Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Россия > Медицина > itogi.ru, 23 мая 2011 > № 330029 Сергей Терновой

Дело техники

«Не повезло тому, кого угораздило заболеть с трех дня в пятницу до девяти утра в понедельник», — говорит академик РАМН Сергей Терновой

Россия приступает к масштабной модернизации медицины. На закупку современного оборудования федеральные власти пообещали выделить 460 миллиардов рублей. Однако, как выяснили «Итоги», качество медицинского обслуживания частенько связано совсем не с отсутствием оборудования. По крайней мере, в наших крупных городах его не меньше, чем в европейских. Однако во многих случаях оно остается недоступным для простых пациентов. О том, почему так происходит, «Итогам» рассказал заведующий кафедрой лучевой диагностики ПМГМУ им. И. М. Сеченова, руководитель отдела томографии Института клинической кардиологии имени А. Л. Мясникова Кардиоцентра академик РАМН Сергей Терновой.

— Сергей Константинович, эксперты уверяют: в Москве дорогостоящей медицинской техники на душу населения не меньше, чем в Европе...

— И не только в Москве. В России немало городов, где по количеству оборудования покрываются все потребности и достигнуты показатели развитых зарубежных стран. Взять хотя бы Санкт-Петербург, Казань, Екатеринбург, Самару.

— Но если аппаратуры много, почему не исчезают очереди пациентов?

— Вот пример: в больницу поставили томограф по программе лечения дорожного травматизма. Если это компьютерный томограф с 16 спиралями и больше, на нем кроме исследований по травме можно выявить раннюю онкологию, провести исследования сердца, межпозвонковых дисков, сосудов. Но частенько главные врачи просто боятся это делать — их могут обвинить в нецелевом использовании средств. А пациенты с дорожной травмой попадают к ним не так уж часто. В результате томограф простаивает. Некоторые врачи говорят, что у них нет программ, чтобы смотреть онкологию. Есть и другие отговорки: например, что аппарат не поднимает пациента весом свыше 90 килограммов. Но это неправда.

— Какова настоящая причина?

— Попытки сэкономить. Аппарат покупается с гарантией на год, редко два. Но списать его можно только через 10 лет. Любой прибор ломается. Ремонт в случае чего обойдется недешево. Рентгеновская трубка стоимостью от 50 до 130 тысяч евро имеет срок жизни, и гарантия на нее обычно год. Некоторые считают гарантию по количеству включений, обычно 100—200 тысяч. Замена трубки — настоящая головная боль. У нас нигде не прописано, что на сервисное обслуживание каждого рентгеновского, ангиографического, магниторезонансного аппарата каждый год должна быть выделена энная сумма. Предположим, деньги нашлись. В соответствии с законом о госзакупках каждый раз нужно объявлять конкурс, растягивая ремонт на 3—5 месяцев, хотя покупать приходится всегда у конкретного производителя, потому что другие трубки не подходят. Вот главврачи и берегут рентгеновскую трубку, чтобы аппарат раньше времени не вышел из строя. Исследования не проводятся месяцами. Сегодня у нас есть клиники, где за целый рабочий день делают томографию всего 8—9 пациентам. Что, кстати, на самом деле не гарантирует аппаратам долговечности. Ведь чтобы томограф служил дольше, его трубка постоянно должна находиться в рабочем режиме. Но врачи об этом просто не знают. А ведь при интенсивной эксплуатации можно выполнить 55—60 исследований в день у 24—28 пациентов за 12 часов работы, как это делаем мы в университете.

— Сколько исследований делают в Европе?

— Есть частные клиники, которые держат аппарат только для престижа и проводят по два исследования в день. Они зарабатывают деньги не на этом. Но средняя хорошая государственная клиника делает до 5—8 исследований в час (это без введения контрастных веществ), если хорошо обучен персонал. Если работать по 12 часов в день, можно провести в среднем 50 исследований. Но многие работают круглосуточно. Нам до этого далеко. Я всегда говорю: не повезло тому в России, кого угораздило заболеть с трех дня в пятницу до девяти утра в понедельник.

— Почему?

— Томографию в это время сделать практически невозможно. Если в Москве суммарно в разных учреждениях не меньше 200 компьютерных томографов, то работает круглосуточно и по выходным, наверное, два-три. Предположим, у человека травма головы, доктор посоветовал срочно сделать томографию. Но как? Есть масса других ограничений. Например, в субботу не работает касса. Как оплатить исследование? Доктору в карман?

— А если в субботу придут всего два человека? Как наладить круглосуточный поток пациентов?

— Это еще одна проблема. Направлять к нам больных должны врачи-клиницисты. Но вот какая загвоздка случилась с новыми федеральными государственными образовательными стандартами. В лечебном деле и педиатрии преподавание нашей специальности как основной ликвидировали. Но лучевая диагностика — опасный метод в непрофессиональных руках. Бывало, что безграмотные специалисты направляли на магнитный резонанс пациентов со стимулятором сердечного ритма. Знаю случай, когда в такой ситуации человек умер прямо на столе. Иногда я спрашиваю молодых врачей, что такое лучевая нагрузка, какая она при разных исследованиях, и вижу: они вообще не ориентируются в вопросе. Пройдет 2—3 года, и мы схватимся за голову. Пациент просто не дойдет до рентгенолога. Или ему назначат неправильное исследование.

— Дорогостоящее оборудование вынуждено простаивать каждые два дня из семи?

— Это в лучшем случае, а в худшем томограф вообще работает в одну смену, потому что не хватает врачей. У нас сплошь и рядом сначала покупается оборудование, а затем для работы на нем нанимается кандидат медицинских наук, который за четыре месяца переучился на рентгенолога и прошел стажировку за неделю. Ведь других кандидатов, кроме него, нет. Этот человек делает то, что понимает. То есть очень немногое. Он боится сложных исследований, потому что не знает, как сделать их правильно.

— Например, проводит томографию без применения контрастных веществ и пропускает опухоль?

— Контрастные вещества дорого стоят, а по ОМС не оплачиваются, потому что не входят в стандарт. Значит, пациент должен платить за них сам. Но эти вещества нельзя хранить ни на солнце, ни в морозилке. Могут произойти химические реакции, и препарат станет опасным. Поэтому во многих клиниках вообще не вводят контрастные вещества при томографии. Врачи боятся. Но смотреть сердце, сосуды без этих веществ невозможно. Просто нет смысла. По данным Всемирной организации здравоохранения, введение контрастных препаратов добавляет 20 процентов информации к исследованию — часто она становится критической. Можно, например, пропустить маленькую, сантиметра на полтора, опухоль в почке. Но если ее прооперировать вовремя, мы сохраним орган.

— Пытаются же отдельные умельцы разглядеть сосуды и опухоли без введения контрастных веществ...

— А что вы хотите? Последипломное образование у нас слабенькое. Даже премьер-министр об этом заговорил, вот до чего дошло. В Европе рентгенологов готовят четыре года, в Америке пять лет. У нас две возможности — годичная интернатура и двухлетняя клиническая ординатура. Права при окончании одинаковые у всех! На самом деле это значит вот что. За первый год мы даем базовые вещи, классическую рентгенологию. На второй год — высокотехнологичные методы. После одного года последипломного образования человек может работать только на обычном рентгеновском аппарате. Но на него налетает главный врач, который мечется в поисках специалиста. Закончил интернатуру по рентгенологии? Вперед — на компьютерный томограф! А человек этому даже не учился. Даже если он сделает исследование, то не увидит и половины того, что там есть.

— Ситуация изменится?

— Мы очень на это надеемся. Сейчас министерство планирует оформлять вкладыш в диплом, где будет написано, что специалист конкретно умеет делать. Единственный вопрос: кто будет выдавать этот вкладыш? За рубежом это делают общественные организации врачей. Они проводят обучение, они отвечают за свои рекомендации. Поэтому в США всего 10 тысяч рентгенологов, у нас же около 26 тысяч. Но результаты работы несопоставимы. К сожалению, у нас человек, который умеет только читать флюорографию, имеет право пойти работать и на компьютерный томограф.

— Что делать, если грамотных специалистов не хватает?

— Скажу одну вещь, которая может встретить непонимание даже у моих коллег. Тем не менее к этому надо будет постепенно идти. За границей нигде нет ограничения на работу рентгенолога. У нас же 6 часов в день, не более. Единственный специалист работает где-нибудь в глубинке на томографе — и только 6 часов. Почему? Мы не имеем права загружать врача, чтобы он не переоблучился. Но я давным-давно, еще работая в ЦКБ, 15 лет вел дозиметрию всех рентгенологов своего отделения. Выяснилось, что максимум, который получали врачи, составлял лишь одну десятую предельно допустимой дозы. Единственный врач, получающий сто процентов дозы, — это специалист, который занимается ангиографией, коронарографией, периферическими сосудами, ставит стенты. Но и для него в 2011 году получить радиационное облучение — значит плохо владеть техникой. Такое сейчас время и такой подход.

— Дело за малым — заставить наших рентгенологов учиться...

— Мы должны пересмотреть само отношение к профессиональной переподготовке медиков. Сейчас у нас с этим катастрофа. Чтобы подтвердить звание врача первой категории, нужно просто проработать 10 лет. Не важно как: на полставки, на четверть ставки, лежа на боку... Конечно, существует повышение квалификации раз в пять лет. Нужно прослушать лекции — 144 часа. В больших университетах все-таки за этим следят. Но в большинстве случаев это для галочки. И главное, короткие образовательные курсы, например 36 часов, не засчитываются. Почему? Так было принято 50 лет назад.

— В то время как западные коллеги буквально охотятся за каждым баллом образовательных кредитов...

— Их никто не заставляет, просто человек, который не набрал положенное число баллов, будет делать не ангиографию и зарабатывать 5 тысяч долларов в месяц, а простое исследование желудка и зарабатывать тысячу долларов. Это очень эффективная система. Прослушал курс лекций? Получи свой балл. Купил толстую книгу по специальности? Еще полбалла. Участвовал в конгрессе — получи три балла. Выступал на конгрессе — 6 баллов. Хочешь научиться делать более сложные исследования? Курсы несколько месяцев. После экзамена новые баллы, новая запись о том, что ты умеешь, более высокая зарплата. Лучшего стимула еще не придумал никто. Постепенно мы тоже должны прийти к этой системе. Во всяком случае, ежегодные образовательные конгрессы специалистов по лучевой диагностике мы стараемся организовать с учетом возможного введения балльной системы. На этой неделе как раз начинается конгресс, где, мы уверены, специалисты смогут многому научиться. Сегодня, как известно, с помощью методов лучевой диагностики в развитых странах устанавливается до 80 процентов диагнозов. Поэтому в программе конгресса лекции самых известных клиницистов, которые расскажут, какую информацию хотят получить от нас. Это очень важная часть.

— Специалистов научим, а что дальше?

— Кроме кадров и хорошей аппаратуры нужно подумать о так называемом техническом обслуживании. Единственным способом является заключение послегарантийных контрактов на обслуживание томографов. Это как страховка автомобиля. Вы можете ездить без аварий, но в случае чего вы защищены. Хорошо бы, покупая дорогостоящий аппарат, на весь срок его службы (10 лет) иметь контракт по обслуживанию. Высчитано, сколько стоит обслуживание аппарата в среднем. Возьмите среднюю цифру, заложите в стоимость. И пациенты не пострадают, и высококлассная техника не будет простаивать.

— И будем обследоваться, как в Европе?

— Все, что я говорил, относится к крупным городам. Конечно, хочется, чтобы жители Волоколамска и Москвы получали абсолютно одинаковую медицинскую помощь. Для этого Минздравсоцразвития разрабатывает стандарты. Но я пока не понимаю, как они будут работать. Например, пациент сможет самостоятельно выбирать учреждение. Хорошо? Конечно. Но я знаю учреждение, в котором благодаря этому очередь на консультацию уже выросла с двух недель до четырех месяцев. Оно может принять 100 человек в день. Поднапряжется — примет 150. Но 300 уже не сможет. А записалось 500. Остальные вынуждены ждать. Но главное другое. Неужели вы думаете, что жители Волоколамска будут днями просиживать в Интернете и смотреть, куда поехать лечиться? У них есть центральная районная больница, в которой стоят старенький ультразвук, средненький флюорограф и более или менее свежий, но без возможности пункции маммограф. Вот на них они и будут обследоваться. Но это будет уже не тот стандарт. Не все так просто, как кажется с точки зрения схемы, которая разрабатывается на большом начальственном столе.

— То есть большинство пациентов так и будут обслуживаться на уровне средненького флюорографического аппарата?

— Тут уже не вопрос организации медицинской помощи. Это просветительская функция — функция государства. Вы знаете, что ежегодно в России 49 тысяч женщин заболевают раком молочной железы? Почти половина из них приходят с третьей, четвертой стадией, когда помочь уже нельзя или очень трудно. По данным онкологов, лечение женщины с первой стадией рака молочной железы стоит 16 тысяч рублей, а лечение четвертой стадии — уже 500 тысяч. С совершенно разными последствиями и результатами. Значит, женщину вовремя нужно привести к терапевту и рентгенологу. Как? Это главная проблема. Алла Астахова

Россия > Медицина > itogi.ru, 23 мая 2011 > № 330029 Сергей Терновой

Россия. ЦФО > СМИ, ИТ. Финансы, банки > kremlin.ru, 18 мая 2011 > № 330460 Дмитрий Медведев

Прямую трансляцию из Московской школы управления «Сколково» вели Первый канал, телеканалы «Россия-1», «Россия-24», Russia Today, а также «Евровидение», радио «Маяк» и «Вести ФМ», радио «Комсомольская правда». В интернете пресс-конференция транслировалась на сайтах 1tv.ru, vesti.ru, сайте агентства «РИА Новости», телеканале «КП».

На пресс-конференцию Президента России аккредитовались более 800 журналистов. Из них около 300 – представители телекомпаний, 45 – представители радиокомпаний, 240 журналистов печатных изданий и интернет-СМИ, более 40 фотографов. Около 300 аккредитовавшихся журналистов – из зарубежных массмедиа, почти 500 – из российских (в том числе 208 – региональных) средств массовой информации.

В техническом обеспечении трансляции были задействованы более 200 человек, шесть передвижных спутниковых станций телеканалов.

Осуществлялся синхронный перевод на четыре языка: английский, немецкий, французский и японский.

* * *

Д.МЕДВЕДЕВ: Уважаемые коллеги!

Прежде всего позвольте, конечно, вас поприветствовать. Здесь много журналистов – насколько меня проинформировали, более 800 человек в общей сложности. Приятно, что такой интерес к пресс-конференции.

Не могу сказать, что у меня недостаток общения с журналистами. Я регулярно встречаюсь, общаюсь и в ходе моей повседневной, текущей жизни, и во время поездок в регионы, а таковых за последнее время у меня – в тот период, когда я работал в Правительстве и сейчас работаю Президентом, – было много.

Я посетил практически все регионы нашей страны – кроме двух, но и эти два я обязательно посещу в ближайшее время. Со многими представителями нашей региональной прессы я встречался и даже вижу некоторые знакомые лица в зале, что особенно приятно, тем не менее такой большой пресс-конференции не было. Наверное, в этом есть резон и определённый смысл для того, чтобы обменяться впечатлениями о развитии нашей страны и международной жизни.

Поэтому хотел бы ещё раз вас поблагодарить за интерес к проведению пресс-конференции. Уверен, что меня ожидают интересные вопросы. Уж не знаю, насколько интересными будут для вас мои ответы.

Я готов к тому, чтобы начать работу. Поэтому давайте перейдём к общению.

Последнее, что скажу по организации деятельности. Это, по-моему, первая пресс-конференция в истории нашей страны, когда Президент будет вести её сам, без помощи Администрации. Поэтому, если вы не будете сильно обижаться, я буду в вас тыкать пальцами и просто говорить: допустим, такой-то сектор, такой-то ряд, соответственно мужчина, женщина, а вы уже сами поднимайтесь и начинайте работать.

Для того чтобы войти, что называется, в тему, мне кажется, было бы правильно сначала всё-таки дать слово телевидению. Я здесь увидел Сергея Брилёва. Сергей, я просто у Вас недавно был, у нас был интересный разговор…

С.БРИЛЕВ: Вы нам льстите.

Д.МЕДВЕДЕВ: Поэтому в порядке ответа не могу не передать Вам первое слово. Прошу Вас.

С.БРИЛЕВ: Спасибо, Дмитрий Анатольевич!

Я хотел спросить Вас о необратимости, вернее о степени необратимости. Вот эта пресс-конференция проходит в Сколкове. Да, мы привыкли называть Сколково столицей модернизаций и инноваций. Да, прекрасно, что Сколково (это, наверно, даже символично) находится за МКАД, за этим заколдованным кругом. Но ведь у него тоже есть своя ограда. Как бы Вы оценили глубину и необратимость модернизации в остальной стране со времён, когда вышла статья «Россия, вперёд!»?

Д.МЕДВЕДЕВ: Знаете, мне кажется, мы не должны исходить из того, что модернизация – это раз и навсегда данные какие-то рамки. Я помню, как в определённый период мы все отмечали окончание первого года перестройки, второго года перестройки, третьего года, потом известно, чем всё это закончилось.

Поэтому модернизация – это процесс, причём очень важный процесс. На мой взгляд, самое главное – это добиться нового качества развития нашей страны. Модернизация – это не просто поступательное развитие, закрепление тех успехов, которые мы сделали (а они были за последние десять лет); это всё-таки качественное изменение ситуации.

Я абсолютно уверен, что мы пока ещё этого не достигли, но это не значит, что нужно менять знамёна, говорить о новой волне модернизации или ещё о чём-то. Модернизация должна продолжаться, и я уверен, что те пять приоритетов, которые мною были обозначены, сохраняются в качестве таких технологических, но очень важных направлений работы.

По всем этим направлениям есть государственные и правительственные программы, они финансируются, они выполняются. Добились ли мы чего-то сверхъестественного? Нет, не добились. И я думаю, что это как раз в самой большей степени должно подталкивать и меня, и моих коллег по Правительству к тому, чтобы работать активно, день и ночь, и стараться изменить саму жизнь в нашей стране.

Поэтому ещё раз подчёркиваю: модернизация – важнейшее направление развития нашей страны, и, на мой взгляд, это должно привести к качественному изменению ситуации в стране, а не только к тому, чтобы мы отмечали какие-то юбилеи. Но мне особенно приятно говорить об этом здесь, в Сколкове, потому что это для меня, конечно, особая площадка, имеющая знаковое, серьёзное значение, потому как именно здесь развиваются новые технологии, именно здесь был создан Сколковский университет, Сколковская школа, здесь будет инновационный центр.

И мне бы хотелось, чтобы этот бренд был действительно известен всему миру. Не потому, что это единственное место, куда нужно вкладывать деньги, а потому, что в каждом развитии, в каждом деле должны быть какие-то самые существенные, самые важные элементы, к которым начинает подтягиваться вся работа. И в этом плане, надеюсь, что Сколково будет именно таким важнейшим звеном модернизации, важнейшим, но, конечно, не единственным.

Я хотел бы заодно поблагодарить всех, кто здесь работает, в том числе за то, что они нас с вами приютили. Можно было бы встретиться в Кремле, но, мне кажется, здесь интереснее.

Так, сложно выбирать. Давайте, Ксения Каминская, ИТАР-ТАСС. Я пока буду называть, может быть, тех, кого я знаю, – не обижайтесь другие, но это не означает, что я буду разговаривать только с кремлёвским пулом. Пожалуйста.

К.КАМИНСКАЯ: Тем не менее спасибо за возможность.

Дмитрий Анатольевич, Вы сменили два десятка губернаторов, но ни одного министра. С чем это связано? Значит ли это, что дела в наших регионах хуже, чем в центре, и что Вы довольны деятельностью федеральных чиновников больше, чем региональных? Может ли встать вопрос об отставке Правительства или премьера ближе к выборам? Это случалось в прошлом.

Д.МЕДВЕДЕВ: Ксения, Вы знаете, я сменил не два десятка губернаторов, а практически половина губернаторского корпуса у нас сменилась за то время, пока я работаю Президентом. Это новые люди. Кто-то ушёл сам, по кому-то я принимал отдельное решение, у кого-то просто закончился срок полномочий, и они не были продлены. Это всё-таки довольно серьёзные изменения в составе людей, которые управляют нашим государством.

Мне кажется, что это важно, потому что никто из нас не приходит во власть навечно. Тот, у кого такие иллюзии, обычно не очень хорошо заканчивает, и примеров за последнее время в мире было немало. И губернаторы должны точно также к этому относиться. Нельзя работать по 20 лет, даже если ты очень толковый, грамотный, хорошо подготовленный, знающий свою территорию человек.

Всё это здорово, но нужно давать дорогу молодым, нужно создавать кадровый резерв, нужно просто стараться воспитывать вокруг себя достойных преемников, что называется. Поэтому эта работа проводится и будет проводиться. Надеюсь, что всё-таки в конечном счёте к власти в регионах приходят, может быть, более современные и желающие работать люди. Хотя, конечно, от ошибок не застрахован никто.

Теперь в отношении центра. Это не значит, что в центре ситуация лучше, чем в регионах. Но у каждого решения есть свои закономерности. Совершенно понятно, когда мы, допустим, обсуждаем работу Правительства, то я говорю о работе Правительства в целом, а не о работе отдельных министров, и Правительство работает как команда. Я, как вы знаете, достаточно часто критикую Правительство и, что называется, определённые внушения провожу, но при этом я считаю, что Правительство работает, как слаженный организм, и поэтому выдёргивать из него отдельные звенья просто не очень правильно.

И, наконец, у Президента есть набор полномочий включая полномочия по формированию Правительства и отставке Правительства. Я эти полномочия не менял и от них не отказывался.

Я ещё одну вещь хочу сказать: чтобы никому не было обидно (так я обычно делал в студенческих аудиториях – извините, я вас сравню со студентами в данном случае), если нет возражений, я пойду по секторам, чтобы, допустим, сначала отработать один сектор, потом второй, слева направо, потом, например, наверх – как вариант. Поэтому я пока ещё сконцентрирую своё внимание на левом секторе. Давайте, молодой человек, который держит букву «Р».

С.СТРАХОВ: Дмитрий Анатольевич, меня зовут Сергей Страхов, я представляю «Авторадио». У меня вопрос касается парковки.

Д.МЕДВЕДЕВ: А-а-а.

С.СТРАХОВ: Да, это буква «П». Это наиболее насущный вопрос, проблема столичных автомобилистов. И меня вот что интересует: недавно московские чиновники решили, что на столичных улицах, на главных столичных улицах, парковка будет стоить 500 рублей в час. Как Вам такая инициатива? И как вообще Москва способна побороть проблему парковок?

И маленький уточняющий вопрос. Я знаю, что у Вашей супруги есть два машиноместа, а мне машину поставить негде. (Смех в зале.) Не сдадите ли случаем машиноместо в аренду?

Д.МЕДВЕДЕВ: Как обстоят дела в Москве, все знают: обстоят очень плохо. Это в том числе следствие того, как проводилась эта работа в прежние годы. Я понимаю недовольство всех москвичей, которые не могут воткнуть свои машины, стоят часами в очередях, стоят в трафике. Что надо делать: надо развивать новые возможности, надо создавать новые дороги, надо принимать разумные решения по регулированию дорожного движения. Надеюсь, что новый мэр этим будет заниматься.

500 рублей за парковку – это издевательство даже для Москвы, где уровень жизни людей существенно выше, чем, например, в некоторых других регионах. Я понимаю, почему это делается. Нас хотят напугать: хочешь машину поставить – плати пятьсот, а если хочешь поставить в каком-нибудь определённом, очень важном месте, то плати тысячу, – в надежде на то, что люди там не будут ставить машины. Но я не думаю, что это идеальный способ решения проблемы. Поэтому я надеюсь, что Москва разберётся с этой темой; по-моему, мэр Собянин уже соответствующее поручение давал и приблизительно в тех же словах характеризовал таксы, которые были установлены.

В отношении того, как Вам машину... (Смех.) Знаете, я подумаю над тем, чтобы это был взаимовыгодный процесс. У нас действительно есть два машиноместа, которые не используются, так что шансы есть. Но, как Вы правильно заметили, эти машиноместа принадлежат не мне, а жене, поэтому без неё я, конечно, это решение принять не могу. Если она согласится, и условия, которые Вами предложены, её устроят, тогда готов рассмотреть этот вопрос.

Давайте ещё дальше двинемся. Пожалуйста, девушка, которая здесь сидит.

Р.ЦВЕТКОВА: Роза Цветкова, «Независимая газета».

Извините, Дмитрий Анатольевич, но не могу не задать вопрос, который волнует, я думаю, всех присутствующих в этом зале. До каких пор будет сохраняться предвыборная интрига? Наверняка ведь Вы уже для себя что-то решили.

И, если позволите, второй вопрос сразу вдогонку. Почему, несмотря на наш замечательный имидж нефтяной державы, цены на бензин растут? Почему Правительство даёт обещания с этой ситуацией справиться, но тем не менее пока о виновных мы не слышим? Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Ну, наконец-то Вы задали этот вопрос. (Смех.) Я надеялся, что он первый будет, но он прозвучал всего лишь четвёртым.

Уважаемые друзья, я читал материалы, которые к этой пресс-конференции публиковались в различных средствах массовой информации и в сети. И конечно, все, в том числе, конечно, те, кто сейчас присутствуют здесь, и многие другие ждут каких-то интересных сообщений. Понимаете, политическая жизнь – это не только шоу и даже совсем не шоу, это довольно сложная работа (я имею в виду, политическую деятельность), довольно сложная работа, которая, на мой взгляд, как и на взгляд большого количества других людей, занимающихся практической политикой, подчиняется определённым технологиям, которые надо соблюдать.

Мы занимаемся этим делом для того, чтобы добиваться своих целей. Большие цели заключаются в том, чтобы изменить жизнь, изменить нашу жизнь к лучшему, чтобы люди себя лучше чувствовали, чтобы уровень доходов поднимался, чтобы социальные программы выполнялись. Но есть технологические вещи, и они тоже достаточно серьёзны.

Мы занимаемся практической политикой не ради того, чтобы согреться, а ради того, чтобы добиться успеха. Поэтому такого рода решения должны делаться именно в тот момент, когда уже созрели для этого все предпосылки, когда это будет иметь окончательный политический эффект.

Именно поэтому я считаю, что для того, чтобы объявить о таких решениях, нужно выбирать несколько иные форматы, чем пресс-конференция, хотя это и очень красиво выглядит, и выглядит, может быть, очень заманчиво. Но тем не менее такие решения должны приниматься несколько иначе и объявляться несколько иначе.

При этом я считаю, что каждый политик должен делать такого рода заявления тогда, когда считает нужным. Во всём мире большое число политических фигур, которые, например, сразу после окончания политической кампании делают заявление: «Я собираюсь баллотироваться в президенты». И, как правило, эти обещания или эти заявления ничем не заканчиваются. С другой стороны – разумной является такая тактика, которая приводит к успеху.

Поэтому что бы я ни слышал на эту тему о том, что в одной стране уже сделаны заявления, в другой стране сделаны заявления, а в нашей стране молчание на эту тему, ещё раз подчёркиваю: всё это должно подчиняться определённому, вполне разумному сценарию. Но это не значит, что это может продолжаться бесконечно. Конечно, у избирательного жанра есть свои законы, и этим законам буду следовать и я. Если я определюсь сделать такое заявление, я его сделаю. Как мною было сказано не так давно в интервью нашим китайским коллегам, в этой ситуации уже осталось ждать не так много. Это заявление достаточно близкого порядка.

И теперь в отношении цен на бензин. Вещи, наверное, связанные на самом деле, – решение баллотироваться и цены на нефть, на бензин. Вы понимаете, почему растут цены на бензин. Совершенно понятно, что это связано с общим ростом цен на нефтепродукты. И наше Правительство действительно предпринимает усилия для того, чтобы справиться с этим. Но не все усилия, даже Правительства, способны принести результат. Где-то это может быть сговор, это вполне вероятно. Но в принципе это отражение неких объективных тенденций на нефтяном рынке. Поэтому мы должны понимать, что наши усилия по регулированию не всегда приносят успех. Тем не менее Правительство имеет и все полномочия, и все инструкции от меня для того, чтобы этим вопросом заниматься и стараться всё-таки сбивать цены на нефтепродукты, на бензин.

Как? Понятно как: к сожалению, ничего другого, кроме ограничительных мер я предложить не могу, и Правительство этим правом воспользовалось. Речь идёт о введении очень жёстких пошлин. На время это может помочь, но не навсегда. Я исхожу из того, что цена на нефтепродукты для нас крайне важный индикатор, и Россия заинтересована в том, чтобы цены на нефть были разумно высокими, но не запредельными. Сейчас цены становятся всё выше и выше, и в конечном счёте это может создать обратный эффект. Вспомните, как в 2008 году цены достигали уже 147 долларов за баррель. Чем это закончилось? Глобальным финансовым кризисом. И конечно, это неправильно. И для нас тоже. Будем этим заниматься, но это непростая проблема. Сговоры на рынке должны пресекаться. И такие меры предпринимаются.

Ещё раз дадим высказаться нашим каналам. Вот я вижу Антона Верницкого с Первого канала, чтобы не было обид у Первого канала. Пожалуйста, Антон. Смотрел сегодня кусочек записанный в интернете Вашего интервью с каким-то гражданином, который рассказывал интересные истории про бен Ладена. Правда это? Нет?

А.ВЕРНИЦКИЙ: По его словам – да.

Д.МЕДВЕДЕВ: Пусть американцы вздрогнут тогда.

А.ВЕРНИЦКИЙ: Я не об этом. Я про нас, про Россию. Благодаря тому, что здесь, в Сколкове, интернет шустрый, я подглядываю ещё за тем, что происходит в Санкт-Петербурге, в Законодательном Собрании.

Д.МЕДВЕДЕВ: Я тоже подглядываю.

А.ВЕРНИЦКИЙ: В Законодательном Собрании, где депутаты сейчас обсуждают вопрос об отзыве полномочий Сергея Миронова. Прокомментируйте это, пожалуйста.

И как Вы вообще относитесь к принципу формирования Совета Федерации? Отвечает он демократическим принципам, принципам федерализма? Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: В отставке любого лица нет ничего сверхъестественного. Как я только что сказал, рано или поздно государственная карьера для всех заканчивается, и для президентов тоже. К этому нужно готовиться в тот момент, когда начинаешь такую жизнь. В этом случае не будет так мучительно больно за определённые действия, которые совершил или не совершил.

Ситуация с Мироновым в этом смысле такая же, как и со всеми другими политическими фигурами. Сергей Михайлович Миронов у нас спикер, Председатель Совета Федерации – верхней палаты парламента. Он давно работает, работает в целом, мне кажется, нормально, но он представляет определённую политическую силу – партию «Справедливая Россия». И то, что у партии «Единая Россия» возникли какие-то вопросы, в этом ничего страшного нет – наоборот, это отражение политической конкуренции.

Мы же все за политическую конкуренцию, мы все не хотим, чтобы у нас была одна партия, которая за всех всё решает. Пожалуйста, это отражение тех противоречий, которые существуют в политической жизни. Если сегодня будет принято такое решение, то думаю, что Сергей Миронов должен воспринять его спокойно. В конечном счёте, подчёркиваю, это пойдёт на пользу и «Единой России», и «Справедливой России». Почему? Потому что «Единая Россия» показывает, что она всё-таки является авторитетной силой, с которой должны считаться, а не просто так критикует человека, которого сама выдвинула, а потом неспособна принять решение о прекращении его полномочий, если того хочет, конечно. Это партийная жизнь. А «Справедливая Россия» показывает, что она всё-таки оппозиционная партия, а не какая-то иная сила, которая просто помогает политическому развитию в стране. В этом смысле выигрывают все: пусть занимаются реальной политикой, у нас впереди очень важные выборы.

И в отношении Совета Федерации. Мы прожили несколько периодов, когда Совет Федерации формировался по-разному. В соответствии с Конституцией, напомню, там говорится о том, что он формируется определённым образом: первоначально, в переходный период, он избирался, потом он начал формироваться. Это были сначала губернаторы, представители законодательных органов, а именно председатели. Потом мы перешли к другой системе.

И сейчас, с этого года, работает третья система, или, так сказать, несколько модернизированная вторая система формирования, когда в Совет Федерации могут попасть те, кто избран в регионе. Мне кажется это вполне демократичным и в целом в лучшей степени помогающим Совету Федерации выполнять свою высшую цель – быть палатой регионов.

Но в такой ситуации я всегда исхожу из того, что наша демократия – молодая. Я не могу исключить, что через какое-то время не появятся другие идеи о том, как формировать Совет Федерации. Пусть сейчас поработает эта система. Но никогда не говори «никогда». Может быть, в большей степени даже принципам деятельности парламента соответствовало бы всё-таки избрание членов Совета Федерации. Но мы должны для этого пройти по той дороге, которую сами для себя выбрали, ничего страшного в этом не вижу, и в конечном счёте уже принять решение о том, какой способ формирования избрать. Многие страны десятилетиями притирали механизм формирования своих парламентов, и мы этим занимаемся.

Здесь у нас большой сектор, поэтому я, может быть, сначала выберу тех, кого знаю. Пожалуйста, Александр Колесниченко, «Аргументы и факты», Вам слово, если хотите задать вопрос.

А.КОЛЕСНИЧЕНКО: Очень хочу, потому что я сейчас в каком-то смысле собираюсь воспользоваться положением в личных целях. Впрочем, уверен, что я лишь один из миллионов читателей нашей газеты и в принципе граждан страны.

В конце апреля Вы сказали о том, что процедура техосмотра должна быть либо совсем отменена либо сделана необременительной. Я бы от себя ещё добавил: осмысленной. Положа руку на сердце, это не единственная бессмысленная процедура в стране, но давайте разберёмся хотя бы с ней. Выполнено ли поручение? Есть ли понимание, как техосмотр будет выглядеть?

Д.МЕДВЕДЕВ: Есть понимание.

Я буквально вчера заслушал доклад Первого заместителя Председателя Правительства, но хочу сказать Вам об этом сегодня, к чему пришли и что мне кажется вполне разумным. Вы правильно сказали, эта процедура не должна быть бессмысленной, она не должна быть обременительной, она не должна быть просто дурацкой, которая всех ставит в очень неудобное положение.

Что для этого нужно сделать? Мы всё-таки должны знать, на каких машинах ездят люди. Поэтому есть вполне разумное предложение – отказаться от милицейского техосмотра и совместить этот техосмотр с заключением договора о страховании автогражданской ответственности, когда это будет делаться просто в сервисах.

Вы так или иначе, используя свою машину, обращаетесь в сервис, даже если вы хорошо своими руками работаете, всё равно что-то приходится делать. И при заключении договора ОСАГО соответственно будет добавляться этот талон, который и будет совсем необременительным образом фиксировать техническое состояние автомобиля.

Новые автомобили вообще не надо осматривать. Я считаю, что три года после покупки автомобиля точно можно дать льготного срока. От трёх до семи лет, если автотранспортное средство используется, можно его осматривать один раз в два года, например, а после семи лет, действительно всё-таки это уже более старое транспортное средство, это нужно делать один раз в год.

Но ещё раз подчёркиваю, нужно вывести это из-под милиции и сделать это максимально простым вместе с техническим обслуживанием и заключением договора страхования автогражданской ответственности, который является для всех обязательным. Это, как мне представляется, разумное в настоящий момент решение, которое позволит эту процедуру превратить в достаточно формальную.

А.КОЛЕСНИЧЕНКО: Когда?

Д.МЕДВЕДЕВ: Чем скорее, тем лучше. Вы имеете в виду, когда закон будет принят? Я сказал Вам об этом. Я думаю, что буквально сегодня-завтра Правительство должно уже по моему указанию внести законопроект, изменения в законопроект в Государственную Думу и принять. Всё начнёт работать со следующего года, надеюсь.

Не будем ломать традиций, хотя раньше с Вас начинали. Давайте, даже приблизительно понятно, о чём Вы спросите.

А.ТУМАНОВ: Не совсем про это.

Д.МЕДВЕДЕВ: Всё-таки про второй срок.

А.ТУМАНОВ: Для начала поблагодарить за то, что всё-таки вызвали меня, потому что – если бы Вы знали, какие ставки заключаются, удастся ли мне опять задать вопрос! Удалось.

Д.МЕДВЕДЕВ: И при том, что мы с вами были на шести сотках, но мы об этом не договаривались.

А.ТУМАНОВ: А я про это и хотел сказать. Вы в начале своего выступления говорили, что поездили по стране, брали с собой журналистов. Я хочу коллегам подтвердить, что ездил с Дмитрием Анатольевичем: Оренбургская область, Саратовская область, по сельхозрегионам. И мы заехали в садоводческое товарищество «Гвоздика». У меня такая уникальная возможность была посмотреть на мир глазами Президента. Знаете, мне мир этот очень понравился, он был почти идеален. И я потом недели две отвыкал, меня даже два раза оштрафовали за то, что я на красный свет проезжал.

Так вот, в товариществе «Гвоздика» всё было идеально, всё прекрасно, но это же не так. Если мы сейчас проедем в любое садоводческое товарищество, миллион вопросов, тысячи вопросов. Люди фактически поражены в правах, то есть они немножко «недограждане» нашей страны, они живут не по законам, даже не по Конституции – по понятиям, скорее. Так вот, меня всегда интересовало, если мне немножечко отвыкать пришлось, как Вы считаете, насколько Вы объективно видите картину мира?

Д.МЕДВЕДЕВ: Понятно, ну уже философские обобщения. За тот период, пока Вы задаёте на таких больших пресс-конференциях вопросы, Ваше восприятие жизни стало точно более философским.

Знаете, в отличие от Вас у меня не возникло ощущения, что в садоводческом товариществе «Гвоздика» всё идеально. У меня как раз возникли другие ощущения. Понятно всегда, когда приезжает начальство, местные руководители стараются всё залакировать. Это очевидно. В то же время по количеству проблем, которые даже там есть, это, в общем, вполне обычное товарищество, те же самые шесть соток, отсутствие, кстати сказать, газа на тот период.

Единственное, в чём я вижу действительно, может быть, свою прямую заслугу: я уверен, что после моего визита в садоводческое товарищество «Гвоздика» газ там появился. Это точно. Можно проверить, но я надеюсь, что это так, потому что они просили. Но там не было стерильной картины. Уверен, что в других местах может быть ещё хуже. И конечно, нам нужно обязательно заниматься садоводством, потому что это образ жизни огромного количества наших людей. И даже при том, что сейчас можно и землю получить, и большее количество земли, допустим, взять в аренду, в собственность приобрести.

Люди же привыкают и не хотят никуда уезжать, им нравится на своих шести сотках. Поэтому задача государственных служащих, государственных руководителей создать там сносные условия. И это нужно делать повсеместно, а не только в Москве или в Оренбургской области, и не только указами Президента, который, собственно, и не регулирует эти темы, а именно местными решениями.

Теперь в отношении картины мира. Конечно, мне бы очень хотелось, чтобы по окончании моей работы я бы сделал такой вывод, что моя картина мира не изменилась. Я всё-таки надеюсь, что остаюсь в этом смысле вполне здравомыслящим человеком, который видит жизнь не сквозь розовые очки, а знает её вполне, что называется, в земных категориях.

Я действительно много езжу. Я, наверное, первый руководитель Российского государства, который посетит все территории, все субъекты Федерации в нашей стране. Это помогает разбираться в проблемах. Это, если хотите, такая прививка. Потому что, сколько бы заборов ни ставили на твоём пути, всё равно же понятно, что за этими заборами иногда стоят лачуги, разрушающиеся дома, люди, которые недовольны действиями местных властей, иногда федеральных властей. Здесь главное – сохранять свежесть восприятия.

Как этого добиться для руководителя государства? Надо много ездить, надо много общаться с людьми и надо получать правдивую информацию. Что такое правдивая информация? Это то, чем занимаетесь все вы. Это качественная журналистика, которая сегодня ещё дополняется возможностями Сети.

Я могу вам сказать абсолютно точно в этом смысле: мне как Президенту повезло, потому что я получаю информацию не только из дайджестов, которые заботливыми руками делает Администрация Президента, за что ей спасибо, – я получаю информацию непосредственно от людей, через Сеть, через блоги, через Твиттер, через любые другие ресурсы. И, как вы знаете, там режут правду-матку.

До меня никто этого не смотрел, поэтому я уверен, что я не оторвался от земли, и в этом смысле это мне не грозит. И я считаю, что так должен будет поступать любой другой руководитель, который придёт после меня, потому что таковы законы информационной жизни в сегодняшнем мире.

Д.ГАЛЬПЕРОВИЧ: На самом деле, Дмитрий Анатольевич, мы знакомились с Вами на экономическом форуме, когда Вы, ещё не будучи кандидатом в президенты, отвечали на вопросы радио «Свобода», так получилось…

Д.МЕДВЕДЕВ: Тем лучше.

Д.ГАЛЬПЕРОВИЧ: …И Вас спрашивали как специалиста по садовым товариществам, по парковкам. Я хочу Вас спросить как главу государства и квалифицированного юриста. Первое, как Вы определяете сейчас ваши отношения, и Ваш взгляд на отношения России с Соединёнными Штатами и Западом, в частности с блоком НАТО? Какие есть проблемы и как Вы продвинулись.

И второй вопрос тоже международный, но он юридический: о внутренней российской жизни. В последнее время в российской власти идёт целая дискуссия о том, обязательно ли для России выполнение решений Европейского суда по правам человека. Там есть очень многие решения, которая затрагивают не только материальную сторону, но там говорится о самом духе выполнения этих решений. И Вы как юрист прекрасно знаете, что это значит. Что Вы считаете по поводу выполнения Россией решений ЕСПЧ?

Д.МЕДВЕДЕВ: Тема взаимоотношений России с НАТО – очень большая, можно сказать – повседневная для меня, потому что буквально каждый день я действительно этим занимаюсь: и когда получаю доклады министров, и когда читаю всякого рода доклады спецслужб, и просто когда готовлюсь к тем или иным мероприятиям, встречам с иностранными лидерами, которые зачастую представляют блок НАТО.

Отношения с НАТО в настоящий момент, на мой взгляд, не самые плохие. И я считаю, что это хорошо для обеих сторон. У нас был напряжённый, драматический период, когда мы, по сути, прекратили эти отношения. Не мы были инициаторами, а Североатлантический альянс, но я тогда сказал: как хотят; не хотят сотрудничать – мы навязываться не будем. Я имею в виду август 2008 года. С тех пор уже утекло много воды. Думаю, что всё в целом развивается нормально.

Я доволен тем, как прошло моё общение в Лиссабоне во время саммита Россия–НАТО. Мы поставили важные вопросы, мы договорились о том, что будем сотрудничать по самым важным стратегическим направлениям повестки дня включая Афганистан, борьбу с терроризмом, борьбу с наркотрафиком. Есть новые темы, по которым, я считаю, мы обязаны договариваться, иначе всё будет развиваться в плохом стиле. Я имею в виду противоракетную оборону. Это ситуация отдельная, я два слова буквально скажу, хотя неоднократно уже давал оценки.

Мы хотели бы, чтобы развитие европейской противоракетной обороны подчинялось понятным правилам. Всем должно быть очевидно, что противоракетная оборона – это способ блокирования, или купирования, стратегических возможностей целого ряда стран. Когда нам говорят: это направлено не против вас, – я это принимаю к сведению, но понимаю, что другие страны, которые в данном случае имеются в виду, такими возможностями, как Россия, пока не располагают и вряд ли в ближайшие годы будут располагать.

Обычно нам говорят: это вот Иран, там ещё что-то. У них таких возможностей нет. Значит, это против нас? А если это против нас, тогда пригласите нас к сотрудничеству или скажите об этом открыто. Я надеюсь, что те вопросы, которые были мною поставлены и перед моим коллегой и моим другом Президентом Обамой, они на эти вопросы ответят, и мы сможем выработать модель сотрудничества по противоракетной обороне.

Если не выработаем, тогда нам придётся принимать ответные меры, чего бы очень не хотелось, и тогда речь пойдёт о форсировании развития ударного потенциала ядерных средств. Это был бы очень плохой сценарий, это был бы такой сценарий, который отбросил бы нас в эпоху холодной войны. И я сказал своему коллеге: «Ты знаешь, в 2020 году, когда уже пройдут все четыре этапа подготовки так называемого адаптивного четырёхстадийного подхода, вполне вероятно, что эти решения будешь принимать не ты и даже, может быть, не я. Но их кто-то будет принимать». И, скорее всего, руководители России будут руководствоваться именно этими соображениями. Поэтому мы должны сейчас подумать о том, какой мы передадим эту проблему будущим поколениям политиков. Это исключительно важная тема. Она может испортить всё то, что мы сделали за последние годы – включая, на мой взгляд, очень важный Договор об ограничении стратегических наступательных вооружений. Потому что в нём есть прямая оговорка о том, что, если будет развиваться ПРО, и это будет означать взламывание стратегического паритета, договор может быть приостановлен и даже прекращён. Вот на это мне хотелось бы обратить внимание всех моих партнёров по НАТО и сказать, что мы готовы к сотрудничеству, и в то же время мы надеемся на то, что мы получим гарантии от ненаправленности этих потенциалов на нас.

Я, как человек добросовестный, отвечу и на вопрос про ЕСПЧ.

Россия является членом Суда, подписала все документы и обязана их выполнять. Мы и дальше будем так поступать. Для нас членство в европейских институтах является исключительно важным. При этом мы не можем не видеть и некоторые трудности, с которыми мы сталкиваемся, потому что мы, скажем так, формирующаяся демократия, у нас достаточное количество проблем.

В ряде случаев этот суд выносит решение против Российской Федерации. В принципе они исполняются включая платежи, которые российская казна осуществляет в адрес истцов. Но в некоторых случаях (о чём, наверное, и Вы говорите) возникает ощущение того, что решение суда принято небеспристрастно, а иногда даже, может быть, политически мотивированно. Мы не говорим об этом вслух, но такие мнения существуют. Именно поэтому эти решения подвергаются обсуждению в юридических кругах, об этом говорят некоторые наши политические лидеры, но это не значит, что мы прекратили своё членство и собираемся отказаться от участия в ЕСПЧ.

И мне на это хотелось бы обратить особое внимание, потому что всякий суд должен создавать у всех сторон ощущение своей незаангажированности, беспристрастности и справедливости, идёт ли речь о внутреннем суде или же международном.

Я обещал из Питера дать слово. Кто там хотел сказать? Пожалуйста.

Н.КИРИЛОВА: Спасибо большое.

Дмитрий Анатольевич, я хотела бы вернуться к нам в Петербург, вообще в Россию. Вы сейчас говорили о международных делах. Я хотела бы спросить Вас, не хотите ли Вы стать волшебником. Совсем недавно прошёл очередной юбилей Победы. И перед юбилеем и после тяжело читать вести о том, как наши ветераны отправляют в Кремль ордена и медали, как хотят вернуться и просить ПМЖ у Обамы. Может быть, всё-таки страна не будет позориться перед победителями и в конце концов даст нашим фронтовикам достойное жильё и одно транспортное средство.

И чтобы никто не смог протянуть руку и отобрать у этого ветерана это жильё, обменять его, заложить. У нас есть такие любители. А потом ветеран остаётся на улице. Поэтому хотела бы спросить: может быть, есть всё-таки возможность дать каждому победителю достойное жильё? И это в Ваших силах, Вы ведь волшебник, Президент.

Д.МЕДВЕДЕВ: Нет, я, конечно, не волшебник, хотя я стараюсь принимать решения, которые от меня ждут люди. И в этом смысле это обязанность любого руководителя.

Знаете, чуть больше трёх лет назад, 7 мая 2008 года, я подписал Указ о том, чтобы всем ветеранам дать квартиры, ветеранам Великой Отечественной войны. Вы задаёте мне вопрос: может быть, пора принять такие решения и не обижать, и не унижать наших ветеранов.

Знаете, во-первых, я эти решения уже принял. И, во-вторых, конечно, бессмысленно сейчас об этом говорить, но очень обидно, что все, кто мог принять такие решения в самый разный период после окончания Великой Отечественной войны, когда этих наших ветеранов было существенно больше (я ещё помню середину 70-х годов, празднование Дня Великой Победы, когда они были все молодые, чуть старше меня, и у них были те же самые проблемы), а государство на них просто плевало. И это на самом деле очень обидно.

Поэтому я считаю, что каждый должен делать то, что сегодня может. Я мог решение принять о том, чтобы все ветераны получили жильё, – и такое решение я принял. Это, кстати, очень непростое решение, несмотря на то, что ветеранов у нас осталось не так много, но это всё равно миллиарды рублей. Меня предупреждали, говорили: зачем Вы его принимаете? Во-первых, ветеранов осталось не так много, во-вторых, ветераны это жильё не получат, а получат их дети. Ветераны, к сожалению, долго не проживут, это достанется их потомкам, наследникам. Знаете, мне кажется, это всё неправильные, аморальные рассуждения. Государство когда-то должно признать, во-первых, что они сделали для всех нас. И, во-вторых, знаете, я такую вещь скажу: даже если они уйдут из жизни, понимая, что они что-то способны передать своим детям и внукам, это уже большое счастье. Поэтому эти решения должны быть выполнены до конца, и поэтому на них тратятся весьма немаленькие средства. А то, что в ряде случаев с этим тоже, к сожалению, происходят проблемы, то, что есть злоупотребления, – надо просто разбираться и быть более чуткими. Я посмотрел на этот случай, о котором Вы рассказываете: достаточно было привлечь к нему внимание, за что спасибо журналистам, и сразу и деньги нашлись, и проблему решили. Так что это, к сожалению, обычная ситуация, к сожалению для всех нас, но это не значит, что власть на неё не должна реагировать. А решения, воплощённые в Указе от 7 мая 2008 года, будут выполнены до конца, чего бы это ни стоило государству.

РЕПЛИКА: Деревня, деревня.

Д.МЕДВЕДЕВ: Деревне дам слово. Я хотел бы ещё всё-таки, чтобы наши крупные средства массовой информации тоже могли два слова сказать. Я всё-таки передам слово НТВ, Владимиру Кондратьеву, потому что не дать слова нашим каналам было бы неправильно, да и другим тоже – Вам, например.

В.КОНДРАТЬЕВ: Спасибо, Дмитрий Анатольевич, что не забыли.

Я вообще-то хотел задать вопрос, но уже коллеги из «Независимой газеты» упредили, – насчёт выборов.

Д.МЕДВЕДЕВ: Ну, задайте его ещё раз. (Смех.)

В.КОНДРАТЬЕВ: Нет, немножко по-другому задам.

Д.МЕДВЕДЕВ: Я просто когда сюда шёл, был уверен, что вопрос о втором сроке, о взаимоотношениях с Владимиром Путиным будет повторяться приблизительно через один. Нет, всё идёт в нормальном ключе.

В.КОНДРАТЬЕВ: Хорошо, об отношениях с Владимиром Путиным. (Смех в зале.) Может ли в принципе возникнуть ситуация, что в президентских выборах примут участие сразу два человека – скажем, Вы и премьер Путин? Или такая ситуация недопустима, каждый будет по отдельности выставлять свою кандидатуру?

Д.МЕДВЕДЕВ: По отдельности выставлять, но примут участие вместе, да? (Смех в зале.)

В.КОНДРАТЬЕВ: А если да, то понятно, что одна партия не может выдвигать сразу двух кандидатов. Вы тогда, наверное, должны будете возглавить другую партию.

Вы, кстати, недавно говорили о том, что в перспективе Президент должен быть партийным – и будет партийным. Может быть, придвинуть этот момент как-то? И Вы сейчас могли бы возглавить какую-то уже существующую партию или создать новую.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо.

Давайте ещё раз порассуждаем о политической ситуации. Я, отвечая на вопрос нашей коллеги из «Независимой газеты», сказал, что любые политические решения должны быть, на мой взгляд, чётко просчитаны. Это же не игрушки. В наших руках действительно судьбы огромного количества людей. Это не могут быть фантики или какие-то вещи, которые мы принимаем просто, для того чтобы слегка потешить собственные амбиции. И решения о том, баллотироваться или нет, должны основываться на этом.

Наши отношения с моим коллегой и моим политическим партнёром Владимиром Путиным – это не просто то, что принято называть тандемом, это на самом деле отношения, которые длятся уже более 20 лет. Мы друг друга очень неплохо знаем и хорошо чувствуем. Мы действительно с ним единомышленники. Что бы там иногда ни говорили на эту тему, но у нас очень близкие подходы к ключевым вопросам развития страны. Но это не значит, что мы совпадаем с ним во всём, так не должно быть. Это было бы очень скучно, да и просто неправильно. Каждый человек имеет право на собственные ощущения и на собственные подходы. Но в стратегии мы близки, иначе бы мы просто не смогли работать. А если бы мы не смогли работать, то вот это политическое партнёрство бы распалось, и сегодня у нас был бы другой политический ландшафт. Именно из этого и нужно исходить при принятии решения о том, что делать дальше. Я считаю, что есть конкуренция, которая помогает, а есть конкуренция, которая ведёт в тупик. Я надеюсь, что мы при принятии или в ходе принятия соответствующих решений о том, кому куда избираться, что делать в будущем, и будем руководствоваться именно таким ответственным подходом, ответственным, прежде всего, перед страной и перед её народом.

Теперь по поводу партийности. Если я буду баллотироваться в Президенты, я, конечно, хотел бы опираться на определённые политические силы, по-другому невозможно. Это политические партии. Какие? Вы знаете, у нас политических партий не так много. Я считаю, что это скорее благо, потому что эпоху обилия различных маргинальных политических группировок мы, мне кажется, уже преодолели. У нас достаточно крупные партии, это хорошо. На кого опираться? Ну, если я буду этим заниматься, я надеюсь опираться в том числе и на тех, кто меня выдвигал, это первое.

Второе. Может ли Президент создавать свою политическую силу. Да, я считаю, что может. Ничего в этом плохого нет.

Может ли Президент в нашей стране стать членом партии? Я уже сказал об этом недавно. Я считаю, скорее всего, так и будет, потому что большинство демократий развивается именно по такому сценарию. Просто мы в какой-то момент посчитали, что, если в России Президент возглавит одну из партий, распадётся тот консенсус, который был очень нужен нашей стране в определённый период. Но сейчас у нас политические силы сформированы, возникли разные представления о том, как нам создавать свою страну, как нам её развивать, как нам её улучшать, поэтому Президент может возглавить одну из политических сил. Это неплохо.

Обещал деревне. Пожалуйста.

В.МЕЛЬНИЧЕНКО: Спасибо.

25 тысяч рублей за билет, чтобы к Вам приехать, – всей деревней собирали на самолёт.

Д.МЕДВЕДЕВ: Так возьмите тогда микрофон, чтобы не уехать без вопроса. Я понимаю, что у Вас громкий голос.

В.МЕЛЬНИЧЕНКО: Председатель сельскохозяйственного предприятия, корреспондент газеты «Территория народной власти».

Д.МЕДВЕДЕВ: Так вы председатель или журналист?

В.МЕЛЬНИЧЕНКО: И журналист, и председатель.

Д.МЕДВЕДЕВ: Понятно.

В.МЕЛЬНИЧЕНКО: Вопрос будет касаться, конечно, развития сельских территорий.

Дмитрий Анатольевич, мы получили наконец внятный цельный документ – Доктрину продовольственной безопасности Российской Федерации – и понимаем свою задачу: произвести как можно больше и лучше продуктов питания на 140 миллионов человек. Это первая задача. Но есть достаточно серьёзные угрозы.

Первое – банкротство сельскохозяйственных предприятий. Тысячи квадратных километров буквально именем Российской Федерации разоряются, так как всё вывозится, в том числе скот вырезается – и всё арбитражными управляющими.

Второе – это, конечно, сильная криминальная нагрузка на нас, в том числе бывают и невнятные всякие налоговые дела, сельского хозяйства касаются тоже.

И третье – это практически отсутствие местного самоуправления, то есть отсутствие власти на местах.

Наши были бы к Вам и вопрос, и предложение: для того чтобы всё же реализация продовольственной безопасности состоялась – указ Президента о моратории на банкротство сельскохозяйственных товаропроизводителей на период выполнения Доктрины продовольственной безопасности.

Второе – освобождение сельскохозяйственных производителей от всех видов налогов. Поверьте, для государства не будет очень трудно. Пример Китая: все сельские товаропроизводители освобождены от налогов. Это уменьшит криминальную нагрузку, нас никто не будет дербанить, мы сможем действительно что-то путное произвести.

И третье – займитесь местным самоуправлением. В безвластии жить нельзя, анархия действительно порождает и преступность, и всё остальное. Очень, очень и очень хочется, мы готовы этому помогать со всей силы на самом деле. Спасибо Вам.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо большое.

В.МЕЛЬНИЧЕНКО: Сделайте сегодня этот указ, и всё будет нормально. (Смех в зале. Аплодисменты.)

Д.МЕДВЕДЕВ: Я вот даже пометки какие-то сделал. (Смех.) Спасибо Вам за этот вопрос и за Вашу очень неравнодушную позицию.

Поделюсь своими ощущениями. Когда я перешёл работать в Правительство, так получилось, что стал заниматься сразу несколькими темами, которые потом были названы национальными проектами, в том числе развитием села. Знаете, у меня вначале даже были какие-то такие ощущения, не знаю, справлюсь, не справлюсь ли я с этим, потому что всё-таки я городской житель, а жизнь деревни нужно чувствовать, нужно знать. И я очень доволен тем, что я занимался этим в Правительстве, но, конечно, и сейчас занимаюсь как Президент, потому что мне удалось почувствовать нерв жизни нашей деревни.

На самом деле это ведь не просто те, кто создают продукты питания, – это треть нашей страны. У нас в деревне живёт более 30 процентов населения, так уж получилось. Во многих странах промышленно развитых это может быть 3–5 процентов, а у нас – треть, и об этих людях нужно заботиться и в то же время создавать им нормальные условия для того, чтобы они трудились.

Я считаю, что мы всё-таки за последние годы, развивая и этот национальный приоритет, и потом, приняв программу развития села, развития агропромышленного комплекса, сделали неплохой задел. Где бы я ни был, все говорят о том, что деньги, которые тогда пришли, в очень, кстати, тоже непростой ситуации, помогли. С другой стороны – случился кризис, который ударил по интересам селян, а в прошлом году ещё и засуха произошла, которая нас лишила значительной части урожая.

Поэтому нам пришлось принимать оперативные меры для того, чтобы выжили наши хозяйства. Не было юридического запрета на банкротство, но фактически было дано простое указание, по сути, использовать этот самый мораторий. Ведь за прошлый год почти не было серьёзных банкротств на селе. Их было, может быть, только если по пальцам посчитать, а так практически все живые хозяйства были перекредитованы и получили отсрочки по платежам. И мы это сделали намеренно, хотя есть люди, которые считают, что это неправильно, что нужно всех бросить, что называется, в свободное плавание и посмотреть, кто из них выживет. Так можно делать в конкурентных сферах, но наше сельское хозяйство пока не находится в этой конкурентной сфере. Ему нужно помочь, нужно создать такие условия, когда наши аграрии: те, кто занимается растениеводством, те, кто занимается животноводством, и те, кто занимается переработкой, – будут конкурентоспособны по отношению к иностранным товаропроизводителям, иностранным труженикам.

Поэтому я считаю, что нужно очень внимательно относиться к введению процедур банкротства на селе. Но просто запретить – это тоже было бы, наверное, неправильно. Я подумаю, каким образом, может быть, изменить законодательство в части, касающейся признания сельхозтоваропроизводителей несостоятельными и проведения по отношению к ним конкурсных процедур. Там должна быть специфика. Конечно, они очень сильно отличаются, например, от торговых предприятий и даже от промышленных предприятий. Это, безусловно, так. Это же касается и налогов, и местного самоуправления.

А Вам желаю занимать такую же наступательную позицию, как сегодня.

В.МЕЛЬНИЧЕНКО: Дмитрий Анатольевич, я вынужден досказать.

Д.МЕДВЕДЕВ: Доскажите.

В.МЕЛЬНИЧЕНКО: 3 июня крестьяне регионов идут сюда, в Москву, с Вами на встречу. Встречайтесь с ними у Лобного места.

Д.МЕДВЕДЕВ: У Лобного не буду встречаться, пусть лучше так приходят.

В.МЕЛЬНИЧЕНКО: Нет, нормально там будет.

Д.МЕДВЕДЕВ: Нормально будет? Хорошо, спасибо.

Я хочу дать слово молодому человеку из Грозного. Пожалуйста.

З.ЯХИХАНОВ: В первую очередь хочу сказать Вам спасибо, Дмитрий Анатольевич, за внимание к нашей республике, за поддержку и доверие к Главе республики Рамзану Кадырову.

Вот о чём хотелось бы мне спросить. Мы в этом году отмечаем 60-летие со дня рождения первого Президента Чеченской Республики Ахмат-хаджи Кадырова, трагически погибшего в результате теракта. Скажите, пожалуйста, поделитесь, каким в Ваших воспоминаниях остался первый Президент Чеченской Республики.

И второй вопрос, очень коротко. Два года назад парламент Чеченской Республики обращался к Вам с просьбой присвоить городу Грозному почётное звание «Город воинской славы». Дмитрий Анатольевич, история знает вклад города Грозного в Победу в Великой Отечественной войне. Это был наряду с Баку один из главных поставщиков нефти. Десятки тысяч грозненцев служили на фронтах.

Дмитрий Анатольевич, обращаюсь к Вам как к главе государства по достоинству оценить вклад города Грозного и решить вопрос о заслуженном присвоении городу Грозному звания «Город воинской славы». Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Я отлично помню, как я в последний раз встречался с Ахмат-хаджи Кадыровым, это было во время выездного совещания – по-моему, это был президиум Госсовета, незадолго до его гибели. Кстати, в этот же день я познакомился с Рамзаном, он мне его представил. И буквально спустя, по-моему, неделю, может быть – десять дней, произошёл этот теракт. Это, конечно, было очень тяжёлое, очень страшное происшествие. Я работал главой Администрации, мне позвонил Владимир Путин и сказал, что произошло.

Знаете, он всегда на меня производил впечатление человека, который очень любит свой народ и очень искренне желает ему добра. Он не был равнодушным человеком. Он был очень мужественным человеком. И благодаря его мужественной, а иногда, может быть, даже безрассудной позиции по каким-то вопросам, безрассудно смелой, республика вернулась к нормальной жизни.

Поэтому эти минуты, когда я с ним общался (он приходил ко мне довольно регулярно), они у меня навсегда останутся, как останется и память о нём, как о человеке, который принял очень непростые и очень важные решения и тем самым спас огромное количество людей.

Что касается Грозного и почётного звания – откровенно сказать, я не видел обращения на эту тему. Я готов уточнить, что и когда было сделано, обращался ли парламент Чеченской Республики, и готов рассмотреть этот вопрос – конечно, в установленном порядке.

Не могу Вам не дать слово. Пожалуйста.

В.ПАНЦЕРНЫЙ: Дмитрий Анатольевич, наш телеканал менее известен, наверное, чем эфирный телеканал, тем не менее мы уже более семи лет вещаем для 13-миллионной молодёжной аудитории, в первую очередь, нашей страны, в том числе онлайн через интернет-порталы. В первую очередь наша программа направлена на патриотическое и нравственное воспитание молодёжи.

Мы выступили с инициативой проведения всероссийского фотоконкурса под названием «Моя страна». Основная идея конкурса заключается в том, чтобы любой гражданин России смог в нём принять участие, тем самым проявив и усилив интерес к своей стране, её традициям, культуре, богатому природному наследию.

Учитывая, что Вы, Дмитрий Анатольевич, являетесь фотолюбителем, и учитывая всероссийский масштаб конкурса, как бы Вы отнеслись к тому, чтобы поддержать идею этого конкурса и возглавить попечительский совет этого конкурса? Завершение его планируется 4 ноября в День народного единства.

И второй, маленький вопрос, касающийся миллионов телезрителей. Вы неоднократно говорили о государственной поддержке средств массовой информации, в том числе молодёжных средств массовой информации. На прошлой неделе Вы подписали Указ о формировании первого мультиплекса цифрового телевидения, вещающего на всю страну, сейчас идёт формирование второго и третьего мультиплексов. Наш телеканал заявлен во второй мультиплекс.

Хотелось бы спросить, Дмитрий Анатольевич, при принципах формирования мультиплексов Вы будете руководствоваться принципами государственной поддержки в первую очередь государственных телеканалов, телеканалов, принадлежащих олигархическим структурам, или всё-таки такой телеканал, как О2ТВ, сможет туда войти, тем самым расширив свою молодёжную аудиторию и донося государственную молодёжную политику до молодёжи. Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Второй вопрос звучит уже прямо как специальное заявление: Вы за кого – за олигархов или за молодёжь?

Насчёт фотоконкурса – страна у нас действительно великолепная, очень красивая и очень нами не познанная. И всякого рода фотоконкурсы, в которых принимают участие жители нашей страны, и не только граждане нашей страны, но и другие люди, мне кажутся очень полезными, потому что, когда я листаю, например, альбомы, созданные в результате этого, получаю большое удовольствие, там масса талантливых фотографий. Я не знаю, надо ли мне обязательно быть председателем попечительского совета, но помочь я готов.

О, пресс-служба Президента России: «Петербургские депутаты отозвали Сергея Миронова из Совета Федерации». (Cообщение на iPad.) Это кто не знает.

Да, теперь в отношении второго и третьего мультиплекса. Я бы хотел, чтобы у нас было разнообразное телевидение. Вы, наверное, в этом смысле мне можете хоть как-то доверять, потому что я стараюсь получать, как я уже сказал, информацию из очень разных источников.

Первый мультиплекс, первый слот каналов – это общедоступные бесплатные каналы. И мы сформировали соответствующий набор, Указ Президента подписан: это некие гарантии единства, неделимости нашего пространства.

Следующие два мультиплекса, а по-хорошему ведь цифра развивается, потом будет ещё два и так далее, я считаю, должны формироваться по другим критериям, там должны быть просто интересные каналы. Где-то они должны быть платные, где-то они должны быть бесплатные – в зависимости от того, чего люди хотят. Но обязательно там должны быть региональные каналы, обязательно там должны быть молодёжные каналы. Поэтому мой ответ такой: это должно быть просто интересное телевидение. Вот так.

Я даже не знаю, как мне показывать. Вот тот, кто руками сейчас машет, Вам слово. Я даже не знаю, какой это ряд, – шестой, наверное.

А.НАЗАРОВ: Добрый день! Александр Назаров, МК-ТВ.

У меня на самом деле блок коротких вопросов, но все на одну тему.

Первый: как Вы оцениваете экономическое развитие северокавказских республик на данный момент?

Второй вопрос: когда, по планам федерального центра, эти республики должны перестать быть фактически полностью дотационными?

И третий вопрос: как дальше федеральная власть, центр собирается вести политику в отношении Северного Кавказа? Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Хоть Вы и сказали, что это три вопроса, мне кажется, по сути, это составляющие одного вопроса.

Действительно, развитие северокавказских республик является одним из наших приоритетов именно потому, что ситуация там всё-таки существенно сложнее, чем в других территориях. И связано это с самыми разными причинами.

Одна из них – большое количество безработных, особенно среди молодёжи. В ряде республик это 30–40 процентов. Это провоцирует самые тяжёлые, самые негативные процессы включая, конечно, и экстремизм, уход молодёжи в бандитские подполья, непримиримость позиций и так далее. Поэтому мы и вкладываем туда деньги, считаю, что это абсолютно правильно. Когда мне говорят, что нужно перераспределить эти деньги как-то иначе, это близорукая позиция.

Наша страна сильна тем, что сохраняется в единых границах. Если мы начнём по-другому воспринимать друг друга, себя, то мы можем просто разрушить всё, что было создано до сих пор. Поэтому приоритет поддержки Северного Кавказа обязательно останется именно для того, чтобы это были процветающие современные регионы, с которыми молодёжь, которая там живёт, и вообще люди, живущие в этом регионе, связывают своё будущее.

Дотации – это временная мера, но они сохранятся до тех пор, пока там не начнёт работать конкурентоспособный частный или государственный промышленный сектор и не начнёт работать нормальная сфера услуг. В этом смысле кавказские республики очень неплохо, на мой взгляд, смотрелись бы в смысле точек для развития туризма, потому что там традиционно используются самые разные технологии приёма делегаций и там есть очень хорошие наработки в этом плане. Мы будем это делать до тех пор, пока там не возникнет нормальная экономическая ситуация. Я считаю это абсолютно правильным – так же, как и делать это и в отношении других регионов, но там проблем очень много.

Пожалуйста, первый ряд.

КАЙ ЛЮ: Китайское информационное агентство «Синьхуа».

Господин Президент, этим летом будет отмечаться десятилетие подписания китайско-российского договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве, а также десятилетие создания ШОС. Поделитесь, пожалуйста, вашей общей оценкой относительно развития китайско-российских отношений за последние десять лет и расскажите нам концепцию России о продвижении двусторонних отношений в стратегическом взаимодействии и партнёрстве.

И, если позволите, хочу задать и второй вопрос об экономике. Как Вы оцениваете нынешнее состояние торгово-экономических отношений между Россией и Китаем? В каких сферах Россия и Китай смогут расширить двустороннее сотрудничество? Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Я считаю, что наши отношения превосходные, как прямо говорят мои партнёры из Китайской Народной Республики, руководство Китая: может быть, у нас никогда не было таких продвинутых и добрых отношений. Я очень рассчитываю на то, что они сохранятся такими в ближайшие годы, десятилетия.

Для нас отношения с Китаем – это не какой-то сиюминутный фактор, это не конъюнктура, это приоритет на долгие годы. Мы – политические партнёры, достаточно вспомнить нашу работу в ШОС и БРИКС. Мы – экономические партнёры: у нас уже сейчас товарооборот с Китаем около 60 миллиардов долларов. Мы договорились с Председателем КНР господином Ху Цзиньтао о том, что мы доведём этот товарооборот до 100 миллиардов. И я считаю, что развитие крупных энергетических, иных проектов между нашими странами жизненно необходимо.

Я считаю, перспективы у этих отношений просто превосходные, надо только не сбавлять темпов и, соответственно, работать над тем, чтобы появлялись новые совместные интересные проекты включая гуманитарные проекты. У нас прошло два года: Год Китая в России, Год России в Китае, – потом годы языка прошли, это всё очень важные события. Действительно, в этом году мы отмечаем 10-летие заключения договора о стратегическом партнёрстве и взаимодействии, это дополнительный повод, чтобы посмотреть в будущее.

Теперь давайте Вы.

Т.ДРОЗДОВА: Здравствуйте. Информационное агентство «Гарант», Дроздова Татьяна.

Все мы знаем, что в последнее время государство взяло курс на переведение общения с гражданами в электронную форму: это и сайты госуслуг, и общественное обсуждение законопроектов (наверное, можно назвать это инновациями в праве). Хотелось бы узнать, какие инновационные разработки ещё будут введены в правоприменительную практику в ближайшее время?

Д.МЕДВЕДЕВ: Знаете, чем больше в правоприменительной практике будет современных средств фиксации доказательств, современных средств работы государственных учреждений, органов суда, прокуратуры, тем лучше для граждан. Потому что мы понимаем, насколько трудным бывает обращение в суд, в прокуратуру, хождение по кабинетам власти, – и новые технологии просто должны облегчить людям жизнь.

Я не могу забыть, как во время моего пребывания в Сингапуре мне предложили зарегистрировать компанию. Я сказал: давайте, хорошо, попробуем. Я сел за компьютер, мы вбили в компьютере соответствующие позиции – это продолжалось, наверное, пять-семь минут: адрес, фамилия учредителя или что-то ещё в таком духе. И через семь минут мне сказали, что компания зарегистрирована, а через какое-то время: Вы получите информацию уже официально – Вам пришлют документы. Я порадовался за наших сингапурских друзей, что у них так всё быстро происходит. Но я с удивлением узнал некоторое время назад, что она, эта компания, так-таки зарегистрирована, и ею можно воспользоваться. Так что, если у кого-то будет желание делать бизнес в Сингапуре, я готов её уступить.

Почему я об этом вспомнил: нам к этому нужно стремиться, нам нужно стремиться к тому, чтобы в повседневной жизни использовались такие технологии, чтобы легко было получить свидетельство о праве собственности, зарегистрировать необходимые документы, договоры, – для того, чтобы общение с бюрократическими инстанциями проходило таким образом: через компьютер, через айпад, – чтобы не нужно было выстаивать очереди.

Я считаю, что мы продвинулись в этом направлении. Не видеть того, что сделано за последние годы, было бы неправильно, с другой стороны – многие ресурсы пока работают весьма и весьма, я бы сказал, формально, а очень хотелось бы, чтобы они работали по существу и чтобы люди могли прямо дома, не выходя из своей квартиры, или находясь в офисе, выполнять важнейшие для себя действия. Это стратегический курс, и это полностью укладывается в концепцию модернизации.

РЕПЛИКА: На нас посмотрите, пожалуйста!

Д.МЕДВЕДЕВ: Смотрю. Написано – Киев, это что значит? Пожалуйста.

И.СОЛОВЕЙ: Дмитрий Анатольевич, спасибо за возможность задать вопрос от украинских СМИ.

У меня два вопроса. Первый вопрос: какую позицию занимает Российская Федерация к евроинтеграции Украины и, в частности, к созданию зоны свободной торговли с ЕС? Будет ли этот шаг иметь негативные последствия для дальнейших взаимоотношений с Российской Федерацией?

И второй вопрос касается харьковских договорённостей. В Украине всё чаще звучит критика этого соглашения – в основном потому, что подготовка и подписание были произведены в кулуарных условиях. Не можете ли Вы рассказать более детально о процессе подготовки этих соглашений? Кто был инициатором? Как всё проходило?

И в связи с этим не могу не затронуть вопрос о газе. Украинская сторона говорит, что приводит Вам аргументы для изменения формулы цены, которая была определена, и эти аргументы услышаны в Российской Федерации. Так ли это? Услышали ли Вы эти аргументы? Что это за аргументы? И обсуждался ли этот вопрос на уровне президентов с Вашим украинским коллегой? Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо за три вопроса в одном.

Украина для нас очень важная, очень близкая страна, поэтому я, конечно, на них отвечу. Меня нисколько не смущает европейская интеграция Украины. В конце концов это суверенная страна, и вам выбирать, куда интегрироваться: хотите – в Евросоюз, если вас там ждут; хотите – в другие места. Единственное, что я могу сказать абсолютно точно, что если Украина, например, выберет европейский вектор, то ей, конечно, будет труднее находить, например, какие-то развязки в рамках Единого экономического пространства и Таможенного союза, в котором принимает участие Россия, Казахстан и Белоруссия, потому что это другое интеграционное объединение. Нельзя быть везде: или там, или там. Это должны понимать все, в том числе и мои украинские друзья и коллеги: нельзя сидеть на двух стульях, нужно делать какой-то выбор.

А европейская интеграция – это нормальный путь, мы все – европейские страны, имею в виду и Украину, и Россию. Мы не только дружим – мы продвигаем свои проекты на европейский рынок. У России, напомню, 250 миллиардов долларов торгового оборота с Евросоюзом. Для нас Евросоюз – важнейший торговый партнёр. Но или там, или там – скорее всего, вместе не получится.

Харьковские договорённости. Не знаю, присутствовали Вы во время подписания этих документов. Мне кажется, что это были не кулуарные соглашения – это соглашения, которые были подписаны в присутствии большого количества средств массовой информации, большого количества должностных лиц и публично.

Сами договорённости – это такая тема, которая, конечно, проходит целые стадии согласований, процесс притирки. Идея, естественно, в какой-то момент рождается, потом даются поручения помощникам, министрам иностранных дел. Так было и в этом случае. Мы это придумали с Президентом Януковичем. Если вас интересует где, могу даже сказать где: сидя у меня на даче. Но это не значит, что эти соглашения являются кулуарными.

Спустя некоторое время мы дали поручения министрам – министры взялись за работу. Потом приехала целая делегация, представляющая украинское руководство, во главе с премьер-министром. Мы тоже провели переговоры. Потом вышли на подписание документа. Думаю, что этот документ абсолютно взаимовыгодный. И, что бы там ни говорили, он позволил решить Украине целый ряд весьма сложных экономических проблем, но он не универсальный: за счёт этого договора невозможно решить все проблемы. Им невозможно закрыть проблемы в бюджете, им невозможно закрыть существующие проблемы в бюджете и некоторые другие проблемы. Надо думать о том, что делать дальше.

И в отношении газа. Не скрою, эта тема является одной из наиболее часто встречающихся в ходе моей политической практики, моих контактов с руководством Украины и с Президентом Януковичем в том числе. Мы обсуждаем эту тему. Это экономическая тема, хотя, конечно, её последствия для Украины и для России тоже имеют широкомасштабный характер, далеко выходящий просто за рамки экономики. Но прежде всего это всё-таки вопрос взаимовыгодного сотрудничества.

Цены на газ формируются по известным экономическим законам на основании адаптированных и общепринятых формул, и эти цены и должны применяться. Но это не значит, что мы не должны выстраивать планов на будущее и не смотреть, допустим, на возможности использования различного рода интересных экономических проектов, которые, будучи реализованы, допустим, у нас или у вас, будут смягчать эту ситуацию. То есть, иными словами, здесь нет упёртой позиции, что только такая цена, и всё, – предложите то, что вы считаете правильным, и мы будем готовы рассмотреть эти варианты. Но до того, как одобрены какие-то крупные форматы сотрудничества, действует то соглашение, которое было подписано несколько лет назад. Договоры должны исполняться, это очевидно.

Д.МЕДВЕДЕВ: Если Вы хотите сказать – скажите. Пожалуйста.

Н.ШИЛОНОСОВА: Меня зовут Нина Шилоносова, я главный редактор интернет-портала «Живая Кубань», это региональные СМИ общего интереса. Так получилось, что мы первыми 5 ноября сообщили о трагедии в Кущёвской, а через несколько дней наш ресурс рухнул от наплыва посетителей, а в конце ноября начались хакерские атаки, три месяца нас DDoS'или по полной программе. Тема продолжает оставаться в центре внимания наших пользователей, но всё стихло. У нас нет премодерации на портале: и блоги, и форумы открыты, – и люди пишут именно, как Вы сказали, правду-матку. И сейчас идёт информация по официальным источникам, что уже некоторые милицейские начальники, которые были сняты, по суду возвращаются. Ведь творилась страшная ситуация: сращивание преступности, криминала с милицией. Вы приняли решение, сняли в прямом эфире начальника кубанской милиции Кучерука. Вертикаль наша устоялась, но получается, что она проржавела коррупцией.

Как мы будем модернизироваться с такой «ржавчиной»? Помогут ли те события, которые сейчас происходят: перевод милиции в полицию, – полностью реформировать эту структуру? Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Насчёт реформирования МВД – начну с этого, потому что эта тема ещё не звучала. Когда я принял решение реформировать Министерство внутренних дел и создать новую полицию, у меня не было никаких иллюзий, что это простая тема и что только за счёт организационных мер мы сможем получить эффективно работающую структуру. Нет, конечно. Это вопрос людей, это вопрос организационных ресурсов, это вопрос денег, это вопрос правовой культуры, наконец.

Все мы живём в одной стране. И, понимаете, я не смогу за несколько дней или месяцев набрать новые правоохранительные структуры. Они должны меняться, но они должны меняться постепенно. Это не означает, что руководство этих правоохранительных структур, руководители территориальных органов, руководители министерства должны постоянно быть на своих местах. Тех, кто скомпрометировал себя, тех, кто совершил проступок или просто не уследил за ситуацией, надо менять. Я это делаю. Если Вы следите за ситуацией, то, по-моему, за последние несколько месяцев такое количество милицейских начальников, которых я сменил, – наверное, никогда в истории нашей страны этого не происходило. Но вопрос не только в замене людей, хотя в ней тоже, а в том, чтобы люди, которые приходят на работу в новую полицию, дорожили своей работой, своим местом, чтобы они действительно воспринимались, как стражи порядка, чтобы они были авторитетными людьми, а не просто отбывающими номер или хорошо замаскировавшимися коррупционерами.

Я знаю, что и у вас на Кубани с этим много проблем, и ситуация в Кущёвской, конечно, она такая модельная. Я, знаете, вот что скажу: то, что произошло у вас, – это большая трагедия, в то же время очень важно, чтобы из этого были извлечены уроки, и в этом плане внимание, которое было приковано к этому делу и до сих пор остаётся таковым, – это всё-таки, если хотите, символ изменений, потому что за то, что произошло, всё-таки большое количество людей понесло ответственность, чего раньше никогда не было, во всяком случае последние лет 30–40. И, несмотря на то что ситуация не идеальна, я всё-таки считаю, что это пошло на пользу и МВД, и другим структурам, и местные начальники стали голову чесать по поводу того, что происходит.

Знаете, после того, что случилось, ко мне обратились губернаторы, в том числе и ваш губернатор, и говорят: «Вы знаете, Вы с нас спрашиваете, увольняете многих, но дайте нам хоть какой-то инструмент, чтобы мы могли на эту ситуацию воздействовать». Я говорю: «Какой? Что вам надо?» Говорят: «Дайте нам хотя бы координационный механизм, чтобы мы могли спрашивать с руководителей правоохранительных ведомств о том, что происходит, а они потом не говорили при возникновении каких-то происшествий или преступлений, что мы вам докладывали, а вы не приняли мер». Я сказал: «Хорошо, пусть это всё будет под протокол: вот вы встречаетесь, проводите заседание этого координационного совета, и в этом случае вы можете прямо им сказать, есть ли какие-то угрозы. Если они скажут, что этих угроз нет, – значит, они за это должны будут ответить, если что-то произойдёт. Если вы им скажете обратить внимание, например, на соответствующую станицу, на соответствующий населённый пункт, там ситуация неблагополучная, а они это проигнорируют, вы тоже сможете это предъявить – и тогда уже я буду принимать решение в отношении этих начальников, этих руководителей правоохранительных структур». Я надеюсь, что этот правоохранительный механизм заработает.

И, наконец, последнее. Очень многое зависит от вашей неравнодушной позиции. Потому что большинство сигналов о происшествиях всегда приходит снизу. Очень редко кто из начальников рассказывает об этом по понятным причинам: во-первых, потому, что не хочется сор из избы выносить; во-вторых, просто у них информации может не быть. Поэтому этот постоянный обмен информацией крайне важен. И благодаря нему в последнее время возбуждается большое количество уголовных дел. Большое количество уголовных дел. Этого канала раньше не было.

Я сейчас внедряю в практику так называемые мобильные приёмные Президента. Туда можно прийти и поговорить с руководством Администрации, просто рассказать о проблемах. Я считаю крайне важным, чтобы руководители нашей страны, чтобы руководители федерального уровня ездили по регионам и собирали такую информацию. Но при этом, конечно, никто не отменял интернет и другие средства коммуникации.

Е.СИМКИН: Здравствуйте, Дмитрий Анатольевич. Евгений Симкин, телекомпания «Телесеть Мордовии», 10-й канал.

У нас регион спортивный – вопрос про спорт: Вы верите в победу российской олимпийской сборной в следующем году?

Д.МЕДВЕДЕВ: В следующем году?

Е.СИМКИН: В 2012-м, в Лондоне.

Д.МЕДВЕДЕВ: А-а-а, в Лондоне, понятно.

Знаете, я считаю, что мы все должны верить в победу. Другого варианта просто нет. Потому что иначе наша неуверенность будет передаваться нашим спортсменам. Надо верить и болеть до конца, даже тогда, когда шансы призрачны. Мы все следим за спортивными событиями, переживаем. Но, знаете, это всё равно часть нашей работы – помогать нашим спортсменам, морально помогать.

Но в том, что касается подготовки, мне кажется, работают они неплохо, готовятся тоже неплохо. Шансы хорошо выступить у нас есть и в 2012 году, и, конечно, в 2014 году. Для этого выделены и средства, и много решений важных принято. Поэтому будем болеть. Надеюсь, что они нас порадуют.

Пожалуйста, Дальний Восток, Хабаровск.

С.ЛИТВИНОВА: Светлана Литвинова, город Хабаровск.

Дмитрий Анатольевич, меня, как и многих дальневосточников, сегодня волнует проблема миграции. Данные последней переписи это красноречиво подтверждают. Регион теряет население – и значительно теряет. Уезжает молодёжь (здесь отдельное спасибо можно сказать ЕГЭ), даже не дождавшись выпускных вечеров, молодые люди уезжают в столичные вузы, уезжают перспективные спортсмены, предприниматели, бизнесмены, то есть молодые, перспективные, и люди, которые должны там экономику строить.

Какие меры сегодня необходимо принять для комплексного развития Дальнего Востока? Увы, романтиков и декабристов сегодня нет: человек ищет, где лучше.

Д.МЕДВЕДЕВ: Вы правильно говорите, что романтиков сейчас не так много, хотя они есть всё-таки: я точно не последний романтик в нашей стране. Это важное качество, мне кажется.

Меры должны быть в принципе близки к тому, чем мы занимаемся, – может быть, просто интенсивность должна быть другой, и объём поддержки должен быть другой.

К сожалению, на Дальнем Востоке происходит отток населения. Где-то, кстати, нам удалось его приостановить, но где-то он продолжается.

Надо закреплять людей. Как? Создавать новые рабочие места, создавать новые точки роста, бизнес развивать, платить нормальные деньги. Только в этом случае молодёжь будет оставаться, никто не будет уезжать, все будут жить с удовольствием.

У вас прекрасный город, кстати. Я недавно вспомнил, как мы были у вас, и я с вертолёта просто посмотрел, насколько он хорошо выглядит, почему я об этом и говорю. На Дальнем Востоке тоже можно развивать современное красивое градостроительство, а это часть нашей жизни, это стимул к тому, чтобы оставаться дома, а не уезжать куда-то на заработки в красивые места или в столицы.

Нужна ответственная политика: и федеральная, и региональная. Поэтому, во-первых, я считаю, что уже много важных решений принято. Программы, которые созданы и которые действуют, будут и дальше финансироваться, в том числе и программа развития Дальнего Востока. Во-вторых, нам нужны нестандартные меры, позволяющие в большей степени сплачивать нашу страну, включая возможности поездок в европейскую часть нашей страны, чтобы эти поездки, все эти коммуникации были проще и легче. На это тоже не следует жалеть денег.

Нужно развивать коммуникации, информационные коммуникации, с тем чтобы не было отрыва. Люди, которые живут на Дальнем Востоке, иногда говорили, – я иногда слышу: «Вот у нас, на Дальнем Востоке, так, а в России – так». Это очень плохо, потому что мы все – Россия. И конечно, наше единство, может быть, стоит самого дорогого.

Рейтер просит задать вопрос – давайте. Крупное агентство.

А.АНИЩУК: Алексей Анищук, агентство Рейтер.

Вы очень много усилий прикладываете для улучшения инвестиционного климата в России. За последние годы довольно много сделано, много было сказано. Но тем не менее такие ситуации, как недавний срыв сделки по обмену акций «Роснефть» и «Бритиш петролеум», очень негативно воспринимаются инвесторами, крайне негативно. И в этой связи у меня вопрос: какие, Вы считаете, были допущены ошибки Правительством Путина при подготовке этой сделки – те ошибки, которые привели к её срыву? Какие, может быть, выводы следует сделать Правительству?

И, если позволите, вопрос, он уже звучал, но раз уж есть возможность задать: Вы сказали, что у Вас с премьером Путиным разногласия в деталях, а по стратегии Вы не разнитесь с ним. Но тем не менее ряд заявлений, Ваших и премьер-министра, по последним актуальным вопросам были, в общем-то, диаметрально противоположны, если вспомнить ситуацию по Ливии, или дело Ходорковского, на которое, кстати, иностранные инвесторы очень серьёзно смотрят, или общий вопрос централизации власти, или наоборот, её демократизации. Всё-таки могли бы это пояснить? Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Инвестклимат – важнейшая составляющая нашего успеха. Я в Магнитогорске на эту тему выступал, сегодня не буду делать каких-то таких сверхъестественных заявлений, но обещаю, что обязательно вернусь к этому вопросу в ближайшее время, в том числе на форуме, который будет происходить в Петербурге, – на Петербургском экономическом форуме, куда всех приглашаю.

Крупные проекты – часть инвестклимата. Я не знаю, какова окончательная судьба сделки между Роснефтью и Би-Пи, хотя сама по себе сделка мне кажется интересной, так просто, если абстрагироваться от обстоятельств её совершения и тех трудностей, которые возникли. Могу сказать, что, на мой взгляд, всё-таки тем, кто занимался подготовкой этой сделки, следовало в большей степени обратить внимание на нюансы акционерных соглашений и на юридические вопросы, которые всегда возникают в ходе подготовки таких крупных документов. Нужно было заниматься, если хотите, более тонким внутриправительственным дью-дилидженсом, если говорить бизнес-языком. И это, мне кажется, не было сделано, что в конечном счёте привело к осложнениям, к столкновениям с другими акционерами. Этого нужно избегать, и, что называется, нужно заранее договариваться, тогда будет меньше проблем. Но, если в конечном счёте всё-таки что-то срастётся здесь, я буду рад, это само по себе для нашей страны неплохо.

Теперь в отношении стратегии. Знаете, когда я говорил о том, что у нас близкие или совпадающие позиции с премьером Путиным, то я имел в виду вот что. Мы действительно имеем общее образование, юридическое, и набор ценностей у нас очень близкий. Мы действительно оба хотим того, чтобы наша страна была современной, чтобы она была эффективной, чтобы она хорошо выглядела, чтобы люди жили нормально, чтобы принимались разумные исполнимые решения, чтобы обеспечивались права, чтобы была диверсифицированная, современная, модернизированная экономика. Но это не значит, что по тактике у нас абсолютно совпадающие позиции. Я говорю, мне кажется, что неплохо, потому что истина всегда должна рождаться в соприкосновении каких-то вопросов, в соприкосновении каких-то позиций, даже иногда в столкновении, и это залог движения вперёд.

И по вопросам модернизации. У меня, может быть, в этом смысле позиция несколько отличная от позиции премьера, потому что, насколько я понял по тому, что он говорит, он считает, что модернизация – это такое спокойное, постепенное движение. Я считаю, что у нас есть шансы и силы для того, чтобы эту модернизацию провести быстрее, без ущерба для того, что было сделано, и добиться хорошего результата, совершить качественный шаг вперёд. Но для этого нужно много работать. Всё остальное, мне кажется, это всё-таки такие прилагательные вещи.

Мы с вами работаем уже час и 40 минут. Я не собирался ставить рекордов пребывания на этой трибуне, но, если у вас сохраняется интерес, мы какое-то время ещё поработаем. Плюс – так, как и принято, – я несколько вопросов отобрал из тех, что были получены письменно, которые мне показались достаточно показательными или любопытными. Я в конце, наверное, на них остановлюсь. Их там будет не больше пяти, тем более уже, по сути, близкие вопросы прозвучали.

Е.АПАНОВА: Здравствуйте! Меня зовут Екатерина Апанова, я из Калининграда, телеканал «Центр-Премьер».

У меня такой вопрос. Очень актуальная проблема для нас – это визовый вопрос, свобода передвижения. В связи с последними событиями в странах Шенгенского соглашения: отразится как-нибудь на нас то, что страны закрывают к себе границы?

Д.МЕДВЕДЕВ: Ну, я не могу отвечать за страны Шенгенской зоны, потому что мы не участвуем в Шенгенском соглашении – мы лишь обращаемся к странам Шенгенской зоны для того, чтобы получить визы. Я могу сказать только одно: то, что произошло, видимо, явилось весьма неожиданным для целого ряда государств: события на Ближнем Востоке, на севере Африки вызвали очень мощные потоки миграции, и на это последовала реакция ведущих европейских стран. Если я правильно понимаю, в корне это их политику не поколебало. И, несмотря на то, что они ввели некоторые отдельные ограничительные меры, опрокидывать Шенген или выходить из него государства не собираются.

Но наша цель в другом. Если мы действительно очень активно работаем с нашими европейскими партнёрами, если у нас уже существует с ними, по сути, единое экономическое пространство, вполне логично было бы, чтобы мы с ними вышли и на единое безвизовое пространство. И этого я буду добиваться, потому что я считаю, что это залог успешного развития экономических отношений с Евросоюзом и другими странами Европы.

Хорошо, давайте Вам слово. Пожалуйста.

Х.-В.ШТЕЙНФЕЛЬД: Телевидение Норвегии. Господин Президент, недавно Вы сказали, что доверие к инвестиционному климату в России плохое, очень плохое. Вы говорили о политической ответственности, при которой министры понесут ответственность за преступления и ошибки, которые совершаются в их подведомственных структурах. Не стала бы Россия более современной, если бы Вы «ушли» Министра МВД и Генерального прокурора после громких дел в прокуратуре Московской области да ещё в МВД? Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Я с самого начала сказал, что считаю очень важным, чтобы каждый человек, находящийся на высокой должности, чувствовал свою ответственность. Я исхожу из того, что все начальники, в том числе и те, о которых Вы говорите, они всё-таки стараются работать качественно, но это не значит, что они будут вечно сидеть на своих креслах. Очевидно, что за ошибки необходимо платить. И, по-моему, за последние несколько лет примеров тому было весьма немало. И в будущем при принятии определённых решений, конечно, я буду исходить из этого же.

В то же время я не считаю правильным за отдельные события сразу же подвергать наказаниям руководителя федерального уровня. Потому что та система, которой они руководят, в конце концов сложилась далеко не всегда при них, не они явились её инициаторами, не они явились авторами тех или иных решений. Они её получили в том виде, в котором получили, со всеми огрехами и проблемами.

И поэтому сразу же менять их мне представлялось не вполне правильным. Но это не значит, что я этого не буду делать. Очевидно, что рано или поздно необходимо будет провести ротацию во всех министерствах. И я сказал о том, что Правительство – это единый организм со всеми своими достоинствами и недостатками, но я исхожу из того, что новое Правительство, которое появится в нашей стране, должно уже быть очень существенным образом обновлено, безотносительно к тому даже, кто его будет формировать, – это просто требование времени.

«Russia Today», пожалуйста.

Е.ГРАЧЁВА: Екатерина Грачёва, «Russia Today».

Дмитрий Анатольевич, Россия поддержала резолюцию №1973 в отношении Ливии. То, что мы видим сейчас, очевидно: страны коалиции, альянс НАТО выходят своими действиями в этой стране за рамки данной резолюции. Если вопрос об аналогичной резолюции в отношении Сирии будет поднят, каковы будут действия России?

И второй вопрос, поскольку такая традиция уже была заведена…

Д.МЕДВЕДЕВ: Кем была заведена?

Е.ГРАЧЁВА: По нескольку вопросов задавать.

Д.МЕДВЕДЕВ: Понятно, коллегами.

Е.ГРАЧЁВА: Мы тоже немножко обнаглеем.

За три года и 11 дней, что Вы занимаете свой пост, кажется ли Вам, что Россию, скажем, как минимум стали знать больше на Западе? Хиллари Клинтон не так давно сделала такое заявление, а может быть, констатировала факт, что они проигрывают информационную войну…

Д.МЕДВЕДЕВ: Она скромничает.

Е.ГРАЧЁВА: …тем не менее ряду стран, в том числе России.

Как Вы оцениваете, если мы назовём всё-таки это информационной войной, российские СМИ, которые вещают на иностранную аудиторию, внесли ли они какой-то вклад и что нужно сделать?

Д.МЕДВЕДЕВ: Я понимаю вторую часть Вашего вопроса. Я так понимаю, что это был намёк на «Russia Today» и на успехи «Russia Today» в мире, на выход «Russia Today» в кабельные сети и так далее. Если в этом смысле, то я очень доволен этому проигрышу, потому что действительно иностранные государства должны лучше знать о нашей стране.

Мой ответ на вторую часть Вашего вопроса таков. Мне кажется, может быть, нас стали понимать хотя бы чуть-чуть больше, и я вижу в этом определённую заслугу нынешней внешней политики России. Я считаю, что внешняя политика должна быть предсказуемой и прозрачной. Это не всегда легко обеспечить, но это очень важно для того, чтобы между странами были добрые отношения.

Резолюция по Сирии. Я не поддержу такую резолюцию, даже если меня об этом будут просить мои друзья и приятели. Почему? Потому что резолюции 1970, 1973 оказались по сути, если говорить жёстко, попраны теми действиями, которые были совершены некоторыми государствами. И несмотря на то, что Россия изначально поддержала одну резолюцию и дала согласие на принятие другой, то есть не заветировала, последующее развитие событий показало, что такими резолюциями можно манипулировать.

Это грустно, потому что мы тем самым подрываем авторитет Организации Объединённых Наций. Тем не менее я считаю, что эти резолюции всё равно были важны в общем контексте, потому что они показали общую озабоченность стран, но дальше действовать таким образом неправильно, надо дать возможность самим государствам выбирать собственный путь развития и дать возможность сирийскому руководству урегулировать те внутренние проблемы, которые там существуют.

Президент Асад объявил реформы, надо сделать так, чтобы эти реформы были эффективными, а не пытаться давить резолюциями, потому что, как правило, это ни к чему не приводит, а их вольная интерпретация в конечном счёте создаёт принципиально иную ситуацию, это не связано с мерами государственного воздействия. Вот так.

Уже час пятьдесят мы работаем, давайте так сделаем: ещё десять минут, может быть, по одному вопросу вы зададите, потом ещё вопросы, которые я заранее отбирал, прочту и дам на них ответы. На этом мы завершим работу.

У Вас восклицательный знак нарисован. Это что означает?

Т.ТАРАСОВА: Вопрос.

Д.МЕДВЕДЕВ: Вопрос? Вопрос – это же другой знак.

Т.ТАРАСОВА: Может быть.

Д.МЕДВЕДЕВ: То есть Вы в этом не уверены?

Т.ТАРАСОВА: Татьяна Тарасова, Якутское информационное агентство.

Дмитрий Анатольевич, Вы сказали, что за время Вашей работы на этом посту сменилось 50 процентов губернаторов. То есть народ понял, какие губернаторы Вам нужны. Так не пора ли вернуть понятливому народу возможность выбирать губернаторов?

Д.МЕДВЕДЕВ: Понятно. Я Вам отвечу, что я об этом думаю. Это не означает, что это застывшая позиция, но я отвечу то, что я думаю сейчас.

Дело в том, что в тот момент, когда принималось решение об изменении порядка наделения полномочиями губернаторов, у нас была вполне очевидная ситуация, связанная с разболтанностью власти и с тем популизмом, который, к сожалению, активно играл свою роль в ходе выборов губернаторов. И для того, чтобы эту власть укрепить в масштабах очень сложного федеративного государства, было принято такое решение. Не буду скрывать, я был одним из авторов этого решения, хотя принималось оно моим предшественником.

Я считаю, что в настоящий момент эта процедура в большей степени соответствует интересам нашего государства именно в силу того, что у нас государство очень сложное, у нас есть много внутренних противоречий и скрытых латентных конфликтов. И отказ от этой процедуры может создать то напряжение, которое, к сожалению, накопилось в 90-е годы.

Некоторое время назад я сказал, что эту процедуру не нужно менять вообще. Вы знаете, сейчас я уже в этом не уверен. Я считаю, что в ближайшей перспективе, в обозримом будущем, эту процедуру было бы правильно сохранить в том виде, в котором она есть, потому что она позволяет достаточно эффективно управлять государством. Не рассаживать удобных людей, а именно управлять государством.

Но я допускаю, что через какое-то количество лет, во всяком случае, если не мною и не, допустим, теми, кто будет работать в ближайшие 10–15 лет, эта процедура может быть изменена. Но я вам скажу прямо и откровенно: для этого должны созреть предпосылки. Это первое.

И второе. На самом деле в разных странах ведь очень по-разному это происходит. И эффективность региональных властей от этого не становится меньше. Более того, у нас было очень много случаев, когда во главе регионов становились абсолютно случайные люди, но при этом были соблюдены, как минимум формально, демократические процедуры. А региону от этого было только хуже и хуже. Избирали человека на популистской волне, а он работать не мог, водку пил или просто отсиживался. И что делать? Поэтому я считаю, что всё-таки это тема, которая подлежит уточнению в дальнейшем.

Вам слово, потому что мы с вами встречались некоторое время назад, по-моему, в Уфе.

Т.ТЕРЕШИНА: Спасибо большое, Дмитрий Анатольевич. И спасибо, что у Вас такая замечательная память. Это ещё раз говорит о том, что Вы инноватор и молодой Президент с большими перспективами.

Д.МЕДВЕДЕВ: Приятно слышать.

Т.ТЕРЕШИНА: Дмитрий Анатольевич, на самом деле на эту пресс-конференцию в качестве талисмана, и, слава богу, он мне помог, я взяла ту самую фотографию с пресс-конференции, которая была три года назад. Это было накануне президентских выборов. И мы тогда с коллегами… Правда, эта пресс-конференция проходила в формате «без галстуков»…

Д.МЕДВЕДЕВ: Я могу в конце снять галстук, если Вы считаете это правильным.

Т.ТЕРЕШИНА: Вы тогда были в очень модных стильных джинсах, мы это заметили. Дмитрий Анатольевич, и тогда мы с коллегами совершенно искренне пожелали Вам победы, и так случилось, что народ России был с Вами солидарен, и в итоге Вы стали самым молодым Президентом России и одним из самых молодых лидеров мира.

И сегодня мы видим, что Вы формируете на самом деле такую молодую, современную, отвечающую вызовам времени повестку дня. И в этой повестке дня, конечно же, красной строкой стоит «Сколково» – это тот проект, который должен стать стреляющим брендом, символом новой России.

Недавно в Саранске проходил Совет по инновациям и заседание двух комитетов Госдумы, где учёные, академики с мировым именем говорили как раз об этом, что он всё-таки становится точкой роста. И в регионах пошёл процесс, в частности, создаются технопарки, в том числе и у нас, в Мордовии, и, кстати, создана ассоциация инновационных регионов страны, этого вообще не было никогда, то есть регионы понимают, что инновации нужны. Поэтому вопрос: считаете ли Вы возможным тот законодательный «зонтик», который существует в Сколково, распространить для поддержки науки и продвижения ноу-хау, для коммерциализации ноу-хау, которые создаются в регионах, для поддержки тех точек роста, которые есть в регионах?

И ещё один вопрос. Вы здесь, в Сколково, будучи на телеканале «Дождь», сказали, что если Вы когда-то покинете пост Президента, то Вы хотели бы преподавать в Сколково. А у нас в Саранске создаётся центр для одарённых детей. Не хотели бы Вы у нас прочесть две-три лекции для наших студентов?

Д.МЕДВЕДЕВ: «Сколково» было предложено, если хотите, придумано и реализовано именно для того, чтобы тиражировать этот опыт. Мне очень приятно сегодня находиться здесь, вас видеть. Это символ перемен, символ модернизации, символ нашего желания менять жизнь. Но это не единственный пример того, как нам нужно выстраивать технологическую реконструкцию нашего государства.

Я очень хотел бы, чтобы по примеру «Сколково» подобные структуры создавались бы и в других регионах. И я не исключаю того, что мы будем создавать именно представительства, филиалы, какие-то дочерние структуры «Сколково» в разных местах, тем более что существуют технопарки, существуют другие инновационные структуры, где, по сути, уже сегодня эти процессы идут. Важен вектор. И в этом смысле «Сколково» и есть этот вектор. Я хотел бы, чтобы именно так он воспринимался.

Поэтому этот «зонтик», как Вы выразились, конечно, должен использоваться в самых разных местах, может быть, даже в какой-то ситуации, и набор тех преимуществ, которыми обладает «Сколково» как инновационный центр.

И насчёт планов. Я об этом абсолютно определённо говорил, я не сомневаюсь в том, что рано или поздно я перестану работать Президентом. И в этом случае меня никогда не смущала возможность что-то рассказать о моём опыте – опыте работы в должности Президента, работы в Правительстве. Я считаю, что это на самом деле полезно. За этим сразу же увидели, что, вот, он уже типа всем ручкой помахал, сказал «до свидания». Это не так. Я обязательно преподавать буду, потому что мне это нравится. Это интересно, это полезно, по-моему, это хорошая работа.

К.ФРАНЦЕН: Кристоф Францен, Швейцарское телевидение, корреспондент в Москве.

Господин Президент, у меня вопрос по делу Hermitage Capital и Сергея Магнитского. Федеральная прокуратура Швейцарии ведёт расследование по заявлению Hermitage Capital, связанное с налоговым мошенничеством в России и возможным отмыванием этих денег в Швейцарии. Будет ли Россия содействовать Швейцарии в этом деле?

Д.МЕДВЕДЕВ: В этом деле надо разобраться. Россия будет содействовать любым процедурам, которые основаны на законе, в том числе и тем процедурам, которые проходят в Швейцарии. Генеральный прокурор докладывал мне о тех запросах, которые существуют. Я дал соответствующее поручение прокуратуре этим заниматься. Не буду скрывать, я на эту тему разговаривал и с другими руководителями правоохранительных структур нашей страны, а именно: с руководителем Следственного комитета и с директором ФСБ. В этом деле необходимо разобраться. Оно содержит в себе очень печальное событие, а именно смерть самого Магнитского, в ней тоже нужно разобраться – почему она последовала? И в этом смысле следствие уже продвинулось существенно вперёд. Мне доложили, что в ближайшее время будет результат расследования самих обстоятельств гибели, кончины Магнитского.

Что же касается самого содержания этого дела, включая возможные налоговые преступления и другие преступления, потому что там не всё так просто, как это иногда представляется в средствах массовой информации, – в этом тоже нужно разобраться и установить круг причастных лиц как российских, так и заграничных. Поэтому я настроен на то, чтобы объективное, всестороннее и полное расследование этого дела велось быстро и его результаты были предъявлены общественности.

Пожалуйста. Вы хором задавать будете вопросы?

А.ЕФИМОВ: Мы по одному вопросу.

Мы представляем фонд «Сколково». Но поскольку я всё-таки блогер, а не только работаю в фонде «Сколково», то я думаю, что я имею право задать вопрос и готов, кстати…

Д.МЕДВЕДЕВ: Ваш сосед тоже будет задавать?

А.ЕФИМОВ: А это один из наших проектов, который пришёл. Мы здесь рассказывали о нескольких проектах, которые есть в фонде.

Д.МЕДВЕДЕВ: Это не проект – это Ваш сосед.

А.ЕФИМОВ: Тем не менее всё-таки вопрос, который я хотел Вам задать, Дмитрий Анатольевич: а что из того, что Вы делаете сейчас для нашей страны, Вы считаете, останется потом в истории России уже на долгие годы? Вот есть задачи сегодняшние, есть задачи завтрашние, а есть задачи вечные или задачи на десятилетия. Что действительно важно, Вы считаете? И второй вопрос, наверное, задаст мой коллега.

А.ЧАЧАВА: Вопрос следующий. Российский интернет на сегодня беззащитен перед атаками хакеров, различных киберпреступников – это мы увидели за последние недели. Вот прокомментируйте, пожалуйста, что делается со стороны государства, чтобы всё-таки хакеры в России не оставались безнаказанными и как-то преследовались по закону, так же как и другие воры, преступники, мошенники?

Д.МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, первый вопрос, который был задан, очень важный. Если Вы не возражаете, я в конце на него отвечу.

Теперь в отношении интернета. У меня не так давно была встреча с представителями интернет-сообщества, с некоторыми блогерами, некоторыми руководителями интернет-индустрии. Что я могу сказать? Эта сфера очень новая, и очень много проблем связано просто даже с реальной диагностикой того, что происходит: кто виноват и что делать, что произошло, каким образом предотвратить хакерские атаки, включая, видимо, те самые DDoS-атаки, которые Вы имеете в виду. Проблема заключается в том, что эффективного ответа, технологического ответа, на эти вопросы нет в мире. Но у правоохранительных структур должен появиться инструмент, и юридический, и технологический, для того чтобы определять «авторов» соответствующих атак и привлекать их к ответственности.

О чём мы договорились? О том, что представители интернет-сообщества встретятся по моему поручению с руководством МВД и ФСБ и обсудят юридические и организационные механизмы, которые можно было бы здесь выработать. Это будет и правильно, и справедливо. Надеюсь, что эта встреча скоро произойдёт. Напоминаю об этом моим коллегам, которые занимаются правоохранительной деятельностью.

Ю.МАЦАРСКИЙ: Я представляю радиостанцию «Коммерсантъ-FM», меня зовут Юрий Мацарский.

Дмитрий Анатольевич, скажите, пожалуйста, опасен ли для общества выход Ходорковского на свободу?

Д.МЕДВЕДЕВ: Вопрос короткий и ответ тоже короткий: абсолютно ничем не опасен.

Уважаемые друзья, мы с вами уже ровно два часа работаем. Чтобы не превращать это в бесконечную историю, мне кажется, надо всегда найти в себе мужество красиво завершить. Хотя, не буду скрывать, мне с вами очень интересно работать именно в силу того, что это такое непринуждённое и несрежиссированное общение – каждый из вас хочет задать вопрос. Кое-кто задал.

РЕПЛИКА: Последний вопрос.

Д.МЕДВЕДЕВ: А почему последний? У меня есть ещё отобранные мною вопросы.

РЕПЛИКА: Образование и здравоохранение.

Д.МЕДВЕДЕВ: Образование и здравоохранение. Я два слова на эту тему скажу. У меня есть один отобранный вопрос.

Хорошо, давайте так. Я попрошу всех свои вопросы сохранить на будущее – наша с вами жизнь не завершается, наоборот, надеюсь, находится в самом апогее, и у нас с вами ещё будет много встреч. Я не собираюсь отказываться от поездок в регионы и поездок в иностранные государства. Опыт моего общения с некоторыми коллегами, которые здесь вставали, показывает, что я действительно общаюсь с региональной прессой, не прячусь от неё, стараюсь давать ответы на разные вопросы. Ну а с федеральной прессой, с федеральными средствами массовой информации я общаюсь регулярно.

Я позволю себе пройтись по некоторым вопросам, которые мне прислали. Здесь, мне кажется, некоторая квинтэссенция того, что, может быть, ещё не было задано, ну и просто я какие-то любопытные вопросы отобрал, на мой взгляд. Я буду называть того, кто этот вопрос задавал.

Вопрос про НАТО и про ЕвроПРО – я на него уже ответил, поэтому я хотел поблагодарить Чжана Гуанчжэна, корреспондента «Женьминь Жибао», но этот вопрос задали до Вас, задали представители другого средства массовой информации.

Есть такой вопрос, который мне тоже показался очень важным, об этом не было сказано так откровенно. Сальникова Инна, «Омск-информ», я не знаю, Вы здесь или нет? Здесь, вот, видите, Вам повезло чуть больше. «Уважаемый Дмитрий Анатольевич, я живу в Сибири и, как и многие сибиряки, столкнулась со следующей проблемой: сейчас добраться до Питера или Москвы намного проще, чем попасть в соседний регион. Преодолеть расстояние в 800 километров между Челябинском и Омском можно лишь на поезде дальнего следования за 14 часов. Между сибирскими регионами транспортное сообщение более стабильное, но тем не менее за последнее время кардинально ничего не изменилось. Будут ли вкладываться деньги в это и планируются ли специальные программы на сей счёт?»

Ответ: безусловно да, эти программы есть, они не свёрнуты, и надеюсь, что они принесут результат. Не за год, не за два, но принесут, я имею в виду две программы: одна из них касается развития железнодорожного транспорта на период до 2030 года, а вторая касается транспортной стратегии, ФЦП развития транспорта на период до 2015 года. Эти программы многомиллиардные, и они будут реализовываться. При этом я хотел бы отметить, что я отлично понимаю, насколько острым является этот вопрос для жителей нашей страны, потому что крайне обидно, когда ты вынужден, для того чтобы действительно съездить из Омска в Томск, лететь в Москву. Надо возрождать региональные перевозки, надо добиваться того, чтобы в регионах появлялся свой самолётный парк, надо брать самолёты в лизинг и запускать их в эксплуатацию.

Что же касается железных дорог, то только одна программа поддержки железных дорог в рамках той работы, которую ведёт ОАО «РЖД», по-моему, составляет около 350 миллиардов рублей в год. Это большие деньги, их нужно правильным образом расходовать, но я уверен, что они принесут результат.

Я смотрю, как развиваются коммуникации в других странах. Недавно был в Китае, посмотрел, как быстро развивается там сообщение между городами в рамках скоростного железнодорожного транспорта. Нам нужно обязательно этим заниматься. Мы ни в коем случае не должны потерять наши конкурентные преимущества, и мы должны сохранить единую ткань нашей страны, нашей экономики. Будем вкладывать деньги обязательно.

Вот хороший вопрос. Надеюсь, вам понравится. Ардеева Ангелина, журнал «Вынгы вада» («Слово тундры»). Вопрос хороший на самом деле. «Хотела бы обратить внимание на следующую проблему. Олень – единственное животное, которое используется более чем на 100 процентов. Развитию оленеводства в России необходимы инновационные технологии. Хочу привести пример. Раньше обработанные шкуры оленя в виде замши из-за своих качеств использовались в космической промышленности. В настоящее время они поставляются за границу, а в худшем случае просто выкидываются. В связи с этим хочу задать вопрос: каким образом государство может поддержать традиционный вид деятельности коренных жителей Арктики – оленеводство в условиях индустриального роста и потепления климата?»

Может быть, сколь бы экзотическим ни казался моим коллегам этот вопрос, я его специально выбрал по двум причинам. Во-первых, потому что это уклад жизни большого количества наших людей, северных народов. А во-вторых, Вы знаете, мне он тоже какое-то время назад казался абстрактным, до тех пор, пока я не стал заниматься национальным проектом. И ровно в рамках этого национального проекта по просьбе как раз наших товарищей была введена отдельная подпрограмма, я напомню, она называлась «Развитие северного оленеводства и табунного коневодства». И только за счёт этой программы поголовье оленей было доведено за последнее время до полутора миллионов особей. Мы и дальше будем на это тратить деньги и обязательно будем развивать соответствующие программы. Но при этом обязательно нужно заниматься переработкой. И вот на это, я надеюсь, найдутся деньги в региональных бюджетах. Потому что предприятия по переработке не должны идти за федеральный счёт, на них нужно выкраивать деньги в бюджетах в субъектах Федерации. Так что передайте моё мнение вашим местным руководителям: пусть выделяют на это деньги.

Вот ещё один важный вопрос. Артём Пучеглазов, «Европейская медиагруппа»: «Есть ли в Вашей речи слова-паразиты, от которых Вы пытаетесь избавиться?»

Знаете, я когда думал, что сказать, решил, что скажу, что есть, конкретно «типа», такие слова, которые мне мешают жить, и совершенно очевидно, я от них буду избавляться.

Но если говорить серьёзно, то мне хотелось бы уже к вам обратиться и сказать, что все вы несёте очень важные знания нашим людям. И от того, на каком языке говорят наши средства массовой информации, зависит и язык наших детей, язык будущего. Поэтому, мне кажется, очень важно, чтобы все мы старались использовать грамотную и очень красивую российскую речь, наш родной русский язык, и популяризовать, и пропагандировать его в самых разных местах.

И последняя тема. Вот и наш коллега из «Сколково» задавал этот вопрос, и коллега, который представляет радио «Финам», Юрий Пронько: «Господин Президент, остаётся ровно год до момента, когда завершится Ваш первый срок на посту главы государства. За предстоящий период Вашего президентства произойдёт ещё масса важных событий, но, окидывая минувшие три года, можете ли Вы обозначить главные достижения? Если можно, расскажите откровенно и о неудачах». К этому же сводился вопрос нашего коллеги из «Сколково».

Не думаю, что я вас поражу в этом плане, но скажу о том, что к очевидным удачам и важным достижениям этих трёх лет, конечно, я хотел бы отнести то, что, может быть, в самый сложный период развития нашей страны за последние десять лет, в период глобального финансового кризиса, роста безработицы, мы не потеряли нить развития страны. У нас сохранились все основные программы, не произошло драматического ухудшения положения людей, наоборот, мы достаточно быстро восстановились и двигаемся вперёд.

Мне кажется, это очень важно, особенно если вспомнить о том, какие эмоции, например, сохраняются во многих европейских странах, которые в чём-то, может быть, даже более успешны и более богаты, чем мы. Но у нас нет тех процессов, которые сегодня существуют в финансовой сфере Испании, Португалии, Греции. И очень важно, что мы смогли консолидироваться в этот сложный период.

На мой взгляд, к числу достижений также можно отнести то, что мы смогли реализовать выверенный внешнеполитический курс, который привёл к ослаблению напряжённости с целым рядом государств. Это очень хорошо просто потому, что это даёт нам возможность развиваться, не отвлекаясь избыточно на привходящие проблемы. Но в то же время мы смогли защитить себя и сегодня можем защищать себя, защитить нашу независимость, наши суверенные подходы. Я имею в виду самые сложные события, в том числе и события 2008 года. Считаю, что это было очень важным для страны, чтобы страна не рассыпалась, а чувствовала себя сильной, какую бы интерпретацию ни получали эти события в других странах. Это было важно прежде всего для самих нас.

Ну а неудачи и недостатки… Я думаю, что здесь ответ очевиден. Мы не добились кардинального улучшения положения наших людей. Мы развивались, но развивались не так быстро, как нам бы хотелось. Мы занимались решением социальных вопросов, но у нас ещё очень много проблем: у нас высока бедность, у нас есть люди, которые живут за границей соответствующих критериев, их приблизительно 13 процентов. Это много для такой страны, как наша, хотя, напомню, ещё некоторое время назад их было около 30 процентов. Тем не менее это очень серьёзная повестка дня. Мы не смогли диверсифицировать ситуацию в экономике так, как нам бы хотелось. Мы не смогли уйти от сырьевого роста. Мы не смогли изменить в достаточной мере инвестиционный климат. Это не повод для того, чтобы предаваться унынию, но это повестка дня для будущей работы.

Спасибо вам большое.

И последнее. Я хотел бы надеяться, что все, кто не успел задать свои вопросы, ещё получат для этого шанс.

Всего вам доброго!

Россия. ЦФО > СМИ, ИТ. Финансы, банки > kremlin.ru, 18 мая 2011 > № 330460 Дмитрий Медведев

Турция > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 7 августа 2010 > № 2911815 Александр Игнатенко

Молоко и мясо

Национальный прагматизм и имперский романтизм во внешней политике Турции

А.А. Игнатенко – д. ф. н., президент Института религии и политики, член Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при президенте РФ, член Совета по внешней и оборонной политике.

Резюме Внешнеполитические действия Анкары иногда напоминают поведение не очень дальновидного человека, который хочет получить от коровы и молоко, и мясо одновременно. Имперский романтизм приходит в противоречие с национальным прагматизмом, который всегда был присущ кемалистской Турции.

Палестинская проблема – удобная «отмычка» для вторжения в арабский регион внерегиональных игроков. В ответ на попытки ее использовать арабские государства реагируют региональной консолидацией. Свидетельство тому – история с «Флотилией свободы» (июнь 2010 г.), снаряженной Турцией при поддержке Ирана для прорыва израильской блокады Газы, и в целом негативная реакция арабских государств на этот шаг, угрожающий сломать тщательно выстраиваемые ими балансы сил в регионе.

Турция в поисках курса

Все комментаторы говорят о прагматизме внешней политики Турции, которая ставит во главу угла реализацию национальных интересов. Об этом свидетельствует и стремление стать членом Европейского союза, и попытки нормализовать отношения с Арменией, и даже систематическое нанесение ударов по базам Курдской рабочей партии на территории Северного Ирака. Однако было бы своего рода экспертной слепотой не замечать того факта, что за два десятилетия после формального окончания холодной войны поведение Анкары менялось.

Турецкая элита пыталась реализовать и неоимперские проекты, направленные на консолидацию вокруг Турции тех зон, которые раньше находились под властью Османской империи. «Существует наследие, оставленное Османской империей, – заявляет глава турецкого внешнеполитического ведомства Ахмет Давутоглу. – Нас называют “неоосманами”. Да, мы “новые османы”. Мы вынуждены заниматься соседними странами. И даже идем в Африку. Великие державы наблюдают за этим с растерянностью».

Турция претендует на роль глобального игрока. «Сегодня Турция, – пишет глава турецкого МИДа в журнале “Россия в глобальной политике”, – проводит поистине многомерную и всеохватную внешнюю политику, участвуя в решении насущных вопросов в разных частях земного шара – от Африки до Южной Америки, от Восточной и Южной Азии до стран Карибского бассейна».

Внешнеполитические действия Анкары иногда напоминают поведение не очень дальновидного человека, который хочет получить от коровы и молоко, и мясо одновременно. Имперский романтизм приходит в противоречие с национальным прагматизмом, который всегда был присущ кемалистской Турции. Почему я говорю о романтизме? Потому что данное направление турецкой внешней политики не обеспечено достаточными ресурсами. Это хорошо видно в таких масштабных начинаниях, как стремление стать главным «углеводородным коннектором» между Азией и Европой при отсутствии собственных углеводородов и зависимости в этом вопросе от Ирана, Азербайджана и России. Или в безрезультатной турецко-бразильско-иранской «ядерной сделке» под патронатом Анкары – Турция не располагает ядерным потенциалом, и если бы Тегеран был серьезно настроен на обогащение урана за границей, ему все равно пришлось бы иметь дело с Россией, Францией либо, на худой конец, с Аргентиной.

Политика «неоосманизма» тоже не обеспечена ресурсами. Таковым могла бы быть «ностальгия» по Османской империи в элитах тех государств, которые ранее в нее входили, или хотя бы подобное настроение «улицы», как это имеет место в отношении раннего ислама, возвращение к которому является вожделенной мечтой «фундаменталистов». Однако у арабов полностью отсутствует стремление вновь оказаться под «отеческой дланью» «новых османов». Вряд ли можно всерьез воспринимать и рассуждения об «исторической ответственности» Турции перед территориями, которые ранее входили в Османскую империю. Это не особенно отличается от того, как если бы греческие политики говорили об «исторической ответственности» Греции за дела в Индии на том основании, что Александр Македонский некогда дошел до Индостана.

От неопантюркизма к неоосманизму

Отсчет «неоосманизма» нужно вести от 1991 г. – окончания холодной войны и развала Советского Союза. До этого Турция была юго-восточным флангом НАТО, обращенным к Восточному блоку, за счет чего, к слову сказать, нарастила большой военный потенциал. Но практически сразу после распада СССР Турция задумала собственный геополитический проект, тогда – неопантюркистский. В состав гипотетического политико-экономического союза предполагалось включить не только «тюркские» страны (Азербайджан, Узбекистан, Киргизия, Туркмения), но и «тюркоязычные» территории в составе новых независимых государств (Татарстан, Башкортостан, северо-кавказские субъекты Российской Федерации, Крым и даже Алтай).

На межгосударственном уровне проводились саммиты тюркских государств – первый прошел в 1992 г. по инициативе президента Тургута Озала. Одновременно Анкара обращалась «через голову» государств и правительств к тюркоязычным общностям внутри различных государств – проводились международные тюркские курултаи (первый – в 1993 г.).

В целом затея закончилась неудачей. Турция переоценила свои материальные возможности. Будучи динамично развивающимся государством, она тем не менее совершенно не обладала ресурсами, необходимыми для масштабной экспансии. Но главная причина, пожалуй, заключалась в том, что неопантюркизм рассматривался и продолжает рассматриваться государствами, затронутыми благом турецкой «исторической ответственности», как вмешательство в их внутренние дела. И если Россия и Украина переживали период ослабления и вынужденно смотрели сквозь пальцы на турецкую активность в Татарстане, Башкортостане, Крыму, то Китай после 1991 г. постоянно усиливался, и ему был совсем не по душе турецкий интерес к тюркам-уйгурам и, соответственно, Синьцзян-Уйгурскому автономному району. Шанхайская организация сотрудничества в некотором отношении может рассматриваться и как антитурецкий союз, заблокировавший Анкаре доступ в Центральную Азию.

Есть еще одно важное обстоятельство, серьезнейшим образом воздействующее на результаты реализации турецких неоимперских планов и проектов. У неопантюркизма в тех географических зонах, в которых он стремился воплотить свои проекты, был и есть конкурент, обладающий значительно бЧльшими ресурсами (нефтедоллары и ислам салафитского толка – ваххабизм, или «аравийский» ислам) – Саудовская Аравия и другие монархии Персидского залива. Турция пытается играть на том факте, что она является современным исламским государством, но не в силах всерьез противопоставить что-то «аравийскому» исламу, в результате только подстегивает формирование арабского исламского антитурецкого фронта.

Два последних десятилетия американцы, пытаясь решить «квадратуру круга» в своих сложных отношениях с мусульманским миром, предлагают исламским странам с авторитарными и тоталитарными режимами формулу «исламской демократии» – турецкий опыт. Это вызывает отторжение в арабских государствах типа Египта. Они никак не хотят под видом «демократизации» отдавать власть исламистам – тем же «Братьям-мусульманам», поскольку имеют перед глазами опыт движения ХАМАС в секторе Газа, который установил диктатуру с использованием избирательных процедур. К тому же в самой Турции в последние полтора десятилетия наметилось противоречие между тенденцией к демократизации, которую олицетворяют партии исламского толка, и кемалистской традицией светского государства, гарантом которой всегда выступала армия.

В середине 1990-х гг. предшественник нынешних турецких исламистов глава Партии благоденствия (Рефах) и кабинета министров Неджметтин Эрбакан пытался выстроить «Исламскую восьмерку» в пику «семерке» индустриально развитых стран Запада. Весьма интересен состав этой «восьмерки». В ней семь неарабских государств – Турция, Бангладеш, Индонезия, Иран, Малайзия, Нигерия и Пакистан, и только одна арабская страна – Египет. В 1997 г. состоялся первый саммит этой организации, но Эрбакан быстро сошел с политической арены по требованию турецких военных, будучи кроме всего прочего заподозрен в финансовой нечистоплотности. После авантюры с «Флотилией свободы» Анкара и Тегеран реанимировали «Исламскую восьмерку», и в июле 2010 г. в Абудже (Нигерия) состоялась встреча лидеров входящих в нее государств. Комментаторы сходятся на том, что прибывший туда президент Ирана Ахмадинеджад стремился мобилизовать общественное мнение в свою поддержку. Тот факт, что иранский президент ищет ее прежде всего в неарабском мире, не может не насторожить арабов. Косвенным образом иранские представители дают понять, что силовое решение иранской проблемы, если до этого дойдет, «напрямую ударит по Саудовской Аравии, Объединенным Арабским Эмиратам, Кувейту, Ираку».

На «постосманском» пространстве конкурируют два исламских «проекта».

Один можно условно назвать «арабским», точнее, «аравийским». Его олицетворяет суннизм-салафизм ваххабитского толка, сформировавшийся на Аравийском полуострове в XVIII веке в борьбе, между прочим, против Османской империи.

Другой – «неарабский» и даже «антиарабский» блок турецкого суфизма (представлен по преимуществу деятельностью секты «Нурджулар») и иранского шиизма, которые характеризуются резким антиваххабизмом. И когда министр иностранных дел Ахмат Давутоглу в приватной беседе на экономическом форуме в Стамбуле в июне 2010 г. сказал: «Скоро Иерусалим станет столицей Палестины, и мы, с помощью Аллаха, сможем молиться в мечети Аль-Акса», не исключено, что кто-то из его собеседников воспринял это как угрозу. В мечети Аль-Акса арабам не хватало только турецких суфиев и иранских шиитов… Противостояние этих двух исламских «проектов» выливается в столкновения на Кавказе, и не только там.

В качестве претензии выступать от имени ислама как такового можно рассматривать испано-турецкую инициативу «Альянс цивилизаций» (2005 г.). Цивилизации трактуются прежде всего в религиозном смысле, и Турция как соинициатор проекта брала на себя право представлять весь исламский мир. Примечательно, что особо не скрывалась генетическая связь «Альянса цивилизаций» с «Диалогом цивилизаций», который с конца 90-х гг. прошлого века продвигал тогдашний президент Ирана аятолла Сейед Мохаммад Хатами, позиционировавший свою страну в роли полномочного представителя ислама.

По-видимому, передача эстафеты с диалогом-альянсом цивилизаций была вызвана как раз тем, что шиитский Иран представляет миноритарное направление в исламе, а в Турции распространен суннитский ислам. («Альянс цивилизаций» готовит «отмычку» к арабскому региону: в докладе Группы высокого уровня израильско-палестинский конфликт представлен как ключевой вопрос современности.)

К тому моменту, когда «Флотилия свободы» двинулась в сторону Газы, сформировалась доктрина «неоосманизма», точнее, его апология для внешнего пользования. Вот как ее излагает советник турецкого кабинета министров Орхан Газигиль. Турция окружена странами Среднего Востока, Кавказа и Балкан. Во всех этих регионах, особенно после окончания холодной войны, наблюдается нестабильность. Она вызвана развалом Османской империи. Когда народы потребовали права самостоятельно определять свою судьбу, тогда и возникли проблемы, начались и продолжаются до сих пор межрелигиозные и межэтнические конфликты. На «постосманском» пространстве по-прежнему не разрешены территориальные споры. Всего этого не было во времена Османской империи, когда царила стабильность. Ни один народ, мусульманский или христианский, не потерял свою этническую или религиозную идентичность. Более того, Османская империя, хоть и была похожа на теократическое государство, но если проанализировать отношения государства и религии в ней, то она более соответствовала современной светской модели. Суть «неоосманизма» (в изложении Орхана Газигиля) заключается в «усилении внешнеполитической роли Турции в регионе во имя стабильности».

Если перевести все это на язык политического действия, то Ближнему и Среднему Востоку, Балканам, Кавказу, а также Аравии и Северной Африке ради достижения стабильности надо вернуться под власть «новых османов». Не думаю, что в арабском мире найдется хоть один политик, который примет эту программу всерьез. А поскольку и в военном отношении современная Турция не так сильна, как была в свое время Османская империя, в попытках расширить свою сферу влияния ей приходится вступать в фактический союз с Ираном.

Готовясь к 2011 году

«Отвратительной» назвал затею с «Флотилией свободы» Фетхуллах Гюлен, влиятельнейший турецкий религиозно-политический деятель, который продвигает «Нурджулар» на всем «постосманском» пространстве. Он утверждает, что прежде чем направлять «Флотилию свободы» в сектор Газа, следовало бы получить согласие израильских властей. Гюлена невозможно заподозрить в антитурецких и произраильских настроениях. Вероятно, он просто расценивает акцию как шаг в неправильном направлении, не приблизивший, а удаливший Турцию от реализации ее ближних и дальних интересов и целей в арабском регионе. Ни молока, ни мяса…

«Флотилия свободы» оказалась большой внешнеполитической ошибкой Анкары. На имперском романтизме Турции сыграл Иран, который преследует собственные и весьма далеко идущие внешнеполитические цели. Тегеран хотел бы разбить складывающийся неформальный антииранский арабо-израильский консенсус, стравив арабский мир с Израилем, что надолго отвлекло бы и евреев, и арабов от подготовки к возможному удару по Ирану. Программой-максимум, на реализацию которой, впрочем, трудно рассчитывать, было бы втянуть Турцию в военное противостояние с Израилем. Тегеран заинтересован в создании в юго-восточной части Средиземного моря очага военной напряженности, который бы отвлекал внимание мировой общественности от Персидского залива, что позволило бы выиграть время для выстраивания обороны против вероятного военного удара по иранским ядерным объектам.

Для Ирана и с логистической, и с военно-политической точки зрения важно закрепиться в Газе. Израильский премьер Биньямин Нетаньяху, возможно, был недалек от истины, когда сказал, что Тегеран стремится превратить Газу в иранский порт в Средиземноморье. Как бы там ни было, Ирану удалось (правда, ненадолго) переключить внимание арабских стран со своей ядерной программы, а также с освоения Ираном частей арабского мира – на Турцию.

Национальный прагматизм Турции тоже не забыт Ираном. Тегеран поддерживает Анкару (не забывая при этом о собственных интересах) в борьбе против Курдской рабочей партии, которая имеет базы и тренировочные лагеря на севере Ирака. По некоторым сведениям, Иран и Турция создали в Иракском Курдистане секретные «наступательные оперативные базы» для осуществления совместных военных действий против курдских боевиков. Кроме того, Иран обещает снабдить Турцию углеводородами для того, чтобы она могла сыграть роль межрегионального «углеводородного коннектора».

Но события в регионе заставляют думать, что есть более широкая платформа турецко-иранского сотрудничества, назовем ее «антиарабской» или, более узко, «антииракской». И Турция, и Иран готовятся к 2011 г., когда начнется твердо обещанный президентом США Бараком Обамой вывод американских войск из Ирака. При этом высока вероятность дестабилизации и дезинтеграции страны. Иран в этой ситуации наверняка будет претендовать на контроль над югом Ирака, которого он не смог добиться во время кровопролитной войны 1980–1988 гг. (Тегеран осуществил «пробную» оккупацию иракской территории в декабре 2009 – январе 2010 гг., когда демонстративно захватил нефтяное месторождение Эль-Факка.)

Анкара будет стремиться к контролю над Северным Ираком. В последнее время в Турции развернулась дискуссия об этой части соседней страны. По мнению многих ее участников, этот район является «естественным географическим продолжением Турции». Причем вопрос не в создании на иракской территории какого-то «санитарного кордона» против курдских боевиков, он и так уже есть шириной от 3 до 10 километров. Речь идет о Киркуке, нефте- и газоносном районе и предмете споров между курдами и арабами, а также проживающими там тюрками (туркоманами). После ухода американских войск почти неизбежна «битва за Киркук», если к тому времени его не передадут Иракскому Курдистану, как это обещали в свое время представители республиканской администрации Соединенных Штатов.

Но даже в этом случае велика вероятность того, что в Киркуке начнутся масштабные этнические «чистки», жертвами которых туркоманы станут при любом раскладе. Турция введет в Киркук войска для «защиты туркоманов от геноцида». И, вполне возможно, останется там столь же долго, как на Северном Кипре. Реализация этой задачи предполагает готовность сопротивляться дипломатическому (и, вполне возможно, иному) давлению США, которые станут препятствовать подобному развитию событий.

Турция уже удачно использовала антиамериканскую фронду, предложив России участвовать в «Кавказской платформе стабильности», которая декларативно исключала Соединенные Штаты из кавказской политики, вверяя ее Турции, России и государствам Южного Кавказа. Одним из результатов стало то, что Турция активно занялась «освоением» Абхазии, в достижении независимости которой большую роль сыграла Россия.

Арабские государства не поддержали, как это сделала Москва, антиамериканскую фронду Турции. Они тоже готовятся к 2011 г., имея в виду те опасности, которые грозят им со стороны нежелательных внерегиональных игроков – Турции и Ирана. По всему Аравийскому полуострову разбросаны американские, британские и французские военные базы, которые явно не предназначены для обороны от США или Израиля. Более того, поговаривают о том, чтобы расположить американскую базу на территории Израиля. После событий с «Флотилией свободы» главы пяти арабских государств (Египта, Ирака, Йемена, Катара и Ливии), а также генеральный секретарь Лиги арабских государств провели в Ливии саммит, на котором рассматривался проект нового межгосударственного объединения – Союза арабских государств. Союз предполагает более тесное, чем сейчас, военно-политическое сотрудничество и отражение агрессии против любого из членов альянса. Надо полагать, арабские государства больше не оставят Ирак без защиты.

Кстати, примечательно, что движение «Хезболла», несмотря на тесные связи с Тегераном, отказалось участвовать в дальнейших этапах акции под названием «Флотилия свободы». Логика понятна – эта группа не хочет выглядеть антиарабски, она стремится позиционировать себя не как иранский инструмент, а как организацию национального (арабского) сопротивления. Ливийцы же, также отправившие корабль «Надежда» с гуманитарным грузом для Газы, спокойно доставили его в египетский порт Эль-Ариш, преподав практический урок Турции и Ирану.

Соединенные Штаты не могли не отреагировать на турецко-иранское сближение. Госсекретарь Хиллари Клинтон призвала главу МИДа Турции Ахмета Давутоглу не вмешиваться в отношения между мировым сообществом и Ираном, на что, как сообщают СМИ, министр ответил согласием. Турция возвращается к своей роли юго-восточного фланга НАТО. В середине июля пришло сообщение о том, что Анкара временно откроет границу с Арменией для транспортировки техники, задействованной в проведении запланированных в сентябре в Армении учений натовского Евро-Атлантического координационного центра реагирования на стихийные бедствия и катастрофы.

Очень символично заявление Ахмета Давутоглу в начале июля 2010 г., которое дезавуировало его прошлое высказывание в ирано-хамасовских терминах: «Иерусалим является святым городом для каждого мусульманина, и я был бы счастлив совершить там намаз. Учитывая дипломатический этикет, я посчитал, что было бы некорректно публично говорить об этом. Но сейчас настало время говорить. Время придет, Восточный Иерусалим станет частью Палестины, и мы все совершим здесь намаз. Это не фантазии, а реальное положение вещей. Восточный Иерусалим принадлежит Палестине. Согласно резолюциям ООН это территория Палестины, и передача данной территории Палестине изначально являлась условием переговорного процесса». Это точно соответствует «Арабской мирной инициативе» по решению палестинской проблемы (создание палестинского государства в границах 1967 г.), которую поддерживает американская администрация.

Турция пока отступила. Однако перемены в турецком обществе и общие сдвиги в расстановке сил на Ближнем Востоке заставляют предположить, что это лишь передышка перед началом следующего этапа изменения политического позиционирования Анкары.

Турция > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 7 августа 2010 > № 2911815 Александр Игнатенко

Россия. Турция > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 февраля 2010 > № 2909695 Ахмет Давутоглу

Внешняя политика Турции и Россия

Региональный подход к глобальному миру

Ахмет Давутоглу – профессор, министр иностранных дел Турецкой Республики.

Резюме Турция верит в возможность установления справедливого и устойчивого мирового порядка, который будет служить на благо всех стран, любого общества и каждого человека в отдельности.

Окончание холодной войны предвещало, что в истории откроется новая глава мира и стабильности. Риск прямого столкновения двух противоборствующих блоков был устранен, и это отвело угрозу, нависшую над человечеством. Однако исчезновение опасности глобального ядерного холокоста не привело автоматически к установлению нового и стабильного мирового порядка. Вместо этого во многих уголках земного шара наметились линии глубокого геополитического водораздела, некоторые из которых породили разрушительные войны и конфликты. Сегодня, оглядываясь назад, можно сказать, что эпоха, наступившая после окончания холодной войны, была и остается промежуточным, переходным периодом к более стабильной системе международных отношений, хотя сама эта система по-прежнему находится на ранней стадии развития.

Избавившись от старого миропорядка и встав на путь построения нового, планета снова проходит через муки преобразований и перестройки. По мере того как баланс сил в системе международных отношений меняется в направлении выравнивания игрового поля и медленного формирования многополярного мира, все насущнее становится потребность закрепить эти тенденции посредством создания формальных структур.

Призывы к действию можно услышать во всех сферах международных отношений – от затянувшихся попыток реформировать ООН до усилий, направленных на то, чтобы сделать управление мировыми финансами более представительным. Нет сомнений в том, что все мы только выиграем от создания более эффективного и гуманного мироустройства, дающего ключ к решению таких серьезных проблем, как преодоление бедности и глобальное потепление. Вопрос в том, насколько мы готовы действовать, как сможем мобилизовать и координировать усилия, как быстро сумеем добиться поставленной цели.

Турция верит в возможность установления справедливого и устойчивого мирового порядка, который будет служить на благо всех стран, любого общества и каждого человека в отдельности. С нашей точки зрения, путь к этому лежит через формирование местных и региональных блоков. Необходимо принимать близко к сердцу региональные проблемы, заботиться о развитии диалога и восстановлении взаимного доверия, а также усиливать стимулы для укрепления сотрудничества в регионах. Мы можем и должны изменить ситуацию к лучшему, преодолевая психологические барьеры, открывая умы и сердца друг другу, объединяя ресурсы. Как говорится в русской пословице, «берись дружно – не будет грузно».

Руководствуясь этими принципами, Турция активно работает над тем, чтобы внести свой вклад в безопасность, стабильность и процветание в ряде соседних и более отдаленных регионов. Результаты, которых нам удалось добиться, говорят сами за себя. Чтобы точнее оценить итоги, полезно взглянуть на идейный фундамент, на котором зиждутся наши усилия.

ШЕСТЬ ПРИНЦИПОВ И ТРИ ОСОБЕННОСТИ

В основе современной внешней политики Турции лежат шесть принципов.

Первый – это определение баланса между свободой и безопасностью. Если безопасность хороша для одного государства, одной страны и одного человека, она принесет пользу и другим. Но не следует обеспечивать безопасность в ущерб свободе и наоборот. Следовательно, необходимо найти правильное соотношение между ними.

Второй принцип предполагает усиленное вовлечение всех региональных сил в мирный процесс. Мы проводим политику «обнуления проблем» в соседних странах и считаем, что это вполне достижимая цель, если только участники процесса смогут доверять друг другу.

Третий принцип предполагает проведение эффективной дипломатии в отношении соседних регионов. Наша цель – максимальная интенсификация сотрудничества, от которого выиграют все наши соседи. Для достижения этой цели мы строим отношения с соседними государствами на принципах «безопасности для всех», «политического диалога на высоком уровне», «экономической взаимозависимости», а также «культурной гармонии и взаимоуважения».

Являясь членом Совета Безопасности ООН на период 2009–2010 гг. и ответственным членом международного сообщества, которое вынуждено решать широкий спектр проблем, мы придерживаемся четвертого принципа в нашей внешней политике, который можно сформулировать как стремление к взаимодополняющим действиям с основными игроками на мировой арене.

Пятый принцип предполагает эффективное использование международных форумов и новых инициатив для придания импульса решению вопросов, представляющих взаимный интерес. Именно с этих позиций следует оценивать рост влияния Турции в таких организациях, как ООН, НАТО, Организация Исламская конференция, а также установление взаимоотношений со многими новыми структурами. Следует также упомянуть о том, что Турция получила статус наблюдателя в ряде ведущих региональных организаций, таких, например, как Африканский союз, Лига арабских государств, Ассоциация стран Карибского бассейна и Организация американских государств.

Шестой принцип нашего внешнеполитического курса опирается на предыдущие пять, – это создание «нового образа Турции» благодаря усиленному вниманию, которое мы уделяем общественной дипломатии.

По сути дела, наш подход нацелен на то, чтобы положить конец спорам и укрепить стабильность в регионе с помощью новаторских механизмов и каналов для разрешения конфликтов, стимулирования позитивных перемен и развития межкультурного общения и взаимопонимания.

Таким образом, можно сказать, что наша внешняя политика имеет три отличительные особенности: она ориентирована не на кризис, а на мечту и видение будущего мироустройства; вместо того, чтобы реагировать на возникающие угрозы, мы предлагаем творческие подходы к разрешению конфликтов. Кроме того, наша политика носит системный характер и охватывает весь спектр международных проблем.

Сегодня Турция проводит поистине многомерную и всеохватную внешнюю политику, участвуя в решении насущных вопросов в разных частях земного шара – от Африки до Южной Америки, от Восточной и Южной Азии до стран Карибского бассейна. Кроме того, Анкара активно укрепляет принципы мирного сосуществования, взаимного уважения, дружбы, согласия и сотрудничества между разными культурами, идеологиями и религиями. Пять лет тому назад Турция совместно с Испанией создала под эгидой ООН «Союз цивилизаций». Этот проект призван стать флагманом глобальных усилий, направленных на углубление межкультурного диалога и противодействие экстремизму. Российская Федерация со своим богатым культурным наследием также имеет все необходимое для того, чтобы внести существенный вклад в это историческое предприятие.

Являясь членом «Большой двадцатки», Турция поддерживает инициативы по реформированию структуры международных финансов и принятию новых мировых стандартов, которые обеспечат устойчивый экономический рост и стабильную финансовую систему, а также помогут создать более эффективную экономическую архитектуру. С другой стороны, будучи развивающейся страной-донором, Турция протягивает руку помощи развивающимся странам и вносит вклад в достижение Целей развития тысячелетия, сформулированных ООН.

Наше нынешнее председательство в Инициативе по сотрудничеству стран Юго-Восточной Европы и грядущее президентство в Конференции по взаимодействию и мерам укрепления доверия в Азии, а также в Комитете министров Совета Европы во второй половине нынешнего года предоставляет значимые возможности для совершенствования регионального сотрудничества. Турция и Россия могут вместе работать на всех направлениях под знаком солидарности в решении острых региональных вопросов.

Не следует забывать, что турецкая внешняя политика опирается на уникальный исторический опыт и географию, которые еще более усиливают в нас чувство ответственности.

Подобная историческая ответственность мотивирует интерес Турции к близлежащим зонам, включая Кавказ, Каспийский и Черноморский бассейны, Балканы, Восточное Средиземноморье и Ближний Восток от Персидского залива до Северной Африки. В этом контексте мне хотелось бы более подробно остановиться на турецко-российских отношениях и на ситуации на Южном Кавказе.

ТУРЕЦКО-РОССИЙСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

С Россией нас связывают образцовые соседские отношения, не омраченные никакими проблемами. Отношения развиваются на взаимовыгодной основе, и мы глубоко удовлетворены поступательным движением во всех сферах турецко-российских связей в течение последних 19 лет. Мы считаем Россию бесценным партнером, важной мировой державой и ключевым игроком с точки зрения регионального взаимодействия. Хотелось бы подчеркнуть, что дальнейшее развитие сотрудничества, основанного на общей заинтересованности сторон, взаимном доверии и прозрачности, является одним из главных приоритетов нашего внешнеполитического курса. Турецко-российские отношения остаются неотъемлемой частью многомерной внешней политики Турции.

Анкара и Москва – главные игроки, способствующие поддержанию мира и сохранению стабильности в своем регионе. Мы озабочены решением одних и тех же международных проблем, понимаем друг друга и стараемся деликатно обходить «больные» темы, способные вызывать раздражение. Мы хотели бы продолжать искренний и открытый диалог с Россией о дальнейшем развитии нашего региона.

Визиты на высшем уровне, которые имели место в последние два года, также внесли существенный вклад в наши отношения. Президент Абдулла Гюль побывал с государственным визитом в России в феврале 2009 г., премьер-министр Реджеп Тайип Эрдоган посетил Сочи в мае прошлого года, а премьер-министр Владимир Путин нанес рабочий визит в Турцию в августе 2009 г. Эрдоган побывал в Москве 12–13 января этого года, и я сопровождал его в этой поездке. Я также приезжал в Москву в июле прошлого года. Эти визиты, безусловно, придали дополнительный импульс отношениям между обеими странами.

Визит президента Гюля стал первым государственным визитом главы турецкого государства в Россию за всю историю двусторонних отношений. (Еще одной важной особенностью поездки стало посещение турецким президентом Республики Татарстан – важного региона Российской Федерации, поддерживающего культурные и исторические связи с Турцией.) В ходе визита лидеры обеих стран подписали Совместную декларацию, в которой не только закладывается основа для совместных отношений, но и предлагается «дорожная карта» нашего будущего регионального сотрудничества почти во всех вопросах, представляющих обоюдный интерес. В документе подтверждается, что цель, обозначенная в Совместной декларации от 2004 г., а именно поднять наши взаимоотношения на уровень «многомерного углубленного партнерства», достигнута. Новые договоренности также являются проявлением политической воли на высшем уровне – решимости «поднимать наши отношения на новый качественный уровень и углублять их».

В этом контексте Турция и Россия решили создать межгосударственный механизм (Высший совет сотрудничества) на уровне высшего политического руководства. Мы верим, что данный орган будет способствовать развитию двусторонних отношений и внесет вклад в региональную стабильность. Первая встреча в рамках Высшего совета сотрудничества запланирована на первую половину 2010 г.

С начала 1990-х гг. сотрудничество в экономической и энергетической областях было движущей силой турецко-российских отношений. Хотя мы с гордостью говорим о том, что торговля достигла впечатляющих объемов – в 2008 г. Россия стала нашим главным торговым партнером (товарооборот достиг 38 млрд долларов), а в 2009 г. была вторым торговым партнером (около 22 млрд долларов, из которых 3 млрд приходилось на экспорт и 19 млрд на импорт), – к сожалению, у Анкары образовался существенный торговый дефицит вследствие импорта энергоресурсов (в 2009 г. Турция импортировала из России свыше половины всего потребляемого газа и четверть всей нефти). Мы придаем большое значение достижению баланса и нацеливаемся на диверсификацию в торговле с Россией. Снижение товарооборота объясняется в первую очередь мировым финансовым кризисом. Но мы уверены, что негативные последствия кризиса в двусторонней торговле будут преодолены в нынешнем году. Кроме того, к 2015 г. наш товарооборот должен достигнуть 100 млрд долларов, как запланировали оба премьер-министра на встрече 13 января в Москве.

Другие отрасли экономики также заслуживают внимания. Общая стоимость проектов, осуществляемых турецкими подрядчиками в России, достигла 30 млрд долларов. Прямые турецкие инвестиции превысили 6 млрд долларов, а прямые российские инвестиции в Турцию – 4 млрд долларов. В 2008 и 2009 гг. поток российских туристов в Турцию составил 2,8 и 2,6 млн человек соответственно. Кроме того, мы с радостью наблюдаем растущий интерес российских фирм к энергетическим инфраструктурным проектам и туристическому сектору Турции. Сотрудничество в энергетической отрасли является значимым аспектом турецко-российских отношений. Россия – важный поставщик энергоносителей для Турции. Проект газопровода «Голубой поток» вывел энергетическое сотрудничество на новый стратегический уровень. Значительное место в повестке дня занимают новые проекты с участием России (к примеру, строительство атомной электростанции в Турции) и российские инвестиции в проект нефтепровода Самсун – Джейхан.

Я верю, что двусторонние отношения и взаимодействие с Россией в политической, экономической и энергетической областях, а также в сфере культуры и образования будут развиваться и впредь. Продолжится и диалог по региональным и международным вопросам. В целом отношения с Москвой весьма многообещающи, и мы сделаем всё от нас зависящее, чтобы они получили дальнейшее развитие, как было заявлено в Совместной декларации, подписанной двумя президентами в феврале 2009 г.

ЮЖНЫЙ КАВКАЗ

В центре коридора, который простирается с севера России до юга Турции, находится конфликтный регион, который отчаянно нуждается в мире и экономическом развитии. Это Кавказ. Нынешняя обстановка в Западной Азии отчасти напоминает тупиковую ситуацию на Корейском полуострове, расположенном между двумя гигантами Восточной Азии – Китаем и Японией. Следовательно, говоря о турецко-российских отношениях, мы должны осознавать, сколь большое значение они имеют для общей ситуации на евразийском континенте.

Находясь на протяжении многих веков на перекрестке между Востоком и Западом, Севером и Югом и населенный множеством разных народов, этнических групп, говорящих на разных языках и исповедующих разные религии, Южный Кавказ, конечно же, является самым интригующим и непредсказуемым местом на политической карте мира.

Южный Кавказ, примыкающий к границам Турции и России, всегда играл особую роль и для турок, и для русских, занимая важное место в дипломатической повестке дня обеих стран. Сегодня стратегическое значение региона еще больше возросло, и по этой причине он, как никогда, нуждается в стабильности и региональном сотрудничестве. Турция отводит Южному Кавказу особое место в своей внешней политике, стремясь обеспечить там мир, безопасность и процветание. Это объясняется не только историческими и гуманитарными узами, связывающими Турцию с народами Кавказа; некоторые из них имеют культурную и этническую общность с турецким народом. Главное в том, что эта небольшая по территории область, к сожалению, по-прежнему нестабильна. Три крупных конфликта на территории стран – членов ОБСЕ остаются неразрешенными в течение почти двух десятилетий.

Со времен обретения независимости республиками Южного Кавказа мы старались сделать все от нас зависящее, чтобы здесь воцарились мир и процветание. Турция одной из первых признала суверенитет всех трех республик, включая Армению. Однако оккупация азербайджанских земель Арменией, ставшая причиной конфликта вокруг Нагорного Карабаха, затруднила дальнейшее сотрудничество в региональном и общемировом масштабе.

Отношения Турции с Азербайджаном всегда были уникальны в силу особых братских уз, связывающих наши народы, объединенные общей историей, языком и культурой. Вот почему у нас выстроены важные политические отношения с Баку, о которых можно судить по частоте взаимных визитов, а также постоянному диалогу и солидарности в вопросах, представляющих взаимный интерес. Наше экономическое сотрудничество развивается поступательно. Торговый оборот достиг 2,5 млрд долларов. Кроме того, Турция лидирует в части иностранных инвестиций в азербайджанскую экономику.

Отрадно, что, благодаря развивающейся демократии, растущей экономике, человеческому капиталу и природным ресурсам, Азербайджан стал центром притяжения на Кавказе. Однако неурегулированный конфликт вокруг Нагорного Карабаха и оккупация 20 % территории страны Арменией мешают Азербайджану и региону в целом использовать этот важный потенциал.

Будучи членом Минской группы ОБСЕ, Турция с самого начала активно выступала за мирное урегулирование карабахского конфликта посредством переговоров между Ереваном и Баку. Весьма прискорбно, что механизм, такой же старый, как и сам конфликт, пока не принес ощутимых и конкретных результатов. Вот почему так важен прогресс, недавно достигнутый на переговорах между президентами Ильхамом Алиевым и Сержем Саргсяном. Это еще раз подчеркивает необходимость достижения конкретных результатов посредством интенсивного диалога в то время, когда сама история предоставляет уникальную возможность. Вместе с тем Минская группа ОБСЕ остается единственным международным инструментом, способным побудить стороны предпринять конкретные шаги для преодоления разногласий и достижения мирных договоренностей.

По понятным причинам наши отношения с Арменией находились в ином русле и до сих пор остаются недостающим элементом в той целостной картине, которую Анкара хотела бы видеть на Южном Кавказе. Однако мы не теряем надежду на то, что связи с Арменией в конце концов удастся восстановить, и с этой целью мы прибегаем к односторонним мерам по укреплению доверия. В 2007 г. удалось задействовать дипломатический канал для диалога между высокопоставленными чиновниками обеих стран, целью которого является установление нормальных двусторонних отношений.

Эти усилия принесли плоды в 2009 г., когда ответственные политики обоих государств пришли к выводу, что настал благоприятный момент для всеобъемлющего мирного урегулирования. Мы решительно приступили к реализации этого плана, несмотря на резкую критику наших действий внутри страны. Титанический труд и интенсивные переговоры привели к подписанию 10 октября 2009 г. двух протоколов в Цюрихе.

Это беспрецедентный шаг вперед в направлении искоренения юридических и психологических барьеров, которые до сих пор разделяли два соседних народа. Однако на протяжении всего диалога с Ереваном мы неизменно отдавали себе отчет в том, что одного лишь турецко-армянского примирения недостаточно для того, чтобы долгожданный мир и стабильность пришли в этот многострадальный регион.

Мы убеждены в том, что прогресс в нормализации отношений между Турцией и Арменией должен дополняться и развиваться с помощью конкретных шагов, направленных на разрешение конфликта в Нагорном Карабахе. Только при условии всеобъемлющего урегулирования мы сможем сохранить атмосферу примирения и устранить оставшиеся барьеры, препятствующие диалогу, сотрудничеству и миру в регионе. И это, конечно, потребует политической воли и мужества.

После подписания оба протокола были незамедлительно направлены для ратификации в турецкий парламент. Мнение Конституционного суда Армении по поводу протоколов стало неожиданным препятствием, которое необходимо преодолеть. Если все стороны будут вести себя ответственно и постараются внести свой вклад в достижение всеобъемлющего мира на Южном Кавказе, то, мне кажется, протоколы будут быстро ратифицированы парламентом Турции. Это не только облегчит процесс примирения двух народов, но и проложит путь к новому будущему и воцарению мира, процветания и сотрудничества. В этом смысле самая безотлагательная потребность состоит в том, чтобы не воздвигать препон на пути достижения мира и стабильности под ширмой надуманных юридических проблем.

Что касается Грузии, то глубокие исторические и культурные связи между народами, общая граница, крупномасштабная транспортно-энергетическая инфраструктура, турецкие граждане грузинского и абхазского происхождения являются главными факторами, способствующими нашим интенсивным взаимоотношениям и сотрудничеству с Тбилиси.

Турция поддерживает и уважает независимость, суверенитет и территориальную целостность всех государств Южного Кавказа, и Грузия здесь не исключение. Это было нашей принципиальной позицией со времени обретения странами независимости, и мы по-прежнему придерживаемся этой позиции. Учитывая наши прекрасные отношения и многомерное партнерство с Россией, нетрудно представить себе, что Турция была в числе тех, кого крайне обеспокоили события августа 2008 г.

Сегодня Анкара и Москва, а также Баку, Ереван и Тбилиси больше чем когда-либо стремятся превратить Южный Кавказ в зону всеобъемлющего и прочного мира. Все заинтересованы в разрешении застарелых конфликтов, что, в свою очередь, будет усиливать у лидеров наших стран чувство ответственности за судьбу региона. Нас также объединяет заинтересованность в укреплении гуманитарных связей, которые позволят залечить старые раны. Мы все хотим забыть прошлую вражду и спроецировать в будущее позитивные аспекты общей истории, и, что самое важное, у нас есть общее стремление построить светлое будущее на Южном Кавказе.

Понимая, что длительный мир и стабильность в регионе невозможны без взаимоприемлемого урегулирования конфликтов, мы предложили создать новый региональный форум, чтобы облегчить и ускорить поиски компромиссов. Идея в том, чтобы усадить лидеров пяти стран – Азербайджана, Армении, Грузии, Российской Федерации и Турции за стол переговоров для решения региональных проблем и укрепления доверия.

Выступив с инициативой создания Платформы стабильности и сотрудничества на Кавказе, Турция признала, что это нелегкий процесс, поскольку наличие конфликтов служит одновременно и поводом для появления такой структуры, и главным препятствием в процессе реализации идеи. Более того, это не первое предложение по формированию некой кавказской организации: с 1990-х гг. выдвигался целый ряд схожих инициатив, но все они остались нереализованными, несмотря на добрые намерения. Памятуя о прошлых неудачах, мы собираемся создать структуру, которая сможет способствовать диалогу, обмену идеями и укреплению доверия между основными действующими лицами региона, и считаем, что это будет длительный процесс, а не одномоментное действие. Идея платформы, как таковой, создаст в будущем многообещающую альтернативу насилию и инструмент урегулирования конфликтных ситуаций.

Чем бы ни увенчались наши усилия, направленные на достижение устойчивого мира и стабильности на Южном Кавказе, ясно одно: Турция останется активным участником мирного процесса в регионе и продолжит создание прочного и конструктивного партнерства с Россией, чтобы сотрудничать с ней в нормализации ситуации.

Со времени окончания холодной войны прошло 20 лет, и сегодня процесс глобализации вступает в новую стадию. До 1990-х гг. условия, определявшие мировой политический порядок, были гораздо яснее, хотя отношения между ведущими державами порой обострялись до пугающего уровня. Сегодня мы живем в совершенно ином, глобальном, мире. Демократия, права человека и рыночная экономика заложены в фундамент системы международных отношений. Вчерашние враги становятся партнерами в современной взаимозависимой глобальной экономике. В этом контексте отношения между Москвой и Анкарой являются структурным фактором в нашем регионе и за его пределами. Турецко-российские отношения действительно представляются неотъемлемой частью многомерной внешней политики Анкары. Начинались они как скромные торговые связи, но быстро развивались, включая в себя всё новые сферы сотрудничества. Я глубоко удовлетворен тем, что наши отношения приобрели стратегическое измерение.

Многочисленные вызовы, такие, к примеру, как организованная и транснациональная преступность, нелегальная иммиграция, межкультурная и религиозная нетерпимость, экстремизм и терроризм, требуют укрепления взаимодействия между Турцией и Россией.

Это касается также и региональных проблем. На Турции и Российской Федерации лежит историческая и нравственная ответственность по объединению усилий в деле достижения мира, безопасности, стабильности и процветания на Южном Кавказе, и нам будет легче выполнить свой долг, если мы будем сотрудничать на основе общего понимания стоящих перед нами проблем и путей их решения. Культивируя компромисс и добрососедские отношения на Южном Кавказе, мы будем способствовать урегулированию других конфликтов на планете, а также созданию атмосферы согласия и взаимопонимания. Это то, что нам следует делать, чтобы формировать настоящее и готовить светлое будущее нашего общего региона.

Россия. Турция > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 февраля 2010 > № 2909695 Ахмет Давутоглу

Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 14 декабря 2008 > № 2899030 Леокадия Дробижева

Возможен ли конструктивный национализм?

© "Россия в глобальной политике". № 6, Ноябрь - Декабрь 2008

Л.М. Дробижева – д. и. н., профессор, главный научный сотрудник Института социологии РАН, руководитель Центра исследований межнациональных отношений ИС РАН.

Резюме Эксперты и политики пытаются определить различные типы национализма, понять, чем отличается национализм этнический от национализма гражданского и в чем состоит потенциал последнего. Стало очевидно, что этнический национализм жив. Но если его проявления неизбежны, можно ли перевести его в либеральные, ненасильственные формы?

В 2008 году ситуации вокруг Косово, Абхазии и Южной Осетии вновь продемонстрировали явную коллизию между принципами права наций на самоопределение и территориальной целостности государств, а также то, как сложно найти ответ на вызовы сепаратизма. В мире снова повысился интерес к феномену национализма. Эксперты и политики пытаются определить различные типы национализма, понять, чем отличается этнический национализм от национализма гражданского и в чем состоит потенциал последнего. Стало очевидно, что этнический национализм жив. Но если его проявления неизбежны, можно ли перевести его в либеральные, ненасильственные формы?

КЛЮЧИ К ПОНИМАНИЮ НАЦИОНАЛИЗМА

Споры о силе, влиянии и практических последствиях национализма не утихают десятилетиями. «Нет в мире силы мощнее», – писал Майкл Линд в 1990-х. «Национализм далек от смерти», – утверждает десятилетием позже американский политический социолог Майкл Манн. Американский историк Джерри Мюллер рассуждает об устойчивости этнического национализма («Россия в глобальной политике», № 3, 2008 г.). О расхождениях между тем, что националисты декларируют и что они делают на практике, писал еще в 1970-х годах Эли Кедури. В последующие десятилетия данная проблема обсуждалась Эрнестом Геллнером и Эриком Хобсбаумом. Речь, конечно, прежде всего идет об этническом национализме.

В литературе и политической практике принято различать гражданский, или, как его именовал известный историк Ганс Кон, западный, национализм по модели Франции и Великобритании. Его также называют рациональным, основанным на преданности государству, свободном самоопределении личности. Именно в этой плоскости лежит американское понимание нации.

Вторым вариантом является этнокультурный, или этнический, национализм. Его считают иррациональным – ведь он апеллирует к «голосу крови», «совместной истории» и основан на преданности народу, который имеет определенную культурную базу. Такую модель принято называть «немецкой», именно к ней ближе всего срез российских представлений о нации и национализме.

Национализм определяют как идеологию, согласно которой интересы и ценности нации как группы обладают приоритетом перед другими интересами и ценностями. Нация должна быть как можно более независимой, она стремится иметь, как писал об этом Геллнер, «политическую крышу». В сложных, «многонациональных», государствах это может означать стремление к достижению автономии или даже сецессию. Таким образом, национализм – это всегда политическое движение, нацеленное на завоевание либо удержание политической власти, всегда вызов для центра.

Два обстоятельства побуждают вновь обратиться к теме этнонационализма.

Первое связано с растущим разрывом между популистскими, идеологизированными политическими взглядами и научными разработками проблем национализма.

Второе – стремление еще раз обратить внимание на вариативность национализма, определяющую отношение к нему со стороны общества.

Феномен национализма подобен айсбергу: лишь верхушка находится на поверхности, бЧльшая же часть скрыта от непосредственного наблюдения. В зависимости от социально-политического контекста подводная часть всплывает, обнажая свои округлые или острые края. Задача общества – выработать такое отношение к нему, которое не позволит айсбергу потопить неустойчивый корабль полиэтнической социальной системы в период перехода к демократии, не позволит нарушить хрупкий баланс в мировом сообществе.

Отношение к национализму менялось циклически. Образование новых государств на обломках великих многонациональных империй конца XIX века проходило после Первой мировой войны под знаком национального самоопределения. Но эта позитивная валентность национализма быстро исчерпала себя в течение первого же послевоенного десятилетия, еще до прихода фашизма с его экспансионистскими установками и всего, что из него следовало, – шовинизма, расизма, антисемитизма.

Новая эйфория самоопределения возникла после Второй мировой войны в связи с освобождением народов Европы от нацистской оккупации и последовавшим затем распадом заморских колониальных империй. Но и на этом этапе либеральная традиция поддержки самоопределения наций была скорректирована проявлениями расизма и воинствующей этничности. Недоверие развитых демократий к националистическим убеждениям укрепил союз национализма с левым антиколониализмом.

В 1990-х западный мир не без опасений отнесся к образованию государств на месте распавшегося Советского Союза, хотя в ряде случаев им оказывалась безоговорочная поддержка. Но именно этнические конфликты на постсоветском пространстве и на территории бывшей Югославии подтвердили амбивалентный и небезопасный характер национализма.

Коль скоро и теперь, в конце ХХ – начале XXI столетия, национализм «третьей волны» в своих агрессивных проявлениях представляется очевидной угрозой, важно проанализировать именно те его виды и формы, которые могут быть совместимы с переходом к демократическому обществу.

Проблема совместимости демократического транзита с национализмом не нова, но от этого не становится менее сложной. Признанные специалисты в области демократического транзита считали внутригосударственное единство, устойчивую общую идентичность граждан важнейшими условиями успешности процесса демократизации. Этнонациональные разногласия, ведущие к различным формам национализма и подъему национальных движений, наоборот, расцениваются как препятствие для достижения демократизации общества.

В развитых демократических государствах также сохраняются этнонациональные проблемы и националистические устремления (например, Баскония в Испании, Корсика во Франции, Квебек в Канаде, Северная Ирландия и Шотландия в Великобритании, фламандцы и валлоны в Бельгии). Однако специалисты обращают внимание на готовность большинства жителей этих стран справляться с возникающими трудностями ненасильственным путем через демократические институты. Но и в таких обстоятельствах острые формы этнонационализма, порождаемого нерешенностью проблем национального и территориального единства и идентичности, трудносовместимы с демократией.

Данный вывод логичен с точки зрения демократизации. Но он остается дискуссионным с позиций национализма. Ведь именно с демократизацией обычно связывают возможность свободного волеизъявления, чем не всегда в благих целях пользуются этнические лидеры. Не случайно те, кто стоял во главе национальных движений на территории Советского Союза (например, лидеры Народного фронта Эстонии и «Саюдиса» в Литве), требовали прежде всего развития процесса демократизации.

Ученые, осуществившие кросснациональные исследования под руководством американского ученого Тедда Гурра, делали вывод о том, что этнические группы в демократизирующихся обществах получают значительные возможности для политической мобилизации. Проблема состоит в том, что в условиях утверждающихся демократий нет еще стабилизирующего ресурса – традиции диалога, длительных переговоров, необходимого уровня толерантности, эффективных институциональных механизмов для достижения межгруппового согласия, которые могут использовать государства, имеющие более длительный опыт демократического развития.

В этих условиях определяющее значение имеют по крайней мере три теоретико-методологических принципа, доказавшие свою эффективность.

Во-первых, национализм следует рассматривать в исторической перспективе, понимая отличия его типов, относящихся, например, к XVIII веку, от современных и осознавая тот факт, что каждый конкретный национализм способен трансформироваться. Ганс Кон успешно продемонстрировал такой подход, исследуя Европу. Ему принадлежит вывод о том, что история национализма – это постоянное вырождение рационального начала в некое безумие, наиболее ярко проявившееся в национал-социализме с его войнами, насилием, мессианским авторитаризмом.

Во-вторых, тот же Кон на европейском материале показал, насколько важен для анализа национализма сравнительный, кросскультурный принцип. Сопоставлять имеет смысл сложившиеся в последние два столетия представления о нации: «французское», исходящее из идеи свободного сообщества граждан государства, основанного на политическом выборе, и «немецкое», базирующееся на культуре и общем происхождении.

Но и эти давно сложившиеся формы не являются застывшими. Энтони Смит, глядя на явление национализма более глобально, чем европоцентричный Кон, отказывался резко противопоставлять «западный» (гражданский) национализм «восточному» (этнокультурному). В конечном счете обе модели имеют как культурную, так и территориальную основу. О том, что этническая и гражданская модели национализма не только накладываются друг на друга, но и со временем могут даже менять свое значение на противоположное, писал в 1990-х годах Роджерс Брубейкер.

В-третьих, даже те исследователи, которые открыто стоят на конструктивистских позициях (если они не предвзятые специалисты), признают, как, например, Рон Суни, важность контекста (конструктивисты и, в частности, инструменталисты понимают этничность как ментальный конструкт, создаваемый самим индивидом. – Ред.). Национализм добивался большего успеха там, где этому предшествовало наличие некой территориальной, языковой либо культурной общности, общей исторической памяти, которая используется как исходный материал для интеллектуального националистического проекта. Опыт шотландского, баскского, эстонского, литовского национализмов подтверждает этот вывод.

Именно социальный и экономический контекст определяет процесс развития националистического дискурса, националистической политики и практики. Известно, какое решающее значение исследователи и политики, стоящие на конструктивистских и инструменталистских позициях, придают деятельности элит в трактовке понятия нации и формировании идентичности. Но насколько велик ресурс интеллектуальной мощи элиты, выражающей и формирующей идеи национализма, и вместе с тем насколько готовы те или иные социальные группы и вся масса населения поддержать ее идеи? Это зависит от состояния общества. Следует учитывать уровень экономического развития, политическую структуру государства, социально-культурные факторы, в том числе нормы и ценности, доминирующие в обществе, степень доверия политическим институтам, чувство гражданства и взаимопонимания граждан, степень осознания единства государства и проч.

ТИПЫ НАЦИОНАЛИЗМА

Изучая межнациональные отношения на советском и постсоветском пространстве, мы выделили шесть типов национализма.

Классическим национализмом следует считать тот, при котором все культурные обоснования (необходимость государственного языка, сохранение своей нормативной, художественной культуры), исторические, геополитические, экономические аргументы подчиняются цели расширения государственной самостоятельности, а затем и независимости (сецессия). Наибольшее распространение такой национализм получил в прибалтийских республиках, где националисты использовали весь «букет» аргументов: критику пакта Риббентропа – Молотова, требование контроля за использованием природных ресурсов, концепт самохозяйствования.

Другой была идеология и политика элит в республиках Российской Федерации. Ни в Татарстане, ни в Башкирии, ни в Якутии, ни в Туве, ни в других республиках (за исключением Чечни) доминирующие элиты не ставили вопроса о полной независимости от России. Речь шла лишь о «разделенном суверенитете», когда часть прав передается в федеральный центр. В одних случаях делалась заявка на большие права в финансовой, экономической, культурной и политической сферах, в других – в основном на право распоряжаться природными ресурсами и право управления культурой. В наиболее выраженной форме претензии на расширение прав имели место в Татарстане в 1990–1993 годах. Такой национализм можно назвать паритетным.

В центре идеологии и политической практики фигурировало именно разделение прав на основе свободной передачи их части федеральному центру. Как следствие, предполагалось осуществление политики, при которой контактирующие этнические группы (в Татарстане, к примеру, татары и русские) пользовались равными правами, что выражалось в законодательном признании двух государственных языков, в совпадающем дискурсе политического руководства республик и в доминирующей социальной практике.

В таких республиках, как Башкирия и Якутия, фокус идеологических и политических устремлений концентрировался на хозяйственной и культурной сферах, но приоритет отдавался идеям, которые соответствовали экономическому национализму.

В Карелии и Коми, где титульные национальности были в демографическом меньшинстве, речь шла главным образом о поддержке культурной самобытности, языка, что соответствует идеям культурного национализма.

В других республиках, в частности в Северной Осетии и Ингушетии, доминировали идеи защиты: защиты территории, влияния на пространстве, возвращения потерянных земель. Немцы Поволжья, к примеру, пытались восстановить свою автономию, а ингуши – добиться переноса административной границы Ингушетии и Северной Осетии и передачи Пригородного района в состав своей республики.

Идеи защитного национализма присутствовали и среди идеологов русского национализма (защита экологии Байкала, защита русской деревни писателями-деревенщиками, защита крестьянства, потерявшего свою наиболее активную часть в лице раскулаченных и сосланных работников).

На постсоветском пространстве предпринимались попытки осуществления идей модернизационного национализма. В конце 1980-х – начале 1990-х, когда от Таллина до Вильнюса выстраивалась «Балтийская цепь», молдаване вспомнили о своем родстве с румынами, Армения стала воевать за Нагорный Карабах, а молодые реформаторы в центре России с горечью заговорили о том, сколько средств уходило из российских регионов на периферию. Строились предположения о том, что если проект демократизации и модернизации России окажется успешным, то разбегающиеся республики сами захотят вступить в Российскую Федерацию.

Модернизацию как аргумент в пользу самостоятельности выдвигали и региональные лидеры – например, в том же Татарстане из-за опасений возвращения коммунистов к власти в Москве в 1993 году. Идеи частной собственности на землю, открытых инвестиций нельзя осуществить путем реставрации прежнего режима. Модернизационный национализм обычно появляется на наиболее развитых территориях в полиэтнических государствах (Россия конца 1980-х – начала 1990-х по сравнению с большей частью союзных республик бывшего СССР, Татарстан по сравнению с менее развитыми регионами России, Каталония по сравнению с другими областями Испании).

НАЦИОНАЛИЗМ И ГОСУДАРСТВО

Национализм нельзя понять вне связи с государством. Национализм – это всегда попытка идеологически легитимировать захват контроля над государством. Вместе с тем это и реакция на чрезмерное вмешательство государства, ощущаемое меньшинствами в его составе.

Вполне естественно, когда федеральный центр в многонацио- нальном государстве предпринимает усилия по гомогенизации населения в надежде избежать развития национализмов в сепаратист-ские движения. Но, несмотря на все благие намерения, формирование чувства общности слишком часто превращается в лучшем случае в функцию бюрократической машины, насаждающей унификацию и ассимиляцию. И только по этой причине подобные попытки могут отвергаться или, по меньшей мере, критически восприниматься гражданами.

Причем сопротивляются не обязательно меньшинства. Тенденция унификации не может нравиться и гражданам, населяющим территории, где проживает этническое большинство.

Неоднократно в разных регионах Северо-Запада, на Урале, в Южном федеральном округе приходилось слышать: «Центр нас не чувствует», «Центр не считается с нашими интересами, и это мешает утверждению гражданской нации, единства в стране». В регионах, населенных другими этническими группами, такие настроения приобретают этническую окраску.

Так происходит и в других странах, в том числе имеющих давние и прочные демократические традиции. Бельгия, Канада, Швейцария не избежали тенденций этнического национализма. Как показал в своих работах Джон Брейли, национализм может быть продуктом и следствием именно государственного нациестроительства. Проваливающиеся попытки подобных экспериментов вызывают обратный результат – еще более ярко выраженные всплески этнического национализма.

Даниел Конверси уточняет: «Избыток чересчур усердствующего централизма часто вызывал гомеостатическую реакцию, которая в свою очередь порождала мощное движение национализма на периферии». О националистическом подъеме, сопровождающем усилия государства по этнической гомогенизации общества, пишет и Тэдд Гурр. Именно ответная этническая мобилизация способствовала в Испании подъему баскского и каталонского национализмов, придавших культурным маркерам этнической группы политическую окраску.

Так же болезненно воспринималась в начале 1990-х годов русским и украинским меньшинствами дискриминационная политика молдавского государства в отношении использования там соответствующих языков. Примерно та же ситуация сложилась в Южной Осетии и в Абхазии в связи с политикой Грузии в поздние 1980-е и в начале 1990-х. Протест среди части татарской интеллигенции вызвало решение Государственной думы Российской Федерации о запрете перехода татарской письменности с кириллицы на латиницу.

В большинстве национальных движений на постсоветском пространстве политические трения вокруг статуса языков, несомненно, сыграли мобилизующую роль. Язык, его статус становится в современном обществе социальным ресурсом, поэтому идеологи этнонационализма придают ему не менее важное значение, чем борьбе за другие ресурсы – природные либо политические. Вообще, на конфликте вокруг тех или иных ресурсов идеологами выстраиваются этнические границы, маркеры которых чаще всего культурные.

Поводом для подобного рода демаркации могут служить и другие интересы. Например, для русских, проживающих в республиках РФ, разделителем стал доступ к участию в региональной власти. Именно он превратился в механизм социальной категоризации и сопоставления, а в каких-то случаях и противопоставления этнических групп.

Психологи считают, что чем меньше различий между контактирующими этническими группами, тем с большей силой проявляются претензии на основании все же имеющихся различий. Возможно, поэтому индустриализация, урбанизация и глобализация, стирая этнические границы, не привели к их исчезновению, которое прогнозировалось как во времена Макса Вебера и Карла Маркса, так и современными теоретиками глобализации. На оригинальном материале новых «силиконовых долин» это убедительно показывает Томас Фридман в книге «Плоский мир».

ВОЗМОЖНОСТЬ ЛИБЕРАЛЬНОГО НАЦИОНАЛИЗМА

Национализм по-прежнему воплощает проявление категоризации себя и «другого». Но из этого не следует, что различия предопределяют непримиримый антагонизм. На вопрос, могут ли под крышей одного государства мирно ужиться сразу несколько национализмов, может быть дан положительный ответ. Само признание того факта, что национализм бывает разным, предполагает, что какие-то его виды, типы, формы могут при определенных условиях в большей или меньшей степени сочетаться с либерализмом и демократией.

Важнейшие из этих условий лежат в сфере политической этики. Одного желания этнических лидеров недостаточно, чтобы манипулировать массами. Стоит ли затрагивать те или иные струны в сердцах и умах людей? Говорят, что жизненный опыт мало чему учит человека, но опыт многих людей научить может. И тогда сами профессионалы, идеологи национализма начинают искать пути, как избежать насилия и антагонизма.

Проблема совместимости национализма с либеральными ценностями приобрела наибольшую известность благодаря статье Майкла Линда «В защиту либерального национализма» (M. Lind. In Defence of Liberal Nationalism // Foreign Affairs. 1994. Vol. 73. № 3. May–June. P. 87). Линд утверждает, что недоверие к национализму даже в его либеральной, демократической и конституционной форме – грубое заблуждение. Такое недоверие предполагает слепую поддержку любых, в том числе деспотичных, многонациональных государств. Представление о национализме как устаревшем явлении из архаического прошлого – это предубеждение, которое не соответствует политической практике. Не все случаи сепаратизма плохи, а политика поддержки целостности многонациональных государств любой ценой не всегда хороша.

Справедливо и то, что отделение одной нации (порой и нескольких) не означает, что каждое многонациональное государство готово рассыпаться, как карточный домик. А многонациональность государства отнюдь не является непреодолимым барьером для его демократизации. Важно лишь разработать механизм разделения власти между этническими группами. Как удачные Линд приводит примеры Бельгии, Канады, Швейцарии. Не стоит, с его точки зрения, бояться и сверхмощных многонациональных государств типа Советского Союза или современной России, если, конечно, они создаются на добровольных началах. Оказывается, национализм вполне совместим с либеральными ценностями при соблюдении двух важнейших условий – возможности свободного выбора человеком своей национальности и мирного обеспечения прав культурных меньшинств.

Интерес к совместимости национализма с либеральными ценностями, которая еще сравнительно недавно казалась идеологическим нонсенсом, растет на глазах. И это не случайно. Этнические чистки, агрессивный сепаратизм, декларирование самоопределения – все эти проблемы Западу приходится теперь решать не за морями, а в своих либо соседних государствах. Россия также вынуждена искать ответы на внешние и внутренние вызовы национализма, которые на глазах становятся всё мощнее и многообразнее. Дело тут не только в позиции руководства страны по вопросу о статусе Косово или Абхазии, но и в ситуации, которая сложилась в собственно российских регионах, а также в том, насколько способны представители разных этнических групп осознавать свою общность и готовность к ненасильственной реализации собственных интересов.

Журнал Nation and Nationalism провел целую дискуссию в связи с выходом книги Дэвида Миллера «О нации» (On nationality). Миллер оспаривает положение, что национализм – идеология правых сил, поддерживающих авторитарные режимы, враждебные либерализму и демократии, и утверждает, что либеральный национализм предполагает комбинацию социальной демократии внутри страны с «исключительно либеральной доктриной формального равенства на международной арене». При этом идея социальной справедливости, по Миллеру, живет только внутри сообщества, «имеющего представление об общей судьбе».

Брендан О’Лири, принимавший участие в дискуссии, обратил внимание на соблюдение либеральных требований в отношении меньшинств. Действительно, добившиеся суверенитета народы в новых государствах нередко сами не соблюдают прав меньшинств – такие примеры есть и в странах постсоветского пространства. О’Лири считает, что либеральное общественное мнение должно добиваться введения процедур и мер предосторожности, гарантирующих коллективные права меньшинств и индивидуальные права человека. Правда, все это больше напоминает советы просвещенному общественному мнению в ситуации прискорбного отсутствия в новых государствах соответствующих традиций, институтов и согласованных политических процедур реализации предлагаемых мер.

ДОСТИЖИМОСТЬ ИДЕАЛА

Анализируя накопленные теоретические разработки, можно, по-видимому, говорить о либеральном национализме при соблюдении следующих условий:

государственность декларируется от имени всех граждан, проживающих на данной территории, или народа в понимании сообщества людей, проживающего на данной территории;

устройство государства относится к либерально-демократическому типу, обеспечивающему верховенство законов, всеобщее избирательное право, представительный характер власти, выборность власти как формы реализации принципа представительства, разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную;

обеспечивается политическое и правовое равенство граждан, в том числе право быть избранным на государственную должность;

допускаются плюрализм и свобода политической деятельности, свобода слова, право формулировать и отстаивать политические альтернативы; возможность внутренних разногласий при обсуждении ценностей, идеалов, в том числе национальных, этнокультурных, лингвистических, сути самой общности и ее границ в приемлемых для дискутирующих сторон формах, избегающих экстремизма и насилия;

наличествуют политические институты, обеспечивающие разнообразие культур, права меньшинств;

гарантируется свободное право личности на выбор национальности.

Большинство перечисленных принципов характерны для развитых, или, как говорят, консолидированных, демократий. Это практически идеал. Безусловно, пытаться сформулировать такой идеал на все времена и для всех народов означало бы впасть в опасную иллюзию. Демократия – это процесс развития, расширения и обновления идей и принципов, институтов и процедур. Либеральный национализм тоже способен обновляться в своих принципах, институтах, процедурах, оставаясь целью, к которой национально ориентированные общественные силы, лидеры, властные структуры проявляют готовность стремиться, хотя не всегда и не во всем ее достигают.

Сама демократия не гарантирует достижения многих целей: всеобщего благоденствия, мира, в том числе решения этнонациональных проблем. Но имеет смысл сосредоточиться на обсуждении условий, при которых народы предпочитают самоопределение не в форме отделения, а в виде различных типов автономий, и национализм (а в российском случае – чаще этнонациональный сепаратизм) удается перевести в либеральное русло.

Такие условия, естественно, бывают объективными и субъективными. К объективным условиям, повышающим готовность к либеральным формам национализма, можно отнести следующие аспекты.

Первое. Этнический состав территории. Чем меньше доля титульной национальности, тем больше она должна считаться с волей другой части населения, думать об обеспечении поддержки с ее стороны, либерализовать этническую политику, выдвигать цели и задачи, достижение которых будет гарантировать единство всего полиэтнического сообщества.

Второе. Территориальное положение. Если республика либо самоопределяющаяся этническая общность не имеет внешних границ, ей трудно ставить себе целью сецессию, радикальный сепаратизм. Все ставшие самостоятельными бывшие союзные республики СССР, так же как и Абхазия, Южная Осетия, Чечня, имели внешние границы. Отсутствие таких границ накладывает ограничения на сепаратизм и стимулирует поиск мирных решений. Это не значит, что либеральный национализм, к примеру, в Чечне обречен, – это лишь значит, что в Татарстане у него больше шансов, а Татарстан со временем может стать образцом для воспроизводства.

Третье. Ресурсы группы, заявляющей о своих притязаниях, уровень ее модернизации. Речь идет не только о материальных ресурсах, обеспечивающих самодостаточность жизнедеятельности, но и об интеллектуальных. Чем более представителен слой интеллектуалов, чем больше среди них компетентных людей, знакомых с мировым опытом и международными подходами к решению этнонациональных проблем, тем больше шансов на ведение переговоров на уровне учета интересов сторон. Представляются особенно важными состав политической элиты и уровень ее профессиональной подготовки. Эстонцам было заметно легче достигать более или менее либеральных путей решения национальных проблем, чем, например, молдаванам. У татар в этом отношении больше возможностей, чем, скажем, у чеченцев либо тувинцев.

Возможность либерального национализма также зависит от внутренних и внешних субъективных факторов.

Во-первых, чем выше легитимность и устойчивость центральной власти, ее сплоченность и организованность, тем меньше шансов у регионалов играть на противоречиях, доводить дело до ультимативных форм взаимодействия, и в то же время им легче договариваться о разделении полномочий и предметов ведения.

Во-вторых, велико значение государства, развития в нем демократических структур, обеспечивающих участие во власти представителей народов, их голос в средствах массовой информации, наличие в государственной структуре устойчивых механизмов регулирования конфликтных ситуаций.

В-третьих, нельзя ожидать либерализации этнонационализма, ослабления сепаратизма, если в государстве происходит эскалация национализма шовинистического толка, если в распределении общегосударственных ресурсов присутствует волюнтаристский момент, наличествуют клиентарные отношения.

В-четвертых, всегда приходится иметь в виду, что перепроизводство образованных людей создает препятствие для продвижения, карьеры и стимулирует недовольных делать ставку на культурные притязания. Национализм становится той потенциальной отдушиной, в которую выплескиваются фрустрации и интеллектуальная невостребованность, превращается в бунт «маргиналов». Поэтому стабилизировать эскалацию этнонационализма удается именно тем руководителям республик в составе Российской Федерации, которые стараются включить в правительственные структуры или использовать какими-то иными путями потенциальных идеологов национализма, не замеченных в экстремизме. Татарстан и Якутия – это достаточно успешные примеры такого способа «тушения» этнического экстремизма.

В-пятых, все более значимым становится внешнее влияние. Надежда на поддержку либо, наоборот, осуждение мировым общественным мнением, несомненно, корректирует поведение лидеров как на сепаратистских или потенциально сепаратистских территориях, так и в центре. Более четкое определение на уровне мирового сообщества позиций по таким вопросам, как возможные формы самоопределения, отношение к хельсинкским принципам, к экстремизму, терроризму, приобщение политиков, общественных лидеров, ученых к решению этнических проблем, к обеспечению мирного сосуществования людей разной этнической принадлежности, – это более надежный способ, чем демонстрация силы при урегулировании конфликтов.

Естественно, перечисленные условия, которые обеспечивают возможность появления либеральных форм национализма, присутствуют далеко не всегда. И даже их наличие не гарантирует достижения желаемых целей. Тем не менее именно они создают и расширяют возможности либерального национализма и недопущения насилия.

Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 14 декабря 2008 > № 2899030 Леокадия Дробижева

Россия. США > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 15 июня 2008 > № 2911793 Павел Золотарев

Противоракетная оборона: история и перспективы

© "Россия в глобальной политике". № 3, Май - Июнь 2008

П.С. Золотарёв – к. т. н., замдиректора Института США и Канады РАН, профессор Академии военных наук, генерал-майор.

Резюме Системы ПРО способны снизить мотивацию пороговых стран к обладанию ракетно-ядерным потенциалом, а также уменьшить либо предотвратить ущерб от возможного применения ракетно-ядерного оружия. Но проблему противоракетной обороны необходимо решать так, чтобы это не приводило к нарушению стратегического баланса сил между основными ядерными государствами.

Противоракетная оборона (ПРО) превратилась в последнее время в одну из наиболее острых проблем международной политики. Намерение США развернуть третий позиционный район ПРО в Восточной Европе вызывает резкое несогласие России, которая угрожает ответными мерами. В Европе есть разные мнения о целесообразности американского проекта, да и в Вашингтоне хватает скептиков. Чтобы лучше понять сложившуюся ситуацию, стоит вспомнить, как формировалось отношение сторон к идее противоракетной обороны.

ИСТОРИЯ ВОПРОСА

Проблема ПРО возникла после первых атак на Лондон немецких крылатых ракет «Фау-1» и «Фау-2» летом – осенью 1944 года. Достаточно быстро был сделан вывод, что реальным способом защиты может быть только противоракета. Однако между этим выводом (примерно 1946-й) и первыми испытательными пусками противоракет в Соединенных Штатах и Советском Союзе (1961–1962) прошло почти 20 лет. Столь длительное время потребовалось для развития радиолокационных технологий и наращивания скорости противоракет. Таким образом, с самого начала противоракетная оборона нуждалась в новых технологиях, стимулируя их поиск в достаточно широком научно-техническом диапазоне.

И Москва, и Вашингтон прорабатывали два варианта – непосредственное поражение цели (попадание «пулей в пулю») и мощный взрыв, позволяющий уничтожать цель на значительном удалении. Обе стороны практически одновременно пришли к выводу о том, что приемлемый результат поражения может быть получен лишь при условии применения противоракет с ядерным боезарядом. Общим стал и вывод о целесообразности ограничить область прикрытия ПРО несколькими объектами из числа наиболее важных. Вплоть до 1964 года не возникало сомнений в том, что противоракетная оборона должна ориентироваться на поражение ракет противостоящей стороны (СССР или США). Приобретение ядерного статуса Китаем расширило диапазон ракетных угроз, но не повлияло на облик систем ПРО.

Необходимо отдать должное шефу Пентагона Роберту Макнамаре, госсекретарю Дину Раску, а затем и президенту Линдону Джонсону, которые в середине 1960-х первыми осознали необходимость таких ограничений. Их опасения были связаны с тем, что успешная попытка создания ПРО одной из сторон может вызвать опасную иллюзию неуязвимости и в определенной ситуации подтолкнуть к непоправимому решению применить ядерное оружие.

Военно-политическому руководству СССР было не до новых идей. Основные усилия Москвы концентрировались на сокращении отставания в сфере стратегических ядерных вооружений. Для этого имелись веские основания. После проведенных в Советском Союзе испытаний ядерного оружия Соединенные Штаты приступили к разработке реальных планов ядерной войны против СССР. Согласно плану Trojan, боевые действия предполагалось начать 1 января 1950-го. На то время США имели на вооружении 840 стратегических ядерных бомбардировщиков и свыше 300 атомных бомб. Однако в ходе штабных учений выяснилась неготовность Вашингтона к ведению превентивной ядерной войны, и поэтому вопрос сняли с повестки дня.

В 1953 году администрация Дуайта Эйзенхауэра приняла концепцию «массированного возмездия». В декабре 1960-го был составлен первый всеобъемлющий план ведения ядерной войны – Единый комплексный оперативный план (Single Integrated Operational Plan, SIOP). В нем постулировалось ведение против СССР только всеобщей ядерной войны с неограниченным применением ядерного оружия (ЯО).

В 1961 году на смену этому плану пришел SIOP-2. Он предусматривал проведение пяти взаимосвязанных операций:

уничтожение советского ядерного арсенала;

подавление системы ПВО;

уничтожение органов и пунктов военного и государственного управления;

уничтожение крупных группировок войск;

нанесение ударов по городам.

Военно-политическое руководство США исходило из необходимости иметь такой состав стратегических ядерных сил (СЯС), который обеспечил бы реализацию концепции «гарантированного уничтожения» Советского Союза как жизнеспособного государства.

Возможность проведения упреждающего удара по центральным пунктам государственного и военного управления («обезглавливающий удар») и носителям ядерного оружия («контрсиловой удар») позволяла Вашингтону надеяться на сведение к минимуму вероятности ответного удара. Сочетание планируемых упреждающих ударов с возможностями системы ПРО создавало ощущение, что победа в войне с СССР достижима, а ущерб от ответных действий может быть минимальным.

Советское руководство первоначально настороженно восприняло инициативы по ограничению систем ПРО. Однако внешнеполитическая ситуация подталкивала оба государства к поиску путей снижения напряженности в двусторонних отношениях.

Суть советской позиции сводилась к необходимости учитывать американские средства передового базирования в балансе стратегических сил. Соединенные Штаты придавали большее значение вопросу об ограничении ПРО. Американский подход, основанный на сокращении масштаба развертывания систем ПРО, в целом удовлетворял Москву. Тогдашний министр обороны США Роберт Макнамара сумел доказать советскому руководству, что создание ПРО является дестабилизирующим фактором. Далее обсуждение проблемы в основном касалось технической стороны – количества и расположения районов развертывания и деталей конфигурации системы.

Договор об ограничении систем противоракетной обороны (Договор по ПРО) и Временное соглашение о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений (Соглашение ОСВ-1), подписанные в Москве в мае 1972-го, знаменовали собой качественные изменения в советско-американских отношениях. Ни одна из сторон не имела шансов нанести ядерный удар, не получив уничтожающего ответного удара, что стало фактором обеспечения стабильности отношений.

Тем не менее фиксация допустимого уровня развития систем ПРО не остановила развитие наступательных ядерных средств. Советский Союз постоянно оставался в положении страны, вынужденной отвечать на очередной вызов: добиваться количественного паритета в стратегических ядерных вооружениях, реагировать на качественный отрыв Соединенных Штатов (принятие на вооружение разделяющихся головных частей), на размещение в Европе американских ракет «Першинг-2», способных нанести «обезглавливающий удар» по СССР, и т. д.

В марте 1983 года президент Рональд Рейган обнародовал новые планы США в рамках стратегической оборонной инициативы (СОИ). Есть основания считать, что программа «звездных войн» была нацелена на скачок в развитии передовых технологий, что в итоге и было достигнуто. Но как бы то ни было, в сложной для себя экономической и политической обстановке Советский Союз реагировал на СОИ со всей серьезностью и напряжением сил.

С началом процесса разрядки инициативы в области противоракетной обороны приобрели иную тональность. Президент США Джордж Буш-старший предложил переориентировать программу СОИ на создание системы ПРО для защиты Соединенных Штатов и их союзников, а также группировок войск от одиночных и групповых ударов – глобальной системы защиты от ограниченных ударов (ГЗОУ). Однако работа над такой системой требовала выхода за пределы ограничений Договора по ПРО. Взаимные консультации – сначала советско-, затем российско-американские – привели к предложениям российской стороны о совместной разработке и эксплуатации глобальной системы защиты (ГСЗ). На встрече в верхах в Кэмп-Дэвиде в феврале 1992-го президент Российской Федерации Борис Ельцин выдвинул инициативу трансформировать СОИ в международный проект с участием России. Эти предложения предусматривали открытость ГСЗ для всех государств, желающих участвовать в ее создании.

Однако Соединенные Штаты не были готовы к равноправному сотрудничеству. Символическое участие России в создании системы, заимствование некоторых передовых технологий допускались, но, судя по всему, ради одной цели – отказа от Договора по ПРО. Тем более исключалась идея создания международной системы, участвовать в управлении которой мог бы кто-либо, кроме Вашингтона.

Фактически предложения России были отвергнуты, однако из-за благоприятного политического фона это не нанесло ущерба отношениям. Более того, обе страны достаточно успешно развивали сотрудничество в области ПРО театра военных действий (ПРО ТВД).

Администрация президента США Билла Клинтона выдвинула компромиссный вариант системы противоракетной обороны – создание ограниченной национальной ПРО для защиты от единичных и групповых ударов. Благодаря ограниченным возможностям такая система не должна была вызывать беспокойство России и Китая, но требовала корректировки Договора по ПРО. Однако официальная позиция российской стороны не предполагала компромиссов. Ряд политических сил в России вновь подняли вопрос о совместной российско-американской системе противоракетной обороны, но на официальной позиции это не отразилось.

В июне 2000-го в ходе российско-американского саммита в Москве президент Владимир Путин официально выступил с инициативой о создании общеевропейской системы нестратегической ПРО в качестве альтернативы американской национальной ПРО. Соединенные Штаты согласились рассмотреть это предложение, но не как альтернативу своим планам, а как дополнение к программе национальной ПРО.

Бескомпромиссность России в отношении Договора по ПРО в конечном итоге вылилась в решение администрации Джорджа Буша-младшего о выходе из этого договора. Тем не менее возможность сотрудничества по ПРО продолжала декларироваться. Так, при подписании в Москве Договора о сокращении стратегических наступательных потенциалов (Договор СНП) в мае 2002-го была принята совместная декларация, согласно которой вопросы стратегической стабильности в новых условиях и сотрудничество по ПРО должны стать предметом дальнейшей совместной работы. Фактически с этой целью была образована комиссия в составе министров иностранных дел и обороны обеих стран. Однако ее работа не отличалась активностью. Поэтому обострение ситуации из-за намерений США разместить элементы системы ПРО в Польше и Чехии вполне закономерно.

Таким образом, вся история российско-американских отношений в сфере противоракетной обороны дает основания для того, чтобы относиться к американским планам с недоверием.

ИСТОКИ НЕДОВЕРИЯ

Фундаментальным фактором взаимного недоверия является высокая готовность стратегических ядерных сил сторон к применению из-за сохранения задачи взаимного ядерного сдерживания. Оба государства оказались заложниками средств, созданных в период холодной войны, прежде всего межконтинентальных баллистических ракет (МБР) наземного базирования, которые не могут быть переведены в состояние пониженной готовности к пуску без нарушения штатного режима эксплуатации. Все наземные комплексы МБР находятся в состоянии готовности к применению в режиме ответно-встречного удара. И могут быть применены по сигналам системы предупреждения о ракетном нападении.

В результате сохраняет актуальность задача поддержания системы «взаимного гарантированного уничтожения». Отсюда и неизбежность поддержания баланса стратегических ядерных вооружений и стратегических оборонительных систем. Все это и создает фундамент взаимного недоверия, но в первую очередь недоверия России к Соединенным Штатам, поскольку она постоянно находится в положении догоняющего государства.

К числу факторов, порождающих недоверие российской стороны, можно отнести следующие обстоятельства.

США пытаются убедить Россию в том, что создаваемая система не направлена против нее. Вместе с тем подобное утверждение противоречит доктринальным подходам Вашингтона к построению оборонной политики. Соединенные Штаты декларировали, что исходят не из оценки угроз национальной безопасности, а из оценки возможностей других государств нести в себе такую угрозу. Россия – единственная страна, обладающая ядерным потенциалом, позволяющим уничтожить США. Нет оснований полагать, что, создавая многоэшелонную и крайне дорогостоящую систему противоракетной обороны, Вашингтон не предусматривает возможность уничтожения российских стратегических ракет.

Все предварительные проработки вариантов сотрудничества и совместного создания системы противоракетной обороны наталкиваются на желание американской стороны ей управлять.

При этом элементы ПРО в Польше и Чехии могут оказаться лишь первым шагом всей этой системы на европейском континенте. Как и в случае с расширением НАТО, Россия снова может услышать рассуждения о праве каждого государства на защиту от возможной ракетной угрозы. В результате в западной части Европы будет развернута значительная группировка средств ПРО, способная нарушить стратегический баланс сил.

Москва давала понять Вашингтону, что системы противоракетной обороны, расположенные на территории России, позволяют оптимальным образом отражать ракетные угрозы с южного направления. Однако американцы не проявили интереса к такому сотрудничеству. Наряду с этим нет недостатка в информации о намерении США разместить элементы ПРО на территориях к югу от Российской Федерации. Это свидетельствует о двойном назначении американской системы: и против угроз с юга, и против России.

По оценкам ряда российских и американских экспертов, противоракеты, обладающие скоростью 4,5–9 км/сек., способны уничтожать цели, расположенные на расстоянии 2 000–2 500 км от места их дислокации (в данном случае на северо-востоке Польши). Исходя из этого, делаются предположения о том, что элементы системы ПРО в Восточной Европе могут быть задействованы против ракет, расположенных в Саратовской, Челябинской и Оренбургской областях. При скорости порядка 9 км/сек. противоракеты будут способны поражать ракеты, стартующие из любой европейской части России, в том числе вдогонку за боевыми блоками.

Кроме того, у российских экспертов есть опасения, что и по функциональным возможностям элементы системы американской ПРО в Европе будут заметно превосходить декларируемые характеристики. Нельзя исключать, что противоракеты в Польше легко переоборудовать в боевые. Последним понадобится незначительное подлетное время для поражения важных объектов на территории России. Вполне вероятно также, что противоракеты будут функционально пригодны для решения задач противоспутниковой борьбы. Нет гарантии, что они не станут использоваться для уничтожения космических ракет, запускаемых с российского космодрома в Плесецке.

Нельзя не учитывать, что планируемая РЛС в Чехии способна контролировать всю ракетно-космическую деятельность в европейской части России, в том числе и на полигоне Плесецк, а также акватории Баренцева, Белого и Карского морей, то есть зону действий Северного флота РФ, и т. п.

Наращивание боевых возможностей системы противоракетной обороны связано с развитием космической компоненты, позволяющей уничтожать боевые блоки на пассивном участке полета. Весьма вероятно, что это повлечет за собой появление системы американской ПРО, способной эффективно отражать ответные действия СЯС России.

Планы Соединенных Штатов, нацеленные на то, чтобы сформировать одновременно с оперативно развернутыми СЯС значительный возвратный потенциал и наметить перспективу эффективной системы национальной ПРО, могут привести к разрушению стратегического баланса сил между двумя основными ядерными государствами. Это нанесет серьезный ущерб стратегической стабильности в глобальном масштабе.

В то же время, несмотря на значительный потенциал недоверия, система ПРО способна существенно содействовать обеспечению безопасности в условиях ядерной многополярности.

ПРО В УСЛОВИЯХ ЯДЕРНОЙ МНОГОПОЛЯРНОСТИ

Ядерная многополярность означает существование нескольких групп государств:

официально признанные ядерные государства (США, Россия, Великобритания, Франция, Китай);

непризнанные ядерные государства, открыто заявившие о наличии у них ядерного оружия (Индия, Пакистан);

государства, не признающиеся в обладании ядерным оружием (Израиль);

государства, имеющие мотивацию к обладанию ядерным оружием и необходимый для этого научно-технологический потенциал (КНДР, Иран);

государства «латентные», т. е. способные создать ядерное оружие, но в силу политической и военной нецелесообразности воздерживающиеся от перехода в разряд ядерных (Аргентина, Бразилия, Южная Корея и др.).

Нарастающие проблемы с энергоресурсами делают неизбежным распространение ядерных технологий. В результате ядерная многополярность будет расширяться, а ракетно-ядерные угрозы – возрастать.

Системы ПРО способны снизить мотивацию к обладанию ракетно-ядерным потенциалом, а также уменьшить либо предотвратить ущерб от возможного применения ракетно-ядерного оружия.

Но проблему ПРО необходимо решать так, чтобы это не приводило к нарушению стратегического баланса сил между основными ядерными государствами.

Существует ряд особенностей построения систем ПРО. Достаточно указать на следующие.

Ракетно-ядерная опасность может возникнуть с разных географических направлений. Поэтому система противоракетной обороны должна быть достаточно гибкой.

Преднамеренное применение официально признанными ядерными государствами ядерного оружия друг против друга практически исключено ввиду полной бессмысленности. Но поддержание баланса ядерных потенциалов может еще длительное время сохранять политическую актуальность, влияя тем самым на отношение к появлению системы ПРО у одной из сторон.

Наиболее актуальны угрозы применения ракет малой и средней дальности в ядерном оснащении непризнанными, непризнающимися или будущими ядерными государствами, но в перспективе не исключены угрозы применения межконтинентальных баллистических ракет.

Система ПРО эффективна лишь при условии, что она способна поразить цель на различных участках траектории полета ракеты и боевых блоков.

Эффективная система противоракетной обороны не может быть создана на территории одного государства из-за неопределенности направлений движения ракет и необходимости поражения целей на различных участках траектории полета.

Рассредоточение средств ПРО неизбежно будет вызывать опасения государств, обладающих ракетным потенциалом и попадающих в зону действия этих средств.

Опасения в связи с размещением вблизи национальной территории средств ПРО могут быть сняты в случае участия других государств, обладающих ракетно-ядерным потенциалом, в процессе управления этими средствами.

Оптимальной с точки зрения затрат может быть система, использующая национальные средства ПРО государств, расположенных вблизи ракетоопасных направлений.

Оптимальная ПРО – совместная (коллективная) по построению. Ее система управления должна позволять совместное использование национальных информационных и огневых средств, а также участие в управлении боевых расчетов от государств-партнеров.

Применительно к существующим средствам и системам можно предположить, что в состав совместной (коллективной) системы ПРО должны входить:

национальные средства систем предупреждения о ракетном нападении (СПРН);

национальные мобильные (наземного, морского и воздушного базирования) и стационарные огневые комплексы систем ПРО для поражения ракет на активном и пассивном участках траектории их полета;

национальные наземные противоракетные комплексы, включая радиолокационные средства наведения, для поражения боевых блоков ракет на пассивном и конечном участках полета;

совместные (многонациональные) средства и пункты управления, которые позволяют в комплексе использовать национальные средства ПРО различных государств, принимающих участие в создании системы противоракетной обороны.

Впоследствии в составе системы ПРО могут появиться космические средства поражения боевых блоков на пассивном участке траектории их полета.

Очевидно, что элементы противоракетной обороны, размещаемые на национальной территории, должны находиться в собственном управлении, что, однако, не отменяет возможность их применения в составе общей системы. Средства ПРО для поражения боевых блоков ракет на конечном участке траектории их полета, вероятнее всего, нет смысла включать в состав совместной системы противоракетной обороны. Однако необходимо информационное сопряжение национальной системы ПРО и элементов совместной системы. Лишь зная результаты действия совместной системы ПРО, можно эффективно решать задачу уничтожения сохранившихся боевых блоков.

Если брать за основу принятый более 10 лет назад российско-американский Меморандум об открытии в Москве совместного Центра обмена данными (ЦОД), то необходимо выделить несколько важных позиций, предусмотренных этим документом.

Во-первых, предполагается сделать ЦОД открытым для участия в его работе представителей других стран.

Во-вторых, участники ЦОДа обязаны заблаговременно предоставлять уведомления о предстоящих пусках ракет (испытательных, учебно-боевых, научных), запусках космических аппаратов и т. д.

В-третьих, на первом этапе ЦОД должен оснащаться национальными техническими средствами отображения информации от СПРН, но в последующем предусматривается их сопряжение.

Фактически ЦОД может послужить фундаментом для создания совместной системы управления противоракетной обороной. Но возможно ли в принципе коллективное управление столь сложными структурами? Не получится ли так, что, пока будет вырабатываться совместное решение, оно окажется уже ненужным? В этой связи необходимо отметить следующее.

В условиях ограниченного времени огневые средства систем ПРО эффективны лишь в автоматическом режиме функционирования. Временной дефицит не позволяет в автоматизированном режиме (при участии человека) сопровождать цели, распределять средства для их поражения, осуществлять их запуск и наведение на цель.

С учетом этой особенности на пункт управления системы региональной ПРО, вероятнее всего, могут возлагаться следующие функции:

сбор и отслеживание информации о состоянии национальных огневых комплексов, предоставленных для использования в составе объединенной системы региональной ПРО;

перевод огневых комплексов в то или иное состояние готовности с учетом информации, получаемой из различных источников, в том числе от национальных СПРН;

сбор и анализ информации о ходе выполнения задач по поражению целей на различных участках траектории их полета (для оптимального использования всех имеющихся в распоряжении средств).

При таком наборе функций реальна постановка вопроса о совместном пункте управления. Сами огневые комплексы будут действовать в автоматическом режиме при условии их заблаговременного перевода в необходимую степень готовности.

Очевидно, что на сегодняшний день актуальна постановка вопроса о региональной системе противоракетной обороны. Мобильный характер большинства существующих комплексов ПРО (С-300, С-400, Patriot, Aegis и пр.) позволяет реализовывать гибкую архитектуру системы, способную к развертыванию на различных ракетоопасных направлениях. Определенный опыт региональных ПРО уже накоплен. Есть основание и необходимый технический задел для осуществления комплексного применения и управления существующими национальными средствами противоракетной обороны.

ИСКУССТВЕННЫЙ ТУПИК

Комплекс ПРО в Восточной Европе имеет целью защитить Соединенные Штаты от межконтинентальных баллистических ракет в неопределенной временнЧй перспективе.

Совместные же с Россией работы по созданию европейской системы ПРО приостановлены. Выходом из создавшегося тупика призвана быть ориентация на главный принцип – не нарушать баланса сил между основными ядерными державами. Однако озабоченность Москвы как раз и состоит в том, что этот принцип может быть нарушен.

Из отмеченных ранее особенностей построения систем противоракетной обороны следует, что наиболее эффективный путь решения возникшей проблемы был предложен российским президентом. Открытие в Москве и Брюсселе Центров обмена данными и включение в систему российских радиолокационных средств закладывают фундамент для совместного построения системы ПРО как регионального, так и глобального масштаба.

Однако из американской позиции следует, что США готовы включить российские элементы противоракетной обороны в систему, но не готовы к совместному управлению ею. И всё же сдвиги в поведении Соединенных Штатов наметились. Во всяком случае, сам факт сделанного российской стороне предложения о мерах по наблюдению за элементами системы ПРО в Польше и Чехии говорит о признании озабоченностей Москвы обоснованными.

По всей вероятности, мы находимся в самом начале поиска компромиссных вариантов. На недавнем саммите НАТО в Бухаресте одобрены предложения о размещении элементов американской ПРО в Европе, но одновременно говорилось и о необходимости создания европейской системы ПРО. В этих условиях возможны два компромиссных варианта.

Первый и самый простой связан с углублением предложений США по контролю, который российские эксперты могли бы осуществлять за элементами системы ПРО в Польше и Чехии. Предложения Соединенных Штатов еще до конца не выработаны, но можно утверждать, что они окажутся приемлемыми лишь в том случае, если позволят контролировать выполнение следующих технических условий:

исключение возможности использовать радиолокационные средства, дислоцированные в Чехии, на российском направлении;

исключение намерения переоборудовать противоракеты в боевые ракеты;

предотвращение угрозы применения противоракет для поражения российских МБР и космических ракет.

Очевидно, что такой контроль не может быть основан на периодических экскурсионно-инспекционных проверках. Необходимо, чтобы российские специалисты постоянно находились на объектах. Но недостатки данной модели тоже очевидны – ведь их присутствие может быть прервано в случае обострения ситуации и требует согласия со стороны Польши и Чехии.

Второй вариант, как наиболее рациональный с точки зрения создания эффективной системы ПРО, не нарушающей баланса сил, – принятие российских предложений по совместному построению системы и, главное, управлению ею.

Каким будет решение, в значительной степени зависит от результатов президентских выборов в США – вероятнее всего, оно будет носить промежуточный характер. В дальнейшем не исключено постепенное движение в сторону российских предложений, не преследующих цель получить односторонние преимущества и наиболее рациональных с точки зрения построения эффективной системы ПРО.

Россия. США > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 15 июня 2008 > № 2911793 Павел Золотарев

Россия. США. Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 16 февраля 2008 > № 2906788 Георгий Арбатов

«Нам грозит более опасный период, чем холодная война»

© "Россия в глобальной политике". № 1, Январь - Февраль 2008

По обе стороны Атлантики стало модно говорить о холодной войне. И хотя перемены в мире очевидны, соблазн вернуться в привычную конфронтационную обстановку, когда все было понятно, велик. Известный обозреватель Джонатан Пауэр, который на протяжении нескольких десятилетий освещает мировые события для ведущих западных изданий, обратился к двум участникам политических битв эпохи идеологического противостояния. Академик РАН Георгий Арбатов и профессор политологии Збигнев Бжезинский – признанные эксперты в области международных отношений. И тот и другой знают предмет не понаслышке: и Арбатов, и Бжезинский многие годы служили советниками руководителей своих стран. Оба интервью впервые вышли в свет в британском журнале Prospect в декабре 2007 года.

Резюме Во времена холодной войны нас тревожило, что противник может сделать что-то плохое. Сегодня мы должны опасаться того, что стороны не делают ничего хорошего. Они рассчитывают, что все будет идти так, как идет сегодня. Но ситуация постоянно меняется.

– Если бы вам пришлось подводить жизненные итоги в 55 лет, были бы вы в таком же мире с собой и со своей совестью, в каком, по всей видимости, пребываете ныне?

– Конечно, я критично относился ко многим сторонам нашего образа жизни, хотя говорить открыто об этом тогда было рискованно. Но, насколько помню, я и в то время не шел на какие-то компромиссы по принципиальным вопросам. Возможно, я был введен в заблуждение теми идеологическими глупостями, которые мы все время друг другу говорили. Я и сегодня считаю, что, хотя мы кое в чем и ошибались, но зачинщиками холодной войны все же были американцы. Полагаю, что ее началом нужно считать атомную бомбардировку Хиросимы и Нагасаки. В своих мемуарах американский военный секретарь Генри Стимсон честно признал, что это было сделано для того, чтобы преподать русским урок и показать, что теперь придется играть по новым правилам.

– Вам не кажется, что Сталин планировал конфронтацию с Западом после победы во Второй мировой войне?

– Нет. На встречах со Сталиным коммунистические лидеры Франции и Италии, Морис Торез и Пальмиро Тольятти, например, поднимали вопрос о том, не настал ли подходящий момент для начала революций в этих странах, учитывая возникшую революционную ситуацию. Однако Сталин ответил: «Ни при каких обстоятельствах. Запад этого не потерпит». А еще одной войны мы да и мир в целом не выдержали бы.

– Но он ведь был сторонником марксистской идеологии экспансионизма?!

– Да, Сталин считал, что победа революции неизбежна. Но после пережитой нами страшной войны он боялся новых опасных начинаний. Он предпочитал выжидать и уповать на силу убеждения, а также на то, что противоречия капиталистического строя и новые экономические потрясения сыграют свою роль. Во многих вопросах он был наивен и невежествен. Наши общественные науки пребывали в то время в плачевном состоянии — не потому, что у нас не было умных людей, а потому, что было очень мало места для творческого мышления.

– В своей книге воспоминаний вы задаете вопрос в связи с советской интервенцией в Анголе и Афганистане: «Почему во второй половине семидесятых годов мы в глазах всего мира стали агрессивной, экспансионистской державой?» Но вы на него так и не ответили.

– Я предполагаю, что в тот период военно-промышленный комплекс настолько усилился, что политические лидеры не могли долж-ным образом его контролировать. Но при этом нуждались в нем, чтобы оставаться у власти. Он был их главным инструментом власти, и поэтому они всячески избегали отчуждения во взаимоотношениях с военными. Страна управлялась не одним человеком. Вся система была насквозь пронизана военно-промышленным комплексом.

– Почему Горбачёв потерпел крах? Почему он не воспользовался своей колоссальной властью, чтобы ускорить продвижение реформ?

– Горбачёв боялся идти вперед, поскольку не был уверен, что страна и общественное мнение созрели для того, чтобы понять и принять реформы. Жаль, потому что я считаю его лучшим из всех наших лидеров, даже лучше Андропова.

– Тем не менее вы довольно критично высказываетесь о нем в своей книге.

– Только потому, что он не воспользовался своими возможностями и допустил распад Советского Союза. Три пьяных человека устроили заговор в Беловежской Пуще: Борис Ельцин, Леонид Кравчук из Украины и Станислав Шушкевич из Белоруссии. Об этой встрече хорошо известно, но мало кто знает, что все трое были пьяны.

– Откуда вы это знаете?

– Мне об этом рассказал один из присутствовавших там людей.

– Вы можете назвать имя этого человека?

– Нет.

– А каково влияние военно-промышленного комплекса в современной России? Удалось ли взять его под контроль?

– Экономические трудности в постсоветской России заставили сократить военные расходы до такой степени, что это нанесло ущерб нашей безопасности. Но теперь, похоже, наш новый лидер Путин снова вынужден считаться с военно-промышленным комплексом. Во всяком случае, военные назначаются на многие ответственные посты. Не знаю, в какой мере он может их контролировать. В целом им тоже приходится думать о выживании в военно-промышленном комплексе, а не об углублении мирного революционного процесса. Однажды в интервью одному американскому журналу я сказал (и эти слова были весьма популярны в то время), что мы сделаем для вас очень нехорошую вещь – лишим вас врага. И мы это сделали. Многим в Вашингтоне теперь непросто, как непросто и нам. Весьма трудно оправдывать непомерные военные расходы, когда в стране столько других нужд и к тому же нет реальной опасной угрозы извне. Это большая проблема. Не знаю как Путин и его окружение, но, глядя со стороны, можно сказать: он опасается упреков в том, что не заботится о нуждах военных. Коммунисты и Жириновский не преминули бы обвинить его в этом. Сейчас очень много развелось авантюристов. Путин могуществен, он опирается на широкую поддержку избирателей, но никто не знает, что будет после него. Это важно. Бюрократы тревожатся в первую очередь о своем будущем.

– Упустил ли Запад возможность перетянуть Россию на свою сторону?

– Вы хотите сказать, воспользовались ли обе стороны окончанием холодной войны? Полагаю, что нет. Соединенные Штаты были ослеплены тем, что, оказавшись единственной сверхдержавой, пустились в разные авантюры. Не все их инициативы были плохи. В Кувейте все было сделано правильно, но военная кампания в Ираке оказалась слабо обоснованна и подготовлена. Разведывательные службы неудовлетворительно выполнили свою работу, да и сама кампания была проведена некачественно. Поэтому теперь США оказались втянуты в тяжелую войну с очень сомнительным исходом. Ирак может так измотать Америку, что она уйдет из этой страны, как в свое время случилось во Вьетнаме. Мы тоже из-за множества внутриполитических проблем не использовали шанс, полученный после окончания холодной войны. Наши лидеры были удовлетворены тем, что Россию приняли в клуб восьми индустриально развитых стран. Не считаю, что новая холодная война неминуема, но мы вступили в эпоху многополярных международных отношений со множеством «центров силы». Подобная ситуация существовала перед Первой мировой войной. Это непростая политика: она требует больших усилий и тщательно обдуманных шагов. Вряд ли обе стороны к этому готовы. Мы можем шаг за шагом скатываться в трясину противостояния.

– Почему ситуация так резко ухудшилась? Я имею в виду решения в области контроля над вооружениями и вооруженными силами, а также обострение отношений с Великобританией.

– Главное в том, что прекратились переговоры. Стороны теряют интерес друг к другу. Виноваты обе стороны.

– Если бы вы сегодня были президентом России, что бы вы предприняли для предотвращения дальнейшего ухудшения отношений?

– Я бы начал серьезные переговоры. Организовал бы две-три встречи на высшем уровне, чтобы обсудить новую международную обстановку, возможные линии поведения и ответственность ведущих держав. Затем следовало бы со всей старательностью разработать повестку дня таких переговоров. Мы постоянно нуждаемся в переговорах, но к ним нужно все время готовиться, и притом весьма тщательно. Встречу в Кеннебанкпорте нельзя назвать переговорами. Я помню, как в прошлом организовывались подобные саммиты. У всех организаций, включая и мой аппарат, дел было по горло. Мы работали, работали и работали не покладая рук. Теперь же стороны потеряли всякий интерес. Российские правящие круги утратили интерес к консультациям с научным сообществом и пренебрегают мнением авторитетных специалистов. Боюсь, что нечто похожее происходит и в США. Встречи на высшем уровне превратились в шоу: лидеры жмут друг другу руки, улыбаются перед телекамерами, но никакие серьезные переговоры не ведутся.

Создается впечатление, что сейчас никто ни в чем не заинтересован. Я понятия не имею, откуда правители получают информацию и где черпают свои идеи. Путин создал наименее прозрачную на моей памяти систему государственного управления. Даже во времена Сталина мы знали, что, скажем, Маленков, или Суслов, или Жданов хотели сделать то-то либо то-то, после чего это становилось все более очевидным и заметным.

Мне ничего не известно об окружении Путина. Что думают эти люди? Что можно сказать о том или ином члене президент-ской команды? Они не выражают себя как общественные, публичные деятели.

Путин сделал много хорошего – восстановил систему государственного управления, например. Но в то же время ни в одной своей речи он не говорит о перспективах. К чему мы стремимся? Какой курс мы хотим осуществлять во внутренней и внешней политике? Это бы намного эффективнее сплотило страну, чем «вертикаль власти».

Интеллектуальный уровень бюрократов, чиновничества заметно снижается. Это началось при Ельцине: в воскресенье кто-то подсказывает ему имя, а в понедельник мы узнаём о новом премьере. Мы ничего о них не знаем, не знаем их взглядов.

– Вас не беспокоит, что Запад опять начнет считать Россию военным противником, если развитие ситуации продолжится в этом направлении?

– Все зависит от конкретных дел. Если руководители страны будут вести себя, как безумцы, это возможно. Но не думаю, что мы на такое способны – в первую очередь по экономическим соображениям. По дороге сюда вы видели богатые пригороды с фешенебельными особняками. Это главная цель бюрократии. Чинуши не заинтересованы в напряженной работе, военной конфронтации или мировой революции. В любой из этих их особняков можно направить судебных приставов и поинтересоваться источниками сверхдоходов. Все это грязные деньги, чиновники не получают столь высоких зарплат, на которые можно было бы купить такие особняки.

– Путин считает, что США воспользовались временной слабостью России, расширив НАТО, распространив свое влияние на южные республики бывшего Советского Союза и т. д. Теперь он наносит ответный удар, отменяя ранее заключенные договоры и угрожая перенацелить ракеты на Европу.

– Меня это не слишком тревожит. Я больше обеспокоен тем, чтó происходит внутри России. А что представляет собой новое поколение? Что у молодежи на уме? Иногда складывается впечатление, что они ничего не знают о прошлом, и похоже, что их не интересует будущее. На первом плане у них сиюминутные материальные потребности. Завтра эти молодые люди станут играть важную роль. Другой повод для беспокойства – это экономика. Мы так сильно зависим от цен на нефть, что, если они упадут, я не знаю, сможет ли что предпринять Путин. Подобно наркоману, мы сидим на игле высоких цен на нефть.

– Я решил навестить вас сегодня, потому что, похоже, начинается новая опасная фаза противостояния. Призраки и тени прошлого не дают нам покоя.

– Люди размышляют об этом, говорят об этом. Во времена Советского Союза мы были чрезмерно идеологизированы, но жить вообще без идеологии невозможно. Нам нужно прекратить глупые разговоры о том, что у России есть свой, уникальный путь. Это чепуха. Политическое руководство должно думать о том, куда нынешняя ситуация выведет страну, как решить существующие проблемы и к чему они приведут страну.

– Почему так сильно испортились отношения с Великобританией?

– В отсутствие реальных проблем политики искусственно раздувают надуманные. Главными злодеями становятся российские граждане, которые в данный момент находятся на территории России, но когда-то находились в Великобритании.

– Создается ли «дымовая завеса», чтобы защитить убийц Литвиненко?

– Это слишком далеко от меня и моей работы, и поэтому я плохо представляю себе реальное положение вещей. Возможно, создается «дымовая завеса», а быть может, речь идет об элементарной глупости. Я не знаю, что за люди окружают Путина. Я больше всего опасаюсь как раз таких инцидентов, таких мелочей, которые не были заранее спланированы, но могут иметь очень плохие последствия. Мы не выстроили хорошие, на прочной основе, российско-британские отношения, хотя раньше они существовали.

– Обеспокоены ли вы тем, что руководство России плохо контролирует ядерный арсенал страны?

– У нас происходило множество техногенных катастроф, но нет оснований беспокоиться именно по вопросу о контроле над ядерными вооружениями.

– Но достаточно ли благоприятна политическая обстановка для того, чтобы говорить о более решительном сокращении ядерных вооружений?

– Обе стороны потеряли врага. Они не видят друг в друге непосредственной угрозы. И, похоже, не понимают, что эта угроза может снова возникнуть в довольно-таки короткое время. Уже одно только наличие большого количества вооружений повышает вероятность ухудшения отношений и делает ситуацию менее стабильной.

Если у вас накоплено так много ядерных вооружений, то необходимо сказать, что существует план избавления от них, даже если вы пока не можете назвать точную дату. В противном случае другие страны скажут: если у вас есть эти вооружения, почему мы не можем их иметь? В настоящее время обладание ядерным оружием становится признаком великой державы. Какие враги угрожают без-опасности Северной Кореи? Их нет, но эта страна хочет быть великой и могущественной.

Во времена холодной войны нас тревожило, что противник может сделать что-то плохое. Сегодня мы должны опасаться того, что стороны не делают ничего хорошего. Они рассчитывают, что все будет идти так, как идет сегодня. Но ситуация постоянно меняется. Можно ожидать появления новых диктаторов, которые пожелают обзавестись ядерным оружием.

США и Россия в равной степени виновны в том, что ядерного раз-оружения нет. Честно говоря, Россия действует неправильно в этом вопросе. У нас так много вооружений, что мы могли бы сократить их в одностороннем порядке, показав хороший пример. Мы могли бы демонтировать ракеты и тем самым внушить другим доверие. Тогда американцы вынуждены были бы последовать нашему примеру.

– Кто из американских президентов, по вашему мнению, больше виновен в создании напряженности – Буш или Клинтон?

– Буш, поскольку он применил военную силу.

– Не кажется ли вам, что начинается новая холодная война?

– Нет, но мы можем скатиться к ней. Это будет не идеологическая война, но она окажется хуже предыдущей, потому что мы живем в многополярном мире и даже небольшие государства обладают ядерным оружием или могут стать ядерными. Раньше США и СССР всех держали под контролем, а теперь многие страны мира становятся неуправляемыми. Я не говорю, что это уже свершившийся факт, но мы можем подойти к более опасному периоду, чем холодная война. Впереди маячит опасность. Два года тому назад об этом нельзя было даже помыслить, а теперь можно. Многое будет зависеть от личных качеств будущих лидеров США и России.

– Кого бы вы хотели видеть следующим президентом России?

– У меня нет фаворитов, потому что я не знаю кандидатов.

– А с американской стороны?

– Из Хиллари Клинтон может получиться неплохой президент. Что касается Барака Обамы, то о нем я знаю очень мало.

– Обама недавно сказал, что США «снова должны повести за собой мир».

– Если Обама надеется править миром, став политическим лидером Америки, то он наивный новичок в политике. Даже если он так думает, ему не следует говорить об этом вслух.

– Митт Ромни, ведущий кандидат от Республиканской партии, не так давно заявил, что «угроза радикального ислама так же реальна», как в прошлом была реальна угроза нацистской Германии и Советского Союза. «Последствия пренебрежения вызовом в лице радикальной исламской организации или государства, обладающего ядерным оружием, просто неприемлемы», – сказал он.

– Они нашли потерянного врага! Теперь все можно объяснить и оправдать: военные расходы, военные действия… «Война цивилизаций» – это в большой степени надуманное понятие.

– Продолжится ли все это после Буша?

– Продолжится – и у них, и у нас. Нам придется вести переговоры с разными мусульманскими лидерами, потому что такой сценарий плох как для христианства, так и для ислама. Возможно, нам нужно организовать конференцию с участием Китая, Японии, Малайзии, Индонезии, Египта и представителей христианского мира. Нам нельзя допустить, чтобы новое поколение выросло с этой нездоровой идеей «войны цивилизаций», поскольку так недолго и беду накликать. Если все время внушать эту мысль людям, то война станет реальностью.

У Пакистана уже есть ядерное оружие. Вскоре им, возможно, обзаведется Иран. Расползание ядерных вооружений удастся остановить лишь в том случае, если в мире улучшится политический климат, а это не произойдет до тех пор, пока крупные державы не начнут сокращать свои ядерные арсеналы. Нам нужно подать пример, а затем сказать: зачем вам нужно это оружие? Вы опасаетесь других стран? Если это так, то давайте сядем за стол переговоров и обсудим, как мы можем помочь вам.

– Может ли Россия убедить Иран отказаться от планов создания атомной бомбы?

– Думаю, что совместно с Америкой мы сможем остановить Тегеран и уговорить его не создавать бомбу. В Москве все говорят: «Зачем нам тревожиться и переживать по этому поводу? Ведь у американцев больше причин для беспокойства». Поэтому Америка должна стать инициатором переговоров. Если же все будет идти так, как идет сегодня, появление у Ирана атомной бомбы неизбежно. Но если мы будем вести переговоры и подадим хороший пример, сократив собственные ядерные арсеналы, то этого можно будет избежать. Я лично не знаком с лидерами мусульманских стран и не знаю их психологию, но я уверен, что обладание ядерным оружием делает лидера более авантюрным и надменным.

– Беспокоит ли вас рост военной мощи Китая, как это беспокоит Пентагон?

– Мне не очень нравится военное усиление Китая. Это в большей степени угроза для России, чем для США. Но я не вижу явной, реальной опасности. Китай мирно интегрируется в мировую экономику и делает это весьма успешно. Это государство так долго было лишено достойного места в мировом сообществе! Это наложило отпечаток на психологию китайцев. В настоящее время они заняты реальным возрождением своей страны. В то же время у нас нет гарантий того, что военные однажды не придут к власти в КНР. Это будет плохо для Китая и для его соседей. Важно продолжать переговоры с Пекином. Нам придется строить систему многополярного мира и международных отношений как основу нашей общей безопасности.

– Разделяете ли вы идею Горбачёва о том, что Россия должна стать частью общеевропейского дома?

– Конечно. Россия могла бы внести большой вклад в развитие Европейского союза. Почему она должна находиться в изоляции, как того хотят Польша и Эстония? Нельзя все время жить вчерашним днем. Если бы мы жили только прошлым, никто из нас не пожал бы руку немцу. ЕС должен помочь нам теперь, пусть даже чисто символически, дав понять, что Европа не против присоединения России к Евросоюзу. Если бы Европейский союз сказал о том, что Россия может стать частью единой Европы через одно или два десятилетия, это помогло бы стабилизировать политику России.

Россия. США. Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 16 февраля 2008 > № 2906788 Георгий Арбатов

Россия. Евросоюз. США > Нефть, газ, уголь. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 16 декабря 2007 > № 2911911 Надя Кампанер

Европейская энергобезопасность и уроки истории

© "Россия в глобальной политике". № 6, Ноябрь - Декабрь 2007

Надя Кампанер – научный сотрудник Центра геополитических проблем энергетики и энергоресурсов (CGEMP) Университета Дофин (Париж).

Резюме Более четверти века назад проект газопровода из Сибири в Европу привел к расколу западного мира. Навязанное США эмбарго на поставку технологий вызвало протест ряда глав европейских государств. Вокруг «уренгойской трубы» объединились ведущие страны Европейского сообщества, в равной степени заинтересованные в сотрудничестве с Советским Союзом.

Россия поставляет нефть и газ в страны Западной Европы уже в течение многих десятилетий. Однако за последние несколько лет эта скучная, по сути, тема стала очень модной в средствах массовой информации. Вопросы энергетики, ныне крайне политизированные, занимают все большее место во всевозможных геополитических исследованиях и привлекают все большее число аналитиков всех мастей. Торговля энергоресурсами с Россией становится предметом растущих опасений и в европейских политических кругах.

Споры эти далеко не новы. Более четверти века назад предметом бурной полемики было строительство газопровода из Сибири в Западную Европу. Этот проект привел к расколу: навязанное США эмбарго на поставку технологий вызвало протест некоторых лидеров, решительно настроенных участвовать в проекте, необходимом для удовлетворения быстро растущего спроса на природный газ. Вокруг «уренгойской трубы» объединились ведущие государства Европейского сообщества, заинтересованные в сотрудничестве с Советским Союзом.

В период холодной войны энергетическое сотрудничество представлялось Старому Свету своеобразным мостом, перекинутым поверх политических разногласий, поскольку оно способствовало сближению Западной Европы и восточного блока. По мнению бывшего канцлера Германии Гельмута Шмидта, экономическое взаимодействие шло рука об руку с развитием дружественных политических отношений: «Два государства, зависимые друг от друга экономически, не будут враждовать. Значит, экономическое сотрудничество, которое я не устаю превозносить в своей стране, служит делу мира», – пишет он в своих мемуарах.

Руководители газовой промышленности Европы поддерживали между собой теплые отношения, основанные на взаимном доверии и уважении и вылившиеся в долгосрочные контракты. Жак Мэр, бывший генеральный директор компании Gaz de France, вспоминает: тридцать лет назад «нас совсем не заботила геополитика». Ветераны европейской газовой отрасли считают, что «газовая Европа» существовала уже в 1970–1980-х годах: крупные западноевропейские компании совместно вели торговлю с советской стороной. Они составляли «Большой альянс», благодаря которому каждая страна поддерживала тесные связи с соседями. Действительно, сотрудничество между национальными компаниями и правительствами является важным и необходимым: торговля газом требует строительства магистральных трансконтинентальных газопроводов, и обычно газ, прежде чем он будет доставлен компании – участнику соглашения, пересекает территории нескольких стран. Напомним, что одной из изначальных целей Энергетической хартии было создание, перефразируя Шарля де Голля, «энергетической Европы» от Бреста (город на западе Франции. – Авт.) до Владивостока.

Сегодня история отчасти повторяется: вопросы, связанные с сотрудничеством в сфере энергетики, вновь вызывают политические страсти, но на этот раз уже внутри самого Европейского союза. Страны ЕС сейчас разобщены как никогда с момента своего стремительного расширения до 25, а теперь уже 27 членов. Например, проект газопровода «Северный поток» иллюстрирует конфликты интересов внутри Евросоюза: с одной стороны, проект поддерживается государствами-основателями, а с другой – торпедируется странами Балтии и Польшей.

Энергетика стала предметом разногласий и между кремлевскими и брюссельскими политиками. Иногда энергоресурсы даже сравнивают с пушками и бомбами. Так, по словам французского депутата Пьера Лелуша, «Россия использует нефть и газ так же, как Брежнев – ракеты». Несмотря на свою вызывающую неординарность, подобная точка зрения сегодня достаточно широко распространена среди политических деятелей.

Оставим в стороне недавние проблемы и споры, в достаточной мере освещенные в СМИ, и вернемся к истокам энергетической взаимозависимости между Европейским союзом и Россией, а также к ее политическим последствиям. Сейчас, когда все чаще мелькают такие выражения, как «газовая война» или «новая холодная война», уместно вернуться к истории развития торговли нефтью и газом между Западной Европой и Россией.

1957: ВОЗВРАЩЕНИЕ РОССИИ НА МИРОВОЙ РЫНОК НЕФТИ

К концу 1950-х годов СССР удается выйти на энергетические рынки Европы или, скорее, возобновить свой экспорт нефти. С конца XIX века Российская империя поставляла в Европу нефть с месторождений в Бакинском нефтегазоносном районе. СССР возобновил эти поставки в начале 1930-х. После Второй мировой войны основными потребителями советской нефти были страны социалистического лагеря. Благодаря открытию «второго Баку» в Волго-Уральском регионе, а также мощным инвестициям в данную отрасль, советская нефтяная промышленность переживала в 1955–1960 годах новый подъем: добыча сырья удваивается, СССР становится вторым после Соединенных Штатов мировым производителем, что позволяет ему вновь начать экспорт нефти.

В обстановке холодной войны возобновление советских поставок вызвало озабоченность на Западе. Кроме того, это всерьез встревожило крупные нефтяные компании, господствовавшие на мировом энергетическом рынке (так называемые «семь сестер»: четыре компании Jersey (Exxon), Socony-Vacuum (Mobil), Standard of California (Chevron) и Texaco, входившие в Aramco, плюс Gulf, Royal Dutch-Shell и British Petroleum. – Авт.). Им трудно было смириться с появлением нового конкурента с более низкими ценами.

Однако в 1957-м, не посчитавшись с позицией англо-американских компаний, итальянская государственная группа ENI заключила с СССР исторический договор на поставку нефти. Президент ENI Энрико Маттеи рискнул импортировать советскую нефть невзирая на вето «семи сестер» (само это выражение приписывается именно ему). Такая инициатива четко вписывалась в стратегию диверсификации снабжения, разработанную ENI. В результате Италия стала важным импортером российского сырья и до сих пор остается одним из главных торговых партнеров России.

В 1950–1960-х годах Советский Союз смог вновь начать экспорт в Западную Европу не только за счет демпинговых цен, позволивших проникнуть на нефтяной рынок, но и за счет заключения бартерных сделок. В разгар холодной войны эта стратегия воспринималась как настоящая политическая атака. «Хрущёв не раз грозил закопать нас в землю. Сегодня становится все более очевидным, что, если ему дать волю, он охотно утопит нас в нефтяном океане», – говорил тогда американский сенатор Кеннет Китинг. Ведущим нефтяным компаниям Запада пришлось в свою очередь снижать цены. Это заставило другие страны-производители сплотиться, выступив единым фронтом на защиту своих доходов. Известный нефтяной аналитик Даниел Ергин считает, что именно наступление СССР, сбивавшего цены для завоевания рынков сбыта, способствовало созданию ОПЕК в 1960 году.

В 1962-м, вскоре после Карибского кризиса, Соединенные Штаты ввели экономические санкции против Советского Союза: в ноябре в рамках НАТО было одобрено эмбарго на поставку труб большого диаметра, необходимых для строительства трубопроводов. Правительство Западной Германии обратилось к крупным сталелитейным компаниям, заключившим с СССР договоры на поставку 130 тыс. тонн стальных труб, с просьбой аннулировать контракты. Однако некоторые европейские страны, например Великобритания и Италия, отказались поддержать эти санкции.

Со своей стороны СССР вследствие эмбарго наладил собственное производство труб большого диаметра, и ему удалось построить самый протяженный на то время в мире первый трансъевропейский нефтепровод «Дружба» длиной 5 500 км. Рассказывают, что на первой трубе, сошедшей в марте 1963 года с конвейера Челябинского завода на Урале, рабочие написали: «Труба тебе, Аденауэр!» Санкции задержали строительство нефтепровода всего лишь на год: первая нитка была введена в строй в 1964-м (по ней нефть поступала в Чехословакию, Венгрию, Польшу и ГДР, которые подписали соглашения с Москвой в декабре 1959 года), и в конце концов в 1969-м эмбарго было снято.

Хотя «широкое дипломатическое наступление Кремля» встретило сопротивление стран западного блока, импорт «красной нефти» в Западную Европу на протяжении 1960-х годов неуклонно возрастал. Эмбарго лишь притормозило энергетическое сотрудничество, так как деловые круги, особенно немецкие, были чрезвычайно заинтересованы в развитии торговли. Еще в 1952-м, всего лишь через семь лет после окончания войны, в ФРГ был создан Восточный комитет немецкой экономики, в задачи которого входило развитие торговых связей между Востоком и Западом, в частности экспорта технологий.

Тем временем в СССР значительно выросла добыча природного газа: открытие в конце 1960-х годов новых гигантских месторождений в Сибири (Уренгой, 1968 г.) и расширение мощностей в Украине и в Средней Азии привели к тому, что общее производство газа увеличилось за десять лет в четыре раза и достигло в 1970 году 198 млрд кубометров. В тот период газовые ресурсы СССР оценивались приблизительно в 40 % мировых запасов, что обеспечивало лидерство на энергетическом рынке. Однако транспортировка газа по сравнению с нефтью имела свои особенности: нужно было строить протяженные магистральные газопроводы. Кроме того, новые месторождения находились в труднодоступных и малопригодных для проживания регионах, в высоких северных широтах. Стране пришлось сконцентрировать колоссальные ресурсы за счет других отраслей промышленности и благосостояния населения, что было возможно только в условиях советского строя. В частности, острой проблемой стала нехватка труб, компрессоров и другого оборудования для создания необходимой инфраструктуры. Для строительства газотранспортной сети в сжатые сроки требовалось столько труб, что их не могла бы произвести ни одна страна в отдельности. Таким образом, сотрудничество с промышленно развитыми западными странами было обусловлено не только технологическим отставанием, но и гигантским объемом работ, который нужно было выполнить в установленные сроки.

Несмотря на сложности, всего за два десятилетия Советский Союз стал главным производителем и экспортером природного газа. Это стало возможно благодаря мощному научно-техническому и промышленному потенциалу, а также высокопрофессиональному менеджменту. Сейчас, когда новые месторождения находятся на еще более удаленных и труднодоступных заполярных территориях, их эффективное освоение не под силу современной России без участия западных компаний с их прогрессивными технологиями и совершенной техникой.

ПЕРВЫЕ КРУПНЫЕ КОНТРАКТЫ НА ПОСТАВКУ ГАЗА

В 1968 году советский газ впервые поступает в Австрию, нейтральную страну. Первые важные торговые переговоры со странами европейского блока состоялись в 1969-м: партнерами выступали немецкий концерн Ruhrgas и итальянская ENI. В том же году ENI при посредничестве Snam Rete Gas подписала первый контракт на поставку газа, предусматривавший закупку 2,5 млрд кубометров в год. Поставки начались с 1974 года благодаря введению в строй газопровода, проходящего через территорию Австрии.

Избрание Вилли Брандта канцлером Германии (1969) знаменовало собой начало «восточной политики» (Ostpolitik), продолженной его преемником Гельмутом Шмидтом. Это благоприятно отразилось на политических и торговых контактах между ФРГ и СССР.

В феврале 1970-го Карл Шиллер, министр экономики ФРГ, и Николай Патоличев, советский министр внешней торговли, подписали беспрецедентный контракт на поставки природного газа в Западную Германию – около 3 млрд кубометров в год. Со своей стороны Германия через концерн Mannesmann оплачивала полученное топливо поставками 1,2 млн тонн труб большого диаметра, необходимых для строительства газопровода. 1 октября 1973 года Герберт Шельбергер, президент Ruhrgas, в торжественной обстановке открыл вентиль в Вайдхаусе, расположенном на границе Чехословакии и немецкой Баварии.

Новые перспективы экспорта привели к созданию в том же году объединения «Союзгазэкспорт». Экспорт газа достиг 4,9 млрд кубометров. Чтобы обеспечить его транспортировку, Советский Союз вел с ENI, Ruhrgas и NAM (Нидерланды) переговоры о строительстве нитки, проходящей по территории Чехословакии и ФРГ.

На протяжении 1970-х углеводородное топливо превращается в главную составляющую торговых связей между ЕЭС и СССР. В результате возник стойкий дисбаланс в структуре торгового обмена: более трех четвертей советского экспорта на европейский рынок приходилось на первичное сырье, тогда как в страны Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) в основном поступали оборудование и технологии, по большей части предназначенные для развития энергетики. Оборудование для нефтегазовой промышленности поставлялось преимущественно из ФРГ, Италии, Франции и Японии и составляло 60–70 % от общего объема импортных поставок. Около трети импорта технологий и оборудования в СССР приходилось на Германию, которая по сей день остается главным торговым партнером России.

Развитие энерготорговли сопровождалось строительством крупных трансъевропейских энергосистем. В Германию российский газ поступал через германо-чехословацкую границу в Вайдхаус (энергосистема MEGAL), в Австрию – на австро-чехословацкую границу в Баумгартен (энергосистема WAG). Эти две сети обеспечивали транспортировку всего объема топлива, закупленного в России GDF, ЕMV и Ruhrgas. Построенная сеть трубопроводов прочно связала Западную Европу с Россией. А долгосрочные контракты на поставку газа надежно закрепили эти «стальные» связи.

Нефтяные кризисы 1973 и 1979 годов положили конец изобилию дешевого топлива. Появился более живой интерес как к регионам-производителям, лежащим за пределами Ближнего Востока, так и к альтернативным источникам энергии, таким, как природный газ и атомная энергия. Западная Европа стала разрабатывать стратегию управления энергоресурсами, в основу которой легли энергосбережение и диверсификация (за счет атомной энергетики во Франции и ФРГ, природного газа в ФРГ и Италии). Этому способствовало также освоение новых месторождений в Северном море (Норвегия, Великобритания).

Тем самым Западная Европа добилась снижения внешней энергозависимости. Импорт же сырья из СССР продолжал возрастать.

ПЕРЕЛОМНЫЙ МОМЕНТ: ПРОЕКТ ГАЗОПРОВОДА ИЗ СИБИРИ В ЕВРОПУ

В середине 1970-х Австрия, Германия и Франция принимали участие в прокладке газопровода, который должен был связать страны-импортеры с иранским месторождением Канган. Договор, заключенный между странами Западной Европы, СССР и Ираном в 1975 году, предусматривал схему, согласно которой Иран покупал европейское оборудование и продавал газ СССР, в свою очередь Западная Европа покупала уже советский газ. Предметом этого трехстороннего договора было строительство магистрального газопровода IGAT-II (Iranian Gas Trunkline) длиной 1 440 км, по которому газ с юга Ирана должен был поступать на терминал Астара на советской границе. Газопровод предполагалось вести через Тегеран и Грозный до Ужгорода, откуда газ через Вайдхаус подавался бы на европейские рынки сбыта. Поставки должны были начаться в 1980–1981 годах.

Однако этот проект завершился провалом по причине исламской революции в Иране (1979), и от него пришлось отказаться.

Благодаря освоению гигантских месторождений газа в Западной Сибири (Ямбург, Уренгой), Советский Союз представлялся единственным поставщиком, способным заменить Иран. К тому же из-за ценового конфликта с Алжиром Франция отказалась от традиционного поставщика газа и была вынуждена также ориентироваться на голубое топливо из СССР.

Так возник новый проект газопровода, связывавшего сибирские месторождения с европейскими рынками сбыта и позволившего увеличить изначально предполагаемые объемы поставок природного газа (с 24 млрд кубометров в 1980 году до 60 млрд в 1990-м). Напомним, что к этому времени уже были построены два газопровода, соединявшие Ямбург («Северное сияние») и Оренбург («Союз») с Ужгородом на чехословацко-советской границе с ответвлениями к границам Германии и Австрии.

По своим масштабам новый проект выгодно отличался от предыдущих: в нем предусматривалось не только непосредственное снабжение западных рынков, но и двукратное увеличение поставок газа к 1990 году. Советская сторона рассчитывала за счет растущего экспорта газа восполнить недопоставки нефти, рост добычи которой в конце 1970-х оказался сопряженным с определенными трудностями.

В 1979 году СССР начинает переговоры с Германией, Францией, Италией, Бельгией, Австрией и Нидерландами об участии в строительстве газопровода протяженностью 5 400 км. Переговоры велись в двустороннем формате – между СССР и консорциумами банков и энергетических компаний каждой из заинтересованных стран. Наиболее активное участие принимала ФРГ: концерн Ruhrgas и Deutsche Bank выделили 4 млрд немецких марок на закупку компрессорных станций и прочего оборудования. Любопытно, что по первоначальному плану газопровод должен был пройти через территорию Восточной Германии, но ФРГ воспротивилась этому, опасаясь, что ГДР может прервать поставки газа в случае политического кризиса. Более надежным считался транзит через Украину и Чехословакию. Распад восточного блока в начале 1990-х обернулся для газовиков настоящей головной болью. Сегодня, несмотря на отсутствие противостояния между Востоком и Западом, проблемы транзита газа еще более осложнились, и новые совместные проекты предполагают прокладку трубопроводов по дну морей, минуя транзитные государства («Северный поток», «Голубой поток»).

Сторонники газопровода утверждали, что этот проект позволит увеличить и стабилизировать газоснабжение, а значит, укрепить энергетическую безопасность Европы. Вашингтон был против, опасаясь, что валютные поступления будут способствовать укреплению военно-экономической мощи СССР. Кроме того, сближение западноевропейских государств с Советским Союзом могло ослабить Североатлантический блок. И, наконец, СССР мог использовать энергоресурсы как средство политического давления, при необходимости прерывая поставки.

29 декабря 1981 года президент США Рональд Рейган объявил о торговых санкциях против СССР, в том числе о прекращении поставок материалов, предназначенных для строительства сибирского газопровода. Официальной причиной послужили события в Польше, где забастовки и социальные волнения повлекли за собой введение в стране военного положения и массовые аресты.

На саммите НАТО в январе 1982-го разногласия между союзниками обострились, хотя европейцы, казалось, пошли на компромисс: право подписывать ранее предусмотренные договоры с СССР в обмен на отказ заключать контракты на производство работ. Но и эта чисто формальная уступка не соблюдалась; в результате ущерб потерпели прежде всего американские компании, работавшие с СССР. Против торговых ограничений выступили, в частности, Франция и Германия. В ходе Версальского саммита (июнь 1982 г.) Рональд Рейган вновь попытался навязать европейским странам ограничения и требование прекратить финансирование проекта с помощью европейских кредитов. Гельмут Шмидт вспоминает в своих мемуарах: «Когда Рейган настаивал на использовании торговых санкций как инструмента внешней политики, между Рейганом и Миттераном разгорелась длительная и жаркая дискуссия. Новая попытка саботировать в одностороннем порядке, без консультаций, соглашение по газопроводу путем введения эмбарго, по сути, являлась нарушением суверенитета европейских государств». Франсуа Миттеран и Гельмут Шмидт покинули заседание, дав понять, что финансовые и энергетические контракты с СССР не будут изменены. Западная Европа восприняла «крестовый поход Рейгана», как окрестили его тогда журналисты, как вмешательство в ее внутренние дела.

Столкнувшись с негативной реакцией французов и немцев, американский президент решил в одностороннем порядке ввести эмбарго на поставку технологий. «Они [СССР и Европа] могут строить свой газопровод. Но не с нашим оборудованием и не с нашими технологиями», – безапелляционно заявил президент Соединенных Штатов.

Таким образом, европейские компании, сотрудничавшие с СССР, отныне не имели права использовать американские технологии под угрозой применения санкций. Это решение вызвало возмущение в Европе у ряда глав государств и правительств, в том числе у премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер. Но в целом данное ограничение не имело последствий: Тэтчер и Миттеран посоветовали компаниям, участвовавшим в проекте, не обращать внимания на американские запреты.

На переговорах в Ла-Сапиньер (Канада) в октябре 1982 года был достигнут очередной компромисс: США отменят санкции в обмен на более строгий контроль союзников над поставками технологий в СССР, а также на отказ от выгодных кредитов и от подписания новых договоров на поставку природного газа. Ранее заключенные договоры были признаны и оставались в силе.

Месяц спустя, в ноябре, американский президент подписал секретную директиву NSDD-66 (National Security Decision Directive – в таких документах устанавливались главные направления обороны, внешней политики и разведки. – Авт.), направленную, по сути, на подрыв советской экономики. Директива предусматривала расширение списка ограничений в рамках CoCom (Координационный комитет по экспортному контролю стратегических товаров в страны соцлагеря. – Авт.). Это касалось прежде всего оборудования для нефтегазовой промышленности.

Не имея возможности остановить строительство газопровода, американская администрация преследовала цель замедлить осуществление проекта, чтобы отсрочить поступления в СССР иностранной валюты и ограничить предусмотренный договорами объем закупок газа. В директиве также указывалось, что государства-союзники обязуются не увеличивать импорт газа и ограничиться ранее согласованными объемами поставок.

ПОСЛЕДСТВИЯ ИСКУССТВЕННОГО ОБВАЛА ЦЕН НА НЕФТЬ 1986 ГОДА

Причины резкого падения цен на нефть в 1986-м до сих пор остаются загадкой. В качестве одной из них обычно указывают на стремление Саудовской Аравии увеличить свою долю мирового рынка сбыта, для чего Эр-Рияд резко повысил добычу. Питер Швейцер, сотрудник Института Гувера (США), в книге «Победа: секретная стратегия администрации Рейгана, ускорившая развал Советского Союза» предложил иную версию: падение цен на нефть было организовано администрацией Рейгана. С одной стороны, низкие цены на нефть способствовали бы ослаблению советской экономики, а с другой – стимулировали бы рост американской. Таким образом, в обстановке холодной войны именно Соединенные Штаты сознательно использовали энергоресурсы в качестве экономического оружия.

В 1984–1985 годах высокопоставленные чиновники американской администрации, в первую очередь директор ЦРУ Уильям Кейси и министр обороны Каспар Уайнбергер, неоднократно встречались с членами королевской семьи Саудовской Аравии – королем Фахдом и принцем Бандаром (посол в США с 1983 по 2005 г.), а также с шейхом Ахмедом Заки Ямани, влиятельным министром нефтяной промышленности (1962–1986). По мнению Швейцера, американцы сумели убедить арабов в необходимости «открыть нефтяной кран». Основной их аргумент состоял в том, что вызванное этим падение цен лишит СССР притока валюты и, как следствие, ослабит советскую мощь и коммунистическое (а значит, атеистическое) влияние в арабских странах – Сирии, Ираке, Ливии. К тому же советский режим, осуществлявший военные действия в Афганистане, представлялся врагом мусульманского мира.

В августе 1985-го добыча нефти в Саудовской Аравии подскочила с двух до девяти млн баррелей в сутки. Цены рухнули. В довершение всего Соединенные Штаты объявили о сокращении импорта нефти. С ноября 1985 года по апрель 1986-го цена за баррель упала с 30 до 12 долларов США, вследствие чего экспорт дорогой сибирской нефти стал нерентабельным.

Швейцер ссылается на доклад ЦРУ, опубликованный в мае 1986 года: «Падение цен значительно сократит возможности Советов импортировать западное оборудование, сельскохозяйственную продукцию и промышленное сырье… [это] произойдет в период, когда Горбачёв, скорее всего, рассчитывает на рост финансовых поступлений с Запада, чтобы реализовать свою программу оживления экономики».

Действия американцев затрагивали один из главных источников внешнеторгового дохода Советского Союза. Действительно, в тот период от 60 до 80 % всех валютных поступлений приходилось на долю экспорта нефти и газа. На валюту закупались зерно и нефтегазовое оборудование, позволявшее обеспечить рост добычи нефти, замедление которого уже с конца 1970-х беспокоило советское руководство.

Нефтяной кризис 1986 года серьезно отразился на состоянии советской экономики, что сыграло не последнюю роль в развале соцлагеря и Советского Союза. Обвал цен на нефть вдвое сократил поступление валюты. СССР был вынужден урезать поставки нефти странам – членам СЭВа. Более того, через пять лет Москва перешла на расчеты за экспорт нефти в твердой валюте. Спустя несколько месяцев СЭВ прекратил свое существование.

В то же время в долгосрочной перспективе дешевая нефть оказала негативное влияние и на западные промышленно развитые страны: инвестиции в поиск альтернативных источников энергии были урезаны, и зависимость от нефти так и не была преодолена. Сегодня, когда цена за баррель зашкаливает за 80 долларов, страны-потребители сталкиваются с теми же проблемами, что и 30 лет назад.

СОВРЕМЕННЫЙ ЭТАП СОТРУДНИЧЕСТВА

Из исторического анализа следует, что между Европейским сообществом/Европейским союзом и Советским Союзом/Россией долгое время существовали тесные взаимовыгодные торговые отношения. Газовые контракты способствовали развитию сотрудничества, создавая прочные двусторонние связи. Освоение сибирских месторождений позволило странам Западной Европы, находившимся после двух нефтяных кризисов в сильной зависимости от стран Ближнего Востока, диверсифицировать источники энергоснабжения. С другой стороны, СССР и позже Россия стали зависимыми от внешнего рынка углеводородов. Так, например, в 2006 году более 80 % объема российского экспорта нефти и около 70 % российского экспорта газа приходилось на европейский рынок.

Как уже отмечалось ранее, Советский Союз никогда не использовал углеводороды в политических целях в отношениях с Западом. Экспорт в страны Европы обеспечивал поступление валюты для приобретения, в частности, современного нефтегазового оборудования и технологий. В период экономической депрессии, начавшейся вслед за распадом СССР, Россия продолжала увеличивать объемы экспорта газа и нефти в страны ЕС, в то время как продажа в бывшие советские республики и внутреннее потребление значительно снизились. В итоге углеводородное сырье стало доминирующим во внешней торговле России.

Высокий уровень добычи нефти и газа позволяет России проявлять амбиции сверхдержавы. Однако ее энергетическая мощь очень уязвима. Резко повысилась зависимость от мировых цен. Длительный промышленный спад и отсутствие масштабных капиталовложений отбросили Россию далеко назад. БЧльшая часть неосвоенных запасов расположена в труднодоступных зонах (Восточная Сибирь, Арктика). Малоэффективное использование значительных финансовых ресурсов, коррумпированность власти, чрезмерная энергоемкость промышленности, нерациональное недропользование ставят под сомнение способность России в долгосрочной перспективе оставаться надежным партнером.

C точки зрения устойчивого развития единственно возможный путь для России – это кратное снижение энергопотребления за счет разумной политики внутренних цен, внедрения современных энергосберегающих технологий во всех сферах экономики, включая коммунальное хозяйство, повышение общей культуры энергопользования. Россия нуждается в развитии безопасной ядерной энергетики, технологий чистого угля и повышении КПД теплоэлектростанций. И это должно стать истинной целью сотрудничества между Евросоюзом и Москвой, так как без стабильной России не может быть гарантирована энергобезопасность Европы.

Россия. Евросоюз. США > Нефть, газ, уголь. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 16 декабря 2007 > № 2911911 Надя Кампанер

Россия > Приватизация, инвестиции. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 декабря 2006 > № 2911806 Вилен Иванов

Приватизация глазами россиян

© "Россия в глобальной политике". № 6, Ноябрь - Декабрь 2006

В.Н. Иванов – советник РАН, член-корреспондент РАН.

Возникновение новой экономики, основанной на частной собственности, стало, наверное, самым значительным изменением, которое произошло в России со времени распада Советского Союза. Несмотря на все сложности, издержки и перекосы переходного периода, российская экономика продемонстрировала эффективность и способность к росту и развитию.

Тем не менее в глазах населения приватизация остается спорным процессом, а легитимность ее итогов регулярно ставится под сомнение теми или иными политическими силами. В преддверии очередного избирательного сезона-2007/2008 тему собственности вновь будут разыгрывать в политических целях.

РАЗЛОМ В ОБЩЕСТВЕННОМ СОЗНАНИИ

В мае этого года Институт социально-политических исследований РАН провел сравнительной анализ результатов социологических опросов населения и экспертов. Целью опросов было, с одной стороны, определить, насколько прочно в обществе укоренилось представление о частном предпринимательстве, а с другой – какие настроения и оценки преобладают среди широких слоев населения и интеллектуальной элиты.

Исследование – всероссийское, в нем представлены Дальневосточный, Сибирский, Уральский, Приволжский, Центральный (включая Москву), Южный, Северо-Западный федеральные округа. Всего было охвачено 2 800 человек, проживающих в более чем пятидесяти населенных пунктах городского и сельского типа, в основных географических, социально-экономических и социокультурных зонах страны.

В группу из 700 экспертов (для которых анализ хода приватизации находится в сфере их профессиональной либо общественной деятельности) по регионам были включены представители:

– органов государственного управления – 20 %;

– муниципального управления – 9 %;

– правоохранительных органов – 14 %;

– сферы общественных наук – 11 %;

– СМИ – 11 %;

– бизнеса (малого, среднего, крупного) – 35 %.

Исследование показало, что представление о приватизации складывается в массовом сознании путем взаимодействия трех разных пластов ментальности. Каждый из них развивается по собственным законам, задавая соответственно три фокуса оценки, через призму которых рассматриваются процессы приватизации.

Первый отражает происходящее с точки зрения целесообразности, то есть насколько это необходимо, выгодно и эффективно.

Второй – с точки зрения реальной осуществимости того или иного сценария преобразований с учетом расстановки общественных сил.

Третий – с позиций духовно-нравственных представлений о должном, справедливом, о добре и зле, об общественном идеале.

Как показало исследование, и население, и эксперты при оценке событий, связанных с приватизацией, разводят понятия «законность», «целесообразность» и «справедливость».

С позиций законности ситуация выглядит следующим образом. Около 15 % населения и 29 % экспертов солидарны в том, что приватизация собственности в нашей стране осуществлялась в основном по закону, большинство же придерживается противоположной точки зрения. Более того, 77 % респондентов уверены, что наибольшее число хозяев крупной частной собственности владеют ею не по праву (оппонентов – 10 %, затруднившихся ответить – 13 %).

С позиций целесообразности значительная часть населения и экспертов находят приватизацию государственной собственности полезной для общества, хотя и носившей болезненный характер. Эта, как нам представляется, доминирующая в массовом сознании оценка связана с тем, что передача собственности в частные руки и переход к рыночной экономике принесли личную выгоду практически пятой части россиян (22 %), включая членов их семей.

И в этом аспекте анализа данные по регионам подтверждают общие тенденции. Во-первых, полезность приватизации в значительной степени признается в тех регионах, где население выше оценивает собственное социально-экономическое положение. И во-вторых, больше граждан признаюЂт приватизацию вредной для общества в тех регионах, где ее чаще оценивают как незаконную и несправедливую.

С позиций справедливости оценки вполне укладываются в логику анализа. В ответах на вопрос «Соответствует или нет понятию справедливости?..» были получены данные, представленные в таблице.

Если в отношении «законности» мнение большинства россиян совпадает, то в плане «целесообразности» и «справедливости» позиции разделились. Легитимность приватизации общество связывает не со сферой законности и права (которые, кстати, достаточно критично воспринимаются респондентами), а скорее со сферой «целесообразности», как экономической, так и политической. Это отчасти объясняется тем, что законодательная база приватизации явно отставала от требований проводившегося политического курса.

Вполне толерантное отношение российского общества к нарушениям законов, игнорирование института права проливают свет на парадоксы массового сознания. Так, с одной стороны, признается, что крупный капитал приобретен незаконно и не по праву (около 80 % респондентов). С другой – нельзя не отметить положительное отношение к крупным российским промышленникам (47 %), банкирам (23 %) и средним предпринимателям (71 %).

Исследование свидетельствует о том, что процесс осмысления и оценки социальных результатов приватизации еще далеко не окончен, а общественное мнение по-прежнему расколото по многим вопросам.

Главный разлом общественного сознания в оценке приватизации проходит в первую очередь по проблемам, затрагивающим фундаментальные вопросы: отражает ли достигнутое заявленные цели и задачи, а именно создание в России конкурентоспособной рыночной экономики, формирование среднего класса и гражданского общества?

ШИРОКИЙ СПЕКТР ОЦЕНОК

Несмотря на расхождения в оценках, общество достаточно высоко оценивает экономические результаты и последствия приватизации. В то же время, как отмечают респонденты, способ ее проведения породил ряд негативных социальных и политических процессов, масштаб которых превзошел ожидания даже самих «архитекторов» перестройки.

80 % респондентов согласны с тем, что коррупция власти, криминализация и «теневизация» экономики приобрели массовый характер (число их оппонентов составляет 7 %). Подавляющее большинство россиян (81 %) считают, что приватизация привела к разграблению национальных богатств страны (7 % с этим не согласны).

Значительная часть россиян (66 %) отмечают крайнее обострение социальных проблем и противоречий (14 % не разделяют данного мнения). Около половины опрошенных (47 %) согласны с утверждением, что в результате страна оказалась на грани распада и социального взрыва (28 % его не поддерживают).

Непродуманность и поспешность, с какой проводилась приватизация, слабый учет мирового опыта и игнорирование российской специфики – все это нашло отражение в том, что декларировались одни цели, а на практике развитие шло иначе. Такого мнения придерживается наибольшее количество опрошенных экспертов (95 %). В итоге реальная собственность, по утверждению 67 % экспертов, была распределена в интересах узкого круга лиц, а явное большинство людей оказалось обманутым.

Несмотря на все издержки, упущения и ошибки, к главным политическим и социальным итогам приватизации, по оценкам значительной части экспертов, можно отнести то, что Россия стала более свободной (51 %), более цивилизованной (45 %) и более конкурентоспособной (41 %).

В «активе» россияне видят в первую очередь решение таких проблем, как:

ликвидация дефицита товаров (60 %);

рост ответственности гражданина за свою судьбу (40 %);

бóльшая независимость граждан от государства (39 %);

улучшение качества товаров и услуг (38 %);

бóльшая ориентация экономики на запросы потребителя (31 %);

повышение конкурентоспособности экономики (24 %);

раскрытие творческого потенциала и социально-экономической активности граждан (21 %);

создание новых рабочих мест (20 %).

В «пассиве» оказались следующие проблемы, которые вызвала либо обострила приватизация:

усиление расслоения граждан на бедных и богатых (79 %);

рост коррупции (70 %);

рост преступности (53 %);

рост цен на товары и услуги (41 %);

распространение бедности и нищеты (39 %);

бесправие наемных работников перед работодателями (36 %);

дальнейший уход товаропроизводителей в теневую экономику (28 %).

Главным итогом приватизации, по мнению опрошенных, стало изменение общественного строя в России и самого государства. Однако, как полагают россияне, приватизация не принесла ни свободного, классического капитализма (только 3 % идентифицировали общественно-государственное устройство подобным образом), ни социально ориентированного рыночного хозяйства (5 %), ни «народного капитализма» (2 %).

То общество, которое сложилось в России, большая часть респондентов определяют как олигархический (41 %) и криминальный капитализм (29 %), не способный защитить интересы простых людей. Проводимая государством политика приватизации не отвечает интересам большинства населения – в этом уверены 67 % респондентов.

В массовом сознании вопрос о том, какой собственник лучше – государственный или частный, не ставится в форме жесткой дихотомии. В одних вопросах, по мнению респондентов, эффективнее государство, в других – частник. Частный предприниматель как собственник по сравнению с государством представляется более эффективным в вопросах обеспечения конкурентоспособности производства, повышения качества продукции, материального стимулирования работников, технической модернизации и развития производства.

В то же время государство как собственник лучше частного предпринимателя обеспечивает социальное развитие региона, стимулирование хозяйственной деятельности, эффективнее справляется с проблемами охраны окружающей среды, технической безопасности производства, энерго- и ресурсосбережения.

Вопросы стратегического развития экономики, где есть необходимость в привлечении ресурсов для развития социальной и рыночной инфраструктуры, проще решить с помощью государства. В том, что касается конкретного производства и контроля за качеством товаров и услуг, более компетентен частный предприниматель.

Значительная часть респондентов признают, что работа по найму на частном предприятии более выгодна в материальном плане. Примерно каждый третий опрошенный не может отдать явное предпочтение той или иной форме собственности, считая, что и государству, и частному предпринимателю удается решать многие вопросы хозяйственно-экономической деятельности в равной степени эффективно.

Подавляющее число россиян являются сторонниками смешанной собственности в разных секторах экономики. Одинаковое участие государства и частных предпринимателей в хозяйственной деятельности, по их мнению, дает возможность объединить сильные стороны каждого участника, компенсируя их недостатки. В то же время мера участия государства и частного капитала в хозяйственной деятельности и присвоении прибавочного продукта для каждой отдельно взятой отрасли экономики видится по-разному.

ОТНОШЕНИЕ К НАЦИОНАЛИЗАЦИИ

Больше половины респондентов положительно относятся к национализации, поскольку они не представляют себе крупных предприятий и корпораций стратегического значения вне собственности государства. Треть считает, что одни из них нужно национализировать, а другие – оставить в частных руках в зависимости от обстоятельств. Незначительная часть опрошенных полностью негативно относится к национализации.

Респонденты предполагают различные сценарии развития ситуации в стране. Здесь мнение населения и экспертов разделились. Значительная часть общества связывает дальнейшее развитие отношений собственности с непрекращающейся борьбой за те или иные предприятия и постоянным переделом активов, принадлежащих ведущим российским компаниям. Этот процесс, который то затухает, то снова возобновляется, принято называть «деприватизация».

Под деприватизацией понимаются разные явления, которые затрагивают всевозможные аспекты отношений собственности. Это и отказ нового хозяина от собственности, полученной от государства, и возвращение ее прежнему владельцу, и перераспределение под контролем государства собственности между разными владельцами, и покупка государством солидного пакета акций частных предприятий...

В последнее время в СМИ периодически обсуждаются проблемы деприватизации, т. е. перераспределения под контролем государства, собственности ключевых отраслей. Так как большинство респондентов (68 %) получают информацию о ходе приватизации из центральных газет и журналов, а не из личных жизненных наблюдений (5 %) и бесед со знакомыми (22 %), то дискуссия, развернувшаяся в обществе по проблемам деприватизации, несомненно, оказывает воздействие на оценки и позиции людей в данном вопросе. Эксперты более скептически, чем население в целом, относятся к суждениям и предложениям сторонников деприватизации.

В то же время, если в деприватизации (частичном возвращении в собственность государства промышленных и иных объектов) россияне видят ряд положительных сторон, то с национализацией все обстоит иначе. Отвечая на вопрос анкеты о вероятности национализации экономики, подавляющее большинство экспертов (74 %) указали на то, что сегодня она невозможна (их оппоненты составляют 23 % от общего числа опрошенных).

Среди основных причин отмечаются следующие:

большинство населения будет против;

возможность гражданской войны;

крупные частные предприятия играют большую роль в экономике страны;

сейчас это будет революцией, как оно было с приватизацией;

это подорвет престиж России в мире и вызовет очередное недовольство как населения, так и предпринимателей;

государственный аппарат не готов к мероприятию такого масштаба;

бóльшая часть властных структур и крупный бизнес в этом не заинтересованы;

этого нельзя допустить, так как экономика окажется в состоянии кризиса;

власть этого не допустит;

современные олигархи не пожалеют для противодействия этому никаких средств;

частные предприятия добровольно и безвозмездно не перейдут в собственность государства, им есть что терять.

На высокую степень вероятности серьезного внутреннего конфликта с силовым противостоянием разных групп российского общества в случае национализации указывают экспертные оценки, полученные в ходе исследования.

В настоящее время отдельные политики и экономисты все активнее продвигают идею пересмотра итогов приватизации. Делаются заявления, что только таким путем, и в первую очередь посредством переоценки итогов залоговых аукционов, исправления выявленных нарушений и возврата собственности законным владельцам, государство может поднять свой пошатнувшийся авторитет и восстановить доверие населения.

Делая такие заявления, обычно ссылаются на то, что во многих случаях приватизация носила незаконный и криминальный характер. Декларировались одни цели, а на практике достигались другие, в результате чего реальная собственность была распределена в интересах узкого круга лиц, а подавляющее большинство людей оказались обманутыми. Большинство респондентов в принципе разделяют точку зрения, согласно которой в процессе приватизации часто нарушались законы, а при дележе самых лакомых кусков государственной собственности преследовались узкокорыстные интересы, не обошлось без обмана и социальной демагогии, криминала и продажности чиновников.

Отрицательное отношение к приватизации становится общим местом. Но следует ли отсюда вывод, что народ хочет пересмотра ее итогов и ждет не дождется, когда это произойдет?

Как показывают результаты опросов населения и экспертов, которые представляют группы специализированного сознания (работники МВД, госслужащие, представители СМИ, бизнесмены, ученые), такой вывод сделать нельзя. Мнения в обществе разделились, а большинство, не отрицая частичного пересмотра итогов приватизации, имеет прежде всего в виду «черный», криминальный передел собственности и силовые рейдерские захваты предприятий, получившие широкое распространение в последние годы. Важно отметить, что под незаконной приватизацией россияне, как показал опрос, понимают в первую очередь именно криминальную приватизацию, связанную с преступными сообществами и беспределом, который они творят (заказные убийства, похищения людей, неприкрытое мошенничество и пр.). Поэтому пересмотру итогов приватизации преимущество отдается главным образом в тех случаях, когда дело касается криминального передела собственности и рейдерских захватов.

Отношение к ваучерной приватизации достаточно негативно. Прежде всего именно с ней, а не с залоговыми аукционами многие респонденты связывают «обман народа» и «разграбление национальных богатств».

В силу специфики российской ментальности, для которой быстрое обогащение и неожиданное возвышение на социальной лестнице обычно ассоциируются с образом жизни, «где трудом праведным не наживешь палат каменных», социальный протест против «несправедливости» и «незаконности» приватизации носит пассивный характер. Респонденты, как показал анализ их мировоззренческих представлений, не стремятся к массовому пересмотру итогов приватизации тоже в силу того, что не верят в законность и справедливость нового передела собственности.

Так, например, отвечая на вопрос, реально ли сейчас добиться справедливости, уменьшить социальное расслоение общества, построить социально ориентированную экономику, эксперты считают, что в ближайшей перспективе это невозможно. В предстоящие два-три года, если приложить усилия, необходимо решить или, по крайней мере, подойти к решению следующих задач, которые и должны стать главными приоритетами развития:

повысить авторитет России и уважение к ней в мире;

сделать незыблемым право частной собственности и добиться признания ее легитимности;

призвать власть к большей ответственности перед обществом;

повысить ответственность бизнеса перед обществом.

Очевидно, что решение этих задач никак не связано с пересмотром результатов приватизации, который фактически сведет на нет все шансы на стабилизацию и улучшение ситуации в стране.

Подводя итог вышесказанному, можно сделать следующие заключения.

Во-первых, подавляющая часть россиян положительно относятся к частичному пересмотру итогов приватизации, если собственность получена преступным, криминальным путем.

Во-вторых, отношение к собственности, приобретенной в ходе залоговых аукционов, носит в целом более терпимый характер по сравнению с результатами ваучерной приватизации и рейдерских захватов предприятий.

В-третьих, массовый пересмотр итогов приватизации, по мнению опрошенных, нанесет серьезный ущерб имиджу России, подорвет отношения между бизнесом и властью, разрушит и так еще не окрепший институт частной собственности.

В-четвертых, реабилитация бизнеса и власти перед обществом за «несправедливую» и «незаконную» приватизацию может быть достигнута путем повышения их социальной ответственности перед страной и народом, а не методом пересмотра ее итогов.

Крупномасштабная национализация теоретически возможна, но явно нецелесообразна. Ее осуществление приведет к дезорганизации экономических и социальных отношений, вызовет новый всплеск злоупотреблений со стороны чиновников и недобросовестных предпринимателей.

Стихийно сложившиеся отношения собственности могут быть оптимизированы эволюционным путем. Направления предполагаемой эволюции можно определить исходя из серьезной коррекции курса либеральных реформ, которая предусматривает, в частности, повышение роли государства в экономике, в управлении собственностью. Необходимо повысить эффективность менеджмента на тех предприятиях, где государство сохранило контрольный пакет акций.

Государство должно усиливать свои контрольные функции. В последнее время ученые-экономисты выдвинули обоснованный тезис об «обремененной собственности». Смысл его заключается в том, что собственность не только дает тому, кто ей владеет, соответствующие права, но и возлагает на него ответственность, законодательно определяемую государством. Главным элементом подобного рода «обремененности» является социальная ответственность собственника (развитие социальной структуры, обеспечение работников жильем, медицинское обслуживание, отдых, повышение квалификации и т. д.).

Возрастание экономической роли государства также предполагает непосредственную борьбу с коррупцией. По мнению опрошенных россиян, в данной области не наблюдается желаемых результатов. Это сказывается на характере регулирования хозяйственной деятельности, которое носит скорее не экономический и даже не правовой, а сугубо административный и силовой характер.

В ближайшей перспективе наиболее вероятный сценарий национализации и приватизации население и эксперты связывают с периодически возобновляемой борьбой между разными группировками за передел собственности. Широкой национализации крупной частной собственности не ожидают ни большая часть населения, ни большинство экспертов. В настоящее время они не видят силы, способной это осуществить. По оценкам экспертов, в случае попыток национализации, если такие когда-нибудь будут предприняты, крайне высока вероятность возникновения масштабного конфликта с силовым противостоянием разных групп российского общества.

Главное в корректировке итогов приватизации – чтобы частичный пересмотр ее результатов не обернулся перераспределением «чужой» собственности в «свои» руки. Комплексная программа корректировки социальных последствий приватизации может получить серьезную международную поддержку, поскольку не только открывает новые инвестиционные возможности, но и делает Россию важным фактором стабилизации глобальной экономики.

Россия > Приватизация, инвестиции. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 декабря 2006 > № 2911806 Вилен Иванов

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 июля 2006 > № 2906797 Леон Арон

США и Россия: отношения сквозь призму идеологий

Леон Арон

© "Россия в глобальной политике". № 3, Май - Июнь 2006

Леон Арон – директор российских исследований Американского института предпринимательства (American Enterprise Institute).

Резюме По сравнению с Советским Союзом во внешней политике России просматриваются прагматизм, стремление к «свободе рук». Не связывать себя абстрактными принципами, а маневрировать. Не вступать в «идеологические» альянсы, а «работать» на двусторонней основе. Долгосрочные результаты менее важны, нежели процесс поддержания контактов, сегодняшняя роль Москвы и те дивиденды, которые можно получить сейчас.

Шарль де Голль сказал однажды, что у стран нет друзей, а есть только интересы. Он забыл уточнить: это интересы, как они видятся и интерпретируются элитами (в авторитарных режимах) или, если речь идет о демократиях, элитами и общественным мнением.

В свою очередь, трактовка национальных интересов определяется идеологией власти, то есть представлением лидеров о том, как следует жить и чего добиваться их стране. Поэтому отношения одного государства с другим, как правило, отражают место последнего в его собственной системе координат, а также глубинную сущность и внутриполитические приоритеты его режима.

Сегодняшние связи между Соединенными Штатами и Россией не исключение. Тот факт, что в результате политики, проводимой каждым из этих государств, отношения между ними ухудшаются (и, по всей видимости, продолжат ухудшаться, как минимум, в течение следующих трех лет), не является следствием ни заговора, ни чьего-то злого умысла. Корни и динамика этого процесса – в том, как режимы в Москве и Вашингтоне воплощают стратегические повестки дня на основе выбранных идеологий, и в том, какими видятся – опять же через идеологические призмы – ответы партнера на свои действия.

ВЗОРВАННЫЕ АКСИОМЫ

У нынешней идеологии Вашингтона два источника, два часто накладывающихся друг на друга лейтмотива. Первый – это трагедия 11 сентября 2001 года. С того дня Белый дом ни на минуту не оставляла озабоченность, связанная с угрозой исламского экстремизма, с возможностью повторения теракта и перспективой передачи террористам оружия массового уничтожения (в первую очередь ядерного) нестабильными, фундаменталистскими, настроенными против Америки государствами.

Другое «родовое пятно» этой администрации – ее неоконсерватизм. В разговорах о чуть ли не заговорщическом, большевистском единодушии «неоконов», об их якобы почти кукловодческом контроле над Белым домом много чуши. Институт, где работает автор настоящих заметок, часто называют «мозговым центром неоконсерватизма», и изнутри эти домыслы выглядят, мягко говоря, весьма далекими от реальности.

Если какие-то постулаты «неоконсервативной идеологии» во внешней политике и существуют, то главный из них можно сформулировать следующим образом: интересы и безопасность Америки гораздо легче обеспечивать в мире, где торжествует политическая свобода. Отсюда и принятие, по крайней мере как идеала, инаугурационной (1961) речи президента-демократа Джона Кеннеди: «Пусть каждая страна мира, желает ли она нам добра или зла, знает, что мы заплатим любую цену, не согнемся под любой ношей, выстоим перед любой трудностью, поддержим любого друга и окажем сопротивление любому врагу, лишь бы выжила и победила свобода». Для неоконсерваторов принципиальной является связь между тем, как государства ведут себя внутри страны, и их внешней политикой.

В этом смысле показательна эволюция госсекретаря Кондолизы Райс. Еще с тех пор как она работала над докторской диссертацией, посвященной Советской армии в период подавления Пражской весны (1968), одними из главных ее научных интересов являлись военные аспекты американо-советских отношений и контроль над вооружениями. Она была выдвиженцем генерала Брента Скоукрофта – ведущего «реалиста» Вашингтона, помощника президента Джорджа Буша-старшего по национальной безопасности. Последний назначил Райс советником по СССР. В августе 1991 года – в ответ на всплеск национально-освободительных движений в советских республиках и демократическую революцию в России – Буш в Киеве грозно предупредил украинцев об опасности «самоубийственного национализма». Прозванная «цыпленком по-киевски» (Chicken Kiev), эта речь навсегда вошла в арсенал неоконсервативных критиков как пример зашоренности «реалистов», отсутствия у них политического и исторического «слуха».

Скоyкрофт олицетворял собой взгляд на стабильность как на кардинальную ценность и цель американской внешней политики. В 1998-м Райс начала обучать тогдашнего губернатора штата Техас Джорджа Буша-младшего внешней политике. Судя по речам «ученика» в ходе президентской кампании и по сигналам из Белого дома в первые девять месяцев правления новой администрации, «реализм» в ней явно преобладал. Неважно, что там у русских за государство: советское тоталитарное, новое демократическое, авторитарное китайского типа или вовсе, по терминологии Райс, «несостоявшееся». Разбираться долго, да и незачем. Важно, сколько у них стратегических ракет с ядерными боеголовками. Вот об этом и будем говорить – и этим, в общем-то, взаимная повестка дня и исчерпывается. (Вскоре после прихода к власти Буша-младшего один из архитекторов американо-российских отношений в администрации Билла Клинтона с нескрываемым раздражением жаловался в узком кругу, что в ходе «передачи власти» от Клинтона к Бушу Райс демонстрировала подчеркнутое невнимание к внутренней российской проблематике.)

11 сентября 2001 года взорвало аксиомы реализма. Поддержание статус-кво вдруг обернулось неприемлемым риском. Произошло не что иное, как смена парадигм. Президент Буш и его помощник по национальной безопасности неожиданно для себя стали неоконсерваторами.

Америка, которая еще год, месяц, неделю назад почивала на лаврах победы в холодной войне – самая сильная, неуязвимая и абсолютно самодостаточная держава, – упала с олимпа на жесткую и холодную землю, кровоточащая, испуганная, одинокая и озирающаяся по сторонам в поисках друзей. Именно друзей, а не бизнес-партнеров наподобие Саудовской Аравии, взрастившей 15 из 19 террористов, атаковавших США.

И вот тут Россия вышла на первый план – решительно и уверенно, как будто ждала этого момента и всю «домашнюю работу» не только приготовила, но и отшлифовала до блеска. Звонок Владимира Путина Джорджу Бушу в первые минуты после нападения; согласие Москвы не только на использование российского воздушного пространства самолетами Соединенных Штатов и НАТО, но и нa размещение их баз в Центральной Азии; сотрудничество спецслужб; использование российских разведданных по Афганиcтану и обширных российских связей с антиталибским Северным альянсом. И все это, что называется, на одном дыхании: решительно, щедро, не ставя предварительных условий, не торгуясь, не требуя ничего взамен. (Заодно Россия свернула свою военно-морскую базу в Камрани и закрыла радиолокационную станцию на Кубе.)

Когда сущность режимов и их идеология вдруг стали важны для новоиспеченных неоконсерваторов из Белого дома (отсюда лозунг «Если надо, будем менять режимы»), стал важен и внутренний порядок России, а подсчет ракет превратился в задачу третьестепенную. Выяснилось, что Россия осени-2001 – это вовсе не Китай. Что там есть и политические свободы, и свобода вероисповеданий, и многопартийность, и тогда еще реальная оппозиция, и свободная пресса, и неподцензурная культура. А курс на либеральные реформы в экономике осуществляется вполне серьезно, грамотно и с размахом.

Именно это совпадение базовых ценностей и, как результат, многих главных (хотя даже тогда далеко не всех) и наиболее насущных национальных интересов придавали российско-американским отношениям, как казалось, характер долговременного, стратегического союзничества.

Но, согласно любимому историей (и Энгельсом) парадоксу, в триумфе уже вызревали семена поражения. Когда российская власть сменила приоритеты внутренней и соответственно внешней политики, преградой в отношениях между двумя странами стала та самая неоконсервативная доминанта в определении американских национальных интересов, которая ранее привела к небывалому с конца Второй мировой войны сближению Москвы и Вашингтона и к посещению российским лидером ранчо Кроуфорд, принадлежащего чете Бушей.

НОВЫЙ КУРС МОСКВЫ

Начиная примерно со второй половины 2003 года становится все более очевидным: режим Владимира Путина – это не исправление «перекосов» 1990-х при продолжении (более последовательном, «чистом» и «цивилизованном») стратегической линии Бориса Ельцина. Наоборот, доминирующая идеология словно бы переполнялась глубоким стыдом за «хаос» 1990-х годов, проявившийся прежде всего в ослаблении государства. То, что и хаос, и слабость государства – непременные спутники всех великих революций, видимо, было либо неизвестно, либо отвергнуто с порога.

В этой перспективе и внутренняя, и внешняя политика виделись как результат заговора, продукт изощренных политтехнологий, «проплаченных» олигархами, а не как следствие сознательного и свободного, хотя и реализованного не самым лучшим образом выбора большинства россиян. Выбора, подтвержденного и избранием Ельцина на пост президента тогда еще РСФСР в июне 1991-го, и результатами референдума в апреле 1993-го, и судьбоносным голосованием 1996-го, и вполне еще свободной избирательной кампанией-1999, когда, похоже, навсегда было похоронено народно-патриотическое левое большинство в Госдуме.

Снова восторжествовали традиционные для России постулаты: государство тождественно обществу; все, что хорошо для государства, априори хорошо для страны; укрепление государства есть укрепление общества. Судя по их политике, только два лидера в российской истории, Александр II и Борис Ельцин, осознавали, что ослабление роли государства способно в определенных обстоятельствах и только в долгосрочной перспективе укрепить общество. Петр I и Иосиф Сталин довели до крайних пределов противоположную тенденцию.

Следовательно, чиновник (конечно же, просвещенный, умный, работящий и, разумеется, неподкупный) – это гораздо более эффективный и последовательный двигатель прогресса общества, чем свободная пресса (такая продажная, падкая на сенсации и пекущаяся о прибыли, а не об интересах государства), избиратель (такой наивный, необразованный и переменчивый), независимый судья (такой взяточник) или, боже упаси, частный предприниматель.

А раз так, видимо, заключили в Кремле, проведенная в 1990-e годы децентрализация политики и экономики была в принципе неадекватной и во многом даже вредной. Следует реанимировать роль государства, занять «командные высоты» экономики, вернуть себе «бриллианты» из экономической «короны» и навсегда утвердить контроль исполнительной власти над всеми другими ее ветвями, закрепив ведущую роль Кремля в политической сфере.

Последовавшие изменения во внешней политике лежали в русле той же логики. В целом прозападная политика предыдущего режима рассматривалась теперь Кремлем не как следствие общности интересов и не как поиски пути к «общечеловеческим ценностям», к «европейскому дому» или места в союзе «цивилизованных» государств. Всё это – яковлевско-горбачёвское, шеварднадзевское, ельцинское, уходящее корнями в период гласности, – было подвергнуто идеологической ревизии. Развал СССР назвали самой большой геополитической катастрофой ХХ века. Отсюда и новые императивы внешней политики: движение на Запад не форсировать и «жертв» ему не приносить (например, в том, что касается политических свобод внутри страны или отношений с пророссийскими диктатурами в СНГ). Там, где возможно, Россия будет пытаться восстанавливать и укреплять прежние связи на бывшей советской территории. Те новые государства, которые окажут содействие в этом процессе, будут поощрены; те, что препятствуют, – наказаны.

Конечно, это не возвращение к политике Советского Союза. Например, в решение метазадачи по восстановлению общности постсоветского пространства (и российской сверхдержавной гегемонии в регионе) органически вписывается один из императивов национальной безопасности, свойственный всем великим континентальным державам в истории – от Вавилона, Персии, Китая, Рима до Соединенных Штатов вплоть до 70-х годов прошлого века: стабильность на границах и дружественные (а лучше вассальные) режимы по периметру. Отсюда и российский эквивалент поддержки «сукиных сыновей, но наших сукиных сыновей» – фраза, которая прочно вошла в лексикон внешней политики США (так Франклин Делано Рузвельт высказался в отношении никарагуанского диктатора Анастасио Сомосы. – Ред.). Поддержка Кремлем «последнего диктатора Европы», Лукашенко, встречает в Белом доме раздражение и непонимание. Москва не хуже, а, пожалуй, и гораздо лучше Вашингтона знает об одиозности белорусского режима, не говоря уже о личных качествах «батьки», но считает «негатив» в отношениях с Западом приемлемой ценой на пути к достижению поставленной цели.

В отличие от Советского Союза, во внешней политике России легко просматриваются прагматизм, стремление к «свободе рук», к положению над схваткой, к классической Realpolitik. Не связывать себя абстрактными принципами («западная цивилизация», «свобода», «права человека»), а маневрировать. Не вступать в «идеологические» альянсы, а «работать» со странами главным образом на двусторонней основе. Для современной России долгосрочные результаты менее важны, нежели процесс установления и поддержания контактов, сегодняшняя роль России и те дивиденды, которые они приносят сейчас. Как говорил Троцкий, цель – ничто, движение – всё.

Россия прибегает к тактике, известной в бизнесе как asset leveraging: наиболее эффективное размещение активов. Акцент делается на областях «сравнительных преимуществ», будь то ядерные технологии либо передовые системы обычных вооружений и, конечно же, энергетика. Неотъемлемой частью новой российской внешней политики стал дипломатический эквивалент арбитражa, т. е. попытки заработать на структурных «пробуксовках» механизма ценообразования, на разнице цен за один и тот же продукт на разных рынках: маневрирование на лезвии ножа (и чем острее, тем лучше).

Использованием сравнительного преимущества обусловлены, например, поставки вооружений в Китай – на самый большой рынок сбыта российских военных технологий: новейшей авиации (включая грузовой самолет-гигант Ил-76 и заправочный Ил-78), кораблей, подлодок. Первые в истории российско-китайские учения прошли в августе 2005-го с участием свыше 10 тысяч военнослужащих. А что касается раздражения в Вашингтоне, обязавшемся защищать Тайвань в случае нападения Пекина, или опасности продажи оружия геополитическому сопернику (который до сих пор не признаёт «неравноправные договоры» 1858 и 1860 годов, отдавшие России огромные куски Сибири, а в следующее десятилетие может достичь паритета с Россией по ядерному потенциалу), то риск оправдывается, видимо, выполнением глобальной задачи по исправлению «перекосов» 1990-х – обретением «самостоятельности» на мировой арене, престижа и миллиардов долларов.

Соглашение о поставке Сирии – тоталитарному режиму, поддерживающему терроризм, – тактических противовоздушных систем SA-18 рассматривается как восстановление позиций на Ближнем Востоке, утраченных после развала Советского Союза. Визит руководства движения ХАМАС в Москву, кроме всего прочего, был и попыткой арбитража в надежде на важные уступки (скажем, отказ от перманентной войны с Израилем) и, как следствие, на утверждение репутации России в качестве незаменимого медиатора конфликтов между «Востоком» и «Западом». Как любил повторять Наполеон (а вслед за ним Ленин), «On s’engage et puis on voit!» – «Ввяжемся в бой, а дальше будет видно!».

«Новый курс» во внешней политике Москвы наиболее отчетливо проявился, пожалуй, в ее отношениях с Ираном. Именно они обусловили самую серьезную на сегодняшний день ссору с Вашингтоном. После возобновления в декабре прошлого года продажи Тегерану обычного вооружения, приостановленной комиссией Гор – Черномырдин по настоятельной просьбе Соединенных Штатов летом 1995-го (до этого Россия за пять лет продала Ирану на два миллиарда долларов самолетов, танков и подводных лодок), ему были поставлены мобильные ракетные системы противовоздушной обороны Тор-М1, истребители МиГ-29 и корабли береговой охраны на общую сумму приблизительно миллиард долларов.

Поскольку золотовалютные запасы России приближаются к 300 миллиардам долларов, выручка для нее, конечно, далеко не главное.

Ситуация вокруг Ирана используется для достижения той же метацели. По словам московского эксперта Раджаба Сафарова (и, по-видимому, по разумению кремлевских архитекторов этой политики), Иран предоставляет Москве «уникальный и исторический шанс вернуться на мировую арену в качестве ключевого игрока и вновь рожденной сверхдержавы. Если Россия будет твердо защищать интересы Ирана в этом конфликте... она немедленно вернет себе престиж в мусульманском мире и на всей мировой арене... И никакие финансовые предложения со стороны Соединенных Штатов не смогут изменить стратегию».

Отсюда вытекает тактика, применяемая Россией в ходе переговоров постоянных членов Совета Безопасности ООН (Великобритания, Россия, Китай, США, Франция) и Германии с Ираном: как можно дольше откладывать «момент истины», защищая статус-кво и оттягивая «продажу» товара (российской поддержки), чтобы увеличить его цену. А то, что лидер Ирана публично провозглашает веру в двенадцатого имама, который явит себя после всемирной катастрофы (читай: ядерной войны) и грозится стереть Израиль с лица земли, – это эмпиреи, от лукaвого, не для сегодняшнего дня.

НЕНАДЕЖНЫЕ ЯКОРЯ

B иные времена такая политика Москвы, возможно, и не вызывала бы серьезных проблем в отношениях с Вашингтоном. В конце концов, привыкли же там (хотя, конечно, не без раздражения) к дипломатии Франции, которая после утраты статуса великой державы практиковала схожий прагматизм и дипломатический арбитраж в отношениях с главными блоками – участниками холодной войны. Но времена не те и не те ценности. Такая политика чревата тем, что даже после увязания в иракском болоте она будет неприемлема для американского внешнеполитического истеблишмента (за исключением изоляционистов-маргиналов с обоих флангов). Koсa «постсентябрьского» активизма США – с его акцентом на свободу и демократию как центральные элементы национальной безопасности и на «распространение демократии» в качестве одного из ключевых средств ее обеспечения – нашла на камень постсоветской и постимперской реставрации России, суть которой заключается в экономической и политической рецентрализации и Realpolitik за рубежом.

Вследствие ценностного размежевания Россия и Америка принялись дрейфовать в противоположных направлениях. Корабли начали отдаляться друг от друга. Но полной потери визуального контакта пока еще не произошло: ее предотвращают якоря – главные «активы» одной стороны, отвечающие стратегическим интересам другой.

«Активы» России имеют центральное значение для решения четырех долговременных и стратегических задач, стоящих перед Вашингтоном: победа в глобальной войне с терроризмом; предотвращение распространения ядерного оружия; обеспечение энергетической безопасности; развитие общности интересовв отношении Китая, в неизбежность столкновения с которым уверена значительная часть внешнеполитических элит США.

Кстати, ключ к трениям внутри администрации, истоки разнобоя в российской политике Соединенных Штатов и риторической сумятицы, так часто раздражающей Москву, отнюдь не в персоналиях: Дик Чейни, Кондолиза Райс, Эрик Эделман на одной стороне, Джордж Буш и Томас Грэм – на другой. Причина кроется именно в разнящихся оценках важности российских «активов» по сравнению с «пассивами» внутренней политики Кремля, в неизбежной амбивалентности имиджа России с точки зрения сформировавшейся после 11 сентября системы национальных интересов США. Преобладает то одна, то другая составляющая: «геополитическая», в центре которой интересы-«якоря», или «неоконсервативнaя», для которой важны прежде всего этатистские тенденции внутри России.

Что до Москвы, то в ее первостепенных стратегических интересах Америка фигурирует, во-первых, как союзник в борьбе с мусульманским терроризмом, включая прежде всего чеченских боевиков. Во-вторых, от Соединенных Штатов ждали понимания «особой роли» (и соответственно особых интересов) России на постсоветском пространстве, где проживает 25 миллионов этнических русских и которое обогревается, освещается и снабжаeтся (до последнего времени практически в кредит) энергией за счет российских газа, нефти и электричества. В-третьих, Россия рассчитывала на поддержку ее интеграции в мировую экономическую систему, начиная с ВТО.

Но, пожалуй, самый главный американский «актив», самое ценное, что Соединенные Штаты могут дать России, – это уважение и равноправие. Как бы ни клеймили Америку полуофициальные пропагандисты в прокремлевских газетах и на телеканалах, что бы там ни говорилось о «смене вех» и ориентиров, о Европе, Азии и Евразии – для народа, равно как и для элит, паритет с Америкой (не важно в чем – в армиях, континентальных ракетах, спутниках, мясе, кукурузе, демократии, темпах роста экономики), ее уважение к России всегда – при Ленине, Сталине, Хрущёве, Брежневе, Горбачёве и Ельцине – были одним из главных легитимирующих внутриполитических факторов. По гамбургскому счету национального достоинства никто – ни Европа, ни Азия, ни Германия, ни Китай, ни Франция, ни Япония – и близко не стоит.

Этот перечень коренных взаимных интересов, конечно же, не нов. Новостью последних лет стало то, что «активы», не подпитываемые более совпадением хотя бы нескольких главных идеологических составляющих, начали быстро обесцениваться. Цепи якорей ржавеют. То, что раньше относилось бы к разряду легкорешаемых технических проблем, сейчас становится основанием для глубоких и долгих обид и серьезных ссор, число которых возрастает с каждым витком порочного круга.

Так, с точки зрения Вашингтона (и американского общественного мнения, что гораздо важнее в долгосрочной перспективе), за прошедший год образ России как союзника в борьбе с терроризмом существенно скомпрометирован. Здесь и заявка Москвы на особые отношения с движением ХАМАС, и поставки ракет Сирии, истребителей МиГ-29 и вертолетов Ми-24 Судану, практикующему террор (и даже, как в случае Дарфура, геноцид) в отношении собственного населения.

Что касается нераспространения ядерного оружия, то способность России содействовать разрешению северокорейского кризиса, оказывая влияние на своего бывшего клиента – Пхеньян, мягко говоря, не оправдала надежд. Разочарование это, однако, бледнеет по сравнению с последствиями позиции по иранскому вопросу. Создается все более устойчивое впечатление, что Москва недооценивает риск для своих отношений с США (а теперь уже и с Европой), играя роль дипломатического защитника и поставщика передовых обычных вооружений и гражданской ядерной технологии режиму, который открыто призывает к атакам на Соединенные Штаты, финансирует, вооружает и обучает террористов, а с недавнего времени публично заявляет о намерении заняться обогащением урана для производства ядерного оружия.

Возможно, Россия уже прошла «точку невозврата», после которой, вновь говоря на языке бизнеса, никакое хеджирование уже не сможет предотвратить серьезные потери при ликвидации занятых ею рыночных «позиций». Не желая ставить под удар встречу лидеров стран «Большой восьмерки», Россия в конечном итоге, видимо, проголосует в Совете Безопасности ООН за санкции против Ирана или, по крайней мере, воздержится. Последний почти что наверняка ответит выходом из режима нераспространения и в итоге автоматически вызовет расширение санкций. Они могут включать запрет на сотрудничество с Тегераном не только в гражданском атомном строительстве, но и в сферах, связанных с обычными вооружениями, финансами, инвестициями в неядерную энергетику (газ). Во всех этих областях, начиная с сооружения ядерного реактора в Бушере стоимостью больше миллиарда долларов, Россия сегодня «вложилась» более глубоко и объемно, чем кто бы то ни было. И как бы Москва ни повела себя при этом весьма вероятном сценарии, едва ли ей удастся избежать долговременного урона в престиже (не говоря уже об ущербе материальном).

Что касается энергетической безопасности Америки, то, когда Кремль, несмотря на лоббирование даже на уровне Белого дома, наложил вето на строительство частного трубопровода Западная Сибирь – Мурманск, надежды Вашингтона на существенное замещение части импорта нефти из Персидского залива прямыми поставками из России рассеялись. Тревоги по поводу надежности и, главное, устойчивости роста российского нефтяного экспорта усилились после фактического огосударствления компаний ЮКОС и «Сибнефть», в результате которого темпы роста добычи упали с 8 % в среднем (показатель за предыдущие семь лет) до 2 % в 2005 году. Впервые с 1999-го объем российских поставок на мировой рынок сократился в абсолютной величине.

Не успел Запад переварить кратковременное прекращение поставок газа в Украину и снижение (вследствие воровства газа украинской стороной) давления в трубах, по которым газ поступает в Европейский союз, как в апреле нынешнего года Москва выступила с серией угрожающих заявлений – прямо-таки очередь «веером от живота» со стратегических высот российской энергетики и политики. Речь шла о возможности сокращений поставок нефти и газа в Западную Европу (и, наоборот, их роста на азиатском направлении), если последняя и впредь будет с недостаточным энтузиазмом откликаться на планы «Газпрома» и российских нефтяников по выходу на европейский розничный рынок. Об этом говорили в Москве Алексей Миллер и Семён Вайншток, возглавляющие «Газпром» и «Транснефть» соответственно, а спустя два дня – Владимир Путин в Томске. (Вайншток даже назвал количество нефти – 30 млн тонн в год, – которое перебросят с запада на восток.)

И вот уже Кондолиза Райс в Турции высказывает опасения по поводу российской газовой «монополии» и призывает к строительству в обход России газового трубопровода параллельно нефтепроводу Баку – Супса – Джейхан. В Белом доме, наступая на горло неоконсервативной песне, принимают унаследовавшего азербайджанский «престол» Ильхама Алиева, а вице-президент США Чейни расхваливает в Астане «стратегическое партнерство», обращаясь к пожизненному, по всей видимости, президенту Казахстана Нурсултану Назарбаеву, набравшему 91 % голосов на последних выборах. (После этих выборов один из главных политических соперников Назарбаева был убит агентами казахстанских спецслужб, а другой арестован.) При этом, несмотря на ухаживания Вашингтона, Астана пока не транспортирует нефть по трубопроводу Баку – Джейхан и, так же как и Ашхабад, не выразила заинтересованность в газопроводе, альтернативном газпромовскому.

Наконец, ввиду того что политика России в отношении Китая делает акцент на продаже ему вооружения и приоритетном снабжении энергией, американо-российское сотрудничество в деле «сдерживания» Поднебесной выглядит весьма иллюзорным, даже если скептически относиться к заявлениям Москвы и Пекина о незыблемости их дружбы и их совместной оппозиции «однополярному» миру.

Так же интенсивно и заметно в России обесцениваются американские «активы». У Москвы создается впечатление, будто «особые интересы» России на постсоветском пространстве вместо «понимания» встречают сознательное пренебрежение. Aнтиавторитарныe «цветные» революции на территории СНГ воспринимаются как нацеленные против России и ставятся в вину Вашингтону. Начисто забыв совсем недавнюю историю своей страны, Кремль, похоже, не может представить себе подлинного народного протеста, не замышленного и не проплаченного со стороны. Сказывается атмосфера политического цинизма, столь характерного для периодов реставраций, будь то эпоха Карла II в Англии либо времена Наполеона III во Франции. Лобовую атаку на свои интересы Москва видит и в форсировании приема в НАТО Украины и Грузии – вслед за молниеносным предоставлением членства в альянсе странам Балтии.

Не оправдались и расчеты Москвы, по крайней мере, на моральную поддержку со стороны США в борьбе с терроризмом на территории России. Вместо того чтобы оказать помощь или на худой конец смолчать, и Госдепартамент, и неправительственные организации, и СМИ продолжают критиковать нарушения прав человека в Чечне и отказываются (как, впрочем, и большинство россиян) воспринимать политику «чеченизации» («кадыризации») конфликта как надежный выход из тупика. Кроме того, следуя примеру Великобритании, Соединенные Штаты недвусмысленно заявили о нежелании сотрудничать с Москвой в выдаче лиц, обвиняемых Россией в пособничестве чеченским террористам.

Еще менее устойчивым оказался в глазах Москвы третий стратегический «актив» США – помощь в интеграции в глобальную экономику. Наоборот, Америка оказалась, пожалуй, самым крупным камнем преткновения на пути к членству России в ВТО. Москва винит официальный Вашингтон, хотя здесь администрация Буша не задает тона и явно идет в фарватере могущественных деловых интересов. Американские компании требуют принять действенные меры по борьбе с повальным воровством интеллектуальной собственности – особенно это касается музыкальной продукции, фильмов и компьютерных программ, только в 2005 году стоивших американским правообладателям около двух миллиардов долларов. А банки добиваются права открывать не только дочерние компании, но и отделения.

Трудности со вступлением в ВТО вновь разбередили в Москве обиду в связи с поправкой Джексона – Вэника, болезненной занозой, сидящей в двусторонних отношениях уже почти 15 лет. Закон запрещает предоставлять статус наибольшего благоприятствования в торговле странам с нерыночной экономикой, которые ограничивают право граждан на эмиграцию. Хотя постсоветская Россия сняла все ограничения на выезд за рубеж и на эмиграцию и уже по крайней мере лет десять производит большую часть валового продукта в негосударственном секторе (в отличие от Китая, имеющего этот статус с 2000 года, несмотря на очевидные нарушения обоих условий), Америка продолжает ущемлять национальное достоинство России вопреки своему же законодательству.

Разрушительные сами по себе, все эти несбывшиеся ожидания подтачивают самый важный для Москвы «актив» – сознание паритета с Америкой и уважения с ее стороны. И вот уже даже российские либералы призывают к ускоренному созданию и развертыванию стратегических ядерных ракет с кассетными боеголовками класса «Тополь-М» – главным образом лишь для того, чтобы заставить Америку снова начать переговоры о взаимном сокращении ядерных потенциалов! «Конечно, на Россию никто нападать не собирается, – откровенно объяснил эту позицию один из ее главных сторонников эксперт Алексей Арбатов, – но и вести переговоры с ней отказываются». После того как двумя месяцами позже прозвучало Послание Президента РФ Федеральному собранию, этот подход, похоже, вошел в официальную политику.

ЖДАТЬ ЛИ БУРИ?

Отчуждение между Вашингтоном и Москвой сохранится и, по всей вероятности, будет нарастать по меньшей мере до 2009-го, когда в обеих странах придут к власти новые администрации. Правда, и в этом случае динамика вряд ли изменится менее чем за год-полтора. Рост напряжения связан с политическим календарем: и в Соединенных Штатах, и в России практически одновременно развернутся президентские кампании, в ходе которых внешняя политика, как правило, перестает быть эзотерической областью, где властвуют эксперты-брамины, и становится частью политического кулачного боя.

В Америке, где начиная с выборов-1996 Россию «теряют» каждые четыре года (но потом, после президентских выборов, благополучно «находят»), критика Буша за «потерю» начнется раньше обычного: выборы в Государственную думу РФ в декабре 2007-го США будут рассматривать под микроскопом, и трудно представить себе расклад, при котором не обнаружилось бы множество моментов, неприятных с точки зрения демократических процедур.

Кроме того, Москве сильно не повезло с личностным фактором: самый популярный на сегодняшний день республиканский претендент на высший государственный пост – сенатор Джон Маккейн, для которого Россия, естественно «потерянная», стала рефреном в избирательной кампании 1999– 2000 годов и который по сей день не утратил все крепнущий критический запал. Маккейну (как, впрочем, и другим кандидатам) Россия необходима, чтобы продемонстрировать собственную осведомленность в вопросах внешней политики и осознание ее моральной составляющей, а это было непременным условием всех успешных президентских кампаний последних 25 лет – от Рональда Рейгана до Билла Клинтона и Джорджа Буша-младшего. (Недооценка данного фактора оказалась в 1992-м одной из главных причин поражения Буша-старшего, обвиненного Клинтоном в том, что тот «приласкал» «мясников с площади Тяньаньмэнь».) В этом контексте высказывания Чейни в Вильнюсе 4 мая нынешнего года можно, по крайней мере отчасти, интерпретировать как внутриполитическую тактику: превeнтивный удар, «выпуск пара», громоотвод. Уж лучше мы атакуем за два месяца до саммита «Большой воcьмерки», чем Джон Маккейн – за два дня до питерской встречи.

Но критика Маккейна, который попридержит лошадей из соображений партийной лояльности, ни в какое сравнение не идет с той бурей, что обрушат на «пророссийский» Белый дом демократы (скорее всего, бывший губернатор Вирджинии Марк Уорнер и, несомненно, Хиллари Клинтон), – точно так же, как это делали республиканцы в 1998–2000 годах, когда Россия (вернее, ее реальные, но раздутые порой до абсурда изъяны) стала дубиной для охаживания Клинтона. Основное направление грядущей атаки предугадать несложно: мол, в 1990-е годы, при Билле и Борисе, Россия двигалась по правильному пути и мы дружили, но пришли республиканцы-неоконсерваторы и все испортили, вследствие чего Россия оказалась «потерянной», сошедшей с рельсов демократии, и вместо горячей дружбы мы получили в лучшем случае «холодный мир».

Со своей стороны официальный помазанник Кремля на президентство (да и остальные кандидаты) не сможет не откликнуться и не добавить свои, как говорила гоголевская Коробочка, «забранки» к той дозе антиамериканизма, которую изначально пропишут его кампании политтехнологи.

И все же «лобовая» конфронтация и новая холодная война представляются весьма маловероятными – по крайней мере по четырем причинам.

Во-первых, несмотря на эрозию, геостратегические «активы», о которых мы говорили, далеки от оскудения и продолжают служить своего рода рамкой, очерчивающей базовые отношения между обеими странами.

Во-вторых, сформированные в 1992–1993 годах цели российской внешней и оборонной политики – Россия – региональная сверхдержава, Россия – глобальная ядерная сверхдержава и, главное для Америки, Россия – одна из великих держав (но не сверхдержава, политически соперничающая с США по всему миру) – остаются неизменными. Хотя они могут периодически раздражать Вашингтон, но вряд ли вызовут глубокую тревогу за жизненные интересы нации.

В-третьих, несмотря на склонность Кремля играть мускулами, Россия, в отличие от Советского Союза и нынешнего Китая, не «ревизионистская» держава, постоянно стремящаяся изменить мировой баланс сил в свою пользу. Для этого нужна идеология и, как результат, система приоритетов, которых в Москве сегодня нет и, судя по всему, не предвидится. Какая уж там идеология, если, защищая с пеной у рта права Ирана на «мирное освоение ядерной энергии» и на сопротивление «силовым мерам давления», Россия одновременно запускает на своей ракете-носителе с дальневосточного космодрома «Дальний» израильский спутник-шпион, чья первостепенная задача – оперативный мониторинг создания иранской ядерной бомбы!

Доля ВВП (3 %), идущая в сегодняшней, накачанной нефтяным богатством России на оборону, сегодня даже меньше, чем в 1992–1997 годах, когда Российская Федерация унаследовала от Советского Союза абсолютно пустую казну, и по меньшей мере в десять раз меньше, чем в СССР 1985-го. В абсолютных величинах, рассчитанных на 2005 год по паритету покупательной способности, затраты России на оборону (47,77 млрд дол.) в одиннадцать раз с лишним меньше, чем в США (522 млрд дол.).

Самый же важный фактор противодействия новой холодной войне – это как раз тот, который кремлевские стратеги с презрением давно сбросили со счетов: общественное мнение. Ни американцы, ни россияне не поддержат свои элиты в этом начинании, поскольку не сочтут его необходимым.

Что американцы знали о Советском Союзе? То, что там нельзя (или опасно) верить в Бога и ходить в церковь; что могут посадить в тюрьму за «крамольные» речи или за чтение недозволенных книг; что это диктатура, при которой нельзя проголосовать так, как хочешь, организовать политическую партию, выйти на демонстрацию, бастовать или уехать за границу; что Москва оккупирует Восточную Европу и готовится к войне с Западом. И этого было достаточно, чтобы дать элитам мандат на ведение холодной войны и жертвовать триллионами долларов, а порой и жизнями американцев и их союзников. В нюансы не вникали, как обычно оставляя это занятие элитам.

В конце 1980-х – начале 1990-х годов «простые» американцы узнали, что ситуация в Советском Союзе изменилось. Вопреки, мягко говоря, странной квалификации России в разного рода «индексах свобод» (например, в столь часто цитируемых годовых отчетах организации Freedom House, с 2004-го почему-то помещающих Россию в одну категорию с Северной Кореей, Ираном, Саудовской Аравией и Ливией), они сегодня знают: еще далеко до черты, за которой Россия превратится во врага, разразится холодная война и нужно будет снова впрягаться в телегу немыслимых расходов на «сдерживание». Можно ходить и в церковь, и в синагогу; ездить за границу; писать, печатать, читать и говорить что угодно. И в демонстрациях участвовать, и бастовать, и голосовать за того, кто понравится; и Восточной Европе никто не угрожает, а бывшие страны – члены Варшавского договора и даже бывшие союзные республики вступили или вступают в НАТО.

Остальное по-прежнему детали, заботы элит, еще далеко не собравшиеся в критическую массу, способную изменить стереотип, который сложился в национальном общественном мнении почти пятнадцать лет назад. Как показал опрос американского общественного мнения в феврале текущего года, Россия – десятая в списке из 22 наиболее популярных стран: 54 % американцев оценили ее позитивно, причем Франции досталось столько же голосов, а Китаю – на 10 % меньше. По прошлогоднему опросу фирмы Harris, только 8% американцев считают Россию «врагом».

В России, несмотря на периодические всплески антиамериканизма в связи с Ираком, олимпиадами, «цветными» революциями, ситуация в принципе такая же. По результатам, пожалуй, самых авторитетных опросов, проводимых Pew Global Attitudes Projects (Вашингтон) и посвященных имиджу Соединенных Штатов в шестнадцати странах, граждане России заняли пятое место (52 %) по степени их положительного отношения к Америке (после Индии, Польши, Канады и Великобритании, опередив союзников США по НАТО – Германию, Испанию, Нидерланды и Турцию). Согласно опросу, проведенному Левада-центром, в марте 2006-го, 66 % россиян заявили, что относятся к США очень хорошо или хорошо (против 17 %, которые относятся плохо или очень плохо) – пропорция, практически не меняющаяся с декабря 2001 года. (Что же касается американского народа, то число «хорошо относящихся» зашкаливает за 80 % с февраля 2000-го.)

Так что корабль не пойдет ко дну. Но готовьтесь к сильной качке. И тошноте. Наденьте спасательные жилеты и не поддавайтесь панике.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 июля 2006 > № 2906797 Леон Арон

Россия. Весь мир > Нефть, газ, уголь > globalaffairs.ru, 26 сентября 2005 > № 2906765 Александр Арбатов, Мария Белова, Владимир Фейгин

Российские углеводороды и мировые рынки

© "Россия в глобальной политике". № 5, Сентябрь - Октябрь 2005

А.А. Арбатов – заместитель председателя Совета по изучению производительных сил Министерства экономического развития и торговли и Российской академии наук. М.А. Белова – эксперт департамента энергетики Института энергетики и финансов, В.И. Фейгин – главный директор Института энергетики и финансов.

Резюме Важная роль России на мировой арене в значительной степени обусловлена богатством ее природных ресурсов. Успешное участие в современном мировом разделении труда предполагает полноценное использование подобных преимуществ.

Важная роль России на мировой арене в значительной степени обусловлена богатством ее природных ресурсов. На территории России сосредоточено около 13 % всех мировых разведанных запасов нефти и 34 % запасов природного газа. Успешное участие в современном мировом разделении труда предполагает полноценное использование подобных преимуществ, хотя и не должно сводиться к нему.

Ежегодное производство первичных энергоресурсов в стране составляет более 12 % от общего мирового производства. На долю топливно-энергетического комплекса (ТЭК) приходится сегодня около четверти производства валового внутреннего продукта (ВВП) России и трети объема промышленного производства, около половины доходов федерального бюджета, экспорта и валютных поступлений страны. В отличие от большинства стран – экспортеров углеводородов, в России имеется крупный внутренний рынок их переработки и потребления. Важно, чтобы внешний спрос не входил в противоречие с динамикой и приоритетами внутреннего рынка.

СИТУАЦИЯ НА ОСНОВНЫХ МИРОВЫХ РЫНКАХ УГЛЕВОДОРОДОВ

В последние полтора десятилетия на мировом рынке нефти происходило наращивание ежегодных темпов прироста потребления нефти. В период с 1991 по 2000 год этот показатель увеличился на 9,8 млн бар./сут., а в 2001–2004 годах – на 6,3 млн бар./сут. При этом рынок был сбалансирован, а вот в том, что касалось спроса и предложения, ключевая роль отводилась на том или ином этапе разным регионам.

Если в начале указанного периода спрос расширялся за счет роста объемов потребления нефти в Северной Америке, Европе и странах Азии, входящих в Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), то в последние годы лидерство по темпам роста перешло к Китаю. Годовой прирост увеличился там с 0,32 до 0,4 млн бар./сут, в то время как в Северной Америке этот показатель упал с 0,5 до 0,3 млн бар./сут, в Европе – с 0,2 до 0,15 млн бар./сут, а в азиатских странах – членах ОЭСР приблизился к нулю.

Растущий спрос начала 1990-х в основном удовлетворялся за счет увеличения добычи нефти в государствах, входящих в Организацию стран – экспортеров нефти (ОПЕК): среднегодовой темп роста составлял 0,6 млн бар./сут. В странах же бывшего СССР наблюдалось значительное падение объемов добычи. Однако к началу XXI века ситуация в корне изменилась: при сохранении среднегодовых темпов увеличения добычи нефти в странах ОПЕК, падении объемов добычи в Европе и замедлении темпов роста в Северной Америке именно Россия стала главным стабилизатором мирового рынка нефти.

В 2002–2004 годах на фоне беспрецедентного роста нефтяных цен среднегодовые темпы прироста потребления удвоились, достигнув 2 %. В прошлом году при среднегодовой цене нефти марки Brent 38,3 дол./бар. потребление нефти в мире увеличилось на 3,3 %. Однако сочетание высоких цен и замедления темпов роста мировой экономики может привести к снижению темпов прироста потребления нефти в 2005–2006 годах до 2,5–2,7 % и ниже.

Тем не менее в течение последних 2–3 лет темпы увеличения спроса на рынках превысили ожидания, поскольку в полной мере не были учтены ни фактор «новых экономик» – прежде всего Китая и в значительной мере Индии, ни быстрый рост в этих странах промышленного производства, в том числе энергоемкого (например, черная металлургия, производство цемента и т. п.), ни растущее потребление (например, начавшаяся в Китае автомобилизация). Если процессы бурного экономического подъема этих стран продолжатся и будут сопровождаться ростом среднего класса и формированием характерного для него стандарта жизни и потребностей, то общее увеличение спроса может опережать рост суммарного мирового ВВП – явление, не отмечавшееся с 1970-х.

Конечно, трудно предположить, что быстрый рост цен и спроса составят долговременную устойчивую тенденцию. Параллельное существование этих двух явлений, как таковое, несет в себе противоречие. Высокие цены позволяют как осваивать новые, ранее считавшиеся нерентабельными ресурсы нефти, так и расширять круг ее заменителей. Последнее может особенно сильно повлиять на снижение спроса.

Что касается предложения, то с ним пока не все так безоблачно, как представляется. Освоение новых месторождений требует больше времени и средств, при этом добыча не всегда способна вовремя восполнить продукцию истощающихся месторождений.

Неясность с ресурсной базой, резкое снижение числа вновь открытых крупных нефтяных ресурсов (и фактическое отсутствие новых нефтеносных провинций, в прошлом служивших основным фактором развития глобальной нефтедобычи) добавили нервозности и иррациональности игрокам на рынке, повысили обеспокоенность политических кругов. Не вызывает оптимизма и уровень политической стабильности в целом ряде основных стран-экспортеров. Скорее всего, тенденция к увеличению спроса сохранится, но темп роста будет подвержен резким колебаниям как в силу внутренних и внешних конфликтов, так и по причине возможного появления новых быстроразвивающихся экономик.

В 1980–1990 годы преодоление последствий нефтяных кризисов, обусловленных эмбарго со стороны арабских стран или договоренностями стран – членов ОПЕК об уровнях добычи, связывалось с развитием ликвидного глобального рынка нефти и соответствующими инструментами преимущественно краткосрочного характера. Однако в последнее время упор делается на построение двусторонних преференциальных связей между потребителями и поставщиками нефти, что особенно характерно как для политики США последних лет, так и для «нефтяной дипломатии» Китая и Индии, активной и по-своему тоже глобальной.

Рекордные цены на нефть и соответственно на газ (на либерализованных рынках цены на газ связаны также и с высоким спросом на него) способны в определенной степени «развернуть» ситуацию или уменьшить степень ее драматизма, но вряд ли приведут к радикальным переменам в краткосрочной перспективе. С другой стороны, до сих пор, как известно, развитым странам удавалось так или иначе справляться с угрозами такого рода, и на этом простом доводе основывают свою позицию ряд оптимистов.

«НЕФТЯНЫЕ» ПОЗИЦИИ РОССИИ

С 2000 по 2004 год Россия, выступая на мировом рынке нефти в качестве главного стабилизирующего фактора, обеспечила самый высокий прирост добычи в мире – в три раза выше, чем у ОПЕК. Однако ввиду падения в последние месяцы темпов прироста добычи нефти и воздействия других, более фундаментальных факторов Россия вряд ли сможет в дальнейшем сохранить эту роль, хотя и продолжит оказывать существенное влияние на развитие мирового рынка.

К настоящему моменту в России уже открыто и разведано более трех тысяч месторождений углеводородного сырья, причем разрабатывается примерно половина из них. Более половины российской нефтедобычи и более 90 % добычи газа сосредоточены в районе Волго-Урала и Западной Сибири. Большинство этих месторождений отличаются высокой степенью выработанности, поэтому возникает необходимость развивать и альтернативные регионы добычи. В долгосрочной перспективе такими приоритетными регионами нефте- и газодобычи являются Тимано-Печора, полуостров Ямал, западная часть арктического шельфа, Каспийский шельф, Прикаспий, Восточная Сибирь и Дальний Восток. Однако в обозримой перспективе в России не ожидается открытия нефтегазоносной провинции, сопоставимой по масштабам с Волго-Уральской или тем более с Западно-Сибирской и способной кардинально повлиять на уровень добычи. Другие центры нефтедобычи будут в основном смягчать последствия истощения наиболее крупных старых центров. Поэтому в ближайшее десятилетие вероятно снижение темпов роста добычи с их последующей стабилизацией. При этом не исключаются колебания в ту или другую сторону, вызванные конъюнктурой мирового рынка.

Экспорт нефти из России зависит как от добычи нефти, так и от ее потребления на внутреннем рынке. Внутреннее потребление нефти растет медленно вследствие резкого падения производства наиболее энергоемких отраслей. Поэтому доля экспорта нефти и нефтепродуктов еще долго будет превалировать над долей внутреннего потребления в российской нефтедобыче. Тем не менее экономический рост в условиях неразвитости энергосберегающих технологий приведет к росту внутреннего потребления.

Основные районы нефтедобычи связаны единой системой нефтепроводов акционерной компании «Транснефть», которая обеспечивает транспортировку 95 % нефти на нефтеперерабатывающие заводы (НПЗ) России, а также к экспортным терминалам по системе нефтепроводов «Дружба» и через глубоководные нефтеналивные терминалы на Черном и Балтийском морях.

Потенциально Россия имеет возможность выхода на все три крупнейших мировых рынка нефти и нефтепродуктов – европейский, североамериканский и рынок Юго-Восточной и Южной Азии. Но пока наша страна наиболее тесно связана с европейским рынком (включая республики бывшего СССР). До 70-х годов прошлого столетия бЧльшая часть нефти добывалась в европейской части России, после освоения Западно-Сибирской нефтегазоносной провинции ее транспортная инфраструктура была подключена к уже сложившимся мощностям, ориентированным на европейский рынок. Исключение составляли только восточное и южное ответвления, сравнительно незначительные по своим возможностям (они поставляют нефть на Омский, Ачинский, Ангарский и центральноазиатские НПЗ бывшего СССР).

Постепенно растут поставки нефти на рынок Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР). На этом рынке преобладают поставки в Китай, они же обеспечивают и основной прирост. При нынешней степени разведанности и уровня разработки ресурсов Восточной Сибири (и даже с учетом поставок из Западно-Сибирской нефтегазоносной провинции) экспорт нефти из России в страны АТР может составить 60–70 млн т, что не превысит 15 % объема китайского потребления. Таким образом, Россия не только будет не в состоянии удовлетворить потребности стран АТР в нефти, но и рискует вообще потерять этот рынок в случае промедления с развитием транспортной инфраструктуры или сахалинских проектов. Вместе с тем большая емкость нефтяного рынка АТР позволяет рассчитывать на рост экспорта российской нефти в ряд стран этого региона.

Если после 2010 года в основных нефтепроизводящих странах АТР – Китае, Индонезии, Малайзии, Австралии – произойдет, как ожидается, снижение добычи, то для удовлетворения растущего здесь спроса на нефть потребуется значительное увеличение поставок из других районов мира. Главным источником окажется Ближний Восток, также увеличится объем импорта из Северной и Центральной Африки, будут организованы крупномасштабные поставки из Центральной Азии (в том числе из Каспийского региона) и России.

До сооружения Восточного нефтепровода Россия планирует дальнейшее наращивание железнодорожных поставок нефти в КНР. В целом экспорт нефти в Китай по железной дороге в этом году составит более 11 млн т. К 2010-му железнодорожные поставки нефти российских компаний в КНР должны увеличиться до 20 млн т/г. В перспективе возможно увеличение этого показателя до 30 млн т/г. Сдерживающим фактором являются железнодорожные тарифы. Однако, по информации РАО «Российские железные дороги», при возрастающих объемах транспортировки нефти через Забайкальск предусматривается возможность уменьшения тарифа с 72 дол./т до 30. Что, кстати, может сделать железнодорожный маршрут более привлекательным по сравнению с «восточной трубой».

На американском рынке главным потребителем российской нефти являются США, но эти поставки не играют заметной роли (в 2004 году они составили всего 7,3 млн т – 4 % суммарного российского нефтяного экспорта). По словам президента «Транснефти» Семена Вайнштока, США не готовы гарантировать достаточные объемы закупки российской нефти. Более того, у компании «нет уверенности в том, что США действительно требуются не только заявленные 30 млн., но и даже 20 млн т российской нефти».

Европейский рынок нефти является наиболее «скромным» по объемам потребления, ценам и темпам роста. Тем не менее сложившаяся транспортная инфраструктура продолжает поддерживать российско-европейские «нефтяные» связи. На этом направлении возникают проблемы Черноморских проливов, прохождения танкеров в Финском заливе, Балтийском море и Датских проливах. Благоприятное для России решение этих вопросов позволит закрепить ее роль стабильного масштабного поставщика нефти на европейский рынок. Россия заинтересована в том, чтобы в максимальной степени осуществлять экспорт нефти со своей территории непосредственно потребителю, сокращая транзит. Поэтому она будет стремиться к сохранению имеющихся трубопроводных и терминальных мощностей и их наращиванию (расширение Балтийской трубопроводной системы, строительство терминалов в Варандее, Индиге, на Кольском полуострове). Только в порту Приморск на Балтийском море, ориентированном на увеличение экспорта в Европу, предусматривается развитие мощностей до 62 млн. т в год.

Обсуждаемый сейчас вопрос о перенасыщенности европейского рынка тяжелой высокосернистой нефтью, к которой относится российская экспортная смесь Urals, кардинально разрешим только путем раздельной транспортировки различных сортов нефти. А этого, в свою очередь, можно добиться через строительство новых нефтепроводов из районов, в которых добываются малосернистые сорта. Перенасыщенность европейского рынка – не столько следствие увеличения предложения, сколько результат роста цен на саму нефть. В период относительно низких цен за рубежом было введено в действие значительное количество перерабатывающих мощностей, ориентированных на тяжелую сернистую нефть, относительно дешевую. Разница в цене в 2–4 дол./бар. делала сложные и дорогие процессы переработки экономически эффективными. Когда цены удвоились и даже утроились, подобная разница в цене утратила всякий смысл и соответствующие перерабатывающие мощности стали выводиться из эксплуатации, как неконкурентоспособные. Выжившим предприятиям пришлось установить разницу в цене в размере 6–8 долларов против стандартных сортов. Остается ждать снижения цен до прежнего уровня, что маловероятно, или строить новые трубопроводы для транспортировки более дорогих сортов нефти.

Конечно, есть еще один вариант – перерабатывать всю высокосернистую нефть в России, но он потребует не только осуществления крупной технической программы модернизации нефтепереработки в районе Урала и Поволжья, но и принятия эффективных политических и законодательных решений. Дело в том, что в данном случае целые компании будут отключены от экспорта своей нефти и это потребует компенсации за счет тех компаний, которые выигрывают от такого решения.

В настоящее время правительство РФ предусматривает максимально увеличить экспорт на растущий рынок АТР, переадресовав туда значительную часть поставок со стагнирующего европейского рынка. Эту, безусловно, актуальную задачу можно решить разными способами: интенсифицировать поставки железнодорожным транспортом, реанимировать «спящие» сахалинские проекты и возобновить работы на других перспективных участках шельфа Охотского моря, использовать возможности строящегося нефтепровода Казахстан – Китай, воспользоваться нефтяным потенциалом Восточной Сибири. Как уже упоминалось выше, принято решение первоначально транспортировать нефть из Западной Сибири, что при предполагаемых тарифах ставит нефтяные компании в трудное положение. При всем оптимизме руководства страны успех этого предприятия далеко не очевиден – прежде всего из-за неопределенности с сырьевой базой Восточной Сибири.

НЕФТЕПРОДУКТЫ: СДЕЛАНО В РОССИИ

В условиях относительно низких внутренних цен на сырье и отсутствия возможности существенно увеличить экспорт нефти многие российские компании вплотную занялись наращиванием производства нефтепродуктов и продажи их за рубеж. Основные экспортные продукты – мазут (45 % экспорта) и дизтопливо. Экспорт бензина (5 % в структуре экспорта в физическом объеме и около 6,5 % в структуре экспортной выручки) пока относительно невыгоден, так как внутри страны на него существует устойчивый платежеспособный спрос по достаточно привлекательным для поставщиков ценам. Кроме того, введение в Европе еще более жестких требований к качеству нефтепродуктов заставляет российские компании все больше тратить на модернизацию перерабатывающих мощностей.

В Энергетической стратегии страны до 2020 года об увеличении поставок за рубеж нефтепродуктов и переработке растущей части предназначенных на экспорт объемов нефти говорится как об одном из важных приоритетов.

Оператором соответствующих статей экспорта по нефтепродуктопроводам является государственная компания «Транснефтепродукт» (ТНП). По сравнению с «Транснефтью», контролирующей подавляющую часть нефтяного транспорта и экспорта, позиции ТНП скромнее: более 23 % российского транспорта светлых нефтепродуктов, около 60 % экспорта дизельного топлива и примерно четверть экспортного автобензина. Остальные нефтепродукты вывозятся железнодорожным транспортом, который фактически составляет конкуренцию ТНП. Одна из причин такого положения кроется в проблеме сохранения качества нефтепродуктов при их транспортировке по трубопроводам ТНП.

Большинство российских НПЗ в настоящее время проводят модернизацию, с тем чтобы наладить выпуск моторных топлив, соответствующих европейским стандартам качества. Поэтому есть основание предполагать, что через несколько лет произойдет значительный рост экспорта светлых нефтепродуктов. Соответственно должна увеличиться и пропускная способность магистральных нефтепродуктопроводов, принадлежащих ТНП. Компания «Транснефтепродукт» активизировала свою деятельность по развитию экспортных мощностей. Предусматривается реализация ряда проектов, позволяющих вывести магистральные продуктопроводы на побережье Балтийского и Черного морей, снизить зависимость российского экспорта нефтепродуктов от транзита по территории сопредельных стран и повысить коммерческую эффективность поставок. Особенно важную роль здесь способен сыграть проект «Север»: в результате его реализации появится новый экспортный нефтепродуктопровод к российскому побережью Балтийского моря. Как по маршруту, так и по концепции он аналогичен Балтийской трубопроводной системе, успешно решающей задачу минимизации транзита нефти через третьи страны. Кроме того, российские компании намерены расширять участие в собственности и управлении ряда европейских нефтеперерабатывающих и сбытовых организаций.

Что же касается восточного вектора, то в прошлом году из России в страны АТР было поставлено около 7 млн т нефтепродуктов, в основном дизельного топлива и мазута. В дальнейшем объем экспорта может быть доведен до 10–12 млн т, но только при условии значительного повышения качества продукции.

СИТУАЦИЯ С ПРИРОДНЫМ ГАЗОМ

Добыча. По разведанным запасам газа Россия занимает первое место в мире (приблизительно 34 % мировых запасов). На Западную Сибирь приходится 76 %, на Урало-Поволжье – 8 %, на районы Европейского Севера – 1 %, на Восточную Сибирь – 3 %, на Дальний Восток – 3 %, на шельф – 8 %. В настоящее время более 90 % добычи газа обеспечивают уникальные крупные месторождения. На долю Уренгойского, Ямбургского и Медвежьего месторождений приходится больше половины газа, добываемого ОАО «Газпром», и примерно 65 % всего российского газа. Однако эти три месторождения постепенно вырабатываются.

В настоящее время «Газпром» занят разработкой сразу нескольких новых проектов по добыче газа: на Дальнем Востоке, полуострове Ямал, арктическом шельфе и некоторых других. Их реализация потребует строительства новых и реконструкции действующих газотранспортных мощностей, а себестоимость добычи будет возрастать.

Инфраструктура. Единая система газоснабжения (ЕСГ) России, принадлежащая ОАО «Газпром», является крупнейшей в мире системой транспортировки газа. Ее протяженность – более 153,3 тыс. км, при этом возраст и состояние инфраструктуры требуют все более пристального внимания. Пропускная способность ЕСГ превышает 600 млрд куб. м, но уже начиная с 2006-го предполагается ее увеличение.

Экспорт и импорт газа. «Газпром» осуществляет экспорт газа в страны Центральной и Западной Европы преимущественно в рамках долгосрочных контрактов. Евросоюз – основной покупатель российского газа; крупными импортерами являются такие страны, как Германия, Италия, Франция, Венгрия, Словакия, Чехия, Польша. Значительная доля приходится на Турцию. В ближайшие годы ожидается существенное увеличение экспортных поставок в Великобританию. В дополнение к собственному производству «Газпром» на основании среднесрочных и долгосрочных контрактов закупает газ у независимых производителей и продает его потребителям, в том числе и на экспорт.

Рынки. Европейский рынок испытывает потребность в увеличении поставок российского газа. Емкость этого рынка устойчиво растет (в прошлом году потребление газа странами – членами ЕС-25 составило порядка 470 млрд куб. м, а к 2010-му, по данным Международного энергетического агентства (МЭА), достигнет 610–640 млрд куб. м). Проведение странами Европейского союза политики жестких ограничений на выбросы парниковых газов в соответствии с Киотским протоколом, а также неспособность возобновляемых источников энергии конкурировать с традиционными также повлечет за собой рост потребления газа в Европе. Возможно, эта тенденция изменится, если будут приняты решения в пользу развития атомной энергетики. Пока же прогнозы на 2020 год показывают, что зависимость ЕС от импорта природного газа возрастет с нынешних 40 % до 70–80 % объема потребления, при этом доля российского газа в объеме импорта может увеличиться с нынешних 26 % до 40–50 %.

Конечно, такая степень зависимости и даже ее вероятность вынуждают резко повысить уровень взаимодействия и вести поиск новых форм сотрудничества в энергетической (и прежде всего газовой) сфере.

ПРИОРИТЕТНЫЕ ПРОЕКТЫ НА БЛИЖАЙШИЕ ГОДЫ

Северо-Европейский газопровод (СЕГ). Его реализация позволит освоить принципиально новый маршрут (по дну Балтийского моря от Выборга до побережья Германии) экспорта в Европу, диверсифицировать экспортные потоки, напрямую связать газотранспортные сети России и стран Балтийского региона с общеевропейской газовой сетью. Отличительной особенностью СЕГ является отсутствие на его пути транзитных государств, что снижает как страновые риски, так и стоимость транспортировки российского газа, одновременно повышая надежность его поставок на экспорт. Проектом предусмотрено строительство по договоренности морских газопроводов – отводов для подачи газа потребителям других стран – членов Евросоюза. Начало поставок по СЕГ запланировано на 2010-й, максимальная производительность составит 55 млрд куб. м/г.;

проекты, которые призваны решить важнейшие задачи, обозначенные в Энергетической стратегии России на период до 2020 года. Их цель – формирование и развитие нефтегазового комплекса Восточной Сибири и Дальнего Востока, реализация перспективных проектов с возможным выходом России на Азиатско-Тихоокеанский энергетический рынок.

В настоящее время к внесению на рассмотрение правительства готовится Программа создания в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке единой системы добычи, транспортировки газа и газоснабжения с учетом возможного экспорта газа на рынки Китая и других стран АТР. Авторы программы (а готовилась она не Министерством промышленности и энергетики, а «Газпромом») предлагают сделать ставку на сахалинские проекты и почти полностью заморозить разработку уникальных Ковыктинского и Чаяндинского месторождений. Полная реализация сахалинских проектов позволит создать новую крупную базу нефтегазодобычи для обеспечения углеводородами российского Дальнего Востока и стран АТР вплоть до западного побережья американского континента;

газопровод Ямал – Европа, предназначенный для обеспечения контрактных и перспективных поставок природного газа в Европу. Полуостров Ямал – один из наиболее перспективных нефтегазоносных районов Западной Сибири, наиболее важный из новых стратегических регионов «Газпрома». Здесь открыто 26 месторождений, их разведанные запасы газа составляют 10,4 трлн куб. м, извлекаемые запасы конденсата – 228,3 млн т, извлекаемые запасы нефти – 291,8 млн т.

На первом этапе реализации проекта в качестве сырьевой базы используются действующие и новые месторождения Надым-Пур-Тазовского региона Тюменской области. В дальнейшем газ будет подаваться с Бованенковского месторождения на полуострове Ямал. Протяженность трассы газопровода на первом этапе – 2 675 км, проектный объем транспортировки газа по первой нитке – порядка 33 млрд куб. м/г.

Поставки сжиженного природного газа (СПГ). В связи с возрастающим спросом на газ на всех основных рынках (США, Европа, Азия) и постоянным снижением стоимости производства и транспортировки СПГ (на 35–50 % за последние 10 лет) в России ведутся интенсивные работы по подготовке и реализации крупных проектов производства и поставки СПГ на все основные мировые рынки. Это, например, штокмановский проект, который позволит поставлять СПГ, произведенный на базе Штокмановского газоконденсатного месторождения, на рынки сбыта в Европе, на побережье Мексиканского залива и на Восточное побережье США. Ожидается, что эксплуатация этого месторождения, запасы которого превышают 3 трлн куб. м газа, начнется в 2010-м, а годовая добыча достигнет ориентировочно 67,5 млрд куб. м/г. Кроме того, разрабатываются проекты создания комплекса по сжижению газа на побережье Балтийского моря в Ленинградской области, а также технико-экономические обоснования морской поставки сжатого природного газа как в отдельные регионы РФ (Калининградская область), так и на экспорт.

НОВЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ

Важнейшим фактором изменения внешнеэкономической среды для газовой отрасли России становятся либерализация европейского рынка газа, интенсивное формирование новых производителей в Северной и Западной Африке, на Ближнем Востоке и в Центральной Азии, а также рост атлантического и дальневосточного рынков вкупе с созданием сетевого рынка газа в Китае.

В течение нескольких лет потребители российских углеводородов настаивают на строительстве энергетических мостов и приглашают к полномасштабному сотрудничеству в области энергетики. Однако пока все сводится к экспорту энергоресурсов из России и участию иностранных компаний в российских добывающих проектах. Необходимо менять тип взаимоотношений – перейти от простых поставок сырья к сотрудничеству в области переработки энергоресурсов, а впоследствии и к широкому взаимодействию в инвестиционной сфере.

Построить современную развитую экономику возможно только при максимально эффективном использовании возможностей выработки продукции с высокой добавленной стоимостью, и Россия неизбежно будет все активнее продвигаться в этом направлении. Учитывая традиции взаимодействия в предыдущие эпохи, экономический потенциал стран – потребителей российских углеводородов и их постоянную заинтересованность в углублении партнерства с РФ, можно ожидать, что зарубежный бизнес станет важнейшим участником этих процессов. Участие в российских проектах обеспечит энергоемкие производства наших зарубежных партнеров продукцией высоких переделов, что создаст мощный синергетический эффект для экономик обеих сторон.

Бесспорно, большиЂм потенциалом обладают также проекты, связанные с энергосбережением за счет внедрения современных технологий, процессов и оборудования: они будут способствовать формированию экспортных энергоресурсов. При этом, однако, во многих случаях может потребоваться адаптация применяемых средств к российской среде, включая ценовые условия и возможности потребителей/покупателей; для этого крайне важны взаимодействие с российскими партнерами и нахождение эффективных форм включения «российского компонента».

Между тем ключевым условием активизации сотрудничества России и зарубежных партнеров в энергетической сфере является сближение законодательно-нормативных баз. Так, есть необходимость в дополнительном регулировании вопросов по трансграничным трубопроводам, например таких, как обмен информацией и порядок взаимодействия при чрезвычайных происшествиях. Следует также учитывать обязательства России по действующим международным соглашениям и перспективу заключения новых договоренностей. В частности, Договор к Энергетической хартии может потребовать уточнения правил использования транзитных мощностей.

Другой аспект связан с продвижением интеграционных процессов на постсоветском пространстве, в основе которых лежат «стыковка» инфраструктурных комплексов, взаимные поставки и транзит энергоносителей. Правда, здесь все более существенную и не всегда позитивную роль играет политическая составляющая.

Россия. Весь мир > Нефть, газ, уголь > globalaffairs.ru, 26 сентября 2005 > № 2906765 Александр Арбатов, Мария Белова, Владимир Фейгин

Россия. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 22 августа 2005 > № 2913933 Анатолий Адамишин

Заключительный акт: занавес опускается?

© "Россия в глобальной политике". № 4, Июль - Август 2005

А.Л. Адамишин – Чрезвычайный и Полномочный Посол РФ, в прошлом заместитель министра иностранных дел СССР, первый заместитель министра иностранных дел РФ, член научно-консультативного совета журнала «Россия в глобальной политике».

Резюме Тридцать лет назад арсенал международной политики пополнился новым инструментом: понятие «права человека» и гуманитарная проблематика были закреплены в Заключительном акте хельсинкского Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Тогда мало кто из подписантов представлял себе роль, которую предстоит сыграть «третьей корзине» в мировой истории.

1 августа 1975 года вошло в историю как день подписания Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Этот документ, принятый в Хельсинки на высшем уровне, был призван оказать долговременное воздействие на международную политику. Спустя 30 лет можно утверждать, что он действительно явился одним из мощных катализаторов тектонических перемен, до неузнаваемости изменивших европейский и мировой политический ландшафт. Но каких?

Выдвигая идею форума, Советский Союз стремился на многосторонней основе застолбить политические и территориальные итоги Второй мировой войны и послевоенного развития. Другими словами, закрепить раздел Европы между двумя блоками. К тому моменту было уже очевидно, что продвинуть дальше на запад «позиции социализма» едва ли удастся. Значит, в Старом Свете следовало зафиксировать статус-кво.

Перескакивая через три десятилетия сразу к ключевому выводу, приходится признать: «нерушимые» границы, вроде бы навсегда утвержденные в столице Финляндии, не пережили глубокий кризис, охвативший коммунистическую систему во второй половине 1980-х. Сегодня в хельсинкском процессе участвуют 55 государств вместо изначальных 35. Все новички – это бывшие составные части трех расколовшихся стран-основателей: СССР, СФРЮ, ЧССР. А вот единственная интеграция, которую стремились не допустить подписанием Заключительного акта, – объединение Германии – как раз состоялась.

В общем, то, ради чего все и затевалось еще в середине 60-х годов прошлого века, не выполнено. Зато на авансцену вышла тематика, поначалу казавшаяся многим у нас чем-то вроде довеска, – вопрос о соблюдении прав человека и вообще «третья (гуманитарная) корзина». Значимость этого аспекта межгосударственных отношений впервые была подчеркнута именно в Заключительном акте. Ныне он «прописан» в основном арсенале международной политики. И если честно с ним обращаться, роль такого инструмента может быть весьма полезной.

ИСТОКИ ОБЩЕЕВРОПЕЙСКОГО ПРОЦЕССА

Согласно распространенной версии, автором идеи созыва общеевропейского совещания был сам министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко. Предлагавшаяся форма вполне отражала бюрократический образ тогдашнего мышления: что-то вроде партийного собрания, спроецированного вовне. Тем не менее задумку нельзя было не назвать удачной. Ее реализация позволила бы затвердить границы в Европе, обойдя такой сложный и не решенный на тот момент вопрос, как отсутствие мирного договора с Германией. К тому же лозунг «Европейцы – за один стол» являлся выигрышным и с пропагандистской точки зрения.

Доподлинно могу засвидетельствовать, что первый зондаж относительно реакции Запада на эту идею действительно провел глава советской дипломатии. Произошло это в апреле 1966-го в ходе его бесед с итальянскими руководителями в Риме, где автор этих строк был переводчиком. Итальянцы, с которыми Москву связывали тогда «особые отношения» (достаточно вспомнить договор о строительстве автогиганта в Тольятти), предложение советского министра поддержали сразу. Правда, искушенные потомки древних римлян сразу внесли поправку, попросив добавить к советской формулировке «совещание по безопасности в Европе» слова «и сотрудничеству». Причин для возражений не было, но дальний прицел западных партнеров проявился позже – ведь именно из «сотрудничества» возник потом в числе прочего вопрос о правах человека.

Кроме того, СССР согласился на участие в совещании США, которых поначалу приглашать не собирались. Однако без Соединенных Штатов, страны, подписавшей Ялтинские и Потсдамское соглашения, одного из гарантов Четырехстороннего соглашения по Западному Берлину, проект умер бы, не родившись. Чтобы американцы не слишком выбивались из общего ряда, решили пригласить еще и Канаду. В таком измененном виде советская идея была одобрена специальной декларацией Политического консультативного комитета Организации Варшавского договора. Теперь речь шла уже о совместной инициативе социалистических стран.

Воплощение этого проекта в жизнь заняло долгое время. Ударом по нему стали события в Чехословакии летом 1968 года, однако общеевропейский процесс хотя и замедлился, но не остановился. Новыми стимулами стала «восточная политика» западногерманского канцлера Вилли Брандта и договоры, заключенные Польшей и Советским Союзом с ФРГ в 1970-м. Чтобы преодолеть скептическое отношение западных партнеров, использовался весь арсенал двусторонних средств, прежде всего «обработка» на высшем уровне. Среди последних с идеей проведения общеевропейского совещания согласились США – после переговоров президента Ричарда Никсона в Москве в мае 1972-го и подписания Договора ОСВ-1. До этого и Никсон, и особенно его могущественный госсекретарь Генри Киссинджер не скрывали негативного отношения к европейской затее.

В ноябре 1972 года в Хельсинки начались многосторонние консультации на уровне послов, растянувшиеся почти на девять месяцев. Наконец в начале июля 1973-го в столице Финляндии собрались министры иностранных дел 35 стран. Столь представительной ассамблеи в Европе не видели со времен Венского конгресса (1814–1815), «светлого праздника всех дипломатий мира». Первый этап общеевропейского совещания получился удачным: было решено письменно оформить договоренности о том, как жить в Европе дальше.

Выполнение этой невероятно тяжелой задачи заняло почти два года – до июля 1975 года. Итоговый документ, названный на завершающей стадии работы Заключительным актом, писался 35 перьями. (В том числе, кстати, и ватиканским: Святой престол участвовал в столь крупном международном «слете» впервые с 1824-го.) При этом если кто-то один не соглашался с какими-либо пассажами или фразами, то они не проходили. Никогда еще принцип консенсуса, представляющий собой высшее проявление демократии, не применялся в таком масштабе. Уверен, что подобное повторится отнюдь не скоро, а возможно, и никогда. Потрясает к тому же и всеобъемлющий характер документа. Заключительному акту удалось охватить всё: от принципа нерушимости границ и различных военных аспектов безопасности до детально расписанных конкретных вопросов экономического и гуманитарного сотрудничества и специального раздела Follow Up to the Conference – договоренности о дальнейшем развитии процесса.

КАК РАБОТАЛА СОВЕТСКАЯ ДИПЛОМАТИЯ

Второй этап совещания проходил в Женеве. Советскую делегацию возглавлял замминистра иностранных дел Анатолий Ковалев. Этот талантливый человек передовых убеждений собрал сильную команду, пригласив в нее лучших сотрудников различных ведомств. Стены его кабинета в «бункере» – мрачном здании, где заседали европейцы-переговорщики, – были сплошь завешаны разграфленными полотнищами бумаги: туда заносились согласованные, или, как их называли, «зарегистрированные» куски будущего шедевра. Их приносили гонцы, заседавшие в различных комитетах и комиссиях. То, что не было «зарегистрировано», оставалось в скобках: их раскрытие осуществлялось по древнеримскому принципу взаимных уступок Do ut des – «Даю, чтобы ты дал».

Два месяца проработал там в командировке и я. Споры шли не только вокруг предложений, но и отдельных слов. Обсуждаем мы, скажем, в своем кругу параграф, касающийся права наций распоряжаться своей судьбой: «Все народы всегда имеют право…». Осторожного Ковалева смущает слово «всегда». «Анатолий Гаврилович, – говорю, – даже в песне Лебедева-Кумача поется: «человек всегда имеет право…». «Хороший довод», – успокаивается глава делегации. Он постоянно ведет мысленный диалог с Москвой. Получить ее «добро» – дело не менее сложное, чем договориться с 34 партнерами. Вот этой «внутренней дипломатии», по утверждению министра Громыко, более важной, чем внешняя, я насмотрелся вдоволь.

В МИДе на уровне заместителей министра за совещание отвечал Игорь Земсков, по воззрениям антипод Ковалева (Громыко любил создавать подобного рода пары). Я же, выросший за время подготовки совещания до начальника управления, числился главным ответственным на рабочем уровне, «мальчиком за всё», так сказать. И верно, почти всё, касавшееся по мидовской линии женевского этапа, прошло через мои руки. В каком-то смысле и через ноги, ибо наше управление находилось на Гоголевском бульваре и часто приходилось нестись на Смоленскую площадь и обратно. Самым трудным в работе было обеспечить одобрение либеральных подходов Ковалева, да так, чтобы ортодоксальный комар носа не подточил.

В соответствии с избранной стратегией Советский Союз и (с разной степенью убежденности) наши союзники по Варшавскому договору добивались безусловного утверждения принципа нерушимости границ, из чего вытекало бы, что территориально-политическое устройство Европы, как оно сложилось к тому времени, не может быть изменено. Это, в свою очередь, закрепило бы раскол Германии и нахождение ГДР в социалистическом лагере. Мы как бы повернули шахматную доску: в первый послевоенный период именно Москва выступала за объединение Германии, а Вашингтон, да и весь Запад, не афишируя этого, весьма активно действовал против. Американцы не без оснований полагали, что удержать в своей орбите объединенную Германию окажется значительно труднее. Подавление в течение десятилетий стремления немцев к единой Германии – это тщательно скрываемый скелет в американском шкафу. (Кстати, союзники Западной Германии согласились на воссоединение только тогда, когда события приняли необратимый характер. ГДР сама прекратила свое существование, но даже в тот момент объединение германской нации беспокоило многих на Западе.)

В ходе подготовки Заключительного акта немцы, и не только в ФРГ, подоплеку понимали прекрасно. Формулировка принципа нерушимости границ вызывала наиболее жесткие споры. Отвергать его с порога, разумеется, никто и не намеревался. Мысль о территориальных притязаниях была ненавистна Европе, прошедшей через ужасные войны. Но и похоронить мечту о воссоединении немцы не могли, сколько бы ни говорилось об отсутствии у них духа реваншизма. Выход нашли в так называемой мирной оговорке, предусматривавшей возможность изменения границ между государствами по их полюбовной договоренности. С теоретической точки зрения такую договоренность нельзя оспорить, но кто же на практике даст ФРГ согласие? ГДР – никогда, мы – тем более, да и Запад будет не в восторге… Никто не мог даже представить себе, что произойдет с Советским Союзом через какие-то полтора десятка лет.

«ТРЕТЬЯ КОРЗИНА»

Демонстрируя добрую волю в вопросе закрепления территориальных и общественно-политических реалий в Европе, Запад рассчитывал на встречные уступки в том, что касалось внутренних советских порядков. Это обуславливалось, конечно, не стремлением к тому, чтобы граждане Советского Союза жили в более демократическом государстве. Западные лидеры полагали: если советская политика будет более предсказуемой и в большей степени опираться на общий с Западом понятийный аппарат, то безопасность от этого только выиграет.

То, чего добивалось советское руководство, – это минимизировать «цену», апеллируя к принципу невмешательства во внутренние дела. Как чеканно выразился в одном из выступлений Громыко, «внутренние порядки, внутренние законы – это черта у ворот каждого государства, перед которой другие должны остановиться». Для меня до сих пор остается загадкой, каким образом Заключительный акт с его гуманитарными «ересями» успешно прошел через Политбюро ЦК КПСС. Некоторые мемуаристы считают, что там просто недооценили взрывоопасность той «мины», которую «третья корзина» закладывала под советскую идеологическую конструкцию. Не думаю, что дело в этом. Политики консервативного толка, а их в высшем руководстве страны было большинство, не могли не заметить столь явный «подрыв устоев». Но они промолчали. Причина: общеевропейскому совещанию покровительствовал генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, в ту пору еще вполне энергичный и адекватный лидер. Его настрой определяли в свою очередь наиболее профессиональные из советских партаппаратчиков – толковые, пишущие (что всегда ценилось особо), честные, а главное, действительно радеющие об интересах страны.

Эти «дети ХХ съезда» считали, что продвижение в сторону соблюдения прав человека – не уступка Западу, а необходимый залог развития страны; что демократические преобразования давным-давно назрели и что если их подтолкнет внешняя политика, то честь ей за это и хвала.

И разве не в интересах СССР было попытаться превратить Европу из зоны своего самого острого противоборства с Западом в дружественный регион, материализовать политику разрядки, в том числе в военной сфере, наладить столь необходимое сотрудничество? Фронтовика Брежнева особенно прельщала возможность подвести коллективный итог войне, торжественно открыть вместе с руководителями европейских государств, США и Канады новую страницу в истории Европы. Принятие на высшем уровне Заключительного акта в ходе третьего этапа совещания обещало стать (и стало) подлинным апофеозом политики разрядки. А без противовеса – шагов в области прав человека – Запад на это никогда не пойдет, говорили, и абсолютно справедливо, Брежневу его советники. Круг таких людей был, конечно, очень узок. Но некоторые из них находились на постах, позволявших влиять на высшую политику.

Кто решился бы пойти против генсека? Политбюро ЦК КПСС, Президиум Верховного Совета СССР, Совет министров СССР в совместном документе дали высочайшую оценку результатам общеевропейского совещания. И они того стоили.

Неприятности для либералов начались позже, когда улеглась эйфория и помощники «ястребов» в советском руководстве внимательно прочли Заключительный акт. Оказалось, что среди десяти принципов, которыми подписавшим документ государствам отныне надлежало руководствоваться, фигурирует такая заповедь, как «уважение прав человека и основных свобод, включая свободу мысли, совести, религии и убеждений». Выходит, это уже не является нашим внутренним делом, мы должны перед кем-то отчитываться? А как относиться к таким положениям, как облегчение доступа к информации, воссоединение семей, приглашение наблюдателей на военные маневры? Оговорки, причем существенные, которыми снабдил документ мудрый Ковалев, в расчет не брались.

Ортодоксы упрекали «голубей»: вы заплатили Западу «третьей корзиной» за то, что страна и так имела, – территориальную целостность в Европе, существование ГДР. Запад же, утверждали они, получил лазейки для вмешательства во внутренние дела СССР, а посему отбивать вражеские поползновения теперь будет сложнее.

Втихомолку были сделаны некоторые оргвыводы, в частности, в отношении главного закопёрщика – Ковалева. Правда, мягкие: его всего лишь «прокатили» на выборах в ЦК. Основной же негласный вывод – спустить на тормозах гуманитарные и иные неподходящие договоренности, тем более что они, как и все другие в Заключительном акте, носят не обязывающий международно-правовой, а морально-политический характер. Как после партсобрания: поговорили и разошлись...

Надо сказать, что интуиция не обманула консерваторов. Действительно, обязательства, пусть и формально, но всё же взятые на себя Москвой, довольно скоро превратились в средство давления. Причем не только извне, но и изнутри – со стороны движения правозащитников, которые апеллировали как раз к хельсинкскому Заключительному акту. Когда же во второй половине 1970-х разрядку сменило новое резкое похолодание, понятие «права человека» вообще оказалось одним из таранов, что использовались американцами против «империи зла». Это позволяет нашим деятелям антизападного толка и по сей день говорить о том, что СССР-де привела к краху та «слабина», которую руководство с подачи либералов дало в 1975 году. В реальности дело обстоит с точностью до наоборот. Фатальными стали не принятые обязательства, а отказ Москвы идти путем, предначертанным в Заключительном акте, и втягивание Советского Союза в еще один, ставший непосильным виток противостояния с Западом.

ПОСЛЕ ХЕЛЬСИНКИ

Триумфальное завершение хельсинкского форума многими было представлено как похороны холодной войны. «Ведьма», однако, оказалась живучей, и впоследствии, как мы знаем, ее погребали еще много раз. Достигнув пика в момент подписания Заключительного акта, общеевропейский процесс далее развивался скорее в сторону затухания. Вопреки всем надеждам, в нашей внутренней жизни практически ничего не изменилось. Однако во внешнеполитической сфере оживились двусторонние, прежде всего экономические, отношения и политические контакты, началось и «дозированное» трансграничное общение между рядовыми гражданами. Было подписано первое долгосрочное (до 2003 года) соглашение о поставках в Европу природного газа из СССР. В Европе международный климат тоже улучшился: например, Италия и Югославия окончательно договорились о Триесте.

Одновременно Москву все громче обвиняли в несоблюдении Заключительного акта, который нередко подавался широкой публике как документ, состоящий лишь из одной «третьей корзины», да и то не всей. Первая после Хельсинки встреча стран – участниц совещания (Белград, 1977–1978), созванная с целью продолжить процесс, свелась к топтанию на месте.

В конце 1970-х для разрядки и ее адептов наступили совсем уж тяжкие времена. По обе стороны разделительной линии между Востоком и Западом тон все больше задавали круги, не заинтересованные в серьезном ослаблении напряженности. Думаю, что в глубине души советское руководство не верило, что на Земле есть место для двух общественных систем. Многие поколения руководителей были воспитаны в духе «кто кого закопает». Отсюда вытекало, что разрядка – дело преходящее: нас, мол, обманут, так что дальше реализации определенного минимума идти не стоит, да и классовый противник поступит так же. Наращивание вооружений неминуемо, хотя кое-какие ограничения не повредили бы. Могущественный ВПК такая постановка вопроса вполне устраивала.

Разрядка в понимании тридцатилетней давности совершенно исключала какую-либо «идеологическую конвергенцию». Невзирая на подписанный Заключительный акт слова «права человека» продолжали писать в кавычках, сопровождая их эпитетом «так называемые». Разговор об общечеловеческих ценностях начался много позже – с приходом Михаила Горбачёва и началом перестройки.

Наконец, статус-кво поддерживали только в Европе, во многих других регионах шла ожесточенная борьба – в Юго-Восточной Азии, Центральной Америке (Никарагуа), Африке (Ангола). Так, спустя всего лишь несколько месяцев после подписания Заключительного акта на «социалистический путь развития» стала Ангола во главе с «марксистом» Агостиньо Нето, что произошло при военно-политической поддержке Москвы и Гаваны и вызвало на Западе бурю возмущения. А с декабря 1979 года, когда началась афганская кампания, небо потемнело всерьез. С приходом к власти в США Рональда Рейгана американцы решили, что задача сокрушить стратегического конкурента не столь уже невыполнима. Сжатие тисков гонки вооружений в сочетании с массированным давлением именно по линии несоблюдения прав человека оказалось весьма эффективным.

В той обстановке хельсинкский процесс едва не приказал долго жить. Вторая встреча в рамках Заключительного акта – в Мадриде (1980–1983) – больше походила на затянувшуюся на три года стычку. И немудрено – ведь она проходила на фоне действий советских войск в Афганистане, бойкота московской Олимпиады, конфликта вокруг размещения ракет средней дальности в Европе, введения военного положения в Польше и, наконец, событий вокруг сбитого южнокорейского «Боинга».

Спасителем общеевропейского процесса снова стал генеральный секретарь ЦК КПСС, на этот раз Юрий Андропов. Советскую делегацию в Мадриде возглавлял Леонид Ильичев – человек, безусловно, неординарный, но взглядов отнюдь не «голубиных». (Позже его заменил на этом посту Анатолий Ковалев.) С американцами, потерявшими интерес к общеевропейскому процессу, правда, за исключением случаев, когда появлялся повод «прижать» нас по гуманитарной части, он действовал очень жестко. Дело могло кончиться либо принятием сугубо формального итогового документа, либо вообще констатацией (как предлагали США) того факта, что договориться не удалось. Из частого общения с министром (я был тогда заведующим 1-м Европейским отделом, куда входит Испания) делаю четкий вывод, что Громыко не считает такой вариант неприемлемым.

Это означало бы, что торпедируется созыв Конференции по военной разрядке и разоружению в Европе, за который мы боролись несколько лет, а истощившийся общеевропейский ручеек вовсе перестанет течь. Понимаю, чем может грозить вынос сора из избы, но все же решаюсь позвонить Анатолию Блатову – помощнику Андропова. Анатолий Иванович драматизма ситуации не чувствует, ибо – старый аппаратный прием – до него доходят не все депеши, но суть дела схватывает мгновенно. На следующий день перезванивает: «Тревожный сигнал возымел действие». Я это уже понял: шеф развернулся на 180 градусов. В конечном счете провала Мадридской встречи удалось избежать, а вышеназванная конференция открылась в январе 1984-го в Стокгольме.

А может быть, зря спасали общеевропейский процесс? В тот раз – точно не зря, поскольку политическая обстановка и так была настолько накалена, что еще один удар мог оказаться роковым. Андропов понимал, что «захлопнуть» разрядку не в наших интересах. В принципе же подобный вопрос подспудно ставился неоднократно: мол, политическая задача выполнена, нерушимость обеспечена, а от всяких добавок и продолжений – одна морока.

Перестройка сняла на время сомнения. Хельсинкские договоренности начали выполнять у нас по тем разделам, которые раньше клали под сукно, и от перемен страна только выигрывала. К примеру, сколько можно было терпеть такой постыдный, к тому же затратный анахронизм, как глушение иностранных радиостанций? Полностью это прекратили лишь в 1988 году, когда Горбачёв уже три года находился у власти. Это стало одной из наших «уступок», способствовавших успешному завершению третьей общеевропейской встречи (Вена, ноябрь 1986 – январь 1989). Обсуждение проблем прав человека с американцами имело менее конфронтационный характер. Мой тогдашний визави, заместитель госсекретаря США по гуманитарным делам Ричард Шифтер, до сих пор считает, что взаимодействие по этим вопросам сыграло решающую роль в успехе встречи. (Одним из направлений, которое я курировал в МИДе, став в 1986 году замминистра, являлись права человека. Впервые эти слова стали употребляться без кавычек.)

Взявшись за создание правового государства, Горбачёв и команда исправляли целый ряд несправедливостей и несуразностей, свойственных советскому обществу. Это было наше внутреннее дело, наша собственная инициатива, фактически нам не требовались импульсы извне. Одновременно это обусловило пик общеевропейской активности. Мы замахнулись даже на проведение Московского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ и успешно провели-таки (в сентябре 1991-го!) один из ее этапов.

А вот самый крупный международный документ того периода – Хартия для новой Европы, принятая на встрече в верхах в рамках СБСЕ в Париже (ноябрь 1990 года), сыграла, по моему мнению, скорее отрицательную роль. В общий европейский дом она так никого и не привела, ожидания породила завышенные и, строго говоря, неисполнимые по определению, затуманила видение подлинных европейских проблем – воссоединения Германии, развала социалистического лагеря, прогрессирующего ослабления СССР.

МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ

После ухода со сцены Советского Союза общеевропейский процесс стал терять смысл. Идея Хельсинки, по сути, служила договоренностям между Востоком и Западом тогда, когда под этим понимали две общественные системы. Первоначальный замысел повис в воздухе, как только данное деление исчезло, причем скорее вопреки принципам нерушимости границ и территориальной целостности, установленным в Заключительном акте, чем в соответствии с ними.

Как правило, даже очень хорошим международным договоренностям не суждена долгая жизнь. Не гербовая бумага, а соотношение сил определяет ситуацию. Продлить жизнь процессу не помогла и его трансформация в институт: с 1 января 1995 года СБСЕ преобразовано в Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ); впрочем, до конца институционализация так и не доведена. Расширение организации за счет всех бывших республик СССР также не привело к обретению новой цели и повестки дня. За десять лет своего существования ОБСЕ принесла России мало реальной пользы, а в последнее время и вовсе превратилась в орган, миссия которого ограничивается вынесением вердиктов об уровне демократичности выборов на постсоветском пространстве. Причем даже с учетом того, что большинство государств на территории бывшего Советского Союза не могут похвастаться достижениями в области демократии, объективность и неангажированность ОБСЕ вызывает сомнение.

Похоронить ОБСЕ рука не поднимется – жаль уникального евроазиатского форума, где по-прежнему действует принцип консенсуса. Россия имеет там право вето и использовала его, хотя и не так часто, как когда-то в ООН. С другой стороны, нельзя бесконечно оставаться пленниками своей, даже самой прекрасной идеи. Европа и мир изменились радикально. ОБСЕ находится в конце списка международных организаций, посредством которых Россия реализует собственные национальные интересы. Во всяком случае, ее позиции там много ниже Европейского союза или НАТО, отношения с которыми представляют собой пусть и нелегкое, но регулярное, практическое и приносящее свои плоды взаимодействие.

ОБСЕ не стала и уже вряд ли станет основным фактором формирования комплексной, охватывающей все аспекты – от военного до гуманитарного – безопасности в Европе. Сегодня преобладает мелкотемье, не соответствующее изначальному «замаху» этой организации. Не случайно, что после Стамбульской встречи-1999 больше не прошло ни одного саммита в рамках ОБСЕ.

Что ждет эту структуру? Либо хельсинкскому процессу не останется ничего другого, как купаться в лучах прошлой славы, ссылаясь на беспрецедентный опыт совместной работы, на заслуги в деле улучшения общего климата в Европе и продвижения разрядки и сотрудничества, на приобщение к большой политике значительного числа государств, в том числе нейтральных. Либо ОБСЕ трансформируется в сугубо специализированную организацию по выполнению действительно важной задачи – содействия демократическим преобразованиям, правовой модернизации, защите прав человека. Но для этого необходима ее собственная перестройка, такая, которая устроила бы все государства-участники. Консенсус так консенсус.

Россия. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 22 августа 2005 > № 2913933 Анатолий Адамишин

Россия. СНГ > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 18 ноября 2004 > № 2909719 Михаил Делягин

От глобальных противоречий – к региональным конфликтам

© "Россия в глобальной политике". № 5, Сентябрь - Октябрь 2004

М.Г. Делягин – д. э. н., председатель президиума – научный руководитель Института проблем глобализации. При подготовке статьи использованы материалы его книги «Мировой кризис. Общая теория глобализации» (М.: Инфра-М, 2003).

Резюме Задача Российской Федерации на современном этапе – довести до логического конца распад Советского Союза и добиться признания независимости тех самопровозглашенных образований, которые не желают оставаться в составе бывших советских республик.

Исчезновение силового противостояния двух систем перевело глобальную конкуренцию в плоскость цивилизационного конфликта. Но если раньше глобальная конкуренция означала в первую очередь противостояние государственных военных структур, то теперь она принимает вид столкновения сетевых структур, ориентирующихся на ту или иную цивилизацию. (К числу сетевых структур сегодня относятся не только финансовые, общественные, религиозные и преступные организации, но и спецслужбы, действующие всё более самостоятельно под предлогом необходимости борьбы с терроризмом.)

В силу специфики сетевых структур глобальная конкуренция становится неявной, реализуясь в отдельных, ограниченных по масштабам, то есть региональных, формально не связанных друг с другом конфликтах, которые приобретают долгосрочный, тлеющий характер. Их активизация и привлечение к ним внимания мирового общественного мнения создают новые поля на «великой шахматной доске».

В прошлом конкуренция двух систем носила прежде всего не экономический, а идеологический характер. Борьба в первую очередь шла за «души людей», за привлечение на свою сторону большего числа сторонников. Сегодня «силовым полем», направляющим глобальную конкуренцию, является осознание недостаточности природных ресурсов для продолжения развития прежними темпами на базе прежних технологий. Цивилизационная конкуренция, таким образом, превращается в борьбу за ресурсы.

Ресурсный голод (для большинства стран мира еще потенциальный) подстегивает экспансию и направляет ее в регионы с «бесхозными» богатствами, то есть с такими, освоить которые не под силу обладающим ими государствам. В первую очередь это Африка и постсоветское пространство, включая Россию.

ПОЛЗУЧЕЕ МИРОТВОРЧЕСТВО

Открытое оформление и упрощение созданных в России за последние годы механизмов управляемой демократии демонстрируют Западу, что строящуюся российскую государственность принципиально невозможно интегрировать в его систему ценностей вообще и евроатлантическое сообщество в частности. Осознав данный факт, Запад вряд ли попытается наладить с Россией особые механизмы взаимодействия, как в случаях с бывшим СССР и сегодняшним Китаем: Россия для этого слишком слаба. Скорее всего, мы станем свидетелями попыток возвратить наше государство в универсальное, формально-демократическое состояние.

Расширяющиеся цивилизации по-разному осуществляют освоение территории России. Прежде всего экономически – посредством создания, например, транснациональных корпораций с участием российских партнеров, осуществления проектов наподобие Каспийского трубопроводного консорциума или тех, что реализуются на условиях Соглашения о разделе продукции, а также воздействия на такие российские проекты, как экспортный нефтепровод из Восточной Сибири. Далее, используется сетевой способ (особенно через наркомафию, политическое лобби и религиозные структуры, в первую очередь исламистские и католические), а также этнический.

Нередко этому служит и международная миротворческая деятельность, призванная ослаблять межнациональные конфликты, которые сопровождаются террористическими актами. Использование региональных конфликтов как инструмента влияния на управляющую систему нашей страны, как и в случае позднего СССР, – один из самых болезненных способов давления на Россию. Речь идет прежде всего о региональном противостоянии в ближнем зарубежье, центральноазиатская часть которого превращается в часть Большого Ближнего Востока, и в исламских регионах самой России.

Так, нагнетание президентом Грузии Михаилом Саакашвили националистической эйфории вокруг идеи восстановления территориальной целостности страны способно толкнуть Тбилиси к силовому воссоединению с Южной Осетией. Малочисленные южноосетинские силы самостоятельно не смогут дать отпор противнику, авангард которого – спецназ, подготовленный американскими инструкторами. Это поставит президента России Владимира Путина перед крайне неприятной дилеммой: его усилия по защите граждан России (официально они составляют 56 % населения Южной Осетии) неизбежно приведут к ссоре с Западом, который, скорее всего, поддержит Саакашвили.

Выбор между интересами граждан России, с одной стороны, и Запада – с другой, одновременно будет являться и выбором между двумя группировками внутри российской элиты – западниками-либералами и силовиками. Последние могут спровоцировать конфликт в надежде, что президент Путин все же решит помочь соотечественникам, проживающим в Южной Осетии, и отвернется от либерального крыла. Однако велика вероятность и того, что глава Российского государства, твердо, хотя и не всегда осознанно придерживающийся во внешней политике линии Михаила Горбачёва, в критический момент предпочтет дружбу с Западом.

Нет сомнений, что силовое решение южноосетинской проблемы при фактическом бездействии российских миротворцев, от которых потребуют не вмешиваться, приведет к партизанской войне и погружению республики в кровавый хаос, неисчислимым страданиям мирного населения, как осетинского, так и грузинского. Единственным выходом из сложившейся ситуации станет ввод в Южную Осетию международных миротворческих сил (очевидно, под эгидой НАТО). Эта республика настолько мала, что контингент понадобится незначительный. А измученное террором и направляемое эффективной пропагандой население этих регионов, каким бы патриотичным оно ни было, относительно скоро присоединится к требованиям ввести международные подразделения.

После этого любой крупномасштабный теракт на Северном Кавказе поднимет волну требований «прогрессивной мировой общественности» ввести международные миротворческие силы и туда как единственное средство обеспечения мира.

Так «на плечах террористов» натовские войска шагнут на Северный Кавказ, после чего его отделение от России по косовскому сценарию станет вопросом времени. Исходя из логики глобальной конкуренции, следующими территориями, контроль над которыми принципиально важен, оказываются Татария и Башкирия – ключевые технологические зоны, через которые осуществляется транзит сибирских энергоносителей на Запад. Исламский компонент в этих республиках позволяет сделать попытку и там разыграть сценарий дестабилизации. Зависимость Татарии и Башкирии от стратегических конкурентов России сделает юрисдикцию Москвы над Западной Сибирью формальной. В среднесрочной перспективе это способно спровоцировать постановку вопроса о российской принадлежности Сибири и Дальнего Востока.

Итак, отказ (под любым предлогом) от защиты соотечественников, проживающих за пределами России, в пользу отношений с Западом может вызвать «эффект домино» и повлечет за собой внутриполитический кризис, чреватый подрывом легитимности президента, стержневой фигуры всей российской государственности. Чтобы избежать этого, России надо любой ценой не допустить агрессию со стороны Грузии.

Стратегическая задача Москвы на нынешнем этапе должна состоять в том, чтобы довести до логического конца процесс распада СССР и добиться признания права на самоопределение народов постсоветского пространства, в том числе и тех, которые не желают жить вне российской государственности. В состав России могут войти (если народы этих территорий выскажут соответствующее пожелание) не только Южная Осетия, но и Абхазия, а также Приднестровье (при возможном объединении Молдавии с Румынией и предоставлении со стороны Европейского союза, НАТО и США письменных гарантий неприкосновенности Приднестровья как российской территории).

Между тем современное российское государство, органически не способное на последовательное отстаивание своих национальных интересов, не в состоянии реагировать на возможность «миротворческой» агрессии НАТО, в первую очередь США, уже сегодня создающую потенциальную угрозу территориальной целостности и самому существованию России.

Трагическое несоответствие инфраструктуры внешней политики (от программ обучения студентов до организационной структуры МИДа и Совета безопасности РФ) назревшим проблемам становится все более очевидным. Подобно тому как генералы всегда готовятся к прошлой войне, российское стратегическое планирование во внешнеполитической сфере не реагирует на реалии нового времени.

Принципиальный отказ от создания единой системы выработки внешнеполитических приоритетов, оборачивающийся полным отсутствием целостной внешней политики, ведет наше государство к болезненным провалам не только в сферах прямого столкновения интересов, но и даже на его собственном «заднем дворе».

Яркий пример – ситуация в Абхазии. Российское руководство, органически не умеющее анализировать альтернативы и готовить «кадровый резерв», автоматически сделало ставку на правящий клан. Он занимает наиболее жесткую антигрузинскую позицию и не склонен к сотрудничеству с остальными группировками. При этом даже наличие административного ресурса и полной поддержки Москвы не позволило кандидату от «партии власти» победить. Обстановка в республике обострилась, а Россия оказалась дискредитирована. В результате вполне вероятен следующий сценарий: оппозиционные и до сих пор пророссийские кланы начнут наводить мосты в направлении Запада. Там их встретят приветливо, и Абхазия будет потеряна Россией так же, как Аджария, а до того – и весь Советский Союз.

АНТИНАРКОТИЧЕСКАЯ КОАЛИЦИЯ

Распад СССР и образование в Центральной Азии новых государств с различными правовыми системами создали идеальную среду для деятельности наркомафии, получившей возможность оптимизации юридических рисков при помощи страновой диверсификации своей деятельности. Наркомафия уже сыграла и продолжает играть значительную роль в новейшей истории Таджикистана и некоторых других центральноазиатских государств. Приход к власти в Афганистане талибов (с помощью пакистанской армии и на деньги от производства героина) окончательно оформил транзит наркотиков в Европу из Афганистана через Центральную Азию и территорию России, а затем и через выведенное из-под сербской юрисдикции Косово. Россия, как и всякая транзитная страна (к тому же с деградирующим социумом, что многократно повышает восприимчивость к наркотикам), несет исключительно тяжелый урон.

Масштабы распространения наркотиков угрожают самому биологическому существованию российского общества (условный «порог безопасности» – один процент наркозависимого населения – превышен, по неполным данным МВД, как минимум, вдвое), а растущее политическое влияние наркомафии способно уже в обозримом будущем спровоцировать ряд болезненных для Москвы конфликтов в Центральной Азии, да и внутри России.

Однако реальной борьбы с этим злом не ведется. Был, правда, отменен железнодорожный рейс Душанбе – Москва, зато стало более интенсивным автобусное сообщение, а «опиумный поезд» Душанбе – Астрахань курсирует по-прежнему. Снятие российских застав на таджико-афганской границе способствует активной переброске наркотиков как раз в то время, когда либерализация их производства в Афганистане после свержения талибов может привести к массовому сбросу цен, так что уровень доступности героина резко возрастет.

При всем при том смертельно опасная для России и крайне болезненная для Евросоюза наркоэкспансия дает нашей стране уникальный шанс на реальное лидерство в деле объединения усилий, направленных на решение общей задачи. Более того, при желании Россия относительно легко получит от мирового сообщества мандат на своего рода контроль над Центральной Азией и даже на политическое доминирование в ней в целях защиты Европы от потока наркотиков.

Это будет уже не «либеральная империя», занимающаяся насаждением в Центральной Азии чуждой ей (еще в большей степени, чем России) идеологии, которая под видом борьбы за права человека защищала бы интересы самых разных меньшинств в ущерб обществу в целом. Это будет категорический и ясно осознаваемый всеми императив, объективно сплачивающий Европу и Россию под лозунгом борьбы с наркомафией и международным терроризмом. Политкорректность данного лозунга вполне очевидна, и его не сможет оспаривать наш стратегический конкурент – США.

Однако реализация подобной политики предъявляет созданной президентом Путиным «вертикали власти» заведомо непосильные для нее требования. Подрыв эффективности государственного аппарата в результате административной реформы, повлекшей за собой длительный паралич всей системы госуправления, не позволит в ближайшие годы использовать данный исторический шанс.

ЗАГАДКИ КИТАЙСКОЙ ШКАТУЛКИ

Региональные проблемы грозят России и на другом направлении – дальневосточном. Неопределенность с перспективами трубопровода Ангарск – Дацин, на который Китай возлагал большие надежды, отбрасывает тень на все будущее российско-китайских отношений, особенно если учесть предшествовавшее этому скандальное исключение китайцев из процесса приватизации «Славнефти». До сих пор руководство КНР в основном рассматривало нашу страну как партнера, испытывающего внутренние неурядицы и порой ведущего себя странно, но при этом достаточно надежного и договороспособного.

Однако непоследовательное поведение российских властей в последние годы, потакание аппетитам некоторых губернаторов, потворство давлению на Пекин со стороны Токио и, вероятно, действующего его руками Вашингтона, который опасается дальнейшего подъема Китая, могут (несмотря на отданные Пекину полтора острова, а, быть может, и благодаря этому компромиссу) ускорить смену настроений в КНР по отношению к России. Поднебесная начнет воспринимать наше государство как слабого, пассивного и не полностью самостоятельного владельца богатых природных ресурсов. А к чужим и слабым китайцы относятся весьма прагматично – без сантиментов.

Пекин в значительно большей степени, чем Москва, руководствуется при выработке своей политики представлением о глобальной расстановке сил и условиях глобальной конкуренции. Китай серьезно относится к прогнозам, согласно которым мировое потребление нефти в не столь отдаленном будущем превысит объемы ее добычи из относительно легко извлекаемых запасов. Пекин исходит из того, что его стратегические соперники заинтересованы в ограничении доступа КНР к топливным ресурсам и эта заинтересованность будет нарастать по мере сокращения объемов легкодоступных ресурсов. В частных беседах китайские аналитики оценивают провал проекта «Ангарск – Дацин» именно как первый опыт такого насильственного ограничения.

Если руководство Китая будет уверено в надежности России как стратегического поставщика энергоносителей на перспективу 4 – 6 лет, отношения между обеими странами останутся примерно на сегодняшнем уровне. При этом, правда, надо учитывать постепенное закрытие китайского рынка для российских товаров по мере развития замещающих производств и исчерпания военно-технического сотрудничества. Если же Пекин поймет, что не может полагаться на поставки из России, он начнет искать как альтернативные источники (от Казахстана до Западной Африки), так и собственные инструменты воздействия на северного соседа. История вокруг «ЮКОСа», крупного поставщика нефти в Китай, едва ли способствует укреплению репутации России в глазах клиентов.

Определенные надежды в китайцев вселяют новые оценки объемов нефтяных ресурсов Восточной Сибири. Речь идет о запасах, скрываемых нефтяными компаниями, и так называемых «тупиковых нефтепроводах», представляющих собой брошенные старые локальные трубы, которые используются для хранения десятков миллионов тонн левой нефти, утаенной в разные годы и нелегально поступающей на нефтеперерабатывающие заводы. Крах этих надежд, однако, будет означать для России формирование нового очага региональной напряженности.

* * *

Свертывание внешнего влияния России, осуществляемое сначала во имя «общечеловеческих ценностей» (под которыми на практике понимались интересы наших стратегических конкурентов), затем – ради снижения бюджетного дефицита, а в последние годы, по-видимому, из-за лени и некомпетентности правящей бюрократии и корысти силовой олигархии, в конечном итоге принесло свои плоды: Россия утратила значимое влияние за пределами территории бывшего СССР. Даже представители стран, наиболее благожелательно относящихся к России, на деле склонны отрицать ее право защищать всех своих граждан.

Слабость России на международной арене вызвала резкое сужение повестки дня на переговорах с США и Европой, что, в свою очередь, способствует повышению значимости региональных конфликтов. Ведь давление глобальной конкуренции является «великой постоянной» современного исторического развития, и государства, недостаточно сильные, чтобы участвовать в глобальных процессах, сталкиваются с этой конкуренцией на более низком, региональном, уровне. Кто не хочет защищать свои интересы на дальних рубежах, будет вынужден защищать их на ближних подступах.

Россия. СНГ > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 18 ноября 2004 > № 2909719 Михаил Делягин