Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Кавказский дом по тбилисскому проекту

Каковы цели политики Грузии на Северном Кавказе

Резюме: По мнению ряда грузинских и российских экспертов, стабильный Северный Кавказ – чуть ли не единственный общий интерес Грузии и России, на котором можно «здесь и сейчас» строить процесс примирения. Известно, однако, что строить сложнее, чем ломать.

До 2008 г. нельзя было утверждать, что Грузия проводила продуманную и последовательную государственную политику в отношении Северного Кавказа. Первый президент страны Звиад Гамсахурдиа, правда, когда-то выдвинул идею «общего кавказского дома», но дальше заявления дело не пошло. Во-первых, сам Гамсахурдиа слишком недолго продержался во власти, чтобы воплотить в жизнь свои замыслы (весьма противоречивые, а зачастую – опасные или даже вредные для грузинской государственности), а во-вторых – потому, что никто так и не понял, на каком фундаменте должен строиться и как может выглядеть т.н. общий кавказский дом. К тому же этой экстравагантной идее Москва противопоставила Конфедерацию горских народов Кавказа со штаб-квартирой в Сухуми (КГНК – создана в 1989 г., впоследствии слово «горских» из названия убрали).

По замыслу архитектора «кавказского дома», ведущая роль в нем отводилась Грузии, а вот КГНК на деле явилась антигрузинским проектом (хотя Гамсахурдиа и посылал своих представителей на ее съезды), ибо оставила после себя лишь один заметный след – активное участие в грузино-абхазском конфликте 1992–1993 гг. на стороне абхазов. Если не считать того, что после своего свержения Гамсахурдиа нашел пристанище в Грозном, можно констатировать, что начало 90-х гг. прошлого века – на фоне конфликтов в Абхазии и Южной Осетии – стало периодом резкого ухудшения отношений грузин с северокавказцами (хотя разных народов региона это касается в разной степени).

Второй президент Грузии – Эдуард Шеварднадзе – северокавказской проблематикой занимался лишь тогда, когда просто не мог игнорировать ее, то есть когда процессы там непосредственно влияли на Грузию. В основном все свелось к ситуации вокруг Панкисского ущелья, принесшей Тбилиси серьезную головную боль. Перекрывать путь в Грузию чеченцам, бежавшим от «наведения конституционного порядка» федеральными войсками, было невозможно с моральной точки зрения, и недальновидно – политически. Да и собственных сил для возведения барьеров и отфильтровывания боевиков от мирных граждан у Тбилиси долгое время не было. Из-за Панкисского ущелья Грузия оказалась под постоянным давлением России, которая позволяла себе даже бомбардировку территории сопредельного государства под предлогом нанесения превентивных ударов по базам боевиков. В конечном счете Шеварднадзе все же «разрулил» ситуацию – не без помощи американцев: программа «Обучи и оснасти» (Train and Equip) позволила создать предпосылки для решения проблемы чеченских боевиков в Панкисском ущелье без нанесения ущерба основной массе беженцев. Грузия смогла сохранить лицо и перед Западом, и перед северокавказцами (чеченцами – в частности). Но дальше этого дело опять не пошло. А приобрести доверие Москвы не удалось все равно, поскольку она и не собиралась менять отношение к соседней стране.

Северокавказскому направлению не уделялось достойного внимания и в грузинской политической и экспертной мысли. Были лишь разрозненные попытки осмыслить фактор Северного Кавказа вообще и в контексте грузино-российских отношений. В частности, автор данного материала писал в 1999 г., что Северный Кавказ превращается в «зону устойчивой нестабильности», требующей наличия у Грузии соответствующей концепции. Но таковой не появилось.

Третий президент Грузии – Михаил Саакашвили – начал свою внешнеполитическую деятельность с визита в Москву (11 февраля 2004 г.), но период оттепели во взаимоотношениях двух стран, который возвестил грузинский лидер, продолжался недолго. На смену ему пришел режим открытого личностного противостояния (Путин – Саакашвили) с обвинениями друг друга во всех мыслимых и немыслимых грехах, что «увенчалось» августовской войной 2008 г. и окончательными «заморозками» в период президентства Дмитрия Медведева. И если до войны Северный Кавказ фактически пребывал вне поля зрения грузинской политики, то после августа 2008 г. ситуация изменилась.

После войны: атака «мягкой силы»

В послевоенный период руководство Грузии предприняло ряд действий, свидетельствующих о намерении проводить активную политику на северокавказском направлении. Уже осуществленные мероприятия можно условно (ибо они – взаимодополняющие) объединить в три основных группы, заслуживающие рассмотрения на предмет политико-правовой сути и целей.

1. Меры организационного характера, создающие институциональную основу для северокавказской политики:

а) Учреждение в парламенте Грузии в декабре 2009 г. группы дружбы с парламентами Северного Кавказа. Подобные решения обычно выглядят конструктивными. Резолюция 1773 (2010) ПАСЕ, например, поощряет «создание в национальных парламентах групп дружбы и аналогичных групп с целью расширения практики обмена эффективными методами работы, в частности – в парламентской и политической сфере». Однако в рассматриваемом случае наблюдается очевидная асимметрия, ибо парламент суверенного государства – члена ООН заявляет о намерении дружить не с законодательным органом другого (соседнего) государства – члена ООН, а с парламентами субъектов федерации этого государства. Подобная асимметрия не соответствует международной практике. Быть может, она не бросилась бы так в глаза, будь отношения Грузии и России добрососедскими, а шаг – заранее согласованным. Однако, как известно, после августовской войны 2008 г. Грузия разорвала дипломатические отношения с Российской Федерацией, и демонстративное предложение дружбы на официальном уровне отдельным субъектам этой страны вызывает вопросы.

Конечно, Россия пошла намного дальше Грузии, переступив черту, когда признала независимость Абхазии и Южной Осетии, установила с ними дипломатические отношения и открыла посольства в Сухуми и Цхинвали. Но эти решения не просто не поддержаны подавляющим большинством государств, но и прямо осуждены многими из них, равно как и международными организациями. Получается, что в поисках адекватного ответа на противоправные действия Российской Федерации в отношении Грузии (именно так они характеризуются в докладе «Комиссии Тальявини») Тбилиси сам отходит от международной практики, оказываясь в двусмысленном положении. Наконец, официального отклика от парламентов республик Северного Кавказа не последовало, ибо лояльность Москве является неизбежным условием получения жизненно необходимых финансовых дотаций.

Два других шага грузинского руководства из той же категории.

б) Трансформация в декабре 2010 г. парламентского Комитета по связям с соотечественниками, проживающими за рубежом, в Комитет по делам диаспоры и Кавказа; в) принятие в феврале 2011 г. решения о создании специальной комиссии по делам Кавказа при аппарате государственного министра по делам диаспоры. Оба призваны, как представляется, высветить два обстоятельства:

Закрепление в обиходе понятия «грузинская диаспора» (пост государственного министра по делам диаспоры был учрежден в феврале 2008 г.), не имевшего ранее широкого распространения в грузинском дискурсе;

Подчеркивание особого значения Кавказа (не только Южного, но и Северного) для грузинской политики.

Последнее обстоятельство не вызывает сомнений, но найти следы деятельности упомянутой Специальной комиссии (которой поручили изучение политических и социальных процессов в северокавказских республиках) за минувшее время не удалось. Можно разве что упомянуть объявление конкурса на создание мемориала памяти жертв геноцида черкесского (адыгского) народа (на основе постановления парламента Грузии от 1 июля 2011 г.), но для этого вряд ли требовалась специальная комиссия. Победителем конкурса, кстати, в декабре 2011 г. был объявлен скульптор из Кабардино-Балкарии.

2. Меры идеологического и пропагандистского характера, подводящие соответствующую базу под северокавказскую политику и призванные обеспечить «влияние на умы», как то:

а) Выступление Михаила Саакашвили на сессии Генеральной Ассамблеи ООН 23 сентября 2010 г., где он представил свое видение «свободного, стабильного и единого Кавказа». Президент упомянул общую историю и интересы народов Кавказа, призвал к установлению прямых контактов между людьми и разработке проектов в области энергетики, просвещения, культуры. В докладе речь шла о политико-экономическом взаимодействии, создании общего рынка, самодостаточности региона, не нуждающегося в помощи извне. «Нет Северного и Южного Кавказа – есть один Кавказ, который принадлежит мировой цивилизации», – заявил Саакашвили и уточнил, что Кавказ – не просто часть европейской цивилизации, но и одна из колыбелей оной. Среди других идей следует отметить: «Наше объединение не будет направлено против кого-либо, и мы не собираемся менять никакие границы»; «Пора прекратить борьбу друг с другом и ослаблять друг друга. Наша сила – в нашем единстве. Без единства мы не будем по-настоящему свободными». Впрочем, дальнейшей детализации инициатива с тех пор не получила. Принимая в Тбилиси президента Армении Сержа Саргсяна в ноябре 2011 г., Саакашвили повторил основные тезисы годичной давности. Поэтому многие воспринимают предложения лишь как перепев основательно подзабытой гамсахурдиевской концепции «общего кавказского дома» – сколь туманной, столь и иллюзорной. В сухом остатке можно разглядеть претензии на лидерство в кавказском регионе (хотя о регионе в политическом смысле тут говорить не приходится), что вряд ли вызвало понимание и одобрение соседей (азербайджанская пресса, например, едко отреагировала на саакашвилевские «вариации на тему кавказского единства» в ходе его переговоров с армянским визави). Да и едва ли подобные амбиции соответствуют возможностям обремененной многочисленными внутренними и внешними проблемами страны.

б) Выход в эфир в январе 2010 г. Первого кавказского телеканала – информационное обеспечение конкретного политического проекта. Российские власти приняли это в штыки – замминистра внутренних дел Аркадий Еделев заявил, что «детище грузинской пропагандистской машины» требует самого пристального внимания, ибо «будет пропагандировать антироссийские антигосударственные настроения, а также идеологию экстремизма». Неудивительно, что вскоре возникли проблемы у владельцев спутника, посредством которого осуществлялось вещание канала на обширную территорию, что и возымело действие: вещание было прекращено (естественно, «по техническим причинам»). Однако затем появились новые возможности, и канал вновь вышел в эфир, на этот раз – под названием ПИК (Первый информационный кавказский).

Формальная задача – нейтрализация антигрузинской пропаганды российского официоза, предоставление аудитории объективной информации о происходящих в Грузии и кавказском регионе событиях. Впрочем, скорее откровенно пропагандистская, нежели контрпропагандистская суть канала не составляет секрета, ибо подоплека практически любой общественно-политической программы заключается не только в стремлении представить Грузию в максимально благоприятном свете, но и выставить Россию в максимально неблагоприятном. Пропаганда направлена за пределы Грузии (здешний телеэфир и без того перенасыщен проправительственным контентом), и на Северный Кавказ – в первую очередь, хотя собственно северокавказская тематика и не занимает много эфирного времени. Насколько достигает своей цели вещание ПИК на Северном Кавказе (и в других местах) – судить пока трудно, хотя особое беспокойство у официальных кругов России он, видимо, вызывать перестал. Более того, 5 августа 2011 г. ПИК оказался среди трех интервьюеров президента Российский Федерации Дмитрия Медведева (вместе с телеканалом Russia Today и радиостанцией «Эхо Москвы»). Таким образом, первое лицо России способствовало легализации этого канала в своей стране, и автор признается в своем бессилии постичь глубину данной политической игры.

в) Проведение в марте и ноябре 2010 г. в Тбилиси двух международных конференций «Неизвестные народы. Непрекращающееся преступление: черкесы и кавказские народы между прошлым и будущим». Их организатором явился Тбилисский государственный университет Ильи в сотрудничестве с Jamestown Foundation (США). Именно эта исследовательская организация вместе с Черкесским культурным фондом Соединенных Штатов организовала в Вашингтоне дискуссию на тему «Черкесы: прошлое, настоящее и будущее» (21 мая 2007 г.), где затронули вопрос о геноциде черкесского народа в Российской империи в XIX веке. Это позволяет полагать, что «черкесская тема» в послевоенном арсенале официального Тбилиси возникла не стихийно, и развитие она получила в силу благоприятных для инициаторов обстоятельств (для Грузии – крайне неблагоприятных, ибо итоги войны 2008 г. назвать благоприятными невозможно никоим образом). Первая тбилисская конференция приняла обращение к парламенту Грузии с призывом о признании геноцида черкесов; вторая – призвала к бойкоту Олимпийских игр в Сочи.

Последние два из мероприятий этой группы – г) Открытие в Тбилиси в октябре 2011 г. Центра черкесской культуры и д) Объявление конкурса на создание мемориала памяти жертв геноцида черкесского народа – значительно уступают по масштабу первым трем. Открытие культурного центра вообще можно было бы однозначно приветствовать, если бы не отягощенное политической нагрузкой заявление по этому поводу представителя «Черкесского конгресса» в Грузии, прозвучавшее в унисон с выступлением Саакашвили на Генеральной Ассамблее ООН (что неудивительно), и служащее косвенным подтверждением тех амбиций, о которых уже говорилось. В контексте многовекторной пропаганды можно рассматривать и намерение воздвигнуть мемориал жертвам геноцида черкесского народа в новостроящемся курорте Анаклиа – в непосредственной близости от Абхазии.

3. Собственно политические действия на сегодняшний день сводятся к двум основным.

а) Решение правительства Грузии о предоставлении права въезда и пребывания на территории страны в течение 90 дней без визы жителям северокавказских субъектов Российской Федерации, вступившее в силу 13 октября 2010 года. Президент Саакашвили заявил, что данный шаг следует рассматривать как часть политики «единого Кавказа». В свою очередь, министр иностранных дел России Сергей Лавров заметил, что «в рамках отношений, которые приняты между цивилизованными партнерами, это принято обсуждать на взаимной основе», а то, как это произошло, напоминает ему очередной пропагандистский жест. Вне зависимости от политической подоплеки следует признать, что шаг грузинского правительства облегчил жизнь тем жителям Северного Кавказа, кто поддерживает постоянные контакты с Грузией.

«Грузины много делают, чтобы использовать “мягкую силу” во взаимодействии с Северным Кавказом – например, введение безвизового въезда для жителей этих республик», – заявил президент Jamestown Foundation Глен Ховард на форуме «Кризис на Северном Кавказе: есть ли выход?» (организован в феврале 2011 г. Центральноазиатским и Кавказским институтом Университета Джонса Хопкинса). Он считает, что это способствует экономическому развитию региона, а то, что в Тбилиси учатся студенты с Северного Кавказа, помогает новому поколению жителей региона взаимодействовать с Западом.

В любом случае следует отметить, что в вопросе передвижения между двумя странами Грузия предстает в несравнимо более выгодном свете, чем Россия. Грузинскую визу граждане Российской Федерации (не жители республик Северного Кавказа) могут приобрести по прибытии в морские и воздушные порты Грузии, а со второй половины 2011 г. – и на КПП Верхний Ларс на Военно-Грузинской дороге. Тем самым Грузия завершила процесс установления безвизового режима со всеми непосредственными соседями (с Российским Северным Кавказом – в одностороннем порядке), и даже с Ираном, с которым у Грузии нет общей границы.

б) Принятие 20 мая 2011 г. парламентом Грузии постановления о признании геноцида черкесского (адыгского) народа в период русско-кавказской войны стало, несомненно, самым резонансным событием, привлекшим внимание далеко за пределами Кавказа. В постановлении, в частности, сказано:

Признать массовое истребление черкесов (адыгов) и их изгнание с исторической родины в период русско-кавказской войны актом геноцида согласно Гаагской IV конвенции «О законах и обычаях сухопутной войны» от 18 октября 1907 г. и Конвенции ООН «О предупреждении преступления геноцида и наказании за него» от 9 декабря 1948 года.

Признать черкесов, депортированных в период Русско-Кавказской войны и впоследствии, беженцами согласно Конвенции ООН от 28 июля 1951 г. «О статусе беженцев».

Признание геноцида – главное оружие

Грузия стала первым суверенным государством, признавшим геноцид черкесов, но признание произошло не на пустом месте; определенные шаги в 1990-х гг. предприняли парламенты тех северокавказских республик, между которыми советская власть «поделила» уцелевших после трагических событий черкесов. Верховный совет Кабардино-Балкарии принял 7 февраля 1992 г. постановление «Об осуждении геноцида адыгов (черкесов) в годы русско-кавказской войны» и предложил Верховному совету Российской Федерации рассмотреть вопрос о признании геноцида и предоставлении их зарубежным соотечественникам двойного гражданства. Президент Российской Федерации Борис Ельцин признал 18 мая 1994 г. в обращении к народам Кавказа, что кавказская война привела к большим человеческим жертвам и материальным потерям и «появляется возможность объективной трактовки событий кавказской войны как мужественной борьбы народов Кавказа не только за выживание на своей родной земле, но и за сохранение самобытной культуры, лучших черт национального характера». Никаких правовых последствий, впрочем, данное заявление не возымело.

В апреле 1996 г. президент и Государственный совет Республики Адыгея направили Государственной думе РФ обращение, аналогичное кабардино-балкарскому. В октябре 2006 г. 20 адыгских общественных организаций из разных стран обратились в Европарламент с просьбой о признании геноцида. Спустя месяц общественные объединения Адыгеи, Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии обратились к президенту Владимиру Путину с такой же просьбой. И снова ни одно из этих постановлений и обращений не повлекло за собой правовых последствий; лишь обращение к Грузии в 2010 г. увенчалось официальным признанием.

За данным шагом грузинского руководства можно усмотреть несколько намерений.

Во-первых, укрепить собственные позиции на Кавказе в качестве радетеля о правах и интересах северокавказских народов, а также приобрести поддержку черкесской диаспоры за рубежом. Многими черкесами, где бы они ни проживали, решение Тбилиси встречено с одобрением, переходящим порой в восторг.

Во-вторых, досадить России, нанеся удар по самой больной для нее точке – Северному Кавказу, где продолжают аккумулироваться трудноразрешимые проблемы. Одна из них – восстановление в правах разделенного черкесского народа. Москва, во всяком случае, склонна рассматривать данное решение официального Тбилиси именно как месть за войну 2008 г. и признание Абхазии и Южной Осетии.

В-третьих, посеять семена недоверия между абхазами и северокавказцами (адыгами – в частности), ибо морально-политическая поддержка пришла последним не от родственных им абхазов, а от грузин, против которых они воевали в ходе грузино-абхазской войны 1992–1993 годов.

Третий пункт заслуживает отдельного комментария. Дело в том, что в октябре 1997 г. парламент Абхазии принял постановление, первый пункт которого гласит: «Признать массовое истребление и изгнание абхазов (абаза) в XIX веке в Османскую империю геноцидом – тягчайшим преступлением против человечества». Однако официальный Сухуми так и не решился квалифицировать подобным же образом черкесскую трагедию, хотя соответствующие ожидания среди черкесов, безусловно, присутствовали.

«Самим актом признания геноцида Тбилиси уже добился некоторых результатов. Определенная степень охлаждения отношений между абхазами и черкесскими народами так или иначе наметилась. Абхазам непонятен восторг адыгов действиями грузин, так как для Абхазии Грузия – главный враг. Черкесам же, напротив, не совсем ясно, почему Тбилиси признал геноцид, а братская Абхазия по этому поводу молчит и никак не реагирует», – считает абхазский аналитик Инал Хашиг. Понятно, что Сухуми не желает навлекать на себя недовольство России – главного (по сути – единственного) спонсора и гаранта своей сецессии от Грузии. И как в подобной ситуации сбалансировать отношения с черкесами с одной стороны, и Россией – с другой, неясно.

Неблагоприятное для абхазов смещение акцентов в среде их непосредственных соседей отражено в позиции председателя организации «Хасэ», влиятельного черкесского активиста и героя Абхазии Ибрагима Яганова. По его мнению, абхазам пора пересмотреть свое отношение к Грузии, ибо существующее положение дел «не дает нам интегрироваться в европейское пространство». А надежды на Абхазию как на окно в свободный мир (недаром ведь штаб-квартиру КГНК в свое время разместили в Сухуми) не только не оправдались, но Абхазия «перекрывает нам и другое окно – через Грузию». Заявление героя Абхазии вызвало бурю эмоций в Сухуми, но обвинение в том, что он подыгрывает Грузии, которая преследует собственные интересы, Яганов парировал спокойно: «Вполне возможно, что у Грузии есть определенная цель – использовать черкесский вопрос. Но это нормально. Такие интересы есть у любого государства. Есть интересы и у черкесов».

Таким образом, можно констатировать, что каждая из целей, которые поставил перед собой официальный Тбилиси признанием геноцида черкесов, достигнута в большей или меньшей степени. Косвенный политический результат данного акта можно усмотреть также в том, что он отчуждает черкесов от идеи Имарата Кавказ (в которой они, впрочем, не играют ведущей роли), ибо актуализирует для них иные цели и задачи. Однако вряд ли они будут в гармонии с целями карачаевцев и балкарцев, совместно с которыми черкесы проживают в двух северокавказских республиках.

Наконец, имеется еще один аспект признания, затрагивающий зимние Олимпийские игры в Сочи в 2014 г., когда отмечается 150-летие трагической для черкесов даты. Полномочный представитель президента РФ в Северокавказском федеральном округе Александр Хлопонин, например, прокомментировал признание Грузией геноцида черкесов как попытку «разыграть черкесскую карту под Олимпийские игры». Ведь олимпийские объекты расположены именно в тех местах, где истреблялись и откуда выселялись черкесы. Характерно, что в июне 2010 г. все тот же фонд Jamestown провел круглый стол на тему «Сочи 2014: можно ли проводить Олимпийские игры там, откуда 150 лет тому назад изгнали черкесов?».

Официальный Тбилиси был бы рад подпортить олимпийский праздник Кремлю, тем более что Владимир Путин не только был главным лоббистом Сочи на проведение Олимпийских игр, но и готовится пожинать лавры в качестве президента страны-организатора. Ложка дегтя в путинскую бочку меда в виде хотя бы частичного бойкота Олимпиады послужила бы Саакашвили бальзамом на рану, хотя никто пока не заявлял официально о намерении бойкотировать соревнования. Сам же грузинский президент так ответил в октябре 2011 г. на вопрос чешского телеканала СT24, будет ли Грузия бойкотировать игры в Сочи: «Это зависит не от меня, а от Олимпийского комитета Грузии. Но дело не только в этом. Это этнически вычищенная территория. И это место, где был геноцид черкесов. У Сочи действительно сложная история. К тому же там есть проблемы с безопасностью. Северный Кавказ – непростая территория. 2014 год приближается быстро, но решение этих проблем требует времени. И я не могу сказать, что произойдет до 2014 года».

Думается, что президент Грузии несколько кривит душой, когда говорит, будто не руководитель страны, а Национальный олимпийский комитет будет принимать политическое решение, каковым, безусловно, является бойкот Олимпиады. Глава государства также запамятовал, что в 2013 г. истекает его последний президентский срок, и принятие соответствующего решения не будет (не должно) зависеть от него и по этой простой причине. Но основной вопрос, судя по всему, остается открытым; сторонники бойкота игр могут найтись не только среди черкесов. Что касается безопасности Олимпийских игр (а Россия по привычке и тут указывает в сторону Грузии), то, как заявил Саакашвили, «создание физической угрозы играм 2014 г. в Сочи не только не в наших планах, но и не в наших возможностях тоже».

Риски для Грузии

Понятно и естественно, что замораживание положения в «новых военно-политических реалиях» (т.е. тех, что возникли в результате войны), к которым официально апеллирует Россия, рассматривается Грузией как процесс отторжения части своей территории. И на этот процесс естественным же образом последовала реакция на самом проблемном для России – северокавказском направлении. Михаил Саакашвили, однако, играет в опасные игры. Еще до признания Грузией геноцида черкесов директор Национальной службы разведки США Джеймс Клапер отметил, что наряду с присутствием российских войск в Абхазии и Южной Осетии напряженности в регионе способствуют и последние шаги Грузии в отношении северокавказских республик России. В декабре 2011 г. то же самое отметила эксперт Института Брукингса Фиона Хилл в ходе слушаний по вопросу конфликтов на Кавказе в Хельсинкской комиссии Соединенных Штатов (Комиссии по безопасности и сотрудничеству в Европе).

«Раскачивание» ситуации на Северном Кавказе таит для Грузии не меньше опасностей, чем для России, и не сулит прямых выгод. Инфантильными выглядят надежды на то, что под грузом неразрешимых проблем Россия уйдет с Северного Кавказа (или будет вынуждена оттуда уйти; с Курилами, например, Москва явно не спешит расставаться). Программная статья по национальной политике бывшего и будущего президента России однозначно свидетельствует о незыблемости подхода Кремля к вопросу. Грузино-абхазский и грузино-осетинский конфликты не решатся сами собой даже в условиях полного невмешательства со стороны России (и выглядящего сегодня нереальным отзыва признания независимости Абхазии и Южной Осетии). Северокавказские народы отнюдь не поспешат единым строем под экономическое и иного рода покровительство Грузии, на что у последней просто нет ресурсов.

Более того, в случае успешного продвижения «черкесского проекта» (от признания геноцида – через воссоединение – к независимости), появится еще один претендент на Абхазию в лице крепнущих адыгов. Включение в их проект родственных абхазов может произойти даже не вполне добровольно со стороны последних, а многочисленная черкесская диаспора с определенным политическим влиянием в разных странах послужит значительным фактором. Сергей Маркедонов, выступая в Университете Джорджа Вашингтона еще до признания Грузией геноцида черкесов (в ноябре 2010 г.), отметил, что «после признания независимости Абхазии Москва столкнулась с растущим черкесским национализмом, поскольку Абхазия считается частью черкесского мира в Адыгее, Карачаево-Черкесии и в Кабардино-Балкарии». Понятно, что признание геноцида черкесов со стороны Тбилиси лишь подогрело эти настроения.

Следует также учитывать, что способность Грузии проводить активную политику («политику мягкой силы») в отношении Северного Кавказа во многом зависит от геополитической конъюнктуры: нарастающий кризис вокруг Ирана и анонсирование Россией беспрецедентных по масштабам и вовлеченности маневров «Кавказ-2012» могут изменить таковую, равно как и исход выборов в Грузии и США.

Наконец, неясно, чем и как Тбилиси будет отвечать на просьбу о признании геноцида со стороны других соискателей, живущих в непосредственной близости. Есть ведь и практически идентичная проблема геноцида абхазов в Российский империи, хотя сами абхазы пока и не просили никого о признании их геноцида.

Прямого ответа со стороны Российской Федерации (в свойственном ей силовом духе) на признание геноцида черкесов и некоторые другие шаги Грузии на северокавказском направлении пока не последовало. Оно и понятно – практически все аналитики сходятся во мнении, что до завершения зимней Олимпиады в Сочи Россия не пойдет ни на какие меры, способные еще более дестабилизировать ситуацию в регионе, и тем самым поставить под угрозу проведение Олимпийских игр и собственный престиж. Но игры завершатся в середине марта 2014 года… В арсенале же грузинской политики остается еще признание геноцида вайнахов (эта тема, кстати, прозвучала в марте 2010 г. на конференции в Тбилиси, а группа ингушей, проживающих в Европе, обратилась к грузинским властям с просьбой об инициировании процесса признания в Европарламенте), хотя гадать о том, что на уме у лидеров в Москве и Тбилиси – дело неблагодарное.

* * *

Остается надеяться, что до марта 2014 г. политические элиты не будут заняты тем, чтобы придумать, как еще побольнее досадить друг другу (а фактически – населению своих стран). Вместо этого стоило бы поискать пути отхода от принципа игры с нулевой суммой (достигли же согласия по ВТО с сохранением лица), которого упрямо придерживаются до сих пор все без исключения официальные стороны всех без исключения конфликтов на Кавказе, и который контрпродуктивен для всех вместе и каждого в отдельности. По мнению ряда грузинских и российских экспертов, стабильный Северный Кавказ – чуть ли не единственный общий интерес Грузии и России, на котором можно «здесь и сейчас» строить процесс примирения. Известно, однако, что строить сложнее, чем ломать.

Ивлиан Хаиндрава – директор программы южнокавказских исследований Республиканского института (г. Тбилиси).

Грузия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 19 февраля 2012 > № 735588 Ивлиан Хаиндрава

Спираль независимости

Как белорусское сознание отдаляется от России

Резюме: Идентичность современной Белоруссии формировалась по модели гражданской нации, в чем-то похожей на модель советского народа, которая оказалась достаточно жизнеспособной в гораздо меньшей и практически моноэтничной стране.

Белорусы очень близки русским этнически и культурно. Подавляющее большинство населения говорит по-русски на работе и дома, и доля русскоговорящих заметно выросла именно за годы независимости (во время переписи 1999 г. 62,8% заявили, что дома говорят по-русски, перепись 2009 г. выявила уже 70,2%). Большинство населения – по разным оценкам, от 60% до 75% – не только исповедует православие, но и принадлежит к белорусскому экзархату Русской православной церкви.

Экономическая и политическая близость Белоруссии и России оформлена и институционально, ни одна другая страна в мире не входит в такое большое число объединений с участием России: Союзное государство, ЕврАзЭС, СНГ, Единое экономическое пространство (ЕЭП). Идеи еще более тесной интеграции – от введения в Белоруссии российского рубля до слияния в одно полноценное государство – в последнее десятилетие стали менее популярны, но регулярно появляются в повестке дня двусторонних отношений. Ни одно постсоветское государство не обладает такой концентрацией качеств, которые столь тесно сближали бы его с Россией. И все же, несмотря на все это, предположение о том, что белорусское государство до сих пор не вполне состоялось, несправедливо.

Независимость как снег на голову?

Хотя в Белоруссии имелись силы, последовательно боровшиеся за государственную независимость, в первую очередь Белорусский Народный Фронт, их воздействие на общественно-политическую жизнь было несоизмеримо с влиянием аналогичных движений, например, в Литве, Молдавии, Грузии и Украине. Белоруссия оказалась не столько субъектом, сколько объектом достижения своей независимости, соответствующие процессы носили в значительной степени индуктивный, наведенный характер, были вызваны явлениями, происходящими в других регионах Советского Союза.

Правда, с другой стороны, идея единой страны умирала тогда в сознании очень многих, в том числе и представителей республиканской правящей элиты, клявшихся в верности СССР. В их головах, возможно, теплились не сформулированные надежды, что в суверенном государстве они обретут заметно более высокий статус, чем положение провинциальной бюрократии большой страны.

Между теми, кто действительно хотел независимости и бился за нее, и националистами по умолчанию – значительной частью общества и властной элиты, которая была в принципе не против, – сложились тогда запутанные отношения, напоминавшие перемигивание. После того как независимость была достигнута, победы явных националистов закончились. Более того, независимость, которой лишь немногие в Белоруссии хотели и за которую боролись, стала шоком для большинства населения. А через три года независимости этот шок отозвался оглушительным результатом первых президентских выборов. Их выиграл «человек ниоткуда», харизматичный депутат парламента Александр Лукашенко, обещавший защитить народ от ужасов капитализма и, что очень важно, вернуть утраченное единство с «братской Россией».

Ручей в русское море

Уже в следующем году были подписаны соглашения о тесном военном и пограничном сотрудничестве, а также заключен таможенный союз с Россией. В мае 1995 г. в Белоруссии по инициативе президента состоялся референдум, в ходе которого большинство избирателей высказались за придание русскому языку статуса государственного и за продолжение экономической интеграции с Россией. Последующие годы стали этапами углубления политической интеграции двух стран – от сообщества до союзного государства. В России многие рассматривали это как прелюдию к полноценному государственному объединению, а точнее, к присоединению Белоруссии к России по модели ГДР и ФРГ. Однако время шло, разговоры продолжались, Минск получал из Москвы существенную экономическую поддержку как в прямой, так и в косвенной форме, однако слияние в одно государство все никак не наступало.

Складывалось впечатление, что Александр Лукашенко и не собирается отдавать белорусский суверенитет соседней державе, а предпочитает пользоваться всеми благами, проистекающими из самого процесса бесконечного объединения. Объяснялось это не только политической хитростью белорусского лидера – у двух близких, но все же разных народов были свои представления об интеграции. Для россиян с их многовековым опытом государственности и многократным численным превосходством объединение и не могло быть ничем иным, как поглощением Белоруссии. И дело тут даже не в некоем имманентном российском империализме: если бы актуальным стал вопрос об объединении, скажем, Германии и Люксембурга, немцы представляли бы процесс точно так же.

У белорусов отношение к интеграции более сложное и амбивалентное. Наряду с желанием некоего единства присутствовало и достаточно сильное стремление сохранить свою идентичность, не раствориться в русском море. Откуда оно взялось, если белорусы, как отмечено выше, не очень отличали и отличают себя от россиян?

Во-первых, всегда существовало по крайней мере местническое сознание, известная дистанция от русских.

Во-вторых, опыт советской квазигосударственности в форме союзной республики усиливал ощущение отдельности, отделённости от русского и других народов, составлявших Советский Союз.

Наконец, в-третьих, всегда существовали – в явной или скрытой форме – артикулированные национальные устремления. К 1991 г. они были в Белоруссии слабее, чем, скажем, на Украине или в Прибалтике, но силы, готовые бороться и идти на жертвы ради сохранения Союза, оказались еще слабее. Этнокультурная версия национализма, которую исповедовали в 1989–1991 гг. люди, открыто боровшиеся за независимость, не воспринималась большинством населения и не воспринимается до сих пор. Обретение независимости стало возможным в уникальных обстоятельствах 1991 г. благодаря как процессам распада, происходящих во всем СССР, в том числе и в России, так и негласной коалиции явных националистов и националистов по умолчанию. В последующие годы явные националисты не могли победить, но в борьбе с ними их оппоненты порождали иную версию национализма, пусть и в неосоветской оболочке.

Нежелание растворяться в «русском море» укрепляли и интересы властвующих элит, боявшихся утратить статус в по-настоящему едином государстве, и сам по себе опыт молодой государственности. И дело не только в соответствующей информационной политике – со времени прихода к власти Лукашенко и примерно до конца столетия по крайней мере государственные СМИ не очень усердствовали в отстаивании ценностей независимости. Но их укрепляла сама ткань отдельного государственного существования – своих денег, своей армии (не воюющей), своей политики, во многом непохожей на политику соседей, траектории карьерных линий, заканчивающихся уже в Минске, а не в Москве. Перефразируя первого премьера независимой Италии графа Камилло Кавура, Белоруссия начала создавать белорусов.

Выяснилось, что независимость отдать невозможно – ни политически, ни психологически. Впрочем, интеграционная риторика и тесные отношения между Минском и Москвой сделали Александра Лукашенко важной фигурой российской политики. Он довольно эффективно использовал свои связи среди региональных лидеров Российской Федерации, левых и «державников», а также доступ к российским СМИ для воздействия на ельцинский Кремль. И в Белоруссии, и в России поговаривали даже о вполне реальных шансах Лукашенко стать преемником Ельцина на посту президента России, точнее, России с присоединенной к ней Белоруссией.

Интеграционные войны

Правила игры существенно изменились с приходом к власти Владимира Путина. В отличие от Бориса Ельцина, он не имел «беловежского комплекса» разрушителя СССР. Образ либеральной, прозападной Москвы, идеологическое противостояние которой было частью политического капитала Лукашенко, ушел в прошлое. Именно сходство политической философии нового хозяина Кремля и президента Белоруссии стало источником проблем для Минска. С другой стороны, авторитаризация общественной жизни России лишала Лукашенко прежних возможностей влиять на Москву как через российское общественное мнение, так и через независимые от Кремля элиты.

Одним из самых важных пунктов двусторонних отношений стала встреча Лукашенко и Путина в августе 2002 г., когда российский лидер предложил РБ войти в состав РФ шестью регионами – по числу областей Белоруссии. В годы правления Ельцина Лукашенко неоднократно заявлял, что Белоруссия готова пойти в интеграции настолько далеко, насколько готова России. Путинская Россия продемонстрировала, что готова идти до конца. Но Лукашенко категорически отверг «щедрое» предложение. Стоит отметить, что реакция всей белорусской элиты продемонстрировала, что за годы независимости и правления Лукашенко в стране сформировался консенсус относительно ценности суверенитета.

Выводы из этого кризиса сделали обе стороны. В начале 2003 г. Лукашенко выступил с программной речью, в которой заявил о необходимости введения и насаждения государственной идеологии. Целью новой политики было обоснование не только авторитарной власти Лукашенко, но и ценности воплощенной в этой власти независимости. В практическом плане этот поворот означал последовательное вытеснение из информационного пространства Белоруссии российских СМИ.

В свою очередь Москва, убедившись, что партнер вовсе не собирается осуществить многократно обещанное объединение, перешла к политике постепенного сокращения экономической поддержки. Впрочем, этому препятствовали как решительное противодействие Минска, так и идеологические парадигмы самой российской власти. Лукашенко все же демонстрировал лояльность, по крайней мере на уровне риторики, чего не приходилось ждать от других лидеров постсоветских государств, антизападный курс Минска вызывал явные идеологические симпатии Кремля. Но хотя отношения между Белоруссией и Западом напоминали холодную войну, в Москве никогда не исчезал страх, что чрезмерное экономическое давление на Минск и даже просто попытки изменить формат экономических отношений приведут к крутому развороту союзника в сторону Запада.

Новые отношения складывались в жесткой политико-экономической борьбе. Стоит вспомнить, что первый конфликт с перекрытием транзита российского газа произошел у Москвы не с Украиной, а с ближайшим союзником – Белоруссией в феврале 2004 года. Куда более масштабным был кризис конца 2006 – начала 2007 гг., когда «Газпром» вдвое повысил цену на газ для Белоруссии и добился продажи ему 50% акций белорусской газотранспортной системы. Введение Россией экспортной пошлины на нефть для Белоруссии с начала 2007 г. породило еще один конфликт, в результате которого транзит российской нефти через Белоруссию был остановлен на несколько дней.

Белоруссия – в Европу?

Именно после нефтяного кризиса начала 2007 г. Александр Лукашенко, судя по всему, пришел к выводу, что зависимость от одного внешнеэкономического и внешнеполитического партнера чревата опасностями и в перспективе может привести Белоруссию к утрате суверенитета, а его самого – к утрате власти. Именно тогда начался «роман» официального Минска с Евросоюзом.

В 2008 г. Россия войной с Грузией резко повысила ценность белорусского режима в глазах Европы. И Лукашенко не упустил своего шанса: он освободил политзаключенных, в том числе и бывшего конкурента на выборах Александра Козулина, и дал понять, что не признает независимость мятежных грузинских автономий – Абхазии и Южной Осетии. Расчет оказался правильным: ЕС на полгода приостановил действие визовых санкций против самого Лукашенко и трех десятков высших белорусских чиновников, и официально пригласил Минск к участию в программе «Восточное партнерство». В 2009–2010 гг. Белоруссия получила от МВФ кредиты на сумму в 3,5 млрд долларов.

То, что Минск демонстрировал готовность к сближению с Брюсселем, вызывая при этом раздражение Кремля, отнюдь не означало, что Лукашенко проникся либеральными ценностями и сделал выбор в пользу Европы. Он сделал этот выбор ровно в той мере, в какой его делают азиатские постсоветские автократы. Для них, как и для Лукашенко, Европа – это источник инвестиций и геополитический противовес России.

Формирование новой геополитической конфигурации сопровождалось серией конфликтов между Минском и Москвой. Самыми громкими стали «молочная война» лета 2009 г. (запрет на импорт молочных продуктов из Белоруссии в Россию), нефтяная война января 2010 г. (споры о ценах на нефть, во время которых на месяц прекратилось поступление нефти в Белоруссию), газовая война лета 2010 г. (из-за претензий «Газпрома» по поводу долгов были существенно сокращены поставки газа в Белоруссию). И, наконец, информационная война в разгар избирательной кампании в Белоруссии, когда российский телеканал НТВ показывал сериал «Крестный батька», в котором Лукашенко обвинялся в коррупции и политических убийствах.

Евразийский союз: на круги своя?

Сомнительные в смысле прозрачности президентские выборы, жестокий разгон манифестации в ночь голосования, уголовные приговоры десяткам ее участников, в том числе и пяти экс-кандидатам в президенты – все это вновь отбросило отношения между Белоруссией и Западом к состоянию холодной войны. Европа и США распространили визовые ограничения примерно на 200 белорусских чиновников, включая президента, Вашингтон ужесточил введенные ранее экономические санкции, ЕС впервые также принял экономические санкции против Минска. Вдобавок в стране в 2011 г. разразился острый финансовый кризис. Россия, воспользовавшись ситуацией, начала добиваться как углубления интеграционных процессов (с 1 января 2012 г. вступило в силу соглашение о Едином экономическом пространстве – новом этапе Таможенного союза), так и согласия Минска на продажу бюджетообразующих производственных активов.

Наряду с экономической прагматикой вернулась и политико-экономическая метафизика. Российский премьер Владимир Путин озвучил амбициозный план создания Евразийского союза – тесного объединения постсоветских стран вокруг России. Вряд ли обоснованы страхи тех, кто увидел в этой идее зловещую тень возрожденного СССР, но, безусловно, она предусматривает более тесную, чем ныне, степень прежде всего экономической интеграции стран-участниц планируемого образования и некий геополитический «сухой остаток», несводимый лишь к взаимовыгодному взаимодействию стран-участниц.

Именно последнее, судя по всему, открыло новые (точнее, старые) возможности перед белорусским лидером – позволять партнеру наращивать символический капитал в обмен на вполне материальные блага. И ответ не замедлил явиться: в конце 2012 г. Минск получил беспрецедентные преференции по цене на газ и кредит на строительство АЭС. Правда, расплатиться только интеграционной лояльностью не удалось – «Газпрому» проданы 50% акций газотранспортного предприятия «Белтрансгаз», остававшиеся в руках белорусского государства.

Нельзя исключить, что Таможенный союз – это едва ли не первый серьезный интеграционный проект (или, по мнению оппонентов, первая серьезная угроза суверенитету участников) после многих предыдущих имитаций. Например, ставки таможенных пошлин, которые в рамках белорусско-российского союза оставались разными на протяжении более чем 10 лет, в Таможенном союзе унифицированы за два года.

Но все же более вероятно, что ситуация в определенном смысле вернулась к интеграционной игре 1990-х годов. К этому выводу приводит не только предыдущий опыт, но и те изменения в общественном сознании Белоруссии, которые произошли за годы независимости.

Независимость в массовом сознании белорусов

Безусловно, в авторитарном государстве, каковым уже довольно давно является Белоруссия, вектор внешней политики определяется личными предпочтениями лидера, а мнение народа имеет опосредованное отношение к принятию политических решений. И все же, по крайней мере на большом временном интервале, установки и устремления народа значительно предопределяют политику. К тому же кажущиеся порой экзотичными импульсы авторитарного лидера сформированы породившим его обществом. Как отмечал Карл Юнг, «диктатор всегда ведом».

В связи с этим интерес представляют данные социологических опросов, описывающих динамику отношения массового сознания к различным аспектам независимости. В дальнейшем изложении мы будем в основном оперировать результатами Независимого института социально-экономических и политических исследований (НИСЭПИ).

Согласно опросу, проведенному весной 1991 г. ВЦИОМ, 69% этнических белорусов считали себя в первую очередь гражданами СССР и только 24% – гражданами БССР. Нижеследующая таблица показывает, как за годы независимости сокращалась не только советская самоидентификация, но и желание ее вернуть.

Рис. 1. Хотели ли бы вы восстановления СССР?

Разумеется, примерно каждый четвертый респондент, желающий в марте 2011 г. восстановления Советского Союза – это немало, но доля не желающих этого за годы независимости увеличилась почти втрое и составляет ныне внушительное большинство.

Уже в 1996 г. за независимость Белоруссии высказались 64,5% участников опроса (против – 34,6%). Впоследствии доля сторонников независимости, хотя и колебалась, никогда не опускалась ниже этого показателя, в разных формулировках вопроса за независимость высказывались в 1997-м – 85,4%, в 1999-м – 64%, в 2002-м – 71,8%. В 2009 г. 65,5% признали, что обретение независимости стало благом для Белоруссии.

Пожалуй, единственной реальной возможностью восстановления былого единства (и соответственно утраты суверенитета) является объединение с Россией. Выше было отмечено, что два соседних народа чрезвычайно близки в самых разных смыслах. Это подтверждают и данные опросов. Отвечая на вопрос «Чем белорусы отличаются от русских?», примерно 40% респондентов из года в год вообще не усматривают никаких отличий. Если же речь идет о сравнительной близости, то цифры еще более впечатляют. На вопрос «Вы считаете себя более близким к русским или к европейцам?» в марте 2010 г. 74,5% ответили «к русским» и лишь 19,4% – «к европейцам». Наконец, на заданный в 2009 г. вопрос «Считаете ли вы Россию заграницей?» отрицательный ответ дали 79,4% (!).

Геополитические магниты Белоруссии

Однако отношение к государственному объединению со столь близким народом гораздо более амбивалентно.

Рис. 2. Динамика ответов на вопрос «Если бы сегодня проходил референдум об объединении Белоруссии и России, как бы вы проголосовали?», %

Притом что, как было отмечено выше, около двух третей опрошенных выступают за суверенитет Белоруссии, до середины нулевых годов примерно каждый второй высказывался за объединение с Россией. Это свидетельствует о том, что и независимость, и интеграция воспринимаются противоречиво. Обращает на себя внимание и то, что когда вопрос задавался в более конкретной форме – об объединении с Россией в единое государство со всеми надлежащими атрибутами, за него высказывалось заметно меньше респондентов, чем за неопределенное «объединение с Россией».

Но, пожалуй, самым важным является понижающийся тренд, с годами все меньше белорусов выказывают желание интегрироваться с восточным соседом. Можно указать множество причин изменения: и череда торговых войн, и сопровождающие их информационные дуэли, и привыкание к самостоятельному существованию, и, возможно, недостаточная привлекательность модели жизнеустройства, которую воплощает современная Россия.

Кроме названных факторов стоит отметить и еще один – силу притяжения другого геополитического магнита.

Рис. 3. Динамика ответов на вопрос: «Если бы сейчас в Белоруссии проводился референдум с вопросом, вступать ли Белоруссии в Европейский союз, каким был бы ваш выбор?», %

Тут траектория более замысловатая, в начале столетия проевропейские устремления достигли максимума, потом резкий спад, а последние годы – подъем. Интересно отметить, что начало подъема совпало с нормализацией отношений между Минском и Брюсселем. Хотя мотивы белорусской власти в этом сближении были сугубо прагматичными, смягчение антиевропейской риторики повлияло на общественное мнение. Но это свидетельствует об отсутствии глубинных антиевропейских настроений.

Любопытно отметить, что пик как пророссийских, так и проевропейских настроений пришелся на начало нулевых годов – 2002–2003 годы. Именно тогда произошло резкое ухудшение экономического положения страны. И, судя по всему, оно породило у значительной части населения желание «прислониться» к кому-то более мощному – даже неважно к кому. Многие опрошенные выступали одновременно и за объединение с Россией, и за вступление в ЕС. Однако в этом присутствовал не только прагматизм, геополитическая «всеядность» сохранилась и до сегодняшнего времени.

Поиск, выбор идентичности – драма не только общества в целом, но и едва ли не каждого белоруса. Наглядным показателем служат ответы на вопрос о двусторонней интеграции: в декабре 2010 г. мнения на этот счет разделились пополам: 40,4% респондентов сказали, что интеграция одновременно и с Россией, и с Евросоюзом возможна, отрицательный ответ дал 41% опрошенных. Отчасти столь широкое распространение веры в геополитическую возможность «быть всюду» объясняется тем, что пока перспектива европейской интеграции носит для белорусов чисто абстрактный характер. А мечта может сочетаться с любой реальностью. Вера в возможность «быть всюду» может быть и наивна, но примерно одинаковая сила притяжения двух геополитических «магнитов» – факт общественного сознания.

Таблица 4. Связь геополитического выбора и социально-демографических характеристик *

Если бы пришлось выбирать между объединением с Россией и вступление в Евросоюз, что бы вы выбрали? (июнь 2011 г.)

*таблица читается по горизонтали

**альтернатива – объединенный электорат всех кандидатов, кроме А. Лукашенко

Из таблицы 4 видно, что Белоруссия – не два общества, «проевропейское» и «пророссийское», со своими молодежью и стариками, профессорами и людьми четырех классов образования и т.д., а одно. Налицо очевидная корреляция геополитического выбора с возрастом, образованием, вовлеченностью в интернет. Молодежь, образованные, пользователи интернета в значительно большей степени, чем население в среднем, склонны отдавать предпочтение Европе. Культурная идентификация оказывается не менее важным фактором, чем сравнительные оценки благосостояния.

В ответах на вопрос о виноватых в нефтяном конфликте января 2010 г. наибольшая доля сторонников европейского выбора оказалась среди тех, кто был склонен винить в конфликте отечественные власти, в наибольшей степени признавая справедливость резонов Москвы. А доля «белороссов» оказалась наибольшей среди тех, кто обвинял в конфликте именно потенциального партнера по объединению. Похожая связь обнаруживается и с электоральными предпочтениями. Несмотря на острые конфликты между Лукашенко и Кремлем, а также несмотря на то, что основные оппозиционные кандидаты кампании 2010 г. демонстрировали готовность учитывать российские интересы, геополитические координаты выборов остались прежними – больше всего сторонников объединения с Россией оказалось среди приверженцев президента Лукашенко.

Несколько лет назад Александр Лукашенко сказал знаменательную фразу: «Белорусы – русские со знаком качества». В этой, безусловно, обидной для русских сентенции кроется ключ к указанным парадоксам. Для белорусского президента и многих его сторонников Белоруссия – идеальная Россия, та, какой она должна быть в соответствии со своим предназначением. И вполне естественно, что эти люди воспринимают многие действия реальной России хуже, чем те, для кого Белоруссия – это не идеальная Россия и вообще не Россия.

***

Приход к власти Александра Лукашенко означал тяжелое поражение политических сил, исповедующих этнокультурную версию национального строительства. Однако ирония истории заключается в том, что именно ему, борцу с национализмом и политику, обещавшему вернуть Советский Союз, довелось стать в известном смысле отцом-основателем современного белорусского независимого государства. При этом идентичность формировалась по модели гражданской нации, в чем-то похожей на модель советского народа, которая оказалась достаточно жизнеспособной в гораздо меньшей и практически моноэтничной стране. Однако даже в рамках этой квазисоветской национальной идеологии происходит усиление проевропейских настроений. Процесс имеет сложный характер, сохраняется очень тесная культурная и этническая близость с Россией, не говоря уже об экономической. В значительной степени Белоруссия остается «расколотым государством» в терминологии Самуэля Хантингтона, налицо значительные группы населения, тяготеющие к России и к Западу. Но вектор процесса достаточно очевиден, и круги белорусско-российских ссор и примирений – это все же спираль, на каждом новом витке укрепляющая белорусов в осознании ценности своей государственности и в отделенности ее от российской государственности.

Юрий Дракохруст - белорусский журналист.

Белоруссия. Россия. ЕАЭС > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 19 февраля 2012 > № 735581 Юрий Дракохруст

Возвращение в место, которого нет

Можно ли восстановить Советский Союз или создать на его месте жизнеспособную структуру

Резюме: Если в 1920-е гг. молодая Советская Россия предложила народам бывшей империи великий модернизационный и интернационалистский проект, то сегодня его нет. Поколение «рожденных в СССР» всей душой за объединение, но возникает закономерный вопрос: во имя чего?

В одном из недавних выступлений сэр Пол Маккартни так предварил исполнение знаменитого шлягера Back in USSR: «А сейчас прозвучит песня о месте, которого больше нет». Это неприятно резануло слух, как будто нет уже и нас самих, жителей той самой страны.

Двадцатилетие распада Советского Союза вновь напомнило о «месте, которого нет». Вроде бы и рана затянулась, и боль утихла, и шок давно прошел. Но кто в течение этих двух десятилетий не задавался вопросом: как такое могло произойти? Так или иначе, подспудная мысль о «возвращении в СССР» в какой-либо форме занимала умы политиков, политологов и простых граждан. Владимир Путин некогда произнес фразу: «У тех, кто не жалеет о распаде СССР, нет сердца, а у тех, кто мечтает его восстановить, нет головы». Это высказывание должно было примирить всех: пролить бальзам на душу сторонникам советской идеи, и в то же время ясно дать понять, что назад пути нет.

Но, готовясь к возвращению в Кремль, будущий четвертый президент России, похоже, слушает сердце. Его идея о создании Евразийского союза, обнародованная в начале октября 2011 г., вызвала бурю эмоций, догадок и дискуссий, в первую очередь среди ближайших союзников и претендентов на роль партнеров по будущему Союзу. Что это, начали гадать в Астане и Минске, окончательная реализация «доктрины Путина» (сначала экономическое объединение, затем – политическое)? Просто предвыборный трюк? Или долгосрочная стратегия по восстановлению (здесь кое у кого замирает сердце) родного Советского Союза?

Спасительное евразийство

Идея о создании Евразийского союза на месте бывшего СССР далеко не нова. Впервые сам термин прозвучал в начале апреля 1994 г. из уст президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, который, выступая с лекцией в МГУ, предложил создать такую структуру вместо СНГ. То есть на месте аморфного, ни к чему не обязывающего Содружества сформировать нечто вроде конфедерации с четко прописанными политическими и экономическими рамками. Предложения носили радикальный характер. Это стало ясно, когда после визита казахстанский МИД разослал всем правительствам стран СНГ конкретные предложения, оформленные в виде официального документа.

Казахстанский лидер фактически предлагал восстановить Советский Союз под новым названием: по крайней мере, это следовало из текста после внимательного прочтения. Предлагалось создать единые парламент, правительство, вооруженные силы, валюту и т.д. Возникало ощущение дежавю: проект Евразийского союза до боли напоминал новоогаревский план Михаила Горбачёва, сорванный августовским путчем. Напомним, что, согласно тогдашним договоренностям, Назарбаев должен был занять кресло премьера в обновленном Союзе.

Трудно сказать, что двигало тогда казахстанским лидером. Ностальгия либо, скорее, трезвый расчет, поскольку он как никто из лидеров СНГ понимал необходимость постсоветской кооперации. Но Москва оставила предложения Назарбаева без комментариев. А из Киева и Ташкента последовали гневные отповеди. Там сразу раскусили суть проекта и без обиняков назвали его «возвращением в СССР».

Возможно, побудительные мотивы крылись во внутренней политике Казахстана, где в 1990-е гг. евразийская идея была чрезвычайно популярна. После падения железного занавеса и контактов с дальним зарубежьем казахстанцы убедились, что не похожи на соседей из исламского мира, несмотря на некий мусульманский ренессанс в республике. В Советском Союзе жители Средней Азии считались «азиатами», но после более тесного знакомства с китайцами и другими дальневосточными народами стало очевидно, что и на настоящих азиатов они не очень похожи. Гораздо больше общего у них с другими гражданами стран СНГ, здесь и пригодилось понятие «евразийцы».

Речь Назарбаева в МГУ дала старт кампании в советских традициях: бесконечные симпозиумы, конференции и круглые столы по пропаганде евразийской концепции. Сама по себе перспективная и популярная в народе идея вскоре всем набила оскомину. Новому университету в новой столице Акмоле (бывший Целиноград, теперь Астана) было присвоено имя популярного в среде казахских интеллектуалов советского ученого Льва Гумилева, а сам университет стал называться Евразийским. Частым гостем в Казахстане был Александр Дугин, страстный проповедник евразийского геополитического единства.

Но риторикой дело не ограничилось. Астана регулярно предпринимала попытки добиться более тесной интеграции на общесоюзном и региональном уровне. В середине 1990-х гг. появилась идея Центральноазиатского союза, которую (вплоть до 2008 г.) в той или иной форме (в виде «экономического сообщества», «пространства» и т.д.) реанимировала Астана и торпедировал Ташкент. Но к концу десятилетия усилия начали приносить плоды, во многом благодаря поддержке Москвы: в 1998 г. появилось Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС), к которому помимо России и Казахстана присоединились Белоруссия, Киргизия и Таджикистан.

Параллельно Москва и Астана нащупали компромиссный механизм для урегулирования каспийской проблемы (делимитация водного пространства и шельфа); позднее их позицию разделил Азербайджан. Возникло нечто вроде «каспийского пула», правда, неофициального – Иран и Туркменистан блокировали любой прогресс в общекаспийском масштабе. Впрочем, Нурсултан Назарбаев сразу понял, что политическое объединение невозможно. Нужно создать союз на экономических принципах и вводить послабления в повседневной жизни рядовых граждан: прозрачные границы, отсутствие таможни, свободный обмен информацией. Так родились «Десять простых шагов навстречу простым людям».

Попытка продвинуть идею Таможенного союза (на базе ЕврАзЭС) в конце 1990-х гг. наглядно проиллюстрировала поговорку «первый блин комом». В ходе многолетних переговоров стороны так и не договорились о единой системе тарифов, удержания НДС, таможенном контроле и так далее. Новые времена наступили с приходом Владимира Путина и особенно с началом проведения вторым российским президентом активной политики интеграции в 2002–2005 годах. Путин вдохнул новую жизнь во многие интеграционные проекты ельцинских времен: Договор коллективной безопасности (переформатирован в ОДКБ), ЕврАзЭС (включил в себя ЦАЭС), динамику придали Союзному государству Россия–Белоруссия. На базе «Шанхайской пятерки» создана ШОС, и, наконец, заложены основы для второго издания Таможенного союза. Одновременно Москва при поддержке Астаны проводила политику отсекания от СНГ нежизнеспособных элементов.

Сложилось интеграционное ядро в составе 5–6 государств (в основном участников ОДКБ и ЕврАзЭС), но в нем, несмотря на обилие подписанных коллективных документов, преобладали двусторонние отношения каждого отдельного государства с Россией. Во второй половине 2000-х гг. Россия, Белоруссия и Казахстан пришли к определенному взаимопониманию относительно темпов сближения. Первой колонной к полноценной интеграции идут они сами, создавая Таможенный союз. Вторая колонна – остальные республики, не готовые, по мнению Москвы, Минска и Астаны, к полномасштабному объединению, а также имеющие проблемы с экономической и внутриполитической стабильностью, внешнеторговой безопасностью и т.п. Подобное деление на категории задело самолюбие Ташкента, и Узбекистан – своего рода enfant terrible Центральной Азии – покинул ОДКБ и ЕврАзЭС. Киргизия и Таджикистан остались ждать своей очереди, хотя старшие партнеры дали им понять, что перспективы вступления в Таможенный союз туманны. Впрочем, существовала негласная договоренность, что в (отдаленной) перспективе Бишкек и Душанбе могут рассчитывать на членство.

Вперед – назад к Евразийскому союзу?

И вот 3 октября 2011 г. Владимир Путин, уже объявивший о своих президентских амбициях, публикует в «Известиях» предложение о создании Евразийского союза. Так была реанимирована идея Нурсултана Назарбаева, причем в самый неожиданный момент. Путин затронул принципиальные вопросы – создание в будущем единой валюты и наднациональных органов. Лукашенко и Назарбаев почти сразу сочли необходимым изложить свои взгляды на страницах той же газеты, что само по себе любопытно – будь президенты полностью согласны с Путиным, они не стали бы сами публиковаться в «Известиях». Но каждому захотелось расставить собственные акценты.

Так, Александр Лукашенко «забыл» об инициативе казахстанского коллеги от 1994 г. и полностью приписал авторство Евразийского союза Путину. Зато президент Белоруссии настойчиво говорит об обязательном равноправии всех участников союза.

Со своей стороны, президент Назарбаев в статье в «Известиях» от 25 октября 2011 г. обозначил характер проблем, связанных с созданием Евразийского союза. Суть выдвинутых (на базе проекта 1994 г.) предложений сводится к следующему.

Во-первых, интеграция должна строиться прежде всего на основе экономического прагматизма. Фундамент будущего Евразийского союза – Единое экономическое пространство как масштабный ареал совместного развития народов СНГ. Во-вторых, добровольность интеграции. Каждое государство и общество должны самостоятельно прийти к пониманию ее необходимости. В-третьих, Евразийский союз – объединение государств на основе принципов равенства, невмешательства во внутренние дела друг друга, уважения суверенитета и неприкосновенности государственных границ. В-четвертых, создание наднациональных органов, которые действовали бы на основе консенсуса, с учетом интересов каждой страны-участницы, обладали четкими и реальными полномочиями. Но это не предполагает передачу политического суверенитета. В-пятых (и это добавлено в 2011 г.), ответственность каждой страны за устойчивость внутреннего развития, результативность национальной экономической, кредитно-финансовой и социальной политики.

Назарбаев указывает, что в первом полугодии 2011 г. общий товарооборот трех стран вырос на треть, а по итогам года он достиг уровня 100 млрд долларов, что на 13% превысило прошлогодний показатель. Быстрее всего растут объемы приграничной торговли между Казахстаном и Россией – более чем на 40%. Но период адаптации экономических субъектов трех стран к унифицированным таможенным тарифам и импортным пошлинам неизбежно вызывает трудности. Есть нестыковки между национальными таможенными администрациями. Таможенный союз расширил до Бреста и Владивостока границы рынка сбыта для казахстанских производителей. В 2011 г. казахстанский экспорт в Россию вырос на 60%, а в Белоруссию – более чем в 2,3 раза. Отменены ограничения на перемещение иностранной валюты внутри единой таможенной территории.

Казахстан рассматривает Евразийский союз как открытый проект. Его нельзя представить без широкого взаимодействия, например, с Евросоюзом. Астана не считает, что объединение призвано стать защитой от так называемой китайской экономической экспансии.

С 1 января 2012 г. начался практический этап создания Единого экономического пространства (ЕЭП) как предтечи Евразийского экономического союза. Последовательно станут реальностью механизмы согласования экономической политики и обеспечения трансграничного свободного движения услуг, капиталов и трудовых ресурсов, унифицированное законодательство. Национальные субъекты бизнеса получат равный доступ к инфраструктуре в каждом государстве, участвующем в ЕЭП. В перспективе – единые транспортные, энергетические и информационные системы.

Совокупный ВВП трех стран составляет почти 2 трлн долларов, промышленный потенциал оценивается в 600 млрд, объем выпуска продукции сельского хозяйства – порядка 112 млрд долларов, а общий потребительский рынок – более 165 млн человек. ЕЭС имеет шанс стать мощным объединением, органичной частью новой мировой архитектуры. Для этого нужна ясная стратегия действий, базирующаяся на следующих принципах.

Первое. Евразийский союз должен изначально создаваться как конкурентоспособное глобальное экономическое объединение.

Второе. Евразийский союз должен формироваться как прочное звено, соединяющее евро-атлантический и азиатский ареалы развития. Предполагается расширение сотрудничества между Единым экономическим пространством и Европейским союзом, Китайской Народной Республикой, Японией, Индией, АСЕАН.

Третье. Евразийский союз должен формироваться как самодостаточное региональное финансовое объединение, часть новой глобальной валютно-финансовой системы. Создание валютного союза в рамках ЕЭП – рубеж, преодолев который, мы вплотную подойдем к новому уровню интеграции, близкому к нынешнему состоянию Европейского союза.

Четвертое. Геоэкономическое, а в перспективе и геополитическое возмужание евразийской интеграции должно идти исключительно эволюционным и добровольным путем.

Пятое. Создание Евразийского союза возможно только на основе широкой общественной поддержки. С этой целью необходимо расширять число евразийских общественных объединений. Например, Евразийский конгресс промышленников и предпринимателей на базе Делового совета ЕврАзЭСа. В формате трех стран Таможенного союза целесообразно создать Евразийскую торгово-промышленную палату. Их штаб-квартиры могли бы разместиться в Астане. Также необходимо начать работу по созданию круглосуточного новостного канала «Евразия-24».

Платформа евразийской интеграции достаточно широка. Она включает разные по форме, целям и задачам межгосударственные объединения – СНГ, ЕврАзЭС, ОДКБ, Таможенный союз – ЕЭП Казахстана, Белоруссии и России и прочие. Но Казахстан не исключает возникновения и других структур, в частности Центральноазиатского союза. Это способствовало бы улучшению благосостояния всех граждан стран Центральной Азии и помогло бы решению сложных проблем региона.

Одновременно Казахстан предложил сделать столицей нового Евразийского союза Астану, по аналогии с Брюсселем – столицей Евросоюза. Нахождение центрального офиса вне России избавило бы новое интеграционное объединение от подозрений, имеющихся как внутри стран, так и за пределами объединения.

Фактически предложение об Астане как столице вынуждает Россию определиться, каким она видит процесс интеграции на постсоветском пространстве. Является ли этот проект союзом равноправных партнеров или политикой собирания земель вокруг российского ядра? Если говорить о равноправном партнерстве, тогда размещение центра Евразийского союза в Астане или, например, в Минске не является проблемой. Правда, для Москвы это, очевидно, неприемлемо, по крайней мере на данный момент.

«За» и «против»: дискуссии в Казахстане

В Казахстане существуют и противники (в основном националистического толка) Таможенного союза, Единого экономического пространства и Евразийского союза. Их аргументация примерно такова.

Москва ведет планомерную работу по восстановлению Советского Союза. Суверенитет Казахстана может оказаться под угрозой. Астане приходится согласовывать многие законы с Москвой в рамках ТС, если же будет создан более тесный союз, он приведет к потере независимости. Глубокая интеграция с Россией ведет к неизбежному слиянию с ней, причем не равноправному, а в духе неоколониализма.

Националисты небезосновательно говорят, что экономическая и политическая независимость неразрывно связаны. Вхождение в Евразийский союз должно происходить естественным образом, и оно будет по-настоящему привлекательным для остальных стран, только если Россия откажется от ностальгии и будет готова к равноправному сотрудничеству. Самые важные компоненты казахстанского бизнеса будут скуплены россиянами, а проекты, предлагаемые Москвой, в деталях напоминают возвращение СССР и плановой экономики. Кстати, отмечается, что вследствие присоединения Казахстана к Таможенному союзу цены для рядового потребителя поползли вверх.

Кроме того, создание Евразийского союза осложнит международное положение Казахстана и отношения с Западом, а также с Китаем. Астана потеряет контроль над внешними границами, которые станут границами Таможенного союза и Евразийского союза. В результате учреждения ТС страдают казахстанские производители, перевозчики и многие другие сферы экономики. Создание Евразийского союза может означать фактическое снятие с повестки дня вопроса о будущем членстве Казахстана в ВТО. Вообще, достаточно распространена точка зрения, что новый евразийский проект выгоден исключительно России, поскольку главенствующая роль в региональной интеграции – единственный путь для укрепления международных позиций Москвы.

Эксперты, не впадая, в отличие от националистов и популистов, в откровенный алармизм, тоже указывают на проблемы функционирования ТС и создания Евразийского союза. Например, гарантированное доминирование России в наднациональных органах Таможенного союза исключает возможность равноправного согласования экономических интересов. Агрессивная политика протекционизма ТС в долгосрочной перспективе является тупиковой для стран объединения, поскольку консервирует их огромное технологическое отставание от развитых государств мира и закрывает доступ к привлечению иностранных инвестиций, которые позволили бы провести модернизацию экономики.

Далее, в валютно-финансовой системе у каждого государства сохраняются серьезные национальные особенности, которые объективно затрудняют интеграцию. Скажем, Белоруссия проводит существенно иную денежную политику, чем Россия и Казахстан (Минск сделал ставку на внутренние источники финансирования и собственное производство). Оборотной стороной модели, которая дала высокие темпы экономического роста, стали неразвитый финансовый рынок и определенная закрытость финансовой системы. Будет сохраняться конкуренция в фискальной сфере национальных юрисдикций; соответственно, объединение денежных систем как заключительная фаза интеграции на сегодняшний день находится за горизонтом планирования.

Европейский опыт подсказывает, что если члены ТС хотят иметь единую валюту, необходимо такое ограничение на эмиссию долговых ценных бумаг, чтобы государственные долги финансировались какой-то единой бумагой, а она выпускалась на основе общего баланса и единых границ. Пока никто к этому не готов. Если Таможенный союз и ЕЭП будут расширяться, и в них появятся не только Киргизия и Таджикистан, но и более крупное государство (к примеру, Украина), это приведет к снижению доли рубля во взаимной торговле. Тогда могут сформироваться предпосылки для единой валюты.

Риски также заключаются в «растягивании» СНГ между внешними центрами силы. Молдавия и Украина начинают активно поглощаться, а точнее колонизироваться Европейским союзом. В Центральной Азии главная проблема присоединения Киргизии к Таможенному союзу заключается в колоссальном объеме китайского импорта, который идет через эту страну, а сама она во многом используется как логистический центр для переброски товаров из Китая на территорию СНГ.

Потоки спекулятивного капитала, которые генерируются для финансирования дефицита бюджета и платежного баланса США, перетекают через американские банки по всему миру. Дешевые кредиты, которые они получают благодаря вливанию Федеральной резервной системы, лихорадочно пытаются обменять на какие-то реальные активы. Поэтому риски спекулятивных атак и захвата контроля над национальной собственностью путем дестабилизации национальных финансовых рынков очевидны. Они требуют ужесточения политики валютного регулирования и создания механизмов, которые отсекали бы спекулятивный капитал от прямых инвестиций в рамках ТС и будущего Евразийского союза.

Таким образом, заключают казахстанские эксперты, концепция, предложенная Путиным в качестве одного из первых элементов его президентской программы, выглядит слишком узкой и не соответствующей масштабу задачи. Даже в случае крайне маловероятного участия Украины она охватывает лишь бедные страны, со скромными финансовыми и трудовыми ресурсами и без подходящих рынков.

Таможенный союз: мифы и реальность

Несмотря на оптимистическую оценку Таможенного союза, высказанную Нурсултаном Назарбаевым в цитировавшейся выше статье, дискуссии по ТС, ЕЭП и Евразийскому союзу в Казахстане идут не только среди экспертного сообщества, но и в СМИ – на уровне широкого общественного мнения. Показательны представленные недавно социологические данные, согласно которым общество в Казахстане разделилось фактически пополам: 52% опрошенных поддерживают ТС, 48% – «против» или не определились. Дальнейшее углубление интеграции с Россией способно расколоть казахстанское общество со всеми вытекающими последствиями.

В экспертной оценке перспектив ТС и других интеграционных проектов на постсоветском пространстве налицо два макроэкономических подхода: краткосрочный и долгосрочный. Одни говорят о текущих плюсах и минусах объединения, приходя к выводу, что минусов для Казахстана явно больше, причем не только в экономическом, но и в политическом отношении. Другие анализируют глобальные тенденции, доказывая, что в долгосрочном плане экономическая интеграция с соседями Казахстану жизненно необходима. Обе стороны не отрицают того, что реалии постоянно меняются, поэтому именно текущие интересы отражаются на жизнеспособности большинства экономических объединений в мире.

При интеграции с Россией основной вопрос для Казахстана всегда будет состоять в том, кому это более выгодно, учитывая десятикратную разницу в масштабе экономик. Идея глубокой экономической интеграции была хороша в 1994 г., когда Россия, Казахстан, Белоруссия были еще почти идентичны по экономической структуре, все они только вышли из советского прошлого. Сейчас же в России стратегические активы, например, сосредоточены преимущественно в руках государства, в Казахстане – у частных инвесторов, в основном зарубежных.

Ряд казахстанских экспертов выделяет четыре отрицательных следствия Таможенного союза. Первое – «импорт» российской инфляции. Второе – отрицательный торговый баланс в торговле с Россией и Белоруссией (мы продаем меньше, чем покупаем). Разрыв в сотни миллионов долларов покрывается профицитом, который Казахстан имеет за счет экспорта нефти и другого сырья в дальнее зарубежье. Чтобы рассчитываться за российские и белорусские товары, мы должны как можно больше добывать. Но с какой стати Казахстан должен терять свою валютную выручку, стимулируя экономику других государств? Третий негативный аспект – растущее присутствие на местном рынке российских и белорусских производителей, имеющих более высокие конкурентные позиции. Есть и четвертый момент – за экспансией бизнеса России на внутренний рынок республики могут стоять интересы транснациональных компаний. В качестве примера приводится бренд «Веселый молочник», принадлежащий российской группе «Вимм-Билль-Данн», которая недавно была куплена американской «ПепсиКо».

Любопытно, что при этом мнение об объективной необходимости интеграции в Казахстане разделяют даже некоторые традиционно оппозиционные политики. Они уверены, что и Казахстан, и Россия, и многие другие страны региона экономически суверенны «ровно настолько, насколько ограничены долларовым пространством и долларовой глобализацией». Долларовой зоне, по их мнению, будет только выгодно, что в Казахстане кредиты втрое дороже, а инфляция – в три-четыре раза выше, чем в Европе, что тенге – это «просто местный доллар». И если предполагать, что происходящий на Западе экономический кризис является предвестником конца эпохи глобализации и краха глобального «долларового государства», то формирование евразийской общности – это встречный тренд, идущий в противовес кризису западной финансово-экономической системы.

В парламентских кругах указывают на наличие политической составляющей в формировании наднациональных органов, таких как Комиссия Таможенного союза, где механизм принятия решений пропорционально выстроен в пользу России (57% голосов у РФ против 21,5 соответственно у Казахстана и Белоруссии). Однако, как ни странно, эксперты и даже видные политики иногда оперируют не вполне точными данными. Специалисты опровергают утверждения о том, что между Россией, Белоруссией и Казахстаном существует неравновесие при принятии решений. Так, например, представители казахстанского Министерства индустрии и новых технологий напоминают, что распределение голосов в Комиссии ТС рассчитывалось исходя из количества голосов, которое мы имеем в ЕврАзЭС. Однако это не влияет на принятие общих решений. За полтора года комиссия ТС не проигнорировала ни одно казахстанское предложение. Голоса, о которых идет речь (по 21,5% у Белоруссии и Казахстана), влияют на совместное финансирование общего бюджета ЕврАзЭС и ТС. Согласно этому проценту каждая страна вносит свои взносы. А решения принимаются только консенсусом.

С января 2012 г. Комиссия Таможенного союза трансформируется в Евразийскую экономическую комиссию, которая состоит из двух уровней. Первый – комиссия из девяти человек, по три от каждой страны, где решения принимаются двумя третями. Фактически речи о 57% для России больше вовсе не идет. Следующий вышестоящий орган – Совет комиссии, в который входят всего три представителя заместителей премьер-министров. Здесь решения принимаются консенсусом. Если стороны не договорились на таком уровне, то вопрос, соответственно, уходит на рассмотрение Совета глав государств. Таким образом, дисбаланса уже нет. Любая страна, если ее не устраивает то или иное решение, может его заблокировать. Подразумевается, что такие же принципы будут использоваться при формировании Евразийского союза.

* * *

Итак, идея о создании Евразийского союза, выдвинутая когда-то Назарбаевым и реанимированная Путиным, уже живет своей полноценной политической жизнью. Это заметно в том числе и по реакции (зачастую – нервозной) зарубежных партнеров, особенно на Западе. Но взглянем на ситуацию в историческом контексте: кто, как и на каких основаниях будет объединяться. Прав был Путин – воссоздать Советский Союз невозможно, так как отсутствуют фундаментальные составляющие этого проекта: социалистическая (государственная) экономика, единая идеология и политический класс, объединенный общими интересами.

Если в 1920-е гг. молодая Советская Россия предложила народам бывшей империи великий модернизационный и интернационалистский проект, то сегодня его нет. Поколение «рожденных в СССР» всей душой за объединение, но после здравого размышления возникает закономерный вопрос: а с кем? С державой, взявшей все худшее от западного капитализма, усвоившей буржуазную культуру самого дурного вкуса, демонстрирующей проявления ксенофобии и бытового расизма, находящейся в демографическом и технологическом упадке? Со страной, чья экономика контролируется мафиозными олигархическими группами? Нам могут вполне резонно указать, что у нас в Казахстане то же самое, и будут во многом правы.

Тем самым напрашивается и ответ: объединяться должны не политические и экономические элиты, а сами народы. Но, как учит история, народы доверчивы, и порой сами не знают, чего хотят. И все же обидно думать, что мы останемся в истории только как «место, которого больше нет».

М.Т. Лаумулин – доктор политических наук, главный научный сотрудник Казахстанского института стратегических исследований, Алма-Ата.

СНГ. Казахстан. ЕАЭС > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 19 февраля 2012 > № 735580 Мурат Лаумулин

Вечно живой призрак

Почему бывшие республики так и не решили проблем, вызвавших распад СССР

Резюме: Распад СССР не обеспечил субъектности вновь возникших стран. Национальные элиты не сформировали основания своей долгосрочной легитимности. Осталась неразрешенной проблема вертикальной мобильности, напрямую задающая параметры социальной стабильности или, наоборот, нестабильности.

Двадцать лет после исчезновения СССР – срок, вполне достаточный для подведения итогов, если не окончательных, то как минимум промежуточных. Относительно того, возникло ли за это время новое качество и в чем оно состоит, можно размышлять. Но в том, что касается преодоления (либо непреодоления) проблем, запустивших некогда цикл перемен, которые привели к появлению нового множественного субъекта под названием «постсоветское пространство», уже должен быть дан ясный и недвусмысленный ответ. Ведь для обеспечения собственной жизнеспособности каждая из вновь возникших стран должна была найти пути решения проблем, которые в итоге и развалили Советский Союз. В противном случае говорить о возможности их исторически продолжительного существования в новом качестве просто не приходится. Фундаментальных же вопросов, на которые так и не смог найти ответ Советский Союз, несколько.

Во-первых, это вертикальная мобильность. Брежневский застой характеризовался тем, что сделать карьеру, не принадлежа к высшей номенклатуре как минимум во втором поколении, было практически невозможно. Личные таланты, способности и знания оказывались вторичными и мало влияли на шанс добиться успеха.

Во-вторых, это коллапс советского странового проекта. Делегитимация советской идеологии, исподволь развивавшаяся начиная со второй половины 1970-х гг. и принявшая обвальные формы в период горбачёвской перестройки, попросту лишила партийные элиты смысла политического существования и права на политическое бытие. Ведь только и исключительно идеологией и можно было оправдать доминировавший способ селекции правящего класса. Отсутствие же оснований легитимности предопределило крушение системы. В силу этого создание собственных оснований легитимности для вновь возникших национальных элит было вопросом их выживания даже в большей степени, нежели проблема вертикальной мобильности.

Третьим вызовом, на который не смог ответить Советский Союз, была проблема эффективности экономической модели. Как известно, советское плановое хозяйство не смогло пережить падения цен на нефть: с уменьшением притока валюты разрыв в качестве жизни советского и западного человека оказался слишком очевиден, что не могло не сказаться на лояльности населения. Это стало еще одной бесспорной причиной краха СССР. Перед постсоветскими элитами, таким образом, встала задача запуска остановившихся механизмов экономики и поиск собственных форматов ее включения в мировую систему.

И наконец, четвертой проблемой, напрямую обусловившей провал решения в рамках СССР первых трех, было качество элит. Картина мира, из которой исходило позднесоветское руководство, оказалась слишком ригидной для адекватного осмысления природы и глубины вызовов, с которыми столкнулась страна. Для постсоветских государств, таким образом, вопрос появления правящего класса, способного производить и транслировать адекватную реалиям и приемлемую для общества картину мира, безусловно, стал вопросом исторического выживания.

Вертикальная мобильность

Проблему вертикальной мобильности на постсоветском пространстве решить не удалось. Практически везде поколение, пришедшее к власти в 1991 г., в точности воспроизвело все системные изъяны, от которых само страдало и против которых боролось. Картина, когда конкуренция в рамках статусного распределения подменена наследованием, ключевые для системы иерархии загнивают, а творческие силы общества оказываются невостребованными и маргинализованными, типична практически для всех постсоветских государств.

Иной вопрос, что засорение каналов мобильности приняло внешне весьма разные формы, скажем, в странах Центральной Азии, в России и в странах Прибалтики. При этом общим свидетельством нерешенности этой проблемы является череда «цветных» революций, которые затронули добрую половину постсоветских стран в виде непосредственной реальности, а вторую половину – в виде фантомных ожиданий властей.

«Оранжевая революция» в Киеве, «революция роз» в Грузии, две «тюльпановые» в Киргизии, волнения, в итоге не переросшие в смену режимов, в Узбекистане и Молдавии, мирное, но оттого не менее напряженное противостояние общества и власти в Белоруссии, демонстрации протеста в России... Везде причиной потрясений в первую очередь являлся застой, не позволяющий новым поколениям претендовать на сколько-нибудь достойные места во власти и бизнесе. В результате альтернатива в виде слома системы начинает выглядеть более привлекательной и перспективной, нежели игра по правилам, когда выигрыш фактически невозможен.

При этом дефицит вертикальной мобильности практически во всех постсоветских государствах является наследием советской системы. Та испытывала нехватку институциональных средств обеспечения мобильности начиная со второй половины 50-х годов ХХ века. В результате каждый поколенческий цикл, т.е. в среднем каждые 12 лет, советский режим переживал системный сбой, который, случаясь в каком-то одном месте, тут же порождал кампанию по наведению порядка, то есть снятия поколенческого напряжения, в рамках системы в целом. События в Венгрии 1956 г., «пражская весна» 1968 г., «Солидарность» в Польше в 1980 г. – звенья одной логической цепи, когда каждое очередное поколение, не видя пространства для самореализации, начинало штурмовать систему. Завершилось все это, как известно, событиями конца 1991 г. уже в самом СССР, приведшими к его распаду.

Примечательно, что украинская «оранжевая революция» произошла практически точно по «советскому расписанию» – в 2004 г., через 12 лет после распада Союза. Это лишний раз подтверждает непрерывность и непрерванность советского цикла на постсоветском пространстве.

В контексте этих проблем стоящими несколько особняком, на первый взгляд, могут выглядеть государства Прибалтики: там «оранжевые» оттенки вроде бы не просматриваются. Однако стоит принять во внимание, что проблема поколенческого бунта там попросту оказалась трансформирована в проблему миграции: молодые люди, пользуясь членством стран Балтии в ЕС, предпочли революции заработки в государствах «старой Европы». Говорить же о создании вертикальных «социальных лифтов» непосредственно в рамках национальных систем, что было бы реальным решением проблемы, не приходится. Напротив, можно констатировать, что деньги, присылаемые на родину выехавшими за границу детьми, стали важной частью национального дохода всех прибалтийских государств, за что, впрочем, было заплачено заметным снижением способности этих стран к демографическому воспроизводству.

Легитимация власти, или страновые проекты

Пристальный взгляд не обнаруживает ни в одной из постсоветских стран состоявшихся проектов, которые объединяли бы нацию ради достижения какой-либо долгосрочной цели.

Так, в России предлагались сегментарные и, по сути, внесистемные проекты. Каждый из них представлял собой некую сверхидею, по степени своей проработки не способную обеспечить системное осознание, но при этом претендующую на довольно радикальное изменение реальности. В качестве само собой разумеющегося предполагалось, что воплощение очередной идеи автоматически перенесет страну в качественно новое, модернизированное состояние. При этом каждая сверхидея, как правило, не обладала внятной формулой своей институционализации, что, мягко говоря, чрезмерно расширяло спектр действий, которые власть при желании могла презентовать, и презентовала, как свои усилия по воплощению этой идеи. Провал же каждого очередного воплощения, при таком положении дел фактически неизбежный, имел следствием не переосмысление ситуации, а механическую замену одной несостоявшейся идеи следующей.

Таким образом, Россия последовательно прошла через: 1) проект демократизации, начатый еще Горбачёвым в составе СССР, 2) проект рынка, запущенный ранним Ельциным в начале 1990-х гг. в ответ на провал горбачёвского проекта, 3) проект порядка, запущенный ранним Путиным в начале 2000-х гг. в ответ на провал ельцинского проекта рынка. Как легко заметить, каждое последующее начинание требовало все менее открытых форм общественной мобилизации, и при позднем Путине она достигла максимально статичной конфигурации подразумевающейся «молчаливой поддержки». Очевидно, этим и объясняется неудачный запуск инновационного проекта президента Медведева: тот явно предусматривал существенно большую степень поддержки, нежели общество готово было ему на тот момент оказать.

Сегодня массовые демонстрации протеста и возврат публичной политики указывают на завершение смыслового цикла, занявшего 20 постсоветских лет, и выход ситуации то ли на новый круг, то ли на новый уровень. Вовсе не требуется сложных логических построений, чтобы доказать, что протесты по поводу легитимности выборов есть не что иное, как новый запрос на демократию, генерируемый, впрочем, в этот раз уже не «сверху», как в горбачёвском варианте, а «снизу», непосредственно самим обществом.

Немаловажно при этом, что все вышеперечисленные проекты не учитывали внутреннюю специфику страны, а являлись заимствованиями, имеющими целью привести положение дел в определенной области в соответствие с некими внешними стандартами. Этим, очевидно, в некоторой степени и объясняется сегментарность и несистемность российских модернизационных идей. По сути, каждый раз брался произвольный аспект реальности, воспринимаемый к тому же скорее через внешние формы, т.е. вне контекста, нежели через довольно сложную и неочевидную систему связей с остальными пластами реальности.

Не продемонстрировали самобытности и остальные постсоветские государства. Конечно, можно рассматривать как таковую традиционные для Восточной Европы и Центральной Азии лимитрофные проекты, которые в разных форматах предполагают все то же балансирование между крупными соседями, Западом и Востоком в случае Восточной Европы и Западом, Россией и Большой Азией в центральноазиатском случае. Однако уже сам факт лимитрофности предусматривает вторичность, ведь соответствующая политика возможна лишь как реакция на действия значимого внешнего игрока. И насколько такое балансирование может быть выигрышным в период роста, когда появляется возможность сочетать сильные стороны каждого из соседей, настолько же проигрышным оно может оказываться в период спадов: удвоение преимуществ враз превращается в удвоение слабостей.

В период же отсутствия внятного российского проекта и кризиса проекта европейского именно таким удвоением слабостей обернулись страновые проекты большинства постсоветских государств.

Так, белорусская система, нащупывая точки опоры для своей легитимации, прошла полный круг: демократический проект 1994 г. сменился белорусско-российским, продолжавшимся до начала 2000-х гг., затем его вытеснил пробелорусский (или «забелорусский», по названию официальной пиар-кампании) проект, длившийся до 2006 г., когда система пыталась обрести основания легитимности в собственной несамодостаточной по сути экономике, а после 2006 г. и вплоть до разгона протестной демонстрации 19 декабря 2010 г. длился проевропейский проект. Круг замкнулся, и факт последовательного использования в актуальном обороте всего возможного спектра ценностей делает ценностную легитимацию режима в дальнейшем вряд ли возможной: ценности просто обесценились.

Не более успешными оказались и поиски легитимности на Украине. Киев привычно пытался балансировать между Западом и Востоком, однако существенно большие, нежели в белорусском случае, масштабы страны обусловили куда более скромные результаты. Ни Россия, ни Европа не готовы в полной мере оплачивать украинские счета. Глобальный экономический кризис законсервировал ситуацию. И в высшей степени сомнительно, что в обозримом будущем Россия или ЕС будут изыскивать средства на украинский проект. В результате текущий, вынужденно проукраинский, проект на сегодня состоит в элементарной централизации ресурса правящими элитами на фоне общего снижения доходов населения, что в принципе не может способствовать укреплению легитимности.

Не принесло ощутимых результатов и балансирование стран Центральной Азии, осуществлявшееся уже не по одному, а как минимум по трем векторам – Запад vs Россия, Запад и Россия vs Азия, исламский мир vs мир христианский. По большому счету практически все страны региона не смогли выйти за пределы парадигмы выживания и не создали запас самостоятельного развития. Определенная же устойчивость режимов была достигнута не за счет развития, а как раз наоборот, за счет их архаизации, что на фоне более развитых соседей чревато взрывом.

Несколько особняком стоят Грузия и Азербайджан: оба государства могут представляться вполне состоявшимися страновыми проектами. Однако в одном случае речь идет о реализации не аутентичного, а американского проекта: Саакашвили удалось повторить достижения раннего Лукашенко, получив уже от Запада ресурсы, в масштабах страны вполне сопоставимые с тем, что Лукашенко получал с начала 1990-х гг. от России, и заметно трансформировать грузинскую политическую реальность. Однако степень устойчивости трансформации будет понятна лишь со временем, сейчас судить о ее жизнеспособности преждевременно. В случае же Азербайджана речь идет о собственном ресурсе нефти, сам факт наличия которого избавил руководство от необходимости генерировать собственный страновой проект.

В странах Балтии в основу легитимации власти был положен европейский проект, довольно быстро институционально закрепленный вступлением в Евросоюз. По сути, это переложило миссию легитимации с национальных элит на европейские структуры. Но текущий европейский кризис ставит под вопрос, как минимум, часть конструкции под названием Европейский союз, если не саму ее в целом; совершенно очевидно, что поиск формулы собственной легитимности не является для ЕС завершенным процессом. В этом плане ситуация в странах Балтии на данный момент не может представляться окончательной.

Экономические стратегии у всех постсоветских государств оказались схожи. Практически во всех случаях речь идет о ресурсном включении в мировую экономику, когда страна поставляет на внешний рынок сырье и получает высокотехнологическую продукцию. Повсеместно такие процессы сопровождались деградацией, когда собственные высокотехнологические производства в лучшем случае заменялись сборочными, и общим упрощением степени сложности экономических отношений. Так, ни одна из постсоветских стран сегодня не обладает ресурсом, позволяющим осуществлять долгосрочную экономическую стратегию, как на уровне государства, так и на уровне крупных субъектов хозяйствования.

На этом фоне исключением представляется амбициозный Евразийский проект, претендующий на объединение России, Казахстана и Белоруссии в едином пространстве. Однако тут пока речь идет не столько о попытке создания собственных экономических смыслов, собственной модели, а значит, и экономической стратегии, сколько о попытке встроиться в интенсивный товарообмен между ЕС и Азией, предложив более быстрый путь для транзита грузов. Иными словами, на этом этапе и евразийский проект является не более чем модификацией той же ресурсной парадигмы, хотя и резервирует возможности выхода за ее пределы, и осознанного строительства собственного внутреннего рынка.

Элиты: их качество и картина мира

Качество элит не претерпело кардинальных изменений. Постсоветские элиты малосубъектны, как правило, не обладают когнитивным инструментарием, который соответствовал бы вызовам, и в силу этого довольно часто склонны подозревать внешнее влияние даже в ситуациях и процессах, имеющих бесспорно внутреннее происхождение.

Довольно яркой иллюстрацией этого феномена является ситуация общей недосубъектности постсоветских элит относительно концепта БРИК, ныне трансформировавшегося в БРИКС. Как известно, изначально созданный аналитиками Goldman Sachs концепт БРИК был лишь ограниченно благоприятен для входящих в виртуальный блок государств: предполагалось, что к 2050 г. эти страны станут наиболее выгодными рынками (но никак не субъектами). Идентичность в виде рынка, напротив, как раз и предполагает известную степень десубъективации: чем ограниченнее возможность государственного субъекта на рынок влиять, тем больше свобода маневра у играющего на рынке инвестора.

В высшей степени примечательно, что появление в обороте такого неоднозначного концепта было воспринято индийскими и китайскими элитами как когнитивный вызов, который тут же породил процессы интенсивной переработки. В результате публичных дискуссий и Индия, и Китай смогли создать на базе изначального концепта Goldman Sachs свои собственные концепты БРИК, в полной мере отражавшие их национальные интересы и предполагающие достаточный уровень субъектности. Эти переосмысленные концепты в итоге и легли в основу их политики. При этом в России публичные дискуссии о БРИКС почти что не вышли за пределы обсуждения «за» и «против» оригинальной концепции Goldman Sachs, в итоге так и не приблизившись к возможности творческой переработки концепта сообразно российским интересам.

Ничуть не лучше ситуация и в остальных постсоветских странах, где картина мира традиционно является производной от картины мира российских и европейских элит. В свете же развития глобального экономического кризиса, требующего от любого жизнеспособного руководства умения эффективно существовать в условиях нестабильности, подобная когнитивная недостаточность может оказаться критичной.

* * *

Как мы видим, распад СССР не обеспечил субъектности вновь возникших стран. Напротив, заметно уменьшилась существовавшая степень субъектности не только России, но и остальных государств постсоветского пространства. Так, упал общий технологический уровень, в ряде случаев обернувшийся ликвидацией целых отраслей экономики и архаизацией социально-экономической и социально-политической структуры. Национальные элиты не сформировали основания своей долгосрочной легитимности, при этом их средний когнитивный уровень понизился. Осталась неразрешенной проблема вертикальной мобильности, напрямую задающая параметры социальной стабильности или, наоборот, нестабильности.

Все это позволяет заключить, что процессы постсоветской трансформации на данный момент еще далеки от завершения, и дальнейшие перемены неизбежны.

К.Е. Коктыш – кандидат политических наук, доцент кафедры политической теории МГИМО (У) МИД России.

СНГ. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 19 февраля 2012 > № 735579 Кирилл Коктыш

Уровень безработицы снизился в Подмосковье за последние два года более чем в два раза, а минимальная зарплата в 2012 году впервые после кризиса превысила прожиточный минимум. О том, как удалось достичь таких результатов, а также о персональном подходе к каждому безработному, решении проблемы трудоустройства молодежи и привлечении в регион рабочей силы из-за границы рассказал в интервью РИА Новости председатель Комитета по труду и занятости населения Московской области Юрий Рагозин.

- Юрий Игоревич, каков прогноз по уровню безработицы на 2012 год в Московской области?

- Сегодня уровень регистрируемой безработицы в Московской области составляет 0,7%, это один из самых низких показателей в Российской Федерации. Пик роста безработицы мы прошли в 2010 году, на 1 января 2010 года численность безработных составляла 59,5 тысячи человек. Сегодня это 27 тысяч человек, то есть уровень регистрируемой безработицы снизился более чем в два раза.

Естественно, все наши программные мероприятия направлены на то, чтобы сохранить до конца года тенденцию снижения уровня безработицы. Планируем, при благоприятном исходе, его уменьшение до 0,6%.

- За счет чего в Подмосковье удалось добиться таких показателей?

- Прежде всего, за счет послекризисного развития экономики и гораздо большего, чем во многих других регионах, количества привлекательных рабочих мест. В банке вакансий областной службы занятости на данный момент имеется порядка 40 тысяч вакансий, на которые, казалось бы, можно трудоустроить те 27 тысяч безработных, которые стоят на учете.

Но не всегда спрос и предложение на рынке труда совпадают. Около 75% вакансий - с заработной платой ниже 20 тысяч рублей, что недостаточно привлекательно для жителей Московской области и затрудняет трудоустройство. Но привлечение инвестиций и создание новых рабочих мест с достойной заработной платой и благоприятными условиями труда, думаю, дадут определенные результаты.

Работать с людьми, выполнять их запросы на поиск подходящего рабочего места возможно при двух, на мой взгляд, составляющих. Во-первых, это - персонифицированная работа центров занятости населения с конкретными людьми, изучение их возможностей и пожеланий. Во-вторых, важна и экономическая составляющая: не будет рабочих мест - будет сложно людей трудоустраивать.

В доказательство своих слов могу сказать, что у нас, несмотря на такой низкий средний уровень безработицы, существует достаточно приличный разброс среди муниципальных образований по уровню безработицы - от 0,1% до 6%. Уровень безработицы в 6% довольно высокий, когда практически нет рабочих мест. И такие депрессивные районы требуют обратить на себя особое внимание.

- В чем заключается суть персонифицированной работы при трудоустройстве граждан?

- На учете стоят 27 тысяч безработных, и это не очень большое количество, поэтому есть возможность знать потребности каждого, точечно работать с каждым человеком, знать, что именно ему необходимо. Гражданин может пройти курсы профориентации, чтобы понять, в каком направлении ему действовать. Также он может изучить потребности рынка труда, понять, по какой профессии обучаться, какую специальность получить, чтобы иметь гарантию трудоустройства и дальнейшей успешной работы.

Есть категории людей, которые длительно не могут найти работу, поэтому у нас существуют программы, связанные с социальной адаптацией этих людей. Ведь длительная безработица - это психологический фактор, действующий на человека. Есть программы, которые позволяют помочь соискателю подготовить свое резюме, помочь ему выбрать правильную линию поведения на собеседовании с работодателем при найме на работу.

Такой персонифицированный подход позволяют создать определенный трамплин для дальнейших действий человека на рынке труда. Это касается как длительно неработающих граждан, так и молодых людей, которые впервые ищут работу.

- Какие еще меры принимаются для трудоустройства выпускников вузов без опыта работы?

- Главная мера (и она не совсем связана с нашей деятельностью) - увязать рынок образовательных услуг с потребностями рынка труда. Нужно заранее готовить таких специалистов, которые были бы востребованы через 4-5 лет. Наверно, это главный подход, который надо решить на уровне государства.

Кроме того, молодому человеку самому нужно подумать, что будет с обществом и экономикой к тому времени, когда он закончит выбранное учебное заведение, насколько востребована будет его специальность. Юристы, менеджеры, экономисты, финансисты - мы таких специалистов в последнее время подготовили достаточно много, и проблемы с трудоустройством у этих выпускников имеются.

Сегодня работодатель в первую очередь требует опыт работы (а он так просто не приходит), значит, надо реально оценить свои возможности. Не требовать, что "вот я закончил, дайте мне", а оценить свои возможности с точки зрения оплаты труда, не завышать свою "зарплатную" планку. А дальше уже, набираясь опыта, постепенно повышать собственный статус.

Хочу напомнить, что в 2009-2011 годах в рамках программы дополнительных мероприятий, направленных на снижение напряженности на рынке труда, у нас в Московской области реализовывалось мероприятие по стажировке молодых специалистов. Это было федеральным начинанием, и деньги направлялись из федерального бюджета в каждый субъект РФ. Но, к сожалению, не каждый молодой специалист идет на такую стажировку, и не каждый работодатель, даже несмотря на какие-то стимулирующие меры, готов взять на стажировку молодого специалиста.

- А в этом году планируются такие стажировки?

- Нет, в этом году программы стажировок не будет, поскольку она была направлена на преодоление именно кризисных трудностей. Однако сегодня в каждом областном учебном заведении существуют центры по трудоустройству выпускников.

Хочу отметить, что сегодня проблемы по трудоустройству выпускников подмосковных учебных заведений нет. Большие проблемы у нас возникают с выпускниками, которые учатся в московских учебных заведениях, их учет достаточно сложный. Ведь у нас большое количество учебных заведений, и надо какую-то ревизию, мониторинг провести, чтобы учить людей тем специальностям, которые будут востребованы.

Кстати, есть бюджетная и коммерческая формы обучения. Например, если молодой человек поступил на бюджетное обучение за счет средств государства, то для него должно быть в большей степени гарантировано и трудоустройство. Во-первых, исходя из способностей этого человека, во-вторых, исходя из тех государственных средств, которые в него вложены. Ведь на бюджетное обучение поступают, в основном, талантливые, способные люди, от которых, если они потом идут работать по специальности, и хорошая отдача должна быть государству.

Можно было бы распространить на бюджетников форму гарантированного трудоустройства. Конечно, это чем-то похоже на целевой прием, но я имею в виду бюджетные места в учебных заведениях.

Также стоит отметить, что в значительной степени сейчас востребованы рабочие профессии. Причем не те, что были 20-30 лет назад. Сейчас это другой уровень, требующий уже и другого образования. Здесь, конечно, непочатый край работы, начиная со школы. Потому нет смысла плодить "специалистов" с высшим образованием, которые потом оказываются не у дел. Необходимо привить молодежи престиж рабочей профессии.

- Что касается рабочих профессий, то больше всего они востребованы у трудовых мигрантов. Сколько их приедет в Подмосковье в 2012 году?

- Квота на иностранную рабочую силу в этом году в Подмосковье составляет 149,2 тысячи человек. В 2011 году мы начинали с 85 тысяч человек, в итоге получилось 120 тысяч, но это были кризисные годы. Сегодня же возросло количество вакансий, снизилась напряженность на рынке труда. Поэтому предложение по квоте поддержала межведомственная комиссия, в которую входят представители всех министерств и ведомств, работодателей и профсоюзов. В 2008 году квота составляла 148 тысяч человек, то есть можно сказать, что мы вышли на докризисный уровень.

Причем из 149,2 тысячи иностранных граждан 50,3% имеют квалифицированные рабочие профессии. В первую очередь, это станочники, которые требуются для предприятий Московской области, остальные 49,7% - низкоквалифицированный персонал. То есть половина приезжих - это востребованные сегодня на рынке труда специалисты рабочих профессий. И такие показатели также о многом говорят.

Если мы думаем о необходимости дальнейшего замещения привлекаемой иностранной рабочей силы гражданами России, то, естественно, нужно создавать соответствующие условия на производстве, чтобы эти рабочие места были привлекательными для наших соотечественников, также необходимо обучать молодежь рабочим специальностям.

- Как контролируются условия жизни и труда мигрантов?

- Есть контролирующие органы, которые проверяют эти условия. При рассмотрении заявок работодателей (на этот год их было около 500 тысяч) один из главных критериев их удовлетворения - условия проживания мигрантов. Это может быть общежитие при организации или аренда работодателем каких-то мест в пансионатах. Именно на это при рассмотрении заявки обращается внимание в первую очередь, и до того, как заявка принимается, проверяются условия проживания.

Есть утвержденный правительством Московской области план мероприятий по улучшению условий труда и охраны труда на предприятиях. Эта работа всегда целенаправленно велась. Конечно, не все так, как хотелось бы, но Подмосковье по уровню производственного травматизма - один из наиболее благополучных субъектов Российской Федерации. И это несмотря на то, что у нас развитые экономика и производственные структуры, где трудится много работников. На мой взгляд, эти вопросы сегодня решаются, хотя, естественно, совершенства достичь сложно, и в этом направлении работы мы не должны останавливаться.

Если говорить о том, в каких сферах существуют проблемы травматизма, то тут можно назвать строительную отрасль. Есть также вредные производства, которые существуют на обрабатывающих предприятиях. Здесь необходимо работать в плане улучшения условий труда. В первую очередь, работодатель обязан проводить экспертизу условий труда, аттестовывать свои рабочие места. Координация работы здесь, конечно, за Мособлтрудом. Эта работа была, есть и будет, и она проводится на территории Московской области постоянно.

Естественно, в любом хорошем деле есть недобросовестные, недостаточно законопослушные люди, которые нарушают установленный порядок, но мы рассматриваем деятельность муниципальных образований и их глав по созданию благоприятных условий для проживания иностранных граждан, проверяем, как работают органы внутренних дел, миграционная служба.

Также при рассмотрении заявок учитывается уровень заработной платы, предлагаемой иностранным работникам, востребованность конкретной специальности на рынке труда региона. Мы проверяем, подавал ли ранее работодатель информацию о вакансиях, на которые хочет привлечь иностранную рабочую силу, чтобы центр занятости мог предложить эти рабочие места жителям Московской области.

Поэтому, на мой взгляд, 149,2 тысячи - это именно та объективная квота, которая необходима сегодня экономике Подмосковья.

Помимо условий труда и проживания, есть вопросы социальной адаптации трудовых мигрантов. Премьер РФ Владимир Путин об этом недавно говорил. Все мигранты, прежде чем работать на той или иной территории, должны изучить язык этой страны. У нас это, в принципе, не сложно сделать, поскольку большинство иностранных рабочих - выходцы из бывших советских республик, и для них русский язык достаточно близок.

Иностранный работник должен знать язык, должен знать традиции, законодательство того государства, в которое он приехал. И такие требования к мигрантам в определенной степени обезопасят нас от возможных межэтнических конфликтов. Я считаю, что работа по созданию условий социальной адаптации мигрантов должна лечь на плечи того работодателя, который приглашает их, он должен создавать для них условия проживания и изучения языка. Только такое отношение приведет к нормальной адаптации иностранных работников в регионе.

- На территории Подмосковья проживает немало инвалидов, какие меры принимаются по их трудоустройству?

- Существует закон о квотировании рабочих мест для инвалидов, который действует в Подмосковье. В рамках этого закона предприятия заявляют о тех вакансиях, которые у них для инвалидов предусмотрены. Эти рабочие места предлагаются для трудоустройства. Закон о квотировании распространяется на предприятия с численностью персонала свыше 100 человек.

Кроме того, недавно на заседании правительства Московской области была утверждена программа дополнительных мероприятий по трудоустройству людей с ограниченными возможностями. Этой программой предусмотрено в течение 2012 года трудоустроить свыше 400 инвалидов и более 200 человек, которые воспитывают детей-инвалидов или являются многодетными родителями.

Причем, потраченные работодателем средства на оборудование рабочего места для инвалида при создании на нем каких-то специальных условий или устройств, чтобы человек мог на этом месте работать, возмещаются в размере 50 тысяч рублей на каждое рабочее место. Мы уже приступили к реализации этой программы.

- Какая в Московской области минимальная заработная плата, как соотносятся ее рост и уровень инфляции?

- С 1 января 2012 года минимальная заработная плата по Подмосковью составляет 9 тысяч рублей, это почти в два раза выше, чем по России, где она составляет 4,611 тысячи рублей. При этом прожиточный минимум в Московской области - 8,73 тысячи рублей. Впервые после кризиса в регионе минимальная заработная плата выше прожиточного минимума. И это нормальная ситуация, которая обеспечивает определенные социальные гарантии жителям региона.

Также с 1 января этого года мы проиндексировали на 10% заработную плату бюджетникам и планируем с 1 сентября проиндексировать ее еще на 6%. Причем в Российской Федерации индексация предусматривается на 6% только с 1 октября 2012 года. Стоит отметить, что Московская область - один из немногих субъектов РФ, где устанавливается свой минимум заработный платы.

Эти цифры говорят о достаточно серьезной социальной составляющей в деятельности правительства региона и губернатора в первую очередь. И все то, о чем мы с Вами говорили, невозможно достигнуть без экономической составляющей. Это цифры, которые подкреплены развитием экономики Московской области.

Россия. ЦФО > Госбюджет, налоги, цены > ria.ru, 13 февраля 2012 > № 493616 Юрий Рагозин

Дмитрий Медведев обсудил с представителями Общественного комитета сторонников, в частности, актуальные вопросы модернизации политической жизни, дальнейшие пути социально-экономического развития страны.

Стенографический отчёт о встрече с представителями Общественного комитета сторонниковД.МЕДВЕДЕВ: Добрый день, коллеги!

Во-первых, я очень рад всех видеть. Всех с наступившим новым годом, потому что наша последняя встреча в таком составе была сразу же после выборов в Государственную Думу. Общественный комитет, напомню, был создан как раз накануне выборов в Государственную Думу, но преследует он вполне долгосрочные цели.

Комитет является независимой общественной структурой и призван обеспечивать взаимодействие с гражданским обществом, и вы, как люди известные и популярные, те, кто являются коммуникаторами, те, кто представляют различные общественные структуры, государственные структуры, собственно, и должны эти коммуникации помогать осуществлять.

Мы встречаемся далеко не первый раз: многие вопросы обсуждали, многие темы обсуждали. И надо признаться, что с момента проведения нашей предыдущей встречи в стране нашей произошли довольно существенные изменения: жить стало веселее. И, собственно, это я и предлагаю сегодня обсудить. Мне на самом деле было бы весьма интересно ваше мнение о реформе политической системы, которую я предложил в Послании Президента.

Вы понимаете, что основной смысл этой реформы заключается в том, чтобы дать нашим гражданам возможность лучше реализовывать свои гражданские права, политические права прежде всего, и, конечно, устранить то, что мешает нашей политической системе развиваться. Очевидным сегодня является и то, что далеко не все граждане считают, что зарегистрированные партии являются их фактическими или легальными представителями.

Жизнь изменилась. В период становления партийной системы было оправдано введение более строгой системы требований к регистрации партии. Подчёркиваю, это было абсолютно оправданно именно потому, что нужно было создать определённую политическую модель.

Теперь мы понимаем, что гражданская активность выросла в разы. Люди изменились, они хотят более чётко представлять свою позицию, иметь лучшие формы выражения этой позиции. И мы это обязаны учесть. Поэтому строгие требования к регистрации оказались непреодолимыми для небольших и средних по численности общественных организаций.

Упрощение процедуры регистрации партий – это только первая часть модернизации политической системы. Я хотел бы, чтобы и вы, как мои сторонники и как коллеги, понимали, что всё, что делается, – это не разрозненный набор каких-то случайных мер, которые были выдернуты в декабре месяце или несколько позже. Это глубоко продуманная позиция. Я об этом говорил и в ходе общения с различными общественными структурами, разными людьми: о том, что целый ряд тех законопроектов, которые были внесены мною в Государственную Думу, были подготовлены ещё в мае – июне месяце и оказались востребованы именно сейчас.

Поэтому там нет ничего второстепенного и там нет ничего того, что можно назвать главным. Это пакет. Но это не значит, что этот пакет не требует обсуждения или что он является идеальным. Естественно, его нужно максимально тщательно обсуждать и в Государственной Думе, и с участием представителей гражданского общества.Возвращение прямых выборов руководителей регионов, расширение регионального представительства в Государственной Думе – это, конечно, принципиально важно для развития нашей демократии. Меры, призванные умножить количество гражданских свобод, и, в конечном счёте, это переход в новое качество.

Три законопроекта, напомню, уже сейчас находятся в Государственной Думе. Я полагаю, что вы знакомы с их текстами. Во всяком случае те, кто трудится в Государственной Думе, – точно. Губернаторы, очевидно, прочитали то, что для них интересно, но тем не менее степень информированности по соответствующему пакету не такая глубокая.

Знаете, у меня недавно был такой опыт. Я пришёл в гости на журфак, ребята там активные, они были недовольны, что, когда я посещал журфак в прошлый раз, я встречался с представителями других вузов, и говорили: «Приходите ещё раз». Я пришёл. И они активно обсуждали самые разные законы, потом говорят: «Ну, вот что это: законопроект о выборах губернаторов – президентский фильтр, ещё что-то?» Я говорю: «Позвольте, а вы знаете, что там есть самовыдвижение?» Нет, даже не слышали. О чём это говорит? Это ведь весьма продвинутая часть нашего общества. Это студенчество, которое учится на весьма и весьма серьёзном факультете – на факультете журналистики. Это означает, что мы даже не используем, может быть, десятой части тех возможностей, которые нужно использовать для популяризации соответствующих законопроектов, для их обсуждения и в конечном счёте для того, чтобы они были приняты. В любом случае не позднее мая эти законопроекты должны обрести качество закона.

Законопроект о выборах депутатов Государственной Думы. Там работа близится к завершению. Напомню, что предполагается, что наша страна будет разделена на 225 территориальных единиц, приблизительно равных по числу избирателей. Все зарегистрированные политические партии, а их, по всей вероятности, будет много, будут освобождены от сбора подписей, что значительно упростит процедуру регистрации списков. Упростится также сама процедура подачи документов в Центральную избирательную комиссию. Законопроектом предусмотрена возможность создания избирательных фондов не только политическими партиями, но и кандидатами в депутаты.

Естественно, то, о чём сейчас все говорят – и говорят справедливо: необходимо усилить гарантии гласности и открытости проведения выборов, – законопроект в этом смысле идёт вперёд, он закрепляет право наблюдателей вести фото- и видеосъёмку на избирательных участках, и это очень важно. Потому что именно при помощи таких материалов обычно фиксируются нарушения или же, наоборот, формируется определённое общественное мнение и осуществляется, что называется, провоцирование ситуации, а также гарантирует возможность непрерывной видеотрансляции хода голосования и подсчёта голосов избирателей в интернете. Так что надеюсь, что законопроект будет хороший, но, конечно, рассчитываю на то, что коллеги, которые сегодня здесь присутствуют и представляют Государственную Думу, над ним ещё поработают.

Ещё несколько тем, которые я просто обозначу. Нам крайне важно продолжить работу над обновлённой «Стратегией-2020». Я расчитываю, что в ближайшее время она трансформируется в программу действий исполнительной власти.

Второе. Очень продуктивным оказалось обсуждение проблем регионального развития в контексте того, что мы называем децентрализацией. Эта работа ещё не завершена, что бы там ни говорили, ни писали, но благодаря вашим предложениям эта масштабная задача может быть реализована в более короткие сроки.

Ещё один момент. Это уровень конкуренции в предпринимательской среде. Мы с вами многократно говорили про административные барьеры, про создание дополнительных стимулов для развития бизнеса, и, естественно, эта работа должна быть продолжена.

Я рассчитываю, что вы сегодня обозначите и другие принципиальные направления, которые были определены на основе мнения граждан. Я рад, что работает сайт «Большое правительство.рф», на который поступило уже более трёх тысяч различных предложений. Надеюсь, они все будут самым внимательным образом проанализированы.

Появились и другие любопытные ресурсы, один из них мы анонсировали на Комиссии по модернизации, – это ресурс «Россия без дураков.рф», на него за несколько недель поступило два миллиона откликов, его посетило более двух миллионов человек.

Конечно, важно, чтобы он не просто коллекционировал глупости, а являлся инструментом для того, чтобы значительная часть этих глупостей оставалась в прошлом или как минимум, конечно, чтобы о них было известно, потому что, когда это становится достоянием гласности, естественно, во многих случаях сами государственные служащие могут поправить ситуацию.

У нас впереди ещё много важных событий, первое и важнейшее – это выборы Президента Российской Федерации, но очень важно, чтобы в государственную власть приходили современные люди, я об этом неоднократно говорил и в этой кампании, и в других кампаниях.

И мы этот процесс начали, даже среди присутствующих – двое наших коллег переместились в соответствующие государственные кресла, я имею в виду нашего коллегу вице-премьера Дмитрия Рогозина и координатора Общественного комитета, который стал недавно моим советником, – Михаила Абызова.

Поэтому, как мы с вами и договаривались, мы процесс перемещения продолжим. Кадровые резервы должны быть активнее использованы при формировании списка кандидатов для различных целей, включая, кстати, и избрание совета директоров компаний с государственным участием.

Сейчас мы также займёмся формированием открытого правительства. Эта работа будет проходить на уровне Администрации Президента, с одной стороны, и Правительства, с другой стороны, независимо от каких-либо тонких изменений в их структуре. Я на этой неделе подпишу специальный Указ о создании рабочей группы по открытому правительству под руководством Руководителя Администрации Президента [Сергея Иванова].

Задача – формирование принципов работы открытого правительства, увязки с приоритетами работы обычного Правительства. И конечно, это должно найти своё отражение в правовой базе, иначе это не будет работать, мы с вами понимаем.

Есть ещё одна интересная штуковина, можно тоже обсудить. Есть такая международная инициатива – партнёрство «Открытое правительство». Цель этого партнёрства – борьба с коррупцией, естественно; обеспечение прозрачности государственного управления; вовлечение граждан в соответствующие процессы; улучшение качества государственных услуг; повышение эффективности управления государственными ресурсами. Она создана по предложению нескольких стран. Думаю, есть смысл нам рассмотреть вопрос о том, чтобы и нам поучаствовать в этом, это довольно интересно. Вот короткий набор тем.

Да, и последнее, что мне хотелось бы сказать вначале. Здесь присутствуют те коллеги, которые активно помогали и в ходе избирательной кампании, и вообще работали в последние месяцы. Поэтому я просил бы всех потом получить благодарственные письма Президента, я их подписал. А те, кто сегодня к нам присоединился, надеюсь, получат эти благодарности потом.

Уважаемые друзья, с вашего позволения я перемещусь в кресло и с удовольствием послушаю всё, что вы предложите. Пожалуйста.

Л.КУЗНЕЦОВ: Издалека взгляд, Дмитрий Анатольевич, из Сибири.

Хочу сказать, Вы начали своё выступление – я записал, что многие говорят, что в рамках политической реформы сейчас осуществляется разрозненный хаотический набор мер.

Я хотел бы напомнить, немножко углубившись в историю, что четыре года назад, 15 февраля, в Красноярске на Пятом экономическом форуме ещё в качестве кандидата в Президенты Вы выступили с рядом своих стратегических планов под названием «Четыре «И». Я их напомню: это были инфраструктура, инновации, инвестиции, а ещё одно важное «И» – институты. И как раз политические институты являлись и являются основой той политики, которую я из региона хотел бы подчеркнуть. При этом ещё сошлюсь на одну Вашу цитату, она прозвучала в последнем Послании Федеральному Собранию, где Вы сослались на древнего китайского мудреца Лао-Цзы, сказав, что в управлении всегда должна быть последовательность, и, второе, в действиях нужно учитывать время.

Мне кажется, что как раз то, что было на уровне региональной политики, где сначала Вы делегировали губернаторам определённые полномочия в рамках правоохранительной системы – ответственность за безопасность граждан. После этого мы получили более качественные инструменты по реформированию жилищно-коммунального хозяйства. После – в здравоохранении.

И они были направлены как раз на то, чтобы именно создавать в территориях институты более активного вовлечения общества, а с другой стороны – эти все программы подчёркивали, что успех возможен только при активном участии населения, потому что ждать только от чиновников, когда будет светло в подъездах, когда действительно будет порядок в больницах, когда действительно заработает предпринимательская инициатива, очевидно, сегодня стало невозможно.

И то, что сегодня происходит на улицах, – это как раз есть проявление того, что наше общество, гражданские институты наконец-то осознали, что их роль, их активное участие сегодня является залогом успеха, а с другой стороны – их невовлечение в эти процессы, взгляд сверху является очень большим тормозом. И конечно, ключевой аспект – это региональная власть.

В последнее время всегда региональную власть рассматривали как наместников из Москвы, то есть считая их больше ориентированными на чаяния и веяния того, что происходит в федеральном центре, в отрыве от собственных жителей, собственных граждан. И сегодня инициативы по выборам губернаторов как раз и создают предпосылки, а с другой стороны – нас заставляет (это не значит, что мы раньше это не делали) более плотно и качественно опираться на наших жителей, понимать, а с другой стороны – слышать всех их, но выбирать в этом многообразии самые важные инициативы большинства.

Вторая инициатива как раз пакетная, этого можно достичь только тогда, когда у тебя есть не только ответственность и обязательства, но есть и полномочия, и децентрализация, скажем так – возможность делегирования региональной и местной власти полномочий, конечно, и с политической ответственностью за экономическое развитие, за стабильность, за качество жизни является неотъемлемым, важным сегментом.

Здесь ещё важная ситуация, о которой Вы сказали, – время. Сегодня большинство вещей жители уже не готовы ждать долго. Очень важно оперативно реагировать на те вызовы, особенно в рамках внешней экономической нестабильности и политической, с другой стороны – давать инициативу той политической конкуренции и стимулировать те новые ростки гражданского общества, которые есть. И этот институт децентрализации, наделения полномочиями является важнейшим в дальнейшем усилении и повышении эффективности всей вертикали власти, независимо от того, представительная власть или же исполнительная.

И самое последнее – политические партии. Конечно, и последнее даже, субботнее событие показало (у нас пять митингов прошло под различными лозунгами), что и политическая активность возрастает. С другой стороны, она ещё разрознена. Из-за того, что были сложные процедуры, невозможно было законно регистрировать в упрощённой форме свои права, как раз на этом многие играют.

Поэтому инициатива по упрощению регистрации политических партий, но в рамках законодательства и с соблюдением законов (я хочу сказать, что на Пятом экономическом форуме Вы тоже сказали, что свобода лучше, чем несвобода, но с другой стороны, пусть наши законы иногда бывают несовершенны, но у нас в обществе была тенденция неисполнения законов, прикрываясь этим) является как раз здоровой основой для того, чтобы убрать эти формальные предпосылки и, наоборот, оперевшись в регионах, действительно создать те сигналы экономического и политического развития, которые актуальны и необходимы.

В завершение, коллеги: я начал с Экономического форума, 17–19-го он будет опять, и будет как раз под названием «Время стратегических инициатив». Всех приглашаю для того, чтобы и сегодняшние идеи, и следующие обсудить. Думаю, что в разрезе этого пакета и новаций, которые прозвучали от Дмитрия Анатольевича, мы готовы будем вместе подготовить предложения, нашедшие своё отражение в законах и по Государственной Думе, и по политическим партиям, и по многим тем реформам, которые сегодня назрели.

Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Лев Владимирович, можно я Вам вопрос задам?

Если этот закон вступит в силу (а он вступит в силу), Вы сами чувствуете силы для того, чтобы на выборы идти?

Л.КУЗНЕЦОВ: Про себя?

Д.МЕДВЕДЕВ: Конечно.

Л.КУЗНЕЦОВ: Я думаю, что в чувствах… (Смех в зале.) Я это говорю ответственно, потому что многие подчёркивали, иногда в политическую угоду, что губернаторы есть наместники Москвы. Но на самом деле в последнее время без поддержки населения во всех вопросах, я ещё раз говорю, невозможно было бы достичь успеха или же начать те реформы, которые сегодня наиболее актуальны.

И только слыша и понимая проблемы территорий, а о Красноярском крае мы знаем: он многообразен и по географии, и по политическим течениям, не в ущерб другим, – могу сказать, что всё равно только такая политика в конечном итоге позволяет консолидировать общество и в целом достигать результата, пусть даже и в тех бурных событиях, которые происходят. Поэтому я готов лично участвовать и не боюсь этого.

Д.МЕДВЕДЕВ: Хорошо.

Я недаром спросил, потому что, конечно, за тот период, когда у нас существовала и до сих пор существует система наделения полномочиями губернаторов по другому принципу, Вы правильно говорите, многие люди стали воспринимать губернаторов, как прямую проекцию Кремля.

Раз Президент вносит – значит, он за него и отвечает, что, в общем, отчасти справедливо, конечно. С другой стороны, губернатор должен быть подотчётен народу, который живёт на соответствующей территории. А эта связь в какой-то момент стала рассыпаться.

Знаете, я об этом тоже много думал и не сразу пришёл к этой идее. Ещё несколько лет назад, когда меня спросили, я уж не помню, где и как, но я сказал, что нынешняя система в наибольшей степени соответствует нашим политическим реалиям, страхует нас от центробежных тенденций, от сепаратизма, позволяет в лучшей степени управлять.

Но, скажу откровенно (здесь люди все успешные, и губернаторы, надеюсь, успешные), я в какой-то момент начал смотреть на то, что в целом ряде регионов люди, которые получили мандат доверия от Президента, соответственно, пройдя через законодательные собрания субъектов Федерации, они всё-таки в значительно большей степени ориентируются на федеральную власть, чем на своих людей.

Это очевидный минус той системы наделения полномочиями, которая существует. В ней есть и плюсы, не нужно популизмом заниматься, потому что можно работать как бы без оглядки на то, что тебе придётся держать ответ в какой-то момент. Но, к сожалению, всё-таки минусов по совокупности получается больше. Это первое.

И второе, что на самом деле меня в конечном счёте сподвигло на это решение: люди хотят избирать. Я по-человечески встречался с разными людьми, они совсем не политики, не относятся к политическому классу, не относятся даже к какой-либо элите. Спрашиваешь: «Вы хотите участвовать в избрании своего губернатора?» – «Хотим». Ну, раз хотят, такую возможность мы дадим. Осталось только обсудить саму рамку.

Александр Николаевич явно тоже хочет поучаствовать в выборах. Пожалуйста. У Вас когда выборы, Александр Николаевич? Скоро?

А.ТКАЧЁВ: Как закон примете. В мае – значит, пойдём в мае; в июне – значит, в июне. Будем действовать строго по закону.

Это сложный вопрос, он по-разному трактуется и населением, и политиками, и социальными слоями общества. Я хочу высказаться на собственном примере. Я два раза избирался губернатором и получал достаточно весомые голоса – от 70 до 80 процентов поддержки. До этого два раза в Государственную Думу, а до этого – в краевую думу и так далее. Хотя я скажу, что предвыборная демагогия не бывает без популизма, к сожалению. Но если его 90 процентов – это одна история, если его 10 процентов – это совершенно иная.

Так вот, работая уже достаточно продолжительное время в этой должности, – Вы знаете, я работал с теми губернаторами, которые избирались вместе со мной, условно 2005, 2003 год и так далее, и последний призыв коллег более молодых, может быть, назначенных… Вы знаете, даже внутри нас я отмечаю совершенно другое отношение и к жизни, и к делу. Они более прагматичны, потому что действительно Кремль назначил, практически так; парламенты, как правило, всегда автоматически голосуют за то или иное решение.

Д.МЕДВЕДЕВ: Но это пока так.

А.ТКАЧЁВ: Пока так.

Д.МЕДВЕДЕВ: В региональных властях у нас присутствует в основном одна партия, а там поживём – увидим.

А.ТКАЧЁВ: Знаю по себе, всегда вопросы рейтинга, социологии, самокритичное отношение к собственным делам, что-то сделал, тут же оценил; прошло три месяца, сделал замер, ага, рейтинг – 57, был 63 процента; значит, упал; почему, причины и так далее, то есть это целый предмет разбирательств и в команде, и так работает весь край.

У нас социологию мы проводим раз в полгода минимум по каждому главе администраций, муниципалитетов. Они, кстати, все избранные. Эти все вопросы сити-менеджеров, я их не приемлю, я считаю, что это абсолютно напрасно, это потери рейтинга и авторитета главы, мэра. Он должен быть избран.

И каждый глава, если он видит или мы ощущает, что рейтинг его ниже 30 процентов, а антирейтинг – условно 40 процентов, то автоматически он подаёт в отставку. То есть такой политический климат в крае создан, нам удалось за эти годы создать, это требование времени. Мы говорим сегодня об оценке губернаторов, по каким критериям двумстам-трёмстам и так далее – Вы знаете, одна оценка: отношение населения прежде всего.

И, как правило, на 99 процентов, если рейтинг у губернатора или у главы администрации высокий, 60–70 процентов, даже 55, как правило, и все экономические вопросы решаются успешно. Он активный, хозяйственник, заботится о благосостоянии, благоустройстве города. И зачастую все эти составляющие факторы сопрягаются и дают хороший позитивный результат.

Поэтому о будущих выборах я всегда думал и заботился на следующий день после очередной инаугурации. То есть в течение пяти лет идёт подготовка к будущим выборам. Мне кажется, эта схема абсолютно оправданна. Я избирался, я чувствую дыхание людей и масс в определённой степени, и, наверное, это правильно, потому что не то что разрыв, мы «в облака улетаем», может быть, кому-то это присуще, кому-то – в меньшей степени, тем не менее всегда этот крючочек, гирьки, которые висят, заставляют тебя оборачиваться назад и сверять часы с общественным мнением, с населением. А значит, это заставляет меня вставать с тёплого насиженного кресла, садиться в вертолёт, садиться в машину и ездить по региону, смотреть, оценивать ситуацию. Сегодня мы, допустим, в районах делаем отчёты глав администраций – тысяча человек собирается коллектив, люди, актив района, и высказываются тут же в лицо в прямом эфире, в интернете.

И это не очень, конечно, приятно, но на самом деле это очень полезно, происходит такое очищение, и люди, безусловно, задают прямые вопросы и получают такие же аналогичные ответы. Или там же, на этом собрании, мы «отрываем» голову тому или иному главе муниципалитета или мэру.

Д.МЕДВЕДЕВ: «Жестокие» люди на Кубани живут.

А.ТКАЧЁВ: Поэтому, как мне представляется, это, знаете, такой и драйв, и, с другой стороны, самоконтроль.

Д.МЕДВЕДЕВ: То есть правильно я понимаю, что губернаторский корпус рад инициативе Президента? (Смех в зале.)

А.ТКАЧЁВ: Второе, уважаемый Дмитрий Анатольевич, мы же так работаем, губернаторы, под нами же все избранные главы муниципальных образований, главы поселений, мы уже дошли до самых низов, и эта система-то работает.

Я помню, когда реформа Козака – в своё время она долго обсуждалась, говорили: страну развалим, это же каждый начнут свою партию гнуть, свою идеологию. Но ничего же не произошло – и система работает, и достаточно неплохо. Поэтому скажу честно: когда пять лет назад этот институт был разрушен…

Д.МЕДВЕДЕВ: Даже больше уже.

А.ТКАЧЁВ: Наверное, шесть. Естественно, я помню причины, и, конечно, аргументы были достаточно весомые. Но, я помню, сидел в зале и думал: не может быть! Мне до конца не верилось, потому что система уже сбалансирована, криво или как-то не очень, но она работала. Она, безусловно, давала свои результаты, и мы все уже привыкли к этому, и в одночасье раз – и всё. Я видел улыбки моих коллег и думал: ну, может, и проще. Но в душе на самом деле у меня закрались сомнения, и, если честно, я не совсем разделял линию партии по большому счёту.

Д.МЕДВЕДЕВ: Но молчали об этом.

А.ТКАЧЁВ: Ну, может быть.

Мне казалось, что можно было и в тех рамках удержать и страну, и через выборы выводить к власти достойных и порядочных людей. Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Что ж, мне это слышать отрадно. Потому что действительно значительная часть губернаторов, ныне работающих, а это в подавляющем большинстве случаев люди высокопрофессиональные: и те, кто избирался в прежней жизни, как Александр Николаевич Ткачёв, и те, кто ещё не избирался, но готов избираться, как Лев Владимирович Кузнецов.

Я надеюсь, что эта «новая», хорошо забытая процедура пойдёт нашей власти на пользу. Но при этом, если идти по законопроекту, который я предложил, там есть достаточно серьёзный инструмент воздействия – включая право Президента отрешить губернатора от должности при определённых нарушениях. В общем, надеюсь, что эта конструкция будет сбалансированной.

И вы упомянули Красноярский форум. На самом деле форум хороший. Я там был, выступал, и тогда прозвучала идея так называемых четырёх «И». Мы, конечно, всегда критично относимся к тому, что делаем, к тому, что у нас получается, к тому, что вообще не получается. Такое ощущение, что иногда в этих словесах тонет дело. Но даже если взять одно из направлений – инновации, тогда, когда об этом говорили, это звучало как некая экзотика, потому что этого просто не было в стране. Не в смысле, инноваций не было, а не было курса на поддержку инноваций. Но сейчас всё-таки эта штука работает.

Это государственный курс, это политика, которая снабжена деньгами. Это стало модным, престижным. У нас создаются целые инновационные кластеры. Так что это результат, на самом деле, и очень приятно, что он связан с Красноярском.

Пожалуйста, Сергей Иванович.

С.НЕВЕРОВ: Добрый день, Дмитрий Анатольевич.

Я хотел начать с того, что Вы в своём выступлении в самом начале сказали, что не очень многие информированы о том, какие направлены законопроекты и какие реформы политической системы предстоит сделать.

Д.МЕДВЕДЕВ: Не просто не информированы – смотрю, например, некоторые товарищи, которые организуют митинги, а митингов сейчас действительно стало много, они разные (много митингов хороших и разных), они говорят: верните выборы губернаторов – или дайте свободную регистрацию партиям. Я просто удивляюсь, потому что уже соответствующие законопроекты в Думе лежат. Те мне менее всё равно эти лозунги вытаскивают.

С.НЕВЕРОВ: Наверное, стоило бы напомнить, что в 2008 году Вы являлись инициатором очень серьёзной реформы политической системы. И более 20 законопроектов уже принято в Государственной Думе. Они уже сегодня действуют. И даже эти выборы, они проходили уже с рядом законопроектов, которые запущены.

Мы с вами видим, что и все семь политических партий участвовали в выборах. Мы с вами видим, что уже даже партии, которые не прошли в Думу, но получили три процента, сегодня финансируются из федерального бюджета, получают за свои голоса деньги налогоплательщиков. То есть система на самом деле запущена и работает, и изменения происходят.

Я хотел затронуть тот законопроект из пакета, который касается упрощения регистрации политических партий, и мы 17-го числа в Государственной Думе будем рассматривать его в первом чтении и до этого обязательно проведём различные дискуссии. У нас создана площадка «Открытая трибуна» в Государственной Думе, куда мы приглашаем действующие сегодня политические партии: и те, которые сегодня предполагают зарегистрироваться, и те, у которых сегодня уже созданы оргкомитеты, – обсудить непосредственно этот законопроект.

Но с чем столкнулись? Первое, хочу сказать, что, конечно же, это будет направлено в первую очередь на очень серьёзную межпартийную конкуренцию. Но, что очень важно, это не только будет направлено на межпартийную конкуренцию, но и на внутрипартийную конкуренцию. Потому что необходимо будет, конечно, бороться и необходимо будет доказывать своё участие в политической жизни непосредственно в своей партии.

Потому что мы с вами видим очень много наших руководителей других политических партий, которые за 20 лет все продолжают руководить, а появление на нашем политическом горизонте новых политических партий заставит всё-таки немного что-то делать у себя, а не просто говорить о том, что только двумя сроками нужно ограничить губернаторов. А может быть, нужно и себя начинать ограничивать в политических партиях.

Но с чем сейчас столкнулись и какие идут дискуссии в кулуарах? Непосредственно сегодня есть волнение у политических партий, которые зарегистрированы, в первую очередь оппозиционных, потому что появление новых партий – это, конечно, потеря монополии на оппозиционность. Естественно, с одной стороны, вас критикуют, что вы являетесь монопольной партией и не хотите уступать. С другой стороны, никто не хочет отдавать эту свою оппозиционность, потому что это тоже хорошо, ни за что не отвечать, критиковать, тем не менее всем пользоваться и в том числе получать федеральные деньги за те голоса, которые вас пришли и поддержали.

Д.МЕДВЕДЕВ: Я открою небольшой секрет. Когда я впервые тему упрощения партии стал обсуждать с коллегами – сами понимаете, о ком я говорю, – это был май–апрель, я говорю: «Как Вы считаете?» – говорит: «Не надо, зачем это?».

С.НЕВЕРОВ: Ведь Зюганову Удальцов-то зачем нужен со своей партией? Появится на левом фланге.

Д.МЕДВЕДЕВ: Просто не надо, говорит, и так абсолютно всё нормально.

С.НЕВЕРОВ: Поэтому, Дмитрий Анатольевич, сейчас, мне кажется, появился такой скрытый, но тем не менее посыл, которого нам нужно избежать. Сегодня наши коллеги, другие политические партии заговорили о том, что необходимо подумать, как законодательно сделать, чтобы была возможность создавать блоки.

Это к чему может привести? Сегодня вновь появляющиеся новые молодые партии, которые, конечно, должны будут всё-таки устояться, просто может появиться попытка захвата этих партий, выражаясь определённым языком – такого рейдерского захвата, когда каких-то лидеров будут к себе притягивать и называть это созданием блоков. И тем самым просто-напросто могут не появиться новые партии или, по крайней мере, так серьёзно не вырасти. Поэтому нам кажется, что здесь нужно очень серьёзно подумать.

И второе. Мы у себя в устав такие изменения внесли, у нас более двух сроков подряд, начиная от «первички» и заканчивая Александром Николаевичем как региональным секретарём и как секретарём на любом федеральном уровне, человек не может более двух сроков занимать эту должность. Поэтому мы бы предложили, наверное, другим политическим партиям тоже у себя серьёзно подумать, а может быть, даже и посмотреть тоже о внесении такой поправки в закон «О политических партиях», коль все сегодня говорят – и говорят о реформе не только межпартийной, но и внутрипартийной.

Вы понимаете, что происходит, мы увидели, что даже такие прогрессивные люди, как Прохоров, когда пришёл в партию, он одним росчерком пера ликвидировал ряд региональных организаций, даже ни с кем не собираясь, ничего не обсуждая, в целом говоря о демократии у себя в партии. Можно делать – один и чего хочешь. Мы считаем, что это тоже как раз...

Д.МЕДВЕДЕВ: Диктаторские полномочия.

С.НЕВЕРОВ: Диктаторские полномочия, они, к сожалению, сегодня у всех партий практически в уставах прописаны, поэтому нужно начинать, конечно, с себя. А что очень важно, мне кажется, когда внутрипартийная конкуренция будет развиваться, всё-таки новым молодым политическим партиям, которые будут появляться, дать возможность быть не поглощёнными и дать им возможность, чтобы они не только были оппозиционными, но, конечно же, и конструктивные свои предложения выстраивали, а эту монополию на оппозицию – её нужно разрушать, мне так кажется.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо.

Вы меня навели на мысль, которой, по-моему, кстати, в законе о выборах губернаторов нет: может, нам всё-таки ограничить сроки пребывания в должности губернатора двумя? Правда, здесь всё равно будет применяться правило о том, что закон обратной силы не имеет, но даже на будущее. У нас же такое правило было, я напомню. Да, в законодательстве о порядке образования глав субъектов Федерации, о порядке наделения их полномочиями такая позиция была, потом она была исключена ещё на определённой итерации. Потом, если соответствующая позиция действует и в отношении других должностных лиц, почему нет.

А насчёт блоков надо будет подумать, согласен с вами. Во всяком случае это уже совсем новая модель. Мы даже сейчас, кстати, может, и не понимаем, насколько мы далеко продвинулись вперёд. Потому что буквально через несколько месяцев, когда это законодательство заработает, у нас действительно будет другая страна. Всё будет очень весело – и каждый себе может найти партию, по размеру и по духу очень близкую.

Пожалуйста, прошу Вас.

ВОПРОС: Дмитрий Анатольевич, Вы затронули тему гражданских свобод, новый этап и новое качество развития политической жизни в России. Очевидно, что политические, гражданские и экономические свободы являются фундаментально важными элементами качества и конкурентоспособности любого государства, в том числе на международной арене. Их развитие не только обеспечивает фундамент, но и защиту, для того чтобы личная инициатива граждан реализовывалась, что в итоге формирует серьёзный средний класс. В последнее время довольно активно обсуждается тема создания правой партии, которая могла бы стать выразителем интересов этого среднего класса. И интересно было бы узнать, в чём Вам как главе государства видится причина того, что последние попытки создания такой правой партии оказались не вполне удачными? Это первый вопрос. Второй вопрос: есть ли, с Вашей точки зрения, человек, который мог бы стать эффективным лидером такой партии, в частности, может ли на это лидерство претендовать господин Кудрин? Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Претендовать-то он точно может.

По поводу правой партии я неоднократно рассуждал. Знаете, я считаю, что, конечно, в России обязательно должна быть сильная правая партия. И это беда, что этой правой партии нет и что её сегодня в том виде, в котором она существует, практически невозможно рассмотреть на политическом небосклоне. Было бы очень хорошо, если бы эта правая партия, например, сидела бы в Государственной Думе. И тогда у нас внутри Государственной Думы был бы представлен весь спектр политических предпочтений людей. Более того, смею выразить определённые сомнения по поводу того, что если бы, например, правая партия прошла бы в Государственную Думу, может быть, количество взволнованных людей, тех, кого называют «рассерженными горожанами», было бы меньше, просто потому, что они понимали, что есть политическая сила, которая им ближе, чем кто-то другой. Поэтому этот правый проект весьма и весьма необходим. Почему это произошло? Я отвечу коротко: лидеры такие. Дело начали, а потом «сдулись». Я, кстати, и с Кудриным на эту тему разговаривал по поводу того, что, может быть, ему в какой-то момент этим всем позаниматься, но наш коллега тогда предпочёл работу в Правительстве. Сейчас вообще возник некий миф, который довольно активно поддерживается самим Кудриным, что он был каким-то оппозиционером, который сидел внутри Правительства на протяжении 12 лет, с ним не считались, а он всячески продвигал правые ценности, либеральные ценности, был оплотом стабильного макроэкономического состояния.

Все, кто работал в Правительстве, да и те, кто не работал, знают, Министр финансов, конечно, это серьёзная фигура. Но есть ещё Председатель Правительства, есть, наконец, Президент. Если бы в какой-то момент наши представления разошлись бы, допустим, с представлениями Министра финансов или Министра экономического развития, то понятно, какой был бы результат. Невозможно, находясь в команде, работать против этой команды. Этого и не было. Если говорить о том, чем занимался бывший Министр финансов. Под каждым финансовым документом Правительства стоит его подпись. Под каждым! Включая документы, которые касаются расходов на вооружение и так далее. То, что сейчас довольно активно критикуется.

Поэтому вот этот образ непримиримого борца за либеральные ценности, мне кажется, не вполне соответствует тому, что было, напротив, бывший Министр финансов несёт полную ответственность за всё, что происходило в стране, наряду с другими членами Правительства. И никакой он не оппозиционер, а человек, которого в какой-то момент выставили из Правительства по вполне понятным причинам. Получится ли у него создать правую партию, я не знаю. Я ещё раз говорю, я был бы очень рад, если бы такая правая партия возникла, но во главе этой партии должны стоять сильные духом люди, которых поддерживает часть населения, симпатизирующая правым ценностям, а не просто люди, которые в какой-то момент где-то поработали. Надеюсь, что рано или поздно такое лицо появится.

Дмитрий Олегович, как свеженазначенный вице-премьер, представляющий несколько другой политический спектр, как Вам видится жизнь из вице-премьерского кресла? Нравится?

Д.РОГОЗИН: Дмитрий Анатольевич, я хочу сказать, что работа очень интересная и очень тяжеёлая. Я, честно говоря, работая раньше в Государственной Думе, думал, что в Правительстве несколько иначе строятся дела, но на самом деле получается, что есть большая возможность, если хочешь работать – можно самореализоваться и действительно можно попытаться изменить окружающий нас мир в лучшую сторону. Поэтому я считаю, что работа «большого правительства», безусловно, на мой взгляд, должна не только быть продолжена, но, может быть, и сформированы некие прообразы больших региональных правительств в связи с той реформой, которую мы сейчас предпринимаем по выборности губернаторов.

Я три срока проработал в Государственной Думе, поэтому у меня есть взгляд с несколько другой стороны. Хотел бы сказать два слова, что крайне важно возвращение к мажоритарной системе избрания половины Государственной Думы от округов. Я помню три своих депутатских срока, что раз в месяц я обязательно должен был провести неделю в избирательном округе и, будучи москвичом, все эти 13 районов Воронежской области пропахать: поехать по деревням, в тяжелейших погодных и прочих условиях встречаться с людьми. Мы это знали точно, потому что действительно тогда не будет никакой поддержки. И одновременно возникало чувство ответственности за то, чтобы решать проблемы этого округа в контакте с Правительством. То есть можно было бы быть крутым оппозиционером, но при этом, извини, но с Правительством надо было поддерживать всякие отношения, иначе не будет реализации тех задач, которые население ставит перед своим депутатом. В этом плане, я считаю, это, конечно, будет большое подспорье для развития политической системы.

Что касается губернаторов, то здесь, Дмитрий Анатольевич, хотел бы сказать Вам следующее. Сейчас мои поездки по регионам, постоянные встречи с главами регионов говорят вот о чём: конечно, крайне важно для людей, работающих в Правительстве, иметь в лице губернаторов реальных партнёров, которые могут взять на себя значительную часть ответственности за решение и производственных, и социальных проблем. Но здесь тоже, мне кажется, важно избежать такой опасности, как превращение губернаторов в неких «царьков», местных начальников. Когда они подчиняются Президенту, то понятно, что существует некая вертикаль контроля за ними. Когда же он будет опираться на мнения, на выборах большого количества людей, которые за него проголосуют, возникает соблазн, будет ли такого рода губернатор действительно думать лишь только о будущих выборах, или он будет думать всё-таки о будущем страны и работать в рамках единого замысла с Президентом и с Председателем Правительства. Это очень важный вопрос.

И второй вопрос, как мне кажется, тоже крайне важный – чтобы была транспарентность имущественного положения такого рода людей, они должны быть «прозрачны». То есть общество должно быть полностью убеждено и в курсе того, что эти люди не скрывают своих доходов, не скрывают реального места, где они проживают, не скрывают тех своих возможностей, которые связаны не только с декларациями о доходах, но и с реальными расходами этих людей. То есть если мы будем говорить дальше о реформе транспарентности федеральных чиновников, это правильно, но крайне важно, чтобы региональный лидер также руководствовался такими же едиными правилами. Тогда ему будут доверять, тогда он сохранит огромный кредит доверия.

Ну и, конечно, мне кажется, что было бы важно, с учётом опыта работы нашего «большого правительства», чтобы у губернаторов были такие общественные советы или такое региональное правительство, которое бы ему помогало, подсказывало и одновременно его в каком-то смысле и контролировало. Мне кажется, что и отдельные высокопоставленные чиновники в Правительстве тоже должны работать по такому пути. Я, например, не успел ещё Вам предложить эту идею, но, скажем, в Военно-промышленной комиссии при Правительстве нам тоже нужен свой общественный совет, не только экспертный совет, но и люди, которые должны понимать смысл: Родина дала большие деньги на развитие оборонно-промышленного комплекса, и все должны быть уверены, что каждая копейка дойдёт до реального адресата и сделает рубль.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо, Дмитрий Олегович.

Собственно, то, о чём Вы сказали, это две стороны одной медали. Естественно, я тоже об этом думал, потому что региональные «царьки» нам точно не нужны. И Вы правы, собственно, это как раз был один из побудительных мотивов принятия решения об изменении системы наделения полномочиями, потому что губернатор должен прежде всего ориентироваться на результат, а не на то, как он будет выглядеть в глазах избирателей, тот или иной его шаг. Но всё-таки баланс, на мой взгляд, сейчас нужно сместить именно в том направлении, в котором движется этот закон.

И второе – декларирование доходов и расходов. Здесь мне нечего возразить, более того, в соответствии с теми предложениями, которые прозвучали в ходе произнесения Послания Президента, в ближайшее время я должен также буду внести специальный законопроект, посвящённый декларированию определёнными группами государственных служащих, естественно, высокопоставленных государственных служащих, не только доходов, но и отдельных видов расходов, наиболее капиталоёмких расходов, которые, собственно, и должны предъявляться. Сейчас этот документ дорабатывается, он не такой простой, но надеюсь, что всё получится. Пожалуйста.

С.ГАБЕСТРО: Габестро Сергей Владиленович, Национальная ассоциация институтов закупок.

Дмитрий Анатольевич, мы с Вами встречались примерно год назад и как раз поднимали тему о проблемах в государственном заказе. Я хотел бы Вас поблагодарить, потому что за 2011 год, конечно, произошло очень многое, во всяком случае, в теме размещения госзаказа, размещения корпоративного заказа. Знаете, что произошло главное, наверное? Произошло то, что государственные чиновники стали обсуждать проблемы государственного заказа и корпоративного заказа «на столе». Этот процесс начался именно в 2011 году, начался достаточно активно, это было и с Вашей подачи, и с подачи премьер-министра.

Но есть проблемы, которые остаются в этой тематике. Ведь, посмотрите, мы говорим с Вами об отрасли. Целая отрасль, которая, если просто берём государственный заказ и корпоративный заказ, это более 15 триллионов рублей. Если мы возьмём в целом отрасль, то это, по разным оценкам, до 70 процентов ВВП, отрасль торгово-закупочная. Сейчас как раз речь идёт о том, что самое время заняться этим очень серьёзно, потому что идёт цивилизация этой отрасли. То есть на примере, когда государство стало вот таким эшелоном, начало публично обсуждать все проблемы, связанные с этим несчастным 94-м законом, начало обсуждать и говорить: нет, мы должны жить, в общем, в федеральной контрактной системе, есть закон 223-й, который предписывает госкорпорациям уже транспарентно, прозрачно проводить и осуществлять закупки. Да, понятно, что все эти нормативные акты требуют детального изучения, и вопрос в правоприменении, потому что там нужно выпускать большое количество нормативных актов, подзаконных актов.

И здесь как раз ассоциация, которую мы учредили в этом году, призвана, по сути, собрать всех экспертов. Учредили её «Деловая Россия» и холдинг «Эксперт». Мы в рамках этой ассоциации сейчас пытаемся наладить вот этот диалог уже с чиновниками опять же «на столе» с учётом экспертизы каждого нормативного акта, который есть. В чём проблема? Проблема в том, что сейчас Министерство экономического развития, Федеральная антимонопольная служба, Минфин и тарифная служба – их четыре – занимаются этой тематикой. А отраслью, поскольку это такая системообразующая отрасль, на наш взгляд, всё-таки должен заниматься кто-то один, а у всех этих министерств свои интересы. И я боюсь (есть оценка экспертов, и есть такие опасения), что сейчас наступает, например, в середине года проблема: по 223-му закону у госкорпораций начинаются санкции, нормативных актов ещё нет. Много проблем. У меня просьба, Дмитрий Анатольевич, в рамках «расширенного правительства» поставьте, пожалуйста, приоритетную задачу именно по торгово-закупочной отрасли, потому что если этим не будет заниматься кабинет министров или «расширенное правительство», то мне кажется, что мы столкнёмся с большими системными проблемами в середине 2012 года, и неизвестно, как что будет. А это всё в рамках какой ситуации? Что это за деньги? Это же деньги в том числе и регионов, это деньги и корпораций, это инновации, о которых мы с вами говорим. Вопрос стандартизации этих процессов, которые есть в торгово-закупочной отрасли.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо. Отрадно, что Вы всё-таки считаете, что есть движение вперёд, потому что очень часто говорят, что ничего не меняется, но на самом деле это неправда, потому что в жизни всё меняется, может быть, несколько медленнее, чем мы бы хотели.

Что касается стандартизации торгово-закупочной деятельности, формирования современной контрактной системы, я единственное, что скажу: мы этим обязательно будем заниматься и сейчас, и если всё состоится уже в марте месяце, после формирования нового Правительства Российской Федерации, включая возможности «открытого правительства» о которых мы говорим. Пожалуйста.

ВОПРОС: Дмитрий Олегович Рогозин и Сергей Владиленович Габестро позволили немножко отойти от заявленной Вами темы. Я хотел бы задать Вам вопрос как Верховному Главнокомандующему. Наверное, всем здесь присутствующим и большинству граждан России памятны события августа 2008 года – своевременное вмешательство Ваше личное, российских Вооружённых Сил. В общем, вовремя начали, как военный эксперт могу сказать, и вовремя закончили, нас не обвинили в том, что мы расчленили Грузию и так далее. Однако, на мой взгляд, в последние два-три месяца российская власть, которая до этого на протяжении трёх лет создала фактически эффективное неформальное оружейное эмбарго вокруг Грузии, то ли мы дали слабину, то ли как-то грузины умудрились. Вот сейчас эмиссары по всему миру побежали, заново начинают закупаться оружием. Саакашвили делал заявление, что после встречи в Белом доме, в Соединённых Штатах ему обещаны оружейные контракты. Мы, как эксперты, знаем, к чему привела предыдущая милитаризация Грузии – она привела к войне. Опять же закрадывается некое опасение, может быть, оно необоснованное, что в рамках нашего вступления в ВТО были какие-то, может быть, неформальные договорённости, и что снова это выстрелит. Мы сейчас так увлечены внутриполитическим процессом. Нельзя ли попросить Вас, может быть, я немножко выгляжу как Тина Канделаки, когда она проартикулировала…

Д.МЕДВЕДЕВ: Вы несколько иначе выглядите, чем Тина Канделаки. (Смех в зале.)

Тем не менее вопрос серьёзный, постараюсь дать на него серьёзный ответ. Первое – по поводу ВТО. Конечно, это бред: ничего ни на что мы не разменивали, и с грузинами тоже. У нас есть с ними определённые торговые вопросы, и вы знаете, в какой-то момент мы запрещали поставки определённых видов продуктов на нашу территорию, другие проблемы. Я считаю, что в рамках такого цивилизованного диалога даже с нашим соседом мы должны эти отношения спокойно выстраивать, возрождать где возможно торговый обмен. Мы сейчас восстановили полёты самолётов. Это нормально. Люди-то должны общаться, и жители нашей страны, и жители Грузии.

Что же касается милитаризации режима Саакашвили, то здесь я вынужден сказать следующее. Откровенно говоря, эта милитаризация не останавливалась даже после так называемой пятидневной войны. Более того, у нас были данные, что практически сразу и по линии администрации Соединённых Штатов Америки, и по линии некоторых других стран, кстати, некоторых наших даже близких соседей, продолжались поставки различных видов вооружения. Именно поэтому мы вынуждены были усилить военные базы, которые находятся на территории Абхазии и на территории Южной Осетии. И сейчас они в таком состоянии, что они способны самым мощным образом защищать интересы двух этих небольших государств и, соответственно, российские интересы. Там достаточно различного вооружения, которое способно нанести любому захватчику несоразмерный ущерб. И они это понимают, и даже безумный Саакашвили это понимает.

Но, конечно, мы, к сожалению, не можем запретить государствам поставки оружия на территорию Грузии. Мы об этом открыто говорим, не скрою, с некоторыми руководителями государств я просто специально на эту тему разговаривал: «Что вы делаете, это просто опасно». Но, конечно, полностью воспретить этого мы не можем. И мы должны это учитывать в будущей политике. Но никакой слабины здесь нет, не сомневайтесь. Всё в порядке.

Пожалуйста, Вы тянули руку.

ВОПРОС: Как системный управленец – системный вопрос.

Д.МЕДВЕДЕВ: Как системный управленец, пожалуйста, возьмите в руки системный микрофон.

ВОПРОС: В стране проводится большое количество реформ. Причём сложно даже сказать, в какой области мы не проводили реформы, почти все они проводятся параллельно. Там есть несколько опасностей.

Первое. Мы зачастую не учитываем кумулятивный эффект этих процессов, потому что мы просто не понимаем, как при реализации двадцати реформ одновременно они могут повлиять между собой.

Второе. У нас не хватает экспертных, финансовых, человеческих ресурсов, потому что каждая реформа имеет цену штурма и цену приза.

Приз мы все хорошо видим – как станет хорошо, когда мы сделаем вот это. Цена штурма – это то время неопределённости переходного периода: изменения, смена надписей, кабинетов, названий и всего того, что сопровождает любую более или менее глобальную реформу.

И третье. Мы просто не успеваем иногда во времени провести их быстро. А вся беда, что, находясь в переходной периоде, это всегда сложно и не всегда цена вкусная, цена приза появляется быстро. А когда народ находится долгое время в состоянии переходного периода, там или здесь, то возникают некоторые вопросы: а надо ли было, да и вообще, и так далее.

Любые реформы на предприятиях, которые мы проводим, проводятся простым следующим образом. Мы определяем факторы максимальной важности, как по принципу Парето: 20 процентов усилий – 80 процентов результата. Выбираем два-три-четыре самых важных фактора, долго и тщательно их готовим, быстро проводим, показываем всем участникам процесса позитивный результат от перехода и после этого пересчитываем систему, определяя следующие факторы важности.

Мне кажется, что, принимая те или иные решения во многих отраслях, мы, к сожалению, рейтинг факторов и, что самое важное, готовность отказаться от нужных, но не самых важных реформ сегодня не принимаем во внимание. Мы пытаемся сдвинуть тонну легковым автомобилем. Может быть, имеет смысл понять, что легковой автомобиль может сейчас везти 150 килограмм, перевезти первым рейсом первые 150 килограммов, потом вторым, третьим, четвёртым, иначе получается: жжём сцепление, жжём топливо, двигаемся медленно. Фактически любые системные изменения подразумевают, что количество ресурса ограничено, и мы концентрируемся на самом-самом важном.

В принципе я готов бы был по Вашему поручению, если надо будет, просто отранжировать факторы, которые, как мне кажется, для населения сегодня являются максимально важными, и не проводить улучшение для населения во всех отраслях, потому что размазанный эффект...

Не знаю, простой фактор: увеличение количества хорошо оплачиваемых рабочих мест на территории снимает тысячу вопросов, это один из факторов самой важности, но его мы так не концентрируем, мы берём факторы более мелкого значения и находимся вокруг них.

Итак, вопрос: каким образом Вы видите на ближайшее время рейтинг важных факторов и есть ли готовность отказываться от тоже достаточно важных проблем, но которые не являются номером один или номером два, или номером три?

Д.МЕДВЕДЕВ: Во-первых, если Вы готовы отранжировать, считайте, что я поручаю Вам: ранжируйте, а потом передайте результаты этого ранжирования, и каждый фактор, естественно, я бы хотел, чтобы Вы взвесили с учётом того, что действительно в стране всегда происходит большое количество различных преобразований, они влияют друг на друга, и полностью определить меру их влияния на те или иные общественные процессы порой бывает очень затруднительно.

Что касается возможности отказаться от каких-то ситуативных вещей. Вы знаете, я довольно давно уже работаю в органах государственного управления – уже 12 лет, и понимаю, что есть наши благие намерения, а есть конкретная ситуация. Поэтому я скажу Вам так: надо стремиться к тому, чтобы выбирать оптимальный путь и отказываться действительно от тех мелочей, которые не приносят долгосрочного эффекта, но на которые, например, идут большие деньги или на которые требуются огромные трудозатраты. Но в ряде случаев (политика – штука конкретная) такие вещи приходится делать, потому что иначе вы людям не объясните, что с ними происходит. Это касается и зарплат, и различного рода социальных выплат, и всего остального.

Давайте вспомним сложный этап экономических преобразований, который у нас получил название «Монетизация льгот». Дело было абсолютно необходимое, но чудовищно трудное. Значительная часть Правительства в какой-то момент (я помню, коллеги ко мне приходили, я работал Руководителем Администрации Президента) испугалась долгосрочных социальных последствий. Приходили и говорили: «Давайте всё остановим, иначе страна взорвётся. Посмотрите, у Президента пополз вниз рейтинг». Это был относительно спокойный 2004 год, если я не ошибаюсь, 2004–2005 годы.

В результате мы всё-таки всё осуществили, но были свои издержки. Об эту реформу сломали зубы и отдельные члены кабинета министров, получив очень сильный антирейтинг на этих преобразованиях. Поэтому, конечно, это всегда конкретная ситуация, но в целом я с вами согласен, мы должны двигаться по магистральному направлению, стараться это делать и всё-таки уходить от сиюминутных вещей, которые размазывают средства государственного бюджета тонким слоем или не приносят долгосрочного эффекта.

Пожалуйста, Олег Анатольевич.

О.ЧИРКУНОВ: Дмитрий Анатольевич, вне всякого сомнения, я поддерживаю те изменения, которые происходят в политической системе. В общем, свежий ветер никогда не вредит. Но я хочу сегодня сказать несколько слов о рисках. Понимаете, мы в течение многих лет строили вертикаль власти. В результате сконцентрировали на самом верху и власть, и, самое главное, ответственность.

Если сейчас мы власть, то есть полномочия, можем делегировать законом, то ответственность, особенно ответственность, в глазах населения делегировать просто так не удастся. Мы за эти годы воспитали у людей ощущение, что, в общем, за всё в стране отвечает Президент, за всё в регионе отвечает губернатор.

И, на мой взгляд, мы сейчас входим в некое противоречие между этой картинкой видения мира и тем, что мы собираемся изменить в политической системе. При этом, понимаете, мы сейчас вводим выборность губернаторов. Совершенно верное решение, полностью его поддерживаю. Но ведь выборность мэров была.

При этом никто не помешал губернаторам полностью выстроить эту вертикаль власти вниз. И не потому, что губернаторы злодеи, не потому, что они хотели задушить всех и всё себе подчинить. Так с губернаторов никто ответственность не снял ни за одно полномочие, которое является муниципальным. И думаю, что нам в ближайшее время предстоит как-то очень-очень осторожно, но хотя бы какие-то вещи сделать полномочиями исключительно муниципальными и постепенно приучать население к тому, что вот за это должны отвечать только муниципалитеты.

И когда мы начинали муниципальную реформу, там было не только слово «децентрализация», там было слово именно «разграничение полномочий», то есть как бы государство, то есть более высокий уровень или просто уровень государственной власти как бы дистанцировался хотя бы от каких-то вопросов.

Я не знаю, как мы пройдём этот путь, но, на мой взгляд, в реформе это будет самое сложное, потому что мы очень часто декларируем одну ситуацию, а на деле занимаемся другой. Когда я слышу о том, что Президент проводит совещание по подготовке ЖКХ к зиме, я начинаю задумываться о том, как это вписывается в нашу концепцию...

Д.МЕДВЕДЕВ: Начинаешь задумываться, чем же ещё занимается этот Президент, если он занимается даже ЖКХ?

О.ЧИРКУНОВ: Нет, я начинаю задумываться о том, что огромные риски после этого берутся и на Президента, и на губернатора. Теперь отреагирую на, казалось бы, частные вопросы. Мы сейчас говорим о том, сколько сроков губернатор может быть у власти. Я поддерживаю, что на любой государственной должности человек не должен находиться больше двух сроков. Но у меня возникает вопрос: почему мы это хотим, например, решить федеральным законом?

У меня нет ответа на этот вопрос, но, может быть, это каждому субъекту Федерации надо ответить на этот вопрос, в том числе как они там в зачёт предыдущие годы этому губернатору возьмут или не возьмут? Тогда у нас будет много разных моделей, какие-то модели будут правильными, какие-то – неправильными, люди как-то будут это сопоставлять. В общем, этот вопрос.

Второй вопрос. Даже здесь мы сейчас обсуждаем, мы говорим: давайте здесь что-то отранжируем, какие-то факторы, какие-то основные задачи и прочее. Почему мы здесь, на федеральном уровне, собираемся это ранжировать? А мы допускаем, что в каждом субъекте это ранжирование будет разным? И более того, даже не в том, что субъекты разные, а в том, что если мы здесь в этом ранжировании ошибёмся, то мы всех загоним в эту ошибку. А если будет опять же 80 различных ранжирований, у нас будет возможность проанализировать, понять, кто успешен, кто не успешен.

На мой взгляд, во всей этой реформе кроме слова «демократия» надо вводить другое слово – «конкуренция». Если нам удастся создать реальную конкуренцию между регионами, в том числе в законодательном регулировании, если как-то заработают эти конкурентные механизмы, если губернатор будет иметь возможность жителям одного муниципалитета показывать, что соседний муниципалитет успешен, тогда мы сможем решить эту проблему постоянной ответственности за всё.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо, Олег Анатольевич.

Мне, знаете, трудно Вам в чём-то возразить. Свежий ветер действительно нужен. Но на этом «свежем ветерке» желательно ещё и не простудиться. И, конечно, мы должны быть готовы к тому, как эти процессы будут происходить в нашем государстве. Ведь то, что Вы рассказываете, то, о чём мы сейчас говорили, это не новость. И мы понимаем, что и конкуренция у нас находится в очень задавленном состоянии, и в то же время дух патернализма…

Вот Вы говорите: дух легитимности, вся ответственность лежит на Президенте, если что, апеллируют только к нему. Но это история наша. Мы так и не вышли пока из этой системы координат, мы так и не сломали эту парадигму развития, если хотите, научными словами выражаясь. И наша задача именно заключается в том, чтобы произошла самоидентификация и чтобы значительная часть людей всё-таки начала опираться на свои силы.

Вы говорите, что муниципалитеты, допустим, в задавленном состоянии, губернаторы ими командуют. Так это, собственно, потому же, потому что это вопрос мышления, вопрос реальных полномочий, которые есть у муниципалитетов, и ответственности, которую с губернаторов никто не снимал, как Вы говорите. Но сами люди в конечном счёте должны понимать, что именно в муниципалитетах и происходят основные для граждан события. Тогда, когда мы такие условия создадим, у нас будет современная система государственного управления и муниципального самоуправления.

И последнее, о чём я хотел сказать. Вы правы, мы должны максимально учитывать фактор федеративного характера нашего государства, нельзя всё из Москвы, естественно, расписывать. Мы должны быть и разумно унифицированными, и в то же время мы можем даже в политической системе, в политической плоскости оставлять какую-то свободу для маневра.

Насчёт права избираться на двукратном основании, или же многократном основании – можно, конечно, это отдать и в субъекты Федерации, хотя, откровенно говоря, я подозреваю, что у нас будут такие части нашей страны, где никогда соответствующие позиции не появятся. Потому что всё-таки мы жители одной страны, мы все – граждане Российской Федерации, но мы разные, и территории у нас разные, это тоже правда. Но давайте это всё обсудим, мне кажется это абсолютно нормальным, можно что-то и отдать.

Р.ТРОЦЕНКО: Дмитрий Анатольевич, как Вы очень верно сказали во вступительном слове, что те реформы, которые сейчас инициированы, имеют целью не реформы ради реформ, а повышение национальной конкурентоспособности, поскольку мы живём не на Луне, и нам, как экономике, так и обществу, приходится конкурировать ежедневно, в жёстких условиях, и основной боевой единицей этой конкурентной борьбы в экономике является корпорация. И, конечно, вопрос государственного управления, взаимодействия между государственными корпорациями очень важный, особенно в такой молодой развивающейся экономике, как в России.

Год назад Вы инициировали активный процесс замены членов советов директоров на независимых директоров в госкорпорациях. И я на примере Объединённой судостроительной корпорации должен сказать, что мы увидели, насколько это эффективно. Мера, казалось бы, была очень простая, но она эффективная. Совет директоров стал по-другому относиться к поставленным вопросам. Он обсуждает вопросы по существу, которые ставятся в том числе и независимыми директорами.

В нашем случае, в том числе назначение по вашей инициативе председателем совета директоров Лисина (не самого нуждающегося человека России), который к этому относится больше как к долгу, позволило перейти к комплексным показателям по всем подразделениям в корпорации. То есть были привнесены новые современные элементы управления. И мне кажется, что надо эту тенденцию поддерживать, то есть совет директоров может не частично наполняться независимыми директорами, а существенным образом наполняться директорами.

Скажем, источником для этого может быть кадровый резерв Президента, то есть это уже те люди, которые вам известны, которые зарекомендовали себя, которые являются профессионалами, не людьми с улицы. Это позволит улучшить качество корпоративного управления – раз, позволит откатать этот кадровый резерв применительно к реальным экономическим условиям и получить новое качество.

При этом хотелось бы отметить, что сейчас необходим выпуск указа Президента, который бы снимал в отношении независимых директоров обязательства ожидать директиву от Федерального агентства по управлению федеральным имуществом. Потому что сейчас директора, назначенные по вашему представлению, являются независимыми формально, а в реальности они все ожидают директиву, поскольку они голосуют по госпакету. То есть это то небольшое юридическое изменение, которое сильно может улучшить качество корпоративного управления.

И второй вопрос – в отношениях корпоративного сектора и субъектов Федерации. На сегодняшний день для массы субъектов Федерации основной доходной частью является налог на имущество. Этот налог (здесь присутствуют губернаторы, каждый из них помнит свой баланс), который редкий, не во всех мира он есть, мягко говоря, таких стран всего семь, где есть налог на имущество, по сути это налог на активы. Поскольку старые активы, они все амортизированные и списанные, они имеют стоимость ноль, то есть это налог на новые активы.

То есть любая деятельность по модернизации или инновации, которая сопровождается покупкой новых основных фондов и средств, тут же приводит к тому, что вы ещё не успели запустить эти средства, вы уже платите два или два с половиной процента в год от стоимости этих основных средств субъекту Федерации. Мы ведеём большую инвестиционную программу. Для нас это существенные деньги.

Причём просить субъект Федерации, чтобы они дали здесь льготу, это самоканнибализм для субъекта Федерации, то есть он не может это сделать, у них иначе бюджет не сойдётся. То есть необходимо уйти от налога на имущество, поскольку он антимодернизационный, заменив его налогом на недвижимость. Но при этом пересмотреть межбюджетные отношения, чтобы субъекты Федерации были наделены фондами, достаточными для исполнения их полномочий, потому что на сегодняшний день получается, что субъекты Федерации не являются нашими союзниками для модернизации, потому что у них собственные задачи, и винить в этом их не стоит. Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Роман Викторович, я могу сказать две вещи только.

Во-первых, ценно, что руководитель государственной корпорации рад приходу независимых директоров, потому что это делалось, исходя из необходимости достижения тех целей, о которых Вы говорите: более прозрачной структуры, более эффективного корпоративного управления, повышения профессиональной подготовленности членов совета директоров, которые не просто «номер отбывают», а которые реально работают.

Я сам довольно много времени провёл в совете директоров «Газпрома» и понимаю, что это, в общем, серьёзная работа на самом деле, серьёзная, большая работа, которой нужно заниматься профессионально. Поэтому законодательство будем совершенствовать, в том числе подумаем насчёт изменения правил голосования, о котором Вы сказали.

Что же касается вопроса о налогах, то эта тема комплексная, та, о которой как раз сейчас говорили, когда нужно разные тренды смотреть, но посмотрим и на вопрос о налогах на имущество. Пожалуйста.

ВОПРОС: Добрый день! Все говорят о будущем, я немножко о текущем моменте, о двух беспокойствах, которые я слышу из своей среды.

Первое. Правда, сегодня ответ был. Дело в том, что такая пауза в работе «открытого правительства», в общем-то, такое недоумение, что, может быть, это всё-таки был предвыборный проект. Поэтому я как бы призываю, может быть, как можно быстрее активизировать работу по тому, чтобы мы снова начали работать каждый по своему направлению.

И второе беспокойство тоже касается этого момента. Я хотел бы зафиксировать, потому что Вы сказали, что мы переходим в некое новое состояние общества. Всех интересует этот переходный момент, например, что до принятия закона будут губернаторов снимать, назначать новых, чтобы они пять лет могли, имели возможность не избираться, то есть, конечно, хорошо бы было, если бы начиная с того момента, как инициатива о том, что будут избираться, была чётко озвучена и законопроект поступил в Государственную Думу, и до момента, как он будет принят, чтобы не было вот таких смен губернаторов. Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Знаете, жизнь никогда не останавливается. Если исходить из того, что сейчас вообще ничего делать нельзя, то, например, на территории Краснодарского края может наступить безвластие, потому что Александр Николаевич Ткачёв как раз относится к числу тех губернаторов, который, по всей вероятности, всё-таки будет предложен, если всё будет нормально, на следующий срок, но в рамках старой процедуры, потому что вакуума не бывает.

Если говорить о выборах губернаторов, то мы рассчитывали, и я думаю, что у нас есть все шансы создать новый закон где-то до середины мая, с тем чтобы этот закон был подписан, – начало мая, середина мая, – и уже после этого все выборы будут проходить по новым правилам. Но до этого свято место пусто не бывает, некоторых руководителей субъектов Федерации, которых, откровенно говоря, я действительно планировал поменять, значит, мы поменяли, сейчас я соответствующее решение принял, с этим ничего не попишешь, жизнь есть жизнь, и это имеет значение для жителей региона.

И вторая тема, о которой Вы сказали, – всё-таки где мы, что мы и зачем был нужен Общественный комитет. Я, собственно, вас только ради этого и позвал, чтобы вы услышали от меня этот месседж. Это не предвыборный проект, я очень рассчитываю на всех присутствующих, и очень благодарен вам за всё, что вы делали и делаете. И от того, что вы делаете, есть прямая польза в самых разных направлениях, сейчас не буду в это погружаться. Поэтому я вам, во-первых, обещаю и периодические встречи, и работу над рамкой так называемого «открытого правительства», чем должен заниматься новый советник Президента.

Коллеги, будем, наверное, потихонечку завершать, потому что каждая встреча только тогда полезна, когда она не превращается в слишком затянутую и скучную. Прошу Вас.

В.САВЕЛЬЕВ: Дмитрий Анатольевич, постараюсь быть кратким.

Первое. Я хочу поддержать Романа Троценко. Абсолютно правильные посылы. Что бы хотелось сказать? Сегодня Россия вступила в глобальную экономику не только своей сырьевой частью, где мы давно уже интегрировались, а вступление в ВТО, в Таможенный союз, в Единое экономическое пространство – это те вехи, думаю, которым историки ещё дадут оценку. Мне кажется, в этой сутолоке мы об этом забыли.

Это огромнейшая работа и огромнейшие возможности для бизнеса. Безусловно, нам всем, а не только сырьевым предприятиям, придётся конкурировать с глобальными игроками, которые есть на рынке, которые придут к нам благодаря тем шагам, которые вы сделали в частности при вступлении в ВТО и в процессы интеграции на рынке СНГ.

Сегодня упоминалось «четыре И». Мне кажется, не надо отступать от этой стратегии. Но на двух из них я бы остановился – это инфраструктура и инновации. Инфраструктура, как мы помним, ещё Рузвельт в момент депрессии американской экономики занимался развитием инфраструктуры, она даст нам очень многое. Сегодня мобильность населения очень низкая. Мы в 4,8 раза имеем мобильность населения меньше, чем в Европе и США. И, безусловно, надо вкладываться в развитие инфраструктуры, которая даст не только налогооблагаемую базу, но и развитие бизнеса.

Что касается инноваций, мне кажется, у нас у всех есть уникальная возможность применять только суперсовременные технологии, разрабатывать свои отечественные, и на базе этого не просто успешно конкурировать, а быть впереди планеты всей, потому что наши западные партнёры опираются на старые технологии.

Какие два момента здесь есть и что нас беспокоит (мы об этом тоже много говорим) – это коррупция и те регуляторные механизмы, которые в избытке существуют у государства. Но если с регуляторикой здесь всё понятно, то, мне кажется, с коррупцией мы, может быть, даже недорабатываем идеологически, Дмитрий Анатольевич.

Мне кажется, что нам всем в стране нужно пройти вакцинацию от коррупции, потому что коррупция начинается с желания дать взятку гаишнику, когда нарушил правила, дать взятку стюардессе, чтобы она тебя пересадила из экономкласса в бизнес. Вот эти элементы коррупции присутствуют, и с этим надо бороться. И для этого нам ничего не надо, надо просто желание нас всех этого не делать.

А что нужно от Вас как Президента или от будущего Правительства, мне кажется, только одно. Мне кажется, что Вам нужна жёсткая воля, решимость это сделать. Вспомним Сингапур и Ли Кван Ю. До сих пор страна, которая является наименее коррумпированной, у себя применяет абсолютно жёсткие правила, вплоть до телесного наказания в школах. Я не говорю, что это здорово, но мне кажется, что тот правовой нигилизм, которой существует у нас, может быть, у нас несовершенные законы, но мы обязаны их исполнять.

И если мы будем привлекать больше общественность, о чём сегодня уже говорилось, по закупкам, реализации каких-то проектов, больше советоваться в конце концов, появился в мире и новый термин «аутсорсинг». И Вы сегодня об этом упоминали, два сайта, которые начинают собирать мысли населения, и только надо правильно фильтры ставить. Мне кажется, мы на верном пути. И если будет Ваша решимость это реализовать, то, безусловно, мы это сделаем.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо, Виталий Геннадьевич. Знаете, я тоже восхищаюсь опытом некоторых стран. В то же время мы хорошо понимаем, что Россия – это всё-таки не Сингапур, и обольщаться здесь не приходится. И Вы были там, и я там был. Там действительно очень жёсткая ответственность. Но там и несколько другое восприятие этой ответственности людьми. Там даже, по-моему, до сих пор (Вы про телесные наказания сказали) существует чуть ли не уголовная ответственность за выброшенный на улице окурок. У них работает.

Можно, конечно, и у нас такую ответственность установить. Работать не будет. И более того, превратится в ещё один источник для получения взяток: вот ты что-то такое сделал мелкое – на тебя можно сразу же открыть уголовное дело. По понятным причинам их будут пачками открывать и пачками закрывать. Поэтому сила репрессий, она, конечно, далеко не всегда является показателем эффективности борьбы с коррупцией. Но где-то она должна, эта репрессия, конечно, не только присутствовать, но и быть весьма и весьма жёсткой.

Не могу с вами не согласиться и в том, что нужно с себя начинать. Это очевидно абсолютно. Это набор привычек. Это, извините, «впитано с молоком матери», если хотите. Вы правы, и я об этом тоже неоднократно рассуждал, да я думаю, что присутствующие здесь, большинство, точно не считают зазорным что-то кому-то сунуть для того, чтобы быстро сделать. Просто таково воспитание.

Потом мы сидим и думаем: коррупция разъедает наше государство, как ржа железо, и мы ничего с этим сделать не можем. В то же время наша поведенческая модель весьма и весьма в этом смысле небезупречна. И действительно, мы часто делаем то, что не делают за границей, вот эти элементарные вещи. Об этом нужно говорить, к этому нужно призывать.

Так, пожалуйста, давайте Вы.

С.НЕДОРОСЛЕВ: Спасибо.

Меня зовут Сергей Недорослев. Большую часть своей сознательной жизни я в бизнесе провёл. Но также я являюсь, кстати, муниципальным депутатом Одинцовского района. Очень здесь хорошо говорили, и Вы сказали, о повышении роли муниципальных образований, что, находясь на земле, действительно с этим сталкиваешься. Мы все там и живём, и многие работают, и чем больше полномочий будет именно на муниципальный уровень образования переведено, тем, мне кажется, в общем, будет лучше.

Также мы с коллегами многими здесь присутствующими входим в резерв Президента и часто встречаемся, обсуждаем, и, в общем, сейчас задействовали более 40 человек, направили кандидатурами в [акционерные] общества, и некоторые председатели акционерных обществ даже рады. Но, мне так кажется, они не все обрадуются.

Д.МЕДВЕДЕВ: Почему?

С.НЕДОРОСЛЕВ: Очень сложно быть независимым директором в акционерном обществе, я сам являлся во многих акционерных обществах, чем больше государственное участие, тем сложнее, я бы сказал, не всегда уровень корпоративного управления позволяет обсудить какие-то вещи свободно, скажем так. Поэтому, поскольку тут в основном представлены чиновники, а они голосуют по директивам, я абсолютно согласен с тем, что независимый директор не может, он потому и независимый, что он не может голосовать по директиве.

Чем активнее будут участвовать независимые директора, тем лучше будет уровень корпоративного управления, тем более конкурентоспособны эти огромные корпорации будут с государственным участием, но хотелось бы сказать и особо отметить следующее, что всё равно на сегодня, из практики это уже видно, уровень государственного участия, особенно в крупных корпорациях, слишком высок. И слишком много государства у нас сегодня присутствует в хозяйственной деятельности, и справляется с функцией регулирования, со многими другими функциями, тем не менее прямое хозяйственное управление, как бы государству бизнес вести, не всегда из этого получается хорошо.

И я бы ещё хотел отметить, что можно было (это опять же исходя из своего опыта присутствия в таких корпорациях) большую часть работы… Это практика мировая, можно изучить лучший опыт, и если вы поручите, мы, безусловно, подготовим такой материал. Но часто государство, которое действительно является зачастую проводником инноваций и многого другого, принуждает большие корпорации отдавать на субподрядные работы от 10 до 20 (до 30 есть прецеденты) процентов именно на субподрядные работы.

Поскольку такие субподрядчики многочисленны, находятся на территории всей страны, и они платят налоги в муниципальные образования и в губернии, и это приводит к созданию рабочих мест. И если бы такая практика была, мне кажется, это было бы очень хорошо.

И по «открытому правительству» хотелось бы буквально два слова сказать. Чтобы оно хорошо работало, очень важна обратная связь. И чем больше привлекать экспертное сообщество, тот же бизнес в его работе, мне кажется, тем была бы эффективнее работа. И сама структура должна быть современной, открытой на основе изучения лучшей практики, которая сегодня у нас уже есть, поскольку очень большие надежды возлагаем на это правительство.

Это основное, что я хотел отметить. Спасибо большое.

Д.МЕДВЕДЕВ: Не могу с вами не согласиться, что тема присутствия государства в экономике остаётся для нас вечнозелёной. Мы об этом много говорим, и, к сожалению, за последние годы сделали не так много, как, наверное, сделать было бы нужно. Поэтому в том случае, если я буду заниматься этими вопросами, могу Вам сказать, что мы все планы по приватизации доведём до конца, кто бы здесь ни упирался и что бы ни говорил, потому что сделать это нужно даже по идеологическим соображениям, и стесняться здесь нечего.

А работа будущего «открытого правительства» – она в ваших руках, так что надеемся на вашу помощь. Пожалуйста.

РЕПЛИКА: Дмитрий Анатольевич, прошу прощения, я простуженный, но не на «свежем ветру», который дует.

Д.МЕДВЕДЕВ: То есть Вы ещё в прежние времена простудились?

ВОПРОС: Да, просто в Африке – жарко, а в России – холодно.

Вы упомянули международное партнёрство «Открытое правительство», это действительно очень интересный проект. Мы последние, наверное, четыре месяца с момента, когда в конце прошлого года на 66-й сессии Генассамблеи ООН этот проект был введён в действие, его очень внимательно изучали, за ним следили, и складывается впечатление, что действительно это такой, если хотите, стыковочный механизм к самым современным и самым продвинутым международным практикам, которые тоже мы могли бы применять у себя.

Но это улица с двусторонним движением, ведь любая конкурентоспособная страна – это не только конкурентоспособная промышленность, это ещё и конкурентоспособная система госуправления. Соответственно, всё то положительное, что будет нарабатываться у нас, мы точно также этим можем и должны делиться с внешним миром. Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Я единственное в чём хотел бы разобраться? Всё-таки нам как к этой инициативе присоединяться? Там какой-то сложный механизм или достаточно просто поручения Президента?

РЕПЛИКА: Достаточно поручения Президента. Направляется письмо в адрес двух сопредседателей этого движения, оно может быть направлено за подписью либо Министра, либо заместителя Министра, скажем, иностранных дел. Уже понятно, какие документы в какой срок представлять. И более того, наш посол в Вашингтоне готов всё это дело выполнить, как только будет указано.

Д.МЕДВЕДЕВ: Давайте займёмся этим. Спасибо.

Так, завершаем? Или сильно хочется ещё что-то сказать? Пожалуйста, Денис, давайте.

Д.МАЦУЕВ: Спасибо.

Мне безумно приятно сегодня здесь присутствовать. Я слежу за всеми перипетиями, которые происходят у нас в стране.

Дмитрий Анатольевич, Вы знаете, я хотел бы сказать несколько слов будущему Министру культуры, который придёт…

Д.МЕДВЕДЕВ: Может быть, он сидит в этом зале? Или неподалёку?

Д.МАЦУЕВ: Может, он сидит в этом зале.

Я бы хотел пожелать ему удачи, конечно, терпения. Знаете, я 5 дней назад играл концерт в «Карнеги-холле» в Нью-Йорке, три тысячи человек было. Я когда вышел в служебный вход уже после концерта, ко мне подошёл, видимо, наш пожилой эмигрант и сказал такую фразу: «Знаете, я вспоминаю один анекдот, который мне рассказал тоже такой же эмигрант, как старый еврей идёт по Нью-Йорку и спрашивает другого: «Как попасть в «Карнеги-холл», не подскажете?». Он говорит: «Как попасть, как попасть... Заниматься больше надо».

Д.МЕДВЕДЕВ: Это правильно. Как попасть в «открытое правительство»?

Д.МАЦУЕВ: Заниматься больше.

Вы знаете, буквально минуту я расскажу о том, что у нас происходит бум в классической музыке. Я хочу о своей отрасли сказать, я уже говорил об этом, когда Вы мне вручали звание народного артиста России, и это действительно так.

Вы знаете, филармоническая афиша нашей страны – это 70 процентов молодое поколение, и это очень радостно на самом деле, то, что они играют в нашей стране. Вообще они должны играть везде, но у нас в стране тоже, я знаю по себе это, потому что для меня всегда наши гастроли – это приоритет, и безумно приятно, конечно, видеть молодые лица и в Правительстве, и вообще в политике.

Мне кажется, что у нас больше всё-таки хорошего в культуре, потому что культура наравне с нашими недрами является той нашей гордостью, которая и на экспорт идёт тоже. Потому что гастроли и наших театров, наших фильмов, и многого-многого другого – это действительно наша гордость. Я хотел бы пожелать и Вам, и всему будущему Правительству удачи, вдохновения и побольше романтики.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо.

Я тоже очень надеюсь, что будущий Министр культуры будет и романтиком, и в то же время будет очень деятельным человеком, который будет работать для отрасли, что называется, не покладая рук, не ожидая указаний сверху, каких-то совещаний, а будет очень инициативным.

Именно поэтому как раз у меня сейчас в голове есть несколько идей, открывать которые, наверное, ещё рано, но тем не менее, я думаю, такие люди есть. Хотя, если сказать по-честному, этой многострадальной отрасли очень не везло в последнее время в смысле управления. Насчёт бума сомнений никаких нет, это классно, это здорово, а я имею в виду в смысле управления – там ситуация печальная.

Ну я не могу не дать слова. Пожалуйста.

И.БУТМАН: Культура взялась, да.

Д.МЕДВЕДЕВ: Это на закуску, как обычно.

И.БУТМАН: Конечно. Просто Денис рассказал этот анекдот. Это как бы предыдущая версия. А потом, когда тоже идёт человек по Нью-Йорку и спрашивает, как попасть в «Карнеги-холл». Тот говорит: «Арендовать его можно». Так что это как бы развитие. Вот и всё, что я хотел сказать. Я абсолютно согласен.

Д.МЕДВЕДЕВ: Молодец. По сути это два философских подхода.

И.БУТМАН: Абсолютно, да.

Д.МЕДВЕДЕВ: Или учиться, или арендовать. Да-да, романтики и прагматики.

И.БУТМАН: Но в культуре должны быть и такие.

Д.МЕДВЕДЕВ: И такие.

И.БУТМАН: Большое спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Иван Иванович, прошу. И будем завершать. Пожалуйста.

И.ЗАСУРСКИЙ: Вы знаете, я просто хотел, честно говоря, вернуться немножко к настроению и к вопросам, которые поставили в начале встречи относительно того, что у людей в принципе появляется больше возможности участвовать в политической жизни и как-то более инициативно себя вести, и упрощаются правила, и так далее.

И тоже здесь были высказывания о том, что есть проблемы у людей, они известны, их можно как-то отранжировать, с ними работать. Но мне кажется, что нельзя терять из виду как бы стратегические риски, и главные риски, когда есть высокий уровень участия, это, понимаете, в демократии, принятие решения невозможно без информации, без знаний.

И мне кажется, что тоже одна из отраслей, в которой тяжёлая ситуация довольно, это образование, потому что, мне кажется, мы не успеваем за прогрессом и не успеваем за тем, что происходит. И последние 20 лет, честно говоря, и библиотеки не особо обновлялись, и довольно мало переводилось классических трудов в серьёзных научных дисциплинах, и так далее. Поэтому мне бы хотелось, чтобы в «открытом правительстве» решались тоже стратегические вопросы, потому что, конечно, когда политическая реформа, очень весело всем становится, и действительно кажется, что сейчас что-то важное происходит.

Д.МЕДВЕДЕВ: Адреналин капает с кончиков пальцев.

И.ЗАСУРСКИЙ: Адреналин капает, да. Но мне кажется, что всё-таки должен быть какой-то способ сделать так, чтобы люди больше знали, и мне кажется, что для этого надо тоже использовать новые технологии. Поэтому мне кажется, что очень важно, может быть, даже новый приоритет какой-то в отношении к информации. Всё-таки государство существует, чтобы у людей была информация, и чтобы она находилась в том числе в свободном доступе. Не у многих стран есть возможность это сделать.

Мне кажется, что и в наших традициях – и в политических, и культурных – было бы дать людям больше. И это стратегически единственный шанс как-то бороться с неравенством. Потому что самая большая проблема, которая есть в России, – это неравенство. Страна поляризуется, и постепенно всё больше становится людей, которые не видят, что у них есть в этом обществе, что для них, что они могут сделать. И это создаёт колоссальные риски для популистских идеологий, особенно в ситуации, когда больше есть возможностей для таких новых политических проектов.

Мне кажется, крайне важно приоритизировать инвестиции в науку, культуру. Очень важно дать людям ощущение, что есть какие-то общие ценности, которые нас объединяют, и в том числе культурные. Важно сделать проект по общественному достоянию. Вот Светлана Миронюк будет следом выступать. Я предложил бы даже под эгидой, может, «РИА-Новости», потому что это в принципе их миссия.

Это государственный институт, который занят поставкой информации в общество. И, мне кажется, нужно освобождать информацию из архивов, нужно освобождать учебники, нужно, чтобы каждый человек бесплатно, если у него есть желание, мог хотя бы сделать какие-то шаги по направлению к знанию и так далее.

Если можно, я вам тоже передал бы конкретные предложения, вопросы.

Д.МЕДВЕДЕВ: Хорошо, Иван Иванович.

Я могу одно сказать: по-моему, мы с вами последние годы времени зря не теряли, и в этом смысле я, не побоюсь использовать этот эпитет, один из достаточно продвинутых руководителей государства, который занимался и вопросами общественного достояния, и та инициатива, которую мы с вами вместе готовили, которая в любом случае уже теперь живёт своей жизнью на площадках международных организаций.

А по сути у меня нет никаких сомнений в том, что Вы правы. Доступ к информации – важнейшая ценность в сегодняшнем мире, не менее важная, чем доступ к материальным благам, к питанию, к жилью. И, конечно, мы должны сделать всё, чтобы неравенство в этой сфере было максимальным образом сужено или вообще преодолено, это, кстати, и вопрос так называемого цифрового неравенства, потому что проблема цифрового неравенства в рамках нашей огромной страны абсолютно актуальна. Потому что, как ни крути, но Москва – это Москва, Анадырь – это Анадырь, и там тоже хорошо, конечно, но это огромные расстояния, и очень серьёзные технологии, которые должны быть использованы.

И.ЗАСУРСКИЙ: Спасибо большое, но мы делаем рабочую группу из интернет-индустрии, как-то будем двигать это всё.

Д.МЕДВЕДЕВ: Да, хорошо, передавайте документ.

Пожалуйста.

С.МИРОНЮК: Ваня последовательно и устойчиво уже в последние года два работает над разгосударствлением «РИА-Новости» и превращением его в общественное СМИ. А я на самом деле хотела задать вопрос о другом общественном СМИ. Здесь не прозвучало по поводу одной Вашей инициативы – создания общественного телевидения.

Общественное телевидение можно представлять себе по-разному. Я слышала разные точки зрения, например, это телеканал, в котором есть наблюдательный совет из общественных организаций, это одно такое, на мой взгляд, довольно упрощённое или традиционное видение.

А можно думать об общественном телевидении как о среде конвергентной, мультиформатной, интерактивной, в котором редакционную политику определяет в том числе реакция аудитории на те или иные программы, сюжеты, способы, форматы и так далее, над которыми работает редакция, прозрачно, понятно по вполне определённым принципам. А Вы сами какое общественное телевидение хотите видеть, Дмитрий Анатольевич?

Д.МЕДВЕДЕВ: Качественное, Светлана Васильевна.

Понимаете, я не эксперт по общественному телевидению. Но я сознательно эту тему возродил, хотя многие мне говорят: «Это вообще проехали уже, сейчас это и не надо, потому что есть интернет, социальные сети». Но, понимаете, с другой стороны, нас упрекают за то, что государственные средства массовой информации не свободны, они пропагандируют только определённый набор персонажей, что они не отражают полноценной картины мира.

И я просто в какой-то момент подумал, если это мнение есть хотя бы у части людей, пусть будет что-то, что финансируется по другим принципам. Вопрос в том, как. И сейчас именно этим мы и занимаемся. И та команда, которой я поручил этим заниматься, соответствующие документы готовит. Но я просил бы, чтобы и Вы в этом поучаствовали.

Вопрос – какое это должно быть телевидение – для меня тоже не до конца ясный. Но мне кажется, что даже при всём том уважении, условно, к «Би-Би-Си» мы не должны стремиться, допустим, воспроизвести схему «Би-Би-Си». Мы должны двигаться куда-то вперёд, в том числе и в использовании интерактива, в использовании современных средств коммуникаций.

И, конечно, мы должны разобраться с тем, на какие средства будет существовать это общественное телевидение, потому что, я об этом уже говорил, вряд ли мы сможем объяснить нашим гражданам, многие из которых небогаты, почему они должны платить налог, даже если это небольшой налог, который взимается при покупке тех или иных приёмников или же в какой-то иной ситуации.

Но есть идея, как найти альтернативный источник финансирования, не связанный с крупным бизнесом, потому что в противном случае это будет не общественное телевидение, а обычное частное телевидение, которое, собственно, у нас было, да и есть, у которого есть и свои достоинства, и свои недостатки. Вот нужно сейчас на все эти вопросы ответить. Но я считаю, что если есть запрос, то на него должен быть дан ответ. И я думаю, мы его дадим. Спасибо.

Коллеги, может, будем всё-таки завершать, потому что мы с вами работаем ровно два часа. Я очень вам признателен за то, что вы сегодня здесь. Очень рассчитываю на то, что наша работа с вами продолжится и в рамках общественного проекта, который называется «свободным правительством», и в рамках нашего обычного Правительства.

Если сложатся все для этого условия, то я надеюсь на то, что часть присутствующих будет трудиться и внутри этого относительно небольшого коллектива в том или ином качестве, во всяком случае, или помогать этому коллективу, потому что это очень важно, чтобы наша власть была современной. А мы с вами люди современные, что показала и наша сегодняшняя беседа.

Большое вам спасибо. До встречи.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 6 февраля 2012 > № 487514 Дмитрий Медведев

В IV квартале 2011 года зарплата учителей в РФ была увеличена на 30% или доведена до средней по экономике региона. Одним из условий выделения средств субъектам Федерации стал переход на новую систему оплаты труда (НСОТ). О первых итогах работы школ в новых условиях в интервью РИА Новости рассказала первый заместитель министра образования Красноярского края Светлана Маковская .

- Светлана Ивановна, как переходили на новую систему оплаты школы Красноярского края?

- Мы шли к НСОТ долго - эксперимент в 32 школах края длился почти полтора года. Это позволило отработать механизмы, предугадать проблемы, снять напряжение у учителей, если оно возникало. От имени учителей в разработке НСОТ принимал участие профсоюз, в эксперимент вошли только школы, где есть первичная профсоюзная организация.

Все школы ввели НСОТ 1 сентября 2011 года, когда фонд оплаты труда вырос на 30%. В январе 2011 года средняя зарплата учителей составляла около 17 тысяч рублей, сейчас - около 22 тысяч. В крае есть территории, как Норильск, где зарплата выше из-за северных надбавок.

- Некоторые учителя были уверены, что 1 сентября у каждого зарплата вырастет на 30%. Приходилось объяснять, что возможна дифференциация?

- Когда НСОТ была введена, мы разделили край на 5 условных зон - в каждой собрали директоров и представителей муниципалитетов, рассказали о подходах. Открыли горячую линию, куда мог позвонить каждый учитель и узнать, как формируется зарплата, - в сентябре были десятки звонков в день, люди хотели разобраться, тяжелый месяц был. Мы начали давать разъяснения весной, но учителя вернулись из отпуска - и о многом забыли.

Например, у учителя нагрузка сократилась, и зарплата выросла лишь на 2 тысячи - с 12 до 14 тысяч. Почему не на 30%? Приходится объяснять, что зарплата зависит в том числе от нагрузки.

Но сейчас вопросы носят единичный характер.

- Как рассчитывается зарплата учителя в Красноярском крае?

- В основе - базовый оклад, размер которого зависит от образования учителя. Он выплачивается за ставку - 18 часов. Если нагрузка больше, он пропорционально увеличивается. В среднем по краю учителя работают примерно на 1,4 ставки, это не вызывает напряжения, так было и раньше.

При расчете зарплаты размер минимального оклада умножается на коэффициенты, связанные с особенностями работы каждого учителя: например, за классное руководство, за подготовку к урокам, за сложность предмета (русский язык, математика, где надо много тетрадей проверять), за консультации и дополнительные занятия. Добавляются компенсационные выплаты - например, за работу с детьми с ограниченными возможностями здоровья, за работу в лицее или гимназии. Это - базовая часть заработка, составляющая примерно 60%.

Оставшиеся 40% - стимулирующая часть. Здесь примерно 70% - персональная стимулирующая выплата - особый вид стимулирующей выплаты, ее наличие отличает системы оплаты труда Красноярского края, ее большинство учителей получает ежемесячно. Размер выплаты зависит от наличия квалификационной категории, опыта работы в должности, наличия званий. Персональную стимулирующую выплату получают молодые учителя.

Около 30% - стимулирование по результатам труда. Эта сумма ежеквартально пересматривается комиссией по распределению стимулирующих выплат, созданной в школе. Каждое учреждение имеет право разработать свои критерии. Это инструмент школ для проведения в жизнь своей политики, управления качеством образования.

- Можете привести примеры критериев?

- В одной из 32 школ, участвовавших в эксперименте, заметили, что родители не участвуют в жизни школы, и решили стимулировать учителей за проведение мероприятий с родителями. К концу года не только активность родителей возросла, но и успеваемость детей улучшилась. Как только родители стали больше интересоваться успехами и проблемами детей в школе, сами дети начали меняться.

В школе, где внедряется инклюзивное образование, из стимулирующего фонда доплачивают учителям, работающим с детьми с ограниченными возможностями. Если школа реализует программу развития, нацеленную на естественные науки, стимулируется результативная работа учителей физики, химии, биологии.

- Почему в Красноярском крае выбрана именно такая модель НСОТ? Федеральное министерство рекомендовало вместо оклада использовать ученико-час - платить учителю за каждый час работы с каждым учеником.

- Мы отказались от ученико-часа по настоянию профсоюза учителей, и я считаю это верным. В НСОТ количество учеников в классе учитывается, только если оно превышает 25, и тогда учитель получает доплату за 26-го, 27-го... Такое иногда случается в районах новостроек.

Ученико-час приемлем в регионах с высокой плотностью населения, большими школами с хорошей наполняемостью. У нас огромная территория, население распределено неравномерно, много районов, куда только на вертолете можно добраться. Хотя мы оптимизировали сеть, некоторые школы закрыли, осталось много сельских малочисленных, труднодоступных школ. Если бы мы ввели ученико-час, учителя в этих школах бы пострадали.

Екатерина Рылько (НИУ ВШЭ).

Россия. СФО > Образование, наука > ria.ru, 31 января 2012 > № 484706 Светлана Маковская

Президент провёл заседание Комиссии по модернизации и технологическому развитию экономики России.

Первое в этом году заседание Комиссии по модернизации и технологическому развитию экономики страны посвящено вопросам улучшения инвестиционного климата.

Д.МЕДВЕДЕВ:Уважаемые друзья! Сегодня мы рассмотрим предложения, направленные на повышение эффективности инвестирования в российскую экономику, создание разумных, равных условий для ведения бизнеса и стимулирование предпринимательской активности.Тема, мягко говоря, не самая свежая, потому что мы об этом говорим постоянно, но с учётом того, что ситуация существенно не улучшается, приходится обращаться к этой теме в очередной раз.

Напомню, что в прошлом году в Магнитогорске я давал конкретные поручения. Кое-что выполнено, многое оставляет желать лучшего. Тем не менее по итогам прошедшего года рост инвестиций в основной капитал составил более шести процентов. Это произошло в значительной мере благодаря благоприятной макроэкономической ситуации, государственной поддержке инвесторов, расширению возможностей для конкуренции (в ряде случаев это тоже было) и увеличению объёмов государственного и муниципального заказа.

Есть и такая цифра (не знаю, должна ли она нас радовать или, наоборот, огорчать): по данным Всемирного банка, Россия вошла в число 25 из 183 самых прогрессивных стран в части улучшения инвестиционного климата за последние шесть лет. Явно какой-то прогресс наблюдается, но сам по себе результат, я думаю, никого из присутствующих удовлетворить не может. Очевидно, что этот результат не годится для государства с таким потенциалом, как у Российской Федерации.

Бизнес остаётся у нас довольно сложным и рискованным делом, причём это касается не только частного бизнеса, не только малого бизнеса или, наоборот, крупного бизнеса, это касается даже того бизнеса, который мы с вами затеваем, – имею в виду проекты, которые выполняются в рамках Комиссии по модернизации.

Один из таких примеров – строительство научно-производственного комплекса для фильтрации плазмы крови в Дубне. Понятно, что от его строительства зависят жизни десятков, может быть, даже сотен тысяч людей. Но, к сожалению, несмотря на то, что это вроде бы приоритет – комиссия этим занимается, на президентском контроле находится, – тем не менее, как мне докладывают, монтаж оборудования даже не начинался, не обеспечены электроэнергия, тепло, коммуникации не подведены, не введён таможенный пост на территории соответствующего предприятия. Воспользоваться льготой и разместить технологическую линию без уплаты таможенных платежей и, соответственно, НДС просто невозможно.

Подчёркиваю ещё раз, это касается предприятия, которое находится под прямой опекой комиссии. Это печально.

Надо с этим всем разобраться, и я поручаю руководителям рабочих групп комиссии проконтролировать ход выполнения проектов по всем направлениям и разобраться, конечно, в причинах отставания от графика, а также установить ответственных и обеспечить реализацию проектов в установленные сроки.

В прошлом году мы, по сути, завершили вступление страны в ВТО, был образован Таможенный союз, и это всё должно заставить нашу административную машину крутиться гораздо быстрее. Это означает то, что мы сознательно идём на ужесточение конкурентных условий, открываем новые возможности не только для своего, но и для иностранного бизнеса. Поэтому тем более недопустимо снижение конкурентоспособности российских предприятий из-за того, как работает наша административная машина.

Напомню, что в прошлом году был введён в действие институт инвестиционных уполномоченных Президента в федеральных округах. Они уже несколько месяцев отработали, можно сказать, что проанализировали основные проблемы, с которыми сталкиваются инвесторы в регионах, а они, я думаю, и так всем очевидны. Это запутанность процедур, их сложность, которая связана с утверждением документации по инвестиционным проектам, необоснованные отказы в выделении земельных участков или, если речь не идёт о земле, то, естественно, необоснованные отказы в продлении договоров аренды, проблемы с коммуникациями, с подключением инженерного оборудования. В общем, всё то же самое.

Есть и тема, которую инвесторы отдельно упоминают, – это систематические трудности с таможенными службами. Об этом, может быть, есть смысл поговорить отдельно. Задача таможни не заключается в том, чтобы только собирать денежные средства в казну. Таможня должна быть тоже интегральным механизмом помощи и поддержки предпринимательства в стране, а не барьером. Поэтому нам нужно определиться с ключевыми направлениями работы комиссии, имею в виду улучшение инвестклимата. Естественно, смысл нашего сегодняшнего собрания заключается в том, чтобы обсудить те вопросы, которые мною упомянуты, которые вы, уважаемые коллеги, затронете, и сформулировать и подготовить правильные поручения.

О чём хотел бы ещё сказать. Во-первых, нам нужны базовые решения по тарифной политике естественных монополий, причём на среднюю и долгосрочную перспективу. На законодательном уровне уже действуют правила, благодаря которым плата за подключение сократилась практически в два раза. Кроме того, ограничены необоснованные доходы сбытовых организаций, регламентированы и условия договора на подключение. Но это касается электроэнергетики. Аналогичные подходы с соответствующими, конечно, нюансами должны быть распространены и на взаимодействие с другими монополистами, а этого не сделано пока. Видимо, у них просто лоббистский ресурс повыше, чем у электроэнергетиков.

Второе. Реформирования требует система таможенного администрирования. К сожалению, до сих пор не работает электронное декларирование, документы в значительной мере приходится оформлять на бумаге. Есть информация о том, что таможенные посты закрываются без каких-либо согласований или предупреждений. В результате растёт стоимость таможенных услуг, складских услуг, а скорость оформления грузов (в общем, она тоже всем известна, о ней даже говорить не приходится) просто ниже низшего.

Нужен чёткий порядок создания, реорганизации и ликвидации этих таможенных постов, нужна более системная оценка работы таможенных органов в целом. И электронная обработка документов: неоднократно говорили, что всё хорошо, всё работает, но, к сожалению, работает всё только на очень небольшой процент.

Третье – это развитие национального фондового и финансового рынка, увеличение ликвидности фондового рынка, стимулирование российских компаний к возвращению из зон особой благоприятности путём создания соответствующих условий в нашей стране.

И конечно, нам нужно определиться с базовыми ставками налогов и платежей на среднесрочную перспективу. Только такая предсказуемость будет понятным плюсом для инвесторов, которые рассчитывают вкладывать деньги в нашу экономику. Определённость, подчёркиваю, с базовыми ставками налогов – это ключевой момент.

Наконец, необходимо внести изменения в систему контроля за промышленной безопасностью. По тому, как работает Ростехнадзор, также будут судить об инвестиционном климате. Во всяком случае, многие бизнесмены, представители предпринимательского сообщества выражаются в том ключе, что Ростехнадзор, к сожалению, жмёт ещё сильнее и ещё жёстче, чем раньше, например, налоговые инспекторы. Конечно, нам необходимо исключить чрезмерный контроль, а с другой стороны, сохранить и обеспечить безопасность не только строящихся, но и уже сданных объектов.

И последнее, о чём хотел бы сказать, это безусловная и всеобъемлющая информатизация всех услуг, всех процедур, с которыми сталкивается бизнес. Необходимо внедрять на всех уровнях власти механизмы оценки затратности этих услуг и их результативности. К этой работе должны быть всемерно привлечены бизнес-ассоциации, общественные объединения предпринимателей и другие общественные структуры. Это, кстати, одно из направлений, которым должно заниматься так называемое открытое правительство.

Давайте начнём работу. Пожалуйста, Набиуллина Эльвира Сахипзадовна.

Э.НАБИУЛЛИНА:Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Уважаемые коллеги!Мы подготовили достаточно обширную презентацию о ходе реализации всех поручений, и прежде всего магнитогорских, по улучшению инвестиционного климата. Постараюсь в ускоренном порядке пройтись по этой презентации, с тем чтобы у нас была общая картина, где мы находимся по каждому из этих ключевых поручений.

У меня просьба первый слайд пропустить, потому что он касается как раз места России в рейтингах, и перейти непосредственно к поручениям в порядке, в котором они были в магнитогорском поручении.

Первое поручение касалось снижения тарифов и страховых взносов. Решения у нас были приняты, но хотела бы обратить внимание, что когда мы принимали эти решения, мы понимали, что они временные.

Д.МЕДВЕДЕВ: Извините, всё-таки, если обратиться ко второму слайду, я правильно понимаю, здесь такие циферки стоят, что за 2010 год по теме «Регистрация предприятий» мы сползли вниз на 40 позиций? Это так?

Э.НАБИУЛЛИНА: Это получается, таким образом, именно так. Почему? Не потому, что мы свои процедуры ухудшили, а потому, что многие страны двигались быстрее нас.

Д.МЕДВЕДЕВ: Если кто-то двигался быстрее нас, значит, мы свои ухудшали. Тоже конкурентная среда. У нас это падение на 40 позиций вниз, и дальше, кстати, это продолжается. Я смотрю, и в 2011-м, и в 2012 году это планируется?

Э.НАБИУЛЛИНА: Да. К сожалению, мы проигрываем в конкуренции. Когда нам кажется, что у нас процедуры улучшились по сравнению с началом 2000-х годов, другие страны двигаются быстрее, и мы просто теряем в позициях. Поэтому нам такой международный бенчмаркинг нужен всегда. Инвесторы выбирают страны исходя из некоторых общих принципов, и мы у них, к сожалению, не всегда выигрываем. Но при этом у нас некоторое улучшение за последний период в регистрации собственности по сравнению с конкурентами, в налогообложении, в международной торговле, обеспечении исполнения контрактов, где, кстати, у нас совсем неплохие позиции, мы на 13-м месте. Надо сказать, что среди стран БРИКС мы и Индия улучшили свои позиции, а другие партнёры по БРИКС чуть-чуть потеряли.

Можно перейти к поручениям? Первое поручение касалось снижения страховых взносов. Здесь приведены данные по этому решению, но хотела бы обратить внимание, что решение у нас было принято, по сути, на два года, временное, и сейчас обсуждаются параметры долгосрочного решения, которые будут действовать уже на протяжении длительного периода. Кроме того, нам нужно будет решить проблему множественности ставок. На четвёртом слайде показана множественность ставок. При этом хотела бы обратить внимание, что социальные права у всех формируются одинаковые.

Пятый слайд. Мы до изменения всей системы страховых взносов опрашивали предприятия, как они будут реагировать. Здесь представлены данные, которые мы уже докладывали, как предполагается, что предприятия будут реагировать. Но пока фактических данных у нас нет. По итогам 2011 года, как они будут известны, мы отдельно доложим.

Следующее поручение касалось оптимизации государственных закупок. Был поставлен целевой ориентир – снижение стоимости закупок на 15 процентов. Здесь был принят ряд нормативных документов, в том числе появился механизм обоснования начальных цен, чего не было до этого. По ряду направлений, по таким, как медицинское оборудование, приняты специальные акты, которые устанавливают порядок формирования начальных цен. Мы ожидаем, что само обоснование начальных цен приведёт к некоторому сокращению затрат на госзакупках. Но надо сказать, что пока фактически снижения затрат на госзакупки на 15 процентов нам не удалось достичь. Для этого нужна системная работа и по законодательству, и по правоприменению. Поэтому это направление нуждается в продолжении работы.

Следующее поручение (слайд седьмой) – введение экспертизы действующих и проектно-нормативных актов, которые касаются необоснованных барьеров для бизнеса. Специальные полномочия для Минэкономразвития и Минюста. Вся нормативная база подготовлена. Вместе с бизнесом мы отобрали 19 нормативных актов, самых существенных, которые первыми будут анализироваться. Сейчас такая работа начата, и здесь мы тесно работаем с бизнес-сообществом. По предыдущим поручениям механизм запущен. И мы надеемся, что конкретные результаты будут уже в ближайшее время.

Следующий механизм – защита прав миноритарных акционеров в части доступа к информации. Было Ваше поручение внести проект соответствующего закона. Он внесён в Думу, принят в первом чтении, сейчас готовится ко второму чтению. По нему идут дискуссии по объёму доступа к информации. Но тем не менее мы предполагаем, что этот закон может быть принят во втором чтении уже в весеннюю сессию.

Следующее поручение (девятый слайд): внести проект закона по либерализации контроля за иностранными инвестициями. Речь шла о том, чтобы у нас не проходили через комиссию, специальную процедуру, сделки, в которых участвуют международные финансовые организации, и между организациями, бенефициарами которых являются российские лица. Закон принят, он начал действовать, поэтому в этом отношении поручение исполнено.

Следующее поручение аналогично госзакупкам. Госкорпорациям необходимо было принять решение по снижению затрат на собственные закупки не менее чем 10 процентов в год в течение трёх лет. Такую работу компании в 2011 году начали, из 59 компаний, которые мы мониторим, 29 компаний утвердили методику, которая должна привести к сокращению затрат, 30 компаний пока разрабатывают и не утвердили методику. Поэтому и конечных результатов по снижению затрат нет, это поручение необходимо дальше контролировать и исполнить в полном объёме.

Следующее поручение касается приватизации (11-й слайд). В октябре распоряжением Правительства был утверждён прогнозный план приватизации на 2011–2013 годы, в левой стороне этого слайда показано, какие пакеты акций в какие сроки предложено этим планом готовить к приватизации и продавать. После этого было Ваше дополнительное поручение, и у нас проработан дополнительный пакет на продажу (это с правой стороны наши дополнительные предложения).

Следующий слайд (12-й слайд) касается поручения об обеспечении информации о закупках государственными компаниями. Был принят специальный закон, который предусматривает доступ к информации о закупках госкомпаний. Это очень важно для того, чтобы дать сигнал бизнесу о том, какие закупки будут осуществляться. Закон такой принят, единый сайт сейчас разрабатывается, и обязанность размещения такой информации компаниями наступает с 1 июля 2012 года, то есть он начнёт действовать. Закон принят, но для того чтобы компании в соответствии с этим законом готовили свои планы для размещения, дан определённый переходный период, и он наступает с 1 июля 2012 года. На едином сайте уже будет осуществлено размещение этих планов.

Следующие поручения – три – касаются сокращения государственного участия в экономике за счёт исключения из органов управления компаний с госучастием представителей государства и назначения вместо них независимых директоров. На следующих слайдах (13-м и 14-м) представлены данные и по конкретным персоналиям, которые были заменены в советах директоров.

Количество профессиональных директоров увеличилось в 2011 году. Если в 2010 году их было 214, в 2011-м стало 233. Это по специальному перечню. А если говорить в целом о компаниях с государственным участием, то их число возросло с 707 до 1335. Среди этих профессиональных директоров есть и независимые директора, и профессиональные управляющие, то есть этот процесс достаточно активно идёт.

Следующий слайд (15-й). Было поручение Генеральной прокуратуре подготовить проект закона, который определял бы специальный порядок работы с жалобами, касающимися коррупции. Такой проект закона подготовлен Генпрокуратурой и сейчас проходит согласование, но пока не принят.

Слайд 16 касается создания порядка публичного обсуждения с предпринимательским сообществом проектов нормативных актов, которые касаются регулирования экономической инвестиционной деятельности. Нами представлены предложения и проведена подготовительная, организационная работа по созданию единого интернет-портала для размещения всеми федеральными органами информации о публичном обсуждении проектов ведомственных актов и с введением обязанности федеральных органов власти размещать на сайте проекты нормативных актов.

Следующее поручение (17-й слайд) касалось конкретной работы по ключевым направлениям, связанным с решением проблем инвесторов. На уровне полномочных представителей назначены ответственные, на слайде приведены фамилии ответственных и количество проблем, которые уже поступили для обсуждения уполномоченными на уровне округов, сколько таких проблем было решено за период действия этой системы.

На 18-м слайде справочно – как работает Федеральный инвестиционный уполномоченный. Из 83 проблем 62 решены.

На федеральном уровне у нас принято относить к решённым проблемам только те, где инвесторы заявили, что проблемы решены, то есть это не наша собственная оценка, а где есть заявление инвестора. Считаю, что именно так нужно относиться и на уровне регионов.

Далее информационный слайд, какие типы проблем возникают.

Следующий слайд (19-й) – поручения по качеству предоставления госуслуг по направлениям, важным для бизнеса. Мы с Вами такие направления обсуждали, выбирали. Это касается и обслуживания в аэропортах, и выдачи виз и разрешений на работу, осуществление технологического надзора и так далее. Было Ваше поручение назначить вице-премьеров, которые курируют эти направления. Вице-премьеры назначены, и в Ваш адрес были направлены доклады с промежуточными результатами деятельности по этим направлениям.

С 20-го слайда идёт информация о выполнении других поручений, связанных с инвестиционным климатом. Мы сделали особый упор на работу в регионах, на программу улучшения инвестиционного климата в регионах, были разработаны и модельные программы. Надо сказать, что из 83 субъектов Российской Федерации такие проблемы утверждены в 69. Они разного качества, поэтому мы договорились вместе с агентством стратегических инициатив и с «Деловой Россией», которые разработали стандарт таких программ, куда включили минимально необходимые требования, как их видит бизнес, эти стандарты отработать в шести пилотных регионах. Здесь перечислены те пилотные регионы, в которых начинается уже предметная работа по внедрению таких стандартов.

21-й слайд. Очень важным решением со слов инвесторов и с точки зрения улучшения инвестиционного климата положительно воспринимается принятие федерального закона о центральном депозитарии. Создание такого центрального депозитария планируется завершить к апрелю 2012 года.

И второе важное событие – объединение бирж. Объединение бирж позволило нашей бирже войти в топ-10 бирж в соответствии с рейтингами.

То есть это важные события, которые произошли на финансовом рынке, с точки зрения улучшения инвестиционного климата.

Кроме того, начал работу (пожалуйста, 22-й слайд) фонд прямых инвестиций. Он уже рассматривает первые сделки. На слайде приведены более подробные данные, какие принципы работы фонда, в том числе данные о Международном экспертном совете.

Следующее направление, по которому мы работали, – совершенствование таможенного администрирования, 23-й слайд. Были приняты ключевые документы: и Таможенный кодекс Таможенного союза, и уже наш национальный закон о таможенном регулировании. В этом законе был предусмотрен ряд мер по упрощению процедур, и мы их обсуждали также на Комиссии по модернизации вместе с представителями бизнеса. Часть этих мер заработала, но часть до сих пор, к сожалению, не заработала.

И на 24-м слайде нами приведены те проблемы, над которыми, на наш взгляд, нужно будет работать. Это проблемы, которые мы обсуждали вместе с бизнес-сообществом. Во-первых, у нас выросли таможенные сборы для необлагаемых товаров: не таможенные пошлины, а таможенные сборы, в том числе для несырьевого экспорта. И мы договорились предварительно с Минфином, с представителями Минфина, всё-таки пересмотреть уровень этих сборов, для того чтобы снизить этот объём.

Электронное декларирование не работает в полной мере так, как нам бы хотелось. Бизнес подаёт сигналы и просит, дублирует документы в бумажном виде. Нам нужно сделать всё для того, чтобы электронное декларирование заработало.

Д.МЕДВЕДЕВ: Какие документы требуют дублирования?

Э.НАБИУЛЛИНА: Дополнительные документы, не электронная декларация, а дополнительные документы, которые нужны к электронной декларации. У нас такой анализ проводился вместе с бизнесом, и там ряд документов можно назвать, которые требуются дополнительно к таможенной декларации, в том числе и по контрактам. Может быть, даже представителей бизнеса попросим сказать, какие дополнительные документы, чтобы я не ошиблась в названии этих документов.

Законом у нас был предусмотрен порядок закрытия и реорганизации таможенных постов, что не будет происходить без предварительных консультаций с участниками внешнеэкономической деятельности и с учётом сложившихся логистических схем, в том числе наличия складов, транспортной доступности. Пока этот порядок не внедрён, и, на наш взгляд, нужно ускорить принятие такого порядка для того, чтобы эти решения принимались по результатам консультаций с бизнесом. Также нужно принять ряд подзаконных актов для того, чтобы нормы, предусмотренные в законодательстве и упрощающие таможенные процедуры, заработали, в том числе в отношении такой чувствительной темы, как временный ввоз научных образцов, критерий поручительства – для того, чтобы заработал институт финансовых гарантий, и ключевой документ о системе показателей оценки работы таможенных органов. Потому что мы исходили из того, что это должны быть не только фискальные показатели, но показатели сроков издержек на таможенное оформление, и предлагаем такие показатели ввести.

Следующее направление – упрощение строительных процедур. Здесь также был принят ряд решений с отменой обязательной технической инвентаризации при новом строительстве, это важно для нового строительства. Принят закон о введении негосударственной экспертизы, но закон заработает с апреля 2012 года. Мы считаем, что это важное очень направление, которое ликвидирует монополию государственной экспертизы, даст возможность инвесторам обращаться и в негосударственную экспертизу, но он заработает с 1 апреля 2012 года. Также ведётся работа по оптимизации процедур на региональном уровне. Но надо признать, что упрощение строительных процедур, несмотря на принятые документы, также здесь нет пока системного перелома, и мы на низких позициях, в том числе в рейтингах, по согласованию инвестиционных проектов.

По вопросам сокращения административного давления на бизнес. У нас заработал инструмент оценки регулирующего воздействия, ОРВ, наряду с той экспертизой, о которой я уже говорила раньше. Через систему ОРВ прошло 543 акта. То есть в рамках этой процедуры бизнес мог в регламентированном режиме высказаться по 543 актам, и 182 из них получили отрицательные заключения на данный момент, поэтому не были приняты, а без такой процедуры вполне могли бы быть приняты.

Второе – по проверкам плановым и внеплановым. У нас ведётся мониторинг этой деятельности. Количество плановых проверок сокращается, но проблема внеплановых проверок ещё остаётся.

27-й слайд. В 2010-м и в 2011 годах был принят ряд мер по налоговому стимулированию, те меры, которые улучшают инвестиционный климат. И здесь, кстати, были приняты важные решения и по налогу на прибыль, по акциям, которые в собственности находятся не менее пяти лет, и по образованию, по здравоохранению по освобождению от налога на прибыль. Поэтому в контексте инвестиционного климата это важное решение.

Большой проблемой остаётся подключение к сетям. В рейтингах, о которых мы говорили, мы на последнем месте всех стран пока по подключению к сетям. Нам нужно будет эту проблему решать. Ряд документов был принят, но здесь, видимо, их недостаточно для того, чтобы было системное решение. У нас в ряде регионов произошло и сокращение платы за подключение, по некоторым регионам в несколько раз, но тема остаётся очень болезненной, и бизнес её поднимает практически при каждой встрече, в том числе по ответственности за нарушения правил подключения.

Важная работа была проделана и приняты важнейшие законы (на 29-м слайде), которые были связаны с либерализацией уголовного законодательства. Это важное направление для инвестиционного климата.

Последний слайд, на который я хотела бы обратить внимание, 30-й слайд. Здесь коротко даны те направления, на которые, на наш взгляд, нужно обратить внимание и добиться кардинального, существенного улучшения ситуации. Это тема таможенного администрирования, о которой я говорила уже, это тарифы естественных монополий. Вы сказали, что нужны долгосрочные решения, потому что иначе это непредсказуемость для бизнеса. Это и определение на долгосрочную перспективу позиций по базовым ставкам налогов и страховых платежей, развитие финансового рынка и промышленная безопасность. Кстати, по промышленной безопасности, именно в последнее время предприятия очень много ставят вопросов по системе, потому что и чрезмерный контроль, и нет достаточной дифференциации между реально опасными объектами и не очень опасными объектами. Поэтому это направление, на наш взгляд, нуждается в таком первоочередном внимании.

В приложении представлены данные об уполномоченных в субъектах Российской Федерации, чтобы коллеги тоже знали, кто в каком субъекте Федерации персонально отвечает за состояние инвестиционного климата.

Спасибо большое.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо, Эльвира Сахипзадовна.

Теперь я хотел бы, чтобы присутствующие здесь представители бизнеса в развитие моих вступительных слов и доклада Министра экономического развития высказали свои соображения.

Пожалуйста, я обращаюсь ко всем желающим. Кто хотел бы? Кому угодно начать? Пожалуйста, прошу Вас.

А.ОНИЩУК: Александр Онищук, президент ассоциации РАТЭК.

Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Уважаемые члены комиссии! Уважаемые коллеги!

Тема таможенного урегулирования крайне важна для бизнеса, для инвесторов. Российская таможня за последние годы изменилась кардинально. Давно канули в Лету времена «чёрного» импорта. Сегодня ни перед рынком, ни перед таможней больше не стоит задача борьбы с массовой контрабандой. Вызов сегодняшнего времени – сделать импорт понятным, прозрачным, простым, быстрым, предсказуемым, высокотехнологичным. Хотя на деле мы не до конца ощущаем смену формаций. Мы по-прежнему зачастую рассматриваемся не как партнёры, а как потенциальные нарушители.

В докладе Эльвиры Сахипзадовны есть информация о 409-м законе – это декабрьская поправка в КоАП, которая усиливает ответственность за неточности в заполнении декларации. Мы теперь будем штрафоваться не только за указание неправильных сведений, которые повлияли на уменьшение таможенных платежей, но и за сведения, которые могли бы послужить уменьшению таможенных платежей. Причём штраф увеличился значительно.

Нельзя оценивать деятельность таможни в отрыве от тех задач, которые она выполняет. Фактически сегодня государство ставит перед таможней в качестве основной цели сбор средств в бюджет, отсюда и характер мер таможенного регулирования. Они, по большому счёту, не направлены ни на упрощение, ни на ускорение таможенного оформления, они направлены на выбивание денег из участников ВЭД путём корректировок таможенной стоимости, затягивания оформления, классификационных решений и прочих мер.

Приведу яркий пример из практической жизни. На Шереметьевской таможне предлагают классифицировать планшетный компьютер, у которого ставка 0 процентов (а мы понимаем, что от таких предложений отказываться нельзя), как навигатор – со ставкой 5, а навигатор, как телевизор, со ставкой 15. Особый случай – классификация электродвигателей для производства бытовой техники. В стране есть несколько инвестиционных проектов, которые успешно работают, это зарубежные компании: итальянские, корейские, турецкие. Так вот они повсеместно сталкиваются с вопросами классификации электромотора, который крутит эту стиральную машину. Разница в таможенной пошлине – 15 процентных пунктов, это огромная разница. И перебороть таможенные решения практически невозможно никак.

Мы не призываем нивелировать интересы государства в части взыскания пошлин и налогов, но решать эти задачи следует путём перехода на применение средств контроля на основе методов аудита и управления рисками. А таможенный аудит таможенной инспекции сегодня неэффективен и нерезультативен, поэтому все усилия концентрируются не на постконтроле, а на таможенном оформлении, на ввозе товаров, отсюда и досмотры, и корректировки таможенной стоимости, отсюда пресловутая система управления рисками, которая также недостаточно эффективна, не подлежит оценке, анализу, экономически не обоснована.

Зачастую масса усилий таможенных органов сводится к незначительным успехам. Приведу пример. По данным ФТС, в 2011 году была досмотрена 181 тысяча партий товаров. Сумма наложенных штрафов составила 2 миллиарда, это 11 тысяч на каждую проверку. Мне кажется, что усилия таможенников стоят гораздо дороже, чем те деньги, которые получаются по итогам проверок.

Для инвесторов принципиально важно и быстро, и с меньшими затратами проходить таможню, для этого предусмотрена специальная упрощённая процедура – институт уполномоченного экономического оператора. К сожалению, из всех предусмотренных упрощённых процедур сегодня работает лишь одна – хранение товаров на собственном складе, остальные пока ничем не отличаются от обычного декларирования, не дают никаких преимуществ.

С 2002 года внедряется процедура электронного декларирования. Стоит отметить, и это правда, что ФТС – одно из самых активных и одно из самых передовых ведомств в вопросах автоматизации, но тем не менее электронное декларирование – это упрощение, ускорение, удешевление таможенного оформления, исключение человеческого фактора, дистанцирование таможни от бизнеса – эффективно не работает. Процедура до сих пор не стала популярной, так как электронная декларация пригодна только для таможни, для налоговых, банковских целей она не применяется, там нужна бумага. И здесь импортёры и ФТС стали заложниками ведомственной несогласованности, к сожалению.

Что касается Вашего вопроса о дополнительных документах при электронном декларировании, я поясню, что имеется в виду. Если идёт через границу товар, который подлежит особому контролю, то есть товар, входящий в профили риска, то нужны дополнительные документы для того, чтобы таможенник уяснил, что это за товар, почему такая цена, почему цена ниже риска.

Д.МЕДВЕДЕВ: И такие документы предоставляются только в бумажной форме?

А.ОНИЩУК: Да, причём значительная часть товаров идёт как раз по рискованным контрактам, то есть цена ниже, чем предусмотрено профилем риска.

Д.МЕДВЕДЕВ: Понятно, спасибо.

А.ОНИЩУК: Нас крайне волнует конкурентная среда, прозрачность и предсказуемость в околотаможенной сфере. Неприятный случай произошёл в своё время с платёжной системой «Таможенная карта». Участники этого в одночасье столкнулись с серьёзными трудностями, понесли убытки из-за прекращения приёма платежей через эту систему, а объяснения случившегося, к сожалению, не выглядели убедительными. Реализация концепции переноса оформления на границе, закрытие обустроенных таможенных постов зачастую проходили в приказном порядке, неожиданно для участников бизнеса. Те поручения, которые Вы планируете дать, крайне важны для нас.

Вызывает обеспокоенность конкурентная среда на брокерском рынке. Всё большую долю занимает государственная, то есть аффилированная таможенная служба, брокер РОСТЭК. Мы считаем, что лишь здоровая конкуренция является залогом прозрачности и эффективности рынка околотаможенных услуг.

Для нормализации инвестиционного климата необходим ряд решений в таможенной сфере, которые не будут реализуемы без перефокусировки задач таможни с фискальной на задачу содействия развитию торговли, упрощению и ускорению оформления. По нашему мнению, следует провести следующие мероприятия.

Информационные технологии должны заработать, пришло время отказаться от предоставления бумажных копий и различных документов, выдаваемых бизнесу: это лицензии, сертификаты, декларации. Давно пора создать и использовать соответствующие электронные базы данных, базы, доступные для таможни, налоговой службы, импортёров, потребителей, для всех заинтересованных лиц. Такой пример есть, на сайте Комиссии таможенного союза прекрасно работает электронная база нотификаций. Нотификация – это объявление импортёров о содержании криптографии и иных товарах. Она открыта для всех: для импортёров, для таможни – и нет никаких проблем с этим вопросом. Почему до сих пор это не распространено на другие документы – непонятно.

Необходим экспертный анализ практики применения упрощённых процедур, результаты которого должны были бы лечь в основу решения на уровне Комиссии Таможенного союза и ФТС. Цель – упрощённые процедуры должны применяться и на деле упрощать таможенный процесс. Следует установить ответственность таможенных органов за действия или бездействие, приведшие к убыткам участников ВЭД. Это будет прекрасным стимулом для создания адекватной и обоснованной системы управления рисками. Следует привлекать экспертное сообщество к классификации сложных товаров. Очевидно, что таможеннику непросто разобраться в этом, мы можем создать какой-то экспертный орган, который помог бы определить, что это за товар, навигатор это или всё-таки компьютер.

И ещё ряд внешнеэкономических тем, которые напрямую не имеют отношения к таможне, но крайне важны для инвестиционного климата. Параллельный импорт. Сегодня в Таможенном союзе, так же как в Европейском сообществе, действует так называемый региональный принцип исчерпания права, то есть ввоз брендированных товаров возможен только с ведома правообладателей. Антимонопольное ведомство в этом усматривает определённые угрозы для конкуренции и на протяжении полутора лет обсуждает вопрос о легализации параллельного импорта. Сегодня вопрос рассматривается в Правительстве. По нашему мнению, легализация параллельного импорта крайне ухудшит конкурентную ситуацию внутри страны и негативно отразится на всех инвестиционных проектах, прежде всего производственных.

Поясню, завод «Самсунг» производит электронику в России, рассчитывает свой план, формирует цены, и тут пошёл вал из Арабских Эмиратов, других стоков такого же «Самсунга». Конкурировать с этими товарами будет практически невозможно. Крайне непрозрачна и необоснованна процедура оформления товаров, содержащих криптографию и относящихся к категории «Специальные технические средства». Это прежде всего товары информационных технологий, индустриальные компьютерные комплексы, товары массового потребления. Мы надеемся на помощь Минпромторга и ФСБ в решении вопросов совершенствования и упрощения таможенных процедур. Вопросы назрели, их надо решать.

И последнее. На деле сегодня полноценного единого экономического пространства для импортёров пока не существует, так как таможенное оформление можно осуществлять лишь в стране, резидентом которой ты являешься. Когда у импортёра появится право выбирать страну оформления, таможенные ведомства Таможенного союза начнут конкурировать между собой, как известно, только на пользу общему делу.

Итоговый вывод, который я бы хотел сделать. Сегодня в целом таможню нельзя назвать угрозой для благоприятного инвестиционного климата в стране, но, к сожалению, и помощником бизнесу она пока не стала. Таможенный климат зависит от государственных стратегий, от решений на уровне Таможенного союза, Правительства, министерств. Вопрос надо рассматривать в комплексе. А от ФТС мы прежде всего ждём экономической обоснованности решений и реальной оценки эффективности принимаемых мер администрирования. Большое спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо.

Пожалуйста, кто продолжит. Прошу Вас.

Н.КИРИЛЛОВА: Наталья Кириллова, генеральный директор инжениринговой компании, член ТПП.

Дмитрий Анатольевич, уважаемые участники заседания.

По роду своей инжиниринговой деятельности я очень часто, постоянно общаюсь с предприятиями и могу вас заверить, что на местах люди очень заинтересованы развивать свои предприятия, проводить модернизацию, внедрять инновации. Но дело в том, что в нашей стране пока недостаточно к этому стимулов, и даже есть ряд факторов, которые тормозят этот процесс. И в своём выступлении я подниму вопрос о качестве регулирования промышленной безопасности, который напрямую влияет и на модернизацию, и на инвестиционный климат.

Хочу подчеркнуть: как и государство, мы считаем, что продукция, технология и промышленные объекты должны соответствовать самым современным и самым высоким требованиям по безопасности. Однако действующий сегодня Федеральный закон №116 о промышленной безопасности просто не отвечает современным требованиям. Дело в том, что этот закон тяжеловесный, он с долгими сроками принятия решений на практике, система слишком сложная, а сегодня требуется более гибкий подход. И предприятия знают, что министерства работают над этим вопросом, был внесён ряд изменений в закон, разработаны техрегламенты, но многие вопросы остаются нерешёнными, и о них я сегодня в своём выступлении скажу.

Специалисты считают, что принципиальное регулирование промышленной безопасности должно сильно различаться при проведении масштабной модернизации, проведении локальной реконструкции каких-то объектов на предприятии, и особенно при проведении НИОКР.

Дело в том, что наиболее важный вопрос, который сегодня поднимают предприятия и предприниматели, это оптимизация сроков и количество необходимых процедур по промышленной безопасности. Предприятия хотели бы получить более чёткие инструкции: что можно, что нельзя, потому что люди на местах боятся принимать решения. Я сама постоянно слышу от специалистов предприятий, допустим, химии. Они говорят, чтобы поменять какую-то часть оборудования, им приходится собирать кучу ненужных документов и даже проходить архитектурный надзор. И, знаете, легче не менять эту трубу вообще. Поэтому этим и тормозится в том числе и процесс какой-то модернизации и обновления наших производств. Очень важно и необходимо пересмотреть нормы и правила промышленной безопасности по отраслям и, что очень важно, совместно с предприятиями. В ряде случаев эти нормы, они устарели и требуют изменения в свете модернизации.

В том числе, допустим, с вопросом аттестации и лицензирования надо поработать. Я приведу простой пример. Одному предприятию было необходимо изготовить ёмкости для хранения химикатов. У них есть специалисты на предприятии, но они не аттестованы. Им пришлось брать на субподряд компанию с лицензией. Им сделали эти ёмкости, но в пять раз дороже: вместо 300 тысяч предприятие заплатило 1,5 миллиона. Ещё и качество не самое лучшее. С этим вопросом тоже надо разобраться.

Требуется ревизия критериев отнесения производственных объектов к опасным и особо опасным производствам. Об этом сейчас говорили. С Ростехнадзором мы об этом тоже говорили. Сегодня этот перечень неоднозначен, что можно даже в некотором случае лесопилку отнести к этим производствам.

Очень важна и необходима работа по гармонизации национальных стандартов в области промышленной безопасности с зарубежными требованиями и нормами. Надо понимать, что избыточное регулирование и требования по промбезопасности очень сильно влияют на цену продукции. Вот, допустим, один наш заказчик полгода не мог сертифицировать оборудование по гармонизации, хотя были все европейские сертификаты у этого оборудования. И ещё заставили отдельное помещение создавать, где должны храниться химикаты, хотя по европейским нормам это не нужно, а это же опять затраты для предприятия. Мы в ВТО вступаем, и вот завтра будет ли наша продукция конкурентной, если ещё дополнительные затраты предприятиям нужно нести?

Отдельно обозначу проблему проведения НИОКР. В целом ряде отраслей по закону требуется тотальная сертификация всего и вся. Дело в том, что для малых и средних предприятий это непосильная ноша и по финансам, и по персоналу, потому что нужна аттестация персонала, оборудование. Существующая система промышленной безопасности должна быть адаптирована к НИОКР, если мы хотим развивать и внедрять инновации. Конечно, с учётом специфики рисков, всё понятно, это очень сложный вопрос промышленной безопасности.

Сегодня очень важно принять меры по урегулированию этих нерешённых вопросов. Как решение предлагается создать рабочую группу при Комиссии по модернизации, которая бы выработала такие предложения по оперативному устранению этих вопросов. Кроме этого, очень важно эту группу создать как межотраслевую, межведомственную и с обязательным привлечением специалистов с предприятий, инжиниринговых компаний, науки, которые ежедневно сталкиваются с этими проблемами. Этой группе можно было бы поручить разработать какие-то предложения по стимулированию для предприятий, чтобы они были заинтересованы делать модернизацию и внедрять инновации. Предприятия должны быть заинтересованы и бизнес, тогда всё пойдёт само по себе, как по маслу.

Очень хотела бы поднять вопрос о необходимости государственной поддержки российского инжиниринга. Объясню, почему. У нас сейчас предпочитают закупать различное зарубежное оборудование и брать западные инжиниринговые компании, которые делают проекты. И дело в том, что это не всегда является самым последним словом техники по инновациям, в практике российских предприятий очень много таких примеров. А отечественные инжиниринговые компании профессионально и, можно даже сказать, с патриотическим настроем подходят к данному вопросу, потому что они реально заинтересованы в модернизации предприятий, это их работа, это их бизнес.

Дело в том, что два года тому назад мы объединили наше отечественное, российское инжиниринговое сообщество и создали отраслевое отделение по инжинирингу при общественной организации «Деловая Россия». Мы сделали портал, который сейчас работает, который рассказывает о новинках и отечественных, и зарубежных. Мы с коллегами работаем, развиваем эту тему, но мы видим, что без государственной поддержки российскому инжинирингу крайне трудно будет развиваться, потому что уже очень много западных компаний, и в том числе, допустим, вот я сейчас пример Китая приведу, серьёзно конкурируют у нас на рынке.

Китай по какому шёл пути? Он принял закон о необходимости привлечения на 50 процентов к любым проектам по модернизации, которые в Китае идут, китайского инжиниринга. И сегодня мы видим, как в России заказы на крупные объекты получают китайские или западные инжиниринговые компании. Если мы с государственного уровня не подойдём к этому вопросу, то очень серьёзно мы можем пострадать и попасть в зависимость даже от зарубежных компаний в плане модернизации нашей программы инноваций.

Хотела также пример Казахстана привести. Они ввели грантовую систему для промышленных предприятий на проработку технико-экономических обоснований инвестиционных проектов и проектной работы. Это тоже своего рода мера по стимулированию развития инжиниринга и, конечно, модернизации предприятий. И нам нужно что-то срочно делать. Очень прошу к этому вопросу внимательно отнестись.

Отдельное внимание я хотела бы уделить развитию инжиниринга, который работает в области создания инновационных производств, то есть от НИОКР до запуска инновационного предприятия. Таких инжиниринговых компаний, которые сопровождают такие проекты, в нашей стране крайне мало. Можно сказать, это штучный товар. И здесь нужна площадка для развития системы инновационного инжиниринга инноваций. И я думаю, что этой площадкой могло бы стать Сколково.

И в конце я бы хотела сказать, уважаемые участники заседания, Дмитрий Анатольевич, дело в том, что в российском бизнесе есть много предпринимателей, которые реально выражают готовность и желание предложить государству свои идеи и принять участие в разработке системы, которая бы действительно мотивировала предприятия на проведение модернизации и внедрение инноваций. Это люди, которые в целом думают о стране и о нашем будущем. И такие предприниматели могут стать одним из ресурсов развития государства. Мы бы хотели тоже это подчеркнуть. И именно диалог поможет в конце концов перейти от потребительского мышления «государство нам должно» к созидательному «мы тоже что-то хотим дать государству, сделать для страны, для её развития».

И мы готовы к сотрудничеству и участию в этих государственных преобразованиях. Мы готовы активно включиться в эту работу. И мы очень надеемся, что государство будет принимать решения, направленные на это сотрудничество.

Большое вам спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо.

Пожалуйста, прошу Вас.

А.ОСИПОВ: Александр Осипов, независимая энергосбытовая компания.

Мы говорили сегодня о проблеме техприсоединений к энергосетевой инфраструктуре. Что бы хотелось нам, бизнесу, Дмитрий Анатольевич? Мы говорили про интерактивные услуги, чтобы можно было зайти на сайт сетевой компании, увидеть там интерактивный калькулятор, который бы на условиях оферты предлагал возможность рассчитать стоимость подключения в конкретные точки. Это юридически обязывало бы, с одной стороны, энергосетевые компании, с другой стороны – делало бы процедурно прозрачной всю систему и выносило бы ситуацию с вознёй с техприсоединениями из-под стола на стол.

Второе. Нормативные документы в электроэнергетике на сегодняшний день, наверное, половину вот этого зала займут точно. Естественно, что знания потребителей и энергетиков ассиметричны. По нашему мнению, было бы хорошо организовать специального омбудсмена в сфере электроэнергетики, агентство, которое бы защищало их интересы и во внесудебном порядке решало многие обращения.

Сегодня много ведётся работы по улучшению положения потребителей с гарантирующими поставщиками, которые, как мы знаем, брали штрафы, манипулировали ценами, завышали стоимость электрической энергии. У нас сбытом электроэнергии занимаются не только гарантирующие поставщики, но и независимые энергосбытовые компании. Чем больше потребителей будут обслуживать независимые энергосбытовые компании, тем больше у нас будет удовлетворённых потребителей. На сегодняшний день препятствием для их работы являются бюрократические ограничения в связи с тем, что переход потребителя к такой энергосбытовой компании может осуществляться только один раз в год. И второе. Для её работы необходимо согласование от самого же монополиста, гарантирующего поставщика.

Третий вопрос. Конечно, для любого производства (мы не знаем производства, которое бы работало без электроэнергии) очень важно понимать, сколько будет через три-четыре года стоить электрическая энергия, если у нас строят новые производственные предприятия. Вы говорили о среднесрочных и тарифах. Мне кажется, стоит ввести долгосрочный договор об энергоснабжении, в котором были бы предсказуемые тарифы, сроком хотя бы на лет семь, и соответственно потом определённый период выхода уже на стандартный тариф, если они отклонились в течение этого периода существенно.

По налогам теперь. Сколково на сегодняшний день – это лучшая практика. Хотелось бы, чтобы эта практика была не исключением, а правилом для стартапов и, конечно, в том числе для новых производственных проектов, которые несут основные риски при реализации.

Хотелось, чтобы для новых высокотехнологичных производств, экспортно ориентированных производств и стартапов в новой экономике была бы распространена эта практика, сколковская практика, по созданию благоприятного налогового режима.

Второе. Наш бизнес, общеизвестно, несёт очень большие издержки ввиду того, что вынужден осуществлять бухгалтерский, налоговый, отдельный управленческий учёт по международным стандартам, составляет много отчётности: статистическую, налоговую, бухгалтерскую. У нас сейчас реализуются предложения «Деловой России» об отмене параллельного налогового учёта, но сталкиваются с тем, что до сих пор не осуществившийся переход на международные стандарты бухгалтерской отчётности не даёт возможности отменить вот этот достаточно высокий по издержкам налоговый учёт. Просили бы закончить этот переход на международные стандарты и лучшую практику мировую соответственно.

И последнее. Сегодня вводится патентная система. В процессе ввода обсуждалась возможность отмены другого упрощённого вида налогообложения, единого налога на вменённый доход. Вроде бы сейчас принято решение о том, что он не будет отменяться. Но мы хотели бы выразить своё мнение, что это, конечно, недопустимо. Хотелось бы, чтобы был выбор.Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо.

Есть ещё желающие? Пожалуйста.

С.ХАЛФИНА: Светлана Халфина, член «ОПОРЫ России», директор БашЛЗ.

Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Уважаемые члены Комиссии! Позвольте поблагодарить за возможность выступить перед вами.

Когда мы говорим об инвестиционном климате, то вынуждены говорить о безопасности бизнеса, и на самом деле это весьма значимая составляющая инвестиционного климата в стране. В настоящее время Игорь Иванович Шувалов координирует работу по улучшению предпринимательской и инвестиционной деятельности. В его полномочия входит рассмотрение обращений российских и иностранных инвесторов, развитие малого и среднего предпринимательства и многое другое. Мы положительно оцениваем наше сотрудничество с Игорем Шуваловым и ведомством Эльвиры Набиуллиной, Департаментом инвестиционной политики. Находим поддержку в решении вопросов вопиющих фактов нарушения прав предпринимателей и считаем, что такой механизм работы на федеральном уровне себя оправдывает.

По Вашему поручению, Дмитрий Анатольевич, закреплён статус инвестиционных уполномоченных за заместителями Ваших полномочных представителей в федеральных округах и создаются комиссии при инвестиционных уполномоченных, в состав которых входят представители предпринимательских объединений. Вместе с этим «ОПОРА России» занимается защитой прав предпринимателей, интересов вот уже многие годы, имеет серьёзный практический опыт в этом. В «ОПОРЕ России» уже более семи лет в 28 регионах действуют бюро защиты. Мы регулярно проводим [анализ] системных нарушений предпринимательской деятельности, также мы готовим предложения для улучшения предпринимательского климата в стране. На сегодняшний день мы понимаем, что нужен человек, к которому предприниматель может обратиться, тот, кто сможет выступить гарантом его интересов, особенно в вопросах взаимодействия с чиновниками. То есть фактически поступает запрос на создание такого института, как уполномоченный по защите прав предпринимателей. Фактически эта необходимость назревает. Мы, практики, понимаем, что это нужно и необходимо.

В настоящее время у «ОПОРЫ России» уже есть успешный опыт реализации такой инициативы в Ульяновске, создан уполномоченный по защите прав предпринимателей, он работает, готовы создать в Республике Башкортостан, в Пермском крае. У предпринимателей в регионах должен быть свой региональный уполномоченный и возможность не доводить ситуацию до судебного разбирательства.

Я сама являюсь предпринимателем, более 12 лет занимаюсь производственной деятельностью и не понаслышке знаю, как непросто порой защищать в одиночку свои права. В целях улучшения инвестиционного и предпринимательского климата просим Вас, уважаемый Дмитрий Анатольевич, дать поручение создать институт уполномоченного по защите прав предпринимателей на региональном уровне во всех субъектах Российской Федерации, совместно с «ОПОРОЙ России» и другими предпринимательскими объединениями разработать механизм взаимодействия уполномоченных на федеральном уровне, на региональном уровне и инвестиционных уполномоченных при полпредах. Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Хочу понять, всё-таки тот институт, который мы создавали несколько месяцев назад, институт федерального, окружного уполномоченного, который является заместителем полпреда, его не хватает, по Вашим ощущениям? Тем более что ведь эта практика пока только развивается в последние несколько месяцев.

С.ХАЛФИНА: В регионах не хватает.

Д.МЕДВЕДЕВ: Я имею в виду – вообще для того, чтобы решать вот эти задачи по защите прав предпринимателей, то есть окружного этого уполномоченного не хватит – обязательно нужно, чтобы был уполномоченный в субъекте Федерации?

С.ХАЛФИНА: Мы считаем, что нужен.

Д.МЕДВЕДЕВ: Ну ладно, если считаете – значит, есть на это причины.

С.ХАЛФИНА: Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Пожалуйста. Кто продолжит, есть желающие?

Я обещал дать слово руководителю таможенной службы. Пожалуйста.

А.БЕЛЬЯНИНОВ: Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Хотел бы немного добавить к докладу Эльвиры Сахипзадовны. Мне кажется, в докладе можно было бы ещё осветить эффективность работы особых экономических зон. Очень много внимания, очень много средств мы уделили созданию этих институтов. Но реально работает эффективно полностью только одна зона в Елабуге и в Липецке где-то процентов на 50. Остальные пока находятся в стадии развития.

Мне кажется, можно было бы также проанализировать ситуацию по ввезённому высокотехнологичному оборудованию в Россию для модернизации производства. Всё это оборудование было освобождено от таможенных пошлин. И можно было бы уже теперь посмотреть, какая же эффективность этого ввезённого оборудования? Что, собственно, дало?

Кстати, по поводу собираемости. Второй год подряд таможенная служба собирает больше 50 процентов доходной части бюджета. В этом году мы собрали свыше 6 триллионов. Поэтому, наверное, следовало бы уже посмотреть, чтобы и собственно экономика давала прямые налоговые поступления, чтобы менять эту диспропорцию.

Мне кажется, также было бы целесообразно время от времени возвращаться к тем мерам, которые приняты в рамках таможенного тарифного регулирования, потому что везде мы пишем, что это временные меры по отдельным видам и группам товаров, насколько эффективно были приняты те или иные решения по понижению или по повышению таможенных ставок.

В докладе Эльвиры Сахипзадовны было 30 слайдов, но из них по таможне только два. В проекте решения почти все вопросы затрагивает таможенное регулирование. Но мне кажется, пропорция не совсем корректная. Я, к сожалению, не могу долго выступать, потому что материалы к совещанию мы получили только вчера, и у меня есть достаточно много возражений.

Дмитрий Анатольевич, я прошу отдельного доклада, если это возможно, чтобы не вступать в такую неконструктивную полемику.

Господин Онищук – член общественно-консультативного совета ФТС очень многие годы. Вот пять лет мы с ним заседаем в одном общественно-консультативном совете, и ни разу он не затрагивал те вопросы, которые он затронул сегодня в выступлении в присутствии Президента Российской Федерации. Обещаю, что ближайший общественно-консультативный совет мы соберём по тем вопросам, которые он затронул, обязательно пригласим представителей Администрации Президента с тем, чтобы мы вели себя предельно корректно. От бизнеса мы ничего не прячем.

Ещё по поводу консультаций с бизнесом. Пропорции, которые, к сожалению, не меняются в течение огромного количества времени: 37 процентов компаний проводят только одну внешнеэкономическую, внешнеторговую сделку; 70 процентов компаний – с признаками фирм-однодневок; 20 процентов компаний, которые дают 80 процентов объёма торговли. Это просто для того, с кем и как советоваться. Дмитрий Анатольевич, я попрошу обратить внимание на эту пропорцию, потому что иной раз на общественно-консультативные советы других органов приходят бизнесмены, которые толком не могут и сказать, какую же компанию они представляют, настолько они многолики.

Вот, собственно, всё, что я хотел добавить. Ещё раз прошу, Дмитрий Анатольевич, разрешения Вам отдельно доложить по таможенной проблематике.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо, Андрей Юрьевич.

Н.КУТЬИН: Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Кутьин Николай Георгиевич, руководитель Ростехнадзора.

Хотелось бы кратко доложить о тех вопросах, которые были подняты Светланой Халфиной. Справедливо совершенно были подняты те вопросы, которые связаны с тормозом нововведений в промышленности, связанные со старым законодательством. Но в прошлом году проведена большая работа в рамках ратификации Конвенции по предотвращению промышленной аварии, которая у нас ратифицирована 30 ноября, у нас определены теперь вопросы на 2012 год. В связи с этим Правительством утверждён план действий, и все вопросы, которые сегодня были подняты в рамках этого плана действий, согласно Конвенции совместно как раз с представителями среднего, малого и крупного бизнеса будут осуществлены. Практически все вопросы, связанные с разрешительной деятельностью, тормозящие инновации, в 2012 году будут закрыты, поскольку уже нами подготовлены проекты изменений в действующее законодательство, проекты изменений в положение и административные регламенты, которые до четвёртого квартала 2012 года должны войти в жизнь. Таким образом, я думаю, что всё, что сегодня было сказано, будет снято.

Кроме этого, существуют определённые ещё и субъективные, конечно, моменты, из-за чего сейчас этот вопрос, видимо, поднялся. По результатам деятельности Ростехнадзора, в 2011 году мы провели на 25 процентов меньше проверок, чем в 2010-м, а если посмотреть к 2009 году – на 50 процентов меньше количество проверок. Но количество штрафов возросло в три раза, количество привлекаемых к ответственности тоже существенно возросло, и также возросла ответственность предпринимателей за нарушение промышленной безопасности. В основном это произошло в ходе работы по антикоррупционным мероприятиям.

К сожалению, не секрет, что ранее в большом количестве выявлялись факты договорённостей между представителями надзорного органа и предпринимателями, и много выявленных нарушений не попадало в отчётность, не попадало в акты. Сейчас, как я уже сказал, при общем сокращении количества проверок на 50 процентов возросло количество выявлений и количество штрафов, особенно количество штрафов: в три раза. Это, конечно, стало субъективным фактором разговора, видимо, о деятельности Ростехнадзора в области промышленной безопасности. Но, как я сказал, по тем вопросам, которые являются существенными: это в основном разрешительная деятельность, это рассмотрение проектной документации, – в 2012 году согласно планам Правительства вопросы будут сняты.

Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо.

Пожалуйста.

М.АБЫЗОВ: Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Уважаемые коллеги!

Вопрос улучшения инвестиционного климата и работы, с этим связанной, безусловно, крайне важен и во многом зависит не от эпизодического рассмотрения на самом высшем уровне, но и от повседневной работы в первую очередь тех людей, которые сталкиваются с различного рода неэффективными бюрократическими процедурами, которые мешают в том числе развитию деловой активности, предпринимательских способностей и развитию инвестиционного климата в целом.

Именно на это направлен проект, который я хотел бы сегодня представить. По Вашему поручению команда и интернет-ресурс большого правительства совместно с экспертным сообществом и общественными организациями представляют проект «Россия без дураков». Данный проект направлен на выявление и последующую ликвидацию вредных, удушающих, а иногда просто глупых бюрократических процедур и нормативно-правовых актов. Самое главное, что в основе этого проекта лежат общественная и профессиональная активность граждан и так называемый краудсорсинг, который задействует, собственно говоря, непосредственно инициативу людей, которые сталкиваются с подобными проявлениями неэффективности работы исполнительной власти.

Из истории появления этого проекта. Впервые идея по реализации этого проекта прозвучала в Екатеринбурге 28 ноября, совсем недавно. В Вашем Послании Федеральному Собранию Вы определили, что необходимо запустить этот проект в течение января на федеральном уровне, для чего была сформирована рабочая группа совместно не только с коллективом большого правительства, но, как я сказал, и с общественными и гражданскими объединениями, были привлечены к этой работе. В результате чего 20 января, два дня назад, на всей территории России был запущен этот интернет-ресурс. В настоящее время функционирует он в формате бета-версии, которая постоянно обновляется и дорабатывается с учётом в том числе тех предложений, которые нам поступают от интернет-пользователей, для чего разработан специальный регламент и инструкция по использованию.

Что надо сказать, сейчас уже, заработав в течение двух дней, примеры глупостей можно будет разобрать отдельно, но многие из них показывают, до какого уровня нестыковок и неэффективности иногда доходим мы в выполнении и в применении различных нормативных документов. Хотел бы остановиться на том, что не просто для выявления, но и для последующей работы по искоренению этих глупых процедур и неэффективных регламентов нами совместно с нашими коллегами из Администрации Президента разработана модель, которая предусматривает наличие в каждом регионе Российской Федерации уполномоченного по работе этого интернет-ресурса в формате депутата законодательного собрания.

Д.МЕДВЕДЕВ: Ещё один омбудсмен, да? Омбудсмен по работе с дураками или что это?

М.АБЫЗОВ: Дмитрий Анатольевич, дело в том, что за последние месяцы мы провели работу со всеми законодательными собраниями. И в отличие от назначения сверху, это та инициатива активных депутатов региональных заксобраний, которые хотели бы заниматься на территории сопровождением этого проекта. Это не бюрократическая вертикаль. Это непосредственная инициатива народных избранников на территории, обладающих соответствующими полномочиями по работе, по искоренению выявленных фактов неэффективности. Мы не насаждаем их. Вы проявили такую инициативу – мы её будем использовать.

Соответственно открытость в работе со средствами массовой информации крайне важна. Есть много обращений по вопросам регламентов нормативных актов на федеральном уровне. Что предлагается в этой связи? Построить здесь работу по возможному их совершенствованию с учётом ресурса мобильных приёмных Президента Российской Федерации, а также с учётом того опыта, который накоплен, и ресурсов Управления по работе с обращениями граждан.

Хотел бы остановиться на том, что мы предлагаем нашим активным интернет-пользователям.

Д.МЕДВЕДЕВ: Какой адрес-то у этого ресурса?

М.АБЫЗОВ: Россия без дураков точка рф.

Д.МЕДВЕДЕВ: То есть дураки всё-таки упомянуты? Ладно, сейчас посмотрим.

М.АБЫЗОВ: Это название победило в рейтинговом голосовании. Дело в том, что ресурс, он является общественным и сформирован с учётом той инициативы интернет-пользователей, и это название победило в рейтинговом голосовании. И если интернет-пространство так решило, я считаю, что это наиболее приемлемая для них форма отношений к тому продукту, который формируется.

Дмитрий Анатольевич, уважаемые коллеги, наиболее активные пользователи, которые будут наиболее популярными в формате этого краудсорсинга, предполагаются к привлечению в работе экспертных групп большого правительства, а также наблюдательного общественного совета ресурса «Россия без дураков», который мы предполагаем создать в ближайшее время для того, чтобы это был действительно общественный продукт.

Что хотел бы сказать до того момента, как мы представим ролик по окончании. Первое. Продукт работает два дня. Дмитрий Анатольевич, за неполные трое суток у нас более миллиона посетителей этого ресурса (это рекорд для рунета) и порядка 323 тысяч индивидуальных пользователей, каждый из которых проводит на этом ресурсе минимум 15 минут. За неполные трое суток внесена тысяча предложений на интерактивную карту фиксации.

Хотел бы показать логотипы, которые нам сегодня предлагаются интернет-пользователями в качестве эмблемы этого ресурса. Мы решили провести открытый конкурс онлайн для того, чтобы сама интернет-среда, интернет-пользователи определили, какие из логотипов, предложенных уже интернет-пользователями, им больше нравятся или, возможно, предложили свои варианты.

А сейчас я хотел бы, чтобы мы посмотрели проморолик, который подготовлен командой, описывающий то, как технически работает этот сайт. И если будет настроение, потом есть уже народное творчество, несколько студий, которые ознакомились с работой сайта, за два дня подготовили свои мультролики, рекламирующие этот продукт.

Д.МЕДВЕДЕВ: Мы не будем смотреть мультролики, давайте посмотрим основной ролик и всё.

(Просмотр ролика.)

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо. Любопытно, рекомендую всем зайти поглядеть, во всяком случае первая картинка довольно впечатляющая: или зарегистрироваться, или просто добавить глупость.

Ладно, нужно этот проект довести до уже более совершенных форм, там посмотрим, что из этого получится. Спасибо.

Россия > СМИ, ИТ > kremlin.ru, 24 января 2012 > № 481677 Дмитрий Медведев

Главные вызовы нынешней системы здравоохранения в России - высокая смертность в трудоспособном возрасте, а также водораздел между платными и бесплатными медицинскими услугами. Об этом и путях решения проблем здравоохранения рассказал руководитель Института экономики здравоохранения НИУ ВШЭ, соруководитель экспертной группы по обновлению "Стратегии-2020" "№"11 "Здоровье и среда обитания человека" Сергей Шишкин на Гайдаровском форуме.

По мнению Сергея Шишкина, сейчас система здравоохранения направлена на лечение заболевших, превалирующее большинство которых - дети и граждане пенсионного возраста. Граждане в трудоспособном возрасте обращаются в поликлиники реже, и все больше это происходит на платной основе.

Растет число граждан, недовольных системой здравоохранения. Одним из ключевых вызовов является оценка населением системы здравоохранения. По данным, которые привел Сергей Шишкин, 53% граждан считает, что здравоохранение находится в плохом состоянии, в худшем положении находится социальное обеспечение (56%). В декабре "Левада-центр" опубликовал данные, согласно которым 91% опрошенных считает, что система здравоохранения нуждается в серьезных изменениях. Согласно данным исследований НИУ ВШЭ, которые привел Сергей Шишкин, большинство граждан заменили бы врачей на более квалифицированных, заменили медсестер на более внимательных и оснастили медицинские учреждения необходимым современным оборудованием.

Вопрос соотношения платных и бесплатных услуг в здравоохранении стоит весьма остро. Как заметил Сергей Шишкин, в последние три года право на бесплатную медицинскую помощь стало самым значимым правом для граждан, притом что финансирование здравоохранения за последние годы увеличилось примерно на 45%, Россия тратит на эту сферу на 2,5% ВВП меньше, чем развитые страны.

Существенно увеличивается не только число недовольных системой здравоохранения, но и число оплачиваемых медицинских услуг, полагает Шишкин. По его словам, растет доля тех, кто платит за услуги при амбулаторной медицинской помощи. Что касается стационарного лечения, то здесь снизилось число граждан, плативших за лекарства, но тем не менее доля плативших врачам за услуги не уменьшилась.

Подобные оплаты являются формально легальными, так как проходят через кассу. "Доля тех, кто платит официально, достаточно высока, поэтому можно говорить о том, что система здравоохранения фактически стала легально платной", - отметил Сергей Шишкин. При этом не сокращаются и неформальные платежи, по большей части связанные со стационарным лечением.

Ответы на эти вызовы подготовили эксперты рабочей группы по обновлению "Стратегии-2020", которые в течение 2011 года разрабатывали предложения для Правительства РФ.

Эксперты "Стратегии-2020" полагают, что необходимо расширить функции центров здоровья, которые сейчас работают неэффективно, а также качественно изменить функции участковых врачей и педиатров, постепенно расширять их компетенцию до уровня врачей общей практики. Вместе с тем, как пояснил Сергей Шишкин, расширению компетенции будет способствовать уменьшение рутинных операций (документооборот и прочее) за счет автоматизации и расширения функций медсестер, которые смогут заменить врачей.

Эксперты ставят в задачу управления наиболее значимыми хроническими заболеваниями формирование специальных функциональных групп медсестер, в компетенцию которых будет входить реализация индивидуальных планов больных хроническими заболеваниями. В том числе предлагается создание школ для больных.

По словам Сергея Шишкина, современная система специализированной медицинской помощи нуждается в реструктуризации: расширении консультативно-диагностических функций и концентрации специализированной медицинской помощи в крупных больничных учреждениях.

Наряду с реструктуризацией рабочего режима специалистов эксперты "Стратегии-2020" предлагают реформировать систему медицинского образования. Квалификация кадров является ключевой задачей повышения качества медицинской помощи. По мнению Сергея Шишкина, до того, как разработать и внедрить новые учебные стандарты в медицинском образовании, необходимо ввести профессиональные стандарты деятельности медицинских работников.

Обновлению медицинского образования также будет способствовать создание новой модели послевузовского образования, основанной на непрерывном образовании с возможностью выбора курсов по желанию и преобразование медицинских учреждений в самостоятельные субъекты послевузовского образования. Таким образом средства на оплату повышения квалификации врачей будут оставаться в самих учреждениях. Вместе с этим крупные клиники с профессиональными кадрами и современным оборудованием должны иметь право и лицензии на проведение курсов повышения квалификации.

"Задачу четкого разграничения платной и бесплатной медицинской помощи в ближайшие годы решить не удастся", - полагает эксперт. Так, новые стандарты медпомощи помогут несколько сдержать рост платности, но не смогут стать водоразделом между платностью и бесплатными услугами: для этого, по словам эксперта, нужны большие экономические ресурсы.

"Без формализации и легализации участия населения в оплате медицинских услуг системе здравоохранения не обойтись", - полагает Шишкин. Как отметил эксперт, введение системы соплатежей - острый вопрос, который не будет обсуждаться в ближайшее время, возможно, по политическим соображениям. Но эксперты сходятся во мнении, что вполне возможно ввести легальные соплатежи на медицинскую помощь, оказываемую на основе принципиально новых медицинских технологий. По данным опроса, этот вариант был одобрен 54% населения, заверил Сергей Шишкин.

Экспертами разработана программа развития здорового образа жизни. Она включает в себя повышение акцизов на алкоголь и табак, запрет рекламы табачной продукции и курения в общественных местах, повышение НДС на отдельные продукты питания, наносящие наибольший вред здоровью (например, фастфуд). Развитию здорового образа жизни также способствуют обеспечение доступа населения к объектам спортивной инфраструктуры, субсидирование абонементов в спортивные секции.

По подсчетам экспертов, для улучшения мотивации врачей, обеспечения эффективного контракта с медицинскими работниками и повышения качества медицинской помощи необходимо повысить финансирование здравоохранения на 1% ВВП. Для реализации масштабных мер лекарственного обеспечения, развития здорового образа жизни необходимо увеличение финансирования на 3% ВВП.

Россия. ЦФО > Медицина > ria.ru, 23 января 2012 > № 479017 Сергей Шишкин

В первый рабочий день после зимних каникул на специальном совещании в Рослесхозе были подведены итоги проверок лесного хозяйства субъектов РФ в 2011 году. О результатах контрольных мероприятий в регионах и задачах на 2012 год корреспондент "Российской лесной газеты" беседует с заместителем руководителя Федерального агентства лесного хозяйства Виктором Чикалюком.

"- Виктор Федорович, расскажите что входит в комплекс контрольных мероприятий и по какой системе проводятся проверки субъектов РФ.

- Контрольные мероприятия - это плановые и внеплановые проверки субъектов РФ на предмет исполнения ими полномочий в области лесного хозяйства. Плановые проверки были утверждены приказом Рослесхоза и проводились по единому типовому заданию. Из 79 субъектов РФ, которым переданы полномочия в области лесных отношений, в 2011 году мы проверили 42. В ходе контрольных мероприятий было выявлено более 800 нарушений. Результаты плановых проверок будут рассмотрены на расширенном совещании в Федеральном агентстве лесного хозяйства в ближайшее время.

- Какие субъекты были проверены в 2011 году? И что проверялось?

- Наибольшее количество плановых проверок было в Центральном федеральном округе - проверки состоялись в 9 субъектах. В Приволжском федеральном округе проверено 8 регионов, в Сибирском - 6. В каждом субъекте РФ мы должны проводить проверки не реже, чем раз в два года. Все субъекты, которые не были охвачены в 2009-2010 годах, были проверены в 2011.

Состав контрольной комиссии формируется приказами Рослесхоза индивидуально под каждый субъект и включает представителей территориальных департаментов и подведомственных учреждений. Возглавляют комиссии заместители руководителя Рослесхоза. В среднем в каждой проверке участвуют от 10 до 20 инспекторов. Состав комиссии и количество инспекторов зависят от интенсивности использования лесов, площади территории, объемов поступающих в регион субвенций и наличия проблем в субъекте.

Проверки проводились по 15 разделам: организация и осуществление функций государственного управления лесным хозяйством, ведение государственного лесного реестра, охрана лесов от пожаров, защита и воспроизводство лесов, целевое и эффективное использование средств субвенций и многим другим.

Самые главные нарушения связаны с вопросами лесного планирования. На большинстве проверенных территорий есть разночтения между лесными планами субъектов и лесохозяйственными регламентами лесничеств, хотя эти два документа должны составлять единое целое. Кроме того, много нарушений по предоставлению гражданам и юридическим лицам лесных участков в пределах земель лесного фонда. Более 60 нарушений выявлено в области организации использования лесов. Однако больше всего нарушений все-таки в финансовом блоке - все, что связано с расходованием средств субвенций.

- Какие регионы имеют наибольшее количество нареканий?

- Больше всего нарушений было выявлено в двух субъектах на Дальнем Востоке - это в Республике Саха (Якутия) и Приморском крае. В Республике Саха (Якутия) в 2011 году свирепствовали лесные пожары. А в Приморском крае проблема с использованием лесов: это самовольные рубки и рубки на особо охраняемых природных территориях. В Приволжском федеральном округе достаточно много нарушений выявлено в Пермском крае, а в Центральном федеральном округе - в Ярославской области. Основная проблема в этих субъектах - погибшие после ветровала 2010 года насаждения, большую часть из которых до сих пор не расчистили. В Южном федеральном округе большинство нарушений пришлось на Краснодарский край.

Конечно, особое внимание мы уделяем значимым субъектам, активно использующим лесные ресурсы. К таким как раз больше всего претензий и замечаний.

Меньше всего нарушений было выявлено в Северо-Западном, Центральном и Уральском федеральных округах. Косвенно по количеству нарушений можно судить о работе наших департаментов. Если работа департамента ощутима - то и замечаний будет значительно меньше в субъектах округа.

- Как будет контролироваться исправление выявленных нарушений? Будут ли субъекты проверяться повторно?

- Повторно в 2012 году мы проверим пять вышеперечисленных субъектов Российской Федерации, которые у контрольной комиссии вызвали больше всего нареканий. Проверка будет не просто документальная - комиссия обязательно приедет еще раз. Ко времени повторного визита инспекторов субъекты обязались устранить все нарушения. Контроль за исполнением выданных предписаний возложен на Департаменты лесного хозяйства по федеральным округам

В целом в 2011 году мы провели масштабную работу. Наша задача - не только выявить нарушения, но и вместе с субъектами выработать механизмы по их устранению, указать пути решения. По итогам плановых проверок субъектам предлагалось подготовить план мероприятий по устранению выявленных нарушений и замечаний. Уже на основе этих планов составлялись предписания по устранению нарушений на территории. Предписания подписывает руководитель Федерального агентства лесного хозяйства, после чего они отправляются непосредственно высшему должностному лицу субъекта Российской Федерации.

- Планируются ли какие-то изменения в 2012 году в самой системе проверок?

- С учетом анализа 2011 года на совещании мы обсудили, что нужно сделать, чтобы улучшить работу наших субъектов в 2012 году. Изменения коснутся подхода к плановым проверкам, построения работы и состава комиссий, а также системы контроля за устранением нарушений. В Рослесхозе есть профильное управление, которое занимается контролем за исполнением полномочий в области лесного хозяйства субъектами Российской Федерации. Совместно с ним мы будем вырабатывать механизмы и пути усовершенствования контрольных мероприятий. Первое, что мы должны сделать, - это подготовить новое типовое задание. Документ будет актуализирован под задачи 2012 года. Кроме того, мы планируем обратить дополнительное внимание на состав проверяющих комиссий. Ведь от того, насколько хорошо подготовлен инспектор, напрямую зависит и результат его работы. Планируется провести дополнительное обучение сотрудников."

Россия > Леспром > wood.ru, 16 января 2012 > № 472009 Виктор Чикалюк

Транспортные заторы в московском регионе являются проблемой, для решения которой власти Москвы и Подмосковья объединили усилия еще в прошлом году. О том, каких успехов удалось достичь, а также о ремонте дорог, строительстве ЦКАД, тарифах на проезд в общественном транспорте в 2012 году и борьбе с безбилетниками рассказал в интервью РИА Новости заместитель председателя правительства Московской области, министр транспорта Петр Кацыв.

- Петр Дмитриевич, транспортные проблемы Подмосковья усугубляются тем, что рядом расположена и Москва, насколько активно идет сотрудничество двух субъектов РФ по их разрешению?

- В Московской области транспортная ситуация трудна не только из-за близости к столице, но и из-за того, что через территорию Подмосковья проходят 14 федеральных трасс. Интенсивность движения на них составляет от 90 до 150 тысяч автомобилей в сутки, то есть превышает норму в 1,5 - 2,5 раза. Наиболее сложна обстановка на Ленинградском, Ярославском, Горьковском, Минском, Новорязанском и Щелковском шоссе.

Положение усугубляется значительной долей транзитного транспорта, следующего по МКАД, при этом многие развязки на кольцевой дороге не имеют направленных съездов. Поэтому в состав первоочередных мероприятий включены работы по реконструкции и расширению проезжей части автомобильных дорог как в Москве, так и в Московской области.

Так, в настоящее время Москвой проводится реконструкция "вылетных" магистралей, как правило, с расширением проезжей части и обустройством выделенных полос для движения общественного транспорта.

Основным ориентиром в нашей совместной работе с Москвой является разработанная министерством транспорта РФ совместно с правительствами Москвы и Подмосковья "Программа развития транспортного комплекса Московского региона на период до 2020 года".

В ее рамках обсуждаются вопросы формирования маршрутной сети; обеспечения равных возможностей обслуживания для льготников; формирование единой стоимости проезда; организации объединенной системы безналичной оплаты проезда пассажиров на общественном транспорте. Министерство транспорта Подмосковья активно сотрудничает не только с департаментом транспорта и развития дорожно-транспортной инфраструктуры Москвы, но и с другими столичными департаментами.

Кроме того, между Москвой и Подмосковьем действует соглашение о работе такси. Мы договорились, что все разрешения, которые выданы в Московской области, действуют на территории Москвы, и наоборот. Таким образом, между столицей и областью образовано единое транспортное пространство, единые парковки, единые условия.

- В 2012 году часть Подмосковья войдет в состав столицы, как это повлияет на транспортную сеть московского региона?

- Изменение границ Москвы и Московской области не вызовет изменения пассажиропотоков и, следовательно, нет необходимости менять маршрутную сеть общественного транспорта. Вместе с тем, ведется работа по изменению статуса ряда действующих маршрутов, проходящих по территориям "новой Москвы". Некоторые маршруты в области станут городскими маршрутами Москвы или получат статус межсубъектных маршрутов.

- Строительство ЦКАД сейчас является одной из основных тем в сфере транспорта, насколько успешно оно ведется и можно ли говорить о том, что какие-то его этапы будут завершены досрочно?

- Говорить о том, что ЦКАД может быть построен раньше установленных сроков, не приходится, так как ее строительство связано не только с решением финансовых проблем, но и целого ряда вопросов по подготовке к строительству (проведению конкурсов, торгов и так далее). Строить ЦКАД планируется с 2013 года по 2022 год, причем возведение первых двух сегментов (третьего и четвертого пусковых комплексов) - уже в 2012 - 2019 годах.

Всего же ЦКАД разделен на пять пусковых комплексов, включающих в себя девять участков строительства общей протяженностью 521 километр. В настоящее время проектная документация на строительство третьего пускового комплекса (от пересечения со скоростной дорогой Москва - Санкт-Петербург до трассы М-7 "Волга") уже прошла государственную экспертизу. Министерством транспорта РФ принято решение о подготовке к строительству участка ЦКАД от строящейся трассы Москва - Санкт-Петербург до Ярославского шоссе.

Сейчас одним из важнейших вопросов по третьему и четвертому пусковым комплексам является начало подготовки территории для их строительства, в том числе изъятие у собственников земельных участков, расположенных там.

- Решен ли вопрос обеспечения общественным транспортом жителей отдаленных районов Подмосковья?

- К настоящему времени маршрутная сеть Московской области в целом сформирована. Конечно, нельзя сказать, что до каждой деревни или до каждого населенного пункта ходят прямые автобусы, но, с учетом пересадок, все имеют возможности пользоваться автобусным сообщением. Кроме того, на маршрутах работают и коммерческие перевозчики. Маршрутная сеть тесно увязана и с работой железнодорожного транспорта.

Хочу обратить внимание, что маршруты, протяженность которых составляет более 50 километров, являются междугородними. Они, в соответствии с действующим законодательством, не финансируются из областного бюджета, то есть перевозки на таких маршрутах осуществляется по нерегулируемым тарифам без предоставления льгот. Такие маршруты могут оказаться нерентабельными из-за нестабильного и низкого пассажиропотока, что не позволит привлечь к работе на маршруте перевозчиков.

Добавлю, что инициатором открытия или изменения маршрута может выступить любое физическое или юридическое лицо. Если у граждан есть предложения по открытию новых маршрутов, то прошу обращаться. Для упрощения работы желательно, чтобы в обращении приводилось обоснование необходимости открытия маршрута.

- А в каком состоянии находится автопарк общественного транспорта в Подмосковье?

- Я считаю, что в неплохом состоянии. На наших дорогах практически нет "Газелей", в основном иномарки Mercedes и Ford. Кроме того, только в этом году мы закупаем 450 автобусов для организации междугородних перевозок практически на всех направлениях, следующих до Москвы.

- Недавно правительство Московской области рассмотрело вопрос о повышении штрафов за безбилетный проезд, проблема "зайцев" стоит настолько остро?

- Если бы эта проблема не стояла так остро, то нам не пришлось бы настолько повышать штрафы. Проблема безбилетного проезда существует не только в Подмосковье, но и во всей России. Только за период 2011 года сотрудниками административно-транспортной инспекции Московской области привлечено к административной ответственности 379 граждан за безбилетный проезд и 93 человека за несанкционированное открывание дверей в транспорте.

Штрафы необходимо увеличивать и на железнодорожном, и на наземном транспорте. Мне трудно представить, что человеку, заходящему в автобус, жалко платить за проезд. Это позор! Закон для всех одинаковый. Либо надо менять законодательство, либо выполнять свои обязанности перед законом. Ведь и тарифы такие высокие, потому что половина людей не платят за проезд.

Постановление правительства об увеличении штрафов направлено в региональный парламент. Думаю, что на ближайшем заседании Московской областной думы нового созыва этот закон будет одобрен.

- Многие водители обеспокоены тем, что крупные шоссе Подмосковья перегружены светофорами, из-за которых возникают заторы и пробки. Планируется ли как-то решать эту проблему?

- Светофоры нельзя убрать просто так, взамен необходимо построить эстакады, подземные переходы, иначе невозможно будет перейти дорогу. В целом вопрос решается. Например, реконструкция Октябрьского проспекта в Люберцах, где рассматриваемый нами вопрос стоит довольно остро, включена в долгосрочную целевую программу "Дороги Подмосковья на период 2012 - 2015 годы".

В процессе проектирования будут проработаны вопросы организации движения транспорта и пешеходов, строительства и обустройства подземных и надземных переходов. В результате количество светофоров уменьшится, а режимы работы оставшихся будет оптимизирован.

В настоящее время прорабатывается и возможность создания единого межрегионального центра организации дорожного движения в Москве и Московской области. Его основной задачей должно стать повышение пропускной способности дорог московского региона. В ряде западных стран подобные центры функционируют уже многие годы. В России аналогичные структуры также начинают формироваться. Например, уже несколько лет существует Центр организации дорожного движения правительства Москвы.

- Многие дороги Подмосковья недостаточно освещены, кто должен заниматься этой проблемой и как вообще планируется ее решать?

- Если речь идет об освещении дороги в черте населенного пункта, то его организация относится к компетенции местной администрации. Если же об освещении трассы вне городов (в местах пересечения автомобильных дорог, в районе железнодорожного переезда и так далее), - на владельца автомобильной дороги.

На территории московского региона расположены дороги разной ведомственной подчиненности - 2,5 тысячи километров федеральных трасс, около 15 тысяч километров областных и столько же муниципальных автомобильных дорог. Контроль за их соответствием установленным требованиям осуществляет УГИБДД ГУ МВД России по Московской области.

- В районе ЦКАД планируется построить 20 логистических центров, насколько это позволит уменьшить пробки на въезде в Москву и когда планируется ввести в строй первый центр?

- Двадцать крупных терминалов общей складской площадью класса А и В в 4,7 миллиона квадратных метров будут строится в рамках реализации программы "Развитие транспортно-логистической системы в Московской области в 2011-2015 годах", которая была утверждена в ноябре. Центры будут располагаться на удалении более 30-50 километров от МКАД, то есть в зоне строительства ЦКАД. Девять объектов планируется ввести в эксплуатацию в период 2013-2015 годов, еще 11 - со сроком начала проведения проектных и подготовительных работ в период 2014-2015 годов.

Положительным эффектом от их строительства будет передислокация грозового транспорта за пределы МКАД и ближайшего Подмосковья, что позволит снизить нагрузку на дороги и значительно уменьшит интенсивность транзитных перевозок у границ Москвы.

- Будут ли повышаться тарифы на проезд в общественном транспорте в 2012 году?

- В новом году пересмотр тарифов на проезд в общественном транспорте пока не планируется.

- Каковы планы министерства транспорта Подмосковья на ближайшие годы?

- Как я уже говорил, утверждена долгосрочная целевая программа "Дороги Подмосковья на 2012 - 2015 годы". В соответствии с ней будет закончена реконструкция Лихачевского, Старосимферопольского и Осташковского шоссе, строительство и реконструкция транспортных развязок на пересечении Волоколамского и Ильинского шоссе в Красногорском муниципальном районе, на пересечении дороги "Южный обход Подольска" и на 19-м километре Можайского шоссе в Одинцовском муниципальном районе.

Кроме того, много жалоб автомобилистов и местных жителей на пробки вызывает развязка на 26-м километре трассы М-5 "Урал". Сегодня можно сказать, что все организационные вопросы, связанные с согласованием документов, землеотводом под ее строительство решены, заканчивается проектирование, и проектная документация готовится к сдаче в экспертизу. Предполагается, что строительство данной развязки начнется в 2012 году и будет закончено в 2014 году, как это и предусмотрено программой.

Кроме того, к 2015 году планируется приступить к реконструкции головного участка Волоколамского шоссе в городе Красногорске, автомобильной дороги "Подход к Подольску", Октябрьского проспекта в городе Люберцы, а также Старокаширского шоссе.

Россия. ЦФО > Транспорт > ria.ru, 26 декабря 2011 > № 460066 Петр Кацыв

На прошедшем в Ханты-Мансийске заседании Федерального агентства лесного хозяйства "Организация и информационное обеспечение использования лесов в УрФО" было подписано соглашение между правительством Югры и федеральным ведомством. О том, чем именно станет полезно данное соглашение для окружного лесного комплекса, а также об итогах проделанной в 2011 году работы рассказал директор Департамента природных ресурсов и несырьевого сектора экономики ХМАО-Югры Евгений Платонов.

- Евгений Петрович, не так давно прошло заседание Федерального агентства лесного хозяйства на тему "Организация и информационное обеспечение использования лесов в УрФО" в Ханты-Мансийске. Не могли бы вы рассказать о его итогах? Какую пользу из него извлекли для себя Вы, как директор окружного Департамента природных ресурсов и несырьевого сектора экономики?

- Автономный округ во второй раз посетил руководитель Рослесхоза. В 2005 году у нас был Ращупкин Валерий Павлович, а в этом году Масляков Виктор Николаевич. Конечно, это здорово, что все представители субъектов Уральского федерального округа, а также руководство федерального агентства побывали в автономном округе и рассмотрели вопросы лесного хозяйства. Были подведены итоги работы отрасли за год, проведено сравнение наших показателей с показателями других регионов, а главное - была озвучена оценка проделанной работы - твердая "пятерка" с плюсом. Виктор Николаевич Масляков отметил, что опыт, который наработан в ХМАО-Югре, - это достояние всей России. Были сказаны слова благодарности в адрес губернатора за поддержку службы лесного хозяйства. Цифры говорят сами за себя: в автономном округе объемы по предоставлению лесных участков и по проектам освоения лесов в десятки раз превышают показатели Ямала и других субъектов УрФО.

В плане информационного обеспечения, учитывая огромный объем работы по арендным отношениям, мы активно сотрудничаем со специализированными организациями, которые являются поставщиками информационных систем, такие как АВЕРС, LesGIS, СибНац, Инком. Сейчас активно внедряется система Ясень - обнаружение и информирование о лесных пожарах. Наши объемы лесоустройства - половина данных объемов России. Все ранее сказанное говорит о том, что созданная система лесоуправления достигла уровня, достойного подражания. Она поддержана материальными средствами, политическими решениями. Конечно, очень интересен и опыт регионов. Мы максимально пытаемся научиться у других территорий. Действительно интересно ведутся работы по надзору и контролю в Свердловской области, так же активно действует Тюменская область. На высочайшем уровне создана система пожаротушения в Курганской области, велика интенсивность и грамотная работа по арендным отношениям в Челябинской области. Мы всегда с особым удовольствием общаемся с коллегами, делимся своими достижениями, перенимаем их опыт. Очень объемным и значимым нам показался опыт Уральского федерального округа - его департамент лесного хозяйства уходит от чисто контрольной функции, больше занимается обучением и пропагандой передового опыта. Безусловно, то, что совещание прошло под руководством полпреда - Евгения Куйвашева, дало толчок для развития лесного хозяйства.

- Губернатор Югры Наталья Комарова и руководитель федерального агентства лесного хозяйства Виктор Масляков подписали соглашение о взаимодействии в области лесных отношений между агентством и региональным правительством. Какие положительные результаты видите Вы в результате этого сотрудничества?

- Предметом этого соглашения является организация взаимодействия сторон в области лесных отношений, направленного на обеспечение многоцелевого, рационального, непрерывного, неистощительного использования лесов для удовлетворения потребностей общества в лесах и лесных ресурсах, а также соблюдение иных принципов лесного законодательства. Согласно ему, Федеральное агентство лесного хозяйства берет на себя обязательства по оказанию методической, организационной, консультативной помощи субъекту Российской Федерации. Оно предполагает принимать во внимание позицию Правительства автономного округа при разработке государственных, федеральных целевых программ, составлении планов выездных совещаний и других мероприятий, планировании международной деятельности, содействие по обучению, повышению квалификации и переподготовке специалистов лесного хозяйства, своевременному информированию о результатах лесопатологического мониторинга о возможных изменениях в развитии очагов вредителей и болезней леса в регионе, содействовать инновационному развитию лесного хозяйства автономного округа. То есть мнение региона при выполнении поставленных задач будет учитываться. Также одним из направлений соглашения является создание единого информационного пространства в области лесных отношений путем тестирования, опытной эксплуатации (апробации) разрабатываемых программных продуктов и комплексных информационных систем, включая АИС "Государственный лесной реестр", в соответствии с рекомендациями Агентства.

Органы управления лесным хозяйством Югры одними из первых опробуют программное обеспечение АИС "Государственный лесной реестр", что позволит автоматизировать процесс внесения изменений в документированную информацию, в том числе по данным отчетов об охране, защите и воспроизводстве лесов. В перечень лесничеств, участвующих в пилотном проекте по ведению государственного лесного реестра, включено и Сургутское лесничество Ханты-Мансийского автономного округа - Югры.

В случае положительных итогов использования АИС "Государственный лесной реестр", в территориальном отделе - Сургутское лесничество, внедрение данных инноваций на всей территории субъекта не составит труда и оптимизирует работу специалистов по исполнению переданных полномочий.

- В 2011 году на охрану лесов Югры от пожаров были направлены большие денежные средства. Какими средствами пожаротушения пополнился парк техники? Как это улучшило ситуацию с пожарами в регионе?

- С 2011 года в автономном округе действует ведомственная целевая программа "Профилактика и тушение лесных пожаров на 2011-2013 годы". В рамках реализации программы приобретено 30 единиц техники на сумму 79 млн. 318,4 тыс. рублей: 10 малых лесопатрульных комплекса на базе автомобиля УАЗ, три лесопожарных трактора ТЛП-4, четыре бульдозера Б 10 М, два снегоболотохода ГАЗ-34039, шестьавтоцистерн пожарных КАМАЗ АЦ 3-40, один автобус КАВЗ-4238-02, два седельных тягача КАМАЗ-65225, два полуприцепа к тягачам.

Местом дислокации для основного количества данной техники определены наиболее пожароопасные районы: Кондинский и Советский.

Для оперативности принятия решений, получения полной и достоверной информации закуплена автоматизированная система учета и связи "Ясень" включающая в себя передвижной мобильный комплекс на базе автомобиля "Соболь" с двумя самолетами-беспилотниками, а также компьютерное оборудование общей стоимостью 36 млн. рублей. Данное оборудование совместимо с информационной системой дистанционного мониторинга (ИСДМ Рослесхоз).

Также приобретено специальное снаряжение, лесопожарное оборудование, запасные части на сумму 14,9 млн рублей. Закуплены 5 водосливных устройств ВСУ-5А и 1 ВСУ-15А для работы по тушению лесных пожаров с применением вертолетов. На сегодня у нас самое большое количество водосливных устройств среди субъектов Российской Федерации. При увеличении в 2011 году количества лесных пожаров (влияние ряда природных факторов) средняя площадь одного пожара ниже в 2,5 раза в сравнении с 2010 годом - это результат эффективного применения выделенных денежных средств. Так же нужно сказать, что вся проделанная работа в области чрезвычайных ситуаций была сделана в срок, вовремя. Мы впервые за 15 лет применили взрывчатые материалы для тушения лесных пожаров.

- Евгений Петрович, скажите, как в округе обстоят дела с незаконной вырубкой деревьев? Удается ли бороться с нарушителями?

- Конечно, это одна из составных частей работы лесного управления - охрана, контроль состояния лесного фонда. У нас в округе создана служба по надзору и контролю в области лесных отношений - это Природнадзор Югры. Возглавляет ее Пикунов Сергей Владимирович. В этой службе трудятся и специалисты лесного хозяйства. На сегодняшний день хорошо отработана административная практика. Мы, к счастью, обделены такой угрозой, как "черные лесорубы". У нас нет этой проблемы, поскольку мы далеки от границ, рынков сбыта, существует специфика перевозки ресурсов, наш регион социально благополучный. Хотя, конечно, нарушения в лесном фонде есть: это и следствия деятельности нефтегазовых и строительных кампаний, самовольные захваты земли, разливы нефти и многое другое. Некачественно работают наши лесозаготовители, что выясняется во время освидетельствования. Тогда уже составляются протоколы о нарушении, выставляются неустойки, штрафные санкции. Работа ведется - кропотливая, постоянная, системная. Какой-то обреченности, что рубят бесконтрольно и повсеместно, нет. Такого никогда и не было в нашем округе.

- Не так давно вы выступили на конференции "Пути реализации нефтегазового и рудного потенциала Ханты-Мансийского автономного округа - Югры". В своем докладе Вы сделали акцент на том, что лесное хозяйство должно помогать нефтегазовому комплексу. Из чего должна состоять эта помощь?

- В соответствии со ст. 83 Лесного кодекса РФ, одним из наших полномочий является предоставление нефтегазовым компаниям в пределах земель лесного фонда лесных участков в постоянное (бессрочное) пользование, аренду, безвозмездное срочное пользование, а также заключение договоров купли-продажи лесных насаждений, в том числе организация и проведение соответствующих аукционов.

На данный момент времени процедура предоставления лесных участков занимает до 2-3 месяцев. Для ее оптимизации вводится электронный документооборот. Для урегулирования возникающих вопросов у предприятий нефтегазового комплекса проводятся рабочие встречи, совещания.

Лесные участки для геологического изучения недр, разработки месторождений полезных ископаемых, строительства, реконструкции, эксплуатации линейных объектов предоставляются при условии заключении экономического соглашения с коренными жителями, проживающими на территории лицензионных участков. Данное соглашение помогает уйти от конфликтов между коренными жителями и предприятиями нефтегазового комплекса.

Ежегодно Департаментом предоставляется в среднем более 40 тыс. га лесных участков, заключается более 1500 договоров аренды лесных участков. На 01.11.2011 предоставлено 37838,99 га, заключено договоров аренды лесного участка на новый срок на площадь 6035,2962 га. В вегетационный период 2011 года принято 14158,3 га рекультивированных земель.

Департамент природных ресурсов и несырьевого сектора экономики автономного округа в области использования лесов оказывает помощь нефтегазовому комплексу в систематизации работы, прозрачности процедуры предоставления лесных участков, постоянному ее упрощению, в соблюдении законодательства при разработке месторождений.

- В 2011 году Рослесхозом был запущен масштабный процесс по информатизации системы управления лесами страны. Он направлен на совершенствование системы управления отраслью, замену бумажного документооборота на электронный, создание единой информационной базы о лесах. Как проходит переход в электронный формат в вашем Департаменте?

- У нас в округе в 2001 году впервые в России была создана электронная карта лесов. Мы имеем полнейшую электронную информацию о всех лесных участках в автономном округе - это материалы лесоустройства. Вся информация о лесном фонде и лесных ресурсах сведена в информационной системе LesGIS. Данная система действует и работает и в данный момент. С 2007 года в этой сфере работает еще и лесной реестр - у нас в Департаменте есть такой отдел, и он занимается ведением государственного лесного реестра. То, что Федерация решила принимать в этом участие - это очень здорово. Сейчас мы ждем, когда будет создан первый программный продукт, по которому так же будет вестись работа. То, что нужно переводить документооборот в электронный вариант - это понятно - у нас идет колоссальный расход бумаги, документооборот просто огромнейший. К примеру, у нас 11000 договоров аренды. У наших близлежащих соседей на Ямале - 1100, в Свердловской области - 600. Надеемся, что разговоры о введении электронного, упрощенного документооборота не оставят "бумажную" проблему - ее нужно убирать, и лучше всего максимально. Мы также считаем, что нужно уменьшать объемы проектов освоения лесов, уменьшать количество отчетности и т.д. Тем более, в такой специфичной отрасли, как лесное хозяйство на территории нефтегазового комплекса. Рослесхоз в 2011 году проводит уже третье совещание по информатизации. В связи с этим мы хотели бы вписаться в этот проект и двигаться в ногу со временем.

- Подходит к концу 2011 год. Какие предварительные итоги деятельности Департамента вы можете подвести? Какие задачи уже поставлены на следующий год?

- Безусловно, первое - этот год у нас не обошелся без реформы. В 2011 году мы работали по новой системе: у нас появились лесхозы, система немного поменялась и за год доказала свою дееспособность. Лесхозы достойно выполняют все функции, которые возложены на Департамент и лесничества, обеспечивают достоверность и качественность существующей информации. На следующий год у нас в планах внести изменения в уставы бюджетных учреждений - они будут переведены в казенные учреждения. Все плановые показатели выполнены, развивается и улучшается управленческая структура. С пожаротушением справились достойно. Очень радует, что материальная база резко увеличилась. Ведем слаженную систему лесоустройства и будем продолжать движение в этом направлении. В лесное хозяйство пришло большое количество молодежи - более 65 молодых специалистов на данный момент работает в Департаменте природных ресурсов. Конечно, это очень здорово. На сегодняшний день у нас закрыты все вакансии квалифицированными молодыми специалистами. Значит, будущее у нас есть. Работают школьные лесничества, которые несколько лет подряд являются победителями всероссийского лесного конкурса "Подрост". Надеемся, в будущем мы будем так же активно и плодотворно работать. В 2012 году планируем провести первый слет школьных лесничеств УрФО, и, конечно же, продолжить всю плановую работу.

- Спасибо, Евгений Петрович, за интересную беседу.

Россия. УФО > Леспром > wood.ru, 13 декабря 2011 > № 453859 Евгений Платонов

Председатель Правительства Российской Федерации В.В.Путин провёл заседание Координационного совета Общероссийского народного фронта.

Стенограмма заседания:

В.В.Путин: Добрый день, уважаемые коллеги! Мы продолжаем наши встречи, нашу совместную работу в рамках Общероссийского народного фронта. Хочу сказать два слова, очень коротко о выборах в Государственную Думу: об этом уже много говорят, со всех сторон эту проблему «обсасывают». Я сейчас не буду давать никаких оценок, скажу только, что 50% фракции «Единой России» обновилось, 25% по спискам «Единой России» прошло беспартийных – это как раз представители ваших организаций, по линии «Народного фронта», то есть на самом деле то, о чём мы говорили, и то, к чему мы в данном случае стремились, состоялось. Мы с вами и говорили, что примерно 25% должно появиться во фракции независимых, по сути дела, депутатов, – так оно и произошло. Не все кандидаты, которых выставляли представители «Народного фронта», прошли, но 25% во фракции будет как раз ваших представителей. И, на мой взгляд, это неплохо, это хорошо.

Но в этой связи хочу сказать следующее, хочу сказать совершенно открыто: мы видим, что происходит в некоторых регионах, там, где функционеры партии не прошли, а прошли представители «Народного фронта». Сейчас на них уже начинают оказывать давление, с тем чтобы они сдали свои мандаты в пользу представителей «Единой России». Я к «Единой России» отношусь с очень нежными чувствами: это организация, которую я в своё время и создавал, но я обращаюсь к вам и к тем кандидатам, которые прошли по спискам, не поддаваться никакому давлению подобного рода, никаких мандатов никуда не сдавать. В Думе должны работать те, кто победил на выборах в честной, открытой борьбе. В этой части будем считать дискуссию законченной. А Вас, Борис Вячеславович (обращаясь к Б.В.Грызлову), прошу самым внимательным образом проследить, чтобы ничего подобного в регионах не происходило. Это первое.

Второе, на что хотел бы обратить внимание – на то, что мы будем, как и договаривались с вами, продолжать работу в рамках Общероссийского народного фронта. Это надпартийная организация, в основе которой лежат базовые ценности в развитии страны, которые все мы разделяем и которыми руководствуемся в практической работе. В этой связи, конечно, очень важной функцией «Народного фронта» остаётся контроль и за теми людьми, которые попали в парламент страны по вашим каналам, и за теми программами, которые государство наметило в последнее время. Я имею в виду, если говорить применительно к развитию различных отраслей экономики и социальной сферы, и реформу в сфере здравоохранения, это и огромное количество денег на развитие дорожной сети - здесь у нас в рамках фронта есть люди, которые занимаются этим профессионально, и нужно наладить контроль за расходованием этих средств, это вообще будут такие деньги, которые мы в предыдущие годы давно уже не выделяли на эти цели, цели дорожного строительства. Есть и другие направления, которые потребуют контроля за этим процессом как в парламенте страны, как на местах, так и при практической реализации всех этих проектов уже в ходе реальной работы. И считаю это тоже очень важным.

И наконец, хочу сейчас перейти к вопросу, который становится актуальным во внутриполитической сфере, имею в виду выборы Президента Российской Федерации. И вот что хотел бы с вами обсудить и что хотел бы предложить. Как вы знаете, в ходе этой избирательной кампании создаются определённые структуры, которые называются штабами кандидатов в Президенты Российской Федерации, и, как правило, это до сих пор были такие технологические, административные формирования. Я в этой связи хотел бы сформулировать предложение и с вами его обсудить. В чём заключается это предложение? Я бы хотел, чтобы этот предвыборный штаб вашего покорного слуги не был такой технологической, административной структурой, а чтобы он носил открытый характер. И если вы не против, если вы поддержите, то я бы хотел создать его на базе Общероссийского народного фронта, на базе организации, которая является, как я уже сказал, надпартийной и объединяет самых разных людей, причём даже с самыми разными политическими взглядами, но объединённых, как я уже говорил, одними базовыми ценностями развития нашего государства.

И здесь, конечно, очень важно использовать не просто механизм… Я хотел бы просить вас, чтобы штаб был сформирован за счёт людей, которые авторитетны в стране, которых люди знают и которым люди доверяют в стране в целом и по отдельным сферам нашей жизни. И я бы попросил Станислава Сергеевича Говорухина этот штаб возглавить, если, конечно, Станислав Сергеевич сочтёт это для себя возможным. Я сейчас не буду говорить про то, чем и как известен Станислав Сергеевич в нашей стране, не буду говорить о его творческой деятельности, но хочу сказать о другом – хочу сказать, что Станислав Сергеевич известен у нас как человек открытый и принципиальный, со своей жизненной позицией. Я знаю, что Станислав Сергеевич и меня неоднократно критиковал (и будет) и, обращая внимание на разные стороны нашей жизни, достаточно жёстко высказывал свою позицию по тем проблемам, которые нам до сих пор решить не удалось либо за которые, по его мнению, мы не брались, а нужно было бы это делать. Это первое, что я хотел сказать.

Затем есть ещё один человек в этом зале, которого я знаю очень давно и с которым мы были в разных, даже очень тяжёлых, сложных ситуациях. Это человек тоже очень известный в нашей стране, это Леонид Михайлович Рошаль. Не буду тоже говорить о его заслугах в медицине и как об организаторе медицины, и как о специалисте, но как общественного деятеля его знает вся страна, за последние годы узнала. Мне бы было очень приятно, Леонид Михайлович, если бы Вы это предложение приняли.

Затем Романов Алексей Викторович (А.В.Романов – первый заместитель начальника управления «В» Центра специального назначения Федеральной службы безопасности Российской Федерации) – Герой России, первый заместитель командира группы «Вымпел». Он прошёл и Афган, и горячие точки, начинал свою службу в ВДВ. И для меня «Вымпел» тоже не сторонняя организация. Я очень хорошо помню, когда сформулировал предложение о реструктуризации силовой составляющей нашей ведущей специальной службы – Федеральной службы безопасности.

Помню, в каком непростом состоянии находились тогда эти подразделения, и знаю, в каком состоянии находятся сегодня. Но дело даже не в подразделении в целом, которое достойно всяческого уважения. Знаю, что там люди… Я уже как-то говорил, сегодня ещё могу повторить, знаете, если уж к слову пришлось, скажу: был момент, когда действительно в очень сложном положении, в очень сложном моральном положении находились сотрудники подобных подразделений. И знаю, как ситуация изменилась, когда после одной из операций я собрал сотрудников, с ними разговаривал, спросил, как у них настроение, как они себя чувствуют (правда, вышли без потерь, слава Богу, из этой операции), но помню, как они мне ответили: «Умереть готовы за Россию». Это, понимаете, кардинальное изменение внутренней мотивации людей и готовности послужить Отечеству. Я это очень высоко ценю, мне было бы очень приятно, если бы Вы тоже оказались в предвыборном штабе.

Затем Людмила Николаевна Бокова – учитель истории гимназии №1 города Балашов. Людмила Николаевна известный человек у нас тоже, отечественное образование ею гордится. Это очень интересная среда, очень важная. Мы, знаете, проводим эти непростые и масштабные преобразования в сфере образования, и, конечно, очень важно было бы иметь прямой контакт с людьми, которые в этой сфере работают, чувствовать людей, понимать их, вовремя формулировать какие-то нерешённые задачи, которые в этой среде есть и наверняка ещё, к сожалению, будут, но главное – вовремя на них обращать внимание.

Алексей Фёдорович Лаврененко – руководитель успешного сельхозпредприятия из Ставрополья. Затем Роман Юрьевич Русанов – руководитель межрегиональной общественной организации «Наши строители». Он активно занимается вопросами поддержки малого и среднего бизнеса. Валерий Васильевич Якушев – я так же просил бы Вас войти в штаб, Валерий Васильевич, – уважаемый, заслуженный рабочий, металлург, который более полувека проработал на индустриальном гиганте – Уралвагонзаводе. Предприятие крупное, одно из знаковых предприятий, оно и к оборонной промышленности имеет отношение, и к гражданской промышленности. Но дело даже и не в этом. Дело в самом Валерии Васильевиче. Я бы очень Вас просил в рамках штаба поработать совместно с нами и поддержать.

Затем Ольга Юрьевна Платошина (О.Ю.Платошина – председатель центрального совета общероссийской молодёжной общественной организации «Российский союз сельской молодежи»). Она член молодёжного клуба «Народного фронта», и, конечно, очень важно было бы эти контакты с молодыми людьми по всем направлениям, которые интересуют молодёжь, поддерживать, иметь обратную связь. И не просто обеспечить и способствовать обеспечению поддержки: дело даже не в поддержке, а в том, чтобы мы смогли сформулировать, ещё раз уточнить все задачи, которые у нас стоят в этой сфере, и наметить пути решения этих вопросов. Молодёжь, безусловно, - та среда, которая нуждается в постоянном внимании, те люди, которые нуждаются в постоянной поддержке. Они только начинают жизнь, у них нет пока за душой ни накопленных денег, ни производственного опыта, и здесь, конечно, нужны особые программы и особое внимание.

Затем Николай Васильевич Фёдоров (Н.В.Фёдоров – председатель совета директоров фонда «Институт социально-экономических и политических исследований»). Он автор Народной программы, над которой работал он и коллеги, которых он привлёк, и в течение достаточно долгого времени возглавлял одну из национальных республик в Поволжье – Чувашию. Мне кажется, что это тоже очень важно. Российская Федерация – это многонациональная страна, федеративное государство, и опыт у Николая Васильевича здесь большой, было бы очень правильно использовать этот опыт.

Затем Вячеслав Иванович Лысаков (В.И.Лысаков – председатель координационного совета межрегиональной общественной организации автомобилистов «Свобода выбора») – человек, который всегда последовательно отстаивал права автомобилистов, справедливость на дорогах, человек очень активный, известный и конкретный. Из того опыта, который у нас есть с Вячеславом Ивановичем, ясно, что он человек принципиальный, настойчивый и умеющий ясно, остро формулировать задачи, перед которыми мы стоим, которые мы должны решать.

Предлагаю также включить в состав штаба Ивана Ивановича Мохначука (И.И.Мохначук – председатель Российского независимого профсоюза работников угольной промышленности). Мы с ним знакомы давно. Иван Иванович – человек, который умеет защищать интересы рабочего человека. Он уже много лет возглавляет один из ведущих профсоюзов страны, он председатель Совета горняков России. В общем, мы знаем его по работе в официальных структурах при обсуждении вопросов, связанных с проблемами безопасности, при решении вопросов обеспечения интересов горняков, при разрешении трудовых конфликтов и споров. Человек последовательный, жёсткий, я бы сказал, но такие люди и нужны на том месте, где он сейчас находится. И Иван Иванович, безусловно, пользуется доверием людей. Это очень-очень важно. Отрасль чрезвычайно сложная, нуждающаяся в постоянном внимании со стороны государства. В последнее время мы немало сделали для того, чтобы повысить безопасность на предприятиях: изменили ситуацию, связанную с финансированием вопросов безопасности, изменили ситуацию, связанную с оплатой труда. Надеюсь, что все эти инструменты работают. Уверен и знаю, что этого пока недостаточно, но будем последовательно, настойчиво все эти проблемы решать, в том числе с профсоюзами. Надеюсь на поддержку Ивана Ивановича.

Ну и, наконец, просил бы присоединиться к этой работе и студента Академии имени Плеханова Александра Евгеньевича Моноенкова. Александр Евгеньевич, Вы здесь? Тоже по этой же линии, по молодёжной линии. Уверен, что это задача, которую нам нужно решать всем вместе вне зависимости от возраста и профессиональной нашей ориентации, но всё-таки вот такое направление работы со студенчеством, конечно, очень востребовано. Я рассчитываю на вашу поддержку, на вашу активную позицию в ходе этой совместной работы.

Этот список не закрыт. Мы его не должны бесконечно расширять, это всё-таки должна быть такая рабочая, работоспособная структура, но, если тем не менее какие-то дополнительные предложения будут, безусловно, давайте их обсудим и можем внести ещё дополнительные какие-то коррективы. Вот, это, собственно говоря, практически всё, что я хотел предложить вам для обсуждения. Я знаю, что Борис Юрьевич хотел выступить. Извините, Борис Юрьевич, но я прежде всего хотел послушать бы Станислава Сергеевича и услышать его позицию, его ответ на предложение, которое я сформулировал. Пожалуйста, Станислав Сергеевич (обращаясь к С.С.Говорухину - художественному руководителю ООО «Киностудия «Вертикаль», ФГУП «Киноконцерн “Мосфильм”»).

С.С.Говорухин : Предложение для меня весьма неожиданное. Конечно, это высокая честь, огромные обязанности. Если рассматривать искусство политики и искусство режиссуры как смежные искусства (а они во многом похожи, между прочим), то для меня всё равно это новый жанр, поэтому я всей душой возьмусь за эту деятельность. Работой я её не могу назвать, поскольку это работа в удовольствие ещё ко всему прочему, ибо Владимир Владимирович – мой кандидат. Я возьмусь за это, конечно, с душой и серьёзно, но я не могу Вам сейчас гарантировать, что Ваш выбор идеален и что Вы как раз выбрали именно того человека, поскольку опыта нема.

У меня, конечно, было много вопросов и к Владимиру Владимировичу. Вы сказали стране о своих планах, но хотелось бы немножко знать поконкретнее, потому что придётся общаться с людьми. Вы, конечно, можете ответить, как Александр Васильевич Суворов в своё время: когда его спросили, каков план вашей кампании, ваше сиятельство? Он снял шляпу и сказал: «О том, что знает моя голова, не должна знать даже моя шляпа». Но я думаю, со штабом Вы должны быть более откровенны. И, конечно, я должен непременно донести до Вас несколько самых настоятельных просьб, в различных регионах страны они совпадают. Самые настоятельные Правительство просто обязано выполнить, тем более что это не так уж сложно. Я Вам готов их перечислить. Ну, предположим. Всюду, где я ни выступал, по всей огромной стране, обязательно из зала звучал вопрос: когда кино и телевидение прекратят калечить души наших детей? И таких вопросов много. Я уж не говорю про это проклятое ЕГЭ – просто вся страна выла на этих выборах. Ну и так далее. Знаете, позиция для меня крайне сложная, но я люблю играть в шахматы. Я взглянул на позицию: она очень сложная, кажется, в ней не разберёшься, но присмотришься, подумаешь и начинаешь видеть замыслы белых и замыслы черных и тактические угрозы какие-то. Я ещё готов поддержать Леонида Михайловича (Л.М.Рошаль), что, конечно, не мешало бы парочку фамилий в этот штаб широко известных стране и известных не только как профессионалов, а как людей честных. Поэтому это, мне кажется, самое главное должно быть. Вообще, не помню, кто-то из политиков сказал, из великих политиков сказал, что единственное и достаточное качество, которым должен обладать человек, для того чтобы управлять обществом и государством, – это честность. По-моему, это сказал американский президент Джефферсон, если я не ошибаюсь. Вот всё, что я могу Вам на это ответить.

В.В.Путин: Спасибо. Станислав Сергеевич, во-первых, спасибо Вам за согласие. Для меня это вопрос принципиальный. Безусловно, мы поговорим в рамках штаба уже поподробнее, потому что мы на платформе Общероссийского народного фронта будем продолжать работу в любом случае. Это структура, которую мы создали на длительную перспективу, но штабная работа – это предвыборная работа и, конечно, моя святая обязанность с коллегами поделиться своими идеями по отдельным направлениям подробнее, чем то, что изложено, скажем, даже в общенародной программе, над которой работал Фёдоров Николай Васильевич. Но в целом, она у нас сформулирована, эта программа, задачи там поставлены, там всё есть, и можно, опираясь на неё, с людьми работать. Но Вы правы абсолютно: некоторые вещи, безусловно, требуют конкретизации, и мы это сделаем в самое ближайшее время: соберёмся и поговорим на этот счёт. А то, что вопрос, скажем, работы средств массовой информации людей беспокоит, образования – это, само собой, тоже будет предметом нашего обсуждения, нашего разговора, мы от этого уходить не будем, разумеется.

Пожалуйста, Борис Юрьевич (обращаясь к Б.Ю.Титову – председателю общероссийской общественной организации «Деловая Россия»).

Б.Ю.Титов: Спасибо, Владимир Владимирович. Мне бы хотелось прежде всего акцентировать внимание на том, что очень важно, – как бизнес будет поддерживать Вашу кандидатуру на выборах и как консолидировать его позицию в этом направлении. Потому что бизнес, может быть, не самая многочисленная избирательная аудитория, но она очень важна, потому что бизнес создаёт благосостояние для страны, бизнес создаёт рабочие места, поэтому - как чувствует себя бизнес, так и чувствует себя экономика, так и чувствует себя социальная сфера. Мы на прошлом заседании приняли решение с Вашего согласия сформировать промышленную группу в рамках Общероссийского народного фронта, и на этой базе, которую мы сегодня уже создаём, хотелось бы создать штаб бизнеса по поддержке Вашей кандидатуры на выборах Президента. И в этой связи, конечно, очень важно сформулировать правильные сигналы, которые бы пошли, ясные, правильные сигналы бизнесу, прежде всего частному бизнесу, для того чтобы он чувствовал себя увереннее, понимал, что он может инвестировать в российскую экономику, развивать своё дело, частную инициативу. И в этой связи, конечно, уже очень многое сделано за последнее время. Мы говорим о том, что и в программе, допустим, Общероссийского народного фронта, и в программе «Единой России» нашла отражение главная целевая задача – создание 25 млн рабочих мест за 20 лет, что очень важно как для бизнеса, так и для тех, кто получает эти рабочие места – это значит высокопроизводительные, высокооплачиваемые рабочие места.

Кроме этого были приняты конкретные решения в области электроэнергетики, например по снятию штрафов за недобор и перебор для малого и среднего бизнеса. Было многое сделано. В частности, вчера Президент всё-таки подписал решение о снижении (как раньше назывался единый социальный налог) страховых платежей, социальных страховых платежей. Конечно, мы все очень приветствуем это решение, потому что прошлое решение было таким перебором для нас – до 34%. Сейчас же он снижается до 30%. Хотя в принципе, конечно, в рамках той нашей программы, которая будет принята Вами, хотелось бы, чтобы это нашло и дальнейшее развитие, потому что всё-таки это решение половинчатое…

В.В.Путин: Дальнейшее развитие – снижение налогов?

Б.Ю.Титов: Снижение налогов, но не просто, понимаете, снижение налогов. Надо найти, как Вы неоднократно говорили, нелинейное решение. И у нас есть такие предложения нелинейных решений. Например, некое некардинальное изменение пенсионной системы, некое реформирование. Например, создание пенсионного фонда старших поколений, выделение людей после 1967 года рождения, чтобы платилось уже за счёт прямых поступлений в этот фонд, за счёт, в частности, акцизных сборов (табак, алкоголь), может быть, часть нефтяных доходов может туда пойти, то есть это решение надо обсуждать. Это непрямые решения, которые сегодня надо утверждать, но они могли бы служить некой основой для дальнейшего движения.

Но, конечно, бизнес ждёт ещё и других решений. Налоги нас очень волнуют, и здесь можно было бы говорить о так называемом налоговом манёвре, снижения налогов на производство и повышение на потребление. В частности, хотя бы до уровня… В едином Таможенном союзе, а сейчас уже и в едином экономическом пространстве с нашими соседями, например с Казахстаном – у них ниже налоги... Можно было бы думать о том, чтобы как-то выровнять конкурентоспособность в этом смысле России, довести наши налоги до уровня хотя бы Казахстана. Очень важны упрощения налогового учета, переход на международные стандарты. Много разных вопросов.

Очень важны, конечно, вопросы борьбы с коррупцией. Это, наверное, на первом плане, и здесь мы бы хотели ставить вопрос… Так, достаточно, может быть, радикальной, может быть, временной, но радикальной мерой, как какой-то, может быть … Ну, во-первых, 159 статья, по которой 30 тыс. человек сегодня по мошенничеству, и которая в общем сегодня очень привязывает любые действия рейдеров, часто нечестных наших иногда чиновников, через это мошенничество привязывает, 30 тыс. человек уже у нас по этой статье сегодня осуждено. Но, может быть, даже и подумать о каких-то более серьёзных решениях, всё-таки надо завершать этот период. Был сложный период, когда усилилось у нас бюрократическое давление на бизнес, и, может быть, подумать о том, чтобы малому и среднему бизнесу сегодня дать амнистию по малым и средней тяжести экономическим статьям. То есть, может быть, какие-то такие движения, которые могли бы сегодня привести к серьёзному улучшению бизнеса, но не за счёт других социальных слоёв, и здесь надо будет очень чётко и выверено делать эти предложения. Хотя мы считаем, что, например, снижение налогов не только не снизит доходы бюджета и, соответственно, социальные программы, но только их увеличит, прежде всего за счёт того, что будет расти бизнес и, соответственно, налоговая база, а во-вторых, будут расти зарплаты с улучшением технологической базы, промышленности. Будут расти зарплаты, и тем самым будет улучшаться социальная сфера. Поэтому если можно, мы бы сформировали такой штаб бизнеса и там бы обсудили эти проблемы и дали бы Вам предложения, может быть, и обсудили бы с Вами предложения, которые могли бы найти своё отражение в программе, с которой Вы пойдёте на выборы Президента нашей страны.

В.В.Путин: Спасибо, Борис Юрьевич, спасибо. Вот Станислав Сергеевич говорил о том, что нужно посмотреть на шахматную доску и там уже видны ходы белых и чёрных. Нужно видеть все ходы – и белых, и чёрных, и рыжих тоже. Вопросы, связанные с этой сферой деятельности, очень чувствительные для всех составляющих нашей жизни и весьма профессиональны. И, конечно, какие-то предложения бизнес-сообщества крайне важные. Борис Юрьевич знает, и Правительство, и Администрация Президента регулярно, на постоянной основе работают с бизнесом, на постоянной. И Александр Николаевич (Шохин) это знает. Я и с Вами встречаюсь регулярно, и с Александром Николаевичем параллельно у нас встречи прошли – с каждым из вас. Но дело не в моих личных встречах, дело в том, что, скажем, Министерство экономики, Министерство промышленности в постоянном контакте. С трехсторонней комиссией мы обсуждаем все вопросы с профсоюзами на постоянной основе. Вот Михаил Викторович (М.В.Шмаков – председатель Федерации независимых профсоюзов России), сколько крови из нас выпил. Видите, какой он здоровый, а мы все худые в Правительстве.

Мы с вами не должны допустить только одного (я думаю, в этом никто не заинтересован) – такой ситуации, как у наших друзей и коллег в Европе сейчас происходит. Вы знаете, когда долг страны, государственный долг, как в Италии 124%, в Греции 162% от ВВП страны, а в Японии уже 202% или 206%, то осуществлять какие-то программы развития очень сложно, если вообще возможно. Я вчера посмотрел информационные блоки Euronews – с первого и до последнего. Всё про проблемы. А это к чему ведёт, если не решаются эти проблемы? Вы это лучше знаете, чем кто-либо другой, – Вы и вот Александр Николаевич Шохин, который РСПП возглавляет. Если эти проблемы не будут решены – рецессия. Что такое рецессия? Сокращение производства, отсутствие денег на выплаты заработных плат и пенсий напрямую. Напрямую! Это реальная угроза, перед которой сейчас стоят наши коллеги. Посмотрите, о чём говорят люди. Вот всё, что у нас было в 2009 году: сокращение производства, рост всех кредитов, стоимости кредитов, снижение стоимости всей собственности, реальное снижение заработной платы уже везде. Ну, слушайте, премьер-министры, мои коллеги, тоже в том же информационном блоке… Премьер-министр Ирландии сидит под двумя флагами – Евросоюза и национальным и говорит стране: «Нас ждут тяжёлые времена. Я не могу вам обещать, что это не отразится на каждом из вас», – обращается к гражданам. Отразится на всех. Поэтому мы, конечно, должны и будем думать над снижением налоговой базы. Моё личное мнение заключается в том, что социальные гарантии мы можем обеспечить только на основе роста экономики, а рост экономики связан с необременительным налогообложением, эффективным налогообложением, но с выполнением обязательств бюджета перед людьми, которые нуждаются в поддержке. Необходимо обеспечение безопасности, обороноспособности страны, медицины, образования, пенсионного обеспечения и так далее, ведь на всё это нужно брать деньги из бюджета. Но это не значит, что мы не должны думать над тем, как сделать то же самое налогообложение менее обременительным и более эффективным, – это точно. Такие вещи, как снижение социальных отчислений за счёт повышения акцизов на табак и алкоголь, мы, конечно, тоже считали, и у разных наших коллег были разные предложения по этому вопросу. Уважаемый Борис Юрьевич, здесь есть тоже определённые ограничения, которые связаны с текущей, с повседневной жизнью людей. Предварительные расчёты показывают, что денег, которые мы выручим от повышения акцизов на алкоголь и табак, будет недостаточно для заметного для бизнеса снижения отчислений в социальные фонды. Можно получить серьёзную выручку от этого вида налогов, но тогда их нужно увеличить многократно, а это означает многократное повышение цен на алкоголь и табак. Ну, конечно, можно сказать, что и курить вредно, и пить не надо, но я не думаю, что мы имеем право вот так со ссылкой на то, что нам нужно обеспечить нормальную работу бизнес-структур, действовать в этой сфере. Это приведёт к повышению цен не на рубль, не на два, не на тридцать – в разы сразу. В разы! А если этого не сделать в разы, то тогда эффект от незначительного повышения не будет достаточным, для того чтобы решить задачу снижения отчислений в социальные фонды. Поэтому это нужно очень внимательно посмотреть.

Вы сказали о части нефтяных доходов, которые мы должны использовать для поддержания пенсионной системы, а мы так и делаем, ведь средства, которые мы направляем в резервные фонды, и предназначены как раз для целей поддержания пенсионной системы. У нас два фонда, напомню: Резервный фонд Правительства, который мы используем в случае необходимости погашать возникающий дефицит бюджета - в этом году он у нас будет профицитный, но в кризисных условиях дефицит мы гасили из Резервного фонда Правительства. А второй фонд – Фонд национального благосостояния, который мы, слава Богу, держим в работоспособном состоянии. Там сегодня у нас как было, так и есть – 2,7 трлн рублей, он напрямую, по закону предназначен для того, чтобы финансировать дефицит пенсионной системы, а он пополняется у нас именно из нефтегазовых доходов.

У нас с вами в этом году будет профицит бюджета. Мы ожидали дефицит, бюджет этого года будет профицитным. Профицит составит примерно 0,3–0,5% – это примерно 350 млрд рублей. Значительная часть из этих дополнительных денег как раз будет направлена в Фонд национального благосостояния, то есть на цели поддержания пенсионной системы. Это так коротко, но всё равно ваши предложения будут востребованы. Мы, безусловно, их вместе с вами будем самым серьёзным образом рассматривать. Но уже абсолютно точно (и здесь никаких возражений нет), что нужно самым внимательным образом обратить наши взоры на необходимость продолжения борьбы с коррупцией, которая не могу сказать, что эффективно ведётся, но, если мы не будем говорить об этом и не будем искать новые и новые инструменты борьбы с этим злом, мы никогда не добьёмся успеха. Надо это делать. И с различными административными барьерами… Вы знаете, мы этим в последнее время занимаемся очень напряжённо, и сейчас не буду просто повторяться, чтобы время не терять и всех не утомлять этими разговорами. Вы знаете, что в этой сфере делается, будем продолжать вместе с вами совместно работать.

Прошу вас, Вячеслав Иванович.

В.И.Лысаков: Спасибо, Владимир Владимирович. Я как член федерального координационного совета, а с сегодняшнего дня и член штаба Вашего предвыборного, хотел пару слов сказать об обстановке на местах, точнее, о тех проблемах, которые там существуют, – это темы и послевыборные, и предвыборные одновременно. Жизненное профессиональное пространство формирует не только Президент и Премьер – Вы, Владимир Владимирович, но и в большой степени чиновники на местах, в регионах. Я уже неоднократно эту тему поднимал, Вы только что сказали, употребили термин «административные барьеры». Я в последнее время занимаюсь, в том числе, проблемами таксистов, как Вам известно, создан национальный совет такси, который я возглавил. Там есть великолепные профессионалы, высококлассные, имеющие такие технологии, которых не имеют западные компании. Я думаю, что через какое-то время наше такси будет одним из лучших такси в мире и мы будем стараться делать всё в этом направлении. Тем не менее мы проводили недавно «круглый стол» в рамках Общероссийского народного фронта, Светлана Юрьевна Орлова (заместитель председателя Совета Федерации) его проводила, 30-й уже был «круглый стол». Кстати говоря, по народному бюджету, по народной программе, участвовали практически все субъекты, мы делали включения, и картина, конечно, безрадостная, но мы её знали, профессиональное сообщество знало её и до этого. В ряде регионов, во многих регионах выстраиваются огромные административные барьеры, и чиновники на местах… У нас есть такой герой, отличился, могу назвать его – господин Пугачёв (Д.Е.Пугачёв), руководитель департамента транспорта и связи Краснодарского края. Такие люди совершенно игнорируют и профессиональные сообщества, и гражданское общество, и общественные организации, в том числе Общероссийский народный фронт. Я думаю, что Вы нас поддержите в том, что профессиональные сообщества и общественные организации должны всё-таки формировать кадровую политику на местах. Я обращался, просил помощи у партии, к Сергею Ивановичу Неверову (секретарь президиума Генсовета партии) обращался, который уже беседовал с губернатором. Мы вообще настаиваем на снятии этого чиновника, который, игнорируя, повторяю, профессиональные сообщества и общественные организации, фактически опускает рейтинг и власти, и партии, и Ваш рейтинг, Владимир Владимирович. Поэтому, к сожалению…

В.В.Путин: Я его даже не знаю.

В.И.Лысаков: Я его тоже не знаю, Владимир Владимирович.

В.В.Путин: Но он опускает рейтинг.

В.И.Лысаков: Тем не менее, Владимир Владимирович, это факт, потому что на местах люди видят, что Вы, например, передвигаетесь по стране, каждый день практически встречаетесь с людьми, беседуете, отвечаете конкретно на вопросы, а в регионах на местах (я прошу прощения за такой термин) какой-то прыщ чиновничий себя держит так, что к нему невозможно пробиться. Более того, и более высокопоставленные чиновники, начиная от губернаторов и мэров и кончая руководителями департаментов, отделов, ведут себя так, как будто они владимиры владимировичи путины. К сожалению, эту ситуацию, я думаю, точнее, к счастью, эту ситуацию надо исправлять. И ещё раз подчеркиваю, что то жизненное профессиональное пространство, которое формируют эти чиновники, отражается на мировоззрении людей на местах. Они могут не отслеживать глобальные вопросы, которые Правительство решает, и Вы в том числе, а обращать внимание на то, как с ними общаются и как решают их мелкие бытовые профессиональные вопросы, о которых и Борис Юрьевич (Б.Ю.Титов) говорил, и Сергей Ренатович (С.Р.Борисов) наверняка может сказать об этом же. Они их формируют на местах, к сожалению. И поэтому мы можем великие дела совершать в масштабах страны, но если на местах у руководства отраслями и руководства коллективами стоят такие люди, то мы далеко не продвинемся, к сожалению, Владимир Владимирович. Спасибо.

В.В.Якушев (пенсионер, почётный металлург): Владимир Владимирович, можно в продолжение этой темы?

В.В.Путин: Да, пожалуйста, прошу вас.

В.В.Якушев: Это хорошая тема, я хотел об этом сказать. Не знаю, как воспринимают, что 50% – это хорошо, выиграли. А я лично расцениваю, что мы проиграли. 77 депутатов потерять – это очень много. И виноваты на местах такие товарищи-чиновники, которые создают настроение людям. Вам такой пример: встречаюсь с избирателями-инвалидами, женщинам дали 20 билетов в Свердловск на концерт Уральского народного хора. Проблема – автобусы достать. Заместитель главы района не может помочь, ещё и ругается. Пока я по-мужицки не обматерил его, не попросил других людей подключить – свозили инвалидов. Или по спортсменам, ребятам: пловцы, золотые медали в области завоевали, надо ехать на плавание, соревнования региона, три пацана едут, а тренеру денег нет. Как это без тренера-то поехали? Поехал родитель. Ребята опять золотые медали завоевали. Разве можно так относиться? Это настроение у людей создаёт, родители ребятишек, эти инвалиды и много других моментов. Надо, наверное, как-то ужесточить партийный устав «Единой России». И прикрывается большинство «Единой Россией» – убирать их надо: и из «Единой России» убирать, и из кресел надо убирать, чтобы кто-то чего-то боялся и немножко чувствовал ответственность.

В.И.Лысаков: Вот уже предвыборный штаб заработал, Владимир Владимирович, Вы видите?

В.В.Путин: Валерий Васильевич, во-первых, Вы правы. Надо жёстче некоторые вопросы ставить и решать. И я думаю, мы так и будем делать. Первое.

Второе. Сверху всего ведь этого не видно, из Москвы. Даже Николай Васильевич (Н.В.Фёдоров) сидит, кивает головой, и я думаю, с уровня руководителя региона, республики не всё видно, что пониже происходит. Поэтому мы с вами и создали этот «Народный фронт», чтобы можно было такие вещи увидеть и вовремя на них реагировать. И даже в рамках «Народного фронта» не всегда всё возможно, но, если мы сделаем эту структуру широкой, если она будет функционировать по всей стране, это, как я и говорил, дополнительный канал связи с людьми и контроля за ситуацией на территориях. Будем делать, будем делать вместе с вами, Валерий Алексеевич. Пожалуйста, Михаил Викторович (обращаясь к М.В.Шмакову – председателю Федерации независимых профсоюзов России).

М.В.Шмаков: Уважаемый, Владимир Владимирович! Уважаемые коллеги! Я хотел бы всё-таки вернуться к теме именно создания Вашего предвыборного штаба. Я считаю, что это абсолютно логичное решение, и этот штаб будет и должен, наверное, активно работать. Но услышав Бориса Юрьевича по поводу того, что будет ещё штаб предпринимателей, потом ещё какие-то штабы возникнут... С моей точки зрения, технологически для цели победы на выборах это будет только мешать друг другу, потому что завтра будет штаб пекарей, потом штаб сантехников, потом кого-то ещё. Все они, конечно, будут за выборы, но они будут действовать не в унисон, а...

В.В.Путин: Насчёт штаба сантехников, не помешало бы, с учётом проблем в области ЖКХ.

М.В.Шмаков: Но тем не менее, мы же говорим о технологии, о технологии предвыборной работы, которую мы должны вести. Конечно, всё должно быть сосредоточено в этом штабе. И всё должно быть, что называется, с одной ноги делаться, и всем задача ставится для достижения этих целей. В связи с этим, с моей точки зрения, какие-то сейчас масштабные новации – изменение пенсионного законодательства или понижение налога для бизнеса… Ну вот взносы в социальные фонды – с нашей точки зрения, неправильное решение было принято в своё время, так сказать, волюнтаристски, без обсуждения, поэтому это решение встретило в обществе неоднозначный отклик.

В.В.Путин: Вы имеете в виду снижение социальных отчислений?

М.В.Шмаков: Снижение с 34% до 30%. Конечно, надо смотреть, где и как, создать нормальные условия бизнесу, для того чтобы налогообложение не душило наш бизнес. Но я хочу сказать, что, например, в Казахстане не самая лучшая социально-экономическая модель. В рамках единого экономического пространства я не знаю, что надо – нам ли опускаться до Казахстана или Казахстан подтягивать вместе с Белоруссией до России. Но это такие глобальные задачи, которые сейчас, на мой взгляд, даже вредно ставить в плане подготовки к выборам Президента РФ, потому что это будет просто уводить людей. Надо с аудиторией говорить на совершенно другие темы – о том, что достигнуто, о том, что есть в программе, и о том, что сама программа нацелена на повышение уровня жизни людей, основного населения. А как только мы уйдём в какие-то дебаты и новации до дня выборов, мы, так сказать, задачу не решим. Активизация населения, мобилизация ваших сторонников для того, чтобы было нужное нам голосование – это первое.

Второе. С моей точки зрения, как Станислав Сергеевич тоже сказал, что на шахматной доске есть разные партии, есть чёрные, есть белые, то есть противники по доске, прошедшая кампания, о которой Вы сказали, что да, она прошла, мы получили результаты, и результаты все мы знаем, но было проиграно информационное пространство и пропагандистское. Я думаю, что нам надо сосредоточиться на том, чтобы те недостатки, которые сейчас очевидны, надо во время этой кампании – кампании по президентским выборам, – надо, конечно, резко активизировать пропагандистскую кампанию и контрпропаганду. Например, то, что будут те события, которые сейчас происходят в Москве, два месяца интернет-сообщество обсуждало, договаривалось, планировало, два месяца назад сказало, что все выборы пройдут с нарушениями, поэтому мы 4-го числа вечером, ну и дальше, и так далее должны выходить на улицу, для того чтобы защитить честные выборы. Выходят. Сегодня в эфире только один Соловьёв посчитал, что это 0,01% – те 10 тыс., которые собираются и выходят, а остальные… И ставят они под сомнение вообще в принципе политическую систему и государственную систему. Ведь дискредитация власти – это один из способов (в принципе власти) для достижения других политических, своих политических целей, потому что это другая команда на этой шахматной доске. Это надо ясно себе признать, надо закончить с политическим благодушием, потому что политика – это жёсткая вещь. Вы правильно сказали - во время политических баталий ни в одной стране никто друг друга или противника не гладит, не пытается умаслить. Там есть чёткое разделение на позиции, и на этом столкновении позиций избиратель выбирает, какая позиция ему по душе. И в этом столкновении позиций, безусловно, тот курс, который проводится в стране – Ваш курс, Владимир Владимирович, – завоюет большинство, безусловно. Но это должны быть разговоры, должна быть в средствах массовой информации соответствующая кампания с нашей стороны, потому что что мы читаем, например, в сегодняшней газете? Не буду даже называть, какая газета: «Партия сантехников», «власть держится на тех, кто на подсосе» и так далее, подобные вещи.

В.В.Путин: Опять про сантехников. Партия сантехников – это хорошо. А если они думают, что они нас оскорбили, то это их ошибка.

М.В.Шмаков: Владимир Владимирович, конечно, не оскорбили, но тем не менее те, кто не так глубоко погружён в политические баталии и разговоры, прочтут, а там дальше… Враньё. Враньё здесь написано. И с этим враньём надо бороться, то есть надо контрпропаганду, как это везде, во всех странах называется, контрпропаганда – пропаганда со стороны той части общества, которая желает достичь определённых целей на президентских выборах, она должна присутствовать, и более сильно, чем мы наблюдали в предыдущий период.

И последнее, чтобы не занимать много времени. Конечно, есть отработанные методики, скажем так, повышения активности людей, избирателей. Вам не нужно собирать, как кандидату, выдвинутому партией, 2 млн голосов, подписей, но давайте, может, мы такую кампанию начнём через сбор подписей в поддержку, через получение каких-то ещё конкретных не наказов, а замечаний, предложений по улучшению - так, как мы это делали на этапе составления программы «Народного фронта». Может быть, такой подход сработает, но это вообще вчерашний день в принципе. Не надо его отбрасывать, потому что сейчас надо более активно работать в средствах массовой информации и на интернет-площадках.

В.В.Путин: Я считаю, что самый главный, самый эффективный способ политической силы, которая находится у власти, самый основной инструмент завоевания доверия людей, граждан, - это, конечно, практическая работа этой политической силы и её результаты. И я думаю, что результаты этой работы… Результаты выборов отражают, как люди воспринимают то, что сделано «Единой Россией». И полагаю, что снижение, уменьшение определённого количества мандатов справедливое. Но это тем не менее даёт «Единой России», да и вообще государственным структурам возможность эффективно построить свою работу в будущем. Этого достаточно для стабильной работы, но я с вами согласен в том, что, конечно, любая политическая сила (любая!) должна эффективно использовать современные средства массовой информации, для того чтобы доводить до людей свои представления о том, что она собирается делать, как она сама оценивает свою работу и так далее.

Что же касается мероприятий уличной, так скажем, демократии, то я к этому отношусь следующим образом: если люди действуют в рамках закона, им должно быть предоставлено право выразить своё мнение, и мы никого не должны ограничивать в этих гражданских правах. Если кто-то нарушает закон, то органы власти и правопорядка должны потребовать исполнения закона всеми законными средствами. Это второе.

Ну, и, наконец, третье. Мы с вами все здесь взрослые люди, и все понимаем, что часть организаторов (я не имею в виду, что все, но всё равно часть организаторов) действуют по известному сценарию, и перед ними узкокорыстные политические цели. Здесь я, Михаил Викторович, не могу с Вами не согласиться. Но мы с вами также знаем, что в нашей стране люди не хотят развития ситуации в России, как это было в Киргизии или в недавнем прошлом на Украине. Никто хаоса не хочет. И, опираясь на подавляющее большинство наших граждан, мы должны вести диалог с теми, кто оппозиционно настроен, дать им возможность высказаться, использовать конституционные права на демонстрации, на высказывания и формулирование своего мнения. Но, опираясь на подавляющее большинство граждан, которые не хотят никакого хаоса в стране, правоохранительные органы должны всё это организовать в рамках действующего закона и Конституции нашего государства. Надеюсь, что так оно и будет. И в этой связи, конечно, тоже надеемся на поддержку профсоюзов.

А вот что касается сбора подписей, то действительно, по закону этого не нужно, имею в виду, что в рамках нашего избирательного закона состоялось выдвижение, как и положено. Но если вы считаете, что по каналам, скажем, единого фронта (именно единого фронта уже) можно было бы выйти на более широкое обсуждение самого выдвижения и программы будущей, и так далее, то мне кажется, что это было бы, наверное, полезно и интересно, и правильно.

М.В.Шмаков: Позвольте ещё короткую реплику?

В.В.Путин: Пожалуйста.

М.В.Шмаков: Рональд Рейган в своё время ввёл такие понятия, как «крикливое меньшинство» и «молчаливое большинство». И все мы сейчас…. Я так же, как и все здесь присутствующие, второй раз переживаю эту ситуацию, которая сегодня…. Потому что в конце 1980-х–начале 1990-х годов такой положенной контрпропаганды или ответа и разоблачения явной лжи, которая там в некоторых крикливых выступлениях содержится, не происходило. И неуважаемый мною Михаил Сергеевич Горбачёв в своё время на такие вопросы, что надо как-то ограничить, что в газетах пишут, сказал: «А вы не читайте газет». Это, конечно, тоже позиция. Но, безусловно, законы должны соблюдаться. В соответствии с законами, если люди хотят выразить свое мнение, пусть выражают. Но идеологическая борьба не прекращается, то есть вранью надо давать адекватный ответ и говорить, что вот это враньё.

В.В.Путин: Михаил Викторович, согласен.

М.В.Шмаков: Сейчас, секунду, извините, я закончу. Я просто переживаю, потому что второй раз…

Реплика: Может, назначить Михаила Викторовича главным идеологом.

М.В.Шмаков: Я возьмусь, если Вы назначите. Но не хотелось бы снова опускаться туда, откуда мы долго выбираемся. А происходило это всё, потому что вот… Ну не будем, тут есть оппозиция, она должна высказываться, то-сё, и поэтому так благодушно относились. Что мы получили на выходе, мы все видим и переживаем. Я думаю, что нам надо более активно в рамках Вашей предвыборной кампании, в рамках Общероссийского народного фронта, в рамках штаба, который сегодня создан, эту тему усилить. Вот что я хотел сказать.

В.В.Путин: Хорошо, ладно. Я понял, услышал и во многом с Вами согласен. И, конечно… Я просто не хотел на эту тему говорить. Мы не для этого собрались. Но я посмотрел на первую реакцию наших американских партнёров. Первое, что сделала госсекретарь, – дала характеристику и оценку выборам и сказала, что они нечестные и несправедливые, хотя ещё не получила даже материала наблюдателя БДИПЧ. Она задала тон некоторым нашим деятелям внутри страны, дала сигнал. Они этот сигнал услышали и при поддержке Госдепа США начали активную работу. Повторяю ещё раз: все, кто действует в рамках закона, должны иметь возможность такое право реализовать. Но правоохранительные органы должны тоже исполнять свою функцию, опираясь на широкую поддержку общественности, и эта поддержка была сформулирована и председателем самой мощной нашей профсоюзной организации, я ее услышал. Спасибо.

Л.М.Рошаль (президент некоммерческого партнерства «Национальная медицинская палата»): Можно я?

В.В.Путин: Пожалуйста.

Л.М.Рошаль: Владимир Владимирович, ну, во-первых, Вы знаете, что я последовательный сторонник «Народного фронта» (об этом я говорил неоднократно). Не потому, что «Народный фронт» защищает «Единую Россию», нет, а потому что я увидел, что это конкретный механизм, который действительно что-то может сделать. Вот на примере здравоохранения: только через «Народный фронт» мы смогли сделать закон более-менее нормальный и сделать программу, за которую не стыдно никому. И хотелось бы дальше подумать, каким образом мы будем реализовывать эту программу, может быть, должны быть даны сейчас конкретные поручения тем же министерствам – и здравоохранения, и финансов, и экономики, и нашим общественным организациям, Правительству, каким образом будет реализовываться то, что там написано? Написано там очень жестко, что в течение пяти лет мы должны удвоить число россиян, которые довольны здравоохранением. Потом пять лет пролетит как один день, и мы должны будем отчитываться за это, вот это очень хотелось…

Я поддерживаю Вашу идею штаба, но хотел сделать еще одно предложение. Вот эти все люди, которые здесь есть… У нас есть штаб, а пусть они будут активом, или пусть они будут советом штаба, которые одни из первых пришли, подставили плечо, работали, обсуждали эти вопросы, и, думаю, такая схема не уменьшит, а усилит просто нас. Я не знаю, надо ли нам создавать каждый по направлениям штаб – по здравоохранению и так далее, – но какой-то актив нам надо делать. Каждый из них, активов по направлениям, опирается на людей нормальных. Мы уже обсуждали этот вопрос, я поддерживаю Вашу мысль, что это список не закрыт, но я мог бы предложить, например, Садовничего, Гергиева, Пиотровского - людей известных, нормальных, толковых, которые знают, что такое Россия, помогают, и народ их знает. Незапачканных, да? Для того чтобы они тоже подставили плечо. И таких фигур ещё несколько, я думаю, можно найти.

Я тоже сейчас наблюдаю за тем, что происходит у нас. Знаете, я недавно понял, что человек – это в принципе самое ужасное животное: ни одно животное не выращивает другое животное для того, чтобы убить и питаться им. Только человек это делает. Акулы хотят крови, на кровь они налетают и уничтожают. Кто-то может этих акул подкармливать, может не подкармливать, может идеологически… Есть люди, которые хотят крови. Просто говорю, мы то, что было в арабском мире, видели, что было в Ливии с Каддафи. В Греции ещё не совсем, но близко к этому. В той же Америке, в Нью-Йорке были демонстрации. Есть люди, но они от рождения такие, и у нас есть такие, я думаю. Я согласен с Вами в том плане, что их не переубедишь. Подкармливаются они со стороны, не подкармливаются – не важно: идеологически они такие. Я знаю людей, которые при коммунизме ругали всех подряд и сейчас ругают всех подряд. Такая натура – всех ругать.

В.В.Путин: Это профессия такая.

Л.М.Рошаль: Да, и сегодня, посмотрите, социальный вопрос – он важен. Думаю, надеюсь, что за этот период социальных катаклизмов не будет, и социальную рамку даже в каком-то плане, в том же здравоохранении нужно будет повышать… У нас с кадрами катастрофа в здравоохранении просто. Надо думать. История показывает, что не только социальная сфера… Смотрите, у Каддафи социальная сфера была нормальная, лучше, чем в других странах, а народ что сделал? Политика играет большую роль, и нам выводы какие-то надо из этого делать. Каким-то образом, вероятно, я не знаю, как, но нужно оформить на законодательном уровне взаимоотношения «Народного фронта» более серьёзно с комитетами Госдумы, с Минздравом (по моей линии), чтобы они не были мальчиками и девочками, которые что-то тявкают, и как от мух отмахивались, но какой-то должен быть диалог. Работа над законом по здравоохранению это конкретно показала. Это полезно для страны. Полезно для страны, потому что не все, оказывается, могут иметь свою позицию. Это нехорошо.

У нас ещё вопрос о двух наших депутатах. Я хочу сказать, когда «Народный фронт» Вы зачитывали, я хочу отметить, что большинство в «Народном фронте» – не члены партии. Это важно. Большинство – действительно представители народа. У нас из трёх депутатов два наших беспартийных кандидата не прошли. Это Аксёнова в Смоленске, хотя она очень много (Франц Адамович подтвердит), очень мощно работала. Я туда приехал, тысяча врачей была собрана. Активно, нормально, хорошо, но мы чуть упустили время: побыстрее бы, это пораньше надо было начать. И Костюшов был бы полезным членом нашей Думы.

И можно я всё же закончу Тахчиди?

В.В.Путин: Пожалуйста.

Л.М.Рошаль: Я четыре раза говорил об этом: человек, которого единогласно в прошлом году все окулисты тайным голосованием избрали президентом (80% набрал голосов), человек, который не дал опуститься Фёдоровскому институту, человек, который не криминал. Не криминал! Я знаю, что разговоры о нём – снять или не снять – шли давно, но это не по производственным делам. И выбрали самый худший путь. Самый худший путь! Взяли представителя «Единой России», депутата (может быть, он организатор хороший, не знаю), заведующего кафедрой сестринского дела (он как человек-то нормальный, только неспециалист) и поставили директором института. Вот сейчас прямо я поездил по стране. Посмотрите, что делается! В Иркутск приехал, тысячная аудитория, спрашивают, что с Тахчиди? В Смоленске спрашивают, что с Тахчиди?.. Вот мы пытаемся на себя завоёвывать народ и такими совершенно глупыми решениями отбрасываем назад всё – для того чтобы восстанавливать. И Ваше поручение, которое Вы написали: у меня впечатление, что оно заматывается. Во всяком случае была комиссия, на которую Тахчиди не пригласили, приехали в институт без него. Хотя бы со мной поговорили! Мало ли что там наговорят. Уже сидит новый директор, а народ (я понимаю народ: и самосохранение, и работу не хочет потерять) вилять стал туда-сюда. Но принципиально думаю, что это ошибка. Чего торопиться? А если бы после выборов это было, а если было бы после мартовских выборов? Куда лететь? Почему именно сейчас надо бросать жареное? Приехали в 7 часов утра выгонять его из кабинета – замминистра и этот самый… И когда он сказал: «Слушайте, вот Владимир Владимирович написал там…А вы эту бумажку можете…» Дословно говорю, при людях было сказано. Мне кажется, надо разобраться. Если мы признаем, что это ошибка, и вернём… У министра есть право, и она не заключила с ним контракт. 2,5 года не заключала контракт, сейчас она решила – раз имеет право не заключать контракт, она и не заключила с ним контракт, по незаключению контракта он уходит. Но речь-то идёт не о том, речь-то идёт не просто… Его же оболгали при этом. Я не думаю, что он вор и что он грабитель какой-то. Так в любом институте, если прийти, накопать… И у меня в институте, если захотят, найдут чего-нибудь. Я думаю, это была ошибка – просто предвыборная была ошибка. Надо бороться за каждого человека. Нам сегодня надо бороться за каждого человека! За каждого, подчёркиваю это. Извините, Владимир Владимирович.

В.В.Путин: Нормально. Вам нет необходимости извиняться передо мной. Вы мне об этом говорили. Я специалиста, о котором Вы сказали, Тахчиди, я его не знаю лично…

Л.М.Рошаль: Познакомьтесь, хороший мужик.

В.В.Путин: Не исключаю, наверняка так оно и есть, если Вы о нём так и говорите.

Л.М.Рошаль: Значит, с глазами всё хорошо.

В.В.Путин: Слава Богу, не жалуюсь пока. Но вы знаете, что министр уволила его в связи с нарушениями. И я не знаю, я лично не занимался проверкой, были эти нарушения или нет. Мы действия такого рода, административного характера всё-таки, Леонид Михайлович, не должны приурочивать к внутриполитическому процессу. Если нарушения есть, вне зависимости от того, какой у нас политический процесс в данный момент времени, мы должны принимать решение. Справедливое это решение или нет, говорю честно: не знаю – это входит в компетенцию Министерства здравоохранения, это компетенция министра, и каждый раз вмешиваться в компетенцию каждого министра, значит, нарушить всю систему управления. Но я с Вами согласен, и Вы знаете мою позицию: если есть основания полагать, что это необъективные сведения, то они подлежат дополнительной проверке. Я попросил Генерального прокурора провести эту проверку – независимую и объективную. По результатам этой проверки мы и примем соответствующее решение.

Л.М.Рошаль: Спасибо.

В.В.Путин: Спасибо Вам.

Реплика: Другому сектору можно, Владимир Владимирович, а то мы всё только общественные организации…

В.В.Путин: Давайте мы Екатерине Филипповне (Е.Ф.Лахова – председатель всероссийской общественной организации «Союз женщин России») сначала, а потом сюда перейдём, ладно? Екатерина Филипповна, прошу.

Е.Ф.Лахова: Владимир Владимирович, я хочу сказать, что Хилари Клинтон, видимо, прорвало, поскольку насчёт грантодателей мы уже давно говорим…

В.В.Путин: Ну да.

Е.Ф.Лахова: И сегодня они, конечно, поддерживают и общественные, и партийные организации, и провокаторов, которых на сегодняшний день… Тех, что делают дестабилизацию – ну, это понятно… Розовую, оранжевую, какую они хотят нам сделать революцию? Но я бы хотела вернуться к тем «прыщам», про которые начали говорить Лысаков и Валерий Васильевич, потому что это как раз увязывается, потому что мы тоже сами себя дискредитируем. Вот, например, приняли закон о некоммерческих организациях, и сегодня многие здесь сидят в Общероссийском народном фронте, и наша организация, занимаются многими социальными проектами. Создали комитет по государственной поддержке социально ориентированных некоммерческих организаций, подали документы. Сотни различных общественных организаций подали документы, в том числе и моя организация тоже подала (почему я стала углубленно пытаться провести расследование, но не до конца), но отказали. Я говорю: «А кто ж тогда получил?» На Общественной палате мы не можем получить грант, а кто здесь? Вот я вам называю: организация называется благотворительный общественный фонд содействия в создании условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека «Созидание». Источники финансирования этой организации: Европейская комиссия, посольства Великобритании, Нидерландов, фонд Форда, фонд Чарльза Стюарта Мотта. Следующая организация – Центр лечебной педагогики, всех сотрудников которой проучила американская организация «ЮСАЙД», координатор этого… Я не знаю, поэтому мне должны подсказать, что это за организация. Поэтому координаторы этого центра координируют работу иностранных волонтёров, у нас своих волонтёров нет. Затем организация «Форум доноров» – это тоже организация, которая собирает эти деньги. Она состоит из наших, российских, олигархов, в том числе фамилия Потанин там и так далее.

Две общественные организации, которые входят в Общественную палату (Лена Николаева – она сейчас вроде в депутаты пойдёт; Олег Зыков), там получают гранты, и вот такая карусель. У нас, думаю, вроде тоже проект хороший, про социокультурные программы по приобщению детей к чтению, потому что это сегодняшняя проблема для России и так далее. Поэтому хочу сказать, что, когда мы деньги из федерального бюджета выделяем организациям, которые уже подкормлены и получают гранты за счёт различных международных организаций, конечно, может, это хорошо, но надо всё-таки… Мы работаем в России и для России, поэтому нам бы тоже каким-то образом хотелось, чтобы те организации, а их большое количество… Вчера мне звонили из Консорциума женских неправительственных организаций: нам, говорят, тоже отказали. Я говорю: «А вам почему? У вас какой проект?» А мы, говорят, насилие в семье, мы стали преподавать в школах милиции, на курсах повышения квалификации милиционеров, и только стали в этом деле разбираться, хорошие проекты, так тоже отказали. Поэтому у нас такие моменты про этих «прыщей», которые повыше и которые сидят и распределяют эти гранты. В этом плане надо разбираться. Вы совершенно правильно говорите: коррупция, коррупция. И мы начали это говорить, я имею в виду партию «Единая Россия». И сами себе, получается, как бы запускаем, что открываем, не открываем. Всё невозможно, конечно, и нереально знать. Вчера, когда я по Москве стала с женскими организациями разговаривать, они говорят: «Ну а что вы хотите? Да, модернизация здравоохранения, денег выделяется у нас очень много». Но что получается? Она получила направление в феврале на обследование, а провела его только в октябре. Она эту модернизацию на себе желает ощутить, есть что-то для неё плюсом, и, если нужен сегодня анализ, ей говорят: «Ты сегодня не можешь, а вот платно, пожалуйста, иди, спускайся ниже этажом и делай платный». Поэтому нам нужно посмотреть так, чтобы если мы говорим о коррупционности сегодняшней власти разных уровней, то нам надо действительно и внутри отрасли, и везде это как-то посмотреть, чтобы изменить на сегодняшний день эту ситуацию. И просто печально, когда смотришь Германию, у них там появилась Партия пиратов, социальная, через социальные сети. У нас сегодня тоже появилось или формируется такое движение, которое… По звонку, за деньги появляются провокаторы, которые тоже будут говорить, что мы жулики, воры и так далее. Поэтому, Владимир Владимирович, мне бы хотелось, чтобы насчёт «прыщей» разного уровня… Каким-то образом попробуйте разобраться.

В.В.Путин: Хорошо. Значит, что касается финансирования из-за рубежа различных направлений деятельности, то я здесь тоже бы всё в одну кучу не сваливал. Есть вполне благообразные и полезные направления деятельности и работы, в том числе и при поддержке наших коллег и друзей из-за границы. Нам не нужно здесь ничего нагнетать, говорить, что там все враги и какой-то заговор против нас. Совершенно очевидно, что работа проводится, и в том числе такая... Ведь внутри страны идёт политическая борьба и на международной арене идёт политическая борьба, и некоторые наши коллеги…

Я вот совсем недавно общался с прессой, со СМИ, ну что там говорить – мы крупнейшая ядерная держава, и такой остаёмся. И это вызывает определённые опасения у наших партнёров. И нас так «покачивают», чтобы мы не забывали, кто здесь, на нашей планете, хозяин, и слушались, и чувствовали, что у них есть рычаги влияния на нас внутри нашей страны. Поэтому если речь идёт о гуманитарных вопросах, связанных со здоровьем, ещё с чем-то, – это нормально. Но когда деньги из-за границы вкладываются в политическую деятельность внутри страны, это должно нас заставить задуматься. Особенно недопустимо вливание иностранных денег в избирательные процессы. Это просто недопустимо. Это мы должны иметь в виду, и вместе с вами, вместе с депутатами…

Л.М.Рошаль: Я прочитал конкретную цифру – 9 млн. Госдеп… официальные цифры.

В.В.Путин: Извините, можно я закончу? Да больше. Там сотни миллионов долларов вкладываются в эту работу. Значит, и мы должны будем и здесь, в рамках «Народного фронта», с вами поговорить и пообсуждать, с депутатами поговорить: нужно вырабатывать формы защиты нашего суверенитета, защиты от вмешательства извне. У нас есть, скажем, наш внутренний закон, который регламентирует… И мы не против этого, мы за то, чтобы у нас за политическим процессом, за избирательным процессом наблюдали иностранные наблюдатели, мы за это, мы не против. Кстати, в тех же Штатах, там вообще никуда не пускают наблюдателей. Просто их гонят из участков. Последнее время кого-то начали допускать, а так вообще просто говорили: «Пошли вон!», вообще не допускали никого. Там очень жёстко всё на самом деле. Гораздо менее либерально, чем у нас. Мы «за», но у нас есть закон. А вот когда начинают финансировать какие-то внутренние организации, которые якобы являются нашими национальными, но, по сути дела, работают за иностранные деньги и исполняют номер под музыку иностранного государства в рамках избирательного процесса, – вот это недопустимо. И нам нужно посмотреть, какое у нас здесь законодательство, как оно работает, насколько оно эффективно работает – здесь Леонид Михайлович абсолютно прав, – какие там деньги вкачиваются. Мы должны себя огородить от этого вмешательства во внутренние дела и защитить наш суверенитет, в этом заинтересовано все российское общество.

Но, повторяю, это не значит, что нужно все запретить. Много людей, которые настроены абсолютно доброжелательно, хотят с нами сотрудничать, хотят оказывать содействие и методическую поддержку и помощь, и материальную, хотя у них у самих сейчас много проблем, они сами нуждаются в поддержке, и на самом деле без всякого преувеличения ставят вопрос, чтобы Россия поддержала и помогла. Лет 10 назад это просто в страшном сне никому бы не приснилось. Трудно было даже представить себе такую постановку вопроса, чтобы к России обращались за помощью и поддержкой. И мы действительно сегодня в таком состоянии, что мы можем это сделать. Вопрос – как, по каким каналам? Но здесь радоваться нечему. Сегодня у них сложно, вчера у нас было. И, кстати сказать, там многие люди доброжелательно к нам относились, и сейчас относятся доброжелательно. Но защитить свой суверенитет мы обязаны. Надо будет подумать над совершенствованием законодательства, над усилением ответственности тех, кто исполняет задачи иностранного государства по влиянию на внутриполитический процесс.

Теперь что касается недобросовестных чиновников. Знаете, Екатерина Филипповна, я же говорил, мы, в том числе, для этого Общероссийский фронт создали. В том числе для того, чтобы внимательно следить за теми процессами, которые у нас происходят в этой административной бюрократической сфере. Мы выделили очень приличные деньги из бюджета в этом году на поддержку наших неправительственных общественных организаций. Да, и если вы видите, что там есть какие-то проблемы... То, что проблемы есть – это плохо, но то, что вы видите их, – уже хорошо, и то, что у нас есть возможность сегодня от вас это услышать, отреагировать – это тоже, наверное, плюс. Но мы поговорим об этом. Совершенно конкретно давайте обсудим. Договорились.

Реплика: Спасибо.

В.В.Путин: Давайте повернемся сюда. Виталий Борисович (обращаясь к В.Б.Ефимову - председателю объединения «Союз транспортников России»).

В.Б.Ефимов: Я бы хотел немного поговорить о тех раздражителях. Мне удалось во время предвыборной кампании посетить или встретиться примерно в 40 населённых пунктах с избирателями в городах, сёлах. Конечно, это был очень приятный район. Мордовская Республика динамично развивается, люди настроены очень положительно, особенно к Вам относятся с великим почётом. Действительно, там немало по Вашему поручению сделано, но я бы хотел остановиться... Вначале хочу поблагодарить Вас за Новосибирск. Транспортники очень удовлетворены этим, Вы решили практически все проблемы. Единственная просьба – чтобы те поручения, которые Вы там дали, не ушли. Вот и всё.

Что по раздражителям в городе? Для меня это вообще было непонятной проблемой. Есть закон и постановление Правительства о счётчиках на воду.

В.В.Путин: О чём?

В.Б.Ефимов: Счётчики на воду в квартирах ставят, если есть. Но в этом постановлении, как оказалось, записано таким образом, что все потери, которые есть в водопроводах, весь перерасход воды, который осуществляют жители, у которых нет счётчиков, раскладываются пропорционально на эти счётчики. Я сначала не понял, даже не то чтобы не понял, – не поверил. Но когда всё посмотрел, то действительно, мне пришли квитанции, где написано, что 20 кубов израсходовано законно, а 20 вам приписано за то, что где-то потеряно. Меркушкин (Н.И.Меркушкин – глава Республики Мордовия) – человек профессиональный, он, конечно, их компенсирует, чтобы не раздражать, но это очень сильный раздражитель, который надо бы, конечно, немедленно... Говорят, вроде, постановление…

Что в селе? Село вообще-то преображается.

В.В.Путин: Вот Вячеслав Викторович (В.В.Володин) пометил, мы вернёмся к этому.

В.Б.Ефимов: Я скажу, какое это постановление. Это постановление 307-е.

В.В.Путин: Там в чём дело? Это касается воды и касается других расходов. То, что в доме есть вещи общего пользования, что называется, и кто-то должен за это платить...

В.Б.Ефимов: Нет-нет-нет.

В.В.Путин: Да, я понимаю. Но если это вообще перегнули в другую сторону и речь идёт уже не о вещах общего пользования, за которые кто-то должен платить, а за потери, которые не связаны с тем, чем люди пользуются, то это проблема каких-то жилищных организаций, муниципалитетов. Тогда они должны нести за это ответственность и сами это оплачивать. Вы, безусловно, правы, на это нужно посмотреть.

В.Б.Ефимов: И хуже того, если у меня нет счётчика, то мне положено только 7 кубов (за меня берут), и если я сделал 10 (Ефимов), то за меня заплатит рядом сосед, который со счётчиком.

В.В.Путин: Да-да-да.

В.Б.Ефимов: Но что с деревней? Я еще раз повторяю, деревня преображается. Деревня становится более культурной. Сельское хозяйство, я посмотрел, прекрасное. Я на западе пять лет был, и эти комплексы животноводческие, я скажу, нисколько не хуже, а иногда и лучше.

В.В.Путин: Лучше уже, потому что они делаются по последнему слову техники.

В.Б.Ефимов: В каждом районе физкультурные комплексы и плавательные бассейны, у кого-то лёд… Ну какие там раздражители? Понимаете, чем человек лучше живёт, тем у него, конечно, больше появляется других… О пенсиях вопросы ставят единичные, что маленькие пенсии. Сейчас ставят что? Это дороги к селу, особенно в селе. И что самое главное, если уж говорить, то ставят вопрос о том, что жители населённых пунктов не могут добраться до районного центра. От районного центра до областного частник решает, а внутри района никто не решает, потому что поток нестабильный, автобусы не заполняются, частник туда не идёт, а пассажирские предприятия ликвидированы за этот период. Поэтому есть какая просьба? Вот у меня есть такая таблица, где все эти наказы по каждому району. Если посмотреть первые две, то это связано с этим. Что мы предлагаем? Это вообще программа не очень большая. Если бы нам найти где-то 4 млрд в год на пять лет, то мы могли бы закупить за счёт Федерации вот эти маленькие автобусы, нам больших не надо. Руководителям регионов, конечно, надо поручить, чтобы они дотацию нашли, потому что нас всё равно дотировать надо, иначе не получится. И следующее: там надо восстановить вот эти предприятия.

В.В.Путин: Какие?

В.Б.Ефимов: Ну типа где ставить эти автобусы. Мы называем их производственно-технической базой автотранспортных предприятий регионального типа. Кое-где они есть, ЖКХ сохранились, и что-то можно сделать. Мы бы решили этим другую проблему: нас, транспортников, очень беспокоит перевозка детей из школ. Автобусы все отдали в школы, педагоги умеют учить, а дядя Ваня, которого наняли, он и директор, он и шофёр, он и контролёр. Кроме того, эти автобусы выброшены из списка, они не лицензируются, то есть мы не можем предъявить им какие-то условия. Поэтому можно было организовать региональные предприятия. Это вполне возможно, мы посмотрели по Мордовии: там мы могли бы решить проблемы в течение вот этих пяти лет. Я думаю, 4 млрд для страны – небольшие деньги, и можно будет сказать, что вопрос будет решён для многих жителей страны, вернее, для сельского населения. Я, может быть, просил бы Вас от имени транспортников и особенно сельских жителей эту программу поддержать.

Второе. Есть раздражители, которые, понимаете, они для всех, наверное. Владимир Владимирович, не может дизтопливо стоить дороже, чем 95-й бензин. Не могу я нигде объяснить. Это же отходы от производства бензина. Ну, могут зарываться вот эти олигархи, но уж не до такой же степени!

Реплика: По всей Европе так.

В.Б.Ефимов: Я ещё раз говорю: это отходы. Я жил в Европе, давно, правда, не был, года два-три, но, извиняюсь, это дизельное топливо. Поэтому надо посмотреть этот вопрос. Мы на них делаем 60% перевозок, тем более вы дотируете село, огромные деньги уходят по этим вопросам.

Ещё какие проблемы? Они, правда, решаются. Водопровод в каждый дом в деревне теперь требуют, и уже многие деревни вообще-то водопровод сделали. Остальные небольшие: где школу отремонтировать, где детский сад отремонтировать, где инструменты купить, но раздражители, связанные с перевозками, – номер один в деревне. Их нужно как-то решить. Спасибо.

В.В.Путин: Хорошо. Это вопрос (конечно, мы с вами понимаем), который относится к компетенции муниципалитетов и регионов, а не к компетенции федерального бюджета, вместе с тем подумать можно. И нужно сразу двигаться по двум направлениям: первое – дороги нужны там…

В.Б.Ефимов: Дороги уже есть.

В.В.Путин: Нет, здесь я с Вами не согласен. Я понимаю, что Вы, как представитель транспортного цеха, считаете, что нужно закупить автобусы и обеспечить работу этого сектора, и, больше того, если дорог нет, автобусы будут чаще меняться. Может быть, для отрасли и неплохо…

В.Б.Ефимов: Дороги есть, провели дорогу, а ездить некому, пешком…

В.В.Путин: Виталий Борисович, нет там дорог. На селе у нас очень плохие дороги или вообще их нет. Поэтому нужно двигаться по двум направлениям: дороги строить и, конечно, обеспечивать перевозки. Здесь я полностью с Вами согласен. Что касается дорог, то в следующем году, я уже об этом говорил, мы начинаем формировать дорожные фонды – и федеральный, и региональные. Региональные фонды, в соответствие с принятым законом, имеют право формировать муниципальные дорожные фонды. Более того, мы в самый последний момент работы Думы предыдущего созыва приняли решение (коллеги поддержали), приняли поправки в закон, разрешающие из этих дорожных фондов (даже обязывающие фактически) тратить определённый объём денег на внутригородские и сельские дороги. Просто обязали выделять определённый объём, а в целом в этих дорожных фондах будут сконцентрированы очень солидные ресурсы – свыше 165 млрд. Я даже не сомневаюсь, что толчок дорожному строительству будет обеспечен. Параллельно нужно, конечно, и транспортную составляющую развивать. Давайте мы подумаем над программой совместно с регионами. Если это и делать, то вместе с регионами. Согласен, давайте подумаем.

В.Б.Ефимов: Министру могу об этом сказать?

В.В.Путин: Я поручение сформулирую прямо сегодня. Нам надо заканчивать потихонечку.

В.Н.Иванова (председатель Общероссийской общественной организации «Всероссийское педагогическое собрание»): Владимир Владимирович, мне бы хотелось поддержать Михаила Викторовича (М.В.Шмаков) и Леонида Михайловича (Л.М.Рошаль) в том, что, по-видимому, и в нашей сфере (я имею в виду в сфере образования) мы с огромной радостью создадим актив, и сбор подписей здесь соответствующий… Самое главное – вопросы Народной программы, Ваших инициатив активно будем поддерживать и здесь продвигать. И, конечно, я хочу сказать самые добрые слова и передать от учителей целый ряд писем, которые поступают во Всероссийское педсобрание, тем более что в этот период мы ввели и «горячую линию», и встречались, и, конечно, учителя высказывают благодарность за решение вопросов повышения заработной платы. Но, как Вы и предупреждали, тем не менее доходило вплоть до очень интересных курьёзов. Арифметические ошибки – два месяца учитель не получает зарплату. Но затем, все вместе навалившись, решаем, и выплачивают и так далее. Вот такие примеры.

В.В.Путин: Выплачивают всё задним числом?

В.Н.Иванова: Выплачивают. Но это в ноябре, а хотелось бы в сентябре, как мы тогда говорили, в октябре. Поэтому мы считаем, что в этот период мы продолжим эту работу, но, Владимир Владимирович, ведь ещё должны понимать, что у нас 60 млрд в 2012 году будет выплачено, поэтому задача контроля, наверное, не в меньшей степени, а в ещё большей степени встанет. Потому что Вы тогда ставили задачу, чтобы каждая школа знала, что за счёт этих денег будет сделано по модернизации материальной сферы, по ремонту, по благоустройству пришкольного участка, по физкультурным и другим нашим объектам. Здесь, конечно, суммы огромные будут выплачены, и мне кажется, что по итогам нашей работы за этот период «горячей линии», встреч мы выявили, что если в школе есть управляющий совет, то там тогда по стимулирующим надбавкам – ясно, по повышению какие-то недомолвки – они не доходят до федерального уровня, решаются на местах. Поэтому вопрос о государственно-общественном управлении, о создании почти в каждой (естественно, не почти, а в каждой) школе управляющего совета – сейчас вопрос самый важный. И Всероссийское педсобрание ставит задачу проведения соответствующих форумов, по-видимому, конференций с руководителями управляющих советов, с тем чтобы все эти моменты модернизации школы взять под контроль и Всероссийского педсобрания, и нашего Общероссийского народного фронта (штаба), и, наверное, вот этих структур. И управляющие советы очень серьёзно ставят, как мы говорили, взаимодействие семьи и школы, семьи и модернизации образования. Школа ведь влияет на семью, значит, эта стыковка должна найти свой механизм, и управляющий совет – это тот механизм, который объединяет. И ряд этих мероприятий мы планируем, в общем-то, просматриваем, их реализуем.

Но есть проект, Владимир Владимирович, который архиважен, и Вы с ним выступали. Это «Учительский дом». Он межведомственный, он тяжелейший, и, конечно, в рамках нашей, так сказать, цеховой организации – по-видимому, здесь, конечно, и Министерство экономики, и на уровне субъекта, и так далее, всех этих структур… Потребуется, чтобы мы здесь, наверное, вместе провели обсуждения, встречи, потому что, подчёркиваю ещё раз: учителя обращаются. И даже вот буквально последняя встреча. Вот выехала из Северодвинска учительская семья: он – учитель физкультуры, а она вплоть до того, что директор школы, и здесь, в Московской области, опять стала директором школы. Но поскольку не военные, квартиру там не получили. Приехали в Московскую область, поскольку дети окончили обучение, и здесь остались тоже без квартиры. И таких примеров очень много.

В.В.Путин: Я не понял, не военные?

В.Н.Иванова: Они учителя, работали в одной из школ Северодвинска. Но, приехав сюда, поскольку не пользовались льготами (не было льгот для учителей), - только сейчас благодаря Вашему проекту вот такая инициатива разворачивается, и она встречает колоссальную поддержку. Но проект сложный, потому что он межведомственный. И одного Министерства образования, одной нашей общественной организации мало, и здесь, конечно, участие, и даже на уровне субъекта, целых различных ведомств должно быть. И вот мы-то готовы, просим…

В.В.Путин: Мы обязательно, во-первых, эту работу продолжим. Ну и второе, что я считаю очень важно отметить: вообще, в ближайшее время мы должны особое внимание сосредоточить на решении жилищной проблемы. Вот жилищное строительство – это крайне важная тема, которая затрагивает интересы миллионов наших граждан. И мы сейчас в состоянии, реально в состоянии гораздо активнее приступить к ее решению, чем было до сих пор. Вот мы заканчиваем постепенно этот огромный проект подготовки к Олимпиаде, АТЭС, мы наверняка проведем работу и доведем ее до логического завершения по обеспечению жильём ветеранов, военнослужащих. Ресурсы будем высвобождать постепенно, и одно из главных направлений удара нашей совместной работы – это разворачивание широкого жилищного строительства, обеспечение жильём граждан по самым разным каналам. «Учительский дом» – это только один из небольших сегментов. Но в целом – я вот думаю сейчас над этим, и мы с вами ещё неоднократно вернёмся к этому вопросу – посоветуемся, надо будет и с депутатами, и с будущим Правительством эти вопросы ставить и решать, нужно разворачивать такую большую, масштабную работу, рассчитанную на несколько лет вперед. Нам уже заканчивать нужно.

Иван Иванович (обращаясь к И.И.Мохначуку – председателю Российского независимого профсоюза работников угольной промышленности), пожалуйста.

И.И.Мохначук: Владимир Владимирович, конечно, спасибо за доверие, я, честно говоря, даже не ожидал, хотя помню многое, потому что я был у Вас доверенным лицом ещё в первый раз, когда выборы были. Ну я себе позволю... Станислав Сергеевич сказал про шахматы, но, поскольку Вы занимались неким другим видом спорта, я тоже другим видом спорта в юности занимался… Я думаю, что всё-таки, как Вы говорили и знаете, наверное, в дзюдо побеждает тот, кто использует ошибки противника. А поскольку я занимался боксом, то на ринге побеждает тот, кто сильнее. И выходя на ринг, ты должен быть готов к тому, что будет больно, будет кровь, будут удары не по правилам, поэтому я думаю, что нужно эти вещи тоже учесть.

Я хочу поддержать и Михаила Викторовича Шмакова, только не в части сбора подписей в Вашу поддержку (я думаю, подписи в Вашу поддержку не нужны), а в том, чтобы собрать предложения на Ваш адрес от кого бы то ни было. Я считаю, что это нужно сделать по одной простой причине. Я вообще-то уже достаточно давно занимаюсь общественной работой, на разных мероприятиях бываю и наслушался уже всего, честно говоря… Когда выходит некто ретивый на трибуну либо из зала начинает критиковать, то зачастую критикуют ради критики – задают вопросы, а ответы их не интересуют. Но когда ты человеку говоришь: «Вот ты критикуешь, а предложи что-нибудь», – а потом ещё добавляешь: «Ты напиши конкретно, что ты предлагаешь», – сразу весь этот мыльный пузырь сдувается, потому что писать, как правило, никто не любит, не хочет, а зачастую и не умеют – сказать, дескать, проще.

Поэтому я думаю, что этот посыл – штаб – в целом мы должны использовать в нашей работе, когда мы встречаемся с людьми, где-то публично, где-то что-то… Понятно, что рот никому не заткнёшь, каждый будет говорить, что думает, – пожалуйста, говори. Но в то же время ставить остро вопрос: напиши предложение, мы его рассмотрим, мы подумаем. И сразу ситуация переламывается во многом по-другому.

Я бы что хотел сказать? Я не буду ударяться в школу, потому что здесь многое говорили, я со многим бы согласился. Есть действительно много проблем. Я сейчас скажу, что шахтёры Вам действительно благодарны за то, что Вы всё-таки помогли решить вопрос и переломить собственников, которые там сидят, частников, из расчёта оплаты труда 30 на 70, потому что во многом люди недовольны властью и тем, что неправильно выплачивается заработная плата, неправильный подход. Я уже не хочу повторяться про этот пресловутый МРОТ (минимальный размер по оплате труда), куда загнали и северные коэффициенты, и стимулирующие надбавки, и так далее. Я уже всем объясняю, что оплата труда в районах Крайнего Севера (северные коэффициенты) – это не оплата труда, это плата за проживание в этих районах. Если в Краснодаре можно за 4 тыс. 511 рублей прожить и в тапочках, то в Воркуте замёрзнешь, и на валенки не хватит. Я думаю, что здесь нужно посмотреть этот вопрос, потому что он очень больной. Поверьте, куда бы я ни приезжал, везде об этом говорят. У меня с Фурсенко (А.А.Фурсенко) был спор. Приезжаю в Сыктывкар, подходит молодая учительница, говорит: «Иваныч, мне стыдно в рваных чулках ходить к ученикам в класс». Я: «Сколько у вас зарплата?» – «7,6 тыс.». А прожиточный минимум – 8,2 тыс.! А Фурсенко говорит, у нас нет нищих учителей. И как здесь этой учительнице объяснить, что как бы всё нормально? Поэтому я думаю, что тут какой-то подход должен быть.

И потом я скажу, что реформа школы идёт (я не знаю, почему учителя об этом не сказали), она вроде и правильная, но это узаконенная коррупция, потому что когда тарифную сетку отменили, дали на откуп школе, добавили 30% в фонд оплаты труда и сказали, что вы там сами у себя решайте, а барьеров-ориентиров не поставили, хотя деньги бюджетные. У учителей как средняя зарплата была, чуть-чуть ее приподняли, зато директор себе залупил 200–250 тыс. зарплату, что несоизмеримо с зарплатой учителей. Если бы поставили какую-то кратность и сказали директору: «Ты можешь поставить себе зарплату в 3 раза выше средней по школе». Ну понятно, хочешь себе поднять, тогда подымай по школе, тогда ты себе тоже подымешь, то есть не было бы этих перекосов, и учителя, и врачи, и бюджетники, и все остальные по-другому бы на это отреагировали, а это самый больной вопрос, с которым мне приходится сталкиваться, когда я езжу.

Последнее, что бы я хотел сказать. У нас чиновники в Правительстве есть, которые, откровенно говоря, вредят и Вам, и Вашей репутации, и многим другим вещам. Есть такое пресловутое постановление 870, это об аттестации рабочих мест. Оно касается всех отраслей народного хозяйства, в том числе и учителей, и медиков, и так далее, потому что вредные, опасные рабочие места есть и в школе, и в больнице. И мы уже три года бодаемся с Министерством здравоохранения, пытаемся объяснить и доказать, что такое вредные условия труда, что такое тяжелые и так далее. Но поскольку, очевидно, в угоду работодателям, вместо того чтобы их прижать к стенке и заставить ликвидировать вредные рабочие места… Если не ликвидируешь – плати за них больше, потому что я могу понять, когда в шахте под землей 8 тыс. рабочих мест вредных (под землей ничего не сделаешь, условия такие), но когда на поверхности вредные рабочие места растут и увеличиваются, их всё больше и больше, вот этого я не понимаю. И для того чтобы не улучшать условия труда на поверхности и не платить, сейчас додумались до того, чтобы класс вредности по СанПиНу из 3.1 перенести во вредные условия труда. Я уже в Минфине, в Минздравсоцразвития чиновникам говорю: «Вот рельсы вы кладете, шпалы, БАМ строите. Тяжелая работа?» – «Тяжелая». – «На воздухе лопатой кидаешь, кувалдой стучишь, на горбу носишь. В шахте ты делаешь ту же самую работу под землей, рельсы стелешь. Это тяжелая работа? Тяжелая. Вредная?» - «Невредная, тяжелая». – «Но там есть вредные факторы: метан, пыль, все остальное…»

Объяснить чиновникам невозможно, а вот это постановление касается более 5 млн людей, работающих на всех производствах. И нам Минздрав поставил условие – если до 15 декабря не договоримся, мы вас, профсоюзы, вообще слушать не будем, мы его запустим дальше в работу, и отдыхайте. И вот как понимать? Мы 15 декабря последнюю встречу проведем, его запустим в работу. 5 млн людей недовольны, потому что у них отнимут доплату, тарифные ставки, льготы и так далее. А дальше выходи к людям, объясняй, представитель штаба по выборам, почему у них отобрали эти льготы, компенсации. Это потянет за собой зарплату и все остальное. Поэтому я не хочу…

Есть ещё ряд таких моментов конкретных, можно назвать. Я думаю, что нужно внимательно всё-таки посмотреть и поставить, наверное, задачу чиновникам в Правительстве более ответственно во всяком случае подходить к принятию каких-то законов либо спрашивать, либо слушать кого-то, кто говорит пусть плохие вещи или хорошие, но как-то внимать, чтобы мы сейчас дров не наломали с аналогичными постановлениями, потому что потом людям нечего будет сказать.

И последнее, что я хочу сказать: всё-таки мы должны, наверное, оценить ситуацию, сделать какой-то промежуточный анализ. И, Владимир Владимирович, я в прошлом, 2000 году, выступал, когда был у Вас доверенным лицом, но мы, наверное, должны немножко поднапрячься и всё-таки выборы в один тур завершить. Что на два тура растягивать? Я думаю, что мощи у нас хватит, возможностей хватит: битые мы все, нас знают – мы знаем, и по морде получали, и кровь текла. Так надо немножко поднапрячься, боль перетерпеть и решить за один тур.

В.В.Путин: Спасибо. Слава Богу, пока боли у нас нет никакой, а если боль есть, то у нас доктора хорошие, помогут, поправят…

По сути того, что Вы сказали, Иван Иванович. Что касается льгот, компенсаций и решения других вопросов, которые, Вы считаете, в отдельных случаях решаются неэффективно либо решаются несправедливо. У нас существуют механизмы (трёхсторонняя комиссия и так далее), но я ещё раз хочу сказать: и этот инструмент мы тоже создали для того, чтобы был дополнительный канал связи напрямую с профессиональными сообществами и людьми. Пожалуйста, я услышал, что Вы сказали по этим льготам, компенсациям. Если Вы считаете, что что-то было отрегулировано недолжным образом, мы к этому вернёмся обязательно. То же самое касается 870-го постановления. Разумеется, надо вернуться и внимательно посмотреть. И Вы очень хорошую фразу сейчас сказали – нужно научиться слушать и слышать друг друга. Я к этому готов, как вы понимаете, и Вы сами знаете, что действительно каждый вопрос, что там происходит, – это знать невозможно, для этого мы все и собираемся, чтобы обращать внимание на эти вещи.

Что касается уровня оплаты учителей. Что же об этом говорить? Уже много сказано. Мы стремимся к тому, чтобы довести среднюю зарплату учителей до среднего по экономике. В более чем половине субъектов Федерации эта задача уже решена. В остальных везде заработная плата поднята минимум на 30%. В разговорах со всеми губернаторами я постоянно вопросы ставлю о том, чтобы двигаться дальше. Во всех субъектах Федерации зарплата учителей должна быть поднята до среднего по экономике и затем индексироваться в соответствии с инфляцией и постепенно повышаться даже с опережающим темпом. То же самое нужно делать по отношению к другим бюджетным сферам и тем, которые получают очень скромные деньги. Это и сфера культуры, дошкольные учреждения, библиотеки и так далее.

И.И.Мохначук: Владимир Владимирович, я это понимаю. Я говорю о соотношении зарплаты внутри школы, внутри больницы.

В.В.Путин: Я сейчас скажу об этом, Иван Иванович, я сейчас всё скажу, я же всё запомнил, то, что побоялся не запомнить, я пометил. Внутри бюджетных учреждений – я с Вами согласен. Мы предупреждали когда-то своих коллег о том, что нужно более жёстко регламентировать распределение этих вновь полученных два года назад денег в рамках повышения на 30% фонда оплаты труда в бюджетных учреждениях. И действительно, Вы правы, здесь нечего сказать, нечего добавить. Действительно в достаточно большом количестве учреждений руководители этих учреждений рисуют себе заработные платы, несопоставимые со средним доходом работников этих учреждений, и это несправедливо, неправильно. Должны быть внесены коррективы. Они планируются, они будут сделаны.

И, наконец, в завершение. Действительно, мы приняли решение изменить систему оплаты труда для горняков – 30 на 70 сделать, известные вам параметры. Это справедливо, правильно. Я говорил тогда – минимум 70. Изменили ситуацию, связанную с безопасностью. Возложили ответственность за соблюдение правил безопасности на бизнес, чтобы несли цивилизованную ответственность, не нужно было уговаривать при всяких катастрофах или катаклизмах людей и бизнесменов для того, чтобы обеспечивать социальные гарантии членов семей и самих горняков. Это мы с вами сделали, сделали вместе. Внесли изменения в действующий закон. Но я с Вами согласен и в том, что проблем в отрасли еще очень много. И, без всякого сомнения, государство еще очень многое должно сделать в этой сфере. И я даже скажу больше – государство еще в долгу перед горняками. Я не так часто, но всё-таки регулярно бываю в горняцких регионах, с людьми встречаюсь, я знаю, что это за работа. И опасная, и тяжёлая, и, кстати сказать, очень эффективная в последнее время.

И.И.Мохначук: Владимир Владимирович, я Вам написал письмо, чтобы Вы дали поручение провести совещание по выполнению Вами и Игорем Ивановичем Сечиным данных поручений. Там больше 100 поручений, мы очень четко каждое контролируем. И я скажу, что там не всё до конца выполнено, поэтому в этом плане, думаю, отдельно будем работать и сделаем.

В.В.Путин: Ладно. Теперь по поводу ваших встреч с людьми. Конечно, нам нужно всем активней работать, знать проблемы. И, если они даже не решены, но мы знаем эти проблемы и знаем, как их решать, - тогда с людьми легче разговаривать. Но только с одним не могу согласиться. Вы сказали, что встречаетесь с ситуациями, когда человек встает, критикует, а сам сформулировать предложение не может. Вы знаете, когда речь идет о людях, которые в Америку выезжают, там подучатся, а потом деньги получат, оборудование приобретут, а потом сюда приезжают и провокациями занимаются, и просто вытаскивают людей на улицы, еще что-то, – во-первых, даже к этим людям нельзя подходить с единой меркой. Но это одно дело, когда кто-то с инструктажем и деньгами приезжает из-за границы к нам сюда. А другое дело, если рабочий человек встал, сформулировал проблему, но не знает, как ее решить. А он и не обязан знать, как ее решить, мы с вами должны знать, как решать эту проблему, поэтому давайте будем исходить из того, что каждый должен заниматься своим делом. Вот если горняк работает, он кормит свою семью, добывает уголь, решает другие задачи, в том числе для страны, но сталкивается с проблемами, с несправедливостью. Он нам говорит об этом и вам говорит об этом. Но это совсем не значит, что он тут же обязан предложить решение. Мы сами иногда не можем предложить решение, но это наша обязанность. Спасибо вам большое.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > premier.gov.ru, 8 декабря 2011 > № 450049 Владимир Путин

Дефицитный выпускник, или великий разрыв

Ярослав КУЗЬМИНОВ, ректор Высшей школы экономики

…Сначала я приведу некоторые цифры, потом попробую сделать из них выводы. Мы провели анализ структуры потоков, поступающих в системе образования, чтобы узнать, куда люди идут. Десять лет назад, в 2001 году, кто приходил на рынок труда? 680 тысяч человек с высшим образованием (уже больше, чем «съедала» тогда система); 430 тысяч — со средним профессиональным, 610 — с начальным профобразованием, и порядка 600 тысяч человек после школы. То есть 600 тысяч человек — это те, что обычно считаются малоквалифицированными рабочими без определенной квалификации.

Что же было в 2009 году? Из высшего образования приходит 1 миллион 400 тысяч человек в экономику. Это меньше, чем вместе взятые, приходят из других секторов: из техникумов — 420 тысяч (почти столько же, сколько было), из начального профтехобразования — 490, а из общей школы — всего 30 тысяч.

Дефицитный стал товар — выпускник, не пускают его в профессиональные учебные заведения, все куда-то зачисляют. Пропало за 10 лет 120 тысяч выпускников НПО и 600 тысяч людей, которые составляют малоквалифицированную рабочую силу. Спрашиваем: почему у нас такое большое количество мигрантов? Вот почему. Рабочие места в экономике остаются, и, естественно, единственным путем заполнения этих рабочих мест будет миграция.

Дальше. Выпускается, скажем, из техникумов 420 тысяч, — 220 сразу идут поступать в вузы. А в техникумы в 2009 году пришли всего, еле -еле, 500 тысяч. Получается, что из системы высшего образования 900 тысяч придет, еще 300 тысяч добавит образование взрослых (приток почти не уменьшится), но среднее профессиональное образование в полтора раза сократит приток, потому что значительная часть сразу уйдет в вузы (300 тысяч), из начального образования еще 300 тысяч, то есть еще минус 200 тысяч из начального профобразования и 120 тысяч из среднего.

То есть у нас нарастает не просто дефицит мало- и среднеквалифицированных работников. У нас нарастает огромная социальная проблема в экономике.

Да, высшее образование стало базовой социальной потребностью российского народа. Больше 85% семей предпочитают, чтобы их дети получили высшее образование, реализуют это устремление 45% семей, почти половина. Семьи готовы пойти на серьезные материальные затраты: от 50 тысяч до 150 тысяч рублей в год. То есть это сопоставимо со стоимостью платного обучения в вузе. Коэффициент охвата населения высшим образованием более 90% (в этой возрастной когорте за последние 5 лет коэффициент вырос на 15 процентов).

Вот и получается у нас такой охват молодежи образованием. У нас, по -моему, 87% выпускников зачислены в вузы. Понятно, что здесь есть не только 17-летние выпускники, но и те, кто пошел учиться после армии, после техникумов. Но в итоге в 25-28 лет они с высшим образованием оказываются на рынке труда. В этом отношении зачисленные в техникумы и в ПТУ не должны нас дезориентировать, потому что треть выпускников колледжей сразу поступают в вузы, ни дня так и не проработав по специальности, и 10% выпускников ПТУ тоже сразу поступают в вузы.

Что лежит в основе этого? Мы исчислили так называемую премию за высшее образование. Это довольно давно установившийся в науке термин, означающий разницу в средней заработной плате и в среднем доходе (смотря что считаем) человека с высшим образованием по отношению к человеку, который такого образования не имеет (в данном случае с общим средним образованием). Премия за высшее образование растет, по данным Росстата (и, по крайней мере, не снижается — по данным РЛМС). Премия за среднее профобразование (по РЛМС) оптимистическая, 10%, а по Росстату это почти ноль. Премия же за начальное профобразование — тоже почти ноль.

Известно, что 60% премии за высшее образование — это абсолютно стандартно для мира. Но получить ноль за три или четыре года, которые ты проводишь в техникуме или ПТУ, — такого нет нигде! Зачем эти люди туда идут, зачем они там учатся? С экономической точки зрения, это совершенно удивительная загадка для внешнего наблюдателя. Конечно, на это есть ответ.

Отдача от высшего образования в России

В 1990 -х годах зарплаты массы людей c возрастом проваливались. То есть люди с высшим образованием получали меньше средней, если они были пожилые. Понятно, почему так происходило. Шла реструктуризация промышленности, оборонка закрывалась, люди просто оказывались на минимальных деньгах. Потом зарплаты чуть возросли, но тенденция осталась, а вот уже в 2006-2008 годы, к завершению второго президентского срока В.В. Путина, произошел перелом и у нас возникло нечто очень похожее на нормальную экономическую картинку, на то, каким образом должно быть, по крайней мере, в развивающейся экономике.

То есть мы преодолели структурный кризис в нашей экономике. У нас остались неэффективные предприятия, но структурный кризис, где предприятия старого поколения в рынке не адаптированы, в целом преодолен российской экономикой. То, что мы сейчас обсуждаем, — это, в общем, проблема будущего.

Качество образования

Проблема состоит в том, что кроме структурных проблем у нас наблюдается крайне низкое качество профессиональной квалификации. Начальное профобразование и основная часть среднего профобразования ощущает провал в исходном качестве обучающихся. Это люди низкосоциализированные, значительная часть из них не имеет мотивации к обучению, профессиональной работе вообще. Условно говоря, это то, что осталось после укомплектования высшего образования.

В вузах же теперь совершенно другая проблема. Значительная доля студентов вузов (почти полный охват возрастной когорты) просто не готовы к освоению сложных профессиональных квалификаций. В прошлом году уровень подготовки поступивших на бюджетные места очной формы обучения, то есть это верхняя четвертушка по качеству, то, что начинается от 54 баллов и ниже, — это в лучшем случае школьная тройка, хотя эти тройки — на самом деле двойки. То есть ниже 40 баллов — это уровень знаний, который (скажем так аккуратно) не позволяет человеку с большой статистической вероятностью (естественно, всякие бывают чудеса) освоить профессиональную программу. В результате у нас больше трети людей, зачисленных на бюджетные места очной формы (а это вроде бы лучшая часть абитуриентов), в принципе будут испытывать большие проблемы с освоением профессиональной программы.

Приведу несколько иллюстраций качества нашей будущей массовой интеллигенции. Посмотрите, что происходит с врачами. Государство делает многое для поднятия уровня здравоохранения, и население в это поверило. В последние годы повысилось и качество поступающих в медицинские вузы. В рейтинге вузов по качеству приема это выглядит так: МГУ, медицинский вуз, физтех, медицинский вуз, МГИМО, медицинский вуз. Причем и столичные, и региональные институты. Это тенденция, на которую надо обратить внимание. Обычно мы скептически относимся к реакции населения на проводимую государством политику, а это совершенно реальная реакция. Люди поверили, что в этой сфере можно построить карьеру, можно нормально работать, можно зарабатывать деньги. Да, это сфера бюджетная, все сферы экономики таким образом не построены, но посмотрите, как реагируют люди.

Посмотрите, что у нас с учителями делается. У нас медианное качество учителя хуже, чем среднее качество, то есть это где-то 52 бала, между школьной тройкой и четверкой. Качество человеческого капитала тревожит в коммерческих секторах. Вот торговцы — и вот инженеры. Борис Грызлов очень любил в свое время говорить о техногенных катастрофах, которые нам грозят, вот я и думаю, что в ближайшие десятилетия в области эксплуатации сложного оборудования нам грозят человекогенные катастрофы. Причем это абсолютная реальность. Потому что кто-то из них доучится, кто-то пойдет на плохо оплачиваемые рабочие места, и вот они-то и будут обслуживать наши самолеты, поезда.

Ну ладно, электричество отключат, зато у нас вроде бы предстоит замечательное развитие сектора услуг. Придут креативные люди, ну и хорошо. То есть это вторая проблема. Но есть и третья проблема.

Третья проблема: великий разрыв

Третью проблему я бы назвал: университеты как место пребывания. До 75% студентов говорят, что в университете надо только числиться, полезную компетенцию и карьеру искать за пределами университетов. Фактически у нас происходит возвращение к доуниверситетскому типу карьеры, типу карьеры XIX века.

То, что возникло, я бы назвал великим разрывом. Великим разрывом ожидания и действительности. Это, пожалуй, самый серьезный вызов, который стоит перед Россией в наступающие десятилетия. Это гораздо более серьезный вызов, чем балансирование бюджета, чем проблема исчерпания нефтяных источников. Итак: более 70% возрастной когорты так или иначе получают высшее образование. Что же предлагает рынок труда этим людям? Доля мест для профессионалов с высшим образованием составляет меньше 30%, (эластичность этой доли присутствует, но она низка). Невозможно вообразить, что через 10 лет она будет 50%, нет таких экономик в мире. Что их ожидает? Второй вариант, рабочие места, не требующие высшего профессионального образования. Да, рынок приветствует людей с (назовем его так), «общим высшим образованием». Потому что это люди социализированные, коммуникабельные, они более креативны, мотивированны, дисциплинированны. Конечно, любое предприятие предпочтет таких работников. Это сфера услуг, это квалифицированные исполнители с высокой долей коммуникации в структуре труда и (в меньшей степени) квалифицированные исполнители герметичного регламентного типа, которые работают со станком и деталью, а не с клиентами; это и малоквалифицированные исполнители. Вот два последних сектора, пожалуй, с трудом заполняются этими кадрами. Что есть сфера желаемого и приемлемого для так называемого «образованного» человека? Желаемое — это чистая работа с элементами свободы и креативности в среде таких же культурных и образованных людей. Не столь важно даже, сколько денег люди получают. Но у них есть некое видение себя. Есть приемлемое, то, на что они идут, потому что им надо зарабатывать. Это рутинная исполнительская работа с относительно высоким вознаграждением. Или что-нибудь одно: или высокое вознаграждение, или высокая доля свободы — могу уйти, могу собой распоряжаться. Поскольку люди с высоким уровнем образования должны реализовать себя, они должны где-то выбирать, в данном случае они будут выбирать в сфере потребления.

А вот то, что неприемлемо: это зарегламентированная исполнительская работа и тяжелый физический труд, это уже для трех четвертей населения России (будущего работающего населения), это запретная зона, куда они работать не пойдут. Здесь содержится некоторый ответ на то, какого масштаба миграция для нас экономически рациональна.

Мне кажется, что нам нужно делать выводы о характере социальной политики. Необходима принципиально новая социальная политика. Ориентация не только на помощь бедным и неспособным (то есть 1-5 децили по доходам, нижние децили по доходам). Да, они у нас большие, мы все еще бедная страна. И у нас тяжкое бремя, мы это бремя будем нести. Но то, о чем я говорил, — это великий разрыв по доходам. Отсюда ряд выводов. И возврат к нетаргетированной социальной политике невозможен, потому что это абсолютно нереализуемо ни по каким ресурсам. Но более того, государственный патернализм, простые схемы социальной поддержки, чисто государственная поддержка, чистое бюджетное содержание уже очевидным образом упираются в некую границу в старом секторе социальной политики. Просто денег не хватает элементарно.

Новые недовольные

Новая социальная политика предполагает две группы: бедные, по отношению к которым традиционные инструменты должны действовать, и неустроенные представители среднего класса (будем называть их «новыми недовольными»). Пока их недовольство очень латентно, но динамика может быть достаточно быстрой. И ответственное государство обязано не только предотвращать неблагоприятную динамику, оно обязано думать о своих гражданах. Вот по отношению ко второй группе нужны принципиально новые инструменты. Эта группа востребует не любые социальные сервисы только даром, она захочет качественных социальных сервисов и уже сейчас или платит за них, или за них доплачивает.

Поэтому особенности социальной политики в образовании, конечно, это не чисто социальная политика. Образование — домен трех политик: это социальная политика, в первую очередь социальный лифт, социальное перемешивание; инновационная политика, формирование креативного класса: а также политика экономическая, это рынок труда. Но кроме всего прочего, это поддержка не только бедных, это выявление и поддержка талантливых.

Что у нас с ресурсами на реализацию нашей политики?

Вот ресурсное обеспечение высшего образования. США тратит на высшее образование 3,5% ВВП, это 45 тысяч в год на одного студента; две трети — это частные деньги. Европейский Союз — 1,3% ВВП (очень мало частных денег), и это 15 тысяч долларов в год на студента. Различия в качестве американского и европейского высшего образования весьма существенные, и кто-то говорит о глубоком кризисе европейской высшей школы.

Россия — 1,1% ВВП, из них 0,8 — это бюджетные средства, около 0,3 — средства частные, 3 тысячи в год на студента. Откуда взять дополнительные средства? Инструменты, которые можно предложить: широкая система образовательных кредитов, с одной стороны; а с другой — софинансирование бюджетных средств, бюджетные гранты.

Мы начали с 60% внебюджетного финансирования высшего образования, мы очень серьезно, в 10 раз подняли финансирование со стороны государства, бюджетное финансирование, но сейчас вместо 60% вкладываем только 30%.

В 2001 году высшее профобразование получало 34 миллиарда из бюджетных средств, 54 — из частных. 2009 год — 347 миллиардов бюджетные средства, 184 — частные средства. Частные средства тоже выросли, и выросли неплохо. В принципе, государство, сделало все, что оно могло сделать в плане ресурсного наполнения высшего образования. Следовательно, здесь есть существенные проблемы структурной перестройки.

Соотношение фактического и требуемого уровня образования

В 2008 году 28% заявили, что у них фактический уровень образования выше требуемого. Сейчас, по нашим оценкам, уже перевалило за 30%. Возникает ощущение «избыточного» образования. Образовательное поведение граждан в России очень интересное. Ценность образования очень высока. Образование есть первичный социальный статус россиянина; высшее образование — это главный ярлык, который есть у человека. Ни религия, ни цвет кожи, ни местность происхождения, ни акцент, который у него есть, не имеют значения — важен диплом. Это первое, на что смотрят, пришел ли ты знакомиться с родителями девушки или на работу устраиваешься. Очень высокий спрос на третичное образование, и относительно низкий спрос на образование непрерывное.

Мы тратим очень мало денег на повышение своей квалификации после получения этого вожделенного формального статуса. Как я уже сказал, распространено предпочтение высшего образования даже на чисто исполнительских должностях. Около 35% работодателей предпочитают нанимать людей с высшим образованием даже на должности неквалифицированных работников: условно говоря, курьером, или офис -менеджером (т.е. хозяйственником) или даже уборщицей. Предпочитают работников с опытом работы, избегают молодых специалистов, свежих выпускников, стремительно сворачиваются связи c системой формального профобразования.

За пять лет доля фирм в России, не готовых и не желающих сотрудничать с учреждениями начального, среднего и высшего профессионального образования, возросла с 40 до 70%. Это не динамика, это обвал. Вывод — образование используется для социализации, но отнюдь не для профессиональной карьеры. Продолжающееся неразличение мотивов спроса на третичное образование ведет к искажению политики государства.

Нам необходимо новое профессиональное образование

Что это может быть за образование?

Первое. Это ответ на ряд вызовов. Первый вызов — это избегание ПТУ и техникумов. Предлагается, чтобы квалифицированных исполнителей готовили в прикладном бакалавриате в стенах вузов и университетов, как это делается в целом ряде европейских стран. Последними к этому пришли немцы, которые дольше всех перед нами держались за техникумы. Какая от этого выгода? Огромная. Люди хотят отдать своего ребенка в вуз, он учится там два года, так же как и другие студенты, но в середине обучения ему предоставляется развилка: ты можешь идти на третий курс академического бакалавриата или хочешь пойти на дополнительный профессиональный курс, получить квалификацию и сразу начать зарабатывать деньги. Если учесть, что у нас больше 25 часов в неделю (то есть фактически фултайм) работают 70% студентов дневных отделений, мне кажется, что многие из них просто естественным образом выберут бакалавриат.

Ответ на вызов низких профессиональных квалификаций

Нужно поддерживать (в том числе и бюджетно) краткие курсы освоения конкретных квалификаций на рыночной основе. Бедному безработному надо давать бюджетный ваучер.

Следующий вызов — отсутствие рыночных сигналов о качестве работника определенной квалификации. Государству нужно взяться за систему профессиональных экзаменов. В свое время президент Путин договорился с руководством предпринимательских союзов (по -моему, это было в 2006 году) о том, что они возьмут на себя создание системы профессиональных квалификаций, профессиональных экзаменов. К сожалению, это не было реализовано. По всей видимости, государству не следует ждать, активно включиться в эту систему, не делать ее государственной, но просто поддержать ее минимально необходимыми ресурсами, минимально необходимыми организационными мерами. Без такого рода системы рыночных сигналов у нас не будет профессионального продвижения, профессиональных карьер, особенно в секторах, где речь идет о квалификациях исполнителей.

Следующий вызов — это вызов депрофессионализации высшей школы. Такого отношения к обучению, неопределенному, необязательному нигде нет. Ответ очень простой. Профессиональная магистратура. Бакалавриат во всем мире профессионального образования не дает. И мы повторили то же самое, что и все страны, просто мы повторили это в безумных формах. Зачем человек по тепловозостроению или по судовым механизмам тратит пять лет на необязательное изучение необязательных вещей? Реально он хочет просто социализации, стать специалистом и перестает учиться на втором, третьем курсе. Переход к системе два плюс два, четыре плюс два, переход к Болонской системе — это не есть попытка подладиться под Запад, встроиться в международные стандарты, это просто ответ на наши собственные проблемы.

Последнее. Ответ на вызов глобальной конкуренции инновационных систем.

Нам нужно иметь 50 исследовательских университетов и международный научный стандарт. Нормальная международная система защиты, нормальная система исследовательских университетов, при которых на бюджетный рубль за образование получают рубль на науку. Сейчас у МГУ, у ВШЭ, Санкт-Петербургского университета, у Бауманки, самых продвинутых, соотношение один к пяти. Вот вам ответ на вызов депрофессионализации высшей школы.

И наконец — как относиться к лозунгу: сначала реформа, потом деньги? Очень интересная, кстати, тема. В первую очередь это проблема эффективного контракта. Эффективный контракт — это готовность работника работать на своем основном рабочем месте, готовность поддерживать профессиональную мораль, и это предполагает, что человек не бегает по пяти учебным заведениям и везде читает курсы, что он сидит в вузе и он доступен студентам и коллегам, он ведет научную работу. Для учителя это предполагает, что учитель ходит домой к своим детям, ходит с ними в театры, что он не убегает сразу на приусадебный участок тяпкой махать или что-то еще делать. Но это предполагает эффективный уровень вознаграждений. Вот я и скажу, что без этого — без эффективного контракта в здравоохранении, в образовании, мы с вами можем делать любые реформы, только субъекта в этих секторах просто не будет.

Бессмысленно закупать приборы и оборудование, когда у нас нет денег для того, чтобы держать профессора или заполучить нового, яркого, талантливого. Бессмысленно менять организационно-правовые формы, предоставляя большую возможность эффективного хозяйствования людям, которые 90% времени думают о чем угодно, только не о том, чтобы учить детей или их лечить.

Но есть секторы, где принцип «сначала реформа, потом деньги» обязателен. Это в первую очередь структура образования. Если мы будем наполнять деньгами сложившиеся структуры, которые работают в никуда, мы скорее нанесем ущерб. То есть у нас накопились структурные проблемы, я приведу два примера. Первый — это школа. Я не говорил сегодня о школе, но приведу пример школы.

У нас 20% детей в 10-11 классах фактически не посещают школу. Мы об этом, в общем, все знаем, ибо мы городские жители. Ребята учатся на курсах, они куда-то готовятся поступать, они не посещают 70% уроков. А учителя по-прежнему работают в школе, получают зарплату, а мы по-прежнему делаем вид, что у нас замечательная универсальная школа, рвем на себе рубаху и говорим: нет, ни за что не отдадим свою химию. Слушайте, найдите себе те 7% школьников, которые интересуются вашим предметом. У вас и денег будет больше, и будет приятно работать в классе с интересующимися детьми. Старшая школа должна быть профилированной. Бессмысленно противостоять тому, что есть, несмотря на все желания населения.

И второй пример: это нынешняя структура высшей школы, когда у нас до половины технических вузов, огромная доля мест, в два раза больше, чем в других странах, дает инженерное образование, которое не ведет никуда. Часто и отраслей таких уже нет, и производств таких нет, а мы все еще печем и печем эти пироги. Вот здесь, мне кажется, да — сначала реформы, хотя это реформы структурные, а не институциональные, они зависят от административной энергетики государства. 

* Гайдаровский форум–2011. Академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, Институт экономической политики имени Е.Т. Гайдара, Фонд Е.Т. Гайдара.

Международная научно-практическая конференция «Россия и мир: в поисках инновационной стратегии» Москва 16–19 марта 2011 г. Стенограмма любезно предоставлена редакции «Вестника Европы» организаторами Форума. Сокращенный конспект некоторых из выступлений сделан редакцией по своему усмотрению, ею даны все названия и подзаголовки. Полный текст стенограммы на сайтах Форума, АНХ иГС, ИЭП им. Гайдара.

Опубликовано в журнале:
«Вестник Европы» 2011, №31-32

Россия > Образование, наука > magazines.gorky.media, 4 декабря 2011 > № 463029 Ярослав Кузьминов

Модернизация и культура

Библиотека как институт модернизации

Екатерина Гениева

Сейчас все говорят о модернизации к месту и не к месту, не вполне отдавая себе отчет, что стоит за этим столь популярным в последние годы понятием. В культурный, социальный и экономический обиход оно вошло с легкой руки президента Д.А. Медведева, для которого понятие модернизации стало определенным политическим лозунгом, приблизительно таким же, каким было для Горбачева понятие перестройки.

Чаще всего под модернизацией имеется в виду техническое и технологическое переустройство общества и важнейших сфер его деятельности. Модернизация тесно сопрягается с нанотехнологиями, она нашла свое предельное техническое выражение в концепции Сколково, в намерении осуществить глобальную интернетизацию школьного образования. Эти примеры можно легко множить.

Это понятие присутствует и в нашей библиотечной сфере. Наиболее легко защищаемые статьи бюджета относятся тоже к сугубо технологической сфере — Интернету, обновлению парка компьютеров, закупке ридеров, созданию электронных библиотек, оцифровке фондов. В нашей библиотечной сфере существует и свое Сколково — это Президентская библиотека в Санкт-Петербурге, созданная по последнему библиотечному технологическому слову. Мини-библио-сколково должны оказаться и в регионах. Региональные власти охотно идут на открытие филиалов Президентской библиотеки, понимая, что это может быть защищенной статьей бюджета. Впрочем, кто будет говорить, что электронные ресурсы и удаленный доступ к информации — нежелательны?

Хороший пример инновационных технологий — библиомобили, которые предоставляет регионам фонд “Пушкинская библиотека” и которые нашли поддержку не только региональных властей (примером могут служить Ивановская область, Брянск, Саратов и другие регионы), но и Министерства культуры Российской Федерации. Предполагается, что, самостоятельно приобретая библиомобиль, предназначенный для нового типа информационного обслуживания населения, в том числе в территориально удаленных точках, регион получит средства на еще один — уже от федеральных властей. Библиомобиль, официальное название которого — “кибо” звучит на японский лад, на самом деле имеет прямое отношение к сюжету модернизации. В библиотечной практике издавна существовали передвижные библиотеки, когда-то их роль выполняли книгоноши, потом — библиотечные повозки, грузовики, автобусы, бороздившие российское бездорожье и реализовывавшие в доступных им пределах святое правило ЮНЕСКО о всеобщем неограниченном доступе к информации. И то и другое определение — всеобщий и неограниченный — в случае советских передвижных библиотек было не вполне выполнимо. Но в случае кибо, который пришел к нам из международной практики передвижных библиотек, в частности — из США и стран Западной Европы, — понятие всеобщего и неограниченного доступа уже более релевантно. Интернет, позволяющий жителю отдаленной деревни Саратовской области войти в глобальную сеть, а инвалиду, благодаря современной технологической системе подъемников, подняться на коляске в кибо и получить доступ к книгам, в том числе и в удаленном доступе, — это та модернизация, о которой говорит, в частности, и президент России.

Но только ли Интернет и новые технологии суть модернизации? Нет ли здесь опасности, что за лесом технологического прогресса мы не увидим собственно деревьев? И если это снова перевести на наш библиотечный язык, не боимся ли мы, что “железо” заслонит от нас читателя с его человеческим измерением?

В апреле этого года в Подмосковье произошло довольно значимое событие — заседание Совета по внешней оборонной политике, которое по традиции возглавляет министр иностранных дел Сергей Лавров. Он провел двухдневное совещание, темой которого была модернизация. Я знаю об этом не понаслышке, поскольку была приглашена как докладчик и, по чести сказать, пока не получила программу, не очень понимала, зачем Совету по внешней оборонной политике мой взгляд и опыт библиотекаря. Я была убеждена, что главными будут те, которые создают Сколково, ведомства Чубайса, все те, кто причастны к переводу нашего телевещания на цифру, и т. п. И была приятно удивлена, когда ознакомилась с темами, а главное узнала, кто разработчики концепции. Одним из теоретиков был хорошо известный нашему библиотечному сообществу Александр Архангельский, автор не только программы “Тем временем”, но и замечательной серии о библиотеках “Фабрика памяти”.

Темы были такие: “Модернизация через культуру”, “Школа как политический институт модернизации”, “Русский язык как следствие модернизации”. Все это казалось странным для обсуждения на Совете по внешней оборонной политике, но, как показали обсуждения (а в них принимали участие те, кого можно назвать людьми, определяющими интеллектуальную стратегию общества: уже упоминавшийся Александр Архангельский, Сергей Караганов, Даниил Дондурей, Евгений Ямбург, Вячеслав Никонов, Павел Лунгин, Дмитрий Быков), — все эти люди исходили из того, что модернизация — шире, чем технологии, а когда речь идет о России, особенно опасно забывать, что без главной составляющей российского менталитета — без культуры и в первую очередь литературы, языка — модернизация неизбежно зайдет в тупик. Реформировать технику необходимо, но столь же необходимо понимать, что такая односторонняя модернизация не даст эффекта, а может сработать и во вред. Мы легко окажемся в ситуации, когда-то гениально и прозорливо описанной Реем Брэдбери в романе “451º по Фаренгейту”, когда миром начинают управлять роботы.

Видимо, и в нашей ситуации есть опасность слишком близко подойти к тому, что описал Рей Брэдбери. Похоже, мы начинаем терять культуру, а теряя культуру, мы теряем нашу идентичность и, следовательно, будущее страны, ее, скажем так, “духовную обороноспособность”. И тогда напрашивается несколько иное понимание модернизации, а вслед за этим и вопрос: возможна ли модернизация самой культуры и через культуру? Какую культуру? Традиционную, современную, культурную традицию, язык, литературу, искусство? И если модернизация действительно осуществляется через культуру, то это не только технический прогресс, а — не в последнюю очередь, — изменение менталитета человека, личности.

Почему это особенно важно для России? Страна потеряла идеалы минимум из-за двух исторических сломов — 1917 года и 90 -х годов прошедшего века. Эти преобразования в стране также шли под лозунгом “модернизации”. В первом — пропагандировалась модель создания нового коммунистического общества, и, как мы знаем, эта модель с крахом провалилась. Во втором случае России была предложена либерально-рыночная модель развития, модель создания в стране капитализма, причем в тех формах, которые она обрела преимущественно в Западной Европе. Мы знаем, какой резонанс имела “шоковая терапия” у населения, сколь неоднозначно воспринимается сопутствующая развитию рыночных отношений стратификация общества. Постепенно само государство ограничило рынок, ненавязчиво вводя процессы регулирования во многие его механизмы. По сути, ни тот, ни другой слом, производившиеся сверху, т.е. не естественно-историческим путем, а путем государственного давления на людей, не были интегрированы общественным сознанием. На смену тоталитарной морали, в которой было много идеологии, но мало человека, пришла не новая ментальность, новая духовность, а экономический “интерес” и рыночный практицизм. Они привели лишь к тому, что в обществе накопилась растерянность, усталость, горечь, смятение, и порою как ответная реакция — возникла плохо управляемая социальная агрессия. В результате сегодня в России создалась достаточно опасная, “безоснóвная”, “некультуротворная” ситуация: мы не можем сформировать собственное мировоззрение, те идеалы, которые сплотят нацию и будут восприниматься большинством общества как действенные и общезначимые нормы регулирования его жизни. А без нахождения такого “общего знаменателя”, внятного для всех, любые инновационные процессы забуксуют.

Но если мы понимаем, что модернизацию проводить немыслимо, игнорируя сферу менталитета, сферу культуры, то что же такое, собственно, сама культура?

Первое, что приходит в голову, это наши писатели, художники, композиторы, которых знает весь мир — Толстой Достоевский, Чехов, Бородин, Чайковский, но, видимо, культура — не только это. Культура — это трудноуловимый пласт духовной жизни, который питает общество и конкретного индивидуального человека. Культура — это ценности и нормы бытования людского сообщества, моральные принципы, образцы поведения, идеалы, стереотипы, мировоззренческие модели. Культура — это и идеология, и техника, и понятие прогресса в данном обществе. Если культура — это некий фундамент, укореняющий человека в обществе, то можно ли ее модернизировать, а если можно, то как?

Культура — это ценностная шкала целого народа, “культурная матрица”, говорят одни; если мы подроем этот фундамент, то здание рухнет. По мнению этих людей, следует вернуться к хорошо апробированным культурным стереотипам, которые обеспечивали единство народа в прошлом. Но такое понимание полностью отвергает понятие модернизации, в лучшем случае — это консервация, а в худшем — регресс. “Культурная матрица” — это неподвижная часть культуры, опирающаяся исключительно на традицию и отвергающая инновации. Если все время соотносить современность с этой моделью, никакая модернизация работать не будет.

Противоположный полюс — “культурная революция” — резкий слом менталитета, известный нам из истории нашей страны также дважды: “культурная революция” большевиков отказалась от многих достижений русской культуры, буквально вытолкнула их за пределы страны на “философском пароходе”. Примерно то же сейчас предлагает сделать и наша реформа образования, сокращающая число часов на изучение языка и литературы в школе, снижая интерес к гуманитарным исследованиям, полагая их “непрактичными”, не соответствующими потребностям индустриального техногенного общества.

И тот и другой пути одинаково опасны, как крайности, и оба грешат одними и теми же пороками — насильственностью, неестественностью и навязыванием сверху. Именно поэтому результаты подобных резких изменений часто приводят к парадоксам: освободившись от религиозного сознания одним махом, социалистическая революция спровоцировала его нынешний расцвет, ибо, будучи запрещенным, это сознание не исчезло, но, уйдя в подполье, в андеграунд, продолжало питать духовность народа. Поспешными действиями спровоцировав “разгул рынка”, создав “общество потребления” без социальных противовесов, власть в 90 -е годы сама оставила на плаву левую оппозицию, поддерживающую у населения ностальгию по СССР, по советской литературе, добрым фильмам и песням...

А между тем стоит обратить внимание, что модернизация — это процесс, который знаком всем странам, она лежит в основе социального прогресса всех обществ и исторической эволюции человечества в целом. В прошлом веке модернизация определяла вектор развития многих стран, но успешной она стала лишь там, где не было революционных ломок культурных традиций, или там, где культурная традиция не фиксировалась в застывшем виде. Примеры удачной модернизации — послевоенное развитие Западной Европы, социальные достижения скандинавских стран, экономический расцвет Японии, Южной Кореи, Таиланда, а в последнее время — Китая. Иными словами, модернизация возможна там, где сохраняются культурные традиции, которые не превращаются в догмы, а человек как субъект модернизации способен соотносить себя с этими переменами и постепенно менять самого себя, приспосабливаясь к новым условиям.

Всякая иная модернизация вызывает активное сопротивление и поэтому обречена изначально, ибо она механистична, узка; кроме того, такая модернизация упускает из виду главное в человеческих отношениях — их смысловое содержание. А если смыслы отсутствуют или власти не обращают на них должного внимания, то не приходится удивляться, что в обществе расцветают такие явления, как терроризм, национализм в худшем его, агрессивном проявлении, этно- и техногенные катастрофы, ксенофобия, нетерпимость, поиски врага, т. е. воспроизводятся самые агрессивные механизмы индивидуальной и коллективной защиты людей.

Но даже “правильно” проводимая модернизация — еще не гарантия успеха. Модернизацию нельзя остановить, это постоянный процесс, сопутствующий историческому развитию. Несмотря на положительные результаты модернизации, в некоторых странах в XX веке, и ныне — в веке XXI они вновь подвергаются сомнению. Наличие вокруг успешных стран “неустоявшихся”, “вздернутых” культур (которые пытаются ликвидировать свою технологическую отсталость или обзавестись демократическими институтами), препятствует развитию вроде бы уже сгармонизированных институтов культуры. Государства, затронутые глобализацией, вынуждены решать не только свои локальные проблемы, но и проблемы, возникающие в иных странах. А такие решения даются нелегко. Примером могут служить последние события в Северной Африке и на Ближнем Востоке, последствием которых стала угроза “переселения народов” с конфликтных территорий в страны Западной Европы. Западные технологии (Интернет) способствуют расширению этих локальных конфликтов, предоставляя им среду неконтролируемого распространения информации о событиях, и консолидируют усилия “восставшей” оппозиции. В то же время Европа, “пробудившая” эти народы, к политической жизни, народы, которые не могут и не умеют с ходу наладить экономику в своих странах и потому устремляются за рубеж, — так вот, Европа ныне просто физически неспособна принять такое количество беженцев, в силу чего вынуждена пересматривать и собственные мировоззренческие мультикультурные установки, а иногда и идти вспять, закрывая, к примеру, внутренние границы Европейского Союза.

Все это свидетельствует о том, что на сей день ни одна страна, пусть даже и достигшая высот технического прогресса, не выработала таких мировоззренческих установок, которые объединяли бы человечество в единое целое. Именно поэтому постоянное развитие чисто технических составляющих процесса, не соотнесенного с развитием институтов социализации, институтов культуры, обречено на катастрофу. И эта катастрофа будет уже не локальной, она будет глобальной.

Эту тенденцию и идущую вслед за ней опасность в нашей стране еще в 1970 -е годы предчувствовал Дмитрий Сергеевич Лихачев, когда представил обществу свою декларацию прав культуры — документ, в те годы казавшийся утопическим, идеалистическим и вызывавшим у людей, которые с ним ознакомились, чувство непонимания и растерянности. Было непонятно, что же делать с этим документом. Это была какая-то новая “Нагорная проповедь” о культуре. К тому же времени относятся слова ученого о библиотеках, которые стали повторять и мы, работники библиотек, и власти — к месту и не к месту.

Особенно странным казался следующий тезис: “Главное в культуре — это библиотеки. Если мир погибнет, но останется хотя бы одна библиотека, то мир будет спасен”. Понадобилось не одно десятилетие, чтобы понять то, о чем говорил Дмитрий Сергеевич Лихачев. Он говорил о неизбежности модернизации, но понимал ее как изменение менталитета, сознания общества. Он призывал защищать культуру, но не ту “культурную матрицу”, которая противится изменениям, а культуру как животворный источник поддержания и генерации смыслов в обществе, страхующий человечество от одичания. Что значит защищать культуру? Пушкина не надо защищать, его поэзия — это культурная данность, вне зависимости от того, какое “ныне тысячелетье на дворе”. Но от того, какое тысячелетие, зависит наше понимание Пушкина. И здесь очень важна роль библиотек, не только как хранителей этой данности, памяти, традиции, но и смыслопорождающих структур, которые способны оживить и обновить традицию, организовать новые смыслы вокруг культурных феноменов. Библиотеки — это культуротворные организмы, которых так не хватает в техногенных средах. И мысль Лихачева о том, что мир может возродиться, если останется хоть одна библиотека, — это прямо библейская мысль, что выстоит город, если в нем останется хотя бы один праведник. Это — возможность возрождения смыслов в мире, ибо без смысла мир существовать не может.

НОВЫЙ ГУМАНИЗМ

Собственно, Дмитрий Сергеевич Лихачев оказался предтечей того, о чем сейчас во весь голос трубит ЮНЕСКО — о некоей новой мировоззренческой установке, получившей название “новый гуманизм”. Понятие это еще очень шаткое, требующее уточнений и концептуальных углублений, как и понятие “модернизация”. В самом общем виде “новый гуманизм” — это реакция на постмодернистское постиндустриальное общество, которое расшатало многие традиционные ценности до их полнейшего распада. Ценности эти не только религиозные, но и семейные, общинные, национальные, а иногда даже и те, которые издавна зовут “общечеловеческими” — в силу того, что без определенных духовных императивов совместное существование людей немыслимо; если они отсутствуют, из человека вымывается не только его национальная идентичность, но и сама его “человечность”, его “гуманитарная” составляющая. Последовательный релятивизм неизбежно доводит любое общество до деконструкции, в результате мы получаем полностью автономных индивидов, сбивающихся в стаи по законам звериных сообществ. Примеров тому в нашей действительности уже не счесть.

Так, в обществе появилось релятивистское отношение к Холокосту, к нашей Великой Победе над фашизмом, к личностям Сталина и Гитлера, к семье и браку… Противовесом этому “освобождению” от какой бы то ни было социальной ответственности, от исторической памяти и должен стать новый гуманизм, который есть не что иное, как система новых нравственных ценностей и смыслов. Эти ценности и эти смыслы неизбежно должны объединить людей, но результатом такого объединения не будет простое арифметическое сложение национальных “культурных матриц”. Эти матрицы должны будут выбрать самые светлые, самые духовно сильные черты своих коллективных менталитетов и оставить за бортом, подавить все агрессивные основания, которые их поддерживают. Примерно такой же подход мы наблюдаем в современном межконфессиональном диалоге, когда представители различных религий ищут общие основания, то, что их объединяет, а не то, что разъединяет.

Процесс создания “нового гуманизма” только начинается. Но его необходимость уже осознается в полной мере. Секретарь ЮНЕСКО, славянка Ирина Бокова, ищет его примеры в творчестве отнюдь не релятивистского писателя Пабло Неруды прекрасно знал, “что такое хорошо и что такое плохо”. Но принять такую новую “гуманную” позицию обществу весьма трудно, ибо оно, по сути, еще находится в объятиях либо самоограниченной национальной идеологии, либо постмодернистской этики и релятивистских стереотипов мышления.

Поиски новых смыслов в глобальном обществе характеризуют позицию не только ЮНЕСКО, нечто подобное мы наблюдаем в тех европейских странах, где разрабатывается концепция “больших (взрослых) обществ”. Их “взрослость” как раз и заключается в том, что, переболев детскими болезнями “самости”, они ищут смысл в объединяющих ценностях, имеющих глубокую гуманную основу, а не ориентированных на экономические интересы одного только рынка. Недаром теоретики, разрабатывающие подобные концепции, так много говорят о роли семьи в обществе, о значении культурных институтов (в том числе и библиотек) как центров местного сообщества. Со-общество — это коллективные усилия людей по созданию нормальной комфортной среды для всякого человека, где он представлял бы ценность для всех прочих, независимо от своей национальной, расовой, религиозной, возрастной, половой и всякой иной принадлежности, где находил бы возможность и помощь для активной деятельности и самореализации.

Примеры такого понимания проблемы есть и в нашей стране. На конференции, посвященной 150-летию отмены крепостного права в России, президент РФ сделал акцент на социально-этической составляющей модернизации, и хотелось бы, чтобы этот аспект не прошел незамеченным. Дмитрий Медведев отчетливо выделил, что реформы Александра II были направлены на то, чтобы страна разделяла с Европой единые ценности, в частности, ценности свободы, потому что без нее немыслим общественный прогресс, модификации в экономике и политической системе. Более того, он подчеркнул преемственность нынешней модернизации с тем, что полтора века назад начал Александр II, названный “Освободителем”.

Свобода — это не политтехнология, свобода — это питательная среда для формирования смыслов. Понимаемая таким образом модернизация — это не идеология особой роли России, не возвращение к советскому эксперименту, а реализация проекта нормального гуманного строя. Весь вопрос в том, как этого добиться. Как всегда, мы возвращаемся к главному российскому вопросу: “Что делать?”

Конечно, для этого необходима политическая воля. Но этого недостаточно. Должны нормально функционировать и гражданское общество, и социальные институты. И таковыми являются, по своему существу, культура и образование. Потому что именно они могут выиграть битву будущего — борьбу за качественную, развитую, сложную личность, которая будет способна воспринять и реализовать идеи модернизации. И для этого уже не годится личность, живущая по схемам прошлого: согласно статистике, более 70% населения России — а это десятки миллионов — живут еще по схемам тридцатых–семидесятых годов прошлого века. Эти люди до сих пор не в состоянии переварить того, что произошло со страной в девяностые годы. И в этой связи показательно их отношение и к Горбачеву, и к Ельцину, которых воспринимают как разрушителей надежного советского строя и предают их за это анафеме. Лишь оставшиеся 20-30% живущих в России считают Горбачева и Ельцина великими реформаторами, и в этом их главная историческая роль и заслуга. Но с чем же эти 20-30%, которые теоретически готовы к модернизации (к их числу должны, по идее, относиться и мы, представители такой важной сферы деятельности, как библиотеки), с чем же эти интеллектуальные элиты до сих пор не смогли, но обязательно должны справиться?

Они должны предложить обществу новые идеалы, смыслы, образцы поведения, образы будущего, предостеречь общество от опасностей, постепенно накрывающих нашу жизнь — терроризма, ксенофобии, — и развить те ростки “нового гуманизма”, которые помогут осуществить модернизацию. Ибо именно элиты ответственны за ту миссию, которая на них возложена.

Можно возразить, что все эти мысли довольно абстрактны, что они принадлежат области теоретических рассуждений, где комфортно себя чувствуют социологи, политологи и всякого рода аналитики, и что вообще у нас слишком много теоретиков и мало практиков. Но это не вполне так. Сейчас библиотека, как, может быть, ни один из социальных институтов, испытывает мощное давление конкурентной среды и в силу этого находится в активном поиске своего будущего, что позволяет ей естественным путем рождать интереснейшие и сугубо практические варианты решений.

БИБЛИОТЕКА ЗАВТРАШНЕГО ДНЯ

В самом деле, каков завтрашний день библиотек? Несомненно одно: в ближайшее время библиотека утратит свой традиционный облик и существенно видоизменит свои функции. В самом недалеком будущем книги на традиционных носителях будут заменены электронными аналогами, и бумажная книга как носитель информации исчезнет или превратится в раритет наподобие глиняных табличек, ныне хранящихся лишь в музеях.

Не стоит ли задуматься об этом тем библиотекам, которые активно проповедуют сугубо техногенную модернизацию? Ведь в самое короткое время такие библиотеки неизбежно окажутся в проигрыше, потому что на этом поле у них уже есть мощные конкуренты: агрегаторы информации, поисковые системы, он-лайновые магазины, он-лайновые издательства, да просто вся цифровая среда Интернета. Оцифровав старую часть своих фондов и предложив “новинки” в виде подписных баз данных, такие библиотеки еще активнее будут выталкивать читателей из своих стен, тем самым оставляя свои залы пустыми и превращая свои мертвые бумажные хранилища в дорогостоящую для содержания и уже никому не нужную роскошь. Рано или поздно об этой нерациональной “трате средств” государство вспомнит и упразднит эти хранилища, а заодно и сами такие библиотеки за ненадобностью. Конечно, все это произойдет не завтра, но мировой вектор развития направлен в эту сторону.

Уже сейчас читатель библиотеки — это зачастую лишь статистический показатель книговыдач. И именно потому, что многие библиотекари продолжают смотреть на него по-старому, они неизбежно проиграют. В самом деле, не все ли равно анонимному удаленному пользователю, где находить книги — в библиотечных каталогах и электронных коллекциях или в Интернете? Многие предпочтут именно Интернет. Библиотека без фондов, библиотека без читателя очень скоро станет и библиотекой без библиотекаря.

Что же это? Библиотечный апокалипсис? Конец книжной цивилизации? Если понимать библиотеку только как корабль, напичканный техникой, — то да. И тогда грядущий апокалипсис будет делом наших собственных рук. Ведь в отчужденности читателя от пространства библиотеки во многом будем виноваты мы сами. Мы забываем, что наши пользователи — как и любая человеческая особь — нуждаются не только в информации, но и в нормальном человеческом общении, во внимании, в широком смысле — в помощи со стороны социальных институтов, в обретении культурного пространства, которое облегчит им вхождение в сложные проблемы современного мира.

Наши Крымские конференции — пример того, как библиотека, которая отдает большую дань технологиям, постепенно затянула в свою орбиту и сугубо гуманитарный аспект культуры.

У библиотек есть будущее, если они — площадки для постановки и возможного разрешения гуманитарных проблем. Это не академическая задача, а задача из сферы социальных практик, которыми наше общество пока еще владеет недостаточно.

Еще один пример — ситуация с перемещенными культурными ценностями. Есть трофейные книги, и есть государства, которые на эти книги выдвигают свои претензии. Пока книга будет предметом материального торга — не будет и прогресса в переговорах. И здесь свое слово говорят библиотеки, которые смотрят на предмет спора иначе. С их точки зрения, книга имеет совсем иную — нематериальную, культурную ценность, и именно в этом качестве она способна примирить обе стороны. В век технологического прогресса местонахождение книги не имеет ровно никакого значения, лишь бы она была доступна всем желающим. Стоит только обратить на это внимание, и позиции сторон могут сблизиться.

Таким образом, один из путей мирного существования культур в наше время — это диалог, и библиотека становится переговорной миротворческой площадкой, на которой решаются серьезные межгосударственные проблемы. Результаты не заставляют себя ждать. Если руки протянуты друг к другу — начинается встречное движение. К примеру, библиотечную премию Александра Меня за диалог культур в этом году получил профессор Айхведе, немец, который знаменит в России тем, что возвращал нашим музеям и библиотекам утраченные в годы войны культурные ценности и своей деятельностью способствовал уничтожению идеологии ненависти.

Подобные практики подводят нас к самой сущности вопроса: что такое современная библиотека, что составляет основу ее существования? Те материальные носители, которые она сохраняет и делает их доступными в доступ, или же не только это?

Я глубоко убеждена, что испокон веков библиотеки понимали, что книга — это только повод для их существования, в определенные эпохи очень мощный, но все-таки повод. И, понимая это, развивали вокруг книги какую-то другую деятельность: они творили вокруг книги живую среду ее обитания, смыслопорождающую среду, чреватую развитием множества ростков будущего. В Александрийской библиотеке, в библиотеках монастырей помимо хранения книги занимались ее переписыванием, что, в свою очередь, порождало толкование написанного, из чего впоследствии выросла экзегетика, а еще позднее — через десятки веков — и гуманитарные науки. Уже сам процесс переписывания нес в себе зародыш будущего книгопечатания, который позже вырвался на волю и стал самостоятельным процессом в эпоху Иоганна Гутенберга и Ивана Федорова. Передача переписанных текстов в другие библиотеки стала зародышем будущего распространения печатной продукции, свободного доступа к информации. Римский Форум и знаменитые бани Каракаллы, куда древние римляне приходили не только омыть свои телеса, но и выслушать оратора, насладиться стихами поэтов, обсудить услышанное, — это бытование книги как устного слова — прообраз аудиокниги, СМИ и современных библиотек как центров межкультурной коммуникации. Гете, реформатор библиотечного дела и создатель концепции всемирной литературы, в свою эпоху соединил на практике книгу с театром. А реформатор Петр Великий не чурался завлекать в библиотеку чаркой водки, нарушая все условия хранения, но предвосхищая социокультурную функцию библиотеки как кумулятивной площадки социальных практик, где фуршет, еда (а в банях Каракаллы вода) — отнюдь не только насыщение, не только гигиена — они выполняют глубокую социокультурную, культуротворную функцию.

Если выстроить все это в единую культурную цепочку, то приходишь к выводу, что модернизация библиотеки в современных условиях — это не воспроизведение застывшей библиотечной матрицы и не погоня за техническим прогрессом, а животворящий, культуротворный процесс, имеющий под собой глубокую традицию и глубокий гуманистический потенциал.

Ища достойную альтернативу “бегству” читателя в Интернет, многие библиотеки усиленно развивают социальные функции. В особенности это важно для маленьких районных библиотек, которые сейчас удовлетворяют самые разнообразные потребности местного населения, превращаясь в истинные центры сообщества. Такие библиотеки, развернувшись лицом от фондов к читателю, возвращают его, поскольку думают о его реальных нуждах и проблемах гораздо больше, нежели о своем собственном преуспевании. Не секрет, что в подобных библиотеках приоритеты существенно меняются: книги и информационные ресурсы начинают существовать в плотном окружении лекций, выставок, встреч с писателями, театральных инсценировок, развивающих кружков, досуговых мероприятий, а зачастую — прямых социальных услуг: в библиотеках создаются игровые комнаты для детей, чьи родители занимаются в читальных залах, пункты правовой помощи населению, комнаты досуга для пенсионеров. Быть может, в этом и есть реальные ростки “нового гуманизма”?

Есть у библиотек и более сложная задача — формирование интереса к знанию. Эта функция библиотек в последнее время получает особое значение именно потому, что ей, как это ни парадоксально, уделяют все меньшее внимание прямо предназначенные для этого начальная, средняя и высшая школа. К сожалению, в учебных заведениях наблюдаются противоположные тенденции: процесс разгуманитаризации и — как следствие — упрощение личности, ее ментальных возможностей. Примитивизированная система ЕГЭ — один из симптомов этого процесса, тогда как личность в современном обществе нуждается в мозге усложненном, способном решать самые сложные задачи.

И вовсе не случайно многочисленная гуманитарная аудитория, лишенная внимания к своим насущным потребностям, все большее внимание обращает на библиотеки, где проводятся серьезные конференции, научные семинары, организуются встречи с писателями и показы некоммерческих фильмов, обучение иностранным языкам, где формируется та среда для интеллектуального общения и профессионального роста, в которой они нуждаются. Громадный плюс библиотек, которые занимаются развитием подобных видов деятельности, заключается в том, что ни школа, ни вуз вовсе не интересуются своими выпускниками, а ведь в современных условиях образование, как известно, растягивается на всю жизнь. Мне представляется, что такими Центрами непрерывного образования могут стать крупные региональные и некоторые федеральные библиотеки, сплачивающие вокруг себя свою профильную фокусную аудиторию — филологов, историков, искусствоведов, юристов.

Трудно найти современную библиотеку, если в ней работают неравнодушные люди, которая бы интуитивно не ощущала потребность в такой животворящей деятельности. Да, признáем, такие библиотеки все более превращаются в социальные центры широкого профиля с целым рядом неспецифических для традиционной библиотеки задач: книга, фонды, перемещаясь в другие инстанции, занимают в ней не столь большое место, как раньше. Зато в услугах таких центров нуждается гораздо более широкий круг людей: их потребности разнообразны, и не должны ли быть более разнообразными функции библиотек, потому что это не их прихоть, это вызов времени?

Таким образом, говоря о модернизации, мы признаем, что библиотеки в естественном и ненасильственном преобразовании своих функций уже достигли определенных успехов. У многих из них есть осознание своей миссии, есть собственные ориентиры и намерения, подкрепленные практиками, полезными людям. Но развитие этих ростков требует переустройства бюрократической части общества, чтобы она могла в идеале обеспечить это развитие, или, по крайней мере, — не мешать ему.

В ЗЕРКАЛЕ РЕАЛЬНОСТИ

Что же мы видим в реальности? С одной стороны, декларации о необходимости модернизации, а с другой — особенно на юридическо-экономическом уровне — весьма узкое понимание целей и задач модернизации библиотек. Бюрократическая практика сводит модернизацию к примитивному рыночному преобразованию, забывая, что культура — это живой и очень сложный организм, принадлежащий к духовной, а не материальной сфере, всю эффективность которой невозможно измерить чисто механическими методами, ибо культура — не товарное производство, а результаты ее деятельности — отложены и не дают сиюминутного эффекта. То, что удалось “посеять” Пушкину при реформе русского языка в начале XIX века, не обязательно принесло плоды немедленно, и даже в XXI веке мы пожинаем сей великий “урожай”. Это же касается и любого произведения культуры.

Мне могут возразить: библиотеки ведь не производят шедевров. Да, это так, однако они способствуют созданию культуротворной среды, в которой эти шедевры возникают. Но о какой культуротворной среде можно говорить, если пресловутый Федеральный закон № 94 зарегламентировал деятельность библиотек, сведя все лишь к экономической эффективности и практической выгоде? Посылка была понятной: в коррумпированном обществе необходимо бороться с коррупцией во всех сферах. Но практика показывает, что вместе с водой из корыта был выплеснут и ребенок. Парадоксальных примеров можно привести великое множество. Предположим, в каком-то городе исполняется симфония Дмитрия Шостаковича, дирижировать оркестром будет Геннадий Рождественский. На это “мероприятие” соответствующими структурами, отвечающими за культуру, выделены определенные средства. Вполне возможно, что какой-то другой, менее знаменитый дирижер согласится взять меньшую сумму за свои профессиональные услуги. И согласно Закону № 94, именно он и станет дирижировать оркестром, исполняющим симфонию Шостаковича. Экономическая выгода оправдана, однако культурный эффект может оказаться нулевым. В конечном итоге это повредит и Шостаковичу, и слушателю концерта и все разговоры о модернизации через культуру сведет нет. После подобного “экономического эксперимента” целый культурный пласт может быть забыт и вычеркнут из культурной практики современного общества.

А вот и более близкий нам пример. При закупке книг библиотеки чаще всего сами знают, у кого они хотят приобрести ту или иную продукцию — у надежного партнера, которого знают годами. Но при применении 94-го закона объявляется конкурс, и, как черт из табакерки, выскакивают отнюдь не лучшие, а какие-то “левые”, подставные поставщики, фирмы-однодневки, предлагающие более низкие цены, но срывающие поставки. Таким образом, библиотеки деньги либо теряют, либо вынуждены тратить их дважды. Борьба с коррупцией, по сути, оборачивается стимулированием коррупции: возникают организации, которые нормальные сделки срывают откровенным шантажом.

В общем, хотели как лучше, а получилось, как всегда. Но у государства не хватает сил отказаться от неверно принятых в Госдуме законов. И причина в том, что не удосужились разграничить сферу правоприменения. Намерения этого закона замечательны для рыночных отношений, но сфера культуры — не рынок. В пушкинской строке “Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать” в условиях 94-го закона делается акцент только на второй ее части — о рукописи, вдохновение же при этом забывается напрочь и тем самым — уничтожается. Уничтожается важнейший культурный аспект воздействия Пушкина. Эффект от этого предсказуем: человек, не понимающий смысла “вдохновения”, не поймет ни смысла бескорыстного служения, ни необходимости толерантности в обществе, поскольку их не измерить в денежных знаках, это же не рыночные, это духовные сущности!

Наше настойчивое стремление войти в рынок тоже продиктовано модернизацией. СССР, а затем Россия так долго были отторгнуты от рыночных отношений, что теперь семимильными шагами пытаются наверстать упущенное. С точки зрения мировых экономических процессов, — это нормальный ход. Государство стремится формировать национальную идею на основе понимания некоей общности, которая в нашем случае — все та же культура, литература, язык. Но рыночные отношения, понятые без учета этих особенностей, подрывают возможность создания такой общности. Получается заколдованный круг.

А ведь перед нами живой пример опыта Западной Европы, где рыночная экономика на определенном этапе привела к материализации культуры, к образованию общества потребления. И как только они поняли это, срочно стали принимать меры, ограничивающие последствия этой ситуации. Появились законы, способствующие поддержанию сферы культуры через благотворительные организации, систему грантов, послабление налогового бремени, предоставление льгот учреждениям культуры, специальные налоги в пользу библиотек, и, наконец, через финансирование всей сферы культуры не по остаточному, как у нас принципу.

Всего этого в России покуда нет. Зато в России есть прямо противоположное и сугубо рыночное стремление государства снять с себя всю ответственность за развитие этой сферы и переложить ее на самые бедные учреждения, при этом лишив их возможности свободного саморазвития, — и об этом написан не только 94-й, но и 83-й Федеральный закон.

В чем же главный смысл 83го Федерального закона? Библиотеки получают жестко регламентированные субсидии лишь на то, что государства считает нужным поддерживать. При этом подсчет пользы от культуры ведется по принципу торгашеской материальной выгоды: количество посещений, количество книговыдач, объем оцифрованного фонда. А то, что библиотека собственными усилиями ежедневно продуцирует как живую культуротворческую инициативу, — это попросту игнорируется, не замечается, не финансируется. Государство минимально поддерживает издательскую деятельность, минимально — выставки и лекции. И уж совсем самоустранилось от поддержки той сферы, которая является живой работой с населением, поскольку каждый человек, приходящий в библиотеку, не интересует государство как личность, а лишь как потребитель определенного информационного ресурса, стоимость которого рассчитана заранее.

В том виде, в каком реализуются ныне 83-й и 94-й Федеральные законы, они приносят библиотекам гораздо больше вреда, нежели пользы. Многие будут вынуждены закрыться, а те, что выживут, превратятся либо в коммерческие информационные, либо в платные досуговые центры. Из библиотеки вымоется ее душа — ее бескорыстный и культуротворческий потенциал. В такой библиотеке ее социальная роль будет нивелирована, а следовательно, она не сможет и способствовать модернизации. По сути, осуществляя модернизацию общества подобным способом, государство само себя лишает эффективных и здоровых методов модернизации.

Библиотеки это прекрасно понимают, наверняка понимают это и отдельные чиновники, но механизм уже запущен на полный ход. И если он будет действовать так и дальше, то последствия легко предсказуемы и отнюдь не светлое будущее наступит очень скоро. А вслед за этим еще более скоростными темпами начнется одичание, отупение населения, о чем и ныне довольно много говорят. Кто-то бьет тревогу по этому поводу, а кому-то уже безразлично.

Вероятно, общество, с подачи тех, кто про это что-то понимает, в частности, профессиональных объединений деятелей культуры, а в нашем случае — библиотечных ассоциаций, должно довести этот посыл до сознания властей и, пока не поздно, скорректировать эти законы. Ибо, когда начнется Всемирный потоп, у человечества может не оказаться Ноева ковчега: его так и не сумеют построить, ибо мастерство строителей будет забыто, так же как тайна выплавки дамасской стали.

Опубликовано в журнале:
«Вестник Европы» 2011, №31-32

Россия > СМИ, ИТ. Образование, наука > magazines.gorky.media, 4 декабря 2011 > № 463015 Екатерина Гениева

«Мнение населения о полиции — в числе главных критериев»

Заместитель министра внутренних дел РФ Сергей Булавин о взаимодействии правоохранителей и общества

Этой осенью был утвержден новый состав Общественного совета при МВД России. На первом его заседании были выбраны руководители совета и определены основные задачи. О том, какими вопросами будет заниматься Общественный совет и как с его помощью полиция планирует обеспечить себе поддержку граждан, в интервью газете «МН» и РИА Новости рассказал заместитель министра внутренних дел РФ Сергей БУЛАВИН.

— При формировании нового состава проводилась ротация членов совета. По каким критериям утверждались их кандидатуры?

— В новый состав Общественного совета при МВД России вошли известные правозащитники, деятели науки, культуры и искусства, представители средств массовой информации и общественности. Согласно регламенту, срок полномочий членов Общественного совета составляет два года, после чего его состав меняется. В зависимости от конкретных результатов деятельности каждый из членов предыдущего совета может войти в его новый состав.

— Эксперты высказывали мнение, что Общественный совет должен состоять преимущественно из правозащитников. Вы согласны с такой позицией?

— Не совсем. У Общественного совета достаточно широкий спектр задач, и прежде всего они направлены на совершенствование работы органов внутренних дел и активизацию взаимодействия МВД с институтами гражданского общества. Несмотря на сокращение общего числа членов совета — сейчас в его состав входят всего 38 человек, а раньше было 60 — в нем значительно расширено представительство правозащитных организаций и тех людей, кто не на словах, а на деле занимается защитой прав и свобод граждан. Членами Общественного совета при МВД стали председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева, политолог, член комиссии при президенте по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России Наталия Нарочницкая, гендиректор межрегиональной правозащитной общественной организации «Сопротивление» Ильмира Маликова, а также известные своей принципиальной позицией адвокаты Генри Резник и Анатолий Кучерена, член Общественной палаты и президиума общероссийской общественной организации «Ассоциация юристов России» Владислав Гриб.

Открытость современной полиции подтверждается активным взаимодействием органов внутренних дел со СМИ, что позволяет гражданам видеть происходящие перемены в МВД России практически в режиме онлайн. Именно поэтому в состав Общественного совета вошли представители ведущих масс-медиа, в том числе главный редактор «Российской газеты» Владислав Фронин, заместитель генерального директора — директор дирекции информационных программ «Первого канала» Кирилл Клейменов, заместитель директора ГТК «Телеканал «Россия» Сергей Брилев. Членом Общественного совета стал и заместитель директора дирекции информационных программ ВГТРК руководитель программы «Честный детектив» Эдуард Петров. А главный редактор РАМИ «РИА Новости» Светлана Миронюк стала заместителем председателя Общественного совета.

Мы полагаем, что в условиях проходящего реформирования ведомства вопросы образования и подготовки полицейских также являются ключевым элементом дальнейшего развития всей системы. Поэтому не случайно в состав Общественного совета вошли профессионалы в области образования: ректоры Московского и Санкт-Петербургского государственных университетов Виктор Садовничий и Николай Кропачев. В составе обновленного Общественного совета при МВД — его председатель народный артист России Илья Резник, заслуженные артистки РФ Татьяна Овсиенко и Анастасия Мельникова, народный художник СССР, действительный член Российской академии художеств Александр Шилов, заслуженный художник РФ, скульптор Владимир Горевой.

И хотя Общественный совет еще фактически находится в стадии формирования и проведения организационных процедур, в адрес его членов уже раздается критика. Я бы порекомендовал скептикам элементарно набраться терпения и подождать, когда совет начнет работать в полную силу, а уже после этого делать выводы.

— Среди основных задач совета — проведение общественной экспертизы федеральных законов и иных нормативных актов. Как это осуществляется на практике?

— Такой опыт у нас уже есть, я имею в виду эффективную работу членов Общественного совета при МВД России в составе оргкомитета по подготовке и обсуждению законопроекта «О полиции». Также они участвовали в заседаниях организационного комитета и экспертного совета по подготовке других федеральных законов — «О социальных гарантиях сотрудникам органов внутренних дел Российской Федерации и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», «О службе в органах внутренних дел Российской Федерации», «Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации». На очереди — проект федерального закона «Об участии граждан в охране общественного порядка».

Планируется, что проведение такой экспертизы Общественный совет поручит действующей комиссии или временной экспертной рабочей группе. Заключения Общественного совета по результатам общественной экспертизы будут направляться министру внутренних дел.

— Что подразумевает «осуществление общественного контроля за деятельностью органов внутренних дел»? Что сможет предпринять Общественный совет в случае нарушений?

— Этой работой члены прежнего Общественного совета также активно занимались. В составе комиссий они выезжали в территориальные органы внутренних дел для проверки жалоб и обращений граждан, по собственной инициативе посещали дежурные части УВД–ОВД, изучали организацию работы этих подразделений, проверяли законность задержания тех или иных лиц, а также условия их содержания.

Кроме того, во всех субъектах РФ созданы и работают приемные общественных советов, в которых люди могут получить нужную консультацию. При этом формате работы рассматривались именно те обращения, которые не нашли должного решения в органах внутренних дел. Проще говоря, это как раз те случаи, когда человек настаивает, и порой небезосновательно, на дополнительном изучении и разрешении своего проблемного вопроса.

— В задачи Общественного совета входит анализ мнения граждан о деятельности органов внутренних дел. Есть ли уже какие-то исследования?

— Да, такая функция у членов Общественного совета появилась. С принятием закона «О полиции» изменились подходы к оценке результатов деятельности подразделений МВД России. Сокращается количество оценочных норм — так называемых «валовых» показателей. В качестве основного критерия определено мнение населения о работе полиции, полученное на основе проведения независимых соцопросов.

Сегодня мы с уверенностью можем констатировать, что реформа уже дает положительные результаты. Об этом свидетельствует не только ведомственная статистика, но и независимые исследования. Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) 20 октября 2011 года обнародовал результаты масштабного исследования, в ходе которого в 83 регионах Российской Федерации были опрошены 41,5 тыс. человек. Выяснилось, что уровень доверия населения к органам внутренних дел в обеспечении личной и имущественной безопасности вырос с 33% в 2009 году до 52% в текущем. Около двух третей опрошенных — 61% положительно относятся к работе органов внутренних дел. Подавляющее большинство — 88% респондентов — в той или иной степени полагает, что следует помогать полиции. Более трети россиян уверены в защищенности своих личных и имущественных интересов, причем их доля по сравнению с 2009 годом выросла с 34% до 39%.

Общественный совет при МВД собирает данные для объективного анализа мнения граждан, используя собственные возможности и сотрудничая с социологическими организациями. После анализа этой информации совет направляет руководителю того или иного подразделения внутренних дел рекомендации, на что необходимо обратить внимание при дальнейшей организации работы. Например, пожаловались жители небольшого города на то, что из-за хулиганов боятся вечером гулять на улице, а мы со своей стороны обращаем на эту проблему внимание начальника ОВД, рекомендуем ему повысить меры безопасности на улицах в вечернее время. Конечно, механизм этой работы еще будет совершенствоваться в практической плоскости.

Россия > Армия, полиция > mn.ru, 28 ноября 2011 > № 442367 Сергей Булавин

Депутаты Московской областной думы на прошлой неделе приняли бюджет Подмосковья на 2012 год, который станет вторым по величине в России после бюджета столицы. О его особенностях в связи с изменением границ Москвы, преодолении последствий финансового кризиса и планах по дальнейшему сокращению госдолга региона рассказала в интервью РИА Новости министр финансов Московской области Татьяна Крикунова.

- Татьяна Михайловна, Мособлдума приняла бюджет Московской области на 2012 год. Какие самые значительные его отличия от бюджета этого года?

- Принципиальное отличие в том, что с 2012 года органы охраны общественного порядка будут финансироваться исключительно из федерального бюджета. Раньше финансирование происходило из трех источников: из бюджетов РФ и Московской области, а также из местных бюджетов. Естественно, в связи с принятыми изменениями происходит колоссальное увеличение расходов в федеральном бюджете.

Нам не безразлична судьба сотрудников органов внутренних дел. И мы обеспокоены, получат ли они и в 2012 году поддержку, не станет ли ниже их денежное довольствие. Ведь федеральный бюджет финансирует содержание сотрудников общественного правопорядка по всей стране одинаково, но для уровня жизни в московском регионе - это низкие оклады, поэтому мы раньше проводили доплату.

Сегодня есть обещание на федеральном уровне, что по московскому региону эта проблема будет решена за счет средств федерального бюджета. Поэтому мы средства на финансирование охраны общественного порядка в бюджете на 2012 год не предусмотрели. Однако, возможно, что расходы на доплаты сотрудникам органов внутренних дел в нем появятся вновь.

Стоит также отметить, что с этого года изменится механизм финансирования образовательных учреждений. Ряд техникумов и учреждений среднего профессионального образования ранее содержались в Подмосковье за счет федерального бюджета через министерство образования и науки РФ.

Теперь принято решение, что федеральный бюджет будет содержать только высшее образование, а система среднетехнического образования должна финансироваться исключительно из бюджетов субъектов РФ. Кроме того, с будущего года полномочия в сфере здравоохранения также переданы на региональный уровень.

- Подмосковье уже третий год имеет профицитный бюджет, насколько сложно поддерживать превышение доходов над расходами?

- Сформировать бюджет дефицитным не сложно, мы можем нарастить расходы, например, начать строить детские сады, и сразу бюджет станет дефицитным. Удержать же бюджет профицитным сложно, потому что всегда есть потребность в денежных расходах и много нерешенных проблем, например, в сфере ЖКХ.

Однако формирование бюджета с профицитом позволяет заканчивать благополучно год, всегда иметь необходимый объем резервных денежных средств. Это значит, что мы всегда сможем решить любую чрезвычайную ситуацию, и у нас всегда будут деньги на решение любой внезапной проблемы. И, самое главное, профицит бюджета помогает решать проблему с погашением государственного долга Московской области.

- Каков сейчас размер госдолга Подмосковья, какие меры принимаются для его дальнейшего сокращения?

- На начало 2009 года объем долга был большим, и у Московской области была задача резко его снизить. Несмотря на финкризис, мы с этой задачей справились. Если на 1 января 2010 года объем государственного долга составлял почти 164 миллиарда рублей (около 94% к объему доходов областного бюджета), то на сегодня долг равен 96 миллиардам рублей. Мы снизили его на 68 миллиардов рублей.

К концу 2011 года размер долга будет ниже, чем 50% от годового объема доходов бюджета. Министерство финансов России считает, что субъекту РФ требуется особое внимание, когда объем его государственного долга выше 50%. Это означает, что Московская область не относится к числу субъектов, требующих внимания минфина РФ.

Задачи резкого снижения объема долга на последующие годы нет. Полагаю, что долг мы будем снижать постепенно. Кроме того, значительно снизились расходы на обслуживание государственного долга. Если в 2010 году за обслуживание мы заплатили 14 миллиардов рублей, то в этом году расходы снижены на шесть миллиардов рублей, на них можно решить много проблем.

Мы не ставим задачу погашения госдолга за определенный период времени, в этом уже сейчас нет необходимости. Может быть, даже в какой-то год и нарастим, а потом опять погасим. Хочу отметить, что наличие государственного долга для субъекта РФ - это нормальная ситуация.

- Будут ли власти региона осуществлять внешние и внутренние заимствования в будущем?

- В период кризиса федеральные власти поддерживали региональные бюджеты, объем помощи был увеличен, и мы привыкли к такой поддержке в течение двух лет. Субъекты РФ имеют желание и дальше заимствовать в федеральном бюджете.

Однако федеральная политика в 2012 году сориентирована на то, чтобы власти регионов заимствовали в федеральном бюджете меньше. Поэтому объем средств, который федеральный бюджет планировал для предоставления кредитов регионам, будет резко снижаться.

Я думаю, что регионами будут использоваться заимствования в банках и выпуск облигационных бумаг, и ставки по кредитам в банках будут практически соразмерны тем ставкам, которые будут существовать при займе средств в федеральном бюджете в 2012 году.

Процентная ставка заимствований в федеральном бюджете даже будет расти в следующем году именно для того, чтобы регионы не очень-то там занимали.

- Как повлияли на формирование бюджета 2012 года планы по передаче Москве части территорий Подмосковья?

- Пока мы считали бюджет с учетом территорий, передаваемых столице. Когда будет подписано новое соглашение с Москвой, то бюджет должен быть пересмотрен.

После того, как будет подписано соглашение, содержать за счет средств бюджета Московской области территории, которые принадлежат другому субъекту РФ, мы не имеем права. Мы уже провели работу по определению объемов корректировок по разным направлениям в бюджете после передачи Москве территорий.

С точки зрения бюджетных показателей доходы Подмосковья уменьшатся из-за передачи территорий, поскольку там находятся одни из самых крупных налогоплательщиков в областной бюджет. В целом результат для Московской области минусовый, он, полагаю, должен быть компенсирован.

- Городам и районам Подмосковья для их поддержки выделяются средства из бюджета области, по какому принципу это делается?

- Объем финансовой поддержки из областного бюджета муниципальным образованиям можно разделить на две части. Первая - целевые средства, которые, например, идут в рамках программы модернизации здравоохранения на оборудование, на капитальный ремонт. Все целевые средства имеют свои правила распределения.

Средства выделяются в зависимости от уровня бюджетной обеспеченности муниципалитета: бедным побольше, богатым - поменьше, но с обязательным софинансированием из местного бюджета.

Вторая часть - нецелевая поддержка. Существует очень сложная схема ее определения, то есть дотаций на выравнивание уровня бюджетной обеспеченности. Объем регулируется в зависимости от уровня благосостояния муниципалитета. Мы не имеем права распределять средства по субъективным принципам, такое распределение средств невозможно, мы обязаны думать о людях, которые проживают в этих муниципальных образованиях, которые должны жить в одинаковых условиях.

Главная задача при распределении нецелевых средств - поднять уровень жизни наших граждан, если они живут в муниципальных образованиях с невысокими доходами.

Несмотря на то, что с 2012 года муниципалитеты перестанут осуществлять расходы на содержание учреждений здравоохранения в связи с принятыми изменениями в федеральном законодательстве, объем нецелевых средств не уменьшится по сравнению с этим годом. Мы даже увеличиваем его, понимая, что у муниципалитетов есть очень много проблем, (в первую очередь в сфере ЖКХ), которые необходимо решать.

- Вторая волна финкризиса, о которой сейчас так много говорят - это уже реальность или пока только прогноз? Как она может сказаться на Подмосковье?

- Мне трудно сказать, прогноз это или нет, потому что я не являюсь специалистом в сфере мировых финансов. Конечно, такой волны кризиса, как это было в 2009 году, не будет, но, на мой взгляд, снижение некоторой активности на финансовых рынках возможно. Бюджетные системы как Российской Федерации, так и Московской области должны быть к этому готовы.

Думать об этом надо, и если все-таки это произойдет, то мы можем получить доходов в бюджет меньше, чем запланировано. Соответственно, мы должны будем сократить второстепенные расходы бюджета. Сейчас для себя мы просчитываем возможные объемы сокращения, чтобы понимать, от чего стоит отказаться в первую очередь.

- А насколько благоприятна финансовая обстановка в Подмосковье в настоящее время?

- После кризиса 2008-2009 годов доходы бюджета упали, но не настолько сильно, как в других субъектах России. А 2011 год - наиболее благополучный с точки зрения финансов за годы кризиса, этот год - время роста экономики Московской области по всем показателям и увеличения доходов в бюджетную систему области. Скоро будет три года, как я занимаю пост министра финансов, и более благоприятной обстановки за этот период еще не было.

Сейчас мы имеем 18% роста доходов бюджета, считаем это очень хорошим показателем и ожидаем, что такой темп роста сохранится до конца текущего года. Есть все основания полагать, что бюджет 2011 года будет выполнен по всем показателям.

- Каковы главные задачи минфина Подмосковья на ближайшие 3-5 лет?

- Во-первых, мы должны развивать деловую активность на территории Московской области, привлекать инвестиции. Во-вторых, необходимо повышать эффективность оказания услуг за счет доходов бюджета и повышать эффективность бюджетных расходов. Резервы для этого есть.

Еще одна задача - иметь всегда профицитный бюджет. На следующий год мы сформировали бюджет с профицитом в шесть миллиардов рублей. Я думаю, что 5-6 миллиардов рублей - это минимальный объем профицита для Московской области, профицит ниже этой цифры не имеет смысла.

Россия. ЦФО > Госбюджет, налоги, цены > ria.ru, 11 ноября 2011 > № 466210 Татьяна Крикунова

«Нет такой задачи — размазать все тонким слоем. Мы финансируем не любой бизнес»

Какие барьеры стоят на пути предпринимателей, и зачем в столицу приходят западные бизнес-инкубаторы

Наталья Кулакова

В минувшем месяце правительство Москвы одобрило программу по стимулированию экономической активности в столице, рассчитанную до 2016 года. Какая роль в ней отводится малому бизнесу, какие барьеры на пути предпринимателей стоят сегодня и зачем в столицу приходят западные бизнес-инкубаторы, в интервью «МН» рассказал руководитель департамента науки, промышленной политики и предпринимательства города Москвы Алексей КОМИССАРОВ.

— Так что ждет малый бизнес в ближайшую пятилетку?

— Малые предприятия в любом современном мегаполисе вносят серьезный вклад в экономику, и наш город не исключение. Если брать глобальные цели, мы хотим сделать Москву привлекательной для ведения бизнеса, сделать так, чтобы город стал лучшим или одним из лучших в Восточной Европе. Цель грандиозная, но по крайней мере та, к которой нужно стремиться.

— Как оценить привлекательность? По количеству предприятий? Марже, которую они зарабатывают?

— Существуют международные рейтинги по привлекательности различных городов для ведения бизнеса. Чтобы в них попасть, важно не количество предприятий, не их маржа, а восприятие предпринимателями бизнес-среды, то есть насколько им комфортно работать в этом городе. А на это влияет много условий: налоги, аренда, административные барьеры, доступ к финансовым ресурсам, доступ к кадрам и так далее.

— Сейчас мы в рейтинге есть?

— Сейчас мы достаточно плохо выглядим. Даже внутри России. Если посмотреть на рейтинг 11 российских городов-миллионников по индексу условий для развития малого и среднего предпринимательства, Москва здесь лишь на седьмом месте. Если брать регионы — на 17-м месте. Это данные «Опоры России», которая делала оценку за прошлый год.

Здесь учитывается много показателей, на которые и мы смотрим: доступ к капиталу, в том числе заемному, возможность выхода из бизнеса, развитие предпринимательских навыков, подготовка специалистов и так далее. Известны и основные барьеры. Недавно мы провели опрос среди предпринимателей на предмет, как оценивают климат в Москве. Мягко говоря, не очень.

— А сколько в Москве сегодня малых предприятий?

— 390 тыс. Это некие официальные данные. Более точных данных никто не знает. Одна из задач, которая прописана в программе на следующий год, — работа со статистикой и проведение инвентаризации, чтобы понимать, какова ситуация на самом деле. Сегодня органы статистики не делят компании на малый бизнес, средний бизнес, микробизнес. Мы хотим с ними сотрудничать, чтобы они помогли нам, мы помогли им, для того, чтобы получить четкую картину. А пока в общий список попадают и компании-однодневки, и фирмы, которые давно уже не работают, но все еще продолжают в этой базе находиться.

— Я наткнулась в интернете на сайт «Малый бизнес Москвы», который делает ваш департамент. В запросах он фигурирует на первом месте после рекламы. Это ваши программисты постарались?

— Интерес к информации о малом бизнесе огромный. И программистам накручивать посещения нет никакого смысла. Мы столкнулись с тем, что предпринимателям очень сильно не хватает информации. Как по мерам поддержки, которые предлагает Москва, так и вообще по многим вопросам, связанным с малым бизнесом. И решили сделать портал, который бы всю эту информацию объединял. Вернее, портал был. Сейчас его изменили, обновили, сделали, как нам кажется, гораздо более удобным. По отзывам сужу.

— Вернемся к барьерам. Если посмотреть на финансовую помощь столичного правительства в виде субсидий, увидим миллиарды рублей. Но в пересчете на предприятия, получится несколько тысяч рублей на каждое.

— Безусловно, предпринимателям хотелось бы, чтобы денег на поддержку было больше. Да, если разделить количество предлагаемых денег на количество предприятий, получится сумма достаточно смешная. Она ни о чем. Но и нет такой задачи — размазать все тонким слоем. В том числе поэтому были выбраны приоритетные направления, которым оказывается финансовая поддержка. Мы финансируем не любой бизнес.

Если упростить, то в приоритете сейчас начинающие предприниматели, те, кому больше всего нужна поддержка, за исключением торгового бизнеса (почему — скажу дальше). И компании, занимающиеся производством и инновациями. Им сейчас тяжелее всего, это с одной стороны. С другой — город заинтересован в появлении таких компаний. То есть критериев два: заинтересованность города и сложность в получении компаниями доступа к стандартному финансированию.

Торговые компании городу тоже нужны, и малый бизнес в торговле нужен. Во всем мире именно торговля составляет большую долю среди малых компаний. Но торговым компаниям легче получить доступ к финансированию, чем неторговым.

— Вы имеете в виду к коммерческому финансированию?

— Да, безусловно. Например, использовать займы микрофинансовых организаций, которые сейчас вполне в Москве работают.

— Там же сумасшедшие проценты.

— Сумасшедшие. Тем не менее такие организации активно развиваются, а это говорит о том, что есть спрос на такие деньги. И отличие торгового бизнеса от неторгового состоит в том числе в гораздо более быстром сроке окупаемости проектов. В торговле деньги более короткие, и большой процент компенсируется маленьким сроком использования заемных средств. В отличие от каких-то производственных проектов, которым зачастую нужно взять деньги сейчас, а вернуть их можно только через несколько лет. Здесь высокие проценты платить за кредиты просто невозможно, это за гранью разумного.

— С субсидиями понятно. Дальше, аренда. У города есть площади, которые сдаются по льготным ставкам. Но их объем, очевидно, сильно не совпадает с запросами бизнеса.

— Площадей у города много, но реальному малому бизнесу достается немного. И то, что дают, зачастую используется некорректно. Часто права аренды выигрывают посредники. Те, кто лучше владеет ситуаций. Департамент имущества Москвы сейчас активно занимается инвентаризаций площадей и наведением порядка. У них такая же проблема, как и у нас. Только если у нас с неточными данными по количеству предприятий, то у них с собственностью. Но они чуть раньше начали этим заниматься и, надеюсь, скоро будут владеть всей информацией. Наша совместная задача заключается в предложении прозрачных и доступных процедур для реальных предпринимателей. Кстати, в этой области мы полностью поддерживаем торговые компании, небольшие магазины шаговой доступности городу нужны.

— То есть в Москве идет глобальная инвентаризация?

— Да. Это касается всего. Промпредприятий, например. В Москве 209 промышленных зон, которые занимают почти 8 тыс. гектаров. Но что там на самом деле — никто не знает. Многие из этих предприятий фактически уже давно превратились в бизнес-центры, которые сдают помещения в аренду. В таких ситуациях теряет и город, и малый бизнес, и все жители Москвы.

— Презентуя программу стимулирования экономической активности минувшим летом, заместитель мэра Андрей Шаронов говорил, что одна из ее целей — вывести малый бизнес из тени. То есть вы намерены бороться за разумные налоги?

— Мое личное мнение как человека, который много лет отдал бизнесу, в России, в Москве, далеко не самые страшные налоги, не самые большие. Но при этом увеличение сборов с фонда оплаты труда, конечно, очень сильно ударило по бизнесу. И особенно болезненно по малому и среднему.

Большинство налогов федеральные, и Москва, как любой субъект федерации, ничего принципиально нового предложить здесь не может. Но тем не менее некоторые планы в этом направлении есть. Например, по развитию патентной системы, когда предприниматель просто оплачивает стоимость патента и занимается своей деятельностью — больше никаких налогов. Это получается намного дешевле для бизнеса, проще с точки зрения администрирования. Это выгодно для города, для государства, потому что, по крайней мере гипотетически, подразумевает, что больше людей будет заниматься бизнесом «в белую».

— Этого достаточно, чтобы москвичи захотели заниматься своим делом?

— Конечно, нет. В первую очередь надо менять отношение к предпринимателям. Не надо забывать, что у нас 70 с лишним лет предпринимательство фактически было уголовным преступлением. И, конечно, это не могло не отложиться на подсознательном уровне у большей части населения. Пока не изменится отношение к предпринимательству в целом, принципиально не изменится число предпринимателей.

Второе: конечно, у нас есть сложности с горизонтом планирования. Люди привыкли думать о ближайших месяцах, в лучшем случае годе. А по большому счету, когда строишь бизнес, нужно планировать хотя бы на несколько лет. У нас достаточно часто меняются правила игры, и, на мой взгляд, ничего хорошего в этом нет, — сегодня налоги такие, завтра другие. Бизнесу главное, чтобы была стабильность. Чтобы можно было просчитать проект. Это крайне важно. Рисков в бизнесе и так слишком много, и когда к ним добавляются еще и регуляторные — это делает долгосрочное планирование практически невозможным.

Ну и еще нужны образовательные проекты. Начиная с самых простых, краткосрочных, рассказывающих о том, что такое предпринимательство. Мы такие проекты тоже планируем. Причем начиная со школьного уровня.

— Лекции в школе?

— Да, лекции старшеклассникам. Конечно, не в рамках обязательной программы. Кстати, не только лекции. В некоторых школах уже появились бизнес-инкубаторы. Например, в Северном округе Москвы есть школа, в которой благодаря энтузиазму и активности руководителя инкубатора Оксаны Гончаровой созданы не просто отличные проекты, но и выстраивается новая система обучения экономике. Кстати, ребята из этого инкубатора летом привезли из США золотую медаль престижного конкурса школьных проектов.

— А с инкубаторами при правительстве Москвы что сейчас происходит?

— У нас есть несколько подведомственных бизнес-инкубаторов и технопарков, которые непосредственно созданы Москвой и работают в Москве. Есть планы оживить эту структуру. Бизнес-инкубатор — это не помещения, не просто сдача в аренду каких-то квадратных метров, это некая среда, подразумевающая общение, образовательные программы, связи с инвесторами, экспертами и так далее. И сейчас уже мы начали эту работу активизировать.

Второе направление, которым мы хотим заниматься, — привлекать к нам успешные бизнес-инкубаторы — не важно, западные или нет, но частные. Вот в этом месяце Глобальный венчурный альянс привез в Россию, в Москву, один из самых известных в мире стартап-инкубаторов Plug and Play. Инкубатор широко известен благодаря десяткам успешных проектов мирового масштаба, в том числе таким как Google, PayPal, Dropbox. Здесь с нашей стороны была только административная поддержка, ни копейки бюджетных денег не потрачено. И более того, мы никому не хотим оказывать преференций. Сейчас планируем еще как минимум с двумя крупными известными мировыми инкубаторами работать, ведем переговоры для того, чтобы они тоже пришли в Москву.

— Не много?

— Сложный вопрос, потому что если сравнивать с количеством тех же бизнес-инкубаторов в Штатах, то у нас их несопоставимо мало. Я сам являюсь членом Ассоциации бизнес-инкубаторов США, поэтому знаю, что и как там происходит.

Другое дело, что в Москве да и в России мало проектов, которые можно развивать и доводить до нормального рынка, коммерциализировать, которые реально востребованы игроками мирового уровня. Если кто-то знаком с этой московской, назовем ее «инновационной тусовкой», то легко заметить, что на все мероприятия, которые проводят разные структуры, разные инкубаторы, ходят по большому счету одни и те же люди.

При этом идей, умных людей с интересными идеями у нас много. И талантливой молодежи много, и хороших специалистов. Поэтому, возможно, не хватает именно хороших, качественных условий. В том числе организаций, которые как раз будут подтягивать интересные проекты, искать и реально оказывать помощь в том самом инкубировании, в превращении проекта от идеи в реальный стартап и подготовке к выходу на рынок.

— Конкурировать с западными инкубаторами не страшно?

— Конкуренция — это всегда хорошо. У западных инкубаторов свои ниши. Plug amp; Play на сегодня отобрал только пять проектов, а у нас больше сотни резидентов в местных бизнес-инкубаторах. И нельзя сказать, что они плохие. Они по той или иной причине не подходят Plug amp; Play, тем более этот инкубатор отбирает в основном проекты в области информационных технологий. А есть много других направлений, которые также интересны и перспективны. Так что если сложится ситуация, что будет реальная конкуренция, я только буду рад. Пока по большому счету этого нет.

Чиновник с опытом бизнесмена

Алексей Комиссаров окончил Московский автомобильно-дорожный институт, в 2003 году получил степень МВА Kingston University (Великобритания). В 1993 году основал собственный бизнес по компьютерному подбору автомобильной краски. Последний бизнес-проект — Тверской лакокрасочный завод. Построен в 2010 году, объем инвестиций превысил 1 млрд руб. С 2009-го Комиссаров преподает курс «Предпринимательство» в рамках совместной программы МВА Kingston University и Академии народного хозяйства при правительстве РФ. В 2010 году основал бизнес-инкубатор Академии народного хозяйства InCube. С февраля 2011 года работает в правительстве Москвы.

Россия. ЦФО > Госбюджет, налоги, цены > mn.ru, 7 ноября 2011 > № 432628 Алексей Комиссаров

«Аналогов этой системе правосудия в мире нигде нет»

Российских судей будут охранять с помощью спутниковой навигации

Независимость суда — одна из самых актуальных проблем в России. В любом судебном процессе всегда есть проигравшие и победители, а значит, 50% побывавших в судах останутся недовольны. Независимость судьи обеспечивается не только его собственной порядочностью — огромную роль играют материальное обеспечение судьи, его личная безопасность. За это в судах общей юрисдикции отвечает судебный департамент при Верховном суде РФ. Его генеральный директор Александр ГУСЕВ рассказал «МН», сколько получает российский судья и как его охраняют.

— Случаи, когда судьи расплачиваются за свои решения собственной жизнью, происходят регулярно. Насколько обеспечена их безопасность?

— Я считаю, что самый правильный путь для решения этой проблемы — профилактика, которой занимаются правоохранительные органы. МВД закупило для нас 12 тыс. пистолетов. Сначала судьи их взяли, а потом начали сдавать. Нет в этом особого смысла. Пистолет от снайпера не спасет. В плане безопасности в зданиях судов мы достигли очень многого. Приведу вам несколько цифр. За последние четыре года из федерального бюджета было ассигновано 638,5 млн руб. На эти деньги техническими системами защиты оснащено 750 судов. Всего предусматривается оснастить 1653 суда, это 56% от общего их количества. На сегодняшний день практически все здания судов оборудованы стационарными и ручными металлообнаружителями, системами охранно-пожарной сигнализации. Системами видеонаблюдения оснащено 1322 суда. Системами тревожной сигнализации для экстренного вызова судебных приставов и сотрудников полиции оборудовано 24 276 судебных залов и кабинетов судей.

В Северо-Кавказском регионе районные и республиканские суды круглосуточно охраняют МВД, ФГУП «Охрана» МВД и Федеральная служба судебных приставов.

— Несмотря на это, совершенное полтора года назад убийство судьи Мосгорсуда Эдуарда Чувашова, например, до сих пор не раскрыто.

— Да, даже такие меры, как показал анализ различных происшествий с судьями, недостаточно эффективны. Судьям часто угрожают, не только по громким делам. Они имеют право на личную охрану, но далеко не всегда хотят ею пользоваться. Им просто неудобно бывает, что у них дома и с ними рядом постоянно находятся чужие люди — охранники. Но мы планируем законодательно обязать судей пользоваться охраной в тех случаях, если их жизни, здоровью угрожает опасность. Мы также предлагаем использовать возможности спутниковой навигационной системы ГЛОНАСС. Тогда мы сможем снабдить судей персональным мобильным устройством — «тревожной кнопкой». С этого устройства сигнал тревоги будет передаваться по беспроводной связи на ближайшие полицейские посты и ближайшим патрулям.

Кроме рамок-металлодетекторов, которые есть уже почти во всех судах, в связи с непрекращающейся террористической угрозой мы планируем еще несколько новшеств. Это устройства контроля ручной клади, как в аэропортах. Появятся в судах и средства обнаружения взрывчатых и отравляющих веществ. Также мы хотим, чтобы все суды делились на две зоны — для посетителей и служебную. Эти меры мы уже прописали в проекте федеральной целевой программы «Развитие судебной системы России» на 2013–2019 годы.

— Какова средняя зарплата судьи? Достаточна ли она? Если нет, то сколько нужно выделить средств, чтобы решить эту проблему?

— В каждом суде есть определенное количество штатных единиц судей. Но фактически часто их работает гораздо меньше. А нагрузка остается постоянной — судьи работают и за себя, и за тех, чьи вакансии не заняты. Поэтому в качестве премии им распределяются сэкономленные средства, начисляемые согласно штатному расписанию. Министерство финансов считает, что судья должен получать по факту. Но мы считаем, что все-таки лучше считать поштатно.

Изначально мы заявляем, что для решения задач тем или иным судом необходимо, скажем, сто судей. Но есть ведь еще механизм назначения судей. Если я, как юрист, сегодня принял для себя решение стать судьей, то чтобы моя мечта осуществилась и президент назначил меня своим указом, должно пройти не менее 2,5–3 лет. То есть пока я сдам экзамен, подам заявление, пока пройдет процесс назначения, и выйдет как раз указ президента. А для того чтобы судье уйти в отставку, требуется десять секунд. Написать заявление в квалификационную коллегию судей — «прошу считать меня в отставке с такого-то числа» — и отдать его. Разница колоссальная — три года и десять секунд. В этом у нас иногда возникает некоторое недопонимание с Минфином, но мы не раздуваем штатную численность судей специально и не пытаемся таким образом скрыто увеличить им зарплату.

Теперь отвечаю прямо на ваш вопрос. Как я отвечаю Минфину. Заработная плата у судей не очень высокая. Особенно это актуально для десяти субъектов, таких как Москва, Московская область, Санкт-Петербург, Краснодар. Мировой судья получает порядка 40–45 тыс. руб. Судья районного звена получает 66–68 тыс. руб. Судья областного звена получает порядка 75–77 тыс. руб. Зарплата зависит от квалификационного класса, выслуги лет, наличия ученой степени, ученого звания, звания заслуженного юриста. Относительно системы госслужбы это жалованье в общем достойное. Но судьи — это категория лиц, которые замещают государственные должности. Если сравнивать зарплату судьи с лицом, замещающим госдолжности, то достаток судьи, конечно, значительно меньше. И это неправильно.

— Планируется ли в ближайшее время повышение зарплат судей?

— Недавно мы с председателем совета судей Юрием Сидоренко были на совещании в Минфине. Обсуждали законопроект, которым вносятся изменения в статусные законы, касающиеся оплаты труда судей. Попытаемся зарплату судей поднять. Одна из стратегических целей — независимость судьи, и заработная плата — одна из составляющих этой независимости. Судья не должен думать о том, какая у него заработная плата. У него она должна быть высокая и достойная. Весь мир так живет.

Сейчас для суда очень много делают Дмитрий Медведев и Владимир Путин. Когда приезжают иностранцы, я им искренне говорю, что мне повезло в этот период жить, трудиться, работать. Потому что можно не только мечтать. Мечты еще и осуществляются.

— Подходит к концу федеральная целевая программа «Развитие судебной системы России» на 2007–2011. Как вы оцениваете ее результаты?

— Считаю, что мы добились серьезных результатов. Сейчас мы активно обсуждаем с правительством РФ концептуальные вещи третьей ФЦП. В течение второй федерально-целевой программы мы ввели в эксплуатацию сотни зданий судов, это настоящие дворцы правосудия. Это во-первых. А во-вторых, развитие самой современной государственной автоматизированной системы «Правосудие». По оценкам экспертов, в том числе и зарубежных, например из Евросоюза, аналогов этой системе правосудия в мире нигде нет — нет такой огромной, территориально распределенной системы. С ее помощью мы решаем задачи, которые ставит перед судебным департаментом президент РФ, председатель Верховного суда, судейское сообщество. ГАС «Правосудие» будет перестроена под требования закона о праве граждан на доступность судебной информации и будет сдана в эксплуатацию в полном объеме 31 декабря 2011 года. Действие второй ФЦП на 2007–2011 годы продлено на 2012 год.

— Чем вызвана необходимость продлить программу до 2019 года?

— Строительство новых зданий судов — процесс длительный. Мы не успеваем за пять лет завершить строительство, поэтому вынуждены просить правительство продлить действие ФЦП.

С 2012-го года вводится апелляционная инстанция по гражданским делам в судах областного звена. С 2013-го года апелляционные инстанции в судах областного звена по рассмотрению уголовных дел. Это требует новых помещений.

Авторитет, независимость и доступность правосудия — три основные стратегические цели. В рамках третьей ФЦП мы выделяем четвертую — это открытость и прозрачность правосудия. Эту задачу перед нами ставит президент России Дмитрий Медведев. Екатерина Буторина

Россия > Приватизация, инвестиции > mn.ru, 31 августа 2011 > № 395505 Александр Гусев

Смогут ли российские курорты конкурировать с Антальей и Альпами? Создание мега-курорта на Северном Кавказе - проект экономический или все же политический? Кто на самом деле "запустил" карачаево-черкесский Архыз? О развитии туризма на российском Кавказе и в России в целом рассказал корреспонденту РИА Новости зампред Внешэкономбанка Анатолий Балло.

- Анатолий Борисович, решение о развитии горнолыжных курортов Северного Кавказа было экономическим - дать бизнесу заработать, или все-таки политическим, на грани социального - чтобы исправить ситуацию, которая сейчас сложилась в этом регионе? Мы прекрасно знаем о низком уровне достатка людей в этом регионе, о высокой безработице.

- Я думаю, правильный ответ такой: решение было комплексным, поэтому, конечно же, во главе угла стояли не только социальные, но и экономические аспекты. При этом следует отметить, что данный проект в полной мере отражает целенаправленную политику правительства и государства, потому что предварительно в рамках этого проекта если не вся общехозяйственная инфраструктура, то большая ее часть уже была профинансирована в рамках федеральной целевой программы развития Юга России.

Особо следует сказать о вкладе в проект таких предпринимателей-энтузиастов, как Дмитрий Пумпянский (председатель совета директоров Трубной металлургической компании и Группы "Синара" - Ред.) , которым еще пять лет назад, то есть задолго до того, как правительство объявило о стратегических мерах по развитию курортов Северного Кавказа, овладела идея создания курорта Архыз. Причем он не преследовал каких-либо политических целей, а его бизнес - металлургия, трубная промышленность - лежит совершенно в другой сфере, между ними и туризмом нет практически никакой синергии. Но он загорелся этой идеей и увлек ею нас.

Здесь следует оговориться, что, конечно же, нам повезло, что с проектом Архыз - пока мы говорим о первой очереди его строительства - мы легли как бы в фарватер, и сейчас это, скажем так, пилотный проект, от успеха которого зависит без малейшего преувеличения дальнейшая судьба всей комплексной программы создания туристического кластера на Северном Кавказе. Мы участвовали в создании акционерного общества "Курорты Северного Кавказа" и сейчас очень плотно с ним работаем, а в соответствии с решением наблюдательного совета ВЭБа и в рамках нашей, скажем так, "экспансии" в регион была учреждена Корпорация развития Северного Кавказа, которая-то как раз и участвует в качестве соинвестора в проекте развития горнолыжного курорта Архыз.

- Обычно участие банков в крупных проектах - от 50% и больше. Здесь по предварительным прикидкам всего 15%. Есть ли в России сегодня люди, заинтересованные настолько, чтобы вкладывать колоссальные деньги именно в туристическую индустрию, причем внутрироссийскую? И каков может быть срок окупаемости подобного проекта для бизнеса?

- Начну издалека. Идея развития курортов у нас в банке развития возникла не спонтанно. ВЭБ участвует в международном клубе долгосрочных инвесторов, куда входят банки развития почти всех промышленно развитых стран, а также Бразилии и Китая. В рамках этого клуба у нас происходят постоянные консультации, в частности, у нас очень плотные контакты с французским банком развития Caisse des Depots et Consignations (CDC). И вот два года тому назад, когда мы проводили очередные консультации, выяснилось, что банк развития Франции владеет на 100% такой компанией, как Companie des Alpеs, которая управляет горнолыжными курортами в целом ряде областей Франции. Это же очень показательно и важно, что в такой промышленно развитой стране как Франция институт развития владеет таким оператором. Иными словами, не нами изобретено. И этот пример показывает, какое внимание в промышленно развитых странах уделяется такому важному сектору экономики, как туризм. У нас же туризм не то что не развит, а ему просто недостаточно уделяется внимания. И поэтому мы имеем то, что мы имеем - большинство наших сограждан, состоятельных людей проводят свой досуг, рождественские каникулы совершенно в других местах, не в России. И по понятным причинам: потому что у нас не создана соответствующая инфраструктура.

Однако надо иметь в виду, что даже во Франции инвесторы не готовы вкладывать сколько-нибудь серьезные деньги, а речь идет об очень больших суммах, в создание, скажем так, спортивной части туризма и рекреации. Потому что хотя сроки окупаемости в гостиничной сфере и сфере обслуживания достаточно высокие и находятся на горизонте 10 лет, сроки окупаемости инвестиций в непосредственно спортивную составляющую несравнимо выше и могут составлять 15-20 лет. Компания "Курорты Северного Кавказа" была учреждена как раз в целях обеспечения создания спортивной части.

- Сроки окупаемости напрямую же связаны с ценами на отдых, а сейчас цены на отдых внутри России достаточно высоки. Но если инвесторам надо возвращать деньги, получается, цены надо задирать еще выше, упадет спрос. И как тогда вот это противоречие решить?

- Очень сложный вопрос. Мы занимались изучением этой проблематики. Да, получается, что отдых, скажем, в той же Турции гораздо дешевле. За счет чего? Главным образом за счет комплексного решения вопроса, когда в стоимость тура включается, например, цена на билеты, которые субсидируются, в том числе, не исключено, за счет государства. В России в принципе тоже уже есть определенные наработки. Известно, что существует государственная поддержка авиаперелетов с Дальнего Востока в центральную часть страны, которая оказывает очень большое влияние на увеличение пассажиропотока в указанных направлениях. Поэтому, делая первые шаги по развитию туристической инфраструктуры, мы одновременно смотрим и в сторону развития аэропортовой инфраструктуры, в частности, на проект модернизации аэропорта Минеральных Вод.

На самом деле мы достаточно давно и активно занимаемся аэровокзальной инфраструктурой и в данный момент вовлечены в проекты модернизации пяти крупных аэропортов, участие в развитии каждого из которых банк рассматривает не изолированно, а в более широком контексте. Так, финансирование модернизации и расширения аэропортов в Сочи и Екатеринбурге - это не только наш вклад в проведение дискретных мероприятий, подготовку к Олимпиаде 2014 года и к чемпионату мира по футболу в 2018 году соответственно, но и элемент развития транспортной системы страны в целом, повышения транспортной доступности, формирования современной инфраструктуры туристического бизнеса.

Должны предприниматься целенаправленные шаги по созданию целой цепочки сервисов с тем, чтобы на каждом этапе своего путешествия турист, да любой человек, находился в комфортных для себя условиях. Необходимо, чтобы на протяжении всего пути - от приезда в аэропорт, перелета, встречи по прибытию до пребывания его на самом курорте - он постоянно находился под опекой и "контролем" соответствующих сервисных компаний. И, конечно, очень важно, чтобы цены на авиабилет были конкурентны по сравнению с теми ценами, которые люди платят при перелетах в Турцию, Австрию и так далее.

- Какие проблемы могут возникнуть при реализации и, наверно, при запуске этого проекта, потому что ну не секрет, что там нет квалифицированных кадров, с безопасностью в регионе не очень хорошо, местный менталитет. Что может стать камнем преткновения?

- Конечно, проект важен для Карачаево-Черкесии как с точки зрения решения проблем занятости, так и подготовки кадров. На повестке дня стоит вопрос об открытии на базе местных учебных заведений фактически отдельного образовательного направления в целях обеспечения создающегося курортного сектора профессиональными кадрами. По имеющимся подсчетам, только на первом этапе осуществления проекта будет создано 700 новых, так сказать, специализированных рабочих мест, не считая того, что там будут работать строители, инженеры. Что же касается вопросов безопасности, то очевидно, что если она не будет обеспечена, то тогда, естественно, вся идея окажется нереализованной и проект...

- ...Не состоится?

- Вся идея окажется под вопросом. Но на самом деле безотносительно к конкретному проекту для нас абсолютно очевидно, что необходимо проводить целенаправленную работу и приучать людей отдыхать в своей собственной стране, заинтересовать их проводить отпуск на родине. Так же, как в разных странах пропагандируют отдых именно в своей стране, так же, как, допустим, пропагандируют принцип "buy american" - покупай американское, покупай французское. Аналогично и мы должны пропагандировать, чтобы покупали российские товары, российские услуги, в том числе связанные с туризмом. В этом нет ни грана примитивного квасного патриотизма, это рациональное и экономически обоснованное требование бизнеса.

Справка по проекту Архыз:

В рамках программы создания туристического кластера на Северном Кавказе правительство планирует сформировать шесть туристско-рекреационных экономических зон в регионе и на юге России. На их обустройство из федерального бюджета выделяется порядка 60 миллиардов рублей. Это объекты в Карачаево-Черкесии, Краснодарском крае, Республике Адыгея, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии и Дагестане.

Туристско-рекреационный комплекс "Архыз" в Архызском ущелье предполагает развитие крупнейшего в РФ горнолыжного курорта мирового уровня. Согласно проекту, всесезонный горный курорт будет обладать современной инфраструктурой, способной принять единовременно 25 тысяч человек, и займет площадь в 16 тысяч гектаров. Предполагается, что курорт будет состоять из четырех туристических комплексов-поселков, соединенных транспортной системой из 69 подъемников и канатных дорог, пропускной способностью 140 тысяч человек в час, сети горнолыжных трасс разной сложности общей протяженностью 278 километров и широкой сети общественного питания, торгового и бытового обслуживания, бальнеологических и СПА-центров, оздоровительных комплексов. Стоимость реализации проекта оценивается в 78 миллиардов рублей. Весь курорт должен быть возведен к 2017 году. Реализация проекта позволит увеличить уровень денежных доходов населения и создать до 10 тысяч рабочих мест, привлечь значительные инвестиции, увеличит налоговые поступления в бюджет Карачаево-Черкессии (налоговые поступления в бюджеты всех уровней только за период реализации первой стадии проекта составят ориентировочно 850 миллионов рублей).

Строительство первой пусковой очереди курорта "Архыз" - поселок Романтик - уже началось (за счет средств инвестора - компании "Архыз-Синара"). Уже к предстоящей зиме откроются три гостиницы, кресельная канатная дорога и две горнолыжные трассы.

Внешэкономбанк профинансирует проект строительства первой очереди в объеме 5,1 миллиарда рублей. Кредит ВЭБа - это 100% затрат на создание инфраструктуры (горнолыжной и инженерной) и 85% затрат на коммерческую недвижимость (гостиницы и прочее).

Справка по проектам ВЭБа на Северном Кавказе:

Основная задача Внешэкономбанка на Северном Кавказе - быть одним из основных источников финансирования наиболее перспективных и востребованных проектов и содействовать привлечению в регион масштабных инвестиций. Для достижения этих целей ВЭБ создал дочернюю структуру - Корпорацию развития Северного Кавказа, ориентированную на ведение активной практической инвестиционной деятельности в регионе, открыл представительство Внешэкономбанка в Пятигорске, работающее во всех субъектах СКФО, и выступил соучредителем компании "Курорты Северного Кавказа", созданной для строительства туристического кластера. Приоритетное направление деятельности ВЭБа в СКФО - проекты, связанные с созданием масштабного туристического кластера

Россия. СКФО > Миграция, виза, туризм > ria.ru, 30 августа 2011 > № 396008 Анатолий Балло

Урок безопасности

«У людей, которых мы воспринимаем как отечественных производителей, зачастую отечественным остался только бренд», — говорит главный санитарный врач РФ Геннадий Онищенко

Для наших соотечественников минувшая эпидемическая вспышка Escherichia coli, напугавшая Европу, запомнилась не репортажами из переполненных отделений реанимации, а запретом на импортные овощи. Но ведь могло сложиться и по-другому. Службы, занимающиеся национальной биобезопасностью, не очень любят рассказывать о спорах, проблемах, противоречиях, связанных с их работой. Однако руководитель Роспотребнадзора, главный государственный санитарный врач России Геннадий Онищенко раскрыл «Итогам» некоторые секреты нынешнего жаркого для инфекционистов лета.

— Геннадий Григорьевич, в Германии объявлено о завершении вспышки инфекции E.coli. Угроза миновала?

— Вспышка, затронувшая более десятка стран Европы, действительно завершилась. Но нам только предстоит понять, почему именно этот штамм Escherichia coli, или, проще говоря, кишечной палочки, так проявил себя в Европе, где развитое здравоохранение и достаточно высокий уровень культуры. Пока, к сожалению, в этом никто не начал разбираться. Чиновники из Брюсселя бросились защищать честь мундира. Сначала они вообще не замечали этого явления. А когда им задали четкие вопросы об источниках инфекции, путях ее передачи и способе купирования вспышки, они на эти вопросы не ответили. Сначала назначили «ответственными» испанские огурцы, хотя было очевидно, что это не так. В конце концов объявили, что источником инфекции являются семена сои из Египта.

— Вы считаете, что и соя не виновата?

— Они не представили никаких объективных доказательств. Я расцениваю это как политическое решение списать все на Египет. Ему сейчас просто не до того, чтобы защищать честь своей продукции. Хотя если бы это был Египет, при том уровне здравоохранения, который там существует, люди болели бы и умирали прежде всего там, а потом уж в Европе. Но Египет не сообщил ни об одном подобном случае. Кстати, как и Испания.

— Что же произошло на самом деле?

— Обратите внимание, поначалу промелькнуло сообщение о так называемых organic foods, то есть продуктах, произведенных по традиционным технологиям. Эти технологии подразумевают использование органических удобрений. Что это за удобрения? Продукты жизнедеятельности животных, а может, даже и людей. Теперь давайте подумаем, почему Escherichia coli, известная с 1992 года, вдруг стала такой агрессивной. Конечно, она и раньше вызывала серьезные недомогания. Но нынешний штамм E. coli имеет одну особенность. Он чрезвычайно устойчив практически ко всем антибиотикам. Сейчас эти препараты все чаще стали применять, чтобы нивелировать издержки санитарии при производстве мяса. Антибиотики используют, чтобы глушить заболевания, возникающие в поголовье скота или птицы. В США, например, так борются с сальмонеллой. Мы с вами, будучи практически здоровыми и не лечась антибиотиками, тоже получаем их, употребляя в пищу это мясо.

— E.coli — естественный обитатель кишечника человека и животных. И постепенно мог появиться устойчивый к антибиотикам штамм?

— Именно так. Есть две версии: случайное и преднамеренное использование этого обстоятельства. Второй вариант я тоже не сбрасывал бы со счетов. В 2001 году в США из военного института была вынесена культура сибирской язвы и в конвертах разослана разным людям. В любом случае, чтобы противодействовать таким вещам, нужно развивать национальную систему биологической безопасности. А это значит, что практическое здравоохранение должно быть готово быстро выявить заболевание и идентифицировать его источник. Для этого нужны современные и простые тест-системы. Должны быть продуманы возможности для оказания медицинской помощи и выработаны стандарты проведения противоэпидемических мероприятий. Нынешняя вспышка Escherichia coli оставила после себя много вопросов. Возможно, придется пересмотреть целый ряд нормативных документов, чтобы быть уверенными, что она не повторится. По этому поводу у нас с европейскими чиновниками было немало споров. Они уверены, что у них все в порядке. Мы считаем, что это не так. За последний год это уже второй серьезный случай. В начале года в той же Германии закрыли более тысячи ферм: один из производителей кормов для животных использовал 3 тысячи тонн технического масла, получив 100 тысяч тонн кормов. По сути это была химическая атака, причем человек осознанно пошел на преступление. Он сделал это, чтобы не разориться. И тот эпизод с кормами, и нынешняя вспышка инфекции заставили нас задуматься о несовершенстве европейской системы контроля безопасности. Конечно, дело вовсе не в том, что в Европе нет опытных специалистов. Но нормативы, законы, правила, по которым они вынуждены действовать, не дают им возможности своевременно использовать свои знания.

— Поэтому европейские эпидемиологи так долго искали источник инфекции, когда случилась вспышка Escherichia coli?

— Они могли сидеть в кабинетах, строить всякого рода догадки. Но правовой основы для практических действий у них не было. В таких случаях нужно действовать быстро и эффективно: опросить больных, найти общий фактор — например, пребывание в каком-то одном месте или употребление одного вида продукта, — прийти на объект, закрыть его и до того, пока не разберутся, не открывать. Но эпидемиологи в Европе не имели возможности это сделать. В результате версии строились, а предприятия продолжали выпускать продукцию. К сожалению, по этому пути идем и мы в угоду развитию бизнеса. Например, сегодня мы имеем право проверять предприятие один раз в три года. Даже если это не мебельная фабрика, а эпидемиологически значимый объект — молочная ферма или молокоперерабатывающий завод. Для того чтобы открыть предприятие общепита, предпринимателю не нужно предъявлять соответствующим инстанциям документы о том, что персонал прошел медосмотр. Порой мы даже не знаем, что существует этот объект питания. Он открылся, но нигде не заявлен, потому что у нас добровольное декларирование. Если он не заявил о себе, мы не можем поставить его в план проверок… Такая излишняя либерализация чревата проблемами.

— Недавно Роспотребнадзор лишили возможности утверждать еще и санитарные нормы и правила. Как собираетесь действовать?

— Благоприобретением современной России стало законодательство о защите прав потребителей. Оно сейчас дает нам более широкие возможности, чем сугубо санитарное законодательство. Мы как государственный орган обеспечиваем контроль за его выполнением. Это законодательство защищает права потребителя как субъекта договора. Я прихожу в магазин и по закону имею право увидеть все необходимые документы, чтобы убедиться в безопасности продукта и его качестве. Сейчас наша задача — воспитать в России грамотного, агрессивного в хорошем смысле потребителя, который знает и защищает свои права, начиная от туристических услуг и заканчивая походом за хлебом и молоком. Но для этого нужно, чтобы законодательство работало и суды работали. И, конечно же, нужно сохранять систему мониторинга. Сейчас у нас очередная новомодная тенденция — отдать все на места. Не пытаюсь судить о чем-то другом, но уверен, что в сфере, которой занимаюсь я, это было бы опасно. Ведь тогда руководители смогли бы глушить информацию внутри региона. Психология чиновничества такова: начальник должен знать только хорошее. Это мы уже пережили в советское время, когда на уровне обкома партии решался вопрос, сообщать ли в Москву о вспышке заболевания. И всегда принималось решение не сообщать. Об этом узнавали или через КГБ, или тогда, когда ситуация становилась критической.

— Не хотелось бы к этому возвращаться…

— Это уже началось. Но сегодня у одного региона одни возможности, у другого другие. Что произошло сейчас в той же Европе? Каждая страна отвечает за себя. В 14 странах идет вспышка инфекции, а единого координирующего центра нет. В результате от инфекции два месяца умирали люди, а действий никаких не предпринималось, кроме того, что занимались статистикой: столько-то случаев в Европе, столько-то в США… В конечном итоге Европа придет к интеграции. Но мы не обязаны повторять ее ошибки.

— Многие критиковали вас за запрет на ввоз европейских овощей. Как вы сейчас считаете, эта мера была оправданна?

— Я ни минуты не сомневался и тогда, и сейчас. Хотя критика продолжается. На уровне переговоров в ВТО нас обвиняют, что мы нарушили некую конвенцию. Но мы действовали по законам нашего государства и имели на это полное право. Критика звучала и со стороны нашего так называемого отечественного производителя.

— Почему? Ведь они должны были получить конкурентное преимущество…

— У людей, которых мы воспринимаем как отечественных производителей, зачастую отечественным остался только бренд. Кстати, борьбу с эмбарго на овощи возглавил владелец подмосковной «Белой дачи». Они собрали пресс-конференцию, написали письмо Владимиру Путину. Почему? Отечественные производители давным-давно завозят продукцию из-за рубежа. С этим мы сталкивались, когда боролись с хлорной курицей из Соединенных Штатов. Там тоже были вроде бы наши производители, но они больше американцев возмущались эмбарго. Сейчас, когда ситуация с овощами успокоилась, появляются аналитики, доказывающие, что не нужно было этого делать. Предлагаю им подумать, что было бы у нас, если бы к нам завезли эту инфекцию, учитывая наш уровень здравоохранения и обеспеченности антибиотиками. В близкой к нам по уровню бытовой культуры Польше было всего четыре официальных случая заноса инфекции. В двух из них люди заразились через пищу и в двух — бытовым путем, от человека к человеку. В Германии, где произошла основная вспышка, случаев передачи от человека к человеку практически не было, потому что там уровень санитарной культуры выше. Как думаете, по какому сценарию это пошло бы у нас?

— Полыхнуло бы, передаваясь от человека к человеку?

— А ведь завоз мог быть с любой партией овощей. Кишечная палочка очень устойчива к внешней среде, поэтому запрет был оправдан. Хотя допускаю, что кто-то может даже затеять судебную возню против этого решения.

— Случаев инфекции в России не было, это самое главное.

— Завершилась одна вспышка. А когда появится другая, одному богу известно. Сейчас нужно интенсивно изучать это явление. Было бы гораздо легче, если бы мы знали подлинный источник инфекции. Понятно, что не было термической обработки продуктов, понятно, что нужно более тщательно подходить к использованию органических удобрений. Может, там было что-то еще, но у нас нет ответа на этот вопрос. Значит, нет и превентивного механизма. И это тревожит.

— Что еще должно нас обеспокоить?

— Мы на пороге осени. Близок подъем заболеваемости гриппом и острыми респираторными заболеваниями. Государство заложило в бюджет деньги и сейчас будет организовывать вакцинацию против гриппа. В ближайшее время каждый должен сделать выбор, прививаться или нет. В этой связи я хочу сказать пару слов о некорректной и даже порой преступной кампании, которая ведется некоторыми организациями, доказывающими, что вакцинация — абсолютное зло. Давайте будем помнить: сегодня на планете живет вакцинозависимая популяция людей. Прекратим мы делать прививки против полиомиелита — получим то, что было недавно в Таджикистане. В результате тяжелейшей вспышки с 700 случаями были заносы инфекции на территорию России. Перестанем прививаться от кори — получим корь. Я понимаю, что те люди, которые стоят за антипрививочной кампанией, наняты большой фармацевтикой. Ведь вакцины стоят дешево в отличие от многих лекарств. Это огромный рынок. С конца прошлого года я постоянно говорю о холере. Слава богу, что наши люди сегодня имеют возможность отдыхать за рубежом, но на Гаити появилась холера. Она была занесена в Доминиканскую Республику, где любят бывать наши туристы. Пока мы официально не зарегистрировали ни одного случая завоза холеры в Россию. Но риск существует. Тем более что вспышки этого заболевания есть и совсем рядом. Возьмем украинский Мариуполь. Сейчас в нем уже почти 3 десятка заболевших. А ведь совсем рядом, в полутора сотнях километров, находится российский Ростов. Завоз холеры на нашу территорию я не исключаю.

— Что-то можно сделать, кроме предупреждений?

— Мы решили не дожидаться, когда холера придет к нам, и оказать помощь украинским коллегам, покупая для них оборудование, чтобы они могли заниматься диагностикой. В августе на базе Ростовского противочумного института мы обучили бактериологов из Украины, которые обновили свои знания в области диагностики холеры. Это очень важная деятельность, которую нужно вести постоянно. Еще одна проблема: Таможенный союз стал реальностью, с 1 июля мы убрали российско-казахстанскую границу. Значит, теперь мы должны вместе с казахскими коллегами действовать по единым правилам, по единым методикам контроля. Это совершенно новое для нас явление. И здесь предстоит большая работа.

— В случае вступления в ВТО условия вашей работы могут измениться?

— Вступление в ВТО — сложный процесс. Он дает много плюсов экономике, не всем, правда, отраслям. Многих волнует, что мы будем делать, когда нас захлестнет волна импорта. Но я каких-то реальных угроз тут не вижу. Мы и сейчас очень зависимы от импорта и в сельском хозяйстве, и в промышленности. Тем более что мы уже многие годы, не будучи членами ВТО, соблюдаем их правила. Это было одним из условий, которые нам поставили. Россия пошла на это. Поэтому особо фаталистических настроений у меня нет. Но я понимаю, что нам предстоит большая, серьезная работа. Кстати, я не уверен, что, будь мы членами ВТО, мне дали бы возможность закрыть поступление овощной продукции из проблемных стран Европы, где происходила эпидемическая вспышка. И нам пришлось бы искать другие пути, чтобы защитить население. По-моему, то ли Чехия, то ли Венгрия попытались закрыть свои рынки на время вспышки, но их жестко поставили на место. Поэтому уже сейчас, на берегу, мы готовы обсуждать с европейцами их нормы по контролю, надзору и ликвидации эпидемических вспышек. Они далеки от реальности. Их надо менять. Все меняется в жизни, в том числе и правила ВТО. 5

Уточнение. В № 25 журнала в материале «Доктор Нет» написано, что мать Геннадия Онищенко «по национальности туркменка». По словам самого Геннадия Григорьевича, это не так: «Маму зовут Лидия Емельяновна, ее девичья фамилия Емец». Редакция приносит г-ну Онищенко извинения за допущенную ошибку.

Алла Астахова

Евросоюз. Россия > Медицина > itogi.ru, 29 августа 2011 > № 394390 Геннадий Онищенко

С историей наперевес

Черкесский вопрос между Россией и Грузией

Резюме: Мобилизуя фактор «российской угрозы», президент Грузии с успехом отражает выступления оппозиции и позиционирует себя в качестве главного патриота и защитника государственности. Черкесский вопрос, возможно, не последний в череде кавказских «геноцидов», которые Тбилиси готов признавать.

Геополитическая картина Большого Кавказа недавно была дополнена новыми яркими штрихами. 20 мая 2011 г. парламент Грузии единогласно признал события 1763–1864 гг. в западной части Кавказа «геноцидом Российской империи против черкесского народа». В принятом документе утверждается, что на протяжении 100 лет Российская империя проводила в отношении черкесов колониальную политику. Военные действия на Кавказе в XVIII–XIX веках квалифицированы как «российско-кавказская война». Высший законодательный орган Грузии констатировал гибель от действий Российской империи свыше 90% черкесского населения. Решение грузинского парламента также признает беженцами черкесов, переселившихся в 1860-х гг. в пределы Османской империи, и их потомков, впоследствии рассеявшихся по миру.

Оговоримся сразу. Понятие «геноцид» применительно к истории черкесов (адыгов) прежде уже было использовано в законодательстве субъектов Российской Федерации. В феврале 1992 г. соответствующая оценка была дана в Кабардино-Балкарии и в апреле 1996 г. в Адыгее (обращение президента и Госсовета республики в российскую Госдуму). Но в мае 2011 г. понятие «геноцид» введено в политико-правовой оборот не отдельными субъектами федерации, а независимым государством, признанным ООН и проводящим весьма активную региональную и международную политику.

Остроту ситуации добавлял тот факт, что грузинские парламентарии приурочили свое решение к 21 мая. В северокавказских республиках с адыгским населением (Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария, Адыгея), а также среди черкесов диаспоры (Турция, страны Ближнего Востока, Европа, США) в этот день отмечается трагическая годовщина. 21 мая 1864 г. русские войска заняли последний очаг сопротивления черкесов на Западном Кавказе – урочище Кбаадэ (Кбаада). Тогда же четвертый сын императора Николая I великий князь Михаил Николаевич принял там парад русских войск. Сегодня на этом месте располагается поселок Красная Поляна Адлерского района Сочи, ставший за последние годы одним из любимых мест отдыха представителей российской элиты.

Для русского оружия это была большая победа после многолетней кровопролитной борьбы. Представители адыгских народов понесли серьезные демографические потери из-за военных действий, болезней и изгнания. Конечно, история российского проникновения на Кавказ не исчерпывается лишь трагедиями (этнополитическими и человеческими). Приход России в регион способствовал всесторонней модернизации Кавказа и его европеизации. Именно через русскую культуру адыги, тюркские, вайнахские народы приобщались к культуре мировой. Подобная диалектика характерна не только для кавказской истории, но практически для любой точки мира, куда распространялись колониальные владения, будь то Индия или Балканы, Америка или «черный континент».

Политически мотивированная резолюция

Однако какой бы противоречивой и трагической ни была черкесская история XIX столетия (и вообще вся история Кавказа), вовсе не она определила политический выбор грузинской государственной элиты в мае 2011 года. События прошлого извлечены политическим классом Грузии для реализации задач, которые, по его мнению, соответствуют интересам государства. Начнем с того, что будь грузинские лидеры последовательны, им пришлось бы наряду с резолюцией о «геноциде черкесов» принимать документ «Об ответственности грузинского народа» за участие в этом процессе. Ведь в XIX веке именно грузинское дворянство считалось главным проводником имперской политики на Кавказе, а десятки и сотни офицеров грузинского происхождения несли службу в рядах русской армии.

Так, через две недели после парада победителей, 9 июня 1864 г., тифлисский предводитель дворянства Дмитрий Кипиани обратился с приветствием к наместнику на Кавказе, великому князю Михаилу Николаевичу Романову (тому самому, который 21 мая принимал парад на Красной поляне): «Ваше Императорское Высочество! Вы довершили покорение Кавказа и тем внесли в историю неразлучное с вашим именем событие громадной важности. Избранные грузинским дворянством, приносим Вашему Императорскому высочеству поздравление от имени всего сословия».

Однако элиту сегодняшней Грузии вопросы академической историографии не интересовали. Правовая мотивация не присутствовала в числе ее приоритетов. Иначе резолюция о «геноциде» не содержала бы очевидные юридические несуразности, такие как придание закону обратной силы. Так, политика Российской империи на Кавказе в XVIII–XIX веках осуждается в соответствии с IV Гаагской конвенцией об обычаях и законах сухопутной войны от 18 октября 1907 г. и Конвенцией ООН о предотвращении и наказании геноцида от 9 декабря 1948 года. То есть на основе правовой базы, которая была принята намного позже Кавказской войны. Добавим к этому, что Российская Федерация не является правопреемником Российской империи.

Таким образом, запрос на признание «геноцида черкесов» возник по чисто политическим причинам. Он стал прямым следствием августовской войны 2008 г., когда грузинам была нанесена самая чувствительная после распада Советского Союза национальная травма. В 1992–1994 гг. фактически уже отделившиеся от нее «мятежные республики» Абхазия и Южная Осетия не добились международной легитимации. В 2008 г. две бывшие грузинские автономии оказались не только признаны Россией, но и прирастили территории за счет Кодорского ущелья, Ахалгорского района и Лиахвского коридора. Грузия же получила новый поток беженцев, крах надежд на быструю североатлантическую интеграцию и вообще на реальную, а не риторическую военно-политическую поддержку со стороны Европейского союза и США. В этих условиях страна с небольшими ресурсами пыталась нащупать точки воздействия на Москву. Задача облегчалась тем, что «проблемные узлы» имеются по другую сторону Кавказского хребта, где Россия противостоит исламскому радикализму и значительно ослабленному, но не искорененному этническому национализму. Это и определило стремление Грузии активизировать северокавказское направление внешней политики, попытавшись таким образом взять реванш за утрату Абхазии и Южной Осетии.

Заигрывать с исламскими радикалами Тбилиси не мог по многим причинам. Во-первых, из-за боязни дополнительной внутриполитической дестабилизации (опыт Панкисского ущелья конца 1990-х гг. до сих пор воспринимается в Грузии очень чувствительно). Во-вторых, из-за нежелания испортить отношения с Западом, и в первую очередь с Соединенными Штатами. В последние годы Вашингтон рассматривает борьбу северокавказских джихадистов в контексте мировой исламистской угрозы. Свидетельством тому является включение Доку Умарова, а затем и «Эмирата Кавказ» в специальные списки террористов и террористических организаций Госдепартамента. Иное дело этнический национализм, который легко встроить в рамки антиимперского дискурса, популярного в некоторых политических и интеллектуальных кругах Запада. Таким слабым звеном России на Кавказе оказался черкесский вопрос.

Черкесский вопрос в постсоветской России: непростая динамика

Черкесы – один из народов российского Кавказа. Различные его подгруппы (зачастую сохранившие за собой идентичность, определенную еще в советские времена) являются «титульными этносами» в Адыгее, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии.

Кого можно считать черкесами? Шапсугов Краснодарского края (по данным переписи 2002 г., их численность оценивалась в 3,2 тысячи человек, но экспертные оценки дают цифры до 10 тысяч). Адыгов (адыгейцев) из Адыгеи (108,1 тысячи). Кабардинцев (всего по России около 520 тысяч, в Кабардино-Балкарии – около полумиллиона, это самая большая этническая группа в республике, 65% от общей численности населения). Черкесов (в Карачаево-Черкесии около 50 тысяч, всего по стране около 60 тысяч). Абазин (почти 38 тысяч, на территории КЧР порядка 32 тысяч). Впрочем, по поводу идентификации абазин (этот этнос ближе всего к абхазам с лингвистической и этнокультурной точки зрения) идут споры и в академической, и в политической среде.

Таким образом, если использовать общий этноним «черкес» для характеристики различных адыгских групп, то после Турции именно Россия будет второй страной, имеющей на своей территории этот этнический элемент. Добавим, что в отличие от Турции (где нетюркская идентификация годами последовательно запрещалась, а сегодня приветствуется по большей части на этнокультурном, но не политическом уровне), в России имеются три национальные автономии. КБР, КЧР и Адыгея еще с советских времен испытали на себе «империю позитивного действия» (термин американского историка Терри Мартина), когда государство акцентировало внимание на этнических различиях, закрепляя их на территориальной основе и путем разнообразных образовательных и прочих программ (издания на родном языке, квоты для «национальных кадров»). В результате в недрах советского строя в обозначенных образованиях были взращены и воспитаны этнонациональная номенклатура (которая в период «перестройки» легко освоила язык этнополитического самоопределения) и гуманитарные кадры (которые в те же 1980-е гг. с легкостью переключились с освещения вопросов коллективизации и индустриализации на темы «геноцида» и «национально-освободительной борьбы»).

Черкесская проблема, как и многие другие этнополитические вопросы, не была «открыта» горбачёвской перестройкой. В той или иной форме она и прежде обсуждалась историками, литераторами и присутствовала на уровне обыденного сознания. Но либерализация на исходе существования СССР дала политический импульс, и с этого момента черкесский вопрос стало можно использовать как инструмент в борьбе за власть и собственность. В начале 1990-х гг. адыгские движения повсюду заявили о себе на Западном Кавказе. Однако реализовывалась эта «заявка» по-разному.

В Адыгее, например, главной проблемой стало «отделение» от Краснодарского края (в состав которого в советский период она входила в качестве автономной области) и обоснование претензий на собственную республику с гарантиями для «титульного этноса». Было разработано и принято избирательное законодательство, которое в итоге обеспечило этническому меньшинству (около четверти населения) контроль над ключевыми позициями во власти. В «двусоставных республиках» (КБР и КЧР) рассматривалась проблема «развода» адыгских и тюркских этносов и образования отдельных субъектов (Черкесии, Карачая, Кабарды, Балкарии). Озвучивалась и идея «черкесского интегризма», которая в ту пору не превратилась в доминирующую.

Свою потенциальную силу адыгские движения показали в начале 1990-х, когда в ходе грузино-абхазской войны поддержали родственных им абхазов (народ абхазо-адыгской группы кавказской семьи языков). За 14 месяцев вооруженного конфликта через Абхазию прошло около 2,5 тысяч адыгских добровольцев. Начальником штаба, а затем министром обороны Абхазии во время военных действий (а потом и в мирное время – в 2005–2007 гг.) был кабардинец Султан Сосналиев. Именно кабардинский отряд во главе с Муаедом Шоровым взял штурмом здание Совмина Абхазии, где в годы конфликта располагалась прогрузинская администрация.

Отметим, что в ту пору «черкесский вопрос» лишь в небольшой степени был проблемой во взаимоотношениях федерального центра и регионов. По справедливому замечанию сотрудника Школы восточных и африканских исследований Лондонского университета Зейнела Бесленея, к середине 1990-х гг. национальные движения «поглотил истеблишмент, потому что прежние местные бюрократические элиты к тому времени уже адаптировались к постсоветским условиям и уверенно восстановились на правящих позициях». Происходило это не без помощи национальной интеллигенции. Однако сформулировать некую общечеркесскую повестку дня союз номенклатуры, нового бизнеса и интеллигенции не смог, хотя отдельные шаги были сделаны (межпарламентская кооперация и даже создание межпарламентской координирующей структуры). Проблемы в каждой из республик северо-западной части Кавказа оказались слишком разными. Как бы то ни было, Москва приноровилась к новым реалиям и смогла остудить «горячие головы».

Но «умиротворение» базировалось в первую очередь на бюрократических принципах. Новая элита и сформировавшийся бизнес инкорпорировались в систему административного рынка, а «генералы от науки» прекрасно устроились в разных диссертационных советах от Краснодара до Ростова-на-Дону. Что же касается «романтиков», то к 2000 г. их, казалось, окончательно вытеснили на обочину, превратив в маргиналов. Добавим к этому рост радикальных исламистских настроений, которые объективно и субъективно работали против этнонациональной идеи в любом ее формате и проявлении. Однако подобного рода «бюрократическое замирение» оказалось недолговременным и не слишком эффективным. В итоге этнический национализм, казалось бы, заглохший, обрел новую жизнь.

Причин для поворота было несколько.

Во-первых, разочарование в политике Москвы. Многие острые вопросы (представительство во власти, земля) были отданы на откуп местным чиновникам, оторвавшимся от нужд народа.

Во-вторых, рефлексия по поводу исламистов. Оказалось, что исламисты с их бессмысленной жестокостью намного опаснее «имперской России». И направлены их действия не столько против чиновничества (которое как раз страдало в меньшей степени), сколько против рядовых граждан. Это, в частности, наглядно показали события в Нальчике 13 октября 2005 года.

В-третьих, региональная и центральная власть «проспала» молодых интеллектуалов, в первую очередь гуманитариев. Тех, кто оказался не востребован на узком (и искусственно суженном) научном рынке своих республик. Эта более свободная в выражении своих мыслей группа оказалась в подвешенном состоянии.

В-четвертых, попытки распространить на Северный Кавказ политику «укрупнения регионов», апробированную в Сибири и Уральском регионе. Идея объединения Адыгеи и Краснодарского края спровоцировала в 2005 г. широкую дискуссию об историческом прошлом черкесов. Именно тогда адыгское движение развернуло кампанию по поводу признания геноцида. И реакцию на нее российских властей вряд ли можно признать удовлетворительной. Так, в 2006 г. Госдума после затягивания с ответом обозначила свою позицию следующим образом: черкесов нет среди народов, пострадавших в годы нацистской оккупации, а потому вести речь о «геноциде» невозможно. На волне критики «лихих 90-х» был упущен из виду тот важный факт, что в 1994 г. (130-я годовщина окончания Кавказской войны) президент Борис Ельцин принес извинения за неоправданное насилие, использованное Российской империей.

В-пятых, тень Олимпиады-2014, которая должна состояться в канун 150-летней годовщины покорения Кавказа, также легла на черкесский вопрос. Многих представителей адыгской интеллигенции на Северном Кавказе и в диаспоре возмутило то, что в июле 2007 г. во время презентации сочинской олимпийской программы в Гватемале Владимир Путин, перечисляя прежних жителей Сочи, назвал греков, колхов и казаков, но ни единым словом не упомянул черкесов. Более того, на Олимпиаду в Ванкувере Олимпийский комитет России в качестве представителей Кубанского региона (где расположен Сочи) и его культуры отправил казачий хор, в то время как отношения черкесов и казаков были крайне непростыми. При этом в отличие от 1980-х гг. ускорение процессам формирования «нового национализма» придают более качественные информационные системы (интернет, социальные сети), а также более глубокая интеграция с окружающим миром (в самые сжатые сроки можно ознакомиться с материалами черкесской диаспоры в Турции, арабских странах, США).

Все это стало тем горючим материалом, которым Тбилиси не преминул воспользоваться.

Северный Кавказ во внешней политике Грузии: от вражды к сотрудничеству

Назвать отношения народов Северного Кавказа и Грузии добрососедскими неверно. Долгие годы Грузия воспринималась как проводник российской имперской политики (не зря в начале 1990-х гг. в северокавказских республиках благодаря Абхазии и Южной Осетии укрепился образ этой страны как «малой империи»). После распада Советского Союза имидж грузинского государства был испорчен благодаря крайнему этническому национализму, который исповедовали его отцы-основатели, в особенности первый президент Звиад Гамсахурдиа. В грузино-осетинский конфликт оказалась вовлечена Северная Осетия. В Пригородном районе этой республики и сегодня проживает около 7,5 тысяч беженцев-осетин из бывшей Юго-Осетинской АО и внутренних областей Грузии. Часть из них обосновалась в домах, ранее принадлежавших ингушам. В значительной степени беженцы из Южной Осетии стали опорой североосетинских радикалов в их споре с соседней Ингушетией. Намного больший эффект в масштабах уже не одного, а нескольких субъектов РФ на Северном Кавказе произвел грузино-абхазский конфликт. Он противопоставил Грузию черкесскому миру, а также сепаратистской Чечне. Об участии черкесов в военных действиях 1992–1993 гг. сказано выше. В Дагестане Тбилиси воспринимался негативно из-за дискриминационной политики в отношении кварельских аварцев, а также других дагестанских народов, проживавших в восточной части Грузии.

Однако с середины 1990-х гг. ситуация начала меняться. Большую роль в «смене вех» грузинской политики сыграла позиция Абхазии в ходе первой чеченской кампании. Сухуми не пришел на помощь Ичкерии. Это способствовало сближению позиций Тбилиси и Грозного. Помимо этого грузинские власти пытались обыграть с Ингушетией тему «общего врага» (осетин). Так, в марте 1997 г. в Назрани прошла встреча президента непризнанной Чечни Аслана Масхадова, президента Ингушетии Руслана Аушева и министра обороны Грузии Вардико Надибаидзе. Тогда же в Тбилиси открылось «Полномочное представительство Чеченской Республики Ичкерия».

Но грузино-ичкерийский альянс просуществовал недолго. Во-первых, оказалось, что целью чеченских сепаратистов было всего лишь получение альтернативных выходов во внешний мир, диверсификация коммуникаций и, в конечном итоге, снижение геополитической зависимости от России. При этом никто из них не собирался соблюдать грузинские законы и принятые в этой стране правила. И тем более бороться за территориальную целостность Грузии. Во-вторых, после трагедии 11 сентября 2001 г. укрывательство таких одиозных личностей, как Руслан Гелаев, на грузинской территории противоречило взглядам уже не только Москвы, но и Вашингтона.

Новый всплеск интереса к Северному Кавказу случился в Грузии после войны 2008 года. Первой целью, которую выбрало грузинское руководство, стала сочинская Олимпиада. С точки зрения многих грузинских политиков и экспертов (как оппозиционных, так и сторонников власти), проведение зимних олимпийских игр на территории известного российского курорта сделает уход Абхазии необратимым. Отсюда и актуализация черкесского вопроса в его прошлом и настоящем. Весной и осенью 2010 г. в Тбилиси при поддержке официальных властей и известных западных аналитических центров (Jamestown Foundation) прошли конференции, объединенные общим названием «Сокрытые нации, длящиеся преступления: черкесы и народы Северного Кавказа между прошлым и будущим». Именно эти мероприятия вывели черкесский вопрос на парламентский уровень. Грузинский парламент получил ходатайства от организаторов этих форумов о необходимости признать «геноцид черкесов» и начал законодательную подготовку резолюции.

В декабре прошлого года инициативу парламентариев публично поддержал и министр внутренних дел Грузии Вано Мерабишвили (самый влиятельный политик в стране после Михаила Саакашвили). В интервью российскому изданию «Коммерсантъ-Власть» на вопрос «Готовится ли в парламенте признание геноцида черкесов?» он без обиняков ответил: «Да, готовится». На реплику же «Но это еще больше осложнит отношения с Россией» Мерабишвили возразил: «А что, разве бывает еще больше?». Продвигая черкесский вопрос, грузинские политики проигнорировали даже дружеские советы из Вашингтона. Так, 16 февраля 2011 г. в рамках слушаний в профильном комитете Сената директор американской национальной разведки Джеймс Клэппер в открытом докладе «Оценка угроз в мире разведывательным сообществом США» недвусмысленно заявлял: «Публичные намерения Грузии привлечь некоторые этнические группы Северного Кавказа также вносят вклад в эту напряженность».

Обращение Тбилиси к черкесской теме продиктовано несколькими обстоятельствами.

Во-первых, необходимостью политически расколоть адыгские и абхазские движения.

Во-вторых, стремлением противопоставить Абхазию и Россию. Известно, что в Сухуми рассматривают события Кавказской войны как трагедию абхазского народа. Эмиграция абхазов в Османскую империю началась после прихода России в Абхазию в первой четверти XIX века, а после восстания 1866 г. исход стал массовым. Опустевшая Абхазия оказалась объектом колонизации и хозяйственного освоения другими этническими группами, прежде всего грузинами и мегрелами. Показательно, что 15 октября 1997 г. Народное собрание (парламент) Абхазии принял постановление «Об акте депортации абхазов (абаза) в XIX веке». В нем, в частности говорилось, что «колониальная политика Российской империи в годы русско-кавказской войны (1817–1867 гг.) и в последующие периоды нанесла абхазскому (абаза) народу, его генофонду непоправимый урон». Сегодняшние лидеры частично признанной республики не раз заявляли о необходимости реэмиграции потомков абхазских махаджиров. И это их стремление вызывает как минимум сдержанную реакцию Москвы.

В-третьих, желанием создать прецедент и вывести черкесский вопрос на международный уровень. Не следует забывать, что ходатайство о признании «геноцида черкесов» уже находится на рассмотрении в парламенте Эстонии (активисты черкесских движений призывают Таллин не столько к признанию, сколько к лоббированию их проекта на уровне Европарламента и в целом ЕС). И при любом ухудшении отношений России с внешним миром тему «геноцида» можно использовать как дипломатический инструмент (как это делают Соединенные Штаты и страны Евросоюза в отношении Турции по армянскому вопросу). Например, это может послужить поводом для кампании за бойкот Игр-2014. (Аналогичный подход был опробован накануне пекинской Олимпиады в связи с Тибетом.)

В-четвертых, поиск способов «сатисфакции» уже не первый год является эффективным внутриполитическим оружием команды Михаила Саакашвили. Мобилизуя фактор «российской угрозы», президент Грузии с успехом отражает выступления оппозиции и позиционирует себя в качестве главного патриота и защитника государственности. Черкесский вопрос, возможно, не последний в череде кавказских «геноцидов», которые Тбилиси готов признавать. Сегодня в парламенте Грузии уже дискутируется вопрос о признании «геноцида» чеченцев и ингушей (или вайнахов в целом).

Возможные последствия

Однако после принятия майской резолюции у Тбилиси появляются и новые проблемы. Создан серьезный политический прецедент, открыт ящик Пандоры. В истории народов и Северного, и Южного Кавказа хватает темных пятен. Здесь и сталинские депортации, и межэтнические противостояния, и переселения, и расказачивание. Таким образом, использование «карты геноцида» сможет стать весьма активным. Достаточно лишь грамотно организовать пиар, заручиться политической и ресурсной поддержкой заинтересованных игроков. Можно предположить, например, что если не официальный Ереван, то организации армянской диаспоры способны начать кампанию обращений в грузинский парламент по поводу признания геноцидом событий 1915 года. Между тем сама ситуация вокруг данного вопроса способна столкнуть Тбилиси с крайне важными для него партнерами – Азербайджаном и Турцией, которые весьма чувствительны к этой проблеме. Хотя самая многочисленная черкесская община проживает в Турции, правительство этой страны воздерживается от акцентирования этнической проблематики. Здесь до сих пор настаивают на существовании единой турецкой политической нации и опасаются прецедентов самоопределения. Нельзя сбрасывать со счетов и российско-турецкое взаимодействие. Начиная с 2008 г. Россия, опередив Германию с товарооборотом в 38 млрд долларов, стала самым крупным торговым партнером Турции. А потому Анкара была бы заинтересована в снижении накала вокруг «черкесской проблемы» и других еще более острых этнополитических вопросов.

Между тем в сложившейся ситуации российской власти следует подумать о программе ответных мер. Посылать громы и молнии в адрес Тбилиси вряд ли стоит. Если уж Кремль решил поднять ставки в геополитической игре на Большом Кавказе, признав независимость Абхазии и Южной Осетии, надо быть готовым и к контрударам, какими бы нелогичными и нелепыми они ни казались.

Должна ли Россия принимать в ответ жесткие меры или, напротив, стоит сделать ставку на покаяние? Такая черно-белая постановка вопроса неверна в принципе.

Прежде всего, нельзя попасть на крючок организаторов майского голосования и начать противодействие «черкесскому миру» или «устремлениям адыгского народа». В Грузии ждут «медвежьей реакции» в виде закрытия черкесских газет, сайтов, репрессий в отношении активистов и шельмования их в качестве «агентов Грузии». Если все эти акции начнут осуществляться, то лучшего подарка Саакашвили и его соратникам придумать невозможно. Это гарантированная информационная шумиха и раздувание темы бойкота Сочи уже совсем на ином уровне.

Неизбежна и радикализация черкесских движений. На сегодняшний день они раздроблены, сосредоточены на локальных сюжетах, а потому потенциально способны к компромиссам. Грузия рассматривается многими в качестве не более чем инструмента. Инициатива по признанию «геноцида» выдвинута грузинскими политиками и лишь некоторыми группами черкесских националистов, чье мнение разделяют отнюдь не все граждане России кабардинской, адыгейской, черкесской, абхазской, абазинской национальности, а также представителями адыгской диаспоры в Турции и странах Ближнего Востока.

Показателен репортаж, подготовленный известным турецким журналистом и активистом черкесского движения Фехимом Тастекином и красноречиво озаглавленный «Грузия плавает в мутной воде» (ежедневная газета «Радикал» от 26 мая 2011 года). Тастекин описывает реакцию черкесской общины в Кайсери (крупнейший центр черкесской диаспоры в Турции), когда на объявление о признании «геноцида» Грузией аудитория отреагировала не аплодисментами, а молчанием, понимая, что Тбилиси ведет свою игру, а вовсе не стремится к поддержке адыгов. «Согласно распространенному (среди черкесов Турции. – Авт.) мнению, единственной целью Грузии является изоляция Абхазии и Южной Осетии, возвращение под контроль этих двух стран, в настоящее время признанных Россией, и продолжение противостояния своему большому соседу. Одним словом, Грузия обращается к Северному Кавказу с политикой, направленной на провоцирование антироссийских настроений с помощью США, в то время как во многих частях Кавказа растут требования независимости для коренных народов. Однако история говорит нам, что эта тактика не является достаточным условием для объединения народов в регионе и вырывания Кавказа из пасти России. Более того, пока Тбилиси не изменит политику по отношению к Абхазии и Южной Осетии, его слова о единстве Кавказа звучат неубедительно», – резюмирует Тастекин.

Как бы то ни было, России не следует занимать позицию страуса. Очевидно, что без внятной интерпретации исторических событий не обойтись. Как не избежать и поисков союзников и партнеров среди представителей черкесской диаспоры, многие из которых (в особенности после признания Абхазии) настроены прагматично по отношению к России. Не пройти и мимо таких проблем, как разрешение земельного вопроса в Кабардино-Балкарии, адекватное представительство во власти в Карачаево-Черкесии, репатриация адыгов на историческую родину. Грамотная и качественная работа над решением конкретных проблем, волнующих россиян черкесского происхождения, поможет отвлечь их от фантомов, предлагаемых Тбилиси. В любом случае в формировании послеавгустовского статус-кво на Большом Кавказе появились новые сюжеты, которые любой политик должен учитывать.

С.М. Маркедонов – приглашенный исследователь Центра стратегических и международных исследований (CSIS, г. Вашингтон).

Грузия. Россия. СКФО > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 августа 2011 > № 739702 Сергей Маркедонов

Почему инвесторы не рискуют вкладывать средства в российские производства, зачем нужно создавать еще одно спецагенство, которое будет опекать иностранных инвесторов, и почему Россия до сих пор так и не стала игроком на рынке прямых инвестиций, рассказала корреспонденту РИА Новости Лане Самариной глава фонда "Инфраструктурные инвестиции РВК" Светлана Резник.

- Чего не хватает в России по сравнению с крупными развивающимися рынками, прежде всего БРИК, для того, чтобы привлечь прямые иностранные инвестиции?

Наши преимущества - это наличие природных ресурсов, более квалифицированная рабочая сила по сравнению с тем же Китаем. Требуется бурно растущий потребительский рынок и государственное стимулирование для привлечения этих инвестиций. Что касается потребительского рынка, то и по объемам и по демографическим параметрам, нам вряд ли когда-нибудь удастся составить конкуренцию Китаю, Индии и Бразилии. У нас и население меньше, и наша демографическая ситуация не очень оптимистична. Мы единственная страна в мире из развивающихся экономик, где при росте ВВП наблюдается старение и естественная убыль населения. А в Индии, Китае и Бразилии есть не только рост, но и население молодеющее.

- Если с демографией у нас плохо, то как обстоит ситуация с государственным стимулированием инвестиций? Российские власти сейчас активно приглашают инвесторов вкладывать средства в наши производства...

- Несмотря на громкие заявления, в России сейчас нет внятной политики по прямым иностранным инвестициям. Нет четкого заявления сообществу и глобальному рынку инвестиций, что мы собственно хотим. И что мы готовы за это предоставить. Что мы можем предложить инвестору? Пока ничего, у нас просто есть большое желание.

- То есть просто определиться, чего мы хотим и громко об этом заявить - и все?

- К сожалению, просто уже не получится, рынок инвестиций сформировался и в целом уже поделен. Мы сейчас пытаемся запрыгнуть в последний вагон, и чтобы это сделать, необходимо приложить гораздо больше усилий, чем тем "пассажирам", которые пришли вовремя. В Китае и Индии есть заявления, они просты и понятны. В Китае для инвестиций благоприятна производственная сфера - у них есть дешевая рабочая сила и большой ненасыщенный потребительский рынок. Преимущество Индии - англоговорящее население и более высокий уровень образования, соответственно там идет развитие IT-сферы и сферы услуг. У нас такой путь как в Китае и Индии не возможен, массово мы деньги инвесторов не загоним в Россию. У нас возможен, скорее, кластерный путь. То есть развитие точек в отраслях, подотраслях, в конкретных субъектах РФ. Поэтому мы не можем себе позволить приглашать всех инвесторов для всего. А значит надо формировать инвестиционную политику очень подробно и четко, чтобы инвесторы пришли в такие-то сферы, отрасли, на таких-то условиях, могли рассчитывать на определенные изначально гарантии. При этом это касается не только инвестполитики России в целом, в каждом регионе также должна быть прописана эта политика. И в отраслевом разрезе, и в региональном надо иметь очень точные заявления для инвесторов, на каких условиях и куда мы приглашаем. Инвестиции надо привлекать в те отрасли, в которых мы сможем конкурировать, где мы сможем произвести качественный продукт и поставить его на глобальный рынок. А для этого должна быть программа.

- Но ведь и сейчас регионы заявляют о своей заинтересованности в инвестициях...

- Сейчас в субъектах РФ инвестиционная политика, если она и прописана, то чаще всего она умещается на трех страничках текста с общими фразами типа: хотим, можем давать какие-то льготы... и так далее. Есть, конечно, и исключения. Например, Калужская область, которая поставила цель привлечь в регион компании, занимающиеся автопромсборкой. На сегодняшний день можно сказать, что они с поставленной задачей успешно справились. Но, как я уже сказала, этот успех - исключение из той практики, которая, к сожалению, сложилась в регионах.

- А Российский фонд прямых инвестиций? Зачем создавать новое агентство, если уже есть он?

- Российский фонд прямых инвестиций - замечательная инициатива, но боюсь, что проблему массового притока инвестиций не решит. Я не видела концепции этого фонда, в открытых источниках ее нет. Если он так и начнет работать, не имея четкой программы, не определив кто и куда нам нужен, то подозреваю его работа будет точечными проектами с конкретными крупными инвесторами.

- Эксперты говорят, что наше законодательство не способствует привлечению инвестиций в страну и является своего рода барьером, препятствующим этому процессу. Какие изменения в нем необходимы на ваш взгляд?

- Базовое законодательство у нас вполне достойное, мы можем в нем работать, возможно нужны некоторые изменения, которые улучшать положение инвесторов в некоторых сферах, например, на финансовом рынке, или должны быть закреплены льготные режимы в налоговом законодательстве... собственно и все. Все инвесторы, приходящие в Россию сталкиваются с другой проблемой, не с самими законами и нормами, а с их отсутствием или неприменением из-за коррупции на местах. Вот на это в первую очередь и жалуются инвесторы - на коррупцию и административные барьеры, начиная с самого первого этапа инвестирования. В Индии ввели для некоторых отраслей заявительный порядок инвестирования. В России схема начала любого проекта чрезвычайно затруднена. Сначала надо понять где тебя ждут, где ты можешь получить льготы, узнать какие именно льготы и для какого бизнеса, потом найти нужного чиновника... И первый вопрос, который он задаст будет: "Сколько?", имея ввиду не сколько вы планируете проинвестировать, а сколько составит откат.

- О коррупции можно говорить бесконечно, видите ли вы конкретные пути решения проблемы?

- Может быть создано специальное агентство, которое будет разбирать конфликты между инвесторами и чиновниками и решать их, не доводя до суда. Совет по прямым инвестициям при президенте РФ часть этой задачи выполнил, он инициировал те крупные проекты, которые у нас уже есть. Но надо двигаться дальше, помогать не только крупным компаниям, но и среднему бизнесу легко и просто входить на рынок.

- Какие еще функции может взять на себя это агентство?

- Я думаю, оно должно взять на себя функции продвижения и информирования международного сообщества о возможностях инвестиций в Россию. Вторая функция - это служить гарантом, возможно на условиях софинансирования участвовать в проектах. Кроме того, оно могло бы заняться страхованием инвестиций, через заключение договоров со страховыми компаниями. То есть продвигать, развивать и оказывать посреднические услуги на рынке страхования инвестиций. И, наконец, оно могло бы заниматься досудебным аудитом, решать конфликты между инвесторами, между инвесторами и местными властями.

- То есть заявлений руководства страны на крупнейших международных форумах недостаточно?

- Нужна мощная пиар-программа, наши инвестпредложения надо продвигать постоянно.

Очень важно, то, что не сделано до сих пор, мы не внедрились в международное информационное поле. Откуда представителю среднего бизнеса в Германии узнать, что его приглашают в Тверскую область осуществить его мечту, построить гостиницу, например? Он ниоткуда этого не узнает. Много говорили о создании портала "Инвестиционная Россия", и в каком-то жалком виде он существует, но с точки зрения глобального информационного обмена, России, как игрока, просто нет.

- Вы говорили, о возможности дополнительных налоговых льгот для инвесторов. На ваш взгляд, тех, которые предоставляются в наших особых экономических зонах, недостаточно?

- Да, льгот там явно не хватает. И если их не расширить, то процесс так и останется вялотекущим, никаких новых качественных рабочих мест мы не получим, никакого развития тоже не будет. Без прямых инвестиций мы не сможем модернизировать ни одну отрасль. Налоговые льготы должны быть, особенно на первом этапе. Это должны быть действительно суперусловия, чтобы инвесторы ради них были согласны пойти на риск и вложить свои средства в производство в РФ. А уже потом, спустя несколько лет, эти льготы могут постепенно сокращаться. Кроме того льготы помогают решить не только проблему привлечения инвестиций, но и их структуры. Ведь проблема не только в количестве прямых инвестиций, но и в их отраслевом и региональном качестве - в качестве по отношению к основному капиталу. Так, в Китае около 50% инвестиций направляется в основной капитал, это хорошее качество, такое соотношение означает, что реальные технологии, оборудование. У нас только около 20% инвестиций идет в основной капитал. А если инвестор ничего не внес именно в основной капитал, то уйти из бизнеса ему будет легко.

- А сам Инфрафонд на какие инвестиции нацелен, и с какими компаниями будет работать?

- Те компании, в которые мы инвестируем, должны специализироваться на высококачественных сервисных услугах как инноваторам, так и инвесторам. Пока мы только собираем проекты. Парадокс заключается в том, что первыми интерес к нам проявили потенциальные соинвесторы, которые готовы вкладываться в сервисные проекты на этом рынке. То есть ощущается нехватка интересных, креативных, масштабных проектов, а вот с желающими помочь этому сегменту развиваться проблем нет.

- А чем вы объясните дефицит проектов в вашей области?

- Массовые услуги маркетинговые, исследовательские и т.д. не имеют акцента на инновационность. И здесь мы сталкиваемся с серьезной проблемой отсутствия компетенций. Даже если вы обратитесь в самое почетное агентство, чтобы оценить перспективы изобретения, провести экспертизу на внутреннем и глобальном рынке, скорее всего вы услышите отказ или ваш контрагент надолго задумается. А вот если вам сразу начнут оказывать такую услугу - 100%, что это фикция, потому что у нас в России нет специалистов, которые бы могли проводить маркетинг инноваций. Это совсем другое направление, которое в корне отличается от стандартных маркетинговых исследований. Если какая-либо российская компания сделает ставку на это направление, то она будет единственной на нашем рынке.

Россия > Приватизация, инвестиции > ria.ru, 21 июня 2011 > № 364195 Светлана Резник

В ожидании мистера Z

Почему «новый стратегический нарратив» не содержит стратегии

Работа двух офицеров Корпуса морской пехоты США – капитана Уэйна Портера и полковника Марка Майклби, – напечатанная в этом номере нашего журнала, была торжественно презентована минувшей весной в Вашингтоне. Особую значимость мероприятию должно было придать присутствие американского военного номер один – адмирала Майкла Маллена, главы Объединенного комитета начальников штабов. В обсуждении участвовали знаковые представители разных идеологических течений. Да и жанр авторы заведомо определили таким образом, чтобы максимально выпукло обозначить свои претензии на весомый вклад в осмысление курса Соединенных Штатов. Документ делает заявку на создание нового «стратегического нарратива», то есть на изменение направления дискуссии о внешней политике США. А псевдоним авторов – «Мистер Y» – без ложной скромности отсылает к, вероятно, самой знаменитой аналитической записке прошлого века – «длинной телеграмме» временного поверенного в делах Соединенных Штатов в СССР Джорджа Кеннана. Она была направлена из Москвы в феврале 1946 г., а годом позже опубликована в виде статьи «Источники советского поведения» на страницах журнала Foreign Affairs за подписью «Мистер X». Эта публикация и изложенная в ней концепция стратегического сдерживания Советского Союза на поколения определила стиль мышления американского военно-политического руководства.

Встревоженные генералы

Ниже мы остановимся на том, почему, на наш взгляд, авторам в погонах не удалось подобраться к планке, заданной Кеннаном, одним из самых блестящих американских дипломатов и внешнеполитических мыслителей ХХ столетия. Однако стоит отметить, что само по себе появление этого материала и в особенности тот факт, что он вышел из недр Вооруженных сил США, весьма симптоматичны.

По объективным причинам военные глубже других понимают масштаб проблем, с которыми приходится сталкиваться Соединенным Штатам в начале второго десятилетия ХХI века. Что такое «имперское перенапряжение», о котором применительно к США заговорили в середине 2000-х гг., солдаты, офицеры и генералы знают на собственной шкуре. Если для дипломатов, стратегов в мировых столицах и политических аналитиков провал попытки установления «однополярного мира», в котором доминировала бы Америка, – это схема большей или меньшей степени умозрительности, то для военных она означает каждодневные потери и недостаток средств для выполнения все новых задач. Не случайно адмирал Маллен не устает повторять, что главной угрозой национальной безопасности Америки является не «Аль-Каида», Китай или Иран, а гигантский дефицит государственного бюджета. Министр обороны Роберт Гейтс до последнего сопротивлялся вступлению Соединенных Штатов в ливийскую войну, предложив отправить к психиатру того из его преемников, кто захочет еще раз послать американских солдат на Ближний Восток.

Практики в военной форме, которым по определению положено не теоретизировать, а выполнять приказы, остро ощущают концептуальную неразбериху, которая царит в головах их политических руководителей с подачи тех, кто призван обеспечивать гражданскую власть профессиональными оценками и стратегическими рекомендациями. Эпоха после холодной войны знаменовалась на мировой сцене калейдоскопической сменой декораций, которая (а не чьи-то заранее обозначенные намерения) в основном и определяла фабулу разыгрывавшегося действия. Скорость, с которой раскручивался маховик сюжета, застала врасплох всех тех, кто считал себя авторами пьесы, и довольно скоро им не осталось ничего иного, кроме как попытаться формулировать собственную линию поведения вдогонку поворотам интриги. Видимо, в силу общей растерянности и недостатка времени на размышления вместо стройной картины получилась рассыпчатая мозаика из произвольно подбираемых элементов различных стратегических подходов – от старых добрых концепций из классической теории международных отношений до новомодных фантазий околополитических беллетристов.

Вне зависимости от качества нарратива, то, что действующие военные предпринимают попытку предложить собственное осмысление политических проблем и способов их решения, – тревожный звонок для всех тех, кому это положено по должности. Им, по сути, дают понять, что они свою работу не выполняют, создавая тем самым растущие проблемы для тех, кто обязан нести на себе тяготы и лишения, связанные с проведением американской национальной стратегии в жизнь. И политической элите Соединенных Штатов стоит обратить внимание на этот сигнал, который, если он не будет услышан, может в перспективе превратиться в основание для более серьезного и системного недовольства, которое «служивые люди» станут испытывать в отношении своих политических представителей.

Бессистемная взаимозависимость

Вызов, с которым сталкивается в наши дни вся мировая академическая и политическая элита, заключается в полном отсутствии ясности относительно того, что действительно важно, а что не очень. В чем разница между повествованием Мистера Y и очерком Мистера X помимо различий в литературном стиле, который у последнего отмечен непревзойденным изяществом? В том, что Кеннан всегда четко знал, о чем и для чего пишет. Он анализировал конкретный субъект действия – Россию/СССР, что позволяло делать недвусмысленные предсказания и давать ясные рекомендации, благодаря такому же концептуально безупречному исследованию истории и структуры изучаемого вопроса. Именно поэтому анализ Мистера X так хорошо служил интересам американской внешней политики в течение десятилетий. Кроме того, его умозаключения вносили существенный вклад в обеспечение структурной стабильности мира, поскольку именно на них основывалась стратегия США, крайне важного участника международной политики.

Изобретатели нарратива, напротив, не стремятся идентифицировать главное явление или событие, заслуживающего приложения интеллектуальных способностей с опорой на определенную методологию. Вообще, создается впечатление, что авторы избегают того, чтобы прямо и четко сформулировать свою мысль, пряча ее за бесконечным повторением идеологических клише. Это свойственно многим американским документам, в которых суть надо искать под толстым слоем обязательной риторики. Но здесь офицеры как будто бы опасаются, что их обвинят в отходе от незыблемых догматов представления Соединенных Штатов о себе, а в то же время и сами боятся в них усомниться, поэтому текст местами напоминает самовнушение. Констатация, которая подспудно угадывается за рассуждениями авторов, заключается в признании, что США должны ограничить свои устремления и не в состоянии играть роль безоговорочного мирового лидера. Однако артикулировать это невозможно, ибо на презумпции глобального лидерства строится все здание американской внешней политики, особенно после исчезновения СССР. Поэтому, давая понять, что Вашингтону нужно быть более сдержанным и повернуться к собственным внутренним проблемам, авторы в то же время горячо доказывают: именно это и есть путь к лидерству на международной арене.

Между тем, «динамичная и взаимосвязанная мировая система», несколько раз упоминаемая в нарративе, не представляется академически продуманным и серьезным понятием, на которое можно было бы ссылаться при дальнейших теоретических исследованиях. Скорее это констатация некоего важного эмпирического факта, которая, тем не менее, не дает нового инструмента анализа и не делает мировую политику яснее ни с точки зрения действующих лиц, ни с точки зрения структуры.

Очевидно, что система международных отношений меняется. Мировая политика, какой мы видим ее сегодня, – это продукт фундаментальных перемен, происходящих как на структурном уровне, так и на уровне действующих лиц. Вопрос в том, какие структурные перемены следует считать наиболее важными и какой из акторов вносит наиболее заметный вклад в стабилизацию или дестабилизацию ситуации?

Десять лет назад в стержень международных отношений попытались было превратить терроризм, олицетворяемый Усамой бен Ладеном. Результат говорит сам за себя – за истекшее время международная ситуация стала еще менее объяснимой и предсказуемой. А теперь не стало и самого бен Ладена. Его устранение было довольно смелым и решительным шагом. Ведь он хотя бы имитировал «системного оппонента», для противостояния которому могли сплотиться «ответственные участники мировой политики». Теперь нет и этого. Ни одна другая личность и ни одно иное государство не готовы выступить в этой роли. И на первый план снова выходит вопрос о том, на какой платформе строить политический анализ и как проводить избранную линию.

Из наблюдений Мистера Y не вытекают выводы о конкретном действующем лице мировой политики, относительно которого Соединенным Штатам следует рассчитывать свою силу и возможности. Во второй половине прошлого века Джордж Кеннан и Америка сумели правильно определить врага, собственно, он был очевиден. В каком-то смысле им повезло в том, что по воле истории у них был один явный и хорошо известный противник – «соперник, а не партнер на политической арене».

Нарратив также не помогает лучше понять устройство международной системы, тем более что ни авторы, ни прочие эксперты в этой сфере не могут решить, какие из «мировых взаимосвязей» действительно важны и фундаментальны, а какие вторичны. Следовательно, данное определение не способствует лучшему пониманию того, развитию каких возможностей должно уделить первостепенное внимание современное государство, чтобы составить точный перечень задач во внутренней и внешней политике.

Можно ли обойтись без этого при проведении государственной политики? Едва ли. Что будет делать политический истеблишмент, если интеллектуалы не обеспечат его надлежащей методологией? Неизбежно скатится либо к импульсивному авантюризму в суждениях и действиях (сначала на не вполне понятных основаниях бомбят Муаммара Каддафи, виновного в гибели сотен человек, а затем безучастно наблюдают за тем, как стремительно растет число убитых в Сирии или Йемене), либо под видом нового курса продолжит проводить традиционную политику. Обычно она преследует цель превратить страну в «сильнейшего конкурента» на мировой арене, хотя при этом неустанно подчеркивается, что мы живем в мире, где не может быть победителей и проигравших. В общем, всегда опасно оставлять политиков без четкого руководства, и военные это инстинктивно понимают.

Более того, отсутствие методологии для адекватной оценки того, какие вопросы или страны заслуживают главного внимания, может очень скоро привести к широкому плюрализму в отношениях, иными словами – к бессистемным связям, в которых отсутствует иерархия партнеров. Концепция «взаимозависимости» как раз и подталкивает к такому положению. Само по себе это может стать мощным фактором, подрывающим возможности и влияние конкретного государства на международной арене.

Как справедливо заметил Морис Эш в 1951 г., сила и влияние – «субъективный фактор, который во многом зависит от отношений». (Иными словами, они проявляются только в процессе структурированного взаимодействия государств.) В этом их кардинальное отличие от фактора вооружений, которые считаются «объективным понятием». Однако поддержание слишком большого числа связей практически равноценно отсутствию отношений. Притворное чувство удовлетворенности от связей со многими партнерами в разных областях («относительная влиятельность») не способно заменить наличие четких и продуманных контактов хотя бы в одной сфере. Поэтому, например, Россия и США держатся за консервативный и, казалось бы, устаревший процесс сокращения ядерных вооружений – это эталон глубоких, выверенных и полностью просчитываемых отношений.

Вышеупомянутое отличие X и Y – понимание главного стержня анализа в одном случае и отсутствие такого понимания в другом – не вина энтузиастов и авторов нарратива. Это отражение того, насколько современный мир отличается от мира, в котором жил и творил Джордж Кеннан. На него требуется конкретный ответ, ведь безопасность и стабильность зависят от того, как страны понимают и истолковывают действия и реакции других. То есть, как они оценивают допустимые границы действий на внешнеполитической сцене, за которыми эти действия принимают угрожающий характер. И как страны принимают решения, с каким государством-партнером нужно срочно обсудить тот или иной вопрос, а на какие страны можно не обращать внимания, ничем не рискуя ни сегодня, ни в будущем.

Неадекватное понимание или восприятие нередко приводило к началу войны. Большинство войн, если не считать структурных причин, начинались из-за неверного представления о том, насколько важно для противника то или иное обстоятельство. Вот почему исследователь международных отношений никогда не может считать неверное понимание (истолкование) намерений второстепенным или легко преодолимым фактором. Однако ошибочное восприятие становится особенно опасным, когда страна переоценивает свои возможности или неправильно оценивает силу и потенциал противника. Вот почему так важно правильно рассчитать и понять, из чего конкретно вырастает политическая власть (влияние). Это принципиально при выборе друзей и построении правильных отношений с врагами в большой политике, особенно в эпоху так называемого взаимозависимого мира, что делает его еще более опасным и непредсказуемым.

Неуловимый баланс

Пятисотлетняя идея баланса сил, которую политики и аналитики как минимум трижды в течение прошлого века – в 1919, 1945 и 1991 гг. – хоронили в колумбарии интеллектуальной истории, похоже, возрождается из пепла. Этому способствует крах практически всех концепций 1990-х гг. и угасание «избалованных чад холодной войны» – международных организаций, какими мы их знаем. Возвращению идеи баланса сил предшествовали яркие дебаты о «смещении центра силы и влияния» и временами серьезные, а временами не очень попытки воссоздать подобие биполярной конструкции путем противопоставления «рыночной демократии» и «рыночной автократии». Сегодня идея баланса сил – это не просто следствие нового международного контекста. Факторы, составляющие этот контекст, оказывают качественное влияние на ее теоретические и практические аспекты.

К этим факторам следует, во-первых, отнести снижение роли военного превосходства как системообразующего элемента межгосударственных отношений в мировом и во многих случаях в региональном масштабе. Во-вторых, с некоторыми оговорками, наблюдается возникновение подлинно «мировой экономики» – некоей независимой реальности, доступной для теоретических изысканий. В-третьих, можно говорить о качественном повышении значимости (внешнего и внутреннего) восприятия совокупных возможностей государства в процессе поиска им своего места в системе международных отношений. И, в-четвертых, демократизация мировой политики и появление новых, быстро усиливающихся стран со своей уникальной культурой, непохожей на известные нам, и c собственным представлением о справедливости. Последний фактор ставит под сомнение традиционные инструменты, с помощью которых можно определить намерения государств на мировом и региональном уровне.

Первый из вышеупомянутых факторов означает постепенное, но неуклонное снижение действенности военной силы как главного регулирующего механизма в международных отношениях. Исторически структуру мировой системы предопределяла именно военная мощь государств. Раймон Арон полагал, что международные отношения «строятся в тени войны». В своем классическом труде Эдвард Карр нисколько не сомневается в том, что из всех факторов, определяющих положение стран на мировой арене, военная мощь является первичным и важнейшим. Главный вопрос даже не в наличии военной силы как таковой и не в высокой вероятности ее применения, а в ключевой роли военной силы как главного элемента, определяющего поведение стран и способность системы международных отношений независимо функционировать.

В наши дни мы видим, как значение этого фактора постепенно снижается. Роковой удар по системе международных отношений, основанных на военной силе, был нанесен в 1991 г., когда закончилась конфронтация между Советским Союзом и США. Чтобы понять, до какой степени снизилось значение военной силы, достаточно сопоставить военный потенциал Соединенных Штатов, который превосходит совокупную военную мощь всех остальных стран мира вместе взятых, с весьма ограниченной способностью Вашингтона добиваться целей на мировом или даже региональном уровне.

Ситуация становится еще драматичнее, если посмотреть на масштаб угроз и вызовов, которые исходят от сравнительно небольших и отнюдь не самых продвинутых стран, таких как Иран и Северная Корея. Их твердая, порой истеричная решимость использовать все возможности, в том числе и военные, чтобы сопротивляться диктату из-за рубежа, означает, что даже самая сильная страна или группа стран не может считаться всемогущим лидером. Оказывается, что сегодня и абсолютного военного превосходства недостаточно для того, чтобы привести в исполнение угрозы и примерно наказать непокорные режимы. Яркой иллюстрацией является противостояние США, самой мощной военной державы в мировой истории, с Афганистаном, наиболее отсталым государством планеты. Все больше признаков того, что это противостояние завершится в пользу последнего.

Наиболее важная особенность нового мира состоит в нерациональности выбора в пользу применения силы как средства достижения политических целей. Это происходит не потому, что под влиянием внутренних преобразований или растущей зависимости от окружающего мира государства стали менее агрессивными и хищническими по своей природе. И фактор военной силы все еще играет роль последнего и решительного аргумента в любом споре (см. Россия – Грузия, 2008 г.). Аналогичным образом изменение роли военной силы не означает торжества тех, кто несостоятелен в военно-стратегическом отношении. Страны и региональные группы, не имеющие реальной военной мощи, не считаются важными игроками. Китай это прекрасно понимает и поэтому наращивает оборонительные возможности, чтобы они соответствовали его экономическому потенциалу. С другой стороны, как видно на примере России, даже отсутствие экономической, политической и идеологической силы и привлекательности можно отчасти компенсировать военной мощью. В то же время отношения между государствами в сфере безопасности, основанные на военной угрозе, перестали быть главным стержнем мирового порядка.

Второй из вышеперечисленных факторов – рождение новой «мировой экономики» – создает принципиально иные рамочные условия, в которых страны используют свои экономические ресурсы, в том числе такие блага, как природные запасы энергоносителей. Экономика в ее глобальном измерении приобретает все более ярко выраженный внешний характер. Похоже, она даже начинает играть роль некой входящей независимой переменной, которая трансформирует старую систему международных отношений, опиравшуюся на баланс сил. Таким образом, необходимо серьезно размышлять над тем, какое влияние экономическая взаимозависимость оказывает на межгосударственные отношения, и каковы механизмы этого влияния.

Третий фактор – качественное повышение важности (внешнего и внутреннего) восприятия совокупных возможностей страны – открывает новую дискуссию о том, как связаны между собой материальная и социальная мощь государства. Как уже говорилось, сила в международных отношениях проявляется скорее как субъективный фактор социальной нормы, и самое важное здесь – фактическое признание или непризнание этой нормы большинством конкретного сообщества. Только ее признание другими дает силе, наряду с самим фактом отношений, право на существование.

В совокупности эти три фактора, формирующие контекст современных отношений, ставят исследователей и политиков перед серьезной дилеммой. Бесконечное умножение параметров силы, которые необходимо принимать во внимание, ограничивает возможности анализа. Но самая важная проблема сегодня заключается в том, какие отношения могут служить подходящим инструментом для тестирования правильности восприятия силы и представления об имеющемся балансе сил. Это особенно важно потому, что все три вышеупомянутых фактора серьезно ограничивают применимость самого традиционного метода проверки – конфликта как универсального способа ранжирования стран.

Во многих научных и политологических статьях сегодня можно найти признание того факта, что конфликт больше не должен и не может считаться наиболее адекватным инструментом урегулирования в международных отношениях. Оно также включено в работу Мистера Y в качестве главного американского внешнеполитического императива («от сдерживания к устойчивости»). Однако неохотное вычеркивание конфликта из списка первоочередных и наиболее рациональных внешнеполитических решений само по себе ничего не значит, а лишь подводит нас к самой трудной задаче, которую человечеству когда-либо приходилось решать на протяжении всей своей истории. Речь идет о беспрецедентной мирной трансформации системы международных отношений. Наш прямой долг – определить возможности и инструменты для ее осуществления, а также подумать о том, что могут предпринять государства, чтобы изобрести эти инструменты. Конечно, прежде всего им нужно признать необходимость подобной трансформации, которая подразумевает большие изменения как на уровне мира в целом, так и на уровне действующих лиц и, по всей видимости, исключает саму возможность того, что некоторые государства обречены на роль «самого сильного конкурента и самого влиятельного игрока».

Но похоже, что с этими проблемами придется разбираться уже Мистеру Z.

* * *

Если не углубляться в теоретические дебри и не придираться к глубине научных изысканий, которые по определению не должны относиться к числу добродетелей действующих офицеров Вооруженных сил, сама задача, стоявшая перед авторами нарратива, вполне понятна. Это попытка привлечь внимание к обеспокоенности военных неудовлетворительной ситуацией с осмыслением мировых процессов и перевести дискуссию на более прикладные рельсы (хотя сам текст, как мы убедились, мало что привносит в этом плане). Соединенные Штаты достигли предела своих возможностей и нуждаются в новом выстраивании приоритетов и обозначении стратегических целей. Авторы текста желают примирить две основные тенденции американской внешней политики – упор на национальные интересы и, соответственно, отказ от интервенционизма, если он не связан с их непосредственной защитой, и мессианское желание распространять по всему миру «правильную» политическую модель. Симпатии Мистера Y явно на стороне первого подхода, однако он понимает, во-первых, невозможность изоляционизма в современном мире, во-вторых, укорененность мессианства в политическом сознании соотечественников. Поэтому все силы авторов уходят на доказательство того, что необходимое самоограничение никоим образом не подорвет способность и желание Америки служить маяком свободы и демократии для остального мира, даже наоборот, укрепит ее.

Однако дискуссия, начатая нарративом, без сомнения, будет набирать обороты в нынешнем десятилетии, к концу которого всем ведущим мировым акторам, вероятно, придется принимать серьезные решения о собственном месте в мире будущего. И поскольку Соединенные Штаты останутся игроком, от поведения которого на международной сцене зависит больше, чем от кого бы то ни было, изыскания американских авторов достойны как минимум заинтересованного внимания.

Т.В. Бордачёв – кандидат политических наук, директор Центра комплексных международных и европейских исследований НИУ ВШЭ.

Ф.А. Лукьянов - главный редактор журнала «Россия в глобальной политике». Выпускник филологического факультета МГУ, с 1990 года – журналист-международник, работал на Международном московском радио, в газетах "Сегодня", "Время МН", "Время новостей". Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 11 июня 2011 > № 739736 Тимофей Бордачев, Федор Лукьянов

О перспективах развития Магаданской области в интервью РИА Новости рассказывает губернатор Магаданской области Николай Дудов.

- Николай Николаевич, проблема развития российского Дальнего Востока поднимается на самом высоком уровне. Но все дальневосточные регионы очень разные, в том числе по экономическому потенциалу. Какое место в общей картине занимает Магаданская область?

- Магаданская область - северная территория с суровыми природно-климатическими условиями, особенно в континентальной его части. Свою специфику накладывает транспортная отдаленность региона, его малонаселенность. Именно эти особенности, характерные для всех северных регионов Дальнего Востока, как правило, отпугивают инвесторов. Несмотря на это, я уверен, что Магаданская область - один из самых перспективных регионов восточной части РФ. Наше главное богатство - недра. Мы уверенно занимаем первое место в России по добыче серебра, находимся среди лидеров по добыче россыпного золота. Очень неплохие перспективы в рудной золотодобыче. Только в Яно-Колымской золоторудной провинции прогнозные ресурсы составляют около 4 тысяч тонн драгоценного металла. Но золотом и серебром наши богатства не ограничиваются - есть значительные запасы каменного угля, железной руды, меди, олова, вольфрама, молибдена, других цветных металлов. Все эти месторождения еще ждут своего инвестора.

- То есть ставка делается именно на добычу минеральных ресурсов, а не на производство и переработку?

- Горнодобывающая отрасль исторически является основой нашей экономики, от ее развития зависит и общее благополучие региона. Как правило, на одно рабочее место, созданное в этой сфере, следом возникает 5-8 в смежных отраслях. Но у нас имеются и успешные промышленные предприятия, которые сами не занимаются добычей полезных ископаемых, но связаны с горной отраслью. Например, крупнейшее в регионе металлургическое производство - Колымский аффинажный завод, который занимается аффинажем серебра и золота, добытого не только у нас, но и в Якутии и на Чукотке. Также успешно работает завод "Колымавзрывпром", поставляющий взрывчатку для ведения горных работ. Магаданский механический завод специализируется на производстве горного оборудования. Его продукция известна не только у нас, она экспортируется в Казахстан, Монголию и даже в африканские страны. На горняков сориентированы региональная энергетика, транспортные и логистические компании. При существующих экономических условиях, высокой цене на золото на мировых рынках, целесообразно развивать именно горную отрасль. К сожалению, продукция других отраслей не сможет выйти за переделы внутрирегионального рынка, так как не выдержит конкуренции с предприятиями более южных регионов, где производственные издержки намного ниже.

Поэтому ставка на горную отрасль - оправдана. Ее развитие - наша первостепенная задача, вторая задача - развитие транспортной и энергетической инфраструктуры, что позволит вовлекать в отработку новые месторождения. И третья задача - развитие социальной сферы, создание комфортных условий для жизни, без которых мы лишимся квалифицированных кадров.

- Можно ли говорить о первых успехах?

- Несколько лет назад нам удалось преодолеть многолетний спад в объемах добычи золота. В 2010 году было добыто 17 тонн золота, что выше уровня 2009 года на 8,3%. А в этом году мы планируем увеличить добычу золота по сравнению с 2010 годом на 14,7% и выйти на уровень 19,5 тонн золота в год. Ранняя весна, успешное начало промывочного сезона, хороший прогноз на работу крупных горнодобывающих предприятий: "Сусуманзолото", ООО "Конго", ГДК "Берелех", ООО "Статус", объектов компании "Полиметалл" дают уверенность, что мы справимся с этой задачей.

На протяжении последних лет наши основные экономические показатели демонстрируют устойчивый рост. ВРП области в 2010 году вырос на 3,8%. Уровень зарегистрированной безработицы на конец года составлял 2,45% от экономически активного населения, снизившись за 12 месяцев на 36%.

Согласно оценкам министерства регионального развития России по показателю "сводный индекс социально-экономического положения" Магаданская область по итогам 2010 года была в числе регионов, в которых положение считается лучше среднероссийского. Как известно, для расчета этого индекса используются показатели реального сектора экономики, доходов и занятости населения, инвестиционной привлекательности, бюджетной системы.

Пятнадцатое место среди 83 субъектов РФ территория заняла по сводному индексу в реальном секторе экономики с еще более высокой оценкой - "положение значительно лучше среднероссийского". Индекс рассчитывался по восьми показателям, таким как индекс промышленного производства, темпы роста потребления электроэнергии, индекс производства сельхозпродукции, темпы роста прибыли неубыточных предприятий, доля просроченной задолженности по кредитам юридическим лицам, темпы роста оборота розничной торговли, платных услуг населению.

Во многом, эти успехи обеспечены стабильной работой предприятий горнопромышленного комплекса, энергетики, обрабатывающих отраслей и сферы услуг.

В течение года мы оказывали серьезную поддержку реальному сектору экономики. АПК было выделено 141,7 миллиона рублей, строительная отрасль в виде бюджетных инвестиций в строительство и реконструкцию получила более 4,1 миллиарда рублей, около 67 миллионов рублей направлено на поддержку малых и средних предприятий. Это тоже принесло ощутимый эффект. Рост производства дает рост поступлений в казну. Мы это наблюдали в прошлом году, тенденция закрепилась и в нынешнем. Так, доходы областного бюджета за первый квартал 2011 года исполнены в сумме 3,7 миллиарда рублей. Рост к прошлому году составил 130%. Увеличение наших собственных доходов компенсирует снижение уровня федеральной финансовой поддержки, которое происходит в течение последних лет. Все это можно расценивать как промежуточный успех, но на лаврах почивать пока рано.

- Среди первоочередных задач Вы назвали развитие инфраструктуры - энергетики и транспорта...

- Главный строящийся объект нашей энергетики - Усть-Среднеканская ГЭС, которая будет снабжать производства на месторождениях Наталка, Павлик и другие. В минувшем году на пусковом комплексе ГЭС освоено более 3,2 миллиарда рублей. Определены источники и объемы финансирования стройки на этот год - более 4 миллиардов рублей. Это придает нам уверенности в том, что пусковой комплекс будет введен в строй по плану - в 2012 году. Уже в сентябре этого года гидростроители планируют перекрыть плотиной реку Колыма.

К сожалению, дороговизна электроэнергии является еще одним негативным фактором, сдерживающим развитие экономики Магаданской области. С одной стороны, основная ее часть вырабатывается на ГЭС, и она должны быть дешевой. Но, так как энергосистема Магаданской области замкнутая, нам приходится содержать дополнительные энергетические мощности на случай аварии, а это очень дорого. С появлением новых горных предприятий увеличится потребление электроэнергии и ситуация изменится. Тогда мы сможем снизить цену за счет увеличения общего выпуска энергии. Как видите, мы опять вернулись к началу нашего разговора - все завязано на горной отрасли.

Что касается транспорта, то мы заканчиваем полную реконструкцию ВПП аэропорта "Магадан". Сегодня он способен принимать все типы воздушных судов в любую погоду. Полная модернизация аэропорта будет продолжена в рамках ФЦП в этом и последующих годах.

В 2011 году на реконструкцию и развитие сети дорог областного значения будет направлено более 530 миллионов рублей. Что касается федеральных дорог, то в 2010 году на весь комплекс дорожных работ на трассе "Колыма" направлено 775,3 миллиона рублей, а на 2011 год предусмотрено более двух миллиардов рублей. В прошлом году дорожники начали работу по строительству нового моста через реку Колыма - самого большого и важного моста региона.

К строительству дорог для своих нужд также подключились крупные горные предприятия. Так, недавно компания "Полиметалл" построила мост через реку Омолон в Северо-Эвенском районе, что позволяет им возить руду с нового месторождения "Биркачан" на ГОК "Кубака".

Кроме развития дорожной сети мы каждый год наращиваем объемы субсидий транспортным предприятиям на автомобильные и авиаперевозки в отдаленные населенные пункты.

- Не вызывает ли у Вас опасений, то, что делая ставку на добычу и переработку сырья, Магаданская область может остаться в стороне от процессов инновационного развития?

- А разве в горной отрасли нет места инновациям? Наоборот, сегодня обязательным условием ведения бизнеса в добыче полезных ископаемых является внедрение новых технологий, передовых методов управления. Те предприятия, которые этим пренебрегают, проигрывают конкурентам. Согласно принятому в марте прошлого года областному закону "О стратегии социально-экономического развития Магаданской области до 2025 года" именно инновационный сценарий развития выбран как целевой. Мы ведем активную работу по созданию первых модулей инновационной инфраструктуры. В области действуют Координационный совет по инновационной деятельности при губернаторе, Магаданский инновационно-технологический центр Северо-Восточного комплексного научно-исследовательского института ДВО РАН Лаборатория стратегических и инновационных исследований Северо-Восточного государственного университета, Некоммерческое партнерство "Северо-Восточный центр интеллектуальной собственности", Некоммерческая организация "Магаданский региональный фонд содействия развитию предпринимательства".

Общий уровень инновационной активности в Магаданской области в 2010 году составил 34%. Причем инновационная деятельность ведется не только в сфере добычи полезных ископаемых, но и в обрабатывающих производствах, в энергетике, других отраслях. Мы нацелены на инновационное развитие, как и любой другой регион России, просто региональная специфика накладывает свой отпечаток.

Россия. ДФО > Госбюджет, налоги, цены > ria.ru, 31 мая 2011 > № 334881 Николай Дудов

Многообразие против единства?

Применим ли в России канадский опыт мультикультурализма

Резюме: Мультикультурализм – не панацея и не императивное руководство к действию. Но в ближайшей перспективе это одно из эффективных средств предотвращения потенциальных конфликтов на этнической и религиозной почве и полезное орудие модернизации России.

В статье использованы материалы доклада, подготовленного группой российских экспертов во главе с автором статьи, совершивших в 2007 г. ознакомительную поездку в Канаду.

У российских политологов в последнее время вошла в моду несколько пренебрежительная критика Запада за неспособность в рамках известных парадигм, в том числе мультикультурализма, решить проблему адаптации иммигрантов (это касается в основном Европы), а также улучшить взаимоотношения с исламским миром (в первую очередь речь идет о США). Действительно, идущие в странах Евросоюза процессы (рост мятежных и экстремистских тенденций среди иммигрантов, с одной стороны, и ксенофобии, радикального национализма – с другой), как и участившиеся заявления европейских лидеров о крахе политики мультикультурализма, дают основания для пессимистических оценок. В целом кризис в отношениях между Западом и исламским миром пока лишь усугубляется.

Но и Россия лишилась иммунитета от болезней, поражающих во всем мире сферу межнациональных и межконфессиональных отношений, растеряв позитивную часть советского наследия. Резкое ухудшение ситуации на Северном Кавказе, где постоянно расширяется ареал действий террористов, появление беснующихся групп националистов на Манежной площади, бесконечные нападения на иностранцев, рост «этнической» преступности, распространение ксенофобских настроений, потрясший столицу теракт в аэропорту Домодедово – все это требует мобилизации усилий для переформатирования политики. В частности, необходимо обеспечить беспристрастное, свободное от политической конъюнктуры изучение опыта других государств.

Одна из наиболее успешных моделей внедрена в Канаде, первой стране западного мира, признавшей в 1971 г. мультикультурализм в качестве официальной политики (раньше такой курс зафиксировала Конституция Индии, принятая в 1950 году).

В самом общем виде мультикультурализм сводится к признанию правомерности и ценности культурного плюрализма, и по этой причине предполагается, что все современные государства обязаны предоставлять своим культурным, этническим и религиозным группам равный социальный статус. Непохожесть и отличие рассматриваются не как второсортное и чужое, они оцениваются просто как «иное»; в этой ситуации меньшинства становятся объектом особого внимания.

Но мультикультурализм – это также и средство, которое способно смягчить негативные (прежде всего для традиционных культур, этнических и конфессиональных групп) последствия глобализации. Одно из них – миграционные перемещения, изменяющие в короткие сроки исторический, социальный и этнокультурный облик населения государств. Поэтому термин «мультикультурализм» часто используется для описания демографических условий культурного и этнического разнообразия (там, где оно имеется) вне зависимости от того, поддерживается ли такое разнообразие официальной политикой государства или нет. В целом, мультикультурализм – это теория, практика и политика неконфликтного сосуществования в одном жизненном пространстве множества разнородных культурных групп. Она утверждает уважение к различиям, но при этом не отказывается от поиска универсальности. То есть взаимодействие культур происходит через координацию, а не субординацию.

Канадский опыт

Канадский мультикультурализм законодательно закреплен в двух документах: Конституционном акте 1982 г. (в его части «Канадская хартия прав и свобод») и в «Акте о сохранении и развитии мультикультурализма в Канаде» от 21 июля 1988 года. (Примечательно, что оба эти документа так и не были ратифицированы правительством канадской провинции Квебек, где идея особого национального самоопределения франко-канадцев пустила глубокие корни.) В стране действуют также акт об официальных языках, акт об иммиграции и защите беженцев и некоторые другие нормативные документы. Мультикультурализм не противопоставляется национальному (этническому) и религиозному многообразию, а включает их в качестве вариантов культурной идентичности.

Во-первых, мультикультурализм не подменяет общегражданскую идентичность, а подтверждает то, что она является «улицей с двусторонним движением». Иммигранты вживаются в принявшую их страну, принимают ее культуру и законы, но государство уважает культурную идентичность иммигрантов и даже готово несколько адаптировать свои институты и законы с учетом этого фактора.

Во-вторых, мультикультурализм отражает культурное и расовое разнообразие канадского общества и признает за всеми его членами право сохранять и развивать их культурное наследие.

В-третьих, мультикультурализм рассматривается как «фундаментальная характеристика канадского наследия и идентичности».

В-четвертых, признается существование общин, члены которых объединены общим происхождением и историческим вкладом в развитие канадского общества.

В-пятых, все индивидуумы получают равную защиту со стороны законодательства, а их разнообразие (diversity) уважается и ценится.

В-шестых, при развитии социальных, культурных, экономических и политических институтов Канады принимается во внимание и уважается мультикультурный характер страны.

В-седьмых, помимо официальных языков Канады – английского и французского – сохраняется возможность пользования другими языками.

За проведение политики мультикультурализма отвечает система государственных органов федерального и провинциального уровней. На федеральном уровне выделяются Министерство канадского наследия (Heritage Canada) и специальная структура в Министерстве иностранных дел и международной торговли. На провинциальном действует, к примеру, министерство иммиграции и мультикультурных связей провинции Онтарио. Кроме того, институциональный элемент политики мультикультурализма включает и ряд общественных организаций – в частности, Совет мультикультурных связей в провинции Квебек и ряд этнических неправительственных организаций, поддерживаемых государством.

Идея сохранения иммигрантами культурной идентичности является главной отличительной чертой канадского подхода. Но любое культурное (этническое, религиозное) своеобразие допускается лишь при условии соблюдения канадского законодательства и в его рамках. Любые конфликты разрешаются в судебном порядке.

Важнейшим элементом политики мультикультурализма является тщательная работа с иммигрантами. Сначала строгий отбор из числа кандидатов на переезд в Канаду лиц, которые должны набрать необходимое число пунктов по определенным критериям, различающимся от одной провинции к другой (points system). Прошедшие отбор должны сдать экзамен по языку; для тех, кто не владеет английским или французским, организуются курсы. Правоохранительные государственные органы получают специальные знания и рекомендации относительно обращения с представителями культурных меньшинств. Примечательно, что уровень преступности среди иммигрантов в Канаде ниже общего по стране.

Особое внимание уделяется образованию, которое относится к сфере полномочий не федерации, а провинций. В частности, в государственных школах ученикам даются знания по основным религиям. Особенностью канадского опыта является возможность создания частных религиозных школ, выпускники которых при условии усвоения общей программы получают возможность поступать в университеты. Государство не финансирует частные школы (за исключением католических).

Отмечая несомненные и общепризнанные успехи канадской модели мультикультурализма, нельзя не учесть, что она не полностью отражает фактическое положение в сфере культурного многообразия. Некоторые канадские эксперты отмечают, что политика мультикультурализма, призванная ломать национальные барьеры и наводить мосты между представителями различных этнических и религиозных общин, подрывает устойчивость Канады как национального государства, стимулирует сепаратизм отдельных групп и не ускоряет, как это планировалось, интеграцию иммигрантов. Так, согласно исследованиям, проведенным в 2007 г. Университетом Торонто, многие вновь прибывшие в Канаду небелые иммигранты не идентифицировали себя как «канадцы».

Восприятие идей мультикультурализма в России

Для России, переживающей все еще транзитный период развития, понятия, которыми мы пользуемся при обсуждении проблем мультикультурализма и религиозного плюрализма, являются во многом новыми. У России пока еще нет долголетнего исторического опыта, который накоплен в этой сфере западным миром. В Российской империи традиционно доминировала поддерживаемая государством Русская православная церковь, но соответствующие указы Екатерины II и Николая II способствовали развитию веротерпимости.

Во времена СССР декларировался интернационализм. Толерантность, равно как и уважительное отношение к представителям разных культурных групп, официально не ставились под сомнение, но де-факто часто имели место ограничения, налагаемые на развитие национальных культур, языков и особенно религий.

Сегодня благополучное сосуществование этнических и конфессиональных групп в едином российском культурном пространстве, имеющее многовековую историю, сочетается с целым рядом проблем не только межэтнического и межрелигиозного, но и социального характера. В религиозной сфере, к примеру, довольно значительные доктринальные и ритуальные различия, а также заложенная в некоторых доктринах или традициях нетерпимость к инакомыслию иногда практически перечеркивают возможность межконфессионального диалога. Возникающие проблемы, как правило, не находят решения в рамках существующей еще с советских времен парадигмы. До определенной степени они могут сниматься в ходе межконфессионального и межэтнического диалога, но для него необходима единая внеконфессиональная платформа, приемлемая для всех участников.

Даже внутриконфессиональный диалог (христианство, ислам) затруднен из-за притока все новых носителей нетерпимости, экстремизма и ксенофобии. Известно, например, сколь острые противоречия разделяют представителей традиционных толков ислама (в том числе последователей суфийских орденов) и адептов салафизма. Увеличение на российском исламском поле за пределами Северного Кавказа, в том числе среди служителей культа, числа выходцев из северокавказских субъектов федерации, республик Центральной Азии и Южного Кавказа и даже из стран Арабского Востока вызывают недовольство традиционно доминировавших в этой сфере представителей татарского этноса.

Тем не менее, тема мультикультурализма как возможного варианта решения этнонациональных и религиозных проблем современной России все чаще звучит в выступлениях и исследованиях отечественных социологов, политологов и культурологов.

На одном фланге находятся противники практики мультикультурализма, рассматривающие его как чужеродное явление и разрушительную идею, грозящую расколоть единое культурное пространство страны на мозаичные, не связанные друг с другом фрагменты, что сведет на нет попытки создания и привития гражданам России «национальной идеи». Мультикультурализм объявляется «провальной» политикой, ярко проявившей свои негативные стороны (в большей или меньшей степени) во всех странах, где он практикуется на государственном уровне, в том числе в Канаде.

Среди наиболее опасных последствий мультикультурализма отмечаются:

– этническая фрагментация общества;

– ухудшение самочувствия и ослабление роли русского этноса – государствообразующей группы с ее опорной идентифицирующей конфессиональной основой – православием;

– сознательный отказ от малейших проявлений ассимиляции основной господствующей культурой (даже в среде вновь прибывших иммигрантов) и, как результат, нарастание напряженности в межэтнических и межконфессиональных отношениях.

Противники мультикультурализма подчеркивают, что он ведет к маргинализации этнических общин, так как сознательно формирует «фольклорный» образ представителей различных этнокультур, способствуя не диалогу, а конфликту.

Критиков мультикультурализма особенно тревожат абсолютизация и обособление национальных различий применительно к России. Для исторически сложившегося многонационального государства западная идея, родившаяся в «иммигрантских» государствах, будет опасным шагом назад. Еще одним аргументом против распространения теории и практики мультикультурализма является констатация того факта, что положение с межнациональными и межконфессиональными отношениями в Российской Федерации вовсе не является удручающим, а значит, не требует срочной смены стратегии развития. Длящиеся или время от времени обостряющиеся этнонациональные конфликты при подробном и пристальном рассмотрении обнаруживают не этническую, а политическую и экономическую первопричину. С точки зрения интересов интеграции, которые никем не оспариваются, мультикультурализм не дает ответов на вопросы ни в многонациональной России, ни на постсоветском пространстве – такова основная мысль, высказываемая противниками этой концепции.

В свою очередь, сторонники мультикультурной модели преподносят ее как воплощение политического прагматизма и даже новую «культурную революцию», способную заменить в глобализующемся современном мире вполне традиционную ксенофобию на «ксенофилию». Они призывают распространить эту, либеральную по своей сути, концепцию существования полиэтничного государства на практику межэтнических отношений в Российской Федерации, коль скоро она провозгласила устами своих лидеров приверженность либерально-демократическим принципам строительства государства.

Многокультурная идея, по мнению ее сторонников, даст России ряд как внутриполитических, так и внешнеполитических выгод. Внутри страны это снижение конфликтного потенциала в отношениях между этническими и конфессиональными группами, повышение шансов на адаптацию иммигрантов. Принятие этой модели улучшит взаимопонимание с Западом, который настораживает сконструированный им самим образ угрожающе огромной славянской православной державы, якобы ностальгирующей по имперским временам. Мультикультурализм, по мнению отдельных аналитиков, предлагается использовать в России и для формирования единого евразийского пространства, на котором воздвигнется геополитическая общность, противостоящая как «атлантизму», так и «европеизму». Это государство будет базироваться на многообразии этнических сообществ, а инициативу создания новой модели общества должны взять на себя русские.

Мультикультурная форма существования полиэтнического сообщества в нашей стране, по мнению ее сторонников, является объективной необходимостью также в связи с таким относительно новым вызовом, как рост потоков иммиграции. В условиях режима, ориентированного на развитие демократии, вновь прибывшие (как для постоянного, так и для временного проживания) члены общества имеют право получить от принимающего государства хотя бы формальное признание их культурных ценностей и обеспечение равенства возможностей. Общество должно озаботиться защитой основных прав и свобод иммигрантов, таких, как свобода совести, вероисповедания, других предусмотренных Конституцией РФ прав и свобод, предоставить новым гражданам России возможности для культурной, а затем и общественно-политической репрезентации. Мультикультурная модель, опробованная в странах, традиционно принимающих иммигрантов (в том числе в Канаде), может указать пути решения этих непростых задач. Наконец, по мнению сторонников мультикультурализма, осуществление его принципов может способствовать повышению в российском обществе уровня толерантности (она трактуется как терпимость, а также стремление и способность к установлению и поддержанию общности с людьми, которые отличаются – этнически, религиозно, культурно – от превалирующей группы), снижению этноконфессионального потенциала его конфликтности.

В России издавна проживают представители разных этнических и конфессиональных групп, которые пользуются одинаковыми гражданскими правами и свободами, в том числе правом сохранять и развивать собственную культуру, исповедовать религию или оставаться вне религии (атеисты и агностики). По действующей с 1993 г. Конституции, Россия строится как светская федерация, все субъекты которой равноправны и существуют в рамках единого правового пространства. Созданы и государственные институты, специально занимающиеся проблемами межэтнических и межконфессиональных отношений (соответствующие парламентские комитеты, подразделения Общественной палаты, органы при президенте и правительстве).

Среди форм взаимодействия, которые на протяжении последнего десятилетия складывались между государственными органами федерального уровня и религиозными структурами, есть и такая, как соглашения (например, Министерства культуры с рядом мусульманских, буддистских, иудаистских организаций). Опыт подписания соглашений существует и на уровне федеральных округов (к примеру, в Уральском федеральном округе действует соглашение между православными епархиями округа и полпредом президента; администрация Пермского края заключила соглашение с местным межрелигиозным органом). Таким образом, имеется широкий диапазон договоренностей, и религиозные структуры часто выступают в качестве партнеров государства – вместе и по отдельности.

Что в канадском опыте приемлемо для России

Россия, как и Канада, является федерацией, хотя и отличается тем, что многие субъекты выделены по этническому признаку и опираются на «титульные нации». Такой базис межнациональных отношений является наследием Советского Союза, где права этнических меньшинств признавались и защищались, а многонациональность поддерживалась и в социально-экономическом, и в культурном плане. Последствием такой политики, в частности, стало формирование местных этнических элит, которые, стремясь к неограниченной власти, реально способствовали развалу Советского Союза. В 1990-е гг. призывы к «заглатыванию суверенитета» большими порциями также были восприняты этими общественными кругами с энтузиазмом, грозившим разделить на этнические «квартиры» пространство самой России.

В этих условиях России было бы контрпродуктивно пытаться сохранить «русское лицо», чтобы не породить реакцию отторжения нерусских этнических элементов государства, а, напротив, сохранить и приумножить их лояльность. Политика многокультурного пространства может оказать реальную помощь в государственном строительстве.

Российская Конституция фактически закрепляет основную идеологию мультикультурализма, поскольку, следуя общедемократическим установкам, запрещает пропаганду расового, национального и языкового превосходства, с одной стороны, а с другой – предусматривает для меньшинств особые права, носящие характер преференции (например, для малочисленных народов Севера). Таким образом, реализуются основные постулаты мультикультурализма – защита государством (в определенной степени) отдельных групп, культурно отличных от основной массы населения.

В известной мере целям мультикультурализма отвечает и принятый в 1996 г. Закон «О национально-культурной автономии», который предусматривает сохранение самобытности, языка, культуры на уровне федерации и регионов. К 2002 г. учреждены 14 национально-культурных автономий федерального уровня. В 1998 г. была создана Ассамблея народов России, региональная деятельность которой вполне соответствовала практике мультикультурализма.

В целом, канадская модель может оказаться полезной для России и дать, в случае ее адаптации к конкретным условиям, следующие положительные результаты.

Во-первых, в контексте политики мультикультурализма объектом повышенного внимания – как в Канаде, так и в России – становятся меньшинства, что дает возможность каждой группе, даже самой малочисленной, развивать свою культуру наравне со всеми другими.

Во-вторых, мультикультурализм признает прежде всего коллективные права этнических и других меньшинств. Такой вариант более подходит для России и в целом соответствует ее традиционному коллективизму. Жители Канады, как и подавляющее большинство россиян, четко осознают свою специфическую этничность.

В-третьих, канадский мультикультурализм предполагает свободу выбора индивидуума в отношении культуры: индивиду нельзя навязывать этническую культуру доминирующей группы, равно как он не обязан придерживаться ценностей своей этнической группы. Такая позиция актуальна для России, где культурная идентичность в постсоветское время приравнивалась к этнической, а национальные и конфессиональные различия поднимались на щит этнобюрократическими элитами.

В-четвертых, канадская модель противостоит как ассимиляции, так и социально-культурной изоляции этнических групп, способствуя «мозаичности» культурной картины общества. Канадцам она позволила не только сделать выбор из многочисленного спектра культур, но и быть уверенными в государственной поддержке культуры путем принятия целого ряда законодательных и финансовых мер на федеральном, провинциальном и муниципальном уровнях. Канадская «мозаичность», помогающая сохранить этнокультурное лицо, является предметом национальной гордости канадцев, не желающих в культурном плане являться географическим продолжением своего мощного южного соседа – США. Такой вариант сохранения самобытности в целом подходит и для России с той лишь разницей, что ее «мозаичность» сложилась исторически, вместе с формированием государства и его территориальным расширением. Россия, в отличие от Канады, может не опасаться утраты этой мозаичной структуры под давлением культурной традиции какого-либо сильного соседа.

В-пятых, в качестве положительного опыта канадского мультикультурализма Россия может и должна заимствовать отказ от чрезмерной коммерциализации культуры ради сохранения ее этнического многообразия и традиционных ценностей. Создание в Канаде в 1993 г. Министерства канадского наследия свидетельствует о беспрецедентном внимании государства к духовной жизни различных этнических и религиозных групп общества. Политические функции министерства состоят в координации и продвижении ценностей канадской культурной самобытности, способствуют развитию канадской идентичности и мультикультурности. Так, канадское государство поддерживает кинопродукцию «канадского содержания» и стимулирует ее налоговыми льготами. Это привело к тому, что объем продукции «канадского содержания», несмотря на мощную конкуренцию со стороны южного соседа, за последние десять лет вырос в два раза.

В-шестых, канадский опыт может быть особенно полезным для решения проблем, порожденных миграцией. Она обогащает этническую и культурную жизнь государства, но выявляет и обостряет этнокультурные противоречия между различными группами населения. Актуальной задачей для Российского государства становится поиск новых форм отношений с прибывающим, особенно иноэтничным, населением, для того чтобы не только адаптировать его к местным нормам повседневного поведения и оптимально использовать новые трудовые ресурсы, но и ориентировать принимающее население на толерантное взаимодействие с мигрантами.

Внимания заслуживает опыт канадского правительства и общественных организаций по адаптации к местным условиям иммигрантов, прибывающих из стран Азии, Африки и Ближнего Востока. Им, в частности, предоставляются бесплатные услуги, касающиеся оформления необходимых для проживания документов, устройства детей в школу, информации об условиях поступления в высшие учебные заведения, учебы на курсах английского или французского языков и т. п.

В-седьмых, канадский опыт может быть использован для решения в России проблем радикального национализма и экстремизма, тем более что на эти вызовы общество и государство, несмотря на энергичные усилия власти в последнее время, пока еще не смогли предложить адекватные ответы. Принятый в 2002 г. Закон «О противодействии экстремистской деятельности» до сих пор действовал слабо. Целевая программа «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе (2001–2005 гг.)» ограничилась преимущественно методическими разработками и не переросла в общественную кампанию и в практическую деятельность. Усилия и мероприятия в рамках политики многокультурности и по обеспечению этноконфессионального согласия, предпринимаемые в некоторых регионах, не получают должного освещения и поддержки. Но самое главное – это неудачи правоприменительной практики по части быстрого реагирования и адекватной, в том числе и судебной, оценки индивидуальных и групповых форм проявлений экстремизма и насилия.

Полезным представляется преимущественная трактовка в Канаде толерантности не как индифферентности к этническим и религиозным различиям, а как способности воспринимать людей другой национальности или религии такими, какие они есть, готовность взаимодействовать с ними. Это тем более важно с учетом того, что у нас в стране есть представители элит, которые с подозрением относятся к концепции толерантности как к якобы порождению массовой западной культуры, основанной на распущенности и вседозволенности, а в ее распространении видят чуть ли не попытку лишить Россию ее культурно-цивилизационной самобытности и духовности (об этом, в частности, говорят отдельные иерархи Русской православной церкви).

В-восьмых, российская школа, особенно начальная и средняя, может почерпнуть много полезного из канадской практики преподавания в государственных общеобразовательных учреждениях предметов и курсов по истории, культуре, религиоведению. Принцип светскости государства, как в Канаде, так и в России, предполагает учет разнообразия мировоззренческих подходов в системе образования и необходимость уважительного отношения к пониманию частью общества религии как основы традиционной культуры семьи, народа, нравственного развития и формирования личности ребенка. Преподавание в государственных и муниципальных общеобразовательных учреждениях учебных предметов и курсов по истории и культуре конкретных религий (христианства, ислама, буддизма, иудаизма и др.) осуществляется на основе добровольности. К сожалению, представители Министерства образования Канады так и не дали автору и его коллегам достаточной информации о том, как в стране соблюдаются права нерелигиозной части общества (а таковая, разумеется, там существует) – проблемы, весьма актуальной для сегодняшней России.

Большой практический интерес для российских школ может представить разработанная правительством провинции Онтарио всесторонняя стратегия безопасных школ (Safe School Strategy). Она включает в себя программу по предотвращению издевательств, специальное обучение учителей и директоров, а также сотрудничество с телефонной линией «Помощь детям» (Kids Help Phone). Выпущенная Министерством образования провинции на 22 языках, включая и русский, брошюра «Третирование: мы все можем помочь это остановить» с некоторыми модификациями применима в российских школах, где обучаются представители различных этнических и культурных групп, приверженцы не только православного христианства, но и ислама, а также других религий.

Заслуживает внимания опыт канадского телевидения по подготовке передач на языках этнических меньшинств. Речь может идти, как в Канаде, о выделении в сетке вещания одного из федеральных телеканалов ограниченного времени (скажем, не более часа два-три раза в неделю) для передач на языке такой дисперсно проживающей в России и многочисленной народности, как татары, а может быть, и украинцы. Для всех остальных народностей (чеченцев, башкир, аварцев) передачи могут вестись только по ротационному принципу. Противники такой меры могут сказать, что лоббирующие группы соответствующих меньшинств могут начать оказывать давление с целью увеличения квот, что вызовет недовольство носителей доминирующей русской культуры. Но если ввести процесс в жесткое законодательное русло, его положительный эффект окажется чрезвычайно велик и будет содействовать комфортному сосуществованию этнических и конфессиональных групп.

Успех канадского опыта убеждает в том, что при реформировании административной системы в России необходимо совершенствовать нормативную базу полноценного культурного включения всех меньшинств и иммигрантов в российское общество. Иммигранты (не говоря уже обо всех автохтонных меньшинствах) должны знать русский язык, культуру, историю и традиции России, что следует закрепить законодательно. Нужно разрабатывать программы школьного образования, способствующие культурной адаптации иммигрантов.

И еще один важный вывод. Федеральные власти должны уделять больше внимания вопросам межэтнических, межкультурных и межнациональных отношений, а также сохранению наследия всех народов России. Целесообразно разработать финансируемую из государственного бюджета программу научных исследований по вопросам решения проблем, отражающих многонациональный, поликонфессиональный характер российского общества, с позиций государственных интересов России и с учетом зарубежного опыта, включая канадский.

Что в канадском опыте неприемлемо для России

Если в XX столетии Россия была по преимуществу страной эмиграции, то к XXI веку она превратилась в страну иммиграции индивидов и групп, имеющих «свое» государство за рамками политического сообщества, которое они пытаются здесь обрести. Следствием этих новых процессов явилась растущая полиэтничность.

Между тем практика мультикультурализма (в том числе и на российской почве) подразумевает опору на главную культурную норму – русского народа, составляющего примерно 80% населения и являющегося в массе своей приверженцем православной религиозной традиции. Однако культурные нормы других этнических групп и конфессий должны иметь равноправные возможности для сохранения и развития. В идеале это даст новый толчок развитию культур этнических меньшинств, или иначе – мультикультурализму. Такая практика, однако, приносит не только положительные плоды: результаты ее неоднозначны и в Канаде.

В настоящее время не только в Канаде, но и в других странах (США, Австралии) мультикультурная модель, задумывавшаяся как вариант интеграционной идеи в глобализирующемся мире по менее болезненному, мягкому сценарию, пока не реализует свой объединяющий потенциал, а все более расширяется в сторону усиления «мозаичности» и даже фрагментации отдельных культур. Для них мультикультура полиэтничных государств – способ избежать интеграции, которая расценивается как утрата в конечном счете своей идентичности и реальная возможность противостоять давлению унифицированного социокультурного пространства.

Канада, где мультикультурализм существует на уровне постоянной практики, сложилась как государство в результате иммиграции, и в ней имеются «главные» нации, первоначально формировавшие национальную идею: франко-канадцы и англо-канадцы. Вновь прибывающие иммигранты должны доказать соответствие этой идее, так как от этого зависит их успех на новой родине. В отличие от Канады российская историческая традиция такова, что за несколько веков она сумела «переварить» влившиеся в государство в результате иноземного нашествия, экспансии и миграций инокультурные этноконфессиональные группы и перемешать, не без помощи самих этих групп, все «иное» в своеобразном «плавильном котле» единой российской цивилизации.

Интеграционная составляющая, которая делает возможным применение мультикультурной практики в Российской Федерации, не всегда удовлетворяет этнические меньшинства, исконно проживающие на территории России. Не устраивает она и мусульман, которые являются второй по величине после православных христиан религиозной общиной. Будучи автохтонами или исторически воспринимая себя таковыми, мусульмане Северного Кавказа, Поволжья имеют больше оснований отстаивать свою идентичность по соображениям «исторической справедливости», нежели иммигранты, которые, приезжая в Канаду, должны быть готовы ради своего блага принять культуру и «правила игры» страны-реципиента.

В России, по сути, не существует пресловутого «конфликта цивилизаций» (между русскими и иммигрантами, к примеру – выходцами из республик Южного Кавказа, из Центральной Азии, Афганистана, Китая, Юго-Восточной Азии), а также болезненной несовместимости культур. Действия экстремистов и межнациональные стычки – единичные случаи, которые, хотя частично и вызваны ксенофобией, больше все же относятся к проявлению социальных противоречий либо имеют криминальную подоплеку. Однако в будущем ситуация с растущим этническим и религиозным плюрализмом, культивируемым по образцу канадского мультикультурализма, способна породить в обществе напряженность (от такого рода этнонациональной и религиозной напряженности не застрахована и сама Канада), превратиться в серьезный вызов и даже угрозу стабильности и целостности Российского государства. Результатом может стать появление в России в ближайшее десятилетие более масштабных, чем прежде, конфликтов на этнической почве, наподобие тех, что имеют место во Франции, где нестабильность инициируется детьми и внуками людей, прибывших в эту страну начиная с 1950–1960-х гг., из преимущественно сельских районов Ближнего Востока.

Вообще в целом российская политическая традиция ближе не столько к канадской, сколько к республиканской французской (внедренной задолго до появления идей мультикультурализма), особенно в том ее аспекте, который касается целей построения «единого и неделимого государства». Напомним, что Франция, в отличие от той же Великобритании, традиционно придерживалась принципа ассимиляции в отношении иммигрантов, которые должны были полностью воспринять французскую культуру и язык, не считая необходимым сохранение и поддержание общинами своей идентичности. Сегодня практика регионализма и автономизма, введенная в российскую политику, видится больше вынужденной мерой, необходимой для умиротворения настроений в среде малых этносов, повышения комфортности их существования как этнических групп. Но в будущем, если в рамках поощряемого государством «разнообразия» (мультикультурализма) подобная практика возьмет верх над тенденцией экономической, политической и культурной интеграции, а также над задачей формирования нации как согражданства, Россия может столкнуться с серьезными вызовами своей целостности как суверенного государства.

Не панацея, но полезный инструмент

В России мультикультурализм так же возможен, как и в других государствах с множественной культурой, этнически и конфессионально разнообразным населением. При мультикультурной парадигме Российское государство, представляющее культуру большинства, с одной стороны, и культурные меньшинства – с другой, принимает на себя определенные обязательства и в теории должно обеспечить согласие в обществе.

Конечно, механическое перенесение канадского опыта на российскую почву создало бы серьезные препятствия для формирования в российском народе представлений о себе как о гражданской, исторической и социально-культурной общности, или «единой нации», для осознания того, что в границах Российской Федерации проживает один народ – россияне. А именно такое направление национальной политики видится чрезвычайно важным для сохранения целостности Российского государства, предупреждения развития в нем этнического и культурного партикуляризма. Но именно для этого необходимо использование в России рассмотренных выше наиболее полезных элементов канадской модели мультикультурализма. Творческое освоение самой философии этой модели может стать предметом совместных усилий политиков и экспертного сообщества.

С помощью мультикультурализма не удастся разрешить все национальные проблемы, однако включение некоторых положений этой теории, например, в сферу миграционной политики или же в систему образования способствовало бы выработке более приемлемой, с точки зрения демократии и реформ, внутренней политики России. В целом мультикультурализм – не панацея и не императивное руководство к действию. Но в ближайшей перспективе это одно из эффективных средств предотвращения потенциальных конфликтов на этнической и религиозной почве и полезное орудие модернизации России.

В.В. Наумкин – профессор, доктор исторических наук, директор Института востоковедения РАН, зав. кафедрой региональных проблем факультета мировой политики МГУ им. М.В. Ломоносова, президент Центра стратегических и политических исследований, главный редактор журнала РАН «Восток – ORIENS».

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 19 апреля 2011 > № 739778 Виталий Наумкин

К объединенному рынку инноваций

Как построить платформу единого экономического пространства ЕС и России

Резюме: Кризис заставил создать в рамках ЕС гигантский стабилизационный фонд. Его наличие не избавляет от необходимости реструктуризации долгов каждой страны. Формирование объединенного рынка инноваций стимулирует стремление учредить интегрированный фонд финансирования инноваций. Но его средства могут оставаться в компетенции национальных инновационных систем.

Пожалуй, единственное, что сейчас по-настоящему объединяет Россию и страны Европейского союза – это стремление к инновациям. В современном мире мощь страны определяется не производством знаний (в широком смысле этого слова), а эффективностью их использования в экономике. Особенно ярким напоминанием стал только что перенесенный кризис, угроза продолжения которого все еще нависает над миром, как дамоклов меч.

Консервативный подход к борьбе с экономическим спадом продиктовал принятие протекционистских мер. Национальные рынки европейских стран вспомнили о границах, по существу обособились и закрылись так, как будто никакого Европейского сообщества и нет. Но ведь его образование, потребовавшее огромных усилий и десятков лет напряженной работы, действительно стало самым выдающимся событием XX века.

На самом деле возврат к изоляции и экономической автаркии нереален. Ощущение взаимозависимости тем острее, чем активнее мы пытаемся поднять жизненный уровень населения. Россия как не самое сильное звено мировой экономической системы поняла это одной из первых. В стремлении к интеграции – локальной, региональной, международной – и государство, и бизнес готовы объединить свои усилия.

Глава правительства России Владимир Путин недавно призвал европейских коллег, опираясь на «прогрессивные формы экономической интеграции», отказаться от консервативного подхода к развитию партнерских отношений в пользу новаторского. В частности, он высказался за совместную промышленную политику, основанную на концентрации технологических и ресурсных потенциалов России и Евросоюза. Особое внимание следует обратить на возможности соединения усилий в инновационном бизнесе. Россия решительно объявляет основным приоритетом своей промышленной политики модернизацию. И первым шагом на пути построения инновационной экономики должна стать специальная площадка повышенной инновационной активности в Сколково, проект создания которой сейчас широко обсуждается. Государство, выступив инициатором этого проекта, изначально отвело бизнесу решающую роль в его реализации. В свою очередь бизнес-сообщество увидело в предложенной идее огромный потенциал, обеспечивающий развитие на длительную перспективу.

Любопытно, что о создании аналогичного иннограда – с налоговыми послаблениями, либерализацией иммиграционного законодательства и другими льготами – объявлено и в Великобритании. Это не случайное совпадение, необходимость инновационного прорыва становится общим местом современной экономической политики.

Однако мало кто обратил внимание на то, что изначально ставка делается на глобальное инновационное партнерство по созданию условий для смелого и повсеместного внедрения новшеств самого широкого спектра. У подлинно новаторских разработок не может быть национального ограничения, иначе они не возникли бы и – самое главное – не получили бы рынок для своего применения. Именно бизнес, российский и европейский, готов приступить к установлению таких отношений, целью которых станет построение единого евро-российского инновационного пространства.

Наш опыт подтверждает, что представление о традиционной консервативности европейских инвесторов, предпочитающих вкладываться в инновации высоких технологий на поздних стадиях их жизненного цикла, устарело. В конце концов, именно в Европе реализован проект Большого адронного коллайдера, который объединил в единый творческий коллектив ученых и специалистов множества стран. Участники проекта осваивают собственные программы, сложение результатов которых и дает колоссальный эффект в достижении общей цели. И хотя сам по себе эксперимент с коллайдером уникален, механизм его организации и осуществления применим и в других случаях.

Наступило время ставить задачу по формированию европейского объединенного рынка инноваций. Практическое освоение инноваций начинается с их поиска, в то время как процесс создания скрыт от взглядов потенциальных потребителей. По разным оценкам, на изыскания уходит от 30 до 60% времени и средств. Риски, которые составляют неотъемлемую часть любых инноваций, связаны как раз с ошибкой выбора (отбора) тех из них, которые обеспечат возврат вложенных ресурсов – финансовых и трудовых. Венчурные капиталисты чаще всего называют децильную норму окупаемости инновационных проектов – т.е. только один проект из десяти дает эффект, покрывающий все расходы.

Все это приводит к тому, что важнейший институт рынка – спрос – существует независимо от другого института – предложения. В результате образуется диссонанс, не поддающийся регулированию. С одной стороны, создается огромное количество потенциальных инноваций, которые становятся таковыми только на рынке как результат купли-продажи. Но подобные операции как таковые отсутствуют, или, точнее, их чрезвычайно мало, поскольку невозможно заранее установить, действительно ли нужны те или иные инновации и насколько они полезны. С другой стороны, на производстве товаров и услуг также ощущается сильный голод по инновациям, позволяющим занять или расширить свою нишу на рынке. Но поиски тех из них, которые не обманут ожидания рынка, пока не увенчались успехом. И чем более закрыта и локализована эта сфера товарооборота, тем труднее найти оптимальное разрешение возникшего противоречия.

Нужно по-другому взглянуть на весь процесс создания и освоения инноваций. Мы предлагаем, чтобы их поиск осуществлял рынок, но особый – рынок инноваций. В самых общих чертах он представляется как свободное обращение инновационных продуктов, готовых к продаже. Тот, кто быстрее внедрит инновационный продукт, тот и выиграет. Другими словами, конкуренция при создании инновации замещается конкуренцией пользователей. Примером такого продукта может служить так называемое свободное программное обеспечение на основе открытого кода, выступающее альтернативой проприетарных операционных систем.

На этапе разработки инновационного продукта конкуренция замедляет весь процесс, иногда приводя к дублированию и зацикливанию в тупиковых вариантах. Нужна кооперация, поскольку она позволяет объединить представителей самых разных отраслей знаний и инжиниринга, и тем самым значительно сократить время разработки. На этапе коммерциализации в силу вступает такой фактор, как уровень совершенства всей корпоративной системы: это маркетинг, банкинг, операционный и стратегический менеджмент. Здесь конкурентный механизм не замедляет инновационное развитие, а ускоряет его, неизбежно заставляя в полной мере мобилизовать все резервы, в том числе путем инкорпорирования недостающих эффективных элементов управления и практик, применения современных информационных технологий и т.п.

В российской деловой прессе описано еще одно системное противоречие построения инновационной экономики. Анатомию инновации схематически можно представить следующим образом: субъект инновации (компания) финансирует НИОКР, получая взамен разработку, которая либо увеличивает ценность выпускаемой продукции для ее потребителей и тем самым ведет к росту выручки компании, либо сокращает ее собственные издержки. Таким образом, создается стоимость, которая остается у компании в виде прибыли. А может переходить к конкурентам и потребителям, которые получают лучшее качество за ту же и даже более низкую цену.

Отсюда следует парадоксальный, на первый взгляд, вывод: экономическая привлекательность инноваций для субъекта инновационной деятельности зависит от эффективности барьеров на пути распространения созданных разработок, поскольку это напрямую влияет на объем прибыли инноваторов. И чем дольше компания способна ее получать, тем привлекательнее доход на капитал, инвестированный в инновации. Но интересы роста всей экономики (а не одной компании) требуют, наоборот, высоких темпов распространения инноваций, так что необходимо барьеры распространения снижать. При этом состояние всей экономической среды оказывает существенное влияние на инноватора, в том числе и депрессивное – скажем, дефицит государственного бюджета может изменить налогообложение.

Если под этим углом зрения посмотреть на глобальный рынок, то придется констатировать, что его инновационная составляющая испытывает именно такие противоречивые воздействия. Примером может служить развитие информационных технологий. Массовое распространение готовых разработок снижает их цену на локальных рынках, но повышает на глобальном рынке стоимость ключевых технологий их применения, стандартов, алгоритмов, гармонических элементов и др. Отсюда следует, что разработка инновационного продукта будет тем эффективней, чем быстрее она выйдет на глобальный рынок. А скорость ее выдвижения на этот уровень продаж тем выше, чем меньше времени затрачивается на завоевание локальных рынков. Такую возможность как раз и предоставляет объединенный рынок инноваций.

Приведенный выше пример создания свободного программного обеспечения служит хорошей иллюстрацией преимуществ такого подхода – уже сегодня его рынок справедливо считается наиболее динамично развивающимся в секторе IT. Вообще расширение рынка инноваций в этом секторе происходит главным образом за счет поглощения одной крупной компанией более мелких, но зато более активных в инновационных разработках. В результате слияния качество мобильности теряется. Модель открытого рынка ускоряет процесс создания и широкого внедрения инновационных продуктов без необходимости организационного объединения – их объединяет сам рынок.

Другим примером может послужить проблема создания генно-модифицированных организмов и продуктов: вывести новую линию можно за один год, а проверка ее на безвредность занимает 7–10 лет. Объединенный рынок позволит сократить этот срок в несколько раз.

Ввиду принципиальной специфики инновационных продуктов такой рынок характеризуется целым рядом особенностей. Не имея сейчас возможности проанализировать их полностью, упомяну лишь некоторые из них.

Прежде всего, как уже сказано, он должен быть открытым, то есть его участники освобождаются от уплаты пошлин на ввоз-вывоз инновационной продукции, подобно тому как в Европейском союзе ввели либерализацию рынка авиаперевозок (договор «Открытое небо»). Даже такая щепетильная сфера, как оборона и безопасность, претерпела удивительную метаморфозу: Великобритания и Франция объединили усилия по защите своих национальных интересов. В частности, обе страны договорились о совместном обслуживании ядерного оружия, иначе говоря – о взаимодействии в инновационном развитии ядерного потенциала. Либерализация рынка инноваций не исключает существования национальных интересов – просто они переходят от эксклюзивных, исключительных научно-технических открытий к национальным инновационным системам, обеспечивающим условия для освоения инноваций мирового (европейского) рынка производственным сектором экономики. Например, глава исследовательского центра Nokia профессор Генри Тирри самым решительным образом поддерживает модель открытых инноваций, хотя и ограниченную корпоративным уровнем. Однако важен основной мотив такой открытости – сейчас мало создать инновацию, ее надо быстро внедрить в массовое производство.

Отличие рынка инноваций состоит и в том, что ему противопоказана консолидация – здесь действуют одиночки, даже если это крупные игроки. Как правило, рыночная консолидация необходима для поддержания ликвидности, и, соответственно, требуется постоянное резервирование крупных средств. Рынку инноваций ликвидность не нужна, она – потенциальная и поэтому механизм резервирования отпадает. Между прочим, вывоз капитала, который вызывает подчас серьезную озабоченность финансовых властей, связан в первую очередь с отсутствием или недостаточностью привлекательных объектов вложений на внутреннем рынке. Точно так же и вывоз инноваций на внешние рынки восполняет дефицит спроса национальной экономики, но в итоге стимулирует их производство гораздо более эффективно, чем любые административные меры.

Государства, накопившие огромные резервы, ставили перед собой цель завоевания «чужих» товарных рынков. Привлекательность рынка инноваций остается на довольно низком уровне до тех пор, пока покупатели не оценят разработку как товар, но тогда и этот рынок становится товарным. Именно поэтому, несмотря на специфику, обмен инновационными разработками, их распространение и использование отвечает всем требованиям рыночного института.

Еще одна особенность рынка инноваций связана с тем, что его субъектами являются не центры прибыли, а центры компетенции. А последние, как известно, гораздо более способны к кооперации, и именно вследствие этого рынок инноваций нужно создавать как объединенный, где национальные рамки приобретают условный (в крайнем случае – информационный) характер. Что касается правовой защиты интеллектуальной собственности, то существуют признанные процедуры перевода любых запатентованных разработок, представленных на мировом рынке, на национальную фазу – например, процедура Пи-Си-Ти (PCT – Patent Cooperation Treaty). Россия только в 2008 г. перевела через европейское патентное ведомство на свой рынок свыше 80 тыс. заявок. Да и в авторском праве уже получила развитие концепция «копилефта» (в противоположность «копирайту»), предполагающая свободное использование авторского продукта без регистрации его как объекта авторского права. Аналогичным способом и инновации могут получить статус «гражданина мира».

Как известно, кризис заставил создать в рамках ЕС гигантский стабилизационный фонд. Его наличие способно решить кратковременные проблемы социально-экономического развития, но не избавляет от необходимости реструктуризации долгов. Возникает потребность в действенном механизме обеспечения роста экономики, не связанном с фискальной политикой и защищенном от спекулятивных атак. Формирование объединенного рынка инноваций стимулирует стремление учредить интегрированный фонд финансирования инноваций. Причем ему не возбраняется носить виртуальный характер, то есть его средства могут оставаться в компетенции национальных инновационных систем.

Да и сама организационная структура рынка инноваций может быть виртуальной, наподобие социальной сети, поскольку инновационность современной экономики создается не крупными организациями, а предпринимательской сетью, объединяющей отдельные группы разработчиков. В теории сетевых структур показано, что именно сетевой обмен информацией как результат спонтанных взаимодействий способствует реализации экономически эффективных проектов в инновационных сообществах. В этом смысле объединенный евро-российский рынок инноваций способен обеспечить мультипликативный эффект любому отдельно взятому инвестору. Вместо предложенной Европейским союзом интегрированной европейской энергосети, нацеленной на искусственное стимулирование конкуренции, лучше создать интегрированную евро-российскую инновационную сеть.

Совместная инициатива «Партнерство для модернизации» закрепила намерение сторон устранять барьеры в целях использования инноваций. Откликом могли бы стать усилия бизнес-сообществ по созданию условий для совместного освоения инноваций. Совет Круглого стола промышленников ЕС – России еще в 2009 г. представил саммиту Россия – Евросоюз предложение начать новый инновационный диалог, среди среднесрочных целей которого значится создание общего рынка инноваций.

С помощью такого диалога может быть выстроена «дорожная карта» по учреждению объединенного рынка инноваций. Особое внимание следовало бы обратить на развитие новых форм частно-государственного партнерства, в частности таких, как функциональные кластеры. Их суть довольно проста – консолидация не территориально (географически) близких предприятий, работающих в разных отраслях экономики, а функционально связанных структур.

Тем самым могут быть подготовлены оптимальные условия по многим параметрам. И для межстрановых и межотраслевых взаимодействий на стыке разных отраслей знания и производства. И для ускоренного внедрения разработок в массовое производство. И в плане диффузии инновационных подходов, идей, решений к новым задачам. И с точки зрения грамотного, профессионального управления всеми этими процессами.

Создание кластеров давно и прочно входит в мировую практику промышленной политики. Кластеры невозможно сформировать, принуждая компании к совместной работе путем использования административных рычагов, без учета реальных перспектив осуществления соответствующих видов хозяйственной деятельности. Тот факт, что несколько компаний конкретной отрасли используют или ориентируются на одни и те же технологии, еще не означает, что эти компании составят реальный кластер – для этого нужно как развитие сотрудничества между предприятиями, так и включение в кооперацию компаний сектора услуг. Ни одной из этих целей нельзя достичь из-под палки простым административным решением и без наличия объективных рыночных предпосылок. Более того, чрезмерный акцент на административных мерах регулирования способен возвести дополнительные барьеры на пути формирования инновационно-ориентированных кластеров. Подобное регулирование рискует оказаться чем-то вроде смирительной рубашки для бизнеса, а не питательной средой для него.

Ключевым фактором установления атмосферы доверия, обеспечения широкого и устойчивого спроса является вхождение в состав кластеров компаний крупного бизнеса. В рамках инновационно-ориентированных кластеров они выполняют двоякую роль – выступают и в качестве инноваторов, привлекающих субподрядчиков в целях реализации своих проектов, и в качестве генераторов спроса на услуги инновационно-активных компаний малого и среднего бизнеса, обеспечивая их заказами и рынками для их интеллектуальных разработок. Шансов же динамичного развития у кластеров, состоящих из малых и средних инновационных компаний, на практике оказывается меньше – прежде всего из-за отсутствия доступа к значительным финансовым средствам и невозможности генерировать устойчивый спрос на продукцию смежных отраслей.

Поддержка со стороны Европейского союза и России таких функциональных кластеров позволила бы решить еще одну чрезвычайно важную задачу – привлечь к формированию и реализации инновационной политики региональные и субрегиональные власти в каждой из стран ЕС и в России. Например, СНГ, преследуя цель повышения конкурентоспособности своих экономик в целом, разрабатывает Межгосударственную программу инновационного сотрудничества, призванную интегрировать все страны в глобальное научно-техническое, инновационное и образовательное пространство. В итоге формируемый рынок инноваций мог бы стать по-настоящему объединенным.

Мы вправе рассчитывать на адекватный отклик наших бизнес-партнеров и их готовность совместно строить платформу содружества хотя бы по той причине, что это одинаково выгодно всем. Объединенный российско-европейский рынок инноваций должен стать совместным проектом экономической политики России и Европейского союза и платформой для подлинной интеграции.

В.П. Евтушенков – к. э. н., председатель комитета Торгово-промышленной палаты РФ по научно-техническим инновациям и высоким технологиям.

Россия. Евросоюз > Образование, наука > globalaffairs.ru, 14 февраля 2011 > № 739758 Владимир Евтушенков

Молоко и мясо

Национальный прагматизм и имперский романтизм во внешней политике Турции

А.А. Игнатенко – д. ф. н., президент Института религии и политики, член Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при президенте РФ, член Совета по внешней и оборонной политике.

Резюме Внешнеполитические действия Анкары иногда напоминают поведение не очень дальновидного человека, который хочет получить от коровы и молоко, и мясо одновременно. Имперский романтизм приходит в противоречие с национальным прагматизмом, который всегда был присущ кемалистской Турции.

Палестинская проблема – удобная «отмычка» для вторжения в арабский регион внерегиональных игроков. В ответ на попытки ее использовать арабские государства реагируют региональной консолидацией. Свидетельство тому – история с «Флотилией свободы» (июнь 2010 г.), снаряженной Турцией при поддержке Ирана для прорыва израильской блокады Газы, и в целом негативная реакция арабских государств на этот шаг, угрожающий сломать тщательно выстраиваемые ими балансы сил в регионе.

Турция в поисках курса

Все комментаторы говорят о прагматизме внешней политики Турции, которая ставит во главу угла реализацию национальных интересов. Об этом свидетельствует и стремление стать членом Европейского союза, и попытки нормализовать отношения с Арменией, и даже систематическое нанесение ударов по базам Курдской рабочей партии на территории Северного Ирака. Однако было бы своего рода экспертной слепотой не замечать того факта, что за два десятилетия после формального окончания холодной войны поведение Анкары менялось.

Турецкая элита пыталась реализовать и неоимперские проекты, направленные на консолидацию вокруг Турции тех зон, которые раньше находились под властью Османской империи. «Существует наследие, оставленное Османской империей, – заявляет глава турецкого внешнеполитического ведомства Ахмет Давутоглу. – Нас называют “неоосманами”. Да, мы “новые османы”. Мы вынуждены заниматься соседними странами. И даже идем в Африку. Великие державы наблюдают за этим с растерянностью».

Турция претендует на роль глобального игрока. «Сегодня Турция, – пишет глава турецкого МИДа в журнале “Россия в глобальной политике”, – проводит поистине многомерную и всеохватную внешнюю политику, участвуя в решении насущных вопросов в разных частях земного шара – от Африки до Южной Америки, от Восточной и Южной Азии до стран Карибского бассейна».

Внешнеполитические действия Анкары иногда напоминают поведение не очень дальновидного человека, который хочет получить от коровы и молоко, и мясо одновременно. Имперский романтизм приходит в противоречие с национальным прагматизмом, который всегда был присущ кемалистской Турции. Почему я говорю о романтизме? Потому что данное направление турецкой внешней политики не обеспечено достаточными ресурсами. Это хорошо видно в таких масштабных начинаниях, как стремление стать главным «углеводородным коннектором» между Азией и Европой при отсутствии собственных углеводородов и зависимости в этом вопросе от Ирана, Азербайджана и России. Или в безрезультатной турецко-бразильско-иранской «ядерной сделке» под патронатом Анкары – Турция не располагает ядерным потенциалом, и если бы Тегеран был серьезно настроен на обогащение урана за границей, ему все равно пришлось бы иметь дело с Россией, Францией либо, на худой конец, с Аргентиной.

Политика «неоосманизма» тоже не обеспечена ресурсами. Таковым могла бы быть «ностальгия» по Османской империи в элитах тех государств, которые ранее в нее входили, или хотя бы подобное настроение «улицы», как это имеет место в отношении раннего ислама, возвращение к которому является вожделенной мечтой «фундаменталистов». Однако у арабов полностью отсутствует стремление вновь оказаться под «отеческой дланью» «новых османов». Вряд ли можно всерьез воспринимать и рассуждения об «исторической ответственности» Турции перед территориями, которые ранее входили в Османскую империю. Это не особенно отличается от того, как если бы греческие политики говорили об «исторической ответственности» Греции за дела в Индии на том основании, что Александр Македонский некогда дошел до Индостана.

От неопантюркизма к неоосманизму

Отсчет «неоосманизма» нужно вести от 1991 г. – окончания холодной войны и развала Советского Союза. До этого Турция была юго-восточным флангом НАТО, обращенным к Восточному блоку, за счет чего, к слову сказать, нарастила большой военный потенциал. Но практически сразу после распада СССР Турция задумала собственный геополитический проект, тогда – неопантюркистский. В состав гипотетического политико-экономического союза предполагалось включить не только «тюркские» страны (Азербайджан, Узбекистан, Киргизия, Туркмения), но и «тюркоязычные» территории в составе новых независимых государств (Татарстан, Башкортостан, северо-кавказские субъекты Российской Федерации, Крым и даже Алтай).

На межгосударственном уровне проводились саммиты тюркских государств – первый прошел в 1992 г. по инициативе президента Тургута Озала. Одновременно Анкара обращалась «через голову» государств и правительств к тюркоязычным общностям внутри различных государств – проводились международные тюркские курултаи (первый – в 1993 г.).

В целом затея закончилась неудачей. Турция переоценила свои материальные возможности. Будучи динамично развивающимся государством, она тем не менее совершенно не обладала ресурсами, необходимыми для масштабной экспансии. Но главная причина, пожалуй, заключалась в том, что неопантюркизм рассматривался и продолжает рассматриваться государствами, затронутыми благом турецкой «исторической ответственности», как вмешательство в их внутренние дела. И если Россия и Украина переживали период ослабления и вынужденно смотрели сквозь пальцы на турецкую активность в Татарстане, Башкортостане, Крыму, то Китай после 1991 г. постоянно усиливался, и ему был совсем не по душе турецкий интерес к тюркам-уйгурам и, соответственно, Синьцзян-Уйгурскому автономному району. Шанхайская организация сотрудничества в некотором отношении может рассматриваться и как антитурецкий союз, заблокировавший Анкаре доступ в Центральную Азию.

Есть еще одно важное обстоятельство, серьезнейшим образом воздействующее на результаты реализации турецких неоимперских планов и проектов. У неопантюркизма в тех географических зонах, в которых он стремился воплотить свои проекты, был и есть конкурент, обладающий значительно бЧльшими ресурсами (нефтедоллары и ислам салафитского толка – ваххабизм, или «аравийский» ислам) – Саудовская Аравия и другие монархии Персидского залива. Турция пытается играть на том факте, что она является современным исламским государством, но не в силах всерьез противопоставить что-то «аравийскому» исламу, в результате только подстегивает формирование арабского исламского антитурецкого фронта.

Два последних десятилетия американцы, пытаясь решить «квадратуру круга» в своих сложных отношениях с мусульманским миром, предлагают исламским странам с авторитарными и тоталитарными режимами формулу «исламской демократии» – турецкий опыт. Это вызывает отторжение в арабских государствах типа Египта. Они никак не хотят под видом «демократизации» отдавать власть исламистам – тем же «Братьям-мусульманам», поскольку имеют перед глазами опыт движения ХАМАС в секторе Газа, который установил диктатуру с использованием избирательных процедур. К тому же в самой Турции в последние полтора десятилетия наметилось противоречие между тенденцией к демократизации, которую олицетворяют партии исламского толка, и кемалистской традицией светского государства, гарантом которой всегда выступала армия.

В середине 1990-х гг. предшественник нынешних турецких исламистов глава Партии благоденствия (Рефах) и кабинета министров Неджметтин Эрбакан пытался выстроить «Исламскую восьмерку» в пику «семерке» индустриально развитых стран Запада. Весьма интересен состав этой «восьмерки». В ней семь неарабских государств – Турция, Бангладеш, Индонезия, Иран, Малайзия, Нигерия и Пакистан, и только одна арабская страна – Египет. В 1997 г. состоялся первый саммит этой организации, но Эрбакан быстро сошел с политической арены по требованию турецких военных, будучи кроме всего прочего заподозрен в финансовой нечистоплотности. После авантюры с «Флотилией свободы» Анкара и Тегеран реанимировали «Исламскую восьмерку», и в июле 2010 г. в Абудже (Нигерия) состоялась встреча лидеров входящих в нее государств. Комментаторы сходятся на том, что прибывший туда президент Ирана Ахмадинеджад стремился мобилизовать общественное мнение в свою поддержку. Тот факт, что иранский президент ищет ее прежде всего в неарабском мире, не может не насторожить арабов. Косвенным образом иранские представители дают понять, что силовое решение иранской проблемы, если до этого дойдет, «напрямую ударит по Саудовской Аравии, Объединенным Арабским Эмиратам, Кувейту, Ираку».

На «постосманском» пространстве конкурируют два исламских «проекта».

Один можно условно назвать «арабским», точнее, «аравийским». Его олицетворяет суннизм-салафизм ваххабитского толка, сформировавшийся на Аравийском полуострове в XVIII веке в борьбе, между прочим, против Османской империи.

Другой – «неарабский» и даже «антиарабский» блок турецкого суфизма (представлен по преимуществу деятельностью секты «Нурджулар») и иранского шиизма, которые характеризуются резким антиваххабизмом. И когда министр иностранных дел Ахмат Давутоглу в приватной беседе на экономическом форуме в Стамбуле в июне 2010 г. сказал: «Скоро Иерусалим станет столицей Палестины, и мы, с помощью Аллаха, сможем молиться в мечети Аль-Акса», не исключено, что кто-то из его собеседников воспринял это как угрозу. В мечети Аль-Акса арабам не хватало только турецких суфиев и иранских шиитов… Противостояние этих двух исламских «проектов» выливается в столкновения на Кавказе, и не только там.

В качестве претензии выступать от имени ислама как такового можно рассматривать испано-турецкую инициативу «Альянс цивилизаций» (2005 г.). Цивилизации трактуются прежде всего в религиозном смысле, и Турция как соинициатор проекта брала на себя право представлять весь исламский мир. Примечательно, что особо не скрывалась генетическая связь «Альянса цивилизаций» с «Диалогом цивилизаций», который с конца 90-х гг. прошлого века продвигал тогдашний президент Ирана аятолла Сейед Мохаммад Хатами, позиционировавший свою страну в роли полномочного представителя ислама.

По-видимому, передача эстафеты с диалогом-альянсом цивилизаций была вызвана как раз тем, что шиитский Иран представляет миноритарное направление в исламе, а в Турции распространен суннитский ислам. («Альянс цивилизаций» готовит «отмычку» к арабскому региону: в докладе Группы высокого уровня израильско-палестинский конфликт представлен как ключевой вопрос современности.)

К тому моменту, когда «Флотилия свободы» двинулась в сторону Газы, сформировалась доктрина «неоосманизма», точнее, его апология для внешнего пользования. Вот как ее излагает советник турецкого кабинета министров Орхан Газигиль. Турция окружена странами Среднего Востока, Кавказа и Балкан. Во всех этих регионах, особенно после окончания холодной войны, наблюдается нестабильность. Она вызвана развалом Османской империи. Когда народы потребовали права самостоятельно определять свою судьбу, тогда и возникли проблемы, начались и продолжаются до сих пор межрелигиозные и межэтнические конфликты. На «постосманском» пространстве по-прежнему не разрешены территориальные споры. Всего этого не было во времена Османской империи, когда царила стабильность. Ни один народ, мусульманский или христианский, не потерял свою этническую или религиозную идентичность. Более того, Османская империя, хоть и была похожа на теократическое государство, но если проанализировать отношения государства и религии в ней, то она более соответствовала современной светской модели. Суть «неоосманизма» (в изложении Орхана Газигиля) заключается в «усилении внешнеполитической роли Турции в регионе во имя стабильности».

Если перевести все это на язык политического действия, то Ближнему и Среднему Востоку, Балканам, Кавказу, а также Аравии и Северной Африке ради достижения стабильности надо вернуться под власть «новых османов». Не думаю, что в арабском мире найдется хоть один политик, который примет эту программу всерьез. А поскольку и в военном отношении современная Турция не так сильна, как была в свое время Османская империя, в попытках расширить свою сферу влияния ей приходится вступать в фактический союз с Ираном.

Готовясь к 2011 году

«Отвратительной» назвал затею с «Флотилией свободы» Фетхуллах Гюлен, влиятельнейший турецкий религиозно-политический деятель, который продвигает «Нурджулар» на всем «постосманском» пространстве. Он утверждает, что прежде чем направлять «Флотилию свободы» в сектор Газа, следовало бы получить согласие израильских властей. Гюлена невозможно заподозрить в антитурецких и произраильских настроениях. Вероятно, он просто расценивает акцию как шаг в неправильном направлении, не приблизивший, а удаливший Турцию от реализации ее ближних и дальних интересов и целей в арабском регионе. Ни молока, ни мяса…

«Флотилия свободы» оказалась большой внешнеполитической ошибкой Анкары. На имперском романтизме Турции сыграл Иран, который преследует собственные и весьма далеко идущие внешнеполитические цели. Тегеран хотел бы разбить складывающийся неформальный антииранский арабо-израильский консенсус, стравив арабский мир с Израилем, что надолго отвлекло бы и евреев, и арабов от подготовки к возможному удару по Ирану. Программой-максимум, на реализацию которой, впрочем, трудно рассчитывать, было бы втянуть Турцию в военное противостояние с Израилем. Тегеран заинтересован в создании в юго-восточной части Средиземного моря очага военной напряженности, который бы отвлекал внимание мировой общественности от Персидского залива, что позволило бы выиграть время для выстраивания обороны против вероятного военного удара по иранским ядерным объектам.

Для Ирана и с логистической, и с военно-политической точки зрения важно закрепиться в Газе. Израильский премьер Биньямин Нетаньяху, возможно, был недалек от истины, когда сказал, что Тегеран стремится превратить Газу в иранский порт в Средиземноморье. Как бы там ни было, Ирану удалось (правда, ненадолго) переключить внимание арабских стран со своей ядерной программы, а также с освоения Ираном частей арабского мира – на Турцию.

Национальный прагматизм Турции тоже не забыт Ираном. Тегеран поддерживает Анкару (не забывая при этом о собственных интересах) в борьбе против Курдской рабочей партии, которая имеет базы и тренировочные лагеря на севере Ирака. По некоторым сведениям, Иран и Турция создали в Иракском Курдистане секретные «наступательные оперативные базы» для осуществления совместных военных действий против курдских боевиков. Кроме того, Иран обещает снабдить Турцию углеводородами для того, чтобы она могла сыграть роль межрегионального «углеводородного коннектора».

Но события в регионе заставляют думать, что есть более широкая платформа турецко-иранского сотрудничества, назовем ее «антиарабской» или, более узко, «антииракской». И Турция, и Иран готовятся к 2011 г., когда начнется твердо обещанный президентом США Бараком Обамой вывод американских войск из Ирака. При этом высока вероятность дестабилизации и дезинтеграции страны. Иран в этой ситуации наверняка будет претендовать на контроль над югом Ирака, которого он не смог добиться во время кровопролитной войны 1980–1988 гг. (Тегеран осуществил «пробную» оккупацию иракской территории в декабре 2009 – январе 2010 гг., когда демонстративно захватил нефтяное месторождение Эль-Факка.)

Анкара будет стремиться к контролю над Северным Ираком. В последнее время в Турции развернулась дискуссия об этой части соседней страны. По мнению многих ее участников, этот район является «естественным географическим продолжением Турции». Причем вопрос не в создании на иракской территории какого-то «санитарного кордона» против курдских боевиков, он и так уже есть шириной от 3 до 10 километров. Речь идет о Киркуке, нефте- и газоносном районе и предмете споров между курдами и арабами, а также проживающими там тюрками (туркоманами). После ухода американских войск почти неизбежна «битва за Киркук», если к тому времени его не передадут Иракскому Курдистану, как это обещали в свое время представители республиканской администрации Соединенных Штатов.

Но даже в этом случае велика вероятность того, что в Киркуке начнутся масштабные этнические «чистки», жертвами которых туркоманы станут при любом раскладе. Турция введет в Киркук войска для «защиты туркоманов от геноцида». И, вполне возможно, останется там столь же долго, как на Северном Кипре. Реализация этой задачи предполагает готовность сопротивляться дипломатическому (и, вполне возможно, иному) давлению США, которые станут препятствовать подобному развитию событий.

Турция уже удачно использовала антиамериканскую фронду, предложив России участвовать в «Кавказской платформе стабильности», которая декларативно исключала Соединенные Штаты из кавказской политики, вверяя ее Турции, России и государствам Южного Кавказа. Одним из результатов стало то, что Турция активно занялась «освоением» Абхазии, в достижении независимости которой большую роль сыграла Россия.

Арабские государства не поддержали, как это сделала Москва, антиамериканскую фронду Турции. Они тоже готовятся к 2011 г., имея в виду те опасности, которые грозят им со стороны нежелательных внерегиональных игроков – Турции и Ирана. По всему Аравийскому полуострову разбросаны американские, британские и французские военные базы, которые явно не предназначены для обороны от США или Израиля. Более того, поговаривают о том, чтобы расположить американскую базу на территории Израиля. После событий с «Флотилией свободы» главы пяти арабских государств (Египта, Ирака, Йемена, Катара и Ливии), а также генеральный секретарь Лиги арабских государств провели в Ливии саммит, на котором рассматривался проект нового межгосударственного объединения – Союза арабских государств. Союз предполагает более тесное, чем сейчас, военно-политическое сотрудничество и отражение агрессии против любого из членов альянса. Надо полагать, арабские государства больше не оставят Ирак без защиты.

Кстати, примечательно, что движение «Хезболла», несмотря на тесные связи с Тегераном, отказалось участвовать в дальнейших этапах акции под названием «Флотилия свободы». Логика понятна – эта группа не хочет выглядеть антиарабски, она стремится позиционировать себя не как иранский инструмент, а как организацию национального (арабского) сопротивления. Ливийцы же, также отправившие корабль «Надежда» с гуманитарным грузом для Газы, спокойно доставили его в египетский порт Эль-Ариш, преподав практический урок Турции и Ирану.

Соединенные Штаты не могли не отреагировать на турецко-иранское сближение. Госсекретарь Хиллари Клинтон призвала главу МИДа Турции Ахмета Давутоглу не вмешиваться в отношения между мировым сообществом и Ираном, на что, как сообщают СМИ, министр ответил согласием. Турция возвращается к своей роли юго-восточного фланга НАТО. В середине июля пришло сообщение о том, что Анкара временно откроет границу с Арменией для транспортировки техники, задействованной в проведении запланированных в сентябре в Армении учений натовского Евро-Атлантического координационного центра реагирования на стихийные бедствия и катастрофы.

Очень символично заявление Ахмета Давутоглу в начале июля 2010 г., которое дезавуировало его прошлое высказывание в ирано-хамасовских терминах: «Иерусалим является святым городом для каждого мусульманина, и я был бы счастлив совершить там намаз. Учитывая дипломатический этикет, я посчитал, что было бы некорректно публично говорить об этом. Но сейчас настало время говорить. Время придет, Восточный Иерусалим станет частью Палестины, и мы все совершим здесь намаз. Это не фантазии, а реальное положение вещей. Восточный Иерусалим принадлежит Палестине. Согласно резолюциям ООН это территория Палестины, и передача данной территории Палестине изначально являлась условием переговорного процесса». Это точно соответствует «Арабской мирной инициативе» по решению палестинской проблемы (создание палестинского государства в границах 1967 г.), которую поддерживает американская администрация.

Турция пока отступила. Однако перемены в турецком обществе и общие сдвиги в расстановке сил на Ближнем Востоке заставляют предположить, что это лишь передышка перед началом следующего этапа изменения политического позиционирования Анкары.

Турция > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 7 августа 2010 > № 2911815 Александр Игнатенко

Инновации и инвестиции: две стороны одной медали

Владимир Евтушенков

Государство и бизнес в процессе модернизации

В.П. Евтушенков – к. э. н., председатель комитета Торгово-промышленной палаты РФ по научно-техническим инновациям и высоким технологиям.

Резюме Тенденция к гигантомании дискредитирует идею инновационных экономических зон ничуть не меньше, чем малобюджетный минимализм. Эта опасность уже заметна на примере проектов наукоградов. В них часто можно найти все что угодно, кроме одного – собственно программы организации эффективного сотрудничества между научными организациями и частным бизнесом.

В последнее время мы стали свидетелями и участниками дискуссии, разгоревшейся вокруг проблем инноваций и модернизации. Вначале она носила почти схоластический характер, пока не стала приоритетом экономической политики на обозримую перспективу. Кризис, охвативший практически всю мировую систему, поставил российскую экономику в положение аутсайдера в ряду государств, претендующих на особое место.

Сырьевой фундамент, на котором годами и десятилетиями строились все расчеты социально-экономического развития, оказался в современных условиях слишком зыбкой основой для того, чтобы уверенно смотреть в завтрашний день. Потребность в инновациях, которые исподволь стали возникать в тех или иных отраслях промышленного производства, ныне ощущается везде и всюду.

Но уже первые попытки переориентировать промышленную политику на внедрение новейших технологий столкнулись с нетерпимо низкой восприимчивостью к инновациям всей безнадежно устаревшей и отсталой производственной структуры. Так, со всей остротой встала проблема ее кардинальной модернизации, без ее конструктивного решения под сомнение ставится сама возможность присутствия России в «клубе» высокоразвитых держав.

На пути к инновационной инфраструктуре

Осознание этой связки – инновации в целях модернизации – позволяет более четко выстроить на долгие годы экономические приоритеты не только в рамках системы государственного управления, но и для бизнеса. Более того, соединение усилий производительных сил для достижения глобальных целей, пожалуй, впервые позволяет отказаться от прежней практики противопоставления частных и публичных интересов. В сфере поддержки технологических инноваций следует четко придерживаться принципа, согласно которому в рыночной экономике отбор технологических инновационных проектов является прерогативой частного бизнеса. Исключение составляют случаи, когда он получает прямые государственные заказы на осуществление инноваций в сферах, признанных правительством приоритетными. Но основной источник инновационных приоритетов – потребности рынка, которые бизнесу известны гораздо лучше, чем государству.

В связи с этим на передний план экономической политики выходит задача создания инновационной инфраструктуры, т. е. институциональных механизмов, обеспечивающих трансляцию новаторских идей и результатов научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок (НИОКР) в бизнес-проекты, а также адекватные условия финансирования последних. Среди мероприятий, направленных на создание инновационной инфраструктуры, необходимо упомянуть следующие.

Развитие инфраструктуры сотрудничества между научными институтами и организациями, с одной стороны, и компаниями частного бизнеса – с другой. Неэффективность действующих сегодня структур – инновационно-технологических центров, технопарков и т. п. – во многом связана с тем, что работа по прямым заказам бизнес-сектора до сих пор не вошла в повседневную практику. В результате научные институты зачастую предлагают не те разработки, которые действительно нужны бизнесу, а те, что были созданы ранее на бюджетные деньги. Бюджетная поддержка и налогообложение рассматриваемых структур должны строиться таким образом, чтобы перевести отношения между наукой и бизнесом на контрактную основу.

Создание венчурных фондов, позволяющих диверсифицировать риски инновационных проектов. Необходимой предпосылкой является значительный размер капитала венчурных фондов, позволяющий финансировать большое число проектов. Целесообразно создать Российский фонд венчурного инвестирования с капиталом не менее 400–500 млн долларов и долей государственного участия до 50 %. Успешная деятельность данной структуры может сыграть показательную роль и способствовать созданию новых венчурных фондов на средства частного капитала.

Развитие институтов финансовой системы. Значительные масштабы, которые на протяжении 1990-х гг. растущий сектор «новой экономики» приобрел в странах Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), явились прямым следствием того, что инновационно-активные компании данного сектора имели прямой выход на финансовые рынки, готовые снабжать их денежными ресурсами. В России компании, ориентированные на осуществление инновационных проектов, практически лишены такой возможности ввиду слабого развития финансовых рынков и незаинтересованности банков в выдаче долгосрочных кредитов. При разработке мер по реформированию финансового сектора необходимо уделять внимание тому, в какой степени они соответствуют цели приоритетного развития инновационного бизнеса.

Причина выдвижения бизнеса в качестве самого активного участника инновационного процесса кроется в самой природе инноваций. Ведь если попытаться коротко, что называется на пальцах, объяснить сущность этого понятия, то можно сказать так: это все, что хотелось бы купить – для пользы, комфорта, безопасности, просто для красоты, удобства и новизны ощущений.

Внешне подобное объяснение выглядит очень простым. Совершенно ясно, что каждый понимает новизну по-своему. К примеру, идеальной инновацией был бы вечный двигатель, но мы знаем, что он невозможен. Однако есть постоянная потребность и спрос на экономичный, экологичный, надежный – одним словом, эффективный мотор, и над этой проблемой работает огромное число специалистов и изобретателей. Именно рынок может признать то или иное новшество инновацией, если и когда начнет его покупать – желательно в большом объеме.

Однако было бы ошибкой не признать инновацией и все то, что не всегда видно «невооруженным» глазом и нельзя пощупать руками, но что способствует созданию нового товара: проектируемые материалы, технологии, компьютерные программы, коммуникации, организационные, управленческие, обучающие приемы. Конечно, определить здесь степень новизны можно только экспертно, и тем не менее, в современном мире интеллектуальная составляющая давно стала неотъемлемой частью товарного производства.

Отсюда вывод: чтобы разработать успешную стратегию инновационного развития, способную повысить конкурентоспособность национальных производителей, обеспечить рост валового внутреннего продукта и поднять уровень жизни граждан, соответствующие меры должны исходить из того, как определяется инвестиционная составляющая инновационной деятельности.

Инновациями не могут считаться результаты НИОКР, технологические и организационные идеи, не доведенные до стадии реального внедрения (научные открытия, патенты на изобретения и т. п.), равно как и проекты, для реализации которых отсутствуют необходимые рыночные условия. Основным показателем такой готовности может служить желание бизнеса инвестировать в подобные проекты. Такая готовность в настоящих условиях инерционно-сырьевого развития экономики России в огромной степени определяется государственной политикой инвестиционной поддержки инноваций, предусматривающей стимулирование собственно инновационной деятельности.

Из данного выше определения становится ясным, что важнейшей характеристикой инновационной экономики является постоянный спрос на новшества. Именно спрос задает ориентиры и стимулы инноваций. Приметой нашего времени стало перемещение центра тяжести в процессе создания инновационных продуктов на корпоративный уровень. Бизнес как субъект экономической деятельности обладает одним бесспорным качеством: он ближе всех находится к рынку, можно сказать, живет для рынка и рынком. Поэтому ему свойственно быть главной движущей силой рыночной экономики, а воплощением этого движения являются как раз инновации.

По мере того как формируются институциональные условия, позволяющие стимулировать инновационную деятельность, вводятся налоговые льготы, создаются особые технико-внедренческие зоны, технопарки, специальные финансовые фонды и т. д., инновационного энтузиазма не наблюдается, если не считать лозунгов и призывов. Другими словами, уровень привлекательности инновационной составляющей в работе бизнес-организаций остается практически неизменным. И дело не в инерционности мышления или в привычной ограниченности горизонта планирования.

Такое отставание объясняется тем, что инновации еще не стали фактором производственного развития (роста) как результат активной инвестиционной политики. По целому ряду причин издержки производства так и не воспримаются нашим менеджментом как ключевой фактор обеспечения конкурентоспособности. Обратите внимание на следующие цифры: в течение 2009 г. крупнейшие германские автопроизводители увеличили свои запасы ликвидности почти вдвое – как будто не было ни кризиса, ни снижения прибыли! И все эти резервы – свыше 50 млрд евро – накоплены с одной-единственной целью: финансирование инвестиций в новейшие технологии и оборудование для борьбы с конкурентами на глобальном рынке.

А что происходит у нас? Естественные (да и не только) монополии, например, просто предельно повысили тарифы, тем самым опять увеличив непроизводственную нагрузку, которая затрудняет разработку и реализацию любых инновационных проектов. На фоне полной неопределенности внешней по отношению к бизнесу среды борьба за снижение собственных издержек не может вестись на поле инноваций.

В силу отмеченных обстоятельств государственная политика прямой инвестиционной поддержки инноваций должна стать ведущим фактором, нацеленным на то, чтобы компенсировать, а в конечном итоге устранить недостатки существующей среды.

Приходится констатировать, что с самого начала экономических реформ принципы такой политики так и не были сформулированы, а отдельные мероприятия, направленные на поддержку инноваций, не дали ожидаемого результата. Причины сложившейся ситуации заключаются в следующем.

На протяжении длительного периода государственная политика поддержки инноваций фактически отождествлялась с поддержкой науки, а в рамках последней основное внимание уделялось финансовому обеспечению государственных научных организаций. При этом критерии предоставления указанной помощи практически не отражали необходимость создания у научных организаций стимулов к поиску путей инновационного партнерства с компаниями частного бизнеса.

При определении приоритетов государственного содействия инновациям главный акцент был сделан на поиске «стратегически важных направлений» технологического развития, на которых планировалось сконцентрировать бюджетные ресурсы. При таком подходе государство фактически подменяло рыночные механизмы как в отборе инновационных проектов для поддержки, так и в определении источников их финансирования. В условиях, когда объем выделяемых финансовых ресурсов был крайне незначительным, оказание помощи «точечным» проектам в принципе не могло привести к достижению результатов, имеющих важное значение для всей экономики.

На фоне попыток государства напрямую участвовать в финансировании инновационных проектов недостаточно внимания уделялось проблемам, решение которых создавало бы у частного бизнеса стимулы к самостоятельному увеличению объемов инвестиций в инновации. В условиях неопределенности экономической среды, отсутствия механизмов, позволяющих ввести широкомасштабное венчурное финансирование инновационного сектора, шансы на развертывание устойчивых самоподдерживающихся инновационных процессов, стимулы для которых зарождались бы в самом бизнес-секторе, минимальны. А это значит, что усилия государства, прилагаемые к тому, чтобы «подтолкнуть» инновационные процессы, малопродуктивны: прекращение государственной поддержки автоматически ведет к стагнации инновационной деятельности, инициированной благодаря этой поддержке.

Отсутствие диалога между органами государственной власти, с одной стороны, и отечественным бизнесом – с другой, приводило к многочисленным разночтениям в трактовке базовых вопросов государственного содействия инновациям. В результате правовое оформление принципов такой поддержки и даже попытки сделать это сталкивались с проблемой нечеткости юридических формулировок, носили во многом декларативный характер.

В то же время налицо очевидный прогресс как с точки зрения растущего внимания государства к инновационной сфере, так и в плане его усилий по наведению мостов между наукой и бизнесом. Предпринимаются усилия для того, чтобы трансформировать интеллектуальные достижения отечественных ученых и конструкторов в создание конкурентоспособного по мировым стандартам продукта. Таким образом, закладывается фундамент для плодотворного сотрудничества государства и бизнеса в том, чтобы определить перспективные направления политики поддержки инноваций.

Комиссия по высоким технологиям и инновациям под руководством главы правительства не только подтвердила выделение в 2010 г. 1,1 трлн руб. на науку, инновационные проекты и федеральные целевые программы (ФЦП), но и, что более важно, в 4 раза больше (!) – на формирование госзаказа на инновационную продукцию. Возникает естественный вопрос: за счет каких средств государство должно либо может оказывать поддержку инновационному сектору экономики?

Этот вопрос особенно актуален сейчас, когда работа над определением основных направлений налоговой политики и будущим бюджетом вступила в активную фазу.

До сих пор практически единственным инструментом государственной поддержки бизнес-стратегий были федеральные целевые программы. Плачевный итог исполнения большинства этих программ в 2009 г. привел к выводу о целесообразности мер по значительному сокращению их числа и замораживанию ряда проектов. Потребность в госинвестициях, выделяемых для реализации уже принятых и частично осуществленных ФЦП, составляет 1 трлн рублей. А для воплощения в жизнь крупнейших инициатив президента и правительства по «инновационной модернизации» будут нужны еще 500 млрд рублей.

В поиске необходимых средств чаще всего обращаются к приватизации. Однако сейчас, с учетом спада конъюнктуры, этот источник, по оценке Министерства экономического развития, полностью не обеспечит пополнение статей бюджета, предназначенных для финансирования ФЦП. По-видимому, без мобилизации ресурсов бизнеса не обойтись.

Обычно считается, что мотивировать бизнес можно только одним – бюджетными деньгами, но это, конечно же, не так. В частности, в инновационном бизнесе гораздо большую роль играют другие механизмы, которые, кстати говоря, у нас уже есть, но работают пока очень слабо.

Кластеры как залог успеха

Мотивировать инвестиционную активность в сфере инноваций – задача куда более сложная и обширная, чем осуществить бюджетные вливания в те или иные отрасли. Здесь необходимо поддержать идею развития новых форм частно-государственного партнерства, таких, к примеру, как создание функциональных кластеров. Их суть довольно проста: консолидация не территориально (географически) близких предприятий, работающих в разных отраслях экономики, а функционально связанных структур. Важнейшей из этих интегрирующих функций является инвестиционная.

Именно в рамках кластера, сформированного на базе инвестиционной активности, могут быть созданы оптимальные условия для всех направлений деятельности. И для межотраслевых взаимодействий на стыке разных областей знания и отраслей производства, и для ускоренного внедрения разработок в массовое производство, и для взаимопроникновения инновационных подходов к новым задачам, и для профессионального управления всеми этими процессами.

Кластеры представляют собой группы близких, тесно взаимодействующих компаний, деятельность которых позволяет совместными инвестиционными усилиями создавать, развивать и широко внедрять инновации, обеспечивающие конкурентные преимущества на рынке. При этом для успешного развития кластеров необходимы следующие условия:

установление между компаниями экономических и научно-технических связей;

сочетание отношений кооперации между компаниями с отношениями конкуренции, стимулирующей непрерывный инновационный поиск в интересах повышения эффективности и укрепления конкурентных преимуществ;

возникновение значительного и устойчивого спроса на продукцию большого числа компаний, работающих в одной отрасли, в близких отраслях, объединенных сходными технологическими процессами, либо в отраслях, объединенных вертикальными хозяйственными связями;

«притяжение» поставщиков услуг (финансовых, консалтинговых, научно-образовательных, логистических и т. д.), необходимых функционирующим в рамках кластера компаниям.

Внимательный взгляд на перечисленные выше условия позволяет сделать два важных вывода, которые уже давно и прочно вошли в мировую практику промышленной политики.

Во-первых, невозможно создать кластеры, «принуждая» компании с помощью административных рычагов начинать совместную работу без учета реальных перспектив соответствующей хозяйственной деятельности. Тот факт, что несколько компаний конкретной отрасли ориентируются на одни технологии, еще не означает, что эти компании будут формировать реальный кластер, – для этого нужно как развитие сотрудничества между этими компаниями, так и включение в кооперацию компаний сектора услуг. Ни одной из этих целей нельзя достичь «из-под палки», простым административным решением, без наличия объективных рыночных предпосылок. Более того, чрезмерный акцент на административных мерах регулирования может создать дополнительные препятствия формированию инновационно-ориентированных кластеров, превращаясь для бизнеса не в питательную среду, а в «смирительную рубашку».

Во-вторых, ключевым фактором установления атмосферы доверия, обеспечения значительного и устойчивого спроса является вхождение в состав кластеров компаний крупного бизнеса. В рамках инновационно-ориентированных кластеров эти компании выполняют двоякую роль. Они способны выступать и в качестве инвесторов, привлекающих банки и компании-субподрядчики для реализации своих проектов, и в качестве генераторов спроса на услуги инновационно-активных компаний малого и среднего бизнеса, обеспечивая их заказами и рынками для интеллектуальных разработок. Напротив, кластеры, состоящие исключительно из малых и средних инновационных компаний, в условиях переходной экономики практически не имеют шансов для динамичного развития – прежде всего из-за отсутствия доступа к значительным инвестиционным ресурсам и невозможности генерировать устойчивый спрос на продукцию смежных отраслей.

Между прочим, в системе управления такими структурами коррупционная среда практически отсутствует: слишком много субъектов, заинтересованных в общих результатах деятельности, а дележ преференций чрезмерно прозрачен, поскольку отягощен высокими рисками (достигнут ли разработчики, производственники, продавцы и т. п. своей цели, заранее неизвестно). Договорные отношения между всеми участниками инновационного процесса являются действенным инструментом и мобилизации инвестиционных ресурсов, и разделения функций – ведь очень часто ученый и разработчик той или иной инновации замечательно справляется со своей задачей, но плохо знает законы рынка. Не случайно так много и часто говорят о коммерциализации результатов научной деятельности – мало придумать новую вещь, мало создать ее опытный образец, это еще не инновация. Цель будет достигнута, когда она появится на рынке и на нее появится устойчивый спрос.

Инвестиционная поддержка таких функциональных кластеров со стороны государства позволила бы решить еще одну чрезвычайно важную задачу – привлечь региональную власть к формированию и реализации инновационной политики.

Известно, что в настоящее время существует довольно серьезный разрыв между федеральным уровнем постановки целей инновационной политики и доведением ее до системы регионального управления. Минэкономразвития собирается выработать специальную программу поддержки кластеров, ориентировав ее на стимулирование региональными властями производства инновационных продуктов путем выделения специальных инвестиций – субсидий. Существует, конечно, опасность впадения в административный раж и силового вменения формального участия в кластере ради получения дополнительных средств из федерального бюджета. Но благодаря партнерству с бизнесом эту угрозу легче нейтрализовать, чем пренебречь возможностью для мобилизации малого и среднего бизнеса в регионах.

Важно при этом не повторить ошибки, которые были допущены при создании особых экономических зон, технопарков и так называемых наукоградов, в рамках которых планировалась организация инновационно-ориентированных бизнес-инкубаторов. Так или иначе, в большинстве случаев мы имеем дело с крайностями: либо с попытками создания «малобюджетных» центров инновационного развития, скорее не привлекающих, а отпугивающих потенциальных инвесторов спартанскими (если не сказать нищенскими) условиями работы, либо с амбициозными проектами создания инновационной инфраструктуры, которые фактически не имеют никакого отношения к развитию инновационной деятельности.

Шокирующие примеры первой тенденции дает практика создания бизнес-инкубаторов в рамках программы, реализуемой Министерством экономического развития. Зачастую под бизнес-инкубаторы выделяют здания, находящиеся в аварийном состоянии, ранее принадлежавшие промышленным предприятиям, организациям бытового обслуживания и даже средним школам. Возможно, офисные площади в таких «инкубаторах» могут заинтересовать компании, выросшие из челночного бизнеса или в лучшем случае единичные инновационные компании, организованные людьми, не имеющими опыта ведения самостоятельного бизнеса. Однако никакого системного инновационного воздействия на экономику они не могут оказать по определению.

Столь же невеселое впечатление оставляет ситуация с технопарками России. Порой можно подумать, что создаются не современные центры исследовательской и конструкторской мысли, а своего рода «инновационные гетто», куда предполагается собрать ученых и конструкторов, не востребованных экономикой. Международная практика в данной области принципиально иная. Так, проект технопарка для испанского Университета Виго в настоящее время разрабатывает бразильский архитектор Паулу Мендес да Роша, получивший главную мировую архитектурную премию за 2006 г. Это красноречиво свидетельствует как о значении, какое придается строительству технопарка, так и о уровне престижа, в том числе в глазах ведущих мировых компаний, какого рассчитывают добиться учредители. Российским же строителям технопарков и бизнес-инкубаторов приходится думать не о привлечении лучших мировых специалистов, а об определении степени износа и аварийной опасности зданий, на базе которых им предлагается создавать инновационную инфраструктуру.

Тенденция к гигантомании дискредитирует идею инновационных экономических зон ничуть не меньше, чем тенденция к малобюджетному минимализму. Эта опасность уже заметна на примере проектов создания наукоградов. В этих проектах часто можно найти все что угодно – от мер по улучшению инфраструктуры общественного транспорта до планов по обустройству пешеходных дорожек в жилых зонах. Не хватает только одного – собственно программы организации эффективного сотрудничества между научными организациями и компаниями частного бизнеса.

Незаменимая роль бизнеса

Особо следует подчеркнуть: только приход крупного российского бизнеса в инновационно-ориентированные зоны и кластеры способен обеспечить те преимущества, которые позволят решить стратегическую задачу развития инновационной экономики. Аргументация этого тезиса опирается на имеющийся опыт.

Крупный бизнес уже имеет собственные сложившиеся механизмы реализации инновационных проектов, связанные с отбором приоритетов, привлечением необходимых инвестиционных ресурсов и внедрением результатов НИОКР в реальные производственные процессы.

Крупные компании осуществляют хозяйственную деятельность по целому спектру отраслевых направлений, отслеживая технологические связи между ними и рассматривая перспективные варианты диверсификации бизнеса. Это создает благоприятные условия для продуктовых и технологических инноваций, направленных на качественное совершенствование переработки сырья в рамках вертикально-интегрированных процессов, так и на рост конкурентоспособности уже производимой продукции.

Крупный бизнес имеет четко очерченные направления своей деятельности и не заинтересован в реализации масштабных, но бессмысленных «инфраструктурных проектов», больше напоминающих кормушки для чиновников, чем реальные механизмы стимулирования инновационной активности. Он заинтересован в таких формах поддержки последней, которые помогли бы реализовать рыночные преимущества инновационного сектора экономики, а не маниловские прожекты, не подкрепленные экономическим расчетом.

Исходя из этого, в условиях российской экономики самым эффективным инвестиционным инструментом, от которого зависит повышение инновационной активности, является не рост количества компаний за счет создания специализированных инновационных бизнес-структур, а механизм слияния/поглощения. В качестве примера можно было бы привести наиболее инновационный сектор российской экономики – IT-отрасль, где уровень слияний/поглощений едва ли не самый высокий.

До тех пор, пока консолидация российского бизнеса не достигнет определенного уровня, рассчитывать на крупные инвестиции бизнес-организаций в инновации не приходится. Финансово-экономический кризис лишь усилил эту потребность. Даже американская Силиконовая долина, где сосредоточено значительное число высокотехнологичных компаний, объявила о том, что готовится к буму слияний и поглощений. Причина вполне прозрачна: с одной стороны, крупнейшие американские компании не успевают разрабатывать новейшие продукты, и им выгоднее купить венчурного разработчика; с другой стороны, они обладают достаточным объемом средств, чтобы позволить себе инвестиции на поле слияний и поглощений.

При этом крупный бизнес объективно заинтересован в налаживании продуктивного сотрудничества с инновационными компаниями малого и среднего бизнеса, занимающими конкретные рыночные ниши. Ряд перспективных направлений экономики (разработка технологий глубокой переработки природных ресурсов, фармацевтика, материаловедение, борьба с компьютерными вирусами, пищевая безопасность, технологии идентификации личности и пр.) представляют собой естественные базы для упорядочения плодотворного сотрудничества между крупным бизнесом, с одной стороны, и средними и малыми компаниями – с другой. Такое бизнес-партнерство должно стать неотъемлемым элементом создания инновационно-ориентированных экономических кластеров в российской экономике.

Деятельность АФК «Система» в сфере инновационно-ориентированного бизнеса представляет собой наглядный пример того, как компания крупного бизнеса может выполнять роль лидера в формировании инновационно-ориентированных экономических кластеров. Корпоративная инновационная инфраструктура включает в себя технопарки в Зеленограде, Дубне и Сарове, инновационно-технологические центры (в т. ч. один из ведущих – на базе МГТУ им. Н.Э. Баумана), центры коммерциализации и венчурный фонд классического типа. Функционирует специализированное инновационное агентство – ОАО «Система-Венчур», которое занимается координацией деятельности технопарков и осуществляет инвестиционную поддержку проектов, разрабатываемых в них.

Большой накопленный опыт реализации проектов развития высокотехнологичных производств, квалифицированный анализ существующих в данной области проблем позволили с самого начала сформировать комплексный подход к превращению технопарков в реальные генераторы инноваций. Они обеспечивают прохождение полного цикла реализации инновационных проектов – от стадии отбора перспективных идей до их вывода на стадию коммерческой реализации с привлечением механизмов венчурного инвестирования. Сегодня можно говорить об успешной инновационной деятельности в сферах микроэлектроники, радиотехники, спутникового и медицинского приборостроения, вертолетостроения, информационных технологий, систем автоматизированного проектирования. В соответствии с планами в технопарках будут осуществляться инновационные проекты, которые можно капитализировать в холдингах АФК в течение трех-пяти лет и более. В рамках одной только зоны инновационного развития города Сарова предполагается освоить порядка 100 инновационных продуктовых линий с достижением оборота около 100 млн долларов.

Фактически сегодня речь идет о том, что АФК «Система» превращается в крупнейшую корпорацию отечественного инновационного бизнеса, которая запускает «процесс кристаллизации» инновационно-ориентированных экономических кластеров по всей стране. Данный опыт должен быть учтен при формировании политики поддержки инновационных экономических зон и привлечения в них крупных корпораций с их инновационным и инвестиционным потенциалами.

Инвестирование в инновации – вопрос вечный. Здесь чаще всего говорят о повышенных рисках, о латентной структуре затрат, о превалировании в этой структуре «ручного» (творческого) труда, не поддающегося нормированию, о невозможности определить временной интервал реализации проекта и др. Все это так, но инновационное развитие экономики идет и расширяется – значит, все риски окупаются. Здесь нужно говорить о развитии прежде всего венчурного инвестирования. На США приходится около 70 % мировых венчурных инвестиций, а Россия по привлекательности для венчурного инвестирования занимает 49-е место из 66, что неудивительно. Тем не менее появилась идея привлечь западные венчурные фонды к инвестированию так называемых стартапов, например интернет-бизнеса. Хотя в целом привлекательность российского инновационного рынка невысока, оценка интеллектуальной составляющей этого сектора остается на таком уровне, который позволяет рассчитывать на участие западного капитала в развитии российских инноваций.

Венчурный вид бюджетирования в российской экономике развит чрезвычайно слабо. Создана государственная венчурная компания, при-званная формировать специализированные фонды венчурного финансирования. Есть такие фонды и у некоторых отраслевых министерств, к примеру у Министерства связи и массовых коммуникаций. Есть функция финансирования новых разработок у госкорпораций: например, «Роснано» уже вложила миллиарды рублей в такие проекты. Но этого мало – любую бизнес-структуру нужно стимулировать к тому, чтобы она вкладывала свои или привлеченные ресурсы в инновационные разработки.

Здесь не обойтись без налоговых льгот, льготных кредитов, льготного страхования рисков, экспортной государственной поддержки и других мер. Правительство уже пошло по этому пути: выделяется 60 млрд руб. на прямую поддержку компаний – экспортеров высокотехнологичной продукции. Плюс к этому еще 3 млрд руб. предусмотрено на субсидирование процентных ставок по экспортным кредитам. Наконец, создается специальное государственное агентство по страхованию внешнеторговых контрактов, которое получит для своей деятельности 13 млрд рублей.

Как будто бы не так уж много? Но важно обозначить трассу, а движение по ней должно придать необходимую динамику. Принципиально, чтобы доступ к этим инвестиционным ресурсам получил не только оборонно-промышленный комплекс, признанный локомотивом технологического развития российской экономики. Высказываются опасения, что имеющиеся льготы будут использованы не по назначению. Это бросает тень на органы государственного управления, на которые возложены контрольные функции: неужели весь этот довольно значительный аппарат не способен отследить правомерность затрат? Кроме того, и само бизнес-сообщество не должно отстраняться от решения задачи добросовестного исполнения взятых на себя обязательств и правильного (т. е. в полном соответствии с действующими законами и правилами) пользования предоставленными льготами и привилегиями.

Стоит обратить внимание на такую эффективную форму, как создание саморегулируемых организаций. Их участники добровольно берут на себя обязательства по исполнению всех требований и предписаний, связанных с определенной сферой, например инновационной, и сами осуществляют профессиональный контроль за работой в ней. Обмануть своих коллег, да тем более конкурирующих, практически невозможно.

Имеет смысл стимулировать более тесное взаимодействие бизнес-организаций с исследовательскими структурами, причем речь идет о мотивировании и той, и другой стороны сотрудничества: наряду с активно учреждаемыми бизнесом центрами R&D (research and development), куда ученые и специалисты идут достаточно охотно, необходимы центры D&E (design and engineering), которые еще не получили столь широкое развитие. Федеральный закон № 217 «О внедрении результатов интеллектуальной деятельности» открыл бюджетным научным и образовательным учреждениям возможность передавать права на интеллектуальную собственность в уставный капитал создаваемых внедренческих организаций.

Однако пока что реализовать это право не удается: нет подзаконных актов.

Необходимы институциональные инновации в сфере государственного регулирования экономических процессов, ориентированные на четкое определение функций регулирующих органов и используемых ими инструментов общеэкономической и промышленной политики. Цель данных инноваций – снижение уровня административных издержек для национального бизнеса и совершенствование защиты его интересов на внутреннем и внешнем рынках. В первую очередь это осуществляется путем охраны прав инвесторов, обеспечения предсказуемости государственной политики, борьбы с некорректными торговыми практиками зарубежных конкурентов.

Целью и критерием оценки деятельности органов государственного управления должно стать создание стимулов к тому, чтобы появились эффективные институты рыночной экономики. Соответствующие правовые и социальные институты служат важными предпосылками инновационной активности. Совершенствование правовых институтов (прежде всего механизмов реализации патентного и контрактного права), в частности, будет содействовать большей заинтересованности банков и других финансовых институтов (фонды прямых инвестиций, паевые инвестиционные фонды и др.) в том, чтобы вкладывать в разработку качественно новых продуктов и технологий. Тем самым сможет быть осуществлен их переход от сохранения в своей структуре непрофильных подразделений к созданию инвестиционных агентств с бизнес-структурами, нацеленными на создание и вывод на рынок новых товаров и услуг. Со своей стороны реформа социальных институтов (в первую очередь образовательных и трудовых) призвана обеспечить повышение квалификационного и культурного уровня рабочей силы, ее способность трудиться в высокотехнологичных, инновационно-активных сферах экономики.

Россия > Приватизация, инвестиции. Образование, наука > globalaffairs.ru, 6 июля 2010 > № 2906312 Владимир Евтушенков

Лиссабонский договор и интересы России

И.Д. Иванов – академик РАН, профессор-исследователь Государственного университета – Высшей школы экономики.

Резюме Вступление в силу Лиссабонского договора существенно меняет облик Европейского союза как крупнейшего экономического и политического партнера России в Европе и в мире.

Вступление в силу Лиссабонского договора существенно меняет облик Европейского союза как крупнейшего экономического и политического партнера России в Европе и в мире. С одной стороны, более четкое определение его компетенций и процедур принятия решений содействует реализации «четырех общих пространств» Россией и ЕС и переговорам о заключении между ними нового базового соглашения. С другой – этот документ усложняет процесс сотрудничества Брюсселя с третьими странами, включая Россию. Влияние антироссийских настроений может возрасти, как и склонность к «двойным стандартам».

ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПИАЛЬНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ

Прежде всего договор упорядочивает внутреннее строение и международные позиции Европейского союза, создавая в нем единое правовое и организационное поле (вместо трех прежних разнохарактерных по своему статусу «колонн» интеграции) и правопорядок и придавая ему международную правосубъектность, которой ЕС раньше не обладал (ст. 47). «Только после Лиссабона, – отмечал в этой связи видный архитектор европейской интеграции Валери Жискар д’Эстен, – Европа начала реально существовать как политическое целое в глазах всего мира». В орбиту Евросоюза включаются также ранее не входившие в него рабочие органы, например Европейский центральный банк, Счетная палата и Суд ЕС.

Конструктивным представляется здесь в числе прочего смена статуса Суда ЕС. «Административная структура и право Европейского союза нестабильны и находятся в процессе постоянного развития в различных сферах, – писал в июле 2008 г. журнал West European Politics. – Кроме того, координация действий в этих сферах крайне слаба. Поэтому административное право Евросоюза существует в основном в форме общих принципов такого права. Некоторые его нормы фрагментированы и неприменимы на междисциплинарной основе… особенно там, где исполнительные компетенции Союза рассредоточены по его различным структурам». В этих условиях Суд ЕС внес самый существенный вклад в процесс интеграции, закрывая своими решениями и толкованиями многие бреши в формирующемся европейском праве, способствуя гармонизации законодательства стран-членов и тем самым облегчая для третьих стран взаимодействие с Европейским союзом.

Место прежнего многоактового дублирования принципов и тематики деятельности ЕС занимает теперь их четкое разделение на два уставных документа: Договор о Европейском союзе (ДЕС – содержание и направления интеграции) и Договор о функционировании Европейского союза (ДФЕС – условия и механизмы реализации поставленных интеграционных целей). Главное же – существенно уточняются исключительная, совместная и иные компетенции Евросоюза (при расширении первых), что делает его более предсказуемым и полномочным партнером за столом переговоров (в т. ч. с Россией). Как с удовлетворением констатировал член исполнительного совета фонда Бертельсманна Вернер Вайденфельд, новый документ «снимает двусмысленности, ранее характерные для разделения компетенций между Евросоюзом, странами-членами и прочими странами как субъектами интеграционного процесса». По его оценке, прежде было «весьма затруднительно понять, действует ли Брюссель в каждом отдельном случае в рамках имеющихся у него полномочий или же переступает их пределы».

Повышается эффективность процесса принятия решений в ЕС. По сравнению с «тройным большинством» (по голосам стран-членов, по числу стран и по населению), существующим ныне, с 2017 г. вводится «двойное» (55 % голосов стран-членов, охватывающих тот же процент населения). При этом с 2014 г. по 2017 г. нынешняя процедура временно заменяется переходной (55 % голосов, не менее 19 стран-членов, охватывающих 62 % населения). Сферы решений, принимаемых квалифицированным большинством, расширяются со 137 до 181, оставляя для единогласия лишь 70. Число применяемых при этом категорий правовых и административных инструментов сокращается с 16 до 5 (ст. 288). Господствующей (в 80 % случаев) становится стандартная процедура принятия решений (совместно с Европейским парламентом) при сокращении сферы специальной. При распределении полномочий и исполнении решений более последовательно выдерживаются принципы субсидиарности и пропорциональности (ст. 5).

Состав членов Комиссии ЕС в перспективе сокращается до 18, депутатов Европарламента – до 750. Легализован Комитет постоянных представителей государства (КОРЕПЕР) как подготовительный и совещательный орган принятия решений. На направлении внешней политики создается специальный пост верховного представителя ЕС по иностранным делам и политике безопасности на правах вице-председателя Еврокомиссии (ст. 18). Внешнее представительство интересов Евросоюза вменяется также председателю Европейского совета как высшего органа ЕС при наделении его полномочиями на 2,5 года вместо прежнего шестимесячного председательства (ст. 15.6).

Все это существенно активизирует деятельность Европейского союза, впавшую в определенный ступор после его последнего расширения, а также позволяет более оперативно реализовывать согласованные договоренности, будь то по «четырем общим пространствам» или по новому базовому соглашению Россия – Евросоюз. Ведь не секрет, что прежние уставные документы ЕС не создавали для этого должного правового и организационного поля и потому, например, ряд статей Соглашения о партнерстве и сотрудничестве (СПС) Европейский союз – Россия, вступившего в силу в 1997 г., не применялись сторонами, ибо оно не содержало достаточной чистоты использованных юридических конструкций, а подчас реализовывалось даже явочным порядком. Лиссабонский же договор способен более эффективно формализовывать результаты нашего взаимодействия.

Вместе с тем процедура принятия решений в Европейском союзе по Лиссабонскому договору приобрела и дополнительные сложности. Прежний властный треугольник ЕС (Европарламент – Совет министров – Комиссия) превращается теперь в квадратуру: Европейский совет – Европарламент – Совет министров – Комиссия, причем от первого из этих органов ожидается консенсус при принятии решений. А более всех от предпринятых изменений выигрывает Европарламент, где непропорционально большой вес получили «новые европейцы», в том числе недружественно настроенные к России. Лиссабонский договор ставит Европарламент по его полномочиям почти в равное положение с Советом министров ЕС в части формулирования новелл европейского права (ст. 14, 16 и ст. 223–224), расширяя круг совместного принятия ими решений еще на 40 важных сфер, включая сельское хозяйство, энергетику, управление фондами развития и иммиграционную политику.

Усложняет процедуру принятия решений и подключение к ней национальных парламентов стран-членов, которые при определенных условиях могут заблокировать принятие решений и позиции наднациональных властей (показать Брюсселю т. н. «оранжевую карту»), если, к примеру, были нарушены принципы субсидиарности и пропорциональности.

Вводимая договором законодательная инициатива, исходящая от одного и более миллионов граждан стран – членов Европейского союза (ст. 11.4), может быть выгодна лишь третьим странам, имеющим здесь свое влиятельное политическое лобби, которым не располагает Россия. Все это делает переговорный процесс и реализацию достигнутых договоренностей более чувствительными к постороннему, в том числе антироссийскому, влиянию, осложняя общий климат сотрудничества.

Расширяется область полномочий Евросоюза (вне их остаются в основном налоги, социальное страхование, госдоходы, общая внешняя политика и политика безопасности), в т. ч. за счет космоса, гуманитарной помощи, энергетики, общественного транспорта, телекоммуникаций, электроснабжения, почты, туризма. А главное – ЕС наделяется новыми полномочиями в сфере миротворческих операций, разоружения, предотвращения и ликвидации конфликтов, создания собственных механизмов осуществления общей внешней и оборонной политики, борьбы с трансграничной преступностью, нелегальной иммиграцией, торговлей наркотиками и людьми, оружием, финансовыми махинациями и т. д.

Все это, конечно же, расширяет тематическое поле сотрудничества России непосредственно с органами Евросоюза. В то же время около 300 статей договора все еще предстоит реализовывать через совместную компетенцию Европейского союза и стран-членов, а сами новеллы Лиссабона сосредотачиваются скорее внутри Европейского союза, ибо тот же договор предусматривает крайне сложную систему достижения международных договоренностей. Соглашения заключаются, только если они прямо предусмотрены учредительными актами ЕС и необходимы для осуществления целей, закрепленных в этих актах, или же предусмотрены актами вторичного права Евросоюза. Директивы на переговоры с третьими странами дает лишь Европейский совет, и только он полномочен вносить в них поправки, что лишает переговорный процесс необходимой гибкости и динамики и делает его продолжительным по времени. К тому же сам процесс ставится под юрисдикционный контроль Европейского совета, Совета министров, Европарламента, Суда и Комиссии, что означает интенсивный документооборот между ними в ходе переговоров, выработку переговорной позиции по минимальной общей планке и негибкость раз утвержденной политики и позиции по отношению к партнерам. Во многом перед лицом такой перспективы уже сейчас крайне вязко идут переговоры по новому базовому соглашению Россия – ЕС, где после шести их раундов согласовано лишь несколько неосновных статей.

ПУТИ РЕАЛИЗАЦИИ

В сфере реализации достигнутых договоренностей состоявшееся расширение полномочий Европейского союза во многом девальвируется вводимой дифференциацией отдельных их категорий (ст. 4–6). Таковыми теперь являются (вместо прежних исключительных и делимых со странами-членами компетенций):

– исключительная наднациональная компетенция Евросоюза (в сфере функционирования таможенного союза, правил конкуренции, финансовой политики в еврозоне, общей торговой и рыболовной политики);

– совместная компетенция (единый внутренний рынок, социальная, аграрная, транспортная, энергетическая и региональная политика, защита прав потребителей и сфера свободы, безопасности и правопорядка);

– поддерживающие, координирующие и дополняющие меры (культура, туризм, образование, спорт, здравоохранение, административное сотрудничество);

– координация экономической и социальной политики (занятость, социальная политика);

– специфические полномочия в сфере общей внешней политики и политики безопасности (сфера внешней политики, относящаяся к обеспечению безопасности Европы, включая поэтапное формирование общей оборонной политики).

Естественно, что такого рода плюрализм и чересполосица делают договоренности с ЕС по перечисленным компетенциям и сферам неравнозначными по эффективности реализации, тем самым затрудняя сведение их в общий баланс рисков и выгод сотрудничества.

Европейские эксперты называют и еще ряд проблем, не решенных или опущенных в договоре. «Никто не знает, – утверждает, например, лондонский The Economist, – как порядок принятия решений большинством голосов в Совете будет сочетаться с расширением сферы совместного законотворчества с Европарламентом». В соответствии с перечнем своих обязанностей верховный представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности должен проводить не менее 150 важных дипломатических встреч ежегодно, но каких-либо его заместителей или делегирования полномочий при этом не предусмотрено. Точно так же при введении Европейского совета во властную квадратуру ЕС функции этого органа тоже оказались недостаточно четко прописаны.

Предполагается, что одномиллионная «народная инициатива», чтобы быть представительной, должна формироваться из граждан по меньшей мере четырех стран-членов и при участии не менее 1/500 от населения Европейского союза в каждой из стран. Однако это нигде не кодифицировано. Не совсем ясно, как теперь управлять более чем 30 тематическими агентствами, практически не имеющими «горизонтальных» связей. Точно такая же проблема стоит перед более 1 200 неконтролируемо размножающимися экспертными группами (в 1975 г. их было всего 537), пишет журнал West European Politics.

К тому же Лиссабонский договор закрепляет и мессианскую, идеологическую парадигму ЕС, подчеркивая, что любые его международные соглашения заключаются лишь с партнерами, исповедующими те же «ценности», а сами документы обязаны продвигать подобные ценности вовне (ст. 3.5, 21, 23, 49 и ст. 205, 216 и др). Такие претензии на идеологическую ангажированность трансформируются в итоге в политику «двойных стандартов» в отношении партнеров, особенно России. «Если мы не сумеем выработать единую позицию по России, – считает испанский публицист Маите Рико, – никто не будет принимать нас всерьез». Но такая позиция, по мнению бывшего корреспондента итальянской Corriere della Sera в Москве Фабрицио Драгосея, должна заключаться именно в том, чтобы «твердо указывать России на несколько важных пунктов», для чего нужно преодолеть «снисходительное поведение Запада».

На несостоятельности этой мессианской (а вернее, имперской) доктрины Европейского союза стоит остановиться подробнее.

Во-первых, эти навязываемые нам «ценности» отнюдь не единообразны и трактуются разными странами и политическими кругами не однозначно. Например, «Европа сделала свой выбор в пользу рыночной экономики и капитализма, – отмечает государственный секретарь Франции по экономическим перспективам и оценке общественной политики Эрик Бессон, – но этот выбор вовсе не означает абсолютной власти и свободы рынка». России же (при содействии наших собственных отечественных политиков-компрадоров) навязывается именно эта модель, хотя она и скомпрометировала себя в ходе последнего кризиса. Сами пропагандируемые ценности разнятся в их протестантском и католическом понимании, а у «новых европейцев» с их неразвитым гражданским обществом в «ценностях» вообще доминирует местечковая антироссийская риторика, и они интерпретируются как «покаяние» за Советский Союз (естественно, с выплатой компенсации). Кстати, и сами эти страны были приняты в Евросоюз с идеологическим авансом, ибо европейские «ценности» в них отнюдь не доминировали. И если – в соответствии с официальными лозунгами ЕС – сила Европы состоит в ее многообразии, то тот же подход, наверное, должен быть справедлив не только в отношении «брюссельской», но и Большой Европы, включая Россию.

Во-вторых, авторам договора было бы полезно помнить, что Европейский союз в своих внешних сношениях обязан руководствоваться не только уставными документами, но и более широкими нормами международного права, приоритетными по отношению к этим первым. А именно: не претендовать на экстратерриториальное применение своего законодательства и тем самым не нарушать суверенитета партнеров. «Общим принципом международного публичного права, – подчеркивает профессор Университета Люксембурга Гервиг Хофман, – является то, что право государства осуществлять свои суверенные полномочия ограничено лишь его национальной территорией и отсутствует вне ее границ», а само «суверенное государство дихотомно характеризуется концентрацией его власти внутри своей территории, с одной стороны, и независимостью вовне – с другой».

В-третьих, мессианская мантра, возведенная в ранг договорной нормы, давно уже мешает конкретному деловому сотрудничеству сторон. «По-настоящему тревожит, – отмечал, например, в бытность свою членом Комиссии ЕС по делам внешней торговли Питер Мандельсон, – что ни по одной другой стране нас не разделяет столько несовпадений, сколько по отношению к России». Если это не преодолеть, то «все наши отношения будут определяться сугубо краткосрочными политическими соображениями, чего недостаточно, если мы ставим перед собой долгосрочные цели». «Европа, конечно же, не идет единым геополитическим курсом с Россией, – поддерживает такую точку зрения бывший министр иностранных дел ФРГ Франк-Вальтер Штайнмайер, – но мы должны вносить совместный вклад в то, чтобы достойно встретить стоящие перед нами общие вызовы».

Однако ущерб от такой политизации и идеологизации отношений пока неоспорим. Заповедь классика американской советологии Джорджа Кеннана «Позвольте русским оставаться русскими» в Брюсселе вспоминают далеко не всегда. Более того, с приходом «новых европейцев» политическая ангажированность в этом вопросе проникает и в аппарат Евросоюза. Хотя формально на позиции еврочиновников не должны сказываться национальные предпочтения или предрассудки, по данным исследований, на служебную деятельность половины из них оказывает влияние национальная принадлежность, а две трети придерживаются национальной культуры тех стран, выходцами из которых они являются. В итоге «национальные пристрастия остаются фундаментальной характеристикой того, как решаются дела в Комиссии ЕС, – свидетельствует профессор Утрехтской школы управления Семин Суварирол, – даже несмотря на кросснациональное видение задач Европейского союза, завещанное его отцами-основателями».

К сожалению, Лиссабонский договор легализует и еще одну, прежде всего моральную, категорию поведения стран – членов ЕС на международной арене, а именно переводит в разряд юридической нормы понятие их «солидарности» перед лицом третьих стран. Это фактически девальвирует принципы принятия решений большинством и подвергает важнейшие вопросы сотрудничества, например энергетику, риску вето со стороны отдельных стран, заставляющих исполнять свои прихоти и всех остальных. Текстуально «солидарность» упоминается в Лиссабонском договоре чаще любого другого термина (ст. 2.3, 3.3, 21.1, 24.2 и ст. 67, 80, 122, 222 и др.), что способно иммобилизовать Евросоюз как переговорного и оперативного партнера. Например, новый председатель Европарламента Ежи Бузек (Польша) прямо выражал свое сожаление в связи с тем, что раньше Евросоюз не имел инструментов для вмешательства в газовые конфликты между Украиной и Россией, зато теперь они появились в Лиссабонском договоре на базе его положений о «солидарности».

Во всяком случае при нынешнем раскладе сил такая «солидарность» лишает ядро ЕС, в том числе франко-германский тандем, инициативы в делах сотрудничества и отдает их на откуп «новым европейцам», выступая как инструмент деструктивной антироссийской риторики.

В результате в отношениях между Брюсселем и Россией, как это подчеркивает депутат Европарламента Ален Ламассюр, все еще сохраняется дилемма: «Кто мы – партнеры или политические противники? Даже более чем пятнадцать лет спустя после распада СССР западный лагерь так и не определился с ответом на этот вопрос». Не просматривается он и в Лиссабонском договоре.

В более прикладном плане переговоры и весь процесс сотрудничества усложняются и тем, что полномочия между председателем Европейского совета и верховным представителем ЕС по иностранным делам и политике безопасности пока официально не разделены. Неясно, например, каковыми будут состав и иерархия лидеров Евросоюза на саммитах с Россией. Внешнеполитический аппарат этой организации пока не сформирован (хотя в его отсутствие нам предпочтительно иметь дело с различными органами Европейского союза по отдельности). Трудно уяснить себе, как зарубежные дипломатические представительства теперь уже Евросоюза в целом (прежде они были представительствами только Комиссии) станут продвигать эти более широкие (и противоречивые) позиции и интересы.

К «узким местам» Лиссабонского договора относится и то, что он не создает каких-либо собственных механизмов обеспечения правоприменения и принуждения к исполнению принимаемых решений. Еврокомиссия может влиять на нарушителей, лишь вынося предупреждения либо через национальные правительства на базе ст. 291, тогда как решающее слово по-прежнему остается за сложной и длительной процедурой, в ходе которой через Суд ЕС получают подтверждение соответствующие обязывающие решения. Как вариант, в результате у Европейского союза могут образовываться лазейки для ухода от обязательств перед Россией.

Сохраняется договором, хотя и в измененной форме, процедура «комитологии», т. е. право Еврокомиссии издавать свои собственные нормативные акты в развитие и конкретизацию ранее принятых на более высоком уровне. Этот «третий канал» законотворчества (после стандартной и специальной процедур) может, безусловно, ускорить реализацию договоренностей, достигнутых с третьими странами. Но он может в равной степени привести и к предвзятой трактовке, и к фактическому изменению таких договоренностей. Поэтому принимаемые решения важно облекать прежде всего в акты прямого действия.

Наконец, обновленный уставный документ компактнее и легче для восприятия, чем прежние, ибо число статей в нем сокращено до 448 против 700, которые были раньше. И всё же эксперты отмечают, что и в этом виде он труден и неоднозначен для восприятия. По крайней мере, одной из причин провала его первого варианта на референдуме во Франции была непродуманная рассылка электорату всего этого 480-страничного фолианта фактически без комментариев.

СОЧЕТАНИЕ ВОЗМОЖНОСТЕЙ ДЛЯ МНОГОСТОРОННЕГО И ДВУСТОРОННЕГО СОТРУДНИЧЕСТВА

Российская Федерация – по традиции и с учетом своих национальных интересов – сотрудничает не только с наднациональными структурами, но и с отдельными странами – членами ЕС, причем двустороннее сотрудничество оказывается зачастую даже более глубоким и плодотворным. Лиссабонский договор в этом отношении сохраняет «окно возможностей», конкретизируя в правовом поле Союза вариант развития сотрудничества с третьими странами в формате групп заинтересованных стран-членов (ст. 20 и ст. 326–334).

Такое «продвинутое сотрудничество» (хотя его режимы и остаются по-прежнему вне aquis communautaire и оно не применяется в сфере исключительных полномочий Европейского союза) может осуществляться группой в составе не менее девяти заинтересованных стран-членов (при условии открытого членства в проекте). Тем самым из отдельных сфер отношений Россия – ЕС могут устраняться деструктивно действующие государства. К сожалению, «продвинутое сотрудничество» в направлении третьих стран не распространяется на сферу общей внешней политики и политики безопасности и сферу обороны. Хотя Россия неоднократно выражала свою заинтересованность в развитии на определенных условиях военно-технического сотрудничества с Евросоюзом, в том числе в обеспечении там «европейской оборонной самобытности», что в научно-техническом плане нереально для Европейского союза без контактов военно-технических потенциалов сторон. Свидетельством этого являются спасение графика осуществления программы космической связи, навигации и позиционирования «Галилео» (которая противостоит американской GPS) российскими носителями «Союз» и стыковка этой программы со сходной российской программой «Глонасс».

Технически уже ясно, что ЕС, затрачивая на оборону вдвое меньше и на военно-технические НИОКР вшестеро меньше, чем США, не в состоянии должным образом обеспечить ни материальную базу своей общей оборонной политики (особенно в варианте продвижения к совместной обороне), ни операции своих миротворческих контингентов за рубежом. «Европейский рынок оборонной продукции, – отмечает депутат Европарламента Александр Ламбсдорф, – разделен на 89 различных программ… в результате возникает нехватка оборудования и технологий и происходит европейское по своим масштабам разбазаривание денег налогоплательщиков». Со своей стороны миротворческий контингент Евросоюза растет быстрее любой армии мира, но на его содержание хронически не хватает материальных ресурсов, и, например, 24 % военных, 33 % полицейских и 81 % гражданских миротворцев вообще не проходят предмиссионную подготовку.

Между тем российская военная техника уже находится на вооружении армий и флотов 11 стран Европейского союза, без наших ракет-носителей ЕС вряд ли обойдется при планируемом размещении на орбите системы спутников дистанционного зондирования земли ГМЭС (ориентированных не только на агробизнес и экологию, но и на проведение миротворческих операций). Российский банк ВТБ владеет 6 % акций системообразующего военно-космического концерна EADS. Россия оказывала содействие миротворческой миссии Евросоюза в Чаде. Более того, даже «НАТО, – констатировал осенью 2009 г. французский Politique internationale, – разделяет ныне с Россией ряд общих интересов в сфере безопасности». Правда, в большинстве случаев такое военно-техническое сотрудничество идет пока в основном по двусторонним каналам при пассивности политических структур Европейского союза и Европейского оборонного агентства.

Однако в ходе опроса ведущих авиакосмических фирм ЕС и России, проведенного в 2007 г. журналом NATO's Nations, выяснилось, что высшие менеджеры таких европейских компаний, как Dassault, Eurojet turbo, Autoflug и др., а также «Рособоронэкспорта» и авиазавода в Улан-Удэ, вполне конкретно заинтересованы в научно-производственной кооперации в оборонных отраслях.

Согласно Лиссабонскому договору, странам-членам не возбраняется осуществлять (наряду с мерами в масштабе Евросоюза) совместные программы сотрудничества с третьими странами в таких областях, как НИОКР, технологические разработки, космос и пр., а также налаживать двустороннее сотрудничество между компетентными органами по обеспечению национальной безопасности. Учитывая, что новое базовое и дополняющие его отраслевые соглашения после ратификации также приобретут статус источников европейского права (хотя и вторичного), отнюдь не лишним будет завести в них положения о возможности «продвинутого сотрудничества» по наиболее широкому кругу отраслей, включая и упомянутые выше. Что, в частности, может отсечь от числа наших партнеров в Европейском союзе неконструктивных «новых европейцев» за счет углубления взаимодействия с политически зрелым «ядром».

Сказанное – при наличии политической воли – относится и к общей внешней политике и политике безопасности, ибо «продвинутое сотрудничество» прописано в договоре достаточно дифференцировано в шести вариантах (само такое сотрудничество, постоянное структурированное сотрудничество, участие в миссиях ЕС, сотрудничество в рамках Европейского оборонного агентства, функционирование «еврогрупп» и «конструктивное воздержание», с тем чтобы не препятствовать сотрудничеству третьих стран).

Неплохую возможность развивать «продвинутое сотрудничество» дает и поощрение приграничной кооперации в формате регионов двух и более стран – членов Евросоюза и России, и к нынешним шести проектам в этой области можно было бы добавить новые. Наконец, признанным элементом институционального механизма становится «Группа евро», за которой кодифицировано право самостоятельных решений без вмешательства стран извне «еврозоны», что открывает дополнительные возможности для оперативного взаимодействия Европейского центрального банка и Центробанка России (в том числе по мерам преодоления и профилактики экономических и финансовых кризисов).

ОТДЕЛЬНЫЕ ТЕМАТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ

Помимо принципиальных общих положений Лиссабонский договор содержит еще и ряд специфических и частных, но также затрагивающих (прямо или косвенно) интересы России. Ниже основные из них обобщены применительно к общим вопросам сотрудничества и тематике четырех «общих пространств», формируемых между Россией и ЕС.

Общие вопросы. Договор обязывает Евросоюз вносить вклад в либерализацию мировой торговли и освобождение ее от излишнего формализма (ст. 206, 207), что вполне можно использовать при аргументации против затрагивающих нас торгово-политических барьеров Евросоюза. Правда, во многих комментариях к нему подчеркивается, что любые уступки такого рода предоставляются Брюсселем только на основе взаимности. Но в любом случае документ вносит в наши торгово-политические отношения, включая вопрос о вступлении России в ВТО, бóльшую определенность.

В то же время договор призывает к установлению особых отношений с сопредельными странами, но на условиях их приверженности «ценностям» ЕС (ст. 8). В едином пакете с финансовой помощью это позволяет форсировать проникновение Европейского союза в зону СНГ, ослабляет роль России как гравитационного центра хозяйственной реинтеграции постсоветского пространства. На практике данная схема уже реализуется через программу «Восточное партнерство» и посредством нападок на Таможенный союз России, Белоруссии и Казахстана.

Общее экономическое пространство. Евросоюз получил право регулировать внутренние рынки своей аграрной продукции и рыболовства через специализированные маркетинговые организации, что делает их менее конкурентными и манипулируемыми применительно к российскому импорту. Между тем такой импорт достигает ныне примерно 3 млрд евро в год и составляет до 10 % общего российского импорта из ЕС.

К уже имеющимся положениям договора возможно применение дополнительных регулирующих мер в сфере морского и воздушного транспорта, а также исключений для других видов транспорта (ст. 100.2). На практике это может быть использовано как во благо, так и во вред интересам России, и, в частности, нельзя исключать в этой связи продолжение давления на Россию в целях отмены платы за транссибирские пролеты и за возврат к обработке наших внешнеторговых грузов преимущественно в портах Прибалтики.

Договор разрешает, причем в одностороннем порядке и по весьма расплывчато сформулированным причинам, одностороннее прекращение Европейским союзом программ сотрудничества с третьими странами (ст. 215). Без нашего членства в ВТО, которое ограничивает такие произвольные меры, это вполне может быть использовано и в дискриминационных целях, в том числе через механизмы «солидарности».

По аналогии могут иметь место дифференцированный налоговый режим к «нежелательным» иностранным инвестициям, разрешительный порядок таких инвестиций в энергетику, а также отзыв ранее данных льгот, режимов и уступок, включая «дедушкину оговорку» (ст. 64.3, 65.1а и др.). Это узаконивает уже применяемую ограничительную практику по доступу российских компаний и капиталов на рынки Евросоюза, где только в последние два года было сорвано около десятка таких сделок. В частности, отмечалось, что Комиссия ЕС оказывала давление на власти Германии в пользу отказа от передачи в руки Сберегательного банка РФ пакета акций «Опель». В части же энергетики профессор Оксфордского университета Дитер Хельм, например, только и мечтает о том, чтобы новый договор оставил Россию главным поставщиком углеводородов в Европейский союз, но при этом поставщиком, обреченным на «маргинальное экономическое и политическое положение», т. е. бесправным. И действительно, договор вполне может ужесточить не в нашу пользу ряд положений «третьего энергетического пакета», отказывая нам на этом рынке в равной безопасности и в принципе «активы на активы».

Наконец, международные договоры Евросоюза обязательны для этого объединения и стран-членов, но не для их граждан и компаний, что может вести к дискриминации российских инвесторов, ключевого персонала наших совместных предприятий в странах ЕС и рабочих-мигрантов.

Общее пространство свободы, безопасности и правосудия. Ст. 14 Договора о Европейском союзе отсекает от гражданства и участия в выборах в Европарламент «неграждан», ибо гражданином Евросоюза может быть только лицо, уже имеющее гражданство одной из стран ЕС, что продолжает дискриминацию русскоязычного населения Прибалтики.

Вместе с тем договор подводит под единый режим меры борьбы с отмыванием денег и контроль за движением капиталов и платежей. Устанавливаются минимальные общие стандарты и правила для пресечения терроризма, торговли людьми, сексуальной эксплуатации, незаконного оборота наркотиков и оружия, фальшивомонетничества и оргпреступности. Создана Европейская прокуратура, участники которой могут работать также и в режиме «продвинутого сотрудничества». Открыты возможности взаимодействия национальных правозащитных органов по уголовным и гражданским делам, в ходе следствия, на территории иных заинтересованных стран, по взаимному признанию судебных решений, что во многом снимает имеющиеся национальные разночтения при обнаружении и экстрадиции преступников, в том числе в Россию.

Общее пространство внешней безопасности. Можно расценить как конструктивное признание и уважение в договоре Устава ООН (ст. 3.5), а также кодификацию рамок политических диалогов Европейского союза с третьими странами (чего не было, к примеру, в СПС). Европейское оборонное агентство получило право на «продвинутое сотрудничество» по отдельным проектам, о важности чего говорилось выше.

Пока трудно оценить частичную изоляцию сферы внешней политики и политики безопасности от влияния Европарламента, Еврокомиссии и Суда ЕС (ст. 24).

Наконец, непредсказуемо по своим последствиям распространение принципа «солидарности» на борьбу с терроризмом. При историко-политической закомплексованности ряда «новых европейцев» такая борьба вполне может стать выборочной при нераспространении ее, в частности, на антироссийские бандформирования, даже если они и связаны (как, например, в Чечне) с «Аль-Каидой».

Общее пространство науки и образования, включая культурные аспекты. Договор кодифицирует создание Европейского исследовательского пространства, а также сотрудничество Евросоюза с Европейским космическим агентством, что открывает более широкие перспективы для представительства в Европейском союзе интересов российской науки. Теперь важно, чтобы это в полной мере осознали наши профильные ведомства и Российская академия наук (РАН), пассивность которых на таком перспективном направлении труднообъяснима. Отмечая, что в состав одной только РАН входят 450 НИИ, а российский ВПК располагает лабораториями и пилотными мощностями в 70-ти «закрытых» городах, сайт представительства Комиссии ЕС в России характеризует как «великолепные» и весьма интересные наши достижения в области теоретической физики, физики плазмы, математики, нанотехнологий, ядерных исследований, в авиакосмосе и в ряде отраслей биологии. Это открывает возможности для их совместного доведения до стадии промышленного освоения с последующей коммерциализацией.

Крайне существенно, что договор обязывает Евросоюз и страны-члены признавать и уважать языки и культуру национальных меньшинств (ст. 3.8 и ст. 10,18), а это, безусловно, важно для защиты русскоязычного населения Прибалтики от культурно-языковой дискриминации, в т. ч. в образовании. В более широком плане это относится и к ЕС в целом, где русскоязычное население перевалило уже за 8 млн человек.

В число сфер сотрудничества с третьими странами введены туризм и спорт, где у России и Европейского союза тоже есть общие интересы.

* * *

Обобщая оценку Лиссабонского договора можно констатировать, что он заметно упорядочивает внутренние аспекты европейской интеграции, стимулируя ее развитие не только вширь (как прежде), но и вглубь. Однако для третьих стран сотрудничество с ЕС в новом режиме усложняется как с правовой, так и с организационной точек зрения, что неизбежно и безальтернативно потребует от российских официальных и деловых кругов, сотрудничающих с Евросоюзом, тщательного анализа положений договора и оперативного владения ими при защите своих интересов.

Россия. Евросоюз. ЦФО > Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука > globalaffairs.ru, 28 февраля 2010 > № 2911808 Иван Иванов

Евросоюз: от частного к общему

И.М. Бусыгина – д. полит. н., профессор, директор Центра региональных политических исследований МГИМО (У) МИД России

М.Г. Филиппов – профессор Государственного университета штата Нью-Йорк (США).

Резюме Нетрадиционная надгосударственная природа Европейского союза порождает многочисленные попытки найти для этого объединения правильную дефиницию.

Понять и доказательно объяснить основы и принципы формирующегося миропорядка пытаются многие эксперты. Общим местом стало указание на то, что «разделенный мир» времен холодной войны не превратился в мир однополярный под руководством Соединенных Штатов. Ныне принято говорить скорее о «геополитическом рынке», где соперничают «центры силы». В их число по умолчанию входят США, как правило – Европейский союз, очень часто – Китай, иногда – Россия и Индия, редко – «исламский мир» (что бы это ни означало в геополитическом контексте). Кеннет Уолтц полагал, что, помимо уже существующих ведущих держав, «вырасти» до этого статуса способны Германия, Япония или Китай. Генри Киссинджер добавлял к ним Россию и Индию (настаивая на том, что Соединенные Штаты сохраняют мировое лидерство). Примеры составления такого рода реестров можно продолжить.

В подобных списках Евросоюз фигурирует как единственное не-суверенное – надгосударственное – образование. Что, казалось бы, предполагает его эквивалентность, по существу, «сильному» суверенному государству. Правомерно ли вносить ЕС в перечень мировых «центров силы», не делая дальнейших разъяснений относительно особого рода геополитической субъектности, присущей ему?

СИЛА И СЛАБОСТЬ ЦЕНТРА

Нетрадиционная надгосударственная природа Европейского союза порождает многочисленные попытки найти для этого объединения правильную дефиницию. Все сходятся в одном: в силу своей аморфной природы Евросоюз не может вести себя на мировой арене в традиционной жесткой геополитической манере. Механизмы выработки и реализации внешнеполитической стратегии ЕС напрямую вытекают из особенностей его интеграционных принципов и институционального устройства. Так, важнейшим фактором интеграционного успеха Европейского союза является отсутствие сильного политического центра.

На протяжении уже более 50 лет европейская интеграция развивалась и, скорее всего, еще долгие годы будет развиваться без полномочного центрального правительства, без Конституции и с минимально возможным союзным бюджетом. Это разительно отличается, например, от «американского проекта», где после неудачи конфедерации и замены ее федеративной Конституцией движение в направлении экономического и политического объединения связывалось с созданием и упрочением сильного и эффективного центра.

При наличии «слабого» центра государства-учредители изначально соглашаются на асимметричную интеграцию, когда успех в одних сферах соседствует с преднамеренно и предсказуемо ограниченной глубиной процесса в других. Важно подчеркнуть, что это осознанная стратегическая ограниченность. То есть именно потому, что интеграция успешно развивается в экономике, она оказывается вынужденно лимитированной в других сферах, и это отражает сознательный выбор государств-участников, которые таким образом сдерживают экспансию наднациональных институтов.

Хорошо известный аргумент о расширении интеграции через эффект «переливания» (spill-over) наиболее применим к множественным аспектам одной сферы – экономической, и ею же он по стратегическим соображениям исчерпывается. В экономике преимущества «сильных» наднациональных институтов общего рынка перевешивали издержки от утраты полномочий и части суверенитета национальными лидерами, которые не блокировали деятельность ни Еврокомиссии, ни Европейского суда. В других областях (Общая внешняя и оборонная политика, иммиграция) задача создания сильных центральных институтов декларировалась, но не реализовывалась.

Безусловно, в теории и на практике возможен переход от одной модели федерального центра к другой. В какой-то момент постепенное расширение полномочий наднациональных органов может привести к тому, что контроль над процессом дальнейшей интеграции перейдет главным образом к европейским институтам (то есть де-факто к федеральному центру). В этом случае следует ожидать быстрого расширения формальных и неформальных полномочий наднациональных органов и централизации принятия решений во всех областях, включая внешнюю политику. Но этого пока не предвидится, и особенности формирования внешней политики Европейского союза диктуются стремлением учредителей межгосударственного объединения гарантировать себе контроль над процессом интеграции.

Функциональный метод, изначально предложенный Жаном Монне, являлся хотя и пошаговой, но «глобальной» стратегией объединения. Предполагалось, что интеграция будет захватывать один сектор за другим, придавая наднациональным институтам черты федерального правительства. Но, по сути, без ответа оставался вопрос, зачем правительствам национальных государств передавать все больше полномочий наднациональным органам. Реальная практика оказалась сложнее ожиданий функционалистов. Попытки сторонников федерализации провести институциональные изменения, создающие возможности для «переливания» экономического союза в политическую область, и особенно в сферы внешней политики, обороны и безопасности, последовательно отвергались национальными государствами. В итоге европейская интеграция углублялась только в рамках, заранее обозначенных соглашениями государств-участников, что имело для них принципиальное значение.

Состояние Общей внешней политики и политики безопасности (ОВПБ) Евросоюза обычно является объектом жесткой критики. Несмотря на предпринимаемые усилия, под прикрытием этой политики до сих пор реализуется лишь «среднее арифметическое» курса отдельных государств. Из этого делается вывод о том, что проблема преодоления противоречия «экономического гиганта и политического карлика» стоит остро. Однако на самом деле результаты интеграционного прогресса в экономике (Экономический и валютный союз) и во внешней политике несравнимы в принципе. Более того, отсутствие у ЕС внешней политики с теми механизмами и инструментами, которые мы привыкли видеть у «нормального» государства, является выбором лидеров государств-участников интеграции и условием успехов экономической интеграции. Таким образом, отсутствуют агенты, для которых асимметрия интеграции составляет проблему.

КОМПРОМИССЫ ЭЛИТ

Создание и развитие Европейского союза – это многоступенчатый процесс взаимодействия демократических государств Европы в поиске взаимовыгодных компромиссов. Компромисс – единственный способ, посредством которого писалась история Евросоюза, определялись его институты и механизмы функционирования. Лидеры разных стран (зачастую даже руководители одной и той же страны) преследовали в процессе интеграции различные цели. Фактически за пределами самых общих деклараций о единстве, единых предпочтений у участников никогда не имелось, поэтому было крайне важно выстроить институциональный механизм, позволявший находить компромиссные решения и развивать взаимоприемлемую интеграцию, невзирая на внутренние разногласия.

Любая попытка создать механизмы интеграции суверенных государств, имеющих противоречивые интересы, сталкивается с серьезной проблемой, как преодолеть недоверие сторон. Для этого нужны надежные гарантии выполнения договоренностей. Сложность же заключается в том, что необходимо создать и поддерживать достаточно сильные наднациональные органы, которые, тем не менее, оставались бы под контролем национальных лидеров.

Налицо противоречие. Национальные лидеры, вступающие в наднациональное объединение, будут опасаться экспансии создаваемого ими центра. Соответственно, не желая оказаться его заложниками, они пойдут лишь на создание союза со слабыми наднациональными институтами, оставляя принятие ключевых решений за собой. Но изначально слабая союзная власть часто испытывает нарастающее давление со стороны национальных правительств, ведущее к еще большему ослаблению наднациональных институтов, вследствие чего само существование объединения оказывается под угрозой.

Вышеуказанное противоречие, в частности, хорошо объясняет, почему успешные федерации остаются редкой конституционной формой. С начала ХХ века не было ни одной плодотворной попытки объединить независимые государства под эгидой полномочного федерального правительства. Существенно более удачно шла деволюция в унитарных (централизованных) государствах. И лишь немногим эффективным федерациям, таким, к примеру, как США, Швейцария или Германия, удалось создать политические механизмы, сдерживающие постоянную тенденцию к централизации. На этом фоне успех ЕС оказался во многом неожиданным и труднообъяснимым для всех существующих федеративных теорий.

Как же Европа умудряется обходить описанную проблему? Национальная автономия в принятии решений в менее интегрированных сферах является тем институтом, который гарантирует странам-участницам сохранение контроля над Европейским союзом, и позволяет им без страха идти на радикальную централизацию в более интегрированных областях. Чтобы этот институт работал, неинтегрированными должны оставаться важные области. Поэтому значимость ОВПБ заключается не в том, что она будет ускоренно интегрирована, а, напротив, что эта сфера так и останется в «интеграционном резерве».

Все теории экономической и политической интеграции предполагают, что интеграция на уровне политических и экономических элит происходит раньше, чем на уровне общества в целом. Различия между существующими концепциями состоят скорее в том, какие группы элит и почему рассматриваются как ключевые для развития интеграции. Теоретические предпосылки подтверждаются эмпирически: во всех известных случаях решения об объединении независимых государств принимались изначально узкой группой, непосредственно заинтересованной в интеграции, без прямой поддержки населения. И лишь позднее население оказывалось втянутым в объединительный процесс. С другой стороны, дезинтеграция также почти всегда происходила вследствие действий групп, игнорировавших мнение большинства (как это было, например, в Чехословакии или СССР).

Следовательно, и формальные правила интеграции, и их неформальное воплощение в жизнь будут в значительной мере определяться интересами узких групп. Другими словами, мы можем ожидать, что формальные институты интеграции и их практика эндогенны интересам тех, кто планирует и осуществляет объединение. То, что в целом, политические и экономические институты эндогенны, признается практически всеми современными исследователями.

Идея эндогенных институтов кажется простой, однако в применении к вопросам интеграции приводит к любопытным гипотезам.

Во-первых, мы можем ожидать, что интересы тех, кто выбирает институты, меняются как во времени, так и в отношении отдельных областей политики и экономики.

Во-вторых, если интересы различны и меняются, это должно отражаться на выборе формальных институтов и особенно на их реальной практике.

В-третьих, степень и формы интеграции в разных областях государственной деятельности (экономика, социальная сфера, образование, внешняя политика, оборона) будут в значительной степени независимыми друг от друга, т. е. интеграция в одной сфере не будет вести к автоматической интеграции в другой.

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ЕС ДО И ПОСЛЕ ЛИССАБОНСКОГО ДОГОВОРА

Хроника европейской интеграции – это история серии договоров между национальными руководителями. Интеграция строилась шаг за шагом, развиваясь, углубляясь и расширяясь с каждым новым документом. Заключенные договоры полностью определяли успехи и пределы процесса. Именно руководители стран обсуждали, подписывали либо отказывались подписать новые установочные документы. Даже предложенный к ратификации и отвергнутый населением ряда стран Европы проект на самом деле был лишь Конституционным договором (Договор, учреждающий Конституцию для Европы. – Ред.), а не Конституцией в традиционном понимании.

«Пик» развития интеграции вглубь пришелся на начало 1990-х гг., что было зафиксировано принятием в декабре 1991 г. решения о заключении Договора о Европейском союзе (Маастрихтский договор). При подготовке этого документа столкнулись два принципиально разных подхода. Сторонники федеративного пути предлагали сделать новые направления интеграции своего рода «ветвями» Сообщества, где также использовался бы общий коммунитарный метод, успешно применяемый в экономической сфере. Противники федерализма полагали, что интеграция в новых сферах должна базироваться исключительно на межправительственных соглашениях. Этот сдержанный подход и одержал верх.

В итоге Европейское (экономическое) сообщество стало главной опорой (pillar) Евросоюза, а новые направления интеграции – дополнительными, относительно автономными опорами, где принятие решений должно было основываться на межправительственном консенсусе, хотя и под «крышей» общих институтов. При этом в созидании первой опоры были задействованы все европейские институты, а остальные опоры отдавались на откуп Совету (то есть главам государств), оставляя Европейской комиссии в лучшем случае вспомогательную роль и, по существу, исключая из процесса Европарламент и Суд.

Все это означало, что лидеры стран – членов ЕС по-прежнему сохраняли контроль над интеграцией за пределами экономики, прежде всего в сфере внешней политики. Более того, Европейский союз институционализировал возможность «гибкого» участия государств в общих внешнеполитических инициативах. Таким образом, стимулы и обязательства в области внешней политики задавались принципиально отличным от экономической сферы интеграции образом.

Национальные правительства получали гарантии того, что прогресс в экономике не приведет к автоматическому развитию интеграционных процессов в области внешней политики. Эти сферы создавались не по типу «сообщающихся сосудов», к чему стремились сторонники федерализма. Напротив, принятая модель развития предполагала своего рода горизонтальный принцип «разделения властей» внутри Евросоюза. В этом заключалась гарантия сохранения контроля государств над процессами интеграции при одновременном наделении институтов ЕС необходимыми полномочиями для эффективной работы в экономике.

После неудачи с ратификацией Конституционного договора многие его положения были инкорпорированы в Лиссабонский договор, вступивший в силу в декабре 2009 г. Документ упразднил разделение на три опоры, объединив Сообщество (экономическую составляющую) и Союз в одно целое. Таким образом, формально все направления интеграции теперь равнозначны. Но отказ от трех опор не отменяет различий в методах принятия решений в отдельных областях. В частности, право вето национальных государств сохраняется во внешней политике и вопросах безопасности, в социальной и налоговой политике, в борьбе с финансовыми нарушениями, в сотрудничестве по вопросам уголовного права и ключевых аспектах экологической политики. Более того, новый договор подтвердил и, возможно, даже усилил роль национальных лидеров и институтов во всех вопросах за пределами четко установленных рамок исключительных и совместных компетенций Союза. Суд ЕС по-прежнему лишен компетенции в сфере Общей внешней политики и политики безопасности, его возможность контролировать выполнение государствами-членами обязательства по поддержанию порядка, безопасности и законности ограниченна.

Лиссабонский договор формально провозглашает принцип институционального баланса между наднациональными (центр) и межправительственными элементами, но на практике он усилил влияние межправительственных институтов: Европейского совета и Совета министров. Об этом свидетельствует, в частности, введение постов председателя Европейского совета и верховного представителя Союза по иностранным делам и политике безопасности. Хотя тут чиновник и имеет двойную подчиненность, он больше связан с Европейским советом, чем с Еврокомиссией. И это отнюдь не случайно: процедура и результат избрания двух новых формальных руководителей Евросоюза продемонстрировали усиление контроля крупных государств – Германии, Франции и Великобритании – над принятием политических решений. Принципиальные решения в области внешней политики по-прежнему требуют если не единства, то согласования мнений национальных лидеров.

ПОИСК КОНСЕНСУСА ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ

Сторонникам углубления интеграции вплоть до возможной федерализации Европейского союза принципиально важно найти обоснование для формирования и реализации Общей внешней политики. Это позволило бы резко сдвинуть баланс властных полномочий в сторону наднациональных институтов, а значит, существенно ослабить возможности национальных лидеров по блокированию углубления интеграции в будущем. Однако такие изменения шли бы вразрез с действующими институтами и привели бы к обострению разногласий между брюссельскими политиками и политиками государств – членов Евросоюза в отношении многих внешнеполитических проблем.

С увеличением числа стран – членов ЕС до 27 поиск консенсуса по любому вопросу заметно усложнился. Можно ожидать, что самые успешные внешнеполитические проекты будут реализовываться от имени Европейского союза группами наиболее заинтересованных стран. Последние же станут проводить внешнеполитическую линию, отличную от предпочтений менее вовлеченных государств и, следовательно, от предпочтений Евросоюза в целом. В результате, внешнеполитический курс ЕС как единого геополитического игрока будет непоследовательным и несогласованным. Журнал The Economist верно отмечает тенденцию: роль Европейского союза во внешней политике возрастет, но его значимость и влияние будут меньше, чем сумма ролей и влияний составляющих его частей.

Остановимся вкратце на трех наиболее успешных и важных для России направлениях внешней политики единой Европы, основанных на консенсусе заинтересованных групп стран-участниц.

Инициатива «Северное измерение» была выдвинута Финляндией в 1997 г., в 1999 г. она принята Европейской комиссией в качестве стратегии Евросоюза (первоначально на период с 2000 г. по 2003 г.). Ее важнейшей составной частью является развитие трансграничного сотрудничества между сопредельными административными единицами стран-участниц (Финляндия, Швеция, Норвегия, Исландия, государства Балтии, Польша и Россия).

«Северное измерение» – это прежде всего попытка заинтересованных государств – членов ЕС преодолеть нарастающее размежевание между отдельными европейскими странами и Россией посредством совместного решения практических проблем. Безопасность и вопросы политики или исключены из повестки дня, или обсуждались в ограниченном объеме. Европейцы сочли за благо не поднимать вопросов о поставках нефти и газа; лишь ядерная безопасность и энергосбережение включены в Экологическое партнерство в рамках программы. Неоднократно подчеркивалось: «Северное измерение» доказывает, что малые страны Европейского союза могут многого добиться, проводя «умную маленькую политику» (“smart small policies”). Многоуровневое управление позволяет акторам воздействовать на процесс принятия решений через разнообразные каналы – от работы с европейскими институтами до непрямого действия через региональные, национальные и суб-национальные структуры.

Формирующаяся таким образом политика есть результат накладывающихся друг на друга компетенций, напряженностей и конфликтов. Можно ожидать, что процесс принятия решений по частным, «локализованным» вопросам будет децентрализованным, то есть рассредоточенным между различными институциональными уровнями – региональным, национальным, субнациональным, но наднациональные институты сохранят ответственность за формулирование общей политики в отношении России.

«Еврорегионы» представляют собой локализованную форму внешнеполитического трансграничного взаимодействия отдельных членов Евросоюза со странами-соседями. «Еврорегионы» за пределами ЕС существовали еще до его последнего расширения – в районе германо-польской, германо-чешской и на других границах; впоследствии на границах с республиками бывшего СССР, в том числе и с Россией. Это распространенная форма взаимодействия: например, с 1990 г. одни только местные власти Польши подписали 13 таких соглашений с внешними соседями.

«Еврорегионы» – особая форма трансграничных соглашений, связывающих региональные и особенно местные власти по обе стороны границы. Сотрудничеству придается институциональная форма (оно развивается по согласованным правилам, принятым участниками добровольно), но общей модели еврорегиона не существует. Европейский союз представляют заинтересованные страны, которые руководствуются не универсальным, а контекстуальным подходом, когда конкретные механизмы и инструменты сотрудничества определяются местными условиями и, подчеркнем, национальными предпочтениями.

19–20 марта 2009 г. Европейский совет учредил новую инициативу – «Восточное партнерство», а уже 7 мая в Праге Евросоюз и правительства шести государств (Азербайджан, Армения, Белоруссия, Грузия, Молдавия, Украина) подписали соответствующую декларацию. Это вызвало острую реакцию Москвы, расценившей проект как вызов со стороны Евросоюза в регионе, который Россия считает зоной своих интересов. Согласно широко распространенной в России точке зрения, ЕС, декларативно ратуя за отмену разделительных линий в Европе, в действительности способствует их созданию и укреплению и принуждает постсоветские страны, связанные определенными политическими и правовыми обязательствами с Москвой, делать стратегический выбор между Европейским союзом и Россией. Часто можно услышать характеристику Евросоюза как имперской структуры нового типа, которая распространяет влияние за пределами своих границ.

Для таких выводов, вероятно, есть объективные политические основания. Но не стоит забывать, что принятие внешнеполитических решений в ЕС децентрализовано, и хотя инициатива осуществляется под эгидой Европейского союза в целом, изначально она заявлена лишь малой группой заинтересованных приграничных государств, ведущую роль среди которых играет Польша. По правилам европейской «игры» центр не в состоянии ни пересмотреть региональную внешнюю политику своих членов, ни предотвратить подобные проекты в будущем.

Очевидно, что выдвижение Москвой описанных выше претензий не изменит ситуацию в более благоприятном для России направлении. Прежде всего нужно заниматься разработкой конкурентоспособных проектов, в которых соседи усмотрели бы для себя больше выгоды, чем в «Восточном партнерстве» (надо отметить, довольно скромном по объемам его финансирования). А по многим вопросам того, что мы называем сегодня внешней политикой ЕС, договариваться следует с отдельными его членами, учитывая их индивидуальные интересы и мотивацию.

РОЛЬ ЛИЧНОСТИ В ПОЛИТИКЕ

Европейский союз не является сверхдержавой в традиционном смысле, и входящие в него страны не ставят перед собой на будущее задачу ее создания. Реакция Евросоюза на геополитические вызовы принципиально отлична от действий «великих держав». У ЕС нет «национального интереса». Однако он способен продвигаться по пути углубления интеграции, движимый национальными интересами государств-членов, которые сбалансированы сложной системой институциональных механизмов.

Важнейшей особенностью Европейского союза как внешнеполитического игрока является то, что это объединение до сих пор находится в процессе формирования. Экономическое сотрудничество в рамках Евросоюза во многом достигло федеративного уровня, так что Брюссель выступает в качестве полноправного представителя общих экономических интересов государств-членов. В других же сферах, в первую очередь во внешней политике, объединение весьма ограниченно: решения принимаются на межгосударственной основе, то есть только при достижении консенсуса. А это означает, что в сфере внешней политики отсутствует механизм выработки общего «интереса», а имеется всего лишь возможность опираться на «общий знаменатель» интересов отдельных стран.

Более того, как мы пытались показать выше, для многих европейских политиков ограниченность интеграции во внешней политике устанавливает пределы «федеративной экспансии» наднациональных институтов. С целью добиться эффективного контроля над процессом интеграции в целом, ключевые решения, определяющие будущее общей внешней политики, отданы на откуп национальным лидерам. Следовательно, роль предпочтений, характеристик и индивидуальных особенностей конкретных руководителей европейских стран будет возрастать.

В то время как большинство исследователей концентрируют внимание на изменениях формальных правил работы институтов в области общей внешней политики, нам представляется, что внешняя политика – это та область, где следует в большей степени принимать в расчет роль лидеров. Их взгляды на будущее европейской интеграции, личные симпатии и антипатии зачастую будут иметь решающее значение.

Возрастающая роль национальных лидеров в определении внешнеполитической стратегии Европейского союза потенциально ведет к появлению новых поводов для игры амбиций, соперничества, разногласий и конфликтов между персоналиями, представляющими наиболее крупные европейские государства. Поддержка общеевропейской внешней политики национальными лидерами, вероятно, останется непоследовательной – прежде всего потому, что приоритеты разных стран различны. Например, государства – члены Европейского союза и субнациональные территории (регионы) будут реализовывать разные, возможно даже противоречивые, стратегии в отношении России. Одни акторы выберут в качестве приоритета отношения между Россией и Евросоюзом в целом, другим покажется перспективным развитие двусторонних отношений. Более того, один и тот же актор может использовать разные стратегии на различных институциональных площадках. В частности, Финляндия, скорее всего, будет по-разному действовать в Европейском совете, в рамках «Северного измерения» и в двусторонних отношениях с Москвой. Наконец, появление новых политических лидеров потенциально расширяет либо сужает возможности формирования общей внешней политики.

Отсутствие механизмов выработки общих внешнеполитических интересов и непоследовательность руководителей стран – членов Евросоюза в вопросах общей внешней политики часто подводит к выводу о том, что можно (и нужно) играть на противоречиях. Однако, играя в такую игру, следует учитывать, что многие «евробюрократы», депутаты Европейского парламента и часть лидеров европейских стран заинтересованы в создании условий для продвижения интеграции в области внешней политики ЕС. По крайней мере для некоторых политиков, несмотря на различные предпочтения по конкретным вопросам, объединяющим является стремление выработать стратегию развития внешней политики Европейского союза, а значит, и интеграции в целом. И в этом отношении те, кто надеется продолжать играть на противоречиях внутри Евросоюза, невольно будут добавлять аргументы в пользу углубления интеграции.

В ближайшие годы сам факт незаконченности процесса объединения в существенной мере определит действия тех, кто выступает за дальнейшую интеграцию. Стратегии внешней политики для них будут мотивированы не только и не столько внешнеполитическими интересами ЕС (каковые по большей части еще не сформулированы), сколько попытками найти веские доводы для дальнейшего расширения полномочий Европейского союза, необходимых в том числе для формирования из него реального субъекта мировой политики. Для этого страны-участницы должны отказаться от наиболее существенной части своего суверенитета, а это может произойти только при наличии серьезных побудительных мотивов. В определенном смысле сторонники углубления интеграции заинтересованы в поиске объединяющей внешнеполитической проблемы или угрозы. Возможно появление группы сторонников федеративного развития Евросоюза, потенциально готовой поддержать любую общую внешнеполитическую инициативу.

Пока основы для консенсуса нет, эта группа поддержки останется разобщенной по менее глобальным вопросам. Но ситуация может кардинально (и быстро) измениться при наличии общей угрозы, способной повернуть евроскептиков в сторону признания необходимости проводить единый внешнеполитический курс. К примеру, если лидеры крупнейших стран ЕС в какой-то момент будут склонны рассматривать Россию как общую угрозу (энергетическую либо иную), сторонники европейской интеграции, вероятнее всего, с энтузиазмом их в этом поддержат, надеясь использовать единство для придания импульса объединительным процессам. Сегодняшние внешнеполитические разногласия между государствами – членами Европейского союза могут в случае смены лидеров крупнейших стран смениться консолидированным курсом по поводу наиболее важных вопросов, таких, например, как отношение к России.

Евросоюз. США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 февраля 2010 > № 2911751 Ирина Бусыгина, Михаил Филиппов

Страсти по воде

© "Россия в глобальной политике". № 3, Май - Июнь 2009

В.К. Белозёров – к. полит. н., сопредседатель Ассоциации военных политологов. Автор ряда публикаций по проблемам обороны и безопасности.

Резюме Многие эксперты сходятся во мнении, что после эпохи борьбы с терроризмом в ближайшие десятилетия последуют вооруженные конфликты за ресурсы и вода станет одним из главных объектов противоборства. К сожалению, компетентная позиция российской стороны по данной проблеме пока не прозвучала.

Тема борьбы за нефть и газ, которая стала особенно актуальной в предшествующие годы ценового бума, отодвинула на второй план в общественном сознании проблемы дефицита других природных ресурсов. Между тем ситуация с водой чревата разнообразными конфликтами уже в среднесрочной перспективе.

ВОДЯНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПЛАНЕТЫ

Из всех запасов воды на нашей планете для питья пригодны лишь 2,5 %, да и те распределены крайне неравномерно. Так, в конце 2006 года 80 стран, на территории которых проживает 40 % всего человечества, заявляли о том, что испытывают дефицит воды. Если на каждого жителя Земли в среднем приходится 7,5 тыс. кубометров воды, то в Европе – 4,7, а в Азии – всего 3,4. Расход воды в расчете на одного человека сегодня существенно различается даже в развитых странах, а между Европой и США – в разы. ООН оценивает дефицит пресной воды в 230 млрд кубометров в год, к 2025-му он увеличится до 1,3–2,0 триллионов. По некоторым расчетам, через четверть века нехватку живительной влаги будут испытывать уже две трети землян.

Ежегодно приблизительно 6 млн гектаров земной поверхности превращаются в пустыню. Из-за неудовлетворительных гигиенических условий, вы-званных дефицитом воды, ежедневно в мире умирают около 6 тыс. человек. На более чем 20 % суши антропогенная активность вышла за пределы емкости естественных экосистем, которые служат лишь для обеспечения потребностей человека и уже не обладают свойствами естественных объектов.

Ухудшается и качество воды. Каждый год из грунтовых вод человек отбирает 160 млрд кубометров, и до 95 % жидких промышленных отходов сливаются в водоемы абсолютно бесконтрольно. Кислотные дожди во многих странах давно не редкость. Если же загрязнения примут необратимый характер, то вода может стать невоспроизводимым ресурсом.

Секретариат ООН по водным ресурсам создан еще в 1978 году, 2003-й был объявлен Международным годом пресной воды, период же с 2005 по 2015 год провозглашен Десятилетием воды. В течение Международного десятилетия питьевой воды и санитарии в 80-х годах XX века удалось повысить соответствующую статью снабжения населения городов на 2 %. На сей раз численность людей, живущих в условиях дефицита питьевой воды, планируется сократить вдвое.

Сложность состоит в том, что почти на порядка 50 % суши влага подается из речных бассейнов, принадлежащих двум или более государствам, порой готовых обвинить соседей в дефиците воды. В этих условиях установление контроля над ее запасами все чаще становится причиной международных конфликтов, тем более если соседи исторически враждовали и одна из стран в состоянии ограничить водоток. В схватку за жизненно важные источники вступают группировки экстремистского и криминального толка, особенно там, где власть коррумпирована либо присутствуют признаки «падающего» государства.

Однако спектр проблем в сфере национальной и международной безопасности, так или иначе связанных с водой, гораздо шире. И рассматривать их следует в комплексе.

Лишение водоснабжения является проверенным способом уничтожения противника в ходе военных конфликтов: устраиваются плотины и перегораживаются реки, засыпаются и травятся колодцы и т. д. В пустынной местности источники воды оказываются в фокусе борьбы. Неудивительно, например, что практически при каждом обострении отношений с Южной Осетией грузинская сторона ограничивала подачу воды в Цхинвал.

Организуя антитеррористические мероприятия, уязвимым развитым обществам приходится принимать во внимание вероятность разрушения гидротехнических сооружений с катастрофическими последствиями. Поражение таких объектов предоставляет террористам возможности асимметричного противоборства. Несколько десятилетий назад немецкий социолог и юрист Карл Шмитт писал, как это может произойти на самом деле: «Я могу себе представить, что здесь, в Зауэрланде… объявится самый настоящий подрывник под видом детского врача, отправится за ближайшую гору и оттуда разрушит все плотины, перегораживающие поймы рек Зауэрланда и ближайшей местности, – эффект будет таков, что вся Рурская область превратится в болото».

Уже в ноябре 2006-го спецслужбы России предотвратили намерение экстремистов осуществить серию взрывов на гидротехнических сооружениях юга страны. «В случае проведения на одном из них диверсионно-террористической акции могут возникнуть катастрофические последствия, в том числе парализация жизнедеятельности целого района, большие человеческие жертвы, серьезные экономические потери», – заявил тогда глава ФСБ России Николай Патрушев.

ГРЯДУТ ЛИ ВОЙНЫ ЗА ВОДУ?

Даже самые первые конфликты между политическими субъектами в истории человечества, по всей видимости, происходили из-за рек и источников. Тогда, за две с половиной тысячи лет до Рождества Христова, в Месопотамии, в шумерской цивилизации, велась острая борьба за право пользования водами Тигра и Евфрата.

Сегодня же многие эксперты сходятся во мнении, что после эпохи борьбы с терроризмом в ближайшие десятилетия последуют вооруженные конфликты за ресурсы и вода станет одним из главных объектов противоборства. Наиболее активно тревогу поднимают представители экспертного сообщества и политики на Западе, в то время как компетентная позиция российской стороны по данной проблеме пока не прозвучала.

Еще в 1995 году вице-президент Международного банка реконструкции и развития Исмаил Серагельдин выразил уверенность в том, что войны следующего столетия будут вестись не за нефть, а за воду. На саммите, посвященном проблеме изменения климата (Найроби, ноябрь 2006 г.), тогдашний министр обороны Великобритании Джон Рейд предупреждал, что насилие и политические конфликты станут вероятнее по мере превращения водных бассейнов в пустыни, таяния ледников, отравления водоемов. По его мнению, всеобщий водный кризис превращается в угрозу глобальной безопасности и британская армия должна быть готова к участию в разрешении вооруженных столкновений, возникающих в связи с истощением источников водных ресурсов.

Рейд не одинок в таких прогнозах. Фактически в одно время с ним Мишель Альо-Мари, в ту пору глава оборонного ведомства Франции, заявила: «Завтрашние войны – это войны за воду, энергию и, возможно, за пропитание». Ее слова заслуживают особого внимания на фоне продовольственного кризиса, охватившего планету. Бывший ректор Университета ООН Ханс ван Гинкель также указывал, что «международные и гражданские войны из-за воды угрожают стать основным элементом политической жизни XXI века».

Исследовательские структуры в Соединенных Штатах все более склонны увязывать проблемы гидроресурсов, от которых зависит стабильность во многих странах – экспортерах нефти, с энергетической безопасностью. В докладе, подготовленном Центром морских исследований и направленном в апреле 2007 года президенту США, отмечено, что сокращение водных ресурсов представляет «серьезную угрозу» национальной безопасности. Группа отставных адмиралов и генералов предупреждает руководство страны, что когда-нибудь Соединенные Штаты будут втянуты в ряд жестоких войн за воду. Близкие к администрации Буша экспертные структуры были не менее категоричны в своих выводах: «Водный вопрос критичен для национальной безопасности США и является интегральной составляющей в поддержке американских ценностей в гуманитарном и демократическом развитии».

Не дожидаясь обострения ситуации в глобальном масштабе, Соединенные Штаты готовятся с помощью оружия единолично распоряжаться близлежащими водоемами, до сих пор находившимися в совместном пользовании с соседями. В 2006-м американское правительство объявило о намерении использовать в составе сил береговой охраны Великих Озер, которые угрожающе загрязняются и уровень которых неуклонно падает из-за чрезмерного роста в прилегающей зоне численности населения и промышленности, патрули на судах, вооруженных пулеметами. Для тренировок вдоль берегов было создано 34 стрельбища, проведены многочисленные учения, в каждом из которых в сторону озер были выпущены тысячи боевых патронов.

ВОДА КАК ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИНСТРУМЕНТ

Вода может быть использована и как мощный инструмент реализации национальных интересов. Подобным образом поступают Китай, некоторые другие страны. Наиболее же ярким примером того, как в полной мере прагматично и рационально используются гидроресурсы и природно-географическое положение, является Турция.

Страна имеет опыт продажи значительных объемов питьевой воды, однако интерес представляет не только коммерческая сторона проблемы, поскольку власти Турции активно прибегают к «водным» рычагам политического воздействия на соседей. Максимальные выгоды извлекаются из того обстоятельства, что на территории страны находятся верховья Тигра и Евфрата, где к 2010-му планируется воздвигнуть 22 плотины, 19 гидроэлектростанций и водохранилищ.

Вследствие малого количества осадков страны, расположенные в бассейне Тигра и Евфрата, вынуждены прибегать к искусственному орошению сельскохозяйственных земель. Если намеченные Анкарой планы воплотятся в жизнь, значительно сократится количество воды, попадающей в Сирию и Ирак, которые находятся ниже по течению. Турция получает возможность дозированно выделять соседям воду, объем которой зависит от их сговорчивости. Кстати, в 1990–1991 годах, накануне войны в Персидском заливе, Турция – по договоренности с Сирией – уже оказывала давление на режим Саддама Хусейна посредством ограничения объемов отпускаемой воды.

Водный фактор используется Турцией и в отношении Сирии. В 1987-м оба государства подписали соглашение, регулирующее вопросы водоснабжения. Условием турецкой стороны стало требование к Сирии не оказывать поддержку Курдской рабочей партии. Характерно, что свои гидросооружения Турция строит как раз на территории проживания курдов, борющихся за создание собственного государства.

Любопытна ситуация вокруг поставок турецкой воды в Израиль. В августе 2002 года между обеими странами был подписан договор о поставках 50 млн кубометров воды в год, что обеспечивает лишь 3 % потребности Израиля. Стороны остановились на доставке воды по трубопроводу, что дороже по сравнению с использованием танкеров. При этом возможности трубопровода в 4–6 раз превышают первоначально предполагавшиеся объемы поставок танкерами. В то же время это обойдется гораздо дороже строительства в Израиле опреснительных установок, себестоимость же опресненной морской воды значительно ниже, чем турецкой.

Чтобы разобраться в ситуации, следует учитывать не столько экономическое, сколько политическое значение соглашения. В последние годы Турция превратилась для Израиля в стратегического партнера, подписан договор о расширении сотрудничества в области безопасности. Возможно, секрет кроется в том, что от подписания договора о поставках воды зависели перспективы закупок Турцией вооружения, произведенного в Израиле. «Нас интересует не только покупка воды», – недвусмысленно пояснил при обсуждении проекта документа министр национальной инфраструктуры Израиля Йосеф Парицкий. То есть соглашение о доставке воды по трубопроводу было выдвинуто Анкарой в качестве условия для расширения двустороннего военно-технического сотрудничества.

ПОТЕНЦИАЛ КОНФЛИКТА В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ И КИТАЕ

Конфликты различной остроты, предметом которых является пресная вода, имеют место на всех континентах. Сосредоточимся на ситуации, складывающейся вблизи России, а именно в Центральной Азии и Китае.

В Центральной Азии коллизии вокруг источников воды происходили и во времена СССР, однако тогда их удавалось сдерживать. Сегодня ситуация постоянно ухудшается в силу ряда причин. Так, ожидается, что через 15–20 лет водные ресурсы региона сократятся, как минимум, на треть.

Во-первых, в регионе остро ощущается изменение климата. Вот уже несколько лет в Ферганской долине стоит засуха, западные области Узбекистана практически полностью обезвожены.

Во-вторых, усиливается антропогенная нагрузка на экосистему. Регион отличается высокими темпами роста населения, ощущается нехватка продовольствия, ввиду чего невозможно сокращение посевных площадей. Между тем полив полей до сих пор производится архаичным способом, по арыкам, в результате чего на выращивание урожая тратится влаги в несколько раз больше, чем при применении современных технологий.

Особенно показателен печальный пример Аральского озера-моря, площадь которого за каких-нибудь пять десятилетий сократилась более чем на половину вследствие «холодной войны» стран региона за воды впадающих в Арал Амударьи и Сырдарьи. А ведь когда-то полноводное и богатое рыбой море было четвертым по величине озером мира.

В-третьих, не урегулированы межгосударственные отношения касательно использования водных ресурсов.

Наиболее острые противоречия возникают в связи с режимом работы Токтогульского водохранилища в Киргизии. В нем содержится примерно 40 % всех запасов пресной воды региона. Самой республике достаточно и десятой части всего годового стока влаги. Однако из-за недостатка средств Киргизия уже несколько лет вынуждена отапливаться электричеством, вырабатываемым на собственных гидроэлектростанциях. В итоге зимой воды сбрасывается больше, чем требуется Казахстану и Узбекистану; летом же сброс ограничен, хотя потребность в воде в это время года намного выше.

Казахстан, Киргизия, Таджикистан и Узбекистан заключили рамочное соглашение об использовании гидроресурсов Нарын-Сырдарьинского бассейна рек. В нем предусматривается ежегодное принятие соответствующих четырехсторонних документов с последующим заключением двусторонних соглашений. Однако в течение ряда лет узбекская сторона уклоняется от их подписания.

На саммите Шанхайской организации сотрудничества в августе 2007 года вновь обнаружились различия во взглядах на решение водно-энергетических проблем в регионе. В частности, президенты Таджикистана и Узбекистана обменялись колкостями по поводу планов Душанбе по строительству плотины Рогунской ГЭС. Ташкент опасается, что слишком высокая плотина позволит Душанбе регулировать стоки воды, орошающие узбекские долины. Хотя руководство Таджикистана и опровергло такие опасения, но трения усугублялись. В начале 2009-го заявление президента Российской Федерации Дмитрия Медведева, сделанное в ходе его визита в Узбекистан и истолкованное таджикской стороной как поддержка позиции Ташкента, вызвало дипломатический конфликт с Москвой и чуть было не привело к отмене визита президента Таджикистана Эмомали Рахмона в Россию.

Нурсултан Назарбаев высказал на саммите ШОС-2007 ряд претензий к Китаю. Астана испытывает серьезные опасения в связи с осуществлением Пекином ряда водных проектов. Президента Казахстана можно понять, если учесть, что его страна занимает последнее место в СНГ по обеспеченности водой.

Руководство же КНР нацелилось на ускоренное освоение Западного Китая, одного из наиболее отсталых регионов страны. В Синьцзян-Уйгурском автономном районе завершается строительство канала, по которому часть вод из верховьев Иртыша будет перебрасываться на предприятия Карамайского нефтяного бассейна и для орошения сельхозугодий. Планируется увеличение забора воды в верхнем течении трансграничной реки Или, которая обеспечивает 80 % притока воды в озеро Балхаш. В настоящее время объем забора воды из Или в пределах КНР составляет 3,5 тыс. кубометров в год, увеличение объема до 5 тыс. вызовет обмеление и засоление озера Балхаш. Иртыш же является крупнейшим притоком Оби, одной из главных рек России, и питает озеро Зайсан в Казахстане. Реализация планов Пекина значительно сократит поступление воды в восточную и центральную области Казахстана, под угрозой водного голода окажутся города Усть-Каменогорск, Семипалатинск, Павлодар, канал Иртыш – Караганда, а уровень Иртыша в районе российского Омска может понизиться на 60 см.

В самом Китае дефицит качественной воды ощущается почти повсеместно, 70 % ее нельзя использовать даже в технических целях. Загрязнение рек самыми опасными отходами стало обычным явлением, а очистные сооружения на предприятиях практически отсутствуют. В большинстве случаев Пекин скрывает масштабы аварий и катастроф, что затрудняет оценку их последствий и принятие соответствующих мер соседями. Вдоль пограничной с Россией Сунгари стоят сотни промышленных предприятий, не оснащенных экологосберегающими сооружениями, а вода из реки прямиком попадает в Амур. Для ликвидации последствий загрязнений Россией уже привлекались и воинские формирования.

ПОДХОДЫ К РЕШЕНИЮ ПРОБЛЕМЫ

Мод Барлоу, автор книги «Голубой договор» (Blue Covenant), выделяет три основные причины водного кризиса в мире:

истощение запасов пресной воды,

несправедливый доступ к водным источникам,

корпоративный контроль над водными резервами.

Все это, по его мнению, составляет «главную современную угрозу планете и нашему выживанию». Автор предлагает начать с глобального договора – «завета» – о воде, который должен включать в себя три обязательства.

Первое – о сбережении воды, что требует от людей и государств защищать и сохранять мировые водные ресурсы.

Второе – о водной справедливости между мировым Севером, в достатке обладающим соответствующими источниками, и мировым Югом, который испытывает дефицит гидроресурсов.

Третье – о водной демократии между всеми правительствами, которые должны признать, что право на воду является фундаментальным всеобщим правом людей. Наряду с этим правительствам следует согласиться с тем, что граждане других стран также имеют право на воду.

То, что Барлоу предлагает обеспечить абстрактным «всем» беспрепятственный доступ к воде любого государства, мягко говоря, смущает. Ведь ответ на вопрос, у кого воды достаточно и кому, напротив, она так нужна, не является секретом Полишинеля, компенсация же владельцам воды не предусматривается. Скорее всего, в условиях обострения глобальной борьбы за ресурсы такой подход найдет заинтересованных последователей. Сегодня мировой общественности уже пытаются навязать мысль о том, что природные ресурсы России есть достояние всего человечества. А если быть точнее, то ими должны свободно пользоваться те, кто в них нуждается. Словом, если отбросить казуистику и называть вещи своими именами, то странам, богатым пресной водой, к числу которых в первую очередь относится Россия, по-хорошему предлагают «поделиться».

Положение России уникально. Достаточно сказать, что 23,6 тыс. кубических км воды Байкала – это не только более 80 % российских запасов пресной воды, но и порядка 20 % мировых. В целом же наша страна располагает третью мировых ресурсов и находится по данному показателю на втором месте, уступая лишь Бразилии. При этом Россию отличает более выгодное географическое положение – близость к странам, испытывающим дефицит воды.

Трудно сказать, в чем состоял изначальный замысел организаторов V Всемирного водного форума, состоявшегося в Стамбуле (март 2009 г.), но его тема «Устранение границ, разделяющих воду» с учетом сказанного выше звучит, мягко говоря, неоднозначно. Эпоха всеобщей любви, благоденствия, равных возможностей, полного умиротворения и воцарения гуманизма наступит еще не скоро. Реалии же таковы, что в международных отношениях по-прежнему господствуют прагматизм и политические субъекты отстаивают национальные интересы (как правило, за счет других), а дефицит природных ресурсов растет со всеми вытекающими отсюда последствиями.

В любом случае Россия быстро приближается к той точке, когда придется делать выбор. Хотелось бы, чтоб он был не спонтанным, а сознательным и подготовленным, с просчитанными последствиями.

НУЖНА ПРОДУМАННАЯ ГИДРОПОЛИТИКА

Все ли благополучно внутри самой России? В стране до сих пор немало городов и населенных пунктов, где вода подается лишь на несколько часов в сутки. Руководство государства правомерно обращает особое внимание на ее низкое качество, из-за чего в последние годы участились случаи массовых отравлений, вспышки инфекционных заболеваний. Без качественной питьевой воды не приходится говорить и об улучшении демографической ситуации, так как от нее напрямую зависят здоровье и продолжительность жизни россиян.

Наша страна занимает седьмое место в мировом рейтинге чистоты воды, что объясняется скорее ее огромными общими запасами. Самые грязные регионы – Урал, Западная Сибирь, Амур. На заседании Совета безопасности РФ 30 января 2008-го глава государства отметил, что в некоторых регионах от 35 до 60 % питьевой воды не удовлетворяют санитарным нормам. При этом «не удается остановить загрязнение целого ряда бассейнов рек в европейской части страны и Сибири, а наиболее высокими темпами оно идет вокруг российских мегаполисов и крупных городов». Владимир Путин упомянул «трансграничное загрязнение территории… в бассейнах рек Амур и Иртыш», указав, по сути, прямо на Китай. А Дмитрий Медведев в своем выступлении сообщил, что порядка 40 % поверхностных и 17 % подземных источников питьевого водоснабжения в стране не соответствуют санитарным нормам. На заседании был определен ряд мер по улучшению ситуации. Наведению порядка в использовании водных ресурсов должен способствовать и новый Водный кодекс Российской Федерации, вступивший в силу 1 января 2007 года.

Принимаются меры и по экономии воды, что приносит результаты. Например, сегодня среднестатистический москвич расходует 280 литров в сутки, а еще несколько лет назад потреблял 380 литров. Как сообщил, выступая на конференции министров V Всемирного водного форума в Стамбуле, министр природных ресурсов и экологии России Юрий Трутнев, за последние 5 лет удалось почти вдвое снизить использование воды на единицу валового внутреннего продукта.

Ситуацию в сфере российских водных ресурсов требуется оценивать всесторонне, просчитывая вероятные сценарии, в том числе самые неблагоприятные, и готовиться к адекватному реагированию.

Назрела необходимость в комплексной, целостной, концептуально оформленной водной политике (гидрополитике), которая связала бы воедино как внутренние, так и внешние аспекты. Целями ее следует определить: бережное отношение и защита имеющихся запасов; открытие новых ресурсов; рациональное использование наличных запасов; воздержание от загрязнения воды; удовлетворение насущных потребностей в воде с учетом их роста в будущем.

Россия, будучи столь щедро наделена полноводными реками и водоемами, неизбежно окажется в эпицентре разворачивающейся борьбы за водные ресурсы. Поэтому требуется внятная официальная позиция, посылающая четкие сигналы нашим зарубежным партнерам. Для этого было бы целесообразно подготовить самостоятельный документ в сфере гидрополитики. В любом случае соответствующие положения должны стать существенным элементом концепций и доктрин, определяющих подходы к развитию России и обеспечению национальной безопасности. В сложившейся обстановке следует внимательно рассмотреть перспективы создания альянса государств, богатых гидроресурсами, чтобы скоординировать усилия по распоряжению ими.

Нужно предусмотреть комплекс мер по защите водных ресурсов России от террористических атак, а также от посягательств со стороны других политических субъектов. Обострение борьбы за ресурсы занимает все более важное место в системе факторов, определяющих содержание государственной политики в области обороны и военного строительства. Нельзя исключить вероятность силовых сценариев, диктующих необходимость использования потенциала Вооруженных сил РФ для защиты национальных интересов в данной сфере. Поскольку водная система страны относится к числу критических инфраструктур, важно наличие системы сбора и обработки информации, использования научно обоснованных методов, позволяющих своевременно вскрывать потенциальные угрозы.

Антитеррористическая составляющая может быть пояснена на примере Москвы. Город в силу своего статуса и символического значения, а также ряда других факторов и без того представляет собой привлекательный объект для террористов. Между тем услугами столичного водопровода пользуются в общей сложности 14 миллионов человек, то есть примерно 10 % российского населения. При этом мегаполис и окрестности занимают лишь 0,3 % территории России. Высокая концентрация населения резко повышает вероятность террористических актов на гидросооружениях Москвы.

Кстати, Департамент внутренней безопасности США, созданный после событий 11 сентября, стал в 2002-м ответственным за безопасность водной инфраструктуры. На соответствующие нужды единовременно выделялось более 0,5 млрд долларов, в последующие годы финансирование только увеличивалось.

Поскольку вода имеет конкретную – и все более возрастающую – стоимость, то распоряжение гидроресурсами имеет и коммерческую сторону. Дефицит пресной воды ограничивает социально-экономическое развитие целого ряда государств, в том числе сопредельных с Россией, что делает ее достаточно востребованным товаром. В развитых странах Европы цена кубометра воды приблизилась к трем евро. Стало быть, есть прямой смысл определиться с экспортной ориентацией водных ресурсов.

В 2008 году на встрече министров и губернаторов с фракцией «Единая Россия» председатель Госдумы Борис Грызлов предложил превратить воду в третью по доходности статью экспорта после нефти и газа. Нельзя не упомянуть и периодически реанимируемую идею переброски части стока сибирских рек в Центральную Азию с целью продажи воды.

Эту идею в течение многих лет последовательно поддерживает мэр Москвы Юрий Лужков, направивший еще в 2002-м соответствующую аналитическую записку на имя президента РФ Владимира Путина. Подробно история вопроса и аргументы в пользу реализации этой идеи приведены в его книге «Вода и мир», вышедшей в 2008 году. Лужков считает, что Россия получит и ощутимые политические дивиденды.

Вернуться к обсуждению отвергнутого когда-то проекта призывал на саммите СНГ в Санкт-Петербурге в мае 2007-го президент Казахстана. Заявления Нурсултана Назарбаева и его коллег на международных форумах свидетельствуют о серьезности ситуации с водой в Центральной Азии и содержат намек на то, что конфликты, связанные с водными ресурсами, способны выйти за пределы региона.

Россия может и иными способами участвовать в коммерческих проектах. Так, предприятия оборонной промышленности располагают перспективными наработками в сфере создания уникальных опреснительных установок, которые позволяют получать дистиллированную воду из морской в промышленных объемах. По оценкам экспертов, мировая потребность в таких установках уже сегодня составляет 5–7 млрд долларов в год.

При взвешенном и разумном подходе к использованию имеющихся гидроресурсов Россия сможет отстоять свои национальные интересы и извлечь определенные выгоды из складывающейся, пусть и весьма непростой, ситуации

Россия. Весь мир > Армия, полиция. Экология > globalaffairs.ru, 5 июля 2009 > № 2851541 Василий Белозеров

Невеликая депрессия

Владислав Иноземцев

© "Россия в глобальной политике". № 2, Март - Апрель 2009

В.Л. Иноземцев – д. э. н., директор Центра исследований постиндустриального общества, руководитель проекта http://www.modernizatsya.ru.

Резюме Посткризисное восстановление может явиться таким же неожиданным, каким еще недавно стал сам кризис. Масштабы средств, «влитых» в экономики, позволяют предположить: предпринятые усилия вскоре обеспечат восстановление экономического роста в США и Западной Европе.

Последние несколько месяцев можно охарактеризовать только одним единственным словом – «паника». Экономисты стращали мир кризисом, убеждая всех в том, что единственным его аналогом может считаться лишь Великая депрессия, после которой экономика Соединенных Штатов Америки восстановилась только к концу 1930-х годов, а Европа и вовсе «сошла с рельсов», устремившись навстречу мировой бойне.

На мой взгляд, такой подход возобладал по двум причинам.

С одной стороны, в развитых странах не сталкивались с серьезным экономическим кризисом более четверти века, и значительной части экспертов просто не с чем сравнивать нынешние потрясения (в России, напротив, кризисы в последнее время были настолько частыми, что всем подспудно очень хочется, чтобы нечто ужасное случилось наконец не только с нами).

С другой стороны, масштабы финансовых потерь, корпоративных убытков и объемов государственной помощи выглядят столь завораживающими, что трудно поверить в ординарность происходящего. Попробую показать, что сегодняшняя депрессия отнюдь не является великой, а восстановление мировой экономики не за горами.

НЕМНОГО СРАВНЕНИЙ

События, начавшиеся осенью 2007-го в США и Великобритании, приняли к 2009 году форму всемирного финансового кризиса. Совокупные убытки банков и других финансовых институтов по всему миру превысили 7,4 трлн долларов. Общее сокращение «богатства» (стоимость активов и ценных бумаг) и вовсе составило около 50 трлн долларов. Снизились темпы прироста ВВП большинства развитых стран, а консенсус-прогноз на 2009-й предполагает его абсолютное сокращение в Соединенных Штатах, Европе, Японии и России. Все это так, но столь ли схожа ситуация с той, что имела место в годы Великой депрессии (1929–1933)?

Тогда кризис начался в условиях масштабной спекуляции на фондовом рынке, которая подпитывалась ростом кредитования брокеров со стороны банков. Практически, как и сейчас, банкиры ссужали биржевикам по 9 долларов на доллар их собственных средств. Сумма таких кредитов выросла с 7,6 млрд в 1924-м до 26,5 млрд в конце 1928-го. Неудивительно, что в 1927–1929 годах американский фондовый рынок рос неестественными темпами в 28 % ежегодно. В то же время наращивание производства в промышленности сопровождалось дефляцией, так как конкуренция стремительно обострялась, а товары массового спроса дешевели (так, самый популярный автомобиль Ford-T с 1908 по 1925 год упал в цене с 950 до 290 долларов). В отличие от наших дней государства почти не вмешивались в экономику (объем государственных закупок в США не превышал 1,4 % ВВП), а центральные банки не «печатали» денег (с середины 1920-х все ведущие экономики восстановили золотой стандарт, что резко сократило гибкость банковского регулирования).

При этом финансовая система не столько «генерировала» деньги из производных инструментов и раздавала их гражданам, как сегодня, сколько, напротив, собирала средства физических и юридических лиц и направляла их в том числе на биржевые спекуляции. Поэтому кризис лишил компании и граждан значительной части их собственных средств и сбережений, а не доступа к новым кредитам, как в наше время. Все это и предопределило масштаб бедствия.

Кризис 1929–1933 годов был куда жестче нынешнего. Сегодня с ужасом пишут о двукратном падении американских индексов с октября 2007-го до 7–11 марта 2009 года. Но в 1929-м их «уполовинивание» уложилось не в полтора года, а в 2,5 месяца – с 3 сентября по 13 ноября. С дрожью в голосе констатируют, что в последней четверти 2008-го, то есть в V квартале с начала банковского кризиса, ВВП ведущих стран снизился на 1–1,2 % (предпочитая при этом говорить о 5–7 % «в годовом исчислении»). Но к весне 1931-го ВВП Соединенных Штатов упал на 21,5 % от уровня ранней осени 1929 года! Говорят, что безработица в США выросла с октября 2007-го по март 2009-го с 4,7 до 8,5 % трудоспособного населения, а в еврозоне – с 7,2 до 8,5 %. Но за полтора года Великой депрессии она увеличилась в Соединенных Штатах с 4,7 до 18,4 %, а в Германии в 1930–1931-м – с 5,2 до 26,5 %. Ныне безработица в США находится на уровне 1975-го и более чем на один процентный пункт ниже, чем в 1982–1983 годах. В Европе этот показатель ниже, чем в середине 1990-х, отнюдь не казавшихся депрессивным временем. По итогам 2008 года американский ВВП вырос (!) на 1,1 %, ВВП еврозоны – на 0,8 %. В 2009-м рецессия практически неизбежна, но волнообразного характера развития рыночной экономики никто не отменял, и считать это неожиданностью, по крайней мере, странно.

Разумеется, банки и финансовые компании действительно стали жертвами кризиса: одна лишь AIG потеряла в 2008-м 99,3 млрд долларов, Citigroup – 42,8 млрд долларов, а Royal Bank of Scotland – 24,1 млрд фунтов стерлингов. Но за полтора года, прошедших с начала нынешнего кризиса, разорились 46 американских банков, тогда как всего за восемь месяцев (с октября 1929-го по июнь 1930-го прогорели 615). Прекратилось безрассудное кредитование, но не платежи, как 80 лет назад. Вкладчики банков не пошли по миру, а Федеральная резервная система США (ФРС) вкачала в банковскую систему втрое больше средств, чем был объем официально объявленных банковских убытков. В континентальной Европе ситуация оказалась и того лучше: в еврозоне банковский сектор закончил 2008 год с существенной прибылью. Нужно ли напоминать, что в 1930-м все было иначе?

Ситуация в реальном секторе тоже не так однозначна, как часто рисуется. Провал, случившийся в октябре – феврале в большинстве развитых стран, действительно значительный. В феврале 2009 года промышленное производство по отношению к февралю предыдущего сократилось в Великобритании на 11,4 %, в США – на 11,8 %, в зоне евро – на 17,3 %, в Малайзии, Сингапуре, Южной Корее и на Тайване – на 20,2–27,1 %, а в Японии – на 38,4 %. В то же время следует учитывать три фактора.

Во-первых, доля индустриального сектора в ВВП составляет сегодня в развитых странах 14–23 % против 24–50 % в годы Великой депрессии.

Во-вторых, объем розничных продаж в Соединенных Штатах, Европейском союзе и Японии упал всего на 5,2–6,3 % в годовом исчислении, а доходы населения сократились только в Японии. В США они увеличились за год на 3,6 %, а в зоне евро – на 3,9 % (что указывает на временный характер сокращения спроса, вызванного повышенной осторожностью потребителей).

И, наконец, в-третьих, нельзя сбрасывать со счетов наметившееся именно в феврале – марте оживление экономической активности, на котором я остановлюсь ниже.

Пока же подведу некоторые предварительные итоги. Таблица 1 показывает масштаб различий Великой депрессии и нынешнего кризиса. После оценки цифр сравнивать эти два события представляется немного странным.

ГЛУБИНА КРИЗИСА И ПЕРВЫЕ РЕАКЦИИ

Хорошо известно, что кризис 2007–2009 годов начался в финансовой сфере Соединенных Штатов Америки. Это мало кого удивило, так как эксперты уже довольно долго говорили о нездоровом характере кредитной экспансии в этой стране. За последние 25 лет объем государственного и муниципальных долгов вырос более чем в 3,3 раза, потребительские кредиты – в 5,9 раза, кредиты корпоративному сектору – в 6 раз, а масштаб ипотечного кредитования – в 8,1 раза. При этом американские банки могли инвестировать средства клиентов в высокорискованные производные инструменты либо использовать их для игры на бирже, так как положение принятого еще в 1933-м закона Гласса – Стигала, разделявшее сферы ответственности обычных и инвестиционных банков, было отменено с одобрением так называемого Financial Services Modernization Act от 12 ноября 1999 года.

Старт кризису был дан, когда начался рост невыплат по ипотечным кредитам, а следом пошли дефолты по иным «секьюритизированным» банковским продуктам. Суммарные потери финансовых институтов от одних только «ипотечных продуктов» составили к марту 2009-го не менее 1,3 трлн долларов, но «навес» из «токсичных активов», как считается, почти не уменьшился и не стал менее опасным.

Начнем с американской ипотеки. Ее официальный объем по состоянию на 1 июля 2008 года составил 14,9 трлн долларов. По официальным же данным, в марте на продажу в США выставлен лишь каждый 466-й дом, под который брался кредит, что соответствует 0,21 % всех выданных ссуд. Еще 1,76 % заемщиков несвоевременно гасят проценты. По всей стране на продажу выставлено 550 тыс. домов, не находящих покупателя. Это, разумеется, много, но отнюдь не указывает на паралич всей отрасли и не подтверждает оценок, относящих к категории subprime до половины всех ипотечных кредитов. Проблемы скорее порождены резким обесцениванием производных инструментов – ценных бумаг, обеспеченных пакетами ипотечных ссуд. А причиной тому – небывалая паника на этом рынке. Да, цены на жилье в 20 крупнейших американских городах упали с осени 2006-го на 29 %, но истинная проблема заключается в бесконечной перепродаже одного и того же обеспеченного жильем актива, а не в самом его обесценивании. По сути, нынешние потери сравнимы с потерями инвесторов, вложивших средства в бумаги высокотехнологичных компаний в конце 1990-х годов и потерявших большую часть инвестиций, – это прежде всего потери спекулянтов.

Еще лучше фиктивный характер этих потерь виден при анализе рынка деривативов – производных финансовых инструментов, с помощью которых инвесторы страховались от невозврата кредитов или изменения рыночных цен на товарных и фондовых рынках. Суммарная номинальная стоимость таких бумаг, по данным базельского Банка международных расчетов, к лету прошлого года составляла 683,7 трлн долларов, что превышало глобальный валовый продукт (ГВП) в 12,4 раза. Эти цифры позволяют некоторым экспертам утверждать, что современная финансовая система нежизнеспособна. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что реальная стоимость данной массы страховок составляет 20,4 трлн долларов, из которых большая часть – контракты на уровень процентных ставок, валютные курсы и товарные цены, которые сбалансированы между покупателями и продавцами и исполнение которых не вызовет крах всей системы. И «всего» 4,32 трлн долларов могут быть потеряны, если до нуля обесценятся акции на ведущих биржевых площадках и не вернется ни один кредит, выданный 50 крупнейшими мировыми банками. Если же правительствам удастся стабилизировать банковские системы ведущих стран, потери «ограничатся» сотнями миллиардов долларов.

Деривативы не отражают реального богатства – иначе как могла бы их номинальная стоимость вырасти с июня 2006 года по июнь 2008-го на 313,7 трлн долларов, или на шесть ГВП? «Сдутие» этого рынка принесет убытки игрокам, но не убьет мировую экономику. Кстати, а кто были эти игроки? 43 % рынка деривативов контролировали британские, а 24 % – американские финансовые институты. Но этим банкам уже оказана помощь более чем на 2,1 трлн долларов, и потому за дальнейшую их судьбу можно не беспокоиться.

Можно и дальше рассуждать о финансовых рынках и о потерях, которые несут инвесторы, но следует подчеркнуть: современная экономика весьма устойчива к потрясениям на финансовых рынках. Достаточно сравнить несколько цифр. В 1929–1933 годах в США индекс Доу – Джонса упал на 91 %, а реальный валовой продукт – на 29,4 %. В ходе следующего крупного кризиса 1973–1975 годов индекс фондового рынка сократился на 56 %, а ВВП – всего на 3,9 %. В октябре 1987-го Доу – Джонс упал на 25 % за одну торговую сессию, а ВВП по итогам года вырос. В течение 2000–2003 годов фондовые индексы в Соединенных Штатах и Евросоюзе вновь снизились в 2,2–2,9 раза, а падения ВВП не последовало. Нынешний шок сильнее потрясений начала 1980-х или 2001–2003 годов, и он проявится в реальном секторе, но отнюдь не так, как в 1929–1933 годах.

При этом реакция финансовых властей ведущих западных стран сегодня выглядит более чем адекватной. С конца 2007 года по март 2009-го объем помощи финансовому и реальному секторам экономики, заявленный и реализованный правительством Соединенных Штатов (по данным агентства Bloomberg, 3,8 трлн долларов) с лихвой компенсирует убытки банков и промышленных компаний. Правительства Великобритании, Японии, Китая и стран зоны евро выделили для поддержки своих экономик соответственно 690 (плюс не вполне ясную сумму по каналам Банка Англии), 610, 586 и 380 млрд долларов. А на завершившемся саммите «Большой двадцатки» его участники договорились направить еще около 1,1 трлн долларов в помощь наиболее пострадавшим от кризиса развивающимся экономикам через МВФ и Всемирный банк. В отличие от 1929–1931 годов, на протяжении которых средний таможенный тариф, установленный большинством развитых стран, вырос почти в 2,7 раза, сегодня ни одно правительство не ввело жестких и всеобъемлющих торговых ограничений (хотя почти все воспользовались ими для решения частных задач выживания отдельных отраслей).

Еще важнее стремительное снижение процентных ставок, стимулирующее возобновление коммерческого кредитования и экономящее заемщикам значительные средства, которые могут быть направлены на текущие инвестиции или потребление. В последние месяцы процесс принял беспрецедентные масштабы. Если считать датой начала финансового кризиса октябрь 2007-го, то с этого времени процентная ставка Китайского народного банка снижена на треть, Европейского центрального банка – в 3,2 раза, Швейцарского банка – в 5 раз, Банка Англии – в 11,5 раза, а ФРС – в 19 (!) раз (повышение ставки в данный период имело место только в Исландии, Сербии и России). Впервые ставка Федеральной резервной системы опущена практически до нуля. Эти меры властей обеспечили намного большую экономию для хозяйствующих субъектов, чем любые бюджетные вливания, и стали самой массированной кампанией понижения процентных ставок в истории.

Дополнительному ослаблению напряженности в индустриальных странах способствовало естественное для кризисного периода падение цен на сырьевых рынках. Это сделало многие биржевые товары более доступными для промышленников, а нефть и бензин – для конечных потребителей. В Соединенных Штатах снижение цен на бензин в 2007–2009 годах сэкономило потребителям не менее 40 млрд долларов за последние 12 месяцев.

В итоге, если говорить о ведущих государствах – США, Великобритании, странах еврозоны и Японии, следует признать, что они получили огромный «заряд бодрости»: правительства впрыснули 3–8 % ВВП; около 3,5–4,5 % ВВП будет сэкономлено на платежах по долгам ввиду снижения процентных ставок; еще около 1–1,6 % ВВП – на падении сырьевых цен. Общая сумма составляет от 6,5 до 11 % ВВП в каждой отдельной стране, и эта сумма перевешивает спад производственной активности в результате кризиса. Большинство американских и европейских экономистов готовы признать, что в IV квартале текущего года рецессия закончится. Рискну быть еще большим оптимистом: повышательный тренд в США станет явью уже в III квартале нынешнего года. Рецессия 2008–2009 годов не превратится в депрессию, тем более «великую».

ПРОЯВЛЕНИЯ КРИЗИСА В МИРЕ

Еще одним основанием для оптимизма является различие в реакции на кризис в разных регионах. Великая депрессия не затронула (если так можно сказать, учитывая совпавшие с ней по времени голод и лишения) только Советский Союз, который был отгорожен от мировой экономики. Сегодня таких замкнутых зон не осталось, но масштабы и глубина кризиса различаются намного сильнее, чем в США и Европе в начале 1930-х.

Кризис, как и следовало предположить, более заметен в Соединенных Штатах, так как в этой стране показатели объема кредитования субъектов хозяйственной деятельности (350–360 % ВВП), капитализации фондового рынка (150 % ВВП) и дефицита торгового баланса (800–820 млрд долларов в год) были куда большими, чем, например, в зоне евро. За прошедшие без малого полтора года показатель безработицы в США вырос с 4,7 до 8,5 %, то есть в 1,8 раза, а в еврозоне он повысился лишь на 18 %. Если в Соединенных Штатах с сентября 2007 года разорились уже 46 банков, то в странах еврозоны – ни один (несмотря на то, что процентные ставки в континентальной Европе остаются в 5 раз выше, чем в Соединенных Штатах). Если в Америке прибыли компаний, входящих в расчет индекса S&P500, уменьшились в прошлом году в 2,7 раза, то крупнейшие компании Европы показали снижение прибылей лишь на 39 %. Более того, убытки всех банков и страховых компаний зоны евро, заявленные по итогам 2008-го, не достигают и 70 % убытков одной только AIG и всего в 1,5 раза больше потерь британского Royal Bank of Scotland.

Все это показывает явные преимущества континентальной европейской экономической модели над англосаксонской. Данный вывод был подтвержден в ходе саммита «Большой двадцатки» в Лондоне, где все стороны согласились с целым рядом европейских предложений, такими, в частности, как контроль над рейтинговыми агентствами, обеспечение большей прозрачности финансовых институтов, ограничение деятельности «системно значимых» хедж-фондов, унификация стандартов финансовой отчетности.

Фондовые рынки отреагировали на кризис по-разному, но уже можно утверждать, что они вновь протестировали уровни, на которых находились в конце 1990-х (тогда как в 1933 году в большинстве развитых стран были отброшены на уровень начала ХХ века, а иногда и того ниже). В нижней точке падения в начале марта минимум американского индекса Доу–Джонса составлял 6 473 пункта и находился на уровне ноября 1996-го; на 11,5 % ниже тогдашней позиции застыл британский FTSE-100 (3 467 пунктов). В то же время французский САС-40 (2 470 пунктов) держался выше показателей конца 1996 года на 19 %, а германский DAX (3 593 пункта) – на 37 %. Ни один из европейских индексов при этом не протестировал низшие точки, достигавшиеся в 2002–2003 годах. Существенно хуже перенесли кризис финансовые рынки развивающихся стран, капитализация которых сократилась на 65–80 %, несмотря на то, что падение производства в этих странах было подчас (как в Китае) меньшим, чем в индустриально развитых державах.

Цены на недвижимость и капитальные активы также продемонстрировали очень разную степень падения. Если в США средние цены по стране упали с октября 2007 года по март 2009-го на 26 %, а в Великобритании – на 27 %, то во Франции они сократились всего на 11 %, а в Германии – на 6,5 %. При этом число новых строек сократилось в Соединенных Штатах в 4,6 раза, в Великобритании – в 3,9 раза, тогда как в Германии – «всего» на 23 %. Удар, нанесенный кризисом по такой чувствительной отрасли, как автомобилестроение, также существенно разнится: производство автомобилей в 2008-м в США снизилось на 17,4 %, тогда как в Европе – на 6,6 % (в Германии – всего на 2,8 %), причем американские автомобилестроители получили в порядке помощи 39 млрд долларов, а европейские – всего 7 млрд евро. Примеры такого рода почти бесконечны, и можно ограничиться схематичным сравнением ситуации в Соединенных Штатах и Европе в таблице 2. Подчеркну еще раз, что разные скорости и масштабы кризиса заставляют предположить, что он не примет того «унифицированного» вида, который характеризовал депрессию начала 1930-х годов.

КАК ОТНОСИТЬСЯ К КРИСИСУ И ЧЕГО ЖДАТЬ?

Этот вопрос сегодня едва ли не самый важный. Принято считать (и в этом есть большая доля правды), что правительства как ведущих стран мира, так, например, и России некоторое время пытались не обращать внимания на проблемы, вызревающие в недрах их экономик. Действительно, мало кто предвидел кризис в том виде, в каком он проявился, начиная с осени 2007 года. Причиной тому – склонность массового сознания всегда ожидать сохранения сложившихся трендов.

Как отмечают в своей новой книге известные американские экономисты Джордж Акерлоф и Роберт Шиллер, в ходе проведенного в 1980-м исследования 49 % опрошенных американцев сказали, что шарик, вылетающий из свернутой в полукруг трубки, будет и дальше лететь по кривой. Экспертам тоже нелегко допустить, что тренды могут меняться.

Вспомним недавнюю историю: в начале 2001 года, когда индексы S&P500 и Nasdaq составляли соответственно 1 348 и 2 617 пунктов, 50 ведущих экспертов, опрошенных журналом Business Week, заявили, что к концу 2001-го они достигнут 1 558 и 3 583 пунктов (то есть спрогнозировали их рост на 15 и 40 %). За год реальные показатели упали до 1 137 и 1 922 пунктов. И тем не менее вновь ведущие эксперты смогди сойтись во мнении, что уж к концу 2002-го показатели точно вырастут – до 1 292 и 2 236 пунктов (то есть на 14 и 12 %). И вновь реальные показатели не выросли, а упали – до 880 и 1 335 пунктов.

Зато к 2003 году настроение изменилось: консенсус-прогноз пообещал падение на 6 и 9 %, и по итогам года наконец-то был зафиксирован рост. В 2006-м прогноз роста прибылей американских компаний на 2007 год составлял 14 %, а в результате оказалось всего 2,9 %. В 2007-м предполагалось, что в следующем году рост составит 16 %, а итогом стало сокращение более чем наполовину. И конечно, в конце 2008 года, специалисты наконец признали, что прибыли в 2009-м сократятся еще на 11 %.

Удивительно ли, что уже в начале марта выяснилось, что Citigroup и Bank of America закончили январь и февраль с прибылью, хотя пять предыдущих кварталов сводили с убытком, и прогноз на остаток года выглядит ныне исключительно благоприятным? А что американские фондовые индексы поднялись с 9 марта по 3 апреля на 22–25 %? Или что в феврале число заявок о начале строительства новых домов выросло в США на 22 % по сравнению с январем? А что число заявок о банкротстве в Америке снижается уже три месяца подряд? Нельзя также не заметить, что прекратилось падение цен на нефть и они смогли закрепиться на уровне выше 50 долларов за баррель, или на 25–28 % выше минимальных значений февраля 2009 года; что начался умеренный рост цен на рынке металлов; что индекс Baltic Dry, отражающий тариф морских контейнерных перевозок, повысился почти в 3 раза с минимальных значений ноября 2008-го.

Жители ведущих стран встретили 2009-й как год «настоящего» кризиса, считая все предшествующие события прелюдией. Но они не ощущали и пока еще не ощущают масштабов оказанной экономикам помощи, а средства массовой информации сегодня отфильтровывают только плохие новости либо представляют свои сообщения соответствующим образом. Так, например, статистика, указывающая, что продажи пассажирских автомобилей в Евросоюзе упали в феврале 2009-го на 18 % – до 968 тыс. штук, основывается на сравнении с февралем 2008 года. В то же время по сравнению с предшествующим месяцем показатель вырос на 9 400 машин, или почти на 1 %. Кроме того, не следует забывать, что 2000–2007 годы в целом ряде отраслей, наиболее пораженных кризисом, таких, в частности, как жилищное строительство и автомобилестроение, были невиданно удачными. Достаточно сказать, что на волне снижения процентных ставок и легкого доступа к кредитам американские потребители в 2007-м потратили на покупку автомашин на 48 % больше денег, чем в 1997 году, и в 2008-м их покупки вернулись на уровень 2000–2001 годов, а не 1970-х.

Ситуация на рынке ресурсов и на валютных рынках также не вызывает серьезного опасения. Несмотря на рассуждения некоторых «экспертов» о скором конце эпохи долларовой гегемонии, начало острой фазы кризиса показало, что доллар останется основной мировой резервной валютой просто потому, что сделано огромное количество долларовых долгов – и в условиях повысившихся рисков спрос на доллары только увеличивается. За последние полгода курс южноафриканского ранда к доллару упал на 26,9 %, австралийского доллара – на 32,2 %, а бразильского реала и российского рубля – более чем на 33 %. Даже евро ослаб по отношению к доллару более чем на 20 %.

В нынешней ситуации девальвация доллара, даже если таковая произойдет, мало что может дать, так как и остальные страны тоже готовы ослабить свои национальные валюты и какого-либо повышения конкурентоспособности таким образом достигнуть не удастся. Поэтому мировые центры экономической мощи по итогам этого кризиса не изменятся, никакая новая «мировая валюта» не возникнет, и Россия, с рублем которой совершается сегодня 0,14 % глобальных сделок по купле и продаже валюты, а все активы банковской системы сопоставимы по объему с активами 30-го по размеру банка мира – испанского Banco Bilbao Vizcaya Argentaria SA, встретит новую повышательную волну такой же, какой она и вступила в кризис – сырьевой экономикой, критически зависимой от глобальной конъюнктуры на рынке энергоносителей.

* * *

Сегодня большинство хозяйствующих субъектов в мире находятся в некотором оцепенении после мощного удара, который кризис нанес в III–IV кварталах прошлого года. Однако это не означает, что посткризисное восстановление не явится столь же неожиданным, каким еще недавно стал сам кризис. Масштабы «влитых» в экономики развитых государств средств столь велики, а механизмы их дальнейшего впрыскивания столь изощренны, что не остается сомнений: предпринятые властями усилия обеспечат восстановление экономического роста в США и Западной Европе в ближайшие месяцы. Можно согласиться с недавними словами руководителя департамента прогнозов Школы менеджмента Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Эдварда Лимера: «Мы напугали потребителей до такой степени, что они теперь всерьез подозревают приближение Великой депрессии. Но этого, несомненно, не случится. Ни один ответственный аналитик не готов спрогнозировать что-либо подобное Великой депрессии». Увы, это высказывание малоприменимо пока к России, где главной заслугой экспертов все чаще выступает выстраивание самых что ни на есть мрачных «прогнозов»...

Т а б л и ц а 1. Сравнение показателей депрессий 1929 г. и 2008 г. в США

Т а б л и ц а 2. Источник: The Economist, 2007, December 15-22; 2009, April 4-10

США. Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 26 апреля 2009 > № 2911848 Владислав Иноземцев

Глобальный кризис, право и права человека

© "Россия в глобальной политике". № 1, Январь - Февраль 2009

В.Д. Зорькин – председатель Конституционного суда Российской Федерации.

Резюме Финансовый кризис убедил тех, кто верил в простоту и однонаправленность глобализации, что все не так просто и не так однозначно.

В декабре 2008 года минуло 60 лет со дня принятия Всеобщей декларации прав человека. В этом универсальном международном акте государства мира впервые согласовали, систематизировали и провозгласили основные права и свободы, которые должны быть предоставлены каждому жителю планеты Земля.

На торжественном пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН, посвященном 60-летию Всеобщей декларации прав человека, Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун назвал этот документ, подготовленный в период страшной разрухи и лишений после Второй мировой войны и Холокоста, отражением стремления человечества к процветанию, уважению достоинства всех и мирному сосуществованию.

«С тех пор мы прошли долгий путь. Однако реальность заключается в том, что мы не оправдали надежды, закрепленные в декларации, – по меньшей мере, всё еще не оправдали», – отметил Пан Ги Мун. Он обратил внимание на грубые нарушения прав человека во всем мире, а также на чрезвычайную нехватку продовольствия и глобальный финансовый кризис, крайне негативно влияющие на возможность человека реализовать свои права, включая право на развитие.

УГРОЗЫ, СВЯЗАННЫЕ С КРИЗИСОМ

Многие эксперты обоснованно полагают, что мировой финансово-экономический кризис обернется новыми вызовами и угрозами. Прогнозируется ускоренное расширение потоков незаконных мигрантов из стран Африки в Европу. Ведь в результате кризиса под угрозой прекращения оказались гуманитарные программы продовольственной и медицинской помощи голодающим и жертвам региональных конфликтов. Рост нелегальной миграции всегда сопровождается увеличением объема торговли людьми. Причем в условиях спада она может принимать самые бесчеловечные формы.

Кризис будет способствовать обострению всех территориальных, межэтнических, межконфессиональных конфликтов в регионах, где катастрофически не хватает продовольствия и пресной воды.

Неизбежен рост преступности в странах Европейского союза, СНГ и в США. Очевидно, что часть людей, привыкших в период экономического бума к определенному уровню комфорта, постараются сохранить его, добывая недостающие материальные и финансовые ресурсы незаконными способами.

Возникшие проблемы имеют интернациональный характер. Они требуют разработки и внедрения новых «критических технологий» в политике, экономике и праве. Именно по этой причине Россия предлагает изменить глобальную финансовую архитектуру, пересмотреть роль действующих международных институтов и создать новые, включая адекватное правовое регулирование на основе гармонизированной системы международных и национальных стандартов деятельности участников финансовых рынков.

Строительство новой финансовой архитектуры потребует принятия принципиально новых правовых решений, многие из которых могут выглядеть непопулярными в общественном мнении. С позиций защиты прав человека придется взглянуть и на многие привычные правовые и экономические категории.

С точки зрения экономиста, мировой кризис – это прежде всего результат нарушения законов экономики. Но он также свидетельствует о деформации принципов права как в законодательстве, регулирующем экономику, так и в правоприменительной практике финансово-экономической сферы. В первую очередь речь идет о неадекватной реализации формального равенства (или правовой справедливости) и вытекающего из него юридического эквивалента в качестве универсальных императивов права. Последовательное применение этих универсальных регулятивных принципов придает экономике правовой характер. Очевидно, законодатели не смогли заранее обеспечить надлежащие юридические формы (включая и меры ответственности), рассчитанные на такие кризисы. В свою очередь политики, экономисты и юристы не проявили должного профессионализма, чтобы своевременно предусмотреть и предотвратить нынешний кризис.

С юридической точки зрения реальная угроза финансово-экономической пандемии – результат различных отклонений от принципа верховенства права в экономике в отдельных государствах и на глобальном уровне. Это и неэффективные нормативные правовые акты, и непрофессиональные, неправомерные действия чиновников, должностных лиц и корпораций, включая сомнительные и незаконные финансовые пирамиды – как внутригосударственные, так и транснациональные. Все вместе взятое привело к тому, что правовые принципы в должной мере не применялись к сфере регулирования современной экономики и финансов. Следствием стала деформация прав и обязанностей субъектов экономических отношений, включая государства и международные финансовые институты.

Особенные опасения вызывает обеспечение социально-экономических прав граждан. В условиях кризиса практически невозможно добиться положения, при котором все категории населения будут удовлетворены политико-экономическими решениями правительства. Государство призвано гарантировать разумный баланс и соразмерность между решениями, принимаемыми в целях выхода из кризиса, стабилизации финансов и экономики, и фундаментальными правами и свободами граждан, закрепленными во Всеобщей декларации прав человека, а также в Конституциях отдельных стран.

Кризис обнажил несостоятельность классической либеральной доктрины права, которая предусматривает формальное равенство между деянием и воздаянием перед единой для всех нормой свободы. В сфере социальных отношений это не предполагает какого-либо правового корректирования с учетом социальных и биологических различий людей как субъектов права. С данной доктриной связано представление о том, что социальные права не являются правами в строгом смысле, а социальной политика – это лишь основанная на политической целесообразности благотворительность и вспомоществование бедным со стороны государства за счет богатых.

Между тем формальное равенство в его двух аспектах – как справедливости уравнивающей и справедливости распределяющей – логически предполагает преодоление исходного фактического неравенства путем создания равенства стартовых возможностей в использовании прав и свобод. Эта идея находит все большее понимание в условиях современных глобальных процессов, когда стало ясно, что традиционных – либеральных – прав, гарантированных человеку, недостаточно для реализации его способностей как разумного существа, обладающего свободой воли.

По смыслу российской Конституции, социальная политика, основанная на принципе социального государства, – это не произвольная по своей природе благотворительная деятельность, движимая нравственным чувством сострадания к социально незащищенным слоям. Это конституционно-правовая обязанность государства гарантировать и защищать социальные права в качестве основных и неотчуждаемых прав, что соответствует основному принципу распределяющей (или пропорциональной) справедливости. Она предполагает правовую всеобщность и формальное равенство.

Исходя из этого, общество (в лице государства) с помощью соответствующих компенсаторных механизмов обеспечивает наиболее слабым своим членам равенство стартовых возможностей в реализации основных прав и свобод. Данная деятельность предполагает в случае необходимости и законодательное ограничение более сильных субъектов (в том числе посредством налоговых инструментов), но она не должна быть произвольной и продиктованной лишь соображениями политической целесообразности либо моральным чувством сострадания и взаимопомощи.

В противном случае преимущество более «сильных» возрастает не вследствие собственных усилий и предприимчивости, таланта и заслуг, а за счет доставшихся им ресурсов (эффект «накопленного преимущества»). Тем самым искажению подвергается действительный смысл и распределяющей справедливости, и справедливости уравнивающей, то есть юридического равенства в целом как основного принципа всего правового регулирования. В конечном итоге общество попадает в «ловушку неравенства». Такое регулирование не гарантирует эффективной защиты интересов людей и не способно обеспечить выживание и развитие цивилизации.

Ныне конституционно-правовая доктрина и практика призваны обеспечить истолкование и реализацию принципа юридического равенства применительно к сфере социальных прав с учетом конкретных социальных условий, вызовов и угроз.

Истолкование положений о социальном государстве, юридическом равенстве и справедливости (как уравнивающей, так и распределяющей) в регулировании, обеспечении и защите социальных прав позволило Конституционному суду РФ выработать правовые позиции, имеющие существенное значение для законодательного регулирования общественных отношений в сфере социальной защиты и проведения единой социальной политики.

В ЗАЩИТУ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА

Острота событий предопределяет применение адекватных правовых методов и доказывает несостоятельность формалистической (коренящейся в юридическом позитивизме) трактовки права, согласно которой право отождествляется с законом. Как показывает исторический опыт, на практике это порождает убеждение, будто любое повеление власти, облеченное в форму закона, становится правом. В регулировании экономики такое пренебрежение принципами права приводит к волюнтаризму.

В период кризиса стали очевидны издержки и практические последствия доктрин, трактующих право как «чистую» форму в отрыве от ее содержания и не учитывающих взаимосвязь юриспруденции и экономики как прикладных наук. Это ведет, по существу, к игнорированию системного подхода как методологической основы профессионализма.

Есть профессиональные рамки, которые надо уважать. Выход за такие рамки – любимое занятие дилетанта. Профессионал, будь то экономист или юрист, отвергает дилетантизм и ценит высокую профессиональную компетентность. Но представим себе, что начинается извержение вулкана. А вы живете в Помпее, то есть прямо под этим вулканом. Вы ощущаете подземные толчки и понимаете, что нечто задевает вашу личную судьбу, судьбу вашего любимого города. Вы обеспокоенно спрашиваете, что происходит. А вам отвечают: «Это вас не касается – данная проблема находится в компетенции вулканологов».

Есть мировые процессы, имеющие определенную динамику. Можно говорить, что они цикличны, и описывать конкретные циклы. Кто-то считает, что все развивается только по закону циклов. А кто-то верит в великую новизну, приносимую историей. Лично я склоняюсь ко второй версии с ее верой в провозвестие и истину. И именно эту версию считаю и научно достоверной, и отвечающей чувству великой правды, свойственному верующему человеку.

Но каковы бы ни были процессы, они предполагают ритм, в котором спокойствие сменяется беспокойством, стабильность – потрясениями. Китайская мудрость гласит: «Не дай бог жить в эпоху перемен». Но у каждого – свое время. И кому-то предначертано жить в эпоху перемен, «в минуты роковые», как говорил великий русский поэт и политический деятель Фёдор Тютчев.

Эпоха стабильности характеризуется определенными разграничениями между прерогативами различных профессий. Нестабильность же, не отменяя самого разграничения, придает ему совершенно другой характер.

Юриспруденция эпохи нестабильности и юриспруденция эпохи стабильности по-разному подходят к проблеме профессиональной компетенции. Юрист, следящий за правовыми нормами, соблюдаемыми в острой фазе того или иного переходного процесса, перестав отдавать себе отчет в том, что он имеет дело с определенным процессом, перестает быть юристом. Он превратится в никому не нужного буквоеда, не способного помочь людям решить их проблемы, смягчить потрясения, заклясть хаос, погасить дух распри, воспылавшей в человеческих умах и сердцах. Здесь невольно всплывает образ «игры в бисер» как доведенный до гротеска способ жизни касты рафинированных профессионалов, созданный в известном романе-утопии Германа Гессе.

Можно любить право и даже поклоняться ему. Но никогда нельзя забывать о том, что не человек существует для права, а право для человека. Если в мире разворачиваются острые процессы, то в подходе к правовым нормам и механизмам мы должны, как минимум, учитывать их и рассматривать в качестве контекста для нашего законодательного действия. А как максимум – включать сам процесс в диалектику осуществляемого законотворчества.

Та нестабильность, в рамках которой нам предстоит вершить правовые деяния, порождена мировым финансовым кризисом. Она уже вносит коррективы в наше профессиональное самоощущение. Где сейчас проходит разумная и функционально обоснованная граница между профессиональным и человеческим, понятийным и общесистемным, частным и общим, корпоративным и мировоззренческим?

ПРЕОДОЛЕТЬ КРИЗИС ДОВЕРИЯ

Нынешний мировой финансовый кризис уже назван кризисом доверия.

В прямом и буквальном смысле слова речь идет о доверии вкладчика к банку. Ни один банкир не может вести дело в условиях, когда все его вкладчики одновременно требуют вернуть деньги. Если распространить слух (пусть и абсолютно лживый, но убедительный), что банк завтра лопнет, так и произойдет. И тогда банк обязательно лопнет. Такова буквальность кризиса. Но вряд ли мы можем ограничиться таким объяснением доверия.

Глобализация побудила нас к юридически формализованному доверию. Где-то на другом конце света неизвестные нам люди выпускают акции. И есть рейтинговые агентства, профессиональная обязанность которых – объективно их оценить. А мы обязаны доверять рейтинговым агентствам. Мы не знаем людей, выпускающих акции. Не знаем их человеческих и профессиональных качеств. Но мы верим, что есть инстанция, которая обладает такими знаниями и поделится ими с нами. Эта вера создает глобальную интеграцию. Человек начинает ощущать себя своим в любой точке земного шара. Мир опасным образом унифицируется, и при этом он фантастически расширяется, обещая совершенно новые возможности.

Потом оказывается, что верить рейтинговым агентствам нельзя. Чему начинает доверять человек? Тому, что он знает лично. Своим знакомым, друзьям, своей реальности, которая тут же схлопывается, превращаясь чуть ли не из всемирной в узкорегиональную. Дело уже не в том, что такой-то банк по таким-то абстрактным оценкам является наилучшим. А в том, что в маленьком и далеко не лучшем банке работает твой знакомый, которого ты знаешь как облупленного. Ничему формальному доверять нельзя. Можно доверять только конкретному.

Финансовый кризис убедил тех, кто верил в простоту и однонаправленность глобализации, что все не так просто и не так однозначно. Будет крайне прискорбно, если, разочаровавшись в прописях глобализации (финансовой, юридической и не только), человечество откажется от идеи схождения, симфонии, взаимообогащения. Если в результате мир снова начнут растаскивать по маленьким и затхлым квартиркам. И это обязательно произойдет, если мы не научимся понимать суть процесса. И обязательно скажется на всем, что касается права.

Право – не косное монолитное целое, способное существовать в качестве неизменяемой данности. Право – это живая сверхсложная система, чувствительная к культуре и религии, к политике и экономике, к социальной жизни и техническому прогрессу. Любое другое понимание права превращает нас, отвечающих за человеческое доверие к данному институту, в догматических жрецов, не способных хранить огонь в потухших, мертвых светильниках.

Если глобализация будет развиваться дальше, то конституционное и вообще национальное право окажутся в итоге продуктом синтеза с правом всечеловеческим. Рухнет глобализация – частное возобладает над общим, национальное – над общечеловеческим. Раньше или позже это оформится в совершенно другую систему международных институтов, к чему нас уже призывают, говоря об архаичности ООН и необходимости организации мира по принципу Венского конгресса.

Внимательное наблюдение за этими призывами и апелляциями к Realpolitik не может не увязываться в нашем сознании с кризисом доверия ко всем и вся, породившим в итоге конкретный кризис доверия к финансам. Человеческий мир устроен намного сложнее, чем это казалось людям, считавшим, что деньги окажутся мерилом всего, окончательным регулятором, эквивалентом общемировой власти.

Алан Гринспен покаялся в том, что он преувеличивал значение рыночных регуляторов. Но почему не каются те, кто говорил об альтернативной упрощенной глобализации, которая в итоге отменит разницу между единичным, особенным и всеобщим, лежащую как в основе нашей культуры в целом, так и в основе философии права? А ведь именно философия права является мировоззренческой и в этом смысле стратегической доктриной всей юридической практики.

Либо – либо… Либо мы откажемся от глобализации вообще. Откажемся всерьез и надолго. И что тогда? Разве тогда фундаментальнейшим образом не изменятся правовые нормы, не перестроится в корне иерархия общечеловеческого (то есть всеобщего) и национального (то есть особенного)? Разве при этой трансформации не окажется задет индивидуум как единичное? Но это же не может не произойти в рассматриваемом прискорбном случае...

Доведем до конца логику тех, кто призывает к Венскому конгрессу, и спросим себя: при чем тут, в этом печальном и пока еще не взявшем нас за горло сценарии, права человека и декларации ООН вообще? Если возобладает «Венский конгресс», то рухнут не только существующие институты, не только глобализация, но и международное право. А то, что возникнет вместо него, станет качественно иным. Если же это качественное изменение запоздает, то на руинах подорванного мирового доверия возобладает звериное право сильного со всеми катастрофическими последствиями.

Но в чем альтернатива? Не в том же, чтобы отмахиваться от потрясений, напастей, порожденных недоверием, которое пришло к нам, уверен, не из финансов, как таковых, а из недр политики и культуры.

Альтернатива в другом. В том, чтобы усложнить модель глобализации, превратить ее из унификации в нечто совершенно другое – сложное, богатое содержанием, многомерное явление, способное возвратить подлинное доверие во все сферы человеческой жизни. В политику и культуру, в религию и философию, в финансы и право.

Осознав, насколько опасны возобладавшие на сей момент упрощения, мы, я верю, сможем прийти к новому, гораздо более адекватному пониманию соотношения единичного, особенного и всеобщего. А через это – к новому культурному, а следовательно, и правовому синтезу.

Если мы не хотим, чтобы мир сорвался в пропасть, то любое наше правовое действие должно, оставаясь профессиональным, становиться философско-правовым. А значит, мировоззренческим.

Тогда мы изгоним демона недоверия из разных сфер нашей жизни. И обеспечим будущим поколениям мир подлинно гуманистический, открытый и целостный.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 21 февраля 2009 > № 2911796 Валерий Зорькин

Действие и противодействие

Виктор Есин

В.И. Есин – к. в. н., профессор Академии военных наук, генерал-полковник.

Резюме Намерение Вашингтона развернуть европейский сегмент системы противоракетной обороны (ПРО) США является одним из особо чувствительных раздражителей в российско-американских отношениях. Многие наблюдатели сходятся во мнении, что способность найти компромиссное решение по данной проблеме станет индикатором состояния и перспектив двусторонних связей на предстоящие годы.

Намерение Вашингтона развернуть европейский сегмент системы противоракетной обороны (ПРО) США является одним из особо чувствительных раздражителей в российско-американских отношениях. Многие наблюдатели сходятся во мнении, что способность найти компромиссное решение по данной проблеме станет индикатором состояния и перспектив двусторонних связей на предстоящие годы.

Страсти по третьему позиционному району

Планируемый Соединенными Штатами третий позиционный район (ТПР) глобальной системы американской ПРО – это совокупность шахтных пусковых установок с противоракетами в Польше (военный полигон Устка вблизи города Слупск, Приморское воеводство) и радиолокационной станции в Чехии (военный полигон Брды вблизи Йинце, что в 60 км юго-западнее Праги). Первый и второй позиционные районы наземного эшелона американской стратегической ПРО развернуты на территории США – в Форт-Грили (штат Аляска) и на авиабазе Ванденберг (штат Калифорния) соответственно.

Решение создать ТПР ПРО вблизи западных границ Российской Федерации, принятое Вашингтоном в конце 2005 года, Москва восприняла в качестве угрозы национальной безопасности (см. статью Павла Золотарёва «Противоракетная оборона: история и перспективы», опубликованную в журнале «Россия в глобальной политике», № 3, май – июнь 2008 г.). В ответ администрация Джорджа Буша предприняла в 2006–2008 годах серию попыток убедить российское руководство в том, что ТПР ПРО не направлен против России.

Однако приводимые аргументы признаны несостоятельными не только российской стороной, но и рядом американских экспертов. К числу последних относятся Теодор Постол из Массачусетского технологического университета, Джордж Льюис из Корнеллского университета, Ричард Гэрвин, лауреат премии Национального научного фонда США, Филип Койл, ранее занимавший пост заместителя руководителя Ливерморской лаборатории при Национальной администрации ядерной безопасности, Дэвид Райт из неправительственной организации «Союз обеспокоенных ученых» и др.

А председатель сенатского Комитета по делам Вооруженных сил сенатор-демократ Карл Левин в программе новостей телекомпании CBS «Лицом к нации» 13 июля 2008 года отметил, что «европейская ПРО США – это тыканье русским в глаз палкой, которое может подвигнуть Москву на ответные меры».

И действительно, выступая 5 ноября 2008-го с ежегодным Посланием Федеральному собранию РФ, президент России Дмитрий Медведев заявил о мерах «эффективного противодействия». Глава государства предложил воздержаться от расформирования ракетной дивизии, дислоцированной в городе Козельске (Калужская область), а «при необходимости» развернуть в Калининградской области ракетный комплекс «Искандер». Также президент пообещал действия по радиоэлектронному подавлению новых объектов американской ПРО.

Заявление Медведева усилило настороженность «старой» Европы по отношению к созданию третьего позиционного района. Президент председательствовавшей в Европейском союзе Франции Николя Саркози призвал не спешить с реализацией ракетных планов и обсудить проблему на саммите Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Его поддержал глава итальянского правительства Сильвио Берлускони.

Выступая 15 ноября 2008 года в Вашингтоне в одной из влиятельных неправительственных организаций – Совете по международным отношениям, Дмитрий Медведев подчеркнул, что Москва намерена действовать только в порядке ответных шагов. С точки зрения президента, «развязать» проблему ПРО можно «либо путем налаживания между Москвой и Вашингтоном сотрудничества в сооружении подлинно глобальной системы ПРО, либо путем действительного учета американской стороной нынешних обеспокоенностей России».

Вскоре последовала реакция и со стороны политического руководства Чехии и Польши. Премьер-министр Чехии Мирослав Тополанек не исключает возможность допуска российских инспекторов на радарный объект американской ПРО в Чехии. Вслед за ним министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский заявил, что его страна готова согласиться «на почти, но не полностью постоянное присутствие российских наблюдателей» на планируемой базе ПРО США в Польше. По его словам, «это было бы одним из элементов доверия в сложных переговорах с Россией на тему противоракетного щита».

Между тем вопрос о допуске российских наблюдателей на объекты ПРО США в Чехии и Польше затрагивался еще в ходе сочинской встречи Владимира Путина и Джорджа Буша (апрель 2008 г.), но тогда и Прага, и Варшава категорически отвергали такую возможность. По-видимому, отрезвляющую роль сыграли намерение Москвы противопоставить американской ПРО в Европе ракетные комплексы «Искандер», а также заявленная лидерами Франции и Италии позиция в отношении упомянутых выше ракетных планов.

Обозначившиеся сдвиги в урегулировании были, по существу, торпедированы решениями, принятыми на заседании Совета НАТО 2–3 декабря 2008 года в Брюсселе. В итоговом коммюнике зафиксирован курс Североатлантического альянса на создание общенатовской ПРО с подключением к ней европейского сегмента ПРО США. Участие России в разработке концепции «интегрированной» европейской системы и, стало быть, в определении ее направленности (против каких ракетных угроз?) не предусматривается. Таким образом, вероятная Евро-ПРО, включающая ТПР ПРО США, будет обладать потенциалом, направленным против России. Не меняет сути дела и готовность Североатлантического блока «изучить возможности потенциального совмещения систем ПРО США, НАТО и России, когда для этого придет подходящее время».

Решение, принятое в рамках НАТО, во многом предопределено одной из целей, которые преследовала американская администрация. Заключая на двухсторонней основе соглашения с Чехией и Польшей о создании ТПР без консультаций с другими партнерами по НАТО, Вашингтон стремился похоронить идею Евро-ПРО с участием России, которая к тому времени стала приобретать реальные очертания. После серии совместных компьютерных командно-штабных учений (кстати, с участием США и Канады) сторонам удалось согласовать подходы не только к архитектуре Евро-ПРО, но и к совместимости огневых средств ПРО и информационно-управляющих систем. Теперь же Россия фактически исключена из контура Евро-ПРО.

К встрече министров обороны стран НАТО, которая состоится в феврале сего года в Кракове (Польша), планируется подготовить анализ вариантов построения Евро-ПРО, а соответствующий доклад будет представлен главам государств и правительств на саммите альянса в апреле. В отношении же России натовцы ограничились ни к чему не обязывающим пожеланием продолжить взаимодействие в области ПРО.

Шанс на компромисс?

Было бы наивно рассчитывать на то, что Барак Обама круто изменит курс своего предшественника в отношении развертывания глобальной системы ПРО. Однако определенные коррективы возможны. В условиях экономической рецессии, тотального дефицита денежных ресурсов и необходимости сокращения военных расходов Обама может пойти на перенос сроков развертывания ТПР ПРО. Тем более что для принятия такого решения есть и объективный повод: планируемые к установке на польском военном полигоне Устка противоракеты ГБИ (GBI – Ground Based Interceptor) в двухступенчатом варианте пока существуют только на бумаге. «США не должны развертывать противоракетную оборону, которая не доказала способность работать как следует», – считают авторы исследования, проведенного вашингтонским центром «За американский прогресс» и опубликованного в декабре 2008-го. Кстати, президентом центра является Джон Подеста, возглавлявший штаб переходной администрации Обамы.

Обнародованный Медведевым вариант «развязки» проблемы ПРО, в основе которого – налаживание российско-американского сотрудничества по созданию подлинно глобальной системы противоракетной обороны, в обозримой перспективе вряд ли реализуем. Для этого нет необходимых предпосылок, а переговорный ресурс российских предложений 2007 года о совместном использовании радиолокационных станций в Габале (Азербайджан) и Армавире (Краснодарский край), предназначенных для раннего обнаружения пусков ракет, уже исчерпан. Это подтвердили и консультации по ПРО и стратегическим наступательным вооруженим, которые провели 5 декабря 2008-го в Москве заместитель министра иностранных дел РФ Сергей Рябков и исполняющий обязанности заместителя госсекретаря США Джон Руд.

В то же время второй из предложенных Дмитрием Медведевым вариантов, основанный на действительном учете американской стороной беспокойства России, реализуем при взвешенных подходах обеих сторон и их готовности к разумным компромиссам.

Если Вашингтон искренне утверждает, что целью развертывания ТПР ПРО является перехват только тех баллистических ракет большой дальности, которые могут быть запущены с территории Ирана или территорий других ближневосточных стран, то приемлемое решение может состоять из двух взаимодополняющих блоков.

Первый блок – возвращение Вашингтона к мерам по контролю и верификации в отношении объектов ТПР ПРО, а также ограничению боевых возможностей этих объектов. Они были выдвинуты госсекретарем Кондолизой Райс и министром обороны Робертом Гейтсом на переговорах в формате «два плюс два» (октябрь 2007 г.). Имеются в виду сужение сектора обзора радара, готовность американцев не вводить в действие смонтированные системы, пока ракетная угроза не станет очевидной, а также некоторые другие меры. К сожалению, от многих из них американская сторона впоследствии фактически отказалась.

При этом и Москве не следует упорствовать и жестко настаивать на постоянном присутствии ее наблюдателей на объектах ТПР ПРО США. Можно удовлетвориться форматом «на почти постоянной основе», который был сформулирован Радославом Сикорским. Это обеспечило бы приемлемый компромисс, когда круглосуточный дистанционный контроль с использованием видеокамер наблюдения совмещался бы с периодическим, но регулярным и беспрепятственным посещением объектов ТПР ПРО российскими наблюдателями, аккредитованными при посольствах России в Чехии и Польше.

Второй блок – принятие Соединенными Штатами международных юридических обязательств по структуре и составу ТПР ПРО: 10 шахтных пусковых установок с противоракетами наземного базирования на польском военном полигоне Устка и ни одной пусковой установкой больше, а также один-единственный радар на чешском военном полигоне Брды и не более того.

Со своей стороны Россия могла бы взять на себя юридическое обязательство воздерживаться от развертывания в Калининградской области ракетного комплекса «Искандер» при условии выполнения США обязательств по ТПР ПРО. Тем самым была бы снята озабоченность ряда европейских стран, вызванная намерением Москвы развернуть вблизи их границ российские ударные ракеты.

Что касается в целом проблемы глобальной системы ПРО, то одним из действенных шагов, которые позволяют снизить остроту во взаимоотношениях России и США, стало бы создание совместного центра обмена данными от систем раннего предупреждения и уведомления о пусках ракет (ЦОД). Решение об учреждении такого центра в Москве тогдашние президенты Борис Ельцин и Билл Клинтон приняли еще в 1998 году, а 4 июня 2000-го обе стороны подписали соответствующий меморандум. Но из-за проволочек и разного рода чиновничьих препон ЦОД до сих пор не приступил к работе, хотя место для него подобрано, структура организации, список оборудования и функциональные обязанности персонала определены. В 2007 году Владимир Путин предложил создать вместо одного ЦОДа два: один в Москве, другой в Брюсселе. Но эта российская инициатива пока не получила продолжения.

ЦОД мог бы стать первым шагом России и США на пути построения ими сопряженной системы раннего предупреждения о пусках ракет, важность которой возрастает по мере распространения в мире баллистических ракет. Причем вовсе необязательно, чтобы эта система была совместной, что в обозримой перспективе трудно реализуемо. Достаточно, чтобы ныне автономно функционирующие российская система предупреждения о ракетном нападении и американская система предупреждения о ракетно-ядерном ударе сопрягались через ЦОД и гарантированно исключали непреднамеренное развязывание ядерной войны между обеими странами. Ведь нельзя исключать как случайный пуск баллистической ракеты, так и, что гораздо опаснее, провокацию третьей стороны, к которой относятся негосударственные субъекты в лице террористических и экстремистских организаций. В перспективе к этой сопряженной системе раннего предупреждения о пусках ракет могли бы присоединиться и другие страны, в частности Франция и Китай, которые ныне создают собственные системы раннего предупреждения о пусках ракет. Это, несомненно, способствовало бы укреплению стратегической стабильности.

Проблема ПРО должна решаться в рамках общей задачи нормализации российско-американских отношений, которые серьезно ухудшились после «пятидневной войны» на Кавказе. Без установления между Москвой и Вашингтоном должного взаимопонимания, предсказуемости в действиях сторон и в конечном счете доверия относительно намерений друг друга все попытки урегулировать проблему ПРО обречены на неуспех.

Россия. США > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 21 февраля 2009 > № 2906323 Виктор Есин

Глобальному вызову – глобальный ответ

Владимир Евтушенков

© "Россия в глобальной политике". № 1, Январь - Февраль 2009

В.П. Евтушенков – к. э. н., академик Российской инженерной академии, академик Международной академии связи, заслуженный деятель науки РФ, председатель совета директоров АФК «Система». Член Попечительского совета журнала «Россия в глобальной политике».

Резюме Конкурентоспособность становится единственным основанием права присутствия на рынке. Еще до кризиса стало заметно, что точки роста конкурентоспособности лежат в технологических кластерах. Они лучше согласуются с характером конкуренции и источниками достижения конкурентных преимуществ.

С теми аналитиками и публицистами, которые находят в разразившемся мировом кризисе положительные моменты, трудно согласиться на эмоциональном уровне. Но один позитивный фактор действительно имеет место. Кризис заставил не только мобилизовать материальные и интеллектуальные ресурсы, но и всерьез задуматься над тем, как изменится экономика в целом и что надо скорректировать, чтобы обеспечить ее дальнейшее развитие.

Вполне возможно, что антикризисные меры как заложники инерционного мышления бьют мимо цели и потребуется принять совершенно иные решения, опирающиеся на другую парадигму анализа экономической материи. Ведь каковы бы ни были предположения о причинах наступления кризиса, все мы понимаем, что послекризисная экономика будет другой. Какой же?

ТРЕБУЕТСЯ НОВАЯ ПАРАДИГМА

Существующая вероятность опасного расхождения реальности и ожиданий заставляет занять активную позицию в формировании будущей модели экономики не только академических ученых, но и тех, кто глубоко погружен в хозяйственную среду и в какой-то степени влияет на ее жизнедеятельность, т. е. представителей бизнеса. Именно благодаря такой погруженности сила воздействий (если не сказать ударов) кризиса оказывается гораздо чувствительнее, а потребность в его позитивном осмыслении ощущается острее. Вообще, рискну предположить, что неожиданность наступления кризиса есть плата за наше нежелание видеть и объективно оценивать накапливающиеся количественные изменения, сдвиги экономического уклада, кардинально меняющие качественные характеристики всей социально-политической системы.

Человечество не впервые сталкивается с подобным системным вызовом, который возникает именно как результат эволюционного развития и инкорпорирования вынужденных или желанных инноваций в организацию экономической жизни. Популярный журнал недавно насчитал полтора десятка «знаменитых» кризисных ситуаций, начиная со строительства Панамского канала. Но если иметь в виду кризисы цивилизационного масштаба, то, скажем, переход от натурального хозяйства к рынку был столь же драматичным и «неожиданным», хотя ситуация и не воспринималась как катастрофа в силу самого масштаба мировой экономики. Тем не менее в основе кризисов, как правило, лежит неадекватность устоявшихся представлений реально складывающимся экономическим отношениям.

Вот и сейчас речь идет о переходе к принципиально иной парадигме представлении об экономических процессах, что автоматически ведет к необходимости принципиально иных механизмов их регулирования. Основную черту такой парадигмы можно было бы связать с концепцией глобальной интернационализации, которая представляет собой соединение глобализации как общей тенденции активной экспансии экономических систем за пределы национальной экономики с интернационализацией как процессом включения агентов экономической деятельности в транснациональную кооперацию. На наших глазах этот процесс, который осуществляется главным образом путем слияний и поглощений, принял колоссальные масштабы. За последние 10 лет подобные сделки в среднем за год составили не менее 40 %.

Глобализация современной экономики началась не сегодня и имеет весьма сложную структуру. Ее ядром служит мегаэкономика, которая начала формироваться в последней четверти ХХ века. Взаимосвязи между национальными экономиками становятся настолько сильными, что вся совокупность действует как внутренне дифференцированное, постоянно меняющееся и сопровождающееся конфликтами, но вместе с тем единое целое. Предпосылками служат возникновение новых информационных технологий, значительное увеличение объемов трансграничного перемещения капиталов, технологий, знаний и людей, масштабное расширение товарных и финансовых рынков.

ТЕОРИЯ И МОДЕЛИ

Для теоретического обоснования глобальной интернационализации экономики нет необходимости выстраивать новые модели. Скорее нужно посмотреть на уже имеющиеся и общеизвестные – вспомним, например, модель «волн Кондратьева», показывающую закономерность появления кризисных явлений в экономике. Однако за этим, можно сказать, очевидным выводом стоит более фундаментальная посылка: для предсказания поведения экономической системы ее следует рассматривать только как глобальную гиперсистему. Математики гораздо позже предложили аппарат, который позволяет провести формальный анализ таких систем – так называемую теорию фракталов.

Насколько эта теория приложима к анализу экономики, выходит за рамки данной публикации. Важно лишь подчеркнуть, что подход к экономике как упорядоченному множеству хозяйствующих субъектов и институтов, обеспечивающих их функционирование, является в ней лишь частным случаем. Гипотеза фрактальности предполагает, что экономика имеет различные уровни и, несмотря на все происходящие изменения, величина неоднородности на протяжении достаточно больших периодов времени сохраняется.

Можно утверждать, что чем быстрее протекают процессы интернационализации, тем скорее сглаживаются возникающие турбулентности. Кризисы, таким образом, являются не только детерминантами накапливающихся противоречий в процессе интернационализации агентов экономической деятельности, но и в определенной мере выступают в роли модераторов их разрешения.

С этой точки зрения нынешний кризис поспособствует созданию таких фракталов современной экономики, как локальные региональные общие рынки – в Европе, Америке, на Ближнем Востоке. Помимо свободного перемещения товаров, они гарантируют и свободное передвижение рабочей силы, финансов, общие правила при покупке и аренде недвижимости, приобретении акций, а также равные условия при пользовании услугами страхования, образования, здравоохранения, найма на работу.

В целом, как следует из теории, фрактальные образования создают дополнительные стимулы и возможности интернационализации не только экономической, но и иной, в том числе управленческой, деятельности. Появившиеся сейчас предложения о создании наднациональных органов регулирования рынка, если они даже и будут реализованы в том или ином виде, вряд ли дадут ожидаемый эффект – скорее можно рассчитывать на интеграционные связи региональных систем регулирования социально-экономических отношений. Только благодаря проявляющейся тенденции углубления и расширения этих связей можно избежать такого сценария развития мировой системы, в соответствии с которым меж- и внутристрановые конфликты преобладают, протекционизм определяет экономическую политику, в результате чего суверенные дефолты перестанут носить экстраординарный характер.

ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ КРИЗИСА

Первым следствием из «теоремы» о глобальной интернационализации, формирующим представление о посткризисной экономике, становится ее геополитическое измерение. Геополитический фактор всегда играл фундаментальную роль в стратегических планах развития социально-экономической системы. Однако в новых условиях, которые складываются в результате реализации антикризисных мер, национальные границы экономики утратят свое значение: мировой рынок приобретет универсальный характер.

Было бы тривиально просто сказать, что, скажем, страны БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай) из разряда развивающихся перейдут в обозримом будущем в число развитых. Однако этот факт существенно изменит геополитическую картину мира. В определенном смысле положительная сторона кризиса состоит в том, что пропала интрига относительно будущего развития.

Возможно, это случайность, но именно в 2008 году Нобелевская премия по экономике была присуждена Полу Кругману за работы, объясняющие специализации различных стран в международной торговле при неполной конкуренции. Современные технологии (компьютеры + Интернет + мобильная связь + информационные системы) полностью изменили общую картину экономического обмена, соединив в каждой точке мирового рынка пространство и время. Проще говоря, сделки как процесс реализации экономических интересов потеряли привязку к конкретному месту производства товаров либо услуг, а продавец (конечно, не всякий) стал вендором, реализующим не столько товар, сколько бренд, ориентирующий потребителя на узнаваемый продукт и позволяющий ему тем самым не теряться в мире альтернативных продуктов.

Конкурентоспособность становится единственным основанием права присутствия на рынке. Еще до кризиса стало заметно, что точки роста конкурентоспособности лежат в технологических кластерах. Они представляют собой сквозные технологии, которые благодаря универсальности обладают высоким мультипликативным эффектом, воздействующим на весь производственный процесс – от проектирования и конструирования до выпуска и доведения до потребителя. Возможно, придавая технологиям ключевую роль в развитии экономики, в особенности в условиях кризиса, новая администрация США даже планирует учредить должность директора по технологиям.

Отличительной особенностью технологических кластеров служит то, что образующие их конкретные технологии находят применение в самых разных отраслях, повышая тем самым уровень национальной конкурентоспособности. Не случайно в последнее время экономику за рубежом стали рассматривать сквозь призму кластеров, а не через традиционную группировку компаний, отраслей или секторов. Кластеры лучше согласуются с самим характером конкуренции и источниками достижения конкурентных преимуществ. Большинство участников кластера не конкурируют между собой непосредственно, так как они обслуживают разные отрасли. Государственные и частные инвестиции, направленные на улучшение условий функционирования кластера, приносят пользу сразу множеству субъектов экономической деятельности. И, между прочим, меньше всего пострадали от кризиса именно кластеры: кризис, так сказать, расчистил им дорогу для победоносного завоевания рынка, как такового, независимо от региональных и национальных границ.

Поэтому пресловутый decoupling (отвязка мировой экономики от американского цикла), конечно, еще не произошел, но глобальная интернационализация ведет национальные экономики по этому пути точно и уверенно, как любая объективно действующая закономерность. Кризис просто ускорил данный процесс. Кстати, практический вывод из этого, казалось бы, теоретического посыла состоит в том, что страны БРИК да и вообще регион Юго-Восточной Азии перестанут быть лишь местом размещения массового производства, а станут равноправными и, самое главное, равнозначными участниками процесса производства, инновационного развития, продажи конкурентоспособной продукции.

Противопоставление Запада и Востока потеряет экономический смысл (правда, не так быстро, как хотелось бы), а геополитические мотивы в решении проблем развития национальных экономик уступят место сигналам макрорегиональных общих рынков, обеспечивающих скоординированное развитие. Скорее всего, придет осознание того, что рост национального ВВП менее важен для государства, чем отсутствие дисбалансов в его положении на мировом рынке. Так что апокалиптические прогнозы (крах американской, европейской, российской и других экономик) являются издержками традиционного мышления.

В основе интернационализации лежит перелив капитала, технологий и труда. С этой точки зрения российская экономика демонстрирует значительное отставание от развитых стран. Прежде всего ее характеризует низкая активность национальной хозяйственной системы в проведении собственной политики интернационализации.

Объяснение этому – слабость финансовой базы, низкая инновационная составляющая производства (до 70 % продукции предприятий машиностроения выпускается на протяжении 15 лет!). В то же время – настороженность и искусственные препятствия, создаваемые для российских компаний в других государствах.

В отличие от многих стран, участие которых в процессе интернационализации связывается с выходом их производителей на мировой рынок, Россия в ходе данного процесса открывала свой рынок. Это обстоятельство играет по настоящее время коварную роль: раз есть свой рынок, не нужно выходить на мировой, что ведет к ослаблению конкуренции и своеобразному «колониализму». Не потому ли нынешний кризис особенно болезненно сказывается в России?

Вместе с тем участие российской экономики в международной интернационализации просто неизбежно. По территории России проходят два евро-азиатских транспортных коридора – Транссиб и «Север – Юг», панъевропейские коридоры № 2 и № 9, а также густая сеть действующей и строящейся трубопроводной системы. Сюда же следует отнести и участие России в решении энергетических проблем в Европе. Принятая Правительством РФ стратегия развития энергетики на ближайшие 10 лет предполагает значительное увеличение производства электроэнергии на базе современных технологий и повышение экспортной составляющей в структуре ее продаж. Одновременно программа предусматривает широкомасштабные мероприятия по внедрению энергосберегающих технологий – в России энергоемкость производства в три раза выше, чем в развитых странах. Это открывает нишу для взаимовыгодного «бартера»: энергия в обмен на энергосберегающие технологии.

ГОСУДАРСТВО И БИЗНЕС НА ФОНЕ КРИЗИСА

Конечно, может показаться соблазнительной попытка преодолеть кризис путем отказа от сложившихся тенденций и трендов или даже противодействия им. Однако этот путь заведомо обречен на провал. Гораздо продуктивнее использовать его для кардинального пересмотра подхода к анализу социально-экономических процессов.

Наиболее важным представляется изменение взглядов на роль и место государства в экономике. Уходят в историю концепции государства как «ночного сторожа», как источника «всеобщего благоденствия» и др., а их место занимает конструкция «государство-партнер», и партнер прежде всего бизнес-сообщества.

Надо признать, что история взаимоотношений бизнеса и государства не простая, в особенности в России. Был период, когда наше государство относило предпринимательство к преступной деятельности. Затем оно поделилось собственностью с каждым, кто готов был начать свое дело, став основным источником становления бизнеса. За одно десятилетие российский бизнес прошел целую эпоху. В памяти живы и карикатурные образы «новых русских», и финансовые пирамиды, и разорившиеся банки, и печально знаменитый дефолт. Государство по отношению к бизнесу этого переходного состояния тоже выступало в различных амплуа – от отца-благодетеля до зловещего злодея.

Сейчас мы стоим на пороге перемен, и не только у нас в стране. Посмотрите, в какой тесный блок вступил американский бизнес с государством в борьбе с терроризмом или в преодолении нынешнего спада. Не случайно при построении различных индексов, характеризующих экономику страны, например индекса конкурентоспособности, который ежегодно публикуется лозаннской бизнес-школой IMD, в равной степени учитываются и расходы на ведение бизнеса, и эффективность государственного аппарата. Для России первый из этих показателей на порядок превосходит второй – по крайней мере пока.

Если обратиться к теории, то мы и там найдем большое разнообразие моделей, определяющих положение бизнеса в экономической системе. Со времен Адама Смита, который первым усомнился в безграничной мудрости государственных мужей по распоряжению имеющимися ресурсами, было выстроено немало концепций. Классическая либеральная доктрина отводит государству роль «ночного сторожа»: оно устанавливает правила поведения на рынке и следит за их строгим соблюдением. Разумеется, правила устанавливаются не просто по желанию либо капризу власти. Они сообразуются опять-таки с поведением рынка, т. е. с тем, как осуществляются сделки, как распределяются доходы, сколько средств вкладывается в производство, сколько потребляется и т. д.

Даже в устоявшейся исконно рыночной экономике взаимоотношения государства и бизнеса подвергаются регулярной ревизии. Чаша весов, на которых взвешивается вклад в экономику государственного управления и предпринимательского старания, периодически склоняется в ту или иную сторону. Советская экономика, где роль государства была доведена до предела, убедительно показала бесперспективность этого пути.

Но в условиях кризиса повсеместно вновь заговорили об усилении государственного вмешательства в экономику, о построении так называемой властной вертикали, о равноудаленности бизнеса от центра принятия государственных решений и т. п. Энтузиазм, который вызывают эти лозунги у чиновников, всегда имевших в России огромную власть, понятен. Однако не ясно, на каком фундаменте будет построена новая модель отношений государства и предпринимательского сообщества. Кризис, по-существу, примирил «государственников» с «либералами», потому что привел и тех, и других к выводу: противопоставление друг другу государства и бизнеса давно исчерпало себя, уступив место партнерским отношениям.

Как это ни покажется странным на первый взгляд, но такой подход легче реализовать в нашей экономике, которую по инерции всё еще называют переходной. Несмотря на значительные усилия по разгосударствлению хозяйственной системы, либерализации законов, регулирующих отношения между властью и субъектами экономической деятельности, надежды на государство как чуть ли не единственный институт, обеспечивающий соблюдение общественного интереса, все еще велики. Не бороться надо с этими представлениями, какими бы иллюзорными они ни казались, а направить их в конструктивное русло. Сейчас для этого сложились вполне подходящие условия.

Представляется, что стратегическая цель состоит в построении динамично развивающейся социально ориентированной экономики, органично вписанной в международное разделение рынка производства, капитала и труда. При этом главной ее целью становится обеспечение устойчивого развития. Тем самым закрепляется переход от мобилизационной экономики «осажденной крепости» к экономике партнерства и сотрудничества, подчеркивается требование включения российской экономики в мировую хозяйственную систему.

Вопреки распространенным представлениям, у бизнеса и государства в настоящее время появляется все больше общих, совпадающих интересов. Так, и для государства, и для бизнеса решение задачи консолидации является не просто управленческой проблемой – крупным субъектом экономической деятельности проще управлять. Это напрямую связано с возможностью развития.

Нужно оговориться, что путь сотрудничества государства с бизнесом отнюдь не прямолинеен. Главная трудность заключается в налаживании институциональных механизмов участия зависимой стороны (бизнеса) в установлении правил своего поведения. Тут есть соблазн и расширения предела собственного усмотрения, и облегчения бремени участия в решении вопросов, далеких от интересов бизнеса, и предусмотрительного уклонения от санкций за нарушения, и многое другое. Кризис может сыграть роль своеобразного катализатора.

Ведь его основная причина – это проблемы регулирования рынка, как мирового, так и национального. Вот почему никакая реструктуризация, в том числе и глобальная – капитала, инвестиций, кредитов, фондов, прав, требований, обязательств, залогов, долгов, активов, акционерных долей, сделок и т. п., в полной мере не дает долговременного эффекта, если принципиально не изменить подходы и механизмы государственного вмешательства в экономику. Только реструктуризация институтов, в особенности институтов развития, способна вывести экономику из кризиса.

Государство в традиционной парадигме – это регулятор. И даже в такой роли оно все чаще прибегает не к прямому предписанию участникам рынка, а выдвигает т. н. поведенческие условия.

В новой парадигме государство – активный участник рыночных отношений, субъект экономической деятельности. Именно реализация данной схемы – случайно либо преднамеренно – привела к созданию госкорпораций. Особое положение этих структур подтверждается высокой степенью самостоятельности их деятельности, выведенной из-под государственного управления и контроля. Но в любом случае госкорпорации стали субъектами рыночных отношений, существенно сблизив тем самым государство и предпринимательство.

Надо прямо сказать, что такое новообразование породило опасение массового огосударствления частных корпораций, но не путем национализации, а, так сказать, госкорпоративизации. Преодолением (упреждением) этой угрозы со стороны бизнес-структур могла бы стать тактика инкорпорирования своих активов (или их части) в госкорпорации с условием обмена госинвестиций на участие в прибылях. В таком виде это не прямое бюджетное финансирование частного бизнеса, а частно-государственное партнерство – механизм, получивший в последние годы большое распространение.

ПРОМЫШЛЕННАЯ ПОЛИТИКА И КРИЗИС

Кризис не только вносит кардинальные поправки в наши представления об экономике мегауровня, но и требует пересмотра принципов функционирования экономических механизмов на макро- и микроуровне. В силу своего глобального характера кризис заставляет изменить основные направления использования и развития научного, технического и индустриального потенциала страны, что обычно называется промышленной политикой. Ее принципиальной особенностью в послекризисной России является разительный контраст между количеством промышленных предприятий и качеством их вклада в экономику страны.

Поскольку генеральной целью экономической политики России на ближайшую перспективу должно стать включение ее товаропроизводителей в мировую экономику, промышленная политика призвана устранить противоречие между производством и потреблением: производить товары не потому, что имеется много производственных мощностей, а потому, что есть много желающих их приобрести.

Конечно же, продукция некоторых российских предприятий не только не уступает, но и превосходит своих конкурентов, однако сам по себе продукт производства – это еще не товар, пользующийся спросом. Конъюнктура рынка – соревнование не только потребительских свойств тех или иных изделий, но и издержек их производства, включаемых в себестоимость, затрат труда, уровня инноваций и многого другого. Государственная промышленная политика как раз и создает базу, прежде всего законодательную, для повышения сравнительного уровня российского товаропроизводства.

Национальная промышленная политика конкретизирует общие установки социально-экономического развития страны в организационных, правовых, производственных механизмах жизнедеятельности хозяйствующих субъектов. Исходя из задач, стоящих перед экономикой России на ближайший период, а также принимая во внимание состояние ее промышленного потенциала, промышленная политика могла бы формироваться на основе концепции кристаллизации разномасштабных производственных систем.

Приходится признать, что для переходной экономики, как называют народнохозяйственный комплекс России последнего десятилетия, многие как будто известные решения приходится искать заново. Писать экономическую политику с чистого листа намного проще, чем модифицировать сложившуюся систему общественных отношений. Но было бы лицемерием, входя в новую эру, перечеркнуть все, что сделали предыдущие поколения, посчитав наследство за отягощающий груз, не позволяющий достичь новых высот. Думается, что ни один политик, претендующий на место национального лидера, не может взять на вооружение столь высокомерный взгляд на прошлое.

Мы опираемся на все, достигнутое трудом граждан огромной страны, для того, чтобы использовать это для развития не вопреки, а в соответствии с общими законами экономического роста и вместе с партнерами-конкурентами.

Другое дело, что состояние каждой национальной экономики характеризуется слишком многими параметрами, чтобы можно было составить некий единый алгоритм. Выбор такого алгоритма – за национальной промышленной политикой, вытекающей из общей национальной экономической политики.

Ее формирование – прерогатива государства. Кризис, как уже сказано выше, изменил положение государства относительно бизнеса, сделав их партнерами. Теперь эти партнерские отношения нужно распространить и на процесс разработки политики промышленного развития. Именно потому, что бизнес лучше знает и тоньше чувствует суть рыночной экономики, его роль в этом процессе становится главенствующей – ведь действительно существует опасность, что чиновники так выстроят приоритеты и выберут такие механизмы их реализации, что результат окажется совсем не тот, на который рассчитывали.

Так что дело не в словах, а в существе дела: какие цели надо ставить перед промышленным комплексом, как выстроить систему приоритетов, как претворить их в жизнь, какие задействовать механизмы и, наконец, как распределить роли между субъектами экономической деятельности в этом процессе. Такие вопросы необходимо решать совместными усилиями бизнеса и государства.

ФИНАНСОВЫЙ РЫНОК, БАНКИ И ИНСТРУМЕНТЫ В СВЕТЕ КРИЗИСА

Одним из самых важных инструментов глобализации явилось опережающее экономический рост развитие мирового финансового рынка. Стало возможным говорить о финансовой глобализации, играющей ведущую роль во всех глобальных процессах. Ее воздействие на т. н. реальный сектор экономики сказалось главным образом в бурном развитии процессов интернационализации финансовых инструментов, так что даже появился термин «турбокапитализм».

Надо думать, вследствие этого главным субъектом кризиса стала мировая банковская система. Исчез целый институт, характерный для ее развития на протяжении последних десятилетий, – глобальные инвестиционные банки. Не потому ли катастрофу в американской экономике в 1929 году называют хоть и великой, но – депрессией, а сейчас говорят о кризисе, втянувшем в «сжимающую» воронку спада всю мировую систему?

Поток публикаций и в научной, и в деловой печати довольно подробно охарактеризовал практически все аспекты вынужденной реструктуризации банковской системы, которая позволит финансовым институтам не только выжить, но и приобрести новые качества, отвечающие требованиям современного глобального рынка. С этой точки зрения приходится вспомнить, что банки являются особым механизмом, осуществляющим прямые связи во всей цепи экономических отношений. А значит, они не могут остаться в стороне от интернационализации экономических процессов, определяющей развитие любой социально-политической системы.

Банковская интернационализация в послекризисных условиях, по всей видимости, значительно усилится. Ее принципиальная особенность определяется тем, что привлечение финансовых ресурсов и их концентрация на тех или иных направлениях будут в значительной степени определяться кооперационными связями в мировом разделении производительных сил.

Только успешное решение этой непростой задачи позволит обеспечить закрепление и расширение собственного сектора на внутреннем рынке, а также активную экспансию национального производителя вовне. По сути, банки приобретут не только финансовые, но и производственные функции, поскольку станут инструментом переориентации производства на выпуск конкурентоспособной продукции. Это, в свою очередь, потребует разработки инновационных проектов, внедрения и скоростного трансферта высокопроизводительного оборудования, высоких технологий, жестких стандартов и т. д.

Благодаря этому банки, по существу, превратятся в инфраструктурные (инвестиционно-финансовые) кластеры, дифференцированные по отраслям: инвестиционно-промышленные, аграрные, сервисные, торговые и пр. Общая архитектура банка будет иметь сетевой характер. Ценность же сетевого продукта заключается не только и даже не столько в его физических и функциональных свойствах, сколько в отношении к нему потребителей. Именно они сообщают такому продукту внутреннюю ценность, отражением которой является его рыночная стоимость. Благодаря использованию современных информационных технологий постепенно вся экономика становится сетевым продуктом.

Ясно, что в процессе формирования таких кластеров произойдет значительное укрупнение банков за счет как поглощения и слияния, так и органического роста. Количество кэптивных расчетно-кассовых центров, которые сейчас присутствуют в финансовой системе под видом банков, сократится обратно пропорционально числу крупных транснациональных структур, работающих на рынке. В то же время появление финансово-инвестиционных кластеров решит застарелую проблему ориентации банковской деятельности на оказание либо универсальных, либо специализированных услуг, объединив в себе и те, и другие, поскольку в рамках кластера такое разделение просто теряет смысл. Возможно, наличие этой тенденции в антикризисной борьбе объясняет, почему она одинаково актуальна как для банковской системы России, которая, по общему признанию, весьма слабо развита, так и для крупнейших западных банков, снабженных длинной и положительной кредитной историей.

Передовая роль банков как инфраструктурных кластеров в глобализированной экономике будет состоять в том, чтобы оптимизировать распределение рисков в процессе реализации инвестиционных проектов, на которые будут возложены задачи развития любой социально-экономической системы и всех их подсистем. Стратегическое управление, которое осуществляется в рамках таких производственно-финансовых кластеров, будет состоять в сегментировании рынков, а не просто в диверсификации производства.

Для привлечения ресурсов развития распространение получат вместо IPO фонды прямых инвестиций (ФПИ) как более прозрачные и контролируемые формы, объединяющие проектный подход с инвестиционным. При этом создание транснациональных ФПИ позволит более эффективно решить задачу унификации мировых финансовых рынков, которая рассматривается как способ выхода из разразившегося кризиса.

Структура самого финансового рынка примет полицентрический характер: все больше национальных валют будут участвовать в сделках вслед за выросшей динамикой товарообмена, так что понятие финансового центра утратит особое, тем более привилегированное, значение. И лабильность инвестиций вырастет настолько, что объем капиталовложений в экономику потеряет индексное значение, а показателем развития станет глобальная открытость рынка.

Как это ни покажется странным, но подобное изменение сократит возможности надувания финансовых «пузырей» – ведь сейчас они возникают именно на отдельных рынках, хоть и временно, но рассматривающихся изолированно от общей картины мирового рынка. Число и объем проектов будет возрастать в геометрической прогрессии – прежде всего за счет инновационного фактора. Индустриальное освоение одних только нанотехнологий, к примеру, потребует гигантских средств: достаточно посчитать, сколько потребовалось вложений в развитие мобильной связи – самый известный пример приложения этих технологий.

РЕСУРСНАЯ ЭКОНОМИКА – ЭКОНОМИКА ОБРАЩЕНИЯ РЕСУРСОВ

Говоря о последствиях кризиса, нужно сказать о том, что он опустил экономику на землю, вернув ей первоначальный смысл – обращение материальных ресурсов. Гипертрофированное развитие финансового сектора привело к представлению о нем как самодостаточном институте экономического развития. Кризис развенчал это заблуждение и напомнил, что фундаментальным фактором устойчивого функционирования и развития любой экономики являются материальные ресурсы. Для России такой возврат особенно важен, поскольку, несмотря на усиленное декларирование отказа от сырьевой экономики, сохраняется инерционный сценарий экстенсивного развития экономики.

Между тем экономический форсайтинг показывает, что этот путь в конечном счете оказывается тупиковым. Увеличение в геометрической прогрессии затрат на добычу и транспортировку сырьевых ресурсов вынуждает искать новые средства оптимизации экономики ресурсов. Выход один: необходимо задействовать инновационные механизмы, направленные на поиск и внедрение новых, в том числе высоких, технологий переработки сырья, осуществить на деле переход к принципиально иным подходам использования ресурсов, обеспечивающим многократное повышение уровня глубины и полноты их переработки. Наконец, нужно изменить качественные характеристики кадрового потенциала за счет обученных и переобученных рабочих, инженеров, управленцев, готовых и умеющих работать в новых условиях.

Инновационная идеология должна быть ориентирована на кардинальное изменение сложившегося консервативного мышления и нацелена на сбережение ресурсов за счет обеспечения полноты их использования и утилизации отходов. Достаточно напомнить тот факт, что так называемые хвостохранилища горнопромышленных предприятий содержат сырья больше, чем его добывают вновь!

Сырьевая ориентация экономики России в том виде, как она сложилась к настоящему времени, – это не только тотальная бюджетная зависимость от цены нефти и газа на мировом рынке, но и пренебрежение возможностями обращения сырьевых ресурсов от их добычи до использования потребителями и воспроизводства самой сырьевой базы. Как следствие, в промышленной политике центр тяжести перенесен на энергоресурсы. Между тем каждый баррель переработанной сырой нефти увеличивает добавленную стоимость в два раза и более.

Голландская болезнь угнетающе действует на российскую экономику еще и из-за слабости системы обращения ресурсов. Достаточно сказать, что даже само понятие такой системы в российском законодательстве отсутствует (для сравнения: законом определено понятие лекарственного обращения). В то же время Стратегия национальной безопасности РФ, утвержденная Советом безопасности РФ, в качестве важнейшего приоритета внутренней экономической политики закрепила рациональное природопользование и экологию.

Переход ресурсоперерабатывающих отраслей на новые технологии решает еще одну, можно сказать общецивилизационную, задачу: сохранение среды обитания и соблюдение экологических требований в хозяйственной деятельности. Не случайно именно сырьевой фактор положен в основу концепции устойчивого развития экономики, выдвинутой учеными мирового уровня и поддержанной правительствами большинства развитых стран, в том числе и России.

Надо обратить внимание и на тот факт, что концепция социальной ответственности бизнеса в широком понимании, которая сейчас приобретает все более громкое звучание, должна предусматривать бережливое отношение к природным ресурсам. Тем более что такое отношение определяет эффективность всей экономической системы.

Наконец, решение проблем рационального развития экономики ресурсов вплотную связано с позиционированием России на мировом рынке. По настоящее время положение нашей страны на европейском рынке определяется статусом исключительно как поставщика энергетических ресурсов (в первую очередь нефти и газа). Между тем индекс Reuters/Jefferies CRB включает 19 видов сырьевых товаров.

В свое время СССР оказал большую услугу Германии, вывезя по репарациям все устаревшее оборудование и заставив тем самым полностью обновить весь производственный аппарат. Теперь кризис выступит в роли такого инновационного экзекутора, хотя нового плана Маршалла (скажем, от G20) ожидать не стоит.

Экономика была бы совсем простой наукой, не будь в ней политики. Поэтому глубина и ясность горизонта становления посткризисной экономики зависят от того, будет политика следовать в русле экономических закономерностей или вопреки им.

Россия > Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 21 февраля 2009 > № 2906314 Владимир Евтушенков

Полигон модернизации и «витрина успеха»

© "Россия в глобальной политике". № 6, Ноябрь - Декабрь 2008

М.Г. Делягин – д. э. н., директор Института проблем глобализации.

Вынужденная обстоятельствами поддержка Абхазии и Южной Осетии может стать катализатором российской модернизации. Эти территории весьма различны и требуют разного подхода.

Стихийное развитие превратит Абхазию в курортно-военный придаток России, что недопустимо, поскольку чревато осложнением отношений и утратой имеющихся возможностей. Россия должна выстроить в Абхазии недостающие элементы своей экономики – не столько курортные, сколько технологические и финансовые. Создание вынесенных вовне (и потому защищенных от наших клептократии и монополий) инструментов модернизации станет ее репетицией в самой России.

Постановка задачи присоединения Абхазии к России сейчас непозволительна из-за ошибок прошлого, включая российское вмешательство в ход президентских выборов, сплотившее абхазскую элиту вокруг идеи независимости от России.

Южная Осетия как субъект экономики не существует в силу незначительных масштабов, что стало результатом состояния экономики и крайне низкого качества управления. России следует навести в финансах республики элементарный порядок, подготовив тем самым воссоединение осетинского народа в рамках Российской Федерации.

АБХАЗИЯ СЕГОДНЯ: КУСТАРНЫЙ СЕРВИС

Современное состояние экономики Абхазии можно охарактеризовать как кустарный сервис. Из-за войны и блокады население республики сократилось с 525 тыс. человек в 1989 году до более 215 тыс. жителей ныне. 44 % – абхазы, по 21 % – армяне и грузины (включая менгрелов и сванов), 11 % – русские, 1 % – греки. Более четверти населения получает пенсии и пособия.

Абхазия – зона особых интересов России и Турции (где проживает полумиллионная абхазская диаспора). Торговля обеспечивает 60 % ВВП, а сотни тысяч российских туристов «принесли» в 2007-м треть налогов и 40 % экспортной выручки.

Электроэнергия поступает с Ингурской ГЭС (работает на 70 % мощности): половину получает Грузия, половину – Абхазия, которая потребляет приблизительно 30 %, а около 20 % экспортирует в Краснодарский край. Сотрудничество обусловлено технологическими обстоятельствами: плотина ГЭС находится в Грузии, а подземная электростанция и четыре перепадные ГЭС – в Абхазии. Сухумская ГЭС разрушена, а сократившиеся потребности отменяют необходимость ее восстановления. До войны работала 21 малая ГЭС, но лишь две можно вернуть в эксплуатацию.

Государство не считает нужным привлекать иностранный капитал в энергетику, но износ основных фондов требует крупных инвестиций, вопрос об источнике которых остается открытым. В 2008 году тарифы на электроэнергию были резко повышены.

Состояние автодорог оставляет желать лучшего. Основной транспорт – изношенные автомобили и автобусы, на замену которых денег нет. Имеется два удобных аэропорта с восстановленными взлетно-посадочными полосами и три морских порта, пригодные для эксплуатации.

Железная дорога однопутная, она используется для перевозок туристов до Сухуми и для экспорта угля. Подвижной состав изношен и требует списания либо капремонта. Вокзалы заброшены и разрушаются, хотя билетные кассы подключены к российской системе «Экспресс-3». Последний внутриабхазский пассажирский поезд отменен в 2008-м.

Сотовый оператор «А-Мобайл» (совместное предприятие правительства и абхазских инвесторов) в конце 2006 года разрушил монополию «АкваФона», аффилированного с «МегаФоном».

До войны в сельском хозяйстве преобладали посадки эфиромасличных культур, табака и овощей. Впоследствии вывоз и переработка прекратились, сельское хозяйство превратилось в инструмент выживания, и почти вся обрабатываемая земля была занята под кукурузу с небольшими вкраплениями табака (для нужд самой Абхазии). Резко уменьшилось поголовье крупного рогатого скота, коз и овец. Сначала из-за угонов и истребления, а затем в результате сокращения кормовой базы.

Выращивание овощей и цитрусовых для России и курортников набирает обороты, но остается кустарным. До недавнего времени Абхазия обеспечивала себя мясными и молочными продуктами лишь на 40 %. Значительна доля импорта даже овощей, фруктов и растительных масел. Машинно-тракторный парк резко сократился, более 90 % его превысило все сроки амортизации.

До последних лет, когда в Абхазию стали поступать инвестиции из России, не работало ни одно предприятие мясомолочной и консервной промышленности; эфиромасличная промышленность не проявляет признаков жизни и сейчас. Из 183 промышленных предприятий функционирует около 60, производство упало в десятки раз.

Правда, в 2007-м начался рост производства стройматериалов (в преддверии зимней Олимпиады в Сочи), а туризм стимулирует сельское хозяйство и виноделие.

Экономика Абхазии высокоубыточна: в I квартале 2008 года общая прибыль (59 млн руб.) составила лишь 53,4 % от убытков (110,4 млн руб.), которые за год выросли на 36,2 %. Бюджет в 2007-м, как и в предыдущем, бездефицитен: дефицит просто нечем покрывать. Доходы – 1,43 млрд руб. – превысили план на 15,1 %, причем 434 млн руб. – «вливания извне» (вероятно, помощь России). Расходы составили 1,42 млрд руб., главная их статья (после армии и милиции – 484 млн руб.) – образование (174,8 млн руб.). В бюджете-2008 доходы выросли до 1,6 млрд руб., расходы – до 1,59 млрд руб. (почти половина из них – 733,6 млн – идет на зарплату), что с учетом инфляции и роста экономики означает снижение доли бюджета в ВВП.

Банковская система – это 14 небольших банков, которые с 2004 года открывают корсчета в России. В I квартале 2008-го она стала прибыльной, что отражает ее вывод «из тени».

Экспорт и импорт относятся как 3 к 7 (дефицит покрывается за счет денег туристов). Две трети внешней торговли приходятся на Россию. Сырье и необработанная сельхозпродукция дают более 90 % товарного экспорта, в том числе цитрусовые – 35 %, уголь (80–100 тыс. тонн в год), фрукты (прежде всего хурма), фундук, чай и овощи – 20 %, круглый лес – также 20 %. Под последним понимается экспорт ценных пород древесины в Турцию в результате хищнической вырубки реликтовых горных буково-дубово-каштановых лесов.

До 15 % экспортных доходов поступает от предоставления Турции в аренду морского шельфа для рыбного промысла. Со слов местного населения, турки основательно очистили от рыбы прибрежные мелководья.

Промышленный экспорт – до 10 % экспорта – обеспечивают компания «Вина и воды Абхазии» (до эмбарго поставляла в Россию до 1,5 млн бутылок вина в год) и Бзыбский деревообрабатывающий комбинат (продает пиломатериалы, паркет и другие изделия из ценной древесины в Европу). Правительство Абхазии предлагает инвесторам широкую гамму инвестпроектов, заметная часть которых будет «разобрана» после признания независимости.

НАПРАВЛЕНИЯ СТИХИЙНОГО РАЗВИТИЯ

Признание Абхазии способствовало оживлению производства. Ориентированное ранее на обслуживание туристов, а в последний год – на подготовку к Белой олимпиаде в Сочи, оно получит выход на российский рынок. В первую очередь это касается вин и цитрусовых, хотя не стоит недооценивать жесткость внутрироссийских барьеров (например, при доступе на рынок Москвы).

В течение 3–5 лет восстановится традиционная специализация сельского хозяйства: возделывание эфиромасличных культур и табака вытеснит кукурузу.

Возможна добыча нефти на шельфе российскими компаниями (оценка ее запасов, которую в 1998 году Грузия представила компаниям США, составляет 200 млн тонн), что повысит доходы бюджета. Однако без применения экологичных технологий ущерб, наносимый природе, не только подорвет главный – рекреационный – ресурс Абхазии, но и надолго омрачит двусторонние отношения.

В Абхазии разворачивается «малая приватизация» – продажа объектов торговли, общепита и «незавершенного строительства» (руин). На очереди приватизация крупных объектов с привлечением иностранного капитала (при этом будет делаться все для поддержания баланса между российскими и остальными, прежде всего турецкими, инвестициями).

Магистральным направлением станет «модернизация в обмен на собственность»: российские инвесторы рассчитывают получать в собственность модернизируемые ими объекты. Расхождение интересов (власти станут стремиться к максимальному контролю) будет порождать коммерческие конфликты, решаемые в частном порядке.

Вероятно использование стандартных схем развития: приватизация обеспечит государство средствами для участия в модернизации транспортной и энергетической инфраструктуры (так, износ линий электропередач уже обесценивает все выгоды от энергоизбыточности республики). Это в свою очередь будет способствовать росту туризма, «вытягивающего» сельское хозяйство и сферу услуг. Сначала в туристической инфраструктуре, а затем и в части крупных объектов начнет реализовываться схема строительство – эксплуатация – передача в пользование.

Российские экономисты указывают, что абхазское побережье может стать «золотым берегом Черного моря и золотым дном российского туризма», так как Абхазия – это «второй Сочи», только расположенный гораздо более удачно. Если в Сочи туристический рынок был построен искусственно, то в Абхазии – в Гаграх, Пицунде, Сухуми – он сложился исторически много лет назад.

Для возрождения туризма (во времена СССР Абхазия принимала около 1 млн организованных туристов в год и примерно столько же неорганизованных) нужна прозрачность структуры и истории собственности объектов недвижимости, чтобы снять опасения их «трофейного» происхождения.

В последние годы земля в Абхазии (точнее, право долгосрочной аренды) активно скупалась российскими инвесторами, которые не афишируют эти приобретения, рассматривая их как задел на отдаленное будущее. На осознание инвесторами факта привлекательности Абхазии уйдет около двух лет (этот срок может быть сокращен властями) и еще два-три года – на строительство новых и реконструкцию старых гостиничных объектов.

Важной особенностью республиканской ситуации являются поистине религиозное отношение абхазов к своей природе и их приверженность идее независимости, в том числе и от России. Обещания абхазских чиновников преследовать радушно приглашаемых ими инвесторов за «рвачество» отнюдь не случайны: это проявления не столько плохого воспитания, сколько патриотизма, который неизменно присутствует как постоянный фактор абхазского инвестиционного климата.

Патриотизм порой трудно выделить на фоне худших черт знакомого всем по Сочинскому региону «курортного менталитета» – стремления к иждивенчеству, мироощущения «все чужаки мне должны», лени и агрессивной зависти к добившимся даже малого успеха.

По данным Торгово-промышленной палаты Абхазии, когда российская группа «Конти» приобрела за 60 млн руб. «остатки стен» гостиницы «Абхазия» в Сухуми, отдельные политики «использовали эту сделку как повод для демагогии». Олег Дерипаска предполагал приобрести дачу Сталина за 10 млн долларов, но политики и пресса подняли шум вокруг этой сделки, инвестор от нее отказался, а дача продолжает разрушаться дальше. Нередкие случаи неадекватного завышения цен и чиновного вымогательства отпугивают даже российских инвесторов. Сервис же в Абхазии производит впечатление не из лучших даже в сравнении с городом Сочи и его окрестностями.

АБХАЗИЯ КАК ПОЛИГОН МОДЕРНИЗАЦИИ

Основная часть экономического потенциала Абхазии может быть раскрыта только за счет капиталов России и доступа на ее рынки, что делает политику Москвы ключевым фактором развития республики.

Важнейшая задача – повышение в Абхазии качества управления, в том числе государственного. Сегодня оно сочетает в себе усердие с отсутствием простейших навыков. Достаточно указать на то, что не существует данных по расчету показателя инфляции, из-за чего республиканские власти судят о своей экономике на основе абсолютных стоимостных показателей.

Передача тривиальных знаний и умений от российских управленцев и экспертов, ранее заблокированная фактом непризнания Сухуми, ускорит развитие республики и позволит России сформировать из людей, «обкатанных» в Абхазии, когорту специалистов для своей модернизации. Их уникальность будет заключаться в опыте созидательной практики (а не воровства) и в «привычке побеждать» (а не в пораженчестве современной российской бюрократии).

Требуются стандартные механизмы «продвижения образа страны», в частности популяризация нетронутой и самоотверженно охраняемой природы с подчеркиванием того, что непризнание Абхазии грозит разрушением экосистемы. Запад не готов помогать людям, но часто поддерживает их «за компанию» с какими-нибудь симпатичными кустарниками. Один фильм канала National Geografic о природных достоинствах Абхазии сделает для нее больше, чем самый крупный инвестор.

Необходимо развивать системы коммуникаций до уровня, позволяющего встраиваться в глобальную финансовую инфраструктуру, а также интернет-образование и врачебные консультации по Интернету.

Россия нуждается в собственной офшорной зоне. Это инструмент не только уклонения от налогов, но и глобального маневрирования капиталами, объективно необходимый крупному бизнесу, в том числе и российскому. Сейчас он использует соответствующие центры развитых стран, что усугубляет зависимость от последних. Помимо того что офшоры официально приоткрывают данные, существуют неофициальные каналы, по которым власти западных государств следят за движением капиталов в контролируемых ими офшорных зонах, что позволяет влиять и на их владельцев.

Выход российского бизнеса на глобальную арену влечет за собой объективную необходимость создания офшорных зон, контролируемых Россией. Наряду с привлечением иностранных капиталов они станут инструментами глобального и независимого маневрирования капиталов российских. Но размещение офшоров в основной части России опасно: они станут механизмом уклонения от налогов, как в 1990-х годах. Поэтому офшоры должны находиться на особых, «внешних» территориях.

Наряду с Калининградской областью такой зоной может стать Абхазия, точнее (из-за ее непризнанности большинством стран мира), какой-нибудь приграничный населенный пункт в России, который станет формальным регистрационным центром. Абхазия получит доходы в виде зарплаты номинальных директоров и деловой активности, Россия – инструмент глобального маневрирования бизнеса, не находящийся под внешним контролем.

Очевидно, что России нужен близкий и массовый курорт. Для закрепления Абхазии в этой роли нельзя допускать разрушения ее природы. Тогда по части дешевого морского отдыха и инвестиций в недвижимость Абхазия может уже в ближайшие два года стать для россиян аналогом Черногории. Пора избавиться от госплановской мании возводить в курортных местах цементно-бетонные конструкции, строить нефтеперерабатывающие, цементные заводы и пр. Поскольку бедность абхазов не позволяет им выбирать между инвесторами, контроль над экологичностью производств ложится на Россию.

Российскому туризму, главному фактору развития Абхазии, необходима инфраструктура. В рамках советского ВПК была разработана масса эффективных «закрывающих» технологий, названных специалистами российского Минэкономразвития «технологиями-убийцами» (так как их распространение делает непригодными старые технологии). Малые гидроэлектростанции, позволяющие обеспечивать клиентов энергией от установки, способной использовать любой ручей, производство сверхдешевых бензина и цемента, модульных конструкций и многое другое резко повысят эффективность Абхазии.

В России эти технологии блокируются как международными, так и собственными монополиями, которые эксплуатируют старые технологии, а также косностью бюрократии. В Сухуми такой бюрократии и монополий нет, но зато есть нужда в развитии «любой ценой». Поэтому Абхазия могла бы стать площадкой массового применения подобных технологий, тем более что в СССР она в свое время уже являлась «технопарком» в части исследований, проводившихся в дельфинарии, обезьяньем питомнике и на военных объектах.

ЮЖНАЯ ОСЕТИЯ СЕГОДНЯ: КАТАСТРОФА

Республика Южная Осетия занимает 3,9 тыс. кв. км (лишь втрое превышая по площади Москву) в центральной части южных склонов Большого Кавказа. По оценкам, в ней проживало до нападения Грузии до 80 тыс. человек, в том числе в единственном городе – Цхинвали около 40 тыс. (из них около 24 тыс. стали беженцами). Агрессия Грузии привела к уничтожению основной части остатков производственных мощностей, повреждено большое количество зданий.

Прожиточный минимум в IV квартале-2007 (3 062 руб. в месяц) лишь на 23,5 % ниже, чем в России, при намного более низких доходах населения, что является сертификатом бедности.

До августовской войны промышленность Южной Осетии насчитывала 22 небольших предприятия – по сути, цеха с объемом производства (без НДС) в 61,6 млн рублей (2006). Причем производство сокращалось. О качестве госуправления свидетельствует то, что на момент агрессии данные по 2007 году еще отсутствовали.

Из имеющихся предприятий 10 подведомственны Министерству экономики и внешнеэкономических связей (то есть принадлежат и управляются им). В 2007-м работало семь из них, причем даже без учета инфляции производство сократилось на 11,6 % (на 3,3 млн руб.). Основная часть мощностей простаивает, а функционирующие изношены так, что требуют постоянного «латания на ходу». Большинство предприятий, даже успешных, испытывают нехватку рабочей силы, отягощены долгами и страдают от дефицита оборотных средств.

В текущем году убираемая площадь посевов пшеницы выросла более чем в 10 раз – со 130 до 1,5 тыс. га, ожидался урожай свыше 2,5 тыс. тонн (более 16,7 центнера с гектара). Такой 11,5-кратный рост был вызван намерением приобрести к 18-летию независимости (20 сентября с. г.) мельничное оборудование, что могло бы придать смысл выращиванию пшеницы. Полученная мука отправлялась бы на Юго-Осетинское госпредприятие хлебобулочных изделий (последние полтора десятилетия оно ввозило более дорогую муку, убивая свое производство); ее себестоимость, по обещаниям, снизилась бы вдвое – с 15–16 до 8 руб. за кг. В нынешнем же году Минсельхоз Южной Осетии торжественно ввез в страну два трактора ДТ-75 с оборудованием; до конца года предполагалось закупить «еще несколько единиц сельхозтехники».

ЦЕЛЬ – САМООБЕСПЕЧЕНИЕ

Цель России – вывод к 2011 году экономики Южной Осетии на средний уровень субъектов Южного федерального округа (который состоит, не считая Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев, из депрессивных территорий), в том числе по уровню жизни.

На восстановление первых 750 обследованных объектов будет выделено 16 млрд руб. в рамках плана по восстановлению (на 2009–2011 годы), и еще 9,5 млрд руб. потребуется на первоочередные меры. Всего на восстановление Южной Осетии будет направлено 25,5 млрд рублей (в 2009-м намечено выделить 10 млрд руб.), и вероятно, эта сумма вырастет. Так, министр транспорта РФ Игорь Левитин с ходу запросил 40 млрд руб. на реконструкцию дорог Северной и Южной Осетии (на 2008–2015 годы).

Часть денег пойдет через бюджет Северной Осетии. Это означает включение Южной Осетии в бюджетную систему России и позволяет предположить, что республика после ее вывода на уровень Южного федерального округа будет объединена с Северной Осетией.

Масштабы экспорта юго-осетинской продукции в Россию останутся незначительными вследствие ограниченности транспортных и производственных возможностей. Развитие туризма будет сдерживаться из-за слабой инфраструктуры и плохого (в первую очередь по психологическим причинам) сервиса.

Помимо восстановления жилья, транспортной и энергетической инфраструктуры, для благополучия Южной Осетии достаточно:

создания военной базы для защиты от новых попыток агрессии (после восстановления грузинской армии) с максимальным привлечением местного населения к ее строительству и обслуживанию, а также к службе по контракту;

максимальной ориентации всех работ на местные, а не завозимые из России ресурсы;

подготовки местных кадров.

Местной спецификой является отсутствие финансового контроля.

Если Абхазия стала государством, то Южная Осетия возникла как сообщество людей, защитивших себя от истребления. Государственность не сложилась во многом из-за малонаселенности и незначительности ресурсов.

Масштабы хозяйственной деятельности мизерны: на одном из крупнейших в промышленности заводе «Эмальпровод» занято 130 человек, а директору одного из более или менее успешных предприятий – лесокомбината – наиболее реальным источником средств видится реализация на металлолом 50 тонн оборудования. Вырученные за него 175 тыс. руб. (из которых еще надо вычесть стоимость транспортировки), по мнению директора, «могут дать реальный толчок к развитию производства».

В 1990-х и до 2004 года Южная Осетия получала ключевую часть доходов от контрабанды из Грузии в Россию. Предпринятая в конце прошлого десятилетия попытка командующего Пограничными войсками Федеральной пограничной службы РФ остановить контрабанду привела к его отставке.

Михаил Саакашвили, стремясь подавить «сепаратизм», пресек масштабную контрабанду, и, хотя частная торговля с Грузией сохранилась, Южная Осетия, по сути, перешла на иждивение России несмотря на отрицание этого факта. Эксперты неоднократно обвиняли российских военных и власти Южной Осетии в том, что они для присвоения средств серьезно завышали число людей, получающих выплаты от Москвы.

В 2008-м Комитет госконтроля и экономической безопасности Южной Осетии по поручению главы республики Эдуарда Кокойты провел проверки, в результате которых выявились колоссальные хищения электроэнергии и газа (в основном, правда, в частных организациях). Главной причиной низкой собираемости платы за электроэнергию и газ называли отсутствие в селах счетчиков, наличие необрубленных деревьев, которые становятся причиной обрыва на линии, а также изношенность газопровода. В ряде случаев электрики подстрекали жителей портить счетчики, обещая им за взятку возможность временно не платить за электроэнергию.

Признание независимости Южной Осетии создает предпосылки для осуществления финансового контроля, в том числе за российскими деньгами. Развитие республики должно послужить примером того, как установить жесткий финансовый контроль в наименее пригодных для этого условиях, а также показать, что существуют финансисты, способные сделать это.

Для успеха Южной Осетии достаточно перечисленных выше мер при условии введения финансового контроля, без которого невозможна никакая осмысленная политика. Поэтому требуется внешнее финансовое управление Южной Осетией. При его эффективности она сможет выйти даже на самофинансирование (отсутствие прямых бюджетных трансфертов при реализации на ее территории федеральных программ – военных, инфраструктурных, туристических и кадровых).

Цель проекта «Южная Осетия» – нормализация жизни в республике с целью воссоединения осетинского народа в рамках Российской Федерации. В силу полной зависимости от России Южная Осетия – это наиболее показательный пример, по которому другие народы Грузии будут судить о способности или неспособности России осуществлять развитие. Превращение Южной Осетии в «витрину процветания» ослабит грузинский режим. Сохранение же республики как «витрины убожества», уступающей по уровню жизни и развития даже бедным районам Грузии, докажет несостоятельность Москвы.

Россия. Абхазия. Южная Осетия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 14 декабря 2008 > № 2909717 Михаил Делягин

Соотечественники в российской политике на постсоветском пространстве

© "Россия в глобальной политике". № 1, Январь - Февраль 2008

И.А. Зевелёв – д. полит. н., руководитель представительства Российского агентства международной информации «РИА Новости» в США. Полный вариант статьи выйдет в: А. Миллер (ред.). Наследие империй и будущее России. М.: НЛО, 2008.

Резюме Проблема соотечественников в России – это наследие империи. В течение полутора десятилетий после распада Советского Союза страна жила с этим наследием, проводя малоэффективную политику, но и не допуская крупных ошибок. Задача будущего – научиться защищать соотечественников и использовать их потенциал в своих интересах, избегая неоимперских соблазнов.

Отношение России к соотечественникам, оказавшимся за пределами Российской Федерации после распада Советского Союза, наглядно демонстрирует победу прагматизма над фантомами имперского наследия. В то же время политическая риторика в этой области зачастую носит неоимпериалистический характер. Она играет компенсаторную роль в общественном сознании и закладывает основу для возможности более решительных действий в будущем. В чем причина сосуществования жесткой риторики и умеренной политики? Есть ли тенденции, позволяющие говорить о возможности изменения отношения Москвы к проблеме соотечественников?

ДВОЙНОЕ ГРАЖДАНСТВО: НЕУДАЧА СТРАТЕГИИ И СТИХИЯ РАСПРОСТРАНЕНИЯ

После того как прошел первый шок, вызванный распадом CCCР, в центре внимания общественности, а затем и правительства оказалась тема несоответствия концепции Российского государства в пределах, как считали многие, произвольно установленных границ РСФСР и реальной области распространения русской культуры, русского языка и русского национального самосознания.

С 1993 года способом разрешить все проблемы, связанные с этим несоответствием, казалось введение института двойного гражданства. Москва решила обеспечить российскими паспортами всех русских, проживающих в ближнем зарубежье, а также представителей других этнических групп, имевших историческую связь с территорией России. С точки зрения международного права этот путь не был безупречным. Большинство государств не поощряют двойного гражданства. Тем не менее более сорока стран мира хотя и неохотно, но признаюЂт его как факт реальной жизни.

Переговоры России с бывшими советскими республиками по поводу введения института двойного гражданства не принесли заметных результатов. Попытки использовать этот, по выражению Андрея Козырева, «важнейший инструмент» в решении «главной стратегической задачи внешней политики России» были реализованы лишь в соглашениях с Туркменистаном, подписанных в декабре 1993-го (когда Борису Ельцину торжественно вручили в Ашхабаде туркменский паспорт), и с Таджикистаном (сентябрь 1995 года). Туркменистан на практике всячески ограничивал получение своими гражданами российских паспортов, а в 2003-м в одностороннем порядке вышел из действовавшего соглашения.

В ноябре 2006 года парламент Киргизии в новой редакции Конституции отменил запрет на двойное гражданство, а в марте 2007-го принял соответствующий закон. В 2007 году в Армении также приняли законодательный пакет, предусматривающий введение института двойного гражданства. Возможно, в будущем эти шаги позволят России заключить надлежащие соглашения с Киргизией и Арменией.

Таким образом, определенных результатов в вопросе о двойном гражданстве Москва достигла только во взаимоотношениях снебольшими государствами – участниками СНГ, где русские общины немногочисленны. Три четверти этнических русских на территории бывшего Советского Союза проживают в Украине, Белоруссии и Казахстане. Отсутствие прогресса по вопросу о двойном гражданстве с указанными тремя странами практически означало провал российской стратегии. Это стало очевидно уже в 1995-м.

Столкнувшись с упорным противодействием других государств, Москва отступила. Однако процесс полулегального обретения второго гражданства на постсоветском пространстве, начавшись в первой половине 1990-х годов, продолжается по настоящее время. Существует достаточно свидетельств того, что число лиц, де-факто имеющих двойное гражданство и не желающих сообщать о своем статусе властям страны фактического проживания, составляет на территории бывшего СССР от одного до двух миллионов. Россия мало делала для того, чтобы остановить этот процесс. Более того, с 1997-го Москва стала поощрять получение гражданами стран СНГ российских паспортов.

Это продолжалось примерно до 2002 года, когда был принят новый «Закон о гражданстве Российской Федерации», ограничивший подобную практику. В соответствии с данным документом, претендент на российский паспорт должен отказаться от гражданства другого государства (ст. 13, ч. 1, п. «г»). Это положение, правда, не имеет обратной силы и не распространяется на тех, кто уже имеет двойное гражданство, и не действует при обретении российского гражданства по рождению. Казалось, что Россия подвела черту. Однако вопрос о двойном гражданстве был неожиданно реанимирован в 2004-м.

Стремясь обеспечить преемственность власти в Украине и привлечь на свою сторону пророссийски настроенных избирателей, Леонид Кучма и Виктор Янукович согласились на подготовку договора об урегулировании вопросов двойного гражданства с Россией. Перспективы ратификации этого документа в Верховной раде да и последовательность Януковича в данном вопросе оставались неясными. Тем не менее российские ведомства приступили к работе над проектом договора. «Оранжевая революция» не позволила претворить замысел в жизнь.

Возрождение идеи о двойном гражданстве в 2004 году показало, что при благоприятных условиях Россия готова вернуться к этому вопросу. В декабре 2006-го первый вице-премьер Дмитрий Медведев заявил, что «международная практика последних десятилетий» отвергает институт двойного гражданства, однако тут же добавил, что вопрос о двойном гражданстве в СНГ может стать актуальным, при уровне интеграции, существующем в Европейском союзе.

С одной стороны, правительства новых независимых государств добились успеха в противодействии официальному введению института двойного гражданства. Если бы они пошли на заключение соответствующих договоров, то количество обладателей российских паспортов, скорее всего, оказалось бы гораздо больше, чем в настоящее время. С другой стороны, страны постсоветского пространства утратили контроль над увеличением числа лиц, де-факто имеющих двойное гражданство.

Преждевременно утверждать, что стихийное распространение двойного гражданства дало России инструмент прямого влияния в соседних государствах. Большинство правительств не признаёт этот институт и рассматривает людей с двойным гражданством исключительно как своих граждан. Это создает правовой тупик, в котором окажутся любые попытки России защитить обладателей двух паспортов или выступать от их имени. Однако наличие огромного количества людей с российскими паспортами в соседних странах создает определенные условия для роста влияния Москвы в будущем.

КОНЦЕПЦИЯ «СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ, ПРОЖИВАЮЩИХ ЗА РУБЕЖОМ»: ПОЛИТИЧЕСКАЯ УМЕРЕННОСТЬ

Когда попытки ввести институт двойного гражданства де-юре оказались недейственными, главным инструментом в этой области стала принятая в 1994 году программа «Основные направления государственной политики Российской Федерации в отношении соотечественников, проживающих за рубежом». Задуманная поначалу как дополнение к более амбициозной стратегии двойного гражданства, она быстро превратилась в доминирующее направление.

Между тем двойное гражданство могло стать одним из важных механизмов, обеспечивающих лидерство России в регионе, а программа поддержки соотечественников такого потенциала была лишена. Однако, рассматривая русское население в ближнем зарубежье не только в качестве национального меньшинства других государств, но и как своих соотечественников, Москва получила основания, когда это ей выгодно, ставить данную проблему в отношениях с соседями. Создание концепции «Россия и соотечественники» позволило Кремлю рассматривать тему диаспор в качестве внутренней проблемы.

В статье первой Закона о соотечественниках, принятом в 1999-м (последние поправки внесены в 2006 году) дается определение понятия «соотечественники». Таковыми считаются четыре категории лиц: граждане РФ, проживающие за рубежом; лица, имевшие гражданство СССР; эмигранты из Советского Союза и России; потомки соотечественников, «за исключением потомков лиц титульных наций иностранных государств». Статья третья поясняет, что признание своей принадлежности к соотечественникам бывшими гражданами СССР является актом свободного выбора. Ясно, что в первую очередь под соотечественниками понимаются этнические русские. Однако говорить об этом прямо российские власти избегают и включают в данную категорию всех представителей нетитульных групп ближнего зарубежья, а также титульные группы, пока они сохраняют элементы советской идентичности. Новое постсоветское поколение титульных групп – это уже отрезанный ломоть для России.

В 2006-м были приняты три важных документа, которые свидетельствовали о продолжении президентом РФ Владимиром Путиным умеренной политики предыдущего десятилетия: «Программа работы с соотечественниками за рубежом на 2006–2008 годы», «Федеральная целевая программа “Русский язык” (2006–2010)» и «Государственная программа по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом». Их изложение включено в раздел «Гуманитарное направление внешней политики» документа «Обзор внешней политики Российской Федерации», обнародованного Министерством иностранных дел РФ в 2007-м.

На «Программу работы с соотечественниками за рубежом» в 2007 году планировалось выделить из государственного бюджета всего 342 млн рублей (в основном на юридическую защиту и социальную помощь). Общая стоимость «Федеральной целевой программы “Русский язык”» – 1,58 млрд рублей, в том числе 1,3 млрд из федерального бюджета. Однако опыт выполнения программы «Русский язык» на 2002–2005 годы не внушает большого оптимизма. По данным аудитора Счетной палаты Валерия Горегляда, из предусмотренных 42 млн рублей было выделено только 1,3 млн, т. е. 3 %. Для сравнения можно отметить, что сразу после выступления на Всемирном конгрессе соотечественников в Санкт-Петербурге в октябре 2006-го, где Владимир Путин говорил об этих программах, президент обратился к делам родного города и объявил о новых проектах инвестиций в его инфраструктуру объемом около 300 млрд рублей.

На программу по переселению в 2007 году было запланировано выделить 4,6 млрд рублей плюс средства местных бюджетов, что, конечно же, явно недостаточно. С помощью этой программы предполагается решать прежде всего социально-экономические проблемы регионов, остро нуждающихся в рабочей силе. Чиновники ожидают, что к 2012-му в Россию из государств – участников СНГ переедут 300 тыс. квалифицированных специалистов с семьями. В одном только 2007 году планировалось принять 50 тыс. человек, однако за первую половину года на переезд решились лишь 10 семей.

НЕОИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ РИТОРИКА И РЕАЛИИ ГОСУДАРСТВЕННОГО СТРОИТЕЛЬСТВА

Приведенные выше факты указывают на то, что намерения проводить более решительную политику в отношении русских диаспор (введение института двойного гражданства с его официальным признанием соседними государствами) так и не были претворены в жизнь, в то время как другие инициативы (укрепление связей с соотечественниками) оставались весьма скромными.

Наиболее радикальные противники умеренного курса говорят о разделенности русского народа и его праве на воссоединение. В период между 1998 и 2001 годами было предпринято несколько попыток облечь такие представления в форму законодательных инициатив. В Государственной думе обсуждались законопроекты «О национально-культурном развитии русского народа», «О праве русского народа на самоопределение, суверенитет на всей территории России и воссоединение в едином государстве», «О русском народе». Однако ни один из них не стал законом. Реалии государственного строительства ставили перед страной совершенно иные задачи, и прагматизм каждый раз одерживал верх над идеологическими конструкциями. После установления в 2003-м жесткого контроля президента РФ над парламентом произошла маргинализация вопроса о русском народе и его праве на воссоединение.

Тема разделенности русских оказалась вытесненной с политического поля еще и потому, что острые территориальные проблемы на постсоветском пространстве возникли не в местах компактного проживания русских. Сепаратистские настроения в Абхазии, Южной Осетии, Приднестровье сформировались не в результате «разделенности русского народа», а по иным историческим причинам. Местные элиты в названных автономных образованиях, недовольные политикой руководства Грузии и Молдавии, стремятся либо к независимости, либо к присоединению к России. Эти настроения прямо не связаны с проблемой «соотечественников», как ее понимают в Москве, хотя довольно значительная часть населения Абхазии (около 200 тыс. человек), Южной Осетии (50 тыс.) и Приднестровья (100 тыс.) воспользовалась предоставленной ей российским законом о гражданстве (в редакциях 1990-х годов) возможностью получить российские паспорта. Контраст между словом и делом в области защиты прав соотечественников нельзя объяснить отсутствием воли и средств.

Дело в том, что, во-первых, Москва всегда рассматривала защиту прав и интересов русских и русскоязычных меньшинств не как цель, а как инструмент для обеспечения лидерства на территории бывшего СССР. Причем этой проблемой часто пренебрегали ради других направлений внешнеполитической деятельности. Когда в 2003-м президент Туркменистана решил выйти из договора о двойном гражданстве, соглашения по газу оказались для российских властей важнее судеб соотечественников. Москва считает, что вопрос о соотечественниках невыгодно снимать с внешнеполитической повестки дня, но никогда не рассматривала его как первостепенный. Исключение составляют ее отношения с Латвией и Эстонией. Однако и тут даже в кризисные моменты, как, например, в конфликте с Таллином весной 2007 года, экономические интересы заставили Россию ограничиваться громкой риторикой и призывами не покупать эстонские продукты.

Во-вторых, в 1990-е стремление Москвы к региональному лидерству не соответствовало ее ограниченным возможностям. Провал военной кампании в Чечне в 1995 году со всей очевидностью продемонстрировал слабость государства и отсутствие консенсуса в обществе. Только потенциальные возможности России и крайняя слабость большинства соседних государств давали какие-то основания для претензий на первенство. Но этот потенциал тогда нельзя было реализовать.

За годы правления Путина ситуация изменилась. Москва приобрела новые механизмы воздействия на страны ближнего зарубежья. Это произошло благодаря бурному экономическому росту, высоким ценам на энергоносители, инвестициям в экономику соседних стран, притоку временных мигрантов, чьи денежные переводы превратились в важнейший источник существования для жителей Азербайджана, Армении, Грузии, Киргизии, Молдавии, Таджикистана, Узбекистана. Тем не менее способность России использовать «мягкую силу», то есть умение добиваться своего путем убеждения и повышения привлекательности своего образа остаются весьма ограниченными.

Наконец, занять более жесткую позицию в вопросе о русских диаспорах не позволяет федеративная структура самой России. Например, если бы Москва в 1994-м официально поддержала требования Крыма о присоединении или даже о значительном расширении автономии полуострова, внутри самой Российской Федерации могли возникнуть серьезные проблемы, связанные с сутью и легитимностью требований отдельных региональных образований. Делая все для сохранения целостности России, правительства Ельцина, а затем и Путина не могли открыто мешать соседям укреплять свою государственность.

Заявления России о защите соотечественников, быть может, помогли психологически справиться с последствиями распада Советского Союза. Это частично сняло противоречия, связанные с государственным строительством в нынешних границах России, хотя, по представлению многих россиян, они не отражали ни историче-ского опыта, ни представлений о «своем» пространстве. Вполне может быть, что империалистическая риторика позволила избежать империалистической политики. В 1992-м Россия ограничивалась только громкими заявлениями. В 1993–1994 годах была предпринята попытка решительных действий, в частности внедрения в жизнь идеи двойного гражданства. После неудачи в этой области оставалось полагаться только на совмещение умеренной политики и жесткого тона. Это продолжилось и в годы президентства Владимира Путина. Конечно, слова тоже могут иметь реальные и зачастую опасные последствия. Но пока «неоимпериалистическая» риторика России не мешает, а отчасти и способствует сохранению умеренности в практических действиях.

ВСЕ БУДЕТ РЕШАТЬСЯ В РОССИИ

Действия России в отношении соотечественников в обозримом будущем станут определяться тремя группами факторов:

положением и деятельностью самих диаспор;

характером межгосударственных отношений на постсоветском пространстве;

направленностью российской внутренней и внешней политики.

Анализ этих составляющих позволяет прогнозировать сохранение нынешних тенденций умеренности на среднесрочную перспективу.

Решающим моментом в положении русских и – шире – русскоязычных общин на постсоветском пространстве является отсутствие прямого насилия, направленного против них. Характерна также слабая мобилизованность и разобщенность русских диаспор. Заметных горизонтальных связей между ними почти нет. Они различаются по размерам, образу жизни и степени интеграции в местное общество. У них нет ни общего противника, ни единого видения своего будущего. Русские общины плохо организованы. Размытость границ между этническими русскими и русскоязычными группами – это еще один немаловажный фактор, сдерживающий объединение под этнонациональными лозунгами.

Исключением можно считать ситуацию в Латвии и Эстонии, где возникли небольшие политические партии, представляющие интересы русскоязычных меньшинств. Однако их деятельность полностью сфокусирована на решении проблем в рамках латвийской и эстонской государственности и никак не связана с Россией и ее концепцией «соотечественников, проживающих за рубежом». Без участия Москвы проблемы, возникающие у диаспор, скорее всего, останутся вопросами местного значения.

Что касается межгосударственных отношений, то до сих пор вопрос о соотечественниках не оказывался причиной острого противостояния. Соглашения в рамках СНГ, безвизовый режим между большинством стран, психологическое ощущение общности исторического наследия сглаживали остроту проблемы.

Правительства стран на территории бывшего СССР теоретически могут вызвать жесткую реакцию со стороны Москвы, если будут поощрять либо сами инициируют инциденты, угрожающие физической безопасности русского населения. Однако шансы развития событий по такому сценарию невелики. А если не возникнут серьезные кризисные ситуации, вопросу о соотечественниках не суждено будет часто оказываться в центре внимания президента России. Это означает, что политика в большинстве случаев станет формироваться на более низких этажах российской власти.

Реальное поведение Москвы в ближайшие годы будет определяться взаимодействием четырех составляющих. Речь идет о гуманитарных, силовых, правоохранительных и экономических вопросах. Различные государственные органы и общественные силы, имея разные интересы и мотивацию, будут стремиться превратить свое видение проблемы соотечественников в основную движущую силу официальной политики.

Гражданское общество и такие его институты, как Комиссия по правам человека при Президенте РФ и Уполномоченный по правам человека в РФ, руководствуются преимущественно гуманитарными соображениями. Они направят усилия на защиту прав русскоязычного населения в соседних государствах и мигрантов в России, а также на либерализацию закона о гражданстве.

Силовая составляющая в принципе может выражаться в укреплении механизмов поддержки соотечественников для усиления российского влияния на постсоветском пространстве. Однако МИД, скорее всего, будет стремиться переводить проблему преимущественно в гуманитарное русло, а также действовать через многосторонние международные институты. Российские власти пока не научились в должной мере использовать «мягкую силу» в межгосударственных отношениях, и потенциал соотечественников как инструмента влияния в ближайшие годы вряд ли будет эффективно задействован.

МВД продолжит сдерживать миграцию из южных республик и препятствовать использованию статуса соотечественников для облегченного получения российского гражданства. Такая ограничительная практика вступает в противоречие с интересами субъектов хозяйственной деятельности, нуждающихся в дешевой рабочей силе с хорошим знанием русского языка. До тех пор пока в России будут сохраняться высокие темпы роста трудоемких отраслей, экономический блок правительства, вероятно, будет склоняться к облегчению временной трудовой миграции, неизбежно ведущей к переселению части соотечественников на постоянное жительство.

Но при любых сочетаниях этих четырех сил политика умеренности будет продолжена. Ситуация может измениться только на политическом уровне. Вопрос о диаспорах и ответственности России за их судьбу присутствует в теоретических обсуждениях вопросов государственного и национального строительства. Каким образом более радикальные подходы к этому вопросу могут пробиться в ту сферу, где формируется реальная политика?

НАЦИОНАЛИЗМ ИЛИ «МЯГКАЯ СИЛА»?

Выше уже отмечалось, что вопрос о диаспорах не является первостепенным в российской политике, однако при определенных условиях он может выйти из тени. Проблемы соотечественников, в том числе вопрос о воссоединении, в принципе могут быть использованы некоторыми политическими силами для получения электоральной поддержки. Однако тому, чтобы перевести эти темы в ранг ключевых для национальных интересов и безопасности, препятствуют два фактора.

Во-первых, в условиях экономического бума абстрактные рассуждения о русском народе гораздо менее привлекательны, чем задачи повышения уровня благосостояния россиян. Несмотря на возрождение элементов имперской символики, мало кто готов потерять с трудом приобретенное благополучие ради великодержавного реванша.

Во-вторых, выстроенная Путиным система власти оставляет очень небольшое пространство для независимой от Кремля политической деятельности. Правящая же элита воспринимает этнонационализм как угрозу внутренней целостности государства и не позволяет укрепиться партиям и движениям, выступающим под подобными лозунгами. В целом современная российская элита не мыслит в узких этнических терминах.

Тем не менее в российском обществе есть силы, которые в перспективе способны поставить под вопрос нынешнюю политику сдержанности. Многое будет зависеть от того, в каком направлении пойдет поиск новой русской идентичности. Сбросив имперскую оболочку после распада Советского Союза, этническое самосознание русских стало более заметным. Пока русский этнонационализм не является хорошо организованной силой, но он может резко усилиться, особенно если цель строительства национального государства станет ведущей темой политических дискуссий. В советских и постсоветских научных кругах, общественном сознании и политике термин «нация» имел и имеет не столько гражданскую, сколько мощную этническую коннотацию. Как это уже неоднократно случалось в истории Европы, общую культуру могут начать рассматривать в качестве воображаемой политической общности, что может послужить толчком к призывам объединить всех русских под одной государственной крышей.

Переосмысление Россией своего места в более конкретных этнических терминах, как это произошло во всех других государствах, образовавшихся на территории бывшего СССР, может стать самым опасным шагом за всю ее историю. Реализация подобного проекта способна привести к пересмотру границ и подрыву внутренней целостности страны. За строительство наций на обломках империи обычно берутся этнонационалисты. Все бывшие советские республики взлелеяли этнополитические мифы, в которых государство провозглашается родиной «коренного» населения. Теоретически такие взгляды базируются на традиции исторического романтизма, согласно которой человечество можно четко разделить на нации, а культурно (или этнически) обусловленные нации обладают некими священными правами.

Российский этнонационализм в начале ХХI века имеет преимущественно форму ксенофобии. Энергия маргинальных групп скинхедов направлена на близкую и понятную им задачу устрашения и применения насилия в отношении мигрантов с Кавказа и из Центральной Азии. Российская власть с 2006 года попыталась перехватить инициативу у экстремистских группировок, инициировав разговор об интересах коренного населения и государствообразующего народа.

Президент Путин, ранее использовавший понятие «коренное население» для обозначения малых народов Сибири, стал употреблять его применительно ко всем россиянам, противопоставляя их мигрантам: «Нужно, конечно, думать об интересах коренного населения. Если мы не будем думать... это будет только повод и путь к самораскрутке различных радикальных организаций». «Единая Россия» в 2007-м запустила «Русский проект», в рамках которого уже стали звучать другие понятия: «государствообразующий народ», «этническое ядро» и пр.

Введение этнических мотивов в официальный дискурс через обсуждение роли русского народа – явление весьма опасное. Не случайно в Великобритании никогда не муссируется роль «английского народа». Мирный распад СССР отчасти объясняется неоформленностью русского самосознания. Напомним, сколь кровопролитной оказалась дезинтеграция другой социалистической федерации – Югославии, в которой сербы имели более ясное представление о своей идентичности. Как это ни парадоксально, непоследовательные и запутанные отношения Москвы с республиками, входящими в состав Российской Федерации, а также умеренная, а иногда и абсолютно неэффективная политика в отношении русских в ближнем зарубежье являются более благоприятными факторами обеспечения стабильности на постсоветском пространстве, чем попытки выработать ясный подход к созданию национального государства. Лозунг строительства гражданской нации может быть перехвачен, а ее «гражданскость» – быстро отброшена.

«Постимперскость» в России проявляется не в попытках восстановить государство в прежних границах, а в элементах неоимпериалистического курса. Она проявляется в стремлении установить определенный контроль над внутренней и внешней политикой государств, возникших на месте Российской империи и Советского Союза. Соотечественники до сих пор играли не очень значительную роль в этой области. Однако в перспективе такая ситуация может измениться. Например, в результате резкого усиления национализма на политической арене.

Более оптимистичный вариант – превращение соотечественников в инструмент «мягкой силы», укрепления транснационального «русского мира», под которым понимается совокупность «многонационального народа России» и соотечественников за рубежом. Осознание проблемы соотечественников в категориях этничности и их использование в качестве силового элемента внешней политики могут привести к катастрофе. Формулирование же вопроса в терминах политической нации и мягкого влияния может принести России серьезные выгоды.

В современном мире многие диаспоры действуют в интересах своей исторической родины: еврейская, армянская, греческая, китайская, прибалтийские, центральноевропейские. Собственно, именно это и делает отдельных граждан зарубежных стран членами диаспоры, понимаемой как политическая категория. У России есть возможности способствовать формированию российской диаспоры из русских и представителей иных этнических групп, осознающих определенную связь с Российской Федерацией. Некоторые шаги в этом направлении сделаны. Однако они не подкреплены конкретной и последовательной политикой, и результаты пока весьма скромные.

Соотечественники за рубежом ждут поддержки от России, но сами пока не работают на благо исторической родины. Для того чтобы сформировалась активная диаспора, Москва должна продемонстрировать свою заинтересованность в этом и проявить готовность сделать что-то реальное для ее членов. Настоящим прорывом могло бы стать законодательство, позволяющее конвертировать статус соотечественника в российское гражданство. В настоящее время закон и программы для соотечественников практически никак не связаны с законом о гражданстве и политикой в области миграции. Статус соотечественника должен создавать условия для переселения в Россию, иначе для многих граждан на постсоветском пространстве он не имеет смысла. Такое изменение в законодательстве позволило бы достичь тех целей, которых не удалось добиться из-за неудачи с введением института двойного гражданства. Это помогло бы тем, кто остается жить в соседних государствах, осознать свою особую связь с Россией и получить «запасной вариант» на случай ухудшения ситуации. Кроме того, это облегчило бы переселение части соотечественников и привлекло бы в Россию квалифицированную русскоязычную рабочую силу, компенсировав снижение численности населения.

Проблема соотечественников в современной России – это наследие империи. В течение первых полутора десятилетий после распада Советского Союза страна жила с этим наследием, проводя малоэффективную политику, но и не допуская крупных ошибок. Задача ближайшего будущего – научиться защищать соотечественников и использовать их потенциал в своих интересах, избегая при этом неоимперских соблазнов.

Россия > Внешэкономсвязи, политика. Миграция, виза, туризм > globalaffairs.ru, 16 февраля 2008 > № 2906344 Игорь Зевелев

На пути к балансу и стабильности

© "Россия в глобальной политике". № 3, Май - Июнь 2007

Луиш Амаду – министр иностранных дел Португалии.

Резюме В условиях взаимозависимости в выигрыше от сотрудничества должны быть и поставщики, и потребители энергоресурсов, поскольку речь не идет об игре с нулевой суммой. В наших общих интересах создать механизм раннего предупреждения в области поставок нефти и газа.

Во втором полугодии-2007 Португалия председательствует в Совете Европейского союза. Нашей стране доводилось уже дважды исполнять эту миссию – в 1992 и 2000 годах. С тех пор и Россия, и ЕС существенно продвинулись в своем развитии.

Самой заметной из множества примечательных перемен стало увеличение числа государств – членов Евросоюза: в 1992-м их было двенадцать, в 2000-м – пятнадцать, а сегодня уже двадцать семь. Одновременно растет и сфера компетенции Европейского союза: теперь она распространяется не только на бЧльшую часть секторов экономики, но и на широкий круг вопросов внешней политики, внутренних дел и судопроизводства. Соответственно повестка дня страны-председателя стала намного более сложной и обширной, а это требует особого мастерства при ведении переговоров, цель которых – добиться устойчивого баланса между позициями и интересами государств-членов.

Существует мнение, что в условиях кризиса, который переживает ЕС, возглавлять объединение как никогда трудно. Я с этим не согласен, хотя негативные результаты референдумов о Конституционном договоре, состоявшихся во Франции и Нидерландах, вызвали некоторую неопределенность. Тем не менее Евросоюз по-прежнему способен принимать важные решения. Достаточно, например, вспомнить о далеко идущих мерах в области энергетики и изменения климата, одобренных недавно Европейским советом. Они позволят Европейскому союзу занять лидирующую позицию в том, что касается поиска ответов на важные вызовы эпохи глобализации.

Число государств, которые стремятся присоединиться к ЕС, доказывает привлекательность проекта. О том же свидетельствует и стремление большинства стран мира расширить свои контакты с Евросоюзом.

В период португальского председательства предстоит заняться решением ряда важных задач. Работая на основе «дорожной карты», которую Европейскому совету предстоит принять в июне, мы приложим все усилия, дабы добиться прогресса по «конституционному» вопросу. Преодолеть конституционный тупик необходимо не только по внутренним причинам: без этого не удастся сосредоточиться на внешнеполитических вызовах.

Международное сообщество стоит перед лицом растущего числа рисков и угроз, и Европейский союз нуждается в инструментарии, который наиболее адекватным образом обеспечивал бы эффективную роль ЕС на мировой арене. Международное сообщество ждет от Евросоюза поддержки в преодолении масштабных кризисов и вообще активного участия в мировых делах. Причем речь идет не только об экономическом влиянии (Европейский союз – крупнейший донор), но и о политической роли. Она могла бы проявляться как посредством использования «мягкой силы», так и – при необходимости – путем развертывания на месте своих воинских формирований.

После 11 сентября 2001 года и последующих событий, прежде всего войны в Ираке, наш долг – вносить постоянный вклад в дело установления мира, стабильности и процветания во всех уголках планеты. Стать полноценным фактором глобального баланса ЕС сможет только в том случае, если столь же страстную приверженность принципам стабильности и равновесия продемонстрируют Россия и США. Несмотря на значимость других региональных игроков, именно на Соединенные Штаты, Евросоюз и Российскую Федерацию ложится главная ответственность в мировой политике. Поэтому в случаях масштабных кризисов они не могут не выступать партнерами по принятию стратегических решений. Действенные подходы и долгосрочные успехи попросту невозможны без договоренности между этими тремя мировыми субъектами.

Работа над всеми основными темами в период португальского председательства предполагает взаимодействие с американскими и российскими коллегами. Без прямого участия России невозможно сближение конфликтующих сторон на Балканах, Ближнем Востоке, Африканском Роге, Корейском полуострове или Кавказе.

В одиночку Европейскому союзу не под силу принять эффективные меры по борьбе с изменением климата, обеспечению энергетической безопасности или противостоянию терроризму и распространению ядерного оружия. ЕС не может взять на себя ведущую роль и по другим глобальным вопросам, которые особенно волнуют мировое общественное мнение.

Отвечая на современные вызовы безопасности, Евросоюз, Россия и Соединенные Штаты не только возлагают на себя большую ответственность, но и используют исторический шанс развить политический диалог и предложить конструктивные и долгосрочные решения по возникающим вопросам – от разоружения до нераспространения ядерного оружия и борьбы с терроризмом.

Я воспользовался возможностью изложить эту точку зрения российскому коллеге Сергею Лаврову во время регулярных встреч в последние месяцы. Уверен, что он ее разделяет, и твердо убежден: дальнейшее углубление двусторонних отношений между Европейским союзом и Российской Федерацией также способствовало бы достижению стоящих перед нами целей. Ведь чем прочнее наши отношения, тем с большей готовностью мы будем противостоять общим вызовам, а также трудностям, которые испытывают третьи страны, рассчитывающие на нашу помощь.

Вот почему чрезвычайно важно приступить, наконец, к переговорам о новом стратегическом соглашении между ЕС и РФ. Это позволило бы выйти за пределы уже сложившихся форм сотрудничества, основанного на «четырех общих пространствах», – ведь со времени принятия «дорожных карт» (2005) достигнут значительный прогресс.

Мы должны продвинуться вперед во всех сферах обоюдных интересов, полностью используя возможности существующих институтов. Эксперты, госслужащие высокого ранга, члены правительства, главы государств и правительств имеют все основания стремиться к дальнейшему сближению Евросоюза и России. Основой служит диалог в рамках общего экономического пространства, и до сих пор он развивался удовлетворительно, но важно углубить его, особенно в вопросах энергетики.

В ходе дебатов между членами Европейского совета и президентом России Владимиром Путиным, которые состоялись прошлой осенью в Лахти, определились базовые правила наших будущих отношений. Теперь следует повышать уровень транспарентности и начать совместные консультации, дабы упрочить стабильные и выгодные связи. В условиях взаимозависимости в выигрыше от сотрудничества должны быть и поставщики, и потребители, поскольку речь не идет об игре с нулевой суммой. В наших общих интересах создать механизм раннего предупреждения по нефти и газу.

Общее пространство свободы, безопасности и правосудия – такое же необходимое условие для решения вопросов, привлекающих пристальное внимание граждан. В этом смысле полезно укреплять сотрудничество во всех сферах, включая свободное перемещение лиц, пограничный контроль, миграционный контроль и правила предоставления политического убежища, борьбу с организованной преступностью.

Оценивать результаты совместной деятельности административных структур должны сами граждане, поскольку от их поддержки зависит создание подлинно стратегических отношений. Поэтому готов полностью признать важность достижения соглашений, позволяющих упростить визовый режим и процедуры по возврату нелегальных мигрантов, что облегчит контакты между нашими народами, особенно молодежью.

Общее пространство научных исследований, образования и культуры помогает лучше узнать историю и традиции друг друга. В период португальского председательства мы намерены созвать Постоянный совет партнерства по культуре, а накануне саммита Россия – Европейский союз, который состоится в Мафре в октябре 2007 года, правительство Португалии будет иметь честь в присутствии президента России открыть выставку произведений искусства из Эрмитажа. Такие события способствуют сближению народов. Важная веха – недавнее открытие Института европейских культур в Москве. Португалия имеет непосредственное отношение к проекту: наш посол в Москве Мануэл Марселу Курту является вице-президентом Института, а первый зарубежный семинар был организован Фондом Мариу Суариша.

Сближение позиций на внешнем фронте потребует активного диалога, и я готов участвовать в консультациях с российскими коллегами в любое удобное время. Наиболее безотлагательным остается косовский вопрос. Совершенно необходимо обеспечить выполнение решения, которое получит поддержку Совета Безопасности ООН.

ЕС готов сыграть положительную роль не только посредством своего будущего присутствия в Косово, но и путем принятия четкой стратегии в отношении Сербии. Она, естественно, должна включать европейскую перспективу для Белграда при условии безоговорочного сотрудничества сербского правительства с Международным трибуналом по бывшей Югославии. Сплоченности международного сообщества нет альтернативы, и я надеюсь, что Россия продолжит конструктивную работу по сближению позиций сербов и косоваров.

Подобная же активность Москвы требуется и в рамках мирного процесса на Ближнем Востоке. Такая возможность, кажется, открылась вновь благодаря прямым консультациям между палестинцами и израильтянами, а также возобновлению участия арабских стран. Мы и далее должны поддерживать этот процесс дипломатическими усилиями. Международное сообщество, в частности ближневосточный «квартет» (ООН, Евросоюз, Россия, США. – Ред.), должно быть в состоянии правильно отреагировать на новую динамику.

Мы высоко ценим сотрудничество с Россией по стабилизации Афганистана. Португалия стремится всячески содействовать урегулированию – и в качестве председателя Европейского союза, и как участник вооруженной коалиции, дислоцированной в этой стране. Сколь отдаленным ни казался бы Афганистан, Португалия понимает всю важность его умиротворения. Именно поэтому мы продолжим работу, которая велась под председательством Германии с целью развития отношений между ЕС и Центральной Азией. Страны этого региона стремятся к более активному сотрудничеству с Евросоюзом, но мы не забываем и об интересах России. Мы будем поддерживать полную прозрачность в отношениях с Москвой, оставаясь доступны для консультаций и координации действий в рамках Европейского союза и ОБСЕ.

Наконец, не в последнюю очередь хотел бы подчеркнуть важность продолжения диалога между ЕС и РФ в том, что касается разработки европейской стратегии безопасности и обороны, а также в контексте Совета НАТО – Россия. Мы сумеем адекватно ответить на вызовы нового стратегического окружения лишь в том случае, если будем следовать политике всестороннего сотрудничества.

Португалия. Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 24 июня 2007 > № 2913969 Луиш Амаду

Два хельсинкских принципа и «атлас конфликтов»

© "Россия в глобальной политике". № 2, Март -Апрель 2007

В.Н. Казимиров - Чрезвычайный и Полномочный Посол РФ, заместитель председателя Ассоциации российских дипломатов.

Резюме Западники, отвергая все советское, считают прежние административные границы внутри СССР незыблемыми. Но откуда взялась идея неприкасаемости бывших союзных республик? Административные границы в Советском Союзе были порой произвольными. Достаточно вспомнить чехарду решений Кавбюро по Карабаху и волюнтаристскую передачу Крыма.

Стороны вооруженных этнополитических конфликтов, притушенных, но не разрешенных окончательно, упорно апеллируют к наиболее выгодному для себя международно-правовому принципу. Одни - к территориальной целостности государств, другие - к праву народов распоряжаться своей судьбой. Их интерес очевиден и понятен.

Но громогласность либо частота ссылок на «милый сердцу» принцип никого не убедит. Давно назрела необходимость углубленной (прежде всего правовой, и не только) работы по сопряжению этих двух положений Заключительного акта СБСЕ в Хельсинки. Тематика весьма деликатна, но уходить от нее нельзя.

ВНУТРЕННЕЕ И ВНЕШНЕЕ

Само собой разумеется, что оба этих принципа, как и все остальные из хельсинкской «десятки», равноценны. Каждый из них надо брать в совокупности с остальными. Однако для одних лиц они чуть ли не взаимоисключающие, другие склонны усматривать в первом постулате защиту прав и интересов государства, а во втором - отстаивание прав личности или сообщества людей. Иначе говоря, подобным образом оспаривается приоритет прав государства над правами человека.

В некоторых случаях устранить противоречия пытаются, «разводя» сферы применения двух положений. Так, принцип территориальной целостности рассматривается в качестве внешнего (как гарантия от посягательств со стороны других государств), а право народов на самоопределение - в качестве внутреннего. Однако зачастую мы наблюдаем попытки ряда государств развернуть первый принцип именно против внутренних движений за самоопределение.

При согласии последних на автономию, которая оставляет в неприкосновенности внешние границы государства, коллизия между обоими принципами смягчается. А как при попытках отделения, сецессии? Ни одна Конституция (кроме Конституции СССР) не дает на нее права, но сколько отпочкований от государств уже состоялось, иногда мирных, чаще кровавых?! Есть немало примеров, когда верх берет то первый, то второй принцип. Особенно сложны смешанные случаи - тут движение за самоопределение внутри государства опирается на активную поддержку извне (Косово и Албания, Нагорный Карабах и Армения, Южная и Северная Осетия).

Чаще всего первая реакция на противопоставление двух принципов - это вполне естественная консервативная защита территориальной целостности и неприкосновенности границ. И лишь по мере того как невозможность сохранить прежний порядок жизни в одном государстве становится очевидной, постепенно приходит осознание прав самоопределяющихся, признание их хотя бы стороной в конфликте. Лидеры национальных движений, как правило, настаивают на праве наций на самоопределение, но, придя к власти, превозносят принцип территориальной целостности государств.

Отсюда первый вопрос: насколько применим данный принцип к конкретной конфликтной ситуации? И второй: насколько действенен каждый из них в конкретной историко-географической обстановке? Важно выявить логику, внутренние пружины, связи с другими нормами и правилами. Это помогло бы снижать накал конфликтов, избежать того, чтобы стороны делали слепую ставку на мнимое автоматическое главенство более выгодного принципа.

Необходима концепция соизмерения действенности обоих исходных положений с четким набором критериев. И комплексный, системный, а не только прецедентный подход (прецедент удобен в тактическом плане, но нужна более основательная проработка темы).

ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС

Постановка вопроса о косовском прецеденте вызвала шквал возражений с Запада. При этом указывается на различие конфликтов, даже уникальность каждого из них. Но различие - не то же самое, что полное отсутствие общих черт, отдельных сходств. Да феномен «прецедента» и не требует всеохватывающей аналогии. В данном случае он сводится к узкому, но принципиальному вопросу: возможно ли обретение независимости без согласия государства, от которого отделяется новообразуемое? Поэтому многие различия между конфликтами и не имеют коренного значения. Вся кампания против «прецедентности» Косово бьет мимо цели.

Но в первую очередь важно разобраться с самими принципами.

Во-первых, принцип (тем более в увязке с другими) - это вовсе не догма. Уж если и возводить в абсолют какие-то из хельсинкских положений, то скорее два других, прописанных как раз для конфликтных ситуаций: неприменение силы или угрозы силой, мирное урегулирование споров.

Во-вторых, принцип - это абстракция, в реальности он не работает вне конкретных обстоятельств. От них, по сути, и зависит действенность обоих постулатов, которая относительна и в известной степени сопоставима, но нужна шкала замеров. Применение их в увязке с «противосиловыми» принципами - требование цивилизации: в ХХI веке мировое сообщество должно повышать эту планку.

В-третьих, важен такой подход к анализу процессов и событий, как историзм, предполагающий связь с эпохой. Ведь рассматриваемые принципы - не от Рождества Христова, нелепо примерять их к Крестовым походам или войнам Наполеона. Даже Устав ООН намечает лишь их контуры. Набор исходных положений Заключительного акта - продукт своей эпохи, он определен итогами Второй мировой войны в Европе, наличием двух систем и противостоящих лагерей плюс ядерного оружия. Это своего рода «перемирие» между антагонистами, чтобы избежать Третьей мировой. 10 хельсинкских принципов подвели базу под баланс интересов двух центров силы, стали «правилами игры» для межгосударственных отношений в ту эпоху. Но та эпоха уже ушла.

Связь принципов со своим времением не означает, что они исторически «мимолетны», не имеют будущего. Смысловое ядро каждого из них - важный вклад в регулирование отношений между государствами, даже в мировую цивилизацию.

Эпоха, регион, конкретная обстановка имеют огромное значение. Оба принципа сами по себе неприкасаемы, но акцент следует перенести на их применимость и - особенно - действенность здесь и сейчас. Нет международных процессов и событий вне конкретных обстоятельств.

Мало ссылаться на само по себе верное положение, каждая сторона должна еще обосновать его применимость и действенность. Когда одни взывают к целостности территории, другие - к праву на самоопределение, то выход - в учете всей конкретики и специфики конфликтной ситуации.

Чем характеризовались 1990-е годы? Это уже не 1975 год, а эпоха крушения мировой системы, распада в Евразии одних и создания других государств. В данный тектонический, форс-мажорный период и как раз в зоне распада принцип территориальной целостности не оказался столь же безотказным, как прежде. Если данное положение непререкаемо, как утверждают некоторые, отчего же оно не спасло Советский Союз, Югославию, Чехословакию, Эфиопию? Право на самоопределение предоставило суверенитет 23 союзным республикам (пятнадцать в СССР, шесть в СФРЮ, две в ЧССР), а также Эритрее.

А откуда взялась идея неприкасаемости союзных республик? Косово, Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье, Нагорный Карабах - и акторы, и продукты объективных обстоятельств: демографических и политических сдвигов, распада государств, войн. Важно постичь логику изменений. Не для того, чтобы дробить все мельче, а лишь чтобы учитывать объективные реалии.

Косово может стать еще одним, но лишь дополнительным доводом в ту или иную сторону. А исходный посыл - та самая характеристика эпохи и региона, конкретных обстоятельств.

НЕКОТОРЫЕ КРИТЕРИИ

На применимость и действенность принципов в каждом конфликте должна влиять масса факторов, прежде всего цивилизационные требования. Вот лишь некоторые из них.

«Стаж» пребывания в одном государстве, или, если употребить лексику Рима, где рожден феномен «сецессии», особенности пребывания «плебеев» под началом «патрициев». Идет ли речь действительно о выживании сторон - «плебеев» как этноса на своих землях либо государства «патрициев»? Или только о престиже и выгодах последнего, а то и просто о его стремлении удержать земли при полном безразличии к судьбе «плебеев»?

Динамика этнического состава населения территории, ставшей предметом спора (примерно за век). Что тут - движение масс за независимость, выступления мафиозных структур либо лишь кучки пассионариев? Используются ли «плебеями» мирные или террористические методы борьбы? Эффективно ли и как давно «плебеи» контролируют свою территорию? Готовы ли «патриции» пойти им навстречу либо только третируют и подавляют? Состоялись ли уже пробы сил «плебеев» с «патрициями»? Насколько частыми, продолжительными, ожесточенными они были?

Безусловно, важны и ход, и особенности вооруженного конфликта. Все ли привержены идее о том, что мирному разрешению конфликта нет альтернативы? Кто выступает за его мирное урегулирование, а кто склоняется к силовому варианту? Какая из сторон готова подкрепить свое обязательство мирно решать споры подписанием соглашения о невозобновлении военных действий, а какая нет? Кто за налаживание диалога, прямые контакты, меры доверия, а кто против? Есть ли оккупированные в ходе боев территории, как это произошло, почему они не освобождаются, что мешает этому? Есть ли вынужденные переселенцы и беженцы, сколько с каждой стороны? Есть ли уже условия для их добровольного возвращения в родные места, или что-то мешает этому? Кто соблюдал и соблюдает договоренности, а кто нет? Нарушались ли нормы международного гуманитарного права (совершенно очевидно, что их грубые и массовые нарушения серьезно влияют на действенность любого из двух принципов)? Отношение к пострадавшим от конфликта - своим и «чужим»?

Предпринимались ли попытки разойтись мирно - скажем, путем волеизъявления населения? Как оно было организовано? Или как его организовать? Обладает ли субъект реальными атрибутами государственности, самоуправляемостью? Насколько его система представительна, демократична - особенно в сравнении с порядками у «патрициев»? Имеет ли государственное новообразование шансы выжить?

Крайне важно четко разграничить причины и следствия конфликта - ведь в каждом из них есть и своя предыстория, и своя юридическая специфика. Не последнюю роль играют форма выхода республики из союза либо образования из республики, мера правопреемственности суверенного государства от прежней структуры, четкость в оформлении этой правопреемственности.

Нередко используется довод, будто границы государства признаны ООН, ОБСЕ, Советом Европы и т. д. Он, конечно же, имеет некоторый политический вес, но не юридический, поскольку международные организации при приеме новых членов не утверждают их социально-экономическую или политическую систему, границы или господствующую религию. Любое признание государства - акт политический, а не правообразующий (его правовой эффект вряд ли выходит за рамки отношений между двумя субъектами).

Есть и курьезы. Административные границы в СССР были порой довольно произвольны (общеизвестны чехарда решений Кавбюро по Карабаху, волюнтаристская передача Крыма). Западники, отвергая все советское, молятся теперь на административные границы, существовавшие внутри СССР. Хорошо это или плохо? Хорошо, чтобы не плодить новые конфликты. А как быть там, где уже пролита кровь, и немалая? Делать вид, будто ничего не произошло?

Словом, нужна детальная шкала критериев. Все элементы необходимо свести в единую систему, ранжировать по удельному весу (для нужд общественного мнения ее можно потом даже «математизировать»). Хорошим подспорьем стала бы широкая дискуссия по разработке такой системы с участием всех заинтересованных в мирном решении споров: международники (особенно юристы), политологи, СМИ, народная дипломатия...

Такой «политический атлас» противостояния, то есть совокупность характерных признаков эпохи, региона, специфики конфликта, позволит получить своего рода коэффициент действенности каждого из двух принципов, о которых идет речь. Конечно, это не точные величины, а примерные пропорции. Многослойный набор доводов убедительнее голого апеллирования к «выгодному» принципу. Это могло бы способствовать некоторому отрезвлению сторон и послужило бы неплохим системным ориентиром для многоликого мирового сообщества (а не выборочным и заведомо политизированным в угоду какому-то «центру силы»).

Но и важное средство - это всего лишь подспорье. Судьбу же конфликтов должны решать переговоры, если же не решают они, то волеизъявление населения. При этом совершенно исключаются угрозы и ссылки на «свой» принцип без полноты учета всех существенных обстоятельств конфликта.

РАЗРАБОТАТЬ «АТЛАС КОНФЛИКТОВ»

Мировое сообщество, без сомнения, заинтересовано в мирном урегулировании спорных проблем между государствами или сторонами конфликтов, в максимальном уважении ими прав человека и соблюдении норм международного гуманитарного права. Об этом свидетельствует и увязка обоих принципов с другими в рамках хельсинкской «десятки», особенно, как уже отмечалось, с теми, которые прямо относятся к конфликтным ситуациям: мирное решение споров, неиспользование силы или угрозы силой.

Применительно к конфликтам мы вправе настаивать на прямой увязке любого из тех двух принципов с категорическими требованиями мирного решения споров. Международным организациям надо быть более последовательными и настойчивыми в этом. Все хельсинкские принципы - это составляющие цивилизации, чего не скажешь о войне, какой бы современной и «точечной» она ни была.

Поэтому шкала критериев должна строиться в цивилизационном, даже цивилизаторском ключе, с упором на упомянутые требования мирового сообщества к сторонам конфликта. Исключены какие-либо вознаграждения той стороне, которая продолжает угрожать силовым решением, отказывается от всего того, что благоприятствует мирному урегулированию, разжигает ненависть и вражду, дестабилизирует обстановку.

Фактически разработка «политического атласа» любого конфликта состоит из следующих трех основных фаз:

разработка общей шкалы критериев или характеристик конфликтов;

нахождение относительного удельного веса каждого критерия в зависимости от того, насколько он полезен для мирного решения и преодоления силовых атавизмов;

наложение этих разработок на конкретный конфликт с учетом эпохи, региона, особенностей конфликта для выяснения того, какой из двух принципов усиливается в данных условиях с точки зрения своей действенности и какой ослабляется. Конечно, тут речь идет не о выводе каких-то цифровых показателей, а лишь об общих ориентирах и пропорциях.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 18 апреля 2007 > № 2911904 Владимир Казимиров

Самоопределение: между правом и политикой

© "Россия в глобальной политике". № 5, Сентябрь - Октябрь 2006

А.Г. Аксенёнок – к. ю. н., Чрезвычайный и Полномочный Посол РФ в отставке, в 1995–1998 годах – спецпредставитель МИДа РФ по Боснии и Восточной Славонии.

Резюме Любое решение о будущем статусе Косово создаст международно-правовой прецедент, который невозможно будет игнорировать при решении конфликтов на постсоветском пространстве, прежде всего на Южном Кавказе.

Последствия геополитических катаклизмов, потрясших мир в конце прошлого столетия, до конца еще не осмыслены, но их влияние на мировую политику все очевиднее. Нарастает разрыв между общепризнанными нормами международного права и новыми реалиями. Эрозия бесспорных ранее принципов заставляет по-новому взглянуть, в частности, на то, как сегодня соотносятся две часто входящие в противоречие друг с другом международные нормы – территориальная целостность государств и право на национальное самоопределение. Какова практика их применения, что можно считать прецедентами, а что – нет, где, в конце концов, объективные критерии оценок?

Хаотичный распад Советского Союза, цивилизованный «развод» чехов и словаков, кровопролитный развал Югославии – эти и некоторые другие события, по сути, перечеркнули торжественно провозглашенный в 1975 году в Хельсинки принцип нерушимости послевоенных границ в Европе. А международное признание новых государств узаконило изменения, будь то насильственные либо мирные.

Нарушение территориальной целостности в Европе, каковы бы ни были причины тех или иных дезинтеграционных процессов, явилось мощным импульсом к самоутверждению (в том числе в крайних формах этносепаратизма) национальных меньшинств в составе многонациональных государств. Проявления межэтнической напряженности можно рассматривать и как побочный эффект, вызванный процессами демократической трансформации, в частности децентрализации системы государственного управления, особенно в России и в странах Восточной Европы

Но самым серьезным стимулом к переосмыслению реального соотношения понятий «территориальная целостность» и «национальное самоопределение» послужили драматический поворот событий в Косово в конце 1990-х и, главное, одномерная реакция на это стран – членов НАТО. Остается мало сомнений в том, что этот населенный преимущественно албанцами край в составе Сербии близок к получению независимости из рук международного сообщества.

Вопрос, на который предстоит теперь ответить, ставится так: можно ли считать грядущую независимость Косово прецедентом при урегулировании других внутригосударственных конфликтов, в том числе в бывших советских республиках, или это лишь исключительный случай в международной практике?

На Западе категорично отвечают: нет, нельзя. В России говорят: да, можно. Развернутую аргументацию не дает пока ни та, ни другая сторона. Между тем из предмета академического спора в области международного права эта проблема превратилась во взрывоопасный фактор реальной политики. В первую очередь это касается неразрешенных конфликтов вокруг так называемых «непризнанных государств» на постсоветском пространстве – Приднестровья, Нагорного Карабаха, Абхазии и Южной Осетии.

Поискам универсальных подходов к развязке сложных межэтнических проблем последнего времени мог бы способствовать сравнительный анализ конфликтов вокруг Косово на территории бывшей Югославии и вокруг Абхазии и Южной Осетии на территории бывшего Советского Союза. Предпринимая попытку такого анализа, автор сознательно не затрагивает исторических аспектов. У каждого народа своя «правда», и решение подобных конфликтов путем апелляции к прошлому невозможно по определению.

ПУТЬ КОСОВО К НЕЗАВИСИМОСТИ

Как составная часть бывшей Социалистической Федеративной Республики Югославия, Косово имело статус автономной области, а затем и автономного края. По Конституции 1974 года Косово получило право избирать собственный парламент, формировать правительство и Конституционный суд, а также обрело полную культурную и даже экономическую автономию. То есть уже в 1970–1980-е объем полномочий краевых властей если и не превышал, то во всяком случае приближался к критериям, закрепленным позднее в Конвенции Евросоюза о защите прав национальных меньшинств.

В очаг межэтнической и межконфессиональной напряженности Косово превращается только с конца 1980-х годов, когда по инициативе президента страны Слободана Милошевича центральная власть в Белграде взялась «исправлять ошибки» децентрализации. Сопротивление албанского большинства носило изначально политический гражданский характер, но постепенно перешло в форму вооруженной борьбы.

После ликвидации расширенной автономии края властные полномочия оказались в руках назначаемых из Белграда окружных начальников, опиравшихся на сербские по этническому составу силовые структуры. Албанское население прибегло к тактике бойкота новой власти, создав собственные параллельные органы управления, образования, здравоохранения и социального обеспечения. В июле 1990-го в Приштине учредительное заседание самопровозглашенного парламента приняло Декларацию о независимости, а затем и Конституцию Республики Косово. В 1991 году состоялся не признанный Белградом референдум, на котором косовары-албанцы высказались за независимость. В мае 1992-го избраны «парламент» и «президент» так называемой Республики Косово. Параллельно с оформлением политических структур непризнанного государства укреплялась военная организация албанских боевиков, известная как Освободительная армия Косово (ОАК).

Следующий этап в развитии косовской ситуации можно охарактеризовать как шаткое равновесие в начавшемся вооруженном противостоянии. В ответ на участившиеся теракты против официальных структур и сербского меньшинства в Косово Белград наращивал там полицейское присутствие, сделав ставку на силу. После того как выявилась неэффективность действий внутренних войск, в Косово были введены армейские подразделения.

Международное сообщество оказалось напрямую вовлечено в урегулирование этой внутриюгославской проблемы вследствие крупных столкновений войск и полиции с боевиками ОАК в феврале 1998 года в районе Дремницы, приведших к многочисленным жертвам, в том числе среди гражданского населения. Крупномасштабные военные действия продолжались несколько месяцев, в результате чего край оказался на грани гуманитарной катастрофы. Ответственность возложили исключительно на Белград, хотя в большинстве случаев сербская сторона лишь отвечала, пусть и не всегда соразмерно, на вооруженные провокации албанских боевиков. К тому же никто не доказал, что проблема беженцев и перемещенных лиц возникла из-за преднамеренных действий сербской стороны. Последующие конфликты с участием незаконных вооруженных формирований, к примеру, в Чечне или совсем недавно в Ливане показали, что террористические организации широко применяют тактику использования мирного населения в качестве живого щита, рассчитывая на реакцию международного сообщества.

Как бы то ни было, вести поиски задним числом, кто прав, а кто виноват в трагических событиях 1998–1999 годов, – дело теперь уже бессмысленное. Для сопоставления косовского прецедента с грузино-абхазским и грузино-осетинским важно другое – объективное понимание природы конфликтов и роли в них внешних факторов.

Отправным пунктом для внесения косовской проблемы в международную повестку дня стало именно предотвращение гуманитарной катастрофы. Но поскольку ответственность с самого начала априори возлагалась Западом на сербов и лично на Слободана Милошевича, в соответствующем ключе проходили все дискуссии в формате ОБСЕ, Контактной группы по Косово и на международной конференции в Рамбуйе (Франция) по политическому урегулированию в Косово (конец 1998 г. – начало 1999 г.). Сербское руководство в свою очередь недооценило серьезность момента и проявило в ходе переговорного процесса легкомысленную закоснелость. В результате сложились субъективные условия, предоставившие Североатлантическому альянсу формальный повод для военного вмешательства.

Другая особенность косовской ситуации состоит в том, что ООН как инструмент урегулирования вышла на сцену уже постфактум. Говоря об «уникальности» косовского случая, западные партнеры России по Контактной группе ссылаются на резолюцию 1244 СБ ООН и нарушение ее Милошевичем. Такие ссылки по меньшей мере некорректны. Указанная резолюция была принята 10 июня 1999 года, то есть после того, как Югославия более двух месяцев непрерывно подвергалась массированным ракетно-бомбовым ударам (военная операция НАТО против Союзной Республики Югославия началась 24 марта 1999-го). Главная задача в то время состояла в том, чтобы прекратить бомбардировки, поставившие один народ – сербов на грань национальной катастрофы во имя «спасения» другого народа – албанских косоваров.

Резолюция 1244, собственно, и явилась ценой прекращения бомбардировок. Она закрепила за ООН и ее Советом Безопасности центральную роль в урегулировании и санкционировала наземное присутствие международных миротворческих сил под названием Силы для Косово (СДК), а также развертывание гражданской Миссии ООН по делам временной администрации в Косово (МООНК). По сути дела, Белград силой принудили покинуть часть своей территории и согласиться на замену собственного военного присутствия на иностранное – СДК, ведомые НАТО.

С тех пор руководители МООНК, признаваемой упомянутой резолюцией в качестве высшей политической и административной власти в Косово вплоть до определения его окончательного статуса, исподволь, но последовательно проводят курс на максимальное обособление Косово от Сербии и создание на территории бывшей Югославии еще одного независимого государства. Бывший министр иностранных дел Словакии Эдуард Кукан, в 2000–2001 годах неоднократно посещавший Косово в качестве спецпредставителя Генерального секретаря ООН, так охарактеризовал ситуацию: «Забавно было видеть, как бывшие боевики, сменившие пятнистую форму на цивильные одежды, теперь уже с дипломатическими улыбками, но столь же категорично требуют полной независимости».

Несмотря на декларации о создании в Косово демократического мультиэтнического общества, обстановка для сербского меньшинства остается там крайне опасной. Не решены основные проблемы мирного урегулирования: возвращение более 200 тысяч неалбанских беженцев и временно перемещенных лиц, предоставление равных условий безопасности и свободы передвижения для представителей национальных меньшинств, создание подлинной многонациональной среды. В результате массового вытеснения неалбанского населения на большей части территории сложилось этнически гомогенное албанское пространство.

Последовательно реализуя установки на независимость, косовские албанцы всеми средствами (вплоть до актов насилия против сербов) стремятся поддерживать международный интерес к Косово. Действия экстремистов преследуют цель продемонстрировать, что если дело не пойдет по «обособленческому» сценарию, то жестокие межэтнические столкновения, подобные мартовским 2004-го, возобновятся. В этих условиях Запад серьезно опасается непредсказуемости поведения своих воинственно настроенных албанских протеже, готовых применить силу не только против сербов. А это означало бы полный провал всей политики НАТО в косовском конфликте с далеко идущими последствиями для других очагов региональной напряженности. В этой связи становится понятной тактика мощного давления на ослабленную Сербию, выдвинувшую для Косово компромиссную формулу: «больше, чем автономия, меньше, чем независимость».

Подводя итог ретроспективному рассмотрению косовского случая, следует отметить, что окончательный статус этой территории, по сути, изначально был предрешен сочетанием следующих трех важнейших факторов внутреннего и внешнего порядка:

требования албанского национального меньшинства в Югославии, сопровождающиеся применением методов насилия и шантажа международного сообщества;

совпадение на тот момент интересов США и Европы, продиктованных простой политической целесообразностью, в устранении националистического режима Милошевича;

возможность без риска глобальной конфронтации навязать эту целесообразность военно-политическим путем в условиях нового расклада сил на международной арене.

КАВКАЗ: СХОДСТВА И РАЗЛИЧИЯ

Динамика грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликтов, приведших к образованию двух так называемых «непризнанных государств», демонстрирует целый ряд аналогий с Косово. А имеющиеся различия, на мой взгляд, только подтверждают необходимость проведения упорядоченной международной универсализации принципов, положенных в основу урегулирования подобного рода внутригосударственных конфликтов.

В конце 1980-х в обоих случаях был самым грубым образом осуществлен переход к унитаризму. Поводом к новой вспышке застарелых межэтнических распрей послужила отмена соответствующими центральными правительствами широких привилегий, которыми пользовались национальные меньшинства, как в федеративном государстве – Югославии, так и в субъекте Советского Союза – Грузии. То есть отпадение Южной Осетии и Абхазии началось в период, когда Грузия не была независимым государством. И это важно подчеркнуть в связи с аргументами о ее территориальной целостности.

В 1989–1990 годах, еще до распада Союза ССР, Верховный Совет Грузинской ССР принял решения, направленные на отмену Конституции Грузинской ССР 1978-го и восстановление действия Конституции Грузинской Демократической Республики 1918-го, исключавшей существование территориальных автономий. В ответ на это в июле 1992 года Сухуми объявило об отмене Конституции Абхазской автономной республики в составе Грузинской ССР и о восстановлении действия абхазской Конституции 1925-го, провозглашавшей суверенитет Абхазии.

По сходному сценарию развивались события и в Южной Осетии, когда грузинские власти в конце 1989 года ввели в Цхинвали формирования МВД Грузии, а в ноябре 1990-го Верховный Совет Грузии принял закон об упразднении Юго-Оосетинской автономной области, что привело к вспышке боевых действий. На этом фоне 19 января 1992 года в Южной Осетии состоялся референдум, в ходе которого население проголосовало за независимость и присоединение к России. Спустя несколько месяцев Верховный Совет Республики Южная Осетия принял Акт о государственной независимости.

Точно так же как в Косово, на территории бывшей Грузинской ССР внутренние конфликты прошли тяжелые военные фазы с большим числом жертв и трагическими гуманитарными последствиями для грузинского и абхазского населения. Из 550 тыс. граждан довоенной Абхазии 7 тыс. человек было убито, 200–250 тыс. составляли беженцы преимущественно грузинской национальности. Аналогию с Косово можно видеть еще и в том, что оба этих конфликта были заморожены с вовлечением внешних сил, которые и обеспечили себе ведущую роль в процессе урегулирования. В косовском случае это государства – члены НАТО при маргинальной роли России в миротворческих форматах и механизмах урегулирования. В грузино-абхазском – Россия при столь же маргинальной роли Запада. Причем согласие на действующие форматы политического урегулирования было дано обеими сторонами и зафиксировано в целом ряде международных документов.

Если Косово в течение семи лет формально находится под юрисдикцией Организации Объединенных Наций, то к ситуации в Абхазии также применима резолюция Совета Безопасности ООН 858 (1993). В соответствии с этой резолюцией учреждена Миссия ООН по наблюдению в Грузии (МООНГ), которая функционирует по настоящее время. Кроме того, Организация Объединенных Наций вовлечена и через спецпредставителя Генерального секретаря ООН, возглавляющего Координационный совет грузинской и абхазской сторон с участием ОБСЕ, России, Великобритании, Германии, Франции и США. Размещенные в зоне грузино-абхазского конфликта Коллективные силы по поддержанию мира, укомплектованные российскими миротворцами, имеют мандат СНГ, который взаимосвязан с мандатом МООНГ. Такая увязка вновь подтверждена резолюцией СБ ООН 1666 от 31 марта нынешнего года.

Что касается Южной Осетии, то и в этом случае четырехсторонний механизм урегулирования – Смешанные силы по поддержанию мира и Смешанная контрольная комиссия (СКК), – созданный при посредничестве России в 1992-м, дополняется усилиями международных организаций. С декабря 1992 года в Грузии и в Южной Осетии работает миссия ОБСЕ, с 1999-го в работе СКК в качестве наблюдателей участвуют представители Еврокомиссии.

Однако главным, в чем сходятся рассматриваемые ситуации следует, пожалуй, считать политическую волю этнической общности, гомогенно населяющей территории Косово, Абхазии, Южной Осетии и составляющей там национальное большинство. Референдумы подтвердили наличие такой воли, причем гораздо убедительнее, чем проведенный под эгидой Евросоюза плебисцит по Черногории, получивший признание международного сообщества. Более того, многие годы раздельного существования албанцев и сербов в Косово, грузин, абхазов и осетин в Грузии вкупе с тяжелым наследием прошлых трагедий и старых счетов создали во взаимоотношениях этих народов психологическую атмосферу недоверия, подозрительности и даже вражды.

На указанных территориях государственность складывалась таким же образом и в тех же временных рамках, что и во всех постсоветских республиках. Геополитическая реальность такова, что Абхазия уже более десяти лет вполне успешно существует как независимое государство со всеми атрибутами власти, сформированными с соблюдением демократических стандартов, с собственной армией и другими силовыми структурами. Ее экономика самостоятельно функционирует в отрыве от Грузии. Абхазы однозначно ассоциируют себя с гражданством в собственном национальном государственном образовании, многие связывают свою дальнейшую судьбу и экономическое благосостояние с включением этой республики в состав России. Но на нынешнем этапе требование признать независимый статус Абхазии является первостепенным.

Большинство абхазов воспринимают отказ в праве на независимость как удержание целого народа в «плену сталинских границ». В беседе с экспертом по Кавказу, сотрудником Института войны и мира Томом де Ваалем президент непризнанной Республики Абхазия Сергей Багапш подчеркнул, что Абхазия имеет больше оснований получить независимый статус, чем Косово, поскольку она силой была присоединена к советской Грузии. Соглашаясь с тем, что состоятельность этого аргумента можно оспаривать, де Вааль в газете Finanсial Times все же отмечает, что «не встречал ни одного человека в Абхазии, кто видел бы свое будущее вновь в составе Грузии».

Стремление к воссоединению с Россией особенно сильно в Южной Осетии – территории, экономически весьма слабой и населенной народом, родственно связанным с Северной Осетией. Жители Южной Осетии считают себя вынужденно отделенными от своих «кровных братьев» в силу субъективных и несправедливых исторических причин.

ПОЗИЦИИ «МЕТРОПОЛИЙ»

При всем сходстве ситуаций в Косово, Абхазии и Южной Осетии как независимых государств де-факто (юрисдикция ООН над Косово лишь формально прикрывает этот статус) имеется одно весьма существенное различие. Речь идет о несовпадении подходов Сербии и Грузии, то есть государств титульной нации.

Окончательное решение по статусу Косово – серьезное испытание для демократических сил Сербии, пришедших на смену авторитарному режиму Милошевича. Для новых властей согласиться на отторжение исторической колыбели сербской культуры и православия равносильно тому, чтобы навлечь на себя опасность быть свергнутыми под напором великосербского национализма. Оказать сопротивление нажиму извне – значит отказаться от надежд на начало переговоров о членстве в Европейском союзе, в то время как все другие Балканские страны, в том числе бывшие югославские республики, двигаются в этом направлении. В данном случае, как и в ситуации с отделением Черногории от Сербии, вступление в ЕС служит хорошей приманкой, стимулирующей завершение «балканизации».

Однако при всей сложности момента сербское руководство проводит достаточно трезвую, взвешенную линию, принимая в расчет тяжелое наследие правления Милошевича и реально складывающуюся обстановку в Косово и вокруг него. Во главу угла возможного компромисса оно ставит высокие демократические стандарты по обеспечению в Косово законных прав сербов, защите православных святынь и децентрализации краевой власти. Эти проблемы так и остаются нерешенными, несмотря на многочисленные декларации и обещания администраторов ООН и командования СДК. Данные вопросы возглавляют сейчас повестку дня на проходящих в Вене прямых переговорах между сербской и албанской сторонами при посредничестве спецпредставителя Генерального секретаря ООН.

Совершенно иначе складывается переговорный процесс по Абхазии и Южной Осетии. Тбилиси твердо стоит на позиции территориальной целостности Грузии, но именно в тех границах, в которых она находилась в составе Советского Союза, предлагая абхазам и осетинам «широкую автономию». Сухуми и Цхинвали считают непременным условием урегулирования международную легитимацию их де-факто независимого статуса в качестве логического завершения распада СССР при полном обеспечении национальных прав грузинского населения.

Судя по всему, шансов на преодоление противоречий в позициях сторон все меньше, а обстановка накаляется все сильнее. Линия поведения Тбилиси, всегда трудно предсказуемая и зигзагообразная, с приходом к власти Михаила Саакашвили становится все более деструктивной. Участились факты нарушения действующих соглашений и режима безопасности в зоне конфликта, усиленно наращиваются наступательные вооружения, мишенью провокаций оказываются миротворцы, к которым предъявляются неправомерные требования, раздается воинственная риторика. Все это дает абхазам и осетинам основание полагать, что руководство Грузии сделало выбор в пользу силового сценария, для чего в первую очередь необходимо разрушить действующие механизмы урегулирования и скомпрометировать миссию российских миротворцев. Постановление парламента Грузии «О миротворческих силах в конфликтных зонах» обязывает правительство начать процедуры по скорейшему выводу из Абхазии и Южной Осетии российских миротворцев, аннулированию соответствующих международных договоров и структур с последующей заменой их на новый формат с размещением «международных полицейских сил». Наметившееся сближение Грузии с НАТО только подхлестывает наиболее радикальные элементы в руководстве страны.

Между тем опыт миротворческих операций в других районах мира говорит о том, что их успешное завершение невозможно без заинтересованности каждой из сторон конфликта поддерживать по ходу переговоров атмосферу доверия, воздерживаться от шагов, которые могут оказаться неправильно истолкованными. Именно в обстановке такой заинтересованности проходила, за редкими случаями быстро устранявшихся осложнений, реинтеграция Восточной Славонии в состав Хорватии под эгидой Временной администрации ООН и при непосредственном содействии России, которая участвовала в военном и гражданском компонентах этой операции.

Другой вариант успешной миротворческой операции – добровольное принятие сторонами конфликта условий «навязанного урегулирования». Эти операции известны под названием «принуждение к миру» (enforcement for peace) и, как правило, связаны с «государственным строительством» (nation building). Характерный пример такой операции – Дейтонские соглашения о мирном процессе на территории Боснии и Герцеговины, положившие конец гражданской войне (1992–1995) в бывшей Югославии. Гарантией выполнения этих соглашений послужили развернутые там в 1996 году многонациональные силы под руководством НАТО, имевшие «жесткий мандат», в том числе в отношении применения силы. Такой мандат придавал дополнительный рычаг воздействия верховному представителю, наделенному международным сообществом особыми функциями, близкими к генерал-губернаторским.

Миротворческие операции в Абхазии и Южной Осетии осуществляются по более узкому мандату и в рамках международных механизмов, не предусматривающих навязывание тех или иных решений какой-либо из сторон. В обоих случаях Россия выступает только как содействующая сторона в урегулировании обоих конфликтов. Мандат самих миротворцев сводится главным образом к разъединению сил, поддержанию режима безопасности и невозобновлению огня.

С учетом отличий по содержанию мандатов и механизмов урегулирования выпады грузинского руководства против России, обвинения ее в обструкции миротворческого процесса обнаруживают стремление любой ценой навязать другой формат, предусматривающий функции принуждения, разумеется, в отношении «сепаратистов». В то же время хорошо известно, что изменение мандата предполагает в качестве обязательного условия согласие обеих сторон. Но ни Абхазия, ни Южная Осетия такого согласия не дают, не без основания опасаясь, что уход российских миротворцев может возыметь катастрофические последствия для гражданского населения, приведет к широкой дестабилизации. Постановление грузинского парламента расценено в непризнанных республиках как шаг, свидетельствующий о намерении официального Тбилиси решать проблему военным путем.

Реальная ситуация вокруг урегулирования национально-территориальных конфликтов на Южном Кавказе таит в себе угрозу перерастания в перманентный очаг региональной напряженности. В стремлении во что бы то ни стало продавить нужное решение Грузия, видимо, исходит из того, что затяжка с восстановлением территориальной целостности еще на несколько лет чревата увековечиванием статус-кво с последующим его международным признанием. Есть и внутриполитические соображения: необходимо подкрепить переживающий трудности правящий режим хорошо испытанными в прошлом националистическими аргументами. Но дело не только в этом. В полном соответствии с косовским сюжетом важную роль здесь играют внешние факторы.

Развитие обстановки вокруг непризнанных государств – Абхазии и Южной Осетии – зачастую отражает логику старой «игры с нулевой суммой» (zero sum game), но уже в новых неконфронтационных условиях. Вызывающие действия Тбилиси в отношении российских представителей едва ли могли быть возможны без открытой поддержки или попустительства со стороны Соединенных Штатов. Если политика Вашингтона действительно направлена на то, чтобы в пику России «подтягивать» Грузию к членству в НАТО, даже закрывая глаза на явные несоответствия установленным критериям, в Тбилиси это не преминут истолковать и как карт-бланш на одностороннее решение проблемы Абхазии и Южной Осетии. Неверные выводы о характере международной поддержки будут и дальше толкать грузинское руководство на непродуманные действия, что чревато усилением военной напряженности во всем регионе.

По мере ухудшения обстановки на месте, в самой зоне конфликта, а также ужесточения переговорных позиций сторон в деликатной ситуации оказывается прежде всего Российская Федерация, как соседнее государство, наиболее глубоко вовлеченное в процессы урегулирования. Уже в силу географического положения России конечный исход и способы разрешения конфликта имеют для нее жизненно важное значение, может быть даже большее, чем Косово для Европы.

Сегодня политическое содержание российской позиции сводится к признанию двух принципов – территориальной целостности с оговоркой, что в случае Грузии это лишь возможное состояние, но не «политико-правовая реальность», и прЗва на самоопределение. Причем последний принцип пользуется отнюдь не меньшим признанием со стороны международного сообщества. Тем самым Москва дает понять, что принцип территориальной целостности не абсолют и не действует автоматически.

Такая двуединая позиция оставляла определенное поле для маневра. Но это поле все больше сужается, и все вероятнее становится опасность для России оказаться зажатой в тисках между двумя крайностями, если обе стороны – абхазо-осетинская и грузинская – возложат на нее ответственность за замораживание конфликта.

Деликатность ситуации состоит в том, что каждая из двух возможных развязок – в пользу территориальной целостности или в пользу отделения – сопряжена для Москвы как с плюсами, так и с минусами. Однозначных преимуществ не просматривается ни в том, ни в другом случае.

В бурлящем этническом котле Кавказа, где все тесно переплетено и взаимосвязано, силовое принуждение Абхазии и Южной Осетии к возврату в лоно Грузии неминуемо создаст новые очаги напряженности на юге России – в Северной Осетии, Адыгее, Чечне, Карачаево-Черкесии и далее по цепочке. Рассчитывать же при этом на лояльность Тбилиси не приходится. При всем при том ответственность за судьбу местных малых народов в новых условиях имеет для России и моральный аспект. Российское государство, как и любое другое, обязано защищать интересы своих граждан, коими, насколько известно, является значительная часть населения Абхазии и Южной Осетии, которое было лишено права на демократическое волеизъявление в рамках Советского Союза и – позднее – независимой Грузии.

Абхазам и осетинам никто пока вразумительно не ответил, почему косовары и черногорцы имеют право на отделение, а они – нет. Ссылки на «уникальность» косовского случая звучат для жителей непризнанных республик неубедительно. К тому же в случае оформления независимости Косово де-юре парадоксы реальной политики по национально-территориальной проблеме будут слишком очевидны даже для непрофессиональных политиков. С одной стороны, США и Европа в наказание неугодного им «деспотического» режима в Сербии способствуют ползучему отторжению от нее части территории, а с другой – та же группа самых влиятельных государств лишает иные народы права на отделение, поддерживая угодный им «демократический» режим в Грузии.

Как бы то ни было, в свете реалий постконфронтационной политики в международной повестке дня все более актуальным становится вопрос: существуют ли все-таки критерии, позволяющие найти справедливое соотношение между принципами территориальной целостности и национальным самоопределением?

Разумеется, отделение во имя отделения – порочный путь, ведущий к мировому хаосу. Есть иные формы самоопределения, как, например, культурная автономия, различные типы федеративного и конфедеративного государственного устройства, варианты национально-территориальных образований, пользующихся разной степенью экономической самостоятельности, и, наконец, межгосударственная интеграция с добровольным делегированием центру части национального суверенитета. Но во всех этих случаях решающими условиями являются высокая степень доверия между государствообразующей нацией и национальным меньшинством, гарантия равных конституционных прав и свобод, уверенность в наличии здравого смысла у центральных властей, в их способности обеспечить всем своим гражданам достойную жизнь.

Примерами цивилизованного разрешения существующих национальных проблем могут служить Канада и Испания. Итоги референдума в Квебеке показали, что франкоязычное население доверяет историческому государству, в котором проживает. Расширение автономии Каталонии, получившей статус отдельного национального образования внутри страны, также свидетельствует о том, что самоопределение не сводится только к обретению государственной независимости.

В то же время мировое сообщество не может не видеть случаи, когда в силу непреодолимых межнациональных проблем самого разного характера – исторического, психологического, имущественного – отделение национального меньшинства больше соответствует устоявшимся реалиям, чем сохранение непризнанного статус-кво на неопределенное время. К таким случаям и относятся, на мой взгляд, в целом однотипные национально-территориальные конфликты в Косово, Абхазии и Южной Осетии. Ответственность за сложившееся положение в большей степени несут в конечном итоге центральные власти, оттолкнувшие от себя своих граждан высокомерной шовинистической политикой. И главным критерием здесь должно быть достижение международного консенсуса о правовом оформлении отделения национальных меньшинств на базе соблюдения общепринятых демократических и гуманитарных стандартов.

Косово. Абхазия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 27 октября 2006 > № 2913963 Александр Аксененок

Русская диаспора в независимой Украине

Борис Зажигаев

Резюме После достаточно неожиданного обретения Украиной независимости мало кто из русскоязычных граждан страны верил в возможность построения там национального государства. Межнациональные отношения людей почти не беспокоили. Стремительная «украинизация» жизни застала многих врасплох.

© "Россия в глобальной политике". № 4, Июль - Август 2006

Б.В. Зажигаев – доцент, к. полит. н.; защитил диссертацию «Эволюция политического устройства в Республике Крым в период 1989–1998 годов» в МГИМО (У) МИД РФ.

Путь Украины к независимости проходил через «парад суверенитетов», начало которому положил ее северный сосед – Россия: 12 июня 1990 года на Первом съезде народных депутатов РСФСР была принята Декларация о государственном суверенитете России. На этот «неожиданный» ход «старшего брата» Украина ответила 16 июля: Верховный Совет УССР абсолютным большинством («за» – 97 %) принял Декларацию о государственном суверенитете Украины, являвшуюся, по сути, свидетельством о намерении стать в будущем независимым государством и подписать новый Союзный договор.

В начале 1990-х население Украины представляло собой социально однородное общество, объединенное желанием повысить жизненный уровень и обрести более широкие социально-политические свободы. По переписи-1989 украинцы составляли 72,7 % (37 800 тыс. чел.), русские – 22,1 % (11 500 тыс. чел.). Представители любого другого этноса (свыше 130 национальностей и народностей) составляли менее одного процента населения, а все вместе – около 5,2 %.

В возможность построения в Украине национального государства тогда мало кто верил, межнациональные отношения людей фактически не беспокоили. Даже в Крыму, куда возвращались крымские татары, местные жители в ходе социологических опросов поставили межнациональные конфликты лишь на седьмое место в перечне наиболее тревожащих их проблем (после бедности, безработицы, преступности и пр.).

Русское население не чувствовало никакой угрозы своим социальным правам и национальным интересам. В то же время численный состав и уклад жизни «украинских» русских, тесные культурные и исторические связи с Россией обусловили их стойкую самоидентификацию и стремление к объединению с исторической родиной. Эти же факторы определили позже уровень его противодействия украинскому национализму, продвигаемому властями. По существу, речь шла не о спонтанном проявлении русского национализма или сепаратизма, а о естественной общественно-политической реакции на уничтожение единого этнокультурного пространства в новом государственном образовании.

ЭВОЛЮЦИЯ КРЫМА

У многих сложилось впечатление, будто Крым, где русские составляют подавляющее большинство населения – 65,6 % (в Севастополе их 74,4 %), начал «проситься» в Россию чуть ли не с 19 августа 1991 года. В действительности же крымская номенклатура была озабочена прежде всего тем, чтобы сохранить власть и собственность в своих руках, не допустив к лакомому куску ни Москву, ни Киев. Именно поэтому 20 января 1991-го – за несколько месяцев до путча и беловежского сговора – в Крымской области был проведен референдум с формулировкой «Вы за воссоздание Крымской АССР как субъекта Союза ССР и участника Союзного договора?».

В то время в Крыму действовали организации, не имевшие никакого национального окраса (например, «Движение избирателей за Республику Крым»). Ни Украина, ни Россия не имели здесь никакого влияния, вплоть до 1994 года власть на полуострове всецело принадлежала местной номенклатуре. 6 мая 1992-го Верховный Совет Крыма принимает Конституцию Республики Крым, провозгласившую Крым «правовым, демократическим, светским государством в составе Украины», отношения с которой должны были строиться на основе закона о разграничении полномочий. Это был Основной закон полноценного государства, где Украина не имела никаких прав. Ни слово «Россия», ни слово «русский» в этом документе не упоминаются ни разу.

Национальные противоречия проявились в 1993–1994 годах – сказались государственная политика украинизации населения юго-восточных районов, наступление на права русского и русскоговорящего населения, навязывание украинского языка и экспансия украинской культуры, реальная опасность для русских утратить существующий уровень связей с исторической родиной.

В 1994-м в Крыму происходит радикальная смена политической элиты. Причиной этого явилась неспособность крымской номенклатуры управлять общественными процессами в обстановке, когда крымские татары, претендовавшие на привилегированное положение, требовали национальную крымско-татарскую автономию. Именно в этих условиях основная масса населения Крыма начинает идентифицировать себя как русские и связывать свою безопасность с пребыванием здесь Черноморского флота РФ и историческими интересами России в Крыму и в Азовско-Черноморском регионе.

В 1993–1997 годах интересы крымских русских и украинцев совпадали, причем бЧльшая часть последних идентифицировала себя как русскоязычные. Но противоречия возникают между интересами, с одной стороны, населения, а с другой – властей, занявшихся разделом советского пирога. Крым – единственный регион Украины, где номенклатура вступила в открытое противостояние с гражданским обществом. Предав общественные интересы, она приняла в конфликте между пророссийским Крымом и Украиной сторону последней.

Все это создало условия для появления в Крыму и Севастополе массовых русских организаций. Активизируется общественная организация «Республиканское движение Крыма» (РДК) под руководством Юрия Мешкова, который при поддержке России победил на президентских выборах-1994. Через два месяца блок «Россия» получил конституционное большинство на выборах в Верховный Совет Крыма.

Пик активности самодеятельных русских организаций пришелся на середину – конец 1990-х годов. Они имели хороший численный потенциал, начали формировать организационную структуру. Однако поддержка русских организаций со стороны России осуществлялась избирательно, в строгом соответствии с межгосударственными договоренностями и, кроме того, согласовывалась по старым номенклатурным каналам. В результате финансировались только те организации, которые вписывались в конфигурацию государственной политической машины Украины.

Напротив, другие страны, которые этнически и культурно связаны с народами, проживавшими на территории Крыма, оказывают им существенную поддержку. Так, сотрудничество Турции с крымскими татарами в экономической, гуманитарной и духовной сферах превратило их в мощную политическую силу и эффективный инструмент силового давления. Аналогичную поддержку получают все общины – от греческой и немецкой до эстонской, не говоря уже о еврейской, позиции которой в Крыму наиболее сильны. Националистические круги украинской диаспоры также получают помощь извне.

В результате такой политики русские организации на полуострове не стали массовыми и не защищают интересы ни местного русского населения, ни России. Они не имеют оформившихся политических институтов, организационных и экономических структур и достойного представительства во власти. Во главе их оказались болгары, караимы, армяне и пр., а последнее время и этнические украинцы, занимающие, как правило, радикальные позиции по отношению к Киеву. Крымские русские, которых Россия рассматривала и рассматривает как часть советского народа, а Украина – как потенциальный источник сепаратизма, превратились в наиболее угнетаемый слой населения.

ВОСТОК – ЗАПАД

Совершенно иначе складывается жизнь многочисленной русской диаспоры в восточных и центральных регионах Украины, где расположены крупные металлургические и угледобывающие предприятия. Реальная власть в регионе находится в руках «красного» директората, давно прошедшего процесс ресоциализации и управляющего государственными предприятиями как частными. Нынешняя политическая элита – в основном это представители бывшей советской номенклатуры – значительно разбавлена криминалом.

Для жителя этих мест завод или шахта, где он трудится, и есть его родина. Говорят тут, как правило, на русском языке или на смеси русского и украинского. Людей здесь объединяет не общность национальных корней, а стремление выжить. Это явление охарактеризовано в украинской научной среде как гражданская спячка. Русские не выделяются из остальной массы населения. Их требования носят исключительно экономический и социальный характер. В ходе акций общественного неповиновения выдвигаются требования о выплате долгов по зарплате, недопущении сокращения числа рабочих мест и т. д.

Если крымчане, большая часть которых – бывшие военнослужащие Черноморского флота и члены их семей, воспитаны на героических традициях русской армии, то идеология русских, проживающих на востоке и юге Украины, замешана скорее на советском интернационализме. Вместе с тем их менталитет ближе к душевному складу россиян, чем к психологии западного украинца или украинца из сельской местности в центральных районах Украины. Русские на юго-востоке Украины, взаимно ассимилировавшиеся с украинцами, вообще больше тяготеют к России, чем к Западу. Потенциальный конфликт между ними и националистически настроенным населением западной части страны способен изменить нынешнее устройство Украины на федеративное.

В Киеве численность русского населения сократилась на 37,1 %, или на 199 тыс. человек. С другой стороны, огромная масса людей, прибывающих в столицу из глубинки, игнорирует довольно высокий уровень культуры коренных киевлян и насаждает культуру западноукраинской провинции. (То же самое происходит и при ротации украинской элиты.) Этот процесс подстегивается курсом на украинизацию. Популизм, вообще свойственный украинской политике, все больше трансформируется в палингенетический (связанный с возрождением, основанным на обращении к прошлому. – Ред.) популистский ультранационализм.

В Западной Украине период обретения независимости ознаменовался всплеском оголтелого украинского национализма. Естественно, что объектом приложения этой идеологии стали русские. Превращение национализма в государственную идеологию происходит по всей Украине, а на западе страны он приобретает гипертрофированные формы. Идет процесс реабилитации националистов, которые с оружием в руках сражались против Советской армии в годы войны. Деятельность ОУН-УПА приобрела для молодого поколения западных украинцев новое звучание – патриотическое. Развитию данной тенденции способствуют всевозможные западные фонды и организации, по сути, они являются участниками политического процесса в стране.

В этих условиях русское и русскоязычное население ассоциируется в Западной Украине с преступлениями тоталитарного сталинского режима, выселением тысяч коренных жителей в Сибирь и на Дальний Восток. Национал-патриотическая эйфория западных украинцев и малочисленность русских не дают последним возможности в полной мере отстаивать свои права публично, а их знания и профессиональные навыки оказались невостребованными. Необходимость самореализации подталкивает к ассимиляции.

Другой путь – эмиграция в Россию. Численность русского населения сократилась в Ивано-Франковской области на 56,3 %, в Львовской – на 52,6 %, то есть больше чем в два раза. В Винницкой области русских стало меньше на 40 %, в Волынской – на 46,4 %, в Житомирской – на 43,3 %, в Кировоградской – на 41,7 %, в Ровенской – на 43,8 %, в Хмельницкой – на 42,4 %. В Днепропетровской, Запорожской, Киевской, Одесской, Полтавской, Сумской, Харьковской, Черкасской, Черниговской областях и в Закарпатье этот показатель составил 32–37 % (по данным переписей населения 1989 и 2001 годов).

Особенностью положения русских в западных областях Украины является и то, что от них дистанцируются представители других малочисленных народов. Они стремятся трансформироваться в украиноязычную среду, конкурируя при этом с русскими за более выгодные общественные позиции.

РАВНОДУШИЕ И ЦИНИЗМ

Украинская государственная машина оказывает с 1994-го активное и, надо отметить, эффективное противодействие процессу формирования в стране русской диаспоры. Решающий фактор этого «успеха» – отношение к русским их исторической родины. Россия практически создала украинскую националистическую олигархию. По словам Игоря Бакая, управделами бывшего президента Леонида Кучмы, 50 самых крупных украинских бизнесменов сколотили состояние на сотрудничестве с Россией в газовой и нефтяной сферах. При этом российские компании – и «ЛУКОЙЛ», и ТНК – привлекают в партнеры исключительно представителей националистических украинских кругов. А в Крыму упираются в крымских татар. Такие же тенденции заметны и в искусстве, культуре, науке, образовании.

Отсутствие материально-финансовой базы вывело русских из участия в политической жизни страны. На сегодняшний день это разобщенная масса, сохраняющая верность русскому языку и испытывающая ностальгию по России и родной русской культуре.

Все эти процессы начали развиваться, когда страной руководил представитель «красного» (восточного) директората Леонид Кучма (бывший директор «Южмаша» считался в России «своим» политиком). Переход украинско-российских отношений на межгосударственный уровень осуществлялся медленно. Преобладали горизонтальные связи, в основе которых лежал номенклатурный советский интернационализм.

В самой России находили поддержку те русские организации, к которым благоволили украинские власти и которые не проводили массовую работу. Циничное влияние Киева на политику России в отношении ее украинских соотечественников предопределило судьбу русских организаций уже к 2001 году. Дело дошло до того, что центром русского движения в Украине был назван Львов. Созданная там политическая партия «Русский блок», естественно, не могла пользоваться достаточным авторитетом среди русского населения. На парламентских выборах-2002 она собрала около 0,7 % голосов по всеукраинскому многомандатному округу (при том, что ее потенциал составляет не менее 18 %). В Севастополе «Русский блок» получил 8,9 %, а по Крыму в целом – около 5 %. В парламентских выборах-2006 эта партия вообще не принимала участия.

Запад в течение длительного периода снисходительно относился к уголовным шалостям режима Кучмы, учитывая такие факторы, как энергетическая зависимость, генетическое и историческое влияние России и ее географическая близость к Украине. Задолго до «оранжевой революции» 2004-го швейцарская газета Neue Zurcher Zeitung писала: «Часто остается незамеченным тот факт, что Россия даже в таких бывших советских республиках, как Украина или Беларусь, не может действовать по своему усмотрению. Президент Кучма, каким бы “незападным” он ни казался многим европейцам, не пустил Украину под крыло Москвы. Он усиленно лавирует между Востоком и Западом: Киев то заключает договор о создании Единого экономического пространства совместно с Россией, Казахстаном и Беларусью, то тут же начинает активно просить о принятии его в ЕС». (Данная тактика позволила Кучме избежать участи Слободана Милошевича и получить индульгенцию от Запада.)

Создать организованную русскую диаспору в таких условиях невозможно. В восточных и центральных областях страны это малочисленные, можно сказать, хорошо «законспирированные» кружки интеллигенции, лояльно настроенные к украинским властям и пользующиеся расположением российских чиновников.

Какой же выход видят для себя украинские русские? Одни перестают считать себя русскими, другие эмигрируют в Россию, третьи стают на путь вынужденной ассимиляции. Русских в Украине в 2001 году было 8 334,1 тыс. человек (17,3 % всего населения) – это на 3 170 тыс. человек, или на 26,6 %, меньше, чем в 1989 году. Ощутимо сократилась численность русского населения даже в Крыму (на 155 тыс. чел., или 11,6 %), в Донецкой (на 473 тыс. чел., или 20,4 %) и в Луганской (на 287 тыс. чел., или 22,5 %) областях и даже в Севастополе (на 22 тыс. 100 чел., или 8,2 %). Именно это падение обусловило убыль общей численности населения в Украине (с 51,9 млн. чел. в 1989 году до 48,2 млн. чел. в 2001-м).

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ

Посол России в Киеве Виктор Черномырдин неоднократно публично заявлял, что в Украине нет проблем ни с русским языком, ни с русскими. Вопрос о придании русскому языку статуса государственного поднимался в Крыму в первые годы украинской независимости. Однако эти инициативы не находили поддержки в других областях страны, в том числе и юго-восточных. А вот реакция на них со стороны администрации Кучмы была жесткой, подчас выходившей за конституционные рамки. Проводились этнические чистки среди чиновников, сотрудников МВД и Службы безопасности Украины, а также русской части предпринимателей. Заодно осуществлялась теневая экономическая деятельность по разделу предприятий между родственниками и ближайшим окружением Кучмы. В результате русские, встававшие на защиту родного языка, теряли свои позиции в среде региональных элит, а статус самого русского языка становился все ниже.

Начиная примерно с 2000 года русские, в том числе в Крыму, стали активно изучать украинский язык, поступать в украиноязычные вузы, в первую очередь в Киеве. В Симферополе самой популярной школой (в том числе дети офицеров ВМФ России) считается украинская гимназия.

Основная масса граждан Украины владеет и русским, и украинским языками, но русский – это язык общественного, семейного и бытового общения, в том числе среди высшего звена украинской политической элиты, тогда как украинский – язык «служебного пользования». Практически все тиражные газеты в Киеве издаются на русском языке. Спрос на художественную литературу на русском языке несопоставим со спросом на украиноязычные издания. Происходит активное взаимопроникновение языков, формируется новый язык – суржик, смесь русского и украинского.

Данный лингвистический фактор, а также и то, что в украинском паспорте отсутствует графа «Национальность», способствуют взаимной ассимиляции русских и украинцев. Да и руководство страны как при Леониде Кучме, так и при Викторе Ющенко в общем-то стремится ускорить этот процесс. (Еще в 1995-м Роман Безсмертный, в то время соратник Кучмы, а ныне лидер фракции Ющенко «Наша Украина», разработал концепцию ассимиляции крымско-татарского народа, за что крымские татары подали на него в суд.)

2004–2006 годы стали апофеозом борьбы криминально-олигархических кланов за власть в Украине. К сожалению, в ходе этого противостояния русский язык стал предметом торга. Уже после выборов в марте 2006-го местные советы города Севастополь, Луганской, Харьковской и ряда других областей постановили придать русскому языку статус регионального. Проводниками этой идеи были ближайшие сторонники Кучмы – те, кто в период его правления боролся против придания русскому языку статуса официального или государственного. В настоящее время они защищают свои экономические интересы, используя богатый личный опыт, но уже в реверсном направлении. И хотя инициированная ими акция нашла поддержку у местных жителей, отмена центральными властями и местными прокурорами решений местных советов не вызвала массовых протестов.

В условиях, когда русские занимают низшую ступень на социальной лестнице украинского общества, а вопросы выживания людей перешли из социальной плоскости в плоскость биологическую, русские не в состоянии самостоятельно отстаивать свои права в Украине. Они и впредь будут оставаться лишь политическим инструментом националистической элиты Украины, избравшей западный вектор развития.

Россия. Украина > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 21 августа 2006 > № 2906336 Борис Зажигаев

Россия и глобализация

© "Россия в глобальной политике". № 3, Май - Июнь 2006

Г.М. Вельяминов – д. ю. н., профессор, главный научный сотрудник Института государства и права РАН; арбитр Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате РФ.

Резюме Развитие рыночной глобализации и усиление террористической активности – процессы параллельные и взаимосвязанные. Терроризм коренится не только в бедности, но и в углубляющейся пропасти между бедностью и богатством, в желании добиться успеха любой ценой.

Вступление России в глобализирующийся мир, ее активное участие в международных структурах, в том числе ожидающееся членство во Всемирной торговой организации (ВТО), требуют глубокого осознания сущности, истоков и перспектив глобализационных процессов. Глобализация – понятие не правовое, а экономическое, политическое и социальное. Речь идет о всесторонней планетарно ориентированной экспансии, осуществляемой отдельными индивидами, коллективами, государствами и межгосударственными объединениями в таких сферах, как торговля, финансы, промышленность, коммуникация, информатика, наука, техника, культура, религия, преступность и пр., и сопровождающейся конвергенцией (сближение различных цивилизационных систем, стирание различий между ними. – Ред.).

История глобализации, восходящая к эпохе Римской империи (Pax Romana), есть по большей части история вестернизации. Современная глобальная политика зародилась, по мнению исследователей, в XIV–XVII веках – в период начальной европейской экспансии. Нынешний этап развития глобализации характеризуется ее беспрецедентным географическим охватом, интенсивностью и масштабностью торгово-промышленных и финансовых трансграничных трансфертов. Такие не зависящие непосредственно от глобализации факторы, как распад колониальной системы, крушение социалистического сообщества, а также научно-техническая и коммуникационная революция, обеспечили ей мощную материальную базу.

На сегодняшний день глобальный капитализм и свободный рынок – это наиболее эффективный мотор экономического прогресса, они же, увы, содействуют увеличению судьбоносного разрыва между бедностью и богатством (или, по крайней мере, оказываются не в состоянии его сократить), деградации окружающей среды и массовой культуры. Но процесс глобализации исторически не постоянен; годы активизации сменяются периодами спада и дезинтернационализации. Что касается современного витка глобализации, то согласно прогнозу группы английских ученых, сделанному в 1999 году, предвидится «после сдвига в сторону более регулируемой формы глобализации переход к поверхностной глобализации (поскольку протекционизм, эксклюзивный регионализм и национализм одерживают верх), а затем – к более хищной форме неолиберальной экономической глобализации».

ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННОЙ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Локомотивом построения глобализационной системы являются Соединенные Штаты. Между современной глобализацией и панамериканизмом вполне уместно поставить знак равенства. Как утверждают в своем капитальном исследовании «Империя» ученые Майкл Хардт и Антонио Негри, «образ американского правительства как мирового жандарма… сформировался не в 1960-е и даже не на первом этапе холодной войны, а начиная с периода советской революции и, возможно, с еще более ранних времен… Мы переживаем первую фазу преобразования глобального фронтира (постоянно отодвигаемая под натиском непрерывной экспансии граница. – Г.В.) в открытое пространство имперского (имеется в виду американского. – Г.В.) суверенитета».

Идеологической базой глобально-имперских притязаний Америки служит (прежде всего со времен президента Вудро Вильсона) мессианская идея об исключительной демократическо-цивилизаторской миссии США, подразумевающей построение Pax Americana. Эта провиденциальная (провиденциализм – понимание процесса всего мирового развития как проявления воли Провидения, осуществления божественного плана «спасения» человека. – Ред.) идея владеет умами и нынешних американских строителей всемирной империи. С 1990-х годов администрация Соединенных Штатов взяла открытый курс на глобальное военно-стратегическое доминирование. По словам бывшего президента Билла Клинтона, американский народ и Конгресс должны быть готовы платить за сохранение своего лидерства, в том числе иногда и «жизнями американцев». (Агрессия в Ираке, осуществленная уже при президенте Джордже Буше-младшем, показала, что это не пустые слова.)

Что касается торгово-финансовой глобализации, то здесь политика Вашингтона определяется экономическими интересами большого капитала США. При этом все реальные «успехи» такой глобализации практически сосредоточены в сфере экономического экспансионизма (международная торговля, финансовые трансферты и инвестиции, промышленность). Можно, правда, говорить и об «успехе» военной глобализации, в которую вовлечено шесть стран: США, Великобритания, Япония, Франция, Швеция и Германия, каждая из которых играет свою роль в структуре мирового военного порядка, «что имеет важные политические последствия, разрушающие само понятие независимой государственности» (Дэвид Хелд, Дэвид Гольдблатт, Энтони Макгрю, Джонатан Перратон, в книге: Глобальные трансформации. Политика, экономика и культура).

Даже так называемая культурная глобализация, по сути, не более чем маргинальный продукт торговой экспансии, причем движущей силой глобального распространения массовой культуры является культурная индустрия Соединенных Штатов. «В конце концов и Голливуд, и такие компании, как Microsoft и АТ&Т, занимаются тем, что делают деньги», – отмечают эксперты.

Социальная составляющая глобализации оценивается со знаком минус. По словам профессора Иллинойского университета (США) Роберта Макчесни, «политика глобализации привела к значительному росту социального и экономического неравенства, к заметному ухудшению положения беднейших наций и народов мира…». В программном документе United States Command, Vision for 2020 отмечается, что «глобализация мировой экономики продолжается, а пропасть между “имущими” и “неимущими” возрастает». Этот разрыв и есть питательная среда преступности, терроризма, наркомании и т. д. Однако для исправления такой ситуации ничего не делается.

Глобализация оказывает пагубное воздействие также и на окружающую среду. Даже скромная попытка ограничить загрязненность атмосферы на многосторонней основе (Киотский протокол 1997-го, предусматривающий установление для стран-участниц квот на выброс парниковых газов) не была поддержана самыми главными «загрязнителями» – Соединенными Штатами и Китаем.

Важнейшая системообразующая особенность современной глобализации – ее ярко выраженная управляемость. Хотя глобализационные процессы объективно обусловлены общей интернационализацией жизни на планете и, казалось бы, стихийны, на самом деле они умело направляются в русло рыночной экономики, в рамки ее концептуально капиталистической, неолиберальной модели. «Глобализация далека от того, чтобы оставаться просто “вне контроля”, она, напротив, представляет собой объект новых форм многостороннего регулирования и многостороннего управления… разные и осознанные политические или экономические проекты национальных элит и межнациональных социальных сил», – утверждают Хелд, Гольдблатт, Макгрю, Перратон. Главной руководящей силой, несомненно, являются США – оплот международного мегакапитала.

Наиболее действенный и надежный метод управления – право. Однако глобализация, как таковая, не может напрямую формировать право, ибо последнее есть выражение государственной воли, а международное право (в том числе в экономической области) выражает согласованные воли государств. В современном мире такое согласование происходит в ходе переговоров в первую очередь между странами – членами международных организаций; а торгово-экономические глобализационные отношения регулируются в рамках ВТО.

Явственное воздействие контролируемой экономической глобализации на реальное многостороннее правотворчество наблюдается только в сфере международной торговли прежде всего промышленными товарами, а также в связанной с торговлей защитой интеллектуальной собственности и инвестиций. Что касается регулирования валютно-финансовых отношений, с крахом Бреттон-Вудской системы (1972) валютные курсы, транснациональные трансферты капитала существенно не регулируются на многостороннем международно-правовом уровне.

Это же касается и сферы производства. Как пишут солидные английские исследователи, сегодня «глобализацию производства осуществляют в значительной мере многонациональные корпорации…, остающиеся стержнем современной мировой экономики». Около 25 % всех крупнейших ТНК базируются в Соединенных Штатах. Для ТНК, естественно, какое-либо государственное или межгосударственное вмешательство в их деятельность отнюдь не желательно. Но при этом в отношении прямых инвестиций в страны с так называемыми некоммерческими (политическими) рисками защита от таковых оказывается весьма востребованной, и она осуществляется в рамках в основном двусторонних международных соглашений о поощрении и защите инвестиций, а также на базе Многостороннего агентства по инвестиционным гарантиям (MIGA).

СТОРОННИКИ, ПРОТИВНИКИ И ИДЕЙНЫЕ ВДОХНОВИТЕЛИ

Сущность и перспективы глобализации оцениваются учеными по-разному.

Ортодоксы-глобалисты (гиперглобалисты) – Кенечи Омае, Джеймс Редвуд, Милтон Фридман, Пол Кеннеди, Энн Слотер и др. – рассматривают глобализацию как новую эру глобальной цивилизации, движущими силами которой являются капитализм и новые технологии. Национальные государства переживают упадок, а людские судьбы полностью зависят от порядков на мировом рынке.

По мнению трансформистов (Барри Аксфорд, Дэвид Хелд, Дэвид Гольдблатт, Энтони Макгрю, Джонатан Перратон, Джеймс Розенау, Энтони Гидденс и др.), глобализация глубоко трансформирует мировую политику, государственную власть и общество, которые пытаются адаптироваться к более взаимосвязанному и быстро меняющемуся миру. Однако, поскольку интеграции сопутствует фрагментация, стабильность дальнейшего развития глобализации ставится этими учеными под сомнение.

Скептики (Пол Хирст, Грэхем Томпсон, Джордж Аллен, Роберт Гилпин, Найель Фергюссон и др.) считают, что глобализация – миф. Речь может идти только о трех основных региональных блоках, конфликте цивилизаций и маргинализации Юга. Власть национальных правительств остается неизменной и весьма сильной, интернационализация зависит от согласия между государствами. Мир сегодня даже менее взаимозависим, чем в 90-е годы XIX столетия.

Антиглобалисты (Ноам Хомский, Роберт Макчесни, Алекс Каллиникос, Наоми Кляйн, Сьюзен Джордж, Ричард Фальк и др.), некоторые из которых сами себя называют альтерглобалистами, фактически выступают не против самого процесса глобализации, а против его целей (служить корыстным интересам мегакапитала) и методов. Сопротивление современной однобокой глобализации – «всеобщей товаризации и приватизации мира» (Каллиникос) – реализуется в интернациональном, то есть как раз глобальном, масштабе, правда, иногда и в форме уличных беспорядков.

Идейным фундаментом рыночной глобализации является неолиберализм. По мнению его адептов, альтернативы свободному рынку нет. Как отмечает в своей книге «Капитализм и свобода» неолиберальный гуру Милтон Фридман, поскольку достижение прибыли есть сущность демократии, любое правительство, проводящее антирыночную политику, является антидемократичным.

Будучи своего рода вероучением, неолиберализм окружен ореолом сакральности: бог этой «религии» – Капитал; храм – свободный рынок. Есть и свое евангелие – так называемый «Вашингтонский консенсус» (комплекс мер, рекомендуемых странам для реформирования их экономики. – Ред.). Этот термин, введенный в политический обиход в конце прошлого века экономистом Джоном Уильямсоном, служит для обозначения лишь виртуального консенсуса великих мира сего, принимающих в отношении более уязвимых стран и сообществ важнейшие решения, которые реализуются через международные учреждения, в основном подконтрольные Соединенным Штатам. В данном произведении, излагающем, в сущности, догматы неолиберализма, предлагаются такие подходы, как либерализация цен и финансов, приватизация, дерегулирование экономики государством. (Прощай, учение достопочтенного Джона Мейнарда Кейнса, утверждавшего, что стабильность капитализма зависит от государственного вмешательства в обеспечение занятости!) Проповедуются финансово-бюджетная дисциплина с приоритетностью расходов на государственные нужды, либеральные налоговые реформы, обуздание инфляции; конкуренция валютных курсов; прямые иностранные инвестиции и «святая святых» – либерализация торговли.

Между тем преобладающая ныне неолиберальная парадигма глобализации не столь безобидна, как полагают многие из ее самых горячих сторонников. После окончания Второй мировой войны либерализация под флагом свободной конкуренции, рассматриваемой как панацея от всех бед, стала стержнем Генерального соглашения о тарифах и торговле (ГАТТ), флаг этот и поныне развевается над ВТО. Однако, как свидетельствует профессор Массачусетсского университета (США) Ноам Хомский, «конкуренция встречается на рынках довольно редко. БОльшая часть экономики контролируется огромными корпорациями, которые безраздельно господствуют на своих рынках».

В результате под эгидой ГАТТ в рамках, по сути, всего капиталистического мира была осуществлена впечатляющая программа правовой либерализации импортных таможенных тарифов для промышленных товаров. Средний уровень импортных пошлин на них был снижен в странах – участницах ГАТТ с 40 % (1948 г.) до менее 4 % в 1990-е годы ad valorem (соответственно стоимости товара. – Ред.). Однако либерализация, изначально провозгласившая принцип: laisser faire, laisser passer («не мешайте деловой активности, не мешайте пересечению границ». – Ред.), приобрела весьма однобокий характер, поскольку подразумевает, что бедные и слабые страны должны открыть свои рынки для промышленных товаров из богатых и сильных государств, последние же оставляют за собой право на протекционистскую защиту от аграрного, текстильного и иного импорта из слабых стран. Такую модель можно назвать экстравертным либерализмом, который нацелен на либерализацию не собственного, а зарубежного рынка. Иначе говоря, возникает особого рода протекционизм экспорта собственной продукции на иностранных рынках. Страстный поборник принципа laisser faire Рональд Рейган «…защитил американскую промышленность от конкуренции со стороны импортных товаров в большей степени … чем все его предшественники, вместе взятые» (Хомский).

Но почему более слабые страны пошли на такое неравное сотрудничество, к тому же юридически закрепленное? Чтобы вынудить их к этому, было задействовано множество экономических и политических рычагов – например, угроза лишения кредитов, финансовой и гуманитарной помощи. «Долги развивающихся стран послужили для МВФ и МБРР рычагом, чтобы заставить правительства стран Третьего мира принять в 1980-е годы неолиберальные программы “структурного регулирования”, а крах коммунизма позволил США оказать регионам […] в Восточной Европе и в бывшем СССР содействие в проведении “шоковой терапии”» (Уолден Белло). А кроме того, лучше играть вторые роли, нежели быть аутсайдерами либо, что еще хуже, странами-изгоями...

ЧЛЕНСТВО РОССИИ В ВТО: ОБРАТНАЯ СТОРОНА МЕДАЛИ

Столпом правового регулирования международной торговли является Всемирная торговая организация и, главное, комплекс действующих под ее эгидой свыше пятидесяти многосторонних соглашений, охватывающих широкий спектр международной торговли.

Упорядочивающий и гармонизирующий правовой эффект данной системы – серьезный мотив стремления Российского государства обрести статус ее участника. Сам факт подачи Москвой официальной заявки (1993) должен пониматься как осознание на государственном уровне полезности членства в этой организации. Важным стимулом для участия в ВТО служит и возможность использования механизма урегулирования споров в ВТО, хотя механизм этот не является исключительно правовым (rule oriented), но включает и элементы дипломатического (power oriented) метода разрешения споров посредством переговоров. При этом значительную роль играет Орган по урегулированию споров (фактически Генеральный совет ВТО), выполняющий скорее роль дипломатического форума, нежели процессуально-правовую функцию, но возможности воспользоваться этим инструментарием Россия получит сразу же после своего вступления, чего не скажешь о других, вообще довольно проблематичных, выгодах.

Отечественные ученые – специалисты по международному экономическому праву неоднозначно относятся к перспективе присоединения нашей страны к ВТО. Владимир Шумилов, например, весьма оптимистичен: он прогнозирует возникновение «глобального экономического пространства» и дальнейшее развитие и укрепление права ВТО. С другой стороны, Сергей Григорян утверждает, что «нет оснований для априорных ожиданий, что вступление России в ВТО даже на относительно приемлемых условиях существенно поможет решить ее экономические проблемы. Возможно, наоборот». Столь же скептически относится к данному вопросу автор этих строк, поскольку в рамках торгово-финансовой глобализации, и соответственно в ВТО, Россия сильно рискует оказаться в рядах Юга.

Какие же надводные и подводные рифы ожидают нашу страну в бурных водах океана мировой торговли?

Первое. Организационно-правовое регулирование современной международной торговли в рамках ВТО концептуально остается и на сегодня непосредственным продуктом неолиберальной, рыночной глобализации – процесса, возглавляемого наиболее агрессивным американским мега-капиталом. Всё новые и новые, зачастую явственно выходящие за пределы компетенции ВТО требования и вступительные «экзамены», которым подвергается Россия, со всей очевидностью служат одной единственной цели, согласующейся с американской политикой сдерживания, – любой ценой задержать вступление России в ВТО. «Мы сознаем, что членство России может существенно изменить соотношение сил», – признаётся заместитель генерального директора ВТО Родерик Эббот.

Второе. При вступлении в ВТО Россия автоматически становится жертвой экстравертной либерализации: сомнительно, что она быстро сможет (если вообще ей это удастся) стать нетто-экспортером промышленных товаров и тем самым влиться в клуб стран богатого Севера. Во всяком случае России придется широко открыть ворота для импорта иностранных индустриальных товаров.

Наиболее эффективный способ быстрой индустриализации – мощная инвестиционная, налоговая и протекционистская (в отношении иностранной конкуренции) государственная поддержка. Но беда как раз в том, что все подобные меры запрещаются или подавляются правилами ВТО в свете неолиберальной концепции свободной конкуренции.

Третье. В ходе более чем полувекового процесса неолиберализации международной торговли западные страны успешно сопротивляются требованиям Юга отменить «западный» аграрный протекционизм, а также протекционизм в отношении промышленного производства Юга, в котором он конкурентоспособен на западных рынках (текстиль, готовая одежда и аналогичные товары). Продукция стран Третьего мира остается невостребованной, а аграрная продукция Севера продается в развивающихся государствах иногда даже дешевле, чем собственная. Как отмечал бывший директор-распорядитель Международного валютного фонда Хорст Кёлер, вся помощь, получаемая бедными странами, гораздо меньше тех средств, которые они теряют в силу протекционистских мер развитых стран. В таких условиях России, имеющей огромный потенциал аграрного производства продовольствия и сырья, едва ли удастся занять соответствующее место на мировых рынках.

Четвертое. Страны Запада предпочитают свободу игры и на рынках сырья. На практике это ведет к хищнической эксплуатации ресурсов планеты в интересах крупных корпораций. Заложниками этой модели волей-неволей становятся государства, экономика которых зависит от производства и экспорта сырья: они превращаются в сырьевые придатки развитых государств, поскольку иностранные инвестиции и кредиты направляются именно в сырьевое производство.

Россия после распада СССР и социалистического лагеря быстро превратилась в страну, по сути зависящую от экспорта энергетического и иного сырья. (В 1990-е кредиты Всемирного банка шли прежде всего в нефтегазовый и угольный секторы нашей экономики). Единственная возможность удержать страну от ее превращения в сырьевой придаток Европы (а также США, Китая и других государств) – это концептуально вернуться к политике бывшего СССР, когда на доходы от экспорта сырья строились, в частности, крупные промышленные предприятия. Во всяком случае, не приходится уповать на применение правовых рычагов в рамках ВТО и прочих международных организаций с целью содействовать индустриализации сырье-добывающих стран.

Пятое. Торговля услугами развивается исключительно быстро, значительно опережая темпы роста торговли товарами. Между тем национальные рынки услуг повсеместно подпадают под протекционистскую защиту. Во многих странах разные виды услуг часто монополизируются государственным сектором (железные дороги, водоснабжение, электроэнергетика, связь и т. д.). Все это не способствует формированию действительно свободного рынка услуг и его эффективному международно-правовому регулированию, в котором заинтересованы наиболее конкурентоспособные в этой области страны, прежде всего Соединенные Штаты.

Хотя в 1994 году и было заключено Генеральное соглашение по торговле услугами (ГАТС), предоставление допуска на внутренний рынок иностранных предприятий по конкретным видам услуг и на условиях национального режима, однако, практически остается в компетенции национальных государств. Но в ходе переговоров государства могут принимать на себя в рамках ГАТС так называемые конкретные (специфические) обязательства заморозить существующие национальные ограничения по допуску иностранных услуг и не ужесточать их.

При вступлении во Всемирную торговую организацию России следует по примеру других стран обеспечить защиту своего рынка услуг, особенно в страховом и банковском бизнесе, где иностранная конкуренция особо опасна. Конечно, открытие транспортного транзита через Россию было бы выгодно трубопроводным, авиа- и автопредприятиям западных стран, но где же свободный транзит между Калининградским эксклавом и остальной Россией? Нельзя не напомнить и о так называемых соглашениях об односторонних «добровольных ограничениях» экспорта, которые Вашингтон использовал в 1990-е для того, чтобы оказывать грубое давление на Россию, Китай и Украину с целью максимально тормозить их выход на мировой рынок торговли услугами в области запусков космических спутников ракетами-носителями.

Шестое. В полном противоречии с неолиберальным принципом свободы конкуренции ведущие либерализаторы – развитые капиталистические страны во главе с Соединенными Штатами – активно используют, в том числе в отношении России, протекционизм и дискриминацию во всем спектре внешней торговли (нередко и в своих политических интересах). Имеется в виду, в частности, неправомерное применение торговой блокады, эмбарго, бойкота и других силовых мер в отношении политически неугодных стран; неоправданное использование антидемпинговых мер, чрезвычайных защитных мер. Это и прямое манипулирование, если не шантаж, с предоставлением финансовой помощи странам в обмен на их политическую, военную поддержку.

По оценкам Министерства экономического развития и торговли РФ, Россия находится на втором месте после Китая по числу мер, которые применяются, нередко необоснованно, против ее товаров. Самый одиозный пример: американская так называемая поправка Джексона–Вэника, действующая с 1974 года в отношении СССР, а потом России. Эта поправка предусматривает невозможность применения в торговых отношениях режима наибольшего благоприятствования к странам, препятствующим эмиграции своих граждан (в случае СССР это были лица еврейской национальности). Поправка не отменена и до сих пор, хотя ограничений для выезда евреев из России давно нет.

Седьмое. В рамках Марракешского пакета соглашений (1994) было заключено Соглашение о торговых аспектах прав интеллектуальной собственности (TRIPS) с благой целью защиты от пиратства авторских и патентных прав, принадлежащих прежде всего правообладателям западных стран. При этом размах производства контрафактной продукции прямо пропорционален взвинченным монопольными ценам на продукцию, защищаемую исключительными правами. Фармацевтические гиганты Севера не желают, к примеру, снижать монопольные цены или делать патентные (лицензионные) послабления для производства в странах Юга так называемых антиретровирусных препаратов, широко и эффективно применяемых на Севере для борьбы со СПИДом, но недоступных на Юге в силу их дороговизны. Священное право собственности, справедливо обеспечиваемое правилами ВТО, как обычно, не в ладах с социальной справедливостью.

Другим важным документом Марракешского пакета является Соглашение о торговых аспектах инвестиционных мер (TRIMS), направленное на недопущение нарушений неолиберальных принципов свободы конкуренции в странах – импортерах инвестиций. Оговоренные TRIMS запреты, в частности касающиеся практики допуска и использования иностранных инвестиций на условиях достижения страной-импортером определенных экономических результатов (“performance requirements”), не отвечают потребностям индустриального развития России.

Восьмое. После окончания Второй мировой войны и крушения колониальной системы перед развитыми капиталистическими странами встала проблема сохранения традиционных и установления новых экономических связей со ставшими юридически независимыми странами Третьего мира. Чтобы удержать развивающиеся страны в орбите капиталистического мира, применялись как «политика кнута» (Вьетнам, Гренада), так и «политика пряника» – целенаправленная финансовая помощь, на практике оказавшаяся более продуктивной, чем «кнут».

Принцип уважения прав человека и основных свобод превратился при этом в удобный предлог для интервенции (в том числе гуманитарной) и для вмешательства во внутренние дела, разумеется, обычно более слабых государств: ведь нарушение прав и свобод человека при желании можно обнаружить в любой стране. К примеру, когда первоначальный повод для нападения на Ирак – ликвидация оружия массового уничтожения – «лопнул», агрессор переключился на защиту прав и свобод человека.

Россия многократно испытала и испытывает на себе двойные стандарты в применении данного принципа. Это, к примеру, с одной стороны, навязчивые обвинения в излишнем применении силы и ущемлении прав человека в Чечне, и с другой – отказ выдавать в Россию чеченских террористов, укрывающихся за рубежом, или нежелание признать факт дискриминации русскоязычного меньшинства в Латвии и Эстонии.

Девятое. В настоящее время происходит масштабный рост участия государств, как таковых, в торгово-экономических отношениях с контрагентами – субъектами частного права других государств («диагональные» отношения). Соответствующие сделки с «торгующими государствами» частные партнеры заключают обычно на условиях обеспечения имущественной ответственности государства на случай неисполнения им своих обязательств и часто с условием применения права тех государств, на территории которых находятся соответствующие частные лица. Эта практика способствовала постепенно отходу от концепции абсолютного государственного иммунитета и от невозможности привлечения государства к суду в другом государстве в силу принципа par in parem non habet jurisdictium (равный равному неподсуден). В результате во внутреннем праве отдельных государств (Великобритания, Германия, Италия, Канада, США, Франция, Россия) возникло и постепенно закреплялось понимание государственного иммунитета как функционального. Это означает, что государство имеет право на иммунитет от властных действий другого государства только тогда, когда выполняет свои суверенные, властные функции – jure imperii, но не тогда, когда выступает в качестве торгового, коммерческого партнера в частно-правовых отношениях.

Концепция функционального иммунитета применяется и к Российскому государству в случаях его участия на коммерческих условиях в мировых торговых отношениях. Необходимо иметь, однако, в виду, что принцип функциональности применим не ко всей полноте государственного иммунитета (включая дипломатический иммунитет), а лишь к одной из его составляющих – к судебному, процессуальному иммунитету.

Десятое. Развитие «диагональных» сделок и других контрактов между предприятиями развитых и развивающихся стран привело к уходу от применения «нежелательного» законодательства (юрисдикции) прежде всего развивающихся стран, в том числе ориентированного на развитие национальной экономики и на решение социальных задач, то есть законодательства, применимого к соответствующим трансграничным сделкам и возникающим на их основе спорам.

Появляются теории, утверждающие особые, самодостаточные «внегосударственные» правовые системы или методы, которые должны заменять как международное, так и национальное право. Это так называемые «транснациональное право», «мягкое право», т.н. lex mercatoria (купеческое право), концепции самодостаточности частно-правового контракта («контракт без права»), трактуемого как исчерпывающее право для сторон.

Все это укладывается в далеко идущие задачи дискредитации национально-этатистской концепции права, грядущего создания мирового правительства, «мирового права» и т. п. и ведет к подрыву четкой правовой основы международных экономических отношений, к замене ее правом силы. В отсутствие ясного закона и его надежного обеспечения верх берут «кулачное право», «самопомощь», вплоть до физического устранения оппонентов.

В этой связи нельзя обойти вниманием и угрозу, связанную со стремлением внедрять методы экстерриториального действия американских законов за пределами страны. Свежим одиозным примером может служить решение Верховного суда США, позволяющее судам низших инстанций разбирать дела, касающиеся европейской собственности (иск американской гражданки Марии Альтман к австрийскому правительству о возврате ей хранящихся в Государственном музее Австрии шести ценных картин из коллекции Фердинанда Блох-Бауэра – австрийского еврея, покинувшего страну в 1938 году). Это решение способно спровоцировать новую волну возврата собственности, принадлежавшей евреям до периода нацистской оккупации.

Разумеется, всякие эвентуальные посягательства на российское юрисдикционное поле со стороны любого иностранного экстерриториального законодательства крайне опасны и недопустимы. В условиях, когда правовое регулирование в международных организациях и в двусторонних отношениях зависит от воли Вашингтона и поддерживающих его стран, твердые правовые основы международных отношений для России исключительно важны.

Одиннадцатое. Транснациональные корпорации (ТНК) оказывают двоякое экономическое, политическое и социальное воздействие. С одной стороны, их инвестиционная и торговая деятельность стимулирует и ускоряет развитие экономики принимающих стран. С другой – они используют свою мощь для давления на политику стран – импортеров капитала, часто нанося ущерб национальным интересам последних, допускают налоговые и коррупционные злоупотребления, отказываются принимать местную юрисдикцию, требуя особых льгот и привилегий, предпринимают попытки получить иммунный статус субъекта международного публичного права и т. п.

Деятельность ТНК в России, разумеется, ничем не отличается от их практики в других странах, особенно в развивающихся. Международно-правовая защита от негативных элементов этой деятельности отвечала бы российским интересам.

Двенадцатое. Развитие рыночной глобализации и усиление террористической активности – процессы параллельные и взаимосвязанные. Терроризм коренится не только в бедности, но скорее, в углубляющейся пропасти между бедностью и богатством, в желании добиться успеха любой ценой, в использовании террора в политических целях, в том числе на путях сепаратизма и религиозного экстремизма. Вместе с тем провозглашение борьбы с терроризмом чуть ли не главной задачей международного сотрудничества, утверждение «права» на превентивное, упреждающее применение военной силы против угрозы терроризма, поиски очагов терроризма в странах-изгоях направлены не столько на противостояние террору, сколько на достижение своекорыстных целей Вашингтона.

Совпадение в России торжества неолиберальной политики с возникновением и расцветом терроризма, конечно, тоже не случайно. «Наш» терроризм в немалой степени является следствием нашего же неолиберализма, и борьба с первым бесполезна без отказа от доминанты второго. Ведь неолиберальные реформы 1990-х уже привели к тому, что только по официальным данным Федеральной службы государственной статистики, в 2005 году за чертой бедности находилось около 15 % населения России, т. е. более 20 млн человек.

* * *

Приведенный выше перечень трудностей и угроз, предстоящих перед Россией, разумеется, не исчерпывающий. Кардинально же важно то, что экономический курс российского правительства и на сегодня продолжает быть радикально неолиберальным, по сути, антиконституционным (Статья 7 Конституции РФ прямо гласит, что Россия – социальное государство). Очевидно, что сохранение неолиберального курса оказывается возможным только в результате сложившегося в стране номенклатурного управления. «Номенклатура, бюрократия, ранее допустившая до власти взращенных ею же олигархов, а также либералов, решила, что может управлять страной самостоятельно. […] выбрана худшая модель развития страны» (Гавриил Попов). Утвердилась модель, обкатанная и проявившая продуктивность в олигархической экономике США: ставка на индивидуализм, жесткую конкуренцию, материальный успех любой ценой, бездуховность, наличие резерва дешевой рабочей силы, невмешательство в экономический процесс государства с его социальными функциями. Модель, грубо противоречащая историческому опыту, ментальности, уровню жизни, национальному укладу большинства населения нашей страны. А потому обреченная у нас на провал.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 июля 2006 > № 2911784 Георгий Вельяминов

Косово: точка или многоточие?

© "Россия в глобальной политике". № 1, Январь - Февраль 2006

П.Е. Кандель – к. и. н., ведущий научный сотрудник Института Европы РАН.

Резюме Большинство поборников косовской независимости упорно не желают признавать, что создаваемый прецедент будет иметь широкие международно-правовые и политические последствия. Он не может не послужить стимулом и предлогом для всех непризнанных государств добиваться аналогичного решения.

2006 год международное сообщество (говоря точнее, США и Европейский союз) решило сделать датой окончательного определения статуса края Косово, поставив точку в последней главе «югославского кризиса». Поспешность трудно объяснимая, если на минуту принять всерьез декларированную цель – создать в Косово демократическое мультиэтническое общество.

Конечно, реальные мотивы и задачи тех, кто извне определял развитие событий в косовском конфликте, имели мало общего с декларациями. Руководители Миссии Организации Объединенных Наций в Косово (МООНК) – высшей власти в этом международном протекторате – с самого начала последовательно проводили курс на его максимальное обособление от Союзной Республики Югославия (Сербии и Черногории) и строительство самостоятельной государственности. Но в ООН, несмотря на постоянные требования косовских албанцев как можно скорее предоставить им независимость, долго придерживались формулы «сначала стандарты, потом статус»: определению статуса Косово должно предшествовать достижение европейских стандартов демократии и соблюдение прав меньшинств.

В 2005-м формула изменилась на противоположную: «стандарты в процессе и после определения статуса». При этом смена позиции обосновывалась не успехами в осуществлении поставленных задач, а, напротив, их отсутствием. Это наглядно продемонстрировал доклад Кая Эйде – специального посланника генерального секретаря ООН. Дипломат подготовил документ под названием «Всеобъемлющий обзор положения в Косово», на основании которого и должно было приниматься решение.

КОСОВО КАК ОНО ЕСТЬ

«Обзор» производит странное впечатление. Типичная для подобных документов попытка соблюсти баланс позитива и негатива сама по себе неудивительна. Но об успехах говорится в нем преимущественно в сфере институционально-организационного строительства, и притом в самых общих выражениях. В оценке же реального положения дел доклад настолько критичен, что фактически равнозначен приговору пятилетней деятельности международных миротворцев. Подобной оценке в свою очередь прямо противоречат выводы, сделанные в полном соответствии с задачей, заранее поставленной перед автором: обосновать необходимость безотлагательно начать процесс определения статуса края.

Основные тезисы обзора почти исчерпывающе описывают ситуацию в Косово. «Особого прогресса удалось добиться в деле закрепления новых институциональных рамок… К настоящему времени в крае сформирован весь комплекс институтов, включающий исполнительные, законодательные и судебные органы, действующие на центральном и местном уровнях. Существенный прогресс достигнут также в деле создания устойчивой правовой основы».

Однако приводимые далее факты полностью опровергают оптимистические реляции. Косовские албанцы и их политические лидеры рассматривают установление европейских стандартов как навязанное извне требование, продвинуться вперед удается зачастую лишь благодаря международному давлению. «Созданию новых институтов препятствует весьма распространенная среди политических деятелей тенденция считать себя ответственными перед своими политическими партиями, а не перед народом… Назначения на должности, как правило, осуществляются на основе политической и клановой принадлежности без учета компетентности». Утверждению правопорядка «препятствует отсутствие возможностей и готовности обеспечивать соблюдение законности на всех уровнях… Система правосудия Косово считается самым слабым его институтом… объем нерассмотренных дел постоянно увеличивается, и на сегодняшний день он уже составляет несколько десятков тысяч…» Косовской полицейской службе не под силу бороться с особо опасными правонарушениями, связанными с организованной и межэтнической преступностью, коррупцией, да и правительство не принимает необходимых законодательных и административных мер для их пресечения. «Борьбу… затрудняют семейная или клановая солидарность, практика запугивания свидетелей, а также сотрудников правоохранительных и судебных органов».

Не внушает оптимизма и положение дел в экономике: сохраняется предельно высокий уровень безработицы, нищета – повсеместное явление, недостаточные поступления в бюджет приводят к серьезному дефициту, потребители практически не оплачивают электроэнергию, превышает разумные нормы импорт сельскохозяйственных продуктов.

Безотрадная картина складывается в сфере межнациональных отношений. Несмотря на низкий показатель зарегистрированных преступлений, совершенных на этнической почве, часты нефиксируемые случаи преследований, грабежей, похищения скота. Широко распространен незаконный захват собственности, особенно сельскохозяйственных угодий и жилых построек. Имущественные права косовских сербов не соблюдаются, они находятся в фактической изоляции и не рискуют проверять, «является ли свобода передвижения и безопасность иллюзией или реальностью». Подавляющее большинство тех, кто покинул Косово после июня 1999 года, не вернулись, а после антисербских погромов 17–19 марта 2004-го процесс возвращения беженцев обратился вспять. Многие из сербских церквей и монастырей, составляющих часть всемирного культурного наследия, серьезно повреждены или разрушены. Сейчас должно начаться их восстановление, но они и впредь будут нуждаться в международной защите.

Вопреки обещаниям, до недавнего времени не отмечалось реальных попыток и не было проявлено политической воли по децентрализации управления. Параллельные структуры косовских сербов в здравоохранении и образовании – единственное, на что они могут рассчитывать при осуществлении своего права в этих областях. Представители меньшинств привлекаются в органы власти и управления главным образом для заполнения предписанных квот, а не для действительного участия. Опасаясь быть использованными лишь в качестве ширмы, косовские сербы предпочитают бойкотировать центральные органы. Косовские албанцы со своей стороны практически ничего не предприняли, чтобы развеять эти опасения.

Доклад завершается примечательной рекомендацией: оказав активное содействие албанскому населению Македонии и Южной Сербии, отстаивающему свои интересы и самобытность, международное сообщество «теперь должно проявить готовность действовать с той же решимостью для защиты интересов косовских сербов и других общин меньшинств». Не ясно, что мешало это делать в течение пяти прошедших лет и какие мотивы побудят ныне к такой активности?

В полном соответствии с общим содержанием доклада столь же двусмыслен и противоречив вывод, к которому приходит его автор: «Для определения будущего статуса Косово не предвидится какого-либо подходящего момента. Урегулирование статуса по-прежнему будет оставаться крайне чувствительным политическим вопросом. Тем не менее общая оценка ситуации позволяет сделать вывод о том, что пришло время начать этот процесс».

Но если хотя бы декларировавшие свое стремление к нормализации положения и реализации демократических стандартов международные протекторы (впрочем, для этого мало сделавшие) не смогли за пять лет добиться прогресса, то наивно ожидать усердия от будущих албанских властей Косово (уже показавших свою полную незаинтересованность). Вместе с тем некоторые «проговорки» автора обзора свидетельствуют, что он не страдает наивностью. Например, предлагается способствовать возвращению беженцев как на прежние места жительства, в частности в столицу края Приштину, так и туда, где они реально могут жить. Тем самым фактически признается, что добрососедское сосуществование косовских албанцев и сербов – задача не только нерешенная, но и нерешаемая.

Каким быть окончательному статусу края Косово, ни в данном докладе, ни в других документах ООН прямо не говорится – он должен стать итогом переговорного процесса между Белградом и Приштиной при международном посредничестве. Но и в Вашингтоне, и в Брюсселе, откуда ведет свое происхождение данная инициатива, не скрывают, что речь идет об «условной независимости». Косово получит независимость от Сербии, под суверенитетом которой этот край формально еще числится. Однако «международное присутствие» сохранится при большей роли Европейского союза, нежели ООН. «Полную независимость» Косово должно обрести при вступлении в ЕС, в рамках которого это понятие в принципе неприменимо. Остается необъяснимым, зачем спешить с предоставлением независимости, тем более «условной» и промежуточной, требующей продолжения «международного присутствия»?

Реальная причина в том, что западные покровители попросту опасаются своих албанских подопечных, которые погромами 2004 года показали, что для достижения своих целей готовы применить силу (и не только против сербов). Это могло бы вынудить США и ЕС на активные действия против албанцев, что означало бы крах всей западной политики в косовском конфликте, а заодно послужило бы дурным примером для Ирака и Афганистана.

КОСОВСКИЙ ТЕСТ ДЛЯ СЕРБИИ

Перспектива независимости Косово, пусть и «условной», неприемлема для Белграда, но с ним, похоже, решили не слишком церемониться. Об этом говорят принятые в ноябре 2005-го Контактной группой по Косово (Великобритания, Италия, Россия, США, Франция и ФРГ) Руководящие принципы по выработке решения о будущем статусе Косово. Документ, воспроизведя положенные «мантры» о том, что решение косовской проблемы должно соответствовать международным стандартам прав человека, нормам демократии и международного права, включил и положения, во многом предрешающие ход и исход переговорного процесса.

Так, не допускаются раздел Косово и его объединение с какой-либо страной или частью страны, как и возвращение к ситуации до марта 1999 года. Утверждается необходимость соблюдать территориальную целостность и стабильность соседей по региону (хотя предполагаемая независимость Косово прямо нарушает территориальную целостность Сербии). Раз начавшийся, переговорный процесс не может быть блокирован и должен быть доведен до конца, а специальный посланник генерального секретаря ООН по статусному процессу в Косово, бывший президент Финляндии Мартти Ахтисаари имеет право на приостановку полномочий и отстранение от переговоров любого лица или группы, которые, по его мнению, не способствуют прогрессу. Запрещается создание «Великой Албании», но не исключается существование двух албанских государств. Белград же заранее лишается наиболее выигрышных запросных позиций и свободы маневра (предложение раздела Косово, потенциальное требование аналогичных решений для Косово и Республики Сербской в Боснии и Герцеговине, затягивание переговоров или непризнание навязываемых решений). Сторонам конфликта как бы предложено сыграть шахматную партию, но арбитр заранее лишил одного из игроков наиболее значимых фигур. По сути, сербским властям оставлен лишь выбор способа капитуляции.

В долговременной перспективе сохранение «бумажного» сербского суверенитета над Косово после фактического отторжения края от СРЮ в 1999-м и не нужно, и убыточно для Сербии. Остающийся крайне высоким уровень рождаемости среди косовских албанцев, намного превышающий аналогичные показатели у сербов, аграрная перенаселенность и избыток рабочей силы в крае превращают Косово в пределах сербского государства в постоянный очаг демографической экспансии, грозящей серьезно изменить его национальный состав. Еще в бытность СФРЮ край считался наименее экономически развитым и пользовался значительными дотациями федерации. Возобновление дотирования даже на прежнем уровне при нынешнем состоянии сербской экономики является непосильной ношей. Наконец, трудно вообразить край (для которого албанцы еще в социалистической Югославии добивались статуса субъекта федерации de jure, хотя в 1974–1990 годах он стал таковым de facto) в качестве третьего члена государственного сообщества Сербии и Черногории, если само оно сохранится. Трехчленная политическая конструкция этого сообщества придаст ему крайне невыгодную для Белграда конфигурацию, где Косово будет постоянным дополнительным источником политической конфронтации и непременным участником антисербской коалиции.

Но край этот некогда был колыбелью сербской государственности и является святыней национальной истории, религии и культуры (старинные православные церкви и монастыри, легендарное Косово поле). Отречься от такого наследия не может позволить и влиятельная Сербская православная церковь. Поэтому отказ от Косово, который воспринимается как покушение на национальную идентичность, для любого сербского политика равносилен политическому самоубийству. Не случайно сербский премьер Воислав Коштуница до начала переговоров счел нужным поделиться ответственностью за их исход, заручившись резолюцией парламента и включив в делегацию переговорщиков представителей всех ведущих политических сил.

Косовские албанцы в ультимативной форме настаивают на независимости, тогда как предложения сербской стороны выглядят скорее компромиссными. Они сводятся к тому, чтобы избежать формального провозглашения независимости Косово, примирившись с ней фактически и обеспечив дальнейшее существование косовских сербов путем предоставления им автономии на территории Косово. Сербское общество, как свидетельствуют опросы, сегодня более склонно считаться с нежелательной реальностью. Так, доля согласившихся с тем, что Косово потеряно для Сербии, выросла с 39 % в 2000-м до 48 % в декабре 2004 года. При этом раздел края – вариант, отвергнутый международным сообществом, – большинство находит оптимальным (57 %) и наиболее реальным (35 %). Вместе с тем 64 % опрошенных далеки от того, чтобы принять любое решение, предложенное ООН.

Быть может, сербы и примирились бы с независимостью Косово, если бы святые для них места остались за Сербией, а ей были предоставлены ощутимые компенсации. Но, похоже, Сербию решили «дожать», предложив в качестве единственного вознаграждения «за кооперативность» перспективу заключения Соглашения о стабилизации и ассоциации с Евросоюзом. Вряд ли случайно начало переговоров о его подписании совмещено с первыми шагами в процессе урегулирования статуса Косово.

Слабость нынешних белградских властей порождает надежды на то, что их удастся принудить к подобной сделке. Ведь премьер-министр Сербии Воислав Коштуница (Демократическая партия Сербии) и президент Сербии Борис Тадич (Демократическая партия) представляют политические силы, почти постоянно находящиеся в состоянии жесткой конфронтации с того времени, как был свергнут режим Слободана Милошевича. И сегодня первая находится у власти, а вторая – в оппозиции. Нынешний коалиционный кабинет меньшинства, возглавляемый Коштуницей, удерживается лишь благодаря содействию в парламенте со стороны малочисленной фракции Социалистической партии Сербии – партии Милошевича. Любое серьезное потрясение (а независимость Косово, безусловно, будет таковым) способно свалить его и лишить правительственные партии, и без того постоянно теряющие популярность, каких-либо политических перспектив.

Ситуацию осложняет и предстоящий (предположительно в апреле с. г.) референдум о независимости Черногории. Вопреки своим заявлениям о предпочтительности сохранения сообщества Сербии и Черногории, представители ЕС воздержались от шагов, которые сделали бы такой исход более вероятным. Черногорцы, как показывают результаты многочисленных выборов и опросов, делятся на сторонников и противников независимости примерно поровну. Хотя эта пропорция временами меняется в зависимости от политической конъюнктуры, число противников отделения растет. Так, в декабре 2004-го в Черногории за сохранение общего государства высказывалось 49 % опрошенных, а за независимость – 30 % (в Сербии: 50 % и 29 % соответственно). Поэтому результат волеизъявления предрешается тем или иным определением круга голосующих и способом подведения его итогов. Вокруг этих, казалось бы, процедурных вопросов и развернулась острая борьба между сепаратистскими властями республики и оппозиционными федералистскими партиями.

Согласно принятому властями закону о референдуме, участвовать в нем могут только проживающие на территории Черногории (около 460 тыс. человек). В планы же оппозиции входило распространение этого права на всех ее граждан, что увеличивало бы число голосующих примерно на 260 тыс. человек, для которых местом жительства является Сербия. Власти Черногории заинтересованы в том, чтобы референдум можно было признать состоявшимся при минимальной явке его участников, а решение принималось бы большинством от числа проголосовавших. Это позволит провозгласить независимость на основе вердикта менее четверти граждан. Оппозиция, наоборот, стремится к тому, чтобы необходимая явка составляла более 50 % избирателей, а решение о независимости требовало бы более половины от списочного состава голосующих. Она настаивала также на предусмотренном черногорской Конституцией утверждении итогов референдума в парламенте большинством в две трети голосов.

Венецианская комиссия Совета Европы, на суд которой были вынесены эти спорные вопросы, заняла двусмысленную позицию. Она поддержала власти, сочтя неприемлемым участие в референдуме граждан Черногории, проживающих в Сербии. Но частично удовлетворены были и требования оппозиции: явка для признания референдума состоявшимся рекомендована на уровне не менее 50 %, а утверждение его итогов в парламенте должно соответствовать конституционным нормам. Правда, в окончательной редакции документа формулировки смягчены и лишены обязательной силы, а властям и оппозиции предложено самим договориться, какое большинство будет решающим. Это они заведомо не могут сделать без нового посредничества ЕС, каковое и было предложено. Таким образом, исход политических баталий в Черногории и результат референдума как бы повисают в воздухе, что дает Брюсселю дополнительное средство воздействия на Белград. Последний рискует оказаться и без Косово, и без Черногории, если не пойдет навстречу тому решению косовской проблемы, которое сочтут оптимальным в Европейском союзе.

ЦЕНА ВОПРОСА

Не нужно быть провидцем, чтобы предсказать наиболее вероятные последствия признания любой формы независимости Косово. Первым результатом станет окончательный исход сербов из края. Руководители Сербии и основные политические партии откажутся признавать навязываемое решение, но это не спасет от политического кризиса в стране, досрочных выборов и прихода к власти националистической Сербской радикальной партии, чей лидер Воислав Шешель вместе со Слободаном Милошевичем коротает время в камерах Гаагского трибунала.

Еще более возрастет вероятность (едва ли «бархатного») распада сообщества Сербии и Черногории. Не исключено резкое обострение межнациональных отношений в Воеводине со значительным венгерским меньшинством и в трех южных общинах Сербии, где проживает достаточно многочисленное албанское меньшинство, что способно вызвать новые потоки беженцев и вынужденных переселенцев.

Пришедшие к власти радикалы, возможно, и не решатся на силовое противоборство с Евросоюзом и США. Пример их идейных собратьев в Боснии и Герцеговине (три националистические партии босняков-мусульман, сербов и хорватов, в свое время развязавшие войну и поныне доминирующие на политической сцене) и в Хорватии (националистическая партия Хорватское демократическое содружество покойного президента Франьо Туджмана, в настоящее время находящаяся у власти и проводящая проевропейский курс) показывает: даже подобные силы достаточно податливы «кнуту и прянику» и управляемы извне. Но в ситуации новой нестабильности многое будет зависеть даже не от лидеров националистов, а от степени народного возмущения. В любом случае демократия в «веймарской» Сербии будет отброшена далеко назад, а ее европейские перспективы окажутся еще более туманными.

Нет оснований полагать, что в «условно независимом» Косово начнут реализовываться европейские стандарты демократии и прав меньшинств. Ведь, как следует из просочившихся в швейцарскую прессу секретных документов германской разведки и полиции ООН, там и сегодня под сенью созданных государственных институтов реально заправляют структуры организованной преступности и наркомафии, сросшиеся с традиционными кланами и группировками бывших боевиков Освободительной армии Косово (ОАК). Они находятся под покровительством ведущих политических деятелей (бывшего политического руководителя ОАК, а ныне лидера второй по влиятельности Демократической партии Косово Хашима Тачи, его заместителя по партии и члена Президиума парламента Ксавита Халити, главы Альянса за будущее Косово и экс-премьера Рамуша Харадиная). Этим поборникам независимости она нужна не для строительства правового демократического государства: в условиях независимости они надеются создать максимально благоприятный климат для криминальной деятельности.

Конечно, с уходом сербов проблема межнациональных отношений утратит остроту сама собой. Но, показав свою податливость силовому шантажу косовско-албанских националистов и наркодельцов, западные покровители сами провоцируют и поощряют их на продолжение подобной тактики. Почувствовав свою мощь, они будут теми же методами вымогать новые уступки. И основным объектом их давления, за отсутствием сербов, окажутся представители международного сообщества, мешающие в осуществлении идеала «пиратской республики». Конечно, «входной билет» в Европейский союз остается большим соблазном для политической элиты Косово, а потому перспектива членства в ЕС представляется относительно эффективным средством управления ею из Брюсселя. Но, привыкнув навязывать собственные условия в диалоге с западными попечителями, косовары вряд ли легко откажутся от этой наклонности. К тому же косовские криминальные структуры без всякого пропуска уже вполне освоились в Европе, контролируя значительный сегмент рынка незаконного оборота наркотиков, оружия и торговли «живым товаром».

Может статься, что понятие «условный» больше подойдет не для характеристики суверенитета Косово, а для международного запрета на объединение с Албанией и присоединения населенных албанцами сопредельных территорий Македонии, Черногории и Южной Сербии. В сегодняшней ситуации независимость Косово будет не средством его «европеизации», а очередным шагом по пути архаизации края и окончательного превращения его в общеевропейский центр международной оргпреступности.

Большинство поборников косовской независимости упорно не желают признавать, что создаваемый прецедент будет иметь широкие международно-правовые и политические последствия. Между тем уже первые разговоры о возможном предоставлении краю независимости вызвали живейший отклик в непризнанных постсоветских образованиях – Приднестровье и Нагорном Карабахе. За ними неизбежно последуют Абхазия и Южная Осетия. И если независимость Косово станет правовой реальностью, это, безусловно, не может не послужить стимулом и предлогом для всех непризнанных, чтобы добиваться аналогичного решения. Легко предположить, что эхо прокатится от Басконии до Курдистана.

Вызывает сожаление, что Россия стала соучастником процесса движения Косово к независимости, поддержав его начало в Совете Безопасности ООН и поставив свою подпись под двусмысленным документом Контактной группы по Косово. Не соглашусь с мнением многих, будто апелляция к истории, религии и культуре является достаточным основанием причислять Балканы к зоне приоритетов Российской Федерации. Учитывая крайне малый удельный вес стран Юго-Восточной Европы в структуре внешнеэкономических и внешнеполитических связей России и присущее им стремление к вступлению в ЕС и НАТО, российские интересы здесь в основном сводятся к тому, чтобы заблаговременно занять выгодные экономические позиции в регионе, который рано или поздно станет частью Евросоюза. Едва ли поэтому стоит тратить значительные политические ресурсы на ссору с Вашингтоном и Брюсселем по косовскому вопросу – делу тем более уже фактически проигранному ранее. Но и ассистировать антисербскому курсу западных партнеров, обесценивая свой авторитет среди сербов, нет резона.

Выразив свое неодобрение и отказавшись участвовать в подобной политике, Россия могла бы выиграть больше не только в сербском общественном мнении. Впрочем, слова президента РФ Владимира. Путина о значимости косовского прецендента для постсоветского пространства на недавней пресс-конференции указывают, где Москва собирается искать свою выгоду.

Косово. Сербия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 марта 2006 > № 2911912 Павел Кандель

В пламенных речах, прозвучавших в сентябре прошлого года на экономическом форуме Белоруссии и России, говорилось о необычайных успехах, «как никогда, тесной» интеграции. Однако именно в 2005-м стало очевидно, что в реальности идет процесс дивергенции экономик обеих стран. Геоэкономическая ориентация Минска меняется. По существу, Белоруссия уходит от России.

НА МЕРТВОЙ ТОЧКЕ

Самым точным индикатором степени готовности России и Белоруссии к интеграции является торговля. В 2005 году белорусские субъекты экономики купили российских товаров на 12,7 % меньше, чем годом раньше. Белорусский экспорт в Россию (а это теперь лишь около трети всего белорусского экспорта) упал в физическом объеме на 10,9 % и постепенно замещается поставками из других стран.

Множество нерешенных проблем на общем транспортном «поле» (в частности, вопросы, связанные с транзитными перевозками) являются отражением роста протекционизма с обеих сторон и свидетельствуют об отсутствии общего экономического пространства в данном сегменте рынка. Защитные меры, особенно со стороны правительства Белоруссии, затрагивают и такие сферы хозяйствования, как производство пива, макаронная и мукомольная промышленность, переработка сельскохозяйственной продукции, легкая промышленность. Минск всерьез стремится к вытеснению российских товаров, вводя квотирование и ограничения по ассортименту. По существу, 80 % розничной торговли в Белоруссии составляют отечественные товары. Кроме того, и белорусские предприятия, действующие на российском рынке, и российские компании, работающие в Белоруссии, всё в большей степени ощущают неравенство условий хозяйствования.

Прямое и скрытое субсидирование белорусским государством промышленности и сельского хозяйства не просто продолжается, а переходит в активную фазу. Так, программа возрождения села обойдется бюджету примерно в 10 млрд долларов. Практика предоставления косвенных субсидий крупным предприятиям, препятствующая здоровой конкуренции, является нарушением обязательств, оговоренных в соглашениях с Россией.

Имея асимметричную структуру торговли с Россией, правительство Белоруссии, вопреки расчетам Кремля, ведет себя крайне неадекватно. Эта асимметрия, равно как и нервная реакция на нее белорусской стороны, и обусловила торговые войны на рынке пива, сахара, муки, хлебобулочных изделий и готовых пищевых продуктов в целом. При ухудшении политических отношений кризис белорусского экспорта на восточном направлении неизбежен, особенно в том случае, если снизится интенсивность поставок нефти на перерабатывающие заводы Белоруссии. А ведь именно российский рынок – основной гарант текущей экономической безопасности Белоруссии.

Не сдвинулся с мертвой точки и проект создания общей валюты. Детально продуманный план, предполагавший введение в Белоруссии российского рубля, оказался, по сути, неприемлемым для Минска в силу идеологической и ценностной несовместимости экономической политики обеих стран. Государственная собственность Белоруссии системно не способна интегрироваться с частной собственностью в России. Минск же вообще исключает саму идею взаимного проникновения капитала. Наличие проблем, связанных с расчетами за энергоресурсы, уплатой НДС, участием российского капитала в приватизации целого ряда белорусских предприятий, – признак того, что текущее состояние торговли во многом определяется не столько политикой правительств, сколько традиционными экономическими связями субъектов хозяйствования двух государств.

НОВАЯ ДИНАМИКА-2005

Если в 2004 году экспортная ситуация в Белоруссии складывалась в пользу российского экономического пространства (диаграмма 1), то в 2005-м она существенным образом изменилась (диаграмма 2).

Одни аналитики пытаются объяснить это переходом с 1 января 2005 года на новый принцип взимания НДС (по стране назначения. – Ред.). По мнению иных экспертов, причина в том, что для Минска более выгодными и перспективными стали другие рынки – западные. Западный «империализм», который подвергается ожесточенным атакам со стороны официального Минска, закупает все больше белорусской продукции, причем стратегической – нефтепродукты. На сегодняшний день второй и третьей экспортной площадкой Белоруссии являются Нидерланды и Великобритания – страны, которые, как и весь Европейский союз, осуждают политический режим Лукашенко. В 2005-м Нидерланды закупили в 3,3 раза больше белорусской продукции, чем годом раньше. Не отстает и Франция, покупая в Белоруссии в 3,8 раза больше товаров по сравнению с 2004 годом. Только за первую половину 2005-го голландские потребители (хотя и не только они – сказываются офшорные потоки) заплатили за бензин и дизтопливо свыше 1 млрд долларов, а англичане – 500 млн долларов. За счет разницы цен на нефтепродукты по сравнению с 1999 годом Белоруссия дополнительно получает около 3 млрд долларов в год. Чистая прибыль, естественно, меньше, но сопоставима с 1 млрд долларов. Удивительно, но Соединенные Штаты – «заклятый враг» белорусского руководства – увеличили импорт из Белоруссии почти на 50 %.

Когда ряд стран Восточной Европы вступили в мае 2004-го в Европейский союз, большинство экспертов с пессимизмом оценивали перспективы развития белорусского экспорта. И действительно, начало «новой экономической истории» региона оказалось чревато негативными последствиями для тех, кто оказался за пределами Новой Европы. Вариант некоего «нового соседства», предложенный западными странами в качестве замысловатого педагогического хода (по сути, суррогат полноценной интеграции), не может восприниматься экономистами всерьез. Решающим фактором развития остается международная и региональная конкуренция.

С течением времени, однако, экономические реалии изменили ситуацию к лучшему. Теперь Белоруссия, продавая более дорогие нефтепродукты, может вообще не принимать в расчет роль западных инвестиций. Фиксируется устойчивый рост белорусского экспорта в страны СНГ и другие регионы, находящиеся за экономическими границами объединенной Европы. За первое полугодие 2005 года объем белорусского экспорта вырос на 19,7 %, а объемы внутренних и внешних продаж достигли показателя примерно 20 %.

Формирование нового геоэкономического качества в Белоруссии налицо. Пошли даже разговоры об «автоматической интеграции Белоруссии» в Европейское экономическое пространство.

В то же время в результате сокращения экспорта в Россию на складах белорусских предприятий стал накапливаться экспортный товар, в частности машины и оборудование. По ряду позиций россияне в два раза сократили закупки белорусской техники и комплектующих.

В этих условиях восстановление Белоруссией своих экспортных позиций на восточном фланге становится не только оперативной, но и стратегической задачей. Есть, правда, и альтернатива – вообще отказаться от активности на российском рынке и заняться более далекими и интересными для нас рынками Латинской Америки и Африки.

ЭКСПОРТНОЕ ЛИЦО БЕЛОРУССИИ

Что представляет собой структура экспорта нашей малой открытой экономики? Белоруссия получает значительные доходы от переработки российской нефти, выемки из своих недр калийной соли и производства качественной металлопродукции (Жлобинский металлургический завод, пожалуй, единственный перспективный во многих отношениях потенциальный экспортер). При этом экспортный потенциал нефтепродуктов и калия явно превышает потенциал всех остальных вывозимых товаров. За счет продажи нефтепродуктов и калия за пределами СНГ Белоруссия получает около 4 млрд долларов.

Между тем ни чужая нефть, ни собственные ресурсы не могут быть признаны в качестве ведущей, ударной силы белорусского экспорта. Проходящее под «знаком» нефтепродуктов, повышение объемов белорусских продаж на рынках Европейского союза может в любой момент прекратиться. Следует быть готовыми к такому повороту событий и уже сейчас принимать меры по поиску новых и стимулированию старых рынков.

В первой десятке белорусских товаров нет ни одного обладающего прорывным потенциалом. Технический уровень нефтеперерабатывающей промышленности, равно как и производства черных металлов, возможно, достаточно высок. Но это не отрасли high tech, не новейшие направления мировой экономики, которые могли бы придать мощный импульс развитию экспорта.

В стране отсутствуют сегменты экономики, способные содействовать интенсификации продаж новой белорусской продукции на мировых рынках, где лидируют фармацевтические фирмы, информационные и телекоммуникационные транснациональные корпорации. Нет и эффективных проектов сотрудничества Белоруссии и России по этим направлениям. По существу, происходит столкновение корпоративных интересов лоббистских групп. Два государства борются (не всегда открыто) друг с другом, вместо того чтобы направить свои усилия на выполнение общей системной задачи – создание плацдарма для движения вперед.

СБЛИЖЕНИЕ ИЛИ РАЗРЫВ?

Наше общее движение по пути экономической интеграции отличается низкими темпами и значительной неопределенностью целей. Российское руководство в последнее время ведет себя более эгоистично и уделяет меньше внимания ситуации на постсоветском пространстве, на котором начались дивергентные процессы и усилилось влияние США и стран – членов Евросоюза.

Ситуацию осложняет появление нового вызова и для самой России – необходимость расстаться с привычкой рассматривать свои политические и экономические интересы на постсоветском пространстве как «внутренние». В ближнем зарубежье России стоило бы развивать именно внешнеполитическую активность, формируя вокруг себя новое экономическое и политическое пространство. При таких задачах партнерство с Минском должно медленно, но верно переместиться на более низкий уровень. Конечно, необходимо выдерживать определенный темп, добиваться знаковых успехов, не растрачивать имеющихся ресурсов, но не следует концентрировать усилия на быстрейшей и полнейшей интеграции только с Белоруссией. Союз обеих стран немногого будет стоить, если станет разваливаться СНГ, а стратегические партнеры России уйдут в НАТО и ЕС.

Размежевание если и не произошло окончательно, то с каждым годом все более ощутимо. Бессмысленные информационные атаки на Россию, несколько нервозные, придают больше политического веса белорусским политическим элитам, провинциальным по духу. Россия же по необъяснимой причине отмалчивается, сохраняя традиционно советскую многозначительность, а по сути, проявляя боязнь выступить в качестве сильной державы.
К чему может привести нынешняя белорусско-российская интеграционная действительность? Еще в 2003 году, когда президент Белоруссии однозначно взял курс на суверенность и сохранение государственности, одобренный значительной частью национальной элиты, включая оппозицию, стало очевидно: полноценное единое российско-белорусское государство будущего не имеет. Возможны следующие варианты развития отношений между Минском и Москвой.

1. Инерционный путь. Процесс объединения продолжается, однако принципиальные вопросы и проблемы по-прежнему не входят в повестку дня. Вместе с тем не затихает интеграционная суета и лихорадка, особенно в связи с приближающимися в обеих странах президентскими выборами. Игра в интеграцию лишь запутает партнеров и сделает их заложниками сиюминутных интересов.

2. Новаторская стратегическая модель «четверка». Российская Федерация и Белоруссия развиваются в Едином экономическом пространстве на основе учета интересов всех членов этой организации. Если данный процесс окажется конструктивным, то не исключена и активизация участия в нем Украины.

3. «Постсоветское увядание». Отношения между Белоруссией и Россией как членов Содружества Независимых Государств развиваются в контексте эволюции СНГ. В данном случае, особенно в условиях действия инерционной модели, следует ждать фактического разрушения интеграционных процессов, возникает перспектива длительной исторической неопределенности.

Самой действенной стратегией Минска в этих условиях является использование всех механизмов сотрудничества в целях защиты собственных национальных экономических интересов и приведение их в соответствие с сегодняшними реалиями. Мы уже не можем требовать от России каких-либо привилегий на рынке – в частности, чтобы она продавала нам ресурсы по своим внутренним ценам.

Развитию отношений с Москвой препятствует не только отсутствие политической воли, но также и наличие серьезных формальных барьеров при осуществлении прав граждан обеих стран. Хотя и подписан ряд соглашений о равных возможностях белорусов и россиян в виртуальном «едином государстве», но в реальности их права расходятся. Давно пора менять устаревшие политические традиции. Наша важнейшая общая задача – формирование новой среды обитания граждан двух государств. В этой связи важнейшими являются следующие приоритетные направления белорусско-российского взаимодействия:

- обеспечение действительно свободного движения рабочей силы, товаров, капиталов и ресурсов. Для этого, в частности, необходимо уравнять права белорусов и россиян в таких важнейших вопросах, как регистрация при посещении страны (отмена регистрации), получение экстренной медицинской помощи, лечение в государственных медицинских учреждениях, покупка жилья и земельной собственности, получение высшего образования за счет средств из национального бюджета (по национальным сертификатам или ваучерам);

- совместная добыча нефти и газа за счет образования новых хозяйствующих субъектов, использующих акционерный капитал Белоруссии и ее рабочую силу. Белорусская сторона может сформировать некую местную народную акционерную компанию, которая занялась бы разработкой газовых и нефтяных месторождений для Белоруссии. Такая компания послужила бы моделью нового экономического взаимодействия обеих стран. А приход белорусских АО на российский монополизированный рынок стал бы мощным фактором устранения одиозного олигархата в сырьевых отраслях России. Российский капитал в свою очередь мог бы участвовать в создании в Белоруссии перерабатывающих комплексов на основе действующих химических и нефтехимических заводов. Транспарентные российско-белорусские корпорации имели бы шанс стать совершенно новым экономическим феноменом, способным снизить роль эгоистичных монопольных субъектов и собственников, появившихся на первой стадии неэффективной приватизации;

- создание системы стратегического партнерства в социальных сферах России и Белоруссии (а возможно, и других стран – членов СНГ), предполагающей унификацию или простую совместимость страховых институтов двух государств. Например, следует обеспечить универсальность страховых полисов гражданской ответственности, а в области социального страхования разработать механизм национальных трансфертов в соответствии с индивидуальными страховыми планами. Требуется также универсализация налогового законодательства для физических лиц обеих стран, а впоследствии и для хозяйствующих субъектов.

В результате реализации этих и иных мер исчезнут разделяющие два государства экономические и социальные барьеры. Если это не произойдет, белорусские граждане предпочтут интегрироваться в другое социальное и экономическое пространство – европейское.

Белоруссия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 марта 2006 > № 2906337 Леонид Заико

Турция: привычка управлять

© "Россия в глобальной политике". № 6, Ноябрь - Декабрь 2005

С.Б. Дружиловский – к. и. н., профессор кафедры востоковедения МГИМО(У) МИД РФ.

Резюме Идеи пантюркизма и проявления крайнего национализма уходят корнями в эпоху Османской империи. Стремление к созданию единого тюркоязычного пространства под патронатом Анкары в сочетании с исламским мессианизмом формирует специфическую идеологическую атмосферу.

Нынешней осенью Европейский союз приступил к официальным переговорам с Турецкой Республикой о ее вступлении в это объединение. Решение далось руководителям стран – членов ЕС с большим трудом: большинство жителей единой Европы не хотят видеть Турцию в составе главного клуба Старого Света. Брюссель уже пообещал жестко добиваться неукоснительного соблюдения всех многочисленных условий членства. По сути, от страны требуется прорыв, который по своему историческому масштабу был бы сопоставим с тем, что совершил в свое время Мустафа Кемаль Ататюрк – создатель новой турецкой государственности на обломках Османской империи. На пути в Европу XXI века Турции придется окончательно преодолеть имперское наследие, до сих пор накладывающее отпечаток на политическое сознание. Не случайно одной из самых болезненных проблем, которые придется решить туркам, станет переосмысление событий 1915 года. Европейский союз требует четко и недвусмысленно признать их геноцидом армянского народа, Анкара же от этого категорически отказывается.

Нежелание пересмотреть собственное прошлое – не единственное напоминание о былом великодержавном статусе. Идеи пантюркизма, которые до сих пор разделяет часть турецкого политического класса, и проявления крайнего национализма уходят корнями именно в эпоху Османской империи. Стремление к созданию единого тюркоязычного пространства под патронатом Анкары, с одной стороны, и исламский мессианизм – с другой, формируют специфическую идеологическую атмосферу.

ИСТОРИЯ И НАЦИОНАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР

Распад Османской империи после Первой мировой войны явился тяжелым испытанием для турок, привыкших рассматривать себя ядром и титульной нацией огромного государства, перед мощью которого некогда склонялись крупнейшие европейские державы. Однако в отличие, например, от коллапса СССР, это событие не стало неожиданностью. Об Османской империи как о «больном человеке» заговорили в Европе еще в начале XIX века, а к середине этого столетия появились первые планы ее раздела.

Все это время турецкие правящие круги предпринимали многочисленные попытки спасти агонизирующее государство. Им даже удалось осуществить ряд радикальных реформ – от ликвидации янычарского корпуса в 1826-м до принятия первой на Востоке Конституции в 1876 году.

Свои рецепты сохранения империи предлагали и турецкие интеллектуалы. Так, в середине XIX века возникло несколько тайных обществ, которые после своего объединения стали называться «Новые Османы». Они предлагали упразднить деление населения на различные этнические и конфессиональные группы и объединить народы империи в единую «османскую» нацию. В 1908 году к власти пришли младотурки (европейское название членов организации «Единение и прогресс», основанной в 1889-м. – Ред.). Осознавая неизбежность распада империи, они призвали объединить все тюркоязычные народы в единое государственное образование с центром в Анатолии. Именно эта идея во многом толкнула Турцию к вступлению в Первую мировую войну на стороне германского блока. Надежда воспользоваться ослаблением России и прибрать к рукам принадлежавшие ей территории с тюркоязычным населением рухнула с поражением в войне. Оно не только положило конец правлению младотурок, но и девальвировало саму идеологию пантюркизма.

Основатель Турецкой Республики (провозглашена в 1923 году) Мустафа Кемаль-паша (Ататюрк) отказался от имперской политики. Он выдвинул лозунг турецкого национализма – концепцию создания государства на территориях, исторически принадлежавших туркам. Политика Кемаль-паши способствовала сохранению государственности, а положение национальных меньшинств, оказавшихся включенными в состав Турецкой Республики, или было слишком ослабленным, или не входило в противоречие с выдвинутой Ататюрком концепцией. Даже курды, восставшие в 1925-м под предводительством шейха Саида, действовали скорее по указке Англии, чем руководствуясь собственным стремлением к независимости.

Руководство страны не поддерживало имперскую ностальгию. Выработке экспансионистских планов во внешней политике препятствовал провозглашенный Ататюрком принцип «Мир в Турции, мир во всем мире». Так, урегулирование кемалистами территориальных споров с Советской Россией позволило приступить к нормализации отношений и заключить Договор о дружбе и братстве (1921), заложивший основы добрососедства между давними непримиримыми противниками.

Тем не менее деятельности пантюркистов не был положен конец. Известный теоретик Зия Гек-Альп опубликовал в 1923 году свою работу «Основные принципы тюркизма», которая на долгие годы стала манифестом его сторонников и последователей. После смерти Ататюрка (1938) в условиях фашистской экспансии правительство страны стало отходить от внешнеполитических принципов, провозглашенных основателем Турецкой Республики. Нападение гитлеровской Германии на СССР всколыхнуло пантюркистские настроения. Анкара стояла на грани вступления в войну на стороне Германии, и только победы советских войск в сражениях под Москвой, а затем под Сталинградом удержали ее от этого шага. Лишь в 1944-м деятельность пантюркистской организации была запрещена, а ее руководители отданы под суд. Впрочем, все они в конечном итоге были оправданы и вскоре вышли на свободу.

Передача власти в Турции. Художник Мим Уйкусуз. 1966 г.

Возросшая военно-политическая мощь СССР даже теоретически не оставляла туркам шансов на ревизию послевоенного мирового устройства. Вступление в 1952 году в НАТО, а также присоединение спустя 11 с половиной лет к Европейскому экономическому сообществу в качестве ассоциированного члена превратило Турцию в младшего партнера европейских держав без права решающего голоса.

Почти с полным подчинением западному влиянию Анкару в какой-то степени должна была примирить ее лидирующая роль в СЕНТО (Организация центрального договора, до 1959-го известна под названием «Багдадский пакт») – антисоветской мусульманской военно-политической группировке из арабских стран, входивших ранее в состав Османской империи. Полностью эту идею реализовать не удалось, поскольку в Багдадский пакт (учрежден в 1955 году) кроме Ирака и Турции, а также Великобритании, принимавшей в нем формальное участие, вошли только два, причем не арабских, государства, никогда не имевших ничего общего с Османской империей, – Иран и Пакистан. Антимонархическая революция в Ираке способствовала его выходу из блока (1958), и штаб-квартира СЕНТО с 1959-го до распада этой организации в 1979 году находилась в Анкаре.

Активное участие в военном блоке вряд ли можно напрямую соотнести с проявлениями имперских амбиций Турции, но оно подчеркивает сложившуюся за века привычку турок управлять, а не быть управляемыми. Несомненно, стремление к господству и почитание «старых добрых времен» стало чертой национального характера, которая культивируется в послевоенной Турецкой Республике. Так, манифестации по случаю государственных праздников непременно возглавляет колонна солдат, одетых в янычарскую униформу, а ежегодно отмечаемая годовщина взятия Константинополя оформляется как костюмированное шествие.

Выйти из-под контроля своих западных союзников Анкара попыталась в период кипрского кризиса 1974 года. Несмотря на протесты Запада, Турция оккупировала северные области Кипра под предлогом оказания помощи тюркскому меньшинству, якобы притесняемому греческим большинством. Несколько десятков тысяч турецких добровольцев были перемещены на Кипр для «выравнивания» пропорции в этническом составе населения острова. Анкара единственная признала самопровозглашенную Турецкую Республику Северного Кипра (ТРСК) и оказала ей всю возможную, в том числе военную, помощь и поддержку в последующие годы. Сегодня судьба ТРСК является еще одним камнем преткновения на пути Анкары в Евросоюз.

НОВЫЙ «СТАРШИЙ БРАТ» ВМЕСТО СТАРОГО

С исчезновением СССР роль Турции в качестве южного фланга НАТО существенно снизилась. Это сопровождалось как сокращением экономической и военной помощи, так и болезненным для Анкары отказом ЕС ускорить принятие Турецкой Республики в свои ряды. Зато впервые с момента крушения Османской империи туркам представилась возможность распространить свое влияние за пределы собственных границ. С возникновением новых независимых тюркоязычных государств Центральной Азии и Закавказья перед Анкарой замаячил новый шанс на возрождение былого величия и повышение своей значимости в мировых делах. В начале 1990-х вновь возрождаются традиционные пантюркистские идеи о создании Великого Турана.

Турецкие руководители всерьез заговорили о новой тюркоязычной общности от Адриатического моря до Великой Китайской стены. При этом Анкара не сомневалась в своей способности не только заменить Москву в роли «старшего брата» тюркских народов, но и исключить возможность прямого влияния Запада в регионе. На страницах турецких СМИ стала настойчиво проводиться мысль об историческом шансе «восстановить тюркское единство». Вместо слов «узбек», «киргиз», «татарин» и прочих для обозначения этнической принадлежности стали употребляться такие словосочетания, как «узбекский турок», «киргизский турок», «крымский турок». В обращение вошел термин «внешние турки», под которыми стали подразумеваться тюркские народы, проживающие за пределами Турции.

Прогресс по-турецки: дополтопные орудия уступают место современной американской технике. Журнал "Стрышел" (Болгария), 1954 г.

В декабре 1991 года Анкара первой поспешила признать новые тюркоязычные государства Центральной Азии вскоре после провозглашения ими независимости. А уже в январе 1992-го премьер-министр Турции Сулейман Демирель на встрече с президентом США Джорджем Бушем-старшим заявил об изменении регионального статуса своей страны ввиду открывающихся перед ней возможностей определять политическое будущее мусульманских республик Содружества Независимых Государств (СНГ). В этой связи Турции, по мнению Демиреля, предстояло взять на себя решение двуединой задачи: обеспечить необходимый уровень контактов Запада с этими республиками и убедить их руководителей в том, что Анкара способна служить проводником интересов мусульманских стран СНГ на Западе.

В результате переговоров была достигнута очень важная для Турции договоренность: на нее возлагалось оказание материальной и финансовой помощи тюркоязычным республикам бывшего СССР, при этом понесенные затраты компенсировались Соединенными Штатами и другими западными странами, в том числе через предоставление торговых льгот. При турецком МИДе было создано Агентство тюркского сотрудничества и развития (ТIКА) с целью координации на государственном уровне всех видов деятельности, направленных на единение тюрок, а в правительстве появилась должность министра по связям с тюркоязычными республиками СНГ.

В октябре 1992 года по инициативе президента Турции Тургута Озала в Анкаре состоялась встреча на высшем уровне, в которой участвовали тогдашний президент Азербайджана Абульфаз Эльчибей, президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, президент Киргизии Аскар Акаев, президент Туркменистана Сапармурат Ниязов и президент Узбекистана Ислам Каримов. Уже в самом начале переговоров обнаружились серьезные разногласия. Анкара ставила во главу угла вопрос о наднациональном тюркском экономическом пространстве, включая формирование общего рынка, единой региональной энергосистемы и системы транспортировки энергоресурсов, учреждение регионального банка развития, создание условий для безвизового передвижения граждан и капиталов, а также определение общего языка для тюркских государств. Лидеры же центральноазиатских республик видели главную задачу лишь в координации совместной деятельности с упором на развитие двусторонних отношений. Так, Назарбаев недвусмысленно заявил, что «создание обособленного национального сообщества по этническому и языковому принципу не сближает, а лишь разъединяет народы».

Анкара, тем не менее, не отказалась от политики, нацеленной на объединение тюркоязычных народов под своим патронатом. Особая роль возлагалась на так называемые курултаи братства и сотрудничества, которые с 1993-го постоянно проводились как в самой Турции, так и за ее пределами, включая субъекты Российской Федерации. Уже на первом таком форуме в Анталье, на котором кроме президента Озала и премьер-министра Демиреля присутствовали руководители других тюркоязычных государств и представители многочисленных общественных организаций, Турция добилась принятия решения о создании наднациональной общественной организации – Высшего совета тюркских республик. На шестом курултае в Бурсе в 1998 году, на котором Сулейман Демирель был провозглашен «отцом тюркского мира», присутствовало 550 делегатов; на восьмом, состоявшемся в марте 2000-го в Самсуне, зарегистрировалось уже 900 делегатов.

ЭКСПОРТ ТУРЕЦКОЙ МОДЕЛИ

С 1992 года на все тюркоязычные республики бывшего СССР транслируются передачи турецкого спутникового телевидения. Кроме уже упомянутого ТIКА свою деятельность в тюркских регионах активизировали Турецкий директорат по религиозным вопросам (TDRA), Образовательный центр религиозной общины Фетхуллаха Гюлена, Турецкий международный исследовательский центр Турана Язгана, фонд «Аврасия Бир» и др.

В активе этих организаций – пропаганда турецкой модели развития, противостояние арабским и иранским исламистам и, пожалуй, самое главное – подготовка кадров различного профиля для центральноазиатских и закавказских республик. Например, Турецкий директорат по религиозным вопросам ставит своей целью укрепление позиций Анкары в тюркоязычных республиках, а также противодействие экспансии здесь шиитского и ваххабитского толков ислама. В противоположность им тип ислама, пропагандируемый TDRA, включает аполитичность, секуляризм, ограничение религии рамками частной жизни граждан. Эта организация занимается также распространением исламских знаний, подготовкой священнослужителей, ремонтом и строительством культовых сооружений.

Из всех неправительственных организаций с наибольшим размахом действовал религиозный центр Фетхуллаха Гюлена. (В конце 1990-х годов Гюлен был вынужден покинуть родину, вскоре против него возбудили уголовное дело за пропаганду исламских взглядов, выходившую за рамки закона.) В Турции общине Гюлена принадлежат 88 фондов, 20 обществ, 128 частных школ, 218 фирм, а также 17 печатных органов, телестанция, две радиостанции, беспроцентный исламский банк и страховое общество. «Асия Финанс банк» с капиталом в 125 млн дол., которым Гюлен владеет с начала 1990-х, инвестировал в различные проекты в республиках Центральной Азии и в Азербайджане: было построено более 80 школ и 4 университета, где преподавание ведется по программам турецких учебных заведений. Турецкий аналитик Шахин Алпай указывает, что в последующем их выпускники, как правило, занимали видное положение в общественной и политической жизни своих республик. Вообще же Анкара ежегодно выделяет несколько тысяч стипендий для обучения студентов и преподавателей из тюркоязычных республик в высших учебных заведениях и научно-исследовательских центрах Турции.

Большую активность по консолидации тюркоязычных народов проявлял турецкий министр по связям с тюркоязычными республиками СНГ Абдульхалюк Чай. Российский МИД, а также руководство отдельных республик неоднократно критиковали его высказывания как вмешательство во внутренние дела суверенных государств. Однако какая-либо реакция со стороны турецкого правительства долгое время практически отсутствовала.

И все же политика Турции по созданию единого тюркского политического и культурно-идеологического пространства постепенно стала заходить в тупик. Руководители тюркоязычных республик открыто заговорили о нежелании менять русского «старшего брата» на турецкого и стали дистанцироваться от попыток Турции сблизиться на этой основе. Нурсултан Назарбаев в своей книге «На пороге XXI века», изданной в 1996 году, писал: «Многим казалось, что Турция сможет решить все наши проблемы… Но что это означало на деле? Это значило отказаться от только что обретенной независимости, разорвать традиционные отношения с соседями, вместо одного “старшего брата” посадить себе на шею другого». Приблизительно тогда же президент Азербайджана Гейдар Алиев заявил, что определенные круги в Турции поддерживают некоторых лидеров и их вооруженные группы, пытающихся дестабилизировать обстановку в Азербайджане. Как бы в подтверждение предъявленного обвинения турецкая пресса вслед за провалом попытки государственного переворота в Баку, предпринятого 17 марта 1995-го, сообщала, что отдельные министры и сотрудники Службы национальной безопасности Турции были осведомлены о готовившихся событиях.

Признаки охлаждения отношений между Ташкентом и Анкарой появились позже, но зато в более радикальной форме. В 2000 году правительство Узбекистана закрыло все школы, открытые религиозными организациями Турции, и прежде всего учебные заведения, опекаемые Фетхуллахом Гюленом. Из страны власти выслали турецкого атташе по образованию, а все узбекские студенты, обучавшиеся в Турции, были отозваны на родину.

Анкара осознала, что политическая и культурная близость, приверженность новых независимых тюркоязычных республик исламу и тюркизму были преувеличены, а реальностью является государственный национализм, глубоко укоренившийся в самосознании узбеков, туркмен, киргизов и казахов. Ни правящая элита, ни простые граждане не захотят жертвовать своей идентичностью во имя сверхнациональной общности, тюркской или исламской.

В конце 2000 года новый президент Турции Ахмет Неджет Сезер совершил поездку по тюркоязычным республикам и, как свидетельствовала пресса, с пониманием отнесся к предложению развивать дальнейшие отношения на принципах «равноправного партнерства». Конкретным проявлением готовности Анкары скорректировать политическую линию стала отставка в начале 2002-го Абдульхалюка Чая. Несмотря на возражения многих влиятельных членов правительства, он организовал в конце 2001 года очередной курултай тюркских народов, на котором фигурировали лозунги, не созвучные новой политической линии Анкары.

С начала 1990-х Турция пыталась проводить пантюркистскую политику не только в отдельных республиках, но и в других регионах на постсоветском пространстве с компактным проживанием тюркоязычного населения. Ярким примером тому явилось ее отношение к развитию ситуации на Крымском полуострове, куда к концу 1993 года вернулись около 250 тысяч крымских татар, депортированных во время Второй мировой войны. Созданный ими неправительственный орган крымско-татарского народа Меджлис потребовал провозглашения Крымско-татарской республики в составе Украины.

В 1995-м председатель этого Меджлиса Мустафа Кырымоглу опубликовал в Турции статью, в которой обвинил Россию в шовинистической, империалистической политике и попытках добиться контроля над полуостровом методом «демократического фашизма», призывами к русскоговорящему большинству населения провести референдум о дальнейшей судьбе Крыма.

Крымские татары с самого начала стали получать политическую и материальную поддержку. Анкара с пониманием относилась к их призывам возвратить на историческую родину 5 миллионов проживающих в Турции беженцев с целью изменить демографическую ситуацию на полуострове.

В 1994 году тогдашний президент Турции Сулейман Демирель побывал в Киеве, где впервые официально заговорил о российской угрозе на Черном море и предложил в целях «сдерживания» России предоставить всем, имеющим татарские корни, возможность возвратиться в Крым. По мнению Демиреля, число желающих могло достигнуть порядка 600 тысяч. При благоприятном решении данного вопроса Украине была обещана экономическая помощь и политическое содействие для ее утверждения на международной арене.

Как бы то ни было, пантюркистский натиск на Восток забуксовал, и наиболее оголтелые сторонники создания Великого Турана как в самой Турции, так и за ее пределами ушли в тень. Но от своих целей они отказываться не собираются. Об этом красноречиво свидетельствует статья в выходящем в Лондоне журнале «Тюркоман» за декабрь 1998-го под названием «Пантюркизм: прошлое, настоящее и будущее». «Пантюркизм неизбежно встречает враждебность и злобу в окружающих тюркский мир странах, – говорится в статье. – В России, Китае, Иране, Болгарии, Греции и Афганистане проживает значительное число тюркских меньшинств, всякое движение которых к единению эти страны склонны рассматривать как угрозу своей территориальной целостности. Над большинством государств Запада тяготеют исторические предрассудки в отношении тюрков. Учитывая данную ситуацию, развитие пантюркизма должно происходить поэтапно и скрытно. Россия и Запад всегда относились с подозрением к турецкому экспансионизму, поэтому было бы уместно ослабить политический аспект лидерства Турции на начальной стадии тюркской интеграции и за счет этого усилить культурный аспект».

ФАКТОР ИСЛАМСКОГО МЕССИАНСТВА

Немаловажным компонентом имперского прошлого, до сих пор оказывающим влияние на самосознание турецкого общества, является исламское мессианство. Авторы фундаментального труда «Турция между Европой и Азией» справедливо считают, что Османское государство, по сути, было теократическим. Критерием самоидентификации для подданных являлась принадлежность к последователям Мухаммеда, во-первых, и к приверженцам дома Османов, во-вторых. На протяжении столетий на территориях, вошедших затем в состав Турции, слово «мусульманин» напрямую ассоциировалось со словом «свой», и антитеза «мы – они» строилась по конфессиональному признаку. При этом прилагательное «турецкий» в европейской литературе того времени зачастую соответствовало понятию «мусульманский».

Проведение кемалистами секуляристской политики в начале ХХ века способствовало упразднению халифата, отделению мечети от государства и ограничению религии сферой частной жизни. Однако после смерти Ататюрка завещанные им принципы светского государства постепенно подверглись эрозии.

Вскоре после окончания Второй мировой войны создаются первые политические группировки исламистов, которые в 1960-е основывают Партию национального спасения во главе с Неджметтином Эрбаканом. Год от года его сторонники усиливали свое влияние, получая все больше голосов избирателей и неоднократно входя в правительственные коалиции. В 1995-м партия Эрбакана, называвшаяся в то время Партией благоденствия, впервые победила на парламентских выборах. Сам он возглавил правительство и в течение года (1996–1997) руководил государством. Предвыборная программа Партии благоденствия, привлекшая к ней симпатии турецких избирателей, ориентировалась на исламские ценности. На предвыборных митингах лидер партии призывал к объединению исламского мира от Казахстана до Марокко, к созданию исламского общего рынка, исламских НАТО и ООН. Кроме того, он требовал пересмотреть курс Турции на ее присоединение к Евросоюзу.

Впрочем, после прихода к власти Неджметтину Эрбакану пришлось отказаться под давлением военных от многих лозунгов. В результате по-прежнему выдерживался курс на интеграцию с Европой, оставались тесными союзнические отношения с США и НАТО и даже не изменился характер стратегического сотрудничества с Израилем. Вместе с тем Эрбакан добился создания «исламской восьмерки» в составе Турции, Ирана, Пакистана, Бангладеш, Малайзии, Индонезии, Египта и Нигерии, предлагая рассматривать ее в качестве альтернативы «семерке» развитых капиталистических государств. После этого турецкий генералитет объявил деятельность правительства Эрбакана несовместимой со светским характером государства. Кабинет был отправлен в отставку, Партия благоденствия распущена, а сам экс-премьер подвергся судебному преследованию.

Но политический ислам в Турции не утратил свои позиции. Напротив, в 2002 году вновь созданная происламская Партия справедливости и развития во главе с Реджепом Тайипом Эрдоганом победила на очередных парламентских выборах, получив абсолютное большинство в Великом национальном собрании. Это позволило ей сформировать однопартийное правительство и уже без особой оглядки на конкурентов проводить избранную политическую линию.

Нынешние турецкие исламисты извлекли урок из прошлого и отказались от экстремистских подходов. Главной своей задачей правительство Эрдогана видит полноправное членство Турции в Евросоюзе. Успешное решение поставленной задачи позволит Анкаре превратиться в одну из ведущих столиц Старого Света. 70-миллионное мусульманское население Турции единовременно вольется в состав пока еще не до конца интегрированной Европы, где уже проживает 20-миллионное мусульманское меньшинство (насчитывающее порядка 4 млн турок). Преодолев остатки старого имперского мышления, Турция имеет шанс выйти на новый уровень влияния.

Турция. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 13 декабря 2005 > № 2899031 Сергей Дружиловский

После затишья: Россия и арабский мир на новом этапе

Владимир Евтушенков

© "Россия в глобальной политике". № 3, Май - Июнь 2005

В.П. Евтушенков – президент АФК «Система», член бюро правления и руководитель Комитета по промышленной политике РСПП, председатель Российско-арабского делового совета, член попечительского совета журнала «Россия в глобальной политике».

Резюме После распада СССР Москва значительно утратила интерес к арабскому миру. Сегодня, по мере стремительного возрастания общемировой геополитической значимости Ближнего Востока, там открываются и принципиально новые экономические возможности. Россия возвращается в этот регион в лице не только государственных ведомств, но и частных корпораций.

Ближний и Средний Восток всегда вызывал к себе повышенный интерес. Сегодня он и вовсе мог бы возглавить рейтинг внимания великих держав к регионам планеты – ведь на этой огромной, многонаселенной и богатой природными ресурсами территории сосредоточено особенно много «болевых точек», имеющих отношение к глобальным проблемам человечества. Исключительно актуальны здесь вопросы, связанные с безопасностью, угрозой терроризма, растущим спросом на энергоносители. Не случайно именно данный регион оказывался в последние годы объектом наиболее масштабных международных инициатив. Достаточно вспомнить план Соединенных Штатов по демократическому переустройству «Большого Ближнего Востока», нашедший затем отражение в инициативе «большой восьмерки» по «расширенному Ближнему Востоку», а также различные проекты Организации Объединенных Наций, направленные на стимулирование развития, на попытки ликвидировать бедность и неравенство. Развитие событий со всей очевидностью продемонстрировало: ни одна держава, даже столь мощная, как США, не способна в одиночку справиться с проблемами, возникающими в этом ключевом регионе.

СУДЬБА СОВЕТСКОГО НАСЛЕДИЯ

Россия на Ближнем и Среднем Востоке не просто сторонний наблюдатель – она пользуется здесь большим уважением. Благодаря советским кредитам и технической помощи арабские страны имели возможность возводить крупные объекты инфраструктуры, энергетики, металлургии, оборонной промышленности, содержать хорошо вооруженные и обученные национальные армии.

Так, основу египетской экономики и поныне составляют промышленные предприятия, построенные с помощью советских специалистов при президенте Гамале Абдель Насере. Это прежде всего высотная Асуанская плотина, Хелуанский металлургический комбинат, алюминиевый завод в Наг-Хаммади, комплекс по производству фосфатов в Абу-Тартуре, судоверфь в Александрии и многие другие – всего около ста объектов.

Серьезное содействие Москва оказала Алжиру, в результате чего там начали развиваться такие отрасли, как энергетика, горно-добывающая и металлургическая промышленность, машиностроение, водное хозяйство и др. При поддержке СССР сооружены металлургический завод в Эль-Хаджаре, металлургическое предприятие в Аннабе, теплоэлектростанция в городе Жижель, газопровод Альрар – Тинфуйе – Хасси-Мессауд, плотина Бени-Зид и др.

В рамках сотрудничества с Ираком заключались крупные контракты по обустройству нефтепромыслов на юге страны, построены газопровод Насирия – Багдад, ТЭС «Юсифия» и ряд других объектов. С 1990 года, после введения Советом Безопасности ООН экономических санкций в отношении Ирака, бЧльшая часть контрактов оказалась заморожена.

В Ливии построен Центр атомных исследований «Таджура», сооружены линии электропередач, газопровод, пробурено около 130 нефтяных эксплуатационных скважин; проведены почвенные, геоботанические и экологические исследования на площади 3,5 млн га; разработаны схемы развития газовой промышленности, электросетей высокого напряжения и предприятий машиностроения; подготовлено технико-экономическое обоснование для второй очереди металлургического комплекса в городе Мисурата (1,67 млн т в год с возможностью расширения до 5 млн т).

Созданные и эксплуатируемые при нашем содействии объекты играют важную роль и в экономике Сирии, обеспечивая стране выработку около 22 % электроэнергии, добычу около 27 % нефти и орошение свыше 70 тыс. га засушливых земель. Каскад гидроэлектростанций на реке Евфрат, гидроузлы «Аль-Баас» и «Тишрин», около 1,5 тыс. км железных дорог, 3,7 тыс. км высоковольтных ЛЭП, ирригационные и водохозяйственные объекты, нефтепродуктопровод Хомс – Алеппо, завод азотных удобрений в Хомсе, ряд центров профтехобразования – все это построено главным образом в счет предоставленных советских государственных кредитов.

Арабские страны (Египет, Сирия, Алжир) расплачивались за советские госкредиты потребительскими товарами, которые почти целиком производил местный частный сектор. Поэтому в ряде стран арабского мира становление и укрепление национального производственного капитала происходило в значительной степени за счет работы на предельно емкий и стабильный советский рынок.

Наша страна традиционно получала из арабских стран продовольственные товары: цитрусовые, фрукты, консервы, кондитерские изделия. Неизменным спросом пользовались парфюмерно-косметические изделия, в частности египетские духи «Нефертити» и «Клима», хлопчатобумажные ткани, сирийский текстиль: портьеры, тюль, гипюр, кримплен.

Однако с началом драматических перемен в нашей стране все эти процессы, по сути, остановились. Новые подходы, реализуемые после развала СССР в управлении государством и народным хозяйством, обусловили стремление Москвы искусственно отгородиться от ряда традиционных союзников СССР, что особенно ярко проявлялось в первоначальный период прозападной эйфории. Впоследствии отношения с некоторыми арабскими странами омрачились политическими разногласиями в связи с ситуацией на Северном Кавказе.

В результате после событий 1991-го экономические связи с арабским миром были большей частью заморожены или свернуты. Колоссальный совместный потенциал, наработанный за предшествующие годы, оказался почти невостребованным. Государство ушло из сферы торгово-экономических отношений с этими странами, а частный российский капитал долгое время не мог демонстрировать готовность к возвращению на традиционные рынки. Да и опыта взаимодействия даже со старыми партнерами – представителями арабского национального капитала – новым российским бизнесменам подчас не хватало, как не хватало ни знания местной специфики, ни умения вести дела в сложившихся в регионе условиях. На долгие годы в наших отношениях с арабским миром наступила пауза.

ЭКОНОМИКА И НЕ ТОЛЬКО

Вместе с тем глобальная роль Ближнего и Среднего Востока чрезвычайно важна. Здесь, на территории в 14 млн кв. км, расположенной на двух континентах – африканском и евразийском, проживает около 300 млн человек. Средние темпы экономического роста арабских стран за последние два десятилетия – 3–6,4 %. Каждая из них по-своему своеобразна и тем привлекательна для внешних партнеров. Более того, в последние годы на региональном рынке наблюдаются все более отчетливые изменения.

Долгое время господствовало представление о том, что экономика арабских государств была, есть и будет основана исключительно на нефти. Конечно, нефтяная сфера остается пока главным полем для сотрудничества (как, впрочем, и источником политической напряженности). В 2004 году для участия иностранного капитала открылось более 20 объектов в различных отраслях экономики Саудовской Аравии – от нефтедобычи до розничной торговли. В итоге ОАО «ЛУКойл» подписало в марте 2004-го концессионное соглашение, предоставляющее ему право в течение 40 лет вести геолого-разведочные работы и разрабатывать месторождения газа и газового конденсата в районе пустыни Руб эль-Хали на площади около 30 тыс. кв. км (оценка объема обязательств – 4 млрд дол.). Для реализации проекта создано СП «ЛУКСАР», в котором компаниям «ЛУКойл» и «Сауди АРАМКО» принадлежат 80 % и 20 % уставного капитала соответственно.

В регионе быстро формируется рынок капитала и появляются мощные финансовые центры. В последнее время особую активность в этом направлении проявляет Бахрейн, правящие круги которого намерены превратить страну в крупнейший торговый и финансовый центр не только регионального, но и международного значения. По степени открытости экономики Бахрейн ставят на третье место в мире после Гонконга и Сингапура. Здесь отсутствуют налоги на доходы физических и юридических лиц, нет ограничений на вывоз капитала, прибыли и конвертацию валюты. Установлен беспошлинный режим ввоза сырья, полуфабрикатов и капитала для местного производства. Разрешено создание компаний со 100-процентным иностранным капиталом, и упрощена процедура их регистрации.

Крупнейший центр инвестиционной деятельности – Кувейт. Страна обладает развитым местным рынком капитала, а ее население держит на банковских депозитах больше денег, чем население Саудовской Аравии, Абу-Даби (эмират в составе Объединенных Арабских Эмиратов, ОАЭ. – Ред.) и Катара, вместе взятых. Кувейт – крупнейший инвестор долгосрочных капиталов за границей, однако субъектом является уже не частный капитал, а правительство.

Тенденция к либерализации экономики и процессы глобализации мировых экономических отношений привели к тому, что в странах Ближнего Востока и Северной Африки все бЧльшую популярность приобретает идея создания свободных экономических зон (СЭЗ). Будучи одной из форм привлечения иностранного капитала, в том числе и российского, такие зоны существуют в Сирии, Иордании, Ливане, ОАЭ, Египте, Тунисе, Марокко, Джибути и Йемене.

К наиболее успешным и привлекательным СЭЗ в арабском мире можно причислить «Джебель Али» в эмирате Дубай. Стабильное законодательство, высокоразвитые коммуникации и транспортные сети способствовали тому, что сегодня в этой свободной экономической зоне насчитывается более двух тысяч компаний из 97 стран мира. Существенный опыт в развитии СЭЗ накоплен и в Иордании, где стало возможным внедрение последнего поколения свободных экономических зон – специальных индустриальных зон, как раз и привлекающих наибольшую часть иностранного капитала. В процессе становления находятся СЭЗ в Бахрейне, Катаре и Кувейте.

Особый интерес представляет собой Ливан. Здешний банковский сектор имеет богатую историю. В Бейрут традиционно стекались средства, вырученные от экспорта нефти. Длительные торговые и культурные связи с европейскими и арабскими государствами позволили этой стране превратить торговлю в один из важнейших секторов экономики. До гражданской войны 1975–1990 годов экономика Ливана стабильно росла, действовали жесткие законы о соблюдении тайны банковских вкладов, что привлекало сюда капиталы; за страной в то время даже закрепилось название «ближневосточная Швейцария». Самые крупные компании западного и арабского мира всегда охотно приглашали на работу ливанских менеджеров высшего звена.

Война отбросила экономику Ливана далеко назад, лишив ее около 30 млрд дол., тогда как остальные страны Ближнего Востока переживали экономический бум. Деловая активность переместилась из Бейрута в другие экономические центры. Однако при этом ливанские банковские активы удивительным образом увеличились, поскольку в начале войны их удачно вложили в экономику США и Европы. И хотя сегодня долг Ливана составляет около 160 % ВВП, ни страну, ни внешний мир это ничуть не беспокоит. В 2002-м Ливан исключили из списка стран, находящихся под контролем Международной группы по борьбе с легализацией незаконных доходов. Одиннадцать ливанских банков вошли в сотню наиболее успешных арабских финансовых учреждений. Правда, политические события, последовавшие за гибелью бывшего премьер-министра Рафика Харири, внушают некоторые опасения относительно перспектив дальнейшего развития страны; тем не менее с учетом того, что стабильность целиком и полностью отвечает интересам экономики Ливана и его деловых кругов, есть надежда на то, что страна преодолеет нынешний кризис.

Вместе с тем странам региона приходится сталкиваться с рядом серьезных проблем. Экономика многих арабских стран, как и российская, испытывает серьезную зависимость от конъюнктуры нефтяного рынка. По существу, арабским странам приходится решать те же проблемы, что и России. Они осознают наличие дефицита во внешних инвестициях и необходимость поиска новых рынков сбыта для своих товаров. Даже Саудовской Аравии в последнее время пришлось прекратить экспорт капитала и заговорить о привлечении средств в те или иные проекты на собственной территории. Кроме того, арабский мир обеспокоен своим невысоким экономическим ростом. Так, объем ВВП на душу населения в Саудовской Аравии упал с 28 тыс. дол. в 1982 году до 7 тыс. дол. в 2004-м.

Перед Россией открываются реальные возможности расширения экономического сотрудничества с арабскими странами. Речь идет о высоких технологиях, банковских услугах, поставках металлопродукции и материалов для промышленного использования, а также о передаче технологического опыта, особенно в нефтегазовой сфере.

Возможно сотрудничество и в таких областях, как бурение с целью разведки месторождений подземных вод, опреснение морской воды (дефицит водных ресурсов в среднесрочной перспективе вообще способен превратиться в главную проблему региона), нефтехимия и металлургия. Разработаны также совместные проекты по производству химических удобрений, побочной продукции нефтяной промышленности, древесины, изделий кожевенной промышленности, охотничьих принадлежностей и аксессуаров, рыболовной оснастки, речных лодок, катеров, судов, кабельной арматуры, готовых быстросборных деревянных домов, автомобилей и других транспортных средств.

Особо перспективным является военно-техническое сотрудничество (ВТС) с арабскими странами, обеспечивающее высокорентабельными заказами предприятия военно-промышленного комплекса России. По объему поставок военной техники и вооружений в арабские государства Россия пока не в состоянии сравняться со странами Запада. Однако дальнейшее развитие сотрудничества с Россией в данной сфере поможет арабам диверсифицировать источники приобретения оружия и тем самым уменьшить свою зависимость от американских поставок.

Активизация экономического взаимодействия России с арабскими странами имеет и огромное геополитическое значение. Во-первых, Россия является международно признанным коспонсором ближневосточного урегулирования. Политическое присутствие нашей страны в регионе достаточно стабильно и отвечает важнейшей государственной задаче – играть роль одного из полюсов в многополярном мире. Визит на Ближний Восток президента России Владимира Путина в апреле 2005-го значительно повысил авторитет России в региональном и глобальном масштабе.

Во-вторых, и это особенно важно в долгосрочной перспективе, Россия способна сыграть уникальную роль в деле защиты интересов арабских народов в международном масштабе и внести свой вклад в предотвращение их вытеснения на обочину современного мира, которое зачастую осуществляется под флагом борьбы с угрозой «исламского экстремизма». Существуют силы, стремящиеся ответить на активизацию международного терроризма новым разделом мира. Только теперь границу предполагается провести не по идеологическому, а по цивилизационно-религиозному признаку. Большинство арабских государств рискуют попасть в разряд «подозрительных», то есть таких, по отношению к которым дозволены все действия, вплоть до прямого вооруженного вмешательства во внутренние дела.

Не случайно, что нарастающий интервенционизм внешнеполитической доктрины США вызывает беспокойство даже у таких традиционно ориентированных на Запад стран, как государства Персидского залива. В условиях, когда Вашингтон нередко проводит высокомерную и неуклюжую политику, они всё больше осознают необходимость диверсификации внешних связей c тем, чтобы если не нейтрализовать, то хотя бы ослабить американское давление. С этой точки зрения отношения с Россией, которая, несмотря на временное ослабление своих позиций в 1990-е годы, продолжает оставаться влиятельным игроком на мировой арене, имеют существенное значение для арабских государств.

Россия остается надежным партнером для тех, кто выступает против одностороннего (в обход Совета Безопасности ООН) применения силы в отношении любого государства. По двум самым животрепещущим проблемам позиции России и арабских стран совпадают или очень близки. Во-первых, и мы, и они признаём необходимость передачи всей полноты власти в Ираке самим иракцам с целью сохранения территориальной целостности и стабилизации положения в этой многострадальной стране. Во-вторых, обе стороны поддерживают идею справедливого урегулирования ближневосточного конфликта на основе резолюций Совета Безопасности ООН и мадридской формулы «Мир в обмен на территории».

Однако, если Москва не подкрепит свое влияние на Ближнем Востоке соответствующими экономическими действиями, ее роль будет здесь неуклонно ослабевать, что в конечном итоге может привести к вытеснению России из ближневосточной региональной политики. Неоценимую услугу нашей внешней политике может оказать отечественный бизнес, действуя через разрабатываемую ныне систему связей. Путем экономического взаимодействия со всеми без исключения странами региона Россия на деле подтвердит свою роль успешного и дружественного посредника между столь разными государствами.

Экономическое сближение России с арабским миром должно сопутствовать упрочению обоюдных политических связей. Не случайно президент России Владимир Путин призвал российские деловые круги в короткий срок поднять уровень российско-арабского сотрудничества в торгово-экономической области, дабы привести его в соответствие с нынешним благоприятным климатом в сфере межгосударственных и общественно-политических отношений.

ПАРТНЕРЫ СТАРЫЕ И НОВЫЕ

После ухода из российско-арабских отношений идеологической составляющей заметно расширился круг потенциальных партнеров России. Экономические интересы, равно как и стремление к получению экономической выгоды, диктуют необходимость налаживания контактов со всеми странами региона в зависимости от их реальной готовности к сотрудничеству и от спектра предлагаемых ими товаров или услуг, а не от политических лозунгов, стоящих там на повестке дня.

Ключевую роль среди традиционных партнеров России играет Египет. Товарооборот между обеими странами уже составляет около полумиллиарда долларов в год и имеет тенденцию к росту. К числу новых, наиболее перспективных областей сотрудничества относится сфера коммуникации и информационных технологий. Вряд ли простым совпадением стал тот факт, что недавно назначенный премьер-министр Египта Ахмед Назиф возглавлял ранее Министерство коммуникаций и информационных технологий. За время пребывания Назифа на этом посту данная отрасль постоянно демонстрировала успехи, обеспечивая в течение прошедших пяти лет 34 % роста.

Широкий резонанс получил запуск проекта «Умная деревня». Речь идет о своеобразном технопарке, т. е. об оснащенной самым современным оборудованием и удобной жилищной инфраструктурой территории, где предполагается разместить ведущие фирмы и компании в области разработки и внедрения информационных технологий. Компании, желающие обосноваться здесь, получают от властей «налоговые каникулы» сроком на 10 лет и к тому же пользуются упрощенной процедурой регистрации документов в административных учреждениях Египта. Ведущие египетские компании (Alcatel Egypt, Al Ahly Telecom и др.) уже приобрели на территории «Умной деревни» участки под офисы. Разместиться здесь планируют и российские фирмы. Помимо всего прочего, национальный рынок Египта моложе, а следовательно, он способен более гибко реагировать на изменения конъюнктуры и располагает более существенными возможностями. Да и цены в Египте значительно ниже, чем, например, в Объединенных Арабских Эмиратах, и потому производственные издержки здесь заметно меньше.

Ливан – это еще один яркий пример государства, с которым у России восстанавливаются исторические и налаживаются новые контакты. Поощрение взаимной торговли и инвестиций, содействие установлению тесных партнерских связей по линии частного капитала представляют собой важнейшую составляющую экономических отношений. Однако наиболее пристальное внимание этой страны направлено на сотрудничество с Россией в нефтегазовой отрасли. Ливанская сторона неоднократно давала понять, что она приветствовала бы участие России в строительстве нефте- и газопроводов через свою территорию. Бейрут также заинтересован в привлечении к сотрудничеству российских специалистов по сооружению ирригационных систем, строительству плотин.

Особый случай представляет собой Саудовская Аравия. Россию разделял с этим королевством барьер полувековой неприязни, и по ряду причин в Москве изначально почти не питали надежд на то, чтобы основательно там закрепиться.

Во-первых, вся новейшая история России характеризовалась отсутствием политических позиций в Саудовской Аравии. Местные правящие круги не забыли о враждебном отношении Советского Союза к их стране. Да и в России Саудовская Аравия ассоциируется скорее с радикальным исламом – тем самым, проявлениям которого российская сторона противостоит на Северном Кавказе. Саудовское общественное мнение, в свою очередь, крайне отрицательно оценивает действия российских властей в этом регионе РФ. Во-вторых, саудовские элита и общество в целом, традиционно ориентирующиеся на Запад, просто не привыкли к работе с другими партнерами.

Подобного рода препятствия имеют скорее политический характер, однако пути их постепенного преодоления и формирования атмосферы доверия могут быть найдены в экономической области. В качестве потенциальных сфер кооперации традиционно называют энергетику и военно-техническое сотрудничество. Однако нельзя обходить вниманием и области, где инвестиции быстро окупаются. Это в первую очередь недвижимость, строительство, торговля, ценные бумаги, развитие транспортной инфраструктуры.

Важную роль может сыграть уже имеющийся у России опыт в таких высокотехнологичных сферах, как сжижение газа, прокладка газопроводов, регазификация. Саудовцы же готовы инвестировать средства в российскую аэрокосмическую промышленность. И наконец, несмотря на то что саудовская армия уже укомплектована американским и западноевропейским вооружением, Эр-Рияд, похоже, внимательно присматривается к российским боевым вертолетам. С учетом вышесказанного первый Российско-саудовский экономический форум, проходивший в Москве в июле 2003-го, можно считать поистине историческим.

РОССИЙСКО-АРАБСКИЙ ДЕЛОВОЙ СОВЕТ: МИССИЯ И ДОСТИЖЕНИЯ

Достигнутый до 1991 года уровень торгово-экономических и военно-политических отношений между нашей страной и арабским миром, выражавшийся в миллиардах долларов, обеспечивался исключительно государственными структурами и рычагами, общей государственной политикой. Основой для сотрудничества служили главным образом политические соображения и логика холодной войны. Но на нынешнем этапе особенно важным фактором углубления российско-арабских отношений становится развитие частно-государственного партнерства.

Связать воедино систему торгово-экономических отношений России со странами этого обширного, политически разобщенного и экономически разнородного региона, придать импульс их возрождению на новом качественном уровне призван недавно созданный Российско-арабский деловой совет (РАДС).

Он быстро превратился в активного и уважаемого участника российско-арабского сотрудничества не в последнюю очередь потому, что Торгово-промышленную палату (ТПП) – учредителя его российской части – возглавляет академик РАН Евгений Примаков, чей авторитет в арабском мире чрезвычайно высок, а опыт и знание региона повсеместно признаны.

С арабской стороны РАДС учрежден Генеральным союзом торговых, промышленных и сельскохозяйственных палат 22 арабских государств, куда входят руководители и представители местных ТПП, крупные бизнесмены. С российской стороны одну из ведущих ролей играет Акционерная финансовая корпорация «Система». К числу основных задач РАДСа относятся: создание совместно с каждой из арабских стран двусторонних комитетов, ответственных за реализацию конкретных проектов сотрудничества; установление прямых контактов между российскими и арабскими предпринимательскими структурами; стимулирование инновационной деятельности.

За полтора года существования Российско-арабский деловой совет зарекомендовал себя как эффективный инструмент восстановления и налаживания деловых связей, центр сбора, анализа и распространения необходимой обеим сторонам коммерческой информации. Уже сейчас обратившийся в РАДС арабский или российский коммерсант может рассчитывать на консультацию и на обретение достойного делового партнера. При поддержке РАДСа учреждены три комитета на двусторонней основе: Российско-египетский, Российско-сирийский и Российско-ливанский. Готовится формирование аналогичных комитетов с другими странами. Создание двусторонних комитетов позволит упорядочить отношения между предпринимателями и выявить наиболее привлекательные направления взаимодействия по каждой стране.

Результаты деятельности РАДСа и заметное увеличение деловых контактов позволяют утверждать, что период «безвременья» в российско-арабских отношениях подошел к концу. При поддержке и в рамках РАДСа сотрудничество России и стран арабского Востока получает шанс для выхода на новый качественный уровень. Главными его признаками становятся отсутствие идеологических барьеров и конструктивное взаимодействие между бизнесом и государством. В области бизнеса решающая роль должна принадлежать новейшим информационным технологиям и сфере услуг, что позволит как России, так и странам арабского Востока преодолеть стереотип тотальной энергозависимости их экономик и совместно войти в высокотехнологичную экономическую среду XXI века.

Россия. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 9 июня 2005 > № 2906315 Владимир Евтушенков

Россия и ЕС: сближение на фоне разрыва?

© "Россия в глобальной политике". № 1, Январь - Февраль 2005

Н.К. Арбатова – д. полит. н., заведующая сектором европейских исследований ИМЭМО РАН, директор научных программ комитета «Россия в объединенной Европе».

В.А. Рыжков – депутат Государственной думы РФ, координатор комитета «Россия в объединенной Европе». Статья подготовлена на основе ежегодного доклада комитета «Россия в объединенной Европе» за 2004 год.

Резюме Взаимоотношения Россия – ЕС находятся в состоянии системного кризиса: количество накопившихся проблем переросло в качество, у обеих сторон отсутствуют стратегические цели.

В 2007 году истекает срок действующего Соглашения о партнерстве и сотрудничестве (СПС) между Россией и Европейским союзом – базового двустороннего документа. СПС, вступившее в силу 1 декабря 1997-го, стало первым полномасштабным правовым актом, заложившим фундамент равноправных отношений России с Европой и Западом в целом, позволившим существенно расширить набор форм сотрудничества, создать единую основу для ведения экономического и политического диалога.

Однако в политической области взаимоотношения России и Евросоюза давно перешагнули рамки Соглашения. Что же касается сферы экономического сотрудничества, то обе стороны хотя и продвинулись вперед на некоторых направлениях, но не смогли реализовать весь потенциал СПС: некоторые его положения либо безнадежно устарели, либо вообще не выполняются. А после вступления России во Всемирную торговую организацию (ВТО) несоответствие Соглашения нынешним реалиям проявится еще сильнее.

Что же делать? Продлить действие существующего либо модернизированного СПС или подумать о новом договоре, способном поднять планку в отношениях между Россией и ЕС и содействовать созданию общих пространств в сфере экономики, внутренней и внешней безопасности, культуры и образования, предусмотренному решениями Санкт-Петербургского саммита (май 2003 года)?

КРИЗИС МОМЕНТА ИЛИ КРИЗИС СИСТЕМЫ?

Очевидно, что взаимоотношения Россия – ЕС находятся в состоянии системного кризиса: количество накопившихся проблем переросло в качество, у обеих сторон отсутствуют стратегические цели, нет понимания того, какое место может занять Россия в европейских интеграционных процессах. Расширение Евросоюза еще ярче высветило эту фундаментальную проблему в отношениях между партнерами, каждый из которых переживает период глубокой трансформации.

У Брюсселя нет желания обременять «российским фактором» внешнеполитическую повестку дня Евросоюза, осуществляющего революционные преобразования в связи с расширением и углублением европейской интеграции. Дефицит доверия в отношении России, обусловленный как ходом истории, так и ее сегодняшним развитием, побуждает Европейский союз дистанцироваться от восточного соседа, воспринимать его главным образом как «нефть, газ и ядерное оружие».

Россия по-прежнему еще не определилась со своей национальной и политической идентичностью, не дала четкий ответ на вопрос о том, какое государство сегодня строится у границ ЕС. Если Москва времен президентов Горбачёва и Ельцина декларировала на словах, а в ряде случаев и реализовывала на деле свое стремление к созданию демократического государства и либеральной экономики, то современная Россия все более открыто двигается в сторону новой версии авторитаризма. В частности, государство, преимущественно в лице коррумпированной бюрократии, все более активно вмешивается в экономическую жизнь. Десятилетие назад казалось, что демократические и рыночные преобразования в России относительно быстро приведут ее в круг государств, стоящих на твердом фундаменте общих европейских ценностей, таких, как права человека, уважение прав меньшинств, широкие политические и гражданские свободы, регионализм и самоуправление, приоритет компромисса над силовым решением проблем и т. д. Сегодня Россия все чаще предпочитает иную систему координат, что проявляется повсеместно. Это и растущий государственный контроль над средствами массовой информации, и ограничения деятельности оппозиции, и фактический демонтаж большинства демократических институтов.

В этой связи постановка вопроса об отношениях с Россией приобретает для Евросоюза совсем иное звучание, чем десятилетие назад. Как вести себя с Россией, которая не стремится вернуться в семью европейских народов, а превращается во все более авторитарное государство? Существует противоречие между внешней политикой России, по-прежнему ориентированной на взаимодействие с Европейским союзом и другими западными партнерами (о чем свидетельствуют ратификация Киотского протокола и Протокола к Соглашению о партнерстве и сотрудничестве с ЕС, стремление вступить в ВТО в 2006-м), и ее внутренней политикой, направленной на централизацию власти, подавление оппозиции, сращивание государства с крупнейшими финансово-промышленными группами. Это несоответствие представляет собой серьезное препятствие для установления подлинно партнерских отношений между Россией и Евросоюзом, обрекая их на ограниченное сотрудничество.

С другой стороны, после краха биполярности стратегия Европейского союза на посткоммунистическом пространстве никогда не предусматривала серьезного сближения с Россией. Это в полной мере относится даже к наиболее благоприятному периоду международных отношений начала 1990-х годов. И ведущие страны ЕС, и Евросоюз в целом сделали крайне мало для того, чтобы помочь России обрести достойное место в Европе, неотъемлемой частью которой она является. Это заслуживает особого сожаления, поскольку именно Москва внесла решающий вклад в прекращение холодной войны, избавив Европу от угрозы глобального конфликта. И хотя Европейский союз поддерживал курс России на демократизацию и признавал важность отношений с восточным соседом, он последовательно обходил вопрос о месте нашей страны в интегрирующейся Европе. Такая тактика европейцев не способствовала ни системной трансформации России, ни формированию у ее граждан представления о своей стране как о европейском демократическом государстве. Если не считать узких проектов сотрудничества по отдельным вопросам, у ЕС отсутствовала общая концепция поддержки демократических преобразований в России. В связи с этим в российском руководстве и, главное, в обществе нет четкого видения того, каким образом европейская интеграция может реально содействовать экономическому развитию, а также обеспечению безопасности и долгосрочной политической стабильности. Расширение Евросоюза, первоначально воспринимавшееся как объективный процесс, сегодня все чаще рассматривается многими в России как источник новых вызовов (таких, как проблема Калининграда или усиление соперничества на постсоветском пространстве – например, кризис, связанный с украинскими выборами).

В 1990-е годы стратегия Европейского союза зиждилась на двух основных направлениях деятельности. Это стабилизация через региональное сотрудничество проблемных стран и регионов Центральной и Юго-Восточной Европы, а также интеграция в Европейский союз наиболее подготовленных государств, с каждым из которых заключалось Соглашение об ассоциации. Однако даже стабилизационные планы предусматривали некую промежуточную стадию – подписание соглашений о стабилизации и ассоциации. Формат Соглашения о партнерстве и сотрудничестве, предложенный России, Украине, Белоруссии и Молдавии, находился за пределами этой основной стратегии Европейского союза.

Интересно, что в начале 1990-х Россия, взявшая курс на ускоренную интеграцию во все западные институты, добивалась на переговорах с Евросоюзом заключения соглашения, близкого к Соглашению об ассоциации. При этом справедливости ради следует отметить, что российское руководство не имело четких целей и приоритетов на европейском направлении и не осознавало полностью сути европейской интеграции, ее важности для демократизации российского общества. Вместе с тем противоречивость процессов внутренней трансформации России лишь укрепляла желание Брюсселя держать «стратегического партнера» на расстоянии вытянутой руки.

СПС отражало в значительной степени технократический, а не политический подход Европейского союза, не ставило практических задач по системным преобразованиям в тех странах, с которыми оно заключалось, не учитывало эволюции отношений, носило статичный характер и охватывало главным образом сферу экономики и торговли. Иными словами, СПС оставляло те страны, с которыми оно было подписано, за рамками интеграционных процессов, бурно развивавшихся в Европе в прошедшее десятилетие. Именно поэтому страны, взявшие курс на интеграцию в ЕС, стремились перешагнуть планку Соглашения о партнерстве и сотрудничестве.

В 2004 году стратегия Евросоюза получила новое развитие в «политике добрососедства», направленной на укрепление стабильности. В первом варианте так называемой «концепции Широкой Европы» соседствующие с ЕС страны от Марокко до России рассматривались как единое целое без выделения приоритетов и диверсификации политики по отношению к ним. (Такой подход ЕС к соседям странным образом напоминает политику российского руководства начала 1990-х на постсоветском пространстве. По инерции воспринимая страны ближнего зарубежья как единое пространство, Москва не определила ни приоритетные направления, ни наиболее важные для нее государства-партнеры. Плоды этой политики мы во многом пожинаем сегодня.) Однако в окончательном варианте концепции Россия отсутствует вовсе. Точнее, в документе трижды говорится о том, что «стратегическое партнерство» с Россией будет строиться на основе санкт-петербургских решений, то есть за рамками «политики добрососедства».

ОБЩИЕ ПРОСТРАНСТВА: БОЛЬШЕ МИФОВ, ЧЕМ РЕАЛЬНОСТИ

Несомненно, решения Санкт-Петербургского саммита Россия – ЕС свидетельствуют о желании партнеров переместить сотрудничество России и Евросоюза на новый уровень четырех «европейских пространств». Но насколько реалистична эта идея, может показать только конкретный анализ современной ситуации в сферах предполагаемого сотрудничества.

Общее экономическое пространство – это, по сути, единый внутренний рынок, единая юридическая база, которая регулирует четыре свободы передвижения (людей, товаров, капиталов и услуг), а также позволяет координировать некоторые направления экономической политики (антиинфляционная политика, политика конкуренции, ряд аспектов социального обеспечения).

Исходя из уровня нынешнего развития России и динамики процессов трансформации Европейского союза, можно утверждать: общее экономическое пространство между Россией и ЕС, по самым приблизительным расчетам, реально сформировать только через 20 лет. Сегодня речь может идти о программе действий лишь на начальный период движения в сторону общего пространства. Тем не менее уже сейчас просматриваются положительные тенденции, объективно способствующие этому процессу.

Во-первых, углубление внешнеэкономических связей между Россией и ЕС. Весьма показательно, что торговля с СНГ в структуре товарооборота России составляет только 20 %, в то время как с Европой – около 60 %. В структуре российского баланса импорта и экспорта услуг сдвиг в пользу Европейского союза еще значительнее.

Во-вторых, российская сторона, ориентированная на развитие транспортной инфраструктуры для нефте- и газодобычи и сбыта, в определенных границах готова к европейским инвестициям в свою энергетику. В этой связи можно ожидать не только роста физических объемов добываемых сырьевых ресурсов, но и ускоренного развития производства по их переработке, а также вхождения на европейский рынок российских транснациональных компаний.

В-третьих, Россия сегодня – это пусть и не самый большой, но быстро растущий рынок, что усиливает его значение для транснациональных компаний, стремящихся расширить свое глобальное присутствие. В силу этого вступление России в ВТО представляется чрезвычайно важным – ведь оно способствует формированию общей правовой среды, единых правил игры как для российских компаний, так и для иностранных акторов российского рынка.

В-четвертых, несмотря на отсутствие общей стратегии интеграции, де-факто происходит гармонизация российского и европейского (являющегося для России основным ориентиром) экономического законодательства. Так, внедрение нового таможенного законодательства приведет к легализации «серых» схем движения товаров на российскую территорию. Российские банки и страховые компании уже постепенно переходят на международные стандарты финансовой отчетности.

Признавая нереалистичность создания общего экономического пространства между Россией и ЕС в обозримом будущем, следует констатировать, что растущая российская и интегрирующаяся европейская экономики, безусловно, дополняют друг друга. Вступление России в ВТО и приведение российского законодательства в соответствие с европейским создадут принципиально новые условия для решения проблем, с которыми сталкиваются торговые партнеры.

Общее пространство внутренней безопасности не может быть построено исключительно на совпадении интересов, без единой системы ценностей. Правовое сотрудничество и совместная борьба с организованной преступностью невозможны, если в той или иной стране не соблюдаются законы, отсутствует независимый суд, а правоохранительные органы коррумпированы. Кроме того, необходимо четкое разделение ответственности за безопасность на этом пространстве, а это требует высокой степени доверия между партнерами.

Поскольку все эти препятствия до сих пор не устранены, реальная концепция единого пространства внутренней безопасности на сегодняшний день не выработана. Налицо лишь избирательное сотрудничество – совместное осуществление ряда мер и некоторых акций, фактически воспроизводящих Хельсинкский план действий в борьбе с организованной преступностью.

Сегодня более правомерно говорить о способности России и Евросоюза совместно контролировать явления, угрожающие так называемой мягкой безопасности: наркотрафик, нелегальную миграцию, торговлю людьми. В этих целях необходимо объединить усилия России и ЕС по линии противодействия «спросу и предложению». Именно данный принцип должен лежать в основе не только продвижения к общему пространству, но и практического сотрудничества.

Общее пространство внешней безопасности. Будущее партнерства России и Европейского союза в этой сфере будет зависеть от двух факторов. Во-первых, от того, как расширение и углубление процессов европейской интеграции (в первую очередь институциональные преобразования в расширенном Евросоюзе) повлияют на жизнеспособность и эффективность Евросоюза как основного международного европейского института. И, во-вторых, от того, как будет развиваться сама России. Создание общего пространства внешней безопасности фактически означает установление союзнических отношений между партнерами, а подобные отношения возможны только с демократической Россией.

Несомненно, серьезной проблемой является то, что общая внешняя политика и политика безопасности ЕС находится в стадии формирования, причем в условиях беспрецедентных преобразований. За последние 10–13 лет каждый новый кризис в международных отношениях становился лишь очередным свидетельством разрыва между мощным экономическим потенциалом Европейского союза и его ограниченными возможностями противостоять новым угрозам. Но каждый новый кризис также способствовал прогрессу в развитии военного измерения Евросоюза.

Главная опасность, с которой сталкивается сегодня Россия, – это угроза ее территориальной целостности. Безусловно, очень многое зависит от того, насколько тонкую и эффективную политику Кремль будет проводить в отношении субъектов Российской Федерации, этнических меньшинств и стран ближнего зарубежья. Но, оставаясь за рамками интеграционных процессов, Москва будет всегда крайне болезненно относиться к усилению влияния США, НАТО, а потенциально и ЕС на сопредельном России постсоветском пространстве. Кризис взаимоотношений России и ЕС в связи с выборами в Украине – это тревожный симптом.

Создание общего пространства внешней безопасности России и Евросоюза является отдаленной перспективой. Пока можно говорить только о некоей программе совместных действий по принципиальным вопросам. Первое – это реформирование ООН и создание новой системы безопасности, отвечающей реалиям постбиполярного мира. Второе – теснейшее сотрудничество и взаимная поддержка на пространстве расширенного Ближнего Востока (к нему примыкают Балканы и Кавказский регион) как в области предотвращения распространения ядерного оружия, так и в сфере противодействия терроризму. В связи с этим особенно важно формирование общей позиции России, ЕС и США по Ирану.

Общее пространство в сфере культуры и образования является самой перспективной областью в отношениях между Россией и Европейским союзом. Для России один из важнейших вопросов на этом направлении – взаимное признание дипломов, что станет стимулом для гармонизации систем образования России и Евросоюза.

Что касается фундаментальной науки, то можно говорить о формировании общего пространства исследований в большинстве ее областей. Но существует и коммерческий аспект прикладных исследований и разработок, связанных с военным потенциалом или глобальной экономической конкуренцией. В этой сфере действует строгий режим секретности как в России, так и в ЕС.

Иными словами, на сегодняшний день санкт-петербургские решения остаются красивой идеей, не наполненной практическим содержанием. Претворение их в жизнь требует и нового политического мышления, и особой степени доверия, и времени. К тому же может получиться, что без новой договорно-правовой базы между Россией и Европейским союзом эти действия будут сведены к мелкотравчатому прагматизму, к тактике незначительных шагов.

КАКИМ ДОЛЖЕН БЫТЬ НОВЫЙ ДОГОВОР?

Итак, в сухом остатке – сильно устаревшее СПС и красивая мечта об общих пространствах. Для обретения общей исторической перспективы жизненно необходим новый договор, который, не ставя нереалистичных в обозримом будущем задач (таких, например, как членство России в Евросоюзе), переместил бы отношения на более высокую ступень.

Модернизированное Соглашение о партнерстве и сотрудничестве лишь подтвердит неизменность прежнего подхода ЕС к России как к стране, остающейся на обочине европейской интеграции. По аналогии с соглашениями о стабилизации и ассоциации новый договор может быть назван Соглашением об особой ассоциации России и Европейского союза. И хотя за последнее десятилетие Россия входила в состав разнообразных «особых» структур с участием и Евросоюза, и НАТО, в данном случае название «особая ассоциация» представляется приемлемым компромиссом. Оно сможет поднять взаимоотношения России и ЕС на новый уровень и зафиксировать их там на период, необходимый для развития и консолидации российских демократических институтов и практики, а также для модернизации экономики России.

Новый договор должен быть нацелен на последовательную демократизацию России через постепенную интеграцию с Европейским союзом. Только в этом случае призывы соответствовать европейским нормам и принципам, звучащие в адрес России, будут иметь практический смысл. Кроме того, Евросоюзу необходим региональный подход ко всему европейскому пространству СНГ, подобный стратегии стабилизации стран Центральной и Юго-Восточной Европы. Лишь такие меры позволят снять угрозу потенциального соперничества и конфронтации на территории бывших советских республик.

На нынешнем поворотном этапе Россия и ЕС должны определить, как строить свои отношения – либо в качестве потенциальных союзников, объединенных общими ценностями и интересами (более значительными, чем взаимные претензии, проблемы и противоречия), либо как принципиально разные политические субъекты, готовые сотрудничать по отдельным вопросам чисто практического характера. Сегодня и в Европейском союзе, и в России все очевиднее стремление строить отношения по образцу отношений Евросоюза с Китаем или Индией: акцент не на общих ценностях, а на общих интересах. Однако именно проект «авторитарной модернизации» России, с которым ведущие страны Запада, по сути, согласились после прихода к власти президента Путина, является ныне одним из источников проблем в отношениях между Москвой и Брюсселем. В отличие от того что происходит в Китае или Чили, модернизация России без ее демократизации не представляется возможной в силу российских исторических традиций и масштабов. Авторитаризм, какими бы эпитетами он ни сопровождался («мягкий», «просвещенный») и какими бы благими целями ни обосновывался, окажется главным препятствием для реализации планов по собственно модернизации России. Кроме того, есть существенное различие между Китаем, Индией или странами Латинской Америки, наиболее далекими соседями ЕС, и Россией, которая принадлежит к европейской культуре и значительная часть которой расположена в Европе. Расширение на восток не оставило Евросоюзу места для дистанцирования от России.

Потенциал нашей страны огромен как в позитивном, так и в негативном смысле. С этой точки зрения у ЕС, как и у Запада в целом, не так уж много альтернатив: или новая политика вовлечения (neo-engagement), или новое сдерживание (neo-containment) России. Но сдерживание – это путь назад, к политике мирного сосуществования времен холодной войны, не способной ответить на современные вызовы как европейской и международной безопасности, так и всему процессу глобализации. Да и Россия, если она предпочтет самоизоляцию и возвращение к безнадежно устаревшим и неэффективным формам государственного и общественного бытия, вряд ли сохранит шансы стать по-настоящему современной, а значит, сильной и влиятельной мировой державой.

Россия. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 16 февраля 2005 > № 2906792 Надежда Арбатова, Владимир Рыжков

Европейский союз: модель для сборки

© "Россия в глобальной политике". № 6, Ноябрь - Декабрь 2004

О.В. Буторина – д. э. н., заведующая кафедрой европейской интеграции МГИМО (У) МИД РФ, член научно-консультативного совета журнала «Россия в глобальной политике».

Резюме Хотя европейская интеграция достигла продвинутой стадии, ключевые вопросы – о европейской идентичности

и характере демократии в Евросоюзе – не решены даже частично.

Степень полезности Европейского союза для участвующих в нем 25, а в будущем и 30 стран напрямую зависит от того, как он будет устроен. Речь идет не только о его руководящих органах и их компетенции, но прежде всего и об архитектуре интеграции в целом и ее внутренней логике. С момента основания и до середины 1980-х ЕС эволюционировал линейно и вполне предсказуемо. В основном интеграционный процесс развивался в экономической сфере – вокруг общей таможенной (на базе таможенного союза) и сельскохозяйственной политики. До 1992 года объединение именовалось Европейским экономическим сообществом (ЕЭС), что практически ставило знак равенства между экономической интеграцией и интеграцией вообще, понимаемой как процесс сращивания национальных хозяйств.

Помимо этого отраслевого аспекта у ЕЭС имелся еще один – институциональный. Он тоже с годами укреплялся, о чем, правда, было мало известно за пределами брюссельских коридоров. В 1967-м руководящие органы ЕЭС, Европейского сообщества по атомной энергии (Евратом) и Европейского объединения угля и стали (ЕОУС) были слиты в единые Комиссию и Совет (министров). К этому времени Суд ЕЭС утвердил примат права Сообществ над национальным. С 1974 года начал работать Европейский совет, в 1975-м была учреждена Палата аудиторов, а в 1979 году прошли первые выборы в Европейский парламент.

Со второй половины 1980-х поле интеграционной деятельности стало заметно расширяться. Во-первых, Сообщество включилось в работу над несколькими новыми неэкономическими проектами. Была сформулирована Общая внешняя политика и политика безопасности, значительно окрепла политика в научно-технической области, сформировалась культурная, образовательная и экологическая политика, появилось Шенгенское пространство. Если, согласно Договору об учреждении ЕЭС, главной целью интеграции являлось развитие экономики (вкупе со сбалансированным экономическим ростом и повышением уровня жизни), то в недавно одобренной Конституции ЕС поставлены такие задачи, как укрепление мира, создание пространства свободы, безопасности и правопорядка, технологический прогресс, сохранение и развитие европейского культурного наследия, утверждение интересов Евросоюза в мире и распространение его ценностей (права человека, демократия, верховенство закона).

Во-вторых, выработана стратегия деятельности не только в условиях общего рынка, но и валютного союза, то есть принят план перехода от негативной интеграции к позитивной. Напомним, что еще с 50–60-х годов прошлого века в европейском строительстве различаются два процесса. Негативной интеграцией называют все мероприятия, цель которых – дать бизнесу свободно работать невзирая на государственные границы. Идеологи такого подхода (например, Вильгельм Репке, Андреас Предоль, Жак Денио, Морис Аллэ) полагали, что достаточно снять торговые и валютные ограничения – и здоровые рыночные силы сами создадут единое экономическое пространство, подобное национальному. Им противостояли защитники позитивной интеграции (Бела Балаша, Джон Пиндер, Ян Тинберген и др.), считавшие, что устранение барьеров – это лишь полумера. Смысл настоящей интеграции они видели в создании нового качества экономической среды, которая позволила бы тесно переплетенным национальным хозяйствам функционировать в оптимальном режиме.

В-третьих, все сильнее давала о себе знать малозаметная поначалу проблема единства группы, сохранения общего для всех участников темпа интеграции. Причиной этого явились как присоединение новых стран (особенно уступающих по уровню развития Греции, Испании, Португалии), так и усложнение самого процесса интеграции, то есть углубление прежних и появление ее новых направлений. В настоящее время данная проблема разрастается уже до невиданных масштабов. Ясно, что возможный прием Турции ставит точку в разговорах о том, способен ли Европейский союз двигаться по пути интеграции единым отрядом. Перемены, произошедшие в конце XX века, сделали также необходимой капитальную реформу институтов ЕС, которые в силу своей конструкции – простой и незначительно изменившейся с 1967-го – перестали справляться с возросшей нагрузкой.

И наконец, на первый план неожиданно вышли отношения между Евросоюзом и населением отдельных стран Европы, всегда являвшиеся побочной сюжетной линией интеграционной саги. «Второстепенные герои» заявили о своем праве влиять на развитие сценария. В 1992 году, при ратификации Маастрихтского договора, брюссельские чиновники впервые столкнулись с тем, что граждане, по сути исключенные из процесса управления Сообществом, могут в одночасье заблокировать самые благотворные решения. Расширение сферы компетенций Европейского союза и повышение его статуса в мире требовали новой концепции взаимоотношений между мегагосударством и его жителями. В 1990-е появился институт европейского гражданства, была принята Хартия основополагающих прав граждан, расширены функции Европарламента. Однако главные вопросы – о европейской идентичности и характере демократии в ЕС – сегодня не решены даже частично. Не произойдет это и в ближайшие годы, так как пока Евросоюз едва приступает к их решению.

Центральная интрига европейского строительства в предстоящие 10–20 лет будет разворачиваться вокруг следующих проблем: формирование отраслевой структуры интеграции; выбор ее скоростного режима, как общего, так и для разных категорий участников; определение путей федерализации и демократизации расширяющегося Европейского союза.

КОТТЕДЖИ ВОКРУГ МНОГОЭТАЖКИ

Как уже говорилось, первые три десятилетия европейская интеграция была в основном экономической. Сообщество развивалось, проходя известные стадии (схема Балаши): зону свободной торговли, таможенный союз, общий рынок, экономический и валютный союзы. Такая последовательность обусловила два других важнейших качества интеграции. Первое: на всех, за исключением последнего, этапах она была в основном негативной и, только добравшись до вершины – Экономического и валютного союза (ЭВС), сделала крутой поворот в сторону позитивной. Второе: интеграция по большей части осуществлялась на централизованном, или коммунитарном, уровне (решения принимались органами ЕС и были обязательны для всех стран-членов), а не в формате межгосударственного сотрудничества, при котором заглавная роль принадлежит национальным правительствам. Отмеченные качества были определяющими, но не абсолютными, поскольку они в разной степени сочетались со своими противоположностями. Например, задолго до создания ЭВС возникли такие формы позитивной экономической интеграции, как «валютная змея» (система согласованных валютных курсов между европейскими государствами; введена в 1972 г. – Ред.) и Европейская валютная система (1979). С середины 1970-х страны-члены начали координировать свою экономическую политику. Единый внутренний рынок также содержал элементы позитивной интеграции. Вместе с тем Европейский совет, который начал регулярно собираться с декабря 1974 года, олицетворял собой межгосударственный, а не федеративный подход.

Исправно работавшая модель исчерпала себя к середине 80-х – началу 90-х годов минувшего столетия: Евросоюз подошел к высшей институциональной стадии экономической интеграции, свое дело сделала Всемирная торговая организация. Если в 1950-е годы средний уровень таможенного обложения импортных товаров в ведущих странах Западной Европы составлял 17–25 %, то сегодня он равен 3,5 %. Либерализация движения товаров, услуг и капиталов в масштабах всего мира резко снизила протекционистский эффект от действий ЕС. Через 10–20 лет разница между условиями торговли внутри ЕС и за его пределами может быть почти размыта. Не исключено, что Европейский союз встанет перед необходимостью снести значительную часть той крепостной стены, которая отделяет его от внешнего мира. Тогда европейским фермерам, например, придется вступить в открытую конкурентную борьбу с производителями из других регионов мира, где рабочая сила дешевле, а земельные и водные ресурсы обильнее. Это означает, что европейская интеграция либо «упрется головой в потолок», либо будет искать сферу приложения вне экономики, что уже происходит.

В практике ЕС все неэкономические направления деятельности, кроме Шенгенского соглашения, представляют собой позитивную интеграцию. Причем в этом случае для начала позитивной стадии не требуется длительного устранения барьеров, поскольку культурное, научно-техническое или политическое сотрудничество никогда не было объектом протекционизма. В региональной, социальной, транспортной, энергетической и рыболовной политике ЕС, то есть в сферах, относящихся к экономике, но не входящих в компетенцию таможенного союза, наблюдается сочетание негативной и позитивной интеграции. Отсюда следует вывод, что завершение в ЕС периода борьбы с государственным протекционизмом (после того как начал действовать единый внутренний рынок) и формирование ЭВС создают почву для перехода интеграции во внеэкономические сферы. А это, в свою очередь, сопровождается и будет в дальнейшем сопровождаться усилением созидательной функции Евросоюза.

Однако новые области, осваиваемые интеграцией, имеют меньшую наднациональную составляющую, чем ее прежние основные направления (таможенный союз, единый внутренний рынок и валютный союз). В подавляющем большинстве этих областей решения вырабатываются на принципах межгосударственного сотрудничества, а не федерализма, то есть в первую очередь отвечают интересам стран-членов, а не Союза в целом.

Эту тенденцию легко проследить в тексте Конституции ЕС, где выделяются три типа компетенций Союза. В сферах, где ЕС обладает исключительными правами, все решения принимаются только его органами, а национальные правительства их просто выполняют. Смешанная компетенция подразумевает, что Евросоюз и государства-члены делят между собой зоны ответственности, при этом доля ЕС может быть как значительной, так и совсем скромной. При дополняющих функциях ЕС всю нагрузку несут страны-члены, а Союз лишь оказывает им поддержку. Все действующие ныне направления интеграции (кроме денежно-кредитной политики зоны евро, правил единого внутреннего рынка, таможенного союза и отдельных частей рыболовной политики) попадают в сферы смешанной компетенции или дополняющих действий ЕС.

Таким образом, в ближайшее время, несмотря на принятие Конституции и расширение числа вопросов, по которым решения принимаются большинством голосов (а не единогласно), фактическая степень федерализации Союза может остаться на прежнем уровне и даже снизиться. Это связано также с окончанием периода негативной интеграции, поскольку борьба с таможенными и другими барьерами требовала, чтобы наднациональные органы устанавливали единые для всех правила и добивались их безусловного выполнения. Теперь это становится не так важно.

Образно говоря, на рубеже столетий Европейский союз завершает возведение многоэтажного общежития (таможенный союз – общий рынок – ЭВС) и переходит к строительству поселка из частных коттеджей по индивидуальным проектам (транспортная, экологическая, оборонная политика и т. п.).

С одной стороны, это делает интеграционные проекты более доступными для стран-новичков. Ведь им не приходится догонять ушедших далеко вперед ветеранов, так как они присоединяются к программе, у которой не было предшествующих стадий. С другой стороны, при межгосударственной форме сотрудничества выработка единой политики сильно затруднена. Вместе с тем решение стоящих сейчас перед Евросоюзом стратегических задач, таких, как усиление его роли в международных делах, рост конкурентоспособности, противодействие национализму, невозможно без совершенствования его внешнеполитических функций, повышения научно-технического потенциала, улучшения качества образования, развития культуры и укрепления европейской идентичности. А здесь у ЕС нет ни достаточных полномочий, ни сколько-нибудь значимых финансовых ресурсов. Например, расходы из бюджета ЕС на проекты, проводимые в рамках его научно-технических программ, составляют только 4 % от затрат на науку и технику всех государств-членов. В целом бюджет ЕС очень мало отвечает приоритетным задачам Союза в XXI веке. В 2004-м из всех расходов в размере 115 млрд евро 43 % пошло на сельскохозяйственную и 36 % на региональную политику. Все остальные направления внутренней политики ЕС получили только 9 млрд евро.

ИНТЕГРАЦИЯ С МЕНЯЮЩЕЙСЯ ГЕОМЕТРИЕЙ

До 90-х годов прошлого века все страны-члены ЕС продвигались вперед в едином темпе; для новичков предусматривались адаптационные периоды, по истечении которых на них полностью распространялись все правила и нормы Сообщества. Маастрихтский договор впервые допустил возможность интеграции на разных скоростях, разрешив Великобритании и Дании не вступать в валютный союз. Сейчас за пределами ЭВС находятся 13 из 25 стран Евросоюза. Разделительные линии возникают и по другим направлениям. Великобритания и Ирландия не присоединились к Шенгенской зоне, зато ее участниками стали Норвегия и Исландия, не входящие в ЕС. С 2004 года, наряду с тройкой относительно бедных южан – Испанией, Грецией и Португалией, в Евросоюзе возникла еще менее обеспеченная восточная окраина, которая впредь будет только разрастаться. В десяти новых странах ЕС средний ВВП на душу населения (рассчитанный по паритету покупательной способности) составляет около 50 % от среднего для ЕС-15, а в ожидающих вступления Болгарии, Румынии и Турции – 25%.

В таких условиях превратить экономическое пространство ЕС в подлинно единый внутренний рынок вряд ли возможно даже при полном отсутствии барьеров на пути свободного движения товаров, услуг, лиц и капиталов. В отличие от ситуации в послевоенной Западной Европе, теперь главным препятствием окажутся не таможенные правила и несогласованность экономической политики соседних стран, а различия в структуре и организации национальных хозяйственных комплексов, товарных и финансовых рынков. Таким образом, расширение ЕС на Восток не оставляет Союзу иного выбора, кроме интеграции на разных скоростях. Возрастающая неоднородность объединения теперь рассматривается ее лидерами уже не как исключение, а как данность.

Главный вопрос заключается в том, как этот фактор повлияет на организацию ЕС: приведет ли он к формированию устойчивых подгрупп или породит совершенно новую, нигде в мире не опробованную модель интеграции, состоящую из нескольких слоев с меняющимися контурами? Думается, что второй вариант более реалистичен и одновременно менее опасен для ЕС. Жесткое территориальное разделение было бы возможно, если бы интеграция развивалась преимущественно в одном направлении. Тогда центр, середина и периферия имели бы четкие географические границы, что создавало бы постоянную угрозу распада Союза. Теперь, когда «интеграционных дисциплин» насчитывается больше десяти, «рейтинги успеваемости» по каждой из них совпадать не будут и, следовательно, страна, не участвующая в одном или нескольких проектах, потенциально сможет компенсировать это высокой активностью в других.

Тем не менее у относительно бедных государств возможностей для участия в интеграционных программах (и получения соответствующих выгод) всегда меньше, чем у богатых. Все упирается в недостаток квалифицированных кадров, узость научно-технической базы, неразвитость инфраструктуры и, конечно же, нехватку средств. Подавляющее большинство проектов ЕС осуществляется на принципах совместного финансирования, так что субсидии и кредиты ЕС могут составлять не больше половины сметной стоимости, остальное же должны вкладывать государства-реципиенты и их бизнес.

Небольшие и относительно слабые страны – особенно те из них, которые на протяжении последних 50–100 лет являлись объектами действий великих держав и буферной зоной между противоборствующими системами, – не готовы нести ответственность за судьбу Большой Европы и принимать активное участие в разработке ее долгосрочной стратегии. Их внешнеполитическое кредо определяется исключительно национальными задачами, важнейшая из которых – добиться международного признания, что особенно характерно для бывших социалистических стран. Такая модель поведения, подростковая по своей сути, становится с продвижением Евросоюза на Восток все более распространенной. Нынешние его новые члены (кроме Словении), так же как потенциальные – Румыния, Болгария, Турция и республики бывшей Югославии, рискуют стать в ЕС вечными тинейджерами, недовольными как давлением, так и недостаточной помощью со стороны старших братьев.

На этом фоне выделение в Союзе нового ядра становится неизбежным и даже обязательным, иначе группировка потеряет управление. В последние два-три года идет энергичный поиск форм «европейского авангарда». Значительное укрепление оси Берлин – Париж уже никого не удивляет, особенно после иракского кризиса. Однако вдвоем Германии и Франции не справиться: им нужны союзники и внутри ЕС, и за его пределами. В вопросах безопасности к ним присоединяется Великобритания: в ноябре 2003 года эти три страны достигли неформальной договоренности о европейской оборонной политике. По отдельным позициям место Лондона в ядре занимают Рим, Варшава и Мадрид. Что касается международных дел, то здесь крупнейшие европейские столицы обречены на тесное взаимодействие с Вашингтоном, а по многим сюжетам – и с Москвой. Так что в ближайшем будущем европейское лидерство может приобрести вид треугольника с одной переменной вершиной и несколькими лучами, выходящими во внешний мир.

Хотя раскола Евросоюза в ближайшие 10–15 лет не произойдет, неизбежное усиление роли крупнейших государств и рост числа относительно слабых участников приведут, скорее всего, к расслоению объединения. В итоге могут возникнуть три неформальных кольца интеграции. Ядро составят Германия, Франция и отчасти Великобритания, середину – высокоразвитые западноевропейские страны и некоторые наиболее успешные новички. Остальные государства могут попасть в категорию младших братьев, к которым будут предъявляться весьма либеральные требования относительно скорости и масштабов их участия в интеграции.

ЛАБИРИНТЫ ДЕМОКРАТИИ

Споры о том, какую форму политического устройства будет иметь объединение европейских государств, начались с тех пор, как Жан Монне и Робер Шуман огласили в мае 1950 года свой план построения единой Европы. Правда, с образованием ЕЭС эти дискуссии постепенно ушли из сферы публичной политики, став в основном уделом брюссельских чиновников и университетской профессуры. С конца 1980-х и особенно после объединения Германии вопрос о принципах и логике политического строительства ЕС снова перешел в практическую плоскость.

Интеграция быстро распространялась на новые сферы, в том числе на такие чувствительные для национального суверенитета, как валюта, безопасность, визовый режим. Но официальные представители ЕС с монашеским упорством воздерживались от публичных разговоров о возможном превращении Союза в федерацию. О конфедерации упоминали вскользь и тоже неохотно. Неудивительно, что сегодня настоящей общественной дискуссии на эту тему не ведется. Ругать европейскую бюрократию стало общепринятым, а говорить по существу о будущем политическом устройстве Союза, объединяющего 25 государств с населением 460 млн человек, почему-то считается неуместным.

При ближайшем рассмотрении выясняется (и специалисты об этом давно знают), что ЕС не движется ни в сторону федерации, ни в сторону конфедерации. Обе системы строятся на принципах избирательной демократии: власть возникает в результате выборов и сознательной передачи полномочий. Например, органы конфедерации не издают законов, обязательных для жителей, поскольку те их не выбирали. Объем и форму их трансляции гражданам определяют субъекты конфедерации.

И все-таки в нынешнем Европейском союзе явно присутствуют черты федерации, так как его органы власти непосредственно взаимодействуют с населением (см. схему). Граждане избирают членов Европейского парламента, а принимаемые Советом законодательные акты (например, регламенты) имеют прямое действие. Так что с конфедерацией Евросоюз имеет столько же общего, сколько и обычная федерация. Вместе с тем в его политической структуре легко заметить черты, присущие только конфедерации и создающие почти непреодолимые препятствия для развития подлинного федерализма.

Европейский парламент, в отличие от национального, не является законодательным органом. Эту функцию выполняет Совет ЕС, состоящий из министров стран-членов. То есть граждане ЕС выбирают один орган, а подчиняются другому. Все усилия последних лет в области демократизации европейских институтов направлены на расширение полномочий Европарламента и усиление его взаимодействия с Советом. Согласно букве новой Конституции ЕС, роли обоих органов в законотворческом процессе равны. Однако в реальности тексты проектов законов готовит именно Совет, евродепутаты вносят в них поправки и имеют право заблокировать решение, что на практике случается редко. Ни сейчас, ни на последующий период в ЕС не ставится задача превратить Европейский парламент в подлинный законодательный орган – в противном случае пришлось бы упразднить Совет, уже полвека добросовестно выполняющий эту миссию. Отсюда и низкая популярность единственного избираемого населением органа Союза. На последних выборах в Европарламент, прошедших в июне 2004 года, явка была самой низкой за всю его историю – 45 %.

Другое особое формирование в системе управления ЕС – Комиссия. Ее члены назначаются национальными правительствами, но в своей работе они руководствуются интересами Сообщества в целом, а не отдельных стран. Комиссия является главным исполнительным органом и одновременно главным инициатором законодательных актов ЕС. И хотя она отчитывается о своей деятельности перед Европейским парламентом, ее связь с простыми людьми, являющимися в конечном счете объектами проводимой ею политики, весьма призрачна.

Еще один орган, не имеющий аналогов в национальных политических системах, – Европейский совет. Он формируется из глав государств и правительств, хотя на практике ведущая роль принадлежит последним, поскольку большинство нынешних стран-членов ЕС – парламентские республики. Европейский совет определяет стратегию развития Союза и принимает важнейшие политические решения. Его резолюции хотя и не имеют юридической силы, но предопределяют инициативы Комиссии, которые затем превращаются Советом в законодательные акты. Первые лица стран-членов ЕС, конечно, отвечают перед своими народами, но именно в таком качестве. Что касается их действий в рамках Европейского совета, то она практически скрыта от глаз избирателей.

Справедливости ради надо сказать, что до последнего времени институты ЕС в целом справлялись со своей главной задачей: они принимали и доводили до исполнения решения, отвечавшие коллективным интересам объединения. И все же вопрос о демократической чистоте применяемых процедур нельзя отрывать от вопроса о результатах деятельности ЕС и сохранения его дееспособности в будущем. Кроме того, процесс европейской интеграции настолько усложнился, что большинство граждан просто не в состоянии критически оценивать происходящее. Следовательно, апелляция к их мнению, по существу, мало что меняет. Чтобы убеждать население в правильности своего курса, органы ЕС давно вынуждены прибегать к уловкам. Например, при переходе к Экономическому и валютному союзу во главу угла пропагандистской кампании ставились экономия на конверсионных операциях, удобство заграничных поездок и вероятное оживление экономики (последнее так и не произошло). Реальные же цели задуманной программы – модернизация экономической системы, особенно благодаря улучшению конкурентной среды, а также укрепление позиций ЕС в мире – сознательно оставлялись в тени. Таким образом, очевидно, что брюссельским чиновникам удалось получить согласие общества на реализацию этого грандиозного проекта, только поменяв местами цели и следствие.

И еще один штрих к складывающейся картине. Пока Европейский союз не станет государством, не будет и подлинного европейского гражданства. Официально оно было введено Маастрихтским договором 1992 года, согласно которому все граждане стран-членов ЕС получили статус граждан Евросоюза. У них появились некоторые общие права, например право свободно передвигаться по территории Союза и работать в любом его государстве, избирать и быть избранным в Европейский парламент и местные органы власти (но не в национальные парламенты) независимо от места проживания. В ходе подготовки Конституции ЕС в ее текст была инкорпорирована Хартия основных прав граждан Союза, гарантирующая первоочередные экономические свободы.

Тем не менее опросы общественного мнения, регулярно проводимые службой «Евробарометр», показывают, что подавляющее большинство жителей ЕС в первую очередь определяют себя как граждан своих государств. 53 % опрошенных считают членство в Евросоюзе «хорошим делом», а 11 % – «плохим». (Самый высокий уровень поддержки интеграции – 70–80 % положительных ответов – отмечается в Люксембурге, Нидерландах и Ирландии; самый низкий – 20–40 % – в Великобритании, Швеции, Финляндии и Австрии.) Почти половина граждан Союза считают, что им мало известно о его политике и институтах. (Key facts and figures about the European Union, European Commission. Luxembourg, 2003. P. 66; McCormic J. Understanding the European Union. N.Y., 2002. P. 145.)

Стремясь исправить положение, органы ЕС проводят многочисленные пиар-мероприятия и делают более прозрачными механизмы управления. Однако ни то ни другое не решает проблемы в корне. Как пишет известный английский политолог Ларри Зидентоп, «суверенитет государства над индивидуумом констатирует то, что можно назвать первичной ролью, единой для всех, тогда как другие роли – отца, государственного служащего или парикмахера – являются вторичными по отношению к ней». И продолжает: «В обществе, где нет государства, все обстоит иначе. Там не существует первичной, или метароли, которой суверен наделяет индивидуума, и поэтому отдельные роли не объединены общим для них статусом». Зидентоп видит дух и уникальное историческое достижение европейского государства в том, что государство делает личности равными между собой и потому равными перед законом (Зидентоп Л. Демократия в Европе. М., 2001. С. 105–106).

В современном Европейском союзе человек может стать его гражданином, только став гражданином одного из государств-членов. В то же время, например, согласно законам Латвии (в законодательстве других стран Евросоюза таких положений нет), бывшие военнослужащие СССР, поселившиеся в Латвии после выхода в отставку, в принципе не имеют права стать гражданами этой страны (даже при отличном знании языка). Таким образом, проживающий в Латвии советский военный пенсионер не может обойти государственный закон и получить гражданство ЕС напрямую. То есть это гражданство является производным от национального, оно не создает первичной самоидентификации личности, не наделяет ее общей с другими личностями социальной ролью. Поэтому, несмотря на существование у Европейского союза флага, гимна и даже единой валюты, говорить о формировании европейской идентичности еще рано.

Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 27 декабря 2004 > № 2911757 Ольга Буторина

Россия в Сети

Павел Житнюк

© "Россия в глобальной политике". № 4, Июль - Август 2004

П.П. Житнюк – заместитель главного редактора, руководитель интернет-отдела ИА «Росбалт», веб-редактор журнала «Россия в глобальной политике».

Резюме За десять лет своего существования российский сегмент Интернета переживал взлеты и падения. Сегодня это уже не загадочный феномен, далекий от происходящих в обществе процессов, а в целом сформировавшаяся полноценная медийная и коммуникативная бизнес-среда.

В этом году российский Интернет отметил знаменательную дату. Десять лет назад, в марте 1994-го, была официально зарегистрирована национальная доменная зона ru. Все эти годы Рунет (российская часть Сети) динамично развивался, переживал взлеты и падения. Сегодня это уже не загадочный феномен, далекий от происходящих в обществе процессов, а сформировавшаяся в общих чертах полноценная медийная и коммуникативная бизнес-среда.

МЕЖДУ БРАЗИЛИЕЙ И ИСПАНИЕЙ

Число пользователей Сети в России, по данным фонда «Общественное мнение», возрастает. За минувшую пару лет оно увеличилось практически вдвое. Многолетний эмпирический опыт владельцев поисковых систем и систем интернет-статистики также показывает, что число российских пользователей прирастает в среднем на 40–50 % в год.

Согласно результатам исследования компании РОМИР, на сегодняшний день Сетью пользуются 13,2 млн человек (11,7 % взрослого населения России). Суточная аудитория Рунета, по данным Rambler’s Top 100, составляет порядка 4 млн пользователей, 52 % которых находятся в России. 45 % российских пользователей живут в столице (причем 45 % москвичей в возрасте от 16 лет пользуются Интернетом чаще одного раза в три месяца), 10 % – в Санкт-Петербурге, на оставшуюся же часть российской территории приходится 45 %.

Именно в Москве, а также Санкт-Петербурге, Новосибирске и ряде других крупных городов сконцентрировано основное число пользователей: сказывается слишком значительный технологический и экономический разрыв между мегаполисами и остальной территорией страны. Если в таких развивающихся странах, как Китай, Бразилия, Индия, благодаря которым в мире сейчас растет число интернет-пользователей, высокие технологии распространяются экстенсивным путем, то в России интернетизация пошла по интенсивному пути. Как отмечает один из экспертов по российскому рынку, очень серьезным фактором остается явление, которое на Западе называется digital divide (цифровой разрыв): «…в столице и научных центрах наши программисты-самоучки разрабатывают технологии, способные конкурировать на мировом рынке, а в глубинке последним достижением техники по-прежнему остается автоматическая доилка».

В России соотношение количества интернет-пользователей и не имеющих доступа к Сети людей сопоставимо с соответствующим показателем стран, которые по уровню экономического развития приближаются к Испании или Бразилии. Сравняться в этой сфере с высокоразвитыми странами Запада нам не позволяют недостаточно стабильная экономика и крайне низкое материальное благосостояние основной массы населения.

13,2 млн человек (11,7%) взрослого населения России пользуются Интернетом (февраль-март 2004 г)

Влиятельный американский журнал Foreign Policy, ежегодно рассчитывающий совместно с компанией A.T. Kearney «индекс глобализации» (Globalization Index) для 62 стран, отвел России всего лишь 44-ю позицию в своем списке – рядом с такими странами, как Колумбия, Саудовская Аравия, Тунис и Филиппины (http://www.atkearney.com/shared_res/pdf/2004G-index.pdf). Это показательно – ведь уровень развития в стране сети Интернет (количество пользователей, защищенных сайтов и пр.) является одним из критериев определения этого индекса. В принципе, как показывает данное исследование, информационное развитие России соответствует степени ее вовлеченности в процесс глобализации.

ИНТЕРНЕТ ПРИХОДИТ В ОФФ-ЛАЙН

Реальный прорыв в области распространения новых информационных технологий в России происходит именно сейчас. И связано это не с каким-то качественным технологическим сдвигом, а с конкретными переменами в общественном сознании. Интернет-технологии перестали восприниматься как что-то необычное, таинственное, новомодное. Интернет прочно вошел в жизнь россиян, а многие «сетевые» события стали заметным явлением в жизни общества. Так, вручение Национальной интернет-премии транслировалось в 2003 году в прямом эфире Первого канала. Создан специальный сайт, с помощью которого граждане могут задать вопросы президенту Путину. Через Интернет пользователи обсуждают текущие события, поддерживают или критикуют звезд эстрады, модельного бизнеса. Например, в марте 2004-го Rambler Internet Holding стал с российской стороны соорганизатором конкурса красоты Miss Universe, причем в выборе самой красивой девушки России через Интернет могли участвовать все желающие. Таким образом, очевидно: Интернет в России уже способен работать на нужды широких групп населения, а не только для избранной элитной «тусовки», как это было практически на всем протяжении 90-х годов прошлого века.

Интернет-СМИ встали в один ряд с офф-лайновыми средствами массовой информации – газетами, телевидением, радио. По данным компании «Рамблер», более 10 % пользователей интересуются новостями, опубликованными в Интернете. Это полтора миллиона человек, и все они, как правило, люди социально активные, имеющие высшее образование и работу. То есть те, кто оказывает или в будущем сможет оказать реальное влияние на происходящие в стране процессы.

Интересы русскоязычной аудитории Интернета (по данным Rambler, 2004 г)

Как заметил на прошедшем в апреле 2004-го Российском интернет-форуме (РИФ) известный сетевой аналитик, один из авторов альтернативного закона об Интернете Михаил Якушев, в 1999 году речь о Сети в нормативных федеральных актах вообще не шла. В 2004-м Интернет был упомянут в федеральном законодательстве около 10 раз, а в законодательных актах субъектов Федерации – не менее 50. Согласно Федеральному закону РФ «О связи», доступ в Интернет признан универсальной услугой связи. Это значит, что пользование Сетью не может быть запрещено ни одному гражданину Российской Федерации.

РУНЕТ – ЯВЛЕНИЕ УНИКАЛЬНОЕ

Выступая в феврале 2004 года на конференции «Инвестиции в российский Интернет», главный редактор журнала «Интернет-маркетинг» Андрей Себрант отметил уникальность отечественного сегмента Всемирной паутины. В отличие от национальных доменных зон, скажем, Германии, Испании или Великобритании развитием русской Сети занимались люди, которыми двигал не только коммерческий интерес, но и энтузиазм. Они смогли сформировать ресурсы и сервисы, ни в чем не уступающие западным аналогам, а зачастую и превосходящие их. В зоне ru пользователь может бесплатно получить услуги, доступ к которым в западной части Сети, как правило, предоставляется только за деньги.

В данном контексте весьма показателен пример международного интернет-концерна Lycos, пришедшего в Россию со своим порталом в надежде на то, что пользователи Рунета впервые получат интернет-проект европейского уровня. Через год Lycos пришлось полностью свернуть деятельность в России. Ему не удалось заставить российского «юзера» отказаться от услуг отечественных «Рамблера» и «Яндекса». Оказалось, что отсталая, по западным представлениям, страна смогла создать интернет-продукцию, способную конкурировать с такими популярными во всем мире ресурсами, как Yahoo!, Altavista, Msn, и др.

Все крупные мировые интернет-проекты – по сути, «дети» глобализационных процессов – существуют в рамках транснациональных корпораций. Например, в поддержке и разработке сайтов Msn или Yahoo! участвуют как американские, так и другие работающие на всем мировом пространстве компании. В России же разработка, поддержка и развитие интернет-сервисов и продуктов полностью осуществляется отечественными фирмами, даже если зачастую они стартовали благодаря западному капиталу.

«Что касается информационного наполнения и потребления, Россия даст фору многим более развитым и благополучным странам, потому что народ в ней “самый читающий в мире” и процесс создания информационной сокровищницы Рунета происходил без участия государственных чиновников. Это делалось на энтузиазме, а его у русскоговорящих гуманитариев во всем мире хоть отбавляй. Библиотека Мошкова, некоммерческие проекты Лебедева, «Анекдоты из России» – все это создано силами людей, которые неплохо зарабатывают по своей основной специальности, а интернет-активность является для них способом творческой самореализации, которая, в свою очередь, является функцией таланта. А этого ресурса в России всегда хватало», – говорит главный редактор ежедневной интернет-газеты «Лента.Ру» и один из основателей российских сетевых СМИ Антон Носик. «Российские интернет-проекты способны играть на западном рынке, но для этого нужна определенная воля и решимость их создателей к переориентации на этот рынок. Тут, думаю, достаточно двух-трех успешных примеров, чтобы образовалась тенденция. Но поскольку рынок интернет-проектов у нас не слишком прозрачен, люди не спешат рассказывать о своих успехах».

По мнению Марии Говорун, главного редактора авторитетного сетевого издания Web-Inform, неудачи зарубежных инвесторов в российский Интернет объясняются также «высоким уровнем customer loyalty (привычка потребителя к конкретным маркам товаров. – Ред.), характерным для российских пользователей, что связано с ограниченным знанием инфраструктуры Интернета и, как следствие, нежеланием “менять коней на переправе”.

На фоне высокого качества интернет-сервисов и консервативности отечественных пользователей настоящей “китайской стеной” на пути западных разработчиков в Россию становятся морфология национального языка и плохое знание пользователями английского (фактор, который отсутствует во многих развивающихся странах). Из-за специфики русского языка, например, неудобно использовать немодифицированные западные технологии поиска или защиты от спама (отправка незапрашиваемой электронной почты, рассылка незапрашиваемых рекламных и информационных объявлений. – Ред.)».

Кстати, «русские хакеры», взламывающие программное обеспечение, кардеры (совершающие незаконные действия с банковскими картами или использующие подложные номера кредитных карточек для оплаты тех или иных услуг – Ред.), а теперь и спаммеры сослужили России неплохую службу. «Как выяснилось, бороться с ними могут только отечественные специалисты. Поэтому компании, работающие над производством антивирусного и антиспаммерского программного обеспечения (самый яркий пример – “Лаборатория Касперского”), имеют большой успех за рубежом», – утверждает Говорун.

УЙТИ С ОБОЧИНЫ

По оценкам декана факультета информационных технологий и программирования Санкт-Петербургского института точной механики и оптики, члена международного оргкомитета чемпионата мира по программированию Владимира Парфенова, сегодня только в Санкт-Петербурге работает около 300 компаний, занимающихся программированием. В них занято примерно 4 тысячи сотрудников. По состоянию на апрель 2003 года 90 % заказов приходят с Запада, их общий объем у российских программистов составляет порядка 240 млн долларов в год.

Для сравнения: Индия, которая занялась развитием программирования на десять лет раньше России, является лидером в этой сфере и имеет западных заказов на 6 млрд долларов в год. Большие объемы заказов также у ирландских и израильских программистов (многие из них получили образование в СССР).

По оценкам других экспертов, в 2001-м Россия освоила объем офшорного программирования в размере 200 млн, а в 2003 году эта цифра составила около 460 млн долларов.

Поскольку спрос на IT-услуги в мире продолжает расти, увеличивается и предложение со стороны новых поставщиков. Вследствие этого рынок аутсорсинга (outsourcing – размещение заказов во внешних фирмах, прежде всего зарубежных. – Ред.) становится все более обширным и разнообразным. Среди стран, относительно недавно заявивших о себе на рынке услуг по разработке программного обеспечения на заказ, следует отметить Китай, Польшу и Филиппины. Несмотря на скромную долю этих стран на мировом рынке (китайские специалисты, чей высочайший уровень нельзя недооценивать, работают в большинстве случаев на внутренний рынок), они обладают целым рядом преимуществ. Это и наличие высококвалифицированных специалистов в области IT, и конкурентоспособные цены на предлагаемые услуги, и, что особенно важно, сильная поддержка экспорта IT-услуг со стороны правительств и самой отрасли. Определяя привлекательность для заказчика той или иной страны, действующей в области офшорного программирования, западные специалисты основываются и на других качественных показателях, таких, к примеру, как политическая ситуация и культурная совместимость. Однако более чем десятилетний успешный опыт Индии, а также достижения Ирландии, Израиля, Пакистана, Китая и Филиппин показали, что в создании благоприятного климата для развития информационных технологий особенно важную роль играют государство и общественные ассоциации IT.

Качественные показатели стран, занимающихся заказным программированием (Источник: Gartner Research)

В России развитие IT никогда не сопровождалось всеобъемлющей согласованной поддержкой государства и отрасли. Тем не менее российский рынок производства программного обеспечения, пока небольшой по масштабам, развивается динамично и имеет тенденцию к дальнейшему неуклонному росту, что обусловлено наличием талантливых специалистов, высоким качеством производимых продуктов и услуг, относительно невысокими затратами на оплату труда и прочими факторами, привлекающими иностранных заказчиков.

По данным информационного агентства РБК, объем продаж на рынке информационных технологий в России в 2003 году достиг 5,8 млрд долларов. По сравнению с 2002-м отрасль выросла почти на 25 %.

Растут расходы государственных структур на информационно-коммуникационные технологии (ИКТ). По оценкам, в 2003 году государственные организации направили на развитие ИКТ около 13 млрд рублей и ожидается существенный рост очередных затрат. К сожалению, совершенно невозможно посчитать, какой процент от этих денег был реально вложен в IT, а не «распылен» между организациями и чиновниками. В сфере взаимодействия государственных структур с IT-компаниями явление «откатов» точно так же распространено, как и в других областях.

Оптимистичны и прогнозы развития рынка электронного бизнеса. На Западе снова становятся востребованными системы электронной коммерции В2В (business-to-business, «бизнес для бизнеса»). Этот сектор рынка, ориентированный на организацию взаимодействия между компаниями в процессе производства и продажи товаров или услуг, охватывает осуществляемые в Сети торговые отношения между фирмами – организацию поставок и продаж, согласование контрактов и планов. По прогнозам различных аналитических компаний, объем общемировых продаж посредством В2В-систем в 2004-м составит 2–7 трлн долларов. Национальная ассоциация участников электронной торговли (НАУЭТ) оценивает объем российского рынка он-лайновой торговли на конец 2003 года в 900 млн долларов и прогнозирует его рост в 2004-м почти на 50 %. Пока, однако, основной объем продаж приходится у нас на долю B2С (business-to-consumer, «бизнес для потребителя») – около 480 млн долларов в 2003-м и, как ожидается, 615 млн в 2004 году. Что же касается B2B и еще одного направления электронной коммерции – B2G (business-to-government, «бизнес для правительства»), то их показатели, составившие в 2003-м соответственно 316 млн и 141 млн долларов, предположительно достигнут в 2004 году 464 млн и 275 млн долларов.

Следует, тем не менее, отметить, что, какие бы цифры и финансовые показатели по российскому аутсорсингу ни назывались, они так или иначе будут в значительной степени занижены – ведь множество IT-фирм, работающих напрямую на иностранного заказчика, никак не зафиксированы ни налоговыми органами, ни статистикой. По различным подсчетам, к известным 100 процентам официально зарегистрированных российских аутсорсинговых компаний можно добавить 50–80 % нигде не учтенных IT-образований, что довольно основательно меняет картину. (Многие незарегистрированные в России офшорные фирмы не могут получить регистрацию и сделать свой бизнес легальным из-за того, что большой процент заказов составляет программное обеспечение для интернет-порнобизнеса.)

Между тем, несмотря на наличие большого количества высококлассных специалистов, Россия не стала Меккой в области IT-технологий. Этот парадокс обусловлен многолетней оторванностью России от мировой экономики, языковым барьером, непродуманной таможенной и валютной политикой государства, отсутствием государственной поддержки индустрии, связанной с разработкой программного обеспечения. Большую проблему для развития Рунета представляет «утечка мозгов» из регионов в столицу. Процесс миграции квалифицированных технических кадров вызван объективными факторами: слишком ничтожны в регионах финансовые, карьерные, социальные возможности для специалистов по сравнению с Москвой.

Несмотря на определенные успехи, наша страна до сих пор находится на обочине рынка разработки программного обеспечения. Весь оборот российского рынка заказных работ составляет менее 10 % индийского. Еще хуже обстоят дела с рынком готового программного обеспечения: по пальцам можно пересчитать тех россиян, кто в той или иной степени завоевал сколько-нибудь значимые позиции на мировом IT-рынке. Так, продукция петербургской «ПРОМТ», которая работает на российском рынке более 13 лет и специализируется на системах машинного перевода, известна за рубежом с 1996-го, системы «ПРОМТ» продаются практически по всему миру. Западный рынок дает компании примерно 40 % от ее общего оборота.

РУНЕТ: ЧТО ДАЛЬШЕ?

По мнению многих авторитетных игроков на российском интернет-рынке, время революций и глобальных потрясений в Рунете прошло. Впереди – более-менее предсказуемый и монотонный процесс эволюции. Механизм социализации в обществе постепенно изменится: жизнь людей будет все в большей степени зависеть от Всемирной паутины. Интернет может стать тем пространством, «где люди по-новому сформируют свою среду обитания» – так заявил в ходе Российского интернет-форума руководитель PR-службы «Рамблера» Иван Засурский. Стоит заметить, что все эти процессы возможны только в том случае, если в России сохранится стабильная экономическая и политическая ситуация. Кризис 1998 года, к примеру, крайне отрицательно повлиял на развитие отечественного интернет-рынка: тогда закрылись многие компании и проекты, замедлилось развитие сетей, услуг доступа в Интернет.

В последнее время настораживают попытки государства регламентировать Интернет. Безусловно, на данный момент уже назрела необходимость принятия законодательства об Интернете, но те проекты, которые предлагаются властями, сегодня, пожалуй, менее предпочтительны и гораздо более вредны для существования полноценного Рунета, чем его нынешнее состояние относительного «беззакония».

Как правило, такие предложения исходят от людей или групп, слабо представляющих себе принципы функционирования Сети. Ярким примером такого рода служит статья в «Известиях» (выпуск от 16 мая 2004 г.) мэра Москвы Юрия Лужкова «О темной стороне Интернета», представляющая собой типичный набор мифов и некорректных представлений о киберпространстве, характерных для сознания обывателя.

В целях борьбы с такими угрозами, как пиратство, нарушение авторских прав, порнография (которые, кстати, не являются болезнью исключительно Интернета), Лужков предложил повысить ответственность сетевых журналистов, лицензировать деятельность провайдеров, а самое главное — регистрировать по закону о СМИ каждый сайт, «чтобы не приходилось гадать, относится ли он, согласно нынешнему тексту закона, к “иным средствам массовой информации”». Но ведь сетевые журналисты и так давно подчиняются общему закону о СМИ, а провайдеры обязаны получать две лицензии (от Министерства связи). Реализация же третьей меры, предложенной столичным градоначальником, приведет к тому, что все сайты, не зарегистрированные как СМИ, окажутся вне закона, а остановить распространение информации, противоречащей российскому законодательству, все равно не удастся.

Ряд других общественных деятелей также выступили с инициативой законодательного регулирования Интернета. Так, сенатор от Республики Тыва Людмила Нарусова, сравнив Сеть с «мусорной ямой, зловонно попахивающей», вновь заявила о необходимости лицензировать интернет-сайты.

Впрочем, говорить о переходе Рунета на «китайскую модель» (при которой доступ граждан в Интернет полностью контролируется государством, стремящимся монополизировать этот рынок и самому стать провайдером) пока не приходится. Это связано как с объективными техническими, законодательными, финансовыми сложностями, так и с настроениями в обществе. Именно в силу этой совокупности причин провалилась скандальная идея внедрения Системы оперативно-розыскных мероприятий (СОРМ), которую операторы любой связи, включая сотовую и Интернет, должны были согласно приказу Министерства связи установить за свой счет и передать в безраздельное пользование сотрудникам Федеральной службы безопасности. В соответствии с данным актом спецслужбы получали практически неограниченное право прослушивать телефонные переговоры и читать поступившие по электронной почте сообщения. Однако Верховный суд РФ признал приказ несоответствующим Конституции.

На сегодняшний день российское интернет-сообщество консолидировалось, расширилось, приобрело определенные связи и рычаги давления во властных структурах. Так что можно надеяться: потенциальным государственным попыткам «очистить Интернет» будет противостоять достаточно мощная, способная воздействовать на общественное мнение сила.

© Журнал "Россия в глобальной политике", № 4 июль-август 2004

Россия > СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 6 сентября 2004 > № 2906329 Павел Житнюк