленного комплекса из областного бюджета более чем на 60%. Это 3,2 миллиарда рублей. Еще 5 миллиардов должны быть направлены из федерального бюджета.

Также начинаем серию больших проектов — молочное и мясное животноводство, теплицы, аквакультура, овощехранилища. Это программа на несколько ближайших лет.

У нас есть сегодня осязаемых реальных инвестиций где-то на миллиард долларов — на 2016-2017 годы. Самое наглядное направление — это теплицы. Три компании готовы развивать это направление, все три — российские. Одна из них это "Луховицкие овощи": если мы подтвердим им компенсацию капитальных затрат, они готовы реализовать три очереди, это порядка 50-60 гектаров. Есть "Агрокультурагрупп" в Каширском районе, они приступили уже ко второй очереди, в совокупности порядка 100 гектаров хотят построить. И третье — это "Андрей Коркунов", известный больше как производитель конфет. В Ногинском районе он ведет амбициозный проект — порядка 80 гектаров теплиц. Есть еще три инвестора поменьше, но тоже с миллиардными инвестициями.

Второе важное направление — это молоко. Его катастрофически не хватает в Москве и Московской области. И здесь тоже, помимо процентной ставки, существует федеральная программа, где предполагается до 25% компенсации капитальных затрат.

Самый крупный инвестор в агропромышленном комплексе — вьетнамский молочный концерн THTrueMilk — планирует построить девять животноводческих комплексов в пяти районах Московской области, а также комбикормовый и молочноперерабатывающий заводы. Строительство планируется уже весной 2016 года.

Сельское хозяйство я бы поставил сегодня на первое место по привлекательности. В прошлом году мы увеличили производство овощей на 40%, это в открытых грунтах.

— А сбыт они планируют на территории Подмосковья и Москвы или планируется какой-то экспорт?

— Сегодня обеспеченность собственными овощами в Москве, наверное, не более 5%. При реализации всех проектов в Подмосковье собственная обеспеченность будет составлять 40-50%. С точки зрения продовольственной безопасности рынок сбыта огромный. Естественно, такой рост инвестиций произошел не на пустом месте, а по причине санкций и контрсанкций. И сейчас инвесторы готовы вкладывать десятки миллиардов рублей, но под гарантии, что мы их не бросим. И мы, конечно, будем их защищать, чтобы они дальше наращивали свою производительную мощь.

— У недобросовестных арендодателей будете отбирать землю?

— Такую возможность законодательство предусматривает, но наша практика показывает, что мы со всеми договоримся. Конечно, такая угроза, скорее всего, добавляет уверенности в наших намерениях, но все чаще и чаще собственник приходит к пониманию того, что земля должна работать, а не простаивать и не ждать непонятно чего.

В 2016 году впервые запланировано инициирование изъятия участков в судебном порядке с последующим предоставлением их для перспективных инвестиционных проектов по приоритетным направлениям.

Мы объявили мораторий в начале 2015 года: мы не переводим земли сельхозназначения в многоэтажное строительство. В промышленное — да. Министерство сельского хозяйства показывает нам, где нужно перевести землю промышленности. У нас один из индикаторов эффективности работы муниципалитета — это управление земельными ресурсами. Мы можем перевести землю промышленности там, где есть экономический эффект.

— Возникли ли проблемы в связи с оттоком мигрантов из-за колебания курсов валют? Дефицит кадров чувствуется? Они ведь занимали нишу, в основном ту, куда местные жители не идут.

— Дефицит кадров не чувствуется, ни по доходам, ни по дефициту рабочей силы. Мы были буквально дней десять назад на строящемся Щелковском перинатальном центре: девять из десяти отделочников — жители Щелковского района. Раньше, вы правы, было бы в лучшем случае 30% наших граждан.

Имеет место замещение гражданами РФ (в меньшей степени гражданами Украины) рабочих мест, занимаемых в 2013-2014 годах иностранными работниками. Это позитивный момент

Мы много патентов выдаем, в бюджет Московской области за патенты поступило 5,1 миллиарда рублей. 1,2 миллиона мигрантов регистрируются ежегодно.

— Не чувствуется ли в регионе национальная напряженность после убийства ребенка няней в Москве?

— Нет. Работа соответствующая проводится, нет предпосылок для образования напряженности. У нас было напряжение в 2013-2014 годах, когда было засилье мигрантов, они не были нигде зарегистрированы. У некоторых из приезжих было впечатление, что раз они не стоят нигде на учете, то могут делать все, что захотят. Сейчас напряженность спала и, я надеюсь, не вырастет снова.

— Планируются ли в этом году новые сокращения в правительстве и Мособлдуме?

— У нас идет оптимизация. Мы были на 29 месте по численности госаппарата. Мы сократили на 45% число чиновников и вошли в пятерку. В частности, мы видим потрясающий эффект от преобразования муниципального района в городской округ. Мы экономим деньги, создаем мобильную вертикаль, которая позволяет решать проблемы без излишней бюрократии и проволочек.

Представьте себе Одинцовский район: если это городской округ, то есть 20 депутатов и глава района, которые распоряжаются бюджетом и решают в том числе проблемы военных городков, распределяя ресурсы туда, где они нужнее всего. А теперь, в реалиях сегодняшнего дня, это 16-18 сельских поселений, в каждом из которых работают собрания депутатов по 20 человек.

Мы объединили ряд муниципалитетов, мы сделали городские округа в Мытищах, в Озерах, в Кашире, в Подольске. От этого выигрывают люди, потому что, чтобы решить проблему, они идут в одну администрацию.

— Когда планируете завершить полное формирование таких вертикалей?

— В конце года у нас будут большие преобразования, порядка 10-12 территорий мы предложим преобразовать в городские округа, чтобы система управления была оперативнее, быстрее и удобнее.

Сейчас мы приступаем ко второму этапу — оптимизация численности госучреждений, а также предприятий несоциальной сферы. Их у нас безумное количество — ГУПы, МУПы. Там работают порядка 22 тысяч человек, которые тоже сидят на бюджете.

Мы ликвидируем все неэффективные ГУПы, учреждения, которые высасывают ресурсы, и оставим только те, которые дают результат. Я думаю, что и там сможем добиться существенных сокращений.

— Сколько это позволит сэкономить денежных средств?

— Экономия прошлого года по машинам и чиновникам составила 2,1 миллиарда рублей в год. Все эти деньги мы направляем на здравоохранение.

Например, на жилье для врачей. Хороший врач просто так не поедет к нам работать, никаких иллюзий у нас нет. Врачи, а в Подмосковье был дефицит, приезжают к нам со всей страны только тогда, когда мы даем служебную квартиру.

Я убежден, что после завершения оптимизации у нас будет эффективная рабочая структура. При этом мы понимаем, что люди, которые хорошо работают, должны получать хорошие деньги. Экономия этого года будет направляться в том числе и на приглашение лучших специалистов.

— Ожидается ли дефицит бюджета по итогам 2016 года?

— Ежегодно у нас заложен дефицит бюджета. Он имеет ограничения как в бюджетном кодексе, так и на основании распоряжения Минфина РФ. Мы укладываемся в параметры, сейчас дефицит бюджета 34,8 миллиарда рублей — порядка 10%. Этот уровень нормальный для устойчивого региона.

— А какие-нибудь меры будете принимать для сокращения этого дефицита?

— В наших условиях избежать дефицита практически невозможно. Конечно, при условии, что ты стремишься развивать регион. Люди оценят, если у тебя не будет дефицита педиатров, или не будет ям на дорогах, или будет избыточное количество площадок для новых производств. Поэтому государственное и муниципальное бюджетное регулирование нацелено на развитие территории. Мы очень надеемся на продолжение эффективного взаимодействия с Министерством финансов РФ, потому что соблюдение всех требований Минфина и бюджетного кодекса, наша надежная репутация позволяют нам рассчитывать на конструктивные партнерские отношения.

Частично покрытие дефицита предполагается за счет нескольких источников: остатки средств бюджета на начало 2016 года, мобилизация дополнительных доходов в бюджет области, оптимизация не первоочередных расходов.

— Новые линии метро появятся в ближайшем Подмосковье?

— Этот вопрос больше нужно Сергею Семеновичу Собянину адресовать. Наверное, самый громкий запрос — это Мытищи. Но это решение — предмет переговоров, нужен целый ряд технических решений. Новый участок подземного метро — это новое депо, инфраструктура, транспортный узел. Это расчет нагрузки, поскольку есть пример нескольких конечных станций, как, например, Выхино, на которой иногда просто невозможно войти в вагон.

Нужно думать над перенаправлением и распределением потоков.

Мы развиваем свое легкое метро. Мы еще в начале пути, но движение есть. Будем строить хорды там, где высокая плотность населения, где нужно связывать крупные центры. Например, между Долгопрудным и Химками. Между Подольском, Домодедово и Раменским. Первая такая ветка в процессе разработки.

— Какие основные проблемы дорожной сети планируется решать в этом году?

— Мы сдадим южный обход Подольска в первой половине 2016 года. Строители, к сожалению, сорвали по разным объективным и субъективным причинам срок ввода в конце 2015 года. Сейчас на подходе несколько важных и долгожданных объектов, в том числе переезд у платформы Новодачная. Строим обход Сергиева Посада, защищаем Лавру от сумасшедшего транзита. Приступаем к строительству стратегически важной развязки Ильинского и Волоколамского шоссе в Красногорском районе. Работаем и ищем деньги для моста в Дубне, запрос на него огромный.

— Планируется ли введение платной парковки в области по примеру Москвы? Если да, то с какого района начнете? Как будет решаться вопрос об их введении?

— Подмосковье на четвертом месте среди регионов по уровню автомобилизации. У нас 340 машин на тысячу жителей. Это много. Поэтому тема парковочных мест стоит остро. Особенно в районах с плотной застройкой. Сейчас мы приступаем к созданию преимущественно бесплатных парковочных мест в Химках, Королеве, Одинцове, Реутове, Балашихе, Мытищах, Долгопрудном, Люберцах и Красногорске. Каждый адрес будет обсуждаться с жителями. Точно так же, как и концепция платных парковок на наиболее загруженных центральных улицах. Тут все решения будут приниматься в диалоге, поэтому подождем результатов слушаний и предметных предложений.

— Как будет проходить WorldSkills в Московской области?

— Национальный чемпионат WorldSkills пройдет с 23 по 27 мая на территории Крокус Экспо. До сих пор Казань уделяла этому проекту особое внимание, теперь — наш регион. У нас традиционно большое количество ребят участвовало в WorldSkills. Порядка 187 миллионов рублей выделили из своего бюджета. Это очень хорошее дело, поднимает престиж рабочих профессий. Приятно, что наши участники занимают достойные места — Московская область занимает второе место в рейтинге после Татарстана.

— Насколько популярна Московская область у иностранных туристов? Что может быть для них интересно? Есть ли какое-то видения того, как должна развиваться эта сфера?

— Строятся отели, есть запрос на то, чтобы воздухом подышать, отдохнуть. Последние два года — аншлаг и летом, и в зимнее время. Очевидно, что семейные бюджеты пострадали от девальвации рубля и не все могут позволить себе заграничный отдых, к тому же в некоторых странах он становится небезопасным. У нас развивается сеть гостиниц, отелей, пансионатов, мы работаем над тем, чтобы сервис был на должном уровне. Конечно, приветствуем инвесторов, которые строят отели. Создаем брендовые туристические маршруты по усадьбам и кремлям Подмосковья, развиваем агро- и экотуризм.

— Рассчитываете ли на увеличение числа туристов в регионе во время проведения чемпионата мира по футболу в 2018 году?

— Прогнозируемый поток туристов только в Московскую область — около 15 миллионов человек. Подгоняем под этот поток наш гостиничный фонд. 13 гостиниц уже заключили специальные договоры на время соревнований. У нас будут готовиться к матчам сборные разных стран. Готовим для них 12 тренировочных баз. Это значит, что на наших полях будут тренироваться настоящие звезды мирового футбола. Полуфинал и финал будут в Москве, соответственно, кульминация событий будет совсем рядом. В общем, ждем большой футбол к нам в гости.

— Будете участвовать в праймериз?

— В праймериз будут участвовать все кандидаты от "Единой России", но не губернаторы. У нас в дебатах примут участие Ирина Роднина, Максим Сураев, Оксана Пушкина. Праймериз, или, точнее, предварительное голосование в нынешнем формате, это совершенно новая история. Я считаю, что весьма полезная для развития политической культуры.

— Возглавите ли вы список от "Единой России" по Московской области?

— У нас областные выборы и федеральные совпадают. Если доверят, то возглавлю. Решения принимаются на съезде и на конференции. Областной список — на конференции, а федеральный — на съезде. Так что подождем решения коллег.

Россия > Госбюджет, налоги, цены > ria.ru, 10 марта 2016 > № 1681179 Андрей Воробьев

Путь Обамы

Фред Каплан

Президент в действии

Фред Каплан – колумнист журнала Slate, автор книги «Темная территория: Секретная история кибервойны» (Dark Territory: The Secret History of Cyber War).

Резюме Главный принцип Обамы: не рисковать войной с Россией ради Украины. Однажды он заметил: «Если бы я захотел вторгнуться в Канаду или Мексику, никто ничего не смог бы с этим сделать». То же самое можно сказать о Путине и Украине.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 1, 2016 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Через неделю после инаугурации, 28 января 2009 г., Барак Обама встретился с американскими генералами и адмиралами на их территории – в «танке», зале совещаний Объединенного комитета начальников штабов на втором этаже Пентагона. Один из участников встречи вспоминал, что новый президент был «удивительно уверен в себе – сдержан, спокоен, проявлял ко всем уважение и не пытался вести себя чересчур активно как верховный главнокомандующий». Обама прошел по комнате, поздоровался со всеми присутствующими, поблагодарил их и вооруженные силы в целом за службу и жертвенность, затем приступил к свободному обсуждению мировых вызовов, регион за регионом, кризис за кризисом. Он проявил себя «хозяином положения», отмечал участник встречи, владел информацией по каждому вопросу и, главное, продемонстрировал глубокий реализм, что стало сюрпризом для офицеров, которые настороженно относились к молодому неопытному демократу.

В какой-то момент Обама заметил, что он не тот человек, который едет по улице и ищет удобное место для парковки. Увидев свободное место, он попытается втиснуться туда, даже если для этого потребуется совершить сложные маневры. Смысл был очевиден: президенту достались плохие карты (две непопулярные войны, отдалившиеся союзники, глубочайшая рецессия за десятилетия), но он найдет способ действовать в сложившихся условиях.

Спустя семь лет многие офицеры и специалисты по обороне, в том числе те, кто восхищался Обамой вначале, считают, что в годы его президентства сложился совсем иной стиль управления. Они превозносят исторические достижения – соглашение по ядерной программе Ирана, налаживание отношений с Кубой, Транстихоокеанское партнерство, предотвращение (пока) новых терактов на американской территории, и признают, что Обама часто пытался выбрать лучший из плохих вариантов. Но слишком часто, говорят они, глава государства избегал активных действий, ожидая, пока изменится ситуация – по его собственной метафоре, кружа по кварталу в поисках удобного места для парковки.

Вот стандартная критика внешней политики Обамы: он избегает жестких решений, не приемлет использования военной силы, если это грозит американцам жертвами или может вызвать эскалацию конфликта, его слова часто не совпадают с поступками. «Он сурово предупреждает, а потом ничего не предпринимает. Это подрывает доверие к Америке», – говорит отставной четырехзвездный генерал.

Справедливо ли обвинение? И если оно в определенной степени обоснованно, насколько велика ответственность Обамы, а насколько подобное обусловлено сложностью проблем, с которыми президент столкнулся? Мог бы лидер другого типа лучше справиться с вызовами десятилетия, и если да, то как?

Приведенный ниже анализ ключевых кризисов и решений основан на моих беседах с десятками чиновников на протяжении всего президентства Обамы и интервью с 20 высшими офицерами (действующими и отставными).

Уроки Ливии

В декабре 2009 г. Обама прилетел в Осло, чтобы получить Нобелевскую премию мира. Награда была, мягко говоря, преждевременной, но в своей речи Обама изложил принципы внешней политики, которым надеялся следовать, – продуманная попытка преодолеть противоречия между идеализмом и реализмом. Это была смелая речь лауреата премии мира. «Слова о том, что применение силы иногда необходимо, нельзя считать проявлением цинизма; в них – признание исторических закономерностей, человеческого несовершенства и ограниченности разума», – сказал Обама. Государствам следует «соблюдать стандарты применения силы», а справедливый, устойчивый мир должен быть «основан на неотъемлемых правах и достоинстве всех людей». Однако «Америка не может действовать в одиночку», если речь не идет о жизненно важных национальных интересах, а возвышенная риторика о правах человека лишь поддерживает «деструктивный статус-кво». Взаимодействие с репрессивными режимами «не приносит такого удовлетворения, как чистое негодование», но «ни один репрессивный режим не может встать на новый путь, если перед ним не будет открыта дверь».

Бен Родс, заместитель советника Обамы по национальной безопасности, отвечающий за стратегические связи, отметил: «Когда меня просят резюмировать внешнюю политику Обамы, я советую внимательнее посмотреть эту речь». Другой бывший высокопоставленный сотрудник Белого дома назвал выступление «шаблоном, с которым Обама подходит к решению проблем», «рамками, в которых он оценивает мощь США». Следовал ли он шаблону, как на практике справлялся с противоречиями, которые признавал в теории, – и станет мерилом его президентства, с его собственной точки зрения.

Первые годы президентства Обамы были связаны с вызовами, доставшимися от администрации Буша, в первую очередь это война в Афганистане и Ираке. Однако в начале 2011 г. возникли новые проблемы – Ближний Восток охватила волна протестов против авторитарных лидеров. Режим Бен Али в Тунисе рухнул в январе, режим Мубарака в Египте – в начале февраля. К концу февраля противники ливийского диктатора Муаммара Каддафи взяли под контроль ряд городов, включая Бенгази, дни правителя, казалось, были сочтены. Но затем ситуация изменилась, и силы Каддафи начали теснить восставших.

Поскольку под угрозой оказались жизни десятков тысяч мирных жителей, администрации Обамы, поддержавшей повстанцев, пришлось делать сложный выбор. Члены Лиги арабских государств единогласно попросили США вмешаться. Союзники по НАТО были готовы поддержать повстанцев, резолюция Совета Безопасности ООН находилась в разработке. На заседании Совета национальной безопасности (NSC), созванном для обсуждения кризиса, госсекретарь Хиллари Клинтон, постпред в ООН Сьюзан Райс и некоторые другие члены Совета высказались за активные действия, ссылаясь на моральные императивы и перспективы действительно многосторонней коалиции. Однако, по словам нескольких участников заседания, представители Пентагона были против вмешательства, указывая, что у Соединенных Штатов нет жизненно важных интересов в Ливии, а в случае серьезного развития событий Вашингтон может быть втянут в конфликт на годы.

У президента было два варианта: действовать как лидер альянса или не участвовать вообще. Обама предложил поискать третий вариант, который возник, когда он анализировал проблему вслух. Вначале он сформулировал принципы, определяющие выбранный им курс: нога американского солдата не ступит на чужую территорию и военная сила не будет применена, если нет правовых оснований, достаточных шансов на успех и, наконец, адекватного распределения обязанностей с союзниками. США готовы предоставить свои уникальные возможности (включая высокоточное оружие и разведданные), но союзники, более заинтересованные в исходе конфликта, должны взять на себя защиту мирных жителей и восстановление порядка после операции.

В интервью журналу The New Yorker советник Обамы (его имя осталось неизвестным) назвал новый подход «лидерством с задних рядов», что стало поводом для насмешек. Но в данном контексте термин имеет смысл и соответствует представлению Обамы о роли и пределах военной силы, разнице между обычными и жизненно важными интересами, необходимости соизмерять инструменты силы с актуальностью интересов.

Первая фаза военной операции завершилась успешно. Американские авиаудары и разведданные в сочетании с поддержкой НАТО с воздуха и наземным наступлением повстанцев привели к поражению сил Каддафи и (хотя это не являлось целью кампании) к гибели самого ливийского лидера. Однако вторая фаза стала провалом: новое правительство так и не было полностью сформировано, конфликты между повстанцами переросли в гражданскую войну, а существовавшее социальное устройство страны рухнуло.

Проблема заключалась в том, что союзники по НАТО, пообещавшие возглавить фазу стабилизации в Ливии после Каддафи, не довели дело до конца, отчасти потому, что на этой стадии оказалось больше насилия, чем они ожидали. Восстановление (или по сути созидание) порядка потребовало бы военной интервенции и, возможно, серьезной наземной операции – для этого у европейцев не было ни возможностей, ни желания. Обама признал провал, отметив в выступлении на Генеральной Ассамблее ООН в сентябре 2015 г.: «Хотя мы помогли ливийскому народу положить конец правлению тирана, наша коалиция могла и должна была сделать больше, чтобы заполнить образовавшийся вакуум». Извлеченный урок давил на Обаму при решении вопроса о том, как действовать в аналогичном кризисе в Сирии.

Сирийская воронка

«Арабская весна» распространялась, и в Дамаске вспыхнули демонстрации против президента Башара Асада. В ответ Асад применил силу, сначала были убиты сотни, а потом тысячи протестующих. Постепенно повстанцы набрали вес, и в стране началась гражданская война. Поскольку США вмешались в ситуацию в Ливии в аналогичных обстоятельствах, возник вопрос: поступят ли они точно так же в случае с Сирией.

На заседании Совета национальной безопасности Обама сформулировал различия между двумя конфликтами. Военные действия в Ливии происходили в открытой пустыне, что облегчало нанесение точных ударов. В Сирии война идет в городах, где перемешаны повстанцы, солдаты и мирные жители. У ливийских повстанцев был шанс сформировать единое правительство, в Сирии такой возможности не было. В этот раз другие державы не призывали Вашингтон вмешаться. Наконец конфликт постепенно перерос в войну «по доверенности» между суннитами и шиитами, охватившую весь регион. У Соединенных Штатов не было ни интересов в этом конфликте, ни возможностей повлиять на его течение и исход. По словам нескольких участников заседаний, никто не высказал несогласия с этими пунктами.

Тем не менее администрация поддержала народные восстания того периода. В мае Обама выступил с нехарактерным для него энтузиазмом, сравнив происходящее с демократическими революциями прошлого. С особой тревогой он говорил о Сирии, требуя, чтобы Асад прекратил расстреливать собственный народ и допустил в страну правозащитников. В августе Обама вместе с лидерами Франции, Германии и Великобритании призвал Асада уйти в отставку. Сирийский лидер находится «на неправильной стороне истории», сказал Обама, «президенту Асаду пора уйти».

Подобная риторика была обусловлена двумя факторами. Во-первых, помощники Обамы, немногие из которых хотя бы чуть-чуть разбираются в ближневосточной политике, действительно думали, что режим Асада приближается к краху. Во-вторых, учитывая этот факт, они считали необходимым, чтобы администрация публично встала «на правильную сторону истории», к тому же союзники призывали Обаму продемонстрировать «лидерство».

Риторика не была пустой. Обама просил военных и руководителей спецслужб подготовить планы для ускорения развития событий. Летом 2012 г. директор ЦРУ Дэвид Петрэус предложил схему вооружения группы «умеренных» сирийских повстанцев. План, сформулированный Петрэусом вместе с саудовским принцем Бандаром бин Султаном и главами разведки нескольких других арабских стран, предполагал снабжение стрелковым оружием, в основном винтовками, небольшой, отобранной группы сирийской оппозиции. Петрэус не давал несбыточных обещаний, он открыто говорил, что эти повстанцы не смогут сразу свергнуть Асада, их задача – оказать «давление» на режим. Если вы сказали, что Асад должен уйти, говорил он президенту, вот как ЦРУ может помочь. План поддержали Клинтон, министр обороны Леон Панетта и Объединенный комитет начальников штабов. Но президент его отверг.

Обама не возражал против действий, он просил Петрэуса и Панетту предложить варианты. Но он был против действий ради действий, а план Петрэуса относился именно к этой категории. Кто эти повстанцы, спросил он. Могут ли США отличить хороших повстанцев от плохих? (Петрэус настаивал, что он может, но Обаму это не убедило.) Если повстанцы станут угрозой для режима, будет ли Иран, активно поддерживающий Асада, держаться в стороне или вмешается (что Обама считал более вероятным)?

На заседаниях NSC, вспоминают участники, Петрэус признавал, что повстанцам могут понадобиться годы, чтобы превратиться в серьезную угрозу для режима Асада. В то же время план ЦРУ может стать психологическим ударом для Асада, а у Вашингтона появится «интерес в игре» и инструмент влияния в долгосрочной перспективе. Этот аргумент не убедил Обаму: ему нужен был план с большими шансами на успех, и он не хотел получить интерес в игре, которая разыгрывалась в пучине религиозной гражданской войны. Пока Петрэус работал над планом, Обама попросил ЦРУ подготовить доклад о том, как часто в прошлом американское оружие помогало повстанцам свергнуть враждебные правительства. Ответ: не очень часто. Тема была закрыта.

Хотя решение основывалось на логике и исторических фактах, отказ от вмешательства в Сирии вызвал первую волну недовольства внешней политикой Обамы в целом – он не хочет применять силу, постоянно ищет аргументы, оправдывающие это нежелание, он делает смелые заявления, но не подкрепляет их поступками, поэтому все его обязательства – пустые слова.

Позже, когда самопровозглашенное «Исламское государство» (ИГИЛ, запрещено в России. – Ред.) захватило огромную территорию в Ираке и Сирии, критики Обамы стали утверждать, что, если бы президент одобрил план Петрэуса, ИГИЛ не получил бы такой поддержки. Это утверждение выглядит надуманным – хотя некоторые советники Обамы допускают, глядя назад, что, возможно, Петрэусу стоило дать шанс. В любом случае спустя два года Обама одобрил похожий план. Однако когда поддерживаемые американцами повстанцы начали одерживать победы и теснить Асада, стали оправдываться прогнозы Обамы: иранцы увеличили поддержку Асада и направили спецподразделение «Аль-Кудс» воевать с повстанцами. А российский президент Владимир Путин, опасаясь, что Москва теряет позиции за пределами бывшего советского пространства, направил танки, самолеты и ракеты для поддержки сирийской армии.

«Красная черта», бледный вид

Именно в Сирии внешняя политика Обамы столкнулась с самым суровым вызовом, а его инструменты разрешения кризисов – слова, логика, настойчивые вопросы и последовательное урегулирование проблемы – оказались неэффективными.

По меньшей мере пять раз за восемь месяцев, с августа 2012 г. по апрель 2013 г., Обама или представители его администрации публично предупреждали Асада, что применение химического оружия против повстанцев или протестующих будет означать пересечение «красной черты». Это будет означать «изменение правил игры с нашей точки зрения», отметил Обама. «Это повлечет огромные последствия», – сказал он в другой раз. Это «совершенно неприемлемо», и Асад будет «призван к ответственности». Несмотря на все эти заявления, как говорят помощники, президент никогда не требовал разработать план действий на случай, если Асад пересечет черту.

21 августа 2013 г. ракетными снарядами с зарином были обстреляны пригороды Дамаска, контролируемые повстанцами; по оценкам, погибли 1,5 тыс. человек. «Красная черта» пересечена. Обама быстро решил нанести ответный удар. Подготовлены планы, нацеленные в основном на уничтожение не химических хранилищ (поскольку взрывы могли привести к распространению отравляющих веществе), а складов боеприпасов и других объектов, предназначенных для применения химоружия. Режим Асада не являлся целью, однако некоторые сотрудники Белого дома думали или надеялись, что подрыв его власти станет побочным эффектом ударов.

Казалось, Обама настроен серьезно. Его помощники обзвонили конгрессменов и журналистов, чтобы убедиться, что те прочитали незасекреченный доклад спецслужб о причастности Асада к химическим атакам. Принятие резолюции ООН, одобряющей применение силы в Сирии, было маловероятно. Россия и, возможно, Китай воспользовались бы правом вето. Поэтому Обама призвал арабские страны и членов НАТО принять участие в нанесении ударов или хотя бы поддержать их. Поддержку выразили только Франция и Великобритания – но затем британский премьер Дэвид Кэмерон обратился за разрешением к парламенту, и тот проголосовал против.

31 августа заседание Совета национальной безопасности продолжалось более двух часов. Все согласились, что, хотя позиция Великобритании вызывает сожаление, это не должно повлиять на решение президента. Советник Белого дома Кэтрин Руммлер предложила заручиться резолюцией Конгресса, особенно учитывая отсутствие другой поддержки, при этом она отметила, что по закону президент имеет право отдать приказ о нанесении ударов по собственному решению. Заседание было прервано, все согласились, что нужно приступать к бомбардировкам. После этого Обама прогулялся по лужайке Белого дома с главой аппарата Денисом Макдоно, вернулся в комнату для совещаний и заявил, что вынесет вопрос на голосование Конгресса. Помощники говорят, что предложение Руммлер не изменило намерения Обамы, скорее оно отражает его отношение к применению силы вообще.

В любом случае все участники заседания были удивлены. Обама объяснил, что ему необходима институциональная поддержка для такого рискованного шага. Что если после авиаударов Асад пойдет на новые химические атаки? Если США продолжат бомбардировки, то окажутся втянутыми в гражданскую войну, а если ничего не предпримут, это будет еще хуже: они будут выглядеть слабее, а Асад сильнее. Некоторые сотрудники Белого дома считали авиаудары разовой акцией, но представители Пентагона предупреждали: если президент отдаст приказ о бомбардировках (которые они поддерживали), он должен быть готов к эскалации. Обама чувствовал, что они правы. Что бы он ни предпринял, его действия (или бездействие) вызовут критику и разобщенность; без предварительного голосования его поддержка, и так небольшая, только уменьшится. Перед заседанием некоторые помощники высказывали опасения, что, если Обама будет бомбить Сирию по собственному решению и миссия провалится, ему может грозить импичмент.

По мнению многих высокопоставленных сотрудников администрации, каждый аргумент Обамы в отдельности имел смысл в отличие от общей логики. Возможно, нанести авиаудары – это была плохая идея, но тогда Обаме не следовало устанавливать «красную черту», обосновывать бомбардировки для дипломатов, журналистов и конгрессменов, просить госсекретаря Джона Керри готовить почву для авиаударов (в мощной речи всего за несколько часов до того, как он изменил решение), а приняв новое решение, ему явно не нужно было выступать с телеобращением, в котором подробно говорилось о вероломстве Асада, перечислялись аспекты национальной безопасности, утверждалось, что у него есть правовые основания для нанесения авиаударов в одностороннем порядке, – а потом заявлять, что он выносит этот вопрос на рассмотрение Конгресса.

Один из участников NSC, испытавший облегчение, что удары не были нанесены, тем не менее заявил: «Мы заплатили свою цену за отступление. В регионе стали считать, что не могут полагаться на Обаму – он не нажмет на курок». Бывший высокопоставленный сотрудник Белого дома отметил: «Когда люди – серьезные люди – говорят, что Обама нерешительный и сомневающийся, они имеют в виду этот эпизод с Сирией».

Белый дом лоббировал принятие Конгрессом резолюции, разрешающей применить силу, но усилия оказались тщетными: многие республиканцы не хотели оказывать услугу Обаме, а немало демократов скептически относились к военным действиям. В итоге Россия пришла на помощь. На пресс-конференции 9 сентября Керри спросили, может ли Асад сделать что-нибудь, чтобы избежать авиаударов. «Конечно, он может передать все свое химическое оружие международному сообществу в течение следующей недели, безотлагательно», – ответил Керри и добавил: «Но он не собирается этого делать». К всеобщему удивлению, министр иностранных дел России Сергей Лавров заявил, что может этого добиться – и ему это удалось. Под давлением России Асад отдал практически все свое химическое оружие на уничтожение.

Обама и его помощники объявили о победе, подчеркнув, что дипломатическое решение оказалось более эффективным, чем военные атаки, но именно угроза ударов заставила Россию надавить на Асада. Первое утверждение скорее всего верно, второе – вряд ли. Еще до того как в ситуацию вмешалась Россия, было ясно, что Конгресс настроен голосовать против резолюции. Возможно, Путин не верил, что Обама окажется связан решением Конгресса, и все-таки найдет способ нанести авиаудары. Но более важно, что российские лидеры всегда старались держать оружие массового уничтожения – биологическое, химическое и ядерное – подальше от своих союзников, не потому, что не приемлют оружия, а потому, что не приемлют потери контроля. Москва сама была заинтересована в том, чтобы лишить непредсказуемого Асада опасного оружия, а поскольку «кризис красной черты» переключил внимание Обамы с режима Асада на химическое оружие, дипломатический маневр послужил ключевым интересам России – позволил сохранить единственную точку опоры Москвы на Ближнем Востоке.

Кризис с ИГИЛ

Фиаско с «красной чертой» стало нижней точкой во внешней политике администрации, но проблемы в Сирии не закончились. Менее чем через год после решения вопроса с химоружием ИГИЛ (которое Обама сравнил с университетской командой «Аль-Каиды») штурмом взяло Мосул, второй по величине город Ирака. Подготовленные американцами иракские солдаты бежали после первого же боя, а джихадисты двинулись к Рамади и Эль-Фаллудже и в какой-то момент подошли очень близко к Багдаду.

Джихадисты появились в Сирии и базировались в основном там же, но Обама сосредоточил свою стратегию против ИГИЛ на Ираке, поскольку именно там она могла дать результаты. США имели ресурсы, авиабазы и партнерские отношения с правительством этой страны, в Сирии всего этого не было, и Обама по-прежнему боялся увязнуть в религиозной гражданской войне. Даже в сентябре 2014 г., когда Обама понял, что Сирию нельзя игнорировать (там находился штаб операций ИГИЛ, к тому же он прекрасно знал, что сирийско-иракская граница фактически существует только на карте), он продолжал придерживаться стратегии, которую его помощники назвали «сначала Ирак». Американские авиаудары, которые уже давно наносились по силам ИГИЛ в Ираке, будут расширены на Сирию, но только по маршрутам, которые используют боевики ИГИЛ для передвижения между двумя странами. Обама также объявил о программе подготовки и вооружения «умеренных» сирийских повстанцев на базах в Саудовской Аравии, но подчеркнул, что процесс займет не один месяц. Очевидно, что Сирия находилась на заднем плане.

Через несколько дней после заявления Обамы боевики ИГИЛ окружили Кобани, преимущественно курдский город на сирийско-турецкой границе. Город не имел стратегического значения, но там явно готовилась массовая резня. Кроме того, ИГИЛ направил к городу тысячи джихадистов – таким образом, появилась легкая мишень, ни в Пентагоне, ни в администрации не могли игнорировать этот факт. Обама отдал приказ о нанесении массированных авиаударов, в результате которых были убиты от 2 тыс. до 3 тыс. боевиков ИГИЛ.

Еще одной неожиданностью стал факт, что курдские боевики оказали сопротивление ИГИЛ, боролись умело и вернули город под свой контроль. Обама не возражал против преследования ИГИЛ в Сирии, он просто не видел подходящего партнера, который мог бы вести наземные боевые действия. Такого партнера он нашел в лице сирийских курдов, и американские бомбардировки продолжились, часто в тандеме с наземными операциями курдов. В то же время ЦРУ стало тайно помогать группе повстанцев на юге Сирии, которые ставили целью свержение Асада. Обама вновь не поддержал план Петрэуса вооружать повстанцев не потому, что был против, он просто не понимал, как эта конкретная инициатива и эти конкретные повстанцы помогут добиться успеха. Новый план казался более убедительным, отчасти потому, что за год ЦРУ и военные собрали гораздо больше данных и смогли определить надежность сил по сравнению с прошлым годом. (Отдельная программа Пентагона стоимостью 500 млн долларов по подготовке и вооружению небольшой группы повстанцев на севере Сирии закончилась катастрофой: повстанцы были больше заинтересованы в борьбе с армией Асада, а не с ИГИЛ, переброска в Саудовскую Аравию для подготовки их только дезориентировала, после возвращения в Сирию почти все они были убиты другими повстанцами.)

Казалось, операции Обамы, если рассматривать отдельные тактические маневры, шли успешно. Но иностранные боевики продолжали прибывать в регион, ИГИЛ едва удавалось сдерживать, а армия Асада, хотя и находилась в тяжелом положении, оставалась многочисленной (около 125 тыс. солдат) и восстановила мощь, после того как Россия направила в Сирию танки и истребители в сентябре 2015 года. Действия Москвы вызвали неистовство критиков Обамы, которые считали, что Путин пытается возродить советскую империю. Обама благоразумно не реагировал. На заседании NSC он предостерег от восприятия российской интервенции через призму холодной войны. Мы не ведем войну с Россией из-за Сирии, сказал он, как отмечают участники заседания. Жизненно важные интересы Путина во многом связаны с внутренней политикой, и резкий ответ США может сыграть ему на руку. Кроме того, Обама сомневался, что российская военная кампания окажет существенное воздействие на ход борьбы с ИГИЛ.

Тем не менее Обама по-прежнему был открыт для вариантов собственной военной кампании. Сирийские курды продолжали добиваться успехов (и требовали защиты от Турции, которая бомбит их, утверждая, что борется с ИГИЛ), поэтому Обама одобрил планы увеличения военного снабжения курдов и отправки американского спецназа для проведения совместных рейдов против ИГИЛ. В результате секретной миссии погибли шесть военнослужащих, прежде чем Обама объявил о ней официально.

У Обамы острый ум юриста, который отлично служит ему и всей стране, когда он находит изъяны в аргументах в пользу рискованной политики. Он также помогает Обаме обосновывать свои уязвимые позиции: например, что проведение совместных рейдов относится к категории «консультации и содействие», а не «солдатский сапог на чужой территории». Обама также может давать твердые заверения, что наземное участие не будет расширено. Но он игнорирует тот факт, что таким образом закладывает фундамент и предлагает логику эскалации военных действий для своего преемника в Белом доме, если он или она захотят это сделать. (Не будем проводить параллели, но похожим образом президент Джон Кеннеди сопротивлялся давлению Объединенного комитета начальников штабов, который настаивал на отправке «боевых частей» во Вьетнам, но дал добро на увеличение числа находящихся там «советников» и расширение их функций; в итоге президент Линдон Джонсон, отправив в страну 500 тыс. американских солдат, считал, что следует по стопам своего предшественника.)

В поисках порядка

На всех этапах сирийской политике Обамы не хватало последовательной стратегии. Две его цели – поражение ИГИЛ и давление на Асада с целью добиться его отставки – в некоторой степени противоречат друг другу. Продолжающееся правление Асада является магнитом для иностранных суннитских боевиков, присоединяющихся к ИГИЛ. Но в краткосрочной перспективе армия Асада, если ею правильно руководить, может стать самой мощной силой против ИГИЛ, уступая только Ирану, который направляет военнослужащих элитного подразделения «Эль-Кудс» на защиту режима Асада. Обама лишен возможности сформировать открытый альянс с Асадом или Ираном, отчасти потому, что ему нужны суннитские союзники – Египет, Турция и государства Персидского залива, чтобы делегитимировать суннитских радикалов ИГИЛ и одержать над ними победу; если он объединится с шиитским Ираном или его клиентом Асадом, эти страны могут выйти из коалиции.

Именно в этом кроется суть проблемы не только стратегии Обамы против ИГИЛ, но и подобной стратегии любого американского президента. Если бы все страны, которые опасаются и ненавидят ИГИЛ, – а это практически все государства региона – объединили усилия, ИГИЛ бы очень быстро распалось. Но каждая из этих стран испытывает гораздо больший страх и ненависть по крайней мере к одному из потенциальных союзников (например, Турция – к курдам, Саудовская Аравия – к Ирану). Поэтому сформировать эффективную коалицию практически невозможно – и командиры ИГИЛ активно используют это.

Многие критики Обамы настаивают: для решения проблемы нужна последовательная региональная стратегия, а не серия фрагментарных ответов на кризисы. Но в чем эта стратегия? Кто должен ее воплощать? Какие стимулы должны заставить потенциальных участников коалиции подчинить свои интересы общей цели? (В октябре Обама преодолел свое нежелание и пригласил Россию и Иран на переговоры в Вену, чтобы обсудить политическое урегулирование сирийского кризиса и совместную борьбу против ИГИЛ. Перспективы казались туманными, пока – практически накануне конференции – боевики ИГИЛ не совершили теракты в Париже. Хотя шансы на успех по-прежнему невелики, открылся реальный путь к урегулированию. Обама, как и другие лидеры, по-видимому, признал, что преодолевать религиозный раскол – вместо того чтобы усиливать его – и формировать альянсы с соперниками против более мощной общей угрозы – это единственный путь к мирным преобразованиям.)

Эти сложности являются симптомом другого, более важного феномена, который обусловил рост насилия на Ближнем Востоке, – крушения колониального порядка, навязанного в конце Первой мировой войны. Этот порядок с его искусственными границами, призванными разделить или подавить племенную идентичность, должен был рухнуть после Второй мировой войны (вместе с британскими и французскими колониями), но подвергся глубокой заморозке во время холодной войны. Когда распался Советский Союз и закончилась холодная война, стала слабеть и созданная ею международная система безопасности, просуществовавшая почти полвека. С рассеиванием глобальной силы и фрагментацией блоков возобновилось разрушение границ и ослабление власти на Ближнем Востоке. Этот процесс ускорило вторжение президента Джорджа Буша-младшего в Ирак в 2003 году. Был нарушен баланс сил наций, религиозных групп и племен, поддерживавший непрочный мир между суннитами и шиитами не только в Ираке, но и в регионе в целом, трещины стали расширяться.

Некоторые критики Обамы утверждают, что если бы он нашел способ оставить 10 тыс. американских солдат в Ираке вместо полного вывода войск в 2011 г., возобновления религиозного насилия и усиления ИГИЛ, заполнившего вакуум власти, не произошло бы. Это маловероятно, учитывая, что ранее потребовалось 170 тыс. американских военнослужащих и чрезвычайные меры, чтобы остановить аналогичную волну насилия, при этом удалось добиться только временных результатов. В любом случае в этом вопросе у Обамы не было выбора. Соглашение о статусе войск (SOFA), подписанное Бушем в 2008 г., требовало, чтобы «все войска США были выведены со всей иракской территории не позднее 31 декабря 2011 года». Обама склонялся к тому, чтобы оставить в Ираке 5 тыс. солдат на длительный срок, и отправлял эмиссаров в Багдад для переговоров. Однако для пересмотра SOFA, включая требование Соединенных Штатов, чтобы на американских солдат не распространялись иракские законы, необходимо было одобрение парламента, но ни одна фракция, кроме, возможно, курдов, не проголосовала бы за то, чтобы американцы остались. (Обама смог направить войска в Ирак только потому, что после истечения срока действия SOFA прошло 3 года.)

Что касается Афганистана, другой войны, которую Обама обещал и пытался прекратить, то она тоже продолжается. В октябре 2015 г., пересмотрев прежнюю политику полного вывода американских войск из Афганистана к концу своего президентского срока, Обама объявил, что 5,5 тыс. военнослужащих останутся для продолжения подготовки афганских войск и проведения контртеррористических операций.

Обама объявил об этом после того, как талибы захватили город Кундуз на севере Афганистана, но решение было принято несколькими месяцами ранее, как говорит один из сотрудников администрации. Новый афганский президент Ашраф Гани попросил Обаму не выводить полностью войска, подписал двустороннее соглашение по безопасности, дающее американским войскам правовую защиту (его предшественник Хамид Карзай отказывался рассматривать такой договор), и пообещал реформы в целях повышения инклюзивности и уменьшения коррупции. В то же время на границе с Пакистаном продолжают процветать террористические группировки. Ни один из членов Совета национальной безопасности не высказался против сохранения контртеррористического контингента на одной из баз в регионе, Гани предлагал три существующие базы. Межведомственное исследование, проведенное генералом Мартином Демпси, тогдашним председателем Объединенного комитета начальников штабов, пришло к выводу, что миссию могут поддерживать 5,5 тыс. солдат. Такое решение и было принято. Кундуз (афганские войска быстро вернули город под свой контроль) стал новостным событием, которое сняло политические возражения.

Трагедия президентства Обамы заключается в том, что с самого начала он хотел отойти от затянувшихся войн на Ближнем Востоке и сосредоточить внимание на Азиатско-Тихоокеанском регионе с его перспективами динамичного роста, торговли с Китаем как экспансионистской державой, которую необходимо сдерживать в военном отношении и одновременно больше вовлекать в глобальную экономику. Эту нацеленность на Азию назвали «переориентированием» или «восстановлением баланса», но Обама говорил о привлекательности региона еще в ходе предвыборной кампании 2008 года. Он уже тогда понимал, что будущие интересы Соединенных Штатов связаны с Азией, но непрекращающиеся кризисы прошлого продолжали тянуть его назад.

Ограниченные интересы, ограниченные риски

Одновременно с усугублением ситуации с ИГИЛ возник еще один кризис, на этот раз на Украине. После того как Путин подкупил украинского президента Виктора Януковича пакетом помощи, чтобы остановить подписание соглашения об ассоциации с Евросоюзом, в Киеве вспыхнули протесты. Когда Янукович применил силу, протесты стали более масштабными, в итоге он был вынужден бежать из страны. После этого Путин направил российские войска для захвата Крымского полуострова и оказания поддержки сепаратистам на востоке Украины.

На заседании NSC, посвященном новому кризису, Обама быстро одобрил осуждение действий России, активизацию военных учений США на базах стран НАТО в Восточной Европе (особенно в Прибалтике) и пакет экономических санкций.

Некоторые представители Пентагона хотели пойти дальше и начать поставки «летального оборонительного вооружения» украинской армии, в частности противотанковых ракет TOW. Как отмечают представители NSC, вице-президент Джо Байден активно поддерживал эту идею, заявляя, что у США есть моральные обязательства помочь украинцам защитить себя и стратегический интерес заставить Путина заплатить за захват территории и удержать его от дальнейших действий. (Тем не менее никто на заседаниях NSC не предлагал поставлять на Украину наступательные вооружения или дислоцировать американские войска.)

В итоге Обама одобрил предоставление нелетальной военной помощи, включая приборы ночного видения и радиолокационное оборудование, а также обучение украинской Национальной гвардии. Все остальное он не поддержал. У Соединенных Штатов есть интересы на Украине, но это не жизненно важные интересы. Есть причины, обдумав которые, два предыдущих президента США решили не приглашать Киев в НАТО. Во-первых, опросы показывают, что менее половины украинцев хотят членства в альянсе. Во-вторых, российские интересы на Украине, в отличие от американских, относятся к жизненно важным: Россия и Украина имеют общую границу, давнюю историю торговли, культурных связей и даже общую государственность. Ни один российский лидер не потерпит слишком большого отдаления Украины от орбиты Москвы.

Обама любит смотреть на два-три шага вперед. (Критики считают это способом избежать применения силы, другие видят метод рационального принятия решений.) Москва может найти адекватный ответ или превзойти любое летальное оружие, которое Запад поставит Киеву. Что тогда? Если Вашингтон направит еще больше оружия, он рискует оказаться втянутым в гонку вооружений, что приведет к росту насилия. Если США не станут отвечать, Запад проиграет соперничество; Обама будет выглядеть слабее, а Россия сильнее, чем в случае если он вообще не будет поставлять оружие на Украину.

Это был главный принцип Обамы во всех обсуждениях кризиса: он не будет рисковать войной с Россией ради Украины. На одном из совещаний он сказал: «Если бы я захотел вторгнуться в Канаду или Мексику, никто ничего не смог бы с этим сделать». То же самое можно сказать о Путине и Украине.

Тем не менее Обама придает особое значение соблюдению международных правил, включая нерушимость границ. Он считал необходимым заставить Россию заплатить за нарушение норм, вопрос был только в том, как это сделать. В таком контексте военная эскалация – игра, в которой выиграет Россия, а вот в эскалации санкций могли победить Соединенные Штаты, для этого Обаме нужно было заручиться поддержкой Европы. Это был вызов, поскольку многие европейские страны зависели от российских энергетических поставок значительно больше, чем США, и поэтому были уязвимы в случае ответных экономических мер России. Они также были абсолютно против войны из-за Украины. Если бы Обама пошел по военному пути, он знал, что они выйдут из режима санкций.

По крайней мере вплоть до осени 2015 г. политика Обамы работала. Несмотря на попытки Путина расколоть Трансатлантический альянс, его члены не изменили позиции по санкциям, а прекращение огня, согласованное на переговорах в Минске в феврале, сорвано не было. Вероятная цель Путина на Украине – ослабить центральное правительство и не допустить сближения с Западом. В этом он преуспел. Если бы Обама и страны Западной Европы хотели нанести удар на этом фронте, многомиллиардная экономическая помощь значила бы гораздо больше, чем несколько сотен противотанковых ракет. Но за исключением МВФ, предоставившего весьма скромную сумму, никто, по-видимому, не хочет идти по этому пути.

Терпение и прагматизм

Так как же оценить деятельность Обамы? Президента осаждали внешнеполитические кризисы, сдерживал спад американской мощи, на него давили оппоненты дома и союзники за границей, требуя действий и демонстрации лидерства, даже когда речь шла о неразрешимых проблемах. Он учился, доверяя своим инстинктам, и не забывал неудачный опыт интервенции в Ливию. Иногда он говорил более жестко, чем действовал, создавая ненужное расхождение между словами и поступками.

Тем не менее по большей части ему удавалось придерживаться принципов, сформулированных в его нобелевской речи, он видел общую картину, в то время как другие терялись в деталях. Его осторожность в отношении военных авантюр и желание избежать военной эскалации кажутся разумными. Обама также оказался невероятно терпелив в дипломатических переговорах, даже если шансы на успех были минимальны. Некоторые из них, например палестино-израильские мирные переговоры, вполне предсказуемо ни к чему не привели, но другие, как в случае с Кубой и Ираном, оказались удивительно успешными. Эти успехи и неудачи отчасти обусловлены упрямым оптимизмом Джона Керри, госсекретаря на втором президентском сроке Обамы. Сомнительно, чтобы более осторожная предшественница Керри Хиллари Клинтон – или большинство предыдущих госсекретарей – вела бы переговоры с Ираном так долго, как Керри. С другой стороны, она бы вряд ли потратила так много времени и сил, пытаясь оживить ближневосточные мирные переговоры.

Керри считает, что его работа – быть специальным посланником в самые безнадежные кризисные точки мира, побочным эффектом такого представления является обеспокоенность, которую испытывает остальной мир. В первую очередь американские союзники в Азии, в частности Япония, лидеры которой постоянно требуют поддержки. Во время первого президентского срока Обамы Курт Кэмпбелл, помощник госсекретаря по делам Восточной Азии и Тихоокеанского региона, звонил коллеге в Токио каждый день и три раза в неделю встречался с японским послом. Те, кто занимается Азией, отмечают, что после того как Кэмпбелл ушел со своего поста и Керри переключил внимание Госдепартамента практически только на значимые мирные миссии, Токио чувствует себя брошенным.

Тем не менее это нельзя назвать кризисом. Во-первых, когда Пекин начал играть мускулами в Южно-Китайском море, Япония (а также Австралия и Южная Корея) еще больше сблизилась с Вашингтоном, несмотря на обиду. Во-вторых, важная часть американских отношений с Азией – простое присутствие, и хотя помощник госсекретаря уже не звонит так часто, Обама и Керри появляются на всех азиатских саммитах по безопасности и экономике. Ощущение брошенности остается: оно формировалось на протяжении десятилетий, с тех пор как США ушли из Вьетнама и начали тайно налаживать связи с Китаем при Ричарде Никсоне. Но неверные шаги Обамы, которые беспокоят американских союзников на Ближнем Востоке, ничего не значат для партнеров в Восточной Азии. Дэниел Снейдер, помощник директора по исследованиям Центра азиатско-тихоокеанских исследований им. Уолтера Шоренстейна в Стэнфордском университете, встречался с десятками политических и военных руководителей из Японии и Южной Кореи. «Я ни разу не слышал от них о “красной черте” в Сирии», – говорит он.

5 апреля 2015 г. президент выступил в Американском университете с энергичной речью в защиту договоренностей по ядерной программе Ирана, которых США и еще пяти мировым державам удалось добиться. Несколько раз Обама цитировал знаменитое выступление Кеннеди в Американском университете в 1963 г., призывал покончить с мышлением холодной войны и перейти к новой стратегии, основанной на «практическом» и «достижимом мире», который будет базироваться «не на стремительной революции человеческой природы, а на постепенной эволюции человеческих институтов – серии конкретных действий и эффективных соглашений».

Позже в тот же день Обама провел открытый круглый стол с колумнистами известных изданий в Белом доме. Когда пришла моя очередь задавать вопрос, я отметил, что Кеннеди выступал со своей речью после нескольких кризисов, в которых понял, что его советники часто бывают неправы и нужно больше доверять собственным инстинктам. Какие уроки, спросил я Обаму, он вынес из своих кризисов? Изменил бы он какие-то решения, если бы знал тогда то, что знает сейчас?

Обама ответил: «Я бы сказал, я был последовательным в моих взглядах на то, как следует использовать американскую мощь, и в том, что мы недооцениваем нашу мощь, ограничивая ее только военной силой… Безусловно, спустя шесть с половиной лет я более уверен в своих оценках и, наверное, могу предвидеть какие-то события быстрее, чем раньше, когда я только занял свой пост. Карта не всегда заменяет территорию, нужно пройти по местности, чтобы прочувствовать ее. В плане принимаемых решений, думаю, я стал лучше понимать, как военные действия могут привести к непредвиденным последствиям. Я утвердился в своей мысли, что чаще всего мы выносим суждения, исходя из вероятности, и …сложности всегда будут возникать. И, может быть, поэтому я более уверен сегодня и одновременно больше сомневаюсь. И это одна из причин того, почему, когда я вижу подобную ситуацию [возможность ядерного соглашения с Ираном], где мы можем добиться цели, и за нами стоит весь мир, и мы можем предусмотреть меры на случай, если соглашение не сработает, я думаю, будет глупо – даже трагично, – если мы упустим такую возможность».

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 8 марта 2016 > № 1682554 Фред Каплан

Взаимосвязь как оружие

Марк Леонард

Новые методы противостояния и новые сверхдержавы

Марк Леонард – один из основателей и директор Европейского совета по международным отношениям (ЕСМО).

Резюме Не готовые лишиться доступа к благам глобализации, государства пытаются использовать саму систему международных отношений и связей в качестве оружия. Взаимно гарантированный разрыв связей – это взаимно гарантированное уничтожение наших дней.

Данная статья – введение к сборнику «Взаимосвязь как оружие», изданному в январе 2016 г. как часть совместной инициативы ЕСМО и фонда Mercator. Сборник можно прочитать по адресу: http://www.ecfr.eu/publications/summary/connectivity_wars_5064.

Уничтожение Турцией российского истребителя-бомбардировщика в ноябре 2015 г. вызвало мощный отклик. Российские СМИ и Интернет взорвались призывами к мести. Турецкое посольство в Москве забросали камнями и яйцами. А ведущий главного политического ток-шоу на российском телевидении сравнил сбитый самолет с убийством эрцгерцога Франца Фердинанда, которое стало поводом для начала Первой мировой войны.

Как отреагировал на боевой клич своего народа воинственно настроенный лидер Владимир Путин? Он подписал указ, приостанавливающий импорт турецких фруктов и овощей, ввел запрет на чартерные рейсы и турпоездки в Турцию и отменил безвизовый режим с этой страной. Его доверенные лица предупреждали о возможной эскалации, включая импорт энергоносителей, тогда как средства массовой информации спекулировали на тему кибератак (Москва эффективно использовала этот инструмент против Эстонии в 2007 г., против Грузии в 2008 г. и против Украины во время аннексии Крыма в 2014 г.). Самые важные сражения в этом конфликте развернутся не в воздушном пространстве и не на суше, полем битвы станет взаимосвязанная инфраструктура мировой экономики, а результатом – нарушение торговых и инвестиционных потоков, международного права, Интернета, транспортных связей и движения людей.

Эта разновидность военных действий – не уникальное изобретение России. Скорее наоборот. Когда Путин подписывал указ о санкциях, турецкое правительство проводило саммит по беженцам с Евросоюзом. Президент Реджеп Тайип Эрдоган понял, что поток беженцев дает ему мощный рычаг воздействия на функционеров из ЕC. Используя свою способность контролировать поток мигрантов в качестве оружия, Эрдоган превратился из смиренного просителя о принятии Турции в Европейский союз в могущественного игрока, который может вымогать деньги и политические привилегии.

Евросоюз не меньше других использует экономическую взаимозависимость для достижения геополитических целей. Когда Россия присоединила Крым, Европа не отправила войска для защиты территории Украины. Вместо этого был введен ряд санкций, включая отказ в визах для определенного круга лиц и замораживание их активов, а также торговые ограничения, направленные против некоторых отраслей российской экономики, таких как финансирование разведки энергоресурсов. ООН также десятилетиями применяла санкции, а США видоизменили саму природу и характер финансовой войны с тех пор, как начали борьбу с террором.

Хотя с гуманитарной точки зрения санкции предпочтительнее традиционных боевых действий, легкость, с которой международные структуры превращаются в оружие, не сулит нынешнему мировому порядку ничего хорошего. В 1914 г. глобализация потерпела крах из-за того, что самые сильные страны мира ввязались в войну. Сто лет спустя нежелание великих держав развязывать мировую войну может ускорить развал мировой экономики.

Кто-то сочтет это преувеличением: санкции использовались со времен Пелопонесских войн, а меркантильное поведение так же старо, как само государство. Так почему это явление так опасно в наши дни? Короткий ответ заключается в том, что сегодня гораздо выше уровень взаимозависимости. В годы холодной войны мировая экономика была зеркальным отражением мирового порядка – «железный занавес» существенно ограничивал связи между двумя мирами. Зарождающийся Интернет тогда использовался исключительно американским правительством и ведущими университетами. Но после распада СССР на смену разделенному миру, жившему в тени ядерной бомбы, пришел взаимосвязанный и взаимозависимый мир. Некоторые даже провозгласили конец истории. Планета объединилась в погоне за благами глобализации. Многие заговорили о беспроигрышном развитии, когда начался бум развивающихся экономик при одновременном процветании западных многонациональных корпораций, получавших рекордные прибыли. Торговля, инвестиции, коммуникации и другие связи между государствами росли как грибы после дождя. И эти межгосударственные связи только усиливались контактами и общением между людьми благодаря новым технологиям: к 2020 г. у 80% населения земного шара будут смартфоны, оснащенные процессорами, сопоставимыми по мощности с вчерашними суперкомпьютерами. Почти все человечество окажется соединено одной большой сетью.

Но вопреки тому, на что многие надеялись и во что некоторые искренне верили, растущие связи между странами не уничтожили напряженность между ними. Силовые противоборства геополитической эпохи продолжаются, но в новом виде. На самом деле то, что сплачивало наш мир, теперь используется в качестве оружия, то, что нас объединяло, сегодня разъединяет. Вовремя остановившись, чтобы не скатиться к ядерной войне, и не готовые лишиться доступа к благам глобализации, государства пытаются использовать саму систему международных отношений и связей в качестве оружия. Взаимно гарантированный разрыв связей – это взаимно гарантированное уничтожение наших дней.

Взаимозависимость, некогда восхваляемая как препятствие для конфликта, превратилась в способ использования силы, поскольку страны стараются эксплуатировать асимметрию в отношениях друг с другом. Многие поняли, что весь фокус в том, чтобы сделать конкурентов более зависимыми от вас, чем вы от них, а затем использовать эту зависимость для манипулирования ими.

Подобно неудачному браку, бесчисленные связи и зависимости делают любую войну Алой и Белой Роз действенной и болезненной. Многие инструменты выглядят так же как те, что шли в дело в процессах глобализации 1990-х гг., но их цель иная.

Режим мировой торговли, некогда инструмент интеграции, подточен экономическими и финансовыми санкциями. Точно так же международные многосторонние организации все больше вытесняются на обочину новым поколением конкурирующих между собой клубов друзей. Вместо того чтобы использовать инфраструктуру и построение материальных инфраструктурных связей как способ максимизации прибылей, Китай и США применяют их в качестве инструмента проецирования силы. Даже Интернет служит оружием и часто оказывается раздробленным в интересах безопасности и конфиденциальности.

Это означает, что государства, не слишком зависящие от любой другой страны (в силу диверсифицированности экономики и способности импортировать энергоносители из многих мест), будут защищены от большинства геоэкономических атак. Немногие захотят последовать примеру Северной Кореи и оказаться в полной изоляции. Но они не могут не реагировать на бессовестную эксплуатацию взаимозависимости, а потому попытаются обозначить сферы своей независимости. США стремятся к полной энергетической независимости; Китай смещает приоритеты в сторону внутреннего потребления, диверсифицируя зарубежные активы, чтобы не слишком зависеть от доллара и развивать альтернативную платежную систему для снижения зависимости от системы SWIFT. Россия строит трубопроводы в Азию, чтобы снизить зависимость от европейских рынков.

Новые поля сражений: три области нарушения связей

Вскоре после падения Берлинской стены в 1989 г. была воздвигнута новая стена между мировой экономикой и геополитикой. Экономика представляла собой чистый бизнес, а внешняя политика сосредоточилась на геополитических кризисах в маргинальных с экономической точки зрения регионах мира.

Однако современные реалии таковы, что все части системы международных отношений созрели для нарушения целостности, будь то экономика, политика, реальный или виртуальный мир. Стена между экономикой и политикой пала, и политические конфликты ведутся через систему управления глобальной экономикой.

Главный инструмент – экономические войны. Все виды экономической деятельности – торговля, доступ к финансам и инвестициям – используются в качестве оружия и инструмента нарушения связей. В условиях ужесточения экономии бюджетных средств и неприятия войн широкой общественностью западные державы проецируют силу через влияние на мировую экономику, финансы (включая доллар и евро), торговлю и контроль над многонациональными корпорациями, штаб-квартиры которых расположены в их странах. Как недавно сказал министр иностранных дел Великобритании Филипп Хаммонд, «вопрос в том, захочет ли Евросоюз, у которого нет и не будет возможности вооруженного разрешения конфликтов, разработать по-настоящему мощный альтернативный источник стратегической силы в виде санкций, используемых вместо оружия».

Изощренные санкции администрации Обамы можно уподобить беспилотникам, позволяющим наносить действенные и точные удары, не рискуя жизнями солдат. Страны незападного мира также вводят санкции, хотя они обычно маскируют их требованиями более жесткого санитарного контроля, или затягивают таможенное оформление. Россия ввела санкции против Грузии, Молдавии и Украины, чтобы затормозить их движение в сторону Запада. Турция подвергает санкциям Сирию и устраивает блокаду Армении, а Китай использует ограничительные меры против Японии и Филиппин из-за споров о морской границе и суверенитете над островами.

Санкции нарушают торговые связи, разрушают мировую торговлю и вредят не только тем государствам, против которых вводятся, но и компаниям страны, их вводящей. Американским компаниям приходилось держаться подальше от Ирана, действия против России навредили немецким предприятиям, которые были вынуждены сократить экспорт в эту страну (58% немецких фирм пострадали от санкций, введенных правительством Германии против России), а французские судоверфи сокрушались из-за отмены продажи России вертолетоносцев «Мистраль». Подвергшиеся «воспитанию» страны могут принять контрмеры. В 2014 г. Москва отомстила Западу, запретив импорт продовольствия из государств, присоединившихся к санкциям против нее.

Правительства также манипулируют покупательной способностью населения и подстрекают широкую общественность к бойкотам. Турция применила эту тактику в 1998 и 2001 гг. после того, как власти Италии и Франции признали массовые убийства армян геноцидом. Пекин побуждал китайскую общественность к бойкоту японских товаров в 2005 г. в качестве реакции на провокационное посещение премьер-министром усыпальницы для воздания почестей японцам, погибшим на полях сражений за империю, и против Франции в 2008 г. после того, как антикитайские протесты сорвали в Париже эстафету передачи олимпийского факела. Государства – не единственные акторы в этом новом мировом беспорядке. Гражданское общество также организует кампании давления на инвесторов, чтобы вынудить их вывести деньги из определенных отраслей экономики, таких как добыча ископаемого топлива, табачная и военная промышленность. И эти кампании имеют большой успех.

Экономическая война получает дополнительный импульс, когда страны возвращаются к тактике, которую глобализация попыталась похоронить, или продолжают пользоваться ею. Речь идет о манипулировании валютным курсом, введении определенных законов и субсидий с целью поставить зарубежных конкурентов в невыгодное положение. Тот факт, что успех БРИКС во многом был вызван готовностью этих стран вмешиваться в рыночные механизмы, вдохновил многих на проведение политики «государственного капитализма». В итоге мировой товарооборот является открытым лишь формально, тогда как в действительности он все дальше отходит от идеалов свободной торговли.

Еще одна разновидность экономического принуждения ярко проявляется в попытках превратить в оружие потоки мигрантов. Эрдоган – единственный политический лидер последних лет, эксплуатирующий свою способность направлять потоки беженцев в качестве инструмента борьбы с соперниками. Но с 1950-х гг. мир видел 75 попыток государственных и негосударственных игроков использовать миграцию в качестве политического оружия. Самые разные политические лидеры – от Муаммара Каддафи до Слободана Милошевича – угрожали перемещением или изгнанием определенных групп населения, если не получат финансовой помощи, политического признания, или если иностранные державы не прекратят военное вмешательство в их дела.

Эта экономическая война, очевидно, включает отступление стран и отдельных компаний от принципов глобализации. Пытаясь защититься от нарушения связей, они еще больше искажают рынок. Перестраховываются не только кто имеют основания бояться, что они станут мишенью для санкций; тесная взаимосвязь и взаимозависимость, порождаемая мировым рынком, заставляет опасаться эффекта домино. Отсюда стремление многих государств уменьшить свою уязвимость и взаимозависимость. Например, с тех пор как Совет Безопасности ООН ввел санкции против Ирана, Индия старается диверсифицировать поставки энергоносителей. Для отдельных стран борьба за уменьшение зависимости может быть полезной, но она снижает экономические выгоды глобализации и приводит к перекосам в экономике.

Второе поле битвы – это превращение международных организаций в оружие. Оптимисты надеялись, что мировая торговля поможет окультурить развивающиеся державы, такие как Россия и Китай, превратив их в «ответственных участников» глобальных процессов, соблюдающих общие правила, законы и нормы. Однако многосторонняя интеграция подчас оказывается источником разделения и разногласий, а не единения.

Некоторые страны подрывают систему международных отношений, парализуя работу международных организаций путем накладывания вето или за счет избирательного применения правил. Поднимающиеся игроки, такие как Индия, Россия и Китай, пытаются вставлять палки в колеса устоявшимся державам, мешая работе имеющихся институтов – от раунда торговых переговоров в рамках ВТО в Дохе до наблюдения за выборами Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Они утверждают – хотя западные столицы не согласны с подобными заявлениями – что всего лишь подражают Соединенным Штатам и их союзникам, которые все чаще стремятся узаконить для себя исключения из правил. Например, Вашингтон призывает других соблюдать морское право, хотя сам не ратифицировал Конвенцию ООН по морскому праву. ЕС и США говорят о национальном суверенитете и неприкосновенности границ, но фактически изменили обе эти нормы посредством интервенции в Косово (которую попытались узаконить задним числом, изобретя формулировку «обязанность защищать»).

Существует общемировая тенденция образования конкурирующих между собой группировок, объединяющих небольшое число стран и характеризующихся исключительностью и отходом от многосторонних проектов, открытых для участия всех заинтересованных сторон. Эти группировки, связанные общими ценностями – или, по крайней мере, общими врагами – состоят из государств-единомышленников, находящихся на аналогичном уровне развития. Группировки под условным названием «мир без Запада» включают БРИК (Бразилия, Россия, Индия и Китай), Евразийский экономический союз (ЕАЭС) и несметное множество субрегиональных организаций. Китай работает над развитием параллельных структур, таких как Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ) и Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). Некоторые из них дополняют существующий порядок, а некоторые конкурируют с ним. Тем временем Запад также создает новые объединения за рамками международных организаций, такие как Транстихоокеанское партнерство (ТТП) в Азии и Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство (ТТИП), куда не входят Китай и Россия. Хиллари Клинтон охарактеризовала ТТИП как «экономическую НАТО», тогда как президент Барак Обама, говоря о ТТП, заявил: «Мы не можем позволить таким странам, как Китай, писать правила мировой экономики, поэтому нам это нужно сделать самим».

По мере того как мир становится все более многополярным, небольшим странам приходится выбирать между конкурирующими сферами влияния великих держав, поскольку крупные региональные игроки усиливаются за счет периферии. Посмотрите на отношения России со своим «ближним зарубежьем», на роль Германии в Европе и на поведение Китая в Азии. Во всех трех случаях имеются экономические и дипломатические последствия, и это отражается на безопасности. Китайские организации в действительности не являются многосторонними, дающими государствам представительство в юридически обязывающих структурах. Скорее они суть прикрытие для двусторонних отношений между меньшими странами и Пекином. Россия не пытается низводить соседние страны до положения «вассалов», вопреки утверждениям некоторых аналитиков, но стремится использовать асимметрию в отношениях, чтобы привязать их к российской системе. Конкуренция между разными интеграционными проектами может вылиться в конфликт; украинский кризис разразился из-за столкновения двух несовместимых проектов многосторонней интеграции – Восточного партнерства, продвигаемого Европой, и Евразийского экономического союза под руководством России.

Международное право было призвано стать способом снижения градуса противостояния между конкурирующими странами, но аналитики также говорят о его использовании в качестве оружия против недружественных государств – «правовых действиях с целью нажима на тех, кто действует не по правилам». Многосторонние структуры, которые мыслились как добросовестные смотрители за новой эрой сотрудничества, выгодного всем участникам, становятся полем боя в геополитическом соперничестве.

Третье поле боя – конкуренция с использованием инфраструктуры глобализации – как реальной, так и виртуальной. Страны поняли, что если не удается быть независимыми, нужно сделать своих партнеров более зависимыми при одновременном снижении своей зависимости от них. Если все дороги ведут в Рим, то лучше стать частью Рима. Это стремление к «асимметричной независимости» побуждает ведущие региональные державы – Россию, Китай, Германию, Бразилию, ЮАР и Нигерию – укреплять влияние в качестве ключевых экономик, снижая статус соседних стран до периферийного.

Транспортная инфраструктура – главное оружие в этой войне, и Китай использует его лучше других. В 2013 г. президент Си Цзиньпин объявил об инициативе «Один пояс – один путь», цель которой – обеспечить транспортное сообщение с такими удаленными друг от друга городами, как Бангкок и Будапешт, и развивать евразийское побережье. Это лишь один пример инфраструктурных проектов, нацеленных на экспорт избыточных возможностей Китая и расширение его доступа к сырью и рынкам.

Такой подход к региональной интеграции отличается от регионализма в стиле АСЕАН или Евросоюза. Вместо того чтобы использовать многосторонние договоры для либерализации рынков, Китай желает способствовать благоденствию, связывая страны со своим стремительным ростом посредством жесткой инфраструктуры, такой как железные дороги, скоростные шоссейные дороги, порты, трубопроводы, индустриальные парки, пограничные пункты таможенного досмотра и особые зоны торговли. При этом Китай также использует и мягкую инфраструктуру – финансирование развития, соглашения по торговле и инвестициям, многосторонние форумы для налаживания сотрудничества.

На первый взгляд новые пути сообщения могут казаться инструментом укрепления, а не нарушения связей. Но инициатива Китая «Один пояс – один путь» создает зависимость, которую затем можно будет эксплуатировать; в то же время строительство магистралей в рамках данного проекта осуществляется в обход некоторых стран. Это будет конструкция взаимосвязей по типу «от центра к периферии», центральная ось (Пекин) и спицы (другие страны), при которой ключевые решения о статусе и членстве будут приниматься в КНР. Взаимодействие между центром и периферией будет заключаться в том, что если другие уважают Китай, он будет в ответ предоставлять им материальные выгоды; но если они будут критиковать Пекин, тот найдет способы наказать их. Инфраструктурные проекты Китая могут быть так же важны в XXI веке, как и защита Соединенными Штатами морских путей в XX столетии.

Если транспортное сообщение можно считать техническим средством глобализации, то Интернет – ее программное обеспечение. Подобно материальной инфраструктуре, виртуальная инфраструктура Интернета также превращается в оружие государствами, конкурирующими за власть. В результате Интернет постепенно деградирует из мировой публичной площадки, «совершенно невосприимчивой к национальным границам», в инструмент национальной политики. Хотя политическое убежище Эдварду Сноудену предоставил Путин, ближайшие союзники Соединенных Штатов – такие как канцлер Германии Ангела Меркель и президент Бразилии Дилма Русефф – встревожены тем, что США шпионят за личной жизнью граждан. Такие страны, как Австралия, Франция, Южная Корея, Индия, Индонезия, Казахстан, Малайзия и Вьетнам, уже приняли решение хранить некоторые виды данных на национальных серверах и не допускать их передачу в третьи страны. Deutsche Telekom предлагает создать Internetz исключительно для Германии, а Евросоюз думает о создании виртуальной шенгенской зоны.

Новая «Большая семерка»: геоэкономические игроки и их державы

В новом веке геоэкономики некоторые страны и региональные блоки будут процветать, а другие пострадают. Соединенные Штаты доминируют на нескольких фронтах, но и другие игроки оказывают существенное влияние в своих нишах. Мы обозначили несколько архетипов силы и влияния в мире геоэкономики или в новой «Большой семерке».

Финансовая сверхдержава: США. Соединенные Штаты остаются единственной сверхдержавой в мире, и им все еще гораздо легче проецировать военную мощь, чем любой другой стране. Но в последнее время Америка использует доллар как мировую резервную валюту для развития нового инструмента проекции силы. После 11 сентября 2001 г., когда президент США объявил глобальную войну с террором, официальные лица американского Казначейства начали изучать возможности использования повсеместного распространения доллара и своего доминирования в мировой финансовой системе для борьбы с финансированием терроризма. То, что начиналось как война с «Аль-Каидой», со временем переросло в противостояние с Северной Кореей, Ираном, Суданом и даже Россией. Огромные штрафы, наложенные на банки, обвиненные в нарушении режима санкций – такие как французский BNP Paribas, – стали шоком для мировых финансовых рынков и мощным сдерживающим фактором для незаконных сделок в будущем. По словам тогдашнего директора ЦРУ Майкла Хейдена, «это было высокоточное оружие XXI века».

Нормативно-правовая сверхдержава: ЕС. Поскольку Евросоюз остается самым большим рынком в мире, большинство многонациональных компаний зависят от доступа к этому региону, что означает необходимость соответствовать нормам Европейского союза. Евросоюз использовал эту власть и влияние в сфере экономики на протяжении многих лет при самых разных обстоятельствах – например, он заблокировал слияние компаний General Electric и Honeywell и вынудил компанию Microsoft выделить браузер Explorer в отдельное предприятие. Он также активно возражал против применения американским аграрным сектором генетически модифицированных организмов в Африке и на других мировых рынках. Экспорт правовых норм проявился и в политической сфере – конкретно в вопросах, касающихся борьбы с изменением климата. Особенно активно Брюссель настаивал на внедрении своих правил и норм в странах, претендующих на присоединение к ЕС, и политике, проводимой в отношении соседних стран.

Строительная сверхдержава: КНР. Современный Китай все чаще, все более уверенно и разносторонне использует искусство государственного управления экономикой. Несмотря на рост торговой и экономической мощи, главное инновационное геоэкономическое оружие Китая – инфраструктура, как материальная, так и институциональная. Влияние Китая ощущается на огромной территории – от Венгрии на западе до Индонезии на востоке, а бюджет, выделяемый Пекином для Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ), – 100 млрд долларов – сопоставим с учетом инфляции с расходами в рамках Плана Маршалла по восстановлению Европы. Большая часть этого бюджета используется для финансирования автомагистралей, железных дорог, трубопроводов и другой инфраструктуры через всю Евразию, что облегчает КНР задачу проецирования силы на запад. Согласно китайским источникам, это позволит увеличить торговый оборот Китая в следующем десятилетии на 2,5 трлн долларов, что превышает его экспорт в 2013 г., когда он был главным экспортером мира.

Кроме того, хотя Пекин остается активным игроком в ныне существующих международных организациях, он также охотно финансирует параллельные структуры, такие как АБИИ и ШОС. Глобальная цель – достижение большей автономии, в первую очередь от США, и расширение китайской сферы влияния в Азии и за ее пределами.

Амбиции Китая простираются за пределы материального мира в виртуальную реальность, где он активно проталкивает идею кибернетического суверенитета, бросая вызов многостороннему участию – открытой модели управления Интернетом, отстаиваемой американцами. Пекин же настаивает на том, чтобы национальные правительства имели возможность контролировать потоки данных и Интернет в своей юрисдикции. И политическое руководство Китая ужесточает контроль над Интернетом и поставщиками технологий. Поскольку в КНР самое большое сообщество пользователей (почти 700 млн китайцев сегодня регулярно пользуются Интернетом, из них 600 млн человек – через мобильные устройства), Пекин имеет вес в этой области.

Миграционная сверхдержава: Турция. В век массовой миграции способность контролировать людские потоки – источник силы и влияния. Турецкие власти использовали угрозу новых потоков беженцев для изменения баланса сил между ними и Евросоюзом. Они требуют отмены визовых ограничений, финансовую помощь для 2 млн сирийцев, которые нашли убежище на территории Турции, а также ускорения процесса рассмотрения своей заявки на присоединение к ЕС.

Сверхдержава-разрушитель: Россия. После распада советской империи в конце холодной войны Россия стала первопроходцем в нарушении связей. Во внешней политике последних нескольких лет она успешно добивалась «правильного» поведения от соседних стран и других держав с помощью тактики, включавшей перекрытие газовой трубы, санкции, изгнание трудовых мигрантов, кибератаки, кампании по дезинформации и пропаганде и попытки парализовать работу международных организаций, в которых Запад играет ведущую роль – от ООН до ОБСЕ. Параллельно Россия работала над созданием новых организаций для расширения своего влияния, таких как БРИКС, ШОС и Евразийский экономический союз. Но поскольку Россия не приложила достаточно усилий для укрепления и диверсификации своей экономики, слишком сильно зависящей от экспорта углеводородов, ее доля в мировой экономике снижается год от года. Со временем это ограничит ее возможности действовать в качестве силы, способной мешать действовать другим.

Энергетическая сверхдержава: Саудовская Аравия. Геоэкономическая сила и влияние Саудовской Аравии основывается на 10 млн баррелей нефти, которые она ежедневно извлекает из своих недр; на ее долю приходится пятая часть мировой торговли нефтью. На протяжении нескольких десятилетий она преобразует свои углеводороды в экономическое и геополитическое влияние, действуя через Организацию стран – экспортеров нефти (ОПЕК) в качестве главного инструмента по превращению рыночной мощи в более широкий рычаг для влияния на мировую экономику. Саудовцы используют свою готовность к непродолжительному, но глубокому падению цен на нефть для формирования мировых рынков к собственной выгоде (и к невыгоде главных конкурентов, таких как Иран и американские компании, занимающиеся разработкой месторождений сланцевой нефти). Кроме того, Саудовская Аравия готова инвестировать миллиарды нефтедолларов в проведение выгодной ей внешней политики. Во время «арабской весны» она поддерживала контрреволюционные режимы; она также продолжает вести опосредованную войну с Ираном.

Власть народа. Взаимосвязанная экономика и общество гораздо более уязвимы перед действиями обычных граждан, подстрекаемых недружественными правительствами и террористическими группировками. Даже подростки, являющиеся продвинутыми пользователями Интернета, могут натворить больших бед. А способность людей создавать сообщества в Сети и имитировать глас большинства делает политику и в демократических, и в авторитарных странах все менее предсказуемой, поскольку власти не могут не учитывать общественные кампании против конкретных решений или проводимого ими курса. Фрэнсис Фукуяма говорил о рождении ветократии, когда непредсказуемые лидеры прислушиваются к народу и подчиняются давлению общества. Хакерство, бойкоты и кампании по выводу капитала – будь то независимые или осуществляемые по инициативе сверху – становятся все более обыденным и эффективным явлением, отнимающим все меньше времени и ресурсов.

С чем остается Европа?

Теоретически ЕС должен лучше себя чувствовать в геоэкономическом мире, нежели в классическом мире геополитики. В экономическом смысле Евросоюз – настоящий гигант, расположенный в центре евросферы, которая насчитывает 80 стран. И все они зависят от торговли с Европейским союзом и от европейских инвестиций. Они даже ориентируются на курс евро. Евросоюз – это нормативно-правовая сверхдержава. Более того, некоторые из его главных членов – например, Германия, являющаяся главным экспортером мира, – имеют все необходимое для того, чтобы проецировать силу в геоэкономическом мире.

Но остаются вопросы по поводу того, насколько долговечна геоэкономическая сила и власть Европы. С учетом снижения доли Евросоюза в мировой экономике, как долго он будет оказывать заметное влияние в нормативно-правовой сфере? И сможет ли ЕС, не являющийся государством в отличие от других великих держав, преодолеть структурный раскол и аккумулировать достаточно ресурсов для проведения общей политики? До сих пор внешняя политика Евросоюза зависела от единодушной поддержки 28 стран-членов, имеющих разные взгляды и разный уровень уязвимости перед ответной реакцией. Например, России нет в списке самых важных торговых партнеров Португалии, однако более 17% эстонского экспорта отправляется в восточном направлении, как объясняет Себастьян Дульен.

Но самое важное то, что европейцы более, чем жители любой другой державы, убеждены в наступлении «конца истории», и это может стать серьезной проблемой. Они слишком уверовали в идейную догму «беспроигрышной» глобализации, выгодной для всех. Многие европейские правительства все еще думают, что экономику нужно защищать от политики и геополитики, и что межгосударственных конфликтов можно избежать через интеграцию и взаимозависимость. И они верят в способность международных организаций «социализировать» развивающиеся державы.

Для преодоления этих негативных факторов европейским странам нужно осознать, что перед лицом геоэкономических вызовов со стороны других держав государственное вмешательство может быть лучшим способом поддержать открытую мировую экономику. Например, западные страны могли бы взять на вооружение китайскую модель «инфраструктура превыше всего», приспособив ее к своим особенностям и преимуществам. Им также следует разработать способы компенсации странам, терпящим убытки из-за конкретной геоэкономической политики, чтобы более действенно оказывать коллективное влияние на баланс сил в мире. Необходимо на национальном и наднациональном уровне создать механизмы управления экономикой, аналогичные тем, которыми пользуются другие великие державы. Европейский союз должен создать бюро санкций и управления экономическим развитием, чтобы координировать применение этого все более действенного инструмента.

Прежде всего европейцам нужно быть на передовой линии фронта разработки правил взаимодействия в экономической войне. Когда правительства используют инфраструктуру мировой экономики для достижения политических целей, они бросают вызов универсализму системы и повышают вероятность того, что другие державы будут защищаться от саботажа и целенаправленного разрушения связей и взаимозависимости. Они также могут спровоцировать ответную реакцию. В сфере экономики стоит применять те же принципы, что и при выработке соглашений и конвенций в отношении традиционных войн между странами. Конечно, подобная координация дастся нелегко, учитывая опасения спровоцировать тотальную традиционную войну. Но именно поэтому нарушение экономических связей становится наиболее приемлемой и все более распространенной формой противостояния между государствами.

В рамках этого общего тренда европейцам следует побуждать европейский бизнес решительнее выступать в защиту либерализации торговли и иностранных инвестиций на глобальном Юге. Более чем кто-либо в этом мире, европейцы кровно заинтересованы в противодействии тенденциям, делающим мир все более опасным, непредсказуемым и плохо управляемым. Именно поэтому им нужно разрабатывать больше политических, региональных и творческих форм коллективных действий, чтобы противостоять духу раздробленности, который все больше определяет повестку дня в мире.

Россия. Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 марта 2016 > № 1682625 Марк Леонард

Общесистемные интересы вместо национальных

Николай Косолапов

Классические понятия и российская специфика

Н.А. Косолапов – кандидат исторических наук, заведующий отделом международно-политических проблем ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН.

Резюме Создав механизм выработки своих общесистемных интересов Россия сделала бы шаг к отказу от некритического копирования западных форм, обратила бы мысли и действия к содержательной стороне и во внешней, и во внутренней сферах.

Категория национального интереса интуитивно самоочевидна и понятна, но попытки осмыслить ее в приложении к целям и задачам внешней политики чаще всего рождают больше вопросов, чем предлагают ответов. Вот пример, который еще долгие десятилетия будет сидеть занозой в отношениях России с Западом.

Возвращение Крыма в состав Российской Федерации и развязанная странами НАТО «война санкций» против России столкнули в отечественной публицистике две оценки. Большинство одобряет воссоединение, считая его справедливым и оправданным. Меньшинство полагает, что Крым не стоит тех прямых и косвенных потерь, материальных и имиджевых, какие понесла Россия. Понятно, что когда одни мыслят критериями истории и геополитики, а другие – экономики и престижа, прийти к согласию относительно конкретного национального интереса невозможно. Поддается ли категория «национальный интерес» объективной оценке и рациональному прогнозированию и формированию?

Истоки понятия

«Национальные интересы» – дословный, бесхитростный перевод national interest (англ.), лишь сообразно логике русского языка поставленный во множественном числе: в самом деле, не один же интерес у «нации». Но в оригинале national interest – категория, обусловленная культурно, исторически и политико-идеологически. В культурном отношении она восходит к британской политической традиции. В историческом – появляется в эпоху, когда на смену средневековым монархиям стали приходить буржуазные республики. В политико-идеологическом – неотделима от понятий и концепций nation и nation-state – отнюдь не нации-этноса и национального государства, это признак в оригинале понятия даже не вторичный. Посмотрим на эти три момента внимательнее.

Путь Европы к понятию national interest был долог и тернист. В глубине веков многочисленные князьки, как бы они ни назывались в разных языках и местностях, как правило, ощущали себя хозяевами тех территорий и населения, во главе которых им довелось оказаться. Территория и население были для них лишь ресурсом и расходным материалом для удовлетворения своих потребностей и амбиций. Кто оказывался поумнее, думал о сохранении власти, могущества, богатства своего рода. Самые умные понимали или чувствовали, что земли и народы надо не только завоевывать, но и удерживать в длительной перспективе. Однако в целом интересы, амбиции и кругозор князька и определяли тот когнитивный багаж, с каким он выходил во внешнюю среду.

Римская империя, а затем принятие и распространение христианства на протяжении столетий формировали на европейском континенте политико-психологическую среду, в которой не могла не появиться категория, отражающая интересы территории, народа и «вертикали власти» как единого целого. Относительно небольшие географические размеры Европы немало поспособствовали тому, чтобы даже через бесчисленные войны и конфликты Европа постепенно осознавала себя как своеобразное целое. Более того, сами эти войны отражали исторические по масштабам и продолжительности циклы политической интеграции/дезинтеграции континента.

Первым его интегратором была, несомненно, Римская империя. Ее закат, а затем и распад вернул Европу в состояние политической разобщенности – но не абсолютной. Новым интегратором становится христианство. Соединившись с унаследованной от Рима идеей права, христианство в лице его католической ветви надолго духовно подчиняет себе светские власти, ставит их в политическую зависимость от благословения Папы. Европейские правители, при всех их взаимных усобицах и раздорах, на протяжении многих веков (до появления протестантства) исповедовали общую религию и оставались властителями на своих территориях лишь до тех пор, пока не вызывали недовольство и гнев святого престола. Ватикан же долгое время эффективно сталкивал их между собой, что создавало своеобразную систему политического управления на континенте. Все в совокупности и стало многовековым континентальным симбиозом церковных и светских властей, известным как res publica Christiana или «христианский Запад» (Western Christendom). Культурно-историческая и политико-психологическая особенность этой системы заключалась в том, что высшие светские власти не были и не чувствовали себя посланцами Бога на земле: между ними и Богом был могущественный посредник – Папа.

Великие географические открытия показали европейцам уникальность их общего дома, а начало колониальной эпохи и капитализма – его эффективность: Европа пришла на другие континенты, а не наоборот. Между тем в самой Европе светские верховные правители на протяжении веков стояли перед выбором: подчиняться ли безоговорочно воле Центра (тогда – Ватикана), рискуя спровоцировать беспорядки на подвластной территории, вплоть до потери трона; отстаивать перед Центром интересы свои и своей территории, рискуя отношениями с Центром и в конечном счете тоже троном, а возможно, и жизнью; или же настойчиво и целеустремленно искать баланс между интересами и требованиями Центра и своей территории.

Политически эта раздвоенность порождала стремление светских властей освободиться от опеки Ватикана, сохранив за ним духовную функцию. В XIV–XV веках политическая власть и влияние Ватикана слабеют, феодальные княжества становятся все более суверенными. Но политическая раздробленность феодальной, а затем и капиталистической Европы не мешала осознанию того, что в духовном (религиозном) и естественно-правовом (легитимность кланов, родов и владений) отношениях европейские страны были, да и остаются частями единого конфессионально-политического пространства. В этом смысле окончательная утрата Ватиканом политической власти и трансформация res publica Christiana в Вестфальскую систему (1648) стали не развалом средневековой Европы, а началом нового цикла относительных интеграции-дезинтеграции как особого пути политического развития континента.

Именно на этом этапе возникает понятие «государственных соображений» (ragion di Stato у Никколо Макиавелли, raison d'État – фр., Staatsräson – нем.), как имплицитно противостоящих и Ватикану, и отдельным группам интересов в самом государстве. Заметим, что оно более всеобъемлющее, нежели «государственные интересы». Когда французский монарх заявлял: «Государство – это я!», он адекватно и точно выразил суть феодальной государственности: монарх не олицетворял государство, а был им. Новая категория отделяла государство и его специфические интересы как от чьих-либо внешних интересов, так и от внутристрановых эгоизмов (включая даже личные интересы правителя).

Однако пока речь о государстве, притом феодальном, монархическом. Его отличала и определяла четкая логика наследования и легитимности власти. При силовой смене монарха в рамках того же рода или соперничающих родов эта логика в целом сохранялась. Но со становлением капитализма под политическое отрицание, а затем и практическое преобразование попадают институт монархии и феодальное устройство общества в целом. Возникают прецедентные для той эпохи проблемы источников легитимности республиканской власти и носителя постмонархического суверенитета.

Техническая альтернатива – любой сильный человек, диктатор (особенно в случаях казни короля); но по сути это возврат к глубокому историческому прошлому, когда сила решала все, а понятия легитимности и суверенитета еще не возникли. Помимо прочего, велик риск долгой череды последующих диктатур. Иная альтернатива – представительская система в общих интересах новых элит, вышедших из средних слоев и составляющих мизерную часть населения в целом, однако более многочисленных, нежели прежние. Вместе все это давало основания объявить их the people – народом. Тем самым уже легко решались проблемы суверенитета, носителем которого объявлялся народ, и легитимности власти, сформированной через систему представительства.

Такие элиты и стали в Европе зародышем nation – совокупности граждан, понимающих, что политические компромиссы, достигаемые по определенным и устойчивым правилам, лучше вечной гражданской войны или вооруженных разборок с непредсказуемым исходом; граждан, готовых на деле придерживаться таких правил и поддерживать политическое устройство, их обеспечивающее. Термин nation и все от него производные имеют, таким образом, в Европе прежде всего политико-правовое значение. Этнический элемент оказался привнесен в него позже, когда сформировавшиеся нации продолжали по инерции именоваться по названиям соответствующих стран. National interest суть интересы nation, территориально-исторического сообщества граждан, а не людей определенной этнической принадлежности.

Эта система с конца XVIII века претерпела два важных для нашей темы изменения. Во-первых, она получила всестороннюю и исключительно глубокую философскую, политико-идеологическую и научно-теоретическую проработку, осуществленную ведущими мыслителями Европы, а затем и США.

Во-вторых, она оказалась оптимально совместимой с поздневестфальской системой международных отношений. Колониализм, то есть порабощение и эксплуатацию, а то и геноцид народов абсолютного большинства стран мира было трудно оправдывать «национальными интересами» стран-колонизаторов. Здесь политически и нравственно удобнее были идеи «цивилизаторской миссии» и «христианизации отсталых народов», а категория «национального интереса» долгое время оставалась политически невостребованной.

Ее триумфальный выход в мировую политику приходится на самое начало 1950-х гг. и связывается с именем Ганса Моргентау – основоположника теории политического реализма. Согласно его взглядам, обретение и использование power («сила», но также и «влияние») является важнейшим национальным интересом государства и основным мотивом его политического поведения в мире. Таким образом, Моргентау впервые однозначно связал национальный интерес с государством, фактически отождествил его с государственным. При этом как power, так и национальный интерес понимались им, а затем долгое время и в теории политического реализма, в экономическом и военном смысле.

Нетрудно видеть, что такая трактовка национального интереса и теория политического реализма идеально описывали и оправдывали политику Соединенных Штатов периода их утверждения в качестве лидера западного мира. Идейно-политический арсенал традиционного колониализма, рухнувшего под равнонаправленными (но не совместными) усилиями США и СССР, замещался с американской стороны политическим теоретизированием на тему роли силы в мире и интересов государства в этом контексте. Холодная война и появление атомного оружия способствовали тому, что на протяжении 1950-х – 1960-х гг. понятие национального интереса оказалось теснейшим образом связано с соображениями и интересами национальной безопасности и «выживания» государства в ядерном мире.

Когда с начала 1960-х гг. были окончательно сломлены остатки довоенной системы международных отношений и классического колониализма, категории nation-state и national interest стали инструментальны. Задачи заключались в том, чтобы интегрировать в систему международных отношений, преимущественно в прозападную их часть, новые постколониальные государства; обеспечить США выход на позиции политического лидерства на Западе, а затем и в мире; сохранить лицо проигравших – Германии и Японии, потерпевших поражение во Второй мировой войне, и Великобритании и Франции, лишившихся колоний и довоенных позиций лидеров международной системы, – открыв им путь к конструктивному статусу участников новой мировой политики под эгидой Соединенных Штатов.

На этом этапе политика Вашингтона все чаще создавала ситуации, при которых военное вовлечение США никак не могло быть оправдано какой-либо угрозой их национальной безопасности или интересам (пример – война во Вьетнаме). Как следствие, в политике наряду с national interest появляется понятие vital interest – «жизненно важных интересов», а в теории международных отношений нарастает критика политреализма, появляются так называемые ревизионистские теории, и в конечном итоге неореализм расширяет понятие национального интереса за рамки его изначальной трактовки. Сегодня в контексте «жесткой», «мягкой» и «умной» силы под конкретный национальный интерес может быть подведено практически всё, чего потребуют интересы текущей политики.

Таким образом, правомерно констатировать, что категория национального интереса к настоящему времени не имеет научного содержания и, в силу ее размытости и множественности критериев определения конкретного интереса, скорее всего и не получит его в обозримом будущем. Национальный интерес – категория историко-философская, политико-идеологическая и собственно политическая. В первом ее качестве она связана с определенным пониманием истории и уровней развития общества и государства; во втором – с идеологией либерализма и политико-реалистическим подходом к международным отношениям; в третьем – с текущими внешнеполитическими интересами государства (как их понимают находящиеся в данный момент у власти лица, группы, правительства). Такие категории не поддаются объективной операционализации, их трактовка всегда субъективна. При этом в западной политической теории и практике достаточно четко различаются национальные интересы, интересы государства и интересы правящего режима.

Путь России

Постсоветская Россия, повернувшая к капитализму (как его понимали и преподавали в СССР), в начале 1990-х гг. импортировала с Запада, прежде всего из США, практически все понятия и категории, находящиеся в настоящее время в политическом обороте страны (кроме разве что евразийства и тех, что были заимствованы в разные периоды советской и досоветской истории). До этого понятие национального интереса было в России, разумеется, известно, но в приложении к ней самой не использовалось.

Россия до октября 1917 г. не проделала ту когнитивную, политическую и практическую эволюцию, которую прошла за последние две тысячи лет Европа. Путь России был иным. Первое принципиальное отличие заключалось в объеме территории – вначале неосвоенной, с крайне низкой плотностью населения, позднее номинально включенной в состав Московского царства и Российской империи, но освоение и жизнь на которой всегда были ресурсоемки по сравнению с Европой. В обстановке трудных для выживания климатических и иных условий и низкой удельной плотности населения потенциальный политический процесс вынужденно оказывается «неконцентрированным»: локальная полития складывается лишь на уровне малочисленных «элитных» групп своего времени (более многочисленную элиту население и территория еще не могут прокормить), а совокупность условий (включая трудности, риски и издержки коммуникаций в такой природной и социальной среде) в целом способствует формированию политико-управленческих иерархий («вертикалей власти») куда больше, нежели сетей – горизонтальных структур любого рода.

Иначе складывались в России и взаимоотношения светской и духовной власти. Православная церковь сыграла значимую роль в преодолении княжеских междоусобиц и формировании объединенного русского государства. Но она вынуждена была жить и работать в условиях малоконцентрированного политического процесса с обилием вертикальных и дефицитом горизонтальных связей, а потому большую часть своей истории провела в жестком подчинении светской власти. На малонаселенных просторах обширного востока Европы у нее не было возможностей стать ни мейнстримом христианства, ни регулятором разноплеменных международных, а не моноэтнических межкняжеских отношений (после создания Московского царства и победы над Золотой Ордой последние практически утратили былое значение, сведясь к борьбе нескольких семей за московский трон). Соответственно, в России не сложились и не могли сложиться процессы, которыми двигались циклы интеграции-дезинтеграции Европы.

В новейший период формирование основ капитализма в России по ряду причин не завершилось политическим оформлением буржуазно-демократического республиканизма: он просуществовал лишь с февраля по октябрь 1917 года. Как следствие, не сложилась и nation: не только императорская семья и высшая знать, но многочисленный класс служилых людей воспринимал купеческое сословие как потенциальную угрозу самодержавию.

В начале ХХ века император Николай II, отвечая на вопрос анкеты о роде занятий, называет себя «хозяином земли русской». Российский император был по-своему прав – он действительно был на тот момент хозяином земли русской, и этот факт отражал отсутствие в России того времени такого развития общества и его институтов, которое было бы по сути аналогичным европейскому или близким к нему, а не лишь внешне похожим на него. Если самодержец – хозяин, мысли о национальных интересах места нет. Интересы страны определяются ее хозяином – что в общем абсолютно логично.

В советский период категория национального интереса не приживается по иным причинам. На уровне идеологии этому более всего препятствовали две концепции – бесклассового общества и интернационализма. Социалистическое, а в перспективе коммунистическое общество должно было появиться в процессе и результате классовой борьбы, а потому классовые интересы провозглашались как безусловно высшие и абсолютные. А потому идеал – бесклассовое общество – был по природе интернационален, национальное же расценивалось как вредная и опасная преграда на пути к всеохватному интернационализму.

Практика, как и следовало ожидать, оказалась сложнее умозрительных схем. Номинально строительство социализма и коммунизма возглавляла партия. По логике интересы партии должны были быть наивысшими. Так чаще всего и было – чаще всего, но не всегда. Надежды на мировую революцию пошатнулись уже к 1920 г., дали фатальную трещину по итогам Великой депрессии и рухнули по ходу Второй мировой войны. Руководство партии, изначально смотревшее на государство исключительно как на орудие своей политики, еще в 1920-е гг. осознало, что сохранит себя и власть, лишь сохранив государство. Иосиф Сталин был до мозга костей государственником, резко сместившим баланс реальной власти от партии к государству. Номинально партия, ее идеология и риторика сохранялись и даже осуществляли «руководящую и направляющую роль» в строительстве нового общества, практический же ход дел в стране вплоть до начала перестройки (1986 г.) определяло государство. Одна из ключевых его опор называлась Комитетом государственной безопасности – не партийной, общественной или национальной.

Однако своеобразный порядок выработки и принятия общесистемных, скажем так, интересов объективно существовал. Он включал определение общих направлений и целей развития; долгосрочных программ в сферах экономики, обороны, научных исследований, в социальной области; пятилетние планы в экономике; утверждение всего перечисленного на съездах партии, в органах государства и совместных постановлениях ЦК КПСС, Совета министров и, в ряде случаев, президиума Верховного Совета. В этой работе на разных этапах участвовали аппараты ЦК партии и Совмина, ведомственные и академические институты, межведомственные комиссии, Госплан. По некоторым вопросам проводились неформальные общенародные обсуждения, результаты которых рассматривались соответствующими органами перед принятием решений.

Никоим образом не идеализируя эту систему, нельзя не отметить ее сильные стороны. Она была ориентирована на выработку перспектив (от 5 до 20 лет) и сочетание оценки перспектив с конкретными программами, годовыми и пятилетними планами. Она открывала возможности маневрировать всеми видами ресурсов не только в реальном времени, но и в масштабах десятилетий. Она была нацелена на соединение усилий партии, государства и наиболее активной части населения. И на «выходе» всей этой деятельности складывался некий компромисс не только между желаемым и возможным, но и между интересами партийно-государственной номенклатуры, ее высшего эшелона, государства и активной «системной» части общества.

Одним из следствий описанных особенностей российского развития стало смешение интересов страны, государства и правящего режима. При монархии в таком смешении была определенная логика: самодержец действительно хозяин страны, нравится нам это или нет, и его интересы определяющи для государства и страны. Декларативная приоритетность неких классовых интересов над всеми остальными в социалистический период одним из следствий имела то, что обвинения в антипартийности, отходе от основ марксизма-ленинизма и прочих идеологических грехах становились эффективнейшим оружием во внутриноменклатурной борьбе. При необходимости им охотно пользовались и партийные фундаменталисты, и технократы-государственники, и прохиндеи-карьеристы. Нечто неугодное той или иной группе специальных интересов внутри номенклатуры могло легко быть объявлено антисоциалистическим, и тут места для дискуссий уже не оставалось. Понятно, что в такой атмосфере было не просто трудно, но часто политически невыгодно различать интересы партии, государства, общества.

Что же касалось конкретных интересов правящего режима, эта тема всегда была и до сих пор остается в России закрытой. При Сталине она была смертельно опасной; при Брежневе просто табу; сегодня говорить на эту тему не возбраняется, но желающих пока мало. Конечно, политическая публицистика, теория и практика сознают и признают наличие у любого режима собственных интересов и их отличие (теоретически вплоть до противоречий) от интересов государства и общества; но в анализе проблем и процессов современной России такие различия, их потенциальные и реальные последствия прослеживаются нечасто. На практике правящий режим как в прошлом, так и сейчас определяет практическое содержание того, что затем получает статус «интересов России».

С одной стороны, так и должно быть, это одна из главных функций правящего режима в любой стране в любую эпоху. С другой, недостаточно четкое политико-теоретическое разграничение разных видов интересов увеличивает риск того, что интересы самого режима могут при каких-то обстоятельствах оказаться смешанными с другими или даже затмить собой, вытеснить эти другие. На таком фоне категория национального интереса вносит в понимание общестрановых – скажем пока так – интересов России еще большую неопределенность.

В ряд государственных документов середины 1990-х гг. вошла формула «геополитические и национальные интересы России». Если воспринимать ее буквально – а как иначе? – то необходимо заключить, что речь шла о двух разных группах интересов. Причем геополитические интересы России – это не ее национальные, и наоборот. И коль скоро они разные, то в принципе нельзя исключать возникновения между ними конфликта и противоречий. Никаких указаний на то, в пользу каких интересов и на основе каких критериев должен был бы разрешаться такой конфликт, буде он возникнет, дано не было. Нет и научного определения первых и вторых. Понятие «геополитические интересы России» продолжает широко использоваться в научно-политической литературе, СМИ и публицистике наряду с термином «национальные интересы».

Геополитические идеи и лексика вошли в политический оборот России в преддверии и с завершением демонтажа СССР. Отказ от марксизма-ленинизма вкупе с легко объяснимым отсутствием в то время на территории Советского Союза какой бы то ни было иной идеологии сделал геополитику привлекательной в глазах власти и силовых структур. Геополитика – прежде всего идеология государственничества. Как и идея классовой борьбы, она зиждется на понятии «баланса сил» (однако если политреализм обращается к прагматическим и объективно измеримым видам силы – военной, экономической, – то концепции соотношения классовых сил и геополитики адресуются к силе неизмеримой, умозрительной, гипотетической). Геополитика позволяла тешить себя иллюзией, что постсоветская Россия сохранит международные позиции СССР. Но видеть в геополитике лишь иррациональное начало было бы чрезмерным упрощением.

Геополитика как идеология и практический курс исходит из постулата об определяющем значении «баланса сил» в международной жизни, что делает их имплицитно конфликтогенными. Однако «спрос на конфликтогенность» в этой сфере может продуцироваться как отдельными субъектами международных отношений, по тем или иным причинам отдающими предпочтение конфликтным формам поведения в мире на определенных направлениях их политики, так и состоянием системы международных отношений в целом, не признающей иных типов поведения или не оставляющей некоторым категориям субъектов международных отношений иной альтернативы, кроме конфликта как способа утверждения себя и защиты своих (в том числе законных) интересов.

В последнем случае заявляет о себе своеобразная природа геополитических интересов: они требуют издержек и затрат сегодня в расчете на отдачу в будущем. В этом смысле обеспечение геополитических интересов есть ресурсоемкая политическая инвестиция в будущее с непредсказуемыми рисками и итогами. Она оправдана, если речь идет о выживании страны или об обеспечении широкого комплекса ее иных интересов – стратегических, военных, статусных, других. Является ли такая инвестиция «национальным интересом» или платой за его обеспечение? Скорее последнее.

Продолжающиеся на протяжении всего постсоветского периода поиски «национальной идеи» новой России, не принесшие пока результата, убедительно говорят о том, что нации пока в стране не сложилось, и под национальными интересами нет прочной социокультурной основы. Термин, импортированный из других культур и условий, является в нынешней России более идеологическим, чем в странах его происхождения. На протяжении всей российской истории интересы государства фактически отождествлялись с интересами власти, и только иногда, ретроспективно, действия ушедшего с политической арены (а чаще и из жизни) режима расценивались как ошибочные – а значит, не отвечавшие государственным интересам или даже противоречившие им. Но если интересы режима или даже государства представляются – намеренно или нет – как «национальные», оппонировать им становится сложнее, а иногда и как бы антипатриотично.

Наконец, российский социум (именно социум, а не отдельные лица или группы) никогда не пытался сформулировать собственные конструктивные идеи относительно интересов страны (именно страны, а не государства или режима). Случаи недовольства официальной политикой были во все времена. Неизменно появлялись и группы, выражавшие в той или иной форме несогласие с какими-то действиями правительства или с его курсом в целом. Но слабые зачатки постоянной деятельности по разработке интересов страны и общества (а не непременно оппозиции правительству) появляются только в последние полвека.

В настоящее время нет оснований полагать, что описанное положение принципиально изменится в обозримые сроки. Вносимые в политику интересы по-прежнему определяются в узкой сфере внутриэлитных отношений и межведомственных противоборств. Однако цена таких интересов становится в XXI веке беспрецедентно высокой и может за считанные десятилетия отбросить страну назад. Это означает, что России необходимы интересы, которые за неимением более точного понятия можно называть национальными.

Практика, проблемы, перспективы

Если российское общество пока не нация, а совокупность многих этносов, проблемы формирования и критериев соотнесения интересов национальных, государственных и режима обретают особую значимость. В то же время правомерно утверждать, что хотя понятие «национальные интересы» давно присутствует в документах и выступлениях официальных лиц, их четкого определения и механизмов формирования и утверждения нет до сих пор.

Сразу оговоримся: какая-то часть конкретных национальных интересов в принципе не поддается определению. Такие интересы возникают и меняются в зависимости от внезапных событий, явлений во внешней или внутренней политике. В силу неожиданности они, как правило, требуют принятия быстрых мер. В условиях цейтнота и давления различных факторов дефиниция таких интересов, выработка и принятие соответствующих мер осуществляются органами государственного управления в рабочем порядке. Позднее возможны любые обсуждения и дискуссии; но в критический период конкретные национальные интересы определяются задействованными лицами и ведомствами. Подобные ситуации не раз случались в прошлом; несомненно, они будут иметь место и впредь. Ниже речь пойдет не о них, а о тех гораздо более многочисленных случаях, когда национальные интересы и меры их обеспечения могут определяться заранее в рамках созданного для этого механизма.

На идеологическом уровне национальные интересы могут быть выражены всего несколькими словами: безопасность, прочность международных позиций, права личности и гражданина, развитие. Вопрос в конкретизации и в том, кто выступает субъектом. Как понятие идеологическое, отчасти и нравственное, национальный интерес может при желании легко быть наполнен подчеркнуто идеологическим содержанием и стать мотивацией и основой иррационального курса, результатом которого, как правило, оказываются растрата времени, человеческих и материальных ресурсов, а в худшем случае и саморазрушительные для страны процессы. Но идеологические и нравственные императивы могут быть воплощены в осуществимые позитивные практические цели, программы, планы и действия.

Идеологическое наполнение национальных интересов способствует легитимации жесткой центральной власти, духовной или светской: коль скоро есть некая, предположительно великая цель, видимая во всей ее полноте и блеске лишь идеологам, то должен быть кто-то, способный повести к этому идеалу. Конкретизация же национальных интересов неизбежно ставит вопросы сроков, полноты и цены их обеспечения – а значит, эффективности власти и систем управления. Религии неверифицируемы, и в этом их неустранимое преимущество над светскими политическими идеологиями. Показательный пример: пока в СССР строили социализм и обещали, что вслед за социализмом наступит коммунизм, значительная часть населения верила в эту мечту, и система оставалась стабильной даже вопреки страшным лишениям и репрессиям. Но когда (в условиях относительного материального благополучия и личных свобод) в центре внимания оказались конкретные планы и программы, все чаще не выполнявшиеся, авторитет и власть компартии стали размываться, что и привело в конечном счете к демонтажу советского социализма в Европе. Видимо, путь к политической стабильности лежит через эффективность власти или через торможение качества развития посредством (квази-) религиозного режима и государства.

Официальное определение национальных интересов содержится пока в одном документе. В «Концепции внешней политики Российской Федерации» (2013 г.) национальные интересы упоминаются не раз, но не расшифровываются. Закономерно, что в этом документе они рассматриваются исключительно в их внешнем аспекте: интересы «Российской Федерации как одного из влиятельных и конкурентоспособных центров современного мира».

«Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года» определяет национальные интересы как «совокупность внутренних и внешних потребностей государства в обеспечении защищенности и устойчивого развития личности, общества и государства». Достоинства этого определения в том, что оно вообще дано и что внутренние и внешние аспекты интересов связаны здесь воедино. Эта связка занимает в «Стратегии» центральное место, проходит через все ее разделы и отличается глубокой проработанностью. Но серьезный недостаток этого определения – в отождествлении национальных и государственных интересов, в сведении первых ко вторым. Странно отрицать интересы государства как одного из ведущих субъектов политики и жизни страны в целом; но и отождествлять их с национальными методологически некорректно, а практически чрезвычайно рискованно.

В «Стратегии» говорится (ст. 21), что «национальные интересы Российской Федерации на долгосрочную перспективу заключаются: в развитии демократии и гражданского общества, повышении конкурентоспособности национальной экономики; в обеспечении незыблемости конституционного строя, территориальной целостности и суверенитета Российской Федерации; в превращении Российской Федерации в мировую державу, деятельность которой направлена на поддержание стратегической стабильности и взаимовыгодных партнерских отношений в условиях многополярного мира». Каждый из названных тут интересов поддается конкретной операционализации, в чем убеждают цели и задачи политики национальной безопасности, сформулированные в документе.

Важное с точки зрения рассматриваемой темы положение «Стратегии» гласит, что «для защиты своих национальных интересов Россия, оставаясь в рамках международного права, будет проводить рациональную и прагматичную внешнюю политику, исключающую затратную конфронтацию, в том числе и новую гонку вооружений» [Выделено мной. – Н.К.]. Это, на наш взгляд, означает, что как содержание национальных интересов, так и формы и методы их защиты исключают всякое миссионерское начало – идеологическое, конфессиональное, имперское. Если такая тенденция закрепится на длительный срок (хотя понятно, что есть внутренние и внешние силы, которые по разным причинам, но будут ей всячески противодействовать), она может стать принципиальным, историческим поворотом в развитии России и в ее отношениях с миром – от тех или иных вариантов болезненной идеологизации к сдержанному и рациональному прагматизму.

Логичное следствие отождествления национальных интересов с государственными – то, что последние должны определяться самим государством. Пусть при участии экспертного и научного сообществ, гражданского общества – но последнее слово закономерно принадлежит субъекту интересов, будь то в явной форме, когда государство четко скажет, что оно намерено или не намерено делать, или, что гораздо хуже, в форме неявной, когда говорится одно, а происходит нечто иное.

На этом пути национальные интересы России поджидают две опасности, проистекающие из того, что в стране исторически нет традиций, механизмов и практических навыков корректировки курса и действий правящего режима и государства в целом, которые были бы совместимы с целями и задачами социально-политической стабильности. Первая из таких опасностей – исключительно высокая роль правящего режима в формулировке целей и формировании политики (внутренней и внешней) при отсутствии у законодателя и органов государственного управления мотивации и способности оказывать в необходимых случаях сдерживающее влияние. Да, сегодня политика правящего режима рациональна и прагматична. Но есть ли гарантии, что завтра она не сменится на иную, даже на противоположную? В чем состоят такие гарантии, кроме как в личных качествах и взглядах главы государства?

Другая опасность связана, на наш взгляд, с назревающим глобальным кризисом бюрократии как института. Бюрократия повсеместно все более выходит из-под всех форм контроля (включая даже такие жесткие, как в Китае). Она стремится и умеет максимизировать свои полномочия и привилегии. Ее решения, принимаемые на основе формальных критериев и процедур, все чаще оказываются практически деструктивными, а ее ответственность за эти решения остается, как правило, номинальной. Бюрократия во всем мире поражена коррупцией, и масштабы этого явления не показывают пока понижательной тенденции. Бюрократия малоуязвима перед системой выборов, особенно если последняя недостаточно подкреплена мерами эффективного правоприменения и повседневной демократии на всех уровнях. Не вдаваясь здесь в анализ этого назревающего кризиса, заметим только, что в принципе нельзя исключать как добросовестные заблуждения и банальную некомпетентность, так и возможность «приватизации» отдельными группами бюрократии процесса формирования государственных (национальных) интересов в отдельных его частях или даже в целом. Страна с высоким уровнем коррупции не гарантирована от проникновения этого явления в сферы внешней политики, национальной безопасности и национальных интересов.

Если воспользоваться принципом «идеальной модели», то возможны два пути формирования национальных интересов или их эквивалента. Один – тот, который в западной политической теории считается единственно возможным: сложившаяся нация через систему демократических институтов определяет свои интересы, в которых затем действует демократически созданное правительство. «Нация» – понятие философско-политическое. Как бы ни определялись признаки нации – по Эрику Хобсбауму, Эдуарду Тэйлору или Владимиру Ленину – при попытке подвергнуть это понятие анализу, конкретному во времени и социальном пространстве, неизбежно возникает вопрос, всех ли участников данного социума правомерно включать в состав соответствующей «нации». Оптимальные условия создания нации – сочетание изоляции и противостояния социума внешней среде. Но глобализация взламывает оба эти условия с последствиями, прекрасно видными на примере Франции и других стран массовой иммиграции.

Возможны и два других пути, общее для которых – то, что представляется как «национальные интересы», предписывается социуму. Исторически наиболее распространенный вариант – жесткая светская или духовная власть диктует стране собственное понимание того, что нужно народу и государству (не забывая при этом и себя). Именно этот вариант легче любого иного скатывается к тому, что интересы правящих режима и/или лица не только подменяют собой прочие, но и заставляют последние служить себе.

Теоретически мыслим и другой путь: страна, еще не ставшая нацией, рассматривается как социально-территориальная система (СТС) – исторически неразрывное целое, образуемое триединством достаточно устойчивой (хотя в историческом времени меняющейся) территории, постоянно проживающего и хозяйствующего на ней населения и организации этих территории и населения для определенного вида хозяйствования и образа жизни. При современной экономике и уровне образования элит и населения в целом такая СТС может (и, по-видимому, должна) обладать своими интересами, в общем виде сводящимися к самосохранению в высококонкурентной среде, а для этого к постоянному расширению внутренних и внешних возможностей данной СТС (включая обеспечение ее безопасности), и к эволюционному развитию, понимаемому как создание, приобретение и эффективное использование качественно новых возможностей, повышающих конкурентоспособность СТС.

Названные интересы по природе их долговременны, и как сами интересы, так и необходимость их обеспечения по продолжительности превышают срок пребывания у власти любого режима. Они включают государственные интересы и защищают их, но как функциональную подсистему интересов СТС в целом. Они не исключают возможностей глубоких реформ и даже революций, но в макроинтересах СТС, а не за ее счет. Они допускают широкое участие в международном сотрудничестве, включая глобализацию; но и позволяют и требуют, не противостоя последней как явлению, защищать свое место в ней, ценности, интересы и самостоятельность, при необходимости противодействуя политике глобализма. Но главное, они органичны для неофеодального уклада современной России, центральная политическая характеристика которого – отсутствие встроенного конфликта между ветвями власти как условия и средства стабилизации СТС и ее политической системы в целом.

В отсутствие и/или при остром дефиците такого механизма общественные (прежде всего внутриэлитные) отношения постоянно рискуют сорваться в подобие феодальных войн. Фактически такие войны ведутся в России на протяжении последних двадцати лет, но, по счастью, на средних и локальных уровнях элит и средствами рейдерства и коррупционно-правового процесса. Как показывает опыт некоторых постсоветских государств, риски такой системы могут достаточно легко переходить в реальность и делают страну и ее государство уязвимыми перед рядом объективных и субъективных факторов. Ручное управление подобной системой не только не гарантирует ее долговременной стабильности, но и отвлекает время и ресурсы управляющих лиц и структур на непрерывное решение тактических задач, сужая тем самым возможности стратегического мышления и действий.

Представляется, что механизм формирования национальных (или, точнее, общесистемных) интересов СТС неофеодального типа мог бы способствовать решению многих практических задач и стать важным средством стабилизации внутриэлитных отношений, консолидации общества – а также принципиальным отличием СТС этого нового типа от классического феодализма, постоянно продуцировавшего внутренние конфликты.

Конкретные формы такого механизма – вопрос отдельной разработки. Но основные принципы его построения и функционирования, как представляется, должны включать: (1) нацеленность на разработку стратегической перспективы СТС и системы вытекающих из такой перспективы интересов; (2) первостепенное внимание перспективным вызовам и возможностям, а уже потом угрозам в различных сферах деятельности и на разных проблемных и географических направлениях; (3) интеграцию государственных интересов в национальные при безусловном приоритете общесистемных интересов СТС; (4) многоэтапный институционализированный процесс разработки национальных интересов с участием представителей государства, научного и делового сообществ, а также НПО, доказавших свою высокую компетентность и эффективность; (5) принятие решений и рекомендаций в рамках этого процесса простым большинством голосов; (6) законодательное оформление выработанных таким образом национальных интересов; (7) обязательность и четкую систему воплощения принятых интересов в государственных программах и бюджетах.

Созданием механизма формирования своих общесистемных интересов Россия сделала бы первый, принципиальный шаг по пути отказа от некритического копирования западных форм и обратила бы свои мысли и действия к содержательной стороне этих и собственных форм, будь то во внешней или внутренней сферах.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 марта 2016 > № 1682623 Николай Косолапов

Хуже, чем в холодную войну

Алексей Фененко

Конфликтный потенциал российско-американских отношений

А.В. Фененко – кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института проблем международной безопасности РАН, старший преподаватель кафедры международной безопасности факультета мировой политики МГУ им. М.В. Ломоносова.

Резюме Ни Украина, ни Сирия не сняли психологического напряжения. Лидеры США и, отчасти, России пока не считают, что их страны достигли опасного предела. Требуется более крупный кризис, для окончательного разрешения накопившихся вопросов.

Написать эту статью я задумал после круглого стола о перспективах российско-американских отношений, организованного агентством «Россия сегодня» в ноябре 2015 года. Там я высказал мысль, что Россия и США вступили в период, намного более опасный, чем холодная война, включая Карибский кризис 1962 года. Мои слова вызвали критические замечания. («Тогда стояли на грани ядерной войны, а сейчас ничего похожего не наблюдается».) Между тем в предстоящие десять-пятнадцать лет опасность развязывания военного конфликта между Россией и Соединенными Штатами, на мой взгляд, намного выше, чем в период биполярной конфронтации.

Накапливаются долгосрочные негативные тенденции, которые объективно подталкивают обе стороны к вооруженному конфликту. В отличие от прежних случаев, в том числе и Карибского кризиса, современные военно-политические коллизии не побуждают Кремль и Белый дом сесть за стол переговоров и выработать механизмы снижения военной опасности. Стороны, напротив, последовательно свертывают стратегический диалог, демонтируют систему европейской безопасности и демонстрируют силу в непосредственной близости от вооруженных сил друг друга. Такая модель напоминает систему отношений между европейскими державами в конце XIX века, которая работала скорее на приближение, чем на отдаление конфликта.

Мифы холодной войны

Зимой 2012 г. эксперты Евроатлантической инициативы в области безопасности (EASI) презентовали на ежегодной Мюнхенской конференции доклад «На пути к Евро-Атлантическому сообществу безопасности». Евроатлантике, по их мнению, присущ дефицит взаимного доверия, а сотрудничеству мешает мышление времен биполярной конфронтации. В действительности наследство холодной войны играло стабилизирующую роль в российско-американских отношениях, предполагая:

поддержание стратегического диалога по ОСВ/СНВ;

развитие механизмов контроля над вооружениями;

наличие мер доверия и транспарентности;

наличие комплекса взаимных обязательств на случай конфликта с третьими странами;

высокий уровень доверия, без которого создание подобных режимов невозможно.

Американский политолог Джон Льюис Гэддис не случайно назвал холодную войну периодом долгого мира. Конфронтация сверхдержав и возглавляемых ими военно-политических блоков осуществлялась строго по правилам и никогда не приближалась к грани реального военного конфликта. Вопреки расхожим представлениям, холодная война СССР и США началась отнюдь не в 1945 году. Первое десятилетие после Второй мировой войны в мире доминировали четыре державы-победительницы. Только к 1956 г. две из них (Советский Союз и Соединенные Штаты) понизили статус Великобритании и Франции до регионального уровня. Москва и Вашингтон, несмотря на жесткую риторику, взаимодействовали в процессе демонтажа Британской и Французской империй. В период прямого военно-стратегического противоборства стороны вступили после Суэцкого кризиса 1956 г., когда между ними не осталось «прокладок» в виде других великих держав. С этого времени система советско-американского взаимодействия стала внешне характеризоваться:

предельной враждебностью, усиливаемой противоположностью социально-экономического и политического устройства;

идеологической конфронтацией со взаимоисключающими целями;

блоковым характером противостояния, когда малые и средние страны передавали сверхдержавам контроль над своими военными потенциалами;

соперничеством на грани военного столкновения, которое носило бы характер тотального конфликта двух мировых систем.

Но угроза прямого военного конфликта оставалась минимальной. Едва ли обладание ядерным оружием (ЯО) было основной причиной. С конца 1950-х гг. и советские, и американские стратеги разработали множество сценариев войны с ограниченным применением ЯО или на базе обычных вооружений. (В последнем случае ЯО по умолчанию не применялось бы обеими сторонами, подобно тому как химическое оружие не использовалось во Второй мировой войне.) Библиография работ об «ограниченной ядерной войне» настолько обширна, что заслуживает издания в виде специальных сборников. Однако почти ни в одной работе не объяснено, почему американские и советские лидеры не воспользовались рекомендациями военных.

У руководителей СССР и США попросту не было политических причин для прямого столкновения. Соединенные Штаты и Советский Союз не могли заменить друг друга в качестве лидеров капиталистического и социалистического миров. Любой конфликт между ними привел бы к краху всей системы Ялтинско-Потсдамских договоренностей, включая ООН. В обмен на обвал мирового порядка победитель получал бы ограниченную территорию, требующую колоссальных затрат для восстановления. Игра не стоила того, чтобы жертвовать ресурсами, приобретенными по итогам Второй мировой.

Отсутствие политических мотивов дополнялось дефицитом технических возможностей для ведения войны. Находясь в разных полушариях, сверхдержавы не могли оккупировать территорию друг друга. Для победы в крупном региональном конфликте ни одна из сторон не имела превосходства, обеспечивающего гарантированное поражение противника. Прямая война сводилась бы к иррациональному обмену ядерными ударами без какой-либо политической капитализации. Фанатиков, готовых рискнуть всем ради победы в «войне-армагеддоне», слава богу, не нашлось.

Ни советская, ни американская идеология не была непримиримой к оппоненту. Концепция обеих сверхдержав постулировала принцип соревнования коммунизма и либерализма. Во-первых, это означало, что СССР и США признают друг друга в качестве равноправных субъектов. Во-вторых, стороны были готовы играть по правилам. В-третьих, соревнование означает наличие у оппонента положительных сторон, которые нужно перенять или превзойти. И Кремль, и Белый дом предполагали победу коммунизма/либерализма в туманном будущем, что легитимировало начало диалога. Популярная в 1960-х гг. теория конвергенции, согласно которой СССР и США позаимствуют друг у друга лучшее, возникла не на пустом месте и укоренилась в мировоззрении советской и американской элиты.

Французский писатель Марсель Пруст оставил нам образы полноценной идеологической конфронтации. Во Франции после войны 1870 г. ненависть к Германии была настолько велика, что выразить симпатию к чему-то немецкому было невозможно. «Мы ненавидели боша за то, что он бош. За то, что он пьет кофе с коньяком, за то, что ест много сосисок, за то, что носит рыжие усы, за то, что надевает коричневую, а не черную, “бабочку”. За то, что он существует, и за то, что мы до сих пор не отплатили ему за Седан», – размышлял писатель о тех временах. Аналогичные чувства испытывали и немцы в отношении Франции: они упрекали Бисмарка в том, что он не добил «наследственного врага». Во французских и немецких городах по выходным устраивались шоу в парках: сожжение перед восторженной толпой макетов Эйфелевой башни или Бранденбургских ворот.

Ничего подобного в советско-американских отношениях не было. Лидеры сверхдержав, как справедливо отметил известный американист Владимир Печатнов, не пытались сеять ненависть к противнику среди населения. Советская пропаганда тщательно отделяла «реакционные круги США» от американского народа. Президенты США, называя СССР «красной чумой» или «империей зла», всегда выражали сочувствие русскому народу. Ни советская, ни американская пропаганда не насаждала в школе ненависть к обычаям и культуре противника, не организовывала массовых демонстраций с милитаристским психозом и не восхваляла гибель солдат противоположной стороны в региональных конфликтах. Отрицание противника носило политический, идеологический, но не экзистенциальный характер. (Сравнение нынешних пропагандистских баталий с теми, что грохотали в годы холодной войны, приводит к неутешительному выводу, что тогда уровень взаимного уважения был намного выше, а эмоциональной экзальтации наблюдалось куда меньше.)

С настоящим врагом идеологические баталии не ведутся: враги молча готовятся к схватке. В 1930-е гг. представители СССР и нацистской Германии, например, крайне редко пытались доказать что-то друг другу или оспорить какой-либо тезис оппонента. Отношения на официальных встречах отличались демонстративной вежливостью и практическим отсутствием неформального общения. Не вели дискуссий немцы и с англичанами накануне Первой мировой. Вопрос о столкновении был решен, а убеждать врага в своей правоте – занятие бессмысленное.

Образом холодной войны стало противостояние советских и американских спецслужб. Но ни советское, ни американское руководство не считало диверсии ЦРУ/КГБ поводом к разрыву дипломатических отношений или тем более причинению реального ущерба политической элите противника: терроризм отрицали обе стороны. Русские и американцы не относились друг к другу с ненавистью: они живо интересовались образом жизни и культурой оппонента. С какого-то момента общественность и в Советском Союзе, и в Соединенных Штатах смотрела на милитаризм и гонку вооружений с изрядной иронией, достаточно вспомнить «бондиану» и песни Высоцкого.

Феномен «радиоголосов», которые ловила советская интеллигенция, доказывал, что многие жители СССР были готовы воспринимать оппонента. Судя по воспоминаниям, при прослушивании негативной информации о своей стране в принципе не возникала ненависть к США как таковым. (Как отмечал французский социолог Серж Московичи, европейцы начала ХХ века, охваченные шовинистическими настроениями, просто отвергали негативную информацию о своей стране, считая иностранцев «недостойными» даже обсуждать их родину.) Разработанная в Соединенных Штатах концепция идеологического влияния (впоследствии она получила название «мягкой силы») была основана на том, что противник готов выслушать информацию о ваших положительных сторонах и заинтересоваться ею.

Зато в условиях стратегического пата произошла беспрецедентная демократизация международных отношений. Ее приметами стали ликвидация колониальной системы, резкое расширение числа суверенных государств, появление Движения неприсоединения и целой плеяды международных организаций. Тенденции к демократизации тесно соприкасались с закреплением в международном праве незыблемости территориальной целостности государств, права народов на самоопределение и обязательств по защите прав человека. Сверхдержавы обычно поддерживали соответствующие процессы, чтобы обеспечить себе преимущество в обоюдном соперничестве. Волна демократизации во многом повлияла на внутриполитические процессы и в США (ликвидация остатков расовой сегрегации), и в СССР (укрепление либерального крыла в партийном руководстве).

Кризисы долгого мира

С легкой руки американского политолога Пола Нитце конфликты времен холодной войны стали называть «игрой с нулевой суммой», когда выигрыш одной стороны автоматически означает проигрыш другой. Однако ни один из кризисов холодной войны подобной игрой не был. Советское и американское руководство демонстрировали скорее нежелание, чем готовность начинать крупную войну, были готовы на уступки ради сохранения статус-кво.

Эту тенденцию выявила Корейская война (1950–1953). В ней экспедиционные силы США и их союзников воевали за Южную Корею; китайские добровольцы, прикрытые двумя полками советской истребительной авиации, – на стороне КНДР. Но лидеры Соединенных Штатов и КНР не сочли действия оппонента поводом к объявлению войны. Аналогично ни советское, ни американское руководство не видело в локальных военных действиях повода к разрыву дипломатических отношений. Советский представитель бойкотировал заседания Совета Безопасности ООН, но руководство СССР не обсуждало возможности выхода из Организации. В апреле 1951 г. президент Трумэн дезавуировал ультиматум главнокомандующего экспедиционными силами ООН генерала Дугласа Макартура, угрожавшего КНР применением атомного оружия. При первой возможности стороны подписали перемирие.

Готовность к компромиссу показал и второй Берлинский кризис 1961 года. Его причиной были опасения советского руководства в связи с политикой ядерного вооружения ФРГ, воплощением которой стал проект создания многосторонних ядерных сил НАТО (МСЯС). Силовые демонстрации СССР вокруг Западного Берлина, включая строительство Берлинской стены, должны были убедить администрацию Джона Кеннеди в готовности Москвы применить силу в случае предоставления ФРГ доступа к ядерной кнопке. Но при реальной угрозе конфликта в октябре 1961 г. советское командование во главе с маршалом Коневым отвело танки от Берлинской стены без предварительных договоренностей с США. Белый дом со своей стороны осторожно свернул проект МСЯС.

Карибский кризис 1962 г. подтвердил эту тенденцию. Советский Союз разместил группировку ядерных носителей (как авиационных, так и ракетных) на Кубе вблизи Соединенных Штатов. Администрация Кеннеди разрабатывала и обсуждала план ее ликвидации. Однако стороны искали механизм для диалога и создали его через советского посла Анатолия Добрынина и брата президента Роберта Кеннеди. Ни в советском, ни в американском руководстве никто, судя по открытым источникам, не ставил вопрос о разрыве дипломатических отношений или ликвидации ООН. Советские и американские лидеры не произносили зажигательных речей перед агрессивно настроенной толпой и не обещали любой ценой не допустить позора. Все это разительно отличалось, например, от поведения императоров Николая II и Вильгельма II летом 1914 года. Неудивительно, что по итогам Карибского кризиса Кремль и Белый дом начали стратегический диалог о снижении опасности войны.

Аналогично развивался и кризис вокруг «евроракет» середины 1980-х годов. Советский Союз развернул в 1977 г. ракеты средней дальности РСД-10 «Пионер». Страны НАТО восприняли это как нарушение баланса сил в Европе. После неудачных переговоров осенью 1983 г. началось развертывание американских ракет средней дальности «Першинг-2» в 5–10 минутах подлета от Москвы. 24 ноября 1983 г. последовало угрожающее по тональности телевыступление генсека ЦК КПСС Юрия Андропова об опасности ядерной войны и принятии СССР ответных мер, включая выход из Женевских переговоров. Однако в феврале 1984 г. на похороны Андропова в Москву прибыли вице-президент США Джордж Буш и премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер. По итогам переговоров с генсеком Константином Черненко и министром обороны Дмитрием Устиновым стороны согласились сохранить режим ПРО/ОСВ и поддерживать стратегический диалог. Через год, в феврале 1985 г., госсекретарь Джордж Шульц и министр иностранных дел Андрей Громыко договорились возобновить переговоры по «евроракетам» в Женеве.

Столкновения в «третьем мире», скорее, играли стабилизирующую роль, выступая частью системы взаимного ядерного сдерживания. Во-первых, они демонстрировали готовность сверхдержав применить в случае необходимости военную силу. Во-вторых, позволяли испытывать новые образцы вооружений. В-третьих, оправдывали существование в СССР и США мощных идеологических аппаратов. Идеи «поддержки демократии» и «распространения социализма» получали наглядное подтверждение через соответствующие акции на периферии.

Примечательная деталь: ни один из региональных кризисов не породил у сверхдержав ощущения серьезного поражения и тем более не вызвал приступов реваншизма. Можно сколько угодно говорить о «вьетнамском синдроме» в Америке, но ни один из кандидатов в президенты не шел на выборы под лозунгом «отомстить за Вьетнам». А в СССР ни один генеральный секретарь не призывал поквитаться с США за Карибский кризис или за Ближний Восток. Даже вывод войск из Афганистана в 1989 г. советская общественность восприняла с облегчением, а не как унизительное поражение. Никаких парадов ветеранов и митингов с призывом «смыть кровью позор», как в Германии 1920-х гг., в советских городах не было. Ни один из кризисов холодной войны не затрагивал жизненные интересы сверхдержав и не был поводом для перехода к реальной конфронтации.

Американские эксперты любят обсуждать, была ли успешной политика ядерного сдерживания Советского Союза. Но сама она возникла на основе наблюдения Джорджа Кеннана, что советское руководство не хочет большой войны. Субъекта, желающего войны, сдержать невозможно: любую демонстрацию силы, даже символическую, он воспринимает как долгожданный предлог для ее объявления. Опыт последующих лет доказал, что и американское руководство не желало прямого военного столкновения. Карибский кризис, равно как и все остальные, доказал, что у советского и американского руководства нет причин и желания начать войну.

Холодный мир

После демонтажа Советского Союза ситуация стала меняться. Между Россией и Америкой началось накопление причин для военного конфликта. Двум сопоставимым по возможностям ядерным державам пришлось выстраивать отношения в рамках одного глобального мирового порядка. Это само по себе стало источником растущей конфликтности.

Самораспад СССР породил волну утверждений об исчезновении у Москвы и Вашингтона идеологических противоречий. В действительности реальные идеологические противоречия стали появляться как раз после 1993 года. Россия, пережив короткий период нарочито проамериканской риторики, с конца 1994 г. официально отказывалась признать американские концепции лидерства и расширения демократии. В 1997 г. Россия совместно с КНР выдвинула идею многополярного мира. Это болезненно восприняли в Вашингтоне, претендующем на ведущую роль в формирующемся мировом порядке. Такое идеологическое противостояние оказалось жестче прежнего «коммунизм – либерализм». Речь теперь шла не о сосуществовании двух лагерей, а о вариантах построения глобального мира. Разойтись по домам, как СССР и США, Россия и Соединенные Штаты теперь не могли.

Наибольшее раздражение у американцев вызывали два фактора. Первый: сохранение у Москвы советского силового (прежде всего – ядерного) потенциала. Россия, несмотря на все перипетии 1990–1993 гг., осталась единственной страной, способной физически уничтожить Америку и вести с ней войну на базе сопоставимых вооружений. Второй: сохранение за Россией статуса постоянного члена Совета Безопасности ООН, что позволяет ей блокировать действия Вашингтона или лишать их легитимности. Несмотря на декларации о «стратегическом партнерстве», цель американской политики сводилась к резкому сокращению (а в идеале и ликвидации) российского стратегического потенциала до безопасного для США уровня. Соединенные Штаты не были заинтересованы в экономической модернизации России, коль скоро это предполагало модернизацию российского ВПК.

Неприязнь американской элиты усиливалась по мере осознания того факта, что средств для реального «наказания России» немного. Можно, конечно, нанести булавочные уколы в виде санкций против российских компаний или сделать очередную придирку в области прав человека. Но украинский кризис доказал, что экономическая борьба с Россией принесет США дивиденды, только если им удастся обеспечить абсолютную поддержку со стороны Евросоюза, что возможно, но довольно зыбко. А постоянная проработка в американских СМИ сценариев «как лучше наказать Россию» только усугубляет конфликтный потенциал.

Российская элита, со своей стороны, осознавала мотивы действий Соединенных Штатов. Наибольшую тревогу в Москве вызывала проводимая Вашингтоном реформа международного права. Через цепочку прецедентов американская дипломатия утверждала два принципа. Первый – принудительное смещение лидеров суверенных государств (с их последующим осуждением международным трибуналом). Второй: принудительное разоружение опасных (с точки зрения Вашингтона) режимов, прежде всего – лишение их потенциалов оружия массового поражения. Российское руководство подозревало, что конечной целью США является применение этого подхода к Москве. Ситуация усугублялась позицией администрации Клинтона по чеченскому конфликту: Белый дом фактически прощупывал способность России защитить свою территориальную целостность. Слова Бориса Ельцина на Будапештском саммите СБСЕ 5 декабря 1994 г. о том, что на смену холодной войне приходит холодный мир, означали больше, чем недовольство России расширением НАТО на восток. Они символизировали переход к взаимодействию России и США по новым, менее ясным и потому более опасным правилам.

До начала 2007 г. лидеры двух стран на каждом саммите заявляли о намерении выстроить стратегическое партнерство и «преодолеть наследие холодной войны». Но Россия и Соединенные Штаты придерживались противоположных мнений по всем ключевым международным проблемам. Более того: возник новый фактор, отсутствовавший в советско-американских отношениях – взаимное неприятие, отторжение. Вашингтон примерно с осени 1994 г. начал отходить от поддержки Ельцина, говоря о провале демократического транзита в России и установлении в ней «неоцарского» (то есть враждебного США) режима. В американском общественном мнении утверждался взгляд на Россию как на «неправильную» страну, непригодную для демократизации. В России Соединенные Штаты все больше воспринимали как державу, политика которой угрожает существованию России.

С начала 2007 г. заявления о партнерстве или намерении его выстраивать исчезли. Взаимное раздражение стало укрепляться на уровне официальной риторики. «Глобальная антитеррористическая коалиция», созданная осенью 2001 г., распалась через полтора года из-за противоречий вокруг Ирака. «Партнерство по нераспространению ЯО» вылилось в бесконечные препирательства по ядерным программам Ирана и КНДР. Энергетическое партнерство оказалось свернутым в период подготовки саммита «Группы восьми» в Санкт-Петербурге летом 2006 года, хотя именно энергетика должна была стать его главной темой. Не получили развития обсуждавшиеся несколько лет назад идеи о партнерстве на Тихом океане. Повестка двусторонних отношений по-прежнему сводится к тому, как снизить риск столкновения, то есть остается в негативном, а не позитивном, формате.

Параллельно произошел распад стратегического диалога. В период борьбы с Верховным Советом Ельцин подписал пакет невыгодных России соглашений по ядерному разоружению. По мере укрепления российской государственности Кремль постарался отказаться от них или максимально девальвировать их содержание. В Вашингтоне это вызвало нескрываемое раздражение, которое нашло выражение в концепции «взаимно-гарантированной безопасности» (mutually assured safety). После выхода США из Договора по ПРО (2002) российско-американские переговоры по контролю над вооружениями становились все более пустыми и бессодержательными. Даже после подписания относительно успешного Пражского договора (2010) стороны не сумели согласовать базовую формулу по ПРО. С осени 2011 г. переговоры по контролю над вооружениями фактически заморожены: ситуация, беспрецедентная со времен «междуцарствия» в СССР середины 1980-х годов. Напротив, конфликты вокруг Договора РСМД (1987) доказывают неготовность сторон сохранять контроль над вооружениями в его классической форме.

Снизились и взаимные обязательства на случай конфликта с третьими странами. Начиная с Хельсинкского акта 1975 г. СССР и США вырабатывали механизмы мер доверия и транспарентности в Европе. В 1990 г. запущен «Парижский процесс», включавший в себя заявления о намерениях построить единую безблоковую Европу («Парижская хартия») и ограничить обычные вооруженные силы (ДОВСЕ). Спустя полтора десятилетия оба документа фактически дезавуированы. Попытки России запустить реформу ОБСЕ закончились неудачей. Не привели к результатам и предложения выработать новый договор о европейской безопасности (Хельсинки-2), что продемонстрировала Мюнхенская конференция в феврале 2012 года. После фактического провала этой инициативы Россия и НАТО остались без согласованных правил поведения на случай конфликтных ситуаций.

Именно в постсоветский период между Россией и США появился новый фактор – территориальные претензии. Соединенные Штаты не признавали Прибалтику частью СССР, но вопрос оставался замороженным. Теперь территориальный конфликт в Беринговом море сливается с проблемой передела шельфовых зон Берингова пролива и сохранения линии государственной границы через Чукотское море. На это накладываются противоречия в Арктике: предложения Соединенных Штатов по нейтрализации Северного Ледовитого океана и непризнание Вашингтоном прав России на советский арктический сектор. Отказ США согласиться с присоединением Крыма к России поставил вопрос еще острее: в каких границах Вашингтон признает Российскую Федерацию?

Новой формой российско-американской конфликтности стала модель контр-элитной войны. Ее апробация началась еще в 1990-е гг. через серию арестов в США российских граждан и их обвинения в коррупции и экономических преступлениях (никогда не доказанных). Но по-настоящему развитие такой формы борьбы началось с президентских выборов в России 2012 года. Демонстративно недружественное отношение администрации Обамы к Владимиру Путину означало переход «красной черты»: раньше Белый дом никогда не ставил двусторонние отношения в зависимость от конкретного лидера. Последующие два года подтвердили нежелание Соединенных Штатов выстраивать диалог с вернувшимся в Кремль Путиным. (В январе 2016 г. ситуация дошла до беспрецедентного апогея – официальных, устами представителя Белого дома, хотя и крайне неконкретных обвинений главы Российского государства в коррупции.)

Американская сторона впервые официально заявила о неприемлемости конкретной фигуры на посту президента России. Госдепартамент США отказался признать парламентские и президентские выборы в России соответствующими демократическим процедурам. «Закон Магнитского» означает, что Соединенные Штаты не признают легитимность целого сегмента российской элиты. Именно в конце 2012 г. в России впервые на официальном уровне мелькнула тема возможного разрыва дипломатических отношений с США.

Кризисы холодного мира

Новые формы взаимодействия породили и новый тип военно-политических конфликтов. После 1991 г. американская сторона применяла силу против назначенных ею стран-изгоев, отрабатывая модель войны-наказания определенных режимов. В контексте нарастающей двусторонней конфликтности у российского руководства невольно закрадывались подозрения, что конечной целью таких акций будет Российская Федерация. Москве, в свою очередь, приходилось идти на силовые демонстрации, чтобы принудить Вашингтон к поиску компромисса. Между Россией и Соединенными Штатами возникла система опосредованной, но жесткой конфронтации.

Первым примером стала война в бывшей Югославии. Россия оценила военную операцию НАТО против СРЮ 1999 г. как агрессию и пошла на две ответные меры: замораживание «Основополагающего акта Россия – НАТО» и прекращение деятельности миссии альянса в Москве. Можно иронизировать над степенью серьезности этих мер, но во время холодной войны ни одна из сторон не шла на аннулирование соглашений и закрытие дипломатических миссий. В июне 1999 г. дело дошло до открытой силовой демонстрации России в виде броска десантной бригады из Боснии в Приштину. Американские военные, судя по открытым источникам, также допускали возможность локального военного столкновения с Россией на Балканском полуострове.

Вторым примером стала «Пятидневная война» 2008 г. между Россией и Грузией. Пришедший в 2004 г. режим Михаила Саакашвили стремился восстановить контроль над двумя отпавшими провинциями – Южной Осетией и Абхазией. В этом его негласно поддерживала администрация Джорджа Буша-младшего, стремившаяся проверить два принципиальных момента. Первый: готовность России к военным действиям за пределами своих границ. Второй: степень уязвимости российской авиации для американских информационно-космических систем. Москва пошла на применение силы против Грузии. Главной целью было не только наказать Саакашвили, но и подтвердить готовность применять силу для противодействия расширению НАТО и размещению американской ПРО в Европе. (Тезисы, прозвучавшие 10 февраля 2007 г. в Мюнхенской речи Владимира Путина.)

Итоги «Пятидневной войны» не удовлетворили ни одну из сторон. Для российской элиты они породили ощущение победы, доказав возможность принуждения США к компромиссу. Вместе с тем в ходе войны администрация Буша-младшего не обнаружила стремления к диалогу с Россией и, хуже того, пошла на серию силовых демонстраций от переброски грузинских войск из Ирака до отправки военных кораблей в Черное море. Сторонам требовался новый, более серьезный, кризис, выявляющий их позиции на территории бывшего СССР.

Конфликт на Украине неизбежно вытекал из итогов «Пятидневной войны». Для США он был важным инструментом срыва интеграционного проекта Евразийского экономического союза, создание которого президент Путин провозгласил целью третьего президентского срока. Для России важнейшей задачей было предотвратить дрейф Украины в сторону НАТО, угрожающий подрывом российских позиций на постсоветском пространстве и потерей военного присутствия на Черном море. Москва присоединила Крым и осуществила ряд других силовых действий. Соединенные Штаты взяли курс на экономическое воздействие, добившись солидарности со стороны союзников из стран ЕС. На протяжении всего конфликта в США обсуждались по сути две меры: поставка Украине летального оружия и развертывание военной инфраструктуры НАТО в Балто-Черноморском регионе.

Новым вариантом конфронтации стал конфликт вокруг Сирии. Теоретически Москва и Вашингтон решают здесь общую задачу: ликвидация террористической группировки ИГИЛ. Однако стороны проводят военные операции в опасной близости друг от друга, не желая согласовывать свои шаги либо делая это в минимально необходимой степени. Вашингтон обвиняет Россию в агрессии против «сирийского народа», в то время как Москва указывает на безрезультатность и вредоносность операций США. И хотя 12 октября 2015 г. Россия и Соединенные Штаты приняли меморандум о правилах проведения операций в небе над Сирией, риск столкновения списывать со счетов нельзя. Негативным вариантом могут стать:

попытки Вашингтона ввести беспилотную зону над районом действия российской авиации;

проведение Россией акции возмездия против террористов, базирующихся на территории одного из союзников США;

столкновение России с одним из союзников по НАТО, которому Вашингтон окажет помощь на основе 5-й статьи Вашингтонского договора.

Экстраполируя современные тенденции, нетрудно составить прогноз российско-американских отношений. Стороны, возможно, попытаются восстановить консультации по наиболее острым вопросам. Но параллельно продолжится распад последних страховочных механизмов по снижению опасности войны. Будут возрастать демонстративная враждебность военной риторики, контр-элитные акции, свертывание контактов в области науки, образования и культуры. Порог применения силы между российскими и американскими вооруженными силами в региональных конфликтах будет снижаться. Вырисовывается несколько вариантов дальнейшего развития российско-американских отношений.

Вариант 1. Конфликтные переговоры. Наверное, самый оптимистичный. Кремль и Белый дом, сохраняя конфронтационную риторику и обмениваясь силовыми демонстрациями, начинают выработку мер по снижению опасности войны. Соглашение по ключевой стратегической проблеме – ПРО – маловероятно. Но на повестке дня два вопроса: гарантии от случайных столкновений России с союзниками США и выработка комплекса обязательств Москвы и Вашингтона на случай конфликта с третьим государством. К этому комплексу проблем относится и судьба Договора РСМД 1987 года. У СССР и Соединенных Штатов был набор обязательств на случай кризиса с третьей ядерной державой. Сегодня для России и США это – труднодостижимая цель.

Но такой вариант требует, чтобы стороны были готовы к переговорному процессу и не считали силовые демонстрации лучшей альтернативой. Между тем ни Украина, ни Сирия пока не сняли психологического напряжения. Лидеры США и отчасти России пока не считают, что их страны уже достигли опасного предела. Видимо, по-прежнему требуется более крупный кризис для окончательного разрешения накопившихся вопросов.

Ситуация осложняется упадком института посредничества. С середины 1960-х гг. сначала советское, а затем и российское руководство делало ставку на посредничество Франции. Этому способствовали объективные условия: наличие у Парижа независимого военного потенциала и его курс балансирования между Москвой и Вашингтоном. Ливийская война 2011 г. и возвращение Великобритании к активной внешней политике изменили расклад сил в Европе. Франция, переориентировавшись на привилегированный союз с Лондоном, по сути отказалась от автономной от НАТО политики. Германия, встревоженная франко-британским сближением, осваивает новую для себя роль «младшего партнера» Вашингтона. НАТО и ЕС начинают восприниматься Москвой как однородное политическое пространство, в котором доминирует Америка.

Вариант 2: вынужденное взаимодействие. Он предполагает посредничество Соединенных Штатов при конфликте России с кем-либо из их союзников. Американская дипломатия может попытаться предотвратить военное столкновение. Белый дом сделает это, видимо, при наличии двух сопутствующих условий. Первое: если вмешательство США будет расцениваться как дипломатический успех, который позволит избежать войны. Второе: демонстрация слабости российской позиции или создание в СМИ иллюзии подобной слабости. Только на таких условиях Вашингтон будет, скорее всего, готов к реальным переговорам.

Подобный кризис требует, однако, наличия у Соединенных Штатов мощного регионального союзника. Речь идет о стране с крупным военным потенциалом, находящейся на линии соприкосновения с Россией и имеющей к ней исторические претензии. В этой ситуации американцы смогут негласно или полугласно действовать в альянсе со своим антироссийским партнером. До недавнего времени на роль подобного гарантированного противовеса России могла теоретически претендовать разве что Япония. (Польша, страны Прибалтики, Румыния не имеют для этого силовых потенциалов.) Похоже, что теперь круг потенциальных противовесов расширяется. Обвал российско-турецких отношений после сбитого российского бомбардировщика превращает Турцию в крайне враждебного соседа с серьезными военными возможностями.

Менее вероятен, но не исключен вариант вмешательства России в конфликт США с третьей страной. До нынешней осени он был сугубо гипотетическим. Но демонстративная операция России в Сирии, где Вашингтон собирался создать бесполетную зону, изменила ситуацию. Москва прикрыла сирийское правительство: сначала самим фактом проведения операции, а затем размещением систем ПВО. Гонка за бесполетную зону способна стать источником российско-американской эскалации.

Вариант 3: вооруженный конфликт. Исключать его, к сожалению, нельзя. Длительное накопление взаимной враждебности рано или поздно должно будет найти выход. Не следует преувеличивать и сдерживающую роль ядерного оружия. За минувшие тридцать лет безъядерные сценарии российско-американского конфликта стали технически более осуществимыми, чем в 1960-х гг., за счет прогресса в неядерном высокоточном оружии, создании крупных воздушно-десантных подразделений и различных типов тактической ПРО.

Способность России проводить воздушную операцию за пределами своих границ воспринимается как угроза американскому лидерству. У России может возникнуть необходимость сохранить лицо в крупном региональном кризисе, если, например, он начнется по турецкому сценарию. Все это может подтолкнуть и Москву, и Вашингтон проверить надежность своих вооруженных сил.

Наиболее вероятным сценарием является крупный региональный конфликт, в котором российские и американские вооруженные силы будут задействованы напрямую. Стороны при этом сохранят дипломатические отношения и институты Ялтинско-Потсдамского порядка. Образцом будет, например, гражданская война в Испании середины 1930-х гг., в которой советская авиация вела бои против итальянской и немецкой.

Результатом конфликта станет распад экономической структуры современного мира. Санкционная модель воздействия на Россию, опробованная странами НАТО в период украинского кризиса, может быть применена в расширенном виде. Дальнейшая изоляция поставит Москву перед сложным выбором: отступление с потерей лица, атаковать в другой сфере (например, ударить по важному для США режиму нераспространения) или сделать ставку на мобилизационную экономику. В последнем случае для Запада возникнет угроза распада единой мировой финансовой системы. Мир после такого конфликта будет больше напоминать Версальско-Вашингтонский порядок, чем холодную войну.

***

За минувшие годы опасность ограниченного военного конфликта России и НАТО стала выше, чем в годы холодной войны. Такого рода конфликт вряд ли мыслится в Вашингтоне как лобовое столкновение с Россией. Скорее, речь идет об идеологически, политически и информационно хорошо подготовленном силовом вмешательстве Соединенных Штатов в возможный спор России с кем-то из ее соседей, настраивание которых против Москвы уже двадцать лет определяет одно из основных направлений американской внешней политики в Центральной Евразии. Судя по высказываниям российского руководства, в Москве начинает преобладать мнение о том, что в США не отдают себе отчета в цене противостояния с Россией. В Соединенных Штатах в свою очередь выросло поколение политиков и военных, воспитанных на идеях американской неуязвимости и непобедимости. Если этого сценария удастся в принципе избежать, то лишь при немедленном возобновлении кризисного диалога между Россией и странами НАТО.

Россия. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 марта 2016 > № 1682621 Алексей Фененко

Война и технологии

Джефри Коллинз, Эндрю Фаттер

Была ли революция?

Джефри Коллинз – департамент политологии, Карлтонский Университет, Канада.

Эндрю Фаттер – старший преподаватель мировой политики, факультет политологии и международных отношений, Университет Лестера; научный сотрудник Академии высшего образования Великобритании.

Резюме Несмотря на рекламную шумиху вокруг «революционного» воздействия новых технологий на боевые действия, нам так и не удалось избежать подчинения внутренней логике войны, о которой еще 200 лет назад писал Клаузевиц.

Данный материал подготовлен по заказу Валдайского клуба, полная версия по-русски и по-английски с научным аппаратом опубликована в серии «Валдайские записки» в декабре 2015 года. Ее можно найти по адресу: http://valdaiclub.com/publications/valdai-papers/reflecting-on-the-revolution-in-military-affairs-implications-for-the-use-of-force/.

Концепция, значение и наследие так называемой революции в военном деле (РВД) вызывают сомнение даже четверть века спустя после того, как возглавляемая США коалиция государств, благодаря широкому использованию информационных технологий, высокоточного оружия и совместной военной доктрины победила армию президента Ирака Саддама Хусейна в ходе операции «Буря в пустыне». В научной литературе и стратегических исследованиях 1990-х – начала 2000-х гг. вопрос о воздействии современных технологий на методы и способы ведения войны оказался в центре широкой дискуссии, однако на фоне военных вызовов последних лет эффективность концепции представляется неубедительной. Вторжения в Афганистан, Ирак, Ливан, сектор Газа, Мали, Ливию, недавние события на Украине, борьба с группировкой, известной как ИГИЛ (запрещена в России. – Прим. ред.) являют собой типологически разные вызовы, стоящие перед современными вооруженными силами. В результате по мере того как концепции традиционной, обычной войны заменялись теорией асимметричных конфликтов и более сложными сценариями применения силы, понятие РВД стало исчезать из повестки дня академических и политических дебатов. Тем не менее основанные на ней стратегии продолжают оказывать влияние на процесс военного планирования и подготовки к будущим конфликтам. Многие военные ведомства до сих пор разгребают последствия решений, принятых в 1990-е гг. под влиянием концепции РВД, и/или продолжают хотя бы частично использовать эти идеи в военном планировании.

Что такое РВД?

Несмотря на популярность в 1990-х и начале 2000-х гг., сам термин «революция в военном деле», его происхождение и специфика до сих пор вызывают споры. В сущности, идея не нова: история человечества дает множество примеров, когда модернизация военной техники или изменения военной доктрины, казалось, обусловливали громадный рывок. Нынешние споры по поводу РВД возникли еще в 1970-е гг., когда Соединенные Штаты начали осуществлять переход к «полностью добровольческим» вооруженным силам, перенесли центр внимания с Юго-Восточной Азии на Европу и приняли на вооружение концепцию «воздушно-наземной операции» (1982). С началом разрядки в отношениях между ядерными сверхдержавами в Пентагоне пришли к выводу, что успех в гипотетической войне с СССР будет зависеть скорее от обеспечения более высокого качества военной техники и подготовки личного состава, нежели от численного превосходства. Это называлось «стратегией противовеса» (offset strategy). Неслучайно, что об этом задумались как раз тогда, когда в области информтехнологий и разработки управляемого высокоточного оружия («умных бомб», впервые использованных на заключительном этапе войны во Вьетнаме) происходили значительные перемены. Впрочем, толчок к началу РВД дали и советские разработки 1980-х гг., ставшие ответом на ускоренную модернизацию американской военной техники. Советские военные теоретики заговорили о «военно-технической революции» (ВТР), в ходе которой «компьютеры, космическая разведка и ракеты дальнего радиуса действия» могут создать перевес сил в пользу НАТО. В середине 1980-х гг. решительным сторонником ВТР выступил начальник Генерального штаба ВС СССР маршал Николай Огарков, который задался целью преобразовать советские вооруженные силы на основе внедрения информационных технологий. Таким образом, констатирует Дима Адамски, «…хотя техническая основа РВД закладывалась в США, ее отдаленные последствия были впервые осмыслены именно советскими, а не американскими военными теоретиками».

Однако многие из этих реформ и инновационных преобразований так и остались нереализованными: в 1989 г. закончилась холодная война, а двумя годами позже, в 1991-м, распался Советский Союз. Понимание того, что в способах ведения войны происходят поистине революционные перемены, выкристаллизовалось на Западе в результате победы, одержанной коалицией государств под руководством Соединенных Штатов в 1991 г. в Персидском заливе. Уильям Перри писал в то время: «В ходе операции “Буря в пустыне” США впервые применили новейшие системы оружия, обеспечившие американским войскам решительный перевес в военной мощи. Основой этой мощи являются боевые системы поддержки нового поколения – разведывательные датчики, системы подавления средств обороны и подсистемы точного наведения, послужившие фактором повышения боеспособности войск. Эффективность американских систем оружия возросла именно благодаря этому».

Было также подмечено, что результаты высокотехнологичных военных действий во время войны в Персидском заливе внушили общественности и политикам западных стран мысль о том, что теперь войну можно выиграть без малейших потерь в живой силе. Кроме того, та операция полностью перевернула представления специалистов по военному планированию о способах ведения боевых действий. Роль спутников, высокоточного управляемого оружия и авиации в военном планировании продолжала возрастать по мере того, как после окончания холодной войны стали сокращаться ассигнования на оборону и повышались оперативные требования к ведению борьбы с крупнейшими угрозами безопасности – в Сомали, на Балканах и в других регионах мира. Сочетание этих факторов побудило планирующие органы при определении конфигурации сил и средств прибегать к инновационному подходу.

Под влиянием происходивших в конце 1980-х и начале 1990-х гг. перемен аналитики Пентагона Эндрю Маршалл и Эндрю Крепиневич, в обязанность которых входило отслеживать советские публикации на тему ВТР, пришли к заключению, что военный мир вступил в эпоху «революции в военном деле». В отличие от авторов концепции ВТР они рассматривали РВД как явление, выходящее за рамки сугубо технологической сферы. По их мнению, это понятие включает в себя не только достижения в технике, но и изменения доктринального свойства, причем последние находятся под влиянием первых. Посему в Пентагоне определяют РВД как «крупнейшее изменение природы вооруженной борьбы, вызванное новаторским применением новых технологий, что, в сочетании с кардинальными переменами в военной доктрине, а также в оперативных и организационных концепциях, фундаментальным образом изменяет характер и способы ведения боевых действий».

С тех пор ученые продолжают развивать концепцию РВД и спорят о ее применении на практике. Эндрю Рихтер считает, что сейчас РВД характеризуется «способностью собирать, анализировать и распространять информацию, а также действовать на основании информации», что позволяет военным получать, обрабатывать и обобщать данные в режиме реального времени. Результаты скоростной обработки передаются в соответствующие военные части, которые действуют «быстро, точно, крайне эффективно и на большом расстоянии».

Элинор Слоэн в менее решительной форме утверждает, что РВД включает пять аспектов.

Структура войск определяется задачей превращения их в более подвижные и боеготовые экспедиционные силы.

Обеспечение «мобильности на поле боя» (т.е. придание войскам десантных вертолетов средней и высокой грузоподъемности и легких танков).

Военные доктрины, ориентированные на применение ВВС и высокоточного оружия силами, находящимися вне зоны поражения огневыми средствами противника.

«Взаимосвязанность», т.е. комплексное использование и сопряжение всех трех видов вооруженных сил (армии, флота и военно-воздушных сил) для достижения целей.

Переориентация флота с действий в открытом море на оказание поддержки боевым операциям сухопутных и военно-воздушных сил из прибрежных акваторий.

В отличие от вышеупомянутых авторов, Лоренс Фридман оспаривает мнение о том, что в военном деле действительно происходит революция. Если она где-то и происходит, то только в стратегической области. На его взгляд, научно-технический прогресс лишь способствовал тому, что западные государства теперь достигают политических целей более разнообразными стратегическими способами. Тем не менее он соглашается с Рихтером в том, что РВД (или РСД) зависит «от взаимодействия между системами, которые занимаются сбором, обработкой и обобщением информации, и доводят ее до тех, кто применяет военную силу». Такая «система систем» (термин, предложенный в 1990-х гг. адмиралом флота США Уильямом Оуэнсом) якобы дает органам военного планирования возможность в условиях войны контролировать многомерную перспективу, или «боевое пространство». Утверждается, что такой контроль поможет устранить пресловутый «туман войны», о котором в своем трактате «О войне» писал прусский военный теоретик Карл фон Клаузевиц (в этой связи Майкл О’Ханлон называет сторонников РВД «антиклаузевицианцами»).

РВД подвергается критическому анализу

На 1990-е – начало 2000-х гг. пришелся пик обсуждений проблемы РВД. Этот период ознаменовался многочисленными военными операциями, результаты которых побудили исследователей взглянуть на концепцию РВД более критически. Некоторые аналитики заявили об ошибочности использования войны в Персидском заливе в качестве хрестоматийного примера при разборе особенностей РВД. Дэрил Пресс утверждает, что, приписывая технике решающую роль в победе союзных сил, мы вводим себя в заблуждение, поскольку уровень боеготовности сухопутных сил США, Великобритании и Франции, составлявших костяк коалиции, был настолько высок, что фактически преимущество в технике становилось ненужным. Это проявилось с особой наглядностью во время сражения в районе нефтяного месторождения аль-Буркан, когда под прикрытием дыма от горящей нефти и утреннего тумана (в буквальном смысле «тумана войны») две бригады иракской армии неожиданно контратаковали позиции американских морских пехотинцев. Благодаря высокой боевой выучке легковооруженные морпехи отразили атаку танков еще до того, как дым рассеялся и появилась возможность запросить поддержку артиллерии и авиации. Не потеряв ни одного из своих товарищей, морские пехотинцы подбили минимум 100 иракских бронемашин. Короче говоря, своим успехом союзные силы в гораздо большей степени обязаны «плохой стрелковой подготовке, низкой скорости стрельбы и слабому огневому взаимодействию» иракцев, чем их технической отсталости.

Томас Манкен и Барри Уоттс сходным образом опровергают тезис о войне в Персидском заливе как воплощении РВД, замечая, что отказ иракских войск от тактики нанесения потерь противнику с укрепленных позиций ввиду подавляющего превосходства союзной авиации, по существу, означал, что иракцы стали воевать на условиях западной коалиции. В этом смысле, утверждают они, война в Заливе вряд ли была такой уж прорывной и революционной. РВД является симбиозом «техники, оперативных концепций, доктринальных и организационных изменений», а «Буря в пустыне» таким симбиозом не стала. Стивен Бидль считает, что восторг, который война в Заливе внушает сторонникам РВД, во многом продиктован фактом чрезвычайно малых потерь коалиционных сил – на несколько порядков ниже цифр, приводившихся в предвоенных прогнозах. Подобные искажения укрепляли веру в то, что техническая оснащенность и мощь вооруженных сил США представляют собой нечто поистине революционное, тогда как, в сущности, ими был достигнут всего-навсего односторонний выигрыш, сходный с победой Израиля в Шестидневной войне.

Как уже отмечалось выше, многие усовершенствованные средства поражения, применявшиеся в 1991 г., восходят к временам войны во Вьетнаме: управляемые высокоточные бомбы были впервые использованы в 1972 г. (операция «Лайнбэкер»), а первое использование самолетов, построенных с применением технологии «стелс» (Y0-3A), относится к началу 1970-х годов. Говорят, что РВД представляет собой скорее эволюционное, чем революционное развитие техники и военной доктрины на протяжении двух предыдущих десятилетий.

Критики нападали на американоцентризм РВД. Мартин ван Кревелд, например, связывает начало РВД после холодной войны с желанием американских политико-военных элит преодолеть вьетнамский синдром и победить в короткой и решающей обычной войне, ведущейся на условиях Пентагона. В то же время Джереми Блэк считает, что разработка концепции РВД в 1990-е гг. явилась прямым следствием возобладавшей в Соединенных Штатах установки на односторонние действия в качестве единственной сверхдержавы. По его словам, «феномен РВД указывал на бытование ряда культурных и политических гипотез, которые скорее изобличают устремления, господствовавшие в 1990-е и в начале 2000-х гг., чем наличие некой объективной оценки военного потенциала». Короче говоря, в РВД отражается вера американцев во всемогущество техники и в возможность «преодоления упадка». Не одобряют РВД и по причине внутренне присущей ее сторонникам «антиклаузевицианской» убежденности в том, что техника способна справиться с «туманом войны» и «неопределенностью обстановки» на поле боя. Элиот Коэн едко замечает в этой связи: выразителями мнения о том, что «туман войны» можно и разогнать, часто выступают представители высокотехнологичных видов вооруженных сил вроде ВВС и ВМФ. А представители сухопутных сил, напротив, задаются вопросом о том, каким образом техника или военная доктрина способны подсказать им, «когда противник попытается укрыть свои войска или нанесет удар по информационным системам, ведущим за ними слежку». Поэтому Коэн рассматривает РВД скорее как упование, нежели реальность, как нечто, «основанное на неспособности других стран систематически утаивать от США информацию, необходимую для американских систем вооружений». Уильямсон Мюррей утверждает, что «фундаментальной природы войны» не отменить ни новыми средствами, ни новыми концепциями: «На полях будущих сражений, как и прежде, будут царить несогласованность действий, неясность обстановки, неопределенность, случайность и неуверенность».

Имеется множество ярких примеров того, как перед «туманом войны» оказались бессильны и спутники GPS, и высокоточное оружие, и коммуникационные сети «системы систем». Так, спецназ союзных войск оказался не в состоянии предотвратить угрозу запуска тактических баллистических ракет советского производства во время войны в Заливе. Ни одна система наблюдения не засекла начало контратаки иракской танковой бригады на 3-ю пехотную дивизию во время битвы за Багдад в 2003 году. Никто не ожидал, что на юге Ирака колонны техники коалиции подвергнутся нападениям партизан-фидаинов Саддама, или что в 2002 г. «Аль-Каиде» удастся скрыть местонахождение половины своих позиций и по меньшей мере 350 бойцов во время операции «Анаконда» в Афганистане. Исходя из этих примеров, Тим Бенбоу утверждает, что крупнейший недостаток концепций РВД состоит в том, что в них не учитываются политические и военные перемены, происходящие в сфере международной безопасности; вместо этого военные теоретики по-прежнему зациклены на технике и моделировании состава военных формирований для борьбы с обычными вооруженными силами национальных государств. В этой связи Г.Р. Макмастер называет РВД «фантастической теорией», оторванной от военной действительности.

К началу 2000-х гг. в оборонно-планирующих органах США РВД уже характеризовалась как «военное преобразование». При сохранении за концепцией РВД ее содержания (высокие технологии, скорость, точность, информационный контроль, меньшая численность сухопутных сил и т.д.), авторы термина «военное преобразование» привнесли в нее ряд дополнительных параметров. Они приспособили ее к взглядам тех, кто через десять лет после войны в Персидском заливе склонен рассматривать это явление не как (свершившуюся) революцию в военном деле, а скорее как продолжающуюся попытку разработать новые технологии, доктрины и структуры.

Автором сего терминологического сдвига (при полном отсутствии различий между понятиями «РВД» и «военное преобразование») выступил тогдашний министр обороны Дональд Рамсфельд. В 2002 г. он опубликовал в журнале Foreign Affairs статью, где говорилось, что «преобразование» подразумевает использование управляемого высокоточного оружия, сил специального назначения, систем разведки и космических аппаратов, а также обеспечение взаимосвязанности в применении военной силы. Однако это не устранило подмеченных критикой противоречий РВД. Да и «преобразование» страдало теми же недостатками, что и РВД, так как создатели концепции продолжали утверждать, что в войнах будущего «можно побеждать быстро, эффективно, при малых затратах и меньшими силами».

Тем не менее с началом в 2003 г. иракского восстания стало очевидно, что высокоподвижная, мощнейшая техника, созданная в рамках концепции РВД, не только не годится для ведения противоповстанческих действий, но в иных случаях является просто помехой. В 2004 г. в боях за иракский город Фаллуджа возглавляемые США коалиционные силы применили в карательных целях авиацию, артиллерию и танки. Однако своими действиями они только обозлили гражданское население и способствовали пополнению рядов повстанцев. Израиль столкнулся со схожей ситуацией в 2006 г. в Ливане: использование авиации и артиллерии против засевших среди мирных граждан боевиков «Хезболлы» привело к гражданским жертвам и к поражению Израиля в международной пропагандистской кампании. Хваленая РВД с ее операциями деморализующего воздействия (effects-based operations), организацией системы систем и установкой на достижение превосходства на поле боя демонстрировала все большее бессилие перед лицом нетрадиционных конфликтов. В результате концепция стала утрачивать популярность сначала в Соединенных Штатах, а затем и среди союзников, и к середине 2000-х гг. о ней уже мало кто вспоминал как в научных, так и в военных кругах.

Оглядываясь на РВД

В последнее десятилетие понятие «революция в военном деле» по большей части исчезло как из научных и политических дебатов, так и из соответствующей литературы. Теперь это уже далеко не та «богатая» идея, какой она была на пике своей популярности сразу после войны в Персидском заливе и на протяжении 1990-х годов.

По крайней мере частично это объясняется опытом военных конфликтов, большинство из которых характеризовалось применением нетрадиционной и асимметричной тактики боевых действий и совсем не напоминало высокотехнологичные традиционные сражения, которые рисовались творцам РВД, сражения, нашедшие-таки свое воплощение в операции «Буря в пустыне». Впрочем, концепция РВД, в особенности ее главные положения и основные движущие силы, продолжает воздействовать на руководителей многих государств при осмыслении ими вопросов военной стратегии и военной доктрины. А многие из этих лиц и по сию пору сражаются с последствиями своих или чужих решений о внедрении РВД.

Америка – не единственная страна, имеющая опыт практического осуществления РВД, так как влияние и результаты соответствующей деятельности естественным образом распространились по всему миру и были восприняты множеством других акторов. Более того, хотя РВД и представляется адекватной колоссальной мощи и высокому техническому уровню американских вооруженных сил, ее опыт имел большое значение и для других мировых игроков, включая союзников США, их конкурентов, так называемые восходящие державы, а также государства и негосударственные образования, которые можно отнести к категории противников. Тем не менее, ее воздействие оказалось неодинаковым по своим последствиям. Несмотря на продолжающийся уже целое десятилетие нетрадиционный конфликт на Ближнем Востоке, вопросы РВД – особенно применение высокотехнологичного оружия – остаются центральным пунктом военного планирования в Соединенных Штатах. Важнейшие союзники США – Соединенное Королевство, Канада и Австралия – пытались внедрить соответствующую технику и доктрину, чтобы хотя бы частично обеспечить непрерывную оперативную совместимость с американскими войсками. Многие из этих акторов до сих пор вынуждены справляться с последствиями этих решений. Россия, для которой, по мнению ее руководства, модернизация обычных вооруженных сил США и НАТО представляет потенциальную угрозу, сосредоточилась на поддержании ядерного равновесия с Западом (главным образом посредством ядерного сдерживания). Параллельно она разрабатывала новые стратегии, в частности, концепцию «гибридной войны» – на случай конфликтов и волнений в странах, с которыми у нее имеются протяженные сухопутные границы. Израиль, столкнувшись за последние два десятилетия с различными нетрадиционными противниками и угрозами, колеблется в выборе между разными концепциями РВД, пытаясь понять, чем они обернутся для него в будущем. Индия, учитывая потребности собственной безопасности и необходимость поддержания хрупкого баланса ядерных сил с Пакистаном, сознательно избрала иной путь. Кроме того, следует предположить и то, что применение нетрадиционной и партизанской тактики негосударственными акторами и прочими нелегитимными игроками отчасти продиктовано представлениями о превосходстве основанной на РВД западной концепции ведения войны обычными видами оружия. Все эти акторы по-разному отреагировали на динамику РВД, по-разному ее поняли и усвоили ее уроки. На то у них были разные причины, которые привели к разным последствиям и, соответственно, оказали разное влияние на выработку военной политики.

Вторым главным вопросом является следующий: надо ли считать события конца 1980-х – начала 1990-х гг. в области разработки военной стратегии «революцией» или чем-то менее преобразующим и перманентным. Ведь под «революцией» подразумевается некая фундаментальная и, возможно, необратимая перемена, трансформировавшая природу какого-то явления (в данном случае – военного искусства). Хотя совершенствование высокоточного оружия, систем управления боем и применение огромного количества достижений в сфере информационных технологий действительно изменили отношение государств к войне и способам ее ведения, эти события, пожалуй, следовало бы охарактеризовать как эволюцию или изменение контекста войны, а не как революцию в военном деле как таковом. Точно также после холодной войны и в особенности терактов 11 сентября 2001 г. изменения в военной доктрине и тактике, а также новоявленные концепции «взаимосвязанности», сетецентрических операций (network-centric warfare) и операций деморализующего воздействия, которые сопутствовали техническому прогрессу, старались приспособить к новым реалиям.

Результат таков: хотя военная мысль и впрямь двинулась вперед, оказалось не так-то просто соотнести ее с военными потребностями и опытом реального мира. Как таковые, последние два десятилетия были не столько эпохой революций, сколько периодом текучки: военные пытались сбалансировать «предложение» в виде спектра новых возможностей и «спрос» в виде новоявленных и меняющихся потребностей. При этом, несмотря на исчезновение со страниц популярной научной и политической литературы идей и направления мысли, воплотившихся в РВД, они по-прежнему господствуют в современном военном мышлении.

Вполне возможно, главная причина того, что концепция РВД возобладала в 1990-е гг. и потускнела в последнее время, заключается в значимости внутриполитических факторов. В особенности это касается влияния, которое оказывают на формирование стратегии незаурядные личности. Мышление в духе РВД по-прежнему соотносится с идеализированным понятием «западного способа ведения войны» – максимальным использованием высоких технологий при минимальных потерях среди гражданского населения и личного состава ВС.

В этом смысле – во всяком случае для США – РВД означает невовлеченность в войну на истощение по вьетнамской модели и использование сравнительного превосходства в военной технике и технологиях. Так, президент Джордж Буш подытожил результаты войны в Персидском заливе следующим образом: «Ей-богу, мы раз и навсегда покончили с вьетнамским синдромом».

Давление такого рода факторов оказалось весьма чувствительным и для союзников Соединенных Штатов, в частности для Соединенного Королевства, Канады, Австралии и Израиля, которые, стремясь к увеличению эффективности использования техники в военных действиях, одновременно были вынуждены следить за поддержанием оперативной совместимости с американской армией. Но так, чтобы не раздражать избирателей у себя дома.

Второй важный фактор – степень, в которой на военную стратегию в каждой стране влияют внутренние переменные величины и личности. Во всех странах, затронутых РВД, имеется ключевая фигура, чье имя накрепко связано с данной концепцией. В СССР, где она зародилась, это маршал Николай Огарков. В США – Эндрю Маршалл, Эндрю Крепенивич и Управление общих оценок Пентагона. В Соединенном Королевстве – сэр Найджел Багнолл, в Канаде – генерал Рик Хиллер, в Израиле – бригадный генерал Шломо Бром. В 1990-е гг. эти и другие деятели сыграли главную роль в разработке национальной стратегии, а их наследие и влияние остаются ключевыми составляющими военного мышления в упомянутых странах. Внутренняя политика и бюрократические игры, в особенности бюджетные ограничения и соперничество между руководством видов вооруженных сил, влияли на восприятие государствами идеи РВД и усвоение ими соответствующего образа мышления как минимум не в меньшей степени, чем любые внешние факторы или типы войн, в которых им предстояло участвовать. Как мудро заметил Элиот Коэн по поводу израильских дискуссий на тему РВД, «противник не слишком вдавался в смысл дебатов о РВД, и это, наверное, была самая большая его ошибка». Имеющиеся свидетельства говорят о том, что это справедливо и в отношении других игроков. По-видимому, идеализированные представления о способах боевых действий вытеснили из их сознания реальности того типа войны, в которую они могли быть вовлечены, и понимание того, с чем войска столкнутся на поле боя и что им в действительности нужно.

Размышления и прогнозы

Сегодня многие события в военной области вступают в перекличку с идеями начала 1990-х годов. Появление «киберсредств» и новых методов информационной войны – в особенности китайской разработки, известной как «прекращение доступа/блокирование зоны» (A2AD), и стратегий «информатизации» – явно навеяно концепциями типа РВД и может быть непосредственной реакцией на предполагаемый результат дальнейшей разработки американской военной доктрины образца 1991 года. В том же русле находятся и непрерывные усилия по насыщению поля боя цифровыми технологиями, а также развитие и универсализация производства беспилотных летательных аппаратов и одновременная разработка теории «дистанционного управления войной». Это относится и к тому, что происходит на стратегическом уровне. Там продолжается совершенствование систем противовоздушной и противоракетной обороны, появляются все более эффективные баллистические и крылатые ракеты, рассчитанные на нанесение глобальных ударов обычными боеприпасами, ведется модернизация систем управления боем, систем оперативного командования и управления, предпринимаются шаги по установлению контроля над космическим пространством. И вряд ли стремление все в большей мере полагаться на высокие технологии – как для достижения военных целей, так и для обеспечения безопасности – пойдет на убыль.

Планирование будущих военных операций – исключительно сложная задача. Естественно, стратеги постараются застраховаться от потерь и продумать все до мелочей. Важно в этом смысле не принимать опыт последних двух десятилетий в качестве образца. Может быть, и банально обвинять военных в том, что они готовятся к сражениям «прошлой войны», но у нас нет причин думать, что возможный возврат к традиционной межгосударственной геополитической конкуренции будет означать и возврат к традиционным симметричным типам конфликтов. В этом смысле было бы глупо полагать, что, если последние два десятилетия характеризовались прежде всего партизанскими и нетрадиционными методами ведения войн, то война останется такой же и в более отдаленной перспективе. Учитывая непредсказуемость нынешней обстановки в мире, не исключено, что когда-нибудь мы еще станем свидетелями прежней популярности технологий и мышления в духе РВД.

Сегодня перед военными на Западе стоит двойной вызов. Сложившаяся под влиянием РВД структура вооруженных сил подверглась некоторым изменениям после почти десятилетия антиповстанческих и стабилизационных операций в Ираке, Афганистане, Ливане, секторе Газа и Мали. В сухопутных силах, например, увеличилась численность личного состава, расширились закупки специализированной техники вроде бронетранспортеров, устойчивых к разрывам самодельных взрывных устройств. В то же время во многих государствах, в частности в США, России и Китае, идет создание современных высокотехнологичных обычных сил и вспомогательных структур в соответствии с разработками 1990-х годов. В ситуации финансовой нестабильности и все еще ощутимых последствий кризиса 2008–2009 гг. правительства западных стран относятся крайне чувствительно к любым дополнительным нагрузкам на бюджет. Самыми большими препятствиями для военных на Западе стали бюджетные ограничения, секвестры и финансовая оптимизация. Однако, как это ни парадоксально, необходимость участия в чреватых потерями миссиях по стабилизации будет означать, что в обозримом будущем угрозы международной безопасности будут устраняться с помощью авиации, высокоточных управляемых ракет, спецназа и средств кибервойны.

На фоне нынешней гражданской войны в Сирии и появления ИГИЛ на Ближнем Востоке отчетливо проступают как сильные стороны, так и недостатки высокотехнологичного подхода к ведению войн. Использование авиации, высокоточных управляемых боеприпасов и электронного слежения с передачей информации в реальном времени позволили коалиции под руководством США сковать передвижение отрядов ИГИЛ и во взаимодействии с местными сухопутными силами освободить прежде занимаемые этой организацией территории. Однако естественным следствием применения этой тактики стало то, что ИГИЛ приспосабливается к действиям превосходящего в техническом отношении противника, сократив передвижения в дневное время и научившись размещать пункты управления войсками в городских кварталах (Ракка). Боевики даже стали нападать на города (например, Рамади) под прикрытием песчаных бурь, которые лишают коалицию возможности в полной мере задействовать авиацию и получать разведданные со спутников.

Несмотря на рекламную шумиху вокруг «революционного» воздействия новых технологий, нам так и не удалось избежать подчинения внутренней логике войны, о которой еще 200 лет назад писал Клаузевиц.

Но это вовсе не означает, что не произошло никаких изменений. Они, конечно, были. Только вот не стоит, пожалуй, присваивать изменениям, случившимся на протяжении последних двадцати лет, громкого имени «революция». И вот почему. Концепция РВД обращена внутрь себя и этноцентрична. В сущности, она основана на идеализированном представлении о том типе войны, которую хотели бы вести военные, и мало принимает в расчет особенности противника и его возможный ответ. В этом смысле война в Персидском заливе стала исключением, которое только подтверждает правило. Как свидетельствует опыт конфликтов в Африке, Афганистане, Ираке, на Кавказе, в Ливане, Ливии, Украине, Сирии и других местах, противник везде приспосабливался к главным особенностям мышления в духе РВД и стремился оказать сопротивление. Наличие всепобеждающего желания свести к минимуму потери, использовать высокотехнологичные системы и оружие и вести войну по идеализированному «западному образцу» означает, что центральные положения концепции РВД никогда не подвергнутся забвению. В результате мы, по существу, вернулись к начальной стадии размышлений о военной стратегии, что, может быть, не так уж и плохо в ситуации, когда военные теоретики уже приступили к осмыслению потребностей и условий конфликтов туманного будущего.

США. Весь мир > Образование, наука. Армия, полиция. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 6 марта 2016 > № 1682557 Джефри Коллинз, Эндрю Фаттер

Эдвард Кроули: «Это вопрос исследования, а не поиска в Интернете»

Эдвард Кроули, президент-основатель Сколковского института науки и технологий в интервью для Российского совета по международным делам рассказал о том, с какими проблемами сталкиваются российские вузы сегодня, о роли прикладной науки в ВВП страны, а также о программе 5-100, направленной на улучшение российской образовательной и научно-исследовательской системы. Беседовали программный директор РСМД Иван Тимофеев и корреспондент РСМД Ярослав Меньшенин.

Я хочу поговорить о вашей точке зрения на проблемы российских вузов. Мне кажется, что одна из таких проблем — их чрезмерно централизованная структура. Университетская жизнь сосредоточена вокруг ректоратов, имеющих все рычаги власти, в то время как факультеты, отделения и кафедры получают недостаточно ресурсов. Что вы об этом думаете?

В моем списке проблем одно из первых мест занимает недостаток финансирования. Какой показатель ни возьми для сравнения, он продемонстрирует систематическую нехватку средств в вузах. Если сравнить жалование российских университетских профессоров и их зарубежных коллег, то россияне в лучшем случае окажутся в самой нижней части шкалы. Но и здесь все тоже не так просто: среди профессоров нет глупых людей, поэтому они находят дополнительный заработок, например, ведут дополнительные курсы в самом университете или за его пределами. Однако это отвлекает их от прямых обязанностей, то есть от проведения исследований и обучения студентов по основной программе.

Итак, первой проблемой я бы назвал систематическую нехватку финансирования, которая тесно связана с проблемой переизбытка университетов. Большинство стран имеет всего один крупный университет на миллион жителей. В России же проживает 147 млн человек, а университетов насчитывается от 400 до 600, в зависимости от критериев подсчета. Таким образом, количество российских университетов вдвое, а то и втрое превышает необходимое, что снижает качество их работы.

Я бы сказал, что вторая проблема — потребность в совершенствовании системы высшего образования в целом. Сейчас она представляет собой наследие советской эпохи, когда существовали качественные, но крайне узкоспециализированные вузы. Они имели тесные связи с соответствующими отраслями и были частью процесса государственного планирования. К примеру, в следующем году нам потребуется 72 инженера, обученных разработке систем контроля для ядерных реакторов. Соответственно, все университеты, специализирующиеся на ядерной энергетике, должны выпустить 72 специалиста по контрольным системам. Сегодня университетам приходится задумываться над тем, как подогнать их прежнюю специализацию под более общие современные требования, и параллельно они осознают, что предложение слишком велико. В одной только Москве существует десять очень сильных общенаучных и технических исследовательских университетов, но даже столице столько не нужно. Та роль, которую университеты играли в Советском Союзе, утратила значимость в 90-е гг. ввиду отсутствия ресурсов. У российских вузов было всего около десятка лет, чтобы научиться реагировать на современные международные факторы, определяющие работу университетов. Это осложнялось еще и тем, что в советское время вузы занимали особое место. Там вырабатывали навыки, а не развивали новые идеи. Роль университетов в процессе обучения была не просто основной, а единственной, а их главной целью было направить студентов в специальные институты Академии наук и иные учреждения. В других странах считается нормальным объединять в рамках одного университета обучение и исследовательскую работу, но в России такой подход вызывает споры. В США, например, этой проблемы не существует, так как не существует и самих необразовательных исследовательских институтов. BeltLab, исследовательские центры United technology, GELab — всех их больше нет. Базовая исследовательская работа была перенесена в университеты. Я полагаю, что для технических и научных университетов эта связь между обучением и исследованиями имеет фундаментальное значение. Поэтому я и работаю в Сколтехе. Я мало знаю об университетах в их традиционном понимании, поэтому могу комментировать лишь свой сегмент работы. Объединение обучения и исследований кажется мне важным не потому, что благодаря нему студенты становятся продуктивными исследователями, а потому, что в ходе обучения студенты перенимают особый тип мышления и технологии работы, которые могут затем применить у себя в организации. Важнейшая роль университетских исследований состоит в том, что студенты уносят полученные навыки с собой после выпуска. Однако если студент остается работать в университете, то и его исследовательские умения остаются с ним, и распространения знаний не происходит. Вот в чем состоят системные проблемы, и, как мне кажется, все в России это понимают.

Сегодня существует тенденция объединять техническое образование и обучение в области бизнеса. Как вы думаете, действительно ли можно обучить студентов технических специальностей предпринимательским навыкам?

Разумеется, студентам можно преподавать предпринимательское дело. Нельзя научить человека нотам или музыке, если у него нет способностей, но в мире множество музыкальных школ, которые берут хороших музыкантов и делают из них отличных или берут отличных музыкантов и делают из них великих. А раз в столетие рождается Моцарт, которому такое образование вообще не нужно. Или Алан Тьюринг, или Эйнштейн, или люди вроде них. Все, что мы можем сделать, — это взять среднего студента технического или научного профиля и повысить уровень его способностей в области инноваций или предпринимательства. Мы можем создать базу знаний, потому что эти знания пригодны для передачи студентам. Предприниматели, не получившие соответствующего образования, постоянно совершают одинаковые ошибки, которые очевидны для людей, изучивших модели предпринимательского дела и инноваций. Мы можем научить этому людей. Некоторые аспекты вроде управления интеллектуальной собственностью или финансами, разработки производственных систем или маркетинга — это просто знания и ничего больше. И такие знания, конечно, можно передавать студентам.

Вторая проблема — потребность в совершенствовании системы высшего образования в целом.

Однако некоторые практические навыки невозможно дать лишь теоретически. Их необходимо испробовать на себе. Очень многое в жизни познается эмпирически, а не аналитически. К примеру, к таким навыкам относится военное дело, которому в основном обучаются на собственном опыте. И лишь раз в столетие появляется Наполеон или Кутузов, и оба они сходятся в одном сражении. Давая практические навыки, а затем направляя людей, анализируя полученный опыт, задавая вопросы о том, что нужно сделать в следующий раз, чтобы избежать ошибок, мы можем научить их многим вещам. Возьмем дайвинг. Для того чтобы стать дайвером, нужно погрузиться под воду. Дайверов обучают не в классе, а в бассейне. Целому ряду вещей можно научиться на практике под руководством специалистов, и сюда относятся многие аспекты предпринимательского дела и инноваций. Самое главное, с таким обучением изменяется сам подход к деятельности. Это очень важно для того, чтобы подтолкнуть традиционного российского студента технической или научной специальности к желанию заняться бизнесом, к готовности брать на себя риски, к стремлению применять полученные знания, к выходу за установленные границы и формированию собственного будущего. Российское образование, по крайней мере высшее, в основном построено на фактах. Внимание уделяется в первую очередь теории и моделям, но при этом студенты получают минимальный опыт практического применения полученных знаний, какими бы важными они ни были. Соответственно, у людей нет уверенности в том, что они смогут использовать эти знания в жизни. Лично я не сомневаюсь, что инновациям и предпринимательству можно обучить.

Объединение обучения и исследований кажется мне важным потому, что в ходе обучения студенты перенимают особый тип мышления и технологии работы, которые могут затем применить у себя в организации.

Учитывая все вышесказанное, каков вклад прикладной науки в ВВП страны? Считаете ли вы, что между прикладной и фундаментальной наукой существует в связи с этим некоторая конкуренция?

Прежде всего, мне не кажется, что прикладная и фундаментальная наука конкурируют между собой. Лично я вообще отрицаю само понятие прикладной науки. Существует просто наука и рассуждения на тему, как ее можно применить. В 1960 году Брукингский институт выпустил на эту тему отчет, который я очень рекомендую к прочтению. Суть отчета сводится к тому, что все ученые обязаны учитывать, какое влияние на мир будет иметь их работа и как можно использовать ее результаты. Кто-то из знаменитых российских деятелей науки сказал: «Вся наука — прикладная, вопрос только в том, в каком веке она будет применена на практике». Существует некий корпус полезных знаний, который мы называем наукой или технической наукой, и существуют способы его использования. Я не думаю, что между ними имеется конкуренция, и отрицаю даже мысль об этом.

Студенты получают минимальный опыт практического применения полученных знаний. Соответственно, у людей нет уверенности в том, что они смогут использовать эти знания в жизни.

Технические науки могут применяться для разработки новых продуктов и систем, то есть для создания инноваций. Роль науки в создании инноваций не подлежит сомнению. В США были проведены и задокументированы два исследования (одно в Массачусетском технологическом институте и одно в Стэнфордском университете), в рамках которых при помощи традиционных социологических механизмов изучалось влияние компаний, основанных выпускниками этих университетов, на ВВП страны. В каждом случае их доля составляла около 1,5 трлн долларов из общей суммы в размере 20 трлн долларов. Соответственно, МТИ и Стэнфордский университет в совокупности принесли США 3 трлн долларов, или около 15 % ВВП. По интересному стечению обстоятельств именно столько составляет ВВП России. Выпускники двух университетов, в которых я работал, сумели создать экономику, равную по масштабам экономике России. Если бы Россия действовала таким же образом, она бы удвоила свой ВВП. Это все вполне осуществимо.

Придерживаются ли другие страны мира этого подхода? Конечно. Недавно я получил рассылку от Китайской академии инженерных наук и прочитал стенограмму речи Си Цзиньпина перед генеральной ассамблеей Академии наук Китая. Он сказал: «Мы должны основывать нашу стратегию на инновациях как на составной части прогресса. Инновации должны стать базой нашей стратегии, и самая важная задача сейчас – устранение системных и механических препятствий для высвобождения огромного научного и технологического потенциала, представляющего собой двигатель производительности». Глава страны с самой быстроразвивающейся экономикой в мире говорит, что наука и технологии должны стать основой инноваций. Наша задача — сделать эту связь более эффективной.

Давайте вернемся к образовательным программам. Вы входите в Совет Проекта 5-100. Каковы основные трудности, с которыми сталкиваются университеты-участники в свете экономического кризиса?

Я считаю, это прекрасная программа. Мне кажется, что она позволила россиянам больше узнать о конкуренции между университетами на международном уровне и о статусе российских вузов в мире. Возможно, не все эти значения точны, но они верно передают общую картину. В топ-100 мировых университетов входит только один российский вуз — МГУ, и тот находится в довольно шатком положении в конце сотни. Остальные уважаемые российские университеты попадают лишь в первые пятьсот. Проект 5-100 стал способом распространить эту информацию, заставил российские университеты задуматься о том, как укрепить свои позиции, дал им необходимый стимул, объединил их в целях систематического анализа изменений, которые необходимо внести в процедуры оценки знаний и программы обучения, в которых также участвует Сколтех. Все это очень полезно для вузов.

Недостаток программы состоит в том, что у университетов, вероятно, не хватит средств, чтобы выполнить ее требования. Стандарты очень высоки, и вузы будут стремиться соответствовать им, но лично я не верю, что они сумеют добиться такого прогресса. Мне кажется, можно было бы использовать альтернативный подход, при котором университетам разрешалось бы более свободно применять принципы 5-100 на внутреннем уровне. Изменить весь университет очень сложно. Я предлагал позволить вузам выбрать факультет или область науки и сосредоточить свои усилия на повышении конкурентоспособности именно там. С течением времени изменения распространились бы на другие факультеты или отделения. Я знаю, что конкурентоспособность вузов часто повышается после успешного внедрения определенной программы. К примеру, репутация Университета Карнеги-Меллон — в основном результат его вклада в робототехнику и ИТ-сферу в последние десять лет. Можно найти и другие аналогичные примеры. Очень часто направленное развитие одной отрасли повышает конкурентоспособность университета гораздо существеннее, чем распределение той же денежной суммы между разными программами.

Проект 5-100 заставил российские университеты задуматься о том, как укрепить свои позиции, дал им необходимый стимул, объединил их в целях систематического анализа изменений, которые необходимо внести в процедуры оценки знаний и программы обучения, в которых также участвует Сколтех.

5-100 — это всего лишь одна из многих программ, направленных на улучшение российской образовательной и научно-исследовательской системы. Можете ли вы отметить другие существенные изменения, произошедшие за последние пять лет?

Проект 5-100 перекрывает все остальные инициативы, так как его формальная цель – включение пяти российских вузов в сотню ведущих университетов мира. Многие университеты переходят на англоязычную образовательную базу, приглашают иностранных преподавателей и привлекают студентов из других стран, улучшают условия исследовательской работы и составляют программы докторантуры. Все эти действия очень важны для приведения российских вузов в соответствие с международными нормами, поэтому сейчас они используются как инструменты Проекта 5-100. Я не уверен, что смогу выделить какие-либо существенные изменения, кроме этой программы.

Мне кажется, что Проект 5-100 — это шаг вперед для российского образования, но за ним необходимо делать и следующие шаги. Нам нужно приложить все усилия, чтобы усилить позиции российских вузов в первой сотне. Проблема только в том, что все наши конкуренты тоже следуют программе 5-100, то есть приводят свои системы в соответствие с международными нормами.

Какие навыки дают современным студентам конкурентное преимущество перед теми, кто учился в ХХ веке?

Направленное развитие одной отрасли повышает конкурентоспособность университета гораздо существеннее, чем распределение той же денежной суммы между разными программами.

Они гораздо лучше умеют пользоваться айфоном. И это действительно преимущество, потому что современное поколение студентов знает, как быстро получить доступ к информации. Каков ВВП Вьетнама? Ответ можно найти за 20 секунд. Сто лет назад вам пришлось бы идти для этого в библиотеку и искать ответ в книге, данные которой уже устарели лет на пять. Я не шучу. Если бы вы спросили меня, в чем разница между современными студентами и студентами, учившимися 50—100 лет назад, я бы ответил, что она состоит в невероятно возросшей скорости получения данных. Умеют ли современные студенты лучше пользоваться информацией? В этом я не уверен, но у них по крайней мере есть к ней доступ. В некотором смысле это негативно влияет на образование. Если информацию так легко получить, зачем вообще учиться? Минус в том, что, если задать современному студенту вопрос, он первым делом потянется к клавиатуре. Он не захочет ни о чем думать. Он полагает, что ответ уже есть где-то в Интернете, осталось только его найти. Для него это вопрос поиска, а не исследования. Я не уверен, что существует системная разница между тем, что могут сегодняшние выпускники физических факультетов, и тем, что могли студенты-физики сто лет назад. Разве что нынешние студенты имеют более современную информацию и знают те факты, которые были неизвестны физикам в прошлом столетии.

Разница между современными студентами и студентами, учившимися 50—100 лет назад, состоит в невероятно возросшей скорости получения данных.

Если задаться немного другим вопросом, а именно — насколько лучше стали студенты за последние сто лет, то и ответ будет иным. За последние 10—20 лет мы узнали много важного о том, как именно люди изучают науку и технологии. Проректор Университета Карнеги-Меллон Сьюзен Фэмброу написала великолепную книгу для обычных преподавателей, в которой резюмировала тридцать лет своего педагогического опыта. Сейчас я озвучу пару тезисов из этой книги, которые изменили мои методы преподавания. Помимо конкретных фактов, студенты изучают (или не изучают) саму структуру знаний. Знания — это не просто набор разрозненных данных, а представление о том, как факты, теоремы, модели и постулаты связаны между собой. Будучи преподавателями, мы часто делаем упор на изучение элементов знания, а не их структуры. Для того, чтобы продемонстрировать это, я часто задаю своим студентам вопрос: «Как соотносятся между собой сила, работа, энергия и мощность?» Затем я слушаю их ответы и спрашиваю, в каком возрасте они это поняли. Обычно это происходит уже после того, как в старшей школе им объясняют понятия силы, работы, энергии и мощности. Мне кажется, что если бы в образовательный процесс систематически внедрялись все новые знания о самом обучении, преподавание было бы куда эффективнее.

Существует определенный конечный набор критериев для оценки стартапов, но в сфере образования все куда сложнее. Каким образом можно измерить успешность образовательной программы?

Мне кажется, что параметры для оценки качества работы университетов можно разработать. Мы серьезно думали об этом, когда создавали Сколтех. Мы хотели задать критерии успеха: некоторые из них касались бы развития самого университета (10, 20, 30 профессоров), а некоторые — результатов его деятельности (количество научных работ, изобретений, стартапов, выпущенных студентов и так далее).

Эти критерии нельзя назвать идеальными. И слишком большое внимание к ним приводит к ненужным действиям. Есть такое выражение: «Не все, с чем стоит считаться, можно подсчитать, и не со всем, что можно подсчитать, стоит считаться». Критерии, имеющие цифровые значения, следует применять с осторожностью, потому что они могут отвлечь вас от по-настоящему важных вещей, например, от того, сколько времени преподаватели проводят со своими студентами. Несомненно, максимально эффективным для оценки университета будет метод международной «дружеской проверки». К вам в университет приезжает группа вузовских работников из разных стран мира, они анализируют ваши программы и говорят, насколько те хороши. За свою жизнь я участвовал в десятках таких поездок в качестве члена экспертной группы. Международные лидеры образовательной отрасли могут оценить состояние проверяемого университета невероятно быстро. Используя этот метод, вы сможете понять, что на самом деле происходит в вашем вузе.

Если бы в образовательный процесс систематически внедрялись все новые знания о самом обучении, преподавание было бы куда эффективнее.

Вы — один из тех, кто стоял у истоков инициативы CDIO. Каковы ее основные цели? Вы попытались задать новый стандарт технического образования?

Мне не кажется, что цель CDIO состоит в установлении стандартов. Наша задача — помочь людям в их достижении. Если кто-то изучит правила игры в футбол, а затем попытается в него сыграть, то ничего не получится. Команды изучают не правила, а саму игру — и свою, и соперников. В американском футболе это называют сводом правил и сводом тактик. Один свод содержит правила, а второй — способы достижения целей, которые задаются этими правилами. Мне кажется, что CDIO как раз представляет собой свод тактик. Наша инициатива помогает людям понять процесс образования и внести в него системные улучшения. Если кому-то после этого захочется измерить его качество, результат получится хорошим. Но наша цель состоит не в измерении, а в предоставлении студентам более качественного образования.

Мы создали 12 стандартов эффективной работы. По сути, мы сказали университетам: «Если систематически делать все эти вещи и регулярно проверять их выполнение, вы будете работать лучше». Но наша цель — не измерение, а улучшение.

Международные лидеры образовательной отрасли могут оценить состояние проверяемого университета невероятно быстро.

Вы были основателем 11 стартапов, некоторые оказались весьма успешными. Как вам кажется, какие технологии будут наиболее перспективными в следующие 20 лет?

Начнем с того, что я понятия не имею, какие технологии будут перспективными в следующие 20 лет. Ученые исследовали способность человека предвидеть будущие технологические тенденции, и оказалось, что мы этого не умеем. Обычно люди берут последние технологические разработки и думают, как их можно улучшить. Существует очень интересный сборник эссе, написанный для Всемирной выставки 1896 года в Чикаго. В нем рассказывается, как будет выглядеть мир через сто лет. В 1996 году вышла книга под названием «Тогда и сейчас» или что-то вроде того, в которой показано, насколько все эти прогнозисты были неправы. При этом они ошибались сразу в двух областях. Во-первых, они систематически недооценивали вклад науки и технологий. К примеру, они предсказывали появление более быстрых поездов, но никто не писал о самолетах или ракетах. То есть они просто перечисляли существующие технологии и немного дорабатывали их.

Во-вторых, они не обращали внимания на социальный прогресс. Они считали, что через сто лет мир превратится в утопию, все болезни исчезнут, правительства станут успешными, а люди — счастливыми. К сожалению, эти прогнозы оказались абсолютно неверными. Еще Генри Форд говорил: «Мне неважно, чего хотят люди. Если бы я спросил, чего, по их мнению, они хотят, они ответили бы: чтобы моя лошадь скакала быстрее».

Россия. ЦФО > Образование, наука > russiancouncil.ru, 4 марта 2016 > № 1693143 Эдвард Кроули

Дина ДУБРОВСКАЯ

From China with Love

+++ ——

Дина Викторовна Дубровская, по образованию (Институт стран Азии и Африки при МГУ) историк-китаевед, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН. Стажировалась в Китае. Автор двух монографий по истории Китая («Судьба Синьцяна» и «Миссия иезуитов в Китае»), ряда переводов англоязычных авторов и (под псевдонимом Анна Одина) собственной беллетристической трилогии «Четвертый берег» («Амфитрион», «Магистр», «Всадник») в соавторстве со Станиславом Михайловым, выпущенной издательством АСТ.

Не помню, как на самом деле звали того моего китайского друга-русиста, который сразу представился: «Леша». Он пришел ко мне в общежитие Гуманитарного университета сам, каким-то образом разузнав о приезде нашей стажерской группы и миновав местного вохровца-портье, защищавшего то ли нас от китайцев, то ли китайцев от нас. Войдя, юноша объявил, что учит русский язык, что хочет дружить и что он Леша. Прошло время, и у Леши все получилось — мы подружились, он чем-то торгует в России и «Лешей» стал настолько убедительным, что никто теперь и не вспомнит, как его зовут на самом деле.

Я давно уехала из того Китая, где остались Леша и дружба с ним, зато сам Леша как-то приезжал к нам в гости, будучи в Москве. Он расцвел, стал похож на настоящего сюцая1 , приобрел приятную полноту, привез нам в подарок белую вышитую шелковую скатерть и уехал назад. Тогда, в Китае, Леша как-то раз очень помог мне, найдя возможность отправить срочную телеграмму домой в Москву, проводив на почту и пройдя со мной все необходимые формальности до последней запятой (шел тот самый 1989 год, на пекинских перекрестках стояли автоматчики, была доинтернетная, да практически докомпьютерная эпоха… именно в Китае я впервые увидела персональный компьютер и странную штучку на веревочке под названием «мышь»). Помню, я отнекивалась — да не надо, мол, сама очередь достою, а потом до дома дойду. «Нет, — твердо сказал Леша. — Хорошее дело доводи до конца». Так китайский студент Леша стал для меня не только другом, но и совестью.

И вот мы приближаемся

«Каменные львы на мосту Лугоуцяо — не сосчитать».

Китайская поговорка-недосказание

…Они стояли вдоль железнодорожных путей — справа и слева — навытяжку, в синих, неизбежно чуть помятых формах и фуражках; на лицах не значилось ничего, казалось, и самих лиц не было, смотрели они не на нас, а на въезжающий в Срединное государство поезд. И мы въехали.

Мне хочется рассказать именно о том, давнем, путешествии, когда мне довелось увидеть много провинции и когда еще не весь остальной мир был «Made in China», ибо именно эти впечатления, а не беглые восторги, окружающие какую-нибудь конференцию, оставляют ощущение прикосновения к живому народу. И расскажу я, наверное, не обо всех — даже важнейших — сторонах жизни и культуры Китая, не обо всех чертах «национального характера» китайцев. Попытаемся сложить пусть небольшую мозаику, а что получится из нее — складная картинка или китайский росчерк тушью — будет видно.

Так вот, то была длинная полугодичная стажировка, я только-только защитилась и поехала в «страну изучаемого языка» от тогдашнего МинВУЗа — бесплатно и с огромной стипендией, раз в двадцать превышавшей зарплату моих местных китайских профессоров. В сентябре 1989 года мы въехали в Китай на поезде, отмахав всю Россию-матушку: от Москвы, мимо ристалищ, капищ, славного моря священного Байкала, по КВЖД до пограничного городка Забайкальска, находящегося через границу от китайского городка Маньчжурия (Маньчжоули). Там были строго досмотрены китайскими пограничниками, жертвой одной из которых — длинноволосой красавицы все в той же синей форме — стал целлофановый пакет с яблоками, торжественно конфискованный в соседнем купе. Та торжественная встреча поезда — то ли встреча, то ли конвой — произвела довольно тягостное впечатление. Зато совсем не тягостное, а восторженное впечатление произвела китайская провинция. Вот только что окрестности советского Забайкальска окружало двое-трое суток пустоты, великое и никому не нужное ничто, а после условной черты перехода, существующей лишь на карте, но не в природной действительности, та же самая стылая степь почему-то превратилась в колосящийся гаолян2 ростом с человека и прочие агрокультуры.

В Китае мало пахотной земли. Популярная шутка гласит, что распаханы в нем даже промежутки между рельсами. Вот и колосится степь, ведь китайцы, кроме всего прочего, очень трудолюбивы — не сами по себе, а по необходимости. Традиционно у крестьянина не было никаких выходных — только сезонные праздники, свадьбы да похороны. Не менее традиционна, впрочем, китайская бытовая ксенофобия. Белых и любых нежелтых лиц в стране очень мало, поэтому европеец до сих пор будет вызывать повышенное внимание, какой-нибудь ребенок наверняка назовет его гаобицзы — «высоким носом», янгуйцзы — заморским или рыжеволосым дьяволом, и в принципе никакого доверия к иностранцам в традиционном Китае — а мы попытаемся поговорить именно о нем — не было и нет.

Да и откуда взяться этому доверию? Ведь Китай в собственном сознании всегда был именно Срединным государством, окруженным варварами, различавшимися лишь расположением по сторонам света (идея для античной Греции, скажем, вполне понятная). Не нужен был Поднебесной внешний мир, все приезжали к императору сами, привозили дары, клали земные коутоу3 , вступали в номинально даннические отношения (как, например, расценивала Палата внешних сношений приезд европейских посольств тех держав, которые потихоньку пилили Китай на части в XIX веке). Между тем, «дань» и дары были формой международного обмена и торговли — отдаривали данников еще более щедрыми дарами. И все же самооценка великого Срединного государства отнюдь не была беспочвенно завышенной: на Западе был Рим, а на Дальнем Востоке — Китай. Его иероглифика, календарь, системы мышления, культура и управленческие структуры копировались или моделировались странами, входившими в pax sinica4 — от Вьетнама до Японии, — по образу и подобию Срединного государства.

Но наш поезд миновал торжественный конвой пограничников, и мы въехали в Китай, направляясь к Пекину. А пока мы едем, я расскажу вам про Китай не по учебникам, про Китай без гнева и пристрастия и, главное, про Китай без придыхания, а для этого нам нужно будет понять…

Что больше всего ненавидят китаисты?

Удивительным образом это будут три совершенно прекрасные вещи: чай, иероглифы и ушу.

Это все наше время — время повышенных возможностей виновато, счастливая эпоха доступного и нескончаемого образования. Люди, закончившие «для родителей» какой-нибудь юрфак, с облегчением выдыхают и идут (или едут) учиться тому, о чем всегда втайне мечтали. Любители индийского кино в худшем случае едут в Гоа или по маршруту Дели—Агра—Каджурахо, а в лучшем обучаются индийским танцам и языку хинди. Любители Ренуара в худшем случае покупают книги Паолы Волковой, а в лучшем открывают для себя искусствоведение в Высшей школе экономики или в РГГУ. Любители Александра Дюма в худшем случае осваивают французский язык по самоучителю, а в лучшем едут в Париж и находят там площадь Вогезов. Ну а любители Востока? Вот мы и подошли к ответу на заглавный вопрос. Любителем Дальнего Востока быть очень просто: тут тебе и афористичная философия, и красивые понятия типа «благородного мужа», и Брюс Ли с Шаолинем, и жасминовый чай, доступный в любой окрестной «Магнолии». И рисовать по-китайски кажется просто! Купил китайские кисти и тушь (тоже в наши дни не проблема), сел по-турецки, напитался чем-то типа энергии ци5 (которую чаще назовут у нас «чи») и давай расчеркивать! Тут недалеко и до иероглифов.

Все описанные практики не имеют ничего общего с предметом любви нашего гипотетического любителя. Заниматься руко- и ногомашеством в полуподвальной секции тайцзицюань или в пекинской школе ушу здоровью западного человека не намного полезней, чем фитнес-пилатесом в каком-нибудь клубе «World Class», а с точки зрения меридианов и параллелей традиционной китайской медицины-физиологии, в лучшем случае впустую, а в худшем — опасно. Любой китаец умеет заниматься и занимается тайцзицюань — дыхательно-двигательной гимнастикой, доступной здесь любому от мала до велика. По утрам в пекинских (и остальных — по всей стране) парках можно увидеть группки и отдельно стоящих старичков и старушек, красиво «гоняющих облака» плавными округлыми жестами рук, при этом одинокий практик чаще всего будет стоять спиной к дорожкам и лицом к кустам — чтобы прохожие не сбивали концентрацию. Рядом, если повезет и если вы пришли совсем рано, вы увидите людей с птичьими клетками — в Китае принято выгуливать своих пернатых. Но как это — быть в Китае и не освоить тайцзи?!

Мы ответственно принялись учиться этой великой системе дыхания и физической активности у наших китайских друзей, но вскоре оставили это занятие. Механически повторять плавные движения мне с моим боевым фигурнокатательным прошлым слишком легко и бесполезно, нет нагрузки, а неуловимая энергия ци, которая так и норовит правильно протечь через учителя, через европейца не течет и все — хоть ты тресни; так что уж лучше степ-аэробика. Ушу, как известно, — боевая проекция тайцзицюань, и на то, чтобы освоить даже только внешнюю сторону этого восточного боевого единоборства, нужно положить жизнь, но внешняя сторона не имеет никакого смысла без того онтологически естественного для китайца ощущения жизни в потоке ци, которую мы и перевести-то толком не можем, не то что использовать. В общем, как говорят китайцы, не надо «подметать двор, когда дует ветер, и поливать улицы, когда идет дождь». Среди современных отечественных китаистов есть лишь один, всерьез занимающийся ушу, остальные почему-то предпочитают гантели, зумбу6 , бег трусцой и тренажеры. Теперь, приблизительно разобравшись с первой нелюбовью китаиста, оставим чай и иероглифы на потом и поговорим о высоком.

Fluctuat nec mergitur

Это девиз Парижа — «Колеблем волнами, но не тонет», хотя вот уж что действительно не тонет, так это древнейшая в мире, не прерывавшаяся в своем развитии никогда китайская цивилизация. Даже Индию завоевали арии, перебив хребет дравидийской цивилизации и принеся на субконтинент ведическую традицию, а вот Китай, сколько ни завоевывали, ничего особо нового привнести в него не могли. Напротив, что чжурчжэни, что чингизиды, что маньчжуры сами оказывались прочно завоеваны завоеванной цивилизацией, слезали с лошадиных спин, обосновывались в древних застенных столицах, называли себя императорами — хуанди, принимали китайские тронные имена, основывали новые династии, обзаводились гаремами и евнухами. Учились китайской грамоте. В китайской матрице подобное развитие событий заложено издавна и большого чувства трагизма не вызывает: главное, чтобы Поднебесная продолжала жить, шестидесятеричный годовой цикл — «циклировать», оросительная система функционировать, Хуанхэ особенно не шалила и луга заливало по плану, а не непредсказуемыми наводнениями, чтобы хватало чумизы7 , гаоляна и, наконец, риса. Но прежде чем мы посмотрим, как круговращается, бесконечно повторяясь, китайская династийная государственная схема, обратимся ненадолго к сюжету о том, как французы учились жить по-китайски.

После «Книги Марко Поло», после многочисленных, зачастую восторженных отчетов миссионеров-иезуитов, потрясенных эффективностью функционирования и размахом цивилизации Минского, а потом и Цинского Китая, его прагматической конфуцианской мудростью и слаженностью, философы эпохи Просвещения назначили образцом для государей западного мира не кого иного, как китайского императора. Почему? Да потому что, по мысли просветителей, в Китае нет ни государственной религии, ни священнического сословия, и сам богдыхан лично проводит ранней весной первую борозду возле храма Неба и Алтаря Земледелия в Северной столице — Пекине-Ханбалыке, зачиная, таким образом, годовой аграрный цикл Поднебесной.

Вольтер ехидничал по этому поводу: «Что же сделают наши монархи, когда узнают о подобной практике? Станут восторгаться, вспыхнут… и примутся копировать». Как в воду глядел. Вольтер вообще очень показательно восхитился Китаем, заявив знаменитое: «Когда наши предки еще бегали шайками по Арденнским лесам, в Китае уже существовала развитая государственность, монархи, письменность, философия и сословная иерархия». И он, и Монтескье, и вся эпоха Просвещения увидели в далекой стране Катай8 этико-политический идеал, обладавший всеми необходимыми качествами такового: он был далек, практически недостижим, непонятен, экзотичен и красив. Истинное положение дел никого, конечно, не интересовало: далекий Китай был не объектом изучения, но фигурой сравнения, оселком, на котором можно было править прогрессивные идеи. В общем, как говорят китайцы, «собака ловит мышей», или, как скажем мы, — все в сад, где короли сажают капусту.

Идея «монарха-первосвященника и пахаря» понравилась, придясь весьма ко двору при европейских дворах, собранных вокруг абсолютных монархов. В 1756 году Людовик XV — не хуже какого-нибудь минского императора Вань Ли или русского писателя Льва Толстого — самолично провел высоко символичную борозду, в 1770 то же самое сделал его внук — будущий Луи XVI, которому это, как известно, не помогло. За год до того бороздил австрийские поля под городом Брунн император Иосиф II, но все попытки сделать из этой акции нечто большее, чем модный финт, были обречены. Для Китая и его императора вспахивание поля являло не столько даже церемониальный, сколько сакральный акт — тот ключик, который заводил часы Поднебесной. Для европейских кесарей то была лишь шинуазри, модная китайщина.

Распахивая первую в стране борозду после серьезного голодного поста, китайский император выполнял одну из первых своих обязанностей правителя — обладателя Небесного мандата на правление (Тяньмин) — обеспечивал хороший урожай. Там же неподалеку он трижды топал ногой в круглый алтарь-гонг, обращаясь к Небу с молениями и принося ему жертвы. Так что никуда не денешься — давайте посмотрим, как была устроена власть в традиционном Китае, с самых стародавних времен, с 221 и до 1911 года, принадлежавшая императорам.

Китайские пирамиды

«Зонт без распорок — не раскроешь».

Китайская поговорка-недосказание

Почему вообще китайский монарх — «шанди» — это «император», а не, скажем, «король»? Принимаясь за термины такого далекого и отнюдь не индоевропейского языка, как китайский, мы не можем не договориться о соблюдении определенных условностей при переводе. Император — слово латинское, и те имперские коннотации, которые оно приобрело после Гая Юлия, к Китаю прямого отношения не имеют. Тем не менее, китайский носитель Мандата неба — император-«хуанди» — исторически тоже «собиратель земель китайских», объединитель разрозненных царств под своим началом, верховный главнокомандующий.

Китай — страна фантастической вертикальной мобильности, где императором может сделаться крестьянин, если он стоял во главе восставших, опрокинувших зарвавшуюся и утерявшую Небесный мандат династию. Небо выдавало такой «мандат» новому императору — основателю династии, когда прежняя теряла свой «проездной» в силу накопления прегрешений — их свидетельствами могли быть неурожайные годы, какой-нибудь мор, проигранные войны, природные катаклизмы и прочее. Прежнего императора чаще всего убивали, а новая династия могла возникнуть вовсе из ниоткуда, как и случилось, когда монах родом из бедных крестьян — как сказали бы мы, расстрига — Чжу Юаньчжан со товарищи возглавил народное сопротивление, положил конец недолгому семидесятилетнему правлению в Китае монгольской династии Юань и основал новую — великую династию Мин (1368—1644), став императором Тай-цзу (1369—1399 годы правления). То же случилось, когда ослабла Мин и ей на смену пришла чужеродная Цин, последняя династия на территории Поднебесной, свергнутая в 1911 г. уже Синьхайской буржуазной революцией…

Никто не будет проверять кровь нового императора на голубизну, никто не усомнится, что представители рухнувшей династии прогневили Небо недостойным поведением и плохим управлением подданными и что Мандат перешел в руки достойной династии. Еще императору, утерявшему доверие Неба, было полезно повеситься где-нибудь прямо во дворце, в дверях, ведущих на женскую половину.

Традиционное китайское конфуцианское общество — это абсолютная пирамида, идеальная, как пирамиды в Гизе или под Сианью. Просветители были правы: верховным просителем и предстоятелем за народ перед Небом был император. Власть абсолютнее, чем власть китайского императора, представить сложно — император, сносящийся непосредственно с Небом, и стоит на вершине пирамиды, в основании которой находится китайский народ — байсин (сто фамилий). С народом император сообщается через избираемых путем справедливых многоступенчатых государственных экзаменов шэньши — ученое служилое сословие, интеллигенцию, в Китае совпадающую с чиновничеством. Кстати, европейская экзаменационная система была списана с китайской, только ограничилась университетами. Существовала в стране и наследственная знать, которая, впрочем, точно так же смывалась с политического лица страны при смене династии, это гуны, хоу, бо, цзы и нань (в европейской традиции их часто соотносят с князем, маркизом, графом, виконтом и бароном, что достаточно наивно, но, скажем, в случае с гунами-князьями помогает, так как они тоже состояли в родстве с императором).

Итак, среди отличительных черт китайского «абсолютизма», не вполне понимавшихся Вольтером и Кесне, были подотчетность императоров Небесам в форме права народа ниспровергнуть обанкротившуюся династию и отсутствие привязанности к вопросам наследования и крови при смене династий. К милым маленьким мелочам относились множественные имена — табуированное личное, храмовое и посмертное. Надо отметить, что правящих женщин-императриц (если они не узурпаторши, как У-хоу, или не регентши, как знаменитая Цы Си, правившие в обход закона), в отличие от Британии, не бывало. Ну и уж до кучи: императорский цвет — желтый, никто другой не имел права носить одежду такого цвета, символ императора — дракон (китайский, без крыльев).

Менялись династии и правители, входили и выходили из моды привозные и местные религии и верования — от легизма9 первого императора-объединителя Китая Цинь Шихуана до буддизма VI века династии Лян, от несторианства до протестантизма, а Китай в основе своей оставался патриархальным, конфуцианским, ориентированным на семейные, общественные, управленческие ценности. В самом деле, китайские традиционные философские и этико-политические учения — это не религии, Вольтер был прав: у конфуцианцев нет священников и монахов, да и сами конфуцианцы не поклоняются особо ничему и никому, кроме предков.

Конфуций (551—479 гг. до н. э.) для Китая — что-то вроде помноженного на миллион Дейла Карнеги, который раз и навсегда объяснил народу, обществу и власти, что нужно делать, чтобы быть приличным человеком («благородным мужем»), какие обязанности у правителя перед подданными, а у подданных перед правителем, как надо уважать и почитать родителей и вообще — жить не по лжи. Все это было настолько умно, естественно и единственно верно, что император Цинь Шихуан собрал всех современных ему конфуцианцев да и зарыл в землю. Конфуцианство не могло помочь ему объединить разрозненные царства в одну державу, слить разрозненные куски стен, окружавших эти царства, в одну — Великую Китайскую стену, сломить сопротивление объединяемых царств и выиграть необходимые войны, ему нужен был не моральный, а жесткий Закон, и его предоставили легисты.

Но как только схема, созданная Конфуцием для небольшого княжества Лу, будучи расставлена в швах, пришлась по мерке всему большому Китаю, ничего нового уже больше придумывать не требовалось (хотя мыслительная активность китайцев отнюдь не снижалась, никто не отменял мистический даосизм, по Великому шелковому пути пришел и прижился в форме чань буддизм, конфуцианство стало неоконфуцианством, и сто цветов со ста школами расцветали и падали под косой правителя не раз и не два). Не случайно же Мао Цзэдун спустя двадцать один век после Цинь Шихуана начал бороться с конфуцианцами. Победить в китайце конфуцианца — это значит победить китайца. Не удалось. Потому и не тонет китайский кораблик-джонка, выправляется.

Мальчики и девочки

Один из примеров самовыправления — китайская демография. В принципе, за редкими исключениями вроде народа наси, где главную роль в жизни общества играют женщины, население Китая традиционно патриархально (мы ведь понимаем разницу между обществом и населением, правда?). Конечно, луковые коммунистические одежки сделали свое дело, и в определенных сферах деятельности женщины могут работать наравне с мужчинами, но практически ни одна семья, которой был разрешен один ребенок в городе и два в деревне, не хочет, чтобы этими детьми были девочки. Таков традиционный взгляд — испокон веку семью, где родилась девочка, поздравляли с «разбитыми черепками». В крестьянской стране, где сын должен продолжить дело отца или выучиться и стать важным чиновником, где каждому сыну надо дать равный надел земли, а девочку — просто как-то прокормить, пока не выдашь замуж, раньше поступали жестоко: продавали лишних детей в рабство или оставляли на обочинах дорог на съедение диким зверям. В наше время ситуация изменилась: китайцы лучше других научились диагностировать пол ребенка на ранних стадиях беременности, избавляться от нежелательного плода и всеми силами добиваться рождения желанных мальчиков. Не всегда все тут получается гладко, поэтому в современном Китае часты случаи рождения изуродованных и инвалидизированных детей, но погоня за мальчиками не останавливается.

Китайцы очень чадолюбивы. Здесь не кричат на детей, всячески балуют их (по-хорошему, без фанатизма) и удивляются, почему мы так мало рожаем — «ведь вам же можно». Но теперь можно и китайцам. После тридцати шести лет политики «одна семья — один ребенок» демография страны с разбегу врезалась в проблему старения работоспособного населения, и в 2013 году был снят запрет на второго ребенка для пар, где хотя бы один из родителей был единственным ребенком в семье. Это мало помогло — в 2014—2015 годах работоспособного населения в стране стало меньше почти на четыре миллиона человек, так что осенью прошлого, 2015, года запрет на второго ребенка сняли вовсе.

Мы уже поняли, что китайская цивилизация мудра и работает как часы, но иногда их надежная пружина соскакивает, и история времен культурной революции с нанизанными на ниточку воробьями повторяется. Есть китаеведы, полагающие, что китайцы так и не додумались до понятия ego (это правда, не додумались — думали в другую сторону), что значение человеческого фактора как было, так и остается у них низким (и это тоже правда: чем больше людей в стране, тем ближе их сознание к роевому), что именно поэтому становится возможным приравнять лишнего воробья к лишнему ребенку, работать с цифрами, а не с людьми. Это все верно — и не только для китайцев, хотя они и являют собой сферический образец прагматизма в вакууме. Только вот именно те китайцы, которые умудрились родить и воспитывать своих детей не в нищете, носятся с ними так, как европейцам еще поучиться.

Зато первая конфуцианская обязанность детей — заботиться о родителях. Ради этого ломались карьеры, люди отказывались от выгодных предложений, а хорошие сыновья должны были подарить родителям гроб. Чтоб была уверенность в завтрашнем дне.

От улыбки станет всем больней

Мой университетский учитель — великий китаевед Михаил Васильевич Крюков, читая нам курс этнографии Китая, на первом же занятии объяснил, что исследовать уклад жизни, обычаи и культуру другого народа нужно не с позиции холодного наблюдателя, хихикающего над тем, что «у них» не так, как «у нас». Взялся исследовать — через отличия или просто через описание — изволь понять, почему «у них» так. Так чем же вообще китайское кровообращение отличается от западного? Первое, что тут нужно понимать, — это то, что оно действительно отличается. И не потому, что китайцы улыбаются, когда мы плачем; если немного последить за собой, начинаешь улыбаться, а не плакать, в абсолютном большинстве штатных ситуаций.

Когда мой второй китайский учитель, доцент, с кем мы разбирали деятельность в Китае иезуитов, рассказывал о том, как в годы культурной революции хунвэйбины ворвались к нему домой и вырвали с мясом телефон из стены, он весело улыбался. Разговор шел дома у доцента — красивого густоволосого седого китайца, потерявшего в тот далекий день не только телефон, но и позицию на кафедре, сосланного «поднимать деревню» и лишь чудом восстановившегося на преподавательской должности в нашем нестоличном университете. Он тогда встал, оторвавшись от чаши с гулаожоу10 , подошел к двери и показал на косяке эту дырку — от бывшего провода. Я была довольно молода и в ответ только похватала ртом воздух — вести политические разговоры нам было не рекомендовано. К концу стажировки я безвозвратно привыкла не только кланяться, складывая руки на груди, благодаря или прося о чем-то, но и радостно улыбалась по поводу и без.

То, что китайцы как бы всегда готовы к трудностям и разного рода «контрольно-демографическим» соображениям, приводит еще к одному результату: они довольно жестоки и терпеливы к боли. Ну, а откуда еще берутся эти безупречные гимнасты, трехлетние пианисты и глухие танцовщицы, поражающие мир? Дисциплина, терпение, дарвиновский отбор. Отбор, впрочем, не всегда был только дарвиновским. При одном цинском императоре существовала практика периодических рейдов по публичным местам вроде рынков и гульбищ: солдаты быстро выдергивали из толпы подозрительных личностей, нищих и бездомных, большинство казнили, уцелевших отправляли в ссылку в Синьцзян — китайскую Сибирь или показательно пороли и заковывали в колодки. Таким образом хоть немного сдерживался прирост того населения, который не «проконтролировали» эпидемия, война или сокрушительное народное восстание.

Так что терпеть было что. Вот и китайские пытки — не легенда и не пустой звук. Казнь с «аппетитным» названием «тысяча кусочков», о которой порядочный европеец вспомнит, только покопавшись в памяти и что-то такое вызвав в ней из романа Стендаля «Саламбо», — реальная практика времен императорского Китая. Можно методично сыпать человеку в нос черный перец, пока не сомкнутся дыхательные пути, можно… можно, скажем, по злобному навету оскопить высокопоставленного чиновника и перевести его из придворных историографов в евнухи. Такова была судьба великого отца китайской истории Сыма Цяня (146/36–86 гг. до н. э.), осмелившегося выступить перед императором в защиту двух полководцев, обвиненных в поражении ханьских войск в кампании против кочевников-сюнну.

Однако китайцы, чинящие подобные безобразия, и сами умеют терпеть. Так, путешествовавший по северному Китаю и Монголии Николай Рерих описывал, как нападавшие на путников бандиты-хунхузы убивали своих жертв по старым монгольским традициям — вспарывая грудную клетку и вырывая из нее сердце. Русские во время этой процедуры страшно кричали, а китайцы лишь скрипели зубами.

К подобной готовности вытерпеть боль — и не одноразовую — отнесем и бинтование ног девочкам (к счастью, ныне устаревшее), и выпускной экзамен в традиционном шаолиньском курсе обучения. После многих лет обучения студенту надо было пройти финальное испытание, чтобы стать полноправным шаолиньским монахом: миновать вошедшие в легенду восемнадцать комнат, наполненных препятствиями, преодоление которых показало бы его силу, мужество и интеллект. В восемнадцатой комнате будущему шаолиньцу предстояло взять голыми руками — в обхват — раскаленный котел и вынести его через ворота так, чтобы отлитые по бокам символические животные тавром отпечатались на внутренней стороне предплечий испытуемого. Чаще всего этими животными были два дракона, иногда дракон и тигр, дракон и феникс, реже всего два журавля. Можно по-разному относиться ко всяческим инициационным легендам, но дерево, на котором шаолиньские монахи тренировались в ударах пальцами, стоит во дворе монастыря и поныне: оно истыкано, как решето.

Интересно, что подобное величие духа разительно контрастирует с обыденными практиками. У китайцев очень распространены разговоры об усталости и необходимости отдыха, причем, говорит об этом обычно даже не сам уставший, а любой человек любому человеку. А как же? Тело надо беречь, холить и лелеять — ведь на это, на программу пестования жизни, и направлены основные усилия любого китайца, китайской медицины и сознания. Жить нужно как можно дольше и как можно здоровее, для этого и энергия ци, и плавная тайцзицюань, и боевая ушу — если уж никак нельзя без того, чтобы выиграть тот бой, которого нельзя избежать. Но давайте сделаем очередной разворот и перейдем от физического к интеллектуальному.

Китайская грамота

Китайское сознание в очень большой степени определяется китайским языком и письменностью. А как может быть иначе, если этой самой письменности больше четырех тысяч лет? Конечно, она менялась… немного. Между комментариями на треснувших черепашьих панцирях и современной «Жэньминь жибао», безусловно, есть разница: первые были довольно пиктографичны, последние — результат нескольких упрощений и всего того, что неизбежно происходит с большим массивом информации, когда он записывается при помощи письменности-конструктора.

Что рядовой человек обычно знает об иероглифах?

Что иероглиф — это слово. Это не так. Иероглиф в современном китайском языке, правильно именующемся путунхуа, — скорее слог-морфема: большинство слов состоит из двух слогов, времена однослогового языка давно в прошлом. Это, впрочем, не значит, что у каждого иероглифа нет собственного смысла. Он есть.

Что иероглифов много. Это правда: чтобы читать газеты нужно знать около пяти тысяч, в пятитомном словаре Ошанина их около шестнадцати, а в китайском языке вообще — около восьмидесяти тысяч.

Что иероглифы сложны и не поддаются разумению. Это заблуждение. Большинство иероглифов состоят из двух основных частей — ключа, подсказывающего, к какому классу вещей относится обозначаемое иероглифом, и фонетика, подсказывающего, как иероглиф читается. Ключей чуть больше двухсот, а слогов-чтений в китайском языке всего 414. Вот и получается, что запомнить надо не восемьдесят тысяч разных значков, а некоторое количество категорий и сочетаний черт — линий, ударов кисти, из которых состоят и ключи, и фонетики.

Если вам показалось, что задача изучения китайской иероглифики существенно упростилась, не спешите выдыхать: слогов-то, положим, четыреста, да только вот и тонов, которыми они могут произноситься (меняя смысл), — четыре. Добавим к этому фантастическую, совершенно не представимую носителем русского языка омонимию, царящую в китайском, и вы поймете, почему сами ханьцы могут зачастую не понимать друг друга и прибегать к рисованию иероглифов пальцем в воздухе. Ну, а как иначе, если и «торговля», и «меховая одежда, свитер» передаются в устной речи одним и тем же сочетанием слогов — mao-yi, различаются только иероглифы и тоны слогов.

Тут нам очень удобно перейти к тонам и музыкальности китайцев. Итак, мы поняли, что каждый слог дает нам целый куст — нет, два куста использований. Первый куст — четыре варианта произнесения слога тонально (у каждого из этих произнесений-тонов, скорее всего, будут омонимы), а второй — иероглифическая запись слога в зависимости от значения. Тут наши тональные слоги тоже дадут большую омонимию. Ну возьмем, скажем, известный всему миру слог ma. Да-да, у китайцев, в отличие от грузин, венгров, финнов, татар и тувинцев, слово «мама» образуется при помощи двух одинаковых слогов ма ровного высокого первого тона. Вот этот иероглиф, состоящий из ключа «женщина» и фонетика «mа» (происходящего от чтения иероглифа ma — лошадь), означает в принципе только то, что и означает: маму и ее производные. А теперь возьмем другой иероглиф, читающийся как «ma» и произносящийся первым тоном. Эта морфема означает «вытирать, меняться» (входит в состав слов «полотенце, сердиться, меняться в лице»). Еще один иероглиф с участием того же фонетика, но с другим ключом означает (в том же тоне) «смеркаться, брезжить».

Примемся за второй тон и иероглиф, который означает: лен, конопля, пенька, шероховатый, отлеживать, затекать (рука затекла), входит в состав слов паралич, холст, мешок, пакля, хлопотный (mafan — одно из самых употребляемых слов путунхуа); проказа, хворост, прохудиться, эфедрин, большая хлопушка, дуб острейший, рябое лицо, онеметь, воробей и фразеологизм «воробьиная война» (это когда воюют врозь и малыми силами), слегка, дать наркоз, кунжутное масло, анестезия, корь, наркотик и производные. Этот иероглиф занимает целую страницу крупноформатного фонетического китайско-русского словаря, выпущенного в Шанхае в 1989 г.

В третьем тоне ма даст нам ту самую лошадь и целый хоровод производных — от седла и хоровода до пиявки, картона, телохранителя, марки (это будет редкое в языке заимствование), марафона, жести, половника, параши и еще целой страницы того же самого словаря. Другой иероглиф — морфий и производные. Третий — агат, четвертый — цифра, пятый — еще один вид пиявки…

И наконец в четвертом тоне ма предстанет перед нами в форме глагола «ругать» с павлиньим хвостом производных, а есть еще и вопросительная или усилительная частица «ма», которая произносится так называемым «легким» тоном — почти никаким.

Итак, наш «ма» дал на выходе четыре тона, двенадцать иероглифов и несколько сотен омонимов. Конечно, при понимании помогут сочетания «ма» с другими слогами, а при чтении собственно иероглифы, но уловить смысл в общем потоке речи можно, только если у слушателя очень хороший слух.

Теперь понятно, почему китайцы не торопятся переходить на латиницу, хотя дети изучают латинскую транскрипцию иероглифики уже в школе. Что толку писать десятки сотен вариантов одних и тех же слогов? Без иероглифов все это теряет смысл. Можно представить, какой памятью обладает самый что ни на есть среднестатистический грамотный китаец: в сущности, интеллектуально его не остановить. В сочетании же с присущим большинству ханьцев здоровым често- и трудолюбием и укорененным в тысячелетиях коллективизмом иероглифическое мышление дает общество людей, которым по плечу любая задача. Так что для того чтобы не вызывать раздражение профессиональных китаеведов, изучайте иероглифы, ну хоть тысяч пять, не надо просто учиться их «рисовать». А мы пока перейдем к чему-нибудь описательному.

В китайском городе Чанчуне

«Деревенский мужик не знает, что такое игра в шахматы, — двигают иероглифы».

Китайская недоговорка-иносказание

Повторюсь: «пощупать» настоящий Китай можно не в туристическом Пекине, безумном Шанхае или, тем более, в жирном буржуазном Шэнчжэне, а в провинции. Нет, автор далек от мысли, что «Москва — не Россия, а Пекин — не Китай», что же есть Пекин, если не Китай, — не Сантьяго ведь де-Чили, правда? Просто Китай тоже не обошла приставучая лихоманка глобализации, и здесь строят большие, прозрачные и овальные стадионы-аэропорты, и здесь стараются не отставать от нью-йорков и парижей местные нувориши, а китайские туристы с фото-, видеоаппаратурой наперевес по количеству обогнали даже японцев в своем желании «сделать» Европу за неделю и перефотографироваться в жанре «я и Колизей» со всеми мировыми достопримечательностями. Этому нельзя не радоваться, потому что Китай более или менее открытый — хотя бы через людей, которые выезжают посмотреть на мир, — всяко лучше, чем Китай закрытый.

Так вышло, что в ту первую поездку я прожила в столице провинции Цзилинь (в Северо-Восточном Китае — Дунбэе) несколько месяцев, стажируясь в тамошнем головном гуманитарном университете. И если ни правильное название провинции — Цзилинь, ни смешное название ее столицы — Чанчунь, скорее всего, ничего не говорят читателю, то ему совершенно точно что-то говорит словосочетание «На сопках Маньчжурии», а представителям старшего поколения — слова «марионеточное государство Маньчжоу-го», «император Пу-И», «провинция Гирин» и, конечно, «Халхин-Гол».

Впрочем, про последнего китайского — вернее, маньчжурского — императора Пу-И знают почти все — и благодаря его душераздирающим воспоминаниям («Первая половина моей жизни»), и благодаря великолепному фильму Бернардо Бертолуччи «Последний император». Так вот, этот самый утонченный и европеизированный нервный гедонист Пу-И, вытесненный в 1911 году в результате Синьхайской революции из пекинского Запретного города на северо-восток, в вотчину своих маньчжурских предков, обосновался в том самом нынешнем городе Чанчуне, а тогдашнем Синьцзине («Новой столице»), где я и стажировалась.

Находившееся под контролем Японии государство Маньчжоу-го было, конечно, обречено. В августе 45-го десант майора Петра Челышева захватил бедного императора и передал его по этапу в лагерь под Хабаровском. В 49-м году, после окончательной победы в Китае коммуно-маоистов, Пу-И понял, что дело плохо, и написал Сталину письмо с просьбой не отдавать его Мао… На будущий год он поехал в Китай, где немедленно отправился в другой лагерь и лишь через девять лет был выпущен по личному указанию Председателя, сделавшись поначалу садовником Ботанического сада, а потом и политическим консультантом правительства. Китайская династийная история неторопливо свернулась в кольцо и сладострастно укусила себя за хвост.

Бывший дворец Пу-И, безусловно, главная примечательность Чанчуня («Длинной Весны») — «маленького» двухмиллионного города, на примере которого можно окунуться в обычную китайскую жизнь. Дворец грустный, как любой дом изгнанника, пусть и императора. В нем сохранился трон императора Маньчжоуго, какие-то половинчатые интерьеры, довольно скромные спальни, садик… Бедный, бедный Пу-И.

В Чанчуне суровые сибирские зимы, там до сих пор носят зимой мягкие бесформенные шинели-одеяла, ездят по льду на древних громыхающих гробах-велосипедах семьями по пять человек и живут в многоэтажных домах с турецкими туалетами-дырками в полу без ванных. Тут осенью сушат на зиму китайскую капусту (длинная, по форме напоминающая батискаф; мы считаем ее салатом, а они называют нашу круглую капусту «большая голова»), раскладывая ее на стадионах или нанизывая на все ту же вездесущую веревочку, только протянутую на балконе. Тут учатся в паре-тройке больших университетов, ходят в зоопарк, гуляют в парке на озере, по праздникам смотрят салют и танцуют под мелодичную музыку. Отсюда рукой подать на поезде как до «русских» Харбина и Даляня, так и до Шеньяна (Мукдена) с потрясающим комплексом гробниц основателей маньчжурской династии Цин. Зимний Харбин холоден, как озеро Коцит на дне Дантова «Ада»; но все это можно вытерпеть, если есть желание увидеть праздник разноцветных фонарей на льду реки Сунгари. Ежегодно там строят фантастический город изо льда команды, съезжающиеся со всего мира.

Здесь гостей из-за границы заставляют пить шестидесятиградусную водку, кормят на убой в ресторанах — а познакомившись получше, и у себя дома, — потом заставляют петь… И мы поем, и пьем, и танцуем, и лепим вместе пельмени, и скучаем по дому — почта оборачивается раз в два-три месяца. По кампусовым склонам бродит тощая корова, но говядину китайцы не очень любят — много с ней мороки, а вот свинина — любимое мясо. На Севере вообще едят довольно много мяса: холодно, иначе не проживешь, тут самые вкусные пельмени — цзяоцзы, те самые, что готовят на пару и подают в плетеных бамбуковых решетах. Здесь празднуют положенные календарные праздники — важнейшие дни равноденствия и противостояния, Рождество начинают отмечать с католиками, а заканчивают — с православными, в Китайский Новый год вся страна приходит в движение и возвращается на родину — у кого она где, иначе нельзя, поэтому железные дороги развиты превосходно и поезда по ним ходят без опозданий. По праздникам на окна наклеивают красные бумажные иероглифы с пожеланиями счастья и долголетия, а вкуснее «лунных пирожков» с соевой пастой внутри (их полагается есть на праздник Середины осени — Чжунцюцзе — по традиционному лунному календарю приходящийся где-то на середину сентября) лакомства не придумано.

Здесь на тебя смотрят, как на жирафа, непонятно зачем затесавшегося в лососевый косяк, говорят, естественно, только по-китайски и долго не могут поверить, что ты по-китайски говоришь тоже. Поверив, подозревают у тебя китайских предков. Здесь два христианских собора; мужской буддийский монастырь совмещен с женским, и вымирают оба. Здесь огромная киностудия и огромное всё: пространства, широченные пыльные улицы, бескрайний зоопарк… Даже удивляешься, почему так много места, где же гаолян?!

Здесь не только старики помнят про «большую дружбу» со «старшим братом — СССР», эта память пока передается от отца к сыну, здесь студенты понижают голос, когда обсуждают в твоей общежитской комнате события на Тяньаньмэнь, но все же говорят о них и не боятся, ведь ты все-таки свой, и по сей день попросят выступить с рассказом про Зою Космодемьянскую и Александра Матросова. Здесь по инерции здороваешься с любым обладателем белого лица, так как вы наверняка знакомы. Здесь ты впервые попробовал вареных огурцов, нарезанных ромбиками, научился не вздрагивать от того, что все всё бросают на землю (и на пол в концертных залах), а объявления «Плевать запрещено» висят в присутственных местах неспроста. Одна половина горожан, казалось бы, плюет и бросает, а другая — та, что с метлами, — идет следом и метет. Не будет в провинции и чудес механизации — надо ведь дать работу всем тем, кому эта работа нужна.

Говорят, весной в Чанчуне зацвело что-то нежное и розовое, но я этого не застала — уехала в Пекин, Сиань и дальше, дальше… Так что давайте прервемся на…

Китайский файф-о-клок

Чай в Китае должен быть зеленым в той же мере, в какой маленькое черное платье в Европе — черным, а тюремная роба в США — оранжевой. Давайте сразу оговоримся: китайцы не любят кофе, потихоньку научились пить молоко, но в принципе плохо его переносят, а молочные продукты для них крайне вторичны. Так, угощенный в поезде сыром китайский попутчик изменился в лице, выбежал из купе и больше не вернулся, а попытка купить сливочное масло в Чанчуне вылилась в поездку в Харбин. Зато чай вы найдете в Поднебесной любой — от белого и красного до драгоценного черного прессованного пуэра, продаваемого на аукционах, но пьют тут разнообразный зеленый, попросту насыпая сухие листики в кружку с крышкой — без ситечек, сеточек и прочих ухищрений.

За все время, что я была в Китае и общалась с его жителями, никто ни разу не попытался провести при мне чайной церемонии (а она в Китае существует), не пил чай наперстками и вдумчиво не переливал его из чайничка в рюмочную чашечку. Наверное, в Китае не только рис, но и чай — всему голова. С чая начинается любая еда (чтобы промыть все каналы протекания ци), чаем угостят гостя, даже если больше в доме ничего нет, ну а если кончилась заварка, нальют кипятка — наверное, потому, что для его получения нужно затратить усилия и энергию, в отличие от менее ценной холодной воды.

Самая известная чайная история в Китае такая. Один крестьянин преподнес богачу-помещику немного чая. Тот попробовал, решил, что чай хорош, и преподнес его провинциальному чиновнику. Чиновник решил, что чай достоин лучшего ценителя, и преподнес его чиновнику государственному. Тот, осознав, что чай превосходен, преподнес его главе Палаты церемоний, а тот оценил чай и, уверившись, что чай достоин высшей похвалы, преподнес его императору. Император, отведав чая, наградил главу Палаты церемоний алым халатом, а тот, усовестившись, передал халат государственному чиновнику. Последний, исполненный скромности, отдал его провинциальному чиновнику, тот же в свою очередь отдал халат богачу, с которого начался путь чая наверх. Тогда богач — достойный богач из доброй сказки — отнес императорский халат крестьянину. А крестьянин, доведя процесс подъема и спуска дара до абсолюта, пошел и накрыл драгоценным шелковым халатом кустик чая.

И вот, пока чай «Красный халат» или связанный «Небесный цветок» неторопливо распускается в прозрачном заварочном чайнике и гости любуются неземной орхидеей, плавно разворачивающей острые лепестки в объятиях горячей воды, зануда-хронист вспоминает, что не так давно чашечки-пиалки зеленого китайского чая поднимали за четырехсотлетний юбилей пребывания этого напитка на столах европейцев. Благодарить за это можно первую мегакорпорацию в человеческой истории — голландскую Ост-Индскую компанию: образовавшись в 1602 году, уже через семь лет она доставила чайные листья на Запад.

Кажется невероятным, что наши беспокойные предки большую часть прошлых веков обходились без кофе и чая — напитков, способных согревать и тонизировать человека, без того чтобы смущать его разум, как это делает вино, известное людям с античности, или пиво — напиток, любимый еще древними египтянами. Факт остается фактом: чтобы появился чай, понадобилась гораздо более склонная к медитативности цивилизация, чем та, которую создали беспокойные греки, еще более неуемные римляне или вечно стремящиеся заглянуть за линию горизонта люди Возрождения.

Китайцы научились пить чай в столь незапамятные времена, что простые действия — высуши листья и брось в кипяток — уже до новой эры оказались окружены легендами. Самая распространенная связывает изобретение чаепития с отцом китайского сельского хозяйства и великим травником императором Янь-ди, или Шэнь Нуном, впервые пригубившим этот напиток где-то около 2737 года до н.э.

Янь-ди некогда повелел, чтобы всю питьевую воду в государстве перед употреблением кипятили, а во время путешествия в некий отдаленный уголок случилось неизбежное: ветер швырнул в кипящую воду несколько сухих листков с соседнего куста, и получился благоуханный настой. Любознательный император отважно попробовал взвар и «обнаружил, что он освежает душу и тело». В III веке до н.э. чай упоминается в китайских источниках как замена вина, а в 350 году эры новой — входит в китайский словарь. В те времена чай считали здоровым и бодрящим отваром, но только к великой династии Тан (608—906) он входит в моду и превращается в национальный напиток китайцев.

Интересно, что первыми пропагандистами чая в мире стали люди религии. В Японию вместе со своим учением чай принесли буддийские монахи, а в Европу — миссионеры, проповедовавшие христианство в Китае. Да-да. Промышленному импорту чая голландской Ост-Индской компанией предшествовали многочисленные восточные сувениры, привозившиеся в Португалию торговцами и миссионерами. Конечно же, среди них был и чай, слухи о котором распространились еще во времена караванной торговли по Великому Шелковому пути. Считается, что первым португальцем, описавшим чаепитие в 1560 году, был доминиканец Гаспар да Круц (Португалия, самая передовая морская держава тех времен, открыла кружной морской путь на Дальний Восток через Африку еще в 1515 году). С легкой руки миссионера чай нашел дорогу поначалу на столы богатых людей в Лиссабоне, а позже, когда к делу подключились перевозчики из Голландии — политического союзника Португалии, — дело пошло еще веселее: дарящие бодрость волшебные листья стали поставляться во Францию, Голландию, в прибалтийские земли.

Нам неизвестно, на каком именно корабле приехал первый серьезный груз чая в Европу — на «Голубке», «Амстердаме» или «Батавии», нет сомнений лишь в том, что чай мгновенно вошел в моду в столичной Гааге, несмотря на свою дороговизну (больше 100 нынешних евро за фунт), что, конечно, сделало его напитком богатых. Но чайный поток уже было не остановить: торговля росла, цены падали, и сухие листочки, поначалу приобретавшиеся в аптеках вместе с такими редкими приправами, как имбирь и сахар, уже к 1675 году можно было купить в обычных магазинчиках, торгующих съестным, во всех Нижних Землях.

Чего только не пришлось пережить в своей чуть более чем трехвековой истории на Западе невинному чаю! Жаркие дискуссии о его пользе или вредности, «чайную ересь» (когда жители спокойно гоняли чаи, не обращая внимания на тянувшиеся двадцать два года в середине XVII века дебаты о пристойности чаепитий) и, конечно, смешивание с другими продуктами. В 1680 году мадам Мари де Рабютэн-Шанталь, маркиза де Севинье, впервые упоминает возможность добавить в чай молоко, а в голландских тавернах начинают подавать чай посетителям в переносном чайном наборе, при помощи которого добропорядочный голландец сам заваривал свежий чай себе и друзьям — часто в садике при трактире.

В третьем тысячелетии в мире ежегодно производится свыше трех миллионов тонн чая — в основном в Индии, где его начали культивировать с подачи англичан лишь в 1836 году, в Китае и Шри-Ланке (туда чайный куст пришел в 1867 году). Китай остается единственной страной, в промышленных масштабах производящей белый, желтый, зеленый, сине-зеленый, красный и черный чай. Производство волшебного листа растет, а 75 процентов продукции продают в страны СНГ, Европейского сообщества, Германию, Японию, Великобританию и США.

А если вернуться к голландцам и чаю, то можно вспомнить памфлет 1670 года, в котором неизвестный автор писал: «Распространение известного растения подобно распространению правды: сначала о ней подозревают, она приятна тем, кто отважился познать ее, ей оказывают сопротивление, когда она распространяется, нападают на нее, когда она достигает пика популярности, и наконец, она торжествует по всей земле — от дворцов до хижин, ведомая лишь медлительным и неутомимым временем и собственными достоинствами».

Хорошо, что мы заговорили о чае — так у нас не останется ни времени, ни места, чтобы поговорить о китайской еде, которая вытеснила бы все остальные темы. Скажу главное: в Китае можно и нужно есть на улице — и нанизанные на палочку засахаренные фрукты-ягоды, и шашлычки, и пельмени, и, в особенности, батат (или ямс), запеченный в большой железной бочке. Нельзя пройти и мимо цзянбина — большого и навороченного блина-яичницы, способного заставить покраснеть любой парижский креп. Что уж и говорить о забегаловках шириной в одну дверь. В одной такой я единственный раз в жизни пробовала гордо стоящую на блюде вертикально и ослепительно сияющую в свете люстры карамелизированную рыбу, больше похожую на произведение из муранского стекла, чем на жареного карпа. В Китае невозможно голодать. «Железая чашка риса», о которой говорил Мао Цзэдун, давно достигнута, а основой диеты являются, конечно, не высокохудожественный карп и изыски из мяса и птицы, а рис, лапша и овощи. Китайцы любят угощать и угощаться, и к еде относятся очень серьезно. Пища готовится непосредственно перед едой и не оставляется для последующего подогревания. Но мы ведь уже поняли — все для пестования жизни: гимнастика, питание, здоровье. Так что давайте съездим в Пекин.

Я ехала в Пекин. Кэци, Мафаньдэ и другие звери

«Вдова увидела во сне мужчину — все зря».

Китайская недоговорка-иносказание

«Столица — это столица», — сказала мне еще одна подруга, Кейт, коллега по изучению деятельности иезуитов в Китае. Она не была в восторге от Чанчуня, хотя никаких радикальных мнений о провинции и не высказывала. Заметим в скобках, что противное было бы совсем не по-китайски. Китайцы вообще обходительны и иносказательны, для них самое важное в общении не только знаменитые китайские церемонии, но и понятие кэци — вежливости. Если нужна подпись, то это «ваша драгоценная фамилия», если нужно обратиться к кому-нибудь с просьбой или вопросом, то так, чтобы не было слишком мафаньдэ — хлопотно. Если не получается или не хочется ответить на просьбу-вопрос положительно, то вам не скажут «нет», скажут «приходите завтра». А потом еще завтра. А потом… Но если мы что-то с вами уже поняли про Китай — так это то, что китайская редиска, как и любая другая, красна лишь снаружи.

Вежливые и обходительные китайцы с их поклонами, улыбками и сложенными руками — это те же китайцы, что способны встать в одиночку перед танковой колонной, отрезать от вас тысячу кусочков или вытерпеть, если эти кусочки будут отрезать от них. Существование породы «благородных мужей», не могущих осквернять уста вульгарным словом «деньги», не отменяет превосходных навыков торговли, присущих китайским торговцам. Вот и разговор с моей китайской подругой Кейт после сдержанного вздоха о столице перешел на детей, и она призналась, что внешность европейских детей ей милее — такие большие глаза, такие высокие носы! Если с людьми дружить, никакая кэци не помешает им рано или поздно говорить откровенно.

«И вот мы в Пекине». Сколько путешественников писали эту фразу по достижении китайской столицы. В Пекин отправлялись на десятилетнюю службу российские православные миссии, на бывшей территории проживания которых ныне расположено самое большое посольство в мире — бывшее советское, а ныне российское. Принадлежащие дипмиссии шестнадцать гектаров лесопарка, строений с разрушенной церковью и всем, необходимым для жизни и работы, были даже некогда занесены в книгу рекордов Гиннеса. Сюда приехал отец российского китаеведения монах Иакинф — Бичурин, а за ним — великолепный майор Тимковский, прошедший для этой цели Монголию и северный Китай и оставивший записки об этом путешествии, которые уже вот-вот выйдут в свет.

Пекин помнил Хубилая и Марко Поло, вдовствующую императрицу Цыси, одной рукой провоцировавшую резню европейцев, а другой… ну, обеими руками, и ногами тоже, — катавшуюся по Запретному городу на трехколесном велосипеде, подаренном одним из политиков. Пекин не забыл ни остатки непрочной храмовой архитектуры (сакральные строения в традиционном Китае пристало строить из дерева), ни своих кудрявых львов, придерживающих лапой жемчужины, ни белую ламаистскую пагоду Байта над гладью Северного моря — озера Бэйхай, ни танков на площади Тяньаньмэнь, ни расположенных неподалеку Минских могил и более далекой Великой стены. Здесь можно посмотреть, как сидит, меланхолически пережевывая бамбуковые листья, дасюнмао — большой панда, действительно большой, похожий на монаха Цицы, послужившего прототипом для веселого и толстого японского будды-божка Хотэя. Но можно увидеть и гораздо более фантастическое животное, сяосюнмао — панду малого. Это пушистое огненно-рыжее существо с белыми лапами, то ли кошка, то ли мишка, способно покорить любого.

Пекин поразил меня больше, чем Нью-Йорк: людей в нем больше, и идут они на тебя таким потоком, что кажется, будто пробираешься через весь китайский миллиард с хвостиком. Движение машин может быть по-прежнему хаотичным, а в районах, чуть более отдаленных от туристических центров (я жила на квартире у подруги, приехавшей в Пекин преподавать русский язык), точно так же будут с любопытством смотреть на твой «высокий нос» и белое лицо. Еще в самый первый пекинский вечер — до отъезда в Чанчунь — нас напоили тем самым обычным китайским зеленым чаем, насыпаемым в кружку и закрываемым крышкой. Дело было вечером, и чай пришелся очень кстати… кабы не реакция на него. Внезапно мне показалось, что к ногам приделали тугие пружины, и приходилось прыгать, а не идти, да и ночью так и не удалось

заснуть — это мне-то, кофеману со стажем.

И все же Пекин, облазанный, обнюханный и обхоженный, довершил впечатления стажировки: ты тут чужой, чужим приехал, чужим и уедешь. Ты не Маттео Риччи и не Бичурин-Иакинф, твое кровообращение никогда не перенастроится, и энергия ци не вольется тебе в ухо, чтобы вылиться через нос.

Еду в Сиань

«Спрашивать гребешок в буддийском монастыре — не туда зашел».

Китайская поговорка-недосказание

Так что, «отработав» Пекин, я беру билет и еду в Сиань.

* * *

— А ты не боишься одна в поезде ехать?

— Нет, не боюсь: русский с китайцем — братья навек…

— И правда! Здравствуй, товарищ!

* * *

— Ты, наверное, китаянка?

— Нет, я русская!

— Ну, не может быть! Наверняка папа — китаец или мама — китаянка.

— Нет, нет, я правда не китаянка.

— А по-китайски хорошо говоришь, как диктор.

— Меня хорошо учили!

— Да? Ну ладно… Знаешь, скорее всего, дедушка у тебя был китаец…

* * *

— Товарищ!

— Да?

— Как пройти к Даянь-та? (Большой пагоде диких гусей.)

— Простите, я не знаю, я только что приехала в Сиань. Давайте посмотрим на карте!

Окрыленная этими диалогами, я летала по Сиани — одна, с пьянящим ощущением отрыва от «слежки» (это был последний год жесткого надзора за стажировками, и нам не просто нельзя было ходить по Пекину в одиночку, но и покидать город, не сказавшись. Я покинула). Наслаждалась спокойным отношением к себе окружающих, видами обнесенного мощными стенами города, поездкой в Бинмаюн — к могильному кургану и терракотовой гвардии Цинь Шихуана.

Вот старый китаец ведет на веревочке большую усталую обезьяну. Вот они остановились и мирно разделили на двоих один банан. Вот витрина с драгоценными пятилитровыми бутылями крепчайшей китайской рисовой водки. Вот в одной из этих бутылей заспиртованная змея.

А потом у меня из кармана вытащили кошелек со ста юанями, что в поездке было равносильно гибели, и я поняла… поняла, что теперь я здесь совсем своя. И осталась в Сиани навсегда.

______________________

1 Традиционно — молодой ученый-чиновник (кит.).

2 Гаолян — однолетний злак, напоминает кукурузу, со стеблем, доходящим до 4 м высоты. Гаолян занимает большие площади в Китае, Манчжурии и Корее.

3 Коутоу (кит.) — обряд тройного коленопреклонения и девятикратного челобитья, который по китайскому дипломатическому этикету было принято совершать при приближении к особе императора.

4 Pax Sinica (лат.) — китайский мир.

5 Ци, иногда чи — одна из основных категорий китайской философии, фундаментальная для китайской культуры и медицины. Ци выражает идею пространственно-временной и духовно-материальной субстанции, которая лежит в основе устроения Вселенной, где все существует благодаря ее видоизменениям и движению.

6 Зумба, или сумба (исп. Zumba) — танцевальная фитнес-программа на основе популярных латиноамериканских ритмов.

7 Чумиза — черный рис.

8 Так назвал Китай Марко Поло, и лишь первый миссионер-иезуит в Китае Маттео Риччи (1552—1610) идентифицировал Катай с той «Страной серов», которую Европа знала с римских времен. Помешанные на шелке римляне думали, что серы счесывают его с деревьев.

9 Легизм — философская школа эпохи Чжаньго (Воюющих царств), сформировавшаяся в IV–III вв. до н.э. и известная также как «Школа законников». Основной идеей школы было равенство всех перед Законом и Сыном неба, следствием чего являлась раздача титулов не по происхождению, а по реальным заслугам.

10 Свинина в кисло-сладком соусе с ананасами.

Дружба Народов 2016, 2

Китай > СМИ, ИТ > magazines.gorky.media, 27 февраля 2016 > № 1912847 Дина Дубровская

Заседание Правительства.

Первый вопрос повестки – о развитии индустриальных парков и технопарков.

Стенограмма:

Д.Медведев: Добрый день, уважаемые коллеги!

Мы начинаем заседание Правительства с обсуждения вопроса по развитию индустриальных парков, технопарков. Институт относительно новый, но действительно ключевой, и задача его очевидна – нарастить долю несырьевого сектора в нашей экономике, а параллельно, конечно, увеличить число высокотехнологичных производств, поступления в бюджеты различных уровней, прежде всего региональные.

Что не менее важно, многие здесь успешные проекты могут быть примером того, как выстраивать отношения между государством и частным сектором, и такие примеры уже есть. Этот опыт надо изучать, адаптировать, распространять внутри наших регионов.

В целом институт индустриальных парков и технопарков развивается достаточно интенсивно, несмотря на непростые условия, в которых мы сейчас работаем. Число индустриальных парков и технопарков растёт, причём это именно работающие структуры, то есть не бумажные, не те, которые созданы и находятся только в стадии становления. Готовятся к запуску новые проекты, их тоже немало.

По предварительным оценкам, по итогам прошлого года общий объём промышленного производства резидентов индустриальных парков превысил 480 млрд рублей. Цифра вполне приличная – полтриллиона практически. Индустриальные парки и технопарки сохраняют высокую привлекательность и для иностранцев. Сейчас там работают уже сотни предприятий с иностранным участием из разных стран – и европейских, и азиатских, среди них есть представители крупнейших концернов, известных мировых брендов. Они реализуют проекты в самых разных сферах, включая автопром, станкостроение, что для нас, кстати сказать, очень важно, фармацевтику, пищевую промышленность и ряд других направлений.

Мы реализуем ряд мер поддержки индустриальных парков. Создана специальная информационная система, которая упрощает поиск, сформированы национальные стандарты, требования к таким паркам, оказывается и финансовая помощь, в частности предусмотрена возможность получения регионами субсидий из федерального бюджета на возмещение затрат на создание инфраструктуры.

Сегодня мы рассмотрим перечень из 15 новых проектов, которые могут претендовать на получение поддержки государства. Минпромторг провёл предварительный отбор кандидатов. Распределим субсидии регионам, где планируется запустить новые индустриальные парки и технопарки.

Специализация у этих технопарков широкая, многоотраслевая. На их территориях планируется развивать проекты в сфере металлургии, потребительской электроники, бытовой техники, автокомпонентов, строительных материалов, станкостроения, деревообработки, а также транспортного, сельскохозяйственного и специального машиностроения, фармацевтики (которая, кстати, активно на этих площадках присутствует), медицинской промышленности и ряде других. С сообщениями выступят Министр промышленности и торговли и мэр Москвы. Мы недавно с Сергеем Семёновичем как раз обсуждали создание технопарков в Москве, говорили о том, что их уже создано много и что это очень энергично развивающаяся сфера бизнеса, потому что именно в такие места готовы вкладывать деньги инвесторы, притом что по целому ряду других направлений сегодня существуют проблемы, сказывается кризис, но это не отражается на интенсивности этой деятельности, во всяком случае в Москве.

Сегодня мы также рассмотрим поправки в Налоговый кодекс, которые позволят освободить от НДС ввоз в Россию комплектующих и сырья для производства медицинских товаров. Речь идёт о жизненно важных для людей вещах, таких, например, как протезы, ортопедические изделия, автотранспорт для инвалидов, очки и некоторые другие. От НДС мы освобождаем только те товары, аналоги которых не производятся в России. Таким образом, мы сделаем эти товары более доступными для людей. Конечно, необходимо, чтобы всё это соответствовало существующим евразийским правилам.

Также мы рассмотрим поправки в Трудовой кодекс. Они должны улучшить, оптимизировать соотношение зарплат руководителей и работников государственных и муниципальных учреждений, унитарных предприятий и государственных внебюджетных фондов. Иными словами, речь идёт о сокращении соотношения зарплат между руководителями и работниками.

Напомню, сейчас установлен предельный уровень, он касается федеральных государственных учреждений, однако есть предложение ограничить уровень зарплат и в тех организациях, которые находятся в ведении регионов и органов местного самоуправления, чтобы применялись аналогичные критерии, включая и внебюджетные фонды.

Это позволит создать прозрачный механизм оплаты труда руководителей и, скажем прямо, преодолеть существующую в ряде случаев неоправданную разницу в зарплатах на предприятиях. Она, конечно, должна быть, никакой уравниловки допускать нельзя, но и разница в десять, двадцать, а то и больше раз тоже выглядит совершенно вызывающе. Информация о среднемесячном заработке будет размещаться в интернете.

Мы также сегодня рассмотрим ратификационный документ по Соглашению о свободной торговле между государствами Евразийского союза и Вьетнамом. Долго мы над ним работали, долго увязывали различные подходы, но в настоящий момент обо всём договорились. Рассчитываем на то, что снятие барьеров позволит расширить инвестиционное сотрудничество между Россией и государствами Азиатско-Тихоокеанского региона, и прежде всего Вьетнамом.

И субсидии сегодня также у нас распределяются на развитие сельского хозяйства. Мы сейчас делаем это регулярно. На прошлом заседании, напомню, мы это с вами делали и сегодня почти 4 млрд рублей направим на поддержку начинающих фермеров. На предоставление грантов на развитие семейных животноводческих ферм в этом году 3,5 млрд направляется и 900 млн – на укрепление материально-технической базы сельскохозяйственных потребительских кооперативов. Также около 7 млрд рублей выделяется регионам на развитие сельских территорий в рамках ФЦП «Устойчивое развитие сельских территорий». За счёт этих денег решаются разные задачи, включая жилищные проблемы людей, которые живут в сельской местности, а среди них много молодых семей и специалистов, которые действительно нуждаются в жилье, и жильё является для них основным стимулом для того, чтобы работать на территории того или иного сельскохозяйственного района.

Давайте обсудим первый вопрос. По индустриальным паркам слово для выступления Денису Валентиновичу Мантурову.

Д.Мантуров: Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Уважаемые коллеги! Создание новых производств и повышение технологического уровня реального сектора невозможно без современной промышленной инфраструктуры. Решению этой важнейшей задачи способствует формирование в регионах индустриальных парков и промышленных технопарков. Что касается индустриальных парков, сейчас в нашей стране 78 действующих площадок, это более 7 млн кв. м производственных площадей и почти 100 тыс. рабочих мест.

В этом году объёмы выпуска продукции в индустриальных парках прогнозируются как минимум на уровне прошлого года, и при этом налоговые поступления в бюджеты всех уровней составят около 60 млрд рублей.

Содействие развитию индустриальных парков ведётся на всех уровнях, учитывая, что это новые точки роста промышленности, которые обеспечивают высокую экономическую эффективность.

Для наглядности. Индустриальный парк «Заволжье» в Ульяновской области на 1 рубль, вложенный в инфраструктуру, привлекает 22 рубля частных инвестиций в производство и свыше 8 рублей ежегодных налоговых платежей в региональный бюджет, с учётом запуска станкостроительного завода японско-немецкого концерна DMG MORI и запланированного к открытию буквально на текущей неделе немецкого производства по выпуску пластиковой упаковки Jokey Plastik.

Современная инфраструктура индустриальных парков в России уже привлекла свыше 200 иностранных компаний из 25 стран. Только в прошлом году было размещено 30 зарубежных предприятий разных. В Калуге, в частности, запущен был новый завод инсулиновый Novo Nordisk, в Самарской области, в индустриальном парке «Преображенка» – завод по автокомпонентам Bosch. Но, безусловно, большинство резидентов представлено именно отечественными предприятиями, численность которых за прошлый год увеличилась на 250 резидентов, достигнув величины 1680 компаний.

В части решения ключевых задач промышленной политики, помимо индустриальных парков, развиваются и промышленные технопарки, которые осваивают производство новых видов продукции, ориентированной на импортозамещение и наращивание экспортного потенциала.

Сегодня в нашей стране действует 16 промышленных технопарков, в которых расположено 930 компаний, работающих в высокотехнологичных секторах промышленности. Среди наиболее крупных стоит выделить технопарк «Космос-Нефть-Газ» в Воронежской области, где освоен выпуск 45 видов оборудования для нефтегазовой, химической отраслей. Это позволило в 2015 году снизить с 80 до 40% зависимость от импортных компонентов по широкой номенклатуре изделий.

Другой пример – это технополис «Москва», объединяет более 40 компаний, которые производят композитные конструкции для аэрокосмической, энергетической и автомобильной промышленности. Они пользуются устойчивым спросом в ряде зарубежных стран.

В настоящий момент индустриальные и промышленные технопарки представлены в 47 субъектах Федерации. Хотел бы отметить, что даже в нынешней непростой ситуации практически все регионы заявляют о намерениях создать новые промышленные зоны. Например, в Дальневосточном федеральном округе планируется семь площадок, и четыре – в Республике Крым и Севастополе. В целом по стране к 2020 году должны быть созданы ещё минимум 49 индустриальных парков и 22 промышленных технопарка. За счёт этого появится около 70 тыс. новых рабочих мест, ежегодный совокупный объём выпуска промышленной продукции увеличится на 312 млрд рублей, а бюджеты всех уровней будут получать дополнительно 40 млрд рублей налоговых поступлений в год.

Для обеспечения системной работы по повышению инвестиционной привлекательности парков и облегчения резидентам процесса выбора наиболее удобных площадок мы создали геоинформационную систему индустриальных парков и технопарков. В ней отражена полная информация об энергетической, коммунальной, транспортной инфраструктуре всех действующих и строящихся площадок, а также показатели состояния промышленного потенциала регионов.

Геоинформационная система работает на четырёх языках – русском, английском, испанском, китайском, что позволяет использовать её при общении с зарубежными партнёрами и инвесторами. Этот ресурс получил высокую оценку со стороны профессионального сообщества и стал лауреатом всероссийской интернет-премии «Прометей-2015» в номинации «Власть и государство».

В целях создания прозрачных условий привлечения прямых инвестиций и оказания господдержки нами разработаны два национальных стандарта в индустриальных парках и технопарках. Отраслевые ассоциации уже начали проводить добровольную сертификацию парков. В прошлом году подтверждение соответствия требованиям национальных стандартов получили 10 индустриальных и пять промышленных технопарков.

На федеральном уровне по линии Минпромторга предусмотрены две меры поддержки. Это субсидия управляющим компаниям на возмещение части затрат по обслуживанию кредитов на создание индустриальных парков и технопарков. Она даёт возможность привлечь банковское финансирование по эффективной ставке 5% годовых на весь срок реализации проекта.

Второй механизм поддержки разработан в соответствии с поручением Президента в рамках Послания Федеральному Собранию. Он предусматривает возмещение регионам из федерального бюджета затрат на создание промышленной инфраструктуры парков за счёт возврата уплаченных резидентами налогов и таможенных пошлин. Фактически это источник финансового обеспечения и дальнейшего развития этих площадок.

Уважаемый Дмитрий Анатольевич, сегодня мы просим утвердить перечень из 15 проектов индустриальных парков и технопарков, которым будет оказана такая поддержка. Я не буду перечислять все 15. Общий объём финансирования – 4,2 млрд рублей. Необходимые средства в бюджете предусмотрены. Самые крупные объёмы будут предоставлены Калужской области, Москве, Ульяновской области, Ставропольскому краю.

В рамках данных проектов к 2020 году будет создано свыше 8 тыс. га подготовленной площади парков и 50 тыс. рабочих мест. При этом объём налоговых поступлений в бюджеты всех уровней по этим паркам составит дополнительно около 67 млрд. Прошу утвердить предлагаемый перечень и распределение субсидий на этот год. Спасибо.

Д.Медведев: Спасибо, Денис Валентинович. Сергей Семёнович, мы с вами обсуждали недавно ситуацию в Москве. Вы некоторые любопытные цифры привели, поделитесь с членами Правительства, пожалуйста.

С.Собянин: Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Уважаемые члены Правительства!

Я согласен с тем, что программа создания технопарков является крайне эффективной. Приведу пример: в технопарке «Строгино» в Москве на рубль вложенных бюджетных средств – 60 рублей частных инвестиций и 15 рублей ежегодных налоговых поступлений. Это хорошая, высокая степень эффективности.

В Москве идёт очевидный, видимый рост технопарков, несмотря на сложную экономическую ситуацию. Этому способствуют и вопросы, связанные с импортозамещением, и ситуация на рынке недвижимости. Москва несколько перенасыщена офисно-административными зданиями и испытывает определённый дефицит качественных промышленных площадей. В результате в прошлом году строительство офисов в Москве сократилось на четверть, а ввод промышленных объектов увеличился в полтора раза. Это говорит об определённой, уже устоявшейся тенденции.

Город в свою очередь определил свои льготы для качественных технопарков, отвечающих требованиям к промышленным предприятиям. Вне зависимости от того, новое это или действующее предприятие, объём льгот – от 10 до 25% налоговых выплат. Это достаточно серьёзные льготы.

Помимо тех требований, которые выставили Минпромторг, Правительство Российской Федерации к технопаркам, в Москве есть ещё дополнительные требования, связанные с эффективным использованием земельных ресурсов и уровнем средней заработной платы. Выручка на гектар в технопарках Москвы должна составлять не менее 600 млн рублей, а заработная плата должна быть на 20% выше средней заработной платы по городу. Казалось бы, жёсткие требования, тем не менее заявок на получение статуса технопарка достаточно.

Речь идёт не только о технопарках, которые создаются за счёт бюджетных ресурсов, на основе бюджетных инвестиций. Бо?льшая часть этих заявок – это частные технопарки. В Москве на сегодняшнюю дату зарегистрировано 20 технопарков с численностью работающих более 20 тыс. человек, причём динамика очень серьёзная. Мы планируем в ближайшие годы увеличить количество технопарков ещё в три раза. Мы видим по заявкам предприятий, что это абсолютно реальные цифры.

Что? можно было бы предложить по данному направлению? Создана корпорация развития малого и среднего бизнеса. Одним из направлений деятельности этой корпорации могла бы быть поддержка такого рода технопарков, потому что там 90% работающих – это именно малый и средний бизнес, как правило, инновационный. Мы с руководителем корпорации говорили на эту тему, в принципе они поддерживают это направление. Это было бы правильно, причём там легко контролировать расходование этих средств, потому что это сосредоточено на одной компактной площадке, которая обусловлена определёнными требованиями и договорами уже с региональными властями. Это первое.

Второе. Наверное, правильно, что для получения субсидий есть жёсткие требования, но тем не менее они не должны быть чрезмерно бюрократизированы, а должны быть рациональны. Поэтому есть предложение упростить оформление паспортов индустриальных парков для получения субсидий, потому что там, на наш взгляд, несколько избыточное бумаготворчество. Поэтому, я думаю, с Минпромторгом и Минфином можно поработать, сделать более рациональными эти документы.

И третье. В сентябре в Москве будет проводиться Всемирный конгресс Международной ассоциации научных парков, в нём участвует более 400 научных парков со всего мира. Мне кажется, было бы правильным, если бы наши технопарки приняли участие в этой ассоциации, и в последующем, возможно, создали европейско-восточный дивизион научных парков на основе российских технопарков. Это полезно для обмена опытом, инкорпорирования в общую инновационную мировую среду.

Д.Медведев: Спасибо, Сергей Семёнович. Пожалуйста, коллеги, какие будут предложения по сути доклада, по проекту распоряжения Правительства, которым утверждается новый набор этих технопарков? Есть предложение поддержать.

На самом деле тема исключительно важная, и это основы той самой новой экономики, которую мы с вами сейчас всячески стараемся создавать, для того чтобы изменить структуру российской экономики и перейти к высокотехнологичному производству, не связанному с циклическими изменениями на рынке сырьевых товаров, а стало быть, создающим дополнительную прочность российской экономики.

Давайте примем решение и проект распоряжения Правительства.

Россия > Госбюджет, налоги, цены > premier.gov.ru, 24 февраля 2016 > № 1666318 Денис Мантуров, Сергей Собянин

Не хотелось бы перегнуть палку с регулированием «прибрежки».

Георгий КАРЛОВ, Зампредседателя Комитета Госдумы по региональной политике и проблемам Севера и Дальнего Востока.

Дискуссия о новом формате прибрежного рыболовства, запущенная с подачи Росрыболовства, не прекращается уже полтора года. В феврале этот вопрос обсуждался в ходе заседания рабочей группы при Минсельхозе и вновь выявил массу противоречий во взглядах федерального ведомства и руководства регионов на то, какой вид будет иметь «прибрежка» после 2018 года и каким образом должно осуществляться ее регулирование. Так ли уж хороши продвигаемые сверху изменения отраслевого законодательства и что является приоритетом для прибрежного рыболовства, в интервью Fishnews рассказал зампредседателя Комитета Госдумы по региональной политике и проблемам Севера и Дальнего Востока Георгий Карлов.

– Георгий Александрович, какую роль играет прибрежное рыболовство для Сахалинской области и в целом для Дальнего Востока? И как бы вы определили его главную цель? Это больше экономический вопрос или социальный?

– Понятию прибрежного рыболовства на самом деле не так много лет. Безусловно, в этом термине заложен важный смысл, а именно вычленение из общей экономической категории рыбной промышленности отдельной ее подсферы, ключевое слово которой – «берег». Оно подчеркивает необходимость создания для участников прибрежного промысла условий, подразумевающих не только эффективный облов водных биоресурсов, которыми располагает та или иная территория Дальнего Востока, но и их доставку.

Идеологически прибрежное рыболовство призвано генерировать мультипликативный эффект для приморских территорий. Во-первых, чтобы выйти в море, нужно иметь как минимум кунгас, а лучше МРС, эти небольшие суда должны где-то разгружаться и ремонтироваться. Во-вторых, ставные невода и другие орудия лова тоже надо где-то изготавливать, привозить, устанавливать и в дальнейшем обслуживать. Поэтому постепенно возникает сопутствующая инфраструктура – рыболовецкий стан и дорога к нему. Далее, чтобы рыбу сохранить, необходимы холодильные мощности, – появляется небольшое перерабатывающее производство, к нему подводится электричество и другие коммуникации. Для перевозки и реализации улова потребуется транспорт, для рабочих – пункт питания и т.д. И в итоге мы имеем на побережье целый поселок, пусть даже небольшой.

Вот это и есть социально-экономическая роль «прибрежки». Некоторые говорят, что прибрежное рыболовство не обеспечивает желаемой налоговой отдачи, но позвольте, у него и нет задачи наполнять бюджет. Задача стоит эффективно использовать морские биоресурсы прилегающей акватории, накормить население региона рыбой, создать рабочие места и платить работникам заработную плату. Не садить на хребет государства очередных иждивенцев, а дать возможность людям самим зарабатывать себе на жизнь. А потом с этой заработной платы и полученной прибыли они заплатят налоги.

Но здесь надо четко понимать, что мультипликативный эффект будет иметь место только при участии государства. Если государство будет помогать в создании инженерной инфраструктуры – дорог, портовых сооружений, ковшей, линий электропередач, складских комплексов для хранения и распределения рыбопродукции, то бизнес на этой основе будет гораздо охотнее инвестировать в развитие средств производства. Пойдут вложения в строительство новых судов, обновление орудий лова, возведение временных хранилищ, пополнение автопарка, улучшение условий проживания и труда рыбаков.

– Под «накормить население рыбой» вы подразумеваете наличие широкого ассортимента рыбной продукции в торговых предприятиях или ее ценовую доступность?

– Главная цель – чтобы население субъекта Федерации, в нашем случае Сахалинской области, могло беспрепятственно покупать рыбу без излишней посреднической наценки. Понятно, что любые затраты производителя, в том числе инфраструктурные, находят отражение в стоимости рыбной продукции, но нужно стремиться, чтобы не возникали новые наценки, связанные со спекуляцией.

Спекуляция в моем понимании – это преднамеренное необоснованное завышение стоимости товара, но оно может возникнуть только на дефицитном рынке. И в этом плане мы все вместе – и государство путем создания условий для рыбаков-прибрежников, и бизнес, занятый непосредственно производством, – должны направить на местный рынок такой поток рыбопродукции, который обеспечит справедливую цену для конечного потребителя. Баланса спроса и предложения мы достигнем только тогда, когда рыбы будет много и разной. Но для этого нужно, чтобы количество субъектов хозяйственной деятельности в прибрежном рыболовстве было больше, чем сейчас.

Чтобы рыбакам было интересно работать в прибрежном рыболовстве, необходимо обеспечить для всех равные условия, в плане как создания инфраструктуры, так и доступа к ресурсу. Взамен государство имеет право требовать, прежде всего, вложений в обновление основных фондов – технологического оборудования и плавсредств, и обязательной поставки рыбной продукции на внутренний рынок в течение всего года. В этом случае появится рабочий механизм, для того чтобы экономический эффект обогащения отдельных предпринимателей сменился социальным эффектом. Повторю, это удовлетворение потребностей внутреннего рынка по справедливой цене и обеспечение конкурентных условий и равного доступа к биоресурсам участников рынка.

– Как вы считаете, какой должна быть ориентация прибрежного рыболовства – в целом на внутренний рынок страны или только на свой регион?

– Раз мы ведем речь о Сахалине и Курилах, то здесь нужно выделить два важных момента. С одной стороны, это круглогодичная путина, когда вылавливается разнорыбица, беспозвоночные, морские водоросли и т.д. Эти ресурсы необходимо осваивать, однако их запасы невелики и не позволяют снабжать всю Россию, не говоря уже о масштабном экспорте. Этот небольшой, но постоянный объем, должен закрывать потребности внутрирегионального рынка.

С другой стороны, у нас есть сезонные пики, например наважья путина зимой и лососевая летом. Объемы водных биоресурсов, которые способны осваивать в эти периоды сахалинские рыбаки, намного превышают те, что может съесть регион, и имеют значение уже в масштабах страны. Эту рыбу необходимо не только добывать, но и сохранять и максимально выгодно продавать – неважно в центральную Россию или на внешний рынок. Здесь присутствует уже прямая экономическая выгода для всего региона. Чем эффективнее рыбаки сработают на таких крупных путинах, тем больше они получат дополнительного дохода, который смогут использовать в инвестиционных целях, на повышение заработной платы и, разумеется, для уплаты налогов.

Поэтому «классически» круглогодичный прибрежный промысел – это относительно стабильная деятельность, но не слишком доходная. Тогда как всплески большой путины могут принести хорошую прибыль, но труднопредсказуемы. К сожалению, в последние годы мы видим угасание подходов горбуши. И не факт, что в ближайшие годы получим такие рекордные «урожаи», как в первой половине десятилетия.

– Обсуждая перспективы развития Сахалинской области, многие указывают на потенциал не только такой традиционной отрасли, как рыболовство, но и сектора аквакультуры, причем в самых разных формах.

– Это действительно важный момент. В свете развития «прибрежки» можно и нужно говорить не только об использовании рыбопромысловых участков, но и о формировании рыбоводных участков, где можно будет заниматься марикультурой. При этом будем реалистами: мы живем не в Китае или Вьетнаме с их фантастическими объемами аквакультурной продукции. У нас климатические условия гораздо суровее. У каждого рыбоводного участка на Сахалине и Курилах есть свои особенности и предпочтительные виды для выращивания.

В этой части, на мой взгляд, есть возможность развернуть дополнительное производство для предприятий прибрежного рыболовства. И я согласен, что необходимо вносить изменения в законодательство с целью обеспечить опережающее развитие морской аквакультуры, о чем говорил вице-премьер Юрий Трутнев, отметивший колоссальный потенциал дальневосточного региона. Марикультура и пастбищное рыбоводство имеют неплохие шансы на успех, в частности в Приморском крае, на Южных Курилах и на юге Сахалина. Особенно если отбросить гигантоманию и не увлекаться прожектами, требующими миллиардных инвестиций, а сосредоточится на поддержке малого и среднего бизнеса. В результате мы обеспечим и дополнительную занятость рыбаков, которые уже работают на этом берегу, и опять же расширим ассортимент рыбы и морепродуктов, доступных населению региона.

Не будем забывать и о лососевой путине. Сахалинские рыборазводные заводы ежегодно выпускают свыше 800 млн. мальков тихоокеанских лососей для нагула в Тихом океане. Мне кажется весьма наглядным опыт прошлого года, когда на Курилах вылов кеты практически нивелировал слабые подходы горбуши – именно благодаря ЛРЗ, которые были построены 10-15 лет назад. Кто тогда мог подумать, что эти заводы способны так мощно «выстрелить»? Хотя первые шаги на этом пути сделало государство, и лишь потом в этот процесс втянулся частный бизнес.

Теперь становится очевидно, что на каком-то этапе при определенных климатических условиях, финансовых инвестициях и профессиональном отношении к делу вполне реально получить результат. Но нужно четко понимать, что это не эффект «вложил – получил», не прямая отдача, а скорее подстраховка от провальной путины, от капризов природы, которой предшествует многолетний труд и постоянные расходы. Поэтому перед рыбопромышленниками, которые уделяют внимание пастбищному лососеводству, нужно снять шляпу и досконально изучать этот опыт.

Вот видите, «прибрежное рыболовство» – только на первый взгляд кажется простым, на самом деле это очень многогранное явление.

– Прошедший в октябре прошлого года Госсовет подстегнул интерес к будущему прибрежного рыболовства. На ваш взгляд, насколько действенны меры господдержки и стимулирования «прибрежки», которые сейчас пытаются реализовать, и что необходимо предпринять в этом направлении?

– Заседание президиума Госсовета, которое провел президент Владимир Путин, стало значимым событием для всей рыбной отрасли страны. Очень важно, что возглавлял рабочую группу, готовившую основной доклад о положении дел в рыбохозяйственном комплексе, наш сахалинский губернатор Олег Кожемяко. Если помните, оценка оказалась в целом положительная, рекомендована лишь определенная корректировке курса.

В части прибрежного рыболовства, на мой взгляд, стоит говорить о поощрении или создании преференций для компаний, работающих в этом режиме, чтобы мотивировать их к развитию бизнеса, стимулировать инвестиционную активность и увеличивать спрос населения на виды ВБР, добываемые в местных водах. В идеале мы хотим получить внутри региона нормальный продукт по справедливой цене и при этом не ущемить интересы людей, которые занимаются рыбодобычей, чтобы они не разбежались, «переквалифицировавшись» в браконьеры, и не ушли из правового пространства в теневую экономику.

Казалось бы, задача простая, но как много в этом деле сложностей! Прежде всего, нам бы очень не хотелось перегнуть палку с регулированием вопросов «прибрежки» в сторону перерегулирования. Или сейчас возникла идея создания фонда инвестиционных квот для дополнительного наделения лимитами хозяйствующих субъектов. На первый взгляд, это здорово: если предприниматель построил современный перерабатывающий завод, конечно, он должен претендовать на квоты. Но что делать с его конкурентом, который построил завод год или два назад? Он уже не участвует в этой поощрительной программе? И кто это будет решать? Это момент, который вызывает определенные опасения.

Или, например, компания приобрела новый МРС и претендует на дополнительные квоты. А рядом ведет промысел рыболовецкий колхоз, который в предыдущие годы укомплектовал флот так, что ему едва хватает квот, чтобы загрузить его работой. Ему нет нужды прямо сейчас покупать или строить новые суда, он вполне эффективно облавливает свой объем ресурсов имеющимся флотом. Вот если ему добавить квот, тогда он и построит. Должен быть понятный механизм, гарантирующий загрузку новых производственных мощностей, а не наоборот.

Непроработанность этих вопросов вызывает много сомнений, хотя я уверен, что в итоге будет утвержден действенный механизм. Но хотелось бы, чтобы те, кто будет принимать решения, не упустили из виду последствия таких шагов. Потому что эти меры будут касаться конкретных предприятий, рыбаков и их семей. Чтобы не получилось, что мы на ровном месте спровоцировали проблемы социального характера.

В целом же я считаю, что поручения президента, которые были даны федеральным органам исполнительной власти, и поставленные вопросы вполне отражают реальную озабоченность государства в их скорейшем решении. Теперь главное, чтобы, во-первых, эти поручения были исполнены в срок, а во-вторых, чтобы они были максимально взвешенными с точки зрения государственного участия и регулирования процессов.

Могу заверить, что со стороны депутатов будет осуществляться парламентский контроль за исполнением поручений президента, прежде всего в части реализации законов. Более того, мы намерены тщательно отслеживать и внутриведомственные нормативно-правовые акты, потому что мы контактируем непосредственно со всеми участниками рынка и вопросы они задают нам. Ссылки на какие-то ведомства или правовые акты из уст депутата, на мой взгляд, будут выглядеть глупо. Мы должны приложить максимум усилий, чтобы все правовые акты способствовали только сохранению рыбной отрасли, приумножению ее результатов, развитию и удовлетворению потребностей жителей нашей страны.

Анна ЛИМ, Fishnews

Россия. ДФО > Рыба > fishnews.ru, 20 февраля 2016 > № 1860429 Георгий Карлов

Арнольд Тулохонов: "Практически все союзные республики строили или были шефами станций вдоль трассы БАМа"

Беседовал Владимир Нестеров

Гость программы "Трибуна" член комитета Совета Федерации по международным делам, сенатор от Республики Бурятия, заслуженный деятель науки РФ, доктор географических наук, профессор, член-корреспондент Российской Академии наук, автор сотен научных трудов Арнольд Тулохонов.

- Cейчас много говорят о возобновлении социо-культурных, экономических связей со странами постсоветского пространства. Какие шаги предпринимаются в этом направлении Комитетом по международным делам?

- Наша страна соседствует 14 государствами, с четырьмя конфессиями, потому мы должны на своих границах реализовывать диверсификационную политику. Среди наших соседей есть три государства, которые представляют особый интерес с точки зрения географии. Протяженность границы с Казахстаном тысяч километров, с Китаем -4 тысячи, с Монголией - 3 тысячи. У нас сложные отношения с Западом, и Россия уже лет 10-15 разворачивается на Восток. В АТР для нас важен не только Китай, но и Вьетнам как интенсивно развивающаяся экономика. Я выдвинул идею создать Ассоциацию парламентов северо-восточных стран Азии. Это Россия, Монголия, Китай, Казахстан, Япония и две Кореи. Существует ассоциации городов, ассоциации женщин Северо-Восточной Азии. Почему бы парламентариям ни создать такое объаединение, где можно было бы говорить не о политике, а о народах, о дружбе. Американцы создают Азиатско-Тихоокеанское партнерство. Оно обходится без России и Китая обходится, но куда вошел Вьетнам. И мы должны все время проповедовать, развивать идеи сотрудничества выгодные для нас и наших партнеров. Необходимо развивать приграничное сотрудничество регионов, субъектов и даже муниципалитетов, а не просто связи между Пекином и Москвой или Улан-Батором и Москвой.

- Между Россией и Казахстаном самая длинная сухопутная граница в мире. Существуют же межрегиональные форумы, которые проходят на ежегодной основе. Речь идет о подобных форумах и с другими странами?

- Это организационная часть. А вот конкретный пример. Город Хэйхэ находится на китайской стороне Амура, а на Благовещенск – на российской. Недавно китайцы снимали фильм, и они не могли найти в Хэйхэ старую китайскую фанзу, пришлось делать декорацию. А на нашей стороне как были эти деревянные избушки в Благовещенске, Забайкальске, так и остались.

За счет чего развивается Китай? За счет нашего леса, за счет нашего экспорта, за счет денег наших туристов. Китайская сторона на уровне муниципалитетов, субъектов решает свои проблемы автоматически, а мы продажу каждого бревна должны согласовывать с Москвой. В таких условиях мы никогда не сможем стать богатой страной. 10 лет веду работу по закону "О приграничном сотрудничестве". Первый его вариант Москва отклонила, увидев в нем сепаратизм. Какой сепаратизм, когда я хочу торговать и развивать экономику своего региона!? Последний вариант, который нам будет предлагать сейчас правительство, я еще не видел. Но я буду резко протестовать, если там опять будет централизация торговли как основа решения приграничных проблем.

- Каково ваше отношение к миграционным процессам, которые происходят и в регионе, в том числе в рамках Евразийского экономического союза?

- ШОС, БРИКС, ОДКБ, Евразийский экономический союз нужны России, особенно на фоне тех политических тенденций, которые сейчас есть на Западе. Но ни в одном из этих объединений нет научного сегмента. Я видел состав 17 комитетов ЕАЭС. Там нет комитета по науке. Как можно решать эти проблемы без комитета по науке? Там нет комитета по природоохранным вопросам. А у нас огромное количество проблем. Иртыш, Амур – трансграничные реки, верховья которых находятся в Китае, который отводит воды истоков рек, использует их в других целях. Это требует научного обоснования. Есть проблема опустынивания Великой степи, которая идет от Карпат до Хингана. Мы должны решать эти проблемы сообща. Мы в Париже на саммите подписали декларацию о парниковом эффекте, а это огромные деньги с точки зрения экономики. Мы подписали обязательство сократить выбросы. А куда выбросы деваются? Они должны ассимилироваться. Это все очень важно.

- Арнольд Кириллович, мы с вами находимся на "Вестнике Кавказа", а вы представляете Бурятию. Что может объединять такой регион как Кавказ и такую республику как Бурятия?

- В ноябре в День милиции мы с делегацией членов Совета Федерации и Госдумы посетили в Дагестане места дислокации нашего отряда по борьбе с терроризмом, познакомились с руководством республики, что имело колоссальный эффект для нас самих, для наших сотрудников МВД. Это прямой контакт, прямой факт решения одной маленькой задачи. Это первое.

Второй момент. Недавно я написал информационную записку руководству Совета Федерации о том, что у нас ведется не совсем корректная информационная политика в области международного сотрудничества, межнациональных отношений. Мы говорим, что у нас все плохо, что у нас есть везде проблемы. Но давайте уже говорить о хорошем. Таких примеров в истории было намного больше. В 1966 году поступал в Иркутский университет, и у нас походили Дни Эстонии. Тогда я впервые видел оркестр Густава Эрнесакса, впервые видел, как поет Георг Отс, впервые видел, как Пауль Керес играет в шахматы на улицах Иркутска. Это пример дружбы меду народами.

У нас сейчас отмечается маленький юбилей на БАМе, в этой связи хорошо было поставить памятник Гейдару Алиеву на станции Ангоя. Практически все союзные республики строили или были шефами станций вдоль трассы БАМа. Нию строили грузины, Ангою в Бурятии строили азербайджанцы. Мы великолепно помним, как в 1983 году Гейдар Алиев в ранге первого вице-премьера правительства приезжал на БАМ и курировал эту стройку, помогал нам в решении многих-многих вопросов. В знак памяти о тридцатипятилетии прихода первого поезда на станцию Ангоя нужно поставит памятник или бюст Гейдара Алиева, а потом пригласить на открытие его семью, азербайджанскую диаспору. Таким можно сделать смычку между Кавказом и Бурятией, Байкалом и другими регионами, народами, которые работают и живут на БАМе.

- У нас есть традиционная рубрика "От Камчатского края до Калининградской области", она посвященная туризму. Бурятия - очень красивый регион, с очень интересной географией. Может быть, расскажете буквально несколько слов?

- Я не люблю, когда люди, рассуждая о туризме, используют термин "уникальный" – у нас ведь каждое место уникальное, нигде не повторяется. Поэтому мы этот эпитет отбросим и поговорим о том, что будет интересным. В первую очередь, Бурятия - стык культур и религий: Восток-Запад, буддизм-христианство. Именно на Байкале находится эта зона сочленения этих культур. Бурятия - центр буддийской религии. Буддийская религия - это религия ненасилия. Махатма Ганди всегда говорил: не надо использовать силу, только через дружбу, покаяние и понимание культур мы можем решать все свои проблемы.

В Бурятии находится рубеж российского Востока. Именно здесь были подписаны Айгунский договор, Кяхтинский договор, Нерчинский договор, которые сформировали современную позицию наших отношений с Китаем. Здесь были великие послы Федор Головин, Николай Спафарий, Савва Рагузинский-Владиславич. Эти послы во многом сделали нашу страну такой большой на Востоке.

Мы говорим о великих географических экспедициях Потанина, Пржевальского, Козлова. Это ведь были военные разведчики, которые расширяли зону влияния России на Востоке, а заодно они исследовали природу и дали нам уникальные сведения о том, какой был Байкал сто лет назад, какие там были люди, традиции, обычаи. Это все наша с вами культура, и мы об этом чаще должны говорить, потому что без знания истории нет понимания будущего.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > vestikavkaza.ru, 20 февраля 2016 > № 1656414 Арнольд Тулохонов

Интервью Дмитрия Медведева немецкой газете «Хандельсблатт».

В преддверии Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности Председатель Правительства ответил на вопросы главного редактора Свена Афхюппе и международного корреспондента Матиаса Брюггманна.

Стенограмма:

Вопрос: Господин Премьер-министр, большое спасибо, что Вы нашли время встретиться с нами. Вы приедете в Мюнхен, чтобы принять участие в конференции по безопасности. Газета «Хандельсблатт» будет подробно рассказывать о заседании и в первую очередь о Вас. Мы очень рады, что можем подробно поговорить с Вами на важные темы – о России, безопасности. Господин Премьер-министр, мир, похоже, погрузился в различные геополитические кризисы: Украина, Сирия, Северная Корея со своими испытаниями бомб. Очевидно, что у многих кризисов нет решений. Какие риски Вы видите в этом новом хаосе, в который погрузился мир?

Д.Медведев: Прежде всего хочу вас поблагодарить за возможность дать интервью «Хандельсблатт». В связи с трагическим событием, которое произошло на железной дороге в Баварии, хочу выразить через вас всем читателям газеты искренние соболезнования от имени Правительства Российской Федерации и народа России.

Мир – хрупкая вещь, и помимо таких техногенных катастроф, от которых никто не застрахован, мы действительно находимся не в лучшей фазе обеспечения вопросов международной безопасности. Во всяком случае тот опыт, который есть у меня, свидетельствует, что мы знавали более продуктивные времена. С чем это связано? Наверное, это совокупность причин. Во-первых, часть угроз, о которых, например, наша страна предупреждала ещё 10–15 лет назад, превратилась из страновых, региональных, по сути, в планетарные.

Я вспоминаю, когда мы боролись с терроризмом у нас, на Кавказе, когда говорили, что люди, которые стреляют в наших военных, в нашу полицию, – это представители иностранных религиозных экстремистских организаций, нас не очень слушали. Говорили, что нет, это люди, недовольные режимом, которым надоела коррупция, что они борются чуть ли не за свободу. Проводили деление на экстремистов и повстанцев. Но давайте по-честному признаемся: мы у них находили паспорта самых разных стран, в том числе, например, Турции. Так вот то, что тогда было характерно для одной страны или для группы стран, например для Ближнего Востока в целом, где было страшновато ходить по улицам… Я отлично помню свои первые впечатления от посещения Израиля. Это было, наверное, в 1993 году, я тогда ещё не занимался никакой политикой, я был обычный адвокат и преподаватель на юридическом факультете. Мы просто поехали посмотреть, как выглядит эта страна. Но когда все люди ходят с оружием и говорят «ты имей в виду, рвануть может в любой момент» – это произвело тяжелое впечатление. Я тогда подумал: жить в таких условиях! Да они просто там все герои!

Сейчас это, к сожалению, относится ко всей Европе. Вот это, наверное, главная беда. Сегодня невозможно себя чувствовать спокойно ни в одной стране мира. Это означает, что терроризм реально глобализировался и превратился, если хотите, из преступной деятельности, которая преследует определённые цели, в том числе экстремистского порядка, в нечто особенное. В ряде государств сегодня террористы рассматривают себя как легальную власть и управляют страной при помощи террористических методов. Не нравится – голову отрубим; не нравится – порежем на куски. Причём во имя чего? Либо во имя неких религиозных догматов, либо просто потому, что «мы считаем, так правильно». Вот это основная и главная угроза, с которой, надо признаться, современное человечество не справилось.

Второе. У нас на европейском континенте хватает собственных проблем. Они носят экономический характер, хотя с ними мы как-то в определённый период научились даже вместе бороться. Я отлично помню, что происходило в 2008 и 2009 годах, как мы собирались на «двадцатку» первый раз, как уходящий американский президент [Джордж Буш] говорил мне, что во всём Wall Street виноват. А новый президент, им как раз стал Барак Обама, говорил: вот посмотрите, мы сидим за столом «двадцатки», мы можем договариваться, здесь такие разные страны – Америка, Россия, Китай, но мы вместе эти проблемы обсуждаем. Это действовало, но, к сожалению, с тех пор утекло много воды. У нас остаётся очень много экономических проблем в Европе (я сейчас не делю на проблемы Евросоюза, проблемы Российской Федерации, общемировые экономические проблемы), но мы теперь почти не общаемся. Да, на «двадцатке» встречи есть, но они в значительной мере носят ритуальный характер, скорее там принимаются рекомендации, которые не всегда исполняются. А вот того плотного контакта, который когда-то нас связывал – мы обсуждали все экономические проблемы буквально каждый месяц с руководством Германии, Франции, Британии, – этого ничего нет, всё разрушено. Хорошо это? Мне кажется, что плохо и для наших стран, наших народов, и для экономики.

Вопрос: Какова причина нынешнего раскола и что Вы предлагаете для того, чтобы преодолеть его? Мы видим серьёзное разъединение. Вы с Обамой начали «перезагрузку», однако обе стороны не воспользовались той возможностью. Как теперь можно выбраться из этой ситуации, из этого антагонизма между Западом и Россией? Каким, по Вашему мнению, должно быть решение?

Д.Медведев: Я к этому подойду, сейчас закончу ответ на первый вопрос. В результате сложилась ситуация, когда Европейский союз, отдельные страны Евросоюза и Российская Федерация либо почти свернули контакты, либо они существенно ослаблены. С Германией у нас контакты остаются всё равно очень мощными, но это всё равно не то. В области экономики они «похудели» на 40%. Кому от этого лучше? Большой вопрос.

А на политическом уровне Президент ведёт постоянные переговоры с Федеральным канцлером, но они касаются довольно узкого спектра вопросов. Обсуждается только ситуация на Украине. Да, это, конечно, серьёзная, большая европейская проблема. Но, собственно, это и всё. В некоторых случаях ещё есть разговоры о сирийской проблематике. А вот такого комплексного диалога, который был, просто больше нет. Я во всём этом участвовал, поэтому я могу об этом свидетельствовать. Ну и вывод: мир у нас не стал лучше, количество проблем увеличилось, да ещё и государства, целые страны не разговаривают друг с другом.

По последнему вопросу: я считаю, что здесь нашей вины нет. Мы от контактов никогда не отказывались, были готовы говорить в разных форматах. Но с нами сознательно свернули контакты как по линии Евросоюза, так, в какой-то момент, и по линии сотрудничества между Россией и НАТО. Поэтому мой вывод в преддверии конференции, которая состоится в Мюнхене: наш мир стал опаснее и хуже.

Вопрос: А кто в этом виноват? Вы говорите: Россия – нет. В Европе такое ощущение, что ослабло доверие к России после украинского кризиса.

Д.Медведев: Я не спорю, что вопрос доверия ключевой, но давайте разберёмся, каким образом это доверие создаётся и насколько оно ценно. Да, действительно, кризис доверия налицо. Кстати, когда был кризис в экономике, в 2008–2009 годах, тоже был кризис доверия. Но как его можно преодолевать? Только путём контакта. А у нас отношения, во всяком случае с целым рядом европейских партнёров и Соединёнными Штатами Америки, либо заморожены, либо ведутся очень вяло. Это первое.

Второе. Доверие не возникает в течение нескольких недель. По сути, мы 25 лет потратили, с момента создания новой России на новых принципах, с 1991 года, на выстраивание отношений с нашими европейскими партнёрами. В какой-то момент мне, скажем прямо, казалось, что мы уже друзья, что мы говорим в прямом и переносном смыслах на одном языке, будь то русский, немецкий, английский, что мы хорошо друг друга понимаем. Ничего этого не осталось. Причём о чём я жалею? Конечно, можно иметь разные оценки, в том числе и тех событий, которые случились на Украине. Но зачем было пускать под откос все контакты, начиная от политических и заканчивая экономическими? Посмотрите: Советский Союз был не самым, наверное, лёгким партнёром и не самым дружественным государством и для Европы, и для других стран, но никогда такого не было, даже во времена самых жёстких пикировок, будь то Карибский кризис или Афганистан, чтобы руководителей парламента объявляли персонами нон грата. Мы можем вообще занавес опустить, сказать, что мы никак не общаемся. Вот это, я считаю, грубая политическая ошибка. Это сделали зря, от этого не стало никому легче. Мы придерживаемся своей позиции, например по Украине и судьбе Крыма, европейские страны – своей. Но мы просто не разговариваем. Кого наказали?

Вопрос: Как выйти из этого кризиса?

Д.Медведев: Это, наверное, самое сложное. К сожалению, как человек вполне практический скажу, что выход только один: восстанавливать отношения, контакты, преодолевать стереотипы, идти на разумные компромиссы. Но, ещё раз говорю, здесь значительная часть дороги не за нами, потому что нам сказали: вы плохие, вы принимаете решения вне поля международного права, мы вас не будем никуда звать, мы с вами не будем торговать, мы введём против вас санкции. Я всё это сейчас перечислил – но хоть на йоту позиция России изменилась?

Я всегда привожу один пример. Ещё раз подчёркиваю: Советский Союз – точно не оптимальная модель государства, и уж точно мы не стремились к его возрождению. Я отлично помню, что такое Советский Союз, я родился, как и вы, в 1965 году, и вся моя молодость прошла в советский период. Десять раз в отношении Советского Союза (я считал специально) вводились санкции: в 1920-е, 1930-е, 1940-е, 1950-е, 1970-е годы. Советский Союз изменился? Нет.

То есть мы, к сожалению, сейчас находимся на плохой дороге. Но значительную часть пути должны пройти наши европейские партнёры, прежде всего руководство стран Европейского союза, – подчёркиваю это специально, чтобы не было никаких недомолвок. Даже несмотря на то, что страны Евросоюза входят в НАТО, несмотря на то, что Америка является крупнейшим мировым игроком, у Евросоюза, у Европы своя судьба, и руководители стран Европы, не бизнес (бизнес хочет торговать и инвестировать – здесь всё понятно), должны определиться, восстанавливают они отношения с Россией или нет.

Вопрос: Вы вполне ясно сказали, что не заинтересованы в том, чтобы железный занавес вновь упал, что вы заинтересованы в разрядке политических отношений и что, насколько я понял, соответствующая большая стратегия должна быть сформулирована в Мюнхене. Тем не менее очень конкретный вопрос. Минские соглашения являются ключевым моментом для нового сближения. Правительство Германии заняло ясную позицию, что все части этих соглашений должны быть выполнены и только тогда санкции могут быть смягчены или отменены. Бывший канцлер Герхард Шрёдер в интервью «Хандельсблатт» две недели назад сказал, что это ошибка, что уже сейчас нужно активнее идти навстречу России, поскольку первые части минских соглашений уже выполнены. По-Вашему, Герхард Шрёдер прав? Это тот путь, которого вы ожидаете, – пойти навстречу России раньше?

Д.Медведев: Герхард Шрёдер прав. Абсолютно прав – это была ошибка. Он человек очень опытный, он возглавлял правительство Федеративной Республики Германия, но дело не только в этом – он прав по сути.

В настоящий момент европейским государствам, на мой взгляд, нужно просто собраться и принять непростые решения. Евросоюз не монолитен, мы всё прекрасно понимаем. Есть страны, у которых существуют некие фантомные боли в отношении Советского Союза, они всё время подозревают в чём-то Россию. Но уж Германия-то, надеюсь, нас ни в чём не подозревает. У нас с вами такая история отношений, в которой было две кровопролитные войны в XX веке, и тем не менее мы стали крупнейшими партнёрами. Ещё совсем недавно Германия была нашим крупнейшим партнёром в Европе – по торговле, я имею в виду.

Поэтому считаю, что оценки правильные и нужно найти в себе мужество это признать.

Президент Путин об этом говорил неоднократно, и я говорил об этом неоднократно: нет никакой альтернативы минскому соглашению. По одной простой причине: мы тоже практические люди, а у нас ничего другого нет. Если бы у нас было пять соглашений, мы могли бы сказать «это хорошее, а это плохое», но у нас есть только оно.

Там были достигнуты очень серьёзные компромиссы при участии «нормандской четвёрки». И я считаю, что в тот период наши партнёры – и госпожа Меркель, и господин Олланд – проявили высокую государственную ответственность. Очень легко хлопнуть дверью, сказать: мы не слышим друг друга, мы не понимаем друг друга. Тем не менее был выработан документ, который, по сути, представляет собой road map – «дорожную карту», по которой нужно двигаться. И мы по этой «дорожной карте» идём – где-то быстрее, где-то медленнее, но, слава богу, хотя бы нет активных перестрелок.

Выполнены некоторые другие пункты. Но в чём проблема? Не выполнен ни один пункт по политическому урегулированию. Но это-то не от России зависит. И если говорить честно, наши европейские партнёры, в отличие от тех, кто в Киеве принимает решения, нас слышат.

Вопрос о проведении выборов, вопрос об амнистии, вопрос о будущем устройстве Украины – это не наши вопросы, это не вопросы Франции, это не вопросы Германии, это вопросы Украины. Тем не менее все эти процессы блокируются. Да, сейчас переговоры идут, и вот американцы к ним тоже подключились. Я считаю, что это неплохо, потому что, скажем честно, в Киеве очень внимательно следят за словами, которые произносят в Вашингтоне, руководство страны в известной степени разделено на тех, кто смотрит на Европу, и на тех, кто смотрит на Америку. В любом случае минские соглашения подлежат исполнению, мы ничего другого не имеем, но позвольте закончить тем, что российское руководство исходит из того, что в настоящий момент шар находится на украинской стороне.

Вопрос: Вы говорите, что действовать должны европейцы. Но не было ли бы жестом доброй воли со стороны России, со своей стороны, отменить некоторые запреты на импорт, чтобы облегчить для Европы принятие решения о смягчении её санкций?

Д.Медведев: Понимаете, этот вопрос по запретам приобрёл несколько демонический характер. Во-первых, вы отлично знаете нашу страну, у нас сейчас не самый простой экономический период, но никакой катастрофы нет. У нас в прошлом году уменьшение валового внутреннего продукта было в два с лишним раза меньше, чем в 2009 году, но тогда было гораздо сложнее, притом что мы не имели внешних ограничений и цены на нефть, пардон, всё-таки были не 25 и не 30. Но всё упало гораздо сильнее. С другой стороны, конечно, у нас есть трудности, которые прежде всего связаны с критическим падением цен на энергоносители, от которых наш бюджет зависит в значительной мере, ну и, конечно, влияют и ограничения взаимные. Но почему я об этом говорю? Не мы эти ограничения вводили. Мы ввели контрмеры, совершенно верно. Это был ответный шаг, вы же знаете. Не будем лукавить, эти контрмеры в чём-то нас ограничивают, но в чём-то нам помогают. Я уже долгие годы, будем считать, лет восемь, занимаюсь по линии Правительства, а ещё и как Президент, сельским хозяйством. Мы были в очень тяжёлом положении, хотя Россия – аграрная страна, самые большие пашни в мире. Сейчас мы себя практически полностью кормим. Возникла ситуация, когда наши фермеры, наши крупные хозяйства поверили в то, что они могут сами производить продукцию, что у них не будет конкуренции по бросовым ценам из некоторых европейских стран (подчёркиваю – по бросовым ценам), и нарастили мощности.

Мы и в прошлом году истратили на поддержку сельского хозяйства порядка 240–250 млрд рублей, и в этом году истратим, то есть в этом мы видим некое окно возможностей. Это не значит, конечно, что мы сознательно настроены на то, чтобы продлевать санкции. Просто наши европейские партнёры должны понимать: свято место пусто не бывает, его кто-то обязательно заполнит.

Это же касается и некоторых других товаров. Вот мы много покупали машин германских, очень хороших, – я имею в виду машины, которые средства производства, не только автомобили. Сейчас экспорт этих машин и механизмов в Российскую Федерацию упал приблизительно на 30–40%. Это плохо, потому что предприятия имеют меньше возможностей для технического перевооружения. С другой стороны, мы вынуждены были переориентироваться на азиатские рынки. Далеко не всегда там по качеству всё такое же, как в Германии, но вы знаете, они тоже научились многое делать. И мы сами начинаем это производить.

Вопрос: Но ведь как экономика, так и геополитика глобальны. Разве это не опасно – отгородиться в некоторых областях, как Вы уже сказали, в экономике, от других и прибегнуть к встречным санкциям, даже если речь идёт о реакции на чужие ограничения и санкции? Ведь любой стране – будь то Китай, или Америка, или Германия – придётся играть определённую роль в этом глобализованном мире и принимать роли, которые будут играть другие страны. Ведь границы, будь то для беженцев, для продуктов или товаров, являются препятствием для экономического успеха.

Д.Медведев: Я тоже сторонник открытой рыночной экономики и исхожу из того, что мы договорились о членстве в ВТО, приняли все принципы открытой экономики. Экономика действительно глобальна. Но это же не мы отгородились, это нам сказали: мы вам это продавать не будем, либо наши возможности из-за того, что закрыли финансирование по линии европейских банков, уменьшились.

С одной стороны, это нам мешает, с другой стороны, помогает. Если говорить о высокотехнологичной продукции, то я согласен, очень трудно здесь делать что-то изолированно. Мир настолько пронизан всем этим, настолько электронные средства общения, решения, которые основаны на высоких технологиях, цифровой экономике, стали важной частью нашей жизни, что невозможно представить себе, что мы от этого откажемся. Мы же не Корейская Народная Демократическая Республика.

Но в некоторых случаях это действительно работает на нас. Давайте честно признаемся: почему мы должны покупать польские яблоки, когда у нас точно такой же климат? Наши польские друзья наладили активную поставку польских яблок в нашу страну, забили весь рынок наш, причём по невысоким ценам. Молодцы! У них не южная страна, но они развили свой аграрный кластер. С учётом того, что их яблоки не особо в Евросоюзе покупают, они всё это привозили к нам. Но у нас такие же сады, зачем нам у них-то покупать? В этом смысле я считаю, что замещение импорта абсолютно необходимо и оправданно.

Вопрос: Помимо санкций, как Вы уже сказали, большой экономической проблемой для России стало падение цен на нефть – ваш бюджет сильно страдает от этого. Как Россия собирается преодолеть этот кризис в целом?

Д.Медведев: Страдает, конечно, бюджет, что говорить... Но опять же всё познаётся в сравнении. Когда я начинал работать в Москве, я думаю, что процентов 70–75 нашего бюджета зависело от поставок нефти и газа, притом что и цены были относительно невысокие. А сейчас – 45, то есть мы всё-таки выдавливаем углеводороды из общего баланса доходов нашей страны. Но это не значит, что мы хотим их совсем выдавить, упаси бог. У нас есть масса проектов, в том числе и с Германией, мы их дальше продолжим. Но экономика должна быть равновесной. Страна огромная, столько возможностей!

Интересная цифра (я не знаю, читали вы или нет, но я её приведу): в прошлом году Россия получила от экспорта оружия приблизительно 15 млрд долларов. Немало в принципе, это второй практически экспортёр в мире после американцев, и, вы знаете, оружие у нас в целом неплохое. А от продажи аграрной продукции – 20 млрд. Вот если бы мне кто-нибудь сказал об этом лет 10–12 назад, я бы не поверил. Значит, потенциал, экспортный потенциал аграрный у нас выше, чем оборонный, потому что мир хочет есть. На разных континентах огромное количество людей, которые голодают. Рынки огромные, они растущие. В принципе я считаю, что мы вполне способны довести баланс доходов нашего бюджета до ситуации, когда у нас, например, треть будет образовываться от углеводородов, а две трети – от торговли продукцией промышленности, высоких технологий, сельского хозяйства, оборонки. Это существенным образом повлияет на всё, включая и курс рубля.

У нас сейчас курс рубля, вы тоже знаете, очень волатильный, потому что он сильно зависит от ожиданий цен на нефть, и цены в нижней точке совсем находятся. Но мы сознательно пошли на то, чтобы отказаться от регулирования курса, он у нас теперь рыночный, свободный, никаких валютных коридоров нет, он образуется путём спроса и предложения. Но мы, конечно, хотели бы, чтобы наш курс рубля не был в такой степени зависим от нефтяных котировок, как, например, курс Евросоюза. Он же не зависит от одной отрасли или одной страны. Он всё равно зависим от экономик, он зависим не только от Германии, но и, например, от Греции, но всё-таки эти факторы компенсируют друг друга. В результате появляется достаточно сбалансированный курс. Хотя мы помним, что у евро были тоже разные времена – и непростые времена, и избыточное укрепление, и избыточное ослабление, то есть рынок есть рынок. Тем не менее для нас это важно.

Поэтому диверсификация экономики – это стратегическое направление. Меня часто спрашивают: вы уже сколько лет у власти, и Президент Путин, и вы практически столько же работаете, а почему структура экономики не изменилась? Но её не изменить за 15 лет, ну невозможно изменить. Она создавалась 50–60 лет. Это не делается таким образом, а тем более в период, когда, по сути, два кризиса мы переживаем. Но эта структура всё-таки меняется.

Вопрос: Но есть ещё другие отрасли, в которых Вы видите потенциал роста, кроме сельского хозяйства?

Д.Медведев: Да, конечно. Скажу прямо: многие новые производства, которые я посетил, меня очень радуют. Мы ещё какое-то время назад всё техническое покупали у наших друзей в Европе. Я отлично помню, как я присутствовал на открытии завода Claas в Краснодарском крае, который собирает комбайны, причём собирает отвёрткой, что называется. Классные комбайны от Claas, очень хорошие. Но сейчас-то мы значительную часть комбайнов делаем сами и не по лицензии. Это наши комбайны, их производят российские предприятия. Сначала где-то что-то по лицензии приобретали, а сейчас это совершенно новый продукт.

Недавно я был на тракторном заводе. Отличный трактор, который, кстати, покупают везде. Удивительным для меня было то, что решили покупать в Германии. Это приятно, конечно, потому что у вас привередливый потребитель. То есть эти ниши появляются. Я не имею в виду опять же сборку иностранных моделей. Такие машины, как КамАЗ, как некоторые виды других грузовых автомобилей, прочно завоевали популярность и в Азии, и в Латинской Америке, даже в Европе что-то удаётся сделать.

Вот я вчера смотрел сборку вагонов (кстати, там у нас хороший большой проект с Siemens), это было в Тверской области, на Тверском вагоностроительном заводе. Очень современные, хорошие вагоны, которые опять же тоже поставляются на экспорт, только нужно переделать тележку так называемую на европейский стандарт. То есть, если этим заниматься, всё становится на свои места. Вы же помните, что в определённые периоды Советский Союз и даже царская Россия поставляли технику в другие страны весьма активно, поэтому это вопрос доведения до лучших кондиций.

Вопрос: Но для этого России нужна другая экономическая ситуация. Сейчас же цены на нефть обрушились настолько, что вам приходится вводить меры экономии. Что делает Россия для того, чтобы стимулировать рост своей экономики и диверсифицировать её?

Д.Медведев: Про диверсификацию я, по сути, уже сказал, потому что это и есть поддержка ключевых отраслей, и это, с другой стороны, стимулирование. Я сегодня почти весь день обсуждал с членами Правительства нашей страны «антикризисный план». Потом у меня и с Президентом тоже на эту тему был разговор. В чём смысл этого «антикризисного плана», или плана поддержки экономики? Мы поддерживаем те отрасли, которые набрали темп, и если они остановятся, будет очень плохо. То же самое сельхозмашиностроение, транспортное машиностроение, автопром, сельское хозяйство, высокие технологии. Мы вынуждены в условиях, когда экономика действительно падает, а иностранные рынки капитала для нас закрыты (кроме восточных), использовать различные инструменты поддержки этих отраслей, субсидировать кредитную ставку, потому что она, естественно, выросла – ключевая ставка Центрального банка и кредитная ставка – из-за инфляции и из-за того, что закрыты рынки капитала других стран. Поэтому мы вынуждены им помогать в получении этих кредитов, чтобы те проекты, которые уже идут, не остановились и, конечно, чтобы люди не оказались на улице. Мы это делали и в кризис 2008, 2009, 2010 годов. Но тогда мы только начинали этот процесс, а сейчас мы уже более опытные. Плюс наша промышленность и сельское хозяйство дали результаты. Это объективно так.

Очень важна поддержка людей в условиях кризиса. Это, конечно, очень сложная история, потому что реальные доходы из-за ослабления рубля упали, и люди это чувствуют. Это, конечно, никому не нравится. Ослабление рубля приносит для граждан негативный эффект, потому что у них уменьшается возможность приобретения техники, которая поставляется, например, по импорту, каких-то других товаров, которые мы по импорту получаем (внутри страны цены, конечно, не так растут), и, конечно, возможность поехать куда-то. Поэтому для нас очень важно поддержать людей в этих условиях. Как мы это делаем? Прежде всего не давая разыграться безработице сверх меры. Пока она у нас разумная, она у нас держится в границах от 5 до 6%, и уже достаточно давно. Но у нас есть города (мы их называем моногородами), где одно предприятие. Там гораздо всё сложнее, потому что оно может остановиться и люди окажутся на улице, поэтому там развёрнуты отдельные программы поддержки занятости. Это другое направление, которое мы обязаны развивать.

Наконец, третье – это всякого рода пособия, которые каждое государство платит, а также пенсии. Мы тоже вынуждены при проектировании бюджета, антикризисных решений учитывать необходимость индексации в ряде случаев пенсий, пособий, для того чтобы наиболее, как принято у нас говорить, незащищённые слои населения потеряли как можно меньше.

Вопрос: Во время последнего серьёзного российского кризиса Ваша страна запрашивала помощь у Международного валютного фонда и получила её. Вы можете исключить, что настолько глубокого кризиса больше не случится и что вам вновь понадобится помощь МВФ?

Д.Медведев: Вы, наверное, имеете в виду кризис 1990-х годов, 1998 года, потому что в 2008, 2009, 2010 годах мы не обращались. Мы сами, по сути, доноры такой помощи. Я думаю, вероятность того, что мы будем обращаться к МВФ, ничтожно мала. Мы хотели бы другого. Ведь многие наши трудности – мы с вами уже об этом говорили – носят рукотворный характер. То есть если бы, скажем прямо, для нас были бы открыты рынки европейского капитала, многие вопросы решались бы легче. Это объективно так. Но сегодня мы вынуждены кредитовать себя сами, субсидировать себя сами.

Вопрос: Вы только что сказали, что свято место пусто не бывает. Можно ли сказать, что Россия воплощает стратегию, в соответствии с которой она отвернулась от Европы и повернулась в сторону Азии? И насколько успешна эта стратегия? Ведь ваш товарооборот с Китаем также сократился на 30%.

Д.Медведев: Нет стран беспроблемных. И у Китая есть проблемы в экономике, у Евросоюза, у нас. Вопрос не в том, чтобы куда-то повернуться, но нам предназначено смотреть и на Запад, и на Восток, и мы всегда об этом говорили. Другое дело, что так получилось, что в 1990-е годы – в начале XXI века мы очень активно развернули торговлю и инвестиционное сотрудничество с Европой. Я напомню, у нас торговый оборот доходил до 450 млрд евро, а Евросоюз был и, кстати, до сих пор остаётся нашим крупнейшим партнёром, если считать в целом. Конечно, мы этому уделяли очень много внимания. Может быть, азиатское направление было не таким в этом смысле для нас приоритетным. Но сейчас и в силу того, что произошло, и в силу того роста, который демонстрирует азиатско-тихоокеанский рынок, мы, конечно, активно туда стараемся проникать. У нас стратегические партнёрские отношения с Китаем, хотя вы правы, Китай, каким бы большим ни был, его экономика, он не спасёт весь мир, у него свои есть сложности. Но у нас продвинутое сотрудничество по самым разным областям. Я относительно недавно (в конце прошлого года) был в Китае и как раз проводил межправительственные консультации с китайскими партнёрами.

Но это не только про Китай, это и страны Азиатско-Тихоокеанского региона. Когда был саммит АТЭС, мы были в целом ряде государств – это и Филиппины, и Малайзия, потом я залетел в Камбоджу, до этого я был во Вьетнаме. Это всё наши торговые и инвестиционные партнёры. Просто к слову: например, с Социалистической Республикой Вьетнам у нас существует соглашение о создании зоны свободной торговли. Мы с другими странами к этому не пришли, не договорились, а с вьетнамцами договорились. Так что у нас в этом смысле с ними такой открытый рынок, и понятно, что они этого желают, потому что у них растущая экономика.

Здесь нет какого-то политического решения, это сугубо прагматическая необходимость – быть и в Европе, и в Азии. Если наши европейские коллеги примут решение о размораживании нормального сотрудничества, мы с удовольствием вернёмся по многим отраслям к сотрудничеству.

Вопрос: Но что касается внешнеполитического решения, то вопрос состоит в том, какую роль Россия хочет играть в мире. Может ли она в своей нынешней экономической ситуации позволить себе играть ведущую геополитическую роль?

Д.Медведев: Мы, мне кажется, к этому и не стремимся – брать на себя решающую роль в геополитике. А вот тот, кто стремится брать на себя такую роль, пусть за весь мир и отвечает, отвечает за то, почему войны начинаются, почему мигранты по Европе сотнями тысяч разъезжают. Мы к этому не стремимся, мы этим комплексом переболели в советские времена и уж точно не пытаемся регулировать весь мир. Но Россия должна занимать, конечно, в международных отношениях подобающее место. Оно, кстати, предопределено и нашей историей, и нашей географией, и возможностями, и даже формальными соображениями – членством в Совете Безопасности и так далее. И наконец, мы просто крупнейшая ядерная держава. Всё это налагает на нас ответственность, но мы не пытаемся рулить по всему миру и устанавливать свои правила, как это иногда нам приписывают, говорят о том, что вы такие-сякие, пытаетесь всё поставить под собственный контроль. Это абсолютно не так, мы в этом смысле тоже вполне прагматичные люди. Никто не способен отвечать за весь мир, никто, в том числе и Соединённые Штаты Америки.

Вопрос: Но в мире есть кризисы. Среди них – борьба против «Исламского государства» и гражданская война в Сирии, остановить которую без участия России невозможно. Как Россия может способствовать тому, чтобы остановить гражданскую войну в Сирии? По-моему, это самый главный вызов, который привёл к миграционному кризису в Европе, в частности у Германии в этой связи возникли серьёзные проблемы. Какой вклад в этом смысле может внести Россия? В последние дни мы слышали о бомбардировках Алеппо – возможно, Вы сможете сказать нам о том, соответствует ли эта информация, которая вызвала на Западе некоторое смятение, действительности. Что собирается делать Россия дальше, шаг за шагом?

Д.Медведев: Россия принимает участие в сирийском конфликте для обеспечения своих собственных национальных интересов. Конечно, с учётом того, что к нам обратилось сирийское руководство, причём обратилось за военной поддержкой. Я всегда привожу такой пример, против которого никто ничего не может возразить, потому что большинство людей, рассуждающих о Сирии, никогда там не были. Я там был с официальным дружественным визитом в тот период, когда там не было войны. Я могу вам сказать, что на меня Сирия тогда произвела неизгладимое впечатление. Это очень древняя страна, где разные этносы, где разные веры уживались совместно, и она была самой спокойной, наименее религиозно ориентированной – достаточно было на женщин посмотреть, на то, как люди ходили по улицам и так далее.

То, что там произошло, – это очень наглядный урок того, как легко создать проблему и как тяжело её потом решить. В какой-то момент нашим коллегам показалось, что господин Асад плохо себя ведёт (если вообще такие термины уместны для внешней политики). Я прямо назову, о ком я говорю. Я имею в виду наших партнёров в Соединённых Штатах Америки, некоторых наших европейских партнёров и часть арабского мира, включая Саудовскую Аравию, например. У нас могут быть разные оценки тех или иных политических деятелей, но это же не повод для того, чтобы начинать интервенцию или поджигать страну изнутри! Сейчас страна объята гражданской войной, все рассорились со всеми: шииты с суннитами, сунниты, соответственно, с другими – друзами, христианами, алавитами. Кому от этого лучше? Может быть, Асад и не идеал демократии, но нужно было добиваться того, чтобы там выборы прошли, а не развязывать такую жёсткую кампанию. В результате пострадали все.

Почему мы там обеспечиваем свои национальные интересы? Вы знаете, у нас страна многонациональная, очень сложная. У нас тоже есть религиозные экстремисты, с которыми мы довольно долго и в целом успешно боролись на Кавказе и которые периодически просачиваются в другие страны.

Я вспоминаю несчастного Мубарака (Хосни Мубарак, бывший Президент Египта), который мне во время моего визита сказал: «Вы имейте в виду, у меня в стране огромное количество выходцев из России и некоторых стран СНГ. И скажите спасибо (дословно), что я здесь вот так вот всё держу и они не устроили побоище». Но потом случилась «арабская весна», участь несчастного Мубарака печальна, потому что наши американские «друзья», которым он служил верой и правдой десятилетия, его просто взяли и сдали, и в результате привели к власти экстремистов. И только сейчас Египет начинает новую страницу в своей истории, своё развитие.

В этой ситуации мы понимаем, что те, кто поехал в Сирию (а таких там уж по меньшей мере несколько тысяч человек, цифры разнятся, потому что мы же не можем их, естественно, всех посчитать, кто когда уезжал, но это точно тысячи человек), они вернутся абсолютно зомбированными убийцами, которые будут устраивать у нас то, что устраивали раньше на Кавказе, в Москве, в других городах, то, что они устраивают в Париже, да и по всему миру, по сути, и в Соединённых Штатах Америки устраивают.

Вопрос: Их тысячи из России?

Д.Медведев: Да, тысячи людей из России, которые туда уехали. Поэтому Президентом было принято решение откликнуться на просьбу Президента Сирии и принять участие в этой боевой операции. Она не носит неограниченного характера, она, естественно, будет временной. Она носит прежде всего локальный характер, с использованием самолётов и в некоторых случаях ракет. То есть мы не хотим участвовать в наземной операции, там только наши советники есть. Иными словами, мы видим здесь вот такую важную, но в то же время локальную задачу.

Теперь в отношении того, как надо вместе здесь себя вести. Я обязательно скажу об этом в выступлении, которое будет в Мюнхене. Мы расходимся по Украине, у нас есть какие-то другие разные оценки, например по ПРО, ещё какие-то проблемы во взаимоотношениях. Но здесь-то, казалось бы, почему не договориться? Эти мерзавцы же абсолютно одно и то же делают везде теперь – и в России, и в Европе. Но на контакты западные партнёры не идут, постоянно их сворачивают, на уровне военных ведомств они носят эпизодический характер, какую-то коалицию создавать не хотят, говорят, что мы боремся не с теми. Неоднократно же об этом говорил: давайте тогда сядем за стол, договоримся, позовём всех, кто борется с террористами (что, собственно, уже в Женеве было сделано, но, правда, не вполне удачно), и определим, каким образом мы все вместе будем этому противостоять.

Покажите ваши карты, покажите, где находятся умеренные оппозиционеры так называемые. Это же отдельная, очень сложная история. Мы её отлично помним на примере Афганистана, когда нас долго убеждали в том, что есть хороший «Талибан» и есть плохой «Талибан» – значит, с хорошим надо дружить, с плохим надо воевать. Потом случилось 11 сентября, случились другие события. Там всё очень запутанно. И те, кто называют себя умеренными, не факт, что таковыми являются. Но мы готовы это всё обсуждать. Президент об этом неоднократно говорил своим партнёрам. Но для этого нужно сидеть за одним столом. А наши партнёры уклоняются. То есть какие-то эпизодические встречи, по телефону поговорят, на уровне военных как-то проконтактируют. Но в этой ситуации нужно создавать полноценный альянс, в противостоянии этому злу. Всё это вылилось в миграционную проблему.

Здесь я не могу не сказать того, что думаю. Может, это и не понравится моим коллегам в Европе, но я считаю, что это полный провал, полное фиаско иммиграционной политики Евросоюза. Просто совсем плохо. Неужели этого невозможно было представить несколько лет назад? Неужели такие плохие аналитики?

Мы тоже исполнены лучших гуманитарных чувств, мы тоже хотим помогать беженцам, мы делаем это. Но открывать двери в Европе, приглашая всех, кто готов приехать, – простите, это по меньшей мере глупость, если не сказать более жёстко. И что теперь? Огромное количество людей из Сирии и сопредельных стран устремилось к вам. Что это за люди? Там есть несчастные люди, которые бегут от войны. Их много. Чего они хотят? Они хотят выжить, и, уж извините, хотят получить пособие, которое Евросоюз им предоставляет. Это пособие, я думаю, раз в 10 больше по размеру, чем то, что они имеют на территории Сирии. Но этих людей жалко, хотя это решение Европейского союза. Но среди этих людей есть часть, и немаленькая, не три каких-то отъявленных негодяя, сотни, а может быть, тысячи, которые едут в Европу с миссией «часового механизма»: когда им позвонят, они начинают действовать как роботы. Вычислить их почти нереально, потому что они все мирные граждане, которые бегут от войны.

Я недавно встречался с финским Премьером, кстати, на полях в Мюнхене у меня будет встреча с финским Президентом. Они очень обеспокоены этим, потому что часть этих людей едет и через нашу границу, но мы их не можем остановить. Есть пакт о правах человека европейский, к которому мы присоединились. Мы никому не хотим зла, не хотим разбавлять нашего соседа, Финляндию, вот такими мигрантами. Но, что делать, мы просто по-другому ничего сделать не можем. Мы договорились создать общую группу, для того чтобы она работала, как-то это канализировать. Мы будем этим заниматься, мы готовы со всеми работать, и с Германией тоже. Но это колоссальная проблема. И, если честно, власти Евросоюза её накачали сами.

Вопрос: Вы сказали, что Россия не хочет проводить наземную операцию. Как Вы оцениваете, что арабские страны сейчас к этому готовы и хотят этого, и хотят ещё, чтобы США взяли лидерство?

Д.Медведев: Плохо оцениваем, потому что всякие наземные операции, как правило, ведут к тому, что война становится перманентной. Посмотрите, что в Афганистане, что в целом ряде других стран. Уж несчастную Ливию даже не упоминаю.

Наземная операция – это интеграция всех, кто в ней участвует, в войну. Вот американцы должны взвесить – и президент Соединённых Штатов, и наши арабские партнёры: они хотят перманентной войны? Они что думают, что они её очень быстро выиграют? Так не бывает, особенно в арабском мире. Там все сражаются против всех. Там нет такой моносилы, когда есть Асад и верные ему войска и какая-то антиправительственная группировка. Всё гораздо сложнее. Значит, это на годы, а может, на десятилетия. Зачем это надо? Надо всех, в том числе за счёт жёстких мер, которые и Россия осуществляет, и американцы осуществляют, и даже, при всех оговорках, и турки пытаются осуществлять, заставить сесть за стол переговоров, а не начинать очередную войну на Земле. Мы прекрасно знаем, по каким сценариям всё это проходит.

Вопрос: Радикализация исламистов, похоже, является главной угрозой для мира во всем мире, а также для всего международного сообщества. Не слишком ли мало внимания мы уделяли исламу и исламским движениям? Можно ли еще остановить эту радикализацию? Как взять эту проблему под контроль? Или ислам сам по себе не поддается реформированию? В Коране содержатся ценности, которые вы в вашем мире – или мы в нашем мире – не разделяем? Как можно решить эту проблему?

Д.Медведев: Это проблема очень сложная, но она разрешима. Я напомню, что Россия является не только христианской (преимущественно), но и исламской страной, и мы живём в мире с нашими исламскими братьями, которые живут на территории России уже много лет, столетия. Это совместное жительство было совершенно нормальным и спокойным. Более того, я могу сказать прямо: в советские времена, когда я ещё учился в школе, мне даже в голову не приходило думать о том, каких верований придерживается тот или иной человек. Тогда у нас вообще атеизм был, но многие верили: и христиане были, и мусульмане. Но у нас было совершенно монолитное общество. Потом этот пожар раздули. В Европе, я ещё раз подчёркиваю, были допущены стратегические ошибки, когда иммиграционная политика привела к тому, что религиозный баланс в странах сдвинулся, причём неконтролируемо. Вопрос ведь не в том, что приезжают представители исламской уммы, диаспоры, а вопрос том, что они приезжают бесконтрольно, не хотят социализироваться, не получают образования и враждебно воспринимают всё, что происходит в Европе. А мы здесь всё-таки, все придерживаемся европейских ценностей, европейской идентичности, это для России абсолютно характерно. Вот поэтому это была очень серьёзная и грубая, на мой взгляд, ошибка. Сейчас надо пытаться наводить мосты, успокаивать ситуацию (нет другого, если говорить о диалоге внутри стран Евросоюза), стараться всё-таки договариваться с представителями общин. Я понимаю, насколько это непросто, я понимаю, что многие из них вообще не хотят договариваться, а часть из них, что вообще ужасно, получает образование, рождается в европейских странах, а потом совершает там теракты. Это данность, и здесь нет лёгкого рецепта. Я лишь подчеркнул, что у нас, в нашей стране, есть опыт сосуществования на протяжении веков христианской и мусульманской общины, но он тоже небеспроблемный. Вы помните, что у нас в 1990-е годы происходило и в начале XXI века, когда к нам начали приезжать представители других направлений ислама, абсолютно чуждых нашему исламу (потому что там, вы знаете, много направлений, и они подчас друг с другом больше враждуют, чем с представителями других религий) и принесли эту культуру, и нам пришлось там наводить порядок.

Я, к сожалению, не исключаю, что похожая ситуация может случиться и где-то в Европе, не дай бог, и тогда вам придётся столкнуться с тем, с чем мы столкнулись в 1990-е годы. Мы, конечно, очень бы этого не хотели, мы надеемся на то, что вам всё-таки удастся найти правильный подход к национально-религиозной политике. И потом, это абсолютно страновая история: в Германии своя история, во Франции своя история, в Венгрии своя история, в Австрии своя история, но вы все внутри Евросоюза. Вас 28, и вам нужно будет о чём-то договориться вместе, потому что если вы просто будете разрушать пространство Шенгенской зоны, то это, во-первых, скорее всего, просто повлечёт, по сути, распад Европейского союза, а во-вторых, этим ничего не добиться, потому что экстремисты будут с удовольствием кочевать из страны в страну.

Мы, хочу сразу сказать, готовы принять участие в таких консультациях. Мир прозрачен, эти люди приезжают и от нас, эти люди приезжают к нам. Но нашу страну ведь во многом вывели из такого диалога. Сейчас уже наступает осознание того, что без России таких вопросов не решить и в силу её географического положения, и в силу исторического опыта.

Вопрос: А Вы думаете, что Евросоюз разрушится из-за этого кризиса?

Д.Медведев: Я не говорю о том, что Евросоюз разрушится.

Реплика: Вы думаете или Вы боитесь…

Д.Медведев: Я скажу прямо, что это будет самое драматическое событие для Европейского союза. Мы, ещё раз подчеркну, являемся крупнейшим торговым и инвестиционным партнёром Евросоюза, даже несмотря на сложные сейчас отношения. Мы держим часть валютных запасов в евро и заинтересованы в том, чтобы евро был стабильной валютой. Я всегда об этом говорил госпоже Меркель: «Не сомневайся, Ангела, мы заинтересованы в том, чтобы евро был стабильной валютой». Более того, отчасти противостоял доллару, потому что не может быть мир основан на одной моновалюте. В Европе живут наши партнёры, друзья, у многих родственники. Поэтому упаси бог от такого сценария. Но просто ситуация сейчас настолько тревожная, что, если начать последовательно вот так всё разрезать, да ещё и не договорившись между собой, это может повлечь очень тяжёлые последствия для Европы. Гораздо более тяжёлые, чем то, с чем Европа столкнулась во время экономического кризиса или в период, когда вы спасали Грецию, Португалию, Испанию и так далее.

Вопрос: «Хандельсблатт» является ведущей экономической газетой Германии. Экономические отношения между Германией и Россией, как Вы уже сказали, на протяжении многих лет прекрасно развивались, а сейчас многие немецкие предприятия жалуются по поводу санкций. Как бы Вы охарактеризовали двусторонние экономические отношения? Надеетесь ли Вы на то, что нам удастся сохранить их на высоком уровне – после этой санкционной фазы?

Д.Медведев: Эти отношения больны, но подлежат лечению. И лечение на самом деле достаточно простое – восстановление диалога и доверия. Бизнес друг другу верит. Почти не уменьшилось общее количество совместных компаний — торговый оборот упал, а общее количество совместных компаний не уменьшилось. Бизнес хочет работать – и российский, и германский.

Поэтому решение за европейскими политиками. Жалко того, что произошло: торговый оборот между Россией и Германией сдулся на 40%, с Евросоюзом вообще почти в два раза, но будет хуже, если мы и дальше эту ситуацию будем загонять куда-то глубоко. Надо найти мужество и признать, что пора прекратить экономические санкции, которые не ведут ни к чему хорошему ни для Европы, ни для Российской Федерации. Наша страна к этому готова, но, ещё раз подчёркиваю, мы ждём первого шага от наших коллег из Европейского союза.

И последнее. У меня будет встреча в Мюнхене в формате завтрака с представителями Восточного комитета германской экономики. Там наши партнёры, друзья даже многие, которые публично по понятным причинам не могут какие-то позиции выражать, но непублично говорят: «Конечно, скорей бы это всё закончилось. Всё это вредит. Мы не понимаем зачем…». Я тоже привезу группу российских бизнесменов, мы будем говорить о восстановлении делового сотрудничества. А там перспектив полно, начиная от того, что мы уже сделали, и заканчивая «Северным потоком – 2», который точно полезен для наших крупнейших партнёров.

Вопрос: Но он будет, второй «Северный поток» в Европе?

Д.Медведев: Здесь две составляющие. Как я пониманию, германское правительство справедливо говорит о том, что это коммерческий проект. Мы к нему относимся точно так же. Если бы этот проект нам не давал денег, мы бы никогда с ним не вышли.

У нас есть уже один «Северный поток», первый. Я помню, как мы его открывали, как я долго разговаривал с Федеральным канцлером, с другими коллегами. Посчитали: с учётом потребления в Германии (а в прошлом году у вас потребление выросло, по-моему, до 45 млрд кубов из России) и целом ряде других стран и с учётом уменьшения поставок внутри Евросоюза этот «Северный поток – 2» рентабелен. Значит, нужно договариваться о коммерческом проекте.

Есть позиция Брюсселя. Мы к ней относимся уважительно, это в конце концов правительство Европейского союза. Но там есть известный Третий энергетический пакет, который мы не считаем оптимальным и справедливым и считаем, что в ряде случаев он просто мешает одним странам и помогает другим странам, то есть он не создаёт ситуацию справедливости. Наверное, некоторые руководители европейских стран со мной бы не согласились. Часть из них считает, что они потеряют транзитную плату, если, например, поставки газа не будут осуществляться через Украину. Но, скажу прямо, Украина настолько проблемная страна, что дело не в каких-то там нынешних наших отношениях, а просто в том, что, к сожалению, это очень рисковая история. Но значительная часть стран считает, что способна приобрести, и бизнес способен приобрести от этого дополнительные выгоды. Но самое главное, мы диверсифицируем каналы поставок и создаём надёжность этих поставок.

Последнее, что скажу по этому поводу, потому что тема важная. Очевидно, что никакой зависимости для Евросоюза здесь нет, потому что эта зависимость всегда носит двусторонний характер. Да, вы получаете газ из России, действительно для нас это выгодно и полезно. Но с другой-то стороны, если вы откажетесь его покупать, для нас это будет таким же испытанием, как и для Евросоюза. Поэтому это взаимная зависимость, а взаимная зависимость называется бизнесом.

Реплика: Спасибо Вам большое.

Д.Медведев: Спасибо.

Германия. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > premier.gov.ru, 11 февраля 2016 > № 1651798 Дмитрий Медведев

Пора на выход

Владислав Иноземцев о том, почему Сирия может стать для России второй Украиной

Когда 30 сентября в Москве принималось решение о направлении войск в Сирию, с этой операцией связывались большие надежды. Трудно точно сказать, чего предполагал добиться Путин, отдавая приказ о нанесении ударов по противникам Асада, но три цели виделись вполне отчетливо.

Во-первых, все это должно было позволить России, говоря словами отечественных экспертов, «вторгнуться в главный дивизион международной политики», откуда ее «попросили» пару десятилетий назад.

Во-вторых, неоценимая роль Москвы в борьбе с исламистами могла стать тем фактором, который сделал бы Запад более готовым к переговорам по широкому кругу вопросов, в том числе и по Украине и санкциям — ведь как-то неприлично третировать своего союзника.

В-третьих, именно в Сирии кремлевские политики предполагали показать всему миру, что время «инспирированных США «цветных революций» закончилось.

Поначалу все шло очень даже неплохо. Россия действительно оказалась в центре мирового внимания. В Москву и Сочи потянулась цепочка сначала ближневосточных лидеров, а потом и не только.

Сомнения россиян в правильности предпринятого вмешательства во многом развеял самолет компании «Когалымавиа», упавший на Синае.

Затем случился страшный теракт в Париже — и тут даже скептики поверили в то, что конструктивное взаимодействие между Россией и Западом возобновится и новая антитеррористическая коалиция является только вопросом времени. Ну а там уже недалеко и до отмены санкций, нахождения приемлемого для Москвы компромисса по Украине, и до business as usual.

Похоже, однако, что события существенно отклонились от разработанного в Москве плана всего через десять дней после того как парижские теракты открыли, казалось бы, путь к коалиции. Весьма вольно трактуя «можно» и «нельзя», российские летчики в очередной раз «спрямили» путь на базу и были сбиты турецким истребителем.

С этого момента, похоже, главным врагом для России стала Турция — что изменило не только ассортимент фруктов в московских магазинах, но и всю игру на Ближнем Востоке.

В Вашингтоне, Лондоне и Брюсселе поняли, что в регионе возник крупный игрок, менее всего желающий российского «вторжения» — как в свое воздушное пространство, так и в элиту мировой политики.

Союзнические отношения Сирии и Ирана, в свою очередь, подогрели интерес к конфликту в Саудовской Аравии, что послужило предпосылкой появления своего рода «треугольника» Анкара — Вашингтон — Эр-Рияд, а дальше, похоже, все перешло к этапу, на котором важнее тактика, чем стратегия.

Взглянем на несколько бросающихся в глаза фактов.

Несмотря на то что Москва неоднократно пыталась установить контакт и начать кооперироваться с Парижем, который объективно был наиболее заинтересован в борьбе с исламистами в Сирии, дальше громких слов ничего не двинулось. Разрекламированная в России возможность раскола западной коалиции ввиду «более решительных» действий Москвы не реализовалась. Взаимодействия между французами и сирийскими правительственными силами, которого не исключал глава МИД Франции Лоран Фабиус, не случилось.

Все постепенно свелось к «обмену информацией» между французами и русскими, ценности которой никто, по сути, не знает. В итоге Франция подтвердила, что полностью поддерживает действия коалиции во главе с США, а тот же Фабиус начал гневно обличать Россию в том, что она наносит удары по мирным жителям, убивая женщин и детей, и требовать их прекращения. Собственно, на этом в процессе потенциального российского-западного сближения можно поставить точку.

На фоне консолидации западной позиции практически одновременно были сделаны крайне резкие заявления в отношении России и лично Путина: прозвучали открытые обвинения в осведомленности о подготовке убийства в Лондоне Литвиненко и в коррумпированности российского лидера, о которой «давно было известно». И то и другое должно, видимо, снизить готовность хотя бы некоторых из союзников США к любому общению с Москвой.

В то же время отношения России с европейскими странами существенно обострились ввиду попыток Кремля дискредитировать европейскую политику и сыграть в пользу тех националистических и антиеэсовских сил, которые оппонируют нынешним лидерам европейских стран. Судя по всему, последуют и другие шаги и знаки, подтверждающие, что никто не намерен мириться с таким «вторжением» России в глобальную политику.

Наконец, что самое существенное,

США перешли от слов о необходимости борьбы с запрещенным в России ИГ к делу. В этом, несомненно, есть большая заслуга Кремля, который показал, что «вакуум» на Ближнем Востоке может заполняться не только исламистами.

За последнюю неделю мы услышали не только то, что в Северном Ираке для борьбы с террористами (вероятно, достаточно экстерриториальной) будут дислоцированы солдаты 101-й воздушно-десантной дивизии, но и что к наземной операции Соединенных Штатов, если таковая начнется, присоединятся Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты и, возможно, Египет.

Наконец, президент Турции, сожалея о том, что его страна не присоединилась к США и их «коалиции решительных» во время операции в Ираке в 2003 году, сообщил, что Турция «готова к любому развитию событий в Сирии». Вероятно, все это не только слова, что может подтвердить и конференция министров обороны стран – участниц западной коалиции на этой неделе.

В прошлый четверг Лоуренс Корб, бывший замминистра обороны США, заявил в интервью «Аль-Джазире»: «То, что на земле появятся саудовские солдаты, воюющие вместе с мятежниками против правительства, — очень значительная эскалация, и я смею надеяться, что она заставит русских сесть за стол переговоров, вместо того чтобы заниматься созданием небольшого аллавитского государства на западе Сирии».

Судя по всему, у России не было и нет плана на случай масштабной интернационализации сирийского конфликта.

Узнав о возможных шагах саудитов, командующий Корпусом стражей исламской революции Джафари заявил, что он «не верит, что они осмелятся послать саудовских солдат в Сирию»; но такое заявление лишь подтверждает, что надежды Ирана, а с ним Сирии и России связаны с тем, что никто не решится вмешаться в конфликт. Однако я бы не был так в этом уверен — все же региональные державы (и прежде всего Саудовская Аравия и Турция) вовсе не заинтересованы в том, чтобы в их «зоне влияния» радикально усиливались позиции России и Ирана.

Таким образом, вместо того, чтобы «устранить сложности», появившиеся из-за аннексии Крыма и российского вмешательства в конфликт на востоке Украины, Москва как никогда близка к тому, чтобы Сирия стала новой Украиной — куда на начальном этапе было вложено много средств и сил; которая, казалось, продемонстрировала всему миру мощь и возможности России; на чьей основе была развернута и успешно «капитализирована» в народное доверие масштабная пропагандистская кампания, но которая в результате превратилась в страшную проблему, чье решение чревато потерей лица.

В Сирии ситуация может оказаться еще более сложной.

Во-первых, здесь уже не стоит рассчитывать на затяжной статус-кво: после вмешательства внешних сил ни о каком «аналоге» ДНР для «рядового Асада» можно не мечтать.

Во-вторых, в отличие от Украины, в Сирии вполне вероятно прямое столкновение российских военных и сил американской коалиции — чего не было, если я правильно помню, со времен вьетнамской войны.

В-третьих, по чисто экономическим соображениям свободы маневра у нас существенно меньше, чем было два года назад, и потому потребность в успехе больше, а вероятность его — значительно ниже.

Провал России в Сирии, который сегодня начинает казаться практически неминуемым, может иметь для нас крайне негативные последствия.

Москва — ни для кого не секрет — пыталась своим возвращением на глобальную арену по крайней мере развеять все сомнения в том, что уж региональным-то игроком она в полной мере является. Неудача в Сирии, неспособность сохранить режим Асада даже на части территории страны могут показать всем, какова выгода от статуса союзника России, а точнее — то, что таковая отсутствует в принципе.

Поэтому, мне кажется, пока не случилось непоправимого, России не стоило бы ждать, когда к ней обратятся другие члены антитеррористической коалиции (они к ней явно не придут), а попытаться самой пойти на контакт и выяснить условия почетного выхода из сирийской кампании. Такого, который оставил бы после себя картинку, похожую на переход колонны 40-й армии 15 февраля 1989 года по мосту через Амударью.

А то, что конец Асада будет похож на то, что ожидало Наджибуллу, не должно нас слишком волновать — просто потому, что после двух неудач России точно будет чем заняться на постсоветском пространстве. Причем, хочется верить, дипломатическими, а не военными средствами.

Россия. Сирия > Армия, полиция > gazeta.ru, 10 февраля 2016 > № 1644037 Владислав Иноземцев

Алексей Улюкаев: Мы начинаем строить инвестиционные лифты, но помогать нужно тому, кто в этой помощи нуждается и может ее «переварить»

Доброе утро уважаемые друзья, коллеги!

Я не был 100 лет на ВДНХ, так интересно было приехать, посмотреть какие перемены. Вообще перемен много. Мы живем в эпоху перемен. Знаете, известное китайское проклятье - «Не дай бог жить в эпоху перемен». Но есть плюсы, есть и минусы. Есть вызовы, есть огромные возможности, которые открываются, не всегда мы их видим. Мы бы хотели об этом поговорить – о тех возможностях, которые появляются и которые нельзя упускать.

Думаю, мы собрались тут для доверительного общения, чтобы выслушать, понять и вместе наработать потенциал дальнейшего роста.

Мне кажется, важно понять в какой ситуации мы находимся сейчас. Мы любим жонглировать словами: «кризис», «рецессия», «спад», «депрессия». И все это в какой-то степени верно, даже в большой степени верно. Кроме этого, посмотрите, конечно же, есть статистически измеряемые показатели: ВВП за прошлый год - спад на 3,7%, инфляция – рост на 12,9%, принципиально изменились курсовые соотношения, совсем другие кредитные ставки, чем это было 2 года назад. Мы знаем, почему это происходило, знаем механику, глобальные вызовы – сокращение глобального спроса, геополитические проблемы, наши собственные структурные проблемы, связанные с тем, что восстановительный рост закончился в 2012 году, а мощных механизмов инвестиционного подъема мы не наработали. И это тоже все верно. А дальше то, что?

Мой первый тезис. Российская экономика показала себя очень адаптивной, гибкой и готовой правильно реагировать на изменяющуюся реальность. Этот свой тезис хочу проиллюстрировать сравнением двух шоков, с которыми мы столкнулись во второй половине 2014 года и во второй половине 2015 года. Я имею в виду обвальное снижение нефтяных цен, да и не только нефтяных, большинства цен на сырьевые товары, но нефть очень зримый показатель. Итак, первый шок - 2014 год: нефтяные цены упали на 60% - со 112 ушли примерно на 45 долларов за баррель за 6 месяцев. Как отреагировала российская экономика? Девальвация более, чем двукратная, темпы инфляции увеличились примерно в 2,5 раза, Банк России поднял ставку с 7,5 до 17% - больше, чем в 2 раза. И в итоге мы получили спад ВВП примерно на 2,5% за это время. Ровно такой же шок следующего года – 2015. Ровно те же 60%, был небольшой восстановительный период, цены на нефть восстановились до 65 долларов, потом снова на 60% упали, где то до 27 долларов за баррель в низшей точке на рубеже 2015-2016 годов. Девальвация глубокая, но значительно меньше, чем в первом эпизоде - на 70%. Инфляция не только не выросла, а уменьшилась в этот период времени, предприятия перестали пользоваться этой ситуацией для того, чтобы задирать цены, стали сокращать издержки. И, соответственно, Банк России не только не повышал в этот период ключевую ставку, но смог ее снизить немного – на 150 базисных пунктов – на 1,5%. Хотелось бы большего, но все-таки это снижение, некая нормализация ситуации. И в целом, мы имеем в ноябре прошлого года некоторую «ямку» в ВВП – минус 0,3% к предыдущему месяцу. Практически этим история и завершилась. То есть экономика стала реагировать по-другому, стала реагировать снижением издержек, связанных, прежде всего, с приведением в соответствие динамики заработных плат к производительности труда. Мы говорили, что у нас лет 15 примерно был двукратный перекос: зарплаты росли в 2 раза быстрее, чем производительность труда. Сейчас впервые есть баланс здесь. Тот естественный выигрыш, который получили наши компании в связи с изменением курсовых соотношений, который повлиял на их общие издержки, то что мы стали гораздо аккуратнее в контроле тарифов естественных монополий. Я напомню, что на 2016 год для газа лишь 2% индексация - не только не по фактической инфляции, не только не по прогнозной, не только не по базовой, а в два раза меньше. А мы с вами помним времена, когда мы индексировали по принципу «инфляция плюс» на 10-15% и так далее. В результате издержки серьезно снизились, и наши предприятия получили дополнительный финансовый результат, дополнительную прибыль – 9 трлн. рублей в 2015 году – больше, чем в 2014 году. Огромные деньги на самом деле.

Посмотрите, что дальше произошло. Серьезно улучшилась ситуация с пассивами банковской системы. Депозиты населения выросли примерно на 26%. Банкам не нужно больше обращаться к Центральному банку для того, чтобы рефинансироваться в тяжелых внутренних условиях. У них неплохая внутренняя история. У предприятий есть средства для самофинансирования, плюс 9 трлн. рублей, у банков есть средства для того, чтобы кредитовать. И сложилась ситуация, когда есть финансовый ресурс и инвестиции для инвестиционного роста, а его, тем не менее, нет.

Спад инвестиций прошлого года меньше, чем мы ожидали, но все равно это 8%. Тут есть доля и государственных инвестиций, и компаний с государственным участием, и частного бизнеса. Значит, мы должны помочь бизнесу сделать правильный выбор в пользу инвестирования. Как он это делает? Он оценивает будущий финансовый результат. Я инвестирую для того, чтобы иметь понятный бизнес-план, понятный финансовый результат. Значит, я должен иметь спрос. И первое, и второе - я должен оценить свои риски. Вот так мы поступаем, когда речь идет о конкретных инвестиционных проектах.

Мы с прошлого года запустили механизм проектного финансирования. Почему идет плохо проектное финансирование? Потому что это проект, который на 5-7-10 лет. Залога пока нет, я еще не создал это предприятие. Банк не очень понимает насколько рисковое или не рисковое мое предприятие, поэтому мы разделили риски на 4-х. 20% риска – это заемщик, заявитель, который должен 20% финансирования своего обеспечить. Дальше - это риск банка, который дает кредит на 80%. Риск бюджета, который дает бюджетную гарантию на 25%. И это риск Центрального банка, который дает лимит рефинансирования под льготную ставку. За прошлый год у нас 42 таких проекта на сумму почти около 300 млрд. рублей.

Теперь нужно отнестись в целом к экономике как к инвестиционному проекту. У нас есть возможность разделения рисков. На одной руке - умеренная фискальная политика, на «руке» Правительства. Вот Президент сказал нам, три года мораторий на повышение фискальной нагрузки. А что мы делаем? Ищем способ, как бы обойти. Это императив такой президентский. Есть налоговая, а вот есть неналоговая, давайте здесь через администрирование. А вот мы не налоги увеличиваем, а дополнительную выручку от валютной переоценки забираем. Лукавство это. Поэтому - твердое поддержание не увеличения фискальной нагрузки во всех ее видах. И сейчас в антикризисном плане Правительства мы соответствующие меры закладываем. Это готовность, я надеюсь, Банка России тоже принять на себя часть риска через рациональную политику процентной ставки. Это готовность банков, особенно тех, которые получили в прошлом году серьезную поддержку, выдачей кредитных портфелей. И это все вместе может дать серьезный выстрел в части инвестиций.

А что важно поддерживать в этой ситуации? У нас есть программа поддержки автопрома, машиностроения транспортного, легкой промышленности, некоторых других отраслей. Это хорошие важные программы и мы сложили туда средства, в том числе средства из Антикризисного фонда, но разные отрасли по-разному отзываются на эту поддержку. Если мы с вами будем, например, стимулировать потребление в рознице, например, развивать розничное кредитование, это означает, что будет предъявлен дополнительный спрос на некоторую продукцию. Во многом мы увеличим импорт и таким образом простимулируем не экономический рост, а вычет из экономического роста. Подчас мы на грани этого действуем.

В то же время есть отрасли, которые стопроцентно, полностью работают на ВВП. Что это за отрасли? Это так называемые неторгуемые товары, услуги, стройка, например. Стройка - это очевидный пример - каждый рубль поддержки стройки - это рубль на поддержку ВВП. У нас есть очень действенная программа поддержки ипотеки, конечно же, важнейший механизм, благодаря которому мы в прошлом году не провалились. Совершенно потрясающая вещь на фоне проблем, которые у нас были: 84 млн. квадратов было в 2014 году, те же 84 млн. квадратов в абсолютно другой ситуации мы смогли сделать в 2015 году. Почему? Во многом благодаря этому механизму. Или другой пример, внутренний туризм - это переоценка денежного потока граждан с импортных услуг на приобретение российских услуг. Соответственно, поддержка внутренних авиаперелетов и так далее - это стопроцентный вклад в ВВП.

Поэтому мой второй тезис такой: тот ограниченный объем ресурсов, а он ограниченный, уже очень непростой в бюджетной ситуации, нужно таргетировать таким образом, чтобы поддерживать отрасли, которые стопроцентно или близко к тому работают на экономический рост.

Третье - внутренний рынок довольно ограничен. У нас большой внутренний рынок и тем не менее размеренный. Сейчас серьезно изменилось потребительское поведение граждан. В прошлом году, где-то с середины года граждане делали свой выбор больше в сторону сбережений - это разумное поведение - люди также как и бизнес, как и государство создают подушку безопасности, свои собственные резервные фонды, понимая, что есть риски. Возможно, мы все вместе эти риски помогаем переоценивать, создаем иногда атмосферу нервозности. Тем не менее, люди это делают. Но это означает, что возникают дополнительные ограничения по внутреннему спросу, и поэтому меры, которые направлены на субсидирование внутреннего потребления будут каждый раз требовать все больше и больше усилий, КПД будет не очень большой. Отсюда вывод: мы должны максимально поддерживать наш экспортный потенциал. Вот скажем, поддержка автопрома предполагает, что к 2020 году мы будем примерно на 25% направление производства на экспорт. Хорошая цель, но мне кажется, что нужно еще быстрее идти, «выстреливать» для поддержки экспорта, через меры. Что у нас для этого есть? Создан Российский экспортный центр, у которого одновременно есть кредитный ресурс и ресурс страхования гарантийных покрытий. Одновременно сейчас совместно с РЭЦ мы создаем торговые дома, торговые площадки в наших Торгпредствах. И в Азии, и в Европе созданы такие торговые дома. Это готовая площадка для того, чтобы бизнес мог там экспонировать свои изделия, делать презентации, заключать соглашения, работать со своими партнерами в этих странах, иметь юридическое сопровождение, информационное, логистическое и так далее.

Мы начинаем строить инвестиционные лифты, но помогать нужно тому, кто в этой помощи нуждается и может ее «переварить». Сейчас существует целый кластер средних и средне-крупных компаний несырьевого сектора, у которых есть понятная ниша на мировых рынках – она есть, она осязаема. Но надо дать им возможность подготовить свое производство предэкспортной подготовки, сократить логистические затраты и дать им возможность в странах, в которых существует рынок для их продукции, создать сервисные центры, пункты обслуживания, снабжения запчастями и так далее. Вот это то, что мы сейчас начинаем делать.

Российский фонд прямых инвестиций. Мы ему выделили специальную квоту, может не очень большую – 15 млрд. рублей, - на поддержку таких инвестиционных лифтов. Пока мы имеем не очень много заявок. Вчера рассматривали и три первых мы приняли, а значит, будем готовы рассмотреть большее количество заявок и работать с этим.

Оказывается, логистическая задача: для того, чтобы КАМАЗ во Вьетнаме продать, мы должны потратить на перевозку сейчас 5,5 тысяч долларов. И сразу теряем преимущество, которое имеем на стадии производства. Необходимо «спрямление» этих потоков – поэтому свободный порт Владивосток, банк Транссиб – снижение издержек, увеличение скорости перевозок, система упрощения таможенного администрирования, специальная субсидия на перевозку этой продукции. Тоже самое по созданию сервисов, секторов обслуживания и выдачи гарантий на них. Вот этот экспортный потенциал.

У нас есть «дорожная карта» экспорта, там написано 6% роста несырьевого экспорта в год. Это очень мало. Карта создавалась в условиях, когда рубль был переоценен, издержки были высоки. При нынешних условиях мы должны иметь гораздо больший рост экспорта. При чем, прежде всего, это высокотехнологичный экспорт, экспорт продукции с высокой степенью переработки, встраивание в глобальные цепочки добавленной стоимости. Потому что, если мы просто выходим со своим товаром на другие рынки, то это очень непростая задача: рынки поделены, ставятся различные заградительные барьеры, мы работаем через создание системы преференциальных торговых соглашений, пытаемся использовать потенциал ВТО. Но еще лучше, если наши партнеры будут делать тоже самое, если мы встроимся в единые цепочки глобальной стоимости и будем с этим работать.

Смотрите, какое изменение колоссальное. Экспорт сельского хозяйства. Мы страна - импортер продовольствия – стали страной - чистым экспортёром продовольствия. Это за несколько лет произошло. И сейчас мы должны делать следующий шаг. Мы были экспортером первого передела – зерна, прежде всего, и продуктов животноводства, сейчас второй передел. Сейчас мы открываем китайский рынок, японский, корейский для нашей мясной продукции – рынок совершенно безграничный. Удалось достичь соответствующих договоренностей. Будем поддерживать наш бизнес, чтобы выходить с продукцией более высокого передела. И так по всем направлениям.

Не буду специально говорить о малом и среднем бизнесе. Понятно, что более гибкого механизма не существует в природе.

Поэтому тот набор мер, о котором мы всегда говорили - это иная система контроля и надзора. Контроль и надзор никак не фискальный орган, задача которого собрать штрафы. Мы неоднократно эту тематику обсуждали и соответствующий пункт в Плане деятельности Правительства есть. Мы теперь переходим к контролю и надзору, как к консультирующему, который должен, прежде всего, помочь бизнесу разобраться. Многие делают ошибки просто потому, что сложные регулятивные схемы и в них без посторонней помощи не разберёшься. Поэтому должен быть консультационный надзор.

Второе – риск-ориентированный надзор. То есть мы определяем профиль риска и там, где он есть, нужны проверки, а где его нет - не нужны. Принято решение по индивидуальным предприятиям и надеюсь, что это распространится на предприятия малого бизнеса в целом: если ты в течении предшествующих трех лет не совершал принципиальных нарушений, таких как отзывы лицензий и так далее, то в планах проверок тебя быть не может. Мы хотим ввести количественное ограничение на общее число проверок, потому что плановые научились более-менее ограничивать, теперь внеплановые мы тоже должны, просто общий предел. Есть реестр полной проверочной деятельности, по этому реестру мы сможем видеть, какой орган работает в соответствии с ним и, какой орган не работает в соответствии с ним.

Этот механизм - освобождение от избыточного бремени, не только фискального, но и регулятивного, которое начинается с малого и среднего бизнеса, все-таки распространен более широко, механизм, который связывает воедино интерес МСБ и крупного бизнеса.

Мы квоты выделили по 44 и 293 законам. Это очень большие деньги. Госзаказ - 7,5 трлн. рублей - 15% квоты - это 1 трлн. с лишним. Заказ компаний с государственным участием - 23 трлн. рублей и 10% квота - это огромные деньги. Надо выстроить систему общего интереса так, чтобы компания была уверена, что поставщик даст продукцию необходимого качества, будет поддерживать его в течение времени, обеспечивая стабильность. Здесь была бы гарантия того, что будет обеспечена соответствующая квота. И это основание для того, чтобы банки кредитовали, потому что сейчас мы бьемся с банками по кредитованию МСБ, даем им соответствующую гарантию Корпорации. А наилучшей гарантией, конечно же, является обеспеченный финансовый план, у которого есть понятный результат, понятная отдача.

И, конечно же, работа с тарифами. Та ситуация, при которой издержки снижаются, должна продолжаться и дальше. Очень серьезная работа происходит в компании РЖД. Они взяли консультанта, первый этап работы - 3 месяца. Мы начали с сентября прошлого года и порядка 100 млрд. рублей снижение издержек и операционных, и capex по капитальным затратам и так далее. И это то, что позволит компаниям исполнять свои задачи по качественной и быстрой перевозке грузов, не увеличивая нагрузку на товаропроизводителей и грузоотправителей.

Я начал с того, что не хочу делать длинных докладов, но увлекся и сделал чуть длиннее, чем хотелось бы. Я полностью готов к дискуссии, вопросам, репликам, спасибо!

Россия > Госбюджет, налоги, цены > economy.gov.ru, 7 февраля 2016 > № 1640227 Алексей Улюкаев

Выступление и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел России С.В.Лаврова в ходе пресс-конференции по итогам деятельности российской дипломатии в 2015 году, Москва, 26 января 2016 года

Добрый день,

Мы проводим традиционную встречу – большую пресс-конференцию, которая посвящена итогам прошедшего года. Будем готовы ответить на ваши вопросы по текущим событиям.

Год был сложным. Он запомнится, видимо, дальнейшим усилением глобальной конкуренции за воздействие на продолжающиеся процессы перемен и формирования новой международной системы.

В этом отношении налицо было два подхода, сталкивающихся между собой: с одной стороны – это попытки затормозить объективную тенденцию формирования более справедливой полицентричной международной системы, удержать свое доминирование в мировых делах, навязать другим свою волю, а с другой – все-таки пробивалось все большее стремление направить эту конкуренцию в цивилизованное русло и поставить во главу угла совместное противодействие общим для всех вызовам.

Ситуация в мировой экономике оставалась нестабильной. Это почувствовали практически все страны, включая Российскую Федерацию. Об этом очень подробно говорил Президент Российской Федерации В.В.Путин, члены российского Правительства. Но на фоне неурядиц мировой экономики мы наблюдали попытки обеспечить свои интересы за счет других, создать замкнутые торгово-экономические союзы, раздробить глобальное экономическое пространство, т.е. присутствовал аспект деглобализации.

Продолжались интенсивные медийные кампании. Вы, наверное, лучше других о них знаете. В целом ряде случаев происходили настоящие информационные войны, в рамках которых были попытки не допустить распространения альтернативной информации или точек зрения на происходящие процессы. Порой были применены жесткие меры, связанные с прямым запретом на профессию журналиста. Вы тоже об этом знаете.

Продолжалось и усугублялось множество серьезных конфликтных ситуаций – в Сирии, Ираке, Йемене, Ливии, на Украине. В Африке многие страны остаются дестабилизированными. Все это соединялось в своего рода, я бы сказал, «кризисные ландшафты». На это наслаивались риски роста межконфессиональной напряженности и углубления межцивилизационных разломов, что крайне опасно для нашей цивилизации в целом.

Все это происходило на фоне беспрецедентного усиления террористической угрозы. ИГИЛ, провозгласившая себя государством, другие экстремистские группировки удерживали контроль над значительными территориями в Сирии и Ираке, стремились, и во многих случаях им это удавалось, закрепиться в других странах, в частности, в Ливии, Афганистане, в ряде стран «черной Африки». Все мы видели и были свидетелями жутких, бесчеловечных терактов против граждан России, государств Европы, Ближнего Востока, Африки, США, Азии, которые провоцировали массовый исход населения, в том числе на территорию Евросоюза. Как вам известно, террористы вынашивают и открыто заявляют о планах создания «халифата» от Португалии до Пакистана. Это реальная угроза не только региональной, но и всей международной безопасности.

В этих условиях Россия стремилась действовать активно, как постоянный член Совета Безопасности ООН, как одно из наиболее крупных государств с активной внешней политикой, действовала не только отстаивая свои национальные интересы, но и реализуя свою ответственность за положение дел в мире.

Ключевым направлением наших усилий стало продвижение инициативы Президента Российской Федерации В.В.Путина о формировании на основе международного права и под эгидой ООН широкой антитеррористической коалиции. Действия Воздушно-космических сил России в ответ на обращение сирийского Правительства реально помогли переломить ситуацию в этой стране, обеспечить сужение контролируемого террористами пространства. В результате заодно существенно прояснилась картина происходящего, стало видно, кто борется с террористами, а кто выступает в роли их пособников, пытаясь использовать их в своих односторонних эгоистических целях.

Наше активное участие в антитеррористической борьбе способствовало принятию целого ряда важных резолюций СБ ООН, направленных на пресечение финансирования терроризма и феномена иностранных террористов-боевиков – резолюций 2199 и 2253. Мы добиваемся добросовестного их выполнения и, что, не менее важно, честных, подробных отчетов Секретариата ООН о том, как и кто выполняет свои обязательства по этим важнейшим документам.

Ясно, что только военным путем победить терроризм невозможно. Необходимо сочетать вооруженные действия с политическими процессами по урегулированию конфликтов, с мерами по недопущению использования террористами экономической инфраструктуры, которую они захватывают, наподобие того, как это сделал ИГИЛ в Ираке и Сирии, поставляя контрабандные нефть и прочие товары в Турцию для реализации. Важно, конечно же, думать и об экономической реабилитации пострадавших стран после того, как террористическая угроза будет отведена, а также противодействовать экстремисткой идеологии.

В сентябре, когда Россия была председателем в СБ ООН, мы провели специальное заседание на уровне министров иностранных дел, посвященное комплексному анализу всех этих угроз и мер, которые необходимо принять для их преодоления в регионе Ближнего Востока и Севера Африки. Это была интересная дискуссия. Думаю, что разговор о том, как действовать не от случая к случаю, а стратегически и во всеохватывающем ключе, необходимо продолжить в СБ ООН.

Мы активнейшим образом способствовали, как в свое время способствовали проведению встречи в Женеве в 2012 г. и принятию Женевского коммюнике от 30 июня 2012 г., формированию Международной группы поддержки Сирии и запуску т.н. «Венского процесса», одобренного резолюцией 2254 СБ ООН, которую нужно неукоснительно выполнять. Уверен, что вы меня еще спросите о подробностях этого процесса. Буду готов прокомментировать поподробнее.

Президент Российской Федерации В.В.Путин неоднократно говорил, что нахождение развязок самых сложных проблем возможно только при опоре на международное право, при уважении культурно-цивилизационного многообразия современного мира, права народов самим определять свою судьбу.

Исходим из того, что вообще в ХХI веке многостороннее сотрудничество может строиться исключительно на основе подлинного равноправия, взаимного учета интересов, совместной работы в интересах реализации общих целей. Именно так осуществляется деятельность интеграционных структур на постсоветском пространстве, включая Организацию договора коллективной безопасности (ОДКБ), Евразийский экономический союз (ЕАЭС), Содружество независимых государств (СНГ). На этих же принципах работают и такие перспективные форматы, как БРИКС и Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), саммиты которых состоялись в июле прошлого года в Уфе.

При этом, работая над интеграционными процессами на постсоветском пространстве, мы их не противопоставляем иным интеграционным усилиям, о чем громогласно и многократно говорило российское руководство. Мы готовы работать над гармонизацией интеграционных процессов и выстраиванием мостов, в частности между Европой, Евразией, Азиатско-Тихоокеанским регионом (АТР). В истекшем году было заключено важное соглашение о свободной торговле между ЕАЭС и Вьетнамом, целый ряд государств (их десятки) проявляют интерес к подписанию аналогичных документов. Достигнута принципиальная договоренность о работе над сопряжением деятельности ЕАЭС и китайского проекта Экономического пояса «Шелкового пути», что предоставляет очень широкие возможности для объединения усилий.

Помимо поступательного развития наших отношений стратегического партнерства и всестороннего взаимодействия с КНР, мы укрепляли стратегическое партнерство с Индией, Вьетнамом, другими государствами Азиатско-Тихоокеанского региона, активно участвовали в деятельности многосторонних механизмов в АТР.

Дополнительные перспективы для сотрудничества открываются в связи с инициативой Президента Российской Федерации В.В.Путина о начале вместе с нашими партнерами по ЕАЭС консультаций с членами ШОС и Ассоциации стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) по вопросу о формировании возможного экономического партнерства. Эти вопросы будут в повестке дня предстоящего в мае в Сочи саммита Россия-АСЕАН, который будет посвящен двадцатилетию наших отношений с Ассоциацией государств Юго-Восточной Азии.

Набирало обороты сотрудничество со странами Латинской Америки и Карибского бассейна, Африки, с теми объединениями и региональными структурами, которые действуют на этих континентах. Отмечу, в частности, традиционные и тесные контакты с Африканским союзом, Лигой арабских государств (ЛАГ), Организацией исламского сотрудничества (ОИС), Сообществом стран Латинской Америки и Карибского Бассейна (СЕЛАК).

Руководствуясь принципами баланса интересов, верховенства международного права и центральной роли ООН, российская дипломатия способствовала успеху коллективных усилий на целом ряде важнейших направлений международной повестки дня.

Отмечу завершение в прошлом году процесса ликвидации сирийского военно-химического потенциала, договоренность по урегулированию ситуации вокруг иранской ядерной программы. Несколько дней назад прекратили действие положения т.н. санкционных резолюций СБ ООН и Совета управляющих МАГАТЭ в отношении Ирана, тем самым началась практическая реализация Совместной всеобъемлющей программы действий, которая обеспечит гарантии исключительно мирного характера иранской ядерной программы, осуществляемой в полном соответствии с Договором о нераспространении и правилами МАГАТЭ о мирном использовании ядерной энергии. Это крупный шаг на пути окончательной полной нормализации ситуации вокруг Ирана. Мы активно это поддерживаем, как и любые шаги по устранению искусственных препятствий для международного общения и участия любого государства в международной жизни.

Считаю огромным достижением прошлого года Минские договоренности от 12 февраля 2015 г. Весь последующий период мы настойчиво добивались урегулирования конфликта на Украине на основе выполнения именно тех обязательств, которые содержатся в этом Комплексе мер. Как вам известно, не все договоренности были выполнены, я бы даже сказал, далеко не все, прежде всего те, которые касаются обязательств Киева по налаживанию прямого диалога с Донецком и Луганском для решений политических аспектов украинского кризиса. Поэтому было решено продолжить эту работу в 2016 году. Но задачи остаются неизменными, все они закреплены недвусмысленно в Минских документах. Мы будем требовать их неукоснительного исполнения в соответствии с теми дополнительными договоренностями и усилиями, которые предпринимались, в частности в рамках встреч лидеров стран «нормандской четверки». В целом мы будем по-прежнему привержены всеобъемлющему и исключительно мирному решению внутриукраинского кризиса, продолжим способствовать тому, чтобы украинцы восстановили национальное согласие и вернулись на путь нормального устойчивого развития.

Наш последовательный курс наряду с накоплением известных издержек конфронтационной политики некоторых наших партнеров, расширением проблем в мировых делах способствовал, по-моему, в истекшем году росту понимания всеми участниками международного общения безальтернативности широкого сотрудничества для совместного поиска выхода из кризисных ситуаций. Но процесс развивается не быстро и не просто. Продолжается инерция попыток сдерживать Россию, хотя эта линия давно должна была быть сдана в архив истории, продолжаются попытки извлекать односторонние выгоды и даже наказывать нас за самостоятельную внешнюю политику.

Конечно же, мы учитываем и будем учитывать это в наших действиях. Это не наш выбор. Мы готовы к самому тесному и конструктивному сотрудничеству и с западными партнерами, включая Европу, США, открыты для поступательного развития сотрудничества с ними. Но только и исключительно на равноправной взаимовыгодной основе при невмешательстве во внутренние дела друг друга и уважении принципиальных интересов каждой стороны.

Наши западные коллеги иногда запальчиво говорят, что с Россией больше бизнеса «как обычно» не будет. Убежден, что это именно так, и здесь мы с ними сходимся: больше не будет бизнеса «как обычно», когда нам пытались навязывать договоренности, которые учитывают, прежде всего, интересы либо Евросоюза, либо США, и убеждали нас в том, что это не нанесет ущерба нашим интересам. Эта история закончена. Начинается история, которая может развиваться только на основе равноправия и всех других принципов международного права.

Пока же мы отмечаем продолжение весьма неконструктивной и опасной линии в отношении России, как я уже сказал, включая укрепление военного потенциала НАТО вблизи наших границ, создание европейского и азиатского сегментов глобальной ПРО США, к работе над которыми подтягиваются европейские страны и страны Северо-Восточной Азии. Мы считаем такие действия дестабилизирующими, недальновидными. К сожалению, попытки переосмыслить эту ситуацию предпринимаются, но с не очень впечатляющим успехом. Например, в ОБСЕ год назад была создана «группа мудрецов», которая предположительно должна была согласовать рекомендации о том, как возродить дух Хельсинкского Заключительного акта, вернуться к принципам равной и неделимой безопасности. К сожалению, ничего из этого не получилось. Западные эксперты «гнули» официальную линию своих правительств на сдерживание России, поэтому наш эксперт был вынужден дистанцироваться от этого документа. Из хорошей затеи, в общем-то, ничего толкового не получилось. Тем не менее, рассчитываем, что ОБСЕ - все-таки не совсем потерянная Организация: она активно работает на Украине, обрела «второе дыхание», у нее есть шансы отвечать тому предназначению, которое было заложено при ее создании. Мы надеемся, что поиск подлинно коллективных, равноправных подходов к претворению в жизнь идеалов общеевропейской безопасности все-таки начнется.

В рамках нашей внешнеполитической дипломатической деятельности неизбежно приоритетное место занимают задачи укрепления международного гуманитарного присутствия России, поддержки российских соотечественников, которые оказались за рубежом или находятся там с туристическими или иными целями. Особое внимание мы уделяли диалогу с неправительственными организациями, академическими кругами, российским бизнесом, в целом гражданским обществом, взаимодействию со средствами массовой информации. Вчера я видел статистику: мы (МИД России), вроде, по-прежнему на втором месте по медийной активности и открытости, т.е. есть над чем работать. Рассчитываю, что сегодняшняя пресс-конференция поможет нам двигаться вперед в том, что касается медийной открытости.

Готов ответить на ваши вопросы.

Вопрос: Американский стратегический центр «Стратфор» опубликовал традиционный ежегодный доклад по итогам ушедшего 2015 года, в котором также был дан прогноз на 2016 год. Эксперты считают, что текущий год будет непростым для большинства стран мира. Какие Вы видите главные вызовы для России и мира в начавшемся 2016 году?

С.В.Лавров: Если говорить наиболее обобщенно, то, конечно, главный вызов – это задача по созданию справедливой демократичной международной системы. Мы в одиночку этого сделать не можем, это объективный процесс. Появились новые центры экономического роста, финансового и политического влияния. Международная система должна адаптироваться к тому, что реально происходит в жизни. Это предполагает реформу институтов, как тех, которые занимаются международной финансовой и валютной системами, международной экономикой, так и занимающихся мировой политикой - я имею в виду ООН и ее Совет Безопасности. Но самое главное - не просто отразить объективные процессы в структуре тех или иных международных организаций, а вести дела в мире сообразно новой обстановке, что означает выработку таких решений, которые будут поддерживаться всеми ключевыми странами.

Хорошие примеры – урегулирование ситуации вокруг иранской ядерной программы, химическое разоружение Сирии, создание Международной группы поддержки Сирии, за что мы бились очень долго и упорно, поскольку целый ряд государств, напрямую вовлеченных в сирийский конфликт, отказывались приглашать за один стол переговоров, например Иран, исключительно по идеологическим соображениям. Большое достижение в том, что вместе с США (отдам должное Госсекретарю США Дж.Керри и его позиции) удалось все-таки настоять на формировании подлинно представительной группы.

Таким образом нужно действовать и во всех других ситуациях. Если мы будем обеспечивать инклюзивность во всех процессах, когда все влияющие на ситуацию игроки не будут изолироваться, а будут приглашаться за стол переговоров, это и будет отражением тенденции современного мира, отражением необходимости учитывать новые реалии в мире, в мировой политике и экономике.

Наверное, в этом ключ к любому конфликту, к любой ситуации, которую предстоит «разруливать», будь-то Украина, сохраняющиеся задачи по сирийскому урегулированию, конфликты в Африке, отношения между палестинцами и израильтянами, о которых ни в коем случае нельзя забывать. Этот принцип абсолютно востребован при решении главной на сегодняшний день задачи – борьбе с терроризмом. Когда пытаются коллективность этой борьбы обусловливать не относящимися к делу вещами (например, «вы согласитесь на смену режима в Сирии, тогда мы начнем бороться с терроризмом по-настоящему, коллективно и координировать свои действия»), я считаю это большой ошибкой тех политиков, которые такую позицию занимают.

Еще один аспект, который является вызовом для мировой политики, – это договороспособность наших партнеров, всех, кто подписывает какие-либо соглашения. В целом ряде случаев это проблема. Мы неоднократно наблюдали аналогичную проблему в процессе усилий по сирийскому урегулированию, когда Женевское коммюнике отказывались выполнять только потому, что туда не удалось вписать требования об отставке Президента Сирии Б.Асада и угрозы санкций, если Б.Асад не уйдет. В итоге более чем через год наше предложение все-таки прошло, и этот документ был одобрен в СБ ООН. Потом долгое время мы не могли возобновить переговоры, хотя об этом и договаривались, потому что, как я уже говорил, кто-то не хотел садиться за один стол с кем-то.

Такие капризы в современной политике не допустимы и весьма опасны. Есть главные, генерические вещи, которые являются вызовом для нас в работе над формированием новой международной системы, которая будет опираться на Устав ООН и существенным образом будет дополнена на основе тех же принципов Устава, который, между прочим, является очень гибким документом, и менять его нет никакой необходимости. Если мы сможем обеспечить эту системность в работе всех ключевых игроков в «Группе 20», говоря о мировой экономике и мировых финансовой и валютной системах, а также в СБ ООН, в МГПС, в тех структурах, которые занимаются решением конфликтов в Йемене, Афганистане, в палестино-израильском урегулировании, в самых разных частях Африки, то тогда это, безусловно, поможет продвижению вперед.

Вопрос: В течение последних трех лет отношения с Канадой были весьма прохладными. Как Вы считаете, могут ли отношения улучшиться с приходом к власти в Канаде нового правительства? Видите ли Вы для этого какие-либо сигналы?

С.В.Лавров: Мы заинтересованы в хороших отношениях со всеми странами. Когда мы говорим, что готовы и открыты к сотрудничеству с Западом, включая Европу и Северную Америку, конечно, мы имеем в виду и Канаду. У нас очень добрые давние отношения. Канада – влиятельный, уважаемый участник международных отношений. У нас во многом общие задачи, совпадающие интересы в том, что касается освоения Арктики и вообще сотрудничества в северных широтах, хороший опыт практического сотрудничества в целом ряде областей: в экономике, торговле, в северных широтах. В наших отношениях периодически были взлеты и падения, но в итоге каждый раз все-таки здравый смысл брал верх. Такие падения мы наблюдали в период правительства С.Харпера.

Я считаю, что последние два года были вообще периодом утерянных возможностей в отношениях с Канадой, когда предыдущее правительство вдруг взяло резко русофобскую линию, свернуло двусторонние связи, ввело санкции против российских физических и юридических лиц, приостановило сотрудничество Межправительственной комиссии по торгово-экономическим вопросам.

Естественно, мы должны были принять ответные меры. Вы знаете об известном Указе Президента России В.В.Путина по вопросам ограничения импорта продовольственных товаров. Никому это на пользу не пошло. Нас удивило полное отсутствие какого-либо прагматизма в тех импульсивных действиях, которые предпринимало предыдущее правительство, взяв курс, насколько можно было понять, на абсолютно слепое следование требованиям оголтелых представителей украинской диаспоры в Канаде, просто игнорируя свои национальные интересы.

То, что в октябре 2015 г. на выборах победила Либеральная партия во главе с Д.Трюдо, - это конечно, важное событие, прежде всего для канадцев, для событий вашей внутриполитической жизни. Но, учитывая те комментарии, которые делает Д.Трюдо и его коллеги по внешней политике, можно рассчитывать, что появляются возможности выправить наши двусторонние отношения, которые были абсолютно искусственно и бессмысленно осложнены. Повторю, предвыборная риторика и риторика нового правительства после выборов указывают, что они готовы возобновить диалог по международным проблемам и восстанавливать двустороннее сотрудничество.

В ноябре на полях саммита «Группы 20» состоялась беседа Президента России В.В.Путина с новым Премьер-министром Канады Д.Трюдо. С обеих сторон было выражено желание, готовность и заинтересованность в нормализации отношений. Исходим из того, что практические шаги за нашими канадскими партнерами, которые вызвались и заявили о своем намерении исправлять ошибки своих предшественников. Будем ждать. Мы к таким позитивным переменам всегда готовы.

Вопрос: Хотел бы задать вопрос по отношениям между Россией и Германией, которые в последнее время, к сожалению, дали заметную трещину. Считаете ли Вы, что эти отношения зашли в тупик, находятся в кризисе? Что Вы ожидаете от германских партнеров, чтобы их улучшить? Ни для кого не секрет, что, говоря о Германии, мы часто говорим о Европейском Союзе, говоря об отношениях между Россией и Германией, мы говорим об отношениях между Россией и Европейским Союзом, считая Германию локомотивом Европы. Я задаю этот вопрос в преддверии визита в Россию в ближайшие дни одного из немецкий ведущих политиков Х.Зеехофера и его встречи с Президентом России В.В.Путиным.

С.В.Лавров: Я бы не стал характеризовать отношения между Россией и Германией как находящиеся в кризисе, а тем более в тупике. У нас идет весьма интенсивный диалог на высшем уровне между Президентом России В.В.Путиным и Канцлером Германии А.Меркель, на уровне министров иностранных дел, других министров. Деятельность целого ряда механизмов, которые помогают нам двигаться вперед, была осложнена, но не остановлена, прежде всего, благодаря позиции германского бизнеса, который активным образом продолжает деятельность по укреплению связей со своими российскими партнерами. Я слышал, что несколько десятков, а может сотен германских компаний приостановили свою деятельность в России, но все равно их количество здесь исчисляется тысячами. За последние два года я минимум два, а может и три раза встречался с капитанами германского бизнеса - один раз в Москве, другой - в Мюнхене, где мы с вице-канцлером З.Габриэлем проводили совместный диалог с бизнесменами Германии и России. Я вижу, насколько прагматично и здраво германские предприниматели оценивают ситуацию.

Если мы будем прагматичны и будем думать о своих национальных интересах, которые не нарушают какие-либо международные обязательства, то позитивный результат всегда достижим. Один из примеров – начавшаяся активная работа по проектированию и сооружению газопровода «Северный поток-2». Этот проект абсолютно экономический, коммерческий, он выгоден Германии, всей Европе и России. То, что этот проект подвергают такой идеологической критике и призывают не сотрудничать с Россией, потому что это будет во вред Украине (хотя мы все знаем, почему потребовалась работа, нацеленная на то, чтобы не зависеть от транзита через Украину), является попыткой затруднить, осложнить наши отношения извне, со стороны, взывая к некой атлантической, евросоюзовской «солидарности». Мне хотелось, чтобы не только в этом, но и во всех других случаях Германия, как, собственно, и Европа, да и любая другая страна, принимали решения вне зависимости от того, какой чиновник из одной или другой соседней или далеко расположенной страны приезжал и советовал, что делать, а в зависимости от четкого понимания своих национальных интересов.

Мы видим, насколько сложно сейчас формируется единая линия ЕС не только по миграции, но и целому ряду других вопросов. Мы видим, насколько важна роль Германии в качестве ведущей страны, локомотива Евросоюза, насколько Германия стремится максимально учитывать интересы всех стран ЕС. Делать это становится все сложнее и сложнее. Мы не заинтересованы в том, чтобы ЕС ослабевал, чтобы в нем тем более появлялись какие-то трещины, чтобы он раскалывался. Мы заинтересованы в едином, сильном Европейском Союзе, с которым комфортно работать в экономике и по всем другим вопросам. Но мы не можем не видеть происходящего. Мы видим и ценим усилия Германии, направленные на то, чтобы существующее внутри ЕС, я бы сказал, активно-агрессивное меньшинство по целому ряду вопросов и не только отношений с Россией, но и по многим вопросам внутреннего устройства ЕС, все-таки умеряло бы свои аппетиты и амбиции и следовало бы неким общим правилам, которые как в ЕС, так и в любой другой нормальной равноправной организации могут быть только консенсусными. Мы желаем Германии успехов и в том, чтобы справиться с тяжелейшими проблемами, вызванными мигрантами. Надеюсь, что эти проблемы не будут «заметать под ковер», не будет повторения случаев, как с нашей девочкой Лизой, когда новость о том, что она исчезла, по каким-то причинам очень долго скрывалась. Сейчас, по крайней мере, мы работаем с ее адвокатом, который работает с ее семьей, с нашим Посольством. Ясно, что девочка абсолютно точно не добровольно исчезала на 30 часов. Здесь должна восторжествовать правда и справедливость.

Очень надеюсь, что эти миграционные проблемы не будут вести к попытке политкорректно «залакировать» действительность в каких-то внутриполитических целях - это было бы неправильно. Проблемы нужно честно излагать, признаваться в них своим избирателям и предлагать открытые и понятные пути их решения.

Мы искренне заинтересованы в том, чтобы этот очень непростой период в Германии прошел без существенных потерь, чтобы были найдены решения по проблеме миграции, как внутри страны, так и внутри ЕС, по всем другим вопросам, которые предстоит в ЕС рассматривать в ближайшее время, включая то, как отразится на будущем этой структуры известный референдум в Великобритании, а также референдум в Нидерландах по поводу соглашения об ассоциации с Украиной. Это все серьезные вызовы Евросоюзу. Те, кто заинтересован, чтобы эта структура сохранялась в качестве единой, эффективной, а только в таком случае она может быть комфортным партнером для России и всех других, конечно, должны желать ЕС найти соответствующие решения, которые обеспечивали бы тот самый консенсус, опирались бы на тот самый принцип солидарности, но желательно не принимались бы за счет каких-то третьих стран, чтобы они были основаны на балансе национальных интересов стран ЕС, а не на позициях «троянских лошадок».

Вопрос: Вчера спецпосланник Генсекретаря ООН по Сирии С.де Мистура объявил дату начала межсирийских переговоров, однако, сохранил интригу относительно состава делегации оппозиционеров. Не могли бы Вы пролить свет на этот вопрос, а также прокомментировать публикации о том, что Россия и США якобы достигли компромисса по этому поводу? Означает ли это, что Россия могла согласиться на участие в переговорах таких групп, как «Армия Ислама» и «Ахрар аш-Шам»? На какие уступки мог пойти Вашингтон в этом случае?

С.В.Лавров: Россия и США не имели никакого мандата на формирование делегации оппозиции. Этот мандат был вручен ООН в лице Генерального секретаря и его спецпосланника по Сирии С.де Мистуры. Резолюция 2254 четко говорит о том, что именно он должен рассылать приглашения сирийским оппозиционерам, исходя из состава участников тех встреч, которые состоялись в Каире, Москве, в других точках и совсем недавно в Эр-Рияде. С.де Мистура советовался со странами, входящими в Международную группу поддержки Сирии, в том числе с Россией. Мы изложили ему нашу абсолютно очевидную точку зрения, которая заключается в том, что все, кто участвовал во встречах сирийской оппозиции в различных столицах и городах, должны быть приглашены. Он столкнулся с серьезной проблемой, потому что некоторые участники Международной группы поддержки Сирии, как я понимаю, настаивают на том, что только те, кто встречался в декабре 2015 г. в Эр-Рияде, достойны представлять сирийскую оппозицию, а всех остальных необходимо оставить «за бортом». Это очевидно грубое нарушение резолюции 2254, и это позиция России, США и ООН, которые, как вы знаете, являются сопредседателями Международной группы поддержки Сирии. Я исключаю, что С.де Мистура мог поддаться на такой откровенный шантаж. Он подтвердил, в том числе в ходе вчерашней пресс-конференции в Женеве, что круг приглашенных будет широким. По идее, он должен быть инклюзивным, как записано в резолюции, то есть представлять собой максимально широкий спектр оппозиционных структур.

В последнее время мы слышим сомнения одного члена Международной группы поддержки Сирии в отношении того, приглашать ли сирийских курдов, а именно Партию демократического союза. Исхожу из того, что без этого участника переговоры не могут принести результат, который мы хотим, а именно окончательное политическое урегулирование в Сирии. Сирийские курды составляют примерно 15% населения и занимают значительную, причем ключевую часть территории. Знаете, какой аргумент был выдвинут против их участия? Зачем их приглашать, если они не борются против Б.Асада? Такого критерия – приглашать на переговоры только тех, кто борется с Б.Асадом – никогда не было. Переговоры в конечном итоге должны быть о прекращении огня, о решимости и повышении эффективности борьбы с терроризмом, а также о политических реформах в Сирии. Как можно вести речь о политических реформах в стране (кстати, те, кто продвигают такую достаточно одностороннюю повестку дня в сирийском урегулировании, на первое место ставят не борьбу с терроризмом, а политические реформы), игнорируя ведущую курдскую партию – достаточно мощную силу, которая активно противостоит терроризму «на земле», той же самой ИГИЛ.

Неприглашение этой группы будет серьезнейшей ошибкой. Повторю, мы не будем накладывать никакого вето – это право С.де Мистуры. Он должен осознать свою ответственность, не должен прятаться за Россию и США и «идти на поводу» у тех, кто, в отличие от нас, пытается привнести инструмент вето в деятельность Международной группы поддержки Сирии. Рассчитываем, что Генеральный секретарь ООН вместе с С.де Мистурой в полной мере осознают свою ответственность и поймут недопустимость подыгрывать, как я понимаю, одному единственному члену Международной группы поддержки Сирии, который решил оставить курдов за рамками переговорного процесса.

Вопрос: Более полутора лет курды усиленно воюют против «Исламского государства» и других террористических группировок в Сирии и Ираке. Многие страны помогали им в этой борьбе. Как Россия помогала курдам в противостоянии ИГИЛ? Будет ли Россия увеличивать свою помощь? Какую роль курды занимают в российской стратегии?

С.В.Лавров: Безусловно, мы рассматриваем курдов как важный народ, который исторически проживает на территории многих государств региона, включая Ирак, Сирию, Иран, Турцию. Курды сейчас являются весьма эффективным отрядом в борьбе с ИГИЛ. Мы поддерживаем борьбу сирийского и иракского правительств против терроризма и начали делать это задолго до того, как в августе 2014 г. была сформирована т.н. «коалиция» во главе с США. Практически с самого начала появления этой террористической угрозы мы учитывали это в поставках вооружений в Сирию и Ирак. Осознавая, что в Ираке с «Исламским государством» борются правительственная армия и курдское ополчение, мы учитывали потребности курдов в поставках наших вооружений в Ирак, но они осуществлялись через центральное правительство, через Багдад. Мы в полной мере уважаем суверенитет и территориальную целостность Ирака, знаем о процессах, которые идут в отношениях между Багдадом и Эрбилем, арабами и курдами, суннитами и шиитами в Ираке, знаем о некоторых высказываемых теориях в пользу того, чтобы раздробить Ирак. Аналогичные теории есть по Сирии, Афганистану, и мы знаем, кто это продвигает, в их числе и соседние страны, у которых давным-давно выработана идеосинкразия в отношении курдов. Это очень опасно, и мы будем противостоять таким тенденциям. Вся наша помощь, идущая и доходящая, в том числе до курдов, направляется через центральное правительство.

Вместе с тем мы знаем, что ряд стран, прежде всего западных, помогают курдам напрямую. Как я понимаю, делается это в отсутствие возражений Багдада. Германия, в частности, оказывает помощь иракским курдам прямыми поставками. Партия демократического союза С.Муслима (сирийские курды) является союзником США, которые вооружают их напрямую, а американские инструкторы помогают курдам повышать свою боеспособность. Эту партию, которая реально борется с ИГИЛ, является союзником США, и боевиков которой Вашингтон поддерживает, пытаются не пустить на межсирийские переговоры. В данной ситуации, во-первых, это наша общая проблема, потому что это не то, что несправедливо, но вредно и контрпродуктивно, а во-вторых, это, конечно, проблема США, потому что, как я сказал, именно эту группу они считают одним из наиболее эффективных и близких союзников в борьбе с терроризмом. Надеюсь, что Вашингтон это так не оставит.

Вопрос: Заявлениями Пхеньяна об испытаниях водородной бомбы были обеспокоены как в регионе, так и во всем мире. Вопрос об опасности растущей ядерной угрозы на Корейском полуострове еще раз вышел на первый план. Возможно ли в будущем решение ядерной проблемы для КНДР по примеру Ирана? Какие трудности соответствующим сторонам нужно преодолеть в первую очередь?

С.В.Лавров: Я рассчитываю на возможность решения ядерной проблемы Корейского полуострова – мы называем ее не ядерной проблемой КНДР, а ядерной проблемой Корейского полуострова. Задача не в том, чтобы ядерного оружия не было у КНДР, а в том, чтобы на Корейском полуострове вообще ни у кого не было ядерного оружия – ни у Северной, ни у Южной Кореи, ни у США, которые не должны вновь завозить туда элементы своего ядерного арсенала.

Мы выступили с соответствующим заявлением после очередного проведенного Северной Кореей ядерного испытания, которое нарушает резолюцию СБ ООН. Сейчас мы консультируемся с США, нашими китайскими друзьями, представителями Республики Корея и Японии по поводу того, что это было. Мы не уверены, что это было испытание водородной бомбы, поскольку, если бы это было так, то означало бы, среди прочего, что резолюции СБ ООН, которые ввели жесткие ограничения на поставку в КНДР любых материалов, касающихся ядерной программы, неэффективны, и что дополнительные материалы и технологии, без которых нельзя создать и испытать такую бомбу, попадают в страну. Если же это было очередное испытание (подобное двум или трем предыдущим) обычного ядерного устройства, то это означало бы, что наши ограничения работают.

Я ухожу в сторону от того, насколько в принципе неприемлемо распространение ядерных технологий. Повторю, здесь важно иметь в виду следующий фактор: работают ли решения СБ ООН, которые были нацелены на недопущение дальнейшего прогрессивного развития ядерной военной программы Северной Кореи. В контактах с нашими коллегами, включая китайских, мы активно прорабатываем этот аспект ситуации. В политическом плане, безусловно, единственный путь – возобновлять шестисторонние переговоры. Попытки это сделать предпринимались последние года три, когда западные участники «шестисторонки», прежде всего, США, Япония и Корея отказывались от каких-либо гибких подходов и в бескомпромиссной форме настаивали на том, что КНДР сначала должна отказаться от своей ядерной программы, а потом с ней будут разговаривать. Наверное, это было бы самым простым и устраивающим всех решением, но это нереалистично.

Позиция России и Китая заключается в необходимости возобновления шестисторонних переговоров. Мы слышали предложение Южной Кореи о том, чтобы сначала собраться в формате «шесть минус один», то есть без Северной Кореи. Не думаю, что это хорошая идея, потому что это опять будет означать, что мы пытаемся кого-то изолировать. Когда т.н. международное сообщество в лице наших западных партнеров изолировало Иран, ничего хорошего не происходило – страна нарастила свою ядерную программу колоссальными темпами. С 2004 г., когда все это поддавалось несложному решению, и у Ирана было два десятка центрифуг, наши западные партнеры уперлись в принцип – ИРИ должна была от них отказаться, и после этого с ней бы начали разговаривать. В итоге стали разговаривать, когда эти центрифуги исчислялись тысячами. Все потому, что поначалу вместо переговоров Иран пытались изолировать. Нельзя повторять эту ошибку в отношении Корейского полуострова.

Вопрос: В пятницу Россия закрыла российско-норвежскую границу из-за беженцев, которых Норвегия попробовала отправить обратно в Российскую Федерацию. Сейчас по этому вопросу идут переговоры между двумя странами. Как можно решить данный вопрос, чтобы Россия приняла беженцев, которых она, в принципе, согласна принять?

С.В.Лавров: Знаю о причинах этой проблемы. Деталями не владею, но суть заключается в том, что речь идет о людях, которые приехали в Россию с целью работы в стране или посещения родственников. В анкетах не было указано, что цель посещения России – транзит в Норвегию. То есть, они заранее изложили ложные сведения о целях своего приезда в Российскую Федерацию. Таких людей мы не хотим принимать обратно – они нарушили наши законы.

Мы договорились с соответствующими властями Норвегии о том, что возьмем паузу и выработаем алгоритм для решения этой проблемы в интересах как России, так и Норвегии. Есть Соглашение о реадмиссии между Россией и Норвегией, и наша ФМС обсуждает со своими норвежским коллегами возможность быстро составить дополнение к данному Соглашению, которое будет решать в практическом плане проблемы, возникающие из-за таких недобросовестных путешественников.

Вопрос: Каковы перспективы развития российско-болгарских торгово-экономических отношений. Есть ли возможность сбалансировать двусторонний товарообмен в области машиностроения, пищевой промышленности, аграрного сектора, судостроения? Большой осадок оставил проект «Южный поток», а также Совет экономической взаимопомощи (СЭВ). Болгария и СССР работали во всех этих направлениях. Может ли Россия предоставить больше бюджетных мест для обучения болгар, поскольку поколение 90-х и 2000-х годов уже не будет знать свою историю? В Болгарии существует обеспокоенность по поводу наращивания присутствия вооружений стран НАТО, в том числе танков «Абрамс». Как говорят в России «зачем попу наган, если он не хулиган?».

С.В.Лавров: По-моему, не «зачем», и не наган, а баян! Вопрос эмоциональный. Я понимаю эти эмоции и во многом их разделяю. Считаю, что Россия и Болгария настолько тесно связаны исторически, культурно, духовно, просто по-человечески, что, конечно же обидно, мягко говоря, когда некоторые политики в угоду своим сиюминутным конъюнктурным целям в рамках ближайших электоральных циклов готовы все это разрушить и принести в жертву своим устремлениям, которые очень часто даже не являются их устремлениями, а продиктованы извне.

Россия никогда не была инициатором сокращения торгово-экономического и любого другого сотрудничества с Болгарией. Никогда. Это касалось проекта «Бургас-Александрополис», из которого Болгария вышла в одностороннем порядке еще в 2013 году, АЭС «Белене», «Южного потока». «Южный поток», как признал премьер-министр Б.Борисов, не дал строить Евросоюз, а именно Брюссель. Я хочу все-таки видеть разницу между Евросоюзом и Брюсселем. Есть Еврокомиссия, которая состоит из комиссаров и комиссарш, - это такая структура, которая как любая бюрократическая структура, хочет себя воспроизводить, хочет утверждать себя. Очень часто мы наблюдаем, как страны-члены начинают выражать все больше и больше недовольства теми шагами, которые принимает Еврокомиссия без согласования со странами-участницами. Так, кстати сказать, было в сентябре 2014 года, когда вводился первый большой блок санкций, когда Еврокомиссия сделала это, не выполнив договоренности глав государств и правительств. Целый ряд руководителей стран ЕС написали соответствующие гневные письма в Брюссель. Не знаю, поможет ли это или нет. Но проблема брюссельской бюрократии возникает все чаще в дискуссиях, в том числе, кстати, и в отношении того, как Германия себя чувствует в Европейском союзе.

Мы не могли ждать перемен в настроении Брюсселя в отношении «Южного потока» и стали искать альтернативу, потому что Европе нужен российский газ. Украинский транзит не надежен, в этом вы можете убеждаться ежедневно. Наши украинские соседи каждый день делают какие-то заявления: то, что они в десять раз повысят цену на транзит, хотя она обозначена в контракте, и так далее. Поэтому необходимость прямого выхода в ЕС российского газа - это данность, которая всеми разделяется. Был найден вариант «Северного потока - 2», хотя это мог вполне быть «Южный поток», если бы Еврокомиссия немножко думала не о геополитических играх, а о том, как сделать свою работу честно и надежнее обеспечить энергобезопасность ЕС.

Вы вспомнили о временах Совета экономической взаимопомощи, но это была другая история, другая эпоха. Сейчас мы, конечно же, ведем речь, что проекты должны быть взаимовыгодными, окупаемыми, рыночными, государственная поддержка тоже должна быть в формах, которые акцептованы сегодня в мировых экономических отношениях. Есть возможности оказывать такую поддержку, в том числе через Международный инвестиционный банк, который сохранился, и в котором участвуют наши страны наряду с другими странами Восточной Европы.

Насчет образования. «Эразмус-Мундус» и Болонский процесс - наверное, здесь необходимо двигаться навстречу друг другу. Россия и наши ведущие университеты присоединяются к Болонскому процессу, и одновременно мы расширяем в меру возможностей число студентов, которые приезжают к нам по государственным стипендиям. Кстати, большое число приезжают учиться на коммерческой основе, за свой счет. Это тоже показатель того, что наше образование пользуется хорошей репутацией, и оно востребовано в мире. Приезжают не только из стран, которые традиционно обучали своих студентов в России и в СССР, не только из развивающихся стран и стран Восточной Европы, но и стран традиционного Запада.

Мы готовы будем расширять количество стипендий, которые мы предоставляем Болгарии, если такая заинтересованность будет проявлена, и если Болгария будет самостоятельно определять свою линию в этом вопросе.

Насчет того, что Россия должна что-то сделать, чтобы Болгария не забыла нашу совместную историю, мне кажется, что это и болгарская история. В том числе и болгары должны думать, чтобы не забывать эту историю, не забывать, кто помогал сбросить Османское иго, кто помогал в других тяжелейших ситуациях. Уверен, что в Болгарии есть политики, общественные деятели (по крайней мере, когда я был в Софии некоторое время назад, я встречался с общественностью и видел этих людей), люди, которые не хотят и не позволят, чтобы эту историю переписали по примеру того, как это делается отдельными персонажами в некоторых других странах, в частности, в нашей любимой братской Украине.

И последнее. Вы упомянули о НАТО и размещении военной инфраструктуры Североатлантического альянса вблизи наших границ, в том числе в Болгарии. И нас это тоже тревожит. Видел недавно статистику, что в бюджетном запросе Пентагона на 2017 финансовый год (должны представить его в следующем месяце в Конгресс) на операции в Европе необходимо вместо нынешних 790 млн. долл. около 4 млрд. долл. - это более чем четырехкратный рост. Цель – создание складов передового базирования техники, оборудования, ротация на постоянной основе американских военнослужащих. Это подтвердил Министр оборы США Э.Картер, выступая в Давосе.

Болгария – член НАТО, поэтому, конечно, вы должны следовать дисциплине, но, напомню, что решения в Североатлантическом альянсе принимаются консенсусом. Если сложить голоса моих коллег, официальных представителей своих стран, которые высказывают озабоченности тем, что НАТО опять начинает действовать на основе образа врага, то получится достаточно серьезная группа. Но почему-то, когда они приезжают в Брюссель и голосуют по тем или иным вопросам, они следуют блоковой дисциплине, а не своим национальным интересам.

Наш Президент В.В.Путин недавно сказал, кто определяет блоковую дисциплину. Проблема не в том, что это натовские идеи и попытки навязывать всем и вся свою волю (Европа – член НАТО), но проблема в том, что решения в НАТО принимают США, а Европа просто «берет под козырек».

Вопрос: Еще один эмоциональный вопрос. Как российская дипломатия будет реабилитировать такое словосочетание, как «русский мир»? Ведь вы всей планете показали, что это не «русский мир», а «русская война» и «русская смерть». В ситуации нарушения территориальной целостности Украины, как соседи России могут себя чувствовать в безопасности, если в случае необходимости все международные договоренности и обязательства нарушаются Россией?

С.В.Лавров: Если Вы имеете в виду Будапештский меморандум, то мы его не нарушили. Он содержит одно единственное обязательство – не применять против Украины ядерное оружие. Никто этого не делал и никаких угроз применения ядерного оружия в отношении Украины не звучало. Звучала обратная угроза. Ю.Тимошенко сказала, что «ватников» на Донбассе нужно наказать ядерной бомбой.

Что касается «русского мира», не могу Вам сейчас подтвердить, что «русский мир» - это некая российская выдумка. «Русский мир» существует, это не проект, а объективная реальность, так же как есть объективная реальность «украинского мира» в Канаде и в других государствах, также как есть реальность армянской диаспоры. Дело в том, что до недавнего времени у нас по разным объективным и субъективным причинам руки не доходили, денег не хватало, чтобы установить с этими людьми устойчивые контакты и каналы связи, чтобы посмотреть, чем мы можем им помочь, прежде всего, чтобы они чувствовали себя людьми не второго сорта в тех странах, где они живут, чтобы они могли пользоваться своим языком, чтобы у них были СМИ на родном языке, чтобы они могли встречаться, проводить мероприятия, которые помогают сохранить их культуру, самобытность и которые обеспечивают их права как граждан того государства, в котором они оказались, права, которые не были бы ущемленными и базировались бы на общепризнанных международно-правовых нормах. Это в полной мере относится и к тем русским, которые жили и живут на Украине. Эти русские надеялись. Президент за президентом избирались на Украине и обещали сделать русский язык государственным языком. Не получилось. Максимум на что пошел В.Ф.Янукович - это присоединиться (хотя и не до конца) к Европейской хартии региональных языков или языков меньшинств, что тем не менее не выделяло русский язык, но обеспечивало ему и языкам других меньшинств, которых на Украине немало, соответствующие права в тех местах, где эти меньшинства компактно проживают.

Мы привержены выполнению всех обязательств по линии Совета Европы, ООН, включая принцип уважения суверенитета, территориальной целостности, невмешательства во внутренние дела государств, включая Декларацию ООН 1970 года о принципах международного права. В ней говорится, что каждое правительство, которое заслуживает отношения к себе на основе уважения принципа территориальной целостности своего государства, обязано в рамках этой территориальной целостности обеспечивать самоопределение народов, населяющих эту страну, в том числе в том, что касается языковых, культурных и прочих прав. Это правительство должно обеспечивать свою территориальную целостность без применения насилия.

Теперь, если мы на фоне этих обязательств, которые действуют и для Украины, и для России, и для всех других, проанализируем то, что произошло с начала ноября 2013 г. по февраль 2014 г., то станет понятно, кто нарушал какие свои обязательства, кто покусился на то, что называется «русским миром». Могу процитировать Д.Яроша (удовольствие не из приятных). Всем известны его слова, которые он произнес задолго до того, как в Крыму произошел референдум. Он еще в конце февраля говорил, что русский никогда не поймет украинца, никогда не будет говорить на украинском языке, никогда не будет думать, как украинец, никогда не будет славить С.Бандеру и Р.Шухевича, поэтому русским в Крыму не место, их надо оттуда просто удалить. Он употребил, по-моему, даже более жесткие выражения. Потом Д.Ярош организовал «поезда дружбы», как вы помните, с вооруженными молодчиками для того, чтобы прорваться в Крым, потом организовали «пятую колонну», которая захватила Верховный совет Украины и так далее. Когда в Донбассе законно избранные по украинским законам и правилам руководители регионов стали восставать политически и морально против государственного переворота, когда вместо них из Киева стали присылать назначенных «казачков» – командиров и комиссаров, когда таких комиссаров не принимали и стали избирать народных мэров, украинское руководство, пришедшее к власти в результате путчей, стало использовать армию и авиацию против собственного народа. Помните, как бомбили Луганск? Про Одессу я вообще не говорю. Никогда это не будет расследовано. Совет Европы уже сделал заключение, из которого ясно, что украинские власти никогда не допустят правды. Кстати, когда был майдан, натовцы, американцы, Генсек НАТО взывали к нам, чтобы мы оказали влияние на В.Ф.Януковича, чтобы он не использовал армию против собственного народа. Он не использовал армию против собственного народа. А когда армию бросили в т.н. «антитеррористическую операцию» с авиацией, тяжелым вооружением против тех, кто не принял путч и протестовал против него, кстати сказать, ненасильственно, сразу на наши вопросы о том, нельзя ли посоветовать теперь и этим гражданам не использовать армию, от лица НАТО нам отвечали: «Вы знаете, они же как бы защищают свое государство».

Поэтому любому нормальному беспристрастному человеку, включая журналистов, вся эта история понятна: кто какой мир защищал, кто обеспечивал сожительство русского, украинского, польского, венгерского, болгарского, румынского «миров» в одном государстве, кто нарезал избирательные округа во время последних выборов, которые проводило нынешнее руководство Украины таким образом, чтобы ни одного венгра не оказалось в парламенте, хотя Будапешт и венгерское землячество на Украине умоляли сделать округ, который позволил бы им иметь одного представителя в Верховной раде. Поэтому разговоры про «русский мир», как и про все остальные «миры», - многогранная история, которой можно заниматься.

Самое главное, что я хочу сказать в заключение ответа на Ваш вопрос, это то, что есть немало желающих, которые все происходящее пытаются анализировать через призму «русского мира» в его абсолютно извращенном толковании –только одержимость России защитой, включая использование вооруженной силы, русских по всему миру является главной угрозой. На этом основываются те решения, которые сейчас, потирая руки, принимают в НАТО к радости военно-промышленного комплекса. Как я уже сказал, только расходы США на обустройство внешних границ НАТО поближе к России будет стоить не 700 млн. долл., а 4 млрд. долл. На это и расчет.

Получается, что всем дозволено заботиться о своих гражданах, и только Россия, когда начинает это делать, попадает в разряд агрессоров и нарушителей спокойствия, подрывника всех правил и законов международного общения. Это все от лукавого. Если говорить о том, кто что выполнял, я уже приводил пример Будапештского меморандума, который не был нарушен, потому что мы в нем не обязались, как не обязались США и Великобритания, поддерживать государственные перевороты в украинском государстве.

Если говорить о выполнении документов ООН, я изложил вам в общих чертах декларацию, которая описывает критерии, позволяющие уважать территориальную целостность тех или иных государств при тех или иных правительствах.

Переходя к документам более практического плана, хочу отметить, что из самого текста Минских соглашений вытекает то, что, прежде всего, выполнять их должна киевская власть. Соглашения можно прочитать и убедиться в этом лишний раз.

Мое настроение заключается в том, чтобы добиваться выполнения того, о чем договорились. Я уже говорил, отвечая на вопрос о главных вызовах наступившего года, что обеспечение договороспособности наших партнеров – один из серьезнейших вызовов, с которыми мы сейчас сталкиваемся.

Вопрос: Как бы Вы могли прокомментировать недавнее заявление Премьер-министра Украины А.Яценюка о проведении референдума относительно новой конституции? Каковы перспективы того, что Украина успеет вовремя внести поправки в конституцию в части, касающейся децентрализации, как того требуют Минские соглашения?

С.В.Лавров: Мне сложно это комментировать, потому что Минские соглашения одобрил и подписал Президент Украины П.А.Порошенко, взяв на себя ответственность за их реализацию. Другое дело, как эта реализация осуществляется. Об этом я тоже неоднократно говорил. Украинские власти пытаются защищать Минские соглашения не путем их последовательной и честной реализации, а путем подыгрывания радикалам, которые пытаются эти соглашения либо оспорить, либо извращенно и недобросовестно интерпретировать.

Не могу сказать, что являюсь большим экспертом в области конституционного законодательства Украины. Конституция Украины менялась много раз, и ее нынешний вариант, как отмечали эксперты Венецианской комиссии, достаточно запутан, и не понятно, какие нормы в ней окончательно должны действовать. За внешнюю политику Украины отвечает президент, и с этим пока никто не спорит. Президент Украины П.А.Порошенко заявляет, что никакого «Минска-3» не будет. Напомню, что про «Минск-3» говорил в Контактной группе некто Р.П.Бессмертный, который заявлял, что «Минск-2» уже рухнул. Спустя пару дней Президент Украины П.А.Порошенко вынужден был его поправлять, сказав, что кроме «Минска-2» ничего нет и никакого «Минска-3» не будет. После этого Р.П.Бессмертный, продолжая работать и представлять Украину в Контактной группе, а также отвечать за выполнение Минских соглашений, заявлял, что он думает про «Минск-2». Потом мы действительно услышали заявление Премьер-министра Украины А.Яценюка, который заявил, что должен быть только всенародный референдум. Председатель Верховной Рады В.Б.Гройсман уже сказал, что этого делать не нужно. Но мы исходим из того, что за внешнюю политику на Украине отвечает президент. Премьер-министр А.Яценюк уже много чего наговорил: всего год назад, уже в современную эпоху, он пугал Европу тем, что следующим после т.н. «украинской агрессии» будет нападение на Германию и Францию. Весьма странно, так как А.Яценюк был неплохим министром (какое-то время был министром иностранных дел Украины), он мне казался разумным человеком, вникал в аргументы, действовал адекватно, но, видимо, попал под дурное влияние извне. Больше ничего не могу сказать.

Вопрос: Предлагала ли Россия Б.Асаду уйти? Шла ли речь о политическом убежище?

С.В.Лавров: На эти вопросы уже были даны ответы. В обоих случаях ответ «нет». Читал спекуляции, которые распространялись со ссылкой на покойного начальника Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации И.Д.Сергуна: якобы он специально ездил в Дамаск и предлагал Президенту Сирии Б.Асаду уйти. Это неправда. Такого рода разговор с Президентом САР Б.Асадом не был необходим. Б.Асад был в Москве, разговаривал с Президентом Российской Федерации В.В.Путиным, и известно то, о чем они договорились. Мы подтвердили публично, и Президент Российской Федерации В.В.Путин не раз об этом говорил, что президент Сирии Б.Асад согласился на проведение переговоров с оппозиционерами, включая вооруженную оппозицию, согласился с тем, чтобы формировать «на земле» более широкий антитеррористический фронт из сирийской армии, ее подразделений и подразделений патриотической оппозиции, которые будут готовы выступать для борьбы с ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусрой» и им подобным. В Москве также договорились, что сирийский президент Б.Асад в ходе политического процесса, для участия в котором он направит делегацию, будет готов рассматривать политические реформы, которые в конечном итоге были заложены в решениях «Венской группы» и резолюции 2254 СБ ООН. Ни о каком политическом убежище никто не просил, и никто ничего подобного не предлагал.

Вопрос: Сергей Викторович, Вы уже упомянули о резолюциях 2199 и 2253 СБ ООН, которые запрещают финансирование террористической деятельности. Но мы видим, что Турция и особенно Саудовская Аравия нарушают эти резолюции и препятствуют политическим процессам в Сирии. Сейчас т.н. «сирийская оппозиция», которая собралась в Эр-Рияде, грозит бойкотировать Женевские переговоры 29 января. Даже в случае, если эти переговоры состоятся, и будут приняты какие-либо договоренности, какие есть гарантии, что эти резолюции и договоренности будут выполняться?

С.В.Лавров: Мы тоже озабочены тем, как выполняются резолюции СБ ООН – не только эти, но и многие другие очень часто предаются забвению. Но в отношении антитеррористических резолюций по Сирии мы преисполнены решимости не допустить каких-либо игр и взяли под очень плотный контроль деятельность Секретариата ООН, который должен готовить информацию и в последующем доклад о том, как какая страна эти резолюции выполняет. Это особенно важно в отношении резолюции 2199 СБ ООН, которая касается обмена информацией и координации действий по пресечению и аресту т.н. иностранных террористов-боевиков – это проблема для России, Европы, наших соседей в Центральной Азии и на Кавказе, откуда вербуют своих бандитов ИГИЛ, которые работают в Сирии, Ираке, делают свое «грязное дело», а потом возвращаются домой. Это проблема для всех, в т.ч. европейцев, американцев. В Сирии проявились персонажи из Юго-Восточной Азии, Индонезии, Малайзии.

Если мы хотим подорвать базу финансирования террористов, то второй очень важной резолюцией является резолюция 2253 СБ ООН, которая запрещает торговать контрабандной нефтью, покупать артефакты и вообще что-либо у ИГИЛ и им подобных, в т.ч. нефть с месторождений, которые террористы захватили на территории Сирии, Ирака. В Ливии, в районе Сирта, в нефтеносных районах также появились эти террористы. Если говорить о других странах, то в Афганистане как метастазы распространяется влияние ИГИЛ. Недавнее решение США о том, чтобы в Афганистане разрешить американским военным преследовать террористов – это де-факто признание того, что ИГИЛ там пускает все более глубокие корни и все больше начинает набирать влияние, отбирая его, в том числе, у талибов.

Резолюция 2253 СБ ООН требует от Генерального секретаря готовить регулярный доклад о том, как она выполняется. Мы следим за тем, как идет подготовка первого доклада. Хочу воспользоваться этой пресс-конференцией, чтобы адресовать нашим коллегам в Секретариате ООН сигнал: по нашим данным (пока неофициальным, но мы хотим их сейчас перепроверить), практически ничего не говорится о таком феномене, как контрабанда нефти из Сирии в Турцию. Вообще ничего. Это возмутительно. Благодаря СМИ, таких фактов предостаточно, и они должны быть отражены в таком докладе. Мы будем этого добиваться, не позволим все это «замотать» и предать забвению.

Вопрос: В 2007 г. на Мюнхенской конференции по безопасности Президент Российской Федерации В.В.Путин сказал следующее: «Мы нужны вам больше, чем вы нам». В этом году, насколько мне известно, на конференции Вы будете представлять Россию. Есть ли изменения в данной формулировке?

С.В.Лавров: Если Вы работаете в Москве, то, наверное, должны были слышать новость, что российскую делегацию будет возглавлять Председатель Правительства России Д.А.Медведев. Я тоже буду находиться в Мюнхене, буду выступать на одной из т.н. «панельных дискуссий». Уверен, что Председатель Правительства Д.А.Медведев изложит нашу позицию, и она прозвучит в других выступлениях участников от России.

Если Вас конкретно интересует ответ на вопрос о том, думаем ли мы по-прежнему, что мы нужнее Западу больше, чем Запад нужен нам, то, наверное, скажу Вам так. В идеале мы должны быть нужны друг другу, должны поддерживать друг друга и коллективно работать по пресечению общих для всех нас угроз. На деле получается, что Запад к нам обращается гораздо чаще, чем мы к Западу.

Например, санкции, которые были введены. Мы вообще о них не упоминаем, просто начинаем делать для себя выводы о том, насколько надежны и договороспособны наши западные партнеры, насколько они готовы следовать общепринятым подходам, которые заключаются в том, что только СБ ООН уполномочен принимать меры принуждения. Давая для себя отрицательные ответы на эти вопросы, мы занимаемся импортозамещением, структурными реформами – можно назвать это как угодно. Президент Российской Федерации В.В.Путин говорил об этом во многих своих выступления, включая вчерашнее выступление в Ставрополе. Речь идет о том, чтобы наша экономика была самодостаточной, отнюдь не изолированной от всего мира, а, наоборот, открытой для сотрудничества с теми, кто готов к этому на основе равноправия, а не на основе диктата. Но самодостаточность экономики предполагает технологическое развитие, инвестиции в человеческий капитал. Мы должны делать все, чтобы не зависеть от капризов той или иной группы стран, прежде всего наших западных партнеров (так произошло после того, как они «обиделись» на нас за то, что мы поддержали русских на Украине, не принявших государственный переворот). Я цитировал Д.Яроша, за это их хотели уничтожить на Украине либо урезать их в своих правах. От таких ситуаций мы хотим быть застрахованы.

Но, возвращаясь к логике Вашего вопроса, отмечу, что не мы сейчас бегаем за нашими европейскими коллегами и говорим: «Давайте что-нибудь сделаем, чтобы снять санкции». Отнюдь нет. Мы сконцентрировались на том, чтобы не зависеть от подобных зигзагов в западной политике, от того, чтобы Европа «брала под козырек» США. Но наши европейские коллеги в двусторонних контактах, приезжая к нам или встречая нас на международных форумах, говорят: «Давайте что-нибудь придумаем, помогите выполнить эти Минские договоренности, а то мы от этих санкций несем очень большой ущерб и хотим, чтобы эта страница была быстрее перевернута». Получается, что в данной ситуации мы им нужнее, чем они нам. В том числе, чтобы выполнять Минские договоренности. Минские договоренности – это про украинское правительство и Донбасс. Да, у нас есть влияние на Донбасс и мы его поддерживаем. Наверное, без нашей помощи и гуманитарных поставок Донбасс был бы в очень плачевном состоянии. Но также нужно влиять и на власти в Киеве. Нам нужен Запад в том, что касается влияния на киевские власти, но этого пока не происходит.

Или возьмите ситуацию с иранской ядерной программой. На решающих этапах этих переговоров нас буквально бомбардировали просьбами, когда нужно было решать вопросы вывоза обогащенного урана в обмен на природный уран, что было ключевым условием достижения договоренностей, когда нужно было решать вопрос о том, кто будет перепрофилировать обогатительные объекты «Форду» под исследовательские цели, под производство медицинских изотопов и т.д. К нам обращались с просьбами, которые имеют и достаточную финансовую нагрузку, по крайней мере, которые не приносят нам никакой материальной выгоды. Но мы свою часть работы выполняли. Сейчас по северокорейской проблеме все звонят нам и китайским коллегам: «Помогите сделать как-то, чтобы Северная Корея соблюдала свои обязательства».

Или, например, последнее развитие событий в отношении Сирии. Госсекретарь США Дж.Керри (я очень ценю наши с ним отношения) постоянно наталкивается на какие-то сложности с теми или иными партнерами США в регионе, включая Турцию и ряд других стран-соседей САР, и каждый раз обращается к нам с просьбой, чтобы мы помогли найти какой-то компромисс, какую-то развязку. Так было и во время заседания Международной группы поддержки Сирии.

Сейчас я не припомню, с какими просьбами за последнее время мы обращались к нашим западным коллегам. Мы считаем, что не очень корректно обращаться с просьбами. Исходим из того, что если переговоры завершились подписанием документа, то это не предмет для просьбы, а обязательства, которые необходимо выполнять.

Не хочу быть нескромным, я просто привел факты, а выводы делайте самостоятельно.

Вопрос: Сергей Викторович, в последнее время в прессе муссируются слухи о том, что на столе переговоров по НКУ находится т.н. «документ» или «предложение Лаврова». Скажите, пожалуйста, о чем идет речь и соответствует ли это действительности?

С.В.Лавров: Никакого «документа Лаврова» или кого бы то ни было еще не существует. Есть целый ряд документов (их 4-5, может быть 6), которые сопредседатели готовили на разных этапах переговоров о нагорно-карабахском урегулировании, когда шла речь, чтобы подготовить в качестве первого шага основные принципы урегулирования конфликта, а потом на основе этих основных принципов готовить мирное соглашение, которое имело бы уже юридически обязывающий, а не политический характер. Различные версии этого документа (он эволюционировал с 2007 г. до 2010-2011 гг.) были сопредседателями депонированы Генеральному секретарю ОБСЕ в Европе. Они находятся в сейфах этой Организации в таком депонированном качестве. Это единственные бумаги, которые можно назвать документами, учитывая, что ни один из этих документов, который официально существует, не привел пока еще к практическому решению всех компонентов нагорно-карабахской ситуации, а работа ведется на основе принципа «ничто не согласовано, пока всё не согласовано».

Российская сторона, как вы знаете, еще начиная с 2010 г., когда Президентом России был Д.А.Медведев, предпринимала усилия, чтобы найти развязки по вопросам, которые пока еще не являются предметом согласия сторон. Это помогло кое-где продвинуться. Потом была достаточно продолжительная пауза после того, как на саммите в Казани в июне 2011 г., вопреки ожиданиям, не удалось договориться по документу об основных принципах. Вслед за тем, когда Президент России В.В.Путин в очередной раз был избран на этот пост, он встретился с лидерами Армении и Азербайджана. По поручению трех президентов мы постарались возобновить усилия по поиску развязок. Такие развязки ищутся сейчас на уровне идей и размышлений вслух.

У меня состоялось несколько встреч с моими коллегами из Армении и Азербайджана. Мы все это обсуждаем с сопредседателями от США и Франции. Никаких документов, помимо тех, которые были депонированы в ОБСЕ, не существует. Все остальное – это поиск и «мозговой штурм».

Вопрос: Какие перспективы открывает новый год в российско-грузинских отношениях? Что на этом этапе максимально можно сделать в связи с тем, что между Россией и Грузией есть непреодолимые разногласия? Москва признала независимость Абхазии, Южной Осетии, в Москве есть посольства этих стран. Если не предвидится полноценного возобновления дипломатических отношений между Москвой и Тбилиси, есть ли какие-либо другие перспективы и форматы? Насколько можно ожидать полной отмены визового режима с Грузией? Сейчас проходят переговоры между Тбилиси и «Газпромом» по транзиту газа. Спорный вопрос – монетизация этого транзита в Армению. Не будет ли этот вопрос иметь, в случае недоговоренности, политические последствия? Как тогда Россия будет доставлять газ в Армению?

С.В.Лавров: Мы за то, чтобы отношения с Грузией были нормальными и добрососедскими. Исходим из того, что грузинский народ не должен расплачиваться разрывом связей со своими российскими соседями, в которых заинтересованы грузины и россияне. Несправедливо расплачиваться за преступные ошибки бывшего президента Грузии М.Саакашвили. Не мы разрывали дипломатические отношения. Мы поступили в полном соответствии с нормами международного права, включая те, которые заложены в уже цитировавшейся мной сегодня декларации о принципах отношений между государствами, когда территориальная целостность, уважение территориальной целостности государства предполагают обеспечение этим государством прав населяющих его народов и недопустимость для такого государства использовать силу для принуждения этих народов к сохранению в составе этого государства. Все эти принципы были грубо нарушены М.Саакашвили. Не буду повторять историю вопроса. После нападения на Южную Осетию, на своих собственных граждан, после нападения на российских миротворцев Российская Федерация и ополчение победили М.Саакашвили. Южная Осетия и Абхазия, отчаявшись добиться переговорного решения о своей судьбе (за прошедшие годы было много вариантов: федерация, конфедерация), объявили о независимости. У нас не было другого выхода и варианта, кроме как признать их независимыми, чтобы обеспечить их безопасность и выживание югоосетинского, абхазского народов. Это не обсуждается, но повторю, что это было результатом преступной политики М.Саакашвили. Он знаменит такими провокациями, которые делаются, как мы понимаем, во многом по его собственной инициативе, но очень часто по заказу.

Мы довольны тем, что Женевские дискуссии продолжаются. Прежде всего, нас интересует проблематика безопасности, чтобы не было больше подобных рецидивов. Есть идеи, которые позволяют всем участникам Женевских дискуссий подписаться под документом, который будет гарантировать неповторение каких-либо рецидивов в применении силы в этом регионе. Нас, конечно же, интересует работа Женевских дискуссий по гуманитарной проблематике, включая проблему возвращения беженцев, перемещенных лиц. Подрывают конкретную гуманитарную работу продолжающиеся действия Грузии по внесению ежегодно резолюции в ГА ООН по проблеме беженцев и перемещенных лиц в одностороннем порядке.

Мы готовы обсуждать это в ООН, но с участием Абхазии и Южной Осетии, потому что именно к ним адресован набор требований в той резолюции, которую грузинская сторона продвигает в ООН. Они там отсутствуют, потому что их туда не пускают – наши американские коллеги не дают им визы, хотя представителям непризнанного Косово не просто выдаются визы, а обеспечивается режим наибольшего благоприятствования на территории ООН. Здесь двойные стандарты налицо.

Помимо Женевских дискуссий, у нас еще есть двусторонние отношения с Грузией. Эти отношения сейчас выходят из глубокой заморозки. Контакт был налажен по линии ведомств, занимающихся всякими фитосанитарными, санитарными вопросами, к нашему общему удовлетворению возобновилась торговля напитками, продовольственными товарами.

Вы абсолютно правильно сказали, что идут переговоры по линии «Газпрома». Не думаю, что здесь нужно как-то кликушествовать и ожидать срыва этих переговоров. По-моему это прагматичный процесс, отвечающий интересам обеих сторон. Армении это тоже будет выгодно. Поэтому я здесь все оставляю на усмотрение компаний и профильных министерств двух стран. Я убежден, что они найдут соответствующую развязку.

Мы делаем все, чтобы облегчить гуманитарные связи, даже когда после разрыва Грузией дипломатических отношений мы были вынуждены ужесточить визовый режим во многом из-за того, что террористическая угроза не исчезла из Панкисского ущелья (в свое время поэтому мы приостановили безвизовый режим). Кстати сказать, и сейчас иногда доходят некоторые сообщения, что игиловцы используют эту труднодоступную территорию для того, чтобы там тренироваться, отдыхать и пополнять свои запасы. В последнее время мы отразили процесс нормализации наших связей в введении облегченного визового режима, когда деловые, рабочие, учебные, гуманитарные визы выдаются вне зависимости от каких-либо обстоятельств. Даже для частной визы приглашение не обязательно от родственников: ваш знакомый, товарищ может пригласить вас, и виза будет выдана. Мы готовы пойти в перспективе на безвизовый режим. Немного странно, если это будет обсуждаться в период, когда у нас нет дипломатических отношений, которые, повторю, не мы разорвали.

Отмечу, что за последнее время мы также смогли решить ряд проблем на взаимной основе, которые касаются оформления прав на дипломатическую недвижимость Грузии в Москве и России в Тбилиси. Это тоже полезное движение. Есть канал, который позволяет обсуждать любые вопросы – это формат «Г.Б.Карасин-З.Абашидзе». Они хорошо друг друга знают, у них установились доверительные отношения, которые позволяют затрагивать любые вопросы. Кстати сказать, я открыт к контактам со своим грузинским коллегой. Уверен, что и другие контакты вполне возможны. Президент России В.В.Путин, когда его спросили об этом, отнюдь не исключал такой возможности, если представится случай.

Вопрос: Мне бы хотелось задать вопрос, касающийся отношений России и Японии. Совсем недавно Премьер-министр Японии С.Абэ заявил, что Токио хочет выстраивать отношения с Россией, решать разнообразные задачи, с которыми сталкивается мир. Какие возможности и перспективы Вы видите на этом направлении?

Серьезные разногласия сохраняются по территориальной проблеме. Японская сторона считает, что заключение мирного договора – это синоним решения территориального вопроса. Российская сторона считает, что эта проблема закрыта.

С.В.Лавров: Мы заинтересованы в самых тесных и добрых отношениях с Японией. Это наш важный сосед, с которым у нас разветвленная система торгово-экономических, гуманитарных, культурных связей, много планов. Японские компании активно работают на нашем рынке в сфере освоения переработки углеводородов, в автомобилестроении, в других сферах высоких технологий. Мы хотим, чтобы эти проекты множились в интересах наших двух стран и народов.

Есть договоренность между Президентом России В.В.Путиным и Премьер-министром Японии С.Абэ о том, чтобы среди тех вопросов, которые предстоит решить, обязательно присутствовал вопрос мирного договора. Мы не считаем, что мирный договор – это синоним решения территориальной проблемы. Это шаг, который необходим для того, чтобы отношения между двумя странами были нормальными не только по сути, но и по юридическому оформлению. Напомню, что единственный документ, который был подписан и ратифицирован двумя странами в 1956 г., т.н. Декларация, очень четко ставит подписание мирного договора на первое место вне зависимости от того, как будет и может быть достигнута договоренность в окончательном виде по островам. Там сказано: мирный договор, а затем, возможно, не возвращение, а передача Советским Союзом Японии в качестве жеста доброй воли этих двух южных островов. Повторю, эта Декларация, прежде всего, исходила из главного тезиса: она фиксировала признание Советским Союзом и Японией итогов Второй мировой войны. Без подтверждения этой позиции и признания итогов Второй мировой войны, как они закреплены в Уставе ООН, нам практически невозможно двигаться вперед. Наши японские коллеги знают об этом. По поручению Президента России В.В.Путина и Премьер-министра Японии мы провели в прошлом году в рамках раунда переговоров по мирному договору специальную дискуссию, посвященную историческим аспектам проблемы мирного договора. В этих исторических аспектах мы должны прийти к какому-то общему выводу. Мы ведь не просим чего-то запредельного, а только одного: чтобы Япония, как и все другие страны, которые подписали и ратифицировали Устав ООН, сказала, что она привержена Уставу ООН во всех его частях, включая статью 107, где говорится, что итоги Второй мировой войны не подлежат пересмотру. Не думаю, что это слишком завышенные требования. Япония ратифицировала этот документ.

Тем не менее, мы готовы вести и будем продолжать вести диалог. Очередной раунд состоится уже в феврале на уровне заместителей министров иностранных дел. Мы будем обсуждать те вопросы, которые поставит японская сторона, мы не уходим ни от каких вопросов. Повторю, что исторический аспект, прежде всего итоги Второй мировой войны, – это та часть диалога, которую невозможно обойти, забыть или куда-то отложить в сторону. Мы все время будем натыкаться на эту проблему, наши японские коллеги об этом знают.

Президент России и Премьер-министр Японии (предшественники г-на С.Абэ и он сам) неоднократно фиксировали, что для решения вопроса о мирном договоре необходимо существенно наращивать наше взаимодействие во всех без исключения сферах – торгово-экономической, гуманитарной, культурной, в международных делах.

Я уже говорил про торгово-экономическую сферу. Кстати, японский бизнес идет впереди политики. Когда некоторые политические деятели Японии говорят, что, если будет заключен мирный договор и территориальная проблема решится, то тогда японский бизнес пойдет мощными шагами в российскую экономику, а если этого не произойдет, то и бизнес будет осторожничать. Мы не чувствуем, что японский бизнес осторожничает. Может быть, где-то его пытаются сдерживать. Наверное, можно гораздо больше делать в плане торгово-экономического, инвестиционного сотрудничества. Бизнес в большинстве своем не ждет каких-то политических сигналов, а активно работает. Мы это приветствуем. Убежден, что чем тесней будет такое наше взаимодействие, тем легче будет обсуждать и решать любые вопросы.

Мы многократно и давно предлагали японскому Правительству поддержать идею широкого прихода японского бизнеса на эти острова. Предлагали создавать там какой-то особый дополнительный режим, свободную экономическую зону. Там много вариантов, которые позволили бы работать совместно на этих островах, не дожидаясь полного окончательного урегулирования проблемы мирного договора. Она во многом отражает не суть, а форму, потому что, по сути, мы живем с нашими японскими соседями в мире, сотрудничестве, т.е. отсутствие мирного договора не ощущается. Мы – не враждебное государство, хотя технически отсутствие мирного договора может истолковываться как то, что мы по-прежнему враждебное государство. Это не так. Тем не менее, было бы, конечно, хорошо его заключить.

Шикарно развиваются гуманитарные связи. Ежегодно в Японии проводятся фестивали российской культуры, на их открытие ездит Председатель Государственной Думы Федерального собрания Российской Федерации С.Е.Нарышкин. Это произойдет и в 2016 году. Наша публика всегда ждет приезда японских коллективов. Для того, чтобы мы выполнили договоренность лидеров наших стран и развивали отношения в качественно новых масштабах по всем направлениям, включая международную деятельность, нам хотелось бы сотрудничать более тесно во внешнеполитических делах и видеть более самостоятельную Японию, тем более, что она претендует на роль постоянного члена Совета Безопасности ООН. Мы с пониманием воспринимаем такое желание. Хотели бы, чтобы те страны, которые стремятся получить постоянную «прописку» в Совете Безопасности ООН, несли бы с собой добавленную стоимость и дополнительный элемент баланса в позициях. Когда кто-то занимает стопроцентно те же позиции, которые исповедуют США, то, наверное, это не добавляет многого в политический процесс, не добавляет баланса в вырабатываемые решения. Мы в принципе за то, чтобы каждая страна (Президент России В.В.Путин говорил об этом подробно в отношении Европейского союза) была самостоятельной на международной арене и руководствовалась своими национальными интересами. Это не изоляция и не самоизоляция, а следование международному праву, чтобы с опорой на международное право принимать решения, которые отражают интересы твоего государства и народа, и которые не отражают давления, которое оказывается на тебя для того, чтобы ты свою выгоду куда-то немного спрятал и делал так, как хочется кому-то еще.

Надеюсь, что мы к этому придем, хотя дипломатическая культура современного мира была создана в те времена, когда исторический Запад доминировал столетиями. Очень трудно избавляться от этих привычек. Надеюсь, что такое время все-таки не за горами.

Вопрос: Остался всего один год президентского срока Б.Обамы. Какова вероятность реальной перезагрузки в российско-американских отношениях в этом году?

С.В.Лавров: Вопрос не к нам. Наши межгосударственные связи опустились очень низко при всех великолепных личных отношениях между бывшим Президентом США Дж.Бушем и Президентом России В.В.Путиным. Когда в Белый дом пришел Президент США Б.Обама и бывший Госсекретарь США Х.Клинтон предложила «перезагрузку», то это было отражением того, что сами американцы осознали ненормальность ситуации, когда Россия и США не сотрудничают в решении тех проблем, которые без них не решить. Это был период, который казался тогда аномальным. Мы встретили «перезагрузку» достаточно конструктивно. Сказали, что ценим решение новой Администрации исправить ошибки своих предшественников. Достигли немало хороших результатов: это Договор о СНВ, вступление России в ВТО, целый ряд договоренностей по различным конфликтным ситуациям. Но как-то быстро это стало сходить на нет. Сейчас все, в том числе американские коллеги, нам говорят: «Давайте выполним Минские договоренности по Украине, и сразу все нормализуется. За один час мы сразу отменим санкции, и между Россией и США откроются заманчивые перспективы сотрудничества по гораздо более приятным вопросам не только в урегулировании кризисов, но и сразу сформируется созидательная партнерская программа».

Мы открыты для сотрудничества со всеми на равноправной взаимовыгодной основе. Мы, конечно же, не хотим, чтобы кто-то выстраивал свою политику исходя из того, что Россия, а не Украина должна выполнить Минские договоренности. В них написано, кто их должен выполнить. Надеюсь, что это хорошо известно США, по крайней мере, наши последние контакты с Госсекретарем США Дж.Керри, контакты заместителя Госсекретаря США В.Нуланд с помощником Президента России В.Ю.Сурковым говорят о том, что США хорошо разбираются в существе Минских договоренностей. По большому счету, все всё понимают. То, что западные санкции продлеваются, воспринимается Киевом, как согласие Запада с тем, что Киев не выполняет Минские договоренности. Это абсолютная констатация того, что происходит в украинской власти. Зачем им выполнять эти договоренности, когда Запад согласен с тем, что Киеву не обязательно их выполнять?

Сейчас я привел пример, который говорит о том, что нам как бы уже начали обещать новую «перезагрузку»: мы выполняем Минские договоренности, и все сразу становится нарядным, красивым, перспективным и заманчивым.

Охлаждение отношений с Администрацией Президента США Б.Обамы и прекращение периода, который ассоциируется с «перезагрузкой», началось задолго до Украины. Давайте вспомним, как все это было. Сначала, когда мы наконец добились согласия наших западных партнеров на приемлемые для России условия нашего присоединения к ВТО, американцы поняли, что сохранение поправки Джексона-Вэника не в их интересах, потому что иначе они будут лишены тех привилегий и льгот, которые сопряжены с нашим участием в ВТО. Они стали готовить к отмене эту поправку. Американцы не были бы американцами, если бы они ее просто отменили и сказали: «Все, давайте теперь нормально сотрудничать». Они придумали «закон Магнитского», хотя я уверен, что точка в том, что произошло с С.Магнитским, не поставлена. Очень надеюсь, что правда станет известна всем. Отвратительно, что была устроена провокация и спекуляция на смерти человека. Тем не менее, это было сделано, и вы знаете, кто этот закон лоббировал. «Закон Магнитского» тут же заменил поправку Джексона-Вэника. Это началось еще тогда, когда не было никакой Украины, хотя нам сейчас пытаются вменить именно нарушение принципов ОБСЕ. Все, что происходит между Западом и Россией, объясняется тем, что Россия не выполнила свои обязательства, не уважает миропорядок, который сложился в Европе после Хельсинкского акта и т.д. Это все попытки оправдать и найти предлог для того, чтобы продолжать политику сдерживания. Но эта политика никогда не прекращалась.

После «закона Магнитского» была совершенно неадекватно раздутая реакция на произошедшее с Э.Сноуденом, который оказался в России вопреки нашему желанию. Мы об этом не знали, у него не было паспорта – документ был аннулирован, пока он летел. Он никуда не мог выехать из России из-за решений, которые были приняты в Вашингтоне. Мы не могли не предоставить ему возможности остаться в России, чтобы быть в безопасности, зная, какие статьи ему грозили – американцы не делали из этого секрета. Это было сделано просто из элементарной защиты права человека на жизнь.

Президент США Б.Обама отменил свой визит в Россию, был поднят вселенский скандал, десятки телефонных звонков по линии ФБР, ЦРУ, Госдепартамента, прямые контакты между президентами. Нам говорили, что если мы Э.Сноудена не выпустим, то отношения будут подорваны. США отменили визит. Визит не состоялся, но Президент США Б.Обама приехал на саммит «Группы двадцати» в Санкт-Петербурге, где мы, между прочим, сделали полезное дело – договорились о принципах химического разоружения Сирии.

Украина – это был еще один предлог. С украинским кризисом связано не столько праведное возмущение якобы нарушением Россией Хельсинкских принципов (хотя все началось с Косово, бомбежек Югославии и т.д.), здесь отразилось раздражение тем, что госпереворот не привел к тем результатам, на которые рассчитывали те, кто его поддержал. Скажу честно, мы не встаем в позу обиженного. У нас нет таких традиций в отношениях между государствами. Мы понимаем, что жизнь жестче, чем любые идеальные романтические схемы наподобие «перезагрузки» или чего-то еще. Мы также понимаем, что это мир, в котором жестко сталкиваются интересы, который выходит из эпохи тотального доминирования Запада и находится в длительном переходном периоде к более устойчивой системе, в которой не будет одного или даже двух доминирующих полюсов, – их будет несколько. Переходный период долгий, болезненный, старые привычки отмирают долго. Мы все это понимаем. Мы понимаем, что США заинтересованы в том, чтобы у них было поменьше конкурентов, даже относительно сопоставимых с ними по размеру, по влиянию, военной мощи, экономике. Это наблюдается в отношениях между США и Китаем, в том, как США работают с Европейским Союзом, стремясь «закольцевать» его в Трансатлантическое партнерство, а на востоке России создать Транстихоокеанское партнерство, которое не будет включать в себя Россию и Китай. Об этом подробно говорил Президент России В.В.Путин, когда анализировал процессы в мировой экономике и политике. Мы все это понимаем. Наверное, каждая эпоха приносит с собой новые тенденции, настроения в тех или иных элитах, особенно в крупных странах, которые по-своему видят пути борьбы за свои интересы. Было бы очень плохо и пагубно для всех нас, если бы эти процессы вышли за рамки общепринятых норм международного права. Тогда была бы, говоря по-простому, «куча мала», и мы были бы ввергнуты в мир анархии и хаоса – что-то вроде того, что происходит на Ближнем Востоке, может быть без крови. Каждый делал бы так, как он считает нужным, и ничего хорошего из этого не вышло бы. Очень важно соблюдать какие-то общие правила игры. Отвечая на Ваш вопрос, мне хотелось бы, чтобы у США состоялась «перезагрузка» со всем миром, чтобы «перезагрузка» была общей, чтобы мы все собрались и переподтвердили свою приверженность Уставу ООН, заложенным в нем принципам, включая невмешательство во внутренние дела, уважение суверенитета и территориальной целостности и право народов на самоопределение, право народов самим выбирать свое будущее без вмешательства извне.

Мы уже приводили пример, когда в середине 30-х годов XX века СССР и США договорились установить дипотношения. США настояли, чтобы эта церемония была оформлена обменом официальными письмами между министрами иностранных дел. По требованию США в этих письмах было заложено взаимное обязательство не вмешиваться во внутренние дела партнеров, не подрывать политический строй и экономическую систему. Этого США требовали от СССР в 30-е гг. Обмен такими письмами состоялся. Эти письма даже есть на сайте нашего Министерства.

Какое-то время назад мы предложили американцам повторить эти принципы в наших отношениях, но они ушли от этого. Повторю, такая «перезагрузка» была бы вполне своевременна.

Вопрос: Как бы вы охарактеризовали отношения между Россией и Великобританией после того, как расследование установило, что ФСБ причастно к отравлению А.Литвиненко?

С.В.Лавров: Все-таки Вы работаете в СМИ и должны более аккуратно формулировать свои вопросы. Вы спросили, если я правильно понял английский язык, как выстраиваются отношения между Россией и Великобританией с учетом того, что расследование установило, что ФСБ причастно к отравлению А.Литвиненко.

Вы пошли гораздо дальше, чем судья Королевского суда Лондона Р.Оуэн, потому что он, зачитывая свои заключения, не сделал ни одного обвинения, которое не сопровождалось бы словом «возможно», «вероятно», «по-видимому». Думаю, что СМИ должны аккуратно излагать хотя бы то, что говорят представители Вашего правосудия.

Выступление судьи Р.Оуэна изобиловало терминами «вероятно», «возможно». Он даже сказал, что дело основано на веских косвенных доказательствах (strong substantial case). По-моему, это беспрецедентно для судебной практики, по крайней мере, для дела, которое подается как расследованное беспристрастно и объективно. В адрес высшего российского руководства, между прочим, выдвинуты серьезнейшие обвинения, и при этом не предъявлено ровно никаких доказательств. Все выводы основаны на показаниях каких-то селективно подобранных свидетелей, лиц не объективных, типа г-на А.Гольдфарба, который не вызывает какого-либо доверия даже у многих англичан, или на засекреченных показаниях, которые непонятно кем и кому предоставлялись.

Помните, когда в 2011 г. начали коронерское расследование, то оно действительно опиралось исключительно на факты, не на домыслы. Следственный комитет Российской Федерации оказывал содействие этому расследованию. Все это происходило до той поры, пока в 2014 г. не было приостановлено расследование, и, соответственно, приостановился процесс, который был основан на фактах и в котором полноценно, открыто, во всех его частях без изъятий мог участвовать Следственный комитет Российской Федерации. Поэтому, наверное, оно и было приостановлено, а начато т.н. «публичное расследование». «Публичное» – это термин, вводящий в заблуждение, потому что, как я понял, публичное расследование позволяет засекречивать все его ключевые компоненты. Так оно и было. Причем с версией судьи Королевского суда Лондона Р.Оуэна не стыкуется столько фактов, что даже странно, что об этом говорят серьезные СМИ, не говоря уже о политиках. Политики есть политики, мы слышали, что сказал Премьер-министр Великобритании Д.Кэмерон и другие члены кабинета. Особенно понравилось, когда Премьер-министр Великобритании Д.Кэмерон сказал, что он шокирован, что расследование подтвердило то, что он знал с самого начала.

Это мне напоминает то, что говорили наши американские коллеги в отношении катастрофы малайзийского «Боинга» над Украиной, заявляя, что ждут окончательного доклада нидерландского комитета, хотя «и так знают, кто это сделал». В случае с «Боингом» и «делом А.Литвиненко» – это очевидное совпадение логики. Почему засекречены результаты вскрытия тела А.Литвиненко? Почему проигнорированы требования его первой жены, брата и отца провести эксгумацию и вновь провести вскрытие? Почему этого не сделано? Такого же рода вопросы возникали и возникают у нас в отношении малайзийского «Боинга». На них нет ответов ни у английского правосудия, ни у следствия Нидерландов. Причем всем известно, и это не отрицается следствием, что А.Луговой пришел на встречу с А.Литвиненко, в ходе которой он его якобы отравил, со своим сыном. Объяснений нет, как человек может подрывать здоровье собственных детей. Не говорю о свидетельствах людей, которыми сейчас полон эфир (из окружения Б.Березовского), рассказывающих интереснейшие факты, полностью проигнорированные следствием. Я уж не говорю о том, что мы, наверное, так никогда и не узнаем, от чего умер сам Б.Березовский, хозяин бара-ресторана Д.Уэст и многое другое. Мне кажется, что на фоне всего этого, если бы этим занялся грамотный юрист и проанализировал эти факты и те заявления, которые делают руководители британского правительства, можно было бы привлечь к ответственности за клевету. Для этого вполне накапливается материал.

Вы меня спросили о перспективе российско-британских отношений. Мы тоже хотели бы, чтобы в Великобритании провели объективное расследование множащихся случаев гибели российских граждан, о которых не то что помнят через 10 лет, а о которых забывают через несколько месяцев и ничего нам не рассказывают.

Согласен я только с тем, что сказал британский МИД: ««дело А.Литвиненко» еще больше осложнит наши двусторонние отношения». С этим я полностью согласен, только не «дело А.Литвиненко», а спектакль вокруг «дела А.Литвиненко» очень серьезно осложнит наши отношения. Причем наши отношения осложнятся без всяких «возможно», «вероятно», «может быть» – они точно осложнятся.

Вопрос: Вы сказали, что на территории Грузии в Панкисском ущелье тренируются игиловцы, восстанавливают силы. Это происходит около ваших границ, около Чечни. Какую роль играет в этом Чечня? Какую роль играет Глава Чеченской Республики Р.А.Кадыров? Как можно, по Вашему мнению, этому противостоять? Я отношусь очень серьезно к Вашим словам. Если это правда, то это очень серьезно.

Вы постоянно упоминаете некого Д.Яроша. Он играет какую-то роль в правительстве Украины? Он никогда не имел отношения к исполнительной власти, он – никто. В таком случае, можно ли серьезно относиться к заявлениям об отношениях России и Украины ваших политиков – людей, которые набирают на президентских выборах 2%? Уточните, почему Д.Ярош должен быть мерой ваших отношений с Украиной?

28 марта ООН заявила, что Россия аннексировала Крым. Готовы ли вы говорить с Украиной по поводу возвращения Крыма?

С.В.Лавров: Не волнуйтесь, я на все отвечу. Что касается Панкисского ущелья, есть сведения, что не только в Афганистане, некоторых странах Центральной Азии, ИГИЛ пытается создавать свои ячейки в Панкисском ущелье. У нас есть случаи, когда задерживали террористов. По собранным сведениям, они имели связи с ИГИЛ. Эти операции готовятся и проводятся в режиме секретности. Когда они происходят, о них всегда сообщается общественности. Вы об этом можете регулярно слышать из репортажей по телевидению, из других СМИ. Это наша общая беда. Ячейки ИГИЛ есть в очень многих странах Европы. Те теракты, которые состоялись недавно, в том числе в Париже, связаны с игиловцами. Ответственность за теракты на Западном побережье США также взяла на себя ИГИЛ. Поэтому здесь, наверное, нужно подключать все ресурсы и не дожидаться, пока кто-нибудь скажет: «Давайте уберем Президента Сирии Б.Асада и тогда будем соглашаться, чтобы коллективно бороться с ИГИЛ». Эти двойные стандарты мы уже проходили.

В коалиции под эгидой США, в которой участвует Испания, которую Вы представляете, есть целый ряд стран, чей послужной список, в том что касается связей с ИГИЛ, отнюдь не чистый. В отношении Панкисского ущелья я сказал, что есть сведения о том, что там есть игиловцы, которые лезут во все щели и дыры. Если мы не будем вместе с ними бороться, то от них никто не сможет укрыться.

На данном этапе мы имеем достаточно надежный заслон, и все проявления, которые мы наблюдаем на территории Российской Федерации, купируем. Надеюсь, что те предложения о сотрудничестве, которые мы делаем, не будут проигнорированы, и коалиция, которую возглавляют США и куда входит Испания, проведет в своих рядах работу по выявлению тех, кто не очень искренне сотрудничает в борьбе с ИГИЛ и прочими террористами.

Что касается Д.Яроша и Вашего утверждения о том, что он «маргинальный политик», чьи действия и слова можно не принимать в расчет, то это не совсем так. Д.Ярош и его «Правый сектор» был одной из главных, если не самой главной, движущей силой майдана, причем майдана не мирнопротестного, а силового, который был подчинен задаче спровоцировать насилие, пролить кровь и под эту «сурдинку» сменить власть. Если Вы поднимите публикации за ноябрь 2013 г. – март 2014 г. представленных здесь СМИ, то Д.Ярош был далеко не маргинальным деятелем на Украине. По крайней мере т.н. «поезда дружбы» на Крым собирал именно он, был весьма популярен, его цитировали. Мало того, сейчас он является депутатом Верховной Рады, он далеко не одинок. Совсем недавно были новые сведения о том, что представляет собой партия «Свобода» О. Тягнибока, который был членом оппозиционной коалиции, подписантом документа с В.Ф.Януковичем, под которым стояли подписи и наших коллег из Европы – Германии, Франции и Польши (О.Тягнибок, А.Яценюк и В.Кличко подписывали документ). О.Тягнибок к тому времени уже был известен как лидер партии, которая, пройдя в украинский парламент в декабре 2012 г., вызвала серьезный переполох в Европе. ЕС принимал специальное решение, которое требовало от украинцев изгнать из парламента эту неонацистскую политическую силу, также примерно как в 2000 г. Евросоюз добивался того, чтобы победивший в Австрии Й.Хайдер ушел из политики. В итоге в Австрии добился, а на Украине – нет.

Более того, после того, как в декабре 2012 г. ЕС дал такую характеристику неонацистской партии «Свобода», заявив, что с ней нельзя иметь дело, через пару лет Евросоюз уже поддерживал договоренности с участием О.Тягнибока, а руководство МИД Франции вообще говорило, что партия «Свобода» это чуть-чуть правее мейнстрима в политике, хотя ее учредительные документы прямо цитируют гитлеровские установки по поводу нового порядка в Европе и приверженности украинских националистов, которые в июне-июле 1941 г. поклялись на верность Гитлеру. Вот такие есть на Украине маргиналы, которые, как Вы считаете, не влияют на украинскую политику.

Насчет Крыма. Нам нечего возвращать. Никаких переговоров о возвращении Крыма мы ни с кем не ведем. Крым является территорией Российской Федерации в полном соответствии с волеизъявлением всех народов Крыма, включая тех, кто не имел никаких прав при украинской власти и кто обрел права, включая государственный язык, когда Крым вернулся в Россию после проведения референдума, итоги которого Вам хорошо известны. Можно, конечно, следовать той логике, которую проповедуют наши украинские коллеги, заявляя, что «в этом году мы возьмем Донбасс, а в следующем заберем Крым». Хотя на самом деле нужно говорить о выполнении Минских договоренностей, которые предполагают Донбасс в составе Украины, но с обязательными элементами децентрализации. Никак не может Верховная Рада выполнить то, о чем договорился Президент Украины П.А.Порошенко.

В отношении Крыма, наверное, лучше не руководствоваться высказываниями чужого дяди, а туда съездить. Многие журналисты, европейские политики – испанцы, французы, итальянцы, чехи, депутаты Европарламента, там уже побывали. Недавно я встречался с группой французских парламентариев, которые вернулись из Крыма. Лучше видеть своими глазами. Наверное, тогда и читателю будет интереснее знакомиться с тем, как то или иное СМИ излагает происходящее в Республике Крым Российской Федерации.

Вопрос: Сергей Викторович, как Вы оцениваете развитие российско-китайских отношений? Каковы их перспективы на 2016 год?

8 февраля по традиции отмечается китайский Новый год. Это очень важный праздник для Китая и китайцев. Не могли бы Вы поздравить китайский народ?

С.В.Лавров: Мы регулярно даем оценку российско-китайским отношениям, потому что у нас множество контактов. Ежегодно проходит несколько встреч на высшем уровне, несколько встреч глав правительств в рамках специальных визитов и различных мероприятий, будь то Генассамблея ООН, «Группа двадцати», ШОС, БРИКС, другие форматы. Прошлый год не был исключением. 9 мая состоялся визит в Россию Председателя КНР Си Цзиньпина в связи с празднованием 70-летия Победы в ВОВ, затем 3 сентября Президент России В.В.Путин посетил Китай для празднования 70-летия окончания Второй мировой войны на Тихом океане и Победы китайского народа в освободительной войне. Были и другие контакты.

Наши отношения являются наилучшими за всю историю между нашими странами и народами. У нас стратегическое партнерство, многоплановое взаимодействие, базирующееся на Договоре о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве от 2001 года. Еще с первых дней своей работы на посту Президента России В.В.Путин уделял приоритетное внимание развитию глубоких, разветвленных отношений с нашим великим соседом. Ни с кем у нас нет такой разветвленной сети механизмов сотрудничества: саммиты, встречи глав правительств, четыре комиссии, посвященные работе на различных направлениях – инвестиционного, торгово-экономического, энергетического, гуманитарного сотрудничества, которые возглавляются вице-премьерами, рабочие группы. Вся эта работа поставлена на системную основу, она позволяет достигать впечатляющих результатов.

Безусловно, нынешний экономический кризис сказывается на стоимостных объемах, но физические объемы у нас не уменьшаются, а нарастают в торговле с КНР. У нас очень много планов, которые помимо энергетики, совместных чисто углеводородных проектов, касаются высоких технологий. Это атомная энергетика, космос, современное прорывное взаимодействие в сфере авиастроения и многое другое.

Отмечу также, что взаимодействие России и Китая на международной арене является очень тесным, партнерским и, наверное, это один из важнейших факторов, который помогает обеспечивать стабильность в международных делах, несмотря на все потрясения. В основе нашего сотрудничества международное право и его неукоснительное уважение, уважение центральной роли ООН, недопустимость вмешательства во внутренние дела. С этих позиций мы теснейшим образом сотрудничаем по всем международным проблем, будь то Ближний Восток, Северная Африка, Афганистан, иранская ядерная программа, ядерная проблема Корейского полуострова, противоракетная оборона. Наше сотрудничество помогает укреплять авторитет таких структур, как БРИКС, ШОС и «Группа двадцати», в рамках которой мы вместе отстаиваем проведение реформы международной валютно-финансовой системы с тем, чтобы она стала более справедливой. Нынешняя валютно-финансовая система так же, как и реформа международных политических отношений, должна быть более демократичной и отражать возросший вес, прежде всего, стран БРИКС. Первый шаг такой реформы благодаря совместным усилиям России, Китая, Индии, Бразилии и ЮАР был сделан совсем недавно. Пятилетний процесс повышения квот и голосов наших государств завершился, и страны БРИКС теперь практически обладают возможностью применять вето в МВФ. Это очень важное достижение.

В сфере контактов между людьми у нас с нашими китайскими друзьями есть добрая традиция проводить специальные мероприятия. В середине прошлого десятилетия проводился год России в Китае и год Китая в России, затем были годы национальных языков, туризма, дружественных молодежных обменов, завершившихся буквально несколько месяцев назад. В ближайшее время будут открыты годы СМИ России и Китая. Это новый крупный проект. Уверен, что многие из присутствующих здесь смогут найти свое место в соответствующей программе мероприятий.

Поздравляю Вас и всех китайских друзей с наступающим Новым годом по китайскому календарю. Как всегда, направлю специальное послание моему коллеге и другу, Министру иностранных дел Китая Ван И.

Вопрос: Вы нарисовали достаточно мрачную картину наших взаимоотношений с Западом. Прежде всего, на мой взгляд, это касается санкций. Ряд известных западных политиков высказывает оптимистичное мнение о том, что санкции могут быть сняты в течение нескольких месяцев. Что дает им основания для таких прогнозов? Мы слышали заявления Б.В.Грызлова, полномочного представителя России в Контактной группе по Украине о том, что некоторые прорывные решения вполне возможны.

Речь идет о том, что Запад может ввести «список Литвиненко» в дополнение к «списку Магнитского», как «дамоклов меч» висят над нами возможные новые аресты государственной собственности по якобы причитающимся выплатам ЮКОСу. Что Вы можете сказать о возможности достижения в 2016 г. перелома в отношениях с Западом? Обозначьте какой-то «свет в конце туннеля».

С.В.Лавров: Я не рисовал мрачную картину. Если у Вас создалось такое впечатление, когда я описывал позицию наших западных партнеров, то мы здесь не виноваты. Я постарался честно описать то, что вижу, общаясь с ними. Наш подход очень простой – мы из раза в раз подтверждаем открытость к сотрудничеству со всеми на равноправной, честной основе, на основе договороспособности. Некоторые западные партнеры говорят, что Россию нужно изолировать. Недавно польский коллега сначала по собственной инициативе прислал своего заместителя, чтобы передать сигнал о готовности наших польских соседей восстанавливать механизмы сотрудничества, а потом вдруг заявил, что раз русские об этом просят, то они готовы. Хотя все было наоборот. И тут же добавил, чтобы никому не казалось, что новое польское правительство дает слабину, что Россия – противник НАТО и ЕС, и из этого они будут исходить в отношениях с Российской Федерацией.

Не мы рисуем мрачную картину. Мы видим светлую перспективу, куда хотим двигаться вместе со всеми, в том числе с европейскими и американскими коллегами. Перспективы движения к миру, где уважают друг друга и интересы на взаимной основе, где все равноправно принимают участие в решении различных проблем, никто исподтишка никому не мешает развиваться, не строит никому козни, не создает искусственных препятствий и других не заставляет действовать не так, как им хочется, исходя из собственных интересов, а так, как хочется кому-то еще. Будущее, по-моему, достаточно светлое, пусть оно и омрачается некоторыми нашими партнерами.

Развивая Ваш вопрос, скажу, что все к большему количеству этих партнеров приходит осознание того, что так дальше жить нельзя и это себе во вред. То, что дает нам основания говорить о каких-то возможных позитивных переменах, заключается в следующем: наши западные партнеры все больше начинают понимать, что попали в созданную ими самими ловушку, когда сказали, что снимут санкции, после того, как Россия выполнит Минские договоренности. Они поняли, что, наверное, это была оговорка («slip of the tongue»), но в Киеве это очень быстро услышали и истолковали однозначно как индульгенцию, позволяющую им не выполнять Минские договоренности. Их невыполнение, помимо того, что Киеву не нужно будет предпринимать никаких действий и выполнять свои обязательства, означает, что Запад должен будет сохранять санкции против России. Что и требовалось доказать некоторым господам, раздувающим сейчас в Киеве радикальные настроения.

То, что Запад сам попал в свою ловушку, начинает проникать в сознание. Выход из этой ситуации может быть только один – заставить Киев выполнить то, под чем он подписался. Полномочный представитель Российской Федерации в Контактной группе по урегулированию ситуации на Украине Б.В.Грызлов, с которым я разговаривал после заседания Контактной группы, почувствовал настроения, которые проявляются в действиях посредников от ОБСЕ, руководящих рабочими группами в качестве координаторов, и участвующих в деятельности Контактной группы. Такие же настроения я ощутил, когда мы общались в рамках «нормандского формата» на уровне министров иностранных дел. Как Вы знаете, президенты России, Франции, Украины и Канцлер Германии тоже проводили телеконференцию 30 декабря. В ближайшее время (может, даже 8 февраля, в китайский Новый год – точная дата еще не определена) планируется министерская встреча. Запад понимает бесперспективность нынешней ситуации, когда все делают вид, будто Россия должна выполнять Минские договоренности, а Украина может ничего не делать – не менять конституцию, не предоставлять Донбассу особый статус, не проводить амнистию, не организовывать выборы в консультациях с Донбассом. Все понимают, что эти вещи за Украину никто не решит. Все понимают, что это аномалия, патологическая вещь, которая проявилась в превращении украинского кризиса, возникшего в результате абсолютно незаконного антиконституционного госпереворота, в мерило всех отношений между Россией и Западом, что это абсолютно ненормальная, нездоровая ситуация, искусственно раздутая из стран более отдаленных, нежели Европа, которая больше не хочет быть заложником этой ситуации. Для меня это очевидно.

Вопрос: Мы почувствовали на себе, что МИД России сейчас находится на втором месте по взаимодействию со СМИ – впервые наши крупные региональные газеты могут задать вопрос Министру иностранных дел России, хотя контактируем мы давно. Несмотря на заметное охлаждение отношений между Россией и Польшей, контакты между простыми россиянами и поляками, в частности, калининградцами и жителями приграничных с Россией воеводств, остаются достаточно тесными. Во многом это связано с режимом приграничного сотрудничества. Может ли подобная народная дипломатия способствовать улучшению взаимоотношений на межгосударственном уровне, и какова роль СМИ в данной ситуации?

С.В.Лавров: Конечно, может. Ваш вопрос скорее риторический, потому что очевидно, что контакты между людьми не должны страдать ни при каких обстоятельствах. В любых ситуациях, даже когда межгосударственные отношения «дают трещину» или напрягаются по той или иной причине, мы не хотим, чтобы страдали контакты между людьми.

Т.н. малое приграничное передвижение между Калининградской областью Российской Федерации и сопредельными соразмерными воеводствами Польши – это наше большое завоевание. Еще раз хочу напомнить, что это было сделано благодаря настойчивости моего коллеги в то время Р.Сикорского, который был министром иностранных дел Польши и лично приложил немало усилий к тому, чтобы та самая брюссельская бюрократия, о которой мы сегодня упоминали как о не всегда способствующей развитию позитивных тенденций, сделала исключение из неких правил, сопряженных с шенгенским режимом, и пошла на включение в территорию безвизового режима более крупной территории Польши, нежели можно было сделать, слепо и строго следуя шенгенским нормам. Считаю, что это один из важнейших вкладов, который Р.Сикорский вместе с нами внес в развитие контактов между людьми. Чем больше СМИ будут рассказывать об этом и о том, как комфортно люди себя чувствуют, тем будет лучше.

Там много и экономического передвижения – поляки и россияне смотрят, где что можно дешевле купить, а потом продать у себя: бензин и другое. Ну и что? Это жизнь и нужно это просто регулировать, что и делается пограничниками и таможенниками. Большинство же ездят, потому что хотят общаться. Уже установились связи по ту сторону границы. Мы это активно приветствуем и надеемся, что Вы будете чаще об этом писать и рассказывать.

Вопрос: Россия последовательно выступала за полную имплементацию договоренностей по иранскому ядерному досье, которая подразумевала в том числе отмену санкций на экспорт энергоресурсов. Одновременно многие критики говорили, что таким образом Россия помогает «пилить сук, на котором сама сидит». Мы видим, что цены на нефть рекордно низкие, Иран возвращается на рынок. В ответе на один из вопросов Вы упомянули финансовую невыгоду. Стоило ли рисковать экономическими, национальными интересами ради этой дипломатической победы?

Недавно на американском телевидении мы слышали, что США были готовы допустить некоторые жертвы среди гражданского населения при уничтожении такого важного стратегического объекта ИГИЛ, как финансовый центр террористов. Возможен ли для российской стороны такой вариант в Сирии, что будут допущены какие-то жертвы среди гражданского населения при уничтожении объекта, который будет являться очень важной целью?

С.В.Лавров: Мы уже неоднократно обращались к этой теме. Прежде всего, в рамках регулярных повседневных брифингов, которые организует Министерство обороны Российской Федерации, в ходе которых подробно периодически напоминают о том, каким образом выбираются цели для работы наших Воздушно-космических сил (ВКС). Эти цели перепроверяются не один раз. Делается все, чтобы убедиться, что гражданского населения в районе применения нашей авиации нет.

Если брать международное право, то Женевские конвенции и протоколы к ним не допускают применения вооруженной силы государства против объектов, на которых могут быть гражданские лица. Если то, что Вы сказали, о планах США действительно имеет место, то это нарушение международного гуманитарного права, хотя, я не уверен, что США участвуют в соответствующих международных договорах. Соединенные Штаты не являются участниками целого ряда универсальных документов по правам человека, как, в частности, не участвуют в Конвенции о ликвидации дискриминации в отношении женщин, Конвенции о правах ребенка, Конвенции о правах инвалидов, Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах. К этой стране есть много претензий в том, что касается следования и приверженности универсально применимым нормам международного права в сфере прав человека и в гуманитарной сфере.

Повторю, на войне бывает всякое. Министерство обороны Российской Федерации предельно откровенно и подробно рассказывает о том, что мы делаем в Сирии. Когда нам говорят, что мы не тех бомбим или что в результате наших бомбежек там погибли десятки мирных жителей, нам ни разу не предоставили никаких доказательств.

Вчера я разговаривал с Госсекретарем США Дж.Керри, он опять говорил, что для того, чтобы переговоры в Женеве все-таки «завязались», нужно сделать какие-то жесты, потому что оппозиция, которая собиралась в Эр-Рияде, заявляет, что никуда не поедет потому, что их продолжают бомбить не за что. Я ему сказал, что еще начиная с 30 сентября, когда было объявлено о том, что в ответ на просьбу сирийского Правительства мы будем использовать наши ВКС против террористов в Сирии, и по сей день мы продолжаем предлагать американцам как руководителям созданной ими коалиции наладить повседневную координацию между военными. Об этом не раз говорил Президент Российской Федерации В.В.Путин. Когда нам говорят, что мы не тех бомбим, мы спрашиваем, где те, кого надо бомбить. Нам отвечают, что не скажут. Хорошо, тогда скажите, кого не надо бомбить. Этого нам опять не говорят. И потом тут же говорят, что мы бомбим не тех. Честно говоря, я уже даже просто теряюсь. Это какой-то несерьезный и невзрослый разговор.

Вчера мы опять подтвердили, что предложения, которые были направлены Министерством обороны Российской Федерации по налаживанию повседневной координации, остаются в силе. Если мы всерьез готовы и хотим повысить эффективность в борьбе с террористами, то нужно налаживать такую координацию, а не просто исполнять процедуры, позволяющие избегать непредвиденных инцидентов.

Насчет Ирана и экономической выгоды. Какое-то время назад в ответ на просьбу одного из журналистов я уже касался этой темы. Было бы хорошо, если бы в нынешних условиях какую-нибудь страну, а лучше несколько стран – производителей нефти каким-то образом закрыли бы, или начался какой-нибудь конфликт и им стало бы не до нефтяной промышленности и не до экспорта, либо произошла какая-нибудь катастрофа, либо на них наложили санкции и запретили экспортировать нефть. Тогда бы рынок отыгрался, и цены поднялись. Может быть, на несколько дней или месяцев стало бы легче и лучше, все бы вздохнули спокойно. Если мы все хотим жить в справедливом мире, насколько правильно выстраивать планы своего собственного развития, ориентируясь на то, что кто-то будет ущемлен в правах и против кого-то будут сохраняться санкции, либо кто-то будет разбомблен? Если ориентироваться на такие сценарии, то, во-первых, ты делаешь свое собственное развитие заложником неких событий, которые от тебя не зависят, а, во-вторых, ты ищешь не то, что «тепличных» условий, но каких-то легких путей решения повседневных проблем, тогда как требуются стратегические, глубокие решения, о которых сегодня говорит Президент Российской Федерации В.В.Путин и которые давно назрели в нашей экономике. Лучше и честнее, и, главное, гораздо более устойчиво, выстраивать стратегию своего развития таким образом, чтобы учитывать все факторы современного мира при его нормальном развитии, не закладываться на то, что кто-то где-то будет наказан, и рынок будет для нас более благоприятен. Надо исходить из того, о чем мы говорим вслух: все страны выступают за свободное развитие международных отношений, за свободное и всестороннее развитие каждого государства без каких-либо ограничений. По крайней мере, в долгосрочном плане это на 100% будет полезнее для нашей страны.

Вопрос: Известно, что в г.Мадае, который правительственные войска Сирии держат в осаде, около 40 тыс. человек по данным ООН голодают, есть смертельные случаи. Я знаю, что вооруженная оппозиция держит в осаде и другие города. У Москвы хорошие контакты с Дамаском. Может ли она что-то сделать, чтобы убедить Дамаск снять осаду или хотя бы допустить туда на постоянной основе гуманитарные организации?

С.В.Лавров: Насчет г.Мадаи. Там, действительно, была пакетная договоренность, согласно которой сирийское Правительство должно было допустить гуманитарный груз в Мадаю, а боевики – в два других населенных пункта. Посредником выступала ООН. В конечном итоге сирийское Правительство обеспечило такой доступ, несмотря на то, что боевики в последний момент от взаимности отказались. Это было осуществлено уже без какой-либо увязки.

Сейчас, в преддверии Женевских переговоров, ситуация в Мадае была сделана просто неким фетишем. Если в Мадае будет допуск гуманитарщиков, то тогда переговоры получат хороший старт, если нет, то оппозиция может не приехать. Мы сказали нашим ооновским коллегам, включая представителей Управления Верховного комиссара ООН по правам человека, которые делали соответствующие доклады, в которых Мадая была почти единственным проблемным моментом, что нужно действовать все-таки по-честному и как ооновские чиновники, а не как исполнители чьего-то заказа, и тем более спекулировать на страданиях людей. Двести тысяч человек не могут получить никакой гуманитарной помощи и вообще какого-либо нормального питания, медицинского содействия. Они окружены в районе г.Дейр-эз-Зор. Об этом городе ничего не говорится в докладах наших ооновских коллег, и мы им на это указали. Это именно то место, которое окружено игиловцами и прочими террористами, с которыми никто не пытается ни о чем говорить, как будто этих двухсот тысяч человек не существует. Именно туда, в частности, наши гуманитарные грузы сбрасывает на парашютах сирийская транспортная авиация.

Я с Вами полностью согласен в том, что гуманитарные аспекты очень важны, всегда весьма эмоциональны и воспринимаются в качестве таковых. Мы исходим из того, что никаких предварительных условий для начала переговоров быть не должно, как некоторые пытаются сделать. Гуманитарные аспекты должны быть одними из центральных на переговорах между Правительством и оппозицией. Мы будем всячески поощрять т.н. локальные замирения до тех пор, пока не будет объявлено полное прекращение огня. Мы, кстати, как и США, за прекращение огня. Но некоторые страны Залива говорят, что они будут готовы дать команду тем, кто на них ориентируется, прекратить огонь только, если почувствуют, что политический процесс «завязался», и есть перспективы ухода Б.Асада. Делайте выводы о том, кто действительно думает о страданиях мирных граждан, а кто хочет любой ценой, даже ценой усугубления гуманитарной катастрофы, сменить режим в Сирии.Сергей Лавров

Россия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 26 января 2016 > № 1639253 Сергей Лавров

Совещание о текущем состоянии автомобильной промышленности и основных направлениях стратегии её развития на период до 2025 года.

Ведущий производитель отечественных легковых автомобилей ОАО «АвтоВАЗ» с 2010 по 2015 год успешно осуществил запуск в производство основных проектов на платформах Lada Kalina, Lada Largus, Lada 4x4, Lada Priora, Lada Vesta и Lada Xray. В рамках выполнения запланированных объёмов загрузки создаваемых мощностей в 2012 году началась контрактная сборка автомобилей для Renault на платформе B0 и на ней же с 2013 года – для Nissan, а в 2014 году на платформе Kalina – контрактная сборка автомобилей Datsun.

Совещание о текущем состоянии автомобильной промышленности и основных направлениях стратегии её развития на период до 2025 года

Стенограмма:

Д.Медведев: Уважаемые коллеги, добрый день! Мы с вами говорили о состоянии дел в автопроме некоторое время назад. Наступил новый год, и ситуация, скажем прямо, не улучшилась, поэтому нам нужно ещё раз обсудить меры поддержки автомобильной промышленности, определиться с основными направлениями стратегии развития до 2025 года. Все вы люди, которые занимаются отраслью, поэтому убеждать вас в том, что автопром – одна из наших ключевых отраслей, я не буду. Она действительно обеспечивает и наш рынок автомобильный, и даёт людям работу, создаёт мультипликативный эффект для других секторов промышленности, поэтому нужно, имея в виду даже эти соображения, тщательно продумать систему стимулирования.

В прошлом году мы определённые решения принимали. Вы знаете, что до кризиса отрасль развивалась весьма динамично, в рамках так называемого механизма промсборки автопроизводители фактически инвестировали в Россию порядка 180 млрд рублей, было создано 25 тыс. новых рабочих мест. Ещё около 45 млрд рублей проинвестировали производители отдельных узлов и агрегатов. Благодаря этому российский автомобильный рынок поднялся на пятое место в Европе после Германии, Британии, Италии и Франции, причём большую долю продаж на нём, около 80%, составили автомобили, которые произведены в Российской Федерации.

Сейчас по известным причинам наш рынок продолжает демонстрировать отрицательную динамику.

Объём продаж всех типов автомобилей в прошлом году снизился по сравнению с 2014 годом практически больше чем на треть. Но, скажем прямо, эксперты давали гораздо более пессимистические прогнозы падения российского авторынка с учётом спроса, который сформирован. Эти пессимистические прогнозы не оправдались, и самое главное, что мы не допустили остановки предприятий и массовых сокращений людей. Во многом это результат совместной работы и тех мер, которые приняло Правительство.

В 2015 году автопром получил государственную поддержку в размере 43 млрд рублей. Хороший эффект дали государственные программы стимулирования спроса – обновления парка, льготного лизинга, льготного автокредитования. Из более чем 1,5 млн новых автомобилей, а точнее 1,6 млн, которые были куплены в прошлом году, более трети приобретались с использованием специальных льготных условий, а стало быть, с одной стороны, 600 тыс. семей смогли сэкономить при покупке машины, что важно в нынешней ситуации (это хороший показатель), а с другой стороны, мы подержали автопроизводство. В этом году мы этот курс продолжим.

Тем не менее, по существующим оценкам, рынок в ближайшее время, в ближайшей перспективе, существенно не вырастет. Не способствует этому, конечно, и рост закупочных цен на компоненты, и курс рубля. Тем не менее нужно искать точки роста и в таких весьма сложных условиях. Два направления я сейчас обозначу.

Во-первых, нужно оперативно наладить работу по импортозамещению автокомпонентов. Здесь наши производители находятся в достаточно серьёзной зависимости, а нам требуется выстраивать собственные технологические цепочки – от сырья до готовой продукции, определить номенклатуру компонентов для локализации их производства дополнительного на территории нашей страны, создать базу для разработки перспективных материалов и комплектующих – это одна из ключевых задач.

И второе: конечно, нужно более внимательно анализировать наши экспортные возможности, подумать, как нам продвигать наши компании, наши бренды на внешние рынки. Мировой опыт показывает, что именно присутствие на глобальном рынке даёт национальной автоиндустрии возможность устойчивого развития не только в текущий период, но и в длительной перспективе.

Хочу также сообщить, что только что я подписал распоряжение Правительства о программе поддержки автопрома на 2016 год. Вот оно, свежеподписанное. Отрасль получит в текущем году наибольший объём субсидий среди всех гражданских отраслей. Цель этой программы – заложить основу для возобновления роста производства российских автомобилей. Предполагается, что общий объём финансирования составит около 50 млрд рублей. Это соответствует объёму поддержки прошлого года в реальном выражении.

Мы сохраним основные меры, которые применялись в 2015 году. Главная из них – программа обновления парка колёсных транспортных средств. Кроме того, будут продолжены программы льготного автокредитования и лизинга, субсидирования процентов по инвестиционным кредитам наших компаний, содействия регионам в закупке муниципальной техники на газомоторном топливе, а также закупке троллейбусов, трамваев. Продолжится масштабная поддержка перехода на производство автомобилей повышенного экологического класса и сохранения эффективных рабочих мест.

Мы начнём и два новых проекта. Первый – поддержка экспорта российских автомобилей и автокомплектов путём компенсации части транспортных затрат и расходов на приведение нашей техники в соответствие со стандартами покупателей. И второй – это новый этап обновления парка машин скорой и неотложной помощи. Напомню, что мы успешно реализовали данный проект ещё около 10 лет назад. Мы рассчитывали на то, что регионы смогут сами с этой задачей справиться в будущем. Кто-то справляется, кто-то, к сожалению, скажем прямо, не справляется, поэтому такое решение принято. Необходимый объём поддержки будет выделен из федерального бюджета. Регионы должны будут, естественно, определить свою долю. Очевидно, что это поддержка нашего автопрома, с одной стороны, и что ещё более важно, это поддержка качественных медицинских услуг, которые оказываются нашим людям.

Мы с вами сейчас обсудим то, что предлагается, решения, которые уже приняты Правительством. Естественно, вы можете предложить какие-то свои идеи, конечно, с пониманием того, в каком конкретно состоянии находится сегодня наша экономика. Прежде чем вы это сделаете, я попросил бы чуть более подробно Дениса Валентиновича Мантурова проинформировать о текущем состоянии дел (я основные позиции назвал) и об основных направлениях стратегии развития автопрома, включая и те решения, которые только что мною были озвучены, но в более тонком разрезе.

Пожалуйста, Денис Валентинович.

Д.Мантуров: Спасибо большое, Дмитрий Анатольевич. Уважаемые коллеги, перед тем как представить основные подходы разрабатываемой стратегии развития автопрома до 2030 года, я бы хотел коротко доложить о ситуации в отрасли.

Постепенное снижение спроса на автомобильные рынки началось ещё в 2013 году, и на протяжении последних трёх лет Правительство реализовывало системные меры поддержки. В частности, в 2015 году, несмотря на, как Вы уже сказали, скепсис многих экспертов, нам удалось сдемпфировать вдвое по рынку, а самое главное, примерно вдвое обеспечить, соответственно, сохранность самого производства. При этом, если сравнивать эффективность мер государственной поддержки 2015-го и 2009 года, поскольку они сравнимы с точки зрения объёмов рынка, на вложенные 75 млрд рублей в 2009 году было реализовано всего 460 тыс. автомобилей, притом что в прошлом году было потрачено из бюджета 43,3, а продано почти 600 тыс. То есть это говорит о том, что и сами меры были более эффективно настроены, и очень важный ещё фактор, что в 2009 году процент проданных автомобилей, произведённых в России, составлял всего 41%, то есть 700 тыс. В прошлом году 82% были произведены уже в России из 1 млн 400 тыс. Что касается 2016 года, Дмитрий Анатольевич, во-первых, огромная Вам благодарность за то, что Вы пролонгировали все меры, которые действовали в 2015 году. Мы рассчитываем на то, что это сохранит общий объём рынка, и надеемся, что производство не просядет в 2016 году.

Если позволите, я более подробно по каждой статье пройдусь, чтобы наши коллеги зафиксировали это для себя, из той цифры, которую Вы обозначили. Таким образом, на программу обновления парка через trade-in и утилизацию будет направлено 22,5 млрд рублей; льготный лизинг – 5 млрд; льготное автокредитование – 2,3 млрд рублей (это за 2016 год). Плюс к этому 9,9 млрд рублей будет направлено на исполнение обязательств государства по программам, которые реализовывались в 2013 и 2015 годах. Субсидия на компенсацию затрат по инвестиционным кредитам с учётом всех корректировок составит 6,3 млрд рублей.

Также очень важны меры, которые будут обеспечивать закупку муниципального транспорта на газомоторном топливе, городского электрического транспорта, – это 3 млрд и 1 млрд соответственно. Новая мера, о которой Вы сказали, – это в части поддержки экспорта за счёт компенсации затрат на перевозку до российской границы, а также адаптацию и омологацию автомобилей под требования экспортных рынков. Изначально предполагалась сумма 6,3 млрд рублей. Когда Вы проводили совещание, мы подготовили как раз предложения по корректировке. Из 6,3 млрд 3,3, мы считаем, будет достаточно как раз на эту новую меру, и 3 млрд – это то, что Вы поддержали (очень важно) по автомобилям скорой помощи.

Конечно же, сохраняются и те промышленные субсидии, которые работали в прошлом году. Они индексированы на этот год, сумма увеличилась до 80 млрд рублей. Они будут использованы для компенсации части затрат на содержание рабочих мест и на закупку энергоносителей.

Переходя к стратегии, должен сказать, что в 2009–2011 годах большинство производителей с учётом низкого уровня автомобилизации по сравнению с другими странами ориентировались на растущий рынок, который к 2018 году должен был составить 3,5–4 млн машин в год. Надо сказать, что мы почти достигли этого уровня в 2012 году. Но сложившаяся ситуация изменила планы предприятий, в результате из созданных мощностей предприятия могут производить 3,4 млн автомобилей по году, но, как фактически спрос показывает, сами мощности загружены на сегодняшний день на 40%. Цифры в части загрузки по сравнению с другими странами показывают, что у нас есть стимул, к чему стремиться.

В новой стратегии развития автомобильной промышленности мы предлагаем исходить из консервативного сценария в части загрузки производств с оптимизацией неэффективных мощностей и повышением уровня локализации: чем она будет глубже, тем больше автопроизводители будут захеджированы от валютных рисков даже в условиях возможной волатильности.

Ещё одно перспективное направление – это наращивание экспорта, особенно учитывая текущий курс рубля. В среднесрочной перспективе (три-пять лет) необходимо будет обеспечить поддержку этого вектора в режиме текущих бюджетных обязательств, что позволит к 2020 году увеличить объёмы поставок на внешний рынок более чем в два раза, а к 2025 году мы ставим целью увеличение доли экспорта в объёме производства с сегодняшних 7,7% до 25%.

Определены потенциальные рынки, на которые планируется поставлять комплектующие и автомобили, имея в виду, что в Египте уже есть сборочное производство АвтоВАЗа. С вьетнамскими партнёрами ведутся переговоры о создании совместных предприятий по выпуску разных моделей марок «ГАЗ», «КамАЗ» и «УАЗ». Конечно, для освоения новых рынков сбыта необходимо существенно повысить конкурентоспособность российской продукции. В связи с этим необходимо сконцентрироваться на расширении производства качественных автокомпонентов, а также сырья и материалов, используемых при их производстве.

Мы продолжим поддерживать НИОКР по инновационным направлениям, выступающим в качестве новых точек роста. Проект единой модульной платформы (как в народе говорят, «Кортеж») должен стать основой для создания в России собственной школы высококлассных разработчиков и создания производства отечественных автомобилей мирового уровня. Ряд прорывных проектов будет реализован и в рамках национальной технологической инициативы (в данном случае это AutoNet), прежде всего связанной с созданием гаммы беспилотных автомобилей и соответствующей инфраструктуры.

Все эти решения должны прийти на замену реализуемым сегодня мерам, которые оказываются государством. Таким образом, в перспективе мы рассчитываем стимулировать дальнейшее развитие рынка и отрасли без постоянной бюджетной поддержки.

Спасибо за внимание.

Россия. ПФО > Авиапром, автопром > premier.gov.ru, 22 января 2016 > № 1622120 Денис Мантуров

«В России я ел борщ, пельмени и кулебяку»

Звездный повар Реза Махаммад о русской кулебяке, острой пище и кулинарной разнице между Индией и Ближним Востоком

Анна Лозинская

«Чили — не наш, но об этом уже никто не помнит» — «Стиль жизни» поговорил со звездным поваром Резой Махаммадом об индийской кухне, русской кулебяке и китайских пельменях и... больше не боится морозов.

Если вам холодно и неуютно, лучший способ согреться — вспомнить о том, как вам было хорошо два года назад, когда было море, пляж, пальмы, вода из молодого кокоса, ласси из манго и обжигающее красное карри, от которого горело во рту. Из-за курса рубля Индия от нас теперь дальше, чем обычно, — и от этого почему-то еще сильнее тоска по индийской кухне.

Индийских ресторанов в Москве до обидного мало. Вот почему мы так обрадовались, узнав, что в Москву приезжает Реза Махаммад — звездный повар, ведущий программ телеканала Food Network и владелец лондонского ресторана The Star of India. Словом, западное лицо индийской кухни. В Москве он дал мастер-класс по приготовлению курицы карри с кардамоном и признался «Газете.Ru», что никогда не хотел иметь отношение к кухне.

— Я попал в ресторанный бизнес случайно. Моего отца не стало, когда я был совсем молод, и я был вынужден взять на себя управление рестораном в Лондоне. Но по-настоящему я хотел стать музыкантом, концертирующим пианистом. Или заниматься модой, дизайном, изобразительным искусством, даже дизайном интерьеров — в общем, творчеством. Но и в ресторанном бизнесе мне удалось использовать элементы того, что меня всегда интересовало: я придумал, каким должен быть дизайн лондонского ресторана, какая музыка там должна быть.

В 80-е у меня был белый двухуровневый натяжной потолок, сейчас на потолке фрески в духе Ренессанса, напоминающие об Италии, о Вероне или Венеции. Мне всегда нравились визуальные искусства, для меня еда тесно связана с искусством. Все взаимосвязано: музыка, изобразительное искусство, еда — все это имеет отношение к органам чувств.

— Какое индийское блюдо ваше любимое?

— Сложно сказать, что я люблю больше всего: в Индии много разных регионов, и в каждом интересно что-то свое. Например, если вы поедете в Раджастан, вы обнаружите, что кулинарный стиль меняется там каждые 50 км. Все из-за ландшафта! Сначала вы в пустыне. Через мгновение оказываетесь в оазисе. Через 50 км — что-нибудь еще.

Изменяется пейзаж — изменяется и еда. Многие в Индии не едят мясо: 65% процентов населения — вегетарианцы.

Но оставшиеся 35% — это тоже очень много людей. Я вот люблю мясо, курицу, рыбу — но все зависит от региона. Мне нравится кухня Раджастана, Южной Индии, Хайдарабада.

— Почему, на ваш взгляд, индийская кухня так популярна в мире?

— Индия была одной из колоний Британии — думаю, поэтому первоначальную популярность индийская кухня приобрела именно в Великобритании. Она была популяризирована англичанами, которые долгое время жили в Индии, а потом вернулись. Это были люди, привыкшие к вкусу пряностей. А ведь специи вызывают привыкание, даже зависимость. Когда вы добавляете специи в блюдо, вы добавляете ему новое измерение, оно становится более интересным. У индийской кухни есть много родственников — двоюродных братьев, я бы сказал. Персидская кухня, кухня Ближнего Востока. Там тоже используются специи — но обращаются с ними по-другому, не так, как в Индии. Мы разогреваем специи в самом начале готовки, обжаривая их в масле, — так они раскрываются полнее, отдавая весь свой аромат маслу, рыбе, мясу, овощам, всему, что вы готовите.

— То есть разница между индийской кухней и кухней Ближнего Востока — в том, что вы обжариваете специи в начале готовки?

— Да. Вкусы, характерные для ближневосточной кухни, — более мягкие. Есть аромат, но вкус слабее. А в индийской кухне есть и аромат, и вкус пряностей, она более изысканная. Кстати, острый перец — продукт не индийского происхождения. Он не рос в Индии — сюда он попал благодаря португальцам, которые привезли его с южноамериканского континента в XVI веке.

— Индийская кухня изначально не была такой острой?!

— Нет! У нас был душистый перец, черный перец, но острого красного перца не было. Родина перца чили — африканские колонии Португалии, такие как Мозамбик и Ангола, и американские колонии. Но сейчас об этом никто не думает. Как только острый перец вошел в индийскую гастрономическую традицию, это стало выглядеть так, будто это мы выращиваем чили всю жизнь. Тогда индийская кухня и стала острой.

— И известна на весь мир именно своей остротой.

— Знаете, мне нравится острая еда, но я люблю, когда у нее есть не только острота, но и вкус. Когда перца слишком много, вы не чувствуете никаких других вкусов, острота перекрывает все на свете, так что чили нужно добавлять очень аккуратно.

— Нужно ли адаптировать индийские блюда к западному вкусу?

— В конце 60-х, когда я родился, а мой отец открыл в Лондоне ресторан, еда в этнических ресторанах на Западе подавалась как раз в адаптированном варианте. Но сейчас люди путешествуют гораздо больше, чем в 60-е, и я думаю, что сегодня вкус должен быть аутентичным. Единственное, что нужно, — это модерировать остроту блюд.

Нужно добавлять меньше перца, чем мы привыкли, чтобы человек мог почувствовать вкус и понять в точности, каким должен быть вкус того или иного блюда.

Когда ты привыкаешь к этим вкусам и ароматам, ты можешь прибавить перцу. Но нужна какая-то прелюдия. Так что моя позиция — сохранять аутентичность, но снижать остроту.

— Какие блюда неиндийской кухни вам нравятся?

— Я обожаю кухню Юго-Восточной Азии — Таиланда, Вьетнама, кухню Ближнего Востока, стран Средиземноморья. Я люблю, когда у блюд яркий вкус, интересная структура, цвет. Мне нравится, когда есть баланс кислого-сладкого-соленого-острого. Мне нравится, когда ароматы щекочут нервы, дразнят вкусовые рецепторы.

— Что вы уже попробовали в России?

— Я ел борщ, пельмени — я обожаю блюда из фаршированного теста и уверен, что у пельменей в России и в Китае общие корни. Вы знаете, что до путешествия Марко Поло в Китай в Италии не было спагетти и других видов пасты? Это он привез в Италию идею лапши.

— Русская кухня, наверное, не кажется вам такой уж яркой.

— В русской кухне специи тоже используются: имбирь, корицу, кардамон, гвоздику кладут в некоторые блюда. Сладкие. Это обычная история для всех западных стран: когда индийские специи попали в Европу, их стали использовать прежде всего именно для приготовления десертов. Но да, мне не хватает острых впечатлений.

Правда, есть одно блюдо, которое я обожаю, — это кулебяка.

Разные виды начинки из яиц, рыбы, риса, блинчики, которые их разделяют, тесто — обожаю! Я делал кулебяки в 80-е, когда учился в кулинарной школе. Божественная еда.

— Как вам удалось совместить барочный интерьер и музыку с традиционной индийской кухней?

— Они прекрасно сочетаются. Посмотрите на индийскую архитектуру, на дворцы, они украшены так же пышно, как здания эпохи барокко. А барочная музыка… Я ее обожаю! Телеман, Корелли, Манфредини, Локателли….

Рецепт от шефа: курица карри с кардамоном

Реза пускается в перечисление имен своих любимых композиторов и тем временем разогревает сотейник, льет туда растительное масло, бросает в горячее масло стручки кардамона и, дождавшись, чтобы они зашипели, отправляет туда же свежий измельченный имбирь, чеснок и лук. Добавляет чуть-чуть соли (он говорит, что так лук быстрее приобретет золотистый цвет) и быстро-быстро перемешивает, не переставая восхищаться ароматом. На сковороду продолжают радугой сыпаться пряности — молотый кориандр, острый перец чили, куркума перемешиваются с луком, и Реза успокаивает этот пожар тремя столовыми ложками воды.

К смеси добавляются порезанные помидоры и зеленый чили, от одного вида которого становится жарко.

Остается перемешать — и выпаривать воду, чтобы помидоры, лук и пряности превратились в густой соус. Соус непременно нужно попробовать — и добавить в него соли и сахара, чтобы получился тот самый остро-кисло-сладкий вкус, который отличает многие блюда Азии. В ярко-красный соус выкладываются куриные грудки, порезанные крупными кусками. Осталось влить на сковороду еще воды, чтобы она покрыла курицу, перемешать и оставить готовиться под крышкой на медленном огне. Готовую курицу Реза посыпает свежей кинзой. Куда же без нее в индийской кухне!

Индия. Россия > Агропром > gazeta.ru, 19 января 2016 > № 1616650 Реза Махаммад

Заседание наблюдательного совета Агентства стратегических инициатив.

Под председательством Владимира Путина состоялось заседание наблюдательного совета автономной некоммерческой организации «Агентство стратегических инициатив по продвижению новых проектов».

Обсуждались результаты работы Агентства в 2015 году и задачи на текущий год, в частности реализация «Национальной технологической инициативы», развитие системы подготовки кадров на основе международных стандартов и пути улучшения делового климата.

* * *

В.Путин: Добрый день, уважаемые коллеги!

Прежде всего хотел бы поблагодарить вас за работу в прошедшем году. Вы предложили ряд интересных идей, системные проекты, смогли объединить вокруг них деловые круги, экспертов, представителей гражданского общества, да и с органами власти поработали достаточно эффективно. Налажено взаимодействие и с новыми институтами, такими как Фонд развития промышленности, Российский экспортный центр, корпорация развития малого и среднего бизнеса. Должен отметить, что такое широкое сотрудничество помогает добиваться практических результатов в интересах всей экономики страны.

В прошедшем году при вашем активном участии в целом выполнены «дорожные карты» «Национальной предпринимательской инициативы», серьёзно изменились законодательная и нормативная базы. Объективным механизмом оценки правоприменения на местах, в субъектах Российской Федерации, по поддержке бизнеса стал Национальный рейтинг инвестиционного климата.

Важно, что вы организовали контроль со стороны предпринимателей за качеством исполнения принимаемых нормативных актов, прежде всего на уровне регионов и муниципалитетов. Убеждён, результаты таких проверок должны быть открытыми для всего общества, для граждан, и, безусловно, это будет помогать улучшать деловой климат и в дальнейшем и – что важно – станет действенным антикоррупционным механизмом.

Отмечу весомый вклад Агентства в развитие системы подготовки кадров на основе международных стандартов. Важным событием считаю завоевание права проведения в 2019 году в Казани мирового первенства, мирового чемпионата по рабочим профессиям, которое, как уже говорил, должно послужить хорошим стимулом для развития всей системы отечественного профессионального образования, повышения престижа рабочих профессий.

Рассчитываю, что и в наступающем году – уже, так скажем, наступившем году – Агентство будет активно участвовать в реализации наших общих стратегических задач, обозначенных в Послании Федеральному собранию.

На что хотел бы обратить внимание, уважаемые коллеги.

Первое: важнейшее условие динамичного развития страны – это, конечно, расширение свободы ведения бизнеса, свободы предпринимательства. Хочу ещё раз повторить: многие барьеры в федеральном законодательстве сняты. И сейчас принципиально важно обеспечить грамотное применение принятых уже решений, норм, и прежде всего, конечно, на местах, распространить на всю страну лучшие практики [работы] с предпринимателями.

Задача Агентства – содействовать формированию в регионах по–настоящему эффективных, современных, мыслящих управленческих команд, которые понимают запросы бизнеса, видят в предпринимателях ключевых партнёров в развитии экономики страны и в развитии экономики в субъектах Российской Федерации.

Просил бы Агентство создать, как мы уже об этом говорили и сейчас только с Андреем Рэмовичем [Белоусовым] обсуждали это, развивать центр обмена лучшими практиками [госуправления и формирования инвестиционного климата]. Я знаю, что вы договорились сделать это на базе Академии госслужбы, в виде постоянно действующего семинара, можно сказать. Надо попробовать, и нужно, конечно, запустить этот механизм, нужно, чтобы он заработал по–настоящему.

Второе. Вы начали серьёзный, значимый проект – «Национальную технологическую инициативу». Совместно с экспертным, научным сообществом, с бизнесом сформулированы конкретные шаги по развитию ряда перспективных направлений. И сейчас важно строго выдержать сроки, консолидировать ресурсы, в том числе и институтов развития.

Далее. Вчера на совещании с членами Правительства обстоятельно говорили и о разработке современных профессиональных стандартов, внедрении на их основе новых образовательных программ. И здесь нужно ориентироваться на самые передовые международные требования.

В этой связи нужно и дальше повышать роль чемпионатов по рабочим и инженерным профессиям, проведения таких конкурсов как ключевых инструментов оценки качества отечественной системы подготовки кадров.

В Послании уже говорилось о необходимости сформировать национальную систему таких чемпионатов, как «Молодые профессионалы», которая бы включала и соревнования для ребят более младшего возраста – от 10 до 17 лет. Хотелось бы сегодня услышать ваше мнение на этот счёт, какие есть здесь идеи, предложения, как идёт работа по развитию новой модели дополнительного образования для школьников.

Давайте поговорим обо всём этом подробнее. Слово Андрею Сергеевичу Никитину. Пожалуйста.

А.Никитин: Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые члены наблюдательного совета! Добрый день!

Хотелось бы начать с результатов, с проектов. Порядка 300 проектов за всё время работы находится в АСИ, по 200 из них уже есть конкретные, абсолютно измеримые реальные результаты. Хочу привести только три примера.

Первый в России частный судостроительный завод в Ленинградской области. Люди к нам обратились, там никогда не было такого опыта, не было законодательства. Завод на сегодня построен, десять судов он выпускает, размером до 100 метров, в год. Портфель заказов до 2018 года уже сформирован.

Проект немножко из другой области – это проект «Универсариум». Он вообще родился на форсайт-флоте АСИ в 2012 году. Там собрались энтузиасты и договорились сделать российский аналог Coursera – российскую систему электронного образования. Сегодня это работающая компания, 25 ведущих вузов с ней сотрудничают, 600 тысяч сертификатов выдано на прохождение обучения. То есть полностью живая, работающая, мощная система.

И очень интересные социальные проекты, которые я бы хотел привести в пример. Это проект ресоциализации детей, вступивших в конфликт с законом. Оказалось, что дети, которые находятся под следствием, дискриминированы в части права на получение образования. К нам обратился один благотворительный фонд, руководство ФСИН нас полностью поддержало. Сегодня уже утверждён порядок получения такими детьми высшего или дистанционного образования, и готовятся поправки в Уголовно-исполнительный кодекс. То есть мы этот вопрос снимем.

Здесь хотел бы отметить роль нашего нового директора «Социальных проектов» Светланы Витальевны Чупшевой. Она не так давно Вами назначена, но сумела, с одной стороны, темп сохранить, с другой стороны, быстро выйти на конкретные, уже понятные результаты.

По «Национальной предпринимательской инициативе» Ваше поручение выполнено. Все те документы, которые должны быть приняты во исполнение «дорожных карт», на 95 процентов приняты, по большинству из них уже началась реализация. Это видят и российские предприниматели, и международные эксперты, в том числе эксперты Всемирного банка.

Но на самом деле самое главное впереди. Главное сейчас – это оценка правоприменения, корректировка того, что может происходить, того, как это должно работать. Здесь Артём Аветисян этим занимается, «Клуб лидеров», деловые объединения. Но также мы с предпринимательскими объединениями увидели, что есть какие–то вещи, которые мы не закрыли на первом этапе.

Это, например, подключение к газовым сетям, подключение к коммунальным сетям – бизнес об этом тоже говорит. И на совещании у Дмитрия Анатольевича Медведева в конце года договорились, что мы тоже эти вещи будем делать и тоже по ним уберём все административные барьеры.

Национальный рейтинг в этом году будет уже третий. В том году мы увидели, как по всей стране – где–то больше, где–то меньше – сократились административные барьеры: получение разрешения на строительство, подключение к сетям. Мы рассчитываем, что это будет и в этом году, и мы рассчитываем, что это будет сделано гораздо быстрее. Для чего?

Мы в этом году две больших новации реализуем. Первая – то, о чём Вы говорили, – это центр обмена лучшими практиками, центр обучения. В конце года он начал работать, здесь мы с Академией народного хозяйства, с Сергеем Ильичём Воробьёвым этой темой занимаемся. Тысяча человек прошла через него, примерно по десять от каждого региона: вице-губернаторы, министры, мэры крупных городов, и они смогли ознакомиться с лучшими практиками наших лидеров в области инвестклимата. Выступали министры из Татарстана, других регионов, где это действительно умеют делать хорошо.

Но кроме этого мы в этом году запускаем электронную систему онлайн-образования и контроля над изменениями инвестклимата. Что это даст? Все «дорожные карты» регионов, по которым они собираются сокращать свои административные барьеры, будут загружены в эту электронную систему, и можно будет не раз в год, а ежедневно видеть, как какой регион снимает свои административные барьеры. Можно будет понять, где кому что–то мешает, они смогут через эту систему обратиться к другому региону, посмотреть лучшие практики. То есть мы рассчитываем, что всё это очень ускорит наше движение, этот процесс.

Кроме того, эту систему можно будет использовать и в других направлениях. Например, та система «Молодые профессионалы», система обучения, о которой Вы говорите, здесь важно, чтобы колледжи у нас менялись. Сейчас Союз рабочих профессий разрабатывает модельный стандарт современного колледжа.

Мы его также можем загрузить в эту систему, подключить всех 85 региональных министров труда, они сделают свои планы, и мы в течение года будем видеть в каждом регионе каждый колледж, где он сейчас, куда он идёт, когда он будет готов готовить специалистов по международным стандартам. То есть такая система будет, довольно важная и интересная.

Кроме этого мы усиливаем свою систему общественных представителей в регионах. Помимо представителей в округах мы хотим, чтобы в каждом регионе у нас было минимум три человека: кто–то из лидеров бизнеса будет нашим общественным представителем по инвестклимату, кто–то из лидеров образования и науки – нашим представителем по этой теме, кто–то из социальных лидеров, соответственно, по социальной. Прошу такой подход поддержать.

Но также мы видим, что в регионах есть лучшие практики, не только связанные с инвестклиматом. Например, в Кировской области придумали систему страхования от сердечно-сосудистых заболеваний. Человек платит небольшие деньги, но если он заболевает, то он уже все лекарства, всё лечение получает бесплатно.

Они несколько лет её применяют, получили бюджетный эффект и существенное снижение инвалидности и смертности от сердечно-сосудистых заболеваний. Я абсолютно уверен, что подобного рода практики есть в каждом регионе: два, три, пять хороших управленческих решений, которые можно было бы масштабировать на всю страну. Мы готовы их собрать, готовы продумать систему этого масштабирования и просим поручить нам такую работу. На следующем набсовете мы доложим, как это можно делать.

И, наверное, последнее, о чём хотел сказать, – это «Национальная технологическая инициатива». Действительно, мы неожиданно получили результаты по тем «дорожным картам», которые уже приняты Правительством в прошлом году. Важно здесь нам не потонуть в бюрократии и бумагах. Это достаточно серьёзный и сложный проект. Дмитрий Песков о нём тоже подробно расскажет.

Спасибо за внимание. Доклад окончен.

В.Путин: Спасибо.

Артём Давидович, пожалуйста.

А.Аветисян: Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые коллеги!

В этом году АСИ отметит своё пятилетие. За это время направление «Новый бизнес» оказало поддержку более ста компаниям.

Когда мы начинали свою работу, некоторые эксперты и журналисты с иронией задавали вопрос: как можно поддерживать проекты, не имея каких–либо фондов, финансовых инструментов? Говорю с полной уверенностью: можно. Более того, снятие административных барьеров позволило некоторым компаниям не только запустить производство и расширить его, но со временем выйти на зарубежные рынки.

Владимир Владимирович, если помните 2012 год, Вы были в Красноярске. Мы тогда проводили открытый экспертный совет. Тогда один из проектов, который мы отобрали, это компания «Интра», город Санкт-Петербург. Эти ребята придумали уникальную технологию инновационного ремонта трубопроводов. Причём они их ремонтируют без остановки производства.

Так вот, мы их отобрали. У них были определённые барьеры, связанные с Ростехнадзором. Мы эту работу наладили. Что дальше произошло? За это время они увеличили выручку в шесть раз, и эти деньги, всю прибыль, они вкладывали в производство. Построили новый завод и уже сейчас экспортируют свою продукцию, которая помогает справляться с этим ремонтом, в Казахстан. В этом году выходят на рынок Узбекистана и Азербайджана и в ближайшее время начинают сотрудничество со странами БРИКС. Это наглядный пример, что у каждого предприятия есть шанс не только преуспеть на нашем рынке, но и выйти на международные рынки.

Владимир Владимирович, Вы много говорили о том, как важно сейчас наращивать для средних несырьевых компаний экспорт. Вот такой механизм поддержки средних несырьевых компаний мы разработали и уже внедрили и Ваше поручение выполнили в этой части. Мы совместно с ВЭБом, РЭЦом [Российский экспортный центр], РФПИ запустили механизм «инвестиционного лифта». Сейчас он пока функционирует как четырёхстороннее соглашение – это тестовый режим. Но, несмотря на то что это «пилот», две из пяти отобранных компаний уже пробили брешь на зарубежных рынках: на рынке Африки и Ирана. В Гамбию и Сенегал уже с середины этого года будут поставляться российские автобусы и медицинские лаборатории.

Более того, удалось подписать соглашение в декабре, и компания, которая называется «Бакулин Моторс Групп» (во Владимире в середине года открывается завод), выходит на рынок Ирана. Там сейчас идёт масштабное обновление общественного транспорта. Им нужно 17 тысяч газомоторных автобусов. Они в эту программу уже заходят.

Ещё один пример – это компания из Татарстана «Интерскол». Она тоже к нам обратилась в 2012 году. Они производят электроинструменты. Компания в несколько раз увеличила свою выручку, сейчас конкурирует с такими гигантами, как Makita и Bosch, и, собственно, выходит на рынок Объединённых Арабских Эмиратов (тоже в декабре подписано соглашение). В любом случае механизм мы сейчас тестируем, ближе к концу года будет понятно, как он работает и нужно ли его оставлять в таком режиме – четырёхстороннего соглашения – или каким–то другим образом его структурировать.

Безусловно, мы сейчас акцентируемся на поддержке компаний, которые выходят на экспорт, и не забываем о компаниях, которые работают здесь. Как правило, это небольшие компании. Например, «ОФК-КАРДИО» – компания, которая разработала тесты для определения ранней диагностики инфаркта миокарда. В декабре удалось запустить завод полного цикла по производству таких тестов. Эти тесты уже сейчас продаются и на станциях скорой помощи, и в обычных аптеках.

И в завершение доклада хочу сказать об одном проекте, над которым мы ещё продолжаем работать и не завершили. Это компания из Крыма, которая занимается производством молока. Мы им сейчас помогаем расширить производство и увеличить ассортимент продукции. Она находится в Красногвардейском районе полуострова. Мы считаем, что это важно, потому что сейчас потребности в молоке не покрываются производителями где–то на 50 процентов.

Теперь перейду к «Национальной предпринимательской инициативе», точнее, к её мониторингу. Мы с коллегами из «Клуба лидеров», из «ОПОРЫ России», из «Деловой России», РСПП и ТПП проводим регулярно контрольные закупки. Они позволяют определить, насколько реально меняются условия бизнеса в стране. Могу сказать, что результаты есть. К примеру, недавно отменили круглую печать. Теперь не нужно пользоваться круглой печатью, и предприниматели сказали спасибо.

Но спустя время они начали говорить другие выражения, я здесь по понятным причинам цитировать их не буду. Что же произошло? Дело в том, что Роструд выпустил письмо, копия у меня на руках, что теперь работодатели обязательно должны заверять печатью трудовые книжки. А кто этого делать не будет, того накажут, штраф – 50 тысяч рублей. Мы, кстати, надеемся, что это будет в ближайшее время исправлено. Контрольные закупки позволяют такие вещи выявлять и быстро исправлять.

Последние контрольные закупки, та тема, которая крайне важная и крайне актуальная, и о ней говорят предприниматели, мы даже с ВЦИОМ провели исследование, – это доступность кредитов. Мы провели исследование, как я уже говорил, 87 процентов предпринимателей назвали эту проблему ключевой. Мы, конечно, прекрасно понимаем, что ЦБ в последнее время снижает ставки. Но фактически малому и среднему предпринимателю взять кредит меньше чем под 19 процентов достаточно сложно. Мы этот вопрос обсуждали в созданной недавно корпорации по развитию малого и среднего бизнеса, у нас есть определённые идеи, как оптимизировать эту работу, корпорация передаёт в «МСП Банк».

Собственно, если, Владимир Владимирович, Вы не возражаете, мы тогда подготовим конкретные предложения и представим.

Спасибо за внимание.

В.Путин: Спасибо.

Дмитрий Николаевич, пожалуйста.

Д.Песков: Уважаемый Владимир Владимирович!

Мы в прошлом году концентрировались на двух задачах, которые должны в среднесрочной перспективе дать нашей стране инструменты устойчивого долгосрочного роста.

Первое – это рост производительности труда через подготовку кадров, и второе – это подготовка к опережающему росту на принципиально новых рынках. То есть те проекты, которые у нас брендировались как WorldSkills и «Национальная технологическая инициатива».

Обе задачи от нас потребовали использования быстрых, дешёвых, эффективных методик прогнозирования. Мы вырастили внутри Агентства собственный метод, он за последние два года начал широко использоваться не только у нас в стране, но и в целом ряде других стран. С нами работает Международная организация труда. По нашей методике сегодня реформируется система подготовки кадров во Вьетнаме, в Армении, в Тунисе, в Зимбабве, в отдельных проектах в Люксембурге. Даже инженеры Apple, которые придумывают новые поколения этих устройств, используют методику, разработанную в Агентстве.

Мы начали активно внедрять это в рамках БРИКС. Фактически с этим методом мы готовы браться за любого рода стратегические задачи и прогнозирование, кроме цены на нефть, это методу неподвластно, с этим мы не справимся.

По WorldSkills. Александр Николаевич вчера рассказывал Вам о промежуточных результатах, не буду здесь повторяться. Чемпионаты быстро развиваются: в прошлом году это 30 региональных чемпионатов, 4 тысячи участников, 4200 экспертов. Фактически это мастера производственного обучения и преподаватели вузов, колледжей и крупных компаний, центров их подготовки. Через систему чемпионатов мы меняем принципиально подходы к подготовке кадров в этих компаниях. Самый лучший пример, где мы собрали всё это вместе, это в Екатеринбурге – чемпионат хай-тек, где более ста промышленных компаний, 30 холдингов со всей страны соревновались.

Хотел бы показать, у Вас есть рядом такая табличка. Если помните, год назад была табличка, где были регионы, а у Вас там на первой странице – это крупнейшие российские промышленные холдинги и уровень подготовки в соотношении с мировым уровнем по ключевым компетенциям хай-тека. То есть красное – плохо, жёлтое – поприличнее, зелёное – очень хорошо.

Зелёного нет, но самое жёлтое – это победитель чемпионата, это команда «Росатома», то есть Сергей Владиленович [Кириенко] лично возглавил изменения этой системы, год они работали и сегодня начали менять именно подходы, ориентируясь на то, что «Росатому» надо строить свои предприятия за рубежом и, соответственно, требования к подготовке кадров очень высокие.

Минпромторг нас горячо в этой работе поддерживает, даже несмотря на то, что по «Ростеху» у нас самые низкие результаты, то есть система подготовки кадров как таковая на месте практически отсутствует, но коллеги сейчас начали быстрые изменения вместе с нами о том, как эту систему сконфигурировать.

Если посмотрите следующую страницу, это на конкретном примере. Победитель «Лучший сотрудник по сварке» – компанию «Росатом» представляет Александр Дуймамет, он получил миллион рублей приза как лучший российский специалист по хай-теку, в Волгодонске работает. Это то, как он выполняет задания. Вы видите, что по двум направлениям это хороший, высокий мировой уровень, а, например, радиограмма или зрительная оценка проваливается. После этого «Росатом» берёт и меняет в своих системах подготовки и переподготовки именно эти кусочки: где–то электроника или токарная работа на станках с ЧПУ, некоторые виды технологических операций мы в принципе производить не умеем, но именно такого рода работа нам позволяет это делать.

На следующий год, в соответствии с Вашим поручением, у нас 16 крупнейших предприятий, как частные, так и государственные, проводят свои уже отраслевые чемпионаты, меняют систему подготовки. И через год, в октябре, мы снова замерим эти результаты, то есть сможем понять, насколько уменьшился наш разрыв. Вот эта часть, которую мы брали как мировые практики, но, работая с детьми, мы ушли далеко вперёд. Кроме того, мы впервые в мире сделали такую компетенцию, называется «Навыки будущего», по навыкам, которых сегодня ещё нет, но которые очень востребованы.

Например, первое в мире соревнование по нейропилотированию, когда дети силой мысли управляют роботизированными устройствами. Реверсивный инжиниринг, когда берётся деталь, которую мы не понимаем, из чего она сделана, анализируется её состав, делается аналогичная, но с лучшими тактико-техническими характеристиками. Эту работу ведёт группа Боровкова. По той же методике сегодня делается проект «Кортеж». И много-много таких вещей мы смогли вместе собрать в общую систему.

Мы считаем, что здесь мы достигли очень высоких результатов. Не по собственному мнению, а потому, что в Екатеринбурге был доктор Хуберт Ромер, это глава WorldSkills Германии и сейчас WorldSkills Европы. Посмотрев на то, что мы делаем, он сказал, что он пишет доклад в Правительство Германии о том, что в перспективе Германия может потерять лидерство в подготовке рабочих кадров для новых отраслей. То есть это такая внешняя оценка нашего результата. И тех, кто смотрит на это скептично, я приглашаю приехать в Екатеринбург в следующем году (Андрей Рэмович был в этом) и, что называется, посмотреть на месте вживую.

Мы выиграли общими усилиями с Рустамом Нургалиевичем [Миннихановым], с Правительством борьбу за Казань. Мы понимаем, что это нельзя делать просто чемпионатом, что мы в рамках этой работы и должны эту систему подготовки кадров для новых отраслей выше мирового уровня развернуть. Да, это амбициозные цели. Мы считаем, что они достижимы.

Единственная серьёзная проблема сейчас состоит в том, что в бюджете не заложено средств на это, а если мы не профинансируем эту работу уже в этом году в ближайшее время, то Россия не сможет выполнить международные обязательства и нам придётся от чемпионата отказаться, потому что там значимый блок именно международных обязательств.

Здесь просим Вашей поддержки, потому что довольно странно – сначала выиграть, а потом не вести эту работу. Суммы значительные, но не запредельные. Например, зимняя Универсиада, которая будет проходить в то же время, масштаб влияния на экономику, с нашей точки зрения, на порядок больше. Это тот блок, который касается нашей работы с кадрами.

В области «Национальной технологической инициативы» мы действительно пошли немножко быстрее ожидаемого темпа. Создан организационный механизм, Дмитрий Анатольевич Медведев и президент Совета модернизации её ведут; Андрей Рэмович и Аркадий Владимирович [Дворкович] являются сопредседателями группы.

По аналогии с НТИ созданы рабочие группы, которые возглавили крупные технологические предприниматели. Первые пять «дорожных карт» сейчас в стадии согласования. «Дорожная карта» по здравоохранению с подходами в области информатизации, нейрогенетики, других изменений, которые присутствуют в части (Алексей Репик возглавляет), уже прошла первые тяжёлые, но быстрые согласования с Минздравом.

Двигаемся хорошо, но здесь хотелось бы поговорить о сути того, что мы увидели за этот год. Мы понимаем, что входим в относительно стабильную ситуацию в ближайшие 20 лет. То есть у нас будет тяжёлая геополитика, у нас будут низкие цены на энергоносители, и мы будем переживать не самый лучший инвестиционный климат, и мы будем переживать стремительную технологическую революцию. Вот эти четыре фактора являются одновременными и являются фактором такого консенсуса по поводу того, что нам предстоит.

Фактически мы видим в рамках НТИ ключевой базовый технологический пакет, который будет перестраивать практически все отрасли – от государственного управления и питания до военной сферы, финансовой сферы, здравоохранения и так далее и тому подобное.

Хороших русских слов пока нет, но сочетание больших данных, глубокого обучения и того, что называется Blockchain, то есть возможность отследить любого рода транзакции на любом расстоянии с любым количеством агентов, которые в этом участвуют, революционизирует фактически все сферы. То есть что происходит? Если раньше вы покупали автомобиль, и этот автомобиль у вас просто ездил как кусок железа, то сейчас вы покупаете сервис, ваш автомобиль сам учится входить в поворот, он умеет и учится ездить без вас, и все автомобили, которые проданы конкретным производителем, объединяются в самообучающуюся сеть. Это по факту то, что происходит уже сейчас.

В той политике импортозамещения, которую мы сегодня проводим, эти факторы в принципе не учитываются ни в каком виде – в отраслевых стратегиях, в энергетических стратегиях, – факторы, требующие немедленных шагов по созданию систем промышленного хранения энергии рядом с мегаполисами. Мы в какой–то степени страдаем синдромом выученной беспомощности по этому поводу, и мы не очень готовы к амбициозным задачам.

Обсуждая с курирующим заместителем министра одну из карт, как раз по беспилотникам, я говорил: «Смотрите, вот у нас пассажирский дрон, который будет человека перевозить так же, как такси, он близок». Мне этот очень умный, очень ответственный профессиональный чиновник говорит: «Это же, во–первых, не в ближайшие десять лет, а во–вторых, я за это садиться не хочу, в ближайшее время не вижу на горизонте этого». Мы говорим: «Нет, это всё случится гораздо раньше».

И неделю назад китайцы действительно на выставке промышленной электроники показывают уже это решение, полностью аналог, как, помните, в фильме «Гостья из будущего». Там летали на таких маленьких кругленьких штучках. Вот ровно такая же: нажал кнопку, тебя из точки «А» в точку «Б» переместили. Вот здесь не хватает амбициозности. Она есть у инженерных команд и ещё больше – у команд чиновников.

Здесь нам нужна, безусловно, поддержка в первую очередь даже не финансовая, а идеологическая, на то, чтобы развернуть общество в эту сторону. Потому что смотрите… Мы пережили десятилетие сытости, до начала десятых годов. Мы сейчас переживаем такое десятилетие угроз.

Эти базовые мотивации людей, они очень сильные, но сытость надоедает, угроза притупляется, нужна ещё мечта. Нужна мечта, нужен вызов, нужны масштабные задачи, которые общество, власть, бизнес могли бы создавать вместе и работать над их преодолением. Потому что когда есть мечта, потом появляется гордость за результаты. Мы в рамках НТИ пытаемся выработать экономическую политику опережающего роста на новых рынках в двадцатые годы. Фактически это наш фокус. За нами довольно быстро стали следовать и государственные структуры, «Ростех» полностью переписал стратегию дословно – как опережающий рост на новых рынках. То есть мы видим, что эти идеи откликаются, но есть два очень значимых фактора.

Первое. Большие государственные компании слишком сложные, слишком медленные, для того чтобы на этих рынках расти. Мы видим, что на них успеха добиваются маленькие инженерные компании, где мало менеджмента и где есть амбиции на то, чтобы сделать больше чем необходимо. Мы эти компании видим, у них есть сейчас уникальные результаты. У нас есть компания «Геоскан» из Санкт-Петербурга. Смотрите, она делает беспилотники и съёмку с них – электронный кадастр.

Я цифры просто приведу. Вот они отсняли город Ноябрьск – 46 квадратных километров. Стоимость по сравнению с традиционными методами дешевле в 20 раз – чем вертолётом. Вертолёт – 600 тысяч рублей за квадратный километр, а дрон – 30 тысяч рублей. Нашли 110 гектаров незадекларированных площадей, стоимость их 3 миллиарда рублей только по одному крошечному кейсу, арендная плата – 56 миллионов рублей в год за это, которые получает государство, стоимость – 3,5 миллиона рублей всей работы. Мы готовы брать такого рода задачи, делать их очень дёшево и эффективно. Взять, сделать цифровую модель Крыма, которая будет очень чётко иметь этот самый кадастр, который будет нам всё это дело показывать.

У нас есть такие компании, как «Нейроботикс», – очень амбициозные, Вы их видели год назад на ЦНИИТОЧМАШ, они показывали как раз управление мыслью ряда структур, потому что здесь грань между военными и гражданскими решениями очень прозрачная. У нас есть компания «Атлас», основанная нашими студентами, которая делает первую в России систему генетического секвенирования. Можно не обращаться к американцам, делать это у нас. У нас есть компания «Сканэс», которая делает средства дистанционного зондирования Земли. «Даурия Аэроспейс» – частная космонавтика, «Таврида Электрик», в конце концов, великолепно растёт на рынках энергетики. Они все сейчас собрались в НТИ, но нужна в первую очередь идеологическая поддержка, для того чтобы они двигались вперёд.

Добиваются результатов в медиа. Мы понимаем, здесь очень важно медийное совмещение. Российская компания «Анимаккорд», которая делает мультипликационный сериал про Машу и Медведя, знаете, сейчас обошла «Дисней», и одна её серия, которая называется «Маша и каша», впервые в истории миллиард просмотров в интернете одной серии достигла, эксплуатируя российские архетипы, с одной стороны, а с другой стороны, новые технологии.

Очень важная вещь. Мы понимаем, что к этим двадцатым годам у нас вырастает новое поколение суперталантливых ребят, которых мы называем пси–поколением, поколением суперинженеров. Это те, которые в детских технопарках, о которых Светлана Витальевна будет рассказывать, в «Сириусе» работают. Но если они в 2019–м, в 2018 году придут в вузы, которые не изменятся к этому времени, то ребята из «Сириуса» будут там инопланетянами. И здесь нам необходимы очень сильные действия, для того чтобы эти организационные изменения в системе подготовки уже университетов и высшего образования сделать.

Если сделаем, у нас появляется отличный шанс в двадцатые. Почему? Потому что другой тренд развития роботизированных производств отменяет извечное российское проклятье, то, что мы не умеем делать массово, хорошо управляемое производство потребительских товаров. Потому что они роботизируются, и становится всё это делать гораздо проще – уходят посредники.

Ставка получается в первую очередь на таланты, а талант – это то, что может позволять преодолевать плохие институты. Российская история – это история поддержки талантов, которые работают в очень плохом институциональном климате и в тяжёлой геополитической ситуации. Мы хотим эту ставку делать именно на инженерные команды, на таланты, на быстрый рост.

Риск – это риск излишнего контроля и слишком сильное понятие безопасности. Государство пытается сразу контролировать все новые рынки. Появился рынок онлайнового образования, выросли на нём частные компании – Министерство образования быстро сделало такую «монопольку» из восьми ведущих вузов, которая вытесняет их с рынка искусственными средствами и административным давлением.

На других рынках. Сегодня, если мальчик из Иркутска сделает деревянную модель самолётика, ему необходимо будет получить регистрацию в Росавиации, сертификат типа лётного судна и удостоверение пилота беспилотного летательного аппарата. Нам необходим баланс между интересами безопасности, мы понимаем, что они должны быть, и интересами развития. Должна быть какая–то точка, в которой этот баланс обеспечивается. Мы с Правительством, Андрей Рэмович нам помогает, работаем над этим, но это наша пока проблемная точка, мы пока организационного механизма здесь не выработали.

Ещё раз: мы понимаем, что нам нужна мечта. У нас есть российские инженеры, предприниматели и таланты, которые готовы браться за амбициозные задачи. Нам важны даже не деньги, а поддержка и обеспечение государством им этих самых амбициозных задач, и тогда у нас могут двадцатые годы пройти совершенно по–другому.

В.Путин: Спасибо большое.

Светлана Витальевна, прошу.

С.Чупшева: Добрый день, уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые члены наблюдательного совета!

Владимир Владимирович, разрешите поблагодарить Вас за оказанное доверие. Вы поручали нам запустить новую модель дополнительного образования, основной задачей которой как раз и является вовлечение большего количества детей в научно-техническую сферу. У нас сегодня, к сожалению, цифры по допобразованию в НТИ – это четыре процента деток, которые посещают учреждения, занимаются инженерными такими специальностями. Цифра критически мала, для того чтобы мы обеспечили кадровым потенциалом национальную технологическую инициативу. Мы в этом году хотим увеличить процент деток, занимающихся инженерными специальностями, до 10 процентов.

Мы совместно с ведущими техническими отечественными нашими вузами – МФТИ, МАМИ – разработали, я считаю, уникальные новейшие программы. У нас таких не было в системе допобразования. Это по нейротехнологиям, нанотехнологиям, геоинформатике, антихакинг, беспилотники, биотехнологии, адаптированные именно для детей в возрасте от 5 до 18 лет.

Очень важно, что помимо популяризации инженерных специальностей в рамках – мы назвали их детскими технопарками «Кванториум» – этих учреждений они получают ещё навыки лидерства, умение работать в команде, ставить самостоятельно задачи и, по сути, в игровой форме занимаются инженерными специальностями. Очень важно, что они решают не просто какие–то виртуальные задачи, а уже сегодня мы с нашими крупнейшими ведущими госкомпаниями, такими как ОРКК, «Роскосмос», ОАК, КамАЗ адаптируем для детей настоящие взрослые технологические задачи. И уже сегодня у нас дети в детских технопарках решают задачи по раннему прогнозированию цунами.

Здесь мы работаем с Дальневосточной академией наук, со школой «Роснано». Они проектируют самообучающихся роботов, которые с поверхности Луны добывают гелий–3, который должен заменить собой углеводородную экономику. Детки уже проектируют в развитии коптеров, которых они научились собирать.

Летающее крыло из композитов по техническим характеристикам где–то в три раза лучше коптера с точки зрения встречного ветра и большей скорости, и грузоподъёмности. И конечно, когда дети решают настоящие взрослые задачи, здесь повышается мотивация и интерес.

Те опросы, которые мы проводили среди родителей в 60 субъектах Российской Федерации, 70 процентов родителей очень заинтересованы в обновлении инфраструктуры в системе дополнительного образования и в направлении, чтобы они могли отдать детей именно в научно-техническое творчество, в новейшие специальности, очень заинтересованы, чтобы будущее детей было связано с инженерными профессиями, которые будут востребованы в новой экономике.

Мы очень благодарны Рустаму Нургалиевичу и губернатору Ханты-Мансийского автономного округа госпоже Комаровой, потому что именно они в конце 2015 года открыли первые научно-технические станции для деток в Набережных Челнах, Ханты-Мансийске и Нефтеюганске. У нас уже первые дети обучаются на новейшем оборудовании мирового уровня. Очень важно, что в этих технопарках есть и российское оборудование, которое отвечает современным запросам.

Детей, скажу честно, нельзя оттуда увести в конце рабочего дня, им всем очень нравится, глаза горят. Мы были на открытии как раз в Набережных Челнах с Рустамом Нургалиевичем. Дети вообще нас не замечают, они занимаются резьбой лазером, запускают беспилотники, и это очень радует, потому что действительно у нас появятся не юристы и экономисты, а будущие инженеры и учёные.

В.Путин: Юристов и экономистов не обижайте, они тоже нужны пока ещё.

С.Чупшева: Конечно. Но очень важно, чтобы дети имели такую возможность, причём не только в центрах регионов, в мегаполисах, а из глубинки, потому что очень много талантов, я считаю, как раз из глубинки у нас появилось, имели возможность получить такое образование и получить возможность обучиться таким программам.

У нас такое негласное согласование с главами субъектов, что детки из детских домов также имеют возможность обучаться в этих технопарках. У нас на этой неделе более 80 детей в Ханты-Мансийске пять часов провели в технопарке, и договорились, что они регулярно будут также приходить на такие обучающие программы. Это тоже очень важно. В этом году мы планируем обучить 10 тысяч деток, вовлечь, провести через эти программы.

Очень остро стоит, Владимир Владимирович, кадровый вопрос преподавателей, кто будет обучать в этой новой системе дополнительного образования. Проехав по регионам, посмотрев бюджетные учреждения, некоммерческие организации, оказывающие такие услуги, знаете, некоторые дети – поговорив с детьми, кто там занимается, – на голову, а то и на две уже обогнали своих преподавателей. Здесь нам важно сейчас привлечь из технических вузов аспирантов, студентов, которые могли бы быть такими наставниками в этих технопарках для детей. Также разговаривали с руководством госкомпаний. Они готовы направлять лучшие свои инженерные кадры для наставничества и преподавателей в технопарках, а также мастер-классов для детей в этих технопарках.

Безусловно, Владимир Владимирович, если поддержите, всё–таки чтобы у нас больший круг госкомпаний, предприятий, лидеров отрасли сотрудничали сейчас с нашими детскими технопарками именно по формулированию технологических задач на новейшие разработки. Мы считаем, что здесь есть потенциал, и даже надеемся, что у нас будут какие–то запатентованные новые разработки именно детьми в детских технопарках.

Мы хотим, чтоб у нас был дух соревновательности между детьми в детских технопарках. Здесь помимо участия и в российских олимпиадах, соревнованиях, безусловно, мы будем участвовать и в международных соревнованиях. Но у нас сегодня есть такая проблема, если можно её так назвать, – те всероссийские олимпиады, которые проводятся приказом Минобра, у нас в основном ориентированы на предметы, которые сегодня в школах представлены.

В связи с чем мы теряем детей 9–го, 10–го, 11–го классов, потому что они все заточены на то, чтобы получить больше баллов при сдаче ЕГЭ для поступления в вузы, а нам бы хотелось, чтобы появились олимпиады, такие кросс-специальности по нанотехнологиям, робототехнике, нейротехнологиям, чтобы дети, которые выигрывают в этих олимпиадах, соревнованиях также получали баллы, которые бы учитывались при поступлении в технические вузы. Владимир Владимирович, если поддержите, мы бы тоже с Минобром, Правительством Российской Федерации проработали, потому что действительно это очень важно.

Мы в этом году планируем открыть более десяти таких технопарков в субъектах Российской Федерации, очень много запросов. Сергей Иванович в Ульяновской области готов тоже в этом году открыть такую научно-техническую станцию и ряд других субъектов. Мы надеемся, что это станет доступным для всех детей. Очень важно, что здесь приходят также частные инвестиции, частные инвесторы на эти площадки.

Владимир Владимирович, тоже хотели обратиться с просьбой, если поддержите. Сегодня технопарки финансируются из бюджетов субъектов Российской Федерации, также на этот год предусмотрены в рамках федеральной целевой программы средства у Минобра именно на оснащение современным оборудованием технопарков, там операционную деятельность уже либо операторы берут на себя, либо субъекты. И так как мы здесь решаем серьёзную задачу кадрового потенциала для НТИ, если позволите, мы бы проработали с Правительством Российской Федерации, чтобы 10 процентов от бюджета НТИ направлялось именно на проекты, связанные с подготовкой кадров в детских технопарках. Мы готовы здесь проработать с Правительством Российской Федерации этот вопрос. Если можно будет. Там специально созданная рабочая группа. Здесь проводятся экспертизы проектов, именно связанных с подготовкой кадров. Поэтому мы по установленной процедуре готовы проработать.

Другая у нас инициатива и поручение было по разработке новой модели индивидуального подхода и сопровождения инвалидов техническими средствами реабилитации. Тоже мы провели опросы инвалидов в ряде субъектов Российской Федерации. Безусловно, есть улучшение сегодня в оснащении ТСР и индивидуальном подходе. Но более 50 процентов инвалидов всё–таки до конца не понимают саму систему предоставления ТСР государством, а также компенсации, если они самостоятельно покупают ТСР. Не знают вообще о тех технических средствах реабилитации, инновационных в том числе, какие сегодня существуют в мире, а также на российском рынке, для того чтобы инвалиды могли не просто сидеть дома взаперти, а пользоваться инфраструктурой, теми благами, которые у нас сегодня есть в стране, и иметь возможность продолжать работать, это очень важно.

У нас сегодня порядка 12,5 миллиона людей с ограниченными возможностями по здоровью, и только 20 процентов из них трудоустроены. А в европейских странах такой показатель составляет более 50 процентов. Конечно, мы заинтересованы не просто в штамповке ТСР таких пассивных, как инвалидных колясок, а это должны быть инновационные технические средства реабилитации, которые позволят человеку вернуться на работу, а тем более профессионалу и эксперту в своей области.

Мы провели анализ российских производителей ТСР. Честно скажу, картина неутешительная. У нас сегодня рынок ТСР достигает доли импорта 60–90 процентов по многим направлениям, но есть точки роста, где уже компетенции и разработки, действительно, там доля рынка 20–30 процентов именно российских производителей по слухопротезированию, по протезке, есть новейшие прототипы сейчас современных экзоскелетов, бионических протезов. Мы выбрали порядка шести таких проектов российских производителей, которые готовы поддержать в этом году, если наблюдательный совет тоже поддержит эти проекты. Они связаны именно с разработкой инновационных технических средств реабилитации, которые позволят как раз людям с особенностями по здоровью максимально интегрироваться в современное общество и жить полноценной жизнью.

Очень важно также решить вопрос именно с информированием. Сегодня прорабатываем с Правительством, с Министерством труда Российской Федерации информационную систему «Единое окно» по предоставлению информации для инвалидов как раз по возможностям государства по оснащению техническими средствами реабилитации, по компенсациям, вообще по ТСР, которые существуют в мире и у нас, которые могут приобрести инвалиды самостоятельно.

Мы хотим запустить онлайн-систему заказов ТСР. Здесь готовы сотрудничать с нашей информационной системой именно производителей технических средств реабилитации как российские, так и зарубежные. Очень остро стоит вопрос по обучению пользованиями ТСР в регионах инвалидами и индивидуальному подбору технических средств реабилитации.

Мы сегодня с рядом субъектов Российской Федерации прорабатываем возможность открытия таких центров индивидуального подбора и сопровождения, где будет представлена вся линейка ТСР по разным видам заболеваний и ограничений по здоровью. Здесь в одном, по сути, центре любой человек с такой потребностью может прийти, выбрать и подобрать, индивидуально под него изготовят ТСР, будут специальные медицинские сотрудники, которые обучат пользоваться им.

Очень важно, что у нас сегодня в системе предоставляется ТСР, но не предоставляется услуга по его гарантийному сопровождению и ремонту. Здесь по многим позициям, не по всем, Владимир Владимирович, остаётся такой запрос. Здесь очень важно, чтобы производители, пусть даже платно, но могли такую услугу оказывать инвалиду, потому что в принципе очень многие готовы платить самостоятельно. Просто понимать, где эта точка входа, где то место, где можно получить такую услугу.

По обучению. Здесь мы тоже на площадке РГСУ договорились подготовить специалистов для протезирования, потому что здесь тоже есть вопросы. Здесь с ректором РГСУ есть понимание, как двигаться и каких специалистов привлекать в эту сферу.

Владимир Владимирович, тоже остро стоит вопрос по производству подгузников российского производства, потому что эта ситуация с курсом, где мы, по сути, на сто процентов зависим от иностранных производителей, были сбои в обеспечении социальных учреждений этими средствами – абсорбирующим бельём.

Здесь тоже отобрали несколько российских производителей, которые готовы открыть производство именно белёной целлюлозы, распушённой, которая необходима для производства памперсов. У нас уже есть несколько проектов, мы сегодня структурируем финансовую модель, привлекаем и организуем финансирование, уже по одному из проектов есть одобрение кредитного комитета и отобрана площадка в Вологодской области. Мы надеемся, что уже к концу этого года мы сможем говорить о запуске первого российского производства белёной целлюлозы и догнать рынок, долю рынка России хотя бы до 20 процентов нашего российского производства.

Владимир Владимирович, если поддержите наши проекты, будем очень признательны и готовы будем доложить потом о результатах.

Спасибо Вам большое.

В.Путин: Коллеги, кто хотел бы что–то добавить?

Р.Минниханов: Я коротко хочу сказать, что по всем проектам мы активно работаем. Хотел бы проинформировать о трёх проектах. Это, конечно же, большой проект по направлению «Автонет» – беспилотный автомобиль, здесь работа идёт. Разработчик – КамАЗ и российская компания, она станет в ближайшее время резидентом «Иннополиса», в принципе всё там идёт. Но пока вся работа идёт за счёт средств КамАЗа и за счёт этого разработчика. Там, в бюджете, по Вашему поручению, деньги предусмотрены. Просьба, наверное, всё–таки распределение делать через отраслевые федеральные министерства. Это будет быстрее и эффективнее.

Второй вопрос – на самом деле я даже не ожидал, что дополнительное образование, детский технопарк… Если будет такая возможность при посещении КамАЗа, я хочу Вас пригласить, показать не здания, не сооружения, а технологии, которые там запущены. Ведь специально АСИ представило нам инструкторов, которые обучили наших 18 человек, и они работают совершенно по новой технологии. Где–то 400 детей у нас. Курирует эту тему тоже КамАЗ. Мы хотим к этой работе привлечь вузы и наши крупные компании. Второй такой детский технопарк мы хотим открыть в этом году на площадке «Иннополис», думаю, их будет несколько.

И третий вопрос, очень важный для нас. По Вашему поручению, с Вашей поддержкой WorldSkills будет в России, работа идёт. Главный объект, где будут происходить эти события, – это выставочный комплекс. Мы приступили, работы идут, мы с этой задачей справимся. Но очень важно, конечно, не только провести хорошо, но и победить. Поэтому то, что коллега рассказал, нам очень много ещё надо работать, чтобы достичь такого уровня. Нам нужны межрегиональные центры подготовки. Для нас поручение дано по IT–направлению, кому–то – по машиностроению, но оно всё равно потребует средств. И мы готовы вложиться, но без федеральной поддержки эту задачу не решить, поэтому мы будем активно работать.

В.Путин: Как там наши ребята на гонке?

Р.Минниханов: Не очень пока…

В.Путин: Перевернулась машина, да?

Р.Минниханов: Одна перевернулась; у одной машины есть шанс быть в призах. Мы поехали на новых двигателях «Либхерр», но пока не доведено, переживаем.

В.Путин: Если переживаете, значит, доведёте.

Р.Минниханов: Доведём.

В.Путин: Успеха им пожелайте. Работа у них тяжёлая.

Р.Минниханов: Спасибо большое за то, что Вы смотрите, интересуетесь. Доведём обязательно.

В.Путин: Пожалуйста.

А.Репик: Уважаемый Владимир Владимирович!

В продолжение доклада Дмитрия Пескова хотел коротко обозначить ещё один важный момент, касающийся национальной технологической инициативы. Хотя НТИ у нас и нацелено в достаточно далёкое будущее, но у неё уже сейчас есть практическое измерение с точки зрения задачи, которую могут решать исполнительные власти в интересах технологической модернизации и диверсификации экономики.

В частности, одна из задач – продвижение выгодных для российских производителей правил регулирования на мировых рынках, то есть то, что в мире называют smart regulation – умное мотивирующее регулирование. Наши конкуренты этим пользуются очень активно.

Как вы знаете, в конце прошлого года завершились переговоры по созданию Транстихоокеанского партнёрства. Все эксперты отмечают беспрецедентный уровень договорённости именно не в вопросе снижения пошлин, а в вопросах национального регулирования. Например, там предполагается запрет требовать размещения персональных данных на территории своей страны. Это понятно, что регулирование в интересах американских IT–компаний. То есть такое прямое лоббирование.

Планируется создание спецкомитета ТТП [Транстихоокеанского партнёрства] по развитию и продвижению рыночных ценностей, то есть опять же удобного для США регулирования фактически. Но всё–таки и Транстихоокеанское партнёрство, и планируемое трансатлантическое в основном нацелено на существующие отрасли и рынки. А у нас сейчас есть возможность работать на опережение и, соответственно, там, где регулирование ещё не навязано, продвинуть те инициативы, которые выгодны России, российским производителям.

Поэтому в этой связи я бы просил обратить внимание, и, может быть, было бы правильно скоординировать усилия Правительства по продвижению наших интересов через площадки АТЭС, ШОС, АСЕАН, БРИКС, «Группы двадцати», в конце концов, именно с повесткой Национальной технологической инициативы. То есть в виде аккуратного продвижения российских стандартов и правил сначала в декларации, а потом уже на практике в двустороннее взаимодействие, ровно так, как действуют наши конкуренты. И тогда у нас есть шанс, что и работа с персональной медициной, генетическими заболеваниями, российскими системами навигации окажутся не догоняющими, а по–настоящему своевременными и опережающими.

В.Путин: Спасибо, Алексей Евгеньевич.

Да, пожалуйста.

С.Морозов: Спасибо огромное.

Владимир Владимирович, хотел бы обратить внимание на то, что в последнее время очень много говорят о достаточно сложном финансовом положении регионов. Звучат уже реплики о том, что, возможно, стоит пересмотреть бюджеты.

Я бы хотел сказать о том, что у нас на самом деле, на мой взгляд, достаточно много внутренних возможностей в регионах не используется надлежащим образом. Я веду разговор о том, что в Ульяновской области мы приступили к подготовке большого проекта, связанного с изменением системы управления регионом. Она вся у нас создана была ещё в советское время под совершенно другую численность, под совершенно другие задачи. И если вы посмотрите внимательно, то увидите, что там стоит районный центр, есть районные администрации и в соседнем здании есть городская администрация. Люди выполняют одни и те же функции крайне неэффективно. Всё это приводит к огромным расходам, которые мы с вами несём.

Например, в Ульяновской области мы где–то в пределах более двух с лишним миллиардов рублей тратим только на содержание регионального уровня чиновников. Мы посмотрели, создав у себя в регионе совет по реформам, центр управления реформ, мы имеем все потенциальные возможности сэкономить порядка около 500 миллионов рублей, которые мы могли бы направить на развитие региона.

Я бы хотел попросить у Вас получить одобрение на проработку такого проекта, связанного с изменением системы управления регионом совместно с АСИ, совместно с Андреем Рэмовичем. И, если Вы позволите, где–то в марте–апреле мы могли бы доложить этот проект Вам.

В.Путин: Давайте, конечно.

Что ещё? Прошу.

Г.Греф: Владимир Владимирович, что касается первого вопроса – это утверждение отчёта по достижению целевых показателей за 2015 год. Мне кажется, что надо немножко изменить систему, потому что здесь ковыряться в выполнении каждого KPI не имеет смысла, но нам нужно чьё–то независимое заключение о том, что соответствующие KPI достигнуты. Деньги серьёзные потрачены, но нужно понимать, достигнут соответствующий KPI или нет. Я предлагаю на следующий год, 2015 год уже поздно, наверное, но, может быть, и 2015–й всё–таки имеет смысл посмотреть более внимательно, но в будущем такую систему выработать, чтобы кто–то мог проверять качественное исполнение показателей и достижение соответствующих целей.

Второе. В первом же решении – это утверждение целевых показателей деятельности АСИ на 2016 год. Было сказано, что АСИ уже пять лет, уже ребёнок начинает не только ходить, но и думать, и надо бы, чтобы эти KPI?s были осмысленными. Потому что KPI?s – это показатели измерений достижения целей. Цели для меня являются загадкой. Цели мы не утверждаем, но мы утверждаем KPI?s. Это типичная болезнь любой начинающей организации, которая у себя пытается внедрять такого рода инструменты.

Но мне кажется, что нужно сначала по каждой из задач, я их пометил, получается их пять, может быть, их можно сделать шесть или семь, я не знаю, как угодно структурировать, но нужно обозначить, что нужно не KPI?s утверждать, а цели. И тогда можно будет, во–первых, ранжировать все цели, вес им давать. У нас все цели одинаковые. Если у нас шесть целей, то, соответственно, вес каждой цели 15 с копейками процентов, или всё–таки есть главные цели.

Потом, как только мы поймём, какие цели, мы поймём, что нам нужно сделать для достижения этой цели. Проведение конкурса журналистов и так далее – вряд ли это цель, это средство достижения какой–то другой цели, но надо понимать, является ли это мероприятие лучшим для достижения этой цели. Поэтому, мне кажется, вторая часть первого вопроса – утверждение соответствующих KPI?s на 2016 год, есть предложение сначала сформулировать чётко цели, их приоритизировать, и под них уже поставить соответствующие KPI?s, а потом мы поймём, какие мероприятия нужно проводить, чтобы эти цели достигать. Две вещи.

Соответственно, третья часть – это выплата вознаграждений и премий. Мне кажется, что нужно это делать, конечно, по результатам достижения соответствующих KPI?s. Так как у нас нет отчётов о достижении KPI?s, сегодня, во всяком случае, можно рядовым сотрудникам, наверное, и платить, а вот весь менеджмент должен быть чётко завязан на то, что появится оценка достижения ими KPI?s, и только после этого, наверное, можно заплатить соответствующие премии или не платить.

И по бюджету на следующий год. Мне кажется, прежде чем утверждать бюджет, он увеличивается на 13 процентов, всё–таки нужно провести дискуссию по каждой статье. Бюджет представлен в виде одной странички сметы. Что там внутри зарыто, мы не понимаем. Конечно, нам бы хотелось увидеть более подробную историю, что там внутри, с учётом того, что мы всё–таки до конца не понимаем, какие цели на 2016 год.

Поэтому, может быть, либо поручить это кому–то, может быть, создать какой–то орган внутри наблюдательного совета, чтобы он мог утверждать по мере того, как будут понятны цели, поставлены KPI?s, и после этого можно будет под это подвести бюджет. Можно будет понимать: бюджет должен быть больше, меньше, насколько он должен быть увеличен и так далее.

И последнее. Мне кажется, что Агентство стратегических инициатив… мы всё время говорим о том, что там инвестиционный климат, прозрачность повышаем и так далее – все документы с пометкой «строго конфиденциально», включая отчёт о работе. Я не хочу говорить о его объёме, конечно, он очень маленький по объёму, но он точно не должен быть «строго конфиденциальным», он должен быть публичным, наверное. Что тут скрывать, все эти вещи абсолютно общественно полезны, и, наверное, нужно, наоборот, пытаться это популяризировать, не «строго конфиденциалить», это точно.

И последнее. Конечно, то, что я вижу в части работы – часть работ действительно очень полезная, очень хорошая – то, что я вижу, делается по направлению рабочих специальностей Дмитрием Песковым, и то, что он сейчас говорит в отношении новых инициатив. То, что он сказал сейчас, впервые услышал, в том числе по технологии блокчейн. Мне кажется, что это то, где у нас может быть конкурентное преимущество. Нам бежать следом совершенно бессмысленно – мы не догоним. А вот блокчейн – это та технология, которая имеет шанс вообще перевернуть все сферы: сферу государственного регулирования, вообще сферу государства в целом, финансы – все до одной сферы.

Так случилось, что один из русских парней, который живёт за границей, мне сказали, что у ребят есть контакт с ним, – очень интересный парень. Может быть, создание центров компетенций по такого рода технологии – это может быть как раз очень правильная история для АСИ. Это как раз то будущее, которое можно потрогать, потому что занятия инвестиционным проектом, построим ли мы ещё одну фабрику по доению коров – это, конечно, точно не нашего уровня задача. А такого рода точечные проекты, которые могут дать прорыв во всех отраслях, это, наверное, достойная задача.

Всё, что касается воспитания, профессионального воспитания детей, мне кажется, тоже очень правильная история. Конечно, они не смогут охватить всю Россию, но создать несколько точек по стране, технологию, обучить ключевых людей, создать то, что может быть масштабировано потом по стране уже и Правительством, и регионами, – это, мне кажется, очень правильная и очень хорошая задача. Такие инициативы, мне кажется, очень правильно поддержать, и мы всячески тоже готовы их поддерживать.

Спасибо большое.

В.Путин: Пожалуйста.

А.Никитин: Уважаемый Владимир Владимирович! Герман Оскарович!

У нас есть трёхлетняя стратегия, которая утверждена уже год назад, и все цели, конечно, там указаны. Те KPI, которые мы сейчас даём, они все находятся в рамках утверждённой набсоветом стратегии, то есть никакого противоречия здесь между целями и KPI, безусловно, нет, с одной стороны. С другой стороны, конечно, мы с удовольствием поддержим любое более глубокое участие членов нашего набсовета в аудите наших целей, наших результатов, и это здорово, это даст нам обратную связь. Поэтому здесь мы готовы с радостью поддержать и внешний аудит, и участие представителей Сбербанка в этой работе.

В.Путин: Может быть, если за конкретными KPI?s не видно конкретных целей, а они обозначены где–то в общей стратегии, может быть, каждый раз это следует конкретизировать. И тогда это придаст, может быть, большую остроту всей работе и возможности её более точно проконтролировать, имею в виду необходимость достижения соответствующих результатов.

Коллеги, спасибо вам большое ещё раз. Я не буду повторяться в той части, которая была сказана во вступительном слове. Хочу только вас поблагодарить за работу. Давайте мы договоримся таким образом. Мы сейчас ещё с коллегами увидимся, переговорим подробнее, но нужно будет, конечно, обобщить всё, что здесь было сказано, особенно в ходе дискуссий, учесть это и при выстраивании задач на ближайшую перспективу, на этот год, соответствующим образом обработать. И утвердим как раз после того, как вы всё представите после анализа сегодняшней дискуссии.

Большое спасибо.

Россия > Образование, наука > kremlin.ru, 14 января 2016 > № 1611044 Андрей Никитин

Затяжная азартная игра

Российская интервенция в Сирии и ее последствия для Ближнего Востока

Мустафа Эль-Лаббад – директор Центра региональных и стратегических исследований Аль-Шарк (г. Каир).

Резюме Благодаря подавляющему преимуществу в воздухе, Россия изменила баланс сил в Сирии. Но это достижение трудно конвертировать в успехи на земле. Чтобы добиться своего, Москва критически нуждается в поддержке Ирана, а в определенной степени и Израиля.

После вторжения США в Ирак в 2003 г. баланс сил в регионе, где Багдад традиционно играл роль геополитического противовеса Тегерану, резко изменился. Присутствие американских войск в Ираке в 2003–2011 гг. помешало формированию новой региональной системы во главе с Ираном и Турцией, поскольку Соединенные Штаты не позволили Ирану заполнить образовавшиеся ниши в Ираке, а Турции – вторгнуться в иракский Курдистан. Однако взрыв арабской весны в 2010–2011 гг. совпал с выводом войск США из Ирака, и на Ближнем Востоке снова образовался вакуум власти – в таких масштабах, каких еще не знала современная история.

Арабская весна вскрыла структурные изъяны в Ираке и Сирии (12 млн сирийских и 5 млн иракских беженцев) и спровоцировала гражданские войны в Ливии, Сирии и Йемене. Также обострилась конкурентная борьба Турции и Ирана. Каждая сторона претендовала на то, чтобы стать моделью развития для Туниса, Египта, Ливии. Это соперничество еще обострилось, когда «весна» перекинулась на Сирию, где Иран поддерживал правящий режим, а Турция – вооруженную оппозицию.

Баланс, как его видели раньше

В годы холодной войны США внесли вклад в создание противовесов на Ближнем Востоке и примыкающих к нему областях. Индия против Пакистана, Эфиопия против Сомали, а внутри Большого Ближнего Востока – Иран против Ирака, Израиль против арабских стран. СССР воздействовал на эти региональные двухполюсные соотношения, поддерживая с разной степенью преданности и усердия одну из сторон. Логика заключалась в формировании системы, в которой сравнительно равные по силе страны не дают друг другу возможности стать «ведущей региональной державой». Впоследствии эта конструкция поэтапно разрушилась. Сначала из-за превосходства Индии над Пакистаном, а Эфиопии – над Сомали. Затем Иран взял под контроль Ирак, Израиль же давно и бесповоротно превзошел арабские страны по военному потенциалу.

Вскоре после подписания ядерного соглашения «три плюс три» Обама пожелал добавить в число союзников Иран – наряду с Турцией, Израилем, Саудовской Аравией и Египтом. Оправдайся ставка Обамы, Вашингтон смог бы контролировать регион из-за океана. Это позволило бы ему завершить смену приоритетов в направлении Азии, где США собираются конкурировать в Южно-Китайском море с усиливающимся Китаем, создавая новые противовесы Пекину в лице Японии, Тайваня, Южной Кореи, Вьетнама и других стран Восточной Азии. В последние два года Соединенные Штаты сколотили международную коалицию для борьбы с ИГИЛ, координируя усилия с действиями в небе истребителей-бомбардировщиков государств Персидского залива и иракских войск на суше. Цель состояла в том, чтобы побудить самых разных конкурирующих между собой региональных игроков поучаствовать в борьбе с ИГИЛ не только в Сирии и Ираке, но и за их пределами для создания нового баланса сил. Согласно этому плану, разные акторы, действующие на Ближнем Востоке, будут сдерживать друг друга под присмотром США, а им в таком случае не придется осуществлять сухопутную операцию.

Россия считает воплощение в жизнь американского плана ударом по ее международным амбициям. Путем военной интервенции в Сирии Москва решила вынудить Тегеран занять более приемлемую для нее позицию. Стратегическая заинтересованность России в Иране, по сути, предполагает две взаимоисключающие вещи. С одной стороны, Россия не желает, чтобы трения между Вашингтоном и Тегераном привели к военному противостоянию, потому что Иран – главный партнер России на Ближнем Востоке (помимо Израиля). С другой стороны, Москва пытается не допустить существенного улучшения отношений между США и Ираном, поскольку это могло бы привести к стратегическому договору между ними. В этом случае Россия лишится доступа к Персидскому заливу и «теплым морям». Видя обостряющуюся региональную конкуренцию между Тегераном и Тель-Авивом, Россия помогла Ирану двигаться параллельным курсом с Израилем. Прежде чем начать сирийскую кампанию, Путин провел в Москве встречу с Нетаньяху и де-факто договорился о разделении сирийского неба.

Говоря языком геополитики, Россия начала интервенцию в Сирии, чтобы заполнить вакуум, образовавшийся после вывода американских войск из Ирака, а также чтобы нарушить планы Соединенных Штатов по продвижению своих интересов в регионе.

Россия, Турция и Иран в геополитическом контексте

В годы холодной войны и Турция, и Иран сыграли важную роль в геополитической осаде СССР. Анкара контролировала проливы Босфор и Дарданеллы, а Тегеран – Ормузский пролив в Персидском заливе. Доступ России к морским путям зависит от этих стран. Их претензии к России уходят корнями еще в царские времена. Этот факт был главным мотивом, по которому шахский Иран и Турция стали союзниками США и тем самым внесли вклад в падение Советского Союза. Так им было проще справиться с историческими угрозами, связанными с Москвой.

Распад СССР избавил Турцию и Иран от советской угрозы. После холодной войны Турция осталась в НАТО, а Тегеран начал сближаться с Москвой, поскольку вступил в конфликт с Западом после Исламской революции 1979 года. Страны треугольника Россия–Турция–Иран очень подозрительно относятся друг к другу в силу исторического опыта и никогда не могли прийти к общему пониманию или координации усилий. Более того, Турция и Иран всегда находились по разные стороны баррикад, если не считать непродолжительного периода холодной войны, когда они оказались союзниками Запада против СССР. Этот период закончился с падением шаха в 1979 году. С учетом соперничества двух стран в последние пять веков и короткого периода сотрудничества между ними можно предположить, что Тегеран и Анкара – противоборствующие стороны.

Примечательно, что исторически конфликт между Турцией и Ираном обостряется при двух условиях. Во-первых, отсутствие великих держав на Ближнем Востоке (исторический опыт с великими имперскими державами, такими как Португалия, царская Россия, Англия и США). Во-вторых, технологическое превосходство Турции над ее южными соседями или превосходство Ирана над Ираком – можно привести множество примеров, начиная с древней истории. Оба условия были налицо в конце сентября 2015 г. перед началом российской интервенции в Сирии.

Расчеты России

Военные успехи сирийской оппозиции весной и летом 2015 г. поставили под угрозу существование сирийского режима. Американо-турецкое соглашение в июле 2015 г., позволившее ВВС США использовать военно-воздушную базу Инджирлик для нанесения ударов по ИГИЛ, заставило Россию задуматься. Будут ли Соединенные Штаты использовать эту базу исключительно для борьбы против ИГИЛ или расширят свою деятельность для ударов по сирийскому режиму, как это было в 2011 г. в Ливии? Кроме того, прямую угрозу для России представляет относительная географическая близость к Ближнему Востоку и присутствие в ИГИЛ джихадистских группировок из республик Северного Кавказа и стран Центральной Азии. Оценки угроз в Москве отличаются от тех, которыми руководствуются США и их западные союзники. Кроме того, Путин был обеспокоен тем, что Турция, Саудовская Аравия и другие страны Персидского залива могут убедить Обаму принять более жесткие меры против сирийского режима.

С другой стороны, после подписания ядерного соглашения между Ираном и «три плюс три» 15 июля 2015 г. Москва держала в уме возможность того, что американцы могут стремиться к падению Асада, чтобы переломить тенденцию к установлению иранской гегемонии. Хотя Обама воздержался от прямой военной интервенции против сирийского режима, Путин не видел достаточных гарантий того, что американцы не передумают. Но появление российских военно-космических сил исключило возможность нанесения американцами ударов по силам официального Дамаска.

Сегодня все указывает на то, что Россия намерена надолго оставить своих военных в Сирии: количество, качество и масштабы российских вооружений выходят далеко за рамки объявленной войны с терроризмом. Укрепление обороны сирийского побережья дает России идеальные перспективы на востоке Средиземного моря и отличную позицию для влияния на расклад сил на Ближнем Востоке. Политические издержки и риски показались Москве вполне приемлемыми, поскольку она отслеживала политику США на Ближнем Востоке на протяжении последних лет и почувствовала желание Вашингтона вывести армейские подразделения из этого региона после создания там новой системы сдержек и противовесов. Что же касается рисков усугубления экономических санкций против России, то опыт доказывает, что Москва готова их терпеть, если видит достаточные геополитические выгоды для себя.

Российский план политического решения в Сирии

Путин знает, что авиаудары по сирийской оппозиции ограничены по времени и зависят от достижения политического решения. Россия также понимает, что переговоры о политическом урегулировании могут потерпеть крах, поскольку требуется согласие всех участвующих в конфликте сторон. Москве нужна общая платформа с Вашингтоном для диалога о судьбах своего «ближнего зарубежья». С другой стороны, США для политического решения не обойтись без России, Ирана и сил, поддерживающих режим. Чем больше Америка нуждается в Москве на сирийских переговорах, тем убедительнее российская геополитическая логика и тем выше шансы использовать эти рычаги для давления на Соединенные Штаты. Таким образом, присутствие российской армии в Сирии позволяет Москве сохранить свое место на Ближнем Востоке и в Северной Африке в случае провала переговоров. В обозримом будущем российское присутствие не позволяет надеяться на свержение режима Башара Асада военными средствами, что обернулось бы колоссальным политическим уроном для России. Кроме того, дислокация ее ВМС и ВКС на средиземноморском побережье подкрепляет позицию Москвы на переговорах.

Башар Асад дает российским военным «козырь» легитимности для продолжения операции, поэтому русские будут защищать его до достижения приемлемого для всех решения. Москва начала ощущать на себе давление после того, как Турция сбила российский военный самолет. Военные успехи на суше до последнего времени не соответствовали превосходству России в небе. Определенную роль в этом, вероятно, сыграло использование сирийской оппозицией американских противотанковых ракетных комплексов TOW. Следовательно, если сирийская оппозиция получит доступ к современным средствам противовоздушной обороны, она сможет нанести ощутимый урон и российской авиации.

России нужно такое политическое решение, которое обезопасит ее интересы и в то же время удовлетворит противоборствующие стороны в регионе. Этим объясняется, почему на венских переговорах обсуждали «переходный период», на протяжении которого нынешний президент Сирии Башар Асад сохранит свои позиции. Путин хорошо понимает, что после пяти лет гражданской войны, унесшей жизни сотен тысяч сирийцев и вынудившей миллионы мирных жителей покинуть родные места, Асад не может оставаться у власти бесконечно. Россия отказывается принять предварительное условие относительно отставки сирийского президента, но готова обеспечить, что по истечении переходного периода он уйдет, не подвергаясь судебному преследованию.

Расчеты США

С точки зрения Вашингтона, переговоры без предварительных условий – слишком большой подарок России. Не требуя немедленного ухода Асада, они хотят четко ограничить срок его пребывания у власти: полгода, год или полтора. В соответствии с этими условиями Вашингтон заинтересован в расширении формата переговоров, чтобы они стали международной встречей, а не диалогом Москвы и Вашингтона, как желала Россия. Примечательно, что, несмотря на возражения сирийской оппозиции, США пригласили к участию Иран, чтобы обострить споры между Москвой и Тегераном по поводу того, кто должен играть главную роль в Сирии и у кого в руках окажется «козырная карта режима». Вашингтон знает, что Россия и Иран координируют свои усилия, но он отдает себе отчет в том, что их интересы не всегда будут совпадать.

Теоретически у Вашингтона были следующие варианты.

Первый – не предпринимать никаких серьезных действий, способных склонить чашу весов на суше в ту или иную сторону. В случае продолжения военных операций сирийский режим при поддержке России и Ирана способен победить оппозицию, и это положит конец гражданской войне.

Второй – союз с Ираном и сирийским режимом для борьбы с ИГИЛ, особенно после терактов в Париже 13 ноября 2015 года. Этот выбор чреват большими издержками в смысле негативной реакции ближневосточных союзников США. Более того, подобный подход трудно продавить в Белом доме, и такая позиция существенно снизит шансы кандидата от Демократической партии на президентских выборах 2016 года.

Третий – американские ВВС начинают атаковать сирийский режим, а на суше объединенные турецко-саудовские войска наступают вплоть до свержения Асада. Обама никогда не рассматривал такую возможность на протяжении пятилетней гражданской войны в Сирии, даже когда Дамаск нарушил все «красные линии». Российская военная интервенция сделала такой выбор маловероятным, так как это означало бы прямую военную конфронтацию между Соединенными Штатами и Россией.

Четвертый – непрерывная поддержка вооруженной оппозиции, что приведет к затягиванию гражданской войны и истощению ресурсов Москвы. Этот вариант подразумевает множество подвариантов – от недопущения того, чтобы превосходство России в воздухе превратилось в завоевания на суше, до продолжения военных операций против ИГИЛ вместо предоставления сирийского неба России, как это происходит сейчас. Кроме того, США могли бы действовать более агрессивно, снабдив сирийскую оппозицию ПЗРК, чтобы она начала охоту за российскими истребителями.

Можно предположить, что Вашингтон остановится на последнем из вариантов, поскольку это расширяет поле его дальнейших действий, будь то планирование приемлемого политического урегулирования или руководство военной эскалацией через доверенных лиц.

Выводы

Выбор в пользу продолжения конфликта – скользкий путь, потому что всегда очень трудно предсказать исход. Однако за внешним хаосом стоит попытаться разглядеть порядок и понять, какие тенденции мог бы вызвать к жизни сирийский кризис для создания противовесов на Ближнем Востоке и в мировом порядке.

Путь к окончательному урегулированию представляется долгим. Мы видим в Сирии переполненный театр военных действий, где участниками затяжного конфликта являются местные, региональные и мировые игроки. Меняющийся военный расклад в разных городах и областях всегда может быть обращен вспять противниками, стремящимися создать благоприятные исходные условия для политического торга. Даже окончательное урегулирование конфликта неизбежно создаст новые региональные противовесы. Российский вызов США также будет измеряться по конечному результату.

В сирийской гражданской войне есть три измерения: мировое, региональное и местное. В заключение обсудим первые два, поскольку происходящее может многое изменить в глобальном раскладе сил, тогда как логика местных вооруженных формирований не столь важна.

1. Гражданская война не закончится после нескольких встреч и раундов переговоров. Политическое урегулирование потребует больше времени, поскольку конкурирующие стороны всегда будут пытаться обратить баланс «на земле» в свою пользу.

2. Сирийская армия даже с помощью России и Ирана не способна успешно подавить оппозицию и завершить войну. С другой стороны, оппозиционные фракции не в состоянии свергнуть режим Асада вот уже пять лет, а после российского вмешательства это будет еще труднее. Вряд ли военное противостояние выявит победителя.

3. В небе над Сирией уже тесно, поскольку ее воздушное пространство поделено многими державами – Россия, Соединенные Штаты, Франция, Израиль, Турция, в последнее время к ним присоединились Великобритания и даже Германия. Деэскалация в небе, на которую рассчитывает Путин, не может быть гарантирована. Об этом свидетельствует нежелание США и региональных государств, таких как Турция и Саудовская Аравия, признавать российское превосходство в небе. Уничтожение российского бомбардировщика возле сирийской границы может стать прецедентом. Повторение Афганистана – маловероятный сценарий для Москвы, но исключить его нельзя.

4. Территория Сирии уже поделена между разными акторами (правительственные войска, «Хезболла», шиитские подразделения Ирака и Афганистана, Свободная сирийская армия, ИГИЛ, «Аль-Нусра», «Ашар Эль-Шам», бригады Фатих и др.). Если взглянуть на военную карту, то можно увидеть, что на востоке Сирии в настоящее время доминирует ИГИЛ, запад – от Латакии на побережье и южнее до Дамаска и Эс-Сувейды – контролируется правительством с отдельными очагами сопротивления внутри этой территории. На севере курды занимают четыре зоны, простирающиеся от границы с Сирией и Ираком до Кобани с вакуумом посередине. «Зона безопасности», предложенная Турцией, призвана разорвать целостность территорий, находящихся под контролем курдов.

5. Политическое урегулирование логично выльется в перераспределение сил между действующими лицами, религиозными течениями, этносами и полевыми командирами.

6. Даже если удастся добиться политического решения, вряд ли мы увидим единую Сирию с центральным правительством и аппаратом власти. Более вероятно разделение на автономии.

7. С учетом трансграничных племенных, этнических и религиозных связей соседей в Леванте и мозаичной структуры иракского и ливанского обществ расчленение Сирии вызовет эффект домино в Ираке и Ливане, поскольку внутренние конфликты в этих странах вызваны практически тем же религиозным расколом и разногласиями.

8. В свою очередь, с этими последствиями будет трудно справиться в краткосрочной перспективе, и они отражают комплексный характер гражданской войны в Сирии. Речь не только о Сирии, но и обо всем Леванте и его новых структурах.

9. Региональные альянсы на Ближнем Востоке очень подвижны, а власть и сила раздроблены, и сирийская гражданская война в этом смысле не стала исключением. Турция и Саудовская Аравия жаждут уравновесить влияние Ирана, свергнув режим Асада. Помимо этой общей цели, между двумя нынешними союзниками существуют многочисленные разногласия и соперничество. Асад – хороший связующий компонент и раздражитель для укрепления альянса Турции и Саудовской Аравии. Обе суннитские державы стремятся стать лидерами в регионе. Турция хотела бы видеть в Дамаске умеренную исламистскую фракцию, такую как «Братья-мусульмане», тогда как Саудовская Аравия предпочла бы более радикальные альтернативы. Противоречия выйдут на поверхность, как только Асад будет отстранен от власти.

10. Анкара, по-видимому, преуспеет в создании «безопасной зоны» на севере Сирии вдоль границы с Турцией, а также в укреплении пояса своего влияния от Алеппо до Идлиба. Создание зоны безопасности во многом будет зависеть от альянса Турции с Вашингтоном. Воображаемая «безопасная зона», предлагаемая Анкарой, призвана нарушить целостность курдских территорий. Но растущая роль курдов в Сирии по окончании гражданской войны представляется неизбежной, поскольку они уже контролируют области компактного расселения вдоль турецкой границы.

Если к автономной курдской провинции в Сирии добавить иракский Курдистан, то курдский фактор просто невозможно игнорировать в новой структуре Леванта. Это вызов Турции, с которым ей непросто будет справиться.

11. Саудовская Аравия стремится перекрыть сухопутное сообщение между Ираном и Ливаном, чтобы уменьшить влияние Ирана. Для этого нужно, чтобы ее союзники и впредь контролировали территории в Восточной Сирии, граничащие с западным Ираком и населенные преимущественно суннитами. Включение этих земель, в настоящее время контролируемых ИГИЛ, в состав укрупненного Хашимитского Королевства Иордания – не столь уж маловероятно. Это произойдет, если на смену ИГИЛ здесь придет другая группа, лояльная Саудовской Аравии и признанная мировым сообществом. Главное препятствие для подобного исхода – духовное родство ваххабизма и ИГИЛ.

12. Иран в настоящее время вынужденно заключил союз с Россией, чтобы удержать преимущества в Сирии. Урегулирование, вытекающее из нынешней ситуации – не катастрофа для Ирана, поскольку сирийский режим контролирует «полезную Сирию», то есть стратегические области на западе – от Латакии на побережье и на юг до Дамаска, а также некоторые окрестности на юге до Эс-Сувейды с несколькими очагами сопротивления внутри этой территории. Если сирийская армия с помощью России и Ирана продолжит географическую экспансию до конца войны, Иран сохранит влияние на значительной части сирийской территории. Иран доминирует в Ираке и Ливане, и подобный исход в Сирии сведет к минимуму тот факт, что смена режима Асада сократит возможность Тегерана контролировать Дамаск.

13. У Израиля свое видение будущего порядка в Сирии. Разделенная и ослабленная Сирия едва ли может представлять для него угрозу. Велика вероятность того, что урегулирование в Сирии будет гарантией того, что Иран или преданные ему силы не смогут превратить ее территорию в антиизраильский фронт. Правительство Нетаньяху попытается использовать ситуацию для «откусывания» Голанских высот, оккупированных с 1967 г., попытавшись на этот раз добиться международного признания их статуса как северной территории Израиля.

14. Для России сирийская кампания подобна азартной игре с непредсказуемым исходом. Вакуум власти на Ближнем Востоке и уход Соединенных Штатов вдохновили Москву на этот шаг. Цель России – достичь после политического урегулирования в Сирии взаимопонимания с США по разным вопросам – может оказаться недостижимой. Нарушение баланса сил в Сирии с помощью превосходящей военно-воздушной мощи может быть чем-то существенным, но России совсем не обязательно удастся претворить превосходство в воздухе в преимущества на суше. Россия в большей степени зависит от поддержки Ирана и в меньшей – от сотрудничества с Израилем, чтобы склонить чашу весов в региональном раскладе сил в свою пользу и получить однозначное превосходство над Турцией и Саудовской Аравией. Иран сблизился с Россией в контексте нынешнего конфликта, но явно не намерен ограничиваться сотрудничеством исключительно с ней. Израиль – стратегический союзник США, поэтому координация его действий с Москвой в Сирии ограничена по времени и масштабу. С другой стороны, Турция – член НАТО и важный партнер европейских стран в решении кризиса с беженцами. Саудовская Аравия – мощная держава в финансовом плане, способная долго поддерживать оппозиционные суннитские группировки в Сирии. Ее влияние на мировом рынке нефти бесспорно, и она может умышленно занижать цены на нефть, а это тяжелый удар для российского бюджета.

15. Несмотря на все оговорки, сомнения и соображения относительно исхода азартной игры, затеянной Москвой, нелогично было бы полагать, будто действия России в Сирии продиктованы исключительно стремлением добиться политического урегулирования и получить козырь на переговорах с США по другим вопросам. Давайте проигнорируем все вышеупомянутые сомнения и оговорки и даже предположим, что Россия настоит на своем в переговорах о политическом урегулировании. Кроме того, будем исходить из того, что удастся достичь международного сотрудничества в борьбе с ИГИЛ и мировым терроризмом. Скажет ли Россия в этом случае: наша задача выполнена, прощай, Сирия?!

Нет никаких гарантий, что с трудом завоеванные преимущества не будут утрачены в случае самоустранения Москвы. Это означает, что России придется надолго остаться на сирийском побережье. В этом случае необходимо дать ответ на следующие вопросы: как быть с обустройством Сирии после окончания военных действий? Кто будет финансировать восстановление экономики и кто получит выгодные подряды? Как будет обеспечиваться безопасность окружающих областей? Как управлять запасами природного газа вдоль сирийского побережья? Какие газопроводы и маршруты поставок газа из Ирана или Катара пересекут границу Сирии? Легких ответов на эти вопросы нет и быть не может.

Россия. Сирия. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 13 января 2016 > № 1616191 Мустафа Эль-Лаббад

Высшее благо подобно воде

Как сделать ЭПШП пространством совместного развития

Вань Цинсун – доктор политических наук, научный сотрудник Центра по исследованию России при Восточнокитайском педагогическом университете (Шанхай).

Резюме Для Экономического пояса Шелкового пути разумным выбором является метод проб и ошибок, то есть узнавание партнеров посредством совместных проектов. Создание же новых региональных механизмов сотрудничества чревато конфликтами в регионе.

Данная статья представляет собой выдержки из научной работы, удостоенной годовой премии Шанхайской ассоциации по исследованию России, Центральной Азии и Восточной Европы за 2015 год. Автор выражает директору профессору Фэн Шаолею и другим коллегам искреннюю благодарность за огромную помощь при написании данной статьи.

Выступая в Казахстане 7 сентября 2013 г., председатель КНР Си Цзиньпин предложил концепцию «Экономического пояса Шелкового пути» (ЭПШП), в основе которой – инновационная модель взаимодействия. Она позволяет укрепить экономические связи, углубить сотрудничество и расширить пространство для развития. Заявление нового лидера о будущей политике Китая в Евразии стало сигналом к мобилизации всестороннего экономического взаимодействия между Пекином и евразийскими странами, а также важным посланием Центральной Азии и всем регионам, примыкающим к «Шелковому пути».

Идея немедленно вызвала бурные дискуссии и в самом Китае, и в мире. Чтобы не порождать недоразумений в международном сообществе, инициативу еще предстоит систематизировать. По мнению автора, ЭПШП может рассматриваться как новая открытая модель регионального или трансрегионального сотрудничества и стать важным экспериментом создания механизма взаимодействия между Западной Европой, Восточной Азией и Центральной Евразией. Это непростая задача для внешней политики Китая.

Дискуссии в мире и в Китае

В Астане были сформулированы пять основных направлений: 1) укрепление координации государств региона в политической области; 2) интенсификация строительства дорожной сети; 3) развитие торговли путем ликвидации торговых барьеров, снижения издержек торговли и инвестиций; 4) увеличение валютных потоков за счет перехода на расчеты в национальных валютах; 5) расширение прямых связей между народами. Тем не менее изначально идея не нашла всесторонней поддержки ближайших соседей ни на официальном, ни на экспертном уровне.

В России, например, китайскую инициативу поначалу просто проигнорировали. Позже известный российский дипломат, первый спецпредставитель президента Российской Федерации по делам ШОС Виталий Воробьёв высказал на страницах этого журнала мнение, что разработка идеи Си Цзиньпина носит не системный, а скорее пристрелочный характер, а по тону больше напоминает самовнушение. Он задал ряд острых вопросов: «имеет ли эта идея “за спиной”, опять же под “брендовым” прикрытием, утилитарный посыл обретения дополнительных возможностей для решения все более острой для Китая внутренней и внешней задачи? Подразумевает ли реализация идеи появление институциональных межгосударственных инструментов? Или расчет на создание увязанной с Китаем подвижной конфигурации автономных зон с либерализованными торгово-экономическими режимами, такими как Евразийский союз, намечаемые Транстихоокеанское и Трансатлантическое партнерства? Какими вообще могут быть критерии, позволяющие относить конкретные начинания, объекты и мероприятия, многосторонние или двусторонние, к предметному воплощению идеи формирования ЭПШП? Как расшифровать заявленный Пекином принцип “общей выгоды” применительно к торгово-экономическим связям, которые пронизаны острой конкурентной борьбой? Или все же имеется в виду совсем иное – акцент на создании своего рода мировоззренческой платформы, которая стала бы идейно-философским обрамлением адаптации исходных принципов мирного сосуществования к ведению дел на международной арене?».

Эти вопросы действительно волнуют многие страны, и перед китайскими властями стоит серьезная задача систематизировать и конкретизировать инициативу ЭПШП. Над этим работают многочисленные китайские официальные мозговые центры. Первым результатом стал документ «Видение и действия, направленные на продвижение совместного строительства Экономического пояса Шелкового пути и Морского Шелкового пути XXI века», опубликованный 28 марта 2015 г. Национальной комиссией по развитию и реформам, Министерством иностранных дел и Министерством коммерции КНР. Документ имеет огромное значение как для системного развития самого Китая, так и для международного сообщества в целом. В нем оба проекта, морской и наземный, объединили в мегапроект «Один пояс – один путь», указаны пять принципов его реализации: содействие развитию транспортной и прочей инфраструктуры, снятие таможенных и нетарифных барьеров для торговли, заключение сети соглашений о зонах свободной торговли (ЗСТ), более широкое использование национальных валют в торговых расчетах, а также укрепление гуманитарных контактов. Однако четких планов и конкретных шагов по реализации мегапроекта в документе нет. Все еще предстоит составить список проектов и предложить привлекательные условия сотрудничества странам, через которые пойдет «Шелковый путь».

Эксперты предложили свое понимание того, что такое ЭПШП и как сделать его привлекательным и жизнеспособным. Во-первых, новая масштабная заявка на реализацию глобальных инфраструктурных проектов. Во-вторых, большая стратегия мирного подъема. В-третьих, новая линия экономической кооперации и развития Китая. В-четвертых, перспектива сотрудничества и развития для сопредельных стран и регионов. В-пятых, практика нового типа дипломатии. И наконец, способ реконструкции международного порядка в Евразии.

До сих пор нет единого мнения о том, к чему прежде всего относится ЭПШП – к сфере геополитики, экономического сотрудничества, дипломатии либо это вообще замах на комплексное возрождение китайской нации. Ученые стремятся обобщить инициативу и считают, что она должна включать страны Европы и Африки, даже всего мира, став механизмом не только расширения экономического сотрудничества и сооружения инфраструктуры, но и развития дружественных отношений с соседями. Следует признать, что расплывчатость проекта, его существа и целей будет оказывать негативное влияние на китайские внешнеполитические практики. Чем быстрее будут разрешены непроясненные вопросы, тем меньше останется пространства для праздных рассуждений, спекуляций и домыслов.

Вне всякого сомнения, Китаю следует уделить этому пристальное внимание. Директор института социального развития стран Европы и Азии при исследовательском центре развития Госсовета КНР Ли Фэнлинь отметил перспективы интеграции российского и китайского проектов.

Как реализовать огромный потенциал

Инициатива Экономического пояса Шелкового пути пока не опирается на теоретические основы. Существующие теории международного и регионального сотрудничества, а также практики стран с переходной экономикой не вполне пригодны для Евразии. Необходима теоретическая поддержка регионального сотрудничества и развития межгосударственных отношений в целом.

Прежде всего нужно задуматься о содержании интеграционной схемы. Обобщая существующие практики, можно выделить по крайней мере три модели.

Первая из них – объединение развитых стран. Наглядный пример – ЕС. Европейская интеграция началась в 50-х гг. прошлого века и имеет несколько аспектов: экономический, политический, дипломатический и военный. Новизна заключается в переходе от сотрудничества к настоящему наднациональному сообществу. Страны-участницы, последовательно проходя этапы развития интеграции, включая ЗСТ, таможенный союз, единое экономическое пространство, экономический союз, шаг за шагом построили наднациональные органы управления. Иными словами, государства Евросоюза должны ломать традиционные границы современного национального государства и передать часть суверенитета, чтобы установить наднациональной механизм регулирования. Эта смелая попытка направлена на создание новой нормы международного и регионального сотрудничества. ЕС реально функционирует и обеспечивает поступательное развитие всех стран единой Европы. Европейский союз стал наиболее успешной и привлекательной моделью региональной интеграции. Одни пытаются стать его членами, другие следуют его примеру.

Вторая модель – интеграция между развивающимися странами. Ее относительно успешным воплощением служит АСЕАН. После окончания холодной войны ассоциация постепенно переходила от сотрудничества в области политики и безопасности к экономическому взаимодействию и в конечном итоге добилась больших успехов в продвижении региональной интеграции. Значение АСЕАН заключается в содействии региональному сотрудничеству с помощью так называемого «пути АСЕАН» (The ASEAN Way). Это понятие обозначает особый подход стран Юго-Восточной Азии к межгосударственному сотрудничеству и основывается на принятии ими основных поведенческих норм, включая достижение консенсуса путем детальных и терпеливых, официальных и неформальных переговоров, а также уважения суверенитета всех государств-членов. Такой подход направлен скорее на избежание конфликтных ситуаций как в отношениях между самими странами объединения, так и в его отношениях с внешними игроками. При этом некоторые ученые отмечали и оборотную сторону – стремление к обязательному консенсусу замедлило создание институтов и снизило их эффективность.

Третья модель – гибридная, с элементами первых двух типов. Например, Североамериканское соглашение о свободной торговле (NAFTA). Три государства – Соединенные Штаты, Канада и Мексика – работают вместе, чтобы разрушить традиционные представления, идеологические препоны, дискриминационные политики в отношении развивающихся стран. Они пытаются превратить североамериканскую зону свободной торговли в типичную кооперативную региональную организацию экономической интеграции Север–Юг. НАФТА не только положило начало использованию ЗСТ для продвижения сотрудничества, но и имеет огромный демонстрационный эффект.

Можно ли применить описанные модели к ЭПШП? Следует учесть реальное положение вещей в Евразийском регионе. Во-первых, уровень социально-экономического развития стран Евразии далек от ЕС, и большинство государств с переходной экономикой еще не завершили строительство современного национального государства. Поэтому они очень чувствительны к вопросам национального суверенитета, и им трудно повторить путь Евросоюза. Во-вторых, хотя ЗСТ стала важным стратегическим выбором для углубления сотрудничества во многих частях мира, конкретная ситуация неодинакова, особенно если это касается Китая и стран СНГ и ШОС. Напомню, что Китай еще в 2003 г. предложил программу многостороннего торгово-экономического сотрудничества государств – членов ШОС, и на второй встрече премьер-министры утвердили эту программу. В ней, в частности, говорится: «До 2020 года государства – члены ШОС будут стремиться к максимально эффективному использованию региональных ресурсов на взаимовыгодной основе, содействовать созданию благоприятных условий для торговли и инвестиций в целях постепенного осуществления свободного передвижения товаров, капиталов, услуг и технологий». Однако торгово-экономические связи между государствами ШОС в основном до сих пор осуществляются на двустороннем уровне. Для экспертов давно не секрет, что страны СНГ и ШОС в целом негативно относятся к китайскому предложению по двусторонней или многосторонней зоне свободной торговли. Они беспокоятся, что ЗСТ с Китаем разрушит их промышленность и сельское хозяйство, обернется огромными экономическими потерями. Если бы целью ЭПШП было создание зоны свободной торговли, результат легко себе представить.

Подтверждение тому – Совместное заявление Российской Федерации и КНР о сопряжении Евразийского экономического союза и «Экономического пояса Шелкового пути», принятое на саммите в Москве 8 мая 2015 года. В документе говорится о начале переговоров по соглашению о торгово-экономическом сотрудничестве с Китаем и о рассмотрении долгосрочной цели продвижения к зоне свободной торговли между ЕАЭС и Китаем. Иными словами, документ фиксировал готовность отложить чувствительный вопрос о создании ЗСТ на будущее. Сейчас в Евразии нет благоприятных условий для создания ЗСТ между развитыми и развивающимися странами, поэтому гибридная модель тоже не подходит.

Некоторые дефекты имеет и интеграционная модель АСЕАН. В их числе, например, низкая эффективность механизма управления, рыхлость институтов, однако принципы консенсуса и консультации между странами полезны для строительства ЭПШП.

Что касается Транстихоокеанского партнерства (TТП), то оно ломает традиционный торговый режим, чтобы достичь всеобъемлющего соглашения о свободной торговле, охватывающего все товары и услуги. Наибольшее внимание привлекает механизм урегулирования споров между инвесторами и государством (ISDS), который предоставляет частным инвесторам право подавать в суд на государство за нарушение TТП. С помощью этого механизма иностранные инвесторы получают возможность оспаривать любые регулятивные или директивные меры государства, если считают, что они нарушают право доступа на рынок или ведут к снижению инвестиционной стоимости. По всей видимости, это приведет к сокращению законодательной деятельности и даже бросит вызов национальному суверенитету. Западные индустриальные страны создают региональную организацию нового типа, чтобы вернуть себе контроль над мировым торговым порядком. Очевидно, что такая модель сотрудничества не подходит для большинства государств в Евразии, к тому же они не готовы принять все критерии ТТП. Поэтому ЭПШП в обозримом будущем не будет следовать стандартам TТП.

Таким образом, имеющиеся образцы региональной интеграции не подходят ЭПШП. В отличие от региональной интеграции в традиционном смысле (создание наднациональных институтов и формирование эксклюзивного регионального таможенного союза) и нового типа интеграции, представленного ТТП с его высокими стандартами, ЭПШП должен основываться на принципах единогласия путем детальных и терпеливых переговоров, равноправия, уважения суверенитетов всех государств и невмешательства во внутренние дела.

На фоне эрозии глобализации и распространения новой волны регионализации ЭПШП должен позиционироваться как новая модель регионального сотрудничества и обоюдного выигрыша.

После кризиса 2008 г. в международных отношениях происходят глубокие изменения, обостряется конкуренция между великими державами. Последствия спада продолжают сказываться, идет медленное восстановление мировой экономики, назревает новый раунд глубокой перестройки правил международной торговли и инвестиций. С одной стороны, процесс глобализации сталкивается с новым сопротивлением; с другой – происходит бурное развитие региональной интеграции. При этом на региональном уровне выявились многочисленные противоречия и факторы нестабильности.

После окончания холодной войны США как единственная сверхдержава стремятся предотвратить любой вызов своему господству. Америка рассматривает КНР в качестве условного противника, постоянно создает и укрепляет «кольца окружения» нашей страны, что напрямую отражается на безопасности Китая. На фоне бурного развития КНР Соединенные Штаты активизируют политику в АТР, чтобы сохранить статус сверхдержавы. В ноябре 2011 г. администрация Барака Обамы выдвинула концепцию «тихоокеанского разворота» (Pacific Pivot) и объявила о возвращении США в Юго-Восточную Азию, а также о вмешательстве в проблемы Южно-Китайского моря.

В военно-политической сфере американский «тихоокеанский разворот» связан с дальнейшим и более активным переоснащением сил ВМС и ВВС, развертыванием системы ПРО в регионе, развитием различных форматов сотрудничества в сфере безопасности с новыми и старыми региональными союзниками (Япония, Республика Корея) и партнерами (Филиппины, Вьетнам). Китай все больше ощущает политическое и силовое давление США, в особенности в связи с эскалацией напряженности вокруг спорных районов Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей. Американский фактор играл значимую роль в дестабилизации отношений Китая с его южными и восточными соседями.

По словам главы исследовательского фонда «Стратфор» Джорджа Фридмана, одной из важнейших стратегических целей Соединенных Штатов является недопущение возникновения в Евразии сверхдержавы, способной объединить население и ресурсы континента. Появление подобного тяжеловеса могло бы в корне изменить глобальный баланс сил, подорвав американское лидерство. В связи с этим конечный императив доминирующей державы США состоит в том, чтобы не допустить появления соперника в Евразии. Для этого надо поддерживать раздробленность Евразии, существование там такого количества враждебных друг другу держав, какое только возможно. Эта долгосрочная стратегия наталкивается на возрождение России. Поэтому нетрудно понять, почему кризис на Украине резко обострил конкуренцию между Соединенными Штатами и Россией. Вне всякого сомнения, противоречия в американо-российских отношениях оказывают негативное влияние на стабильность и мир в Евразии и не только.

Решение президента Обамы вывести войска из Ирака и Афганистана не покончило с многолетним конфликтом в регионе. Кроме того, в конце сентября 2015 г. Россия в первый раз после распада Советского Союза направила воздушно-космические войска за пределы постсоветского пространства для проведения военных операций в Сирии против «Исламского государства» и глубоко втянулась в ближневосточные дела. Ситуация на Ближнем Востоке по-прежнему неустойчива, и за короткое время это вряд ли изменится.

Мировое экономическое развитие после финансового кризиса полностью не вышло из стагнации, традиционный торговый протекционизм восстанавливается. США пытаются переписать правила многосторонней торговли и инвестиций, в обход Всемирной торговой организации (ВТО) продвигая свои инициативы Транстихоокеанского партнерства и Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства. Американцы также предприняли усилия для активизации диалога со странами АСЕАН в экономической области в рамках программы «Расширенного экономического вовлечения США – АСЕАН» (U.S. – ASEAN Expanded Economic Engagement, E3) для того, чтобы разработать глобальные торговые правила нового раунда. В указанных группах почти исключено участие быстроразвивающихся стран во главе с Китаем и Россией.

5 октября 2015 г. в Атланте (США) достигнуто соглашение по Транстихоокеанскому партнерству между 12 странами. TТП – один из важнейших приоритетов политики США в АТР, он считается большой внешнеполитической победой президента Барака Обамы. Этот существенный прорыв означает, что индустриальные страны Запада ускоряют темпы создания нового типа региональных организаций на основе рыночного сотрудничества высокого уровня. Несомненно, TТП не только играет направляющую роль в развитии нового типа многосторонних и двусторонних форм экономической кооперации, но и бросает вызов будущему региональному взаимодействию. Нельзя полностью исключить возможность жесткой конкуренции как внутри региона, так и между регионами.

Китай не может строить ЭПШП по этому принципу и подключаться к жесткой региональной конкуренции, он должен предлагать новую открытую модель регионального сотрудничества и обоюдного выигрыша.

В-третьих, ЭПШП может позиционировать себя как новую модель межрегиональной интеграции. Особое внимание следует уделить тому, как избежать конфликтов между различными региональными механизмами сотрудничества. 7 мая 2009 г. Евросоюз запустил программу «Восточное партнерство». Азербайджану, Армении, Белоруссии, Грузии, Молдавии и Украине предлагалась свободная торговля, либерализация визового режима и европейское будущее, чтобы обеспечить региональную безопасность и разрешение конфликтов на территории сопредельных стран и регионов. В то же время Россия прилагала усилия для присоединения соседей к Евразийскому экономическому союзу.

Формально между Москвой и Брюсселем нет непреодолимых противоречий относительно развития на территории сопредельных стран и регионов. Тем не менее конкуренция между интеграционными проектами привела к серьезному кризису на Украине. По мнению Михаила Троицкого и Самуэля Чарапа, фундаментальная причина обостряющейся враждебности между Москвой и Брюсселем заключается не в геополитическом или цивилизационном противоборстве, а в известном феномене «дилеммы интеграции». Перед ней оказывается государство, воспринимающее в качестве угрозы своей безопасности или благополучию интеграцию соседей в недоступные для него самого экономические организации или военные блоки. Дилемма интеграции возникает в первую очередь вследствие закрытости этих объединений. Для государств, которые исключены из интеграционных инициатив, открытых соседям, интеграция превращается из взаимовыгодного процесса в игру с нулевой суммой. Проявить умеренность при выборе ответа на действия других международных субъектов сложно, поскольку правительства исходят из наихудших предположений относительно мотивов и целей этих субъектов. Подобные допущения часто становятся причиной эскалации, особенно когда возможности коммуникации между государствами ограничены. Негативные последствия для всех участников возрастают на каждом новом витке конкуренции.

ЭПШП также сталкивается с проблемой дублирования структур региональной интеграции. Китай не может повторить ошибки ЕС и России. Более разумным выбором является активный поиск новой модели межрегионального или трансрегионального сотрудничества. Она призвана предоставить платформу и эффективные механизмы для своевременного диалога и плодотворного взаимодействия, чтобы проекты региональной интеграции могли не только адаптироваться к разнообразию социально-экономического развития в Евразии, но и выйти за рамки региона с большей открытостью.

ЭПШП как целесообразный выбор развития Китая

С начала проведения политики реформ и открытости Китай был сторонником и инициатором региональной кооперации и уже добился на этом пути значительных успехов. Тем не менее как новый игрок в мировом сообществе КНР все еще отстает от стран-передовиков в области регионального сотрудничества.

На наш взгляд, ЭПШП может рассматриваться как долгосрочное направление, определяющее развитие Китая. Если это только «концепция», она, наверное, не может адекватно отражать ряд практических шагов, которые Китай уже сделал для содействия региональному развитию. Если это «стратегия комплексного развития», еще предстоит определить краткосрочные и долгосрочные цели, а также пройти сложный путь взаимодействия с заинтересованными государствами, чтобы в конечном счете получить взаимовыгодные результаты.

В ближайшей перспективе разумным выбором является метод проб и ошибок – узнать партнеров путем совместных проектов. Вместо того чтобы создавать новые региональные механизмы сотрудничества, приводящие к возникновению конфликтов, Китай должен постепенно продвигать свой проект. Древний китайский мудрец Лао Цзы сказал: «Высшее благо подобно воде. Вода благоволит всему сущему, но – ни с кем не соперничая». ЭПШП, как текущая вода, может распространяться повсюду, избегая конфликтов с существующими механизмами сотрудничества и преодолевая инерцию мышления «победитель получает все». Реализация зависит от переговоров по конкретным проектам и подписания двусторонних или многосторонних соглашений.

До сих пор Западная Европа и Восточная Азия, расположенные на противоположных концах Евразийского континента, имели относительно хорошие условия и возможности для развития, однако Центральная Евразия сталкивается с многочисленными трудностями и проблемами из-за неблагоприятных условий окружающей среды. Продвижение трансрегионального сотрудничества на Евразийском континенте можно рассматривать как долгосрочную фундаментальную линию в будущем ЭПШП. Если Евразия обретет возможности для всестороннего развития, это будет выгодно всем евразийским странам как самостоятельным субъектам, активно участвующим в региональных процессах. Инициатива ЭПШП может считаться вкладом китайского народа в содействие региональному развитию, но продвижение нового межрегионального сотрудничества будет длительным и трудным процессом. Успех во многом зависит от того, сможет ли Китай надлежащим образом разрешить ключевые внутренние и внешние проблемы в области политики и экономики, максимально учитывая потребности заинтересованных стран. Только при таком подходе все страны региона справятся с многочисленными проблемами и реализуют огромный потенциал развития, вместо того чтобы тратить ценное время и ограниченные ресурсы на соперничество друг с другом.

Китай. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 13 января 2016 > № 1616189 Вань Цинсун

Без паники

Что на самом деле означает Транстихоокеанское партнерство

Сергей Афонцев – доктор экономических наук, заведующий Отделом экономической теории ИМЭМО РАН, содиректор Научно-образовательного центра по мировой экономике ИМЭМО РАН и МГУ им. М.В. Ломоносова, профессор МГИМО (У) МИД России.

Резюме Анализ текста соглашения о Транстихоокеанском партнерстве приводит к выводу, что по состоянию на осень 2015 г. и Россия, и Китай не были готовы ни подписать его, ни предложить участникам переговоров аргументы, которые побудили бы их изменить формат.

Транстихоокеанское партнерство (ТТП) имеет все шансы стать переломным моментом в развитии процессов регионального экономического сотрудничества. После того как улеглась первая волна и восторгов, и гневных филиппик в адрес соглашения о его создании, имеет смысл задать главный вопрос – в чем состоит его подлинная новизна для мировой экономики и политики?

За последние годы мы стали свидетелями целой серии региональных инициатив – от стремительного по историческим меркам формирования Евразийского экономического союза (ЕАЭС), основанного на принципах глубокой интеграции, до активно обсуждаемого Трансатлантического торгово-инвестиционного партнерства (ТТИП) и продвигаемого Китаем «зонтичного» проекта «Один пояс – один путь» («Новый Шелковый путь»), сопряжение которого с проектом ЕАЭС стало одной из приоритетных тем российской внешней политики и экспертных дискуссий в 2015 году. В чем специфика ТТП на фоне всех этих инициатив?

С одной стороны, речь идет о формальном статусе соглашения о ТТП в сравнении с другими соглашениями, направленными на интенсификацию регионального экономического сотрудничества. С другой стороны, необходимо разобраться со степенью «преемственности» и «новаторства» механизмов управления глобальными экономическими процессами, основа которых была заложена этим документом. В конечном итоге именно от эффективности функционирования соответствующих механизмов будет зависеть как судьба самого ТТП, так и влияние, которое оно окажет на будущее процессов формирования региональных экономических объединений – и на будущее мировой экономики в целом.

Ответ на вопрос о формальном статусе соглашения может показаться обескураживающе тривиальным. Несмотря на громкое название «партнерство», ТТП представляет собой стандартный региональный экономический блок, построенный по принципу «зона свободной торговли плюс» (ЗСТ+), т.е. предполагающий устранение большинства ценовых и количественных барьеров во взаимной торговле товарами (собственно режим ЗСТ), дополненное развернутым набором мер по либерализации торговли услугами, инвестиционно-технологического сотрудничества, гармонизации стандартов и т.п. В этом отношении ТТП мало чем отличается от других блоков, основанных на принципе ЗСТ+ – таких, например, как НАФТА или Европейская ассоциация свободной торговли (ЕАСТ). Как и они, ТТП опирается на нормы ВТО, сохраняет свободу рук стран-участниц в экономических отношениях с третьими странами и не претендует на углубление интеграционных процессов в регионе через создание таможенного союза или общего рынка.

Перечисленные обстоятельства имеют принципиальное значение. На сегодняшний день формат ЗСТ+ является доминирующим при создании региональных блоков в рамках модели, которая получила название «нового регионализма». Характерными чертами данной модели являются преобладание экономических мотивов при разработке и заключении соглашений, низкий уровень институционализации, сохранение высокой степени автономии национальных правительств при принятии решений в рамках регионального блока и полной автономии – при выстраивании экономических отношений с третьими странами, а с точки зрения членства – участие государств со значительными различиями в уровнях экономического развития. Именно эти различия играют определяющую роль в сдерживании углубления интеграции в рамках модели «нового регионализма». При доминировании экономических мотивов взаимодействия у стран, несхожих по уровню экономического развития (а значит, и по структуре вызовов, стоящих перед национальными экономиками), отсутствуют стимулы к использованию единого таможенного тарифа в торговле с третьими странами (т.е. от формата ЗСТ+ перейти к формату таможенного союза), не говоря уже о более глубокой гармонизации норм регулирования процессов, протекающих в национальной экономике.

Антиподом «нового регионализма» является модель «глубокой интеграции» (она же «традиционная», или «европейская»), которая предусматривает последовательное прохождение основных ступеней интеграционного взаимодействия (от ЗСТ через таможенный союз и общий рынок – к экономическому и валютному союзу, предполагающему введение единой валюты, а в предельном случае – к политическому союзу). Данная модель предполагает более выраженную роль политических мотивов интеграции, высокую степень институционализации принятия решений, передачу их на наднациональный уровень и скоординированную политику развития сотрудничества с третьими странами (в т.ч. применение единого таможенного тарифа в торговле с ними). Важной предпосылкой успеха данной модели является близкий – и достаточно высокий – уровень экономического развития государств-членов, позволяющий им, с одной стороны, вырабатывать общие ответы на общие вызовы, а с другой – обеспечивать высокий уровень торгово-инвестиционного взаимодействия внутри блока. Неудивительно, что единственным региональным блоком, успешно развивающимся по модели «глубокой интеграции», длительное время был Европейский союз, а проблемы, с которыми он столкнулся в последнее десятилетие, многие исследователи небезосновательно ассоциируют с нарастанием гетерогенности стран-членов в результате последовательных волн расширения за счет менее развитых государств континента.

В условиях почти десятикратного разрыва в уровнях ВВП на душу населения между США и Вьетнамом (52,1 и 5,4 тыс. долларов по паритету покупательной способности в 2014 г.) неудивительно, что модель «нового регионализма» в наибольшей мере подходит для ТТП. Как и другие соглашения в рамках, основанных на данной модели региональных блоков, соглашение о ТТП не противоречит нормам ВТО и не предъявляет странам-участницам каких-либо требований, несовместимых с их обязательствами перед данной международной организацией. В этом отношении нет оснований полагать, что функционирование ТТП каким-то образом подорвет или обесценит принципы ВТО. Как показывает опыт, значимые риски для ВТО гораздо чаще создают проекты «глубокой интеграции» – особенно тогда, когда ставки пошлин, предусмотренные единым таможенным тарифом, оказываются выше ставок, принятых странами при вступлении в ВТО. Данную проблему, в частности, придется решать в рамках ЕАЭС после того, как к нему присоединились Киргизия и Армения, которые при переходе к ставкам Единого таможенного тарифа ЕАЭС будут вынуждены в ряде случаев нарушить свои обязательства по максимально допустимому уровню импортных таможенных пошлин, принятые при вступлении в ВТО. Попутно заметим, что разрыв в уровне ВВП на душу населения между Россией и Киргизией (7,3 раза) лишь немногим меньше, чем между США и Вьетнамом, что может дать повод для размышлений о том, является ли формат интеграции ЕАЭС оптимальным с точки зрения дальнейшего развития экономического сотрудничества на постсоветском пространстве.

Новые ориентиры глобального экономического управления

Если с формальной стороны соглашение о ТТП не несет в себе ничего принципиально нового, то содержательно оно представляет собой беспрецедентный шаг вперед, значение которого выходит далеко за рамки вопросов регионального экономического сотрудничества. Соглашение накладывает дополнительные требования по сравнению с обязательствами, связанными с членством в ВТО, а также охватывает широкий круг регуляторных вопросов, которые в настоящее время к компетенции ВТО не относятся. Именно в этом смысл опасений, что ТТП может лишить ВТО ведущей роли в регулировании мировой торговли. Представляется, впрочем, что более правомерным было бы говорить о появлении новых ориентиров в регулировании глобальных экономических процессов, на которые ВТО (и другим международным экономическим организациям) неизбежно придется оглядываться в будущем. О каких же новшествах идет речь?

Во-первых, соглашение о ТТП предусматривает радикальное усиление защиты прав интеллектуальной собственности (т.н. режим ТРИПС+). С одной стороны, это отражает ведущую роль активов, основанных на интеллектуальной собственности (товарные знаки, патенты, ноу-хау, программное обеспечение, медиапродукты и т.п.), в современных процессах международной торговли (особенно торговли услугами) и трансграничного инвестирования. С другой – соответствует реальным проблемам региона, где весьма вольное (выражаясь дипломатично) отношение к объектам интеллектуальной собственности традиционно представляет весьма болезненную проблему для правообладателей.

Во-вторых, в рамках ТТП предусмотрен беспрецедентно высокий уровень защиты прав инвесторов, которые в числе прочего получили возможность в случае возникновения спорных ситуаций с правительствами суверенных государств обращаться в международные судебные инстанции, находящиеся вне национальных юрисдикций. Отношение к этим нововведениям демонстрирует радикальную поляризацию – от приветствий в адрес окончания эры «безнаказанных конфискаций частных активов безответственными правительствами» до эмоциональных протестов против «триумфа международных корпораций над общественными интересами». О последствиях принятых решений можно будет судить только по прошествии нескольких лет (в частности, на основе реальной судебной практики), но уже сейчас можно сказать, что благодаря повышению гарантий защиты инвесторов страны ТТП имеют все шансы кардинально упрочить позиции в международной конкуренции за инвестиционные ресурсы.

В-третьих, соглашение о ТТП стало первым региональным блоком, где в контекст вопросов экономического регулирования включены экологические и трудовые стандарты. Наиболее важное значение имеет прямой запрет использовать заниженные стандарты в соответствующих областях для создания искусственных преимуществ (например, за счет низкого уровня заработный платы в отраслях, где запрещена деятельность независимых профсоюзов) и обеспечения инвестиционной привлекательности (например, за счет отсутствия действенной системы штрафов за загрязнение атмосферы и водных ресурсов). За введение соответствующих норм уже давно выступали не только бизнес-субъекты, действующие на территории экономически развитых стран, но и экологические и гуманитарные НПО по всему миру. ТТП впервые сделало их предложения реальностью.

Число регуляторных сфер, где благодаря соглашению о ТТП были сделаны значимые шаги вперед, можно перечислять долго – от электронной торговли и механизмов обмена информацией до либерализации торговли сельскохозяйственной продукцией, от торговли финансовыми услугами до поддержки малого и среднего бизнеса. Однако в качестве четвертого из ключевых новшеств ТТП хочется упомянуть не их, а нечто менее очевидное – а именно виртуозный уровень «расторговки» вопросов, представляющих интерес (либо, наоборот, вызывающих опасения) для отдельных участников ТТП. Действительно, по четкости согласования интересов стран-членов ТТП на сегодняшний день не имеет себе равных, что обеспечило, в частности, неожиданно быстрый прогресс в разработке и подписании соглашения (еще год назад большинство экспертов были убеждены, что ТТИП между США и ЕС будет создано быстрее, чем ТТП, однако на практике все оказалось наоборот).

Основа успеха переговоров по ТТП заключается в тесной увязке уступок конкретных государств странам-партнерам со встречными выгодами, полученными в ответ. Логика подобных сделок прослеживается как в вопросах внутриотраслевой торговли (наиболее яркий пример – либерализация торговли автомобилями между США и Японией), так и в более сложных межсекторальных цепочках уступок и выгод, отслеживание которых порой напоминает распутывание сюжетных линий детективного романа (как в случае Вьетнама, покладистость которого в сфере экологических и трудовых стандартов, защиты инвесторов и интеллектуальной собственности щедро «оплачена» встречными уступками в вопросах доступа на рынки, торговли текстильной продукцией и продолжительности переходного периода, в течение которого страна может сохранять прежний режим регулирования отдельных аспектов экономической деятельности). Анализ логики соответствующих переговорных сделок применительно к конкретных странам и регуляторным сферам представляет собой предмет самостоятельной статьи, однако даже беглый взгляд на содержание тематических разделов соглашения о ТТП и страновых обязательствах свидетельствует не в пользу ходульного утверждения о том, что оно «отвечает исключительно интересам США». Выгоды от ТТП будут носить взаимный характер – в противном случае соглашение никогда не было бы подписано.

Во многом данное обстоятельство объясняется тем, что для Соединенных Штатов ТТП является частью более широкого стратегического плана, связанного с укреплением американского лидерства в управлении международными процессами. Известное высказывание президента Барака Обамы о том, кто должен – и кто не должен – «писать правила глобальной экономики», исчерпывающим образом объясняет готовность США к заключению переговорных сделок с партнерами по ТТП (которые, в свою очередь, руководствуются исключительно экономическими интересами и готовы признать претензии американцев на лидерство – за соответствующую плату). Неудивительно, что главным бенефициаром таких сделок (а по мнению ряда экспертов – и главным бенефициаром ТТП в целом) стал Вьетнам, который, как предполагается, благодаря ТТП может быть «вырван» из сферы стратегического влияния Китая. Соответствующие рассуждения, однако, относятся к странам – членам ТТП. А как быть с теми, кто остался «за бортом»?

Тяжело ли быть аутсайдером?

Тот факт, что две значимые экономики АТР – Китай и Россию – не пригласили к участию в переговорах по ТТП, часто рассматривается как основание для обвинения проекта в закрытости и конфронтационности. В то же время нельзя не отметить, что многие критические стрелы, выпущенные с китайской и российской стороны в адрес соглашения о ТТП, на самом деле бьют мимо цели.

Во-первых, закрытость обсуждения, о которой так много говорилось в последние месяцы, на самом деле отражает стандартную практику международных торговых переговоров – достаточно вспомнить многолетние консультации о присоединении России к ВТО, которые тоже регулярно обвиняли в «кулуарности и закулисности». Консультации по созданию ЕАЭС, равно как и переговоры вокруг торговых соглашений Китая (например, соглашения о свободной торговле с Южной Кореей, подписанного в июне 2015 г.), также трудно назвать эталоном открытости и транспарентности. И неспроста. Утечка информации в ходе переговоров может стоить дорого, порой заставляя начинать заново обсуждение вопросов, согласие по которым было почти достигнуто.

Во-вторых, сетования на то, что «Китай и Россию не пригласили на переговоры», очевидным образом игнорируют саму природу переговоров, о которых идет речь. В отличие от переговоров по широким вопросам политики и безопасности, торговые консультации по определению проходят с участием только тех сторон, которые намерены подписать итоговые договоренности. Анализ текста соглашения о ТТП неизбежно приводит к выводу, что по состоянию на осень 2015 г. ни Россия, ни Китай не были готовы ни поставить подпись под этим текстом, ни предложить фактическим участникам переговоров аргументы, которые побудили бы их изменить формат соглашения. В этих условиях приглашение России и Китая фактически означало бы приглашение «прийти, чтобы уйти» – вариант, с имиджевой точки зрения гораздо более болезненный для обеих стран по сравнению с фактически реализованным сценарием под кодовым названием «Нас не позвали».

Наконец, в-третьих, нередко можно услышать, что заключенное соглашение наносит России и Китаю (как и другим аутсайдерам) экономический ущерб ввиду того, что произведенные ими товары и услуги окажутся в странах ТТП в менее привилегированном положении. Здесь, однако, необходимы две важные оговорки. С одной стороны, потенциальные привилегии по доступу на рынок в рамках ТТП имеют цену в виде жестких обязательств (защита инвесторов, экологические и трудовые стандарты и т.п.), в принятии которых ни Россия, ни Китай с самого начала не были заинтересованы. С другой стороны, эффект реориентации торговли (переключение торговых потоков на рынки партнеров в ущерб внеблоковым странам) представляет собой стандартное следствие заключения региональных торговых соглашений, для борьбы с которым на сегодняшний день не существует ни эффективных механизмов, ни – что главное – международно-правовых оснований. Сколь бы досадным данное обстоятельство ни было для стран-аутсайдеров, оно выполняет важную функцию в международной системе, не позволяя аутсайдерам торпедировать не устраивающие их интеграционные инициативы (легко представить себе, сколько желающих нашлось бы противодействовать ЕАЭС со ссылкой на ущерб третьим странам!). Действовать уговорами или протестами тоже нет смысла – чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить о попытках России добиться учета своих экономических интересов в контексте Соглашения об ассоциации между Украиной и ЕС. Если добрую волю не готовы проявить даже ближайшие торговые партнеры России, ожидать ее от ведущих экономик АТР тем более не приходится.

Какая реакция возможна на вызовы, возникшие в связи с созданием ТТП? Для России присоединение к этому региональному блоку в ближайшие годы невозможно ни политически (в контексте приоритетной ориентации на построение «многополярного мира»), ни экономически – с учетом усиления протекционистских тенденций и стратегии импортозамещения. Важно, что нормы соглашения о ТТП распространяются только на экономические отношения между странами, подписавшими его, но не на их отношения с третьими государствами. Это означает, что Россия будет иметь возможность продолжать сотрудничество с членами ТТП, опираясь на сформированную ранее правовую базу двусторонних отношений.

Что касается Китая, то, если рассматривать исключительно экономическую (или, скорее, технократическую) сторону вопроса, весьма вероятно, что в течение 3–5 лет китайское руководство решит начать переговоры о присоединении к ТТП для интенсификации реформ в национальной экономике, подобно тому как в свое время для достижения той же цели были использованы переговоры о присоединении к ВТО. Однако, если оставить в стороне технократические иллюзии, то нельзя не признать, что участие Китая в проекте управления международными экономическими процессами, инициированном США и открыто позиционируемом ими как альтернатива китайскому влиянию в АТР, относится скорее к области политико-экономической фантастики.

С высокой степенью вероятности можно ожидать, что ответ Пекина будет связан в первую очередь с попытками форсировать собственные региональные инициативы – благо их в арсенале китайского руководства достаточно. Наиболее амбициозный проект Китая, предполагающий создание Азиатско-Тихоокеанской зоны свободной торговли (АТЗСТ), на сегодняшний день является и самым малореалистичным. Приходится признать непреложный факт: после создания ТТП любой проект экономического сотрудничества, претендующий на «общерегиональный» характер в масштабах АТР, так или иначе будет ориентироваться на стандарты ТТП, и, как следствие, едва ли сможет стать его альтернативой. Более перспективными являются «менее инклюзивные» проекты в формате трехсторонней ЗСТ Китай–Япония–Южная Корея, а также форматы АСЕАН+3 и АСЕАН+6 (который в Китае предпочитают именовать «Всеобъемлющее региональное экономическое партнерство»). Наконец, остается еще проект «Новый Шелковый путь», который, хотя и не предусматривает формирования полноценного регионального блока, призван дополнять «тихоокеанские» инициативы Китая западным вектором экономической экспансии.

В отличие от Китая, у России вариантов активного реагирования на ТТП существенно меньше. С одной стороны, у России нет собственных проектов развития многостороннего сотрудничества в АТР. На протяжении последних пяти лет (фактически со времен подготовки саммита АТЭС во Владивостоке) Россия выражала готовность участвовать в обсуждении возможных подходов к либерализации торговли и инвестиций в регионе, но не предлагать проекты соответствующих соглашений и бороться за их подписание. Нынешнее «нарастание позитива» в адрес АТЗСТ отражает скорее желание «дружить против ТТП» и не отменяет тот факт, что Россия на сегодняшний день не готова подписывать многосторонние соглашения о свободной торговле со странами АТР. В этих условиях вполне логичным представляется отказ президента Владимира Путина от поездки на саммит АТЭС в ноябре 2015 г. – после подписания соглашения о ТТП у АТЭС в принципе аннигилировалась стратегическая интеграционная повестка, которую имело бы смысл обсуждать с участием российского президента.

С другой стороны, в условиях острого экономического кризиса и резкого падения объемов внешней торговли (российский экспорт в страны АТЭС в январе-октябре 2015 г. сократился на 26,8% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, падение импорта оказалось еще больше – 35,2%), вопросы реализации региональных инициатив, требующих многолетней кропотливой подготовки, явно уступают краткосрочным проектам, обещающим быстрый политический эффект. В этих условиях сложившееся в последние годы обыкновение не оставлять ни одного мало-мальски значимого международного вызова без мгновенной реакции Москвы может сыграть с нами злую шутку. Это относится и к прозвучавшему в начале декабря призыву Путина «вместе с коллегами по Евразийскому экономическому союзу начать консультации с членами ШОС и АСЕАН, а также с государствами, которые присоединяются к ШОС, о формировании возможного экономического партнерства». Сторонникам буквального истолкования данного призыва полезно помнить, что в случае ТТП за словом «партнерство» скрывается соглашение о создании регионального блока в формате ЗСТ+, предполагающего в первую очередь максимальную либерализацию торговли товарами. С кем из партнеров по ШОС и АСЕАН мы готовы подписать такое соглашение – большой вопрос. И решаться он должен на двусторонней, а не многосторонней основе – подобно тому, как в 2015 г. был решен вопрос о свободной торговле между ЕАЭС и Вьетнамом. Поддержка российских инвестиций для создания на территории Вьетнама конкурентоспособных производств, работающих на рынки ТТП – вот лучший ответ России на появление нового регионального блока. А на будущее – можно подумать и о заключении соглашений о свободной торговле с другими странами ТТП, например, с Сингапуром и Малайзией, которые, в числе прочего, могут оказаться полезными партнерами по технологическому сотрудничеству в условиях режима экономических санкций.

Что же касается самого ТТП, то лучшей стратегией по отношению к нему является наблюдение и оценка применимости его опыта в интеграционных проектах, реализуемых с участием России. В конце концов, нет ничего негативного в том, что нас не позвали на переговоры по соглашению, которое мы в любом случае не готовы были подписывать. Мы чужие на этом празднике жизни – но никто не мешает нам наблюдать салют и запоминать приемы, которые, возможно, пригодятся при организации нашего собственного праздника.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 13 января 2016 > № 1616187 Сергей Афонцев

Мегарегиональный вызов

В поисках выхода из торговых лабиринтов новой эпохи

Алексей Портанский – кандидат экономических наук, профессор факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН.

Резюме В мире нет игроков, которые стремились бы избавиться от Всемирной торговой организации. Предстоит долгий процесс гармонизации между многосторонним форматом ВТО и региональными либо мегарегиональными форматами (ТТП и ТТИП).

Современная глобальная экономика не так часто балует новостями, которые разом меняют привычную картину и приковывают всеобщее внимание. Масштабные перемены обычно растягиваются на десятилетия, как, например, появление на мировой экономической арене на рубеже ХХ–XXI веков новых лидеров в лице Китая, Индии, Бразилии. В минувшем 2015 г. как раз произошли события, воздействие которых на мировую экономику и торговлю скорее всего будет ощущаться в ближайшие годы.

ТТП: стандарты и правила нового уровня

Новость из Атланты 5 октября 2015 г. – завершились переговоры между 12 странами АТР о создании Транстихоокеанского партнерства – стала сенсацией (никто не ожидал, что все произойдет так быстро), приковала всеобщее внимание и заставила говорить об изменениях в глобальной экономике. И они действительно грядут через пару лет, когда закончится процесс ратификации соглашения по ТТП, если учесть, что на нынешних участников будет приходиться около 40% мирового ВВП и 30% мировой торговли. К тому же эти доли, вероятно, увеличатся, ибо о намерении присоединиться к ТТП на начало декабря прошлого года заявили уже пять стран.

ТТП стало первым реализованным торговым соглашением нового формата, именуемого мегарегиональным – МРТС (Megaregional Trade Agreement – MRTA). Его подписали 12 государств: Австралия, Бруней, Новая Зеландия, Вьетнам, Сингапур, США, Канада, Чили, Япония, Мексика, Малайзия, Перу. Другим МРТС, торгово-экономический вес которого обещает превзойти аналогичные показатели ТТП, может стать Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство (ТТИП) между США и ЕС, переговоры по которому продолжаются. Ведущая роль в обоих партнерствах принадлежит Соединенным Штатам. Наконец, третьим МРТС является Региональное всеобъемлющее экономическое партнерство (РВЭП) между Китаем, Японией, Южной Кореей, Индией, Австралией и Новой Зеландией. В нем видится некий «китайский противовес» ТТП, хотя ряд стран одновременно участвуют и в том, и в другом формате.

О Транстихоокеанском партнерстве сказано и написано уже немало, хотя текст соглашения еще предстоит детально проанализировать. Но уже очевидно, что это договоренности совершенно нового типа, содержащие самые высокие из известных сегодня в международной торговле стандарты и нормы, которых пока нет в ВТО, в том числе правила инвестирования, современные трудовые стандарты, нормы по защите окружающей среды и пр.

Реализация ТТП – один из основных пунктов в повестке администрации Обамы. При этом Вашингтон открыто указывает на свою лидирующую роль в проекте: говоря о ТТП весной 2015 г., президент Обама подчеркнул, что США не могут позволить таким странам, как Китай, писать правила глобальной экономики. Отсутствие КНР среди участников свидетельствует, что одна из важнейших его целей – сдерживание Поднебесной. Разумеется, прямым текстом Вашингтон никогда не говорил, что путь в ТТП для Китая закрыт. Осенью 2015 г. госсекретарь Джон Керри даже официально пригласил Пекин, а также Москву присоединиться к партнерству. Однако еще до этого громкого заявления Вашингтон однозначно давал понять Пекину, что для участия в ТТП ему необходимо пройти через предварительные договоренности с Вашингтоном, что выглядело унизительно для второй в мире экономики.

Сдерживание Соединенными Штатами Китая в регионе выходит за торгово-экономические рамки и включает военно-стратегический аспект, который обусловлен особым положением Южно-Китайского моря (ЮКМ). Ежегодно через его акваторию перемещается товаров более чем на 5 трлн долларов, что составляет четверть мировой торговли. Из стран Восточной Азии по водам ЮКМ идут контейнеровозы с промышленной продукцией, а с Ближнего Востока в обратном направлении движутся танкеры с нефтью и сжиженным газом. Южно-Китайское море можно считать самой напряженной в мире и важнейшей для глобальной экономики океанской трассой. Для Китая данный район – чувствительная артерия, через которую проходит около 60% его внешней торговли. Стремясь усилить контроль над акваторией ЮКМ, Пекин использует, в частности, практику расширения территориальных вод путем создания искусственных островов. В ответ военные корабли США демонстративно нарушают вводимые китайской стороной запреты – минувшей осенью американский флаг в ЮКМ продемонстрировали атомный авианосец «Теодор Рузвельт» и боевой ракетный корабль «Лассен». Обеспокоенность Пекина присутствием в ЮКМ Седьмого флота, способного перерезать его торговые коммуникации, привела к серьезному обострению отношений между Пекином и Вашингтоном.

Однако даже в условиях прямого давления с использованием военной силы Китай сохраняет самообладание и проявляет сдержанность, думая прежде всего о будущем своей экономики, а не о демонстрации готовности дать военный отпор Америке.

ТТИП: интрига сохраняется

ТТИП обещает быть еще более внушительным по своему торгово-экономическому потенциалу – его доля в мировом ВВП составит порядка 50%, а в мировой торговле – около 40%. Побудительным мотивом для начала переговоров о зоне свободной торговли между ЕС и США стало отсутствие прогресса на многосторонних переговорах Дохийского раунда в рамках ВТО. На очередном саммите в ноябре 2011 г. лидеры Соединенных Штатов и Евросоюза приняли решение о создании рабочей группы для поиска путей активизации экономического роста и конкурентоспособности. В феврале 2013 г. эта рабочая группа представила рекомендации о «всеобъемлющем» торговом соглашении, получившем название «Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство».

Но ТТИП – это не только торговля. По словам официального представителя Госдепа Виктории Нуланд, ТТИП – это больше чем торговое соглашение, это политическая и стратегическая ставка, которую обе стороны совместно делают на будущее. Брюссель на словах разделяет такой подход, однако на практике время от времени заявляет о своих озабоченностях и невозможности компромиссов по целому ряду вопросов.

Переговоры между США и Евросоюзом о создании ТТИП начались в июле 2013 года. Их конечной целью является упрощение доступа на рынки для товаров и услуг и создание таким образом крупнейшей зоны свободной торговли между двумя самыми важными экономическими регионами мира. Другими двумя ключевыми моментами стали Комплексное соглашение по защите инвестиций, включая так называемый орган урегулирования споров между инвестором и государством (ISDS), призванный стимулировать иностранные инвестиции, а также Совет по взаимодействию в сфере регулирования. Предполагается, что TTИП станет самым комплексным и масштабным региональным соглашением по либерализации торговли, и, как следствие, будет оказывать существенное влияние на мировую торговлю. Безусловно, ТТИП сможет обладать внушительным потенциалом, однако это достоинство не избавляет его от возможных рисков.

Общая цель TTИП – способствовать динамике развития, занятости и росту благосостояния по обе стороны Атлантики. Для Вашингтона партнерство является частью американского плана удвоения экспорта и ускорения восстановления экономики после кризиса. Вполне вероятно, что дальнейшее международное разделение труда и специализация способны снизить производственные затраты компаний, а значит и цены, одновременно повысив производительность. В конечном счете могли бы вырасти и доходы домохозяйств. Дополнительное позитивное воздействие на благосостояние может оказать рост прямых иностранных инвестиций и расширение выбора товаров и услуг.

Общественная реакция весьма неоднозначна, весной 2015 г. в ряде европейских стран прошли манифестации против ТТИП. Впрочем, протесты и жаркие дебаты на разных уровнях – это нормальное для демократий явление. Один из важнейших уроков европейской интеграции как раз и состоит в том, что любые важные решения наднационального характера должны непременно проходить стадию широких общественных обсуждений, частью которых можно считать и уличные акции. Только после этого принимаемые решения становятся прочными, и никто не попытается их потом оспаривать. На постсоветском пространстве этот урок усвоен плохо – каких-либо основательных дебатов по евразийскому Таможенному союзу, в общем-то, не проводилось. В результате сегодня в Евразийском экономическом союзе то и дело всплывают проблемы, которые следовало решить на более ранних этапах.

Многие аналитики прогнозируют благоприятное влияние ТТИП на динамику роста, занятость и благосостояние как в США, так и в Евросоюзе в зависимости от степени либерализации торговли. Однако имеются и исследования, предсказывающие целый ряд негативных последствий, в частности, для Европы.

Наиболее часто приводимые данные независимых исследований сводятся к следующему: ежегодный рост экономики ЕС увеличится на 120 млрд евро, экономики Соединенных Штатов – на 90 млрд евро, остальных экономик мира – на 100 млрд евро. Согласно предварительным расчетам, американский экспорт должен возрасти на 4,58%, импорт – на 3,11%, соответственно экспорт Евросоюза вырастет на 3,17%, импорт – на 2,02%. ВВП США увеличится на 0,37%, ЕС – на 0,28%. Кроме того, ТТИП может способствовать созданию 2 млн рабочих мест в мире. Тем не менее в 2014–2015 гг. в странах Евросоюза нарастала волна критики ТТИП, вызванная опасениями засилья американских компаний, роста безработицы и неприятием американских стандартов регулирования в целом ряде секторов.

Нельзя исключать, что в действительности все может сложиться иначе, чем описывается в прогнозах. Безусловными бенефициарами станут транснациональные корпорации. А вот в какой степени выиграют частные домохозяйства, сказать заранее трудно – по крайней мере опыт двух таких известных объединений, как Североамериканская зона свободной торговли (НАФТА) и Общий рынок ЕЭС, дает основания предположить, что прогнозируемое положительное воздействие на рост благосостояния зачастую преувеличено. Весьма негативную картину последствий создания ТТИП для Евросоюза представил в 2014 г. американский Университет Тафтса (Tufts University). Европа, говорится в исследовании, может столкнуться с целым рядом нежелательных эффектов, среди которых: снижение через десятилетие чистого экспорта, а также ВВП; снижение доходов работающих и числа рабочих мест; снижение объема собранных правительствами налогов; возникновение дисбалансов и финансовой нестабильности. Эти результаты выглядят явным диссонансом с прогнозными моделями, полученными внутри ТТИП.

Важнейшим, если не главным, приоритетом ТТИП является гармонизация и устранение нетарифных барьеров, ибо тарифные барьеры в торговле между Евросоюзом и Соединенными Штатами и так давно уже существенно снижены – в ЕС они не превышают 5%, а в США – 3,5%. По данным исследований, около 80% прогнозируемого роста благосостояния будут получены в результате гармонизации, взаимного признания или ликвидации регулятивных положений, стандартов и норм. Главная сложность – как отличить избыточные регулятивные нормы от действительно необходимых. Эксперты признают, что в сфере регулирования сохраняются риски. Во многих областях регулятивные подходы Евросоюза и Соединенных Штатов серьезно различаются. Так, в ЕС преобладает принцип предосторожности в сфере защиты потребителей и окружающей среды, в соответствии с которым товары (например, химикаты и продукты питания) либо производственные процессы (например, метод гидроразрыва пласта при добыче сланцевой нефти) разрешаются исключительно на основании научного подтверждения их безопасности для здоровья или окружающей среды. В США все иначе: на товары или производственные процессы не накладывается специальных ограничений, пока их опасность не будет доказана.

Американские регулятивные нормы не желает принимать даже ближайший партнер Вашингтона в Европе – Великобритания. Регулятивные различия – не единственное противоречие между сторонами. Брюссель не готов жертвовать своими стандартами в области здравоохранения, социальной политики и пр. Об этом достаточно ясно и твердо заявляет главный переговорщик с европейской стороны – нынешний председатель Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер, уточняя, в частности, что вопросы продовольственной безопасности и защиты персональных данных не подлежат обсуждению. ЕС жестко противостоит возможному ограничению юрисдикции национальных судов в связи с обсуждаемым режимом разрешения споров инвесторов и государства и учреждением структуры по разрешению таких споров (ISDS) по образу уже созданной в ТТП.

Серьезные проблемы и противоречия сохраняются и в традиционных сферах, таких как торговля товарами. Так, в феврале 2015 г. Евросоюз обратился в Орган по разрешению споров ВТО с жалобой на Соединенные Штаты по поводу несправедливых, с точки зрения Брюсселя, рекордных в истории правительственных субсидий корпорации «Боинг». Следует заметить, что противоречия между сторонами относительно поддержки гражданского авиастроения продолжаются не менее 10 лет.

Другая сфера глубоких разногласий между Старым и Новым Светом – торговля ГМО, где экспансия американских компаний опять-таки наталкивается на более строгие нормы ЕС. Показательна позиция премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона, заявившего в середине прошлого года, что правительство не допустит, чтобы сделка по ТТИП подорвала благосостояние и регулятивные стандарты Соединенного Королевства.

Очевидно, приведенные разногласия являются главной причиной закрытости переговорного процесса по ТТИП (что вызывало критику со стороны различных общественных сил в странах ЕС) и неясности сроков его завершения. Между тем в конце прошлого года представители американской администрации заявляли, что документ по ТТИП должен быть подписан до истечения мандата президента Обамы. Такие утверждения, однако, представляются чересчур смелыми. Во всяком случае при нынешнем уровне и числе противоречий между сторонами финальный документ должен содержать весьма внушительный список изъятий. Пойдут ли Вашингтон и Брюссель на такой вариант? Маловероятно. Значит, интрига пока сохраняется.

И тем не менее, несмотря на справедливую критику нынешнего состояния ТТИП, следует исходить из того, что данный проект так или иначе, позже или раньше, но воплотится в жизнь. И к этому лучше готовиться заранее. Ряд стран, в частности, Турция, Грузия, Молдавия и некоторые другие, уже заявили о своем интересе к партнерству и желании наладить взаимодействие, когда оно будет реализовано. Список таких стран наверняка будет расти.

Как реагировать на мегарегиональные вызовы?

Каким образом Россия должна позиционировать себя по отношению к таким новым вызовам глобальной экономики, как ТТП и ТТИП? Прежде всего к ним не стоит относиться предубежденно, загодя критикуя и осуждая. В этом плане хорошо бы учесть некоторые уроки прошлого. В 1947 г. СССР по ряду экономических и политических причин не стал участником Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ), предшественника ВТО, инициировав в 1949 г. создание Совета экономической взаимопомощи (СЭВ). Но уже в 1979 г. Москва твердо решила, что присоединяться к ГАТТ необходимо. Тем временем наше отставание от процессов, происходивших в рамках ГАТТ, уже стало весьма ощутимым и в дальнейшем только нарастало. В 1991 г. СЭВ был распущен. Став членом ВТО в 2012 г., Россия до сих пор не преодолела то отставание. Другой пример также относится к послевоенному периоду и связан с процессами европейской интеграции. Официальная советская пропаганда квалифицировала создание европейских сообществ ни много ни мало как явный признак углубления общего кризиса капитализма. Сегодня над этим можно посмеяться, однако используемые ныне для нападок на ТТП и ТТИП аргументы вызывают аналогии с прошлым.

Кстати, было бы полезно в этой связи обратить внимание на реакцию Китая. Несмотря на явный антикитайский контекст ТТП, а также прошлогоднее обострение отношений с США, Пекин заявил о готовности искать пути сближения с партнерством. Похоже, это как раз тот здоровый и оправданный прагматизм, который не грех позаимствовать.

ТТП открыто для присоединения государств и таможенных территорий, которые уже являются членами АТЭС, поэтому формально Россия имеет право войти в него. Однако реализовать это право будет не так просто. Согласно содержащейся в документах партнерства процедуре, кандидат должен принять прописанные в ТТП обязательства, а также иные условия, которые согласовываются с начальными участниками партнерства. В последней части этого предложения после запятой как раз и могут таиться те особые условия, которые, вероятно, захотят предъявить и России, и Китаю. Нечто подобное мы помним по длительным переговорам о присоединении России к ВТО – механизмы в целом схожи. Однако в случае с ТТП все может оказаться сложнее и с большим элементом субъективизма.

Уместно между тем задаться вопросом: готова сегодня Россия к участию в ТТП, если бы, предположим, ее пригласили туда сейчас на максимально возможных благоприятных условиях? Ответ – нет, по чисто экономическим причинам. Условия данного партнерства вырабатывались без России, т.е. без учета ее интересов. Принятые в ТТП нормы и правила во многих сферах гораздо либеральнее норм ВТО, как, например, в отношении импортных таможенных пошлин, либо их просто еще нет в ВТО, как, например, правил для инвестирования, положений о трудовых стандартах и др. Поэтому для начала необходимо внимательно проанализировать все положения соглашения о ТТП, что позволит в будущем выработать соответствующую стратегию и тактику взаимодействия с ним. То же самое справедливо и в отношении ТТИП с уточнением, что здесь надо постоянно следить за ходом переговоров между Вашингтоном и Брюсселем, чтобы в дальнейшем можно было определить разумные и приемлемые формы взаимодействия с этим партнерством.

Теоретически существует и другой вариант стратегии в условиях новых вызовов, созданных мегарегиональными форматами ТТП и ТТИП. Таковым мог бы стать «симметричный ответ» в виде формирования экономического партнерства между ЕАЭС, странами-членами ШОС и АСЕАН. Такую идею, в частности, высказал президент Владимир Путин в послании Федеральному собранию (2015). В первом приближении идея выглядит вполне здравой. Вопрос – насколько формирование подобного партнерства нынче реалистично.

Для инициирования консультаций по вопросу создания такого партнерства весьма желательно (если не сказать необходимо) исходить из экономической привлекательности созданной у себя интеграционной группировки. Является ли таковым на сегодняшний день ЕАЭС?

После распада СССР Москва стремилась создать на постсоветском пространстве мощную интеграционную группировку, которая могла бы быть сравнима по весу с основными геоэкономическими центрами, такими как США, ЕС, Восточная Азия. Однако задача оказалась существенно сложнее, чем представлялось вначале. Евразийский экономический союз, начавший функционировать с января 2015 г., далеко не в полной мере оправдал первоначальные надежды и замыслы. Помимо того что его запуск произошел в условиях серьезного экономического спада в России и западных санкций, между членами объединения не только не исчезают, но постоянно возникают новые торгово-экономические противоречия. За первое полугодие 2015 г. более чем на четверть снизился торговый оборот внутри ЕАЭС. Ухудшается структура взаимной торговли за счет значительного сокращения взаимных поставок машин, оборудования, транспортных средств, металлов и металлоизделий. До прошлогоднего спада (в 2014 г.) общий внешнеторговый оборот ЕАЭС составил около 1 трлн долларов, что на порядок ниже аналогичного показателя стран ТТП.

Это не означает, что ЕАЭС вовсе не обладает привлекательностью для потенциальных партнеров, – создана, к примеру, зона свободной торговли с Вьетнамом, планируются аналогичные соглашения с другими странами. Однако все это еще не позволяет рассчитывать на серьезный рост торгово-экономического потенциала ЕАЭС+ в обозримой перспективе и приближение к показателям ТТП.

Что касается привлечения партнеров из ШОС и АСЕАН, то здесь вряд ли можно ожидать активного интереса. Китай очевидно озабочен поиском подходов к взаимодействию с ТТП; кроме того Пекин намерен играть ключевую роль в проекте РВЭП. Часть стран АСЕАН уже вошла в ТТП, часть изъявила желание сделать это.

Вывод очевиден: надо адаптироваться к реальности и искать пути выгодного взаимодействия с ТТП.

Можно понять стремление политиков и дипломатов дать «симметричный ответ» на создаваемые без России мегарегиональные партнерства путем инициирования собственного проекта. Но не факт, что его удастся реализовать. Между тем Россия и Китай уже договорились о переводе идеи сопряжения ЕАЭС и Экономического пояса Шелкового пути в практическую плоскость – в мае 2015 г. Владимир Путин и Си Цзиньпин подписали соответствующее совместное заявление. Если идея будет успешно претворяться в жизнь, это и может стать реальным ответом ТТП.

Возвращаясь к глобальному аспекту проблемы, можно с уверенностью предположить, что мегарегиональные торговые соглашения типа ТТП и ТТИП существенно превзойдут известные ранее региональные/преференциальные договоренности по доле в мировой торговле. По общим оценкам, на ТТП будет приходиться около 30%, на ТТИП в случае его успеха – 40% и более, а обе группировки вместе, вероятно, охватят не менее 65% мирового обмена товарами и услугами. Это обстоятельство чревато серьезными последствиями для действующих в международной торговле правил, каковыми сегодня являются главным образом нормы ВТО. ТТП и ТТИП будут задавать свои правила и нормы. А с учетом объема торговых обменов, на которые эти правовые нормы будут распространяться, они неизбежно столкнутся с нормами и правилами ВТО или же новые нормы появятся там, где они на многостороннем уровне пока просто отсутствуют. При этом нормы МРТС будут, с одной стороны, более либеральными, а с другой – более жесткими и конкретными по сравнению с правилами ВТО. Это уже вызывает озабоченность многих участников международной торговли.

Вероятно, в ближайшие годы начнутся интенсивные дискуссии вокруг сопоставления правовых норм ВТО и МРТС. Однако при этом речь не идет, как полагают некоторые, о неизбежном подрыве ВТО – в мире нет серьезных игроков, которые строили бы подобные планы. Общее видение решения проблемы заключается в постепенной гармонизации между многосторонним (ВТО) форматом, с одной стороны, и региональными/преференциальными и мегарегиональными форматами (ТТП и ТТИП), с другой. Насколько длительным и безболезненным окажется этот процесс, сказать сегодня не представляется возможным. Зато с достаточной уверенностью можно утверждать: ТТП и, вероятно, в недалеком будущем ТТИП – объективные реалии глобальной экономики и торговли, которые нельзя игнорировать, а потому необходимо искать пути взаимодействия с ними, чтобы в очередной раз не отстать от поезда.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 13 января 2016 > № 1616186 Алексей Портанский

О мечтах и стратегиях

Национальная специфика и глобальная ответственность: российский опыт

В.П. Лукин – доктор исторических наук, профессор-исследователь факультета мировой экономики и мировой политики НИУ «Высшая школа экономики».

Резюме Реакцией на поглощение нового политического мышления старой вестфальско-версальско-ялтинской практикой стала волна антизападного ожесточения в России. Разрушительная для долгосрочных интересов, активизирующая инстинкты масс.

С недавних пор наши общественно-политические дискуссии постоянно вращаются вокруг двух макропроблем. С одной стороны, мы с каким-то болезненным надрывом пытаемся отыскать в прошлом, а, следовательно, в настоящем и будущем, некую трансцендентальную национальную специфику. Уникальность выводится буквально из всего: от первых ростков российской государственности до масштабных и противоречивых сдвигов ХХ века и начала нынешнего столетия.

За что ни возьмись, отовсюду, по мнению наших «специфистов», хитро подмигивая, выглядывает исконно-посконное Лукоморье: «Там чудеса, там леший бродит». В общем, все не так, как у других, а значительно лучше. А если и не лучше, то это тоже к лучшему.

Собственно, это самоощущение (или его циничная имитация) и является стержнем той самой «национальной идеи», которую давно уже прилежно ищут, но найти не могут. При этом хорошо известно, что акцентирование национальной уникальности и «особости» присуще практически всем национальным (государственным) общностям. И чувство это обостряется, когда метафизический экстаз самолюбования призван отвлечь внимание от серьезных и не поддающихся быстрому решению проблем вполне практического свойства. Экзальтация самобытности – верный симптом того, что дома не все в порядке.

Таким образом, пафосное рекламирование самобытности – это отнюдь не самобытное чувство. Скорее самобытным является полное отсутствие такого чувства. Практически каждая страна ощущает себя в чем-то существенном не такой, как остальные. Как-то в Люксембурге я спросил у одного местного коллеги, в чем он видит основное отличие его страны от соседних государств, например, от Германии. Он после некоторого раздумья ответил: «У них там грязнее». Чего больше в этом суждении – перцепции или реальности, мне неясно до сих пор. С нашего угла зрения весьма чисто и там и там. А значит, суждение сие похоже на перебор, который в этой области не просто смешон, но и опасен.

С другой стороны, мы все в разное время переболели страшным недугом различного рода одномерно глобалистских концепций, где безжалостно стираются различия, не вписывающиеся в магистральную абсолютную идею. И смыслом бытия провозглашается окончательное и бесповоротное торжество этой самой идеи. Такие идеи, овладевая массами, становятся материальной силой, разрушительной, крушащей все на своем пути, в том числе и массы, охваченные этой идеей.

Такими были вожделения всех мировых империй в период их наивысшего расцвета. Как и мечтания французских и германских воинствующих глобалистов соответственно в XIX и XX веках. В России эти грезы воплотились в XX столетии в концепции «мировой социальной революции», становление которой сопровождалось ожесточенными спорами тактического свойства: достигнуть берега, где живут «без Россий и без Латвий», посредством раздувания вселенского мятежа или путем кавалерийско-танкового продвижения Красной армии «от тайги до британских морей».

Сейчас на наших глазах набирает силу еще одна глобальная целеустановка – создание или воссоздание всемирного исламского государства. Уяснить, в какой мере эта конструкция совместима с классическим исламом – дело бесконечное и бесплодное. Вспомним, когда по миру триумфально продвигалась, овладевала массами и становилась материальной силой идея «Коммунистического манифеста» насчет неизбежности всемирной диктатуры пролетариата, трудно было представить, во что она воплотится на просторах гулаговской России или в джунглях полпотовской Камбоджи. Важно, что идея нынешняя, подобно своим предшественницам – свежая, она «зажигает» представителей различных стран и культур, жестко мотивирует их жизнь и самореализацию, включая готовность к самопожертвованию. Так бывало со многими глобальными начинаниями – наваждениями, овладевшими «человеческим материалом» в различные эпохи.

Конечно, как и ее предшественницы, эта новейшая идеологическая пандемия исчезнет с лица земли, и новые исламистские «комиссары в пыльных шлемах» из политического актива перейдут в исторический пассив. Но какой ценой? Особенно учитывая, что приобретение оружия массового уничтожения в наше время становится вполне мыслимым делом для носителей подобных мировоззрений.

На мой взгляд, обе схематично обрисованные выше тенденции: экзальтация специфичности и экзальтация глобализма без границ – являются главными опасностями для позитивного, стабильного развития мировой политики. А это означает, что в повестку дня должны быть включены неспешные, но упорные поиски приемлемых для всех параметров поведения, в рамках которых нащупывается, формируется и постоянно уточняется соотношение между национальным суверенитетом, защитой специфичности каждой страны и принципом глобальной ответственности, четко зафиксированным в базовых международно-правовых документах и реализуемым в практической политике.

Соединенные Штаты: двойной перегиб

Элементы глобальной ответственности могут переместиться из области риторики в сферу реальных международных отношений, только если наиболее влиятельные государства проявят стремление ограничить свои интересы во имя нахождения баланса с интересами других, руководствуясь формулой одного из отцов разрядки конца 60-х–70-х гг. прошлого века Ричарда Никсона: «Живи и жить давай другим». К сожалению, в последние десятилетия эта формула одного из самых успешных и эффективных во внешнеполитической сфере американских президентов была основательно забыта на его родине. США сейчас стали весьма колоритным представителем «двойного перегиба» как по линии глобализации, так и в плане специфичности.

Скажу сразу, я занимался изучением этой великой и замечательной страны значительную часть своей жизни, побывал во многих ее уголках, от Вашингтона до глухой провинции среднего Запада, и отношусь к ней в целом с большой симпатией. Злобные и невежественные антиамериканские вопли по каждому удобному и неудобному случаю мне глубоко безразличны, ибо, как правило, имеют отношение не к Соединенным Штатам, а к психологии авторов: например, к банальному лизоблюдству и карьеризму в сочетании с комплексом неполноценности.

Однако в коллективном массовом подсознательном Америки (и, как следствие, в ее политическом поведении – как во внутреннем, так и во внешнем) есть черты, вызывающие чувство стратегического опасения. Я имею в виду глубоко укорененное, почти религиозное ощущение особости и уникальности, веру в некую глобальную миссию, которую должна реализовать именно эта страна – во что бы то ни стало и невзирая ни на что.

Какая же это глобальная миссия? Ее можно было бы охарактеризовать одним словом – демократия. Именно так скажет любой американец, если ему задать этот вопрос.

Однако не все так просто. Однажды в начале 90-х гг. прошлого века в одном из глубинных районов США я зашел в магазин, чтобы купить сувениры для друзей в Москве. Симпатичная пожилая продавщица поинтересовалась, откуда я родом. Я ответил, что из России. Тут лицо ее озарилось приветливой улыбкой, и она стала говорить, как здорово, что Россия теперь демократическая страна. «У нас есть президент, и у вас теперь тоже есть президент. У нас – первая леди и у вас – первая леди. У нас Конгресс, и у вас – Конгресс. Теперь мы не враги, а друзья».

Так мною был выявлен ген американского мировосприятия. Жить по-демократически – означает жить по-американски. Американцы могут время от времени менять точку зрения насчет того, что значит жить по-демократически. Например, они долгое время были ярыми сторонниками свободы иммиграции, сейчас на границе с Мексикой построена стена, защищающая от прилива мигрантов с юга. Но эти детали остаются за пределами американского самоощущения.

Нормы для человечества должны быть не абсолютно неизменными, а абсолютно – американскими. Другие страны должны понимать, что жить по-американски означает – жить правильно, и в идеале «хорошие парни» во всем мире должны этот образ жизни имитировать.

Одно из последних наглядных проявлений такой генетики – проблемы, связанные с ЛГБТ. Долгое время американский мейнстрим был решительным противником нетрадиционных браков. Но в 2015 г. Верховный суд незначительным большинством голосов (4 против 3) утверждает возможность заключения таких союзов. И тут же американский президент заявляет, что США будут бороться за то, чтобы ЛГБТ-браки были узаконены во всем мире. Иными словами, абсолютная истина найдена, потому что она начала реализовываться на американской территории.

Существует два вида действия в Соединенных Штатах гена глобальной безответственности.

Вариант 1: Мы будем делать все, что считаем нужным, поскольку на то воля Божья, и именно мы призваны ее интерпретировать. Другие пусть присоединяются к нам. Если захотят – хорошо. Нет – хуже для них. Будем действовать в одиночку. Это – современное проявление американского изоляционизма, характерное для президентства младшего Буша.

Вариант 2: Мир должен стать демократическим. Мы – идеальная демократия. А значит демократическая коалиция должна возглавляться Соединенными Штатами и действовать на основе разработанных ими планов и методов. «Союзникам» по мере надобности раздаются отдельные поручения. Любая попытка предложить иное построение коалиции – проявление враждебности к США, а значит к демократии.

Оба постулата серьезно препятствуют формированию глобальной ответственности. Нужны время, терпение и сдержанность для того, чтобы в Америке осознали: в формирующемся глобальном мироустройстве коалиция «хороших парней» невозможна и немыслима в виде авианосца, за которым, беспрекословно выполняя сигналы с его борта, следуют весельные шлюпки. При этом совершенно очевидно, что прочное долговременное мироустройство невозможно без Америки, без ее активного и конструктивного участия. Преодоление комплекса собственной уникальности и совершенства, растущее понимание того, что в современном многополярном мире американские национальные интересы надо терпеливо согласовывать с интересами других важных субъектов мировой политики – это и есть та самая глобальная ответственность, без которой мир не будет надежным и безопасным местом обитания. А значит, и американские интересы не будут надежно обеспечены.

Но это невозможно без разумного самоограничения, основанного на понимании самими американцами изменений, происшедших в мире за последние полвека. Баланс между защитой собственных национальных интересов и глобальной ответственностью в Вашингтоне пока не найден, и это может стать драматической помехой для строительства миропорядка на обозримую перспективу.

Китай и Индия: грани самоограничения

Значительно лучше с этим чувством в последние десятилетия обстоит дело у второй по совокупной мощи и влиянию страны – Китая. Между тем еще в 60-е и 70-е гг. эта великая держава вызывала огромные опасения своей непредсказуемостью и идеологической одержимостью. Ситуация на грани конфликта с СССР, затем военный «урок» непокорному Вьетнаму были симптомами тяжелой болезни страны с разрушенной экономикой и глобальными авантюрными леворадикальными притязаниями.

Величие Дэн Сяопина в том, что он и его коллеги смогли развернуть эту огромную и крайне сложную державу и направить ее на путь коренной модернизации. При этом удалось совместить многовековые и многослойные культурно-исторические традиции с императивами конца ХХ – начала ХХI веков. Во главу угла положен тезис о необходимости упорно и скромно работать над созданием новой экономики, учиться, а не учить, и, главное, обуздать (по крайней мере на серьезный стратегический срок) свои немалые внешнеполитические амбиции. А всю внешнюю политику подчинить решению неотложных, острейших внутренних задач.

За истекшие три с половиной десятилетия Китай, не утеряв ни в коей мере независимости и суверенитета, сумел улучшить отношения со всеми без исключения странами, от которых зависит развитие экономики. Даже вопросы, находящиеся, по мнению Пекина, на стыке внутренней и внешней политики (Гонконг, Тайвань, китайско-индийский пограничный конфликт и т.д.), решались не в режиме конфликтного пиара, а спокойно, поэтапно, в расчете на длительную стратегическую перспективу.

В итоге в настоящее время КНР обладает существенно большими, чем прежде, возможностями для реализации внешнеполитических проектов, хотя до сих пор не спешит в сложных, кризисных ситуациях лезть вперед, расталкивая всех локтями. Так или иначе, в переломный исторический период Дэн и его последователи сумели найти баланс, явно нарушенный в 1960-е гг., между уникальностью Китая и глобальной ответственностью, обеспечивающий в условиях в целом благоприятной международной обстановки рывок из прошлого в будущее. И все это достигнуто при жизни одного поколения.

В не менее сложной ситуации оказалась Индия в первые годы после обретения национальной независимости. С одной стороны, эта великая древняя цивилизация не обладала (в отличие от Китая) ни многовековым опытом единой государственности, ни компактным культурно-этническим стержнем. К тому же, вступая в стадию суверенного развития, она оказалась разделена по религиозному принципу (Пакистан).

Но влияние Дели в мире сразу же после обретения Индией независимости поистине стало огромным в связи с тем, что она оказалась лидером так называемого «движения неприсоединения», что в условиях «биполярного мира» автоматически делало Индию одним из главных мировых игроков. Очень скоро, однако, стало ясно, что влияние в мире прочно и долговременно, только если оно подкреплено по меньшей мере некоторыми серьезными факторами, которые в совокупности предполагают достаточно высокий уровень внутреннего развития.

Путь осознания этого обстоятельства на индийском полуострове был сложным и даже драматическим. Однако он пройден, и Индия, резко ограничив глобальные неприсоединенческие усилия (благо биполярность мира ушла в прошлое), встала на путь строительства экономически быстро развивающейся ядерной державы, ориентирующейся не столько на глобальную, сколько на сугубо конкретную региональную дипломатию. И эта региональная дипломатия, в том числе и острые территориальные проблемы с Пакистаном и Китаем, отодвинуты на второй план и подчинены решению базовых проблем внутреннего развития, созданию мощного и экономически эффективного «центра силы». Так в Дели найден оптимальный баланс между стратегическими национальными интересами и участием в обширных глобальных проектах. Место Индии в мире сейчас менее заметно, чем прежде, но потенциально более весомо, ибо имеет более серьезные, чем прежде, долговременные предпосылки.

Сутью индийской политики последних десятилетий стала плавная корректировка в сторону равновесия между романтическим глобализмом и реальными внешнеполитическими потребностями и возможностями. В Индии вовремя осознали, что «глобализм на глиняных ногах» и реальная глобальная ответственность – вещи разные. И предприняли разумные меры к нахождению баланса между глобальной ответственностью и долгосрочными национальными интересами. При этом Индия демонстрировала, что разумное и соразмерное использование не только западных технологий, но и более широкого культурно-цивилизационного западного достояния (английский язык в качестве общенационального средства общения, парламентская демократия на вестминстерский манер) не только не ущемляет суверенитет, а напротив, в их «специфическом» случае укрепляет его, содействуя сохранению единства страны.

Между прочим, новомодное объединение БРИКС (куда входят некоторые из упомянутых выше стран) является важным дополнением, а иногда неплохой заменой чрезмерного центр-силового активизма. Большинство членов БРИКС – «по происхождению» развивающиеся страны. Их сверхзадача – догоняющее развитие. На этом пути они уже добились впечатляющих результатов и вряд ли чувствуют большое желание выпустить из рук синицу ради эфемерной возможности поймать в небе журавля. Сейчас, когда линия «стратегической передышки» и поглощенности решением серьезных долгосрочных внутренних задач вышла на первый план, члены БРИКС полагают, что, конечно, не союзнические, а более гибкие многосторонние партнерские отношения могут в рамках данной организации стать одним из проявлений глобальной ответственности при относительно малых издержках. При этом вряд ли уместно предаваться иллюзиям относительно возможности тотальной координации действий или поглощения в рамках БРИКС базовых стратегических устремлений стран-участниц. По большей части БРИКС – это форма, с помощью которой каждый участник стремится продвинуть далеко не одинаковые, но наиболее значительные для каждой из стран задачи. При этом чисто материальное неравенство сил участников проекта (имеющее тенденцию не нивелироваться, а, напротив, возрастать) не может не сказаться на эффективности его деятельности в обозримом будущем.

По волнам сверхидей

Знаменательный и поучительный путь проделала Германия – от национальной катастрофы к статусу великой державы, фактического лидера Европейского союза. То, чего не удалось достичь «железом и кровью» в XIX и XX веках, в основном достигнуто в последние десятилетия менее драматическими, но зато более современными методами. Восстановлено единство страны, и – что критически важно – без реанимации исторических страхов соседей. Это единство стало естественным итогом обретенного без лишнего шума ведущего экономического положения в Европе, что почти незаметно, плавно и не вызывающе открыло возможности для реализации политического потенциала. В Бонне, а затем в Берлине тщательно следили, чтобы осуществление долгосрочных национальных задач тесно увязывалось с региональной и глобальной ответственностью, чтобы, реализуя по максимуму новые возможности, не бередить исторические фобии. И эта линия оказалась продуктивной. Старая Германия на традиционных путях борьбы за величие потеряла все. Новая Германия, используя современные методы и строго соблюдая меру и баланс на каждом новом политическом зигзаге, не победила никого, но достигла в Европе почти всего, чего хотела.

Что касается нашей страны, то в настоящее время мы находимся на очередной развилке, во многом напоминающей ту, на которой стояли в начале прошлого века. Наше социальное нездоровье все отчетливее выливается в поиски существенной частью общества какой-то очередной «всепобеждающей» идеи.

На рубеже 1980-х – 1990-х гг. нас захватила горбачёвская идея «нового политического мышления». Слов нет – красивая и благородная. Глобальная и почти религиозная. К сожалению, сильно оторванная от реальностей нашего мира.

В реальном мире попытки реализовать идею нового политического мышления привели к стремлению наших партнеров вполне по-старому, односторонне и в свою пользу разрешить стоящие перед мировым сообществом проблемы. Так было с расширением НАТО. Так было с распространением их, а не общей, Европы. Реакцией на это поглощение нового политического мышления старой вестфальско-версальско-ялтинской дипломатической практикой стала, кроме всего прочего, волна антизападного ожесточения в России. Волна изоляционизма и исключительности. Эмоциональная, но, скажем честно, имеющая основания. И вместе с тем никоим образом не созидательная, а, напротив, разрушительная для долгосрочных интересов, активизирующая зачастую опасные инстинкты широких масс.

Эта волна иссякнет, как и все другие «сверхидейные» наваждения. Проблема, однако, состоит в следующем: наша элита должна найти в себе достаточно ресурсов, чтобы, вовремя и по-хорошему испугавшись, выработать и воплотить курс на спокойное и последовательное отстаивание национальных интересов не за счет, а, напротив, посредством укрепления режима многосторонней глобальной ответственности.

К счастью, это пока возможно, и проведение такой линии в жизнь совсем не обязательно окажется непопулярно, если будут скорректированы ошибки и иллюзии недавнего прошлого.

Как-то в беседе с одним японским политиком я услышал примерно следующее: «Япония потерпела катастрофу в середине ХХ столетия потому, что смешала воедино две разные вещи: мечту и стратегию». Японии удалось извлечь урок из своей ошибки. Как сказал поэт: ее «пример – другим наука».

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 13 января 2016 > № 1616145 Владимир Лукин

Интервью Министра иностранных дел России С.В.Лаврова информагентству «Интерфакс», 28 декабря 2015 года

Вопрос: Сергей Викторович, каким был уходящий год для российской дипломатии?

С.В.Лавров: 2015 год в международных делах был сложным. Давала о себе знать усиливающаяся конкуренция за воздействие на продолжающийся процесс трансформации международной системы. Более четко обозначились две основные тенденции: с одной стороны, к тому, чтобы направить эту конкуренцию в цивилизованное русло, поставить во главу угла необходимость налаживания серьезной коллективной работы по отражению нарастающих вызовов, по укреплению в общих интересах механизмов глобального управления на основе международного права и центральной роли ООН. С другой – проявлялась линия на обеспечение вопреки объективной реальности собственного доминирования в мировых делах, на навязывание всем и всюду своей воли в расчете на извлечение односторонних преимуществ.

Накапливались и другие факторы нестабильности, особенно в мировой экономике. На фоне кризисных явлений в еврозоне и других регионах, а также сохраняющейся неравномерности экономического развития активизировались попытки оградить свои интересы за счет других, раздробить глобальное экономическое пространство. В информационной сфере мы столкнулись с редкими по накалу страстей медийными кампаниями, в том числе направленными против нашей страны.

Особую остроту ситуации придавало беспрецедентное усиление террористической угрозы. Террористы из ИГИЛ, других экстремистских группировок удерживали значительные территории в Сирии и Ираке, совершали бесчисленные варварские преступления, включая теракты против граждан России, государств ЕС, Ближнего Востока, Африки, США, спровоцировали массовый исход населения, в том числе в сторону государств ЕС, строили планы создания «халифата» от берегов Атлантики до Пакистана. Их действия создали реальную угрозу не только региональной, но и международной безопасности.

В этих условиях Россия действовала активно и динамично, стремилась быть на высоте ответственности за ход событий в мире как одно из наиболее крупных государств, постоянный член Совета Безопасности ООН. Ключевым направлением усилий российской дипломатии стало обеспечение лидерской роли нашей страны в деле мобилизации международного отпора террористической агрессии, создания широкого антитеррористического фронта. Решительные действия Воздушно-космических сил России в ответ на обращение сирийского правительства помогли сдержать натиск боевиков. В результате существенно прояснилась картина происходящего, стало видно, кто реально борется с экстремистами, а кто выступает в роли их пособников, пытается использовать их в собственных эгоистических целях, наносит, как Турция, предательский удар в спину тем, кто противостоит террористической угрозе.

При этом мы неизменно исходили из того, что терроризм невозможно победить только военным путем, эта борьба должна сочетаться с политическим урегулированием конфликтных ситуаций, с содействием экономической реабилитации пострадавших государств, с противостоянием экстремисткой идеологии. Наши подходы способствовали запуску так называемого «венского процесса» по содействию политическому урегулированию в Сирии с участием всех государств, способных внести ощутимый вклад в эти усилия.

Верим, что нахождение развязок самых сложных проблем современности возможно только при опоре на международное право, на принципы равноправия, взаимного уважения, взаимного учета интересов, при уважении культурно-цивилизационного многообразия современного мира, права народов самостоятельно определять свою судьбу.

Такие подходы сегодня разделяет подавляющее большинство государств. Совместно с нашими соседями мы последовательно продвигали интеграционные процессы в рамках Евразийского экономического союза. Эти усилия открывают новые горизонты для продуктивного взаимодействия и сотрудничества на огромном евразийском пространстве, в том числе с участием партнеров в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Достигнута принципиальная договоренность о сопряжении работы в ЕАЭС и продвигаемого Китаем проекта Экономического пояса Шелкового пути, подписано соглашение о создании зоны свободной торговли между ЕАЭС и Вьетнамом.

Россия с успехом председательствовала в двух перспективных многосторонних форматах – ШОС и БРИКС, саммиты которых в Уфе в июле подтвердили растущую востребованность этих объединений, определили направления их дальнейшего развития. Начат процесс обретения Индией и Пакистаном статуса полноправных членов ШОС.

Важными примерами продуктивности серьезных многосторонних усилий стали завершение процесса химической демилитаризации Сирии, а также достигнутая в результате сложных переговоров договоренность об урегулировании проблем, связанных с иранской ядерной программой. Наша страна – и это признается всеми – внесла крупный вклад как в создание концептуальной основы этой договоренности, так и в выработку практических решений, призванных обеспечить ее реализацию.

Хотелось бы, чтобы не менее трезвый, ответственный подход возобладал в том, что касается преодоления украинского кризиса, который был разожжен непосредственно на границах России в результате безответственных действий США и ЕС по расширению подконтрольного им геополитического пространства, принес неисчислимые страдания народу Украины и продолжает отравлять атмосферу на европейском континенте. На протяжении года наша страна делала все, чтобы помочь украинцам преодолеть внутренний конфликт, восстановить национальное согласие и вернуться на путь устойчивого развития. При активном личном участии Президента В.В.Путина в феврале был согласован Минский комплекс мер, представляющий собой сбалансированную безальтернативную основу политического урегулирования. На его основе достигнуто прекращение огня, которое, хоть и с нарушениями, в целом соблюдается.

Вопрос: Что Россия ожидает в области внешней политики от года грядущего? По Вашим оценкам, может ли 2016 год стать прорывом в плане урегулирования сирийского кризиса и есть ли шанс на то, что Минские соглашения по Украине будут, наконец, выполнены?

С.В.Лавров: Проблемы, существующие в международных делах, не исчезнут в новогоднюю ночь. Российская дипломатия продолжит интенсивную работу в интересах оздоровления международных отношений, будет отстаивать объединительную, созидательную повестку дня в мировой политике. Мы открыты для углубления сотрудничества со всеми, кто разделяет такой настрой.

Будем активно взаимодействовать с партнерами в двустороннем и различных многосторонних форматах. В частности, достигнута договоренность о проведении в нашей стране в 2016 году саммита Россия-АСЕАН.

Что касается ситуации в Сирии, то многое будет зависеть от эффективности усилий по налаживанию координации действий в контртеррористической борьбе. Считаем, что перед лицом этого вызова необходимо отложить в сторону все второстепенное, сосредоточиться на отражении главной опасности, как это было в годы борьбы с нацизмом. Пока же мы наблюдаем распыление усилий, что не идет на пользу делу.

Принятая 18 декабря резолюция СБ ООН, которая одобрила договоренности, выработанные в рамках Международной группы поддержки Сирии, задает вектор совместных действий – это борьба с террористами на сирийской территории, что предполагает единодушие в идентификации террористических групп, и продвижение политического процесса. Предполагается, что сирийцы на основе взаимного согласия между правительством и всем спектром оппозиции должны договориться о совместном управлении своей страной на внеконфессиональной основе, разработать новую конституцию и провести выборы под надзором ООН. На весь этот процесс отводится ориентировочно полтора года.

Ключевой принцип – будущее Сирии должно определяться самими сирийцами на основе сохранения суверенитета, единства, территориальной целостности этой страны. Сейчас речь идет о том, чтобы оппозиция под эгидой спецпосланника ООН по Сирии сформировала коллективную платформу и определилась с составом своей делегации. Пока единство мнений в стане оппозиции отсутствует, в то время как правительство Сирии заявило о готовности к переговорам. Все это – непростые задачи, их с наскока не решить. Но мы не хотим, чтобы этот процесс затягивался бесконечно. Будем способствовать его продвижению с опорой на согласованные ориентиры.

В деле выполнения Минских соглашений – а в рамках «нормандской четверки» достигнуто понимание, что они продолжат действовать – очень многое будет зависеть от эффективности диалога между Киевом, Донецком и Луганском. Стороны конфликта, прежде всего украинские власти, должны найти политическую волю для реализации через переговоры тех компромиссных решений, которые закреплены в минском «Комплексе мер». Совершенно бессмысленно навязывать свою позицию в одностороннем порядке и тем более – пытаться переложить вину за затягивание урегулирования Киевом на Россию, да еще и оправдывая этим продолжение абсурдной санкционной политики в отношении нашей страны. При этом в Европе все больше понимают суть происходящего, включая и то, что новая попытка киевских властей прибегнуть к военной силе – а такие планы вынашиваются – имела бы тяжелые, трагические последствия, прежде всего для украинского народа.

Россия продолжит последовательную работу, направленную на то, чтобы убедить стороны в необходимости скорейшего урегулирования кризиса на основе четкого и честного выполнения всех пунктов Минских договоренностей. Рассчитываем, что так же будут действовать все другие государства, обладающие возможностями воздействия на ситуацию. В этом случае есть реальные шансы на успех.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 28 декабря 2015 > № 1639250 Сергей Лавров

Одним из важнейших вопросов в отношениях Москвы и Киева, решения которого ожидали к концу 2015 года, было определение принципов экономического сотрудничества в свете вступления в силу с 1 января 2016 года соглашения об ассоциации Евросоюза и Украины. Европейские партнеры обещали учесть озабоченности России в связи с возможным наплывом беспошлинных европейских товаров через украинскую границу, однако ключевые трехсторонние переговоры по этому вопросу в конце декабря закончились ничем. Россия ввела для Украины таможенные пошлины и продуктовое эмбарго, аналогичное действующему в отношении стран, поддержавших санкции против РФ, а также приостановила в отношении Киева действие договора о зоне свободной торговли СНГ. Стороны возложили вину за срыв переговоров друг на друга. О чем шла речь между представителями Москвы, Киева и ЕС, какие подводные камни были в этом процессе и что стало причиной провала встречи, в интервью РИА Новости рассказала официальный представитель МИД РФ Мария Захарова.

— В Брюсселе 21 декабря прошла финальная встреча на уровне министров для обсуждения озабоченностей России в связи с намерением Украины и ЕС начать с 1 января 2016 года временное применение торгово-экономического раздела подписанного между ними в 2014 году соглашения об ассоциации (СА). Из комментария, размещенного на сайте МИД РФ, следует, что сторонам так и не удалось договориться. Почему?

— В нашем комментарии, в общем-то, все сказано. Мы действительно разочарованы, поскольку искренне и настойчиво пытались договориться. Наши эксперты провели 16 раундов переговоров — и все тщетно. Как оказалось, согласие ЕС и Украины отложить на год применение торгово-экономического раздела СА было всего лишь маневром и тактической уловкой, а на деле ни Киев, ни Брюссель ни о чем договариваться не собирались. Более того, Украина в течение всего этого периода в открытую продолжала энергично подстраивать свое законодательство под требования СА. ЕС на все это смотрел сквозь пальцы, дежурно ссылаясь на "суверенный выбор" Украины. На деле же Украину подталкивают к нарушению своих двусторонних обязательств перед нами, а также в рамках ЗСТ СНГ, а нам представляют все это как штатную ситуацию и просят никак не реагировать.

— Украинские СМИ утверждают, что Россия в ходе переговоров настаивала на сохранении в этой стране "отсталых и устаревших" требований и стандартов, а также всячески стремилась воспрепятствовать Ассоциации Украины и ЕС. Кроме того, глава МИД Украины Павел Климкин утверждал, что Москва требует от Киева присоединиться ко всем запретам на поставки товаров из третьих стран, введенным Россией. Это так?

— Это не невольное искажение нашей позиции, а сознательное манипулирование фактами. Мы предлагали лишь закрепить на переходный период возможность для российских и украинских предприятий при подтверждении оценки соответствия продукции пользоваться как стандартами ЕС, так и ГОСТами, разработанными в последние годы в рамках СНГ при активном участии той же Украины. Называть их устаревшими нет никаких оснований. Они действительно отличаются от есовских, иногда существенно, иногда немного, и это нормально — у большинства современных развитых государств своя система техрегулирования. Нормам СА предлагаемая нами схема не противоречила бы, а у предприятий двух стран появилась бы возможность спокойно адаптироваться к меняющимся условиям на рынке. Так что это утверждение украинской стороны не соответствует действительности. За разговорами о техническом прогрессе стоит реальный интерес партнеров — искусственно выдавить российских экспортеров с традиционного для нас рынка. Да и украинскому бизнесу это решение добавит проблем. Мы уже привыкли, что в действиях украинских властей зачастую отсутствует элементарная логика и здравый смысл, но это их дело, однако здесь речь идет о наших интересах и конкретных финансовых потерях. Мириться с такой ситуацией мы не собираемся.

Что касается упомянутых высказываний господина Климкина, то он не может не знать, что в предлагаемых формулировках речь идет о недопущении реэкспорта в Россию запрещенных у нас по соображениям санитарного и фитосанитарного контроля продовольственных товаров, что Украина и так обязана делать в соответствии с международным правом. Никто не требует от Киева придерживаться других запретов в своих отношениях с третьими странами. Зачем нужно вводить в заблуждение граждан Украины — вопрос к украинскому министру.

— Зачем закреплять в совместном документе то, что Украина и так обязана делать?

— Потому что мы знаем цену устным договоренностям и хотим, чтобы Киев и Брюссель вместе несли ответственность за невыполнение подобных очевидных вроде бы обязательств. Есть также сомнения и в истинных намерениях Евросоюза. Вспомните, как долго ЕС публично убеждал нас, что в рамках своей инициативы "Восточного партнерства" не собирается ставить Украину и других наших общих соседей перед выбором — либо с ЕС, либо с Россией. Евросоюз, проводя нетранспарентные для России переговоры с Украиной по проекту СА, заверял нас, что наши интересы при его заключении не пострадают. При этом Брюссель прекрасно знал, что делает, сознательно закладывая базу для искусственного разрыва между двумя братскими народами, экономика которых связана самым тесным образом.

Мы предупреждали об опасности такого сценария. Нас не послушали. В итоге — антиконституционный переворот на Майдане, добровольное вхождение Крыма в состав России, гражданская война на Украине, радикализация политической жизни, тысячи жертв, летящая под откос экономика и все новые и новые проблемы. Вину за все это беззастенчиво пытаются свалить на Россию, забывая, кто выкручивал руки тогдашней украинской власти, навязывая стране невыгодный и кабальный документ. Еще непонятно, чем весь это преступный эксперимент на живых людях закончится. Мы не желаем иметь к этому никакого отношения, пусть ответственность несут те, кто заварил эту кашу, однако у нас есть свои интересы, которыми мы не собираемся поступаться.

— В одном из интервью накануне министерской встречи в Брюсселе постпред ЕС в Киеве Ян Томбиньский утверждал, что условия, заложенные в СА Украина — ЕС, были известны в течение пяти лет до его подписания. Вы же говорите о том, что процесс переговоров был нетранспарентным…

— Мы уже привыкли к тому, что в словах есовских чиновников о "Восточном партнерстве" в целом и СА Украина-ЕС в частности бесполезно искать правду. Чем они при этом руководствуются — трудно судить, похоже, ими движет лишь желание "продать" украинской и европейской общественности этот документ, выгоды которого для Украины, мягко говоря, сомнительны, а потери очевидны. Каких только фантазий и беззастенчивых выдумок нам не пришлось выслушать по этому поводу от ЕС за последние годы! Достаточно вспомнить утверждения тогдашнего еврокомиссара по торговле Карела де Гюхта о том, что у России якобы есть собственный проект соглашения с ЕС, аналогичный украинскому, работа по которому просто в силу различных причин оказалась замороженной. Какова, оказывается, Россия — ей можно, а Украине нельзя! Вот только за скобками остался тот факт, что замороженное Новое базовое соглашение Россия — ЕС несопоставимо с СА по объему обязательств и носит равноправный характер. Ни на что иное, как бы этого ни хотелось ЕС, Россия бы просто не пошла. Но слова сказаны, общественность их услышала, а вот опровергнуть это так никто и не сподобился.

То же самое с транспарентностью переговоров по СА. Господин Томбиньский не единственный, кто продолжает утверждать, что этот процесс был транспарентен для нас. Мол, Россия все знала, но проспала, а на конечном этапе спохватилась и теперь пытается воспрепятствовать евроинтеграции Украины. Красиво звучит, но только фактам не соответствует. Официально текст проекта СА с приложениями (а они очень важны для оценки его содержания) был опубликован только летом 2014 года. В работе над ним принимала участие лишь небольшая группа экспертов. Не то что России, но и украинскому бизнесу о достигнутых договоренностях ничего не было известно. Более того, нас заверяли, что заключение СА никак не повлияет на обязательства Украины в рамках СНГ и по двусторонним соглашениям с нами. Как оказалось, очень даже повлияло, значительную их часть Украина теперь попросту не может выполнить. Сегодня этого ЕС и украинская власть уже не отрицают.

Стоит также вспомнить, что после публикации проекта в украинском обществе была заметна некоторая оторопь, слышалось много критических голосов против СА, которые и были в итоге услышаны тогдашними лидерами страны. Но кто об этом теперь помнит? В сегодняшней постмайданной Украине критиковать СА и евроинтеграцию не столько неполиткорректно, сколько опасно. К тому же ЕС хочет поскорее развеять любые сомнения, подбрасывая украинскому обществу различные политические обещания в виде, например, перспективы безвизового режима. Как будто этого одного достаточно для благополучия 40-миллионной страны. Да и простым людям не до этого сейчас. Им нужно как-то выживать, им точно не до раздумий о СА, тем более что с экранов все говорят, что это успех, прорыв и предтеча светлого будущего.

— Чего на самом деле пыталась добиться Россия на переговорах? Почему эти требования оказались чрезмерными для ЕС и Украины?

— Для нас было важно прежде всего добиться подтверждения того, что Украина будет придерживаться своих обязательств перед нами в рамках двусторонних и многосторонних соглашений даже после начала временного применения экономического раздела СА. Ведь не мы создали эту ситуацию, когда правила торговли между Москвой и Киевом начинают меняться без учета наших интересов и позиций. По сути ЕС, как я уже сказала, если оставить за скобками красивые слова о суверенном выборе Украины, модернизирующем эффекте от ее перехода на нормы и стандарты Евросоюза и т.д., пытается просто выдавить Россию с украинского рынка. Пусть даже за последнее время объемы нашей торговли с Украиной существенно сократились (главным образом из-за ускоряющихся кризисных явлений в экономике нашего соседа), мы должны думать об этапе, когда они начнут восстанавливаться и расти. Вот тогда-то продавливаемые Евросоюзом новации станут настоящим торговым барьером для российских предприятий и предпринимателей. Почему мы должны мириться с этой ситуацией?

— ЕС и Украина выступали на переговорах с единых позиций?

— Тон задавали есовцы, а украинцы старались ни в чем не противоречить подходам Евросоюза. Доходило до смешного (хотя это и не смешно): даже когда на конечном этапе переговоров украинские представители начали демонстрировать готовность обсуждать и пытаться договариваться по нашим озабоченностям — а такие шансы были, — их сразу били по рукам представители Еврокомиссии со ссылкой на законодательство ЕС, этому якобы препятствующее. При этом на наши предложения говорить о проблемах в трехстороннем формате, к чему мы призывали с самого начала, ЕК нам отвечала, что это наше с украинцами дело, а вы, мол, тут ни при чем.

— ЕС считает нашу реакцию на создание зоны свободной торговли между ЕС и Украиной чрезмерной, ссылается на существование в мире множества таких зон, которые не вызывают проблем у соседей. Почему мы так критично относимся к созданию такой ЗСТ? Разве она не выгодна Украине и разве Украина не может одновременно находиться в двух зонах свободной торговли — с ЕС и Россией/странами СНГ?

— ЕС сознательно не афиширует то, что с Украиной создается не стандартная, а так называемая глубокая и всеобъемлющая ЗСТ. Проблемы, скорее всего, не возникли бы, если бы соглашение об ассоциации не налагало на Украину жесткие обязательства безусловно перейти на есовские нормы и стандарты. Как это совместить с ее обязательствами в СНГ, вопрос, на который мы от партнеров ответа так и не получили. Скажем, Россия в числе стран ЕАЭС подписала в мае 2015 года соглашение о свободной торговле с Вьетнамом, а 2 декабря Ханой завершил согласование соглашения о создании ЗСТ с ЕС. Но при этом он не взял на себя системных обязательств по переходу на есовские нормы, и для наших поставщиков ситуация на вьетнамском рынке не изменится.

Кроме того, Вьетнам не отказывался от выполнения своих обязательств перед нами, и мы не видим таких рисков. С Украиной ситуация иная.

По сути, Киеву навязали такое же соглашение и такую же глубину обязательств, как в свое время странам-кандидатам на членство в Евросоюзе (Польша, страны Прибалтики и др.). Но есть и большая разница: для стран-кандидатов была прописана четкая перспектива членства в Евросоюзе, дающая им возможность равноправного выхода на общий рынок ЕС. Украинцам такого не обещали, да еще и зафиксировали огромное количество квот и ограничений, делающих СА односторонним документом, открывающим рынок Украины для товаров из ЕС. Бывшее руководство страны в последний момент прозрело и отказалось подписывать СА, однако в планы наших западных коллег такие вольности не входили. В итоге получилось то, что получилось.

В дополнение к бесправной роли на рынке ЕС Украина теперь рискует потерять российский рынок. Вряд ли это будет способствовать ее развитию. Мы хотели избежать такого сценария, обезопасив себя при этом от проникновения на нашу территорию товаров из ЕС, выдаваемых за украинские, а также существенного роста экспорта украинских товаров, выдавливаемых с собственного рынка есовскими. Если украинские политики считают происходящую фактическую сдачу своей экономики на откуп Евросоюзу выгодной для страны — это их право. У нас и множества независимых экспертов иное мнение на сей счет, но мы его не навязываем. Мы лишь хотим избежать осложнений для себя в складывающейся ситуации.

— Какие конкретные меры, помимо упомянутых вами решений по параллельному использованию стандартов, предлагала Россия в ходе переговоров?

— Суть наших предложений можно свести к следующему. Прежде всего, как я уже упоминала, мы хотели письменного подтверждения того факта, что Украина, выполняя СА, сможет выполнять и свои обязательства в рамках СНГ и двусторонних соглашений с нами. Кроме того, мы добивались транспарентности в вопросах перевода на есовские стандарты украинских органов по санитарному и фитосанитарному контролю. Как известно, у нас много претензий к Евросоюзу в данной сфере, и мы не хотели, чтобы они перетекли в наши отношения с Киевом. Помимо этого, мы добивались оперативного получения исчерпывающей информации о перемещаемых на Украину товаров и транспортных средств из ЕС. Без нее невозможно оценить риск реэкспорта товаров из ЕС в Россию. Развитие событий подтверждает справедливость такой постановки вопроса с нашей стороны: уже поступают данные о резком росте в последние месяцы поставок ряда товаров с Украины. Мы считаем, что риск того, что эти товары на самом деле окажутся есовскими, очень велик. Мы сделали также целый ряд технических предложений, однако все они были, по сути, отвергнуты. ЕС предлагал лишь создать мониторинговые рабочие группы по наиболее проблемным направлениям, не имеющие никаких полномочий. Мы не возражаем против групп, но в чем будет смысл их работы? Просто подготовка докладов? К решению возникающих проблем это не приведет. Никакого альтернативного действенного механизма нам не предлагали.

Самое главное — мы настаивали на том, чтобы все достигнутые договоренности имели обязывающий характер для Украины, ЕС и России, однако Евросоюз и украинцы были готовы лишь на ни к чему не обязывающее коммюнике. Нас это устроить не могло.

Несостоятельны здесь и ссылки Брюсселя на то, что у него не хватает времени провести необходимые для юридически обязывающего документа процедуры со странами-членами: мы говорили о такой форме фиксации договоренностей еще полтора года назад. Такие отговорки лишний раз свидетельствуют об изначальной неготовности договариваться с Россией.

Российская делегация на переговорах в Брюсселе до последнего момента была готова искать взаимоприемлемые решения. Чтобы убедиться в этом, достаточно проследить за нашими предложениями по тексту, которые делались практически перед каждым раундом. Переговоры же были прерваны по инициативе ЕС. Тем удивительнее видеть, что вину за произошедшее в Брюсселе и Киеве пытаются беззастенчиво взвалить на нас. Что ж, мы к этому привыкли и были готовы. Видимо, ни на что большее есовская и украинская дипломатия сегодня просто не способна.

Евросоюз. Украина. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 23 декабря 2015 > № 1592256 Мария Захарова

Глава МГИМО об обучении в элитном вузе, «национализации элит» и ославившемся водителе Ferrari

Кто учится в МГИМО, почему этот вуз входит в пятерку университетов по ценовой политике, и о каких деньгах теперь идет речь? На эти вопросы главному редактору Business FM ответил ректор МГИМО МИД России Анатолий Торкунов — российский дипломат, историк и политолог, действительный член РАН

Первая тема касается достатка студентов. Принято считать, что МГИМО — вуз элитный, обучение в нем на бюджете, естественно, бесплатно, но оно в значительной степени платное — родители должны платить. В стройотрядах можно было зарабатывать, например, грузчиком, и в наши давние годы такая студенческая жизнь считалась нормой. Для студентов МГИМО личный заработок...

Анатолий Торкунов: Огромную роль играет, даже для тех, кто из обеспеченных семей, потому что это доказательство своей состоятельности, способности. Например, в магистратуре программа с точки зрения пребывания в аудиториях уже иная, в отличие от бакалавриата, где студенты должны проводить до 32-36 часов в университете, в аудиториях. В магистратуре, конечно, нагрузка намного меньше, хотя в нашем случае сохраняется занятие языком, поэтому она у нас больше, чем в любых других университетах нашего профиля, но тем не менее студенты имеют некоторую свободу, и занятия специально начинаются во второй половине дня — с четырех часов, поскольку большинство из них, а в экономических и юридических магистратурах подавляющее большинство, уже работают.

Как ректорат и деканаты на это смотрят? Они следят за посещением?

Анатолий Торкунов: У нас есть проблема. Я бы смотрел на это положительно, и в магистратуре я смотрю на это достаточно положительно, но в бакалавриате это практически невозможно по той причине, что студенты у нас изучают два иностранных языка. Многие дисциплины способный студент может изучить, посещая занятия избирательно. По языку это невозможно. Если ты выпадаешь из группы, то ты выпадаешь в целом из процесса. И какой бы язык ни изучал, даже английский, с которым многие приходят в университет и знают уже более или менее прилично, для этой категории сразу становится языком профессиональным, и они уже учат экономический английский, юридический английский и так далее. Это все очень специфические знания. Возьмите юридический договор и юридический учебник и почитайте. Сколько вы там поймете и адекватно сможете воспроизвести на русском языке? Работа требует времени, а если вы учите восточный язык, то тем более — тут просто даже пополнить знания особенно неоткуда.

Во-первых, для меня абсолютно разрушена легенда о том, что в МГИМО невозможно поступить без блата, потому что я из числа знакомых своей дочери знаю трех, которые, подавая в разные вузы и в МГИМО на всякий случай, неожиданно поступили через ЕГЭ и через внутренний экзамен. Хотя изначально многие готовились в МГИМО, поэтому я знаю, какой уровень английского уже на вступительной стадии. Он очень высокий — где-то на уровне хороших международных сертификатов, даже, может быть, чуть сложнее, со спецификой. Но вам все равно наверняка приходится сталкиваться с тем представлением, что МГИМО — это большие деньги при поступлении?

Анатолий Торкунов: Во-первых, надо посмотреть на наших студентов, которые здесь учатся: больше половины из них — вообще не московские дети. А если даже говорить о таком сугубо формальном...

В прежнее время, когда эта легенда формировалась, ко мне пришли стажироваться несколько человек из МГИМО. Я тогда в программе «Время» работал. Один из них был просто совершенный самородок. В 90-е годы учился, приехал не помню откуда, изумительный, прекрасный парень, у которого не было никого. Хотя другие стажеры были дети некоторых высокопоставленных дипломатов.

Анатолий Торкунов: Естественно, что разные дети. У нас же общество, которое представляет различные слои, и университет не является исключением. Почему он должен быть исключением? Но больше половины — это не москвичи, проживающие в общежитии. В последние годы удалось, наконец, добиться строительства нового общежития для университета — не для того, чтобы переселить из старого, а чтобы поселить тех, кто не имеет жилья. В Москве снимать очень дорого. Сегодня у нас в очереди стоят 250 человек, но сейчас мы временно получаем при поддержке Министерства образования кусочек общежития на «Соколе». Есть соответствующее решение правительства, и надеюсь, что сейчас начнется строительство большого общежития. Ребята самые разные, и для многих социальная стипендия и вообще стипендия играет очень большую роль, поэтому мы с помощью прежде всего выпускников учредили порядка двухсот стипендий для этой категории ребят, которые оплачивают наши друзья и партнеры — бывшие студенты университета. Это зачастую если не главная, то существенная часть их материального достатка, помимо помощи родителей. Родители в любом случае помогают, даже если они не очень зажиточные. Есть, конечно, и дети зажиточных родителей, тем более половина приема — на договорной основе, а договор у нас довольно дорогой. Конечно, если сравнивать затраты на наше обучение с затратами в британском или американском университете, то у нас намного дешевле, но если сравнивать с российскими вузами...

Я бы сказал не много, а раза в полтора-два.

Анатолий Торкунов: Нет, побольше — раза в три. Но если сравнивать с российскими вузами, мы входим в пятерку университетов по ценовой политике. Но мы это делаем не ради обогащения. Если посмотреть на нашу среднюю зарплату по паритету покупательной способности, то мы боремся за то, чтобы быть конкурентоспособными в этом смысле. У нас же 53 иностранных языка, работает очень большой коллектив преподавателей, если говорить о соотношении студентов и преподавателей, в маленьких языковых группах. Поэтому наша ситуация не проста в смысле необходимости в штатном составе иметь огромное количество преподавателей иностранных языков — 53. Конечно, мы хотим это сохранить, потому что это совершенно уникальный опыт — мы в Книгу рекордов Гиннесса вошли несколько лет назад, и пока что еще ни один вуз мира не повторил нашего опыта. Нет ни одного вуза в мире, где по полной программе преподавались бы 53 иностранных языка.

Это абсолютно добровольно студенты выбирают? Потому что мне почему-то кажется, что студент сам все-таки предпочтет помимо английского, который для всех необходим, европейские языки, арабский, может быть, китайский, который сложный, но перспективный. А вот такие экзотические насильно заставляете учить?

Анатолий Торкунов: Когда студенты поступают, они в своей анкете отражают предпочтения. Действительно, сейчас нет проблем с набором на китайский, арабский языки. Некоторые языки, может быть, не столь популярны, но у нас есть государственный заказ и бюджетный прием — значит, люди являются государственными стипендиатами.

То есть бюджетники будут обязаны?

Анатолий Торкунов: Если они поступают в университет, то они должны рассматривать возможность получения того языка, который нужен.

Необходимость изучать язык, о котором они впервые услышали.

Анатолий Торкунов: Да, бывает и так. Но я вам скажу откровенно, поскольку у нас работают курсы редких языков для школьников и многие из этих языков преподаются уже в школе, то в основном сегодня все-таки добровольно ребята продолжают изучать редкие языки в университете. Хотя бывают, конечно, случаи, что группу мы формируем, предлагая не то что насильно, но во всяком случае активно предлагая. Правда, речь идет только об одном факультете — международных отношений, который на МИД ориентирован. Если ребята поступают на этот факультет осознанно, то они, конечно, хотят дальше быть на дипслужбе, а дипслужба — это такой организм, который требует, если есть потребность. Сейчас вьетнамский язык очень нужен не только на дипслужбе, но и бизнес очень интересуется специалистами с вьетнамским языком, а их не так много. У нас вьетнамский язык преподается, и мы будем продолжать его преподавать.

Как бы вы сейчас оценили всю в целом систему ЕГЭ? Опять же по опыту детей знакомых я знаю, что ЕГЭ сложный, но тем не менее понятный и прозрачный внутренний экзамен по языку. В случае, если ты набираешь высокие баллы, он открывает дорогу в МГИМО. Баллы, полученные по ЕГЭ в разных местах, для вас это являются проблемой потом, когда вы уже видите не абитуриентов, а студентов, которые учатся?

Анатолий Торкунов: ЕГЭ за последние годы изменился и, конечно, стал гораздо более объективным. И те, кто поступил в прошлом и нынешнем календарном году, я должен сказать, соответствуют тем баллам ЕГЭ, которые они сюда принесли. Во всяком случае, по тем дисциплинам, по которым они должны были эти ЕГЭ принести. Но у нас самый высокий в стране балл ЕГЭ для поступающих, главное, поступивших — 93 балла с чем-то. Конечно, на мой взгляд, это уже слишком много, но объективно это так в этом году по стране.

Но это аукцион.

Анатолий Торкунов: Да. Кроме того, поскольку медаль-то продолжают вручать, в этом году у нас 60% всех поступивших договорников и бюджетников принесли медали из школы. Но дело не в этом. Конечно, ЕГЭ совершенствуется, объективируются данные по ЕГЭ. Но еще много работы надо проделать для того, чтобы он действительно стал эффективным инструментом оценки знаний выпускников университета, в том числе включая и часть, связанную с сочинениями. Поскольку они сочинения пока пишут в вузах, мы рассматривали вопрос, связанный с оценкой сочинения. Однако сочинение дает только 10 баллов к общей оценке по ЕГЭ. 10 баллов — это, конечно, не так много с одной стороны. С другой стороны, если переоценивать сочинение еще раз в вузе, надо летом держать огромную армию русистов, что с учетом непростой ныне финансовой ситуации тоже довольно накладно. Надо сказать, что вообще приемная кампания вузу обходится дорого, поэтому каждый год мы обсуждаем вопрос, не отменить ли нам дополнительное испытание, введя какой-то новый ЕГЭ. Но в этом году мы этого не сделали, поскольку посчитали, что будет нечестно по отношению к абитуриентам, если мы объявим о введении нового ЕГЭ не загодя.

Неужели МГИМО может отказаться от собственного внутреннего экзамена?

Анатолий Торкунов: Я имею в виду не на всех направлениях — там, где два языка, в том числе сложных. Например, на политологии, направлениях «Зарубежное регионоведение» и «Международные отношения» мы, конечно, никогда не откажемся, потому что надо обязательно посмотреть уровень языка, тем более что многие же сдают восточные языки.

Я знаю, как готовились к внутреннему экзамену по английскому, я тоже пожил в Англии, неплохо знаю язык. То, что нужно было знать и отвечать на внутреннем экзамене, было прекрасной планкой, на которую абитуриент должен был выйти, которая никаким, конечно, ЕГЭ и близко не соответствует.

Анатолий Торкунов: Согласен. Поэтому я и говорю: это является предметом размышлений. К текущему году это вообще не относится. Они уже на будущее, но посмотрим. Еще проблема в чем — у нас же сдают в качестве вступительного испытания не только английский, французский, немецкий, испанский. Испанский, кстати, недавно появился, его не было. Однако сдают и много редких языков — корейский, китайский, венгерский. Редкие языки при наличии соответствующего сертификата о том, что абитуриент прошел по часам соответствующую программу, получил положительные оценки, дает возможность назначать восточные языки, которые они продолжают изучать, к окончанию 4 курса владеют ими хорошо и даже могут заниматься пусть не самым блестящим на первых порах, но уже синхронным переводом. Такие тоже есть, это наша гордость, конечно. Ребята, которые побеждают на конкурсах китайского языка, занимают первые места в качестве некитайцев, знающих китайский язык, у нас таких три победителя за эти годы. И конкурсов персидского языка, и западных языков тоже. Я в данном случае говорю о языках восточных. Хотя бы из-за этого мы должны сохранить на этих направлениях язык, а что касается других направлений — будем думать.

Я еще раз хочу сказать про социальный состав абитуриентов и то, как он меняется. В последние два года был провозглашен властями на высшем уровне некий лозунг, как говорится, «национализации элит». Не секрет, что в нулевых годах считалось хорошим тоном, если дети состоятельных людей и в том числе близких к власти, если им средства позволяли, учились за границей. Сейчас не для всех это считается как минимум хорошим тоном. В связи с этим, может быть, наплыв детей богатых людей усилился именно в МГИМО?

Анатолий Торкунов: Если говорить о наших магистратурах, в которые мы принимаем выпускников не только МГИМО, а многих вузов… Кстати, выпускники МГИМО в магистратурах составляют 65%, а 35% — это выпускники других вузов, и очень много выпускников зарубежных университетов — наших российских граждан, которые закончили университеты в Великобритании, Германии, во Франции. Они сейчас поступают к нам в магистратуру. Но в целом мне трудно судить по российским вузам. По МГИМО могу сказать, что многие из них поступают. Я думаю, что это в известной степени отражение того явления, о котором вы говорили, — «национализации элиты» и возвращения детей на родину.

В известной степени почему?

Анатолий Торкунов: Потому что и раньше так было, может быть, меньше их было. И сами дети, и, видимо, их родители понимают, что если дети предполагают дальше жить, работать, зарабатывать в России, то им обязательно надо получить значительный кусок образования именно здесь, поскольку это помимо знаний еще и социализация. Ребята должны получить соответствующие коммуникативные навыки общения со своими коллегами в той сфере, в которой им предстоит в будущем работать, будь то международные отношения, банковское дело, юридическая компания. Без этого просто невозможно. Иначе приедете и будете иностранцем в полном смысле слова в Москве, а не гражданином России, который понимает, что происходит вокруг и знает нашу российскую действительность, понимает, что нужно ему делать для того, чтобы послужить своим интересам и интересам Отечества. Что, мне кажется, является для многих сегодня очень важным моментом, в том числе и для молодых людей, я вижу по студентам, что они настроены исключительно патриотично. Даже в День донора у нас огромные очереди, которые выстраиваются для того, чтобы сдать кровь. Мы его проводим два раза в год.

Это как-то разрушает мифы, которые вокруг МГИМО складывались особенно в конце 90-х — в начале нулевых, когда считалось, что все-таки здесь такая «золотая молодежь», для которой диплом МГИМО — это такой же must have, как и автомобиль Ferrari, например?

Анатолий Торкунов: Мне трудно сказать про легенды, я сам окончил МГИМО в 60-е годы, будучи выходцем из ЗИЛовской семьи. И тогда такие же легенды рассказывались, да и в 50-е годы.

Я по своим знакомым знаю, что сейчас очень серьезно здесь учатся — целыми днями, по-настоящему.

Анатолий Торкунов: Я скажу, что и раньше было очень непросто окончить университет, а сейчас 10% поступивших на первый курс мы в любом случае отчисляем. Год на год не приходится. Я уже подписал с октября около 150 приказов об отчислении. И главным образом, конечно, отчисления связаны все-таки с недостаточной работой. Работать надо много, приходится две профессии получать. Они должны так или иначе стать лингвистами на уровне хорошего знания, а на ряде направлений быть переводчиками в полном смысле, потому что они работают переводчиками поначалу. Главная функция их — переводческая, когда они начинают молодыми дипломатами.

Я знаю, что тоже в нулевых годах даже выпускники, которые хотели идти работать в МИД, попадая туда, старались найти себе другую работу. Зарплата была соответствующая и даже в коридорах министерства не настраивали на то, чтобы там продолжать работать.

Анатолий Торкунов: Министерство ведь существует не вне страны и общества, и все прошли через соответствующие испытания.

Сейчас изменилось?

Анатолий Торкунов: У нас среди выпускников МИД проводит конкурс, он не просто так принимает. Конкурс этот заключается, помимо баллов, в документе об окончании университета. МИД принимает только тех, кто имеет магистровский диплом. И в МИД проводится, естественно экзамен. Раньше он не проводился в отношении МГИМО, но потом решили, чтобы все претендующие на работу в МИД были на равных условиях, проводить экзамен. Его проводит не МГИМО, естественно, а центр «Высшие курсы иностранных языков». Очень жесткие курсы и очень жесткий экзамен. Наши показывают лучшие результаты, каждый год где-то 70-80, иногда бывает даже побольше человек из числа выпускников поступают на работу в министерство.

Иностранные студенты. Есть ли спрос, как много, откуда?

Анатолий Торкунов: Я уже упоминал тему общежитий, это наше самое больное место, с точки зрения работы на внешний рынок. Дело в том, что у нас спрос очень большой, и не только из стран СНГ. У нас в целом учатся более 900 иностранных студентов, но если говорить, что общая численность студенческая у нас 6,5 тысячи студентов, очных студентов, потому что есть еще второе высшее образование в виде магистратуры, то вы сами понимаете, что это большой процент — 15-17%. И было бы намного больше, если бы мы могли обеспечить проживание в общежитиях иностранных студентов, которые готовы за свое обучение платить доллары и евро в нашем университете. Но есть и наши обязательства. Я имею в виду обязательства государства, взятые на себя абсолютно добровольно, это по подготовке специалистов для тех стран, с которыми с советских времен сотрудничали в подготовке кадров для дипслужб. Это и страны Восточной Европы, это Монголия, это Афганистан, это Вьетнам, это КНДР. То есть, немногим более 80 человек ежегодно мы принимаем как правительственных стипендиатов, государственных стипендиатов, и столько же, даже чуть больше, принимаем на основе договора.

Откуда в основном, кроме стран, с которыми давние отношения?

Анатолий Торкунов: Здесь разброс стран, когда мы были студентами, вспоминать даже неудобно, это было еще 20 лет назад, были главным образом студенты из Восточной Европы.

Это понятно, там было четкое разделение.

Анатолий Торкунов: А сегодня 56 стран. Правда, не такие массовые группы, как раньше, положим, из Чехословакии под 100 человек, из ГДР под 100 человек, сейчас там пять-шесть человек. Много, положим, из Южной Кореи, из Китая, из Японии, из Германии, из Франции, из Греции.

В магистратуру или прямо на бакалавриат?

Анатолий Торкунов: И в бакалавриате, из Израиля.

Из Израиля. Не могу не спросить, один израильский студент ваш недавно прославился на Ferrari — по фамилии Левиев, его спутали с Леваевым и так далее. Знаете что-то об этом студенте?

Анатолий Торкунов: Я посмотрел его личное дело, когда услышал об этом, но личные дела сегодня, прямо скажем, не пухлые у студентов. Это гражданин Израиля, он поступил в университет в прошлом году, был отчислен после первой сессии за неуспеваемость в соответствии с правилам существующими. Он был договорником, платил за свое обучение.

А размер платы отличается для российских?

Анатолий Торкунов: Отличается — на 20% выше.

И сколько для иностранцев составляет, наверное, на разных факультетах по-разному?

Анатолий Торкунов: Вы знаете, все зависит от программы. Положим, программа полного англоязычного бакалавриата, у нас такой тоже есть для иностранцев.

То есть, где можно не говорить по-русски?

Анатолий Торкунов: Но они изучают русский язык.

Как иностранный, но обучаются не на русском.

Анатолий Торкунов: Полностью, целиком идет программа на английском языке. И такие же магистратуры у нас есть, там порядка 10 тысяч евро оплата.

Так вот, возвращаясь к прославившемуся…

Анатолий Торкунов: Был отчислен, восстановился. Но о нем очень трудно сказать, поскольку он проучился всего... История, как я понимаю, в октябре, значит, он месяц всего проучился, будучи восстановленным, так что о нем толком никто ничего сказать не мог, тем более, видно по всему, что это не самый был успевающий студент.

Всех удивило, что состоятельный, очевидно, не будем говорить о его личных способностях, о социальном статусе только лишь, что, очевидно, сын очень состоятельной семьи, израильтянин, вообще-то, мог учиться где угодно, так что, мне кажется, он сделал хорошую рекламу МГИМО.

Анатолий Торкунов: Откровенно говоря, я думаю, что репутационные потери тоже известные от этого есть, когда такого рода вещи происходят, и насколько я знаю, он находится в Израиле, и если он в ближайшее время не появится, то, в соответствии с существующими правилами, законодательством, мы его из университета отчислим, как прервавшего связь с университетом. Но я, пользуясь случаем, знаю, что многие люди состоятельные слушают вашу радиостанцию, хотел бы сказать, что я как ректор и сам дед и отец, очень не одобряю практику такого баловства, нескромного и неправильного поведения.

Воспитания.

Анатолий Торкунов: И воспитания родителей, которые делают такие подарки совсем юным, не окрепшим, да еще и не показавшим никаких результатов даже в своей учебе детям, я бы сказал, что просто их таким образом извращают. Извините, конечно, за грубое слово.

Последний вопрос, близкий к этой теме, но немножко о другом. МГИМО — это вуз элитарный, окруженный легендами.

Анатолий Торкунов: Мне это слово вообще не нравится.

Извините за это слово, так принято считать.

Анатолий Торкунов: Ну, бог с ним, да.

И если сейчас пройтись вокруг МГИМО, здесь, конечно, не Ferrari стоят, но дорогих машин довольно много. В то же время, я опять же знаю нескольких, которые ездят сюда на метро. На ваш взгляд, эта социальная дифференциация, как я слышал раньше, те, кто ездили на метро, чувствовали себя неуютно. Сейчас я не слышал таких оценок. На ваш взгляд, произошла некая переоценка даже в студенческом сообществе вот этого критерия — на чем ты приехал?

Анатолий Торкунов: Я вам скажу, что, мне кажется, в университете все-таки высоко ценят, и пусть это не считают, каким-то преувеличением или приукрашиванием, ценят тех студентов, которые, действительно, заметны умом, своими достижениями. Мне кажется, обстановка в этом смысле нормальная, и ценят не по одежке, хотя по одежке тоже.

И не надо стесняться приезжать на метро.

Анатолий Торкунов: Да, но я вам должен сказать, я долго очень боролся за этот переход, который здесь есть, через нашу улицу Лобачевского, еще Лужкова просил, но все не получалось, наконец, этот переход был открыт торжественно. И поскольку центральный вход у меня под окнами, я когда появляюсь утром и смотрю, как кто подъезжает, идет гигантская толпа с остановки автобуса или от метро утром — сотни, сотни, сотни студентов. Конечно, на стоянке у нас 500 или 550 мест. И вот 550 человек, включая преподавателей, подъезжают на машинах, но мне кажется, что все-таки цифры эти несопоставимы.

1 к 10. Спасибо большое.

Анатолий Торкунов: Спасибо вам.

Россия. Весь мир. ЦФО > Образование, наука > bfm.ru, 14 декабря 2015 > № 1588810 Анатолий Торкунов

Интервью руководителя Росрыболовства Ильи Шестакова журналу «Fishnews – Новости рыболовства»

Квоты как мотив к инвестициям

За событиями в рыбной отрасли сегодня внимательно наблюдают не только промышленники – с интересом следит и широкая общественность. От принятых решений зависит, будет ли рыба доступной для населения, какое будущее ждет прибрежные регионы. И здесь многое определяет профильное ведомство – Федеральное агентство по рыболовству. На вопросы главного редактора Fishnews Маргариты Крючковой о перспективах рыбохозяйственного комплекса ответил заместитель министра сельского хозяйства – руководитель Росрыболовства Илья Шестаков.

– Илья Васильевич, одно из поручений президента по итогам заседания президиума Госсовета – о порядке распределения квот для целей обновления флота и развития рыбопереработки. Ваше ведомство уже разработало свои предложения?

– Да, мы подготовили предложения о порядке распределения 20% квот на инвестиционные цели. Изначально была поставлена задача разработать понятный, прозрачный механизм, который бы четко регламентировал процесс оказания государственной поддержки предприятиям, построившим рыбопромысловые суда на российских верфях и береговые рыбоперерабатывающие фабрики. Консультации по этому вопросу мы вели с представителями отрасли еще при подготовке самого законопроекта о внесении изменений в закон о рыболовстве, предусматривающих стимулы для инвестирования в отрасль.

Предполагается выделение до 5% на стимулирование строительства объектов переработки, остальные 15% – на поддержку строительства судов на российских верфях. На случай, если квота для целей развития переработки окажется не полностью востребованной, будет предусмотрен механизм, позволяющий направить неиспользованную квоту на строительство судов. Выделяемые объемы будут ранжироваться по типу, мощности и размеру судна, наличию перерабатывающего оборудования, включая мощности по производству рыбной муки. Квота должна повысить эффективность промысла, но при этом она не будет обеспечивать полную экономическую загрузку судна – это нужно для того, чтобы распространить меру поддержки на как можно большее число проектов. В ближайшее время предстоит согласовать с Минпромторгом уровень локализации при строительстве флота и график повышения ее уровня на среднесрочную перспективу.

Для строительства крупно- и среднетоннажных судов предлагаем предоставлять квоту для осуществления рыболовства в рамках единого промыслового пространства на Дальнем Востоке пропорционально во всех зонах промысла и в Баренцевом море, для малотоннажных – только в тех зонах, в которых такие суда могут работать с учетом требований безопасности.

Что касается переработки, то будет предусмотрена методика оценки таких проектов. При этом считаем необходимым поддерживать крупные предприятия, внедряющие современные технологии и имеющие социальную значимость для региона и страны в целом.

Выделение квот позволит мотивировать участников отрасли к долгосрочному инвестированию, тем самым обеспечит появление новых рабочих мест и увеличение налоговых отчислений, приведет к наращиванию объемов добычи водных биоресурсов. Тем более что этот инструмент будет работать вместе с рядом других механизмов, направленных на повышение эфективности отрасли и доступности рыбной продукции для населения.

– Еще одно поручение – о запрете на закупки для государственных и муниципальных нужд отдельных видов импортируемой рыбной продукции. Какие варианты ограничений могут быть рассмотрены? О каких объемах может идти речь?

– Такой механизм сейчас дорабатывается Минсельхозом с Минэкономразвития и Федеральной антимонопольной службой. Речь идет о проекте постановления Правительства «Об установлении запрета на допуск продуктов пищевых, происходящих из иностранных государств, при осуществлении закупок для обеспечения государственных и муниципальных нужд». В перечень входит более двадцати наименований продуктов питания, в том числе рыба.

Планируется, что на торгах будет предоставляться приоритетное право производителям отечественной продукции по принципу «третьего лишнего». Если подано как минимум две заявки от России или других стран Евразийского экономического союза, то заявка с импортными продуктами отклоняется.

Государственный и муниципальный заказ очень большой по своим объемам – это и детские сады, и образовательные школы, и система исправительных учреждений, и больницы, и армия. По нашим оценкам, примерно половина объема госзакупок приходится на низкокачественную, хотя и более дешевую, китайскую и вьетнамскую продукцию.

Речь идет примерно о 150 тыс. тонн рыбной продукции. Поэтому введение ограничений на закупки импорта – это хорошая возможность увеличить поставки уловов, добытых российскими рыбаками, на внутренний рынок. Правильно, чтобы рыба, которая покупается на бюджетные деньги, закупалась именно у отечественного производителя. Сегодня мы добываем 4,2 млн. тонн, поэтому ресурсов достаточно.

– Изменения могут коснуться и правил ведения промысла. В частности, рассматривается вопрос о целесообразности установления единого промыслового пространства. Какова ваша точка зрения на этот счет?

– При разработке законопроекта о внесении изменений в закон о рыболовстве мы предусмотрели введение единого промыслового пространства для осуществления промышленного и прибрежного рыболовства. Сегодня отраслевой закон содержит ряд противоречий, коллизий, связанных с предоставлением юридическим лицам объемов для осуществления промышленного и прибрежного видов рыболовства. При этом режим прибрежного рыболовства не отвечает целям и задачам, определенным государством в части насыщения отечественного рынка рыбопродукцией. По сути, сейчас практически отсутствует разница между промышленным и прибрежным рыболовством. Мы же предлагаем четко разграничить эти режимы по условиям доставки.

Так, при прибрежном рыболовстве рыбаки берут на себя обязательства по доставке для переработки рыбы в живом, охлажденном или замороженном виде на российский берег. Рыбаки, которые пойдут на эти условия, получат увеличение в абсолютном выражении квоты на конкретный год.

Учтена специфика рыболовства на Дальнем Востоке – удаленность районов промысла от населенных пунктов. А именно – урегулирован вопрос о возможности осуществления на судах заморозки уловов и доставки их в прибрежные регионы на дальнейшую переработку. В связи с этим предусматривается наделение прибрежных субъектов Федерации полномочиями по контролю за доставкой уловов на рыбоперерабатывающие заводы.

– А есть ли какое-то продвижение по проекту рыбного кластера?

– Нашими специалистами доработан проект концепции по созданию Дальневосточного рыбного кластера. Предлагается создать систему кластерных дивизионов, учитывая сильные стороны каждого из регионов и экономическую целесообразность проектов. В том числе взяты в расчет те проекты, которые уже заявляет бизнес.

В частности, сейчас мы ориентируемся на создание четырех основных дивизионов – Приморского, Сахалинского, Курильского и Камчатского. В Приморье необходимо создать основной торгово-логистический хаб с современными рыбными холодильниками. Дополнительная потребность в емкости холодильников на первом этапе оценивается в 60-70 тыс. тонн. В этом же регионе есть проект по строительству завода по переработке нашей основной промысловой рыбы – минтая, а также других видов рыб. Будет выпускаться филе по самым современным технологиям, мороженые полуфабрикаты, отвечающие современным потребительским предпочтениям. Кроме того, в число приоритетных направлений будет входить организация производства инновационной продукции из водных биоресурсов – для использования в фармацевтике, пищевом производстве, сельском хозяйстве и так далее. Здесь также надо создавать центр по развитию марикультуры.

Платформой Камчатского региона станет бассейновая база добывающего флота, включая судоремонт. И, конечно, на Камчатке, Сахалине и других островах целесообразно развивать переработку, в первую очередь лососевых. Кроме того, в общую структуру встраивается и проект рыбных аукционов, который недавно начал реализовываться на Сахалине.

Между всеми дивизионами будет обеспечиваться координация. Для этого будет создана единая управляющая структура. В число ее задач войдет и поиск инвесторов.

– А с точки зрения логистики и портовой инфраструктуры каких изменений стоит ожидать?

– Основные рыбные терминалы морских портов будут модернизированы. Для осуществления этой задачи необходимы такие условия договоров аренды или эксплуатации причалов, которые обеспечили бы реальное осуществление инвестиций при соблюдении паритета интересов государства и бизнеса.

Если говорить о первоочередных проектах в области логистики, то планируется создание сети оптово-распределительных центров, в которую будут интегрированы Дальневосточный рыбный кластер, комплексы в Новосибирской, Московской и Владимирской областях. Часть средств на реализацию проекта заложено в государственной программе по линии Минсельхоза, начиная с 2016 года.

– В перечне поручений президента есть задача по оптимизации контроля за промыслом с помощью внедрения новейших технических средств. Что уже сделано в этом направлении?

– Повышение точности и оперативности информации из районов промысла – важнейшая задача. От этого зависит зачастую не только эффективность контроля за законностью вылова и борьбы с ННН-промыслом, но и жизни людей. Мы работаем в этом направлении. Наше подведомственное ФГБУ «ЦСМС» разработало современный программно-технический комплекс «Электронный промысловый журнал». Его внедрение включено в план мероприятий отраслевой госпрограммы.

В прошлом году система прошла первый этап опытно-промышленной эксплуатации в Дальневосточном и Северном бассейнах на коммерческих и научно-исследовательских судах. В тестируемый период суда подавали судовые суточные донесения с использованием электронного промыслового журнала и электронной подписи. Во время тестирования был выявлен ряд недочетов, получены предложения от пользователей о расширении возможностей системы, например, о совмещении системы журнала с установленными на судне дополнительными внешними устройствами – с электронными весами и средствами навигации. Но, в принципе, предварительные итоги свидетельствуют о корректности передаваемой информации и возможности применения электронной подписи.

Так как каналы связи и передачи требуют от судовладельцев значительных расходов, мы обратились в Минкомсвязи России для получения исчерпывающей информации обо всех возможных каналах и тарифах – с тем чтобы подготовить рекомендации. Кроме того, сейчас прорабатывается вопрос о включении в планы наших образовательных учреждений программы обучения судоводителей и технологов вопросам практического использования программно-технического комплекса уже с 2016 года. Уже в следующем году планируется установка обновленного программного обеспечения на суда для проведения повторной опытной эксплуатации.

Недавно была создана рабочая группа, перед которой поставлена задача разработать комплекс мер по совершенствованию, повышению качества отраслевой системы мониторинга. Внедрение электронного промыслового журнала будет лишь частью этого процесса.

Россия > Рыба > fish.gov.ru, 4 декабря 2015 > № 1570062 Илья Шестаков

Послание Президента Федеральному Собранию.

Владимир Путин обратился к Федеральному Собранию с ежегодным Посланием. Оглашение Послания по традиции состоялось в Георгиевском зале Кремля в присутствии свыше 1000 приглашённых.

На оглашении Послания присутствовали члены Совета Федерации, депутаты Государственной думы, члены Правительства, руководители Конституционного и Верховного судов, губернаторский корпус, председатели законодательных собраний субъектов Федерации, главы традиционных конфессий, общественные деятели, в том числе главы общественных палат регионов, руководители крупнейших средств массовой информации.

* * *

В.Путин: Уважаемые члены Совета Федерации! Уважаемые депутаты Государственной Думы! Граждане России!

Начать Послание этого года хочу со слов благодарности российским военнослужащим, которые борются с международным терроризмом.

Сегодня здесь, в Георгиевском зале, историческом зале русской воинской славы, присутствуют боевые лётчики, представители Вооружённых Сил – участники антитеррористической операции в Сирии.

Присоединиться к нам нашли в себе силы Гелена Юрьевна Пешкова и Ирина Владимировна Позынич, которые потеряли мужей в войне с террором. Низкий поклон вам и родителям наших героев.

Прошу почтить память павших солдат, которые отдали жизнь, выполняя свой долг, память всех российских граждан, погибших от рук террористов.

(Минута молчания.)

Уважаемые коллеги!

Россия уже давно на переднем рубеже борьбы с террором. Это борьба за свободу, правду и справедливость. За жизнь людей и будущее всей цивилизации.

Мы знаем, что такое агрессия международного терроризма. Россия столкнулась с ней в середине 90-х годов, и наша страна, её граждане испытали жестокие террористические атаки. Мы помним захваты заложников в Будённовске, Беслане, в Москве, безжалостные взрывы жилых домов, крушение поезда «Невский экспресс», теракты в столичном метро и в аэропорту Домодедово.

Эти трагедии унесли тысячи жизней. Это горе, которое навсегда с нами, со страной, с родными и близкими безвинно погибших людей.

Потребовалось почти десять лет, чтобы переломить хребет бандитам. Мы практически выдавили террористов из России, но до сих пор ведём непримиримую борьбу с остатками бандподполья. Но это зло до сих пор даёт о себе знать. Два года назад совершены теракты в Волгограде. Совсем недавно взорван российский гражданский самолёт над Синаем.

Невозможно победить международный терроризм силами только одной страны, особенно в условиях, когда границы в мире фактически открыты, а мир переживает ещё и новое переселение народов, когда террористы получают постоянную финансовую подпитку.

Угроза терроризма нарастает. Ещё не решена проблема Афганистана. Ситуация в этой стране тревожная и не вселяет оптимизма, а недавно устойчивые, достаточно благополучные, кстати, страны Ближнего Востока и Северной Африки – Ирак, Ливия, Сирия – превратились в зону хаоса и анархии, из которой исходит угроза всему миру.

И мы же знаем, почему это произошло. Знаем, кому захотелось сместить неугодные режимы, грубо навязать свои правила. В результате что? Заварили кашу, разрушили государственность, стравили людей между собой, а потом просто, как у нас говорят в России, умыли руки, открыв дорогу радикалам, экстремистам и террористам.

Особая опасность для нас исходит от боевиков, которые сконцентрировались в Сирии. Среди них немало выходцев из России, из стран СНГ. Они получают деньги, оружие, накапливают силы. И если окрепнут, победят там, то неизбежно окажутся у нас, чтобы сеять страх и ненависть, взрывать, убивать, мучить людей. И мы обязаны встретить их и уничтожить на дальних подступах.

Вот почему было принято решение о военной операции на основании официального обращения законной, легитимной сирийской власти. И в Сирии наши Вооружённые Силы сражаются прежде всего за Россию, отстаивают безопасность именно наших граждан.

Армия и флот России убедительно показали свою боеготовность, свои возросшие возможности. Современное русское оружие действует эффективно, а бесценная практика его применения в боевых условиях обобщается и будет использована для дальнейшего совершенствования нашей военной техники и вооружений. Спасибо инженерам, рабочим – всем, кто трудится на предприятиях оборонно-промышленного комплекса.

В борьбе с терроризмом Россия продемонстрировала предельную ответственность и своё лидерство. Эти решительные действия поддержаны российским обществом. И в такой абсолютно определённой позиции наших граждан – глубокое понимание тотальной угрозы терроризма, проявление истинных патриотических чувств и высоких нравственных качеств, убеждённость в том, что национальные интересы, свою историю, традиции, наши ценности нужно защищать.

Уроки прошлого в полный рост встали перед мировым сообществом. Исторические параллели очевидны.

В ХХ веке нежелание своевременно объединить усилия в борьбе с нацизмом было оплачено десятками миллионов жизней, самой кровавой мировой войной.

Сегодня мы вновь лицом к лицу столкнулись с разрушительной, варварской идеологией и не имеем права допустить, чтобы новоявленные мракобесы добились своих целей.

Нужно отбросить все споры и расхождения, создать один мощный кулак, единый антитеррористический фронт, который будет действовать на основе международного права и под эгидой Организации Объединённых Наций.

Каждое цивилизованное государство сейчас обязано внести вклад в разгром террористов, подтвердить свою солидарность – и не декларациями, а конкретными действиями.

Это значит – никакого убежища бандитам. Никаких двойных стандартов. Никаких контактов с любыми террористическими организациями. Никаких попыток использовать их в своих целях. Никакого преступного, кровавого бизнеса с террористами.

Мы знаем, например, кто в Турции набивает свой карман и даёт заработать террористам на продаже награбленной в Сирии нефти. Именно на эти деньги бандиты вербуют наёмников, закупают оружие, организуют бесчеловечные теракты, направленные против наших граждан, против граждан Франции, Ливана, Мали, других государств. Мы помним и то, что именно в Турции укрывались и получали моральную, материальную поддержку боевики, которые орудовали на Северном Кавказе в 90-х и в 2000-х годах. И сейчас ещё их там замечаем.

Между тем турецкий народ – добрый, трудолюбивый и талантливый. В Турции у нас много давних и надёжных друзей. И подчеркну: они должны знать, что мы не ставим знака равенства между ними и частью сегодняшней правящей верхушки, которая несёт прямую ответственность за гибель наших военнослужащих в Сирии.

Мы не забудем этого пособничества террористам. Всегда считали и будем считать предательство самым последним и постыдным делом. Пусть знают это те в Турции, кто стрелял в спину нашим лётчикам, кто лицемерно пытается оправдать себя, свои действия и прикрыть преступления террористов.

Я вообще, уважаемые коллеги, не понимаю, зачем они это сделали. Любые вопросы, любые проблемы, любые противоречия, которых мы даже и не видели, можно было решить совершенно другим способом. Более того, мы были готовы сотрудничать с Турцией по самым чувствительным для неё вопросам и готовы были пойти так далеко, как их союзники не желали делать. Только, наверное, Аллах знает, зачем они это сделали. И, видимо, Аллах решил наказать правящую клику в Турции, лишив её разума и рассудка.

Но от нас не дождутся нервной, истерической, опасной для нас самих и для всего мира реакции. Реакции, рассчитанной на какие–то внешние эффекты или даже на сиюминутное внутриполитическое потребление. Этого не будет.

В основе наших действий прежде всего будет ответственность перед своей страной, перед своим народом. Мы не собираемся и не будем бряцать оружием. Но если кто–то думает, что, совершив подлое военное преступление, убийство наших людей, они отделаются помидорами или какими–то ограничениями в строительной и других отраслях, то они глубоко заблуждаются. Мы ещё не раз напомним о том, что они сделали. И они ещё не раз пожалеют о содеянном. Мы знаем при этом, что надо делать.

Сейчас для отпора террористической угрозе мобилизованы наши Вооружённые Силы, спецслужбы, правоохранительные органы. Но понимать свою ответственность должны все: власть, политические партии, структуры гражданского общества, средства массовой информации.

Сила России – в свободном развитии всех народов, в многообразии, гармонии и культур, и языков, и традиций наших, во взаимном уважении, диалоге и православных, и мусульман, последователей иудаизма и буддизма.

Мы обязаны жёстко противодействовать любым проявлениям экстремизма и ксенофобии, беречь межнациональное и межрелигиозное согласие. Это историческая основа нашего общества и российской государственности.

В 2016 году состоятся выборы в Государственную Думу. И обращаясь к лидерам партий и участникам будущего избирательного процесса, ко всем общественно-политическим силам, хотел бы процитировать выдающегося историка Николая Михайловича Карамзина. Вот что он писал: «Кто сам себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут. Не говорю, что любовь к Отечеству должна ослеплять нас и уверять, что мы всех и во всём лучше. Но русский должен знать цену свою».

Да, мы можем спорить о путях решения тех или иных проблем. Но мы должны сохранить нашу сплочённость, помнить, что главное для нас – Россия.

Предвыборная конкуренция должна быть честной и прозрачной, проходить в рамках закона, с уважением к избирателям. При этом необходимо обеспечить безусловное общественное доверие к результатам выборов, их твёрдую легитимность.

Уважаемые коллеги! Полагаю, что необходимое внимание в программах кандидатов в депутаты будет уделено и вопросам противодействия коррупции. Они, эти вопросы, действительно волнуют общество. Коррупция – препятствие для развития России.

Сегодня чиновники, судьи, правоохранители, депутаты всех уровней обязаны представлять декларации о доходах и расходах, о наличии недвижимости и активов, в том числе зарубежных.

Теперь раскрытию будет подлежать и информация о контрактах, подрядах, которые государственные и муниципальные служащие планируют заключать с фирмами своих родственников, друзей и близких лиц. Ситуация, в которой есть признаки личной заинтересованности, конфликта интересов, мгновенно попадёт в зону повышенного внимания контролирующих и правоохранительных органов. И конечно, гражданского общества.

Буквально на днях участники проекта Общероссийского народного фронта «За честные закупки» рассказывали мне о выявленных ими фактах злоупотреблений, об откровенных нарушениях. Прошу Генеральную прокуратуру, правоохранительные органы незамедлительно реагировать на подобную информацию.

Закон должен быть суров к тем, кто сознательно пошёл на тяжкое преступление, нанёс ущерб жизни людей, интересам общества и государства. И конечно, закон должен быть гуманен к тем, кто оступился.

Сегодня практически каждое второе уголовное дело, дошедшее до суда, связано с мелкими, незначительными преступлениями, а люди, в том числе совсем молодые, попадают в места лишения свободы, в тюрьму.

Пребывание там, сама судимость, как правило, негативно сказываются на их дальнейшей судьбе и нередко приводят к последующим преступлениям.

Прошу Государственную Думу поддержать предложения Верховного Суда России о декриминализации ряда статей Уголовного кодекса и перевести преступления, не представляющие большой общественной опасности, в разряд административных правонарушений, но с принципиальной оговоркой: повторное совершение проступка должно квалифицироваться уже как уголовное деяние.

Необходимо повышать независимость и объективность судебного процесса. В этой связи предлагаю укрепить роль института присяжных заседателей, расширить число составов преступлений, которые они могут рассматривать. А с учётом того, что коллегию из 12 человек не всегда просто сформировать, – я знаю позицию правозащитных организаций, они исходят из того, что это должно быть именно 12 заседателей, но, повторяю, непросто сформировать эту коллегию, да и стоит это немало, если честно сказать, – можно подумать о сокращении числа присяжных до пяти–семи человек, при этом обязательно сохранить полную автономию и самостоятельность присяжных при принятии решений.

Уважаемые коллеги! В прошлом году мы столкнулись с серьёзными экономическими вызовами. Упали цены на нефть, другие наши традиционные экспортные товары, был ограничен и доступ российских финансовых учреждений, компаний на мировые финансовые рынки.

Знаю, что многим сейчас непросто. Сложности в экономике сказываются на доходах и в целом на уровне жизни наших людей. И хорошо понимаю, что люди задаются вопросами: когда мы преодолеем трудности и что для этого будем делать?

Ситуация действительно сложная, но – говорил уже об этом, хочу повторить – не критичная. Уже сегодня мы видим позитивные тенденции. Промышленное производство и курс национальной валюты в целом стабилизировались, наметилось снижение инфляции, по сравнению с 2014 годом мы фиксируем существенное сокращение оттока капитала.

Но это не значит, что надо успокоиться и ждать, что теперь всё чудесным образом изменится, или просто ждать, когда повысятся цены на нефть. Такой подход в принципе неприемлем.

Мы должны быть готовы к тому, что и период низких цен на сырьё, да и, возможно, внешние ограничения, могут затянуться, и затянуться надолго. Ничего не меняя, мы просто-напросто проедим наши резервы, а темпы роста экономики будут колебаться где–то на нулевой отметке.

Но дело не только в этом. За текущими проблемами нельзя упускать основные тенденции глобального развития. Стремительно меняются контуры мировой экономики, формируются новые торговые блоки, происходят радикальные изменения в сфере технологий.

Именно сейчас определяются позиции стран в глобальном разделении труда на десятилетия вперёд, и мы можем и обязаны занять место в числе лидеров.

Россия не имеет права быть уязвимой. Нам нужно быть сильными в экономике, в технологиях, в профессиональных компетенциях, в полной мере использовать сегодняшние благоприятные возможности, которых завтра может уже и не быть.

Конечно, власть должна слышать людей, объяснять суть возникающих проблем и логику своих действий, видеть в гражданском обществе и в бизнесе равных партнёров.

Какие направления должны стать для нас ключевыми?

Первое. Конкурентное производство до сих пор сосредоточено главным образом в сырьевом и добывающем секторах. Только изменив структуру экономики, мы сможем решать масштабные задачи в сфере безопасности и социальном развитии, создать современные рабочие места и повышать качество и уровень жизни миллионов наших людей.

Важно, что у нас есть успешные предприятия в промышленности, в сельском хозяйстве, в малом и среднем бизнесе. Задача – чтобы число таких компаний росло быстро и во всех отраслях. На достижение этой цели должны быть направлены наши программы импортозамещения и поддержки экспорта, технологического обновления производств и подготовки профессиональных кадров.

Второе. Нужно учитывать, что ряд отраслей сейчас оказался в зоне риска. Это в первую очередь строительство, автомобилестроение, лёгкая промышленность, железнодорожное машиностроение. Для них Правительство должно предложить специальные программы поддержки. Финансовые ресурсы для этого предусмотрены.

Третье. Необходимо поддержать людей с низкими доходами, наиболее уязвимые категории граждан, перейти наконец к справедливому принципу оказания социальной помощи, когда её получают те, кто в ней действительно нуждается. В частности, надо учитывать индивидуальные потребности людей с ограниченными возможностями, особое внимание уделить вопросам их профессиональной подготовки и трудоустройства инвалидов.

Мы многое сделали в демографии, образовании, здравоохранении. Основные ориентиры в этих сферах обозначены в майских указах 2012 года. Конечно, жизнь вносит свои коррективы, и существенные коррективы, но сейчас при текущих сложностях ответственность за благополучие людей только повышается, и прошу относиться к этим указам самым серьёзным образом. Нужно стремиться к их исполнению.

Четвёртое. Нужно добиться сбалансированности бюджета. Это, конечно, не самоцель, а важнейшее условие макроэкономической устойчивости и финансовой независимости страны. Напомню, по итогам исполнения федерального бюджета 2016 года его дефицит не должен превышать трёх процентов, даже если наши доходы окажутся ниже ожидаемых. Обращаю на это ваше внимание, уважаемые коллеги, депутаты Госдумы и члены Федерального Собрания, в целом Совета Федерации. Это важный вопрос. Я только что сказал, что финансовая устойчивость и независимость страны абсолютно связаны между собой. Пожалуйста, исходите из этих ключевых, базовых соображений.

Бюджетное планирование, каждый бюджетный цикл надо начинать с чёткой фиксации приоритетов, необходимо вернуть определяющую роль госпрограмм в этом процессе. Следует существенно ужесточить контроль за движением государственных средств, включая федеральные и региональные субсидии предприятиям промышленности и сельского хозяйства. Считаю, что их нужно перечислять конечному получателю только через казначейские счета. Доходы государства не должны уходить, что называется, мимо кассы. Из–за «серых» схем при уплате таможенных сборов, акцизов на алкоголь, табак и горюче-смазочные материалы бюджет ежегодно теряет сотни миллиардов рублей. Это прямое воровство.

Предлагаю сформировать единый, целостный механизм администрирования налоговых, таможенных и других фискальных платежей. Здесь есть разные варианты, мы их многократно уже в последнее время обсуждали. Жду от Правительства конкретных предложений. При этом вновь хочу подчеркнуть: в предстоящие годы налоговые условия для бизнеса меняться не должны.

Пятое. Нам нужно и дальше укреплять доверие между властью и бизнесом, улучшать деловой климат в стране.

В этом году мы в целом завершили реализацию планов, намеченных в рамках национальной предпринимательской инициативы. Динамика хорошая, но останавливаться, конечно, нельзя.

Правительство совместно с Агентством стратегических инициатив, ведущими деловыми объединениями должно продолжить системную работу по улучшению условий ведения бизнеса, постоянно отслеживать правоприменение на местах.

Считаю свободу предпринимательства важнейшим экономическим и общественно значимым вопросом. Именно вот этим – свободой предпринимательства, расширением этой свободы предпринимательства – мы должны ответить на все ограничения, которые нам пытаются создать.

Вот почему мы предоставили столь широкие полномочия недавно созданной Федеральной корпорации развития малого и среднего бизнеса. Прошу министерства и ведомства, губернаторов, руководителей всех регионов Российской Федерации, государственные компании и банки оказывать ей всё необходимое содействие.

Опросы показывают, что предприниматели пока не видят качественных подвижек в деятельности контрольных и надзорных ведомств. Все поручения на этот счёт давно и не единожды даны. Уж сколько мы говорим на этот счёт, всё сокращаем и сокращаем эти полномочия. Где–то сокращаем, они где–то опять вырастают. Целая армия контролёров по–прежнему мешает работать добросовестному бизнесу. Это не значит, что контролировать не нужно. Конечно, надо контролировать. Но я прошу Правительственную комиссию по административной реформе совместно с деловыми объединениями представить до 1 июля 2016 года конкретные предложения по устранению избыточных и дублирующих функций контрольно-надзорных органов.

Хотел бы также привести цифры, которые подготовило одно из наших деловых объединений. За 2014 год следственными органами возбуждено почти 200 тысяч уголовных дел по так называемым экономическим составам. До суда дошли 46 тысяч из 200 тысяч, ещё 15 тысяч дел развалилось в суде. Получается, если посчитать, что приговором закончились лишь 15 процентов дел. При этом абсолютное большинство, около 80 процентов, 83 процента предпринимателей, на которых были заведены уголовные дела, полностью или частично потеряли бизнес. То есть их попрессовали, обобрали и отпустили. И это, конечно, не то, что нам нужно с точки зрения делового климата. Это прямое разрушение делового климата. Я прошу следственные органы и прокуратуру обратить на это особое внимание.

Подчеркну, прокуратура должна шире использовать имеющиеся у неё инструменты контроля за качеством следствия. Знаю, что дискуссии идут на этот счёт давно, что дополнительно нужно дать прокуратуре. Знаете, ведь мы в своё время следствие от прокуратуры отделили для того, чтобы обеспечить независимость следствия, это было осознанное решение. Сегодня, напомню, у прокуратуры есть такие инструменты, как отмена постановления о возбуждении уголовного дела, отказ от утверждения обвинительного заключения или даже от поддержки обвинения в суде. Надо активнее использовать то, что имеется, и только после этого мы сможем проанализировать, а что же происходит на практике.

Кроме того, полагаю, что в ходе следствия по экономическим составам помещение под стражу нужно использовать как крайнюю меру, а применять залог, подписку о невыезде, домашний арест. Подчеркну, роль правоохранительной, судебной системы состоит в том, чтобы оградить экономику, граждан от мошенничества и преступников и защитить права, собственность, достоинство всех, кто соблюдает закон, честно ведёт своё дело.

И ещё одна тема. В прошлом году было объявлено об амнистии капиталов, возвращающихся в Россию. Между тем бизнес пока не спешит воспользоваться этой возможностью, а значит, предложенная процедура сложна, гарантий недостаточно. Я слежу и за дискуссиями, которые идут сейчас в обществе по этому поводу. Говорят, то, что мы сделали, и те решения, которые приняли, немножко получше, чем аналогичные решения прошлых лет, но этого точно недостаточно и сегодня. Прошу Правительство провести консультации, дополнительные консультации с деловым сообществом, с Верховным Судом, с правоохранительными органами и в короткие сроки внести соответствующие коррективы, а саму амнистию предлагаю продлить ещё на полгода.

Уважаемые коллеги! Государство предоставит всё необходимое содействие тем, кто готов идти вперёд и быть лидером. Такую систему мы выстраиваем в диалоге с бизнесом исходя из его запросов и задач, стоящих перед нашей страной.

Финансовую поддержку проектам импортозамещения уже оказывает Фонд развития промышленности. Его программы востребованы предпринимателями. Предлагаю в следующем году провести докапитализацию Фонда ещё на 20 миллиардов рублей.

Также мы гарантируем стабильные налоговые и другие базовые условия для инвесторов, которые готовы вкладывать средства в проекты импортозамещения. Это предусмотрено таким механизмом, как специальный инвестиционный контракт. Предлагаю в рамках таких контрактов предоставить право регионам снижать до нуля ставку налога на прибыль. Некоторые руководители прямо просят об этом, чтобы инвесторы могли покрыть свои капитальные затраты на создание новых производств.

Но, конечно, мы знаем и об озабоченностях региональных руководителей. И поэтому субъекты Федерации должны иметь стимулы укреплять свою экономическую базу. Поэтому рост доходов региона от реализации таких проектов не должен повлечь за собой сокращение федеральных субсидий.

Мы готовы гарантировать и спрос по этим программам и по этим проектам. Предлагаю дать право Правительству закупать на внеконкурсной основе до 30 процентов продукции, созданной в рамках специнвестконтрактов. Но всё остальное должно пойти на свободный, в том числе и на зарубежный, рынок, чтобы компании не теряли мотивацию, следили за качеством, стремились снижать издержки.

Вы знаете, когда такие программы осуществлялись в других странах, там, для того чтобы получить поддержку со стороны государства, ставились даже более жёсткие условия: определённый объём выпускаемой продукции должен быть обязательно реализован на внешнем рынке. Для чего? Для того чтобы производитель стремился к тому, чтобы выпускать качественную продукцию.

Мы говорим, что мы будем гарантировать собственный рынок. Условия у нас немножко другие, чем в тех странах, которые действовали таким, более жёстким, образом. Но исходить нужно из того, что продукция, которая будет производиться, должна быть самого высокого международного уровня. Вновь подчеркну, будем поддерживать именно конкурентные отечественные производства. Ни у кого не должно быть иллюзий, что, прикрываясь импортозамещением, можно подсунуть государству и гражданам суррогаты или залежалый, да ещё втридорога товар. России нужны компании, которые не только способны обеспечить страну современной качественной продукцией, но и завоёвывать мировые рынки. Для содействия тем, кто готов к такой работе, создан Российский экспортный центр.

Кроме того, предлагаю сделать рост объёмов несырьевого экспорта одним из ключевых показателей деятельности отраслевых ведомств, да и Правительства в целом.

Считаю также правильным реализовать инициативу делового сообщества и создать агентство по технологическому развитию, которое будет оказывать предприятиям помощь в приобретении отечественных и зарубежных патентов и лицензий инжиниринговых услуг. Выход на внешние рынки, экспансия российской продукции должны стать естественной стратегией развития национального бизнеса, всей российской экономики. И конечно, нужно ломать стереотипы, верить в собственные возможности. Если идти вперёд, то и результат будет обязательно.

Пример тому – наше сельское хозяйство. Ещё десять лет назад практически половину продуктов питания мы завозили из–за рубежа, критически зависели от импорта, теперь Россия – среди экспортёров. В прошлом году российский экспорт сельхозпродукции составил почти 20 миллиардов долларов. Это на четверть больше, чем выручка от продажи вооружений, или около трети доходов от экспорта газа. И такой рывок наше сельское хозяйство совершило за короткий, но плодотворный период. Большое спасибо селянам.

Считаю, что нужно поставить задачу национального уровня и к 2020 году полностью обеспечить внутренний рынок отечественным продовольствием. Мы не только можем сами себя накормить с учётом своих земельных, водных, что особенно важно, ресурсов. Россия способна стать крупнейшим мировым поставщиком здоровых, экологически чистых, качественных продуктов питания, которые давно уже пропали у некоторых западных производителей, тем более что спрос на глобальном рынке на такую продукцию устойчиво растёт.

Чтобы решить такие масштабные задачи, надо сосредоточить ресурсы на поддержке прежде всего тех хозяйств, которые демонстрируют высокую эффективность. Именно на таких принципах должна строиться программа развития АПК, я имею в виду и крупные, и средние, и мелкие предприятия – все должны быть эффективными. Прошу Минсельхоз обратить на это особое внимание.

Нужно ввести в оборот миллионы гектаров пашни, которые сейчас простаивают, находятся в руках крупных землевладельцев, причём заниматься сельским хозяйством многие из них не спешат. Слушайте, мы уже сколько лет об этом говорим? А воз и ныне там. Предлагаю изымать у недобросовестных владельцев сельхозземли, которые используются не по назначению, и продавать их на аукционе тем, кто хочет и может возделывать землю.

Прошу Правительство к 1 июня 2016 года подготовить конкретные предложения, включая проекты нормативных актов, а депутатов Государственной Думы и всех членов Федерального Собрания прошу внести поправки в законодательство в течение следующего года и в осеннюю сессию следующего года принять соответствующие законы.

Нам необходимы и свои технологии производства, хранения, переработки сельхозпродукции, собственные посевной и племенной фонд. Чрезвычайно важная задача. Мы ещё очень уязвимы по этим направлениям. Прошу подключиться к решению этой задачи ведущие исследовательские институты, Российскую академию наук, а также бизнес, который уже успешно внедряет передовые разработки.

В прошлом послании было объявлено о запуске национальной технологической инициативы, её горизонт 15–20 лет, однако практическая работа идёт уже сейчас. Она показала, что у нас много сильных команд, способных предложить и реализовать новаторские идеи. И по таким направлениям, как нейротехнологии, беспилотные технологии в авиации, да вообще на транспорте, системы хранения и распределения энергии у России есть все шансы среди первых прорваться на глобальные рынки, причём уже в ближайшее время, в ближайшие годы.

На решение приоритетных задач, прежде всего связанных с технологической модернизацией, надо нацелить институты развития. Их у нас более двух десятков. Скажем прямо, многие из них, к сожалению, превратились в настоящую помойку для «плохих» долгов. Нужно провести их расчистку, безусловно, оптимизировать структуру и механизмы этой работы. Знаю, что и Правительство, и Центральный банк сейчас активно этим занимаются.

Для обновления экономики нам следует активнее использовать инвестиционный потенциал внутренних сбережений. Я прошу ЦБ и Правительство представить предложения по развитию рынка корпоративных облигаций, о чём мы тоже уже неоднократно говорили. Необходимо упростить процедуру их выпуска и приобретения. А чтобы инвесторам, гражданам было выгодно вкладывать средства в развитие отечественного реального сектора, предлагаю освободить от налогообложения купонный доход на эти облигации, в том числе от налога на доходы физических лиц.

В промышленности и в сельском хозяйстве, на транспорте и в жилищном строительстве сейчас реализуются или готовятся к запуску десятки крупных проектов. Они должны иметь положительный эффект не только для отдельных отраслей, но и давать стимул комплексному развитию целых территорий. Прежде всего это, конечно, частные проекты.

Чтобы они быстрее и эффективнее осуществлялись, необходимо вносить точечные изменения в законодательство, снимать административные барьеры, оказывать помощь с развитием инфраструктуры, с продвижением на внешние рынки. Часто эти вопросы выходят за рамки одного ведомства, поэтому предлагаю создать механизм сопровождения наиболее значимых проектов. Этим мог бы заняться специальный проектный офис. Прошу Председателя Правительства, Дмитрия Анатольевича Медведева, представить предложения по работе такой структуры.

Кстати, одним из проектов может стать создание крупных частных российских компаний в сфере электронной торговли, чтобы российские товары поставлялись через Интернет во все страны мира. У нас есть что поставлять.

Уважаемые коллеги! Мы заинтересованы в широком деловом сотрудничестве с зарубежными партнёрами, приветствуем инвесторов, которые нацелены на долгосрочную работу на российском рынке, даже несмотря на текущие, не всегда простые обстоятельства. Высоко ценим их благожелательное отношение к нашей стране, к тем преимуществам, которые они видят здесь для развития своего дела. Чтобы открыть дополнительные возможности для наращивания экономических связей с Россией, наша страна участвует в интеграционных процессах.

Мы уже вышли на качественно новый уровень взаимодействия в рамках Евразийского экономического союза, создано единое пространство со свободным движением капиталов, товаров, рабочей силы. Достигнута принципиальная договорённость о сопряжении евразийской интеграции с китайской инициативой «Экономического пояса Шёлкового пути». Создана зона свободной торговли с Вьетнамом. В следующем году в Сочи проведём саммит Россия–АСЕАН и, уверен, сможем выработать совместную взаимовыгодную повестку сотрудничества.

Предлагаю вместе с коллегами по Евразийскому экономическому союзу начать консультации с членами ШОС и АСЕАН, а также с государствами, которые присоединяются к ШОС, о формировании возможного экономического партнёрства. Вместе наши государства составляют почти треть мировой экономики по паритету покупательной способности. Такое партнёрство на первоначальном этапе могло бы сосредоточиться на вопросах защиты капиталовложений, оптимизации процедур движения товаров через границы, совместной выработки технических стандартов для продукции следующего технологического поколения, на взаимном открытии доступа на рынки услуг и капиталов. Естественно, что это партнёрство должно строиться на принципах равноправия и учёта взаимных интересов.

Для России такое партнёрство создаст принципиально новые возможности для наращивания поставок в Азиатско-Тихоокеанский регион продовольствия, энергоресурсов, инжиниринговых, образовательных, медицинских и туристических услуг, позволит нам играть лидирующую роль в формировании новых технологических рынков, а также развернуть на Россию крупные глобальные торговые потоки.

Мы продолжим модернизацию транспортной инфраструктуры. Будем развивать мощные логистические центры, такие как Азово-Черноморский, Мурманский транспортные узлы, современные порты на Балтике, на Дальнем Востоке, укреплять систему межрегиональных авиаперевозок, в том числе в северных и арктических территориях. На одном из предстоящих заседаний Государственного совета детально рассмотрим состояние внутренних водных, речных путей.

Связующим звеном между Европой и АТР должен стать Северный морской путь. Чтобы повысить его конкурентоспособность, намерены распространить льготный режим свободного порта Владивосток на ключевые гавани Дальнего Востока, о чём нас просят предприниматели, работающие в этом стратегически важном для нас регионе России.

Социально-экономический подъём этого региона – важнейший национальный приоритет. Инвесторы уже проявляют серьёзный практический интерес к новым механизмам работы, которые мы предложили, включая территории опережающего развития.

Поручаю Правительству ускорить принятие решения по выравниванию энерготарифов для тех дальневосточных регионов, в которых они существенно выше среднероссийских, а депутатов прошу оперативно рассмотреть закон о бесплатном предоставлении гражданам земли на Дальнем Востоке.

За последние годы значительные ресурсы были вложены в обустройство Хабаровска и Владивостока, и люди видят эти изменения. Ещё одним динамичным центром Дальнего Востока должен стать и Комсомольск-на-Амуре. Это город с легендарной историей, с современной высокотехнологичной промышленностью, которая выпускает востребованную гражданскую продукцию и успешно работает на оборонную промышленность. Но городская и социальная инфраструктуры находятся здесь в запущенном состоянии.

Это касается и общего облика города, и объектов спорта, культуры, учреждений здравоохранения, образования – всё это не соответствует потенциалу Комсомольска-на-Амуре, в том числе поэтому сюда сложно привлекать молодых перспективных специалистов, в которых остро нуждаются предприятия региона. Считаю, что в рамках имеющихся программ нужно сконцентрировать ресурсы и, не откладывая, направить их на решение городских проблем Комсомольска-на-Амуре. Конечно, это нельзя сделать с сегодня на завтра, но нужно, во всяком случае, понять, что делать, как, каким темпом.

Уважаемые коллеги! У нас есть долгосрочная повестка, которая не должна зависеть ни от избирательных циклов, ни от текущей конъюнктуры. И понятно, что это сбережение нации, воспитание детей и раскрытие их талантов – то, что определяет силу и будущее любой страны, в том числе и нашей.

Начать хотел бы с демографии. Вот уже три года подряд в России отмечается естественный прирост населения. Да, он небольшой пока, но он есть. Что хочу подчеркнуть? По всем прогнозам, мы уже должны были бы сползти в новую демографическую яму, через поколение прозвучало бы эхо 90-х, о чём нам говорили и что предрекали специалисты–демографы, в том числе на уровне Организации Объединённых Наций. Но этого не происходит. И прежде всего потому, что половина новорождённых сегодня – это вторые, третьи и последующие дети. Семьи хотят растить детей, верят в их будущее, верят в свою страну, рассчитывают на поддержку государства.

В следующем году истекает срок действия программы материнского капитала. Она уже охватила более шести с половиной миллионов российских семей, в том числе и в Крыму, и в Севастополе. Но мы понимаем, что всех этих наших усилий пока недостаточно, чтобы залечить демографическую рану прошлого, которую получила Россия.

Конечно, мы понимаем, насколько это сложно для бюджета, это большие, серьёзные средства. И мы говорили раньше, что мы должны будем посчитать, сможем ли мы, как говорят финансисты, это вынести, сможем ли мы это всё надёжно гарантировать и оплатить. Можем, несмотря ни на какие проблемы. Считаю необходимым продлить программу материнского капитала ещё как минимум на два года.

Одна из важнейших мер демографической политики – развитие дошкольного образования. За последние три года было дополнительно открыто порядка 800 тысяч мест в детских садах. Практически во всех регионах России детям от трёх до семи лет обеспечена доступность таких учреждений. Знаю, что Председатель Правительства уделял этому особое, личное внимание. Спасибо, Дмитрий Анатольевич.

Но пока конкретные семьи всё ещё продолжают сталкиваться, многие во всяком случае, с проблемами устройства ребёнка в детский сад. И пока это есть, мы не можем считать вопрос закрытым. Я прошу и Правительство, и руководителей регионов обратить на это особое внимание.

Теперь о здравоохранении. Главный результат всей нашей политики в этой сфере – рост продолжительности жизни. За десятилетие она увеличилась более чем на пять лет и в текущем году, по предварительным оценкам, превысит 71 год. Но проблем, которые нам предстоит решить, конечно, ещё очень много.

Со следующего года российское здравоохранение полностью переходит на страховые принципы. Прямая обязанность страховых компаний, работающих в системе ОМС, отстаивать права пациентов, в том числе при необоснованных отказах в оказании бесплатной медицинской помощи. Если страховая организация этого не делает, она должна нести ответственность, вплоть до запрета работать в системе ОМС. Прошу Правительство обеспечить здесь самый строгий контроль.

Далее. Мы существенно нарастили объёмы высокотехнологичной медицинской помощи. Напомню, что в 2005 году в России делали 60 тысяч высокотехнологичных операций (60 тысяч!), а в 2014-м – 715 тысяч. Впервые в истории страны значительную часть таких операций стали проводить без очереди, и это действительно достижение.

Но нужно понимать, что некоторые операции дорогие – как правило, их делают в ведущих федеральных медицинских центрах и клиниках. Для финансирования таких операций я предлагаю создать в системе обязательного медицинского страхования… Мы много думали на эту тему – или дополнительные деньги в общую систему давать. Здесь же депутаты, руководители Правительства, губернаторы знают, что на самом деле на практике происходит. Система ОМС территориальная, и прежде всего она поддерживает территориальные учреждения здравоохранения. Руководители крупных федеральных клиник, где делают как раз большинство высокотехнологичных операций, конечно, очень обеспокоены недофинансированием. Поэтому для финансирования таких центров и проведения таких операций предлагаю создать в системе обязательного медицинского страхования специальную федеральную часть. Необходимые поправки в законодательство прошу принять уже в весеннюю сессию.

Но этого недостаточно, потому что, пока мы с вами принимаем эти решения, люди всё–таки не должны страдать, нужно обеспечить бесперебойное финансирование высокотехнологичной медицинской помощи, в том числе, пока не принято это решение, напрямую из федерального бюджета.

Вы знаете также, что в рамках нацпроекта «Здоровье» было проведено значительное переоснащение службы скорой помощи. Мы закупили большое количество современных реанимобилей и другой техники. Понятно, что проходит время, и автопарк нуждается в ремонте, обновлении. Десять лет уже прошло. Это ответственность субъектов Федерации, и они в первую очередь обязаны обеспечить решение этой задачи, найти резервы.

Послушайте, когда мы делали это десять лет назад, я же хорошо помню, мы договаривались: мы вольём федеральные деньги, а потом регионы должны подхватить и держать на определённом уровне. Но этого не произошло. Очень жаль. Я понимаю, что есть проблемы, но, как много раз уже говорил, надо приоритеты определять правильно. Нельзя было опять ждать: вот сейчас всё развалится, и нам опять дадут денег из федерального бюджета. Судя по всему, придётся это сделать, конечно. Но это не то, о чём мы договаривались. Во всяком случае, прошу и Правительство, и регионы сейчас к этому вернуться и вместе эту задачу порешать и решить.

Люди жалуются, что им порой непонятно, почему закрываются или объединяются, например, больницы, школы, культурные и социальные центры, учреждения. Мы всё время говорим о необходимости реструктуризации сети, в некоторых случаях переразмеренной. Да, это так. Но нам нужно действовать очень аккуратно здесь и понимать, что для того, чтобы выйти на определённые показатели, совсем не самым лучшим способом решения этой проблемы является закрытие ФАПов на селе. А это мы, к сожалению, тоже видим. И потом людям за 100 километров нужно ехать, чтобы получить медицинскую помощь. Это вообще ни в какие ворота не лезет! Прошу вас самым внимательным образом к этому отнестись. И поручаю Правительству до 1 марта 2016 года подготовить и утвердить методику оптимального размещения учреждений социальной сферы. Она должна быть обязательной для применения в регионах. Нужно найти такую форму, в том числе юридически обоснованную, которая бы позволяла это сделать.

В таких вопросах, как помощь пожилым людям и инвалидам, поддержка семей и детей, нужно больше доверять и гражданскому обществу, некоммерческим организациям. Они часто работают эффективнее, качественнее, с искренней заботой о людях, меньше бюрократизма в их работе.

По итогам гражданского форума «Сообщество», который прошёл в ноябре, предлагаю ряд конкретных решений.

Первое. Будет запущена специальная программа президентских грантов для поддержки НКО, работающих в малых городах и сёлах.

Второе. Для НКО, которые зарекомендовали себя как безупречные партнёры государства, будет установлен правовой статус «некоммерческая организация – исполнитель общественно-полезных услуг», предоставлен ряд льгот и преференций. И наконец, считаю правильным поэтапно направлять некоммерческим организациям до 10 процентов средств региональных и муниципальных социальных программ, чтобы НКО могли участвовать в оказании социальных услуг, которые финансируются за счёт бюджетов. Мы исходим из того, что мы хорошо с вами знаем действующее законодательство, мы ничего не навязываем, но я прошу руководителей регионов и муниципалитетов учитывать это в своей работе.

Уважаемые коллеги! В этом году 1 сентября, как вы знаете, прошла встреча с ребятами, которые собрались в Сочи в центре поддержки одарённых детей «Сириус». У нас действительно очень интересные, целеустремлённые дети и молодёжь. Мы должны сделать всё, чтобы сегодняшние школьники получили прекрасное образование, могли заниматься творчеством, выбрать профессию по душе, реализовать себя, чтобы независимо от того, где они живут, какой достаток у их родителей, у самих ребят были бы равные возможности для успешного жизненного старта.

С каждым годом у нас увеличивается число школьников, в течение ближайших десяти лет их будет на 3,5 миллиона больше. Это здорово, это очень хорошо, но важно, чтобы этот рост не сказался на качестве образования и условиях обучения, чтобы достигнутый сегодня уровень продолжал повышаться. В школах требуются дополнительные места. По моему поручению Правительство совместно с регионами подготовило конкретный план действий на этот счёт. Принято решение уже в следующем году за счёт федеральных средств направить на ремонт, реконструкцию и строительство новых школ до 50 миллиардов рублей.

Но предлагаю посмотреть на эти вопросы шире. Для хорошего образования недостаточно только комфортных зданий. Нужна профессиональная, мотивированная работа учителя, прорывные новые обучающие технологии и, конечно, возможности для творчества, занятий спортом, дополнительного образования. И конечно, нужно взять всё самое лучшее, что было в прежних дворцах пионеров, кружках юных техников и так далее, построить работу на принципиально, конечно, новой, современной основе, с участием и бизнеса, и высших учебных заведений, университетов.

Отмечу такой позитивный факт, как рост интереса молодёжи к инженерным и рабочим профессиям, к профессиям будущего. За последние два года конкурс в инженерные вузы увеличился почти вдвое. В 2019 году в Казани состоится мировой чемпионат по профессиональному мастерству. Кстати, Россия первая в мире начала проводить такие соревнования для ребят 10–17 лет. Важно, чтобы эти турниры послужили ориентиром для школьников, для тех, кто только выбирает свою профессию. Мы должны сформировать целую систему национальных соревнований для рабочих кадров. Предлагаю назвать эту систему «Молодые профессионалы». Очень важное направление.

Словом, российскую школу, дополнительное и профессиональное образование, поддержку детского творчества нужно настроить на будущее страны, на запросы как людей, молодых людей в данном случае, так и на запросы экономики, имея в виду перспективы её развития. Им, ребятам, предстоит решать ещё более сложные задачи, и они должны быть готовы стать первыми, стать не только успешными в профессии, но и просто порядочными людьми с прочной духовной и нравственной опорой.

Уважаемые коллеги! Перед нами не раз вставал принципиальный, судьбоносный выбор пути дальнейшего развития. И очередной такой рубеж мы прошли в 2014 году, когда состоялось воссоединение Крыма и Севастополя с Россией. Россия в полный голос заявила о себе как сильное самостоятельное государство с тысячелетней историей и великими традициями, как нация, которая консолидирована общими ценностями и общими целями.

Так же уверенно мы действуем и сейчас, когда Россия ведёт открытую, хочу это подчеркнуть, именно открытую, прямую борьбу с международным терроризмом. Мы принимаем решения и претворяем их в жизнь, зная, что справиться с задачами, которые перед нами стоят, способны только мы сами, но только вместе.

Приведу ещё одну цитату, совершенно неожиданную даже для меня, слова, которые сказал человек, далёкий от политики. Это слова Дмитрия Ивановича Менделеева, которые были сказаны 100 лет назад. Вот они: «Разрозненных нас сразу уничтожат. Наша сила в единстве, в воинстве, в благодушной семейственности, умножающей прирост народа, и в естественном росте нашего внутреннего богатства и миролюбия». Замечательные слова, адресованные прямо нам сегодня.

И в то же время Россия – это часть глобального мира, который стремительно меняется. Мы хорошо понимаем сложность и масштаб существующих проблем – как внешних, так и внутренних. На пути любого развития всегда есть трудности и препятствия. Мы ответим на все вызовы, будем действовать творчески и результативно, трудиться ради общего блага и ради России. Мы будем идти вперёд вместе и вместе обязательно добьёмся успеха.

Спасибо.

Россия > Госбюджет, налоги, цены > kremlin.ru, 3 декабря 2015 > № 1569027 Владимир Путин

Интервью руководителя ФТС России Андрея Бельянинова "Бельянинов: Великий шелковый путь ждут в Европе", опубликованное в МИА "Россия Сегодня" от 30.11.2015 года

Руководитель Федеральной таможенной службы РФ Андрей Бельянинов в преддверии II Евразийского экономического конгресса рассказал о российско-киргизских отношениях, возможности сопряжения проектов Великого шелкового пути и Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и таможенном кодексе ЕАЭС. Беседовал директор Евразийского коммуникационного центра (ЕКЦ) Алексей Пилько.

— Андрей Юрьевич, вы являетесь сопредседателем межправительственной российско-киргизской комиссии. Отношения России и Киргизии при президенте Алмазбеке Атамбаеве находятся на подъеме. За счет чего это было достигнуто? Какая работа была проделана в последние годы?

— Несколько лет назад президент Кыргызской Республики Алмазбек Атамбаев провозгласил курс страны на стратегическое партнерство с Россией и вступление в Таможенный союз. С того момента работа в этом направлении двигалась, в том числе по линии наших таможенных служб, которые осуществляли тесное взаимодействие. Мы интегрировали наши информационные системы, сблизили нормативную базу. В результате этой работы готовность к вступлению в Таможенный союз Кыргызстана в 2015 году стала максимальной.

Работа не ослабевала и по линии других ведомств. Основной движущей силой была Евразийская экономическая комиссия, которая сейчас уже работает в формате "на пятерых". В союз была принята Армения. Это уже совершенно другой облик интеграционного объединения. Как мне кажется, это меняет расклад сил на экономической карте мира и является весьма привлекательным для других потенциальных членов.

Сейчас Евразийский экономический союз ведет переговоры о создании зон свободной торговли. Первой страной, с которой ЕАЭС заключил соглашение о создании зоны свободной торговли, стал Вьетнам. Нам очень интересно, что из этого получится, какие практические шаги будут предприняты, как будет развиваться экономическое сотрудничество.

Кыргызстан является единственной среднеазиатской страной, которая имеет два официальных государственных языка, один из которых — русский. Этот факт говорит сам за себя. Большое количество людей, приезжающих из Киргизии на работу в Россию, хотят (и мы им тоже очень помогали) учить русский язык, знакомиться с особенностями нашей страны, с ее культурой, историей. Этому стремлению в немалой степени способствует то, что в Киргизии широко представлены русскоязычные школы, учебные пособия, средства массовой информации, телевидение и радио.

У киргизов было немало вопросов и тревог по поводу участия страны в интеграционном объединении. Однако преимущества большой экономической семьи очевидны. Я с оптимизмом смотрю на участие Киргизии в ЕАЭС. Уверен, что это будет достойный член нашего сообщества, а темпы роста экономики этой страны в ближайшее время будут нас приятно удивлять.

— В какой стадии сейчас находится разработка единого Таможенного кодекса ЕАЭС? Удастся ли его ввести в действие в 2016 году?

Сейчас идут серьезные дебаты по проекту нового таможенного кодекса. По многим позициям произошло сближение, но в последнее время наши казахстанские коллеги внесли несколько существенных изменений, которые заставили серьезно задуматься, как эти предложения интегрировать в проект нового Таможенного кодекса. Немаловажным фактором стало вступление Казахстана во Всемирную торговую организацию, в результате чего появилось большое количество изъятий, связанных с таможенным администрированием.

Как следствие, идет активный обмен мнениями на площадке Евразийской экономической комиссии, мы работаем в режиме видеоконференций. Недавно в таком режиме были обсуждены вопросы функционирования системы управления рисками, обеспечения платежей, оформления транзита через территорию Российской Федерации.

Некоторые предложения, которые внесли наши казахстанские коллеги, носят почти революционный характер. Например, они в значительной степени смещают таможенный постконтроль на стадию реализации товаров уже на внутреннем рынке. Такой же подход у них и по налогообложению. Мы изучаем эти предложения, ведь их включение потребовало бы менять и другие нормы.

— Как строится работа ФТС РФ по согласованию кодекса с другими членами союза — Арменией, Белоруссией, Киргизией?

С Беларусью у нас наиболее близкие позиции, потому что нормативные базы наших стран максимально сближены еще до формирования Таможенного союза. В Союзном государстве была проделана большая работа, в том числе и по сближению информационных баз, с которыми мы работаем в режиме онлайн.

С таможенными службами Армении и Киргизии, по сути, у нас тоже нет проблем, но мы, как говорится, мы еще притираемся друг к другу, должно пройти еще какое-то время. Технические сложности, безусловно, есть, но это абсолютно нормально и объективно, учитывая период совместной работы. Таможенные службы вынуждены и должны работать хорошо, потому что если у нас не будет слаженной работы, это прежде всего почувствует бизнес и мы молниеносно получим сигнал.

— В октябре 2011 года президент России Владимир Путин опубликовал статью в газете "Известия", в которой изложил свое видение Евразийского экономического союза. В ней говорилось, что ЕАЭС не противопоставляет себя ЕС, а, наоборот, может стать его ключевым партнером. Тогда планы создания единого экономического пространства от Атлантики до Тихого океана казались весьма перспективными. Как вы сейчас, с учетом нынешних политических реалий, оцениваете такую перспективу?

Безусловно, это интересная перспектива, поскольку речь идет о развитии внутреннего рынка каждого из интеграционных объединений. В этом формате "дружить против кого-то" бессмысленно. Открытость экономики и финансовых рынков достигает такого уровня, что обратной дороги уже нет. Опускать железный занавес по отношению к какому-то объединению абсолютно непродуктивно и неправильно.

По линии таможни я могу сказать, что интенсивность нашей международной работы не только не снизилась, а, наоборот, возросла. Например, в этом месяце мы обсуждали формат работы проекта "Великий шелковый путь" с администрациями таможенных органов Финляндии и Словакии. Европейские страны крайне заинтересованы в реализации нового экономического коридора и хотят понимать, где и как будут проходить товарные потоки.

Ключевая страна для этого проекта — Российская Федерация, потому что наша страна является транзитной территорией. На международной выставке "Таможенная служба — 2015", которая проходила 21-22 октября в Москве, было 32 делегации, в том числе европейские. Мы со всеми обсуждали будущее наших взаимоотношений. Никто не настроен пессимистично. И я бы сказал, что таможня является зеркалом экономических отношений.

— Получается, что договоренность о сопряжении проектов Великого шелкового пути и Евразийского экономического союза — это шанс на экономическое развитие не только для России, других стран ЕАЭС и Китая, но еще и большой шанс для Европы?

Я бы сказал, что это даже не шанс. Это очередной этап. Европа понимает, что китайские товары все равно будут приходить к ней, вопрос только — каким путем. Китайские коллеги посчитали, что, если товары будут доставляться по суше, то экономия времени составит от двух до трех недель. Это достаточно серьезная цифра, за которую стоит побороться не только китайской экономике. России тоже было бы неплохо получить от этого проекта дивиденды. Европа ждет Великий шелковый путь. Я это увидел через призму взаимоотношений с европейскими коллегами. Они хотят зарабатывать и понимать логистику. Есть же хрестоматийные вещи: лучше возглавить процесс, чем мешать ему. Все равно товары придут.

— Евразийский экономический союз прожил первый год. Как вы полагаете, можно ли сказать, что он состоялся и устойчиво развивается?

Наша делегация поедет в Бишкек, где 3 декабря будет заседать межправительственная российско-киргизская комиссия. Там мы будем, как говорится, держать отчет, как проходят интеграционные процессы с нашим непосредственным участием. Я считаю, что они пока развиваются успешно.

XXI век будет, судя по всему, столетием крупных интеграционных объединений. И от того, как будет развиваться евразийский интеграционный проект, зависит место в мировой экономике всех стран, которые входят в ЕАЭС, включая и Россию.

СНГ. Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика > customs.gov.ru, 1 декабря 2015 > № 1608222 Андрей Бельянинов

Руководитель Федеральной таможенной службы РФ Андрей Бельянинов в преддверии II Евразийского экономического конгресса рассказал о российско-киргизских отношениях, возможности сопряжения проектов Великого шелкового пути и Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и таможенном кодексе ЕАЭС. Беседовал директор Евразийского коммуникационного центра (ЕКЦ) Алексей Пилько.

— Андрей Юрьевич, вы являетесь сопредседателем межправительственной российско-киргизской комиссии. Отношения России и Киргизии при президенте Алмазбеке Атамбаеве находятся на подъеме. За счет чего это было достигнуто? Какая работа была проделана в последние годы?

— Несколько лет назад резидент Кыргызской Республики Алмазбек Атамбаев провозгласил курс страны на стратегическое партнерство с Россией и вступление в Таможенный союз. С того момента работа в этом направлении двигалась, в том числе по линии наших таможенных служб, которые осуществляли тесное взаимодействие. Мы интегрировали наши информационные системы, сблизили нормативную базу. В результате этой работы готовность к вступлению в Таможенный союз Кыргызстана в 2015 году стала максимальной.

Работа не ослабевала и по линии других ведомств. Основной движущей силой была Евразийская экономическая комиссия, которая сейчас уже работает в формате "на пятерых". В союз была принята Армения. Это уже совершенно другой облик интеграционного объединения. Как мне кажется, это меняет расклад сил на экономической карте мира и является весьма привлекательным для других потенциальных членов.

Сейчас Евразийский экономический союз ведет переговоры о создании зон свободной торговли. Первой страной, с которой ЕАЭС заключил соглашение о создании зоны свободной торговли, стал Вьетнам. Нам очень интересно, что из этого получится, какие практические шаги будут предприняты, как будет развиваться экономическое сотрудничество.

Кыргызстан является единственной среднеазиатской страной, которая имеет два официальных государственных языка, один из которых — русский. Этот факт говорит сам за себя. Большое количество людей, приезжающих из Киргизии на работу в Россию, хотят (и мы им тоже очень помогали) учить русский язык, знакомиться с особенностями нашей страны, с ее культурой, историей. Этому стремлению в немалой степени способствует то, что в Киргизии широко представлены русскоязычные школы, учебные пособия, средства массовой информации, телевидение и радио.

У киргизов было немало вопросов и тревог по поводу участия страны в интеграционном объединении. Однако преимущества большой экономической семьи очевидны. Я с оптимизмом смотрю на участие Киргизии в ЕАЭС. Уверен, что это будет достойный член нашего сообщества, а темпы роста экономики этой страны в ближайшее время будут нас приятно удивлять.

— В какой стадии сейчас находится разработка единого Таможенного кодекса ЕАЭС? Удастся ли его ввести в действие в 2016 году?

Сейчас идут серьезные дебаты по проекту нового таможенного кодекса. По многим позициям произошло сближение, но в последнее время наши казахстанские коллеги внесли несколько существенных изменений, которые заставили серьезно задуматься, как эти предложения интегрировать в проект нового Таможенного кодекса. Немаловажным фактором стало вступление Казахстана во Всемирную торговую организацию, в результате чего появилось большое количество изъятий, связанных с таможенным администрированием.

Как следствие, идет активный обмен мнениями на площадке Евразийской экономической комиссии, мы работаем в режиме видеоконференций. Недавно в таком режиме были обсуждены вопросы функционирования системы управления рисками, обеспечения платежей, оформления транзита через территорию Российской Федерации.

Некоторые предложения, которые внесли наши казахстанские коллеги, носят почти революционный характер. Например, они в значительной степени смещают таможенный постконтроль на стадию реализации товаров уже на внутреннем рынке. Такой же подход у них и по налогообложению. Мы изучаем эти предложения, ведь их включение потребовало бы менять и другие нормы.

— Как строится работа ФТС РФ по согласованию кодекса с другими членами союза — Арменией, Белоруссией, Киргизией?

С Беларусью у нас наиболее близкие позиции, потому что нормативные базы наших стран максимально сближены еще до формирования Таможенного союза. В Союзном государстве была проделана большая работа, в том числе и по сближению информационных баз, с которыми мы работаем в режиме онлайн.

С таможенными службами Армении и Киргизии, по сути, у нас тоже нет проблем, но мы, как говорится, мы еще притираемся друг к другу, должно пройти еще какое-то время. Технические сложности, безусловно, есть, но это абсолютно нормально и объективно, учитывая период совместной работы. Таможенные службы вынуждены и должны работать хорошо, потому что если у нас не будет слаженной работы, это прежде всего почувствует бизнес и мы молниеносно получим сигнал.

— В октябре 2011 года президент России Владимир Путин опубликовал статью в газете "Известия", в которой изложил свое видение Евразийского экономического союза. В ней говорилось, что ЕАЭС не противопоставляет себя ЕС, а, наоборот, может стать его ключевым партнером. Тогда планы создания единого экономического пространства от Атлантики до Тихого океана казались весьма перспективными. Как вы сейчас, с учетом нынешних политических реалий, оцениваете такую перспективу?

Безусловно, это интересная перспектива, поскольку речь идет о развитии внутреннего рынка каждого из интеграционных объединений. В этом формате "дружить против кого-то" бессмысленно. Открытость экономики и финансовых рынков достигает такого уровня, что обратной дороги уже нет. Опускать железный занавес по отношению к какому-то объединению абсолютно непродуктивно и неправильно.

По линии таможни я могу сказать, что интенсивность нашей международной работы не только не снизилась, а, наоборот, возросла. Например, в этом месяце мы обсуждали формат работы проекта "Великий шелковый путь" с администрациями таможенных органов Финляндии и Словакии. Европейские страны крайне заинтересованы в реализации нового экономического коридора и хотят понимать, где и как будут проходить товарные потоки.

Ключевая страна для этого проекта — Российская Федерация, потому что наша страна является транзитной территорией. На международной выставке "Таможенная служба — 2015", которая проходила 21-22 октября в Москве, было 32 делегации, в том числе европейские. Мы со всеми обсуждали будущее наших взаимоотношений. Никто не настроен пессимистично. И я бы сказал, что таможня является зеркалом экономических отношений.

— Получается, что договоренность о сопряжении проектов Великого шелкового пути и Евразийского экономического союза — это шанс на экономическое развитие не только для России, других стран ЕАЭС и Китая, но еще и большой шанс для Европы?

Я бы сказал, что это даже не шанс. Это очередной этап. Европа понимает, что китайские товары все равно будут приходить к ней, вопрос только — каким путем. Китайские коллеги посчитали, что, если товары будут доставляться по суше, то экономия времени составит от двух до трех недель. Это достаточно серьезная цифра, за которую стоит побороться не только китайской экономике. России тоже было бы неплохо получить от этого проекта дивиденды. Европа ждет Великий шелковый путь. Я это увидел через призму взаимоотношений с европейскими коллегами. Они хотят зарабатывать и понимать логистику. Есть же хрестоматийные вещи: лучше возглавить процесс, чем мешать ему. Все равно товары придут.

— Евразийский экономический союз прожил первый год. Как вы полагаете, можно ли сказать, что он состоялся и устойчиво развивается?

Наша делегация поедет в Бишкек, где 3 декабря будет заседать межправительственная российско-киргизская комиссия. Там мы будем, как говорится, держать отчет, как проходят интеграционные процессы с нашим непосредственным участием. Я считаю, что они пока развиваются успешно.

XXI век будет, судя по всему, столетием крупных интеграционных объединений. И от того, как будет развиваться евразийский интеграционный проект, зависит место в мировой экономике всех стран, которые входят в ЕАЭС, включая и Россию.

Кыргызстан. Армения. Россия > Таможня > ria.ru, 30 ноября 2015 > № 1567539 Андрей Бельянинов

Новый порядок в АТР

Японский взгляд на экономические процессы

Томоо Кикучи – cтарший научный сотрудник Центра Азии и глобализации, Школа публичной политики им. Ли Куан Ю, Национальный Университет Сингапура.

Резюме Когда-нибудь проекты Транстихоокеанского партнерства и Восточноазиатского регионального экономического партнерства объединятся, поскольку дополняют друг друга. ТТП – единые нормы и регламенты, ВРЭП – большой потенциал роста.

Данная статья представляет собой несколько сокращенную версию его материала, опубликованного в серии «Валдайских записок» в октябре 2015 года. Полный вариант на русском и английском с научным аппаратом можно найти по адресу: http://valdaiclub.com/publications/valdai-papers/valdai-paper-30-the-prospects-of-international-economic-order-in-asia-pacific-japan-s-perspective/

Центр мирового экономического развития перемещается в Азию, и основной движущей силой выступает Китай. Он действительно стал крупнейшей экономикой мира по размеру ВВП в пересчете по паритету покупательной способности (ППС), но не по номинальному ВВП в американских долларах. Кроме того, Китай потеснил Соединенные Штаты как крупнейшего торгового партнера почти всех азиатских стран. Нет сомнений и в том, что соотношение сил в регионе меняется коренным образом.

Являемся ли мы свидетелями перехода лидерства от одной крупнейшей экономики к другой? Если да, то странно, с каким олимпийским спокойствием мировое сообщество воспринимает эту трансформацию. Мне кажется, что до наступления переломного момента еще далеко. Проще говоря, американцы на время сохранят доминирующее положение в мировой экономике благодаря устойчивости собственной валюты. Но здесь кроется и структурная проблема, поскольку бурный рост экономики азиатских стран обусловлен стратегией развития, ориентированной на экспорт. А США обеспечивают их «безопасными» активами. Такая ситуация существует еще со времен формирования Бреттон-Вудской системы, которая по-прежнему играет определяющую роль в финансовом миропорядке. Отсутствие в Азии «безопасного» механизма инвестирования стало причиной оттока капитала в Соединенные Штаты и Европу. Таким образом, накопленные в регионе сбережения не преобразуются в инвестиции, что препятствует устойчивому развитию и приводит к дисбалансам в мировой экономике. В то время как США и другие развитые страны имеют долгосрочное отрицательное сальдо по текущим операциям, в государствах с быстроразвивающейся экономикой, в особенности в азиатских, ситуация обратная.

Азия способна в полной мере реализовать свой потенциал роста только при условии развития региональных рынков и финансовых институтов, которые позволили бы эффективно применять внутренние ресурсы в качестве долгосрочных инвестиций. Но для этого недостаточно просто ослабить контроль государства над рынками капитала и провести их либерализацию. Развитие рыночного потенциала и создание новых институтов должно сопровождаться структурными реформами. Сходство макроэкономической ситуации в современном Китае и в Японии 1980-х гг. поразительно. Так, Япония на собственном опыте убедилась, что либерализация реального сектора экономики должна сопровождаться либерализацией рынков капитала. Учитывая масштабы китайского рынка капитала, такая реформа неизбежно приведет к изменению финансового миропорядка, во главе которого до сих пор стоят Соединенные Штаты.

И США, и Китай, и Япония заинтересованы в региональной экономической интеграции, ход которой будет зависеть от двух знаковых соглашений о свободной торговле: Транстихоокеанского партнерства (ТТП) и Всеобъемлющего регионального экономического партнерства (ВРЭП). Создание ТТП важно для согласования правил и норм торговли и инвестиционной деятельности. В свою очередь, во ВРЭП входят наиболее развитые экономики региона. ТТП подталкивает страны к проведению необходимых структурных реформ, дабы не отставать от других. Реформы в Китае несомненно имели бы ключевое значение для продвижения в АТР системы, основанной на таких правилах. Что касается Японии, то для нее наиболее значимые рынки находятся в странах ВРЭП. Таким образом, Япония заинтересована в том, чтобы сыграть ключевую роль в сближении между ТТП и ВРЭП.

Опыт Японии

Очевидно, что сейчас экономическое влияние Токио в регионе снизилось по сравнению с пиковыми показателями начала 1990-х годов. В качестве крупнейшей региональной экономики ее сменил Китай. Однако причины относительного ослабления позиций Токио не сводятся к экономическому подъему могущественного соседа. Не меньшую роль сыграли и внутренние обстоятельства.

Во-первых, экономическому развитию Японии не способствуют демографические факторы: она стала первой азиатской страной со стареющим населением. Низкий уровень рождаемости в сочетании с одним из самых высоких в мире показателем продолжительности жизни легли тяжелым финансовым бременем на молодое поколение, что во многом объясняет низкий внутренний спрос. Во-вторых, финансовому сектору потребовалось не менее двадцати лет, чтобы урегулировать проблему невозврата кредитов: напомним, в начале 1990-х гг. на смену спекулятивному росту на фондовом рынке пришел резкий спад. Финансовые институты восстановились, но государственный долг превысил 250% ВВП, что намного выше аналогичного показателя других развитых стран. Теперь японская экономика пребывает в состоянии дефляции с избыточным предложением денег и низким внутренним спросом. Примерно половина госбюджета финансируется за счет заимствований. Значительную часть госдолга выкупил Банк Японии, при этом немалая доля государственных облигаций находится у банков. С другой стороны, Япония за последние 23 года стала одной из крупнейших стран-кредиторов, направив на эти цели 3,2 трлн долларов. Одновременное наращивание активов и пассивов свидетельствует о том, что финансовый сектор страны остается достаточно закрытым.

Предпринимаемые Банком Японии усилия по борьбе с дефляцией привели к избытку ликвидности. Куда идут эти деньги? В последние пять лет японские банки заняли в Азии лидирующие позиции по объемам кредитования. Еще более активно инвестируют в регионе японские компании. Этому также способствует деятельность государственных финансовых учреждений, включая пенсионный фонд, а также частных финансовых организаций, которые отдают все большее предпочтение покупке долговых инструментов и акций за рубежом, вместо того чтобы вкладываться в японские государственные облигации. Стремясь выйти за рамки традиционной экспортной стратегии, японские компании расширяют присутствие в других странах за счет приобретения контрольных пакетов акций иностранных компаний и сделок слияний и поглощений.

Стремясь остановить рост курса иены по отношению к доллару, Банк Японии проводит начиная с 1985 г. политику снижения процентных ставок. (Напомним, в 1985 г. пять государств – Великобритания, ФРГ, США, Франция и Япония – договорились стабилизировать свои валютные курсы. Это соглашение было заключено в отеле «Плаза» в Нью-Йорке и известно как Plaza Accord. – Ред.). Теперь мы знаем, что это стало одной из основных причин возникновения «пузыря» на финансовом рынке и привело к известным последствиям в следующие два десятилетия. В течение этого времени Япония так и не смогла сделать иену международной резервной валютой. В результате доля иностранного участия во внутренних активах осталась на очень низком уровне. А доля сбережений при использовании денежных доходов опустилась с 20% до 5% и ниже, причем это снижение не было компенсировано притоком прямых иностранных инвестиций. Недостаток последних привел к замедлению структурных реформ.

Расширяя присутствие на зарубежных рынках, Японии следовало активнее продвигать идею использования иены в качестве резервной валюты. Рост объема иностранных вложений в японские активы заставил бы местные компании заняться повышением собственной эффективности и прозрачности в том, что касается корпоративного управления и управления активами. Кроме того, рост инвестиций в активы, номинированные в иенах, способен помочь японскому бизнесу укрепить позиции на зарубежных рынках, что по мере развития региональной экономической интеграции содействовало бы росту финансовой стабильности в Азии.

Урок для Китая

Поскольку движение капитала в Китае ограниченно, значительные финансовые ресурсы направляются в национальную экономику. Продолжавшаяся десятилетиями политика жесткого контроля привела к появлению избыточного предложения на финансовом рынке. Меры по регулированию процентных ставок и курса валюты способствовали нерациональному использованию капитала и разрастанию теневого банковского сектора, действующего в обход системы надзора. На рынке недвижимости и фондовом рынке надулись «пузыри». Так или иначе, но именно эти внутренние факторы подтолкнули Китай к выходу вовне.

Власти Китая внимательно изучили путь, пройденный Японией после подписания Plaza Accord, что привело к ревальвации иены по отношению к наиболее значимым валютам мира. Последовавшее за этим замедление темпов экономического роста в Японии стало для КНР уроком, побудившим ее перейти к постепенной либерализации процентных ставок, курса валюты и движения капитала. Тем не менее ситуация, сложившаяся на данный момент, напоминает японские восьмидесятые, когда введение финансовых ограничений привело к перегреву экономики. Учитывая, что модель роста, основанная на государственных инвестициях, достигла в Китае определенного предела, страна не может позволить себе не довести до конца начатые структурные реформы. Чтобы китайские рынки стали более открытыми, необходимо обеспечить прозрачность управления и регулирования экономики. Отказ от финансовых ограничений способствовал бы повышению эффективности использования капиталовложений.

Опыт Японии свидетельствует о том, что экспортно-ориентированная модель роста при закрытой финансовой системе приводит к неразумному использованию и неадекватной оценке капитала, и, таким образом, нецелесообразна в долгосрочной перспективе. Это также показывает важность обретения национальной валютой статуса резервной, что способствовало бы реформам государственного управления и управления активами. Без таких реформ страна не сможет в полной мере воспользоваться преимуществами региональной экономической интеграции. Пока неясно, станет ли китайский юань международной валютой в сфере торговли и инвестиций. Рост влияния КНР на международную финансовую систему должен сопровождаться институциональными реформами и многосторонним развитием.

Капитал и инвестиции: проблема взаимосвязи

Исторически сложилось так, что высокий рост накоплений в азиатских экономиках обеспечивает профицит счета текущих операций и высокий уровень золотовалютных резервов. В частности, это относится к резервам в долларах. Китай и Япония с большим отрывом лидируют по объему наличных долларовых резервов, опережая другие страны региона, включая Тайвань, Южную Корею, Индию, Гонконг и Сингапур. Не менее важно и то, что Пекин и Токио являются крупнейшими в мире держателями казначейских облигаций США.

Разбалансирование мировой экономики стало результатом возникновения по всему миру избыточных активов. Речь идет о чистых активах азиатских стран и растущем госдолге Соединенных Штатов. Доллар и казначейские расписки заменили в Азии местные валюты и облигации, в них же размещается существенный объем сбережений. Нет смысла обвинять США в том, что у них самая надежная и ликвидная валюта и государственные облигации. Однако нельзя также не признать, что это представляет проблему с точки зрения финансирования долгосрочных инвестиций в Азии.

Нехватка долгосрочных инвестиций, с одной стороны, и рост объемов торговли – с другой, доказывают, какое благотворное влияние оказало бы использование сбережений в качестве долгосрочных инвестиций. Двойное противоречие между сроками погашения займов и использованием иностранной резервной валюты в полной мере проявилось во время финансового кризиса, который разразился в Азии в 1997 году. Практика осуществления долгосрочных инвестиционных проектов за счет привлечения краткосрочного финансирования на международных рынках сделала азиатские страны уязвимыми перед лицом внешних потрясений. В регионе до сих пор практикуется привлечение краткосрочных долларовых кредитов для финансирования долгосрочных инвестиционных проектов на внутреннем рынке.

По оценкам Азиатского банка развития, для финансирования инфраструктурных проектов в 2010–2020 гг. Азии не хватает 8 трлн долларов. Без дальнейших мер по развитию местного рынка облигаций и фондового рынка на макроуровне привлечение такого объема средств не представляется возможным. Финансирование программ развития должно осуществляться посредством создания фондов национального благосостояния, а также использования средств пенсионных фондов и страховых компаний для долгосрочных инвестиционных проектов.

Необходимо развивать кадровый потенциал в таких сферах, как управление, технологии, право и финансы, а также совершенствовать институты власти. Для начала местным органам власти следует взять под контроль реализацию инфраструктурных проектов. Разработка структуры финансовой сделки и перераспределение рисков подразумевает наличие долгосрочных обязательств и тщательного планирования. Необходимо также задействовать частный сектор для повышения эффективности проектов и привлечения под них соответствующего финансирования на основе частно-государственного партнерства.

Будучи крупнейшими торговыми партнерами и инвесторами в регионе, Китай и Япония должны стремиться к тому, чтобы накопленные в Азии средства инвестировались на местном уровне. Следует активизировать роль в таких многосторонних организациях, как Азиатский банк развития, Азиатский банк инфраструктурных инвестиций и Управление макроэкономических исследований АСЕАН+3. Если Азия сможет снизить объемы покупки долларов и американских казначейских расписок, денежно-кредитная политика Федерального резерва США не станет оказывать столь мощного влияния на их финансовые рынки. Мировое господство доллара ослабнет. Более того, укрепление региональных финансовых организаций способствует децентрализации власти Всемирного банка и Международного валютного фонда в рамках мировой финансовой системы. Эти проблемы нужно решить прежде, чем взойдет заря «века Азии».

ТТП против ВРЭП

Двенадцать стран, которые вели переговоры о создании Транстихоокеанского партнерства, объявили о его заключении в октябре 2015 года. ТТП призвано обеспечить равный доступ на рынок товаров и услуг всем компаниям вне зависимости от страны происхождения, тем самым способствуя наращиванию объемов торговли, устранению торговых барьеров, повышению эффективности и дальнейшему развитию экономик. Некоторые восприняли это как угрозу нормам и практикам, направленным на защиту национальных интересов. Но о чем на самом деле идет речь?

Согласование нормативно-правовых требований призвано создать равные условия для национальных и зарубежных компаний. При таком взаимовыгодном подходе японские корпорации получили бы новые возможности на американском рынке, тогда как компании из США могли бы рассчитывать на аналогичные преимущества в Японии. С этой точки зрения ТТП предоставит вошедшим в него странам и их бизнесу новые возможности, что пойдет на пользу всем.

В чем проблемы? Необходимо признать, что у предприятий из разных государств весьма различные возможности с точки зрения их развития и расширения на внутреннем и внешнем рынках. В этой связи правительства ведут переговоры об уступках и переходных периодах. К примеру, перед такой страной–кандидатом на вступление в ТТП, как Вьетнам, стоит задача по развитию и укреплению институтов в пределах такого-то срока. Для реализации условий ТТП вошедшие в него государства должны будут провести структурные реформы и открыть рынки для новых видов предпринимательства. Некоторые государства могут использовать оказываемое ТТП внешнее давление для получения политической поддержки при проведении реформ, которые позволили бы изменить статус-кво.

Конечно, в результате кто-то выиграет, а кто-то проиграет. Вопрос в том, какова польза от ТТП в конечном итоге? Например, будет ли приток иностранных инвестиций благоприятствовать передаче технологий, что позволило бы местным компаниям занять более высокое положение в глобальной цепочке поставок? Прямые иностранные инвестиции следует вкладывать в развитие производства, а не в спекуляции. А чтобы ТТП было успешным, деятельность на мировом рынке должна идти на пользу не только транснациональным гигантам, но и средним и малым предприятиям.

В ближайшем будущем может быть также заключено соглашение о создании ВРЭП, однако ему уделяется несколько меньше внимания, нежели ТТП. ВРЭП представляет собой альтернативное соглашение о свободной торговле.

Одно из различий между ТТП и ВРЭП заключается в том, что население стран, ведущих переговоры о вступлении в ВРЭП, в четыре раза больше, чем в ТТП, тогда как средние доходы в ТТП в шесть раз выше, чем в государствах ВРЭП. Дело в том, что в ВРЭП входят Китай и Индия, которые в переговорах по ТТП не участвуют. Соответственно, потенциал роста у ВРЭП гораздо выше за счет двух быстроразвивающихся экономик. Можно было бы подумать, что в силу этого обстоятельства у ВРЭП больше возможностей для региональной экономической интеграции. Ведь во ВРЭП входят все члены АСЕАН, где к концу 2015 г. должно быть создано Экономическое сообщество, а также другие страны, заключившие соглашения о свободной торговле с АСЕАН, включая Южную Корею и Японию. Однако трудно представить появление общего рынка такого масштаба, поскольку даже участники АСЕАН столкнулись с огромными проблемами при согласовании единых норм и регламентов.

А вот ТТП придает новый импульс региональной экономической интеграции за счет введения единых норм и регламентов. Продвигая ТТП, Соединенные Штаты стремятся подчеркнуть значимость Азии и показать местным партнерам свою приверженность этому региону. Однако для оптимизации потенциала роста Азии в рамках этого партнерства следует предусмотреть возможность вступления в него таких новых участников, как Китай, Индия, Южная Корея, не охваченных на данный момент стран АСЕАН, а также Тайваня. Учитывая сложившиеся торговые и коммерческие взаимоотношения, в первую очередь следовало бы начать переговоры о присоединении Южной Кореи и Тайваня. Вступление Китая на данный момент представляется возможным только при условии существенных уступок и реформ, которые потребовали бы либерализации финансовой системы страны и экономики в целом. В конечном счете готовность Пекина к вступлению в ТТП будет зависеть от успеха внутренних преобразований.

Несмотря на всю важность участия Китая в процессах региональной экономической интеграции, он не будет диктовать другим руководящие принципы, так как прочие страны вряд ли смогут воспользоваться его опытом как примером для подражания. Для развития рынка необходимо вводить единые нормы и регламенты. Члены АСЕАН в конечном счете вступят в ТТП, когда цели этого объединения совпадут с их национальными интересами. А пока что ТТП и ВРЭП будут существовать параллельно.

Логично было бы предположить, что когда-нибудь эти два проекта объединятся, поскольку они дополняют друг друга. В рамках ТТП разрабатываются единые нормы и регламенты, тогда как ВРЭП обладает большим потенциалом роста. Конкуренция при освоении передового опыта и эффект масштаба могут дать импульс к заключению между всеми странами АТЭС Соглашения о свободной торговле в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Однако этому могут помешать политические соображения и интересы отдельных государств.

Точка зрения Японии

Снижение внутреннего спроса и хаотичная кредитно-денежная политика Банка Японии вынуждают японские компании активно внедряться на зарубежные рынки. Приобретая все больше новых активов в сделках слияний и поглощений и иными путями, японский бизнес не может не столкнуться с проблемами – хотя бы потому, что его корпоративные структуры и практики слишком глубоко укоренены в национальной культуре. В этом отношении ТТП способно сыграть положительную роль. При наличии единых норм и правил японским компаниям придется искать способы сохранения конкурентоспособности и оставаться привлекательными для коллег по бизнесу в регионе. Для выхода за пределы японского общества придется пересмотреть действующие в стране подходы к корпоративному управлению. Токио также следует продвигать иену в качестве резервной валюты. До сих пор экономика Японии была в значительной мере изолирована от остального мира в том, что касается валютного рынка, облигаций, акций и иных видов активов. Более открытая и совместимая с другими странами система корпоративного управления и управления активами пошла бы Японии только на пользу. В этой связи ТТП может не только сделать японскую экономику более открытой, но и помочь японским компаниям стать настоящими международными корпорациями, а не просто экспортерами.

Вне зависимости от того, будет ли ратифицировано соглашение о ТТП или нет, Японии следует углублять связи с азиатскими странами. Отправной точкой могло бы стать заключение трехстороннего соглашения о зоне свободной торговли с Китаем и Южной Кореей. Это позволило бы трем странам наметить области взаимного интереса с точки зрения региональной экономической интеграции. В то время как японские компании стремятся закрепиться на зарубежных рынках за счет накопленных за последние десятилетия ресурсов, сама страна нуждается в притоке прямых иностранных инвестиций для оживления национальной экономики. Чтобы преуспеть на этих двух направлениях, Япония должна продвигать идею сближения ТТП и ВРЭП и содействовать созданию репрезентативной и прозрачной экономической системы, основанной на четких правилах.

ТТП и ВРЭП (2012)

Источники: МВФ и ВТО

Япония. Китай. Сингапур. Азия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 26 ноября 2015 > № 1582327 Томоо Кикучи

Мегаломания мегаблоков

Транстихоокеанское партнерство как высшая стадия регионализма

Ярослав Лисоволик – доктор экономических наук, профессор кафедры мировой экономики Дипломатической академии МИД РФ.

Резюме Неожиданно глобальная экономика оказывается перед парадоксальной реальностью – мир «победившего капитализма» движим прежде всего геополитикой. Действительно, он больше отсылает к Маккиндеру и Хаусхоферу, чем к Кейнсу или Манделлу.

Именно романо-тевтонцы впоследствии плыли по морям;
и именно греко-славяне скакали по степям, покоряя туранские народы.
Так что современная сухопутная держава отличается от морской
уже в источнике своих идеалов, а не в материальных условиях и мобильности.
Х.Дж. Макиндер. «Географическая ось истории»

В начале октября 2015 г. мировая карта торгово-экономических альянсов претерпела беспрецедентную трансформацию в связи с достижением соглашения о Транстихоокеанском партнерстве (ТТП). Это крупнейшая интеграционная группировка, построенная на основе зоны свободной торговли. По данным ОЭСР, на долю ТТП приходится почти 40% ВВП мира и около четверти мировых экспортных потоков. ТТП – это, выражаясь ленинской терминологией, своего рода «высшая стадия регионализма», так как знаменует создание первой трансконтинентальной интеграционной группировки, которая радикально повлияет на торговые и инвестиционные потоки не только в тихоокеанском бассейне, но и в мировом масштабе.

Партнерство предусматривает не только создание зоны свободной торговли (для Соединенных Штатов это крупнейшее соглашение такого рода), но и улучшение инвестиционного и делового климата, соблюдение трудовых и экологических стандартов. Кроме того, по аналогии с прочими соглашениями США о зонах свободной торговли ТТП включает в себя положения о соблюдении прав на интеллектуальную собственность и либерализацию инвестиционного режима, прежде всего в секторе услуг.

Среди членов ТТП числятся как страны американского континента – Соединенные Штаты, Канада, Мексика, Перу, Чили, – так и Австралия с Новой Зеландией, и такие страны Юго-Восточной Азии, как Сингапур, Бруней, Вьетнам, Малайзия, а также Япония. Предшественником ТТП было соглашение о Транстихоокеанском стратегическом и экономическом партнерстве (Trans-Pacific Strategic Economic Partnership Agreement), основанное Брунеем, Чили, Новой Зеландией и Сингапуром. Заключено в 2006 г., а уже в 2008 г. начались переговоры о его расширении в рамках более масштабного Транстихоокеанского партнерства с участием Соединенных Штатов.

Таким образом, ТТП строилось отнюдь не «с чистого листа». Данное образование – результат уже сложившихся двусторонних и региональных альянсов в регионе. Примечательно, что в числе стран, которые изначально составляли ядро будущего Тихоокеанского партнерства в рамках Транстихоокеанского стратегического экономического партнерства, значатся такие мировые лидеры в выстраивании двусторонних и региональных союзов, как Чили, Новая Зеландия и Сингапур. Все эти государства, будучи лидерами в своих субрегионах (Латинская Америка, Австралия/Новая Зеландия/Полинезия, Юго-Восточная Азия), сумели создать разветвленную сеть двусторонних альянсов, которые нередко выходили за пределы тихоокеанского региона. Присоединение США и Австралии к Тихоокеанскому партнерству еще больше увеличило насыщенность данной группировки двусторонними соглашениями.

ТТП как часть стратегии «конкурентной либерализации США»

ТТП можно подразделить на американскую составляющую, страны ЮВА и Японию, а также Австралию и Новую Зеландию. В ТТП можно выделить региональные группировки – АНЗЕРТА (Австралия и Новая Зеландия), АСЕАН, НАФТА, а также зона свободной торговли между Перу и Чили. Таким образом, члены ТТП могут переводить имеющиеся региональные и двусторонние соглашения на многосторонний уровень, но уже в масштабах всего тихоокеанского бассейна.

Для Вашингтона такой сценарий – логичное следствие проводимой в последние десятилетия стратегии «конкурентной либерализации», в которой сочетание глобализма (многосторонней либерализации), региональной и двусторонней торговой либерализации осуществляется для максимального открытия зарубежных рынков, повышения конкуренции за доступ к американскому рынку и переориентации торговых и инвестиционных потоков в пользу США. При этом по мере ослабления импульсов многосторонней торговой либерализации больший акцент в стратегии внешнеторговой политики Соединенных Штатов делается на оптимальном сочетании региональной и двусторонней торговой либерализации. С этой точки зрения для США создание ТТП – это своего рода mélange от использования двусторонних соглашений (по числу которых Соединенные Штаты являются одними из мировых лидеров) и региональных соглашений (АТЭС, НАФТА).

Страны, принимающие участие в крупном объединении, могут оказаться более ограниченны в построении последующих альянсов, в особенности если данная группировка интегрируется на основе единых регуляторных стандартов, которые могут существенно разниться по регионам. Для государств, являющихся лидерами интеграции в своих регионах, в этих условиях возникает своего рода преимущество первого хода (first mover advantage) – первоочередное заключение торговых соглашений ограничивает пространство для маневра отставшим конкурентам. Результатом становится своего рода «гонка регионализации», когда ведущие мировые державы стремятся первыми охватить своими торговыми правилами и стандартами ключевые регионы, связанные с торговыми потоками и импульсами экономического роста. Именно таким является тихоокеанский регион.

Дальнейшие векторы расширения ТТП указывают прежде всего на Юго-Восточную Азию и государства АСЕАН. Так, среди стран, инициировавших переговоры о возможном присоединении к ТТП, значатся Филиппины (консультации стартовали в сентябре 2010 г.), Таиланд (консультации начались в ноябре 2012 г.),

а также Индонезия (консультации начаты в июне 2013 г., в октябре 2015 г. Джакарта объявила о готовности присоединиться). С включением данных государств в ТТП можно будет говорить о «дружеском поглощении» большей части такой стратегически важной тихоокеанской структуры, как АСЕАН.

Другими важнейшими наблюдателями и потенциальными членами являются Тайвань (переговоры инициированы в сентябре 2013 г.), а также Республика Корея (консультации идут с ноября 2013 г.). Южная Корея является не только одним из наиболее успешных государств региона в области экономической модернизации, но также относится к мировым лидерам в построении диверсифицированной сети двусторонних альянсов на основе ЗСТ. Однако включение этих стран в ТТП может породить дополнительные опасения со стороны Китая относительно изоляции в региональных альянсах, учитывая не только политические трения с Тайванем, но и экономическое соперничество с Южной Кореей.

Наконец, следует отметить заинтересованность Боготы – консультации о присоединении были инициированы колумбийцами в январе 2010 года. Колумбия считается одной из наиболее лояльных США стран – достаточно в этой связи отметить подписание соглашения о зоне свободной торговли между Колумбией и Соединенными Штатами, которое вступило в силу в 2012 г., а также тот факт, что США играют ключевую роль в колумбийской экономике и речь здесь не только о торговле, но и о денежных переводах мигрантов. Для Вашингтона такая мощная региональная группировка, как ТТП, может стать эффективным инструментом укрепления его роли в Латинской Америке, которая в последние десятилетия стала заметно ослабевать.

Аргументы «за» и «против» для мировой экономики

Вслед за ТТП в глобальной цепочке потенциальных альянсов появится второе трансконтинентальное звено – Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство, которое объединит рынки Евросоюза и США. В результате в мире возникнут два крупнейших трансконтинентальных торговых блока, ядром которых станут Соединенные Штаты. Выстраивание трансконтинентальных цепочек между Америкой и Азией, а также Европой и Америкой оставит одну зияющую пустоту – а именно евразийское звено между Европой и Азией.

Казалось бы, создание такого мощного альянса в самом сердце наиболее динамичного региона глобальной экономики должно стать именно тем средством, которое поможет вывести мировое хозяйство из периода хронически низких темпов роста. Более того, учитывая, что либерализация в рамках ТТП выходит за рамки стандартного снижения таможенных тарифов и включает в себя также либерализацию инвестиционных потоков, воздействие на экономический рост тихоокеанского региона может оказаться значительным.

Увы, разрастание феномена регионализма до трансконтинентальных масштабов имеет и негативные стороны, связанные в том числе с так называемым эффектом отклонения торговли для тех стран и регионов, которые оказались вне интеграционной группировки. Другими словами, если участники ТТП выиграют от перетягивания на себя торговых и инвестиционных потоков в мировой экономике, то прочие регионы могут эти потоки потерять.

Другим риском, связанным с распространением регионализма, является подрыв роли Всемирной торговой организации (ВТО) в регулировании мировой торговли – появление сотен региональных объединений снижает заинтересованность стран в использовании многосторонней либерализации, открытие рынков становится преференциальным и эксклюзивным. Во многом кризис ВТО в последние несколько десятилетий был связан с активным наступлением регионализма и переходом развитых держав к использованию преференциальных соглашений в условиях более сбалансированного соотношения сил между развитыми и развивающимися участниками ВТО.

Соглашение по ТТП не предполагает торговую либерализацию по отношению к третьим странам, что противоречит принципу «открытости региональных интеграционных группировок» ВТО. Исключение таких крупных игроков, как Китай, без ясной стратегии выстраивания взаимодействия с ним со стороны ТТП создает впечатление, что это объединение носит скорее эксклюзивный, чем инклюзивный характер. В таких условиях вероятно, что позитивное воздействие ТТП на торговлю с третьими странами, а следовательно и на их экономическую динамику, будет умеренным. Чем менее открыта внешнему миру интеграционная группировка, чем больше преференциальная маржа, которую она предоставляет своим членам, тем меньше отдача от создания объединения для экономического роста в мировом хозяйстве.

Помимо обострения противоречий между регионализмом и многосторонним регулированием мировой торговли в рамках ВТО, ТТП может также вызывать трудности, связанные с запуском и выполнением такого масштабного соглашения, в том числе из-за внутриполитического противостояния в соответствующих странах партнерства. Достаточно отметить дебаты в законодательных органах власти США относительно целесообразности создания ТТП. В таких странах, как Япония, Чили или Перу, есть силы, готовые выступить против соглашения, осенью 2015 г. протесты против ТТП имели место в Новой Зеландии. Это же относится и к возможному Трансатлантическому партнерству, против которого прошли массовые демонстрации в Германии и Испании.

Еще одним потенциально негативным фактором ТТП являются единые нормы и стандарты в торговле и экономической деятельности, которые могут входить в противоречие с национальными или затруднять создание прочих альянсов и заключение многосторонних соглашений. Схожий эффект наблюдался в ЕС – страны Восточной Европы (такие как Словакия) высказывали желание создать зону свободной торговли с Россией, но сталкивались с ограничениями.

Возможным «слабым звеном» ТТП является также его крайне неоднородный состав – с одной стороны, в него входят такие высокоразвитые страны, как США и Япония, а с другой – государства с намного более низким уровнем дохода на душу населения, как Вьетнам. Кроме того, у многих стран ТТП есть собственные региональные проекты, прежде всего АСЕАН, а также двусторонние соглашения о свободной торговле с крупными странами – не-членами ТТП. Не исключено, что разнонаправленные политические и экономические импульсы членов такой громоздкой группировки будут в растущей степени влиять на ее политическую и экономическую устойчивость.

Укрупнение региональных интеграционных группировок, отсутствие координации и порождаемая этим «гонка региональных проектов» грозит политизацией процесса глобализации и столкновением интересов ведущих мировых держав, вовлеченных в создание своих региональных блоков. Достаточно вспомнить генезис украинского кризиса и экзистенциальный выбор Украины между Таможенным союзом и западным вектором интеграции с Евросоюзом. В этом отношении создание ТТП может вызвать встречные шаги со стороны Китая, который, не будучи включен в ТТП, попытается создать экономические и политические проекты в Азии, а также на евразийском направлении.

Наконец, появление таких масштабных группировок, как ТТП, может привести не просто к политизации региональной интеграции, но к геополитизации процесса глобализации в целом. Насколько существующая мировая экономика с ее палитрой региональных альянсов отвечает критериям экономической эффективности по сравнению с критериями геополитической целесообразности, еще предстоит изучить – пока же очевидно, что регионализм нередко переходит границы, очерченные исключительно экономикой.

Кто теряет, кто получает дивиденды

Значительные выгоды от создания ТТП получат Соединенные Штаты – причем не только экономические, но и геополитические. Прежде всего США и другие развитые страны будут выигрывать от преференциального открытия для их производителей относительно более закрытых рынков стран ЮВА, таких как Вьетнам, где ставка импортной пошлины достигала почти 6% в 2011 г., в Малайзии она составляла 5% по сравнению с 2% в Соединенных Штатах. Кроме того, инвестиционные соглашения дадут американским компаниям больше возможностей для выхода на перспективные азиатские рынки по сравнению с конкурентами из Европы или Китая.

Улучшение инвестиционного климата в таких странах, как Малайзия и Вьетнам, которое предполагается в рамках реализации ТТП, также будет создавать дополнительные возможности для инвестиционных проектов. Наконец, есть дивиденды, в меньшей степени поддающиеся количественной оценке и связанные с геоэкономическими преимуществами, которые заключаются в создании более разветвленной системы альянсов, позволяющей еще больше перетягивать на себя торговые и инвестиционные потоки. В целом исследование Petri and Plummer (2012) оценивает дивиденды для американского экспорта после формирования ТТП в 124 млрд долларов в год или увеличение экспорта более чем на 4% в год.

Для Канады выгоды оцениваются в 10 млрд долларов в год и рост экспорта на 15,7 млрд долларов. При этом деловые круги Канады отмечают важность ТТП не просто для расширения объема экспорта, но и для диверсификации географии. Одним из ключевых факторов для Канады по укреплению интеграционных связей в АТР за счет ТТП является ограниченное число двусторонних альянсов с азиатскими странами на основе зоны свободной торговли, а также растущая доля мирового среднего класса, сконцентрированная в АТР, – предполагается, что к 2030 г. она возрастет до 66%. Все это означает, что в АТР будет сосредоточен основной потенциал роста не только инвестиций и торговых потоков, но и потребления домохозяйств.

Среди развитых стран наибольшую выгоду от ТТП получает Япония, ее экспорт может вырасти на 14%, а ВВП более чем на 2% в год – во многом здесь отражается то, насколько Япония пока не реализовала потенциал интеграционных проектов в Азии и насколько создание ТТП поможет ей наверстать отставание в интеграционных процессах в АТР.

Среди стран за бортом ТТП наибольшие потери несет Китай – на уровне 0,3 процентных пункта ВВП в год и 1,2 процентных пункта экспорта в год. В числе прочих государств и регионов, которые испытают потери от эффекта отклонения торговли, значатся Европа, Индия и Россия. Размер потерь выглядит скромно на фоне положительных высоких оценок для стран партнерства, в особенности таких как Вьетнам и Малайзия – им исследование Petri and Plummer (2012) сулит рост ВВП к 2025 г. более чем на 6% и 13% соответственно. Хотя либерализация торговли и инвестиций, а также улучшение инвестиционного климата дает определенный положительный эффект для мирового хозяйства в целом, необходимо соизмерять данные дивиденды со сценариями многосторонней торговой либерализации, а также более открытой либерализации, которая распространяет часть открытия рынков того или иного объединения на третьи страны.

Что касается России, то появление ТТП и перспективы потери торговых и инвестиционных потоков, которые будет перетягивать на себя данная группировка, вероятнее всего обострит необходимость активизации евразийской интеграции как со странами ближнего зарубежья, так и с ключевыми игроками в Азии, прежде всего с Китаем. Нужно будет также искать пути оживления западного направления евразийского взаимодействия с Евросоюзом для построения весомого противовеса транстихоокеанской интеграции. Потребуется более решительная торговая и инвестиционная интеграция со странами БРИКС – пока данное направление интеграционной активности со стороны России практически не исследовано.

Москве также придется искать пути налаживания взаимодействия с ТТП и другие форматы в рамках АТР, которые могли бы с течением времени сблизить российские интеграционные процессы с ТТП – одним из таких форумов может стать АТЭС, а другим ориентиром – сближение со странами АСЕАН. В более общем плане необходимо стремиться к созданию альянсов в АТР, которые отвечают нормам ВТО, параллельно проводя в данной организации работу по формулированию правил или, возможно, даже своего рода «кодекса поведения» для региональных объединений. Такого рода «кодекс» мог бы включать в себя требования к региональным интеграционным группировкам соответствовать нормам ВТО относительно открытости, транспарентности переговоров, распространения либерализации на третьи страны.

Мир геополитики вместо экономического миропорядка

Каковы контуры будущей мировой экономики после формирования Транстихоокеанского партнерства? Следующий этап мега-стройки для мирового регионализма будет концентрироваться вокруг трансатлантической оси, которая призвана объединить США и ЕС в Трансатлантическое партнерство на основе зоны свободной торговли. По оценкам ЕС, на данный блок будет приходиться почти 30% мировой торговли товарами, почти 40% торговли услугами и почти 50% мирового ВВП. При этом на европейские инвестиции приходится почти 70% всех прямых зарубежных инвестиций, направляемых в Соединенные Штаты.

Комбинация Трансатлантического и Тихоокеанского партнерств под предводительством США объединит около половины мировых экспортных потоков. Такого рода мощь уже вполне может претендовать на глобальный масштаб, соперничающий с такими мировыми институтами, как ВТО. И пусть доля ВТО составляет более 90% мировой торговли, с точки зрения новых импульсов торговой либерализации действенность организации оказывается под вопросом по сравнению с динамичными региональными мега-образованиями, в компетенцию которых входит не только торговля товарами, но и либерализация инвестиционных потоков.

Другими словами, два трансконтинентальных альянса образуют своего рода ВТО-2, которая может быть дополнена координацией валютной политики, а также созданием совместных институтов развития. В результате регионализм почти достигает своих возможных пределов, соперничая по масштабам с глобальными структурами. Отличием такой системы от современной архитектуры международных институтов является преференциальный характер экономических отношений, а также центральная роль, которую в данной модели регионализма играют США.

Совершенно неожиданно мировая экономика оказывается перед парадоксальной реальностью – мир «победившего капитализма» движим скорее геополитикой, а не экономикой. Действительно, сегодняшний мир больше похож на представления Маккиндера и Хаусхофера, чем Кейнса или Манделла (автора теории оптимальных валютных региональных альянсов):

вместо многосторонней торговой либерализации миром в растущей степени правит протекционизм (в том числе за счет конкурентной девальвации валют), который отстаивали такие классики геополитики, как Хаусхофер;

формирование региональных блоков идет по пути «сфер влияния» и сверхрегионов (pan-regions/Pan-Ideen) Хаусхофера, а не на основе критериев оптимальных валютных зон Манделла;

вместо равномерной торговой либерализации в рамках ВТО или скоординированной эволюции региональных группировок с учетом воздействия на третьи страны (spillover effects) мировая карта современного регионализма удивительно напоминает эскизы Маккиндера – океанические державы Транстихоокеанского партнерства и Трансатлантического партнерства душат в своих объятиях континентальные/сухопутные страны Евразии.

Перефразируя Маккиндера, который говорил, что владеть хартлэндом (а значит и миром) будет та страна, которая контролирует Восточную Европу, в сегодняшних условиях именно тихоокеанский бассейн – это геоэкономический pivot (ось), своего рода ключевой фактор в конкуренции различных региональных проектов в мировой экономике. Неслучайно первый трансконтинентальный проект в области внешнеторговой либерализации создается именно в тихоокеанском регионе.

С образованием ТТП регионализм выходит на новый, трансконтинентальный уровень, превращается в мегарегионализм, который подрывает основы многосторонней либерализации мировой торговли и выдвигает на передний план право сильных и наиболее преуспевающих стран определять векторы экономической интеграции. Такая «мегаломания мегарегионализма» чревата развитием глобальной экономики в направлении однополярного экономического порядка, «нового вашингтонского консенсуса», строительным материалом для которого служат уже не только и не столько институты Бреттон-Вудского мира, сколько крупнейшие региональные интеграционные группировки.

Таблица 1. Рост ВВП и экспорта отдельных стран в связи с созданием ТТП

Источник: http://www.iie.com/publications/pb/pb12-16.pdf

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 ноября 2015 > № 1582324 Ярослав Лисоволик

Сирийский гамбит Москвы

Риски и перспективы первой «заморской» операции России

Сергей Минасян - доктор политических наук, заместитель директора Института Кавказа (г. Ереван).

Резюме Важнейшей особенностью сирийской кампании стала стратегическая внезапность и сохранение Россией военно-политической инициативы в глобальном измерении. Во второй раз за два года Кремль застал всех врасплох.

Российская операция в Сирии стала важнейшим мировым событием с серьезными последствиями как в региональном, так и в глобальном измерении. Кампания только разворачивается, и чтобы оценить ее динамику и перспективы, важно понять контекст «сирийского гамбита» Москвы и ключевые военно-политические аспекты.

Региональный контекст и политические предпосылки

Ключевую роль в принятии российским властями решения о военном вовлечении в сирийский конфликт, по всей видимости, сыграли события весны 2015 г., когда после потери Идлиба на севере страны и ряда других районов позиции режима Асада катастрофически пошатнулись.Неудачи не только деморализовали военную машину и иррегулярные группировки лоялистов, но и вызвали волнения в руководстве многочисленных и конкурирующих сирийских спецслужб. Падение Пальмиры с демонстративным разрушением ее исторических памятников символизировало победу исламистов на фоне продолжающегося падения духа сирийской армии и силовых структур.

К сентябрю 2015 г. насущно стоял вопрос действий на упреждение. Москве необходимо было предпринять что-то до того, как международная коалиция и ее региональные союзники, в первую очередь Турция, решатся на создание бесполетной зоны над Сирией. Как предполагали в Москве, появление там даже сравнительно ограниченной зоны рано или поздно привело бы к воздушным ударам с предсказуемым исходом, как это было в Ираке и Ливии.

Турецкий фактор играл важную роль в эскалации сирийского кризиса. Анкара – один из наиболее непримиримых противников Асада, турецко-сирийская граница является основным путем снабжения умеренной оппозиции, а демпинговая контрабанда нефти через турецкую территорию – важный источник финансирования ИГ. С июля 2015 г. турки приступили к собственной воздушной кампании в Сирии под лозунгами борьбы с терроризмом, однако наносили удары в основном не по исламистам, а по отрядам курдских ополченцев.

После того как Россия начала операцию, выяснилось, что амбиции и неоосманские иллюзии Анкары в сирийском конфликте не вполне соответствуют ее возможностям. Попытки Москвы договориться с Анкарой о взаимодействии оказались бесплодными. В результате Турции пришлось терпеть переброску российских вооружений и снаряжения в Сирию через собственные черноморские проливы, будучи ограниченной положениями Конвенции Монтрё, а также отказаться от идеи создания бесполетной зоны. Залеты на турецкую территорию российских истребителей, начавших боевые вылеты на севере Сирии, вызвали еще более нервную реакцию в Анкаре. Свое недовольство она продемонстрировала «случайным» нарушением в начале октября 2015 г. турецкими военными вертолетами границ Армении, охраняемых российскими пограничниками.

Отсутствие договоренностей с Турцией Москва компенсировала ситуационным региональным военным альянсом с Ираном и Ираком. Непосредственно перед началом российской операции в Багдаде был создан четырехсторонний координационный центр, ответственный за сбор и анализ текущей военной информации, и даже, по всей видимости, совместное оперативное планирование. Учитывая очевидную зависимость центрального иракского правительства от США, участие Багдада было для Москвы принципиальным.

Символическим подтверждением намерений сторон стал удар по целям на севере Ирака и Сирии российских крылатых ракет 3М14 «Калибр», выпущенных 7 октября 2015 г. с кораблей российской Каспийской флотилии. Политический смысл запуска российских аналогов американских «Томагавков», пролетевших над территориями Ирана и Ирака, заключался в демонстрации общности целей этих стран и России. Другим косвенным итогом запуска ракет именно из юго-западной акватории внутреннего Каспийского моря стало недвусмысленное предупреждение о недопустимости дальнейшей эскалации военно-политической ситуации в том числе и на Кавказе.

Другому важному военно-политическому игроку в регионе – Израилю – приходится выбирать между плохим и худшим – сохранением поддерживаемого Ираном и ливанской «Хезболлой» режима Асада и победой радикальных исламистов. Москве, кажется, удалось обеспечить относительный нейтралитет Тель-Авива. В рамках переговоров между Путиным и Нетаньяху в Москве состоялась также встреча главы израильского Генштаба с российским коллегой, они обсудили координацию военной деятельности. Одно из основных условий израильской стороны – современное российское вооружение не должно попасть в руки шиитской «Хезболлы». Москва, видимо, это гарантировала.

Очевидно, что в отличие от Израиля Соединенные Штаты, их европейские союзники, а также арабские монархии отрицательно отнесутся к любым шагам, направленным на спасение режима Асада. В случае успеха российской операции позиции Вашингтона на Ближнем Востоке могут быть поставлены под сомнение, но пока он выжидает, оценивая масштабы и последствия неожиданного предприятия России. В Америке не скрывают надежд, что «стратегическое терпение» США позволит России глубже завязнуть в сирийском кризисе с возрастающими для Москвы потерями.

Однако арабские монархии (как и Турция) не могут даже в краткосрочной перспективе игнорировать действия Москвы. Они способны существенно усилить поддержку сирийских оппозиционеров, вплоть до открытых поставок самых современных видов оружия, которые в состоянии повлиять на ход противостояния.

Гражданская война в Сирии и международная коалиция

Гражданская война в Сирии идет уже несколько лет. Результаты ее как с политической, так и с гуманитарной точек зрения катастрофичны для страны, ее государственности и населения.

Сирийская война и авиационная кампания США и многонациональной коалиции против «Исламского государства» с первого взгляда являются некими «клонами» предыдущих конфликтов в Ираке, Афганистане и Ливии. Однако есть две отличительные черты.

Во-первых, более четкие и усиливающиеся признаки «войны по доверенности» (proxy-war), как в классических региональных конфликтах сверхдержав периода холодной войны. Масштабы и состав участников противостояния сравнимы с украинским конфликтом.

Во-вторых, большая насыщенность боевой техникой, а также значительная численность противостоящих сил. Правительственные войска и поддерживающие их иррегулярные отряды использовали в боях сотни, если не тысячи единиц бронетехники, артиллерийских систем, десятки самолетов и боевых вертолетов.

В свою очередь, десятки тысяч сирийских оппозиционеров и исламистов к осени 2015 г. уже обладали сотнями единиц легких пикапов и внедорожников, оснащенных пулеметами, малокалиберными орудиями и минометами, а также современными противотанковыми ракетными комплексами (ПТРК). В некоторых отрядах оппозиции и в частях ИГ имелось небольшое количество бронетехники и даже тяжелой артиллерии, захваченной в боях. Ни в Ливии, ни даже в постсаддамовском Ираке (до 2013 г.) противостояния регулярных и проправительственных сил с инсургентами не приобретали таких масштабов.

До начала гражданской войны Сирия обладала одним из крупнейших танковых арсеналов не только на Ближнем Востоке, но и в мире. Одних только танков Т-72 (сирийская армия явилась первой, кто использовал их в боях в долине Бекаа в 1982 г.) различных модификаций насчитывалось порядка 1700–1800 единиц. Всего же численность танков, с учетом находящихся на хранении Т-54/55 и Т-62 ранних модификаций, доходила до 4500 единиц. Плюс к этому – тысячи единиц БМП, БТР, другой легкой бронетехники. Ракетно-артиллерийский парк насчитывал тысячи единиц ствольной артиллерии, в том числе – сотни 122-мм 2С1 и 152-мм 2С3 самоходных гаубиц. Дамаск располагал также существенным арсеналом тактических и оперативно-тактических ракет советского производства или их иранских и северокорейских клонов, претендуя по уровню боеспособности чуть ли не на статус региональной военной сверхдержавы. Хотя на Большом Ближнем Востоке к началу XXI века вряд ли можно было кого-то удивить наличием оперативно-тактических ракет «Скад» и тактических «Точка-У», ракетный потенциал Сирии отличался большим количеством не только пусковых установок, но и ракет к ним.

Однако все это в прошлом. Значительная часть бронетанкового парка, равно как артиллерии, утрачена в тяжелых боях, вышла из строя или действует на пределе эксплуатационных возможностей. Существенные потери понесли также ПВО и боевая авиация. Причем не столько в результате противодействия несуществующей у ИГ или оппозиционеров боевой авиации или действий их слабой ПВО (в основном состоящей из ПЗРК и малокалиберных 23-мм автоматических пушек ЗУ-23 на джипах и пикапах). Большинство потерь ВВС Сирии связано с захватом авиабаз в северных и восточных районах страны, а также возросшей уязвимостью взлетно-посадочных полос и стоянок к обстрелам с земли минометами и пускам ПЗРК по взлетающим/садящимся самолетам и вертолетам. Только в танках и легкой бронетехнике общие боевые и эксплуатационные потери составили порядка 60–70% от довоенной численности.

Особых возможностей восполнить потери в военной технике и вооружении у сирийской армии после начала гражданской войны не было. Поступало преимущественно стрелковое и легкое вооружение, боеприпасы, запасные части, а также некоторое количество устаревшей техники с российских военных складов. Исключение составляли поставки из России современных противокорабельных ракет, а также зенитных ракетно-пушечных комплексов (ЗРПК) «Панцирь», которыми, как предполагается, и был сбит в июне 2012 г. в районе Латакии турецкий разведывательный самолет RF-4E Phantom. Существенные поступления российских вооружений в Сирию (в том числе – современных образцов) возобновились лишь перед самым началом военной кампании осенью 2015 года.

Сирийская армия понесла серьезные потери в личном составе. По различным оценкам, численность правительственной армии сократилась более чем в два раза по сравнению с довоенным периодом. В результате утраты значительной части территории (к сентябрю 2015 г. верные Башару Асаду силы контролировали менее четверти страны) существенно сузилась мобилизационная база комплектования силовых структур. Этому также способствовала все большая «секторизация» конфликта: усиление ожесточенности противостояния между суннитским большинством и алавитским меньшинством. Хронический недостаток людских ресурсов – одна из серьезнейших проблем для режима Асада. Компенсировать ее кроме как за счет внешних источников (ливанская «Хезболла», шиитская милиция из Ирака, иранские «добровольцы» и бойцы КСИР, а также прибывающие при поддержке Ирана отряды шиитов из Афганистана и Пакистана) сирийские власти, видимо, уже неспособны.

С другой стороны, средневековая жестокость исламистов сделала союзниками режима небольшие отряды ополчения из числа этноконфессиональных меньшинств. Таковыми, например, являются отряды ополчения армян в Алеппо и в приграничном Кесабе, или друзов из прилегающих к границам Израиля и Ливана южных районов страны, до последнего времени пытавшихся сохранять относительный нейтралитет в борьбе между преимущественно алавито-баасистскими силами и джихадо-салафитскими и умеренно-исламистскими группировками. Серьезной роли в военном балансе внутрисирийского противостояния они не играют, но решать некоторые локальные военные задачи, а также поддерживать стабильность на местах могут.

Гражданское противостояние в Сирии не ограничивается боевыми действиями асадовских лоялистов против ИГ, «Джабхат ан-Нусры», других разношерстых группировок радикальных исламистов, а также умеренных оппозиционеров. Одним из наиболее драматических и кровавых эпизодов стали бои в курдонаселенном городе Кобани (Айн-эль-Араб) на сирийско-турецкой границе с сентября 2014 г. по февраль 2015 года. Выдержав несколько атак исламистов, захвативших значительную часть осажденного города, курды лишь при активной поддержке союзной авиации смогли очистить город и его окрестности. Сирийские курды, имеющие значительный опыт вооруженной борьбы, пользуются поддержкой США, что вызывает резкое неприятие Турции. Тем не менее к середине октября 2015 г. появилась информация о возможном альянсе курдских отрядов народной самообороны (YPG) с прозападными оппозиционерами для наступления на столицу ИГ – Ар-Ракку, при поддержке авиации США и их союзников. Уже в начале ноября с помощью американской авиации курдам удалось занять город Синджар на севере Ирака, перерезав дорогу, связывающую Ракку с Мосулом: масштабы «прокси-войны» с элементами иррегулярной «гибридной войны» расширяются.

Военный потенциал оппозиции и исламистов по мере разрастания гражданского конфликта формировался различными способами. Иногда это могли быть небольшие отряды в несколько сотен или даже десятков бойцов, оснащенных преимущественно легким и стрелковым вооружением, минометами, мобильными РСЗО и малокалиберными автоматическими пушками и пулеметами на базе легких пикапов и джипов. Они контролируют один-два городка или поселения или же парочку кварталов в Алеппо. Группировки могли сливаться в более крупные альянсы, зачастую при содействии внешних спонсоров или в связи с изменением военно-политической конъюнктуры, однако с легкостью вновь распадались на мелкие отряды.

К примеру, если в 2011–2012 гг. многие неисламистские группировки формировались под знаменами децентрализованной Свободной сирийской армии, то по мере разрастания конфликта и возникновения новых группировок оппозиционные силы становились более раздробленными и разобщенными. Создавались и активизировались радикальные суннитские и джихадистские группировки (до гражданской войны не представленные в Сирии ни политически, ни институционально, маргинализированные и находящие в глубоком подполье), нацеленные не только на свержение Асада, но и на установление исламистского режима, такие как «Джабхат ан-Нусра», «Ахрар аш-Шам», «Лива ат-Таухид», «Сукур аш-Шам», увеличилось число иностранных боевиков.

Если группировка пользовалась поддержкой внешних игроков (Соединенных Штатов, Турции, Иордании, арабских монархий Персидского залива), то ее арсенал не ограничивался только трофейными вооружениями. Он мог включать и более современные виды оружия как западного, так и китайского производства, переданные Турцией и арабскими странами. Например, у наиболее удачливых группировок имелись ПТРК TOW-2 американского производства, китайские ПТРК H-9 и ПЗРК FN-5, современные средства связи.

Методы действий оппозиционеров и ИГ также менялись по мере развития конфликта. На начальном этапе большое влияние имели джихадисты и иностранные боевики из Ирака, научившие сирийцев использовать террористов-смертников, подрывы зданий и автомобилей, самодельные взрывные устройства. По признанию «Джабхат ан-Нусра», именно от иракских джихадистов начиная с 2012 г. ее боевики переняли опыт использования бомб и смертников. Постепенно от чисто террористических действий перешли к партизанским и полурегулярным способам ведения борьбы. Боевики начали действовать по единому замыслу, комбинируя применение мобильных отрядов на легких бронеавтомобилях и оснащенных крупнокалиберными пулеметами и автоматическими пушками пикапах с использованием гусеничной бронетехники, реактивной и ствольной артиллерии. От небольших отрядов в несколько десятков человек, зачастую объединенных по региональному или родственно-племенному признаку, некоторые группировки выросли до крупных многотысячных объединений со смешанным комплектованием, включая добровольцев из различных мусульманских стран, с налаженной системой связи, управления, снабжения, рекрутирования новых бойцов.

К осени 2015 г. ИГ удалось сформировать разветвленные структуры, насчитывающие, по различным оценкам, многие десятки тысяч человек, вооруженных не только легким и стрелковым оружием, но и минометами и гранатометами. Только после стремительного захвата Мосула в руки исламистов попали около 2300 бронеавтомобилей и большое количество легкого и стрелкового оружия. Имелась также и бронетехника, в том числе танки. У иракской армии отбили американские танки М1А1М «Абрамс» (правда, достоверной информации об их использовании исламистами в боях не было: скорее всего, они были уничтожены последующими ударами авиации США и их союзников), не говоря уже о десятках танков Т-54 и Т-55 советского производства и их китайских аналогов. Артиллерийское вооружение в основном включало легкие РСЗО (преимущественно 107-мм китайские и турецкие клоны советской 16-ствольной РПУ-14), однако захвачены также несколько 122-мм РСЗО БМ-21 «Град». Исламистам удалось даже применять в боях трофейную тяжелую артиллерию, например, 155-мм американские гаубицы М198 при осаде Эрбиля – которые и стали летом 2014 г. первыми целями американской авиации в начавшейся операции «Непоколебимая решимость».

Сетецентричная структура джихадистских группировок, в первую очередь таких крупных, как ИГ и «Джабхат ан-Нусра», а также децентрализованная система командования существенно затрудняют и до бесконечности продлевают любого рода вооруженную борьбу с ними. Например, потери, понесенные одной из группировок ИГ, существенно не сказываются на способности исламистов продолжать активные и успешные боевые действия.

Важным элементом гражданской войны в Сирии и Ираке стала продолжающаяся второй год военно-воздушная операция «Непоколебимая решимость». По официальным данным Пентагона, с августа 2014 г. по 6 октября 2015 г. ВВС и палубная авиация ВМС США и их союзники совершили около 57 843 боевых и вспомогательных вылетов, нанеся 7323 удара. При этом свыше 2622 ударов нанесено по позициям боевиков на территории Сирии. В результате иракским правительственным войскам и курдскому ополчению (пешмерге) удалось несколько ослабить наступательный порыв ИГ в Ираке. Однако авиаудары коалиции не сломили боевой натиск исламистов, уже в мае 2015 г. захвативших большую часть провинции Анбар, а также ее центр – город Эр-Рамади. Бои за этот город, равно как и ряд населенных пунктов северного Ирака, активно велись правительственными войсками, поддерживающим их курдским и шиитским ополчением, а также отрядами иранских КСИР и после начала российской военной кампании в Сирии.

По данным Центрального командования армии США (CENTCOM), к 8 октября 2015 г. авиация многонациональных сил уничтожила 126 танков, 354 бронеавтомобиля, 561 базовый лагерь, по 4 тыс. зданий и огневых позиций исламистов, 232 объекта нефтяной инфраструктуры – всего поражена 13 781 цель. Несмотря на большую интенсивность боевых вылетов, существенно снизить активность исламистов не удалось, хотя к лету 2015 г. иракские правительственные войска и курдская пешмерга в целом стабилизировали фронт в Ираке. Воздушная поддержка коалиции была критически важна особенно в боях иракских и сирийских курдских ополчений с исламистами в районе Эрбиля, Киркука и Кобани. Наряду с этим ход операции «Непоколебимая решимость» продемонстрировал существенное техническое преимущество многонациональной коалиции (по сравнению с последующей российской военной кампанией). Большая часть вылетов осуществлялась с использованием управляемого и высокоточного оружия, более эффективных систем связи, управления, разведки и целеуказания. При этом, в лучших традициях ближневосточных войн последней четверти века, кроме авиации активно использовались также КРМБ «Томагавк» ВМС США.

С лета 2014 г. активизировались действия иракской авиации, чему во многом способствовали поставки из России современных (но хорошо знакомых иракским летчикам по опыту эксплуатации предыдущих модификаций) боевых самолетов и вертолетов. В Ирак прибыло до 15 штурмовиков Су-25, 12 ударных вертолетов Ми-35М, планируется поставить до 40 новейших ударных вертолетов Ми-28НЭ. В рамках масштабных оружейных контрактов на сумму до 4,2 млрд долларов в Ирак из России также поставляются многоцелевые истребители Су-30, тяжелые огнеметные системы ТОС-1А «Солнцепек», ЗРПК «Панцирь», ПЗРК «Игла» и другое ВВТ. Поставки российских вооружений (наряду с авиаударами многонациональной коалиции и помощью соседнего Ирана) позволили стабилизировать ситуацию на линии фронта после понесенных летом 2014 – весной 2015 гг. тяжелых поражений и создать благоприятную основу для военно-политического взаимодействия Ирака с Россией.

Особенности развертывания сирийской кампании России

Российская кампания в Сирии беспрецедентна как по масштабам, так и по методам технической реализации. Именно поэтому возникают сомнения в успехе заявленных (или предполагаемых) целей.

Принято считать, что это первая военная кампания России за пределами постсоветского пространства после развала СССР. Если не считать конфликты на территории бывшего Союза, военная активность России за ее границами за последние четверть века имела достаточно ограниченный и специфический характер – от миротворческих операций до борьбы с морским пиратством. Сирийская кампания пока преимущественно ограничивается использованием боевых самолетов и вертолетов российских ВКС. В последний раз советские/российские летчики участвовали в боях на Ближнем Востоке в начале 1970-х годов. Речь идет о так называемой «Войне на истощение» между Египтом и Израилем, когда советские летчики и зенитчики были дислоцированы в районе Синайского канала для содействия египтянам в отражении ударов израильской авиации (операция «Кавказ»).

Участие военспецов и регулярных частей Советской армии на стороне Сирии в боевых действиях в долине Бекаа в 1982 г. имело более локальный характер. В конфликте ограниченное участие приняли лишь военные советники, преимущественно – зенитчики. В 1983–1984 гг. в ходе операции «Кавказ-2» в Сирию были переброшены два советских зенитно-ракетных полка, оснащенных новейшими на тот момент зенитно-ракетными комплексами дальнего действия С-200. Однако они лишь обеспечивали противовоздушную оборону Сирии после разгрома израильтянами сирийской ПВО летом 1982 года.

Таким образом, нынешняя сирийская кампания – первое за почти 40 лет комбинированное (военно-морское и военно-воздушное) проецирование российской военной мощи за тысячи километров от границ России. При этом, хотя на начальной стадии в информационном поле выделялась военно-воздушная составляющая (в конце концов, боевые действия начались и продолжительное время велись лишь ВКС РФ), но и роль военно-морского флота была весьма значимой.

На начальном этапе т.н. «Сирийский экспресс» включал преимущественно масштабную транспортировку военной техники, боеприпасов, топлива, а также личного состава из черноморских портов в Сирию. Использовались как штатные суда Черноморского флота (в том числе десантные корабли и морские танкеры, а также вспомогательные суда), так и суда обеспечения из состава Северного и Балтийского флотов. Однако уже через две недели после начала военной операции (в середине октября 2015 г.), с ростом объемов снабжения группировки в Сирии, а также увеличением количества поставляемых Дамаску ВВТ, стали привлекаться также коммерческие суда, даже бывшие турецкие сухогрузы, зафрахтованные Россией.

Транспортировка военных грузов через черноморские проливы под пристальным наблюдением турецкой стороны прикрывалась боевыми кораблями оперативного соединения российского ВМФ на Средиземном море. По мере развертывания авиационной группировки и наземных частей обеспечения и охраны в районе Латакии туда также подошли основные корабельные силы оперативной группы ВМФ во главе с флагманом Черноморского флота гвардейским ракетным крейсером «Москва». Будучи оснащен морской версией ЗРК С-300 (С-300Ф «Риф»), крейсер способен обеспечить ПВО в районе Латакии и основного пункта базирования «экспедиционных сил» российской боевой авиации – аэродрома «Хмеймим» в период развертывания операции. С целью демонстрации намерений российские боевые корабли уже после начала воздушной операции провели учебные стрельбы, в том числе пуски зенитных ракет совместно с наземными средствами ПВО развертываемой группировки российских войск. Фактически тем самым заявлено создание Россией бесполетной зоны для боевой авиации третьих сторон над западными прибрежными районами Сирии.

Однако наиболее заметным участием ВМФ России в сирийской операции стал залп крылатыми ракетами 3М14 «Калибр» с кораблей Каспийской флотилии. Впрочем, как уже отмечалось, политическая и пропагандистская значимость пуска дорогостоящих крылатых ракет превышала его военную целесообразность. «В соответствии с очевидной военно-политической логикой, последующие пуски КРМБ были осуществлены уже из акватории Средиземного моря. 17 ноября 2015 г. осуществлен первый в истории российского ВМФ боевой пуск крылатых ракет с борта российской дизель-электрической подводной лодки «Ростов-на-Дону» Черноморского флота по целям в районе столицы ИГ – Ракки. Отметим, что кроме «Ростова-на-Дону» в боевой состав недавно сформированной 4-й отдельной бригады подводных лодок ЧФ на данный момент входят еще две (запланированы поставки еще трех субмарин данного типа) дизель-электрические подводные лодки проекта 636.6 «Варшавянка». Не исключено, что дальнейшие пуски КРМБ из акватории Восточного Средиземноморья могут быть осуществлены уже с борта надводных кораблей и даже атомных подводных лодок ВМФ России.

Немаловажно участие в сирийской операции (пока еще в качестве сил охранения) морской пехоты. На данном этапе она представлена в Сирии усиленной батальонной тактической группой из состава известной еще с прошлогодней крымской операции 810-й бригады морской пехоты Черноморского флота. С советских времен она неоднократно привлекалась к учениям 5-й оперативной эскадры ВМФ СССР в Средиземном море, в том числе с десантированием на побережье Сирии в районе Тартуса, и предполагается, что офицерский состав бригады хорошо знаком с нынешним местом боевой командировки. По всей видимости, со временем будет осуществляться плановая ротация частей 810-й бригады морскими пехотинцами из состава других флотов.

Воздушная составляющая сирийской кампании включает два взаимозависимых элемента: военно-транспортный и боевой. Военно-транспортная авиация осуществляла переброску (преимущественно самолетами Ил-76 и тяжелыми Ан-124 «Руслан») личного состава, ВВТ и иных военных грузов. Именно ВТА были доставлены в Сирию ударные вертолеты Ми-24П, многоцелевые вертолеты Ми-17 и Ми-8, ЗРПК «Панцирь» (для организации ПВО аэродрома «Хмеймим», порта Латакия и формируемой военно-морской базы Тартус), а также беспилотные летательные аппараты (БПЛА), активно используемые российской стороной для разведки и целеуказания. ВТА также была осуществлена переброска наземных комплексов РЭБ, РСЗО «Смерч» и ряда других реактивно-артиллерийских систем, призванных на начальном этапе усилить охрану пунктов базирования боевой авиации и флота, хотя в дальнейшем не исключено их использование для поддержки наступления правительственных войск. Полеты ВТА осуществлялись через воздушное пространство Ирана и Ирака на больших высотах, недоступных для ПЗРК и зенитной артиллерии оппозиционеров.

Также через воздушное пространство Ирана и Ирака к середине сентября 2015 г. на авиабазу «Хмеймим» прибыли боевые самолеты и вспомогательный самолет Ил-20, осуществляющий радиоэлектронную разведку, РЭБ и целеуказание. Сформированная 30 сентября 2015 г. Авиационная группа ВВС России в Сирии к началу операции насчитывала 12 бомбардировщиков Су-24М, 12 штурмовиков Су-25СМ, шесть бомбардировщиков Су-34 и четыре многоцелевых тяжелых истребителя Су-30СМ. Кроме этого, в группе имеется примерно 15 ударных вертолетов Ми-24П и многоцелевых Ми-17 и Ми-8 (предназначенных для транспортировки, а также поиска и спасения сбитых пилотов).

Сухопутный компонент российской операции пока ограничен частями, осуществляющими ПВО, охрану и обеспечение действий боевой авиации и пунктов снабжения. Помимо уже упомянутых морских пехотинцев, эти задачи осуществляются частями дислоцированной в Новороссийске 7-й десантно-штурмовой (горной) дивизии ВДВ, войск специального назначения, а также частей ПВО и ракетно-артиллерийских войск. Однако очевидно, что после объявленных планов развертывания на территории Сирии одновременно военно-морской, военно-воздушной и сухопутной российской военной базы ее наземный компонент будет неизбежно увеличиваться, даже если, как сказал Владимир Путин, участие российских войск в сухопутной операции не рассматривается.

Важнейшей особенностью сирийской кампании стала стратегическая внезапность и сохранение Россией военно-политической инициативы в глобальном измерении. Во второй раз за последние два года (после крымской операции и начала украинского кризиса) Кремлю удалось застать врасплох своих контрпартнеров в США, Европе и на Ближнем Востоке. Причем эта внезапность была достигнута не столько на техническом уровне (в век космической и электронной разведки скрыть столь масштабную переброску сил и средств армии и флота невозможно), а на уровне стратегической культуры и специфики процесса принятия решений.

Хотя это обстоятельство обеспечило благоприятные стартовые условия для начала военной операции, уже звучат мнения, что подобная стратегическая внезапность не что иное, как безрассудная игра на грани фола. Впрочем, станет ли авантюрой «сирийский гамбит» и превратится ли Сирия для Москвы во «второй Афганистан» или же станет триумфом, способным создать основу для выхода из украинского кризиса и формирования новых отношений с Западом – покажет динамика как военных, так и политических процессов. Боевые действия в Сирии (как российской авиации, так и, что немаловажно, сухопутного наступления Асада и его союзников) будут совмещаться с политическими процессами, влияя на их результаты, и наоборот.

Первые итоги и промежуточные перспективы

Россия попыталась использовать в сирийской кампании максимум разработок в сфере конвенциональных вооружений за постсоветский период. Многие виды ВВТ применялись впервые или же были представлены существенно модернизированными образцами.

Впервые в боевых условиях использовались тяжелые истребители Су-30СМ, впрочем, пока лишь прикрывая действия штурмовой и бомбардировочной авиации. Впервые зафиксированы фронтовые бомбардировщики Су-34. Хотя они уже применялись в августовской кампании против Грузии в 2008 г., но тогда лишь для радиоэлектронной борьбы по подавлению грузинской ПВО – поддержка действий бомбардировщиков Су-24 и штурмовиков Су-25. В Сирии Су-34 использовали новые высокоточные боеприпасы, в частности – семейства КАБ-500 со спутниковым наведением (российский аналог американских управляемых бомб JDAM), а также управляемые ракеты Х-25 и Х-29. Однако уже через две недели стало очевидно, что российская авиация испытывает проблемы с высокоточным и управляемым оружием. В репортажах из Сирии все чаще появлялись кадры, на которых не только Су-24М и Су-25СМ, но и современные Су-34 вылетали на задания, оснащенные не управляемыми боеприпасами, а свободнопадающими бомбами (например, ОФАБ-250/500 или РБК-500), по всей видимости, выпуска если не 1980-х, то 1990-х годов.

В первые недели операции российская авиационная группа осуществила рекордное число боевых вылетов почти на пределе технических возможностей (отчасти этому способствовала относительная близость целей – иногда порядка 100–200 км от аэродрома «Хмеймим»). Только за первый месяц боев, к началу ноября 2015 г. российская авиация совершила свыше 1 тыс. боевых вылетов. Достаточно высокой оказалась летная подготовка пилотов самолетов, а также экипажей, активно применявшихся для непосредственной поддержки сухопутных войск ударных вертолетов Ми-24П. Несмотря на опасность пусков ПЗРК и действий зенитной артиллерии, российские Су-25СМ и Су-24М, как и ударные вертолеты, с первых же дней активно использовалась на низких высотах. Тем не менее, за полтора месяца боевых действий, к середине ноября 2015 г. российская авиация, за исключением парочки упавших беспилотников, потерь не имела. Однако вполне возможно, что рано или поздно российский боевой вертолет или самолет будет сбит, что заставит авиацию подняться на высоты свыше 4 км, чтобы не стать целями современных типов ПЗРК. Последние, по всей видимости, вскоре появятся у сирийской оппозиции. Естественно, это снизит эффективность поддержки с воздуха, тем более что численность российской авиационной группы невелика (фактически смешанный авиационный полк).

Видимо, в ближайшее время Москве придется количественно и качественно усилить авиационную группировку в Сирии. Согласно сведениям космической разведки западных стран, авиабаза «Хмеймим» уже существенно расширяется. По неподтвержденным данным, для расширения возможностей непосредственной огневой поддержки в Сирию прибыли новейшие российские ударные вертолеты Ми-28Н. Впрочем, активизация воздушной операции необязательно должна подразумевать базирование самолетов непосредственно на аэродромах в Сирии. 17 ноября, на следующий день после саммита «Большой двадцатки» (видимо, аналогично пусками КРМБ из акватории Каспийского моря, для придания большого политического и пропагандистского эффекта действиям российской дипломатии в переговорном процессе с партнерами на Западе) для ударов по позициям исламистов, уже была привлечена российская стратегическая бомбардировочная авиация, действующая с авиационных баз на российской территории. Как и предсказывали некоторые военные эксперты, взлетевшие с аэродрома в Моздоке 12 сверхзвуковых бомбардировщиков Ту-23М3 нанесли удары (по всей видимости, с использованием свободнопадающих бомб) по целям в районе Ракки и Дер-эз-Зоре. В свою очередь, пять российских дальних стратегических бомбардировщиков Ту-95МС и шесть ракетоносцев Ту-160 нанесли удар уже крылатыми ракетами воздушного базирования по целям на территории Сирии. В дальнейшем не исключено также использование в качестве «баз подскока» иранских авиабаз (теоретически – даже российской авиационной базы Эребуни в Армении) для действий дополнительных фронтовых бомбардировщиков Су-24М и Су-34.

Впрочем, даже в первоначальном составе российская авиационная группа в состоянии осуществлять широкий спектр боевых задач, включая поражение систем управления, складов, объектов нефтегазовой инфраструктуры, уничтожение бронетанковой и ракетно-артиллерийской техники. Действия российской авиации также способствовали дроблению отрядов ИГ и оппозиционеров, усложняя подвоз подкреплений и снабжение боеприпасами.

Но главное будет решаться на земле и зависеть от сухопутного наступления правительственных войск и их союзников. Хотя в последнее время активизировалось участие иранцев (подразделений КСИР/«Кодс» и шиитской милиции) в сухопутных боях, тем не менее пока не ясно, решится ли Иран на кардинальное увеличение военного присутствия в Сирии, послав туда регулярные войска. Даже в нынешнем геополитическом контексте это был бы слишком решительный шаг, особенно учитывая, что, вопреки расхожему стереотипу, возможностей по существенному проецированию сухопутной военной мощи у Тегерана не так уж и много. Надо также учитывать, что среди алавитско-баасистской верхушки сторонников Асада давно нарастает недовольство засильем иранцев не только в силовых структурах, но и в самых различных ветвях управления и госструктур.

Пока темпы наступления сторонников Асада неудовлетворительны и далеки от ожидаемых. Сирийская армия медленно вгрызается в оборонительные позиции умеренной оппозиции и местных исламистов, неся потери в боевой технике и живой силе. Особенно тяжелый урон армии Асада наносит использование повстанцами современных противотанковых ракетных комплексов. Потери в бронетехнике столь существенны, что некоторые эксперты даже отмечают, что успешное применение повстанцами ПТРК в горно-пустынной местности и в условиях плотной городской застройки может сыграть такую же роль, как использование афганскими моджахедами ПЗРК «Стингер» против советской авиации. После начала российской операции саудовцы приняли решение поставить оппозиционерам дополнительно 500 ПТРК Tow-2, и очевидно, что в скором времени это скажется на ходе наземных боев.

То, что гражданские войны и асимметричные конфликты выиграть одной авиацией невозможно, – аксиома. За последние десятилетия все примеры хотя бы частичных успехов применения авиации как против повстанцев и иррегулярных отрядов, так и против правительственных сил сопрягались с активностью на земле. Можно провести аналогии с действиями Северного альянса в афганской кампании 2001–2002 гг., операций США и их союзников против Саддама Хусейна в 1991 г. и в 2003 г., гражданской войной в Ливии в 2011 году. На фоне пока еще достаточно скромных успехов начавшегося сухопутного наступления спорны перспективы успешной реализации сторонниками Асада полноценной воздушно-наземной операции.

В случае провала сухопутного наступления лоялистов России, по всей видимости, придется или сворачивать сирийскую кампанию (что представляется весьма сомнительным с учетом политических издержек для Кремля) или же существенно увеличить вовлеченность. В этом случае уже не удастся ограничиться усилением воздушной компоненты, тем более что в ближайшие месяцы погодные условия могут ухудшиться, создав проблемы для активного применения авиации.

Не исключено, что на следующем этапе Москва будет вынуждена, кроме прямых поставок сирийской армии все новых систем вооружения (к примеру, тяжелые российские огнеметные системы ТОС-1А «Солнцепек» уже активно используются войсками Асада) перейти к использованию в сухопутных боях ракетно-артиллерийских систем уже с российскими экипажами. Это могут быть тяжелые РСЗО «Смерч» и «Торнадо», оперативно-тактические ракетные комплексы «Точка-У», крупнокалиберные самоходные артиллерийские системы «Мста-С» и другие виды ракетно-артиллерийского вооружения. Будет увеличено число военных советников, возможно также участие в боях элитных частей спецназа, ВДВ и морской пехоты.

Это не будет еще полномасштабным вовлечением российской армии в сухопутную операцию, но станет шагом в данном направлении. Хотя на самом высоком уровне говорилось о невозможности сухопутной операции, это не означает, что такой исход полностью исключен. Начиная в 1965 г. воздушную операцию Rolling Thunder против Северного Вьетнама, США также не предполагали, что отправят в Индокитай более чем полумиллионный контингент морских пехотинцев и сухопутных войск.

Впрочем, пока еще в запасе остается вариант активизации и согласования дипломатических усилий вовлеченных в конфликт игроков, включая политический диалог между оппозиционерами, спонсируемыми Соединенными Штатами, Турцией и арабскими монархиями, и Асадом, с последующей выработкой согласованных усилий против ИГ. Попытки диалога с Москвой по этому вопросу США и их союзниками уже предпринимались и дают некоторые надежды на координацию усилий. Теракты в Париже, похоже, привели к серьезному переосмыслению подходов к ситуации на Ближнем Востоке и действиям Москвы и проасадовских сил в Сирии не только у французского руководства. Встреча «Большой двадцатки» в середине ноября 2015 г. стала, по всей видимости, индикатором возможного изменения подходов западных стран и их ближневосточных союзников к действиям России в регионе. Как минимум – в вопросе если не совместной, то – хотя скоординированной борьбы с ИГ.

Тем не менее, надеяться на скорое полное уничтожение ИГ и салафитско-джихадских отрядов в Сирии и Ираке не стоит. Этноконфессиональные основы конфликта не должны скрываться под удобными идеологическими штампами: не упрощая межсекториальный характер внутрисирийского и внутрииракского противостояния, следует признать, что фактически основа ИГ – это фрустрированное по всем статьям за последние десятилетия суннитское население Ирака и Сирии, равно как в свое время основу движения «Талибан» составляли «сердитые и недовольные» пуштуны. Поэтому вооруженная борьба с радикальными исламистами без четких дипломатических перспектив на дорогостоящее и долговременное постконфликтное урегулирование с участием всего международного сообщества – тщетная задача не на годы или даже десятилетия, а на целое поколение вперед.

Заключение

Если по итогам сирийской кампании будет достигнута линия Аллепо-Дамаск и закрыта граница с Турцией, то к «ужасу и изумлению» всего мира Россия продемонстрирует способность проецировать военную мощь за пределами постсоветского пространства. Будет создана постоянная сухопутная, военно-воздушная и военно-морская база в Сирии, закрепляющая российское военное присутствие в регионе. В этом случае, как, по всей видимости, и рассчитывают в Москве, любое постконфликтное урегулирование в сирийском и иракском вопросах, будет невозможно без учета интересов России.

Если «сирийский гамбит» не имел для российского руководства самодостаточной цели, и предпринимался лишь для того, чтобы отвлечь внимание от Украины (или заставить Запад согласиться на новый формат отношений с Россией), то эта цель уже отчасти реализована, (не без помощи исламистов, устроивших масштабные теракты в Париже). Впрочем, если в ближайшее время не удастся скоординировать действия с западными партнерами по нахождению политического урегулирования внутрисирийской проблемы с одновременной концентрацией вооруженной борьбы с ИГ, сирийская кампания Москвы может серьезно затянуться в военно-политическом плане и привести ко все увеличивающимся политическим и военным издержкам. Тем самым «сирийский гамбит» Москвы вполне может превратиться в банальный военно-политический «цугцванг». Исключить это способно достижение Россией с США и их региональными союзниками компромиссного соглашения по политическому урегулированию, включая сохранение Асада у власти на переходный период с последующим формированием в Сирии новых коалиционных властей.

Однако возможно ли это – покажет дальнейшее развитие военно-политических процессов в сирийском конфликте и вокруг него.

Россия. Сирия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 ноября 2015 > № 1582321 Сергей Минасян

Как победим?

Чем должна завершиться российская операция в Сирии

Александр Белкин – директор по международному сотрудничеству Совета по внешней и оборонной политике.

Резюме Принципиально важна способность сформулировать главный критерий российского вооруженного участия в сирийском кризисе. Что считать моментом, когда цель будет достигнута? К такому выводу пришли участники дискуссии СВОП.

В конце октября в Совете по внешней и оборонной политике состоялась дискуссия на тему «Стратегия ухода – опыт выхода из локальных конфликтов». Организаторам и участникам заседания очевидно, что тема Сирии и Ближнего Востока, российского участия в урегулировании ситуации в регионе не только останется в центре общественного внимания, но с учетом сложности и запутанности ближневосточного клубка вполне может обостриться и потребовать безотлагательных ответов на жизненно важные вопросы. Одним из них является то, что в западной политической науке называется exit strategy, стратегия выхода из конфликта.

Для участия в дискуссии были приглашены эксперты по региону Ближнего Востока, а также ветераны МИДа и Минобороны, имеющие опыт как дипломатического, так и военного урегулирования подобных кризисов. Им было предложено обсудить вопросы реалистичных военно-политических задач российской военной вовлеченности в Сирии и ее пределов; правомерности сравнения российского военного участия в Сирии с советской кампанией в Афганистане; практических рекомендаций с учетом страноведческих знаний и «афганского» опыта.

Участники дискуссии согласились, что в вооруженном конфликте того типа, что происходит в Сирии, о победе в классическом понимании говорить невозможно. Боевые действия ведутся против террористической организации, легко переходящей от организованных форм войны к иррегулярным действиям, к мятеж-войне. В рамках объявленного российского военного присутствия с использованием «исключительно авиации» (С.Б. Иванов), когда «ни о каких наземных операциях и участии российских воинских подразделений в наземных операциях речь не идет и идти не может» (В.В. Путин) задача уничтожения т.н. «Исламского государства» не стоит, потому что она нереализуема. Ядро ИГИЛ находится на территории Ирака, то есть за пределами заявленной зоны российской военной операции. Вероятность того, что от Багдада поступит официальная просьба о российской авиационной поддержке действий иракских сил против ИГИЛ на иракской территории, участники дискуссии оценили как минимальную, в значительной степени по причине сохраняющейся серьезной политической зависимости Багдада от позиции США.

Эффективное применение российской авиации в таком случае возможно лишь в форме поддержки наступательных сухопутных операций сирийских правительственных войск, поскольку одними авиационными ударами по базам террористов территорию, контролируемую ими, не освободить. В идеале максимальной военной задачей российского контингента, достижение которой позволило бы перейти к решению проблем внутриполитического урегулирования в Сирии, могло бы стать вытеснение сирийскими войсками при российской авиационной поддержке организованных сил ИГИЛ из крупных провинциальных центров: Дейр-эз-Зор, Ракка, Пальмира (Тадмор).

Вместе с тем участники дискуссии по-разному оценивали реалистичность выполнения обозначенной задачи. Прежде всего как серьезный негативный фактор отмечалась ограниченность военных возможностей сирийских правительственных сил. Режим Башара Асада, похоже, достиг предела военных ресурсов еще весной текущего года. Показателей такой исчерпанности много, например, оппозиционные силы продолжают удерживать часть предместий Дамаска; недавняя попытка правительственной армии полностью освободить от оппозиции Алеппо провалилась, противники режима продолжают контролировать половину этого второго по величине города Сирии. Другими словами, велика вероятность того, что наличными силами правительство не вытеснит ИГИЛ из основных центров. В этом случае встанет вопрос о наращивании сухопутной поддержки сирийской правительственной армии. По общему мнению участников дискуссии, России ни в коем случае нельзя выходить за рамки заявленного участия, категорически недопустимо позволить втянуть себя в сухопутные операции.

Особое значение приобретает взаимодействие с Ираном и отрядами различного происхождения (ополчения, добровольцы и пр.), ориентированными на Тегеран. Притом что цели России и Ирана в Сирии в значительной степени совпадают, считать их общими нельзя. Региональная повестка дня Тегерана прочно завязана на факторы геополитического и религиозного противостояния локальных держав, чего Москва старается избегать.

В качестве возможного союзника в войне против ИГИЛ участники дискуссии называли курдских ополченцев, живущих на севере на границе с Турцией. В ходе военного противостояния с ИГИЛ курды продемонстрировали свою значимость, доказали, что на них можно положиться. Так, они собственными силами выбили ИГИЛовцев из провинции эль-Хасеке, которую полностью контролируют. Но в выстраивании взаимодействия с курдами понадобятся непростые дипломатические усилия, поскольку, во-первых, у них не слишком благоприятная история отношений с режимом Асада; во-вторых, на курдов уже делает ставку коалиция во главе с США. Наконец, ситуация осложняется глубокими конфликтами между курдами и турками. Тем не менее кооперация с курдами возможна в северной Сирии, несколько южнее зоны их компактного пребывания, а при наличии специальных договоренностей (обещания на будущее) даже при блокировании Алеппо. К северу от Дамаска (прежде всего район Хомса) активно действует ополчение из северокавказской диаспоры (сирийские черкесы), по факту они выступают на стороне правительства.

Во внутриполитическом урегулировании и послевоенном устройстве Сирии курды могут и должны сыграть большую роль. Чтобы остаться в прежних границах, сирийскому государству придется выработать более мягкую форму этнического представительства. Остаются еще друзы — большая конфессиональная группа, которая требует внимания. Между тем расширение прав курдов и прочих этнических меньшинств пока не относится к задачам ни официального Дамаска, ни многих представителей суннитской оппозиции, которые предполагают закрепить в будущей Сирии доминирование большинства.

Участники дискуссии разошлись в оценках целесообразности сохранения российских военных баз. По мнению некоторых, России, российскому военному флоту нужна опора в Тартусе, причем не в прежнем виде «бензозаправки» (пункта материально-технического обеспечения ВМФ), а полноценной военно-морской базы по типу той, которая была в Камрани (Вьетнам). Её наличие значительно способствовало бы автономности ВМФ в Средиземноморье и Атлантике, расширило бы возможности проекции силы. Разумеется, понадобится и прикрытие с воздуха, то есть потребуется и военно-воздушная база под Латакией. Сторонники подобной точки зрения полагают, что на ближайшие годы, если не десятилетия Ближний Восток превращается в очаг серьезных угроз и рисков, на которые России все равно придется реагировать, в том числе и военным способом, так что было бы странно уходить с обретенного плацдарма, чтобы потом создавать новые с нуля.

Другая часть дискутантов, напротив, подчеркивала, что военные базы в таком нестабильном регионе и еще более нестабильном государстве, как Сирия, послужат постоянным яблоком раздора и центром притяжения террористической активности. Возможность сохранения российских баз в Сирии может реалистично рассматриваться только в случае решения основной задачи военной кампании – вытеснения и локализации вооруженных сил ИГИЛ за пределы основных провинциальных центров Сирии, а затем внутриполитического урегулирования многолетнего гражданского противостояния в стране. Российское военное присутствие должно быть принято широкими спектром сирийских политических сил и признано ими в качестве фактора стабильности. Если же оно будет основано на договоренностях только с правительством Башара Асада, любая смена власти (а в долговременную устойчивость нынешней политической модели не верит практически никто из экспертов) спровоцирует очень опасную напряженность вокруг нашего военного объекта.

Относительно правомерности сравнения российской операции в Сирии с советской кампанией в Афганистане участники заседания высказались в основном однозначно: подобные параллели носят преимущественно спекулятивный характер. Шейх Абу Мухаммад Джулани, руководитель «Джабхат ан-Нусры», в памфлете, который сейчас по-русски вывешен в Интернете, многократно повторяет тезис о том, что в Сирии Россия получит второй Афганистан.

Прежде всего Сирия и Афганистан — два совершенно различных государства и общества, несопоставимых в историческом, социокультурном и экономическом отношениях.

Афганистан — страна, где государственное строительство имеет свою ярко выраженную специфику. Доминирующим фактором является наличие влиятельных пуштунских племенных объединений в условиях неурегулированной пограничной проблемы. Основной компонент в социальной структуре населения – крестьяне (дехкане), обреченные трудиться на своем наделе, шанс на самореализацию в других областях минимален. Если нет военных действий, их социальный статус очень низок. Война – невероятная возможность заявить о себе, повысить статус, значительно улучшить материальное положение. Поэтому афганцы, взявшие в руки автомат, уже никогда с ним не расстанутся.

Сирия — страна древнейшей, шеститысячелетней цивилизации, причем городской – в городах живет половина населения. Это светское секулярное государство, вполне модернизированное. Города достаточно европеизированы. Сирийская верхушка, будь то алавитская или суннитская, хочет жить по меркам цивилизованного западного мира. В этом отношении ориентация сирийского общества в целом, а не только алавитской или суннитской верхушки, друзов, курдов и так далее – стремление к подобию европейской модели общества. В Сирии тоже есть племенные сообщества, порядка 40 бедуинских кланов, но они не имеют того влияния, которым пользуются племена в Афганистане.

У сирийского крестьянина, помимо того что он с момента вступления в большую жизнь собирает деньги, чтобы обзавестись семьей, есть еще много других задач. Он интересуется внешним миром, обязательно пользуется спутниковой «тарелкой» и так далее. Сирийцы в массе своей живут интересами большого мира, а не только своей маленькой общины. И для сирийца война — это катастрофа, нечто экстраординарное, не случайно ИГИЛ в Сирии в основном (в значительно большей степени, чем в Ираке) состоит из пришлых людей.

В одном из недавних выступлений министр обороны Саудовской Аравии пытался надавить на Россию, мол, вы увидите второй Афганистан, намекая на то, что против российской авиации будут использованы «Стингеры». Однако заявление скорее является блефом. Если саудовцы решатся-таки на поставку повстанцам ПЗРК, это будет означать полную смену курса США в регионе вплоть до разрыва Вашингтона и Эр-Рияда.

Передача «Стингеров» и любых средств противовоздушной обороны непонятным формированиям будет означать расползание этого оружия в неподконтрольные группировки. Кого они завтра будут сбивать? Мало того что в небе над Сирией помимо российских работают и американские летчики, сами саудовцы проводят воздушную операцию в Йемене, куда установки тоже могут попасть. Союзники Вашингтона в регионе, прежде всего Израиль и Турция, такого поворота не поймут. Помимо этого Соединенные Штаты учитывают возможные ответные действия России по передаче комплексов С-300 Сирии.

Есть распространенное заблуждение, дескать, СССР был вынужден принять решение о выводе войск из Афганистана под влиянием потерь, которые авиация стала нести от американских «Стингеров» в руках моджахедов. Это не так. Во-первых, преувеличивается воздействие «Стингеров» как военного фактора. Действительно, в 1986 г. первыми же пусками «Стингеров» в советском вертолетном полку в Джалалабаде (провинция Кунар) было сбито четыре вертолета. Это стало первыми очень большими потерями. Но потом нашлось противодействие, урона стало меньше. В принципе потери от «Стингеров» не превышали ущерба, который наносили другие средства ПВО.

Во-вторых, принципиальное решение о выводе войск было принято раньше, чем начались поставки ПЗРК. Попытка советского контингента с 1983 по 1985 гг. задавить сопротивление за счет наращивания интенсивности боевых действий привела лишь к резкому росту численности моджахедов. И на этом фоне в 1985 г. было принято решение о выводе – значительно раньше появления «Стингеров».

Заявления чиновников Саудовской Аравии о вероятности поставок ПЗРК повстанцам в Сирии, равно как и декларирование намерения превратить Сирию для России во второй Афганистан, представляют собой ничем не подкрепленную попытку шантажировать Россию. По мнению экспертов, такой же попыткой отвлечь ресурсы и внимание Москвы от сирийской проблемы является создание структур ИГИЛ на севере Афганистана. Действия носят ярко выраженный искусственный характер, где просматривается рука межведомственной разведки Пакистана.

Основываясь на опыте советских боевых действий в Афганистане, участники дискуссии высказали ряд практических замечаний. Эксперты признали, что в Сирии у наших войск более передовая техника, способная наносить точные удары и позволяющая практически безнаказанно применять авиацию. С другой стороны, отмечалась недостаточная эффективность авиационной поддержки войск, проблемы координации воздушных и сухопутных акций. Серьезной помехой является языковой барьер, поскольку летчики не владеют арабским языком, а сирийские офицеры в основном не знают русского. Отчасти проблема может быть снята применением более современных средств боевой поддержки войск, в частности вертолетов К-52, Ми-28Н, способных благодаря хорошей оптике засекать огневые точки противника и наносить по ним удары, находясь позади наступающих частей. Для повышения эффективности применения штурмовиков Су-25 требуются авианаводчики в боевых порядках.

Оценивая соотношение военного и внутриполитического урегулирования в Сирии, участники дискуссии высказывали разные мнения. Превалировала точка зрения, что политическому урегулированию должно предшествовать военное подавление и вытеснение ИГИЛ. В условиях гражданской войны, отсутствия контроля над значительной частью территории, а также прямой и явной угрозы со стороны ИГИЛ всем социальным и этническим группам общества проведение корректных и адекватных реальным настроениям выборов представляется невозможным ни с технической, ни с политической точки зрения. В голосовании, проведенном в такой обстановке и лишь в отдельных провинциях, вероятнее всего, победит Асад, но смысла в этой победе будет мало, поскольку ее не признает законной ни большая часть сирийского общества, ни западная коалиция.

Другая точка зрения состояла в том, что ключевое звено в международных антитеррористических усилиях – именно Сирия, и до тех пор пока самими сирийцами при международном содействии не будут согласованы параметры переходного периода и не начнется реальный политический процесс, решающих успехов в борьбе с ИГИЛ ожидать трудно. Поэтому речь должна идти о выработке – пусть и параллельно с боевыми действиями – приемлемой для всех модели будущего государственного устройства.

Возвращение из сирийского похода без «потери лица» и возрастания рисков для России возможно лишь путем срочных усилий по установлению взаимодействия с Западом и заинтересованными региональными акторами для совместной борьбы против ИГИЛ и дискуссии о послевоенном политическом урегулировании. Это и условия ухода Асада, и гарантии ему, его окружению и алавитам, и обеспечение территориальной целостности Сирии с учетом интересов всех этнических и религиозных групп.

Россия фактически спасла официальный Дамаск от падения, однако она не может позволить себе оказаться заложницей лишь одной сирийской группировки, перспективы которой крайне неопределенны даже при столь активной российской поддержке. Обстановка вокруг российского участия меняется стремительно. Сирия – ключевой, но не единственный элемент. Рост террористической угрозы со стороны ИГИЛ, ясно обозначившийся после крушения самолета над Синаем, переводит кампанию в новое качество. Тем более что косвенной жертвой этого трагического инцидента, вероятно, окажутся отношения России и Египта – самой населенной страны суннитского арабского мира, с которой у Москвы до сих пор складывалось хорошее взаимопонимание. Это означает, что масштаб трений и противоречий в регионе в связи с российскими действиями может резко возрасти. Нападение террористов на Париж добавляет новый опасный элемент в складывающуюся мозаику, толкая Францию и другие западные страны к силовой реакции.

Принципиальным же для выработки «стратегии выхода» является способность сформулировать, что считать моментом, когда цель прямого вооруженного участия России в сирийском кризисе будет достигнута. Ведь устойчивый политический (дипломатический) успех (мир?) в Сирии и на Ближнем Востоке вряд ли достижим в ближайшие годы.

В обсуждении принимали участие А.Г. Аксенёнок, Чрезвычайный и Полномочный посол РФ, член Российского совета по международным делам, Ш.Н. Амиров, доктор исторических наук, старший научный сотрудник Института археологии РАН, П.С. Золотарёв, заместитель директора Института США и Канады РАН, генерал-майор (в отст.), О.В. Кулаков, кандидат исторических наук, преподаватель Военного университета МО РФ, полковник (в отст.), А.И. Лукьянов, научный сотрудник Лаборатории общественной географии и страноведения Географического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, С.Г. Мелконян, главный редактор International Studies, А.В. Цалко, президент Ассоциации социальной поддержки уволенных с военной службы «Отечество», генерал-майор авиации (в зап.).

Россия. Сирия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 ноября 2015 > № 1582319 Александр Белкин

Конец Pax Americana

Почему отступление Вашингтона на Ближнем Востоке кажется разумным

Стивен Саймон – приглашенный лектор Дартмутского колледжа, старший директор по делам Ближнего Востока и Северной Африки в Белом доме в 2011–2012 годах.

Джонатан Стивенсон – профессор стратегических исследований в Военно-морском колледже США, директор по политическим и военным вопросам на Ближнем Востоке и в Северной Африке в аппарате Совета национальной безопасности США в 2011–2013 годах.

Резюме Вашингтону следует стремиться к здоровому равновесию в отношениях с Ближним Востоком, что предполагает сокращение управленческой роли Америки. Политика военного вмешательства стала отклонением и не должна превратиться в долгосрочную норму.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6, 2015 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Несмотря на укрепление «Исламского государства» (также известного как ИГИЛ) и авиаудары возглавляемой Соединенными Штатами коалиции по его позициям, администрация Обамы явно отступила от политики вмешательства на Ближнем Востоке. Критики связывают это с тем, что администрации надоела активность США в регионе, она не готова к крупным военным операциям, а президент Обама якобы предпочитает сокращать вовлеченность в мировые дела. На самом деле интервенции Вашингтона в регионе после 11 сентября – особенно вторжение в Ирак – были аномалиями и сформировали как в стране, так и в регионе ложные представления о «новой норме» американского вмешательства. Нежелание использовать сухопутные войска в Ираке или Сирии представляет собой не отступление, а скорее корректировку – попытку восстановить стабильность, существовавшую на протяжении нескольких десятилетий благодаря американской сдержанности, а не агрессивности.

Можно утверждать, что это отступление – не выбор, а необходимость. Некоторые эксперты-реалисты считают, что в период экономической неопределенности и сокращения военного бюджета экспансионистская политика в регионе стала слишком затратной. Согласно этой точке зрения, Соединенные Штаты, как в прошлом Великобритания, стали жертвой «имперского перенапряжения». Другие утверждают, что американские политические инициативы, особенно недавние переговоры по иранской ядерной программе, отдалили Вашингтон от традиционных союзников на Ближнем Востоке. Иными словами, США отступают не по своей воле, их вынуждают это сделать.

Однако в действительности отступление спровоцировано событиями не в Америке, а в самом регионе. Развитие политической и экономической ситуации на Ближнем Востоке сократило возможности эффективного американского вмешательства до минимума, Вашингтон признал это и начал действовать соответствующим образом. Учитывая вышесказанное, Соединенным Штатам стоит продолжать умеренное отступление, по крайней мере пока нет серьезной угрозы их ключевым интересам.

Обратно к норме

После Второй мировой войны и до терактов 11 сентября 2001 г. Соединенные Штаты были основным гарантом статус-кво на Ближнем Востоке, прибегая к военным интервенциям лишь в исключительных случаях. Прямого военного участия США не было вовсе, либо оно являлось номинальным или непрямым во время арабо-израильской войны 1948 г., суэцкого кризиса 1956 г., шестидневной войны 1967 г., «войны Судного дня» в 1973 г. и ирано-иракской войны в 1980-е годы. Миротворческая миссия Соединенных Штатов в Ливане в 1982–1984 гг. завершилась провалом и обусловила появление доктрины «подавляющей силы», которая препятствовала американским интервенциям вплоть до неожиданного вторжения Саддама Хусейна в Кувейт в 1990 г., заставившего Вашингтон вмешаться.

Америке не нужна была политика с прицелом на будущее, потому что ее цели совпадали с интересами стратегических союзников и партнеров в регионе, и достичь их можно было посредством экономических и дипломатических отношений в сочетании с незначительным военным присутствием. США и арабские государства Персидского залива были заинтересованы в стабильности нефтяных поставок и цен, как и в политической стабильности вообще. После иранской революции 1979 г. общей задачей для Соединенных Штатов, Израиля и государств Персидского залива стало сдерживание Ирана. Начиная с Кэмп-Дэвидских соглашений (1978 г.) интересы США, Египта и Израиля все больше сближались, а трехсторонние отношения укреплялись благодаря существенной американской помощи и Египту, и Израилю. И даже после терактов 11 сентября у Соединенных Штатов, Израиля и арабских государств Персидского залива были общие приоритеты в борьбе с терроризмом.

Но за последние 10 лет несколько факторов, в основном не связанных с политической повесткой Вашингтона, ослабили фундамент этих альянсов и партнерств.

Прежде всего разработка технологии гидравлического разрыва пластов резко сократила прямую зависимость США от нефти из Персидского залива и снизила стратегическую ценность и приоритетность отношений с Саудовской Аравией и небольшими государствами Залива. На самом деле скоро Соединенные Штаты опередят Саудовскую Аравию, став крупнейшим мировым производителем нефти, и им придется импортировать значительно меньше ископаемых видов топлива. Хотя страны Персидского залива продолжат определять мировые цены на нефть, а американские компании сохранят свою долю в месторождениях Залива, США значительно расширят пространство для политического маневра.

Распространение и укрепление джихадизма также ослабило стратегические связи между Соединенными Штатами и их региональными партнерами. Десять лет назад американское давление в сочетании с шоком от масштабных атак «Аль-Каиды» убедили саудовцев и их соседей начать активную борьбу с джихадистами. Но сегодня подавление джихадизма отошло на второй план, а главной целью стран Персидского залива стало свержение сирийского президента Башара Асада и сдерживание его покровителей в Иране. Они поддерживают суннитских экстремистов в Сирии, несмотря на увещевания Вашингтона и желание Саудовской Аравии избежать прихода к власти в Дамаске радикалов после падения режима Асада. Региональные партнеры считают себя все менее подотчетными Вашингтону, а тот, в свою очередь, все в меньшей степени полагает себя обязанным защищать их интересы, которые становятся местническими и все дальше отходят от американских интересов и ценностей.

Кроме того, повсеместная радикализация ислама привела к возникновению панисламистской идентичности, что затрудняет участие Запада в делах Ближнего Востока. Возьмем, к примеру, нежелание многих представителей умеренной суннитской оппозиции в Сирии принимать помощь Европы или Америки, поскольку она лишит их доверия в глазах исламистов.

В то же время, с точки зрения США, Ближний Восток с его подорванными политическими и экономическими функциями стал слишком сомнительным местом для инвестиций. Регион испытывает нехватку воды, трудности с сельским хозяйством и серьезный переизбыток трудовых ресурсов. Из все еще функционирующих ближневосточных государств большинству приходится иметь дело со значительным внешним долгом и дефицитом бюджета, содержать огромный и неэффективный аппарат госслужащих, субсидировать топливо и другие нужды населения. Снижение доходов от нефти ограничит возможности стран Залива по финансированию этих изношенных механизмов. Из-за конфликтов, которые во многих странах Ближнего Востока находятся в активной стадии, значительная доля населения вынуждена покинуть свои дома, молодежь лишилась надежд на будущее и возможности получать образование. Эти обстоятельства ведут к полному отчаянию или, что более опасно, к политической и религиозной радикализации. Попытки превратить Ближний Восток в инкубатор либеральной демократии, чтобы утихомирить молодых мусульман, проваливались, даже когда у Соединенных Штатов было достаточно денег и оснований для оптимистичной оценки проекта – в первые годы после терактов 11 сентября.

Наконец, группы, которые когда-то были надежными бастионами прозападных настроений на Ближнем Востоке – военные, элита нефтяной отрасли, светские технократы – переживают спад своего влияния. А в случаях, когда традиционно прозападные элементы сохранили влияние, их интересы и политика серьезно отличаются от американской. Например, в Египте военные на протяжении десятилетий служили опорой отношений с американцами. После переворота 2013 г., в результате которого бывший армейский генерал Абдель-Фаттах ас-Сиси оказался во главе нового авторитарного режима, военные получили больше контроля в стране, чем когда-либо ранее. Но это вряд ли сулит что-то хорошее Вашингтону: если считать прошлое прологом, то жесткие действия военных против «Братьев-мусульман», вероятно, приведут к росту насилия со стороны джихадистов и подвергнут США рискам, которых они стремились избежать, оказывая помощь Египту. Надежды 1950-х – 1960-х гг. на появление светской, технократической, ориентированной на Запад арабской элиты, которая поведет за собой общество, давно исчезли.

Мощные, но бессильные

Одновременно со снижением значимости Ближнего Востока для Вашингтона и расхождением интересов Соединенных Штатов и их традиционных партнеров уменьшаются и возможности американских вооруженных сил добиваться кардинальных перемен в регионе. Децентрализация «Аль-Каиды» и появление ИГИЛ – экспедиционной армии джихадистов и квазигосударства – увеличили асимметрию между военным потенциалом США и первостепенными угрозами, стоящими перед регионом. Когда оккупированный американцами Ирак скатился в 2006 г. к гражданской войне, Пентагон занялся улучшением стратегии и тактики действий против повстанцев, перекроив военную структуру и сделав акцент на борьбе с нерегулярными формированиями и спецоперациях. Но либеральным и ответственным демократическим правительствам трудно проявлять стойкость и жестокость, которые обычно требуются для подавления непокорных и преданных идее местных жителей – особенно если речь идет об общественном движении регионального масштаба, не признающем физических и политических границ, как ИГИЛ. Это особенно справедливо, если у внешней державы нет в регионе партнеров со сплоченной бюрократией и народной легитимностью. Соединенные Штаты по-прежнему обладают достаточными ресурсами и военным потенциалом, чтобы вести войны против современных национальных государств и добиваться в них убедительной победы и вполне конкретных результатов. Но американцы на собственном горьком опыте узнали, как сложно управлять и тем более манипулировать этническими группами, заряженными религиозными идеями.

Военная операция американской коалиции против ИГИЛ, несомненно, может привести к впечатляющим победам на поле боя. Но последствия конфликта в конечном итоге докажут бессмысленность проекта. Для закрепления тактических побед потребуется политическая воля и поддержка американского общества; размещение большой группы гражданских экспертов по восстановлению и стабилизации; детальные знания о народе, за судьбу которого победоносные Соединенные Штаты возьмут на себя ответственность, и, что особенно проблематично, постоянный военный контингент для обеспечения безопасности населения и инфраструктуры. Даже при наличии всех этих условий Вашингтону будет непросто найти зависимых и преданных избирателей, клиентов или союзников, готовых помочь. Все это звучит знакомо, потому что вышеперечисленный набор условий США не смогли собрать в ходе двух последних интервенций на Ближнем Востоке – вторжении в Ирак в 2003 г. и натовских бомбардировок Ливии в 2011 году. Проще говоря, американцы, скорее всего, проиграют еще одну войну на Ближнем Востоке по тем же причинам, по которым проиграли две предыдущие.

Даже менее интенсивный, контртеррористический подход к ИГИЛ, который потребует постоянных ударов беспилотников и периодических операций спецназа, несет серьезные риски. Так, сопутствующий ущерб от атак беспилотников мешает правительству Пакистана расширять сотрудничество с США. Пять лет назад американские военные с гордостью рапортовали о спецоперациях в Афганистане, в результате которых были уничтожены или захвачены многие руководители «Талибана». Но жертвы среди мирного населения в ходе этих рейдов подорвали стратегические цели, так как вызвали негодование местных жителей и подтолкнули их к талибам.

Поэтому американские политики должны испытывать серьезные сомнения по поводу участия в любом из нынешних конфликтов на Ближнем Востоке. Особенно если эти сомнения объясняют и оправдывают нежелание администрации Обамы более активно вмешиваться в ситуацию в Сирии. С 2012 по начало 2013 гг. администрация рассматривала полный спектр вариантов по Сирии, включая введение бесполетной и буферной зоны, насильственную смену власти (для этого потребовалась бы более значительная военная помощь противникам Асада) и ограниченные ответные удары против режима в случае применения химического оружия. Но растущее участие иранского Корпуса стражей исламской революции и ливанской шиитской группировки «Хезболла» в защите Асада означало бы неприкрытую опосредованную войну с Ираном, которая в случае эскалации охватила бы весь регион. Плодотворные переговоры по сворачиванию ядерной программы Тегерана оказались бы невозможны, а Соединенным Штатам пришлось бы перекрывать уровень обязательств и инвестиций Ирана в этом конфликте. Кроме того, американская интервенция получила бы минимальную международную поддержку: Китай и Россия наложили бы вето на любую резолюцию ООН, разрешающую операцию, как поступали и с менее жесткими резолюциями, а Лига арабских государств и НАТО не одобрили бы операцию. Масштабное военное вмешательство Запада скорее всего подстегнуло бы распространение джихадизма в Сирии, как это происходило в других странах.

Сохранять спокойствие и двигаться дальше

Основной интерес Вашингтона на Ближнем Востоке – региональная стабильность. На данный момент факторы, сдерживающие США, и сложная, взаимозависимая природа американских интересов в регионе (а также вероятность длительного соперничества Соединенных Штатов и Китая, которое неизбежно переключит стратегическое внимание США на Азиатско-Тихоокеанский регион) позволяет предположить, что лучшая для Вашингтона политика на Ближнем Востоке – «оффшорное балансирование», как выражаются теоретики международных отношений. Это означает воздерживаться от участия в военных операциях за рубежом и квазиимперского строительства государств, сосредоточившись на выборочном использовании рычагов влияния для оказания воздействия и защиты американских интересов. Вашингтону следует экономить свою власть на Ближнем Востоке, если только не появится экзистенциальная угроза региональным союзникам, что маловероятно. Этот подход требует избегать дальнейшего проецирования американской военной мощи на Ближнем Востоке – например, масштабного развертывания сухопутных сил для борьбы с ИГИЛ.

Критики сдержанности утверждают, что в отсутствии твердо заявленной американской власти Иран или другие противники Соединенных Штатов усилят свои позиции – и тогда сдержанность приведет к войне. Но враги США, скорее всего, будут судить о решимости Вашингтона по условиям, сложившимся к тому моменту, когда они всерьез задумаются об агрессивных действиях, независимо от условий, существовавших за годы или месяцы до этого. Пока пределы сдержанности Вашингтона будут четко обозначены, и он будет давать понять, что альянс с Израилем остается без изменений, Иран не захочет конфликтовать с Израилем или действовать более агрессивно в Ираке, Сирии, Йемене или других странах региона. Тегеран попросту станет опасаться решительного ответа США, который приведет к срыву ядерной сделки и возвращению болезненных санкций, в первую очередь заставивших Исламскую Республику сесть за стол переговоров. В любом случае нельзя с полной уверенностью сказать, спровоцирует ли потенциального противника угроза применения силы или будет его сдерживать, потому что люди, принимающие решения, часто неверно судят о представлениях и темпераменте оппонентов.

Является ли сближение многообещающей парадигмой американо-иранских отношений – увидим. Тегеран явно стремится оказывать влияние, где это возможно, но пока не ясно, сможет ли он доминировать в регионе. Иранскому влиянию в Ираке способствовал вакуум, возникший в результате вторжения, но в более широком смысле оно обусловлено демографическим и политическим главенством иракских шиитов и поэтому неизбежно. Пока Багдад в борьбе с ИГИЛ зависит от США, они должны сохранять рычаги воздействия на иракскую политику и ограничивать влияние Ирана. Поддержка повстанцев-хоуситов в Йемене и диссидентов-шиитов в Бахрейне – скорее конъюнктурный, чем стратегический шаг Ирана, и он вряд ли кардинально изменит баланс сил в обеих странах. Участие Тегерана в палестино-израильском конфликте не дотягивает до уровня стратегического вызова: палестинская группировка ХАМАС не смогла трансформировать иранскую щедрость в серьезное преимущество в Израиле, не говоря уже о Египте и Палестинской администрации, оппонентах ХАМАС. Иранские позиции в Ливане и Сирии прочны десятки лет, но, хотя ставленники Тегерана в этих странах постоянно подтверждали обязательства защищать режим Асада, им не удалось предотвратить фактический распад страны. Даже если Иран решит превратить Сирию в свой Вьетнам, максимум, чего он сможет добиться в борьбе с пользующейся зарубежной поддержкой антиасадовской оппозицией, – консолидация статус-кво, а скромный успех придется разделить с Москвой. Таким образом, Сирия может стать трамплином для дальнейших маневров Ирана, но вряд ли превратится в плацдарм для контролирования региона. Иными словами, несмотря на заключение сделки по ядерной программе, сейчас Иран вряд ли способен делать больше – а скорее даже меньше – чем в прошлом.

Ядерная сделка расколола американцев и израильтян, считающих ее условия слишком мягкими и не способными помешать иранцам разрабатывать ядерное оружие. Но разногласия едва ли возымеют серьезные практические последствия. У Вашингтона есть обязательства по сохранению уникальных отношений с Израилем, а также стратегическая заинтересованность в двусторонних связях с израильскими военными – самой мощной силой в регионе. Ядерная сделка с Ираном также расстроила государства Персидского залива. Но глобальные экономические обязательства и контртеррористические интересы Вашингтона требуют сохранения стратегических отношений с этими странами, в первую очередь Саудовской Аравией. Кроме того, у государств Залива более тесные культурные связи с США, чем с другими ведущими державами: элита этих стран отправляет детей в американские университеты, а не в Китай, Россию или Европу.

Израилю и государствам Персидского залива не стоит паниковать: здравый смысл требует устойчивого военного присутствия Соединенных Штатов в регионе, чтобы не допустить дальнейшего распространения ИГИЛ (например, на Иорданию) и нарушения Ираном условий ядерной сделки, а также быстрого реагирования на его дестабилизирующие шаги вроде масштабного вторжения сухопутных сил в Ирак. Американское военное присутствие в регионе сохранится. По крайней мере одна авианосная ударная группа должна находиться в Аравийском море. Структуру и численность контингента американских военных баз на Ближнем Востоке следует оставить без изменений. Авиаудары по ИГИЛ нужно продолжать, а американские войска могут быть выборочно развернуты для ликвидации террористических угроз, ограниченного ответа на чудовищные злодеяния или на случай природных катастроф. Но последовательная политика сдержанности требует избегать крупных наземных интервенций на Ближнем Востоке, а региональных партнеров нужно убедить брать больше ответственности за собственную безопасность.

Более скромные цели – более крупные результаты

В дополнение к твердому отказу от военных вмешательств, характерных для периода после 11 сентября, Вашингтону следует пересмотреть дипломатические приоритеты. Последствия арабских восстаний 2011 г. – особенно в Египте, Ливии и Сирии – продемонстрировали, что в основном общество на Ближнем Востоке не готово к кардинальным шагам в сторону демократии, поэтому попытки США продвигать политическую либерализацию должны быть более мягкими. Американским властям также следует признать, что в среднесрочной перспективе устойчивого мира между Израилем и Палестиной не достичь. Упрямая решимость Соединенных Штатов добиться этой цели даже при неблагоприятных условиях создала моральные риски. Израильские правительства последовательно и практически безнаказанно противодействовали миротворческим усилиям американцев, твердо зная, что те будут пытаться снова и снова. В то же время неспособность Вашингтона привести стороны к соглашению способствовала восприятию США как державы, теряющей влияние, – при этом некоторые союзники Соединенных Штатов в Персидском заливе считают американское давление на Израиль еще одним примером того, что США как союзнику нельзя доверять.

Соединенные Штаты должны всегда поддерживать цели демократизации и палестино-израильского мирного урегулирования. Но в среднесрочной перспективе, вместо того чтобы стремиться к нереалистичным целям, Вашингтону стоит зарабатывать капитал на иранской ядерной сделке, чтобы наладить отношения с Тегераном. Если реализация соглашения пойдет относительно гладко, можно проверить иранскую гибкость в других сферах, но стараясь не спровоцировать какого-либо временного соглашения между Ираном и Саудовской Аравией – хотя, как и раньше, это кажется маловероятным. Один из вариантов – собрать вместе Иран и другие государства, чтобы попытаться остановить гражданскую войну в Сирии путем политического соглашения. Ключевые игроки – США, Россия, Иран и державы Персидского залива – начинают понимать, что, хотя мечта ИГИЛ о разрушающем границы халифате недостижима, непрекращающийся конфликт в Сирии может укрепить позиции группировки и ускорить распространение ее экстремистской идеологии.

Все игроки начали осознавать, что предпочтительный для каждого из них способ разрешения сирийского кризиса, скорее всего, не сработает. Соединенным Штатам и их партнерам в Заливе поддержка насильственной смены режима сирийскими повстанцами, которые все больше ассимилируются с ИГИЛ, кажется контрпродуктивной и сомнительной. В то же время после четырех лет военной безысходности ясно, что поддержка Асада Ираном и недавняя активизация помощи режиму со стороны России могут сохранить статус-кво, но не изменят ситуацию кардинально в пользу Асада. Тегеран и Москва понимают, что независимо от их поддержки режим Асада сейчас слабее, чем когда-либо раньше, и восстановить унитарное правление в Сирии, вероятно, не получится. Вот почему Иран и Россия недавно продемонстрировали заинтересованность в поиске путей урегулирования посредством переговоров. Хотя заявления России об отсутствии тесных связей с Асадом кажутся лицемерными, Москва не препятствовала расследованию Советом Безопасности ООН предполагаемых случаев применения бочковых бомб с хлором. В августе 2015 г. Россия поддержала заявления Совета Безопасности о «политическом переходе» в Сирии. Тегеран при содействии «Хезболлы» продвигает мирный план, предполагающий создание правительства национального единства и пересмотр конституции, при этом Асад или его режим останутся во главе страны по крайней мере на ближайший период.

Реалистичный механизм, который позволил бы воспользоваться условным совпадением интересов, пока не выстроен. Но иранская ядерная сделка продемонстрировала потенциал дипломатии в разрешении региональных кризисов. Помимо противодействия распространению джихадизма, соглашение о прекращении гражданской войны в Сирии, достигнутое при посредничестве Вашингтона, смягчит, а в конечном итоге и остановит самый острый мировой гуманитарный кризис, восстановит утраченный авторитет США в регионе. Эффективное и включающее всех урегулирование сирийского конфликта подкрепит налаживание отношений с Ираном и поможет убедить Израиль в действенности нового подхода американцев.

Вашингтон должен использовать дипломатические инструменты, наработанные в ходе ядерных переговоров ведущими державами – в особенности представителями Соединенных Штатов и Ирана, – чтобы придать импульс многосторонним переговорам по Сирии. Первым шагом может стать новое заседание конференции «Женева-2», которая собиралась в феврале 2014 г., теперь к участникам должен присоединиться Иран. Россия настаивает, что уход Асада не может быть условием политических переговоров, но это не должно стать препятствием для сделки, а скорее привлечет Тегеран к участию. Кстати, теперь госсекретарь Джон Керри может этому поспособствовать, напрямую обратившись к главе иранского МИДа Мохаммаду Джаваду Зарифу. Осторожное одобрение ядерного соглашения странами Залива и участие Саудовской Аравии в трехсторонних переговорах по Сирии с США и Россией в начале августа позволяют предположить, что эти страны все больше осознают значимость дипломатии как средства ослабления стратегической напряженности в отношениях с Ираном. Понимая актуальность угрозы ИГИЛ, Катар, Саудовская Аравия и Турция могут отказаться от требования ухода Асада как условия переговоров.

Разумеется, сложнее всего добиться приемлемых договоренностей по переходному периоду. Одна из возможностей – формирование органа исполнительной власти с участием различных политических сил, который сможет вытеснить ИГИЛ и «Джабхат ан-Нусра», сирийскую группировку, аффилированную с «Аль-Каидой», как косвенно отмечалось в августовском заявлении СБ ООН. Еще один вариант – разделение страны и создание некой конфедерации взамен централизованного правления из Дамаска. Тактическое перемирие между режимом и умеренной оппозицией могло бы стать фундаментом для дальнейших политических договоренностей и позволило бы сторонам сосредоточиться на борьбе с общим врагом – джихадистами.

Зрелое отступление

Длительный период американского доминирования на Ближнем Востоке заканчивается. Война в Ираке подорвала доверие к Вашингтону и укрепила позиции его противников, но к моменту американского вторжения в регион уже стал менее податлив. Соединенные Штаты не могут и не должны уходить в буквальном смысле слова, им следует постепенно отступать ради стратегических приоритетов в других регионах, а также осознавая снижение своего влияния. Ни США, ни их региональные партнеры не хотят, чтобы Иран обладал ядерным оружием или существенно увеличил влияние в регионе. И никто из основных игроков в регионе не желает резкого скачка мощи ИГИЛ или других салафитских джихадистских группировок. Но поскольку рычагов американского воздействия стало меньше, нужно сосредоточиться на укреплении региональной стабильности. Это более разумный подход, чем продвижение политической либерализации и палестино-израильское урегулирование, к которым стремилась администрация Обамы, или попытки трансформировать регион силой – стратегия, на которую полагалась администрация Буша и получила печальные результаты.

В частности, Вашингтону пора признать, что уменьшение его военной роли будет означать большую независимость союзников в военных решениях. В свою очередь, союзники должны понимать, какую поддержку им готовы оказать Соединенные Штаты, прежде чем начинать рискованные военные авантюры вроде ударов Саудовской Аравии по повстанцам-хоуситам в Йемене. Америке и ее партнерам нужно улучшать двусторонние и многосторонние контакты и планирование. США должны более четко сформулировать, что может побудить их к военному вмешательству и какой уровень силы они готовы применить. Кроме того, нужно выработать детальный совместный план возможных ответных реакций.

Израиль по-прежнему предпочитает противодействовать Ирану, а не налаживать отношения, и Вашингтону придется проследить, чтобы выполнение ядерного соглашения убедило израильтян в эффективности такого подхода. На фоне укрепления ИГИЛ страны Персидского залива и Турция немного смягчили позицию в отношении американского подхода к Ирану, а также мнения Вашингтона, что сдерживание джихадизма сейчас важнее смены режима в Сирии.

Для успешного и конструктивного отступления с Ближнего Востока Соединенным Штатам придется приложить максимум усилий, чтобы избежать прямых противоречий с приоритетами своих союзников и партнеров – то же самое должны сделать и друзья Америки в регионе. Для этого понадобится целенаправленная дипломатия и четкая артикуляция приверженности Вашингтона своим основным интересам. Он должен, в частности, подчеркивать, что сделка по Ирану фактически будет обеспечивать устойчивое дипломатическое участие США в делах региона, а не угрожать ему. Вместо того чтобы двигаться назад, Вашингтон должен стремиться к здоровому равновесию в отношениях с Ближним Востоком, что предполагает сокращение управленческой роли Америки. Политика последних 14 лет, основанная на военном вмешательстве, стала отклонением от длительной истории американской сдержанности, но она не должна превратиться в новую долгосрочную норму.

США. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 ноября 2015 > № 1582317 Стивен Саймон, Джонатан Стивенсон

Беседа Дмитрия Медведева с Премьер-министром Вьетнама Нгуен Тан Зунгом

Стенограмма начала беседы:

Нгуен Тан Зунг (как переведено): Я очень рад с Вами встретиться сегодня, уважаемый господин Премьер-министр, и ещё встретиться с российскими друзьями.

Мы очень рады, что наши отношения и сотрудничество во всех областях хорошо развиваются. Примечательно, что мы подписали соглашение о свободной торговле между Вьетнамом и ЕАЭС, и мы результативно выполняем перечень приоритетных задач.

Я прошу правительства наших стран подготовить перечень на следующий год и прошу также, чтобы мы выполнили результативно этот будущий перечень.

Д.Медведев: Полностью с Вами согласен, уважаемый товарищ Премьер-министр.

Вспоминаю свою относительно недавнюю поездку к Вам на родину. У нас остались очень хорошие воспоминания, и результаты очень хорошие.

Сейчас мы с Вами продолжим обсуждение этих вопросов. И вообще приятно, когда с друзьями встречаешься часто. На саммите АТЭС я только что встречался с вашим Президентом, сейчас с Вами беседую.

Вьетнам. Россия > Внешэкономсвязи, политика > premier.gov.ru, 21 ноября 2015 > № 1558231 Дмитрий Медведев, Нгуен Тан Зунг

Пресс-конференция Дмитрия Медведева.

Председатель Правительства ответил на вопросы журналистов по итогам форума АТЭС.

Стенограмма:

Вопрос: ТАСС, Анастасия Савиных. Дмитрий Анатольевич, Россия давно уже выступает за интеграционное сотрудничество. Вчера была встреча с Тихоокеанским альянсом. Были ли какие-то договорённости достигнуты? И расскажите, что вообще обсуждалось.

Д.Медведев: Вообще саммит АТЭС, который прошёл здесь, на Филиппинах, в значительной степени был посвящён именно вопросам региональной кооперации. Есть группа стран АТЭС (которая, кстати, в последние годы не расширялась, но сейчас снова этот вопрос встал на повестку дня), есть другие региональные объединения, в том числе Тихоокеанский альянс, который возник в 2012 году. Вчера действительно по предложению организаторов саммита, в том числе Перу, которая является участником и АТЭС, и Тихоокеанского альянса, такой разговор был.

В чём смысл? Смысл в том, чтобы наладить полноценную кооперацию между двумя этими организациями. Тихоокеанский альянс расширяется, туда входят латиноамериканские государства и, по всей вероятности, будут дальше входить. С другой стороны, есть пересечения по интересам с группой государств, входящих в АТЭС. Соответственно, каждая из этих площадок имеет свои наработки, свои подходы к тому, как выстраивать международную торговлю прежде всего.

Я думаю, это как раз хороший пример того, как можно здесь наладить взаимодействие. Вчера все поддержали сотрудничество между двумя этими площадками – площадкой АТЭС и Тихоокеанским альянсом, для того чтобы использовать модели развития экономик, которые применяются в том и другом случае. Надеюсь, что это будет иметь смысл.

Вопрос: «Интерфакс», Ксения Голованова. Дмитрий Анатольевич, по прилёте в Манилу Вы выступили с достаточно жёстким заявлением, говорили о важности объединения усилий всех стран в борьбе с терроризмом. Скажите, пожалуйста, поднимали ли Вы тему создания широкой антитеррористической коалиции на саммите или в двусторонних контактах с партнёрами по АТЭС? Если да, то, по Вашему ощущению, встретила ли эта российская инициатива поддержку, в частности у американских партнёров?

Д.Медведев: АТЭС у нас посвящён экономической проблематике, это не та организация и не та площадка, где обсуждаются вопросы безопасности. Но с учётом того, что произошло, очевидно, что эту тему практически каждый участник АТЭС, каждый глава делегации, будь то президент, или премьер-министр, или ещё кто-то, поднимал в разговоре. Это действительно было. И с кем бы я ни общался, практически все, естественно, начинали с выражения соболезнований в наш адрес и в адрес Французской Республики. И конечно, всё это в итоге переходило в обсуждение вопросов антитеррористической защищённости.

Сами вопросы, посвящённые антитеррору, в повестку дня не входили, но на уровне персональных разговоров я это обсуждал с разными своими коллегами. Естественно, все хотели получить более подробную информацию, что произошло, какова будет наша реакция, что мы будем делать, что мы уже предпринимаем. В этом смысле это общение было полезным, оно будет продолжено и в ходе второго саммита – саммита АСЕАН.

Естественно, есть позиции сторон, которые высказываются и публично, и непублично. Есть наша позиция, она вам известна, есть позиция других стран, позиция Соединённых Штатов Америки в том числе, позиция некоторых европейских государств, в настоящий момент эта позиция меняется. Я свою позицию действительно высказал, по прилёту сюда сказал о том, что для меня удивительно, как сейчас можно приносить в жертву столь сложные вопросы, по сути, интересы всего человечества. Потому что речь идёт о войне против террора, войне, которая объявлена всему цивилизованному миру, и в такой ситуации надо договариваться, а не пытаться считать, кому это выгодно, надо ли это делать с русскими или это делать нельзя, потому что русские себя неправильно ведут и так далее. Эти рассуждения мне кажутся незрелыми и несолидными. Но надеюсь, что в связи с тем, что происходит, позиция наших партнёров будет меняться и в конечном счёте это будет способствовать формированию антитеррористической коалиции, которая объединит страны, заинтересованные в искоренении террора на Ближнем Востоке и уничтожении «Исламского государства» как явления. А то, что в настоящий момент «Исламское государство», по сути, является таким террористическим интернационалом, который угрожает всему цивилизованному миру, по-моему, сейчас ясно абсолютно всем. Эта работа с нашей стороны, естественно, будет продолжена. Соответствующие переговоры и Президент вёл, и в ближайшее время будут продолжены контакты, в том числе с французским Президентом, и на других уровнях консультации на эту тему будут продолжены.

Вопрос: Татьяна Голованова, агентство «Спутник». У меня вопрос такой. Сейчас самый туристический сезон в странах АТР, в том числе Вьетнаме и Таиланде. Обсуждались ли вопросы увеличения туристического потока из России в связи с ситуацией в Египте, и, самое главное, готовы ли наши партнёры усилить меры безопасности?

Д.Медведев: Не скрою, эти вопросы обсуждались, потому что партнёры, естественно, внимательно следят за тем, что происходит. Они знают о нашем решении ограничить временно полёты в Арабскую Республику Египет, о тех угрозах, которые вообще существуют в целом ряде регионов, и, конечно, исходя из экономических соображений, они хотели бы принять вот этот поток, который может образоваться, у себя и зарабатывать на туризме деньги. Я это обсуждал и с Президентом Вьетнама, обсуждал это с Премьер-министром Таиланда, обсуждал это с некоторыми другими коллегами в кулуарах, что называется. В принципе они хотят и готовы и уверяют нас в том, что они будут предпринимать активные меры по обеспечению безопасности, тем более что здесь, в Азиатско-Тихоокеанском регионе, тоже проблем хватает, и нужно наводить порядок и здесь в смысле обеспечения защиты туристов, которые приезжают на отдых. Но такие возможности сейчас дополнительно открываются.

Вопрос: Павел Зарубин, телеканал «Россия». На днях было объявлено, что Россия готова реструктуризировать долг Украины. Направили ли мы уже свои предложения или ещё нет? Когда ждать ответа? И, на Ваш взгляд, каким будет ответ киевских властей?

Ещё один вопрос. Близится 1 января, когда Россия может ввести продовольственное эмбарго в отношении украинских товаров. Вчера об этом напоминал в том числе глава Минэкономразвития. На Ваш взгляд, какова вероятность того, что всё-таки это продовольственное эмбарго России придётся ввести и чем это грозит украинской экономике?

Д.Медведев: Начну с первой части вопроса – о реструктуризации долга. Такие предложения нами были сделаны, причём в абсолютно партнёрском ключе, и контакты между министрами финансов России и Украины, как я понимаю, на эту тему были проведены. Также эта позиция была сообщена руководству Международного валютного фонда. Мы предлагаем весьма льготные условия для реструктуризации кредита: каждый год по 1 млрд долларов начиная с 2016 года. Это лучше даже, чем нас просили представители МВФ. Но, естественно, если мы идём на такую реструктуризацию, необходимо несколько условий, о которых уже говорили. Я их повторю. Во-первых, пора перестать выкаблучиваться по поводу признания суверенного характера этого долга. Всем честным людям понятно, что речь идёт об обязательстве, которое возникло у Украины как государства, а не у каких-то коммерческих структур. Это совершенно понятно, всё остальное – манипуляции. Это первое.

Второе. Абсолютно очевидно, что, если мы такую реструктуризацию делаем, мы должны иметь гарантии, что в какой-то момент нас не пошлют подальше. К сожалению, нынешняя экономическая ситуация на Украине к этому сильно располагает. Что является гарантией в этом случае? Гарантией является либо обеспечение, которое нам предоставят кредитоспособные государства в виде гарантии (это могут быть Соединённые Штаты Америки, это может быть Евросоюз или отдельные государства Евросоюза), либо обеспечение, которое предоставлено первоклассным европейским или иным банком, который воспринимается в таком качестве.

Наконец, решение по этому поводу должно быть принято где-то в ближайшие три недели. Именно потому, что в ближайшие три недели будут рассматриваться все вопросы, связанные с Украиной, кредитные вопросы вокруг Украины и будут меняться некоторые правила, которые принимает для себя Международный валютный фонд, потому что он тоже вовлечён во все эти переговоры. То есть это вопрос ближайшего времени.

И наконец, самое последнее: в конце декабря наступает дефолт по этому кредиту. Если не будет принято этих решений, соответственно, мы исходим из того, что Украина как государство будет в просрочке или, выражаясь иностранными терминами, в дефолте. Такова наша позиция в настоящий момент.

Теперь вторая часть вопроса – по поводу продовольственного эмбарго. Здесь, в общем, ничего нового нет, в том, что вчера сказал мой коллега по Правительству Министр экономического развития Улюкаев. Действительно, как только Украина ввела так называемые санкции в отношении России, мы им сказали, что раз вы себя так ведёте, мы тогда так же будем вводить санкции в отношении Украины, как против всех государств, в том числе европейских государств, которые подобные санкции в отношении России ввели. Но мы отсрочили введение этих санкций только потому, что наши правительства находятся в переговорах при участии Европейского союза об адаптации подключения Украины к зоне свободной торговли Европейского союза. Мы договорились с европейцами, что мы год будем работать. Сейчас эта работа завершается. Результат работы – зеро, ноль, ничего пока нет. Вероятность того, что будут достигнуты какие-то соглашения, рассматриваю как крайне низкую. Но чудеса иногда случаются, в том числе и в таких вопросах, поэтому мы добросовестно ждём. В случае если не достигаются соответствующие соглашения, эта пауза заканчивается, документы все подписаны, и прямо в этом документе, который подписан, по Украине эта позиция (она сейчас отсрочена) начинает действовать с 1 января 2016 года, как и ряд других позиций, о которых мы сейчас не говорим. Таковы решения по этому поводу.

Убытки украинской экономики, я думаю, достаточно значительные. Некоторые украинские коллеги их подсчитывают на коленке, называют какие-то цифры. Я думаю, что их довольно сложно подсчитать. Даже несмотря на уменьшение товарооборота между Российской Федерацией и Украиной, это всё равно сотни и сотни миллионов долларов, потому что мы всё равно сохраняем довольно значительный товарообмен с Украиной. Как они хотят это заместить? Это их уже дело. Надо признаться, что, как мне представляется, эти продукты питания как минимум не ждут в одном месте – в Евросоюзе, потому что Евросоюз и сам перегружен продуктами питания. Плюс, после того как Украина встала на позицию активного сотрудничества с Евросоюзом и подписала договор о зоне свободной торговли, Евросоюз принял, на мой взгляд, весьма выгодное в кавычках для Украины решение и ввёл квоты в отношении тех товаров, которые имеют страной происхождения Украину. Что это означает? Это означает, что объём поставок продуктов, товаров с территории Украины на территорию Евросоюза, после того как возник этот прекрасный альянс, не увеличился, а уменьшился. Об этом мне рассказывали просто сами украинцы. Если это такое партнёрство, можно только, что называется, развести руками и сказать: ну, пожалуйста, если вы к этому стремились, получите. Вот такая ситуация. Она безрадостная в смысле сотрудничества, но это не наше решение.

Вопрос: Глебова Маша, РИА «Новости». У меня также вопрос в продолжение темы украинского долга. Скажите, может ли Россия в рамках переговоров по долгу обсуждать вопрос о снятии или частичном смягчении санкций в отношении России со стороны западных стран? И, на Ваш взгляд, если соглашение о реструктуризации всё же будет достигнуто, может ли это стать поводом для Запада хотя бы частично снять санкции с России? Спасибо.

Д.Медведев: Мне нечего здесь ответить. Не мы же санкции вводили, а ряд западных стран. Что они будут делать, я не знаю. Мы ни о чём их не просим и, естественно, просить не будем. Никакого в этом смысла нет. Переговоры с Украиной мы ведём по одной простой причине: Украина – близкое нам государство, и какие бы ни были сейчас политические отношения, там живут близкие нам люди, близкий народ. У нас действительно всегда были очень активные связи с Украиной. Поэтому мы пытаемся с ними договариваться и по вопросу этого самого кредита, который на самом деле когда-то украинское государство очень хотело получить. Санкции для нас – вещь, абсолютно не связанная с этим кредитом. Пусть сами определяются, как им поступить, мы им никаких условий на эту тему не высказываем. Вот так.

Вопрос: Первый канал, Наталья Юрьева. Возвращаясь к теме отпусков и перевозок. В этом году один из крупнейших авиаперевозчиков России компания «Трансаэро» оказалась банкротом. Другие авиакомпании переживают не лучшие времена. Угроза терактов повлекла неизбежное усиление мер безопасности, соответственно, дополнительные расходы. Также уже сейчас наблюдается падение спроса на авиабилеты. Считаете ли Вы необходимым оказать поддержку российским авиаперевозчикам? Готово ли Правительство оказать такую поддержку? И вообще выживут ли в таких условиях российские авиаперевозчики или останется один «Аэрофлот»?

Д.Медведев: Я отлично помню времена, когда был один «Аэрофлот». Не уверен, правда, что это была идеальная модель, потому что, когда не с кем конкурировать, это не очень хорошо. Но при этом хочу заметить, что воздушные перевозки – это довольно специфический вид бизнеса.

Многие большие развитые государства имеют одного перевозчика. Но, с другой стороны, далеко не всегда эти перевозчики идеальны по качеству. Тем не менее, вы правы, в настоящий момент воздушные перевозки, у нас во всяком случае, переживают не лучшие времена по двум этим причинам: и из-за банкротства «Трансаэро», и из-за проблемы, связанной с терроризмом.

Мы рассматривали на совещании, которое я провёл, вопросы поддержки воздушных перевозчиков. По всей вероятности, нам придётся какие-то решения принимать, потому что вообще тема воздушных перевозок довольно сложная. Скажу своё мнение. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы наш рынок – рынок воздушных перевозок в нашей стране – имел несколько альтернативных перевозчиков, которые бы могли такие услуги оказывать нашим людям. Иными словами, которые бы осуществляли перевозки в самых разных направлениях. Действительно, после банкротства «Трансаэро» значительная часть их перевозок, этих маршрутов отошла «Аэрофлоту», но это не значит, что другие компании в этом не могут поучаствовать. Насколько я знаю, там все эти переговоры ведутся. Если потребуется всё-таки каким-то образом поддержать рынок, я думаю, что мы эти вопросы обязательно рассмотрим.

Вопрос: Татьяна Григорьянц, радио «Вести ФМ». Я продолжу тему. Скажите, будут ли вводиться дальнейшие ограничения авиаперелётов, может быть, в какие-то иные страны помимо Египта? И последуют ли вообще рекомендации россиянам, может быть, воздержаться в ближайшее время от заграничных поездок?

Д.Медведев: Вы знаете, я такую вещь скажу. До тех пор, пока нет каких-либо очевидных проблем, естественно, маршруты закрываться не должны. Потому что, с одной стороны, мы обязаны следить за безопасностью (компании должны этим заниматься, соответствующие службы должны этим заниматься – во всех странах и в нашей стране в том числе), но, с другой стороны, конечно, должна быть достаточно чёткая информация о том, что происходит. Хотя разговоры об этом идут. Я поэтому хотел бы сказать следующее. В настоящий момент закрыто только одно направление – на Арабскую Республику Египет, причём это касается и российских перевозчиков, и египетских перевозчиков. Именно из соображений безопасности. Я не могу исключить, что в какой-то ситуации мы вынуждены будем рассмотреть подобные вопросы в отношении других направлений, для других стран. Но пока этого не сделано, и хотелось бы надеяться, что этого не произойдёт.

Что же касается рекомендаций, скажу так. В практике международной жизни достаточно часто случаются ситуации, когда государство не рекомендует своим гражданам посещать другие государства. Это делают все – делают крупнейшие государства, те же самые Соединённые Штаты Америки, европейские государства – из соображений безопасности. В каждом конкретном случае для этого должны быть основания, и это решение, соответственно, принимается на необходимом уровне. После того как решение вступает в силу, если гражданин той или иной страны посещает государство, куда не рекомендовано ездить, это его собственный риск, потому что запретить, конечно, мы ничего не можем. В конце концов, и на территорию государств, куда не летают самолёты, можно добраться, это всем абсолютно понятно. Поэтому подобные решения, подобные рекомендации действительно иногда возникают. В настоящий момент таких решений нет, кроме, по сути, решения, которое касается Арабской Республики Египет именно в части воздушных перевозок.

Вопрос (как переведено): Агентство «Асахи». Вопрос о Транстихоокеанском партнёрстве. В заявлении о завершении процесса переговоров по ТТП первоначальное слово «приветствуем» было заменено на слово «отмечаем». Эта замена была произведена по просьбе России, потому что Россия не поддерживает ТТП или нет?

Д.Медведев: Начну с того, что, конечно, мы никогда не комментируем кухню, связанную с подготовкой тех или иных деклараций, заявлений: кто на чём настаивает, кто чего просит, кто чего добивается. Могу лишь сказать, что по собственному опыту (а я принял участие в большом количестве самых разных саммитов), всегда та или иная страна на чём-то настаивает. Подчас споры идут вокруг таких нюансов, которые на первый взгляд, на взгляд обычного наблюдателя, кажутся совсем несущественными: запятая не там поставлена, модальность другая, использован тот или иной глагол, ну и так далее. Поэтому вот эту часть вашего вопроса я комментировать просто не буду, потому что это неправильно, – кто на чём настаивает при подготовке декларации.

Но отвечу, естественно, на вторую часть вопроса, которая посвящена отношению Российской Федерации к Транстихоокеанскому партнёрству, или к ТТП. Мы, естественно, совершенно спокойно и нормально относимся к этой модели сотрудничества, этой модели торгового партнёрства, которую продвигают Соединённые Штаты Америки. Мы видим, какие усилия были затрачены американским правительством, американской администрацией, для того чтобы объединить государства. Мы видим и вполне серьёзный потенциал у Транстихоокеанского партнёрства, потому что это высокая степень интегрированности экономик, отсутствие целого ряда барьеров, административных проблем и так далее. Поэтому – договорились, и слава богу, что называется. Нам тоже намекали, что нашу страну и некоторые другие страны хотели бы видеть внутри этого партнёрства, но я, откровенно говоря, никаких документов на эту тему не получал, официальных приглашений тоже не видел. Но о чём важно помнить, и об этом я сегодня сказал во время своего выступления на утренней сессии своим коллегам: все мы создаём те или иные виды партнёрств и те или иные торговые модели, торговые режимы. Вот мы только что создали Евразийский экономический союз. Евразийский экономический союз заключил соглашение о зоне свободной торговли с Вьетнамом. Вполне вероятно, что мы заключим и с другими государствами, с кем угодно, даже с Японией, естественно, готовы эти вопросы обсуждать, если это вам будет интересно. Но это должно происходить по понятным правилам. Иными словами, все эти соглашения, которые готовятся, обсуждаются, заключаются, не должны взламывать общих торговых правил. Потому что мы все, например, находимся внутри Всемирной торговой организации, и в этом смысле всё, что обсуждается, должно соответствовать правилам ВТО. И конечно, желательно, чтобы обсуждение было транспарентным, понятным для других сторон, которые тоже могут для себя думать – вступать куда-то или не вступать, – чтобы это не было закрытым обсуждением, кулуарным обсуждением. К сожалению, тема, связанная с Транстихоокеанским партнёрством, действительно обсуждалась в закрытом режиме. Слушайте, если мы все за открытую торговлю, за современную торговлю, за отсутствие барьеров в торговле, за либерализацию международной торговли – об этом все говорят, – тогда и подобные соглашения должны создаваться таким путём.

Вот, наверное, те сомнения, которые у нас существуют. Что получится в результате из этого соглашения? Поживём – увидим.

Телеканал «Звезда»: Много месяцев настойчиво ходят слухи о слиянии тех или иных ведомств в Москве, в частности, Минэкономразвития и Минфина. Возможно ли это? И Ваше отношение к этому?

Д.Медведев: Вообще в жизни много чего возможно. На моей памяти, когда я был в разных должностях, эту тему неоднократно предлагали высшим должностным лицам Российской Федерации, в частности по слиянию Минфина и Минэкономразвития. Эта идея ни разу не была поддержана. Как-то, выступая на коллегии Минэкономразвития, я им сказал: не волнуйтесь, мы пока таких решений не предлагаем по одной простой причине. У государства должно быть два экономических ока: одно – Минфин, другое – Минэкономразвития. Только такой подход образует стереозрение. В противном случае мы будем иметь только одну точку зрения. Как вы знаете, довольно часто Минфин не согласен с Минэкономразвития, и наоборот. Считаю, что это неплохо, это дискуссия и возможность найти правильную позицию, найти баланс, наиболее подходящий подход.

А в отношении других ведомств всякое происходит. В последние годы подобные решения по представлению Правительства принимал Президент Российской Федерации. Какие-то ведомства мы сливали в оперативных целях, какие-то разделяли.

Сейчас довольно активно обсуждается тема, связанная с контрольными ведомствами, есть и президентское поручение на эту тему. У нас действительно очень много контрольных структур. Но и в отношении контрольных ведомств это делать надо осмысленно. То есть не просто так – всё объединить. Потому что иногда, когда объединяешь, становится только хуже. Подобные проекты существуют. В настоящий момент они обсуждаются. Решений никаких пока нет.

Вопрос (как переведено): Manila Standard. Уважаемый господин Председатель Правительства, хотя Россия и не является стороной в территориальных спорах в Южно-Китайском море, возможно ли, что в случае вынесения международным трибуналом решения в пользу Филиппин, Россия бы такое решение поддержала?

Д.Медведев: Да, мы действительно не являемся стороной в этом споре. Но действительно такой спор существует, в нём участвуют разные государства, для которых актуальна эта проблематика. Мы неоднократно свою позицию высказывали по линии Министерства иностранных дел, ну и, естественно, в контактах с партнёрами, в том числе и я об этом говорил. Я могу сделать её публичной, ничего здесь сверхсложного нет. Мы, во-первых, считаем, что подобные споры должны обсуждаться и разрешаться дружеским путём во время переговоров. Это всегда лучше, чем что-то другое. Во-вторых, при обсуждении соответствующей проблематики Южно-Китайского моря нужно базироваться на руководящих установках международного права, использовать принципы международного права и Конвенцию по международному морскому праву 1982 года. В-третьих, очевидно, что любое решение может быть оспорено, и поэтому мы для себя определили, что у нас нет никаких предпочтений по этому поводу применительно к позиции той или иной стороны. Мы надеемся на то, что все эти проблемы будут разрешены соответствующим путём: в тех случаях, когда это дружеские переговоры, – на переговорах, но если стороны пришли к необходимости какой-то вопрос перенести в международный суд… Это их право, если решение будет вынесено, это будет решение международного суда.

Вопрос: Алексей Ашихмин, «Интерфакс». Дмитрий Анатольевич, на прошлой неделе в Москве, в «Крокус-Экспо», прошёл форум местных отделений партии «Единая Россия», где Вы присутствовали, там достаточно большое внимание предстоящим выборам было уделено. Что касается выборов в Государственную Думу, планируете ли Вы возглавить список «Единой России» на предстоящих выборах в следующем году? Что ожидаете от этих выборов в плане представительства «Единой России» в Госдуме? Будет ли оно (результаты) лучше, чем в 2011 году? Довольны ли вообще исполнением Ваших поручений партии? И последний подвопрос касается новых партий. Могут ли они появиться в Госдуме, кроме тех, что уже присутствуют?

Д.Медведев: Вы имеете в виду мой прогноз? Потому что появиться, безусловно, могут и, надеюсь, рано или поздно появятся. В отношении обсуждения на партийном мероприятии, когда присутствовали руководители местных отделений: мы действительно говорили в том числе о выборах, о том, как проводить праймериз, то есть предварительное голосование. Я считаю, что это весьма прогрессивная форма, которую мы, кстати, не сами придумали. Целый ряд стран её использует, подключает широкие массы людей к голосованию за тех представителей, которым они симпатизируют. Я думаю, что и нам эту систему очень неплохо было бы обкатать. Во всяком случае «Единая Россия» на это пошла.

Что касается моего участия в выборах. Я, естественно, абсолютно не исключаю того, что это произойдёт, просто потому, что я являюсь председателем партии и, конечно, мне небезразлично, как партия выступит на выборах в Государственную Думу. Перспективы я бы не хотел сейчас обсуждать. Вы задали вопрос, выступит ли партия лучше или ещё как-то, по отношению к 2011 году. Я прямо скажу, что и в 2011 году партия выступила неплохо, что позволило ей получить контрольный пакет в Государственной Думе и проводить решения, которые мы как члены «Единой России» считаем нужными для нашей страны. Есть шансы выступить лучше? Наверное, есть, если удастся объяснить людям, почему нужно голосовать за «Единую Россию», почему нужно поддержать ту партию, которая уже находится у власти. Если мы сможем это сделать, получим хороший результат.

Мои отношения с партией носят систематический, регулярный, по сути, еженедельный, а в необходимых случаях – ежедневный характер. Мы встречаемся, обсуждаем самые разные вопросы, встречаемся у меня в офисе, то есть в Правительстве, и в других местах, и на площадке Государственной Думы, и на партийных площадках. Это всегда заинтересованный разговор, довольно интенсивный, энергичный. Мои коллеги отстаивают свои представления, позиции, иногда, когда мы обсуждаем что-то, возникает дискуссия. Довольно часто по итогам этой дискуссии я корректирую позицию тех или иных ведомств, потому что вижу, что обеспокоенность партии небеспочвенна, что наши коллеги действительно провели консультации с людьми. Иногда, наоборот, результатом этих консультаций является отход от какой-то позиции. В общем и целом это нормальное, продуктивное сотрудничество. В конце концов, мы все товарищи по одной политической организации, поэтому там всё в порядке.

Филиппины. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > premier.gov.ru, 19 ноября 2015 > № 1557904 Дмитрий Медведев

"Неделя лидеров" АТЭС, завершившаяся в этот четверг в столице Филиппин Маниле, была обречена на то, чтобы остаться почти незамеченной на фоне войны на Ближнем Востоке. Да, в конце концов, механизм Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества и не рассчитан на информационные сенсации, таковые создают разве что встречи высших лидеров АТЭС "на полях", причем речь на подобных встречах чаще всего идет о делах, к АТЭС отношения не имеющих.

И все же на этой неделе в Маниле произошли важные события в рамках борьбы за то, кто главный в Тихоокеанском регионе и, соответственно, в мире.

Америка в наступлении

Итак, президент США произнес в Маниле речь о борьбе с переменами климата (не главная тема АТЭС), новый премьер Канады сообщил Обаме о выводе своих истребителей из Сирии и Ирака — вот примерно то, что чаще всего встречается в СМИ по итогам манильских встреч. Всеми были также сказаны нужные слова по поводу терроризма.

Это старая проблема, ежегодная "неделя лидеров", похоже, не столько привлекает внимание к АТЭС, сколько отвлекает. Напомним, что работа в АТЭС идет круглый год, в ней участвуют сотни бизнесменов и высоких правительственных чиновников, развивается множество программ, реально интегрирующих 21 экономику самого важного региона планеты. Но интеграция, документы и цифры — это не очень эффектно, а вот завершение "недели лидеров" встречей на высшем уровне — тут у нас то, что называют "инфоповодом". Хотя бы для фотографий.

Мероприятия в Маниле оказались, тем не менее, интересными, они показали, что именно 2015-й год стал переломным, критическим для всего проекта тихоокеанской интеграции. Во-первых, потому что обострилось соперничество США и Китая. Во-вторых, произошло это потому, что именно последний год оказался для АТР экономически проблемным даже и помимо этого соперничества. В результате возникает вопрос — а не окажется ли ненужным сам механизм АТЭС, как это уже фактически произошло с "Группой восьми", ужавшейся до "Группы семи" с уходом оттуда России.

Дело, конечно, во многом в том, кто хозяин встречи. На Филиппинах, одной из самых проамериканских стран Азии, Америка чувствовала себя как дома и перешла там в наступление на Китай, второго ключевого члена АТЭС. Год назад было наоборот, председателем был Китай, который, соответственно, 12 месяцев координировал десятки заседаний бизнесменов и чиновников, назначал темы встреч, направлял работу над проектами документов.

Увенчалась эта деятельность китайской инициативой "свободной торговли для АТР" (FTAAP). Заметим, что речь не о каком-то формальном соглашении, а о чисто пропагандистском лозунге, идеологеме (типа "Шелкового пути"), которой обозначают множество и без того происходящих по части экономической интеграции процессов. Но они, повторим, происходят; да вот хотя бы история с предложенным Китаем Банком инфраструктурного развития для АТР, который в итоге был запущен.

США допустили просчет, воспротивившись созданию банка и агитируя всех и каждого туда не вступать: многие не послушались и вступили. Но в этом году последовал американский ответ в виде заключенного (после многолетних переговоров) соглашения о Транстихоокеанском торговом партнерстве, куда вошли "избранные" (Америкой) члены АТЭС. Сам текст соглашения опубликован только после этого, то есть переговоры США вели секретно (от Китая, России и многих других; российских дипломатов, в свое время официально предложивших дать им почитать этот документ, официально же попросили не беспокоиться).

Этот проект — самый настоящий анти-АТЭС. Хотя бы потому, что в АТЭС 21 экономика, от гигантов США и Китая до небольшого Таиланда и прочих, разговаривают на равных, общие программы необязательны (можно не участвовать). В общем, не ЕС. А вот американское ТТП — тоже не ЕС, но наоборот, в этом соглашении правила жестче, чем даже в Евросоюзе.

Но если ТТП и правда заработает, если под проектом уже подписалось много ключевых членов АТЭС, то что остается делать АТЭС? Простой ответ — ничего, можно закрываться.

В жизни, однако, все сложнее и интереснее. Обратим внимание на выступление главы Китая Си Цзиньпина в Маниле, на одном из мероприятий "недели лидеров" — на Деловом саммите (встрече верхушки бизнеса). Си, сопротивляясь американскому натиску, по сути, говорил о том, что американцы раскалывают регион. Но он же перечислял множество направлений, в которых можно двигаться всем вместе и помимо ТТП.

Детская болезнь роста закончилась

Еще два-три года назад АТЭС выглядела гигантом просто потому, что экономика Тихоокеанского региона росла, опережая прочие регионы. А в нынешнем году, как следует из подготовленного к форуму документа исследовательской службы АТЭС, рост — поквартально — в целом выглядит так: 3,2%, затем 3,1%… А год назад было 3,4%. Причин для замедления много, включая ту, что экономики региона стали большими, не все физически могут повторять двузначные рекорды прошлых лет. Расти легко в "детстве" — для маленькой экономики и один произведенный грузовик дает заметное улучшение статистики.

Поэтому сейчас весь механизм АТЭС, по сути, работает на поиск резервов роста, причем далеко не только процентного. И здесь кроется одна из причин того, почему не только твердокаменные союзники США согласились на кабальное ТТП, хотя понимают, что оно, по сути, лишает их суверенитета. Дело в том, что ТТП имеет и хорошую сторону — фактически беспошлинную торговлю. Получить доступ на рынки США, даже ценой самоуничтожения, — это кое-что.

Эта история напрямую касается сути, философии АТЭС. Смысл этого механизма для США и еще нескольких стран изначально был в том, чтобы создать во всем регионе зону свободной торговли. А для половины участников АТЭС его смысл ровно в противоположном — проводить интеграцию, сохраняя контроль за своими экономиками, да и за политикой. Заслуга АТЭС в том, что этот механизм за четверть века открыл буквально сотни резервов роста и развития помимо "свободной торговли".

Это тем более важно потому, что торговля и экспорт были мотором "азиатского чуда" в предыдущую эпоху, но она как раз заканчивается. ТТП — это торговля, то есть вчерашний день. Сегодня больше говорят о развитии внутренних рынков, в Китае и прочих странах.

И как раз здесь много интересного придумали филиппинцы. Лозунг их председательства был — обеспечение инклюзивного роста. То есть такого, куда вовлечено как можно больше людей. А вовлекать их туда можно, к примеру, за счет улучшения образования и медицинского обслуживания; то есть государственные инвестиции в эти две отрасли порождают одновременно производителей и потребителей среднего класса, вырывая людей из бедности. По крайней мере таков филиппинский опыт развития, который помог стране выйти из зоны вечного несчастья и начать расти почти китайскими темпами (около 6% в год).

Механика АТЭС такова, что эта филиппинская идея, среди многих прочих, теперь вошла в межправительственные программы почти всех — 21 участника процесса, укрепив механизм единой региональной системы образования. И это только одна строчка в многочисленных достижениях АТЭС в 2015 году.

Где во всей этой истории Россия? Ответ есть. Хотя дан он, вопреки традиции, не в одной из газет страны-хозяйки саммита, а в китайской "Жэньминь жибао", автор статьи — президент Владимир Путин. Он, не забыв высказаться насчет ТТП и закрытых торговых блоков, говорит об открытом сотрудничестве равных, перечисляет наиболее перспективные для России его направления, включая и идею единого образовательного пространства АТР — это, кстати, о филиппинских инициативах, которые по сути продолжают наши, владивостокские (речь о саммите АТЭС в этом городе в 2012 году).

Что касается свободы торговли, то вообще-то в регионе действует более двух десятков таких соглашений (у России, скажем, есть подобный документ с Вьетнамом, готовятся и другие). Похоже, что таможенная пошлина здесь вообще становится анахронизмом. Вопрос в том, чья модель свободы лучше — китайская, ни к чему никого не обязывающая, или американская.

Особенность ситуации в регионе в том, что можно участвовать во всех торговых и прочих режимах одновременно, позволяя каждому доказать свою привлекательность. Что же касается АТЭС, то этот механизм может стать, среди прочего, площадкой для "сверки часов" и для диалога тех, кто входит в американскую ТТП, и тех, кто обходится без таковой.

Дмитрий Косырев, политический обозреватель МИА "Россия сегодня"

США. Филиппины. Весь мир. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 19 ноября 2015 > № 1555448 Дмитрий Косырев

Встреча Дмитрия Медведева с Президентом Социалистической Республики Вьетнам Чыонг Тан Шангом.

Стенограмма начала беседы:

Д.Медведев: Господин Президент, хочу Вас сердечно поприветствовать, сказать, что рад нашей новой встрече, и передать Вам привет и наилучшие пожелания от Президента Российской Федерации. Мы сегодня с Вами уже говорили, я тепло вспоминаю свой относительно недавний визит к Вам на родину в апреле этого года. Просил бы также передать привет и наилучшие пожелания всем руководителям Вашей страны.

Сегодня мы сможем обсудить текущие вопросы нашего сотрудничества.

Хотел бы ещё раз Вас поблагодарить за участие в мероприятиях по празднованию 70-летия нашей Победы. И, конечно, мы продолжим контакты на всех уровнях руководства.

Чыонг Тан Шанг (как переведено): Уважаемый товарищ Председатель Правительства Российской Федерации Дмитрий Анатольевич Медведев! Я очень рад новой встрече с Вами на полях саммита АТЭС. Прежде всего позвольте мне от имени вьетнамского народа, вьетнамского Правительства выразить радость в связи с достижениями России в последнее время. И вновь хотел бы подчеркнуть: мы твёрдо уверены в том, что Россия сможет преодолеть все временные трудности и подтвердить свою роль в качестве великой державы в мире. Позвольте мне от имени всего руководства Вьетнама передать привет и самые наилучшие пожелания Президенту России Владимиру Путину.

Вьетнам. Россия. Азия > Внешэкономсвязи, политика > premier.gov.ru, 18 ноября 2015 > № 1552853 Чыонг Тан Шанг

Деловой саммит форума АТЭС.

Дмитрий Медведев принял участие в заседании сессии в рамках Делового саммита форума «Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество».

Форум АТЭС, учреждённый в ноябре 1989 года, – межправительственный диалоговый механизм, не имеющий статуса международной организации.

В настоящее время участниками АТЭС являются Австралия, Бруней, Вьетнам, Гонконг, Индонезия, Канада, КНР, Республика Корея, Малайзия, Мексика, Новая Зеландия, Папуа – Новая Гвинея, Перу, Россия, Сингапур, США, Таиланд, Тайвань, Филиппины, Чили и Япония. На долю этих экономик Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) приходится 40% населения мира, 57% мирового ВВП, 48% оборота международной торговли, более 40% объёма всех прямых трансграничных инвестиций.

Руководящими органами форума, работающего на основе принципов консенсуса при принятии решений и добровольности в их выполнении, являются ежегодные неформальные саммиты глав государств и правительств и приуроченные к ним совещания министров иностранных дел и министров торговли. В течение года также проводятся отраслевые министерские встречи, заседания старших должностных лиц и мероприятия по линии порядка 40 отраслевых экспертных структур.

Деловой саммит АТЭС впервые был организован на полях встречи лидеров экономик АТЭС на Филиппинах в 1996 году. Мероприятие является главным бизнес-форумом Азиатско-Тихоокеанского региона и объединяет руководителей бизнеса, лидеров мировых экономик и ведущих политиков. Это уникальная платформа, на которой бизнес может взаимодействовать с руководителями стран – участниц Азиатско-тихоокеанского экономического сотрудничества напрямую.

Встреча является самым значимым бизнес-событием недели форума. Она проводится непосредственно перед ежегодной встречей руководителей стран – участниц АТЭС.

Повестка дня манильского делового саммита включает вопросы поддержания темпов экономического роста в АТР, значения экономических реформ и роли бизнеса в них, вызовов развитию городов и инфраструктуры, роста глобальных дисбалансов.

Выступление Дмитрия Медведева:

Уважаемые дамы и господа! Я хотел бы искренне поблагодарить хозяев, принимающую сторону, Филиппины, за прекрасную организацию мероприятия и очень рад выступить на этой представительной авторитетной площадке, на Деловом саммите АТЭС, который, кстати, появился не сразу, но по праву считается барометром экономических и политических тенденций не только в Азиатско-Тихоокеанском регионе, но и во всём мире.

Девиз Делового саммита АТЭС-2015 – «Вперёд в будущее: лучше, сильнее и сплочённее». Он вообще хороший, но сегодня звучит особенно актуально.

Скажу несколько слов о печальных событиях, но это нужно сделать. Террористические атаки, которые только что пережили и Россия, и Франция, затронули весь мир. Распространение терроризма является глобальным вызовом, вызовом всему цивилизованному миру. И этот вызов требует совместного ответа, скоординированных и, по сути, сплочённых действий. Взрыв в российском самолёте над Синайским полуостровом, который унёс 224 жизни, массовое убийство людей в Париже – это не преступление против одной страны, это преступление против всего мира, и противостоять террористам мы должны все вместе.

Поэтому такие мероприятия, как саммит АТЭС, укрепляют наше взаимодействие во всех областях. Такой подход в полной мере созвучен нашей политике в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Я напомню, что наша страна находится почти на две трети своей территории в Азии и неразрывно связана с регионом. И развитие сотрудничества со всеми странами, которые расположены здесь, так же, как и наше участие в самых острых и важных региональных проблемах – наша принципиальная стратегическая линия. И, конечно, она никак не зависит от политической конъюнктуры.

Наша встреча проходит в непростой для мировой экономики период. Хотя по своему опыту скажу: я не припомню, чтобы наши встречи проходили в совсем какой-то простой период. Тем не менее, ситуация остаётся достаточно неустойчивой, волатильной. Нам всем – и участникам АТЭС, и другим странам мира – приходится искать ответы на сложнейшие вопросы. Какие это вопросы? Как обеспечить экономический рост в условиях глобальной нестабильности? Как использовать в интересах собственного развития современные технологические, социальные и экономические тренды? Как повысить конкурентоспособность и найти своё место в новой реальности?

Понятно, что универсальных рецептов здесь нет и не может быть. Тем не менее есть целый ряд базовых факторов, без которых невозможно выстроить эффективную модель современного экономического развития. Их и хотел бы я сегодня назвать.

Первое, о чём хочу сказать. Это, конечно, региональная интеграция – тема для Азиатско-Тихоокеанского региона сегодня действительно номер один, важнейшая тема.

Россия последовательно выступает за углубление региональной интеграции, и при этом мы считаем, что все заключаемые в её рамках преференциальные торговые соглашения, а они важны, конечно, тем не менее не должны подменять многостороннюю торговую систему и тем более не должны разрушать уже существующие, сложившиеся хозяйственные связи, должны лишь обогащать.

Как вы знаете, уже почти год работает Евразийский экономический союз. С присоединением ещё двух стран полноправными членами этого Союза стали пять государств. Мы стремимся налаживать взаимовыгодное сотрудничество со всеми партнёрами по всему миру, это наш вклад в такую интеграцию. Есть договорённость с нашими китайскими партнёрами о сопряжении интеграционных процессов в рамках Евразийского союза с проектом создания экономического пояса Шёлкового пути. В мае этого года было подписано преференциальное торговое соглашение между Евразийским союзом и Вьетнамом. В работе сейчас находятся аналогичные соглашения с другими странами. В целом в Евразийскую нашу комиссию как раз поступило около 40 заявок от третьих стран и объединений о создании зон свободной торговли.

Исходя из этой стратегической цели, правила мировой торговли должны оставаться универсальными (это действительно очень важно) и вырабатываться на единой площадке, прежде всего в рамках Всемирной Торговой Организации, иначе зачем она вообще была создана.

Очевидно, что к этой работе должны быть привлечены все заинтересованные стороны. Только так можно обеспечить безусловную легитимность новых норм, то есть их распространение на всех участников. Поэтому считаю принципиально важным, чтобы Азиатско-Тихоокеанский форум сохранял единую и последовательную позицию в том, что касается укрепления многосторонней торговой системы, в том числе, кстати, и в рамках достижения так называемых Богорских целей.

Второе, о чём хотел бы сказать и о чём, я уверен, сегодня здесь говорили мои коллеги, это инновации и развитие человеческого капитала.

Действительно, технологическая революция, в том числе так называемые большие вызовы, затрагивают практически все страны. Чтобы держаться на плаву, выигрывать в современной конкурентной борьбе, нужно быстро и адекватно на них реагировать.

Важно, что экономики АТЭС во многом дополняют друг друга – и по научной, и по экспериментальной базе, по кадровому и образовательному потенциалу, по опыту коммерциализации инновационных проектов. Совместное использование этих преимуществ, выход на практическое применение позволяет нам обеспечить новое качество экономического развития в регионе. Для бизнеса, в том числе, кстати, и для небольших и средних компаний, это огромное поле новых возможностей. Россия к такой совместной работе готова.

В следующем году у нас пройдёт престижный глобальный инновационный форум – Всемирная конференция Международной ассоциации научных парков, зон инновационного развития. Приглашаем к участию всех наших партнёров по АТЭС.

Ну и наконец, третье, без чего невозможны ни развитие региональной интеграции, ни действительно прорывные инновации, ни развитие человеческого капитала – это, как ни банально звучит, но это инвестиции.

В целом мы с удовлетворением отмечаем возрастающее участие нашей страны в формировании Азиатско-Тихоокеанской повестки. Об этом, кстати, свидетельствует стабильное увеличение нашего товарооборота с государствами региона. На страны Азиатско-Тихоокеанского региона уже сейчас приходится более четверти российской внешней торговли, а ещё совсем недавно это была довольно незначительная часть. Но прямые инвестиции в нашу экономику из стран АТР, ну, и наоборот, соответственно, растут не так динамично, как нам хотелось бы. На сегодня их объём составляет около 10 млрд долларов. Для повышения этого показателя мы, конечно, активно учреждаем совместные инвестиционные фонды. Такие фонды уже действуют с рядом государств: с Китаем, с Японией, с Республикой Корея. Прорабатывается использование аналогичных инструментов и с другими государствами Азиатско-Тихоокеанского региона.

Практически неисчерпаемые возможности сотрудничества заложены в наш проект по ускоренному развитию Сибири и Дальнего Востока. Здесь мы запустили специальный механизм территорий опережающего развития с льготным налоговым, административным режимом. Уже создано девять таких территорий. Стараемся, кстати, применять лучшие практики по работе с инвесторами, которые используются в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Даже при подготовке закона, который был посвящён этим территориям, мы специально опирались на практики АТР, смотрели законодательство, которое действует у наших партнёров.

Ещё более серьёзный набор преференций получат резиденты свободного порта Владивосток. Аналогичный льготный режим мы планируем распространить в будущем и на ряд других ключевых портов российского Дальнего Востока.

Я уже сказал, что Россия намерена участвовать в решении самых сложных региональных проблем. В частности, речь идёт об энергетической безопасности стран АТР. Нужно иметь в виду, что, несмотря на значительные запасы нефти и газа в регионе, тем не менее регион в целом был и остаётся энергодефицитным. В силу своей географической близости, наличия огромных запасов Россия способна обеспечить стабильные и долгосрочные поставки природных ресурсов, и, что немаловажно, по вполне конкурентоспособным ценам. Очевидно, что эти обстоятельства нужно использовать, и использовать максимально эффективно в интересах всех стран АТР.

Ещё одно направление, которое имеет особую важность для многих стран региона и где есть отличные перспективы сотрудничества, это вопросы обеспечения продовольственной безопасности. Регион огромный, растущий, большое население, и вопросы продовольственной безопасности будут всё более и более актуальными.

В России и сейчас производится уже много зерна, мы довольно много экспортируем зерна, но к 2020 году мы полагаем, что наши экспортные возможности составят порядка 35-40 млн т, что, безусловно, также сможет внести свой вклад в копилку решения этой задачи. Причём речь может идти не только об экспорте, но, конечно, и о полноценной кооперации в этой сфере с нашими партнёрами и с другими участниками Азиатско-Тихоокеанского рынка.

Уважаемые дамы и господа, уважаемые коллеги! Безусловно, обозначенные мною и теми, кто уже выступал на этой трибуне, темы далеко не исчерпывают повестку сотрудничества наших стран. Возможности для расширения этого сотрудничества действительно очень велики. При этом нам нужны серьёзные усилия, усилия бизнеса, с одной стороны, и государств, чтобы использовать все эти возможности по максимуму в интересах всего Азиатско-Тихоокеанского региона, а значит, в наших общих интересах. Спасибо.

Ответы Дмитрия Медведева на вопросы участников сессии

Вопрос: Вы уделили большое внимание интеграции с Тихоокеанским регионом. Как Вы оцениваете деловой климат в России и экономическую ситуацию с точки зрения инвестпривлекательности для иностранных инвесторов?

Д.Медведев: Я бы мог долго на эту тему говорить, но постараюсь компактно. В целом у нас есть сейчас и проблемы, и сильные стороны.

Сегодня Россия вместе с другими странами мира проходит через довольно сложный период, для России это, может быть, один из самых сложных периодов. Для нас имеет серьёзное, принципиальное значение, что рухнули цены на нефть, резко упал курс рубля, плюс уже полтора года наша страна сталкивается с санкционным давлением, что, конечно, не улучшает экономическую ситуацию. Но несмотря на это, ситуация в экономике и в финансовой системе у нас достаточно стабильная, мы справляемся с негативными колебаниями цен, при этом поддерживаем интерес инвесторов, и большинство иностранных компаний, которые работают в стране, этот настрой пытаются сохранить.

Но помимо негативных факторов для иностранных инвесторов, очевидно, образовались и некоторые позитивные моменты. Может быть, не всем они нравятся в нашей стране, но для иностранных инвесторов это не плохо. Я имею в виду прежде всего ослабление курса рубля, возможность приобретать российские активы дешевле, чем это было некоторое время назад, и, в общем, многие этим пользуются. С другой стороны, для компаний, которые создаются в России, улучшились условия по локализации бизнеса, а компании, которые создают бизнес экспортный, тем более, приобретают дополнительные преимущества.

Что касается бизнес-климата. В условиях жёсткой конкуренции мы, конечно, продолжали и будем продолжать работать над улучшением бизнес-климата. Для Правительства это первостепенная задача. У нас есть так называемая национальная предпринимательская инициатива, которой мы уже довольно давно занимаемся. Это целенаправленное решение целого ряда задач – задач по либерализации законодательства, по выстраиванию диалога с бизнес- сообществом, по улучшению целого ряда бизнес-позиций. Мы, например, приостановили сейчас взимание ряда неналоговых платежей до 1 января 2019 года, для того чтобы улучшить условия ведения бизнеса в современных условиях.

Есть приличные подвижки в развитии государственно-частного партнёрства. Мы пытаемся планировать активнее нашу работу на внешних рынках, созданы социальные институты для этого, включая Российский экспортный центр. В общем, в этом смысле движение есть, что, кстати, оценивают и инвесторы. Даже по тем индикаторам, которые используются, в частности по индикаторам в ряде международных рейтингов, мы свои позиции не ухудшаем, даже несмотря на сложную внешнеторговую и внешнеэкономическую конъюнктуру, а улучшаем. Последние индикаторы по линии Doing Business показывают, что мы всё-таки движемся вперёд и уже вошли, по сути, в первый «полтинник».

Конечно, это, наверное, не та цифра, которая нас всех устраивает, я имею в виду тех, кто занимается ведением российского бизнеса, регулированием российского бизнеса, но тренд, тем не менее, налицо. Мы впереди целого ряда государств, с которыми раньше соперничали. Надеюсь, что совместными усилиями мы сможем эти показатели и дальше улучшать. Поэтому рассчитываем на то, что все эти факторы будут учитываться и нашими партнёрами в АТР при принятии ими инвестиционных решений.

Вопрос: Джейси Параньес, старший советник в компании «Номура». Вы говорили о том, что Сибирь и Дальний Восток богаты природными ресурсами и обладают огромным потенциалом для вклада в развитие региона. Но также они служат своеобразным мостом между Россией и АТР. Какова, на Ваш взгляд, роль иностранных компаний? И как Вы планируете привлекать их к участию в этих проектах?

Д.Медведев: Спасибо большое за этот вопрос, потому что тема эта исключительно важна для нашей страны. Россия – самое большое государство в мире, и, конечно, мы заинтересованы в том, чтобы российская Сибирь и Дальний Восток стали таким нашим национальным приоритетом XXI века, потому что это огромные территории, где расположено большое количество месторождений, большие запасы полезных ископаемых находятся, и здесь нам без иностранных инвестиций просто, по сути, не обойтись. Мы рассчитываем на то, что наши коллеги будут активно вкладываться в эти территории.

Что для этого делается? Я уже немножко об этом сказал, ещё раз повторю. Речь идёт о создании специальных правовых режимов. Когда мы обсуждали эту тему в Правительстве – это было относительно недавно, буквально год назад, – мы специально изучили законодательства государств Азиатско-Тихоокеанского региона и создали модель, которая называется территория опережающего развития. Эта модель была создана специально под Дальний Восток. Что это такое? Это действительно преференциальный налоговый режим, возможности для вложения денег в инфраструктурные проекты, облегчённый визовый режим, так называемая система одного окна для того, чтобы регистрировать компании, решать административные задачи. То есть это такой инструмент, который, мы надеемся, принесёт пользу. Уже сейчас зарегистрировано девять этих территорий опережающего развития. В общей сложности уже порядка 70 резидентов готовы там работать, надеюсь, их количество будет возрастать. Пока объявленный объём инвестиций, по нашим прикидкам (я имею в виду уже согласованный), в настоящий момент составляет около 5 млрд долларов, но это только самое начало работы. Естественно, мы в этом смысле люди гибкие, если потребуется что-то корректировать в действии этого института, мы будем вносить изменения в законодательство.

Я также упомянул ещё один близкий, но тоже самостоятельный, способ стимулирования инвестиций в Сибири и на Дальнем Востоке – это конструкция порто-франко, или свободного порта. Эта модель тоже активно используется в регионе, мы её внедряем впервые. Сначала речь идёт о порте Владивосток, но если модель заработает, естественно, будем стараться её распространять и на другие места. Значит, в этом самом порто-франко действуют практически все названные мною послабления – и налоговые, и инфраструктурные. Надеюсь, что условия работы в этом месте, соответственно, и преимущества порто-франко будут сопоставимы с аналогичными портами, которые расположены в Азиатско-Тихоокеанском регионе, и мы сможем конкурировать с нашими партнёрами. Но ещё раз хотел бы сказать: это творческий процесс, мы будем откликаться на предложения наших партнёров, на предложения иностранных инвесторов. Если потребуется что-то корректировать в законодательстве, мы, естественно, будем внимательно изучать это и вносить поправки. Эта работа началась, надеюсь, она принесёт хорошие результаты.

Вопрос: Добрый день, господин Премьер-министр! Вы только что отметили, что делаете ставку на инновации и технологическое сотрудничество. По каким направлениям Россия собирается сотрудничать в этих сферах?

Д.Медведев: Сегодня о технологиях говорят все, и я так понимаю, что уже мои коллеги с этой трибуны тоже говорили о технологическом сотрудничестве. Это такая тонкая сфера: с одной стороны, все хотят сотрудничать, но, с другой стороны, есть и вопросы охраны коммерческой тайны, секретов промышленных. Поэтому очевидно, что тема инноваций имеет принципиальное значение для развития любых современных государств. Мир находится под влиянием целого ряда факторов, но важнейший фактор – это технологическая революция.

Мы тоже в этом смысле не стоим на месте, создали такую специальную программу, которая называется «Национальная технологическая инициатива». Это долгосрочная программа, она рассчитана на довольно такую среднесрочную перспективу, в ней есть целый ряд направлений, так называемых дорожных карт. В настоящее время мы определили девять целевых рынков, по которым будем финансировать мероприятия. Естественно, все они будут проходить в рамках государственно-частного партнёрства. Четыре «дорожные карты» я совсем недавно как Председатель Правительства утвердил, они посвящены разным направлениям, упомяну некоторые из них. Это так называемый «АвтоНэт», то есть те транспортные средства, которые управляются без пилота, без водителя. Также «НейроНэт», это те решения технологические, которые связаны с активизацией мозговой деятельности человека. И ряд других «карт» в ближайшее время мы тоже собираемся утвердить, потому как, вы знаете, в России неплохое образование, весьма сильные национальные центры научные, мы хотели бы всё это задействовать.

Добавлю, что Азиатско-Тихоокеанский регион в этом плане представляет для нас большой интерес. По сути, мы ведём речь об общем исследовательском пространстве АТЭС. Надеемся, что государства АТЭС проявят интерес к нашей исследовательской инфраструктуре, тем более что сейчас есть такие темы, которые принято называть mega-science и которые требуют гармонизации научной политики целых стран. Более того, очень важно общаться на дискуссионных площадках. У нас каждый год проходит специальный форум, он называется «Открытые инновации», совсем недавно он тоже состоялся в Москве. В этом году основная тема форума называлась «Человек на стыке трендов технологической революции», как раз то, о чём мы сегодня говорим в этом зале. Это действительно открытая площадка. Пользуясь этой возможностью, хотел бы пригласить всех наших партнёров из стран АТЭС принять участие в следующем году в этом мероприятии, где каждый год какая-то отдельная страна-участница имеет преимущества, преференции. Мы проводили такой форум с китайскими партнёрами в 2014 году, с Францией, Финляндией в 2013 году, и готовы, естественно, делать это и дальше. Я считаю, что технологическая кооперация имеет колоссальное значение для будущего. Надеюсь, что мы сможем и в этом плане выстраивать такие очень позитивные отношения с компаниями из стран АТЭС.

К.Дмитриев (генеральный директор Российского фонда прямых инвестиций, модератор): Дмитрий Анатольевич, спасибо от лица всех представителей бизнеса и инвесторов, которые присутствуют здесь. Мы при Вашей поддержке планируем совместно реализовывать много проектов со странами АТЭС. Спасибо Вам за Ваше выступление.

Д.Медведев: Спасибо. А я всем желаю бизнес-успехов и хорошего настроения.

Филиппины. Россия. Азия > Внешэкономсвязи, политика > premier.gov.ru, 18 ноября 2015 > № 1552833 Дмитрий Медведев

В РСТ рассказали о ситуации с отказом от туров по Европе

Как пояснила Business FM пресс-секретарь союза Ирина Тюрина, отмененных поездок не так много, но туристы сомневаются

Выездной турпоток из России после терактов упадет на 40%, заявил глава Федерального агентства по туризму Олег Сафонов. «Это говорит о том, что нам нужно мобилизовать все возможности для того, чтобы развивать туристический потенциал своей страны, поскольку внутренние турпотоки ожидаемо увеличатся», — отметил он.

В Российском союзе туриндустрии (РСТ) также говорят: многие россияне решат отказаться от турпоездок после сообщения о том, что причиной крушения лайнера А321 на Синае стал теракт. Ситуацию в беседе с Business FM прокомментировала пресс-секретарь РСТ Ирина Тюрина.

В федеральном агентстве назвали цифру 40%. Ваше мнение?

Ирина Тюрина: Я стараюсь избегать цифр, поскольку их на самом деле никто не знает, это такие предположения. Но совершенно понятно: мы вчера опрашивали туроператоров в связи с терактом в Париже, у всех есть аннуляции, но они единичные, я имею в виду аннуляции по Франции и по другим европейским странам. Однако зато очень много людей звонят, которые сомневаются, не знают, какое им принять решение — отменить тур, перенести, бронировать или не бронировать. С самого начала после этой авиакатастрофы 31 октября мы говорили о том, что народ будет ждать результатов расследования, и вот теперь, после теракта в Париже, после сегодняшнего объявления о том, что результат расследования показал теракт… Я считаю, что те люди, которые сомневались до сих пор, они примут отрицательное решение о поездке.

Опыт показывает: наш турист — самый смелый турист в мире. Пройдет 2-3 недели, и если новых терактов не будет, как наши туристы на это отреагируют?

Ирина Тюрина: Ну, поедут, конечно, поедут. Потому что люди о плохом быстро забывают, если ничего, действительно, не будет больше происходить. Но сейчас просто концентрация негативных новостей столь велика, что, в общем, какие поездки? Если Росавиация требует усилить меры безопасности, называет страны, в том числе есть и туристические направления, есть и горнолыжные направления в этом перечне, пляжные направления. Есть люди, которым все равно и они поедут, но многие, я думаю, затормозятся.

Хорошо, если брать заявление Федерального агентства по туризму о том, что будем свой туризм развивать, внутренний, — насколько есть потенциал для этого?

Ирина Тюрина: Сейчас не сезон для российского рынка, пляжных направлений у нас вообще нет зимой, а экскурсионка — это немножко другая категория туристов, вполне возможно, что и подрастет. Возможно, подрастет несколько санаторно-курортный отдых, это можно делать круглый год, всякие процедуры принимать. Но дело в том, что и по России люди едут тогда, когда есть деньги, а в кризис, в общем, как-то не особенно.

Пока операторы не берутся предполагать, когда спрос на туристические поездки в европейские страны восстановится. Об аннуляциях на «новогодние даты» в Венгрию и Сербию сообщили в компании «Веди Тургрупп». Туроператоры говорят, что путешественники разделились на тех, кто утверждает, что теперь вообще никуда не поедет, и тех людей, которые поедут в любом случае.

Точные данные по падению турпотока на зарубежных направлениях появятся через две недели. Об этом Business FM сообщил вице-президент Ассоциации туроператоров России Дмитрий Горин. Он также уверен, что турпоток однозначно сократится. «Увы, корректировка неминуема, люди разделяются сейчас на две категории: кто вообще никуда не хочет ехать, и те, кто поедет, но по другим направлениям. После трагических событий в Египте активно перебронирование по направлениям в Таиланд, во Вьетнам, Индию, Израиль и многим другим направлениям. Но количество туристов будет меньше, очень многие люди принимают решение отложить свои поездки до лучших времен. Россия за последний год показала высокую динамику роста. 25-30% наших туристов приняли решение отдыхать в России. И, наверное, в предстоящем летнем сезоне эта тенденция только будет увеличена, прогнозируется рост еще 10-15%. Сейчас по зимним направлениям пользуются популярностью горнолыжные курорты российские, включая Красную поляну. Также мы видим спрос и на городской туризм. Последний год глубина продаж составляет максимум месяц до начала поездки, поэтому фактически сейчас был как раз тот период, когда должны были быть продажи на Новый год. После таких событий цифры будут корректироваться. И я думаю, Ростуризм здесь прав в плане цифры».

Евросоюз. Россия > Миграция, виза, туризм > bfm.ru, 17 ноября 2015 > № 1555858 Ирина Тюрина

АТЭС: к открытому, равноправному сотрудничеству в интересах развития.

В преддверии встречи глав государств и правительств форума «Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество», которая пройдет 18–19 ноября на Филиппинах, публикуется статья Владимира Путина «АТЭС: к открытому, равноправному сотрудничеству в интересах развития».

18–19 ноября текущего года в Маниле состоится очередная встреча лидеров стран – участниц форума АТЭС. Она пройдёт под предложенным филиппинским председательством девизом – «К совершенствованию мира через инклюзивное развитие».

Долгое время движущей силой экономического роста в АТР и других регионах мира была торговля. Однако, по мере того как снижался эффект тарифной либерализации, стало очевидно, что нужны дополнительные договорённости, охватывающие услуги, инвестиции, нетарифные барьеры, конкурентную политику и субсидии. Естественно, без сложных переговоров, взаимных компромиссов добиться этого невозможно.

Одним из возможных выходов из сложившейся ситуации становится углубление региональной экономической интеграции. Сегодня Россия – вместе с Арменией, Белоруссией, Казахстаном и Киргизией – успешно развивает Евразийский экономический союз (ЕАЭС). Наш интеграционный проект изначально ориентирован на сотрудничество с другими странами и их объединениями. В мае текущего года заключено соглашение о зоне свободной торговли между ЕАЭС и Вьетнамом. Возможность подписания аналогичных соглашений рассматривают ещё 40 стран.

Примером прозрачного партнёрства является договорённость о сопряжении ЕАЭС с китайской инициативой «Экономического пояса Шёлкового пути». Реализация этого проекта позволит «расшить» целый ряд «узких мест» в области транспортной инфраструктуры, регулирования трансграничного движения товаров и услуг; придаст серьёзный импульс интеграции экономик АТЭС.

Рассчитываем выйти на взаимовыгодные договорённости в сфере традиционной и возобновляемой энергетики, чрезвычайного реагирования, продовольственной безопасности и сельского хозяйства в ходе саммита Россия – АСЕАН, который состоится в следующем году в Сочи.

Создание новых зон свободной торговли в целом способствует формированию благоприятных условий для либерализации торговых потоков и инвестиций в АТР. Вместе с тем конфиденциальный характер переговоров о создании Транстихоокеанского партнёрства (ТПП) вряд ли помогает устойчивому развитию в АТР.

Убеждены, что стратегический путь лежит не только в увеличении числа зон свободной торговли, но и в совместной выработке и внедрении лучших практик либерализации во всех членах АТЭС с учётом позиций и интересов друг друга. В этой связи следует продолжить курс на повышение роли АТЭС в качестве координатора различных интеграционных инициатив, направленных на формирование в регионе общего, открытого и недискриминационного рынка, свободного от блоковых барьеров. Особое значение в этом имеет эффективное выполнение «Дорожной карты содействия продвижению к Азиатско-Тихоокеанской зоне свободной торговли», одобренной в Пекине в 2014 году.

Для реализации потенциала развития стран АТЭС недостаточно договориться лишь о правилах игры в отношении сегодняшних товарных потоков. Необходимо выработать совместные подходы к формированию и регулированию зарождающихся рынков «новой экономики», основанной на цифровых технологиях. Формировать институты и правила, обеспечивающие дополнительные возможности для предпринимателей наших стран по созданию современных, перспективных продуктов и качественных рабочих мест.

Со своей стороны, Россия активно участвует в работе новых финансовых институтов в регионе – Банка БРИКС и Азиатского банка инфраструктурных инвестиций. Уверен, их деятельность не только будет способствовать развитию в АТР, но и внесёт вклад в укрепление устойчивости мировой финансовой системы.

На национальном уровне последовательно занимаемся созданием максимально комфортного делового климата. Эти усилия получили и международную оценку: за последние 4 года в рейтинге Doing Business Всемирного банка Россия поднялась на 69 позиций, со 120-го на 51-е место.

Особое внимание уделяем развитию потенциала российского Дальнего Востока. В этом году приступили к созданию так называемых территорий опережающего социально-экономического развития – экономических зон с беспрецедентным для России набором налоговых и других преференций. В отношении порта Владивосток приняли специальное законодательство о свободном порте. Планируем распространить этот режим и на другие ключевые гавани Дальнего Востока. Дальневосточные порты, Северный морской путь, модернизация наших железнодорожных магистралей должны стать фактором роста взаимосвязанности в АТР, важным инфраструктурным звеном между АТР и Европой.

Серьёзный интерес в АТЭС проявляют и к российским предложениям по формированию общего образовательного пространства в регионе. Сегодня, когда АТР уверенно закрепляется в ряду ведущих мировых технологических центров, всё большую актуальность приобретает объединение усилий для создания крупных исследовательских платформ и центров. Отмечу, что инициативная роль России в этой сфере получила признание партнёров, и нашей стране – совместно с Перу – доверили право председательствовать на Совещании министров образования АТЭС, которое будет проведено в Лиме в 2016 году.

Достижение высоких темпов экономического роста невозможно без обеспечения энергетической безопасности в регионе АТЭС и справедливого долгосрочного климатического урегулирования. Россия поддерживает действия Форума АТЭС, направленные на создание благоприятных условий для инвестиций в региональную систему транспортировки энергоресурсов, развитие интегрированных энергорынков, увеличение доли экологически чистых и возобновляемых источников энергии, обеспечение доступа к низкоуглеродным технологиям.

Совсем скоро, в декабре, состоится Парижская конференция по изменению климата, на которой будет предпринята попытка достичь глобальной договорённости по сокращению выбросов парниковых газов. Мы заинтересованы в успехе такой работы и уже представили доклад о национальном вкладе в эти усилия.

Масштаб и разноплановость задач, стоящих перед АТЭС, поистине впечатляют. Убеждён, что мы сможем их успешно решить, опираясь на фундаментальные принципы партнёрского взаимодействия, действуя на благо наших народов, в интересах продвижения к формированию единой азиатско-тихоокеанской семьи.

Филиппины. Россия. Азия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 17 ноября 2015 > № 1552409 Владимир Путин

Интервью информационным агентствам «Интерфакс» и «Анадолу».

В преддверии саммита «Группы двадцати» Владимир Путин дал интервью российскому информационному агентству «Интерфакс» и турецкому информационному агентству «Анадолу».

Вопрос: «Группа двадцати» в период мирового финансово-экономического кризиса 2008–2009 годов стала востребованным форматом, площадкой для решения глобальных проблем. Как Вы считаете, роль «двадцатки» с тех пор не снизилась? Какие вопросы, которые можно было бы решить на практике, а не на уровне деклараций в этом формате, Вы сейчас считаете наиболее актуальными?

В.Путин: Роль «Группы двадцати» в глобальной системе управления экономикой и финансами неуклонно растёт. Благодаря решениям, принятым «двадцаткой», удалось создать условия не только для преодоления последствий кризиса 2008–2009 годов, но и для повышения устойчивости и прозрачности глобальных финансовых рынков.

Однако сегодня мировая экономика всё ещё нестабильна и не может выйти на траекторию устойчивого и сбалансированного роста. В этих условиях деятельность «Группы двадцати» особенно востребована.

В первую очередь необходимо продолжать совершенствование международной валютно-финансовой системы. Беспристрастно и равноправно перераспределить квоты и голоса в МВФ в пользу набравших вес стран с развивающимися экономиками. Повысить эффективность и легитимность деятельности самого Фонда. Кроме того, мы всё чаще наблюдаем введение политически мотивированных ограничений на допуск суверенных заёмщиков и компаний на мировые финансовые рынки. По всем этим вопросам рассматриваем «Группу двадцати» как основную площадку для диалога.

Ещё одна актуальная тема – это реформа международных правил налогообложения, запущенная на саммите «двадцатки» в Санкт-Петербурге. В Анталье должно быть завершено принятие Плана по противодействию размыванию налоговой базы и выводу прибыли из–под налогообложения. Следующий шаг – внедрение новых правил на практике как в странах «двадцатки», так и за её пределами.

Хотел бы особо отметить такое важное достижение «двадцатки» этого года, как разработка нашими странами инвестиционных стратегий, которые включают в себя конкретные обязательства по стимулированию внутреннего спроса на основе инвестиций. Таким образом, инициативы, выдвинутые Россией в год своего председательства в «двадцатке», переведены в практическую плоскость.

Вопрос: Западные санкции серьёзно затруднили для России привлечение финансирования на западных рынках капитала. «Поворот на Восток» в этих условиях выглядел логичным решением, однако пока не возникает ощущения, что этот самый Восток готов заменить Запад в роли источника внешнего капитала для развития российской экономики. Это ощущение верное или ошибочное?

В.Путин: Хотел бы подчеркнуть, что Россия проводит многовекторный внешнеполитический курс. Мы стремимся приобрести как можно больше равноправных партнёров как на Западе, так и на Востоке.

География и история России таковы, что азиатско-тихоокеанское направление – это один из ключевых приоритетов нашей внешней политики. Таким образом, взаимодействие России с АТР носит стратегический, долгосрочный характер. Стоит отметить, что этот регион является важным центром мировой экономики и политики. На АТР приходится около 60 процентов мирового ВВП, половина международной торговли и прямых трансграничных инвестиций. Очевидно, что роль региона в глобальных делах будет только усиливаться, и мы это, безусловно, учитываем.

Что касается ограничительных мер, введённых против России в марте прошлого года, то они действительно осложнили ситуацию с привлечением инвестиций с некоторых западных рынков. Тем не менее отечественный банковский сектор продемонстрировал свою устойчивость к внешним шокам. Нам удалось сохранить привлекательность российского фондового рынка. Главы крупнейших транснациональных компаний признают перспективными капиталовложения в экономику России.

Конечно, в нынешней ситуации сотрудничество с азиатскими партнёрами по привлечению финансовых ресурсов становится особенно актуальным. Около 90 процентов инвестиций, привлечённых в Россию за последний год, – это ресурсы азиатского рынка. Несколько крупных российских компаний успешно кредитуются в Китае, изучается возможность государственных заимствований в КНР. Сформированы международные инвестиционные механизмы – это Новый банк развития БРИКС и Азиатский банк инфраструктурных инвестиций с объявленными капиталами по 100 миллиардов долларов каждый. Для привлечения иностранных инвестиций в реальный сектор российской экономики сформированы совместные фонды и инвестиционные платформы с Китаем, Индией, Южной Кореей, государствами Персидского залива.

Чтобы укрепить наше взаимодействие, мы совершенствуем налогообложение доходов от финансирования проектов в нашей стране, а также предлагаем новые, перспективные инициативы. Большие возможности для сотрудничества открывают наши программы развития Сибири и Дальнего Востока России, которые в том числе были представлены на первом Восточном экономическом форуме во Владивостоке в сентябре текущего года. В их числе – создание территорий опережающего развития и свободного порта Владивосток с льготными налоговыми и административными режимами, модернизация Транссиба и БАМа, запуск Северного морского пути, строительство газопровода «Сила Сибири».

Вопрос: Прогнозировали ли Вы столь единодушную негативную реакцию Запада, в частности стран НАТО, среди которых есть и крупные партнёры России, в связи с началом действий российских ВКС в Сирии, может ли негативная позиция зарубежных партнёров повлиять на сроки операции РФ в Сирии? Есть ли опасность втягивания России в долгосрочное противостояние в Сирии и насколько существенными для и без того урезанного бюджета РФ могут быть финансовые затраты на эту операцию?

В.Путин: Мы заблаговременно проинформировали американскую сторону и руководство НАТО о начале боевых действий.

Рассчитывали по крайней мере на нормальную в таких случаях плотную военно-экспертную координацию с возглавляемой американцами международной антиигиловской коалицией. Пусть даже и при всех принципиальных разногласиях в подходах России и США к оценкам сирийского кризиса.

Однако реакция со стороны американских и западных партнёров оказалась весьма сдержанной. Хотя, казалось бы, ИГ и аналогичные экстремистские группировки, орудующие в Сирии, представляют для наших стран однозначно общую угрозу.

Нам пока не удалось продвинуться дальше согласования Меморандума о взаимопонимании между Министерствами обороны России и США о предотвращении инцидентов и обеспечении безопасности полётов авиации в ходе операций в Сирии. Да и то с оговоркой со стороны американцев, что подобного рода взаимодействие никоим образом не следует расценивать как нормализацию контактов в военной сфере, замороженных по их инициативе.

Не захотели США откликнуться и на наше предложение о заключении специального соглашения о спасении экипажей военно-воздушных судов, несмотря на то что в своё время, когда начиналась американская операция в Афганистане, мы на аналогичную просьбу с их стороны откликнулись незамедлительно.

Не получили мы ответа на наше предложение предоставить России для планирования операций ВКС в Сирии американские разведданные, хотя неоднократно обращались к США за такой информацией.

Между тем мы готовы учитывать в наших действиях любую достоверную информацию о нахождении террористических группировок. У нас даже есть опыт сотрудничества с Сирийской свободной армией (ССА). Российская авиация нанесла несколько ударов по указанным ею целям. При этом мы исключили районы, обозначенные командирами ССА как подконтрольные им. К слову, это ещё раз подтверждает то, что мы не бомбим так называемую «умеренную» оппозицию и мирное население.

Мы готовы взаимодействовать с Вашингтоном, несмотря на то что их действия в Сирии осуществляются в нарушение международного права: нет ни соответствующей резолюции Совета Безопасности ООН, ни обращения сирийского руководства.

В отношении сроков проведения операции в Сирии – перед российскими силами поставлена чёткая задача – оказывать авиационную поддержку наступлению армии Сирии на террористов. Поэтому время пребывания наших военных будет определяться исключительно по мере реализации этой цели.

И последнее. Наши действия в Сирии, а также возможные риски и последствия были тщательно, много раз просчитаны, и все необходимые для операции ресурсы – как финансовые, так и технические – заранее предусмотрены.

Вопрос: На встречах в рамках «большой двадцатки» с лидерами западных стран в числе других, возможно, будет затронут вопрос об урегулировании ситуации на юго-востоке Украины. В связи с решением ДНР и ЛНР о переносе местных выборов на 2016 год правильно ли говорить о том, что сроки выполнения других пунктов минских соглашений также автоматически продлеваются? Вы не опасаетесь, что затягивание с выполнением минских договорённостей чревато возникновением ещё одного замороженного конфликта у границ России вслед за приднестровским?

Киев, как Вы сами неоднократно отмечали, не выполняет минские договорённости, в том числе в их экономической части. Обеспечение Донбасса фактически легло на Россию?

В.Путин: Перенос местных выборов Донецком и Луганском на следующий год – вынужденная мера. Их проведение в этом году было бы возможно, если бы Киев чётко выполнял минские соглашения от 12 февраля и согласовал с ДНР и ЛНР вопросы организации выборов, а также ввёл в действие закон «Об особом статусе Донбасса» в его первоначальном виде.

Сейчас, когда наконец удалось добиться установления перемирия в регионе, важно, чтобы стороны конфликта начали совместно искать точки соприкосновения, двигаться к общему знаменателю. Необходимо, чтобы они научились слушать и слышать друг друга. От этого будет зависеть достижение компромиссных решений.

В условиях, когда боевые действия прекращены и обстрелы носят единичный характер, непонятно, для чего американским конгрессом принимаются решения, делающие возможными поставки Украине летального оружия. Возникает вопрос: нет ли желания снова разжечь войну и спровоцировать боевые действия?

Не стал бы излишне драматизировать ситуацию с затяжкой исполнения минских договорённостей. Несмотря на определённые сложности, они реализуются, и главное, что положения, принципы и логика документа не ставятся под сомнение. Речь идёт лишь о технической пролонгации сроков.

Однако по–прежнему сохраняется угроза превращения Донбасса в замороженный конфликт. К этому ведёт политика Киева, который продолжает наращивать блокаду юго-востока, не пускает туда ни продовольствие, ни деньги. Ликвидировал там банковскую систему, блокировал экспорт.

Напомню, что ещё на переговорах в сентябре 2014 года стороны конфликта договорились не только о перемирии, но и о шагах по восстановлению жизнедеятельности региона. Было зафиксировано, что должна быть принята программа экономического возрождения Донбасса. Этот вопрос обсуждали и в феврале текущего года в Минске, где наши партнёры по «нормандскому формату» – Германия и Франция – согласились оказать техническое содействие в восстановлении банковской и финансовой инфраструктуры в затронутых конфликтом районах.

Справедливости ради надо сказать, что определённые подвижки всё–таки есть. Сторонами восстановлено железнодорожное сообщение, позволяющее доставлять донбасский уголь в другие регионы Украины. Ведутся работы по налаживанию энергоснабжения. Прорабатываются вопросы, связанные с восстановлением системы водоснабжения.

Россия, со своей стороны, продолжает оказывать поддержку Донбассу, который оказался в сложной гуманитарной ситуации. С августа 2014 года туда было поставлено свыше 50 тысяч тонн гуманитарных грузов. Мы думаем прежде всего о людях, которых киевские власти бросили на произвол судьбы, поставили на грань выживания. Наш долг – оказать им необходимую помощь.

Вопрос: США и ЕС проводят в отношении России санкционную политику. Несмотря на критику Запада, Турция продолжает поддерживать экономические и политические отношения с Москвой. Как Вы видите в этом контексте будущее российско-турецких отношений? Насколько разногласия по Сирии влияют на отношения между двумя странами?

В.Путин: На фоне введения США и Евросоюзом односторонних санкций Турция заняла самостоятельную позицию. Проведение Анкарой независимой, отвечающей национальным интересам внешней политики заслуживает глубокого уважения.

Такой прагматичный подход открывает новые горизонты для развития российско-турецкого сотрудничества, прежде всего его деловой составляющей. Турция – наш приоритетный внешнеэкономический партнёр. В прошлом году двусторонний товарооборот составил более 31 миллиарда долларов. Мы укрепляем промышленную кооперацию, реализуем крупные проекты в строительстве, лёгкой промышленности, металлургии, сельском хозяйстве. Приоритетное внимание уделяем наукоёмким, высокотехнологичным отраслям – энергетике, включая атомную, телекоммуникациям. Ещё одно важное направление – это туризм. В прошлом году турецкие курорты посетило более 3,3 миллиона российских граждан. В целом потенциал двусторонних торгово-экономических связей раскрыт ещё далеко не полностью.

Да, действительно у наших государств отличаются позиции по урегулированию кризиса в Сирии. Но важно, что у России и Турции общие приоритеты – наши страны выступают за нормализацию ситуации в регионе и эффективное противодействие терроризму. При этом имеющиеся разногласия не должны наносить ущерб двусторонним контактам. Наоборот, накопленный опыт конструктивного сотрудничества активно используем для нахождения точек соприкосновения.

Вопрос: В декабре прошлого года Вы посетили Турцию с государственным визитом, во время которого, среди прочего, было объявлено о запуске проекта «Турецкий поток». За прошедшее время не только нет прогресса в его реализации, но и появилась информация о том, что мощность газопровода будет сокращена в два раза, а вместо четырёх ниток будут строить только две. Каковы причины свёртывания проекта? Связано ли это с серьёзными политическими разногласиями между Россией и Турцией или же это связано только с экономическими причинами?

В.Путин: Не могу согласиться с Вашим мнением о том, что «Турецкий поток» теряет динамику. Столь масштабный проект нельзя проработать и согласовать в одночасье. Слишком много юридических, технико-экономических, технологических, организационных вопросов, включая количество ниток газопровода с учётом реальных потребностей по объёмам закупки и прокачки газа, предстоит решить вместе с нашими турецкими коллегами. Чем качественнее мы их отработаем, тем быстрее, с меньшими рисками и затратами ресурсов выполним задуманное, обеспечим бесперебойную доставку российского газа напрямую турецким потребителям. Главное, что данный проект в полной мере соответствует интересам России и Турции. В этом мы едины с моим турецким коллегой Реджепом Тайипом Эрдоганом.

Свои соображения по двустороннему межправсоглашению, которое должно создать необходимую правовую основу для реализации проекта, мы передали турецкой стороне в июле текущего года. Рассчитываем, что новое правительство Турции сможет в сжатые сроки организовать проработку ключевых аспектов упомянутого соглашения.

На темпы переговорного процесса, безусловно, повлияла и политическая ситуация накануне выборов в Турции. Мы с пониманием отнеслись к этому и не форсировали события.

Известно, что ЕС и Болгария торпедировали реализацию «Южного потока» и не дали нам реализовать этот проект. Хотя он, безусловно, полностью соответствовал бы интересам Болгарии, да и всей Южной Европы. «Турецкий поток» позволил бы российскому природному газу приходить на турецко-греческую границу, фактически – на границу с ЕС. Здесь его смогли бы покупать европейские потребители. А странам, которые отказались от участия в строительстве нового энергомаршрута, остаётся подсчитывать упущенную выгоду.

Отмечу, что мы намерены и впредь быть стратегическим, надёжным поставщиком энергоресурсов в Турцию и Европу, и для этого у нас есть все необходимые возможности.

Вопрос: Позиция России по Сирии заключается в том, что судьбу Сирии и Башара Асада может решить только сирийский народ. Какую «дорожную карту» предлагает Россия для урегулирования сирийского кризиса? Каким Вы видите будущее этой страны? Обсуждался ли уход Башара Асада с поста президента во время встречи на высшем уровне в Москве? Была ли у Вас договорённость с США о начале операции в Сирии?

Кроме того, Запад постоянно упрекает Россию в том, что самолёты ВКС РФ наносят удары в Сирии не только по ИГ и «Джабхат-ан-Нусра», но и по другим группировкам. По Вашему мнению, все вооружённые группировки, которые воюют в Сирии против армии Асада, являются террористами?

В.Путин: Мы действительно изначально выступали и выступаем за то, чтобы судьбу Сирии решал её народ. Отрадно, что на венской встрече Группы поддержки Сирии 30 октября главы МИДов 17 государств и представители ООН и Евросоюза поддержали такой подход, зафиксировав его в итоговом совместном заявлении как коллективное мнение.

Что касается подготовки подробной «дорожной карты» урегулирования в Сирии, то это не наша задача. «Карту» должны выработать и принять сами сирийцы. Однако у нас есть соображения насчёт того, как внешние силы могли бы помочь сирийцам победить террористов и выйти из кризиса. Эти предложения сейчас активно продвигает российская дипломатия. Они не догма, а приглашение партнёрам к продолжению серьёзного разговора, и от того, насколько конструктивным он будет, во многом зависит, удастся ли нам перейти к решительным совместным действиям, которые позволят победить ИГ, восстановить Сирию в качестве единого, суверенного и светского государства. Обеспечить безопасные условия жизни для всех людей, независимо от их этнической и религиозной принадлежности. Открыть перспективу для социально-экономического возрождения страны. Ещё раз повторю: только сирийцы должны определить своё будущее, выбрать своих государственных лидеров.

Этой логикой, логикой международного права, мы руководствовались, принимая Президента Сирии Башара Асада в Москве. Давайте задумаемся, насколько законным и этичным было бы наше поведение, если бы мы пригласили в Москву главу дружественного государства и при этом поставили перед ним вопрос о его уходе? Сирия – суверенная страна, Башар Асад – президент, избранный народом. Так есть ли у нас право обсуждать с ним такие вопросы? Конечно, нет. Только те, кто ощущает свою исключительность, позволяют себе вести себя столь беспардонным образом, навязывать другим свою волю.

Именно по просьбе легитимного правительства Сирии мы проводим операцию Воздушно-космических сил в этой стране. Повторю ещё раз: её главная цель – не поддержка Башара Асада, а борьба с международным терроризмом. Нас регулярно пытаются обвинить в том, что мы бомбим так называемую «умеренную» оппозицию, хотя каких–либо доказательств нет. Более того, мы уже сотрудничаем с ней, в том числе с Сирийской свободной армией. Российская авиация нанесла несколько ударов по указанным ею целям.

Чтобы сделать борьбу с терроризмом более эффективной, нужно, чтобы международное сообщество выработало общее понимание, кого считать террористами. Ведь дело не в названии группировки – оно может быть весьма «невинным», а в том, какие методы она использует. Поэтому необходимо сформировать единый перечень экстремистских организаций. И Россия уже передала на этот счёт свои предложения в ходе упомянутой венской встречи Группы поддержки Сирии.

Вопрос: На саммите «Группы двадцати» под председательством Турции ожидается обсуждение темы борьбы с международным терроризмом. Как Вы оцениваете председательство Турции в «большой двадцатке»? Какие вопросы планируете вынести на повестку саммита в Анталье? Определён ли график двусторонних встреч на полях «двадцатки»?

В.Путин: Действительно, на саммите «Группы двадцати» в Анталье по предложению турецкого председательства будет обсуждаться тема борьбы с терроризмом и ситуация с беженцами. Это не удивительно. На наш взгляд, связь между этими вопросами и повесткой дня саммита – самая что ни на есть прямая. Ведь устойчивое развитие, экономический рост, расширение мировой торговли, привлечение инвестиций, решение вопросов трудовой занятости во многом зависят от того, насколько успешно мировое сообщество справится с острейшим вызовом современности – терроризмом и порождённой возникшим хаосом, вспышками насилия проблемой беженцев, сотни тысяч которых уже находятся в европейских и других странах, пытаясь спасти свою жизнь и жизни своих близких; а другие – ещё на подходе.

Уверен, что предстоящее обсуждение внесёт вклад в практическое решение этих вопросов и будет подкреплено сбалансированным итоговым документом, в котором найдут отражение наши общие подходы к борьбе с терроризмом и урегулированию кризиса с беженцами.

Что касается работы собственно саммита, то мы выступаем за то, чтобы в центре внимания «двадцатки» было решение ключевых финансово-экономических проблем, таких как меры по обеспечению устойчивого, сбалансированного экономического роста, укрепление стабильности финансовой системы.

Обсудим на саммите то, как реализуются принятые нашими странами в прошлом году стратегии роста экономик и национальные планы по занятости, реформы международных правил налогообложения и стимулирования инвестиций, решения в сфере финансового регулирования.

Рассчитываю, что в Анталье нам удастся предметно обсудить будущее мировой торговли и существующих механизмов многостороннего торгово-экономического сотрудничества. Обменяемся мнениями и о перспективах создания закрытых интеграционных объединений в АТР и Атлантике (имеем в виду Транстихоокеанское партнёрство – о достижении соглашения объявлено 5 октября сего года, участвует 12 стран: Австралия, Бруней, Вьетнам, Канада, Малайзия, Мексика, Новая Зеландия, Сингапур, США, Перу, Чили, Япония – и Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнёрство – планируемое соглашение между ЕС и США). Вызывает озабоченность, что процесс их формирования непрозрачен для бизнеса и общественности как самих стран-участниц, так и их экономических партнёров. В наших общих интересах убедиться, что эти объединения действительно дополняют многостороннюю торговую систему, работают на развитие всех экономик мира, а не порождают новые барьеры и риски.

Большие ожидания связываем с министерской конференцией ВТО, которая пройдёт в декабре в Найроби. Надеемся, она послужит укреплению многосторонней торговой системы и предложит конкретные шаги по завершению Дохийского раунда торговых переговоров.

В центре нашего внимания будут вопросы устойчивого развития, а также тематика изменения климата. Недавно в Нью-Йорке завершился Саммит ООН по глобальной повестке дня в области развития на период после 2015 года. Сейчас весь мир с нетерпением ждёт начала Конференции ООН по проблемам изменения климата, которая состоится в Париже в декабре этого года и, как мы надеемся, примет новое климатическое соглашение.

В целом удовлетворены работой турецкого председательства в «двадцатке». Удалось сохранить преемственность в выполнении решений, принятых на саммитах «Группы двадцати» в Санкт-Петербурге и Брисбене, пополнить текущую повестку новыми идеями. В их числе – создание «Женской двадцатки», проведение Всемирного форума малых и средних предприятий.

Важной инициативой Турции стало проведение первой встречи министров энергетики стран «двадцатки», на которой были обсуждены в том числе вопросы обеспечения доступа к современной энергии в странах Африки южнее Сахары, повышения энергоэффективности, развития возобновляемых источников энергии. А главное – стимулирования инвестиций в развитие энергетической инфраструктуры и внедрение чистых технологий.

Что касается графика двусторонних встреч, то он находится в процессе формирования. Планирую встретиться с Председателем КНР, президентами Турции, ЮАР, Аргентины, премьер-министрами Великобритании, Италии, Японии. По традиции перед началом саммита «двадцатки» в Анталье проведём неформальную встречу лидеров стран БРИКС, в котором Россия осуществляет председательство в текущем году. Сверим часы по ключевым вопросам «двадцаточной» повестки и важным международным и региональным проблемам.

Турция. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 13 ноября 2015 > № 1548323 Владимир Путин

Россия и Вьетнам будут торговать в рублях и донгах

Сегодня в Москве пройдет российско-вьетнамский бизнес-форум, на котором чиновники и банкиры обсудят расчеты между компаниями двух стран в донгах и рублях.

Одновременно откроется выставка вьетнамских товаров "Вьетнам Экспо", которая проводится в преддверии ратификации соглашения о зоне свободной торговли между Евразийским экономическим союзом и Вьетнамом, подписанным в мае этого года. Для России это шанс восстановить свои позиции во Вьетнаме, у которого еще не так давно на нашу страну приходилось более половины внешнего товарооборота.

Это "окно" открыто для нас еще на 4-5 лет, потом будет поздно, убежден торговый представитель РФ во Вьетнаме Максим Голиков. Он рассказал "Российской газете", с какой стороны нужно "заходить" на вьетнамский рынок и что вьетнамцы повезут в Россию после того, как таможенные пошлины будут обнулены или радикально снижены.

Максим Юрьевич, заключение договора о зоне свободной торговли с Вьетнамом повлияло на интерес к нему со стороны российского бизнеса?

Максим Голиков: Он растет, особенно со стороны компаний, которые имеют наработки на вьетнамском направлении. Для них стало приятной неожиданностью, что, оказывается, сейчас будут обнулены или в течение какого-то времени существенно снижены таможенные пошлины. К тому же конъюнктура благоприятная. Интерес в масштабах Вьетнама большой, даже не только по традиционным товарам нашего экспорта (машиностроение, удобрение, нефтепродукты), но и по кондитерским изделиям, продукции химической отрасли, инструментам и многому другому. 90 процентов компаний, побывавших во Вьетнаме в составе бизнес-миссий из регионов, уезжают с оптимизмом, настроены на работу там.

Во Вьетнаме хотя и проживает свыше 90 миллионов человек, но емкость рынка, по всей видимости, не так уж велика. Люди живут бедно, ВВП на душу населения всего 2 тысячи долларов.

Максим Голиков: Конечно, вьетнамский рынок с индийским или китайским не сравнить в том смысле, что нельзя ждать мгновенных больших объемов торговли. Но емкость рынка там измеряется не столько потребительским спросом. Вьетнам предъявляет большой спрос на товары инвестиционного характера, там велики государственные инвестиции, и не случайно в стране присутствуют практически все ведущие международные компании.

Малый и средний бизнес, конечно, может ориентироваться на потребительский рынок. Во вьетнамских городах потребление уже приближается к нашему уровню, люди там начали покупать дорогое, экологически чистое и так далее. Но не надо ждать, что наши вьетнамские партнеры будут что-то предлагать, нужно самим наращивать присутствие, активизировать связи.

Пока еще этот рынок восприимчив к совместным проектам и к импорту товаров в чистом виде. И наша задача - сориентировать экспортеров, облегчить им выход на рынок, чтобы им были понятнее реалии, законодательство. Для этого этой зимой мы будем запускать российский экспортный центр при торгпредстве.

С соглашением о зоне свободной торговли увязано создание сборочных производств российских автопроизводителей во Вьетнаме. Смогут ли они удержаться на этом рынке? Все-таки там хватает конкурентов - японские, корейские производители, из Китая, наверное, тоже.

Максим Голиков: При преференциях, которые сейчас обсуждаются, эти проекты имеют перспективы. Опыт такой уже есть, с 2008 года во Вьетнаме собираются "КамАЗы". А после ослабления рубля "КамАЗ" в этом году увеличил поставки на вьетнамский рынок. Наша доля на авторынке Вьетнама - менее 3 процентов. Это точка, с которой можно начинать развитие.

О производствах какого масштаба идет речь?

Максим Голиков: До нескольких тысяч автомобилей в год, но переговоры о количественных показателях между минпромторгами двух стран продолжаются. Вьетнамцы, конечно, заинтересованы, чтобы к ним приходили современные технологии, но эксклюзивные права всегда сложно кому-то давать, и надо провести большую юридическую работу, чтобы не усложнить переговоры с другими желающими войти на рынок.

Насколько это реально - использовать Вьетнам как "окно" в другие страны?

Максим Голиков: Возможности во Вьетнаме мы рассматриваем, в частности, как стартовые для наращивания российского присутствия в других странах региона, который в ближайшие один-два года резко снижает всевозможные барьеры во взаимной торговле. У нас уже есть совместные производства, работающие на экспорт, - в нефтегазовой сфере, где у России самые крупные предприятия во Вьетнаме, в машиностроении.

Почти одновременно с созданием зоны свободной торговли с ЕАЭС Вьетнам включается в Транстихоокеанское партнерство. Говорят, он теперь чуть ли не лишится экономического суверенитета и будущее за доминированием там США, Японии, Кореи. Это правда?

Максим Голиков: На наш взгляд, не стоит сильно драматизировать это и думать, что Вьетнам проснется на следующий день другой страной. Очевидно, что страна не готова мгновенно перейти к снижению тарифных барьеров и системным изменениям, которые предполагает Партнерство, и будет выторговывать солидные переходные периоды. Поэтому многое зависит от того, как мы себя поведем, сможем ли активизироваться по крупным проектам.

Через 4-5 лет будет уже поздно?

Максим Голиков: Думаю, да. Российским экспортерам надо быстрее заходить и пытаться занимать ниши. Через несколько лет ситуация принципиально изменится, потому что Вьетнам будет вовлечен и в другие зоны свободной торговли - с Южной Кореей, Европейским Союзом, возможно, с Китаем.

А что Вьетнам хочет продавать в России?

Максим Голиков: В основном традиционные товары вьетнамского экспорта, привязанные к почве - овощи, рис, орехи, тропические фрукты, другие виды сельхозпродукции, в том числе экологически чистой. Сырье из тропических материалов для сельского хозяйства и промышленности. Естественно, текстильные изделия и обувь.

Россия. Вьетнам > Внешэкономсвязи, политика > economy.gov.ru, 12 ноября 2015 > № 1546503 Максим Голиков

Экономика ЕАЭС: повестка дня

Евгений Винокуров, Тарас Цукарев

Е.Ю. Винокуров – доктор экономических наук, директор Центра интеграционных исследований Евразийского банка развития.

Тарас Цукарев - руководитель направления Центра интеграционных исследований Евразийского банка развития.

Резюме ЕАЭС — молодое интеграционное объединение, созданное с целью помочь его странам-участницам реализовать свой экономический потенциал и потенциал хозяйственных связей внутри региона, создать условия для повышения глобальной конкурентоспособности.

Евразийский экономический союз (ЕАЭС) — молодое интеграционное объединение, созданное с целью помочь его странам-участницам реализовать свой экономический потенциал и потенциал хозяйственных связей внутри региона, создать условия для повышения глобальной конкурентоспособности. Единый рынок товаров, услуг, капитала и труда является сердцевиной интеграционного проекта.

Создание ЕАЭС – серьезное достижение его участников после нескольких «интеграционных фальстартов» 1990-2000-х годов. В перспективе им предстоит преодолеть еще множество препятствий. Глобальные проекты с трудом пробивают себе дорогу. Несмотря на наличие ряда нерешенных задач, идея глубокой экономической интеграции обретает конкретные практические очертания.

Что нужно сделать для достижения максимального положительного эффекта ЕАЭС? На наш взгляд, повестка дня на ближайшие 10 лет предусматривает следующие важнейшие шаги:

завершить формирование единого рынка товаров и услуг, устранив имеющиеся изъятия;

максимально ликвидировать и/или унифицировать нетарифные барьеры внутри союза;

эффективно координировать макроэкономическую политику, включая валютно-финансовые вопросы, и тем самым не допустить «расползания» экономического союза;

создать сеть зон свободной торговли и соглашений о торгово-экономическом сотрудничестве, включая двух ключевых торгово-инвестиционных партнеров – ЕС и Китай.

Реализация этих мер и ряда более узких инициатив (развитие инфраструктуры, промышленной политики, АПК, рынка труда, формирование единого пенсионного пространства, активизация научного и образовательного сотрудничества и т.п.) позволит существенно увеличить эффект от интеграции.

Прежде чем подробно раскрыть суть этих задач в рамках ЕАЭС, напомним вкратце об эволюции евразийской интеграции и ее институтов.

Эволюция евразийских институтов

Начальной точкой реализации масштабного межгосударственного проекта можно назвать выступление в марте 1994 года в МГУ Президента Казахстана Н.А. Назарбаева. Его доклад содержал принципиально новую для того времени интеграционную парадигму, основная суть которой заключалась в создании Евразийского Союза с упором на экономику.

Есть такое выражение: «в России надо жить долго». Оно в полной мере подтвердилось и в отношении региональной интеграции. Для ее практического воплощения понадобилось 20 лет работы, сопровождаемой несколькими фальстартами.

Все это время действовали механизмы Содружества Независимых Государств (СНГ), сдержавшие многие губительные дезинтеграционные процессы. Особую роль сыграли отраслевые советы по транспорту и электроэнергетике, которые много сделали для сохранения технологического единства и электроэнергетических систем. И все же, нельзя отрицать, что в силу ряда объективных причин СНГ как организации не удалось продвинуться дальше задачи «цивилизованного развода».

В 1995 году «тройка» стран (Белоруссия, Казахстан и Россия), которые и в настоящее время являются ядром интеграционного объединения,[1] подписала Соглашение о Таможенном союзе. Документ предполагал устранение препятствий для свободного экономического взаимодействия между хозяйствующими субъектами сторон, обеспечение свободного товарообмена и добросовестной конкуренции. Фальстарт.

В 2000 году пятью государствами было учреждено Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС).

В 2003 году Президенты Белоруссии, Казахстана, России и Украины подписали соглашение о формировании Единого экономического пространства. «Оранжевая революция» 2004 года поставила крест на этом начинании, что до сих пор вызывает глубокое сожаление, ведь участие Украины в евразийских интеграционных процессах было глубоко осмысленно и экономически целесообразно. Второй фальстарт.

В октябре 2007 года Россия, Белоруссия и Казахстан подписали Договор о создании единой таможенной территории и формировании Таможенного союза (ТС). Тогда же утвердили План действий по его созданию. Поставленная цель — обеспечение свободного перемещения товаров во взаимной торговле, создание благоприятных условий торговли с третьими странами, а также развитие экономической интеграции.

Мало кто верил в успех новой попытки, но, по истечении плановых двух лет подготовки, 19 декабря 2009 года в Алма-Ате А. Лукашенко, Д. Медведев и Н. Назарбаев подписали Совместное заявление о формировании Таможенного союза, после чего 1 января 2010 года вступил в силу единый таможенный тариф. Успех во многом был обеспечен экономическим кризисом, который подтолкнул страны к объединению. [2]

Уже в 2011 году ТС Белоруссии, России и Казахстана начал функционировать в нормальном режиме. Создана единая таможенная территория и единый таможенный тариф.

С 1 января 2012 года в силу вступили 17 соглашений, формирующих основу Единого экономического пространства (ЕЭП). Они регламентировали ряд ключевых тем экономического сближения «тройки» — от координации макроэкономической политики до трудовой миграции.

И, наконец, 1 января 2015 года вступил в силу Договор о Евразийском экономическом союзе. Со 2 января 2015 года к интеграционному объединению присоединилась Армения, а в мае — Киргизия.

Институты ЕАЭС

«Семья» институтов ЕАЭС также сформирована. Принципиальные вопросы деятельности союза, его стратегию, направления и перспективы развития интеграции утверждает Высший Евразийский экономический совет, в который входят главы государств-членов. Евразийским межправительственным советом в лице глав правительств государств-членов осуществляется работа по 10 полномочиям, в том числе, обеспечение контроля за исполнением Договора о ЕАЭС и одобрение проекта бюджета. В полную силу заработал единый наднациональный институт, который является регулирующим органом союза и движущей силой интеграции — Евразийская экономическая комиссия (ЕЭК). На наднациональный уровень Комиссии переданы 140 властных полномочий.

Среди других ключевых органов ЕАЭС необходимо выделить следующие.

Суд Евразийского экономического союза — специализированный судебный орган, который рассматривает споры по вопросам реализации международных договоров в рамках союза и решений органов союза. Его решения, например, по Единому таможенного тарифу, имеют прямое действие.

Финансовые механизмы евразийской интеграции реализуются через Евразийский банк развития (ЕАБР) и Евразийский фонд стабилизации и развития (ЕФСР). ЕАБР (6 государств-участников, 1,6 млрд. долл. капитала и около 5 млрд. долл. инвестиционного портфеля) состоялся как авторитетный международный финансовый институт. Он реализует в приоритетном порядке проекты, увеличивающие взаимную торговлю и трансграничные инвестиции. ЕФСР с капиталом с 8,5 млрд. долл. и шестью участниками — ключевой механизм антикризисного регулирования и финансовой стабилизации в регионе.

Основным правовым документом ЕАЭС является Договор о Евразийском экономическом союзе. Документ изложен на 680 страницах, из которых сам Договор занимает 100 страниц, остальное — приложения к нему. [3]

Таким образом, в настоящее время сформировано региональное интеграционное объединение с общим рынком в 180 млн. человек и совокупным ВВП 2,2 трлн. долл. Ключевые по масштабу экономики союза — Россия и Казахстан (Таблица 1).

Таблица 1. Индикаторы социально-экономического развития стран ЕАЭС, 2014 год

* Оборот внешней торговли рассчитан на основе данных ЕЭК по внешнеторговому обороту с третьими странами и обороту взаимной торговли

** Данные по объему внешней торговли рассчитаны на основе платежного баланса Киргизии.

Источник: МВФ, национальные статистические ведомства, ЕЭК, расчеты ЕАБР.

При этом сегодня мы видим определенные положительные результаты в евразийской интеграции. Например, согласно данным Мониторинга взаимных инвестиций в странах СНГ (ведется Центром интеграционных исследований ЕАБР), на фоне общего существенного падения взаимных инвестиций в СНГ, страны-участницы Евразийского союза удерживают стабильный уровень инвестиционного взаимодействия (25,1 млрд. долл. взаимных инвестиций в ЕАЭС). [4]

Население поддерживает евразийскую интеграцию. По данным проводимого ЦИИ ЕАБР с 2012 года мониторинга общественного мнения в рамках проекта «Интеграционный барометр ЕАБР», уровень одобрения таможенного союза находится на комфортном уровне в 65 -78%. [5]

Важнейшие составляющие повестки дня на ближайшие годы

Ликвидация оставшихся изъятий из единого рынка товаров и услуг

Дальнейшее развитие евразийской интеграции зависит от того, насколько успешной будет реальная «интеграция снизу» — рост взаимной торговли, трансграничных инвестиций, цивилизованной трудовой миграции. Для этого необходимо создание единых «правил игры» в экономике ЕАЭС. Конечной целью на перспективу до 2025 года должно стать доведение охвата общего рынка, максимально близкого к 100%.

Необходимый и важный процесс для модернизации и кооперации экономик государств-участников ЕАЭС — ликвидация изъятий из единого рынка. Так, например, стороны договорились о создании до 1 января 2016 года единого рынка фармацевтических и лекарственных средств.

Начинается подготовка к созданию общего электроэнергетического рынка. После утверждения ЕЭК концепции формирования единого электроэнергетического рынка будет подготовлен межгосударственный договор. Появление единого рынка планируется на 2019 год.

Прорабатывается вопрос создания к 2022 году финансового мега-регулятора ЕАЭС — наднационального финансового института, ответственн ого за формирование единых правил работы на финансовых рынках союза, соответствующее регулирование и надзор.

К 2025 году должен возникнуть единый рынок нефти, газа и нефтепродуктов. Столь отдаленный срок связан с чрезвычайной важностью нефтегазового сектора в формировании национальных бюджетов.

Ликвидация и унификация нетарифных барьеров

Одной из важнейших составляющих повестки дня ЕАЭС на ближайшие годы является постепенная унификация и отмена нетарифных барьеров (НТБ) в торговле товарами и услугами. Они существенно обременяют взаимные потоки товаров и услуг между странами ЕАЭС, снижая эффективность общего рынка, препятствуя развитию и кооперации технологичных отраслей.

Центр интеграционных исследований ЕАБР провел масштабное исследование и впервые дал развернутую оценку влияния НТБ на взаимную торговлю в ЕАЭС и рекомендации по их устранению. На основе опроса предприятий Белоруссии, Казахстана и России подсчитано, что НТБ «крадут» 15-30% стоимости экспорта. Другими словами, в каждом долларе экспорта между странами ЕАЭС все еще «зашито» 15-30 центов издержек, связанных с барьерами. [6]

Условно НТБ можно разделить на две группы. К первой относятся такие нетарифные барьеры, как санитарные и фитосанитарные меры, технические барьеры в торговле, квоты, запреты и меры количественного контроля. Ко второй — нормы ценового контроля и меры, влияющие на конкуренцию (институт специмпортеров, ограничения в области сбыта и государственных закупок, субсидии). Вторая группа барьеров часто называется «песком в колесах», поскольку затрудняет движение товаров и в принципе может быть полностью ликвидирована. Эксперты ЦИИ ЕАБР установили, что именно эти нетарифные барьеры оказывают более негативное влияние на торговлю. Таким образом, основные усилия нужно направить на устранение «песка в колесах» взаимной торговли.

Согласно проведенному ЦИИ ЕАБР исследованию, в среднесрочной перспективе наибольший выигрыш от снижения НТБ будет у Белоруссии: ее реальный ВВП может вырасти на 2,8%, а благосостояние на 7,3% накопленным итогом. В Казахстане благосостояние увеличится на 1,3%, тогда как прирост реального ВВП составит 0,7%. Эффекты для России могут быть менее значительными: благосостояние вырастет на 0,5% кумулятивно, а реальный ВВП — на 0,2%. Это связано как с большими размерами экономики, так и меньшей значимостью для России торговли внутри ЕАЭС по сравнению с другими странами.

Исследование показало, что наибольший выигрыш в случае снижения НТБ получат производители машин и оборудования. В этом секторе экономики издержки от НТБ находятся на самом высоком уровне. Заметные преимущества также получат предприятия целлюлозно-бумажной и пищевой промышленности, производители кожи, обуви, резиновых и пластмассовых изделий.

Кроме того, с высокими издержками от нетарифного регулирования торговли сталкиваются экспортеры химической продукции (в Белоруссию и Россию), продукции деревооб работки (в Казахстан и Россию), сельскохозяйственной продукции (в Белоруссию), а также электрооборудования, электронного и оптического оборудования (в Казахстан).

Макроэкономическая и валютно-финансовая координация

Для стран ЕАЭС крайне важна согласованная макроэкономическая политика. Данный механизм предусматривает обеспечение макроэкономической стабильности, формирование единых принципов функционирования экономики, согласование параметров основных показателей в целях повышения устойчивости и углубления интеграции экономик участников.

Задача критической важности для будущего ЕАЭС — добиться полноценной координации макроэкономической политики, как в монетарной сфере, так и в фискальной. Близкие и очень умеренные темпы инфляции, сближающаяся цена финансовых ресурсов и их взаимная доступность, сближение рисковых премий, стабильные и устойчивые темпы роста, устойчивость долга, сбалансированность внешней торговли, сбалансированность в налогово-бюджетной сфере (Таблица 2) — все это предстоит реализовать в рамках ЕАЭС. В Договор заложены три критерия: соотношение госдолга к ВВП, уровень инфляции и дефицит бюджета. Но как добиться их соблюдения государствами-участниками? Вот задача, для которой необходимо найти решение.

Таблица 2. Основные макропоказатели, определяющие устойчивость экономического развития государств-членов ЕАЭС

Источник: Договор о ЕАЭС.

Одним из важнейших условий успешного функционирования монетарного союза является налогово-бюджетная координация. Невыполнение этого условия может свести на нет все усилия, связанные с созданием союза.

Характерен пример Греции и некоторых других стран южной Европы. При создании зоны евро инвесторы стали воспринимать их как малорискованных заемщиков. Однако при отсутствии фискальной координации рост долга и госрасходов приобрел бесконтрольный характер. В итоге это привело к пересмотру рисковых премий и суверенным долговым кризисам. Таким образом, о монетарном союзе необходимо говорить только в контексте контроля над дефицитом бюджета и уровнем государственного долга.

Нужно ли при этом вводить единую валюту? Последнее время рассуждения на тему введения единой валют и создания единого центрального банка стали популярны. По нашему мнению, в настоящий момент данная дискуссия не оправдана и даже контрпродуктивна.

Основная среднесрочная цель валютно-финансовой координации — добиться менее волатильной динамики взаимных валютных курсов внутри ЕАЭС, исключить их «разбегание», представляющее угрозу для стабильности единого экономического пространства. Это позволит снизить издержки взаимной торговли, увеличить ее объем, а также откроет путь для взаимных долгосрочных инвестиций. Для инвесторов предсказуемость и стабильность ситуации на валютных рынках (особенно для малых стран) имеет первостепенное значение.

При этом выгоды от валютно-финансовой координации, которая является оправданным и закономерным шагом на пути развития и укрепления ЕАЭС, очевидны. Формирование единых правил валютного регулирования и платежно-расчетных операций, скоординированной монетарной и фискальной политик даст массу преимуществ. Среди них:

интенсификация взаимной торговли за счет снижения транзакционных издержек и волатильности валютных курсов;

благотворное влияние на развитие общего финансового рынка и инвестиционных потоков. Снизятся издержки и риски взаимных инвестиций, а это означает, что объем взаимных инвестиций вырастет;

уменьшение цены заимствования за счет стабилизации инфляции и процентных ставок, что особенно важно для экономик малых стран ЕАЭС. Валютный союз позволит «импортировать» экономическую стабильность в те страны, где инфляция традиционно выше.

В последнее время среди аргументов против монетарно-финансового сближения часто называют валютный кризис в России в декабре 2014 года. Наше видение здесь противоположное. Последние четыре квартала показали, что валюты стран ЕАЭС де-факто сильно зависят от рубля. По прошествии времени они, так или иначе, корректируются вслед за российской валютой. Целесообразно сделать этот механизм прозрачным и регулируемым, чтобы избежать краткосрочных дисбалансов.

Приведем пример.

В Белоруссии в январе 2015 года экспорт в Россию упал на 39% при общем падении экспорта на 25%. Причина не одна. Однако курсовые проблемы, а именно связанная с ними потеря конкурентоспособности белорусских товаров на российском рынке, сыграли важную роль. В I квартале 2015 года по отношению к соответствующему периоду 2014 года ослабление курса белорусского рубля к доллару составило 51%, в то время как российская валюта за аналогичный период обесценилась почти на 80% (казахский тенге и армянский драм подешевели на 9% и 16% соответственно).

Адаптация к согласованию курсовой политики в Белоруссии должна происходить при гораздо более высоких уровнях инфляции. С этим связаны потенциальные проблемы в текущем счете. Мы провели предварительные расчеты такого сценария. Результаты показывают, что накопленный дефицит счета текущих операций за 4 года может составить 7-8% от ВВП дополнительно к базовому сценарию. Соответственно необходимо будет искать источники внешнего финансирования.

Странам ЕАЭС предстоит также ответить и на другие вопросы, которые затрагивают интеграцию в финансовой сфере:

либерализация услуг банковского сектора, включая вопросы участия иностранного капитала в банковской системе, открытия филиалов иностранных банков и снятия ограничений на движение капитала;

выравнивание условий по операциям капитального счета;

либерализации доступа на рынок ценных бумаг, в части брокерской деятельности, включая возможность свободного размещения и обращения ценных бумаг для национальных эмитентов в странах ЕАЭС;

либерализация доступа на рынок ценных бумаг в части депозитарной деятельности.

Создание сети зон свободной торговли и соглашений о торгово-экономическом сотрудничестве Евразийского союза

Широкий спектр вопросов предстоит решить в части торгово-экономического сотрудничества. Дело в том, что правила мировой торговли претерпевают тектонические изменения. И очень часто не в пользу стран ЕАЭС. Нужно признать, что сегодня ЕАЭС — с его ВВП в размере 2,2 трлн. долларов США и 182 млн. человек (92,9 млн. человек экономически активного населения) — не представляет собой самодостаточный рынок. Это всего 3,2% мирового ВВП! Любые попытки отстроить «крепость Евразию» самоубийственны.

Какие могут быть решения в текущей ситуации кризиса отношений с Западом?

Во-первых, необходимо выстраивать сеть зон свободной торговли (ЗСТ). Первое — с Вьетнамом — было подписано в мае текущего года. В настоящее время также прорабатываются соглашения о ЗСТ ЕАЭС с Египтом, Индией и Израилем. Другие потенциальные партнеры — Южная Корея, Чили, Южная Африка, Иран и т.д.

Во-вторых, перспективна активизация переговорного процесса между ЕАЭС и его крупнейшими торгово-экономическими партнерами — ЕС и КНР. В данном случае оптимальная политика ЕАЭС может быть сформулирована в духе китайских дацзыбао — «Стоять на двух ногах». Другими словами, Евразийский союз не может позволить себе опираться лишь на одного партнера. [7]

В данном направлении уже есть определенное движение. Начался диалог между ЕАЭС и КНР по разработке Соглашения о торгово-экономическом сотрудничестве. Активно обсуждается участие ЕАЭС в новой стратегической концепции КНР «Экономический пояс Шелкового пути». Несомненно, перспективы взаимовыгодного сотрудничества ЕАЭС и КНР должны придать дополнительный серьезный импульс региональному развитию, транспортному, энергетическому и финансовому взаимодействию в Центральной Азии, Сибири и на Дальнем Востоке. [8]

Возрос интерес к экономическому сотрудничеству и интеграции между ЕС и ЕАЭС . Для формирующегося Евразийского союза глубокая экономическая интеграция с ЕС чрезвычайно важна. Во-первых, ЕС — это крупнейший торговый партнер России и Казахстана, более половины товарооборота Российской Федерации приходится на ЕС (Россия, в свою очередь, является третьим по значимости торговым партнером Евросоюза). Во-вторых, ЕС мог бы сыграть важную роль в решении проблем модернизации стран ТС. В-третьих, зарождающийся Евразийский союз в настоящее время инициирует ряд соглашений о свободной торговле с более мелкими партнерами. В этом контексте ЕС также следует рассматривать как основного долгосрочного партнера. [9]

Безусловно, мы не ожидаем быстрого прогресса в отношениях с ЕС в условиях текущего кризиса отношений, но в 10-летней перспективе многое может стать возможным.

Чтобы иметь больше шансов на успех, соглашения между ЕАЭС и важнейшими экономическими партнерами должны носить максимально всеобъемлющий и прикладной характер. Причина следующая: «голая» зона свободной торговли невыгодна, например, России и Казахстану, экспорт которых носит в большей степени сырьевой характер. Из-за существующей структуры торговли Россия и Казахстан не заинтересованы в узко сформулированном режиме свободной торговли (это верно и для Белоруссии, хотя в меньшей степени). При этом очевидные проблемы, связанные с уступками в торговле, должны быть компенсированы выгодами в других сферах. Нужен существенный прогресс по другим направлениям экономического сотрудничества для того, чтобы идея зоны свободной торговли обрела смысл.

Возможные варианты соглашений должны охватывать не только вопросы товарной торговли, но и торговлю услугами, электронную торговлю, инвестиционные режимы, техническое регулирование, нетарифные барьеры в торговле, либерализацию доступа на финансовые рынки, развитие международной транспортной инфраструктуры, механизмы рассмотрения и урегулирования торговых конфликтов и т. д. [10]

Примером потенциальной интеграции между ЕАЭС и наиболее заинтересованными экономиками-партнерами может послужить всестороннее торгово-экономическое соглашение (Сomprehensive Economic and Trade Agreement, CETA), которое выступает юридической формой принципиальной договоренности, достигнутой, например, в 2013 году между ЕС и Канадой. Также полезно изучение структуры Трансатлантического партнерства по торговле и инвестициям (Transatlantic Trade and Investment Partnership, TTIP) — глубокое экономико-торговое соглашение по своей форме, охватывающее массу вопросов наряду с либерализацией торговли товарами и услугами. [11]

ЕАЭС не должен быть нацелен на создание «крепости Евразия». Необходимо стремиться к максимально взаимовыгодному сотрудничеству с любым из своих партнеров.

Первая ЗСТ Евразийского экономического союза

30 мая 2015 года в Казахстане между ЕАЭС и Вьетнамом подписано соглашение о создании зоны свободной торговли (ЗСТ), устанавливающее, в том числе, особый режим работы для совместных производственных проектов в этой стране.

Документ предусматривает постепенное взаимное открытие рынков договорившихся сторон. Средний уровень импортного тарифа стран ЕАЭС к 2025 году сократится с 9,7% до 2%, Вьетнама — с 10% до 1%. При этом уже после ратификации парламентами (предположительно, на это уйдет полгода) будут обнулены пошлины примерно по 60% позиций взаимной торговли, по окончании переходного периода — по 88%. Минэкономики РФ ожидает удвоения торгового оборота с Вьетнамом к 2020 году (с $3,7 млрд. в 2014 году).

В пакете подписано соглашение «Об особом режиме для российских инвесторов и поставщиков услуг», которое, в частности, закрепляет возможность комп аниям из РФ вести бизнес во Вьетнаме на таких же условиях, что и местные фирмы. Речь, в частности, идет о совместных проектах автопроизводителей (ГАЗ, КамАЗ, УАЗ), а также о вложениях в электрогенерацию, транспортную инфраструктуру и нефтепереработку.

Уроки других интеграционных объединений

Немаловажным является опыт развития других интеграционных объединений. ЕАЭС внимательно следит, например, за процессами, происходящими в том же ЕС, и извлекает для себя уроки.

Первый урок — степень интегрируемости стран в первую очередь зависит от экономической составляющей, т.е. положительный результат интеграции основывается на реальных экономических эффектах.

Второй урок — единая валютная зона нуждается в подготовке надежного фундамента в виде реального, эффективного согласования макроэкономических политик. Своя Греция Евразийскому союзу не нужна.

Третий урок — для успеха интеграционного проекта необходима активная информационная политика.

Важным моментом является отношение и интерес общества к интеграционному проекту. Это задает общий положительный фон и во многом определяет динамику, а также дает мощный импульс политическим элитам к действию. Восприятие населением успехов и недостатков евразийской интеграции отражены в результатах оценки уровня одобрения ТС и ЕЭП гражданами СНГ. Так, репрезентативный опрос в рамках Интеграционного барометра, проведенного ЦИИ ЕАБР летом 2014 года, выявил, что одобрение ТС И ЕЭП находится в Казахстане, России, и Белоруссии на высоком уровне – 84%, 79%, и 68% соответственно (рисунок 1). В Армении данный показатель составил 64%, в Киргизии — 50%. Рассматривая отношение населения стран, не являющихся членами ТС и ЕЭП, нужно отметить, что наиболее высокая поддержка была зафиксирована в Таджикистане (72%) и Узбекистане (68%). Население этих стран ориентировано на экономическое взаимодействие со странами бывшего СССР, и, прежде всего, с Россией. На наш взгляд, это является аргументом в пользу активизации интеграционного взаимодействия ЕАЭС с этими двумя государствами. [12]

Рисунок 1. Вопрос для стран-членов ТС: Белоруссия, Казахстан и Россия объединились в Таможенный союз, который освободил торговлю между тремя странами от пошлин, и создали Единое экономическое пространство (по сути — единый рынок трех стран). Как вы относитесь к этому решению? Вопрос для стран вне ТС: Белоруссия, Казахстан и Россия объединились в Таможенный союз, который освободил торговлю между тремя странами от пошлин, и создали Единое экономическое пространство (по сути — единый рынок трех стран). Считаете ли вы, что нашей стране желательно присоединиться к этому объединению?, %

Источник: Интеграционный барометр ЕАБР – 2014.

ЕАЭС с позиции иностранных инвесторов

Иностранные инвесторы и торговые партнеры могут быть заинтересованы в работе на рынке Евразийского экономического союза в силу следующих причин:

Во-первых, единое пространство ЕАЭС позволяет инвестору выбрать удобную с точки зрения его стратегии локализацию производства. Например, разместив производственные мощности на севере Казахстана, можно одновременно работать на регионы Центральной Азии, Южной Сибири и Урала.

Во-вторых, единое таможенное и экономическое пространство позволяет выстраивать эффективные товаропроводящие сети, пользуясь всеми преимуществами интеграции.

В-третьих, иностранные инвесторы имеют возможность использовать наработанный потенциал научно-производственных кластеров и инфраструктуры для создания на их основе эффективных производств с удобным выходом на региональные рынки.

Согласно данным Мониторинга и анализа прямых иностранных инвестиций ст ран ЕАЭС на евразийском континенте, который реализуется ЦИИ ЕАБР, отобранные пять стран Евразии (Австрия, Турция, Индия, Вьетнам и Китай) демонстрируют положительную динамику ПИИ в страны ЕАЭС. За 2008 – 2013 годы показатель увеличился на 69% (до 58,3 млрд. долл.).

При этом самая впечатляющая динамика ПИИ наблюдается у Китая. Если еще 5 лет назад Китай был сопоставим с Индией на постсоветском пространстве, то теперь он ее значительно превосходит. Однако такое соотношение обеспечивается благодаря масштабному присутствию китайских ТНК в нефтегазовом секторе Казахстана. В другие отрасли китайцы до 2014 года почти не шли. Есть основания полагать, что в настоящее время ситуация кардинально меняется. [13]

Для потенциальных иностранных инвесторов вывод будет следующий : инвестировать в экономику ЕАЭС с учетом факта существования единого экономического пространства. Соответственно, выбирать для этого локализацию, выстраивать логистику, пользоваться «конкуренцией юрисдикций», продвигать создание ЗСТ своих стран с ЕАЭС.

Таким образом, ЕАЭС является новой реальностью для инвесторов. Создан общий рынок на территории пяти государств, дающий возможность работать практически из любой точки. При всем текущем несовершенстве механизма работы союза он уже представляет собой единое экономическое пространство с достаточно четкой дорожной картой развития и перспективами роста.

Данный материал вышел в серии записок Валдайского клуба, публикуемых еженедельно в рамках научной деятельности Международного дискуссионного клуба Валдай. С другими записками можно ознакомиться по адресу http://valdaiclub.com/publications/valdai-papers/

[1] Идея «интеграционного ядра» евразийской интеграции количественно обоснована в: Винокуров Е. (ред.) (2010) Система индикаторов евразийской интеграции. ЕАБР: Алматы.

[2] Стандартный теоретический аргумент состоит в том, что кризисы препятствуют интеграции, т.к. повышается уровень протекционизма. Вопреки этой аргументации, мы обосновываем, что экономические кризисы могут выступать катализатором интеграционных процессов при условии наличия тесных связей между странами и отсутствия реальных альтернатив: Vinokurov E., Libman A. (2014) Do Economic Crises Impede or Advance Regional Economic Integration in the Post-Soviet Space? Post-Communist Economies. Vol. 26 (3): 341–358.

[3] http://www.eurasiancommission.org/ru/act/texnreg/depsanmer/Documents/Договор о Евразийском экономическом союзе.pdf

[4] ЦИИ ЕАБР (2014) Мониторинг взаимных инвестиций в странах СНГ. Доклад №26. Санкт-Петербург. Доступно на: http://www.eabr.org/r/research/centre/projectsCII/invest_monitoring/ ; ЦИИ ЕАБР (2015) Мониторинг взаимных инвестиций в странах СНГ. Доклад №32, Санкт-Петербург (сентябрь).

[5] ЦИИ ЕАБР (2012-2014) Интеграционный барометр ЕАБР 2012, 2013, 2014. Соответствующие доклады доступны на http://eabr.org/r/research/centre/projectsCII/

[6] ЦИИ ЕАБР (2015) Оценка экономических эффектов отмены нетарифных барьеров в ЕАЭС. Доклад №29. ЕАБР: Санкт-Петербург. Доступно на: http://eabr.org/general//upload/CII%20-%20izdania/2015/НТБ-29/doklad_29_preview.pdf

[7] Vinokurov E., Libman A. (2012) Eurasian Integration: Challenges of Transcontinental Regionalism. Basingtoke and New York: Palgrave Macmillan.

[8] Аналитический доклад Международного дискуссионного клуба «Валдай». Экономический пояс «Шелкового пути» и приоритеты совместного развития евразийских государств. Москва, Июнь 2015. Доступно на: http://valdaiclub.com/publication/77920.html

[9] Vinokurov E. (2014) Mega Deal Between the European Union and the Eurasian Economic Union. Russia in Global Affairs, No. 4 October-December, 2014.

[10] ЦИИ ЕАБР (2014) Количественный анализ экономической интеграции Европейского союза и Евразийского экономического союза: методологические подходы. Доклад №23. ЕАБР: Санкт-Петербург. Доступно на: http://eabr.org/general//upload/CII%20-%20izdania/2014/Колич%20анализ%20эк%20интеграции/doklad_23_ru_preview_web1.pdf

[11] Hamilton, Daniel S., ed. (2014) The Geopolitics of TTIP: Repositioning the Transatlantic Relationship for a Changing World. Washington, DC: Center for Transatlantic Relations.

[12] ЦИИ ЕАБР (2014) Интеграционный барометр ЕАБР – 2014. Доклад №25. ЕАБР: Санкт-Петербург. Доступно на: http://eabr.org/general//upload/CII%20-%20izdania/2014/Barometr-2014/EDB_Centre_Analycal_Report_25_Full_Rus_1.pdf

[13] ЦИИ ЕАБР (2014) Мониторинг прямых инвестиций России, Беларуси, Казахстана и Украины в странах Евразии. Доклад №28. Санкт-Петербург. Доступно на: http://eabr.org/general//upload/CII%20-%20izdania/2014/МПИ-2014/doklad_28_preview.pdf

Казахстан. ЕАЭС. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 октября 2015 > № 2906364 Евгений Винокуров, Тарас Цукарев

Снова надзирать и наказывать? К очередному изданию полицейского государства или назад в Средневековье

Виктор Сергеев - директор Центра глобальных проблем Института международных исследований (ИМИ) МГИМО(У) МИД России, Москва, Россия.

Елена Алексеенкова - научный сотрудник Центра глобальных проблем Института международных исследований (ИМИ) МГИМО(У) МИД России, Москва, Россия.

Резюме В последние годы во всем мире наблюдается весьма отчетливая тенденция к сужению сферы личных свобод. Одновременно расширяется сфера свободы суверена – сфера, где государство позволяет себе вмешательство в частную жизнь гражданина. Несмотря на декларируемую приверженность либеральным ценностям и многочисленные попытки западных государств заставить «авторитарных» руководителей соблюдать права человека под страхом различного рода санкций, современному либеральному государству пока не очень удается снять с себя обвинения в двойных стандартах. Проблема в том, что рациональность, как ключевой либеральный принцип, может направляться не только в сторону свободы и прогресса. Но и в сторону контроля ради прогресса. А в худшем случае – контроля ради контроля. В результате - вместо свободного, креативного и раскрепощенного индивида на выходе мы можем получить своего рода «государство-муравейник» - сообщество инертных, разобщенных и тотально контролируемых масс.

Свобода быть дисциплинированным

Наиболее активное обсуждение этой тенденции началось после событий 11 сентября 2001 г., когда, вслед за известными терактами, правительство США объявило войну террору и приняло «Патриотический акт», резко ограничивающий права граждан. Документ допускал не только возможность прослушивания спецслужбами телефонных разговоров, личный досмотр пассажиров авиатранспорта и другие, казалось бы, естественные в подобной ситуации меры. Он предполагал отслеживание денежных потоков и значительное сок ращение действия банковской тайны - для предупреждения финансирования террористов [1]. Действие акта было отменено 1 июня 2015 г. Но новый закон, одобрения которого намерена добиваться администрация Б.Обамы («Акт о свободе США»), хотя и усложнит работу спецслужб, но сделает слежку за гражданами по-прежнему возможной.

Однако по большому счету, «Патриотический акт» стал лишь вершиной айсберга, а подводная его часть формировалась на протяжении многих десятилетий, зародившись практически одновременно с возникновением либерализма. Эпоха Просвещения - а именно, просветители XVIII века и либералы века XIX-го - породили идею «минимального» государства. Она проявилась в текстах англо-саксонских философов XX в., трансформируясь в концепцию государства - «ночного сторожа», нанятого блюсти права человека и имеющего право вмешиваться в его приватную сферу. Но лишь - и ровно настолько, насколько это требуется для обеспечения его безопасности.

Однако переход от средневекового понимания положения человека, его отношений с властью - к либеральному отношению сопровождался, как это показано Мишелем Фуко, усиливающейся тенденцией к дисциплине, что, естественно, предполагало (в противовес либеральным воззрениям) увеличение вмешательства в частную жизнь человека. Граница, которую не должен, по идее, пересекать «ночной сторож» сдвинулась в сторону сокращения свободы индивида и наращивания контроля за его поведением. Снова формируются непрозрачные зоны, попадая в которые человек оказывается уязвимым перед лицом государственной машины и непредсказуемости применяемых к нему практик физического и структурного насилия.

Даже в ХХ и XXI вв., несмотря на декларируемую либеральными мыслителями свободу человека от правительственного вмешательства, оно продолжало усиливаться, обретая новые формы – не в виде пыток и зверских казней (как в средние века), а усилением наблюдения государства за поведением каждого отдельного человека.

Примерно с 20-х гг. ХХ века наблюдается бурное развитие так называемой контролирующей и дисциплинирующей власти. На сегодняшний день даже в институционализированных демократиях существуют неинституциональные (несистемные) инструменты политики, часто фактически нивелирующие существующие на бумаге демократические институты и позволяющие вмешиваться в частное пространство индивида как в чрезвычайных ситуациях, так и в каждодневном режиме.

Справедливости ради, следует отметить, что усиление контроля оправдывалось благом самого индивида. Да, клиническая медицина сделала «тело» объектом власти. Но результатом стало резкое улучшение качества жизни. Да, полицейский аппарат глубоко проник в общество. Но в целом ряде случаев это привело и к снижению уровня преступности. Да, электронные средства коммуникации делают индивида практически полностью поднадзорным. Но оперативность передачи информации возросла в разы. Таких аргументов можно привести множество.

Вопрос в том, до какого предела должен дойти рост контроля, чтобы обесценить для индивида приносимые им блага? На определенном этапе контроль превращается в цель в себе, а его связь с ростом благ становится, как минимум, неочевидной.

«Большой брат» следит за тобой

Несколько тенденций ХХ и начала XXI вв. свидетельствуют о том, что практика сокращения личных свобод и усиления вмешательства государства в приватную жизнь граждан не сокращается, а, напротив, нарастает. Остановимся на наиболее заметных из них.

1.  Одной из таких тенденций стало ограничение свободы передвижения и введение практик контроля над перемещением граждан. Свидетельством тому является, например, введение визового режима, что представлялось бы немыслимым европейцам XVIII или XIX веков. В конце Первой мировой войны визы начали использоваться в качестве инструмента ограничения миграции, обеспечения безопасности и выявления агентов иностранных государств. С 30-х гг. ХХ в. в СССР стали вводиться визы на выезд из страны. Смысл «выездных» виз заключался в том, чтобы не дать возможность уехать наиболее оппозиционно настроенным гражданам и использовать репрессии против них внутри страны. Аналогичные режимы сохраняются и по сей день в наиболее жестких авторитарных режимах (например, в КНДР; отдельные ограничения на выезд сохраняются в Узбекистане, в Саудовской Аравии и Катаре), что вызывает активную критику ООН.

Введение паспортов и последующее совершенствование паспортной системы (вмонтирование в документ чипов с личными идентификаторами) относятся к той же категории мер контроля за передвижением граждан. Предлогом для введения биометрических документов стали события 11 сентября 2001 года в США, где и появилась сама идея. В 2002 году представители 188 стран мира подписали Новоорлеанское соглашение, в соответствии с которым биометрия лица признана основной технологией идентификации для паспортов и въездных виз следующего поколения.

2. Отдельного внимания заслуживает практика отслеживания движения личных средств на банковских счетах, что означает практически отмену банковской тайны и является весьма серьезным ограничением свобод человека, полностью противоречащим модели «свободного капитализма».

А ведь в этой модели банковская тайна на протяжении нескольких веков была одним из основных элементов. В Швейцарии, например, где ее соблюдение было одним из столпов финансовой системы и залогом процветания банковского сектора (оно закреплено Законом о банковской деятельности от 1934 года), оказалось под вопросом.

17 июня 2010 года швейцарский парламент ратифицировал Соглашение между швейцарским правительством и правительством Соединенных Штатов, позволившее банку UBS передать американским властям информацию о 4450 американских клиентах UBS, которых подозревают в уклонении от уплаты налогов. Кроме того, 1 февраля 2013 года вступил в силу Федеральный закон Швейцарии о международной помощи в налоговых вопросах (StAhiG), который устанавливает порядок реагирования налоговых органов Швейцарии на запросы от иностранных государств. Хотя речи о ликвидации банковской тайны в Швейцарии как таковой пока не идет, тем не менее, сама возможность и практика получения сведений о счетах клиентов приобретает все более четкие очертания.

3.  К мерам ограничения свободы индивида в целях государственной необходимости относятся такие явления, как бессрочное задержание и превентивное заключение. Подобные меры на протяжении ХХ и ХХI вв. применялись довольно широко, причем как в узаконенном виде, так и в виде нерегламентированной практики. Так, например, с 1994 года бессрочное задержание начало применяться в Австралии для вьетнамских, китайских и камбоджийских беженцев. В 2004 году Высокий суд Австралии постановил, что бессрочное содержание под стражей лиц без гражданства является законным. То же касается и насильственных и сексуальных преступников. В Малайзии до 2012 года действовал Закон о внутренней безопасности (ISA), принятый в 1960 году, который позволял бессрочное содержание под с тражей без суда в течение 2 лет и дольше по мере необходимости [2]. В Сингапуре Закон о внутренней безопасности позволяет правительству арестовывать и бессрочно задерживать лиц, которые несут угрозу национальной безопасности. В Германии максимальный срок превентивного заключения до 1998 г. составлял десять лет. В 1998 году правящая коалиция социал-демократов и «зеленых» отменила эти ограничения. Таким образом, власти получили возможность продлевать сроки превентивного заключения, для тех заключенных, которые вызывали у них опасения.

Самым известным примером превентивного бессрочного задержания без решения суда стала печально известная американская тюрьма Гуантанамо – лагерь для лиц, обвиняемых властями США в терроризме и ведении войны на стороне противника. С 2002 по 2006 через нее прошли свыше 750 иностранцев, захваченных американскими войсками в ходе операций на территории Афганистана и Ирака. По состоянию на апрель 2006 года в тюрьме оставалось 490 узников, из которых лишь десяти были предъявлены официальные обвинения. Большинство — граждане Саудовской Аравии, Афганистана и Йемена. В 2009 году Б.Обама принял решение о реформировании тюрьмы, лагерь должен был быть закрыт, однако, решение президента не было выполнено. Тюрьма продолжает функционировать.

4.  Практики слежения, прослушивания и прочих способов вторжения в приватную сферу, в том числе и лиц государственного значения, приобрели настолько широкомасштабный характер, что регулярно провоцируют международные скандалы.

После знаменитого Уотергейтского скандала, стоившего Ричарду Никсону отставки с поста президента, данная практика не только не перестала использоваться, но продолжает набирать обороты. О масштабе бедствия стало известно благодаря деятельности Джулиана Ассанжа и Эдварда Сноудена. Прослушивание телефонных разговоров первых лиц государства практикуется даже между союзниками (достаточно вспомнить скандал между Францией и США в июне 2015 года). В этом вопросе современный мир действительно не далеко ушел от эпохи средневековья, правда, с поправкой на резко возросшие технические возможности.

5.  Ярчайшим примером несанкционированного вторжения современных государств в приватную сферу граждан стала практика гуманитарных интервенций и других операций, оправдываемых борьбой с терроризмом или режимами, нарушающими права человека. Бомбардировки Югославии силами НАТО, военные вторжения в Ирак без санкции СБ ООН, операция в Ливии и др. - печальные примеры того, как под лозунгами защиты прав человека лишаются жизни тысячи человек.

В данном случае широкая дискуссия необходима для определения границ суверенитета государства, граждан и третьих государств. Однако это не является предметом данной статьи. Очевидно одно: в современном мире по-прежнему сохраняются (и даже множатся) угрозы суверенитету личности и военные вторжения. Будь то гуманитарные интервенции, операции под лозунгами «защиты» населения или борьбы с терроризмом – они несут в себе угрозу правам человека, вплоть до права на жизнь.

Таким образом, практика европейских - и в особенности, североамериканских - правительств в отношении разработки и применения все новых средств контроля над поведением гражданина начинает копировать практику тоталитарных режимов в Европе в 30-х годах XX века.

Этот тренд ярко описывается  Джорджо Агамбеном в его наиболее известных работах [3]. В частности, он называет несколько «непрозрачных» зон в современном государстве, где индивид оказывается лишенным всех прав, кроме права на биологическое существование: концлагерь, тюрьма, сборный пункт иммигрантов на границе, таможня и др.

Дж. Агамбену удалось, таким образом, показать, что суверенитет государства способен расширяться за счет сужения сферы суверенитета индивида - вплоть до сведения субъектности последнего к биологическому существованию.

И хотя такие явления, как концлагерь, хочется надеяться, остались в прошлом, практики превентивного заключения и содержания людей в заключении без (или до)  вынесения судебного решения по-прежнему имеют место. Наличие таких зон и есть эмпирически выявляемый предел либерализма современного государства.

Практика вмешательства в личную жизнь происходит на всех уровнях, начиная с вождения автомобилем и запредельно высоких штрафов за нарушение правил, и заканчивая контролем за расходованием личных средств. Теперь можно в реальном времени непрерывно отслеживать мельчайшие стороны деятельности человека: от  местонахождения – до физиологических параметров. Все эти меры, как правило, оправдываются соображениями безопасности [4]  и легализуются посредством документов типа «Патриотического акта».

Так, например, французский аналог «Патриотического акта» появился в мае 2015 года 5[5]   и предоставил французским спецслужбам широкие возможности по части слежки за гражданами и более активного применения технических средств, которые ранее использовались лишь с санкции судебных властей. Аналогичный закон появился в апреле и в Канаде [6].

Секьюритизация всего: почему и зачем?

Происходит всеобщая секьюритизация, множатся виды безопасности: энергетическая, продовольственная, транспортная и прочее, и прочее. Некоторые политологи в связи с этим говорят о «секьюритизации политики».

Возникает принципиальный вопрос: насколько оправдана эта глобальная секьюритизация? Насколько она в действительности приводит к реальному увеличению безопасности жизни людей?

Исследуя этот вопрос, мы видим, что находимся очень далеко от однозначного ответа. Ряд явлений современного мира, в частности, глобализация, вызывает многочисленные перемещения людей. Перемещающиеся граждане принадлежат к различным культурам, происходят из государств с разным государственным и политическим устройством и имеют разный уровень образования. Поэтому «всеобщая секьюритизация» представляется, в известной мере, оправданной. Достаточно рассмотреть колоссальные потоки мигрантов из Африки в Европу (в числе которых бесспорно находится значительное количество приверженцев радикальных исламских учений, да и просто маргиналов). Однако, как показывают исследования [7], ожидания принимающего общества в отношении якобы неминуемого роста преступности среди иммигрантов зачастую превосходят реальную статистику (что, кстати, может быть результатом секьюритизации общественно-политического дискурса).

Но и ситуация в самой Европе далека от идеальной. Расширение границ Евросоюза, включение в его состав таких стран, как Болгария и Румыния, сильно осложняют ситуацию. Так как все граждане ЕС, по идее, должны пользоваться равными правами, то и отношение к ним должно быть, как к представителям социума, находящимся на достаточно высоком уровне развития. Между тем, тяжело требовать от румынских цыган соответствия европейским стандартам, так же как тяжело требовать этого от черных мигрантов из Центральной Африки. Проблемы социокультурной интеграции, таким образом, являются частью платы за политизацию вопроса о расширении ЕС.

Возникающая дилемма по существу не имеет решения. Ждать, пока граждане менее развитых в социальном отношении государств дойдут до среднеевропейского уровня, не представляется возможным. Точно также, как тяжело ожидать от мексиканских мигрантов в США соответствия американским стандартам понимания закона. Единственной альтернативой является усиление контроля со стороны правительства за обществом в целом, а это приводит к снижению уровня защиты граждан от произвола власти.

Компенсация морального ущерба

Одновременно с тенденцией к «дисциплинированию масс» наблюдается и другая, противоположная тенденция - проявление свободы в таких областях социальной жизни, которые были под запретом, или, во всяком случае, не поощрялись. Например, речь о признании однополых браков.

Возникает странное ощущение двойственности процесса: с одной стороны, усиление полицейского государства, с другой - распространение идей «либертинажа» среди жителей этого полицейского государства. Причем толерантность к тому, что еще вчера было под запретом, или не одобрялось обществом демонстрируется очень зримо. Достаточно вспомнить конкурс Евровидения в 2014 году или легализацию однополых браков в США, Нидерландах, Бельгии и других государствах Европы.

Можно ли считать, что эти два процесса каким-то образом связаны между собой? Ответ стоит искать в плоскости рассмотрения структуры современного западного общества в целом, прежде всего, с точки зрения взаимоотношений элиты и среднего класса с прибывающим извне населением или маргиналами за пределами «цивилизованного» общества (террористами, радикальными исламистами, религиозными фанатиками и пр.).

«Секьюритизация» общества происходит, прежде всего, в интересах элиты и среднего класса, обеспечивая их безопасное существование. Вызовом этой безопасности и являются, во-первых, массы люмпенизированных мигрантов, чье появление на политической арене развитых стран связано с процессом глобализации, и, во-вторых, радикально настроенные группировки извне. Таким образом, формируется идеология «осадной крепости», что и влечет за собой усиление контроля на границе, наделение спецслужб большими полномочиями и принятие жестких мер безопасности внутри страны.

Процесс разрушения традиционных ценностей происходит ввиду значительного различия в культуре мигрантов и коренного населения развитых стран. В результате нарушается социокультурное единство норм и правил поведения, что приводит к ситуации, когда можно ожидать всего, чего угодно и от кого угодно. Таким образом, многократно возрастает восприятие рисков (хотя объективно эти риски, может быть, и не столь велики) и ожидание угроз.

Разрушение культурных стереотипов не может не затрагивать все сферы жизни. Спокойная «бюргерская» жизнь становится жертвой глобализации, а необходимость контролировать преступные кланы приводит к ограничению личных свобод. С другой стороны, эти достаточно ясные и иногда болезненные ограничения не могут оставаться без компенсации. Именно этой компенсацией и является повысившаяся толерантность к типам поведения, в «добрые старые времена» подвергавшимся запретам.

Особенно ясно эти процессы проявляются в США. Страна, в которой множество консервативных протестантских сект, является одним из лидеров как в установлении контроля и «дисциплинировании» поведения своих граждан, так и в широко понимаемой толерантности к тому, что еще недавно считалось девиантным поведением. В США распространены огромные сроки тюремного наказания за преступления (что, по-видимому, вполне вписывается в протестантскую мораль), там чрезвычайно большое количество заключенных - в разы больше, чем в европейских странах на душу населения (хотя население США составляет менее 5 % от мирового, порядка 25 % людей, находящихся за решеткой, приходится на американские тюрьмы [8]). Спецслужбы США на протяжении последних 15 лет официально имели (на основании «Патриотического акта») широкий доступ к частной жизни граждан.

Одновременно в США снимается ряд ограничений, например, для ЛГБТ сообществ, растет толерантность к использованию легких наркотиков.

Мы, таким образом, становимся свидетелями новой, далеко идущей системы отношений в обществе. С одной стороны, изменяется система «консервативных ценностей». С другой - ей на смену приходит другая, контуры которой еще формируются, но в которую уже включены принципы политкорректности и терпимости в отношении меньшинств. Если раньше эти ценности были локализованы в узких субкультурах (например, в университетской среде), то сегодня они получают более широкое распространение.

Россия не является исключением из данной тенденции, хотя традиции либерализма здесь имеют гораздо менее глубокие корни и не столь давнюю историю. Теракты 1990-2000-х гг., а также развитие международного тренда на повышение мер безопасности способствовали заметному ужесточению мер контроля. Развитие технологий дает возможность отслеживания частной жизни граждан на том же уровне, что и в зарубежных странах. В теории Конституция России запрещает любое нарушение тайны личных переговоров без судебного решения. Но на практике все операторы связи обязаны подключать систему обеспечения оперативно-розыскных мероприятий (СОРМ), позволяющую ФСБ и органам МВД России прослушивать любого абонента и получать иную информацию без предъявления судебного ордера. В сентябре 2014 года большая палата Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) рассмотрела жалобу петербургского журналиста и правозащитника Романа Захарова о незаконности существования такой системы. Впрочем, решение пока не вынесено. В июле 2015 г. в Государственную думу внесен законопроект (автор – депутат Александр Агеев), который позволил бы принять кодифицированный нормативный акт, регламентирующий оперативно-розыскную деятельность в сфере вмешательства в частную сферу граждан.

В России также используется довольно жесткая система контроля над перемещением граждан. Во многом она унаследована еще с советских времен. Обязательной является регистрация по месту жительства и по месту пребывания. Перемещение в поездах дальнего следования, а также междугородними рейсами автобусов осуществляется только по предъявлении паспорта. Иммиграционная политика в России также приобретает все более охранительный характер.

Помимо необходимости регистрации и приобретения всех разрешительных документов на пребывание в России, иммигрант всего за два административных нарушения (например, правил дорожного движения) может быть депортирован и лишен права въезда в Россию на период до 5 лет.

Громкую огласку в мире получило дело “Pussy Riot”, которое стало своего рода символом тонкой грани между правом одних на свободу слова и самовыражения и правом других — на защиту чувств верующих. Вынесенный приговор, поддержанный главой государства, свидетельствует о том, что в России не просматривается тенденция к либерализации в сфере свободы самовыражения. Впрочем, также как и в сфере прав сексуальных меньшинств, подтверждением чему служат неоднократные отказы в проведении гей-парадов и вызвавший осуждение у европейских и американских правозащитников закон 2013 года о запрете пропаганды гомосексуализма [9].

Так почему же Россия, с одной стороны, развивается в русле общего тренда на «секьюритизацию», а с другой – не создает механизмов компенсации «морального ущерба»? Представляется, что здесь имеют значение три момента.

Во-первых, необходимость ужесточения контроля воспринимается обще ством как объективная необходимость и не вызывает публичного порицания, поскольку Россия уже более 15 лет находится в состоянии контр-террористической операции на Кавказе, и общество периодически испытывает глубокий шок от жестокости совершаемых терактов. Во-вторых, российское общество действительно весьма консервативно: оно приемлет дискурс о необходимости «сильного государства», гарантирующего «порядок», и действительно разделяет традиционные ценности.   В-третьих, российское общество считает по-прежнему справедливой поговорку «суровость законов в России компенсируется необязательностью их исполнения». Введение высоких штрафов зачастую не вызывает возмущения, поскольку все понимают, что отследить нарушения в российских условиях, при высокой степени неэффективности таких ведомств, как МВД и ГИБДД, и наличии механизмов коррупции, реально невозможно. Бытует понимание того, что наказание не является неотвратимым и является «компенсационным» механизмом – в прочих послаблениях просто нет необходимости.

Назад в Средневековье: конец «глобализации с человеческим лицом»

Как борьба за права меньшинств связана с системой ужесточения наказаний и общим трендом к «дисциплинированию» общества? Судя по всему, дело здесь даже не в смене ценностей, а, скорее - в глубинном онтологическом сдвиге, происходящем в умах людей.  Общество согласно [10]  на  дополнительные ограничения, на упразднение или ослабление некоторых свобод взамен на большую безопасность, причем эта безопасность распространяется равно на всех членов общества при условии послушания и неагрессивного поведения. В случае агрессии же следует суровое наказание.

На практике такая политика была впервые опробована в Сингапуре, где за брошенную на улицу сигарету следовал штраф в несколько сотен долларов. Ясно, что для реализации такой практики необходимо непрерывное наблюдение за каждым членом общества, что значительно сужает право на частную жизнь. Но такое общество предельно «секьюритизированно», и постепенно такая «секьюритизация» становится мировым трендом.

Необходимо отдавать себе отчет в глубинных последствиях подобной «секьюритизации». Общество «абсолютной безопасности» напоминает муравейник. Иными словами обеспечение равной безопасности для всех влечет за собой привычку к отказу от риска для большинства его членов (за исключением, конечно, тех, кто эту безопасность призван обеспечивать). В результате падает креативность большинства его членов, а само общество преобразуется в жесткую авторитарную структуру.

Следует заметить, что не случайно в последние два десятилетия на экранах кино и телевидения появилось множество «антиутопий» такого сорта. Черты описанных в этих средствах массового воздействия историй очень напоминают опыт сингапурской автократии, с общепринятыми для художественных произведений преувеличениями.

Естественно, такое общество очень далеко от «либеральных идеалов», но в известном смысле оно является примером доведения этих идеалов до абсурда. Дело в том, что «либеральные идеалы» внутренне противоречивы. С одной стороны, они предполагают свободу выражения убеждений, с другой - максимальную безопасность для общества. Граница между свободой выражения и нанесением ущерба общественной морали очень зыбкая, что неоднократно демонстрировалось в последние годы.

Но в целом общая тенденция, рассмотренная в настоящей работе, не может не тревожить. Довольно легко представить себе, как она отразится на структуре международных отношений.

В принципе это не будет означать, как некоторые аналитики предполагают, конца глобализации, но на самом процессе глобализации это, несомненно, скажется.

В частности, развитие «секьюритизации» в мире будет означать конец глобализации с человеческим лицом, т.е. глобализация повернется к человеку самыми негативными своими сторонами. Всеобщая секьюритизация приведет к появлению множества враждебных друг другу закрытых «осадных креп»остей», внутри которых гражданам будет гарантирована безопасность в обмен на свободу и неприкосновенность частной жизни.

Человечество может войти в эпоху нового средневековья, и тренд к этому состоянию достаточно хорошо просматривается в таких явлениях, как «исламский халифат», идеи которого привлекают не только выходцев из традиционных исламских регионов, но и представителей коренного населения европейских стран. «Халифат» вполне может претендовать на новый тип общества - с архаическими и жестокими порядками, иерархией и контролем. И этот контроль будет откровенным и открытым, оправданным религиозными и этическими нормами. Как только в современных светских обществах контроль перестанет давать значимые блага для общества, средневековая модель халифата станет крайне притягательной доктриной.

Данный материал вышел в серии записок Валдайского клуба, публикуемых еженедельно в рамках научной деятельности Международного дискуссионного клуба Валдай. С другими записками можно ознакомиться по адресу http://valdaiclub.com/publications/valdai-papers/

[1]    См. полный текст по ссылке: https://epic.org/privacy/terrorism/hr3162.html (дата обращения 06.07.2015)

[2]    Kua Kia Soong. 445 Days Under the ISA. Kuala Lumpur: GB Gerakbudaya Enterprise Sdn Bhd, 2010.

[3]    Agamben G. 1998. Homo sacer: Sovereign Power and Bare Life. Stanford.

[4]    Obama on Surveillance, Then and Now // The New York Times. June 7, 2013. http://www.nytimes.com/interactive/2013/06/08/us/politics/08obama-surveillance-history-video.html?_r=0

[5]    Французский парламент расширил полномочия спецслужб // Российская газета. 06.05.2015 http://www.rg.ru/2015/05/06/france-site.html (дата обращения 07.07.2015)

[6]    The Fight Over Canada’s Patriot Act // The Foreign policy. 24 April 2015. http://foreignpolicy.com/2015/04/24/the-fight- over-canadas-patriot-act-bill-c-51-canadian-anti-terrorism-legislation-stephen-harper-bill-c51/

[7]    How does immigration affect crime?// The Economist, 12 December, 2013. http://www.economist.com/blogs/economist- explains/2013/12/economist-explains-10(06/07/2015); Crime doesn't rise in high immigration areas – it falls, says study// The Guardian, http://www.theguardian.com/uk/2013/apr/28/immigration-impact-crime (06/07/2015).

[8]    Joshua Holland, Land of the Free? US Has 25 Percent of the World’s Prisoners // http://billmoyers.com/2013/12/16/land-of- the-free-us-has-5-of-the-worlds-population-and-25-of-its-prisoners/

[9]    http://ria.ru/politics/20130630/946660179.html

[10]   См., например, отношение американского общества к политике руководства США в сфере борьбы с терроризмом: The War on Terror: Ten Years of Polls on American Attitudes // https://www.aei.org/wp-content/uploads/2011/09/Political- Report-Sept-11.pdf

Россия. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 27 октября 2015 > № 2913965 Виктор Сергеев, Елена Алексеенкова

Интервью начальника Управления аквакультуры Росрыболовства Елены Трошиной интернет-изданию «Глагол»

«Интернет-издание «Глагол»: Можно сказать, что аквакультура для населения России является чем-то новым: как по звучанию, так и в качестве явления. Несмотря даже на то, что СССР, в свое время, был второй державой в мире по общему улову рыбы, не говоря уж о существовании фольклорного «рыбного дня». С другой стороны, рыба – чрезвычайно полезный и выгодный ресурс. Мы можем сказать, что исходя из названия – аквакультура – в понятие входит не только технология, но и нормы поведения человека. Итого: что такое аквакультура, чем занимается отрасль?

Елена Трошина, начальник Управления аквакультуры Федерального агентства по рыболовству: – Аквакультура – это выращивание рыбы, моллюсков, ракообразных, водорослей и других водных организмов в водоемах и на специальных плантациях, созданных в море или океане. Целями аквакультуры являются получение товарной рыбной продукции, пополнение промысловых запасов водных биоресурсов и сохранение их биоразнообразия. Благодаря тому, что Россия располагает крупнейшим в мире водным фондом внутренних водоемов и прибрежных акваторий морей, развитие аквакультуры может стать для нас источником стабильного увеличения объемов производства рыбной продукции.

Это мировая тенденция. По последним данным Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН – ФАО, мировой объем производства рыбной продукции в 2012 году составил 158 млн тонн, что на 10 млн тонн больше, чем в 2010 году. Причина такого роста – стремительное развитие сектора аквакультуры, продукция из неё занимает более 40% от общего объема рынка – около 68 млн тонн. Основные лидеры по объему выращиваемой рыбы – это Китай, который обеспечивает 67,3% от мирового производства, Индия (5,4%), Вьетнам (2,6%), Япония (1,7%), Чили (1,5%) и Норвегия (1,4%). Для сравнения: производство аквакультуры в России в настоящее время составляет 0,2% от мирового уровня.

Вообще рыбоводство имеет глубокие исторические корни. Первые упоминания рыбоводства связаны еще с древним Китаем. Именно там успешно культивировали различные породы рыб. Если говорить о развитии аквакультуры в России, то пик производства товарной рыбы пришелся на 80-е годы прошлого столетия, когда в стране происходило широкое внедрение передовых технологий, принципов и систем ведения хозяйства. В то время ежегодно показатель производства объектов аквакультуры увеличивался на 10-15% и был одним из лучших в мире. Объемы выращивания товарной рыбы доходили до 200 тыс. тонн в год. А к 1996 году по сравнению с 1989 годом производство рыбы и других водных биоресурсов снизилось в 4 раза.

Постепенно производство начало восстанавливаться. Сейчас в России наметилась положительная тенденция как увеличения объемов производства, так и расширения видового разнообразия выращиваемых рыб. Это происходит как за счет аборигенной ихтиофауны, представителями которой являются линь, сом, карась, так и за счет использования ранее акклиматизированных видов – карпа, толстолобика, буффало, пиленгаса. Начали выращивать речного рака и пресноводную креветку. В опытно-производственном режиме в Дальневосточном, Северном и Черноморском бассейнах выращивают таких ценных объектов морской аквакультуры, как мидии, трепанги, кефали, треска, камбала-калкана и другие. В Мурманской области реализуются проекты по выращиванию атлантического лосося (семги). Есть еще немало примеров. Кроме того, на отечественных предприятиях аквакультуры объектами искусственного воспроизводства являются 15 видов и подвидов рыб, занесенных в Красную книгу.

«Интернет-издание «Глагол»: Закон об аквакультуре разрабатывался 12 лет. Он был принят в 2014 году. Как принятый закон поможет развитию отрасли, как он будет способствовать росту объемов производства?

Елена Трошина: – Действительно, проект профильного федерального закона об аквакультуре был подготовлен на основе разработанного международного модельного закона ещё в 2005 году. После этого он был вынесен на общественное обсуждение, продлившееся до 6 сентября 2011 года. После прохождения всех необходимых процедур Федеральный закон № 148-ФЗ «Об аквакультуре (рыбоводстве) и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» был принят 24 июля 2013 года, вступил в силу в 2014 году и заложил основы нормативного регулирования.

В его развитие Росрыболовством совместно с Минсельхозом были подготовлены подзаконные акты. К настоящему времени сформирована основная нормативно-правовая база в области аквакультуры. Мы проводим обучающие семинары и конференции по её применению. Сейчас мы находимся в начале пути, и при работе в новых условиях у всех возникают вопросы. Поэтому с учетом выявляемых региональных нюансов мы стараемся оперативно расширять и дополнять нормативную базу – вносить изменения в методики, классификаторы, справочники для осуществления аквакультуры. В конце июля ведомственным приказом был утвержден специальных порядок по внесению таких изменений.

Несмотря на пока небольшой срок действия закона, в рамках его реализации в России впервые сформирован реестр ремонтно-маточных стад объектов аквакультуры, используемых для сохранения водных биоресурсов. Сформированный реестр позволит максимально сохранить генофонд промысловых запасов водных биоресурсов в естественных водоемах. Ведь формирование, содержание и эксплуатация маточного стада — один из самых ответственных процессов в рыбоводстве, так как успех работы хозяйства во многом определяется качеством производителей. В реестр включено 57 организаций различной формы собственности, осуществляющих искусственное воспроизводство. Информация для реестра собрана территориальными управлениями Росрыболовства, в том числе на основе данных от рыбоводных хозяйств. Данные реестра будут использоваться для учета стад, оценки их состояния и контроля целевого использования. По данным реестра количество включенных рыб по видам водных биоресурсов составляет: осетровых – 105, лососевых – 15, сиговых – 12, частиковых - 45, растительноядных – 24.

Кроме того, принятый закон об аквакультуре поможет развитию малого и среднего предпринимательства, созданию условий для привлечения инвестиций, более полному развитию внутриотраслевых связей науки и производства продукции аквакультуры. Закон также способствует обеспечению развития смежных производств, таких как производство кормов, кормовых добавок, рыбоводного оборудования и инвентаря, а также повышению эффективности мер, направленных на сохранение и воспроизводство водных биоресурсов и среды их обитания.

Новые меры поддержки рыбоводства заложены в прошлом году в госпрограмме «Развитие рыбохозяйственной отрасли», в которой особое внимание уделено аквакультуре, чего не было все последние годы. В том числе выделена отдельная подпрограмма с целевым финансированием по развитию в России осетрового хозяйства. В дополнение утверждена отраслевая программа «Развитие товарной аквакультуры (товарного рыбоводства) в Российской Федерации на 2015-2020 годы». С учетом предусмотренных мер поддержки, прогнозируется увеличение объема производства аквакультурной продукции как минимум вдвое к 2020 году – до 315 тыс. тонн. В этом году планируется рост объема производства товарной рыбы до 195 тыс. тонн.

Механизм субсидирования инвестпроектов уже заработал в этом году. В начале октября вышло распоряжение Правительства о распределении субсидий между бюджетами субъектов РФ на софинансирование расходных обязательств на развитие товарной аквакультуры, в соответствии с которым девять субъектов получат федеральную субсидию в размере 250 млн рублей. На следующий год мы запланировали на господдержку товарной аквакультуры более 600 млн рублей, в том числе на товарное осетроводство.

Предприятия также получают субсидии на проведение комплекса противоэпизоотических мероприятий, на содержание племенных объектов аквакультуры

«Интернет-издание «Глагол»: - Какую динамику отрасль показывает в сравнении в 2014 году по основным показателям? Приведите, пожалуйста, статистику по основным направлениям: количество водоемов, хозяйствующих субъектов и т.д.

Елена Трошина: – По итогам 2014 года объем производства продукции рыбоводства в Российской Федерации составил 160 тыс. тонн, что занимает только около 3,5% всей добычи. В Российской Федерации насчитывается около 600 товарных рыбоводных хозяйств, без учета индивидуальных предпринимателей. Основная часть предприятий относится к малому и среднему бизнесу, к крестьянским и фермерским хозяйствам. Наибольший объем производства товарной рыбы в 2014 году был получен в Южном федеральном округе – 54,5 тыс. тонн. Лидерами производства стали также Северо-Западный округ – более 42 тыс. тонн и Центральный – около 22 тыс. тонн. Если говорить о конкретных регионах, то наибольшие объемы производства были обеспечены в Мурманской, Ростовской областях, Республике Карелии, Краснодарском крае.

При этом водный фонд России составляет свыше 20 млн гектаров озер, около 5 млн гектаров водохранилищ, около 0,4 млн гектаров прибрежных морских акваторий, более 1 млн гектаров сельскохозяйственных водоемов и почти 150 тыс. гектаров прудов рыбохозяйственного значения. Иными словами, желающим заняться аквакультурным делом есть, где развернуться. Наибольшим фондом рыбохозяйственных водоемов располагают Сибирский, Северо-Западный и Уральский федеральные округа. Исходя из общей площади рыбохозяйственных водоемов и народонаселения России, обеспеченность каждого жителя страны водоемами, пригодными для развития аквакультуры, составляет 0,19 гектаров на одного человека.

Кроме того, наше государство обладает уникальными озерами для выращивания холодноводных рыб и водоемами-охладителями энергетических объектов для культивирования тепловодных рыб, где функционируют производственные мощности садковых и бассейновых хозяйств. Благодаря большой протяженности линии морского побережья, площадь, пригодная для размещения комплексов марикультуры, в морских акваториях Баренцева, Белого, Азовского, Черного, Каспийского и дальневосточных морях, составляет 0,38 млн квадратных километров.

Сейчас в регионах идет активная работа Комиссий по определению границ рыбоводных участков, а также продолжается процесс переоформления договоров пользования рыбопромысловыми участками для осуществления товарного рыбоводства. Так, на сегодняшний день сформировано около 500 рыбоводных участков, большинство из которых расположены в Сибири и Азово-Черноморском бассейне – 176 участков. В этом году начнется проведение аукционов, и по результатам будут закреплены на долгосрочный период – до 25 лет.

«Интернет-издание «Глагол»: – Говоря об эффективности, какие главные целевые показатели эффективности ведомство ставит для себя и для региональных, местных исполнителей?

Елена Трошина: – Главным критерием эффективности является достижение показателей, установленных госпрограммой «Развитие рыбохозяйственной отрасли». Для этого развивается нормативно-правовая база в области аквакультуры,внедряются новые меры господдержки, в том числе для создания инвестиционной привлекательности этой подотрасли. Мы также уделяем большое внимание подготовке кадров. Наши подведомственные образовательные учреждения по поручению руководителя Росрыболовства Ильи Шестакова с прошлого года стали расширять подготовку кадров для рыбоводства. Наши НИИ в прошлом году впервые получили финансирование на выполнение научных работ в области аквакультуры, им поставлена задача содействовать отраслевым предприятиям по решению технологических, научных вопросов. Подведомственным рыбводам (управляют государственными рыборазводными заводами – прим.) поручено вести работу по обеспечению хозяйств качественным рыбопосадочным материалом, а также по оказанию квалифицированных консультационных услуг частным рыбоводным предприятиям.

Перед нашими территориальными управлениями и исполнительной властью в субъектах РФ сейчас стоит задача – активнее проводить разъяснительную работу с инвесторами в области аквакультуры.

«Интернет-издание «Глагол»: – Водные ресурсы находятся на территориях муниципальных образований – поселений, городов, районов. Но сегодня муниципальная власть крайне неэффективна и ей не хватает компетенций для понимания и развития отраслей экономики на территориях (только совсем недавно Агентство стратегических инициатив начало запускать проекты по оценке эффективности муниципальных органов власти, а проведенные эксперименты показывают полный интеллектуальный паралич). Насколько конструктивен диалог ведомства с муниципальными органами власти?

Елена Трошина: - Мы считаем, что муниципальным властям необходимо активно участвовать в процессе определения границ рыбоводных участков, чтобы не допустить возможного конфликта интересов. Совместно с хозяйствующими субъектами мы представляем единый рыбохозяйственный комплекс России, поэтому участие органов муниципальной власти в процессе заключения договора пользования рыбоводным участком с рыбоводным хозяйством, должно осуществляться в тесном взаимодействии с федеральными органами исполнительной власти, уполномоченными на принятие решений о предоставлении в пользование таких участков.

Обращаю внимание на то, что переоформление рыбопромысловых участков для товарного рыбоводства на рыбоводные необходимо осуществить до конца года, в противном случае договоры, заключенные с пользователями, будут считаться недействительными. Переоформление договоров осуществляется в порядке, утвержденном приказом Минсельхоза России от 7 августа 2014 года № 305. Так как на процедуру переоформления требуется около месяца, рыбоводным хозяйствам необходимо в срок до 30 ноября 2015 года обратиться в территориальное управление Росрыболовства с заявлением.

«Интернет-издание «Глагол»: - Есть случаи в Челябинской области, когда привозят американского окуня и выпускают его в озера, после чего он полностью занимает водоем, съедая остальных рыб. Как контролируется разведение рыбы и целесообразность разведения конкретных пород? Кто несет впоследствии ответственность за выявленные нарушения?

Елена Трошина: - Без согласования с Росрыболовством или его территориальным управлением никто не может выпустить рыбу в водоем. Если только он не частный, но и здесь хочется посоветовать владельцам, общаться с отраслевыми учеными и специалистами. Все выпуски водных биоресурсов должны регламентироваться официальными приказами и в соответствии с планами, которые составляются на год или на три года. Специалисты из научных институтов, подведомственных теруправлениям, дают заключение по конкретному водоему и виду рыб – насколько они подходят для выпуска. Кроме того, на каждый выпуск ветеринары выдают свидетельство, заполняются акты выпуска. Если соответствующие согласования не проводятся – это, конечно, нарушение.

«Интернет-издание «Глагол»: – Аквакультура – очень инвестиционно-емкая отрасль. Экономический потенциал разведения рыбы – очень высокий. В чем сегодня проблема развития аквакультуры в России? Какие есть примеры крупные проектов в сфере аквакультуры и что может препятствовать приходу новых инвесторов?

Елена Трошина: – Заинтересованность в развитие рыбоводства сегодня есть у многих участников рыбохозяйственного комплекса, и не только. Уже сейчас существуют реальные проекты в сфере аквакультуры. Например, на Дальнем Востоке активно развивается пастбищная аквакультура — один из видов товарного рыбоводства, когда объекты аквакультуры выпускаются в водоемы, где обитают в естественных условиях. Так, в Хабаровском крае в мае этого года впервые в озеро Тихое выпустили первую партию, свыше 1,9 млн мальков, горбуши. Кроме того, с 2015 года заработал закон о территориях опережающего развития (ТОР). Программа предусматривает для инвесторов налоговые льготы и бесплатную инфраструктуру. В рамках её на острове Русский во Владивостоке планируется создать базу по переработке объектов марикультуры.

Есть еще немало интересных проектов в области выращивания водных биоресурсов. Вместе с тем, для активного развития отрасли необходимо снизить зависимость от импорта рыбных кормов, оборудования и технологий посадочного материала. Для этого необходимо развитие собственного производства в этих секторах.

В целом, по информации представленной органами исполнительной власти субъектов, на территории России реализуется и планируется 146 инвестиционных проектов направленных на развитие аквакультуры на общую сумму более 66 млрд рублей, в том числе за счет кредитных средств в сумме 41 млрд рублей.

Для налаживания системного и конструктивного диалога между государством и бизнесом в мае 2015 года участники рынка приняли решение о создании отраслевого объединения и приступили к формированию состава учредителей и организационного комитета. Мы надеемся, что создаваемая ассоциация объединит различные предприятия аквакультуры и уже существующие профильные некоммерческие организации, и будет способствовать активному развитию отрасли.

Понятно, что трудностей, с которыми сталкивается начинающий рыбовод, немало – от выбора породы рыбы до реализации готовой аквакультурной продукции. Создаваемое объединение должно помочь участникам рынка в получение необходимых консультаций – будь то информация о рынке, ценах, или технологических процессах, рыбоводных нормативах, стандартах качества, законодательстве и так далее.

Россия > Рыба > fish.gov.ru, 27 октября 2015 > № 1532770 Елена Трошина