Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Абхазия. Россия > Образование, наука > ved.gov.ru, 27 ноября 2014 > № 1244449 Алеко Гварамия

Интервью Ректора Абхазского государственного университета Алеко Гварамия

- Алеко Алексеевич, 30 октября в Москве состоялся съезд Российского Союза ректоров, в котором Вы приняли участие. Расскажите, пожалуйста, о своих впечатлениях от этого представительного форума.

- Это был X юбилейный съезд Российского союза ректоров, который состоялся в МГУ имени М.В.Ломоносова. Я принимал участие в работе всех десяти съездов. Первый съезд состоялся 25 ноября 1992 года. У нас тогда шла война, тем не менее, по приглашению В.А.Садовничего я принял в нём участие. Именно тогда был решен вопрос о зачислении моих студенток-беженок в МГУ в качестве вольнослушательниц.

На этот раз в съезде приняли участие более 500 ректоров, гости из Казахстана, Белоруссии, Азербайджана и других стран СНГ. На пленарном заседании съезда выступил президент РФ В.В.Путин, который рассказал о приоритетах развития российской системы образования.

- Принимали ли Вы участие в работе тематических секций? Какие проблемы в сфере высшего образования Вы обсуждали?

- Работа велась в шести секциях, где обсуждались вопросы развития системы высшего образования, в частности меры, направленные на повышение качества обучения, укрепления материально-технической базы вузов, на поддержку науки в высшей школе. Я выступил в секции «Миссия университетов в современных условиях. Повышение качества образования».

Участники съезда поднимали вопрос о сохранении специалитета. В нашем университете специалитет сохранён. Мы работаем по следующей системе: 4 года бакалавриата плюс 1 год специалитета и 1 год магистратуры. Переход с одной ступени на другую осуществляется на конкурсной основе. Многим российским ректорам эта модель очень нравится. В России сегодня можно быть бакалавром-филологом, потом поступить в магистратуру на два года и получить диплом правоведа. Это неправильно, и у нас это невозможно.

Особый акцент был сделан на средние специальные учебные заведения. Не только у нас в Абхазии, но и в России в целом очень плохо обстоит дело с подготовкой по так называемым рабочим профессиям.

Мы говорили об увеличении срока обучения в вузах до 6, 7 и даже 8 лет. Касались вопроса ЕГЭ. Ректоры констатировали, что после введения ЕГЭ качество знаний выпускников средних школ ухудшилось. В.В. Путин даже привел пример зачисления абитуриента в ВУЗ всего с 24 баллами в погоне за контингентом.

В России 60 % людей с высшим образованием. Там не жалеют денег на образование. Несмотря на определённые сложности, в 2015 году на сферу образования планируется выделение 3,5 триллионов рублей. Кстати, многие ученые, уехавшие в 1990-е годы на Запад, возвращаются обратно в Россию.

Количество вузов в России увеличилось в четыре раза по сравнению с советским периодом. Министр образования и науки России Д. В. Ливанов в своем выступлении отметил, что сотни неэффективных вузов и филиалов закрыты, у многих изъяли лицензии.

На форуме говорилось о создании в регионах интернатов для одаренных детей. Кстати, я давно предлагал создать у нас на базе существующих школ-интернатов классы для таких детей.

- Недавно в Оксфорде АГУ был официально принят в Оксфордский академический союз. Поздравляем Вас и всех нас с этим значительным событием! Какие новые возможности могут теперь открыться перед АГУ?

- Оксфордский академический союз был создан в ноябре 2014 г. по инициативе международного научного сообщества на базе Клуба ректоров Европы. Я вхожу в этот клуб с 2009 г. Три раза был на заседаниях клуба в Великобритании. К сожалению, по семейным обстоятельствам я не смог лично присутствовать на церемонии учреждения Оксфордского академического союза. Заручившись согласием президента этого Клуба, ректора Венского университета Уилла Гудхейра, я передал право подписания учредительных документов живущей в Оксфорде нашей соотечественнице, выпускнице и бывшему преподавателю АГУ Илоне Гамисония.

Цель этой организации - объединение достижений вузов по развитию науки и образования в 21 веке, в том числе и по большинству направлений и специальностей, которые имеются в нашем университете. Предполагается ежегодное собрание членов союза в Оксфорде, заключение двусторонних межвузовских договоров, разработка образовательных планов и программ, создание в Оксфорде соответствующего центра для обучения студентов из вузов-членов Оксфордского академического союза с выдачей сертификатов.

Все это очень важно для нас и наших студентов. ВУЗы, входящие в союз, могут представлять интересы этой организации на престижных форумах, симпозиумах, конференциях и выставках. Будут учреждаться именные стипендии для студентов и преподавателей, номинации их на почетные звания и награды, содействие в международной аккредитации вузов, использование возможностей электронных библиотек.

- Как Вы оцениваете эффективность сотрудничества АГУ с российскими вузами? Используем ли мы все возможности этих связей?

- Мы работаем в российском образовательном пространстве, у нас те же образовательные стандарты, программы, естественно с учетом национальных компонентов. Я бы сказал, что накоплен большой опыт сотрудничества, но назрела необходимость его дальнейшего углубления. Речь идет о новом договоре с Россией.

АГУ входит в Евразийскую ассоциацию университетов, Ассоциацию классических университетов России, учебно-методическое объединение университетов России. У нас читали лекции выдающиеся люди - ректор МГУ В. А. Садовничий и другие. В АГУ проходят практику студенты из МГУ и других университетов, абхазские студенты проходят практику в российских вузах. В АГУ в магистратуре учатся студенты из России, сегодня 47 абхазских аспирантов учатся в российских вузах и научных учреждениях.

Совместно с Московским социально-гуманитарным институтом мы подготовили более 200 психологов и логопедов, с Уральским государственным техническим университетом 98 инженеров-строителей.

У нас много работающих с нами ВУЗов, но мы сами должны стать более эффективными партнерами. Мы подписали около 70 договоров с ВУЗами России и других стран - многие из них не работают. Тем не менее, благодаря нашим усилиям более 130 выпускников защитили кандидатские и 16 – докторские диссертации. Это всё благодаря российской помощи.

- С какими ключевыми проблемами в сфере образования мы сегодня сталкиваемся?

- Проблем в этой сфере гораздо больше, чем достижений. Но должен заметить, что так происходит не только у нас. Снижается уровень знаний, мы это видим на вступительных испытаниях. Мотивация к учёбе понижена. Важнее всего - научить человека мыслить, размышлять.

Не надо закрывать глаза на то, что на олимпиадах у нас не совсем достоверные результаты. Говорить о том, что из года в год у нас всё лучше и лучше - не честно.

Мы создали программы, которые могут быть использованы для выхода из сложившегося положения. Надо проводить совместные олимпиады с министерством образования и зачислять победителей в университет на педагогические специальности без всяких экзаменов. Мы предлагаем ввести кого-нибудь из коллегии министерства в Учёный совет университета, и наоборот, представителей АГУ в коллегию министерства. Надо создать базовые школы университета.

Необходима забота о детях-инвалидах, детей оставшихся без попечения родителей.

Многое уже расписано в программе «Сельский учитель». Надо создать филиалы школ предвузовской подготовки в районах, ведь старшеклассники платят по 80 тысяч рублей на подготовку одного предмета, а в нашей предвузовской школе – намного меньше. Надо установить льготы учителям сельских школ. Вообще необходимо поднять статус учителя, провести съезд учителей.

Надо сказать, что имеет место пренебрежение к родному языку. В нашем университете немало делается для развития и сохранения абхазского языка. После войны мы постарались на всех специальностях создать абхазские секторы, абхазский язык преподается на всех факультетах. Создали отдел по подготовке учебной литературы на абхазском языке. Создали в АГУ программу «Абхазский язык», которая стала частью Государственной программы развития абхазского языка.

Сегодня картина по абхазскому языку не такая, как, скажем, 10 лет назад, но скажу прямо, меня она не устраивает. Мы сейчас разделили кафедру абхазского языка на две кафедры. Одна будет заниматься подготовкой специалистов по абхазскому языку, а другая - обучением языку на всех неспециальных факультетах.

- Как можно изменить положение дел в школах?

- Нынешний министр образования проверил несколько школ, и выяснилось, что 50% учителей не имеют педагогического образования. Университет выпустил за послевоенные годы в пять раз больше учителей, чем требуется в школах, но они не идут туда из-за низкой зарплаты. Мы вынуждены уже с третьего курса направлять студентов на работу, особенно в сельские школы. Более того, мы в этом году для поддержки школ собираемся проводить практику студентов педагогических специальностей в местах их проживания.

Мы часто закрываем глаза на действительное положение дел в школах, особенно сельских. В Абхазии сегодня одна-две школы, где всё хорошо и с базой, и с кадрами. Возьмите Галский район. Здесь нужна отдельная образовательная программа. Выпускники галских школ отправляются в Грузию получать педагогическое образование. Потом эта категория педагогических работников возвращается и преподаёт на грузинском языке. В этом отчасти есть и наша вина, так как в своё время нужно было принимать соответствующие меры по Галскому району.

В целом, нет связи между школой и университетом, по крайней мере, последние девять лет. Учителя должны взаимодействовать не только с родителями, но и с университетом, учреждениями культуры, спорта.

- Что нам делать со средними специальными учебными заведениями? Есть ли целесообразность развития негосударственного сектора высшего образования?

- Надо обязательно создавать по «рабочим» профессиям среднеспециальные учебные заведения, привязав их к университету. У нас сейчас только одно государственное среднеспециальное учебное заведение – это Сухумский колледж.

На съезде Российского союза ректоров говорилось о том, что в негосударственных вузах должно быть все то же самое, что и в государственных. На мой взгляд, они должны иметь свои кадры, свою базу, учебный процесс должен быть организован по аналогии с государственными вузами, должна вестись научная и воспитательная работа, хозяйственная деятельность. Так ли обстоят дела у нас? Риторический вопрос.

Только с учетом всех вышеперечисленных критериев можно говорить о конкурентоспособности негосударственных вузов. Даже президент России В.В. Путин в своем выступлении на съезде сказал, что ВУЗы не должны превращается в фабрику по производству дипломов.

Через некоторое время после создания Сухумского открытого института В. Г. Ардзинба приостановил действие своего указа о негосударственной деятельности в области высшего образования. Я считаю, что нам в Абхазии негосударственные вузы не нужны.

- В Абхазии всё ещё не принят закон «Об образовании». Есть ли в нём необходимость, и какие основные параметры развития системы образования в Абхазии должны быть в него заложены?

- После долгих обсуждений на прошедшем съезде я наметил основные положения, которые должны быть включены в программу развития университета на ближайшие 5-10 лет. Это вопросы интеллектуального, материального, финансового, организационного развития университета. Университет - не иждивенец государства, а реальный и современный сектор экономики, культуры, производства и передачи новых знаний. Эти положения должны быть отражены в законе об образовании.

Скажу крамольную вещь - хорошо, что мы этот закон не приняли. Но вечно это продолжаться не может. Мы не должны копировать закон об образовании с других стран, есть вещи, характерные только для нас. Что должно быть в законе об образовании? Как сказал ещё Гёте, «для каждой нации хорошо только то, что ей органически свойственно». Национальное образование - это органичное единство школы, фундаментальной науки и культуры. Всё послевоенные годы мы укрепляем эту связь. Но в государстве эти составные части разделены по размерам финансовой поддержки. Чтобы выжить, каждая из этих сфер пытается найти выход за счёт коммерческой деятельности, не заботясь о том, что посредственность опасна для государства.

Управление современным государством может осуществляться только на научно-образовательной основе. Реформы на бумаге, и реформы на деле - это не одно и то же. У нас по понятным причинам на первом месте все послевоенные годы были вопросы безопасности, здравоохранения и т.д. Но всё они - производные от образования. Это фактор национальной безопасности. Место государства в мире определяет уровень интеллекта нации. Поэтому надо всемерно поддерживать систему образования.

Сейчас во власть пришли, в том числе, и молодые учёные, представители нашего университета. Считаю, что им не надо участвовать в политической борьбе, а надо определить стратегические цели в различных областях, готовить объективные аналитические материалы - прогнозы, рекомендации.

- В нашем обществе активно обсуждается перспектива заключения Договора между Республикой Абхазия и Российской Федерацией «О союзничестве и стратегическом партнерстве». Хотелось бы услышать Ваше мнение о необходимости и целесообразности подписания этого Договора.

- Договор с Россией необходим. Об этом я говорил на заседании Общественной палаты в присутствии Президента. Но полученный нами изначально проект был, мягко говоря, сырой. Абхазия в нем не просматривалась как самостоятельное государство.

Президент выступил с инициативой всенародного обсуждения этого проекта. Это диктовалось тем, что после войны у наших людей присутствует естественная настороженность ко всему, что может быть связано с вопросами суверенитета Абхазии. Ещё один аспект: наш народ всё ещё разделен. У людей разные политические взгляды, разные подходы. Это даже хорошо, но совсем не значит, что обсуждение проекта Договора может продолжаться бесконечно.

В итоге, представителями законодательной и исполнительной власти были сопоставлены все имевшиеся предложения. Была разработана и направлена в Россию абхазская версия проекта Договора «О союзничестве и стратегическом партнерстве».

В первоначальном варианте не было временных рамок реализации договора, в абхазском же проекте эти рамки установлены. Министры силового и социально-экономического блоков высказали свои предложения, и эти предложения были учтены в нашем проекте.

Абхазской стороной были внесены и другие изменения. В первоначальном варианте было сказано: «Исходя из необходимости сохранения государственного суверенитета Абхазии, надежного обеспечения её территориальной целостности и независимости». В нашем же проекте говорится: «В целях укрепления государственного суверенитета Республики Абхазия и Российской Федерации, надёжного обеспечения их территориальной целостности». В этой формулировке четко отражены те аспекты, связанные с суверенитетом, которые нас волнуют.

Этот документ необходимо подписывать в согласии с российской стороной и работать над тем, чтобы готовить указанные в нём специальные соглашения, развивающие Договор.

- Удастся ли нам с помощью этого договора и других соглашений перейти на качественно новый уровень сотрудничества с Россией в области образования?

- Что касается образования, могу однозначно сказать: эти статьи проекта договора стали приемлемы. В предыдущей версии содержалось положение о признании учёных степеней и званий. Это должно быть предметом отдельного соглашения. Мы с 2012 г. отправляли через МИД Абхазии на рассмотрение Российской стороны проект соглашения о признании наших дипломов. Была нота из России о том, что этот проект подлежит обсуждению.

Кстати, в проекте договора предусмотрена помощь России в реализации программы развития абхазского языка. Россия может оказать нам значительное содействие по вопросу внедрения компьютерных технологий в изучение абхазского языка. В своё время мы начали эту работу, но, к сожалению, она была остановлена чиновниками.

- Планируется ли укрепление взаимодействия между АГУ, который по уставу является автономным учреждением, и министерством образования, науки, спорта и молодежной политики Абхазии?

- Однозначно могу сказать, что в этой сфере, несмотря на то, что прошло совсем мало времени, уже многое делается. Я почти каждый день обсуждаю с новым министром - а это мой бывший помощник - различного рода вопросы. У нас складываются очень хорошие партнерские отношения, и это обязательно принесёт свои плоды. Хотел бы отметить первые совершенно правильные шаги нового министра образования - посещение самых отдаленных и требующих к себе внимания школ.

На мой взгляд, АГУ совместно с министерством образованием необходимо создать концепцию развития общего образования в нашей стране.

- Известно Ваше высказывание о том, что «образование должно стать национальной идеей». Как сделать так, чтобы это на самом деле произошло?

- Я абсолютно убежден в том, что образование должно стать у нас национальной идеей. Мы должны проникнуться осознанием этого. Мы часто говорим: «молодежь - наше будущее». Но как молодые люди должны стать нашим будущем? Только через получение хорошего воспитания и достойного обучения. Это и есть образование.

«Апсныпресс», 21.11.2014 г.

Абхазия. Россия > Образование, наука > ved.gov.ru, 27 ноября 2014 > № 1244449 Алеко Гварамия

Абхазия. Россия > Транспорт > ved.gov.ru, 27 ноября 2014 > № 1244431

Компании из РФ, возможно, будут реконструировать аэропорт в Сухуме

Абхазия намерена привлечь российские коммерческие компании к реконструкции аэропорта под Сухумом, сообщил в рамках девятого заседания межправительственной комиссии по социально-экономическому сотрудничеству между Россией и Абхазией абхазский премьер-министр Беслан Бутба.

На заседании обсуждались вопросы инвестиционной программы содействия социально-экономическому развитию Абхазии, которая включает в себя реконструкцию и строительство различных социальных и инфраструктурных объектов. Одним из таких инфраструктурных проектов должен стать аэропорт.

«Мы хотим, чтобы в следующем году заработал аэропорт под Сухумом. Там будет полная реконструкция. Взлетно-посадочная полоса и диспетчеризация останутся за государством, а остальная часть будет отдана коммерческим структурам, российским коммерческим структурам», - пояснил Бутба.

Сейчас ведется поиск структур, которые бы взялись за эту работу. Несколько предложений уже поступило. Также премьер-министр Абхазии рассказал, что в рамках развития транспорта республики будет развиваться железнодорожное сообщение.

«Есть желание и идет наработка, чтобы сделать Абхазию транзитной страной. Пустить из России через Грузию в Армению, а потом в Россию грузовые потоки», - пояснил Бутба.

Президент России Владимир Путин и глава Абхазии Рауль Хаджимба подписали в понедельник договор о союзничестве и стратегическом партнерстве двух стран. Этот документ предусматривает формирование общего пространства обороны и безопасности, в том числе с помощью создания объединенной группировки войск двух государств, которые будут подчинены объединенному командованию. Также договор будет гарантировать Абхазии повышение социальных стандартов, в том числе пенсионного обеспечения, медицинского и социального страхования, увеличение заработных плат работников здравоохранения, образования, науки и поэтапное доведение этих стандартов до российского уровня.

«Apsny.ru» со ссылкой на РИА НОВОСТИ, 25.11.2014 г.

Абхазия. Россия > Транспорт > ved.gov.ru, 27 ноября 2014 > № 1244431

Евросоюз. Абхазия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 24 ноября 2014 > № 1258077

Глава дипломатии ЕС Федерика Могерини считает, что подписание РФ и Абхазией договора о союзничестве и стратегическом партнерстве может навредить усилиям по стабилизации ситуации в регионе.

"Подписание сегодня Российской Федерацией так называемого "Договора о союзничестве и стратегическом партнерстве" с отколовшимся грузинским регионом Абхазией вредит продолжающимся попыткам стабилизовать ситуацию с безопасностью в регионе", — говорится в заявлении Могерини.

По ее мнению, подписание противоречит принципам международного права.

Президент России Владимир Путин и глава Абхазии Рауль Хаджимба подписали в понедельник договор о союзничестве и стратегическом партнерстве двух стран. Этот документ предусматривает формирование общего пространства обороны и безопасности, в том числе с помощью создания объединенной группировки войск двух государств, которые будут подчинены объединенному командованию. Также договор будет гарантировать Абхазии повышение социальных стандартов, в том числе пенсионного обеспечения, медицинского и социального страхования, увеличение заработных плат работников здравоохранения, образования, науки и поэтапное доведение этих стандартов до российского уровня.

Россия 26 августа 2008 года признала суверенитет Южной Осетии и Абхазии, входивших в состав Грузии и давно добивавшихся независимости от нее. Это произошло после вооруженной агрессии Грузии против Цхинвала в начале августа. Руководители России не раз заявляли, что признание независимости двух бывших грузинских автономий отражает существующие реалии и пересмотру не подлежит.

Евросоюз. Абхазия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 24 ноября 2014 > № 1258077

Грузия. Абхазия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 24 ноября 2014 > № 1258075

Президент Грузии Георгий Маргвелашвили считает, что подписанный РФ и Абхазией договор еще более усложняет ситуацию на Южном Кавказе и заводит в тупик процесс нормализации отношений между Грузией и Россией.

Как говорится в специальном заявлении Маргвелашвили, которое цитирует агентство "Новости-Грузия", подписание соглашения "еще более усложняет ситуацию на Южном Кавказе и заводит в тупик процесс нормализации отношений между Грузией и Россией и ставит Абхазию перед непреодолимой проблемой".

Президент России Владимир Путин и глава Абхазии Рауль Хаджимба подписали в понедельник договор о союзничестве и стратегическом партнерстве двух стран. Этот документ предусматривает формирование общего пространства обороны и безопасности, в том числе с помощью создания объединенной группировки войск двух государств, которые будут подчинены объединенному командованию. Также договор будет гарантировать Абхазии повышение социальных стандартов, в том числе пенсионного обеспечения, медицинского и социального страхования, увеличение заработных плат работников здравоохранения, образования, науки и поэтапное доведение этих стандартов до российского уровня.

Россия 26 августа 2008 года признала суверенитет Южной Осетии и Абхазии, входивших в состав Грузии и давно добивавшихся независимости от нее. Это произошло после вооруженной агрессии Грузии против Цхинвала в начале августа. Руководители России не раз заявляли, что признание независимости двух бывших грузинских автономий отражает существующие реалии и пересмотру не подлежит.

Грузия. Абхазия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 24 ноября 2014 > № 1258075

Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 24 ноября 2014 > № 1231599 Владимир Путин

Интервью информационному агентству ТАСС.

Владимир Путин ответил на вопросы журналиста российского информационного агентства ТАСС Андрея Ванденко. Запись интервью состоялась в рамках спецпроекта ТАСС «Первые лица» 13 ноября во Владивостоке.

А.ВАНДЕНКО: Как здоровье, Владимир Владимирович?

В.ПУТИН: Не дождётесь!

А.ВАНДЕНКО: Враги клевещут...

В.ПУТИН: Да? Впервые слышу. И что говорят? Выдают желаемое за действительное?

А.ВАНДЕНКО: Ну пересказывать не буду. Собственно, я и пришёл к первоисточнику.

В.ПУТИН: Пускай они так думают. Это будет их расслаблять. Нам с вами это только на пользу.

А.ВАНДЕНКО: Речь не о праздном любопытстве, как вы понимаете. От вашего физического состояния, морального, психического зависит здоровье страны. В известном смысле...

В.ПУТИН: Там подвергается сомнению моё физическое состояние или психическое?

А.ВАНДЕНКО: Разное говорят.

В.ПУТИН: Всё в порядке, всё хорошо... Вот Вы каким видом спорта занимаетесь?

А.ВАНДЕНКО: Давно уже никаким. Телевизионным, если можно так выразиться.

В.ПУТИН: Плохо. Нет, боление у телевизора не спорт... А работа в значительной степени требует и энергии, и сил, и двигательной активности.

А.ВАНДЕНКО: А почему Вы об этом спросили? Потому что сами...

В.ПУТИН: Регулярно занимаюсь спортом.

А.ВАНДЕНКО: В ежедневном режиме?

В.ПУТИН: Именно так. Абсолютно в ежедневном. Правда, в командировках отказался. Когда перелёт длинный и разница во времени значительная, не высыпаешься...

А.ВАНДЕНКО: Кстати, в поездках Вы переключаетесь на местный часовой пояс или живёте по Москве?

В.ПУТИН: Плохо перестраиваюсь. Да и потом только перейдёшь, уже надо возвращаться домой... Поэтому стараюсь жить в основном по московскому времени, хотя в длительных поездках это невозможно, конечно.

А.ВАНДЕНКО: Вернусь к теме, с которой начал. Вячеслав Володин на Валдайском форуме сказал: «Нет Путина ? нет России». Вы, правда, потом заявили, что тезис совершенно неправильный.

В.ПУТИН: Да.

А.ВАНДЕНКО: Но это была формула, имеющая определённый резон. На сегодня по крайней мере. У многих и в нашей стране, и в мире Россия ассоциируется с вами, сведена к одному конкретному человеку.

В.ПУТИН: Думаю, это естественно. Главу государства, первое лицо всегда ассоциируют со страной. Так или иначе. И это касается не только России. Человек избран прямым тайным голосованием, народ делегировал ему определённые права, от имени и по поручению людей он проводит политику, и, конечно, страна ждёт от лидера вполне конкретного поведения. Люди исходят из того, что избрали главу государства, оказали доверие, а тот будет отвечать чаяниям народа, защищать его интересы, бороться за улучшение жизни в экономике, социальной сфере, на международной арене, во внутренней политике, в вопросах безопасности. Задач много. В том, что подобная ассоциация возникает, нет ничего необычного и исключительно российского.

А.ВАНДЕНКО: Однако и рейтингом, как у вас, похвастать могут немногие лидеры.

В.ПУТИН: Ну да, но знаете, если зациклиться на этих цифрах, работать будет невозможно. Самое плохое ? стать заложником постоянных думок о рейтинге. Едва человек начинает так делать, он сразу проигрывает. Вместо того чтобы заниматься реальным делом, идти вперёд, не боясь в чём-то оступиться, перестаёшь что-либо делать в заботах о рейтинге. И он тут же падает. Наоборот: если думать о сути, результатах работы и интересах людей, то даже ошибка не так страшна. Можно сказать о ней прямо, признаться в просчёте. И, знаете, это на рейтинге не особенно скажется, люди прекрасно поймут истинные намерения, откровенность и честность, особенно прямой диалог. Он очень многого стоит и всегда будет оценён людьми.

А.ВАНДЕНКО: И всё же, когда после пятнадцати лет руководства страной уровень поддержки превышает восемьдесят процентов… Такое, знаете ли, очевидное ? невероятное.

В.ПУТИН: Уже говорил, что чувствую себя частью России. Я не просто её люблю. Наверное, каждый может сказать о любви к Родине. Мы все её любим, но я реально ощущаю себя частью народа и не могу представить ни на секунду, как жить вне России.

Получая на протяжении долгого времени поддержку сограждан, нельзя не сделать всё зависящее, чтобы оправдать их доверие. Может, это главное, основа отношений между народом и избранной им властью.

А.ВАНДЕНКО: Однако это ведь палка о двух концах. До определённого момента все успехи связывают с лидером, а потом точно так же могут и все неудачи повесить на него.

В.ПУТИН: Конечно.

А.ВАНДЕНКО: И?

В.ПУТИН: Как у нас говорят, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Надо работать.

А.ВАНДЕНКО: Понятно, что «Уралвагонзавод» с вами.

В.ПУТИН: Дело не в конкретных предприятиях.

А.ВАНДЕНКО: Это собирательный образ.

В.ПУТИН: На «Уралвагонзаводе» в какой-то момент появились люди, открыто заявившие свою позицию, взявшие на себя определённую инициативу. Но разве мало предприятий, получивших в ходе кризиса 2008 года поддержку от правительства, которое я тогда возглавлял? И вопрос даже не в том, что мы тогда помогли, выработав и реализовав систему эффективных мер. Российское правительство и ваш покорный слуга никогда не уклонялись от ответственности. В конце 2008 года на одном из мероприятий, по-моему, по линии партии «Единая Россия» я вспомнил кризис 1998-го и публично сказал: «Мы не допустим повторения. Обещаю!». Это было очень рискованное заявление. Напрямую взять такую ответственность, не зная всех составляющих нового кризиса, не управляя всеми инструментами, которые его породили и развивали... Но на тот момент было очень важно, чтобы и члены правительства, и административные команды в регионах, и, главное, люди наши, граждане страны, почувствовали: руководство России понимает и адекватно оценивает ситуацию, знает что делать. В таких случаях это важнее, может, даже, чем конкретные действия. Хотя и наши действия, надо сказать, были вполне адекватны тогдашней ситуации.

* * *

А.ВАНДЕНКО: «Уралвагонзавод» я привёл для примера, имея в виду, что за вами стоит большая группа сторонников. Но есть люди, которые не разделяют ни вашу политику, ни лексику. Как Вы к этому относитесь?

В.ПУТИН: Очень хорошо.

А.ВАНДЕНКО: Ну их в болото, условно говоря?

В.ПУТИН: Знаете, можно как угодно обзывать друг друга. Сталкиваюсь с этим на протяжении длительного времени и считаю, всё зависит от культуры: общей и политической. Можно бороться с оппонентами, но не переходить на личности, не драться, ну и так далее. Это не значит, что нельзя отстаивать свою точку зрения. И можно, и нужно это делать, но ? я всегда об этом говорил ? только в рамках закона. Если преступим эти границы, перейдём к разрушению. Потом будет очень трудно собрать воедино то, чем дорожим.

А.ВАНДЕНКО: Но Вы хотите сделать оппонентов союзниками или... пусть себе живут?

В.ПУТИН: Невозможно всех превратить в союзников, даже стремиться к подобному не надо. Наоборот, хорошо, когда есть сомневающиеся! Но они сами должны предлагать конструктивные решения. Вот если мы имеем дело с такими оппонентами, они очень полезны. Но есть и другие, которым «чем хуже ? тем лучше». Увы, это тоже неизбежно.

Знаете, едва государство ослабевает по ключевым параметрам, сразу возникают центробежные силы, растаскивающие его. Это как в организме: иммунитет чуть упал ? и грипп. Они же сидят внутри, эти бациллы-то, бактерии, они всё время там присутствуют. Но когда организм сильный, Вы своим иммунитетом грипп всегда подавите. Спортом надо заниматься!

А.ВАНДЕНКО: С этим никто не спорит, тем не менее есть люди, которые могут не соглашаться с вами в чём-то другом. Это ведь не означает, что они обязательно «пятая колонна» и враги?

В.ПУТИН: Нет, конечно нет. Однако это не значит, что нет людей, которые обслуживают иностранные интересы в России. Такие тоже есть. Это кто? Они используют во внутриполитической борьбе деньги, полученные от зарубежных государств, не брезгуют брать их.

А.ВАНДЕНКО: Делать это всё сложнее и сложнее благодаря заботе нашей Родины. Достаточно назвать законы, приравнивающие НКО к иностранным агентам, ограничивающие участие граждан других стран во владении российскими СМИ...

В.ПУТИН: Нет. Внешне, наверное, и сложнее, но это по-прежнему возможно. Всегда найдутся обходные пути, как получить и истратить деньги на то, ради чего они даны. Конечно, последние решения ограничивают использование иностранных средств для внутриполитической борьбы в России. Они ставят определённые заслоны, но их обходят, надо внимательно следить, чтобы этого не случалось. Ведь ни одно уважающее себя государство не допускает, чтобы иностранные деньги использовались внутри страны для политической борьбы. Попробуйте сделать это где-нибудь в Штатах ? сразу за решётку сядете. Там госструктуры гораздо жёстче, чем у нас. Внешне всё благообразно, демократично, но едва до дела дойдёт по таким позициям ? шансов никаких!

У нас намного либеральнее. Можно всё! Да, вопросы развития демократии важны для России, как и для любого другого государства. Но мы должны понимать: это не демократия ради демократии. Это для народа, чтобы люди жили лучше, имели реальный доступ к рычагам управления страной. Нельзя создавать условия, чтобы иностранные государства делали нас слабее, подчиняли собственной воле и рассчитывали надавить изнутри, влияя на нашу политику в своих интересах. Надавили ? и мы согласились по Сирии, иранской ядерной программе, ближневосточному урегулированию, свернули программы собственной оборонной политики. Ради подобного и используются эти инструменты и деньги…

А.ВАНДЕНКО: В чей огород камешек?

В.ПУТИН: Ни в какой не в огород и не камешек, это разъяснение моей позиции. Вы спросили, я и объясняю, как думаю. Если люди искренне заинтересованы в улучшении структуры управления, контроля общественности за их деятельностью, доступа граждан к органам власти: правоохранительным, административным ? каким угодно, это абсолютно правильно и должно быть поддержано, я всегда буду «за». Но если вижу, что всё делается исключительно из желания понравиться кому-то за бугром, поплясать под чью-то музыку и нас заставить, конечно, буду подобному противодействовать.

А.ВАНДЕНКО: Это не приводит к повышению градуса ненависти в обществе?

В.ПУТИН: Не вижу этого сегодня. В период предвыборных кампаний такое бывает везде, и у нас было, но, мне кажется, сейчас подобного нет.

А.ВАНДЕНКО: Но посмотрите, как социальные сети бурно реагируют на любое знаковое событие. Будь то новости с Украины или премьера фильма Никиты Михалкова. Люди порой настолько не готовы уважать или хотя бы выслушивать чужую точку зрения, что по самым острым темам даже приходится закрывать для комментариев интернет-страницы и сайты.

В.ПУТИН: Это не связано с нашими действиями по защите внутренней безопасности, по очищению внутренней политики от иностранного влияния.

А.ВАНДЕНКО: Я говорю о состоянии гражданского общества.

В.ПУТИН: И я о нём. Речь об общей культуре. Значит, чего-то пока не хватает людям. А что, в других странах всё хорошо? Тогда там не было бы событий, связанных, допустим, с выступлениями и драками футбольных фанатов. Не было бы недавнего нападения на лагерь эмигрантов в Италии, где люди погибли. Не было бы других негативных событий, которые происходят по миру. И у нас тоже они есть, увы. Надо работать, чтобы люди абсолютно разных взглядов цивилизованно выясняли отношения и вели борьбу мнений.

А.ВАНДЕНКО: Но, знаете, так получается, и я с этого разговор начал, что многое в моральном климате зависит именно от вас.

В.ПУТИН: Это не так.

А.ВАНДЕНКО: Это так, Владимир Владимирович.

В.ПУТИН: Нет, это так кажется. Вам и вашим коллегам легче на кого-то всё свалить. На себя посмотрите! Как в средствах массовой информации подаётся информация, как вы влияете на умы миллионов людей, какие программы у нас идут по центральному телевидению? Мы что, страна, где федеральные каналы должны исключительно зарабатывать деньги и думать о стоимости минуты рекламного времени, поэтому с утра до вечера нужно крутить так называемые «дефективы»?

А всё позитивное, воспитывающее, дающее стандарты восприятия мира, ? фундаментально–философского, эстетического характера ? показывать лишь на канале «Культура»? Наверное, ведь нет. Кстати, обращаю ваше внимание, госорганы смотрят на это со стороны. Мы не вмешиваемся в редакционную политику даже государственных каналов. С точки зрения либеральных ценностей, наверное, это очень хорошо. А в результате, к сожалению, видим на экране то, что видим.

А.ВАНДЕНКО: Если судить по новостям и политическим ток-шоу федерального ТВ, мы с вами живём на Украине. Это главная тема последнего года…

В.ПУТИН: Но из этого совсем не следует, будто всё связано со мной. Ошибочное мнение, заблуждение. Это не так. Даже абсолютно не так! Лишь кажется, будто всё зависит от первого лица. Да, есть фундаментальные вещи. Но разные точки зрения сталкиваются постоянно. Часто коллеги приходят и говорят: всё-таки нам нужно окончательное мнение по тому или иному вопросу. Мы встречаемся с Дмитрием Анатольевичем, вырабатываем единую позицию. Без главы государства трудно это сделать. Кроме правительства ведь есть Центробанк, Администрация Президента, парламент... Надо координировать работу. Действительно, приходится вмешиваться. Но сказать, что президент сам решает любые вопросы, всегда и всё от него зависит... Это не так.

А.ВАНДЕНКО: Думаю, если завтра захотите объявить монархию, замешательство будет недолгим.

В.ПУТИН: Во-первых, не уверен, недолгим ли окажется замешательство, одобрят ли это люди.

А.ВАНДЕНКО: Я не призываю, Владимир Владимирович, говорю в порядке эксперимента.

В.ПУТИН: Понимаю, понимаю... Это во-первых. А во-вторых... Вот Вы спрашивали про рейтинги, не знаю, насколько полно смог ответить на ваши вопросы и замечания, но, мне кажется, это связано и с тем, что люди доверяют своим избранникам, вашему покорному слуге в том числе. Значит, люди исходят из того, что как минимум никакой дури сделано не будет. У нас, к счастью или к несчастью, не стану сейчас давать оценок, этот этап пройден, страница монархии перевёрнута в истории страны.

* * *

А.ВАНДЕНКО: Необязательно провозглашать самодержавие. Вам достаточно пальцем пошевелить, и завтра можно возрождать ГУЛАГ. Или, например, культ личности, чтобы в каждом населённом пункте появилась улица Владимира Путина. В Екатеринбурге на днях возникла инициативная группа, решившая переименовать улицу Сакко и Ванцетти, итальянских анархистов, посаженных на электрический стул в Америке. Мол, никакого отношения к Уралу они не имеют. А Владимир Владимирович имеет, он не дал разрушить страну в 90-е годы, остановил бандитский и олигархический беспредел, ну и так далее... Как к этому отнеслись?

В.ПУТИН: Думаю, люди делают это из добрых и хороших побуждений.

А.ВАНДЕНКО: И такие побуждения будут в любом российском городе, если бровью поведёте.

В.ПУТИН: Понятно. Рано памятники ставить друг другу. И себя имею в виду. Надо ещё поработать, а будущие поколения оценят вклад каждого в развитие России.

А.ВАНДЕНКО: Но каково в целом ваше отношение к подобным инициативам?

В.ПУТИН: Я ведь уже сказал: рановато пока ставить памятники...

А.ВАНДЕНКО: А улицы?

В.ПУТИН: И улицы называть, и площади...

А.ВАНДЕНКО: Но одна улица уже есть.

В.ПУТИН: Ну да. Вы про Грозный?

А.ВАНДЕНКО: Про него.

В.ПУТИН: Там, не скрою, моё мнение тоже не спрашивали. Но всё-таки Чечня занимает особое место в нашей новейшей истории. Это связано ещё и с деятельностью первого президента Чеченской Республики Ахмата-хаджи Кадырова. Всё было в мощный клубок переплетено... Ну что сделано, то сделано.

А.ВАНДЕНКО: На Западе вам памятники ставить не предлагают.

В.ПУТИН: Вы же упоминали начало нулевых. Я не забыл, как всё происходило. Тогда оценки моей деятельности на Западе были, пожалуй, даже жёстче, чем сегодня. Я всё это прошёл и всё помню.

Ведь что получается? Едва Россия встаёт на ноги, укрепляется и заявляет о праве защищать свои интересы вовне, отношение и к самому государству, и к его руководителям сразу меняется. Вспомните, что было с Борисом Николаевичем. На первом этапе в мире на всё реагировали хорошо. Что бы Ельцин ни делал, на Западе воспринималось на ура. Как только он поднял голос в защиту Югославии, в глазах западников он мгновенно превратился в алкоголика, в такого-разэтакого человека. Все вдруг узнали, что Борис Николаевич любит выпить. А что, раньше это было секретом? Нет, но это не мешало его контактам с внешним миром. Едва дело дошло до защиты российских интересов на Балканах, о чём Ельцин прямо сказал, он стал чуть ли ни врагом Запада. Это реалии, совсем недавно всё было. И я прекрасно это помню.

Сегодня мы говорим о событиях на Украине, и наши партнёры твердят о необходимости соблюдения территориальной целостности страны. Мол, все, кто борется за свои права и интересы на востоке Украины, пророссийские сепаратисты. А те, кто воевал с нами на Кавказе, в том числе под руководством «Аль-Каиды», за её деньги, с её оружием в руках, да и сами алькаидовцы напрямую принимали участие в боевых действиях, они борцы за демократию. Потрясающе, но факт! Нам тогда говорили о непропорциональном применении силы. Дескать, как же так, вы стреляете из танков, применяете артиллерию, нельзя, нельзя! А на Украине? И авиация, и танки, и тяжёлая артиллерия, и системы залпового огня. Более того, кассетные бомбы и ? с ума сойти можно! ? баллистические ракеты. При этом все молчат о непропорциональном применении силы.

А.ВАНДЕНКО: Поскольку подразумевается, что украинским войскам противостоит Россия.

В.ПУТИН: Подразумевается, что там есть российские интересы, но нам отказывают в праве их защищать. И людей защищать, которые проживают на этих территориях. Вы ведь, по-моему, родом из Харькова, да?

А.ВАНДЕНКО: Из Луганска.

В.ПУТИН: Ну вот, из Луганска. Вы же знаете, даже если у человека из ваших краёв в паспорте написано «украинец», он не отдаёт особенно в этом отчёт. Там все воспринимают себя как часть большого русского мира. Конечно, у украинского народа есть самобытная культура, язык, своеобразие уникальное и, на мой взгляд, имеющее удивительное звучание, очень красивое. Совсем недавно коллега показывал мне документы 1924 года. В паспорте написано «великоросс». А сегодняшние украинцы написали: «малоросс». Там даже различия, по сути, не было! Нам говорят: что вы всё время выкатываете идею русского мира, может, люди не хотят в вашем мире жить? А никто не навязывает. Но это не значит, что его не существует!

Когда разговариваю с людьми из Крыма, допустим, или с того же востока Украины, спрашиваю: а вы кто по национальности? Некоторые говорят: даже разницы не делаем. Но если Россия начинает об этом говорить, защищать людей и свои интересы, сразу становится плохой. Думаете, дело в нашей позиции по востоку Украины или по Крыму? Совершенно нет! Если бы не это, нашли бы другую причину. И так всегда было.

«Закон не положено нарушать никому, в том числе и первым лицам».

Посмотрите на нашу тысячелетнюю историю. Только поднимемся, сразу надо Россию немножко подвинуть, поставить на место, затормозить. Теория сдерживания, сколько лет она существует? Кажется, что возникла в советские времена, хотя ей сотни лет. Но мы не должны нагнетать, драматизировать. Надо понимать: мир так устроен. Это борьба за геополитические интересы, а за ними ? значимость страны, её способность генерировать новую экономику, решать социальные проблемы, улучшать жизненный уровень граждан. У нас совсем неагрессивная позиция. Но вот Соединённые Штаты, наши друзья американские...

А.ВАНДЕНКО: Друзья, Владимир Владимирович?

В.ПУТИН: Конечно. У нас все друзья... Американцы печатают доллары, превратили национальную валюту в глобальную, хотя несколько десятилетий назад и отказались от золотого эквивалента. Но станок у них, и они явно на это работают.

А.ВАНДЕНКО: Молодцы?

В.ПУТИН: Молодцы! Но почему так произошло? США добились определённого положения после Второй мировой войны. К чему это говорю? Борьба за геополитические интересы приводит к тому, что страна либо становится сильнее, эффективнее решая финансовые, оборонные, экономические, а за ними и социальные вопросы, либо сползает в разряд третье-, пятизначимых, теряя возможность отстаивать интересы своего народа.

А.ВАНДЕНКО: А наша попытка тягаться с Западом?

В.ПУТИН: Нам не нужно тягаться.

А.ВАНДЕНКО: Сил-то хватит?

В.ПУТИН: Нам не нужно тягаться. Нам просто не нужно тягаться!

А.ВАНДЕНКО: Что же мы делаем сейчас?

В.ПУТИН: Надо спокойно осуществлять свою повестку дня. Многие говорят, что цены на нефть падают и из-за возможного сговора между традиционными производителями, в том числе Саудовской Аравией и США. Мол, это делается специально, чтобы опустить российскую экономику. Если со специалистами сейчас поговорите ? не с такими, как я, а с настоящими...

А.ВАНДЕНКО: Если не Вы, то кто же?

В.ПУТИН: Минэкономразвития, Минфин, Центробанк ? есть у нас такие специалисты... Они вам что скажут? Некоторые вещи лежат на поверхности. Вот упала цена на нефть. Она, кстати, отчего снизилась? Предложение увеличилось. Ливия больше добывает, как ни странно, Ирак, несмотря на все проблемы... Появилась нелегальная нефть по тридцать долларов за баррель, которую ИГИЛ «в чёрную» продаёт. Саудовская Аравия увеличила добычу. А потребление сократилось из-за периода определённой стагнации или, скажем так, уменьшенного, по сравнению с прогнозами, роста мировой экономики. Есть фундаментальные факторы. Допустим, имеют место и целенаправленные шаги партнёров на мировом энергетическом рынке. Можно это предположить? Ну да. Результат каков? Это ведёт к обесценению рубля, нашей национальной валюты. Один из факторов, не единственный, но один из них. А что это означает для российского бюджета? Мы-то рассчитываем его не в долларах. Упала стоимость рубля, он немножко обесценился...

А.ВАНДЕНКО: На треть.

В.ПУТИН: На тридцать процентов... Но вот смотрите: раньше мы продавали товар, который стоил доллар, и получали за него 32 рубля. А теперь за тот же товар ценой в доллар получим 45 рублей. Доходы бюджета увеличились, а не уменьшились. Да, существуют определённые коридоры и ограничители, связанные с тем, что для отраслей производства и предприятий, ориентированных на закупки за границей на валюту, ситуация ухудшается. Но для бюджета не так, мы уверенно решаем социальные проблемы. Это относится и к задачам оборонной промышленности. У России есть собственная база для импортозамещения. Слава богу, нам немало досталось от прежних поколений, да и за последние полтора десятилетия мы многое сделали для модернизации промышленности. Наносит ли это нам ущерб? Отчасти. Но не фатальный. Если занижение цены на энергоносители происходит специально, оно бьёт и по тем, кто эти ограничения вводит.

Современный мир взаимозависим. Совсем не факт, что санкции, резкое падение цен на нефть, обесценивание национальной валюты приведут к негативным результатам или катастрофическим последствиям исключительно для нас. Подобного не случится! Проблемы возникают, они есть и будут нарастать, ухудшая ситуацию, но не только у России, но и у наших партнёров, в том числе у нефте- и газодобывающих стран. Вот мы говорим о снижении цен на нефть. Это, в частности, происходит из-за того, что в США начали добывать сланцевые нефть и газ. Штаты в значительной степени обеспечивают теперь себя собственным сырьём. Не полностью пока, но значительно. Но какова рентабельность этой добычи? В разных регионах США по-разному. От 65 долларов за баррель до 83-х. Сейчас цена за бочку нефти упала ниже 80 долларов. Добыча сланцевого газа становится нерентабельной. Может, саудиты специально хотят «убить» своих конкурентов...

А.ВАНДЕНКО: Если у соседа лошадь сдохнет, нам от этого лучше станет?

В.ПУТИН: Смотря какой сосед, что у него была за лошадь и в каких целях он её использовал.

* * *

А.ВАНДЕНКО: Forbes второй год подряд ставит вас во главе списка самых влиятельных людей мира...

В.ПУТИН: Знаете, это ещё менее значимо, чем внутренние рейтинги.

А.ВАНДЕНКО: Но приятно, согласитесь.

В.ПУТИН: Нет, не могу сказать, приятно или неприятно. Дело вот в чём. Мировое лидерство определяется экономическими и оборонными возможностями государства.

А.ВАНДЕНКО: По этим показателям мы явно не номер один.

В.ПУТИН: О том и говорю. Если перевести в межличностные оценки, я не знаю, как считали в Forbes, это их дело, может, они специально так делают, чтобы обострить мои отношения с Бараком Обамой, опуская его на второе место. Мы знакомы с президентом Соединённых Штатов, не скажу, будто у нас совсем уж такие близкие отношения, но он умный человек и в состоянии всё оценить. Это могло быть способом внутриполитической борьбы в США, особенно в преддверии выборов в Сенат. Пускай там у себя разбираются…

Всё, что делается в ходе предвыборных кампаний, имеет смысл и значение. Не хочу сейчас давать оценку шагам президента Америки на международной арене, у нас много противоречий, взгляды часто расходятся, тем более не буду оценивать его внутриполитические инициативы, это отдельная тема, но я знаю, что Обама реально оценивает происходящее в его стране. Уверен, он смотрит на эти рейтинги как на элемент борьбы с целью нанести ему ущерб.

А.ВАНДЕНКО: Вот что значит независимая американская пресса: в пику президенту пишет.

В.ПУТИН: Как же независимая, если работает в паре с политическими оппонентами главы Белого дома? Никакой независимости тут нет. Полная зависимость и обслуживание определённых сил. Но это мои предположения...

А.ВАНДЕНКО: У нас и пары-то нет.

В.ПУТИН: Всё у нас есть. Если почитать иные наши издания, а Вы-то уж наверняка это делаете, бросится в глаза, в каких выражениях они характеризуют мою деятельность либо работу российского правительства. Частенько на личности переходят...

А.ВАНДЕНКО: Читаете?

В.ПУТИН: Иногда Песков приносит всякую гадость...

А.ВАНДЕНКО: А Вы в ответ?

В.ПУТИН: Послушайте, те, кто это делает, они и хотят, чтобы я ответил.

А.ВАНДЕНКО: Не дождутся, как Вы уже сказали?

В.ПУТИН: Это тоже способ самораскрутки. Если напал на старшего, а тот ответил, значит, нападавший крут. Все эти приёмчики прекрасно известны! Да и не до того мне, стараюсь делом заниматься, а не пикироваться с кем-то. Если вижу в критике действительно разумное, беру на заметку, чтобы использовать.

А.ВАНДЕНКО: Например?

В.ПУТИН: Трудно ответить навскидку. Есть то, что связано с организацией власти, деятельностью политических партий, контролем общества за работой президентской Администрации. Или речь идёт о создании более благоприятного климата по ведению бизнеса, регистрации предприятий. Обратите внимание, за последние годы мы много сделали в этом направлении. Может, не всё, нужно ещё прибавлять, но многое реализовано.

А.ВАНДЕНКО: Ещё вопрос про рейтинг. По последним данным, по уровню коррупции Россия оказалась на сто тридцать каком-то месте в мире из ста семидесяти. По соседству с Бенином.

В.ПУТИН: Знаете, надо сначала смотреть, кто эти рейтинги рисует.

А.ВАНДЕНКО: Рисуют в основном там, не у нас. Этот составила ассоциация TRACE International.

В.ПУТИН: Ну естественно. Возьмите рейтинги вузов. Кто их пишет и по каким критериям? Мы сами боремся за повышение качества нашего образования, но рейтинги вузов рисуются соответствующими агентствами исходя из объёма эндаумента, накопленного целевого капитала, которым может распорядиться учебное заведение. Но у нас совершенно иная предыстория развития высшего образования! Можно нашим вузам сразу ноль поставить. А в борьбе за рынок образовательных услуг этот рейтинг эффективно используется!

А.ВАНДЕНКО: Вы от вопроса не уходите, Владимир Владимирович.

В.ПУТИН: Я к нему подбираюсь... Так и в геополитике. Применяются разные инструменты: и обвинения в недемократичности государства, и в подавлении свободы прессы, и в слабой борьбе с проявлениями терроризма и сепаратизма. Все средства хороши, в том числе и эти...

Но сказанное не означает, что у нас нет коррупции. Мы сами о ней постоянно говорим. Думаю, это одна из очень серьёзных проблем, которая досталась нам из прошлого, когда администрация любого уровня считала, что может делать всё, имея на это право, и никто не волен покушаться на её полномочия и как-то контролировать. Потом добавилось то, что лишь усугубило ситуацию, ? непрозрачная приватизация. Это было ужасно, огромная ошибка! Задним числом мы все умны. Может, те, кто принимал тогда решения, многое сейчас выстроили бы иначе. Кстати, европейцы и в 90-е говорили: не нужно слушать американских экспертов. Но мы пошли по этому пути... Непрозрачная приватизация привела к тому, что люди подумали: ладно, если одним можно украсть у государства миллиарды, почему нам нельзя утащить что-нибудь подешевле? Почему тем можно, а этим нет?!

А.ВАНДЕНКО: Вы говорите про девяностые, а мы-то живём в конце 2014 года.

В.ПУТИН: Но ментально всё осталось, никуда из сознания народа не делось...

И ещё одна составляющая. Когда принимались решения по формированию рыночных механизмов и функционированию демократических институтов общества, мы как-то подзабыли, что демократия и наплевательское отношение к закону ? разные истории. Закон надо соблюдать всем. Между рыночной экономикой и госрегулированием нет непреодолимой пропасти. И, кстати, едва возникают кризисные явления, все вспоминают о государстве... Но дело даже не в принципах строительства экономической жизни, а в том, что при переходе к рынку мы не создали инструментов контроля.

Порой в крупных акционерных обществах приходится наблюдать странные ситуации. Принято считать, что уж хозяин-то у себя тырить не будет. Ещё как! В огромных количествах. Почему? Тем, у кого контрольный пакет, не очень хочется делиться с миноритариями. Вот и создаются сотни схем по выводу ресурсов из компаний. И так во многих сферах!

Предстоит не только ужесточение фискальной политики или правоохранительных санкций. Нужна и воспитательная работа, создание эффективной, современной, конечно, рыночной системы отношений в экономике, которая по факту ограничила бы возможность для появления коррупции. Вот над этим надо работать, смотреть лучшие мировые практики и внедрять. Да, это требует времени, усилий, настойчивости, воли, но иного пути нет.

А.ВАНДЕНКО: И «неприкасаемых» не должно быть.

В.ПУТИН: Абсолютно с вами согласен, это один из компонентов.

А.ВАНДЕНКО: Таковых нет?

В.ПУТИН: Не знаю, мне казалось, нет. Надо к этому стремиться. Если увижу, что возникают подобные персонажи и ситуации, безусловно, будем бороться и реагировать. Для этого, кстати, на площадке Общероссийского народного фронта мы создали общественный контроль. Он весьма эффективно работает.

* * *

А.ВАНДЕНКО: Я вот упоминал «Уралвагонзавод» как собирательный образ... Есть и другое устойчивое выражение ? «друзья Путина».

В.ПУТИН: Да, пожалуйста.

А.ВАНДЕНКО: Это словосочетание не только наша внутренняя оппозиция использует, но и Госдеп.

В.ПУТИН: В какой связи?

А.ВАНДЕНКО: По замыслу США, первый пакет санкций бил именно по президенту Путину.

В.ПУТИН: Понимаю. Американцы сделали очень приятную для меня и системную ошибку.

А.ВАНДЕНКО: Приятную в кавычках?

В.ПУТИН: Нет, в прямом смысле. В чём заключается ошибка? Они исходили из ложной посылки, что у меня есть личные бизнес–интересы из-за отношений с людьми, включёнными в список. Ущемляя их, американцы как бы наносили удары по мне. Это абсолютно не соответствует действительности. Считаю, мы в значительной степени положили конец так называемой олигархии. Ведь что это такое? Деньги, влияющие на власть. В России такой ситуации, могу сказать с уверенностью, нет. Никакие олигархические структуры не подменяют собой власть, не влияют на государственные решения в своих интересах. Это в полной мере относится и к тем людям, которых Вы упоминали. Все они люди богатые, разбогатели давно…

А.ВАНДЕНКО: По-разному.

В.ПУТИН: Согласен, но в основном давно и абсолютно легально. Они ничего не забрали, не приватизировали, как это делалось в 90-е годы.

А.ВАНДЕНКО: Мы говорим о Ротенбергах, Ковальчуках, Тимченко?

В.ПУТИН: Да. Вот что Тимченко получил из государственной собственности? Назовите мне хотя бы один актив. Ни-че-го!

А.ВАНДЕНКО: Я другое назову.

В.ПУТИН: Пожалуйста.

А.ВАНДЕНКО: Цитирую по информационной ленте. Геннадий Тимченко считает расследование властей США в отношении нефтетрейдера Gunvor и подозрения в отмывании денег желанием нанести удар по Президенту России. Далее дословно: «Уверен на сто процентов, это именно так».

В.ПУТИН: Хорошо, что Вы на Геннадия Николаевича ссылаетесь. Возможно, так и есть. Но я вам сказал, в чём системная ошибка. США полагают, что там сидят какие-то мои финансовые интересы, вот и ковыряются.

А.ВАНДЕНКО: Но метили в вас?

В.ПУТИН: Наверное, да.

А.ВАНДЕНКО: За друзей обидно?

В.ПУТИН: Они граждане России, считают себя патриотами нашей страны, так оно и есть. Кто-то решил, что их нужно за это наказывать. Это лишь усиливает признание такого их качества. Ничего здесь обидного нет. Считаю, это грубое нарушение прав человека. Некоторые из пострадавших, насколько мне известно, подали в суд, но не ради защиты лично себя, а чтобы показать неправомерность принимаемых решений. Ну какое отношение кто-то из них имеет, извините за тавтологию, к принятию мною решений по Крыму? Ровным счётом никакого! Они знать не знали. Ни сном ни духом! Прочли всё в сообщении ТАСС или услышали в выпуске теленовостей. Их начали щучить ни за что... Прямое нарушение прав человека! Вот они с иском и обратились. Если в Штатах и Европе суд по-настоящему независим и объективен, решения будут приняты в их пользу, а если нет... Отличная лакмусовая бумажка!

А.ВАНДЕНКО: У вас, Владимир Владимирович, репутация человека, который «своих» не сдаёт.

В.ПУТИН: Да, стараюсь. Если те ведут себя прилично и ничего не нарушают. Если же действуют в обход закона, они уже не «свои».

А.ВАНДЕНКО: Но если друзей обижают... Я это имел в виду, когда спрашивал: обидно ли вам за них?

В.ПУТИН: Наоборот, отчасти даже радует. Радует, что у меня такие друзья, которых наши оппоненты, назовём их так, считают виновными, что Крым стал частью российской территории. Это делает моим друзьям честь. Они не имеют к случившемуся никакого отношения, но для них это честь.

А.ВАНДЕНКО: Это ли не повод иначе относиться к тем, кто задел близких друзей?

В.ПУТИН: Считаю, это результат очередных ошибочных решений, принимаемых на основе ложной информации, в том числе и внутри России. Что-то подбрасывают, говорят: вот друзья Путина, надо бы их наказать, они восстанут, будет бунт на корабле. Ничего подобного не произойдёт.

А.ВАНДЕНКО: И на вашем общении с лидерами той же «большой семёрки» это не отражается?

В.ПУТИН: Нет, ну что вы! Послушайте, в ходе тяжёлых событий на Кавказе я не такое видел и слышал. Я ведь приводил вам пример, когда мы боролись с международным терроризмом за территориальную целостность, а нам отказывали в этом праве. Чего я только не наслушался! Те, кто это делал, рассчитывали, что Россия всегда будет находиться в уязвлённом состоянии. И на больную точку давили, давили, давили...

Сейчас иная ситуация. У нас консолидированная страна. Несмотря на естественное наличие оппозиции, людей, не принимающих то, что мы делаем, общество консолидировано. Уверяю вас, это очень не нравится на Западе. И попытка наказать моих друзей, от которых не собираюсь отказываться, продиктована желанием внести раскол в элиты, а потом, может, и в общество.

А.ВАНДЕНКО: Я уже не про друзей, а про вас. Когда-то Вы ночевали на ранчо Буша, который заглянул в ваши глаза и что-то там увидел…

В.ПУТИН: Душу.

А.ВАНДЕНКО: Вот! Увидел душу. А сейчас Вы с Обамой беседуете «на ногах».

В.ПУТИН: Ну и что? Знаете, если мы хотим похлопывать друг друга по плечу, называться друзьями, ездить в гости и на G8, а вся ценность неформального общения заключается в разрешении посидеть рядом ? без учёта наших интересов и внимания к позиции России при решении тех или иных ключевых вопросов, тогда зачем это нужно? Я не для того стал Президентом страны, чтобы удовлетворять личные амбиции. Мне это совершенно ни к чему, если интересами России пренебрегают. Значит, тогда не в гости будем ездить, а встречаться на других площадках, в деловой обстановке. Но принципиально, открыто, даже можно сказать, по-партнёрски, если не по-товарищески, обсуждать проблемы и искать решения. Надеюсь, так и будет в практической работе.

А.ВАНДЕНКО: Словом, какого-либо дискомфорта из-за пробежавшего холодка не испытываете?

В.ПУТИН: Нет, не испытываю. Что мне дискомфорт? Мне результат нужен.

А.ВАНДЕНКО: Получается, Вы были правы, когда говорили, что после Ганди и поговорить-то не с кем...

В.ПУТИН: Понимаете, я же сказал это с известной иронией.

А.ВАНДЕНКО: Вы часто говорите с иронией.

В.ПУТИН: Ну да, но ваши коллеги предпочли её не заметить. Тогда, кстати, тоже ссылались на рейтинги ? в каком году это было, уже не помню ? и спрашивали: не чувствуете, что вам не с кем поговорить? Чушь это собачья! Прекрасно отдаю отчёт, что лидеры и западных стран, и развивающихся государств ? это люди, прошедшие сложное горнило внутриполитической борьбы, процесс становления как личности. Это выдающиеся деятели международной политики. Они защищают национальные интересы, как и я стараюсь делать то же ради нашей страны.

* * *

А.ВАНДЕНКО: Если не прав, поправьте, но, мне кажется, человек на таком посту, как ваш, одинок по определению. Это его удел.

В.ПУТИН: Всегда так говорится.

А.ВАНДЕНКО: А по факту?

В.ПУТИН: И по факту ? да. Отчасти... Вот Вы упоминали друзей. Демонстративно не отказываюсь от них, но всё тоже приблизительно. Это не значит, что мы каждый день встречаемся, шампанское или водочку попиваем и «трещим».

А.ВАНДЕНКО: Вы что предпочитаете?

В.ПУТИН: Я предпочитаю чай.

А.ВАНДЕНКО: А что за напиток вам подают, пока беседуем?

В.ПУТИН: Обыкновенный чай. Хотите угощу? Приносят в такой закрытой посуде, чтобы не остывал...

Кроме того, у меня напряжённый рабочий график. Даже дочерей вижу один или два раза в месяц, и то ещё нужно время подгадать.

А.ВАНДЕНКО: Они сейчас в какой стране?

В.ПУТИН: В России, в какой же?

А.ВАНДЕНКО: Здесь?!

В.ПУТИН: Ну конечно. В Москве живут. Дома встречаемся...

Да, у меня добрые отношения с людьми, которых Вы упомянули. Стараюсь поддерживать контакт и с однокурсниками по университету.

А.ВАНДЕНКО: Они не обязательно миллиардеры?

В.ПУТИН: Совсем нет! Обыкновенные люди. В основном работают в правоохранительной сфере, в МВД, прокуратуре, адвокатуре, административных органах.

А.ВАНДЕНКО: Назовём поимённо?

В.ПУТИН: Ну много их, восемьдесят человек! Одним будет приятно, а другим, наоборот, не очень, ведь часть живёт в республиках бывшего Советского Союза, и факт контакта со мной тоже представляет определённую угрозу.

А.ВАНДЕНКО: И на Украине есть?

В.ПУТИН: И там, и в Грузии, и в других республиках...

А.ВАНДЕНКО: Агенты влияния?

В.ПУТИН: Никакие они не агенты и ни на что не влияют! Живут своей жизнью. Обычные граждане своих стран, очень лояльные, любящие. Но исходя из событий у них дома наше знакомство является определённой нагрузкой… Если бизнесменов, о которых Вы сказали, уконтрапупили сразу лишь по факту контакта со мной, наложили санкции, то те, о ком я сказал сейчас, абсолютно рядовые люди. У них нет капиталов, их невозможно обложить санкциями. Но есть иные меры воздействия и очень «нелицеприятные», может, даже опасные. Поэтому лучше об этих людях много не говорить.

А.ВАНДЕНКО: Про одиночество тем не менее...

В.ПУТИН: Я же сказал, загрузка такая, что не позволяет иметь широкий круг друзей.

А.ВАНДЕНКО: Но с учётом того, что Вы можете о любом узнать всё...

В.ПУТИН: Да.

А.ВАНДЕНКО: ...а о каждом можно узнать всякое...

В.ПУТИН: Да.

А.ВАНДЕНКО: ...это тоже, наверное, накладывает отпечаток?

В.ПУТИН: Нет, стараюсь не пользоваться своими возможностями в этом.

А.ВАНДЕНКО: Чтобы окончательно не разочароваться в человечестве?

В.ПУТИН: Нет, просто… Я же почти двадцать лет проработал в КГБ и знаю, как там пишут справки. Далеко не всегда эти отчёты и материалы объективны. Стараюсь опираться на личное восприятие, для меня важен прямой контакт и общение. И часто моё представление расходится с тем, что получаю в виде официальных документов. Я руководствуюсь собственными впечатлениями о человеке, а не бумажками.

А.ВАНДЕНКО: Интуиция?

В.ПУТИН: Даже не интуиция. Только отчасти она. Личное общение важнее. Хотя, конечно, когда речь о принятии решений, особенно кадровых, есть определённые правила. Сначала нужно получить информацию из разных источников. Это естественно. Но в итоге стараюсь делать вывод, исходя из своего мнения о человеке.

А.ВАНДЕНКО: Какое у вас личное пространство, Владимир Владимирович?

В.ПУТИН: Знаете, всё-таки не чувствую себя одиноким. Вот как это ни покажется странным. Общения, контактов у меня, может, и не так много даже с людьми, которые считаются моими друзьями, санкционированными ходят. Это правда. Но одиночество, мне кажется, это другое, это не отсутствие возможности контактировать с другими, а внутреннее состояние души. И у меня такого чувства одиночества в душе нет.

А.ВАНДЕНКО: Окружающие постоянно заглядывают в ваши глаза, чего-то хотят от вас, ждут, просят...

В.ПУТИН: К этому уже давно привык, не считаю, будто это криминально со стороны людей. Те, с кем общаюсь, рассчитывают на какие-то мои решения, действия. Абсолютно нормально! Часто есть желание обсудить что-то, поговорить, но постоянно присутствует и ожидание ответа. Ну да, а как иначе?

А.ВАНДЕНКО: Про вас говорят, что прекрасно умеете слушать. И зачастую даже соглашаетесь с собеседником. Человек уходит в уверенности, что Владимир Путин ? его союзник, но совсем не факт, что это так.

В.ПУТИН: Знаете, я всё же стараюсь с уважением относиться к людям.

А.ВАНДЕНКО: Я спросил о другом.

В.ПУТИН: Нет, это уважение к мнению людей и даже к их просьбам. Никогда не забуду, как в начале 2000 года женщина передала мне бумагу, я посмотрел... Не стану говорить о просьбе, она касалась не лично женщины, а её близких людей. И потом бумага затерялась. До сих пор помню это как недопустимую оплошность с моей стороны. Просьба могла быть не разрешена, но следовало сделать всё, чтобы над ней поработали. Может, мне сказали бы: увы, вопрос не имеет положительного решения. Тогда распорядился бы написать человеку, объяснить, почему помочь не получилось. Но так, чтобы совсем затерять… Знаете, до сих пор обидно, жалко. Чувствую себя неловко…

Повторяю, это не значит, будто все просьбы, когда мне в глаза смотрят и бумаги передают, обязательно должны быть удовлетворены. Некоторое из того, о чём люди просят, и нельзя выполнить, и по закону не положено.

А.ВАНДЕНКО: Слово «нет» долго учились говорить?

В.ПУТИН: В китайском языке существует, по-моему, шестнадцать способов, как сказать «нет». И ни один из них буквально не звучит.

А.ВАНДЕНКО: Вы владеете сколькими?

В.ПУТИН: Вопрос не в форме, а в сути. Невозможно всегда говорить «да», хотя, уверяю вас, зачастую хочется отвечать именно так. Хотя всё равно приходится отказывать...

А.ВАНДЕНКО: А кто может возразить вам и что ему за это будет?

В.ПУТИН: Только я сам и закон. Закон не положено нарушать никому, в том числе и первым лицам.

А.ВАНДЕНКО: Вы о себе, а я спросил о других. Остались смельчаки, которые не смотрят в рот, а спорят?

В.ПУТИН: Есть люди независимые, с собственным мнением. Дорожу ими, они могут сказать: думаю, Вы не правы, Владимир Владимирович.

А.ВАНДЕНКО: Перечислите этих героев?

В.ПУТИН: Не будем их популяризировать, но они есть.

* * *

А.ВАНДЕНКО: В книге «От первого лица» Вы рассказывали про своё пониженное чувство опасности. Для разведчика это недостаток.

В.ПУТИН: Да, так в моей характеристике написал психолог.

А.ВАНДЕНКО: И для Президента это минус?

В.ПУТИН: Наверное, тоже нельзя назвать большим достоинством. Нужно уметь взвешивать все возможные последствия и при принятии решения учитывать любые варианты развития событий, чтобы исключить неблагоприятные.

А.ВАНДЕНКО: Без безбашенных поступков, словом.

В.ПУТИН: Да, безбашенных допускать нельзя. Цена ошибки очень высока.

А.ВАНДЕНКО: У вас на президентском посту таковые были?

В.ПУТИН: Нет.

А.ВАНДЕНКО: И сейчас всё просчитали? Последствия действий по Крыму и дальнейшее?

В.ПУТИН: Да. Это стратегическое решение.

А.ВАНДЕНКО: Хорошо. Если, конечно, закончится хорошо.

В.ПУТИН: Вы правы. Но, думаю, так оно и произойдёт...

Просто мы сильнее.

А.ВАНДЕНКО: Кого?

В.ПУТИН: Всех. Потому что мы правы. Сила ? в правде. Когда русский человек чувствует правоту, он непобедим. Говорю абсолютно искренне, не для красного словца. Вот если бы мы ощущали, что где-то, извините, нагадили, поступили несправедливо, тогда у нас всё висело бы на волоске. Когда нет внутренней убеждённости в правоте, это всегда приводит к каким-то колебаниям, а они опасны. В данном случае у меня сомнений нет.

А.ВАНДЕНКО: Но не бывает людей, которые не совершают ошибок.

В.ПУТИН: Конечно. И у меня случались какие-то шероховатости.

А.ВАНДЕНКО: Например?

В.ПУТИН: Не буду сейчас говорить об этом, в ходе большой, масштабной работы всегда происходит такое, что, может, стоило сделать иначе. Но это не носит, знаете, глобального, стратегического характера. Надеюсь, этого и не произойдёт. У меня определённый, что ли, стиль сложился за многие годы. Никогда не принимаю волюнтаристских решений, таких, последствия которых не вижу. Если этого не происходит, стараюсь пока подождать. Это как на дороге: не уверен ? не обгоняй. Вот ты вылез из ряда, посмотрел: путь свободен. Но этого мало. Знаете, бывает так: вроде всё свободно, а дорога ушла вниз, и ты не заметил, что оттуда идёт машина, да ещё на высокой скорости. Нужно быть абсолютно уверенным, что нет встречного транспорта, что ты действительно контролируешь ситуацию. Тогда обгоняй!

А.ВАНДЕНКО: Мы сейчас не на «встречке»?

В.ПУТИН: Это те, кто пытается с нами соревноваться, на «встречке». Мы в своём ряду и с заданной скоростью... Если всё правильно делать, не придётся суетиться. Как в спорте, которым Вы не хотите заниматься. Некоторые вещи принимаются на основе вроде бы первой сигнальной системы, тем не менее срабатывает предыдущий опыт и понимание, как должна развиваться ситуация. Реакция должна быть быстрой.

А.ВАНДЕНКО: В вас дзюдоист говорит. Философия этой борьбы не предполагает суетность.

В.ПУТИН: В общем, да. Но если без конца раздумывать, тоже мало толку. Ведь результат даёт не только хорошая проработка решения, не рассуждения на заданную тему, а само действие.

А.ВАНДЕНКО: До нашего разговора у меня было ощущение, что этот год наиболее тяжёлый для вас.

В.ПУТИН: Да нет. Ну а когда в России было легко?

А.ВАНДЕНКО: Вспомним тучные годы.

В.ПУТИН: Для кого-то тучные, а у нас шла война на Кавказе. Тучные! Что лёгкого-то? Возьмите новейшую историю, начиная с 2000 года.

А.ВАНДЕНКО: Я про этот период и говорю.

В.ПУТИН: А в прежние времена? Взять любой этап нашей истории: хоть советский, хоть досоветский.

А.ВАНДЕНКО: Царя Гороха вспоминать не будем, о вас разговор, Владимир Владимирович. 1996 год Вы наверняка не забыли...

В.ПУТИН: Ну да, тогда мы проиграли выборы, Собчак потерял пост мэра Петербурга, я без работы остался... Думал, как жить дальше, где работать, чем детей кормить. В прямом смысле, без преувеличения. Конечно, было непросто. Но, знаете, в жизни каждого человека существуют такие моменты. Можно вспомнить и, скажем, 2000-й, когда нужно было понять, как действовать после нападения боевиков на Дагестан. Ведь высказывались идеи построить стену вокруг Чечни. Натуральную! Но это было абсолютно неприемлемо. И для людей, которые нам верили в Чечне, и для России. Контрпродуктивно, опасно, вредно. Затем пошли бы другие стены и разделительные линии. И всё, страны не стало бы...

Вот Вы упомянули тучные годы. А нам нужно было восстановить экономику, элементарно спасать её. Потом была критика, что мы делаем не так. Упрекали, что слишком много дали людям, сильно подняли зарплату. Это уже в мой адрес реплика. Мол, производительность труда в России заметно отстаёт от уровня зарплаты. Мне говорят: не надо было так!

Мог не делать? Хорошо, когда возможности сочетаются с запросами. Но ситуация, в которой страна находилась в 90-е годы и в начале нулевых, требовала показать людям, что мы движемся в правильном направлении и жизнь хоть как-то улучшается. Если бы не сделали этого, может, и не удалось бы консолидировать общество, добиться определённых результатов по восстановлению страны.

Коллеги из рыночно-либерального блока говорили нам: ни в коем случае нельзя принимать программу материнского капитала. Меня лично много раз убеждали: как в чёрную дыру бросить огромные деньги, не просчитать! И результата, говорили, не будет. Программа не повлияет на уровень рождаемости в стране. Приводили примеры некоторых западноевропейских стран, где платят большие пособия за рождение ребёнка, а толку нет. Я выслушал аргументы за и против, а потом пришёл к выводу, что у нас иная ситуация. Надо нашим людям дать другой горизонт планирования семьи. В Европе жизнь качественно отличается. В России одним из ограничителей роста рождаемости тогда являлся очень низкий уровень доходов, семья не могла позволить себе ребёнка, тем более двух. А для нас это важно, особенно в регионах. Были опасения: справится ли бюджет с новыми платежами, не обманем ли людей? Нет, и не обманываем, и справляемся. Наряду с другими мерами поддержки всё сработало! В России не было такой рождаемости в последние десятилетия!

А.ВАНДЕНКО: Но сейчас-то отменяем материнский капитал?

В.ПУТИН: Это другой вопрос. Скажу о нём в послании Федеральному Собранию, не хочу заранее объявлять. Нет, надо быть аккуратным. Программа через год заканчивается, и все должны знать об этом. Но, конечно, нужно думать о механизмах поддержки демографии. У нас и новые перинатальные центры появились, и схемы денежных выплат не только семьям, но и медучреждениям за качество обслуживания женщин. От этой оценки многое зависит... Комплекс мер принёс результат, превзошедший наши ожидания. Демография демонстрирует устойчивую позитивную динамику. Почему так подробно об этом рассказываю? От меня зависело окончательное решение, поскольку голоса были и за, и против.

А.ВАНДЕНКО: Подтверждаете, Владимир Владимирович, то, что я говорил в самом начале: хоть круть, хоть верть, а всё упирается в одного человека.

В.ПУТИН: Нет-нет, не всё!

А.ВАНДЕНКО: Хорошо, многое.

В.ПУТИН: А я утверждаю: не всё. И повторю это. Да, при принятии стратегических решений часто не обходится без моего участия. А зачем иначе нужен первый человек, если он ни фига не делает? Если только сидит на троне и царствует?

А.ВАНДЕНКО: Ещё цитата. Николай Бердяев: «Русский человек любит Россию, но не привык чувствовать себя ответственным перед Россией».

В.ПУТИН: Это гениальный человек, уважаемый.

А.ВАНДЕНКО: Его слова можно адресовать русским чиновникам и бизнесменам.

В.ПУТИН: Не существует такой национальности ? чиновник и бизнесмен, это виды деятельности. А ментальность народа, она, конечно...

А.ВАНДЕНКО: Приедет барин, барин нас рассудит.

В.ПУТИН: Если дадите договорить, узнаете мою позицию... Ведь откуда всё пошло? У русского человека, как правило, и не было ничего, он постоянно работал на барина. Что оставили, то и слава богу. Мужик знал: всё забрать могут. Это ещё от крепостного права движется.

Нельзя сказать, что не было ответственности за страну. Может, не хватало соответствующего отношения к текущим делам, к бизнесу, к собственности. Не сформировалось оно, как в странах с развитой рыночной системой, где человек понимал, что сам должен бороться за благополучие своё и семьи. У нас общинный склад ума и менталитет. И хорошо это, и не очень. Хорошо, что есть чувство общности. А не очень ? из-за отсутствия индивидуальной ответственности. Но сказать, будто русский человек не дорожит... Как точно у Бердяева?

А.ВАНДЕНКО: «Не привык чувствовать себя ответственным перед Россией».

В.ПУТИН: Я вот чувствую себя ответственным. Зависит, какой человек в целом. Чем проще, тем больше у него ответственности за Родину.

А.ВАНДЕНКО: Я о больших начальниках говорю, которые привыкли, знаете...

В.ПУТИН: Бердяев же писал не о начальниках, он говорит о русском человеке.

А.ВАНДЕНКО: Удобнее, когда есть кто-то, который всё решает, а остальные, мол, исполняют.

В.ПУТИН: Может, и так, но Вы привели цитату из Бердяева, и я позволю себе набраться дерзости и поспорить с классиком. Повторю ещё раз: чем человек проще и ближе к земле, тем больше у него ответственности за Родину. Скажу даже почему. У него другой Родины нет, он не сядет в самолёт, в поезд либо на лошадь и не уедет, не отвалит отсюда. Он знает, что останется жить здесь, на этой земле, тут будут его дети, внуки и правнуки. Он должен о них позаботиться. Если сам не сделает, никто не сделает. В этом основа государственности и патриотизма рядового русского человека. Да и человека любой национальности, живущего здесь. Мы же знаем, кто собирал ополчение в 1612 году: этнический татарин созывал людей, все свои деньги отдал, стал спасителем Москвы и России. «В объединении сила!» ? этот внутренний патриотизм рядового российского гражданина очень силён.

А.ВАНДЕНКО: Вы говорите о простом человеке, как бы отделяя элиту...

В.ПУТИН: Нет-нет, я сказал: у рядового человека этого ещё больше, но в принципе речь об общей ментальности русских людей. Да, те, у кого миллиарды, ощущают себя гражданами мира. Особенно им свободно, если деньги размещены в офшорах. Укатили за границу и сидят там, чувствуют себя хорошо...

А.ВАНДЕНКО: Это плохо?

В.ПУТИН: Считаю, да. Конечно, плохо. Оторванный от корней человек в конце концов начинает об этом жалеть. Нет ничего роднее, чем твоя земля, друзья, близкие, культура народа, в которой ты вырос.

А.ВАНДЕНКО: Сейчас мир без границ.

В.ПУТИН: Он всегда оставался таким. А что, во времена Лермонтова или, скажем, Пушкина, мир был другим? Сел да поехал. Путешествовали на воды в Европу, плавали в Америку на кораблях. Сейчас мы вернулись к тому состоянию. Ничего по большому счёту не изменилось. Был лишь относительно небольшой промежуток в истории человечества, когда всё перегородили границами.

А.ВАНДЕНКО: Мы не пытаемся новые заборы строить?

В.ПУТИН: Мы ? нет. И не будем. Понимаем пагубность «железного занавеса» для нас. И в истории других государств были периоды, когда страны пытались отгораживаться от остального мира, очень дорого за это заплатив. Практически деградацией и развалом. Мы ни в коем случае по этому пути не пойдём. И вокруг нас никто стенку не выстроит. Невозможно!

* * *

А.ВАНДЕНКО: Задумываетесь, что будет потом, Владимир Владимирович?

В.ПУТИН: Это когда?

А.ВАНДЕНКО: Когда призовут на небеса и потребуют ответа.

В.ПУТИН: Знаете, если уж там окажешься, есть лишь одно выражение, которое уместно произнести: «Слава Тебе, Господи!». А как иначе?

А.ВАНДЕНКО: А президентское кресло с вами навсегда?

В.ПУТИН: Нет. И для страны неправильно, вредно, и мне не нужно. Есть сроки, отведённые Конституцией России. Считаю важным соблюдать требования, предусмотренные Основным законом. Видно будет, как сложится ситуация, но в любом случае срок моей работы ограничен Конституцией.

А.ВАНДЕНКО: Но она предполагает выдвижение в 2018-м.

В.ПУТИН: Допускает, но это совсем не значит, что я приму такое решение. Буду исходить из общего контекста, внутреннего понимания, своего настроения. Разве об этом сейчас надо думать? 2014-й не закончился, а Вы говорите про 2018-й. Столько времени впереди, сколько ещё воды утечёт...

А.ВАНДЕНКО: И никаких потаённых желаний?

В.ПУТИН: Нет. Понимаете, я в таком состоянии и положении, что ничего затаённого...

А.ВАНДЕНКО: Настолько всё утомило?

В.ПУТИН: Даже не в этом дело. Исхожу из реалий текущего дня, из среднесрочного прогноза. Мне нет смысла...

А.ВАНДЕНКО: Заглядывать за горизонт?

В.ПУТИН: ...за что-то хвататься. Понимаете, уже нет смысла никакого.

А.ВАНДЕНКО: Всё, о чём можно мечтать, есть?

В.ПУТИН: С точки зрения служения Отечеству. Знаю, что искренне служил и служу, делаю всё, чтобы реализовать себя в этом. А, повторяю, цепляться за что-то контрпродуктивно, вредно и совсем неинтересно. Есть Конституция, нужно действовать и жить в её рамках. Да, существует возможность моего нового выдвижения. Будет ли она реализована, пока не знаю...

Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 24 ноября 2014 > № 1231599 Владимир Путин

Украина > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230713 Сергей Минасян

Последняя постсоветская война

Военно-политическое измерение украинского конфликта

Сергей Минасян - доктор политических наук, заместитель директора Института Кавказа (г. Ереван).

Резюме Украинский кризис напоминает войны позднего европейского феодализма с их частными армиями из разномастных ландскнехтов, наемников и отставных военных самой различной этнической, идеологической и социальной принадлежности

Профессиональным военным, историкам, конфликтологам, специалистам по международным отношениям еще предстоит детально проанализировать обстоятельства украинского кризиса. Однако уже сейчас можно выявить его важнейшие военно-политические и военно-технические особенности и влияние на аналогичные вооруженные конфликты, особенно на постсоветском пространстве.

Война, «гибридная» во всем?

«Вполне благополучное государство за считанные месяцы и даже дни может превратиться в арену ожесточенной вооруженной борьбы, стать жертвой иностранной интервенции, погрузиться в пучину хаоса, гуманитарной катастрофы и гражданской войны». Это выдержка из научного доклада начальника Генерального штаба ВС России генерала армии Валерия Герасимова на собрании Академии военных наук в феврале 2013 года. Фактически еще за год до операции в Крыму и последующих событий главный российский военачальник почти пророчески представил то, что случилось на Украине.

Генерал Герасимов отметил особенности будущих вооруженных конфликтов, напрямую перекликающиеся с событиями в Крыму и на юго-востоке Украины. «Акцент используемых методов противоборства смещается в сторону широкого применения политических, экономических, информационных, гуманитарных и других невоенных мер, реализуемых с задействованием протестного потенциала населения. Все это дополняется военными мерами скрытого характера, в том числе реализацией мероприятий информационного противоборства и действиями сил специальных операций. К открытому применению силы зачастую под видом миротворческой деятельности и кризисного реагирования переходят только на каком-то этапе, в основном для достижения окончательного успеха в конфликте». Чем не сюжет из новейшей истории постсоветского пространства или процессов на Ближнем Востоке?

Доклад начальника российского Генштаба вплоть до начала операции в Крыму привлек внимание лишь немногих военных экспертов. Но после известных событий он стал широко цитироваться, особенно в западной печати, выступая удобным аргументом, позволяющим причислить украинский кризис к так называемым «гибридным войнам», сочетающим политические, экономические, информационно-пропагандистские (формально невоенные) меры с дозированными и/или скрытными действиями военного характера. Военная составляющая «гибридных войн» преимущественно реализуется силами специального назначения и элитными подразделениями или же, наоборот, иррегулярными, «квазигосударственными» или частными вооруженными формированиями.

При этом надо подчеркнуть, что концепция «гибридной» («нелинейной», «асимметричной», «неконвенциональной») войны – не изобретение генерала Герасимова или исключительно российская военная разработка. Концепция «гибридных войн» в последние годы достаточно активно разрабатывалась и на Западе, просто именно России удалось апробировать ее в таких масштабах.

Впрочем, вряд ли можно предполагать, что российский Генштаб реально готовил взятие Крыма, а тем более последующие события на юго-востоке Украины еще в феврале 2013 года. Даже если в недрах его Главного оперативного управления конвертик с надписью «Крым» лежал по соседству с планом реагирования на возобновление боевых действий в Карабахе или на гипотетический кризис в Арктике. Такова специфика работы военных профессионалов. Если они хорошо знают свое дело, то пытаются приспособиться к новым видам и формам войн и вооруженных конфликтов на самых различных театрах военных действий. Однако обычно генералы готовятся к прошедшей войне. Но это в лучшем случае – в худшем лишь к парадам и бюджетным баталиям.

К примеру, готовься почти четверть века украинские генералы хотя бы к прошедшим войнам (чему их учили еще в советских военных училищах и академиях), то они все равно не нашли ответа на «гибридные» или асимметричные операции в Крыму или осаде Славянска весной 2014 года. Но к широкомасштабной «антитеррористической операции» (или гражданской войне, в зависимости от политических пристрастий) против пророссийских ополченцев ЛНР/ДНР украинская армия была бы готова намного лучше. Ведь примерно с конца июня, возобновившись после инаугурации Порошенко, АТО по своему характеру фактически приобрела характер классических боевых действий, т.е. того, чему хотя бы в теории учили нынешних украинских генералов или полковников в советских или уже «незалежных» военных училищах.

Украинский кризис как исключительно «гибридную войну» корректно рассматривать применительно лишь к первому этапу его военной фазы: операции в Крыму и действиям Стрелкова-Гиркина в апреле-июне на Донбассе. Далее масштабы стали другими. «Гибридная война» комбинировалась с почти рутинными войсковыми операциями и существенным даже по мировым меркам использованием бронетехники и артиллерии, хотя и с относительно небольшим вовлечением авиации.

Одна из особенностей украинского конфликта – его беспрецедентно быстрая эскалация. Буквально за несколько недель операция специального назначения российских войск в Крыму переросла, через акции гражданского неповиновения на юго-востоке Украине, в локальную полурегулярную операцию на северо-западе Донбасса (осада Славянска и окрестностей). Затем вооруженный конфликт вылился в масштабные бои между регулярной украинской армией и полупартизанскими отрядами ДНР/ЛНР. Наконец, уже в середине августа произошло практически нескрываемое вовлечение регулярных российских войск, которые силами нескольких мотострелковых и воздушно-десантных батальонных тактических групп окружили южную группировку украинских войск в Донбассе с катастрофическими для ВСУ последствиями (Иловайский котел). А это уже что-то большее, чем «гибридная война».

Во многом украинский кризис повторял специфические и концептуальные особенности развития предыдущих постсоветских конфликтов 1990-х и 2000-х годов. Однако, учитывая масштабное военно-техническое вовлечение российской армии, он стал событием глобального значения и фактически поводом для начала новой (или «квази») холодной войны.

Кадры с мест сражений на полях Луганска или городских боев в Донбассе создают ощущение машины времени, напоминая о «позднесоветских» и «раннепостсоветских» политических процессах конца 1980-х – начала 1990-х годов. Спустя четверть века на Украине по обе стороны линии фронта вновь появляется знакомый по большинству постсоветских этнополитических конфликтов образ боевика-добровольца, зачастую сочетавшего высокую степень идеологизированной и националистической мотивации с не вполне чистой личной биографией и нескрываемыми бизнес-интересами. Феномен днепропетровского губернатора Игоря Коломойского, которому приписывают укомплектование и содержание нескольких украинских добровольческих батальонов, или российского олигарха Константина Малофеева, фактически оплатившего апрельский рейд Стрелкова-Гиркина на Славянск, являются лишь наиболее яркими примерами.

Более того, украинский кризис чем-то напоминает войны позднеевропейского феодализма с их частными армиями из разномастных ландскнехтов, наемников и отставных военных самой различной этнической, идеологической и социальной принадлежности. Как и тогда, военная логика конфликта порой подменяется соображениями иного, в первую очередь политического, а также репутационного и пропагандистского порядка, превращаясь в некую «асфальтную войну» за дороги и города или кабинетные игры на картах. Таковым, к примеру, было стремление украинских войск в июне-июле взять Донбасс и Луганск в огромные клещи вдоль российско-украинской границы, чтобы прервать снабжение ополченцев оружием и припасами из России. Эта операция была инициирована не столько украинским Генштабом, понимавшим военные и ресурсные ограничения армии для реализации столь масштабной операции, сколько политическим видением нового руководства страны. Ее результатом стало двойное окружение украинских войск вдоль границ с Россией и образование так называемого «Южного котла» в районе Амвросиевки. Тем самым украинцы повторили ошибку грузин в августе 2008 г., когда военная целесообразность обхода Цхинвали и стремительного прорыва на север с целью блокады Рокского туннеля были принесены в жертву политическим соображениям и желаниям Михаила Саакашвили быстрее водрузить грузинский флаг в столице Южной Осетии.

В условиях отсутствия сплошной линии фронта и четкой идентификации не/лояльности местного населения для конфликтующих сторон важнее становилось уже не столько разгромить противника, сколько поднять знамя в том или ином «ключевом» населенном пункте. Обычно это происходило после долгой и кровопролитной осады, например, Славянска, или штурма Луганска и Иловайска, или же продолжительных попыток пророссийского ополчения овладеть Донецким аэропортом. А затем участники АТО нередко были вынуждены покинуть занятый пункт, чтобы не оказаться в окружении, как это случилось под Иловайском в конце августа.

«Позднефеодальная» стилистика, когда наиболее боеспособными силами являются иррегулярные добровольческие формирования романтиков-националистов или частные отряды олигархов или криминальных авторитетов, не является спецификой украинского конфликта. На постсоветском пространстве у Гиркина, Коломойского и Малофеева были предшественники. Например, известный грузинский криминальный авторитет Джаба Иоселиани. Со своей военизированной структурой «Мхедриони» – важнейшим актором гражданской войны в Грузии в 1991–1992 гг. и грузино-абхазского конфликта 1992–1993 гг. – он был едва ли не главной политической фигурой Грузии начала 1990-х гг., пока Эдуард Шеварднадзе постепенно не прибрал к рукам все нити управления страной. Аналогичный пример – бывший премьер-министр Азербайджана Сурет Гусейнов. До карабахского конфликта он служил директором фабрики по обработке шерсти, а с началом боевых действий на свои средства сформировал мотострелковый полк и даже стал командиром корпуса на начальном этапе войны в Карабахе.

Впрочем, важное отличие украинского кризиса – то, что первоначально этнополитическая компонента в нем не превалировала, хотя уже весной 2014 г. налицо было идейное и идеологическое противостояние антироссийски настроенных жителей западной и центральной Украины и русскоязычных жителей Донбасса. Евромайдан стал благоприятной почвой для зарождения на Востоке повстанческого движения скорее в политическом и идеологическом смысле, а не в этнокультурном. Основными факторами оказались фрагментация государства и силовых структур, насильственная смена режима, чувство страха и фрустрация от потери выходцами с Востока традиционных рычагов в Киеве и во всей Украине, депрессивные социальные условия. Одновременно по схожим причинам шло формирование вооруженных добровольческих отрядов и на стороне новой украинской власти (преимущественно из-за паралича прежних силовых структур), и укомплектование ими батальонов Национальной гвардии.

«Гибридной войной» (или асимметричным конфликтом, смотря какую терминологию предпочитают использовать исследователи) кризис на Украине явился не только и не столько в силу комбинации скрытых форм ведения боевых действий – вовлечения спецназа или элитных подразделений ВС РФ при поддержке добровольцев и иррегулярных подразделений из лояльного местного населения и бывших сотрудников силовых структур, которые противостояли украинским добровольческим батальонам и регулярной украинской армии. Динамика развития конфликта с самого начала демонстрировала как ресурсную, так и статусную асимметрию участников и вовлеченных сторон: Запад и Украина против России, обвиняющие друг друга в нелегитимности новое центральное правительство и власти ДНР/ЛНР, и т.д. Статусно-ресурсная асимметрия – это вообще одна из особенностей практически всех постсоветских конфликтов.

Ну и наконец, если рассматривать украинский кризис в военно-политических категориях глобального масштаба (равно как в устоявшемся широком общественном восприятии), то это скорее уже не «гибридная», а так называемая proxy или периферийная война (другое употребляемое название – «война по доверенности») между геополитическими центрами. В этом смысле украинский кризис в лучших традициях холодной войны является полем глобального противоборства ядерных сверхдержав – России и США. С учетом фактора взаимного ядерного сдерживания, не позволяющего двум державам столкнуться в прямом военном противоборстве, нынешний конфликт имеет все основания войти в историю как очередная периферийная война, подобно войнам в Корее, Вьетнаме, Афганистане и на Ближнем Востоке. Впрочем, надо также учесть, что в случае с украинским кризисом мотивация России для вовлечения в конфликт существенно больше, чем Соединенных Штатов и стран ЕС, так как Украина воспринимается Москвой как сфера жизненно важных интересов.

Военно-техническая составляющая

По характеру и методам силового противоборства украинский конфликт был «гибридным» как концептуально, так и в чисто военной и военно-технической сферах. Достижения военно-технической мысли последних двух десятилетий – беспилотники, цифровые системы связи, целеуказания и контроля, современные компактные противотанковые и зенитные ракетные комплексы соседствовали с громоздкими бронетанковыми и механизированными подразделениями, плотно насыщенными артиллерией самого различного назначения и калибров (как во время противостояния ОВД и НАТО конца 1980-х гг.).

Это вполне объяснимо: на момент распада Советского Союза Украина с дислоцированными на ее территории стратегическими вооружениями обладала третьим в мире ядерным (после Соединенных Штатов и России) и четвертым конвенциональным военном потенциалом (после США, России и Китая). В составе трех бывших советских военных округов на Украине насчитывалось около 6500 танков, десятки тысяч БМП, БТР, артиллерийских систем, 1100 боевых самолетов. Даже через двадцать лет, после массовой распродажи Украиной по всему миру своей военной техники, ее количество все еще впечатляло. На начало 2014 г. в войсках было около 700 единиц выпускавшихся на Харьковском танковом заводе и по этой причине выбранных в качестве основного танка украинской армии Т-64 различных моделей и десяток новых «постсоветских» Т-84У «Оплот» (а также законсервированных на базах хранения порядка 2500 Т-64, Т-80, Т-72 и танков старых моделей), свыше 2500 БМП и БТР и свыше 2000 артиллерийских систем (почти столько же хранилось на складах). По сравнению со многими постсоветскими конфликтами стороны были лучше оснащены бронетехникой и артиллерией.

С украинской стороны в боях принимала участие преимущественно военная техника и вооружение (ВВТ) в лучшем случае выпуска начала 1990-х гг., существенную часть которых составляла техника бывших соединений Советской Армии в Восточной Европе, после распада ОВД частично выведенная на Украину. Например, такого рода базой хранения был Артемовск в Донецкой области, куда в начале 1990-х гг. была передислоцирована развернутая мотострелковая дивизия из Венгрии, насчитывающая свыше 220 танков и сотни единиц БМП, БТР и артиллерийских систем. Однако в боях на стороне украинской армии принимали участие раритетные БРДМ-2, БТР-60ПБ, артиллерийские системы Д-30 и Д-20 и иная техника 1960-х и даже 1950-х годов.

Небольшое исключение составляла разработанная или произведенная на предприятиях украинского ВПК уже в постсоветское время военная техника (БТР-3 и БТР-4, танки Т-64БМ «Булат» и Т-84У «Оплот», некоторые виды стрелкового вооружения, противотанковых ракетных установок и гранатометов), являвшаяся модернизацией советских предшественников. Лишь к концу лета на вооружении украинской армии и отрядов Национальной гвардии наряду с импровизированными бронеавтомобилями собственного производства появились современные беспилотники, системы связи, радиоэлектронной борьбы (РЭБ) и целеуказания, а также легкое и стрелковое оружие западного производства.

В начальный период конфликта ополченцы также были вооружены в основном оружием советского производства из военных гарнизонов украинской армии на юго-востоке или поставленным с российских военных складов. Примечательно, что вплоть до середины лета из России по очевидным причинам поставлялось вооружение и военная техника преимущественно тех образцов, которые имелись у украинской армии (например, давно снятые с вооружения российской армии и находящиеся на складах Т-64 – основные танки украинской армии). Однако по мере эскалации конфликта у ополченцев появляются новые образцы современного российского вооружения, например, противотанковые и зенитные установки, гранатометы, бронетехника. С учетом последующего вовлечения армейских подразделений впервые в боевых действиях на Украине были использованы модернизированные российские танки Т-72Б3 и даже Т-90С, реактивные системы залпового огня «Смерч» и «Торнадо-Г», БТР-82А и «Тигр», некоторые другие виды ВВТ.

Защита и мобильность бронетехники советского производства (как и ее модернизированных аналогов), предназначенной для ведения массовых боевых действий в условиях противостояния НАТО и ОВД на центральноевропейском театре, оказались недостаточно эффективными в условиях применения современных противотанковых боеприпасов. По предварительным оценкам, потери бронетехники с украинской стороны составили свыше 100 танков и 200 БМП, БТР и других боевых бронированных машин (ББМ), а также около 80 артиллерийских орудий и РСЗО. Примерно две трети составили безвозвратные потери ВВТ. Не менее серьезными были потери бронетехники и артиллерии у ополченцев и поддерживающих их российских войск.

На этом фоне для украинской стороны серьезную значимость приобретали вопросы логистики и снабжения, особенно ремонт и восстановление военной техники. Несмотря на доставшиеся еще с советских времен крупнейшие производственные мощности по ремонту и производству практически всех видов военной техники, состояние ВПК Украины на начало 2014 г. ненамного отличалось от состояния украинской армии. Лишь к моменту заключения осеннего перемирия украинский ВПК оказался в состоянии не только проводить ремонт и восстановление, но и выпускать мелкими партиями новые образцы ВВТ. У ополченцев была только одна сложность в снабжении – политическая. Частота и объем поставок из так называемого «Военторга» полностью зависели от политических подходов Москвы к развитию ситуации на юго-востоке. Однако когда ВВТ на Донбасс поставлялось, то уже в объемах, вполне достаточных для противодействия украинской армии и отрядам Национальной гвардии.

По уровню использования авиации украинский кризис хотя и превосходил большинство постсоветских конфликтов (в частности абхазский, карабахский, приднестровский), но существенно уступал операции НАТО в Косово в 1999 г. и действиям российской авиации в двух чеченских войнах и августовском конфликте 2008 г. с Грузией. В первую очередь это объяснялось низким уровнем боеготовности и технического состояния украинских ВВС, а также значительными потерями украинской авиации. К началу 2014 г. в строевом составе украинских ВВС насчитывалось 170–180 боевых самолетов (примерно столько же находилось на складах и на консервации). ВВС Украины включали около 80 истребителей МиГ-29 (при этом 46 МиГ-29 базировались в Крыму, были захвачены российскими войсками в марте и впоследствии возвращены в разукомплектованном состоянии), и только четверть из них оставалась в рабочем состоянии. Из примерно 24 истребителей-перехватчиков Су-27 только несколько машин могли подняться в воздух. Аналогичная ситуация и с насчитывающими до 36 машин бомбардировщиками Су-24. Штурмовая авиация была в несколько лучшем состоянии, располагая примерно двумя десятками боеспособных самолетов Су-25. Однако именно Су-25, активно применявшиеся против наземных целей, и понесли наибольшие потери: сбито или потеряно в результате аварий семь или восемь штурмовиков. ВВС Украины потеряли также как минимум один или два бомбардировщика Су-24, два истребителя МиГ-29, один истребитель Су-27, один разведывательный самолет Ан-30, один военно-транспортный Ан-26, а также сбитый над Луганским аэропортом военно-транспортный самолет Ил-76 с десантниками на борту.

Начиная с боев под Славянском, с конца апреля – начала мая было сбито до восьми ударных вертолетов Ми-24 различных моделей и примерно такое же число транспортно-десантных Ми-8. Плотная насыщенность ополченцев ПЗРК и малокалиберными зенитно-артиллерийскими системами привела к большим потерям среди армейской авиации Украины. Во второй половине лета украинские Ми-24 уже почти не принимали участия в боевых действиях, подтвердив высокую уязвимость вертолетов данного семейства в локальных конфликтах. Например, из 12 вертолетов Ми-35М (последняя модификация Ми-24), поставленных с октября 2013 г. Россией в Ирак, уже к октябрю 2014 г. боевиками т.н. Исламского государства с использованием ПЗРК было сбито две машины.

Украинский кризис, как и другие локальные конфликты последних десятилетий, доказывает ограниченную эффективность боевой авиации (даже если она имеет абсолютное превосходство в воздухе) против полурегулярных отрядов, оснащенных переносными зенитно-ракетными комплексами (ПЗРК) и зенитной артиллерией. Одним из наглядных примеров была операция Израиля в Ливане летом 2006 года. Сильнейшие на всем Ближнем Востоке израильские ВВС, располагающие современными боевыми самолетами с системами высокоточного оружия (ВТО), так и не смогли сломить сопротивление бойцов ливанской «Хезболла», оснащенных ПЗРК. Однако в ходе боев на юго-востоке Украины в середине июля 2014 г. на вооружении ополченцев появились уже не только ПЗРК, но и зенитные комплексы ближней («Стрела-10», «Оса») и даже средней дальности (известные по истории с малайзийским «Боингом» ЗРК «Бук-М1»).

В отличие от операций авиации США и стран НАТО на Ближнем Востоке и Балканах, в ходе украинского кризиса практически не использовалось высокотехнологическое оружие (ВТО), почти отсутствующее у ВСУ и лишь в небольших количествах имеющееся у российской армии. В предыдущих случаях имело место противостояние высокотехнологичных армий с технически отсталым и политически изолированным противником, и т.н. «дистанционная война» с использованием ВТО достаточно быстро и эффективно достигала своей цели. Однако на юго-востоке Украины сталкивались находящиеся примерно на одинаковом технологичном уровне противники, военные организации которых отличались лишь размерами, степенью боеготовности и боеспособности имеющегося у них вооружения, что не позволяет говорить о «дистанционной» или «бесконтактной» войне.

Даже эффективность использования украинской стороной тактических ракетных комплексов «Точка-У», с достаточно высокой точностью и дальностью стрельбы до 120 км, эксперты оценивают неоднозначно. Опыт применения ракетных комплексов «Точка-У» российской армией в Чечне и против Грузии в августе 2008 г., а также в ходе гражданской войны в Йемене, или же оперативно-тактических систем «Скад» (с большей дальностью, но худшей точностью стрельбы) на Ближнем Востоке показывает, что эти ракетные системы остаются скорее военно-политическим средством сдерживания, а не реальным инструментом «дистанционной войны».

В украинском конфликте подтвердилась значимость традиционной артиллерии (особенно самоходной) и реактивных систем залпового огня (РСЗО), выступавших в качестве основного средства огневого поражения. Наибольшие потери стороны понесли именно от действия артиллерии. Особенно эффективно она действовала в ходе огневых налетов на находящиеся на марше колонны боевой техники или полевые лагеря противника. Новым словом для постсоветских конфликтов стало активное использование для наведения и корректировки артиллерийского огня современных цифровых систем разведки и целеуказания, а также беспилотных летательных аппаратов в режиме реального времени. Высокую эффективность продемонстрировали крупнокалиберные системы залпового огня «Смерч» и «Ураган», равно как уже давно ставшие одним из символов локальных конфликтов на постсоветском пространстве 122-мм РСЗО «Град».

Военно-стратегические последствия

Несмотря на сравнительную скоротечность боевых действий на юго-востоке Украины, потери в личном составе были очень серьезными. По различным оценкам, военнослужащие регулярной армии, бойцы ополчения и иррегулярных вооруженных формирований потеряли десятки тысяч людей убитыми, ранеными и пропавшими без вести. В результате как минимум для украинской армии серьезной проблемой стало восполнение личного состава, усугубляющееся практически полным отсутствием подготовленных резервистов и системы организационно-мобилизационных мероприятий.

Украинский кризис подтвердил тенденцию продолжающейся профессионализации военного дела, а также значимость уровня боевой и физической подготовки. Усложнение ВВТ требует большей вовлеченности военных специалистов, что не может быть компенсировано контингентом военнослужащих-призывников. С другой стороны, усиление мощи, точности и дальности стрельбы легкого и стрелкового оружия дает возможность даже небольшим подразделениям войск специального назначения (особенно если они хорошо оснащены и мотивированы) решать боевые задачи, которые ранее ставились перед более крупными войсковыми соединениями. Повышается значимость легких и мобильных частей специального назначения, особенно в так называемых конфликтах низкой интенсивности. Естественно, что, как и в любой «гибридной войне», очень важную роль в Крыму и в боях на Донбассе (с российской стороны) сыграли отряды специального назначения и элитные подразделения постоянной готовности.

С другой стороны, украинский кризис (как и российско-грузинская война 2008 г.) продемонстрировал, насколько важно в современных локальных войнах, в условиях их скоротечности и динамики эскалации, правильное соотношение регулярных частей постоянной готовности и массового призыва резервистов и военнообязанных. Эта задача являлась одной из наиболее сложных для украинского руководства, и ее так и не удалось решить вплоть до заключения перемирия, несмотря на несколько «волн» мобилизационного призыва. Тенденция типичная для нынешнего этапа развития военного дела. Как отмечал в уже упомянутом докладе начальник российского Генштаба, меняющийся характер современной вооруженной борьбы принуждает стороны в случае начала конфликта опираться именно на «созданные в мирное время группировки сил и средств постоянной готовности».

При этом получают новое значение сухопутные войска, более адаптированные как для использования в конфликтах малой интенсивности и локальных войнах, так и в широкомасштабных «классических войнах» с массовым использованием бронетехники и артиллерии. Украинский кризис вынудил признать это даже американцев, традиционно делающих ставку на высокотехнологичную и эффективную при использовании высокоточного оружия боевую, а в последнее время – уже и беспилотную авиацию. Военная фаза украинского кризиса еще не успела завершиться, а на европейский контингент в ходе совместных натовских учений уже вернулись американские танки «Абрамс», за пару лет до этого выведенные из Германии после расформирования последнего «тяжелого» соединения американской армии, дислоцированного в Европе.

Из других военно-стратегических уроков следует отметить достижение российскими войсками фактора стратегической внезапности в Крыму. Военные историки еще долго будут спорить, что явилось более важным для успеха крымской операции: развал украинской армии в отсутствие военных реформ в постсоветский период или эффективность последней («сердюковской») военной реформы в России. Однако очевидно, что ключевым элементом успеха стала именно стратегическая внезапность, причем достигнутая не столько за счет слаженности и скрытности действий по переброске мобильных элитных подразделений в Крым. В век спутников и электронной разведки столь масштабную переброску войск специального назначения и ВДВ, иногда за тысячи километров из Сибири в Крым, нельзя было скрыть даже под предлогом крупномасштабных учений. Внезапность была достигнута на уровне стратегического мышления как вероятного противника (в данном случае – новых властей Украины), так и внешних акторов, которые могли бы хотя бы теоретически помешать осуществлению этой операции. Российское военно-политическое руководство добилось «шокового» эффекта, ибо до самого последнего момента никто не мог поверить, что Москва осуществит в Крыму то, что она осуществила.

Глобальные масштабы украинского кризиса высветили актуальность информационного, психологического и пропагандистского измерения вооруженной борьбы. Значимость информационно-пропагандистских войн, в том числе киберопераций как составного элемента вооруженного противостояния, уже давно не подвергается сомнению. Украинский кризис не стал новым этапом развития информационно-пропагандистских войн и по своей значимости не был столь важен, как война в Персидском заливе 1991 г., названная «войной CNN». С другой стороны, информационное сопровождение не имело столь негативного психологического влияния на ход боевых действий, как в свое время кадры погибших американских спецназовцев на улицах Могадишо, которые привели к прекращению операции США в Сомали в 1993 году. В целом украинский кризис фиксирует тенденцию увеличения роли информационно-пропагандистских войн по мере развития и усложнения коммуникационных и цифровых технологий.

Иногда, впрочем, в ходе украинского кризиса создавалось впечатление, что информационная война становится самоцелью, попыткой создать пропагандистский эффект в отрыве от реальных военных и военно-политических целей. Это приводило к тяжелым последствиям, например, уже отмеченные попытки перекрытия украинскими войсками границы с Россией и занятия ключевых городов, или же осада ополченцами Донецкого и Луганского аэропортов. С другой стороны, удачно проведенные операции всегда сопровождались своеобразным информационным мультипликатором, как это происходило с действиями Стрелкова-Гиркина в Славянске.

Украинский кризис ознаменовал возврат интереса к «старой доброй» политике сдерживания в контексте противостояния России и США. Причем речь идет о возвращении не только традиционного взаимного ядерного сдерживания, но и конвенционального (с помощью обычных вооружений), в котором будет расти значимость высокоточного оружия. Интерес к феномену сдерживания, даже ядерного, с глобального переходит уже и на региональный уровень. Например, противостояние с Россией стимулировало на Украине активную дискуссию по поводу возврата к обладанию ядерным оружием.

Меняется сама терминология военно-стратегического дискурса. По мере ренессанса НАТО и противостояния с Россией в Брюсселе все активнее используются термины и концепции, заставляющие вспомнить о холодной войне. Например, высказываются идеи возврата альянса к новой политике «гибкого сдерживания» (как реакции на российскую «гибридную войну» на постсоветском пространстве) или проводятся аналогии с концепцией «передового базирования», которыми сопровождаются учения США и их союзников на территории новых восточноевропейских членов альянса.

Наконец, одним из специфических итогов украинского кризиса может стать уход Украины с рынка вооружений постсоветского пространства. Весь постсоветский период Украина была одним из основных поставщиков оружия странам Южного Кавказа (особенно Азербайджану и Грузии). Киев поставил Баку и Тбилиси сотни танков, БМП, БТР, артиллерийских систем (включая крупнокалиберные РСЗО «Смерч» и тактические ракетные комплексы «Точка-У»), десятки боевых самолетов (в том числе истребители МиГ-29 и штурмовики Су-25) и ударных вертолетов Ми-24, большие объемы стрелкового вооружения и боеприпасов. Фактически Украина четверть века занималась распродажей оружия, которое должно было пригодиться ей в боевых действиях на юго-востоке собственной страны. Летом 2014 г. появилась информация о возможной продаже уже Грузией шести штурмовиков Су-25 Украине. Впрочем, на постсоветском рынке вооружений и так происходит перераспределение экспортеров. Например, в оружейном импорте Азербайджана Украину все более заменяет Россия (по расчетам СИПРИ, если в 2007–2011 гг. Россия занимала 55%, а Украина – 34% объема ВТС Азербайджана, то к 2013 г. доля России превысила 80%).

* * *

Украинский кризис позволил апробировать новые и оценить релевантность имеющихся методов и форм вооруженной борьбы. В нем сочетались подходы, типичные для конфликтов на постсоветском пространстве более четверти века назад, с принципиально новыми и современными военно-политическими или военно-техническими элементами. В военно-стратегической и военно-технической сферах украинский кризис не знаменовал собой революцию, а скорее демонстрировал эволюцию способов и методов вооруженной борьбы последних десятилетий, тем самым частично реанимировав некоторые военно-стратегические концепции времен холодной войны.

Наряду с этим в концептуальном плане украинский кризис стал также едва ли не последним постсоветским вооруженным конфликтом. После Украины любые будущие войны на пространстве бывшего СССР будут уже другими.

Украина > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230713 Сергей Минасян

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230711 Эдуард Понарин, Борис Соколов

Глобальная политика глазами российской элиты

Анализ данных опросов 1993–2012 гг.

Э.Д. Понарин – ординарный профессор НИУ ВШЭ, заведующий лабораторией сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ

Б.О. Соколов – младший научный сотрудник лаборатории сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ

Резюме Мышление в терминах холодной войны распространено в высших кругах России, но это не столько фундаментальная характеристика, сколько разочарование от неудачной попытки войти в «первый мир»

Текущая ситуация на Украине практически никем не воспринимается как её внутреннее дело. И отечественные, и западные аналитики видят за происходящим на территориях непризнанных Донецкой и Луганской народных республик не просто выяснение отношений между сепаратистски настроенными жителями окраины и центром, но противоборство Соединенных Штатов (и в меньшей степени других стран НАТО) и России, едва ли не новый виток холодной войны. Эксперты, однако, расходятся во мнениях относительно причин кризиса.

Одни усматривают его истоки в росте экспансионистских настроений российской элиты. Наиболее радикальные сторонники данной позиции сводят все к имперским амбициям российского президента. Другая группа аналитиков указывает на значительную роль в эскалации конфликта на востоке Украины агрессивного курса США и НАТО. Постоянное расширение блока на восток и попытки контролировать внутреннюю политику ближайшего соседа России вызвали естественное противодействие Москвы. Указанные позиции различаются не только относительно того, «кто виноват», но и – «что делать»: вменение вины за развязывание конфликта автоматически определяет содержание взаимных претензий сторон и потому является ключевым аспектом при выработке стратегии деэскалации напряженности.

Выбор между двумя полярными точками зрения (равно как и компромиссной, возлагающей вину на обе стороны) во многом зависит от информации, доступной обозревателю. Традиционная внешнеполитическая аналитика, как правило, строится вокруг обезличенного понятия национальных интересов. Правительства рассматриваются как рациональные агенты, стремящиеся максимизировать выгоды в геополитической игре. Однако стандартизованные представления о том, как видят ситуацию непосредственные участники политического процесса – государственные деятели высшего ранга, дипломаты, военачальники, «капитаны индустрии» и ответственные за формирование и трансляцию соответствующей информации населению, – зачастую упрощают ситуацию.

Исследование российских элит американского политолога Уильяма Циммермана дает наглядное представление о том, что думают отечественные руководители о современной ситуации на международной арене и месте России в мире. С 1993 по 2012 гг. проведено шесть социологических опросов, респондентами которых выступили люди, занимающие высокие позиции в российском обществе. Участников можно разделить на семь групп: военные, представители медиа, деятели образования и науки, чиновники (представители исполнительной ветви власти), депутаты законодательных структур, занимающиеся международными отношениями (члены профильных комитетов в обеих палатах парламента), руководители госкорпораций и ведущие бизнесмены. Им задавались вопросы о приоритетах внешней политики России, основных средствах достижения ключевых целей на международной арене, внутренних и внешних угрозах национальной безопасности и т.д.

Применительно к текущей ситуации вокруг Украины наибольший интерес представляют взгляды российской элиты по следующим проблемам: российско-американские отношения, национальные интересы и эффективность различных способов достижения внешнеполитических целей, а также их эволюция с течением времени. Ниже представлены данные по ответам на три вопроса:

1) «Считаете ли вы, что США представляют угрозу для безопасности России?» Варианты ответа: да/нет.

2) «Существуют различные мнения о национальных интересах России. Какое из двух утверждений ближе к вашей точке зрения: а) национальные интересы России по большей части должны быть ограничены ее нынешней территорией; б) национальные интересы России по большей части простираются шире, чем ее нынешняя территория».

3) «Я зачитаю вам два высказывания о роли военной силы в международных отношениях. Какое из них ближе к вашему мнению: а) военная сила в конечном счете всегда будет все решать в международных отношениях; б) экономический, а не военный потенциал страны определяет сегодня ее место и роль в мире».Статистика показывает, что со временем все больше представителей российской элиты считают: политика Соединенных Штатов представляет угрозу для национальной безопасности (График 1). Настроения отечественного истеблишмента могут колебаться в зависимости от текущей ситуации – пики 1999 г. и 2008 г. отчетливо соотносятся с кризисами в российско-американских отношениях, вызванных конфликтом в Косово и российско-грузинской войной – но общий тренд не вызывает сомнений: в 1993 г. лишь четверть опрошенных видела в политике США угрозу национальной безопасности, тогда как даже в относительно «либеральном» 2012 г., когда еще не была окончательно свернута объявленная Медведевым перезагрузка, такие взгляды разделяла почти половина опрошенных.

Среди множества теорий, объясняющих происхождение антиамериканизма в России, наибольшей популярностью пользуются две: ситуативная и инструментальная. Согласно ситуативной теории, рост антиамериканизма в стране носит временный характер и связан с текущим состоянием отношений. Когда отношения обостряются, как было в 1999 г. или 2008 г., появляется негатив к оппоненту. Ситуативная теория подкрепляется данными массовых опросов, однако среди элит всплеск антиамериканских настроений произошел еще до событий, рассматриваемых экспертами в качестве катализаторов антиамериканизма. Резкий рост негативных установок по отношению к Соединенным Штатам среди элиты отмечается уже в 1995 году. Это можно связать с событиями боснийской войны, но они вспыхнули еще в 1992 г., и позиция Запада и США в частности была хорошо известна с самого начала. Тем не менее в 1993 г. большая часть российской элиты рассматривала Америку скорее как партнера, а не врага.

Сторонники инструментальной теории полагают, что неприязнь к Соединенным Штатам была искусственно сконструирована могущественными группировками для достижения конкурентных преимуществ в электоральной борьбе, а затем использовалась в модусе «идеологии осажденной крепости». Консолидация авторитарного режима обеспечивалась необходимостью противостоять внешней угрозе, которую увязывали с агрессивными империалистическими и якобы русофобскими действиями Америки. В пользу этой теории также можно найти эмпирические свидетельства. Если сравнить динамику изменения отношения к США истеблишмента и масс (График 2), то очевидно, что рост антиамериканизма среди элит опережает соответствующий тренд среди основной части населения. Вполне вероятно, что антиамериканизм в России действительно транслируется сверху.

Это, однако, не объясняет распространение негативного отношения к США среди самой элиты. Инструментальное использование социальных настроений может вести к т.н. эффекту манипулятора: человек начинает верить тому, в чем убеждает других. Но в таком случае рост антиамериканизма среди элиты должен следовать за распространением антиамериканских взглядов по стране в целом, тогда как данные свидетельствуют об обратном. Это наводит на мысль о том, что должна существовать какая-то иная, обойденная вниманием исследователей причина стойкого негативного отношения к Соединенным Штатам российской элиты.Как представляется, корректное альтернативное объяснение распространения антиамериканизма в России можно построить на основе идеи ресентимента, предложенной в работах Лии Гринфельд. Само понятие «ресентимент» было введено Фридрихом Ницше в «Генеалогии морали». Изначально термин использовался для обозначения ситуации, при которой позитивная ориентация на некоторый объект, стремление к обладанию им сталкивается с невозможностью его обретения; в результате позитивное чувство трансформируется в отрицание ценности первоначальной цели. Гринфельд адаптирует концепцию ресентимента для того, чтобы объяснить распространение националистических идеологий в Европе в XVIII–XIX веках. С помощью этого понятия она обозначает феномен формирования негативных установок национальной элиты, а затем и масс, по отношению к какой-либо стране, прежде служившей образцом для развития. По мысли Гринфельд, эффект ресентимента проявляется следующим образом: в одной стране опыт реформ, произведенных в другой, сначала воспринимается как эталонный, но если заимствование этого опыта не приводит к достижению поставленных целей, то у населения развивается разочарование, перерастающее в агрессивную неприязнь к государству, бывшему ранее образцом. Особую роль в этом процессе играют элиты (в первую очередь интеллектуальная элита), которые сначала создают некий идеал, на который призывают равняться (Англия для французских интеллектуалов первой половины XVIII века, Франция для немцев времен наполеоновских войн и т. д.), а затем, по мере разочарования, переходят в оппозицию к своим недавним кумирам.

Похожее явление имело место и в постсоветской России. Крах надежд на улучшение социально-экономической ситуации с переходом от социалистической к рыночной системе, а также к новой форме правления сказался на отношении к США. Во время перестройки младшие поколения с оптимизмом смотрели в будущее; Америка была своего рода ориентиром для изменений в собственной стране. Кроме того, на волне эйфории, вызванной окончанием холодной войны, заокеанская супердержава воспринималась как будущий союзник и партнер, способный сделать многое для улучшения ситуации в России. Резкое снижение уровня жизни и ухудшение международного положения страны, вызванные реформами начала 1990-х гг., поубавили оптимизм сторонников демократии и рыночной экономики. Разочарование в первую очередь отразилось на отношении к Соединенным Штатам, которые, вопреки чаяниям адептов либеральной идеологии, практически ничего не сделали для того, чтобы привести Россию в «светлое будущее».

Рост недоверия и враждебности к США, который обнаруживают социологические опросы, стал естественным следствием крушения радужных надежд времен перестройки. Осознав, что Россия не оказалась в одночасье полноправным членом западного мира, что переход к демократии и рынку вызвал к жизни множество проблем, в решении которых западные партнеры не собирались помогать, что страна фактически превратилась из сверхдержавы во второстепенного актора международных отношений, многие представители российской элиты обвинили в этом Вашингтон. Неспособность соответствовать политическим и экономическим институтам западных демократий вызвала отторжение этих ценностей, равно как и страны, их олицетворяющей.

Соединенные Штаты не только не приложили особых усилий к тому, чтобы помочь России относительно безболезненно пережить реформы, но откровенно воспользовались слабостью бывшего соперника. Америка заняла место России в Восточной Европе (и не только там), став единственной в мире сверхдержавой. К тому же либеральные реформы, целью которых было не только сближение нашей страны с западным миром, но и преобразование политической и хозяйственной жизни самой России, сопровождались социально-экономической катастрофой.

Уже к 1995 г. большая часть российской элиты стала воспринимать США как угрозу безопасности и порядку в России (как раз на это время пришелся первый этап расширения НАТО на восток, а ВВП России приблизился к минимуму). Но это ощущение еще не переводилось на уровень политики. Более того, поскольку люди во власти зависели от той идеологии, которая к власти их привела, по телевизору продолжался разговор о «возвращении в семью цивилизованных народов». Вследствие этого антиамериканизм масс, зависевших от информации, преподносимой СМИ, значительно отставал от ощущения элит. Однако финансовый кризис 1998 г. окончательно похоронил надежды на то, что либеральные реформы повысят благосостояние. Косовский кризис и бомбардировка Белграда самолетами НАТО в 1999 г. со всей очевидностью продемонстрировали, что Россия утратила статус державы, с которой нужно считаться. В этот момент разочарование верхушки достигло такой степени, что выплеснулось на экраны телевизоров. В результате антиамериканизм широких слоев населения стал подтягиваться к уровню элит.

Распространяясь на массовом уровне, антиамериканизм стал самостоятельным фактором внутренней политики. Те политические силы, которые пытались его игнорировать (например, «Яблоко»), исчезли с политической арены. Остальные с разной степенью искренности отвечают на запрос, тем самым поддерживая установившиеся в обществе настроения. Младшие поколения, выросшие в относительно благополучные нулевые годы, были изначально более спокойно настроены к США, тем более что на место «значимого другого» претендовали мигранты. Но каждый новый кризис в международных отношениях, один из которых мы сейчас наблюдаем в связи с Украиной, втягивает российскую молодежь в русло антиамериканских настроений. Кризисы консолидируют и народ, и элиты, которые сплачиваются перед лицом внешней угрозы. Тем самым антиамериканизм в России приобретает инструментальное измерение, которое год от года становится все более значимым фактором при выработке внутри- и внешнеполитического курса.

Готовы ли, однако, российские власти пойти дальше, чем просто использовать образ агрессивной Америки в качестве пугала, позволяющего канализировать негативные настроения россиян и избежать серьезных внутриполитических потрясений, и перейти к открытому противостоянию с Соединенными Штатами? Согласно мнению, распространенному среди западных экспертов, российскому правящему классу свойственны экспансионизм и имперские амбиции. Фактические данные, однако, не вполне согласуются с подобной интерпретацией. Напротив, со временем все меньше людей среди тех, кого можно причислить к власть имущим в России, полагает, что страна должна вовлекаться в большие имперские проекты в дальнем, а в последнее время – даже в ближнем зарубежье. Если в начале 1990-х гг. за активную внешнюю политику выступало почти 80% респондентов опросов элит, то в 2012 г. таких было всего 43,8% (График 3).Если посмотреть на то, как мнения по этому вопросу распределяются в различных профессиональных группах внутри элиты, то наибольшей поддержкой «широкая» трактовка национальных интересов пользуется среди представителей законодательных органов (64%), медиаструктур (57,4%), а также деятелей науки и образования (61,3%). Наименьший процент сторонников экспансионистской внешней политики наблюдается среди бизнес-элиты (23,5%) и, что очень неожиданно, среди военных (28,6%). Правительственные чиновники и высокопоставленные сотрудники госкорпораций также склонны ограничивать сферу национальных интересов страны ее границами. Объяснением этого парадоксального наблюдения может служить тот факт, что образование и культура, медиапространство и законотворческие институты являются сегодня наиболее идеологизированными сферами общественной жизни, в то время как представители тех правительственных структур, которые так или иначе связаны с международными отношениями, склонны в большей степени руководствоваться соображениями Realpolitik.

Подобная интерпретация, в частности, подтверждается тем, что респонденты, принадлежащие к группе «медиа», несмотря на свою приверженность широкой концепции национальных интересов, убеждены, что на международной арене решающую роль играет «мягкая сила» (так считают 85,3%). Наибольшее (по сравнению с другими профессиональными категориями, фигурирующими в опросе) значение вооруженным силам придают военные и представители исполнительной ветви власти: 70,6% и 45,5%, соответственно.

Вместе с тем из приведенных данных не следует, что российская власть смирилась с положением второстепенной державы. Эти цифры лишь означают, что средний эшелон власти все больше представлен людьми, в глазах которых внутренняя политика и дела ближнего зарубежья имеют большее значение для российских национальных интересов, чем претензии на глобальное лидерство. Неясно, однако, является ли этот тренд признаком «прагматизации» и отхода от «романтической» имперской риторики. В любом случае, даже в 2012 г. от 40 до 50% (в зависимости от возрастной категории) представителей элиты придерживались «широкой» концепции национальных интересов. Причем среди старших возрастных категорий (занимающих в общем случае более высокие должности) подобные взгляды были распространены в несколько большей степени. Следует также учитывать, что респондентами опроса Циммермана являются люди, представляющие условно среднюю группу элиты; те, кто сейчас принимают основные внешнеполитические решения, по понятным причинам труднодоступны для ученых-социологов.

Тем не менее все меньше и меньше людей в элите продолжают мыслить роль страны на международной арене в терминах глобального лидерства. Число уверенных, что именно военная сила является решающим фактором международных отношений, напротив, увеличивается. В 1993 г. таких было 12,3%, а в 2012-м – уже 35,4 процента (График 4).В каких случаях использование военной силы может быть оправдано в глазах элиты? Для понимания нынешней ситуации важную роль играет следующее наблюдение: в 2012 г. большая часть опрошенных была согласна с тем, что войска можно использовать для защиты интересов русскоязычного населения в странах бывшего СССР. Процент рассматривающих угнетение русскоязычного населения как повод для военной интервенции сопоставим с долей тех, кто полагает допустимым использовать силу по таким поводам, как защита экономических интересов страны или поддержание баланса сил с Западом: 68,9% против 70,6% и 69%, соответственно – хотя здесь и не наблюдается такого единогласия, как в вопросах защиты территориальной целостности и национальных интересов (>99% в обоих случаях).

Данные свидетельствуют, что в большей степени правы аналитики, указывающие на роль агрессивной политики Запада в развязывании текущей конфронтации. Российская элита действительно недружелюбно относится к США – но эта нелюбовь во многом вызвана политикой Америки и Запада в целом в отношении России: пренебрежение, игнорирование национальных интересов, откровенно оскорбительные для национального престижа русских агрессивные акции против их союзников и партнеров, манера обходиться с Россией как с побежденной – вовсе не этого ожидали отечественные лидеры от перестройки и окончания холодной войны.

Подобное отношение привело к тому, что антиамериканизм стал неотъемлемой составляющей мировоззрения правящих кругов Российской Федерации. Однако данную разновидность антиамериканизма не стоит рассматривать как фундаментальную идеологическую характеристику российского истеблишмента; это всего лишь обида, которая могла бы со временем пройти. Спад антиамериканских настроений среди элиты в 2012 г. показывает, что Америка вовсе не была абсолютным злом в глазах среднего эшелона власти. Конфликт не был неизбежен и с учетом того, что элита все более и более укреплялась во мнении, что страна не должна преследовать глобальные геополитические цели. Все больше представителей правящего класса соглашались, что сфера национальных интересов ограничивается непосредственно пограничными территориями. Хотя эти люди относились скорее к среднему властному эшелону, с течением времени они плавно перешли бы на руководящие позиции и строили внешнюю политику исходя из собственных убеждений, тогда как нынешние «ястребы» постепенно утрачивали бы силу.

Обострение ситуации на Украине и последующий кризис в российско-американских отношениях значительно снизил вероятность реализации подобного сценария.

Нынешний всплеск «экспансионизма» и «реваншизма», однако, вовсе не был неизбежным или даже ожидаемым. Хотя ряд высших должностных лиц, включая президента Владимира Путина, делали заявления, которые можно было бы интерпретировать как намерение восстановить СССР или просто расширить сферу влияния Москвы, такие декларации редко подкреплялись реальными действиями. Даже создание Евразийского экономического союза вряд ли может рассматриваться как попытка собирания земель – так как политической независимостью ни одна из стран-участниц не делится. Интеграционные процессы на постсоветском пространстве вполне соответствуют общемировым тенденциям к унификации правового поля, регулирующего экономические взаимодействия в рамках крупных географических регионов. Налаживание тесного сотрудничества с сопредельными государствами вовсе не означает, что высшие должностные лица России грезят возрождением империи; подобное утверждение требует строгого доказательства, пока еще никем не предоставленного. С неменьшим основанием официальная риторика может рассматриваться как попытка сыграть на соответствующих чувствах населения и обеспечить политическую стабильность.

Последние данные, доступные в рамках исследования Циммермана, датируются 2012 годом. Можно с солидной долей уверенности утверждать, что в текущий момент число представителей элиты, полагающих Соединенные Штаты враждебным государством, значительно выросло, равно как и число «ястребов». Так, массовые опросы показывают, что в 2014 г. антиамериканские настроения в России резко усилились. «Левада-центр» сообщает, что в мае нелюбовь россиян к американцам достигла исторического максимума: 71% граждан России заявили, что плохо относятся к Соединенным Штатам, тогда как в начале 1990-х гг. таких было меньше 10 процентов. Учитывая, что уровень антиамериканизма среди элит в предшествующие два десятилетия был выше, чем в среднем по стране, можно предположить, что людей с проамериканскими взглядами (по крайней мере готовых заявить о своих убеждениях публично) наверху осталось немного. Наверняка увеличилось среди элиты и число сторонников экспансионистской политики, и число «ястребов», полагающих, что основным инструментом разрешения международных споров является военная сила.

Анализ данных, полученных в ходе опросов российской элиты, позволяет сделать следующие выводы. Большая ее часть считает американскую внешнюю политику вызовом национальным интересам. США являются не просто бутафорским монстром, «врагом» для внутреннего потребления, но действительно воспринимаются многими высокопоставленными русскими как прямая и явная угроза. В глазах самой элиты подобное отношение не в последнюю очередь вызвано действиями американского правительства. Вместо того чтобы способствовать скорейшей интеграции России в мировое сообщество (как того ожидала отечественная элита), американцы воспользовались временной слабостью основного конкурента для достижения локальных геополитических целей и не предприняли никаких попыток сгладить огромные экономические и репутационные издержки, понесенные Российской Федерацией в ходе реформ.

Тем не менее, хотя биполярное мышление в терминах холодной войны достаточно распространено среди представителей высших кругов российского общества, оно не является фундаментальной характеристикой их мировосприятия, а в большей степени диктуется обидой и разочарованием от неудавшейся попытки вхождения в «первый мир». Однако каждая последующая конфронтация между Россией и Америкой укрепляет данный тип мышления и способствует все большему его распространению, в результате чего власть ради сохранения поддержки – как на уровне элит, так и на уровне масс – вынуждена проводить все более жесткую внешнюю политику.

Российская элита не претендует на глобальное господство. Вместе с тем она рассматривает ближнее зарубежье как естественную сферу национальных интересов. Не вызывает сомнений, что нынешние российские лидеры готовы использовать вооруженную силу для защиты интересов страны, в том числе и на территории сопредельных государств. Является ли подобная позиция угрозой для кого бы то ни было или просто отражает естественный ход мыслей любой национальной элиты – вопрос другого рода. Однако это необходимая вводная информация, которую должен учитывать любой партнер – или оппонент – России при начале переговоров по выходу из кризиса и выстраивании конструктивной линии межгосударственных отношений.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230711 Эдуард Понарин, Борис Соколов

Украина > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230707 Сергей Маркедонов

Признание – не догма

Пополнят ли ДНР и ЛНР ряды самопровозглашенных образований

С.М. Маркедонов – доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета.

Резюме «Минский процесс» обозначил возможность превращения Донбасса в новый полигон для непризнанной государственности. На этом пути возможны варианты в диапазоне от Чечни и Сербской Краины до приднестровского опыта

Украинский политический кризис продолжается. Несмотря на мирный процесс, стартовавший в начале сентября, вооруженное противостояние на юго-востоке страны не прекратилось. Сохраняется и напряженность в отношениях между Россией и Западом, рассматривающих Украину в качестве своеобразного «момента истины» при формировании конфигурации постсоветского пространства на среднесрочную и долгосрочную перспективу. И хотя не разрешены базовые противоречия, которые актуализировали сегодняшний конфликт, интенсивность военного противостояния в Донбассе снизилась, активизировались различные переговорные форматы.

В этом контексте все более вероятно превращение части Донецкой и Луганской областей в территорию «замороженного конфликта», где будет развиваться новая непризнанная государственность. В настоящий момент практически невозможно прогнозировать, в каких формах она будет существовать. Будут ли это две отдельные «народные республики» (Донецкая и Луганская), провозглашенные в апреле 2014 г., или состоится их объединение? Получит ли дальнейшее развитие проект «Новороссия», выходящий по своим целям и задачам за границы сегодняшнего контроля ополченцев? Есть ли у Киева возможности ликвидировать образования, которые украинские власти называют «террористическими и сепаратистскими» анклавами? Сможет ли Москва, несмотря на санкции, поддержать республики, рассматривающие ее как гаранта их самостоятельного развития, безопасности и источник военно-политической помощи?

При ответах на поставленные вопросы придется учитывать и меняющийся международный контекст, и способность президента Украины Петра Порошенко выстроить эффективную систему государственной власти, и готовность вчерашних «военных менеджеров» из ДНР и ЛНР, закрепивших свои позиции выбрами 2 ноября, к формированию чего-то большего, чем федерация полевых командиров. Однако предварительные выводы относительно новой актуализации практик строительства непризнанных образований уже можно делать. Крайне важным представляется обсуждение возможностей, которые сегодня получили «народные республики» Донбасса.

Непризнанные государства: постсоветский опыт

Феномен непризнанной государственности не является порождением советского (или советско-югославского) распада, как об этом часто говорят. Образования, возникавшие в результате революций, различных практик национального самоопределения (которое постфактум называли освобождением) или внешнеполитических игр, но не получавшие при этом широкого или ограниченного признания своей государственности, существовали задолго до 1991 года. В таком статусе побывали даже такие европейские страны, как Франция (после Великой Французской революции), Нидерланды, Бельгия, Ирландия. Некоторое время без признания существовали РСФСР и СССР (те же США признали «новые реалии в Евразии» лишь в 1933 году). В 1949–1971 гг. в ООН была не представлена Китайская Народная Республика (КНР). Интересы Китая представляла Китайская Республика (Тайвань). Только Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН № 2758 «Восстановление законных прав Китайской Народной Республики в Организации Объединенных Наций» от 25 октября 1971 г. изменила порядок, существовавший в течение двух десятилетий.

Однако процесс распада СССР дал впечатляющий список образований, существующих в реальности, но лишенных признания со стороны стран, входящих в ООН. На сегодняшний день сохранилась инфраструктура четырех образований де-факто (Приднестровская Молдавская Республика, Абхазия, Южная Осетия и Нагорно-Карабахская Республика), два из которых получили ограниченное признание отдельных стран. Они смогли пережить конфликты с теми государствами, к которым формально приписаны, сформировать свои органы власти, управления, силовые структуры, провести не одну избирательную кампанию. Но главное – получить легитимность от своих «непризнанных граждан».

При этом важно иметь в виду, что помимо этих образований в 90-е гг. прошлого века было предпринято несколько неудачных попыток объявления независимости, ее вооруженной защиты и внутренней институционализации (самый яркий пример – это Чеченская Республика Ичкерия на Северном Кавказе).

В августе 1990 г., еще до образования Приднестровья, на территории Молдавии была провозглашена Гагаузская Республика. Однако впоследствии Гагаузия (один из «пионеров» среди непризнанных советских образований) не вышла из состава Республики Молдова. В 1994 г. парламент Молдавии принял Закон об особом правовом статусе Гагаузии (Гагауз-Ери), наделивший регион с компактным проживанием гагаузов правами автономии. И сегодня большая часть его политических сил не выступает за отделение от «материнского» государства.

Непризнанные образования, возникшие в результате распада СССР, оказались зарифмованы с этнополитическими противоборствами. В 1992 г. в зонах грузино-осетинского и молдавско-приднестровского конфликтов достигнуто прекращение огня. В 1994 г. это удалось сделать в Абхазии и в Нагорном Карабахе, а в 1996 г. в Чечне. Однако хотя масштабные военные столкновения прекратились, политическое решение не было найдено. Конфликты (равно как и статус непризнанных образований) были «заморожены». В каких-то случаях это определялось военно-политическим балансом сил (Нагорный Карабах), в других ситуациях силовые аспекты дополнялись социально-психологическими и правовыми резонами (Чечня с ее «отложенным статусом» на 5 лет). Однако «заморозка» не могла быть долговременной, поскольку в изменении сложившегося баланса сил были заинтересованы стороны, считавшие себя проигравшими. Стремление изменить положение возникало по мере того, как желающие реванша накапливали необходимые ресурсы.

Сразу отметим: такое наращивание ресурсов и сегодня достигнуто далеко не всеми (в самом худшем положении здесь Грузия и в чуть лучшем Азербайджан). Периодически попытки изменить «замороженное состояние» предпринимали Россия в 1999–2000 гг. в Чечне, Грузия в 1998 и в 2001 гг. в Абхазии, в 2004 г. в Южной Осетии. Азербайджан в отличие от Москвы и Тбилиси сосредоточил внимание на изменении дипломатических форматов мирного урегулирования и добился неплохих результатов, если считать таковым перевод карабахского урегулирования в формат переговоров Ереван–Баку без Степанакерта. Между тем за это время, по справедливому замечанию российского политолога Дмитрия Тренина, «непризнанные республики реально приобрели все атрибуты государственности – от конституций и кабинетов министров до полиции и вооруженных сил».

В августе 2008 г. с признанием независимости Абхазии и Южной Осетии Россией создан прецедент пересмотра межреспубликанских границ как межгосударственных. После этого на территории бывшего СССР появились частично признанные государства, то есть образования, которые не являются членами ООН, но в то же время признаются как независимые государства некоторыми членами мирового сообщества. Однако помимо них непризнанными государствами по сей день остаются Нагорный Карабах и Приднестровье. Сами конфликты, упомянутые выше (включая и те случаи, где обеспечено частичное признание), не разрешены политически. Все это не может не вызывать беспокойства внешних игроков, так как споры вокруг статуса и перспектив образований с «оспоренным» (определение Гэйл Лапидус) и «подвешенным» (определение Александроса Янниса) суверенитетом грозит превращением их в очаги нестабильности.

Конечно, в своих устремлениях непризнанные республики поддерживались внешними силами, преследовавшими собственные интересы. В условиях прямого военно-политического противостояния «материнского образования» с территорией, стремящейся к сецессии, чреватого нарушением определенного баланса сил и статус-кво, внешнее вмешательство практически неизбежно. К слову сказать, данная практика не является российским ноу-хау. Взять хотя бы поддерживаемую Анкарой Турецкую Республику Северного Кипра или бывший сербский автономный край Косово, чья самостоятельность выглядела бы проблематично без прямой помощи США и стран Евросоюза.

Юго-восток Украины: новая площадка для непризнанных республик

Украинский кризис привел не только к смене власти в Киеве и новому витку противостояния между Западом и Россией, но и спровоцировал серьезный кризис политической идентичности граждан независимой Украины. Снова, как и в начале 1990-х гг., актуализировался запрос на самоопределение и формирование своей государственности, даже в тех случаях, когда состоятельность такого проекта без поддержки извне была неочевидна и даже сомнительна.

В апреле 2014 г. провозглашены Донецкая, Луганская, Харьковская, Одесская народные республики. Однако после начала АТО (антитеррористической операции, как украинские власти определили действия против сторонников самопровозглашенных образований Донбасса) до референдума о статусе непризнанных республик дошли только ДНР и ЛНР. После трагических событий 2 мая в Одессе стало ясно, что у сил пророссийского «анти-Майдана» в городе и области нет достаточных ресурсов. Что же касается сторонников Харьковской народной республики, то, по словам члена координационного совета движения Юрия Апухтина, они «не смогли согласовать вопросы» и не «сошлись в формулировках» с представителями двух донбасских республик.

В итоге референдум о статусе состоялся только в Донецкой и Луганской областях. В результате вооруженного противостояния с центральной властью (которое достигло пика в июле-августе нынешнего года) ДНР и ЛНР утратили контроль над многими населенными пунктами (Мариуполь, Славянск, Краматорск). Но эта борьба радикализировала позиции ополченцев и сделала их диалог с Киевом (несмотря на имеющиеся противоречия в их стане) намного более проблематичным. На момент подписания Минского протокола 5 сентября 2014 г. две донбасские республики контролировали территорию в 16 тыс. км², на которой проживало 4,5 млн человек. Зона контроля включала областные центры Донецк и Луганск, а также такие ключевые населенные пункты, как Новоазовск, Горловка, Макеевка.

С формально-юридической точки зрения две республики Донбасса не получили признания даже со стороны Москвы. Еще на начальной стадии конфликта президент Владимир Путин на совместной пресс-конференции с действующим председателем ОБСЕ 7 мая 2014 г. обратился к лидерам ДНР и ЛНР с просьбой перенести намеченные на 11 мая референдумы о статусе вне Украины. Реакция Москвы на волеизъявление жителей Луганской и Донецкой областей, обнародованная 12 мая 2014 г., также отличалась сдержанностью. В сообщении пресс-службы президента РФ было сказано, что Россия «с уважением относится к волеизъявлению населения Донецкой и Луганской областей и исходят из того, что практическая реализация итогов референдумов пройдет цивилизованным путем, без каких-либо рецидивов насилия, через диалог между представителями Киева, Донецка и Луганска». «В интересах налаживания такого диалога приветствуются любые посреднические усилия, в том числе по линии ОБСЕ», – отметил тогда Кремль. В этом же духе выдержаны и документы «Минского процесса», подписанные в сентябре. Более того, МИД России, традиционно критично настроенный к любым украинским инициативам, поддержал законопроект «Об особом порядке самоуправления отдельных районов Донбасса», внесенный Порошенко для рассмотрения в Верховной Раде: «Рассчитываем, что все положения закона будут ответственно выполняться. Очевидно, что попытки известных политических групп на Украине отменить его или изменить его существо вновь отбросят ситуацию к конфронтации на юго-востоке, подорвут усилия международного сообщества и здравых политиков в самой стране по нормализации». Даже выборы 2 ноября 2014 года в двух донбасских республиках Москва предпочла трактовать, как «одно из важнейших направлений Минских договоренностей», признав при этом итоги избирательной кампании в Верховную Раду Украины.

В то же самое время Россия фактически выступает военно-политическим гарантом существования ДНР и ЛНР. И без ее деятельной позиции наступление украинских войск и Национальной гвардии на Донецк и Луганск в конце августа могло бы завершиться успехом Киева. О политике России в вооруженном конфликте на территории Донбасса иной раз принято рассуждать как об иррациональных и неясных до конца действиях. Между тем подходы Москвы поддаются несложному объяснению. С одной стороны, после присоединения Крыма и нескольких волн санкций против Российской Федерации, последовавших за этим, российское руководство не заинтересовано в углублении и без того острых противоречий с Западом. Тем более что открытое присоединение территорий Восточного Донбасса (с населением, превышающим численность жителей Крыма и разрушенной в ходе многомесячных боев инфраструктурой) легло бы дополнительным бременем на бюджет (несопоставимым с косвенной поддержкой двух непризнанных республик).

С другой стороны, для Кремля не представляется возможным повторение сценария «Сербская Краина-1995», когда сепаратистские силы, ориентированные на «государство-патрона» терпят сокрушительное поражение, а их инфраструктура полностью ликвидируется. При таком итоге «государство-патрон» лишается возможности влияния на соседнюю страну и широкого международного дипломатического торга вокруг определения ее перспектив с учетом собственных интересов. Как следствие, поддержка «минского статус-кво» как лучшего из возможных вариантов.

Однако стоит обратить внимание на два момента. И протокол, и меморандум, заключенные по итогам работы «трехсторонней контактной группы» по Украине в Минске, подписаны представителями ДНР и ЛНР. Без формального признания они ответственны за реализацию условий перемирия (и за обмен пленными, и за соблюдение режима прекращения огня). Они же (а кто еще?) рассматриваются в качестве субъектов «инклюзивного национального диалога» на Украине. Определенный вклад в институционализацию двух республик вносит и сам Киев. Речь идет, в первую очередь, о проектах двух законов «Об особом порядке самоуправления отдельных районов Донбасса» и «Про недопущение преследования и наказания участников событий на территории Донецкой и Луганской области». Критики Порошенко выступали против этих инициатив неспроста, поскольку они косвенным образом (не в строго юридическом, а в политическом смысле) признали за территориями, подконтрольными двум донбасским республикам, особое положение среди других регионов Украины.

Новое Приднестровье или новый Донбасс?

Представители ДНР и ЛНР обозначили в качестве «своих» территорий не нынешнюю конфигурацию, а Луганскую и Донецкую области целиком (проект же «Новороссия» и этим не ограничивается). Однако, как известно, политика – это искусство возможного. К слову сказать, другие непризнанные образования стоят перед той же проблемой, когда заявленная ими территория и реальный контроль над ней не совпадают. Так в ходе военных столкновений с Азербайджаном в начале 1990-х гг. Нагорный Карабах потерял контроль над Шаумяновским районом. Южная Осетия до августа 2008 г. не контролировала села так называемого «Лиахвского коридора» и Ахалгорский район, а Абхазия – Кодорское ущелье (обеспечение безопасности и интеграция Гальского района, и в особенности, паспортизация и предоставление гражданства грузинскому населению этой территории до сих пор остается острой проблемой для Сухуми).

Нынешний кризис вокруг Украины далек от разрешения. Ситуация может качнуться в ту или иную сторону в зависимости от широчайшего спектра проблем (энергетика, противостояние Запада и России, отношения Киева и Москвы, кампания по выборам в Верховную Раду, противоречия внутри украинских элит и многое другое). Однако если процесс деэскалации, начатый в Минске, с трудом, но будет реализовываться, у ДНР и ЛНР появляется реальная возможность на выстраивание своей де-факто государственности. Хотя бы в имеющихся сегодня территориальных форматах.

Никаких гарантий, что этот процесс пройдет успешно не существует. Во-первых, среди украинских политиков независимо от их партийной принадлежности существует консенсус относительно территориальной целостности страны. Даже по поводу статуса Крыма, что уж говорить о Донбассе. «Нам для того нужен режим прекращения огня как можно дольше, чтобы получить и свои высокоточные приборы, и военную и финансовую помощь Запада», – заявил Юрий Луценко. Оценки советника президента Порошенко, сделанные им за несколько дней до выборов в Верховную Раду, конечно же, необходимо рассматривать с поправкой на жесткую избирательную кампанию в условиях вооруженного конфликта. Тем не менее, данный подход сегодня является ведущим в украинском внутреннем дискурсе. И в этой связи сценарий силового изменения «минского статус-кво» более чем реален. Он может проходить либо в формате «Сербской Краины» (удача для центральной власти и провал двух непризнанных республик), либо по лекалам югоосетинской авантюры Михаила Саакашвили, которая привела к признанию бывшей грузинской автономии и провалу политики «собирания страны».

Однако, помимо фактора Киева и поддержки украинской территориальной целостности Западом важны внутриполитические реалии. Именно они обеспечили выживание Абхазии, Приднестровья или Южной Осетии, и, напротив, стали препонами для развития ичкерийского национально-государственного проекта.

Говоря о внутренних ресурсах для развития, следует отметить, что по численности населения и по территории две республики Донбасса превышают любое из имеющихся де-факто образований постсоветского пространства. Для сравнения, площадь Приднестровья составляет 4 163 кв. км, а численность населения там оценивается в 555 тыс. человек. В Абхазии на площади 8,7 тыс. кв.км проживает около 243 тыс.человек (грузинские статистики дают цифру 178 тыс. человек). Южная Осетия –

это 3,84 тыс. кв. км и различные оценки численности населения – от 8 до 72 тыс. человек. Нагорный Карабах имеет более сложную политико-географическую конфигурацию из-за оккупации пяти районов целиком и двух частично за пределами бывшей Нагорно-Карабахской автономной области и утратой некоторых частей своей «заявленной территории». Но его население оценивается в 137 737 человек.

Донбасские образования сегодня стало модно сравнивать с Приднестровьем. По словам Эрика Ливни и Тома Коупа, они «были добывающими и промышленными центрами своих метрополий, обладали похожим человеческим капиталом и ресурсной базой. В советском плановом хозяйстве им отводилась роль производственных центров, притягивавших внутреннюю миграцию из числа (преимущественно русских) инженеров, техников, шахтеров, металлургов. Это наследие дает им преимущество по сравнению с тремя крошечными этническими анклавами на Кавказе, которые исторически сосредотачивались на туризме (Абхазия) и сельском хозяйстве (Южная Осетия и Карабах)». Но если не брать за основу некоторые внешние сходства, существуют и принципиальные различия. У истоков приднестровского проекта стояли производственники («красные директора»), имевшие значительный управленческий опыт не только на региональном, но и на общесоюзном уровне (не говоря уже про депутатство в Верховном совете Молдавии). До распада СССР будущие лидеры Приднестровской Молдавской республики уже имели за плечами два года политической борьбы, которая позволила кристаллизовать идеологию и приоритеты (вопрос о языке, сохранении Советского Союза, а после его распада – отношений с Россией и Украиной, нахождении 14-й армии на Днестре). Но даже по сравнению с Крымом, где движение за присоединение к РФ возглавили лидеры, сделавшие успешную политическую или бизнес-карьеру в период украинской независимости (Сергей Аксенов, Алексей Чалый, Владимир Константинов) на Донбассе дефицит опытных кадров. На первые роли здесь вышли те, кто был в тени или на вторых ролях, маргиналы, оттесненные представителями Партии регионов. То есть теми, кто многие годы успешно конвертировал свою «пророссийскую позицию» в лояльность Киеву и кто в течение последних нескольких лет до «второго Майдана» представлял всю Украину целиком.

В отличие от Абхазии, Южной Осетии и Нагорного Карабаха в вооруженном конфликте на Донбассе отсутствует четко выраженный этнический момент. И русские, и украинцы есть по обе стороны баррикад. Но даже фактор территориальной консолидации, работающий при отсутствии четких этнических разделительных линий в Приднестровье (где вокруг проекта ПМР объединялись в разное время и русский Игорь Смирнов, и украинец Евгений Шевчук, и молдаванин Григорий Маракуца), в Донбассе не стоит переоценивать. Выходцы из этого региона есть как в рядах ополчения, так и среди украинских добровольческих батальонов и Национальной гвардии. Население Донбасса расколото относительно видения перспектив как региона, так и Украины в целом. При этом за донбасские республики воевали не только граждане России, но и выходцы из других областей Украины, недовольные «вторым Майданом» и политикой новой власти. Стоит также отметить и пассивность значительной части населения, готовой к поддержке того, кто в итоге окажется сильнее.

Между тем де-факто государство – это не только опыт конфликта и военно-полевого менеджмента, но и навыки его укрощения в тот момент, когда необходимо консолидировать власть и повернуть народную стихию к рутинной работе (как это было в Нагорном Карабахе в период президентства Аркадия Гукасяна). Иначе на выходе получается «федерация полевых командиров» в ее ичкерийском формате. Следовательно, без привлечения «специалистов» (включая и бывшую региональную и местную бюрократию) не получится, поскольку на одной героике экономические и социальные проблемы не решишь, а всякая слава имеет тенденцию уменьшаться при столкновении с повседневными заботами. И приднестровский проект, и национально-государственное строительство в непризнанных образованиях Закавказья сопровождались и выстраиванием собственной «исторической политики» (в которой помогали профессиональные историки, журналисты, политологи), а также собственных экономических стратегий. Вопреки стереотипам, позиция Москвы далеко не всегда была в пользу поддержки непризнанной государственности (особенно в 1990-х начале 2000-х гг. на фоне конфликта в Чечне) и де-факто образования полагались во многом на собственные рецепты выживания и мобилизации ресурсов.

Не стоит забывать, что выстраивание институтов ДНР и ЛНР будет начинаться в условиях де-факто разделенного Донбасса и раскола в умонастроениях его жителей. В этом контексте сила примера в выборе лояльностей станет крайне важным фактором. Не зря многие украинские эксперты, не склонные к шапкозакидательству и показному патриотизму, предлагают отпустить Восточный Донбасс в «свободное плавание», показав ему некий позитивный пример. Понятное дело, с позитивом на сегодняшней Украине явный дефицит, а апелляция к опыту Западной Германии 1949–1989 гг. выглядит необоснованной натяжкой. Но здравое зерно в данных рассуждениях имеется. Без своей элиты на одной лишь военно-политической поддержке Москвы привлекательного образа не построить и «вторым Приднестровьем» не стать. И в этом плане популярные ныне эгалитарные идеи и некое демонстративное пренебрежение «умниками» (которые отождествляются с настроениями в пользу Киева и Запада) требуют, как минимум, значительной корректировки. Многие эксперты справедливо отмечают, что подобная политика оттолкнула от лидеров Донбасса многих потенциальных союзников. Это и профессорско-преподавательский состав вузов, недовольный украинизацией и не согласный с победой «второго Майдана», и бизнес (отпугиваемый постоянными разговорами руководства ДНР и ЛНР о «национализации» и необходимости «раскошелиться для народа»), и управленцы, изначально готовые «подняться против переворота в Киеве». Очевидно, что без поддержки этих групп трудно наладить текущую работу, сохранить элементарный порядок и сделать заявку на альтернативу украинскому государственному проекту. Что, кстати, отчасти удавалось и удается Приднестровью при сравнении с Молдавией. Неслучайно даже такой известный критик российской политики и приднестровской «квазигосударственности», как Оазу Нантой, в интервью Международной кризисной группе заявил, что «не столько силен приднестровский сепаратизм, сколько слаба молдавская государственность».

Сила или слабость украинской власти станет не менее важным фактором для развития ДНР и ЛНР. В данном случае речь идет не о жесткой военной силе. В случае украинских успехов на ниве экономического реформирования, национального строительства, минимизации коррупции, достижения более высоких стандартов жизни (какими бы труднодостижимыми ни казались эти цели) властям двух непризнанных республик будет трудно поддерживать идеи о пользе «затягивания поясов» и необходимости мобилизации перед лицом угрозы Киева. Хотя бы в силу того, что эксплуатировать этнический фактор, который используется в Закавказье, для них проблематично.

Таким образом, «минский процесс», вызванный невозможностью украинского блицкрига – с одной стороны, и неготовностью Москвы к признанию ДНР и ЛНР, а также к мультипликации крымского опыта на юго-востоке Украины – с другой, обозначил возможность превращения Донбасса в новый полигон для непризнанной государственности. Траектория развития двух республик этого региона еще формируется, в ней много сложных переменных, требующих качественного решения. Но уже очевидно: чтобы с самопровозглашенными республиками стали всерьез считаться (вопрос о признании в данном случае не так уж принципиален) нужна эффективная работа по выстраиванию властных институтов. Перед ними также стоит задача преодоления всесилия полевых командиров, налаживания хозяйственной деятельности и формирования элиты, понимающей (при всей ограниченности ресурсов и возможностей) свои перспективы. На этом пути возможны варианты в диапазоне от Чечни и Сербской Краины до приднестровского опыта. Или формированию уникальной донбасской модели.

Украина > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230707 Сергей Маркедонов

Евросоюз. Россия. Казахстан. ЕАЭС > Внешэкономсвязи, политика. Таможня > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230706 Евгений Винокуров

Мегасделка на фоне кризиса

Почему интеграцию Евросоюза и Евразийского экономического союза надо обсуждать уже сейчас

Е.Ю. Винокуров – доктор экономических наук, директор Центра интеграционных исследований Евразийского банка развития.

Резюме Идея соглашения об интеграции между Евросоюзом и Евразийским экономическим союзом кажется сегодня странной. Сотрудничество сворачивается на фоне обмена санкциями. Но новые устои часто зарождаются именно в кризисное время

Идея соглашения об экономической интеграции между Европейским союзом и Евразийским экономическим союзом кажется сегодня странной. Отношения Евросоюза и России – страны, на которую приходится 87% ВВП и 75% населения ЕАЭС, – в глубоком кризисе. Экономическое сотрудничество сворачивается на фоне обмена санкциями. Отчетливо осознавая трудность момента, вспомним об истоках Евросоюза и дискуссиях 1944–1945 годов. Тогда закладывались основы европейской интеграции (равно как и Бреттон-Вудской системы, то есть современного мирового торгового и финансового устройства). Новые устои часто зарождаются именно в кризисное время. Кто мог подумать в 1944 г., что буквально спустя 10 лет европейские сообщества начнут обретать осязаемые формы?

Лидеры стран и официальные лица уже выражают поддержку идее европейско-евразийской экономической интеграции. Президент России Владимир Путин на саммите ЕС–Россия 28 января 2014 г. предложил приступить к рассмотрению идеи зоны свободной торговли с Евросоюзом. 5 февраля это поддержал президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. А 12 сентября комиссар по вопросам расширения ЕС и политики соседства Штефан Фюле высказался в пользу переговоров по свободной торговле. По мнению Фюле, настало время для официальных связей на уровне двух союзов – Европейского и Евразийского – для начала переговорного процесса. К европейцам приходит понимание, что без России проблему «Восточного партнерства» не решить. Кроме того, возник новый субъект, с которым нужно работать – ЕАЭС (несколько лет ЕС упрямо игнорировал Таможенный союз и Евразийскую экономическую комиссию). Впрочем, срок полномочий Фюле подходит к концу.

Экспертное сообщество уже несколько лет обсуждает тему интеграционного соглашения Евросоюза и Евразийского экономического союза. Из новейших работ обращу внимание на доклад Центра интеграционных исследований Евразийского банка развития «Количественный анализ экономической интеграции ЕС и ЕАЭС: методологические подходы» (апрель 2014 г.) и доклад «Тупик борьбы интеграций в Европе», вышедший в мае 2014 г. под эгидой Комитета гражданских инициатив. Сейчас, в обстановке глубокого кризиса в отношениях, на будущее «европейско-евразийских» связей нужно взглянуть по-новому с учетом создания ЕАЭС и в максимально прикладном ключе.

Предполагаемое соглашение – или пакет соглашений – в силу огромного круга поднимаемых тем должно иметь характер «мегасделки». Компромиссы будут взаимоувязаны. Важность различных тем неравноценна для сторон. Уступая в одном, партнер будет просить «размена» по другой проблеме. Работа предстоит долгая, тяжелая, иной раз будет казаться, что перспектив выхода на финишную прямую нет. Но шансы на успех существуют. Особый вопрос – это, конечно, позиция США, не заинтересованных в мегасделке. Нащупывание точек соприкосновения с интересами этой страны представляет отдельную тему, критически важную для успеха проекта, но выходящую за рамки данной статьи.

По нашему мнению, в контексте соглашения проблемы общего соседства могут получить долгосрочное рамочное решение. Речь идет прежде всего об Украине и Молдавии, но также о Грузии и Азербайджане. Из этих четырех стран сохранение статус-кво относительно приемлемо только для Азербайджана – при условии благоприятной ценовой конъюнктуры на рынках нефти и газа. В Грузии и Молдавии без участия России потенциал развития экономики существенно ограничен. Для Украины же альтернативы просто нет. Последние три страны самым непосредственным образом заинтересованы в успехе мегасделки ЕС–ЕАЭС. Иначе странам общего соседства просто не выйти на траекторию устойчивого роста.

Естественная взаимозависимость

В 2003–2004 гг. возрос интерес к экономическому сотрудничеству и интеграции между Европейским союзом и Российской Федерацией. Однако переговоры по общим пространствам ЕС и России зашли в тупик, и тема перешла в разряд периферийных. Фундамент для взаимной заинтересованности объективно есть. Для формирующегося Евразийского экономического союза тесное сотрудничество с Евросоюзом чрезвычайно важно:

ЕС – крупнейший торговый партнер России и Казахстана, более половины товарооборота Российской Федерации приходится на Европейский союз (Россия в свою очередь является третьим по значимости торговым партнером Евросоюза).

ЕС мог бы сыграть ключевую роль в решении проблем модернизации стран Таможенного союза.

Зарождающийся Евразийский экономический союз инициирует ряд соглашений о свободной торговле с менее значительными по размеру экономики и значимости партнерами, например Вьетнамом и Израилем. Сам по себе факт переговоров полезен: они помогут уточнить приоритеты, сформировать компетенции и отточить переговорную тактику. Между тем именно Евросоюз следует рассматривать как основного долгосрочного партнера.

Проблема Украины в конечном счете может быть решена только в рамках глубокой экономической кооперации ЕС и ЕАЭС, что повышает важность такого сотрудничества.

Для ЕС тесное экономическое сотрудничество с ЕАЭС также представляет принципиальную важность:

ЕАЭС – третий по величине торговый партнер Евросоюза после США и Китая. Влияние российских ограничений на импорт продовольствия показало степень взаимозависимости в торговле и заинтересованности европейских производителей в нормальных коммерческих отношениях.

Проблемы безопасности, включая общее соседство, могут быть решены только в сотрудничестве со странами ЕАЭС.

Существует структурная зависимость от «евразийских» углеводородов.

В общем, режим свободной торговли даст возможность предприятиям Евросоюза не только укрепить конкурентоспособность на важном рынке, но и улучшить условия торговли на рынках, смежных с ЕАЭС. Сочетание конкурентных преимуществ двух союзов дает возможность максимально эффективно реализовать «двойную ренту» – технологическую (со стороны ЕС) и природную (со стороны ЕАЭС). В результате возможен значимый эффект роста конкурентоспособности на всех рынках, прилегающих к пространству от Лиссабона до Владивостока.

Растущий тренд межрегионализма в мире

В последние два десятилетия интерес к региональной интеграции резко возрос, увеличилось количество вновь созданных региональных торговых соглашений. Регионализм превратился в доминирующий фактор развития мировой торговли, инвестиций и потоков труда. Он оказывает влияние как на экономические, так и на политические отношения между странами, ставя их перед выбором: вступать ли в тот или иной торговый блок, какую из форм интеграции предпочесть, какие компетенции передать на наднациональный уровень, какие институты отвечают интересам страны?

Резко выросло число региональных торговых соглашений (РТС). На начало 2014 г. ВТО получила 583 уведомления о создании РТС, из которых 377 являются действующими. ЕС уведомил о создании 47 РТС, США являются участником 14, Япония – 17, Чили – 24, Китай – 15, Бразилия – 4. Согласно базе данных ВТО, большинство созданных в мире РТС являются зонами свободной торговли и только 17 относятся к таможенным союзам. При этом реально функционируют только шесть ТС, из них три полноценные (Евросоюз, ЕС–Турция и ТС Белоруссии, Казахстана и России). Остальные, включая МЕРКОСУР и Южно-Африканский таможенный союз, имеют 30% и более изъятий из единого таможенного тарифа.

Всплеск регионализма объясняли многими факторами. В частности, его связывали с тем, что прогресс в переговорах в рамках ВТО шел очень медленно, особенно это касалось Дохийского раунда. К тому же срабатывал и «эффект домино»: страны считали, что издержки нахождения за пределами торгово-экономических союзов могли бы быть выше, чем от вступления в них. Однако в целом желание стран образовывать РТС вызвано стремлением стимулировать экономический рост за счет получения улучшенного доступа к рынкам, использования эффекта масштаба, привлечения прямых иностранных инвестиций, трансфера технологий и так далее.

В настоящее время формы экономической интеграции постоянно развиваются, усложняются и дополняют друг друга. Например, зона свободной торговли и таможенный союз могут содержать элементы более высоких уровней интеграции, в частности, снижение нетарифных барьеров, снятие ограничений в торговле услугами, движении капитала и рабочей силы, механизмы разрешения споров, политики содействия торговле, механизмы защитных мер, создание институциональных механизмов и так далее. Это связано с растущим пониманием того, что с точки зрения воздействия на экономику устранение только торговых барьеров может приводить к гораздо меньшим положительным эффектам, чем более глубокая интеграция.

Существует несколько стадий коммерческой либерализации и разновидностей интеграционных моделей.

Первая модель – двусторонние соглашения о свободной торговле, которые заключаются между двумя экономиками – может быть относительно простой. Большинство подобных договоренностей касаются только свободной торговли товарами, значительная часть включает товары и услуги, и лишь некоторые ставят более амбициозную цель создания таможенных союзов.

Вторая модель заключается в формировании региональных интеграционных блоков, самым ярким примером является Евросоюз. В Южной Америке группа МЕРКОСУР предприняла попытку сформировать эффективный таможенный союз, но ее единая торговая политика содержит многочисленные изъятия и не продвигается вперед. Многообещающую попытку представляет собой состоящая из 10 стран группа АСЕАН в Юго-Восточной Азии, которая, однако, не является таможенным союзом. Соглашение НАФТА между США, Мексикой и Канадой – еще одна региональная интеграционная инициатива, но она достаточно умеренна в степени интеграции ее членов и также не является таможенным союзом. Из недавних и самых динамичных примеров можно назвать Таможенный союз Белоруссии, Казахстана и России.

Третья модель – межрегиональные интеграционные соглашения, у которых может быть несколько вариантов. Наиболее впечатляющий – межконтинентальные инициативы, среди которых в работе в данный момент находятся две. Первая – Транстихоокеанское партнерство (ТТП), объединяющее большую часть Восточной и Юго-Восточной Азии и западное побережье Тихого океана за исключением Китая. Вторая – Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство (ТТИП), переговоры по которому ведутся между Соединенными Штатами и Евросоюзом. Вызывающее оживленное обсуждение ТТИП ставит целью более глубокую конвергенцию в вопросах регулирования, что идет значительно дальше обычной свободной торговли.

Работа над ТПП и ТТИП продолжается. Обе инициативы ставят целью глубокую либерализацию большого объема мировой торговли в регионах Тихого и Атлантического океанов, и предполагаемая степень их интеграции всеобъемлюща и глубока. Эксперты полагают, что шансы транстихоокеанской инициативы минимальны – уж слишком она рыхлая. Зато у европейско-американской ТТИП перспективы серьезные. В интеграционные процессы такого рода заложен потенциал как минимум эрозии и частичной подмены современного режима ВТО.

Еще одна разновидность потенциального межрегионализма подразумевает соглашения между блоками и требует наиболее сложных переговоров. До настоящего времени прецедентов не было. Европейский союз пытается вести переговоры с МЕРКОСУР, но слабая внутренняя сплоченность участников последнего осложняет процесс. Между тем именно эта разновидность интеррегионализма с большой вероятностью будет играть возрастающую роль, делая систему глобальной торговли и инвестиций еще более многоуровневой и усложненной.

Характеристики и содержание мегасделки ЕС–ЕАЭС

Мегасделка представляет собой именно идею межрегионального интеграционного соглашения, объединяющего два блока. Дело это новое, а значит непростое. Каковы могут быть основные характеристики этого соглашения?

Во-первых, стороной мегасделки, какую бы юридическую форму она ни приняла, будет не Россия, а Евразийский экономический союз. Национальные представители (соответствующие департаменты министерств экономики, МИДов и так далее), разумеется, будут присутствовать и в решающей степени влиять на ход переговоров и финальные договоренности, но формально вести переговоры будет ЕЭК. Это важная характеристика, новая и непривычная как для стран ЕАЭС, так и для Евросоюза.

Во-вторых, участники ЕАЭС заинтересованы не просто в договоре о свободной торговле, а в глубоком, всеобъемлющем соглашении с Евросоюзом. Причина проста: «голая» зона свободной торговли невыгодна России и Казахстану с их сырьевым экспортом. Из-за существующей структуры торговли Россия и Казахстан не заинтересованы в узко сформулированном режиме свободной торговли с Евросоюзом (это верно и для Белоруссии, хотя в меньшей степени). При этом очевидные проблемы, связанные с уступками в торговле, должны быть компенсированы выгодами в других сферах. Нужен существенный прогресс по другим направлениям экономического сотрудничества для того, чтобы идея зоны свободной торговли обрела смысл. Таким образом, особо актуален характер соглашения как мегасделки, охватывающей широкий спектр проблем. Договор должен быть всеобъемлющим и конкретным.

В-третьих, прототипы такого соглашения между ЕС и ЕАЭС, затрагивающего массу вопросов, многообразны – от глубокого и всеобъемлющего соглашения о свободной торговле (DCFTA) до всестороннего торгово-экономического соглашения (ВТЭС – comprehensive economic and trade agreement, CETA). Последнее выступает юридической формой принципиальной договоренности, достигнутой в 2013 г. Евросоюзом и Канадой. СЕТА и уже упоминавшееся Трансатлантическое торгово-инвестиционное партнерство Соединенных Штатов и Евросоюза могут рассматриваться в качестве особо полезных образцов для мегасделки ЕС–ЕАЭС.

В-четвертых, следует отметить, что полноценные переговоры невозможны без членства всех стран Евразийского экономического союза в ВТО. Соответственно России следует оказать поддержку Казахстану и особенно Белоруссии на переговорах в Женеве. В принципе Россия должна стать локомотивом для этих двух стран на их пути в ВТО.

Однако членство в ВТО – это не только вопрос Евросоюза или России, но и в очень большой степени позиция Соединенных Штатов. В США отношения с Россией – тема внутренней политики и межпартийной борьбы. Вероятно, таковыми они и останутся. Ждать резких улучшений не приходится: вспомним о поправке Джексона–Вэника, отмена которой для России потребовала более 20 лет. Кстати, она продолжает действовать в отношении Белоруссии и Казахстана.

Отдельный вопрос, на который еще предстоит дать ответ: как будут соотноситься нормы ТТИП ЕС–США и соглашения Евросоюза с Евразийским экономическим союзом?

В-пятых, круг потенциальных вопросов, которые могут стать предметом мегасделки (а она может быть оформлена как одно соглашение или пакет соглашений), включает десятки позиций. Вот лишь некоторые из них:

1. Торговля товарами (отмена импортных пошлин с четко оговоренным кругом изъятий).

2. Устранение нетарифных барьеров в торговле.

3. Регулирование трансграничной электронной торговли.

4. Торговля услугами.

5. Либерализация доступа на финансовые рынки.

6. Свободное движение капитала.

7. Регулятивная конвергенция (нормы и стандарты).

8. Права интеллектуальной собственности.

9. Взаимное признание дипломов, включая профессиональное образование.

10. Безвизовый режим, включая пакет соглашений о реадмиссии.

11. Особый режим для Калининградской области (инвестиционный или торгово-инвестиционный).

12. Общие регионы соседства.

13. Массовые обмены в сфере образования (Erasmus Mundus и так далее).

14. Применение Третьего энергопакета Евросоюза к проектам российского газового экспорта.

15. Развитие международной транспортной инфраструктуры (автомобильные и железнодорожные коридоры).

16. Создание общего рынка электроэнергии ЕС–ЕАЭС.

17. Регулирование частичного взаимного доступа к государственным закупкам.

18. Правила конкуренции.

19. Механизмы разрешения споров.

В-шестых, работа по соглашению в базовом сценарии займет несколько лет, а само всестороннее соглашение может быть заключено в 2020-х годах. К определению желательной или возможной даты заключения соглашения можно и нужно применять два подхода. Первый из них отталкивается от потребностей стран ЕАЭС в модернизации. В недавней статье в журнале «Евразийская экономическая интеграция» Александр Широв и Алексей Янтовский задаются вопросом о сроках создания зоны свободной торговли двух интеграционных блоков. Они исходят из базового аргумента: в настоящее время свободная торговля невыгодна для стран ЕАЭС в силу низкой конкурентоспособности евразийских производителей и высокого уровня закрытости рынков Евросоюза скорее за счет технологических стандартов, нежели за счет импортных пошлин. Модернизационные усилия внутри ЕАЭС, прогнозы повышения эффективности использования первичных ресурсов и роста обрабатывающих производств позволяют авторам предположить, что самым ранним сроком для обсуждаемой ЗСТ могут быть 2021–2024 годы.

Мы разделяем это мнение, принимая во внимание и технические факторы. Даже после относительного разрешения украинского кризиса и появления возможности начинать содержательные переговоры, они – чисто технически, в силу чрезвычайной сложности и насыщенности круга вопросов – займут как минимум несколько лет. Понятно, что легкими эти переговоры быть не обещают. Продлятся они пять-восемь лет. Чтобы иметь возможность поднять бокал за подписанное соглашение в середине 2020-х, нужно садиться за стол переговоров, как только позволит политическая ситуация. А задача экспертного сообщества и ответственных государственных органов – определить перспективную повестку и предпосылки для будущих переговоров уже сейчас.

Евросоюз. Россия. Казахстан. ЕАЭС > Внешэкономсвязи, политика. Таможня > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230706 Евгений Винокуров

Сирия. Ирак > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230702 Ринат Мухаметов

Феномен «Исламского государства»

Причины и последствия кризиса на Ближнем Востоке

Р.М. Мухаметов – кандидат политических наук, заместитель директора фонда «Альтаир»

Резюме «Исламское государство» – квинтэссенция сложнейших и противоречивых проблем глобального развития в эпоху, когда разрушаются не только привычные принципы мироустройства, но и базовые категории международных отношений

Летом 2014 г., когда весь мир напряженно следил за событиями на Украине, в центр глобального внимания ворвалась организация «Исламское государство». Осенью эту структуру, отличающуюся беспрецедентной и демонстративной жестокостью, уже называли среди главных угроз мировой стабильности. Феномен «Исламского государства» – квинтэссенция сложнейших и крайне противоречивых проблем глобального развития в эпоху, когда разрушаются не только привычные принципы мироустройства, но и некоторые базовые категории международных отношений.

«Исламское государство» в цифрах

Численность – 10–20 тыс., попутчики – 15–20 тыс., мобилизационный потенциал – 15 тысяч. Точные данные о численности «Исламского государства» (оно же «Исламское государство Ирака и Леванта» или «Исламское государство Ирака и Шама», ИГИЛ или ИГИШ, араб. аббревиатура – ДАИШ) отсутствуют. Экспертные оценки сильно разнятся. Встречаются цифры от 10 до 80 тыс. человек.

Наиболее близкими к реальности представляются цифры в 10–20 тыс. профессиональных комбатантов, т.е. тех, кто на постоянной основе принимает участие в боевых действиях. Это подтверждают такие серьезные эксперты, как Колин Кларк, специализирующийся на изучении массовых волнений и международного терроризма, и Лорен Скуайрз из Института изучения войн.

Относительно небольшая численность объясняет то, что ИГ не вполне контролирует все занятые территории. Многие участки фронта остаются открытыми. Боевики заняли основные позиции, а в отдаленные районы периодически совершают рейды.

Проблема в оценке численности, помимо прочего, заключается в том, кого конкретно считать боевиком. В ИГ принято несколько ступеней своего рода посвящения. Политолог из Колумбийского университета и бывший советник многонациональных сил в Ираке Остин Лонг считает, что число «истинно верующих» не превышает нескольких тысяч. Чтобы стать полноценным членом организации, требуется кровью на поле боя или же в ходе расправ над пленными и населением оккупированных территорий доказать свою верность и профессиональные качества.

За ИГ воюют и те, кто предпочитает быть на стороне сильного и побеждающего. Тем более что это дает возможность неплохо заработать по меркам стран, разоренных многолетней гражданской войной. Количество попутчиков достигает 15 тыс., хотя цифра 20 тыс. тоже весьма вероятна. В случае дальнейших успехов организация располагает мобилизационным потенциалом еще примерно в 15 тыс. местных добровольцев.

Продолжается приток сторонников и из-за рубежа. ИГ начинает черпать поддержку не только у самых радикальных исламистов мусульманских стран и Европы, но и, например, в среде арабских футбольных ультрас. Если фанаты на Западе и в России зачастую испытывают симпатии к нацизму, то в исламском мире болельщики-радикалы разделяют аналоги этой идеологии, сформировавшиеся в ином культурно-цивилизационном ландшафте.

Дневной доход: от 1 до 4 млн долларов. Стабильный и крупный доход – одна из сильных сторон организации. Боевикам удается извлекать прибыль из множества различных источников.

В отличие от современной «Аль-Каиды», получающей большую часть финансирования от своих покровителей из стран Персидского залива, ИГ в основном генерирует доход самостоятельно. Группа действует как мафия. Не брезгует никакими средствами, приносящими прибыль. Нелегальная торговля нефтью, угон автомобилей, ограбления банков, вымогательство, похищение людей с целью получения выкупа – все это средства, которыми активно пользуются террористы.

Назвать конкретные цифры доходов ИГ довольно сложно. По некоторым оценкам, они составляют около миллиона долларов в день, по другим – от 25 до 30 млн долларов в год. Лорен Скуайрз и ее коллеги из Института изучения войн называют цифру от 2 до 4 млн долларов ежедневно. Но, какими бы ни были конкретные цифры, финансовые поступления в казну ИГ безусловно намного превосходят то, чем располагает «Аль-Каида».

Между тем усиление и расширение ИГ сопряжено с расходами. Организация растет, вербует новых членов, боевики получают зарплату (порядка 200 долл. в месяц) + «премии». Таким образом, деньги находятся в постоянном обороте.

Оружие и военная техника: порядка трех дивизионов. «Если сравнивать с обычными военными формированиями, то можно сказать, что они обладают примерно таким же количеством оружия и техники, что и три дивизиона западной армии, – говорит Скуайрз. – Но в руках террористов это оружие приносит гораздо больше жертв».

По мнению Кларка, более существенно даже не количество, а качество оружия. ИГ произвел ряд нападений на иракские военные склады, заполучив самые разные виды оружия, включая снайперские винтовки, минометы, тяжелые пулеметы, противотанковые орудия, гранатометы РПГ, танки и армейские вездеходы. Особое беспокойство внушают такие «приобретения» террористов, как ПЗРК, способные сбивать самолеты, летящие на высоте до 5000 метров. В Интернете пропагандисты ИГ уже хвастаются якобы уничтоженными американскими истребителями и тем, что на их вооружении скоро также появятся самолеты.

Территория под контролем: 90 тыс. кв. км. Эта цифра меняется чуть ли не каждый день, говорит Колин Кларк. Сейчас ИГ контролирует обширную территорию на севере и северо-востоке Сирии, закрепляется на сирийско-турецкой границе. Кроме того, ИГ держит важную часть границы между Сирией и Ираком. В Ираке под властью организации – северные и северо-западные регионы страны вплоть до городов Эль-Фалуджа и Киркук, периодически передовые части нависают над Багдадом. Таким образом, общая территория, находящаяся под полной или относительной властью ИГ, составляет около 90 тыс. кв. км, что сопоставимо с размером Иордании. Говорят также о захвате порядка трети Ирака и четверти Сирии.

Сеть ИГ: тысячи сторонников во всех ключевых точках региона. При удачном наступлении «спящие ячейки» готовы поднять восстание. Эмиссары разбросаны по всему Ближнему Востоку. Есть сообщения о попытках похищения людей в Турции. Ведется работа в соцсетях, экстремисты, вербуя единомышленников, не сразу раскрывают свою принадлежность.

«Исламское государство»: история, состав, идеи и практика. Происхождение. ИГ (тогда ИГИЛ) в Сирии появилось в 2012–2013 гг. и сразу заявило о себе как самая жестокая группа в ряду вооруженной оппозиции режиму Башара Асада. В основном рекрутировало членов в других организациях, чем внесло раскол и конфликт в ряды единого фронта.

Эта организация постепенно выделилась среди всех наиболее радикальных групп и вступила в вооруженную борьбу с ними, избегая крупномасштабных действий против армии, подконтрольной официальному Дамаску. Призывы лидеров «Аль-Каиды» (Айман Аз-Завахири и др.) вернуться под общее командование, разобрать разногласия на шариатском суде или же прекратить деятельность в Сирии и сосредоточиться на Ираке ИГ проигнорировало.

Объективно усиление ИГ в Сирии способствовало ослаблению оппозиции и сыграло на руку режиму Асада. Считавшаяся еще год назад самой перспективной исламистской структурой «Джабхат ан-Нусра» (ее Завахири назвал представительством «Аль-Каиды» в стране) сегодня в упадке – многие ее боевики перетекают в ИГ, а лидеры убиты, – равно как и «Исламский фронт». Также значительно дискредитирована и уязвлена светская «Свободная армия».

В Ираке ИГ вышла из группы Мусаба аз-Заркауи («Аль-Каида» в Ираке) во второй половине нулевых. Долгое время организация была известна борьбой с властями Багдада, оккупационными силами, шиитской вооруженной милицией и суннитским племенным ополчением.

ИГ Ирака и ИГ Леванта. Организацию условно можно разделить на две большие группы – ИГ Ирака и ИГ Леванта. В Сирии численность международных добровольцев выше, чем в Ираке, где преобладают местные. В основном добровольцы представлены арабскими странами, Турцией, но встречаются также приезжие из СНГ, в том числе с Северного и Южного Кавказа, из Средней Азии, Европы, индо-пакистанского региона и Юго-Восточной Азии.

Число кавказцев в ИГ составляет от нескольких сотен до тысячи человек, в основном чеченцев (среди них много кистинцев из грузинского Панкиси), но есть дагестанцы и азербайджанцы. Кавказцы приезжают на Ближний Восток также из Европы. Цифра продолжает расти. Второе лицо в организации Умар Шишани (он же Умар Грузини) – чеченец, выходец из Панкиси. Из-за слабого контроля Тбилиси джихадистские идеи получили серьезное распространение в этом районе.

Сегодня, когда две части ИГ имеют все возможности поддерживать полноценный контакт, грань между ними все больше стирается. Хотя определенные оттенки в подходах остаются. Так, в Ираке организация допускает союзные отношения с неисламскими, как она сама определяет, силами, а в Сирии за это же выносится такфир («провинившиеся» объявляются немусульманами, неверными) противникам, например, членам организации «Джабхат аль-Нусра».

Идеология. ИГ и «Аль-Каида». Формально в идеологии ИГ и «Аль-Каиды» разница едва уловима. Тот же доведенный до крайности джихадистский салафизм. Единственное – ИГ активно использует такфир. По сути, он поставлен на службу военным интересам организации. Неверным объявляется любой, если в этом возникает необходимость. Алькаидовские группы в Сирии к этому сегодня склонны меньше.

Информации об идеологии ИГ крайне мало. Есть основания предполагать, что организация, по крайней мере частично, заимствовала идеи и однозначно практику ранних хариджитов, наиболее жестких и непримиримых, тех, которые считали правыми и мусульманами только самих себя, даже в споре с халифом Али, и других аналогичных течений.

Ключевая разница в деталях, причем, скорее, не в идеологии, а в методологии. «Мелочи» и привели к разрыву и войне на уничтожение между двумя ветвями некогда единого фронта.

«Нусра» всегда считалась самой крайней в Сирии. Но выяснилось, что бывают еще более жестко настроенные. Учитывая исторический опыт того же хариджизма, можно предположить на новом витке возникновение силы радикальнее, чем даже ИГ. Процесс, по всей видимости, собственных пределов не имеет. «Нусра» (сирийская ветвь «Аль-Каиды») при всех оговорках и условности – это джихадистское развитие «ихванизма» (движение «Братьев-мусульман»), если совсем точно – экстремистское прочтение идей Саида Кутба, продолжение классического джихадизма XX века. Аз-Завахири, нынешний лидер «Аль-Каиды», в свое время руководил группой «Гихад» («Джихад»), отколовшейся от «Братьев-мусульман» по причине умеренности последних. При всех противоречиях с «братьями» у экстремистов осталась их методология, пусть и превратно понятая. Наряду с террористическими методами они сохранили склонность к политической интриге и своеобразному участию в политических процессах тех или иных государств посредством рационализированного насилия.

Иными словами, «Аль-Каида» поставила насилие на службу политике и идеологии. Для ИГ, напротив, политика второстепенна, первично насилие во имя «светлого будущего». Это предопределило разногласия относительно действий джихадистов в Сирии.

1. «Нусра» и другие, исходя из ситуации и политической целесообразности, откладывают до победы объявление шариата и халифата. ИГ вводит шариат (в своей интерпретации) сразу же по занятии территории.

2. «Нусра» идет на коалиционные отношения с умеренными исламистами из числа «Братьев-мусульман», а также суфиями и даже светскими демократическими группами, вроде «Свободной армии». Есть связи с западными и арабскими спецслужбами. Причем это оправдывается теологически с позиций исламского права. ИГ же объявило такие отношения вероотступничеством и развязало войну против «Нусры». Однако ИГ, скрыто и не оправдываясь никак публично, само в Ираке активно взаимодействует и с суфиями, и с арабскими национал-социалистами, и, по всей видимости, в Сирии с различными спецслужбами (в том числе шиитского Ирана).

3. И самое главное. «Нусра» при всей верности идеям глобального джихада воюет за исламское государство в Сирии (!), т.е. вовлечена в военно-политический процесс внутри определенного государства, в то время как ИГ сражается за трансграничный халифат, начало которому лишь по стечению обстоятельств было положено в Ираке и Сирии.

Если отбросить идеологическую надстройку, отношения между ИГ и «Аль-Каидой» можно сравнить с отношениями «красных кхмеров» Пол Пота и других коммунистических экстремистов или же, скажем, большевиков времен гражданской войны и левых эсеров. В этой логике «ихваны» – «братья-мусульмане» – будут умеренными европейскими социал-демократами. С позиций конфликтологии вообще выявляется общность в развитии всех радикально-революционных движений.

Принципы организации. В ИГ поддерживается строжайшая дисциплина. Вертикаль власти пронизывает всю военно-политическую структуру управления. Недопустимы самодеятельность, совещательность, несанкционированный героизм снизу. Жесткость компенсируется финансовыми премиями и фактическим поощрением со стороны руководства немотивированной жестокости, насилия над мирным населением и пленными, грабежами и участием низового состава в разделе военных трофеев. Лидер ИГ (халиф) Абу Бакр Багдади также не лишен чувства стяжательства – во время проповеди в мосульской мечети на его руке были сфотографированы швейцарские часы ценой в несколько тысяч долларов.

Ставка – на тотальное насилие, в которое вовлечены все полноценные боевики через систему круговой поруки, террор и запугивание мирного населения. Это сплачивает ряды и способствует эффективному управлению. Боевик связан с лидером (халифом ИГ) не только идейно, но и финансово, и корпоративно. Фактически они все несут свою долю ответственности за содеянное и поэтому заинтересованы друг в друге.

Фанатизм, возведенный в абсолют, служит внутренним обоснованием любых действий во имя ИГ и халифата. Принципы: «никаких полутонов, условностей, недоговоренностей, сложных объяснений и долгосрочных обещаний», «кто не с нами, тот против нас» (на языке ИГ: «кто не с нами, тот неверный, а значит, его жизнь и имущество открыты для посягательства» – т.е. человека можно убить и ограбить), «никаких политических маневров – шариат и халифат здесь и сейчас» – необходимы не только во имя продвижения власти, но и ради поддержания боеспособности собственных рядов. Оправдание грубой военно-политической целесообразности соображениями высшего порядка (религией в данном случае) снимает с низового состава любую моральную ответственность.

Цинизм и беспринципность в отношении противника, принципы «победа все спишет» и «цель оправдывает средства и жертвы» балансируются фактической легализацией для рядового состава любых действий. Так, в отчете ООН и в многочисленных сообщениях СМИ приводятся данные о функционировании самых настоящих рынков невольниц на подконтрольных ИГ территориях. Всего за 10–20 долларов боевики обзаводятся «наложницами» из числа пленных курдских женщин, принимавших участие в боевых действиях, или же мирных жителей.

Популизм. ИГ говорит и дает своим сторонникам то, что они хотят слышать и получать. Религиозная демагогия подкрепляется вполне конкретными земными «благами».

При всей экзотике именно эти принципы позволяли одерживать победу в таких конфликтах, как сейчас мы имеем в Сирии и Ираке. Пример жесткости, жестокости и железной последовательности большевиков в российской гражданской «войне всех против всех» хрестоматиен.

Тип организации. ИГ объединяет в себе элементы сетевой террористической организации, крупного незаконного вооруженного формирования, организованной преступной группировки, мафиозной сети, радикально-революционного движения и, конечно, тоталитарной сети. Это пока плохо изученный феномен.

ИГ также представляет собой очередной этап в развитии джихадизма. Это его ребрендинг. Новая версия джихадизма является одной из привлекательных сторон для новых членов организации.

Коалиционный потенциал. В Сирии ИГ противопоставило себя всем остальным группам, прежде всего оппозиционным. Ведется война на уничтожение. С правительственными силами до определенного предела поддерживается нейтралитет. В Ираке у ИГ ряд союзников: баасисты во главе с Иззатом Ибрагимом ал-Дури (крупный военный и государственный деятель саддамовского Ирака), армия последователей суфийского тариката «Накшбанди», ополчение суннитских племен, все недовольные шиитским правительством в Багдаде.

Коалиция представляет собой достаточно непрочное образование. Уже есть информация о недовольстве союзников жестокостью ИГ, о переходе части суннитских племен в оппозицию к нему (ранее именно они при поддержке США активно противодействовали укреплению ИГ и других джихадистов). Тем не менее это – серьезная сила, которая заставила весь мир вспомнить об Ираке.

«Исламское государство» наступает

Всплеск активности, факторы успеха. Весной-летом 2014 г. ИГ стремительно заняло обширные территории в Ираке. С тех пор об организации заговорил весь мир. Успех способствовал объединению двух ветвей ИГИЛ, и в итоге – провозглашение халифата во главе с халифом Абу Бакром аль-Багдади и переименование в ИГ.

Резкий всплеск активности ИГ в Ираке произошел на волне т.н. «суннитского восстания». Многие специалисты и политики, в том числе бывший вице-президент Ирака Тарик аль-Хашими, винят в произошедшем бывшего премьера Нури аль-Малики. При нем сунниты были окончательно вытеснены из органов власти и превратились в угнетаемое второсортное меньшинство. Волнения и восстания происходили регулярно (Анбар, Фаллуджа, Хавидж) все годы после свержения Саддама. Они жестоко подавлялись. Особенно выделяется резня 2005–2006 г., учиненная шиитской «Армией Махди».

Хашими, сам приговоренный Малики к смертной казни и бежавший из страны, приводит цифру в 1,6 млн пострадавших суннитов. «Крайне важно понять, что ситуация в Ираке сегодня не сводится исключительно к “Исламскому государству”. В стране сегодня есть два вида терроризма: суннитский крайний фанатизм, представленный ИГ, и шиитский крайний фанатизм, под знаменем которого находятся 15 военизированных формирований, связанных с Ираном. Последние используют те же методы насилия и подавления, что и ИГ. Почему Запад сфокусировал свою политику на том, что называют “суннитским терроризмом”? Почему никто не обращает внимания на терроризм шиитских групп?» – заявил политик в интервью в прессе.

Причины «суннитского восстания» косвенно признаны США и арабскими странами, которые надавили на Багдад, пытаясь отстранить от власти Нури аль-Малики и сформировать новое правительство, имеющее более широкое представительство. Однако новый премьер Хайдар аль-Абади принадлежит к той же партии, и серьезной смены курса не наблюдается.

В течение 2012–2014 гг. ИГ на неподконтрольных никому территориях сумело нарастить серьезный военный, людской и технический потенциал и воспользоваться глубочайшим кризисом в Ираке (Барак Обама публично признал, что США недооценили «Исламское государство»). Во многом организации удалось оседлать, по крайней мере пока, волну недовольства суннитов однобокой политикой багдадского правительства.

Организация оказалась в центре восстания, став его стержнем. Местами, по некоторым данным, ее бойцы не составляют большинства от всех суннитских ополченцев и не являются решающей силой. Если раньше суннитские племена не принимали ИГ, давали ей отпор, не пускали в свои населенные пункты, сотрудничая с властями, то сейчас они больше не доверяют американцам, багдадскому правительству и вообще никому. В результате политики Аль-Малики объединились все – от джихадистов до светских баасистов. Многие сунниты в самых разных странах злорадно поддерживают ИГ не из симпатий к организации, а из ненависти к шиитскому правительству в Багдаде.

В Сирии успехам ИГ способствовал кризис светской и исламистской оппозиции, отсутствие серьезных побед, усталость боевиков от прежних лидеров и недоверие им, а также привлекательная для многих люмпен-джихадистов новой волны (посталькаидовского поколения) идеология (точнее методология), даже по сравнению с «Аль-Каидой». Огромную роль сыграла неспособность различных сил договориться между собой на какой-то позитивной основе. Отсутствие единства спровоцировало фрустрацию.

Сейчас в рамках ИГ и родственных ей организаций в разных странах («Боко Харама» в Нигерии, «Аш-Шабаб» в Сомали, группы в Ливии, индо-пакистанском регионе, на Северном Кавказе, в Юго-Восточной Азии) находят себя те, кто оттеснены на вторые роли «ветеранами джихада». Последних упрекают в политических играх, тайных связях, коррупции, неискренности, подмене цели (халифат) – средством (борьбой во имя его). Т.е. старые лидеры обвиняются в том, что, став выгодоприобретателями джихада, они превратились в заложников процесса и перестали заботиться о конечной цели, т.к. в случае победы в них отпадает необходимость. Отступлением от прямого пути джихада объясняются все неудачи последних лет.

В итоге ИГ спутало карты всем ведущим в регионе игрокам. Общий язык на платформе борьбы с этой организацией нашли самые непримиримые силы – США, Иран, «Хезболла», Асад, «Аль-Каида».

Скрытые связи. Лидеры сирийской оппозиции (как исламисты, так и светские) публично заявляют о масштабной и разносторонней поддержке (финансовой, военной, технической, информационной) ИГ со стороны Ирана и режима Асада. Хасан Абуд, глава одной из крупнейших вооруженных исламистских групп в Сирии, незадолго до смерти в сентябре 2014 г. заявил, что боевиков ИГ тренировали инструкторы из Корпуса стражей исламской революции. Многие на Западе также исходят из того, что организация – проект Дамаска и Тегерана.

По этой версии, ИГ поддерживался и частично контролировался Асадом и Тегераном в целях разжигания внутри повстанческой борьбы и дискредитации оппозиции перед мировым сообществом. Однозначно утверждать это невозможно. Но не исключено, что договоренности о некоем разделе сфер влияния могли иметь место. Двойная игра на Ближнем Востоке сегодня – распространенное явление.

За время своего существования ИГ в основном вела боевые действия не против правительственных сил, а против «Нусры» и других сирийских оппозиционных групп. Более того, действия членов этой организации нередко давали режиму Асада повод представлять перед всем миром его противников безумными террористами, вырезающими христиан, и проч. В итоге помощь сирийской оппозиции сегодня действительно заметно сократилась.

Если версия о руке Тегерана и Дамаска в становлении и укреплении ИГ верна, то сегодня те, кого они считали почти своими марионетками, вышли из-под контроля. ИГ ударил по Багдаду, который, так же как и режим Асада, находится под плотной опекой Ирана. Тегеран в сложившейся ситуации активно помогает Багдаду. Естественно, это углубляет шиитско-суннитское противостояние в регионе, увеличивая угрозу перерастания его в большую войну.

Есть подозрения и относительно помощи ИГ со стороны Вашингтона. В Сирии – в рамках общей поддержки сирийской оппозиции, воюющей с Асадом (как минимум имеются данные о продаже вооружения, предназначенного светским силам, коррумпированными командирами «Свободной армии»). В Ираке – в рамках концепции раздела страны на три слабых и подконтрольных независимых государства (шиитское, суннитское и курдское). Согласно этой версии, одной рукой Вашингтон поддерживает шиитов, другой – суннитов. Аль-Хашими говорит, что сценарий раскола страны находит понимание у супердержавы. Обычно в этой связи вспоминают, что Аль-Багдади в 2009 г. был отпущен американцами из военной тюрьмы, т.к. его признали неопасным.

Со ссылкой на источники Эдварда Сноудена также распространяется версия, что изначально ИГИЛ являлся проектом ЦРУ и МОССАДа «Осиное гнездо». Его цель – собрать все наиболее крайние элементы, действующие в Сирии и Ираке, в одной организации с тем, чтобы контролировать и манипулировать ею.

Встречается конспирологическое объяснение возможных связей ИГ с американцами (в частности, Багдади с ЦРУ). Согласно ему, организация пользуется поддержкой неоконов, которые таким образом добиваются дискредитации Обамы. Публикация ужасающих роликов с резней западных граждан в Интернете призвана перечеркнуть все обещания президента «перезагрузить» испорченные при Буше отношения с исламским миром. Сегодня Обама оказался неспособен выполнить даже свое самое главное предвыборное обещание – прекратить войну в Ираке. Речь идет о возвращении американцев в страну.

В подтверждение этой версии в сеть вброшена фотография, на которой человек, похожий на Багдади, в окружении помощников изображен во время переговоров с сенатором Джоном Маккейном.

Есть информация об определенной поддержке ИГ со стороны Эр-Рияда и сочувствующих организации отдельных граждан королевства, в том числе членов королевской фамилии. Эр-Рияд мог пытаться делать ставку на ИГ в целях заполучить инструмент воздействия на ситуацию в Сирии, т.к. «Нусра» и светская оппозиция больше ориентируются на Катар, США и Турцию.

ИГ и массовое мусульманское сознание. Феномен ИГ хорошо укладывается в архетип коллективного сознания масс Большого Ближнего Востока. Сетевые технологии расширения влияния – создание, помимо территориального, надгосударственного пространства идей – часто встречаются в исламской истории (халифат Фатимидов, карматы, хашишины, радикальные хариджиты). Это «негативная легитимность», но тем не менее она усиливает организацию.

Вызов для России

ИГ и Северный Кавказ. С самого начала конфликт в Сирии привлек к себе значительное внимание мусульманской молодежи Северного Кавказа. Даже большее, чем палестино-израильский конфликт, который гораздо важнее с точки зрения ислама. Это объясняется довольно плотными историческими и современными связями северо-восточного Кавказа с Сирией.

Новый фронт джихада дал возможность реализации для горячих голов, которые уже не видели перспектив «лесной» войны с полицией у себя на родине. Что касается конфликта в Палестине, то он длится более 60 лет без видимых результатов. Отношение к нему во многом стало ритуальным, ненависть к Израилю имеет мало практического смысла. Тем более что ни ХАМАС, ни ФАТХ не занимаются рекрутингом иностранцев.

В 2011 г., когда начались волнения, большое число дагестанцев, вайнахов и других кавказцев находились в Сирии. Они прибыли туда в основном в качестве студентов, а потом осели. Некоторые имеют связи и родственников, переселившихся в страну еще после Кавказской войны XIX века. Часть кавказцев сразу оказалась в рядах оппозиции. Другие приехали специально для участия в боевых действиях. Отток радикалов в Сирию стал важной причиной спада джихадистской активности в Дагестане, Ингушетии и КБР в последние годы.

Раскол в рядах радикальной сирийской оппозиции нашел живой отклик в кавказской среде. Причем не только у тех, кто непосредственно принимал участие в боевых действиях, но и сочувствующих на родине. В соцсетях (равно как и в очном режиме) уже около года бурлят жесткие дискуссии, доходящие до угроз, обвинений и такфира. Этот конфликт несет значительный взрывоопасный потенциал. Ориентация на ИГ или «Нусру» определяется по преимуществу ситуативно, исходя из обстоятельств и личных предпочтений.

Популярность ИГ растет не только в среде т.н. «кухонных экстремистов». Можно говорить об известной усталости радикальной молодежи от прежних лидеров джихада, некоторого разочарования из-за отсутствия успехов «Имарата Кавказ» (ИК). Это и ощущение бесперспективности его многолетней борьбы, а также информация о вовлеченности в криминальные махинации, связи с местной элитой, коррупции и моральной нечистоплотности. Отклонениями от «истинного пути» объясняются неудачи и необходимость вернуться к «чистому джихаду».

Кстати, кризис ИК и необходимость внутренних реформ косвенно признал его новый лидер Али Абу Мухаммад Кебеков, пришедший на смену Доке Умарову. Он открыто провозгласил новую стратегию, которую можно оценить как более умеренную, чем та, что реализовывалась прежде. Сторонники же ИГ в качестве выхода из кризиса кавказского джихадизма предлагают, наоборот, линию ужесточить.

Если в Сирии раскол разделил кавказцев примерно поровну, то на самом Северном Кавказе сторонников ИГ пока не так много. Между тем появились слухи, что отдельные лидеры второго порядка (всего пять-восемь человек), в частности амир Центрального сектора Вилаята Дагестан ИК Абу Тахир Кадари и амир махачкалинского сектора Арсланали Камбулатов (Абу Мухаммад Агачаульский или Шамилькалинский) принесли присягу халифу Багдади. В ИГ не скрывают, что ведется работа с молодым поколением по безболезненной интеграции ИК в ИГ. Как считают противники, ИГ намерено склонить лидера ИК Али Абу Мухаммада Кебекова на свою сторону под давлением уже обработанных региональных амиров. Есть слух, что один из амиров уже предъявил ультиматум Кебекову.

Публичных подтверждений происходящего в «лесу» нет. Сторонники ИГ в основном скрывают принадлежность к организации. Считается, что эмиссаров Умара Шишани достаточно много в ИК, но действуют они скрытно, осторожно и хитро, чтобы избежать вооруженного конфликта и репрессий в свой адрес раньше времени, прежде чем они окрепнут, не брезгуя провокациями и любыми методами, если это необходимо для распространения власти и влияния.

В кавказском джихадистском Интернете действует ряд популяризаторов идей и практики ИГ. Очень активен некий Абу Баруд. Он переписывается с админами сайтов, ориентирующихся на ИК, общается с кавказскими диаспорами в Европе, собирает всех, кто настроен на изменение методологии ИК на более жесткую и такфиристскую. На форумах встречается информация касательно того, что этот Абу Баруд имеет прямой выход на отдельных боевиков ИК.

Пропагандисты ИГ вообще не пропускают происходящего на Северном Кавказе. Так, они пытались трактовать в свою пользу задержание в начале октября известного в Дагестане салафитского проповедника Надира абу Халида.

Большинство региональных амиров «Имарата Кавказ» радикально негативно относятся к ИГ. При его усилении в регионе возможна резкая дестабилизация по сирийскому сценарию, т.е. межджихадистская война. ИГ привлекает сторонников на Кавказе успешным брендом и возможностью получать серьезное и стабильное финансирование. Кавказцы нужны халифату в качестве кадрового боевого ресурса и дополнительного рычага воздействия на региональную геополитику.

Вряд ли само ИГ придет на Кавказ. Но стоит ожидать серьезных попыток «открыть» в регионе его филиал – привлекая новых сторонников или же переманивая боевиков ИК. Аналогичные заявки на «франшизу» уже прозвучали от различных групп в Африке, Пакистане, Афганистане, Юго-Восточной Азии. Тамошние группы второго порядка, в том числе те, кто ранее ориентировался на «Аль-Каиду», присягают амиру ИГ в надежде получить поддержку, в то время как лидеры уже зарекомендовавших себя структур во всех этих регионах, как правило, жестко выступают против притязаний ИГ и сохраняют верность «старой школе» джихада.

Наибольшее опасение вызывает неподтвержденная информация о присоединении к ИГ «Исламского движения Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана», ИДУ), официально признанного в России и во многих других странах террористической организацией. Вероятно, в ИДУ возник раскол из-за отношения к новой силе в Ираке и Сирии, чем объясняются противоречивые сообщения. Если присяга главы движения Усмона Гози халифу Аль-Багдади подтвердится, это означает, что ИГ уже непосредственно угрожает интересам России, как минимум в Центральной Азии.

Будущее «Исламского государства»

Перспективы ИГ в Сирии и Ираке. Крайне маловероятно, что авиаудары коалиции приведут к уничтожению ИГ. На полномасштабную же наземную военную операцию Запад вряд ли решится. В лучшем случае боевики под бомбардировками рассредоточатся, как талибы в Афганистане в 2001 г., чтобы в нужный момент напомнить о себе. Более того, по мнению бывшего вице-президента Ирака Аль-Хашими, это, а тем более военная интервенция, только увеличит приток иракских суннитов в группировку. Бомбардировки часто приводят к массовым жертвам среди гражданского населения. Но самое главное – иностранное давление в глазах многих делает ИГ меньшим злом.

Использование курдов против ИГ, как предполагает Запад, также малоэффективно. Курдское ополчение эффективно действует на своей земле, но не за ее пределами. С сирийской оппозицией перспективы еще более призрачны.

Иран, скорее всего, не пойдет на открытое вторжение, так как это будет означать агрессию шиитов против суннитов и резко увеличит угрозу глобальной шиито-суннитской войны. Турция сейчас балансирует на грани ввода войск в Сирию в целях защиты курдов. Если Эрдоган на это решится, то речь может зайти о реанимации проекта турко-курдской конфедерации, провалившегося в 2012–2013 годах. Эта идея вызывает значительное отторжение у националистического сектора турецкого общества и сопряжена с огромными рисками. Отказ же от введения войск вызывает волнения у турецких курдов. Сложившаяся с усилением ИГ обстановка серьезно дестабилизирует Турцию на длительный срок.

Таким образом, ИГ надо признать долгосрочным и серьезным элементом регионального ландшафта. Уход со сцены этого квазигосударства возможен только при урегулировании глубинных противоречий Ирака и Сирии. Вовлечение России в воздушную и наземную военную кампанию в этих странах бесперспективно и вредно.

ИГ в Сирии и Ираке. Перспективы для России. В краткосрочной перспективе наличие ИГ дает России определенные выгоды. Оттягивает силы Запада, расшатывает позиции сильных региональных игроков – Турции, Ирана, ослабляет фронт противников Асада – союзника Москвы, отвлекает мировое общественное мнение от событий на Украине, создает условия для возвращения цен на нефть на прежние высокие показатели. То есть появляется дополнительное пространство для геополитического маневра. В том числе есть повод говорить об улучшении испорченных отношений с Западом из-за общей необходимости борьбы с террористической угрозой.

Кроме того, война в Сирии и Ираке канализирует радикалов с Северного Кавказа с большой долей вероятности их невозвращения обратно – не только по причине смерти. Судя по Вазиристану (горный северо-западный Пакистан), большинство джихадистов из Центральной Азии и России оседают там и не стремятся на родину.

Однако в долгосрочной перспективе укрепление «Исламского государства» несет масштабную угрозу нашей национальной безопасности. Прежде всего потому, что, как показал опыт Ирана, США, Саудовской Аравии, любое попустительство и подыгрывание этой организации быстро доказывает свою ошибочность. Она выходит из-под контроля и ведет только ей понятную игру.

Ждать, пока организация дорастет до уровня хотя бы непризнанного государственного образования, с которым можно как-то работать, бесполезно. Ваххабитскому эмирату, который на начальной стадии был очень похож на ИГ, потребовалось 150 лет, чтобы превратиться в Саудовскую Аравию. России нужен вменяемый и сильный сосед, который мог бы стать в перспективе центром силы формирующегося в конфликте с США многополярного мира.

В среднесрочной перспективе в интересах России для стабилизации ситуации в Сирии и Ираке и противодействия ИГ представляется необходимым:

Способствовать расширению представительства суннитов и всех других меньшинств в органах власти Ирака, в том числе силовых; содействовать прекращению дискриминации суннитской общины; однозначно поддерживать единство иракского государства через реальный диалог всех общин и сил.

Содействовать реальному политическому урегулированию и мирному процессу в Сирии. Недопустимо самоустранение ведущих держав от «забытой войны» в этой стране.

Укреплять и расширять сотрудничество с кругами умеренных исламистов, которые сегодня разочарованы в политике Запада и находятся в поисках привилегированного партнера. Они обвиняют США и их союзников в поддержке их врагов в Ливии, Египте, Сирии, Тунисе и Йемене и вообще в срыве «арабской весны». Этот поворот на региональном поле дает Москве очередной шанс расширить зону своего влияния, повысить коалиционный потенциал, восстановить позиции, утраченные в ходе революций 2010–2012 гг., ослабить позиции Запада. Россия сможет держать руку на пульсе в еще одном центре ближневосточной политики и стимулировать позитивные и выгодные ей тенденции в среде умеренных исламистов.

«Исламское государство» – вызов исламской цивилизации

Успехи ИГ и цивилизационный кризис исламского мира. Провал «арабской весны» и в целом умеренно-исламистского проекта на данном этапе привел к появлению в исламском мире гиперрадикального «Исламского государства». Сегодня о чисто светских путях развития мусульманских стран речи не идет. Грубо говоря, альтернативой условно-коллективному Эрдогану (в арабских странах «Братьям-мусульманам» в широком смысле – не как организации, а мировоззрению) является даже не условно-коллективный бен Ладен, а Абу Бакр Багдади с его реальными головорезами. Ослабление одной тенденции будет неизбежно вызывать усиление другой. На смену ИГ придет еще более радикальная сила.

На Большом Ближнем Востоке почва для гиперрадикализации более чем подготовлена. Несколько поколений выросли в условиях бесконечного беспредела, войн, диктатуры, нищеты, угнетения и коррупции.

«Если мы скажем в нынешней ситуации: нет мира без возмездия, то, учитывая масштаб претензий, с которым мы имеем дело, о мире все могут забыть на долгое время, – говорит один из крупнейших в мире улемов, заместитель главы Всемирного союза мусульманских ученых Абдулла бин Байя. – Мир должен быть прежде всего установлен в наших сердцах. После этого можно начинать работать с накопленными обидами, питающими те или иные группировки».

Две магистральные тенденции в исламском мире подпитываются двумя глубинными социально-цивилизационными запросами: на интеграцию и коренные реформы в экономике, политике, культуре. По соцопросам, практически во всех мусульманских странах, в том числе в богатых, высок уровень критических оценок всех сторон организации жизни.

Интеграция и реформы могут пойти по гиперрадикальному сценарию, могут – по умеренно-исламистскому. Светские национально-социалистические или либерально-капиталистические альтернативы стали историей, частично растворившись в религиозных концепциях.

Исламский мир переживает сегодня масштабный цивилизационный кризис, сравнимый с временами Крестовых походов и монгольского нашествия, когда само его существование было поставлено под вопрос. Еще в конце XVII века Османская империя – стержень уммы – была лидирующим государством на планете (аналог США). В XX веке она была поставлена на грань колонизации Западом. А сегодня исламский мир отстает на несколько параметров не только от «языческой» Японии, но и от Южной Кореи и Китая. Массовое мусульманское сознание, крайне уязвленное происходящим, пытается нащупать выход. Мы имеем дело с проблемой глубинного залегания. Решение ее растянется на десятилетия и будет очень болезненным.

Россия заинтересована в успешном завершении интеграции и реформ в исламском мире, в том, чтобы он вышел из кризиса современным мощным межгосударственным объединением с сильной развитой экономикой, здоровым стабильным обществом, суверенной военно-политической стратегией. Такой «суннитский халифат» мог бы быть партнером в противодействии гегемонистской политике Запада, экспансии Китая и продолжению усиления неоперсидской империи, выступающей сегодня под флагом Исламской Республики Иран. Последняя далеко не всегда будет оставаться союзником Москвы. Уже сегодня ее отношения с США не могут не вызывать в России тревогу.

Политика Турции при умеренных исламистах на протяжении почти 15 лет, когда на несколько порядков поднялся уровень отношений с Россией во всех областях – от торговли до геостратегии, – дает основания полагать, что возможности для серьезного взаимодействия существуют. Эти отношения выдержали проверку южноосетинским, сирийским и украинским региональными кризисами.

Сирия. Ирак > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230702 Ринат Мухаметов

Грузия. Армения. Россия > Образование, наука > fapmc.gov.ru, 10 ноября 2014 > № 1221106

С 13 по 17 ноября 2014 года в Армении, в Доме творчества писателей в Цахкадзоре, пройдет Литературный фестиваль, в котором примут участие молодые писатели Армении, Грузии и России. Фестиваль при поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациями организован Фондом социально-экономических и интеллектуальных программ совместно с литературными журналами России: «Арион», «Вопросы литературы», «Дружба народов», «Звезда», «Знамя», «Иностранная литература», «Костер», «Нева», «Новый мир», «Октябрь», интернет-изданиями: «Пролог», «Кольцо А» при участии Представительства Россотрудничества в Армении, СП Армении и журнала «Литературная Армения».

В фестивале примут участие молодые авторы, которые были приглашены на мероприятие по итогам конкурса, а также критики, прозаики, литературные переводчики из России – участники форумов молодых писателей в Липках – Алиса Ганиева, Евгения Коробкова, Игорь Дуардович, Роман Рубанов. Они выступят перед студентами и читателями, проведут презентации книг, встретятся с писателями и интеллигенцией в Представительстве Россотрудничества в Армении.

В программе - мастер-классы под руководством писателей, литературоведов и филологов. Мастер-класс поэзии проведёт поэт и драматург Елена Исаева, прозы и критики - главный редактор журнала «Дружба народов» прозаик Александр Эбаноидзе и поэт, переводчик и критик Валентина Эбаноидзе. Мастер-класс по переводу проведет главный редактор журнала «Иностранная литература», литературный переводчик Александр Ливергант. Состоится круглый стол, посвященный русскому языку и проблемам перевода, в рамках которого Александр Ливергант прочитает лекцию «Русский язык как культурный посредник». А в обсуждении темы примут участие поэт, переводчик Валентина Эбаноидзе, сценарист, режиссер и писатель Давид Матевосян и все участники фестиваля. Участников ждут литературно-музыкальные вечера, поэтические чтения, экскурсии в Гюмри и Цахкадзор. В конце работы фестиваля состоится торжественное закрытие, на котором руководители мастер-классов отметят авторов лучших произведений, дадут им рекомендации для публикации в изданиях Фонда СЭИП и Армении.

Грузия. Армения. Россия > Образование, наука > fapmc.gov.ru, 10 ноября 2014 > № 1221106

Турция. Туркмения > Нефть, газ, уголь > ria.ru, 7 ноября 2014 > № 1217996

Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган, находящийся в Ашхабаде с официальным визитом, заявил в пятницу, что доставка туркменского природного газа на европейский рынок обеспечит энергобезопасность Европы.

"Мы придаем большое значение организации транспортировки туркменского природного газа на европейский рынок через Турцию и обеспечению энергобезопасности Европы", — сказал турецкий лидер в ходе переговоров с президентом Туркмении Гурбангулы Бердымухамедовым.

Эрдоган подчеркнул, что для организации поставок туркменского природного газа в Европу дан старт реализации проекта газопровода TANAP, работы по которому ведутся высокими темпами. По мнению турецкого президента, Турция играет важную роль в деле организации поставок азербайджанского и туркменского природного газа на Запад.

По итогам туркмено-турецких переговоров на высшем уровне, госконцерн "Туркменгаз" и турецкая компания "Атагаз" подписали рамочное соглашение о сотрудничестве в сфере купли-продажи природного газа.

Кроме того, стороны договорились о сотрудничестве в торгово-экономической сфере, образовании, физкультуре и спорте, транспорте, а также подписали программу сотрудничества между внешнеполитическими ведомствами двух стран на 2015-2016 годы.

Проект TANAP предполагает строительство к 2019 году системы газопроводов от азербайджанского месторождения Шах-Дениз через Грузию, Турцию, Грецию, Албанию на юг Италии. По ним планируется поставлять 6 миллиардов кубометров газа в Турцию и 10 миллиардов кубометров в Европу. В дальнейшем мощность газопровода может быть увеличена до 31 миллиарда кубометров. Амангельды Нурмурадов.

Турция. Туркмения > Нефть, газ, уголь > ria.ru, 7 ноября 2014 > № 1217996

Швеция > Образование, наука > sverigesradio.se, 6 ноября 2014 > № 1225063

На вопрос о том, на скольких языках говорят в Швеции, не так-то просто ответить, но, по приблизительным подсчетам ученых, речь может идти о паре сотен языков. И ничего плохого в этом нет, это только прибавляет обществу многообразия, считают многие.

А Вы согласны с мнением шведского лингвиста, утверждающего, что первый шаг к вымиранию языка делают родители, когда перестают говорить на родном языке со своими детьми? Оставьте свой комментарий у нас на сайте

Один из тех, кто положительно относится к мирному сосуществованию разных языков, Аристид/ Aristide, отвечающий по-шведски:

- Я считаю, что чем больше разнообразие языков, тем лучше для общества. Различия ведут к творчеству, к инновациям. Возникают новые контакты, перестаешь бояться неизвестного, - говорит он по-шведски, а на вопрос о родном языке, отвечает, что это французский.

Как мы не раз уже рассказывали, в Швеции запрещена регистрация людей по этническому принципу, а потому и не ведется учет того, какой язык человек считает своим родным. Потому что тогда легче было бы "вычислить" этническое происхождение того или иного человека. Поэтому ведется статистика только по, так сказать, территориальному признаку. То есть, указывается страна, в которой человек родился. Если мы хотим узнать, например, сколько в Швеции живет выходцев из бывшего Советского Союза, то нам придется перелистать статистику по каждой из бывших республик СССР отдельно и только потом суммировать всех, кто родился в Эстонии, Казахстане, Украине или Грузии, например.

И все-таки на количество языков, на которых говорят жители Швеции, указывает, например, лингвист Стокгольмского университета Микаель Парквалл/ Mikael Parkvall,

- Точное число языков мы вряд ли назовем, потому что может ведь существовать язык, на котором в Швеции говорит всего один человек. Но приблизительное количество - это сотни, если исходить из того, что на каждом таком языке говорит хотя бы сто человек, - уточняет он.

Есть и еще более точные цифры. Например, в Языковом центре/ Språkcentrum Стокгольма, который занимается родными языками, зарегистрированы 34 тысячи учеников, которые хотели бы, чтобы им преподавали их родной язык. И таких языков в заявлениях родителей названо 132.

А если просто на улице останавливать людей и спрашивать, какой их родной язык, то вот что мы услышим:

- Испанский, курдский, лингала (язык группы банту, распространённый в Конго. Прим. ред.), сербский, мандарин, польский - отвечают случайные прохожие.

Влияет ли такое обилие других языков на шведский? Нет, отвечает лингвист Микаель Парквалл:

- Не слишком. Может быть, шведский заимствует то или иное слово, но чтобы это изменило шведский язык в основе, нет, это исключено. Можно сравнить с США, куда 100 лет назад эмигрировала масса европейцев. Большинство сегодняшних американцев - потомки тех, не англоязычных иммигрантов. И ничего с английским языком не случилось, - говорит он. Но, конечно, и в шведском языке есть много заимствований: в XVIII веке вошли такие французские слова, как fåtölj/ кресло и glass/ мороженое, в XV и XVI веках много слов вошло из немецкого языка, а еще раньше во все европейские языки вошли слова из арабского и персидского, - говорит ученый и называет такие привычные для шведов слова, как socker/ сахар, spenat/ шпинат и giraff/жираф, которые сегодня вряд ли мы связываем с их арабским происхождением.

Но больше всего шведский язык заимствует из английского. Тут ни арабский, ни персидский, ни турецкий с ним не поспорят. А вот новые слова часто связаны либо с определенным явлением, либо с молодежным жаргоном, говорит Мария Бюлин/ Maria Bylin, работающая в Языковом Совете/ Språkrådet:

- Если посмотреть, какие новые слова включает Шведская Академия в свой словарь, то видно, что эти слова приходят из новостей, из СМИ, т.е. они связаны с определенными событиями в мире, - говорит она и перечисляет такие слова, как "сунниты", "шииты" и "джихад". Эти слова должны сначала прижиться и "ошведиться", прежде чем попасть в академический словарь. Нужно ведь понять, как они должны изменяться применительно к шведским правилам, определенной или неопределенной формам, множественному числу, - поясняет она.

Шведский относится к малым языкам, поскольку на нем говорят около 10 миллионов человек. В сотне крупнейших языков мира шведский появляется где-то на 90-м месте. Нет ли риска, что шведский язык вымрет вообще? И не ускорит ли этот процесс вытеснения шведского тот факт, что в Швеции говорят на многих других языках?

Большинство шведских языковедов отвечает на этот вопрос отрицательно, но Микаель Парквалл считает, что риск всё же существует. И вот при каких условиях:

- Единственная причина, по которой тот или иной язык может вымереть, это - применительно к шведскому - если шведы перестанут воспитывать своих детей на шведском языке и предпочтут говорить со своими детьми на каком-нибудь другом языке. Это - единственный способ вымирания языка. Есть много шведов, отдающих своих детей в английские школы, например. Но отсюда и до вымирания языка еще далеко. Тем не менее, это может стать первым шагом к тому, что новому поколению шведов удобнее будет говорить со своими детьми на английском, а не на шведском. Но шанс, что какой-то из языков иммигрантов "победит" шведский язык, этот шанс равен нулю, - считает лингвист стокгольмского университета Mikael Parkvall.

Арабский, тайский, хинди, японский, латышский, вьетнамский и суахили - только несколько примеров тех - более ста - языков, книги на которых есть в Интернациональной библиотеке Стокгольма/ Internationella biblioteket. 200 000 книг, больше всего на арабском, находятся в этой библиотеке. Однако самый частый книгообмен приходится на русскоязычных читателей. На сайте этой библиотеки есть и страничка на русском языке:

http://www.interbib.se/ru

Материал подготовлен нашим коллегой Abdelaziz Maaloum, обработали Ingrid Forsberg и Ирина Макридова

Швеция > Образование, наука > sverigesradio.se, 6 ноября 2014 > № 1225063

Россия. СНГ > Внешэкономсвязи, политика > rospotrebnadzor.ru, 23 октября 2014 > № 1214620

21 октября 2014 года в городе Кишинёве (Республика Молдова) состоялось 7-е заседание органа отраслевого сотрудничества СНГ – Консультативного совета по защите прав потребителей государств – участников СНГ (далее – Совет).

На заседании присутствовали члены Совета - представители государственных уполномоченных органов и общественных потребительских организаций 6 стран СНГ – Республики Армения, Республики Беларусь, Республики Казахстан, Республики Молдова, Российской Федерации, Республики Таджикистан, а также из Республики Грузия.

Заседание открыли Председатель Совета Анна Попова и Сопредседатель Совета заместитель Министра экономики Республики Молдова В. Трибой, которые обратились к участникам заседания с приветственным словом, отметив, что шесть лет назад на XXVII заседании Межгосударственного совета по антимонопольной политике (МСАП), проходившем также в Республике Молдова в июне 2008 года, был впервые рассмотрен вопрос о реализации Соглашения о сотрудничестве государств-участников СНГ в области защиты прав потребителей, послуживший импульсом к укреплению связей с соответствующими институтами по защите прав потребителей и созданию впоследствии Консультативного совета по защите прав потребителей государств – участников СНГ.

На заседании была проанализирована работа Совета за прошедший период, по результатам состоявшего обсуждения членами Совета отмечена необходимость активизации сотрудничества и повышения эффективности исполнения принимаемых решений, в том числе на основе внедрения в деятельность Совета новых форм и методов работы и сохранения доброжелательности в проведении диалога всех государств-участников СНГ на площадке Совета.

В рамках повестки дня заседания российской стороной была представлена информация о практике обеспечения защиты прав потребителей при проведении международных, в том числе спортивных мероприятий, - на примере XXVII Всемирной летней Универсиады в 2013 году в Казани и XXII Олимпийских зимних игр и XI Паралимпийских зимних игр 2014 года в городе Сочи, вызвавшая повышенный интерес у членов Совета.

Участники заседания представили информацию о наиболее значимых событиях в области защиты прав потребителей, происшедших в государствах Содружества в период между заседаниями Совета, в том числе в рамках Года туризма в СНГ.

Также на заседании Совета была подтверждена необходимость продолжения ранее начатой работы по формированию рабочих групп по взаимодействию с Комиссией «Кодекс Алиментариус» и защите потребителей от опасной продукции (табак), информационного обмена, в том числе с привлечением представителей государственных органов и общественных организаций, занимающихся вопросами защиты прав потребителей в государствах – участниках СНГ. В частности, было принято решение об обобщении информации, характеризующей уровень защиты прав потребителей в государствах-участниках СНГ, в сфере оказания услуг подвижной связи, туристских услуг, а также об уровне финансовой грамотности и развития финансового образования.

В целях обеспечения системного подхода к своей работе члены Совета обсудили план мероприятий Совета на 2015 – 2018 годы и стратегию дальнейшей работы. Очередное 8-ое заседание Совета было решено провести во 2 квартале 2015 года в Российской Федерации.

Россия. СНГ > Внешэкономсвязи, политика > rospotrebnadzor.ru, 23 октября 2014 > № 1214620

Россия. СКФО > Образование, наука > fapmc.gov.ru, 15 октября 2014 > № 1203215

V Международный славянский литературный форум «Золотой Витязь» стартовал в Пятигорске

Форум посвящён 200-летию со дня рождения Михаила Юрьевича Лермонтова.

V Международный славянский литературный форум «Золотой Витязь» проводится в рамках Славянского форума искусств «Золотой Витязь», при поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям, Правительства Ставропольского края, МЧС России и Администрации города Пятигорска.

Цель форума – собирание и объединение творческих сил литераторов не только России и славянских стран, но и писателей и поэтов, руководствующихся в своём творчестве девизом «За нравственные идеалы, за возвышение души человека».

Форум призван способствовать укреплению дружеских связей между всеми творцами слова, для которых русский язык есть не только средство общения, но и могучий инструмент приобщения к великой русской культуре.

Творческий конкурс литературного форума проводится по номинациям: «Проза», «Поэзия», «Публицистика», «Литература для детей и юношества», «Дебют» (для студентов творческих вузов) и, впервые, начиная с этого года, – «История славянских народов» и «Киносценарии». В конкурсе участвуют, как начинающие литераторы, так и признанные мастера. На конкурс принимаются не только изданные литературные произведения, но и рукописи.

Были рассмотрены все поступившие заявки – 108 произведений разных жанров из Республики Беларусь, Украины, Сербии, Болгарии, Грузии, Греции, Нигерии и 20 регионов России. Были отобраны произведения, составившие короткий лист конкурса. Произведения вошедших в короткий лист участников рассматривались международным жюри, которое определило победителей и лауреатов форума.

V Международный славянский литературный форум почтит своим присутствием выдающийся богослов и православный писатель, автор книги-свидетельства «Летопись нового косовского распятия» Высокопреосвященнейший Митрополит Черногорский и Приморский Амфилох.

Победители в номинациях «Проза», «Поэзия», «Публицистика», «Литература для детей и юношества», «История славянских народов» и «Киносценарии» будут награждены золотыми, серебряными и бронзовыми витязями (статуэтка работы скульптора Сергея Геннадьевича Полегаева), лауреаты форума – специальными дипломами.

Издательский совет Русской Православной Церкви учредил приз – «Дорога к храму».

Высшей награды V Международного славянского литературного форума «Золотой Витязь» ? золотой медали А.С. Пушкина «За выдающийся вклад в литературу» ? удостоен выдающийся русский писатель, прозаик и публицист Александр Проханов. Ранее этой награды были удостоены Валентин Распутин (2011), Василий Белов (2012), Валерий Ганичев (2013).

В рамках V Международного славянского литературного форума состоятся встречи авторов с признанными мастерами слова, представителями творческих писательских организаций, главными редакторами газет и журналов. В библиотеках и вузах Пятигорска пройдут творческие встречи читателей с писателями, поэтами и публицистами – участниками нынешнего и лауреатами прошлых форумов – Идиллией Дедусенко, Ольгой Фокиной, Андреем Ребровым, Владимиром Бондаренко, Михаилом Чвановым, Сергеем Михеенковым, Михаилом Якушевым, Еленой Гуськовой, Николаем Лалакиным (Россия) Тамарой Красновой-Гусаченко (Беларусь), Иваном Бреговым (Болгария), Зоряной Чеботарь (Грузия), Творческие Вечера Александра Проханова, Николая Бурляева, Инги Шатовой, Владимира Гостюхина, Аристарха Ливанова, Алексея Петренко.

Участники и гости форума посетят Государственный музей-заповедник М.Ю.Лермонтова. Будут также возложены венки на месте гибели поэта.

16 октября в Пятигорске состоится Международная конференция «Духовные традиции Славянской литературы. Задачи литературы в свете новой государственной культурной политики».

Участники форума встретятся с героями известных фильмов по произведениям классической русской литературы и с создателями этих фильмов. Николай Бурляев покажет зрителям ставший классикой кинематографа авторский фильм «Лермонтов».

Гостеприимные хозяева приготовили гостям и участникам форума обширную культурную программу.

Торжественная церемония закрытия форума и награждения победителей и лауреатов V Международного славянского литературного форума пройдёт 19 октября. Состоится большой гала-концерт, в котором примут участие народные и заслуженные артисты России, Беларуси и Украины Николай Бурляев, Алексей Петренко, Аристарх Ливанов, Владимир Гостюхин, Алексей Колесник, Инга Шатова, Анастасия Макеева, Глеб Матвейчук, а также Посол доброй воли Республики Болгария, известный певец и композитор Бисер Киров.

Россия. СКФО > Образование, наука > fapmc.gov.ru, 15 октября 2014 > № 1203215

Россия > Госбюджет, налоги, цены > magazines.gorky.media, 10 октября 2014 > № 1458903 Игорь Огнев

Русская пустошь

Игорь ОГНЕВ

Огнев Игорь Анатольевич — публицист, специализирующийся на социально-экономической аналитике. В «Дружбе народов» публикуется впервые.

Сегодня

Сегодня в нестоличной России господствуют две тенденции. С одной стороны, как и в европейской части страны, вокруг областных, а то и районных центров лихорадочно растут коттеджи. С другой стороны, на картах футурологов восточнее Урала появились территории, которые названы «Русской пустошью». Пустошь! То есть бежит народ из этих мест, куда глаза глядят, коли есть на что бежать. А коли не на что — мрут на месте.

Как ни странно, власть страны весьма приблизительно знает, сколько селян в России. Официальные данные об их доле в численности всего населения колеблются от 27 до 40 процентов! Короче, среди агрохолдингов и корпораций, как поется в одной песне, «затерялося наше село». Это трагическое неведение случилось потому, что все нулевые годы государство занималось АПК, но не людьми, живущими в сельской местности.

Чтобы русская пустошь, как огромный лишай, не распространялась по стране, чтобы селяне в панике не бежали в города, а горожане стремились не только шашлыки жарить на природе, но и землю возделывать, спасаясь от городского помешательства, государство должно оснастить сельскую местность инфраструктурой. Пока же наши бескрайние просторы погрязают в бездорожье, буреломах и бурьяне. За последние тридцать лет в Свердловской области бесследно исчезли без малого 800 деревень. И продолжают исчезать, поскольку прежняя федеральная целевая программа «Социальное развитие села до 2010 года» предусматривала финансовую поддержку сельской инфраструктуры лишь на 7-8 процентов, а потом о судьбе сельского населения Москва благополучно забыла. Не шибко щедры в этом смысле также власти и других краев-областей. Например, в Тюменской области после так называемой оптимизации осталось 650 деревень, где начисто отсутствуют какие-либо объекты социальной сферы. Попросту говоря, власть сбросила со своих плеч эту обузу. А в деревеньках этих — 52 тысячи жителей, население, равное по численности населению Южной Осетии, разоренной недавней войной. В Тюменской области не стреляли пушки, но, если здесь не гуманитарная катастрофа, тогда что, коли в этих деревнях регулярно отключают электричество, ликвидировано проводное радио, нет связи, невозможно подписаться на периодику? Единственный свет в окошке — передвижные клубы. Но и тут прореха: передвижек вдвое меньше нормы, и, хотя каждая вместо положенных 5-6 деревень обслуживает вдвое больше, все равно 236 деревень остаются вовсе обездоленными. Во-вторых, кроме штатных обязанностей, работники передвижек по доброте душевной тащат и функции испарившихся социальных служб: везут жителям предметы первой необходимости, проводят благотворительные акции, собирают сходы граждан, уговаривают приехать разных специалистов, если нужда в них позарез, и даже устраивают в интернаты одиноких стариков и осиротевших детей.

То, что власти богатейшей области таким способом «оптимизировали» существование десятков тысяч подмандатного населения, — не в диковинку. К подобной «заботе» государства россияне привычные, но такая привычка может обернуться перманентной трагедией. Сегодня в стране 155 тысяч сел, значительная часть которых за 15—20 лет может исчезнуть или деградировать вместе с жителями, а их, по оценке Е.Г. Ясина, научного руководителя ГУ—ВШЭ, около 30-40 млн. Многих бросили в тьмутаракани дети, уехав на заработки в города, и это красноречивые факты, которые говорят о состоянии института семьи в современной России.

Что представляет собой наше село, хорошо видно даже из окна вагона: убогие домишки, среди которых возвышаются два-три кирпичных особняка, да и то не в каждой деревне. Скверную погоду в новой России определяют три хаотических процесса: формы хозяйствования, социальная политика и муниципальная власть. До конца государство не определилось нигде.

Какую отрасль ни возьми, везде резко снижалась занятость. Например, в 1990 году было 57 миллионов голов крупного рогатого скота, и требовалось множество людей для выращивания кормов на огромных площадях. А в 2010 году осталось всего 20,4 миллиона КРС, меньше, чем в 1861-м, сразу после отмены крепостного права! Понятно, что для их обслуживания нужно гораздо меньше рук. По данным Росстата, в 2012 году в сельхозорганизациях производительность труда выросла в 4 раза, а занятость упала в 6 раз. В итоге, если в 1990 году в колхозах и совхозах работало около 10 миллионов, то сейчас в хозяйствах разных форм осталось менее 3,5 миллиона человек.

В советские времена многие были заняты на предприятиях, обслуживающих непосредственное производство сельхозсырья или косвенно с ним связанных. В новые времена большинство их исчезло, как и подсобные промыслы. А ведь в других странах вторые-третьи члены семей на этих промыслах с помощью современного оборудования изготавливают тысячи мелочей, без которых не обходится ни один дом. Но Россия подобную продукцию предпочитает импортировать. Как следствие, по данным Россельхозакадемии, от 15 до 20 миллионов селян не имеют иных занятий, кроме собственного огорода.

В последние годы взят курс на крупные агрохолдинги. Эксперты говорят, что он сложился неожиданно для государства: корпорации почувствовали вкус к угодьям, но суть сельского бытия им не интересна. Однако наши латифундии — не чета зарубежным. Например, американский агрохолдинг Tyson Foods производит четверть всего мяса птицы в мире. Но все сырье получает от фермеров, которым поставляет технологии, оборудование, цыплят и корма, гарантируя покупку продукции и своевременную оплату. А у себя холдинг содержит только инкубаторные станции и научные подразделения, где выводят новые породы и ведут генетические исследования. Кроме того, крупные агрохолдинги (в разных странах по-разному) за фермера планируют, кредитуют его и страхуют, а также консультируют, как организовать бизнес, какие культуры и технологии использовать.

Короче, если в мире агрохолдинги превратились в точки роста и благополучия территорий, то у нас эти латифундии, за редким исключением, отгородились от сельского мира высоченными заборами.

Эксперты отмечают еще одну тенденцию: производство сельхозпродукции концентрируется все в меньшем числе регионов, что вполне разумно. Помнит ли при этом государство о благополучии жителей регионов, где число хозяйств в результате специализации сократилось? В декабре 2011 года глава Центробанка Набиуллина, а тогда — министр экономического развития, сказала в одном из выступлений, что «сохранение любой ценой экономически неэффективных малых городов и препятствование перетоку трудоспособного населения в крупные города может стоить нам двух-трех процентов экономического роста…» Радикальные либералы пошли дальше: подавляющая часть российского населения должна, дескать, сконцентрироваться примерно в 40 крупных городах, а все остальное пространство нужно оставить — там пьянство и бедность, которые невозможно преодолеть. Надо ли это комментировать? Александр Петриков, академик РАСХН и статс-секретарь — замминистра сельского хозяйства России пишет, что крестьянство — непонятный иероглиф для либеральных умов. Наше государство никак не может найти золотую середину между эффективностью производства и развитием сельских территорий.

Минсельхоз, вроде бы вспомнив не только о литрах молока и привесах бычков, подготовил пакет законопроектов для господдержки не только отрасли, но и фермеров. Однако выбор крестьянского фермерского хозяйства в качестве стратегии вовсе не диктует стандартный подход ко всем территориям, даже малым — следует заниматься каждой семьей! Везде — свои особенности, а значит, нужны разнообразные формы хозяйствования и жизни. Но подобную стратегию может, как в Китае, реализовать только местное самоуправление, близкое семье. В Поднебесной именно оно занимается сельской индустриализацией в формах, получивших название районно-поселковых предприятий. В России же муниципальная реформа идет второе десятилетие, а местного самоуправления как не было, так и не предвидится. Понимая, что на эти цели налоговых поступлений не хватает, власти уже несколько лет объединяют поселения, ликвидируют малокомплектные школы и фельдшерские пункты. В результате, по данным журнала «Эксперт», если раньше между деревней и центром сельского поселения, где есть школа, магазин, медики было 5-7 километров, которые еще можно одолеть пешком, то теперь уже 20-25 километров. Как-то президент Путин обратил внимание «на особо чувствительный вопрос — оптимизацию сети бюджетных медицинских учреждений. Мы знаем, чем оборачиваются поверхностные, формальные, чисто бюрократические подходы, например, какую реакцию людей вызвало закрытие больниц или роддомов на селе... Такая реструктуризация, конечно, недопустима», — подчеркнул глава государства. Правда, слишком поздно. Да, стартовала новая федеральная целевая программа «Устойчивое развитие сельских территорий на 2014—2017 годы и на период до 2020 года». Там сказано и про «комплексный» подход, и про «устойчивость». Однако никаких гарантий достижения целей нет: до сих пор не выполнена аналогичная программа на 2002 — 2013 годы.

Словом, программы существуют сами по себе, а селяне живут своим чередом. А ведь всего сто лет назад и на протяжении как минимум двух веков до того в нестоличной России шла бурная культурная и экономическая жизнь…

Вчера

Около сорока лет назад, ранним ноябрьским утром, из Вязьмы в Хмелиту трясся в автобусе Петр Дмитриевич Барановский, выдающийся реставратор, который еще в 1912 году двадцатилетним выпускником московского строительного училища сделал проект реставрации собора Болдинского монастыря под Дорогобужем, за что получил золотую медаль Русского археологического общества. За 92 года жизни Петр Дмитриевич реставрировал и изучал памятники от Карпат до Байкала и от Соловков до Баку. Когда в 30-х годах советские вожди решили снести собор Василия Блаженного, чтобы не мешал движению танков по Красной площади, Барановский, единственный из всех деятелей культуры, написал Сталину. Собор не тронули, однако ученый на несколько лет загремел в Сибирь…

Теперь у него в смоленском областном управлении культуры спросили совета: что делать с бывшим имением Грибоедовых? И Петр Дмитриевич, в семьдесят с лишним лет легкий на подъем, с учеником Виктором Кулаковым отправился в Хмелиту на перекладных. По приезде, пока Барановский отходил от путешествия за чаем в совхозной столовой, Кулаков не утерпел и выскочил наружу. В клочьях тумана стоял двухэтажный дом без крыши и пустыми окнами смотрел на старинный парк. В стене Казанской церкви зиял провал, в который прошел бы трактор. Рядом стоял флигель для дворни, поодаль торчали фундаменты других построек… «Петр Дмитриевич, — закричал Кулаков, вбегая в столовую, — да тут целый город!»

Виктора Евгеньевича Кулакова, тогда еще автомеханика, с Барановским свел друг детства, энергетик, заразившийся от Петра Дмитриевича страстью к реставрации памятников архитектуры. Кулаков, который оставил свои автомобили, закончил Академию художеств и скоро стал опытным реставратором.

…Когда окончательно рассвело, путешественники обошли здание раз, другой. Барановский, чутьем выбрав место среди глухой стены дворца, сбил штукатурку. Обнажился кусок наличника — елизаветинская эпоха, XVIII век! На самом высоком месте Смоленской возвышенности — водоразделе Волги и Днепра — в 1683 году Сенька Федоров, сын Грибоедов, попросил разрешения построить церковь. А, вероятно, в 1753 году появился и «дом каменный о двух этажах, с четырьмя флигелями» в формах русского барокко. Зодчего установить не удалось, однако наверняка это творение либо самого Растрелли, либо его ученика. А регулярный парк, продолжавшийся пейзажным, был одним из ранних парков этого типа в России. У Грибоедовых было несколько поместий, но семья предпочитала Хмелиту.

Советская историография определила русскую усадьбу как «весьма ограниченное число памятников высокого национального искусства, созданного трудом крепостных». На самом же деле усадьбы и были центрами бурной экономической жизни нестоличной России. И не только экономической. Сегодняшние исследователи рассматривают русскую усадьбу как целостный, самодостаточный мир, микрокосм.

Если взять от Хмелиты на северо-восток, попадаем в Высокое, усадьбу графа Шереметьева, выстроенную Николаем Бенуа. Севернее от Высокого — село Липецы, которое с конца XVIII века значится вотчиной «гвардии поручика Степана и сестры ево Елизаветы Хомяковой», отца и тетки знаменитого писателя-славянофила. Чуть западнее Хмелиты в скромном имении Холм обитала графиня Дарья Уварова, мать будущего министра просвещения России. В Холме же поселился другой сын графини Федор, который выписывал все столичные журналы и охотно делился ими с соседями — все новинки литературы и публицистики доходили до этих мест своевременно и позволяли глубокой провинции вести интенсивную интеллектуальную жизнь.

По оценкам Кулакова, в России было порядка 150 тысяч усадеб. Представьте себе густоту переплетения связей и частоту контактов между членами этих семейств, живущих в усадьбах, губернских центрах и столицах! А в наши дни? Недавнее исследование, о результатах которого рассказал на «Эхе Москвы» научный сотрудник Института философии РАН Н.И.Лапин, выявило, что в сегодняшней России — на самом низком, по сравнению с европейскими странами, уровне социальные контакты: частота встреч друзей, родственников, готовность людей прийти другу на помощь. Разрыв и дефицит социальных связей ведет к солипсизму — одиночеству в толпе, кризису доверия людей друг к другу и их излишней невротизации, чреватой техногенными катастрофами. И ведь правда — все время что-нибудь горит, взрывается и рушится.

Все русское дворянство считалось единой семьей. Эти люди и представляли становой хребет общества, его слой-стабилизатор, который нынче олицетворяют чиновники, как правило — безликие. Не потому ли каждый раз в канун очередных парламентских или президентских выборов электорат озабоченно чешет затылки: кого выдвигать, за кого голосовать? Вопрос не праздный: после 1917 года только в Париже оказалось около 250 тысяч представителей настоящей, неряженой элиты России.

Семейная жизнь

Подавляющее число персонажей сегодняшнего чиновного слоя-стабилизатора отгораживается от остальной части общества не только глухими заборами с охраной и собаками, но и самими местами проживания типа Рублевки, аналоги которой появились во всех областных центрах.

Обитатели же дворянских усадеб, особенно с последних десятилетий XIX века, созидали такое социокультурное пространство, где преграды общению бар и крестьян размывались. В Хмелите Казанская трехпрестольная усадебная церковь до конца XVIII века объединяла население огромной территории — ста тридцати двух, а в XIX веке — двадцати трех сел. В храмах вместе молились крестьяне и их владельцы.

Сегодня духовность свели к поиску таинственных «скреп», череде запретов да религиозности, и коли высокий чиновник стоит подсвечником у алтаря — стало быть, страна идет в правильном направлении. Гораздо шире понимали духовность в те времена. Именно в усадьбах шел синтез светской и духовной культур. В Хмелите для господского дома трудилось около трехсот человек примерно сорока профессий: кузнецы, слесари, портные, каменщики, ружейники, живописцы (возможно, они расписывали по холсту стены хмелитского дома), архитекторы; были музыканты, певчие, берейторы, егеря, водошники (делали для домашнего расхода водку разных сортов), ткачи, умевшие работать немецкие скатерти; лаковщики, переплетчики. Мебель красного дерева по французским лекалам делалась на месте, как и золоченые кареты с фамильными гербами. От отцов-матерей ремесла перетекали к детям, создавая синтез дворянской и народной культуры. Как заметила исследователь русской усадьбы Присцилла Рузвельт из того самого президентского рода, в усадебной культуре были и красота, и варварство. Прихоти бар из сотен и тысяч тягловых крестьян творили ремесленников, художников, артистов. Хозяева усадеб жили открыто, на широкую ногу, любили увеселения, чуть не ежедневно принимали множество гостей. В Хмелите, как и во многих других усадьбах, был театр, благодаря чему А.С. Грибоедов сразу стал писать пьесы профессионально. Страсть к музыке у Глинки появилась, когда он слушал в смоленском имении Новоспасское крепостных музыкантов. Усадебная молодежь начала XIX века, осуждая недостатки старших и стиль барской жизни вообще, в 20-е годы сформировала новый тип дворянского содружества, в том числе политические кружки. Однако не будь этого «дикого барства», обеднели бы жизнь и ум А.С. Грибоедова и его сверстников. Новое поколение имеет право не принимать отжившие нравы, но естественное переплетение нового и старого давало удивительные результаты.

Среди крестьян мемуаристы описывают людей необыкновенных. Мальчиком Н.В. Волков, сын последних владельцев Хмелиты, общался с водовозом Прокопом, который родился в один год с Пушкиным, а умер в 1911 году, прожив 112 лет. Прокоп, любивший вспоминать, был живой историей Хмелиты. Повар Тихон, хоть и любил выпить, но был необыкновенно талантлив, и не только как кулинар — он знал французский и итальянский языки. Рядом с Хмелитой жил крестьянин Городецкий, который купил телескоп и устроил обсерваторию, по ночам наблюдая звездное небо, иногда вместе с барином. Городецкий окончил три класса, но чтобы заниматься астрономией, сам освоил высшую математику, переписывался с Пулковской обсерваторией. В той же деревне жил крестьянин Прохоров, художник-самоучка. Барин покупал ему холсты, краски и кисти, устроил в Вязьме выставку его работ, и все они были проданы.

Брат Н.В. Волкова — В.В. Волков вспоминает, как крестьян возили в больницу на хозяйских колясках, как мать ходила в деревни делать своим крестьянам перевязки, как покупала им лекарства. В Вязьме она была попечителем гимназии, а с начала Первой мировой по линии Красного Креста занималась организацией госпиталей. Когда в Хмелите появилась молотилка, отец потребовал предупредить мужиков, чтобы они были осторожнее. Но одна деревенская девушка что-то потрогала, руку у нее затянуло и изуродовало. Тогда отец сам на себя подал в суд от имени этой девушки с тем, чтобы ей выплачивать компенсацию, и она до революции ежемесячно получала приличную сумму...

Конечно, и дворянская семья была не без уродов. Но это были единицы, на них показывали пальцем, с ними никто не общался. Делая вывод о сходстве русской усадьбы с американскими плантациями или владениями английских милордов, Присцилла Рузвельт отмечает, что уровень быта свободных крестьян на Западе был не лучше, а иногда хуже, чем у русских крепостных. Исследователи утверждают, что о материальном положении русских крестьян, об их уровне жизни до сих пор очень мало известно. Русское крепостничество стали отождествлять с западным рабством во многом под влиянием таких впечатлительных дворян, как молодой Радищев. Недаром Пушкин написал пародию на «Путешествие из Петербурга в Москву». В частности поэт отмечал, что «в России нет человека, который не имел бы собственного жилища. Нищий, уходя скитаться по миру, оставляет свою избу. Этого нет в чужих краях. Иметь корову в Европе есть знак роскоши, у нас не иметь коровы есть знак ужасной бедности».

Неоднозначны были и отношения помещиков с крестьянами. Когда дворец в Хмелите после революции опечатали, посыльный от крестьян, чудом разыскав Волковых в Москве, предложил им вернуться: мир готов был построить им

дом — это при том, что хозяйка отличалась крутым нравом, люди за глаза звали ее Волчихой. Видно, одно другому не мешало... Первые народники к своему изумлению обнаружили, что крестьяне ничего дурного не видели в эксплуатации как таковой, самым неприятным проявлением власти помещиков крестьяне считали их вмешательство в семейную жизнь и привычный труд.

Привычный труд

До середины XVIII века хозяйство Хмелиты оставалось натуральным. Основными земледельческими орудиями были соха и деревянная борона, серп и коса, а зерновыми культурами — овес и рожь. Одну часть пашни засевали яровыми, вторую — озимыми, а третью пускали под пар; на следующий год части меняли местами. Подобные методы ведения сельского хозяйства вплоть до XX века были характерны для России. Ученые-агрономы критиковали трехполье, поскольку треть пашни постоянно гуляла. Но мужики отчаянно сопротивлялись, короткий период полевых работ при российском климате плюс работа на помещика не оставляли ни сил, ни времени на эксперименты. Хотя комбайн изобрели в России еще во второй половине XIX века, он начал работать не на наших полях. Даже плуг вытеснял соху с великим трудом. Потому и производительность труда крестьянина до начала XX века была в 4—5 раз ниже, чем в Европе, да и сейчас разрыв остается примерно таким же, а в иных отраслях даже увеличился.

Тем временем население России росло. Если в конце XVI века оно составляло 11-12 миллионов человек, а в первой половине XVIII века 17-18 миллионов, то между 1750 и 1850 годами оно выросло до 68 миллионов, к концу XIX века — до 124, а к 1914 году подскочило до 170 миллионов. Его надо было кормить. Выход искали в распашке все новых земель — как, впрочем, и при Советской власти.

Усадьба весьма ощутимо влияла на организацию социально-экономического пространства. Она являлась начальным звеном в системе размещения производительных сил, где важной составляющей был и малый город. Дед А.С.Грибоедова Федор Алексеевич, получив в наследство натуральное хозяйство, к середине XVIII века значительно расширил владения, деревянные здания сносились и на их месте появился тот самый «дворец с четырьмя флигелями, оградой, регулярным парком с глухими и открытыми аллеями, а в нем — цветники с каменными статуями, два копаных пруда с саженной рыбой карасями и линями…»

При Волковых, с 1891 года, Хмелита превращается в образцовое и рентабельное капиталистическое хозяйство, один из центров аграрных инноваций. Трудились, в основном, наемные работники. Используя на господских полях завезенные с Запада орудия, крестьяне постепенно привыкали к ним, поступаясь извечным консерватизмом. Главе семейства В.Н. Волкову, после кропотливых уговоров, к 1911 году удалось вовлечь крестьян в кооператив, который стал приобретать современные веялки, молотилки, другую технику. Пионеров поддержали однодворцы, потом и жители окрестных деревень. Все чаще крестьяне, глядя на помещичье хозяйство, стали пользоваться элитными семенами и удобрениями.

Основной доход приносил традиционный лен, в оранжерее выращивали экзотические фрукты, а сад на 11 десятинах давал уйму разнообразных плодов и ягод — Смоленская область издавна считается садом России, причем не только фруктовым, но, из-за великого разнообразия деревьев и растений, и ботаниче-ским. Лет 15 понадобилось, чтобы все рогатое стадо превратить в элитное — к 1914 году большую часть животных записали в «Кровяную книгу». А симменталы, первые не только на Смоленщине, но и в России, появились в усадьбе Дугино, у графа Панина. Старый сыровар швейцарец Шильдт арендовал у Волковых сыроварню, скупал молоко в округе, а взамен продавал крестьянам сыр за полцены, что было выгодно всем. Потихоньку крестьяне увеличивали коровье поголовье, стали интересоваться качеством молока и сыра. В рабочей конюшне держали не менее 40 лошадей, постоянно улучшали породу как усадебных, так и крестьянских жеребят. Кроме обязательных кузницы, столярной мастерской, автомобильного гаража, вместительного ледника, в Хмелите действовали маслобойный и кирпичный заводы, работали две мельницы, процветала кожевенная артель, на лесопильном заводе изготавливались стройматериалы, перерабатывались отходы. Любопытный штрих: в начале 1917 года В.П. Волкова продала в Англию большую партию лесоматериалов. Управляющий посоветовал оставить выручку в английском банке: на всякий случай, время-то смутное. На что Варвара Петровна ответила: «Какая же я русская, коли стану хранить капиталы за границей». Через несколько лет семья оказалась в эмиграции, и деньги бы очень сгодились…

Свои продукты продавали и крестьяне, поскольку уже в XVIII веке приобретали землю в собственность, арендовали мельницы, строили небольшие предприятия, а кто-то нанимался на работу в Москве и Петербурге, платя барину оброк. Кстати, мизерный. (Зато сегодня около 20 миллионов селян пускаются в отхожие промыслы, но от их заработков казна не имеет ни копейки: все в «тени».) Расцветали крестьянские промыслы: гончарные, пеньковые изделия, льняные и шерстяные ткани. Продукцию сбывали на торжках и ярмарках в окрестных селах, которые были промежуточным звеном на пути к торжищам в уездах и таким крупным межрегиональным ярмаркам, как Курская и Нижегородская. Экономгеограф П.М. Шульгин рассказывал мне, что в начале 90-х годов, изучая статистическую перепись Боровска Калужской губернии, обнаружил: в конце XVIII века одного хлеба в лавках там значилось 12 наименований! Боровск имел свою ярмарку, которая выходила на Калужскую, а уж она сотрудничала с московской. Малый город России не был нахлебником, а в связке с усадьбами и губернскими центрами являл здоровый хозяйственный организм, действующий в режиме простого, а потом и расширенного воспроизводства.

Советское государство оставило таким городкам-райцентрам единственную функцию: политического надзора и сыска. А в начале нынешнего века проявилось такое явление: в России растет доля сельского населения. Первое, что приходит в голову несведущему человеку: горожане ринулись к истокам. Отнюдь. Просто экономически хиреют районные городки и поселки городского типа, откуда в областные центры переселяется народ, а обезлюдевшие городки переводят в категорию сел...

Вельможи-аграрии

Одновременно с Хмелитой набирало силы имение Авчурино в 12 верстах от Калуги, которым владел Дмитрий Маркович Полторацкий, образованнейший вельможа, друживший с Г.Р. Державиным, Н.М. Карамзиным, А.С. Пушкиным, архитектором В.Н. Стасовым. Объехав Европу, он изучил ведение сельского хозяйства, купил Авчурино и начал большое строительство под руководством итальянского архитектора и при участии Стасова. Всю пахотную землю перепланировал, выровнял, осушил болота, трехполье с непременным паром заменил восьмипольем, а потом плодопеременным четырехпольем. Соху Полторацкий заменил усовершенствованным плугом собственной конструкции, который позднее назвали его именем, наладил производство. Землю рыхлили боронами с железными зубьями, удобряли не только навозом, но и мергелем, залежи которого имелись близ Авчурина. Здесь в 1793 году появилась первая в России молотильная машина из Шотландии, их производство в Авчурине также наладили, и даже отправляли продукцию в разные концы империи. Полторацкий первым в России использовал вольнонаемный труд, платя пахарям подесятинно. Растениеводство дополнялось элитным скотоводством и разведением лошадей арабских и английских пород. Хозяйство столь ярко демонстрировало преимущества инноваций, что… стало предметом ядовитых статей и пародий, а И.А. Крылова вдохновило на басню «Огородник и философ». В 1816 году имение посетил Александр I, впечатлился, даже попробовал пахать «плугом Полторацкого». К сожалению, у единственного сына Полторацкого были другие интересы, и он продал имение.

Наиболее известна инновациями смоленская усадьба Батищево — имение Александра Николаевича Энгельгардта. Специалист по литью орудийного металла, крупный химик-органик, один из первых в России исследователей агрохимических руд, декан Земледельческого института, после двухмесячной отсидки в Петропавловке за увлечение политикой А.Н. Энгельгардт уехал в свое запущенное смоленское имение. Это здесь он написал 12 писем «Из деревни», которые запоем читала вся Россия. Не имея агрономического образования, он, тем не менее, развернулся вовсю: начал возделывать лен на пустошах и облогах, вместо трехполки ввел 15-польный оборот, вносил навоз и минудобрения, удвоив урожаи ржи и овса. Вопреки неудачным попыткам применения фосфатных и калийных удобрений под руководством Д.И. Менделеева, который решил, что «наши почвы… грубы, их надо довести до спелости», хорошо обрабатывая, известкуя, внося навоз, а уж потом использовать минудобрения, А.Н. Энгельгардт доказал обратное. С его подачи в конце 80-х годов XIX века действовало несколько заводов фосфоритной муки, которые в 1894 году выдали 800 тысяч пудов удобрений. Работы Энгельгардта вызвали более глубокие исследования Д.Н. Прянишникова и его школы. Вольное экономическое общество за «введение в России фосфорита» избрало ученого-экспериментатора своим членом и присвоило золотую медаль.

Особая тема — собственно «Письма из деревни», которые одновременно печатали «Отечественные записки» и «Вестник Европы» с 1872 по 1887 годы. М.Е. Салтыков-Щедрин, соредактор «Отечественных записок», писал автору: «Статьи ваши все до единой драгоценны…» Их с карандашом в руках читал К. Маркс, под их влиянием стали создаваться интеллигентские колонии и артели вокруг Батищева, на Северном Кавказе и в других местах. Сам Энгельгардт считал, что будущее принадлежит не таким хозяйствам, как его, он мечтал об «интеллигентной деревне» — артели. Правда, к 1894 году, когда распался последний из трех подобных поселков, он увидел несостоятельность народнических мечтаний. Тогда он признал, что в каждом мужике сидит кулак, и с головой ушел в опыты с искусственными удобрениями.

Батищево, по сути, стало первой в России опытной станцией. После смерти ученого его хозяйство приобрел Департамент земледелия и организовал там опытную сельскохозяйственную станцию, которая продолжала опыты ученого по его планам. Я был в Батищевов начале 90-х: от процветающего хозяйства остались рожки да ножки.

По соседству с Батищевым, в имении Мачулы Ельнинского уезда, вел свое хозяйство дядя Александра Николаевича — Александр Платонович Энгельгардт, прославившийся еще в качестве многолетнего головы Смоленска, Казанского и Архангельского губернатора. И здесь, по совету ученого племянника, использовались минудобрения, хозяин получал награды за отменные урожаи, качество льна и ржи, а также за симментальских метисов. В Мачулах был водопровод и электричество от динамомашины. По данным Всероссийской сельскохозяйственной и поземельной переписи 1917 года, Мачулы, где уже хозяйствовал сын А.П. Энгельгардта — Александр Александрович, было признано образцовым. Судьбы хозяйства и его хозяина трагичны. В 1918 году Мачулы были национализированы и превращены в совхоз. В 1938 году А.А.Энгельгардта расстреляли. А в начале нынешнего века экс-губернатор Смоленской области, из местных чекистов, не чинясь, заявил в интервью местной газете, что не видит перспектив для здешнего сельского хозяйства. Он, дескать, лучше бы засадил всю территорию лесами…

Но в прежней России не все генералы походили на смоленского фээсбэшника. Исследователи подчеркивают, что уже в XVIII веке большая часть дворян даже в сельской усадьбе ощущала себя не только частными людьми. Их корпоративная этика, представления о долге и чести определялись служением государству. И выливалось это вовсе не в помпезные сооружения.

Не буду касаться армейских реформ А.А. Аракчеева на посту военного министра, в результате чего русская армия, особенно артиллерия, были подготовлены к войне с Наполеоном. Мне интересна его деятельность в качестве владельца новгородских усадеб Грузино, Оскуй и еще трех десятков деревень, которые он рассматривал единым социальным, хозяйственным и архитектурно-строительным целым, с грандиозным «египетским» размахом реализуя задуманное. Сносились целые деревни, на их месте, а то и в чистом поле строились селения «по вкусу и правилам архитектуры», которые Аракчеев предназначал для крестьян. Образцами служили казарменные городки архитектора Ф.И. Демерцова в Петербурге и планы городов конца XVIII века, основанные на началах регулярности. В итоге поселения и дома в вотчине Аракчеева мало походили на обычные русские деревни и избы. Там были даже дома для нескольких семей.

Но и это не все — поселения связала хорошо организованная сеть шоссе, вдоль которых росли березовые и липовые аллеи, а через реки и овраги перебросили мосты. Под нужды строительства, которое шло более трех десятилетий, построили кирпичные заводы и лесопилки, а для прокорма народа — множество мельниц. Чем не системный подход — хотя в те времена слов таких не знали…

У Аракчеева была и далеко идущая социальная программа. Состоятельным невестам и женихам он приказывал искать себе пару среди неимущих, и наоборот. Владельцев относительно больших наделов обязывал иметь соответствующее число коров, чтобы земля не гуляла. Для крестьянок были разработаны правила ухода за младенцами и режим их кормления. Генерал искоренял пьянство, закрывая кабаки, и требовал от взрослых знать молитвы, что регулярно проверял, особенно при вступлении в брак; а наряду с жильем он массово строил церкви и часовни.

Посетив Грузино летом 1810 года, Александр I восхитился и удостоил Аракчеева благодарственного рескрипта. Увиденное подсказало императору идею насаждать похожие поселения по России. Однако и аракчеевский проект подвергся нападкам современников — критики видели в поселениях военные коммуны, где человек переставал принадлежать себе, как в фаланстерах Фурье.

Любопытно, что после 1917 года проект Аракчеева восторжествовал, пусть без шоссе и слова Божия, однако аракчеевщину при этом поминали недобрым словом.

Некрополь

Уже после 1917 года, возвращаясь к анализу первой русской революции, В.И.Ленин сожалел, что тогда крестьяне уничтожили «только пятнадцатую часть того, что они должны были уничтожить, чтобы до конца стереть с лица русской земли позор феодального русского землевладения». Но после октябрьского переворота Советская власть руками бедноты при поддержке зарождающейся Красной армии с лихвой наверстала упущенное...

Декрет о земле, принятый на II Всероссийском съезде Советов 26 октября 1917 года, предписывал конфисковать все помещичьи и монастырские земли «со всем живым и мертвым инвентарем, со всеми постройками и принадлежностями». И — началось. Крестьяне, полагая, будто усадьбы принадлежат им, нередко их просто сжигали, а содержимое либо растаскивали по домам, либо, если не проморгали местные советы, по закону отвечающие за сохранность ценностей, продавали их с молотка. В Хмелитском музее единственная подлинная вещь А.С. Грибоедова — его очки. Видно, никому из крестьян не понадобились…

Местную вольницу должны были укрощать эмиссары Национального музейного фонда, которых специально направляли в усадьбы описывать культурные ценности и вывозить на хранение. Приоритеты: в первую очередь обращать внимание на художественные ценности, книги, мебель, исторические раритеты, ну и уж во вторую очередь — на архитектуру. Когда исследователи в 90-х годах подняли архивы, они обнаружили, что усадьбы средне- и мелкопоместного дворянства — они составляли большинство — получили однозначную оценку: ничего интересного. Исследователь М.А. Полякова приводит по этому поводу высказывание крупного чиновника из центрального музейного отдела, имевшего непосредственное отношение к атрибуции художественных ценностей: «Национализация, — писал этот "знаток", — среди безбожной массы хлама не дала нашим музеям ни одной первоклассной вещи». А этот «хлам» и составлял тот средний пласт усадебной культуры, был основой того культурного фонда страны, который не смогли ни оценить по достоинству, ни уберечь. Из этого «хлама» В.Е. Кулаков и выловил очки Грибоедова — гордость музейной экспозиции. Между прочим, в том же Хмелитском дворце картин хранилось больше, чем в теперешней Смоленской областной галерее, а Авчурино, имение Д.М. Полторацкого, уже в начале ХIХ века прославилось знаменитой хлебниковской библиотекой, лучшей из частных в России, которой пользовался Н.М. Карамзин, работая над «Историей государства Российского».

К концу 20-х годов Музейный отдел как центральное учреждение, еще пытавшийся спасти какие-то усадебные ценности, перестал существовать. По России итог таков. Из 540 усадеб, признанных ценными в первые годы после революции, в 1926 году оставлена на учете 221 усадьба (53 — по Московской области). Некоторые здания спасло то, что их заняли разные учреждения. Но и это не всегда гарантировало сохранность исторически сложившегося облика усадьбы. Хмелитский дворец, пережив войну, сгорел уже в 50-е годы, хотя пристроенный флигель занимала дирекция местного совхоза. А, например, в знаменитые Кузьминки в 1918 году въехал Институт экспериментальной ветеринарии — и сразу начал перестройку. Музейный отдел пытался остановить кощунство, но руководство института на специальном техническом совещании решило: «для устойчивости народного хозяйства, для утилитарно-экономиче-ских задач необходимо пренебречь мелкими требованиями красоты и отрешиться от взгляда на красоту как на нечто самодовлеющее». Это просится быть высеченным в мраморе!

А вот свежайший пример. Кто знал, что в Южной Осетии, по описи еще советских времен, насчитывалось 600 древних памятников — ведь Цхинвали основан в 1262 году? Правда, памятники эти фигурировали почти анонимно, поскольку вся документация до сих пор хранится в Тбилиси. И вот в ходе недавней войны один снаряд угодил в византийскую церковь Святого Георгия, датируемую IX веком, а другой снес голову памятника Константину Хетагурову, основателю осетинской письменности и литературы. Немало древних памятников пострадало или исчезло в Цхинвали — специалисты много лет добивались превращения восточной части города в заповедник. Теперь там, скорее всего, руины.

Словом, отрешились… «В десять лет, — писал после октябрьского переворота А.Н. Греч, — создан грандиозный некрополь. В нем — культура двух столетий. Здесь погребены памятники искусства и быта, мысли и образы, вдохновлявшие русскую поэзию, литературу, общественную мысль».

Бодается гламур с культурой

Когда только еще готовился закон о приватизации памятников истории и культуры, этого самого некрополя, гремели дискуссии. Что получится? — тут вопросов больше, чем ответов. Как поведет себя государство: останется в роли снисходительного наблюдателя или станет заинтересованным участником? Кому достанутся памятники и какие цели поставят перед собой новоявленные собственники? Остались ли в стране архитекторы, да и школы, не зараженные грибком пошлой гламурности и способные, как в Хмелите, бережно отреставрировать руины, а кое-где и воссоздать замыслы талантливых зодчих прошлых веков?

Как-то телеканал «Культура» показал, что сляпали не последние в столице архитекторы в подмосковном Царицыне на основе незавершенного когда-то роскошного дворцового комплекса. Изуродован реставраторами парадный двор Пашкова дома, вероятно, одного из самых совершенных архитектурных произведений Москвы, а также Военторг, Гостиный двор… Когда, по меткому выражению коллеги, архитекторы работают карандашами московского градоначальника — невероятное становится реальностью.

Робкую надежду на лучшее внушает то, что энтузиасты были и в самые мрачные времена. В начале 90-х в составе РАН был создан Институт природного и культурного наследия, подготовивший законченную системную концепцию историко-культурной территории — ИКТ. Цель ее в том, чтобы восстанавливать не только дворец-усадьбу, но и всю взаимосвязанную структуру хозяйственных комплексов, используя экономико-культурный потенциал территории. Ведь уникальность бывших поместий — в органичном слиянии историко-культурных и природных ландшафтов. Разнообразие русского пейзажа в Центральной России, по данным исследователя Н.И. Завьяловой, укладывается всего-то примерно в 20 типов, а потому и обладает особой ценностью. Специалисты утверждают: утрата пейзажа адекватна утере черт национального характера, языка. При техногенном изменении ландшафтов исподволь, незаметно меняется и человек. Характер открытого пространства России веками нес черты спокойствия, величия, устойчивости, давал ощущение гармонии. Сами ландшафты, отраженные в русском классическом искусстве, свидетели исторических событий — заслуживают статуса национальных памятников. Но даже если этот статус есть… Статус государственного заповедника Хмелите Кулаков выбил на рубеже веков, однако до сих пор здесь рубят лес машинами.

В 2002 году наконец-то был принят соответствующий федеральный закон об охране памятников истории и культуры. Но Россия — есть Россия! Позже стали править закон о градостроительной деятельности, и тут же обнажилась масса нестыковок двух актов. Специалисты обеспокоились тем, что, к примеру, нелепости с утверждением зон охраны памятников могут лишить нас огромной части культурного наследия. Осталась масса несуразностей в разграничении полномочий и функций в части управления имуществом между государственными и муниципальными властями, и это опять прямо бьет по судьбе объектов культурного наследия. В результате множества накладок, прорех и нестыковок законов ни в одном из субъектов Федерации переданные полномочия в полном объеме не используются.

Мало того, туманно прописаны соотношения понятий «зоны охраны» и «буферные зоны» объектов культурного наследия, включенных в Список всемирного наследия. А это уже затрагивает обязательства Российской Федерации, вытекающие из международных конвенций и договоров.

Несовершенство правовой базы усугубляется тем, что хваленая «вертикаль власти», словно сороконожка, запуталась в своих бюрократических ответвлениях, где чиновная повседневность приправлена расхлябанностью и коррупцией. К примеру, органы, ведущие госрегистрацию прав на недвижимые объекты культурного наследия, забывают о необходимости устанавливать обременения, не всегда требуют от пользователя заключать охранные обязательства, на что, кстати сказать, федеральная казна просто не дает денег. А коли так — словно грибы после дождя растут несанкционированные пристройки, искажающие исторические облики памятников.

Самые ожесточенные схватки идут на местах, где против историков и культурологов, нередко единым фронтом выступают строители и купленные ими чиновники. Ведь на кону — гигантские деньги на агрессивную коттеджную застройку. Массовое индивидуальное строительство, например, безвозвратно разорвало исторические связи Абрамцева с Мурановым и Ахтыркой, Ясной Поляны — с Кочаковским некрополем, дома-музея П.И. Чайковского — с Демьяновом. Законы России, по словам директора Института природного и культурного наследия Ю.А. Веденина, игнорируют понятие культурного ландшафта как результат сотрудничества человека и природы. Рассматриваются только архитектурные сооружения, а усадебные парки в лучшем случае относят к охранной зоне.

На самом деле проблема гораздо сложнее. Усадебные ландшафты не должны быть мертвыми — это ведь живая природа. Значит, на полях и лугах должны вестись сельхозработы. Правда, при главном условии: они просто обязаны восстанавливать или поддерживать ландшафты в состоянии расцвета. Ю.А. Веденин в связи с этим вспоминает так называемых грабарей, которые приводили в порядок луга, пастбища, лесные опушки, убивая при этом двух зайцев: вели санитарные рубки и блюли при этом эстетические и архитектурно-художественные критерии.

В Голландии, кстати, фермерам платят просто за то, что землю они держат в порядке и коровы у них гуляют по пастбищам, радуя проезжающих, а не работают, как в США, живыми станками по производству молока, денно и нощно пребывая в закрытых мегафермах.

Наши чиновники от мала до велика зациклены на эффективности разных программ, которые, к слову сказать, сплошь убыточны. Однако сельский труд — это не только, а в развитых странах уже и не столько работа, сколько образ жизни. Яркое тому свидетельство — «фермерство неполного времени» в США, явление, ставшее открытием даже для американских экономистов. Оказывается, от общего числа семейных фермеров (а они составляли в 90-е годы около 90 процентов аграрных производителей страны, да и сейчас не меньше) только 8 процентов имели фермерство в качестве единственного источника дохода. «На фермерство неполного времени долго смотрели как на некое переходное состояние, — пишет старейший американский аграрник Д. Паарлберг. — Пора, наконец, понять, что мы имеем дело с устойчивым, жизнеспособным и постоянным феноменом».

Выяснилось, что среди таких фермеров, покрывающих убытки сельского труда из других источников, полным-полно чудаков, живущих от своих «ранчо» за сотни километров. Они не расстаются с фермами, летают даже на своих самолетах пахать и сеять только потому, что крестьянский труд отвлекает от отупляющей работы в городе.

Словом, в американском фермерстве давно проявился Марксов закон о перемене труда. И прежде всего — в том, что дал основание трактовать семейное фермерство не как бизнес, а как образ жизни, не столько экономический, сколько социальный институт. В России этот закон проявит себя примерно так же, а с учетом нашей специфики — может, и сильнее, чем в США, поскольку подавляющее большинство россиян в горожанах пребывает если не первое, то наверняка лишь второе поколение, и тяга к земле у них огромная.

Возможности

Есть ли при этом возможности сохранить наши уникальные памятники архитектуры?

В Англии, например, более шестидесяти лет назад был составлен национальный план спасения запущенных усадеб, владельцы которых были не в силах их содержать. Потребовались десятилетия, но сегодня когда-то обреченные усадьбы способны вкладывать в свое развитие необходимые деньги. Туристов не только знакомят с имением, но и дают возможность пожить в красивых комнатах и погрузиться в почти исчезнувший образ жизни. Программный или культурный туризм в мире — один из крупнейших бизнесов. Везде есть города, деревни и люди, процветающие потому, что они поддерживают и сохраняют прошлое. В Испании и Португалии государство позаботилось о том, чтобы запущенные исторические здания превратились в туристические предприятия, которые теперь приносят прибыль. От наших государственных мужей пока слышны только речи. Даже бывший директор «Ясной Поляны» Владимир Толстой, а ныне — советник президента страны по культуре, сетовал: «Отношение государства к музею хорошее, но не более того… Мы совершенно лишены необходимой инфраструктуры… нет зала на 40-50 человек. Все мои попытки превратить Ясную Поляну в настоящий мировой культурный центр как-то не находят поддержки».

Ученые в рамках ИКТ предлагают насыщать даже обычные туристические программы демонстрацией ремесел, которые издревле были традиционны для этих мест, но сегодня практически заброшены. Екатерине II, посетившей Торжок, местные мастерицы преподнесли туфли, расшитые золотой нитью. Промысел этот, говорят, жив до сих пор. В подмосковном Середнякове, где пересеклись две знаменитые фамилии — Лермонтовых и Столыпиных — издавна ладили мебель красного дерева, и сегодня сохранились мастера, которые берут заказы. Только на севере Смоленщины, в Демидове, знают секреты выращивания отменных калиброванных огурчиков. А вологодские кружева? Профессор Веденин, вернувшись из поездки по этой губернии, делился со мной впечатлениями: «Надо, — говорил он, — чтобы за спиной кружевницы стоял агент и буквально выхватывал из ее рук готовое изделие, предлагая взамен сырье, инструменты и, конечно, солидное вознаграждение. Тогда и соседи увидят, что занятие это и почетное, и выгодное». Да и бизнес, добавлю, охотнее вложит деньги в конкретных мастеров, нежели в безответственные чиновные структуры.

Возможностям на самом деле несть числа. Почему при усадьбах не возродить обучение местной молодежи традиционным профессиям и умениям, как это делали князь Львов и княгиня Тенишева? В приложение к этому усадьба может обзавестись веером курсов, в том числе утилитарных. А туристы попутно по местной рецептуре станут замешивать глину и выкручивать на гончарном круге кувшин либо вазу, выковывать в кузне подкову на счастье, ткать на станке кусок ткани… Да мало ли что еще? Если позволяют возможности исторической территории — традиции, кадры, сырье — на основе таких туристических забав могут возникнуть крупные предприятия. В этом случае Ю.А. Веденин советует усадьбам обзаводиться собственными брендами, как уже сделали Ясная Поляна и Куликово поле. Они используют исторические топонимы в названиях пива, конфет, безалкогольных напитков. Но это требует предварительного лицензирования исторического названия — тогда бренд становится экономическим ресурсом и распространяется на такие услуги, как предоставление рекламных съемок, кино- и фоторабот. Все это интересно, реально и попутно предлагает огромные возможности для возникновения и развития малого бизнеса. Однако он в России — на положении изгоя, поскольку высшая власть откровенно отдает предпочтение не частной, а государственной собственности. В итоге, если в странах, которые мы называем цивилизованными, доля малого и среднего бизнеса в валовом продукте переваливает за 60 процентов, то у нас она уж два десятка лет болтается вокруг 20 процентов, и даже намеков нет на то, что ситуация изменится.

Но прежде чем развивать культурный туризм, надо поднять из руин российский некрополь. Перед Россией стоит задача вывернуть на ту эволюционную орбиту, с которой ее снес переворот 1917 года. Беда в том, что решить эту задачу с помощью ряженых, ярмарочными методами, не удастся. Кем они окажутся, владельцы новых русских усадеб, легионы нуворишей с партийно-комсомольскими корнями и их отпрысков, из которых неизвестно что получится?

Настоящая элита — не редиска, которая каждой весной бодро выстреливает на грядках. А ту, что мы сегодня имеем, лет двести, словно пресловутый английский газон, нужно подстригать, образовывать, облагораживать и прививать культуру человеческого общежития… Какими силами прикажете восстанавливать погубленный микрокосм?

Некоторый опыт накоплен тверяками, применившими системный подход. Разработав несколько лет назад три усадебно-ландшафтных блока: «Львовские усадьбы», «Вышневолоцкая гидротехническая система» и «Кашин — город старинный» — инновационное предприятие «Фора-центр» их застраховало, чтобы финансово защитить объекты национального культурного наследия. Была проведена инвентаризация всех дворянских усадеб области. На ее основе была подготовлена уникальная на сегодня областная целевая программа сохранения тверской дворянской усадьбы, в основе которой лежат принципы ИКТ. В полном областном реестре (пожалуй, единственном в России) — 170 сельских усадеб, половина из которых в аварийном состоянии. Проект пилотный, его запустили, начав передавать в доверительное управление историко-архитектурные памятники. Таким образом, удалось сохранить и отреставрировать городские усадьбы в Калязине, Торжке, Твери. Если целевая программа тверяков будет успешной — на ее основе планируется создание аналогичной федеральной программы.

Однако проблемы остаются. О квалификации отечественных архитекторов я уже говорил. Новых Барановских и Кулаковых что-то не видно. Неизвестно также, какие прихоти станут обуревать новоявленных владельцев объектов историко-культурного наследия. Кстати, тверяки и здесь создали прецедент: по решению суда изъяли памятник, который пострадал в ходе реставрации. А в учебных заведениях области начали обучать профильных специалистов.

Не трогая всей неохватной темы, скажу о возможностях, которыми не стоит пренебрегать, равно как и преувеличивать их. Еще в 90-х годах в российском фонде культуры лежали групповые заявки студентов и преподавателей разных стран, желающих не просто слушать соловьев, знакомясь с русской природой, но и принять участие в экологических программах. Немцы, помню, готовы были восстанавливать любой монастырь, а попутно писать картинки на пленэре. Меня еще поразило в тех заявках общее место: нас, дескать, не смущает временный дискомфорт, готовы ехать со своими палатками и спальниками, да еще и платить! И это — не пустой звук. Будучи недавно в Смоленске, я узнал, что группа американских мормонов, некоторые с детьми, несколько лет капитально ремонтируют местный интернат для инвалидов детства, специально зарабатывая в США на эти поездки.

Нашим «крутым ребятам» понять это трудно, но — вот факт. Думаю, что, если бы официальная пропаганда не энергетическую мощь России восхваляла, которая, мол, весь мир поставит на колени, а просто бы рассказывала, как мы собираемся восстанавливать культурные и исторические памятники в провинции, — от иностранных волонтеров отбоя бы не было. Не исключаю появления среди них зарубежных архитекторов и реставраторов.

Откуда такая уверенность? Опять сошлюсь и на Присциллу Рузвельт, и на отечественных исследователей, которые утверждают: дворянские усадьбы давно стали мировым достоянием потому, что веками шло переплетение и взаимопроникновение культур через судьбы и творчество художников, архитекторов, людей, причастных к искусству разных стран.

Классицизм в России породил удивительное единение традиций этого стиля, идущих от античной Греции и Рима, а европейская средневековая техника и технологии именно в России получили новые импульсы. Потому-то уничтожение сокровищ этой культуры, уклада дворянских гнезд и архивов стало трагедией не только для русской, но и мировой цивилизации. Вот только до «наших» эта истина пока не дошла.

Что с нами?

Поэт-долгожитель П.А. Вяземский предупреждал «новых людей» своего времени: «Отнимите эти наследственные силы, разорвите цепь последствий и преданий, и время, или успехи его, то есть время в духовном значении своем закоснеет и придет в совершеннейший застой. Только у необразованных, диких народов нет прошедшего. Для них век мой, день мой. Ниспровергая, ломая все прошедшее на своз, как отжившее и ненужное, вы сами, не догадываясь о том, обращаетесь к первобытной дикости… Горе народу, не почитающему старины своей!»

Философ В.В. Соловьев называл культуру «последним пределом, который природа выдвигает обществу, когда политики подводят его к последней черте».

Эту черту Россия безалаберно перемахнула в 1917 году и оказалась в пространстве искривленном, весьма странном, без традиционной культурной составляющей, а значит — и без духовности, того самого измерения, без которого человек, общество и страна обречены влачить ущербное существование. Например, в последние годы психологи не могут объяснить, почему Россия лидирует в мире по страшному показателю: утроился суицид молодых, причем многие погибшие — из внешне благополучных семей…

В наши дни выяснилось, что советские люди были вовсе не самыми читающими в мире, но зато — самыми рьяными собирателями личных библиотек, причем собрания сочинений подбирались нередко по цвету корешков. Сегодня о Льве Толстом вспоминают к событию, с ним связанному, а книги писателя пользуются популярностью гораздо меньшей, нежели дешевые детективы. Праправнук писателя Владимир Толстой говорит: «Я только в юбилейном для Льва Толстого году был в Японии уже четыре раза, приглашают еще и еще… В одном из университетов на лекцию пришли пять тысяч студентов… В книжных магазинах выстраиваются длинные очереди, чтобы я подписал книги Толстого… У японцев в голове не укладывается, как население может не ценить собственного гения…» Не потому ли мы оказались столь беззащитными перед тотальным нашествием на эстраде и ТВ попсы, сэра пистолета и мистера «юмор ниже пояса»? История показывает, что в дикость народы скатываются быстрее, чем окультуриваются. Яркий пример — Китай. Ученые до сих пор не могут прийти к общему мнению, какие причины ввергли в полную деградацию страну, создавшую великую культуру и одарившую человечество выдающимися изобретениями.

Что происходит с нами? Еще Петр I прорубил окно в Европу. Но страна до сих пор так и болтается на подоконнике, не может нашарить свое место в мире. Кто мы? Европейцы? Азиаты? А может, евразийцы? Третий Рим? Не потому ли происходят с нами ужасные вещи, что Россия в революционном угаре бездумно снесла на своз истории свои традиции и многовековую культуру?

Опубликовано в журнале:

«Дружба Народов» 2014, №10

Россия > Госбюджет, налоги, цены > magazines.gorky.media, 10 октября 2014 > № 1458903 Игорь Огнев

США. Украина. Россия > Образование, наука > ria.ru, 7 октября 2014 > № 1192378

После выхода России из программы по обмену учащимися FLEX американская сторона отдаст половину мест, предназначенных для российских старшеклассников, Украине, передает The New York Times со ссылкой на заявление помощника госсекретаря США по делам Европы и Евразии Виктории Нуланд.

"Мы надеемся, что сможем восстановить нашу программу в России в не слишком отдаленном будущем. Но в настоящее время мы будем иметь больше ста дополнительных мест в старшей школе для украинцев", — заявила Нуланд.

В программе по обмену, которая предусматривала стипендии для школьников из бывшего СССР, чтобы они могли учиться в США и проживать в американских семьях, участвовало около 240 подростков из РФ и 204 — с Украины. Теперь половина российских мест будет отдана украинским учащимся, другую распределят между Грузией, Молдавией и Арменией. Школьники из России, которые уже учатся в США, смогут завершить академический год, сообщает The New York Times.

Ранее российские власти проинформировали американское посольство о решении отменить участие российских школьников в программе Future Leaders Exchange. Отказ России от FLEX связан с нарушением США правил программы, пояснил уполномоченный по правам ребенка Павел Астахов.

США. Украина. Россия > Образование, наука > ria.ru, 7 октября 2014 > № 1192378

Грузия. Молдавия > Армия, полиция > ria.ru, 1 октября 2014 > № 1189211

Прибывший с официальным визитом в Тбилиси министр обороны Молдавии Валериу Троенко и его грузинский коллега Ираклий Аласания подписали меморандум о военном сотрудничестве ведомств.

На официальном сайте грузинского оборонного ведомства отмечено, что в ходе встречи министры обсудили различные аспекты двусторонних отношений в военной сфере, перспективы их расширения, сотрудничество в военном образовании, речь коснулась также возможного проведения совместных учений.

"Грузия приступает к новому этапу военного сотрудничества с Молдавией. Соответствующее соглашение было подписано сегодня министрами. Наши страны имеют очень похожую 20-летнюю историю", — заявил Аласания.

Молдавия вместе с Грузией и Украиной подписала соглашение об ассоциации с ЕС 27 июня текущего года. Мэги Кикалейшвили.

Грузия. Молдавия > Армия, полиция > ria.ru, 1 октября 2014 > № 1189211

Греция. Россия > Медицина > minzdrav.gov.ru, 29 сентября 2014 > № 1193819

Встреча, которая проходит в рамках сотрудничества стран ЧЭС, посвящена вопросам готовности к чрезвычайным ситуациям и реагированию на угрозы здоровью населения.

Дмитрий Костенников ознакомил участников встречи с российским опытом работы в условиях чрезвычайных ситуаций и ликвидации внезапных угроз здоровью. В качестве примера он привел организацию работы по ликвидации последствий самого масштабного за всю российскую историю наводнения на Дальнем Востоке в июле-октябре 2013 года. За это время более 200 тысяч человек получили медицинскую помощь. На Дальний Восток были доставлены более 15 тонн лекарственных препаратов и 4 тонны дезинфицирующих средств. Благодаря оперативному межведомственному взаимодействию были спасены жизни и сохранено здоровье сотен людей, предотвращены вспышки инфекционных заболеваний в пострадавших от поводка регионах.

Статс-секретарь-заместитель Министра подчеркнул: «Мы помогали и планируем в дальнейшем помогать тем странам, в которых, в связи с чрезвычайными обстоятельствами, сложилось бедственное положение в здравоохранении, поскольку чрезвычайные ситуации могут вызывать истощение и без того скромных ресурсов. Именно поэтому наша страна направляла лекарства, медицинские изделия в охваченные вооруженным противостоянием Сирию, Украину, помогала медикаментами и знаниями странам Африки, где фиксируется беспрецедентная вспышка лихорадки Эбола».

Дмитрий Костенников предложил установить и развивать сотрудничество по всем обсуждаемым направлением с привлечением экспертов и профильных медицинских учреждений, не сводя его только к обмену уведомлениями.

«Необходимо выработать общие подходы, развивать обмен опытом и передовыми достижениями. Важно также к этой работе привлекать другие ведомства, к компетенции которых относятся вопросы организации помощи в чрезвычайных ситуациях и при других угрозах здоровью», - отметил Дмитрий Костенников.

Итогом встречи стало подписание Декларации Министров, ответственных за здравоохранение и фармацевтику государств-участников Черноморского экономического сотрудничества.

В Декларации подтверждается приверженность государств-участников ЧЭС общим принципам в области здравоохранения и декларируется установление в рамках региона Сети по готовности к чрезвычайным ситуациям и реагированию на угрозы здоровью населения.

Декларация содержит предложения по обеспечению возможности регулярного и систематического обмена информацией об угрозах здоровью между государствами-членами ЧЭС; по разработке региональных подходов для взаимодействия между компетентными органами в регионе ЧЭС, а также по созданию «Сети по готовности к чрезвычайным ситуациям и реагированию в регионе в сфере здравоохранения», которая будет функционировать в соответствии с Международными медико-санитарными правилами Всемирной организации здравоохранения.

Российская Федерация будет председательствовать в рамках сотрудничества стран ЧЭС в 2016 году, с января по июнь включительно.

Справочно:

Организация Черноморского экономического сотрудничества (ЧЭС) создана 25 июня 1992 г. как региональная инициатива. С мая 1999 г., после вступления в силу Устава ЧЭС, является полноформатной международной организацией. Члены ЧЭС: Азербайджан, Албания, Армения, Болгария, Греция, Грузия, Молдавия, Россия, Румыния, Сербия, Турция и Украина.

В ЧЭС функционируют 18 рабочих групп по основным направлениям сотрудничества, в т.ч. транспорту, энергетике, науке и технологиям, экологии, связи, сельскому хозяйству, образованию, чрезвычайным ситуациям, борьбе с организованной преступностью и др. Также в рамках Организации действуют органы, связанные с ЧЭС – Черноморский банк торговли и развития, Международный центр Черноморских исследований, Деловой совет и Парламентская ассамблея ЧЭС.

Греция. Россия > Медицина > minzdrav.gov.ru, 29 сентября 2014 > № 1193819

Канада. Весь мир > Миграция, виза, туризм > magazines.gorky.media, 15 сентября 2014 > № 1193061

Конец диаспор?

(Обзор журнала «Diaspora: A Journal of Transnational Studies»)

Владислав Третьяков

Два-три десятилетия тому назад популярным предметом не только полити­ческих дискуссий, но и академического изучения стала диаспора. Именно к началу 1990-х гг. относятся резкий рост популярности таких терминов, как «диаспора» и «транснационализм»[1], и начало становления диаспороведения в качестве признанной области междисциплинарных исследований. И до, и после оформления этой научной области в качестве таковой диаспорами за­нимались самые разные ученые — от социологов и политологов до религио­ведов и киноведов, включая историков и специалистов по международным отношениям.

Повышенному вниманию к «диаспоре» изначально сопутствовала недо­статочная концептуализация этого понятия: чем чаще употребляли термин в разных контекстах, тем больше смыслов в него вкладывали. Да и сами усло­вия современной жизни — возросшая мобильность населения и вообще гло­бализация — заострили эту проблему (пере)определения диаспоры. Чем от­личается она от простой совокупности живущих за рубежом — с одной стороны — и от того, что называлось диаспорой раньше, когда этот термин применяли к евреям, армянам и грекам, — с другой? Какова сегодня специ­фика опыта и идентичности людей, живущих в диаспоре?

Одновременно симптомом повышенного интереса к диаспоральной теме, активным фактором становления диаспороведения и проектом, направлен­ным на теоретическое осмысление «диаспоры», стало начатое в 1991 г. периодическое издание «Диаспора: Журнал транснациональных исследова­ний»[2]. Журнал выпускается издательством Университета Торонто при фи­нансовой поддержке Института Зоряна — организации, состоящей из двух созданных в 1980-х гг. в американском Кембридже и Торонто центров изуче­ния армянского народа. Поначалу журнал выходил трижды в год (правда, с задержкой шестого выпуска на год), а с 2004 г. — дважды в год, но с сохра­нением общего годового объема — порядка четырехсот страниц. Второй, сдвоенный выпуск за 2004 г. вышел лишь в 2007 г., и до сих пор «Диаспора» выходит с опозданием, в результате чего к настоящему моменту вместо ше­стидесяти семи номеров выпущено лишь пятьдесят. При этом номера дати­руются без пропусков, что приводит к многочисленным анахронизмам на страницах журнала: так, в одной из статей в № 2/3 за 2005 г. дается обзор книг о китайской диаспоре, опубликованных в 2008 г., а материалы конфе­ренции, состоявшейся в конце 2012 г., помещены в № 1 за 2008 г. — на деле он вышел летом 2013 г. Нерегулярный выпуск журнала объясняется тем, что вся его редакция состоит из одного человека — профессора Уэслианского университета Хачика Тололяна. Тололян — историк армянской культуры, специалист по творчеству американского писателя Томаса Пинчона, но прежде всего он известен как основатель и редактор «Диаспоры». Что до ее авторов, то в первое время в ней публиковались в основном американские антропологи и гуманитарии — специалисты по постколониализму, а позднее и социологи из разных стран.

В соответствии с замыслом учредителей, журнал не придерживается той или иной теории, руководствуясь лишь соображениями научной пользы и публикуя статьи самых разных идеологических и политических ориентаций. В силу специфики предмета эти ориентации бывают ярко выражены. Напри­мер, среди статей первого выпуска есть работа Роджера Роуза «Мексиканская миграция и социальное пространство постмодернизма» (1991. № 1), посвя­щенная миграции мексиканцев в Соединенные Штаты и неспособности по­следних сделать мигрантов своими гражданами; эта миграция трактуется в статье как признак сдвига к транснациональному капитализму. Роуз пока­зывает непригодность таких образов, как «центр» и «периферия», для опи­сания складывающейся системы отношений и выдвигает «альтернативную картографию социального пространства», учитывающую транснациональ­ную миграцию.

Пристальное внимание к современному, «транснациональному» миропо­рядку, описываемому на его страницах в разнообразных кейс-стади, посвя­щенных различным диаспорам, журнал успешно сочетает с теоретической направленностью, которая и обусловила выбор слова «диаспора» в форме единственного, а не множественного числа в качестве его названия (см. об этом: 2002. № 1. С. 1). Это отличает его как от ряда существующих журналов об отдельных диаспорах (африканских, китайских и др.), так и от едва ли не единственного издаваемого сегодня наряду с «Диаспорой» «общедиаспорального» журнала — индийских «Diaspora Studies», с 2007 г. выходящих дважды в год на английском языке и ориентированных на сравнительно-историче­ское, а не теоретическое изучение диаспор[3].

Принципы и задачи «Диаспоры» описаны в открывающем первый номер манифесте главного редактора. Тололян не дает здесь четкого определения диаспоры и говорит о «семантическом пространстве», включающем такие раз­ные понятия, как эмигрант, беженец, иностранный рабочий и т.д.: «..."Диас­пора" должна исследовать — в текстах литературных и визуальных, канони­ческих и туземных, то есть во всех культурных продуктах и на протяжении всей истории — следы борьбы вокруг — а также противоречий внутри — идей и практик коллективной идентичности, родины и нации. "Диаспору" интере­сует то, как нации, существующие в реальности и вместе с тем являющиеся воображаемыми сообществами (Андерсон), придумываются, вводятся в дей­ствие, собираются и разбираются: в культуре и политике, на земле, которую они называют своей, и в изгнании» (1991. № 1. С. 3). Характерно, что в этой программной статье Тололян ссылается на книгу Бенедикта Андерсона «Во­ображаемые сообщества»[4]; знаменитый термин, примененный Андерсоном к нации, будет многократно использован по отношению к диаспоре авторами журнала, стоящими на конструктивистских позициях и даже порою сводя­щими диаспоричность к диаспоральной идентичности.

Актуальность «Диаспоры», по замечанию Тололяна, обусловлена тем, что миграции последних пятисот лет, особенно последних пятидесяти, привели к росту числа диаспор и переопределению их роли; понятие диаспоры, как было сказано, потребовало концептуального уточнения. На протяжении пер­вых лет своего существования журнал был занят именно этим — поиском ра­бочего определения диаспоры. Не менее важным и проблематичным в науке последних десятилетий было и понятие идентичности, прочно вошедшее в антропологический дискурс в 1960—1970-х гг. и осмысленное в Америке в духе теорий символического интеракционизма и социального конструкти­визма. Этому понятию журнал также уделяет немало внимания. Наконец, можно выделить еще одну актуальную тему, разрабатываемую (начиная с конца 1990-х гг.) на страницах журнала: Интернет, сделавший мир глобаль­ным, «транснациональным», как никогда прежде, и его роль в формировании и развитии диаспор и диаспоральных идентичностей.

В первом выпуске «Диаспоры» была опубликована ставшая весьма известной статья Уильяма Сафрана «Диаспоры в современных обществах» (1991. № 1). На примере ряда диаспор Сафран рассматривает роль воспоминаний и ми­фов об утраченной отчизне и проводит различие между теми сообществами, которые стремятся вернуться на родину, и теми, чьи усилия направлены на сохранение родной культуры в новом месте. Считая еврейскую диаспору па­радигматическим идеальным типом, он называет следующие критерии, по которым можно оценить степень «диаспоризации» той или иной общности: 1) расселение из исходного «центра» в два или более места; 2) сохранение коллективной памяти или мифа о родине; 3) убеждение переселенцев, что они не полностью приняты новым окружением; 4) вера в то, что родина — их настоящий дом и что однажды они туда вернутся; 5) убеждение, что следует быть преданными сохранению или восстановлению отчизны; 6) поддержание связей, постоянная самоидентификация с нею тем или другим способом.

Позднее в журнале появилась статья Йона Стрэттона «Историзация идеи диаспоры» (1997. № 3), в которой тот предложил рассмотреть эту идею с точки зрения исторического опыта евреев и подверг критике концепцию Сафрана (нечастый случай прямой теоретической полемики на страницах «Диаспоры»). Под историческим пониманием диаспоры Стрэттон имеет в виду признание того факта, что изменения исторического контекста вокруг того, что называется диаспорой, влияет на смысл и опыт пребывания в диа­споре. Задача его статьи — «установить, какие контекстуальные обстоятель­ства обеспечивают общую базу модерному и постмодерному типам опыта, называемым "диаспорой", — помимо физического факта рассеивания как такового» (с. 304). Стрэттон указывает, что выдвинутые Сафраном крите­рии анахронистичны — они приложимы лишь к некоторым группам евреев в XX в.: вторая их половина «работает» только с учетом существования из­раильского государства-нации и вообще описывает только современную си­туацию. В домодерную эпоху народ отождествляет себя с родной землей, а в модерную эпоху эта связь опосредуется идеологией нации и государства (с. 314). Вступление евреев в современность предполагало обновление их опыта в терминах нации-государства (с. 324).

В том же номере помещена статья Стивена Вертовеца «Три значения "диаспоры", представленные среди южноазиатских религий». Автор пишет, что сегодня диаспорой называется любое сообщество, считающееся «детерриториализированным» или «транснациональным», то есть таким, которое происходит не оттуда, где проживает, и «чьи социальные, экономические и политические связи пересекают границы государств-наций» (с. 277). Слово «диаспора» все активнее используют для самоназывания, в результате чего, по замечанию антрополога Джеймса Клиффорда, дискурс меньшинств за­меняется или по крайней мере дополняется дискурсом диаспор[5]. Вертовец выделяет три группы значений, встречающиеся в современной литературе: диаспора как а) «социальная форма» — специфические социальные отно­шения, связанные узами истории и географии; политические ориентации; экономические стратегии; б) «тип сознания» и в) «модус культурного про­изводства», или субъект «производства и воспроизводства транснациональ­ных социальных и культурных феноменов» (синкретичных, креолизированных) в глобализированном мире; это последнее значение особенно актуально применительно к среде диаспоральной молодежи и при учете глобальных медиа и средств коммуникации. Во втором же из названных подходов, до­бавляет Вертовец, делается «акцент на описании разнообразия опыта, мен­талитета и чувства идентичности» (с. 281). Автор указывает на двойствен­ную, парадоксальную природу этого сознания, снова цитируя Клиффорда: «Связь (там), производящая различие (здесь)»[6]. Диаспоральное сознание предполагает представление о множественном местоположении и вместе с тем — общее воображение; это коллективная память, но раздробленная, от­сюда и дробление диаспоры на сообщества. Вертовец призывает признать совместное действие «структурных, сознательных и бессознательных факто­ров в реконструировании и воспроизведении идентичностей и социокультурных институций» среди сообществ, находящихся за пределами места своего происхождения (с. 277).

Недостаточную четкость термина «диаспора» отмечает и Ким Батлер в статье «Определение диаспоры, уточнение дискурса» (2001. № 2). Диаспора зачастую определяется этнографически — на примере той или иной конкрет­ной диаспоры, которая в этом случае подвергается эссенциализации. Однако такие определения не универсальны, и развить эпистемологию диаспороведения, считает Батлер, возможно лишь путем сравнительного анализа этих «этнографий». Она называет три главных, более или менее общепринятых критерия: рассеяние, связь с родиной (реальной или воображаемой) и осо­знание групповой идентичности — и добавляет к ним четвертый: существо­вание на протяжении как минимум двух поколений (с. 192). Кроме того, она выделяет пять «измерений диаспороведения»: причины и условия расселе­ния; отношения с родиной; отношения с принявшей страной; внутренние от­ношения между сообществами в диаспоре; а также сравнительное изучение разных диаспор по предыдущим четырем пунктам (с. 195).

Последняя к этому моменту опубликованная в «Диаспоре» статья о поня­тии диаспоры — «Переопределение диаспоры через феноменологию постпа­мяти»Сандры Со Хи Чи Ким (2007 [фактически — 2013]. № 3). Автор предла­гает отойти от онтологических определений, основанных на категориальных критериях, и рассмотреть диаспору феноменологически, то есть «изнутри, в качестве опыта»: «Диаспора должна быть понята как феномен, который возникает, когда перемещенные субъекты, переживающие утрату "истока" (в буквальном или символическом смысле слова), закрепляют идентифика­ции, связанные с этими местами истока, в последующих поколениях посред­ством механизмов постпамяти», то есть памяти о не пережитом, унаследо­ванной памяти, памяти-воображения (с. 337).

Кроме того, в журнале были опубликованы отклики на книги по теории диаспоры: статья Сафрана «Новейшие французские концептуализации диа­споры» (2003. № 3) о книге «Диаспоры» французского социолога Стефана Дюфуа[7] и рецензия Беда Гири на книгу Виджея Мишры «Литература индий­ской диаспоры: Теоретизируя диаспоральное воображаемое»[8] (2007 [факти­чески — 2012]. № 1/2).

И, наконец, несколько слов о собственных публикациях главного редак­тора журнала о понятии «диаспора». Это, во-первых, статья «Переосмысле­ние диаспор(ы): власть без гражданства в транснациональную эпоху» (1996. № 1) — о том, как термин «диаспора», прежде применявшийся лишь к евреям, грекам и армянам, стал приобретать с конца 1960-х гг. современное значение. Тололян обобщил исходную еврейскоцентристскую парадигму понимания диаспор, которая, по его словам, была впоследствии видоизменена под влия­нием дискурсивной власти различных групп, притязающих на диаспоральный статус. Таким образом, эволюция значения слова «диаспора» — это «результат изменений в политике дискурсивных режимов и в то же время продукт внедискурсивных феноменов» (с. 3). Во-вторых, еще раньше, с вось­мого номера журнала, Тололян начал вести рубрику под названием «Диаспорама». Вновь обратив внимание на все более частое использование слова «диаспора» в самых разных значениях, он стал собирать наиболее интересные случаи употребления этого слова и призвал читателей принять в этой работе участие, попросив при этом учитывать новые или странные способы употреб­ления не только слова «диаспора», но также слов «изгнание», «этнический», «транснациональный», «постколониальный» и т.п. Здесь же, в рубрике «Диаспорама», Тололян пообещал вести «неполную и неформальную аннотиро­ванную библиографию книг и статей» на темы, интересующие журнал (1994. № 2. С. 235). Замысел этот не был реализован: второй и последний раз «Диаспорама» появилась в журнале лишь в № 2 за 2000 г.

Для вопроса о понятии «диаспора» ключевое значение имеет вопрос о диаспоральной идентичности. Один из выпусков журнала (2002. № 2), целиком состоявший из материалов конференции «Раса, культура, нация», посвя­щенной португалоязычному миру и проведенной в Массачусетском и Брауновском университетах в апреле 2001 г., открывался статьей организаторов конференции — антропологов Андреа Климт и Стивена Любкемана, опи­сывающей дискурсивный подход к диаспоре. Последняя предстает здесь в качестве особого рода дискурса идентичности. Подобно тому как нации воображаются, традиции изобретаются, а понятия о доме дискурсивно конструируются[9], точно так же и диаспора является «особым способом вообра­жать, изобретать, конструировать и презентировать себя» (с. 146). Соответ­ственно понимаются и дискурсы — как «системно и плотно сплетенные массивы сигнификации, образующие символическую среду для производства специальных "фреймов", служащих категоризации и интерпретации соци­альных действий, событий и идентичностей» (с. 147).

Проблема идентичности — одна из постоянных тем «Диаспоры». Уже в третьем выпуске (1991. № 3) мы находим, во-первых, «Заметки по антро­пологии африканских диаспор в Новом Свете» Дэвида Скотта, в которых он критикует традицию, идущую от Мелвилла Херсковица и направленную, по его словам, на закрепление учеными «аутентичной» коллективной идентич­ности путем конструирования связей с прошлым, что чревато недооценкой ими необходимой работы по описанию «локальных сетей власти и знания», где версии прошлого используются для придания новой формы современным идентичностям; а во-вторых, статью «Поэтика и практика иранской носталь­гии в изгнании» Хамида Нафиси. В ней доказывается, что для иранских бе­женцев, живущих в «Лос-Анжелесе и других диаспоральных сообществах <...> среди высокомедиатизированных постиндустриальных обществ», про­изводимая и потребляемая ими популярная культура (прежде всего телеви­дение) продолжает реконструировать и распространять коллективную иден­тичность. Автор исследует, как в «ритуалах изгнаннической ностальгии» беженцы обращаются к предшествовавшим изгнанию стихам и фильмам за образами отсутствия, нехватки, утраты и возвращения и совершают «симво­лические воссоединения». Насифи рассматривает использование иранцами практик, направленных на поддержание границ, подчеркивание собственной непохожести, утверждение своей связи с прошлым и поддержку сходства между собой. Он также говорит о влиянии семиотической и идеологической борьбы между политическими группами внутри иранской диаспоры на то, как воображается сообщество беженцев.

Более сложный случай описывается в статье Джона Соренсона «Суще­ственное и случайное в конструировании гоударственности: трансформации идентичности в Эфиопии и ее диаспорах» (1992. № 2) (прежде всего в канад­ской). Речь идет о «конфликте между этнической и национальной идентичностями в имперском государстве, являющемся многоэтничным и много­культурным», а также о «пересмотре идентичности в диаспоре, активно под­держивающей связь с родиной» (с. 201). Соренсон подчеркивает большое значение для диаспоры мифа об изгнании и возвращении; в случае с бежен­цами из Эфиопии (которых в 1992 г. было более полутора миллионов) такого единого мифа нет, родина воображается ими по-разному, ее история получа­ет разительно непохожие интерпретации, а формы идентичности, приписы­ваемые диаспоре и принимаемые ею, не совпадают. Диаспора вынуждена изобретать себе традицию, договариваться о ней.

Той же теме посвящены «Размышления о диаспоральных идентичностях»Пурнимы Манкекар (1994. № 3) — рецензия на книгу Карен Леонард «Делая этнический выбор: пенджабские мексиканоамериканцы в Калифорнии»[10]. Согласно Леонард, первые пенджабские иммигранты, сталкиваясь в Америке с расизмом, одиночеством, правовыми, экономическими и иными ограниче­ниями, вынуждены были вновь и вновь делать определенный «этнический выбор», принимать те или иные стратегические решения и тем самым кон­струировали свою идентичность. Например, они женились на мексиканках, а не на черных женщинах, чтобы не ассоциировать себя с группой, ненави­димой белыми, надеясь более успешно решать свои проблемы подобного же рода самостоятельно, без объединения с черными. А появлявшиеся в таких браках дети, вырастая, предпочитали считать себя индийцами или урожен­цами Ост-Индии из-за существовавшего среди мексиканоамериканцев (как называют американцев мексиканского происхождения, хотя бы частичного) предубеждения против детей, рожденных в смешанном браке. Выбор по­пулярных американских имен начиная с третьего поколения также был ре­зультатом влияния господствующего дискурса расы и нации. К изложению наблюдений Леонард Манкекар добавляет выводы из собственных бесед с сикхской женщиной в Нью-Дели, также показывающие влияние господ­ствующей нации на идентичность маргинальной группы.

Здесь стоит упомянуть номер журнала, почти целиком посвященный му­зыке, чья важность для коллективной идентичности, по замечанию Тололяна, соответствует ее транснациональной мобильности и объединяющей силе (1994. № 3. С. 241). В качестве приглашенного редактора этого номера вы­ступил этномузыковед Марк Слобин, составивший подборку статей на раз­ном материале — от гаитянского до китайского. К этой подборке тематичес­ки примыкает кейс-стади Джона Бейли «Роль музыки в трех британских мусульманских общинах» в следующем номере «Диаспоры» (1995. № 1).

Подробнее следует остановиться на статье Фран Марковиц «Перекрещи­вающиеся идентичности: русская еврейская диаспора и еврейская диаспора в России» (1995. № 2), которая не только посвящена проблеме диаспоральной идентичности, но и является одной из очень немногих публикаций «Диа­споры» на «русскую» тему[11]. Автор начинает с указания на то, что всякий ана­лиз вопроса об идентичности российских евреев «усложняется проблемами, проистекающими из новых политических или демографических изменений» (с. 201). «Советского еврейства», как и Советского Союза, больше нет — и нет «политически приемлемого, исторически корректного» обозначения. «Рус­ские евреи» жили в разных частях Союза, имели разный коллективный опыт; кроме того, есть русскоговорящие евреи за пределами России, не говоря о миллионной диаспоре «советских евреев» в Израиле и Америке; кроме того, «русскими евреями» обычно называют евреев, живших в Российской импе­рии. Именование обусловливается идентичностью, а та — опытом, в данном случае советским и постсоветским.

Марковиц пишет, что на протяжении предыдущих тридцати лет групповая идентичность советских/русских евреев репрезентировалась сначала как единое целое, затем как нечто фрагментированное. Советские евреи изобра­жались как сообщество, противостоящее советским власти и обществу, стиг­матизирующим их, отказывающим им в желанной для них идентичности. Од­нако, согласно интервью, проведенным Марковиц в 1980-х гг., большинство евреев ассимилировались, а сталкиваясь с непреодолимыми трудностями — стремились уехать. Они затруднялись определить, что конституирует еврей­скую идентичность, и вместо традиционной религиозной составляющей на­зывали «в качестве отличительной характеристики своей групповой иден­тичности высокую степень интеллектуализма, космополитизма и сильную ориентацию на результат» (с. 204). Хотя внешние наблюдатели (западные авторы) приписывали им несколько иной набор качеств, и те и другие все же представляли советское еврейство как единое сообщество, «базирующееся на монолитной модели или идеальном типе», с «отчетливой групповой иден­тичностью, основанной на общей истории и судьбе» (там же). И лишь пере­селение десятков тысяч советских евреев в Израиль и Северную Америку в 1970-х гг. поколебало эти представления.

Израильтяне и американские евреи были поначалу озадачены, а затем воз­мущены тем, что советские евреи были больше озабочены налаживанием быта, чем воссоединением с еврейским народом. Американские активисты, ратовавшие за свободу советского еврейства, удивлялись, почему те вдруг предпочли приехать к ним, а не в Израиль; им казалось, что к ним попросту едут «не совсем евреи». Сами бывшие советские евреи тоже сталкивались со «странностями», испытывавшими на прочность их представления о ев­рейской идентичности. В новой стране их встретили евреи — таксисты, па­рикмахеры и наркоторговцы, а не только инженеры, музыканты, врачи и журналисты. Не все окружающие евреи были общих с ними политических взглядов, а некоторые были недовольны их приездом. Процесс фрагментирования еврейской идентичности усилился переменами внутри иммигрант­ских группировок. Например, не всем удавалось успешно реализоваться на рынке труда, а этическое требование делиться с другим в данном случае не срабатывало.

Марковиц отмечает, что на обоих континентах бывшие советские евреи чувствовали необходимость поддерживать связь с товарищами по эмиграции: им были нужны русский язык, русская кухня, а главное — уверенность, что их старая жизнь, так же как и новая, имела смысл. Они обратили внимание на то, что раньше было самоочевидным: что они не только евреи, но и русские, хотя «официально» не имели в СССР такой идентичности. Что же касается трех миллионов евреев, оставшихся в 1990-е гг. в России, то они утратили «советско-еврейскую» идентичность.

Согласно выводу Марковиц, лишенные как религиозного, языкового и гео­графического «общих знаменателей», так и веры в ту или иную политическую систему, но зато имеющие своими приоритетами знание и профессию, евреи в конце XX в. — это современные люди в сущностном смысле этого слова. Осмысляющие свою еврейскость, сознающие свою русскость и в то же время ставшие израильтянами или американцами, евреи образовали «транснацио­нальное сообщество» (с. 207). «Это сообщество, воображаемое <...>, непред­намеренное и, очевидно, не имеющее определенной территории, покоится на социальной основе родственных и дружеских связей, преодолевающих рас­стояние между континентами; на эмоциональной основе общего понимания того, что такое быть евреем в СССР; на позитивной оценке русской высокой культуры и русского языка; на ориентации на интеллектуализм и профессио­нализм и на необходимости приспособить эти ценности, убеждения и жизнен­ные установки к новой, постсоветской реальности. С учетом недавно возрос­ших возможностей международного обмена информацией (по телефону и электронной почте) и транснациональных путешествий теоретическая идея такого всемирного сообщества реализуется на практике» (с. 207—208).

В отличие от статьи Марковиц, лишь в небольшой степени основанной на интервью, работа Уэсли Чапина «Турецкая диаспора в Германии» (1996. № 2) — это кейс-стади с большим количеством статистических данных, опи­сывающих усиление иммиграции турок в Германию. В статье показано, что турецкая диаспора неоднородна: она состоит, во-первых, из гастарбайтеров (их большинство) и беженцев, а во-вторых — из нескольких этнических групп (этнических турок среди турецких иммигрантов всего лишь две трети). Тем не менее, отмечает Чапин, это все же одна диаспора со своей идентич­ностью, обладающая общей памятью о родине и, как правило, не стремящаяся к ассимиляции (натурализации).

Идентичности другой крупной диаспоры посвящена статья Беннетты Жюль-Розетт «Дискурсы идентичности и диаспоральная эстетика в черном Париже: формирование сообщества и перевод культуры» (2000. № 1). Если в 1960 г. во Франции проживали лишь 18 тысяч африканцев, то, согласно переписи 1982 г., их было уже 127 322, а по переписи 1990 г. — 1 633 142 (с. 39). На протяжении этого времени диаспоральные сообщества афри­канцев во Франции вырабатывали различные определения коллективной идентичности; статья Жюль-Розетт посвящена роли интеллектуалов и ху­дожников — выходцев с африканского континента в «оформлении дискурсов идентичности и диаспорических социальных формаций» (там же). Под дискурсом групповой идентичности подразумеваются утверждение идеала, выражение коллективной репрезентации и интересов группы (позитивного переопределения маргинальной или подавляемой группы) и ее социально- политические притязания. Подобные дискурсы лежат в основе различных стратегий приспособления к новым условиям (внедрение, ассимиляция, интеграция).

Первый такой дискурс африканцев во Франции был связан с движением «негритюд» 1930—1940-х гг., возникновению которого во многом способство­вало знакомство черных студентов Сорбонны с «Историей африканских ци­вилизаций» Лео Фробениуса. Главными его идеологами были Эме Сезер, Леопольд Сенгор и Леон-Гонтран Дамас. Согласно концепции Жюль-Розетт, один дискурс сменяется другим, когда первый не приводит к желаемому со­циально-политическому результату или же когда исторические или поли­тические обстоятельства показывают его неадекватность реальности. Это смещение автор определяет как результат разрыва между означаемым и озна­чающим. Так, негритюд был проблематизирован к 1970-м гг., когда было по­ставлено под вопрос существование его фундаментального означающего — сущностной «негритянскости»; среди сыгравших в этом роль обстоятельств Жюль-Розетт называет постколониальную критику африканского полити­ческого и экономического кризиса, сам факт миграции африканцев на север, создание крупных постоянных диаспор в Лондоне, Париже и Брюсселе. Идеология «антинегритюда» может быть коротко определена как подчерки­вание «важности креолизации в усилении черной автономии» (с. 44). Здесь сыграли роль такие интеллектуалы, как министр культуры Бенина Станислас Адотеви, гаитянский поэт Рене Депестр и др. Третий дискурс идентичнос­ти — «паризианизм» — утверждается в 1970-е гг., когда новое поколение африканских писателей решило вовсе порвать с темой негритюда. «Паризианизм» укоренен в разочарованности и углубленности в себя, ставших «отве­том на атмосферу постколониального обмана» (с. 46); его основные темы — отчужденность, изгнание и безумие. Одно из главных имен здесь — Поль Дакейо, камерунский поэт, в 1980-х гг. основавший два издательства, кото­рые публиковали новую африканскую литературу, и таким образом способ­ствовавший возникновению транснационального африканского интеллекту­ального сообщества, подготовив почву для четвертого дискурса, который Жюль-Розетт называет постколониальным универсализмом. Один из его идеологов — ивуарский поэт Жан-Батист Тьемеле, который уже говорит об идентичности как о воображаемом конструкте.

Со сказанным в статье Жюль-Розетт созвучны размышления Тололяна о религиозных, филантропических, политических и других «элитах и инсти­тутах армянской транснации» в одноименной статье, опубликованной в том же выпуске «Диаспоры». Согласно Тололяну, «организованные, институцио­нально установленные и поддерживаемые связи в сочетании с материаль­ным и культурным обменом между диаспоральными сообществами и между диаспорой и родиной являются ключевыми компонентами "диаспоральной" социальной формации в строгом смысле этого слова, а не в смысле только этнической группы» (с. 108). Автор прослеживает историческое развитие ар­мянских «диаспоральных общинных элит и институтов», например куль­турных, продуцирующих все новые формы идентичности, и показывает пе­реход диаспоры от «изгнаннического национализма» — то есть понимания диаспоры как нации в изгнании, ждущей возвращения на родину, — к «диа- споральному транснационализму», хотя и без отмены понятия «нация», со­храняющего значение в армянской диаспоральной публичной сфере. «Се­годня, — пишет он, — диаспоральные элиты начали видеть в совокупности диаспоральных сообществ устойчивую армянскую транснацию» (с. 115). В качестве примера транснациональной организации приводится Армянская апостольская церковь.

К теме еврейской идентичности обращается и израильский политолог Йосси Шаин в статье «Американские евреи и конструирование израильской еврейской идентичности» (2000. № 2), посвященной противостоянию свет­ских и религиозных евреев в Израиле, в котором приняли участие и аме­риканские евреи. Как пишет Шаин об их реформаторской и консерватив­ной «деноминациях», «нахождение в авангарде сражения против господст­ва ультраортодоксов в Израиле воспринимается этими движениями как утверждение их собственной значимости в Соединенных Штатах» (с. 164). Шаин прослеживает «эволюцию еврейско-американско-израильских от­ношений с точки зрения конфликтующих еврейских идентичностей», а точнее — влияние изменений в «еврейско-американской идентичности» на «израильско-диаспоральные отношения» (с. 165): интеграцию евреев в аме­риканское общество в конце 1940-х — начале 1960-х гг., «израилизацию», или «сионизацию», еврейско-американской идентичности с середины 1960-х гг., «консолидацию отношений между Израилем и американскими евреями» с начала 1980-х гг. и, наконец, трансформацию обоих сообществ и отношений между ними с начала 1990-х гг. под влиянием распространения демокра­тических ценностей и идей плюрализма, средневосточных мирных перегово­ров и т.д. Шаин делает вывод о «проникновении в традиционалистский из­раильский иудаизм либерального американского иудаизма как другого, среднего пути между агрессивной ультраортодоксией и безоговорочным секуляризмом» (с. 194).

Еще одна статья на обсуждаемую тему — «Одно лицо, много масок: един­ственность и множественность китайской идентичности» Тона Чикьона и Чана Квокбуна (2001. № 3). Авторы анализируют материалы бесед с живу­щими в Сингапуре китайцами, которые были проведены на рубеже 1980— 1990-х гг. «Китайскость» определялась информантами через кровное род­ство, выражающееся в фенотипических признаках и фамилии, тогда как другие маркеры этнической идентификации: язык, религия, образование — утратили для них «гомогенизирующее влияние» (с. 371). Таким образом, в этнической идентификации сингапурские китайцы полагаются на «инди­видуальное», а не «общинное» (в терминологии авторов). Те из них, кто по­лучил образование на английском языке, определяют получивших образо­вание на китайском как ультраконсервативных и старомодных, а вторые определяют первых как либеральных и сексуально распущенных «полу­китайцев», не знающих, что такое китайская культура, и называют их между собой «бананами» (то есть желтыми снаружи, белыми внутри) (с. 378—379). Все это, наряду с разрывом поколений, младшее из которых зачастую не бы­вало в Китае, привело к «фрагментированию китайской этничности» (с. 384).

В упомянутом выше спецвыпуске 2002 г. о диаспоре как дискурсе — «изобретении, конструировании и презентации себя» — изобретению и пе­реизобретению традиции посвящена статья Маргарет Саркисян «Играя (в) португальское: конструирование идентичности в сообществе португаль­цев в Малайзии» (2002. № 2). Саркисян убедительно показывает, что музыка, танец и используемые в представлениях костюмы суть один из способов (на­ряду с языком и религиозной верой) саморепрезентации членов сообщества в качестве португальцев. Здесь же назовем еще один, недавний спецвыпуск «Диаспоры», составленный из материалов прошедшей в 2012 г. в Оксфорд­ском университете конференции «Острова и идентичности: креолизация и диаспора в сравнительной перспективе» (2008 [фактически — 2013]. № 1). Креолизация трактуется в нем как не сводимая к Карибам, а характерная для островных пространств вообще «идентичностная траектория», сопоставимая с диаспоральной и отличная от нее («там и тогда» — в диаспоре, «здесь и сей­час» — в креолизации). Географически материал статей охватывает Маскаренские острова, острова Зеленого мыса и Гаити; наиболее теоретичная из них — «Понятие креолизации: попытка теоретического прояснения»Кристины Шиваллон.

Одна из первых статей о диаспоральной идентичности, появившихся в «Диа­споре», — «Индия онлайн: электронные доски объявлений и конструирова­ние диаспорической индийской идентичности» Амита Рэя (1995. № 1). Это одновременно и первая публикация журнала, в которой диаспоральная проб­лематика рассматривается в контексте новейших цифровых средств комму­никации, а именно — популярной в конце 1980-х — начале 1990-х гг. системы (точнее, ряда систем) обмена сообщениями и файлами, прообраза современ­ных интернет-чатов, а также электронной почты и файлообменных сетей. В этой статье анализировались сообщения, содержащие пропаганду индий­ского национализма, а значит, конструирующие и репрезентирующие индий­скую идентичность. К ней примыкает работа Винная Лаля «Политика истории в Интернете: кибердиаспорический индуизм и североамериканская диаспора индусов» (1999. № 2). Лаль пишет о воинственности «кибердиаспорического» индуса и создаваемых им «ревизионистских версиях индийской ис­тории»: стремлении отождествить индуизм с хиндутвой, утверждении, что технология RSS, регистрирующая обновления на вебсайтах, является реали­зацией идей Вивекананды и т.д. (с. 152 и далее). Той же темы касаются более поздние статьи: «Интернет, место и публичная сфера в диаспоральных со­обществах»Энджел Адамс Пархам (2005 [фактически — 2009]. № 2/3), в ко­торой говорится об использовании онлайн-пространств гаитянской диаспо­рой, и «"Ватсапы" в Сети: роль информационных и коммуникационных технологий в формировании транснациональной эфиопской диаспоры» Нэнси Хафкин (2006 [фактически — 2011]. № 2/3). Обе они посвящены не вир­туальным сообществам, а тому, как то или иное реальное сообщество исполь­зует виртуальную среду. А в статьеМартина Зёкефельда «Алевизм онлайн: переосмысление сообщества в виртуальном пространстве» (2002. № 1) об­суждается и понятие «виртуальное сообщество» — различаются «культурные», то есть просто представленные в кибепространстве, и «социальные» сообщества, то есть поддерживаемые посредством активного взаимодействия в этом пространстве (с. 108).

Внимание «Диаспоры» к этой теме, во-первых, полностью отвечает одной из главных задач журнала: проследить, как переопределяются некогда строго расчерченные границы нации-государства в новой, транснациональной куль­туре, а во-вторых, свидетельствует в пользу его актуальности: триада «диа­спора — медиа — идентичность» веьма популярна, список литературы на эту тему обширен[12], и это закономерно: значение медиа для диаспор и, значит, для диаспороведения едва ли возможно переоценить.

Глобализация последних десятилетий — это новые возможности не только для активного передвижения людей (мобильности), но и для быстрого рас­пространения информации. И, пожалуй, второе даже больше, чем первое, влияет на жизнь вне родины и на традиционное представление об этой жизни. Иными словами, появление Интернета, глобального телевидения и мобильной связи должно было не просто существенно повлиять на диаспоры, но даже поставить под вопрос само их существование. В 2005 г. вышла книга Карин Авив и Давида Шнеера «Новые евреи: конец еврейской диаспоры»[13], где было показано, что для нового поколения евреев Израиль больше не яв­ляется «землей обетованной» и что они чувствуют себя дома там, где живут, будь то одна часть света или другая (ср. изложенные выше наблюдения Марковиц над новейшей еврейской идентичностью из № 2 «Диаспоры» за 1995 г.). Под концом диаспоры в данном случае подразумевается конец идеи изгнания (сами израильтяне сегодня, упоминая евреев, проживающих за ру­бежом, говорят уже не про «галут» — «изгнание», а про «тфуцот» — «рассея­ние»), но это выражение можно употребить и в расширительном смысле. Со­временные глобальные медиа — наряду с возможностью быстро и часто путешествовать — позволяют чувствовать себя как дома где бы то ни было, и соответствующие критерии диаспоральности, названные Сафраном в № 1 «Диаспоры» за 1991 г., едва ли не теряют значение, а сам термин «диаспора» — продуктивность.

[1] См. об этом: Diaspora and Transnationalism: Concepts, Theo­ries and Methods / Eds. R. Baubock, T. Faist. Amsterdam: Amsterdam Unuversity Press, 2010. P. 7.

[2] Адрес официального сайта журнала — http://www.utpjournals.com/diaspora.

[3] См.: http://diasporastudies.in/.

[4] См.: Андерсон Б. Воображаемые сообщества: Размышле­ния об истоках и распространении национализма [ 1983] / Пер. с англ. В. Николаева. М.: КАНОН-пресс-Ц; Кучково поле, 2001.

[5] Clifford J. Diasporas // Cultural Anthropology. 1994. № 9. P.311.

[6] Ibid. P. 322.

[7] Dufoix S. Les Diasporas. P.: Presses Universitaires de France, 2003.

[8] Mishra V. The Literature of the Indian Diaspora: Theorizing the Diasporic Imaginary. L.: Routledge, 2007.

[9] Авторы ссылаются здесь на «Воображаемые сообщества» Андерсона и известный сборник «Изобретение традиции» (The Invention of Tradition / Eds. E. Hobsbawm, T. Ranger. Cambridge (UK): Cambridge University Press, 1983), а также на статью: Rapport N, Dawson A. Home and Move­ment: A Polemic // Migrants of Identity: Perceptions of Home in a World of Movement / Eds. N. Rapport, A. Dawson. Oxford: Berg, 1998. P. 19—38.

[10] Leonard K.I. Making Ethnic Choices: California's Punjabi Mexican Americans. Philadelphia: Temple University Press, 1992.

[11] К числу других статей относятся «Диаспора с отличием: этническая идентичность еврейских и грузинских подрост­ков в Российской Федерации» той же Марковиц (1997. № 3), «Возвращение на тоталитарную родину: неопределен­ная инаковость русских репатриантов из Китая в СССР» Лори Манчестер (2007 [фактически — 2013]. № 3), а также «Декосмополитизация русской диаспоры» Дэвида Лэй- тина, где говорится о выборе диаспоральным сообществом того или иного аспекта идентичности в качестве главного и о том, как — не почему, а именно как — русские евреи на Брайтон-Бич консолидировались по религиозному прин­ципу (2004. № 1; русский перевод см. в этом тематическом номере «НЛО»).

[12] Так, роль потребления медиа и «апроприации коммуни­кационных технологий» в процессе конструирования диа- споральной идентичности в повседневной жизни рассмат­ривается на материале этнографических исследований в Лондоне и Нью-Йорке в кн.: Gergiou M. Diaspora, Identity and the Media: Diasporic Transnationalism and Mediated Spacialities. Cresskill: Hampton Press, 2006. См. также: Brinkerhoff J.M. Digital Diasporas: Identity and Transnatio­nal Engagement. N.Y.: Cambridge University Press, 2009; Alonso A., Oiarzabal P.J. Diasporas in the New Media Age: Identity, Politics, and Community. Reno: University of Ne­vada Press, 2010, и др.

[13] Aviv C.S., Shneer D. New Jews: The End of the Jewish Dias­pora. N.Y.: New York University Press, 2005.

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2014, №3(127)

Канада. Весь мир > Миграция, виза, туризм > magazines.gorky.media, 15 сентября 2014 > № 1193061

Россия > СМИ, ИТ > magazines.gorky.media, 15 сентября 2014 > № 1193056

Диаспоры и «Диаспоры»

(Обзор журнала «Диаспоры»)

А. И. Рейтблат

В 1990-х в науке обострился интерес к проблеме диаспоры. Во многом это было связано с ростом числа и значимости различных диаспор — и порож­денных трудовой миграцией, как турки в Германии, арабы и негры во Фран­ции, индусы в Великобритании, и возникших по политическим причинам — в ходе распада СССР и Югославии. Рост числа публикаций на эту тему по­влек за собой складывание если не научной дисциплины, то, по крайней мере, общего проблемного поля и, соответственно, возникновение специальных научных изданий. В 1991 г. начал выходить англоязычный журнал «Diaspora», а со сравнительно небольшим опозданием (в 1999 г.) и российский — «Диаспоры».

Тогдашний главный редактор издания (ныне — его заместитель) В.И. Дят­лов писал в обращении «К читателям», открывавшем первый номер журнала, что «он призван заполнить пробел в комплексном междисциплинарном из­учении процесса формирования диаспор, логики их внутреннего развития, сложнейших проблем их взаимоотношений с принимающим обществом. Не­обходимо также обсуждение самого термина и понятия "диаспоры". Назрела потребность строже определиться в самом предмете изучения, а, следова­тельно, привести в некую систему уже имеющиеся критерии, подвергнуть их критике, возможно, сформулировать новые» (с. 5). При этом он предупреж­дал, что «при составлении выпусков журнала предполагается идти путем не узкого априорного очерчивания понятия "диаспоры" с соответствующей се­лекцией материалов, а путем широкого определения поля исследований, ана­лиза и сопоставления конкретных ситуаций с последующей концептуализа­цией» (там же).

Издание не связано ни с какой организационной структурой и в подзаго­ловке позиционируется как «независимый научный журнал». Вначале он вы­ходил два раза в год, с 2002-го — четырежды, но с 2007 г. вернулся к перво­начальному графику. Обычно в номере бывает ключевая тема, с которой связана значительная часть входящих в него статей. Как правило, такой те­мой становится либо народ, диаспора которого рассматривается: евреи (2002. № 4; 2009. № 2; 2011. № 2); армяне (2000. № 1/2; 2004. № 1); татары (2005. № 2); поляки (2005. № 4); корейцы и китайцы (2001. № 2/3); «кавказцы» (2001. № 3; 2008. № 2); русские (2002. № 3; 2003. № 4; 2010. № 1), либо регион, в котором находятся те или иные диаспоры (преимущественно на территории бывшего СССР): Москва (2007. № 3), Юг России (2004. № 4), Сибирь и Дальний Восток (2003. № 2; 2006. № 1), Прибалтика (2011. № 1), Централь­ная Азия (2012. № 1) и др. Но есть и номера, составленные по проблемному принципу: язык в диаспоре (2003. № 1; 2007. № 1/2), диаспоральная иден­тичность (2002. № 2; 2009. № 1), гендер и диаспора (2005. № 1), молодежь в диаспоре (2004. № 2), диаспоры в литературе (2008. № 1/2) и др.

Значительная часть статей основывается на эмпирическом материале; многие авторы применяют в работе социологические методы: опросы насе­ления и экспертов, фокус-группы, контент-анализ и т.д.

С первого номера в журнале была введена теоретическая рубрика «Диас­пора как исследовательская проблема». В.И. Дятлов в статье «Диаспора: по­пытка определиться в понятиях» (1999. № 1) указывал, что термин этот упо­требляется в самых различных значениях и нередко трактуется предельно широко, как синоним «эмиграции» или «национального меньшинства». По­пытавшись дать более четкую трактовку данного термина, основное внима­ние он уделил специфическим чертам диаспоральной ситуации, предпола­гающей как заботу о сохранении собственной идентичности, так и умение интегрироваться в окружающий жизненный уклад. Он подчеркивал, что для диаспоры «сохранение собственной идентичности становится <...> насущ­ной, повседневной задачей и работой, постоянным фактором рефлексии и жесткого внутриобщинного регулирования. Этому подчинялись все осталь­ные стороны жизни социума» (с. 10—11). Интересным и продуктивным пред­ставляется положение, что жители империй, оказавшись в колониях или иных государствах, «не испытывали тревоги по поводу сохранения своей идентичности» и «не смогли образовать устойчивого, развивающегося на собственной основе социума» (с. 12). Например, русские эмигранты в ХХ в. в первом поколении рассматривали себя как беженцев, а во втором и третьем поколениях ассимилировались и «растворились» в окружающем обществе.

Как и Дятлов, другие авторы, статьи которых помещены в этой рубрике, не столько анализируют само ключевое понятие, сколько пытаются опре­делить его, исходя из рассмотрения конкретных случаев и ситуаций. Так, видный американский социолог Р. Брубейкер в статье «"Диаспоры катак­лизма" в Центральной и Восточной Европе и их отношения с родинами (на примере Веймарской Германии и постсоветской России)» (2000. № 3) рас­сматривает аспект, который исследователи диаспор либо игнорируют, либо не считают значимым, — влияние «метрополий» на положение «своих» диа­спор (защита их прав и интересов, оказание помощи и т.п.). Взяв два указан­ных в подзаголовке статьи примера, автор исследует судьбы диаспор в связи с развитием различных типов «постмногонационального» национализма:

1. «национализирующий» национализм, когда титульная нация рассмат­ривается как «владелец» страны, а государство — как призванное служить этой нации (например, в Эстонии, Латвии, Словакии, Хорватии и т.п.);

2. «национализм родины» — когда граждане других стран воспринимаются в качестве этнокультурно родственных, по отношению к которым «родина» считает своей обязанностью защищать их права и интересы. Он «рождается в прямой оппозиции и в динамичном взаимодействии с национализмом на­ционализирующегося государства» (с. 11) (Сербия, Хорватия, Румыния, Рос­сия); 3) национализм диаспор, возникших после распада полиэтнических го­сударств. Они требуют от властей признать их как особую национальную общность и дать им основанные на этом коллективные права. Исследователь показывает, насколько опасным может быть столкновение выделенных им типов национализма.

Ряд авторов рассматривают феномен диаспоры на основе «модельной» диаспоры — еврейской (Милитарев А. О содержании термина «диаспора» (К разработке дефиниции) (1999. № 1); Членов М. Еврейство в системе ци­вилизаций (постановка вопроса) (там же); Милитарев А. К проблеме уни­кальности еврейского исторического феномена (2000. № 3); Попков В. «Клас­сические» диаспоры. К вопросу о дефиниции термина (2002. № 1)). Во многом по этому же пути идет американский политолог У. Сафран в статье «Сравнительный анализ диаспор. Размышления о книге Робина Коэна "Ми­ровые диаспоры"» (2004. № 4; 2005. № 1), переведенной из канадского жур­нала «Diaspora».

О политических аспектах диаспор идет речь в статье израильского уче­ного Г. Шеффера «Диаспоры в мировой политике» (2003. № 1), а о политичес­ких контекстах использования этого слова — в статье В. Тишкова «Увлечение диаспорой (о политических смыслах диаспорального дискурса)» (2003. № 2).

При всей неравноценности работ, помещавшихся в теоретической рубри­ке (были там, например, и довольно декларативные и схоластичные статьи, например «Диаспоры: этнокультурная идентичность национальных мень­шинств (возможные теоретические модели)» М. Аствацатуровой (2003. № 2) и «Диаспора и состояния этнического индивида» М. Фадеичевой (2004. № 2)), она играла в журнале важную роль, создавая теоретическую «рамку» для многочисленных чисто эмпирических статей. Но с 2006 г. эта рубрика в журнале, к сожалению, исчезла.

Один из ключевых сюжетов журнала — диаспоральная идентичность, этой теме посвящена львиная доля статей, особенно касающихся положения рос­сийской диаспоры за рубежом и различных диаспор в России.

Представленные в журнале работы показывают всю сложность диаспоральной идентичности, характерным примером является статья К. Мокина «Диаспорная идентичность в динамике: конвергенция и энтропия (изучая армян Саратовской области)» (2006. № 4). Автор рассматривает идентич­ность как продукт сложного социального взаимодействия, основу которого представляет «процесс идентификации, при котором индивид позициониру­ет себя по отношению к известным ему людям, определяет свое место в об­ществе» (с. 152). Исследователи установили, что «территория исхода и миг­рационные устремления являются существенным фактором размежевания в рамках армянской общины» (с. 159), члены которой в Саратовской области выделяют внутри общины пять групп: «армянские армяне» (из самой Ар­мении, которые всячески подчеркивают свою связь с Арменией и знают язык), «азербайджанские армяне» (из Баку, Нагорного Карабаха и т.д.), иден­тичность которых не столь определенна, они хорошо владеют русским язы­ком; «среднеазиатские армяне», у которых очень размытое понятие о том, что такое «армянин»; «русские армяне», то есть армяне, уже несколько поко­лений живущие в России; «трудовые мигранты». Оказалось, что «для диас­поры важным является не проблема выбора альтернативного направления в формировании идентичности и самоопределения, а проблема синтеза вы­бранных культурных ориентиров и создания особого типа диаспорной иден­тичности» (с. 163).

Любопытный пример «плавающей идентичности» дает поведение живу­щих на юге России хемшилов — армян, принявших мусульманство. В зави­симости от ситуации они позиционируют себя то как армян, то как турок (см. статью Н. Шахназаряна «Дрейфующая идентичность: Случай хемшилов (хемшинов)» в № 4 за 2004 г.).

Исследования показали, что в разных частях диаспоры или в диаспоре и метрополии основу диаспоральной идентичности лиц, которых принято от­носить к одной и той же национальности, могут составлять во многом раз­личные факторы. Так, например, в США, по данным социологических иссле­дований, ключевыми для формирования еврейской идентичности являются принадлежность к еврейской общине, иудаизм, поддержка государства Из­раиль и Холокост (см. статью Е. Носенко «Факторы формирования еврей­ской идентичности у потомков смешанных браков» (2003. № 3)). В России же ключевым фактором является современный антисемитизм, в число других важных факторов вошли еврейская литература и музыка, праздники и кухня.

При этом опрошенные чаще определяли себя как «русских евреев» или «рос­сиян», что дало основание исследователям говорить об их «двойственной этничности» (Гительман Ц., Червяков В., Шапиро В. Национальное самосозна­ние российских евреев. (2000. № 3; 2001. № 1, 2/3)).

Об условном, чисто конструктивном характере этничности свидетельст­вуют многочисленные примеры «реэмиграции» представителей ряда про­живавших в СССР народов на свои исторические родины. Так, в статье И. Ясинской-Лахти, Т.А. Мяхёнен и др. авторов «Идентичность и интеграция в контексте этнической миграции (на примере ингерманландских финнов)» (2012. № 1) идет речь о финнах, уехавших из России в Финляндию в 2008— 2011 гг. Многие из них являются потомками финнов, переселившихся в Рос­сию несколько веков назад, ассимилировавшимися и забывшими финский язык. Тем не менее они считали себя финнами, видя в себе «финские» черты характера, например честность. Они надеялись успешно интегрироваться в финское общество, не утратив свою культуру и установив контакты с фин­ским окружением. Однако в Финляндии их считали русскими и относились к ним соответственно. В результате произошла «(финская) национальная деидентификация, а также актуализация русской идентификации в связи с этим негативным опытом» (с. 189).

Подобное отторжение — не исключение. Точно такая же судьба, когда «свои» не принимают и называют приехавших «русскими», а приезду сопут­ствуют не только снижение профессионального статуса, но и культурное отчуждение от новой среды, социальная маргинализация, ждала переехав­ших из России немцев в Германии, греков в Греции, евреев в Израиле (см.: Менг К., Протасова Е., Энкель А. Русская составляющая идентичности рос­сийских немцев в Германии (2010. № 2); Кауринкоски К. Восприятие родины в литературном творчестве бывших советских греков-«репатриантов» (2009. № 1); Рубинчик В. Русскоязычные иммигранты в Израиле 90-х гг.: иллюзии, действительность, протест (2002. № 2); Ременник Л. Между старой и новой родиной. Русская алия 90-х гг. в Израиле (2000. № 3)).

Любопытно, что с аналогичными проблемами столкнулись и русские, при­ехавшие в Россию после распада СССР, о чем пишут английские исследова­тели Х. Пилкингтон и М. Флинн («Чужие на родине? Исследование "диа­споральной идентичности" русских вынужденных переселенцев» (2001. № 2/3)): «Переезд оказался для них не идиллическим "возвращением домой", а тяжелым испытанием, связанным с конфронтацией и необходимостью от­стаивать свои права» (с. 17). Исследователи в 1994—1999 гг. провели в ряде областей России опросы русскоязычных переселенцев из других стран. Оказалось, что у них нет четко выраженной диаспоральной идентичности. Их отношение к бывшей стране проживания в значительной степени опре­делялось имперским сознанием, трактовкой себя как цивилизаторов. При этом, наряду с невысокой оценкой квалификации и трудолюбия местного на­селения, они положительно отзывались об атмосфере межнационального об­щения, о местной культуре и местных традициях. В языке опрошенных от­сутствовали «русскость», ощущение общности языка и родины с россиянами, исследователи фиксируют «странную искаженность представлений о том, что "дом там" ("у нас там"), а "они здесь", в России ("они — тут")» (с. 17). Авторы приходят к важному выводу, что «классические модели диаспоры вряд ли приложимы к опыту выживания русскоязычных имперских мень­шинств в новых независимых государствах — из-за особенностей заселения ими бывшей союзной периферии и их объективной, но отнюдь не субъектив­ной, "диаспоризации" в постсоветский период» (с. 28). Родина для них раз­делилась на два воплощения — «дом» (место, где они жили) и «родину» (как воображаемое сообщество).

Другой вывод, который следует из представленных в журнале статей, — это различия в диаспоральном поведении лиц, приехавших в Россию из стран бывшего СССР, и русских, оказавшихся в странах бывшего СССР. Первые налаживают между собой социальные связи, создают механизмы поддержа­ния национальной идентичности. Хороший пример этого дает армянская об­щина в небольшом городе Кольчугино во Владимирской области, имеющая общий денежный фонд, в который вносят деньги все члены общины и на ос­нове которого существуют воскресная школа, газета на армянском языке, ока­зывается помощь членам общины, испытывающим финансовые трудности, и т.д. (см.: Фирсов Е., Кривушина В. К изучению коммуникационной среды российской армянской диаспоры (по материалам полевых исследований ло­кальных групп Владимирской области) (2004. № 1)).

Иначе ведут себя русские, оказавшиеся в других государствах после рас­пада СССР. Они, как показывает норвежский исследователь Поль Колсто в статье «Укореняющиеся диаспоры: русские в бывших советских республи­ках» (2001. № 1), так или иначе приспосабливаются к жизни там и не очень склонны (если судить по данным социологических опросов, см. с. 29) считать Россию своей родиной.

Н. Космарская в статье «"Русские диаспоры": политические мифологии и реалии массового сознания» (2002. № 2) отмечает, что во многом «диаспоризация» русских за границами России — это миф, создаваемый СМИ, ко­торые утверждают, что эти люди воспринимают Россию как родину и стре­мятся вернуться в ее пределы. Русскоязычным сообществам приписываются характеристики «настоящих» диаспор: «1) этническая однородность; 2) об­остренное переживание своей этничности, причем именно как общности с ма­теринским народом; 3) высокая степень сплоченности (имеющей к тому же хорошо развитую институциональную основу — в виде "институтов русских общин"), а также управляемости, доверия к лидерам и, наконец, социальной гомогенности, собственно, и делающей возможным подобное единодушие (как в "общине"); 4) ориентация на этническую (историческую) родину в ка­честве базового элемента идентичности; стремление с ней воссоединиться» (с. 114—115).

В реальности, как пишет Н. Космарская, опираясь на данные социологи­ческих исследований в Киргизии, ситуация носит гораздо более неодно­значный и многовариантный характер. Во-первых, там живет немало людей, не являющихся этническими русскими, для которых русский язык и русская культура являются родными; во-вторых, подобные русскоязычные сообщест­ва быстро дифференцируются, в том числе и в отношении к России; в-треть­их, самосознание этой группы — «сложная и динамически развивающаяся структура», в которой соперничают разные идентичности, а «русскость» — лишь одна из них; в-четвертых, консолидация их может происходить на раз­ной основе.

Среди русских в Киргизии Россию назвали своей родиной 18,0%, а Кир­гизию — 57,8%; в Казахстане назвали Казахстан своей родиной 57,7%, а Рос­сию — 18,2%, в Украине назвали ее родиной 42,5% опрошенных русских, а Россию — 18,4% (с. 134).

Существует и другой уровень идентичности — среднеазиатское сообще­ство, то есть идентичность локальная (например, солидарность с народами этого региона). Русские Киргизии осознают себя несколько отличающимися от русских в России.

И. Савин в статье «Русская идентичность как социальный ресурс в совре­менном Казахстане (по материалам исследования представителей русской элиты)» (2003. № 4) пишет, что у русских в Казахстане «нет родственных или соседских структур взаимопомощи, скрепляемых символическими ат­рибутами общеразделяемой этничности» (с. 101), «в каждом русском другой русский не видит автоматически потенциального социального партнера» (с. 92). При этом большинство не знает казахского языка, т.е. не собирается ассимилироваться. Таким образом, по мнению исследователя, язык (и отно­шение государства к языку) — это основа идентичности русских в Казахстане. Аналогичную картину неспособности к сплочению и достижению общих це­лей у русских Узбекистана рисует Е. Абдуллаев («Русские в Узбекистане 2000-х гг.: идентичность в условиях демодернизации» (2006. № 2)).

В Прибалтике же у русских довольно интенсивно идут процессы ассими­ляции, идентификации себя с «коренным населением». Так, Е. Бразаускене и А. Лихачева в статье «Русские в современной Литве: языковые практики и самоидентификация» (2011. № 1) на основе исследования, проведенного в 2007—2009 гг., приходят к выводу, что русские Литвы «ощущают себя непо­хожими на русских России и полагают, что и в России их не считают своими. 20% русских Литвы не возражают, если их будут считать литовцами, 46% за­явили в ходе опроса, что им все равно, как их будут называть — русскими или литовцами, 10% воздержались от определенного ответа и лишь около 14% не согласны на то, чтобы их считали литовцами» (с. 71). В то же время русские Литвы отмечают и свое отличие от литовцев. Основа такой самоидентифи­кации — русский язык.

Любопытную ситуацию рассмотрел М. Рябчук в статье «Кто самая круп­ная рыба в украинском пруду? Новый взгляд на отношения меньшинства и большинства в постсоветском государстве» (2002. № 2). В отличие от дру­гих государств постсоветского пространства в Украине оказалось два много­численных коренных для этой территории народа. Автор характеризует со­циокультурное и политическое противостояние двух частей населения — с украинской идентичностью и с русской идентичностью, между которыми находится довольно многочисленная группа «обрусевших украинцев, от­личающихся смешанной, размытой идентичностью» (с. 26) и определяю­щих себя через регион проживания («одесситы», «жители Донбасса» и т.п.). Первые стремятся создать национальное украинское государство с одним государственным языком — украинским, вторые не хотят утрачивать при­надлежавшую им в прошлом, а во многом и сейчас позицию культурного до­минирования, а промежуточная группа не имеет, по мнению автора, четкой позиции, и за нее борются обе крайние группы. Правительство же не прово­дит в этом аспекте никакой последовательной политики, что создает очень неустойчивую ситуацию.

Автор не верит, что существующее статус-кво можно сохранить надолго. Он видит два возможных варианта развития событий: либо маргинализация украинцев (т.е. Украина станет «второй Белоруссией»), либо маргинализа­ция русских. Второй вариант он считает предпочтительным, поскольку «"убежденные" украинцы, сумевшие защитить свою языковую идентичность даже под мощным давлением российской и советской империй, никогда не примут маргинальный статус меньшинства в своей стране, в независимой Украине» (с. 27). По данным социологических опросов, на которые ссылается М. Рябчук, лишь 10% русских Украины считают Россию родиной, почти треть этой группы не возражают против того, что их дети (внуки) будут учиться в школе на украинском языке (с. 21), за десять постсоветских лет почти половина русских Украины стала идентифицировать себя с украин­цами (с. 22).

Приведенные данные о ситуации русских, оказавшихся после распада СССР за пределами России, когда возникают самые разные варианты диаспоральной идентичности, ярко демонстрируют сложность как научного из­учения проблемы диаспоры, так и практической деятельности России по ока­занию им помощи и поддержки.

Оценивая проделанную редакцией журнала (и отечественным «диаспороведением»?) работу, следует констатировать, что в ходе ряда исследований были собраны разнообразные эмпирические данные о ситуации проживания одних народов (главным образом бывшего СССР) среди других, о их само­сознании и идентификации. Однако обещанная в первом номере журнала «последующая концептуализация» пока не осуществлена. На наш взгляд. это связано с тем, что, охотно используя социологические методы сбора инфор­мации, исследователи не практикуют социологическое видение материала. Это выражается в том, что, изучая идентичность диаспор, они обычно игно­рируют социальные институты, «отвечающие» за создание и поддержание диаспоральной идентичности. Так, в журнале очень редко встречаются ра­боты, в которых бы исследовалась роль школы, церкви, литературы, кино, средств массовой коммуникации, особенно Интернета, в этом процессе.

Любопытно, что социальные причины возникновения организаций, пре­тендующих на выражение интересов реально не существующих или суще­ствующих вне связи с ними диаспор (своего рода «псевдодиаспор»), и их дальнейшее функционирование были подвергнуты в журнале обстоятельному исследованию в статье С. Румянцева и Р. Барамидзе «Азербайджанцы и грузины в Ленинграде и Петербурге: как конструируются "диаспоры"» (2008. № 2; 2009. № 1). Авторы продемонстрировали, что «азербайджанская и грузинская "диаспоры" (вос)производятся через институционализацию бю­рократических структур и дискурсивные практики, в пространстве которых этнические активисты (интеллектуалы и бизнесмены) и "статистические" азербайджанцы и грузины объединяются в многочисленные сплоченные со­общества, наделяются общими целями и выстраивают, в качестве коллектив­ных политических авторов, отношения с политическими режимами стран пребывания и исхода» (2009. № 1. С. 35).

Но социальными механизмами, с помощью которых формируется реаль­ная диаспора (то есть церковью, партиями, культурными организациями, прессой, телевидением и радио, Интернетом и т.д.), мало кто занимается. Не­редко СМИ и литература рассматриваются в их «отражательной» роли — «зеркала» (пусть зачастую и весьма кривого) диаспор, например в блоке статей «Жизнь диаспор в зеркале СМИ» (2006. № 4), а также в работах М. Крутикова «Опыт российской еврейской эмиграции и его отражение в прозе 90-х гг.» (2000. № 3), С. Прожогиной «Литература франкоязычных магрибинцев о драме североафриканской диаспоры» (2005. № 4); Д. Тимошкина «Образ "кавказца" в пантеоне злодеев современного российского кри­минального романа (на примере произведений Владимира Колычёва)» (2013. № 1). А вот их созидательная роль, участие в создании и сохранении диаспор почти не изучается. Так, роли Интернета для диаспор посвящены лишь че­тыре работы. В статье М. Шорер-Зельцер и Н. Элиас «"Мой адрес не дом и не улица.": Русскоязычная диаспора в Интернете» (2008. № 2) на материале анализа русскоязычных эмигрантских сайтов не очень убедительно обосно­вывается тезис о транснациональности русскоязычной диаспоры, а в статье Н. Элиас «Роль СМИ в культурной и социальной адаптации репатриантов из СНГ в Израиле» на основе интервью с эмигрантами из СНГ делается вы­вод, что «СМИ на русском языке, с одной стороны, укрепляют культурные рамки русскоязычной общины, с другой — способствуют интеграции иммиг­рантов на основе формирования нового самосознания, включающего актуальную общественную проблематику» (с. 103).

Гораздо больший интерес представляют две работы О. Моргуновой. Пер­вая — статья «"Европейцы живут в Европе!": Поиски идентичности в ин­тернет-сообществе русскоязычных иммигрантов в Великобритании» (2010. № 1), в которой анализируется интернет-дискурс русскоязычных мигрантов в Великобритании. Основываясь на материалах веб-форумов «Браток» и «Рупойнт», автор показывает, как там складывается идея «европейскости», которая затем используется для формулирования собственной идентичнос­ти. «Европейскость» выступает как синоним «культурности» и «цивилизо­ванности» (такая трактовка распространена в самой Европе в течение трех последних веков), причем «культура» в основном ограничивается XVIII— XIX вв., современные искусство и литература не включаются в нее, это «куль­тура, созданная в прошлом и практически не изменившаяся» (с. 135). Автор приходит к выводу, что система групповых солидарностей мигрантов вклю­чает в себя два типа положительного Другого (внешний — британец и внут­ренний — мигрант из Украины) и два таких же типа отрицательного Другого (внешний — мигранты-«неевропейцы» и внутренний — «совок»), причем в основе этой типологии лежит идея «европейскости».

Во второй статье — «Интернет-сообщество постсоветских мусульманок в Британии: религиозные практики и поиски идентичности» (2013. № 1) — речь идет не столько о национальной, сколько о религиозной идентичности в диаспоре. На основе интервью и анализа соответствующих сайтов автор приходит к выводу, что в силу различных причин мусульманки, приехавшие с территории бывшего СССР, «переносят религиозные практики в Интернет, где следуют исламу в кругу подруг и родственников, оставаясь не замечен­ными британским обществом» (с. 213). Именно Интернет становится сферой конструирования и проявления их религиозности.

На наш взгляд, наблюдающаяся в журнале при выборе тем недооценка СМИ неоправданна, поскольку они кардинально изменили сам характер со­временных диаспор. Все, пишущие о диаспоре, согласны, что ее составляют представители какого-либо народа, живущие за пределами родной страны, осознающие свою связь с ней и стремящиеся сохранить свою культурную (религиозную) специфичность. При этом историки знают, что, оказавшись в подобной ситуации, одни народы создают диаспоральное сообщество, а дру­гие через одно-два поколения ассимилируются. Понятно, что предпосылкой создания диаспоры является «сильный» культурный «багаж» (принадлеж­ность к древней и богатой культуре, вера в миссию своего народа и т.д.), но для того, чтобы реализовать эту предпосылку, нужны особые социальные институты, обеспечивающие как поддержание чисто социальных связей (институты взаимопомощи, благотворительности и т.п.), так и сохранение, трансляцию национальной культуры (церковь, школа, издание книг и пе­риодики и т.д.).

В традиционной диаспоре возникающая в силу территориальной удален­ности от родины культурная оторванность компенсируется бережным сохра­нением (в определенной степени — консервацией) унесенного с родины куль­турного багажа. Если для метрополии маркеры национальной идентичности не так важны, то диаспора, в силу ее существования в инокультурном кон­тексте, нуждается в четких границах, поэтому она культурно консервативнее по сравнению с метрополией. Тут всегда подчеркивается верность прошлому, ключевым символам, и поддержанию традиции уделяется гораздо больше внимания, чем новаторству.

Процесс глобализации во многом меняет характер диаспор. Во-первых, развивается транспорт, и самолеты, скоростные поезда, автомобили и т.п. обеспечивают быстрое перемещение, в том числе возможность частых по­ездок на родину для иммигрантов. Во-вторых, телевидение и Интернет соз­дали возможность для синхронной, «онлайновой» коммуникации, для повсе­дневного коммуникационного (в том числе делового, политического, художественного) участия в жизни родины.

Меняется и характер «национальной» идентичности. Если раньше она была «двухслойной» («малая родина» и страна), то теперь возникают гиб­ридные образования (например, «немецкие турки», у которых тройная иден­тичность — «турок», «немцев» и «немецких турок»), не говоря уже о транс­национальной идентичности («житель Европы»).

Теперь нет такой оторванности диаспоры от метрополии, какая была ра­нее. Всегда можно вернуться домой, можно часть времени работать (жить) за рубежом и т.д.

Но, с другой стороны, с развитием СМИ и Интернета поддержание со­циальных и культурных связей облегчается, что создает предпосылки для бо­лее простого формирования и поддержания диаспоральной идентичности (особенно это касается народов, которые изгнаны с родных мест).

Все эти процессы ставят под вопрос традиционную трактовку феномена диаспоры, поэтому исследователям придется искать для него новые термины и новые теоретические модели.

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2014, №3(127)

Россия > СМИ, ИТ > magazines.gorky.media, 15 сентября 2014 > № 1193056

Россия. СФО > Медицина > ras.ru, 12 сентября 2014 > № 1337461

ОХОТА НА БАКТЕРИЮ. СПЕЦВЫПУСК О РАБОТЕ УЧЕНЫХ ИНСТИТУТА ХИМИЧЕСКОЙ БИОЛОГИИ И ФУНДАМЕНТАЛЬНОЙ МЕДИЦИНЫ СО РАН.

ТЕРРИТОРИЯ НАУКИ

Люди продолжают мечтать о чудо-препаратах, которые будут быстро и эффективно справляться с разными недугами. Институт химической биологии и фундаментальной медицины Сибирского отделения РАН осуществляет эти мечты, добывая уникальные знания.

Наука идет вперед семимильными шагами. Но и природа не стоит на месте. Синтезировали недавно в английской лаборатории новый антибиотик, а спустя пару недель из Темзы “выловили” бактерию, устойчивую к его воздействию. Устойчивость опухолей, бактерий и вирусов к лекарствам стала глобальной проблемой, по поводу которой бьет тревогу Всемирная организация здравоохранения. Появились малярийные плазмодии, устойчивые к лекарствам, которые раньше помогали побороть стафилококк в госпиталях. От пневмонии умирают пациенты, которых 20 лет назад излечил бы укол пенициллина. За последние 15 лет практически не создано новых антибиотиков - существующие подходы к лечению ведут в тупик.

- Как только создается новое лекарство - природа начинает с ним бороться, бактерия или вирус привыкают, вырабатывают средства защиты, - комментирует директор Института химической биологии и фундаментальной медицины Сибирского отделения РАН академик Валентин Власов. - И этот процесс оказывается порой более эффективным, чем попытки человеческого разума найти средства воздействия. Ситуация выглядела довольно мрачно до последнего времени, но сейчас - благодаря развитию методов синтетической химии и знаний в области молекулярной биологии - появились новые возможности: можно предсказать структуру молекул, синтезировать очень сложные соединения, есть знания о том, на какие клетки нужно воздействовать, практически расшифрован геном. На основании всего этого можно делать так называемые интеллектуальные лекарства, которые будут сами находить больные клетки, а в клетке - свою “жертву”. Фундаментальными основами таких подходов мы сейчас и занимаемся.

В ИХБФМ всегда умели неожиданным образом применить традиционное знание. О благотворном воздействии женского грудного молока на иммунную систему известно всем. В лаборатории биотехнологии сумели выделить из молока человека белок лактаптин, который в доклинических испытаниях показал эффективность при лечении некоторых форм рака молочной железы и рака матки.

Актуальность этой проблематики очевидна: онкологические заболевания являются одной из основных проблем современной медицины. Ежегодно в мире от злокачественных опухолей умирают свыше 7 миллионов человек и диагностируется около 10 миллионов новых случаев таких заболеваний. В последнее десятилетие в России наблюдается стойкая тенденция их роста. Более того, по усредненным данным, выживаемость пациентов с диагностируемым злокачественным заболеванием составляет в России около 40%, что является одним из самых низких показателей в Европе. Для сравнения, выживаемость онкологических больных после оказанного лечения во Франции составляет около 60%, а в США доходит до 64%.

- Даже если опухоль изначально реагирует на традиционный набор химиопрепаратов, когда происходит рецидив, в ее клетках, как правило, активируются так называемые “насосы” - мембранные белки, которые откачивают из клеток лекарственные средства, - рассказывает старший научный сотрудник лаборатории биотехнологии кандидат биологических наук Ольга Коваль. - В идеале надо подбирать, к чему будут чувствительны клетки данной конкретной опухоли, исследуя образцы от каждого конкретного больного. Это настоящая персонализированная медицина, мы пока проводим фундаментальные исследования в этом направлении, но у онкоцентров уже есть заинтересованность в такой работе.

Предмет нашего изучения - механизм противоопухолевого действия лактаптина, который тормозит рост опухоли, причем особенно эффективно - в случае аденокарциномы молочной железы. Мы исследовали этот процесс на мышах, до клинических испытаний еще не дошло (лактаптин открыт в 2008 году), но есть предварительная договоренность об их проведении с одним из сибирских онкологических центров.

Схема противораковой терапии жестко регламентирована, можно сказать, написана кровью, и надо быть уверенным, что лечение не вызовет патологического воздействия. Сейчас в мире очень популярна так называемая таргетная (нацеленная) терапия: сначала ищут “мишень” (белок или РНК), которая ответственна за злокачественное перерождение клетки, а затем синтезируют нацеленный на нее препарат. Мы тоже работаем над различными модификациями лактаптина, будем подбирать белки, нацеленные на определенные раковые клетки.

Другая проблема, возникающая при лечении онкологических больных, - появление бактериальных инфекций у пациентов, принимавших противораковые препараты. Стандартным способом в таких случаях является назначение антибиотиков, но из-за резко возросшей устойчивости патогенных и условно-патогенных бактерий к антибиотикам существует необходимость в поиске альтернативных способов терапии.

Исследования в этом направлении только разворачиваются. И здесь опять на помощь приходит хорошо забытое старое. Сто лет назад англичанин Туорт и француз д’Эрель открыли, что у бактерий существуют естественные враги - бактериофаги (“пожиратели бактерий”), которые обитают в почве, реках, озерах, океанах и живых организмах. Именно их наличием объясняются успехи знахарей в лечении инфекций с помощью смесей из грязи, золы, кислого молока и т.д.

Работа с бактериофагами активно велась в СССР - в Тбилиси по личному приказу Сталина даже был создан специальный институт, куда приезжал работать д’Эрель. С наступлением эры антибиотиков про фаготерапию незаслуженно забыли, но в связи с предупреждением Всемирной организации здравоохранения о вступлении в “постантибиотиковую” эру эти исследования вновь становятся актуальными. Тем более что на Западе официально не разрешено применение бактериофагов в терапии, а в СССР такие работы велись и соответствующие пункты в российском законодательстве есть.

- Бактериофаги в практической медицине в нашей стране начали применяться еще в 1970-е годы, причем успешно, - рассказывает заведующая лабораторией молекулярной микробиологии доктор биологических наук Нина Тикунова. - И часть врачей-клиницистов продолжала их использовать. Мало того, на основе бактериофагов в России производятся и продаются препараты.

В нашем институте основное направление фаготерапии - персонализированная медицина, поскольку спектр бактерий изменяется от города к городу, а с течением времени - и внутри каждого города. Мы исследуем образцы от каждого конкретного больного, бывают очень интересные случаи, когда в одном образце от одного больного есть и патогенная бактерия, и бактериофаг, который ее убивает. Почему он не делает этого внутри организма - пока загадка. Но после того как мы этот бактериофаг “обу­чим” и очистим - наработанный препарат можно использовать в медицине.

Мы добились успеха в лечении диабетической стопы в одной из больниц Новосибирска. Для защиты от бактерий искусственных суставов при протезировании в НИИ травматологии и ортопедии разрабатываются цементы с бактериофагами, полученными в нашей лаборатории. Был даже случай лечения фагами бесплодия в нашем Центре новых медицинских технологий - его причиной оказалась бактериальная инфекция.

Кроме того, мы остаемся любопытными учеными: научились отбирать бактериофаги, которые “цепляются” к золоту. Такой способ добычи микрочастиц золота из воды пока дороговат, но в перспективе можно отобрать, например, бактериофаги, которые будут “цеплять” германий и укладывать наночастицы редкоземельного металла с помощью магнитного поля нужным способом. В последнее время очень заинтересовались бактериофагами, выделенными из термальных бактерий и способными существовать при температуре до 120 градусов.

Все медицинские разработки института направлены на развитие персонифицированных подходов в лечебной практике. Именно с целью апробировать такие подходы при институте был создан клинический отдел - Центр новых медицинских технологий.

- В первую очередь, надо внедрять технологии и методы, удобные и доступные для всех, - рассказывает директор ЦНМТ доктор медицинских наук Андрей Шевела. - Мы создали специальную инициативную группу - ищем прорывные направления, пока точечно - в гинекологии, урологии, лечении ЛОР-заболеваний, поскольку все охватить невозможно. Уже использовали наработки по фаговой терапии при лечении некоторых пациентов.

Другое направление - развитие персонализированной медицины и генетической диагностики, мы тестируем около 80 генов, вызывающих предрасположенность к социально значимым многофакторным заболеваниям: сердечно-сосудистым, онкологическим, проблемам репродуктивной сферы и эндокринного характера. ЦНМТ даже вошел в редколлегию международного журнала “Персонализированная медицина”.

Развиваем и сотрудничество с другими институтами. Например, с Институтом автоматики и телеметрии получили грант на разработку и испытание мобильной телемедицинской системы - прибора для контроля пульса, давления, осадка крови и других значимых во время операций параметров. Наше будущее - точная диагностика и доставка лекарств в нужное место организма под контролем рентгена и компьютера. Медицина должна стать не только персонализированной, но и превентивной - и рак, и генетические аномалии нужно “ловить” на ранней стадии.

Ольга КОЛЕСОВА

Россия. СФО > Медицина > ras.ru, 12 сентября 2014 > № 1337461

Великобритания. Индия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 10 сентября 2014 > № 1193037

Судьбы двух империй

Лурье Светлана Владимировна — публицист, доктор культурологии, ведущий научный сотрудник Социологического института РАН (Санкт-Петербург), автор книг «Метаморфозы традиционного сознания», «Историческая этнология», «Психологическая антропология», «Империя как судьба» и др. В «Дружбе народов» публикуется впервые.

Восток как яблоко раздора

Весь XIX век прошел под знаком англо-русского соперничества на Востоке. Остроту этого соперничества можно понять, если учесть, что и русские, и англичане считали, что на карту поставлено само существование государства: «Англия должна быть первой среди наций и руководить человечеством или отказаться не только от своих владений, но и от своей независимости», — писала газета «National Review». Русские ставили вопрос так: «Или действовать решительно, или отказаться от своих владений в Азии... заключив государство в границах начала XVII столетия»1 . Англичане же, в свою очередь, слагали стихи о том, что «русские никогда не будут в Константинополе».

Главным стержнем английской политики была оборона Индии. Англичане были убеждены, что рано или поздно Россия посягнет на эту жемчужину британской короны. Так, генерал-майор У.Мак-Грегор просчитывает во всех деталях, буквально по дням, как русские могли бы завоевывать Индию. А генерал-майор сэр Г.Раулинсон в 1868 году довольно остроумно описывает стратегию действия русских на Востоке и предсказывает порядок их дальнейшего продвижения. Генерал Снесарев в раздражении назвал все рассуждения Раулинсона «белибердой», однако поход русских на Индию действительно обсуждался время от времени и обсуждался более или менее серьезно, хотя никогда не был делом окончательно решенным. Вместе с тем, предприятие казалось вполне выполнимым. «При благоприятных обстоятельствах сплав войск к воротам Индии не только возможен, но и удобен», — замечает И.В. Вернадский в статье «Политическое равновесие и Англия». Другие авторы откликаются на эти гипотетические рассуждения разумным вопросом: если мы завоюем Индию, что будем с ней дальше делать?

Тем не менее, француз Г. де Лакост едет на Восток, желая описать для европейской публики подробности ожидаемой смертельной схватки: «Я выехал из Парижа, проникнутый идеями, что фатальная борьба между китом и слоном неизбежна. В Турции, Туркестане, Кашгаре и Индии я собрал сведения, которые привели меня к заключению совершенно противоположному». Вывод де Лакоста вполне категоричен: «Столкновение бесполезно, и им выгодно путем дружелюбным согласиться на справедливый дележ». В последней трети XIX века тема о желательности примирения начинает звучать все чаще. Ведь соперничество «приблизилось к той стадии, когда соперники должны либо стать открытыми врагами, либо друзьями-партнерами»2 . В 1907 году между Россией и Англией было подписано всеобъемлющее соглашение о разграничении сфер влияния на Среднем Востоке. Необходимость срочного примирения диктовалась причинами внешнеполитическими (на восточную арену вступал новый игрок — Германия). Но велика была роль причин внутреннего характера. Их хорошо сформулировал М.Н. Аненков в предисловии к работе английского полковника Джона Эдея «Сатина. Горная экспедиция на границы Афганистана в 1863 году»: «Задача им и нам поставленная одинаково трудна: они и мы должны бороться с фанатизмом, невежеством, косностью, почти дикостью, и потому между ними и нами нет возможности найти повода к ссоре и даже к соперничеству. Нам предстоит одинаково трудная и одинаково дорогая работа в одном и том же направлении».

Казалось бы, ничего более несовместимого и представить невозможно. Столь различны были эти две империи — Российская и Британская, не только по истории своей, но и по духу, по смыслу своему, по реальности, которую они создавали в своих пределах, что трудно представить себе задачу, которую им бы пришлось решать в сходном направлении и испытывать одни и те же трудности. При всем при том, сходства между российской Средней Азией и британской Индией гораздо больше, чем представляется на поверхностный взгляд.

Что есть империя?

Но прежде, чем продолжить, следует сказать несколько слов о теоретических основах этой статьи.

Выделяют два вида империализма: миссионерский и коммерческий. Ни Российская империя, ни империи западно-европейских стран XIX века не представляли собой тот или другой в чистом виде, так что разделение достаточно условно. Можно выразить его несколько иными словами: территориальная экспансия может быть культурно-детерминированной и прагматически-детерминированной. Я предлагаю обозначить культурно обусловленную экспансию (когда народ, сознательно или неосознанно, преследовал ту или иную идеальную цель, по крайней мере, наравне с прагматическими, экономическими и военно-стратегическими целями) как имперское действие, а прагматически обусловленную, как империалистическое действие.

В этой статье речь пойдет исключительно об имперском действии, экономических вопросов формирования империи я касаться не буду.

Обычно под словом «империя» историки и политологи понимают конгломерат территорий, имеющий те или иные формы институциализированных связей, сложившиеся в ходе экспансии какого-либо народа. Однако, на мой взгляд, было бы правильнее относить слово «империя» к результату не прагматически-детерминированной, а культурно-детерминированной экспансии. Я признаю, что провести четкую грань между «результатом имперской экспансии» и «результатом империалистической экспансии» невозможно как потому, что идеальные мотивы экспансии в жизни часто переплетаются с экономическими, так и потому, что экспансия, внешне представляющаяся сугубо прагматически-детерминированной, на самом деле может иметь глубокие идеально-культурные корни (как в случае британской экспансии XIX века).

Чтобы понять ценностное основание той или иной империи, следует обратиться к ее зарождению, к той ценностной доминанте, которая дала ей импульс. Можно возразить, что этот первоначальный импульс может восприниматься рядом последующих государственных деятелей как анахронизм, в то время как империя занимает свое собственное место в традиции народа, существует как «вещь в себе». Действительно, не все в политике империи является следствием ее центрального принципа. Так, русская государственность складывалась под сильным ордынским влиянием. В XVIII — XIX веках Россия находилась под значительным влиянием Запада. Заимствовались некоторые государственные формы и методы управления, идеологии, популярные в то или иное время, все то, что можно было бы назвать международными культурными доминантами эпохи, которые зачастую грозили фатальным образом разрушить логику имперского строительства, заданную центральным принципом империи. Эта логика сохранялась порой уже не в силу личной ценностной ориентации конкретных государственных деятелей, а благодаря их «шестому чувству» — ощущению целостности и последовательности государственного процесса.

Земная копия Царства Небесного

Россия заимствовала у Византии, а через нее — у Рима практически все наиболее важные компоненты центрального принципа империи. (Думаю, нет смысла оговаривать, что в процессе русской истории некоторые из компонентов значительно трансформировались и получили внешнее выражение, более соответствующее эпохе и географическому положению страны.)

Наиболее характерная особенность Римской империи, которую признают за ней большинство авторов, — это ее универсализм. Рим претендовал на то, чтобы быть не просто государством, а государством вселенским, государством единственным во вселенной, совпадающим по своим масштабам со всем цивилизованным миром. Эту черту часто рассматривают как уникальную. Последнее, однако, неверно. Как неверно и представление, что уникальность Римской империи состояла в ее политическом изоляционизме: «Римская империя была результатом завоевания, которое было подобно скорее не империализму Афин или Александра, а древнему изоляционизму, который стремился распространиться на весь обитаемый мир, чтобы стать единственным во вселенной. Вследствие этого Рим никогда не рассматривал себя в качестве государства в современном смысле слова, т.е. как одно государство среди других государств»3 . Сочетание универсализма с изоляционизмом и сакрализацией общественно-государственной жизни было свойственно и другим имперским традициям — в частности Древнему Египту, Персии, и, конечно, китайской, которую можно считать классической имперской традицией, параллельной римской и практически равнозначной ей.

Особенность Рима состоит скорее не в имперском принципе, а в специфике его реализации. Что действительно отличало Римскую империю от ее предшественниц и современниц, это то, что ей действительно удалось совместить культурный универсализм и политический изоляционизм и реализовать их в своей практике — она и на самом деле была многоэтнической, превратившись в формацию, где этнические различия не имели никакого политического значения. «Политический порядок парил над этническим разделением, подобно тому как у нас цивилизация парит над национальными границами и не является поводом для шовинизма»4. Таким образом, была задана идеальная модель империи — в том, прежде всего, что касается формы. В Римской империи были заложены основные принципы внешней политики Византии с ее искусством управления народами.

В мировоззрении византийцев и всего византийского культурного ареала Римская империя занимала особое место. Она оставалась единой и единственной империей языческих времен, имевшей истинно религиозное значение как земной образ единого и единственного Царствия Божия.

В основе Византийской империи мы находим идею о том, что земная империя является иконой Царства Небесного и что правление императора есть выражение Божественного господства.

В своем идеале империя — это сообщество людей, объединенных идеей православия, то есть правильной веры, идеей правильного славления Бога, и таким образом преодолевших то разделение на языки, этносы, культуры, которое было следствием греха — попытки человечества самовольно достичь Небес, построив Вавилонскую башню. Поэтому так важен для византийцев универсализм, принципиальное презрение к иным культурам как к низшим. Через всю историю Византии красной нитью прошло неприятие идеологами империи (а их круг был широк, поскольку включал в себя монашество) любого национализма. В том числе и собственного, греческого, который, разумеется, всегда существовал в Византийской империи, особенно усиливаясь в периоды ее кризиса, но неизменно встречал противодействие со стороны ее православных идеологов. Многонациональность Византии имела для нее принципиальное значение. И прежде всего это относилось к православным: Византийская империя мыслила себя как единственное и единое государство всех православных народов.

Примечательно, что патриарх Фотий (около 820 — 889) писал как о подданных империи даже о русских, которые были политически независимы от Византии. В известном смысле он был прав. Русские признавали принцип православного универсализма и авторитет византийского императора, хотя и не были ему подвластны де-юре и со времен Ярослава не стремились себя ему противопоставлять. «Политическая мысль Византии, — пишет Д.Оболенский в книге “Связи между Византией и Русью в XI — XV веках”, — исходила из того, что император есть "космократ", чья власть, в идеале распространяющаяся на всю ойкумену — на весь цивилизованный мир, фактически охватывает те земли Восточной Европы, которые в религиозном и культурном отношении попадают в орбиту империи». Согласно византийской традиции, повиновение императору обуславливалось его православностью. Принцип православия главенствовал в империи — именно он определял легитимность любых ее установлений, именно он обеспечивал основание и для ее универсализма, и для ее изоляционизма.

Принцип изоляционизма определял и внешнюю политику Византии. По существу то, что обычно принято относить к сфере внешней политики, для Византии было политикой либо пограничной, либо внутренней. Что касается первой, то она достаточно хорошо известна. Византия сосредотачивала свое внимание на контроле над народами и племенами, проживающими вдоль ее границ. Окружающие империю народы рассматривались как «полезные» или «вредные» для империи. «Византийцы тщательно собирали и записывали сведения о варварских племенах. Они хотели иметь точную информацию о нравах “варваров”, об их военных силах, о торговых сношениях, об отношениях между ними, о междоусобиях, о влиятельных людях и возможности их подкупа. На основании этих тщательно собранных сведений строилась византийская дипломатия, или “наука об управлении варварами”. Главной задачей византийской дипломатии было заставить варваров служить Империи, вместо того, чтобы угрожать ей… Так одни варвары были оплотом Империи против других»5.

Более интересна другая сторона «внешней-внутренней» политики Византии — та, которую можно было бы назвать монашеской политикой. Результатом такой политики, как показал Г.М.Прохоров в книге «Повесть о Митяе», была Куликовская битва: идея решительного боя татаро-монголам вызрела в кругах византийского монашества. Тщательно изучавший данный вопрос о. И.Мейендорф полагает, что ее результатом было планомерное «взращивание» Московской Руси как оплота православия на Севере, а, возможно, и преемницы Византии. В монашеской среде, преданной идее универсальной империи, и вызревает постепенно принцип «Translatio Imperii» («Перенос империи». — ред.).

Первоначально эта концепция относилась к генезису Византийской империи и лишь в XIV веке стала относиться к России. «Идея простой Римско-Константинопольской преемственности к VI веку мало-помалу уступила место понятию более сложному, а именно, что Византия — это Рим новый и обновленный, призванный обновить Рим древний и падший. Эта концепция "Renovatio Imperii" («Возрождение империи». — ред.), которая достигла своего апогея между IX и XII веками и которая предполагала фигуру умолчания по отношению к германским императорам, была связана с идеей, что местопребывание империи было перенесено Константином из Рима в Константинополь. Здесь без труда просматривается понятие, выработанное в ходе дальнейшей эволюции — "Translatio Imperii", которая на своем последнем этапе расположилась в сердце России XVI века, идеологи которой утверждали, что после падения Константинополя Москва стала третьим и последним Римом»6 .

Два Рима пали, а третий стоит

Вплоть до Флорентийской унии — недолго просуществовавшего соглашения об объединении католических и православных церквей (1438—1439) — Россия чувствовала себя частью Византийского мира. До самого XV века народы, входящие в культурный ареал Византии, стремились эмансипироваться от греков, и «лишь Русь оставалась в стороне от этой тенденции, сохраняла преданность Византии, решительно поддерживая… руководство византийской церкви»7, несмотря на все раздирающие империю на части центробежные тенденции.

После падения Константинополя в 1453 году русским представлялось, что они остались единственным православным народом в мире. Именно в это время псковский монах Филофей и написал свое знаменитое: «два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать», ведь утеря вверенного русским на хранение Сокровища веры означала бы «гибель истинного благочестия во всей вселенной и воцарение на земле Антихриста».

Россия переняла у Византии традицию универсализма и изоляционизма не механически, а пережила ее как собственный драматический опыт. Для Рима эта традиция была почти естественна (отношения с современными ему империями Востока у Рима были малоинтенсивны, от них легко было абстрагироваться). Более или менее естественной она была даже для Византии, которая могла позволить себе временами абстрагироваться от Запада, а временами считать его варварским, равно как и Восток, и строить свою внешнюю политику прежде всего как приграничную политику, формирование буферной зоны. Однако Россия изначально была государством среди других государств и вела активную и отнюдь не только приграничную политику как на Востоке, так и на Западе. Конечно, в отношениях с татарами, а позднее в своей восточной политике — в ходе соперничества с Англией Россия создавала буферный пояс, но происходило это совсем при иных обстоятельствах, и функция этого пояса в то время оказывалась совсем иной. Россия не стремилась отгородиться от мира еретиков и варваров. Избегая крупных военных столкновений, она пыталась расширить пределы своего влияния, используя буферные образования как препятствие для распространения влияния конкурента — то есть речь шла об использовании буферов как орудия в межгосударственных отношениях. Русский изоляционизм был чисто психологическим, но от этого не переживался менее остро.

Психологическая самоизоляция России не могла не вести и к тому, что актуальной составляющей российского имперского комплекса стал универсализм — мир неправославный воспринимался, конечно, не как варварский, но как погрязший в грехах и заблуждениях и по сути не было бы большим преувеличением сказать, что границы России очерчивали в ее представлении почти весь цивилизованный мир, то есть мир, сохранивший благочестие и неподдающийся власти дьявола.

Чем, собственно, была в этом смысле империя? Это инструмент ограждения православного и потенциально-православного пространства и механизм поддержания внутри него определенной дисциплины, как бы в очень ослабленном виде — порядка внутри монастыря. И это, собственно, не столько инструмент экспансии, сколько своего рода оборонительный инструмент, призванный закреплять то, что было достигнуто иным путем, защищать от внешних посягательств и внутренних настроений. Однако задачей государства было также и расширение зоны потенциального православия, хотя вплоть до XVIII века Россия не знала миссионерства как целенаправленной государственной деятельности (как не знала ее и Византия). Задачей государства было устанавливать границы Православного царства, а обращать туземное население в православие — это дело Промысла Божьего.

Примат религиозных мотивов над национальными и прагматическими обнаруживался в российской политике (прежде всего в южном направлении: Балканы — Афон — Константинополь — Святая Земля — Эфиопия) вплоть до начала ХХ века. Особенно отчетливо конфликт между религиозными (или религиозно-государственнными) началами и началами национальными проявил себя в ходе Балканской войны. Публицистика воспевала войну за освобождение единокровных славян и национальную идею, идеологи православной империи пытались оспорить национальную идею, а народ национальной идеи не понимал вовсе, продолжал воевать за свою веру, по-своему истолковывая сложные политические игры. Апелляция к единству кровному, племенному остается для крестьян пустым звуком. А.Н.Энгельгардт в «Письмах из деревни» писал, что, по мнению крестьян, «вся загвоздка в англичанке. Чтобы вышло что-нибудь, нужно соединиться с англичанкой, а чтобы соединиться, нужно ее в свою веру перевести. Не удастся же перевести в свою веру англичанку — война». Итак, Балканская война — война за веру, но война с Англией, у которой Турция только марионетка.

Россия сложилась как государство в эпоху, когда мир уже был поделен между так называемыми «мировыми религиями» и собственно активная миссия могла быть направлена только на те народы, которые оставались еще языческими. Можно было бы ожидать, что только эти территории и представляют для России реальный интерес. Однако специфический универсализм Российской империи выразился в том, что ее границы рассекали мусульманский, буддийский, католический и протестантский миры — регионы, где были приняты перечисленные вероисповедания, на общих основаниях входили в состав империи. Последняя как бы втянула в себя все разнообразие и все религиозные противоречия мира, стремясь «отыграть» их и победить внутри самой себя. И если гражданство Византии в значительной степени зависело от православной веры, то в России, где православие занимало не менее значительное место в государственной идеологии, гражданство и все связанные с ним права давались по факту проживания внутри границ империи как бы в преддверии обращения подданных в православие. Соответственно, от подданных прежде всего требовалось приобретение всех гражданских добродетелей в надежде на то, что обращение произойдет со временем, хотя бы лет через сто. Так, цель государственной политики в Туркестане была сформулирована его первым генерал-губернатором К.П.Кауфманом следующим образом: «Сделать как православных, так и мусульман одинаково полезными гражданами России».

Интересно отметить, что главным недостатком этой политики было именно то, что «русские» мусульмане рассматривались именно в контексте внутренних отношений Российской империи, почему и предполагалось, что они привыкнут к новым условиям, сойдутся с русским православным населением и в конце концов пожелают слиться с ним. Вовсе игнорировалось, что мусульмане остаются частью исламского мира, с которым при любых обстоятельствах они будут чувствовать свое единство и стремиться поддерживать отношения. Для русских психологически государственная граница как бы отсекала завоеванные регионы от остального мира, ставила непроницаемый барьер. Если Советский Союз ставил между собой и внешним миром «железный занавес», то Российская империя его не ставила, поскольку психологически имелось впечатление, что он возникает как бы сам собой, по факту картографических изменений.

Российская империя не имела идеологии, которая отражала бы изменившееся положение дел. Поскольку признавался факт «переноса империи», то подспудно оставалась актуальной византийская имперская идеологема. В XVI — XVII веках идея «Translatio Imperii» выражалась в виде очень популярной в то время легенды о «Белом клобуке» и «Сказания о князьях Владимирских». В XIX веке, когда подавляющее большинство русской образованной публики мыслило или пыталось мыслить в европейских категориях, трудно было найти подходящие слова или образы для выражения имперский идеологии Византии и идеи «переноса империи». Однако это не означает, что они потеряли свою актуальность. Вопрос имперской идеологии (в отличие от идеологии самодержавия) в России не обсуждался. Вместе с тем, сохранение и в XIX веке важнейших принципов имперского действия, унаследованных от Византии, указывает на то, что неявно проявлял себя взгляд на империю как на икону Царствия Божия, как на государство, имеющее мистическое основание, а потому являющееся уникальным, а не одним из многих государств мира.

Что касается императорской власти, то можно согласиться с мнением Л.Тихомирова: «У нас не столько подражали действительной Византии, сколько идеализировали ее, и в общей сложности создавали монархическую власть в гораздо более чистой и более выдержанной форме, нежели в самой Византии»8 . Это имело, однако, то следствие, что в России не установилась та «симфония» власти императора и патриарха, которая — по крайней мере, временами — достигалась в Византии. Так, скажем, русский царь не имел права голоса в догматических вопросах. Представления же об «имитации» царем божественной власти были развиты в России едва ли не более интенсивно, чем в Византии. Однако, как и в Византии, эта идеология оставляла принципиальную возможность цареубийства. Причем следует заметить, что если в Византии, с ее частыми государственными переворотами и слабостью системы правильного престолонаследия, эта возможность убийства неправославного императора воспринималась как вполне законная (об этом писал Константин Бaгрянородный), то в России, с ее идеальной монархией, эта идея существовала как бы в подполье, принимала извращенные формы, выражала себя в постоянных сомнениях народа в легитимности того или иного из правящих императоров и перманентно вспыхивающих по этой причине бунтах, а в конце концов — в убийстве Николая II, может быть, самого православного за всю историю России императора.

Что касается в целом государственного строя России допетровских реформ, то часто указывают на то, что он сложился под влиянием Золотой Орды. Этот взгляд не представляется вполне корректным. Многое в государственной идеологии и государственной структуре России, имевшее восточное происхождение, могло быть воспринято от Византии, которая являлась вполне восточной империей в смысле своего государствоцентризма. Во всяком случае, византийский дух не был препятствием к заимствованию у Золотой Орды отдельных (хотя и многочисленных) элементов государственной структуры. Они вполне вписывались в ту идеологему империи, которую Византия принесла на Русь.

Однако русские проигнорировали доставшееся Византии по наследству римское право. Но если когда-то само это право было основой для имперского универсализма, то с течением времени оно превратилось в декоративный атрибут и в конце концов отпало. Однако само совмещение принципов культурного универсализма и политического изоляционизма, впервые в полной мере воплотившееся в Древнем Риме, оставалось полностью актуальным в России вплоть до большевистского переворота, а, если рассматривать его с чисто формальной стороны, то и в течение последующих десятилетий.

Нелегкая ноша

Как мы говорили выше, имперское действие (в отличие от империалистического, которым руководит исключительно прагматика) определяется культурой. В культурной экспансии можно выделить две составляющие.

Первая из них — механизм освоения народом территории, специфическая для каждого этноса модель народной колонизации. Этот механизм связан, в частности, с восприятием заселяемого пространства и получает, если вообще получает, идеологически-ценностное обоснование уже постфактум. Он вытекает из «этнопсихологической конституции» народа, из комфортности для народа того или иного способа действия.

Вторая — центральный принцип империи, то идеальное основание, которое лежит в основании данной государственной общности. Это представление о должном состоянии мира. Центральный принцип империи всегда имеет религиозное происхождение и может быть выражен словами пророка Исайи: «С нами Бог, разумейте, народы, и покоряйтеся, ибо с нами Бог» (Исайя, 7, 18—19). Если «должное состояние мира» подразумевает ценность определенных государственных форм, а кроме того, обязанность распространять «должный порядок» на окружающий мир, то эта ценностная максима требует от принявшего ее народа имперского действия.

Имперские доминанты Рима, Византии и России во многом оставались схожими. При этом модели колонизации, модели освоения пространства, восприятия иноэтнического населения, свойственные народам этих трех империй, были различными. Не говоря уже о том, что и существовали эти империи в различные эпохи, в различном политическом и культурном окружении. Следовательно, каждый народ воспринимал имперскую систему, лишь минимальным образом адаптируя ее к своим этнопсихологическим особенностям и условиям существования. Скорее, он сам к ней приспосабливался. Система была для народа нелегкой ношей, жесткими рамками, в которые он сам себя (и других) ставил. Изучение истории империи невозможно без учета того, что каждый ее эпизод — это пример реализации (более или менее удачной) центрального имперского принципа в любых конкретных обстоятельствах.

С некоторой осторожностью можно утверждать, что имперская система во многих своих аспектах не зависит от этнической и психологической специфики. Индивидуальным является способ усвоения имперских доминант и пути их реализации. Последние связаны, в частности, с моделями народной колонизации, особенностями восприятия и освоения территории. Способ усвоения имперских доминант, психология их восприятия и интериоризации также безусловно связаны с особенностями народа, их принимающего. Тем не менее, центральный принцип империи является автономной составляющей имперского комплекса. Он определяет каркас здания империи — народная жизнь встраивается в него, подстраивается к нему. Более того, он требует определенного насилия имперского народа над самим собой, подавления собственных непосредственных импульсов и порой вступает в противоречие с механизмом народной колонизации.

«Колонизация — это экстенсивная сила народа, его способность воспроизводиться, шириться и расходиться по земле, это подчинение мира или его обширной части своему языку, своим нравам, своим идеалам и своим законам»,— писал в середине прошлого века француз Леруа Болье. Это в конечном счете попытка приведения мира в соответствие с тем идеалом, который присущ тому или иному народу. Причем идеальные мотивы могут порой преобладать над всеми прочими — экономическими, военными и другими. Во всяком случае, они постоянно проявляются в действиях державы, в ее отношении к другим народам: в том, как колонизаторы предопределяют судьбу той или иной страны, какого поведения требуют от завоеванных народов.

Что представляла собой Российская империя в ее идеальном образе? Она должна была заменить собой империю Византийскую, стать Третьим и последним Римом, единственным земным царством православия. Православие и было той идеей, которую должно было нести с собой русское государство, и включение в него новых и новых земель означало расширение пределов православного мира и увеличение численности православного народа. Таким образом, парадигмы религиозные и государственные сливались: государственная мощь империи связывалась с могуществом православия, а последнее в данном случае выражалось посредством державного могущества — происходила сакрализация государства. Русское переставало быть этнической характеристикой и становилось государственной: все, что служит процветанию православной государственности, является русским. И стало быть, понималось не так, что русские — православный народ, а наоборот: весь православный народ — русские, по имени православного государства. Эта мифологема не столько высказывалась вслух, сколько проявлялась через действия, поступки, реакции людей, строивших Российскую империю.

Но мифологема воплощалась в реальном мире. И в том пространстве, которое возникало между мифологемой и жизнью, разворачивались такие события и отношения, которые создавали для носителей имперской идеи не только внешние, но и глубокие внутренние конфликты. Это естественно, поскольку имперское строительство — процесс непростой и противоречивый. Создание империи состоит в перманентном преодолении конфликтогенных ситуаций.

Явление внутреннего быта

История России есть «история страны, которая колонизируется», — такое определение дал русский экономист, автор работ по вопросам земплепользования и землевладения в Сибири, аграрным общинам, переселенческим вопросам, статистике А.А.Кауфманв книге «Переселение и колонизация». Определение, вне всякого сомнения, верное. Так, переселение из Рязанской губернии началось уже в то время, когда многие из селений здесь не имели вполне устойчивого вида, когда вообще крестьяне далеко не прочно осели еще на местах своей оседлости. Переселение из Курской губернии, по свидетельству земского сводного статистического сборника, началось как раз с того времени, когда закончился здесь процесс колонизации. И хотя массовые коллективные переселения не являются специфической русской чертой, но, как отмечает тот же Кауфман, «русские переселения существенно отличаются от аналогичных движений в Западной Европе тем, что они не имели характера эмиграции, то есть выселения из страны, а представляли собой простой переход с одного места жительства на другое… Новые территории, приобретаемые русскими, являются в полном смысле слова продолжением России».

Граница определяется передовой линией русских отрядов. Это восприятие мы встречаем и у Пушкина в его «Путешествии в Арзрум». «Вот и Арпачай,— говорит мне казак.— Арпачай! Наша граница… Я поскакал к реке с чувством неизъяснимым. Никогда еще не видел я чужой земли. Граница имела для меня что-то таинственное… И я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег уже был завоеван. Я все еще находился в России».

Русский путешественник по Средней Азии Евгений Марков описал замечательную сцену, как русские крестьяне-переселенцы едут в только-только занятый нашими войсками Мерв: «Смелые русаки без раздумья и ничтоже сумняшись валили из своей Калуги в Мерву, как они называли Мервь, движимые темными слухами, что вызывают сюда в “забранный край” народушко российский на какие-то царские работы»9. Надеются крестьяне, что будут возмещены им потраченные на дорогу деньги и даны особые государственные льготы. А льгот никаких и в помине нет, и никто в новом «забранном» крае переселенцев не ждет, тем более не зовет...

Эта сцена очень типична. По мере продвижения русских войск в юго-восточном направлении занятые земли очень быстро заселялись русскими крестьянами. Напор колонизационного движения кажется поистине удивительным. Первые крестьянские просьбы о переселении в Сыр-Дарьинскую область относятся еще к 1868 году — году завоевания. В том же 1868 году, непосредственно после завоевания, первые русские колонисты переселились в Семипалатинскую область: 242 семьи из Воронежской губернии прибыли в Верный. Что же касается других регионов Средней Азии, то к 1914 году 40 процентов населения Киргизской степи и 6 процентов населения Туркестана, очень густо заселенного, составляли русские, в большинстве своем земледельцы. «Скорость, с которой русские крестьяне и другие колонисты заселяли районы, присоединенные с помощью силы, заставляла стираться грань, отделявшую колонии от метрополии»10 .

Как указывал А.Кауфман в упомянутом уже исследовании русской крестьянской колонизации, массовые переселенческие движения России, в отличие от Западной Европы, «были издревле и остаются до сих пор явлениями внутреннего быта».

Однако это «явление внутреннего быта» имело очень своеобразный характер, а именно — в каких бы формах оно ни выражалось, оно имело характер бегства от государства (вызванного в конечном счете постоянным конфликтом между крестьянским миром и государственными структурами). По точному замечанию историка Л.Сокольского, бегство народа от государственной власти составляло все содержание народной истории России. Вслед за народом шла государственная власть, укрепляя за собой вновь заселенные области и обращая беглых вновь в свое владычество. Начиная с первого правительственного указа озапрещении переселений и утверждении застав (1683 год), первыми его нарушителями «были царские же воеводы, о чем хорошо знало и центральное правительство. Воеводы вместо того, чтобы разорять самовольные поселения… накладывали на них государственные подати и оставляли их покойно обрабатывать землю».

Это естественно, поскольку «нигде русское движение не было исключительно военным, но всегда вместе с тем и земледельческим»11 . Но при всей важности для государства народной колонизации, без которой казенная колонизация не имела бы поддержки, государство словно бы ведет с переселенцами игру в «кошки-мышки». Как рассказывает П.Хворостинский в книге «Киргизский вопрос в связи с колонизацией степи», вплоть до XX века «переселенец тайком бежал с родины, тайком пробирался в Сибирь по неудобным путям сообщения». До конца 80-х годов XIX века «ходоки и организаторы мелких переселенческих партий приравнивались к политическим агитаторам и выдворялись на родину по этапу».

Когда же государство, наконец, разрешает переселение официально, оно все-таки не управляет процессом. Исследователь переселений начала XX века Д.Драницын продолжает говорить о «вольной колонизации»: «От тундры до пустыни идет вольная русская колонизация; я говорю "вольная", так как дело Переселенческого Управления сводится к неполному удовлетворению спроса».

Поскольку колонизация зачастую оставалась «вольной», то переселенцы в новых «забранных» краях были в большинстве случаев предоставлены сами себе и успех предприятия зависел, в частности, от «их умения и средств входить в сделки с аборигенами». В литературе описывается, в качестве типичной, следующая модель образования русских поселений: «Влиятельный киргиз привлекает или из жалости принимает два-три двора, входит во вкус получения дохода за усадьбу, покос или пашню деньгами или испольной работой, расширяет дело все более и более, пока заимка не превращается в поселок из 20-30 и более дворов»12 . С другой стороны, описывая историю русских поселений, автор начала XX века отмечает поразительное упорство, с которым крестьяне отстаивали свое право жить на понравившейся им земле: «Первые годы, незнакомые с условиями жизни, переселенцы [в Муганскую степь, Закавказье] страшно бедствовали, болели лихорадкой и страдали от преследований туземцев, но с течением времени они понемногу окрепли и в настоящее время Петропавловское является зажиточным селением».

Русские крестьяне неуютно чувствовали себя только там, где сталкивались с туземными народами, обладающими собственной развитой культурой и национальным чувством, как это было в Закавказье или, например, в Приамурье, где китайцы жили абсолютно изолированно от русских (в отличие от корейцев, легко поддававшихся ассимиляции), и отношения между двумя этническими общинами были напряжены до крайности. Русский человек не чувствует себя господином над аборигенами, в каких-то ситуациях он может без всякого душевного надлома пойти в услужение к богатому туземцу. Но всякое проявление национальной обособленности, национального чувства для него дискомфортно, как нарушение общегосударственной однородности. По мере возможности он стремится нейтрализовать его.

Бегство от государства

Что же толкало русских крестьян оставлять насиженные места и отправляться на Кавказ, в Закаспийскую область, Туркестан, Сибирь, Дальний Восток?

С точки зрения мотивации переселения можно выделить четыре основных потока. Во-первых, казачья колонизация, механизм которой мы рассматривать не будем: психология казачьей колонизации является отдельной темой. Другое дело, что вслед за казачьей военной колонизацией тянулись толпы крестьян великороссов и малороссов, которые заселяли казачий тыл.

Второй поток — насильственная колонизация. Это ссыльные, в частности, крестьяне-сектанты, которые выдворялись из центральных губерний России.

Третий поток колонизации можно назвать «бегством». На протяжении всей русской истории потоки людей выселялись на пустующие земли. Люди уходили от государства. Напор народной волны был столь велик, что даже с помощью крепостного права и других многочисленных мер сдержать его было нереально.

И, наконец, четвертый поток это полуорганизованное крестьянское переселение конца XIX — начала XX века, направленное и в Сибирь, и во вновь занятые области.

Традиционно, в качестве главной причины крестьянских переселений называется безземелье, но исследователи переселенческого движения отмечали, что среди переселенцев очень сильно преобладали сравнительно хорошо обеспеченные землей государственные крестьяне. Кроме того, безземелье — это причина постоянно действующая, переселения же носили «эпидемический характер», когда, как пишет А.Кауфман, «“вслед за людьми” с места снимались сотни и тысячи семей, для которых переселение не было вызвано никакой разумной необходимостью, никаким сознательным расчетом». Этот тип переселения также чрезвычайно походил на бегство, тем более, что крестьяне очень плохо представляли себе те места, в которые ехали, довольствуясь легендами о них. И даже когда правительство пыталось заставить крестьян засылать на места будущего водворения ходоков, которые могли бы оценить место и выбрать удобный участок, массы крестьян зачастую срывались целыми семьями, а иногда и деревнями, и ехали в места им неизвестные.

Но если учесть почти нелегальный характер русской колонизации, отсутствие реальной заботы о переселенцах, парадоксальными представляются народные толки и слухи, сопутствующие массовым переселениям конца XIX — начала XX века, которые очень походили на бегство и сплошь и рядом были несанкционированными. В них очень отчетливо присутствовал мотив государственных льгот для переселенцев. Эти толки показывали, что крестьяне в каком-то смысле понимали, что служат государству, от которого бегут... Так, Кауфман рассказывает, что «среди сибирских переселенцев многие ссылались на выставленную в волостном управлении бумагу, какой-то “царский указ”, приглашавший якобы переселяться; эта бумага оказалась циркуляром… имевшим целью удержать крестьян от необходимости переселения… В Могилевской губернии в 1884 году на рост числа переселений сильно повлияло опубликование правил переселения, весьма стеснительных. Действие этой ограничительной по цели публикации было весьма неожиданным: со всех концов губернии в Могилев потянулись люди, чтобы получить разрешение на переселение. Одно слово, исходившее от властей, вызвало пожар. Пошли обычные фантастические толки, что государыня купила себе в Сибири большое имение и вызывает теперь крестьян». Любая официальная бумага, в которой упоминалось слово «переселение», истолковывалась как клич царя, обращенный к православному народу: переселяйтесь.

Итак, модель русской колонизации может быть представлена следующим образом. Русские, присоединяя к своей империи очередной участок территории, словно бы разыгрывали на нем мистерию: бегство народа от государства — возвращение беглых вновь под государственную юрисдикцию — государственная колонизация новоприобретенных земель. Так было в XVII веке, так оставалось и в начале XX: «Крестьяне шли за Урал, не спрашивая, дозволено ли им это, и селились там, где им это нравилось. Жизнь заставляла правительство не только примириться с фактом, но и вмешиваться в дело в целях урегулирования водворения переселенцев на новых землях»13 .

Для русских, вне зависимости от того, какие цели ими движут и каковы их ценностные доминанты, арена действия — это «дикое поле», пространство, не ограниченное ни внешними, ни внутренними преградами. Освоение территории происходит посредством выбрасывания в «дикое поле» определенного излишка населения. Этот излишек на любом новом месте организуется в самодостаточный и автономный «мир». «Мир» и является субъектом действия, в частности — субъектом, осваивающим территорию, привычным «мы». На более высоком уровне это «мы» переносится на весь народ, но только таким образом, что сам народ начинает восприниматься как большой «мир».

В своей первоначальной форме русская колонизация представляла собой как бы наслоение «чешуек», участков территории, находившихся в юрисдикции отдельных «миров». Видимо, эта «чешуйчатая» структура пространства и характерна для русского восприятия. Так, большие «чешуйки» наращиваемой посредством военной силы территории в идеале должны были тут же покрываться мелкими «чешуйками» территорий отдельных русских «миров» — «дикое поле» осваивается, интериоризируется путем того, что приобретает «чешуйчатую» «мирскую» структуру. Этим объясняется и напор крестьянской колонизации даже в тех краях, которые по своим природным условиям, казалось бы, были не пригодны для оседлости русского населения. Уточним также, что в качестве «дикого поля» воспринималась народом любая территория, которая могла рассматриваться как потенциально своя: ее прежняя структурированность игнорировалась — будь это племенное деление территории или границы древних государственных образований. Признавались в какой-то степени лишь права туземной общины (если таковая имелась) — то есть та структурированность территории, которая приближалась к «мирской» — и ничто больше.

«Свое» население и проблемы ассимиляции

Государственная политика в вопросе колонизации в целом перекликалась с народным сознанием. Она определялась потребностью в заселении окраин как способе упрочнения на них русского господства. «Правительство заботилось о создании на окраинных землях земледельческого населения, пользуясь для этой цели и ссылкой, и “накликом свободных хлебопашцев”, которым предоставлялись различные льготы и пособия и давались в пользование земли… Попутно с этой правительственной колонизацией шла "вольная колонизация"… Истинная основа жизни должна была лечь, когда в землю завоеванных стран упало первое зерно завоевателя», — пишет А. Кауфман в «Переселении и колонизации».

Обычно правительство не прибегало к дискриминации инородцев, которые были для него «своими» гражданами империи, вплоть до того, что иногда местная администрация, пекущаяся прежде всего о «вверенном ей населении», сама «являлась одним из существеннейших тормозов, задерживающих переселение (русских) в ту или другую окраину»14 . Однако администрацию менее всего интересовали этнографические особенности этого «вверенного ей населения». Туземцы просто делятся на «мирных», не противящихся русской власти, выучивающих русский язык и отдающих детей в русские школы, и «буйных», оказывающих сопротивление. Так, во времена Кавказской войны все племена Кавказа «назывались одним именем — черкесов и кратко характеризовались даже в официальных бумагах как мошенники и разбойники»15 . Это отсутствие любопытства психологически объяснялось тем, что финал все равно был предрешен: каждый народ должен был рано или поздно слиться с русским или уйти с дороги, а потому исходная точка интересовала только специалистов.

Все «свое» население перестраивалось по единому образцу. Бывшие административные единицы уничтожались и на их месте создавались новые, «часто с совершенно искусственными границами и всегда, где это было возможно, с пестрым этнографическим составом населения». Расформировывалось местное самоуправление всех видов, система судопроизводства реформировалась по общероссийскому образцу, туземная общественная иерархия приводилась в соответствие с русской. Дворянство всех христианских народов приравнивалось в правах к русскому дворянству. Туземцы активно участвовали в местной администрации, порой обладая в ней очень значительным влиянием, становясь высшими государственными чиновниками и занимая высшие командные посты в армии; они вписывались в единую государственную иерархию и сами являлись «русской властью». «Лорис Медиков не армянский генерал,— восклицал публицист,— а русский генерал из армян»16. Создавалось единое административное пространство на всей территории империи.

Как это ни кажется удивительным, никакой идеологической программы колонизации, сопоставимой, скажем, с английской, где упор делался на то, что англичане несли покоренным народам просвещение и цивилизацию, в России не существовало. В специальных изданиях, посвященных теоретическим аспектам колонизации, рассматривались самые разные проблемы, но только не ее идеологическое обоснование. Видимо, в том не было нужды, оно подразумевалось само собой и основывалось на народной идеологии. Изредка повторялись трафаретные фразы о том, что Россия должна нести инородцам культуру, но обычно либо в весьма прозаическом контексте, где под культурой имелись в виду современные способы ведения хозяйства, либо в качестве упрека местной администрации — должна, но не несет: «За пятьдесят лет нашего владычества на Кавказе и за Кавказом, что мы, т. е. народ, сделали особенно полезного для себя и туземцев?»

Не было и разработанной методики колонизации. Если же колонизационные теории и появлялись, то они были удивительно неуклюжи и абсолютно неприемлемы на практике. Как отмечает публицист А.Липранди,«вся кавказская колонизационная политика являлась донельзя пестрой… Вероятно, не найдется во всемирной истории колонизации ни одного примера системы его, который не нашел бы себе подражания на Кавказе». Однако применение всех этих систем было кратковременным и мало влияло на общий уклад кавказской жизни. На Кавказе, так же как и везде в империи, колонизационная политика проводилась без всякой теоретической базы, на основании одной лишь интуиции; в основе ее лежала русская психология колонизации, о которой мы говорили выше, причем основные ее парадигмы проводились в жизнь чаще всего абсолютно бессознательно. Эти интуитивные методы могли быть самыми разнообразными. Гомогенность территории империи достигалась тысячью разных способов. И в каждом случае это было не правило, а исключение. «Имперская политика в национальном вопросе так же пестра и разнообразна в своих проявлениях, как пестро и разнообразно население империи. Те или иные имперские национальные мероприятия зависели от той или иной политической конъюнктуры, от того или иного соотношения сил, от тех или иных личных пристрастий и антипатий. Но цель всегда ясна: исключение политического сепаратизма и установление государственного единства на всем пространстве империи»17 .

Природная способность русских к ассимиляции обычно преувеличивалась и ими самими, и внешними наблюдателями. Причина этой ошибки состоит в том, что на многих территориях империи ассимиляция происходила быстро и почти безболезненно. Но так было не везде и не всегда. С психологической точки зрения, русские колонисты были чрезвычайно интровертны, замкнуты в себе и вообще не склонны обращать особое внимание на инородческое население. Исследователей поражала порой традиционная нечувствительность русских к национальным проблемам и их вполне искреннее неумение «воспринять национальное неудовольствие всерьез».

Когда же русские не наталкивались на обостренное национальное чувство, то вполне могла складываться картина, подобная той, которую описал английский путешественник Д.М.Уэллс: «В восточных и северо-восточных областях европейской России множество сел населены наполовину русскими, а наполовину татарами, но слияние двух национальностей не происходит… Между двумя расами существуют прекрасные взаимоотношения, деревенским старостой бывает то русский, то татарин». Более того, порой русские крестьяне начинали придерживаться того мнения, что «сколь абсурдно заставлять татар поменять цвет глаз, столь же абсурдно пытаться заставлять их поменять свою религию».

Итак, ассимиляцию нельзя считать элементом модели народной колонизации, но она была составной частью русского имперского комплекса, основанного на взаимодействии религиозной и государственной составляющих. Ассимиляция происходила на волне религиозного подъема, когда, по выражению автора «Кавказских очерков» В.П.Погожева, «связь русских пришельцев с инородцами-аборигенами прочно цементировалась восьмиконечным крестом». Слишком утрированно, но по существу верно, писал историк А.А.Царевский: «Мордва, татары, чуваши, черемисы и т.п. инородцы, даже евреи, с принятием православия на наших, можно сказать, глазах так естественно и быстро преображаются и приобщаются русской народности, что через два-три поколения трудно бывает и усмотреть в них какие-нибудь племенные черты их инородческого происхождения».

Но когда в том или ином регионе русский имперский комплекс испытывал дисбаланс, например, в результате преобладания этатистской составляющей над религиозной, ассимиляция не происходила, вопреки всем стараниям властей.

Именно это и случилось в Туркестане. В силу геостратегических и этнополитических особенностей региона религиозная составляющая русского имперского комплекса была отставлена на задний план. Как пишет русский путешественник в начале XX века, «особенно странно, что в этих новых “забранных местах” нет русского монаха, русского священника».

При такой установке, несмотря на множество мер (относящихся главным образом к сфере образования, в частности, к созданию русско-туземных школ), несмотря на массовость русской колонизации, ассимиляции не происходило, более того — в Туркестане были зафиксированы случаи, когда «некоторые коренные русские люди принимали ислам». В свете этого, довольно наивными представляются утверждения публицистов-русификаторов, что достаточно заселить тот или иной край русскими, и те автоматически будут влиять «обрусительным образом на окрестное население, установив с ним близкие отношения». На рубеже веков, когда этатистская составляющая имперского комплекса подавляла религиозную, когда посредством секулярного этатизма на русскую почву проникала националистическая идеология (которая, в противоположность имперской, исключает культурную экспансию), никакая массовая колонизация не могла интегрировать население страны.

Вместе с тем, интенсификация центрального принципа империи сама порой служила серьезным препятствием народной колонизации. Посмотрим, на примере Закавказья, какое влияние его реализация оказывала на русскую колонизацию.

Закавказье и Восточный вопрос

Исследователи указывали на удивительную способность русских «общаться с варварами, понимать и быть ими понятыми, ассимилировать их с такой легкостью, которая не встречается в колониях других народов». При этом русским оказывалось достаточно «тонким слоем разлиться по великому материку, чтобы утвердить в нем свое господство».

В случае прямого сопротивления, нежелания покориться русской власти русские тоже не испытывали никаких психологических сложностей: в дело вступали армия или казачество, следовали карательные экспедиции. Непокоренных выдворяли с обжитых территорий и селили на новые, где они, оторванные от родной почвы, постепенно ассимилировались. Препятствием для русской колонизации всякий раз становились культурные народы, народы, обладающие собственной государственностью и воспринимающие приход русских как зло, как, например, китайцы в Приамурье или государственные образования в Туркестане. Но и там был возможен либо подкуп верхушечных слоев общества, либо опять-таки карательные мероприятия.

Наиболее бессильными русские чувствовали себя в местностях, населенных культурными народами, где их власть была встречена с удовлетворением (как в Финляндии) или даже с радостью (как в Закавказье). Ассимиляционные процессы там не продвигались ни на шаг, а карать и наказывать туземцев было решительно не за что. Местные жители полагали, что делают все от них зависящее, чтобы власти были ими довольны, и русские, если рассматривали дело спокойно, были вынуждены признать, что это действительно так. Однако применение общей туземной политики давало обратный результат. Отказ от протекторатного правления «де-юре» привел к нему же «де-факто», но только в формах, менее удобных для колонизаторов, чем если бы они установили это правление сами и контролировали его. На практике получилась какая-то уродливая форма протектората, уродливая именно своей неустойчивостью и неопределенностью, которая вынуждала обе стороны постоянно «тянуть одеяло на себя», приводила к срывам типа голицынского правления и кавказской смуты, после чего установилось новое «перемирие», столь же неустойчивое.

Русские крестьяне-колонизаторы, демонстрировавшие свою выносливость и приспосабливающиеся к климату самых разных частей империи, не могли свыкнуться с климатом Закавказья и осесть здесь. Возможно, они инстинктивно ощущали двусмысленность и неопределенность государственной политики в Закавказье, не чувствовали за собой сильную руку русской власти, не могли сознавать себя исполнителями царской государственной воли, будто бы водворение их здесь было всего лишь чьей-то прихотью. Край был вроде бы завоеван, а Россией не становился. Ощущение не-России заставляло их покидать край. Переселенцы не столько не получали действительной помощи себе, сколько чувствовали моральный дискомфорт из-за «нерусскости» власти, из-за нарушения колонизаторских стереотипов, из-за того, что рушилась нормативная для них картина мира: то, что по всем признакам должно быть Россией, таковой не являлось. Но эта не-Россия была невраждебной, она не вписывалась в образ врага русских, против которого могла быть применена сила.

Однако и государство находилось здесь в своего рода замешательстве. Проблема Закавказья напрямую упиралась в Восточный вопрос, который имел для России центральное значение. Не только в геополитическом, но и в идеальном плане — и в этом отношении его основной смысл состоял в борьбе за Константинополь. С точки зрения центральной мифологемы Российской империи, завоевание Константинополя должно было стать кульминационным пунктом создания новой Византии. А два из трех основных закавказских народов имели права на византийское наследство. Прежде всего это касалось грузин, сохранивших чистоту православия в самых тяжелых условиях и в некоторые моменты истории оказывавшихся чуть ли не единственными хранителями эзотерической православной традиции.

В русском имперском сознании столкнулись две установки: с одной стороны, эти народы должны были иметь в империи статус, равный статусу русских (этого требовали религиозные составляющие имперского комплекса). С другой — они должны были быть включены в гомогенное пространство империи (как того требовали государственные составляющие этого комплекса), что было невыполнимо без систематического насилия над такими древними своеобычными народами, как грузины и армяне. Если насилие по отношению к мусульманам в рамках русского имперского комплекса еще могло найти внутреннее оправдание, то насилие над христианскими народами просто разрушало всю идеальную структуру империи как Великого христианского царства и превращало ее в голый этатизм, без иного внутреннего содержания, кроме прагматического. Лишенная сакральной санкции империя должна была моментально рассыпаться. С прагматической точки зрения она мало интересовала таких прирожденных идеалистов, какими всегда были русские. Когда же русские пытались последовательно воплощать идеальное начало своей империи, то не справлялись с управлением государством и приходили к психологическому срыву.

Конфликтогенный «знак равенства»

Нельзя сказать, что государственным образованиям Закавказья было отказано в праве на существование без всякого колебания. Однако в конечном счете победил унитарный взгляд, и Закавказье было разбито на ряд губерний по общероссийскому образцу; социальная структура закавказского общества была также переформирована на манер существовавшей в России; была упразднена автокефалия грузинской церкви. Таким образом, в социальном и административном плане однородность Закавказского края со всей прочей российской территорией была достигнута рядом реформ, правда, растянутых на несколько десятилетий.

Что же касается правовой и гражданской гомогенности населения Закавказья в Российской империи, то здесь сложилась крайне любопытная ситуация.

Включение в российский государственный механизм мусульманского населения края было для русских властей делом относительно нетрудным. Это были не первые и не последние мусульмане, которые в результате расширения границ империи оказались на ее территории, и принципы управления мусульманским населением были уже отработаны.

Иначе обстояло дело с грузинами и армянами. Во-первых, они были христиане, что уже само по себе ставило их на одну доску с русскими; во-вторых, они не были завоеваны, а вошли в состав Российской империи добровольно — и все правители Кавказа, вплоть до времен князя Голицына, «держались того принципа, что туземцы, в особенности христианского вероисповедания, те, которые добровольно предались скипетру России, должны пользоваться полным равноправием»18 . Более того, они сами могли считаться завоевателями, так как принимали активное участие в покорении Закавказья русской армией, потом в замирении Кавказа, а затем в русско-турецкой войне, когда значительная часть командных постов в кавказской армии была занята армянами. А это уже давало не просто равноправие с русскими, а статус русского. «Армянин, пробивший себе дорогу и стяжавший себе имя в кавказской армии, сделался русским, пока приобрел в рядах такой высоко- и художественно-доблестной армии, как кавказская, честное имя и славу храброго и способного генерала», — отмечает гр. Витте и именно на этом основании утверждает, что мы «прочно спаяли этот край с Россией».

Таким образом, кажется, что единство Закавказья с Россией достигнуто, и проблем не остается. Размышление об этом приводит русского публициста в экстаз: «Возьмите любую русскую окраину: Польшу, Финляндию, Остзейский край, и вы не найдете во взаимных их отношениях с Россией и русскими того драгоценного (пусть простят мне математическую терминологию) “знака равенства”, который… дает право говорить, что край этот завоеван более духом, чем мечом… Где корень этого беспримерного знака равенства? Лежит ли он в добродушной, справедливой и откровенной природе русского человека, нашедшего созвучие в природе кавказца? Или, наоборот, его нужно искать в духовном богатстве древней восточной культуры Кавказа?»19

Однако практическое следствие этого «знака равенства» вызвало шок, не скажу у русского общества в целом (оно было мало информировано о закавказской жизни), но почти у каждого русского, которого по тем или иным причинам судьба заносила в Закавказье. Практически все отрасли промышленности и хозяйства, вся экономика и торговля края, почти все командные должности (и гражданские, и военные), юриспруденция, образование, печать — были в руках у инородцев. Власть, очевидно, уходила из рук, и заезжий публицист предлагает разобраться, что же русская власть в конце концов собирается создать на Кавказе — Россию или Армению, и с ужасом восклицает: «Состав кавказской администрации и чиновничества по сравнению со всей Россией совершенно исключительный: ни по одному ведомству здесь нет, не говорю уже русской, но хотя бы полурусской власти»20 . И эта власть казалась уже не просто нерусской, а антирусской. В таких случаях особенно возмущало противодействие кавказской администрации русскому переселению. «Лозунгом было избрано категорическое заявление: “На Кавказе свободных мест для поселения русских нет”. Оно распространилось и в административной сфере, и в прессе, постепенно укоренилось в общественном мнении»21 .

Таким образом, мы можем заключить: несмотря на то, что в Закавказье были уничтожены все прежде существовавшие государственные формирования и все системы местной власти, в крае де-факто складывалось самоуправление, причем почти неподконтрольное для русских, власть наместника становится почти номинальной. Мы говорим здесь только о внутренних делах края, поскольку в целом его зависимость от России полностью сохранялась, так же как и стратегические выгоды России от владения краем.

Однако сложившееся положение вещей все более и более раздражало русских. Та форма правления, которая утвердилась в Закавказье, не могла быть названа даже протекторатной, так как протекторат предполагает значительно больший (хотя и замаскированный) контроль над местным самоуправлением (по крайней мере, упорядоченность этого контроля, поскольку в закавказском случае часто заранее нельзя было сказать, что поддавалось контролированию, а что нет) и отрицает «знак равенства». Между тем именно «знак равенства» и создал неподконтрольность местного управления. Любой русский генерал имел равно те же права, что и генерал грузинского или армянского происхождения, а Лорис-Меликов, занимая пост министра внутренних дел Российской империи, мог ответить отказом наместнику Кавказа великому князю Михаилу Николаевичу на его предложение о заселении Карсской области русскими крестьянами. Область была в значительной степени колонизирована армянами, т. е. последние взяли на себя и колонизаторские функции, которые русские совершенно не собирались выпускать из своих рук.

Для русских как для колонизаторов складывалась замкнутая ситуация: соблюдение в крае общих принципов русской туземной и колонизационной политики давало результат, обратный ожидаемому. При наличии всех внешних признаков гомогенности населения края населению метрополии (христианское вероисповедание, хорошее владение русским языком, охотное участие в государственных делах и военных операциях на благо России) реально оказывалось, что дистанция не уменьшалась. Русским оставалось либо закрыть на это глаза (коль скоро стратегические выгоды сохранялись), либо стараться сломать сложившуюся систему. Последнее и попытался осуществить князь Голицын.

При Голицыне начинается спешная колонизация и русификация края. Однако ожидаемого положительного результата не получается. Русские колонисты с завидным упорством завозятся в Закавказье, где, не привыкшие к местному климату и не встречая серьезную заботу о себе со стороны местных властей, десятками заболевают малярией и гибнут, а сотнями и тысячами уезжают из Закавказского края искать лучших земель. На их место пытаются завезти новых. Попытка же форсированной русификации края приводит к страшной кавказской смуте, «сопровождавшейся действительно сказочными ужасами, во всех трех проявлениях этой смуты: армянские волнения, армяно-татарские распри и так называемая “грузинская революция”», — сообщает В.Погожев в «Кавказских очерках».

Русская администрация оказывается вынужденной отступиться и взглянуть на вещи спокойнее. Новый наместник Кавказа гр. Воронцов-Дашков закрывает на несколько лет Закавказье для русской колонизации, признав, что опыты «водворения русских переселенцев давали лишь печальные результаты, и население сел, образованных ранее, почти повсюду изменилось». Отменив же меры по насильственной русификации края, новый наместник с удовлетворением обнаруживает, что в Закавказье «нет сепаратизма отдельных национальностей и нет сепаратизма общекавказского… Нельзя указать случаев противодействия пре­подаванию русского языка».

Таким образом, все возвращается на круги своя. Население Кавказа снова превращается в лояльных граждан империи, но все ключевые позиции в крае, особенно в экономической, торговой и образовательной сферах, остаются полностью в их руках, водворения русских крестьян-колонистов не происходит, и власть в крае, по существу, продолжает оставаться нерусской, точнее, номинально русской.

Вероятнее всего, мир был бы временным, и вслед за некоторым периодом успокоения неминуемо бы последовала новая вспышка насильственной русификации, а вслед за ней новая смута. Грозила эпоха постоянных неурядиц, в результате которой и жизнь местного населения, и жизнь русских в Закавказье могла бы превратиться в сплошной кошмар.

Однако ситуация была еще сложнее. После окончания Первой мировой войны по плану раздела Османской империи между державами Согласия по так называемому плану Сайкс-Пико к Российской империи должны были отойти восточные вилайеты со значительным армянским населением. Насколько русские способны были переварить подобное приобретение? На повестку дня вновь вставал вопрос об армянской автономии (в пределах этих вилайетов). Во всяком случае армянам, сражавшимся на кавказском фронте, как и армянам в Турции, отказывающимся сражаться против русских войск, позволялось надеяться именно на такой исход своей судьбы.

Памятуя об идеальном образе Российской империи, Евг. Трубецкой писал: «Как в 1877 году на нашем пути к Константинополю лежала Болгария, так же точно нам на этом пути не миновать Армению, которая так же не может быть оставлена под турецким владычеством: ибо для армян это владычество означает периодически повторяющуюся резню… Только в качестве всеобщей освободительницы малых народов и заступницы за них Россия может завладеть Константинополем и проливами». А между тем русский генералитет и наместник Кавказа великий князь Николай Николаевич настаивали на включении армянских вилайетов в единое государственное пространство России с универсальной для всех областей системой управления. Коса нашла на камень.

Но несмотря на дискомфорт, вызванный неуспехом колонизации и русификации края, реальные имперские установки в отношении Закавказья были очень сдержанными: стремились выжать из геополитического положения края все возможные выгоды (чему фактическая автономия края препятствием ни в коей мере не была), а в остальном предоставить событиям течь своим чередом и подавлять в себе приступы раздражительности и обиды, раз в целом закавказская политика соответствовала идеальному смыслу Восточного вопроса и тем по большому счету была оправдана, хотя требовала таких моральных жертв, как признание, что русские не в состоянии колонизировать территорию, политически находящуюся от них в безраздельной зависимости. Как писал английский политик и путешественник Вайгхем, «совершенно невозможно поверить, что значительная часть [переселенческого] потока, направлявшегося в Сибирь, не могла быть повернута в Закавказье, если бы правительство этого хотело всерьез. На население Закавказья не оказывали давления, подобного тому, как это было в других частях империи, и русские не приходили в сколько-нибудь значимом количестве на прекрасные холмы Грузии и нагорья Армении».

Создание «второй Англии»

Процесс британского имперского строительства во многом отличен от российского. Русская колонизация ведет к расширению российской государственной территории: русская колония, образуясь вне пределов российской территории, стимулировала подвижки границы. У англичан колония, изначально находясь под британской юрисдикцией, стремится выйти из нее. Но этот путь вел к созданию своеобразной «метаимперии», объединенной не столько юридически, сколько посредством языкового и ценностного единства.

«Для чего создавалась и сохранялась Британская империя?.. С самых первых времен английской колонизации и до наших дней этот вопрос занимал умы британских мыслителей и политиков», — писал один из английских историков, К. Норр. Чтобы дать ответ на этот вопрос, начнем с того, как воспринимает английский народ ту территорию, которую собирается осваивать. И кстати заметим, что для русских изучение Британской империи имеет особую ценность, ведь свою историю можно полностью понять только сравнивая с чужими историями.

В чем особенности Британской империи?

Во-первых, до последней трети XVIII века она была в основ­ном мирной. Англичане занимали такие части света, которые «по своей малозаселенности давали полный простор для всякого, кто желал там поселиться»22 . Во-вторых, связи англичан с местным населением их ко­лоний были минимальны. Как отмечает Леруа-Болье,«отличительной чертой английских колоний являлось совпадение густоты населения с почти исключительно европейским его происхождением». Смешанные браки были исключитель­ным явлением, дух миссионерства вплоть до XIX века вовсе не был при­сущ англичанам: они как бы игнорировали туземцев. В-третьих, вплоть до XIX века «английское правительство, в противоположность испанскому и португальскому, на деле не принимало никакого участия в основании колоний; вмешательство метрополии в их внутреннюю организацию по праву всегда было ограничено, а на деле равнялось нулю»23 . Английский историк Е. Баркер писал: «Когда мы начали колонизацию, мы уже име­ли идею — социально-политическую идею, — что, помимо английского государства, имеется также английское общество, а точнее — английские добровольные общества (и в форме религиозных конгрегаций, и в форме торговых компаний), которые были готовы и способны действо­вать независимо от государства и на свои собственные средства... Именно английские добровольные общества, а не государство, учреждали поселения в наших ранних колониях и таким образом начали создавать то, что сегодня мы называем империей».

Более того, английские переселенцы, по точному выражению А.Т.Мэхэна, словно бы желали «не пере­носить с собой Англию, а создать нечто новое, что не должно было сделаться второй Англией». Все их интересы были связаны с новой родиной, они трудились на ее благо, а потому английские колонии оказались ус­тойчивее, прочнее, многолюднее колоний всех других европейских народов. «Английская нация с основания своих первых поселений в Америке обнаружила признаки специальных способностей к колони­зации», — отмечает тот же А.Т.Мэхэн. Однако английские колонии вплоть до последней трети XIX века не воспринимались англичанами как особо значимая ценность — и это еще одна отличительная черта английской колонизации. В этом смысле весьма примечательно замечание, которое делает в своей книге «Расширение Англии» Дж.Сили: «Есть нечто крайне характерное в том индифферентизме, с которым англичане от­носятся к могучему явлению развития их расы и расширения их госу­дарства. Они покорили и заселили полсвета, как бы сами не отдавая себе в том отчета».

Это до какой-то степени можно объяснить спецификой английских колоний. Английская эмиграция первоначально имела религиозные причины, англичане-колонисты рвали все связи со Старым Светом, и разрыв этот оставлял в их душах глубочайший след. «Пуританин и колонист... остается прежде всего эмигрантом, который воспринимает человека и обще­ство, исходя из разрыва, подобного не пропасти между двумя участками твердой земли, землей, которую он оставил, и землей, которая его приняла, — но подобного зиянию между двумя пустотами: пустотой отверг­нутой и пустотой надежды»24 .

Параллельно возникали и торговые фактории. Как сообщает Хоррабин в «Очерке историко-экономической географии мира», Англия «учредила торговые станции во всех уголках земного шара... Но воспринимались ли они вполне как колонии? С точки зрения торговых интересов увеличение территории было для Англии не только не необходимо, но даже нежелательно. Ей нужно было только держать в своих руках пункты, господствующие над главными путями. В XVIII в. английские торговцы больше дорожили двумя вест-индскими ост­ровками, чем всей Канадой. Во времена парусных судов эти остров­ки господствовали над морскими путями, соединявшими Европу со всеми американскими портами. Там же, где Англия приобрела дей­ствительно крупные владения, т.е. в Индии и Канаде, это было сде­лано главным образом потому, что здесь приходилось бороться за каждый опорный пункт с постоянной соперницей — Францией, так что для укрепления позиций был необходим обширный тыл... На протяже­нии XIX в. из этих торговых станций и портов выросла Британская им­перия. Между 1800 и 1850 гг. площадь империи утроилась. К 1919 г. она утроилась еще раз». Однако эти новые территории уже не представляли интереса для британских переселенцев.

Основным субъектом действия в английской модели колонизации является некое «общество», «сообщество» (все равно, религиозное или торговое). Каждое из них так или иначе воспринимало религиозно-ценностные основания Британской империи (и к торговым сообществам, как мы видели, это относится в полной мере). Но поскольку в британской идеологеме империи понятия «сообщество» и «империя» синонимичны, то — в данном контексте — сами эти сообщества превращались в мини-империи. Не случайно Ост-Индскую компанию называли «государством в государстве», не случайно лорд Дж. Керзон называл Индию империей в империи. Каждое «сообщество», которое, в конеч­ном счете, исторически складывалось не в силу каких-либо историчес­ких причин, а потому, что такой способ действия для англичан наиболее комфортен (таков «образ коллектива» в картине мира англичан), и каж­дое из них все более замыкалось в себе, абстрагируясь как от туземного населения, так и от метрополии. И каждое из них тем или иным образом проигрывало внутри себя альтернативу «сообщество — империя». Оно отталкивалось от идеологемы «сообщество», «привилегированное (арис­тократическое) сообщество», «сообщество белых людей» и переходило к понятию «империя аристократов».

Создавалась структура взаимосвязанных мини-империй. Единство этой структуры вплоть до конца XIX века практически выпадало из сознания англичан, оно не было принципиально важным. Субъектом действия были «мини-империи» (будь то сельскохозяйственные поселения, торговые фактории или, позднее, миссионерские центры), и их подспудное идеологическое обоснование обеспечивало их мобильность, а, следовательно, силу английской экспансии.

Между этими «мини-империями» и «центром», именовавшим себя Британской империей, существовало постоянное непреодолимое противоречие: «центр» стремился привести свои колонии («мини-империи») к «единому знаменателю», а колонии, самодостаточные по своему внутреннему ощущению, противились унификации, восставали против центра, отделялись от метрополии юридически. Впрочем, хотя отделение Соединенных Штатов вызвало в Британии значительный шок и появление антиимперский идеологии «малой Англии», но это ни на миг не снизило темпов реального имперского строительства, в результате чего сложилась так называемая «вторая империя».

Сама по себе колониальная система, структура «мини-империй» имела, по существу, только пропагандистское значение. В известном смысле прав русский геополитик И. Вернадский, который писал о Британской империи, что «по своему внут­реннему устройству и по характеру своего народа эта страна может лег­ко обойтись без той или другой колонии, из которых ни одна не сплочена с нею в одно целое и каждая живет своей особенной жизнью. Состав британских владений есть скорее агрегат многих политических тел, не­жели одна неразрывная целостность. Оторвите каждое из них, и метро­полия будет существовать едва ли не с прежней силой. С течением вре­мени она даже приобретет новые владения и старая потеря почти не будет для нее заметна. Так, у некоторых животных вы можете отнять часть тела, и оно будет жить по-прежнему и вскоре получит, взамен ос­тавшейся под вашим ножом, другую часть».

За невидимым барьером

Сколь прочны и многолюдны были британские колонии, основанные когда-то на слабозаселенных землях, столь же труден был для англичан процесс интериоризации земель, имеющих сколько-нибудь значитель­ную плотность туземного населения. Так, английское население в Индии, не состоящее ни на военной, ни на государственной службе, к концу XIX века составляло, по одним данным, 50 тысяч человек, по другим — приближалось к 100 тысячам. И это при том, что начиная с 1859 года, после подавления мятежа, британское правительство проводило поли­тику, направленную на привлечение британцев в Индию, а на индийском субконтиненте имелись нагорья, по климату, растительности и относи­тельной редкости местного населения вполне пригодные для колониза­ции, во всяком случае, в большей степени подходящие для земледельческой колонизации, чем «хлопковые земли» Средней Азии, активно заселявшиеся русскими крестьянами. Английский чиновник Б.Ходгсон, прослуживший в Индии тридцать лет своей жизни, писал, что индийские Гималаи могут стать «великолепной находкой для голодающих крестьян Ирландии и горных местностей Шотландии». Еще более остро стоял вопрос о британской колонизации горных районов, Гималаев, в том числе в связи с возможной угрозой Индии со стороны России. «Колонизация горных районов Индии, — писал Х. Кларк, — дает нам преимущество, которое никогда не будет нами потеряно. Колонизация дает нам возможность создать милицию, которая будут поддерживать европейский контроль над Индией и защищать ее границы на севере и северо-востоке. Английское население в миллион человек сделает бунт или революцию в Индии невозможной и обезопасит мирное население, сделает наше господство незыблемым и положит конец всем планам России».

Одним из таких районов был Уттаракханд, включающий в себя провинции Гарваль, Кюмаон (близкую по этническому составу населения) и небольшое протекторатное княжество Тери-Гарваль. Все эти земли попали под британское владычество в результате Непальской войны в 1815 году. Местность эта, расположенная на склонах Гималаев, представлялась британским путешественникам райским уголком, напоминающим «роскошный сад, где все, что произвела земля Европы и Азии — или даже всего мира — было собрано вместе. Яблони, груши, гранаты, фиговые и шелковичные деревья росли в огромных количествах и в самых великолепных своих формах. Ежевика и малина соблазнительно свешивались с уступов обрывистых скал, а наша тропа была усыпана ягодами земляники. И в какую сторону ни посмотри — цветущий вереск, фиалки, жасмин, бесчисленные розовые кусты в полном цвету», — восторгается Т.Скиннер в «Экскурсиях по Индии», вышедших в свет в 1832 году.

Однако поведение британцев-колонистов в Гималаях выглядит не вполне логичным с прагматической точки зрения и объяснимым только если рассматривать его в свете британской модели колонизации. Британцы избегали колонизировать территории со сколько-нибудь значительным местным населением, а если и прибегали к этому, то создавали целую громоздкую систему, препятствующую их непосредственным контактам с местным населением. Так, англичане давали самые идиллические характеристики жителям Гималаев.

Но вопрос остался на бумаге. Для того, чтобы жить в Гималаях, требовалось вступить в прочные отношения с местным населением. Последнее по своему характеру британцам было даже симпатично. Англичане давали самые идиллические характеристики жителям Гималаев. Монахи и аскеты, нашедшие себе убежища в снежной суровости высоких гор, стали основными персонажами европейских описаний Гималаев. В отличие от обычной индийской чувственности, путешественники находили здесь величайшее самообуздание, столь импонировавшее викторианцам. Гималаи в представлениях англичан были местом преимущественно романтическим. Жизнь крестьян описывалась так же преимущественно в идиллических тонах. Обращалось внимание на их необыкновенно чистые и прекрасно возделанные угодья.

Однако британское население, состоявшее главным образом из чиновников лесного ведомства, жило в поселках, приближаться к которым местным жителям было строжайше запрещено, словно поставлен был невидимый барьер. И когда в Гарвале — одной из местностей Гималаев — действительно возникают европейские поселения, британцы поступают с этими романтическими горами точно так же, как в это же время с романтическими горами своей родины — горами Шотландии: стремятся вырубить естественные лесные массивы и засадить горные склоны корабельными соснами. Действия британцев могли бы казаться чисто прагматическими, если не учитывать, что тем самым они лишили себя одного из немногочисленных плацдармов для британской колонизации Индии, вступив в затяжной конфликт с местным населением. В результате британские поселения Гарваля так никогда и не превысили общую численность в тысячу человек.

Англичане и абстрагировались от местного населения, и создавали для себя миф о загадочных жителях Гималаев, и воспевали чудесную природу края, и признавали практически только хозяйственное ее использование. Их восприятие как бы раздваивалось. В результате, осознавая и возможность, и желательность крестьянской колонизации района Гарваля, британцы не решались к ней приступить.

Между британцами и местным населением словно бы всегда стоял невидимый барьер, преодолеть который они не могли. Так, еще во времена колонизации Америки «угроза, исходящая от индейца, приняла для пуританина природно-тотальный характер и в образе врага слитыми воедино оказались индеец-дикарь и породившая его дикая стихия природы... Пуританский образ индейца-врага наложил свой отпечаток на восприятие переселенцами пространства: оно для них активно, это пространство-“западня”, полное подвижных и неожиданных препятствий»25 .

Британцы создавали себе в своих владениях узкий мирок, в который не допускались никакие туземцы и который должен был бы воспроизводить английское общество в миниатюре. Однако психологическую неадекватность этого ощущения обнаруживает тот факт, что, прожив несколько лет в таких колониях, англичане, от колониальных чиновников до последних бродяг, чувствовали, попадая назад в Англию, еще больший дискомфорт. Те, кто волей судьбы оказывался перед необходимостью более или менее близко соприкасаться с не-европейцами (чего англичане избегали), приобретали себе комплекс «аристократов» и тем по существу обращались в маргиналов в английском обществе. Ничего подобного не знает история никакого другого европейского народа.

Любая новая территория, где селится англичанин, в его восприятии — «чистая доска», на которой он творит свой собственный мир по своему вкусу. Это в равной степени относится и к колонизации Америки, и к созданию Индо-Британской империи. Так, «пуритане, несмотря на свои миссионерские претензии, рассматривали Америку как свою собственную страну, а ее коренных жителей, как препятствие на пути своего предопределения как американцев. Будучи пионерами, осваивавшими богатую неразвитую страну, первые американцы верили в свою способность построить общество, отвечающее их желаниям». Аналогичным образом и «индийская “tabula rasa” представлялась во всех отношениях в высшей степени подходящей, чтобы устроить там общество на свой собственный манер»26 .

Внешне это восприятие может напоминать «дикое поле» русских, но имеется одно очень существенное различие. Русские осваивают «дикое поле», вбирают его в себя, не стремясь ни ограничить его, ни устранить встречающиеся на нем препятствия. Русские как бы игнорируют конфликтогенные факторы, связанные с новой территорией, и не прилагают никаких усилий, чтобы устранить их возможное деструктивное действие. Эти конфликтогенные факторы изначально рассматриваются не как внешние трудности, а как внутренние, от которых не уйдешь, но которые не подлежат планомерному устранению, а могут быть сняты только в более широком контексте деятельности народа. Англичане же, если они не могли избежать самого столкновения с тем, что порождает конфликтность — а сам факт существования туземного населения уже является для англичан конфликтогенным, ведь туземное население так или иначе препятствует реализации собственно английских представлений, — то они стремились поставить между собой и местным населением барьер.

К чему приводило наличие психологического барьера между англичанами и коренным населением колоний? Эдвард Спайсер в книге «Циклы завоевания» описывает как из «политики изоляции» постепенно развивалась концепция резерваций, воплотившаяся в отношениях с индейцами Северной Америки. Изначально эта концепция выразилась в том, что с рядом индейских племен были подписаны договоры как бы о территориальном разграничении. Но существенным в этих договорах для англичан было не определение территориальных границ (напротив, они изначально игнорировали эти границы), а то, что в результате самого акта подписания договора индейское племя превращалось для англичан в некоего юридического субъекта, через что отношения с ним вводились в строго определенные и ограниченные рамки. Очевидная бессмысленность наделения индейцев статусом юридического лица, при том, что никакие права де-факто за ними не признавались, параллельно навязчивым желанием англо-американцев придерживаться даже в случаях откровенного насилия определенных ритуалов, свойственных международным отношениям, указывает на то, что внешний статус индейцев имел в глазах колонистов самостоятельную ценность. Он давал возможность экстериоризировать туземный фактор, отделить его от себя и тем самым получить возможность абстрагироваться от него.

Такие сложные психологические комплексы, казалось бы, должны были остановить колонизацию. А между тем англичане создали империю значительно более прочную, чем, например, испанцы, хотя последние прикладывали к созданию империи больше сознательных усилий. Значит ли это, что разгадка — в коммерческих способностях англичан?

«Империя — это торговля», — говорил Дж. Чемберлен. И действи­тельно, значительная доля справедливости есть в той точке зрения, что Британская империя является «коммерческой комбинацией, деловым синдикатом»27. Но этого объяснения недостаточно, ибо как психологически могли сочетаться эта гипертрофированная самозамкнутость англичан и гигантский размах их торговых операций, заставлявший проникать их в самые удаленные части земли и чувствовать там себя полными хозяевами?

Т. Маколи сетовал на то, что англичане вовсе не интересуются Ин­дией и «предмет этот для большинства читателей кажется не только скуч­ным, но и положительно неприятным». Пик английской завоевательной политики на Востоке по времени (первая половина XIX века) совпал с пи­ком антиимперских настроений в Англии, так что кажется, словно жизнь на Британских островах текла сама по себе, а на Востоке, где основным принципом британской политики уже стала «оборона Индии» — сама по себе. Англичане уже словно бы свыклись с мыслью о неизбежности потери колоний и даже желательности их отпадения, как то проповедовали экономисты Манчестерской школы. Узнав о коварстве и жестокостях пол­ководца У. Хастингса, английское общественное мнение поначалу воз­мутилось, однако гнев прошел быстро, и У. Хастингс был оправдан пар­ламентским судом, ибо осуждение его по справедливости требовало и отказа «от преимуществ, добытых столь сомнительным путем. Но на это не решился бы ни один англичанин».

Между тем Дж. Гобсон, обвиняя английских империалистов во всех смертных грехах, оправдывает их в одном: «Психические переживания, которые бросают нас на защиту миссии империализма, конечно, не ли­цемерны, конечно, не лживы и не симулированы. Отчасти здесь самооб­ман — результат не продуманных до конца идей, отчасти явление психической аберрации... Это свойство примирить в душе непримири­мое, одновременно хранить в уме как за непроницаемой переборкой ан­тагонистические явления и чувства, быть может, явление исключительно английское. Я повторяю, это не лицемерие; если бы противоположность идей чувствам осознавалась бы — игра была бы проиграна; залог ус­пеха — бессознательность».

По сути, то, о чем говорит Гобсон — это типичная структура функционального внутрикультурного конфликта, когда различные группы внутри этноса ведут себя прямо противоположным образом, и левая рука, кажется, не знает, что делает правая, но результат оказывается комфортным для этноса в целом. В этом смысле показательно высказывание Дж. Фраунда о том, что Британская империя будет существовать даже несмотря на «глупость ее правителей и безразличие ее детей». Здесь мы имеем дело с выражением противоречивости внутренних установок англичан. Англичане осваивали весь земной шар, но при этом стремились абстрагироваться от всего, что в нем было неанглийского. Поскольку такой образ действия практически невыполним, колонизация волей-неволей связана с установлением определенных отношений и связей с внешним неанглийским миром, то выход состоял в том, чтобы не замечать само наличие этих связей. Для англичан Британских островов это означало не замечать наличие собственной империи. Действовать в ней, жить в ней, но не видеть ее. Так продолжалось до середины XIX века, когда не видеть империю далее было уже невозможно.

Альянс между религией и торговлей

Тем не менее, была, очевидно, некая мощная сила, которая толкала англичан к созданию и сохранению империи. При наличии всех психологических трудностей, которые несла с собой британская колонизация, абсолютно невозможно представить себе, чтобы она имела лишь утилитарные основания.

А если так, то мнение о внерелигиозном характере Британской империи ошибочно и вызвано тем, что до XIX века миссионерское движение не было значимым фактором британской имперской экспансии.

Приходится только удивляться тому, что все исследователи, за очень редким исключением, отказывали Британской империи в каком-либо идеологическом основании. «Мысль о всеобщей христианской империи никогда не пускала корней на британских островах», как об этом писал один из наиболее известных германских геополитиков Э.Обст. Но так ли это? Если миссия была неимоверно затруднена психологически, то это не значит, что ее не хотели. Не мочь — не означает не хотеть. И если стимулом к созданию империи было мощное религиозное основание, то ни из чего не следует, что внешне это будет проявляться таким уж прямолинейным образом. Имперские доминанты получали в сознании англичан достаточно причудливое выражение. Следует ожидать, что и их религиозные основания имеют сложную форму.

Справедливы слова английского историка Л. Райта, что «если мы будем объяснять, что такое Ост-Индская компания в поняти­ях наших дней, т.е. как корпорацию жадных империалистов, использую­щих религию как средство эксплуатации и своих собственных рабочих, и других народов, мы проявим абсолютное непонимание того периода». Очень многие смотрели на Британскую империю как на «торговый синдикат», но в ее истории не было ни одного периода, по отношению к которому это определение было бы справедливо. Можно лишь сказать, что Британская империя, кроме всего прочего была и «торговым синдикатом». Другой историк, А.Портер, выразился еще более категорично: «Прирожден­ный альянс между религией и торговлей в конце

XVI — начале XVII века оказал глубокое влияние на то, что в один прекрасный день было назва­но Британской империей».

Л.Райт в книге «Религия и империя» подробно разбирает эту проблему. Он отмечает, что хотя, «в отличие от испанских и португаль­ских католических проповедников, новые протестантские миссионеры были убеждены, что они не нуждаются в государстве и его помощи», однако «влияние духовенства и его проповеди было могущественным фактором в создании общественного настроя в отношении к морской экспансии». «Сплошь и рядом духовенство яковитской Англии было настроено в духе меркантилизма. Духовенство выступало за ту же политику, что и люди коммерции». В свою очередь, торговцы и моряки верили, что они явля­ются орудием Провидения. «Искренняя вера в Божественное предопре­деление не может быть поставлена под сомнение никем из тех, кто изу­чал религиозные основания елизаветинской Англии. Из этого не следу­ет, что все судовладельцы и капитаны сами по себе были благочестивы­ми людьми, которые регулярно молились и пели псалмы; но мало кто, даже из наиболее нечестивых среди них, решился бы выражать сомне­ние в Божественном вмешательстве, большинство имело положитель­ную веру в то, что Бог все видит своим всевидящим оком... Благочести­вые замечания, встречающиеся в вахтенных журналах, удивляют совре­менного читателя как нечто, совершенно не относящееся к делу... Но в начале XVII века эти комментарии были выражением настроения эпохи».

Так, например, при основании в 1600 году Ост-Индской компании отбором капелланов для нее занимался сам ее глава Т. Смит, известный как человек примерного благочестия. Он «обращался в Оксфорд и Кемб­ридж для того, чтобы получить рекомендации... Кандидаты должны были прочитать испытательную проповедь на заданные слова из Евангелия служащим компании. Эти деловые люди были знатоками проповедей, они обсуждали их со знанием дела не хуже, чем профессиональные док­тора богословия». При отборе капелланов имелась в виду и цель мис­сии. «Необходимость обращения язычников в протестантизм была по­стоянной темой английских дискуссий о колонизации»28 .

Однако, несмотря на значительный интерес общества к вопросам проповеди, в реальности английская миссия была крайне слабой. Попытаемся понять причину этого, обратившись к истории формирования концепции Британской империи.

Прежде всего нас ждут неожиданности в том, что касается английского понимания слова «империя», как оно сложилось в начале XVI века. В период между 1500-м и 1650-м годами некоторые принципиально важные концепции изменили свой смысл и вошли в общественное употребле­ние. Это концепции «страны» (country), «сообщества» (commonwealth), «империи» и «нации». Изменение значений слов происходило главным образом в XVI веке. Эти четыре слова стали пониматься как синонимы, при­обретя смысл, который, с небольшими изменениями, они сохранили и впоследствии и который совершенно отличался от принятого в предше­ствующую пору. Они стали означать «суверенный народ Англии». Соот­ветственно изменилось и значение слова «народ».

Слово «country», первоначальным значением которого было «coun­ty» — административная единица, стало синонимом слова «nation» и уже в первой трети XVI века приобрело связь с понятием «patrie». В словаре Т. Элиота (1538 год) слово «patrie» было переведено как «a country». Слово «commonwealth» в значении «сообщество» стало использоваться в каче­стве взаимозаменяемого с терминами «country» и «nation».

С понятием «нация» начинает тесно связываться и понятие «импе­рия». «В средневековой политической мысли «империя» (imperium) была тесно связана с королевским достоинством. Понятие «империя» лежало в основе понятия «император». Император обладал суверенной властью внутри его королевства во всех светских делах... Это значение было ра­дикальным образом изменено в Акте 1533 года, в котором понятие «импе­рия» было распространено и на духовные вопросы и использовано в зна­чении «политическое единство», «самоуправляющееся государство, сво­бодное от каких бы то ни было чужеземных властителей», «суверенное национальное государство».

Следует отметить, что бытие Англии в качестве «нации» было непо­средственным образом связано с понятием «представительское управ­ление». Представительство английского народа, являющегося «нацией», символическим образом возвышало его положение в качестве элиты, которая имела право и была призвана стать новой аристократией. «Та­ким образом, национальность делала каждого англичанина дворяни­ном, и голубая кровь не была больше связана с достижением высокого статуса в обществе», — отмечает Л.Гринфилд в книге «Национализм: пять дорог к Современности».

Здесь для нас чрезвычайно важно сделать следующие замечания. «Представительское управление» при его определенной интерпретации можно рассматривать как «способ действия», атрибут, присущий полноценному человеческому сообществу, а не как политическую цель. При этом, поскольку понятия «нация», «сообщество», «империя» являются в этот период фактически синонимичными, «представительское управление» как «способ действия» следует рассматривать как присущий им всем. В этот же ряд понятий следует ввести и «англиканскую церковь». Ей так же присущ атрибут «представительское управление» — что выразилось в специфике миссионерской практики англичан. Причем данный способ действия в сознании англичан приводит к возвышению над всем окружающим миром и логически перерастает в атрибут «образа мы». На раннем этапе он трактовался как религиозное превосходство, затем как одновременно превосходство имперское («лучшая в мире система управления народами») и национальное. Затем он стал пониматься как превосходство социальное. Но каждый из этих случаев более сложен, чем это кажется на первый взгляд. Так и знаменитый британский национализм, поражавший всю Европу, в действительности далеко отстоял от того, что обычно понимают под этим понятием.

Все более глубокие корни пускает мысль о богоизбранности англий­ского народа. В 1559 году будущий епископ Лондонский Дж. Эйомер про­возгласил, что Бог — англичанин, и призвал своих соотечественников семь раз в день благодарить Его, что они родились англичанами, а не итальянцами, французами или немцами. Дж. Фоке писал в «Книге муче­ников», что быть англичанином означает быть истинным христианином: «английский народ избранный, выделенный среди других народов, пред­почитаемый Богом. Сила и слава Англии необходима для Царствия Божия». Триумф протестантизма был национальным триумфом. Идентификация Реформации с «английскостью» вела к провозглашению Рима национальным врагом и исключением католиков из английской нации. Епископ X. Латимер первым заговорил о «Боге Англии», а архие­пископ Краимер связал вопросы вероучения с проблемой национальной независимости Англии и ее национальных интересов.

Итак, национализм того времени определялся не в этнических категориях. Он определялся в терминах религиозно-политических. Он был связан с идеями самоуправления и протестантизма (англиканства). Эти два последних понятия также были непосредственным образом связаны с понятием «империя», то есть самоуправления в религиозных вопросах. Сошлюсь еще раз на Л.Гринфилда: «Протестантизм был возможен в Англии, только если она была им­перией. А она была империей, только если она была нацией… Когда английское духовенство думало о Новом Свете, оно мечтало об обшир­ной Протестантской империи». Таким образом, мы видим, что британская империя имела религиозную подоплеку, столь же интенсивную, какая была у Российской империи.

Культ империи

В чем же состояла суть английской религиозной миссии?

Легко понять, почему проповедь протестантизма в его английском варианте была затруднена. Ведь английский протестантизм был тесно переплетен с понятием «нация», «национальная церковь». Британская империя несла с собой идею самоуправляющейся нации. Именно поэтому, очевидно, английские купцы, националисты и меркантилисты проявляли значительную осведомленность в вопросах теологии. Однако только в XIX веке по­явились идеи, позволяющие распространять понятие национальной цер­кви на другие народы. Был провозглашен отказ от «эклесиоцентризма», т.е. «от установления по всему миру институциональных церквей запад­ного типа». Г. Венн и Р. Андерсон разработали концепцию самоуправ­ляющейся церкви. Идея состояла в необходимости отдельной автоном­ной структуры для каждой туземной церковной организации. «Одна из основных целей миссионерской активности должна быть определена в терминах “взращиваемой церкви”»29. Однако эта стратегия подразумева­ла по сути «выращивание» скорее нации, чем церкви, что создавало, в свою очередь, новые проблемы.

Последнее обстоятельство должно было вызвать определенный перенос понятий и акцентов. Действительно, именно в это время в сознании англичан все более отчетливо проявляется представление, что они всюду несут с собой идею свободного управления и представительских органов, что в целом коррелировало с концепцией самоуправляющейся церкви. Однако в это время наблюдается рост расистских установок, чего почти не было раньше. Так, слово «ниггер» стало употребляться в отношении ин­дийцев только с 40-х годов XIX века. Английский историк, Е.Баркер, утверждая, что англичане в Индии не «индизировались», уточняет, «в отличие от первых завоевателей». Для завоевателей же (Клайва и других) индийцы были недругами, но отнюдь не презренной расой. В записках и мемуарах английских офицеров, служащих на вечно неспокойной северо-западной границе, тоже выражается отношение к индийцам более нормально. (Да и трудно иначе, если служишь долгие годы бок о бок.) Фельдмаршал Робертс вспоминает о случаях, когда английские офицеры, абсолютно верившие своим подчиненным, узнав об их предательстве (мятеж 1857—1858 годов), пускали себе пулю в лоб, или о старом полковнике, клявшемся жизнью в преданности своих солдат и рыдавшем, видя как их разоружают, т.е. оказывают недоверие и тем самым оскорбляют.

Среди многих викторианцев возникало ощущение, что «вестернизация — это опасное занятие. Возможно, не-европейцы вовсе не были потенци­альными английскими джентльменами, которые лишь подзадержались в своем развитии, а расой, чуждой по самому своему существу»30 .

«Представительское самоуправление» было осознано как цель имперского действия... Целью действия (ценностной доминантой) было провозглашено то, что до сих пор было условием действия, атрибутом человека, без чего человек просто не был полноценным человеком. Перенесение данной парадигмы в разряд целей вело к ее размыванию и угрожало самой парадигме империи в сознании англичан. Признание новых целей не могло произойти безболезненно, оно требовало изменения «образа мы». Поэтому данная цель одновременно и декларировалась, и отвергалась в качестве цели практической. Дж. Морли, статс-секретарь по делам Индии, заявил в 1908 году: «Если бы мое существование в качестве официального лица и даже телесно было продолжено судьбою в двадцать раз более того, что в действительности возможно, то и в конце столь долго­го своего поприща я стал бы утверждать, что парламентская система Индии совсем не та цель, которую я имею в виду».

Выходом из психологического тупика оказывается формирование идеологии Нового империализма, основанием которой стала идея нации. В ней атрибут «представительского самоуправления» относится только к англичанам, которые и признавались людьми по преимуществу. До сих пор такой прямолинейности не было. Британский национализм в качестве идеологии развился как реакция на извечные психологические комплексы англичан в качестве колонизаторов.

Создание великой Британской империи в Азии стало восприниматься как романтический подвиг мужества, а не как деловое предприятие. В своем выступлении в Кристальном дворце 24 июня 1872 года Бенджамин Дизраэли сказал: «Англичане гордятся своей огромной страной и же­лают достигнуть еще большего ее увеличения; англичане принадлежат к имперской стране и желают, если только это возможно, создать импе­рию». Он не произнес ничего нового, а просто констатировал факт. С середины XIX века империя была осознана как целостность и данность. «Из конца в конец Англии во всех слоях английского общества почти поголовно увлечение политической теорией-мечтой об Англии, разросшейся на полмира, охватывающей весь британский мир в одно крепкое неразрыв­ное целое, в огромную мощную, первую в мире империю», — пишет В.Устинов в книге «Об английском империализме».

Именно в это время на Британских островах империализм стано­вится окончательно философией истории и для кого-то превращается в настоящий культ, так что «гордому англичанину... в словах “имперское верховенство Британской империи” слышится нечто призывное к его сердцу, ласкающее его слух»31 .

«Бремя белого человека»

Параллельно с развитием культа империализма шел другой процесс, который начался не на Британских островах, а с Британской Индии. Там возникла идеология «бремени белого человека», сыгравшая важнейшую роль в модификации английской этнической картины мира.

Британцы в Индии — это особая порода людей — викторианцы. Типичный представитель эпохи царствования королевы Виктории — это самоуверенный подтянутый человек, не знающий ни в чем слабинки, крайне дисциплинированный, с гипертрофированным чувством долга, прекрасно воспитанный джентльмен, придерживающийся в своей жизни самых строгих правил и семейных традиций, религия которого сводится к нескольким исключительно нравственного характера заповедям. «Викторианский период, который обычно ассоциируется с подъемом в обществе христианских ценностей, в действительности не был эпохой веры. Может быть, правильнее было описать его как эпоху отсутствия веры... период, ознаменованный стремлением к разрушению веры. Викторианская эпоха, не будучи эпохой веры, была тем не менее эпохой большой нравственной серьезности, культа хорошего поведения. Это была как бы секулярная религия»32.

Британскую Индийскую империю создавали люди именно такого типа и помимо прочего «империя была для них средством нравственного самовоспитания». Этот тип человека воспевался и романтизировался в имперской литературе. Возникал своего рода культ «воинственной энергии, суровой и по отношению к себе, и по отношению к другим, ищущий красоту в храбрости и справедливость лишь в силе»33 .

Этот дух героического империализма и зарождался в Британской Индии тогда, когда в Англии наблюдалось отсутствие веры в империю и отсутствие интереса к ее дальнейшей судьбе, и уже потом, в последней трети XIX века «драма нового империализма была разыграна в тропических лесах, на берегах величественных рек, среди песчаных пустынь и на ужасных горных перевалах Африки. Это был его [нового империализма] триумф и его героическая трагедия»34. Индия же виделась «раем для мужественных людей», стоически переносивших все трудности и опасности. Здесь и складывалась та идеология, которую Киплинг выразил в своем знаменитом «Бремени белого человека».

И эти гордые англичане как будто на самом деле ощущали себя слугами покоренных народов. По существу, они творили в Индии «свой» мир. Среди них были такие люди, как Томас Маколи и С.Травелайен, стремившиеся «полностью переустроить индийскую жизнь на английский манер. Их энтузиазм был в буквальном смысле безграничен; они надеялись, что уже в пределах одного поколения высшие классы Индии примут христианство, будут говорить по-английски, освободятся от идолопоклонства и активно вольются в управление страной»35 . Конечно, разным англичанам этот «свой» мир представлялся по-разному.

С идеологией «бремени белого человека» была связана, с одной стороны, доктрина о цивилизаторской миссии англичан, их призвании насаждать по всему миру искусство свободного управления (и в этом своем срезе данная идеология приближается к имперской цели-ценности), а с другой — верой в генетическое превосходство британской расы, что вело к примитивному национализму. Причем эти две составляющие были порой так тесно переплетены, что между ними не было как бы никакой грани, они плавно переливались одна в другую. Их противоположность скорее была понятна в теории, чем видна на практике.

Воплощением слитых воедино противоречий явилась фигура Сесиля Родса, деятеля уже Африканской империи и друга Р. Киплинга. Для него смысл Британской империи состоял в том благодеянии, которое она оказывает человечеству, обращая народы к цивилизации, однако непоколебимо было и его убеждение, что англичане должны извлечь из этого обстоятельства всю возможную пользу для себя. Родсу принадлежит знаменитая фраза: «Чистая филантропия — очень хороша, но филантропия плюс пять процентов годовых еще лучше». Философские взгляды С. Родса так описываются в одной из его биографий: если существует Бог, то в истории должны быть Божественные цели. Ими является, вероятнее всего, эволюция человека в сторону создания более совершенного типа людей. Поскольку Родс считал, что порода людей, имеющая наилучшие шансы в эволюции, — это англо-саксонская раса, то делал заключение, что для служения Божественной цели следует стремиться к утверждению господства англо-саксонской расы. Если так мог всерьез считать Родс, то и слова лорда Розбери о том, что Британская империя является «величайшим мировым агентством добра, которое когда-либо видел свет», не следует считать обычным лицемерием.

Идеология «бремени белого человека» фактически примеряла различные составляющие английского имперского комплекса: национальное превосходство, самоотверженное служение религиозной идее, насаждение по всему миру искусства свободного самоуправления и романтика покорения мира. Это новая интерпретация имперской идеологии, где вновь религиозная, национальная, имперская и социальная составляющая выступают в единстве. Парадигма же «представительского самоуправления» вновь занимает место не ценности — «цели действия» (целью действия теперь является втягивание мира в англий-скую орбиту), а «способом действия», а именно, способом покорения мира. Эта идеологема находит свое выражение в мандатной системе, примененной на практике после Первой мировой войны. Ко второй половине XIX века в Британской империи наблюдался переход от непрямого, сохраняющего значительные элементы автономии управления колониями, к прямому централизованному управлению. Но уже к началу XX века доминирующим принципом британской имперской практики становится протекторатное правление. Это было серьезной модификацией английской картины мира.

Формы имперского управления

Попробуем сравнить между собой практику двух империй. Мы привыкли считать, что для Российской характерно прямое управление, а для Британской — протекторат. На практике все было сложнее (или, если хотите, проще).

В Британской Индии наблюдалась очевидная тенденция к прямому и унитарному управлению. Еще в начале XIX века исследователь Британской империи шведский генерал-майор граф Биорнштейн писал, что вероятнее всего «субсидиальные [протекторатные] государства будут включены в состав владений [Ост-Индской] компании по мере того, как царствующие ныне государи перестанут жить». И действительно, к семидесятым голам XIX века из 75883 кв. миль, образующих англо-азиатский мир, 30391 кв. миля находилась под прямым управлением. И с течением времени «тенденция сводилась к более решительному и энергичному контролю метрополии над аннексированными территориями; протектораты, совместные управления и сферы влияния превращались в типичные британские владения на манер коронных колоний»36 .

На протяжении всего XIX века наблюдалась явная тенденция к авторитаризму. Так, Джон Марли, статс-секретарь по делам Индии, в речи, произнесенной в 1908 году в Палате лордов, заявил: «Если бы мое существование в качестве официального лица и даже телесно было продолжено судьбою в двадцать раз более того, что в действительности возможно, то и в конце столь длинного своего поприща я стал бы утверждать, что парламентская система для Индии совсем не та цель, которую я имею в виду». Р. Киплинг был безусловным сторонником жесткого авторитарного управления Индией, которое он сравнивал с локомотивом, несущимся полным ходом: никакая демократия при этом невозможна.

В то время именно данные идеи в значительной мере определяли политику англичан в Индии, хотя наряду с ними существовали и цивилизаторско-демократические идеи, которые с начала ХХ века стали проявляться все более отчетливо, а после Первой мировой войны превратились в доминирующие. Но, конечно, понадобилось широкое антиколониальное и антибританское движение, чтобы Индия добилась независимости.

Британская Индия представляла собой почти особое государство, где большинство дел не только внутренней, но и внешней политики находилось в ведении генерал-губернатора Индии. Ост-Индская компания была чем-то вроде государства в государстве, обладала правом объявлять войны и заключать мир. Но и после упразднения компании в 1858 году, в компетенцию индийского правительства, как перечисляет И.И.Филиппов в книге «Государственное устройство Индии», входило «поддержание мира и безопасности в морях, омывающих индийские берега, наблюдение за движением морской торговли и тарифами своих соседей, течением событий на границах Афганистана, Сиама, Тонкина, Китая, России и Персии, защита владетелей островов и приморских областей в Персидском заливе и на Аравийском полуострове и содержание укрепленных постов в Адене».

Со своей стороны, Туркестан представлял собой тоже достаточно автономное образование, находясь под почти неограниченным управлением туркестанского генерал-губернатора, которого «Государь Император почел за благо снабдить политическими полномочиями на ведение переговоров и заключение трактатов со всеми ханами и независимыми владетелями Средней Азии»37 . Так же, как и англичане, русские в Средней Азии «оставляли своим завоеванным народам многие существенные формы управления и жизни по шариату», при том, что на других окраинах империи система местного самоуправления и социальная структура унифицировались по общероссийскому образцу. И если еще при организации Киргизской степи «родовое деление киргиз уничтожалось» (в скобках заметим, что киргизами в литературе того времени именовались просто тюрки-кочевники), точнее, игнорировалось при образовании уездов и аулов, то уже в Туркестанском крае — «крупные родовые подразделения совпадали с подразделениями на волости, — родовые правители были выбраны в волостное управление и недовольных не оказалось»38 .

Россия в Средней Азии попробовала и протекторатную форму правления (в вассальной зависимости от нее в различное время находились разные азиатские ханства, российским протекторатом была Бухара). Более того, русские усвоили себе и чисто английские способы действия в зонах влияния, в частности, «“аксиому”: нация, занимающая у нас деньги — нация побежденная», и добились экономического преобладания в Персии путем разумной тарифной (я имею в виду мероприятия гр. Витте) и транспортной политики, и даже завязали экономическую борьбу с Англией в Персидском заливе. Все это происходило, конечно, под аккомпанемент жалоб на свою полную неспособность к торговле: «Бухара, Хива, Коканд больше ввозят в Россию, нежели получают из нее, выручая разницу наличным золотом... Торговля с Персией тоже заключается большей частью в пользу иранцев… Какая уж тут борьба с Англией, когда мы с киргизами и бухарцами справиться не можем». Все эти стенания приводятся в книге С. Южакова «Англо-русская распря».

Однако в русской печати появлялись и совершенно новые, металлические нотки. Так, Р.Фадеевв «Письмах с Кавказа к редактору Московских ведомостей» пишет: «Ни одно европейское государство, имеющее владения на Востоке, не относится нигде к азиатским подданным, как к собственным гражданам. Иначе быть не может. Европейские подданные составляют самую суть государства, азиатские же — политическое средство для достижения цели». Короче, одни мы такие глупые, что прежде всего любым туземцам на любой окраине даем права нашего гражданства, после чего уже не можем драть с них три шкуры.

К счастью, эти сентенции, совершенно убийственные для русской имперской психологии, особого резонанса не получают. Что же касается экономической стороны колонизации, то аргументы и англичан, и русских схожи, а высказывание Дж. Сили на этот счет просто великолепно: «Индия не является для Англии доходной статьей, и англичанам было бы стыдно, если бы, управляя ею, они каким-либо образом жертвовали ее интересами в пользу своих собственных». В России не прекращаются сетования по поводу того, что все окраины, а особенно Средняя Азия, находятся на дотации. Правда, однако, то, что Россия в XIX веке делала в Средней Азии большие капиталовложения, не дававшие непосредственной отдачи, но обещавшие солидные выгоды в будущем; в целом, кажется, экономическую политику России в Средней Азии следует признать разумной. Но вернемся к нашему сравнению.

Русские совершенно сознательно ставили своей задачей ассимиляцию окраин: «Русское правительство должно всегда стремиться к ассимилированию туземного населения к русской народности», т.е. к тому, чтобы «образовать и развивать [мусульман] в видах правительства, для них чужого, с которым они неизбежно, силой исторических обстоятельств, должны примириться и сжиться на всегда». Дело доходило до того, что мусульманам платили деньги, чтобы они отдавали детей в русские школы. На совместное обучение русских и инородцев, т.е. на создание русско-туземных школ, при первом генерал-губернаторе Туркестана К.П. фон Кауфмане делался особый упор, причем имелось в виду и соответствующее воспитание русских: «туземцы скорее сближаются через это с русскими своими товарищами и осваиваются с разговорным русским языком; русские ученики школы также сближаются с туземцами и привыкают смотреть на них без предрассудков; те и другие забывают племенную рознь и перестают не доверять друг другу... Узкий, исключительно племенной горизонт тех и других расширяется», — такую предполагаемую идиллию описывает И.К.Остроумов в книге «К истории народного образования в Туркестанском крае». Туземные ученики, особенно если они действительно оказывались умницами, вызывали искреннее умиление. Тем более «в высшей степени странно, но вместе с тем утешительно видеть сарта [таджика], едущего на дрожках, либо в коляске, посещающего наши балы и собрания, пьющего в русской компании вино. Все это утешительно в том отношении, что за материальной стороной следует и интеллектуальная»39 . Не утешительным было только то, что туземных учеников в русско-туземных школах считали единицами, ассимиляция почти не происходила, русские и туземцы общались между собой почти только лишь по казенной надобности, а, как отмечается в «Сборнике документов и статей по вопросу образования инородцев», выпущенном в 1869 году, «в местах, где живут вместе русские и татары, все русские говорят по-татарски и весьма немногие татары говорят по-русски».

При этом русские живут на новозавоеванных территориях под мощной защитой правительства. Е.Марков в книге «Россия в Средней Азии» приводит записи рассказов переселенцев: «Нас ни сарты, ни киргизы не обижают, ни Боже мой! Боятся русских!.. Мы с мужем три года в Мурза-Рабате на станции жили совсем одни, уж на что кажется степь глухая... А никогда ничего такого не было, грех сказать. Потому что строгость от начальства. А если бы не строго, и жить было бы нельзя!.. Промеж собой у них за всякую малость драка». То же рассказывают мужики, волей судьбы оказавшиеся близ Ашхабада: «Здесь на это строго. Чуть что, сейчас весь аул в ответе. Переймут у них воду дня на три, на четыре, — хоть переколейте все, — ну и выдадут виновного. А с ним расправа коротка... Дюже боятся наших». Так что русские, по существу, оказывались, хотели они того или нет, привилегированным классом, к которому относились с опаской и контактов с которым избегали.

Точно так же и «англичане в Индии, высокого ли, низкого происхождения, были высшим классом». Стиралась даже разница между чиновниками и нечиновниками, минимизировались сословные различия — все англичане в Индии чувствовали себя аристократами, «сахибами». Стремясь как можно более приблизить свою жизнь в Индии к жизни в Англии, они как бы абстрагировались от туземного общества. Общение с туземцами даже по долгу службы и даже для тех, кто прекрасно владел местными языками, было обременительной обязанностью. Литература пестрит примерами не просто пренебрежительного, а прямо вызывающе хамского отношения англичан к индийцам, полного игнорирования их чувств. Причем, как отмечает в работе «Иллюзия постоянства. Британский империализм в Индии» Ф.Хатчинс, «это чувство превосходства базировалось не на религии, не на интеллектуальном превосходстве, не на образованности, не на классовом факторе... а исключительно на принадлежности к национальной группе» и «на вере в святость Соединенного Королевства». Английский чиновник, будь он даже образцом честности (коррупция в Британской Индии вообще была невелика), был абсолютно непреклонен, если дело касалось требования какого-либо социального равенства между англичанами и туземцами. У англичан было четкое сознание, что управление — их призвание и без них в Индии воцарится хаос, не было «и тени сомнения относительно высшей компетентности англичан во всех вопросах управления, совершенно независимо от климатиче-ских, расовых и других условий40.

Эта вера в свое превосходство была столь поразительной, что генерал Снесарев писал: «Они, мне кажется, просто лицемерят... Они не могут усомниться в даровании народа, который создал санскрит, наметил основы грамматики языка, дал миру цифру и музыкальную гамму».

Результаты вопреки намерениям

Из всего уже сказанного напрашивается вывод: мы хотели ассимилировать жителей Средней Азии, однако удалось это слабо, англичане не хотели ассимилировать индийцев, но это до какой-то степени происходило само собой. Итоговый результат оказывался примерно одинаковым.

Вообще парадокс этих двух частей двух империй (Средней Азии и Индии) состоял в том, что в них на удивление не удавалось именно то, к чему более всего стремились и, напротив, как-то само собой получалось то, к чему особого интереса не проявляли. Мы уже говорили, что англичане считали себя наделенными особым талантом управления. Однако их неудачи в Индии часто объясняли именно негодной организацией управления, которое туземным населением переносилось с трудом. Де Лакост заявляет: «Туземцы англичан не любят. Причина заключается в английском способе управления страной». Русские привычно жаловались на «наше неумение управлять инородцами», однако, по мнению того же де Лакоста, «среднеазиатские народности легко переносят русское владычество».

Англичане сплошь и рядом говорили о своей цивилизаторской миссии. В России, конечно, никаких подобных мыслей возникать не могло. Однако, что касается Англии, то «положение, будто незыблемое правило нашего правления всегда заключается в воспитании наших владений в духе и принципах этой теории [представительного самоуправления], есть величайшее искажение фактов нашими колониальными и имперскими политиками, которое только можно придумать», — заявляет Джон Гобсон. Индийские мусульмане с большим удивлением узнают, что мусульмане в России имеют своих представителей в Государственной Думе — «на другой же день в газете "Пайса-Ахбар" была помещена заметка о нашей Думе и о присутствии в ней представителей-мусульман»41 . Более того, случалось так, что благодаря юридическому и фактическому равноправию на некоторых инородческих окраинах Российской империи складывалось фактическое самоуправление, а Великое княжество Финляндское имело самоуправление легально.

О техническом развитии регионов империи англичане говорили очень много. Техницизм был стержнем политической мысли Киплинга. Для русских эта тема второстепенна, однако успехи в данной области у русских и англичан примерно одинаковы. С удивительной скоростью Россия строит железные дороги к своим южным рубежам. Англичанин Вигхейм посвящает целую главу описанию того, что Россия сделала для развития Закавказья: «Только сравните Ереван с Табризом или Эрзрумом и разница будет сразу же очевидна». Т.Мун, исследователь из Колумбийского университета, в книге «Империализм и мировая политика» между прочим пишет: «Под русским владычеством туркмены перестали заниматься разбоем и кражей рабов и в большей или меньшей степени перешли к оседлому быту, занявшись земледелием и хлопководством. Другие расы прогрессировали еще больше. Русские железные дороги дали возможность сбывать скот, молочные продукты и миллионы каракулевых барашков из Бухары. Но самым важным нововведением было, конечно, развитие хлопководства».

С другой стороны, для России существенно было то, что она, мыслившая себя преемницей Византии, должна была стать великим Православным царством. Однако она практически совсем отказывается от проповеди. «У русских миссионеров нет; они к этому приему не прибегают. Они хотят приобрести доверие покоренных народов, не противоречить им ни в их верованиях, ни в их обычаях», — пишет все тот же де Лакост.

В книге «Россия и Англия в Средней Азии» М.Терентьев с гордостью рассказывает о том, что некий афганец, близко знакомый и с англичанами, и с русскими, говорил: «Каждое воскресенье англичане выходят на базар доказывать, что их Хазрети-Исса (Христос) больше нашего Пейгамбера (пророка) и что их вера настоящая, а наша ничего не стоит... Пейгамбера всячески поносят, кормят его грязью... Вы, русские, этого не делаете, слух об этом дошел и до Индии — все вас за это хвалят». То же и в своих собственных владениях: «честный мусульманин, не переступающий ни одной йоты наших гражданских законов, на наш взгляд, лучше плута христианина, хотя бы тот и соблюдал все точки и запятые религиозных установлений». Более того, «до сих пор мы не только не допускали проповеди Слова мусульманам, но даже отвергали все просьбы туземцев, которые хлопотали о принятии их в Православие. Благовидным предлогом отказа служило незнание просителями русского языка, а следовательно, и невозможность огласить неофита Словом Истины».

Чем объяснить подобную политику? Приводилось несколько причин: во-первых, проповедь вызывает враждебность мусульманского населения, во-вторых, раз туземцы не знают русского языка, христианские истины не могут быть переданы им адекватно и мы будем только плодить ересь. Во всем мире миссионеры изучали туземные языки и никому не приходило в голову, что это туземцы должны учить родной язык проповедника; сами русские, приняв православие от греков, в подавляющем большинстве своем греческого языка не знали, Евангелие было переведено для них на славянский и здесь как-то обошлось без ересей! Короче, пусть мусульмане поживут в России лет сто, пообвыкнутся, а там уж видно будет. Татары жили в России сотни лет, обвыклись, но в XIX веке по отношению к ним сложилось убеждение, что «сколь абсурдно пытаться заставить татар изменить цвет глаз, столь же абсурдно пытаться заставить их поменять свою религию». Более того — среди народов, которые были мусульманами больше по названию и которых не интересовала религия, российская администрация сама укореняла ислам. Это уже явно выходило за границы простой веротерпимости и смахивало на какое-то помрачение. Вот и великое Православное царство!

У англичан было наоборот. Как писал известный немецкий геополитик Эрих Обст, «идеей крестовых походов, которая имела такое большое значение на континенте, Англия почти совершенно не была затронута. Мысль о всеобъемлющей христианской империи никогда не пускала корни на Британских островах». В Индии «первой реакцией имперских деятелей была оппозиция активности христианских миссионеров... Ост-Индская компания, англо-индийские чиновники, британские министры в большинстве своем противодействовали проповеди христианских миссионеров»42 . Так, в 1793 году «миссионер Вильям Керей и его спутники были высланы из Индии... Миссионерская работа была объектом нервозного внимания со стороны Калькуттского правительства и миссионеры без лицензии от директоров [совета директоров Ост-Индской компании] депортировались из Индии»43 . Только начиная с 1813 года миссионерам было разрешено свободно проповедовать в Индии. Таким образом, миссионерское движение формировалось вне рамок имперского комплекса. Не только имперская администрация стала в оппозиции к миссионерам, но и эти последние не очень благоволили к порядкам, установленным империей и, в конечном счете, долгое время, как пишет И.Гобсон, «британских миссионеров вовсе не обуревало желание вмешиваться в политические и коммерческие вопросы... Они стремились спасти души язычников и нисколько не стремились продвинуть британ-скую торговлю вперед или освятить дух империализма».

Итак, первоначально миссионерство не было связано с имперской программой. Это естественно, если учесть, что устроителям Британской Индии — викторианцам, согласно мнению Ф.Хатчинса, «трудно было принять евангельское убеждение, что христианство предполагает связи, которые могут объединить все человечество. Викторианцы либо потеряли свою собственную веру в христианство, либо обратили христианство в запутанный код поведения, который, конечно, не был приемлем для всего человечества». Тем не менее, определенные успехи христианских миссионеров были налицо. В 1816 году в Калькутте появилась первая школа, открытая миссионерами. С годами таких школ становилось все больше. И хотя миссионерская деятельность оставалась слабо связанной с правительством (что не мешало где-то с середины века активно использовать миссионеров в качестве английских политических агентов), в конце столетия королева Виктория произносит красивую фразу, что «империя без религии — дом, построенный на песке». Тем самым христианство становится как бы официальной религией Pax Britanica.

В конце концов в начале XX века в Индии насчитывалось более 300 тысяч индийцев-христиан. Это число, конечно, не велико, но в сравнении с тем, что среди российских среднеазиатских подданных христианами становились единицы, и оно представляется значительным. Причем, напомним, что англичане действовали в этом случае вопреки собственным принципам туземной политики, коль скоро прочность их власти во многом зиждилась на религиозной вражде между мусульманами и индусами.

«Нас гонит какой-то рок…»

Итак, империя делала вовсе не то, что намеревалась. По меткому замечанию Джона Сили, «в Индии имелось в виду одно, а совершалось совершенно другое». Не случайно в конце XIX века одни англичане превратили империализм «в настоящий культ», а другие задавались вопросом, который Сили в книге «Расширение Англии» проговаривает вслух: «О чем хлопочут англичане в Индии, зачем берут на себя заботы и ответственность, сопряженные с управлением двумястами миллионами населения Азии?», и не находя на него ответа, продолжает: «Невольно напрашивается мнение, что тот день, когда смелый гений Клайва сделал из торговой компании политическую силу и положил начало столетию беспрестанных завоеваний, был злосчастным для Англии днем».

Действительно, с середины XVIII века Англия ведет почти непрестанные войны на Востоке. Англия находится в почти постоянном страхе перед «русской угрозой» и фактически провоцирует нарастание этой угрозы. Англичане, стремясь преградить России путь в Индию, оккупируют Кветту, в ответ на что Россия занимает Мерв и оказывается вблизи Герата. Закручивается порочная цепочка событий. Вся английская политика на Востоке зацикливается на обороне Индии. «Не было ни одного события на Среднем и Ближнем Востоке, в котором заботливость Англии за свою колонию не проявилась бы в том или ином виде, чаще в дурном и отвратительном», — пишет генерал Снесарев, имея, в частности, в виду английскую поддержку турецкого деспотизма над христианскими народами, оправдание и подстрекательство турецких зверств ради поддержания неделимости Турции как буфера на пути в Индию, что в самой Англии вызывало негативную реакцию общественного мнения. Англия, по сути, делала то, что делать не хотела, и начинала ощущать, что ее ведет какой-то рок.

Тема рока доминирует и в русской литературе о завоевании Средней Азии. Евгений Марков в книге «Россия в Средней Азии» пишет: «Вместе с умиротворением Каспия началось роковым образом безостановочное движение русских внутрь Туркестана, вверх по реке Сыру, а потом и Аму-Дарье, началась эпоха завоеваний в Центральной Азии, — остановившихся пока на Мерве, Серахсе и Пяндже и переваливших уже на Памир — эту “крышу мира”... Нас гонит все какой-то рок, мы самой природой вынуждены захватывать все дальше и дальше, чего даже и не думали никогда захватывать». Указывая на стихийность российского продвижения в Азию, генерал Снесарев утверждает, что хотя оно и имело более организованный характер и закреплялось регулярной военной силой, «по существу оно оставалось прежним, и разницы между Ермаком и Черняевым нет никакой». «Инициатива дела, понимание обстановки и подготовка средств, словом все, что порождало какой-либо военный план и приводило его в жизнь, — все это находилось в руках среднеазиатских атаманов, какими были Колпаковские, Черняевы, Крыжановские, Романовские, Абрамовы, Скобелевы, Ионовы и многие другие. Петербург всегда расписывался задним числом, смотрел глазами и слушал ушами тех же среднеазиатских атаманов».

Это продвижение вообще не было направлено на какую-то определенную цель, а шло по пути наименьшего сопротивления. «Преграды на северо-западе и юге заставили народную энергию искать другого исхода и других путей; русскому народу оставалась Азия, и он рванул в нее по всем возможным направлениям... Это движение не направлялось на какой-либо фонарь, вроде Индии или Китая, а просто туда, где прежде всего было легче пройти», — свидетельствует Е.Марков. При этом в русском обществе интерес к Средней Азии отсутствовал точно так же, как в Англии интерес к Индии. Как отмечает А.Е.Снесарев, «Мы, русские, в сто раз лучше и основательнее знаем каждое маленькое местечко Италии, Швейцарии, Германии или Франции, ничем не касающееся наших государственных и народных интересов, чем свое собственное многоценное и крайне любопытное приобретение в Средней Азии, к тому же в смысле новизны, оригинальности и выразительности культуры несравненно более привлекательное».

Тому року, который гнал в дебри Азии и русских, и англичан, генерал Снесарев дает одно и то же название — «стремление к власти». В чем-то генерал, по-видимому, прав. Но это не может объяснить всего размаха событий. Не снимает вопроса: зачем? Для англичан вопрос этот оставался мучительной проблемой на долгие времена. Разные авторы разных веков давали на него разные ответы. Многообразие точек зрения характерно и для XX века. Ч.Лукас в качестве причин создания Британской империи называл высокие моральные ценности, филантропию, а также соображения национальной безопасности. Т.Смит видел основную причину расширения пределов империи в политических расчетах, амбициях государственных деятелей и в давлении внешних обстоятельств. Р.Хаэм объяснял экспансию переизбытком у англичан энергии, при том, что сознательно они никакой империи не желали, Г.Вильсон — постоянной необходимостью обороны, а Д.Юзуаг подчеркивал главенствующее значение экономических факторов. Но концы с концами не сходились. Количество работ, доказывающих, что Британская империя была выгодна лишь финансовой олигархии, и работ, столь же убедительно доказывающих, что она была выгодна английскому народу, в целом, примерно одинаково. «Политические противоречия в прошлом иногда создают впечатление, что империя была делом лишь части народа, а не народа как целого... Сейчас этот взгляд представляется устаревшим»44 . Однако из всего этого вовсе не следует ответ на вопрос: чем была для англичан империя?

Англичане, не находя удовлетворительного ответа на вопрос о смысле своей деятельности в Индии, спрашивая русских, зачем делают это они, — слышали в ответ лишь сентенцию в том роде, что со стороны англичан было бы умнее об этом не спрашивать. Но это была лишь отговорка. Все яснее наступало сознание того, что «для народа, одаренного практическим смыслом и предприимчивостью, в этом до сих пор продолжающемся блуждании (в данном случае речь шла о Дальнем Востоке, но, по существу, это то же самое) есть что-то ненормальное. Ясно, что где-то и когда-то мы сбились с пути, отошли от него далеко в сторону и потеряли даже направление, по которому должны были следовать к указанной нам Провидением цели», — признает Дж.Уильямсон в книге «Стадии имперской истории».

В России — та же неясность в отношении имперских целей. Такой авторитетный эксперт, как А.Вандам, в книге «Наше положение» пишет: «По единогласному отзыву всех русских ученых и публицистов, посвящавших свои знания и силы разработке международной жизни России, Восточный вопрос всегда занимал и занимает теперь едва ли не первое место в ряду других вопросов внешней политики русского народа. Но при таком серьезном значении Восточного вопроса... было бы весьма естественным ожидать, что у нас установилось относительно этого вопроса достаточно определенное и ясное представление. Что, собственно, должно пониматься под так называемым Восточным вопросом, в чем заключается для России его смысл и историческое содержание, — точных указаний на это, а тем более ясных и определенных ответов не находится у большинства наших писателей». И это при том, что, по оценке исследователя этой проблемы С.Жигарева, Восточный вопрос был «центром, вокруг которого группируются крупнейшие факты русской истории, главным рычагом и стимулом нашего общественного развития», «вместе с Восточным вопросом изучается история развития русского национального самосознания». Становясь же перед проблемой, чем был для России Восточный вопрос, мы, по существу, ставим вопрос о том, чем была или чем мыслила себя Российская империя. В конце XIX века почти не находилось авторов, которые могли бы дать вразумительный ответ.

Обе империи, одна — в Средней Азии, другая — в Британской Индии, оказывались до странного похожи друг на друга. Результат действий русских и англичан оказывается каким-то усредненным. Это не имперский народ создавал «свой» мир, который представлялся ему «должным», не он реализовывал себя в мире, а обстоятельства подчиняли его себе. Отсюда проистекали общие трудности и общие проблемы.

Две империи: соперничество и взаимовлияние

Ту форму соперничества, что на протяжении второй половины XIX века наблюдалась между Россией и Англией, можно назвать фронтальной. По существу, складывались две огромные фронтовые линии, которые как волны накатывались друг навстречу другу и постепенно захлестывали полосу, которая все еще разделяла их. Под напором этих встречных волн вся промежуточная полоса начинает казаться некой равномерной «сплошной» средой: естественные преграды на ней на удивление игнорируются, наступление русских войск идет прямо по «крыше мира» — высоким горам Памира.

Однако в процессе конфронтации эта как бы сплошная среда получает свою организацию: игнорируются ее естественная структурность, но создается искусственная. Она заполняется специфическими буферными образованиями. При всем разнообразии последних, их функциональное значение в любом случае связано со снижением скорости распространения влияния соперничающих сил в «сплошной» среде. Таким образом, при фронтальном типе соперничества буфер имеет функции «волнореза» для одной, а иногда и для обеих сторон (пример последнего — Тибетское государство). Буферы-«волнорезы» располагались вдоль тех линий соперничества, которые сложились в ходе русско-английского противостояния.

Логика соперничества приводит и к изменению структуры внутриимперского пространства. Организация пространства Ближнего и Среднего Востока в качестве арены соперничества между Россией и Англией вела к тому, что территории, уже вошедшие в состав одной или другой империи, как бы превращались в приграничную «крепость». Несмотря на то, что для Российской империи в целом было характерно прямое управление «забранной» территорией и ее гомогенизация по отношению к прочей территории, а для Британии — протекторатная форма правления и децентрализация, тем не менее русским в Средней Азии и англичанам в Индии не удавалось реализовывать типичные для них модели. В характере управления русским Туркестаном и британской Индией имелось множество сходных черт, которые были следствием объективных закономерностей организации геополитического пространства и не имели отношения к индивидуальным этнокультурным особенностям ни русских, ни англичан.

Так, вопреки обычной российской практике «устанавливать, насколько это было возможно, одинаковый строй жизни для всех подданных царя»45 , в Туркестане, по словам Л.Костенко, автора книги «Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности», русские «оставляли своим завоеванным народам многие существенные формы управления по шариату». Более того, генерал-губернатор фон Кауфман принял себе за правило «выдержанное, последовательное игнорирование ислама» — только бы не дать местному населению повода к волнениям. Туркестан представлял собой достаточно автономное образование, находясь под почти неограниченным управлением генерал-губернатора. Местное население в свое время величало Кауфмана «ярым-падша» — полуцарь.

Очевидно, что почти непосредственная близость Британской империи влияла на русскую туземную политику. Две империи самым пристальным образом наблюдали за действиями друг друга, анализируя самым дотошным образом каждое нововведение в политике соседей, и все, что казалось разумным, перенималось, иногда даже бессознательно. Так, в Туркестанскую администрацию проникла идея подчеркнутого уважения чужих национальных и религиозных проявлений, понятая как залог стабильности империи, идея того, что русское присутствие в регионе не должно понапрасну мозолить глаза местному населению, но в случае недоразумений позволительно принимать любые самые крутые карательные меры (аналог политики канонерок) — то есть несмотря на привычные декларации, формальные права гражданства, население новоприобретенных мест не рассматривалось как вполне «свое», а постепенно приближалось по своему статусу к населению колоний. С жителями Средней Азии не мог уже возникнуть сложный, по сути своей внутренний конфликт, как, например, конфликт русских с армянами в Закавказье — отношения с местным населением упрощались и становились более одномерными.

Сюда же относится и идея жесткого государственного покровительства русским, поселившимся в новозавоеванном крае. (Эту же идею пытался осуществить кн. Голицын в Закавказье, но без успеха.) До этого русским по существу предоставлялось самим справляться со своими проблемами. Они справлялись ценой больших трудностей и потерь, но зато вступая в прямой непосредственный контакт с местным населением, самостоятельно учась находить с ним общий язык (что и было самым ценным), в результате постепенно ассимилируя его, обучая своей вере и исподволь навязывая «центральный» принцип Российской империи. При этом, практически беззащитные, русские не имели никакой возможности ощутить себя высшей расой, проявлять какой-нибудь расизм. Рассчитывая почти только на себя, они были вынуждены смиряться, уживаться с туземцами мирно, как с равными себе. И этот порой мучительный процесс освоения русскими колонистами новых территорий был с точки зрения внутренней стабильности Российской империи значительно более эффективен, сколько бы ни требовал терпения и самоограничения в своих импульсивных проявлениях. Мощная государственная защита, действительно, казалась мерой разумной, но она значительно снижала глубину интеграции и интериоризации нового «забранного» края.

В свою очередь, влияние Российской империи на Британскую (на ее индийскую часть) выражалось в том, что англичане улавливали и непроизвольно заимствовали взгляд на свои владения (на Британскую Индию; к Африканским колониям это не относится), как на единую страну, причем страну континентальную — внутренне связанную и целостную. Происходила, с одной стороны, все большая централизация Индии, а с другой ее самоизоляция (более всего психологическая) от прочих частей Британской империи. Она превращалась в государство в государстве, построенное по своим собственным принципам. «Под влиянием благоприятно сложившихся обстоятельств первая зародившаяся колония Англии в Индии постепенно расширялась и образовывала могущественное государство, которое, как отдельная империя, является присоединенной к английскому королевству, но колония эта все-таки остается для своей метрополии посторонним телом»46. Интересно также, что, по утверждению лорда Керзона, «в строгом смысле слова, Индия — единственная часть английского государства, носящая название империи».

Этот процесс представляется нам в значительной мере следствием русского влияния, постепенного психологического вовлечения двух империй в жизнь друг друга, взаимодействия имперских доминант (тем более, что русские имперские доминанты в Средней Азии тем легче могли быть усвоены англичанами, чем меньше в них оставалось собственно русской характерности, чем более испарялась религиозная составляющая русского имперского комплекса).

Однако в чем взаимовлияния не происходило, в чем каждая из империй сохраняла свою особую специфику — так это в динамике народной колонизации. На нее почти не повлияли ни особые формы управления территориями, ни геостратегические нужды.

Особенности народной колонизации

Народная колонизация Средней Азии шла своим чередом, по обычному для русских алгоритму. В своем отчете об управлении Туркестанским краем его первый генерал-губернатор К.П. фон Кауфман писал: «С занятием в первые годы лучших из местностей, назначенных для заселения, колонизационное движение в край русских переселенцев не только не уменьшилось в последние годы, но, напротив, даже возросло в своей силе, особенно в 1878 и 1879 годах». В последующие годы, когда Семиречье временно входило в состав Степного генерал-губернаторства, переселение в регион было ограничено, а с 1892 по 1899 год запрещено. «Число селений за это время почти не увеличилось (в 1899 году их считалось 30), но значительно увеличилось число душ». Если в 1882 году их было около 15 тысяч, то в 1899 году около 38 тысяч. «Значительное число самовольных переселенцев (1700 семей) пришлось на 1892 год. С 1899 года Семиречье снова было подчинено генерал-губернатору Туркестана... К 1911 году было уже 123 русских поселения»47. С 1896 по 1916 годы в районе Акмолинска и Семипалатинска поселились более миллиона крестьян-переселенцев из России.

Однако, несмотря на столь явные успехи колонизации, между русскими переселенцами и туземным населением вставал невидимый барьер; провозглашавшиеся принципы ассимиляции оставались пустым звуком. Вернее, произошла подмена принципа: место Православия занял гуманитаризм — учение, на основании которого строился национализм европейских народов. На его же основе медленно и постепенно зарождался и русский национализм, который выражался еще не прямо, не через сознание своего превосходства, а встраивался в рамки исконно русского этатизма, который, таким образом, лишался своего религиозного содержания. Собственно, русские уже и не доносили до покоренных народов того принципа, который те должны были по идее (идее империи) принять. Его уже почти забыли и сами русские государственные деятели. Система образования по Ильминскому, широко практиковавшаяся в разных уголках империи, яркий тому пример. Показательно в этой системе образования и то, что она предполагала, как бы мы теперь назвали, «интернациональное воспитание» русских. Государство перестало полагаться на колонизаторский инстинкт русских, а считало нужным их чему-то специально учить. Это, в свою очередь, означало изменение обычной туземной практики, смену экспансионистских парадигм.

Народные массы переставали быть носителями имперской идеи. Активная колонизация Средней Азии в конце XIX — начале ХХ веков не вела к ее интеграции в общеимперское здание. Имперское строительство не могло быть лишь политическим процессом, а должно было стать элементом народной жизни. Для последнего же необходимо было, чтобы комфортная для русского народа модель колонизации получила еще и актуальное идеологическое обоснование, чтобы народ сам был активным проводником основополагающих религиозных ценностей империи.

Интенсивность и прочность народной колонизации зависела не от внешних трудностей и даже не от степени напряженности отношений с местным населением края, не от экстраординарности характера управления краем, а исключительно от внутренней комфортности способа освоения той или иной территории, возможности реализовывать присущие народу алгоритмы интериоризации территории. Облегчение внешних условий переселения в «забранные» края даже снижало его прочность: колонизация «на штыках», под государственным контролем и покровительством была, конечно, безопаснее и легче, но менее прочной, чем тогда, когда русским приходилось самостоятельно заселять новые территории и самим не только адаптироваться к природным условиям, но и приноравливаться к местному населению, как бы «интериоризировать» его в качестве элемента новой территории.

Искажение или ослабление центрального принципа империи не влияло на интенсивность переселенческого потока, но делало колонизацию менее прочной, поскольку не способствовало включению местного населения в общегосударственную целостность, оставляло его как бы внешним для империи элементом. Но в свою очередь колонизация была затруднена и в регионах, представлявших особую значимость с точки зрения центрального принципа империи — это были как бы особые территории, живущие внешне по обычным, но по существу по иным законам, чем другие окраины империи.

Таким образом, народная колонизация могла способствовать процессу интеграции имперской целостности, а могла быть ему безразлична. В свою очередь эта интеграция в некоторых случаях достигалась и без сколько-нибудь значительной колонизации. Каждый из этих случаев должно изучать особо — не может быть выводов, относящихся к русской колонизации вообще. Но нет, как нам представляется, и необходимости изучать все многообразие местных особенностей каждой области. Внешние обстоятельства колонизации были относительно малозначимым фактором. Вопрос в том, чтобы понять, что колонизация является сложным процессом, имеющим свои закономерности и испытывающим сбои под влиянием определенных факторов, которые могут быть выделены и описаны.

История народной колонизации, написанная с этой аналитической точки зрения, больше даст для понимания современности, чем описание межэтниче-ских конфликтов столетней давности. Во всяком случае, именно аналитическая история народной колонизации может дать нам возможность понять, в какой мере и как именно эти конфликты были в свое время внутренне преодолены, а насколько только внешне затушены.

____________________

1 См.: Долинский В. Об отношении России к Среднеазиатским владениям и об устройстве киргизской степи. СПб., 1865.

2 Moon P.T. Imperialism and World Politics. N.Y., 1927. P. 278.

3 Paul Veyne. L’Empire romain. In: Maurice Duverger (ed.) La Concept d’Empire. Paris: Presses Univ. des France, 1980. PP. 122.

4 Там же.

5 История дипломатии. Т. I. Москва: ОГИЗ, 1941. С. 98.

6 Dimitri Obolensky. Tradition et innovation dans les institutions et programmes politiques de l’Empire Byzantin. In: Dimitri Obolensky. The Byzantine Inheritance of Eastern Europe. L., Variorum Reprints, 1982. P. XVI, 3.

7 Медведев И.П. Почему константинопольский патриарх Филофей Коккин считал русских «святым народом». // Славяне и их соседи. М.: Издание Института славяноведения и балканистики АН СССР, 1990. С. 52.

8 Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1992. С. 225.

9 Марков Е. Россия в Средней Азии. СПб., 1891. С. 254.

10 Encausse H.C. Organizing and Colonizing the Conquested Territories // Allworth Ed. (ed.). Central Asia. A Century of Russian Rule. N.Y., L., 1967. P. 160.

11 Южаков С.Ю. Англо-русская распря. СПб., 1867. С. 57.

12 Хворостинский П. Киргизский вопрос в связи с колонизацией степи // Вопросы колонизации. СПб., 1907, т. 1. С. 91.

13 Шкапский О. На рубеже переселенческого дела // Вопросы колонизации. СПб., 1907, т. 7. С. 112.

14 Худадов В.Н. Закавказье. М.—Л. 1926. С. 2.

15 М.М. Грузино-армянские претензии и Закавказская революция. Киев, 1906. С. 27.

16 Кн. Мещерский. Кавказский путевой дневник. СПб., 1876. С. 227.

17 Липранди А. Кавказ и Россия. С. 287.

18 Витте С.Ю. Воспоминания. М., 1960, т. 2. С. 263.

19 Погожев В.П. Кавказские очерки. СПб., 1910. С. 128-129.

20 Шавров Н. Русская колонизация на Кавказе. «Вопросы колонизации», СПб., 1911, т. 8. С.65.

21 Там же. С. 141.

22 Сили Дж. Расширение Англии. СПб., 1903. С. 38.

23 Мэхэн A.T. Влияние морской силы на историю. СПб., 1895. С. 65.

24 Morot-Sir E. L’Amerique et Ie Besom Philosophique//Revue International de Philosophic Americaine. 1972. P. 5.

25 Петровская Е.В. Образ индейца-врага в истории американской культуры// Политиче-ская мысль и политическое действие. М., 1978. С. 77.

26 Hutchins F. The Illusion of Permanency British Imperialism in India. — Princeton; New Jersey, 1967. P. 144.

27 Устинов В. Об английском империализме. Харьков, 1901. С. 16.

28 Wright L.B. Religion and Empire: The Alliance between Piety and Commerce in English Expansion. 1558-1925. New York, 1968.

29 WilliansС.Р. The Ideal of Self-Governing Church: A Study in Victorian Missionary Strategy. Leaden etc., 1990. P. 92-95.

30 Hutchins F. The Illusion of Permanency British Imperialism in India. Princeton; New Jersey, 1967. P. 109.

31 Раппопорт С. И. Народ-богатырь: Очерки общественной и политической жизни Англии. СПб., 1900. С. 40-41.

32 Boel J. Christian Mission in India. P. 137.

33 Robinson R., GallagherJ. Africa and Victorians: Imperialism and World Politics. New York, 1961. P. 10.

34 Frounde J. Oceany or England and her Colonies.London, 1886.

35 Rerard Q. L’Angleterre et l’imperialisme. Paris, 1900. P. 67.

36 Гобсон И. Империализм. Л., 1927. С. 350.

37 Терентьев А.М. Россия и Англия в Средней Азии. СПб., 1875. С. 19.

38 Костенко Л. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1870. С. 32, 34, 87.

39 Костенко Л. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1870. С. 333.

40 Гобсон И. Империализм. С. 135.

41 Отчет о поездке в Индию Первой Туркестанской армии артиллерийского бригадного поручика Лосева. // Добавления к сборнику материалов по Азии. СПб., 1905. С. 50.

42 Bearce G.D. British Attitudes towards India.P. 69

43 Dodwell H. (еd.) The Cambridge History ofIndia. Vol. VI. The Indian Empire. Cambridge, 1932. P. 122-123

44 Usoigue G. Britain and the Conquest of Africa.Michigan, 1974. P. 635.

45 Suny R.F. Revange of the Past. Nationalism, Revolution, and the Collaps of Soviet Union. Stanford, Calif., 1993. P. 25.

46 Керзон. Положение, занимаемое Индией в Британской империи. Ташкент, 1911. С. 2.

47 Логанов Г. Россия в Средней Азии. // Вопросы колонизации. СПб., 1908, т. 4. С. 148-149.

Опубликовано в журнале:

«Дружба Народов» 2014, №8

Великобритания. Индия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 10 сентября 2014 > № 1193037

Россия. Франция > Миграция, виза, туризм > magazines.gorky.media, 5 сентября 2014 > № 1193070

Французы в россии при Николае I: «вредные» и «полезные»

Вера Мильчина

Общее отношение российской власти к иностранцам на исходе николаевского царствования лучше всех выразил в своих приватных записях Л. В. Дубельт, управляющий III Отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии (высшей полиции). Мне уже приходилось цитировать его слова в одной из статей в «Отечественных записках»[1], но точнее все равно не скажешь: «Иностранцы — это гады, которых Россия отогревает своим солнышком, а как отогреет, то они выползут и ее же кусают»[2]. Тот же Дубельт предлагал и средство для борьбы с этой напастью, признавая, впрочем, неосуществимость своего плана: «Не впускать бы в Россию ни одного иностранца — вот и все тут, да та беда, что этого сделать невозможно»[3]. Таков был общий настрой, но французы среди этих иностранных «гадов» считались в николаевскую эпоху самыми вредными и опасными. Об этом политическом аспекте их репутации часто забывают, потому что его заслоняет аспект культурный — репутация французов в России как законодателей моды и вкуса. Между тем после революции 1789 года дело осложнилось: французы поделились на благонамеренных аристократов-эмигрантов и опасных революционеров-якобинцев. Всем русским было приказано выехать из зараженной мятежным духом Франции, а всем французам, проживающим в России, — принести в церкви присягу в том, что они не разделяют и никогда не разделяли революционных идей и ненавидят всех, кто причастен к казни короля Людовика XVI (1793). При Первой империи отношения двух стран, само собой разумеется, не сделались проще. Некоторая передышка наступила после свержения Наполеона, когда Франция стала союзницей России; французы вместе с русскими и англичанами даже вместе воевали против турок на море (сражение при Наварине, 1827), а в Русско-турецкой войне в 1828—1829 годах французские военные участвовали с наблюдательской миссией. Но все-таки отношение к французам как к потенциальному источнику либеральной «заразы» сохранялось.

А после того как в июле 1830 года во Франции произошла революция, король Франции Карл Х был свергнут и его место занял «король французов» — представитель младшей ветви Бурбонов Луи-Филипп, герцог Орлеанский, — ситуация вновь ухудшилась. В глазах российского монарха новый король был узурпатором. Две страны оказались на грани войны; всем французам был запрещен въезд в Россию. И хотя Николай I довольно быстро, правда, с большим трудом, признал «июльскую» Францию, никогда он не называл Луи-Филиппа «братом», как других монархов. Луи-Филипп, со своей стороны, обижался, что его не считают равным, тем более что благодаря ему во Франции поддерживался относительный, и притом монархический, а не республиканский, порядок. Авторы отчета III Отделения за 1839 год отмечали: «Говорят в шутку, что он [Луи-Филипп] исправляет во Франции должность русского полицмейстера и, наблюдая за польскими выходцами, доносит о них русскому правительству»[4].

В результате в течение всего царствования Николая, а особенно после 1830 года, и тем более после 1848 года, когда во Франции произошла очередная революция[5], французы постоянно находились под подозрением. Пожалуй, хуже них, с точки зрения императора, были только поляки, в конце 1830 года поднявшие восстание против России. Кстати, польская тема еще сильнее омрачала франко-русские отношения: после подавления восстания в сентябре 1831 года многие поляки нашли приют именно во Франции, отчего репутация французов в глазах российского императора сделалась еще более сомнительной. Император, по свидетельству французского посла в России Проспера де Баранта, был убежден, что от поляков «хорошего ждать не приходится»[6]; о французах он, по всей вероятности, думал то же самое; во всяком случае когда австрийский инженер Франц фон Герстнер, приглашенный в Россию для участия в строительстве железной дороги, попросил разрешения нанимать на работу иностранцев, Николай разрешил ему набирать всех, кроме французов. «Этих, — сказал он, — мне не надобно»[7].

Не только император, но и рядовые обыватели были убеждены, что все французы поражены революционной заразой. Вот характерный эпизод: в конце 1830 года в Ревеле титулярный советник Сермягин поссорился по вполне бытовому и совершенно не политическому поводу со своим соседом французом, консульским агентом Мирандой. Русский дал французу пощечину, осыпал угрозами и — самовольно переведя дело на политический уровень — добавил, что вообще все французы мятежники. В результате послу пришлось вступиться и потребовать оправдать честь Франции и французского короля[8].

Число французов в России в николаевскую эпоху было не очень велико: в 1820-е годы французских туристов в год приезжало около полутора сотен (к концу 1830-х годов это число возросло до пяти сотен; англичан, впрочем, приезжало еще меньше, а вот пруссаков и австрийцев — в десять раз больше)[9]. Резидентов-французов в 1843 году в Петербурге имелось около 3000 (на 14 000 иностранцев в целом), а пятью годами позже их осталось 2670, тогда как общее число иностранцев увеличилось до 60 000[10]. Французов, работавших в России, было гораздо меньше, чем немцев. Однако в точном соответствии с пословицей о страхе, у которого глаза велики, императору мерещились в его владениях грозные толпы французов. В 1845 году он делится с дипломатом Фердинандом де Кюсси своими опасениями по поводу новых транспортных средств: железных дорог и пароходов, благодаря которым представители самых низких слоев общества смогут без труда путешествовать и «грязь, спокойно лежавшая на дне, поднимется на поверхность». «Я знаю, продолжал император, что в чужих краях нас считают слишком суровыми, слишком придирчивыми по отношению к путешественникам, но как, скажите, оставить без самого внимательного и постоянного надзора эту массу людей, которые в большинстве своем являются к нам, надеясь разбогатеть? Знаете ли вы, что в Петербурге проживает 10 000 французов?»[11] Цифра, как следует из приведенных выше данных, сильно раздутая. Тем не менее французы в самом деле ехали в Россию зарабатывать и в 1830-е, и в 1840-е годы. Приезжали люди самых разных профессий: инженеры (несмотря на цитированный выше брезгливый отказ императора) и востоковеды, актеры и гувернантки, театральные машинисты и зубные врачи. Некоторые прибывали в Россию на короткое время, другие оставались надолго и даже принимали российское подданство.

Надзор за всей этой публикой осуществляло III Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, созданное в 1826 году.

Чиновники III Отделения решали, во-первых, как быть с иностранцем, желающим въехать в пределы Российской империи, — впускать его или не впускать, а во-вторых, как быть с иностранцем уже впущенным, но вызвавшим подозрения, — выслать его назад без права вновь пересекать российскую границу или оставить под тайным надзором.

Француз, собравшийся в Россию, должен был запросить в собственной мэрии паспорт, причем для его получения требовалось представить не только акт гражданского состояния, но и свидетельство о благонравии; документы поступали в префектуру, где просителю выписывали паспорт и отправляли во французское министерство внутренних дел, затем его через посредство министерства иностранных дел визировали в русской дипломатической миссии, и наконец, когда все это было сделано, проситель мог получить свой драгоценный паспорт в парижской префектуре полиции или в мэрии по месту жительства. Без такого паспорта с визой нечего было и думать попасть в Россию; паспорт здесь вообще значил так много, что один злоязычный англичанин сравнил его с цепью, которая своим звоном напоминает каторжнику о его незавидной участи[12]. Французские католические священники вдобавок еще должны были представлять официальное свидетельство, что они не иезуиты, и получать разрешение на въезд от Священного Синода; когда в 1829 году некий аббат Купелье попросил принять его в русское подданство, то одного лишь подозрения, что он принадлежит к ордену иезуитов, оказалось достаточно для того, чтобы император «повелеть соизволил выслать его за границу» и воспрепятствовать ему обратный въезд в Россию[13].

Если на границе выяснилось, что российской визы нет, начиналось долгое разбирательство. Впрочем, для «нужных» людей делали исключения: так, когда в 1829 году театральный машинист Пино, «нарочито выписанный в Санкт-Петербург по контракту, заключенному в Париже, для исправления при театрах машин», прибыл в Кронштадт с паспортом, но без «засвидетельствования российского консульства», кронштадтский военный губернатор вице-адмирал Рожнов доложил об этом в ІІІ Отделение и, получив от петербургского генерал-губернатора заверения в том, что Пино «из Франции выписан с высочайшего Его Императорского Величества соизволения на службу к санкт-петербургскому театру» и «здесь необходимо нужен», пропустил француза в Петербург[14].

Виза российского консульства давала определенные гарантии благонадежности въезжающего, однако III Отделение было не очень довольно таким порядком, ведь получалось, что в суждении о нравах французов приходилось полагаться в основном на французов же. Во второй половине 1830-х годов III Отделение попыталось возложить на чиновников русской миссии в Париже обязанность самим более тщательно наводить справки о намеревающихся въехать в Россию, но русский посол в Париже Пален объяснил, что это подорвет всю торговлю между двумя странами: ведь если негоциант, желающий въехать в Россию, будет дожидаться, пока русские чиновники выяснят, насколько нравственно его поведение (а выяснять они в любом случае будут посредством запросов, посылаемых во французские инстанции), все его негоции пойдут прахом[15].

Между тем информация, полученная от русских дипломатов, нередко оказывала решающее влияние на судьбу французских путешественников; порой, не имея формальных поводов отказать французскому просителю в визе, сотрудники русской миссии визировали его паспорт, но тотчас же по своим каналам извещали петербургское начальство о том, что этот француз вызывает большие подозрения. Например, в 1834 году два француза захотели въехать в Россию через Одессу, однако выяснилось, что оба «по достоверным сведениям, подтвержденным самими чиновниками французского посольства, принадлежат к секте сенсимонистов», а следовательно, в России им делать нечего. «Не имея предписаний о воспрещении въезда в Россию людям, принадлежащим к сей секте, барон Рикман [русский поверенный в делах при Оттоманской Порте] не решился отказать помянутым лицам в пашпортах», однако доложил об этом вице-канцлеру Нессельроде; тот известил главного начальника III Отделения Бенкендорфа, Бенкендорф доложил императору, а император «высочайше повелеть соизволил: чтобы вышеупомянутые Барро и Марешаль по прибытии в Одессу немедленно обращены были в Константинополь с воспрещением въезда в Россию»[16].

Два сенсимониста отделались легким испугом: по заведенному для прибывавших из Константинополя порядку пробыли положенное время в карантине, а потом были отправлены назад. Хуже пришлось в мае 1833 года отставному офицеру по фамилии Пьерраджи, который сопровождал в Россию дипломатического курьера Франчески, прибывшего в Петербург с бумагами от министра иностранных дел герцога де Броя. О Пьерраджи российским властям тоже поступило предупреждение: в письме русского посла в Париже Поццо ди Борго он был представлен «подлым негодяем», исповедующим революционные идеи. Этого оказалось достаточно, чтобы петербургская полиция взяла его под арест, и освобожден он был через три дня только благодаря настоятельным хлопотам французского поверенного в делах Лагрене, которому подозрительного француза «вверили под расписку» с обязательством как можно скорее удалить его из России, что и было исполнено, поскольку француз сам рад был уехать восвояси[17].

Порой в Петербурге готовились отказать в возможности въехать в Россию французу, который туда даже не собирался. Например, в январе 1840 года прошел слух, будто бы о въезде в Россию намерен просить Луи-Наполеон Бонапарт (будущий император Наполеон III, а в 1840 году — мятежный принц, изгнанный из Франции, проживавший в Англии и готовивший очередной мятеж против французских властей). Так вот, на случай, если бы принц вдруг вздумал попроситься в Россию, Бенкендорф известил Нессельроде, что тот должен «предварить заграничные наши посольства и миссии о незасвидетельствовании ему [Луи-Наполеону Бонапарту] паспорта на проезд в Россию». На что Нессельроде довольно резонно (и, возможно, не без тонкой иронии) счел долгом «покорнейше просить почтить его уведомлением, не известно ли нашему правительству, под каким именем намерен приехать Бонапарте, ибо легко может случиться, что он отправится под другим именем и таким образом будет пропущен чрез границу, несмотря на все распоряжения о недопущении следования его в Россию»[18].

Итак, первая линия заслонов выстраивалась на уровне русских миссий за границей, прежде всего в Париже. Первая — но, разумеется, не единственная. Следующим этапом, который надлежало пройти въезжающему французу, был пограничный и таможенный контроль. Мучительная процедура досмотра и допроса, которой подвергались иностранцы, не раз описана французскими путешественниками. Широко известно соответствующее место из книги Кюстина, оставшегося в ужасе от «тех гонений, которые под именем простых формальностей обрушили на него полицейские и их верные друзья таможенники»[19], но сходные описания встречаются и в других мемуарах. Если путешественнику все-таки удавалось удовлетворительно объяснить, с какой целью он прибыл в Россию, с кем намерен встречаться во время своего пребывания и т. д., ему разрешали въезд в Россию, но бумажная волокита на этом отнюдь не заканчивалась. Те самые иностранные паспорта с драгоценной русской визой у иностранца отбирали и хранили до 1827 года в губернских правлениях, а после — в III Отделении; возвращали их иностранцам только тогда, когда те собирались в обратный путь на родину. Взамен паспорта француз получал «билет» на проживание в Петербурге или поездку дальше. Француз, прибывший в Петербург, был обязан посетить не только III Отделение, но и французское посольство; делалось это для того, чтобы посольство знало о его приезде и могло его защитить в случае каких-либо неприятностей. Для французских дипломатов отсутствие у их «клиентов» французских паспортов было крайне неудобно, потому что не позволяло проконтролировать точность данных, которые приезжие французы сообщали о самих себе. Дипломаты рисковали столкнуться с такими обманщиками, которые уже давно вступили в русское подданство, но выдают себя за французских подданных, чтобы продолжать пользоваться покровительством посольства. По этой причине французские дипломаты стали добиваться возможности хранить французские паспорта приезжих у себя, и в 1832 году добились-таки, чтобы III Отделение пересылало их в посольство. А с 1844 года все иностранцы получили право оставлять свои паспорта у себя.

Но даже выправив себе все необходимые документы и въехав в Россию на законном основании, француз не был предоставлен самому себе; государство продолжало держать его под контролем. Методы для этого использовались разные.

Наиболее надежным казалась перлюстрация писем, о которой Бенкендорф еще в 1826 году, накануне создания III Отделения, писал в «Проекте устройства высшей полиции»: «Вскрытие корреспонденции составляет одно из средств тайной полиции, и притом самое лучшее, так как оно действует постоянно и обнимает все пункты империи»[20]. Обязанность «немножко распечатывать», по выражению гоголевского почтмейстера, была возложена на почтовых служащих, трудившихся в специальных секретных экспедициях при почтамтах. Не имея возможности перлюстрировать все письма, они читали их выборочно, следуя указаниям, поступавшим из III Отделения; так вот, среди «кандидатов» на перлюстрацию французы неизменно занимали одно из первых мест. Например, в конце 1832 года Бенкендорф сообщил главноуправляющему почтовым департаментом князю А. Н. Голицыну волю императора: следовало перлюстрировать все письма из Парижа, а те, в которых найдутся упоминания о «возмутительной» деятельности польских эмигрантов, пересылать в III Отделение.

Но и раньше некоторые французы уже имели более или менее крупные неприятности именно из-за распечатанных писем. Француз Луи Парис в 1828 году приехал в Москву, где поступил учителем в дом княгини Урусовой. Немного обжившись на новом месте, он послал письмо брату в Париж, в котором не сказал, собственно, ничего особенно крамольного и даже отозвался с восхищением о способности русских юношей впитывать самые разнообразные познания, однако поиронизировал, по французской привычке, над способностью русских к подражанию, а также посетовал на «неумолимые ножницы» цензуры; кстати, автор письма сознавал, что оно не предназначается для посторонних глаз, и все же — правда, «не без тревоги» — доверил его почте. И очень скоро в том раскаялся. Письмо было распечатано, в III Отделении завели дело «О проживающем в Москве французском подданном Л. Парисе, позволившем себе невыгодные о России рассуждения», Бенкендорф подал всеподданнейший доклад императору, а тот наложил резолюцию: «Выслать за границу, ибо подобный человек принесет более вреда, нежели пользы», и, как Парис ни сопротивлялся, как ни пытался объяснить, что его, наверное, перепутали с другим проживающим в Москве французом по фамилии Парис, как ни просил защиты у французского посла Мортемара, его «при нарочном унтер-офицере штата московской полиции» препроводили к петербургскому военному генерал-губернатору, из Петербурга отвезли в Кронштадт, продержали неделю под арестом, а затем отправили из России на французском судне[21].

Другая история, начавшаяся почти в то же время и окончившаяся для ее героя куда более благополучно, особенно любопытна тем, что в этом случае «дело» на подозрительного француза завели в III Отделении на основании не его собственных писем, а писем, к нему обращенных. Этот француз, Гюстав Марен-Дарбель, учитель в доме князя С. И. Гагарина, имел очень разговорчивого друга и не менее разговорчивую родительницу. Друг в письме обсуждал с Мареном-Дарбелем итоги Русско-турецкой войны 1828—1829 годов и высказал следующую мысль: «император Николай награждает своих солдат медалями, потому что полагает, будто время цивилизовать его народ еще не пришло, а ведь он мог бы наградить их по-другому, сократив время их службы, что увеличило бы привязанность солдат к своей стране и к своим семьям, к которым получили бы они возможность возвратиться». Матушка же Марена-Дарбеля пустилась в самые фантастические конспирологические рассуждения о том, что французская актриса, с которой ее сын завязал «роман», наверняка шпионка, причем одновременно работающая и на Россию, и на Францию, а князь Гагарин, в доме которого сын живет и служит, наверняка находится в оппозиции к императору (вывод начитанная матушка сделала на том основании, что один из князей Гагариных был повешен в петровское царствование, о чем она узнала из недавно вышедшей книги Сегюра «История России и Петра Великого»). После перлюстрации этих двух писем на Марена-Дарбеля тоже завели дело, но поскольку начальник второго (московского) жандармского округа Волков дал французскому учителю прекрасные характеристики, его не выслали. Тем не менее вплоть до 1841 года, когда Марен окончательно покинул Россию, всякое его передвижение из имения князя Гагарина в Москву и из Москвы во Францию находило отклик в донесениях московского жандармского начальника, который, впрочем, всякий раз свидетельствовал, что «в поведении означенного иностранца по всем наблюдениям во время проживания его в Москве ничего заслуживающего особенного внимания замечено не было»[22].

Марен-Дарбель провинился не собственными своими писаниями, но несдержанностью своих корреспондентов, высказывавшихся о России. Но бывало и так, что человек вообще ничего не говорил насчет России, однако бумаги его свидетельствовали о неблагонадежности и вольнодумстве; такого француза из России также удаляли. Подобная участь постигла некоего доктора Сата, который собрался въехать в Россию в ноябре 1830 года, чтобы принять участие в борьбе с эпидемией холеры, и даже въехал, но в его бумагах нашли черновик письма к португальскому барону, содержащего нелестные отзывы о португальском короле, названном «коронованным тигром». Этого оказалось достаточно, чтобы «французский подданный доктор медицины Сат» был взят под стражу, а затем по высочайшему повелению «с приготовленным для него заграничным паспортом отправлен в сопровождении полицейского офицера в Ригу, при отношении петербургского генерал-губернатора к тамошнему военному губернатору об отправлении его за границу чрез Поланген, с воспрещением обратного въезда в Россию»[23].

Понятно, что перлюстрация была не единственным способом надзора; у III Отделения были тайные агенты, которые, со своей стороны, вели наблюдения за подозрительными французами и сообщали о подсмотренном и подслушанном, и сообщения эти нередко имели для их объектов самые неприятные последствия. Так, осенью 1830 года агент Локателли (печально известный по причастности к тайному надзору за Пушкиным) проинформировал начальство, что француз Виктор Амантон, занимающийся в Симферополе разведением виноградных садов, грешит как в Крыму, так и в Одессе разговорами, обличающими его либеральный и даже якобинский дух. На это последовало высочайшее повеление: неблагонадежного француза «выслать за границу с воспрещением обратного пропуска в Россию». Местное начальство пыталось возражать; исполнявший должность генерал-губернатора Новороссийского и Бессарабского генерал-лейтенант Красовский извещал Бенкендорфа, что «помянутый иностранец стал довольно богатый человек, сделавший значительное заведение по садоводству на Южном береге Крыма», что «он всегда вел себя весьма скромно и занимался только своим делом» и хотя в самом деле «после восстания во Франции он, будучи в одном доме в Симферополе, имел неосторожность говорить довольно вольно о правлении в его отечестве», но явно способен исправиться. Красовский указывал также на то, что «составившееся в Крыму общество акционеров для вывоза туземных вин избрало директором иностранца Амантона как человека сведущего по части виноделия и имеющего в Крыму значительное заведение еще летом сего года, то есть в то время, когда в поведении его не обнаруживалось ничего предосудительного и когда не последовало еще высочайшего повеления о высылке его за границу». Однако экономические аргументы, как это нередко случается, оказались слабее политических. Заступники Амантона добились лишь отсрочки: французу предоставили два месяца для приведения своих дел в порядок, а потом все-таки выставили его из России. Правда, год спустя по ходатайству графа М. С. Воронцова, генерал-губернатора Новороссийского и Бессарабского, император «изволил изъявить высочайшее согласие» на возвращение Амантона в Россию, но француз этим позволением не воспользовался. Лишь через полтора десятка лет, в 1845 году, Амантон обратился к императору с просьбой о возмещении ему понесенных убытков. В этом прошении он, среди прочего, изумлялся: на кого же я мог своими речами оказывать дурное влияние, если жил в окружении татарских деревень, а турецкого языка не знаю? Разумеется, А. Ф. Орлов, сменивший к этому времени Бенкендорфа на посту главного начальника III Отделения, «не нашел возможным войти в какое-либо распоряжение по представленной ему просьбе»[24].

Чрезмерная разговорчивость причиняла порой французам еще больше неприятностей: в книге Кюстина «Россия в 1839 году» описана история французского журналиста Луи Перне, который привлек к себе внимание либеральными разговорами и, по версии III Отделения, «противоречивыми сведениями о своей профессии, ибо объявлял себя то гражданским инженером, то рантье, путешествующим по собственной надобности, то негоциантом, прибывшим в Россию по делам»[25]и потому был посажен в Москве на съезжую (полицейский участок, куда сажали пьяниц и бродяг и отправляли для наказания крепостных), где провел три недели без суда и следствия, а потом был выпущен — по всей вероятности, благодаря хлопотам французского посла Баранта, узнавшего об аресте Перне от Кюстина, — и выслан из России с предписанием в нее не возвращаться.

Не всех подозрительных французов сразу высылали из России, за некоторыми устанавливали тайный надзор, причем порой надзор этот продолжался так долго, что никто уже не мог вспомнить о его причине. Французский торговец духами Морис Морен был взят под тайный надзор в 1824 году, то есть еще при Александре I. Санкт-петербургский генерал-губернатор, опираясь на рапорты обер-полицмейстера, регулярно информировал Бенкендорфа о его приездах из Москвы в Петербург для выезда за границу, а затем о возвращении в Петербург и отъезде в Москву, «долгом поставляя присовокупить, что за означенным иностранцем ничего предосудительного не замечено», в связи с чем в 1837 году санкт-петербургский обер-полицмейстер наконец «испросил разрешения на прекращение дальнейшего надзора». Тут-то Бенкендорф и попытался выяснить, чем, собственно, провинился французский купец и по какой причине был за ним учрежден тайный надзор. Поскольку в 1824 году высочайшее повеление было сообщено санкт-петербургскому генерал-губернатору бывшим начальником Главного штаба графом Дибичем, к этому времени уже шесть лет как покойным, Бенкендорф послал запрос насчет французского купца военному министру Чернышеву, а тот ответил, что в делах военного министерства таких сведений не имеется. Окончилась история посланием Бенкендорфа петербургскому генерал-губернатору Эссену: «оказалось, что Высочайшее повеление об учреждении за сим иностранцем секретного надзора последовало в 1824 году по той единственной причине, что при первоначальном приезде своем в Россию он вовсе не был известен правительству. Как Ваше Сиятельство уведомить изволите, что Морен, путешествуя по торговым делам, приезжает в здешнюю столицу каждогодно и что во время его здесь пребывания ничего предосудительного за ним не замечено, — то я не предвижу никакой надобности в дальнейшем за ним наблюдении»[26]. Надобности, впрочем, не было никакой и в предыдущие годы, но машина, однажды запущенная, останавливается с большим трудом.

Как мы видим, в принципе обвинения в политической неблагонадежности могли пасть на кого угодно: на учителей и торговцев, на виноделов и врачей. Но учителя как люди, причастные к воспитанию подрастающего поколения, безусловно, были первыми в «группе риска». Обвинения им порой предъявлялись самые дикие. Так, в 1827 году Риго де Ла Браншардьер, учитель во французском пансионе в Петербурге, привел своих учеников в домовую церковь (православную) при пансионе. Поскольку он был нездоров, то к концу службы устал стоять и скромно присел в уголке на стул, после чего на него немедленно донесли полиции. За оскорбление местных национальных нравов француз был схвачен и отправлен в сумасшедший дом; освободили его оттуда через 36 часов благодаря хлопотам французского поверенного в делах, который обратился с ходатайством к вице-канцлеру Нессельроде. С француза взяли обязательство немедленно покинуть Россию, что он с восторгом и осуществил[27].

Конечно, до столь жесткого полицейского вмешательства дело доходило не всегда, но так или иначе государство неустанно придумывало и усовершенствовало меры по контролю за нравственным и интеллектуальным уровнем иностранных учителей (а среди них большинство составляли французы). Высшим достижением николаевского царствования в этой сфере стало изданное 1 июля 1834 года «Высочайше утвержденное положение о домашних наставниках и учителях», согласно которому иностранцы, желающие преподавать в России (и в частных домах, и в государственных учебных заведениях), должны были не только сдать экзамен, но и предъявить свидетельство о крещении и аттестацию безупречной нравственности[28]. Нравственность понималась здесь прежде всего в идеологическом и политическом смысле: чтобы стать безупречно нравственным педагогом, иностранцы были обязаны прежде всего оставить «вкорененные в них нередко с самого детства понятия, мнения и предрассудки» и «в воспитании юношества постигнуть дух нашего правительства», «особливо в нынешнем расположении умов в Европе»[29]. Когда в 1850 году руководители III Отделения отчитывались о работе, проделанной за четверть века, они с особенной гордостью упомянули о борьбе с «порочными склонностями и вредными политическими идеями», которые внушаются юношеству иностранными учителями и гувернерами «без всяких познаний»: «Особенное внимание обращается на иностранных учителей и гувернеров, как потому, что многие из них принимают на себя воспитание детей без всяких познаний, так и потому, что некоторые вселяли в наше юношество порочные склонности или вредные политические идеи. К этому присоединялось то зло, что молодые люди, особенно из высших наших фамилий, воспитывались за границею, теряя привязанность и уважение к отечеству, заражали умы свои понятиями, несогласными ни с нашею Верою, ни с образом нашего правления»[30]. Французы ничуть не заблуждались относительно смысла таких мер и того содержания, которое вкладывалось в выражение «порочные склонности»; французский посол в России маршал Николя Мезон указывал в донесении на родину, что цель «Положения о домашних наставниках и учителях» — «сделать образование более национальным, более русским и освободить его от тех чересчур прогрессивных, чересчур либеральных идей, в постепенном насаждении которых среди образованных сословий обвиняют иностранцев»[31].

При изгнании из России нежелательных французов политические мотивы главенствовали, причем любопытно, что в тех случаях, когда французский подданный оказывался виноват в серьезном проступке, никак с политикой не связанном, политических обвинений на него не навешивали. Когда в 1832 году в Харькове француз-учитель «учинил растление» малолетней — «лишил девства» двенадцатилетнюю девочку, двоюродную сестру хозяйки дома, в котором он служил, его выслали за границу, но никто при этом не связывал напрямую его развратное поведение с национальной принадлежностью. В наши дни естественно было бы в подобном случае ожидать возмущенных криков об «аморальных французах, которые насилуют наших русских девочек»; в XIX веке французам инкриминировали в основном идеологический и политический «разврат», а случай «насильника Оливари» так и остался его сугубо частным грехом[32].

Разумеется, было бы неправильным считать, что все без исключения французы, пересекавшие границу Российской империи, оказывались в глазах властей вредными смутьянами (хотя такая возможность неизменно подразумевалась). Имелись и «полезные» французы, которые не только спокойно трудились в России, но порой даже просили российского подданства и довольно легко его получали (разумеется, в том случае, если речь шла, например, о зубном враче, а не о католическом священнике).

Например, с 1827 по 1834 год вступили в русское подданство 49 французов, из них 8 женщин; перечень их профессий позволяет судить о том, какие французы были востребованы в России: учителя, земледелец, гувернер, слуги, негоцианты, дворецкий, купец, фабриканты, дантист, приказчики, актриса[33], камердинер, аптекарь, переплетчик[34].

В 1841 году по высочайшему повелению был образован специальный «комитет об иностранцах», призванный разработать меры «для отвращения многочисленного приезда в Россию бесполезных и вредных иностранцев». Бенкендорф предложил существенно увеличить взимаемые с них пошлины, и император «предварительно соизволил на это», однако тут министры, входившие в комитет, судя по всему, испугались каждый за свою отрасль и «изъявили опасения, чтобы с введением новых правил не произошли случаи, затруднительные для нашего государства». Иностранцев разделили на категории, и тотчас выяснилось, что практически ни одну из них нельзя обидеть повышением пошлин. «Министр финансов отозвался, что не только иностранные купцы, шкипера, фабриканты, заводчики, но даже занимающиеся обычными ремеслами, например парикмахеры, булочники и проч., привозя с собой товары, нововведения и улучшения в искусствах и ремеслах, еще весьма полезны и надлежит даже поощрять приезд их в Россию. Точно так же министр народного просвещения указывает, что учителей и гувернеров в России еще не столько находится, чтобы возможно было обойтиться без иностранцев. Министр иностранных дел озабочивается, чтобы чрезмерным затруднением приезда иностранцев в Россию не были нарушены договоры наши с иностранными державами». В конечном счете «лишними» оказались только модистки, которые, «по мнению министра финансов, приезжают к нам в большем числе, нежели сколько было бы нужно», да еще разносчики, «производящие торговлю мелочами и в разброд». Даже у домашних учителей и гувернеров, не имеющих «звания университетского бакалавра», нашелся защитник: министр народного просвещения Уваров предлагал вообще запретить им приезд в Россию, но министр финансов Канкрин возразил, что такие люди «еще необходимы для России и затруднять приезд их значило бы затруднять воспитание детей и положить тяжкий налог на родителей»[35].

«Полезные» французы оставались в цене даже в самые напряженные моменты русско-французских отношений. Так, осенью 1848 года, в послереволюционную пору, когда, как уже было сказано, французам доступ в Россию был закрыт, император позволил тем не менее приехать в Россию Ришбургу, изобретателю способа сохранять говядину без соли, и Бонфору, владельцу имения в Крыму, где разводили овец-мериносов[36]. В спокойные же годы «полезных» французов принимали на ура; французский посол Проспер де Барант свидетельствовал, что если к поездкам русских людей во Францию правительство относится крайне неодобрительно (в самом деле, для этого нужно было получить разрешение III Отделения, и исчислялись такие разрешения десятками в год, не больше), то «французов, приезжающих в Россию, принимают в основном очень радушно и вовсе не преследуют. Некоторых из них, могущих принести пользу, даже приглашают нарочно. Под руководством француза г-на Шато прокладывают телеграфные линии. Г-н барон Эрлелу привез новый образец ружья, как говорят, весьма удачный, и только что получил, вдобавок к весьма значительной денежной сумме, орден Святого Владимира. Г-н Броссе, ученик г-на де Саси [известного ориенталиста], был принят в Академию и получил хорошее место» [37]. Между прочим, Франсуа-Мари-Фелисите Броссе (1802—1880), прибывший в Россию в 1837 году, прожил в России до самой смерти, то есть почти сорок с лишним лет, обрусел настолько, что именовался Марием Ивановичем, был избран ординарным академиком и состоял библиотекарем в Императорской публичной библиотеке. И никто уже не помнил, что в 1834 году, когда Броссе, влюбленный в грузинский язык и грузинскую культуру, собрался в Россию впервые, на него из Парижа поступил в III Отделение донос, в котором его обвиняли в связях с мятежными «грузинскими и имеретинскими царевичами», находящимися в Париже, и в том, что в Россию он едет вовсе не ради науки, а для того, чтобы заниматься шпионажем[38].

К «полезным» французам отношение было совсем не такое, как к «вредным». Например, художника Ораса Верне император в 1842 году взял с собой в путешествие по империи — потому что этот художник был императору приятен, да и приехал в Россию не просто так, а по приглашению Николая. Напротив, атташе французского посольства Сольти не смог летом 1837 года поехать на Кавказ, потому что в то же самое время в путешествие по своей стране собрался император, и французскому послу было передано, что «Государю не угодно сообщаться со своими подданными в присутствии иностранцев» и вообще он «не желает, чтобы кто-то оказывался у него на пути без приглашения». Французу-туристу вежливо предложили не путаться под ногами у императора и попутешествовать в другом месте, что он и сделал и вместо Кавказа отправился в Крым[39].

«Полезные» французы, обосновавшиеся в России, старались оправдать оказанное им доверие. В марте 1848 года, вскоре после того как во Франции произошла революция, все французы, проживавшие в Москве, были вместе с консулом вызваны к военному генерал-губернатору князю Щербатову, который пообещал тем, кто не будет «мешаться в политические дела» и продолжит «тихо» заниматься делами домашними и коммерческими, полную неприкосновенность, тем же, кто на эти условия не согласен, предложил выехать во Францию. Московский почт-директор А. Я. Булгаков, описавший эту сцену в своих записках, триумфально восклицает: «Замечания достойно, что из 500 или 600 человек, собравшихся у князя Щербатова, токмо один изъявил желание возвратиться во Францию»[40].

Специфическую категорию «полезных» французов составляли те, кто по идеологическим или финансовым соображениям (а вернее сказать, по финансовым соображениям, прикрываемым идеологическими) изъявлял желание служить России, доставлять ей разные секретные сведения, а также улучшать ее репутацию во Франции. В отношениях с ними III Отделение проявляло большую осторожность и недоверчивость. Характерны судьбы двух французских легитимистов (то есть сторонников свергнутого в 1830 году Карла Х), которые в середине 1830-х годов предложили свои услуги русскому правительству. Легитимист Шуло обещал печатать многочисленные прорусские статьи во французской прессе, но от его услуг III Отделение отказалось — по-видимому, из-за того, что он был достаточно известной политической фигурой и русские «контрагенты» боялись, что, связавшись с ним, не избегнут огласки; впрочем, значительную денежную сумму ему по высочайшему повелению все-таки выплатили. Легитимист Бакье был человеком куда менее известным, и Бенкендорф, побеседовав с ним, нашел его весьма «годным для употребления». В результате Бакье был нанят для того, чтобы тайно доставлять русской высшей полиции сведения о французской внутренней политике и поведении польских эмигрантов. Однако ничего хорошего из этого не вышло: шпион исправно снабжал русское начальство разнообразной «эксклюзивной» информацией, но оказалось, что часть ее совершенно неправдоподобна и, возможно, почерпнута не из министерских кабинетов, а из вчерашней французской газеты. А пару лет спустя шпиона и вовсе уличили в том, что он сотрудничает с поляками, и, как он ни уверял в обратном, от его услуг решительно отказались, а ведь он успел для доказательства своей преданности вступить в русское подданство[41].

Одним словом, в николаевское царствование французов привечали и использовали как просто полезных специалистов (в данном случае их французская национальность отходила на второй план), а брали под подозрение, преследовали и высылали — именно как французов, потенциальных носителей революционной «заразы». Впрочем, таково было отношение к ним власти. Что же касается дворянства, то оно, по свидетельствам французских дипломатов, в основном не разделяло фобий своего императора. Более того, даже ближайшие соратники Николая I, как мы видели, пытались скорректировать его изоляционистскую политику. Все это позволяло проницательному Баранту выражать уверенность в том, что «в эпоху, когда средства сообщения между странами так усовершенствовались и когда, из самолюбия или корысти, власти стремятся поощрять торговлю и промышленность», Россия рано или поздно непременно попадет под «цивилизующее влияние Европы», а все декларации императора против Запада останутся простой риторикой[42]. Прекрасная, вдохновительная мечта.

[1] Мильчина В. А. Беспечные французы и бдительные русские // Отечественные записки. 2006. № 5. С. 336—343.

[2] Российский архив. История отечества в свидетельствах и документах XVІІІ—ХХ вв. М., 1995. Т. 6. С. 113.

[3] Там же. С. 129.

[4] Россия под надзором. Отчеты III Отделения 1827—1869. М., 2006. С. 201—201.

[5] В связи с чем вообще никаким иностранцам приказано было паспортов не выдавать, если только они не приглашены русским правительством.

[6] Barante P. de. Souvenirs. P., 1895. T. 5. P. 490.

[7] Parry A. Whistler's Father. New York, 1939. P. 44.

[8] См.: ГАРФ, ф. 109, эксп. 1, оп. 5, № 431.

[9] См.: Там же, эксп. 3, оп. 223, № 4, л. 155—157.

[10] Gerbod P. Note statistique concernant la présence française en Russie au 19 siècle //Cahiers du monde russe. 1992. T. 33, fasc. 1. P. 122, 126.

[11] Cussy F. de. Souvenirs. P., 1909. T. 2. P. 278.

[12] Henningsen Ch-F. Révélations sur la Russie et l’Empereur Nicolas et son empire en 1844 par un résident anglais. Paris, 1845. Т. 1. Р. 301.

[13] ГАРФ, ф. 109, эксп. 3, оп. 114 (1829), № 84.

[14] Там же, № 90.

[15] Там же, эксп. 1, оп. 13 (1838), № 36, ч. 1, л. 24—25.

[16] ГАРФ, ф. 109, эксп. 3, № 66 (1834).

[17] Archives du Ministère des affaires étrangères-La Courneuve, Correspondance politique, Russie (далее: АМАЕ), t. 186, f. 283—292.

[18] ГАРФ, ф. 109, эксп. 1, оп. 15 (1840), № 14, л. 3—3об.

[19] Кюстин А. де. Россия в 1839 году. Изд. 3. СПб., 2008. С. 109.

[20] Русская старина. 1900. № 12. С. 615.

[21] На этом, правда, русская эпопея Париса не кончилась, корабль, на котором его отправили, сел на мель близ Ревеля, Парис очутился в этом городе (то есть по-прежнему на территории Российской империи), сказался больным, продолжил переписку с российскими властями и попытался их убедить, что неблагонадежен на самом деле не он, а некоторые его московские собеседники, но власти на эти уловки не поддались и Парис все-таки был выдворен из России, правда, не морским путем, а сухопутным. Подробнее об этой истории и о дальнейшей судьбе Париса, ставшего крупным французским историком и архивистом, см.: Мильчина В. А. Юность Париса // Пермяковский сборник. М., 2010. С. 372—399.

[22] ГАРФ, ф. 109, эксп. 1, оп. 4 (1829), № 427. Фигура Марена-Дарбеля представляет особый интерес для историка русской культуры, потому что учеником его был не кто иной, как князь Иван Сергеевич Гагарин (1814—1882), дипломат, принявший католичество, вступивший в орден иезуитов и продолжавший уже в новом своем качестве способствовать налаживанию франко-русских культурных связей; в частности, именно он создал Славянскую библиотеку — ценное собрание «россики», ныне хранящееся в лионской библиотеке имени Дидро.

[23] ГАРФ, ф. 109, эксп. 1, оп. 5, № 374.

[24] ГАРФ, ф. 109, эксп. 3, оп. 115 (1830), № 129.

[25] Кюстин А. де. Россия в 1839 году. С. 946.

[26] ГАРФ, ф..109, эксп. 3, оп. 115 (1830), № 159.

[27] AMAE, t. 172, f. 333 et suiv.

[28] Иностранцы, приехавшие из-за границы, должны были получать эти свидетельства в наших заграничных миссиях, а проживающие в России — «от начальств тех мест, где они находятся на жительстве» (ЖМНП. 1834. № VIII. Август. С. XXIII; глава III, § 17). Иностранцев, не сдавших экзамен, отсылали назад на родину; впрочем, число их было сравнительно небольшим: так, в 1838 году из 84 только четверо были признаны негодными и отправлены домой (ГАРФ. Ф. 109, эксп. 3, оп. 233, № 3, л. 190—190об.).

[29] Мнение министра народного просвещения С. С. Уварова «О мерах против умножения пансионов и частных учебных заведений», датированное 4 ноября 1833 года, цит. по: Солодянкина О. Ю.Иностранные гувернантки в России (вторая половина XVIII — первая половина XIX века). М., 2007. С. 57.

[30] ГАРФ, ф. 109, секретный архив, эксп. 3, № 533, л. 77—78об.

[31] Archives du Ministère des affaires étrangères La Courneuve. Correspondance politique. Russie (в дальнейшем AMAE), t. 189, f. 77—78.

[32] Подробнее об этом драматическом эпизоде см.: Мильчина В. А. Судьба педагога // Laurea Lorae: Сборник памяти Ларисы Георгиевны Степановой. СПб., 2011. С. 425—433.

[33] Это Фелисите Гюллен (1805 — после 1850), прима-балерина московской балетной императорской труппы и первая женщина-балетмейстер в России, превратившаяся здесь в Фелицату Ивановну и прожившая здесь три десятка лет — с 1823 года до самой смерти. Кстати, именно эту танцовщицу безо всяких на то оснований подозревала в причастности к политическим интригам маменька упоминавшегося выше Марена-Дарбеля.

[34] ГАРФ, ф. 109, эксп. 3, оп. 119 (1834), № 90.

[35] ГАРФ, ф. 109, эксп. 3, оп. 1841, № 149.

[36] ГАРФ, ф. 109, эксп. 3, оп. 221 (1848), № 120, 315. Относительно Ришбурга, впрочем, впоследствии выяснилось, что он не граф, не Ришбург и не изобретатель, а авантюрист, и уже при следующем царствовании, в 1862 году, его из России выслали (см.: Сидорова М., Щербакова Е. Наблюдение за иностранцами в России // Петербург — место встречи с Европой. СПб., 2003. С. 313—314).

[37] АMAE, t. 192, f. 144 v.

[38] ГАРФ, ф. 109, эксп. 1, оп. 9 (1834), № 165.

[39] АМАЕ, t. 192, f. 144v.—145v.

[40] Шумихин С. В. Пять фрагментов из записок А. Я. Булгакова // Тыняновский сборник. Вып. 10. М., 1998. С. 455.

[41] ГАРФ, ф. 109, секретный архив, оп. 4, № 43, 173, 187.

[42] AMAE, t. 192, f. 142v.—143.

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2014, №4(61)

Россия. Франция > Миграция, виза, туризм > magazines.gorky.media, 5 сентября 2014 > № 1193070

Россия. США. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 сентября 2014 > № 1209572 Александр Аксененок, Ирина Звягельская

Слушать музыку революции?

Что несут социально-политические катаклизмы XXI века

А.Г. Аксенёнок – кандидат юридических наук, Чрезвычайный и Полномочный Посол, опытный дипломат, арабист, долго работавший во многих арабских странах, в том числе в качестве посла России в Алжире, а также спецпредставителем на Балканах и послом Российской Федерации в Словакии.

И.Д. Звягельская – доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института востоковедения РАН

Резюме Без понятных норм международного поведения в контексте «революционных вызовов» мир рискует скатиться к глобальному противостоянию не из-за системных противоречий, а из-за суетного игнорирования реальных общих угроз.

Конец прошлого – начало нынешнего столетия отмечены глубинными сдвигами в геополитике, мировой экономике и финансах. Парадигма международных отношений периода холодной войны, казалось, ушла в прошлое. Однако новые правила поведения государств, соответствующие изменившемуся миропорядку, так и не сложились.

Как показала практика, при всех идеологических и военно-политических издержках двухполюсная система все же была относительно устойчивой. Она обеспечивала баланс за счет довольно жестких ограничений, налагаемых на более слабые государства в регионах (союзников, партнеров великих держав). Существовала признанная всеми «красная черта», которую нельзя было переступать, а именно: провоцировать столкновение на глобальном уровне. Местные силы пытались добиться поддержки своего покровителя, порой не слишком обращая внимание на его собственные озабоченности, но в конечном итоге опасения неприемлемых рисков заставляли великие державы действовать сообща, оказывая давление на региональных союзников и вынуждая их к сдержанности.

Распад биполярной системы и невозможность соблюдать прежние правила игры в полицентричном мире сделали международные отношения более хаотичными. Региональные государственные и негосударственные субъекты стали вести себя активно, ориентируясь во многих случаях на поведение уже не сдерживаемых другим полюсом Соединенных Штатов. Вашингтон нередко проводил безответственную политику, не пытаясь просчитывать последствия собственных действий. Казалось, наступил период международного аутизма, когда, погрузившись в собственный мир и игнорируя интересы окружающих, международные игроки начали перекройку ялтинской системы.

Такие понятия, как суверенитет и территориальная целостность или национальное самоопределение, давно вступающие в коллизию друг с другом, размываются де-факто, превращаясь скорее в юридическую фикцию. Но нельзя рассматривать эти понятия и как взаимоисключающие. Право на самоопределение может быть реализовано в различных формах, в том числе в рамках федеративного государства или предоставления автономии отдельной этнической группе, что не нарушает территориальной целостности государства. Однако на практике рост этнонационализма, активность новых элит, заинтересованных в доступе к власти и собственности, приравняли понятие самоопределения к сецессии.

В сложившихся условиях могущественные государства все чаще используют принципы территориальной целостности и национального самоопределения для оправдания собственных «суверенных» решений, исходя из политической целесообразности. То есть так, как они видят ее на данный момент, в конкретно взятой ситуации или в порядке импульсивного реагирования на неправоправные, с их точки зрения, действия другой стороны.

Налицо столкновение двух разнонаправленных потоков: хаотизация мировой политики с применением военной силы «по выбору» и объективная потребность человечества в сохранении с таким трудом выстроенных интеграционных связей, которые предполагают определенную степень как финансово-экономической, так в каких-то вопросах и политической взаимозависимости.

Почему захлебывается «четвертая волна»?

Кризис вокруг Украины стал самым опасным эпизодом в череде конфликтов четверти века, хотя уже «арабская весна» послала крупным игрокам достаточно сигналов, чтобы те попытались неидеологизированно осмыслить объективные тренды, провели анализ допущенных просчетов и ошибок. И если до сих пор никто всерьез не воспринимал локальные конфликты современности, будь то югославский, иракский, ливийский и даже сирийский (воинственная риторика США в Совете Безопасности ООН в ответ на российские вето скорее была данью внутреннему и внешнему имиджу) как реальную угрозу международной безопасности, то противоборство на украинской почве заставило задуматься: а не скатывается ли мир вновь в пропасть холодной войны? Причем в ее худшем виде, когда теряется та степень взаимного доверия и способность слышать друг друга, которая в период системной конфронтации все-таки позволяла американским и советским руководителям находить развязки самых запутанных узлов напряженности напрямую.

Почему же отношения Россия–Запад дошли до крайнего предела? Скатывание от «стратегического партнерства» к новому витку противостояния предопределило количественное накопление взрывной массы раздражителей, непонимание или ложную интерпретацию мотивов друг друга. События, приведшие к столкновению вокруг Украины, развивались ползучим путем, но последовательно и с направленностью все дальше на восток, все ближе к границам России, к ее историческому культурно-национальному ареалу.

Если расширение НАТО на государства Восточной Европы, воспринимавшееся в России болезненно, со временем потеряло остроту конца 1990-х гг., то положение стало стремительно меняться с приближением амбиций Запада к границам постсоветского пространства. В то время как связи с Восточной и Центральной Европой в последнее десятилетие в целом были отмечены позитивной динамикой, под политической крышей так называемого «Восточного партнерства» велась работа по вовлечению бывших советских республик в орбиту Евросоюза. С учетом опыта трех предыдущих волн расширения Россия не могла рассматривать это иначе, как подготовку к их последующему вхождению в евроатлантический альянс (по сути, сложилось неписаное правило, по которому членом НАТО не может стать страна, не прошедшая через горнило сложнейших процедур вступления в Евросоюз).

Вслед за Грузией и Молдавией в эту очередь поставили и Украину. К политике сдерживания России Запад таким образом вернулся задолго до нынешнего украинского кризиса, прикрывая этот курс разговорами о партнерстве и недопустимости возврата борьбы за сферы влияния. В качестве одного из инструментов использовалась стратегия смены режимов, испытанная на Балканах, в Грузии, опробованная с тем или иным успехом в ряде других переходных стран. На Украине соблюсти демократические приличия не удалось. Когда там при откровенном вмешательстве Запада произошла силовая смена режима, в России, державшей до тех пор оборонительные позиции, сочли, что этот вызов не может остаться без ответа. Украина в российском общественном мнении и в официальной стратегии – это не только национальная безопасность и жизненно важные для экономик обеих стран кооперационные связи, но и многовековое духовное родство, культурная и языковая общность.

Важную роль в российской реакции сыграли соображения чисто охранительного свойства. В последние годы на Западе развернулась антироссийская кампания по самым различным поводам. Ужесточилась критика сложившихся здесь общественно-политических устоев, что, в свою очередь, вело к усилению консервативного уклона в самой России, в том числе и в качестве ответа на провал попыток сближения с Западом.

Во всей причинно-следственной цепочке действий и противодействий между Россией и Западом должно было существовать какое-то ключевое звено. Одним из таких звеньев стали принципиальные расхождения в восприятии революций современности и вызванных ими новых локальных или региональных угроз.

После завершения эпохи биполярного противостояния по Восточной и Центральной Европе, постсоветскому пространству и Ближнему Востоку прокатились три волны революций с совершенно разным балансом плюсов и минусов, потерь и приобретений. На рубеже 80-х –

90-х гг. прошлого века и Россия была вовлечена в движение обновления, полное внутренних противоречий, шагов вперед и откатов назад. Такие новые вызовы, как международный терроризм, всплеск этнических национализмов, наркотрафик, трансграничная преступность и иммиграционная активность вкупе с глобальным финансовым кризисом показали уязвимые места в функционировании политических систем и механизмов рыночной экономики даже в развитых государствах.

Если идеология коммунизма потерпела неудачу в мировом масштабе, а эволюционная модель постсоветской России не дала пока привлекательной альтернативы, то в системе либеральной демократии также вскрылись серьезные дефекты и дисфункции. Многие западные эксперты отмечают снижение качества демократии в США и Великобритании, участившиеся институциональные сбои, рост числа «дефектных демократий». Институт выборов, эта основная составляющая демократического правления, теряет в глазах избирателей, особенно молодежи, былую ценность (в Англии в парламентских выборах 2010 г. приняли участие лишь двое из пяти британцев в возрасте до 30 лет).

По прошествии четверти века стало окончательно понятно: «конца истории», предсказанного Фрэнсисом Фукуямой, не произошло. Позднее, анализируя «драматические перемены» в постиндустриальную эпоху в книге «Великий разрыв», он сам убедительно показал, что «история» в смысле победы либерализма как самой совершенной модели государственного устройства далеко не закончилась. На фоне «тяги к свободе выбора во всем» с конца второй половины XX века «глубокий упадок претерпевает доверие к общественно-политическим институтам». Демократия в том виде, как она исторически сложилась на Западе, раскрыла внутренние противоречия, что делает мессианские претензии большей части американского истеблишмента по меньшей мере наивным преувеличением.

Соединенным Штатам, внешняя политика которых скована идеологическими клише, не раз приходилось расплачиваться за свой «интервенционизм» или идеализацию революционной смены режимов сумбурными шагами на ближневосточном поле. Явные промахи допущены в оценках такого общественно-политического феномена, как «арабское пробуждение» XXI века. Революции в Египте и Тунисе как бы рефлекторно расценены как некое универсальное явление в победном шествии демократии. Проводились даже аналогии с «бархатными революциями» в странах Восточной и Центральной Европы. Вскоре для всех стало ясно – арабские революции не могут быть «бархатными».

Если европейские страны имели опыт буржуазно-демократического развития и строили свою идентичность во многом на отталкивании от коммунизма, видя Евросоюз как центр притяжения, то на Ближнем Востоке таких ориентиров не существовало. Нет их в достаточной степени и в большинстве республик бывшего Советского Союза. Украина здесь не исключение.

Национальное развитие территорий, на которых в силу особого исторического стечения обстоятельств образовалось нынешнее украинское государство, всегда проходило под влиянием двух тенденций – к самостийности и к государственно-культурной общности с Россией при явном преобладании последней. Искусственно слепленная из двух частей в результате военного рывка СССР на Запад в конце 1930-х гг., Украина так и осталась культурно и политически фрагментированной. Разные исторические нарративы и национальные герои, разная ментальность и специфика занятости, характерное для части жителей Западной Украины отторжение от России – все это выплеснулось наружу в эпоху самостоятельного национального существования. Украинская политическая элита, к сожалению, продемонстрировала неспособность к поискам общенационального сплочения, эксплуатируя украинский раскол и подменяя национальное служение жаждой обогащения и эгоистическими интересами. Самоуверенная политика нажима со стороны Евросоюза поставила Украину перед выбором, который она по определению была не способна сделать.

Бесцельное вмешательство

Говоря о нациестроительстве, имеющем много общего независимо от региональной специфики, нельзя не вспомнить провальный опыт первых попыток буржуазного реформаторства на Ближнем Востоке в конце XIX – начале XX веков. Политические системы Египта, Сирии и Ирака, скроенные тогда в основном по образцу западных, не привились на арабо-мусульманской почве. Как следствие, они были сметены чередой военных переворотов 50-х – 60-х годов прошлого века. Кардинальные перемены нынешнего столетия также разрушили миф о том, что развитие идет по магистральному пути от «авторитаризма» к «демократии», понимаемой большей частью политической элиты США как чисто американский продукт. Этакий «протестантский фундаментализм».

Новое поколение арабов, как и украинской молодежи, потрясло мир массовыми призывами к обновлению общественных устоев, к уважению человеческого достоинства и гражданских свобод, к социальной справедливости. Вскоре, однако, революционное переустройство Ближнего Востока перестало вписываться в демократический контекст. По мере нарастания неуправляемых процессов ближневосточная политика Соединенных Штатов и Европейского союза все чаще испытывала серьезные затруднения, становясь в целом ряде случаев заложницей традиционного мышления.

Мощный размах народных выступлений был вызван комплексом социально-экономических причин. Внешние факторы, конечно, работали, но на первых порах они играли скорее опосредованную роль. Вместе с тем по мере распространения «эффекта домино» Запад, как это бывало и в прошлых региональных конфликтах, априори взял курс на поддержку оппозиционных сил, не особенно считаясь с тем, насколько неоднороден их состав и сколь противоречивы политические установки. С этого момента внешнее вмешательство на стороне одной из конфликтующих сторон пошло по нарастающей, а расчеты приобрести политический капитал солидарностью с арабскими «демократическими революциями» все менее сообразовывались с тем, как разворачивались трансформационные процессы по региону в целом.

Судьба Ирака, оказавшегося на грани потери государственности и религиозной войны, явилась, теперь и на Западе, поводом для осмысления пагубных последствий американского вторжения в 2003 году. По признанию крупного специалиста в ближневосточных делах Ричарда Хааса, политика США в Ираке вела к «укреплению скорее конфессиональной, чем национальной идентичности». Подобно тому как Суэцкий кризис (1956) подстегнул подъем панарабского национализма, война западной коалиции против мусульманской страны спровоцировала небывалый взлет насилия со стороны радикального ислама и создала условия для расцвета «Аль-Каиды». Хрупкий баланс между правящим суннитским меньшинством и шиитским большинством, поддерживавшийся железной рукой Саддама Хусейна, в одночасье оказался нарушен в пользу шиитов. В итоге насаждение в Ираке парламентаризма западного типа обернулось образованием шиитского режима. Премьер-министр Нури аль-Малики проводил узкоконфессиональную политику, затруднявшую инклюзивное участие во власти других конфессиональных и этнических групп. Курды стали активно строить собственную автономию, а сунниты и христиане оказались лишены политического представительства. После роспуска армии и партии Баас, являвшейся стержнем политической системы, возникла мощная энергия внутреннего протеста.

Не меньший вред принесло активное, но беспорядочное американское участие в сложных переходных процессах в Египте. После недолгих колебаний Вашингтон бросил все свои политико-информационные ресурсы на поддержку египетской революции, вынудив Хосни Мубарака подать в отставку. Впоследствии, когда революционную волну оседлали исламисты, ставка была сделана на умеренное крыло «Братьев-мусульман», которые в новой обстановке сумели быстро стать влиятельной политической партией и одержать победу на парламентских и президентских выборах. Как и в ходе подъема исламизма в Алжире в 1990-е гг., вылившегося в десятилетнюю гражданскую войну, американцы оказывали постоянный нажим на возглавившую переходный процесс египетскую армию, вынуждая ее форсировать переход к гражданскому правлению, а по сути дела передачу власти исламистам. Поэтому «второе пришествие» армии в июле 2013 г. и отстранение демократически избранного президента-исламиста Мурси в результате событий, которые трудно назвать иначе как военный переворот, вновь поставили Белый дом в затруднительное положение.

Действия армии, пусть и по призыву вновь вышедших на улицы миллионных масс, не укладываются в антитезу – переворот против демократии или движение в защиту демократии от «исламской диктатуры». Просто потому, что демократии как таковой в Египте не было.

В мусульманском мире, где на почве отношения к политическому исламу произошел раскол, метаморфозы политики США вызвали отторжение как со стороны приверженцев нового военного режима, так и его противников, выступивших в поддержку «Братьев-мусульман».

Просчеты видны и в сирийском конфликте. Безоговорочная поддержка разношерстного оппозиционного движения в Сирии, в котором набирали силу «джихадистские» организации, связанные с «Аль-Каидой», и объявление априори нелегитимным правящего режима Асада предопределило не столько силу, сколько слабость американской дипломатии, лишило ее свободы маневра. Это сделало Вашингтон заложником непомерных амбициозных требований эмигрантских сирийских политиков и их региональных спонсоров, осложнило работу по подготовке Женевской конференции. Дело дошло до того, что политика Соединенных Штатов уже слишком явно стала играть на руку терроризму, которому американцы сами объявили войну. Это с особенной очевидностью проявилось летом 2014 г., когда военные успехи террористической организации «Исламское государство Сирии и Леванта» в Ираке поставили администрацию Обамы в еще более щепетильное положение.

В краткосрочном историческом плане баланс pro и con в смене режимов на Ближнем Востоке складывается не в пользу революций. Основная причина силового свержения власти кроется в неспособности удовлетворить базовые социально-экономические или политические запросы общества и выполнить данные обещания. Весь набор причин сконцентрировался в одно целое в арабском регионе, хотя за прошедшее десятилетие – и это нельзя не отметить – там шло развитие по пути модернизации и интеграции в мировую экономическую систему. Но эта эволюция, во-первых, значительно отставала от темпов развития в других регионах, например, Юго-Восточной Азии и Латинской Америки. Во-вторых, она не затронула ключевые проблемы роста. Экономические реформы в Египте, Тунисе и Сирии создали прослойку среднего класса, но не смогли сузить пропасть имущественного неравенства. Плодами реформ воспользовалась узкая группа лиц, приближенных к власти. Представительные политические институты претерпели лишь имитационные изменения. При демократическом фасаде консервировались авторитарные методы правления, приобретавшие все более клановый непотический характер. Законы революционного хаоса заработали тогда, когда власть оказалась окончательно неспособна к регенерации политической системы, расширяющей участие граждан в выработке государственных решений, затрагивающих их жизненные интересы.

Революционные вызовы для всего мира

Переустройство обширного Арабского Востока протекает неравномерно, волнообразно, с попятными движениями. Тем не менее уже можно попытаться обобщить некоторые уроки, а также провести параллели с кризисами в других регионах.

Революции приходят не только в случаях консервации отживших форм государственно-политического устройства. Если в Сирии, например, монополия партии Баас на власть давно стала анахронизмом, а ее лозунг «Единство, свобода, социализм» потерял былую привлекательность, то десятилетняя гражданская война в Алжире во многом была следствием неподготовленных реформ и поспешных темпов демократизации, проведенной в конце 1980-х – начале 1990-х гг. под влиянием перемен в России, в Центральной и Восточной Европе.

Кризис унитарной модели государственности на Украине в сочетании с коррупционным и моральным разложением в верхах также показывает необходимость своевременного проведения реформ. Альтернативой этому стал революционный хаос, вооруженный конфликт на юго-востоке Украины и гуманитарный кризис.

За демократию в арабо-мусульманском регионе на Западе часто принимались существенные, но, как оказалось, формальные признаки, такие как организация избирательного процесса. При этом вне поля зрения оставались столь же, если не более, важные вопросы: способна ли политическая сила, победившая на выборах, строить общество в соответствии с надеждами революционных масс, можно ли продвигать демократию недемократическими методами. Выборы, конечно, важный инструмент демократии, но в отсутствии развитых институтов они не могут гарантировать перехода к демократическому правлению. В обществах, не разделяющих общедемократических ценностей, выигравшей оказывается сила, предлагающая наиболее простые рецепты переустройства, понятные и приемлемые для наиболее консервативной и многочисленной части электората. На палестинских выборах 2005 г. победило исламское движение ХАМАС (в считавшемся наиболее секулярном арабском обществе), а в ведущей арабской стране Египте с его «гибридным режимом» к власти пришли «Братья-мусульмане». Первое, что они сделали – внесли изменения в Конституцию, чтобы остаться у штурвала на неопределенно долгое время.

Означает ли такой опыт, что в политически незрелых обществах, не осознающих в своей массе собственного социального интереса, выборы проводить бесполезно? Очевидно, вопрос нужно ставить иначе. Не просто выборы, а гарантия сменяемости власти (в результате тех же выборов) может постепенно сделать ее более ответственной и национально ориентированной.

Развитие событий в Египте, где за три года произошли две «революции», заставляет задуматься и над тем, сможет ли военный переворот стать катализатором возвращения к стабильному эволюционному развитию. Исламисты, прибегающие к террору для восстановления «конституционной законности», и секуляристы, призвавшие военных к власти, глубоко ошибаются, надеясь построить новый Египет без достижения национального согласия.

Не все ветры перемен можно объяснить внешним вмешательством, но все же важную роль в том, насколько упорядоченно проходит переходный послереволюционный период, играет сам способ разрешения внутреннего конфликта – вооруженным путем или через мирный раздел власти. Как показывают конфликты в Ираке, Сирии и Ливии, насилие и гражданские войны, к тому же при интервенции или мощной поддержке извне, наносят колоссальный ущерб созидательным усилиям.

Опыт большинства мировых революций свидетельствует, что к власти приходят не те силы, которые их делали, а те, которым при внешней поддержке или по стечению обстоятельств удавалось «поймать волну». Смена режимов в арабском мире, прошедшая под демократическими лозунгами, еще раз явила эту историческую закономерность. С начала массовых выступлений исламские лозунги на улице отсутствовали, но со временем тунисские и египетские исламисты оседлали революционно-демократические выступления, используя опыт организационной работы в массах, проповеди в мечетях, разобщенность в рядах светской оппозиции. По сути дела, египетская революция прошла через два «Тахрира», как, впрочем, и украинская, где тоже было два «Майдана». Один «Майдан» умеренный, проевропейский, направленный против прогнившего правящего режима, другой – радикально-националистический «западэнческий», придавший смене власти характер вооруженного мятежа с враждебным настроем к России, к русскоговорящему населению востока.

На фоне затормозившегося переходного периода практически во всех арабских странах, затронутых революционными потрясениями, демократические иллюзии все больше уступают место поправкам на региональную, в том числе исламскую, специфику. Многие арабские политологи задаются вопросом, «готовы ли мы к демократии», какая модель развития приживется на Ближнем Востоке, где подорваны основы социального контракта между властью и обществом. Все известные варианты – египетский, турецкий, саудовский, иранский – оказались дискредитированными или теряют привлекательность. «Политический ислам» на нынешнем этапе потерпел фиаско. Дальнейшее продвижение по пути западного парламентаризма маловероятно.

В отличие от западного политического процесса, сформировавшегося в обществах, для которых свойственен структурирующий характер частнособственнических отношений, доминирование товарного производства, отсутствие централизованный власти, в восточных обществах политический процесс всегда оказывался результатом доминирования государственной и общинной собственности. Власть там была эквивалентна собственности, а общество занимало подчиненную позицию относительно государства. Абсолютизация государства означала, в частности, что его мощь не трансформировалась в благоденствие граждан, которые оставались подданными, подчиненными слившемуся с государственным общинному интересу.

Несбывшиеся надежды на быстрое улучшение жизни после свержения старых режимов оборачиваются тяготением к «сильной руке», к порядку. Этот феномен проявился в Египте, где победивший на президентских выборах фельдмаршал Абдель Фаттах Ас-Сиси воспринимается большинством египтян как «спаситель нации». В последнее время сильная личность появилась и в Ливии. Генерал Халифа Хафтар, с началом революции вернувшийся на родину из эмиграции, сумел бросить вызов переходной власти, объединив часть армии, племен и местных «милиций» под флагом борьбы с исламистами.

Формирование новых властных структур может идти по долгому пути достижения национального консенсуса под эгидой персонифицированной политической силы, взявшей верх во внутриполитической борьбе, что означает сохранение авторитаризма, и не обязательно в более просвещенных формах.

* * *

Современные революции стали важнейшими факторами, влияющими на систему международных отношений. Очевидно, что подход к ним ведущих мировых держав может быть разным, но при этом взвешенным и ответственным. Повторения кризисных ситуаций в отношениях России и Запада можно и нужно постараться избежать. В этом, собственно, и состоит их историческая ответственность. Позитивную роль, по нашему мнению, могло бы сыграть согласование общих принципов урегулирования внутригосударственных конфликтов, порождающих этнический, конфессиональный или чисто политический экстремизм.

Вопрос о характере революций современности давно стал предметом острых дискуссий. В каких случаях внутренние дела перестают быть внутренними? Являются ли критерием этого подавление гражданских свобод, несоразмерное применение силы при массовых оппозиционных выступлениях, акты насилия или другие нарушения прав человека и международного гуманитарного права? Не подвергая сомнению базовый принцип суверенности и невмешательства во внутренние дела, следует признать, что многие из таких вопросов уже де-факто вышли на уровень глобальной проблематики.

Если международное сообщество не сумеет установить приемлемые и понятные нормы международного поведения в контексте «революционных вызовов», мир имеет шансы скатиться к новому витку глобального противостояния, который будет вызван не системными противоречиями времен холодной войны, а суетным игнорированием реальных общих угроз.

Россия. США. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 сентября 2014 > № 1209572 Александр Аксененок, Ирина Звягельская

Россия > Образование, наука > fapmc.gov.ru, 27 августа 2014 > № 1160417

Ежегодный национальный конкурс «Книга года» Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям учрежден в 1999 году. Его основная задача – поддержка достижений отечественного книгоиздания, поощрение лучших образцов книжного искусства и полиграфии, пропаганда чтения и книжной культуры, повышение роли книги в общественном сознании.

За годы своего существования конкурс способствовал пропаганде чтения, популяризации тенденций и направлений в оформлении книг, различных тематических и издательских новаций. Традиционно награждение лауреатов проходит в рамках Московской международной книжной выставки-ярмарки.

В этом году по итогам конкурсного отбора в короткий список «Книги года»-2014 вошли следующие издания:

1. Номинация «Проза года»

1. Алексиевич С.А. Время секонд хенд. – М.: Время, 2014.

2. Букша К.С. Завод «Свобода»: роман. Иллюстрации автора. – М.: ОГИ, 2014.

3. Варламов А.Н. Мысленный волк: роман. – М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2014.

4. Прилепин З. Обитель: роман. – М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2014.

2. Номинация «Поэзия года»

1. Антология новой грузинской поэзии. Сост. М.Амелин, Ш.Иаташвили. – М.: ОГИ, 2014.

2. Бунимович Е.А. Когда заасфальтировали небо. – М.: Время, 2014 (Поэтическая библиотека).

3. Чичибабин Б.А. В стихах и прозе. Изд. подг. Л.С.Карась-Чичибабина, Л.Г.Фризман. Отв. ред. Б.Ф.Егоров. – М.: Наука, 2013 (Литературные памятники).

4. Шекспир У. Король Лир. Кварто 1608. Фолио 1623. Пер. Г.М.Кружков. Отв. ред. А.Н.Горбунов. – М.: Наука, 2013 (Литературные памятники).

3. Номинация «Вместе с книгой мы растём»

1. Гиваргизов А.А. «Такие разные Оли»: стихи. «Главные роли для Оли»: рассказы.

Илл. М.Покалёва. –- М.: Эгмонт Россия Лтд, 2014.

2. Лаврова С.А. Куда скачет петушиная лошадь? Илл.В.Слаука – М.: КомпасГид, 2014.

3. Серия «Новая детская книга». – М.: РОСМЭН, 2013-2014.

4. Номинация «HUMANITAS»

1. Антанта: Сердечное согласие в годы Великой войны. 1914-1918. На рус., франц., англ.яз. – М.: Кучково поле, 2014.

2. Дурылин С.Н. Собрание сочинений в 3 томах. Сост.А.Б.Галкин, М.А.Рашковская. – М.: Издательство журнала «Москва», 2014.

3. Лермантовъ. Документально-художественный альбом. Предисл.Т.М.Горяевой. Сост. Е.В.Бронникова, Т.Л.Латыпова, Е.Ю.Филькина; Федеральное архивное агентство, РГАЛИ. – М.: МФ «Поколения», 2014.

4. Образ очищенного духа. Преподобный Сергий, игумен Радонежский, в русской культуре. Вступ.ст. Б.Шергин, сост. и общ. ред. О.Я.Нересовой. – М.: Центр культурных инициатив «Сретение», 2014.

5. Номинация «Арт-книга»

1. Каргопольское путешествие. Семь маршрутов по севернорусской земле с Каргопольским историко-архитектурным и художественным музеем. – М.: Программа «Первая публикация» некоммерческой благотворительной организации «Благотворительный фонд В.Потанина», 2014.

2. Наш восемнадцатый век: Военный сборник. – М.: Арт-Волхонка, 2014.

3. Ризница Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. В 2 т. Авт. статей Л.М.Воронцова, Г.П.Черкашин, Л.А.Шитова. – Сергиев Посад: Издательство Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2014.

6. Номинация «Отпечатано в России»

1. Государственный музей изобразительных искусств им.А.С.Пушкина. – М.: Красная площадь, 2013. Отпечатано в ООО «ИПК «Парето-Принт», г. Тверь.

2. Книжная культура. Ветка. – Минск: Энциклопедия им.П.Бровки, 2013. Отпечатано в ОАО «Подольская фабрика офсетной печати», г. Подольск.

3. С чего начинается Родина? Фотоальбом. – М.: Фонд культурных инициатив «Позитив», 2014. Отпечатано в ЗАО «Типография «Автограф», г. Челябинск.

4. Шекспир У. Буря. Пер.М.Донского. – М.: Центр книги Рудомино, 2014. Отпечатано в типографии «Альфа-Дизайн», г. Москва.

7. Номинация «Электронная книга»

1. Московская энциклопедия. Лица Москвы от А до Я. Комплект из 5 дисков + интернет-версия. – М.: Московские учебники, Инфостудия ЭКОН, 2010 – 2014.

2. Серия Музейный гид: «Ярославские храмы», «Ясная поляна» – М.: Проектное бюро «Спутник», 2014.

8. Номинация «Книга года»

1. Архитектурное путешествие. Из Москвы по железной дороге. Альбом проектов, эскизов и фотографий. Книга-альбом. Ред.-сост. Е.В.Борисова. – М.: Студия «4+4», 2014.

2. Борис Мессерер. Театр Бориса Мессерера. Сост. Б.А.Мессерер, Н.Д.Бисти. – М.: Гамма-пресс, 2014.

3. Лермонтов М.Ю. Избранные сочинения в 2-х томах. Сост., авт. вступ.статьи Н.В.Маркелов. – Пятигорск: СНЕГ, 2014.

4. Россия в Первой мировой войне 1914-1918. Энциклопедия в 3-х томах. Отв. ред. А.К.Сорокин. – М.: РОССПЭН, 2014.

Церемония награждения лауреатов 2014 года Ежегодного Национального конкурса «Книга года» состоится в день открытия 27-й Московской международной книжной выставки-ярмарки, 3 сентября 2014 года, в Московском театре Et Сetera под руководством Александра Калягина (г. Москва, Фролов пер., д. 2). На ней будут названы имена победителей в каждой из номинаций.

Победители конкурса в каждой из номинаций награждаются памятными Дипломами и статуэтками «Идущий с книгой», выполненными талантливым московским скульптором Владимиром Труловым. Лауреату номинации «Книга года» (Гран-при конкурса) вручается хрустальное яйцо с алмазной инкрустацией, внутри которого – миниатюрная книга. Автор этой работы – известный петербургский ювелир Андрей Ананов.

Лауреатами «Книги года» в разное время становились Андрей Вознесенский, Кир Булычев, Василий Аксёнов, Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко, Людмила Улицкая, Евгений Гришковец, Александр Архангельский, Архимандрит Тихон (Шевкунов), Александр Кабаков, Юнна Мориц, Алексей Иванов и многие другие известные писатели и поэты.

Россия > Образование, наука > fapmc.gov.ru, 27 августа 2014 > № 1160417

Россия. ЮФО > Госбюджет, налоги, цены > premier.gov.ru, 7 августа 2014 > № 1143056

Заседание Правительства.

Основной вопрос повестки – о проекте федеральной целевой программы «Социально-экономическое развитие Республики Крым и города федерального значения Севастополя до 2020 года».

Стенограмма:

Д.Медведев: Добрый день, уважаемые коллеги! Прежде чем перейти к повестке дня заседания, я хотел бы всех проинформировать о следующем. Долгое время наша страна никак не отвечала на так называемые санкции, которые некоторые государства ввели в отношении России. Мы до последнего надеялись, что наши зарубежные коллеги поймут, что санкции – это тупиковый путь, они никому не нужны. Но они не поняли, и ситуация сложилась так, что мы вынуждены пойти на ответные меры. Вчера Президент Российской Федерации подписал указ «О применении отдельных экономических мер в целях обеспечения безопасности Российской Федерации».

Фактически речь идёт о введении эмбарго на импорт целых категорий продукции из тех стран, которые ввели экономические санкции в отношении российских организаций и граждан. Для исполнения этого указа я подписал постановление Правительства. Россия вводит полный запрет на поставки говядины, свинины, плодоовощной продукции (то есть овощей и фруктов), мяса птицы, рыбы, сыров, молока и молочных продуктов из стран Евросоюза, Соединённых Штатов Америки, Австралии, Канады и Королевства Норвегия. Конечно, это серьёзное решение для поставщиков такой продукции из названных стран. При этом хочу специально отметить: все эти меры не коснутся детского питания и, естественно, не распространяются на товары, которые люди сами покупают за границей в этих странах в рамках нашего таможенного законодательства.

Ограничения вводятся с сегодняшнего дня сроком на один год, но если наши партнёры продемонстрируют конструктивный подход по вопросам сотрудничества, Правительство готово пересмотреть сроки действия этих мер.

Поручаю Федеральной таможенной службе оперативно провести все мероприятия, связанные с выполнением этого решения (иными словами, заблокировать поставки соответствующих товаров), Минпромторгу и Минсельхозу – начать ежедневный мониторинг товарных рынков и уровня цен и докладывать Правительству.

Также хотел бы всех предупредить: попытки спекулятивно подзаработать на этой ситуации будут жёстко пресекаться. Минсельхозу, Минэкономразвития, Минпромышленности и Федеральной антимонопольной службе необходимо наладить работу с представителями торговых сетей, производителями продукции, провести встречи и консультации и определить схему совместных действий, с тем чтобы максимально быстро компенсировать выпадающие объёмы товаров по некоторым позициям и, конечно, не допустить роста цен.

В санкциях нет ничего хорошего, я об этом уже неоднократно говорил, и ответное решение далось нам тоже непросто, мы были вынуждены его принять, но даже в этих условиях мы, уверен, сумеем ситуацию повернуть в свою пользу.

В своих поездках по стране (да и вы сами неоднократно всё это слышали и видели) во время встреч с аграриями мы неоднократно слышали жалобы на то, что российские продовольственные товары, продукты не пускают в российские торговые сети, в магазины. Эти ответные меры, которые мы вводим, фактически расчистят магазинные полки для наших товаропроизводителей. Но, конечно, нашим аграриям тоже нужно многое сделать, много работать, но такой шанс – уникальные условия открытия и расширения импортозамещающих производств – упускать нельзя. Естественно, по всей номенклатуре упомянутых мною товаров с нами остаются наши торговые партнёры из других стран.

Четыре года назад была утверждена Доктрина продовольственной безопасности. По значительной части видов продовольствия она у нас неплохо исполняется – зерно, сахар, растительное масло, картофель перешагнули пороговые значения, установленные доктриной. Это же касается и мяса птицы и, в принципе, касается свинины. Отстаём мы только по некоторым разновидностям мяса и молоку. Это нужно и должно восполнить самим, наши аграрии к этому готовы, особенно если мы им поможем. Кроме того, ещё раз: с нами остаются наши торговые партнёры из других стран. Уверен, что российский рынок будет заполнен нашими свежими качественными продуктами, которые многие россияне и так уже предпочитают иностранным.

Следующее, о чём бы хотел сказать. Кроме названных мер, мы прорабатываем меры, которые могут стать ответом на санкции Европейского союза против российской авиакомпании «Добролёт» за те рейсы, которые выполнялись в Симферополь. Как вы знаете, наш первый низкобюджетный перевозчик, так называемый лоукостер, 4 августа был вынужден приостановить свою работу в результате этих недружественных мер. Все европейские контрагенты отказались исполнять свои обязательства по договорам лизинга на самолёты, их техническому обслуживанию и страхованию, предоставлять аэронавигационную информацию. У наших граждан ещё и из-за этого возникли проблемы, которые мы вынуждены были решать. В таких условиях Правительство России рассматривает ряд ответных шагов. Каковы они? Я их назову. Это не означает, что они немедленно будут введены, но тем не менее они, что называется, на столе. Во-первых, это запрет использования воздушного пространства нашей страны для транзитных рейсов европейских и американских авиакомпаний в регионы Восточной Азии, то есть в Азиатско-Тихоокеанский регион. Конечно, это очень жёсткая мера, тем не менее о ней следует упомянуть.

Во-вторых, мы прорабатываем вопрос об изменении так называемых точек входа и выхода в воздушное пространство России для регулярных и чартерных рейсов европейских перевозчиков. Это, конечно, скажется на цене перевозки, на цене билетов, которые продаются западными компаниями.

В-третьих, наша страна готова пересмотреть правила использования транссибирских маршрутов, то есть денонсировать согласованные принципы модернизации существующей системы использования транссибирских маршрутов. Для государств Евросоюза такой пересмотр может состояться в полном объёме. С авиационными властями Соединённых Штатов Америки мы прекратим переговоры по вопросу использования транссибирских маршрутов.

В-четвёртых, мы, начиная с зимы, можем отменить все те права, которые были дополнительно выданы авиационными властями России сверх ранее достигнутых договорённостей. Хотел бы подчеркнуть, что эти меры не вводятся, а в случае введения могут использоваться и все вместе, и по отдельности. В результате применения таких мер, очевидно, вырастут расходы западных авиакомпаний, причём значительно. Повторю, мы только рассматриваем пока введение таких шагов, но есть одно решение, которое Правительством принято. Речь идёт о прекращении транзитных рейсов украинских авиакомпаний, выполняющих полёты через воздушное пространство России в целый ряд стран – Азербайджан, Грузию, Армению и Турцию.

Наконец, мы потенциально готовы ввести и защитные меры в авиастроении, судостроении, автомобильной промышленности и в других отраслях, но делать это будем осмысленно. Правительство понимает, насколько значимо сотрудничество в этой сфере, и, естественно, мы реально оцениваем наши собственные возможности.

Ещё раз повторю: всё, что я только что перечислил, все те меры, о которых я только что сказал, носят исключительно ответный характер. Мы такого развития событий не хотели, и искренне рассчитываю, что у наших партнёров экономический прагматизм возьмёт верх над дурными политическими соображениями, они будут думать, а не пугать и ограничивать Россию, и взаимовыгодное торгово-экономическое сотрудничество будет восстановлено в прежних объёмах. Мы бы этого хотели.

Теперь к повестке дня. Один из ключевых её пунктов – проект федеральной целевой программы «Социально-экономическое развитие Республики Крым и города Севастополя до 2020 года». Её выполнение должно полностью синхронизировать жизнь и дальнейшее развитие новых регионов с жизнью всей нашей страны. Социально-экономические показатели полуострова значительно, то есть в разы, уступают средним по стране. Главная цель этой ФЦП – обеспечить людям в Крыму общероссийские стандарты жизни и условия для устойчивого роста этого региона. Мы подробно обсуждали ключевые направления работы по Крыму, проводили много самых разных совещаний, согласований. Все наши решения нашли отражение в проекте ФЦП, которая станет планом действий кабинета министров и властей региона на ближайшие годы. В документе подготовлены конкретные и, надеюсь, последовательные шаги по интеграции полуострова в экономическое пространство России, по обеспечению его транспортной доступности и снятию инфраструктурных ограничений.

В транспортном комплексе средства сконцентрированы главным образом на строительстве перехода через Керченский пролив, на реконструкции воздушных и морских портов, автомобильных дорог, которые связывают населённые пункты и важнейшие объекты экономики.

В энергетике программой предусмотрены меры по развитию сетевого комплекса, созданию собственной генерации. В результате должно быть обеспечено надёжное, подчёркиваю, энергоснабжение полуострова.

Основная задача в инженерной инфраструктуре – обеспечить бесперебойное водоснабжение Крыма и провести укрепление береговой линии, наладить систему очистных сооружений, которых там практически нет, и утилизацию твёрдых бытовых отходов.

В социальной сфере программой предусмотрены строительство и реконструкция объектов здравоохранения и образования, которые там тоже находятся в состоянии, скажем, 70-х годов прошлого века. Кроме того, запланировано создание индустриальных парков и технопарков в сфере высоких технологий.

Важно, что в ходе реализации программы должно неукоснительно исполняться законодательство в сфере окружающей среды, поскольку Крым – это уникальная земля и богатство её нужно сохранить, относиться к нему иначе, чем относились прежние власти. Конечно, нужно максимально использовать туристический потенциал полуострова. Максимально. И этой теме в ФЦП посвящён отдельный раздел.

Общий объём финансирования программы за пять лет составит почти 700 млрд рублей, в том числе около 660 – из федерального бюджета. Деньги огромные, но они у нашего государства, в нашем бюджете есть. Но их нужно использовать максимально эффективно, каждый рубль, с тем чтобы и крымчане, и другие жители нашей страны получили от этого пользу. Подробнее нам расскажет об этом Министр по делам Крыма.

Нам также предстоит одобрить и представить Президенту для внесения на ратификацию в Госдуму договор о Евразийском экономическом союзе. Это базовый документ наш интеграционный, который должен начать работать с 1 января будущего года. Речь идёт о совершенно новой форме интеграции. Мы с вами это понимаем. Кроме того, мы одобрим проект договора о присоединении Республики Армения к договору о Евразийском экономическом союзе, также для того, чтобы представить Президенту его для подписания.

Я говорил о том, что сегодня у наших аграриев появился уникальный шанс (хотя, наверное, и не в силу самых приятных причин) и дополнительные возможности для развития. Но всё равно помимо этих административных мер им необходимо и дальше помогать. Необходима дальнейшая материальная поддержка государства. Сегодня мы распределим субсидии, которые пойдут на возмещение регионам части процентной ставки по кредитам. Это крайне важная мера. На развитие растениеводства регионам предлагается направить почти 11,5 млрд рублей (с дополнительным увеличением в 2,5 млрд), и на развитие животноводства – более 39 млрд рублей (дополнительно почти 7,56 млрд).

Ну а теперь про Крым и Севастополь, про ФЦП. Олег Генрихович, пожалуйста.

О.Савельев: Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Уважаемые коллеги! Проект ФЦП разработан во исполнение поручения Председателя Правительства от 24 марта, а также указа Президента о мерах по реабилитации репрессированных народов от 20 апреля. Целью программы является интеграция экономики Крымского полуострова в экономическое пространство России, обеспечение транспортной доступности, снятие инфраструктурных ограничений экономического роста, а также решение первоочередных задач социального развития Крымского полуострова. Общий объём финансирования уже прозвучал – это 681 млрд рублей, из которых средств федерального бюджета – 658,2 млрд рублей. Реализация программы предполагается в два этапа. С 2015 по 2017 год предполагается затратить 377 млрд рублей, на втором этапе, 2018–2020 годы, – ещё 281 млрд рублей.

При разработке программы основное внимание уделялось инфраструктурным рискам, связанным с возвращением Крыма в Россию. Ключевым вопросом, который необходимо решить в максимально короткие сроки, является вопрос энергетической безопасности, и на это направление проектом программы предусмотрено 49 млрд рублей. В рамках мероприятий программы будут решены две задачи. Первая задача – это интеграция энергетической системы в единую энергосистему Российской Федерации, что потребует в том числе и развития сетевого комплекса в Краснодарском крае, а также кабельного перехода через Керченский пролив. Вторая задача – это развитие собственной генерации, которая повысит устойчивость энергетической системы полуострова. Предполагается строительство самих генерирующих мощностей за счёт средств частных инвесторов, и сейчас ведётся совместно с Минэнерго активная работа по выработке условий, на которых частные инвестиции могут прийти в крымскую генерацию. Также в рамках этого направления будет осуществлено развитие газотранспортной системы Крымского полуострова и интеграция её с российской единой газотранспортной системой.

Второе важнейшее направление – это развитие транспортной системы Крыма и Севастополя. Конечно, ключевой объём средств в программе предусмотрен на строительство перехода через Керченский пролив, который должен быть по планам завершён до конца 2018 года. К этому же времени будут готовы подходы, и автомобильный, и железнодорожный. В общем на транспортный переход предполагается более 250 млрд рублей в ценах соответствующих лет.

Помимо этого, большое внимание уделено реконструкции и строительству автомобильных дорог – как основных магистралей (в первую очередь, на первом этапе это дорога Керчь – Белогорск – Симферополь – Бахчисарай – Севастополь), так и дорог регионального и муниципального значения. На эти цели общие средства предусмотрены в размере 112 млрд рублей.

Помимо этого, в транспортном комплексе будут обеспечены мероприятия по транспортной безопасности, а также развитие аэродромного комплекса Симферополя и включение в гражданские авиаперевозки аэропорта Бельбек, который предполагается в качестве аэропорта двойного базирования.

Ещё одним ключевым направлением реализации ФЦП является развитие инженерной инфраструктуры и в первую очередь системы устойчивого водоснабжения полуострова, ориентированного на собственные водные ресурсы. На это направление предполагается выделить 66 млрд рублей. Основной объём этих средств будет направлен как раз на решение проблемы обеспечения собственными водными источниками и снятие какой-либо зависимости хозяйственно-бытовой деятельности Крымского полуострова от Северо-Крымского канала.

Важнейшим направлением является также развитие социальной сферы. Это то, что наши граждане видят и ощущают в первую очередь.

В области здравоохранения предполагается как развитие первичного звена и фельдшерско-акушерских пунктов, так и строительство межрегиональных центров и включение их в единую систему оказания медицинских услуг Российской Федерации.

В области образования мы предполагаем решить следующие задачи. Во-первых, ликвидировать очереди в детские сады. Комплекс мер, которые были уже на остальной территории Российской Федерации реализованы и реализуются сейчас, как раз предполагается в рамках федеральной целевой программы реализовать и в Крыму, а также модернизацию школ до уровня стандартов Российской Федерации. На это предполагается выделение более 15 млрд рублей.

Одним из важнейших условий развития экономики полуострова является привлечение частных инвестиций. Эти частные инвестиции, мы предполагаем, будут как в промышленность (для этого заложены в программе мероприятия по созданию четырёх индустриальных парков), так и в туристско-рекреационный комплекс, в том числе развитие новых туристических кластеров, на что в программе предусмотрено 39 млрд рублей.

Важнейшим направлением программы является выполнение тех задач, которые поставлены указом Президента о мерах по реабилитации репрессированных народов от 21 апреля текущего года.

В программе предусмотрено более 10 млрд рублей на решение проблем обустройства мест компактного проживания репрессированных народов. Речь идёт о развитии инженерной, транспортной, социальной инфраструктуры, а также об обеспечении жильём нуждающихся жителей этих районов.

Механизмом программы предусмотрено привлечение и учёт мнения национально-культурных автономий Крымского федерального округа, поэтому мы рассчитываем, что весь комплекс мероприятий будет выполнен в сжатые сроки и даст необходимый эффект.

Таким образом, реализация представленной программы позволит в полной мере снять инфраструктурные риски, связанные с возвращением Крыма и Севастополя в Россию, ликвидировать основные инфраструктурные ограничения экономического развития, а также решить наиболее острые социальные проблемы Крымского федерального округа.

Прошу Правительство Российской Федерации утвердить предлагаемую программу и поручить Минфину России в кратчайшие сроки довести соответствующие предельные объёмы до государственных заказчиков программы, чтобы мы в плановом порядке вписались в бюджетный процесс, который сейчас в полном разгаре.

Спасибо.

Д.Медведев: Спасибо.

Пожалуйста, коллеги, кто хотел бы взять слово по ФЦП?

Мы много этому посвятили времени, это правда. Есть ли какие-то дополнительные соображения, кроме того, что было сказано?

Пожалуйста.

С.Шаталов (заместитель Министра финансов Российской Федерации): Дмитрий Анатольевич, спасибо.

Министерство финансов очень активно работало вместе с Министерством развития Крыма, и мне хотелось бы отметить, что первоначально была заявлена сумма федерального финансирования 651,7 млрд. Впоследствии она увеличилась ещё на 6 млрд с лишним, но, к сожалению, Минфин не согласовал проект этой программы в силу наличия существенных замечаний, которые мы направили и в Минкрыма, и в Министерство экономического развития. Наши замечания не учтены. Все они представлены в том числе и в Правительство. Есть вопросы по эффективности использования средств федерального бюджета.

Мы предполагаем, что надо сконцентрироваться на первоочередных направлениях, связанных со снятием инфраструктурных ограничений, – это развитие транспортной, энергетической, инженерной инфраструктуры. Это потребует примерно 163 млрд рублей. Понятны источники, за счёт которых это можно было бы финансировать, – это и плата за возмещение вреда, причиняемого автомобильным дорогам тяжёлым транспортом, это и те дополнительные средства, которые могут быть получены в виде дивидендов от «Роснефтегаза». Но по большинству тех проектов, которые рассматривались, есть довольно серьёзные вопросы, связанные как с формой собственности на эти объекты (и, соответственно, за счёт каких источников должно финансироваться), так и с оценкой тех предельных расходов, которые заложены в программу.

По большинству таких расходов наше сравнение с расходами по аналогичным направлениям на территории России и по другим подобным проектам за пределами России показывает, что во многих случаях эти расходы завышены в 2 раза, а в некоторых случаях ещё больше, поэтому мы просили бы доработать эту программу.

Спасибо.

Д.Медведев: Что значит доработать? Это как понимать? Доработать, и что?

С.Шаталов: Уточнить те цифры...

Д.Медведев: Уточнить просто эти позиции или же работать над ней ещё, дальше?

С.Шаталов: Да, уточнить эти позиции, Дмитрий Анатольевич.

Д.Медведев: Понятно.

Пожалуйста, у кого ещё будут какие-то соображения? Больше ни у кого?

Дмитрий Николаевич, пожалуйста, вы проводили окончательное согласительное совещание.

Д.Козак: Окончательное согласительное совещание было в прошлый четверг, ровно неделю назад, и мы обо всём договорились с министром финансов, – о том, что в проекте ФЦП заложен механизм, когда финансирование по каждому конкретному объекту открывается только после получения положительного заключения об эффективности бюджетных расходов.

Суммы, которые в настоящее время указаны в программе, – это только предельные суммы.

Более того, Министерству финансов поручено в ближайшее время представить свои соображения по этим объектам, где есть у них сомнения по обоснованию стоимости, с тем чтобы по этим объектам и мероприятиям проверка эффективности бюджетных расходов была произведена в первоочередном порядке, ещё до 1 октября 2014 года, с тем чтобы результаты этой проверки были учтены в бюджетных проектировках на 2015–2017 годы.

Поэтому сегодня в Правительство… Никаких дополнительных предложений, есть соответствующий протокол совещания, в прошлый четверг дополнительных предложений от Министерства финансов не поступало.

Вполне возможно, что были представлены те соображения, которые озвучены в Минэкономразвития и Министерстве по делам Крыма об этом, не знаю, но считаю, что нам необходимо сегодня с учётом того механизма, который предусмотрен в самом постановлении Правительства, утвердить программу. Она прежде всего содержит перечень мероприятий, над которыми необходимо работать, и к этой работе необходимо приступать в кратчайшие сроки, а конкретная стоимость этих мероприятий будет определена, как я уже сказал, после проверки эффективности бюджетных расходов. Ни копейки ни на один объект не будет израсходовано, до тех пор пока не будет положительного заключения. Вот такой механизм заложен в самом постановлении Правительства об утверждении этой программы.

Я предлагаю сегодня её утвердить с учётом этого механизма, и контроль за его реализацией будет осуществляться и на правительственном уровне, и Минэкономразвития, и Министерством финансов.

Д.Медведев: На согласительном совещании все вопросы обсуждались с министром?

Д.Козак: Абсолютно все, каждое замечание, каждое предложение, и так и договорились. Я ещё сделал контрольный вопрос: с учётом этого решения согласовано? Да, согласовано. Я не понимаю, почему сегодня возникают такие разногласия.

Д.Медведев: Такие разногласия у нас всё время возникают. В общем, ничего в них особенно нет. Обратите внимание на нюансы, которые были сказаны. При этом считаю, что программа уже подготовлена, её нужно принимать, иначе у нас развития не будет. Вот эти нюансы нужно отрихтовать за три дня и внести программу для подписания.

Договорились? Принимаем? Хорошо.

Россия. ЮФО > Госбюджет, налоги, цены > premier.gov.ru, 7 августа 2014 > № 1143056

Абхазия > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 4 августа 2014 > № 1140320

Рауль Хаджимба: C Россией нам комфортно

Рауль Хаджимба, кандидат в президенты республика Абхазии, лидер объединенной абхазской оппозиции, вынудившей Александра Анкваба подать в отставку с поста президента страны в начале июня 2014 года, ответил на вопросы Caucasus Times.

Рауль Хаджимба - ветеран абхазской политики, трижды баллотировался на пост президента Абхазии и три раза проиграл. В эксклюзивном интервью Caucasus Times Рауль Хаджимба поделился своим видением решения множество проблем, которые предстоит разрешать победителю нынешних президентских выборов, ставших внеочередными. Среди них - будущий формат отношений с Россией и Западом, возобновление железнодорожного сообщения между Абхазией и Россией, погашение задолженностей населения перед банками, паспортизация грузинского населения Абхазии и многое другое.

Caucasus Times: Господин Хаджимба, вы являетесь ветераном абхазской политики, Вы также были одним из фаворитов президентских выборов в 2004 году, а затем в 2009 и в 2011 годах. Три раза на выборах победу одержали ваши соперники. Какой опыт вы извлекли из прошлых выборов и считаете ли вы, что нынешний рейтинг позволит вам одержать победу?

Рауль Хаджимба: Возможно, понятие фаворит меньше всего подходит к моим двум последующим после 2004 года выходам на политическую сцену. Что же касается политического опыта, конечно, он у меня сейчас большой. Я знаю, что такое политическая борьба, и не сомневаюсь в том, что при соответствующих усилиях и честно борьбы, результат будет положительным для нашей команды.

Caucasus Times: Известно, что за пост президента будут бороться еще три кандидата, двое из них силовики. У этих людей, как многократно заявляли представители СМИ, есть своя опора в Кремле. Есть ли она и у вас? Ведь очевидно, что, не смотря на заявления МИД России о неучастии в событиях Абхазии, элиты Абхазии всегда действуют с оглядкой на Москву?

Рауль Хаджимба: Не двое, а силовики все. Я тоже выходец из соответствующих структур, просто уже длительное время не работаю в этой системе, а занимаюсь политической деятельностью. Что касается так называемой опоры, ни у кого ее нет. Москва одинаково относится ко всем кандидатам. После 2004 года сделаны соответствующие выводы, и она равноудалена от всех политических деятелей Абхазии, и будет работать с тем, кто выиграет эти выборы.

Caucasus Times: В своем выступлении на встрече с представителями абхазской диаспоры в Москве, прошедшей 3 июля 2014 года, идущий с вами в паре на выборы в качестве кандидата в вице-премьеры господин Виталий Габния, в частности сказал, что развернутого плана реформ у вашей команды пока нет, и этот вопрос будет решен после окончания выборов. Цитирую: «В случае своей победы Р. Хаджимба и В. Габния готовы представить общественности в течение первых 100 дней развернутую программу реформ, которые позволят начать продвигаться нашей стране по пути преобразований». Что имелось в ввиду?

Рауль Хаджимба: Все прекрасно понимают, что нынешние выборы не были предусмотрены, и никто заранее не готовился к каким-либо работам по представлению своих концепций экономического развития. И в этой ситуации у каждого из кандидатов есть свои программы экономического, социально-экономического развития, видения вопросов безопасности страны. Но этого не достаточно, нужны соответствующие усилия, наших научно-исследовательских институтов, специалистов, работников различных министерств и ведомств, чтоб получить объемную, детализированную по направлениям работу, которая будет называться концепцией. Мы же озвучили своё видение о главных направлениях развития страны.

Caucasus Times: Как будет решен вопрос задолженностей населения и предприятий перед банками, как будет решен вопрос энергетической безопасности? В случае вашей победы на выборах, как вы видите решение этого вопроса?

Рауль Хаджимба: Что касается так называемой задолженности, и вопросов связанных с кредитами, действительно это серьёзная проблема. К сожалению, есть кредиты, которые уже очень трудно будет вернуть. Власть же используя должников, значительное время манипулировало ими в своих интересах, напоминая им о этих долгах в преддверии выборов или в сложных политических ситуациях.

Часть этих кредитов, возможно, следует списать, но по крупным суммам в десятки и сотни миллионов рублей придётся работать на предмет их возвращения. Деньги должны попасть в казну государства. Есть механизмы, которые должны быть запущены, и на то прокуратура и другие органы, которые должны проверить деятельность этих должников. Нужно работать над законом о национализации, который позволит нам многие вопросы снять.

Caucasus Times: В связи с актуализацией вопроса о железнодорожном сообщении между Арменией и Россией, спекуляций вокруг этого экономического проекта, хотелось бы узнать ваше мнение по данному вопросу?

Рауль Хаджимба: Уверен, что железная дорога должна работать на государство, а не быть тупиком. По этой железной дороге должны ходить не только пассажирские поезда, но и составы, которые позволят нам получать сумму за транзит, создавать условия роста нашего бюджета. Мы сторонники открытия железной дороги, мы за то чтобы дорога приносила дивиденды Абхазии, но это зависит не только от нас. Грузинская сторона и ее западные покровители декларируют вроде бы необходимость этих работ, но на самом деле всячески препятствуют этому процессу.

Caucasus Times: Многочисленные опросы, проводившиеся в Абхазии в разное время, вплоть до сегодняшнего дня, показывают, что общество по-разному смотрит на будущее Абхазии, включая отношения республики с Россией и Западом. Так, по разным опросам, чуть более половины выступают за сохранение независимости, при этом почти 30 % допускают вариант вхождения в состав России. Прежние власти обвинили оппозицию в тайных соглашениях с Москвой относительно формата отношений (ассоциация). Что вы скажите, как кандидат в президенты и тем и другим, зная, что в данном случае одно может мешать другому?

Рауль Хаджимба: Абхазия - независимое государство, суверенное государство и этот вопрос не подлежит обсуждению. Что же касается отношений с Россией, мы открыто, говорим о необходимости укрепления этих отношений, усиления интеграционных процессов. Некоторое время назад нас представляли, чуть ли не людьми, готовых разорвать все эти отношения. Но, после 27 мая 2014 года, нашим оппонентам оказалось выгодным представлять абхазскую оппозицию стороной, которая, видите ли, готова разрушить суверенитет и независимость Абхазии, втолкнув ее в состав Российской Федерации. Ничего подобного! На сегодняшний день есть одна единственная позиция - это более тесное сотрудничать с РФ. Тем более, что кроме России, нам никто не создал возможности экономического и финансового характера. И поэтому, мы говорим о большей интеграции в совместные структуры, которые позволят нам сохраниться как суверенное государство. При этом российская сторона сама не заинтересована втягивать Абхазию в лоно своей государственности.

Caucasus Times: Говоря на очередном съезде партии о необходимости комплексного подхода к реформированию государства, вы не коснулись будущего формата финансовых отношений с Россией. Ранее Виталий Габния в интервью российскому изданию «Кавполит» заявил, что с представителем президента России Владиславом Сурковым была достигнута договоренность о смене формата финансовой помощи Абхазии. Цитирую: «При господине Суркове была изменена сама задача. Это будут коммерческие деньги под малый процент. Только такой механизм не даст нам расслабиться и позволит вкладывать в проекты, которые принесут в среднесрочной или краткосрочной перспективе прибыль. Мы сможем гасить свои внешние долги. И нас это устраивает. Мне кажется, это дает также возможность вести себя независимо и, если хотите, гордо», - отметил Габния. Мой вопрос: любой проект несет в себе риски. Почему смена дотаций на кредитования в данном случае для вашей команды кажется более выгодной?

Рауль Хаджимба: Во-первых, я думаю, что мы показали за последние годы не самый лучший подход к использованию этих денег. Получив 30 миллиардов, мы практически мало что сделали, для того чтобы экономика и социальное положение наших людей улучшились. Те проекты, которые были реализованы, не дали в лучшем случае, ожидаемых результатов. Российская сторона в свою очередь готова продолжать оказывать нам помощь, чтобы предыдущие пункты комплексного плана были реализованы. Но, в то же время, российская сторона говорит: «Мы и вы должны быть заинтересованы в том, чтобы в Абхазию пришли инвестиции». Эти инвестиции с нашей стороны должны быть защищены соответствующими законодательными нормами, которые позволят более четко выстраивать эти отношения, и они действительно будут более эффективно сказываться на деле. Каждый инвестор заинтересован в реализации своих планов и задач до конца, и чтоб эти деньги эффективно использовались в абхазском государстве. Нужен больший контроль, тогда и будут большие возможности и хорошие результаты.

Caucasus Times: Каким вы видите будущее Абхазии, оказавшейся в зоне геополитических интересов России и Запада?

Рауль Хаджимба: Нам следует понять, вне зависимости от нас, сложные геополитические процессы будут иметь место. Мы - маленькое государство и большие игроки как США, Европа, Россия - будут проявлять не просто интерес, а прилагать все усилия, чтобы влиять на многие вопросы в этом регионе Кавказа. И я не сомневаюсь в том, что нам нельзя метаться, мы должны выстраивать равные отношения со всеми, но есть у нас стратегический партнер, и партнер - Россия, и с ней нам комфортно. Россия единственная страна, которая первой нас признала и оказывает нам всестороннюю помощь, как никто другой. Я уверен, что это принесет результат, а Абхазия будет цветущей и сильным государством, пусть и маленьким, но независимым и гордым.

Caucasus Times: Оппозиция инициировала аннулирование более чем 20 тысяч паспортов, выданных гражданам Абхазии. В основном, это грузины, которые, как считает оппозиция, могут иметь двойное гражданство. Как вы видите решение этого вопроса, так чтобы не были нарушены права этих людей?

Рауль Хаджимба: Мы не нарушали прав никаких лиц, мы говорим о соблюдении закона о гражданстве РА. Граждане Грузии, имеющие гражданство грузинского государства, в соответствие с законом о гражданстве Грузии, не имеют право быть гражданами другого государства. Принцип двойного гражданства у них не предусмотрен и поэтому эти лица, в первую очередь должны соблюдать законы своей страны, своей Грузии. Мы же в свою очередь требуем соблюдения нашего закона, который не регламентирует порядок получения гражданства другого государства, кроме РФ. И поэтому мы, говоря с жителями этих трёх районов, четко разъясняем свою позицию. Люди, живущие на нашей территории, будучи гражданами Грузии, имеют право, наравне с нашими гражданами, жить и развиваться, покупать, продавать, получать образование. Мы должны знать какие у нас трудовые ресурсы, какие могут быть получены налоги, как может сказаться эта ситуация в вопросах безопасности. Мы должны, знать какое, количество граждан Грузии проживает на нашей территории, и какой, правовой статус мы должны им определить? Таким правовым статусом может быть, вид на жительство и проект закона, который уже принят в первом чтении, снимет все эти проблемы.

«Apsny.ru» со ссылкой на Caucasus Times, 29.07.2014 г.

Абхазия > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 4 августа 2014 > № 1140320

Абхазия > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 25 июля 2014 > № 1135856

В Сухуме состоялся съезд республиканской политической партии «Амцахара»

Делегаты съезда поддержали Аслана Георгиевича Бжания, зарегистрированного кандидатом в президенты РА. Они выразили поддержку и кандидату в вице-президенты Астану Агрба, баллотирующемуся в паре с Бжания.

С докладом о ситуации в стране выступил сопредседатель партии «Амцахара» Герой Абхазии Гарик Саманба. Он дал оценку событиям 27 мая 2014 года и подчеркнул, что «Амцахара» категорически осуждает незаконное отстранение от власти избранного народом президента.

«Амцахара» признает очевидные ошибки, допущенные прошлой властью, на что лидеры партии неоднократно обращали внимание, но выступает категорически против любых антиконституционных действий в стране.

«События 27-го мая подвели нас к опасной черте, за которой хаос и утрата государственности. Только исключительная выдержка противников насильственного захвата власти и осознание губительности дальнейшей эскалации напряжённости позволили избежать худшего», - сказал Саманба. Он считает незаконными действия оппозиции, поэтому в этих условиях необходимо осуществить перевод ситуации в правовое поле путём свободного волеизъявления народа, выраженного на выборах.

«Выборы президента 24 августа должны стать этапным событием в развитии государства и общества, вывести нас на качественно новый уровень государственного строительства и исключить возможность повторения ошибок прошлого», - подчеркнул докладчик.

РПП «Амцахара» поддерживает идею конституционной реформы, которая должна сбалансировать все ветви власти, выступает также за изменение структуры парламента. «Амцахара» поддерживает идею пропорционально-мажоритарной системы выборов в парламент и увеличение числа депутатов до 50.

Саманба считает главным избрание в уже реформированный парламент порядочных, честных людей. «Мы - маленькая страна, где все знают друг друга и друг о друге, поэтому нетрудно будет избрать достойных людей. Это позволит поднять значимость законодательного органа страны, что сегодня крайне необходимо, так как известные скандалы, связанные с именами некоторых депутатов, уронили авторитет ныне действующего парламента в глазах народа. Честный профессиональный парламент - первый шаг к реальным реформам», - подчеркнул Саманба.

«Амцахара» считает, что Кабинет Министров должен утверждаться и быть подконтрольным парламенту. Партия выступает за сильный, профессиональный парламент. Вместе с тем, учитывая геополитическую ситуацию вокруг Абхазии (сближение Грузии с НАТО и ЕС, которое как следствие может привести к военной угрозе), а также в целях сбалансированности ветвей власти, «Амцахара» поддерживает сильную президентскую власть. По их мнению, Президент должен иметь право роспуска Парламента. «Это наша принципиальная позиция», - подчеркнул Саманба.

Касаясь поправок к Конституции, он отметил, что поправки в отдельные статьи можно принимать парламентом, но менять целые главы основного закона страны без общественной дискуссии и референдума никто не имеет юридического и морального права.

РПП «Амцахара» считает необходимым проведение реформы системы местного самоуправления, предоставление им больших прав при повышении меры ответственности. Местные собрания могут утверждать руководителей исполнительных органов на местах - мэров, начальников отделов и отделений внутренних дел.

«Учитывая новые вызовы и угрозы безопасности государства, назрела необходимость разработки нового всеобъемлющего договора с Россией, в рамках которого должны быть заключены соответствующие соглашения, направленные на обеспечение национальной безопасности Абхазии», - сказал Саманба. В случае агрессии Грузии или любой другой агрессии с территории Грузии «Амцахара» считает возможным создание объединенного оперативного командования абхазо-российскими вооруженными силами.

Для ускорения процесса подъема экономики Абхазии необходимо гармонизировать законодательство Абхазии и России, полагает Саманба. Он придает важное значение новому таможенному соглашению РА и РФ.

Касаясь вопроса сквозного железнодорожного движения между РФ и Арменией через Абхазию, Саманба подчеркнул, что надо просчитать все «за» и «против». «Нужно рассматривать проблематику возобновления движения через призму возможных угроз безопасности для республики. Не изучен и вопрос влияния на туристическую отрасль Абхазии интенсивного движения по ЖД большегрузных составов», - сказал он.

Тем не менее, РПП «Амцахара» за открытие ЖД сообщения, но не по «абхазскому участку» а по Абхазской железной дороге, с соблюдением подлежащих обсуждению ряда условий. В первую очередь - предоставление международных, в том числе стран-участниц, гарантий национальной безопасности и сохранения суверенитета Абхазии. Сквозное движение может быть открыто исключительно для грузовых перевозок, транзитное движение пассажирских поездов не может быть даже предметом переговоров. «Амцахара» также предлагает Армении рассмотреть возможность признания Абхазии, поскольку получает неоспоримые выгоды в случае возобновления ЖД движения.

По мнению сопредседателя партии, следует «начать откровенный разговор о проблеме межнациональных отношений. «Мы стыдливо замалчиваем наличие подобных проблем, но они от этого не исчезают. Как показывает история, в том числе и новейшая, только межнациональный, межконфессиональный мир являются гарантами стабильного развития любого государства и общества. Абхазы, как государствообразующий народ, несут главную ответственность за сохранение межнационального спокойствия, но и представителям других национальностей, проживающим в Абхазии, следует с большим уважением и пониманием относиться к чаяниям абхазского народа. У абхазов на генетическом уровне сохраняется страх оказаться в меньшинстве на своей исторической Родине, вызванный последствиями русско-турецкой войны и последовавшим за этим махаджирством. В советский период политика искусственного массового заселения Абхазии представителями других наций привела к тому, что абхазы оказались в меньшинстве на своей земле. И сегодня, проявляющийся иногда негатив, обусловлен именно этими причинами, - сказал Саманба. - … Когда на нашу общую Родину пришёл враг, мы все как один встали на её защиту. Тогда не было национальностей, был единый народ Абхазии, борющийся за свою свободу и в память наших братьев и сестёр, отдавших свои жизни за нашу свободу, мы обязаны сохранить ради будущих поколений братство, рождённое в боях. Мы должны слушать и слышать друг друга, и тогда у нас воцарятся национальный мир и согласие».

Докладчик не обошел и тему паспортизации жителей Галского района Абхазии.

«Эта проблема сложна и возможно не имеет скорого однозначного решения, однако действия недальновидных политиков создали очаг напряжённости в Восточной Абхазии, разом незаконно лишив более двадцати тысяч человек и паспортов и гражданства, - подчеркнул Саманба. - При этом было полностью проигнорировано мнение Генпрокуратуры, которая провела огромный объём работы, руководствуясь исключительно нормами закона. Было выявлено значительное количество незаконно выданных паспортов, но эти факты не восприняли те, кто инициировал этот вопрос. Им нужно было отправить в отставку генерального прокурора, который занимал твёрдую позицию на процессе по покушению на Президента Республики Абхазия. Жители Галского района, абхазское гражданство которых было подтверждено в 2004 году Распоряжением Кабинета Министров № 354 р от 26 августа 2004 года за подписью Премьер-министра РА Р. Д. Хаджимба, были в одночасье им же и его сподвижниками незаконно лишены гражданства», - сказал Саманба.

Он считает, что «негативные последствия данного решения ещё скажутся, и ответственность за это полностью ложится на парламентариев, принявших незаконное с точки зрения права решение».

Сопредседатель республиканской политической партии «Амцахара» Гарик Саманба заявил, что с 24 августа должен начаться качественно новый этап в жизни государства, поскольку страну ждут коренные преобразования.

Кандидат в президенты Аслан Бжания не стал предлагать делегатам съезда сегодня программную речь, а обозначил некоторые из множества важных вопросов.

«Многих беспокоит вопрос о том, где я был во время войны. Отвечаю предельно чётко: с октября и до самого завершения войны я работал в Службе безопасности Республики Абхазия в городе Гудауте, куда эвакуировалось законное правительство нашей страны. Разумеется, работа наша специфическая, не очень публичная. Я работал вместе с коллегами, служил своему народу. Только после окончания войны, уже в 1994 году я уволился и переехал в Россию», - сказал он.

В случае избрания Аслан Бжания намерен сконцентрировать усилия на достижении внутриобщественного согласия, стабильности и ясного понимания гражданами страны того, чем занимается исполнительная власть, какие задачи ставит и решает, какие пути развития предлагает и во что это всем вместе обойдётся.

«Мы должны предложить обществу эффективную структуру власти, способную решать и существующие проблемы, и предвидеть возможные. Существующая система, вполне очевидно, уже даёт сбой, она нуждается в изменении, возможно, кардинальном», - считает он.

О своем видении решения проблем, стоящих перед Абхазией, кандидат в президенты Аслан Бжания намерен сказать в своем обращении к избирателям.

«Наши предки пережили суровые испытания, наше общество сумело выстоять в трудные времена, многое потерять ради обретения бесценного. Мужество рождает победителей, а единство - непобедимых. Оно поможет нам выстоять в этом сложном и опасном мире. Спасибо за поддержку», - заключил свое выступление Аслан Бжания.

На съезде выступил Герой Абхазии, член политсовета «Амцахара» Виктор Тванба. «Вы знаете, чем вызваны внеочередные выборы, намеченные на 24 августа. Все являемся свидетелями событий, повлекших за собой свержение законно избранного президента, который не допустил противостояния и не стал держаться за кресло, а ушел в отставку во имя мира на абхазской земле, - сказал Тванба. Я также хочу поблагодарить амцахаровцев, которые не допустили кровопролития, проявили мудрость, сдержались и не стали применять те же методы, что и штурмовавшие Администрацию президента».

Касаясь аннулирования более 22 тысяч паспортов жителей Восточной Абхазии, Тванба сказал: «По их поведению получается, что мы должны строить националистическое государство. Сегодня им не нужны грузины, завтра не захотят армян и русских».

Он считает несправедливыми и неверными обвинения прошлой власти в том, что она не сделала ничего положительного для страны. А комментируя критические высказывания по телевидению исполняющего обязанности вице-премьера Беслана Бутба по поводу программы фруктовых садов, Тванба сказал: «Конечно, сады и плантации зарастут травой, если их в течение двух - трех месяцев не обрабатывать».

«Собравший три тысячи человек своих сторонников и возглавлявший штурм Администрации думал только о личных интересах. Как можно верить человеку, у которого дела расходятся со словами. Говорил (Хаджимба Р.Д. - АП), что штурма правительственных зданий не будет, а это было. Говорил, что не будет баллотироваться, а в итоге баллотируется», - сказал Тванба.

Он заявил о поддержке кандидатов в президенты и вице-президенты Аслана Бжания и Астана Агрба.

Доверенное лицо кандидата в президенты РА Аслана Бжания Валерий Авидзба рассказал о достойной семье долгожителя Ашхангери Бжания, в которой вырос будущий кандидат в президенты, о личных качествах Аслана Бжания.

Член Совета старейшин Очамчырского района, уроженец села Тамыш, откуда родом кандидат, Лорик Барганджия также отметил, что семья Аслана Бжания пользовалась большим уважением. «Это семья, с которой все советовались, к чьему мнению прислушивались. Я помню деда Аслана Ашхангери Бжания, абхазского долгожителя и мудрого старца. И в такой семье вырос не менее достойный сын своих родителей и своего рода - Аслан Бжания», - сказал Лорик Барганджия.

Ветеран войны Лева Гицба подчеркнул, что уголовной ответственности заслуживают люди, приведшие страну к такой ситуации, при которой встал вопрос о досрочных выборах. «Уже десять лет эти люди никак не успокоятся, сталкивая общество, - сказал он. Пока мы сдерживаем себя, ведем себя по совести, по «апсуара», они большие дела ворочают. В свое время нельзя было давать им такой свободы, позволяя говорить все, что взбредет в голову».

Он также заявил о поддержке тандема Бжания - Агрба. «Поддерживаю, потому что считаю, что мы должны избрать достойного лидера. Кутузов в свое время отдал Москву, чтобы спасти Россию. Анкваб не стал держаться за кресло, тем самым, сохранил жизни людям, не допустил столкновения. Своим поступком он предотвратил нежелательное развитие событий и кровь», - сказал Лева Гицба.

Активист ткуарчалского молодежного крыла «Амцахара» Темур Тортия обратился к молодежи со словами: «Будущее Абхазии в ваших руках!».

Ведущий съезда, зампредседателя партии «Амцахара» Отар Ломия, отметил, что многие не знают кандидата в президенты, так как его должность не предполагала публичности. «Мы связываем именно с этими кандидатом свои надежды на мир и спокойствие, - сказал он. - Кандидат в президенты Аслан Бжания и кандидат в вице-президенты Астан Агрба, которым 51 и 40 лет, соответственно, взаимно дополняют друг друга. Уверен, их совместная работа будет направлена на благо народа и Родины», - сказал он.

Ветеран войны Марина Гумба зачитала резолюцию съезда. Делегаты единогласно проголосовали за нее.

В своем выступлении кандидат в вице-президенты Астан Агрба поблагодарил ветеранов войны, партию «Амцахара» за поддержку. «Мы, объединив усилия, сделаем все возможное для блага народа и страны», - сказал он.

По мнению Агрба, в числе вопросов, которым надо будет уделить первостепенное внимание, - объединение народа, достижение согласия и взаимопонимания в обществе, улучшение условий жизни народа, помощь семьям погибших, семьям инвалидов и ветеранов войны, государственному абхазский языку.

Он также отметил необходимость укрепления абхазо-российских отношений, активизации процесса возвращения потомков махаджиров из Турции, Сирии и других стран на историческую Родину, эффективного развития образования, науки, здравоохранения, оснащения медучреждений современным оборудованием и профессиональными кадрами, улучшения санитарного состояния в республике, вопросам защиты окружающей среды, утилизации мусора, поддержки крестьян и сельского хозяйства, вопросам обеспечения правопорядка, борьбе с коррупцией и взяточничеством.

Касаясь вопросов межнационального общения, Агрба отметил: «Недопустимо возвышать один народ, принижая при этом другой. Мы должны быть едины. Не раз в стране была неспокойная общественно-политическая обстановка. Но проявляя мудрость и терпение, народ всегда находил выход из нее. Мы все друзья, родственники. Нашим дедам и не снилось, а сегодня мы воочию видим свободную, независимую и признанную страну. Мы должны объединиться, уважать друг друга. Желаю светлого будущего всему народу Абхазии!», - сказал кандидат в вице-президенты Астан Аргба.

Съезд политической партии «Амцахара» принял Обращение ко всем кандидатам на должность президента Республики Абхазия и их штабам, ко всем избирателям, народу Абхазии: «отстаивая свою кандидатуру, проявлять максимум уважения друг к другу, действовать в рамках Конституции и закона о выборах, не прибегать к «грязному» пиару, не использовать предвыборную кампанию для сведения личных счетов».

«Мы обращаемся к каждому, кому дорога судьба Родины, проявить политическую и гражданскую зрелость в выборе Президента республики. И от нашего выбора сегодня зависят стабильность в обществе, сохранение нашей государственности и нашей независимости», - говорится в тексте Обращения.

РЕЗОЛЮЦИЯ внеочередного съезда политической партии «Амцахара»

Внеочередной съезд политической партии «Амцахара» посвящен внеочередным выборам Президента Республики Абхазия, назначенных Парламентом - Народным собранием Республики Абхазия на 24 августа 2014 года из-за произошедшего 27 мая 2014 года митинга оппозиционных сил, приведшего к досрочной отставке Президента.

Заслушав доклад сопредседателя политической партии «Амцахара» Саманба Гарика Харитоновича о сложившейся ситуации в Абхазии, в том числе геополитической, в котором докладчик раскрыл основные причины, приведшие к сегодняшней ситуации и пути выхода из нее, и для решения которых «Амцахара» предложила поддержать на предстоящих выборах Президента Республики Абхазия на пост Президента Республики Абхазия Бжания Аслана Геогриевича, на должность вице-президента Республики Абхазия Агрба Астана Закановича. Данное решение было единогласно принято на политсовете партии вчера, 17 июля 2014 года.

Далее докладчик предложил решение политсовета о поддержке кандидатуры Бжания Аслана Георгиевича на должность Президента Республики Абхазия и кандидатуры Агрба Астана Закановича на должность вице-президента Республики Абхазия вынести на рассмотрение нашего съезда и поставил вопрос на голосование. Решение было принято единогласно.

Таким образом, внеочередной съезд политической партии «Амцахара» принял решение поддержать на предстоящих внеочередных выборах Президента Республики Абхазия кандидата на пост Президента Республики Абхазия Бжания Аслана Георгиевича, и кандидата на должность вице-президента Республики Абхазия Агрба Астана Закановича.

С их именами мы связываем наши надежды на позитивные преобразования в стране, так как уверены, что их знания, опыт и энергия помогут в решении важнейших вопросов в процессе дальнейшего строительства нашего государства. Сухум, 18 июля 2014 года.

«Апсныпресс», 18.07.2014 г.

Абхазия > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 25 июля 2014 > № 1135856

Ирак. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 24 июля 2014 > № 2906795 Андрей Арешев

Экономическое развитие против хаотизации региона

Андрей Арешев - политолог, эксперт Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института востоковедения РАН

Драматическое развитие событий в Ираке вновь актуализировало сиюминутные и неглубокие рассуждения о возможном сближении между Вашингтоном и Тегераном – на этот раз в деле совместного противостояния радикальным силам, взявшим под контроль значительную часть ближневосточного государства, само существование которого вызывает серьёзные вопросы. Молниеносное продвижение разнородного конгломерата группировок, получивших условное наименование «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ) имеет успех в суннитских районах страны, но не в шиитских или курдских провинциях. Нарастание внутренних разногласий между джихадистами, бывшими баасистами и представителями племён; относительно небольшая вероятность занятия суннитами преимущественно шиитского Багдада; вход курдских сил в Киркук и возможные повороты в региональной политике Анкары – всё это чревато затягиванием конфликта на долгие годы с очевидными предпосылками к эскалации в любой момент.

По мере того, как суннитские боевики продвигались к столице страны, США, активно играющие на иракской «поляне», явственно обозначили своё стремление, максимально дистанцируясь от очередного кризиса, тем не менее, извлечь из него максимальную выгоду и попытаться втянуть соседние страны в очередной «котёл». Прежде всего, конечно, речь идёт об Иране, хотя речь может идти также об очередном ударе по Сирии – ведь именно успехи правительственной армии в войне с террористами вынудили многих из них перейти в пески Месопотамии. «Голос Америки» цитировал Барака Обаму, утверждавшего, что Иран может сыграть конструктивную роль в решении иракского кризиса, если последует примеру США и выступит за «инклюзивное правительство» в Ираке. Отдельные ангажированные эксперты заговорили едва ли не об общей платформе возможного сотрудничества между США и их еще недавним публичным заклятым врагом. Так, по мнению ведущего эксперта дубайского Institute for Near East and Gulf Military Analysis Теодора Карасика, европейские страны и США остро «нуждаются в тактической помощи со стороны Ирана, так же как и помощи других стран». Сотрудники телеканала «Аль-Джазира» Майкл Пизи и Тони Карон также считают, что по отношению к иракским радикалам Тегеран и Вашингтон волей-неволей оказались по одну сторону баррикад. В своем материале они цитируют эксперта центра Centuary Foundation Майкла Ханны о том, что Соединенные Штаты и Иран якобы являются единственными союзниками нынешнего премьера Ирака Нури аль-Малики. Влиятельное издание Foreign Policy многозначительно пишет: «Когда радикальные суннитские боевики ИГИЛ устремились через сирийскую границу в Ирак…, стало абсолютно ясно: Иран и Соединенные Штаты нуждаются друг в друге более чем когда-либо».

Тегеран, конечно, не мог не принять предложенную американцами игру, тем более что как раз в это время в Вене стартовал очередной раунд переговоров по так называемой «иранской ядерной проблеме. Касаясь перспектив урегулирования ситуации в Ираке, президент Ирана Хасан Рухани осторожно заметил, что страна готова рассмотреть совместные действия с США в деле восстановления безопасности в соседней стране, но для этого США должны начать подлинную борьбу с терроризмом. Ключевое слово здесь, как представляется – «должны». В этой связи стоит напомнить, что костяк группировки ИГИЛ составляют боевики, перешедшие из Сирии, где они на протяжении нескольких лет получали значительную поддержку от США и их ближайших союзников. С другой стороны, по мере раскручивания очередного витка противостояния, между Ираком и Сирией, где террористами удерживается, в частности, нефтеносная провинция Ракка, был пробит коридор, по которому противники Башара Асада начали получать оружие, закупленное на средства Саудовской Аравии и Катара.

Нестабильность в Ираке, способная создать для Тегерана серьёзную дополнительную «головную боль», стала, как представляется, ответом в том числе на активные попытки иранской дипломатии вырваться из международной изоляции, организованной при лидирующей роли США. Вовлечение Ирана в кровавое иракское «болото» с перспективой увязания в длительном военном конфликте отвечает интересам тех, кто стремится к ослаблению этой крупнейшей региональной державы и превращению Ближнего Востока в постоянную кровоточащую рану. В этой связи весьма показательно выступление аятоллы Хаменеи, высказавшего мнение, что США не должны вмешиваться в конфликт в Ираке. По словам духовного лидера Ирана, американские власти добиваются полного контроля над Ираком для того, чтобы к власти пришли их «собственные марионетки». «Ввод иранских войск в Ирак нами никогда не рассматривался. Мы не собираемся посылать свою армию для ведения боевых действий в других странах. Если же террористы приблизятся к нашим границам, мы их примерно накажем», – недвусмысленно обозначил позицию Ирана президент Хасан Роухани, не оставляя почвы для разных инсинуаций, наподобие слухов в западной и отчасти российской прессе об отправке на помощь правительству Аль-Малики подразделений Корпуса стражей исламской революции. Спикер иранского меджлиса Али Лариджани выступил с призывом к международным организациям и правительствам предпринять все возможные усилия для блокирования помощи террористам «Исламского государства Ирака и Леванта».

Агентство «Фарс» цитирует секретаря Высшего совета национальной безопасности ИРИ Али Шамхани, который опровергает появившуюся в западных СМИ информацию о якобы имеющей место готовности Тегерана с Вашингтоном относительно урегулирования кризиса в Ираке. «Такого рода сообщения являются частью психологической войны Запада против Ирана и абсолютно неправдоподобны», – подчеркнул политик, обвиняющий США в подготовке почвы для возникновения террористической организации «Исламское государство Ирака и Леванта». Шамхани отмечает, что материальную и финансовую поддержку экстремистам оказывают союзники Соединенных Штатов на Ближнем Востоке. По мнению командующего ополчением «Басидж» Мохаммеда Реза Накуди, «такфиристы творят свои злодеяния в соответствии с планами некоторых надменных держав, действуют по указке ряда американских и израильских центров и поддерживаются нефтедолларами ряда арабских стран».

Заместитель министра иностранных дел Ирана Хоссейн Амир-Абдоллахиян также опровергает слухи о возможном взаимодействии Тегерана и Вашингтона в борьбе с террористами в Ираке, отметив, что его страна не вела переговоров с США на эту тему: «…Мы не чувствовали и не чувствуем потребности в сотрудничестве с США по этому вопросу». Отвечая на вопрос о возможности кулуарных контактов между Ираном и США в рамках венских переговоров, он отметил, что переговоры будут касаться исключительно ядерной проблематики (но и по ней достижение согласия остаётся исключительно трудной, если не вовсе невозможной задачей).

Известный своими «неполиткорректными» оценками сенатор-республиканец Рон Пол заявил, что терроризма в Сирии, Ливии и Ираке нужно винить внешнюю политику США, создающих «страны чудес для приверженцев джихада». Вслед за Ливией и Сирией, где попытки оказались не столь удачными, пришла очередь Ирака, который «тоже превратился в страну чудес для исламистов, и не потому, что мы (американцы – Авт.) были мало вовлечены в процесс, а потому, что мы были вовлечены слишком сильно».

Думается, в также Иране прекрасно осведомлены о том, в чьих интересах в очередной раз льётся кровь на древней земле Месопотамии, и о том, чьими клиентами были и, по большому счёту, остаются террористы ИГИЛ. Уже сейчас количество иранских пограничников, гибнущих в результате обстрелов с иракской территории, постоянно растёт. Интересно также, что на сегодня около 95 % ирано-иракской торговли (общий объём – 13 миллиардов в долларовом исчислении) приходится на иранский экспорт в Ирак. Представители иранских инженерно-технических компаний принимают участие в реализации различных проектов на территории Ирака. Например, только на территории Курдского автономного района, по некоторым данным, находится около 30 тысяч иранских специалистов. Помимо обрушения экономических связей, что может произойти в случае окончательного коллапса безопасности, хаотизация соседней страны создаёт для иранских властей массу проблем – начиная от строительства газопровода от месторождения «Южный Парс» на внешние рынки и заканчивая образованием на путях поддержки союзной Сирии очередную зону нестабильности» (по этой части у различных фракций суннитских повстанцев Ирака имеется богатый опыт). Заметим, сходный почерк просматривается в действиях ряда внешних акторов на землях Восточной Украины – только там речь идёт о том, чтобы провоцированием вооруженного конфликта противопоставить друг другу Россию и «старую» Европу. Технологии вполне понятны, и относительно того, кому все это выгодно, среди здравомыслящей части экспертов, кажется, достигнут относительный консенсус. В случае с Ближним Востоком не менее очевидна и роль международных транснациональных корпораций, а также множества других потенциальных бенефициаров иракского «пожара». Среди них – местные союзники США из числа монархий Персидского залива, спецслужбы целого ряда стран, частные военные компании, международные торговцы оружием и прочие авантюристы, которые всегда не прочь «половить рыбку в мутной воде». Словом, конфликты на Ближнем Востоке и на постсоветских просторах – на месяцы, если не на годы. И с ними в течение длительного периода придётся привыкать жить.

Думается, вовсе не случайно немаловажным итогом наступления «коалиции» боевиков стало установление контроля над основными трубопроводами, а также ключевыми объектами энергетической инфраструктуры северо-востока Сирии и Ирака. В частности, суннитские повстанцы захватили крупнейший в Ираке нефтеперерабатывающий завод в Байджи; ранее был установлен контроль над гидроэлектростанциями на Евфрате. И хотя в рядах повстанцев немало бывших военнослужащих иракской армии времен Саддама Хусейна и бывших членов бывшей партии БААС (неформальный лидер Иззат Ибрагим аль-Дури), можно согласиться с мнением, согласно которому «идея создания трансграничного суннитского халифата, которая вдохновляет исламистов, стала ближе к реальности». Причём это образование получает мощную финансово-экономическую и логистическую подпитку: помимо всего вышеперечисленного, только в Мосуле были захвачены сотни миллионов долларов и огромное количество оружия, которое может начать стрелять в самых разных местах.

Несомненно, нестабильность в Ираке, также как и в Сирии, будет оказывать влияние на Россию и её соседей. В рядах ISIL, помимо сотен европейцев, воюет также немало выходцев с Кавказа. Например, участие в боях с сирийскими правительственными войсками граждан Азербайджана неоднократно становилось предметом обеспокоенности властей этой страны, которая выражалась публично. С Ираком граничит многонациональная иранская провинция Западный Азербайджан, северная оконечность который выходит к Араксу (замелькавшая недавно в новостных сводках Нахичеванская автономия в составе Азербайджана). Помимо трансграничного радикализма, речь может идти об отголосках этнических конфликтов, раздирающих регион. Помимо шиитско-суннитского противостояния, значительную опасность для будущего Ирака представляет будущее Киркука – традиционного объекта споров между арабами (суннитами и шиитами) с одной стороны и курдами – с другой. Подъём курдского движения затрагивает в том числе интересы Ирана. В конце июня военные власти страны заявили о ликвидации, при попытке проникновения с территории Ирака, группы курдских боевиков из организации PJAK.

Следует подчеркнуть, что «курдский фактор» не является для Кавказа внешней абстракцией, равно как и деятельность различных радикальных групп, не признающих этнических границ. Боевики группировки ИГИЛ уже заявили о своем стремлении распространить свою деятельность на Турцию и Азербайджан. Конечно, пока это только риторика, однако, учитывая то обстоятельство, что джихадистские группы действуют отнюдь не в безвоздушном пространстве – она может оказаться вполне симптоматичной. Перемещения отдельных групп населения всегда привлекают повышенное внимание властей стран, расположенных в чувствительных, потенциально опасных регионах. В этой связи обеспокоенность официального Баку нарастающими вызовами внутриполитической стабильности более чем понятны – как и стремление, на фоне американских угроз «майданом», навести мосты с Москвой и Тегераном.

Заметим, угрозы, о которых идёт речь, являются общими не только для государств Южного Кавказа, с их многочисленными внутренними проблемами и неурегулированными конфликтами, но также и для самих России и Ирана. Кавказская политика как Тегерана, так и Москвы, основана на стремлении проводить взвешенный, сбалансированный курс, избегая сложных решений, которые неизбежно придётся принимать в случае возобновления региональных конфликтов. Новые рецидивы противостояния, подобные «украинскому» (которое, кстати, имеет немало типологически общих черт с событиями вокруг Нагорного Карабаха в начале 1990-х) – абсолютно не в интересах ни Россия, ни Ирана. При этом каждое из кавказских государств содержит для них самостоятельную ценность, и не имеет смысла выстраивать отношения, скажем с одной из сторон нагорно-карабахского противостояния, игнорируя интересы другой.

Так, помимо вызывающего широкий (и обоснованный) негативный резонанс в Армении российско-азербайджанского сотрудничества в сфере военно-технического сотрудничества, по иным направлениям между предприятиями двух стран также имеется немалый потенциал взаимодействия. Традиционно во внешнеторговом балансе прикаспийской республики определяющий тон задают экспорт энергоносителей (43 % ВВП и около 95 % экспорта), однако планы правительства Азербайджана уйти от сырьевой специализации способны реализоваться только в случае развития связей со странами Евразийского экономического союза. В отличие от ЕС, торговый оборот с которым носит, скорее, колониальный характер (нефть и газ в обмен на готовые товары), связи с участниками ЕЭС более диверсифицированы. На долю России приходится около двух третей товарооборота республики со странами Содружества. Структура российско-азербайджанских торгово-экономических связей продолжает оставаться достаточно диверсифицированной и, следовательно, менее зависимой от сиюминутной конъюнктуры мирового рынка сырья. Расширяется, хотя и не без проблем, сотрудничество на региональном уровне. Взаимная торговля Азербайджана с Казахстаном в общем товарообороте со странами СНГ достигает 9,5 %. При этом доля стран СНГ во внешнеторговом обороте республики на протяжении последних лет стабильно сокращается. В 2012 году место наиболее крупного импортёра в Азербайджан Россия уступила Турции, в два раза возросла доля товаров, ввозимых из США. В течение первых пяти месяцев 2014 года отгрузки в Россию овощей, фруктов, цитрусовых, оливок и продуктов их переработки сократились за 5 месяцев на 40 %. Отсутствие интереса официального Баку к евразийским интеграционным проектам будет и в дальнейшем негативно сказываться на торговле с Россией и её партнёрами в рамках формирующегося ЕЭС. Можно предположить, что именно с этим обстоятельствам были связаны недавние высказывания министра экономического развития России Алексея Улюкаева о том, что вступление Азербайджана в ЕЭС остается предметом обсуждений; более того, на взгляд министра, «было бы логичнее и правильнее участие Азербайджана в этих соглашениях». «Евразийский экономический союз – стратегический проект, не только в экономическом, но и в политическом пространстве. Поэтому присоединение Азербайджана к ЕАЭС или Таможенному союзу – вполне реальная перспектива, я бы не исключал такого развития событий», – говорит министр регионального развития России Игорь Слюняев.

В свою очередь, иранская сторона, наряду с традиционными связями с Арменией, активизирует взаимодействие с Азербайджаном, в частности – в сфере энергетики. Помимо закупок газа в прикаспийской республике (в рамках «своповых» поставок), рассматривается возможность хранения его хранения в азербайджанских подземных газохранилищах, а также создания совместного предприятия с компанией SOCAR для работы в третьих странах, включая Россию.

Недавно было объявлено о строительстве в северо-западных иранских (пограничных с Кавказом) провинциях ряда инфраструктурных объектов. Так, глава провинции Ардебиль Маджид Худабахш в ходе общения с журналистами в Баку в начале июня сделал ряд примечательных заявлений. Так, по его словам, имеются планы соединения перспективной железной дороги Миане – Ардебиль – Муган (шахрестаны Парсабад, Герми и Билясувар остана Ардебиль) с азербайджанской железной дорогой. В реализацию данного проекта, стартовавшего несколько лет назад, уже вложено 117 миллионов долларов. Для строительства железной дороги из Миане в Ардебиль около города Халхал должны быть построены мосты и тоннели (общая протяженность последних – 23 километра).

Таким образом, из Ирана в Азербайджан планируется провести уже второе ответвление железной дороги. Напомним, в рамках международного коридора «Север – Юг» продолжается строительство железной дороги Казвин – Решт – Астара, с помощью которой предполагается соединить железнодорожные сети двух стран. Проект предполагается завершить к началу 2015 года. И вот – еще одна ветка, которая, в случае реализации, выйдет к азербайджанской территории в районе Имишли. Не слишком ли много для двух стран, которые после карабахских событий более 20 вообще не имеют железнодорожного сообщения? Такой вопрос задаёт автор популярного интернет-портала haqqin.az и находит ответ в еще одном заявлении главы Ардебиля: «Иранская нефтяная компания PPZ в настоящее время проводит разведывательные работы в регионе Муган (Парсабад, Билясувар и Герми)». Первые разведывательные работы в этом регионе были проведены ещё в 1950 году французской компанией; затем в 2007 году продолжили исследования хорваты. Худабахш отметил, что в Мугане пробурены восемь разведывательных скважин и найдена нефть.

При этом глава провинции отметил низкую эффективность добычи, по крайней мере, на данном этапе: «Как вы знаете, на юге Ирана нефтяные скважины дают 10 тысяч баррелей в сутки, а эти скважины – 200 баррелей». Однако геологоразведочные работы продолжаются, и в случае обнаружения большой нефти сюда будут вложены более крупные инвестиции.

Именно здесь, скорее всего, следует искать причину строительства второй железной дороги в Азербайджан. 200 баррелей нефти в сутки с одной скважины – хотя это и не 10 тысяч, но и ими пренебрегать при нынешних ценах на энергоносители не следует. В Азербайджане есть немало функционирующих и приносящих некоторую прибыль скважин и с меньшей производительностью, отмечает автор портала haqqin.az.

В отличие от соседней страны, северные районы Ирана пока что не обладают развитой инфраструктурой, однако с открытием новых месторождений (пока имеющих местное значение, но кто знает, что будет дальше?) ситуация начитает постепенно меняться. Так, строительство нефтеперерабатывающего комбината стартует в шахрестане Хода-Аферин провинции Восточный Азербайджан. В ходе соответствующей официальной церемонии директор свободной экономической зоны «Арас» Мохсен Хадем Араббаги сказал, что названный шахрестан обладает достаточно высоким инвестиционным потенциалом в области промышленности, сельского хозяйства и туризма, и строительство здесь нефтехимического предприятия приведет к существенным позитивным изменениям. На новом НПЗ планируется из сырой нефти производить дизельное топливо, бензин, керосин, мазут, различные марки битумов. При участии частного сектора в проект планируется вложить около 70 млн. долларов.

Комбинат будет «привязан» к шоссе, связывающему административный центр шахрестана Хода-Аферин с Асландузом в провинции Ардебиль, в непосредственной близости от реки Аракс и примерно там, где находятся нефтяные месторождения, о которых мы говорили выше. С севера Хода-Аферин граничит по Араксу с Арцахом, здесь же находится водохранилище, строительство которого вызвало в свое время протесты азербайджанских экологов (возмущавшихся действиями иранцев на «оккупированных территориях Азербайджана) и знаменитый средневековый Худофферинский мост.

Глава Ардебиля высказался в пользу строительства нового автомобильного моста с целью обеспечения работы пограничного пропускного пункта Асландуз – Горадиз, расположенного в непосредственной близости от восточных рубежей Нагорного Карабаха. По словам Маджида Худабахша, в настоящее время переход людей там осуществляется лишь по дамбе, однако для крупнотоннажных автомобилей нужно построить дополнительный мост. В открытии нового перехода заинтересованы обе сопредельные страны, особо отметил чиновник, причём МИД Ирана уже дал свое согласие на его открытие.

Таким образом, в северных регионах Ирана серьёзная инфраструктура начала создаваться относительно недавно, и сейчас речи о том, чтобы строить протяженные трубопроводы для доставки не столь значительных (во всяком случае, пока) объемов нефти к терминалам Персидского залива, явно не идёт. Дополнительные железнодорожные и автомобильные пути могут потребоваться для экспорта сырья и продуктов его переработки в сторону Батуми и Баку. Иран всерьез заинтересован в значительном росте грузооборота с северными соседями, что требует совместных усилий, в том числе, в сфере безопасности. Надёжные наземные коридоры будут востребованы и в связи с более чем вероятным началом строительства новых атомных блоков Бушерской АЭС. В настоящее время готовится соглашение о модернизации иранской железнодорожной инфраструктуры силами РАО «РЖД», реализующему различные проекты как в Азербайджане, так и в Армении. В недавнем интервью глава компании Владимир Якунин упомянул о желательности восстановления сквозного сообщения через Абхазию и Грузию. В перспективе – подписание соглашений о строительстве нескольких стальных магистралей, в том числе с выходом на Каспий и на ключевые индустриальные районы Ирана.

Проекты, способные «скрепить» регион, придать импульсы трансграничным экономическим связям, имеют ключевое значение. При этом риски сползания Кавказа, вслед за Украиной и Ираком, к масштабной дестабилизации, должны быть исключены. Возможные подвижки в карабахском вопросе не могут игнорировать существующее статус-кво. Параллельно с укреплением связей с Арменией (включая гарантии военной безопасности), скорее всего, будут продолжены усилия с целью хотя бы косвенного вовлечения Азербайджана в работу Евразийского экономического союза.

Всё это, будем надеяться, позволит Кавказу не стать очередной периферией «Большого Ближнего Востока» – напоминающими современный Ирак «дикими землями» с деградирующими национальными государствами, набеговой «экономикой», в тисках войн и постоянной этноконфессиональной резни.

Ирак. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 24 июля 2014 > № 2906795 Андрей Арешев

Россия > Госбюджет, налоги, цены > magazines.gorky.media, 24 июля 2014 > № 1137506 Яков Уринсон

На океанских волнах. Россия в мировом кризисе

СНОВА ДУЕТ ВЕТЕР ПЕРЕМЕН

Яков Моисеевич Уринсон— российский государственный деятель, доктор экономических наук (1980); заместитель председателя правительства России, министр экономики России (1997—1998). Первый заместитель генерального директора корпорации РОСНАНО. Ординарный профессор кафедры бизнес-аналитики Государственного университета /Высшей школы экономики. Член правления Фонда Егора Гайдара.

Гайдаровские реформы. Взгляд назад

Российские экономические реформы, наиболее значимая часть которых свершилась под руководством Е.Т.Гайдара в 1992-1993 гг., проанализированы в ряде серьезных исследований [1,2,3,4,5,6,7,9]. Не повторяя сделанных в этих работах выводов, я, во-первых, остановлюсь на тех преобразованиях в экономике России, в которых мне довелось участвовать; во-вторых, скажу о своем понимании текущей экономической ситуации в современной российской экономике.

Когда в августе 1991 г. Е.Т.Гайдар, по существу, возглавил российское правительство (председателем Правительства был президент Ельцин, его первым заместителем — Гайдар), перед ним встала нелегкая задача воссоздания российских экономических ведомств. Дело в том, что Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика (РСФСР) в составе Советского Союза не имела полноценных институтов управления. В частности, на фоне Госплана СССР и Госкомстата СССР республиканские Госплан и Госкомстат играли второстепенную роль. Важнейшие отрасли и предприятия России находились в ведении союзных министерств. Поэтому Госплан РСФСР и Госкомстат РСФСР занимались в основном вопросами развития областей и районов России. Из всего материального производства целиком они рассматривали только такие отрасли, как местная промышленность, коммунальное хозяйство, городской транспорт и т.п. Как правило, и наиболее сильные специалисты работали тогда не в республиканских, а в союзных ведомствах.

Поэтому в ноябре 1991 г. Е.Т.Гайдар вместе с В.В.Барчуком и А.А.Не-чаевым занялся созданием и организацией работы Министерства экономики и финансов России. Моим коллегам и мне в правительственном Центре экономической конъюнктуры (ЦЭК) были поручены две главные задачи.

Первая задача — сформировать с участием лучших специалистов дееспособный российский Комитет по статистике и безотлагательно обеспечить представление в Правительство текущей статинформации. При этом уже в начале 1992 г. требовалось подготовить данные о динамике ВВП в разрезе основных секторов и регионов; о производстве важнейших видов продукции в натуральном выражении (уголь, нефть, газ, сталь, зерно, мясо, молоко, хлеб и т.д., всего около 40 наименований); о динамике цен по регионам, в городах и сельской местности. Последняя задача была особенно трудной, поскольку в СССР напрочь отрицался сам феномен инфляции, а значит и не было сколько-нибудь содержательной статистики цен. Если говорить о макроэкономике, уже в 1992 г. требовалось перейти от господствовавшего в советской статистике Баланса народного хозяйства (БНХ) к Системе национального счетоводства (СНС).

Вторая задача — социально-экономическое прогнозирование и вариантные расчеты последствий тех или иных решений, которые анализируются и готовятся Правительством. Здесь у нас был определенный задел и в методах моделирования, и в программно-математическом обеспечении. Однако наработан он был в исследованиях и расчетах по экономике СССР [11, 12]. Теперь же необходимо было очень быстро верифицировать применяемые нами методы и модели на российских данных и «настроить» их на российскую экономику.

Так или иначе, лучше или хуже, но обе эти задачи были решены.

В 1992 г. у нас появились первые, пусть очень грубые экспериментальные таблицы счета текущих операций, счета производства, счета распределения и использования доходов, счета накопления. Их практическое значение было минимальным. 23 октября 1992 г. Верховный Совет РФ утвердил Государственную программу перехода Российской Федерации на международную систему учета и статистики на период 1992–1996 гг. А в 1994 г. Госкомстат приступил к систематической разработке и внедрению СНС в регулярную статистику [10].

Что касается статистики цен, то уже 10 января 1992 г. на стол Е.Т.Гайдара легла докладная записка и стопка распечаток с ЭВМ. Они показывали динамику цен по необходимой номенклатуре товаров и услуг на основе сбора и оперативной обработки данных в трехстах с лишним городах и населенных пунктах Российской Федерации. С тех пор еженедельно Правительство получало экспресс-информацию о потребительских ценах.

Теперь о макроэкономическом моделировании и прогнозировании. В декабре 1991 г. Центр экономической конъюнктуры выполнил вариантные расчеты (на основе межотраслевых моделей) для оценки влияния на экономику различных схем либерализации цен, внешней торговли, объема и структуры капитальных вложений и других решений, готовившихся Правительством.

ЦЭК выполнял также расчеты по обоснованию бюджетных проектировок, в том числе исходя из различных вариантов сокращения расходов на оборону и безопасность. Эти расчеты показывали, что сокращение текущих расходов на содержание Вооруженных Сил имеет одни последствия для экономики, а уменьшение гособоронзаказа — совсем другие. На завершающей стадии этих расчетов Гайдар, посмотрев очередной вариант, попросил все пересчитать. Он дал новые вводные по объему и структуре гособоронзаказа и по внешнему долгу, вытекающие из необходимости решения проблем атомно-оружейного комплекса. Выполняя его поручение, я понял, насколько глубоко Егор Тимурович погружен в эту тему, как тщательно и всесторонне вникает не только в финансовые и организационные, но и в военно-политические аспекты. Сегодня ясно, что Б.Н.Ельцин, Е.Т.Гайдар, Г.Э.Бурбулис и все, кто тогда был причастен к принятию сверхответственных решений в этой области, опасались, что распад СССР приведет к вооруженным конфликтам в бывших союзных республиках. К счастью, как мы знаем, этого не произошло.

В декабре 1992 г. Е.Т.Гайдар был отправлен в отставку, но осенью 1993 г. он вернулся в российское Правительство в должности министра экономики и первого заместителя Председателя Правительства В.С.Черномырдина. Егор Тимурович взял на себя ключевые вопросы экономической политики. Мне же он поручил организовать работу Министерства экономики в качестве своего первого зама.

Наряду с макроэкономикой мне пришлось с головой погрузиться в сложнейшие и острейшие отраслевые проблемы. Поскольку главной в то время была задача финансовой стабилизации, то прежде всего пришлось углубиться в проблематику оборонно-промышленного комплекса и угольной промышленности. Именно они требовали мощной подпитки бюджетными средствами.

Хорошо известно, что очень серьезные проблемы в «оборонке» стали копиться еще в советское время: избыточная милитаризация экономики, неудачные попытки конверсии в 80-е годы и?др. В 1992-1993 гг. они еще более усугубились из-за дефицита финансовых ресурсов. Достаточно сказать, что в 1992 г. гособоронзаказ пришлось сократить более чем в 5 раз. К тому же в стране просто еще не было какой-либо системы в военно-экономическом программировании.

Вероятно, принимавшиеся тогда решения не всегда были верными. Но, как показало время, удалось сохранить и даже укрепить потенциал ключевых предприятий оборонно-промышленного комплекса. В условиях жесточайшего бюджетного дефицита обеспечивалось не только минимально необходимое финансирование действующего производства, но и освоение, выражаясь сегодняшним языком, инновационных видов вооружений и военной техники. Благодаря этому в 2000-е годы Вооруженные Силы страны получили современный ракетный комплекс стратегического назначения «Тополь-М». В 2010 году завершено начатое еще в 1994-м строительство первой российской многоцелевой атомной подводной лодки «Северодвинск». В 2007 году на воду была спущена новая стратегическая подводная лодка «Юрий Долгорукий», заложенная на «Севмаше» в 1997-м. Решения, которые позволили реализовать эти и некоторые другие жизненно важные для страны проекты, принимались российским Правительством в 1992–1994 годах.

Вместе с тем тогда же сложились новые, адекватные рыночной экономике: методика мобилизационного планирования (хотя в начале 90-х некоторые «горячие головы» в Правительстве предлагали вообще ликвидировать моб-план); система обоснования, согласования и утверждения гособоронзаказа; принципы реструктуризации и конверсии оборонно-промышленного комплекса; подходы к демонополизации и дерегулированию военно-технического сотрудничества (правда, в этой сфере в последние годы наблюдаются обратные тенденции) [13].

Что же касается угольной промышленности, то ее реформирование имело особое значение. Особое — из-за особого места этой отрасли в российской экономике, а также высокой политической активности шахтеров. Тяжесть шахтерского труда усугублялась бессмысленностью экономических отношений, сложившихся в отрасли в советское время. Труд шахтера в течение многих десятилетий был не просто тяжелым, но и опасным для жизни. В СССР была такая трагическая статистика — на каждый миллион тонн добытого угля в среднем приходился один погибший под землею шахтер. Экономика же отрасли сводилась к тому, что значительная ее часть получала дотации из бюджета. В начале 1990-х годов сумма дотаций достигала 2,5 млрд. долларов в год, т.е. 10% расходов бюджета. Наряду с технически оснащенными и рентабельными шахтами продолжали существовать допотопные, с инженерной точки зрения, убыточные предприятия с ужасающими условиями труда.

В 1993 г. была создана Межведомственная комиссия по социально-экономическим проблемам угледобывающих регионов. Комиссия была наделена исключительными полномочиями, её решения были обязательны для всех министерств и ведомств. Е.Т.Гайдар как председатель этой комиссии четко сформулировал суть угольной реформы: ликвидировать технически отсталых и убыточные угледобывающие предприятия с адресной социальной поддержкой шахтеров, адаптировать угольную промышленность к рыночным отношениям. Были приняты важнейшие решения по реструктуризации отрасли и приватизации ее предприятий [14]. Сегодня можно с уверенностью утверждать, что начатая Е.Т.Гайдаром реформа угольной промышленности дала положительный результат. Было ликвидировано более 180 нерентабельных шахт. Численность работников в отрасли сократилась, а производительность труда выросла вдвое. Смертельный травматизм в отрасли упал более чем в 2 раза. О бюджетных дотациях угольным предприятиям мы уже давно забыли. Более 90% угля в стране теперь добывается частными угольными компаниями, причем добыча ежегодно растет. Их акции стали «голубыми фишками» на отечественном фондовом рынке, что является лучшим показателем успеха реформы российской угольной промышленности.

Анализируя ход и содержание экономических реформ в России в 1992-1993 гг., следует учитывать, что они осуществлялись в экстремальных условиях. Время на подготовку к плавной экономической реформе было упущено. Конечно, было бы правильнее до либерализации цен в январе 1992 г. накопить ресурсы для интервенций на товарных рынках, чтобы смягчить неизбежный ценовой шок. Но о каком накоплении ресурсов могла идти речь, если крупным городам страны реально грозил голод? Золотовалютные резервы страны на конец 1991 г. составляли лишь 65 млн. долларов, а внешний государственный долг вырос до 81 млрд. долларов, внутренний — около 16,5. Новых займов нам не давала ни одна страна. Более того, в счет старых долгов в канадских и европейских портах арестовывались корабли с зерном, которое мы должны были получить по ранее заключенным соглашениям. Под угрозой срыва оказался импорт инсулина, других жизненно важных лекарств, продовольствия [7,8].

А в это время Правительство Ельцина — Гайдара должно было:

вводить новую бюджетную и жизнеспособную налоговую систему, чтобы хоть как-то наполнить казну и сформировать реальный бюджет страны;

наводить порядок в банковской системе и денежном обращении в условиях общего с бывшими союзными республиками рублевого пространства. Печатались наличные деньги, к счастью, только в России — в Москве, Питере и Перми, а вот кредитную эмиссию банков Украины или Грузии проконтролировать было практически невозможно;

создавать, по существу, заново военную организацию страны;

решать проблемы передислокации атомного оружия с территорий бывших союзных республик в Российскую Федерацию;

обустраивать государственную границу Российской Федерации и вводить таможенно-тарифное регулирование;

договариваться с МВФ и Мировым банком о стабилизационном и продовольственном займах;

обеспечивать поддержание и функционирование на минимально необходимом уровне систем жизнеобеспечения населения и предприятий.

Родившееся в муках на месте бывшей огромной советской республики демократическое государство в первые годы своего существования было недостаточно отстроенным. Его институты во многом формировались второпях и на ощупь. Милитаризованная, не ориентированная на конечный спрос и не способная реагировать на научно-технический прогресс экономика, которую страна унаследовала от социалистического прошлого, нуждалась в коренных преобразованиях. Именно они проводились в первые годы становления нового Российского государства.

Ошибки реформаторов

Конечно, были ошибки. На мой взгляд, главная из них — недостаточная системность в государственном строительстве. Многие из нас, в том числе и я, были уверены, что главное — перестроить экономику («базис», как учила нас марксистская политэкономия). А уж политическая структура и социальные отношения в обществе («надстройка») в новых экономических условиях неизбежно реформируются. Эта уверенность подпитывалась тем, что в конце 1980-х — начале 1990-х годов окружавшие меня люди — дома, на работе и на улицах, во время митингов и тем более событий августа 1991 года — настолько активно и искренне участвовали в общественной жизни, что, казалось, страна быстро распростится с тоталитарным прошлым и с радостью окунется в демократическое настоящее.

Но, как выяснилось, модернизировать страну только через экономику, сохраняя основу старой политической системы, невозможно. Недостаточно изменить материальное положение людей, надо, чтобы произошли изменения в их мировоззрении, в их головах.

Сегодня приходится констатировать, что в 1991–1993 годах основные силы реформаторы сконцентрировали на экономике. Столь же глубоко и настойчиво включиться в преобразование других сторон государственной системы, на мой взгляд, не удалось. С первого дня не меньше, чем экономикой, следовало заниматься реформой судебной власти и правоохранительной системы. Надо было лучше отслеживать реальные интересы вновь нарождающихся социальных групп населения и поддерживать формирование различных партий и движений. Надо было создавать и укреплять местное самоуправление, механизмы федеративной парламентской республики и институты гражданского общества.

За свои просчеты мы поплатились трагическими событиями октября 1993 года, реальной угрозой реставрации коммунистического режима во второй половине 1990-х годов и отклонениями от магистральной линии демократического развития в 2000-е годы.

Проблемы сегодняшней экономики

Пока же российская экономика после резкого (более высокого, чем в других сегментах глобальной экономики) спада в 2008-2009 гг. вошла в режим роста. В России уже длительное время наблюдается весьма позитивная динамика многих важных фундаментальных макроэкономических характеристик. После периода высокой инфляции с двузначным темпом прироста в 2001–2008 гг. мы уже четвертый год имеем рост потребительских цен заметно ниже 10%. В то же время в 2010–2012 гг. экономика нашей страны растет с темпом около 4% в год. Внешний долг (около 41 млрд. долларов) и госдолг в целом (примерно 5,4 трлн. рублей, или 9,2% ВВП) сейчас у нас, по теперешним мировым меркам, весьма низкие. Золотовалютные резервы Центрального Банка России составляют около 520 млрд. долларов. Дефицит федерального бюджета в текущем году будет в худшем случае 800 млрд. рублей и не превысит 1,4% ВВП.

Однако за всем этим внешним благополучием кроются очень и очень серьезные проблемы.

Это, во-первых, структурные диспропорции. Наличие собственных природных богатств уже давно превратилось из нашего конкурентного преимущества на мировом рынке в тормоз экономического прогресса, сделав возможной сырьевую ориентацию отечественной экономики. В 2000-е годы доля обрабатывающих отраслей в промышленном производстве у нас не только не выросла, но сократилась. Сегодня топливно-энергетический комплекс определяет почти треть валового внутреннего продукта страны и около 40% всех налоговых и таможенных поступлений в бюджет. Доля обрабатывающей промышленности в ВВП составляет лишь 15%. Экспорт из России почти на 75% обеспечивается нефтью, газом, углем, металлами и минеральными удобрениями. В то же время страна критически зависит от импорта многих потребительских товаров и продовольствия, компьютеров и оргтехники, современных видов машин и оборудования.

Отечественные предприятия неконкурентоспособны на внешних рынках, ибо не владеют современными технологиями. Среди двухсот глобальных фирм, зарегистрировавших в 2010 г. наибольшее число патентов, российских компаний нет. Доля новой (не только для нашей страны, но и для мирового рынка) продукции в общем объеме производства российских предприятий составляет 0,5% (в Финляндии — 27,2%, в Германии — 7,1%). Производительность труда у нас отстает от уровня США и других развитых стран, по разным оценкам, в 3–5 раз.

Что же касается макроэкономической устойчивости, то и она сегодня вызывает серьезные вопросы. Без учета доходов от нефти и газа дефицит федерального бюджета в ближайшие три года может составить 10%. Это означает, что все наше макроэкономическое благополучие критически зависит от цены углеводородов на мировом рынке.

Действующая модель российской экономики практически себя исчерпала. Как отмечает Министерство экономики РФ [26], в российской экономике коэффициент использования действующих производственных мощностей достиг значения докризисного 2007 года, а уровень занятости превысил исторический максимум. Безработица упала до рекордно низкой за последние 20 лет отметки. При этом рост производительности труда существенно отстает от роста заработной платы. Без значительных частных инвестиций и смены на этой основе всего технологического уклада экономики переход от её экстенсивного роста со снижающимися темпами к устойчивому развитию невозможен.

Но предпринимательская активность в стране и приток иностранных инвестиций тормозятся высокими институциональными барьерами. Главные из них — незащищенность прав частной собственности, недобросовестная конкуренция (зачастую инновации заменяются административным ресурсом), отклонения от верховенства закона и неудовлетворительное судопроизводство, высокие транзакционные издержки и, конечно же, коррупция.

В восьмом десятке

Охарактеризованные выше процессы, факторы и явления объясняют тот факт, почему, обладая весомыми конкурентными преимуществами (природные ресурсы, 8-е место в мире по размеру внутреннего рынка, интеллектуальный потенциал) и даже добившись высоких темпов экономического роста (в 2001–2007 гг. около 7% в среднем за год), Россия находится в восьмом десятке по размеру ВВП на душу населения: 15100 долларов на человека (по ППС).

Уровень бедности (число россиян, получающих доходы ниже прожиточного минимума) уже в течение пяти лет — с 2006 г. — не меняется и составляет 13-15% от общей численности населения. Качество же таких социальных благ, как услуги здравоохранения (и платного, и особенно бесплатного), общее и профессиональное образование, за последние 10 лет только снижалось. По обобщающему индексу развития человеческого потенциала Россия занимает 71-е место в мире.

Результат такого положения дел весьма печален. По данным ВЦИОМ, который провел весьма репрезентативный опрос населения в 46 регионах страны, число россиян, желающих эмигрировать, достигло 21%. Больше всего желающих выехать из страны среди людей в возрасте 18–24 года (39%) и среди высокообразованных респондентов (29%). К сожалению, процесс уже «пошел»: по официальным данным, за последние 10 лет из России уехало более 1 млн. 250 тысяч человек, 40% из них — с высшим образованием.

Наряду с потерей трудовых ресурсов Россия теряет и частный капитал. Чистый отток (превышение вывоза над ввозом) капитала из частного сектора в 2011 г. составил 84,2 млрд. долларов США, в 2012 г. — 57 млрд. долларов.

Таким образом, и труд и капитал «голосуют ногами» против складывающихся в стране социально-экономических отношений.

По своей значимости в ближайшее время нам предстоит пройти развилки сопоставимые с теми, которые мы проходили в 1992-1993 гг. [16].

В 1980-е годы Горбачев отказался от советской империи и пошел по пути демократизации. В 1990-е годы Ельцин отказался от командно-административной системы и начал рыночные реформы. В 2000-е годы Путин отказался от олигархического капитализма и построил бюрократическую вертикаль с теми социально-экономическими отношениями, о которых сказано выше. Сегодня мы стоим перед выбором: либо постепенно двигаться по инерции, либо решительно модернизировать всю нашу социально-экономическую систему.

На мой взгляд, инерционный сценарий ведет только в тупик. В стране нет единства влиятельных политических элит, а потому постепенные реформы вполне могут быть заблокированы правящей бюрократией.

Необходима решительная модернизация, которая предполагает согласованное продвижение по трем направлениям: политика, институты, экономика [16] .

О политической трансформации

Я — не политолог. Мне трудно конкретно и содержательно описать механизмы политической трансформации. Но в том, что она произойдет, я убежден. И события 2011 — 2012 гг. в Москве на Болотной, на проспекте Сахарова, в других городах по всей стране убедительно подкрепляют мою убежденность.

Рыночная экономика, несмотря на все препятствия, которые могут чинить и нередко чинят власти, так или иначе формирует достаточно влиятельные группы людей. Их объединяют общие социальные, а затем и политические интересы. Конкуренция между ними и политическими партиями, отражающими их интересы, должна привести к трансформации государства в нужном всем нам направлении.

В ходе политической модернизации предстоит перейти от государственного патернализма к социальному партнерству на основе Общественного договора типа испанского пакта Монклоа [22]. При этом, поскольку без политической конкуренции не может быть конкуренции экономической, необходим «пакет либеральной демократии» [16]: ликвидация патерналистского режима; многопартийность; верховенство права; общественный контроль за бюрократией и бизнесом; децентрализация и развитие местного самоуправления.

Второе направление — модернизация институтов [слайд 11]. Здесь минимально необходимый пакет включает защиту прав собственности, справедливую конкуренцию, верховенство закона [16].

И, наконец, третье направление — модернизация экономики.

Еще раз о глобальном экономическом кризисе

Чтобы понять, что она означает для России модернизация экономики, стоит еще раз проанализировать причины мирового кризиса, начавшегося в 2008 г. Его часто называют «Великой рецессией» (в отличие от «Великой депрессии» 1929 года) и обычно объясняют провалом на ипотечном рынке и «сдуванием пузыря» на рынке недвижимости США. Распространение разного рода финансовых инноваций и ослабление контроля за движением финансовых инструментов на американском и глобальных рынках привели

к трудностям в страновых и международной денежно-кредитных системах, а затем и к экономическому спаду. Чтобы стимулировать деловую активность, большинство развитых стран наращивали госрасходы, в том числе за счет бюджетного дефицита и государственного долга. Это способствовало фрагментарному восстановлению мировой экономики в 2010 г., но уже в 2011-м ее рост замедляется (с 5% — в 2010 г. до 3,9% в 2011-м и до 3,2% — в 2012 г.) [слайд 12]. Показательно, что снижение темпов роста в этот период сопровождается еще и высокой, причем ускоряющейся из года в год инфляцией (с 1,5–2,0% в 2010 г. до 3–4% в 2012 г.).

К новой модели роста — «new normal»

Многие эксперты у нас в стране и за рубежом, и я с ними полностью согласен, приходят к выводу, что ответом на кризис должно быть не усиление вмешательства в экономику на страновом и межгосударственном уровне, а глубокие структурные реформы и переход к новой модели роста — «newnormal» [24].

Лично для меня главным основанием для такого вывода является объяснение кризиса 2008 г. не только и не столько событиями, имевшими место на финансовых рынках, а отставанием мирового технологического процесса от глобального спроса на ресурсы. В последней четверти прошлого и в начале этого века во всем мире экспоненциально росли цены на продовольствие (особенно на белки животного происхождения) и углеводороды (нефть, газ). Тем самым рынок сигнализировал мировому сообществу, что спрос на них резко превышает предложение.

Поначалу этот сигнал вроде бы был услышан — ведущие ученые мира в 1972 г. подписались под докладом т.н. Римского клуба «Пределы роста» [17]. Однако в реальной жизни дополнительные доходы, генерировавшиеся высокими ценами на продовольствие и углеводороды, направлялись не на разработку новых технологий производства и улучшение эффективности использования глобальных дефицитных ресурсов, а на расширение спектра и повышение уровня потребления. Этому в значительной мере, особенно в 2000-е годы, способствовало появление и распространение деревативов и других финансовых инструментов, которые позволяли обслуживать быстро возрастающий товарный оборот.

Но ведь еще в XVI веке польский астроном, экономист и математик Николай Коперник и английский финансист Томас Грешем сформулировали экономический закон, который гласил: «Деньги, искусственно переоцененные государством, вытесняют из обращения деньги, искусственно недооцененные им». Или — еще проще: «Худшие деньги вытесняют из обращения лучшие» [18]. Отсюда — все эти лопнувшие в 2008 году финансовые пузыри.

Постепенно мировое сообщество осознаёт всю опасность игнорирования отрыва спроса от ресурсно-технологических возможностей.

За последние годы, по данным Мирового банка, рост энергопотребления резко замедлился [19]. В марте 2011 года Еврокомиссия приняла весьма ответственные решения, направленные на экономию первичных энергоресурсов. В частности, к 2030 г. более половины всех перевозок пассажиров и грузов на расстояние более 300 км намечается осуществлять водным или железнодорожным транспортом, а к 2050 г. в городах ЕС не должно остаться автомобилей с бензиновым и дизельным двигателями.

Сегодня добыча сланцевого газа из мифа превратилась в одно из главных направлений энергетической стратегии [20]. В США и Европе производство и транспортировка сжиженного природного газа становятся обычным технологическим процессом. Несмотря на аварию на Фукусиме, Россия, США и Япония намерены активно использовать атомную энергию. Во всем мире вкладывается все больше средств в освоение возобновляемых источников энергии — воды, ветра, солнца, геотермальной энергии. В США, в европейских странах, в России разрабатываются новые технологии промышленного и жилищного строительства, ориентированные на экономию энергоресурсов.

Активный поиск новых решений идет и в сфере продовольственного обеспечения. Мировые цены на важнейшие продукты питания (зерновые, мясо, молоко, сахар, масло) в 2011–2012 гг. бьют все исторические рекорды (доклад Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН — ФАО [21]). В другом докладе, совместном ФАО и ОЭСР [21], дается оценка численности населения Земли к 2050 г. — 9 млрд. человек. Чтобы их прокормить, придется увеличить производство продуктов питания на 70% по сравнению с 2005 годом. Именно поэтому вполне оправданы те гигантские инвестиции, которые в последнее время пошли в развитие технологий растениеводства, биотехнологий и генную инженерию.

Однако, прежде чем развитие фундаментальной и прикладной науки, инвестиции в энергетику и энергосбережение, в продовольственный комплекс дадут реальную отдачу, пройдет значительный период времени, в течение которого мир будет находиться в «зоне турбулентности»: от медленного, плавного роста до резкого торможения и рецессий.

Все это позволяет сделать вывод о том, что как для мировой, так и для российской экономики определяющим фактором устойчивого роста становится ресурсосбережение. В складывающихся условиях темпы экономического развития будут базироваться не на вовлечении в хозяйственный оборот дополнительных материальных и энергетических ресурсов, но на коммерциализации информационных и интеллектуальных ресурсов, на наиболее полном использовании человеческого капитала. Если раньше, в течение многих веков экономический рост генерировался реальным сектором и индустриализацией производства, а технологический прогресс материализовался в сельском хозяйстве, металлургии, машиностроении, энергетике, то теперь драйверами экономического развития становятся образование, наука, здравоохранение, IT-технологии, био- и нанотехнологии.

Переход к новой модели функционирования — нетривиальная задача для любой экономики. Для российской экономики он будет еще более сложным в силу ее ресурсной ориентированности и вследствие низкой способности реагирования на изменения той вертикали власти, которая сложилась у нас в стране в 2000-е годы. Поэтому модернизация — не только настоятельная необходимость, но и серьезный вызов для нашей страны.

Вызов и ответ. Пять возможных сценариев

Сможем ли мы на него ответить — вопрос тоже отнюдь не тривиальный. Об этом свидетельствуют весьма серьезные исследования, выполненные Фондом ИНДЕМ [25]. С использованием разработанной ими методики сценарного прогнозирования авторы в течение уже более семи лет анализируют потенциально возможные варианты развития общественно-политической ситуации в нашей стране. С учетом статистически значимого влияния на неё важнейших социальных, экономических, институциональных факторов и событий исследователи оценивают вероятность реализации наиболее характерных сценариев. К таковым относятся (в терминологии авторов) пять следующих сценариев:

«Вялая Россия» — инерционное развитие;

«Диктатура развития» — ужесточение режима ради модернизации экономики;

«Охранная диктатура» — ужесточение режима ради сохранения у власти действующей группировки;

«Революция» — нелегитимная смена режима с опорой на уличную активность населения;

«Smart Russia» — движение к модернизации через укрепление гражданского общества и усиление политической конкуренции в правовом поле.

Весьма показательны результаты рассматриваемых исследований, полученные в 2005-м и в 2011 году.

Наиболее вероятным в 2005 г. оказался сценарий «Вялая Россия» (31%). Совсем ненамного от него отстали сценарии «Диктатура развития» (25%) и «Охранная диктатура» (23%). Но и два «крайних» сценария — «Революция» и «Smart Russia» — получили значимые, причем почти равные оценки (11% и 10%).

В 2011 г. ситуация существенно изменилась. Сценарий «Smart Russia» получил, практически, нулевую оценку возможности его реализации, а сценарий «Революция» — оценку менее 0,1%. Прошедшие президентские, парламентские, региональные и муниципальные выборы, обеспечившие статус-кво действующей власти, свидетельствуют, что сценарий «Вялая Россия» в 2011 г. обоснованно получил свои 60%. Вместе с тем многие события текущего года говорят о правомерности получения двумя сценариями диктатуры вполне значимых оценок (20% и 21%). К таким событиям относятся, с одной стороны, меры по ужесточению законодательства, продление предельного возраста чиновников до 70 лет и резкий рост насилия («Охранная диктатура»), а с другой — создание «Открытого правительства», поддержка проекта «Сколково» и?др. («Диктатура развития»).

Несмотря ни на что, лично я очень надеюсь, что среди вполне реалистических сценариев вновь появится сектор «Smart Russia» с достаточно высокой процентной оценкой. Убежден, что Россия наконец-то приступит к реальной модернизации не путем ужесточения режима, а через либерализацию экономики и всех общественных отношений.

Литература

Е.Т.Гайдар. Гибель империи. Уроки современной России. М.: Российская политическая энциклопедия, 2006

А.А.Нечаев. Кризис в России. Кто виноват и что делать? М.: Астрель, 2009

Е.Г.Ясин. Российская экономика. Истоки и панорама рыночных реформ. М.: ГУ ВШЭ, 2002

Е.Гайдар, А.Чубайс. Развилки новейшей истории. СПб.: Норма, 2011

В.А.Мау. Сочинения. Том 4: «Экономика и политика России. Год за годом (1991–2009). М.: Дело, 2010

Anders Aslund. Russia’s Capitalist Revolution: Why Market Reforms Succeeded and Democracy Failed. Peterson Institute of International Economics, Washington DC, 2007

А.В.Улюкаев. В ожидании кризиса. Ход и противоречия экономических реформ в России. М.: Стрелец, 1999

П.Авен. Реформы 90-х. Как это было. Фонд Гайдара — gaidarfund.ru/public.php

С.М.Гуриев. Мифы экономики. М.: Альпина Бизнес Букс, 2009

А.Е.Суринов. О развитии системы государственной статистики о России. Российская государственная статистика и вызовы XXI века. М.: МЭР-ФСГС, 2011.

Г.Мальцев, И.Матеров, Я Уринсон, В.Щербинкин. О вариантах перехода СССР к рыночной экономике // Экономика и математические методы, 1991, № 1.

Г.Мальцев, И.Матеров, Я.Уринсон, В.Щербинкин. Модель экономики СССР в условиях перехода к рынку // Экономика и математические методы, 1991, № 6

Я.М.Уринсон. О реструктуризации и конверсии оборонной промышленности // Российская газета, 30.12.1987

И.С.Кожуховский. Реструктуризация угольной промышленности // Вопросы экономики, 2000, №1

Реструктуризация угольной промышленности глазами участников и журналистов. М.: Фонд «Либеральная миссия», 2004

Е.Г.Ясин. Сценарии развития России на долгосрочную перспективу. М.: ГУ Высшая Школа Экономики, 2011

Meadows D.L. The Limits to growth: A Report for the Club of Rome’s Project on the Predicament of Mankind. New York: Universe Books. 1972

Фридрих А.Хайек. Частные деньги. Глава IV. Путаница вокруг закона Грешема. М.: Институт национальной модели, 1996

StatisticalReviewofWorldEnergy 2011. http: 11neftianka.livejournal.com/143314.html.

Время сланцев // Коммерсант BasinessGuide, №2, 2013 г.

Food and Agriculure Organization of The United Nations. Food Outlook, May, 2012

OECD- FAO Agriculure Outlook. OECD 2009

Е.Гонтмахер. Сценарий: Пакт Монклоа — 2009 // Ведомости, 03.12.2008

К.Сонин. Уроки экономики. М.: Альпина Бизнес Букс, 2011

Ю.Благовещенский, М.Кречетова, Г.Сатаров. Сценарное прогнозирование политической ситуации в России-2012. М.: Либеральная миссия, Фонд ИНТЕМ, 2012

Прогноз социально-экономического развития Российской Федерации на 2013 год и плановый период 2014–2015 годов. М., Министерство экономического развития РФ, сентябрь 2012.

Опубликовано в журнале:

«Вестник Европы» 2014, №38-39

Россия > Госбюджет, налоги, цены > magazines.gorky.media, 24 июля 2014 > № 1137506 Яков Уринсон

Россия > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 22 июля 2014 > № 1137500

Национальный вопрос в отсутствии ответов

Из опыта жизни российского гражданина

Вадим Ковский

1

Не хотелось бы погружаться в теоретическую проблематику, путаницу и неразбериху того, что мы привыкли именовать «национальным вопросом» (почему-то в единственном числе, хотя вопросов тут бездна). В многонацио­нальной России это всегда было похоже на глубоководное погружение: илистое, плохо различимое дно; водоросли, оплетающие ноги и мешающие двигаться; разноцветные стаи неведомых существ, затейливых чудовищ, проплывающих над и под тобой, а то и несущихся прямо на тебя; остро ощущаемый недостаток кислорода и паническое желание поскорее вынырнуть — наверх, к воздуху и солнцу…

Людям вроде меня, многие годы жившим в национальной республике, абстрактное теоретизирование по поводу пустой диалектики национального и интернационального, которому советские гуманитарии предавались на протяжении многих десятилетий, решая в ходе такого теоретизирования не столько научные, сколько пропагандистские задачи, всегда представлялось занятием малопродуктивным.

В столице Киргизии городе Фрунзе (ныне Бишкеке), куда эвакуация занесла нас в 1941 году из главной столицы, тогда насчитывалось тысяч сто населения (сегодня в одном районе Москвы, где я живу, людей раза в четыре больше). И все же это была столица — с узким, но качественным слоем интеллигенции, университетом и несколькими институтами, двумя драматическими театрами, Союзом писателей, филиалом Академии наук, очень неплохой республиканской публичной библиотекой, клиниками, школами и многими другими атрибутами цивилизации. Меня затянуло: я прожил здесь почти четверть века, учился в школе и университете, работал, женился, развелся... Я полюбил этот город, приобрел в нем друзей на всю жизнь, похоронил здесь отца, а в 1964 году вернулся на родину, в Москву.

Небольшая национальная республика составляла органическую часть многонационального целого, называвшегося Советским Союзом, но это частное, «территориальное» перемещение нашей семьи из большой столицы в малую имело помимо таких глобальных причин, как война, еще и конкретный общественно-исторический контекст, повлекло самые серьезные социально-психологические последствия для моей индивидуальной биографии и судьбы. Жалеть об этом не приходится: событиями управляла сама История, и нам было дано расслышать ее подземный гул. К тому же, как остроумно заметил И. Бродский, «если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря». На роль моря вполне могло претендовать грандиозное высокогорное озеро Иссык-Куль…

Если бы меня спросили, что мне запомнилось во времена моей юности из ближней политической истории более всего, то я бы, наверное, перечислил все это без особого труда. Смерть Сталина (я в десятом классе): мистический карнавал вечером во Фрунзе — десятки тысяч людей в полном молчании колоннами движутся в свете синих прожекторов в центр города на Правительственную площадь, к огромному бронзовому истукану. XX съезд партии: в актовом зале университета несколько часов подряд читают доклад Хрущева, изредка прерываемый вскриками (кто-то падает в обморок). Радиосообщение об аресте «иностранного шпиона» Берия. Разгон «антипартийной группы» — в институт экономики, старшим научным сотрудником присылают (вернее — высылают) «примкнувшего» к ней Шепилова, на импозантную фигуру которого я, будучи главным редактором издательства Академии наук, нередко натыкаюсь в коридоре. Приезд во Фрунзе Хрущева — сразу после венгерских событий: его с огромным опозданием привозят на стадион то ли с правительственной дачи, то ли с джайлоо в изрядном подпитии, он выступает с трибуны и хвастается тем, как в Будапеште пришлось «немножко поработать» нашим танкам, а мальчишки, толпящиеся на футбольном поле, радостно бросают в воздух кепки. Днем я встречаю в центре города мужчину с безумными глазами, который несет наперевес правую руку и сообщает всем встречным: «Эту руку пожимал Хрущев»…

С историей национальных взаимоотношений дело обстояло куда сложнее. Из центра Империи мы в результате эвакуации переместились на ее периферию и погрузились, таким образом, в насыщенный субстрат национальных проблем, исторических конфликтов и культурных традиций. В национальной республике сами собой возникали вопросы, которые в русской части России промелькнули бы мимо меня, даже не задев. И сами вопросы, и ответы на них, там, где они вообще возможны, не только сужали, но и обогащали мою жизнь, миропонимание, идеологию. Можно множить их до бесконечности — для русских, проживавших в национальных республиках, они быстро утрачивали свой исторический и теоретический характер, становясь практикой повседневной жизни, политики и быта. Общей особенностью этих вопросов являлось то, что ни один из них не имел простого и ясного ответа, будучи обремененным некоей «диалектической противоречивостью», чтобы не сказать — двусмысленностью. Была ли Россия «тюрьмой народов» и чем стала при советской власти? Каково было положение «титульной» нации в условиях, где она эту «титульность» утрачивала? Как возможности развития конкретной национальной культуры соотносились с культурой «господствующей»? Что из себя представляло «двуязычие» в национальной республике? Как это «двуязычие» сказывалось на литературе? И т. д. и т. п.

Думаю, что взгляд на «национальный вопрос» изнутри и «снизу», бытовые заметки и наблюдения человека (назовем его даже «обывателем» — от добрых русских корней «быть», «обывать», а не в традиционно отрицательном смысле этого слова), попавшего в инонациональные условия, причем человека, относящегося к своему инонациональному окружению с желанием понять и с самыми добрыми чувствами, представляет сегодня, во времена крайнего обострения этнических конфликтов, не просто живой, но, если хотите, даже практический интерес. Да не примет читатель эти слова за самомнение — вне практической жизни рассуждения о «национальном вопросе» гроша ломаного не стоят!

Стоит хотя бы мельком заглянуть в историю многонациональной России, чтобы увидеть, как она разбухала и разрасталась с каждым новым десятилетием и веком царствования Романовых. «На диком бреге Иртыша сидел Кучум, объятый дымом», — остроумно переделал А. Вознесенский народную песню о Ермаке. Похвастаться интенсивными приращениями территорий не мог разве что Николай II, которому, впрочем, и в других отношениях крупно не повезло. Я был живым свидетелем пропагандистской смены исторических декораций. Стремление «улучшать» и лакировать отечественную историю, уложить ее в единый учебник возникло вовсе не сегодня: по единому учебнику истории мы учились все семьдесят лет советской власти, а привычная формулировка «присоединение», всегда сопровождавшая тему включения в состав России новых территорий (формулировка, в большинстве случаев обозначавшая насильственные действия Империи, колонизирующей новые территории, была крайне «деликатна», потому что вернее говорить о «завоевании»), стала, на моих глазах, активно вытесняться новой, уже просто умиляющей своей бесконфликтностью и гуманностью — «добровольное вхождение народов в состав России».

Иногда «вхождение» действительно было добровольным — стоит вспомнить Георгиевский трактат (Грузия при Ираклии II спасалась от наступления мусульманского мира) или учесть, что в условиях военных угроз и нацио­нальных междоусобиц малые этносы вынуждены были постоянно искать покровительства и защиты у более крупных и сильных. С другой стороны, какое же это «добровольное вхождение», если история завоевания Кавказа длилась десятилетиями? Если восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане, когда сотни тысяч крестьян — киргизов, казахов, туркменов — бежали в Китай и Персию, гибли от голода и холода во время перехода через горы, было свирепо подавлено царскими карательными отрядами, а освободившиеся земли генерал-губернатор Туркестанского края Куропаткин отдал русским переселенцам? Если, по подсчетам известного санкт-петербургского историка Е. Анисимова, царская Россия присоединяла чуть ли не по 400 кило­метров чужих территорий ежедневно? Нет, империи на добровольных началах не расширялись. Я помню, как иронизировали по поводу этой формулировки все окружавшие меня взрослые и как сам потом, когда стал взрослым, испытывал чувство неловкости, натыкаясь на нее во Фрунзе по несколько раз в день. Большой неловкости от большой лжи.

Пушкин, всю жизнь мечтавший побывать за границей, но почему-то зачисленный, как бы сейчас сказали, в разряд «невыездных», иронически зафиксировал факт «расширения пределов» автобиографическим «Путешествием в Арзрум»: «Я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег был уже завоеван: я все еще находился в России». Любопытно, правда, что тот же Пушкин не без гордости восклицал: «Смирись, Кавказ: идет Ермолов!» Зато другой великий русский писатель, Лев Толстой, написавший «Хаджи-Мурата», вряд ли с Пушкиным бы согласился. Образ репейника, символизирующий энергию и силу несмирившегося народа, давно уже стал хрестоматийным. А ведь есть в повести Толстого помимо самого Хаджи-Мурата или картины разграбленного чеченского аула, еще и до странности современная фигура Николая I, приказывающего: «Твердо держаться моей системы разорения жилищ, уничтожения продовольствия в Чечне и тревожить их набегами».

«Как ни привык Николай к возбуждаемому им в людях ужасу, этот ужас был ему всегда приятен... — писал Толстой. — Постоянная, явная, противная очевидности лесть окружающих его людей довела его до того, что он не видел уже своих противоречий, не сообразовывал уже свои поступки и слова с действительностью, с логикой или даже с простым здравым смыслом, а вполне был уверен, что все его распоряжения, как бы они ни были бессмысленны, несправедливы и не согласны между собою, становились и осмысленны, и справедливы, и согласны между собой только потому, что он их делал».

После Октября Российская империя, казалось бы, затрещала по всем швам, но Гражданская война помогла большевикам остановить этот процесс. «Триумфальное шествие советской власти» было триумфальным броском Красной армии по бывшим царским территориям, где она стремительно устанавливала новый порядок (иное дело, что некоторые территории еще несколько лет переживали судороги сопротивления). С присоединением в 1940 году к Советскому Союзу прибалтийских республик Сталин фактически завершил процесс воссоздания Российской империи в прежних, дореволюционных, границах. После смерти Ленина этот «чудесный грузин», который написал когда-то по его поручению брошюру «Марксизм и национальный вопрос», с установкой на «полную демократизацию страны как основу и условие решения национального вопроса», с правом наций на «самоопределение» и прочими маниловскими мечтаниями, в полной мере осуществил свою идею «автономизации», заставившую больного и слабеющего Ленина напрячь в полемике последние силы и признаться — в совершенно не свойственном ему тоне, — что он «сильно виноват перед рабочими России», поскольку вовремя не увидел необходимости «защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ».

Параллельно присоединениям и подавлениям, с середины 1920-х Сталин принялся перекраивать внутреннюю территорию страны, исходя всякий раз из политических, административных или властных интересов, менее всего связанных с конкретными национальными потребностями. Нагорный Карабах был отнят у Армении и передан Азербайджану. Северная Осетия оказалась в составе РСФСР, а Южная — Грузии. В одну автономную республику объединялись народы с разными языками, способные общаться друг с другом лишь через русский (Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария). Республики то повышались в статусе, становясь из автономных союзными (в Средней Азии), то, напротив, понижались (Абхазия из союзного подчинения перешла в республиканское, превратившись в грузинскую автономию, — так были заложены предпосылки многолетней борьбы абхазов за независимость). Подчас территории республик кроились из кусков, подобно лоскутному одеялу («грандиозный опыт национального размежевания», как писала об этом с восторженным придыханием Малая советская энциклопедия 1928—1931 гг.). Города и целые области с мононациональным населением оказывались включенными в инонациональную среду, имевшую право государственного приоритета (спустя полвека эта политика отозвалась, в частности, кровавыми столкновениями на юге Киргизии).

К этой малопривлекательной картине нужно добавить национальные ре­прессии. От десятилетия к десятилетию репрессии эти все более разра­стались и приобретали впечатляющий масштаб. По ходу Великой Отечественной войны стали репрессировать и выселять из родных мест целые народы — теперь уже за предательство, за сотрудничество с гитлеровцами. Это чудовищное «красное колесо» продолжало вращаться и после войны. Поразительно было само расширение списка лиц, лишавшихся права проживать на родной земле: согласно указу 1949 года к тем, кто «сотрудничал с немецко-фашистскими оккупантами», были добавлены «спекулянты» и (только послушайте!) «неблагонадежные элементы». О том, как выселялись по этому указу молдаване из пограничных с Румынией районов, рассказала в 1987 году повесть И. Герасимова «Стук в дверь», пролежавшая у автора в письменном столе многие годы.

«О том не пели наши оды, / Что в час лихой, закон презрев, / Он мог на целые народы / Обрушить свой верховный гнев...» — написал много лет спустя о Сталине в поэме «За далью — даль» А. Твардовский. Первой попала под нож Автономная республика немцев Поволжья (немецкие колонисты обосновались в Нижнем Поволжье еще при Екатерине, в XVIII веке). Красочно описал когда-то историю прихода сюда советской власти в очерке «Концерт в Катериненштадте» И. Бабель: в трактирах еще можно было заказать себе «котлеты, каждая в кулак <...> белые калачи с румяной и коричневой коркой <...> миски с жареным картофелем, с картофелем рассыпчатым, хрустящим и горячим», но владелец одного из трактиров уже прикрывает свое заведение; к воротам недавно открытого «клуба Маркса» приближается кавалерия на лошадях офицеров, убитых под Уральском, а «из дома Советов выходят комиссары <...> с красными шарфами на шеях», чтобы, «стоя на возвышениях <...> говорить речь народу»…

Трудолюбивые колонисты, однако, выжили и неплохо обустроились даже при комиссарах. Но это их не спасло. С началом войны немецкая республика была в одночасье ликвидирована: немцев Поволжья, числом почти полмиллиона человек, выслали в Среднюю Азию. Множество немецких спецпереселенцев оказалось в Киргизии — они жили преимущественно в пригородных районах, в областях и привычно занимались земледелием. Несколько немецких колхозов (или совхозов?) славились на всю республику и поражали успехами своих хозяйств. Вернуться в Поволжье после высылки немцы уже не могли — было некуда, и, естественно, они рвались в Германию. Однако на историческую родину их после смерти Сталина долго еще не отпускали. Время от времени они съезжались из разных областей в столицу Киргизии и устраивали молчаливые, без речей и плакатов, митинги возле ЦК партии (вероятно, передавали туда петиции). Однажды я пробивался сквозь такую молчаливую толпу (демократия еще не достигла сегодняшнего расцвета, и милиция не разгоняла людей дубинками), когда шел на работу, и увидел, как одного из секретарей Киргизского ЦК партии милиция проводила в здание с черного хода.

Лично с немцами мне во Фрунзе не довелось сталкиваться. Разве что в коридорах университета я видел издали фигуру седого, похожего на Эйн­штейна профессора Франкля, то ли математика, то ли физика-теоретика, которого киргизские аспиранты очень любили за нетерпеливость (сформулировав задачу кандидатской диссертации, он с ужасом взирал на неуклюжие формулы своих учеников, затем перечеркивал все написанное и «показывал» часть решения, чтобы на следующей консультации «показать» следующую часть, — и так до конца).

За немцами подверглись депортации карачаевцы, балкарцы, ингуши, чеченцы, калмыки, крымские татары, турки-месхетинцы… Похоже, что могли стать ими и евреи, — судя по многим признакам, экспозицией этого плана являлось «дело врачей». Прямые свидетельства планировавшейся высылки евреев (план был иезуитски остроумен, поскольку должен был осущест­вляться под лозунгом «Спасем евреев от гнева русского народа!») до сих пор не найдены, но косвенных осталось довольно много, и наши историки на них неоднократно указывали. Не знаю, насколько подобная версия достоверна, но ученый секретарь ИМЛИ Уран Абрамович Гуральник, специалист по русской литературе ХIX века, рассказывал мне, в частности, что в те времена жил в Подмосковье и несколько раз являлся по повестке с вещами на железнодорожную станцию, где проводились репетиции будущей эвакуации. Впервые я услышал эту историю из уст моего друга И. Вайнберга, исследователя творчества М. Горького, а тот, в свою очередь, от И. Эренбурга. До ИМЛИ Вайнберг работал в издательстве «Советский писатель» и был редактором мемуаров И. Эренбурга, причастного к сюжету высылки самым непосредственным образом — и как один из предполагаемых «подписантов» письма советских деятелей культуры Сталину, отобранных Кремлем для дальнейшего выживания, и как автор собственного письма вождю, возможно, сыгравшего какую-то роль в том, что «отец народов» в конце концов от безумного своего замысла отказался (см. об этом эпизоде в книге Б. Фрезинского «Об Илье Эренбурге» (М., 2013)).

Плотный слой спецпереселенцев был одной из характерных национальных примет жизни Фрунзе той поры. Слово это, по счастью, уже почти забылось, как и другое — аббревиатура «нацмены» (национальные меньшинства). Генетически проблема, конечно, уходила корнями в глубокое прошлое империи, привыкшей передвигать, переселять и перемешивать завоеванные народы, как фигурки на шахматной доске. Практически она стала для нас, я бы сказал, даже не проблемой, но скорее приметой повседневного быта и человече­ских взаимоотношений, которая имела смутную и тяжелую предысторию, нам не вполне понятную и как будто бы нас не касающуюся. Говоря о «нас», надо бы, конечно, учитывать возрастной критерий: «взрослый мир» и знал, и понимал, и переживал многое, но «детский (юношеский) мир» во второй половине 1940-х годов не понимал ничего: при детях политические проблемы в семьях, как правило, не обсуждались, и моя семья исключения не представляла. К тому же в седьмом классе, если я не ошибаюсь, ввели в школьную программу новый предмет — «Конституцию СССР», и статья о праве республик на свободный выход из СССР могла нами восприниматься только как полная бессмыслица: во-первых, кто и когда это «выходил» и, во-вторых, кому вообще могло прийти в голову отделяться при той всеобщей дружбе и любви народов, о которой мы слышали с утра и до вечера!

Как бы то ни было, но Фрунзе, подобно многим городам и весям Средней Азии, оказался в мои юношеские годы прибежищем для самых разных спецпереселенцев, и прибежищем далеко не худшим. Лишенные родных земель, они все же получали в теплых краях возможность приобрести крышу над головой, устроиться на работу, даже учить детей в столичных школах. Со спецпереселенцами с Северного Кавказа — главным образом карачаевцами и балкарцами — я сдружился со школьных времен. Ближайшим моим другом в старших классах стал «маленький Осман» (у меня сохранилась фотография тех лет — он приходился мне под мышку). Я сидел с Османом за одной партой, писал ему шпаргалки, провожал вместе с ним девочек из соседней школы, приходил к нему домой, готовил с ним уроки. Мама его Аймелек кормила нас супом с брынзой и вкусными лепешками. Большую часть своего времени он тратил не на школу, а на спорт. Плотно сбитый крепыш, состоявший, казалось, из одних мускулов, он, несмотря на рост, был чемпионом Киргизии по боксу, и даже отпетые хулиганы боялись его как огня.

Школа, в которой я заканчивал все три старших класса, называлась «узбекской», вероятно потому, что ее директором был узбек. На самом деле это была русская школа, и такой она остается до сих пор. Все предметы здесь преподавались на русском языке, и если уж говорить о каких-то ее особенностях, то она пользовалась скорее «наднациональной» репутацией вполне «хулиганского» свойства и потому плотно втянула меня в уличную молодежную жизнь. Вечерами молодежная толпа направлялась в центр города, на свой, фрунзенский, Бродвей и образовывала водоворот, вертеться в котором было небезопасно. Однако дружба с Османом избавляла от необходимости «самообороны». Когда он шел по центру города со своей компанией, мальчишеская толпа почтительно расступалась. Информация о том, «кто есть кто», была налажена между школами отлично, и друзья Османа автоматиче­ски получали «статус неприкосновенности». Ребята османовского клана, у которых я успешно сходил за профессора, постоянно донимали меня предложениями кого-нибудь отлупить, чтобы поднять мой авторитет во всех школах города на недосягаемую высоту, и не уставали удивляться моим отказам.

По существу, османовский клан прибрал к рукам всех фрунзенских школьников, и только много позже я понял социальные истоки этого поведения: кавказцы, самоутверждаясь таким образом, компенсировали те унижения и бесправие, на которые обрекала их высылка. Вместе с тем в «уличных» формах этих отношений не было криминального духа, хотя некоторые родственники Османа, в отличие от него самого, человека со спортивным кодексом чести, могли без колебаний пустить в ход ножи, и когда я по какому-то поводу сказал, что его дядя Магомет приставал ко мне с ножом к горлу, Осман понял эти слова буквально и кинулся к родне выяснять отношения.

Клан работал, обеспечивал и обслуживал сам себя — одним словом, выживал, невзирая на обстоятельства. Среди спецпереселенцев были прекрасные врачи, портные, сапожники. Сапожники доставали откуда-то щеголь­ские кожаные заготовки и сами шили себе модельную обувь. Излюбленным элементом туалета у моих друзей были отлично пошитые собственными умельцами «чесучовые» брючки сливочного цвета. Танцор театра оперы и балета чеченец Махмуд Эсамбаев, впоследствии прославившийся на весь мир (танцем «Автомат» из балета «Красный мак», который я впервые увидел во Фрунзе, Махмуд, мне кажется, во многом предвосхитил модернистские искания современного балета), ходил по городу в ярких экзотических костюмах, сшитых по индивидуальному фасону, и напоминал яркую заморскую птицу. В театре его держали в кордебалете или использовали в отдельных танцевальных номерах и главных ролей никогда не давали. В последний раз я увидел Эсамбаева в 1964 году на заброшенном пляже в поселке Лазарев­ское под Туапсе, где он, уже будучи знаменитым, зарывался в песок, чтобы скрыться от многочисленных поклонников. К тому времени он целиком посвятил себя изучению танцев народов мира и только что вернулся из Индии. Отряхнувшись, он сразу же стал рассказывать о значении жеста в национальном танце индусов, которые чуть его не побили, когда, танцуя, он неправильно сложил пальцы…

После окончания школы Осман серьезно заболел: у него оказалось тяжелое поражение надпочечников, но Аймелек сумела поставить его на ноги какими-то дефицитнейшими западными лекарствами и увезла на родину, как только их народу разрешено было возвращаться. Так мы потеряли друг друга из виду, и я не слышал об Османе более четверти века, пока не узнал в ИМЛИ от аспирант­ки-карачаевки, что он жив, здоров и заведует в Карачаевске «Горгазом». Она раздобыла мне его домашний телефон. В 1981 году мы с женой отдыхали в Кисловодске, в санатории им. Орджоникидзе, и я позвонил Осману. На следующий день в номер постучали, и в дверях возник маленький крепыш. «Собирайтесь, — сказал он, глядя на меня сухими, не знающими слез глазами и судорожно двинув кадыком, — машина ждет». И мы поехали в Карачаевск.

Во Фрунзе в османовской комнате на стене висела большая панорамная фотография: «Курорт Теберда». Величественные горы, ущелье, снег, ослепительное солнце, свежий простор — сколько раз я разглядывал эту фотографию, когда мы вместе делали уроки! И вот все стало явью: розовый город Османа, сверкающий в створе двух рек, Кубани и Теберды; его дом прямо у входа в ущелье; и сильно постаревшая Аймелек, которая кинулась ко мне с криком «Вадим!»; и ее суп с лепешками, уже дымящийся на столе…

Увы, Осман давно умер — в онкологическом госпитале на Каширке, а круг фрунзенских переселенцев (не только депортированных, но и «просто» ссыльных) оказался гораздо шире, чем я мог себе тогда предположить.

Рядом с нами, на противоположной стороне улицы Советская, в одном из маленьких глинобитных домиков, огороженных саманным дувалом, жил знаменитый балкарский поэт Кайсын Кулиев. Перед дувалом журчал арык. Дувал, вода и домики были насквозь прокалены белым азиатским солнцем. В 1999 году дочь Кайсына Жанна прислала мне из Нальчика составленную и изданную ею прекрасную книгу об отце «Я жил на этой земле… Кайсын Кулиев. Портрет в документах». Там я с удивлением обнаружил среди инскриптов разных знаменитых людей и свою скромную надпись (совершенно забыл, что отправлял Кайсыну в 1970 году книжку «Романтический мир Александра Грина»): «…с любовью и памятью о двух домах, стоявших по соседству…».

Я, уже старшеклассником, заходил к Кайсыну за книгами. У него, например, было пятитомное собрание произведений Велимира Хлебникова 1928–1933 годов, бог весть каким образом сохраненное в катастрофических сломах его биографии. Я в силу возраста Хлебникова понимал плохо, но Кайсын говорил о нем с огромным уважением: «Тебе еще рано, но смотри, какие прекрасные и прозрачные строки — „Свобода приходит нагая…“!» Слова Хлебникова: «Мне мало надо! Краюшку хлеба и каплю молока. Да это небо, да эти облака!» — он произносил с особой, непередаваемой, интонацией. В Киргизии были и снежные горы, и солнце, и синее небо. Однако ему нужны были «свое» небо, «свои» облака. «Тело его состояло из земли — этой и никакой другой…» — скажет Д. Кугультинов много лет спустя на его похоронах в Чегеме.

Воспоминания Кайсына, написанные лаконично и очень сдержанно, опубликованы сравнительно поздно — думаю, в то время, когда их уже можно было публиковать, хотя он и тогда этого делать не спешил. Он был парашютистом-десантником, воевал, лежал в госпиталях, как военный журналист участвовал в боях на Сталинградском фронте, в штурме Перекопа и освобождении Крыма, получил медаль «За оборону Сталинграда» и боевой орден Отечественной войны. О депортации балкарцев, о том, что его мать и сестры высланы в Северный Казахстан (потом он перевез их «к себе», в Киргизию), Кайсын узнал при переходе через Сиваш: «Мы с Кешоковым пошли на татарское кладбище и плакали, лежа в траве». Народ Алима Кешокова, кабардинского писателя, ближайшего друга Кайсына, по непонятным причинам не выслали, но это было общее горе, общая боль…

После ранения и госпиталя в Симферополе Кайсына отправили в санитарном поезде долечиваться в Пятигорск. Оттуда до родного Чегема было рукой подать, и он не удержался. Аул был пуст, окна домов заколочены. Он ходил по обезлюдевшим улицам и читал надписи на стенах на балкарском языке: «Наши отцы и братья на фронте! Бейте проклятых фашистов! Отомстите им за наше горе!»; «Наши родные фронтовики! Нас увозят. Знайте — мы вас не предавали!». «Я плакал, глядя на горы, которым в детстве пел песни», — писал Кайсын об этих черных днях.

Когда его наградили орденом, он обязан был в связи с выселением балкарцев запрашивать начальство, имеет ли право эту награду получить. Наши гуманисты ему разрешили! И. Эренбург, Н. Тихонов и К. Симонов обратились в самые высокие инстанции с просьбой, чтобы выселение не коснулось лично Кайсына. Ему разрешили жить, где он захочет, кроме Москвы и Ленинграда, но он решил, что должен разделить судьбу своего народа, и отправился в Среднюю Азию. В качестве места жительства он выбрал Фрунзе. «Во Фрунзе я приехал вечером. Утром увидел горы. Они были рядом, как и в Нальчике. Я подумал: хорошо это, хоть не разлучился с горами. Пусть не Кавказские, но горы! Зеленый Фрунзе понравился мне».

Как поэт Кайсын в изгнании безмолвствовал, писал «в стол», не имел читателя, и всю благородную горечь его молчания я остро ощутил лишь однажды, когда Кайсын вдруг собрал в Союзе писателей русскую секцию, которой он руководил, и устроил собственный поэтический вечер в узком кругу. Какой необычный, какой чудесный был вечер! Кайсын читал подстрочники своих стихов, потом сами стихи на балкарском, чтобы дать почувствовать их музыку, размышлял о поэзии, что-то комментировал, а под конец прочел одно небольшое стихотворение, которое сам перевел на русский. Там речь шла о фронтовом друге: друг любил петь песню о девушке с голубыми глазами, он пал в бою, а песня осталась, но ее уже никто не споет, как он. Я нашел потом эту «Песенку о голубых глазах» в его трехтомнике, изданном в Нальчике, и, конечно, не в кайсыновском переводе. Допускаю, что в юношеском восприятии все пылает особыми красками, но я и сейчас уверен: Кайсын перевел куда лучше, лаконичнее, мускулистее. Много позже рассуждение на эту тему я встретил в письме к Кайсыну у Бориса Пастернака: «…думаю, Вы давно уже пишете или могли бы писать по-русски так же хорошо, как на родном языке, или еще лучше».

У Елены Дмитриевны Орловской, журналистки, переводчицы и ближайшего друга Кайсына (она жила в нескольких кварталах от нашего дома), я впервые увидел сборник Дмитрия Кедрина, где было и стихотворение, посвященное Кайсыну. Кедрин дружил с Кайсыном и написал, провожая его в ссылку, о великой силе поэзии, объединяющей людей вопреки социальным и национальным преградам: «Тлела ярость былая, / Нас враждой разделя, / Я — солдат Николая, / Ты — мюрид Шамиля. / Но над нами есть выше, / Есть нетленнее свет: / Я не знаю, как пишут / По-балкарски „поэт“…» Сборник был издан в 1947 году — балкарцев и Кайсына упоминать было уже нельзя. Посвящение Кайсыну цензура убрала, а слово «по-балкарски» изобретательно заменила другим — «по-кавказски». Так были предугаданы будущие «лица кавказской национальности», которые и стихи, разумеется, должны писать… на «кавказском языке».

Пастернак высоко ценил поэзию Кайсына. Орловская играла при них роль посредницы и переводчика. Доверительность этих взаимоотношений была такова, что в конце 1948 года Пастернак через дочь Марины Цветаевой Ариадну Эфрон переправил во Фрунзе первую часть машинописи романа «Доктор Живаго». Кто бы себе мог тогда представить, что рукопись была около нас! Кайсын откликнулся на душевное движение Пастернака сильной эмоцией: «Я читал Ваш роман. Могу сказать только Вашими же словами: „Благодарствуй, ты больше, чем просят, даешь“».

Мысли Пастернака о Кайсыне в этой тройственной переписке (она опубликована Евгением Борисовичем Пастернаком с примечаниями в журнале «Дружба народов» в 1990 году, спустя пять лет после смерти Кайсына) полны глубины и значительности. «Вы из тех немногих, кого природа создает, чтобы они были счастливыми в любом положении, даже в горе <…>. Дарование учит чести и бесстрашию… В Вас есть эта породистость струны или натянутой тетивы, и это счастье» (25 ноября 1948 г.). «В тот день, когда пришло письмо от Вас и Е. Д. (Орловской. — В. К.), из Тбилиси приехала приятельница моя, жена Тиц<иана> Табидзе, она обедала у нас, я пробовал читать ей Вас вслух, но всякий раз слезы мешали мне… Это не только выношено и выражено с большой покоряющей силой, это каждый раз изображение самой этой силы, хмурой, грустящей, плененной, это каждый раз ее новый образ в той или иной форме прометеевой скованности и неволи» (30—31 декабря 1949 г.). «После Есенина я в одном только Павле Васильеве находил такие черты цельности, предназначения и отмеченности, как в Вас» (10 августа 1953 г.).

После того как я подробнее узнал биографию Кайсына и проникся его горем, меня иногда посещала мысль, что он не полностью «впускает» эту биографию в свою поэзию, что его лирический герой должен был бы видеть мир более драматично и дисгармонично (подобное ощущение возникало у меня неоднократно и по отношению к такому замечательному поэту, как Ярослав Смеляков). Я был не прав: не все читал и не все он мог печатать. Многое в исповедальной лирике Кайсына дожидалось своего часа: «Нет матери, соседей нет в селенье. / Вдали, в степях, мне близкие сердца. / И я себе казался в то мгновенье / Надгробьем над могилою отца». (пер. С. Липкина).

В то же время в своей поэзии, проникнутой трагизмом, Кайсын, со свойственными ему благородством и сдержанностью, сознательно, я думаю, подавлял гнев и обиду, дабы не быть истолкованным в антирусском духе. Добавим сюда ограничения, накладываемые на Кайсына общественными званиями и должностями, которыми советская власть щедро осыпала его после возвращения на родину (эта «компенсация» вместо признания вины была хорошо продуманным ходом национальной политики). Однако главную роль играло здесь последнее по месту, но не по значению обстоятельство: в характере Кайсына были заложены огромные запасы жизнелюбия, энергии, исторического оптимизма. Чувствам озлобления, мстительности, мелочности в этом характере и в этом поэтическом даре просто не находилось места: «Я был бездомен, изнывал в беде, / Дни черные, как черных птиц, считая, / Но радовался все же и тогда я / Вину и хлебу, песне и звезде» (пер. Л. Шерешевского).

Вместе с тем на мировосприятии Кайсына, хотел он того или нет, долго лежала трагическая тень прошлого, которую он в поэзии старался отогнать: «Чтобы жить, я работал чрезвычайно много. Пил тоже немало. „О чем жалеть?“ — сказал Пушкин. Но надо признаться, что лучшие мои годы во многом были погублены, силы потрачены на пустяки <…>, мой звездный час был упущен». Судя по воспоминаниям, было время, когда он даже подумывал о самоубийстве. Однако прав оказался в итоге Арсений Тарковский, написавший ему в 1966 году: «Поэтов всегда подкармливает хлебом вдохновения история: трясет мир, как решето, тасует народы и жизни, а чего бы ни насеяла — ото всего поэтам витамины истинности и убедительности, только мускулы становятся крепче, если уж поэт выживет. Это очень наглядно на твоем примере <…> я поклонник твоего прекрасного, чистого, спокойного и в то же время такого страстного, сильного и бурного дарования. <…> Я очень люблю тебя, дорогой Кайсын, и верю в твою духовную силу».

К будущим своим произведениям Кайсын вообще относился с какой-то трепетной надеждой и любовью. Зайдя к нему как-то в 1974 году в гостиницу «Москва», где он обычно останавливался, я застал его у телефона. Видимо, Кайсын отбивался от редакционных просьб, объясняя, что у него совсем нет времени, что ему надо еще многое успеть написать, и меня поразило, как он говорил о своих планах: нежно улыбаясь, перебирая названия будущих произведений, будто малых детей по голове гладил... Он дал мне тогда рекомендацию для вступления в Союз писателей и, чтобы я не подумал, будто делает он это исключительно по доброте душевной, сослался, хитро усмехнувшись, на какую-то деталь из моей статьи об Алексее Толстом, опубликованной

в журнале «Дружба народов»: «Читаем кое-что, почитываем…»

2

Перечислять погибших в годы сталинских репрессий писателей наци­о­нальных республик можно очень долго. По некоторым подсчетам, в конце 1930-х годов было уничтожено около трети Союза писателей СССР. Если «присоединения» территорий и «вхождения» разных народов — пусть даже насильственные, — как это ни парадоксально, имели своим результатом определенное приращение культуры (об этом, кстати, выразительно свидетельствует и само возникновение такого эстетического феномена, как «советская многонациональная литература»), то национальные репрессии, спецпереселения и пр. наносили культуре один лишь катастрофический ущерб. Погибшим литераторам и деятелям культуры несть числа: О. Мандельштам, И. Бабель, Н. Клюев, Б. Пильняк, П. Васильев, А. Веселый, С. Клычков, Вс. Мейерхольд, А. Таиров, Лесь Курбас, Т. Табидзе, П. Яшвили, Е. Чаренц, С. Сейфуллин. Некоторые малочисленные творческие организации в автономиях были вырублены чуть ли не поголовно. Культура больших народов как-то прорастала сквозь все свои протори и убытки, находила в себе достаточно внутренних сил, чтобы продолжаться. Но чем измерить, например, ущерб, нанесенный балкарской литературе ссылкой и длительным молчанием Кайсына? Калмыцкой — многолетними лагерями Д. Кугультинова? Киргизской культуре — гибелью К. Тыныстанова, первого при советской власти «письменного» — уже в системе новой письменности — киргизского поэта, драматурга, просветителя, филолога? Национальные меньшинства нередко лишались не просто своих деятелей культуры, но и ее основоположников.

Установка на разгром в культурном наследии национальных республик всего того, что не соответствовало ленинско-сталинским идеологическим императивам, приобретала в «центре» директивные формы и шла отсюда на «периферию», где начиналась своя «охота на ведьм». Последняя моя служебная командировка во Фрунзе в марте 1988 года оказалась связанной с двумя знаменитыми представителями киргизской культуры, о которых, честно сказать, я не знал ровным счетом ничего, несмотря на многие годы, проведенные в Киргизии. Цели командировки причудливо совместили элементы традиционно русификаторской политики с принципиальным отходом от нее, начавшимся в республике во времена перестройки. Дело в том, что в Киргизии готовились к реабилитации имена Касыма Тыныстанова и акына-письменника Молдо Кылыча, жившего и творившего на рубеже столетий. Первого советская власть в республике в 1938 году расстреляла. Второго не успела, поскольку он умер вскоре после Октябрьской революции, однако посмертно, со второй половины 1940-х годов и на протяжении ряда десятилетий, подвергала — как носителя «феодально-реакционной идеологии и антирусских настроений» — жестокому поруганию.

Возникал естественный вопрос: почему во многих партийных и литературоведческих документах советского Киргизстана имя Молдо Кылыча объединялось с именем Касыма Тыныстанова? Что общего между двумя этими фигурами, олицетворявшими разные исторические эпохи, разные типы художественного мировосприятия, разный уровень становления национальной киргизской литературы, разные творческие системы? Между поэтом второй половины ХIХ — начала ХХ века и поэтом 1920—1930-х годов следующего столетия; акыном, сделавшим принципиально важный шаг от традиций устной поэзии к письменности, и профессиональным литератором, работавшим во многих жанрах новой литературы; поэтом религиозного сознания, замкнутого национального кругозора и ученым-просветителем, человеком широкой филологической культуры? Что объединяло эти имена в идейно-художественной борьбе, которая происходила вокруг них в Киргизии практически на протяжении полувека?

Ответ выглядит «проще пареной репы» — объединяли их общие обвинения в реакционности и национализме. Если в «центре» сотни тысяч людей были расстреляны по зловещей 58-й статье, в основном за шпионаж и сотрудничество с западными разведками (количество подстатей к 58-й само по себе могло составить миниатюрный Уголовный кодекс), то в республиках не было более страшного в 1930-е годы обвинения, нежели жупел «национализма».

Вот абсолютно «советская» биография Тыныстанова. До Первой мировой войны — малоземельный дехканин. Учился в сельской школе, потом в городской мусульманской, потом в русском интернате. Во времена подавленного царизмом восстания киргизов бежал в Китай, где батрачил два года. По возвращении еще два года работал на «кулака». В 1919 году записался в комсомол. Потом закончил в Ташкенте педагогический институт. В 1924 го-ду вступил в члены РКП(б) и «бросился в общественную жизнь», как сам сообщал в автобиографии. В этой общественной жизни успел побывать и членом ЦИК, и наркомом просвещения Киргизии. С 1922 года занялся киргизской филологией, был научным сотрудником научно-исследователь­ских институтов — сначала культуры, потом языка и литературы. Читал лекции, участвовал в создании нового киргизского алфавита. Издал книги по грамматике, морфологии и синтаксису киргизского языка. Помимо всего этого занимался в 1920—1930-е годы литературным творчеством — ему принадлежит цикл пьес «Академические вечера», шедших на сцене Киргизского драматического театра, и ряд поэтических произведений. Сборник его стихов на киргизском языке был издан в 1925 году.

Собственно литература и «подвела» этого хорошо образованного и творчески разностороннего человека, дав главный толчок для обвинений автора в воспевании феодального, бай-манапского, прошлого киргизов и пуще того — «байско-буржуазной идеологии», в идеализации досоветского образа жизни народа. В марте 1933 года за драматургию «некоего Тыныстанова» взялась газета «Правда», утверждая, что в пьесе «Шабдан», первой из цикла «Академических вечеров», под видом легенды о народном богатыре Шабдане сложена поэма в честь уходящего эксплуататорского класса — киргизского байства. После этой статьи Киргизский обком партии словно с цепи сорвался: к каждой части драматургической трилогии были предъявлены политические обвинения, одно другого резче: если бай-манапское прошлое автор изображает ярко и красочно, то советскую эпоху — бледно и сухо; если хан, угнетатель народа, феодальный хищник, выглядит щедрым и добродушным, то бедняк — неумным, смешным и жалким; если изображена советская действительность, то борьба за советскую власть и колхозное строительство показаны в примитивных, вульгарных и плоских тонах.

К этим обвинениям уже произвольно добавлялись все остальные: развенчивались представления о том, что Тыныстанов — основоположник киргизского языкознания; в учебных пособиях его обнаруживали кучу политических ошибок; в словарных упражнениях и примерах усматривались коварные политические цели. Доходило до смешного (смешного, разумеется, не для него): например, киргизская пословица «Если в яму у тебя заложен корм, то во дворе будет скот», приведенная в учебнике «Родной язык», истолковывалась как призыв к крестьянам утаивать от советской власти в годы сплошной коллективизации излишки продовольствия… А дальше все складывалось по проверенной схеме: Тыныстанова исключали из партии, восстанавливали, снова исключали, изымали книги из широкого доступа, переставали печатать, лишали работы, подвергали беспрерывно тому, что можно было бы назвать «пытками критикой», — ведь «признания» и «покаяния» не обязательно было вырывать прямыми пытками, хотя это был, конечно, самый простой и действенный способ достижения нужной цели. В процессе непрерывной психологической обработки и давления человек вольно или невольно сам начинал чувствовать себя виноватым перед государством. Хорошо знакомыми нам по многим московским делам выглядят эти выступления и обращения Тыныстанова: «Тов. Шахрай (первый секретарь Киробкома партии. — В. К.), очень и очень прошу Вас прочесть эту пьесу и помочь мне своими товарищескими указаниями в деле разоблачения мною допущенных ошибок»; «Я зачту выдержку из одного моего неопубликованного контр­революционного произведения, где Вы увидите подлинного замаскированного врага советской власти. <…> На моих ошибках нужно воспитывать трудящееся поколение»; «Я дал чуждой идеологии трибуну нашего театра, и этим далеко откатился от генеральной линии партии»…

Поскольку в самих литературных текстах Тыныстанова примеров воинствующего национализма, при всем желании, обнаружить не удавалось, пришлось соорудить чисто политическое дело: его обвинили в том, что он в начале 1920-х годов состоял членом антисоветской националистической организации «Алаш-Орда», вел подрывную деятельность на идеологическом фронте и т. п. 1 августа 1937 года он был арестован, а 6 ноября 1938 года расстрелян. В октябре 1957 года приговор был отменен «за отсутствием состава преступления», но это вовсе еще не означало реабилитации.

Отношение к наследию Молдо Кылыча в Киргизии имело гораздо более сложную и длительную историю, на протяжение которой неоднократно менялось. До 1946 года творчество этого акына оценивалось вполне положительно, его произведения переиздавались, включались в школьные хрестоматии и учебники. Его знаменитая поэма «Землетрясение», считавшаяся образцом письменной культуры дореволюционных киргизов, впервые была напечатана в Казани еще в 1911 году, разумеется, «арабской вязью». «Реакционным акыном» Молдо Кылыч стал (попробуйте догадаться!) после постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград», хотя, казалось бы, связь между ним и главными «героями» этого постановления — А. Ахматовой и М. Зощенко — не могла прийти на ум даже самому изощренному любителю шарад. Выяснилось, в частности, что акын не просто воспевал своих предков вплоть до седьмого колена, но и призывал киргизов сопротивляться присоединению к России. Что любые свидетельства его образованности и знакомства с книжной литературой мусульманского Востока уже сами по себе объективно ставили под сомнение воздействие на киргизскую литературу русской классики, а на киргизский народ — самой Октябрьской революции.

Обвинения в адрес акына то усиливались, то ослабевали в прямой зависимости от общественных процессов, развертывающихся в стране. В 1950 году, когда велась борьба с буржуазными космополитами, он становился «реакционным поэтом». Вскоре после ХХ съезда КПСС — талантливым акыном-письменником, который хоть подчас и идеализировал патриархально-родовое прошлое, зато выражал гуманистические идеи. В 1956 году многие произведения акына уже причислялись к «лучшим образцам дореволюционной киргизской поэзии» (даже критические высказывания о русских, как выяснялось, противники Кылыча толковали слишком односторонне). В 1960-х, когда пафос борьбы с культом личности и общие демократические настро­ения в стране начали сильно ослабевать, преследование Кылыча возобновилось, сопровождаясь целым ворохом документов и обвинений: тут были и национализм, и религиозный мистицизм, и реакционная идеология. Ученых, призывавших к спокойному и взвешенному взгляду на акына, стали обвинять в попытках ревизовать ранее принятые партийные решения.

Возвращения творческого наследия Молдо Кылыча и Тыныстанова в национальную культуру добивались в Киргизии многие писатели, ученые, историки, педагоги. Однако все они в этом благом деле вынуждены были обратиться за поддержкой к Москве: хотя «маховик» горбачевской перестройки, казалось бы, уже раскручивался полным ходом, республикам еще не позволяли решать важнейшие проблемы истории собственной культуры самостоятельно. «В помощь киргизской культуре» Союз писателей СССР командировал во Фрунзе из Москвы З. Кедрину и меня грешного. Зоя Сергеевна Кедрина, возглавлявшая московскую комиссию, прославилась не только переводом романа Мухтара Ауэзова об Абае, хотя казахского языка, разумеется, не знала, как и киргизского, но и тем, что во время знаменитого процесса над А. Синявским и Ю. Даниэлем выступала в роли их общественного обвинителя от лица Института мировой литературы Академии наук, где Синявский работал, когда я учился там в аспирантуре. Вряд ли она представляла в этом процессе лицо Института или даже собственное лицо, но сослуживцы, после того как Синявский и Даниэль отправились по лагерям, общаться с ней побаивались. Человек весьма немолодой и нездоровый, она к моменту приезда в Киргизию ходила уже с трудом, и мы в четыре руки заталкивали ее в однодверную «Ниву» моего друга по филфаку, прозаика и драматурга Мара Байджиева, с которым, помнится, еще писали когда-то юморески для студенческих капустников (ныне он — народный писатель Киргизии).

Едва ли Кедрина толком понимала, чего от нее ожидают, но с удовольствием участвовала в банкетах и была очень возмущена, узнав, что мы должны написать некое реабилитационное заключение о творчестве Тыныстанова и Молдо Кылыча. Заниматься скучным делом — чтением многочисленных подстрочников, которыми заботливо снабдили нас киргизские товарищи, — и портить себе праздник сочинением официальных документов она категорически отказалась. Вплотную заниматься материалами, связанными с судьбами наследия Молдо Кылыча и К. Тыныстанова, таким образом, пришлось мне. Пользуясь малейшими перерывами в «мероприятиях», а также ночными часами, я ухитрился прочитать немало подстрочников (выполненных, к чести киргизского руководства, на очень хорошем уровне) и всякого рода документов, а затем собственноручно написал для ЦК КП Киргизии «реабилитационное» заключение, ставшее коллективным письмом и официальным документом после того, как под ним кроме меня и Кедриной поставили подписи несколько известных киргизских филологов и деятелей культуры.

Мощь эпических поэм Молдо Кылыча, представлявших целые своды бесценных знаний по истории, культуре, природе, этнографии и быту киргиз­ского народа, заставила меня впервые всерьез задуматься над проблемой «младописьменных» литератур. Метрополия создала это понятие в противоположность литературам с древней письменностью. Применительно к истории отдельных народов оно, правда, было вполне правомерным (например, работа над созданием письменности для народов Севера началась только с 1922 года), подчеркивая цивилизационную роль Октября, но по отношению к другим служило не более чем камуфляжем для прикрытия процессов прямо противоположных: диктуемой «центром» смены одной, традиционной, арабской системы письменности на другую, русскую. Так получилось, в частности, и с киргизской литературой.

Известный философ и литературовед Г. Гачев, мой коллега по ИМЛИ, создал когда-то применительно к истории советской культуры понятие «ускоренного развития литератур» — от феодализма к социализму, минуя капиталистическую стадию, и рассматривал такое «ускорение» в сугубо положительном контексте, хотя искусственное форсирование исторического процесса, как показал сегодняшний день, на самом деле оказалось в итоге чревато катастрофическим отставанием в общем развитии и в чем-то было подобно губительному вторжению человека в законы природы.

В понятии «ускореное развитие», притом что в искренности Гачева, человека кристально честного и постоянно витающего в чистых сферах теоретических концепций, у меня нет ни малейшего сомнения, крылась немалая доля нашей общесоветской исторической казуистики и въевшегося в кровь идеологического лукавства. Если бы речь шла только о том несомненном благе, которым для любых национальных культур — как бы ни относиться к истории становления Советского государства — оборачивалось соприкосновение с великой русской литературой, то тут и спорить не о чем. Процесс этот был подобен несомненной цивилизационной роли мировых метрополий в истории своих колоний. Однако в плане культуры концепция «ускорения» имела по отношению к истории и традициям «малых» народов явно уничижительный характер, подразумевая определенное «благодеяние» со стороны большого социума.

Между тем разве сама Россия не прошла тот же путь «ускоренного развития» от феодализма к так называемому социализму, оставив для капитализма весьма короткий исторический отрезок со дня отмены крепостного права до Октября, а потом — вообще несколько месяцев от Февраля до Октября 1917-го? Меня всегда умиляло это бесхитростное и не объяснимое никакими объективно-историческими обстоятельствами, кроме теоретиче­ского авантюризма большевиков, утверждение о молниеносном переходе «буржуазной» революции в «социалистическую». Если уж пользоваться понятием «ускоренное развитие», то Россия ХХ века ярко продемонстрировала сокрушительные результаты такого развития, «миновав» капитализм, к которому она вернулась только век спустя, причем весь этот век был потрачен на строительство и утверждение тоталитарного строя, который, по существу, оказался извращенной формой привычного феодализма.

С другой стороны, можно ли вообще говорить о «младописьменности» народа, в истории культуры которого, в частности, присутствует такой поэт, как Молдо Кылыч? Ведь он был не только устным исполнителем народных преданий (акыном), но и замечательным письменным поэтом — просто письменность была арабской, то есть древней и вполне традиционной для стран мусульманской культуры. По существу, советская власть превратила Киргизию в «младописьменную» страну самым незатейливым способом: ликвидировав арабскую письменность и внедрив вместо нее сначала латинский алфавит, а чуть позднее — кириллицу. Разумеется, «всякое сравнение хромает», но переведите завтра французов на кириллицу, и послезавтра они тоже станут «младописьменным» народом…

Сегодня я имею возможность иронизировать по этому поводу, но для того, чтобы назвать «установившееся мнение, будто киргизский народ до революции не имел своей письменности», «ошибочным и неправильным», в 1956 году профессору К. Юдахину требовалось немалое гражданское мужество (я еще застал этого замечательного лингвиста в живых, и что может более выразительно свидетельствовать о связях двух народов, чем тот факт, что создателем первого огромного «Киргизско-русского словаря» стал исконно русский человек!).

Читая многочисленные подстрочники произведений Молдо Кылыча и забыв на время об идеологической догматике, я поистине был поражен размахом его творчества и той ролью, которую сыграл этот акын в развитии нацио­нального самосознания, языка, просвещения, литературы. Его поэмы «Землетрясение», «Пернатые», «Обманщики» были подлинной энциклопедией народной жизни, обрушивали на читателя огромное количество географических, естественно-научных, бытовых сведений и этико-философских максим, которых необразованному, а по большей части просто неграмотному читателю неоткуда было получить.

По органике своей Кылыч был мудрецом и учителем: «Если тебя не слушают, какая польза, что ты оратор»; «Бессмыслен смех по поводу бесполезных слов»; «Не надо пугать всех, чтобы тебя признали за храбреца»; «Делать непосильное — непосильный грех»… Те, кто скажет, что Молдо Кылыч — сочинитель глубоко консервативный, что он обращен в прошлое и даже — о ужас! — не любит неверных, в том числе — русских, будут совершенно правы. Маркса и Энгельса Кылыч явно не читал и к историческому материализму причастен не был. Но при этом он обличает богатых, сострадает своему бедному и мучительно живущему народу, защищает общечеловеческие нормы нравственности и постоянно подчеркивает, как много полезного (от хлебопашества до ремесел) привнесли русские в быт киргизов, как утихомирили «дерущийся народ». Будучи человеком глубоко религиозным, он в то же время исповедует не столько культ религии, сколько культ человека, своим трудом преобразующего землю, а целому пласту традиционных назиданий и заклинаний противостоят у него своеобразный антропоморфизм, мотивы социальной «антиутопии». Язычество органически сочетается у него с едино­божием; его мифология перекладывает на свой лад Священное Писание; он поэтически приспосабливает Коран к уровню понимания массовой киргизской аудитории.

Стоит ли, однако, удивляться борьбе с наследием Молдо Кылыча, если яростным преследованиям в советской Киргизии подвергался и грандиозный эпос киргизского народа «Манас», с той лишь разницей, что коллективного «автора» его нельзя было подвести под статью Уголовного кодекса. Я еще только заканчивал среднюю школу, когда в двух кварталах от моего дома, в Киргизском филиале Академии наук СССР, проходила сессия, где эпос клеймили за «реакционность», за «бай-манапские» и феодально-буржуазные пережитки (уж не знаю, что за каша из смеси феодализма с капитализмом варилась в тогдашних ученых головах).

Мой университетский товарищ, ныне народный писатель Киргизии Мар Байджиев рассказал мне о роли «Манаса» в истории своей семьи и собственной биографии. Его отец, Ташим Байджиев, один из главных «манасоведов» республики, заведовал сектором фольклора и эпоса «Манас» в Институте языка, литературы и истории Киргизского филиала Академии наук СССР. Он был осужден за свои научные взгляды и погиб в Карлаге в 1952 году. Мар написал о нем биографическую книгу. Был репрессирован и соавтор его отца по осужденному партией учебнику «Киргизская литература» Зыяш Бектенов. С его сыном Эмилем я учился в школе в одном классе. От взгорья Чон-Арыкского кладбища, разросшегося сразу за верхней чертой Бишкека, мне показали открывающееся вдали, за селом Воронцовка, место коллективного захоронения жертв Большого террора в республике — наподобие страшных подмосковных кладбищ Северного Бутова или совхоза «Коммунарка». Там находятся могилы отца Чингиза Айтматова и отца Мара Байджиева.

Мар, можно сказать, вырастал в атмосфере «Манаса» и его исторических легенд. На старости лет он взялся за невероятную задачу — дать широкому читателю в огромном сокращении и сохранении всех главных сюжетных линий (из полумиллиона строк он оставил примерно восемь тысяч) вольное поэтическое переложение эпоса. Он издал три главных сказания эпоса, о Манасе, Семетее и Сейтеке, отдельной книгой, взбаламутив тем самым всю научную и творческую интеллигенцию Киргизии, поскольку обратился, что называется, к святому.

Мар составил и издал энциклопедический трехтомник по «Манасу», с пересказом эпоса и включением ряда работ и справочных материалов о нем. В послесловии к этому трехтомнику он говорил о зловещей истории идеологической борьбы, на протяжении десятилетий сталинизма разыгрывавшейся вокруг эпоса, и огласил целый мартиролог безвинно погибших и пострадавших в этой борьбе людей. На книге «Сказаний…» Мар написал: «Посвящаю светлой памяти отца моего Ташима Байджиева, отдавшего за эпос „Манас“ свою свободу и жизнь».

«Реабилитируя» наследие Молдо Кылыча, я впервые по-настоящему понял, чем оборачивались для киргизов история дореволюционного фольклора и проблема народного творчества, а заодно и «акынства». Тут везде пахло кровью…

3

Мы, разумеется, не знаем, как выглядели бы национальные литературы в условиях самостоятельного исторического и государственного развития своих стран, но можем, во всяком случае, констатировать, что все они, отличаясь традициями, языком, ментальностью, были при этом исторически подчинены в Советском Союзе формам самого тесного взаимодействия в пределах единого социально-политического, культурного и экономического устройства. Разумеется, общность их всячески подчеркивалась и пропагандировалась, а различия и противостояния активно затушевывались или цензурировались. Тем не менее невозможно отрицать, что так или иначе, но на огромном пространстве России одновременно и параллельно, соприкасаясь, пересекаясь, взаимно подпитываясь, протекали общие художественные процессы, подчиненные общей истории и общей идеологии, эстетически осваивающие общий предмет изображения и предполагающие общие смысловые решения, художественные позиции. (Вот хороший пример: прогремевший в свое время на всю страну фильм литовского режиссера В. Жалакявичюса «Никто не хотел умирать» был абсолютно национален по конкретному историческому материалу и ансамблю актеров, хотя сюжетно использовал при этом традиционную схему американского вестерна, а по духу и смыслу своему представлял абсолютно советское произведение.)

Несмотря на национальное своеобразие, неравноценность и неравномерность развития отдельных литератур, советский литературный процесс обнаруживал повсеместный интерес к мифологизации и мифотворчеству. Здесь рядом с «Прощанием с Матёрой» В. Распутина и «Царь-рыбой» В. Астафьева располагались произведения Ч. Айтматова, О. Чиладзе, Т. Пулатова, а также писателей малых народов Севера — В. Санги, Ю. Рытхэу, Ю. Шесталова, чье профессиональное творчество было еще всецело пронизано народным миросозерцанием и дыханием фольклора. Острые формальные импульсы советский литературный процесс получал от литератур Прибалтики, особо чувствительных к западноевропейским влияниям, — в прозе эти литературы культивировали систему «внутренних монологов», в поэзии расшатывали классическую ритмику, формы и размеры. Общезначимыми становились поиски русской литературы в жанровой сфере — повсеместно распространилась «маленькая повесть», начал активно развиваться рассказ (ощутимую роль здесь сыграла так называемая «молодая проза»).

Трудно представить себе прозаиков более несхожих — и национальным материалом, и ментальностью авторов, и стилистикой, — нежели Василий Белов, Витаутас Бубнис и Грант Матевосян. Но как схожи были проблемы их произведений 1970-х годов, противоречия, одолевавшие героев, сюжеты и конфликты изображаемой жизни! Когда я был в Ереване, чудесном городе, сложенном из розового туфа, в гостях у Матевосяна, художника замечательного и, мне кажется, в России еще далеко недооцененного, мы два часа проговорили об этом общем, удивляясь нашему сходству и гордясь различиями. В повестях «Похмелье», «Буйволица», «Мать едет женить сына», «Мы и наши горы» Грант выступает как подлинный певец армянской деревни, глубинной, мощной социальной структуры, уже разъедаемой вторжением городской жизни. Это крестьянский сын, очень близкий по своему мировосприятию и к В. Белову, и к В. Распутину. Правда, национальные характеры тут другие, без русской пластичности и философского смирения, словно вытесанные из камня. И краски не акварельные — яркие, резкие, сарьянов­ские. Юмор и ирония Гранта, роднящие его с грузинской прозой, тоже совершенно не свойственны потомкам русских крестьян. Однако кто будет спорить, что во всех этих произведениях изображены схожие социальные типы, рифмующиеся настроения и интонации!

Больше того, общность национальных литератур советской эпохи сохраняется даже в тех случаях, когда социальный материал, психология персонажей, изображаемый быт в произведениях совершенно различны. Например, действие повести В. Мартинкуса «Флюгер для семейного праздника» происходит в сугубо современном совхозе, с отлично механизированным хозяйством, собственной гостиницей, большими магазинами, поликлиникой, кинотеатром, краеведческим музеем и пр. (в семейном особняке комната председателя совхоза напоминает кабинет-библиотеку ученого). Однако автор говорит ровно о том же, что В. Шукшин или Н. Рубцов: город «таранит» село, молодежь не хочет работать на земле и продолжать дела отцов, дети разбегаются из семейного гнезда. И все то же самое происходит, кстати, в литовской прозе совсем иного стиля — эпической трилогии В. Бубниса «Жаждущая земля», где первая книга подобна литовской «Поднятой целине», а последняя доводит действие до драматического распада современной литовской деревни.

Все заметные произведения национальных литератур переводились на русский язык, и это открывало перед писателями неоценимые возможности художественных контактов, учебы, взаимообогащения. Лучшее подтверждение тому — творческая судьба моего однокурсника и друга, народного поэта Киргизии Омора Султанова. Мы учились на одном курсе филологического факультета — он в киргизской, а я в русской группе. Группы были разделены языком, и сблизились мы много позже, когда оба вступили в одну и ту же общесоветскую литературную жизнь, а Султанов, одна из самых ярких фигур в современной киргизской поэзии, — в сферу влияния русского языка и русской культуры. Не уверен, что, поэт глубоко национальный, Султанов занял бы столь значительное место в собственной литературе, если бы не русский язык и контекст мировой поэзии.

Чтобы ощутить силу и свежесть поэзии Омора в полной мере, надо было обязательно увидеть его село, привольно раскинувшееся по берегу Иссык-Куля. Огромное глубоководное озеро, растянувшееся на десятки километров, было одним из чудес киргизской природы. Я помню, как нашу Академию наук посетили однажды знаменитые тогда чешские путешественники Ганзелка и Зикмунд, объехавшие полсвета (их книги лежали на прилавках всех книжных магазинов России). Сравниться с Иссык-Кулем по красоте, говорили они, может только африканское озеро Чад (да-да, то самое, где бродил изысканный гумилевский жираф!).

Омор привез меня на свою «малую родину» в солнечный день: россыпь белых домиков и фруктовых садов была замкнута между зеленой громадой предгорий и бесконечным голубым пространством озера. Все природные стихии — небо, земля, вода — сопряжены были здесь самым глубоким и естественным образом, создавая не просто величественный пейзаж, но единую жизненную среду обитания. Жизнь строилась уступами, поясами, вздымаясь от озера в горы, сменяя рыболовство на землепашество, овощеводство на хлеборобство, золотые долины, где колышутся волны пшеницы и ячменя, на сочные пастбища — джайлоо и, наконец, завершаясь, подобно пирамиде, высокогорными сыртами, куда уходили со стадами овец и яков на свои суровые зимовья обветренные, прокаленные стужей и солн­цем чабаны...

Горы, Иссык-Куль, горные реки, луга, стада овец, табуны лошадей, мерный крестьянский обиход — все это сводится в одну сияющую точку, и называется она в поэзии Омора по имени села — Тосор. «Милый Тосор, если чего-то стою — / это тебе я обязан, твоим истокам». Подобно В. Астафьеву, который сказал как-то в интервью, что после писательского труда ему ближе всего «профессия пахаря», Омор Султанов признается: «…Когда бы век мой не вручил перо мне — / пасти бы мне в джайлоо табуны! / Табунщиком я стал бы — не поэтом! / Исполненный пастушеских забот, / летал бы на коне зимой и летом, / и так из года в год, из года в год».

«Крестьянская» ли это поэзия? С одной стороны — чисто крестьянская, и «грани меж городом и селом» волнуют Омора не меньше, чем, скажем, русского поэта Николая Рубцова. С другой стороны, только отчасти крестьянская, ибо сияющая точка Тосора все время готова в его стихах «расшириться», превратиться во вселенную, сопрягая пространство и время, национальное и общечеловеческое, техническую цивилизацию и гуманитарную культуру. «Вместе с природой цвету, в сентябре облетаю... / И обрастаю винтами годичных колец». А если виражами промчаться по этим кольцам, как взлетает мотоциклист по вертикальной стене, то откроется исполненная ярких контрастов картина, в поэтическом воссоздании которой Омор без русского языка и русской культуры уже никак бы не обошелся: «Париж — / этого слова не знали предки мои, / которые жили в горах Ала-Тоо… / Мои седобородые предки / в такое время, / когда красное солнце спешит к закату, / на зеленых холмах восседали, / а рядом блеяли овцы и козы... / Я вечером был в „Гранд-Опера“, / слушал там Берлиоза...»

В год, когда не вернулся с войны отец Омора, умерла и мать. Мальчик остался круглым сиротой, жил в интернате, после окончания средней школы не поехал вслед за сверстниками в столицу и еще поработал в колхозе. Деревенский паренек, приехавший в 1954 году из Тосора во Фрунзе, почти не говорил по-русски и размышлял на вокзале: не бросить ли все и не удрать ли на край света (краем света представлялся шахтерский городок Кызыл-Кия в Киргизии). В поздней лирике, в «Песнях усталости», Омору удалось с жестким, подчас даже жестоким реализмом воссоздать картины жизни киргизского аила во время войны, характеры сверстников и односельчан, недетскую тяжесть конфликтов и впечатлений, навалившихся на плечи его лирического героя: «Четыре хребта с четырех сторон. Посередине — долина. Грабли одни. Четыре лошади. Плуг один. Я и Абды... Шалашик из прутьев. Шаром покати».

После переезда во Фрунзе и поступления на филфак биография Омора переживает крутой подъем. В литературе его имя появляется уже в студенческие годы, во времена большого общественного подъема после XX съезда, когда в Москве завоевывают аудиторию Политехнического Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Р. Рождественский. Стихи Султанова, как и стихи нашего сверстника Рамиса Рыскулова, становятся в киргизской поэзии обновляющим, «дрожжевым» началом. Отсюда, от русских шестидесятников, эта сила, напор, сплав лирики с публицистикой, «ершистость» и пафосность. В отличие от Омора, Рамису завоевать общесоюзную известность так и не удалось, однако его все знали: он жил в мире слов и строк, производил впечатление человека не от мира сего, чуточку шаманил, говорил странно, невпопад и был готов, остановившись, читать стихи каждому встречному. Я хорошо помню его маленькую крепкую фигуру с огромной копной волос на голове, сразу бросающуюся в глаза среди молодежной толпы, фланирующей во Фрунзе по улице, которая сейчас называется Чуйским проспектом, а на моем веку побывала и улицей Сталина, и улицей ХХII партсъезда.

...В Тосоре нас поселили в каком-то «гостевом» домике райкома партии, почти на самом берегу, и в день приезда устроили торжественный обед. Райкомовские начальники пришли с празднично одетыми женами, кушанья подавали скромные молодые киргизки, тут же исчезавшие, унося пустые блюда. Вероятно, партаппарат понимал исходящую от нас опасность, и потому вечерами мы гуляли по пустому пляжу, безуспешно гадая, куда скрылось все женское народонаселение, которое могло бы очень украсить наш холостяцкий быт. Для купанья прозрачная голубая вода озера уже была холодна. Под черным куполом неба, усеянного крупными мохнатыми звездами, мы вдыхали запах степных трав, прислушивались к плеску воды, вглядывались в слабые огоньки курорта Чолпон-Ата, расположенного на противоположном берегу. Одинокие и лишенные женского внимания, мы говорили о поэзии. Стихи, которые Омор читал мне по-киргизски, «на слух», были нежны и музыкальны, несмотря на резкость звуков тюркской фонетики. Насквозь пронизывающие их вертикальные рифмы, казалось, натягивают эти строки на колки, подобно струнам между бездонным небом и металличе­ской рябью озера. Одной из новых форм, фактически введенных в киргизскую поэзию именно О. Султановым и Р. Рыскуловым (только значительно позже она проникла в творчество «старших», например С. Эралиева), был верлибр. Сегодня верлибр широко распространен в молодой поэзии Средней Азии, Закавказья, Прибалтики, — вероятно, потому, что он наиболее соответствует внутреннему ощущению поэтической свободы. Но если для прибалтийских литератур, традиционно связанных с Западом, здесь нет ничего удивительного, то в системе тюркской языковой группы, с ее закрепленными ударениями, легкодоступной и повсеместной флективной рифмовкой, верлибр ознаменовал подлинную революцию не только в художественных средствах, но и в самом поэтическом сознании. Не менее революционными были исповедальность, резко окрашенный индивидуальностью лиризм — ведь национальная поэзия располагала главным образом описательно-эпическим взглядом на мир, уходившим корнями в фольклор.

Поэзия шестидесятников Киргизии принципиально раздвинула и обогатила горизонты национальной лирики новой художественной ориента­цией — помимо совместного движения с русской поэзией в процессы художественного развития этой лирики была включена, через переводы, поэзия других народов СССР и Западной Европы. Русский язык Омор начал осваивать, только перебравшись из села во Фрунзе, и до сих пор говорит по-русски с некоторым затруднением: точно, с пониманием тонкостей, особенно юмористических, но медленно, подбирая слова. Русский стал для него проводником в большую поэзию, русскую и зарубежную. Нельзя не заметить в его стихах перекличку с поэтами, которых он либо переводил, либо внимательно читал и знал: Э. Межелайтиса, Б. Брехта, П. Неруды, Н. Хикмета, Г. Лорки и др.

После того как я уехал в Москву, наши отношения сохранялись, и мы виделись во время своих поездок — то в Москве, то во Фрунзе. Омор не терял литературной формы и был созвучен и молодым московским поэтам 1980-х годов, которых я печатал в журнале «Дружба народов», когда заведовал там отделом поэзии. Очень близким ему по своему творческому мировидению и стилю показался мне молодой тогда Саша Еременко. В 1984 году я опубликовал подборку Еременко, а для перевода дал ему несколько стихотворений Омора, представив оба имени в одной связке. Соединение этих двух имен оказалось настолько удачным, что переводы Еременко я впоследствии не раз встречал и в новых поэтических сборниках Султанова.

Не менее показателен с точки зрения связей киргизской литературы с русской и русским языком и творческий опыт Мара Байджиева. Имя Мара известно больше по театральным постановкам, телеспектаклям и киносценариям, нежели по прозе, причем известно не только в нашей стране, но и за рубежом, где оно — в числе немногих — долгое время представляет современную киргизскую литературу.

«Мар Байджиев — один из наиболее известных представителей новой литературной генерации, — писал Ч. Айтматов. — Его творчество, так же как и творчество его сверстников, формировалось в сложном процессе сочетания национальных традиций с достижениями единой многонациональной советской литературы и опытом мировой культуры». Подобное наблюдение, кстати, целиком относится и к самому Айтматову, который, на несколько лет раньше вступив в литературу, тоже, по существу, принадлежал к «новой литературной генерации», разве что старшей возрастной группы. В причастности к достижениям русской литературы первостепенное значение имело у киргизских писателей литературное «двуязычие», отнюдь не равнозначное «бытовому». Творческие биографии Айтматова или Байджиева в этом отношении явно стоят особняком. Айтматов начинал свой путь в литературе на киргизском языке, постепенно расширяя употребление русского. Проблема «двуязычия», или «билингвизма», как выражаются ученые люди, применительно к творчеству Айтматова представляет огромный интерес. Первые его повести были переведены на русский (скорее всего, с подстрочников) моск­вичами, но уже в 1961 году он, видимо, почувствовав необходимость общаться с всесоюзным читателем без посредников, сам переводит на русский повесть «Тополек мой в красной косынке», в 1962 году — «Материнское поле» (так, кстати, всегда поступал, например, и замечательный белорусский прозаик Василь Быков, не доверявший перевод третьим лицам, но мы, конечно, понимаем, что трудности перевода с одного славянского языка на другой и с языка тюркской группы на славянский несоизмеримы).

У «Первого учителя» два переводчика, и автор — один из них. Повести «Прощай, Гульсары» и «Ранние журавли» Айтматов пишет, если судить по журнальным сведениям, уже на русском (говорил он на русском прекрасно и практически без акцента). Я не знаю, как обстояло дело с последующими произведениями, печатавшимися на русском вообще без ссылки на чей бы то ни было перевод (вопрос этот достаточно запутан). Конечно, пиши Айтматов только по-киргизски, он и так стал бы в конце концов — через переводы на другие языки — широко известен, но мне представляется несомненным, что русский язык послужил мощнейшим мотором для стремительного вывода произведений Айтматова на мировую орбиту.

Помимо расширения индивидуального художественного горизонта автора и возможностей воздействия его произведений на общий уровень национальной литературы двуязычие имело своим прямым результатом и само­определение писателя на карте литературного процесса. Киргизская письменная литература, сообразно историческому бытию киргизов, всегда была близка фольклору, природе и крестьянско-кочевому образу народной жизни. Айтматов удачно соединил в своей прозе древний миф и социальную реальность, традиции и новизну, оставаясь, несмотря на свои интеллектуальные конструкции и возникающую рядом с ними «городскую» тему, писателем, глубоко укорененным в народной почве. Байджиев же изначально заговорил голосом города (причем в драматургии, мне кажется, этот голос даже слышнее, чем в прозе) и, по существу, обозначил в киргизской литературе целое направление, явно рифмующееся с русской «молодой прозой», с урбанизмом В. Аксенова или А. Гладилина.

Действие его пьес, как правило, разворачивается на фоне городской жизни; его персонажи — студенты, врачи, научные работники, люди творческого труда; сюжеты и конфликты этой литературы зачастую связаны с профессиональными взаимоотношениями и городским бытом; авторский текст насыщен скрытыми цитатами, литературными аллюзиями, разговорными интонациями городской среды. Но не только диалоги в пьесах — сам стиль повествования в его прозе, даже «деревенской» по материалу, далек от склада народной речи и не пытается ее имитировать. В этой стилистике сочетаются разнообразие нюансов, психологическая разработанность, подтекст, ироничность, умелое использование лирических акцентов. В начале 60-х годов прошлого века в киргизской литературе мало кто так писал, и опыт русских прозаиков-шестидесятников, опыт, условно говоря, литературного круга катаевской «Юности», Мару очень пригодился. Последующему обращению автора к «Манасу», к древним народным сказаниям и культурным традициям этот опыт, как ни странно, не противоречил.

4

На протяжении многих десятилетий мы так привыкли говорить о взаимо­действии национальных культур в пределах Российской империи, что совершенно перестали обращать внимание на то, что в подобных разговорах все больше утрачивалось ощущение различий в национальной истории, традициях и менталитете народов, объединенных общей государственностью. Киргизы, например, были в прошлом кочевым народом, разумеется, с совершенно иным общественным укладом и мировосприятием, нежели у народов оседлых, в первую очередь — русского. Стали аксиомой представления, исходящие из иерархии социально-исторических этапов развития человеческого общества, а следовательно, и о том, как кочевники были осчастливлены социализмом. Но не случайно ведь Айтматов, сделавший борьбу с косностью патриархального мира одной из доминантных художественных тем своего творчества, вспоминает о кочевье как о культурном празднике народа, как о ярчайшем впечатлении своего детства. «Мне очень повезло, — говорил он в одном из своих интервью, — что я застал сразу несколько эпох в истории своего народа; во времена моего детства народ еще кочевал, причем кочевье было демонстрацией народной культуры, ее праздником, когда в путь, пролегавший по горам, по равнинным просторам, по берегам бурных рек, брали с собой самое лучшее — нарядную утварь и упряжь для лошадей, когда девушки пели песни, а акыны состязались в поэтическом мастерстве…» В мифологических слоях произведений Айтматова золотые слитки народной прапамяти, идущей именно из патриархального мира, противостоят злу, сосредоточенному в настоящем и порожденному во многом современной цивилизацией.

Могу снизить эту тему до забавного бытового эпизода. Мой друг и однокурсник Сеит Джетимишев во время одного из моих приездов во Фрунзе (по-моему, он был тогда директором киргизского Учпедгиза) повез меня в родной колхоз на какое-то празднество. Поездка была дальняя, на черной «Волге». Молодой председатель колхоза, родственник Сеита, уже накрыл праздничный стол. Мы были почетными гостями: Сеит, земляк, большой человек из столицы; я — посланник Москвы, аксакал, учитель, «муалим». Развернулось пиршество. Западный человек был бы шокирован. Плов, возвышавшийся на столе золотой горой, брали щепоткой пальцев, аккуратно уминали рис и отправляли в рот без помощи вилок. В знак особого расположения хозяин вложил порцию такого риса и в мой рот. Тостам не было конца, и стол все больше погружался в туман, из которого неожиданно возник передо мной дымящийся череп барана. Прямо из черепа бессмысленно пялился на меня голубой бараний глаз. Оказалось, что глаз предназначался самому уважаемому человеку, то бишь мне. Съесть я его при всем желании был не в силах. Все вокруг меня пели и плясали, после чего преподнесли мне несколько шкурок то ли енота, то ли сурка, из которых я впоследствии сшил себе в прославленном В. Войновичем ателье Литфонда меховую шапку. Сломить мое упорство, однако, хозяевам так и не удалось, и шапка много лет напоминала мне о моей черной неблагодарности.

На обратном пути я уже в черной «Волге» не столько сидел, сколько возлежал и, когда машина на полпути резко остановилась, буквально вывалился из нее на засеянное какой-то неведомой сельскохозяйственной культурой поле. Дивная картина открылась передо мной: над полем висело сверкающее металлическое блюдо луны, а под луной была постлана прямо на земле скатерть, и блюдо на ней, в свою очередь, сверкало всяческой снедью. В развале снеди лучилась непочатая бутылка водки. «А это зачем?» — заплетающимся языком простонал я, не обращаясь ни к кому и не требуя ответа. «Надо выпить, Вадим-агай, — убедительно сказал мне председатель. — Мы пересекаем границу нашего района». Вряд ли бы эти традиции, в основе которых лежат замечательное гостеприимство и патриархальная привязанность к своей земле, изменились, даже если бы жителей аила снабдили для приемов серебряной посудой с монограммами, а бараний глаз заменили кристаллом горного хрусталя…

Взаимодействие взаимодействием, но республики и народы все же изрядно отличались друг от друга, что в итоге неопровержимо подтвердил сам распад Советского Союза. В начале 1980-х годов мы проводили семинар по литературам Прибалтики в Дубултах. Речь зашла о прозе военного времени, и я, в своей увлеченности общими категориями литературного процесса, упрекнул какие-то литовские произведения за «другое» изображение войны, нежели в русской «лейтенантской» прозе. Не помню, кто из прибалтийских литературных критиков (это могли быть и мои товарищи по аспирантуре ИМЛИ латыш Харий Хирш или литовец Альгис Бучис, а мог быть и молодой Михаил Веллер, совсем тогда еще не знаменитый, но сразу отмеченный проводившим семинар А. М. Борщаговским), одним словом, кто-то из них, с очень сложной интонацией заметил: «Но ведь у нас была иная война». Где-то в своих воспоминаниях Веллер написал, что мы пошли с ним и хорошо надрались по этому поводу…

На фоне многообразных национальных различий разворачивались в республиках процессы «русификации», о чем стоит поговорить особо. Как ни парадоксально, но сама Россия при этом выпадала из категории национальных образований. Согласно самому поверхностному объяснению, это происходило потому, что она всегда была многонациональной. Но ведь мононациональных этносов в СССР, кроме каких-нибудь совсем уж малых народностей, практически вообще не существовало, и это обстоятельство самоопределению каждой республики именно рядом с «титульной» нацией ничуть не мешало. Будучи численно преобладающими на территории СССР, русские, однако, оказались единственным народом, не имеющим своего национального и административно-территориального ареала. Во многом эта ситуация определяла и крайнюю двусмысленность их положения на «чужой» территории (вряд ли оно стало лучше после того, как несколько десятков миллионов русских после распада СССР вообще оказались за пределами России).

В исключении России из числа национальных государственных образований крылся, правда, некий смысл или по крайней мере некое объяснение, если вспомнить ленинское утверждение, что интернационализм «великой нации» не просто сводится к соблюдению «формального равенства», но и налагает на нее обязанность возместить «национальным меньшинствам» «то неравенство, которое складывается в жизни фактически». Но крылась здесь и великая странность, сопровождавшая всю историю построения национальных взаимоотношений в Советском Союзе. С уверенностью могу засвидетельствовать, что государственная политика русификации республик к русскому народу никакого отношения не имела, его бытовых нужд и практических интересов никак не затрагивала и никакими выгодами для него не оборачивалась. Бюрократический «централизм» был готов пожертвовать любыми национальными интересами во имя общих интересов государственной власти и личных интересов ее чиновников. В результате рассеяния по огромной территории страны русские все более утрачивали ощущение этнического единства. «Господствующая» роль русского народа как «титульной» в СССР нации, во многом фиктивная, болезненно сочеталась в национальных республиках с ощущением «второсортности», которое русские неизбежно испытывали здесь как «инородцы».

Ярче всего политика русификации отражалась на положении национального языка. Киргизский у нас, конечно, преподавался — и в школе, и в вузе, но чисто формально (даже иностранные языки, оставшиеся для нашего поколения книгой за семью печатями, «изучались» лучше). Это сейчас, по прошествии многих лет, я могу только удручаться тому, что не выучил киргизского: такое знание не просто помогло бы мне совсем по-иному почувствовать себя в республике, но, главное, дало бы разговорный ключ к целой группе тюркских языков. Я, можно сказать, упустил единственную в своей жизни возможность стать «полиглотом»… Надо, однако, учесть, что «чужой» язык всегда успешно осваивается не по любви, а по необходимо­сти. Этой необходимости не было: русские составляли тогда во Фрунзе не меньше 60—70 процентов населения. К тому же все киргизы знали русский и росли двуязычными с детства (в киргизских семьях, как правило, родители, а потому и дети общались на обоих языках). Двуязычие представляло для киргизов заранее предопределенный и не зависящий от их желания выход из тупиковой социально-исторической ситуации. Дело в том, что русский во всех республиках был единственным государственным языком (факт, который сегодня, после распада СССР, может показаться новому поколению в бывших советских республиках просто невероятным). Советская власть нашла, таким образом, поистине замечательный способ заставить сотни народов, национальностей и этнических групп, населяющих необъятные просторы России, выучить русский. Русские же от необходимости осваивать другие языки на местах своего проживания были по определению освобождены.

Суть всей этой ситуации с единым государственным мы, однако, не поймем до конца, если не добавить сюда одной очень важной детали: незнание языка коренной нации ощущалось нами как некое естественное право, избавлявшее русское население от «ненужной» затраты времени и усилий. Более того, создавалась, сколь ни парадоксально, некая модель «космополитического» мироощущения и для «малых народов», при котором национальные меньшинства тоже освобождались от необходимости знания собственного национального языка. Среди них возник целый слой молодежи, получившей странное наименование «русскоязычной».

Сегодня в положение «иностранного», «ненужного» языка попадает, увы, в странах СНГ уже русский, и сколь бы ни предполагал этот процесс некую историческую «сатисфакцию», общественные последствия его сугубо негативны. Если история наша сложилась так, что целый континент выучился говорить по-русски и нет необходимости изобретать некий искусственный язык, «эсперанто», отказ от действительно великого и могучего русского языка, совершенно не повинного в навязанной ему политической роли и ставшего мощнейшим средством межнационального — в мировом масштабе! — общения культур (через переводы на русский все народы Советского Союза приобщались к мировой культуре, а русский народ — к культурам национальных республик), есть величайшая глупость и в каком-то смысле даже преступление перед будущим. Ведь еще одно-два поколения, и новые независимые государства, отколовшиеся от России, безвозвратно русский утратят! Киргизия оказалась одной из немногих бывших советских республик, сохранившей

на официальном уровне «двуязычие» и нашедшей в своем народе достаточно здравомыслия, чтобы понимать, какие преимущества для развития экономики и культуры республики дает возможность напрямую общаться с Россией.

Вместе с тем насильно мил не будешь, и молниеносный отход большинства бывших республик после развала империи от русского языка указывает лишь на то, что его принимали по необходимости. Я с интересом наблюдал в Нью-Йорке за молодыми китайцами, обслуживающими китайскую закусочную: они говорили между собой только на английском. Никто не заставлял их учить этот язык, никто не контролировал их яыкового поведения — это было желание побыстрее ассимилироваться, форма уважения к Америке и, в конце концов, просто условие выживания. В Москве, на рынке, что под окнами моего дома, торговцы-мигранты говорят по-русски лишь с русскими покупателями, между собой моментально переходя на родной язык. Так мы пожинаем плоды прежней национальной политики…

В мои школьные и студенческие годы во Фрунзе на улице Токтогула, как раз против моего дома, стояла единственная киргизская школа-интернат (ее все знали — «школа № 5»); чуть ниже, на аллее Дзержинского (ныне бульвар Эркендик), располагалось единственное киргизское женское педагогическое училище (девушек отсюда вечером на улицу не выпускали, и под окнами его вечно толпились особи мужского пола, жаждущие любви). Учащихся в школу и училище свозили из дальних горных районов республики. Заведения эти имели чисто формальный, декоративный характер и были как будто бы предназначены лишь для того, чтобы засвидетельствовать успехи национальной политики в СССР. Чем их выпускники могли в дальнейшем заниматься, если все вузы в стране функционировали на русском языке, я ума не приложу. Точно такое же положение сложилось и в других республиках, даже в странах с древней письменной культурой. В середине 1980-х мне, например, рассказывали об этом в Литературном институте мои студенты-армяне: школьники сплошным потоком переходили из национальных армянских школ в русские, имея в виду дальнейшую свою судьбу. В республике, чья столица Ереван отличалась уникальным мононациональным составом (более 90 процентов населения составляли армяне), этот факт выглядел особенно выразительно.

Кто решится утверждать, что диктатура русского языка, русской системы образования, русских политических и художественных представлений, существование в Киргизии единственной школы на киргизском языке — это не русификация, пусть бросит в меня камень. Мои университетские сокурсники-киргизы подбирали русские аналоги своих имен, и я долго называл Сеита Джетимишева Сережей, а Камбыралы Бобулова — Колей, ничуть не интересуясь тем, как их называли родители… Однако ведь и несомненная эта русификация в советской империи была отягощена крайней двусмысленностью. Положение русских в национальных республиках всегда было весьма не простым. О том, каково оно стало ныне, когда несколько десятков миллионов русских после распада СССР оказались за пределами России и лишились прикрытия «центра», больно даже думать.

Особенно заметно национальное неравенство бросалось в глаза в кадровой политике. Известный лозунг «Кадры решают все» в национальных республиках приобретал своеобразную окраску. Разного рода должности, не требующие высокой профессиональной квалификации, но социально репрезентативные, занимали в Киргизии национальные кадры (точно так же, кстати, в «центре» к высшей власти сквозь толщу «титульной» русской нации пробивались лишь редчайшие представители республик — Г. Алиев, позже Э. Шеварднадзе). Русских больше было «снизу» — на фабриках, в сфере неквалифицированного городского труда (во многом, конечно, и потому, что они преобладали в сфере городского населения).

Вместе с тем к облеченным всеми атрибутами власти первым секретарям ЦК компартии союзных республик (обязательно — лицам коренной национальности) всегда был приставлен второй, обязательно — русский, эмиссар из Москвы, без которого не решались никакие серьезные вопросы. Ставленники Москвы возглавляли все, говоря современным языком, силовые и специальные структуры — министерства госбезопасности, МВД, военные гарнизоны, ведомства, связанные с «оборонкой», «почтовые ящики» и пр. Русские по большей части в мою бытность в Киргизии руководили кафедрами вузов и академическими институтами, поскольку национальных кадров на протяжении многих десятилетий не хватало.

Во главе пирамиды власти стоял киргиз, первый секретарь ЦК партии. В детстве я только и слышал его имя — Разаков, Раззаков (не ручаюсь за количество «з», может быть, их было даже три, и в моем детском сознании все они звучали угрожающе: Раз-з-з-аков). Человек с жужжащей фамилией обитал в обнесенном высоким четырехугольным забором особняке в нескольких кварталах от центра города, рядом с обычными домами; тогда социальная иерархия не бросалась в глаза столь вызывающе, как сейчас. Особняк через забор не просматривался, и казалось, там царит вечное молчание. Не­однократно проходя мимо, я ни разу не видел его обитателей и не слышал за забором живых голосов.

Потом Раззакова сменил другой секретарь — Усубалиев, но при нем я уже уехал из Фрунзе. Правда Усубалиева я однажды лицезрел вблизи. Я летел в очередную командировку в Киргизию, опаздывал на самолет, взбежал по трапу последним, но проводница сказала, что все места уже заняты. Я, разумеется, начал скандалить. Вышел командир экипажа и с необычной любезностью быстро повел меня в третий, хвостовой, салон. Салон поражал необычайной тишиной и серьезностью пассажиров. В первом ряду не было никого, кроме важного человека, который медленно и сосредоточенно читал «Краткий курс ВКП(б)». Стюардесса носила ему бутылки «Боржоми». В салоне пустовало одно-единственное место, около иллюминатора. Соседнее кресло занимал приветливый красивый русский парень, пропустивший меня к окну. Я вежливо предложил ему иллюминатор, но он отказался. Когда я наконец уселся, расслабился и смог более внимательно рассмотреть обстановку, меня осенила догадка. «Это Усубалиев?» — спросил я соседа. Парень сразу утратил приветливость и насторожился: «А вы откуда знаете?» Я понял, что надежно отсечен от выхода и, главное, от правительственного тела. Это действительно был его телохранитель.

Мы приземлились во фрунзенском аэропорту (это был еще не «Манас» с американской военной базой, а маленький и уютный аэродром прямо за городской чертой), но из самолета никого не выпускали. К нашему салону подогнали трап, и по нему степенно спустился Усубалиев. В иллюминатор я наблюдал, как к трапу подкатило несколько черных «Волг». Состоялся радостный обряд встречи с членами ЦК, и телохранитель кинулся ловко перетаскивать чемоданы республиканского вождя, выгружаемые командой из чрева самолета. Количество их меня поразило — ведь он, я думаю, бывал в Москве чаще, чем в своей фрунзенской квартире. Черные «Волги» укатили, и только потом подвели трап пассажирам…

Однако что там Усубалиев — в конце концов я его не знал ни как руководителя, ни как человека. Даже разного рода должности, не требующие высокой профессиональной квалификации, но сколько-нибудь репрезентативные, занимали, как правило, киргизы. Сразу по окончании университета мне довелось повстречать такого доподлинного, ничего, я предполагаю, не умеющего и ничего не знающего, но исполненного почти картинной важности и спеси номенклатурного киргизского бюрократа.

Я был «распределен» (тогда «свободных» дипломов не выдавали — надо было в течение нескольких лет отрабатывать свое высшее образование по назначению государства) в местную «Учительскую газету» при Министерстве просвещения Киргизии. Газета находилась прямо в здании министерства и ютилась в двух комнатках. Весь штат ее состоял из двух молодых симпатичных киргизов, принявших меня как своего товарища, женщины — ответственного секретаря (то ли узбечки, то ли татарки), в силу своей «ответственности» тоже достаточно важной, и главного редактора, чья важность просто не имела пределов.

Главный занимал собой смежную комнату и четырежды в день, не глядя и не здороваясь, проходил сквозь нас, ибо другого пути, увы, не было: на работу, с работы, на обед в столовую ЦК, располагавшегося в двух кварталах от министерства, и обратно. Не уверен даже, что он ходил в наш, общеминистерский, туалет — скорее всего, терпел до обеда, когда уже можно было пойти в туалет ЦК: наличие естественных потребностей наравне с сотрудниками, вероятно, казалось ему унизительным. Раньше он был секретарем обкома партии в какой-то отдаленной горной области, откуда и был прислан в газету — то ли на повышение, то ли на понижение. На дверях его кабинета, со стороны нашей комнаты, висел увесистый звонок, который то и дело заставлял всех вздрагивать: мы находились от него на расстоянии вытянутой руки, но нас вызывали звонком. Вернее, даже не нас, ритуал был таков: сначала по звонку осторожно входила в кабинет главного, втянув голову в плечи, ответственный секретарь, потом она появлялась с выражением глубокого почтения на лице и указывала, кого главный хочет в данный момент видеть.

Я прокантовался в газете около года, и все было бы хорошо, если бы главный редактор не решил, что с моим появлением пришло его время печататься в центральной «Учительской газете». Он вызывал меня в кабинет, совал мне какие-то инструкции, требовал, объясняясь чуть ли не жестами, чтобы я писал на основе этих инструкций статьи и посылал за его подписью в Москву. Статьи, разумеется, отвергали, и вскоре мы друг друга возненавидели. Не помню уж причины очередного конфликта, но только я, будучи по природе незлобивым молодым человеком, кинулся на него с кулаками. Два моих товарища-киргиза и насмерть перепуганная ответственная секретарша с трудом меня оттащили. И вот ведь что любопытно: когда через несколько лет в кинотеатре, после фильма, я наткнулся взглядом на ненавидящий взгляд главного, посланный мне из соседнего ряда, то самым неожиданным было неприятное чувство, связанное не с ним (ничего хорошего тут ожидать не приходилось!), а с тем, что пожилая усталая женщина около него, явно его жена, оказалась… русской. Как будто бы русская женщина должна была «выдаваться» киргизу в качестве некоего «приза»! Вот тогда я впервые — и очень остро! — почувствовал, что человеку надо по капле выдавливать из себя не только раба (это-то я в отношениях с главным осуществил быстро), но и дремлющего до поры до времени националиста, что сделать гораздо труднее…

5

Были ли в нашей среде межнациональные конфликты? Конечно, были, хотя в школе я их практически не наблюдал, за исключением общих для России во все времена антисемитских настроений. Я, например, дважды сталкивался с национальным вопросом в «еврейском варианте». Шел 1946-й или 1947 год. Мальчишек нашего дома терроризировал какой-то приходящий амбал лет восемнадцати. Однажды он изловил меня где-то в буйном кустарнике, окружавшем дом, одной рукой крепко зажал мою голову у себя под мышкой, а другой с какой-то исследовательской целью залез мне в штаны. Внимательно осмотрев привлекавшую его малость, он явно изменил отношение ко мне к лучшему и, удовлетворенно констатировав: «Хороший жиденок», — отпустил меня восвояси.

Дорого бы я сегодня заплатил, чтобы узнать, в каких жизненных обстоятельствах сформировался тогда этот юный антисемит. В самом деле, только представьте себе: едва закончилась война — и ведь не Гражданская же, с ее национальными и классовыми конфликтами, а, напротив, Отечественная, с феноменом великого единения народов (все этнические конфликты были еще впереди). Русских в Киргизии оставалось не так уж много, евреев — и того меньше (эвакуированные начали возвращаться в родные места). Киргизы до антисемитизма, что называется, вообще еще не «дозрели» (что им, вчерашним кочевникам, вообще была Гекуба!). И вдруг из каких-то залетевших на азиатскую окраину отбросов великодержавной психики возникает в нашем фрунзенском дворе существо, как будто бы прямо описанное в рассказе Бабеля 1920—1930-х годов «Дорога»: «Мужик с развязавшимся треухом отвел меня за обледеневшую поленницу дров и стал обыскивать. На нас, затмеваясь, светила луна. Лиловая стена леса курилась. Чурбаки негнувшихся мороженых пальцев ползли по моему телу. Телеграфист крикнул с площадки вагона: „Жид или русский?..“».

Я долго потом приставал со своими недоумениями к отцу, но тот, видимо, не мог найти удовлетворительных для моего возраста объяснений случившегося и, проходя по двору, где я бил баклуши с приятелями, только мрачно просил меня время от времени показать ему «того хулигана». Однако амбал был удачлив и на глаза отцу не попадался.

Был, однако, эпизод, с точки зрения национальных отношений куда более серьезный и надолго оставивший во мне чувство горечи.

Наш курс на филфаке делился на две группы — русскую и киргизскую. Преподавание в каждой группе шло на родном языке. Каждый год на протяжении первых трех курсов летом нас отправляли на месяц на сельскохозяйственные работы: сначала это была уборка сахарной свеклы во Фрунзенской области (белые сладкие огромные клубни — уехав из Киргизии, я больше нигде их не видел), потом — уборка хлопка на юге республики. Плантации располагались вблизи «узбекских» городов Киргизии — Джалал-Абада и Оша (если название «Ош» склоняется). Это уже была серьезная поездка — месяц жизни в полевых условиях, вдали от дома, без каких-либо удобств: с соломой на глиняном полу, служившей постелью, ночевками вповалку, умыванием холодной водой из горной речушки, «туалетами» в кустах и т. п.

Конечно, молодость во всем находит какое-то удовольствие и романтику. На сельских базарчиках продавались ломтями (купить целую — денег не было) невероятной сладости и величины дыни, истекавшие соком. На прощанье для нашей группы зарезали барана, и совхозный повар сварил в огромном чугунном котле плов, вкуснее которого я никогда не едал (каждая крупица риса, пропитанная маслом, лежала здесь отдельно от другой, а неж­ная баранина буквально таяла во рту). Вечерами над нашим стойбищем вставала огромная луна, освещая глинобитные домики сельчан. Многие из них пустовали, и туда можно было забраться (если не через дверь, то в окно) с любимой девушкой…

Вместе с тем общая атмосфера сельхозработ была тягостна и унизительна: жесткие нормативы (надо было собрать за день порядка 35 килограммов чертовой ваты, клочками выдергиваемой из маленьких коробочек на низком стебле!); обязательные производственные «летучки» вечером, с публичной «поркой» тех, кто дневной нормы не выполнил (я со своим ростом постоянно был среди отстающих — в рекордсменках ходили маленькие юркие девушки); перерождение преподавателей, превращавшихся порой, вероятно, под давлением районных партийных инстанций и высокого университетского начальства, из интеллигентных людей в ретивых надсмотрщиков. Освобождение от сельхозработ получить было труднее, чем от мобилизации в армию: меня на первом курсе отправили в колхоз сразу после операции на горле и увезли на скорой помощи в город только после нескольких обильных кровотечений, а на третьем за короткую отлучку, когда я съездил в райцентр, чтобы купить маме материал на пальто, вывесили в университете на всеобщее обозрение строгий выговор. Между тем я был среди лучших, если не лучшим на своем курсе студентом! Школы не отставали от вузов — на полях работали даже дети. Из учебных программ безжалостно выбрасывались целые разделы, из расписания — месяцы. Утверждение, что в СССР не эксплуатируется детский труд, было одним из мифов советской власти, так же как и то, что у нас нет подневольного труда вообще. Ведь нигде, ни в каких законах, не прописывалась даже намеком возможность существования такого «сельского хозяйства»!

Вспоминая все эти истории, я с горечью думаю сегодня о том, что же заставляло нас (да только ли нас, скорее родителей наших!) терпеть подобное бесправие и даже в глубине души с ним соглашаться! Сказать, что нас преследовал просто страх, далеко недостаточно. Здесь проявлялись, конечно, и биологически присущая человеку потребность в труде, гораздо большая, чем потребность от него отлынивать, и «коллективное бессознательное», и сугубо прагматические соображения: отказ от сельхозработ автоматически влек за собой исключение из университета. Но главная причина крылась, я думаю, в другом — в почти подкожном ощущении своего бессилия, в жалкой мыслишке, барахтающейся у каждого из нас где-то на дне сознания: «А может быть, они действительно наделены кем-то этой безграничной властью, этим правом так нас попирать!..»

Работали мы с киргизскими группами в разных районах (что само по себе было величайшей глупостью: разделение по национальному принципу в учебе диктовалось объективными обстоятельствами, но на колхозном поле оно выглядело совершенно необъяснимым), а возвращались вместе, в одном вагоне, и, видимо, в описываемом ниже эпизоде выплеснулись наружу не только подавляемые в нормальных условиях национальные комплексы, но и накопившиеся за период «трудовой повинности» усталость и раздражение.

Грузились беспорядочно, вперемежку. Поезд был ночной, кроме нашего курса сели в вагон и еще какие-то пассажиры. После месяца сельхозработ наши группы впервые встретились на перроне. Русский курс филфака, как и положено, был преимущественно женским (нас, ребят, можно было сосчитать по пальцам), зато в киргизской группе, по-моему, девушек не было вовсе. Мы разместились в вагоне вразброс, не по группам; среди пассажиров были и русские солдаты, державшиеся особняком. Ребята в честь окончания колхозного сезона раздобыли на станции водку, выпили, и, не знаю уж как и по какому поводу, между студентами, русским и киргизом, разгорелся нешуточный конфликт.

Запахло большой дракой. В вагоне царила полутьма. Когда поезд двинулся, дали свет, и тут, как на театральной сцене, обнаружилась неожиданная картина: все киргизы, невзирая на общую суматоху и плохую видимость, каким-то образом сосредоточились в одном конце вагона, все русские — в другом. Между двумя лагерями растерянно блуждал мой приятель, обрусевший киргиз Володя Джаналиев, не зная, к какой стороне примкнуть. Малочисленные и сугубо гуманитарные ребята из нашей группы не внушали русскому участнику конфликта особой уверенности в поддержке (к тому же он был совсем с другого факультета), и, понимая, что вот-вот окажется один перед целой толпой киргизов, готовых поддержать своего соплеменника, он стал взывать к солдатам: «Русские! — с некоторым подвыванием в голосе выкрикивал он. — Солдаты! Русских бьют!» Солдаты начали медленно снимать с гимнастерок и накручивать на руки толстые кожаные ремни с сия­ющими медными пряжками…

Как рассосалась эта несостоявшаяся драка, грозившая обернуться серьезным побоищем, не помню; участники конфликта исчезли впоследствии из моего поля зрения, но тень его тяжело укрылась в каком-то углу памяти. Описанный эпизод, наверное, ни в малой степени не объясняет того, что произошло с пресловутой «дружбой народов» за несколько последних десятилетий, начиная счет еще от «горбачевского» периода — всех этих Баку, Сумгаитов, Тбилиси, Вильнюсов, Карабахов, Абхазий, Осетий и т. д. и т. п. Тут корни подчас уходят в такие исторические глубины национальных и социальных взаимоотношений, которые еще предстоит анализировать специалистам. Что же касается внешних и в значительной степени поверхностных впечатлений, то, будучи в свое время членом двух Советов по национальным литературам при Союзе писателей СССР, редколлегии такого тематически целеустремленного журнала, как «Дружба народов», обозревателем «Литературной газеты» и проехав в том или ином качестве на протяжении ряда лет по многим столицам союзных республик, участвуя во всяческих «круглых столах», конференциях, семинарах, дискуссиях и юбилеях, а также в обильных застольях и дружеских признаниях, которыми наши «мероприятия» сплошь и рядом сопровождались, я, честно говоря, и до сих пор не могу примирить в своем сознании вышеуказанные торжества и радости с тем драматическим финалом, который сопровождал «распад империи».

Праздник закончился в течение нескольких дней: занавес опустился; актеры погасили свечи; народы и нации стремительно разбежались в разные стороны. Обострились территориальные споры; национальные конфликты начали приобретать формы вооруженных столкновений; экономические разногласия разрослись до масштаба экономических войн; факты истории стали подвергаться кардинальному пересмотру...

В прошлом году после длительного перерыва я посетил свой бывший Фрунзе, вероятно, в последний раз. Город разросся, похорошел, стал еще более зеленым. Прямые, как стрела, просторные улицы, устремленные к белоснежной гряде Тянь-шаньского хребта, теперь кишели автомобилями западных марок. Русла стекающих с гор арыков зацементировали, и глини­стая вода, в которой мы в детстве купались, строя запруды, стала серо-стальной. Мемориальные доски на клиниках, с именами хорошо знакомых мне профессоров, заменили на другие. Что-то неуловимо изменилось в самой атмо­сфере города, и я поначалу не мог понять что. Потом понял — она стала тихой и, хочется сказать, благопристойной. Русские лица встречались на улицах редко. Пьяных почти не было. Вечерами на скамейках в зеленых кущах бульвара Эркендик (в мою бытность — аллеи Дзержинского, явно не имевшего к Фрунзе никакого отношения) стайками, молча и как-то отчужденно друг от друга сидели молодые киргизы — парни без девушек. Все это так не походило на заполненный в центре толпами шумливой и драчливой молодежи город нашей с Омором юности, что мой друг, словно предупреждая незаданный вопрос, лаконично и очень серьезно произнес лишь одно слово: «Мусульмане». Дальше вдаваться в эту тему он не стал.

Подчас мне хотелось воскликнуть: «Да полно, не пригрезилась ли мне наша прошлая жизнь, с ее заверениями, восклицаниями и объятьями? Не было ли во всем этом какой-то неискренности?» Но я гнал от себя коварные искушения разума. Нет, конечно, на уровне личных взаимоотношений все так и было — и любовь, и встречи, и объятья, и совместная профессиональная жизнь. В школьном возрасте отсутствие национальных проблем и противоречий было, за редкими исключениями, о которых я уже говорил, особенно очевидным — мы вместе росли, вместе учились, читали одни и те же книги, наши родители работали в одних и тех же учреждениях. То, что некоторые одноклассники были спецпереселенцами, сулило им многочисленные проблемы в будущем, но в школе это никого не интересовало. В повседневном быту никто не фиксировал своей национальной «особости». Всех объединяло своеобразное «равенство»: равенство условий материально убогой, почти нищей жизни, будь то одежда, жилье или даже разница в социальном положении родителей. Во всем этом «казарменном» равенстве, право же, крылся большой запас человеческой сердечности, осознания общих усилий и целей, чувства вполне реального, а не пропагандистского межнационального добрососедства. И разве не могли бы подобные взаимоотношения развиваться и углубляться дальше, если бы их не выхолащивало и не истребляло постоянное давление тоталитарного, бездушно-чиновничьего государства, если бы они были направлены в сторону гибкого и демократического «конфедеративного» устройства? Впрочем, и этот вопрос, подобно многим другим, история наша оставила без ответа...

«Нынешнему (человеку. — В. К.) кажется, что он всегда считал преступлением то, что было сделано в сорок четвертом с балкарцами, или калмыками, или чеченцами. Ему многое надо проверить в себе, чтобы заставить себя вспомнить, что тогда, в сорок четвертом, или сорок пятом, или даже сорок шестом, он думал, что так оно и должно было быть. <…> Вот так смутно — кое-что подробно, кое-что с провалами — вспоминается мне это время, которое, наверное, если быть честным, нельзя простить не только Сталину, но и никому, в том числе и самому себе». Это покаяние К. Симонова было опубликовано только спустя десять лет после его смерти.

Повесть А. Приставкина «Ночевала тучка золотая» я читал еще в рукописи и рассказывал, конечно, Толе Приставкину о спецпереселенцах во Фрунзе, но чем автора такой книги и с такой, детдомовской, биографией можно было удивить… До сих пор восхищаюсь этой повестью — и как прозой, и как гражданским поступком. Сюжет ее, пожалуй, даже слишком эффектен и подчас приближается к жанру кинобоевика; язык расшит сказовыми интонациями; взволнованный лиризм соседствует с памфлетом; слова поставлены крупно, сочно, иногда жаргонно. Но материал повести таков, что о «художествах» и говорить не хочется. Приставкин пошел неожиданным путем — нарисовал не выселение, а заселение: пришлые люди в чужом краю, всей кожей ощущающие временность и несправедливость своего здесь пребывания. Эта атмосфера страха, ожидание возмездия, красные сполохи ночных пожаров, набеги тех, кто не согласился покинуть свою землю и ушел в горы, топот стремительных коней, гортанные возгласы невидимых всадников — мастерски выписанные картины, приобретающие особый колорит на фоне величальных песен о Сталине и привычной социальной демагогии («Наши колонисты <…> прибыли сюда, чтобы осваивать эти плодородные земли, <…> начать новую трудовую созидательную жизнь, как и живут все трудящиеся советские люди»).

Зло порождает ответное зло: горцев огнем выкуривают из их убежищ, и они тоже не щадят никого, зверски убивая детей и взрослых, а раненый солдат, ослепленный болью, яростно стонет: «Басмачи, сволочь! К стенке их!.. Не зазря товарищ Сталин…» И это перепутавшее причины и следствия, мутное, агрессивное сознание волнами перекатывается в наше время, когда некий эпизодический персонаж, допустим «Виктор Иванович», рассказывает в баньке: «Я автоматчиком был… Вот на Кавказе… Мы там этих, черных, вывозили… Не добили мы их тогда, вот теперь хлебаем».

Русский ли народ эти сдвигающие «в едином толчке», с глухим звоном, немытые пивные кружки «его мирные, улыбчивые дружки», не верящие, что все у них позади, и сожалеющие, что во времена, удобные для злодеяний, они кое-кого не добили? Скорее всего, у них нет национальности, они всюду одинаковы — механические слуги авторитарной, бесконтрольной власти, упивающиеся тем, что тоже приобщены к ее могуществу, к праву подавлять и карать. Русский же народ в изображении Приставкина сострадает и страдает: гибнет от рук чеченцев веселая шоферша Вера; гибнет незадачливый директор колонии вывезенных на Кавказ детей Петр Анисимович, готовый прикрыть их от выстрелов своим телом; подкармливает оголодавших сирот на консервном заводе бывшая курская крестьянка Зина; приносит еду и лекарство больному чеченскому мальчишке солдат Василий Чернов из Тамбова. А вернувшийся с войны калекой и теперь, на Кавказе, не менее других отравленный шовинистической пропагандой Демьян Иванович («У них русских резать — это национальная болесть такая») неожиданно находит выразительную социальную параллель в судьбах русских и чеченцев: «Дык и меня выселяли… За лошадь, шашнадцать лет было… В кулаки записали».

Воображаемый диалог Кольки Кузьменыша со своим братом Сашкой, зверски убитым чеченцами, диалог достаточно декларативный и сугубо «книжный» пронизан, однако, мыслями «детскими» и «наивными» только по внешнему своему обличью, и лермонтовский перифраз в финале повести приобретает неожиданный и прекрасный смысл: «…они с Сашкой снова встретятся там, где люди превращаются в облака… Они будут плыть над серебряными вершинами Кавказских гор золотыми круглыми тучками, и Колька скажет: „Здравствуй, Сашка! Тебе тут хорошо?“ А Сашка скажет: „Ну, конечно. Мне тут хорошо“. „Я думаю, что все люди братья“, — скажет Сашка, и они поплывут, поплывут далеко-далеко, туда, где горы сходят в море и люди никогда не слышали о войне…»

Сейчас я думаю, что мне очень повезло — меня всю жизнь окружал целый интернационал друзей.

Память о карачаевце Османе до сих пор согревает мое сердце.

Ранние школьные годы я провел в саду русского парнишки, моего одноклассника Веньки Пелишенко, отец которого Николай Иванович, главврач фрунзенской «спецполиклиники», соорудил для нас во дворе своего фрунзенского особняка маленький, на два квадратных метра, бассейн, зацементировал его, и мы ухитрялись нырять туда с тумбочки, не разбиваясь вдрызг, а потом загорать на черепичной крыше сарая, и оранжевые плоды абрикосовых деревьев сыпались нам прямо в рот, как вареники гоголевскому Пацюку. С Венькой вдвоем я хоронил, уже в Москве, свою мать, с ним затаскивал на второй этаж старый диван, купленный в комиссионном на Преображенке, когда первым жильцом заселялся в свой девятиэтажный шестиподъездный кооперативный дом, еще погруженный в темноту, без электричества и газа, потому что после развода жить мне было негде и в порядке исключения я получил ключ от запертого подъезда. С ним мы дружим по сию пору.

Такая же, школьная и на всю жизнь, дружба связывает меня с другим одноклассником, Семкой Левиным. Его родители, литовские евреи, эмигрировали в Израиль в начале 1970-х годов, и я на четверть века, как и Османа, потерял его из виду. Потом мы друг друга разыскали, вступили в редкую, по лености нашей всеобщей, переписку и опять не виделись бог знает сколько. Но когда в отчаянное положение попал другой мой друг, замечательный ученый-офтальмолог, доктор медицинских наук Лиза Рапис (коренная омичанка, она вынуждена была эмигрировать в Израиль, чтобы не «обезножить», и ей сделали там несколько сложных хирургических операций), я позвонил Семену и попросил помочь. В Израиле Лизу не ждала ни одна живая душа. Я провожал ее в аэропорту. Ее внесли в самолет прямо из больничного аэропортовского бокса на носилках, и я с ужасом представлял, как ее выгрузят в аэропорту имени Бен-Гуриона, свалят на каталку и безразличные пассажиры, стремящиеся поскорей получить багаж, будут отталкивать эту каталку с дороги, дабы не мешала… Но Семен встретил ее, взял к себе, устроил в больницу, спас.

Сам я добрался до Тель-Авива не скоро: на белоснежном многопалубном лайнере «Тарас Шевченко», до отказа набитом деятелями культуры, включая весь оркестр Олега Лундстрема, мы осуществляли некую культурную миссию, бороздя моря и океаны по пути от Одессы к берегам Израиля через Турцию и Египет. В Хайфе меня уже встречал у трапа сотрудник Семена, занимавшего какой-то достаточно высокий пост в тель-авивском министерстве. В Иерусалим от Хайфы мы двигались на автобусе через желтые песчаные равнины с редкими зелеными оазисами, поражаясь выращиваемым в кибуце, буквально на песке, цитрусовым: около каждого стебелька змеились оросительные шланги. Бесплодная земля цвела и плодоносила. В автобусе неподалеку от меня сидели два хороших русских прозаика, Евгений Носов и Виктор Лихоносов, знающие толк в сельском хозяйстве. Прильнув к окну, они перебрасывались восклицаниями вроде: «Ты посмотри! Это они — на голой земле! А у нас…» Еврей-земледелец был непривычен русскому сознанию, как и еврей-воин, но загадочная нация после образования своего государства постоянно преподносила миру всяческие неожиданности вроде Шестидневной войны. Я вспоминал ироническое у Слуцкого: «Иван воюет в окопе, / Абрам торгует в рабкопе»…

В огромном университете Иерусалима, в путанице этажей и бесконечных коридоров, Семен разыскал меня и уволок в Тель-Авив прямо из аудитории, где нас ожидала встреча с израильскими славистами, не дав мне возможности оправдать потраченные на меня деньги. Мы просидели ночь у него дома, радуясь и горюя, обсуждая с ним разные забавные эпизоды нашей юности за бутылкой, как пел А. Вертинский, «шотладского доброго виски». И только когда я приехал в 2013 году в Израиль вторично и мы провели с Семеном целую неделю буквально с утра до вечера, я узнал подробно историю его семьи, прошедшей через немецкую оккупацию, каунасское гетто и совет­скую депортацию. Внутри и вокруг маленькой страны, десятилетиями мужественно отстаивающей свое право на существование, кипел страстями ярост­ный арабский мир; небо Израиля патрулировали стайки истребителей, а сам Семен, профессиональный инженер-взрывник, специалист по шахтному делу, не один год проработавший до эмиграции на Курдайских урановых рудниках в Казахстане, поднявшись ко мне в гостиницу, первым делом выложил на стол из кармана восьмизарядный браунинг, который не хотел оставлять в своей машине.

Другая моя хорошая приятельница, армянка Седа, повезла меня однажды на своей машине показать Севан. Зима была на исходе, еще лежал, но уже начинал таять снег, и шоссе было покрыто «салом». Посмотрев на тоскливый серый Севан под таким же серым, неинтересным небом, мы отправились назад, в Ереван, но по пути у машины отказали тормоза, «Смотри, танцует, — с усмешкой сказала сосредоточенная Седа, уже не справляясь с рулем, но не выказывая страха. — Ты, случайно, водить машину не умеешь?» Я не только не умел, но и не понимал, что происходит. Повиляв по шоссе, мы стремительно понеслись под крутой откос — далеко внизу белело снежное поле, утыканное деревцами. Я автоматически тоже схватил руль, и считанное время мы молча и бессмысленно крутили «колесо истории» в четыре руки. В этом слаломе машина ухитрилась не врезаться ни в одно дерево, и опомнились мы, только оказавшись внизу, в глубоком сугробе. Когда я выбрался из кабины и посмотрел наверх, на шоссе, то увидел, как там остановилось сразу несколько машин и с откоса к нам отовсюду бежали мужчины — почему-то все в черных пальто и черных лаковых туфлях; картинка напоминала Питера Брейгеля Старшего. Не прошло и двадцати минут, как нас уже подцепили буксиром и вытащили на дорогу, окружили заботой

и сочувствием. Это было теплое дыхание патриархального мира, в котором я, после многих лет жизни в московском муравейнике, неожиданно почувствовал себя своим...

Нет, мне положительно везло на друзей. А как же «национальный во­прос»? — скажете вы. Ну, это для ученых. Во всяком случае, моя жизнь была одним сплошным национальным ответом. Где-то однажды я написал и напечатал — в полемике с амбициозными попытками противопоставить одну нацию другой, — что у нас на каждом шагу можно услышать восклицания вроде: «Горжусь тем, что я русский (грузин, узбек и т. д.)», — но ни разу: «Горжусь тем, что я — порядочный человек!» В моем «интернационале» яркие национальные черты лишь обогащали и украшали человеческую индивидуальность. И хорошо бы на этом поставить точку. Но вот радиостанции и газеты сообщают об очередном происшествии: двадцать пять подрост­ков почти до смерти забили на московской улице киргизского мальчика с криками «Убей хача!». А некая женщина-эксперт (видимо, двадцать шестая, хотелось бы посмотреть ей в глаза!) дает суду заключение, что не видит здесь никаких признаков преступления на национальной почве…

Я уже сбился, какое это по счету в Москве, столице нашей родины, убийство по единственной причине — патологической ненависти к инородцам. Правда, убивают в моем городе — тоже на национальной почве — и русских. Упаси господь, если их начнут, «в ответ», убивать в наших бывших республиках: слишком много заложников осталось у России за пределами ее нынешних границ! И получится тогда, что не поэтический разговор о золотых тучках, а совсем другой отрывок из воображаемого разговора приставкинских Кузьменышей — разговора Кольки со своим убийцей — надо будет цитировать: «Ты нас с Сашкой убил, а солдаты пришли, тебя убьют… А ты солдат станешь убивать, и все: и они, и ты — погибнете…»

Маяковский мечтал о том, «чтобы в мире без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем». История доказала, что без Россий и Латвий не получается: вся проблема в том и состоит, чтобы единым человечьим общежитием жить с Россиями и Латвиями. Но в подобном случае предстоит достичь такого уровня нравственного сознания, такой, по Достоевскому, «всечеловечности», чтобы определять национальность не просто по «крови», а по культуре, по традициям, по слову, да и мало ли найдется для такого случая самых существеннейших и сущностных критериев! Всеобъемлющие формулы бытия при решении этих проблем, как и многих других, создают все же священные книги, а не наука. С их нравственными заповедями напрямую перекликается поэзия. А потому закончу замечательным соображением поэта, барда и ученого-океанолога Александра Городницкого: «Своим происхождением, не скрою, / Горжусь и я, родителей любя, / Но если слово разойдется с кровью, / Я слово выбираю для себя. / И не отыщешь выхода иного, / Какие возраженья ни готовь: / Родство по слову порождает слово, / Родство по крови порождает кровь».

Опубликовано в журнале:

«Звезда» 2014, №7

Россия > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 22 июля 2014 > № 1137500

Россия > Армия, полиция > magazines.gorky.media, 15 июля 2014 > № 1126909

Реформа, прерванная на полпути

Александр Гольц

За минувшие 14 лет «Отечественные записки» дважды обращались к теме Вооруженных сил. В 2002-м журнал посвятил номер (№ 8) вопросам военной реформы, которая для российских властей была своего рода камнем преткновения (четыре попытки как-то армию оздоровить провалились). А в 2005-м журнал посвятил еще один номер (№ 5) военной теме, на сей раз задавшись вопросом: как будут выглядеть войны будущего? Сопоставление двух этих выпусков наводило тогда авторов и читателей на грустные мысли: российская армия, продолжавшая цепляться за созданную 150 лет назад модель, пресекала любые попытки модернизировать ее. О революции в военном деле[1] разговор фактически даже не шел, при том что передовые государства Запада кардинально меняли организацию своих армий и систему управления.

В первой половине 2000-х благодаря огромным доходам от продажи нефти Владимиру Путину удалось выполнить данное им после гибели атомной подводной лодки «Курск» обещание возродить армию и флот... И он действительно «возродил» — но советскую модель армии, абсолютно неэффективную в современных условиях. Вплоть до октября 2008-го ничто не указывало на возможность сколько-нибудь серьезных перемен в военной сфере. Судя по всему, власть в те годы жила с убеждением, что в 2003-м военная реформа, как объявил тогдашний министр обороны Сергей Иванов, была успешно завершена, и теперь полным ходом идет процесс модернизации. Во-первых, реализуется Федеральная целевая программа по частичному переводу Вооруженных сил на службу по контракту (в 2008-м было объявлено, что и эта программа выполнена) и, во-вторых, ведется масштабное перевооружение армии.

Война как момент истины

Все изменила пятидневная война с Грузией. К чести российского руководства, победа не привела его, как обычно, в состояние эйфории. Власть сделала печальный для себя вывод: окажись у Грузии не 30-тысячная армия, а силы раза в два крупнее, чуть лучше оснащенные и обученные, и исход мог быть иным. Эта малая война выявила главные слабости российской армии.

Оказалось, что воинские части, считавшиеся давно переведенными на контракт, по-прежнему укомплектованы также и солдатами-срочниками — по данным западногерманских аналитиков, во всей группировке их было около одной трети[2]. Отправляя призывников в горячую точку, Минобороны нарушало сразу несколько законов — но перебрасывать войска нужно было немедленно.

Обнаружилось также, что значительная часть офицеров — прежде всего в звании майор-полковник — не отвечают даже минимальному уровню боевой подготовки, толком не умеют командовать. В 1990-е годы из-за отсутствия средств была практически остановлена боевая подготовка (если не рассматривать в качестве таковой две чеченские войны). Корабли оставались на базах, в ВВС налет не превышал 20 часов в год (при советской норме 160), маневры не проводились вовсе. Офицеры получали очередные звания и должности за выслугу лет, а не за высокий уровень подготовки. Эти командиры оказались неспособными воевать. Начальник Генштаба Николай Макаров говорил, выступая в Академии военных наук: «Летчики деградируют. В ходе конфликта с Грузией нам пришлось считать всех летчиков, которые могут выполнять боевые задачи в простых условиях, буквально по пальцам»[3]. Ситуацию в Сухопутных войсках он описывал в еще более мрачных красках. «Нам приходилось штучно искать подполковников, полковников и генералов по всем Вооруженным силам, чтобы они участвовали в боевых действиях. Потому что штатные командиры "бумажных" дивизий и полков просто были не в состоянии решать боевые вопросы. Когда этим командирам дали людей, дали технику, они просто растерялись, а некоторые даже отказались выполнять приказания»[4].

Война с Грузией обнажила еще одну проблему: не только переход на контракт, но и перевооружение армии было мифом. Части, воевавшие в Грузии, были оснащены военной техникой 1970—1980-х годов. У них не было ни современных средств связи, ни средств инструментальной разведки. Так, чтобы организовать бой, попавшему в танковую засаду командующему 58-й армией генералу Хрулёву пришлось позаимствовать мобильный телефон у оказавшегося рядом журналиста. Не лучше обстояло дело и с авиационной поддержкой. То, что к операции был привлечен стратегический бомбардировщик Ту-22М с экипажем из Центра боевого применения авиации (предназначенный для нанесения ядерных ударов, а вовсе не для участия в локальном конфликте), доказывало: в армии остро не хватает боевых самолетов, способных вести разведку и уничтожать силы противника, и подготовленных летчиков.

Операция без наркоза

И вот 14 октября 2008 года назначенный в начале 2007-го Путиным министр обороны Анатолий Сердюков сообщил, что разработан проект «Перспективный облик Вооруженных сил РФ и первоочередные меры по его формированию на 2009—2020 годы». Оказалось, что этот документ с нехарактерным для российских военных директив названием уже утвержден Верховным главнокомандующим и посему являлся, по сути, приказом, который не обсуждают, а выполняют. Хотя авторы проекта всячески избегали слова «реформа», фактически речь в нем шла о кардинальном реформировании военной системы, в первую очередь системы военного строительства.

Чтобы обрести «новый облик», прежде всего нужно было сократить гигантское число офицерских должностей. В результате из 355 тысяч осталось 220 тысяч, а из 140 тысяч прапорщиков и мичманов — лишь 50 тысяч. Но даже эти сокращения, сопоставимые только с теми, что в начале 1960-х провел Никита Хрущев, меркнут на фоне проведенных «оргмероприятий». Число частей и соединений Сухопутных войск уменьшалось в одиннадцать (!) раз — с 1890 до 172. В ВВС — с 240 до 120, в ВМФ — с 240 до 123. Был осуществлен переход от четырехуровневой системы организации Вооруженных сил (военный округ — армия — дивизия — полк) к трехуровневой: военный округ (объединенное стратегическое командование) — армия — бригада. В Сухопутных войсках из 23 мотострелковых и танковых дивизий было создано около полусотни общевойсковых бригад. В ВВС основной оперативной единицей стали авиабазы. Их сейчас около 70, на каждой развернуто по полку или эскадрилье. Позднее Таманской и Кантемировской дивизиям была возвращена дивизионная структура. Также сохранили прежнюю структуру весьма специфическая пулеметно-артиллерийская дивизия на Дальнем Востоке и 17 отдельных полков, Военно-морской флот, Воздушно-десантные войска и Ракетные войска стратегического назначения.

Тяжелый удар был нанесен и по «Арбатскому военному округу». В центральном аппарате Минобороны в 2008-м служили 10 523 военнослужащих, кроме того, к органам военного управления было приписано свыше 11 тысяч офицеров, итого почти 22 тысячи. В результате сокращений в центральном аппарате военного ведомства осталось всего восемь с половиной тысяч офицеров.

Конец массовой мобилизации

При этом военная верхушка не уставала повторять, что речь идет вовсе не о реформе, а всего лишь об устранении «несуразностей», возникших в 1990-е, когда шло беспорядочное сокращение доставшейся от СССР пятимиллионной армии. Сердюков, к примеру, утверждал, что не намерен что-то менять в корне, а просто сокращает офицерский корпус, поскольку «наша армия сегодня напоминает яйцо, раздутое в середине. Полковников и подполковников больше, чем младших офицеров»[5]. Столь же обыденно звучала его речь, когда он говорил о планах оставить в Вооруженных силах только части постоянной готовности, полностью укомплектованные личным составом, исправной военной техникой, способные в кратчайший срок выполнить боевой приказ. Как бы между прочим сообщалось, что ликвидируются «кадрированные» части, которых в Вооруженных силах больше 70 процентов и в которых служат лишь состоящие при складах офицеры.

На самом деле воплотить «перспективный облик» можно было не иначе, как полностью отказавшись от столетней давности концепции, согласно которой массовая мобилизация есть необходимое и одно из главнейших условий отражения военной угрозы. В случае ее возникновения под ружье должно быть поставлено от 4 до 8 миллионов[6] резервистов — фактически все мужское население страны, — которых и должны принять под свою команду «лишние» в мирное время офицеры кадрированных частей.

На то, что мобилизационная концепция безнадежно устарела, прямо указывал нынешний главком Воздушно-десантных войск генерал Владимир Шаманов: «Радикально изменившиеся со времен Второй мировой войны формы и методы вооруженной борьбы позволяют без ущерба для обороноспособности государства отказаться от армады кадрированных частей и соединений. Назовем вещи своими именами: эти предназначенные для приема мобресурса и развертывания в угрожаемый период полки и дивизии давно стали затратным анахронизмом. Потому что с появлением ядерного оружия войны, во время которых в позиционном противостоянии сходятся многомиллионные армии сверхдержав, безвозвратно канули в Лету! И при этом из-за нагрузки на военный бюджет, создаваемой содержанием бесполезных частей и соединений кадра, мы не можем решить целый ряд жизненно важных для Вооруженных сил вопросов. Если говорить о силах общего назначения, под которыми понимаются воюющие на земле Сухопутные войска, ВДВ и морская пехота, то нам необходимо создать ядро относительно компактной, численностью не более 200 тыс., но обладающей высочайшим боевым потенциалом группировки быстрого реагирования. То есть мобильные, великолепно обученные и постоянно готовые к боевому применению на любом театре военных действий войска»[7].

Предпочитая не называть реформы реформами, власть действительно решила покончить с массовой мобилизацией. Однако, как и на прежних стратегических учениях, так и на «сердюковских», начиная со «Стабильности-2008», где было объявлено о проекте «Перспективный облик...», проводились, пусть и для показухи, учебные мероприятия по массовой мобилизации. Более того, принятая в 2010 году, в самый разгар «сердюковской» реформы, новая военная доктрина содержит, как и предшествовавшая[8], мало отличающиеся от прежних положения о мобилизационной подготовке.

Как бы то ни было, крест на концепции массовой мобилизации был поставлен. С «закрытой» встречи тогдашнего начальника Генштаба Николая Макарова с верхушкой Госдумы «уплыли» (данные о мобилизационном планировании так с тех пор и не появились в открытой печати) совершенно сенсационные цифры: теперь в военное время будут призывать в Вооруженные силы не как раньше — несколько миллионов, а всего 700 тысяч[9].

Министерство обороны с самого начала сознательно всячески затушевывало главные цели реформы, более того, демонстрировало свою приверженность концепции массовой мобилизации по той простой причине, что твердо стояло и стоит за сохранение призывной системы. Ведь очевидно, что при отказе от гигантского мобилизационного резерва, ради пополнения которого ежегодно надо «пропускать» через Вооруженные силы 550—600 тысяч солдат срочной службы, призывная система теряет смысл. Нет, о такой армии резервистов власть уже не мечтает, тем более что около двух третей «призывного контингента» получают сегодня отсрочки по болезни или для получения образования[10], однако от 300 тысяч ежегодно она отказываться не хочет.

Военно-политическое руководство страны неоднократно заявляло, что в ближайшем будущем никаких других, кроме частей и соединений постоянной готовности, в наших Вооруженных силах не будет. Но если призыв сохранится, значительная часть этих соединений будет по-прежнему комплектоваться солдатами-срочниками. За первые три месяца они должны получить некие навыки военной профессии в учебных центрах, а потом оставшиеся девять месяцев отслужить в частях постоянной готовности. Но что это за готовность, если половина личного состава меняется каждые полгода?!

8 конце концов то, что в призыве нет необходимости, было фактически признано и военным руководством. Сначала речь шла о наборе к 2017 году 425 тысяч контрактников, а уже новый министр обороны Сергей Шойгу поставил задачу набрать к 2020-му 495 тысяч[11]. Призыв, правда, сохранится, но составит не больше 10 процентов от заявленной миллионной численности Вооруженных сил и станет фактически добровольным: призывать будут лишь тех, кто планирует стать профессиональным военным.

Потребовалось качество

Отказ от мобилизационной армии требовал перехода на принципиально новый уровень подготовки личного состава. Необходимо было коренным образом реформировать систему военного образования, отказаться от прежнего порядка прохождения офицерами службы, а также создать институт профессиональных младших командиров. Надо сказать, что и к этим вопросам Сердюков и его подчиненные подходили вполне рационально. Поскольку уровень преподавания в большинстве военных училищ оставался крайне низким (при том что в среднем на 200 курсантов там приходилось по 700—800 преподавателей и обслуживающего персонала), было принято решение все военные вузы — в 2008-м их было 68 —преобразовать в 10 учебно-научных центров (по видам и родам Вооруженных сил). Именно там планировалось сконцентрировать ведущих исследователей в соответствующих областях военной науки, появлялся шанс, что курсанты и офицеры приобщатся к самым современным методам ведения боевых действий.

Также решено было отказаться от видовых академий и сократить обучение в Академии Генштаба до нескольких месяцев. Реформаторы исходили из того, что курсант, получив базовое военное образование, в дальнейшем приобретет новые знания, уже не покидая надолго места службы (при прежней системе офицер мог провести заметную часть времени в отрыве от войск: три года в академии, а потом еще два — в Академии Генштаба). Для получения очередной должности и звания он должен обязательно (одной выслуги лет уже недостаточно) пройти не слишком длительные курсы, освоить новые знания и умения в какой-то конкретной области.

Наконец, и это главное, была кардинально пересмотрена программа базового обучения. В ее основу положены фундаментальные научные дисциплины, приобретению же конкретных военных навыков должно уделяться гораздо меньше внимания (как показывает иностранный опыт, последние легко осваиваются в специальных центрах подготовки). Более того, во всех военных вузах гуманитарные дисциплины, в первую очередь изучение иностранных языков, реформаторы собирались сделать одними из главных. Одним словом, во главу угла были поставлены такие качества командиров, как способность постоянно учиться, понимать окружающий мир и свое место в нем

И вот здесь реформе был дан обратный ход. Идя навстречу требованиям «армейской общественности», Министерство обороны решило сохранить ряд военных академий в качестве самостоятельных образовательных учреждений: Михайловскую артиллерийскую академию, Военную академию войсковой противовоздушной обороны, Академию воздушно-космической обороны, Академию радиационной, химической и биологической защиты. Всего же должно остаться 18 вузов и 15 их филиалов[12]. Министр обороны Сергей Шойгу считает нужным «возвратить филиалам статус самостоятельных образовательных организаций, воссоздать исторически сложившуюся типологию военных вузов: академии, университеты и училища»[13]. Мол, филиалы находятся за тысячи километров от головных академий, что мешает эффективно ими руководить. Но дело в том, что их предполагалось вовсе закрыть. Теперь же училища, ранее объявленные филиалами, восстанавливают свой статус. Можно ли всерьез рассчитывать на то, что 33 военно-учебных заведения, разбросанные по всей России, обеспечат современный уровень военной подготовки?

Военно-учебные заведения, подконтрольные в сердюковские времена департаменту образования Минобороны, теперь вновь подчинили главкоматам соответствующих видов Вооруженных сил. Решая свои узковедомственные задачи, они, конечно же, будут требовать, чтобы вузы вооружали курсантов не фундаментальными знаниями, а прежде всего практическими навыками. К этому же наверняка приведет и объявленный Шойгу возврат к старой, по сути советской, схеме: военное училище — «видовая академия» — Академия Генштаба.

На мой взгляд, власть не случайно отказалась от реформы военного образования. Представим, что в армию пришли образованные, самостоятельные, уверенные в себе и своих правах люди. Вряд ли их устроит нынешняя система, при которой офицер обязан выполнить любой, даже преступный приказ, в противном случае его отдадут под трибунал (обжаловать можно, но только после выполнения). Поэтому такие получившие современное образование офицеры — очень неудобный для нынешней власти контингент.

Как видим, военное ведомство также разворачивается в сторону прежнего «расширенного воспроизводства» офицерских кадров. Ведь понятно, что все эти не ликвидированные училища, с еще большей энергией доказывающие свою важность, буду добиваться от главкоматов увеличения числа курсантов. И это на фоне того, что многие выпускники 2009—2012 годов до сих пор сидят на сержантских должностях, и перевести их на офицерские Минобороны обещает лишь к концу 2014-го. Избыток офицеров грозит стране еще и потому, что военное ведомство вошло в Думу с предложением продлить срок службы офицера на пять лет. Понятно, что в этом заинтересованы прежде всего старшие офицеры — майоры и подполковники (окончившие училища в 1990-е, когда готовили курсантов из рук вон плохо). Начальник управления кадров министерства генерал Виктор Горемыкин недавно сообщил, что уже теперь продления службы добиваются больше 26 тысяч человек, и число их наверняка вырастет[14]. Но офицеры нужны для того, чтобы кем-то командовать. Это означает, что призыв не будет сокращен, как не будут сокращены и офицерские должности, на которых не командуют, а служат.

Нечто подобное происходит и с системой комплектования Вооруженных сил резервистами. В конце 2008 года было объявлено, что впервые в российской истории нахождение в резерве становится оплачиваемым и добровольным[15], записаться в резервисты желающие смогут по завершении контрактной или срочной службы. Приписывать резервистов собирались к отдельным специальным резервным частям, укомплектовывать которые должен был военный округ.

Но российский генералитет довел идею до абсурда. Выяснилось, что пока речь идет только о 5 тысячах солдат и офицеров с возможным, если эксперимент удастся, доведением числа резервистов к 2015 году до 8 тысяч. Это приблизительно две бригады — из необходимых 60[16]. То есть сформировать 58 бригад на добровольной основе явно не получается — зато получается за счет «мобилизационного ресурса», зачисляя в него, как и в советские времена, дееспособное мужское население страны. Но тогда надо сохранить и прежнее число офицерских и генеральских должностей — чтобы было кому командовать мифическими дивизиями.

Нынешний глава военного ведомства Сергей Шойгу должен в ближайшее время решить две взаимосвязанные проблемы. Во-первых, он обязан выполнить невыполнимый в принципе приказ Владимира Путина: укомплектовать Вооруженные силы до миллионной численности к 1 января 2015 года (в настоящее время некомплект около 20 %, т. е приблизительно 200 тысяч человек). Во-вторых, министр должен наконец решить, на какой системе комплектования резерва надо остановиться. От реформы он, похоже, отказываться не хочет и поэтому демонстрирует некий новый подход, который должен устроить противников Сердюкова и в то же время сохранить сердюковские достижения. В военном ведомстве прорабатывается проект (идея исходит от Владимира Путина), согласно которому на базе существующих 72 военных кафедр гражданских вузов будут сформированы центры подготовки мобилизационного резерва. Курс будет состоять из теоретической части (получение в течение двух лет знаний на военных кафедрах и в учебных центрах гражданских вузов) и практической (трехмесячные сборы в учебных центрах военного ведомства). Такая схема даст возможность всем студентам мужского пола «отслужить» в армии, не покидая стен родного вуза.

Надо сказать, что здесь интересы общества в какой-то степени совпадают с интересами части военной бюрократии. Российские юноши не горят желанием пополнить ряды Вооруженных сил. По данным Минобороны, около 200 тысяч успешно уклоняются от получения повестки военкоматов. И Сергей Шойгу, отдадим ему должное, им говорит: «Вам не надо будет прятаться по болотам до 27 лет, чтобы получить полную отсрочку. Не придется стараться-трудиться рожать двоих-троих детей, чтобы откосить от армии... Для нас это серьезный шаг навстречу всем вам.

И мы хотим, чтобы вы действительно восприняли это как хорошую возможность, для того чтобы не бегать никуда, а спокойно учиться»[17]. Минобороны же, если будет принят такой закон, получит возможность зачислять всех студентов в солдаты на время учебы, а потом переводить их всем скопом в резерв. Бюрократию это вполне устраивает. С точки же зрения профессионалов все это чистая профанация. Занимаясь один день в неделю, никакой серьезной военной подготовки студент не получит. Да и сомнительно, что выпускники вузов станут идеальными резервистами, готовыми по первому сигналу прибыть в свои воинские части.

Опытный политик Сергей Шойгу весьма искусно поддерживает некий баланс между «либеральной» военной реформой и базовыми принципами нынешней власти, которая стоит на том, что у великой державы армия численностью меньше миллиона быть не может. Непонятно только, можно ли к тому же разряду отнести Великобританию и Францию, чьи вооруженные силы по численности куда меньше наших.

Крымская операция

Итак, хотя результаты реформ представляются весьма неоднозначными, отечественные Вооруженные силы сегодня в гораздо большей степени, чем раньше, отвечают уровню современных армий. Достаточно сказать, что в ходе крымской кампании Генштабу удалось осуществить за сутки с небольшим скрытую переброску в район российско-украинской границы 40 тысяч военнослужащих и их оперативное развертывание. Этого оказалось достаточно, чтобы сковать силы украинской армии, лишить ее всякой возможности противодействовать аннексии. По словам Шойгу, в объявленной 26 февраля, за день до начала операции, «внезапной проверке» были задействованы структуры трех военных округов и четырех армий. Если вспомнить, что в 1999-м после вторжения чеченских бандформирований на территорию Дагестана ушло около двух недель на развертывание федеральных войск, прогресс очевиден. Россия обладает сегодня военным потенциалом, обеспечивающим ей абсолютное военное превосходство, если не в Европе, то уж точно на «постсоветском пространстве».

Еще в самом начале своего президентства Путин понял, что массовая мобилизационная армия неэффективна. «Для эффективного ответа террористам нужно было собрать группировку численностью не менее 65 тысяч человек. А во всех Сухопутных войсках, в боеготовых подразделениях — 55 тысяч, и те разбросаны по всей стране, — вспоминал он дагестанскую эпопею. — Армия 1,4 миллиона человек, а воевать некому. Вот и посылали необстрелянных пацанов под пули»[18]. В результате реформа была запущена, но оказалось, что она явно противоречит «идеологическим основам» государства, построенного Владимиром Путиным. И тогда президент нажал на тормоз, ведь не только он, но и значительная часть населения по-прежнему считают армию точной копией авторитарного государства. «Как раз "армейские безобразия": дедовщина, насилие, бессмысленная муштра — и есть та необходимая нашей стране "дисциплина" в понимании провинциальных во всех смыслах групп и слоев, — говорит руководитель Левада-центра Лев Гудков. — Это, собственно говоря, и есть тот необходимый опыт привыкания к репрессивному обществу, которое и расценивается уходящим поколением как "порядок", т. е. равенство всех перед командной властью»[19].

[1] Суть этой революции в том, что помимо суши, моря, воздушного и космического пространства появилась новая среда военного противоборства — информационная. Информационные технологии дают их обладателю исчерпывающую максимально подробную информацию о действиях противника; они позволяют, находясь за сотни и тысячи километров от зоны конфликта, наносить удары по врагу с помощью высокоточного оружия. Интенсивно развиваются роботизированные средства вооруженной борьбы. В этих условиях строительство вооруженных сил в соответствии с научно-техническими достижениями требует высокого уровня образования и боевой подготовки всех военнослужащих. Армия, отвечающая этим требованиям, не может быть столь многочисленной, как это планировало российское руководство.

[2] http://nvo.ng.ru/wars/2009-02-13/5_crisis.html

[3] http://www.sovsekretno.ru/articles/id/2214

[4] http://www.interfax.ru/politics/txt.asp?id=54787

[5] http://www.mil.ru/info/53270/53287/index.shtml

[6] История военной стратегии России. М., 2000. С. 528.

[7] http://www.mil.ru/info/53270/53288/index.shtml

[8] В Военной доктрине 2002 года, как и в «Актуальных задачах развития Вооруженных сил» 2003 года, буквально через строчку говорилось о мобилизационном развертывании армии и промышленности. При этом эксперты прекрасно понимали, что ни по объему человеческих ресурсов, ни по возможностям промышленности эта сталинская концепция реализована быть не может. См., например: Шлыков В. Что погубило Советский Союз? Генштаб и экономика // Военный вестник МФИТ. 2002. № 8.

[9] Тельманов Д. В следующем году зарплата лейтенантов составит 50 тысяч рублей // Газета. 2008. 14 ноября. № 217.

[10] Семенычев Ю. В ответе за мобрезерв // Красная звезда. 2008. 23 окт.

[11] http://argumenti.ru/army/2014/02/319393

[12] Часть вузов избежала закрытия в период «сердюковской» реформы под тем предлогом, что курсантам надо дать доучиться, не перебазировать их в другие места. Поэтому эти училища были объявлены на переходный период филиалами будущих головных научно-учебных центров.

[13] http://www.interfax.ru/russia/341145

[14] http://www.mk.ru/politics/army/article/2013/11/11/943499-v-armii-uvelichat-srok-sluzhbyi.html

[15] Семенычев Ю. В ответе за мобрезерв // Красная звезда. 2008. 23 окт.

[16] Об этом количестве бригад резерва заявлял бывший главком Сухопутных войск Владимир Болдырев.

[17] http://www.redstar.ru/index.php/daty/item/13407-studencheskij-prizyv-v-nogu-so-vremenem

[18] http://www.kremlin.ru/appears/2006/05/10/1357_type63372type63374type82634_105546.shtml

[19] www.liberal.ru/sitan.asp?Num=537&print=1

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2014, №3(60)

Россия > Армия, полиция > magazines.gorky.media, 15 июля 2014 > № 1126909

Иран. Россия > Внешэкономсвязи, политика > iran.ru, 11 июля 2014 > № 1120712

Тегерану, пусть еще и не полностью, но удалось прорвать международную изоляцию, в которую его загонял режим калечащих санкций, установленный Западом. Тем не менее, динамика развития российско-иранских отношений пока, что называется, «не дотягивает» до уровня стратегического партнерства. Что же настораживает иранскую сторону? Что мешает Тегерану видеть в Москве надежного политического и экономического партнера?

История отношений между нашими странами никогда не была простой. 19–й и 20-й век, и век 21-й привнесли в историю нашего соседства немало горьких для Ирана страниц. И хотя публичных дискуссий на эту тему почти не проводится, тем не менее, в общественном сознании иранцев крепко засели своеобразные историко-политические эпизоды, которые создают проблемы в наших отношениях, которые мешают открыто и доверительно относиться к нашей стране.

Гюлистанский мирный договор (1813)

Первая русско-персидская война (1804-13 гг.) обернулась для Персии почти катастрофой. По ее итогам был подписан крайне для нее невыгодный Гюлистанский мирный договор (1813), по которому от Персии к Российской империи отошли значительные территории, в том числе Дагестан, Грузия с Шурагельской провинцией, Имеретия, Гурия, Мингрелия и Абхазия, а также Карабахское, Ганджинское, Шекинское, Ширванское, Дербентское, Кубинское, Бакинское и Талышское ханства. Кроме того, по этому договору Персия лишилась права держать военный флот на Каспийском море.

Туркменчайский мирный договор (1828)

По окончании второй русско-персидской войны (1826-1828 гг.) был подписан Туркманчайский мирный договор, по которому Персия вновь утратила часть территорий (Нахичеванское ханство, Ордубадский округ и некоторые другие территории) и выплатила огромную контрибуцию, поставившую ее на грань экономического краха.

Договор о разделе сфер влияния в Иране между Россией и Великобританией

В период же между 1900 и 1907 гг. Россия почти открыто проводила политику колониальной экспансии в Персии, а тогдашний российский премьер С.Ю. Витте в открытую говорил о необходимости включения всей северной части Персии в состав Российской империи, наподобие областей Кавказа. Эти проекты были не просто словами и некими мечтами − согласно договору 1907 года Российская и Британская империи поделили Персию между собой на сферы влияния, практически лишив ее суверенитета.

Оккупация Ирана в 1941 году советскими и английскими войсками

Совместная британо-советская операция под кодовым наименованием «Операция Согласие» по занятию территории Иранского государства (Персия в 1936 году была переименована в Иран) закончилась оккупацией страны. 8 сентября 1941 года было подписано соглашение, согласно которому иранское правительство обязалось выслать из страны всех граждан Германии и других стран союзников Берлина, придерживаться строгого нейтралитета и не препятствовать военному транзиту стран Антигитлеровской коалиции. Предлог для ввода войск – «противодействие гитлеровской агентуре» − был достаточно «натянут», немецкое влияние в Иране было не большим, чем на остальном Ближнем Востоке, однако 12 сентября 1941 года английский посол в СССР Криппс инициирует обсуждение между Лондоном и Москвой кандидатуры нового главы Ирана. Выбор пал на сына шаха Резы Пехлеви − Мохаммеда Резу Пехлеви. 15 сентября союзники ввели войска в Тегеран, а 16 сентября шах Реза был вынужден подписать отречение в пользу сына.

Партия «Туде»

После окончания Второй мировой войны с целью отторжения Южного Азербайджана и северных территории Ирана и последующего их присоединения к Азербайджанской ССР, по приказу Иосифа Сталина, СССР создает на этих территориях Народную партию Ирана (партия «Туде»). В результате деятельности этой партии страна оказалась на грани раскола и гражданской войны. Поддерживая деятельность «Туде» и иранских сепаратистов, СССР приостановил вывод войск из Ирана, чем дал повод иранцам подозревать Москву в стремлении отторгнуть часть территории страны, а в оставшейся части – привести к власти «кремлевских марионеток». После вывода войск СССР армия Ирана в короткое время разгромила партию «Туде», погибли тысячи людей.

Попытка отторжения Южного Азербайджана

На оккупированной советскими войсками (по соглашению с Великобританией) территории Ирана началось демократическое движение, ознаменовавшееся образованием Демократической Азербайджанской республики со столицей в Тебризе. СССР рассматривал вопрос о присоединение вновь образованной республики к Советскому Союзу в составе Азербайджанской ССР. В апреле 1946 года вооруженные силы этой самопровозглашенной республики начали наступление на Тегеран, но успеха не добились. СССР тянул с выводов войск из Ирана и этим сильно насторожил иранцев, только после серьезного давления и ультиматумов со стороны США и Великобритании к 9 мая 1946 г. 60-тысячный контингент советских войск был выведен из Ирана, что означало и конец Демократической Азербайджанской республики, и жестокие репрессии иранских властей в отношении его активистов.

Поддержка иранских курдов из Мехабадской республики

Руководство бывшего Союза было заинтересовано в использовании курдов для ослабления английского влияния в странах Ближнего Востока. 24 января 1946 года, незадолго до вывода советских войск из Ирана, на западе страны была провозглашена Курдская (Мехабадская) республика. После вывода советских войск республика пала, а руководители курдов-повстанцев попали в устроенную шахом ловушку: они были приглашены в Тегеран для переговоров, схвачены там и повешены. Лишь один курдский лидер − Барзани избежал этой участи и был вынужден вместе с соратниками перейти границу СССР, оказавшись на территории Азербайджана. Советский Союз организовал обучение Барзани и его офицеров в советских военных училищах и академии и заверил самого Барзани, что «при возникновении подходящих условий» приложит все усилия для их возвращения в Курдистан.

Афганская кампания СССР

12 декабря 1979 г. Советский Союз ввел войска в Афганистан. Реакция Тегерана на ввод «ограниченного контингента» была резко отрицательной не только потому, что СССР, как считалось, «совершил акт агрессии в отношении мусульман», но главным образом потому, что поддерживаемое советскими войсками правительство в Кабуле развернуло широкомасштабные репрессии против афганских шиитов, которые массово бежали в Иран. Тегеран активно включился в поддержку шиитов на территории Афганистана. К середине 1980-х гг. в Иране было создано до 18 центров подготовки афганских боевиков с максимальной численностью 10 тысяч человек.

СССР в ирано-иракской войне активно поддержал Саддама Хуссейна

СССР оказывал, «рука об руку» с США, активную помощь Саддаму Хуссейну в период ирано-иракской войны (1980-88гг). На момент начала иракской агрессии против Ирана в Ираке находилось около 1200 советских военных специалистов, и именно советская военная техника и вооружения, особенно широкое использование Саддамом Хусейном советских ракет семейства «Скад», сильно осложняли жизнь иранцам и нанесли им огромный урон. О значимости советской помощи Багдаду говорит хотя бы тот факт, что когда 6 февраля 1983 года 200 тысяч иранских военнослужащих начали успешное наступление на Багдад, только массированные удары спешно поставленных Ираку советских штурмовиков спасли Саддама Хуссейна от падения его столицы.

После окончания ирано-иракской войны (1988 г.) Москва усиленно восстанавливала иракскую военную машину, а когда в феврале-марте 1991 года иракская армия танками давила мирное гражданское население и оскверняла шиитские святыни в Неджефе и Кербеле, расправляясь с имамами и шиитскими авторитетами, ни Москва, ни Вашингтон не осудили действий Саддама Хуссейна.

И в период, когда Ирак был «обложен» санкциями, и, что поразительно, после свержения в 2003 году якобы «дружественного Москве» режима иракского диктатора, российские компании буквально распихивали друг друга в борьбе за нефтяные и другие контракты с Ираком, полностью при этом игнорируя нормальные экономические связи с Тегераном. Новейшая история российско-иракских отношений сформировала у Тегерана убеждение, что Москве и российскому бизнесу важны только и исключительно прибыли при полной беспринципности в политическом плане.

Несправедливое деление Каспия

Взаимоотношения СССР с Ираном по использованию и разграничению Каспийского моря регулировались двухсторонними соглашениями от 1921 и 1940 годов. В соответствии с ними Каспийское море считалось внутренним водоёмом этих двух государств, и его раздел осуществлялся на паритетной основе, т.е. 50 на 50. После распада СССР новообразованные независимые государства (Казахстан, Азербайджан и Туркменистан) при определении статуса Каспия, вполне естественно, претендовали на свою собственную долю. Здесь Иран мог развести руками и сказать: «Все, что Вы (Россия, Казахстан, Азербайджан и Туркменистан) хотите делать, можете делать в пределах тех 50%, которые принадлежали СССР, ибо все что там у Вас произошло, оно произошло на Вашей территории и Иран к этим процессам не имеет никакого отношения». Вместо этого Иран с целью поддержания молодых экономик новообразованных соседних государств (конечно, не без желания укрепить таким образом эти страны экономически, чтобы они меньше зависели от России) неожиданно предлагает поделить Каспий на паритетной основе, т.е. по 20% каждому прикаспийскому государству. В те 90-ые годы антииранский маховик США и Запада только начинал набирать обороты, и новообразованные государства эту инициативу Ирана восприняли как его слабость и уязвимость.Опираясь на поддержку Запада, новообразованные государства выступили с собственной инициативой раздела Каспия не на паритетной основе, а по принципу так называемой «серединной линии», согласно которому Иран получал всего лишь немногим больше 13% каспийского бассейна. И самым неприятным в этой истории для Тегерана было то, что Москва, солидаризируясь с этими молодыми государствами, также поддержала их необоснованные требования и совершенно несправедливый принцип, с точки зрения Ирана, раздела каспийского моря.

Сделка Гор-Черномырдин

В 1995 году Россия заключила с США беспрецедентное соглашение по Ирану. В соответствии с российско-американскими договоренностями, оформленными в «меморандуме Гора-Черномырдина», Россия обязалась завершить выполнение всех своих контрактов с Ираном по поставкам вооружений и военной техники (ВВТ) и оказанию услуг военного назначения до 31 декабря 1999 года и впредь не заключать новых. Помимо этого, РФ была вынуждена отказаться от поставок Ирану запчастей к ВВТ, которые она согласно российско-иранским договоренностям должна поставлять до 2011 года. Примечательно, что уступив давлению Вашингтона в отношении Ирана, Москва понесла потери в размере 4 миллиардов долларов, которые никогда не были компенсированы Вашингтоном.

Политическая подоплека долгостроя Бушерской АЭС

Контракт по Бушерской АЭС практически спас атомную промышленность России, сохранил отрасль от полного уничтожения в результате деятельности «рыночных реформаторов». Однако, в 90-е и начале 2000-х годов Москва вела строительство в полной зависимости от позиции США, срывая сроки сдачи и монтажа в соответствии с пожеланиями Вашингтона. При всей уникальности проекта (не строит с нуля, а достраивать на базе технологии Сименс) и паталогической экономности иранцев Бушерскую АЭС можно было построить за 5-7 лет, а так с момента подписания контракта (1995 г.) и до его полного выполнения (2013 г.) прошло 18 лет. В этом затягивании проекта существенную роль сыграла политика. Так, к примеру, 10 мая 1995 года в ходе визита в Москву президента США Билла Клинтона американская сторона заставила Бориса Ельцина в одностороннем порядке исключить из «Бушерского контракта» поставку центрифуги, которую, по мнению американцев, иранцы могли использовать для получения ядерных материалов двойного назначения. Стоимость центрифуги (500 миллионов долларов) составляла половину суммы всего тогдашнего контракта России и Ирана. Долгострой Бушерской АЭС утвердил иранцев во мнении, что любой российско-иранский проект становится для России разменной монетой в политических торгах с США.

Поддержка Россией антииранских санкции в СБ ООН

В период с 1979 года и по настоящее время США и их союзники по НАТО под различными предлогами неоднократно вводили санкции в отношении Тегерана, которые охватывали практически все сферы – от экономики до научного обмена. Москва мало того, что достаточно лояльно относилась к этим санкциям, но и, по сути, их поддерживала. Надуманность резолюции Совета Безопасности ООН в отношении дальнейшего расширения санкционного режима не только не вызвала протестов Москвы, но и была принята с молчаливого согласия России, не использовавшего своего права вето для блокирования этих откровенно предвзятых резолюций, не подкрепленных никакими серьезными доказательствами. Более того, Россия, стремясь угодить Западу, в одностороннем порядке приняла совершенно избыточное, расширительное толкование некоторых резолюций, отказавшись от супервыгодных сделок на многие миллиарды долларов с Ираном, которые под действие резолюции не подпадали. «Калечащие санкции», которые вводились Западом в отношении Тегерана в одностороннем порядке и наносили огромный ущерб иранской экономике и населению, во многом стали возможными при молчаливом согласии российской стороны, не проявлявшей никакой принципиальности в данном вопросе.

С-300 и другие контракты

Поддавшись давлению Запада и поверив обещаниям Израиля и саудитов, президент Дмитрий Медведев наложил запрет на поставку в Иран зенитных ракетных комплексов С-300, бронетехники, боевых самолетов, вертолетов и кораблей. Сделка России с Ираном по ЗРС на общую сумму $800 миллионов, как и предстоящие контракты по ВТС еще на $4,2 миллиарда, были в одностороннем порядке разорваны российской стороной. Уступая настойчивым просьбам премьера Бенджамина Нетаньяху, тем же указом Дмитрий Медведев запретил использовать территорию России для перевозки вооружений в Иран транзитом, вывозить вооружения непосредственно с территории России, передавать их вне пределов страны под флагом России. Кроме того, был наложен запрет въезжать на территорию России некоторым гражданам Исламской республики, которых Израиль и США подозревали в причастности к созданию военной составляющей иранской ядерной программы. Одновременно с этим указом последовали и закрытые решения. В частности, было окончательно похоронено соглашение начала 2000-х об обмене разведывательной информацией по террористическим группировкам между специальными службами Ирана и России. Отказ от поставок С-300 в Иран нанес огромный урон российско-иранским отношениям и практически полностью подорвал доверие иранцев к России. Все до единого в Иране понимали, что С-300 является чисто оборонительным оружием, и решение России, принятое вопреки ее же политическим и экономическим интересам, продемонстрировало полную зависимость Москвы от внешней политики Вашингтона.

Западное влияние на экономику и политику Москвы

Под влиянием Запада товарооборот между Россией и Ираном существенно сократился. Двусмысленная позиция российского правительства не дает возможности малому и среднему бизнесу не только расширять, но и даже сохранить уже имеющиеся позиции на иранском рынке. Десятки российских компании, которые были ориентированы на бизнес с Ираном, в результате этой двусмысленности, обанкротились или же испытывают неимоверные сложности. В деле раскачивания экономических отношений и негласной поддержки американских санкций пальма первенства, бесспорно, принадлежит банковской системе России, фактически полностью прекратившей любые операции с Ираном. Дело дошло до того, что американские и западные банки начали требовать от российских партнеров по банковской системе отчета по любым транзакциям, связанным с Ираном, не разбирая, физическое или юридическое российское лицо их выполняет. Подобная ситуация сформировала у иранской стороны убеждение в том, что банковская и финансовая система России полностью контролируется США и Западом. Практически вся банковская система России, включая крупнейшие государственные банки типа Сбербанка, ВТБ, Газпромбанк и ряда других, полностью исключила любую деятельность с Ираном или связанную с Ираном. Банки свой отказ от обслуживания контрактов с Ираном объясняли наличием некой особой рекомендации от ЦБ «не работать» с этой страной, и позиция Президента России в этом вопросе им, как говорится, не указ.

Экономическая и технологическая отсталость России

Российский бизнес на иранском рынке заведомо слабее своих западных конкурентов. Он не умеет демпинговать, у него нет длинных и дешевых денег, нет поддержки со стороны собственного банковского сообщества, государственных механизмов стимулирования развития экспорта, серьезной практики долгосрочных экономических проектов. Немаловажно и то, что иранским бизнесменам и технократам Запад понятен больше, чем российский бизнес. Они тесно с ним работали, многие из них получили образование в Европе, хорошо разбираются в плюсах и минусах как в западном стиле ведения дел, так и в особенностях практических подходов к решению того или иного проекта. Не менее серьезной проблемой является и общее технологическое отставание российской производственной базы. Нам, по сути, нечего предложить Ирану в таких столь важных для него областях как станкостроение, автопром и электроника. Это обстоятельство порождает у иранского бизнеса серьезные сомнения в необходимости развития экономического партнерства с Россией, поскольку все необходимое для экономического развития они вполне могут получить на Западе, пусть и непрямыми путями.

********

Разумеется, российская сторона тоже задается вопросом о том, насколько она может доверять Тегерану. Да и в данной статье мы лишь констатируем факты, не вдаваясь в анализ их причин. Подобный острый, но так необходимый всем нам разговор − тема большого цикла статей, готовящихся к публикации на Iran.ru в ближайшее время. А в рамках же данного материала хотелось бы в завершение отметить одну очень важную вещь. До недавнего времени и российская внешняя политика, и внешнеэкономическая деятельность нашей страны вызывали много вопросов, если не сказать – откровенное недоумение. И не только в Тегеране, но и на всем Ближнем Востоке. Сегодня ситуация начинает меняться, но избавление от груза прошлых ошибок не может произойти в один день. Хотя избавляться от них надо, поскольку ошибки нашей страны – это не только ее внутреннее дело. От нашей политики зависит безопасность остального мира, и осознание этой ответственности должно красной нитью проходить и в отношениях с Тегераном, и в отношениях с любой другой страной.

Сергей Алексеев,

Специально для Iran.ru

Иран. Россия > Внешэкономсвязи, политика > iran.ru, 11 июля 2014 > № 1120712

Украина > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 июля 2014 > № 2851534 Александр Баунов

Почему Порошенко хотел мира, а украинцы – войны

Александр Баунов — журналист, публицист, филолог, бывший дипломат. Он является главным редактором Carnegie.ru.

Резюме Новенькая, с иголочки, власть на Украине, вчера не было, начала расходиться с обществом – не со всем, так с частью.

В Украине новое веянье: роптать на президента Порошенко. Путин потихоньку сворачивает свое походное евразийство, потому что мужички за настоящую русскую правду с автоматом и ему самому угроза, а главное – потому, что удалось вместе с Европой вписаться в число миротворцев: Киев воюет с Донбассом, а нам с Европой разнимай. В Украине же этим как раз и недовольны: как это – Европа и Россия мирят нас с Донбассом, когда мы воюем с Россией, а Донбасс тут вообще ни при чем.

Пшнх

Новенькая, с иголочки, власть на Украине, вчера не было, начала расходиться с обществом – не со всем, так с частью. Но эта часть как раз из тех, кто был представлен Майданом, то есть не первые встречные. Батальоны Нацгвардии «Донбасс» и «Азов» вместе с рассерженными горожанами ходили в выходные к администрации президента: требовали прекратить предательские переговоры и фальшивое перемирие, ввести настоящее ЧП. «Требуем немедленного введения военного положения! Для блага страны его надо ввести сверху, иначе это будет сделано снизу, стихийно, с большим вредом для государства. Пришло время определиться, на чьей стороне власть», – пишет Семен Семенченко, глава батальона «Донбасс».

«Поздно. Надо было Майдану не отдавать кому попало доверенность на власть!» – комментирует народ. «ПОП просто издевается над нами». «Разгоните всех ****** из Рады к ****** матери, а если Порох не в адеквате, то и его за компанию». «Власть давно определилась, и она не с нами». «Люди по крохам собирают нашу армию, а эти суки сразу же ее сливают!» «Хватит всяких совещаний и консультаций! Он Президент или член собачий?» «Пора объединять усилия и создавать теневое МВД, СБУ и т.д.». «Народный трибунал над саботажниками в больших кабинетах и погонах». И вешает аватарки «Петя, або воюеш, або *******».

«Друзья, как вы оцениваете продление Порошенко перемирия до 30 июня?» – спрашивает на своей странице телеканал ТВi. «Как начало краха Порошенко как президента страны. Как начало третьего Майдана», – отвечает народ. «Сдает Украину, сволочь». «Такое впечатление, что с Порошенко будет то, что и с Януковичем». «Пусть «Донбасс» и другие батальоны идут на Киев». «Позор президенту. Он становится игрушкой в руках Путина, ЕС и США. Это унижает нас!» И вешает аватарку «Поросенок Петя еще не решил, он воюет или едет в Ростов». «Воюю», – отвечает.

Другие пытались быть рассудительными. Но даже те, кто не ропщет, пришли в замешательство. Причина замешательства – перемирие, которое объявил новый президент, и переговоры, которые он затеял. Ведет ведь не с кем-нибудь, а с теми, про кого давно все решено, что это зло и соработники зла, враги и слуги врагов, путинские подстилки, януковические прихвостни, место их в тюрьме, в аду на философской сковороде божественного отвержения.

Кучма – протоянукович, прародитель всех майданов, вроде как представляет Украину, а напротив него те, чье место на нарах, на подмосковной даче, в листке Интерпола, во тьме внешней, – Бородай, Царев, Медведчук.

Дальше хуже: новый президент Порошенко и спаситель страны Коломойский вроде как обсуждают, не посадить ли им начальником Донбасса «путинского кума» Медведчука. «Если уже и Коломойский с Порошенко поддержат кандидатуру этого урода, то в этой стране делать больше нечего», – отчаивается народ.

Те люди, которые должны были рассеяться, как дурной сон при пробуждении, яко тает воск от лица огня да исчезнуть, – вот они сидят напротив, не тают, не исчезают, никак не удается проснуться от дурного сна. А дурной сон – он такой: и хочешь, а не проснешься.

Она, взглянуть назад не смея,

Поспешный ускоряет шаг;

Но от косматого лакея

Не может убежать никак.

Сон Татьяны. Inception.

Магия суффикса

Среди способов проснуться от кошмара народом сразу избран один, а украинским президентом другой. Народ, как ему и положено, верит в магическую силу слов – подтверждая, что как только наступает коллективное, тут же по следу идет и бессознательное, не отстает.

Народ считает: если много и часто называть противника чмом, ничтожеством, сверлом, а страну его рашкой, говорить «я маму твою имел», вешать на место номерных знаков таблички птн пнх, пвжп или идвпзд, то действительно пойдет, куда сказано, растворится, исчезнет. Падет вражья сила. Умалится и ссохнется бусурманская земля, скукожится от прямого попадания уменьшительным суффиксом.

Взять, к примеру, Путин сверло. Нам кажется, ну чего особенного, а на самом деле – магический обряд. Переводим противника из мужского рода в средний – лишаем его мужской силы, символически кастрируем. Заодно и обезличиваем, лишаем субъектности при помощи словообразовательной модели с суффиксом «ло» – переводим из активного деятеля в пассивный инструмент: сверло, кайло, весло. Если это кайло петь с такой же частотой, с какой прежде национальный гимн, враг станет бесполым и бессильным.

И вдруг лишенный субъектности, обезличенный, бесполый инструмент возникает как субъект переговоров. И мало того, что сам возникает, так он еще и подсаживает тех, по ком осиновый кол плачет. Требуем к ответу.

А новый, с иголочки, президент вместо ответа говорит, что ему нужен мир и не нужны санкции ради санкций или чтобы России был нанесен какой-то вред. А потом еще в интервью – что невозможно вернуть утраченные регионы военным путем.

Как же невозможно-то. Раб (имя врага), я тебя заклинаю силой имен Адонай, Перай, Тетон, Анон, забери свое темное дело с раба Божьего (имя). Если в течение трех дней с него твое зло не сойдет, пусть все твое зло на тебя падет. В огне ты сгоришь, в воде утонешь, воздухом развеешься, в землю зароешься и злом своим обтычишься. Аминь.

Кого везете

Очевидно, что украинцы больше всего возмущены появлением на переговорах третьей стороны, вот этих самых «утраченных регионов». Грузинский интернет 2008 года тоже был полон путин-сверла, маму его имел и прочих лингвистических заклинаний. Но грузинам было проще – и к третьей стороне там давно привыкли, и по сравнению с нынешней у них картина была невероятной ясности: с одной стороны грузинская армия, с другой – вооруженные силы Российской Федерации.

Если посмотреть, что нового произошло в Киеве за последнее время, не в высокой политике, а в уличной, – это погромы российских зданий – посольства и Сбербанка. Во время Майдана, во время Крыма держались, не громили, все западные каналы показали «Сбербанк России» на Крещатике, как он стоит, целехонький, а тут не выдержали. Почему?

Если одним словом назвать вот это накипевшее, это новое настроение – это желание ясности. Украинцы хотят избавиться от двусмысленности. «Ну сколько можно уже – у нас война или не война? Ведь всем же ясно, что война. А если война, то какое посольство, какой Сбербанк».

«В Грузии посольства не было, и мы хотим, чтобы вот прямо сейчас у нас была война с Россией. Чтоб та война, которую мы сейчас ведем, была с Россией. Пусть и сама Россия, и весь мир, и все у нас это признают».

Погром посольства и Сбербанка – это способ доказать себе и другим, что у нынешнего конфликта две стороны – Украина как целое и Россия как целое: да-да – нет-нет; черный вечер, белый снег. Кого везете? Грибоеда.

Война старого типа

Но нужной ясности не наступает. Россия отказывается признать, что ведет войну. И Порошенко идет на переговоры, а на них сидят террористические образования, народные республики. И Европа отказывается видеть только две стороны и согласна на очередной разговор с участием третьей. И у Би-би-си в репортаже из Славянска нет слова terrorist. Меркель объявляет, что соглашение об ассоциации не начнет работать практически до консультаций с Россией.

«Это потому, что Россия ведет против нас войну нового типа», – убеждают украинцы. Невиданную, неслыханную, незнаемую, неведомую: десять железных башмаков истоптать – такой не найти.

Убеждают и не могут до конца убедить. Потому что да, Россия, да, ведет – но виданную и слыханную. Вот прямо сейчас в Сирии идет война, где оружием и добровольцами одним помогает Турция, другим Иран, третьим Запад, четвертым серьезные люди из монархий Персидского залива. Однако это война не Сирии с Турцией, Америкой и серьезными людьми из Персидского залива. Так можно сказать только в очень публицистическом смысле, а в дипломатическом и военном – не скажешь. В 40-е в Греции на одной стороне, кроме греков, воевали местные славяне и албанские, греческие и югославские коммунисты с советским оружием, на другой – англичане и американцы. В Испании сражались немецкие, итальянские, португальские легионы с тяжелой бронетехникой и пушками, их бомбили сверху советские летчики, а в тылу у интербригад писали пропагандистские репортажи Хемингуэй и Оруэлл. Но это не была ни война Испании с фашистской Германией, ни война Испании с Советским Союзом. Это была испанская война.

Да, война в Донбассе – это месть семьи Януковичей за свержение, и месть Путина за то, что Запад опять хотел кинуть его на Украине, так вот вам. Она разогрета российской пропагандой, поддержана российским оружием, добровольцами, военными корреспондентами и инструкторами. У нее, особенно после выборов, нет необходимого смысла, разумного объяснения, ясной, всем очевидной причины и цели, а в головах у тех, кто ее ведет, – паутина, ветер, болото, туман, красные зори, грозовые сполохи, тучи ходят хмуро, кровь на рукаве.

Так ведь и в головах у испанских интербригадовцев, фалангистов, турок-киприотов и греков-киприотов, «Хизбаллы», ливанских друзов, афганских талибов, Исламского Государства Ирака и Леванта тоже нет аристотелевской ясности.

Ну и что. В головах может быть все ненастоящее, искусственное, выдуманное – вот как у русских большевиков, а война будет настоящей. И надеяться на то, что если в головах – выдуманное, то и война сгинет сама собой, не приходится. Она от ненастоящего в головах как раз и начинается, война.

Гад подводный ход

Воевать с сильным внешним врагом почетнее: это вызовет в мире симпатию и поддержку, особенно если этот враг – страна с репутацией России. Враждуешь с Россией – вроде как борешься за добро автоматически, даже если ты исламист. Тем более если не исламист.

Признать свою войну хотя бы отчасти гражданской – значит сознаться, что и сам хорош. Одно дело, когда на тебя напал внешний враг – тут ты, в общем, ни в чем не виноват, другое дело – враг хотя бы отчасти внутренний. Откуда он взялся-то тут у нас, чей будет, каких отца-матери, что ему шептали над колыбелькой, где учителя в школе недоглядели, куда смотрел трудовой коллектив. Гражданская война бывает, только когда в стране что-то пошло не так, устроено криво – даже если это мозги восставшей части населения.

Гражданские войны, как и обычные, заканчиваются миром или победой. Расхождение между Порошенко и толпой в том, что Порошенко хочет закончить ее миром, а толпа победой.

Но в случае гражданской войны мир и победа отличаются от обычных. В обычной войне разбил противника, и все, дальше не твоя забота: все расходятся по своим государствам, иногда поменяв границы. А в гражданской – побежденные остаются у тебя в стране. Советские самолеты улетят, немецкие пароходы уплывут к своим буржуинам, а эти останутся – и привет мальчишу.

Гражданские войны, которые заканчиваются миром, обычно ведут к сложнейшему компромиссу вроде ливанской Конституции, в котором сам юрист ногу сломит. Такое народу обычно не нравится.

Гражданские войны, где победила одна из сторон, кончаются репрессиями, проскрипциями, апартеидом, но главное и почти неизбежное правило – чем-то вроде морального реванша проигравших. Если приехать в Испанию сейчас и не знать, чем закончилась тогдашняя гражданская война, то можно решить, что гражданскую войну выиграли коммунисты, а Франко проиграл. Греческая интеллигенция любит почти исключительно жертв проигравшей коммунистической стороны.

К тому же ожидания от компромисса никогда не бывают слишком высоки, на него можно списать неудачи. Ожидания от победителя всегда завышены. Таких никакому президенту не хочется, тем более не очень сильному. Вот почему, среди прочего, Порошенко предпочел бы компромисс.

Мы тут судим по себе, привыкли, что президент может все: сказал – и сразу в гранит. А другие-то нет. Особенно когда другим обещают: ты пока тут посиди, порули, но скоро придут наши пацаны, подлинные патриоты с фронта, и установят настоящий порядок и будут новой элитой.

Невозможно окончить гражданскую войну миром, не признав ее участников. Однако если признать, надо быть готовым к тому, что возродится и займет часть пространства пророссийская партия в украинской правящей бюрократии и в деловых кругах.

Если же война закончится победой – вот вам другое предсказание (и доольней лозы прозябанье), в которое пока никто не поверит, ну и ладно. Если Порошенко проиграет толпе и война закончится не миром, а разгромом врага и полной победой, не сразу, через некоторое время, после этого в Украине – не в побежденных Донецке и Луганске, а в Харькове, Днепропетровске, Одессе, Запорожье и главное – в Киеве возникнет новое движение, новая склонность в сторону России, – и не среди пролетариев, а среди интеллигенции, бизнеса, высшей бюрократии; и не на основе выдуманного антифашизма и фальшивых традиционных ценностей, а на реальной общей культуре, тяге к нормальности, управляемости, экономической целесообразности, прочь от власти батальонов закаленных в боях гвардейцев.

Слон

Украина > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 июля 2014 > № 2851534 Александр Баунов

Грузия. Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > bfm.ru, 3 июля 2014 > № 1127276

ЕСПЧ ПРИЗНАЛ РОССИЮ НАРУШИВШЕЙ ПРАВА ГРАЖДАН ГРУЗИИ В 2006 ГОДУ

Осенью того года Россию были вынуждены покинуть около 4,6 тысячи грузин. Это произошло из-за обострения отношений между Москвой и Тбилиси

Большая Палата Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) признала действия России по отношению к гражданам Грузии в 2006 году нарушением их прав. Текст решения опубликован на сайте ЕСПЧ.

Решение ЕСПЧ озаглавлено так: "Политика России в 2006 году по арестам, задержаниям и депортации большого числа грузинских граждан нарушила Конвенцию". Речь идет о Европейской конвенции по правам человека, за соблюдением которой следит ЕСПЧ. Суд постановил, что имело место: нарушение статьи, запрещающей коллективную высылку иностранцев; нарушено право на свободу и безопасность; нарушено право на судебное обжалование задержания; запрещение бесчеловечного или унижающего достоинство обращения; нарушено право на эффективное средство правовой защиты; невыполнение обязательства создать все необходимые условия для эффективного проведения расследования.

Суд не усмотрел нарушения права на уважение частной и семейной жизни; не зафиксировано нарушения статей "процедурные гарантии в случае высылки иностранцев", "защита собственности" и "право на образование".

ЕСПЧ изучил заявления 21 свидетелей. Их показания были заслушаны в Страсбурге. Суд исследовал также доклады различных международных организаций. В результате ЕСПЧ установил: "Осенью 2006 года российские власти осуществили скоординированную политику по аресту, задержанию и депортации грузинских граждан. Эта административная практика несовместима с Конвенцией".

ЕСПЧ рассматривал дело, касающееся задержания и высылки из России большого числа грузинских граждан с конца сентября 2006 года до конца января 2007 года. Грузинское правительств сочло эти меры репрессиями в ответ на ареста четырех российских офицеров в Тбилиси 27 сентября 2006 года. Эти действия Тбилиси ознаменовали собой кульминацию в напряженности между Россией и Грузией, отметили в суде.

Правительство Грузии представило в ЕСПЧ материалы, согласно которым с сентября 2006 года до января 2007 года российские власти сделали 4 600 распоряжений о высылке грузинских граждан. Более 2 300 грузин были задержаны и насильно изгнаны из РФ. Остальные покинули РФ за счет собственных средств. Грузинское правительство утверждало, что произошло резкое увеличение числа выдворенных грузин: с 80-100 человек в месяц в период с июля по сентябрь 2006 года до примерно 700-800 в месяц в период с октября 2006 года по январь 2007 года.

Решение Большой палаты ЕСПЧ является окончательным. Оно не подлежит обжалованию.

Грузия. Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > bfm.ru, 3 июля 2014 > № 1127276

Евросоюз. США. Весь мир. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 2 июля 2014 > № 1144835 Уэйн Мерри

Назад к «Большой семерке»

Конец мира, который сложился после холодной войны

Резюме: Некоторые полумертвые организации могут чудесным образом воскресать. Однако G8 резоннее считать многосторонним «зомби-форумом», который еще окончательно не умер, но уже не подает признаков жизни.

Данная статья излагает основные положения доклада «Назад к “Большой семерке”: исключение России из “Группы восьми” и конец того мира, который сложился после окончания холодной войны», подготовленного по заказу Центра глобальных интересов (г. Вашингтон).

«Большая восьмерка» фактически исчезла с мировой политической авансцены. Аннексия Крымского полуострова привела к отмене саммита, запланированного в Сочи на 4–5 июня. Официально страны G7 не исключили Россию, они приостановили собственное участие, что подтвердило неформальный характер членства в организации, которая не имеет устава или учредительного договора. Дверь – в основном по настоянию европейцев – оставили открытой для возможного возобновления формата «восьмерки» в будущем, а ответственность за временное бездействие группы возложена на Москву. Подобное решение свидетельствует о нежелании правительств некоторых стран принимать необратимые меры или санкции против России.

Для Соединенных Штатов эти соображения не имели большого значения, но Вашингтон пошел навстречу партнерам, сохраняя видимость консервации формата G8, чтобы дать Москве шанс осознать ошибочность избранного пути. Для США и Великобритании изоляция Москвы – главная цель, тогда как, по мнению нескольких европейских правительств, прежде всего Германии, – изоляции России необходимо избегать, рассматривая эту меру разве что в качестве краткосрочной, вынужденной.

Ключевые вопросы, связанные с этими событиями, касаются отношения России к Западу: является ли Россия частью общеполитического консенсуса развитого мира? Еще конкретнее: желает ли она быть его частью? По крайней мере для Вашингтона ответ на оба вопроса совершенно точно отрицательный. Правда, другие столицы «Большой семерки» не столь категоричны.

И все же, несмотря на расплывчатое определение «приостановки» членства России, мы можем говорить о «Большой восьмерке» в прошедшем времени. Стоит, правда, оговориться, что некоторые полумертвые организации могут чудесным образом воскресать. Так что будем считать G8 многосторонним «зомби-форумом», который еще окончательно не умер, но уже не подает признаков жизни.

Россия стала во многом запоздалой участницей элитного клуба и всегда была несколько обособлена от остальных как страна, наименее развитая в экономическом плане и наименее демократическая в политическом. В этой группе и раньше случались серьезные конфликты, но никогда еще не отмечалось такой напряженности.

Хотя несостоявшийся саммит в Сочи мог нанести удар по национальной гордости России, дипломатические потери были весьма умеренными. Как великая евразийская держава и развитая экономика, Россия играет заметную роль во многих престижных всемирных и многосторонних форумах. Только за последние годы Москва председательствовала в АТЭС и «Большой двадцатке», в 2015 г. наступает очередь БРИКС.

Процесс распада «Большой восьмерки» начался не сегодня. Так, в мае 2012 г. Владимир Путин демонстративно отказался приехать на саммит в американском Кемп-Дэвиде, а Барак Обама проигнорировал встречу в верхах АТЭС во Владивостоке. Президент США прибыл на заседание G20 в 2013 г. в Санкт-Петербурге, однако отменил запланированные двусторонние переговоры с Путиным в Москве из-за натянутых отношений между двумя лидерами. Регулярное общение российского президента с лидерами Европейского союза в начале этого года в Брюсселе состоялось, но европейская сторона отменила традиционный ужин в честь открытия, чтобы продемонстрировать недовольство вмешательством России в программу «Восточного партнерства» (ВП).

Мучительный путь России к глобальному «президиуму»

В отличие от большинства многосторонних форумов у «семерки/восьмерки» никогда не было устава, постоянного секретариата или статуса в рамках системы ООН. Она была такой, какой ее коллективно хотели видеть страны-участницы. В 1975 г. Франция предложила провести сравнительно неструктурированную и неформальную встречу лидеров шести самых важных экономических держав Запада (Канада присоединилась в следующем году по настоянию Вашингтона).

После краха советской системы члены «Большой семерки» (опять-таки по инициативе Франции) протянули руку некоторым демократизирующимся странам Восточной Европы и, в частности, советскому лидеру Михаилу Горбачёву. «Семерка» не смогла согласовать пакет финансовой помощи Горбачёву в последние месяцы его власти, но в 1992 г.

24 млрд долларов были обещаны российскому президенту Борису Ельцину (хотя в полном объеме эта сумма так и не поступила). На саммите 1994 г. в Неаполе Россия обрела статус участника политических прений, хотя и не была допущена к экономическим дискуссиям (формат тогда условно обозначили Р8 или G7+1, тогда как саммит в целом по-прежнему обозначался как G7).

Несмотря на существенные оговорки, президент США Билл Клинтон и премьер-министр Великобритании Тони Блэр согласились, что Ельцин заслуживает признания Запада за то, что он освободил Россию от груза советского прошлого и не претендовал на постсоветские территории. На саммите 1997 г. в Денвере Россию пригласили к полноценному участию за исключением встреч министров финансов и иностранных дел. На саммите 1998 г. в Бирмингеме (Великобритания) Россия присоединилась официально, и организация получила новое наименование – «Большая восьмерка». Однако Россию по-прежнему не допускали на консультации министров финансов, особенно после краха рубля в августе того же года. Это положение дел сохранялось и впредь, хотя Москве впоследствии удалось восстановиться благодаря доходам от экспорта углеводородов и консервативной бюджетной политике Владимира Путина.

Европейский союз и Европейская комиссия также участвовали в саммитах «восьмерки», хотя американцы считают, что Европа таким образом представлена дважды. В 2005 г. Тони Блэр инициировал формат «Большая восьмерка + 5» с частичным участием Бразилии, Китая, Индии, Мексики и ЮАР. В 2007 г. канцлер Германии Ангела Меркель формализовала новые отношения через «Хайлигендаммский процесс» – диалог «Большой восьмерки» с «внешней пятеркой» стран, быстро набирающих вес, влияние и силу. Президент Франции Николя Саркози призвал к полноценному включению пяти этих держав в виде G13, однако после образования «Большой двадцатки» в 2008 г. «пятерка» предпочла участвовать в новом форуме, породив сомнения в жизнеспособности и полезности формата восьми. Москва дала понять, что переключает свое внимание и дипломатические усилия на G20.

В канун председательства 2014 г. Россия оставалась не до конца полноценным членом организации, поскольку не была приглашена для участия в ключевой встрече министров финансов, запланированной на 11 апреля в Вашингтоне (Россия намеревалась провести «Деловой саммит восьми» в Санкт-Петербурге и Калининграде в апреле). Неоднозначный статус России вызывал непрекращающуюся полемику относительно ее соответствия требованиям, предъявляемым к странам-участницам. Включение России с самого начала активно оспаривалось в ряде западных столиц, прежде всего в Вашингтоне. Однако, с точки зрения администрации Билла Клинтона, предложение Ельцину членства отчасти было призвано подсластить горькую пилюлю, которую Москве пришлось проглотить после расширения НАТО. Администрация Клинтона надеялась на то, что престижность членства в «Большой восьмерке» стимулирует дальнейшие западно-ориентированные экономические реформы в России и быстрое вступление России в ВТО (на переговоры по которому фактически ушло 18 долгих лет).

Россия в «восьмерке»: расхождение вместо сближения

Анализ саммитов со времени присоединения России – это хроника ухудшения отношений с западными партнерами и особенно с Соединенными Штатами, хотя предыдущие американские администрации трудились упорнее, чем президент Обама, над сохранением относительно позитивного настроя.

Когда Джордж Буш принимал саммит 2004 г. на острове Си-Айленд, атмосфера была натянутой из-за неприятия Россией (а также Германией и Францией) политики США в отношении Ирака. Тем не менее Буш и Путин стремились сохранить видимость дружеских контактов, которые установились между ними после терактов 2001 года. В канун саммита 2005 г. в Глениглз (Шотландия) антироссийский настрой в Конгрессе после «оранжевой революции» на Украине совпал с призывами исключить Россию, но Буш продолжал проводить политику взаимодействия с Москвой.

Санкт-Петербургский саммит 2006 г. стал витриной экономического восстановления России после кризиса 1998 г. и возобновившегося процветания благодаря огромным доходам от продажи нефти и газа. Характеристика России как «энергетической сверхдержавы», использованная Путиным, породила обеспокоенность европейских правительств относительно того, что Москва может использовать поставки энергоносителей в политических целях. В последующие годы саммиты знаменовались растущей напряженностью между Россией и Западом, особенно по поводу военного конфликта с Грузией в августе 2008 года. Инициатива администрации Обамы по «перезагрузке» отношений с Россией привела к подписанию на саммите в Аквиле (2009 г.) соглашений о воздушных маршрутах через территорию России для вооруженных сил США и НАТО, ведущих операции в Афганистане, а также к подготовке нового двустороннего договора по стратегическим ядерным вооружениям.

Все эти годы терроризм оставался важной темой в «восьмерке», поскольку ряд терактов от Лондона до Москвы напомнили лидерам об их общей уязвимости. Итоговые коммюнике отражали хотя бы видимость консенсуса по ряду вопросов, включая изменение климата и помощь Африке. Тем не менее российско-американские разногласия из-за противоракетной обороны, военного вмешательства в дела Ливии и других вопросов достигли кульминации, когда Путин отказался от визита на саммит в Кемп-Дэвиде в 2012 г. – примечательная веха ухудшения отношений. Пикировка продолжилась в Лох-Эрне (Северная Ирландия) в 2013 г., когда мир наблюдал явную взаимную неприязнь двух лидеров. Отсутствие Обамы на саммите АТЭС во Владивостоке, а также отмена Обамой запланированной двусторонней встречи с Путиным перед «Большой двадцаткой»-2013 в Санкт-Петербурге не предвещали ничего хорошего во время церемонии открытия Олимпийских игр в Сочи в 2014 году.

Внутриполитическая полемика в США вокруг ограничения гражданских свобод и нарушения прав человека в России накануне Олимпиады заставила президента Обаму отказаться от посещения церемонии открытия. Так же поступило большинство лидеров стран «Большой восьмерки» кроме японского премьера Синдзо Абэ и тогдашнего главы итальянского правительства Энрико Летта. Возможно, они посчитали, что смогут дипломатически уравновесить свое отсутствие в Сочи запланированным присутствием там на форуме G8 в июне, но последовавшие события разрушили эти планы.

Предзнаменования кризиса

Несмотря на распространенное мнение о том, что саммиты «Большой восьмерки» – это не более чем гламурные фотосессии, на форумах продуктивно обсуждается широкий диапазон вопросов. Иное дело, что встречи часто выявляют противоречия между заранее согласованной формальной повесткой и текущими событиями, которые оказываются в центре дискуссий. За годы существования «восьмерки» приняты важные совместные декларации относительно долгосрочных вызовов, включая изменение климата, борьбу с инфекционными заболеваниями, помощь в развитии африканскому континенту, терроризм и всемирное здравоохранение. Параллельно саммиты являлись площадкой для эмоционального обмена мнениями по злободневным вопросам, включая мировой финансовый кризис, санкции против Ирана, гражданские войны в Ливии и Сирии, «оранжевая революция» на Украине.

Однако встреча G20 в Санкт-Петербурге показала, чего можно ожидать в Сочи. «Большая двадцатка» – совершенно особая площадка не только потому, что в ней представлены разные регионы мира, но и потому, что повестка дня более интересна развивающимся странам и рынкам. Заявленная повестка Санкт-Петербурга была полностью посвящена экономическому росту пять лет спустя после начала мирового финансового кризиса. Формальным итогом стал «Санкт-Петербургский план действий» – компендиум целей и нежестких обязательств, ставящих перед странами-участницами цель добиваться «уверенного, устойчивого и сбалансированного экономического роста». Но дальше риторики дело не пошло.

Две темы, не связанные с формальной программой, преобладали во время дискуссий в рамках «Большой двадцатки» в Санкт-Петербурге. Первая касалась гражданской войны в Сирии и намерения некоторых стран – на тот момент США, Франции, Великобритании, Турции и Саудовской Аравии – нанести авиаудары по войскам сирийского правительства. Россия решительно возражала против военного вмешательства и возглавила группу стран – членов G20, несогласных с позицией Вашингтона. Голосование четко разделило большинство развитых и быстроразвивающихся экономик. Впоследствии Соединенные Штаты изменили политику в отношении Сирии, причем решающую роль сыграла Москва.

Другим важным вопросом на саммите «двадцатки» стала неудача политики администрации Обамы в отношении России и неспособность президентов США и России провести запланированный двусторонний саммит в Москве. Вашингтон оправдывал отмену встречи тем, что повестка была недостаточно насыщенной для обсуждения на уровне глав государств. Средства массовой информации писали о прекращении политического диалога между Белым домом и Кремлем. Эта мысль подтверждается публичным призывом президента Обамы «взять паузу» в отношениях.

В итоге саммит больше походил на противостояние в духе холодной войны. «Санкт-Петербургский план действий» затмили текущие события, но российский президент мог утешиться тем, что закрепил за собой репутацию человека, способного сорвать серьезную инициативу США и препятствовать выдаче международного мандата на военную операцию против Сирии. Именно на встрече G20 репутация и статус Владимира Путина в средствах массовой информации начали расти, и в начале 2014 г. некоторые комментаторы объявили его «самым влиятельным человеком в мире». Для Путина саммит в Санкт-Петербурге ознаменовался успехом, предварившим проведение зимней Олимпиады в Сочи в феврале 2014 г., которая увенчалась настоящим триумфом, хотя западные СМИ в унисон прочили ей провал.

Разнонаправленная динамика внутри «семерки»

По мере углубления кризиса на Украине страны «семерки» были далеки от единства во взглядах на действия Москвы, что отражало их расходящиеся интересы и устремления в отношении России.

Япония возлагала большие надежды на председательство России и саммит в Сочи. Премьер-министр Синдзо Абэ стремился существенно улучшить отношения с Москвой и был самым заметным представителем развитого мира на открытии сочинской Олимпиады. Отчасти это объяснялось его страстным желанием установить более доверительные личные контакты с Путиным. На фоне нарастающей напряженности в отношениях с Китаем и Южной Кореей Токио надеялся достичь какого-то примирения в территориальном споре с третьим соседом по континентальной Азии – Россией. Любое решение потребовало бы серьезных компромиссов, но в обеих столицах наблюдалось движение. Тем не менее Токио ввел против России санкции, пусть и незначительные, включая запрет на въезд 23 россиянам в знак солидарности с шестью другими странами-членами.

Для Европы кризис на Украине имеет огромное значение. Отношения между Евросоюзом и крупными европейскими правительствами, с одной стороны, и Россией, с другой, заметно ухудшались еще до него. И это после десятилетия, в которое Германия, Франция, Великобритания и Италия – европейские страны-члены «семерки» – прилагали все возможные усилия для сохранения позитивных отношений с Россией, поскольку вхождение в Евросоюз прибалтийских республик и бывших стран-членов Варшавского договора привело к появлению устойчивой русофобской группы в Брюсселе.

Париж и Берлин последовательно доказывали необходимость вооружиться терпением на более длительную перспективу при построении «Общего европейского дома». Россия отвечала взаимностью, заявляя, что в отличие от экспансии НАТО на восток, которую Москва воспринимает как угрозу, расширение Европейского союза – положительный момент. Однако «Восточное партнерство» стало айсбергом, о который эта перспектива разбилась.

Какими бы намерениями ни руководствовались разработчики ВП, проект породил конкуренцию за «ближнее зарубежье» между ЕС и Россией. Обе стороны несут ответственность за тенденцию к рассмотрению нейтральных стран в качестве спорной территории. Хотя Брюссель объявил ВП невраждебной России «игрой с ненулевой суммой», эта программа в то же время была представлена как «цивилизационный выбор» для соседних стран. Последнее не оставляло сомнений в том, что Москва воспримет ее как оскорбление, а, быть может, и фактическую угрозу. В ответ Путин отказался от европейской идентичности России. До недавнего времени он нередко подчеркивал принадлежность России к Европе, но теперь публично критикует ее за отказ от традиционных христианских ценностей. В то же время российский президент поставил свой авторитет и престиж в зависимость от успеха евразийской интеграции, инициированной Москвой.

Россия определенно сочла ВП прямым вызовом Брюсселя в странах, которые считала своей жизненно важной зоной безопасности и привилегированных национальных интересов. С точки зрения России, ее предложения Киеву о вхождении в Евразийский экономический союз не помешали бы укреплению экономических связей Украины с Европой, но соглашение об ассоциации, предложенное Евросоюзом, блокировало бы важные торговые и инвестиционные связи России с Восточной Украиной.

Разразившийся кризис превзошел все самые негативные прогнозы и оказался самым глубоким из всех на европейском пространстве со времени войн в Югославии. Во многих столицах прозвучало сожаление по поводу необдуманной и слишком поспешно принятой программы «Восточного партнерства», но ни одно правительство не могло «бросить в беде» политические силы Украины, заявившие о европейском выборе. Для Москвы ставки были еще выше, и напряженность нарастала.

В США не возлагали больших надежд на председательство России в «Большой восьмерке» еще до кризиса вокруг Украины. Исходя из опыта саммита «двадцатки» в 2013 г., Госдеп предполагал, что в Сочи Россия уйдет в глухую оборону и займет еще более непримиримую позицию. Учитывая узость двусторонних связей Москвы и Вашингтона, многое часто зависит от личных отношений между лидерами двух стран, но российский и американский президенты не испытывают симпатий друг к другу. В итоге не имевшая прецедентов отмена запланированного президентского саммита на протяжении двух лет кряду ознаменовала самую низкую точку в отношениях после окончания холодной войны.

Для Обамы основные достижения «перезагрузки» в течение его первого президентского срока фактически сведены на нет. «Северная распределительная сеть» по материально-техническому снабжению вооруженных сил США и НАТО в Афганистане посрамила сомневающихся и критиков российской политики Обамы. Однако в связи с выводом войск ценность маршрута будет снижаться, даже если он сохранит значение для правительства в Кабуле и афганских вооруженных сил. Между тем Россия спровоцировала многочисленные опасения (и не только в Вашингтоне) по поводу ее готовности соблюдать обязательства, накладываемые членством в ВТО. Новый договор СНВ вступил в силу, но нет оснований полагать, что дальнейшие сокращения ядерных арсеналов возможны во время второго президентского срока Обамы. Вашингтон даже сомневается в том, что Россия будет выполнять условия этого договора. Со своей стороны, Москва не уверена, что сохранит статус великой державы при наличии менее масштабных ядерных сил и вооружений, и она твердо верит в то, что ПРО США угрожает долгосрочной стратегической целостности России.

Торговля и инвестиции – область, в которой оба правительства открыты для диалога с учетом вступления России в ВТО. Торговые отношения между США и Россией нельзя назвать незначительными (американский экспорт существенно вырос в последние годы), но в целом экономические связи, включая инвестиции, не соответствуют их потенциалу. В преддверии запланированного саммита «восьмерки» правительства обсуждали рамочное соглашение по торговле и инвестициям, которое, возможно, приведет к подписанию базового договора. Ощутимое продвижение здесь могло бы стать серьезным достижением для Обамы на саммите в Сочи. Но поскольку более важные торговые инициативы администрации в Европе и Азии столкнулись с серьезным сопротивлением Конгресса, перспективы параллельного соглашения с Россией были бы довольно туманными даже при отсутствии украинского кризиса. Существовали и реальные разногласия по техническим вопросам – от фитосанитарного контроля продукции до металлургии. Тем не менее американская сторона была настроена на сдвиги в этом направлении отчасти потому, что отсутствовали другие основания для построения отношений, а также потому, что американские компании настаивали на подписании соглашения, которое помогло бы им вести бизнес в непростом юридическом поле России. Однако украинский кризис привел к остановке переговоров.

Трансатлантический разрыв нельзя сбрасывать со счета

Поскольку «Большая семерка» сталкивается со все более серьезным вызовом со стороны Москвы, целостность группы будет во многом определяться разницей в подходах между США и Европой. Европейские правительства крайне чувствительны к географическим и историческим связям с Россией и не хотят усугублять и без того неблестящую ситуацию. Действия России на Украине по-настоящему травмировали европейцев, шокированных жестокой борьбой за политическую власть в Киеве и «рукой Москвы», добравшейся до Крыма. Правительства перешли к гораздо более активному взаимодействию с Украиной, видя прямой вызов европейским стандартам суверенитета и «европейским ценностям». ЕС, не горевший желанием тратить миллионы евро на Украину в конце 2013 г., теперь готов взять на себя обязательства по выделению Киеву миллиардов долларов, если только там будет сформировано правительство, достойное такой поддержки.

В то же время Европа внутренне расколота, и многие лидеры общественного мнения относятся к российской позиции с большим пониманием и даже сочувствием. Например, три бывших канцлера Германии – Гельмут Шмидт, Гельмут Коль и Герхард Шрёдер – высказывались в разное время в том духе, что, хотя действия России в Крыму правомерно квалифицировать как нарушение норм международного права, Москву «можно понять», так как эти действия во многом продиктованы «страхом перед взятием ее в кольцо». Широкие слои общественности в Западной Европе считают действия России реакцией на агрессивное расширение НАТО и вмешательство Евросоюза в межнациональные споры без учета российских интересов. Оглядываясь назад, важные политические деятели Евросоюза признают, что ВП действительно поставило под угрозу российские интересы на Украине, поскольку Ассоциация с Евросоюзом вынудила Киев делать выбор между Европой и Россией и отказаться от позиции «двуликого Януса», одновременно взирающего и на восток и на запад. Соответственно, Киеву пришлось решиться на такие законодательные действия, которые непосредственно затрагивали интересы России.

Но даже при таком сочувственном истолковании действий Кремля приходится признать, что и предложения Москвы по евразийской интеграции бросили вызов украинской самоидентификации в такое время, когда правительство в Киеве решительно потеряло легитимность в глазах большинства населения на западе и значительной его части на востоке Украины.

Санкции будут иметь намного более серьезные последствия для европейских правительств, чем для Вашингтона, учитывая их широкие и глубокие экономические и финансовые связи с Россией (по некоторым оценкам, речь идет о примерно 12-кратном объеме товарооборота тех же США с Россией). На карту поставлены первостепенные экономические интересы, например, Германии. К тому же немецкая и французская элиты глубоко привержены сохранению совместных с Россией экономических достижений. Все европейские правительства заинтересованы в поддержании трансатлантической солидарности, но считают, что именно им, а не Вашингтону придется расплачиваться в случае введения серьезных санкций.

Бремя европейского лидерства ложится в основном на плечи Германии, которая в 2015 г. примет бразды председательства в «Большой семерке». Германии предстоит вдохнуть новую энергию в G7, осуществить ее «ребрендинг», поддерживая миф о том, что «Большую восьмерку» можно восстановить, когда Россия вернется, как раскаявшийся блудный сын. При этом Берлин прекрасно понимает, что Вашингтон не допустит этого до тех пор, пока Россия кардинально не изменит свою политику, а, быть может, пока в Москве не произойдет «смены режима».

Как совместить взаимодействие с целями

Запад надеялся на то, что Россия со временем сольется с «Большой семеркой», а членство станет для нее стимулом согласовывать свою политику с крупнейшими рыночными экономиками и демократиями мира. После 16 лет пребывания России в G8 эти надежды рухнули. Отчасти они не оправдали себя из-за отсутствия ясности, является ли «Большая восьмерка» механизмом взаимодействия с Россией («Большая семерка + 1»), которую использует Запад, или это форум, обеспечивающий полноценное участие Москвы в коллективном принятии решений данной группой. В конечном итоге не удалось преуспеть ни в том ни в другом качестве.

Практически любая многосторонняя дипломатия – неотъемлемая часть процесса глобализации, сердцевину которого составляет система международных организаций и договоров, которые в послевоенную эпоху поддерживал Вашингтон. Постсоветская Россия получила большие выгоды от вхождения в эту систему. Однако Москва так и не приняла глобализацию, поскольку последняя бросает вызов устремлениям оставаться традиционной великой державой, не сдерживаемой внешними правилами и институтами.

Приближение НАТО к границам с Россией усилило у последней глубоко укорененную тревогу по поводу собственной безопасности, а также убеждение в том, что Западу нельзя доверять. Затем «Восточное партнерство» положило начало соперничеству за влияние на Украине, которое крайне обострилось из-за действий Москвы, так что де-факто буферное государство превратилось в поле боя. Украинский кризис продолжается, и жизнеспособного решения пока не видно. Опыт «Большой восьмерки» наглядно показывает, что самая важная задача дипломатии – это умение слушать партнера и корректировать политику сообразно реалиям, а не собственным преференциям.

Уэйн Мерри – старший научный сотрудник по Европе и Евразии в Американском совете по внешней политике.

Евросоюз. США. Весь мир. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 2 июля 2014 > № 1144835 Уэйн Мерри

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 2 июля 2014 > № 1144832 Роберт Легвольд

Как справиться с новой холодной войной

Какие уроки Москва и Вашингтон могут вынести из прошлого опыта

Резюме: Подобно первой холодной войне, новая будет разворачиваться на многочисленных площадках и не начнет затихать до тех пор, пока обе стороны не признают, что им приходится платить высокую цену.

Статья опубликована в журнале Foreign Affairs, № 4, 2014 год.

Не стоит походя называть нынешнее противостояние России и Запада «новой холодной войной». В конце концов, нынешний кризис едва ли сопоставим по глубине и масштабу с тем, что определял систему международных отношений во второй половине XX века. Предположение, что Россия и Запад снова обречены на подобную конфронтацию, может побудить политиков избрать неверную и даже опасную стратегию. Использование ярлыка – серьезное дело.

Вместе с тем важно называть вещи своими именами, и крах отношений между Западом и Россией действительно заслуживает того, чтобы именовать его новой холодной войной. Жестокая реальность в том, что независимо от исхода кризиса на Украине связи не вернутся в нормальное деловое русло, как это было после войны 2008 г. между Россией и Грузией.

Администрации Обамы удалось немного улучшить отношения с Россией, которые достигли низшей точки в 2008 году. Стороны заключили новый договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ), договорились о более жестких санкциях в отношении Ирана, сотрудничали в обеспечении воздушных путей НАТО над территорией России для военных операций в Афганистане и вместе работали над осуществлением плана президента Барака Обамы по гарантиям безопасности ядерных материалов во всем мире. Но контакты так и не перешли на более высокий уровень, поскольку прогресс тормозился разногласиями насчет противоракетной обороны, кампании Североатлантического альянса в Ливии, гражданской войны в Сирии и ряда мер, которые режим Владимира Путина применял против собственных граждан. Хотя даже эти препятствия не разрушили надежду на то, что Москва и Вашингтон смогут найти общую платформу для решения некоторых важных вопросов.

Теперь надежда испарилась. Кризис на Украине подтолкнул обе страны к тому, чтобы перейти опасную черту и вступить в отношения, не смягченные двусмысленностью, характерной для последнего десятилетия, когда стороны не видели друг в друге ни друзей, ни врагов. Отныне Россия и Запад – противники.

Новая холодная война будет принципиально отличаться от своей предшественницы, но и она способна причинить колоссальный урон. В отличие от первой холодной войны, данная конфронтация не будет охватывать всю систему международных отношений или весь земной шар. Мир уже не биполярный, как раньше, и важные регионы и ключевые игроки, такие как Китай и Индия, станут сопротивляться втягиванию в противостояние. Кроме того, в конфликте не будет противопоставления «измов», и вряд ли он станет разворачиваться на фоне постоянной угрозы ядерного Армагеддона. Тем не менее новая холодная война повлияет почти на все важные аспекты международных отношений, и размежевание продолжит усугубляться, поскольку Путин полагает, что России чужды культурные ценности современного Запада. Наконец, в случае нарастания кризиса безопасности в центре Европы риск ядерной войны может вернуться.

Следовательно, и для Москвы, и для Вашингтона главная задача – сдерживание конфликта, чтобы он был как можно более краткосрочным и неглубоким. Для этого необходимо внимательно изучать уроки предыдущей конфронтации. Тогда, несмотря на ожесточенное соперничество, удалось выработать механизмы для снижения напряженности и рисков. К 1970-м гг. американские и российские лидеры считали принципиально важными задачами сдерживание противостояния и сосредоточение на разных областях сотрудничества, особенно на контроле над ядерными вооружениями. Не сбрасывая со счетов принципиальные различия, разводящие их по разные стороны баррикад, лидеры взяли на вооружение мудрость взаимодействия, а не изоляции. В конце холодной войны президент США Рональд Рейган и советский лидер Михаил Горбачёв делали искренние, хотя и неуклюжие попытки понять основополагающие мотивы друг друга, и это повлияло на исход. Сегодня, когда Москва и Вашингтон руководствуются противоположным подходом, они могли бы взять паузу и подумать о том, как самые мудрые предшественники подходили к регулированию отношений в период холодной войны.

Серьезное охлаждение

При всех различиях новая холодная война во многом будет похожа на прежнюю. Во-первых, российские и западные лидеры уже прибегли к непростительно грозной риторике, во многом напоминающую ту, что применялась в начале первой холодной войны. Достаточно вспомнить предвыборное выступление советского генсека Иосифа Сталина в феврале 1946 г. и речь о «железном занавесе» Уинстона Черчилля, уже бывшего британского премьера, которую он произнес через месяц. Например, аннексию Крыма Путин оправдывал в марте словами о том, что Вашингтон и его западноевропейские союзники руководствуются не международным правом, а «правом силы», поскольку убеждены, что их «исключительность» позволяет незаконно использовать силу против суверенных стран, «выстраивая коалиции по принципу “кто не с нами, тот против нас”». В мае Александр Вершбоу, заместитель генерального секретаря НАТО, заверил, что Россия будет теперь считаться «скорее неприятелем, чем партнером».

Во-вторых, как и на начальных этапах прежней холодной войны, каждая из сторон рассматривает конфликт исключительно как результат действий или даже природы противника. При этом они не обращают внимания на трудности взаимодействия, которые довели отношения до нынешнего беспрецедентного охлаждения. Подобная склонность винить во всем оппонента также напоминает ситуацию конца 1950-х и начала 1960-х гг., когда стороны считали друг друга чуждыми по своей сути. Только после Берлинского кризиса 1958–1961 гг. и Карибского кризиса 1962 г. американцы и советские сделали шаг в другом направлении, взявшись изучать области совпадения интересов. В течение последующих 10 лет они провели успешные переговоры по трем важным соглашениям о сдерживании гонки вооружений: Договору об ограничении ядерных испытаний, Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) и первые переговоры об ограничении стратегических, наступательных вооружений (СНВ-1).

В-третьих, в течение большей части первой холодной войны никто не ожидал улучшения отношений. Когда интересы по конкретным вопросам совпадали, на какое-то время налаживалось сотрудничество по одной или нескольким проблемам. Сегодня также никто из участников противостояния не верит в реальность сотрудничества по широкому спектру вопросов международной повестки дня с целью изменения общего характера отношений. И никто, похоже, не готов сделать первый шаг в этом направлении.

В-четвертых, чтобы наказать Москву и дать ей понять, какую цену придется заплатить за продолжение агрессии, Вашингтон прибег к целому ряду карательных мер в духе холодной войны. Начиная с марта, приостановлено военное сотрудничество и прекращены переговоры по противоракетной обороне. Администрация Обамы также запретила экспорт в Россию гражданских технологий, которые потенциально могут использоваться в военной сфере, приостановила сотрудничество с Россией по проектам в области мирного атома, НАСА прекратило взаимодействие с российскими партнерами и закрыло доступ российским специалистам к лабораториям Министерства энергетики США.

Многие из этих мер, скорее всего, сохранятся и после окончания кризиса на Украине. И даже те, от которых откажутся, оставят неприятный осадок.

В-пятых, и это самое серьезное последствие, подобно тому, как конфронтация по проблемам безопасности в сердце Европы стала эпицентром первой холодной войны, вернувшаяся неопределенность по поводу стабильности в Центральной и Восточной Европе будет движущей силой и этого противостояния. Начиная с 1990-х гг. экспансия НАТО на территорию большей части Восточной Европы, включая страны Балтии, передвинула военно-политическую границу Европы к рубежам бывшего Советского Союза. Расширение альянса превратило Белоруссию, Молдавию и Украину в новую буферную зону. Они как бы стали преемницами Польши и осколков Австро-Венгерской империи, из-за которых великие державы сражались в XIX–XX веках. Сегодня, когда Москва укрепляет Западный военный округ, свой ключевой форпост, а НАТО снова переориентируется на Россию, противостояние вокруг континентальной Европы, на прекращение которого ушло два десятилетия, быстро возрождается на восточной периферии.

Красная зона

Существует точка зрения, что новую холодную войну, пусть она и нежелательна, даже близко нельзя сравнивать с прошлой – прежде всего потому, что современная Россия представляет лишь тень той угрозы, которая исходила от Советского Союза. Действительно, у Соединенных Штатов огромные материальные преимущества над противником: их экономика примерно в восемь раз превосходит российскую, а военный бюджет больше в семь раз. Более того, на фоне грандиозности других задач, стоящих перед Вашингтоном, от волнений на Ближнем Востоке до растущего напряжения в Азиатско-Тихоокеанском регионе, резкое ухудшение отношений между Россией и США, а также большей частью Европы, представляется сравнительно маловажным фактором.

Однако сомневаться в вероятности или значимости продолжительной конфронтации глубоко ошибочно. На самом деле, если Россия и Соединенные Штаты будут относиться друг к другу враждебно и неприязненно, это способно привести к нежелательным изменениям во внешней политике обеих стран, оказать негативное воздействие фактически на все важные аспекты мировой политики и отвлечь внимание и ресурсы от серьезных вызовов безопасности.

Подумайте о положении Вашингтона в Азиатско-Тихоокеанском регионе, в направлении которого он намеревается перемещать основные дипломатические и военные ресурсы. Последние события уже вызвали опасения в Токио, что повышенное из-за Украины внимание Вашингтона к Европе ослабит его приверженность интересам Азии. Если говорить более конкретно, Токио беспокоится, что США будут меньше помогать Японии сдерживать усиливающийся Китай. Японские лидеры опасаются, что сравнительно мягкая реакция Обамы на аннексию Крыма Москвой предвосхищает аналогичный отклик на возможный захват Пекином спорных островов Сенкаку (известных в Китае под названием Дяоюйдао) в Восточно-Китайском море. Более того, у воинственной России будут стимулы для того, чтобы мешать, а не помогать Соединенным Штатам в осуществлении деликатной задачи сдерживания китайской агрессии при одновременном расширении сферы американо-китайского сотрудничества. Точно так же в то время, когда Вашингтону нужно сотрудничество с Россией для устранения новых очагов дестабилизации мирового порядка, Москва отойдет в сторону и будет вставлять США палки в колеса их борьбы с терроризмом, изменением климата, распространением ядерных вооружений и преступлениями в киберпространстве.

Вынужденная необходимость переориентировать планирование оборонных расходов, вызванная тем, что многие американские конгрессмены и восточноевропейские союзники Соединенных Штатов считают возрождением российской военной угрозы, затруднят усилия Пентагона, направленные на экономию средств за счет модернизации и сокращения вооруженных сил. Армии США, которая сейчас сосредоточена на контртеррористических операциях и обеспечении безопасного доступа к морям, омывающим Китай, придется наращивать потенциал для ведения сухопутных операций в Европе.

Новая холодная война еще серьезнее повредит России, поскольку Москва больше зависит от Запада, чем Запад от России – по крайней мере в одном важном вопросе. Для диверсификации ресурсоориентированной экономики и модернизации инфраструктуры, созданной еще в советское время, России нужен приток западного капитала и технологии. Поскольку теперь этот канал окажется в значительной степени закрыт, Москва будет вынуждена существенно увеличить зависимость от отношений с Пекином, в которых она совершенно точно будет младшим партнером, или от партнерства с разными странами, неспособными предложить ей что-то даже близко напоминающее те возможности и ресурсы, которыми располагают США и Европа.

Четыре года назад, когда мировой финансовый кризис обнажил слабость российской экономики, тогдашний президент Дмитрий Медведев доказывал, что страна остро нуждается в «альянсах для модернизации» с Соединенными Штатами и Евросоюзом. Но сейчас, когда раскол с этими странами углубляется, Москва уже ощущает наступление кризисной ситуации: бегство капитала, сжатие кредитных рынков, неминуемое приближение рецессии.

Подобные экономические трудности могут побудить российских лидеров еще жестче упреждать и подавлять внутреннее недовольство, чтобы не допустить потенциальных волнений. А это означает другой уровень репрессий, способных бумерангом вернуться в виде широкого оппозиционного фронта, которого так боится Кремль. Между тем испортившиеся отношения России с США и их европейскими союзниками способны побудить таких партнеров России, как Армения, Белоруссия и Казахстан, играющих ключевую роль в планах создания евразийского экономического союза и укрепления Организации договора о коллективной безопасности (ОДКБ), аккуратно дистанцироваться от Москвы, чтобы не испортить отношения с западными державами.

Новая конфронтация с Западом также приведет к истощению военных ресурсов России. Это ослабит возможности Москвы отвечать на другие вызовы безопасности, такие как насилие и террор на Северном Кавказе и нестабильность в Центральной Азии, которая усугубляется непредсказуемым будущим Афганистана и Пакистана. Россия должна также защищать свои протяженные границы с Китаем и готовиться к потенциальному конфликту между Северной и Южной Кореей.

Болевые точки

Крах отношений России с Западом не просто изменит внешнюю политику Соединенных Штатов, Европы и России, но и серьезно затруднит решение широкого спектра международных проблем. Остатки режима контроля над вооружениями, на создание которого у России и США ушли многие годы, будут по большей части ликвидированы. Новая холодная война уничтожила шансы на разрешение разногласий между Москвой и Вашингтоном по поводу противоракетной обороны, хотя Россия выдвигает это в качестве предварительного условия для заключения дальнейших соглашений в области контроля над стратегическими вооружениями. Вместо этого стороны, вероятно, начнут разрабатывать новые и потенциально дестабилизирующие технологии, включая средства кибернетической войны и улучшенные традиционные вооружения повышенной точности.

Тем временем европейский компонент американской ПРО, скорее всего, будет теперь направлен конкретно против России, тем более что администрация Обамы считает ее виновной в нарушении Договора о ядерных силах среднего радиуса действия от 1987 года. Маловероятно, что Москва и Вашингтон смогут договориться об ограничении развертывания крупных вооружений в Европе. Новая холодная война также сокрушила надежды на укрепление других базовых соглашений, таких как Договор об открытом небе от 1992 г., регулирующий полеты летательных аппаратов без вооружений на борту для осуществления воздушного наблюдения.

Роль геостратегических расчетов также значительно вырастет в энергетических связях. Каждая из сторон попытается использовать торговлю нефтью и газом для давления на оппонента и минимизацию собственной уязвимости. Шансы на сотрудничество США и России в разработке огромных углеводородных резервов Арктики, конечно, снизятся. В более широком смысле новая холодная война отбросит назад международное сообщество в борьбе за уменьшение воздействий глобального изменения климата на Арктику, хотя именно в этой области двум странам удалось добиться удивительно тесной кооперации. Одним из наиболее успешных, но недооцененных аспектов недавних отношений Соединенных Штатов и России стал прогресс, достигнутый двадцатью рабочими группами двусторонней президентской комиссией США–Россия, созданной в 2009 г. для облегчения взаимодействия на высшем уровне по целому ряду вопросов – от реформы тюрем и военного образования до структур по чрезвычайным ситуациям и контртеррористической деятельности. Продолжение такого сотрудничества или тем более его углубление теперь маловероятно.

Москва и Вашингтон также перестанут стараться сбалансировать позиции по ключевым вопросам мирового управления, включая давно назревшие реформы ООН, Международного валютного фонда, Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Вашингтон сосредоточился на исключении России из возможно большего числа международных организаций (например, «Большой восьмерки») и ограничении ее роли в других. Тем временем Москва прилагает еще больше усилий, чем раньше, чтобы уменьшить влияние США и ЕС в этих организациях.

Наконец, если на постсоветском пространстве снова вспыхнет один из тлеющих конфликтов, вероятность того, что Россия и Соединенные Штаты станут действовать сообща для сдерживания насилия, близка к нулю. Напротив, если ситуация в Нагорно-Карабахской области Азербайджана или в Приднестровье на территории Молдавии выйдет из-под контроля, Москва и Вашингтон скорее займутся тем, чтобы сорвать «коварные» планы друг друга, чем поиском взаимоприемлемого решения.

Минимальный ущерб

Острота кризиса на Украине снизилась, но едва ли его можно считать завершенным. Президентские выборы в мае не разрешат кризис легитимности, с которым сталкивается Киев, поскольку на востоке ему не доверяют. И с помощью скромных пакетов помощи, которые пытаются наскрести Международный валютный фонд и другие западные доноры, вряд ли удастся решить глубокие структурные проблемы экономики, такие как безудержная коррупция и сосредоточение реальной власти в руках немногочисленных олигархических кланов. Короче, страну ожидает долгая и кропотливая работа в условиях политической и экономической неопределенности.

Вместе с тем Украина – лишь фрагмент более крупной и зловещей картины. Стабильность Европы, которая совсем недавно казалась гарантированной, теперь представляется призрачной. Новая линия политического разлома образовалась в самом сердце континента, не только на Украине, но также в Белоруссии и Молдавии. Ситуация там крайне неустойчива и чревата дальнейшей эскалацией конфронтации между Востоком и Западом. Политическим лидерам в Москве и Вашингтоне необходимо считаться с этой тревожной реальностью и учитывать цену, которую придется заплатить, если они будут и дальше закрывать глаза на широкомасштабные последствия новой холодной войны. Преуменьшение рисков и цены противостояния приведет к недооценке того, какие усилия необходимо приложить для преодоления грозящей опасности.

Следовательно, фундаментальная задача, стоящая перед Москвой и Вашингтоном, – как можно скорее закончить новую холодную войну и сделать ее по возможности менее глубокой. Цели можно достигнуть, только если лидеры обеих сторон возьмут на вооружение принцип минимального ущерба. До сих пор они этого не делали. Вместо того чтобы рассматривать украинский кризис в более широкой перспективе, российские и западные лидеры, похоже, сосредоточились на противоборстве в соответствии с его внутренней логикой. Для России это означает стойкость и выдержку: мужественно пережить санкции Запада и их последствия и заставить Вашингтон и его союзников принять то, что российские лидеры считают законными интересами своей страны на Украине и за ее пределами. Для Соединенных Штатов и Европы победить на Украине – заставить Москву отказаться от агрессивного поведения и вернуться на тропу сотрудничества (некоторые западные круги подразумевают под победой также ослабление режима Путина и ускорение его смены).

Приверженность принципу минимизации ущерба, причиненного новой холодной войной, не означает, что Запад должен терпимо относиться к попыткам России контролировать события в соседних с Европой буферных областях путем подстрекательства к политической нестабильности или с помощью военной силы. Если США и их европейские союзники не смогут найти способ избавить Россию от этого искушения – через реальные военные угрозы, если это понадобится, холодная война будет только разгораться. В то же время политика сдерживания конфликтов в промежуточном пространстве между Европой и Россией должна определяться более глобальной целью. Все, что делают западные лидеры, чтобы побудить Россию к сдержанности, следует дополнить привлекательной картиной альтернативного пути, встав на который, все стороны смогут двигаться в более конструктивном направлении. Оба аспекта должны быть ясными и предметными: красные линии следует проводить четко и подкреплять их угрозой реального применения военной силы, а возможности сотрудничества должны быть конкретными и значимыми.

Сдерживать гнев

Минимизация ущерба, причиненного новой холодной войной, потребует мудрого управления. Для этого лидерам в Москве, Вашингтоне и европейских столицах следует усвоить три урока первой холодной войны.

Во-первых, признать, что недоверие в ту пору часто искажало восприятие намерений противоположной стороны. В качестве одного из многих примеров подумайте об ошибочном представлении США, будто советское вторжение в Афганистан в 1979 г. было попыткой установить контроль над нефтью в Персидском заливе. Это объяснялось глубоко укоренившимся недоверием к советским территориальным амбициям, которое американские лидеры испытывали с тех пор, как Сталин захватил большую часть Восточной Европы после Второй мировой войны, а затем попытался расширить советское влияние на Иран и Корею.

Со времен окончания первой холодной войны неверное восприятие намерений друг друга постоянно портило отношения, срывало усилия по формированию нового партнерства и позволило потенциально действенным и продуктивным отношениям скатиться к вражде. Расширение НАТО на восток и планы по созданию системы противоракетной обороны в Европе укрепили Россию в подозрениях, что эти действия направлены против Москвы. А бесцеремонное обращение России с соседними государствами – в частности, с Украиной – породило на Западе мнение, будто Москва хочет не просто влиять на ближнее зарубежье, но и контролировать всю бывшую советскую территорию.

Избавиться от такого недоверия нелегко. От официальных лиц потребуются большие усилия и готовность идти на реальный риск. Лидеры по обе стороны знают, что их внутриполитические противники истолкуют попытки преодолеть враждебность как слабость.

Они также обеспокоены тем, что любые заигрывания будут выглядеть напрасными, если не встретят взаимности и быстрых ответных шагов. Еще хуже, если другая сторона ответит продолжением агрессии, тогда усилия будут выглядеть как неудачные попытки умиротворения. И все же самое большое препятствие для сотрудничества – искаженные представления о намерениях и целях друг друга. Чтобы распутать этот клубок, нужно начать прямой диалог на высшем уровне – спокойно и без всяких предварительных условий. Лидеры должны встречаться с готовностью обсуждать все вопросы, в том числе наиболее спорные, острые и трудные. Такой диалог, конечно, труден, но абсолютно необходим. Однако ни одному из правительств не обязательно отказываться от своих нынешних позиций до начала переговоров.

Вместе с тем попытка понять наиболее глубокую озабоченность оппонента – это только первый шаг. Далее переговоры должны вести к реальным действиям. Каждой из сторон нужно определить конкретный шаг или ряд шагов, которые подтолкнут ее к переосмыслению предвзятых мнений.

Нужно отказаться от взаимных обвинений, попытаться объективно оценить собственное поведение и понять, какие именно действия портят отношения и сводят на нет усилия по их улучшению. Второй урок первой холодной войны состоит в том, что обе стороны своими непродуманными действиями раскручивали спираль напряженности. В украинском кризисе виновны обе стороны. ЕС оставался глух к законной озабоченности России в отношении соглашения об ассоциации с Украиной. Во время февральских беспорядков в Киеве Соединенные Штаты слишком быстро отказались от дипломатического соглашения, которое предусматривало возможный выход из кризиса, новые президентские выборы и конституционную реформу. И на протяжении всего кризиса Россия чересчур охотно эксплуатировала нестабильность на Украине для достижения своих целей.

Третий урок первой холодной войны может быть самым важным.США и СССР обычно действовали по ситуации вместо того, чтобы придерживаться определенного плана и политики. Поэтому в нынешнем кризисе вокруг Украины и в последующих кризисах Соединенным Штатам и их европейским союзникам надлежит воздействовать на выбор России за счет влияния на события, а не посредством попыток изменить мышление кремлевских политиков. В практическом отношении это означает, что Вашингтону и Брюсселю следует оказать Украине экономическую помощь, в которой она отчаянно нуждается (обусловив это реальными шагами по исправлению коррумпированной политической системы), настаивать на том, чтобы украинские лидеры сформировали правительство, которое могло бы быть принято как легитимное на востоке страны, и стремиться создать такие условия, при которых Украина может сотрудничать с Европой и Россией без необходимости делать выбор между ними. Если политика США будет двигаться в этом направлении, действия России, вероятно, окажутся более конструктивными.

Эмоции перехлестывают через край в Москве, Вашингтоне и европейских столицах, и конфронтация по поводу Украины, похоже, обрела собственную инерцию. Если кризис там пойдет на спад, то снизится и градус противостояния в новой холодной войне, хотя полностью она не закончится. Если кризис будет углубляться (или вспыхнет в других местах), новая холодная война обострится. Другими словами, развитие событий на Украине определяет траекторию новой конфронтации, хотя не все зависит от того, что там произойдет. Подобно первой холодной войне, новая будет разворачиваться на многочисленных площадках и не начнет затихать до тех пор, пока обе стороны не признают, что за выбор этого пути придется заплатить высокую цену, и не решатся на трудные шаги для изменения выбранного пути.

Роберт Легвольд – почетный профессор Колумбийского университета.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 2 июля 2014 > № 1144832 Роберт Легвольд

Грузия. Молдавия > Алкоголь > bfm.ru, 27 июня 2014 > № 1137388

ЕВРОИНТЕГРАЦИЯ БЕЗ ВИНА. МОЛДАВИЯ И ГРУЗИЯ ПОДПИСАЛИ АССОЦИАЦИЮ С ЕС

Андрей Жвирблис

Договор об ассоциации подписан. Эксперты обсуждают, какими могут быть последствия для отношений Молдавии и Грузии с Россией. Что ждет грузинское и молдавское вино?

Договор об ассоциации с Евросоюзом сегодня подписали Грузия и Молдавия. По словам молдавского премьер-министра Юрия Лянкэ, парламент уже на следующей неделе может его ратифицировать.

Россия всегда заявляла, что примет необходимые защитные меры для своего рынка в случае ассоциации Молдавии, Грузии и Украины с ЕС. Однако какими конкретно будут эти меры, неизвестно. Не исключено, что лишь символическими. Так считают некоторые специалисты. Скорее всего, меры могут затронуть не весь товарооборот вообще, а конкретные товарные направления. Тем не менее переходный период будет для этих стран тяжелым.

Алексей Портанский, профессор ГУ ВШЭ, ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН

"Выгоды для этих стран могут быть получены отнюдь не сразу. Потребуется проведение реформ во всех отраслях экономики, судебных реформ вплоть до транспорта и образования и так далее. Экономически, по крайней мере, на первых порах это будет невыгодно. Например, по Молдове квота, скажем, на вино, будет значительно меньше со стороны ЕС, чем Молдова имеет со стороны России. То же самое будет по фруктам. Тут возникает вопрос, закроется ли свободная торговля со стороны России".

Молдова готова провести трехсторонние консультации с Россией и Евросоюзом по применению договора о свободной торговле с ЕС. Это заявил премьер-министр Юрий Лянкэ. Не исключено, что для некоторых категорий товаров будет сохранен ныне действующий режим. Но участь виноделия для этих стран в любом случае незавидная. Доля на российском рынке после запретов последних лет у них ужалась, как шагреневая кожа. В Европе их тоже не особо ждут. Тем более что при большом потенциале основная часть продукции их виноделия оставляет желать лучшего в том, что касается качества.

Андрей Ткемаладзе, независимый эксперт винного рынка

"Когда они пройдут евроинтеграцию, с ними произойдет то же самое, что когда-то произошло с Венгрией. Одно из правил, которые будут установлены Европой для этих стран, - это отказ от виноградников как бизнеса. Даже сейчас в Европе виноградарство в низкосортном сегменте дотируется Евросоюзом, и в том числе скупаются излишки урожая для перегонки на этанол. Я не думаю, что Молдавия и Грузия являются для ЕС настолько приоритетными, что они будут готовы платить".

Неизвестно, какие результаты дадут переговоры с Россией (если, конечно, они вообще состоятся) о том, как развивать экономические контакты в новых условиях. Специалисты говорят, что большей угрозой, чем ограничение доступа фруктов и вина, для той же Молдовы было бы ограничение доступа на российский рынок рабочей силы. По статистике, молдавские гастарбайтеры в России обеспечивают до 70% всех денежных переводов, которые поступают в Молдову. Пока же очевидно лишь одно. Наверняка прибавится работы для таможни в том, что касается контроля происхождения товаров по стране происхождения

Грузия. Молдавия > Алкоголь > bfm.ru, 27 июня 2014 > № 1137388

Казахстан. Белоруссия. Азия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > iran.ru, 2 июня 2014 > № 1088726

Заговор молчания вокруг Ирана в ЕАЭС

Подписанный 29 мая в Астане договор о создании Евразийского экономического Союза, по сути, означает появление крупнейшего в мире после Евросоюза нового экономического объединения, раскинувшегося на огромной территории с населением в 170 миллионов человек. Это по истине историческое, эпохальное событие. Но, почему-то у многих возникло четкое ощущение некоей недосказанности и таинственности вокруг нового Союза.

Стороны шли к Договору о ЕАЭС более десяти лет. Столько же времени шла борьба двух идеологий этого интеграционного объединения. Представители одной точки зрения настойчиво добивались того, чтобы новое образование с самого начала носило максимально глубокий характер, вплоть до общей охраны границ и единых вооруженных сил. Выразителем второй точки зрения были, в первую очередь, политические элиты Казахстана, настаивавшие на том, что ЕАЭС является исключительно экономическим проектом.

Эта вторая точка зрения и победила в конечном итоге. Замглавы МИД Казахстана Самат Ордабаев с определенной гордостью отметил: «Мы ушли от политизации Договора, а значит и Союза, весь костяк – чисто экономическое взаимодействие. Благодаря последовательной позиции Казахстана из Договора были исключены такие вопросы, как общее гражданство, внешняя политика, межпарламентское сотрудничество, паспортно-визовая сфера, общая охрана границ, экспортный контроль и так далее».

И хотя главный переговорщик по интеграционным вопросам от России Игорь Шувалов изо всех сил пытался убедить казахскую сторону в том, что «в современном мире уже неплохо отработана схема сохранения государственной независимости и суверенитета параллельно с участием в экономических интеграционных объединениях», а российской стороне, по его словам, пришлось «потратить немало времени, убеждая казахстанских партнеров, что за предлагаемыми нами решениями не скрывается покушения на их суверенитет», преодолеть позицию Астаны так и не удалось.

Понятно, что любая интеграция требует массу времени. Евросоюз шел к нынешнему своему состоянию около сорока лет, и, похоже, для ЕАЭС потребуются десятилетия. Пока же интеграция предстает перед нами в достаточно усеченном виде, и, если откровенно, то особой разницы между существовавшим Таможенным союзом и возникшим Евразийским союзом пока, по большому счету нет. Будем реалистами, возникло некое экономическое пространство, выигрывающее только размерами территории. Если ЕАЭС по площади входящих в него государств в 4,7 раз больше ЕС (20 млн. 35,2 тыс. кв. км против 4 млн. 271,6 тыс. кв. км. в ЕС), то по численности населения ЕС (505,6 млн. человек) в 2,9 раза больше, чем в ЕАЭС (172,9 млн. человек). Еще сильнее экономический разрыв: валовый внутренний продукт стран ЕС в 2012 году составил 13 трлн. 068 млрд. евро, приблизительно 25% мирового ВВП. Суммарный ВВП России, Белоруссии и Казахстана в 2012 году при перерасчете в евро составляет 2,2 трлн. евро, около 5% мирового ВВП, почти в 6 раз меньше ВВП Евросоюза.

Заговор молчания вокруг Ирана

По своим параметрам ЕАЭС пока никак не дотягивает для нового мирового «полюса» или же «центра силы», оставаясь региональным объединением. Преодолеть эту региональность можно, даже необходимо, но для этого нужно определить внешнеполитический вектор расширения влияния ЕАЭС, т.е. направление, куда будут нацелены усилия в поисках союзников и партнеров. И здесь возникает достаточно интересная картина. Всем памятны усилия Казахстана помешать превращению Таможенного союза в надгосударственное политическое объединение вроде СССР или ЕС, из-за чего Нурсултан Назарбаев высказывался против присоединения к Таможенному союзу Киргизии и Таджикистана, долго не соглашался с вхождением туда Армении, но при этом выступил совершенно неожиданно за принятие в ТС Турции.

Подобная инициатива казахского лидера вызвала откровенное удивление прежде всего в самой Турции, поскольку Анкара не подозревала, что хочет вступить в Евразийский союз и узнала об этом только от Назарбаева. Сегодня ситуация не менее интригующая, поскольку о возможности интеграции с третьими странами было сказано буквально следующее: члены нового союза договорились активизировать переговоры с Вьетнамом о создании зоны свободной торговли, укреплять взаимодействие с КНР, в том числе в сфере обмена информацией по товарам и услугам, а также сформировать экспертные группы по выработке преференциальных режимов торговли с Израилем и Индией.

Во всех этих внешнеполитических конструкциях «кого еще интегрировать?», сопровождавших рождение ЕАЭС последние три года, присутствовал некий общий, но устойчивый момент − заговор молчания вокруг участия Ирана в качестве полноценного члена евразийского объединения. Заговор, лежащий вне нормальной политической логики, поскольку исключать региональную державу, партнерство с которой является ключом к решению огромного количества проблем – от чисто экономических, вроде стабилизации газового рынка и создания инфраструктуры транспортных линий, до военно-политических, вроде «афганской угрозы» и присутствия внерегиональных держав в Южном Закавказье и на Каспии – это не просто непрофессионализм «интеграторов», это нечто более глубокое, скорее это патологическая боязнь мощи Ирана.

Иранский фактор в ЕАЭС

Иранский фактор в интеграционном процессе, даже в форме создания с Тегераном зоны свободной торговли будет означать:

Первое. Иран может стать крупнейшим торговым партнером ЕАЭС на Среднем Востоке и Центральной Азии, обширным рынком сбыта производимых в ЕАЭС машин, оборудования, транспортных средств, металлопродукции и пиломатериалов, то есть продукции высокого передела.

Второе. Через сотрудничество с Ираном ЕАЭС получит выход на рынки Среднего Востока и доступ к важнейшим транзитным маршрутам.

Третье. Зона свободной торговли с Ираном повлечет за собой присоединение к ней Пакистана и Индии, причем не искусственным, как сейчас – «через голову», а вполне естественным путем, в силу реалий и логики экономического развития региона.

Четвертое. Внутренний потребительский рынок ЕАЭС после создания этой зоны свободной торговли станет более устойчивым по отношению к экспансии китайских товаров, поскольку у них появится реальная конкуренция.

Пятое. Россия, Казахстан и Иран, действующие в рамках единой экономической стратегии и едином экономическом пространстве получают возможность осуществления крупных инфраструктурных проектов на Каспии, что является давно назревшей необходимостью.

Шестое. Зона свободной торговли с Ираном придаст ЕАЭС такой экономический весь и политический авторитет, что вслед за ним в эту структуру потянутся остальные страны Центральной Азии и ключевые государства исламского мира.

Седьмое. США и Запад в самое ближайшее время будут биться насмерть за привлечение Ирана в свою орбиту. Они прекрасно понимают, что имея в своем активе такую страну как Иран, могут создать неимоверные трудности для России и стран Центральной Азии, могут помешать росту экономики Китая, лучше контролировать Ирак и Афганистан. Наоборот, статус зоны свободной торговли с Ираном или полноценное членство Ирана в ЕАЭС позволит вовлечь Иран в орбиту евразийского развития и поставить точку на планах США и Запада использовать иранский фактор для разрушения и ослабления России и стран Центральной Азии.

Откровенный шантаж России за лояльность в ЕАЭС

Выше перечислены только главные последствия включения или не включения Ирана в интеграционные планы, и то только в основном экономическая их часть, поскольку при возникновении блока «ЕАЭС + Иран» даже архитектура региональной безопасности начнет выглядеть совершенно по-иному и процесс интеграции пойдет гораздо быстрее, и это отчетливо понимают на Западе.

Главный аргумент противников привлечения Ирана к интеграционным процессам (и в ЕАЭМ, и в ШОС) заключается в том, что подобная форма сотрудничества вызовет негативное отношение Запада. Начнем с того, что Запад любые интеграционные процессы на постсоветском пространстве, происходящие не под его руководством, воспримет враждебно. Это – во-первых. А во-вторых участие Ирана опасно псевдоинтеграторам, стремящимся кастрировать смысл и цель объединения, тем, что создаст существенный барьер для их неуместных капризов, откровенного шантажа и вымогательства из России дополнительных преференций, которые иначе как платой за лояльность не назовешь.

Участие Ирана в интеграционных процессах опасно для Запада еще и потому, что в этом случае все рычаги, в первую очередь экономические, которые те же Вашингтон и Брюссель использовали для давления на Тегеран, окажутся бесполезными. Более того, развитие ЕАЭС получит совершенно иную динамику. Поскольку «колеблющиеся в выборе ориентации» и в отношении к этому Союзу страны начнут делать все, чтобы не упустить выгоды от партнерства с этим новым образованием, включающим в себя динамичные экономики и имеющим стратегические отношения с двумя ведущими антизападными государствами – Китаем и Ираном.

Членство в ЕАЭС – насколько это нужно Тегерану?

Выдвигая аргумент о том, что участие Ирана в интеграционных процессах вызовет недовольство Запада (можно подумать, что сейчас они нами довольны), псевдоинтеграторы забывают о том, что этот самый Запад уже давно принял решение об окончательной приватизации части постсоветского пространства, что еще раз подтвердил недавно еврокомиссар по вопросам расширения Евросоюза и европейской политики Штефан Фюле, высказавшийся за принятие Украины, Молдавии и Грузии в ЕС на правах полноправных членов: «Если мы всерьез хотим трансформировать государства Восточной Европы, мы обязаны воспользоваться самым мощным инструментом, имеющимся в нашем распоряжении – расширением».

Для них, на Западе, необходимость расширения ЕС, а за ним – и НАТО, сомнения не вызывают. У нас – каждый очевидный шаг вызывает панические опасения: «Одобрят ли на Западе? Не рассердятся ли?» Иран может стать мощным активом интеграционных процессов на евразийском пространстве, добавив свой экономический, научный и оборонный потенциал в «общую копилку», приведя за собою еще «колеблющиеся», но уже стремящиеся выйти из-под власти доллара страны и их рынки.

Но активное участие Тегерана возможно только при условии первых встречных шагов из «трех столиц»: Астаны, Москвы и Минска. Поскольку, будем реалистами, при всех выгодах, которые Иран может получить, активно участвуя, пусть и в особом статусе, в интеграционных процессах, он может понести и существенные потери. Во-первых, далеко не все в Иране воспринимают Россию, а с ней и ЕАЭС, как надежного партнёра для долгосрочных отношений. Во-вторых, Тегеран отчетливо понимает, что его участие вызовет активное противодействие псевдоинтеграторов на постсоветском пространстве, которые саму идею интеграции используют исключительно как пропагандистский лозунг и совершенно не намерены воплощать его в реальность. Участие Ирана в ЕАЭС помешает им чувствовать себя комфортно, дальше шантажировать Россию и выкачивать из нее новые миллиарды долларов за лояльность в этом Союзе. И, в-третьих, в Иране прекрасно понимают, что любые реальные движения в сторону ЕАЭС вызовут новый всплеск враждебности в отношении Тегерана, вплоть до полного срыва наметившихся договоренностей по иранскому «ядерному досье» даже в рамках группы 5+1.

********

Подписание итогового документа о создании ЕАЭС – кульминация интеграционного процесса на современном этапе. Тревожный звонок, сокращение объемов торговли внутри Таможенного союза на 12,6%, дает все основания предполагать, что быстрый экономический эффект уже исчерпан, что из-за экономических и политических разногласий, нарастающего противостояния политических элит, процесс будет все больше пробуксовывать. В отличие от Евросоюза у наших стран нет сорока лет, никто нам их не даст, а потому для дальнейшей интеграции нужна «шоковая терапия», нужен мощнейший импульс, шаг, задающий новую динамику. Партнерство ЕАЭС с Ираном вполне может стать таким импульсом, тем толчком, который выведет интеграцию на новый уровень, придаст ей не региональный, а уже мировой уровень. По большому счету, единственное, что для этого необходимо – политическая воля и отсутствие страха перед Западом.

Редакционная статья Iran.ru

Казахстан. Белоруссия. Азия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > iran.ru, 2 июня 2014 > № 1088726

Дания. Германия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 30 апреля 2014 > № 1070083

Министр иностранных дел Германии Франк-Вальтер Штайнмайер 7 апреля с.г. сообщил, что он и его датский коллега Мартин Лидегорд имеют единую точку зрения по всем ключевым вопросам международной политики. Это заявление было сделано во время визита М. Лидегорда в Берлин, который он совершил на пути в Молдову и Грузию. Датский министр выразил согласие с высказыванием германского коллеги.

Министры не стали высказывать свои взгляды касательно курса по отношению к России в свете кризиса на Украине. На вопрос о том, являются ли русские противниками или партнерами, германский министр ответил, что он не хотел бы, чтобы его слова оказались в газетных заголовках. «Мы должны работать над тем, чтобы противостояние на Украине не переросло в вооруженный конфликт. Это сложная задача, и громкие заголовки не способствуют её решению», - заявил Ф-В. Штайнмайер.

М. Лидегорд поддержал своего коллегу: «найти пути выхода из конфликта непросто, и мы не должны позволять себе высказывания, которые приведут к еще большим проблемам. Сейчас сложно видеть в России партнера, но мы можем стремиться к тому, чтобы она им стала».

На пресс-конференции в посольстве Дании в Берлине, М. Лидегорд также не ответил, надо ли высказывать критику или проявлять понимание позиции Москвы. В этом вопросе он придерживается золотой середины.

Дания дистанцировалась от признания аннексии Крыма. «В этом вопросе Дания занимает твердую позицию, но при этом она готова «протянуть руку» Кремлю», - заявил М. Лидегорд.

Он рассчитывает на то, что в июне с.г., как было запланировано, Молдова заключит с ЕС Договор об ассоциированном членстве. Его визит в страну – это знак одобрения и солидарности правительству в Кишиневе. Согласно информации от наблюдателей в Молдове, Россия оказывает на неё значительное давление для предотвращения заключения такого соглашения.

В рамках визита в Молдову Мартин Лидегорд встретится также с губернатором автономного территориального образования Гагаузии Михаилом Формузалем.

«Моргенависен Юлландс-Постен»

Дания. Германия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 30 апреля 2014 > № 1070083

Абхазия. Россия > Таможня > ved.gov.ru, 30 апреля 2014 > № 1069942

Погрануправление ФСБ России в Абхазии отмечает пятую годовщину со дня образования

Погрануправление ФСБ России в Абхазии отмечает пятую годовщину со дня образования. 30 апреля 2009г. было подписано соглашение между Российской Федерацией и Республикой Абхазия о совместных усилиях в охране государственной границы Республики Абхазия.

Российские пограничники пять лет, эффективно решают задачи по защите и охране государственной границы Абхазии, сказал сегодня на пресс-конференции начальник Погрануправления ФСБ РФ в Абхазии генерал-майор Сергей Комаревцев.

Генерал обратил внимание журналистов на то, как пять лет, назад начинался процесс размещения и обустройства мест постоянной дислокации, отнюдь не с комфортных условий, а с палаток и землянок. Он рассказал о том, какая нагрузка была на сотрудниках, как приходилось в чем-то искать помощь у местных властей и жителей, так как размещение осуществлялось буквально с колес. Буквально уже через несколько недель возвели палаточные городки, а на некоторых участках границы, где дислоциро­вались подразделения, приспосабливали выделенные для размещения пограничников помещения, требовавшие минимальных затрат на ремонт.

Сотрудники Погрануправления ФСБ старались максимально комфортно оборудовать места расположения подразделений. Возводились удоб­ные на тот момент места приготовления и приёма пищи, пра­чечного обеспечения. По инициативе подразделений самостоятельно возводились бани, самодельные душевые кабины, но первым делом оборудовались позиции для несения службы по обеспечению собственной безопасности.

За пять лет российские пограничники возвели комфортабельные военные городки, в которых име­ется все необходимое для выполнения своих должностных обязанностей, обслу­живания техники, содержания служебных животных, обучения сотрудников, про­живания семей.

Генерал-майор Комаревцев уточнил, что подразделения расположены вдоль государственной границы Рес­публики Абхазия с Грузией, которая проходит по административной границе Галского и Зугдидского районов бывшей Грузинской ССР, а также на побережье, в тех местах, где раньше стояли советские пограничные заставы.

Генерал напомнил, что в период формирования Пограничного управления была очень сложная обстановка, были частые нарушения грузино-абхазской границы, контрабанда, просачивались криминальные группировки.

Пограничные подразделения разместились также и в Кодорском ущелье Абхазии, где сложный рельеф ме­стности. Ущелье отдалено от крупных населенных пунктов, отсутствует хорошая автомобильная дорога. Сотрудникам Погрануправления не раз приходилось самостоятельно возводить и ремон­тировать мосты, переправы, очищать дороги от завалов.

«В настоящее время обстановка в приграничных районах значительно изме­нилась, появились устойчивые доверительные отношения с местными органами власти, населением», - подчеркнул Комаревцев. Пограничники оказывают помощь местным жителям, ведется работа по разъяснению правил пересечения границы, по­граничного режима. В школах, где расположены подразделения, проводят уроки военной истории, военные помогают учебной литературой и спортив­ным инвентарем.

«Жители Кодорского ущелья с благодарностью воспринимают регуляр­ный ремонт дорог», - сказал Комаревцев. Он подчеркнул, что «сам факт присутствия российских пограничников положительно и благоприятно влияет на основную часть населения Абхазии, гарантируя мир, спокойствие и стабильность в республике».

Значительно влияет на обстановку появление новых технических средств охраны грузино-абхазской границы, кроме того проделана большая работа по прикрытию границы инженерными заграждениями.

С 2009 года, за пять лет, за нарушение государственной границы задержано более 10 тысяч человек, около 1000 единиц транспортных средств, не допущено более 800 случаев незаконного перемещения через государственную границу грузов и товаров вне пункта пропуска.

За нарушения пограничного режима задержано около 1 450 человек и более 340 единиц транспортных средств, на морском участке - более 130 единиц малых плавательных средств.

Обнаружено и изъято 595 грамм наркотических веществ.

На участке пограничного управления функционирует один автомобильный и пять пешеходных пунктов пропуска. В пунктах пропуска осуществляется совместный пограничный контроль с абхазскими коллегами. Открытие пешеход­ных пунктов пропуска позволило снять социальную напряженность, так как пунк­ты пропуска были открыты на тех направлениях, где была велика потребность жителей приграничных населенных пунктов в пересечении границы с целью посеще­ния родственников, учреждений здравоохранения и просто для приобретения предметов первой необходимости.

Комаревцев считает, что открытие пешеход­ных пунктов пропуска позволило создать цивилизованные условия для легального пересечения грузино-абхазской границы.

Российские пограничники в рамках планового взаимодействия с правоохранительными и силовыми структурами Абхазии проводят комплекс мероприятий, направленных на повышение эффективности охраны государственной границы. Созданы благоприят­ные условия для проведения мероприятий, проводимых Центром специального назначения СГБ Республики Абхазия, оказывается практическая и методическая помощь в подготовке специалистов кинологов Погранотряда СГБ РА. В школах приграничных населенных пунктов созданы классы юных друзей пограничников.

Совместно с Госинспекцией по маломерным судам УЧС Абхазия проводятся совместные рейды, направленные на учет и содер­жание маломерных плавательных средств, их передвижение в территориальном море и внутренних морских водах Республики Абхазия. Также на морском на­правлении осуществляются совместные рейды с Государственным комитетом по экологии и природопользованию РА в районах промысла рыбы во время рыбопромысловой путины.

«В марте этого года заместитель секретаря Совета безопасности России Рашид Нургалиев отметил роль российских военных и пограничников, дислоцированных в Абхазии, в деле обеспечения безопасности Олимпийских игр. Президент Абхазии Александр Анкваб также отметил, что слаженная работа абхазских и российских силовых структур, их совместная деятельность принесла серьезный, положительный результат», - сказал генерал Комаревцев.

По словам Комаревцева, благодаря слаженному и тесному взаимодействию силовых структур Абхазии, Погрануправления ФСБ РФ и российской военной базы в Гудауте не было ни одного противоправного факта нарушения границы, который мог бы повлиять на дестабилизацию ситуации и помешать безопасности проведения Зимних Олимпийских игр в Сочи.

«Активная работа по реализации соглашения о совместных усилиях в охране границы ускорила формирование нового облика границы, обеспечивающего адек­ватное реагирование на имеющиеся вызовы и угрозы безопасности Абхазии, по­зволила обеспечить рост социально-экономического и культурного развития, по­вышение жизненного уровня жителей республики», - подчеркнул начальник Погрануправления ФСБ РФ в РА генерал Комаревцев.

«Апсныпресс»

Абхазия. Россия > Таможня > ved.gov.ru, 30 апреля 2014 > № 1069942

Украина. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 27 апреля 2014 > № 1110719 Кирилл Телин

Крым и Юпитер

О «быках» в мировой политике

Резюме: Силовые решения сегодня не дают права на легитимацию, как в XIX и XX веке. Шаги, выдержанные в консервативно-силовом ключе, не способствуют укреплению положения страны даже в пределах традиционной зоны влияния.

Существующая система международных отношений дает экспертам и политикам большой простор для прогнозов и спекуляций. Сейчас, на фоне обострения затухших было конфликтов в Восточной Европе, можно констатировать не только возвращение былых имиджевых суждений об «империи зла», но и неизбежную трансформацию миропорядка, который установился после распада Советского Союза. Глобальная энтропия не способствует ясности относительно будущего, но главное очевидно: предстоит крах прежних конфигураций и изменение статус-кво. Сложившаяся вокруг Крыма ситуация открывает новую страницу в системе международных отношений – с новыми рисками, угрозами и опасностями.

Выход на орбиту

Несмотря на массу концепций, ожививших политико-философские дискуссии во второй половине XX века, мировая система остается консервативной. С одной стороны, часть ее фундамента формировали принципы еще Вестфальской системы – с ее неизбывным обращением к логике государственного суверенитета и сопутствующей монополии государственных институтов на участие в мировой политике. С другой стороны, на внутреннюю логику миропорядка до последнего времени существенно влияло наследие Ялтинско-Потсдамской системы – естественно, за вычетом одной из сторон планетарного противостояния, что автоматически приводило к практически однополярному устройству.

При этом только с 1999 г. мир пережил военную операцию в Югославии, свержение режима Саддама Хусейна в Ираке, интервенцию в Афганистан и многие другие акты грубого нарушения государственного суверенитета со стороны глобального гегемона. Неудивительно, что некоторые страны стремились если не бросить вызов сложившейся конструкции мирового порядка, то хотя бы гарантировать себе безопасность, выступая в статусе региональной державы. К их числу в разные периоды можно отнести Иран, Ирак, Венесуэлу, Китай, Аргентину – и, что вполне очевидно, Российскую Федерацию.

Положение России в мировой системе после распада СССР было зыбким и неустойчивым: идеологический крах и деградация национального хозяйства, лишившие страну статуса «второго полюса» и сверхдержавы, соседствовали с сохранением прежнего ракетно-ядерного потенциала, а почти полумиллионная Западная группа войск покинула объединенную Германию лишь в 1994 году. Четкое позиционирование и внятно зафиксированная стратегия отсутствовали – «атлантическая» концепция внешней политики действовала с 1993 по 2000 гг., хотя с 1996 г., когда Евгений Примаков стал министром иностранных дел, объективно противоречила реальному курсу. Внешняя политика находилась в маятниковом состоянии и стабилизировалась лишь к середине 2000-х годов. В тот период зафиксированы основные параметры нового места страны в международных отношениях, часто представляющиеся исследователям излишне оптимистичными.

Во-первых, несмотря на возвращение России к многовекторной внешней политике, ни о какой серьезной конфронтации с США, напоминающей прежнее противостояние сверхдержав, речи не шло. На фоне продолжительной борьбы за отмену поправки Джексона-Вэника и процесса вступления в ВТО (в который, заметим, вложено больше усилий, чем в российско-украинское партнерство) Россия и Соединенные Штаты совместно осваивали континентальный шельф, американские компании проникали на российский потребительский рынок. Агрессивная риторика, воплощенная в Мюнхенской речи Владимира Путина, была направлена скорее на идеологическое размежевание с западными державами, что позволяло достигнуть ряда некоторых как внешне-, так и внутриполитических целей без существенных потерь в сфере экономики.

Во-вторых, место России в новой для нее системе международных отношений было связано с архитектурой, унаследованной от Ялтинско-Потсдамской конфигурации и биполярного мира. Вполне естественно, что ядерный арсенал не мог играть ключевой роли в повседневных дипломатических связях, однако наравне со статусом России как постоянного члена Совета Безопасности ООН позволял сохранять высокий уровень влияния на мировую политику. То, что в новой Концепции внешней политики прямо указывается на необходимость сохранения имеющегося статуса пяти постоянных членов СБ, а также на роль ООН как центра регулирования международных отношений, – не формальные, а наиболее содержательные замечания относительно актуального внешнеполитического инструментария.

В-третьих, стремление России вернуть утраченное положение определило создание разного рода партнерских структур, своим существованием закреплявших авторитет РФ как влиятельного субъекта международных отношений. В 1997 г. подписан Договор о Союзе России и Белоруссии. В 2001 г. образована Шанхайская организация сотрудничества и вступил в силу договор об учреждении Евразийского экономического сообщества. В 2009 г. в Екатеринбурге прошел первый саммит БРИК. Сейчас ведутся переговоры об углублении евразийской интеграции и более тесной кооперации в рамках G20. Таким образом, интеграционное направление внешней политики постоянно оказывалось на приоритетных позициях, что подчеркивает определенную неустойчивость обособленного (изоляционистского) положения; коллективное дипломатическое давление явно рассматривалось в качестве предпочтительной формы по сравнению с военно-силовым воздействием.

В современных условиях международная изоляция – действительно непозволительная роскошь практически для любой страны, не согласной с маргинальными позициями в мировой системе (как КНДР). С одной стороны, частое апеллирование к коллективному мнению союзников или сателлитов обусловлено общими тенденциями, когда любой внешнеполитический шаг нуждается в легитимации со стороны хотя бы части мирового сообщества: этому правилу неукоснительно следуют даже тогда, когда в пользу некоего решения высказываются Кирибати, Палау, Никарагуа или Тувалу. С другой стороны, интеграционные схемы объективно позволяют воспрепятствовать потенциальному внешнему давлению, и ключевые игроки как регионального, так и глобального масштаба стараются посредством консолидации увеличить вполне измеряемый политический и экономический потенциал.

Тем не менее в 2007 г. российские Вооруженные силы предприняли имиджевый шаг, связанный во многом с уже упомянутым позиционированием в политико-идеологическом пространстве, – дальняя авиация ВВС возобновила боевое дежурство в удаленных районах. Осмысленность этого действия с точки зрения военного паритета сомнительна, но политический сигнал был однозначным – типичное для монополярной системы желание «несогласных» оспорить ее основы.Грезы о титаномахии

Логика мирового порядка, какую бы конфигурацию он ни принимал, всегда несет на себе печать диалектики: каждая система международных отношений накапливает в себе изменения, трансформирующие саму ее основу. В рамках многополярных отношений постепенно выделяются лидеры, такие, какими были, например, великие державы Венского конгресса. Внутри биполярной системы идет глобальная игра с нулевой суммой, заканчивающаяся неизбежной победой одной из сторон или дроблением миропорядка на разорванные миры, за которым следует откат к многополярности. Современный же миропорядок, многими оцениваемый как однополярный мир, на самом деле не представляет собой контролируемую и лишенную конфликтов среду.

В условиях усложняющихся экономических связей, укрепления региональных игроков и вообще возрождения «второго мира», пусть и в рамках не единого социалистического лагеря, а конгломерата сил, наподобие ЕС, ALBA или исламского мира, сплачиваемого то Саудовской Аравией, то Ираном или Турцией, гегемония США регулярно подвергается сомнению – если не на практике, то на уровне теорий или публичных заявлений. Типичная динамика однополярного мира приводит к тому, что даже те державы, что были возведены в ранг региональных лидеров благодаря однополярности, начинают ее оспаривать. Кроме того, мировая экономика невольно выдвигает на ключевые роли такие страны, как Бразилия, Индия, Китай или Россия: одна только емкость внутренних рынков превращает их в центровые узлы международных отношений – со всеми сопутствующими обстоятельствами и амбициями.

Кроме того, желание Соединенных Штатов укрепить или подтвердить свой статус гегемона регулярно приводит к нарастанию противоречий и конфликтов внутри мировой системы. До последнего времени Пакистан, Саудовская Аравия и Египет считались традиционными союзниками США в пределах Ближнего и Среднего Востока. Сегодня отношения с Исламабадом разрушены нарочитой самостоятельностью американских действий в рамках борьбы с терроризмом. Саудовскую Аравию не устраивает смена приоритетов ближневосточной политики Вашингтона. А государственная система Египта и вовсе в критическом состоянии. Фактически Америка сама идет наперекор той самой интеграционной парадигме, о которой сказано выше.

В качестве потенциальных соперников США все чаще называются такие субъекты международной политики, как Китай, Россия, Бразилия, Индия, Турция и отчасти ЕС. Без сомнений, этот список можно расширить за счет амбициозных региональных игроков (Саудовская Аравия, Япония, Индонезия, Венесуэла), однако по разным причинам их потенциал не до конца раскрывается в рамках существующего миропорядка. Китай же наряду с Евросоюзом и Россией рассматривается исследователями как один из важнейших проводников многополярности и потенциальной «титаномахии» – глобального соперничества за лидирующие роли в международных отношениях. Каждая из перечисленных сторон имеет свой «образ будущего» и собственные представления о будущем мировой политики – объединяет их только статус «бросающих вызов», «претендентов», тех, кто призывает к обновлению миропорядка.

Вместе с тем до сегодняшнего дня логика происходящего укладывалась в лаконичную формулу латинского изречения «что дозволено Юпитеру, не дозволено быку». «Быками» мировой политики выступали державы, оспаривающие статус США, пытавшиеся вступить с Америкой в конкурентные отношения на уровне публичных заявлений, но на практике, к счастью или сожалению, не осуществлявшие шагов, подобных американским. За последние 15 лет именно Соединенные Штаты стали инициатором наиболее масштабных вооруженных конфликтов, в то время как операция Франции в Мали, столкновение КНР и Японии вокруг островов Сенкаку (Дяоюйдао) или протурецкая «Флотилия свободы» не приобрели серьезного резонанса, оставшись на глобальной периферии. Однако суровые законы мировой политики ставят конкурентные державы в жесткие условия: как и биржевые «быки», амбициозные государства вынуждены постоянно играть на повышение.

Крымский гамбит

Обострение российско-украинских отношений на рубеже 2013 и 2014 гг. связано не в последнюю очередь с общей логикой миропорядка, в котором демонстративное отмежевание России от мировых лидеров («Запада» в контексте внутрироссийского словоупотребления) регулярно приводило к столкновениям на постсоветском пространстве. К числу конфликтов, запущенных и поддержанных продвижением американских и европейских интересов в пределы российской зоны влияния, можно отнести и Приднестровье, и Грузию, и Киргизию, армяно-азербайджанский конфликт и вопрос о будущем военной базы в Айни (Таджикистан). Не стала исключением и украинская ситуация, начавшаяся с Евромайдана.

Первоначально Россия придерживалась достаточно умеренной линии, что позволяло самим украинцам обсуждать проблему экономической ассоциации с Европейским союзом лишь в контексте внутриполитического выбора и доверия политическому режиму Виктора Януковича. На пресс-конференции в Брюсселе в январе 2014 г. Владимир Путин заявил, что Россия будет вести диалог с украинскими властями вне зависимости от конфигурации правительства, а векторы европейской и евразийской интеграции вполне могут дополнять друг друга. Подобная позиция Кремля была сколь неожиданной (особенно с точки зрения отечественных «ястребов», принципиально отрицающих право Украины на независимость), столь и выигрышной: политическая конфронтация могла превратиться в рутинный процесс, где и российские, и украинские, и любые иные силы находились бы в пределах правового и дипломатического поля. Однако из-за углубления противоречий между режимом Януковича (то ли допустившим ряд грубейших ошибок, то ли просто неспособным удержать власть) и украинским обществом от прежней стратегии пришлось отказаться. Конфликт стремительно покинул правовое поле и свелся к серии принципиальных нарушений законодательства.

Очевидно неконституционным (вне зависимости от причин) являлось смещение Януковича с поста президента. И если многие державы, обратившись к практике двойных стандартов, легко смогли адаптироваться к новым условиям, то России, как ни странно, навредило принципиальное следование требованиям украинского и международного права. Через некоторое время, впрочем, эскалация конфликта продолжилась уже из-за нарушения Конституции Украины пророссийскими силами в Крыму. Сначала произошло неясное отстранение от власти лояльных официальному Киеву властей, в результате чего вся полнота власти на полуострове сосредоточилась в руках Сергея Аксёнова – лидера движения «Русское единство», а впоследствии на целом ряде стратегических объектов появились вооруженные люди без знаков отличия, к которым в российской прессе привязалось обозначение «вежливые люди», а в украинской среде – статус интервентов.

Градус российской политики в отношении украинского кризиса резко повысился: на государственных зданиях в Крыму то и дело появлялись российские флаги, а 11 марта выпущена весьма своеобразная Декларация о независимости Автономной Республики Крым и города Севастополя, в тексте которой напрямую указывалось, что Крым станет независимым лишь в том случае, если на региональном референдуме будет принято решение о вхождении в состав России. Подобная ситуация открыто нарушала как 73-ю статью Конституции Украины, так и условия Будапештского меморандума, подписанного Россией в 1994 году. Коллизия окончательно вышла из правового поля.

21 марта 2014 г., менее чем через неделю после референдума в Крыму, Владимир Путин подписал федеральный конституционный закон об образовании в Российской Федерации двух новых субъектов. 27 марта Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию о территориальной целостности Украины, не признав итоги крымского референдума и политику Москвы в отношении сопредельного государства. За документ проголосовало 100 стран – членов ООН, против – всего 11. 58 субъектов воздержалось.

В международном измерении действия России на заключительной фазе украинского кризиса (если представлять его условно завершенным) привели к сворачиванию значительной части сотрудничества с США и Евросоюзом, разговорам о введении экономических санкций и серьезной острастке на дипломатическом уровне. Среди 11 стран, выступивших против резолюции ООН, не оказалось ни Аргентины, ранее поддерживавшей российскую позицию в этом вопросе, ни Китая, ни Казахстана, ни Индии. Еще более примечательно влияние кризиса на внутриполитический процесс: при значительном доминировании лояльно настроенных граждан в обществе все же произошел раскол, обернувшийся поисками врага, «национал-предателей» и «пятой колонны».

Вне всяких сомнений, для значительной части населения Крыма возвращение в состав России (пусть и РФ, а не РСФСР) – действительно знаковое и положительно оцениваемое событие, которое воспринимается едва ли не как триумф «исторической справедливости». Однако это далеко не единственный итог крымско-украинского кризиса – хотя, пожалуй, единственный положительный.Шах и пат

Во-первых, своеобразной ценой присоединения Крыма стал стремительный отход Украины от прежней линии сотрудничества с Россией, а также рост популярности националистических сил – вплоть до откровенно праворадикальных. Апелляции к «исторической памяти» и общему культурному наследию, бесспорно, могут ретушировать драматизм ситуации, но стоит вспомнить, что еще в начале XX века у сербов и хорватов, ныне откровенно враждебных друг другу наций, было единое государство, а противоречия не выходили за рамки споров о лингвистике. Сегодня значительная часть украинского общества, несмотря на традиционные симпатии к России, не приемлет отторжения Крыма: по данным опроса GfK Ukraine, даже в Восточной Украине политику Владимира Путина поддерживает лишь 31% населения, а 47% всех украинцев уже сегодня считают Россию «недружественным государством» (для сравнения, в 2008 г., по опросам Киевского международного института и «Левада-центра», – 9%). Практически все украинские СМИ занимают жесткую позицию, точно так же как и российские демонстрируют одностороннюю оценку происшедших событий.

Во-вторых, крайне показателен выбор инструментария, при помощи которого разрешался украинский кризис. То же расширение ЕС и НАТО, о котором российские политики говорят во вполне справедливом негативно-осуждающем ключе, все-таки осуществлялось с применением инструментов «мягкой силы»: торгового сотрудничества, бизнес-кооперации, образования и институтов гражданского общества, активной пропаганды через сферу культуры и развлечений. За время же межгосударственных отношений России и Украины «мягкую силу» Москва, к сожалению, не использовала. Очевидно, что после силового решения крымского вопроса возможностей для этого еще меньше. Большей эмпатии со стороны украинских элит удавалось достигать финансовыми инструментами, однако потенциал этого ресурса в условиях нарастания кризисных явлений в российской экономике также сужается.

В отношении Крыма случилась та самая «игра на повышение», о которой сказано выше: под воздействием внешних или утративших управляемость обстоятельств игроки вынуждены были играть на углубление и эскалацию кризиса. Действия России, «претендента», также не способствовали сохранению стабильности мировой политической системы, однако возникает небезынтересный вопрос – а насколько она вообще должна ей содействовать? Ответ отечественного политического класса категоричен: после распада СССР Россия находится в неформальном статусе «проигравшего» и в современной архитектуре международных отношений занимает крайне невыгодное положение. Соответственно, если Россия желает занять более благоприятное и достойное ее представлениям место, она не может неукоснительно следовать правилам, установленным без участия Москвы, и сохранение текущего миропорядка не относится к внешнеполитическим приоритетам. Частично позиция подогревается неоднозначными высказываниями американских и европейских политиков, однако и они не проводят четкую границу между «борьбой за признание» и действиями, лишь усугубляющими нестабильность международных отношений.

В связи с этим необходимо переформулировать ранее заданный вопрос и спросить – а насколько действия России способствуют ее закреплению в статусе конкурентной державы? И здесь мы снова обращаемся к пункту, связанному с «мягкой силой» и трансформацией мировой системы, отчасти вытекающей из логики демократизации политического процесса.

Прежние силовые действия уже не имеют того права на легитимацию, каким они обладали в XIX веке и, вероятно, на протяжении части века XX. Мы не можем говорить о том, что действия, производимые в консервативно-силовом ключе, способствуют укреплению положения страны даже в пределах традиционной зоны ее влияния. В мире, где основные игроки используют более тонкие инструменты soft power илиsmart power, держава, опирающаяся исключительно на силовые средства, обречена на неудачу. Россия собственными руками размывает то самое партнерское пространство, конструирование которого было одной из ключевых целей МИД в последние десятилетия, и осторожная позиция Казахстана или Китая в отношении резолюции ООН – красноречивое тому свидетельство.

Важно отметить, что одним из ключевых оснований последнего обострения явилась территориальная локализация конфликта – на первый взгляд, вопреки тезису о снижении роли географических соображений в мировой политике. Конфликт происходит не на мировой периферии, к которой, увы, по-прежнему относится Ближний Восток, а ближе к корневым государствам глобального порядка, к Европе. В этом свете заявления некоторых представителей США – к примеру, Халила Хализада или Джона Керри – о том, что в XXI веке неприемлемы определенные действия в Европе, приобретают совершенно иной (и совсем не ироничный) смысл. Во время грузино-осетинского конфликта, для сравнения, никаких действий, сопоставимых с «крымской» реакцией, не предпринималось, хотя это было прямое военное вмешательство, связанное с дальнейшим отторжением территорий от суверенного, независимого государства. Однако даже призрачная перспектива военного конфликта на территории Восточной Европы вызвала резонанс, сравнимый, например, с появлением «вежливых людей» на территории Нижней Калифорнии.

Еще одним негативным обстоятельством, привносящим неопределенность, является ускоряющаяся эрозия процесса принятия решений в рамках ООН. Механизм Совета Безопасности создавался для того, чтобы гарантировать соблюдение интересов постоянных членов в любой ситуации. Но после холодной войны в его адрес все чаще звучит критика, поскольку состав СБ не соответствует современной расстановке сил, а «пятерка» обладает привилегиями, которыми активно пользуется. Конфликтов с начала 1990-х было немало, однако такого градуса противостояния, как теперь, – например, с исключением России из G8 или сворачиванием различных форм сотрудничества – до сих пор не наблюдалось. Потому не было и серьезных опасений того, что под грузом накопившихся противоречий сам статус или порядок формирования Совета Безопасности будет пересмотрен. Сейчас этот вопрос возникает все чаще, и крымская коллизия добавила ему актуальности.

Последним риском, связанным с эскалацией конфликта, является возможность того, что Россия из-за собственных действий утратит стратегическое положение на постсоветском пространстве, которым она обладала. Это традиционно воспринимается как уязвимое и связанное с утратой геополитического, экономического и иного потенциала после распада СССР и социалистического лагеря – и, конечно, в этой позиции есть рациональное зерно. Но Россия не до конца потеряла тот статус, который наряду со многим другим унаследовала от Советского Союза: ее система, экономическая, политическая и военно-политическая в особенности, оставалась в значительной степени скрепой такой части света, как «постсоветское пространство». Исследователи же не говорят о «постфашистском пространстве» и не слишком часто упоминают «постбританский мир», хотя и то и другое, особенно в случае с Соединенным Королевством, было бы уместно. На постсоветском же пространстве Россия сохранила роль если не гегемона, то крепкого регионального лидера, к которому примыкают другие государства. С приобретением Крыма Россия сталкивается не только с риском утраты Украины, о чем уже было сказано. Не слишком удачно пытаясь противостоять конкурентам, в итоге она сама привлекает их в те «слепые зоны», откуда оказывается вытесненной под гнетом собственных действий. Логика чисто географического приобретения – земли ради земли, моря ради моря – сегодня не работает; вокруг нас не времена вождя хуннов Модэ.

В российской науке и публицистике поднимается волна возмущения против оспаривания статуса России как великой державы; на законодательном уровне появляются инициативы, наказывающие за «умаление авторитета» России, СССР и даже Российской империи. Подобные настроения напоминают о замечании Леонида Ионина: «Гнев и возмущение (…) позволяют контролировать аудиторию лучше, чем рассуждение и анализ». Однако, пока во внутренней политике господствуют эти «демократические чувства», а внешняя политика руководствуется принципом «сначала ввязаться в бой, а потом поглядеть», Россия обречена оставаться вечным «быком-претендентом» мировой политики без перспектив стать тем Юпитером, которым она желает казаться.

К.О. Телин – кандидат политических наук, научный сотрудник факультета политологии МГУ им. Ломоносова.

Украина. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 27 апреля 2014 > № 1110719 Кирилл Телин

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 27 апреля 2014 > № 1110718 Сергей Караганов

Европа и Россия: не допустить новой «холодной войны»

Резюме: На обозримое будущее Россия отбросила надежды стать частью Запада. Но еще не сделала выбора в сторону анти-Запада и тем более – в сторону антиевропеизма.

Дискуссия в связи с так называемым украинским кризисом вращается вокруг признания или непризнания присоединения Крыма к России, конфигурации будущего украинского государства. Если оно, будем надеяться, сумеет выжить. Это важные, но относительно второстепенные вопросы. Главные же – другие. Первый: какой будет система безопасности в Европе? Старому Свету, утверждаю, так и не было позволено выйти из холодной войны, а теперь может начаться еще один острый раунд. Второй: сможет ли Россия и ее общество преодолеть тот тупик развития, в котором она оказалась, восстановившись как государство к концу 2000-х годов? Третий – связанный: захочет ли Россия оставаться частью, хотя бы самостоятельной и особенной, Европы, или сделает судьбоносный выбор в пользу не только государственной, но и культурно-цивилизационной обособленности, экономически все больше поворачиваясь на Восток? Налицо жесткое намерение Москвы изменить правила игры, которые ей навязывали последние четверть века. Не сумев, да и не пожелав подстроиться, Россия отказывается от попыток стать частью Запада.

Кризис будет долгим. Но рано или поздно его нужно будет заканчивать. И для того, чтобы сделать это разумно, следует разобраться в причинах и истоках. Пока ситуация не располагает к обстоятельному анализу. Ставки высоки. Для Запада действия России – попытка ускорить перестройку международных отношений, правила и моду в которых задавал именно он. Но теперь западный мир утрачивает лидерство в экономике, теряет применимое военное превосходство и даже лишается господства в морально-политической сфере (исключением остается информационное доминирование). На фоне этого отступления решимость Москвы вызывает особенно болезненную реакцию.

Для России ставки еще выше. Реагируя на очередной вызов – экономически бессмысленную, но политически обусловленную попытку втянуть Киев в зону западного влияния через ассоциацию с ЕС, Москва пошла на резкое обострение, имея гораздо меньшую экономику, чем совокупный Запад. Россия рискует. Но, видимо, отступать не будет. Судя по всему, на кону – выживание и страны, и ее политического режима. Что в нынешней ситуации практически одно и тоже, хотя противники Кремля отказываются это признать. Предыдущий строй был навязан кровью и миллионами жертв. Нынешний вырос вполне органично – при поддержке или непротивлении подавляющего большинства населения.

Особая острота и ожесточенность кризиса и в том, что, требуя изменений правил игры, Россия фактически выступает от имени всего поднимающегося не-Запада. Он же желает ей победы, но не готов пока на столь жесткие действия.

Россия с ее историей и географией почти привычно оказалась на хребте очередного исторического перелома. Он начался еще в 1990-е гг. с подъема Азии, но тогда это явление осталось в тени антикоммунистической революции, которая дала Западу мощную экономическую и моральную подпитку. С одной стороны, открылись новые рынки потребителей и дешевых производителей. С другой – показалось, что западная система ценностей и управления победила, и окончательно.

«Открытая рана» и внешние «инфекции»

Спущусь с высоты теоретических рассуждений к прочтению конкретных факторов, приведших к нынешнему кризису.

Главный из них – отказ Запада де-факто и де-юре закончить холодную войну, которую провозгласили завершенной четверть века тому назад. Он систематически распространял зону своего влияния и контроля –

военного и экономико-политического (расширение НАТО и ЕС, соответственно). С интересами и возражениями России демонстративно не считались, вели себя с ней как с побежденной державой. Русские же побежденными себя не считали, да и вообще за полтысячелетия привыкли не проигрывать большие войны. России навязывалась версальская политика в «бархатных перчатках» – без жесткого отъема территорий или обложения формальными контрибуциями, как в случае с Германией после Первой мировой войны, но со стремлением ограничить и сократить влияние в международной системе. Превратив Россию периферийную, а то и следующую в фарватере Запада державу. Эта политика неизбежно порождала у великой нации, чье достоинство и интересы попирались, подобие «веймарского синдрома».

Особое раздражение российского политического класса вызывали систематический обман и лицемерие, когда обещания не выполнялись, а сама идея о наличии в мировой политике сфер контроля и влияния объявлялась концепцией устаревшей и не соответствующей современным реалиям. Между тем, Запад «несуществующую» сферу своего влияния планомерно расширял. Знаю: многие западные коллеги верили или хотели верить в свои слова. Но в России, да и во всем остальном мире, живущем совсем по другим правилам, они вызывали либо насмешку, либо недоверие.

Москва предлагала присоединение к западным структурам, переформатирование их в равноправные общеевропейские. Борис Ельцин говорил о желательности членства в НАТО. Этот вопрос ставил и Владимир Путин. В начале своего правления он безуспешно предлагал и кардинальное сближение с ЕС. Неизменно негативным был ответ на многочисленные инициативы (от Ельцина до Медведева) о заключении нового договора о европейской безопасности либо о создании единого человеческого, экономического, энергетического пространства от Ванкувера до Владивостока – Союза Европы или Большой Европы (Путин). Воплотись такие договоренности в жизнь, они помимо прочего зафиксировали бы новый статус-кво и положили конец борьбе за передел сфер влияния.До 2008 г. экспансия Запада носила открыто наступательный характер. И чуть было не дошла в 2007–2008 гг. до втягивания Украины в НАТО. Это создало бы России абсолютно нетерпимую военно-стратегическую ситуацию, угрожавшую стать casus belli. Разгром Грузии, напавшей на Южную Осетию и российских миротворцев в августе 2008 г., приостановил процесс. А мировой финансовый кризис в сочетании с двумя подряд политическими поражениями США в Ираке и Афганистане качественно подорвал политическое влияние Запада и его моральный авторитет. Подспудный кризис модели развития стал очевидным и в Европе.

Политика расширения зоны влияния и контроля на этом не закончилась. Только из наступательной она превратилась в арьергардную. В этом был смысл и «Восточного партнерства», и последней попытки подписать с Украиной Соглашение об ассоциации. От его экономической части как убийственной для остатков украинской промышленности и населения вынуждено отказаться даже нынешнее, явно прозападное киевское руководство. Имитация расширения Евросоюза на Украину была нужна европейцам, чтобы доказать самим себе и миру, что их проект еще привлекателен и жизнеспособен.

Были и менее уважительные причины последнего украинского гамбита Запада. Некоторые европейцы и стоящие за ними силы (не буду называть имен и стран, чтобы ограничить, насколько возможно, участие в нынешней войне обвинений и контробвинений; эти страны и имена известны) хотели насолить Москве, отомстить за поражения прошлого, связать руки, втянув в кризис. Присутствовало желание снизить внешнеполитическую капитализацию России, взлетевшую в последние годы за счет мастерства дипломатии и политической воли и позволившую стране играть на международной арене роль, которая кратно превышает ее экономические возможности. Недавних победителей раздражало демонстративное неприятие Москвой многих новейших западных ценностей и даже высокомерие руководства государства, еще недавно униженно просившего милостыни и набивавшегося в ученики. Хотелось «сбить спесь».

Среди таких не очень благовидных причин – создать расширением на Украину видимость прекращения геополитического и главное – социально-политического отступления Запада. И замаксировать пока безысходный кризис крупнейшего достижения человечества в международной сфере – европейского интеграционного проекта.

Лет десять тому назад только самые отчаянные эксперты решались говорить о кризисе современной демократии. Тогда рассуждали о «вызове авторитарного капитализма». Теперь очевидно, что главная проблема – неспособность сложившейся к концу ХХ – началу XXI века модели западной либеральной демократии эффективно ответить на вызовы новейшей глобальной конкуренции без опоры на военное превосходство. А оно было ликвидировано «ядерным уравнителем».

Выиграв, как казалось окончательно, в 1990-е гг., эта модель начала быстро отступать через десять лет. Сказанное, разумеется, не означает упадок демократии в мире вообще. Благодаря информационной революции люди и общества имеют беспрецедентную возможность влиять на политику и своих государств, и мира. В целом демократия побеждает. Но ее нынешняя западная модель сильно отличается от той, которая превалировала на протяжении XX века, а теперь уступает в соревновании. По крайней мере, временно. И этот проигрыш является крайне болезненным для политических классов западных стран, он ставит под вопрос их моральную и политическую легитимность. Трещит система ценностей, которую они создавали и на которой зиждется мировая власть. Это – почти экзистенциональный вызов для многих. Здесь одна из главных причин нынешнего ожесточения риторики. Во многом худшей, чем во времена поздней холодной войны. Когда коммунизм уже не рассматривали как серьезный вызов. И борьба все больше шла вокруг геополитики и безопасности.

Наконец, было и стремление сорвать российский евразийский проект. Намерение через политически вполне легитимные и вегетарианские Таможенный и затем Евразийский экономический союзы восстановить в новом, преимущественно экономическом, обличье значительную часть пространства Российской Империи. Усилить свои и партнеров конкурентные позиции в мире, распадающемся на экономические блоки. Заодно подлечив «веймарский синдром» большей части российской элиты и населения постоянно разжигаемый политикой Запада.

И российские государственные деятели, и эксперты предупреждали, что попытка втащить Украину в западную зону влияния через Соглашение об ассоциации (а за ней снова замаячила НАТО) обрекает украинский народ на бедствия и жертвы. Тем более что противодействие России в данном случае было гарантировано. Но русских не слушали, стремились продлить инерцию прошлых десятилетий, делая украинцев «пушечным мясом» очередной геополитической битвы.

Повторю: глубинная основа кризиса – незаконченность холодной войны, сохранение в центре Европы геополитически спорных территорий. В первую очередь Украины, но и Молдавии, стран Закавказья. В Европе имеется «открытая рана», на которую «садится» любая инфекция.

Нынешний кризис может стать новым изданием «холодной войны». В нем есть и геополитическая борьба и все более очевидный идеологический компонент, хотя и качественно иной, чем прежде. Парадоксально, но теперь Россия выступает в большей степени на стороне традиционных ценностей, которые когда-то отвергали большевики – веры, семьи, родины, патриотизма. А часть нового Запада предлагает ценности, которые большинством человечества отвергается. Эта коллизия, конечно, не так глубока как прошлое столкновение. Но обязывает быть настороже. Тем более что человечество, в том числе многие европейцы, не раз демонстрировало неспособность учиться на собственных ошибках. Чего стоит, например, проводившаяся в отношении России «мягкая» версальская политика. И это при том, что прошлая, порожденная почти иррациональным чувством мести, жадности и национальной ненависти к немцам, уже привела Германию к реваншизму, а Европу ко второй за поколение мировой войне. В ее развязывании повинен не только чудовищный фашистский режим, но и политический класс всей Европы.

В России Украина, пусть и независимая, считалась неотъемлемой частью русского исторического пространства. Колыбелью нашей государственности и цивилизации. Значительная часть украинского населения исторически тянется к России. За двадцать с лишним лет после распада СССР на Украине не сложилось государствообразующей элиты. Сменявшие друг друга правительства становились все менее компетентными и все более вороватыми. В результате страна с ее первоклассными ресурсами и трудолюбивым народом, бывшая в СССР одной из самых богатых республик, отстала от гораздо менее обеспеченных соседей. От Белоруссии – вдвое, если считать по доходам на душу населения. Становилось все более очевидным, что без внешнего управления Украина – несостоявшееся государство.

Запредельное воровство и коррупция, бедность, безысходность не могли не раздражать большинство украинцев. И когда их поманили в Европу, даже реально ничего не предлагая, они захотели поверить, что это возможно. К тому же российская модель и уровень развития привлекали гораздо меньше.

Очередной руководитель – Виктор Янукович – стал разыгрывать излюбленную карту всех его предшественников: шантажировать Европу и Россию, пытаясь выбить очередные подачки за демонстрацию «пророссийской» или «проевропейской» ориентации. На этот раз больше предложила Россия, и он «кинул» Евросоюз. Униженные, рассерженные горожане вышли на Майдан. К ним присоединились подготовленные боевики. Добавилась вполне объяснимая досада ЕС и желание любой ценой наказать недобросовестного партнера. Остальное известно. Противостояние закончилась кровавой бойней. Украина еще глубже провалилась в неуправляемость и экономический коллапс.Спасительный враг

Помимо «открытой раны», важнейшей причиной остроты кризиса вокруг Украины, его пропагандистской ожесточенности явился тупик развития, в котором оказались все участники. Европейцы, очевидно, неспособны в существующих идеологических и институциональных рамках выйти из глубокого комплексного кризиса европроекта. Проблемы в США выражены по-другому, но и там очевидны. Россия уже шесть лет по окончании периода восстановления не может сформулировать для себя ни стратегии развития, ни национальной цели. Становилось понятно, что при нынешней бюрократии, коррупции, расколе элит, их непатриотизме, уменьшающейся численности и ухудшающемся качестве человеческого капитала, незащищенности собственности независимым судом, правом, работающей модели не то что развития страны, но и удержания ее долгожданного суверенитета обеспечить нельзя.

Похоже, что внешнего врага, толчка, идущего извне кризиса явно или подсознательно хотели все. На протяжении 2012–2013 гг. западная пропаганда становилась все более негативной и даже тотальной. И ложилась на горький опыт последних двадцати лет. Пик пришелся на Олимпиаду. У меня, как, полагаю, и у других, гораздо более официальных, наблюдателей сложилось однозначное впечатление: Запад готовится к новому туру политики сдерживания и отбрасывания по модели холодной войны. Теперь она уже фактически объявлена. И России в этой ситуации терять было, собственно, нечего.

Москва понимала, что в сложившихся условиях нельзя отступать, оставляя западную границу уязвимой. Ведь лет через 10–15 к этой опасности может добавиться новый вызов со стороны гораздо более уверенного и сильного Китая. Тем более что сейчас Россия на пике мощи. Ближайшие годы усиления не сулят. Похоже, что Москва сознательно сместила фокус конкуренции с Западом с «мягкой силы» и экономической сферы – в сторону жесткой силы, воли и интеллекта. Туда, где она считает себя сильнее.

Попытка пока принесла положительные плоды. Но для того, чтобы закрепить усиление хотя бы в среднесрочной перспективе, необходимо переформатирование экономической и внутренней политики, убыстренная смена элит, появление целей развития, разделяемых большинством, национальной идеи.

Россия подготовилась. Развязана беспрецедентная со времен холодной войны антизападная кампания на телевидении, готовившая население. Появились современные вооруженные силы. Были и другие признаки надвигавшегося столкновения. Кризис на Украине ускорил его, послужил спусковым крючком, сделал практически неизбежным.

Промежуточные результаты благоприятны. Мастерски присоединен Крым. Захвачена и удерживается инициатива. Не признано руководство, пришедшее в результате переворота. Оставлена возможность непризнания будущих выборов, если они (почти неизбежно) будут проводиться в условиях беззакония, угроз со стороны вооруженных крайне правых. Не отвергнута теоретическая, но подкрепленная решениями парламента, возможность направления на Украину вооруженных сил в случае массового и кровавого насилия.

В российском арсенале большой набор инструментов влияния – и экономических, и политических. И главное – Москва, похоже, на этот раз решила не отступать, пока не добьется своих целей. Такая стратегия несет высокие риски, надолго осложнит отношения с Западом, ослабит позиции России в отношениях с Китаем (уменьшится поле ее маневра), хотя и повысит моральный авторитет в глазах не-Запада. Если, конечно, Москва не проиграет.

Среди целей, надеюсь и полагаю, не просто духоподъемное воссоединение с Крымом или, тем более, иными землями, временно укрепляющее легитимность власти. Основная цель – завершить на выгодных условиях неоконченную холодную войну, которую Запад де-факто продолжал. И в оптимальном варианте – даже заключить мирный договор на выгодных условиях. Программа-минимум – создание обстоятельсв, делающих невозможным или запретительно затратным дальнейшее одностороннее распространение зоны влияния и контроля Запада на регионы, которые Москва считает жизненно важными для своей безопасности.

В число целей Москвы входит и вероятно сохранение, насколько возможно, единой (уже без Крыма) федеративной Украины. Только такое устройство позволило бы сохранить хотя бы формальную целостность государства с его языковыми, культурными, экономическими различиями и почти без исторической памяти реальной государственности и без государствообразующей элиты.

Скажу прямо: не уверен в жизнеспособности украинского государства даже в его нынешних, усеченных уходом Крыма, границах. Им управляет недееспособная и безответственная элита, никакого обновления которой, судя по фаворитам президентских выборов, пока не ожидается. Но развал, особенно насильственный, повлечет недопустимые риски и издержки для всех украинцев, россиян, других европейцев. На территории Украины – 15 энергоблоков, множество опасных производств, уязвимых и предельно изношенных систем жизнеобеспечения. «Черный лебедь» – непредвиденная катастрофа или провокация – явление крайне маловероятное, но чреватое непредсказуемыми последствиями.Чижика съели?

Среди целей нынешней линии Москвы в евро-украинском кризисе есть, видимо, и желание обеспечить условия для жестких реформ, в том числе борьбы с бюрократией, офшорной аристократией, сытым засыпанием всех – и антилиберальных, и либеральных элит. Тех, что за последние годы так и не смогли предложить дееспособной программы развития страны. Для этого нужна реально выглядящая внешняя угроза. Раньше таковой видно не было. А без нее страна, привыкшая за тысячу лет своей истории объединяться вокруг опасности извне, не смогла и не захотела выйти из постреволюционного «отдыха».

У части российской элиты, вероятно, есть и программа-максимум –

воссоединение в той или иной форме с большей частью Украины. Думаю, что она нереалистична и недопустимо затратна. Во всяком случае, пока Россия не станет богатым, эффективным государством и привлекательным обществом, присоединиться к которому захочет большая часть жителей Украины.

Пока, полагаю, хватит Крыма, окончания холодной войны в Европе и начала, наконец, нового раунда преобразований. Включая ударную либерализацию условий для малого и среднего бизнеса, создание независимых судов, эффективно защищающих частную собственность, жесточайшую борьбу с коррупцией, очищение и национализации бюрократии, прекращение ее неприличного показушного потребленчества, вложения в образование, молодежь, упор на улучшение качества человеческого капитала, определяющего конкурентоспособность стран и обществ в мире. Только такой сценарий позволит эффективно использовать новую, обретенную благодаря крымскому подъему, легитимность российского руководства и сделает инструментально полезной риторику о необходимости противостоять «враждебным силам на Западе».

Такой сценарий обеспечит де-факто превалирующие позиции России на востоке и юго-востоке Украины. Но он станет возможен, когда Москва и Берлин, Россия и Евросоюз поймут бессмысленность и контрпродуктивность борьбы с нулевой суммой. И если и когда Вашингтон поймет пагубность политики, нацеленной на поддержку раскола Европы.

Пора совместно спасать Украину, превращая ее, как и другие сходные территории, из яблока раздора в инструмент сближения. Это и гуманная миссия. Элиты государств, за которые велась борьба, лишатся возможности, играя на противоречиях между Россией и Западом, провозглашая то «пророссийский», то «прозападный» курс, грабить и унижать свои народы. Придется, наконец, заняться развитием. Если Россия и остальная Европа продолжат игру с «нулевой суммой», Украина обречена на развал и длительную вялотекущую гражданскую войну.

Пока, разумеется, на фоне взаимной ругани и угроз мои мечты о новом договоре Союза Европы, завершающем холодную войну и закладывающем основу для слияния «мягкой» и технологической силы Европы и ресурсов, жесткой силы и воли России – выглядят прекраснодушными мечтаниями. Объективно и рационально такая интеграция выгодна России, она будет препятствовать ее дальнейшему отрыву от материнской – европейской – цивилизации. Выгодна она и Европейскому союзу, не способному без новой цели развития вырваться из своего внутреннего кризиса, обрекающего его на международную третьесортность и, возможно, деградацию. И миру – появился бы третий, в дополнение к Китаю и США, столп будущего миропорядка, делающий последний гораздо более устойчивым.

Может быть, отрезвит украинская встряска, которая далеко еще не закончена и почти неизбежно несет в себе новые драматические повороты? Понятно, что на обозримое будущее Россия отбросила надежды на вхождение в Запад. Но еще не сделала выбора в сторону анти-Запада и тем более – антиевропеизма.

И самое главное. Будет уже не международной, а российской драмой, может быть, даже настоящей трагедией, если кризис в отношениях с Западом, обостренный Москвой во многом сознательно, не приведет к курсу на серьезные реформы, ускоряющие развитие, дающие перспективу стране и людям. Или если увлечение Крымом отвлечет от начатого, но затухающего на глазах, хотя и так запоздавшего на десятилетие, экономического поворота к Азии через новое освоение Сибири и Дальнего Востока.

Страна уже не использовала для реформ кризис 2008–2009 годов. Будет совсем грустно, если прохлопаем и нынешний подъем патриотических чувств, укрепление легитимности и рост популярности руководства страны, не обретем стратегии, устремленной вперед. «Чижика съедим», используя крылатое выражение М.Е. Салтыкова-Щедрина.

Сергей Караганов — политолог, почетный председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике, председатель редакционного совета журнала "Россия в глобальной политике". Декан Факультета мировой политики и экономики НИУ ВШЭ.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 27 апреля 2014 > № 1110718 Сергей Караганов

Украина. США. Весь мир. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 27 апреля 2014 > № 1110712 Рейн Мюллерсон

Два мира – два права?

Геополитика под прикрытием законности и морали

Резюме: Международное право не слишком хорошо работает в однополярном мире, поскольку правовая трактовка в нем диктуется из центра. Но планета слишком велика, сложна и многообразна, чтобы целиком принять такое положение вещей.

Конфликт на Украине и вокруг нее – следствие многих причин, по которым украинская государственность оказалась на грани распада еще до того, как ситуация в конце концов «взорвалась» на Майдане. Ни местная политическая элита, ни внешние силы, участвующие в процессе, никогда не действовали в интересах украинского народа в целом. Однако взглянем на последние события сквозь призму международного права, переживающего тяжелый кризис. Из мерила законности оно становится политическим инструментом. А интерпретации зависят от желаний заказчика.

Украина и Запад

Вспомним известный исторический эпизод. Заканчивая свою речь в Монреале в июле 1967 г. и покидая сцену, президент Франции де Голль, польщенный теплыми приветствиями жителей, крикнул: «Да здравствует свободный Квебек!». Оттава передала официальную ноту протеста, сочтя (и справедливо) это грубым вмешательством во внутренние дела Канады, и отношения с Францией какое-то время оставались весьма натянутыми.

Насколько незначительным выглядит этот дипломатический инцидент в сравнении с тем, что в течение многих недель происходило на Евромайдане, куда официальные лица из США и ЕС совершали постоянное паломничество для поддержки противников Виктора Януковича…

Когда в Киеве начались массовые протесты в ответ на отказ подписать соглашение об ассоциации с Евросоюзом, это могло оставаться внутренним делом Украины. Но представители западных государств, возмущенные тем, что украинский президент их «кинул», отвергли один из краеугольных принципов мировой политики – невмешательство во внутренние дела других государств. Аберрация сознания сегодня столь сильна, что на Западе очень многие, включая представителей власти, искренне не понимают: визиты официальных лиц США и Евросоюза на Майдан с обещаниями поддержки противоречили международному праву. Не говоря уж о том, что компромиссы стали невозможны, поскольку сторонники революции уверовали, будто внешние державы сделают все ради их победы, хотя ожидавшийся масштаб зарубежной помощи был преувеличенным. Любые договоренности о справедливом распределении власти, которые часто оказываются единственным способом избежать конфронтации в исторически, этнически и культурно разделенном украинском обществе, оказались исключены.

В годы холодной войны большинство экспертов и государств, по крайней мере на словах, признавали принцип невмешательства. И когда Вашингтон и Москва все же участвовали в событиях, происходивших на «заднем дворе» друг у друга, они делали это тайно, под прикрытием, а не демонстрировали явное взаимное неуважение. Теперь многие считают данный принцип устаревшим. Если мир, как полагают последователи Фрэнсиса Фукуямы (хотя сам автор доктрины о «конце истории» признал ее недостатки), движется к повсеместному торжеству либеральной демократии, борьба с режимами, не соответствующими либерально-демократическим стандартам – исключительно благое дело, а единственное вмешательство, достойное осуждения, – это попытки действовать вопреки логике всемирной истории.

Такой подход сталкивается по крайней мере с двумя серьезными проблемами. Во-первых, долгосрочные исторические прогнозы обычно не оправдывались, и нам неизвестно, куда движется мир. Ни одна социальная, экономическая или политическая система не вечна. Во-вторых, если либеральная демократия в самом деле призвана быть Землей Обетованной для обществ, которые пока еще к ней не пришли, попытки ускорить ее наступление способны повлечь за собой острые конфликты и хаос, не исключая гражданские и даже межгосударственные войны. Вместо расширения либеральной демократии мир может оказаться свидетелем ее сжатия. На этом фоне соблюдение принципа невмешательства, пусть и способствующее безнаказанности некоторых диктаторов, – сравнительно невысокая цена, которую придется заплатить.

К сожалению, в контексте сегодняшних геополитических конфликтов юридические аргументы в лучшем (или худшем) случае представляют собой словесное прикрытие информационной войны, в которой главной жертвой, как всегда, оказывается правда. Даже на Западе нужно быть если не Генри Киссинджером, то хотя бы Джоном Миршаймером, чтобы иметь возможность высказать сбалансированную точку зрения на события на Украине в ключевых СМИ. Только специалисты читают такие качественные источники, как Stratfor или The National Interest, где можно найти анализ, не обремененный лозунгами и оскорблениями. Обвиняя Владимира Путина в том, что он живет в нереальном мире, западные политики, СМИ и эксперты сами пребывают в измерении, созданном их собственной системой промывания мозгов. Поэтому известное предостережение Генри Киссинджера бьет, что называется, не в бровь, а в глаз: «Демонизация Путина на Западе – это не политика, а алиби, прикрывающее ее отсутствие».

Мы наблюдаем тревожное размывание принципов неприменения силы и невмешательства во внутренние дела государств. Соревнование России и Запада за Украину напоминало борьбу между европейскими империями за Африку в XIX веке. Неужели страны НАТО не понимают, что Китай или Россия могут также прибегнуть к манипуляциям из их арсенала? Но это явно не арсенал международного права.Косово и Крым

Законность референдума от 16 марта 2014 г. о статусе Крыма, а также цепочка событий, которая привела к нему, и последующие решения Симферополя и Москвы носят сомнительный характер. Конечно, международное право, хотя и не поощряет к выходу из состава государства отдельных территорий (право на самоопределение и выход из федерации лишь частично совместимы), не запрещает этого категорически. В этом смысле референдумы – раньше в провинции Квебек и скоро в Шотландии – международное право не нарушают. Но если бы третьи страны признали успешный исход голосования об отделении Квебека и Шотландии раньше Канады и Великобритании, такое действие считалось бы вмешательством во внутренние дела этих стран.

Обосновывая действия в Крыму, российская сторона апеллирует к косовскому прецеденту, который, к слову, Москва прежде жестко (и вполне справедливо) критиковала как нарушение международного права. Признание независимости Косово большинством западных стран состоялось вопреки всем решениям Совета Безопасности ООН как до (резолюция 1199 от 23.09.1998 г. и 1203 от 24.10.1998 г.), так и после (резолюция 1244 от 10.06.1999 г.) вторжения Североатлантического альянса. В них подчеркивалась важность гарантий территориальной целостности Югославии. Например, резолюция 1244 подтвердила «приверженность всех стран-членов принципу суверенитета и территориальной целостности Союзной республики Югославия и других стран этого региона, согласно Заключительному Хельсинкскому акту и приложению 2».

Консультативное заключение Международного суда от 22 июля 2010 г., в котором говорилось, что объявление независимости Косово «не было нарушением общего международного права» (его процитировал президент России в речи перед Федеральным собранием 18 марта), хотя и верно по форме, по существу стало самоуспокоением, а по последствиям – потенциально взрывоопасным прецедентом. Само по себе объявление Косово независимым государством, может быть, и не нарушало международное право. Но то, что оно стало возможным только вследствие военной кампании НАТО против Сербии, вынуждает признать крайнюю сомнительность акции.

Референдум в Крыму также омрачен присутствием Вооруженных сил РФ, даже если подразделения были расквартированы в Севастополе в соответствии с договором между Россией и Украиной. Достаточно задать один вопрос: состоялся бы референдум 16 марта, не будь в Крыму российских войск (кстати, не остававшихся на базах, что было бы необходимым требованием, если бы Россия в самом деле стремилась избежать вмешательства во внутренние дела соседней страны)? Если ответ отрицательный, а, с моей точки зрения, это так, то Москва нарушила международное право, хотя нет сомнений, что большинство и крымчан, и жителей России приветствуют воссоединение. В этом смысле действие можно считать легитимным, хотя и противоречащим международному праву.

Мы снова видим параллель с интервенцией НАТО против Сербии в 1999 г., которая в докладе Независимой международной комиссии по Косово во главе с судьей Ричардом Голдстоуном была определена как «незаконная, но легитимная акция». Обратите внимание: Россия также начала широко применять понятие «легитимность» вместо «законность». В глазах наблюдателя легитимность – более призрачный и субъективный критерий, нежели «законность».

Если говорить о конкретных юридических нормах, нарушенных Россией, я бы прежде всего обратился к определению агрессии 1974 г., ?которое также входит в обычное международное право. В Статье 3, в частности, говорится, что «любое из следующих действий, независимо от объявления или не объявления войны, должно, согласно положениям Статьи 2, считаться актом агрессии: <…> (е) применение вооруженных сил одного государства, находящихся на территории другого государства по согласию с принимающим государством, в нарушение условий, предусмотренных в соглашении, или любое продолжение их пребывания на такой территории по прекращении действия соглашения».

Очевидно, что российские Вооруженные силы в Крыму были использованы в нарушение соглашения. А референдум 16 марта ущербен с точки зрения международного права не потому, что он не соответствует Конституции Украины, и не потому, что принцип самоопределения народов менее применим в Крыму, чем в Шотландии или Квебеке. Незаконность референдума проистекает из того факта, что он проводился в условиях отказа Москвы от принципа неприменения силы (как и в случае с бомбардировкой Сербии и последующим провозглашением независимости Косово). Даже искренность желания абсолютного большинства крымчан войти в состав России не делает этот референдум законным. В лучшем случае его можно считать легитимным. Впрочем, мало у кого возникают сомнения по поводу того, что Крым останется частью Российской Федерации, независимо от законности, незаконности или легитимности процесса аннексии территории.

Одобрение западными странами независимости Косово облегчило Кремлю задачу признания двух отколовшихся от Грузии автономий в качестве независимых государств, а потом и способствовало крымскому блиц-присоединению. В совокупности с другими легковесными подходами к международному праву все это, от Югославии до Украины, способствовало подрыву его основ.

То, что НАТО в 1999 г. было озабочено отнюдь не участью косоваров, а чем-то иным, документально подтверждено, хотя эти документы или их анализ не так легко отыскать в западных средствах массовой информации. Например, согласно общепринятому мнению, к войне привел отказ Милошевича подписать так называемое «соглашение Рамбуйе», предложенное Вашингтоном. Однако, как отмечал Генри Киссинджер, «текст соглашения Рамбуйе, в котором Сербии было предложено допустить войска НАТО на всю территорию Югославии, был провокацией и поводом для начала бомбежек. Рамбуйе – не тот документ, который мог бы принять даже самый кроткий из сербов. Этот чудовищный дипломатический акт ни в коем случае нельзя было составлять в таком виде».

Точно так же лорд Гильберт заявил в Палате лордов британского парламента: «Условия, предложенные Милошевичу в Рамбуйе, совершенно недопустимы, как он мог их принять? В этом просматривается откровенный умысел». Получается, что главной причиной натовских бомбежек СРЮ в 1999 г. являлись не столько гуманитарные соображения, сколько упрямство и несговорчивость Милошевича. Как пишет Джон Норрис, директор по связям заместителя госсекретаря Строуба Тэлботта в период косовского кризиса, «войну НАТО можно объяснить сопротивлением Югославии общей тенденции политических и экономических реформ, а не бедственным положением косовских албанцев. Милошевич так долго был камнем преткновения для трансатлантического сообщества, и Соединенные Штаты сочли, что он отреагирует только на военное давление».Сферы влияния

С геополитической точки зрения, и в 2004 г. («оранжевая революция»), и в 2014-м налицо непрерывные усилия Запада по сдерживанию России, попытки взять ее в кольцо. Конечно, США вправе заявить, что дело не в геополитике, а в свободах, демократии и экономическом развитии. Невозможно отрицать, что бывшие коммунистические республики в Центральной и Восточной Европе, а также в Балтии сегодня свободнее и благополучнее, чем прежде. И более тесные связи между Украиной и остальной Европой в принципе пойдут стране на пользу. Однако в обозримом будущем у Киева нет шансов стать членом ЕС, он может разве что гордиться политической частью соглашения об ассоциации.

Украинская политика Вашингтона меньше всего имеет отношение к демократии и свободам, если об этом вообще можно говорить. Соединенные Штаты не раз свергали или помогали свергать демократически избранные правительства (Иран в 1953-м, Гватемала в 1954-м, Чили в 1973-м, это лишь несколько примеров), и сегодня они связаны союзническими обязательствами с некоторыми из наиболее одиозных автократий (например, монархиями Персидского залива). Это не значит, что США никогда и нигде не способствовали успеху демократии и защите прав человека, но такие цели всегда оставались второстепенными или побочными по отношению к геополитическим расчетам и соображениям.

Украина при Ющенко, как и Грузия при Саакашвили, была близка к подписанию Плана действий по членству в НАТО, открывавшего дорогу к полноценному участию в альянсе. В отличие от Евросоюза, НАТО – ?геополитический и военный блок, и его приближение к границам России преследует соответствующие цели. Вот что пишет Джордж Фридман: «Некоторые на Западе твердят о том, что опасения России – это анахронизм. Никто не стремится и не может вторгнуться в Россию. Подобные взгляды кажутся продвинутыми, но на самом деле страдают упрощенчеством. Намерения значат сравнительно немного с точки зрения оценки угроз, и они очень быстро меняются, равно как и возможности». А вот география и геополитика так быстро не меняются. Это относительные константы, поэтому Россия, естественно, встревожена приближением НАТО к своим границам.

Москва предпринимает ответные действия, реагирует на приближение Соединенных Штатов и их союзников к своим границам. Джон Миршаймер писал об украинском кризисе: «Вашингтон сыграл ключевую роль в эскалации этой опасной ситуации, и г-н Путин руководствуется теми же геополитическими соображениями, что и все великие державы, включая США». Реагируя на действия Вашингтона, Россия также нарушает нормы международного права. В этом смысле у России хорошие учителя.

Но если Америке многочисленные нарушения международного права пока сходили с рук (хотя в долгосрочной перспективе такая политика подрывает базовые американские принципы, и мы уже видим эффект бумеранга), Россия почти наверняка от этого пострадает. Москва слишком рано показывает зубы. Ей стоит поучиться у своего большого соседа – Китая, обратив особое внимание на совет Дэн Сяопина своим преемникам: «Трезво оценивайте события, отстаивайте нашу позицию, спокойно отвечайте на вызовы, скрывайте наши возможности и выжидайте, избавляйтесь от амбиций, никогда не претендуйте на лидерство». Иными словами: развивайте экономику, боритесь с коррупцией, уделяйте внимание «мягкой силе», а затем постепенно по необходимости увеличивайте военный бюджет.

Приходится, однако, признать, что Москва – не Пекин. Россия не привыкла мерить время веками. Более того, в отличие от Китая, который начал играть мышцами, пытаясь расширить свою сферу «жизненно важных интересов» (респектабельный термин, употребляемый Вашингтоном, когда речь заходит, например, о Ближнем Востоке или о многочисленных других регионах), Москва вынуждена противостоять сужению такой сферы в непосредственной близости от своих границ. Не отреагируй она сейчас, потом вернуть утраченные позиции было бы труднее, если вообще возможно.

Разные страны по-разному отвечают на попытки «цивилизовать» их и заставить соответствовать доминирующему тренду. Немало государств с восторгом следуют руководящим указаниям, другие делают это неохотно, а некоторые вообще ощетиниваются, и подталкивать их контрпродуктивно. Едва ли следовало ожидать, что Москва станет проводить политику присоединения к большинству, на которую согласны многие небольшие государства.

Владимир Путин в своей предвыборной статье 2012 г. указывал, что «Россия практически всегда проводила независимую внешнюю политику, и именно так дело будет обстоять в будущем». Россия слишком велика, чтобы подчиняться диктату какой-либо внешней державы, иначе все время будут возникать недоразумения и конфликты. Британский эксперт Ричард Саква несколько лет назад писал, что «современная система международных отношений не обладает механизмом для интеграции усиливающихся великих держав. Это касается Китая, а также России и некоторых других стран».Порядок и право

Конфликт вокруг Украины иллюстрирует столкновение различных планов будущего мироустройства.

С одной стороны, налицо стремление заставить человечество двигаться к однополярному миропорядку с управлением из единого центра – ?Вашингтона – при вспомогательной роли Брюсселя. Этот путь должен привести через цепочку смены режимов к всемирному торжеству либеральной демократии в «конце истории».

С другой – стремление региональных держав противопоставить этой тенденции многополярный мир с множеством сфер влияния, в котором правила поведения представляют собой следствие общемирового согласия наподобие постнаполеоновского «Европейского концерта наций» XIX века, который гарантировал самый долгий период мира в истории континента (1815–1914). Естественно, есть игроки, которым не нравится ни один из этих вариантов. Достаточно большое число небольших государств (я бы назвал их «анархофилами») ожесточенно защищают свою независимость, тогда как некоторые нации, не имеющие своей государственности, пытаются обзавестись ею (например, упомянутые Каталония, Квебек, Шотландия и многие другие), используя косовский, а теперь и крымский прецедент. Имеются «смутьяны», предпочитающие мировой беспорядок любому существующему или потенциальному порядку, чтобы иметь возможность «ловить рыбу в мутной воде».

Будущее международного права в наиболее деликатных и политически горячих сферах будет зависеть от того, какой из двух вышеупомянутых проектов мироустройства возобладает. Оно действует и, надеюсь, дальше будет действовать сравнительно успешно в более технических областях. Будет ли международное право по своим базовым предпосылкам и характеристикам подлинно межгосударственным, или оно станет чем-то вроде внутреннего права ЕС, то есть наднациональным, но уже всемирным, правом, соответствующим однополярному миру?

Один из величайших умов XX века, Вольфганг Фридман из Колумбийского университета, еще в 1960-х гг. предсказывал развитие международного права в двух направлениях – к праву сосуществования и праву сотрудничества. Первое соответствует традиционному межгосударственному взаимодействию, где государства, их суверенитет и независимость от внешнего вмешательства превыше всего. Второе больше соответствует тому, что, по мнению Фридмана, представляло собой нарождающееся мировое сообщество, в котором влиятельными игроками будут не столько государства, сколько люди и их права, а также всевозможные организации, включая наднациональные образования.

Действительно, с той поры право развивается именно в таких двух направлениях. В Европе вместо международного права мы имеем внутреннее право Евросоюза. Права человека больше не рассматриваются при таком подходе как вопрос исключительно внутренней юрисдикции. Появились международные уголовные трибуналы по бывшей Югославии и Руанде, а также Международный уголовный суд, хотя их функционирование демонстрирует, что механизмы, работающие нормально внутри суверенных государств, приводят к ограниченным, а порой и искаженным результатам при их переносе в область международных отношений.

В Европе мир стал локковским, тогда как в других местах он остался гоббсовским. Или, как пишет муж Виктории Нуланд Роберт Кейган, «американцы с Марса, а европейцы с Венеры». Если в Старом Свете действительно возобладало право сотрудничества и даже наднациональное законодательство, то в более широком гоббсовском мире, где бал правят «люди с Марса», по-прежнему необходимо более твердое соблюдение права сосуществования. А оно может быть продуктивным только в мире, который основан на соблюдении баланса сил. Однополярный мир ему противопоказан.

Международное право не слишком хорошо работает в однополярном мире, где трактовка принципов и норм диктуется из единого центра. Но планета слишком велика, сложна и многообразна, чтобы целиком принять такое положение вещей. Многообразие нельзя сплющить и вытянуть в ковер, на котором все функционирует по одной модели, будь то иудео-христианская, англо-саксонская, конфуцианская, мусульманская, светская либерально-демократическая или иные. Вот почему международное право сосуществования, с его принципами неприменения силы и невмешательства во внутренние дела других государств, должен осторожно укрощать гоббсовский мир, помогая ему двигаться в направлении локковского. А может быть, конфуцианского, кто знает?

Рейн Мюллерсон – президент Института международного права (Institut de Droit International), президент Академии права Таллинского университета.

Украина. США. Весь мир. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 27 апреля 2014 > № 1110712 Рейн Мюллерсон

Белоруссия > Леспром > wood.ru, 26 апреля 2014 > № 1066402

В Беларуси состоялось обсуждение развития лесного сектора республики.

В Министерстве лесного хозяйства состоялась встреча руководства отрасли со специалистами Всемирного банка, в ходе которой были обсуждены организационные вопросы по ходу подготовки и согласования предлагаемого проекта "Развитие лесного сектора Республики Беларусь".

Группа специалистов Всемирного банка провела несколько рабочих встреч со специалистами Минлесхоза и других заинтересованных ведомств, а также ознакомилась с деятельностью Осиповичского опытного лесхоза.

Как отметил старший специалист Всемирного банка по лесному сектору Эндрю Митчел, благодаря совместной работе заинтересованных сторон, все компоненты проекта представлены в наилучшей форме, все этапы реализации хорошо продуманы. Сейчас необходимо провести его социальную и экологическую оценку, а также определиться с условиями банковского займа.

Еще одно важное направление в подготовке проекта - проведение общественных слушаний и консультаций. Он будет представлен как специалистам, задействованным в лесном секторе, так и представителям общественности.

После проведения всех необходимых процедур предлагаемый проект будет представлен на заседании международного координационного комитета, которое состоится 7-10 июля в Тбилиси.

Министр лесного хозяйства Михаил Амельянович отметил, что со стороны специалистов отрасли никаких задержек по процедуре не будет. Вся необходимая информация уже подготовлена. Сейчас главное - определиться с условиями кредитования и окончательно уточнить компоненты проекта.

Проект "Развитие лесного сектора Республики Беларусь" основывается на опыте работы Всемирного банка в лесном секторе Республики Беларусь с середины 1990-х годов, включая первый проект по развитию лесного хозяйства, завершенный в 2002 году (с удовлетворительной рейтинговой оценкой), первый и второй этапы программы "Правоприменение и управление в лесном секторе стран восточного региона действия Европейского инструмента соседства и партнерства" (ЕИСП ФЛЕГ) (2008-2012 гг., 2012-2017 гг.) и подготовленную в 2013 г. Записку по вопросам лесного хозяйства.

В записке по вопросам лесного хозяйства был определен ряд отраслевых вопросов, а также некоторые возможности для потенциального сотрудничества в рамках инвестиционного займа, в том числе: необходимость внедрения более интенсивных методов ведения лесного хозяйства в целях улучшения структуры и продуктивности насаждений; оптимизация производства древесной биомассы с использованием продукции, не имеющей другого коммерческого применения; совершенствование лесопитомников в целях улучшения их потенциала в области лесоразведения и лесовосстановления, а также улучшения показателей выживаемости посадочного материала; и содействие в развитии и внедрении современных технологий для предотвращения, обнаружения мониторинга и тушения лесных пожаров. Кроме того, в записке рекомендовано усилить потенциал и оказывать непрерывную поддержку в сфере институциональных реформ. Некоторые из этих аспектов, такие как разработка нового стратегического плана развития лесного хозяйства (который содержит рекомендации по проведению институциональных изменений), охватываются в рамках этапа II Программы ЕИСП ФЛЕГ.

Предлагаемый проект по развитию лесного сектора включает два основных компонента:

- повышение эффективности лесохозяйственных работ и устойчивости ведения лесного хозяйства за счет увеличения интенсивности ранних рубок ухода, расширения использования порубочных остатков для производства древесной биомассы (в дополнение к недавно утвержденному проекту "Использование древесной биомассы для централизованного теплоснабжения в Республике Беларусь") и повышения качества выращиваемого посадочного материала для лесоразведения и лесовосстановления. Проведение рубок ухода на более ранней стадии позволяет повысить продуктивность лесов за счет уменьшения конкуренции среди стволов деревьев, что приводит к увеличению объемов вырубки одновременно с увеличением ценности прироста лесных насаждений после рубок ухода. Подобная оптимизация лесохозяйственных работ является одновременно устойчивой и экономически выгодной. Увеличение интенсивности рубок ухода в молодых и средневозрастных насаждениях и использование древесной биомассы, которая в противном случае оставалась бы в лесу позволит создать дополнительные рабочие места для рабочих кадров высокой и средней квалификации в сельской местности сверх текущей ситуации. Создание рабочих мест на селе будет способствовать экономическому развитию в настоящее время менее обеспеченных сельских районов Беларуси и, внесет вклад в обеспечение всеобщего благосостояния;

- совершенствование мониторинга, обнаружения и тушения лесных пожаров, совершенствование информационных систем лесохозяйственного сектора, в том числе, занятости женщин в лесозаготовительных работах. В рамках Проекта планируется обеспечить обучение операторов выполнению этих задач и создать достойные рабочие места для высоко- и среднеквалифицированных кадров, тем самым способствуя повышению благосостояния сельского населения. Материал, получаемый в результате рубок ухода, будет использоваться для увеличения производства древесной биомассы, на дрова или в качестве балансовой древесины. Большая часть этой продукции в настоящее время теряется в виде сухостоя в лесных насаждениях. В связи с этим, как производство, так и повышения производительности имеет сопутствующие углеродные выгоды, а также стимулирует развитие сельской экономики.

Оказание содействия лесхозам в развитии потенциала для проведения рубок ухода в молодых и средневозрастных насаждениях также поможет им отойти от выполнения более коммерчески ориентированных рубок ухода в более спелых лесах, выборочных рубок и рубок главного пользования, к которым все в большей степени будет привлекаться частный сектор на основе конкурсных торгов. Для создания благоприятных условий для внедрения этого более интенсивного подхода к ведению лесного хозяйства планируется разработать соответствующие стандарты и принять их в одном из регионов Беларуси. Эта деятельность будет включать в себя разработку проектов законодательных актов для внедрения интенсивных стандартов ведения лесного хозяйства.

Этот подход, предполагающий проведение активных рубок ухода в молодых и средневозрастных лесах, в настоящее время не относится к распространенной практике в Беларуси. В рамках проекта в Беларуси планируется разработать руководящие принципы, создать благоприятные условия и возможности для осуществления этих операций в качестве стандартной практики. В долгосрочной перспективе эти операции будут экономически целесообразными и станут частью нормальных эксплуатационных процедур. Таким образом, эти разработки являются устойчивыми и будут тиражироваться во всем лесном секторе (в зависимости от наличия финансирования), в том числе и после завершения проекта. Такие более интенсивные методы лесохозяйственных работ в настоящее время являются стандартной практикой в странах с более развитой лесной экономикой в Скандинавии и Западной Европе.

Подкомпонент: Расширение использования порубочных остатков для производства древесной биомассы

В настоящее время большинство лесосечных отходов (то есть, вершины и сучья), остающихся после рубок главного пользования и выборочных рубок, просто остается в лесу. Это создает риски для возникновения пожаров, а также приводит к потере теплотворной способности, которая можно было бы использовать для энергетических целей. В скандинавских странах порубочные остатки нередко оставляют в лесу на год, чтобы богатые питательными веществами иглы опали с ветвей, а древесные части подсохли, а затем измельчают для использования в качестве печного топлива. В Беларуси в настоящее время растет спрос на древесную биомассу для снабжения систем комбинированного производства тепла и электроэнергии и систем централизованного теплоснабжения, а также со стороны промышленных и сельскохозяйственных предприятий по всей стране. Для удовлетворения этого растущего спроса на древесную биомассу Беларуси необходимо максимально задействовать все источники древесной биомассы.

Предлагается внедрить передовые лесозаготовительные технологии, позволяющие расширить использование лесосечных отходов и использование современных измерительных приборов и оборудования для повышения производительности и устойчивости лесного хозяйства в целях укрепления их экономической и экологической занятости женщин в лесозаготовительных работах. В рамках Проекта планируется обеспечить обучение операторов выполнению этих задач и создать достойные рабочие места для высоко- и среднеквалифицированных кадров, тем самым способствуя повышению благосостояния сельского населения. Материал, получаемый в результате рубок ухода, будет использоваться для увеличения производства древесной биомассы, на дрова или в качестве балансовой древесины. Большая часть этой продукции в настоящее время теряется в виде сухостоя в лесных насаждениях. В связи с этим, как производство, так и повышения производительности имеет сопутствующие углеродные выгоды, а также стимулирует развитие сельской экономики.

Оказание содействия лесхозам в развитии потенциала для проведения рубок ухода в молодых и средневозрастных насаждениях также поможет им отойти от выполнения более коммерчески ориентированных рубок ухода в более спелых лесах, выборочных рубок и рубок главного пользования, к которым все в большей степени будет привлекаться частный сектор на основе конкурсных торгов. Для создания благоприятных условий для внедрения этого более интенсивного подхода к ведению лесного хозяйства планируется разработать соответствующие стандарты и принять их в одном из регионов Беларуси. Эта деятельность будет включать в себя разработку проектов законодательных актов для внедрения интенсивных стандартов ведения лесного хозяйства.

Этот подход, предполагающий проведение активных рубок ухода в молодых и средневозрастных лесах, в настоящее время не относится к распространенной практике в Беларуси. В рамках проекта в Беларуси планируется разработать руководящие принципы, создать благоприятные условия и возможности для осуществления этих операций в качестве стандартной практики. В долгосрочной перспективе эти операции будут экономически целесообразными и станут частью нормальных эксплуатационных процедур. Таким образом, эти разработки являются устойчивыми и будут тиражироваться во всем лесном секторе (в зависимости от наличия финансирования), в том числе и после завершения проекта. Такие более интенсивные методы лесохозяйственных работ в настоящее время являются стандартной практикой в странах с более развитой лесной экономикой в Скандинавии и Западной Европе.

Подкомпонент: Расширение использования порубочных остатков для производства древесной биомассы

В настоящее время большинство лесосечных отходов (то есть, вершины и сучья), остающихся после рубок главного пользования и выборочных рубок, просто остается в лесу. Это создает риски для возникновения пожаров, а также приводит к потере теплотворной способности, которая можно было бы использовать для энергетических целей. В скандинавских странах порубочные остатки нередко оставляют в лесу на год, чтобы богатые питательными веществами иглы опали с ветвей, а древесные части подсохли, а затем измельчают для использования в качестве печного топлива. В Беларуси в настоящее время растет спрос на древесную биомассу для снабжения систем комбинированного производства тепла и электроэнергии и систем централизованного теплоснабжения, а также со стороны промышленных и сельскохозяйственных предприятий по всей стране. Для удовлетворения этого растущего спроса на древесную биомассу Беларуси необходимо максимально задействовать все источники древесной биомассы.

Предлагается внедрить передовые лесозаготовительные технологии, позволяющие расширить использование лесосечных отходов и использование современных измерительных приборов и оборудования для повышения производительности и устойчивости лесного хозяйства в целях укрепления их экономической и экологической роли, а также разработки и тиражирования новых для Беларуси технологий. Это позволит оптимизировать и рационализировать использование лесных ресурсов и увеличить вклад сектора в удовлетворение растущего спроса на древесную биомассу. Планируется более широко применять выборочные рубки и, в некоторых случаях, увеличить возраст главных рубок. Использование продукции, которая в настоящее время используется нерационально, и инвестирование средств в новое оборудование и технологии позволит получить углеродные выгоды, а также будет способствовать росту сельской экономики. Для создания благоприятных условий будут разработаны нормативные, правовые и технические стандарты на основе передовой международной практики.

Подкомпонент: развитие усовершенствованных лесных питомников

В Беларуси, по мере возможности, возобновление лесных площадей после выборочных рубок осуществляется за счет естественного возобновления. Однако в некоторых случаях это является не самый оптимальным способом, поскольку иногда некоторые площади необходимо переформировывать с использованием других видов лесных, возникает необходимость лесовозобновления на пострадавших участках леса (ветровалы, снег, пожары, усыхание ельников и ясенников и т.д.), а в некоторых районах невозможно обеспечить успешное естественное лесовозобновление. В связи с этим существует постоянная потребность в производстве посадочного материала хорошего качества от выбранного плюсовых деревьев известного происхождения. Для улучшения показателей выживаемости и повышения эффективности производства посадочного материала предлагается модернизировать четыре лесных питомника для производства саженцев с закрытой корневой системой улучшенного качества. Предлагается увеличить долю посадочного материала с закрытой корневой системой с нынешних менее 1% выращиваемых саженцев до 11% к 2017 году. Повышение объемов производства в питомниках также позволит увеличить количество рабочих мест с высоким и средним уровнем квалификации для мужчин и женщин в бедных сельских районах.

В то же время планируется актуализировать нормативно-правовую базу и реализовать программа обучения на основе равных возможностей для подготовки технического персонала и работников питомников персонал к работе с новым оборудованием. В рамках этого компонента планируется внедрить инструменты, которые будут учитывать тендерные аспекты и интересы и других уязвимых групп, обеспечивать участие бенефициаров и гражданского общества в разработке политики и осуществлении контроля за реализацией проекта, тем самым способствуя повышению прозрачности Минлесхоза и улучшению реагирования лесхозов на потребности бенефициаров.

Компонент 2: Совершенствование мониторинга, обнаружения и тушения лесных пожаров, совершенствование информационных систем лесохозяйственного сектора

Подкомпонент: совершенствование профилактики и борьбы с лесными пожарами

Для снижения частоты возникновения, масштабов и тяжести лесных пожаров

предлагается реализовать три основных мероприятия:

- Профилактика через повышение осведомленности общественности и образование, улучшение рейтинговых оценок по пожароопасности и информирование общественности через работу со средствами массовой информации, а также проведение профилактических мероприятий путем создания минерализованных полос и очистки леса от лесозаготовительных отходов и прочих пожароопасных объектов в пределах лесосек, а также очистка границы лесосек и обочин дорог

- Улучшение обнаружения и мониторинга пожаров путем установления средств видеонаблюдения со специализированным программным обеспечением и улучшения коммуникаций

- Улучшение деятельности по пожаротушению путем предоставления оборудования для тушения лесных пожаров, обучения и совершенствование сети пунктов водоснабжения.

Местные власти и ОГО будут участвовать в работе по распространению информации и повышению осведомленности, а также в мониторинге мер противопожарной защиты на местном уровне. Кампании по информированию населения также будет иметь определенный тендерный аспект. В рамках данного подкомпонента будет осуществляться изучение лучших технологий и методов обнаружения и тушения лесных пожаров в странах ЕС. В то же время планируется разработать законопроект будет разработан в поддержку внедрения новых технологий и методов борьбы с пожарами в Республике Беларусь.

Подкомпонент: совершенствование информационных систем лесохозяйственного сектора В рамках данного подкомпонента планируется разработать программные средства и расширить применение современных измерительных приборов и оборудования в процессе лесоустройства и лесной инвентаризации. Это будет способствовать повышению точности собранных данных и, следовательно, позволит улучшить информацию о наличии лесных ресурсов в стране. Этот компонент будет включать в себя разработку веб-интерфейса для обмена информацией на разных уровнях (с помощью пароля, в случае необходимости) и позволит повысить прозрачность и улучшить доступ к данным для различных заинтересованных сторон.

Подкомпонент: развитие и обучение использованию передовых технологий Подготовка специалистов лесного хозяйства передовым технологиям ведения лесного хозяйства обеспечивает основу для их успешной реализации в практике лесохозяйственной деятельности в Республике Беларусь. Этот компонент будет включать в себя развитие учебно-производственной базы Республиканского центра повышения квалификации руководящих работников и специалистов лесного хозяйства. Все предлагаемое обучение будут равным образом доступно для мужчин и женщин.

Подкомпонент: развитие рационального использования радиоактивно загрязненных лесов Этот компонент будет включать в себя разработку и поддержание ГУ "Беллесозащита" с участием лесохозяйственных учреждений системы поддержки принятия решений информационной системы "Радиоактивное загрязнение лесов. RadFor", а также совершенствование системы защитных мероприятий и оптимизации работ по контролю радиоактивного загрязнения лесного фонда.

Белоруссия > Леспром > wood.ru, 26 апреля 2014 > № 1066402

Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 17 апреля 2014 > № 1055771 Владимир Путин

В прямом эфире «Первого канала», телеканалов «Россия 1» и «Россия 24», радиостанций «Маяк», «Вести FM» и «Радио России» вышла специальная программа «Прямая линия с Владимиром Путиным».

За время телеэфира глава государства ответил на 81 вопрос. Продолжительность программы составила 3 часа 54 минуты.

* * *

К.КЛЕЙМЁНОВ: Здравствуйте!

В эфире «Прямая линия с Владимиром Путиным». В студии Мария Ситтель и Кирилл Клеймёнов.

М.СИТТЕЛЬ: Добрый день!

В иной ситуации я бы сказала, что это будет очередной разговор, но сегодня нас слышит другая страна. Россия теперь вместе с Крымом и вместе с Севастополем. Этого ждали долгих 23 года, с тех самых пор, когда распался Советский Союз. Поэтому сегодня каждый вопрос если не напрямую будет связан с Крымом, то хотя бы в подтексте будет им окрашен.

А поговорим мы сегодня о многом: о здравоохранении, армии, налогах, о сельском хозяйстве и, конечно же, об Украине. Конечно же, разговор пойдёт о юго-восточной части Украины, против которой развязали настоящий геноцид. Украина сползает в гражданскую войну.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Вести сегодняшний эфир нам помогают наши коллеги Ольга Ушакова, Валерия Кораблёва, Татьяна Столярова и Дмитрий Щугорев. В студии обработки ваших телефонных звонков и СМС-сообщений работают Татьяна Ремезова и Анна Павлова.

Напомню, что смотреть нас в прямом эфире вы можете на «Первом канале», а также в эфире телеканалов «Россия 1», «Россия 24» и в эфире Общественного телевидения России. И, что важно, там организован сурдоперевод для людей с нарушениями слуха. Радиослушатели могут присоединиться к нашему разговору в эфире радиостанций: «Маяк», «Вести FM» и «Радио России».

Итак, в прямом эфире Президент Владимир Путин.

Т.РЕМЕЗОВА: Добрый день, коллеги! Добрый день, Владимир Владимирович!

Наш Центр обработки сообщений работает уже неделю, и в течение всего эфира мы продолжим принимать ваши звонки. Дозвониться нам можно по бесплатному телефонному номеру 8-800-200-40-40 или отправить СМС-сообщение на короткий номер 0-40-40, для жителей Республики Крым и города Севастополя работает специальный московский номер, он также бесплатный: +7(495)-539-24-42. Ну а для тех, кто звонит нам из-за рубежа, номер телефона вы видите на наших экранах.

Итак, за восемь суток работы к нам поступило уже более 2 миллионов вопросов, только представьте, 17,5 тысячи дозвонов в минуту, мы абсолютно точно идём на новый рекорд, многие из обращений звучат очень коротко и очень просто: «Спасибо за Крым».

А.ПАВЛОВА: Добрый день! Напомню, что впервые на «Прямой линии» вы можете отправить Президенту свой видеовопрос с компьютера или любого мобильного устройства. Наши операторы в эти минуты продолжают принимать обращения по адресам: www.moskva-putinu.ru, москва-путину.рф. Записывайте, присылайте, время ещё есть.

Ещё хотела бы обратить ваше внимание на то, что впервые программа будет транслироваться на нашем сайте с сурдопереводом. Вот такие новшества на «Прямой линии» в этом году, чтобы она стала максимально доступной для всех.

Маша, Кирилл, вам слово.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Итак, Украина. События там разворачиваются с невероятной, иногда просто пугающей скоростью. Ну, пожалуй, что два месяца назад, во время Олимпиады, 17 февраля, никто из нас не мог предположить, что к сегодняшнему дню Крым будет частью России, а на востоке Украины местные жители будут буквально руками останавливать бронетанковые колонны, которые отправлены туда по приказу из Киева.

Поэтому, Владимир Владимирович, первый вопрос совершенно очевидный. Как Вы оцениваете то, что сейчас, сегодня, в эти минуты происходит в Луганской, в Донецкой областях?

В.ПУТИН: Для того чтобы дать характеристику этим событиям, я позволю себе вернуться чуть-чуть назад, что же произошло в Украине за последнее время. Мы знаем, что в своё время Президент Янукович отказался подписывать документ об ассоциации с Евросоюзом, но он не отказался даже, а сказал, что он на таких условиях не может подписать, потому что это будет резко ухудшать социально-экономическое положение Украины и граждан страны. И заявил, что ему нужно подумать и поработать над этим документом вместе с европейцами. Начались известные беспорядки, которые привели в конечном итоге к антиконституционному перевороту, к вооружённому захвату власти. Это кому-то понравилось, а кому-то нет. И на востоке, и на юго-востоке Украины люди забеспокоились за своё будущее, за будущее своих детей, имея в виду, что они наблюдали и всплеск национализма, и угрозы в свой адрес, и желание отменить некоторые права национальных меньшинств, в том числе русского меньшинства. Хотя это условно, потому что всё-таки русские в этой части Украины всё-таки являются коренными жителями. Но была предпринята сразу попытка отменить решения, связанные с использованием родного языка. Это всё, конечно, людей насторожило. Что дальше стало происходить?

Вместо того чтобы наладить диалог с этими людьми, на места губернаторов, руководителей регионов из Киева прислали своих назначенцев. Это местные олигархи, миллиардеры. Люди и так к олигархам относятся с большим подозрением и считают, что они нажили свои миллиарды, эксплуатируя народ и разворовывая государственное имущество, а тут ещё их прислали в качестве администраторов, руководителей целых регионов. Конечно, это вызвало дополнительное недовольство. Люди начали выдвигать из своей среды лидеров. Что сделала власть с этими лидерами? Пересажала всех в тюрьму. И это на фоне того, что националистические формирования не разоружаются, а наоборот, начали всё больше и больше угрожать применением силы на востоке. На востоке люди сами начали вооружаться. И вместо того чтобы осознать, что происходит нечто неладное в украинском государстве, и предпринять попытки к диалогу, начали ещё больше угрожать силой и дошли до того, что двинули на гражданское население танки и авиацию. Это ещё одно очень серьёзное преступление киевских сегодняшних властителей.

Надеюсь, что удастся всё-таки понять, в какую яму, в какую пропасть движется сегодняшняя власть и тащит за собой страну. И в этом смысле считаю очень важным начало сегодняшних переговоров, потому что, на мой взгляд, очень важно сегодня вместе подумать на тему о том, как выходить из ситуации, предложить людям вот этот настоящий – не показной, а настоящий – диалог. Ведь сегодняшние киевские руководители приезжают на восток, но с кем они там встречаются? Они встречаются со своими назначенцами. Так для этого не надо в Донбасс ехать, для этого достаточно вызвать их в Киев и провести там совещание. С людьми надо разговаривать и с их реальными представителями, с теми, кому люди доверяют. Надо выпустить всех из тюрем, помочь людям организоваться, выдвинуть дополнительных лидеров и начать диалог.

Вот на востоке говорят о федерализации, в Киеве уже, слава богу, говорят о децентрализации. А что за этими словами? Нужно сесть за стол переговоров и понять, о чём идёт речь, и найти решение. Только в ходе диалога, в ходе демократических процедур, а не с использованием вооружённых сил, танков и авиации можно навести порядок в стране.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Пока диалог начинается между дипломатами, и только что в Женеве открылась четырёхсторонняя встреча Россия – Соединённые Штаты – Евросоюз – Украина. Россию там представляет Сергей Лавров. Можете в нескольких словах обрисовать, на каких переговорных позициях Россия стоит?

В.ПУТИН: А вот я сейчас их и обрисовал. Мы исходим из того, что это должен быть не показной диалог самих с собой представителей власти, а с народом, и поиск этих компромиссов, о которых я уже говорил.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Что Вы ответите на заявления, которые звучат на Западе и в Киеве о том, что за выступлениями на востоке Украины стоит Россия, буквально «рука Москвы» и организует это, и финансирует? И более того, утверждается, что там действуют некие российские подразделения.

В.ПУТИН: Чушь это всё! Нет на востоке Украины никаких российских подразделений, нет специальных служб, нет инструкторов. Это всё местные граждане. И самым лучшим доказательством этому является то, что люди, что называется, в прямом смысле слова сняли маски. И своим западным партнёрам я сказал: «Им некуда уходить, они никуда не уйдут, они хозяева этой земли, и нужно разговаривать с ними».

М.СИТТЕЛЬ: К юго-востоку мы ещё наверняка вернёмся сегодня, по ходу нашего разговора. А пока о Крыме, о том, как было принято Вами решение по Крыму. Ведь за всё время Вашей политической карьеры Вы даже намёка не давали на тему Крыма. Наверняка думали об этом, но в частных беседах даже не упоминали Крым.

Как было принято решение? Расскажите об этом ещё раз. Был ли кто-то против из Вашего ближайшего окружения? И как Вы оценивали диапазон возможных рисков: от введения санкций до гражданской войны, которая на наших глазах разворачивается?

В.ПУТИН: Риски заключались прежде всего в том, что угрозы в отношении русскоязычного населения были абсолютно конкретными и осязаемыми. Именно это побудило народ Крыма, граждан, которые там проживают, задуматься о своём будущем и обратиться к России за помощью. Но именно этим мы и руководствовались.

Я уже говорил в своём недавнем выступлении в Кремле о том, что Россия никогда не планировала никаких аннексий и никаких военных действий в Крыму, никогда. Наоборот, мы исходили из того, что мы будем строить наши межгосударственные отношения с Украиной исходя из сегодняшних геополитических реалий. Но мы также всегда думали и надеялись на то, что наши русские люди, русскоязычные граждане Украины будут проживать в комфортных для себя политических условиях, в комфортной обстановке и не будут никак притесняться, им не будут угрожать.

Вот когда возникла именно такая ситуация – ситуация с возможными угрозами и притеснениями, и когда народ Крыма начал говорить о том, что он стремится к самоопределению, тогда, конечно, мы и задумались о том, что нам делать. И именно тогда, а не какие-то там 5, 10, 20 лет назад было принято решение о том, чтобы поддержать крымчан.

Никто из членов Совета Безопасности, с которыми я обсуждал эту проблему, никто не возражал, все поддержали мою позицию. И мне очень приятно, даже более того, всё, что было изложено в качестве плана действий, всё было неукоснительно исполнено очень профессионально, быстро и решительно.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Я бы сказал, что, в общем, и аналога в мировой истории нет по тому, как это было всё исполнено.

Владимир Владимирович, мы все живём в России, представляем, как здесь всё делается. Но, действительно, и организация такого сложного референдума в кратчайшие сроки, и вопросы безопасности, и то, как были разоружены украинские части – это всё было сделано настолько стремительно, что создавалось ощущение, что это невероятно долго готовилось.

В.ПУТИН: Нет, ничего не готовилось, всё делалось, что называется, с колёс, исходя из реально складывающейся ситуации и требований текущего момента, но исполнялось действительно в высшей степени профессионально.

Наша задача заключалась не в том, чтобы действовать там, в полном смысле, вооружёнными силами, наша задача заключалась в том, чтобы обеспечить безопасность граждан и благоприятные условия для их волеизъявления. Мы это и сделали. Но без позиции самих крымчан это было бы просто невозможно.

Более того, я вам скажу, что до последнего момента, просто до последнего дня я в той речи, которую потом произносил в Кремле, не писал последней фразы, а именно: вношу в Федеральное Собрание Федеральный закон о присоединении Крыма, потому что я ждал результатов референдума. Одно дело – это социологические исследования, одно дело – настроения определённых групп, а другое дело – волеизъявление всех граждан этой территории в целом. Для меня очень важно было узнать, увидеть, каково же это волеизъявление.

И когда стало ясно, что явка составила 83 процента, что 96 с лишним процентов высказались за присоединение к Российской Федерации, стало очевидно, что это абсолютное, просто практически полное большинство, если не сказать, всё крымское население. В этих условиях поступить иначе мы не могли.

К.КЛЕЙМЁНОВ: К Вашей речи мы ещё вернёмся, а сейчас у нас есть возможность услышать голос Крыма.

М.СИТТЕЛЬ: Давайте пригласим к нашему разговору Севастополь – город-герой, город воинской славы. Там работают наши съёмочные группы – Дмитрий Кайстро и Николай Долгачёв.

Д.КАЙСТРО: Добрый день, Владимир Владимирович!

Здравствуйте, коллеги и все, кто нас смотрит и слушает сейчас в прямом эфире.

Это действительно город русской славы – Севастополь, и сердце города – Приморский бульвар, здесь сотни людей. Это самые разные люди: военные моряки, интеллигенция. Это те, кто голосовал за присоединение Крыма и Севастополя к России.

Сегодня мы работаем на двух площадках, это не единственная площадка. Одна из них расположена у самой кромки воды, и там работает мой коллега Николай Долгачёв.

Н.ДОЛГАЧЁВ: Здесь, на площадке прямо возле берега знаменитой Севастопольской бухты, в глубине которой базируется Черноморский флот России, а он находится здесь уже больше 200 лет, здесь люди со всего Крыма, из всех его городов: и студенты, и пенсионеры, и ветераны, рабочие, медики, бойцы отрядов самообороны. Мы готовы к диалогу.

Здравствуйте, коллеги, здравствуйте, Владимир Владимирович!

В.ПУТИН: Добрый день!

Д.КАЙСТРО: Приморский бульвар – это действительно сердце Севастополя. Здесь, совсем рядом, его главные символы: и Графская пристань, и памятник затопленным кораблям, и площадь адмирала Нахимова, который сражался и погиб как обыкновенный пехотный поручик, к подножию монумента которого горожане каждую ночь приносят цветы. Такое действительно можно увидеть только в Севастополе.

Севастополь – это город-символ, город-крепость, город особых смыслов русского бытия. И эти смыслы: право говорить на русском, право нести русские ценности – севастопольцы отстаивали все долгие 23 года. И они отстояли это право: на референдуме за присоединение к России, действительно, проголосовал практически весь город.

Сегодня здесь простые севастопольцы, чтобы задать свои вопросы, у них их много. Кто хотел бы спросить? Представьтесь, пожалуйста.

Л.МЕДВЕДЕВА: Гражданский персонал войсковых частей очень переживает за судьбу нашего Черноморского флота. Для многих севастопольцев флот – это и работа, и кадры, и единственный уникальный завод по ремонту артиллерийского вооружения. Что дальше будет с Черноморским флотом и с бюджетными предприятиями?

В.ПУТИН: Вы знаете, и Вы, наверное, знаете это лучше, чем кто-либо другой в России, что у нас были определённые договорённости с Украиной по поводу обновления флота. Но, к сожалению, эти договорённости выполнялись очень слабо либо вообще не выполнялись, и у нас были большие проблемы с обновлением. Сегодня таких проблем, надеюсь, не будет, и значительная часть современных кораблей, судов обеспечения будет переведена именно в Севастополь из Новороссийска. Это даст нам возможность в определённой степени даже и средства сэкономить, это первое.

И, второе, в Крыму очень хороший потенциал с точки зрения судостроения и судоремонта, поэтому значительные объёмы будут в этом смысле сосредоточены для ремонта и кораблестроения на крымских верфях. Но уже на первом этапе Министерство обороны Российской Федерации разместило заказ на одной из верфей на общую сумму 5 миллиардов рублей. И, безусловно, мы будем наращивать и наращивать этот потенциал Крыма, он не востребован сегодня, он простаивает. Это требует времени, конечно, но мы будем, безусловно, двигаться в этом направлении.

И конечно, Севастополь, сейчас только что было об этом сказано, это знает каждый российский гражданин, Севастополь – это город русской военно-морской славы, мы именно из этого и будем исходить, именно этим и будем руководствоваться.

Д.КАЙСТРО: В Севастополе действительно очень много проживает разных людей – людей разной судьбы, разной истории, разных национальностей. И последнее время трагедии, которые сейчас происходят на Украине, прошли через сердце многих людей, об этом севастопольцы говорят тоже.

И вот я хотел бы обратиться к вам, у вас накопилось несколько вопросов, вы могли бы один из них адресовать Президенту.

ВОПРОС: Здравствуйте, уважаемый Владимир Владимирович! Сегодня ситуация на Украине складывается так, что границы проходят не только между нашими государствами, а и между нашими семьями. Я проживаю в Севастополе, мои сёстры проживают в Украине, и это проблема очень многих семей Крыма. Ситуация в Украине сложилась так, что мы не понимаем друг друга по многим вопросам и даже становимся врагами. Как сделать так, чтобы мы остались дружескими, братскими народами?

В.ПУТИН: Разумеется, это вопрос непраздный, и все мы находимся под гнётом определённых эмоций. Но если мы любим друг друга и уважаем друг друга, то мы должны и найти способ понять друг друга. Я думаю, что в рамках одной семьи это, может быть, проще даже сделать, чем в рамках государства. Но даже в рамках межгосударственных отношений, уверен, мы найдём взаимопонимание с Украиной – и мы друг от друга никуда не денемся. И надеюсь, что и на Украине придёт понимание того, что иначе в Крыму Россия поступить не могла.

Есть ещё одно обстоятельство, о котором я бы хотел сказать. Я думаю, что мы так или иначе вернёмся неоднократно к этой проблеме, но что бы хотел отметить: если мы относимся друг к другу с уважением, то мы должны признать право друг друга на собственный выбор. И люди, которые проживают на Украине, должны с уважением отнестись к выбору тех, кто проживает в Крыму. Это первое.

И второе. Россия всегда была рядом с Украиной и всегда рядом останется. Я сейчас не говорю, и мы ещё наверняка к этому вернёмся, о той помощи, которую Россия оказывала Украине в течение многих-многих лет. Она выражается, если переводить это всё в денежную форму, в сотнях миллиардов долларов. Но дело не в этом – дело в том, что нас связывает огромное количество общих интересов. Если мы хотим быть успешными, то мы, конечно, должны сотрудничать, быть вместе. И вот это понимание обязательно к нам придёт, несмотря на все сложности эмоционального характера сегодняшнего дня.

М.СИТТЕЛЬ: Севастополь, давайте ещё один вопрос.

Н.ДОЛГАЧЁВ: Очень символично, что именно сюда, в Севастополь, приехали жители со всего Крыма, ведь многие часто воссоединение с Россией здесь называют завершением третьей обороны города-героя. В истории было два таких эпизода героических – это в Крымскую войну, 349 дней оборонялся Севастополь, и в Великую Отечественную – 250 дней. Многие говорят, что эти прошедшие 23 года – это и есть третья оборона Севастополя и всего региона в целом. Понятно, что сейчас, когда реализовалась мечта крымчан и воссоединение состоялось, очень много вопросов о том, что же будет дальше. Какими вопросами задаются жители, вот сейчас мы и узнаем.

Е.КОСТЫЛЕВ: В первую очередь хотел бы высказать благодарность Вам, Владимир Владимирович, действительно от имени всех крымчан за то, что мы вернулись на Родину благодаря Вашей решительности. И теперь мы гордо можем назвать себя россиянами.

Но в связи с тем, что самозваное правительство в Украине делает всё возможное, чтобы сделать жизнь крымчан здесь невыносимой, происходят такие вещи, как, например, банковская сфера практически вся уходит из Крыма. То есть на сегодняшний день есть проблемы с обменом гривны, с тем, что люди не могут в каких-то моментах осуществить свои платежи. И, в частности, пенсионеры, допустим, которые копили длительный период времени какие-то свои сбережения, откладывали их на последний день, они сейчас не могут их получить, потому что украинские банки просто игнорируют требования и законные интересы вкладчиков.

Владимир Владимирович, вопрос следующего свойства. Каким образом российское Правительство может урегулировать данную ситуацию?

В.ПУТИН: Это сегодня одна из наиболее острых и слабо урегулированных проблем. Уверен, что есть и другие, вы знаете об этом, и энергетика, и вода. Но банковская сфера пока полностью не решена. Мы будем пытаться договариваться с украинскими партнёрами. Пока это не получается. И «Ощадбанк», и «Приватбанк» господина Коломойского и его руководителя отделения в Крыму товарища Финкельштейна, он пока не идёт нам навстречу, и обороты в гривне ограничены. Но это не оставляет нам другого выбора, как переходить более ускоренными темпами на рублёвый оборот. Вопрос заключается в открытии счетов для юридических и физических лиц, в создании собственной сети. Это требует времени, для того чтобы сделать это на должном уровне. И я думаю, что потребуется ещё примерно месяц для того, чтобы открыть нужное количество счетов и создать ту сеть, о которой я сказал, оснастить её современной техникой.

Вместе с тем Вы сейчас упомянули о пенсионерах, о бюджетниках. Я знаю, что и в экономике в целом возникают определённые сбои, это всё преходящее, мы всё это преодолеем.

Но пенсионеры и работники бюджетной сферы, Вы знаете, у нас уже принято решение Правительством Российской Федерации, они должны быть приравнены по уровню своих доходов к российским пенсионерам, к российским бюджетникам. И именно для того, чтобы не было резкого скачка, для того, чтобы не подтолкнуть инфляцию и дополнительный рост цен, который в Крыму и так уже наблюдается, мы приняли решение действовать поэтапно, в четыре удара: на 25 процентов поднять доходы крымских пенсионеров и бюджетников с 1 апреля, потом ещё на 25 процентов – с 1 мая, на 25 процентов – с 1 июня и закончить окончательным повышением 1 июля, июня и июля. Вот за этот промежуток времени доходы пенсионеров и доходы бюджетников, а в случае с пенсионерами рост – это 100 процентов, то есть разница между доходами российских пенсионеров и крымских пенсионеров… У нас пенсионеры ровно в два раза больше получают, у нас в этом году будет 11 600, а в Крыму в рублёвом эквиваленте это где-то 5500. То же самое и по бюджетникам, бюджетники у нас получают в России в два, два с половиной раза больше. Ну а военнослужащие, и в Крыму будет достаточно много служить именно крымчан, они получают, наши военнослужащие сегодня получают в четыре раза больше, чем получают украинские военнослужащие.

Поэтому уверен, надеюсь и уверен, что люди, проживающие в Крыму, почувствуют и материальные плюсы, и преимущество присоединения к Российской Федерации. Я уже не говорю о развитии самой экономики Крыма, о развитии инфраструктуры отдыха, туризма, но об этом мы ещё поговорим.

М.СИТТЕЛЬ: Владимир Владимирович, вот по этой теме одно маленькое уточнение от севастопольских мамочек. Вот Елизавета Масленникова спрашивает: «Может ли мама, которая ожидает второго ребёнка, в Крыму и в Севастополе рассчитывать на получение материнского капитала?»

В.ПУТИН: Конечно, мы исходим из того, что все льготы и преимущества, которые имели жители Крыма в рамках Украины и в составе Украины, они не должны быть потеряны. И если даже чего-то нет в России или не было в России, мы с помощью дополнительных субсидий крымскому бюджету эти преференции сохраним. Кроме этого, конечно, жители Крыма и Севастополя получат все социальные нормы, все социальные выплаты, которые предусмотрены российским законодательством для всех граждан России.

М.СИТТЕЛЬ: Спасибо.

Севастополь, давайте ещё один вопрос.

Н.ДОЛГАЧЁВ: Людей много, но вот ещё один вопрос задавайте, представляйтесь.

ВОПРОС: Владимир Владимирович, вопрос такой. Сейчас считается, что Крым – это всего лишь отдых, туризм, и не более. А как же наша промышленность и сельское хозяйство? Какие шаги будут предприняты Россией для развития всех отраслей в Крыму?

И второй вопрос: Вы обещали, что в Крыму будет создана свободная экономическая зона – что это будет значить для обычных, рядовых крымчан?

В.ПУТИН: Вы абсолютно правы, Крым – это туризм и отдых, но не только, в Крыму очень хороший промышленный, сельскохозяйственный потенциал, и мы будем это развивать. В чём он заключается? Есть жизнеспособные предприятия, они требуют дополнительной модернизации и их докапитализации, и, конечно, мы будем это делать. Я уже упоминало судостроении и судоремонте, но есть и другие промышленные кластеры, если не кластеры, то предприятия весьма перспективные, есть очень перспективная инфраструктура, в том числе портовая инфраструктура и так далее, есть сельское хозяйство. К сожалению, скажем, по сравнению с 1990 годом, если сравнить результаты работы крымского сельского хозяйства в 2013 году, сельхозпроизводство упало на 60 процентов. В 2013 году сельхозпредприятия Крыма производили только 40 процентов от того, что они производили в 1990-м. Сельское хозяйство тоже нуждается в дополнительных инвестициях. Есть и вопросы, которые нужно будет решать. Например, рисоводство связано с большим использованием воды, с этим уже есть проблемы. Это требует времени и капиталовложений. И мы тоже будем это делать. И сфера услуг, всё-таки про это тоже забывать нельзя, всегда Крым славился, и о нём говорили не только как о базе Черноморского российского военного флота, но и как о всероссийской и всесоюзной здравнице. Мы будем развивать, конечно, и это. К сожалению, материально-техническая база предприятий отдыха, санаториев, курортов пришла в упадок. Наши специалисты, которые посещали Крым, знакомились с этими предприятиями, с этими базами отдыха, домами отдыха, санаториями, пришли к выводу, что по российским санитарно-эпидемиологическим нормам их даже нельзя на сегодняшний день, некоторые из них во всяком случае, использовать для проживания людей.

На вопрос, как же здесь люди отдыхали, стыдно сказать, но ответ такой странный, говорят: «Ну чего там, шахтёры приезжали, им всё равно, они махнут там полстакана – и на пляж». Мы не можем так подходить, понимаете, к организации отдыха россиян, поэтому это тоже будет требовать дополнительных капиталовложений. И вот та самая свободная экономическая зона, о которой вы только что сказали, должна позволить российскому капиталу с известными преференциями прийти на территорию Крыма и Севастополя с тем, чтобы развитие было ускоренным.

У крымчан есть и свои предложения, вот недавно мы с Чалым встречались, с Алексеем Михайловичем, он сформулировал идею создания некоего агентства по развитию. Безусловно, и эти идеи тоже будут нами поддерживаться. Так что, я уверен, мы с вами на правильном пути и обязательно добьёмся положительных зримых результатов.

М.СИТТЕЛЬ: Владимир Владимирович, можно маленькую ложку дёгтя, потому что много достаточно СМС с опасениями вот такого свойства: не потеряет ли Крым своего своеобразия, потому что туда сейчас придут люди с большими деньгами, вместо заповедников и рекреационных зон – охотничьи хозяйства, большие замки, дворцы, заборы, а канализации в Крыму как не было, так и не будет?

В.ПУТИН: Знаете, что касается замков и больших заборов, то этого там уже сегодня достаточно. Там, к сожалению, мы с этим тоже уже столкнулись и поняли: при потрясающем невнимании к массовому отдыху людей там, как грибы, росли вот эти самые дворцы с заборами. И они принадлежат как раз тем самым олигархам или крупным руководителям, о которых я уже упоминал. И вот это как раз и было связано с большими нарушениями экологического законодательства. Я уже разговаривал с руководителями Крыма сегодня, с руководителями федеральных органов власти – мы должны сделать всё для того, чтобы своевременно были приняты решения, согласно которым вот такой способ, способ освоения территории, такая практика должны быть немедленно прекращены.

М.СИТТЕЛЬ: СМС на сайте нашей программы: «Скажите всё-таки, кто были эти молодые люди? Уж очень они похожи на наших».

В.ПУТИН: Какие молодые люди?

М.СИТТЕЛЬ: Вежливые молодые люди.

К.КЛЕЙМЁНОВ: «Зелёные человечки» имеются в виду.

В.ПУТИН: В принципе, я уже об этом сказал и говорил неоднократно, говорил несколько глухо, публично. Но в разговорах со своими иностранными коллегами я и не скрывал, что наша задача заключалась в том, чтобы обеспечить условия для свободного волеизъявления крымчан. И поэтому мы должны были предпринять необходимые меры, чтобы события не развивались так, как они сегодня развиваются в юго-восточной части Украины: чтобы не было танков, чтобы не было боевых подразделений националистов и людей с крайними взглядами, но хорошо вооружённых автоматическим оружием. Поэтому за спиной сил самообороны Крыма, конечно, встали наши военнослужащие. Они действовали очень корректно, но, как я уже сказал, решительно и профессионально.

По-другому провести референдум открыто, честно, достойно и помочь людям выразить своё мнение было просто невозможно. Но всё-таки имейте в виду, что в Крыму находилось свыше 20 тысяч военнослужащих, хорошо вооружённых. Там только одних систем «С-300» – 38 пусковых установок, и склады с вооружением, и эшелоны боеприпасов. Нужно было оградить людей даже от возможности применения этого оружия в отношении гражданских лиц.

М.СИТТЕЛЬ: После Севастополя давайте дадим слово командующему Черноморским флотом России Александру Витко. Он в секторе у Дмитрия Щугорева.

Д.ЩУГОРЕВ: Александр Викторович, пожалуйста, Ваш вопрос.

А.ВИТКО: Товарищ Верховный Главнокомандующий! Командующий Черноморским флотом вице-адмирал Витко Александр Викторович.

М.СИТТЕЛЬ: Нет звука, не слышно.

В.ПУТИН: Где командный голос у командующего?

А.ВИТКО: Перед вопросом разрешите, пользуясь случаем, поблагодарить россиян и Вас лично, товарищ Верховный Главнокомандующий, за ту поддержку, которую наша группировка ощущала в течение всего этого сложного периода в Крыму.

Вопрос. За последние 23 года серьёзных вложений в военную инфраструктуру Крыма не было, и сейчас она находится, мягко говоря, в плохом состоянии. Особенно тяжёлый вопрос с обеспечением жильём, и прежде всего бывших военнослужащих Военно-морских сил Украины, которые зачислены в списки Черноморского флота.

Товарищ Верховный Главнокомандующий! Результаты Ваших проектов уже становятся гордостью для россиян. Будет ли принята президентская программа или федеральная целевая программа наподобие базы подводных лодок в Вилючинске или Геопорта в Новороссийске по обустройству войск Крыма? Спасибо.

В.ПУТИН: Во-первых, будет принята программа по развитию севастопольской базы, Черноморского флота в целом. И конечно, будут не приняты, а распространены на Севастополь и на Черноморский флот все социальные программы, которые реализуются в российских Вооружённых Силах, с том числе это касается и обеспечения жильём, как постоянным, так и служебным.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Владимир Владимирович, Вы упомянули в предыдущем ответе силы самообороны Крыма. У нас здесь в студии, я вижу, находятся как раз несколько представителей этих сил, ядро которых в те напряжённые дни составляли, во-первых, офицеры крымского «Беркута» и, конечно, казаки. Там было достаточно напряжённых, драматичных моментов. Скажем, на Перекопе, когда «Беркут» буквально на несколько часов опередил экстремистов, которые на автобусах направлялись в Крым, и это помогло избежать большой трагедии.

Я попрошу мою коллегу Валерию Кораблёву дать слово командиру крымского «Беркута» Юрию Абисову. Пожалуйста.

В.КОРАБЛЁВА: Да, буквально два слова. Подразделения Юрия Николаевича, так же как и многие другие региональные подразделения «Беркута», находились в Киеве в самое сложное время. В какой-то момент они просто перестали получать приказы. Фактически, другими словами, их просто бросили. И полковник Абисов рассказал мне, как они самостоятельно принимали решение, выводили своих ребят из-под огня, как они собирали раненых по госпиталям, как переправляли их в места постоянной дислокации, и при этом по автомобилям вёлся огонь.

Ю.АБИСОВ: Добрый день!

Уважаемый Владимир Владимирович! Я вот что хочу сказать. Наш отряд находился в Киеве, когда майдан отобрал власть у Януковича. Нас жгли, забрасывали камнями, стреляли. Десятки бойцов убиты, сотни ранены, но был приказ – не пролить кровь. Потом нас предали.

У меня вопрос. Вы давно общаетесь с Януковичем, [общались] в пору, когда он был Президентом. Он всегда был таким слабаком и предателем? Спасибо.

В.ПУТИН: Вы знаете, у нас всегда в России есть такое выражение: «Тяжела ты, шапка Мономаха». Груз ответственности на плечах главы государства, и большого, и маленького, очень большой и тяжёлый. В критические моменты человек руководствуется и своим жизненным опытом, и своими ценностными ориентирами.

Что касается Виктора Фёдоровича, то он исполнял свой долг так, как считал возможным и нужным. Я с ним говорил, конечно, неоднократно и в ходе кризиса, и после того как Виктор Фёдорович уже оказался в Российской Федерации, в том числе говорили и о возможности применения силы. Можно к этому относиться как угодно, но суть его ответа заключалась в том, что, как он мне сказал, он неоднократно думал над необходимостью применения силы и, как он мне сказал, рука не поднялась подписать приказ о применении силы против своих граждан.

Что касается «Беркута», то, безусловно, Вы и Ваши товарищи честно, очень профессионально и достойно исполняли свой служебный долг. Это вызывает безусловное уважение и к Вам, и ко всем вашим товарищам, к вашим бойцам. Но в конечном итоге то, что с вами произошло и как поступают с вашими коллегами сейчас в Киеве, это аукнется для самого украинского государства. Потому что нельзя ни унижать, ни ставить на колени бойцов, которые защищают интересы государства, ни шельмовать их, ни лишать их медицинской помощи, когда они находятся в госпитале. Мне известно, что бойцов «Беркута», которые в госпитале находятся, не только лечить – их кормить перестали.

На наши неоднократные обращения к киевским властям о том, что мы готовы принять всех, мы не получаем никакого ответа. Но если так государство относится к людям, которые честно и достойно исполняют свой долг, то вряд ли может это государство рассчитывать на то, что кто-то другой будет действовать аналогичным образом в будущем.

Собственно говоря, это мы сейчас и наблюдаем. Ну а в конечном итоге, я думаю, люди все осознают то, как профессионально и достойно вы исполняли приказ, и скажут вам спасибо.

К.КЛЕЙМЁНОВ: В вопросах наших зрителей о событиях на Украине достаточно много исторических аллюзий. Валерий Климов из Свердловской области просто описывает конкретную ситуацию: «Президент Чили Сальвадор Альенде с оружием в руках принял смерть, защищая свою страну, а Президент Украины сбежал. Вы бы до последнего отстаивали вопрос независимости нашей страны?» – спрашивает Валерий Климов.

В.ПУТИН: Понимаете, я, во-первых, не согласен с тем, что он сбежал. Он действительно вынужден был уехать, он же не просто сбежал из Киева – он поехал в регион, и, как только он из Киева переехал в регион, сразу захватили здание администрации Президента и правительства.

А обещали как раз совсем другое. Когда Янукович подписывал соглашение 21 февраля и гарантами этого соглашения с оппозицией выступили три европейских министра иностранных дел: Польши, Франции и Германии, – он исходил из того, что договорённость достигнута и будет исполняться. Она заключалась в том, что он, Янукович, не применяет армию и силу, выводит подразделения МВД, в том числе и «Беркут», из столицы, а оппозиция освобождает захваченные административные здания, разбирает баррикады и разоружает свою вооружённую часть. Янукович согласился с досрочными выборами в парламент, согласился на возврат конституции 2004 года, согласился с досрочными выборами Президента в декабре этого года. Если бы потребовали, я думаю, что он согласился бы в конце концов и с досрочными выборами Президента через месяц или через полтора – он в принципе на всё уже согласился. Нет, как только он выехал из Киева и как только вывел подразделения МВД из столицы, сразу же пошли дальше, захватили и его здание администрации, и правительственные здания, совершили государственный переворот в полном, классическом смысле этого слова. Зачем это было сделано, зачем надо было действовать так непрофессионально, так глупо и ввергнуть страну в то состояние, в котором она сегодня находится, не понимаю, и ответа ни у кого нет, никто не может ответить на этот вопрос.

Что касается меня, то Вы знаете, всегда человек принимает решение в критической ситуации, исходя из всего жизненного опыта и из ценностных установок. Вы знаете, что моё первое место работы был КГБ СССР, внешняя разведка, и нас там воспитывали определённым образом: это воспитание заключалось в абсолютной преданности своему народу и государству.

М.СИТТЕЛЬ: Безусловно, тема Украины, антиконституционного переворота, тема Крыма – это тема номер один в общественном обсуждении, и в российском обществе эта тема вызвала нешуточную дискуссию. По данным социологических опросов, 96 процентов россиян назвали Ваше решение по Крыму верным, но кто-то не согласен с этим решением.

Сегодня в нашей студии представители того и того фланга. Те, кто высказался «за»: Юрий Башмет, Денис Мацуев, Карен Шахназаров. Давайте дадим слово тем людям, которые присутствуют сегодня у нас.

Т.СТОЛЯРОВА: Да, действительно, я напомню, что появилось письмо российских деятелей культуры, которые выступили в поддержку Владимира Путина и позиции России по Крыму. Сейчас, на данный момент, его подписали уже более чем 500 человек. При этом письмо всё-таки вызвало большой резонанс.

У нас сегодня в студии гость Карен Шахназаров. Вы тоже подписали это письмо. Как Вы поясните свою позицию?

К.ШАХНАЗАРОВ: Для меня это было очевидно, я об этом уже неоднократно говорил. Тут два момента. Один у меня личный, эмоциональный. Может быть, для кого-то это неважно, но для меня это важно. Мой покойный отец принимал участие в освобождении Крыма. Ему 20 лет было, он был командир разведки артиллерийской бригады, штурмовал Севастополь. Кстати, по национальности он армянин. У него никаких сомнений не было – ни у него, ни у его товарищей, – что это русский город. Так что он, конечно, меня бы совсем не понял, если бы я какую-то другую позицию занял.

Второй момент – может быть, более важный – это то, что в условиях, когда, на мой взгляд, украинская государственность перестала существовать, никаких оснований для того, чтобы народ Крыма не имел права определить свою судьбу, я не видел. Я, кстати, – как я слышал, Владимир Владимирович говорил о том, что парламент Украины отчасти легитимен, – не очень в этом смысле с Вами согласен, потому что, мне кажется, как может быть легитимным парламент, который просто отменил собственную конституцию? Поэтому, на мой взгляд, вообще никакой легитимной власти на Украине сегодня не существует.

В этом смысле народ Крыма имел полнейшее право определить свою судьбу. Но, разумеется, это такое, я понимаю, сложное решение. Разумеется, у него большие последствия международные, политические.

У меня в связи с этим вопрос к Вам, Владимир Владимирович. Последние 10 лет мы так определённо и активно сближаемся с Китайской Народной Республикой, и видно, это движение взаимное. Но в нынешней ситуации возможно ли оформление этого сближения в конкретный военно-политический союз?

В.ПУТИН: Во-первых, спасибо Вам за Вашу позицию по Крыму, за поддержку.

Что касается наших отношений с Китайской Народной Республикой, то они развиваются весьма успешно и находятся на беспрецедентно высоком уровне: и уровне доверия, и уровне сотрудничества. Это касается и политической сферы, наших общих подходов к оценке международной ситуации и к обеспечению безопасности в мире, и это лежит в основе наших межгосударственных отношений. Мы, естественно, и соседи, а в этом смысле и в известной степени, естественно, и союзники, – мы не ставим вопрос об образовании какого-то военно-политического союза.

Вообще мне кажется, что блоковая система мира давно себя изжила. НАТО когда-то было создано в противовес Советскому Союзу и как бы политике Советского Союза в Восточной Европе. В ответ на это был создан Варшавский договор. Потом Советский Союз прекратил своё существование, а НАТО осталось. Нам говорят, оно видоизменяется, становится более политической организацией. Но статью 5 никто не отменял, а эта статья как раз о взаимной военной поддержке. Против кого направлены действия НАТО, куда оно расширяется к нашим границам, зачем?

Создавать новые блоки? Не знаю, мы как-то об этом не думали. Но то, что мы будем расширять сотрудничество с Китаем, это совершенно очевидно. Ведь смотрите, у нас с Соединёнными Штатами торговый оборот 27,5 [миллиарда], а с Китаем – 87 миллиардов: 87 миллиардов, и он постоянно растёт. И Китай становится постепенно, и это уже эксперты хорошо знают, в экономическом плане державой номер один, вопрос только в том, когда: через 15 лет, через 20, 25? Но все уже исходят из того, что это неизбежно произойдёт.

При таком населении – почти полтора миллиарда человек – и при модернизации экономики Китая это можно считать уже медицинским фактом. И поэтому, само собой разумеется, мы будем развивать отношения с Китаем. У нас никогда не было таких доверительных отношений в военной сфере – мы начали проводить совместные учения и на море, и на суше, и в Китае, и в Российской Федерации. Всё это даёт нам основание полагать, что российско-китайские отношения будут существенным фактором в мировой политике и существенным образом будут влиять на современную архитектуру международных отношений.

М.СИТТЕЛЬ: Владимир Владимирович, я возвращаюсь к письму деятелей культуры. Позвольте спросить, как Вы относитесь к коллективным письмам и как Вам лично такая постановка – типично советская постановка вопроса: с кем вы, мастера культуры?

В.ПУТИН: Вы знаете, я ещё раз хочу сказать, что я благодарен всем, кто разделяет мою позицию и поддерживает мою позицию и по Крыму, и по некоторым другим вопросам. Что касается таких публичных высказываний, то это позиция каждого человека. Вот, например, господин Шахназаров, я его знаю давно, но я не знал, откровенно говоря, его политических взглядов. Для меня было полной неожиданностью, что он так жёстко, ясно и ярко изложил своими словами, но гораздо более, может быть, образно, чем я это делаю, по сути, нашу общую позицию по некоторым проблемам.

Что касается коллективных писем, то можно и это, но только не нужно, чтобы это было заорганизовано – это должно быть тоже по наитию, по зову сердца и души, это ни в коем случае не должно никем организовываться. Вот этого я не могу поддержать, вот это, мне кажется, ни к чему.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Давайте всё-таки продолжим ещё тему бурного обсуждения в обществе вхождения Крыма и Севастополя в состав России. Я вижу в студии известного журналиста, своего коллегу Андрея Норкина, 20 лет назад мы даже с ним вместе работали, и его высказывания о Крыме не остались незамеченными.

Оля, пожалуйста.

О.УШАКОВА: Да, конечно. Андрей Владимирович Норкин, журналист, ведущий радиостанции «Коммерсантъ FM».

Андрей Владимирович, если позволите, я бы хотела Вас спросить в контексте дискуссии: Вы известны своей независимой позицией по достаточно разным вопросам, но после известных событий в Крыму Вы высказались в поддержку происходящего, чем вызвали достаточно большую волну критики со стороны своих коллег. Как Вы считаете, почему Ваша точка зрения вызвала непонимание у тех, кто обычно поддерживал Вашу точку зрения?

А.НОРКИН: Я бы даже сказал, что не столько история с Крымом, сколько с телеканалом «Дождь» вызвала эту волну. Вы понимаете, для меня все события на Украине – в них меня не столько геополитика волнует, сколько то, как действительно обсуждаются эти события у нас в стране, то есть для меня это лишнее доказательство существования проблемы, с которой я столкнулся на самом деле несколько лет назад. Меня очень пугает то, что у большого количества молодых людей сформировался некий, на мой взгляд, искажённый стандарт мировосприятия.

Поскольку я не только работаю журналистом, но и преподаю журналистику, я могу Вам сказать, что мне приходится прилагать определённые усилия для того, чтобы убеждать моих молодых будущих коллег, что, например, слово «патриот» – это не синоним слова «идиот», а День Победы – это не «колорадский праздник», как сейчас стало модным говорить. И вот здесь слово «модное» – оно ключевое, потому что, на мой взгляд, для подростка, для ребёнка даже следование неким требованиям моды, то есть стандартам, принятым в этой среде, оно имеет огромное значение, а государство здесь фактически самоустранилось. У нас Родину любить немодно сейчас: это «совок».

Вот Вы говорили, Владимир Владимирович, о том, как Вас воспитывали. Я, собственно, когда шёл сюда, я как раз и думал, что буду говорить об этом, а то, что мы сейчас переходим к этому моему вопросу, отталкиваясь от украинских событий, это лишний раз меня убеждает в моей правоте. Потому что у меня четверо детей: сын и дочь – уже взрослые, а двое младших – пока школьники. Так вот школы, я не буду говорить почему, они полностью перекладывают сейчас функции воспитания на плечи родителей, а родители не могут постоянно быть со своими детьми. Мы со своим средним вот эту проблему очень долго пытались решить. Решили, когда нашли в соседнем подмосковном городе кадетскую школу, где он сейчас учится. Я надеюсь, будет учиться и младший. Она ориентируется целиком на исторические традиции, то есть и преподаватели, и воспитатели – это кадровые военные, как минимум военнообязанные, большинство из них мужчины. Они не только получают, кадеты, более полное образование, потому что там пять учеников в классе, а не 35, – они воспитываются иначе. Да, действительно, они учатся любви к Родине, к её истории, они учатся уважению к женщине, к старшим, к своим сверстникам, учатся не бояться физической нагрузки, боли. То есть они учатся становиться мужчинами, честными, порядочными, благородными гражданами своей страны, которые, как я понимаю, должны на самом деле быть её кадровым резервом. Но вопрос в том, что таких школ очень мало. Если я правильно всё помню, на Москву и область их всего 15.

И вот, собственно, о чём я Вас хотел спросить. Не кажется ли Вам целесообразным прописать законодательно в России новую форму образования, то есть кадетскую? Поскольку я понимаю, что этот процесс небыстрый, можно ли создать, допустим, региональные фонды, которые будут финансово помогать семьям, в первую очередь неполным семьям, которые хотели бы своих детей отдать в такие школы? Потому что тогда, мне кажется, может быть, у нас снова станет модным любить Родину.

В.ПУТИН: Во-первых, что касается тезиса о том, что у нас немодно любить Родину – это, видимо, где-то в Вашем окружении немодно.

А.НОРКИН: Я поэтому и ссылался на свой журналистский опыт.

В.ПУТИН: Посмотрите, как события в Крыму и Севастополе всколыхнули общество. Оказалось, что патриотизм глубоко у нас сидит, мы часто не отдаём себе в этом отчёта, но он – неотъемлемая суть нашего народа, часть этой сути. Но если даже Вас, журналиста, это задевает, вот эта нелюбовь кого-то к Родине или отсутствие моды на это, то это уже в принципе хорошо. Понимаете, если это задевает, раздражает, то значит, и в Вас это глубоко сидит, не случайно Вы же ребёнка отдали в кадетское училище.

Нужно ли какой-то отдельный закон по этому поводу принять? У нас есть соответствующая нормативная база, давайте посмотрим. Я полностью с Вами согласен, что это движение в абсолютно правильном направлении, но, нужно ли что-то усиливать, с точки зрения нормативно-правовой базы, я, честно говоря, даже не готов ответить. Но я точно Вам обещаю, что мы обязательно на это ещё раз взглянем и точно совершенно будем развивать эту форму подготовки и обучения. Конечно, Вы правы: Вы, человек состоятельный, всё равно отдали своего ребёнка туда. А для неполных семей, для людей, у которых есть определённые проблемы, в том числе и, допустим, связанные с потерей кормильца, с потерей отца, допустим, – особенно военнослужащего, это чрезвычайно важная вещь – создать условия для воспитания ребёнка, для того, чтобы поднять его, поставить на ноги. Давайте ещё раз посмотрим на это, ну и, конечно, с точки зрения возможности материального обеспечения, финансового обеспечения взглянем ещё раз. Кстати говоря, и в Крыму мы тоже намерены создать соответствующие учебные учреждения, в том числе и кадетские. Спасибо.

М.СИТТЕЛЬ: Владимир Владимирович, позиции несогласных с Вами (и я думаю, Вы знаете об этом) звучат очень громко. Очень громко и на разных площадках. Иногда бывают очень резкие позиции: кто-то просит у Запада преподать России кровавый урок…

В.ПУТИН: Кровавый? Кровавый даже?

М.СИТТЕЛЬ: Да. Кто-то открыто призывает стрелять в наших солдат, кто-то печатает в американских газетах списки россиян, которых нужно подвергнуть санкциям.

В.ПУТИН: Ну да.

М.СИТТЕЛЬ: То есть разные позиции есть. И сегодня в том числе эти позиции, они присутствуют и в нашей студии. Давайте передадим слово в сектор Татьяны Столяровой и дадим высказаться.

Т.СТОЛЯРОВА: Я напомню ещё раз, что среди россиян, тех, кто высказался против позиции России в Крыму, их абсолютное меньшинство, мы сегодня вспоминали соцопросы. И всё-таки среди этих людей есть известные, есть политики, есть музыканты и актёры, и, конечно, их голоса заметны и слышны.

Сегодня у нас в студии гость Ирина Хакамада. Я бы хотела узнать Ваше мнение на этот счёт.

И вопрос такой…

В.ПУТИН: Ира, Вы против нашей позиции в Крыму? Что на Вас навесили-то, я не понимаю.

Т.СТОЛЯРОВА: Мы хотим узнать Ваше мнение, всё-таки почему, Вы думаете, почему возник вот этот спор в обществе?

И.ХАКАМАДА: Владимир Владимирович, в очередной раз навесили, не обращайте внимания. Это намёк, кстати, по поводу того, что нам как-то с информационной войной надо заканчивать. Нельзя так натравливать на людей, которые пытаются интеллигентно оппонировать Вам, все эти штампы.

Я пришла сказать следующее. Крым всегда нуждался в русской самоидентификации. Я часто была в Крыму. Даже в те спокойные времена, когда там были то «синие», то «оранжевые», и Крым так особенно никто не трогал, но они всегда хотели быть в России. Как уж произошло – так произошло. Но Вы – победитель, Вы действительно провели супероперацию без единого выстрела. Я Вас поздравляю с тем, что Вы сегодня честно сказали, что «зелёные человечки» – это мирные наши военные, которые защищали русских людей. Это очень важно – публично говорить о таких вещах, чтобы не было потом спекуляций нигде. Вы пошли дальше на компромисс как победитель. Сегодня в Женеве Ваш представитель, Министр иностранных дел, впервые встречается и разговаривает с той самой украинской властью, которую можно называть как угодно, но это единственный контрпартнёр, с которым можно говорить о мире. «Таймс» Вас назвала самым влиятельным политиком мира.

Я считаю, что войну начинали не мы. Но только тот, кто её не начинал, но смог победить в ней, может её закончить. И чем быстрее, тем лучше, потому что простые люди скоро почувствуют – и в Крыму, – что они очень сильно зависят от того, что происходит на Украине. Простые люди сегодня все мучаются и все чувствуют последствия борьбы своих со своими. И я считаю, что от Вас – именно от России – сегодня зависит всё. И сейчас ключевая точка – это я Вам говорю как бывший политик, у меня есть своё политическое ощущение, – когда это можно сделать.

Поэтому вопрос у меня к Вам следующий. Европа отдыхает. Европа никогда не решала никакие вопросы. Она не любит их решать в силу того, что привыкла к покою. Основной диалог – между нами и Америкой. Америка даёт миллиард долларов на то, чтобы прошли 25 мая выборы. Российская сторона настаивает на том, что вначале должен пройти референдум по регионализации или созыв конституционного совещания по формированию новой конституции Украины и только после этого – выборы.

И я уверена, что если обе стороны будут продолжать настаивать на такой позиции, то война захлестнёт всё постсоветское пространство. И ни Вам, ни россиянам, ни крымчанам, которые – часть России, ни украинцам на Украине, ни востоку, никому это не нужно. Есть компромисс – регионализация Украины. То есть востоку и югу дать возможность говорить на русском языке, избирать свою власть, чувствовать себя спокойно. Но одновременно – признание, что выборы необходимы в ближайшее время, чтобы там как-то всё успокоилось. Как Вы думаете, может ли Россия предложить такой вариант, при котором этот компромисс между вами и Америкой будет найден? С одной стороны, 25 мая произойдут выборы, с другой стороны, благодаря переговорам до 25 мая, не знаю, каким дипломатическим методом, все гарантирующие стороны договорятся о будущей регионализации Украины.

В.ПУТИН: Может ли быть найден по украинскому вопросу компромисс между США и Россией? Компромисс должен быть найден не между третьими игроками, а между различными политическими силами внутри самой Украины. Вот это чрезвычайно важно, ключевой вопрос. Со стороны мы можем это только поддерживать и сопровождать.

Теперь по поводу того, что впереди, что сначала: сначала референдум по конституции, а потом выборы – или сначала нужно стабилизировать ситуацию с помощью выборов, а потом провести референдум? Вопрос ведь даже не в этом – вопрос в том, чтобы обеспечить законные права и интересы русских и русскоязычных граждан юго-востока Украины – напомню, пользуясь терминологией ещё царских времён, это Новороссия: Харьков, Луганск, Донецк, Херсон, Николаев, Одесса не входили в состав Украины в царские времена, это всё территории, которые были переданы в Украину в 20-е годы советским правительством. Зачем они это сделали, бог их знает. Это всё происходило после соответствующих побед Потёмкина и Екатерины II в известных войнах с центром в Новороссийске. Отсюда и Новороссия. Потом по разным причинам эти территории ушли, а народ-то там остался.

Да, сегодня они граждане Украины, но они должны быть равноправными гражданами своей страны, вот в чём всё дело. И вопрос даже не в том, что будет раньше, референдум по децентрализации или федерализации, а потом выборы, или выборы, а потом изменение какое-то структуры государства, – вопрос в гарантиях для этих людей. Вот нам нужно побудить их к тому, чтобы на Украине было найдено решение вопроса, где гарантии. И жители востока и юга Украины вас тоже спросят, и нас, и сегодняшних правителей в Киеве спросят: «Ну хорошо, будут выборы 25-го – вы хотите, чтобы мы их признали? Завтра вы забудете и пришлёте к нам сюда, в Донецк, в Харьков, в Луганск и так далее, пришлёте опять какого-нибудь очередного олигарха. Где гарантии? Нам найти ответ на этот вопрос нужно». Надеюсь, что он будет найден.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Я предлагаю сейчас дать слово ещё одной женщине с яркой позицией, у нас в студии Ирина Прохорова.

В.КОРАБЛЁВА: Ирина Дмитриевна Прохорова – лидер партии «Гражданская платформа», главный редактор журнала «Новое литературное обозрение».

И.ПРОХОРОВА: Добрый день, Владимир Владимирович!

Вы знаете, я, наверное, просто немножко поверну это в сторону культуры, хотя это непосредственно связано и с крымскими событиями. Вы помните, что, когда Жерар Депардье хлопотал о российском гражданстве, он признавался в любви к России, называя её, прежде всего, страной великой культуры. Вы знаете, в последнее время, и крымские события дали толчок этому, мы видим, что не только неуклонно сокращается бюджет на поддержку культуры и образования, но и начинаются гонения на деятелей культуры, которые выражают несколько другую позицию. Начинаются какие-то гонения на современное искусство, которое начинают обвинять во всех немыслимых и мыслимых грехах. Разрабатывается законодательство, которое фактически низводит культуру до служанки идеологии. Вообще мы уже это всё проходили, и это всегда было страшным ударом не только для культуры и образования в узком смысле слова, это было очень печально для общества. И вот этот внутренний раскол, который вносит само общество, что людям, высказывающим какие-то другие позиции, им отказывается в звании патриота, людей, думающих о стране, – мне кажется глубоко несправедливым. Ведь Вы сами признали, что это было трудное решение в связи с Крымом, и отнюдь не радостное, но вынужденное, поэтому опасения людей, которые боятся осложнений для собственной страны, они вполне понятны.

Как Вы полагаете, вот это внутреннее ожесточение, которое в обществе возникает, к сожалению, очень часто подпитывается высказываниями политиков некоторых, в парламенте очень любят козырнуть какими-то высокими словами, не подрывает ли это основы нашей действительно многонациональной яркой культуры и не лишится ли таким образом Россия статуса великой культурной державы?

В.ПУТИН: Спасибо за Ваш вопрос.

Вы знаете, я, честно говоря, не чувствую какого-то особого изменения ситуации, какого-то особого накала даже в связи с событиями в Крыму и Севастополе. Да, есть борьба мотивов, борьба точек зрения, но их же никто не мешает высказывать, за это же не хватают, не сажают, не упекают никуда, в лагеря, как это было в 1937 году. Люди, которые высказывают свою точку зрения, они, слава богу, живы, здоровы, занимаются своей профессиональной деятельностью. Но то, что они встречают отпор, то, что они встречают другую позицию и неприятие их собственной позиции, – вы знаете, у нас часть интеллигенции не привыкла просто к этому. Некоторые люди считают, что то, что они говорят, – это истина в последней инстанции, и по-другому быть не может, и, когда они что-то видят в ответ и слышат в ответ, это вызывает такую бурную эмоциональную реакцию.

Что касается ситуации последних месяцев, по крымской ситуации, ну да, я слышал, сам читал, что некоторые желают поражения даже своей стране, думают, что так будет лучше. В этом тоже есть определённая наша традиция. Большевики, как известно, в ходе Первой мировой войны тоже призывали к поражению своего правительства, своей страны – ну, довели до революции. Здесь тоже есть какая-то историческая преемственность, не самая лучшая. Но я с Вами не могу не согласиться в том, что мы ни в коем случае не должны скатиться в какие-то крайние формы борьбы, ни в коем случае не должны шельмовать людей за их позицию. И я постараюсь сделать всё, чтобы этого не было.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Мы в эфире уже больше часа. Давайте примем несколько телефонных звонков. В центре обработки СМС-сообщений продолжает работать Татьяна Ремезова. Таня, пожалуйста.

Т.РЕМЕЗОВА: Спасибо, коллеги. Телефонные линии буквально раскалены от количества, огромного количества, звонков, по теме Украины. Звонят и из самой Украины, и из Крыма, из других приграничных с Украиной российских регионов, но не только. Звонят со всей России. Сейчас мы готовы взять как раз один из таких звонков. Звонок из Иркутской области, село Пивовариха, мне подсказывают редакторы. Роман Кузнецов с нами на связи.

Роман, добрый день! Вы в эфире.

Р.КУЗНЕЦОВ: Здравствуйте, Владимир Владимирович!

Меня зовут Роман.

В.ПУТИН: Здравствуйте, Роман.

Р.КУЗНЕЦОВ: Планируете ли Вы ввод ограниченного контингента в юго-восточную часть Украины для защиты русскоязычного населения?

Спасибо.

В.ПУТИН: Вы знаете, мы не должны при всём том, что мы сейчас переживаем с Крымом, не должны впадать в какую-то эйфорию и всегда должны исходить из реалий. В чём эти реалии? Ну, во-первых, надо прямо сказать, всё-таки национальный, этнический состав Крыма отличается от юго-востока Украины. Вот эти территории, я только что об этом сказал, были переданы в состав Украины в середине 20-х годов, и потом вплоть до 1954 года, когда Крым уже отдали зачем-то в Украину. Этнический состав там примерно 50 на 50. И я уже говорил о том, что и решение окончательное о возвращении Крыма в состав Российской Федерации было принято только по результатам референдума. Когда я увидел результаты, когда я увидел, что практически всё население «за», повторяю, у нас выбора даже другого не было и другого решения быть не могло.

Какая ситуация здесь, мы доподлинно не знаем. Но мы точно знаем, что мы должны сделать всё, чтобы помочь этим людям защитить свои права и самостоятельно определить свою судьбу. Вот за это мы и будем бороться. Я напоминаю, что Совет Федерации России предоставил Президенту право использовать Вооружённые Силы на Украине. Очень надеюсь на то, что мне не придётся воспользоваться этим правом и что политико-дипломатическими средствами нам удастся решить все острые, если не сказать острейшие, проблемы сегодняшнего дня в Украине.

М.СИТТЕЛЬ: Владимир Владимирович, в тяжёлом состоянии сейчас оказались не только юго-восточные области Украины, но и Приднестровье. С одной стороны оно заблокировано Молдовой, а с другой – новыми самопровозглашёнными киевскими властями. Вот соответствующая эсэмэска: «Каким Вы видите путь разрешения сложившейся ситуации в Приднестровском регионе, какая позиция России по этому вопросу?». И от себя напомню, что буквально накануне парламент Приднестровья обратился к России с просьбой признать независимость республики.

В.ПУТИН: Это одна из сложнейших проблем, доставшаяся нам после крушения Советского Союза. Там, во-первых, население где-то свыше полумиллиона человек, по-моему, если я не ошибаюсь. Люди настроены действительно очень пророссийски, большое количество российских граждан проживает в Приднестровье. У людей есть собственное представление о том, как им строить своё будущее, свою судьбу. И это не что другое, как проявление демократии, если мы позволим этим людям сделать так, как они хотят. Нужно, безусловно, вести диалог и с Молдовой, и с Украиной, нужно интенсифицировать переговоры в рамках «5+2» – есть такая формула: это Молдова, Приднестровье и пять государств, которые участвуют в этом процессе примирения. Но в конечном итоге, и я из этого исхожу, нужно, конечно, не медля, снять блокаду, негативные последствия которой сейчас люди, проживающие в Приднестровье, испытывают и со стороны Молдовы, и со стороны, кстати говоря, Украины. На границу между Приднестровьем и Украиной уже подтянуты националистические вооружённые формирования, и вот такая ситуация, безусловно, как можно быстрее должна быть прекращена. Но в конечном итоге людям должно быть позволено самим решать свою судьбу. Вот над этим мы вместе со всеми партнёрами и будем работать, конечно, опираясь прежде всего на тех людей, которые в Приднестровье проживают.

М.СИТТЕЛЬ: Татьяна, возвращаем Вам слово.

Т.РЕМЕЗОВА: Владимир Владимирович, ещё один интересный вопрос от звонивших к нам на «Прямую линию». Процитирую: «Россия присоединила Крым силой. Значит ли это, что сейчас сила есть единственная гарантия государственного суверенитета в мире?»

В.ПУТИН: Россия не присоединяла Крым силой. Россия создала условия, с помощью, конечно, специальных формирований и Вооружённых Сил, я прямо скажу, но создала только условия для свободного волеизъявления людей, которые проживают в Крыму и Севастополе. А решение о присоединении приняли сами люди. Россия откликнулась на этот призыв и приняла Крым и Севастополь в свою семью. Это естественно, по-другому и быть не могло.

Что касается фактора силы в международных делах, он всегда был, всегда есть и, уверен, всегда будет. Вопрос не в этом, вопрос в том, чтобы, понимая, что сила имеет существенное значение в международных делах, государства на международной арене смогли бы исходя из здравого смысла вырабатывать и укреплять такие правила поведения, которые были бы стабильными и давали бы возможность договариваться, искать компромиссы, балансировать интересы государства и народа на международной арене, не прибегая к этой силе.

Дело совершенно не в событиях в Крыму. Давайте вспомним, что происходило в Ираке, Афганистане, в Ливии, в других регионах мира. Вот, на мой взгляд, когда мир становится или кто-то пытался сделать мир однополярным, тогда у этого единого полюса возникала иллюзия, что всё можно решить только с помощью силы, а когда появляется силовой баланс, тогда появляется и желание договариваться. Надеюсь, что мы будем двигаться именно по этому пути – по пути укрепления международного права.

М.СИТТЕЛЬ: Спасибо.

Владимир Владимирович, несколько минут – на наш новый формат, формат видеовопросов. Слово Анне Павловой.

А.ПАВЛОВА: Спасибо. В наш видеоцентр тоже поступает немало вопросов, связанных с ситуацией на Украине, очень многих людей волнует, как будут выстраиваться наши дальнейшие отношения с соседями на фоне последних событий. И в продолжение темы я предлагаю посмотреть видеовопрос, который нам прислал Сергей Лукас из Санкт-Петербурга.

С.ЛУКАС: Владимир Владимирович, скажите, пожалуйста, кому выгоден раздутый миф о том, что Вооружённые Силы России готовят нападение на Украину? Какую цель преследуют те, кто хочет нас поссорить с нашими братьями, соседями, с нашими европейскими партнёрами? И скажите, пожалуйста, можем ли мы в открытую пригласить всех желающих посетить приграничные с Украиной районы? Спасибо.

В.ПУТИН: Желание поссорить Россию и Украину, разделить, растащить единый, по сути, народ является предметом международной политики уже на протяжении столетий – столетий просто. Если Вы вспомните, посмотрите на высказывания лидеров белого движения, то поймёте, что, несмотря ни на какие противоречия политического характера с представителями большевиков, они никогда не допускали даже мысли о возможном разделе между Украиной и Россией, потому что всегда считали, что это часть единого, общего пространства и что это единый народ. И они были абсолютно правы.

Но сегодня так случилось, что мы живём в разных государствах. И, к сожалению, эта политика раздела, растаскивания, ослабления и одной, и другой составляющей этого общего народа продолжается. Достаточно в мире сил, которые побаиваются нашей мощи – как один из наших государей говорил, «нашей огромности». Поэтому стараются размельчить, это известно. Посмотрите, что с Югославией сделали: разрезали на маленькие кусочки, а теперь там манипулируют всем, чем можно только манипулировать. А там уже можно манипулировать практически всем. В принципе то же самое хотят сделать, видимо, кое-кто и с нами. Но, если вы посмотрите на то, что происходит, вы и сами ответите на свой вопрос о том, кто это делает.

М.СИТТЕЛЬ: Владимир Владимирович, на Украине живут миллионы русских, которые после событий в Крыму, по определению новой власти, стали изгоями. Госпожа Тимошенко даже призывала брать в руки оружие и идти «мочить» этих людей и разбираться с ними.

К.КЛЕЙМЁНОВ: «Проклятых кацапов».

М.СИТТЕЛЬ: Да, «проклятых кацапов». Таких высказываний достаточно много, и вопросов о дальнейшей судьбе русских, живущих на Украине, огромное количество, если не сказать – основной массив.

Давайте дадим возможность задать вопрос на эту тему писателю Лукьяненко.

Д.ЩУГОРЕВ: Сергей Лукьяненко – известный писатель, который после событий в феврале на майдане, тех кровавых событий, которые там никто не хочет расследовать, назвал Украину проклятой землёй и потом уже, в споре со своими украинскими коллегами решил, что издаваться на Украине он не будет и запретил переводить свои книги на украинский язык.

Сергей, в чём Ваш вопрос?

С.ЛУКЬЯНЕНКО: Владимир Владимирович, 23 года Украина, собственно говоря, развивалась как государство, противостоящее России.

В.ПУТИН: Что-что, ещё раз?

С.ЛУКЬЯНЕНКО: Последние 23 года Украина развивалась как государство, противопоставленное России, то есть даже лозунг, в общем-то, такой был: «Украина – не Россия». И самое ужасное, что эти всходы сейчас дали плоды. Мы видим, что происходит, и в итоге страна сваливается в националистическую, едва ли не в фашистскую какую-то ситуацию. То есть речь уже идёт о посылке армейских карательных отрядов на юго-восток и так далее. Всё известно. И самое ужасное, на мой взгляд, что наш голос, позиция России не слышна, она не слышна на Западе, она всячески закрывается на самой Украине.

Как Вы думаете, как мы можем всё-таки донести свою точку зрения и можем ли мы вообще это сделать? Можем ли мы убедить Запад слушать нас и понимать нас? Иногда складывается ощущение, что нет.

В.ПУТИН: Вы знаете, Сергей (можно я к Вам так обращусь?), я всё-таки с Вами не согласен. Знаю, что Вы один из наиболее интересных современных писателей, очень читаемый и хорошо издаваемый. Но я не могу согласиться с тем, что Украина – проклятая земля, я Вас просто очень прошу не употреблять таких выражений в отношении Украины. Украина – многострадальная земля, это сложное сообщество и многострадальное в прямом смысле этого слова. Посмотрите, ведь там, где процветает сегодняшний национализм и даже возрождается неонацизм, это что такое: это западные части Украины, – а вы же хорошо знаете историческое прошлое этой территории, этой земли и этих людей. Частично сегодняшние территории находились в Чехословакии, частично – в Венгрии, частично – в Австрии, в Австро-Венгрии, частично – в Польше, и нигде и никогда они не были полноценными гражданами этих стран. Знаете, что-то всегда внутри у людей созревало.

Сегодня кому-то кажется, что именно в силу этих обстоятельств, в силу принадлежности когда-то этих территорий к сегодняшним странам Евросоюза, это наполняет их каким-то особым европейским содержанием. То, что они были людьми второго сорта в этих государствах, как бы подзабылось, но в исторической памяти, под коркой, где-то там, в душе глубоко, это закопано, понимаете? Отсюда, я думаю, здесь и истоки этого национализма.

Другое дело – центр, восток, юго-восток Украины. Я тоже сейчас об этом говорил, о Новороссии, которая, безусловно, корнями связана с Российским государством, и это люди с немножко другим менталитетом. Оказавшись в составе вот этой сегодняшней Украины, собранной по частям в советское время, конечно, людям достаточно сложно наладить отношения друг с другом и трудно понимать друг друга. Но нужно помочь им это сделать, насколько это возможно.

Какова в этих условиях наша роль, роль доброго соседа, самого близкого родственника; услышат ли нас наши партнёры где-то за океаном или в Европе? Я надеюсь, что услышат, но в то же время, я тоже только что об этом сказал, существует определённое опасение в отношении самой России, её масштабов, её возможного потенциального роста и мощи, и поэтому предпочитают нас тоже разукрупнить, растащить. Услышат ли в этом случае наши партнёры? Повторяю, чем они в значительной степени руководствуются, но мне всё-таки кажется, что должны услышать, потому что в складывающемся современном мире, имея в виду тенденции его формирования на ближайшую историческую и более отдалённую историческую перспективу, весь этот мир, вся Европа, я уже об этом говорил, от Лиссабона до Владивостока, должны объединиться, чтобы быть конкурентоспособными и жизнеспособными в бурно развивающемся мире. Это чрезвычайно важное обстоятельство. Надеюсь, что наши партнёры нас услышат и поймут.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Владимир Владимирович, вопросы о ситуации на Украине доминируют на сайте нашей программы. За последние несколько минут я пролистал наиболее характерные и нашёл несколько повторяющихся.

В.ПУТИН: Извините.

И, Сергей, пожалуйста, не надо запрещать издавать Ваши книги где бы то ни было, в том числе на Украине, ну что Вы? Дело же не в деньгах – дело в том, что Вы один из наиболее ярких писателей России, это часть российской культуры, и нужно двигать туда российскую культуру, а не вытаскивать её оттуда, ладно?

С.ЛУКЬЯНЕНКО: Хорошо, разрешаю.

В.ПУТИН: Спасибо.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Я вот нашёл ещё один характерный вопрос на интернет-сайте нашей программы, он пришёл от Александра Жабинского, который живёт в Московской области, я зачитаю его: «Мы отказываемся общаться с нынешними киевскими властями, считая их нелегитимными, сомнения вызывает и законность объявленных на май выборов Президента Украины. Можно и дальше с ними не разговаривать, но Украина никуда не уплывёт от границ с Россией. С её властями, легитимными или не очень, всё равно придётся договариваться. Может быть, не терять время и начать диалог со всеми потенциальными победителями президентской гонки?»

В.ПУТИН: Мы действительно считаем сегодняшние власти нелегитимными, у них нет общенационального мандата на управление страной, и это всё за себя говорит. Вместе с тем мы не отказываемся от контактов с кем бы то ни было, на министерском уровне контакты открыты, и наши министры поддерживают свои отношения с украинскими коллегами. Дмитрий Анатольевич Медведев разговаривал с Яценюком, Нарышкин разговаривал с Турчиновым, они тоже в контакте. Что касается кандидатов в президенты, то вы знаете, как проходит президентская гонка. Она проходит абсолютно недопустимо, в абсолютно неприемлемых формах. Если дальше всё будет происходить таким образом, то мы, конечно, не сможем признать всё, что происходит, всё, что будет происходить после 25 мая, легитимным.

Какие же это легитимные выборы, если кандидатов с востока постоянно избивают, обливают какими-то чернилами и так далее, не допускают для встреч с избирателями? Что это за избирательная кампания? Я уже не говорю о том, что, строго говоря, по конституции Украины – вот Ирина Хакамада задавала вопросы, связанные с легитимацией, – по конституции Украины, если её не поменять, если не поменять конституцию, новые выборы, при наличии действующего, юридически действующего президента Януковича, проводить просто невозможно. В соответствии с действующей конституцией нельзя избирать нового президента, если есть живой действующий, юридически полноценный Президент. Значит, если мы хотим, если они хотят, чтобы выборы были легитимными, то нужно, наверное, как-то конституцию изменить и поговорить уже и о федерализме, и децентрализации, и так далее. Но здравый смысл просто это подсказывает.

Можно, конечно, и дальше действовать вне рамок здравого смысла – к чему это приведёт, я не понимаю. Но мы в контакте со всеми. Лидер президентской гонки сегодня господин Порошенко. Значительная часть его бизнеса – в России. Он производит у нас конфеты и карамель, которую многие здесь, наверное, пробовали, даже не зная, что хозяином этого предприятия является господин Порошенко, лидер в сегодняшней президентской гонке.

Госпожу Тимошенко я знаю лично хорошо. Она, хоть и призывает там «расстреливать русских из атомного оружия», я думаю, что это сделано, скорее всего, в ходе какого-то эмоционального срыва. Но мы с ней хорошо знакомы. Кстати говоря, она подписывала известные газовые контракты, которые сегодня её же соратники по партии и участники подписания этого контракта отказываются выполнять. Но у нас в своё время с ней были достаточно добрые деловые отношения. Я не знаю лично других представителей с востока: Царёва и бывшего харьковского губернатора, – но в целом мы представляем, что это за люди. И мы, разумеется, будем работать со всеми.

М.СИТТЕЛЬ: Позвольте, я буквально реплику.

Владимир Владимирович, крестовый поход майдана против юго-востока тоже антиконституционный. Это тоже против...

В.ПУТИН: Извините, пожалуйста. Сейчас мы слышим призывы к тому, чтобы люди на юго-востоке сложили оружие, но я своим партнёрам говорю: «Это правильный, замечательный призыв, но тогда армию оттащите от гражданского населения». Потому что совсем с ума сошли: танки, бронетранспортёры (я смотрю на экран телевизора), пушки тянут. Против кого пушки тянут? Совсем обалдели, что ли?

К.КЛЕЙМЁНОВ: Система залпового огня.

В.ПУТИН: Система залпового огня, боевые самолёты летают, «сушки» летают. Совсем сбрендили, что ли? А потом ещё что? Подходят вооружённые отряды националистов. Хорошо, на востоке разоружаться, хорошо, предположим, даже армия отойдёт, отряды националистов почему до сих пор не разоружили? А потом скажут, что мы ничего не можем с этим поделать.

Как можно заставить людей на востоке сложить оружие, тем более что на их сторону переходят и бойцы «Беркута», сотрудники Министерства внутренних дел и даже некоторых воинских формирований. Не здесь решение вопроса. Вопрос должен быть решён на пути поиска компромиссов и обеспечения законных интересов этих людей.

М.СИТТЕЛЬ: Но к компромиссу никто не готов. С кем договариваться? Вы говорите, должны быть гарантии, а с кем? Соединённые Штаты, Запад, лидеры Евросоюза, самопровозглашённая майданная власть? Кто, с кем договариваться?

В.ПУТИН: Договариваться с тем, кто считает себя властью сейчас в Киеве. Они должны исходить из здравого смысла и реалий.

М.СИТТЕЛЬ: Спасибо.

К.КЛЕЙМЁНОВ: У нас здесь, в студии, находятся люди, которые оказались в так называемых санкционных списках. Возможно, есть и те, кто находится здесь и не знает о том, что они в списках. Но Дмитрий Киселёв точно знает, что он в списке. Валерия, пожалуйста.

В.КОРАБЛЁВА: Дмитрий Киселёв – генеральный директор информационного агентства «Россия сегодня».

Д.КИСЕЛЁВ: Здравствуйте, Владимир Владимирович! Обещали здесь формат видеовопросов. Я хотел бы его каким-то образом поддержать. Поскольку с электроникой что-то не очень складывается, я создам образ пальцами, буквально на пальцах.

Вот кольцо, и мне кажется, что наша страна оказывается в этом кольце. Я лично чувствую, у меня такое удушающее ощущение, что кто-то меня душит. Мне кажется, что это НАТО, поскольку блок НАТО разрастается, словно раковая опухоль, и буквально за последние 25 лет «проглотил» наших союзников по Варшавскому договору, потом некоторые части Советского Союза, прибалтийские страны, разинул пасть на Грузию и уже на Украину.

В штаб-квартире НАТО говорят, что вообще целесообразно, наверное, и Украину принять в ряды НАТО. А Вы говорите, что блоковая система отмирает. Не могу с этим согласиться, ощущая такие удушающие движения со стороны этого блока. Конечно, можно сказать, что я параноик и это у меня паранойя. Но, как говорится, если у вас паранойя, это ещё не значит, что вас не преследуют. Поэтому не обо мне речь, а вот об этом расширении блока НАТО. Где эта красная черта, есть ли она, и как Вы себя ощущаете как лидер страны, конечно? Ничего личного, Владимир Владимирович. Спасибо.

В.ПУТИН: Мы сами всех задушим! Что Вы так боитесь? (Аплодисменты.)

Д.КИСЕЛЁВ: Никакого страха нет, естественно, но где эта красная черта и где остановиться, как говорится? Есть ли пределы, и кто их положит? Спасибо.

В.ПУТИН: Страха у нас нет: ни у меня нет, ни у кого не должно быть. Но мы должны исходить из реалий. А реалии Вы сейчас, в общем, достаточно образно и в присущей Вам блестящей манере описали, нагнали на нас определённого страху. Повторяю ещё раз, я бы не стал ничего бояться, но мы трезво должны оценивать ситуацию. А в чём она заключается? Вы, в общем-то, сейчас об этом образно сказали.

Нам когда-то обещали (я в Мюнхене в своё время говорил об этом на конференции по безопасности), что после объединения Германии не будет расширения НАТО на восток. За восточные границы НАТО, как нам тогда сказал тогдашний Генеральный секретарь НАТО, альянс двигаться не будет. А потом началось его расширение и за счёт бывших стран Варшавского договора, а потом уже и за счёт Прибалтики, за счёт бывших республик Советского Союза.

И я в своё время говорил: «Зачем вы это делаете, в чём смысл? В обеспечении безопасности этих стран? Вы думаете, на них кто-то нападёт? Ну хорошо, достаточно заключить договор, двусторонний договор о дружбе и взаимопомощи, в том числе о военной, и безопасность этих стран будет обеспечена». Ответ: «Вас это не касается. Народы и страны сами имеют право выбирать способ обеспечения своей безопасности».

Ну хорошо, это правда. Но правда также и то, что когда инфраструктура военного блока подвигается к нашим границам, то это вызывает у нас определённое опасение и вопросы. Мы должны предпринимать какие-то ответные шаги, и это тоже ведь правда, в этом нам тоже никто не может отказать. И это вынуждает нас к каким-то ответным действиям.

Сейчас я воспользуюсь этим и два слова ещё скажу про наши переговоры по системе противоракетной обороны, что не менее важно, а может быть, более важно, чем расширение НАТО на восток. Кстати говоря, и наше решение по Крыму в том числе было связано отчасти и с этим.

Конечно, прежде всего и главным образом это поддержка крымчан. Но и соображение такого порядка, что если мы ничего не сделаем, то в какое-то время, руководствуясь теми же самыми принципами, втащат в НАТО Украину и скажут: «Вас это не касается», – и натовские корабли окажутся в городе русской военно-морской славы – в Севастополе.

Но дело даже не в эмоциональной стороне этого вопроса, а дело в том, что Крым, конечно, выдаётся в Чёрное море, как бы в центре находится. Но, исходя вроде из военных соображений, он такого значения, как в ХVIII–ХIХ веках, не имеет, имея в виду наличие современных ударных средств поражения, в том числе и береговых.

Но если туда зайдут войска НАТО – а они же там поставят эти ударные средства, – тогда для нас это имеет уже геополитическое значение: тогда Россия окажется практически выдавленной из Причерноморья. У нас остаётся маленький кусок берега – 450 или 600 километров. Всё!

И это – реально – выдавливание России из этого очень важного для нас региона мира, за который сколько косточек русских положено в течение всех предыдущих веков. Это серьёзная вещь.

Поэтому бояться ничего не нужно. Но мы должны и будем учитывать эти обстоятельства и соответствующим образом реагировать. То же самое происходит, как я сейчас только сказал, и с нашими переговорами по размещению элементов противоракетной обороны США. Это не оборонительная система, это часть наступательного потенциала, вынесенного на периферию. И нам говорят: «Это не против вас».

Но, вы знаете, на экспертном уровне все прекрасно понимают, что размещение этих систем ближе к нашим границам перекрывает позиции наших ракет, стратегических ракет наземного базирования. Все прекрасно это понимают, отдают полностью себе в этом отчёт. Говорят: «Поверьте нам, что это не против вас».

Вы знаете, даже на наше предложение подписать какую-то ничтожную юридическую бумажку, где бы было написано, что это не против нас, наши американские партнёры отказываются даже от этой малости. Это удивительно, но это факт. И, естественно, у нас возникают вопросы: «А почему же вы не подписываете, если считаете, что это не против нас?»

Ерунда, казалось, бумажка, она, знаете, сегодня подписана, завтра её выкинуть можно, и этого не хотят даже сделать. И когда размещают эти элементы в Европе, тогда – мы уже много-много раз об этом говорили – нам придётся что-то делать в ответ. Это раздувание гонки вооружений. Зачем это делать?

Гораздо лучше посмотреть на эту проблему, если есть какие-то ракетные угрозы с каких-то направлений, вместе решать эти вопросы, определить эти ракетные направления, определить систему управления этой системой, доступ к управлению, вместе это делать – нет, не хотят.

Мы, конечно, и дальше наберёмся терпения, будем настойчиво вести эти переговоры, но в любом случае мы сделаем всё – и я уверен, что мы добьёмся успеха, – чтобы обеспечить, гарантированно обеспечить безопасность российского народа.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Владимир Владимирович, но вот наши зрители, которые продолжают звонить и писать в адрес программы, активно интересуются, какова цены победы, если мы говорим о Крыме, не слишком ли большую ношу взяла на себя Россия, включив в свой состав Крым?

Пожалуйста.

В.ПУТИН: Имеется в виду что – имеются в виду расходы, которые связаны с этим?

К.КЛЕЙМЁНОВ: Ну, финансы, несомненно, в первую очередь.

В.ПУТИН: Что касается цены победы, расходов. Я вам могу сказать, я уже говорил о том, что, к сожалению, материально-техническая база, скажем, даже санаторно-курортного комплекса находится в очень тяжёлом положении и требует больших инвестиций, инфраструктура требует инвестиций. Мы должны будем вложить средства в повышение доходов пенсионеров и работников бюджетной сферы, вложить средства в развитие экономики, сельского хозяйства.

Ну какие эти средства? Ну вот, скажем, возьмём пенсионеров и бюджетную сферу. У нас общие расходные обязательства Пенсионного фонда Российской Федерации – около 6 триллионов рублей. Из них чисто пенсионные деньги, деньги на пенсионеров, если вычесть там материнский капитал заложенный, ещё некоторые социальные пособия, чисто деньги на пенсионеров – 4,5 триллиона рублей. Что мы должны в этом году выделить на поддержку пенсионеров в Крыму? 28 миллиардов.

Много это или мало? На первый взгляд, немало, но из 4,5 триллиона это, в общем, небольшая цифра. А на поддержку бюджетников – всего 16,5 миллиарда, вполне подъёмные деньги. Инфраструктура есть, есть другие расходы. Нам не потребуется ничего вынимать из других программ, потому что у нас заложены деньги, дополнительные деньги в качестве резерва правительства в 245, по-моему, – ну 240 миллиардов рублей на этот год, а расходы на субсидирование всех крымских программ, думаю, не будут больше чем 100 миллиардов.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Но там мост ещё, электросети, там масса всего.

В.ПУТИН: Это отдельная тема – мост, это очень важная составляющая, или тоннель, пока мы не определились, не решили: нужно провести экспертные оценки. Некоторые говорят, что тоннель может быть гибким; специалисты говорят, что это место тектонических разломов, поэтому нужно подойти к этому очень внимательно: мост, или мосты, или тоннель, – но это требует не только денег, это требует времени, это не сделать за один год. Мы говорим про сегодняшние расходы, а в перспективе, я в этом абсолютно уверен, даже нисколько не сомневаюсь, в перспективе, причём в ближайшей, в среднесрочной перспективе во всяком случае, Крым станет донором даже, не субъектом, который требует привлечения федеральных субсидий, а он будет самодостаточным, а потом и донором. Я скажу вам откровенно, я думаю, на меня коллеги бывшие не обидятся, украинские руководители, – когда они мне прямо сказали, что искусственно Крым сделали дотационной территорией, из него вынимали денег больше, чем из других территорий, и перераспределяли в другие места, имея в виду очень тяжёлое положение некоторых областей Украины.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Вы знаете, у крымской темы неожиданно для нас оказалось ещё одно измерение. Очень много сообщений, аналогичных тому, что я сейчас прочитаю. Пришло это сообщение к нам из Красноярского края от пенсионера Сергея Бибарцева: «Сегодня жене на педсовете – она учитель средней школы № 71 в посёлке Кедровый – сообщили, что будет снижена зарплата учителям на 20 процентов с мая в связи с присоединением Крыма к Российской Федерации».

В.ПУТИН: Жулики!

К.КЛЕЙМЁНОВ: «…Правда это или нет? И почему на 20 процентов?» Учителя, как известно, находятся в ведении местных властей. Видимо…

В.ПУТИН: Нет. Школа – это на уровне муниципалитета, поддерживается регионами. Это, конечно, жульническое заявление, не имеющее ничего общего с реальностью.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Таких очень много из разных регионов, Владимир Владимирович.

В.ПУТИН: Ну вот, я хочу, чтобы люди услышали, и потом мы проанализируем всю эту поступающую информацию и будем разбираться. Я уже сказал, что у нас нет необходимости сокращать какие бы то ни было социальные наши программы и гарантии. Ещё раз хочу ответственно заявить: ни одной социальной программы, предусмотренной в России и в российском бюджете, не будет сокращено. У нас на всё предусмотрены средства. Всё, что нужно для поддержки крымчан, будет получено из резервных фондов Правительства и никак не затронет ни одну нашу социальную программу.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Людям куда жаловаться, когда будут получать такие…

В.ПУТИН: Ну вот, они уже пожаловались, мы постараемся отреагировать.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Хорошо. И ещё волнуются пенсионеры: «Нам обещали с апреля проиндексировать пенсию на 3 процента, а повысили на 1,7. Мы считаем, что это связано с Крымом», – спрашивает Ирина Шалыгина из Ханты-Мансийского автономного округа.

В.ПУТИН: Это, повторяю ещё раз, никак не связано ни с Крымом, ни с Севастополем. Это связано с инфляцией, с уровнем инфляции и с уровнем доходов Пенсионного фонда. В соответствии с законодательством Российской Федерации у нас пенсия индексируется дважды – в феврале и апреле. Я не помню, чтобы Правительство публично и официально заявило об индексации на 3 процента именно в апреле. Внутри правительства были всякие мнения на этот счёт, споры. В конечном итоге поступили так, как предписывает закон. А он предписывает по инфляции проиндексировать, по накопленной, и по доходам Пенсионного фонда. У нас в феврале проиндексировали на

6,5 процента, а в апреле – на 1,7 процента. Конечно, это скромное повышение, но это всё-таки лучше, чем понижение. Первое.

И второе. Этого явно недостаточно, но если мы сложим 6,5 и 1,7, то получится сколько – 8,2, да? Но это всё равно выше инфляции текущего года: она у нас планируется на уровне 6 процентов, но 6,5 будет, наверное. Но это всё-таки не 8,2. Вот за этим Правительство должно следить.

В целом мы должны и дальше думать и двигаться в сторону повышения доходов наших пенсионеров, это очевидно.

М.СИТТЕЛЬ: Ещё о волнениях пенсионеров. «Если Запад откажется от газа, поставляемого Россией, как это отразится на нашем благосостоянии, в частности, пенсионеров?» – Людмила Бударина, Тамбовская область.

В.ПУТИН: Надо сказать, что нефтегазовые доходы составляют значительную часть поступлений в российский бюджет. Это серьёзная составляющая для нас и для решения вопросов развития экономики, бюджетного финансирования наших программ развития и, конечно, исполнения наших социальных обязательств перед гражданами.

Я хочу вот о чём сказать. Я просто боюсь ошибиться в цифрах, но сейчас, дай бог памяти, я вам скажу, что основные доходы из нефтегазовых доходов у нас поступают не от газа, а от нефти. Если в долларовом эквиваленте, то за прошлый год доходы от нефти составили 191–194 миллиарда долларов, доходы от газа – примерно 28 миллиардов долларов. Разницу чувствуете? 191 – от нефти, 28 – от газа.

Нефть продаётся на мировых рынках. Можно ли здесь, если попытаться, нам как-то навредить? Попробовать можно. К чему это приведёт для тех, кто будет это делать? Во-первых, как это сделать? Реальные возможности нарастить добычу, а значит, и понизить цены на мировых рынках может только Саудовская Аравия. У Саудовской Аравии бюджет посчитан, по-моему, из 85–90 долларов за тысячу кубов.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Обама там уже был с визитом.

В.ПУТИН: Нет, прошу прощения, не по газу, а по нефти, она посчитана за 85–90 долларов за баррель, а у нас – из 90, по-моему. То есть если уйти ниже 85, то сама Саудовская Аравия будет в прогаре, у неё возникнут проблемы. Для нас понижение с 90 до 85 не является критическим. Это первое.

Второе. У нас с Саудовской Аравией очень добрые отношения. У нас есть, скажем, разные подходы по сирийской проблематике, но у нас почти полностью совпадают подходы по развитию ситуации в Египте. У нас есть и много других совпадающих точек зрения.

Я с огромным уважением отношусь к хранителю двух мусульманских святынь Королю Саудовской Аравии, он очень умный, взвешенный человек. И не думаю, что наши саудовские друзья пойдут на какие-то резкие изменения во вред себе и экономике России. Это первое.

Второе. Они действуют в рамках ОПЕК, а там очень много наших сторонников. И даже дело не в том, что они нам симпатизируют, а дело в том, что у них есть свои экономические интересы, и резко понижать добычу, а это можно сделать только согласованным образом в рамках ОПЕК, это достаточно сложное дело.

Наконец, в самих Соединённых Штатах, которые развивают сегодня добычу сланцевого газа и сланцевой нефти, уровень рентабельности этих продуктов очень высокий, это дорогие проекты. А если ещё уронить цены на мировом рынке, то эти проекты вообще могут стать нерентабельными, вообще убыточными, и нарождающаяся отрасль просто может умереть.

И наконец, ещё одно соображение. Нефть котируется и продаётся на мировых рынках в долларах. Если цены упадут, то тогда и спрос на доллары резко упадёт, и доллар как мировая валюта начнёт терять своё значение. Очень много составляющих, очень хочется куснуть, но возможности всё-таки ограничены. Хотя, наверное, какой-то ущерб можно нанести.

Теперь что касается газа. Мы газ продаём, трубный газ (а это основные продажи по газу у нас), в основном в европейские страны, которые где-то 30–35 процентов, 34 процента своего газового баланса закрывают поставками из России. Можно ли вообще прекратить закупки российского газа? На мой взгляд, невозможно.

Некоторые наши соседи, а это очень добрые наши соседи, у нас отлично развиваются отношения, скажем, с Финляндией, но Финляндия из всего общего газового баланса 90 процентов получает из России. В некоторых странах бывшей так называемой народной демократии если не 90, то 60, 50, 70 процентов в Восточной Европе – это наш российский газ.

Можно ли вообще прекратить поставки? Это, на мой взгляд, совершенно нереально. В ущерб себе, почти через кровь, можно. Но я представить себе такого не могу. Поэтому, конечно, все заботятся о диверсификации поставок. Там, в Европе, говорят о повышении независимости от российского поставщика, так же как и мы начинаем говорить и действуем в сторону независимости от наших потребителей.

Но пока это всё находится в известном балансе потребителей и поставщиков, здесь есть только одна проблема – транзитёры. И самый опасный элемент здесь, конечно, это транзит через территорию Украины, с которой нам очень трудно договариваться по энергетической проблематике. Но надеюсь, что и здесь мы всё доведём до нужного состояния, имея в виду действующие подписанные и работающие контракты.

М.СИТТЕЛЬ: Спасибо.

Пенсионеры у нас очень активны. Вот следующий вопрос: «Скажите, есть ли в планах присоединение Аляски к России? Были бы очень рады. Спасибо. Пенсионерка Фаина Ивановна».

К.КЛЕЙМЁНОВ: Модная шутка, Владимир Владимирович. Знаете, сейчас Аляску «Айс-Крым» называют.

В.ПУТИН: Да, в курсе.

Фаина Ивановна, дорогая, зачем Вам Аляска? Кстати, Аляска была продана где-то в XIX веке, Луизиана была продана французами примерно в это же время Американским Соединённым Штатам. Тысячи квадратных километров были проданы за 7,2 миллиона долларов, правда, золотом.

Сейчас эквивалент можно посчитать, конечно, но – недорого. У нас северная страна, 70 процентов нашей территории сегодня относится к районам Севера и Крайнего Севера. Аляска – это разве Южное полушарие? Тоже холодно там. Давайте не будем горячиться, ладно?

К.КЛЕЙМЁНОВ: Давайте вернёмся к теме Крыма.

В.ПУТИН: Придётся им там «северные» платить. Понимаете? Надо подсчитать бюджетные расходы. (Смех.)

К.КЛЕЙМЁНОВ: Один из вопросов, пришедших к нам сейчас, за время «Прямой линии». «Хотел бы узнать, какие шаги будут предприняты по реабилитации крымских татар», – спрашивает Ришат Ахмадиев.

В.ПУТИН: Крымско-татарский народ – это народ, который действительно серьёзно пострадал в период сталинских репрессий, был депортирован из Крыма, из мест своего традиционного проживания, со своей родной территории. И мы, безусловно, должны сделать всё от нас зависящее, чтобы процесс вхождения в Российскую Федерацию был связан с реабилитацией и восстановлением законных прав и интересов крымско-татарского народа.

Кстати говоря, сразу же после присоединения Крыма к России, в 1783 году, по-моему, если ошибся, то прошу меня извинить, Екатерина II издала указ, и в этом указе, тоже точно слово в слово не воспроизведу, но по смыслу записано следующее: крымские татары будут восприниматься Россией как собственные граждане со всеми вытекающими отсюда последствиями, и будет отдано полное уважение их правам, их храмам и их религии, что чрезвычайно важно.

И это была очень мудрая, правильная политика, именно такой политики мы и намерены придерживаться в наше время и сегодня. Поэтому мы сейчас занимаемся подготовкой указа, я занимаюсь, мои коллеги в Правительстве, в Администрации Президента, подготовкой указа Президента о реабилитации крымско-татарского народа. Но не только крымско-татарского, ведь во времена сталинских репрессий пострадали и армяне, и немцы, и греки, поэтому мы должны вспомнить о представителях всех этих народов.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Мы ровно два часа в прямом эфире. На Дальнем Востоке на семь часов больше, там уже девять вечера. И я заговорил о Дальнем Востоке потому, что мы не можем обойти стороной вопрос тяжелейшего наводнения, которое пережил регион в минувшем году, в минувшем августе. До сих пор ещё тысячи людей не оправились от последствий этого стихийного бедствия. Мы выбрали два населённых пункта: это село Бельго и село Новое, – там развёрнуты наши передвижные телевизионные станции. Эти названия, может быть, известны немногим в России, но для того, чтобы напомнить о тех событиях, мы подготовили самые яркие кадры, которые транслировали буквально все телеканалы.

Итак, село Бельго, там работает наш коллега Павел Зарубин.

П.ЗАРУБИН: Здравствуйте, Москва! Вас приветствует село Бельго, практически полностью разрушенное в результате прошлогоднего небывалого наводнения на Дальнем Востоке. Поэтому сейчас здесь, на этой большой многометровой насыпи, фактически возводится новый коттеджный посёлок. Всего будет построено 87 вот таких домов со всеми бытовыми условиями. У сельчан появится, к примеру, горячая вода, хотя раньше здесь не было даже водопровода.

Сегодня здесь собрались те жители села, которые не уехали отсюда, даже несмотря на происшедшее наводнение. И сегодня же здесь с нами полномочный представитель Президента в Дальневосточном федеральном округе Юрий Трутнев. Я напомню, что именно он по поручению Президента возглавляет правительственную комиссию по ликвидации последствий наводнения на Дальнем Востоке.

В.ПУТИН: Добрый день! Мы с Юрием Петровичем встречаемся частенько. Я надеюсь, что и гражданам тоже дадут поговорить.

П.ЗАРУБИН: Хорошо. Тогда сейчас начнём с вопросов. Итак, по поводу домов в селе Бельго. Я напомню, что все дома здесь возводятся на деньги, собранные в ходе телемарафона, который провели наши коллеги. Мы находимся здесь уже несколько дней, пообщались практически со всеми местными жителями. Люди говорят, что дома им очень нравятся, но при этом, конечно же, у местных жителей много и других вопросов. Сейчас прозвучит, пожалуй, самый объединяющий всё село вопрос, и задаст его автовладелец Андрей.

ВОПРОС: Здравствуйте, Владимир Владимирович! У меня вот такой вопрос. Я автолюбитель, плачу транспортный налог 4 тысячи, а дороги нет. У нас от села Бельго до федеральной трассы 50 километров.

В.ПУТИН: А зачем Вам машина-то, я не понимаю. Если нет дороги, зачем машина, где Вы ездите? Это провокация какая-то прямо.

ВОПРОС: Нет, это не провокация. Владимир Владимирович, это просто у нас такой наболевший вопрос. Бывает, что люди больные и не на чем увезти, потому что дорога очень ужасная.

В.ПУТИН: Понятно.

ВОПРОС: Хотел бы Вас попросить посодействовать в решении этой проблемы нам. Сейчас строится нам новый посёлок, такой прекрасный, хороший, – и дорогу хотя бы сделать нормальную, хотя бы грунтовую, нам много не надо.

В.ПУТИН: Хорошо, я понял.

Вы знаете, когда я приезжал в эти территории, пострадавшие от наводнения, и встречался с жителями, встречался с руководителями муниципальных образований, одна из проблем, которая поднималась в ходе наших разговоров и совещаний, касалась как раз развития и восстановления инфраструктуры. Это было связано и с поддержанием сельхозпроизводства, просто жизнедеятельности населённых пунктов. Говорили о том, что можно сколько угодно денег дать, скажем на поддержку сельского хозяйства, хотя это отдельный вопрос, и там ещё наверняка не всё сделано, но тем не менее если невозможно будет провезти соответствующие товары и нужные для сельхозпроизводства вещи в населённые пункты, то тогда всё это не имеет смысла. Нужно восстановить и дороги, и мосты. И должен сказать, что на это в рамках соответствующей федеральной программы помощи пострадавшим регионам предусмотрены необходимые средства. Если нужно, то у нас есть возможность и увеличить эти расходы в соответствии с потребностями региона. Но для этого эти потребности должны быть сформулированы сначала муниципальными органами, а затем и губернатором перед Правительством Российской Федерации. Юрий Петрович находится там сейчас, среди вас. Пожалуйста, я прошу Вас передать ему все эти пожелания, все эти потребности вашего села. Юрий Петрович вернётся, и мы обязательно это обсудим. Конечно, дорога должна быть, если создаётся населённый пункт. По-другому просто невозможно себе представить.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Ещё вопрос, Павел, пожалуйста.

П.ЗАРУБИН: Есть ещё один вопрос, который волнует всех жителей села, да, я думаю, волнует и жителей многих других российских сёл. Ольга Ивановна, пожалуйста.

О.КУЗЮРИНА: Здравствуйте, Владимир Владимирович! Я хочу выразить общее желание всех жителей нашего национального села. Буквально в одном километре от нас проходит газопровод, есть распределительная станция. Мы очень просим Вас принять решение о газификации нашего строящегося посёлка. Спасибо.

В.ПУТИН: Если газовая система есть (я не очень понимаю, что это за газовая система, высокого давления? – но скорее всего это так), вопрос в том, чтобы включить в соответствующие расходы муниципалитета и региона деньги на строительство сетей низкого давления. Это одна из проблем газификации в целом по стране. Распределяются эти обязанности таким образом, что «Газпром» и федеральный бюджет помогает строить сети высокого давления, а муниципалитеты должны разводить уже за свои деньги сети низкого давления по потребителям. Но в данном случае это вопрос особый, безусловно, имея в виду, что это, по сути, новое поселение, и, конечно, проблема может и должна быть решена. Тоже передайте, пожалуйста, вот это пожелание Юрию Петровичу. Уверен, что мы эту проблему решим.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Спасибо. Спасибо, Павел, спасибо, село Бельго. Мы видим, что дома, которые строятся там, находятся уже в достаточно высокой степени готовности, притом что начали их возводить буквально на этой неделе. Это быстровозводимые конструкции, и, как сказал Павел, деньги собрали зрители «Первого канала» в ходе телемарафона «Всем миром». Кстати, Владимир Владимирович, в этой связи неожиданные есть идеи, которые предлагают наши зрители. «Давайте построим мост через Керченский пролив как символ единения России, с помощью телевидения и СМС соберём деньги. Мечтаю когда-нибудь проехать по нему, побывать в Крыму и в «Артеке» – это пишет Яна Михайленко, 12 лет, из Клина. Как Вам такая идея?

В.ПУТИН: Видимо, то, что ей дают на пирожки в школу, она готова передать на строительство моста в Крым. Это очень благородно, спасибо ей большое. Спасибо большое «Первому каналу», который провёл такую мощную акцию. Кстати говоря, конечно, те средства, которые были собраны, а собрано было немало, вот мне Константин Львович Эрнст только что говорил, по-моему, где-то под 30 миллионов долларов, это огромная сумма. И я хочу не только «Первый канал» поблагодарить, я хочу поблагодарить всех граждан России, которые так живо откликнулись на проблемы, с которыми столкнулись наши люди на Дальнем Востоке в результате такого крупнейшего, самого крупного за последние 100 лет наводнения. Но в то же время хочу отметить, что наряду с этим и государство вносит свой скромный вклад, государство выделяет 40 миллиардов рублей на преодоление последствий, имеется в виду и жилищное строительство, и возведение инфраструктурных объектов, дамб и так далее, и восстановление отраслей экономики. Главное только, чтобы всё это было эффективно истрачено.

Что касается моста в Крым, то это особая тема. Это недешёвый проект, но мы будем стремиться к тому, чтобы это было сделано как можно быстрее, качественно, но и, разумеется, экономно.

К.КЛЕЙМЁНОВ: У нас на очереди село Новое, это Еврейская автономная область, там работает наш корреспондент Дарья Григорова.

Д.ГРИГОРОВА: Здравствуйте! Новое приветствует Москву, это Еврейская автономная область. И отметка, которую вы сейчас видите, – это максимальный уровень воды, который был здесь, это 10,5 метра. Очень много, выше человеческого роста, даже на самой высокой точке села. Как только дамбу Нового прорвало, людей не то что затопило, село было полностью оторвано от остального мира, люди прятались здесь, на втором этаже Дома культуры, здесь же их обеспечивали всем необходимым, подвозили воду, продукты, также люди здесь, прямо на лодках, голосовали. Вот теперь, с наступлением весны, Дом культуры отремонтировали, Новое тоже восстанавливают, и сегодня с нами собрались те, кто пережил эту стихию. Я предлагаю дать слово местным жителям. И сегодня с нами Галина Юрьевна Алёхина. Галина Юрьевна пережила всё наводнение здесь вместе со своей большой семьёй – это четверо детей и шесть внуков, и умудрялась в такой ситуации не только помогать своей семье, но и помогать многочисленным односельчанам.

Итак, Галина Юрьевна, задавайте свой вопрос.

Г.АЛЁХИНА: Я сначала хочу поблагодарить всех жителей России за помощь, оказанную всем нам, пострадавшим. Огромное спасибо всем, кто не остался равнодушным к нашей беде.

Мой вопрос по дамбам. Дело в том, что те дамбы, которые сейчас у нас восстанавливают, они не отвечают требованиям, их нужно возводить выше, наводнение 2013 года это показало. Все ремонтируемые дома, построенные дома, если не будут сделаны дамбы, всё это пойдёт опять насмарку. Будет вложено очень много денег, но если не будет дамбы, не будет толку никакого.

Будет ли государственная программа по возведению дамб вокруг наших населённых пунктов, чтобы люди уже не страдали и не переживали, не попали опять в такую же ситуацию, как было это осенью 2013 года?

В.ПУТИН: Конечно. Я только что об этом говорил, вот те средства, которые предусмотрены государством на восстановление инфраструктуры и на обеспечение безопасности проживающих, они направлены должны быть в том числе и на строительство дамб. И я так понял, что они, дамбы, у вас строятся. Вы считаете только, что они ниже того уровня, который необходим для обеспечения этой безопасности. Мы изначально исходили из того, что жильё будет восстанавливаться вообще на безопасных участках, на более высоких участках, на неподтопляемых участках. Но там, где это невозможно, там должны быть возведены дамбы. Я посмотрю обязательно. Я сейчас наверняка не могу сказать, что там происходит и достаточно ли такого уровня дамбы, о которой Вы сказали, или она должна быть выше. Мы обязательно проведём дополнительную экспертизу и, если нужно, внесём коррективы.

Г.АЛЁХИНА: Спасибо большое.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Пожалуйста, ещё один вопрос из вашего села.

Д.ГРИГОРОВА: Мы провели здесь несколько дней. Разумеется, большинство здесь волнует не только вопрос восстановления, но и вопрос развития села. Стихия, смывшая у многих всё, что было, стала дополнительным поводом подумать о том, стоит ли сюда возвращаться. И вот с нами сегодня здесь должен быть Владимир Бадарин, мы с ним знакомы ещё с наводнения в августе. Владимир, несмотря на то, что он пережил здесь, не собирается уезжать из родного села.

Владимир, какой у Вас вопрос?

В.БАДАРИН: Здравствуйте, Владимир Владимирович!

В.ПУТИН: Добрый день!

В.БАДАРИН: Я живу в соседнем селе. Село было подтоплено больше чем наполовину. За дома, в которых была вода, нам заплатили компенсацию, обеспечили углём, дровами, овощами, картофелем, были другие виды помощи, за что большое спасибо. Но возникает другой вопрос. Из села стали уезжать люди, особенно стали уезжать после паводка. Уезжают не только из моего села, уезжают из соседних сёл, а это не просто сёла, это сёла, которые стоят вдоль границы. Уезжает молодёжь.

У меня вопрос: будет ли разработана какая-то программа по развитию приграничных сёл Приамурья? Я подчёркиваю: именно приграничных сёл Приамурья, которые не войдут в зону опережающего развития. Моему селу, в котором я живу, Владимир Владимирович, чтобы не возникало больше вопросов с подтоплением, нужна дамба. Надо построить дамбу.

И ещё. Существует ли какой-нибудь прогноз по состоянию паводка на Амуре на июль, август и сентябрь этого года?

Благодарю.

В.ПУТИН: По поводу того, что люди уезжают, есть определённый отток молодёжи; думаю, что связано это ещё и с тем, что в соответствии с принятым решением люди имеют право либо получить компенсацию денежную на восстановление или строительство дома, либо получить дом в натуре. Но и часть людей, я так думаю, принимают решение, получив компенсацию, приобрести это жильё в других регионах. Они имеют на это право, мы не можем здесь их ограничивать.

Но Вы правы абсолютно, и я Вашу тревогу понимаю и чувствую её, речь идёт о приграничных сёлах. Об этом нужно подумать, в рамках программы развития Дальнего Востока отдельно уделить внимание именно этой проблеме. Я обязательно обращу на это внимание тех людей, которые этим занимаются.

И по поводу дамбы: я выясню обязательно – планируется, не планируется. Я этого, к сожалению, сейчас не могу Вам сказать. Но обязательно посмотрим, что планируется, с точки зрения развития инфраструктуры и защиты населённых пунктов.

А по прогнозам, в соответствии с имеющимися планами должны быть серьёзно расширены посты наблюдения, метеорологические станции и службы наблюдения за развитием ситуации и прогнозами погоды. Должен сказать откровенно, пока я не вижу, что все намеченные нами планы в этом отношении выполняются в полном объёме, этому должно быть уделено больше внимания. Посмотрим на это обязательно самым внимательным образом, и надеюсь, что соответствующие правительственные подразделения будут оперативно реагировать на складывающуюся ситуацию.

М.СИТТЕЛЬ: Спасибо.

В.ПУТИН: Спасибо Вам большое.

М.СИТТЕЛЬ: Сейчас давайте дадим слово нашим центрам по обработке сообщений. Татьяна, Вы первая.

Т.РЕМЕЗОВА: Спасибо, Маша.

Наш центр обработки сообщений работает уже целую неделю, за эту неделю мы получили 2 миллиона 200 тысяч звонков, более 400 тысяч СМС, около 200 тысяч писем на сайт и за 7,5 тысячи перевалило количество видеовопросов. Хочу сказать, что в настоящий момент мы получаем 91 видеообращение в минуту.

И ещё одна интересная деталь: очень активно стал нам звонить Краснодарский край. Я предполагаю, что это потому, что увидели в студии губернатора Александра Ткачёва, возможно.

Напоминаю, что в этом году мы вместе с вами ведём общественное рейтингование тем и вопросов, поступающих Владимиру Путину. В режиме онлайн на нашем сайте вы можете проголосовать за понравившиеся вам вопросы и, таким образом, определить актуальность той или иной темы. В настоящий момент рейтинг тем, сформированных на основе народного голосования, выглядит следующим образом: на первом месте, естественно, Крым и Украина – вне конкуренции; далее тема социального обеспечения, ЖКХ, дороги и здравоохранение, такая картина.

М.СИТТЕЛЬ: Спасибо.

Анна, скажите, какие темы в лидерах рейтинга по видеовопросам?

А.ПАВЛОВА: У нас в видеоцентре аналогичная история: лидируют Крым и события в восточных регионах Украины, на втором месте – ЖКХ, третью строчку в нашем рейтинге занимают проблемы социального обеспечения и защиты. И как раз из этой категории наш следующий вопрос, который мы никак не могли оставить без внимания.

Владимир Владимирович, к Вам обращается Амангельды Ахметов из Омска, который около 20 лет назад попал в автокатастрофу и получил тяжёлую травму. Внимание на экран.

А.АХМЕТОВ: Здравствуйте, Владимир Владимирович!

У меня один такой вопрос. Я инвалид-колясочник с 1995 года. Встал в очередь на получение жилья в 1998 году, и вот до сих пор никаких подвижек: ни помыться по-человечески, зимой замерзаю, частный дом. Помогите, пожалуйста, одна надежда на Вас.

В.ПУТИН: Вы знаете, это даже и слушать достаточно тяжело. Что касается конкретного случая, безусловно, мы отреагируем и поможем.

Вот что хотел бы сказать в более широком плане. Обеспечение жильём инвалидов-колясочников – это компетенция и обязанность региональных властей. В каких-то регионах эта проблема решается – и решается такими средствами, что это людям заметно, а в каких-то регионах, к сожалению, процесс движется очень медленно или не движется вообще, как, например, наверное, в Вашем случае. Ещё раз хочу сказать, мы обязательно отреагируем на этот конкретный случай.

Но в целом нам ещё очень многое нужно сделать для того, чтобы люди с ограниченными возможностями чувствовали себя действительно людьми в современном мире, в современном обществе. Шаги первые мы на этот счёт делаем, у нас в бюджете заложена немалая сумма на так называемую безбарьерную среду, это где-то 35 или 34,5 миллиарда рублей примерно ежегодно в течение пяти лет.

Но безбарьерная среда – это немножко другая тема, это создание соответствующей среды в населённых пунктах. Повторяю, жилищная проблема стоит тоже остро, находится на уровне регионов, и, наверное, нужно подумать о том, как регионам помочь для того, чтобы они могли более эффективно решать эти вопросы. А конкретно этот случай мы, конечно, рассмотрим отдельно.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Мы услышали статистику, которая ведётся в Центре обработки сообщений, – давайте примем живой звонок.

Татьяна, пожалуйста.

Т.РЕМЕЗОВА: Да, спасибо, Кирилл.

Очень много людей, звонящих нам в центр обработки, возмущены растущими тарифами на услуги ЖКХ. Один из таких звонков у нас сейчас как раз на линии. Мне подсказывают редакторы: на связи с нами Челябинск и Светлана Алексеевна Щербакова.

Светлана Алексеевна, добрый день. Ваш вопрос.

С.ЩЕРБАКОВА: Здравствуйте.

За Крым, конечно, спасибо. Но почему Вы проводите антинародную внутреннюю политику в сфере ЖКХ, принуждая без того нищий народ оплачивать не только свои личные коммунальные услуги, но и платить за общедомовые счётчики, за общедомовые нужды, повышая таким образом оплату почти на 50 процентов и ухудшая жизнь народа? Надеюсь, что Вы не хотите, чтобы мы все перемёрли от голода?

В.ПУТИН: По поводу ЖКХ. ЖКХ – одна из наиболее острых текущих и затрагивающих практически каждую российскую семью проблем. И проблемы накапливались там давно, в течение многих и многих десятилетий: здесь и аварийное жильё, и расселение аварийного жилья, и ветхое жильё, и сама проблема ЖКХ по сути. Я сейчас не буду вдаваться в детали, но то, что я услышал, наводит опять на определённые нерадостные размышления. Вы сейчас сказали об общих счётчиках, которые увеличивают плату более чем на 50 процентов для конкретного потребителя, – это абсолютно недопустимая вещь. Там у нас остались какие-нибудь данные о женщине, которая звонила?

М.СИТТЕЛЬ: Конечно.

В.ПУТИН: Надо с этим отдельно разбираться. Почему, я сейчас об этом скажу. Потому что это уже стало общей практикой так называемых управляющих компаний, когда расходы самой управляющей компании она, эта компания, старается перевесить на граждан, проживающих в том или ином доме, через систему общих расходов. Там одна лампочка висит где-нибудь в подъезде, несчастная, но оказывается, что она потребляет больше электроэнергии, чем весь дом. А это о чём говорит? Это говорит о том, что сама управляющая компания неэффективно управляет или, наоборот, ещё даже подворовывает средства у граждан и вешает эти расходы и всё, что она захочет туда записать, на эти общие счётчики. Это требует особой дополнительной проверки. Мы обязательно эту проверку проведём.

Что же касается системы в целом, то хотел бы сказать о следующем. Для того чтобы избежать роста тарифов, а эти тарифы должны, безусловно, сдерживаться местными властями, принято решение: в конце прошлого года принят закон, согласно которому этот верхний тариф определяет субъект Российской Федерации, планку верхнюю тарифа, а государство, Правительство – точнее, должно представить и предложить способ этих расчётов и определить верхний так называемый совокупный платёж. В принципе Правительство должно было это сделать до 1 апреля текущего года. По-моему, ещё не сделало. Обращаю на это внимание соответствующего правительственного ведомства и очень рассчитываю, что это будет сделано в самое ближайшее время.

Кроме того, принято решение о том, что управляющие компании для того, чтобы работать, должны будут получить лицензию. Выдача этих лицензий начнётся уже в этом году. А с середины следующего года без лицензий такие управляющие компании вообще работать не будут.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Гости нашей студии давно не имели возможности задать свой вопрос Президенту.

Оля, пожалуйста.

О.УШАКОВА: Спасибо, Кирилл.

Я бы хотела предоставить слово Евгению Петровичу Артюху, представителю общественной организации «ОПОРА России» и депутату Законодательного собрания Свердловской области.

Прошу Ваш вопрос.

Е.АРТЮХ: Добрый день, Владимир Владимирович.

У меня такой вопрос. Россия является участником многих международных организаций, и сегодня на фоне ситуации вокруг Украины, по поводу Крыма нам не просто пальчиком грозят, а призывают Россию исключить из ряда организаций. Мы знаем, что ПАСЕ вообще лишило нас права голоса до конца года, как будто мы какие-то бедные родственники или Христа ради находимся в этих организациях, как будто бы Россия не платит членские взносы за членство в этих организациях.

И в этой связи у меня вопрос: как Вы считаете лично – может быть, нам следует посмотреть по-новому на наше участие в этих организациях? Может быть, пересмотреть? Может быть, даже где-то инициативно приостановить или, может быть, даже выйти? Я не настаиваю на этом, но я предлагаю на эту тему подумать и Ваше мнение хотел спросить.

И в этой связи мы посмотрим, а кто ещё от этого выиграет.

В.ПУТИН: Вы знаете, мир развивается очень интенсивно. И если – я уже об этом говорил – кто-то хотел его сделать однополярным и подстроить под себя все международные организации, то это вряд ли удастся сделать.

Вместе с тем мы частенько сталкиваемся с непониманием нашей позиции, а подчас даже с нежеланием её понять. Мы уже сегодня тоже об этом говорили. Мы не будем настаивать на пребывании в некоторых международных структурах, особенно если они не в состоянии проявить самостоятельность и формулировать свою собственную точку зрения на ключевые вопросы международного развития. Но специально каких-то демаршей совершать тоже не будем – будем спокойно, ритмично работать.

Что касается ПАСЕ, то мы платим туда взносы, взносы немаленькие. Ну, не хотят нас видеть – от нас не убудет. Но в целом самоизоляцией заниматься тоже не намерены.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Владимир Владимирович, в продолжение вопроса о последствиях от присоединения Крыма, вопрос про санкции. Дело в том, что они коснулись представителей крупного бизнеса, таких как Юрий Ковальчук и Геннадий Тимченко, и братья Ротенберги; многих из них связывают с Вами, говорят, что все эти люди входят в Ваш ближний круг и они обязаны своим богатством знакомству с Вами. Теперь получается, что и санкциям в отношении этих людей они тоже обязаны в известном смысле знакомству с Вами. Как Вам кажется, нет такого ощущения, что главный объект санкций – это Вы?

В.ПУТИН: Наверное, такая попытка предпринимается – сделать меня главным объектом санкций. Но что касается этих людей, да, это мои хорошие знакомые, друзья. Они зарабатывали свои капиталы, некоторые из них, ещё до того, как мы были знакомы, – например, господин Тимченко, он бизнесом занимался с начала 1990-х годов, но, по-моему, предыстория хорошо известна.

Они, конечно, если по-серьёзному говорить, абсолютно никакого отношения к Крыму не имеют, просто никакого. А вот жена Геннадия Николаевича Тимченко сделала операцию и не могла даже заплатить за операцию, потому что ей заблокировали счета и карточки. Но это, конечно, просто нарушение прав человека на самом деле и ничего общего со здравым смыслом не имеет.

Но должен вам сказать, что мне не стыдно за моих друзей. И, скажем, события в Крыму – они так же, как, уверен, очень многие граждане России, узнали об этом с экранов телевизора, но встречали со слезами на глазах в прямом смысле этого слова. Если их за это наказывают, то тогда их есть за что наказать. (Аплодисменты.)

М.СИТТЕЛЬ: СМС из Саратовской области: «Почему цена на зерно падает, а на хлеб – растёт?»

В.ПУТИН: Тоже вопрос не из лёгких, но реалии таковы. Действительно, цена на зерно несколько упала. Что касается цен на хлеб, то они действительно немного подросли, но не сильно, я это знаю, потому что хлеб – это, знаете, всё, это основа всего, поэтому мы, такие люди, как я, члены Правительства, должны это знать: она подросла на 1,3 процента.

В целом инфляция, то есть рост цен, составила у нас: мы ещё позавчера думали – 2,3, но 2,8 процента (самые последние сведения Центрального банка), и рост на хлеб – 1,3 (как видите, незначительный). Но в цене хлеба стоимость зерна – это всего 30 процентов, всё остальное – это энергетика, транспорт и другие составляющие, в том числе это связано с импортом.

Вообще у нас в этом году планируется инфляция 6–6,5 процента, надеюсь, что Центральному банку удастся удержаться в этих параметрах. Но что меня настораживает, это то, что в структуре роста этих цен, в структуре вот этих 2,8 процента – там всё неоднородно. В первом квартале этого года очень сильно скакнули цены на плодоовощную продукцию, на овощи выросли почти на 18 процентов – 17,9.

А вот в структуре овощей, там есть некоторые вещи – вы знаете, так, может, смешно об этом говорить, но это для людей чувствительно: такие вещи, как лук, капуста, они выросли на 25, 30, на 50 с лишним процентов. Это связано и с тем, что рубль просел, это связано с удорожанием и импортной продукции, потому что в это время года мы очень много продуктов завозим по импорту.

Но повторю ещё раз, очень рассчитываю на то, что в целом Правительству и Центральному банку и Правительству удастся сдержать рост цен и остаться в намеченном коридоре роста 6–6,5 процента.

М.СИТТЕЛЬ: И получается, что сельское хозяйство становится поважнее пушек и самолётов, и вопрос, особенно в свете угроз со стороны Запада о санкциях, вопрос о национальной продовольственной безопасности – это вопрос номер один.

В.ПУТИН: Как бы я ни любил армию, должен признать, что сельское хозяйство всегда было важнее, чем пушки, потому что без этого вообще никуда. Хлеб, как у нас хлеборобы говорят, всему голова. Поэтому мы как уделяли, так и будем уделять должное внимание развитию сельского хозяйства.

У нас в 2011 году рост сельского хозяйства был очень значительный – 23 процента, в прошлом году был тоже рост, но гораздо более скромный. В текущем году у нас в бюджете предусмотрены субсидии и деньги на поддержку сельского хозяйства в значительных величинах – это 170 миллиардов рублей.

Будем внимательно следить за реалиями, за тем, что происходит в реальной практике, в ежедневной практике, и, надеюсь, Правительство будет своевременно на это реагировать. Хотя я знаю настроение сельхозпроизводителей, которые считают, что Правительство запаздывает подчас и с субсидиями, и с другими мерами поддержки, что введённая система поддержки на гектар нуждается в совершенствовании, – всё это известно, будем внимательно за этим наблюдать и реагировать.

М.СИТТЕЛЬ: Спасибо.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Владимир Владимирович, хлеб всему голова, но деньги Россия получает за счёт экспорта энергоресурсов, газа, нефтепродуктов. У нас много вопросов на эту тему. Почему Россия помогает Украине, не отключает газ странам-должникам, а вот своим гражданам за неуплату могут зимой, за долг в 3 тысячи рублей, отключить газ? Почему россиянам за неуплату газ отрезают, а Украине нет? Таких вопросов очень много.

В.ПУТИН: Я думаю, что, конечно, платёжная дисциплина должна быть неотъемлемой чертой нашей экономической деятельности. Вот в Украине совсем недавно собирали с потребителей где-то 30–35 процентов, сегодня собирают уже меньше 20. Это подрывает всю экономику, всю энергетику страны, всю коммунальную сферу страны, просто разрушает её окончательно. Но при всём при том, даже при необходимости соблюдения платёжной дисциплины, надо всегда исходить из конкретной ситуации. И я очень надеюсь, что не будет никаких крайних проявлений с этими отключениями. И всегда нужно смотреть, что там происходит и в каком состоянии семья находится.

А что касается Украины (я воспользуюсь Вашим вопросом), мы заключили контракт в 2009 году. И до сих пор Украина реально со сбоями, но всё-таки платила. И формула цены, по которой мы рассчитывали то, что Украина должна платить за российский газ, она как была заложена при подписании этого контракта в 2009 году с участием премьер-министра Тимошенко и её тогдашнего министра энергетики, господина с говорящей фамилией Продан (он и сегодня министр энергетики), так эта формула цены не менялась совсем с тех пор, ни разу. Но что мы сделали? Мы в 2010 году подписали так называемые харьковские соглашения о продлении пребывания Российского флота в Крыму, в Севастополе.

Обращаю Ваше внимание на то, что Россия и так регулярно ежегодно платила около 90 миллионов долларов (95, по-моему, или 97 миллионов долларов) за пребывание нашего флота в Крыму. А кроме этого, исключительно с целью поддержать экономику Украины, мы договорились о том, что российское Правительство понизит или уберёт вывозную таможенную пошлину на газ в Украину. И это снижение вывозной таможенной пошлины привело к тому, что окончательная стоимость российского газа понизилась на 100 долларов с тысячи кубов. И, в принципе, мы должны были бы начать платить с 2017 года, то есть убрать эту пошлину. С 2017 года! Потому что до 2017 года действовал договор на пребывание нашего флота в Крыму. Но мы начали платить сразу же после заключения этого соглашения в 2010 году. То есть начали платить как бы в опережающем порядке, вперёд. Платили текущие по 100 миллионов да ещё начали платить вперёд с 2017 года. Значит, 2011-й, 2012-й, 2013-й и 2014-й. За эти четыре года, то есть, по сути, за 2018-й, 2019-й, 2020-й, 2021-й годы мы заплатили уже 11,4 миллиарда долларов США. 11 миллиардов 400 миллионов долларов! Конечно, теперь возникает вопрос: где эти деньги? То есть событие ещё не наступило, договор по флоту ещё действует, а мы уже начали платить, как будто он закончился. Это первое. Теперь, конечно, мы этот инструмент понижения цены ликвидировали и денонсировали харьковские соглашения.

Далее. В прошлом году мы, отвечая на настойчивые просьбы наших украинских партнёров, сделали ещё шаг: дали 3 миллиарда кредит и понизили ещё цену на газ до 268,5 доллара за тысячу кубов, в расчёте и по договорённости о том, что они нам выплатят накопленный долг за прошлый год, это примерно полтора миллиарда долларов, и будут регулярно платить текущие платежи по пониженной цене. Что произошло сейчас? Кстати, договорились, что если не будут платить, то мы возвращаемся к прежним ценовым показателям. Что произошло? В январе заплатили, немножко сократили долг. В январе заплатили целиком, в феврале уже заплатили меньше половины, а в марте новое уже правительство Украины не заплатило вообще ничего. Из 525 миллионов долларов не заплатили ничего, ноль, ни одного доллара, ни одного рубля. Естественно, в соответствии с имеющимися договорённостями, если они не платят текущих платежей, «Газпром» перешёл к прежнему ценообразованию. Зачем нам фиксировать нарастающий долг по низкой цене, когда мы можем зафиксировать его по настоящей, по контрактной цене? Вот в чём проблема.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Прежнее ценообразование – 485 долларов, да?

В.ПУТИН: Да, сейчас будет 485.

Мы слышим что? Что у России какие-то в отношении Украины особые подходы, и это политическая цена. Это та цена, которую вы согласовали нам в 2009 году. Мы понизили её по договорённости о том, что вы будете платить низкую хотя бы цену. И низкую не платят, ноль, вот в чём проблема. И в разговорах своих с нашими западными партнёрами, в том числе и с нашими партнёрами в ФРГ, мы им сказали, я сказал: «Хорошо, мы не настаиваем на немедленных платежах, мы понимаем трудности Украины, но мы просим вас вместе с нами включиться в эту работу, мы просим вас принять участие в спасении украинской экономики. Что мы, кстати, сейчас видим в Соединённых Штатах? Они обещали миллиард. Миллиард чего? Гарантий. Это не деньги, это гарантии тем банкам, которые дадут деньги Украине. Где эти банки? Никого нет пока. Мы готовы ещё потерпеть, мы будем терпеть месяц. Если и за месяц, за следующий месяц, никаких платежей не будет, то мы в соответствии с контрактом перейдём на так называемую предоплату. Что это означает? Это означает, что Украина должна нам будет заплатить деньги за месяц вперёд, какую-то сумму, и мы поставим им ровно столько, сколько они нам заплатят денег. Это очень тяжёлый способ расчётов, он может привести к сбоям в транзите нашего газа европейским потребителям. Именно поэтому мы проявляем такую корпоративность, такую договороспособность и терпение.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Владимир Владимирович, когда эта система вступит в действие?

В.ПУТИН: Я сказал, мы будем ещё месяц ждать. Мы можем это сделать сегодня, но мы, я сказал, ещё месяц подождём.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Прямо во время нашей «Прямой линии» приходят новости из Европы. Вот стало известно о письме Баррозу на Ваше имя. В нём сообщается, что еврокомиссар по энергетике свяжется с партнёрами в Российской Федерации и на Украине для организации консультаций по поставкам газа. И, насколько я понимаю, речь там также идёт о том, что безопасность поставок газа европейским потребителям – Еврокомиссия отмечает, что это ответственность «Газпрома», а отнюдь не Украины.

В.ПУТИН: Поставок – да, но транзит – это Украины. И в контракте, о котором я упомянул, там как раз предусмотрены и поставки в саму Украину по известной формуле цены, о которой я уже сказал и которая сегодня высчитывает эту цену как 485 долларов за тысячу кубов, и обеспечение транзита, беспрепятственного транзита в Европу нашего газа.

Но именно для того, чтобы гарантировать себя от подобных негативных явлений, мы и построили «Северный поток», то есть прямое снабжение наших европейских потребителей по газотранспортной системе, проходящей по дну Балтийского моря. Для этого мы собираемся строить и «Южный поток» – газотранспортную систему по дну Чёрного моря с выходом в Евросоюз.

К.КЛЕЙМЁНОВ: У нас на очереди Берлин.

В.ПУТИН: Очень кстати, да.

К.КЛЕЙМЁНОВ: В столице самой влиятельной страны Европы работает наш корреспондент Иван Благой.

Но, прежде чем я передам ему слово, я попросил бы Вас вернуться к той самой речи, о которой мы говорили в самом начале, которая прозвучала перед подписанием Договора о вхождении Крыма и Севастополя в состав России. Многие находились под большим впечатлением и сравнивали её с мюнхенской речью, даже говорили, что это лучшая речь, с которой Вы выступали.

Я хотел бы Вас спросить, во-первых, почему это выступление состоялось? Потому что протокол этого не предполагал, во-первых, и, во-вторых, там был очень необычный формат: Вы обращались не к странам и правительствам, а к народам.

В.ПУТИН: Формат был выбран исходя из значимости самого события, самой ситуации. Это неординарное событие в жизни нашего народа, нашей страны и нашей государственности. И поэтому я посчитал своим долгом обратиться к Федеральному Собранию и к народу Российской Федерации в присутствии членов Государственной Думы и Совета Федерации. Это первое.

Второе. Почему там звучало обращение к народам других стран, а не к правительствам? Вы знаете, что современный мир, особенно западный мир, он очень монополизирован, и многие страны западного мира, это приятно или неприятно слышать, они добровольно отказались от значительной части своего суверенитета. В том числе это результат блоковой политики. Нам с ними иногда очень сложно договариваться по вопросам геополитического характера. Сложно договариваться с людьми, которые даже дома разговаривают между собой шёпотом, потому что боятся, что их американцы подслушивают. Это не фигура речи. Это не шутка, это не фигура речи. Послушайте меня, я серьёзно говорю, это не шутка. Но, конечно, в вопросах экономики, по каким-то другим проблемам они являются для нас главными партнёрами.

Но я обращался именно к народам этих стран, прежде всего потому, что простой человек и в Германии, и во Франции, в Италии, он сразу чувствует фальшь или отсутствие таковой. Наша позиция абсолютно открытая и честная, она прозрачная, и поэтому донести эту позицию до рядовых граждан стран легче даже, чем до некоторых руководителей. И мне кажется, что это в известной степени нам удалось. А какое бы ни было правительство в какой бы то ни было стране, они всё равно должны считаться с мнением своих избирателей. Поэтому это было обращение именно к людям.

М.СИТТЕЛЬ: Ну, а теперь Берлин. В столице одной из самых влиятельных стран Европы работает наш корреспондент Иван Благой.

И.БЛАГОЙ: Добрый день!

Насколько монолитен Запад в желании наказать Россию? Кто из Евросоюза выступает за международную изоляцию, и насколько она вообще возможна? И что, наконец, происходит на Украине? Ответы на эти вопросы накануне искали эксперты международного дискуссионного Валдайского клуба.

Сейчас часть из них находится у нас в студии, и я их коротко представлю: Александр Рар, Германия; Николай Петро, США; Габор Штир, Венгрия; Герхард Манготт, Австрия; Арно Дюбьен, Франция. Но первому я предоставлю слово Александру Рару, он является членом консультационного совета Валдайского дискуссионного клуба.

Господин Рар, Ваш вопрос.

А.РАР: Здравствуйте, Москва! Здравствуйте, Владимир Владимирович!

В.ПУТИН: Добрый день!

А.РАР: Из Берлина большой привет.

Действительно, Валдайский клуб вчера заседал несколько часов, и многие члены Валдайского клуба, многие наши немецкие коллеги высказывали большую тревогу по поводу того, в какой Европе мы будем в будущем жить – конечно, помимо того что нужно совместными усилиями как-то стабилизировать Украину, которая на глазах разваливается, там всё-таки 45 миллионов человек живут, общая забота.

Но как Вы, Владимир Владимирович, рассматриваете будущее Европы через, может быть, пять или десять лет? Мы будем жить всё-таки в Европе от Атлантики до Тихого океана – или будем жить в двух Европах? Я помню, как Вы выступили на Валдайском клубе в сентябре прошлого года, охарактеризовав Россию как некую другую Европу, «русскую Европу» с другими ценностями, нежели постмодернистский Запад, – вот как это свести вместе и какую роль в помощи построению общей Европы может сыграть такая страна, как Германия?

В.ПУТИН: Александр! Во-первых, добрый день!

Во-вторых, я хочу сказать, что в том, что я говорил на Валдае, нет никаких противоречий. Дело в том, что особенности России, они кардинальным, глубинным образом не отличаются от европейских ценностей. Мы все – люди одной цивилизации. Да, мы все разные, у нас есть свои особенности, но глубинные ценности одинаковые. И, мне кажется, нужно, безусловно, стремиться – я много раз об этом говорил и сказал уже сегодня – к тому, чтобы нам создавать Европу от Лиссабона до Владивостока. Если мы это сделаем, у нас есть шанс в будущем мире занять достойное место. Если мы пойдём по другому пути, если мы будем разделять Европу, европейские ценности и европейские народы, будем заниматься сепаратизмом в широком смысле этого слова, то мы все будем малозначимыми, неинтересными игроками и никакого влияния на мировое развитие и даже на своё собственное оказать не сможем.

М.СИТТЕЛЬ: Берлин, пожалуйста, ещё один вопрос от вас.

И.БЛАГОЙ: Да, господин Петро, пожалуйста, Ваш вопрос Президенту.

Н.ПЕТРО: Здравствуйте, Владимир Владимирович!

Мой вопрос касается российско-американских отношений. В последнее время отношения между Россией и Соединёнными Штатами упали до критического уровня. Средства массовой информации в США в один голос твердят о полном отсутствии доверия между лидерами США и России. Однако проблем в мире не убавилось, их решение требует как раз более тесного сотрудничества между США и Россией.

Поэтому мой вопрос: как можно восстановить утраченное доверие? Какие конкретно шаги могли бы привести к тому, чтобы США и Россия стали не соперниками в решении общемировых проблем, а реальными союзниками?

В.ПУТИН: Вы знаете, ответ простой. Я согласен с Вами в том, что в значительной степени утрачено доверие. Но почему это происходит? Мы считаем, что здесь нет нашей вины. Почему? Потому что вот эти подходы, как мы говорим, с двойными стандартами, они нас разочаровывают всегда.

Что получается? Что действовать так, как действуют Соединённые Штаты в Югославии, в Ираке, в Афганистане, в Ливии, Соединённым Штатам можно, а защищать свои интересы России не дозволено. Ведь я приводил пример Косово, он настолько очевидный и понятный для самого рядового гражданина, который не занимается политикой, – нет, всё разворачивается совершенно в другую сторону, нет никакой логики в этой позиции, никакой абсолютно.

Почему мы сейчас говорили, что я обращался к европейским и другим народам напрямую? Потому что рядовые граждане видят эту фальшь. Для того чтобы доверие поднять, нужно учитывать интересы друг друга, говорить на одном языке, избавить международную политику от двойных стандартов и вранья, больше уделить внимания и придать большее значение международному праву, а не той политике силы, о которой здесь уже мы говорили. Я надеюсь, что это будет возможным. И мы, безусловно, Россия наверняка, хочу Вас заверить, будет к этому стремиться.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Помните, Владимир Владимирович, историю с кнопкой, которую Клинтон подарил Лаврову? «Перезагрузка» хотел написать, получилась «перегрузка». Собственно, в итоге перегрузкой всё и закончилось.

В.ПУТИН: Вы знаете, дело не в том, что это закончилось сейчас, в связи с Крымом, я думаю, что это закончилось ещё раньше, это закончилось сразу же после событий в Ливии. Ведь тогда Президент Медведев – Дмитрий Анатольевич исполнял обязанности Президента Российской Федерации – поддержал западных партнёров и поддержал резолюцию по Ливии. Но она о чём говорила? Она говорила о закрытии полётов боевой авиации Правительства Ливии.

А к чему это реально привело? К ударам по территории, к свержению самого Каддафи, к его убийству, затем к убийству посла Соединённых Штатов и к развалу страны. Вот отсюда и возникает недоверие. Вот на этом и закончилась тогда «перегрузка». Но я ещё раз хочу подчеркнуть: Россия заинтересована в развитии отношений с Соединёнными Штатами и будет всё делать для того, чтобы это доверие было восстановлено.

К.КЛЕЙМЁНОВ: У нас есть возможность ещё один вопрос из Берлина услышать. Иван, пожалуйста.

И.БЛАГОЙ: Господин Штир, теперь Ваш вопрос, пожалуйста.

Г.ШТИР: Добрый день, господин Президент! Перед нашими глазами происходит не только переосмысление мироустройства, а переосмысление взглядов. Мы видим консервативный ренессанс в России. Во многих странах Европы набирают силы традиционные взгляды, от Венгрии до Франции избиратели избирают тех политиков, которые, не оглядываясь всегда на Брюссель, отстаивают национальные интересы своих государств. Этот подход не всегда понимают в Европе.

Как Вы думаете, на основе интересов можно будет выстраивать отношения, диалог между Россией и Европой? И вообще, не боитесь того, что США на долгое время испортят отношения России с Европой?

В.ПУТИН: Мы, во всяком случае, не стремимся к тому, чтобы испортить отношения России с Европой. Надеюсь, что это не входит в планы наших европейских партнёров.

Что касается переосмысления ценностей в европейских странах. Ну да, я думаю, что Вы правы, думаю, что мы наблюдаем такой процесс. Другое звучание приобретают так называемые консервативные ценности, о которых я тоже неоднократно говорил. И победа, скажем, Виктора Орбана в Венгрии, успех более крайних сил на последних выборах в Венгрии, успех Марин Ле Пен во Франции (она получила третью позицию на муниципальных выборах), нарастание этих тенденций в других странах, оно является очевидным, просто абсолютно очевидным.

И это, мне кажется, связано со стремлением к повышению своего суверенитета, к пониманию того, что на национальном уровне некоторые вопросы, жизненно важные для граждан этих стран, можно решать более эффективно, чем, скажем, на уровне Брюсселя. Но есть и понимание того, что и усилия надо объединять для решения каких-то общих задач. Тем не менее какой-то процесс переосмысления идёт, и надеюсь, что результат будет положительным.

Что касается наших отношений с Европой, с западными странами, я уже говорил, здесь поднимался вопрос доверия, и, собственно говоря, Вы сейчас тоже об этом сказали. Знаете, это очень важно, это ключевой вопрос – доверие и на межличностном уровне, и на межгосударственном.

Сейчас что мне в голову приходит? Вы знаете, сегодняшний генсек НАТО господин Расмуссен когда-то был Премьер-министром Дании, замечательная страна, прекрасные люди. У нас прекрасные отношения с Данией, до сих пор, во всяком случае, мы так считали, надеюсь, так и будет. На одной из встреч, когда он ещё был Премьер-министром Дании, он меня попросил об этой встрече, она не была запланирована, я согласился, мы встретились, поговорили.

Он, оказывается, взял с собой диктофон, тайно записал наш разговор, а потом опубликовал в прессе. Я не мог поверить своим ушам и глазам. Чушь какая-то, понимаете? Он объяснил это так, что записал этот разговор для истории. Но если записывать для истории, я польщён, конечно, но надо было хотя бы предупредить или хотя бы спросить разрешения опубликовать эти переговоры. Какое доверие может возникнуть после таких инцидентов?

Вы понимаете, от межличностных отношений до межгосударственных отношения должны быть более стабильными, прозрачными и партнёрскими.

М.СИТТЕЛЬ: Берлин, спасибо большое за ваше участие, за ваши вопросы. Не отключайтесь, продолжим обсуждать международную тематику уже в нашей московской студии.

А сейчас слово просит наш центр видеозвонков и видеовопросов. Анна, пожалуйста.

А.ПАВЛОВА: Да, коллеги, спасибо. У нас есть неожиданное, я бы даже сказала, сенсационное видеопослание. Мы получили его от человека, который совершил настоящую информационную революцию, разоблачив слежку за десятками миллионов людей по всему миру.

Владимир Владимирович, свой вопрос Вам задаёт бывший агент американских спецслужб Эдвард Сноуден.

В.ПУТИН: Как же без этого?

Э.СНОУДЕН (вопрос был задан по-английски): Здравствуйте! Я хотел бы задать Вам вопрос о массовой слежке за онлайн-коммуникациями и массовом сборе частной информации разведывательными и правоохранительными службами. Не так давно в Соединённых Штатах Америки два независимых расследования Белого дома, а также федеральный суд пришли к выводу, что такие программы неэффективны в борьбе с терроризмом. Выяснилось также, что они приводят к необоснованному вторжению в частную жизнь рядовых граждан – людей, которые никогда не подозревались в каких-либо правонарушениях или преступной деятельности; а также, что такие агентства при проведении расследований располагают средствами, которые в куда меньшей степени вторгаются в частную жизнь граждан, нежели такие программы. Я слышал мало общественных дискуссий по поводу вовлечённости России в политику массовой слежки. Поэтому я хотел бы спросить Вас: занимается ли Россия перехватом, хранением или каким-либо анализом коммуникаций миллионов людей, и считаете ли Вы, что простое повышение эффективности разведывательной работы и расследований правоохранительных органов может служить оправданием для того, чтобы помещать под наблюдение не отдельных субъектов, а целые общества? Спасибо.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Владимир Владимирович, я думаю, что Вы поняли, в общем.

В.ПУТИН: В целом понятно.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Вопрос профильный господина Сноудена. Вы же общаетесь, мы видим во время саммитов, свободно с мировыми лидерами. Я нашим зрителям, конечно, попробую перевести.

В.ПУТИН: Американский английский немножко всё-таки отличается.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Я старался записать. Я повторю сейчас, вопрос профильный.

В.ПУТИН: В целом понятно, занимаемся ли электронной слежкой?

К.КЛЕЙМЁНОВ: Он спрашивал по поводу массовой слежки за онлайн активностью в интернете и сбора персональной информации, естественно, пользователей. И система судебная в Штатах признала неэффективным метод массового сбора информации в борьбе с террористами. Это важный момент. И что-то там было, по-моему, про необоснованность вмешательства в личную жизнь граждан. Сноуден сказал, что он видел дискуссию, которая в России на эту тему была развёрнута. И вопрос, адресованный к Вам, звучал следующим образом: занимается ли Россия перехватом, хранением и анализом информации о переговорах миллионов людей? И считаете ли Вы, по-моему, он сказал, справедливым, или оправданным, массовый контроль?

В.ПУТИН: Уважаемый господин Сноуден! Вы – бывший агент. Я раньше имел отношение к разведке, так что мы оба с Вами будем говорить на профессиональном языке. Прежде всего у нас существует строгая законодательная регламентация использования специальными службами специальных средств, в том числе и прослушивания телефонных разговоров, слежки в интернете и так далее. И эта регламентация связана с необходимостью получения разрешения суда в отношении конкретного гражданина. И поэтому массового характера, не избирательного, у нас нет и в соответствии с законом быть не может. Конечно, мы исходим из того, что современные средства коммуникаций используются преступными элементами, в том числе и террористами, и для своей преступной деятельности, и, конечно, специальные службы должны соответствующим образом в этой же среде, используя современные способы и средства, реагировать и бороться с преступлениями, в том числе и террористического характера. И, конечно, мы это тоже делаем. Но такого массового масштаба, бесконтрольного масштаба мы, конечно, себе не позволяем. Надеемся, я очень надеюсь, никогда не позволим. Да и технических средств у нас таких и денег у нас таких нет, как в Соединённых Штатах. Но самое главное, что всё-таки у нас специальные службы, слава богу, находятся под строгим контролем государства, общества, и их деятельность регламентирована законом.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Владимир Владимирович, мы три часа с лишним говорим о большой политике, между тем большой политикой не исчерпывается интерес наших зрителей и зрительниц. Одна из них спрашивает, когда страна увидит первую леди?

В.ПУТИН: Вы знаете что, мне сначала свою бывшую жену, Людмилу Александровну, замуж надо выдать, а потом уже я о себе подумаю.

М.СИТТЕЛЬ: Давайте теперь поговорим о Сочи, о нашей Олимпиаде, о наших Играх, Олимпийских, Паралимпийских, которые стали визитной карточкой нашей страны, которые прошли в Сочи на высочайшем организационном уровне. Спасибо большое нашим спортсменам, они, кстати, сегодня в нашей студии, за то, что подарили нам столько радости.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Я вижу их за Вашей спиной: и Александр Зубков, Алексей Воевода – наши бобслеисты замечательные. Спасибо вам большое за те эмоции, которые вы нам подарили.

М.СИТТЕЛЬ: Давайте включать Сочи.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Конечно. Это событие мы никак не могли обойти стороной. У нас на связи столица зимних Олимпийских и Паралимпийских игр – Сочи. Там работает наш коллега Антон Верницкий.

А.ВЕРНИЦКИЙ: Добрый день, Москва. В эфире Сочи. Не правда ли, непривычная картинка – пустующий Олимпийский парк? А ведь совсем недавно, несколько недель назад, миллионы телезрителей следили за тем, что происходит здесь, в олимпийском Сочи. Десятки тысяч наших туристов, иностранных болельщиков приехали сюда, для того чтобы поддержать своих любимых спортсменов.

Сейчас здесь, в Олимпийском парке, работают строители, которые занимаются тем, что обустраивают трассу для гонок «Формулы-1», она должна пройти здесь осенью. Но на самом деле сейчас в Олимпийском парке непривычная тишина, и эта тишина пугает местных жителей, которые в основном завязаны на туристический бизнес, и об этом наш первый вопрос.

ВОПРОС: К России присоединился Крым, это, конечно, очень здорово. Но что будет с нашим городом, не забудут ли про нас? У нас построены отели. Это самый доступный город России для инвалидов на сегодняшний день. У нас набран и обучен персонал для приёма иностранных гостей. Морская гавань города и аэропорт справились с потоками иностранных и российских туристов. А сегодня доступные билеты из различных регионов России сделаны только для Крыма. Сочинцы, которых просили потерпеть великую олимпийскую стройку, ждали этого первого постолимпийского сезона как манну небесную последние несколько лет. Не забудут ли про нас в этом году и в ближайшие пару-тройку лет, когда город справился с той нагрузкой, которая на него была возложена в предолимпийский период? Будут ли поддерживать и развивать наш родной город Сочи?

В.ПУТИН: Безусловно, будем поддерживать Сочи и будем развивать, хотя нужно понять уже, что нужно делать дополнительно для развития Сочи. Я думаю, что не должно быть беспокойства по поводу того, что будет происходить в связи с присоединением Крыма. Вы знаете почему? Вы сейчас сами сказали о том, что в Сочи построено большое количество очень современных и очень комфортных гостиниц для приёма туристов. Это гостиницы мирового класса и уровня, и в этих гостиницах нельзя опустить цены ниже низшего предела, иначе экономически это будет полностью нецелесообразно. Что это означает? Это означает, что в Крыму и в Сочи должны быть разные туристы, разные категории отдыхающих. В Крыму сегодня, имея в виду ту инфраструктуру, которая есть сегодня там, всё-таки эта инфраструктура рассчитана на людей с небольшими доходами, и такие люди вряд ли могут себе позволить проживание в шикарных, замечательных гостиницах Сочи. Был бы Крым в составе Российской Федерации или не был бы Крым в составе Российской Федерации, всё равно есть категории людей по доходам, которые в сочинских шикарных гостиницах отдохнуть не смогут, надо ясно отдавать себе в этом отчёт. Что же касается Крыма, то люди с небольшими доходами могут это сделать. Но вопрос в том, как туда добраться, вопрос в транспортной доступности. И в этой связи мы сейчас думаем – я уже не знаю, объявило об этом Правительство или нет, но если нет, то в ближайшее время должно объявить уже, недавно собирался с коллегами, приглашал их к себе на этот счёт: мы должны будем обеспечить авиационные билеты для тех, кто решит отдохнуть в Крыму, на уровне 7,5 тысячи рублей туда и обратно.

К.КЛЕЙМЁНОВ: «Аэрофлот» уже объявил, Владимир Владимирович.

В.ПУТИН: Ну вот, значит, замечательно. Мы должны будем обеспечить железнодорожные билеты на уровне 2, 2,5 – максимум 3 тысячи рублей в плацкартном вагоне, потому что добраться туда будет довольно сложно. Если не будет такой дешёвой ценовой ниши, люди просто не поедут. Что я имею в виду? Через север, по обычному маршруту, добраться вряд ли представится возможность, имея в виду, что Украина закрывает движение поездов с севера Крымского полуострова. Значит, нужно будет добираться либо до Анапы, либо до Краснодара, затем нужно будет переместиться на берег Чёрного моря, оттуда либо паромом, либо судами добираться до соответствующих портов, а там ещё и до гостиниц. Это достаточно сложная вещь. И если это не будет дёшево, то тогда решить вопрос заполняемости крымского побережья не представится возможным.

Именно поэтому мы и стараемся сейчас сформулировать вот эти особые условия для крымских здравниц, увеличивая и количество воздушных судов, которые могли бы перевезти большое количество тех, кто хочет отдохнуть в Крыму.

Но это совсем не значит, что Сочи будет забыт. Наоборот, мы будем всячески Сочи поддерживать в той ценовой нише, которая рассчитана на людей хотя бы со средними доходами. Вы знаете, что часть объектов после Олимпиады передаются под другие цели. Вот здесь губернатор сидит, он знает, он уже, надеюсь, начал работать над тем, чтобы один из объектов превратить в крупный торговый центр, другой – в огромный выставочный комплекс. Мы собираемся сделать на льду, где проходили соревнования по фигурному катанию, постоянно действующее шоу ведущих фигуристов не только нашей страны, но и мира. Всё это будет отдельными привлекательными составляющими отдыха в Сочи. «Формула-1» тоже, думаю, туда же ложится, будущий чемпионат мира по футболу.

Конечно, требуется определённое время для адаптации этих объектов из чисто олимпийских в то, для чего они предназначены в постолимпийский период. Но в том, что Сочи будет жить и развиваться, сомнений нет никаких.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Владимир Владимирович, Вы про чемпионат мира сейчас сказали – можно я, как футбольный болельщик, спрошу Вас? Прозвучали угрозы добиться отмены проведения чемпионата мира по футболу в России, в частности американские законодатели направляют письмо соответствующее в штаб-квартиру ФИФА, – Вы считаете это возможным, вероятным?

В.ПУТИН: ФИФА устами своего руководителя господина Блаттера уже ответила, что футбол и политика – это совершенно разные вещи, несовместимые, и ФИФА не намерена пересматривать свой календарь и места проведения чемпионатов мира, в том числе это касается и России.

М.СИТТЕЛЬ: Хорошая новость.

Сочи, давайте ещё один вопрос.

А.ВЕРНИЦКИЙ: Да, готовы. У нас здесь собрались не только представители бизнеса – мы пригласили сюда и молодых сочинских спортсменов, и строителей, которые строили всю эту красоту, и студентов Сочинского олимпийского университета . Вопрос от них.

И.БЕЛЯЕВ: Добрый день!

Вопрос следующий. На строительство олимпийских объектов была израсходована значительная сумма денег, но сейчас, Вы видите, Олимпийский парк пустует, вокруг никого. Не превратятся ли олимпийские объекты в так называемых белых слонов, кто и как их будет обслуживать и, главное, как и чем загружать? Планируются ли какие-нибудь государственные программы для этого?

В.ПУТИН: Я только что об этом сказал, у нас давно распределены все объекты: где-то будет выставочный центр, где-то крупный торговый центр, что-то будет под шоу использоваться, где-то останутся какие-то объекты ледовые – допустим, Малая, Большая арена: на Большой ледовой арене, надеюсь, будет функционировать сочинская хоккейная команда, на Малой ледовой арене, хоккейной, на её базе, будет открыт постоянно действующий спортивный детский лагерь – и в прибрежном, и в горном кластере будет работать. То есть все эти объекты уже давно распределены. Повторяю ещё раз, нужно определённое время для внутренней перестройки, для адаптации этих объектов под новые цели – это всё будет сделано.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Владимир Владимирович, нас, конечно, поразила Олимпиада, но не меньшее впечатление произвела на всю страну и Паралимпиада.

В.ПУТИН: Да.

К.КЛЕЙМЁНОВ: И, в первую очередь, конечно, настоящие суперлюди – спортсмены, которые представляли там Россию. У нас в студии есть человек, без которого многие победы наших паралимпийцев были бы невозможны.

Я хочу предоставить слово – Оля, пожалуйста.

О.УШАКОВА: С удовольствием хотела бы представить Громову Ирину Александровну, главного тренера российской паралимпийской сборной по лыжным гонкам и биатлону. Это человек, который стоит за теми многочисленными моментами радости, которые наши паралимпийцы подарили своим болельщикам. Подопечные Ирины Александровны принесли в копилку нашей сборной 30 медалей, 13 из которых – золотые.

Ирина Александровна, Ваш вопрос Президенту.

И.ГРОМОВА: Владимир Владимирович, после успешного, феноменального выступления как олимпийцев, так и паралимпийцев, естественно, в стране ощущается бум: дети ведут своих родителей, родители заинтересованы в том, чтобы дети пришли заниматься. И, естественно, как рассматривает государство, как организовать, помочь этим детям, особенно детям-инвалидам, просто инвалидам, уже взрослым, заниматься спортом – из глубинок? Как можем мы их достать? То есть возможно ли рассмотреть вопрос об организации в регионах, в Москве в частности, школ-интернатов для того, чтобы мы могли вытащить из самых глубинок? Там на самом деле очень сложно со спортом, с доступностью. Сейчас много делается с доступностью. Если мы всё это вместе сделаем, то мы очень многое можем сделать – и в спорте тоже.

Ваше мнение?

В.ПУТИН: Мы с Вами уже об этом практически говорили и в Сочи встречались. Нам нужно разделить сферы ответственности между регионами, муниципалитетами и Федерацией. Но Федерация, Вы знаете, многое делает сегодня для спортсменов – паралимпийцев высокого класса, для паралимпийцев: и базы создаются специализированные, и безбарьерная среда создаётся – даже на тех базах, которые были созданы, построены уже давно, чтобы паралимпийцы и там могли тренироваться.

Вот что касается массового спорта, в том числе среди инвалидов и детей-инвалидов; конечно, это особая тема, которой, надо прямо сказать, раньше практически не занимались. И с развитием массового спорта вообще нужно особое внимание уделить и спорту среди инвалидов, в том числе и среди детей. Надо синхронизировать эту работу с регионами, в этом направлении будем обязательно действовать и подталкивать регионы к тому, чтобы выделялись соответствующие средства на создание вот таких специализированных спортивных учреждений, обязательно. И вот те деньги, о которых я уже упоминал, 34,5 миллиарда рублей на создание безбарьерной среды тоже отчасти можно направить и на эти цели.

М.СИТТЕЛЬ: Владимир Владимирович, в продолжение темы хотела спросить, а Вы знаете, что в нашей стране люди с нарушением слуха даже не могут вызвать себе скорую помощь? Если что-то случается, никого нет рядом, то шансы выжить фактически стремятся к нулю.

В.ПУТИН: Да, мы недавно совсем примерно то же самое обсуждали с Агентством стратегических инициатив, там говорили ещё о более тяжёлом случае – о слепоглухих людях. Но вот по поводу проблемы, связанной с глухими и с организацией их нормального встраивания в текущую жизнь, давайте на это тоже обратим внимание. Я попрошу коллег как раз из АСИ, из Агентства стратегических инициатив, чтобы они и с этой стороны посмотрели на проблему. Там люди инициативные, молодые, у них много хороших идей. В целом это решаемая проблема.

М.СИТТЕЛЬ: Да, вполне.

В.ПУТИН: Да. Через интернет это делается, другими способами.

М.СИТТЕЛЬ: Мобильные приложения.

В.ПУТИН: Надо только этим озаботиться. Обязательно попрошу коллег этим заняться.

М.СИТТЕЛЬ: Пожалуйста.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Положение дел в здравоохранении – это очень острая тема, вопросов очень много. «Новые реформы в медицине в нашем крае привели к ухудшению снабжения медпрепаратами для диабетиков», – это Красноярский край. В Республике Хакасия врачи не выдают рецепт на бесплатные лекарства, ссылаясь на то, что в Хакасии нет финансирования; цены на препараты; нехватка квалифицированных сотрудников; закрытие фельдшерских пунктов и больниц в сёлах и так далее. И когда мы готовились к программе, вместе с Татьяной Ремезовой посмотрели, для каких регионов эти проблемы представляют наибольшую остроту.

Таня, пожалуйста, Вам слово сейчас.

Т.РЕМЕЗОВА: Да, Кирилл, когда мы смотрели расклад по регионам, мы абсолютно чётко выделили две самые больные темы, которые актуальны для всей России, – от Ростова до Читы. Огромный вал обращений по закрытию сельских больниц. Ситуация такова, примерно одно и то же говорят нам звонящие люди: на сотни километров деревень остаётся один фельдшер в лучшем случае, одна скорая, которая и та не может доехать (дорог нет, или они настолько плохие, что люди говорят, что мы просто умираем, мы не можем дождаться скорую помощь), больницы ни одной приличной в ближайшей доступности у нас нет. Вот таких обращений масса.

И второй вопрос, вторая тема – это низкие зарплаты медиков. По этой теме тоже огромное количество звонков и тоже география самая обширная. И, насколько я знаю, у нас сейчас есть как раз вопрос на эту тему. Звонок из Волгограда, как мне подсказывают наши редакторы. Сергей Александрович у нас сейчас на связи.

Сергей Александрович, добрый день, мы Вас слушаем.

ВОПРОС: Добрый день!

Я сам являюсь врачом и хотел бы задать вопрос Владимиру Владимировичу. Почему официально озвучивается зарплата врачей 49 тысяч рублей в месяц, а по факту врачи получают в районе 12–15 тысяч рублей в месяц (и это врачи высшей категории, которые платят так же квартплату, налоги и так далее)?

Т.РЕМЕЗОВА: Владимир Владимирович, таких вопросов очень много. Позвольте, я процитирую ещё один вопрос: «Обидно, что медицинские чиновники из Санкт-Петербурга неправильно информируют Вас о заработной плате медиков. Я медицинская сестра высшей квалификации, мой стаж работы 40 лет (реанимация детской больницы, скорая помощь, отделение токсикологии и наркомании – всё это тяжёлый труд). Сейчас работаю в поликлинике № 43 Фрунзенского района Санкт-Петербурга. Моя тарифная ставка – 16 057 рублей, на полторы ставки зарабатываю 26 600, на руки – 23 тысячи рублей. Указ № 597 не работает. Несколько раз коллектив писал в Администрацию Президента. Главврач отписался, что средняя зарплата медсестры – 47 тысяч рублей. Остаются работать одни пенсионеры, молодёжь не согласна работать за копейки».

Владимир Владимирович, действительно, губернаторы, как ни посмотришь, всё время докладывают Вам, что всё хорошо, зарплата врачей выше средней по региону, а в реальности-то всё по-другому. Как же так получается?

В.ПУТИН: Прежде всего хотел бы всё-таки остановиться на проблеме медицины на селе. Вот люди говорят, что закрываются ФАПы, это фельдшерско-акушерские пункты. Очень странно, что такой процесс происходит.

Мы в рамках модернизации здравоохранения большую часть средств выделяли как раз на сельскую медицину, по-моему, в два раза почти что средства, выделяемые на программу и на регионы вообще, превышали городские нормы, и прежде всего это было связано с необходимостью сохранения сети медицинских учреждений в сельской местности и их укрепления.

Если уж где-то что-то закрывается, то тогда должны создаваться межпоселковые ФАПы, это должно быть обеспечено транспортом, дорогами и так далее. Посмотрю повнимательнее, о каких регионах в данном случае идёт речь. Это абсолютно недопустимая практика и тенденция, это первое.

Второе, что касается заработных плат врачей. В целом по статистике у нас заработные платы в медицине растут опережающими темпами, эти темпы выше, чем по другим отраслям. Как раз по врачам-специалистам рост составил за последний год 141 процент, то есть плюс 41 процент, по среднему медицинскому персоналу – 80 процентов, а по младшему медперсоналу – 47 процентов.

И если мы посмотрим на пример, который приводит медсестра из Петербурга, конечно, нужно в данном конкретном случае повнимательней разобраться, что там происходит. И я вам обещаю, что мы так и сделаем, обязательно посмотрим на это медицинское лечебное заведение во Фрунзенском районе Петербурга.

Но в Петербурге, если мне память не изменяет, средняя заработная плата по экономике – где-то 37,5 тысячи, 37 600 примерно. Вот посчитайте, сколько зарабатывают медицинские работники, если взять это за 100 процентов? Если эта женщина получает 26 600, на руки – 23 тысячи, то сколько это будет процентов? Это средний медперсонал. Сколько это будет от 37 500? Это будет меньше, чем, наверное, 80 процентов, но где-то к этому приближается.

Но понятно, что человек работает на полторы ставки. И в этой связи нужно сказать, что Правительство считает реальную заработную плату: на одну ставку, на полторы. И я уже слышал такое мнение, но мы считаем, что это уже не так важно. Важно, что люди зарабатывают эти деньги. Но тогда Правительство должно чётко и ясно, откровенно и прозрачно сказать, как эти нормативы считаются? Соответствуют ли они гигиеническим нормам на рабочем месте? И так далее, и так далее. Здесь есть, конечно, над чем поработать. Но в целом, повторяю ещё раз, опережающий темп роста заработной платы медицинского персонала, медицинских работников, он даже выше, чем в среднем такой темп по стране.

Что касается 12–13 тысяч заработной платы для высококвалифицированных специалистов, то это тоже надо смотреть конкретно, смотреть, что это за регион. Обязательно на это посмотрим. Повторяю, это не должно расходиться существенным образом с теми показателями, которые есть по стране в целом. Надо посмотреть на среднюю заработную плату в этом конкретном регионе.

Но и есть ещё одна составляющая, на которую обращаю внимание. Уже было принято решение Правительством о том, что заработная плата руководства соответствующих бюджетных учреждений не должна быть выше, чем средняя заработная плата по этому учреждению, не должна превышать восьми раз.

Это достаточное различие для того, чтобы обеспечить достойную заработную плату высоким руководителям и отдать должное их организаторскому таланту и высокой квалификации. Но больше быть не должно. Не исключаю, что могут быть и нарушения в этой сфере. Обязательно к этому вернёмся и посмотрим на местах.

М.СИТТЕЛЬ: Владимир Владимирович, тема гражданских свобод, если позволите.

У нас есть СМС, зачитаю её. Илья Белов из Москвы спрашивает: «Не считаете ли Вы, что после крымских событий площадка либеральной оппозиции в нашем обществе стала совсем узкой?»

В.ПУТИН: Я думаю, что в нашем обществе она и не была такой уж очень широкой, просто казалось, что она такая могучая. Небольшая группа революционеров, и они бесконечно далеки от народа, как говорили классики. Но это важная составляющая нашего общества, важная. Здесь Ирина Дмитриевна уже поднимала этот вопрос.

Мы должны, конечно, ориентироваться на мнение большинства и исходя из этого мнения принимать решения, строить свою политику и внутри страны, и внешнюю политику, но никогда не забывать про мнение тех людей, которые остаются в меньшинстве, имеют собственную точку зрения на то, что делается в стране и на международной арене, и иметь это в виду, прислушиваться к этому. Но я не могу сказать, что государство как-то целенаправленно что-то здесь сокращает.

М.СИТТЕЛЬ: И как продолжение темы давайте дадим возможность задать вопрос главному редактору «Независимой газеты».

Т.СТОЛЯРОВА: Константин Вадимович, Вам слово.

К.РЕМЧУКОВ: Владимир Владимирович, в общем-то, Вы касались многих вопросов, которые я планировал Вам задать, они были связаны с международными отношениями и уровнем доверия в мире. Потому что я принадлежу к той группе россиян, к той группе граждан России, которые считают, что нормальные отношения с Западом выгодны и России, и гражданам.

Нам в глобальном мире жить, нужно общаться, обмениваться по всем сферам: экономика, технологии, здравоохранение, образование, культура. Это очень важный, неотъемлемый кусок нашей цивилизации. И то, что наши отношения так деградировали в последнее время, это, конечно, очень грустно.

И интересно, что произошла такая поляризация в обществе, в том числе и по крымскому вопросу: «свой – чужой», «наш – не наш», «чёрное – белое», «патриот – либерал». И когда начинаешь экстраполировать на внутреннюю политику, в работе и так далее, то эти суждения очень часто тоже зеркально отражаются. Потому что Вы, например, свою позицию по Крыму, логику, цепочку изложили: исторические обстоятельства, политическая несправедливость, угрозы, риски, референдум, решение.

Но есть и другие взгляды, например, на проблему, в том числе и в братской Украине, которые формулируются словами: была нарушена территориальная целостность Украины. И считать, что так легко можно преодолеть такую оценку этого события... Тем более что большинство стран, включая и нашу, очень трепетно относятся к территориальной целостности, и Вы подписали дополнение к 282-й статье Уголовного кодекса, которое с 9 мая вступит в силу, о том, что за публичный призыв с использованием СМИ к сепаратизму либо к нарушениям территориальной целостности – до пяти лет уголовное наказание. Это серьёзная вещь.

То есть, условно говоря, если 10 мая кто-то в газете напишет: «А я считаю, что Крым – украинская территория», – то он может подпадать под признак. Не значит, что так оно и выйдет, но основания уже будут.

И в этой обстановке, я хочу сказать, есть ощущение сужающегося пространства. К СМИ относятся как чуть ли не к самому главному источнику каких-то бед. Там кто-то украдёт деньги в Министерстве обороны, кто-то наедет на кого-то, кто-то расстреляет кого-то – никто не собирается ликвидировать ведомство, ищут виновного коррупционера, сажают и так далее. В СМИ журналист написал неправильное слово, сразу раз – предупреждение, второе предупреждение – СМИ закрыто, и страдает верстальщик, редактор, корректор, которые не имеют отношения к этой ошибке, даже если ошибка была. Отключают телеканалы, потому что не нравится, допустим, тональность.

Но мне кажется, что, понимая вот то, что Вы и сейчас сказали, буквально передо мной, про большинство, ориентироваться на большинство, но мне всё-таки кажется, что XXI век – это век качественной дискуссии, это не просто взять нахрапом, большинством, улюлюканием, а содержательно разобраться.

Вот меня интересует, Вам как Президенту страны обязательно нужен такой общенародный консенсус для того, чтобы Вы проводили свою политику, или Вам нужно большинство, чтобы Вы проводили свою линию, давая возможность дышать и жить другим, в том числе и альтернативным взглядам СМИ?

В.ПУТИН: Я практически ответил уже вот только что, когда сказал, что да, мы будем ориентироваться на мнение большинства и строить свою политику исходя из их интересов, но, конечно, мы должны слышать и любую другую точку зрения, даже если она представлена меньшинством. И вот в этом заключается моя позиция. Вы знаете, я даже в текущей работе всегда, я хочу это подчеркнуть, всегда выслушиваю мнение всех своих коллег. Даже если с ними не согласен, я всегда даю им возможность высказаться и всегда думаю: может быть, в этом что-то есть. И, прежде чем принять решение, ещё раз стараюсь вернуться к обсуждению проблемы, с указанием на мнение одного из коллег, у которого другое мнение, чем у всех остальных. В этом есть большой смысл и в текущей работе, и в глобальной политике, во внутренней и внешней, поэтому это нужно, это востребовано, и так я к этому отношусь. Вот это ответ, мне кажется, на Ваш вопрос.

А если по некоторым вещам, которые Вы так или иначе по ходу Вашего выступления затронули, – нормальные отношения с Западом. А кто не хочет? Мы хотим. Мы – часть общей цивилизации, это, в общем-то, в основном христианская цивилизация. Но даже и российские мусульмане, и иудеи – это очень близкие нам люди, очень близкие нам люди, это в принципе люди одной культуры. Мы хотим хороших отношений, но мы просто не можем позволить, чтобы кто-то всегда спекулировал на том, что мы за это хорошее отношение к нам постоянно должны уступать свои интересы, постоянно отодвигаться-отодвигаться. За то, что нам разрешают рядом посидеть, мы должны пойти там на уступки, там на уступки, здесь промолчать, там ничего не сделать, здесь сделать вид, что мы ничего не замечаем. Но это же невозможно, в конце концов, и в данном случае нас подогнали к какой-то черте, за которую мы уже не могли отступить, и Вы тоже сказали о наших мотивах. Но мы хотим наладить хорошие отношения со всеми нашими партнёрами и на Западе, и на Востоке. И, безусловно, в ходе выработки этих подходов мы, конечно, нуждаемся в анализе самых разных точек зрения для решения той или другой проблемы, того или другого вопроса.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Давайте услышим ещё одну точку зрения: у нас в студии находится Виктор Баранец, обозреватель военный газеты «Комсомольская правда». Пожалуйста, давайте ему слово предоставим.

Д.ЩУГОРЕВ: А также полковник, журналист и военный эксперт, пожалуйста.

В.БАРАНЕЦ: Добрый день, Владимир Владимирович.

Сначала небольшая ремарка. Дорогие друзья, я бы просил всех вас, и тех, кто нас сегодня слушает, и кто сидит в этом зале, не использовать слова «зелёный человечек». Мне кажется, что это оскорбительно для людей, которые служат государству и которые здесь сидят, в зале. Пусть этот термин останется для истории, для той кучерской манеры обращения с солдатами и офицерами, которая была при Васильевой и Сердюкове. Спасибо.

А теперь мой вопрос Вам. Владимир Владимирович, за последние два десятка лет трудно назвать событие, которое бы вселило в сердца миллионов россиян такой могучий заряд не картонного, не плакатного патриотизма, а истинного патриотизма, который помог сплотиться и народу, и армии. И это наш самый дорогой национальный скарб.

И что же мы видим с другой стороны? С другой стороны мы видим, как разномастные либеральные хомячки пытаются вгрызаться своими гнилыми зубками в эти опоры нашей национальной гордости. Да, конечно, конечно, у людей может быть разное мнение. Но я не понимаю, какое может быть другое мнение, когда 2,5 миллиона людей просятся, стучатся в нашу дверь, а мы что скажем: «Ребята, отвалите, нам и так в России живётся с большой проблемой»? Нет, мы христиане, мы русские, мы россияне, мы открыли дверь и сказали: «Идите домой, вернитесь – и мы будем жить вместе».

Потому к Вам вопрос, Владимир Владимирович: мы прекрасно видим эти марши, провокационные марши, которые несли плакаты «Нет войне», – я бы хотел спросить вот людей, провокаторов, которые ходили по Москве, размахивали плакатами «Мы против войны», – где эта война в Крыму; где, покажите мне, то, что сегодня творится на юго-востоке? А если бы Крым мы не вернули в родные пенаты, сегодня бы Крым превратился в большой майдан или то, что мы видим сегодня на юго-востоке.

Владимир Владимирович, мне кажется, стоит сегодня большая государственная задача – уметь защищать наши победы: и Победу в Великой Отечественной войне, и вот эту, другую общенациональную победу, ответственность за которую мы несём перед собой и перед потомками.

Спасибо Вам большое!

В.ПУТИН: Благодарю Вас за Вашу позицию, принципиальный подход к этим чувствительным проблемам и вопросам. Я думаю, что Вы правы, но дискуссию мы с вами должны вести с помощью других инструментов. Здесь, с одной стороны, нельзя, конечно, так называть людей, которые внесли существенный, если не решающий вклад в создание условий для волеизъявления. Это наши военнослужащие. И я уже об этом говорил, что они действовали очень мужественно, решительно и очень профессионально. Ещё аналитики поизучают и поучатся на том, что и как было сделано.

Но, с другой стороны, у хомяков – хорошие зубы, у них нет гнилых зубов, они к доктору не ходят. Если плохие зубы – сразу вымирают все. Поэтому давайте не будем, обойдёмся, может быть, без «зелёных человечков», с одной стороны, с другой стороны – без «хомячков с гнилыми зубами», как-то повысим культуру нашего общения и нашей дискуссии, это всем только пойдёт на пользу.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Владимир Владимирович, давайте в режиме блица несколько вопросов.

У нас с Машей есть отобранные, и я знаю, что Вы, как обычно, всегда отбираете наиболее понравившиеся, интересные, яркие.

В.ПУТИН: Пожалуйста.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Если можно, очень быстро.

В Правительстве появилась тенденция менять старых губернаторов. Это спрашивает Дмитрий Дутров из Тамбовской области.

Будет ли продолжаться эта положительная тенденция?

В.ПУТИН: Вы знаете, это не тенденция никакая. Это и не может быть никакой тенденцией.

Более того, я Вам скажу, что губернаторский корпус Российской Федерации – это очень здоровый, очень мощный отряд людей, которые полны ответственности за свои регионы. И очень многие из них добиваются хороших результатов.

Вот здесь смотрю, Рамзан Ахматович [Кадыров] сидит. Делает немало для своей Республики. Вот смотрите, ещё совсем недавно, это было несколько лет назад, мы смотрели на площадь Минутка. Вся разбитая, раздолбанная. Я летал, помню, на вертолёте над Грозным, глаз некуда было положить. Ставился вопрос о том, чтобы перенести столицу республики в другое место, считали, восстановить невозможно. Сейчас это процветающий город. В Краснодарском крае многое сделано, особенно по Сочи.

Конечно, на Северном Кавказе, скажем, в Ингушетии безработица, проблемы, так же как в Дагестане. Но тоже движение вперёд есть. Я уже не говорю о таких регионах, как Калуга, которые, не имея природных ресурсов, добиваются уникальных результатов по росту валового регионального продукта. Но, конечно, если мы будем сталкиваться с какими-то нарушениями и морального характера, и с нарушениями в исполнении своего служебного долга, то будут приниматься соответствующие кадровые решения.

М.СИТТЕЛЬ: Владимир Владимирович, интересуются, какой Ваш самый любимый фильм?

В.ПУТИН: «Чапаев», конечно.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Вы знаете, вопрос тоже любопытный: «Уважаемый Владимир Владимирович, во-первых, выглядите уставшим, надо пару дней отдохнуть. Во-вторых, очень волнует важный вопрос: когда на российских купюрах появится герб Российской Федерации?»

В.ПУТИН: Это Центральный банк решает в соответствии с законом Российской Федерации. Не задумывался над этим, но подумаю.

М.СИТТЕЛЬ: У Вас, кстати, тоже есть папочка, Вы можете сами доставать вопросы, Владимир Владимирович.

В.ПУТИН: Да, я здесь кое-что отобрал, не знаю, насколько это будет интересно, но поучительно. Вот сейчас только говорили о смене губернаторов, к губернаторам, надеюсь, это не относится, но даже это не вопрос, а мысли вслух: «Если Вы публично, как в Китае, расстреляете хотя бы 350 крупных воров, тогда весь народ будет с Вами».

Я знаете о чём хочу сказать, что у нас никогда за воровство не расстреливали, и вопрос не в тяжести наказания, вопрос в его неотвратимости – вот мы к этому и будем стремиться. Но я специально его взял и прочитал, чтобы чиновники разных уровней видели настроение народа.

М.СИТТЕЛЬ: Почему Вы не ездите с госвизитом в США? Вас тоже не пускают или не хотите?

В.ПУТИН: Нет, у нас ведь намечались контакты, но наши американские коллеги приняли решение эти контакты приостановить, но надеюсь, что всё в своё время встанет на места.

Вот: «Будет ли снова «железный занавес»?»

«Железный занавес» – это советское изобретение, это внутреннее событие, мы свою страну и свой народ, своё общество ни от кого закрывать не собираемся. Не будет.

«Владимир Владимирович, почему Америка делает, что хочет, и их никто не наказывает, а Россию пытаются наказывать?»

Знаете, это очень, казалось бы, простой, но в то же время очень содержательный вопрос. Ведь Штаты, безусловно, являются одним из мировых лидеров, в какой-то момент показалось, что они являются единственными лидерами и складывается такая монополярная система. Сегодня выясняется, что это не так, а всё в мире очень взаимозависимо, и если пытаться кого-то наказывать, как нашаливших детей, поставить в угол на горох, чтобы им было больно, то в конце концов они отрежут сук, на котором сами сидят, и когда-нибудь понимание этого, безусловно, придёт.

Здесь: «какой счёт у нас со Штатами?». Вы знаете, я бы не стал переводить это в такую плоскость, это не спортивные соревнования, мы партнёры, и надеюсь, что у нас есть хорошее будущее для развития отношений, потому что есть совпадающие во многих областях интересы. Это касается и международной безопасности, это касается нераспространения, борьбы с терроризмом, да и развития мировой экономической системы. Всё это наши и американские интересы, и мы не сможем их решить эффективно, если не будем действовать сообща.

«Мы живём в 250 километрах от Москвы, – и дальше говорится о том, что в этой деревне не всё так хорошо, – не могли бы Вы послать своих представителей?» Губернатор там мой представитель, вот прошу, чтобы губернатор немедленно съездил и посмотрел, что там происходит, это Тульская область. Соответствующим образом тульский губернатор поедет и посмотрит.

Вот любопытный вопрос, касающийся экономической ситуации в Крыму и банковской системы. Первая часть вопроса касается того, что возникают определённые сложности, в том числе и в сфере экономики. А вторая звучит так: «Оформил в лизинг машину для личного пользования в «Приватбанке», осталось платить до полного погашения два года. Машина оформлена на группу «Автоприват» в Киеве. «Приватбанк» ушёл с полуострова, как быть?»

Катайтесь спокойно. Не хочет господин Коломойский с Финкельштейном получать деньги с Вас, это их дело.

Но другой вопрос, он более серьёзный, – это вклады граждан в эти банки, это серьёзная вещь. Хочу сразу сказать, что у нас есть база данных на вкладчиков и в «Приватбанке», и в «Ощадбанке». Мы, конечно, будем исходить из имеющейся информации. Но если люди теряют какие-то деньги, решение практически принято, мы будем выплачивать в соответствии с российским законодательством людям, которые утратили вклады, до 700 тысяч рублей.

«Согласны ли Вы оставаться Президентом пожизненно?» Нет.

«Владимир Владимирович, сколько времени на сон?» Шесть часов, я уже говорил.

«Я, Чучин Даниил, из детского дома № 1 Щетино. Могли бы передать мне привет?»

Даниил, привет тебе большой и всем твоим друзьям, всем знакомым, всем тем, кто живёт в этом детском доме. Я надеюсь, что мы когда-нибудь встретимся.

Вот любопытный вопрос Альбины, ей 6 лет, – относится к российско-американским отношениям. Да-да-да, сейчас вы порадуетесь.

«Как Вы думаете, спас бы Вас Обама, если бы Вы тонули?»

Мне бы очень хотелось, чтобы со мной этого не случилось. Но, Вы знаете, кроме межгосударственных отношений есть ещё какие-то личные. Не могу сказать, что у нас какие-то особые личные отношения сложились с Президентом США. Но я думаю, что он порядочный человек и мужественный достаточно. И он бы, конечно, сделал это.

«Хотел бы иметь хоть раз в году прямую связь с министрами нашей страны, а иначе это не демократия».

Вы знаете, ведь в Правительстве создана целая структура – «Открытое правительство». И если такие вопросы возникают (специально его взял), это значит, что это «Открытое правительство» не так уж и открыто и чего-то не дорабатывает.

«Мы Вам задаём вопросы, а что если эти вопросы задавать губернатору области?»

Вы знаете, во многих областях, в субъектах Российской Федерации губернаторы регулярно выступают в средствах массовой информации и встречаются с гражданами. Я это знаю доподлинно точно. Вопрос из Ростовской области. Если вопрос такой есть, то губернатор Ростовской области должен сделать соответствующие выводы. Надеюсь, он нас услышит.

«Если бы Вы не были Президентом, какой регион России Вы бы выбрали для проживания?»

Петербург, конечно. Я же там родился, это моя малая родина.

И теперь Кристина: «готова приехать с родителями в Москву», чтобы пожать мне руку.

Кристина, спасибо Вам большое. Я Вас приглашаю вместе с родителями на парад Победы 9 мая.

И, наконец, знаете, я долго думал, брать ли этот вопрос вообще. Он такой, не для блиц-ответов и блиц-вопросов, он совсем философский, я его зачитаю. «Спрашиваю у Вас как у политика, – это как раз из Питера, Щербонос Екатерина Александровна задаёт вопрос. – Но слышать хотелось бы Ваше личное, не политическое мнение. Русский народ, он что для Вас? Вы по роду своей деятельности побывали, наверное, во всех странах мира. Вы видели огромное количество наций, народностей, познакомились с их культурными традициями, национальными обычаями, кухней, искусством. И в связи с этим мой вопрос к Вам: что для Вас есть русский человек, русский народ? На Ваш взгляд, его плюсы и минусы, сильные и слабые стороны?»

Знаете, некоторые специалисты считают, что у народа как у общности людей нет своих особенностей, особенности есть только, по их мнению, у конкретного человека. Мне трудно согласиться с этой позицией, потому что если люди пользуются одним языком, живут в рамках единого государства, проживают на одной территории, у них общие культурные ценности, у них общая история, в конце концов, они живут в рамках какой-то территории с определённым климатом, – ну не может не быть каких-то общих черт.

А что касается нашего народа, то страна наша, как пылесос, втягивала в себя представителей различных этносов, наций, национальностей. Кстати говоря, на этой основе создан не только наш общий культурный код, но и исключительно мощный генетический код, потому что за все эти столетия и даже тысячелетия происходил обмен генами, смешанные браки. И именно этот наш генный код, наверное, может быть, почти наверняка является одним из наших главных конкурентных преимуществ в сегодняшнем мире. Он очень гибкий, он очень устойчивый. Мы даже этого не чувствуем, но это наверняка есть.

Что же всё-таки в основе наших особенностей? Эти особенности, конечно, есть, и в их основе, на мой взгляд, лежат ценностные ориентиры. Мне кажется, что русский человек, или, сказать пошире, человек русского мира, он прежде всего думает о том, что есть какое-то высшее моральное предназначение самого человека, какое-то высшее моральное начало. И поэтому русский человек, человек русского мира, он обращён больше не в себя, любимого…

Хотя, конечно, в бытовой жизни мы все думаем о том, как жить богаче, лучше, быть здоровее, помочь семье, но всё-таки не здесь главные ценности, он развёрнут вовне. Вот западные ценности заключаются как раз в том, что человек в себе сам, внутри, и мерило успеха – это личный успех, и общество это признаёт. Чем успешнее сам человек, тем он лучше.

У нас этого недостаточно. Даже очень богатые люди всё равно говорят: «Ну заработал миллионы и миллиарды, дальше что?» Всё равно это развёрнуто вовне, в общество. Мне кажется, ведь только у нашего народа могла родиться известная поговорка: «На миру и смерть красна». Как это так? Смерть – это что такое? Это ужас. Нет, оказывается, на миру и смерть красна. Что такое «на миру»? Это значит, смерть за други своя, за свой народ, говоря современным языком, за Отечество.

Вот в этом и есть глубокие корни нашего патриотизма. Вот отсюда и массовый героизм во время военных конфликтов и войн и даже самопожертвование в мирное время. Отсюда чувство локтя, наши семейные ценности. Конечно, мы менее прагматичны, менее расчётливы, чем представители других народов, но зато мы пошире душой. Может быть, в этом отражается и величие нашей страны, её необозримые размеры. Мы пощедрее душой.

Я никого не хочу при этом обидеть. Ведь у многих народов есть свои преимущества, но это, безусловно, наше. В современном глобальном мире происходит интенсивный обмен: и генетический обмен, и информационный, и культурный, и нам, безусловно, есть что взять у других народов ценного и полезного, но мы всегда, сотнями лет опирались на свои ценности, они нас никогда не подводили, и они нам ещё пригодятся.

Спасибо вам большое. (Аплодисменты.)

М.СИТТЕЛЬ: Владимир Владимирович, спасибо.

К.КЛЕЙМЁНОВ: Спасибо.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 17 апреля 2014 > № 1055771 Владимир Путин

Греция. Россия > Образование, наука > grekomania.ru, 15 апреля 2014 > № 1057322

С 25 по 30 апреля 2014 г. в гостинице Potidea Palace Bomo Club 4+*, п-в Халкидики, пройдет IV Международная научно-практическая конференция «Русский язык и культура в зеркале перевода»,объединившая российских, европейских и мировых специалистов в области перевода, русского языка и культурологии из 17 стран (Греция, Россия, Украина, Казахстан, Грузия, Армения, Израиль, Австрия, Сербия, Испания, Япония, Франция, Италия, Польша, Финландия, Болгария, Китай).

Конференция «Русский язык и культура в зеркале перевода»Конференция «Русский язык и культура в зеркале перевода»Конференция «Русский язык и культура в зеркале перевода»

Организатором этого мероприятия выступает факультет Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова - Высшая школа перевода.

Конференция проводится под эгидой Губернии Центральной Македонии и при содействии:

• Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям РФ;

• АНО Института перевода РФ;

• Генерального консульства Российской Федерации в г. Салоники;

• Российского центра науки и культуры при посольстве Российской Федерации в г. Афины;

• Административного округа Халкидики;

• Центра культуры Салоники;

• Компании Active Mice Mouzenidis Group.

Открытие конференции состоится в субботу 26 апреля в 10:30.

В ходе заседаний планируется проведение научных обсуждений по актуальным вопросам переводоведения, культурологии и русского языка как иностранного.

Выступления и дискуссии будут проходить по следующим трем направлениям:

Русский язык в системе подготовки специалистов межъязыковой коммуникации;

Теория, история и методология перевода;

Культурно-антропологические аспекты межъязыковой коммуникации.

По окончании конференции, по желанию участников, компанией Active Mice Mouzenidis Group будет организована экскурсионная программа, которая познакомит участников конференции с яркими достопримечательностями Северной Греции.

Греция. Россия > Образование, наука > grekomania.ru, 15 апреля 2014 > № 1057322

Германия. Дания. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 14 апреля 2014 > № 1051426

Министры иностранных дел Дании и Германии заявили, что их позиции по всем ключевым вопросам международной политики совпадают. Это заявление было сделано во время визита датского министра М. Лидегорда в Берлин, который он совершил на пути в Молдову и Грузию.Оба министра не стали высказывать свои взгляды касательно курса по отношению к России в свете кризиса на Украине. М. Лидегорд заявил: «Найти пути выхода из конфликта непросто, и мы не должны позволять себе высказывания, которые приведут к еще большим проблемам. Сейчас сложно видеть в России партнера, но мы можем стремиться к тому, чтобы она им стала». Дания отмежевалась от признания присоединения Крыма к России. «В этом вопросе Дания занимает твердую позицию, но при этом она готова «протянуть руку» Кремлю», - заявил М. Лидегорд.Он рассчитывает на то, что в июне с.г. Молдова заключит с ЕС, как это было запланировано, Договор об ассоциированном членстве. Его визит в страну – это знак одобрения и солидарности правительству в Кишиневе. По информации европейских наблюдателей, Россия оказывает значительное давление на Молдову с целью предотвращения заключения такого соглашения.В рамках визита в Молдову М. Лидегорд встретится также с губернатором автономного территориального образования Гагаузии М. Формузалем. Германия. Дания. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 14 апреля 2014 > № 1051426

Саудовская Аравия. Катар > Внешэкономсвязи, политика > ru.journal-neo.org, 1 апреля 2014 > № 1205762

Кто будет тушить пожар в Персидском заливе?

Петр Львов

Ситуация в Персидском заливе после отзыва из Дохи послов Саудовской Аравии, ОАЭ и Бахрейна и нарастания кризиса в ССАГПЗ, продолжает обостряться. На этот раз к внутреннему конфликту внутри ССАГПЗ добавилась острота напряженности по линии Багдад – Эр-Рияд – Доха.

9 марта Ирак обвинил Саудовскую Аравию и Катар в создании нестабильной ситуации в стране путем поддержки боевиков и фактически объявили стране войну. Об этом заявил премьер-министр Ирака Нури аль-Малики. По его словам, Катар и Саудовская Аравия атакуют Ирак через Сирию и напрямую, фактически объявили войну Ираку. Также он возложил ответственность на эти две страны за нестабильную обстановку в Ираке и террористическую активность в стране. Каких-либо доказательств своим заявлениям иракский премьер-министр не привел. Однако хорошо известно, что на территории Ирака в настоящее время продолжаются вооруженные столкновения на почве конфликта между мусульманами-шиитами, к которым относится, в частности, и аль-Малики, и суннитами, при их финансовой и военной поддержке со стороны Эр-Рияда и Дохи. Правда, на первый взгляд все это выглядит несколько странным, учитывая что 7 марта с.г. Саудовская Аравия приняла решение причислить несколько исламистских группировок, в том числе «Братьев-мусульман» и действующих в Сирии и Ираке «Джабгат аль-Нусра» и Исламское государство Ирака и Леванта к террористическим организациям. Это фактически означает отказ от поддержки персидскими монархиями радикальных и экстремистских группировок, воюющих против правительства аль-Малики и режима Б.Асада. Другое дело – Катар, который не отказался от вмешательства во внутрииракские дела и продолжает помогать вооруженной оппозиции в САР.

В любом случае в очередной раз становится очевидным, как тщательно подготовленная США глобальная операция по переделу мира в прилегающих к России регионах, будь то Украина, Грузия, Афганистан или Ближний Восток, приносит совсем иные плоды, нежели те, что планировали вырастить американские политические «агрономы». Вашингтонские «мозги» были уверены, что вывод американских войск из Ирака к концу 2011 года приведет к консолидации иракского общества и последующей нормализации внутриполитической ситуации в этой стране. Ведь этим, по их расчетам, был снят главный раздражитель для большинства иракцев – прекращена восьмилетняя оккупация страны. Американцы посчитали, что они оставляют страну с якобы лояльным Западу премьер-министром Нури аль-Малики, который на самом деле предпочел Вашингтону Тегеран. Более того, по мнению многих иракцев, на смену Саддаму Хусейну уже зародился новый диктаторский режим Нури аль-Малики, сторонники которого ставят целью лишь удержание власти в стране любой ценой и личное обогащение. Кроме того, его правительство жестоко подавляет любые выступления суннитов – будь то террористические организации или же группы сопротивления, состоящие из бывших офицеров саддамовской армии и баасистов. Своими зачастую чрезмерно жесткими действиями правительство аль-Малики усугубляет раскол иракцев по этно-конфессиональному признаку, а террористическая активность вооруженной оппозиции и бандформирований не снижается. Более того, коррумпированность госаппарата достигла невиданных масштабов, а большинство народа живет в тяжелых социальных условиях. Деньги, поступающие от экспорта нефти, расхищаются чиновниками или идут на новые масштабные закупки вооружений и боевой техники за рубежом. В результате, падает авторитет центральной власти, нарастает недовольство ею со стороны значительных слоев населения страны, которое пока так и не ощутило каких-либо перемен к лучшему от восстановления уровня довоенных объемов добычи нефти. А сам Н.аль-Малики и его окружение всеми силами хотят добиться сохранения своих позиций после проведения весной с.г. парламентских выборов. В результате, на протяжении января-февраля с.г. в Багдаде и провинциях Ирака с преобладающим суннитским населением нарастала волна терактов и нападений на органы власти. Их интенсивность возросла в 3 раза по сравнению с тем же периодом предыдущего года.

Не удивительно, что протестным движением иракских арабов-суннитов воспользовались в своих интересах арабские монархии Персидского залива, где у власти находятся салафитские суннитские кланы. Они взяли курс на то, чтобы не допустить создания оси Багдад – Тегеран – Дамаск и образования «шиитской дуги», которая в первую очередь угрожала бы позициям ССАГПЗ в регионе. Наибольшую подстрекательскую активность в Ираке взяли на себя Саудовская Аравия и Катар, которые посредством спецслужб и через неправительственные исламские благотворительные фонды оказывают финансовую и военную помощь различным группировкам иракской вооруженной оппозиции. При этом большая часть денег и оружия попадает в руки наиболее радикально настроенных группировок, связанных с «Аль-Каидой», либо близких к ней по идеологии бандформирований. Фактически, в последние 2-3 месяца саудовцы и катарцы превратили Ирак в арену вооруженных сражений между суннитами и шиитами по примеру гражданской войны, которую Эр-Рияд и Доха разожгли в соседней Сирии.

Совершенно очевидно, что за столь наглыми агрессивными действиями аравийских монархий стояли США, исходя из их стратегии «управляемого хаоса» в регионе. Однако неспособность Вашингтона при поддержке Эр-Рияда, Дохи и Анкары свергнуть режим Б.Асада в Дамаске, расшатать устои режима Н.аль-Малики в Багдаде и ослабить позиции Тегерана в Персидском заливе и на Ближнем Востоке на фоне нынешнего глубокого вовлечения США в украинские дела, американский контроль над союзниками в этом регионе сильно ослаб. А на этом фоне экстремистские исламистские группировки стали угрожать уже устоям саудовского королевства. И в Эр-Рияде решили действовать самостоятельно, без оглядки на США. Для начала укротив чересчур строптивый Катар, где расположена крупнейшая на Ближнем Востоке американская база ВВС.

11 марта стали поступать сообщения о том, что отзывом послов из Дохи дело не ограничится. Якобы саудовские власти уже готовы объявить о закрытии границ с эмиратом, что оставит ему только морской и воздушный пути общения с внешним миром. Если и это не поможет – то можно ожидать смену главы Катара на деятеля, лояльного саудовцам. Совершенно очевидно, что Эр-Рияд преследует две основных цели – наказать тех «союзников» по ССАГПЗ, кто пытается нормализовать отношения с Ираном – главным соперником КСА в Персидском заливе, и обуздать чересчур осмелевших радикальных исламистов, ставших угрожать безопасности саудовского королевства, где сохранение у власти одряхлевшей династии Аль Саудов все более раздражает молодое поколение салафитских экстремистов, в том числе саудовских подданных, прошедших военную школу «партизанской борьбы» в Сирии и Ираке, а также Йемене. Саудовские спецслужбы наконец-то осознали, что следующей целью исламистских боевиков может стать сам правящий режим КСА. Тем более, что катарцы продолжают предоставлять им огромные финансовые средства. А Вашингтону сейчас просто не до Эр-Рияда, когда американцы все глубже втягиваются во внутриукраинский конфликт.

Сейчас США распыляют свои силы: ведь им надо одновременно выводить войска из Афганистана, не допускать обвала ситуации в Ираке, сохранять напряженность гражданского конфликта в Сирии, оказывать давление на Иран по ядерной программе и т.д. При таком разбросе сил и средств можно и надорваться. Тем более если нынешний конфликт в Персидском заливе перерастет в открытое военное противостояние. США не смогут не вмешаться в него, учитывая, что КСА – основной поставщик нефти на мировой рынок, а Катар – главный экспортер сжиженного газа. И если они окончательно рассорятся, то может рухнуть весь мировой рынок энергоносителей. Да еще если под «сурдинку» нынешних событий в Персидском заливе Ирак решит покончить с саудовским и катарским вмешательством в свои внутренние дела. А заявление Н. аль-Малики говорит о многом. И тогда Вашингтону придется забыть об Украине и бежать тушить пожар в Персидском заливе.

Вот к чему приводит желание сохранить за собой роль мирового «жандарма», хотя силенки уже не те, зато амбиции остаются прежними. Хочется надеяться на то, что в Вашингтоне все-таки найдутся здоровые умы, которые напомнят президенту Обаме о том, что времена тотального участия США во всех конфликтах миновали, и стоит заняться не навязыванием свих рецептов другим странам, а наведением порядка дома и там, где действительно имеются стратегические интересы Америки.

Саудовская Аравия. Катар > Внешэкономсвязи, политика > ru.journal-neo.org, 1 апреля 2014 > № 1205762