Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

НЕМАТЕРИАЛЬНОЕ БЕЛЯЕВО

Беседовал Дмитрий Гвоздецкий

В Москве стартует проект "Беляево навсегда", в рамках которого пройдут мероприятия, направленные на создание нового культурного образа района, типичного для Москвы. Польский архитектор, Куба Снопек, автор проекта, преподает в институте "Стрелка" и считает, что архитектура Беляева - это уникальное нематериальное наследие, достойное списка ЮНЕСКО. Архитектор провел исследование, доказывающее это.

"Московские новости" встретились с Кубой Снопеком и узнали, какое впечатление на него произвела Москва и чем Беляево отличается от других московских районов.

- Почему вы остановили свой выбор на Беляеве?

- Еще во время обучения в "Стрелке" я работал в студии "Сохранение", которую вел Рем Колхас, очень авторитетный архитектор. Эта студия занимается некими парадоксами сохранения. Например, есть объекты, которые имеют очень большую культурную ценность, но не сохраняются, потому что не имеют ценности архитектурной. Колхас в качестве примера приводит Берлинскую стену. С культурной и политической точек зрения это был очень важный объект. Но она не сохранилась, потому что просто стена: с архитектурной точки зрения она неинтересна. Я решил поискать похожие примеры в Москве - объекты, которые имеют очень важную культурную ценность и которые могли бы стать основой для создания нового принципа сохранения.

Исследовал несколько районов: смотрел Переделкино, Сокол. Но Беляево мне показалось наиболее интересным вариантом.

- Что именно привлекло вас в этом районе? - Во-первых, Беляево связано с движением московского концептуализма. Мне очень нравится это направление в искусстве. А в Беляеве жили и работали многие концептуалисты, включая одного из основоположников движения Дмитрия Пригова. Здесь происходили важнейшие для культуры события: та же "бульдозерная выставка", к примеру. Во-вторых, Беляево - анонимный район, архитектура которого практически не отличается от архитектуры других мест. И этот контраст между архитектурой и содержанием меня и поразил в Беляеве.

- А почему не подошли другие районы Москвы, тот же Сокол например?

- Как и в Беляеве, на Соколе жило много художников. У этого района тоже очень интересное наследие. Но Сокол - это архитепическая среда, которая нравится людям. Если бы я предложил сохранить его, это не было бы столь радикально и неожиданно, а вот в Беляеве вообще никто не ожидает, что может быть что-то интересное. - То есть уникальность Беляева - в контрасте между архитектурой и культурным содержанием?

- Беляево - это вообще уникальное сочетание. Архитектуру модернизма, которая мне лично нравится, многие презирают. Из-за масштаба в ней теряются понимание концепции, идеи. Можно сказать, что архитектура модернизма сейчас находится в кризисе. Даже в кино микрорайоны показывают как некий ад на земле. И в Беляеве такая архитектура сочетается с концептуальным искусством, которое, несмотря на всю свою ценность, тоже многим непонятно.

Получается, что архитектура, находящаяся в кризисе, сочетается с непонятным многим людям культурным содержанием. А на самом деле и одно и другое имеют большую ценность!

- А можете ли вы привести подобные примеры в других странах?

- Сады Живерни. Они находятся рядом с Парижем. Там жил и писал свои картины Моне. И многие другие импрессионисты ездили туда писать.

В результате эти сады сохраняются на картинах, и их никто не хочет трогать. Благодаря картинам они сохраняются и в жизни. Но это импрессионизм, который все любят. А у концептуалистов поклонников куда меньше.

- Как вы считаете, удастся ли вам сохранить Беляево?

- На самом деле цель моего проекта - не сохранение наследия конкретного района, а продвижение идеи нового типа наследия, о котором я уже говорил.

Когда, будучи еще студентом "Стрелки", я начал изучать Беляево, решил делать проект в формате заявки ЮНЕСКО. Такая форма очень удобна, чтобы объяснить замысел проекта. Я и подумал: может быть, эту заявку действительно внести в список ЮНЕСКО? Поговорил с нужными людьми, и оказалось, что сделать это безумно сложно, особенно иностранцу.

- Значит, вносить Беляево в список ЮНЕСКО вы не планируете?

- Понимаете, в чем сложность.

В ЮНЕСКО есть World Heritage List - наследие материальное: физические объекты, архитектура. Чтобы сохранить их, из них делают музеи, окруженные забором, за который не пускают людей. Но с Беляево так не получится. Сохранить микрорайон - совсем не то же самое, что сохранить замок. Вот в Беляеве живет 150 тыс. человек. А в руинах старого замка никто не живет. Их можно оградить забором и превратить в музей, как обычно делает в таких случаях ЮНЕСКО. С микрорайоном такой вариант не подходит. С другой стороны, ЮНЕСКО видит, что есть наследие нематериальное, например танец. Или в Литве есть такой холм, который состоит из крестов. И сохраняется не холм, а сам ритуал, когда люди, живущие рядом, создают эти кресты и приносят их туда, а сама архитектура холма никому не важна. Но в случае с Беляево такой подход не подходит. Я считают, что должен существовать третий тип наследия, где архитектура и культура являются одной, цельной вещью, в которой ценным является именно сочетание. Мой проект "Беляево навсегда" как раз направлен на продвижение такой идеи. И я думаю, что это вполне возможно.

- А как относятся к идее ваши коллеги? - Я разговаривал с людьми, которые занимаются сохранением. Разговаривал с архитекторами. И всем эта идея нравится. Пока я слышал только положительные отзывы.

- Как будет проходить проект "Беляево навсегда"? К чему готовиться тем, кто придет в галерею "Беляево"?

- Готовиться ни к чему не надо. Нужно просто найти время и прийти.

Я прочитаю лекцию о том, каким вижу Беляево, в чем его ценность и как эта ценность связана с концептуалистами. Также в рамках проекта будут экскурсии, посещение квартиры Дмитрия Пригова, встреча с его сыном Андреем Приговым, кинопоказы, лекции, обсуждения. Будут обсуждаться сам район, его архитектура и культура, а также более общие вопросы, касающиеся сохранения и ценности архитектуры модернизма в целом.

- Вы работали в Испании, Дании, Польше. Чем вас привлекла Россия?

- Я учился на градостроительном факультете и работал над многими проектами в Европе, в основном в Испании и Дании. Работал в компании BIG в Копенгагене. И можно сказать, что авторитетом у нас в компании был Рем Колхас, о котором я уже упоминал.

Его проекты всегда обсуждались, были каким-то ориентиром. Когда Колхасу предложили преподавать в Москве, для меня это стало решающим фактором: я никогда раньше не был в России, до того как приехал в "Стрелку", ничего про Россию не знал, кроме того, что говорят в западных СМИ, и того, что знаю из уроков истории. Мне было очень интересно. Но в тот момент самым главным был Рем Колхас. Это, как мне кажется, авторитет среди всех европейских архитекторов.

- Какими были ваши первые впечатления от Москвы?

- Я приехал в Москву в 2010 году. Тогда город напоминал Варшаву 1993-1995 годов: было очень похоже на то, что у нас происходило в 1990-х. Но с того момента Москва очень сильно изменилась. Сейчас, в 2013-м, она отличается от той, какой была тогда. Москва во многом копирует европейские приемы улучшения города и становится более европейской. Один из наглядных примеров заимствования западных приемов - платная парковка. Также много мелких изменений: общественные пространства, бульва- ры, набережные и т.д. очень сильно изменили визуальную сторону Москвы.

Все эти изменения положительные, они мне нравятся. Но есть опасность потерять идентичность, то, что отличает Москву от других городов Европы. - А каким бы вам хотелось видеть дальнейшее развитие Москвы?

- Я надеюсь, что в Москве архитекторы продолжат думать над тем, что является уникальным для города. Москва построена не так, как другие города Европы, у нее совсем "другая ДНК". Мне кажется, некоторые архитекторы хотят сохранить это наследие, другие же об этом забывают и просто копируют то, что делается в других местах. Я думаю, что Москва имеет потенциал для того, чтобы стать в каких-то областях архитектуры альтернативной моделью для мейнстрима. И надеюсь, что это будет происходить. Я стараюсь способствовать этому своим проектом.

Если посмотреть на Копенгаген, его можно сравнить с Амстердамом: они похожи по структуре, атмосфере, архитектуре. Москва не имеет аналогов, и этот потенциал нужно использовать.

Проект "Беляево навсегда"

Направлен на создание нового культурного образа района Беляево и продвижение идеи нового типа культурного наследия. Его автор, польский архитектор Куба Снопек, считает необходимым пересмотреть критерии ЮНЕСКО, чтобы стало возможно пополнять список объектов, нуждающихся в охране.

В рамках проекта пройдут пешие экскурсии по Беляеву на русском и английском языках, посещение квартиры одного из основоположников московского концептуализма художника и поэта Дмитрия Пригова и встреча с его сыном Андреем Приговым. Также планируются публичные лекции экспертов в области архитектуры и урбанистики, открытые дискуссии при участии старожилов района, студентов и школьников, воркшопы для детей, кинопоказы, выставка фотографий Максима Авдеева "Беляево-2013". Адрес: галерея "Беляево" (ул. Профсоюзная, д. 100) strelkainstitute.com

Вацлав Гавел и 1968 год

Интервью с послом Чехии в Великобритании Михалом Зантовски

Михал Жантовски (р. 1949) – чешский дипломат, политик, писатель, бывший диссидент, ныне посол Чешской Республики в Великобритании.

Джордж Боди (р. 1989) – изучает европейскую историю в Университетском колледже Лондона, в настоящее время участвует в проекте по исследованию политического наследия 1968 года.

Михал Жантовски был одним из основателей Гражданского форума и близким другом Вацлава Гавела, работавшим в начале 1990-х годов его пресс-секретарем. После «бархатной революции» он играл важную роль в чешской политике – и как лидер Гражданского демократического альянса, и как сотрудник Министерства иностранных дел. В 2014 году в издательстве «AtlanticBooks» выходит написанная им биография Вацлава Гавела.

Джордж Боди: Позвольте начать наш разговор с вопросов о том, как и где вы познакомились с Вацлавом Гавелом.

Михал Жантовски: Мы были знакомы на протяжении трех десятилетий или, возможно, чуть меньше. Первая встреча состоялась в 1983-м или 1984 году после того, как он вышел на свободу, отбыв свой самый долгий тюремный срок. У нас были общие друзья. Кроме того, он приезжал на ежегодный загородный «пикник», в подготовке которого я всегда участвовал и продолжаю участвовать вместе со своими друзьями, в основном психологами и психиатрами. Это было своеобразное тайное общество, где происходило и обсуждалось много интересного, а нелегальные документы и материалы постоянно переходили из рук в руки. Именно на этих собраниях мы с Гавелом лучше узнали друг друга и стали друзьями. В конце коммунистической эпохи я работал пражским корреспондентом агентства «Reuters» и потому был хорошо информирован об оппозиционной деятельности. Это позволило нам совместно готовить петиции, протестные акции и другие подобные вещи. Примерно через три дня после начала в ноябре 1989 года «бархатной революции» я почувствовал, что оказался в неудобном положении: в качестве корреспондента мне приходилось освещать те события, в подготовке которых я принимал непосредственное участие. В итоге я заявил «Reuters», что ухожу, и они отнеслись к моему решению с пониманием. Кроме того, я стал официальным представителем Гражданского форума[1], а когда Гавела в декабре 1989 года избрали президентом, он предложил мне поработать с ним. Два с половиной года я был его пресс-секретарем, а потом стал руководителем политического отдела президентской канцелярии. В те дни я проводил с ним больше времени, чем его собственная жена. После того, как он накануне распада единого государства в 1992 году оставил президентский пост, я также ушел в отставку, позже получив должность чешского посла в США. Но и потом мы поддерживали близкие отношения на протяжении всей его жизни; он многократно навещал меня в Америке, мы встречались всякий раз, когда я бывал в Праге, и виделись в Израиле, где я также работал послом. Последний раз мы виделись, когда отмечался его семидесятипятилетний юбилей, – за два месяца до кончины. Мы всегда переписывались и разговаривали по телефону. Таким было наше знакомство.

Д.Б.: По-видимому, вы были одним из инициаторов подписания «Хартии-77»?[2]

М.Ж.: Нет, я не подписывал «Хартию-77», поскольку служил тогда в армии, а это не слишком располагало к подписанию программных документов оппозиции. Вернувшись же на гражданку, я решил, что теперь ставить свою подпись слишком поздно. Поэтому я подписывал другие петиции и входил в другие группы, но все это происходило позже.

Д.Б.: А вы слышали о Гавеле до знакомства с ним?

М.Ж.: Разумеется. Думаю, мне было 14 или 15 лет, когда я впервые увидел «Праздник в саду» – принесшую ему известность пьесу, которую я посмотрел потом семь или восемь раз. То было откровение, радикально меняющее мировоззрение. Уже с молодости я пристально следил за тем, что он писал и говорил. Кстати, он тогда знал мою мать, которая работала редактором; но в силу моих юных лет мы еще не были знакомы.

Д.Б.: Вы были моложе его на целое поколение – чем вам запомнился 1968 год?

М.Ж.: Да, в 1968-м я был студентом-первокурсником, причем не могу сказать, что очень интересующимся политикой. Я был весьма активен, но гораздо больше политики меня волновали другие вещи. На то, конечно же, имелись свои причины. Во-первых, мне тогда было 18 лет, и потому секс, наркотики и рок-н-ролл казались мне гораздо интереснее политических проблем. Во-вторых, и это более существенно, я не был уверен в том, что «социализм с человеческим лицом» – реалистичный проект, нужный моей стране. Как выяснилось позже, у Гавела сложилось такое же мнение. Но мы оставались в меньшинстве, ибо многие считали, что это стоящее дело, которое надо с энтузиазмом поддерживать. В рядах студенчества тогда ходили и более радикальные идеи, черпаемые у немецких и французских радикалов, у Руди Дучке и Мао Цзэдуна. Признаюсь, я не слишком понимал все это. По моему мнению, мы уже пресытились коммунизмом, а дальнейшие попытки его совершенствовать не могли принести результата. Поэтому я старался не вмешиваться. Конечно, после советского вторжения я вместе с большинством моих сверстников вышел на улицу, протестовал и шумел. Вот тогда я действительно ощутил себя частью происходящего, хотя это продолжалось не более двух недель. Затем, как и большинство моей университетской группы, я уехал из страны. У нашего университета были побратимские связи с Гронингенским университетом в Нидерландах, туда мы и отправились. Кое-кто из моих товарищей живет там и сейчас. Но у меня были родственники в Монреале, и потому я довольно скоро уехал учиться в Канаду. На протяжении всего этого времени собственная отстраненность от чехословацких событий причиняла мне дискомфорт. Я был тогда слишком молод, слишком глуп и слишком упрям; мне казалось, что уезжать могут другие, но никак не я, и поэтому со временем я вернулся, а они все уезжали и уезжали – и на все это ушло двадцать лет.

Д.Б.: Таким образом, вы, как и Гавел, не согласились с реформистской программой Александра Дубчека. Означает ли это, что поворотным пунктом для вас оказалось именно советское вторжение?

М.Ж.: Именно так.

Д.Б.: Можно ли говорить о том, что ответом на ввод войск стало общенародное движение?

М.Ж.: Скорее то был общенародный эмоциональный всплеск, который никем не готовился специально. Примечательно то, что он оказался спонтанным; люди, которые прежде спорили по любому поводу, теперь поднялись вместе ради общего дела, единодушно и солидарно. То был редчайший момент единения, но, как я уже сказал, все это не было движением, поскольку ни структуры, ни организации тогдашний эмоциональный протест не имел.

Д.Б.: Насколько я знаю, Гавел в тот период участвовал в работе радио «Свободная Чехословакия»?

М.Ж.: Да, можно и так сказать. Собственно, никакого радио «Свободная Чехословакия» вообще не было, мы должны говорить лишь о свободном вещании чехословацкого радио. Вацлав занялся этим делом едва ли не случайно, так сложилось. В ночь советского вторжения он был на вечеринке у друга-актера в небольшом городке в Северной Чехии. Узнав об интервенции, они на следующее утро сами явились на местную радиостанцию, предложив свои услуги. Его друг был одним из известнейших актеров в стране, его голос узнавали, поэтому Гавел писал сообщения и комментарии, а друг зачитывал их в прямом эфире. Это было независимое вещание – официальное радио к тому моменту перестало быть независимым.

Д.Б.: Рассказывал ли он вам когда-нибудь о своей поездке в США, состоявшейся в 1968 году, и знаете ли вы о ней?

М.Ж.: Да, он часто вспоминал ее и несколько раз писал о ней, потому что для него первая поездка в Америку стала рубежной. Весной или летом 1968 года намечалась премьера его пьесы в Нью-Йорке. Атмосфера той поры была пропитана драматическим возбуждением: в апреле застрелили Мартина Лютера Кинга, в самом разгаре была президентская кампания 1968 года, страну захлестнули бурные протесты против вьетнамской войны – и, конечно, повсюду были «дети цветов», их музыка и все такое. Само собой, Вацлав незамедлительно влился в эту жизнь: он рассказывал, как ходил на демонстрации и посещал богемный квартал Ист-Виллидж. Он привез оттуда кучу пластинок, которые слушал потом с приятелями у себя дома. Кроме того, он посещал в Нью-Йорке нескольких известных политэмигрантов, обсуждая с ними события на родине, суть Пражской весны и тому подобное. По-моему, он прожил там не более шести недель, но это время стало для него исключительно важным.

Д.Б.:Как он связывал, и связывал ли вообще, свою американскую поездку 1968 года и Пражскую весну?

М.Ж.: О какой именно связи вы говорите?

Д.Б.: Меня интересует, каким ему виделось протестное движение в США относительно Пражской весны: это были разные, но родственные по духу явления или вообще две составные части одного и того же процесса?

М.Ж.: С уверенностью могу сказать: ему импонировал сам факт высокой гражданской активности, а также веселье и миролюбие, с которыми проводились демонстрации и митинги. На это обстоятельство нужно обратить вниманием в связи с книгой Джона Кина, которую вы, наверняка, читали[3]. Этот биограф по непонятным для меня причинам рассказывает о том, как по пути в Соединенные Штаты Вацлав якобы оказался в Париже мая 1968 года. Более того, он пытается убедить читателя, будто именно парижские баррикады произвели на Гавела глубочайшее впечатление. Я изучил вопрос и достоверно знаю о том, что такого визита не было. Он не посещал Париж в то время, не видел парижских баррикад и оказался во французской столице лишь на обратном пути, в июне, когда все было кончено. Без преувеличения можно сказать, что за этим расхождением стоит серьезный спор об источнике, в котором Гавел черпал вдохновение. С моей точки зрения, если охватить всю совокупность того, что Гавел сделал и написал, то мы не обнаружим ни тени влияния французского или европейского социализма. Действительно, на него серьезно повлиял театр абсурда в целом и Сэмюэл Беккет в частности, но этот человек не был ни левым, ни французом. Одновременно на протяжении всей его жизни можно проследить разностороннее влияние Америки, включая низовую гражданскую активность, которая жива и поныне, либертарианские формы уличного протеста тех лет и даже рок-н-ролл. Все это вместе ясно показывает, чем стала для него Америка.

Д.Б.: Поправьте меня, если я не прав, но из ваших слов следует, что он фактически противопоставлял культурную сторону событий 1968 года на Западе чисто политическим программам левого французского типа, полагаясь на процессы «культурного преображения» в большей мере, чем принято думать.

М.Ж.: Да, именно так. Я не собираюсь отрицать присутствия политического аспекта, но здесь он имеет отношение к гражданской ответственности, а не к идеологии. Гавел не был сторонником каких-либо идеологий, хотя ему не раз пытались приписать наличие тех или иных идеологических взглядов. Известно, что он в свое время, как и я ныне, с большой неприязнью относился к подобным попыткам.

Д.Б.: Тем не менее разве он не считал себя представителем глобального «поколения 1968 года»?

М.Ж.: Наверное, хотя мне это представляется не таким уж и важным. Если в 1968 году вам было от 15 до 30 лет, то вы, несомненно, отмечены на всю жизнь. Ведь то был выдающийся год. Очень сложно это объяснить, но отнюдь не случайно в Польше, Чехословакии, Франции, США одновременно, хотя и в силу различных причин, происходило тогда примерно одно и то же. В Лондоне, впрочем, большой политики не было, хотя и тут она напоминала о себе. В любом случае то был удивительный год.

Д.Б.: Позвольте мне все же задать несколько вопросов о «Хартии-77».

М.Ж.: Хорошо, я все-таки кое-что знаю об этом. Ведь я знаком или дружен со многими, кто был причастен к появлению этого документа. Поэтому, если у вас есть вопросы, – пожалуйста. Я весьма информированный попутчик тех событий.

Д.Б.: Давайте обратимся к процессам, происходившим в Чехословакии после завершения Пражской весны и советского вторжения. Если тогда в стране происходила «нормализация», то откуда появилась «Хартия-77»?

М.Ж.: Хороший вопрос. Действительно, после того, как в 1969 году сопротивление оккупации было сломлено, а власти запустили политику «нормализации» и начали чистки, Гавел, как и многие другие люди, почти полностью ушел в частную жизнь. Он переехал из Праги в Градечек, где и остался, намереваясь писать и размышлять. Он действительно писал и размышлял: в тот период были созданы три пьесы. Он вовсе не выделялся какой-то выдающейся активностью, его занятия были по большей части прежними и состояли из организации встреч запрещенных литераторов, часть из которых проходили в его собственном доме, а часть – на квартирах его друзей. Он также занимался изданием нелегальной литературы. Но при этом Гавел ждал своего момента. В 1975 году он решил выйти из тени, написав широкоизвестное открытое письмо Густаву Гусаку[4], в котором выразил возмущение состоянием общества и подавлением культурной и интеллектуальной жизни. Но ничего не произошло. Затем, кажется, осенью того же года, сосед его друзей, которые занимались в труппе актеров-любителей, поставил его пьесу «Опера нищих». Труппа дала представление в одном ресторане – или, скорее, трактире – под Прагой. Это маленькое событие имело большой резонанс, поскольку оно привело в ярость и коммунистов, и полицию. После него начались увольнения, преследования и допросы. Гавел открыто выступил в защиту жертв этих гонений. Заявлял он примерно следующее: «Эту пьесу написал я, а вовсе не они, да и само это произведение – лишь переложение английской пьесы XVIIIвека, сделанное Бертольдом Брехтом, и потому непонятно, из-за чего скандал?». Тем не менее история получилась очень громкой. Еще одним толчком к появлению «Хартии-77» стали продолжающиеся репрессии в отношении групп альтернативных, как сейчас сказали бы, музыкантов: таких, например, как «ThePlasticPeopleoftheUniverse» или «DG307». Я был близок к некоторым из них – у меня были тогда длинные волосы. Эти ребята ездили по стране и, поскольку официально им не разрешалось выступать, играли на свадьбах и частных вечеринках. Иногда их хватала полиция, а иногда нет. Понимаете, в этих делах почти не было политики, ребята были музыкантами и хотели только исполнять свою музыку. Да, они недолюбливали режим, но, если бы их просто оставили в покое, им было бы этого вполне достаточно. В конце концов, их начали арестовывать и сажать. Будущие подписанты «Хартии-77» участвовали в судебном процессе, проходившем по делу музыкантов, а Гавел написал о суде и составил в поддержку обвиняемых петицию, под которой поставили свои подписи известные интеллектуалы, писатели и поэты. Причем некоторые из них признавались, что ненавидят музыку этих парней, но тем не менее все равно считают, что с ними поступили несправедливо. Поскольку в этой акции Гавелу удалось объединить людей из самых разных сфер, с самыми разными взглядами на жизнь и культуру, он почувствовал, что на этом фундаменте можно развить более широкое протестное движение. Он начал обсуждать такую перспективу с некоторыми из тех, кто поставил свои подписи под петицией, и постепенно они пришли к идее «Хартии». После серии встреч, состоявшихся осенью 1976 года, работа над текстом была завершена, а к Рождеству документ открыли для подписания. Обнародование было намечено на начало января 1977 года, но к тому моменту на инициаторов уже охотилась вся тайная полиция, нарушившая их планы. Однако «Хартии-77» это уже не могло помешать.

Д.Б.: Какие качественные изменения происходили в политических воззрениях Гавела и в самой чехословацкой политике с 1968-го по 1977 год и можно ли считать эти изменения фундаментальными?

М.Ж.: Перемены были довольно резкими, прежде всего из-за того, что первые чистки оказались наиболее жестокими, а уровень давления был запредельным. 300 тысяч, а возможно, и полмиллиона бывших коммунистов, изгнанных из партии и уволенных с работы за поддержку Пражской весны или выступления против советской интервенции, хранили молчание и не проявляли никаких признаков политической активности. Как мне кажется, именно их пассивность показала, что курс на обновление коммунизма окончательно себя изжил. Та линия, которую предлагал Гавел, была принципиально новой, ориентированной на гражданское самосознание, а не на идеологию. По этой причине среди первых 270 человек, подписавших «Хартию-77», кого только не было: в этом списке можно увидеть деятелей культуры, интеллектуалов, католиков, бывших коммунистов, антикоммунистов. Разумеется, они использовали инструмент, разработанный за пределами страны: я говорю о хельсинском процессе, происходившем в то время и увенчавшемся в 1975 году принятием Хельсинского акта. Эти договоренности сделали уважение прав человека обязательным требованием для всех государств-участников процесса, обеспечив возможность внешней критики одних государств другими в тех случаях, когда права человека ущемляются. Гавел и его единомышленники опирались именно на это положение, пытаясь показать, что политика коммунистических властей Чехословакии противоречит Хельсинским договоренностям и даже самому чехословацкому законодательству. Это была сильная позиция, которую невозможно было оспорить правовым образом. Когда Гавел спустя два месяца был арестован, проведя в тюрьме более полугода и получив условный срок, его судили не за политику; аналогичная история повторилась и через три года, когда его приговорили к четырем с половиной годам тюрьмы. Его никогда не судили за «Хартию-77».

Д.Б.: Означает ли это, что без Хельсинки «Хартия-77» не появилась бы или оказалась бы бесполезной?

М.Ж.: Хельсинский процесс не был первопричиной или спусковым крючком: он представлял собой лишь инструмент, который диссиденты умело использовали. Начиная с апреля 1975 года и с открытого письма Гусаку Гавел встал на тропу войны. Я не уверен, конечно, что, не будь Хельсинки, «Хартия-77» оказалась бы точно такой же, но что-то подобное определенно появилось бы на свет. А сердцевиной этого начинания обязательно оставался бы Гавел с его идеями.

Д.Б.: Справедливо ли говорить о том, что именно с середины 1960-х годов Гавела начали воспринимать если и не как лидера, то в качестве одного из наиболее выдающихся представителей диссидентского движения?

М.Ж.: Если отвечать коротко, то да. Углубляясь в детали, я понимаю, что очень трудно найти моменты, когда он не был бы лидером или центральной фигурой. Все началось еще в 1965–1966 годах, когда он начал участвовать в писательских дебатах. В самом 1968 году он был менее заметен, но вновь вышел на первый план в кампании протеста против вторжения и в публикациях нелегальной печати. Один из его друзей, также подписавший «Хартию-77», опубликовал в конце 1970-х годов эссе под названием «Гавел-Уголь». Автор сравнивал его с углем, поскольку, вступая в химические реакции с другими элементами, уголь всегда остается в центре. Я думаю, это очень удачное сравнение.

Д.Б.: Теперь я хотел бы обратиться к периоду его президентства и, в особенности, к той поддержке, которую он оказал вмешательству НАТО в конфликт вокруг Косово. Интересно, посчитал бы он закономерностью то, что среди сторонников интервенции в Югославии оказались многие ключевые фигуры 1968 года, например, Бернар Кушнер?

М.Ж.: Не думаю, что он обращал внимание на это обстоятельство, но здесь мы имеем дело с одним из парадоксов Гавела. Оставаясь сторонником ненасилия по личным убеждениям и в политической деятельности, он последовательно поддерживал внешнее вмешательство не только в Косово, но и во время первой «войны в заливе», в Боснии и даже, что наиболее спорно, в Ираке. Едва ли ощущая какую-то связь с 1968 годом, он определенно проводил параллель с другой датой – с 1938-м и Мюнхеном, который для него и многих его соотечественников, включая меня лично, стал роковым моментом истории, отметившим трагический провал политики «умиротворения» и позже обернувшимся гигантскими жертвами. Гавел считал, что если зло активно – а никаких сомнений по поводу того, что Милошевич и его дело есть зло, у него не было, – что если риск этнических чисток и зверств, подобных тем, какие мы наблюдали в Сребренице, существует, то в такие моменты просто необходимо действовать. Он поступал так и в связи с Косово, и в других случаях. А 1968 год здесь, по-видимому, ни при чем.

Д.Б.: Он считал Милошевича тоталитарным политиком?

М.Ж.: Скорее он видел в нем человека с коммунистическим партийным прошлым, авторитарного лидера, который продвигает националистическую идеологию, желая сохранить власть. Назвал бы Гавел его тоталитарным политиком или нет, я не знаю. Но он точно называл его диктатором и считал, что его необходимо остановить.

Д.Б.: Вопрос о параллели с 1938 годом: Гавел, по вашему мнению, вообще не связывал 1968-й с воспоминаниями о 1938-м?

М.Ж.: Я бы не стал об этом говорить, слишком велики различия между двумя вехами. Милошевич, кстати, тоже не вторгался в чужую страну, но при этом жестоко угнетал собственных граждан. Здесь модель 1968 года также не действует. Короче говоря, я не видел этой связи тогда, не вижу ее и теперь.

Д.Б.: Сложно ли было оправдывать интервенцию в Югославии, не сталкивались ли вы с общественным непониманием?

М.Ж.: Да, в стране были люди, выступавшие против такого шага. Правительство долго не могло выработать позицию по данному вопросу, поскольку имелось осложняющее обстоятельство: лишь за двенадцать дней до начала операции Чехия вступила в НАТО. Новичку, как вы понимаете, нелегко заявить альянсу, к которому он только что присоединился, об отказе участвовать в боевой операции. Но, даже понимая все это, Гавел продолжал отстаивать свое мнение.

Д.Б.: Размышляли ли вы когда-нибудь о том, кого можно поставить рядом с Гавелом? Имеются ли фигуры, к которым так же было бы применимо высказывание Милана Кундеры о Гавеле: что его жизнь есть пьеса, которая вобрала в себя все ключевые моменты истории Европы конца XX столетия?

М.Ж.: Мне кажется, все лидеры такого масштаба, по определению, уникальны, поэтому сравнивать их нелегко. Тем не менее такие сопоставления не могли не предприниматься. В истории падения коммунизма в Восточной Европе явно выделяются две фигуры: Лех Валенса и Вацлав Гавел. Оба деятеля были крупными, хотя и не походили друг на друга ни темпераментом, ни менталитетом. Более непохожих людей вообще трудно себе представить, но, вспоминая о Гавеле и его жизненном пути, нельзя не вспомнить и Валенсу. Из-за неприятия насилия и невероятной выдержки перед лицом судьбы Гавела часто сравнивали с Нельсоном Манделой. Я думаю, что у этих двух лидеров действительно много общего, особенно в плане терпения и благородства духа. Оба не разменивались по мелочам и умели быть терпеливыми, поэтому сходство здесь не вызывает сомнений. Порой упоминался и Ганди, но не думаю, что это сравнение перспективно. Политики, которых Гавел считал близкими себе по духу, представляли довольно пеструю группу, от Билла Клинтона до Джорджа Буша. Он не согласился бы с большей частью того, что говорила и делала Маргарет Тэтчер, но при этом исключительно ее уважал. Он чувствовал, что ему близки и Далай Лама, и Иоанн Павел II, но при этом не был ни буддистом, ни ярым католиком.

Д.Б.: В связи с часто упоминаемым отказом от насилия было бы интересно узнать, что он думал о войне во Вьетнаме. Он ничего не писал об этом?

М.Ж.: Нет, он рассказывал, что был однажды на антивоенном митинге в Нью-Йорке, хотя, наверное, не столько для того, чтобы выразить свое отношение к войне, сколько поддавшись общему настроению. Он определенно был против войны, но пацифистом при этом не являлся.

Лондон (посольство Чешской Республики), 23 апреля 2013 года

Перевод с английского Андрея Захарова и Екатерины Захаровой

[1] Гражданский форум – возглавляемая Вацлавом Гавелом оппозиционная политическая организация, образованная в чешской части Чехословакии в конце 1989 года и сыгравшая ключевую роль в «бархатной революции». – Примеч. ред.

[2] «Хартия-77» – подготовленный группой чехословацких диссидентов программный документ, вокруг которого с 1976-го по 1991 год происходила консолидация оппозиционных сил Чехословакии. Обнародование Хартии с 242 подписями состоялось в январе 1977 года. – Примеч. ред.

[3]Речь идет о следующей работе: Keane J. Václav Havel: A Political Tragedy in Six Acts. NewYork: Basic Books, 2000.

[4] Густав Гусак (1913–1991) – руководитель Коммунистической партии Чехословакии с 1969 года, инициатор и проводник политической «нормализации», призванной устранить последствия Пражской весны. – Примеч. ред.

Опубликовано в журнале:

«Неприкосновенный запас» 2013, №4(90)

Русская православная церковь как часть государства и общества

Катажина Яжиньска

Катажина Яжиньска (р. 1985) – эксперт Центра восточных исследований (Варшава), специалист по социально-политическому развитию России.

В феврале 2013 года минуло четыре года со дня интронизации нового патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Избрание на высокий пост Владимира Гундяева – опытного церковного дипломата, который раньше возглавлял отдел внешних церковных связей (ОВЦС), – хорошо вписывалось в стремление Русской православной церкви укрепить свои позиции в обществе и государстве. Выбор харизматического православного митрополита на высший церковный пост пробудил надежды на более активный диалог церкви с общественностью и постепенное возрождение православия в России. Почти сразу после интронизации некоторые комментаторы начали называть Кирилла «патриархом-реформатором»[1]. Однако недавние симптоматичные события, в которые была вовлечена церковь – ее реакция на гражданский протест зимы 2011–2012 годов, бескомпромиссная позиция в деле панк-группы «Pussy Riot», серия громких скандалов вокруг самой фигуры патриарха, – показывают, что РПЦ по-прежнему не является той силой, которая могла бы стимулировать искомое ею духовное и нравственное возрождение России. Православие воспринимается большинством россиян как часть русской традиции и культуры, но не как религия. Сама церковь в глазах большинства населения представляет прежде всего структуру, связанную с государственной властью, а не собственно религиозную общину.

В настоящее время церковь, как и другие институты современной России, находится в кризисе. Независимо от улучшающейся финансовой ситуации и облегченного доступа к верующим, обеспеченного близостью к властям, РПЦ не в состоянии удовлетворить духовные потребности большинства россиян и не оказывает значительного влияния на их общественную позицию. Таким образом, наблюдаемые в последнее время попытки Кремля использовать РПЦ и православную религию в целях укрепления собственной легитимности скорее всего не принесут ожидаемых эффектов и могут обернуться лишь отходом части верующих от РПЦ.

Восстановление РПЦ в России

В течение последних двух десятилетий РПЦ последовательно восстанавливала свое материальное положение и пыталась расширить влияние на российское общество. С завершением советской эпохи, когда религиозные группы подвергались репрессиям со стороны коммунистических властей, в России постепенно реконструировали часть разрушенных храмов и развернули строительство новых. Ключевым моментом стало принятие в декабре 2010 года закона о передаче в собственность или безвозмездное пользование религиозным организациям имущества религиозного назначения, которое находилось в ведении государства[2]. Этот закон позволяет религиозным организациям возвращать себе имущество, изъятое после революции 1917 года. Среди прочих потенциальными объектами для передачи могут стать земельные участки, храмы, монастыри и другие здания, а также предметы религиозного культа, часть которых сегодня имеет статус исторических памятников. Основным бенефициаром закона о реституции считается именно РПЦ, поскольку до 1917 года ее имущество находилось в руках государства, а сама церковь была частью имперской административной структуры. Противники законопроекта утверждали, что в такой ситуации нельзя говорить о восстановлении исторической справедливости. Критике со стороны представителей различных конфессий в России подвергается и тот факт, что порой РПЦ получала право на объекты, ранее принадлежавшие другим религиозным сообществам. В качестве примера указывается костел Святого семейства в Калининграде (где потом открылась Калининградская областная филармония), до революции принадлежавший католикам, а в 2010 году со скандалом перешедший в собственность православной церкви. Свое недовольство высказывают и сотрудники культурных учреждений и общественных организаций, расположенных в зданиях, на которые претендует церковь: они опасаются, что из-за передачи собственности могут потерять свои помещения. Представители епархий в свою очередь утверждают, что не собираются никого «выгонять на улицу» и желают лишь защитить по праву принадлежащие им объекты.

Наряду с материальным восстановлением в последние годы РПЦ более четко определила свои позиции по основным общественным вопросам. Она пытается выступать в роли морального авторитета и связующего звена между российским обществом и государственной властью. Церковь все активнее входит в различные сферы общественной жизни: организует благотворительную помощь бедным и больным, борется с алкоголизмом, сотрудничает с различными государственными учреждениями. Ее представители высказываются по вопросам, важным для общественности, например, они решительно возражают против абортов, наркотиков и эвтаназии. Церковь последовательно пытается укреплять свою роль в российских школах. Недавно ей удалось добиться внедрения в школьную программу изучения основ православной культуры в рамках одного из модулей курса «Основы религиозных культур и светской этики». РПЦ объявила также о своей готовности участвовать в реализации государственных программ по адаптации иммигрантов в российском обществе, организации курсов русского языка, культуры и истории. Подтверждением этих намерений стало издание учебного пособия «Основы русского языка и литературы» для иммигрантов[3]. Многих комментаторов, правда, обескуражил тот факт, что эти курсы нацелены на людей, большинство из которых исповедует ислам.

О большей открытости РПЦ призвано было свидетельствовать и создание в 2009 году синодального отдела Московского патриархата по взаимоотношениям церкви и общества, возглавляемого протоиереем Всеволодом Чаплиным. Однако после нескольких лет существования новой структуры становится очевидным, что она не приносит ожидаемых результатов. Об этом свидетельствует тот факт, что в кризисных ситуациях церкви не удавалось выступать в роли посредника между обществом и Кремлем. В подтверждение можно сослаться на реакцию патриарха относительно массовых акций протеста после выборов 2011 года. Первоначально, комментируя митинги, руководитель РПЦ призывал власти к диалогу с общественностью. По его словам, «если что-то происходит, общество должно иметь право высказать свое недовольство»; кроме того, «если власть остается нечувствительной к выражению протестов – это очень плохой признак, признак неспособности власти к самонастройке»[4]. В то же время глава РПЦ подчеркнул, что церковь не может занимать ничью сторону. Но затем Кирилл отказался от этих заявлений, выразив личную поддержку новому избранию Путина на пост президента и приступив к агитации за «национального лидера». Вновь касаясь протестов, он начал говорить о них иначе:

«Православные люди не умеют выходить на демонстрации – они стоят к Поясу Пресвятой Богородицы, и если бы Пояс находился здесь не месяц, а полгода, то не три миллиона, а сорок или пятьдесят миллионов стояли бы в этой очереди. Мы это точно знаем, потому что мы живем в православной в большинстве своем стране. Эти люди не выходят на демонстрации, их голосов не слышно, они молятся в тиши монастырей, в келиях, в домах, но они переживают всем сердцем то, что происходит сегодня с народом нашим, проводя в своем сознании ясные исторические параллели с беспутством и беспамятством предреволюционных лет, с разбродом, шатанием, разрушением страны в 1990-х годах»[5].

Молитвы гораздо эффективнее митингов – так интерпретировали слова патриарха либеральные комментаторы. В конце концов, такой реакцией РПЦ окончательно соотнесла себя с конкретной стороной конфликта и отказалась от диалога с наиболее активной частью российского общества, которая участвовала в протестных акциях.

Следует также добавить, что сам выбор Чаплина в качестве главы отдела, отвечающего за связи с обществом, вызывает неоднозначные оценки. Некоторые заявления этого церковного чиновника, например, предложения о введении православного дресс-кода, открытии православных ночных клубов или положительный отклик на предложение поместить в психиатрическую больницу карельского блогера, критикующего РПЦ[6], вызывали громкую дискуссию в СМИ. Противоречивые оценки вызывает также отношение РПЦ к деятельности так называемых «православных активистов», которые получили поддержку со стороны некоторых церковных чиновников. Критические настроения общественности по поводу некоторых из этих организаций наглядно проявляются в социальных сетях.

Церковь в государстве: союз алтаря и престола

Как известно, в соответствии с Конституцией Россия остается светским государством, придерживающимся принципа религиозного плюрализма. Однако у стороннего наблюдателя может сложиться впечатление, что православие (и РПЦ) неофициально занимает привилегированное положение по отношению к другим вероисповеданиям, в том числе к конфессиям, которые тоже признаны «традиционными»: к исламу, иудаизму и буддизму.

В значительной мере подобное представление формируется под влиянием государственных средств массовой информации, которые много внимания уделяют деятельности РПЦ и церковных чиновников, их контактам со светской властью. СМИ регулярно транслируют церемонии православных праздников с участием ведущих государственных деятелей, в первую очередь президента Владимира Путина. Сами высокие чиновники охотно демонстрируют свою приверженность православной традиции, появляясь на религиозных мероприятиях и встречаясь с церковными иерархами. Представители РПЦ в свою очередь присутствуют на государственных церемониях, выказывая свою поддержку властям и все активнее включаясь в политическую жизнь страны. Государственные СМИ неизменно сообщают населению о взаимных поздравлениях церковных и государственных руководителей по случаю тех или иных памятных дат. Примером здесь может служить трансляция встречи президента Путина с патриархом и участниками Архиерейского собора в годовщину интронизации Кирилла. Во время церемонии президент, поздравляя иерарха, заявил:

«Сегодня исключительно востребовано углубление совместной работы, партнерства государства и всех традиционных конфессий. Сохраняя, безусловно, светский характер нашего государства, не допуская огосударствления церковной жизни, мы должны уйти от вульгарного, примитивного понимания светскости»[7].

В этих словах публика усмотрела свидетельство дальнейшего укрепления взаимоотношений между РПЦ и Кремлем и расширения роли церкви в политической жизни.

В последние годы такое сотрудничество приносило заметную пользу обеим сторонам. В случае церкви речь шла прежде всего о благоприятном законодательстве и помощи финансового характера, например, налоговых льготах или разного рода государственных субсидиях на поддержку религиозной инфраструктуры. Кроме того, тесная связь с Кремлем гарантирует церкви более легкий доступ к государственным средствам массовой информации и благоприятные условия для расширения пастырской деятельности в армии, тюрьмах, больницах, правоохранительных органах и других государственных учреждениях. Хорошей иллюстрацией сотрудничества духовенства с государстенными структурами стало освящение патриархом камня, заложенного в основание храма при Академии ФСБ в Москве. Стоит заметить, что эта церковь возводится в рамках программы строительства двухсот новых храмов шаговой доступности, реализуемой в столице. Кстати, так называемая «Программа 200»[8], которая осуществляется при поддержке правительства Москвы, тоже может служить подтверждением описанного симбиоза.

Внимание наблюдателей привлекают также некоторые инициативы властей, в которых усматриваются попытки защитить РПЦ или самого патриарха от общественной критики и укрепить шаткие позиции церкви. В качестве наиболее яркого примера приводится суд над участницами группы «Pussy Riot», которые выступили в Храме Христа Спасителя с так называемым «панк-молебном». В подобном духе интерпретировалось и принятие закона об уголовной ответственности за оскорбление чувств верующих, вступившего в силу 1 июля 2013 года. Работа над этим законодательным актом, вызвавшим широкий резонанс в российском обществе, началась сразу после скандала с «Pussy Riot». Именно церковные чиновники и сторонники РПЦ выступили самыми активными поборниками введения уголовной ответственности за «оскорбление чувств верующих». Широкую огласку получила также история вокруг фонда, управляющего Храмом Христа Спасителя в Москве[9]. Общество защиты прав потребителей обвинило фонд в том, что в храме незаконно действует ряд коммерческих учреждений, не связанных с религиозной деятельностью напрямую (бизнес-центр, автомобильная мойка, кафе), и обратилось в прокуратуру с просьбой проверить законность использования помещений. Пресс-релизы на эту тему подняли волну критики в адрес церкви. Недоумение в обществе вызвал и тот факт, что против председателя Общества защиты прав потребителей было возбуждено уголовное дело по обвинению в клевете[10].

Причину тесных отношений церкви с политической властью можно усматривать в том, что Кремль пытается сделать православие одним из столпов российской национальной идеи. Эту идею, призванную консолидировать народ, сплотить его вокруг Кремля, а также нейтрализовать возрастающее напряжение на этнической почве, можно охарактеризовать как смесь патротизма, национализма, великодержавных сентиментов и антизападной риторики. Ее центральным элементом выступает убеждение в уникальности русской цивилизации и превосходстве русской культуры. В соответствии с установкой властей, православие выступает тем элементом, который обеспечивает непрерывность русской государственности и предоставляет основу для обновления российской идентичности, пребывающей в кризисе после распада Советского Союза. Эта концепция отвечает позиции церкви, поддерживающей миф о Святой Руси, при одновременной проповеди ксенофобских и антизападных взглядов. Патриарх активно продвигает также концепцию русского мира – пространства, в значительной степени населенного приверженцами православной религии. В этом русском мире, который выходит за пределы российского государства (кроме России, к нему часто относят Беларусь, Украину и Молдову), по мнению РПЦ, должен доминировать Московский патриархат как надлежащий преемник православной традиции. В силу этого РПЦ всегда решительно выступала против предоставления автокефалии другим православным церквам, прежде всего Украинской православной церкви, и враждебно относилась к деятельности иных религиозных групп в России и странах СНГ. По той же причине в течение многих лет РПЦ не приемлет миссионерской работы католической церкви, которая, по ее мнению, путем укрепления своих структур пытается отвлечь верующих от православия. Представители Московского патриархата не раз критиковали католическую церковь и римского папу за прозелитизм. Напряжение по этой линии до сих пор явлается одной из центральных проблем в отношениях Москвы с Ватиканом.

Следует заметить, что стратегические усилия РПЦ по укреплению позиций в регионе, признанном канонической территорией православия, соответствуют усилиям светских властей в Кремле, которые направлены на укрепление культурного, политического и экономического присутствия России на постсоветском пространстве. В этом контексте церковная внешняя политика соответствует целям внешней политики Москвы, что ставит РПЦ в позицию естественного партнера Кремля и Министерства иностранных дел Российской Федерации.

Лояльная по отношению к Кремлю РПЦ, таким образом, используется властями как инструмент формирования позитивного образа России за рубежом и лоббирования российских интересов. Примером реализации общих целей Кремля и РПЦ за пределами России можно признать визит Кирилла в Польшу в августе 2012 года, увенчавшийся подписанием совместного с польским епископатом обращения к польскому и российскому народам. С точки зрения РПЦ, польский визит должен был укрепить позицию церкви в мире и имидж самого патриарха, который притязает на то, чтобы восприниматься как глава всех православных. Подписывая документ, РПЦ хотела представить себя в качестве важного союзника католической церкви, остающейся влиятельным социальным институтом в Польше. Причем этот союзник, согласно православным иерархам, мог бы стать партнером католиков в борьбе с секуляризацией в Европе. Что же касается политических целей России, то общий тон визита и подписанного документа вполне соответствовали внешней политике, равно как и исторической политике Кремля. Таким образом, Москва использовала встречу глав двух церквей, чтобы представить Россию как конструктивного, открытого к диалогу политического субъекта, который пытается снимать спорные вопросы в отношениях с зарубежными партнерами[11].

Oдной из приоритетных сфер сотрудничества между Кремлем и РПЦ выступает также продвижение «традиционных» ценностей и укрепление государственнических настроений среди россиян. Ссылаясь на церковь, православную религию и мораль, власть пытается укрепить собственную легитимность, поскольку массовые гражданские протесты в ходе избирательного цикла 2011–2012 годов стали ярким симптомом ее кризиса. Целью консервативной риторики является консолидация вокруг фигуры Владимира Путина той части общества, которая придерживается традиционных ценностей и до сих пор сохраняет лояльность власти. Она также призвана противодействовать дальнейшему сокращению социальной базы Кремля и нарастающему недовольству наиболее активных и либерально ориентированных групп, представляющих так называемый «средний класс». Риторика властей адресуется, в частности, так называемому «консервативному большинству», которое настроено против модернизации, подозрительно относится к Западу и формирует ядро президентского электората. Его традиционно составляют работники бюджетной сферы и промышленных отраслей, часть пенсионеров, а также члены профсоюзов и общественных движений, симпатизирующих Кремлю (среди них православные организации, казачество, часть НКО; структуры, сосредоточенные вокруг Общероссийского народного фронта). К ним примыкают и более бедные слои населения, и жители провинции, которые зависят от выплат из государственного бюджета.

Положение церкви в российском обществе

В настоящее время большинство россиян – 74%, по данным «Левада-центра»[12], – признают себя православными, а 84% россиян, исповедующих христианство, являются крещеными[13]. При этом лишь 34% считает, что религия играет в их жизни очень важную или довольно важную роль[14]. Наконец, только 7% верующих посещают храмы чаще одного раза в месяц[15]. Данные социологических опросов свидетельствуют о том, что для большинства граждан России приверженность православию имеет в первую очередь символическое значение: она рассматривается как часть русской традиции и культуры. Эти люди не живут церковной жизнью, но тем не менее считают себя православными – правда, на культурном, а не религиозном уровне. К самой церкви они отностятся нейтрально и воспринимают ее скорее как государственное учреждение. Из-за этого, кстати, способность церкви влиять на моральные установки и социальные воззрения россиян весьма ограничена. Об этом свидетельствует хотя бы отношение россиян к абортам, против которых резко высказывается церковь; как показывают опросы, в данный момент 86% считают, что аборты должны быть разрешены[16].

В последнее время на формирование более критического отношения к РПЦ в российском обществе оказали влияние общественные скандалы вокруг патриарха Кирилла, которые получили громкую огласку в СМИ и прежде всего в Интернете. В частности, русская блогосфера была взбудоражена информацией о том, что патриарх якобы носит часы стоимостью в несколько тысяч евро, а также слухами, согласно которым пресс-служба РПЦ пыталась удалить часы с опубликованных фотографий главы церкви[17]. В центре другого скандала патриарх Кирилл оказался после опубликования информации о конфликте вокруг принадлежащей ему роскошной квартиры в центре Москвы[18]. Эти истории, с одной стороны, поставили под вопрос духовно-нравственнуюсостоятельность церковных иерархов, а с другой стороны, продемонстрировали организационную слабость РПЦ и отсутствие у нее внятной информационной стратегии. Попытки церкви комментировать и опровергать такие обвинения только усиливали критику и становились предметом шуток в Интернете.

Существенным моментом в отношениях между РПЦ и обществом можно считать реакцию патриарха на процесс «Pussy Riot». Он лично потребовал сурового наказания для женщин, утверждая, что они оскорбили верующих и православную традицию. Хотя, следует сказать, что сам проступок «Pussy Riot» в главном православном соборе столицы был неоднозначно оценен и самим российским обществом. Одни восприняли акцию как хулиганство, другие – как политический протест или как артистическое событие. И хотя большинство (56%) считает приговор участницам группы адекватным[19], многие возмущались непреклонной позицией главы РПЦ, считая ее далекой от идеала христианского милосердия.

Все перечисленное повлекло за собой весьма неприятные для церкви последствия, снижая симпатии к ней в глазах общества. Хотя на первых порах после вступления в должность Кирилл воспринимался как человек, более прогрессивный и открытый, чем его предшественник, вскоре стало очевидно, что он придерживается консервативной позиции по социальным вопросам и политически подчиняется государственной власти.

***

Хотя у РПЦ есть желание выступить в качестве морального авторитета и посредника между обществом и властью, она до сих пор не смогла превратиться в мощный общественный институт и по-прежнему переживает кризис. Она не слишком способна удовлетворять духовные потребности общества и влиять на те или иные предпочтения россиян. По этой причине не стоит ожидать того, что внутриполитическое использование РПЦ для консолидации общественной поддержки Кремля окажется эффективным. Вместе с тем политика властей, которая гарантирует РПЦ привилегированное положение в обмен на поддержку, может иметь скорее отрицательные последствия. Уже сейчас 57% россиян высказываются против того, чтобы государство вмешивалось в дела церкви, и считают, что церковь должна быть отделена от государства[20]. Вовлеченность РПЦ в сотрудничество с Кремлем постепенно лишает ее суверенитета, что вызывает сопротивление наиболее активных групп населения, а также недовольство в просвещенных церковных и близких к церкви кругах. Кроме того, одним из последствий сращивания православной церкви и государства становится нарастающее недовольство среди представителей других религий, особенно ислама, неуклонно увеличивающего число своих приверженцев в России. Так, по данным «Левада-центра», на декабрь 2012 года мусульмане составляли около 7% населения, в то время как в 2009 году их было лишь 4%; неофициальные показатели могут быть еще выше[21].

Как представляется, сосредоточиваясь на восстановлении собственного материального благополучия и лоббировании интересов властей, церковь упускает из виду опасные внутренние проблемы: неспособность привлекать на свою сторону широкие слои населения, отсутствие культурных инициатив для молодых и активных поколений, а также организационную неэффективность и слабость системы управления. Именно эти факторы будут и далее усугублять разочарование и пассивность в рядах верующих. Общим итогом может стать все увеличивающийся отход людей от церкви и дальнейшая деградация ее роли в российском обществе. В ближайшие годы эти проблемы станут для РПЦ самым серезным вызовом.

[1] Такое мнение, в частности, высказывал религиовед Илья Переседов в программе «Радио Свобода» 2 февраля 2011 года (www.svoboda.org/content/article/2294903.html); оно также обсуждалось в эфире «Finam.fm» с участием заместителя председателя ОВЦС Всеволода Чаплина 2 февраля 2009 года (http://finam.fm/archive-view/684/).

[2] Федеральный закон Российской Федерации от 30 ноября 2010 года № 327-ФЗ «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности» (www.rg.ru/2010/12/03/tserkovnoedobro-dok.html).

[3] См.: http://rbcdaily.ru/society/562949987686892.

[4] См.: http://ria.ru/politics/20120107/534324448.html.

[5] См.: www.patriarchia.ru/db/text/1992020.html.

[6] См.: www.pravmir.ru/pravoslavnyj-dress-kod-fotoreportazh; http://izvestia.ru/news/374175; http://ria.ru/religion/20120512/647730655.html.

[7] См.: http://news.kremlin.ru/news/17409/print.

[8] Подробнее см.: www.200hramov.ru.

[9] См.: www.mn.ru/society_faith/20120423/316172981.html.

[10] См.: www.gazeta.ru/social/2013/05/17/5325865.shtml.

[11] Подробнее об этом см.: www.osw.waw.pl/en/publikacje/eastweek/2012-08-22/patriarch-cyril-poland-policy-orthodox-church-and-policy-kremlin.

[12] См.: www.levada.ru/17-12-2012/v-rossii-74-pravoslavnykh-i-7-musulman.

[13] См.: wciom.ru/index.php?id=268&uid=13365.

[14] См.: www.levada.ru/18-04-2013/religiya-i-tserkov-v-obshchestvennoi-zhizni-0.

[15] См.: wciom.ru/index.php?id=459&uid=112543.

[16] См.: www.levada.ru/03-07-2013/obshchestvennoe-mnenie-ob-ogranichenii-abortov-i-razvodov.

[17] См.: www.newsru.com/religy/04apr2012/uhr.html.

[18] См.: www.rosbalt.ru/moscow/2012/03/22/960327.html.

[19] См.: wciom.ru/index.php?id=459&uid=112988; www.levada.ru/20-05-2013/rossiyane-o-pussy-riot-i-tserkvi.

[20] См.: www.levada.ru/20-05-2013/rossiyane-o-pussy-riot-i-tserkvi.

[21] См.: www.levada.ru/17-12-2012/v-rossii-74-pravoslavnykh-i-7-musulman.

Опубликовано в журнале:

«Неприкосновенный запас» 2013, №4(90)

«Загогулины» российской модернизации: смена поколений и траектории реформ

Владимир Гельман, Дмитрий Травин

Владимир Яковлевич Гельман (р. 1965) – политолог, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге.

Дмитрий Яковлевич Травин (р. 1961) – экономист, политолог, журналист. Научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге.

«Дилемма одновременности» и российский ответ

В 1991 году немецкий социолог Клаус Оффе, рассуждая о проблемах, стоявших перед посткоммунистическими странами, заметил, что масштаб реформ в этих обществах не имел аналогов в мировой истории в силу одновременности различных модернизационных процессов. В самом деле, им было необходимо в относительно краткосрочной перспективе трансформировать (1) имперское национально-государственное устройство – в современные национальные государства, (2) централизованную плановую систему – в свободную рыночную экономику и (3) однопартийный политический режим – в конкурентную демократию. Оффе отмечал, что если страны Западной Европы решали все эти задачи модернизации последовательно (и отнюдь не всегда успешно) на протяжении веков и десятилетий, то посткоммунистическим странам Восточной Европы и бывшего СССР одновременно пришлось столкнуться с «тройным переходом», проводя трудные и болезненные реформы на всех аренах сразу, «здесь и теперь». Соблазн растянуть преобразования во времени, выстроить их последовательность в цепочку (сперва рынок, затем демократия или наоборот) или вовсе отказаться от реформ был слишком велик. По мнению Оффе, «дилемма одновременности» заключалась в том, что, несмотря на все очевидные сложности и вызовы, лишь одновременное проведение демократизации и рыночных реформ могло принести посткоммунистическим странам относительно быстрый успех, в то время как попытки решать эти задачи «шаг за шагом» грозили лишь усугублением кризисов[1].

Оценивая накопленный опыт по прошествии двух с лишним десятилетий, можно сказать, что «дилемма одновременности» была решена более или менее успешно в восточноевропейских странах, в 1990-е годы создавших демократические политические режимы и рыночную экономику, ставших членами Европейского союза. Что же касается России, то ее траектория экономических и политических преобразований оказалась иной. Скорее она напоминала фигуру, которую, с легкой руки Бориса Ельцина, стоило бы назвать «загогулиной». В самом деле, период 1985–1991 годов в СССР ознаменовался кардинальной либерализацией и демократизацией политического режима, становлением гражданских и политических свобод, конкурентных выборов, парламентаризма и партий. Вместе с тем рыночные преобразования в стране проводились крайне непоследовательно, назревшие радикальные реформы откладывались, и в конечном счете нараставший экономический кризис сыграл ключевую роль в полном коллапсе советской системы. В то же время период 1991–1999 годов с точки зрения последовательности реформ выступал почти полной противоположностью по отношению к предыдущему: начатые правительством либеральные рыночные реформы сопровождались глубоким и длительным спадом, который сменился ростом, лишь начиная с 1999 года. В итоге, хотя российская экономика и стала рыночной и позднее, в 2000-е годы, демонстрировала немалые успехи, сегодня ее едва ли можно охарактеризовать как свободную. Напротив, политическая демократизация, начатая в период перестройки, в 1990-е годы оказалась остановлена, затем свернута, а потом и вовсе сведена на нет.

Что же повлекло за собой такое развитие событий в российском случае? Почему «дилемма одновременности» не была решена в нашей стране? Что вызвало изменения повестки дня российской модернизации за полтора десятилетия: приоритет демократизации над рынком в 1985–1991 годах и рыночные реформы в ущерб демократии в 1991–1999 годах? В нашей статье мы сперва рассмотрим различные объяснения этого феномена, а затем предложим собственную, альтернативную интерпретацию «загогулины» российской модернизации конца ХХ века, связанную с эффектами смены поколений реформаторов. Мы полагаем, что повестка дня реформ периода перестройки (1985–1991) формировалась под влиянием идейных ориентаций поколения «шестидесятников» и в известной мере служила продолжением либеральных интенций хрущевской «оттепели» (не предполагавшей рыночных реформ, да и в целом не уделявшей экономике большого внимания). Напротив, повестка дня периода реформ (1991–1999) выстраивалась поколением «семидесятников», которые были прагматично ориентированы на строительство рынка как средство избавления от пороков советской экономики, но при этом чужды идеям демократии. Кардинальная смена поколений реформаторов, совпавшая с распадом СССР, породила смену повестки дня российской модернизации, оказавшую немалое воздействие на последующую траекторию развития страны. Разрыв между политическими и экономическими преобразованиями не был преодолен в России и в 2000-е годы, и он по-прежнему остается в центре противоречий и в 2010-е.

Демократизация vs. рыночная экономика в России: от поколения к поколению

Дискуссии о причинах и следствиях реформ 1985–1999 годов в СССР и России, наверное, будут длиться еще не одно десятилетие – как в силу масштаба преобразований в стране, так и в силу неоднозначности их оценок[2]. Не стремясь охватить все аспекты этих дискуссий, выделим лишь те суждения, которые касаются объяснений феномена «загогулины» с точки зрения последовательности экономических и политических реформ.

Самое популярное (и самое простое) объяснение состоит в том, что последовательность преобразований носила структурный характер, – проще говоря, она была вызвана объективными факторами и не зависела от роли и желания политических акторов[3]. Так, Егор Гайдар, отвечая на упреки критиков, писал, что принятие новой Конституции и проведение выборов новых органов власти после падения коммунистического режима в 1991 году были невозможны на фоне краха советской экономики и могли лишь усугубить проблемы страны[4]. Необходимо было срочно запускать рыночные реформы, отложив на время политические преобразования. Если даже подобного рода аргументы уместны как объяснение тех или иных шагов в конкретные «критические моменты» российских реформ, они едва ли пригодны для анализа последовательности преобразований в целом. Тот же Горбачев и его команда, по крайней мере в первые годы перестройки, имели немалую свободу рук в выборе своих стратегических целей и механизмов осуществления реформ: в 1986–1987 годах никто не вынуждал их идти по пути гласности – это был выбор, сделанный самими лидерами[5]. Напротив, в те же годы советское руководство во многом игнорировало тревожные сигналы о кризисе советской экономики на фоне спада мировых цен на нефть и не просто откладывало принятие непопулярных решений о либерализации розничных цен – но какое-то время не придавало этой проблеме должного значения, до того момента, когда кризис приобрел неустранимый характер[6]. Как минимум, следует предположить, что, выбирая между теми или иными альтернативами, советские и российские политические акторы принимали во внимание не только и не столько объективные возможности и последствия своих действий, но и ориентировались на субъективное восприятие ими ситуации, которое к тому же было помножено на крайне высокую неопределенность, вызванную и самими процессами быстрых перемен в стране и мире, и слабыми знаниями о происходящем в советском и российском обществе.

Другое, также весьма популярное, объяснение последовательности реформ в России конца ХХ века связывает их с индивидуальными интересами различных политических акторов, приписывая им решающую роль в принятии ряда стратегических решений – таких, как, например, действия Ельцина в ходе роспуска СССР в 1991 году или разгона парламента в 1993-м[7]. Разумеется, максимизация власти является ключевым мотивом в действиях любых политиков, и было бы нелепым отрицать этот аспект при анализе сделанных ими шагов. Однако, если обратить внимание на непреднамеренные последствия действий российских реформаторов, легко обнаружить, что их эффекты оказались далеки от желаемых. Горбачев, инициировав проведение частично конкурентных выборов на Съезд народных депутатов СССР в марте 1989 года, столкнулся с феноменом «опрокидывающих выборов», которые превратились в референдум по вопросу о недоверии советскому политическому строю и нанесли мощный удар по авторитету самого Горбачева[8]. Ельцин, пообещавший накануне начала либерализации цен, в октябре 1991 года, что ситуация в экономике начнет улучшаться через год, не мог даже представить себе, что спад будет продолжаться семь лет и завершится дефолтом 1998 года[9]. Ни Горбачев, ни Ельцин, ни Гайдар, ни другие российские реформаторы конца ХХ века по большому счету так и не извлекли политических выгод из осуществленных ими преобразований как в политике, так и в экономике: плоды реформ достались отнюдь не им. Напротив, тот же Горбачев мог бы вполне безбедно дожить в должности генсека ЦК КПСС вплоть до наших дней, ничего не меняя в политическом устройстве Советского Союза. В данном случае поправки на субъективное восприятие ситуации и на эффекты неопределенности выглядят тем более необходимыми.

На наш взгляд, при анализе логики российских преобразований стоит согласиться с теми специалистами, которые уделяют особое внимание ключевой роли идей и идеологий (мы будем употреблять эти термины как синонимы) в процессе формирования повестки дня посткоммунистической модернизации конца ХХ века и принятии ряда ключевых решений в ее ходе[10]. Так, Стивен Хэнсон и Генри Хейл независимо друг от друга делают выводы о том, что низкая значимость идеологий в постсоветской России повлияла и на слабость партийной системы, и на не слишком серьезное отношение российских избирателей к идеологическим ориентациям политиков и партий[11]. Мы, однако, склонны рассматривать идеологии не столько в философско-теоретическом плане (как набор теоретических доктрин, таких, как социализм или либерализм), сколько в экономически-прикладном ключе. Вслед за Дугласом Нортом мы считаем, что идеология представляет собой способ восприятия проблем, выполняющий позитивные и нормативные функции[12]. Она позволяет минимизировать количество необходимой для принятия решений информации (что особенно важно на фоне высокой неопределенности)[13], вынести суждение о соответствии существующего положения дел идеалам и наметить пути возможного приближения действительного к желаемому. Иначе говоря, идеология представляет собой «разделяемую ментальную модель»[14], которая помогает акторам формировать приоритеты повестки дня и в целом предпринимать те или иные действия на основе имеющейся информации. Нет необходимости подчеркивать, что «ментальные модели» в советском обществе довольно сильно отклонялись от официально признанной доктрины – коммунистической идеологии.

Наш подход к анализу роли идеологий в процессе российских реформ конца ХХ века отличается не только различием в определении идеологии, но и иным взглядом на объект нашего анализа. Многие авторы, говоря об идеях и мировоззрении тех или иных акторов, уделяют основное внимание политическим лидерам и их представлениям. Об этом много пишут биографы Горбачева (такие, как Арчи Браун[15]) и Ельцина (например, Тимоти Колтон[16]) и другие политические аналитики от Лилии Шевцовой[17] до Дэниела Трейсмана[18]. Столь узкий фокус на фигурах «первых лиц» (при всей их значимости) не только обедняет понимание логики преобразований, но и неверен фактически. Ни перестройка, ни реформы 1990-х годов (точно так же, как и любые другие крупномасштабные модернизационные проекты) не были, да и не могли быть, продуктом действий одних лишь лидеров страны, а попытки объяснить противоречия процессов личными характеристиками конкретных деятелей (вплоть до проблем со здоровьем Ельцина) ведут к неоправданному преувеличению «роли личности в истории». В то же время многочисленные мемуарные источники и другие документальные свидетельства дают нам основания утверждать, что «команды» лидеров страны, состоявшие как из официальных членов руководства, занимавших высокие посты, так и из помощников, советников и иных приближенных лиц, играли ничуть не меньшую роль в выработке и реализации политического курса на всех стадиях[19]. Точно так же, как «прорабы перестройки» во главе с Александром Яковлевым стали творцами гласности и либерализации ничуть не в меньшей, а то и в большей мере, нежели Горбачев, так и Егор Гайдар и Анатолий Чубайс сыграли в реформах 1990-х годов, пожалуй, большую роль, нежели занимавший в те годы пост главы государства Ельцин[20]. Поэтому в центре нашего внимания находятся не столько персоналии лидеров страны, сколько их «команды» и та социальная среда, с которой те были связаны.

Такая смена оптики анализа обусловлена спецификой взаимодействий различных агентов процесса модернизации – и не только в современной России. Выработка политического курса и реализация политики в современных обществах редко становится результатом усилий лишь одних лидеров; да и ключевые правительственные чиновники, министры, ответственные за политику в той или иной сфере, определяют приоритеты и стратегии своих действий не сами по себе, а под воздействием своего окружения, своих ценностей и установок, сформированных, как правило, задолго до попадания на высокие посты. Если же говорить о «командах» лидеров, то речь идет не только об индивидуальных идеях и предпочтениях отдельных деятелей, но и коллективных ценностях и приоритетах, которые разделяются значительной частью представителей этих групп на определенном этапе их карьер. Примерами такого рода могут служить «команда Гайдара», отличавшаяся в начале 1990-х годов довольно близкими взглядами и установками[21], или сегодняшние «силовики» из окружения Владимира Путина, чье вполне последовательное и целостное мировоззрение сильно отличает их от значительной части российской элиты[22]. Разумеется, со временем эти взгляды могут меняться достаточно сильно, что находит свое отражение в кардинальных различиях оценок недавнего прошлого со стороны самих ключевых участников событий. И, тем не менее, не будет слишком сильным преувеличением рассматривать коллективные «ментальные модели» ключевых участников процессов российских реформ конца ХХ века как один из факторов, в немалой степени повлиявших на ход процессов модернизации страны, а в известной мере – и на его результаты.

С этой точки зрения, два этапа российской модернизации конца ХХ века – перестройка 1985–1991 годов и реформы 1991–1999 годов – представляют собой едва ли не уникальный пример почти полной одномоментной смены управленческих «команд» в руководстве страны (отдельные исключения, когда одни и те же персоны занимали ключевые посты на обоих этапах – например, Виктор Геращенко – лишь подтверждают правило). Отчасти эта перегруппировка была вызвана спецификой политической борьбы и персональным противостоянием между Горбачевым и Ельциным, не доверявшим членам горбачевской «команды» и не склонным без крайней на то необходимости опираться на их опыт и идеи (опыт Евгения Примакова на посту премьер-министра России в 1998–1999 годах оказался, пожалуй, единственным примером такого рода). Но отчасти смена управленческих «команд» в России после 1991 года стала побочным продуктом другого процесса, который был вызван скорее объективными причинами – процесса смены поколений. В данном случае, говоря о поколениях, мы отходим от признанной традиционной социологической интерпретации этого явления. Для целей нашего анализа ключевыми являются не столько рамки возрастных характеристик, сколько общность сочетания политического контекста и коллективного опыта представителей поколений, существенным образом повлиявшего на формирование и эволюцию их «ментальных моделей» и последующее их воплощение в те или иные политические действия. Следует также оговориться, что речь идет не столько о поколениях в целом (состоящих из представителей разных социальных групп и слоев), сколько о той их части, которая может быть причислена к представителям элит, то есть тех, кто участвовал в подготовке и принятии важнейших политических и управленческих решений на различных уровнях. Именно эта (наиболее влиятельная и наиболее активная) часть российского общества в конечном счете определяла курс модернизации страны, в то время как большинство жителей страны в этих процессах были если не зрителями, то всего лишь статистами.

«Шестидесятники» и «семидесятники»: «люди вина» vs. «люди уксуса»?

Действительно, перестройка 1985–1991 годов реализовывалась прежде всего поколением политиков, управленцев и общественных деятелей, которых в России принято называть «шестидесятниками». К этому поколению мы относим тех персонажей, становление политических воззрений и развитие профессиональных и общественно-политических карьер которых пришлось на период между ХХ съездом КПСС в 1956 году и подавлением Пражской весны в 1968-м. С одной стороны, хрущевская «оттепель» и связанные с ней большие надежды на успешное развитие страны сформировали (и/или существенно изменили) мировоззрение самых разных героев перестроечной поры, включая самого Горбачева, его ближайших соратников и ряда деятелей оппозиции (таких, как Юрий Афанасьев или Гавриил Попов). С другой стороны, «застой», охвативший страну в период правления Брежнева, не только надолго задержал восхождение многих представителей этого поколения по карьерной лестнице, но и сделал неактуальными многие их идеи, сформированные в период «оттепели»: поколение «шестидесятников» пережило своего рода «замораживание». Когда постаревшие на два десятилетия «дети ХХ съезда», оказались в период перестройки на авансцене общественной и политической жизни страны, то их «ментальные модели» во многом отражали систему координат, заданную коллективным опытом периода 1956–1968 годов со всеми присущими ей достоинствами и недостатками. Суммируя, можно утверждать, что эта система координат ориентировалась на частичные изменения сложившихся в СССР политических и экономических отношений (при приоритете первых над вторыми), а не на их полный пересмотр и замену. Помимо ограниченности и односторонности опыта «оттепели» как такового[23], эта система координат также не могла учитывать и изменений, произошедших со времен «оттепели» в стране и мире: «шестидесятники» пошли в перестройку как в последний бой своей (уже прошедшей) войны, вооруженные не только весьма догматическими, но и устаревшими «ментальными моделями». Неудивительно, что этот бой, в конечном счете, был ими проигран. Примечательно, что, за отдельными исключениями (как, например, Евгений Ясин, занимавший видные посты в российском правительстве в 1990-х), «шестидесятники» после 1991 года оказались практически не востребованы в управлении страной, и не только в силу возрастных ограничений, но и из-за того, что провозглашавшиеся ими идеи сами по себе были дискредитированы.

Напротив, реформы 1991–1999 годов по большей части разрабатывались и воплощались в жизнь представителями поколения «семидесятников», чье взросление и вхождение в активную профессиональную деятельность пришлось на период между событиями 1968 года и началом перестройки («длинные 1970-е», как принято их называть в России)[24]. В противоположность «шестидесятникам», представители этого поколения сформировали свои воззрения в обстановке общественного упадка, нарастающего цинизма и всеобщей неудовлетворенности положением дел в стране. Не только официально признанные идеи советской эпохи были дискредитированы, но и сама по себе преданность идеологиям (вне связи с их конкретным содержанием) была подвергнута пересмотру: «детям застоя» было изначально не во что верить и не на что особенно надеяться[25]. Материальные стимулы и устремления на фоне стагнации и последующего кризиса советской экономики в такой ситуации попросту не могли не преобладать над всеми иными соображениями, и потому не приходится удивляться тому, что экономическая повестка дня для «семидесятников» оказалась безусловно приоритетной. Что же до политического устройства общества, то оно в лучшем случае рассматривалось ими инструментально, как средство для реализации экономического курса, если не как помеха на пути рыночного благополучия как страны, так и своего собственного. Присущие им прагматизм и ориентация на персональный успех помогли части «семидесятников» воспользоваться жизненными шансами, открывшимися в период перестройки и в последующие годы. Если для одних представителей этого поколения эти шансы были (успешно или нет) реализованы в сфере бизнеса, то для других продвижение наверх по карьерной лестнице обусловили шаги на поприще политики и управления. Если многим представителям «шестидесятников» приходилось ждать своего часа на протяжении двух десятилетий «застоя» вплоть до тех пор, пока поколение, находившееся у власти во времена Брежнева, не ушло на покой или в мир иной[26], то для ряда «семидесятников», напротив, был характерен довольно быстрый карьерный взлет, не всегда обусловленный предшествующим опытом. Тезис о вчерашних «завлабах», которые в силу стечения обстоятельств в период «лихих» 1990-х почти случайно оказались более влиятельными фигурами, нежели возрастные «генералы» индустрии, академики или опытные бюрократы, не слишком далек от реальности[27]. Однако такого рода перемены не столь уж редки в ходе радикальных преобразований в различных обществах, и наиболее талантливые и/или удачливые представители «семидесятников» (хотя отнюдь не многие) смогли в этой ситуации извлечь максимальные выгоды для себя. Более того, следует иметь в виду, что именно представители поколения «семидесятников» и по сей день возглавляют нашу страну, занимая ключевые позиции в политике и в бизнесе, и нет оснований ожидать, что в ближайшие годы они уступят свое доминирующее положение представителям более молодых поколений.

В своем романе «Смерть Вазир-Мухтара» Юрий Тынянов провел межпоколенческое различие «людей вина», сформировавшихся в атмосфере общественного подъема после Отечественной войны 1812 года, и «людей уксуса», чьи карьеры развивались вскоре после подавления восстания декабристов в 1825 году[28]. Смена политического климата в России после 1825 года не только нанесла непоправимый удар по поколению «людей вина», но и отложила модернизацию страны на три десятилетия, пока не подошло к концу время «людей уксуса». Предложенная Тыняновым дихотомия во многом адекватна и для поколений ХХ века – «шестидесятников» и «семидесятников», каждое из которых в конечном счете получило свой шанс на воплощение в жизнь собственных идей. Сходным образом водоразделом между поколениями второй половины ХХ века послужило, с одной стороны, подавление Пражской весны 1968 года в Чехословакии, имевшее кардинальные последствия не только для советской внешней политики, но и для смены внутриполитического климата в стране, а с другой стороны, распад СССР в 1991 году. Это событие не только обозначило конец прежней политической и экономической системы, но и положило конец попыткам «шестидесятников» ее реформировать, одновременно дав «семидесятникам» возможности для построения новой системы на руинах старой. Но почему и как «шестидесятники» потерпели полное поражение, в то время как сменившие их «семидесятники» добились лишь частичной реализации своей программы, так что результат их усилий едва ли можно было охарактеризовать как «историю успеха»? Для ответа на этот вопрос кратко обозначим основные положения идей обоих поколений и основные вехи и механизмы их реализации в периоды перестройки второй половины 1980-х и реформ 1990-х.

«Шестидесятники» и перестройка: последние «истинно верующие»[29]

У «шестидесятников» в период становления их мировоззрения еще не было возможности по-настоящему разочароваться в социализме. После кончины Иосифа Сталина (1953) и развенчания культа личности советского вождя на ХХ съезде КПСС (1956) многим представлялось, что проблемы страны связаны лишь с жестокостью и беззаконностью репрессий, а не с сутью социального строя как такового. Весьма популярным тогда было обращение к идеям Владимира Ленина без тех искажений, которые в них внесли теоретики сталинизма. Подобный идейный поворот был связан, в частности, с тем, что из ГУЛАГа возвращались чудом выжившие «бойцы ленинской гвардии». Юным «шестидесятникам» они часто виделись героями и образцами для подражания. А в мировоззрении «бойцов», естественно, не было места ни капитализму, ни буржуазной демократии, с которыми они сражались в ходе революции 1917 года и последовавшей за ней гражданской войны.

На протяжении периода «оттепели» (фактически он продолжался до 1968 года), шел поиск различных форм организации общества без отказа от социализма. Обоснованность таких поисков подтверждалась, казалось бы, и тем, что принадлежавшие к социалистическому лагерю страны Центральной и Восточной Европы также не стремились вернуться к капитализму. В этих странах опробовались разного рода идеи – усиление самостоятельности предприятий, рабочее самоуправление, рост производства предметов потребления, расширение внутрипартийной демократии и даже умеренный национализм, который явно не соответствовал марксистскому пролетарскому интернационализму. Однако нигде всерьез не рассматривались ни идеи приватизации с тотальным возвращением к частной собственности, ни идеи жесткой конкуренции вплоть до банкротств отдельных предприятий, ни идеи реальной многопартийности, чреватой для коммунистов потерей власти, завоеванной в ходе революций.

Даже наиболее далеко зашедшие реформаторы в этих странах были своими корнями связаны именно с социализмом, а не капитализмом. Например, при трансформации югославской экономики в направлении рыночного социализма и самоуправления Иосип Броз Тито, Милован Джилас, Эдвард Кардель, Борис Кидрич ориентировались, так или иначе, на идеи Маркса[30]. А чешский реформатор эпохи Пражской весны Ота Шик прямо отмечал, что никто из реформаторов тогда не думал о возврате к капитализму. Шик по сути дела лишь в ходе реформ впервые побывал на Западе (во Франции) и посмотрел, как там живут люди[31].

В Советском Союзе немногое знали о тех экспериментах с социализмом, которые осуществлялись в Югославии, Чехословакии, Венгрии или Польше. Общество скорее ждало возвращения к ленинизму, нежели присматривалось к происходящему за рубежом. Однако в элитах – среди интеллектуалов и в некоторой части партийного аппарата – интерес к опыту «братских компартий», бесспорно, имелся. И этот опыт не мог показать чего-то иного, нежели попытки выстроить так называемый «социализм с человеческим лицом». Более того, следует принять во внимание, что во времена советской «оттепели» на Западе также доминировали представления о необходимости постепенного увеличения доли государства в экономике. Росли социальные расходы. В некоторых странах приобрели большую силу коммунистические партии. В экономической науке доминировало кейнсианство, которое среди советских экономистов хоть и считалось буржуазной (а значит, неправильной) теорией, однако свидетельствовало об интересе к государственному регулированию хозяйства. Таким образом, даже наиболее образованные советские «шестидесятники», следившие за событиями Пражской весны, читавшие Кейнса и симпатизировавшие идеям еврокоммунизма, могли размышлять скорее о том, как совершенствовать роль государства в экономике, сохраняя достижения социализма, чем об уменьшении роли государства, возвращении к рынку и частной собственности.

Наконец, время «оттепели» для Советского Союза совпало с большим интересом к кибернетике, которую раньше сталинисты трактовали как буржуазную лженауку. Естественно, реабилитация этой науки, наметившаяся в середине 1950-х годов, поначалу должна была придать «запретному плоду» особую сладость. Молодежь, увлекавшаяся кибернетикой, связывала с ней чересчур большие надежды, в том числе и в экономике. Энтузиастам казалось, что с помощью совершенных компьютеров можно оптимизировать государственное управление так, что не понадобится уже никакой рынок. Иными словами, социализм, вооруженный совершенными вычислительными машинами, рассматривался как передовой социальный строй, тогда как капитализм с рынком, частной собственностью, безработицей и кризисами – как «вчерашний день», к которому не следует возвращаться, даже несмотря на эксцессы трагической сталинской эпохи.

Подобное мировоззрение многие «шестидесятники» сохраняли вплоть до начала эпохи перестройки, провозглашенной Михаилом Горбачевым, а то и позднее. И сам Горбачев в первую очередь позиционировал себя в качестве социалиста. «Ленину я доверял, доверяю и сейчас», – отмечал он даже в 2006 году, то есть уже после того, как Россия двинулась по пути, далекому от ленинизма[32]. Идеи, воспринятые в молодости, не так-то легко впоследствии трансформировать[33].

Естественно, этот вывод не стоит воспринимать упрощенно. Немало людей, сформировавшихся в годы «оттепели», ко времени перестройки существенно расширили свой интеллектуальный багаж и представляли собой цвет советской интеллигенции[34]. Но в целом положение дел в стране с 1968-го по 1985 год способствовало не расширению знаний и трансформации сложившегося ранее мировоззрения, а скорее их консервации. Поскольку ни экономика, ни политическая система не развивались, то советские интеллектуалы не получали новых данных и новых стимулов для анализа. Реальность не демонстрировала проблем, характерных для социализма с человеческим лицом. Он по-прежнему представлялся светлым будущим, которое должно прийти на смену обществу, несущему в себе явные рудименты сталинизма. И ключевыми для «шестидесятников» были дискуссии со сторонниками социализма старого, то есть не допускавшего ни самостоятельности предприятий, ни внутрипартийной демократии. Острие полемики было обращено в прошлое, и тех проблем, которые ставила перед человечеством вторая половина ХХ века, «шестидесятники» по-настоящему ощутить не могли. Более того, любые дискуссии, кроме так называемых «кухонных разговоров», должны были приспосабливаться к советской идеологической цензуре. В них многое недоговаривалось или упоминалось намеками, чтобы исключить наказание за нелояльность властям или за отклонение от «единственно верной» марксистской науки. Понятно, что качество дискуссии в подобных условиях не могло быть высоким.

Кроме того, эволюции идей «шестидесятников» препятствовало отсутствие возможности для воплощения слова в дела. Дискуссии о преобразованиях в СССР, которые велись с середины 1950-х до середины 1980-х годов, практическим ничем не заканчивались. Соответственно, для участников этих дискуссий четкое формулирование своей позиции, изложение взглядов (хотя бы в узком кругу) и, наконец, публикация текста превращались в самоцель. Распространение идей, альтернативных «генеральной линии» партии, было важнее их воплощения в жизнь: о практическом применении своих идей, о том, чтобы стать настоящими реформаторами, «шестидесятники» вряд ли всерьез думали, поскольку времена будущих реформ казались им невероятно далекими. Поэтому все силы, весь талант, вся страсть «шестидесятников» обращались на то, чтобы перехитрить советский режим и высказаться[35]. Их не могло интересовать, как высказанные идеи станут работать на практике. Им вряд ли часто приходила в голову мысль о том, что порой в практической деятельности для получения результата нужно отказываться от большей части своих идей и идти на многочисленные компромиссы. То есть осуществлять не то, что годами формировалось в виде теории, а то, что практически возможно сделать в данный момент.

В силу этого идейного наследия с началом перестройки Советский Союз как будто вернулся вдруг на некоторое время в эпоху «оттепели». «Шестидесятники» заняли ключевые позиции во властных структурах. Они доминировали в журналистике. Они предлагали ключевые научные концепции развития общества. Они стали основными «властителями дум», поскольку именно к этому поколению принадлежали наиболее популярные писатели, режиссеры, артисты, эссеисты, регулярно высказывавшиеся в прессе по вопросу о том, как следует дальше жить стране[36].

Поэтому в первые годы перестройки одним из ключевых лозунгов был «больше демократии, больше социализма», подразумевавший возвращение к ленинским нормам демократии – с внутрипартийными дискуссиями, но одновременно и с пресечением всего того, что не соответствовало марксизму. Ленин был главным кумиром эпохи. Его человечность принято было противопоставлять сталинской бесчеловечности. Его ораторские способности – брежневскому неумению выступать без бумажки. Его образованность – тупости и безграмотности, свойственной правителям, вышедшим из рабочих и крестьян (например, такому, как Никита Хрущев).

В экономике перестройка обратилась к такой популярной идее времен «оттепели», как рабочее самоуправление. Югославские коммунисты практиковали его еще с 1950-х годов, и теперь советские реформаторы решили, что появилась, наконец, возможность осуществить эту модель на практике и в СССР. При этом некоторые важные проблемы, выявившиеся за годы существования югославской системы рабочего самоуправления[37], фактически так и не стали предметом серьезных дискуссий среди советских экономистов и государственных деятелей. То, что было хорошо известно зарубежным ученым, серьезно изучавшим социализм в 1960–1980-е годы, вряд ли хоть как-то осмысливалось советской наукой.

Не виной, а бедой «шестидесятников» оказалось то, что они по своим знаниям и по своему мировоззрению были недостаточно готовы использовать те возможности трансформации общества, которые предоставила им перестройка. Это проявилось не только в политике, но особенно ярко в бизнесе. Поколение «шестидесятников» приняло участие в первоначальном накоплении капитала и в номенклатурной (спонтанной) приватизации, при которой государственное имущество фактически разворовывалось. Именно «шестидесятникам» проще всего было обогатиться в годы перестройки, поскольку они занимали ключевые посты в партии, государственном управлении и на предприятиях. Однако среди ключевых фигур российского бизнеса представителей этого поколения оказалось чрезвычайно мало. В силу различных причин они не смогли добиться практического результата. Одни не были столь циничны и прагматичны, чтобы впрямую заняться расхищением собственности. Другие в принципе готовы были это делать, но на всю жизнь впитали страх перед милицией, прокуратурой, госбезопасностью. Третьи активно участвовали в номенклатурной приватизации, но ограничились малым, поскольку даже не могли себе представить возможных масштабов личного обогащения. Четвертые попытались стать миллионерами и миллиардерами, но проиграли в борьбе за власть и собственность своим более молодым и прагматичным конкурентам – иногда тем, которых сами же взрастили[38].

А эти молодые – так называемые «семидесятники» – во многом смотрели на вещи по-другому. В силу объективных обстоятельств они оказались гораздо более приспособлены к тому, чтобы не просто рассуждать о социализме, реформах и бизнесе, а добиваться хотя бы небольшого практического результата. Однако идеи и ценности «детей» оказались далекими от ориентиров «отцов».

«Семидесятники» и реформы: политика без иллюзий

«Семидесятники» формировались в совершенно иных условиях, нежели «шестидесятники». Если в эпоху «оттепели» молодым людям казалось, что позитивные преобразования социализма возможны в самой ближайшей перспективе, то в 1970-х подобных надежд уже не было, а потому подрастающее поколение должно было учиться жить сегодняшним днем. Без мечты о светлом будущем. Или, точнее, каждый должен был сам для себя сформировать мечту, то есть конкретную цель, а затем постараться достигнуть ее в рамках советского строя. При тех правилах игры, которые задавали коммунистические лидеры страны.

Подобные жизненные условия объективно способствовали развитию прагматизма, а во многих случаях и цинизма. Добиться своей цели можно было, лишь молчаливо соглашаясь с нормами советской системы и выполняя все предписанные ритуалы: сидеть в офисах под портретами вождей, ходить на демонстрации с красными флагами, отдавать детей в молодежные коммунистические организации (октябрята, пионеры, комсомол)[39]. В ряде случаев для карьерного успеха надо было обязательно вступать в коммунистическую партию. Естественно, среди «семидесятников» были маргиналы, старавшиеся остаться внутренне свободными и уклониться от следования коммунистическим ритуалам. Эти люди становились дворниками, сторожами, кочегарами котельных. Однако это не отражает сути событий, происходивших в 1970-е. Основная масса молодых людей, естественно, приспосабливалась к задаваемым политическим режимом условиям, не желая влачить нищенское существование без возможности прокормить семью и детей.

Яркий «семидесятник» Илья Южанов (российский министр по антимонопольной политике в 1999–2004 годах) в беседе с одним из авторов статьи образно сформулировал суть мировоззрения своего поколения[40]. Он отметил, что в юности жизнь представлялась ему чем-то вроде эскалатора в метро. Длинная лестница медленно везет тебя вверх. Резкие карьерные взлеты невозможны. С возрастом успешный человек постепенно переходит на более высокие должности. Но при этом он обязан соблюдать правила поведения, чтобы не свалиться вниз. Другой представитель этого поколения, генерал-полковник ФСБ Виктор Черкесов (глава Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков в 2003–2008 годах), отмечал в такой же личной беседе, что советская идеология была для него чем-то вроде сигнальной лампочки, постоянно горящей в помещении: ты к ней со временем привыкаешь и просто не обращаешь на свет никакого внимания. Зачем нужна эта лампа, неизвестно. Но кто-то вышестоящий, наверное, знает, почему она должна гореть днем и ночью.

«Семидесятники», формировавшиеся в крупных городах, росшие в элитарной среде и воспитывавшиеся в хороших школах с углубленным изучением математики или иностранных языков, обычно формировали свое прагматичное отношение к жизни сравнительно рано. Они хорошо знали, как устроена реальная жизнь в СССР, и не обращали внимания на идеологию. «Семидесятники», формировавшиеся в провинции, в военных городках или в пролетарской среде мегаполисов, могли до какого-то времени всерьез воспринимать советскую идеологию и размышлять о совершенствовании социализма. Однако, оказавшись в иной среде (особенно в университетской), они постепенно трансформировали свои взгляды под воздействием более информированных сверстников. О такой эволюции своих взглядов, например, рассказывал одному из авторов Алексей Кудрин (министр финансов России в 2000–2011 годах).

Помимо этого, некоторые различия в мировоззрении «семидесятников» могли определяться еще и временем их появления на свет. Те, кто родился в первой половине 1950-х, представляли собой поначалу «поздних шестидесятников». Однако их постепенно формирующимся взглядам на совершенствование социализма трудно было закрепиться после провала «оттепели». Под воздействием жизненных реалий они, как правило, отходили от «шестидесятничества», трансформировали свои представления о жизни и становились «семидесятниками». Например, Александр Беляев (глава Санкт-Петербургского городского совета в 1991–1993 годах) рассказывал одному из авторов, что в молодости серьезно интересовался еврокоммунизмом и был сторонником социализма с человеческим лицом. Однако впоследствии как политик Беляев отличался прагматизмом и стоял на либеральных позициях. А «семидесятники», родившиеся во второй половине 1950-х и в 1960-х, вообще не знали «оттепели» и не участвовали в дискуссиях о социализме. Эти люди с раннего детства видели только брежневский Советский Союз, не суливший светлых перспектив в обозримом будущем. Поэтому они, как правило, сразу становились прагматиками, не испытывая никакого соблазна «шестидесятничества».

Прагматизм «семидесятников» мог принимать различные формы: от абсолютно циничного приспособления к существующей политической системе ради успешной карьеры и высокой зарплаты до стремления стать квалифицированным специалистом в конкретной области. Как то, так и другое хорошо сочеталось с равнодушием к коммунистической идеологии. Надо было не мечтать о совершенствовании или, тем более, трансформации, советской системы, не строить «воздушные замки», а добиваться конкретных результатов «здесь и теперь». Для одних «семидесятников» эти результаты выражались в возможности лучше обустроить свою жизнь в материальном смысле, для других – в том, чтобы получить признание коллег и уважать самого себя за достигнутые успехи. Оба этих направления часто пересекались: высокая квалификация, достойная зарплата, успешная карьера и безразличие к коммунистической идеологии вполне успешно сочетались между собой.

Однако безразличие «семидесятников» к официальной идеологии отнюдь не означало их полной нечувствительности к любым идеям. Просто сами эти идеи ими воспринимались через призму прагматических интересов, то есть не как цели развития всего общества, а как средства достижения их собственных целей – не более того, но и не менее. «Семидесятники» поддерживали идеи рыночных реформ как средства избавления от неэффективности советской экономики и повышения жизненного уровня. А вот идеи демократии, вышедшие на передний план в конце 1980-х, были восприняты ими как минимум неоднозначно. Если политическая либерализация как средство снятия наиболее бессмысленных и раздражавших запретов (ограничения доступа к информации, возможностей поездок за рубеж и так далее) сама по себе ими одобрялась, то представления о демократии как о власти народа, разделении властей, защите прав меньшинств вызывали у них (в отличие от романтически настроенных «шестидесятников») смешанную реакцию. Тем более, что на фоне усугублявшегося кризиса прежней системы в период перестройки длинные и подчас бесплодные дискуссии на общеполитические темы все чаще воспринимались как бесполезная «говорильня». Неудивительно, что, в противоположность «дилемме одновременности» Оффе, частью «семидесятников» были подхвачены широко обсуждавшиеся в период перестройки тезисы о необходимости рыночных реформ в условиях жесткого авторитарного режима (на практике так и не реализованные после коллапса СССР)[41].

Если бы в СССР с приходом к власти Горбачева не начались радикальные перемены, «семидесятники», возможно, так и остались бы лишь успешными специалистами в своих узких областях. Однако перестройка создала для использования их прагматизма и профессионализма лучшие условия, чем для использования качеств, отличавших «шестидесятников». Хороший экономист-«семидесятник» в изменившихся обстоятельствах быстро осваивал рыночные правила игры, формировал собственный бизнес. Хороший инженер-производственник четко видел ту рыночную нишу, которую могло занять его предприятие, а потому стремился принять активное участие в приватизации завода. Похожим образом обстояло дело и с теми «семидесятниками», которым довелось принимать самое непосредственное участие в реформировании советской политической и хозяйственной системы.

В России эту небольшую группу принято называть командой Егора Гайдара. Она пришли к власти в ходе смены системы и распада СССР в 1991 году благодаря Борису Ельцину и взяла на себя реформирование экономики. «Семидесятники», в отличие от «шестидесятников», имели устойчивые профессиональные контакты с зарубежными экономистами и основательно изучали опыт осуществления преобразований в странах Центральной и Восточной Европы[42], а также Латинской Америки[43]. «Семидесятники» не стремились совершенствовать социализм, а изначально взяли ориентир на формирование либерального рыночного хозяйства с частной собственностью, конкуренцией и открытостью экономики. Они имели свои сложившиеся взгляды на то, как следует осуществлять преобразования и какую экономику надо построить в результате реформ[44]. Однако – и это также отличало их от «шестидесятников» – были готовы легко адаптироваться к меняющимся обстоятельствам и при необходимости легко шли на компромиссы для того, чтобы добиться возможного, и ориентировались на краткосрочные задачи, а не на заоблачное «светлое будущее».

Отчасти этим обстоятельством можно объяснить отмечавшийся специалистами феномен российских реформ 1990-х годов: по ряду важных вопросов реформирования экономики команда Гайдара чересчур легко сдавала свои позиции, надеясь на тактический выигрыш от компромиссов и стремясь получить желаемый результат в иных сферах[45]. Она, например, под давлением сильных лоббистов согласилась отступить от антиинфляционного курса, мотивируя это, в частности, необходимостью сохранить свои позиции при проведении приватизации предприятий. В то же время сам курс приватизации также подвергся значительным компромиссам. Чрезвычайно большие преимущества в сравнении с первоначальными намерениями получили инсайдеры – трудовые коллективы предприятий и возглавляющие их директора[46]. Но в итоге массовая приватизация действительно была осуществлена полностью, став в ходе экономических реформ одной из очень немногих кампаний, которые действительно были доведены до логического завершения: собственностью приватизированных предприятий стали распоряжаться акционеры, а не государственные чиновники. Однако политические издержки такого варианта проведения реформ оказались довольно велики (не только для самих реформаторов, но и для страны в целом), а после смены курса правительства в 2000-е годы на смену приватизации предприятий пришла их частичная национализация, и результаты реформ во многом оказались пересмотрены[47]. Что же касается идейных ориентиров самих реформаторов, то они также претерпели значительные изменения. Сегодня среди «семидесятников», включая участников бывшей команды Гайдара, можно найти сторонников самых различных политических течений и экономических взглядов[48].

Не вдаваясь в обширную полемику о том, возможны ли были иные варианты проведения экономических и политических реформ в России в 1990-е годы и можно ли было осуществить их более успешно, нежели это сделали реформаторы-«семидесятники», отметим, что черты поколения наложили немалый отпечаток на траекторию преобразований. В то время, как продолжительные дискуссии уступили место конкретным мерам, выбор приоритетов и средств достижения целей осуществлялся ими исходя из прагматической повестки дня: представления не о желаемом, а о возможном, краткосрочный горизонт планирования, гибкость и склонность к компромиссам сочетались с их готовностью и умением добиваться поставленных целей. Кроме того, неудачный опыт предшественников – «шестидесятников», – упустивших свой (оказавшийся последним) шанс на преобразование прежней системы в эпоху перестройки, давал реформаторам – «семидесятникам» – ясный сигнал, как поступать не следует. В такой ситуации подходы «отцов» и «детей» почти неизбежно оказывались зеркально перевернутыми, в том числе и в отношении выбора последовательности преобразований экономической и политической систем. Если для «шестидесятников» идеи демократизации были приоритетными, то «семидесятники» ставили их на задний план, отодвигая «на потом» (хотя и не отказывались полностью), в то время как рыночные реформы оказались в центре повестки дня. «Семидесятники» извлекли уроки из прежнего опыта и смогли ценой немалых издержек достичь своих целей, но их успех оказался как минимум неполным и частичным.

Политическая и экономическая модернизация: смена поколений и смена идеологий

Несколько огрубляя, можно утверждать, что две стадии российской модернизации конца ХХ века – политические реформы периода перестройки и экономические реформы 1990-х годов – стали проектами, реализованными сменившими друг друга поколениями реформаторов – «шестидесятников» и «семидесятников». Смена этих поколений с присущими им идеями, на наш взгляд, стала одним из важнейших факторов, оказавших непосредственное влияние на повестку дня модернизационных преобразований конца ХХ века и механизмы их реализации. Разумеется, этот фактор был далеко не единственным: помимо структурных ограничений, немалую роль в формировании повестки дня и стратегии реформ играла и их зависимость от предшествующего пути. Тем же реформаторам-«семидесятникам» в 1990-е годы достались в наследие руины прежней системы, рухнувшей в том числе и под воздействием непродуманных преобразований, начатых их предшественниками – «шестидесятниками». В целом, межпоколенческие различия идеологии и стратегии модернизации страны представлены в следующей таблице.

Табл. 1. «Шестидесятники» и «семидесятники»: идеи, стиль, приоритеты и стратегии реформ 1980-х и 1990-х годов в России.

Итоги обоих этапов российской модернизации конца ХХ века оказались в результате далеки от тех идеалов, которые разделяли представители обоих поколений реформаторов. Хотя «шестидесятникам» в эпоху перестройки удалось сделать рывок на пути демократизации политического режима, но идеи социализма с человеческим лицом оказались недостижимы, прежняя экономическая система, а вслед за ней и вся страна в целом пережили полный коллапс, а само поколение было дискредитировано и вскоре сошло с политической сцены. Хотя «семидесятники» смогли построить в России рыночную экономику, но идеи либерального конкурентного капитализма так и не были воплощены в жизнь, политическая система вскоре эволюционировала во все более авторитарном направлении, страна от реформ сдвинулась к поддержанию «стабильности», которая в некоторых своих проявлениях напоминает «застой», а само поколение, представители которого находятся сейчас у власти в стране, вряд ли способно к осуществлению дальнейших преобразований. Таким образом, проекты обоих этапов реформ были воплощены в жизнь лишь отчасти, а в достигнутых результатах сами реформаторы далеко не всегда способны были узнать свои замыслы. Поэтому не приходится удивляться и критическому отношению немалой части самих реформаторов обоих поколений к результатам собственной деятельности и тому, что сегодняшнее переосмысление ими прежнего опыта в значительной мере ориентировано ретроспективно[49]. Те, кто пишет о российских реформах 1980-х и 1990-х годов, подчас ищут скорее ответ на вопрос «Кто виноват?», нежели «Что делать?».

Так или иначе период радикальной экономической и политической модернизации России, начатый в 1985 году, был завершен с концом ХХ века. События 2000-х и начала 2010-х годов не слишком изменили (по крайней мере пока) контуры экономического и политического строя, сформировавшегося в ходе трансформаций 1980-х и 1990-х годов, и в этом отношении утверждение о том, что процессы российской модернизации в 2000–2010-е остановились почти что там же, где их завершили «семидесятники» в конце 1990-х[50], не выглядит преувеличением. Однако история не стоит на месте, и новый виток реформ зачастую происходит под воздействием новой смены поколений. В скором времени «семидесятники» начнут испытывать все возрастающее со временем давление со стороны уже своих «детей», сформировавшихся в 1990-е и 2000-е годы, и все активнее предъявляющих спрос на отказ от нынешнего status quo и на перемены в экономике, политике и обществе. И не приходится сомневаться в том, что различия идей и приоритетов поколений вновь, как и в 1980-е, и в 1990-е годы, могут оказать немалое влияние на характер и направленность перемен в России.

[1] Offe C. Capitalism by Democratic Design? Democratic Theory Facing the Triple Transition in East Central Europe // Social Research. 1991. Vol. 58. № 4. P. 865–892.

[2] Мы едва ли можем привести целостную библиографию, поэтому ограничимся лишь ссылками на некоторые работы: Согрин В. Политическая история современной России, 1985–2001. М., 2001; Шевцова Л. Режим Бориса Ельцина. М., 1999; Шейнис В. Взлет и падение парламента: переломные годы в российской политике. М., 2005; Aslund A. Russia’s Capitalist Revolution: Why Market Reforms Succeeded and Democracy Failed. Washington, DC: Peterson Institute, 2007; McFaul M. Russia’s Unfinished Revolution: Political Change from Gorbachev to Putin. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2001; Shleifer A., Treisman D. Without a Map: Political Tactics and Economic Reforms in Russia. Cambridge, MA: MIT Press, 2000. Наши собственные оценки см.: Травин Д. Очерки новейшей истории России. Книга первая: 1985–1999. СПб., 2010; Гельман В. Из огня да в полымя: российская политика после СССР. СПб., 2013 (в печати).

[3] См., например: World Development Report 1996: From Plan to Market. Washington, DC: World Bank, 1996.

[4] См.: Гайдар Е. Дни поражений и побед. М., 1996.

[5] См., в частности: Он же. Гибель империи. Уроки для современной России. М., 2006; свидетельства в пользу этого тезиса содержат и мемуарные источники: Горбачев М. Жизнь и реформы. М., 1995. Кн. 1, 2; Черняев А. Шесть лет с Горбачевым. М., 1993; Медведев В. В команде Горбачева: взгляд изнутри. М., 1994; и другие.

[6] См.: Travin D., Marganiya O. Resource Curse: Rethinking the Soviet Experience // Idem (Eds.). Resource Curse and Post-Soviet Eurasia. Lanham, MD: Lexington Books, 2010. P. 40–45.

[7] См., например: Шевцова Л. Указ. соч.; McFaul M. Op. cit.

[8] Об «опрокидывающих выборах» см.: Huntington S. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century. Norman, OK: University of Oklahoma Press, 1991. P. 174–180; о выборах на Съезд народных депутатов см.: Весна 89: география и анатомия парламентских выборов / Под ред. В. Колосова, Н. Петрова, Л. Смирнягина. М., 1990.

[9] См.: Ельцин Б. Президентский марафон. М., 2000.

[10] См., например: Appel H. A New Capitalist Order: Privatization and Ideology in Russia and Eastern Europe. Pittsburgh, PA: University of Pittsburgh Press, 1994.

[11] Hanson S. Post-Imperial Democracies: Ideology and Party Formation in Third Republic France, Weimar Germany, and Post-Soviet Russia. Cambridge: Cambridge University Press, 2010; Hale H. Why Not Parties in Russia? Federalism, Democracy, and the State. Cambridge: Cambridge University Press, 2006.

[12] North D. Structure and Change in Economic History. New York: W.W. Norton, 1981. P. 49.

[13] Hinich M.J., Munger M.C. Ideology and the Theory of Political Choice. Ann Arbor, MI: University of Michigan Press, 1994.

[14] Denzau A., North D. Sharing Mental Models: Ideologies and Institutions // Kyklos. 1994. Vol. 47. № 1. P. 3–31.

[15] Brown A. The Gorbachev Factor. Oxford: Oxford University Press, 1996.

[16] Colton T. Yeltsin: A Life. New York: Basic Books, 2008.

[17] Шевцова Л. Указ. соч.

[18] Treisman D. The Return: Russia’s Journey from Gorbachev to Medvedev. New York: Free Press, 2011.

[19] См., например: Черняев А. Указ. соч.; Батурин Ю. и др. Эпоха Ельцина. М., 2001; Филатов С. Совершено несекретно. М., 2000; Гилман М. Дефолт, которого могло не быть. М., 2009.

[20] См., в частности: Shleifer A., Treisman D. Op. cit.; Aslund A. Op. cit.; Ясин Е. Российская экономика: истоки и панорама рыночных реформ. М., 2003; см. также: Гайдар Е., Чубайс А. Развилки недавней истории России. СПб., 2011.

[21] См., в частности: Гайдар Е. Дни поражений и побед; Колесников А. Анатолий Чубайс: биография. М., 2008; см. также цикл публикаций и интервью «Змеиная горка», опубликованных «Полит.ру» в 2006–2010 годах (http://polit.ru/tag/zmeinka).

[22] См., например: Афанасьев М. Российские элиты развития: запрос на новый курс. М., 2009.

[23] Элементы критической рефлексии в этой связи см., например, в: Шестидесятники / Сост. М. Барбакадзе. М., 2007.

[24] См., в частности, специальный выпуск «НЗ» «Длинные 1970-е: советское общество в 1968–1982 годы (2007. № 2(52) (http://magazines.russ.ru/nz/2007/2/)).

[25] См.: Yurchak A. Everything Was Forever, Until It Was No More: The Last Soviet Generation. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2005. Подход одного из авторов к феномену поколения 1970-х представлен в работе: Травин Д. Семидесятнутые – анализ поколения. Препринт М-25/11. СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2011.

[26] Кардинальная смена элит на всех уровнях руководства СССР была осуществлена лишь в период перестройки, в 1985–1987 годах, когда многие «шестидесятники» находились уже в весьма зрелом возрасте.

[27] См., в частности: Васильев С. Интеллектуальная подготовка реформ 90-х. Стенограмма лекции. 8 декабря 2011 года (http://lectures.gaidarfund.ru/articles/1152).

[28] Тынянов Ю. Смерть Вазир-Мухтара // Он же. Сочинения: В 2 т. М., 1985. С. 7–8.

[29] Лучшими исследованиями, посвященными «шестидесятникам», являются книги: Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М., 1996; Фирсов Б. Разномыслие в СССР. 1940–1960-е годы. История, теория и практики. СПб., 2008.

[30] Sirc L. The Yugoslav Economy under Self-Management. New York: St. Martin’s Press, 1979. P. 1–3, 15–16, 40.

[31] Шик О. Весеннее возрождение – иллюзии и действительность. М., 1991. С. 17.

[32] Горбачев М. Понять перестройку… Почему это важно сейчас. М., 2006. С. 15.

[33] Подробнее о становлении мировоззрения советского лидера говорится в его мемуарах: Он же. Жизнь и реформы. Кн. 1.

[34] См.: Яковлев А. Сумерки. М., 2003.

[35] Самые высокопоставленные «шестидесятники» – спичрайтеры партийных лидеров – стремились даже включать прогрессивные идеи в официальные документы и речи, произносившиеся на съездах и пленумах: Бовин А. ХХ век как жизнь. Воспоминания. М., 2003; Колесников А. Спичрайтеры. Хроника профессии, сочинявшей и изменявшей мир. М., 2007.

[36] Подробнее о наиболее ярких «шестидесятниках» говорится в книге: Травин Д. Путинская Россия: от рассвета до отката. СПб., 2008. Гл. 1.

[37]Adižes I. Industrial Democracy, Yugoslav Style: The Effect of Decentralization on Organizational Behavior. New York: Free Press, 1971; Bićanić R. Economic Policy in Socialist Yugoslavia. Cambridge: Cambridge University Press, 1973.

[38] Яркие описания карьер российских бизнесменов на фоне процессов смены поколений см., например: Hoffman D. The Oligarchs: Wealth and Power in the New Russia. New York: Public Affairs, 2002; Gustafson T. Wheel of Fortune: The Battle for Oil and Power in Russia. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2012.

[39] Владимир Путин в детстве был хулиганом, и его даже не сразу приняли в пионеры. Однако затем он, видимо, осознал существующие в обществе правила игры и резко изменил свое поведение, что позволило окончить школу, поступить в университет и сделать успешную карьеру в КГБ. Об этом он сам рассказывает в книге: От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным. М., 2000. С. 19–20.

[40] Здесь и далее использованы фрагменты интервью, проведенных Дмитрием Травиным в рамках авторского проекта, часть материалов которого см. в: Травин Д. Семидесятнутые…

[41] См., например: Жестким курсом… Аналитическая записка Ленинградской ассоциации социально-экономических наук // Век ХХ и мир. 1990. № 6. С. 15–19.

[42] Васильев С. Хозяйственные реформы в Югославии: развитие и кризис экономического самоуправления. СПб., 1991.

[43] В частности, в апреле 1991 года некоторые из участников команды Гайдара по приглашению Института свободы и развития посетили Чили, где ознакомились с опытом рыночных реформ, проведенных в период правления Аугусто Пиночета.

[44] См., например: Васильев С., Львин Б. Социальные механизмы экономической реформы и характер переходного процесса // Постижение / Под ред. Ф. Бородкина и др. М., 1989. С. 409–421; Гайдар Е. Экономические реформы и иерархические структуры. М., 1990.

[45] В целом сочувственные, но довольно критические оценки политических маневров правительства Гайдара см., например, в: Aslund A. Op. cit.; Shleifer A., Treisman D. Op. cit.; куда более резкая критика подходов команды Гайдара представлена, в частности, в работах: Шевцова Л. Указ. соч.; Reddaway P., Glinski D. The Tragedy of Russian Reforms: Market Bolshevism Against Democracy. Washington, DC: United States Institute of Peace, 2001.

[46] Об инсайдерской приватизации в России и ее последствиях см., в частности: Паппэ Я., Галухина Я. Российский крупный бизнес: первые 15 лет. Экономическая хроника 1993–2008. М., 2009; Barnes A. Owning Russia: The Struggle over Factories, Farms, and Power. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2006; Adachi Y. Building Big Business in Russia: The Impact of Informal Corporate Governance Practices. London: Routledge, 2010.

[47] Об изменениях взаимоотношений государства и бизнеса в России в 2000-е годы см., в частности: Hanson S., Teague E. Big Business and the State in Russia // Europe-Asia Studies. 2005. Vol. 57. № 5. P. 667–680; Yakovlev A. The Evolution of Business-State Interaction in Russia: From State Capture to Business Capture // Europe-Asia Studies. 2006. Vol. 58. № 7. P. 1033–1056; Gel’man V. The Logic of Crony Capitalism: Big Oil, Big Politics, and Big Business in Russia // Resource Curse and Post-Soviet Eurasia: Oil, Gas, and Modernization. Lanham, MD: Lexington Books, 2010. P. 108–115.

[48] См.: Змеиная горка. Спектр позиций и мнений бывших участников команды Гайдара простирается от радикального противника нынешнего режима, либертарианца и последовательного критика курса экономических реформ 1990-х годов Андрея Илларионова, до экономического советника президента Путина, последовательного этатиста и сторонника масштабного государственного вмешательства в экономику Сергея Глазьева.

[49] См., например: Шестидесятники; Эпоха Ельцина; Змеиная горка; Кох А., Авен П. Революция Гайдара. История реформ 90-х из первых рук. М., 2013.

[50] Подробнее см., в частности: Травин Д. Очерки новейшей истории России; Aslund A. Op. cit.; Treisman D. Op. cit.

Опубликовано в журнале:

«Неприкосновенный запас» 2013, №4(90)

Российская государственность. Монархия и республика

Александр Кустарев

Российская государственность от Петра до Путина есть эклектика монархии и республики. Независимо от того, как она себя понимала, именовала и семиотически оркестровала.

Напоминание о том, что Октябрьская республика (известная под этикеткой «советская власть») имела сильный «монархический акцент», вероятно, не вызовет особого удивления. Такая молва на ее счет шла всегда. Ее определяет как прямое продолжение царизма так называемый «тезис непрерывности» (continuity thesis); хотя не канонический, но вполне респектабельный вариант историографии СССР и большевизма. Столь же тривиально и указание на сходство нынешней российской государственности с двумя ее предшественниками все по той же «монархической» линии. Но вот суждение, что у петербургской монархии был «республиканский акцент», многих может попросту скандализировать как абсурдное.

Но не будем его отвергать с порога. И будем помнить, что любое сопоставление должно давать какие-то познавательные результаты, независимо от того, какой гипотезой оно мотивировано. Чтобы проверить его, назовем позиции, по которым монархия и республика традиционно-конвенционально противопоставляются друг другу.

В образцовой монархии (Dominium regale)[1] властвующий субъект ничем не ограничен в своих действиях, не выбирается, не сменяем при жизни и беспартиен. В республике (Dominium politicum) – все наоборот[2].

В античные времена, когда организация общества мыслилась как polis или res publica, свойства монархии воспринимались как нежелательное отклонение от нормы. В Европе, вплоть до Французской революции, претендовавшей на возрождение античной традиции, все было прямо наоборот. Затем две традиции сосуществовали как нормативные конкуренты. После чего статус нормы получила опять республика.

Реальные государства, называвшие себя монархиями или республиками, однако, редко и, как правило, недолго оставались близки к этим образцам. Обычно они представляли собой эклектику. Эклектика же возникает двумя путями.

Согласно первому, общность по ходу своего существования меняет монархический режим на республиканский и обратно. Тогда в каждом последующем состоянии могут сохраняться и чаще всего сохраняются пережитки предыдущего: их адаптируют к новому порядку, но и они его форматируют.

Согласно второму – элементы противоположного режима зарождаются и вызревают имманентным образом в недрах режима доминирующего.

Если монархия не наследственна по принципу примогенитуры или династия прерывается, то республиканством чревата процедура выбора преемника (дезигнация).

Процедура дезигнации преемника поначалу, как говорит Вебер, не имеет ничего общего с выборами. Когда новый монократ назначается квалифицированной инстанцией, то ее задача в том, чтобы обнаружить единственного правильного обладателя харизмы, а не выбрать голосованием одного из нескольких претендентов.

«Харизматический принцип легитимности по первоначальному смыслу толкуется в авторитарном духе. […Но] он может быть переосмыслен в антиавторитарном духе. Потому что признание [Geltung] настоящего харизматического авторитета покоится на “подтвержденности” харизматических качеств верховного властителя в глазах подвластных, которые в силу этого считают его легитимным и готовы ему подчиняться. Но при возрастающей рационализации союзообразующих связей быстро обнаруживается, что это признание из следствия легитимности превращается в ее основание (демократическая легитимность). Дезигнация [преемника], коль скоро она есть штаб управления, оказывается преобразованной в “предвыборы”, а объявление [преемника] предшественником – в “предложение”, и, наконец, признание всей общины – в “выборы”»[3] .

Если же монархия строго наследственна и династию удается продлевать снова и снова, элиминируя процедуру дезигнации, то республиканство проникает в монархию через коллегиальность правления.

Коллегиальность, если она не уходит корнями в глубокую традицию, возникает из необходимости рационализировать и «оздоровить» власть. В христианской Европе поначалу считалось, что для этого достаточно божественного и естественного права с его нормативом «справедливости» и что проблема только в том, чтобы государь был должным образом воспитан.

Но коль скоро этого оказывается недостаточно, то вырабатываются разные режимы «смягчения» единовластия.

Либо (1) в их основе лежит компромисс между разными агентурами власти, неспособными окончательно одолеть друг друга в ходе рутинизации харизмы. Вебер называет этот вариант «кассационная коллегиальность» (Kassations-Kollegialität) и характеризует, в частности, как равновесие монократов[4] .

Либо (2) они оформляются по ходу регулярных консультаций с экспертами и гонорариями в целях более благоразумно-благонравного управления и принятия стратегических решений. Вебер называет это «делопроизводственной (технической) коллегиальностью» (Leistungs (technische)-Kollegialität)[5] .

Трансформация дезигнации в выборы и рационализация принятия решений происходят в условиях длительного стабильного существования единогосподской общности (Herrschaftsverband Вебера), подрывая такие свойства монархии, как наследственность и самовластие.

А вот перерывы стабильности, то есть реформы, хотя и благоприятны для самовластия, опасны для наследственности и решительно подрывают такое свойство монархии, как несменяемость власти.

Дело в том, что реформы нуждаются в адекватных исполнителях. Считается, что реформу («Реформу») не могут осуществить те, кто будет ее жертвами. Стало быть, истеблишмент системы для ее реформирования должен быть заменен в ходе новой манифестации харизмы. Если же этого не произошло, то, значит, либо не было реформы, либо ее истеблишмент переродился, поскольку новая харизма есть новая власть, даже если ее агентура осталась той же самой персонально[6] .

Помимо спонтанного, неравномерного и не всегда легко распознаваемого процесса редуцирования чистой монархии (по всем трем, двум или по одному свойству), есть еще и сознательное проектное стремление к синтетической государственности.

На протяжении долгого времени этот идеал подразумевался в проектах государственности под этикеткой «монархии» как антипода «деспотии» или «тирании»[7] . Затем, вспомнив нормативную политологию Аристотеля, стали определять как идеал (с XVI века) смешанный строй. Первым в этой линии был как будто бы Джон Фортескью (Fortescue). А ее хрестоматийная формулировка принадлежит одному из основателей главной республики Нового времени: «Американцы готовы не к республике, а к аристо-демократической монархии» (Джон Адамс). В XIX веке это комбинирование становится попросту навязчивой идеей государственно-правовой мысли.

Напомним теперь в двух словах, как эклектика монархического и республиканского начал выглядела в параллельных России случаях, а затем вернемся к российскому случаю.

В Великобритании, пожалуй, монархо-республиканская эклектика была самой длительной и запутанной. Она стала складываться раньше, чем где бы то ни было в Европе в ходе борьбы короны и парламента за власть. Ее самый ранний вариант ассоциируется со знаменитым документом Magna Carta. Английскую государственность сплошь и рядом называли и называют «республикой defacto» – причем как современники, так и более поздние интерпретаторы. И не только ту, которая возникла после ликвидации монархии в XVII веке. Вот для примера одно из описаний английской монархии:

«Елизаветинская Англия была республикой, оказавшейся также и монархией. [...] Своего рода республикой, то есть государством, располагавшим определенной мерой самоуправления, но с конституцией, допускавшей наследственное единовластие»[8] .

Затем на смену полукатолической (англиканской) монархии пришла пуританская республика президентского (в нынешних терминах) рода. Она быстро обнаружила поползновение трансформироваться в новую династию, что тут же было пресечено. Вместо этого произошла врéменная династическая реставрация и, наконец, еще одна смена династии. К началу модерна английская конституционная практика смогла сбалансировать два источника власти в системе «король-в-парламенте» (что близко к «кассационной коллегиальности» Вебера) и в дальнейшем привела к удалению монарха на периферию системы господства при полном сохранении символической стилизации государственности «под монархию».

Казалось бы, перед нами полное торжество республики, несмотря на весь затянувшийся монархический китч-спектакль. В этой схеме парламент выглядит как агентура республиканства. Но дело сложней. В сущности, парламент превратился в коллегиального полумонарха-полупрезидента (что отмечали еще немецкие государствоведы в XIX веке). В ХХ веке после еще одного этапа редуцирования короны в поведении премьер-министров появились заметные признаки президентского (сиречь монархического) стиля: это было у Черчилля, потом у Маргарет Тэтчер, а затем и Тони Блэра. Эта тенденция подверглась весьма раздраженной критике, но главным образом постольку, поскольку ей, как считалось, сопутствовала стерилизация парламента, которому, по умолчанию, на самом деле и принадлежала роль «президента».

В Германии еще в эпоху «первого рейха» («Священная Римская империя германской нации») долго сохранялась выборная монархия. Сильная же наследственно-монархическая власть в раннем модерне укреплялась в «княжениях» (ленно-феодального происхождения), или, как их называет Вольфганг Райнхард, Territorien[9] . В ходе возвышения Пруссии и в эпоху «второго рейха» совместить два начала пытались в основном в рамках теории государства и права, создав интеллектуально очень внушительный проект «конституционной монархии». Этот термин просто и изящно избавляет нас от использования таких оксюморонов, как «республиканская монархия» или «монархическая республика», но в сущности подразумевает именно это. В рамках этой крипто-республики на основе оговорочно-оборонительного и чисто идеологического[10] , а не конструктивно-правового «монархического принципа» оказывается трудно определить ситуативные уклонения в ту или иную сторону, как и реальный статус монарха. Есть мнение, например, что при Вильгельме I и Бисмарке была лишь фикция «монархического принципа», а Вильгельм II сделал этот «принцип» буквальным, расширив сферу своей ответственности вплоть до неоабсолютизма[11] .

В этом цикле на смену режиму Вильгельма II пришла Веймарская республика, президента которой в прессе называли Ersatzkaiser, а ее, в свою очередь, устранила самая, пожалуй, токсичная вспышка оперативного монократизма в истории Нового времени. Ни одна монархия не доводила монократию до такого абсурда, как Германия Гитлера.

Современные европейские государства у своих истоков были монархиями. Вплоть до самого конца Средневековья монархия как формат организованной коллективности разумелась сама собой. И, стало быть, модернизация власти происходила только как модернизация монархий (vollzog sich monarchisch)[12] , но во всех конкретных случаях была, так сказать, «порчена» республиканством.

Американские государства, обретая независимость, лишались монарха и были обречены таким образом, наоборот, на изначальное республиканство, но их истеблишмент отнюдь не чувствовал себя в этой ситуации комфортабельно и либо склонялся к формальному воспроизводству собственной монархии, либо закладывал в свою новую государственность свойства монархии. Авторитет монархического дискурса оставался, таким образом, в силе и здесь.

Ни Франклин, ни Вашингтон, ни Джон Адамс, ни Джефферсон, ни Джей никогда не выражали предпочтения республике. В XVIII веке многие наблюдатели указывали на то, что Америка – завуалированная монархия, и такой взгляд на американскую государственность затем стал привычным и магистральным. Его придерживались и автор канонической в XIX веке истории США Джордж Банкрофт, и другие авторитетные ученые[13] . И это неудивительно. Глава государства в США одновременно и глава исполнительной власти, которую он нередко использовал так, как считается свойственным только монарху; поэтому политические полемисты, позиционировавшие себя как республиканцы, давали подозрительным в их глазах президентам кличку «king» – кинг Джордж (Вашингтон), кинг Эндрю (Джексон), кинг Абрахам (Линкольн).

Очень показателен опыт Латинской Америки. Боливару предлагали корону, но он отказался. Президентство было паллиативом, общество к республиканству не было готово ни структурно, ни ментально и оказалось в непрерывной цепи харизматических циклов. Конституции, скроенные по образцу конституции САСШ, в условиях иной политической культуры не отменялись, но и не мешали монократии, которую благонамеренные монархисты не согласились бы, впрочем, считать «монархией», а осудили бы как ее извращение – «тиранию» или «деспотию».

Впрочем, самые важные страны Латинской Америки – Мексика и Бразилия – знали и чередование формальной монархии и республики.

В 1822 году, в самом начале независимого существования Мексики, ее первый глава Аугустин Итурбиде был провозглашен императором. Затем Мексика очень быстро вернулась к формальной республике, но президентство продолжало оставаться чревато монархией. Поэтому повторное возвращение формальной монархии в лице Максимилиана Габсбурга не было таким уж надуманным и обреченным, как это до сих пор кажется в силу очень пристрастной националистической мексиканской историографии (с ее культом Бенито Хуареса) и всеобщей закоренелой антипатии к Луи-Наполеону, втянувшему Максимилиана в этот эксперимент (авантюру).

Бразилии монархия досталась в наследство от Португальской империи, поскольку свергнутая в Лиссабоне династия окопалась в Рио. Последующая ликвидация монархии не привела к торжеству республиканства; президенты долго оставались суверенами монократического типа.

В XIX–ХХ веках фактура эклектической государственности обогатилась целым рядом пожизненных президентств, наследственных президентств и премьерств. В эту схему укладываются такие граничащие с травестией варианты, как император Гаити Дессалин (начало XIX века), император Центральноафриканской (в силу этого титула) «империи» Бокасса (конец ХХ века), наконец, три поколения глав КНДР. Еще один вариант: жены, наследующие покойным мужьям как президенты в Шри-Ланке, Филиппинах, Аргентине; три поколения семьи Неру-Ганди в Индии – вплоть до двух Бушей в США... Почти во всех арабских странах тенденция к наследованию сыновьями президентских постов была прервана «арабской весной»», но, пока совершенно не ясно, каковы будут дальнейшие последствия этого «срыва». («Третий рейх» Гитлера и СССР Сталина, обозначавшиеся одно время общей этикеткой «тоталитаризм», были, если угодно, воплощением полного синкретизма двух начал, то есть уже попросту ни монархией, ни республикой вообще.)

Наконец, опыт Франции. Его самая яркая особенность – неоднократное чередование монархии и республики. Кризисы государственности сотрясали французское общество от крушения классической абсолютной монархии в 1789 году до крушения Третьей империи (1871). За это время во Франции сменились, помимо трех империй (династий) и четырех республик, около 20 Конституций.

Республиканско-монархическая эклектика была намечена уже якобинской диктатурой как своего рода коллективной, или коллегиальной («обсудительной» (Beratung) у Вебера), монократией[14] , но окончательно утвердилась во французской государственности, когда для Бонапарта был выбран титул «императора». Этот выбор был сделан вполне сознательно, чтобы избежать намека на реставрацию режима, где верховный единовластитель именовался «королем». Этой одиозной семиотики хотели избежать не потому, что она выдавала истинное положение дел, а потому, что она, наоборот, могла создать иллюзию, будто имеет место реставрация. На самом деле создавалось нечто новое, как бы оно ни походило по некоторым признакам на нечто старое.

Французская государственность, так сказать, «родилась дважды» и рутинизировалась из двух исходных точек или, как маятник, уклонялась в обе стороны с тем, чтобы в конце концов обрести форму государственности, представляющую собой даже не разложимую на отдельные элементы механическую комбинацию, а синтез, если не синкретизм, монархического и республиканского идеалов. Этот синкретизм был воплощен в теории и практике бонапартизма, принявшего в конце концов вид голлистской Конституции[15] .

После этого очень краткого обзорного этюда, а в сущности, не более чем реминисценции необозримой литературы по этой теме обратимся к опыту российской государственности эпохи модерна. Как она выглядит в этом контексте?

Основатель петербургской династии Петр I ввел в практику «наследование по завещанию». Это была точка бифуркации, потому что из нее можно было двигаться как в сторону монархии, так и в сторону республики. Это было бы шагом в сторону республики, если бы перед этим в России придерживались принципа примогенитуры. Но это было не так. После Ивана Грозного и Смуты в России выборность монарха была почти нормой – как это было в Польше или в скандинавских странах до XVI века, как это было в Венгрии и Чехии (Богемии) или, что еще интереснее, как в «Священной Римской империи германской нации». По наследству трон перешел только к Алексею Михайловичу.

Поэтому превращение действующего властителя (Петра) в монопольного номинатора своего преемника было скорее шагом в сторону монархии. Как и предоставление Бонапарту права назначать преемника.

Затем, однако, наметился поворот обратно в сторону республиканства. Поскольку право дезигнации в силу обстоятельств (Петр не успел назначить преемника) от властителя перешло к (самозванной) коллегии дезигнаторов.

Так или иначе в XVIII веке, вплоть до 1789 года, Россия фактически оставалась ближе к республиканству, чем Франция. Но принцип примогенитуры, установленный Павлом I, этот вариант трансформации монархии к республике блокировал. С этого момента разница между российским и французским хронотопами бросается в глаза. Во Франции бонапартистская династия не закрепилась. В России династия закрепилась, и трон в Петербурге оставался неколебим[16] .

Но в тени трона наблюдалось-таки движение в сторону республиканства, пусть и латентного. Так можно подозревать в республиканстве Екатерину II. По ее словам, «mon ame a toujours été singulièrement républicaine». Принято обвинять ее в грубом лицемерии. Но эти обвинения, может быть, не столь основательны и объясняются тем, что к ней прилагают критерии ХХ века[17] . Крайне показательно, что среди ее поклонников был один из главных деятелей латиноамериканства Франсиско де Миранда. Республиканство Александра I прекрасно известно.

Декабристы чуть было не установили формально республиканский порядок. Если бы это удалось, то скорее всего Россия пережила бы несколько колебательных движений по образцу Франции или Латинской Америки (Мексики). Но этого не произошло.

Тем не менее за фасадом образцово-показательной монократии (единовластия) скрывалась гораздо более сложная действительность. Нарастала бюрократизация монархии. Это усиленно подчеркивается в историографии петербургской монархии, но при этом, кажется, недооценивается роль высшего административного аппарата как агентуры коллегиальности. Конечно, бюрократия, в отличие от сословной знати (в Европе вообще и в России в частности), никогда не вступала с монархом в конфликт, предъявляя собственные права на власть. Но наличие открытой институционализированной оппозиции не есть обязательный признак коллегиальности правления. Может быть, даже наоборот. Отношения бюрократического штаба правления с царем не были односторонними. Существовала сложная процедура соучастия, и она отнюдь не была альтернативой республиканству, а, наоборот, могла развиваться дальше в нечто такое, что вполне отвечает нынешним представлениям о «делиберативной демократии».

«То, что у монарха была целая консультативная сеть, включавшая в разной мере формализованные агентуры, у которых в свою очередь были такие же консультативные сети, очевидным образом указывает на тенденцию к расширению политически функционального ядра государственной общности [the scope of the political nation] и возникновение чего-то вроде публичной сферы (по Хабермасу), которая не нуждается в кофейнях, чтобы действовать как политическое сообщество, будем ли мы называть его монархической республикой или нет»[18] .

Коллинсон ссылается на работу Натали Мирс, а она в свою очередь делает следующее заключение:

«Елизаветинское консультирование не было оформлено конституционно и не было оформлено в институт советников [conciliar]… оно было неформальным и постоянно подвергалось изменениям»[19] .

Это сказано об английской монархии (Елизаветы I), но речь здесь идет не о сословном парламенте как агентуре республиканства, а о структуре, возникшей на субстрате придворного коммуникативного пространства. Можно ли сказать то же самое о петербургской монархии и с какими оговорками, пока не понятно, но этот тезис вполне заслуживает проверки.

Но, как бы ни обстояло дело с коллегиальностью правления в российской государственности, гораздо больше ее сближает с республикой сменность партийной власти. Это свойство монархия приобретает не в силу своей имманентной эволюции, а просто оказавшись в политическом пространстве с постоянно меняющимися общественными отношениями. Власть, вынужденная адаптироваться к этой динамике, ускоряя ее, замедляя, начиная или останавливая, поддерживая или меняя ее траектории, становится участником политической жизни и теряет свой надполитический (надпартийный) статус.

Партийность и сменяемость власти в петербургской государственности сильно замаскированы механизмом организации власти в «придворном сообществе» (Норберт Элиас) и оперативной неэффективностью передачи наследственной и пожизненной позиции главы государства, но они несомненны, как бы ни было ограничено политическое пространство, где происходила эта ротация.

Начиная с Павла I у власти оказываются разные клики, управляющие монархом или, наоборот, управляемые монархом, но так или иначе действующие с ним в согласии. И эти клики не были беспринципными захватчиками власти как ресурса личного обогащения. Это были партийные группировки. Действовал принцип «новый курс – новая власть».

Перемены курса, между прочим, можно считать еще одним указанием на фактическую коллегиальность монархической власти в Петербурге. Но в нашем контексте интереснее и показательнее сменность партийной власти сама по себе.

Поскольку трон был неколебим, династия оставалась на месте, а главой правительства всегда был царь, то это означало фактическую партийность царя, что в сущности превращало царя в главу сильной исполнительной власти и лидера нации по типу французских и даже американских (!) президентов. Даже смена царей в Петербурге имела немало общего со сменой президентов в Латинской Америке. Это сходство подчеркивается, между прочим, тем обстоятельством, что, несмотря на примогенитуру и пожизненность царствования по закону, только Александр II и Николай II оказались на троне в согласии с протоколом. Интересно, что именно они и сделали самые радикальные шаги в сторону республиканизации российской государственности.

В ХХ веке в результате расширения избирательного права изменилась потенциальная агентура республиканства и усилился импульс к «антиавторитарному переосмыслению харизмы». Петербургская монархия, учредив Думу-парламент, создает параллельную структуру коллегиальности. Причем противовесной («кассационной», по Веберу), а не консультативной («технической», по Веберу) коллегиальности. У власти (у «дверей» власти, в «коридорах власти») оказываются две (помимо самого царя) агентуры коллегиальности. Последовавший за этим затяжной кризис можно интерпретировать не только (а может быть, даже и не столько) как конфликт одной из них или обеих с царизмом, но как конфликт между ними. Парламент как агентура коллегиальности в этом конфликте проиграл. Выиграла другая агентура коллегиальности.

Сначала (в период первой революции) это были революционные советы (Вебер называет их – что информативно – Kollegien[20] ) народных депутатов. Затем за их спиной появляется харизматическая группа в виде «партии нового типа» (то есть профессиональной революционной организации), быстро выделяющая из своей среды «политбюро». Затем она сливается, хотя и не совсем безупречным образом, с экспертной бюрократией, а затем появляется сильный лидер, без которого аппарат не может работать, и советская политическая система приобретает сильные монархические элементы на этот раз в конституциональной рамке республиканства, то есть вновь восстанавливается эклектика республиканства и монархизма.

Этого круговорота следовало ожидать в согласии с законом циркуляции элит (Вильфредо Парето), но отсылка к этому эмпирическому обобщению не дает никаких указаний на содержательную сторону происшедшего. Консервативное объяснение свелось бы к указанию на природу человека. Технократическое – к указанию на медленность и нерешительность коллегиального правления. Политологическое – к необходимости ответственного харизматического лидера во главе административного аппарата. Ситуативное объяснение дает Вебер, считавший, что коллегиальность октябрьского режима была нарушена военной диктатурой, поддержанной крестьянством[21] .

Правление Сталина между 1930-м (1938-м) и 1953 годом, пожалуй, было самым чистым вариантом монократии во всей русской истории. Не случайно, что сама сталинская клика питала такие сильные чувства к Ивану Грозному и Петру I. Эту исключительную типологическую чистоту ей обеспечила военная победа, подарившая Сталину харизму истинного «мага», рядом с которой все остальные манифестации харизмы выглядели бледными заменителями.

Если мы согласимся с тем, что петербургская государственность, именующая себя «монархией», была на самом деле эклектикой монархического и республиканского принципов, то преемственность старого и нового режимов в России состоит в том, что после цезуры 1917 года восстановилась, или даже просто осталась неустраненной, та же самая эклектика.

Конечно, сама эта эклектика могла при этом метаморфироваться. Мы видели выше, как на самом деле разнообразны варианты этой эклектики, сопоставляя ее разные хронотопы. Очевидно также, что нигде, кроме, может быть, США (благодаря почти магическому качеству их Конституции), она не оставалась неизменной. Так же должно было обстоять дело и в российском случае. Должно было бы. Но что было на самом деле? Никакая теория на этот вопрос не ответит, и выясняется это чисто эмпирически. Тезис о непрерывной монархо-республиканской эклектике российской государственности может обеспечить работой массы дипломантов и диссертантов на несколько поколений вперед, потому что провоцирует и допускает полную перетасовку всей известной исторической фактуры и поиски новой, которая, несомненно, будет обнаружена. Мое знание перипетий российской истории совершенно недостаточно для того, чтобы делать на этот счет поспешный диагноз. Я ограничусь здесь только парой интуитивных и очень общих констатаций, не углубляясь в их обсуждение, чреватое, разумеется, дискуссионной казуистикой и непредсказуемыми фактурными уточнениями.

Власть после упразднения династии (монархии) из наследственной стала назначаемой с расширением права дезигнации до всего «народа». Но харизма власти не была переосмыслена в антиавторитарном духе. Электорат утверждал единственно правильную власть.

Мера отклонения от коллегиальности в единовластие, как и при старом режиме, менялась с разной амплитудой. Режим сменности власти при монархии и обеих республиках остается тем же самым. Власть меняется, но не регулярно с новыми выборами, а ситуативно для проведения реформ, то есть в результате партийных переворотов. Коллегиальность при этом оставалась технической, а не кассационной, если пользоваться типологией Вебера.

Суммируя эти констатации, можно сказать, что после революции специфическая эклектика российской государственности не метаморфировалась.

Разумеется, это категорическое заключение подлежит проверке, оно может быть уточнено при детализации (особенно механизмов коллегиальности), исправлено, а то и забраковано как попросту неверное. Но цель этой заметки была не в том, чтобы сделать это категорическое заключение, а в том, чтобы нащупать тематику дальнейшего обсуждения российской государственности, интеллектуально продуктивную для выяснения ее перспектив.

В центре политической теории находится концептуализация исполнительной власти через ее переменные свойства: объем полномочий, режим назначения, способ принятия решений и распределение ответственности за приятые решения. Монархический и республиканский дискурсы не были бесплодны[22] , поскольку в них артикулируется эта тематика. Но понятия монархии и республики для дальнейшего развития этой тематики не нужны. Это, впрочем, обнаружилось уже даже не вчера. Вчера их место заняло понятие демократии. Была ли эта замена интеллектуально инструментальной с самого начала, неясно, но сейчас это понятие даже менее пригодно как парадигма политологического дискурса, чем понятие «монархия». На это указывает, между прочим, и то, что авторитет понятия «монархия» переживает некоторое возрождение, даже подчас и в демонстративно открытом дискурсе.

Как мне кажется, этот, хотя и объяснимый, но вполне стерильный интеллектуальный зигзаг приведет только к недоразумениям, если не к росту авторитета диктатуры и фактической легализации злоупотребления властью, что в прошлом было возможно как в монархическом, так и в республиканском варианте, в комбинации как с аристократической, так и с демократической самоидентификацией власти.

Гораздо более инструментально эффективной теперь кажется концептуализация исполнительной власти как проблема эффективной коллегиальности управления общественными делами. Она совершенно не опробована на фактуре государственных общностей (политических наций). Сейчас за продуктивными идеями в этом отношении надо обращаться к общей теории менеджмента и к опыту иных, нежели государственные, общностей.

______________

[1] Как она выглядит, скажем, в образе западноевропейского «абсолютизма» и российского «самодержавия». Насколько реальность европейских стран соответствовала конструкту «абсолютизм», первым усомнился Николас Хеншелл: Henshall N. Early Modern Absolutism1550–1700. Political Reality or Propaganda? // Asch R.G., Duchhardt H. (Hrsg.). Absolutism – Ein Mythos? Strukturwandel monarchischer Herrschaft in West- und Mitteleuropa. Wien, 1996 (см. также рус. перев.: Хеншелл Н. Миф абсолютизма. СПб., 2003). Интересно, в какой мере дискуссия по этому поводу релевантна для российского самодержавия. О соотносимости этих конструктов см.: Сорокин Ю. Российский абсолютизм в последней трети XVIIIвека. Омск, 1999. Гл. 1; Ивонина Л. Монархизация правителей и государств Классической Европы в конце 17 – начале 18 века // Вопросы истории. 2012. № 8.

[2] К сожалению, в этой заметке приходится отвлечься от стилистики (эстетики, семиотики, символики) монархии и республики, а следовательно, и от всей проблематики, связанной с соотношением стиля и структуры государственности.

[3] Weber M. Wirtschaft und Gesellschaft. Tübingen, 1974. S. 155–156.

[4] Ibid. S. 159.

[5] Ibid.

[6] С этим, конечно, никогда не согласятся те, кто остается устраненным от перемен, но все-таки это именно так.

[7] То, что республиканцы приписывают монархии, монархисты списывают на деспотию и тиранию как на извращения монархии и напоминают, что эти извращения свойственны не в меньшей, если не в большей, степени республике.

[8] Collinson P. Elizabethan Essays. London, 1987. P. 43, 36.

[9] Reinchard W. Geschichte der Staatsgewalt. München, 2000. S. 56–59.

[10] Boldt H., Conze W., Martin J., Schulze H.K.Monarchie // Koselleck R., Brunner O., Conze W. (Hrsg.). Historisches Lexikon zur politisch-sozialen Sprache in Deutschland (Geschichtliche Grundbegriffe). Stuttgart: Klett-Cotta-Verlag, 1978. Bd. 4. S. 205–210.

[11] Roehl J.C.G. Wilhelm II. Der Aufbau der persoehnlichen Monarchie1888–1900. München, 2001.

[12] Boldt H., Conze W., Martin J., Schulze H.K. Op. cit. S. 168.

[13] Prochaska F. The Eagle and the Crown. New Haven: Yale University Press, 2008. P. 23.

[14] Weber M. Op. cit. S. 159.

[15] Медушевский А. Бонапартистская модель власти для России // Вестник Европы. 2001. № 1.

[16] «Бонапартистская» по происхождению и стилю, см. об этом мое эссе: Кустарев А. Романовы и Бонапарты // Неприкосновенный запас. 2008. № 5(61). С. 19–24.

[17] Griffiths D. Catherine II: The Republican Empress // Jahrbuecher fur Geschichte Osteuropas. 1973. Hft. 3.

[18] Collinson P. The Monarchical Republic of Early Modern England. Ashgate, 2007. Р. 258–259.

[19] Mears N. Queenship and Political Discourse in the Elizabethan Realms. Cambridge: Cambridge University Press, 2005. P. 47.

[20] Weber M. Op. cit. S. 161.

[21] Ibid. S. 163. Как тут не вспомнить еще раз Латинскую Америку?

[22] В том же смысле как астрология и алхимия для дальнейшего развития астрономии и химии.

Опубликовано в журнале:

«Неприкосновенный запас» 2013, №4(90)

Вильнюс. Места памяти европейской истории

Екатерина Махотина

Екатерина Махотина (р. 1982) – историк, научный сотрудник кафедры истории Восточной Европы Университета Людвига Максимилиана (Мюнхен).

О столице Литвы Вильнюсе можно написать сразу несколько городских путеводителей, причем совершенно разных – в зависимости от выбранной национальной перспективы[1]. Томас Венцлова, известный литовский писатель и поэт, близкий друг Бродского, описывал свой родной город как «миниатюрную Европу»[2]. Действительно, здесь соприкасаются, перекрещиваются и конкурируют в праве на историческую интерпретацию многие национальные истории: польский Вильно, еврейский Вильне, русский Вильна и литовский Вильнюс. Этим Вильнюс похож на другие былые имперские многонациональные и мультикультурные города: Херманштадт (Сибиу), Прессбург (Братислава), Бреслау (Вроцлав) и Лемберг (Львов).

Отличие Вильнюса в том, что город уже более 20 лет является столицей независимого национального государства – государства, которое все еще находится в процессе построения исторической идентичности. Известно, что столичные города скорее склонны толковать свою историю как органическую часть национального нарратива, как историю «вечной столицы» многовекового государства.

Строго говоря, Вильнюс стал литовским лишь в конце 1940-х: после «декады насилия» 1939–1949 годов, после исключительного по масштабам и жестокости уничтожения практически всего еврейского населения Литвы и так называемой «репатриации» виленских поляков. Каждый раз новая власть уничтожала и восстанавливала памятники, передавала музейные фонды из рук в руки; а путеводители замалчивали культурное наследие предыдущих жителей. Прибывшие после распада СССР в свой когда-то родной город поляки и евреи – а именно они были первыми туристами перестроечного времени – тщетно искали следы «своего» прошлого: город стал им чужим[3]. Но споры, кому принадлежит Вильнюс и его история, ведутся по сей день.

Городские летописцы стоят перед выбором: или, увлекшись литовским «золотым Средневековьем» с его романтическо-блистательной, хотя и мифической героикой, прочно укрепить Вильнюс в органике Великого княжества Литовского, или, поддавшись конъюнктуре мультикультурных городов, сделать ставку на польско-литовско-еврейско-русскую мозаику Вильнюса. Вопрос, каким должен быть исторический портрет Вильнюса, приводит и к размышлениям о том, что есть аутентичная литовская культура.

Еще в начале XX века европейским образом Литвы было «королевство лесов и болот». Этому способствовали в первую очередь литовские интеллектуалы. Один из них – живший в Париже, Оскар Милош, поэт, bohemienne, друг Анри Тулуз-Лотрека и Жана Моро. Он родился поблизости от Могилева, в белорусском крае, но считал своими предками литовских великих рыцарей и князей («Я – литовский поэт, пишущий на французском»). Будучи дипломатическим представителем Литвы, Оскар Милош в одном из своих выступлений 1919 года во французском Обществе дипломатов так охарактеризовал Литву:

«Здесь погружаешься в аромат озерных лилий, марь сонных лесов… перед нами – край, потерянный в раздумьях, край, чье холодное дымчатое небо поддерживает жизнь древнего народа. […] Душа Литвы – это запах осени, это запах павшей листвы и поросшей мхом древесины»[4].

В этих словах чувствуется романтизм и меланхолия, декаданс и ностальгия по родному литовскому краю, который в начале XX века пребывал на задворках Европы и был провинцией Российской империи. Провинциальный шарм был присущ и Вильнюсу. К XXI веку из «темного и пугающего угла», каким он показался Достоевскому[5], город стал инфраструктурно и культурно развитым европейским городом. Хотя и сохранив – скорее всего благодаря менталитету своих литовских жителей – и описанную Милошем меланхолию.

В сегодняшнем Вильнюсе следы ушедших в прошлое образов города видны в уникальной архитектурной эклектике, эпитафиях на надгробиях городских кладбищ, в побледневших надписях на домах и в уцелевшей советской символике. Писать о Вильнюсе – значит писать историю развития национального и культурного многоголосия центральной и восточной Европы[6].

Символическое пространство Вильнюса размечено как старыми, так и новыми «местами памяти»[7]. Именно в своем историко-культурном и идентификационном содержании места памяти являются предметом обсуждения, и даже спора, между «сообществами воспоминания» (remembering communities) за право содержательного определения и интерпретации символического пространства. У этих дискурсивных практик своя история. Во время преобладания государственной гегемонии на историю и официальную культуру памяти альтернативные версии прошлого транслировались в непубличном пространстве, как, к примеру, память о Холокосте, существовавшая в Понарах. И, наоборот, после конца советской власти в Литве и либерализации дискурса о прошлом, казалось бы, «казенные», навязанные места памяти начинают поддерживаться отдельными неофициальными группами и существуют в полупубличном пространстве, например, Антакалнис (Антокольское кладбище).

В данной статье городское пространство Вильнюса будет рассмотрено как панорама различных мест памяти, принадлежащих различным «сообществам воспоминаний».

Некрополи Вильнюса. Тени польской истории

Именно кладбища Вильнюса делят город между различными историями и идентичностями. Польский Вильно стал возрождаться в конце 1980-х годов, когда сюда начали приезжать многочисленные туристы из Польши. На могилах польских кладбищ начали мелькать красно-белые флажки. Немало памятных камней на кладбищах Антакалнис и Расос свидетельствуют о прошлой полонизации края. Особенно притягивает туристов Расос: здесь могила матери Юзефа Пилсудского, маршала и президента Польши. По его завещанию здесь похоронено его сердце[8]. После кладбища Повацки в Варшаве это второе по величине польское кладбище. Здесь захоронены известные исторические деятели польской истории и культуры, к примеру, поэт польского национального возрождения Йоахим Лелевель. Другой поэт, Адам Мицкевич, определивший когда-то польско-литовскую унию как «две души в одном теле», некоторое время жил и творил в Вильнюсе.

В XX веке отношения между литовцами и поляками были далеко не «душевными»: захват виленского края генералом Луцианом Желиговским отпечатался в коллективной исторической памяти как польская оккупация, а Польша – как исторический враг литовского народа. В межвоенное время одним из мотивов государственной пропаганды была передача Вильнюсу статуса литовской столицы – в литовских государственных постановлениях того времени Каунас считался таковой лишь временно.

Сегодня богатое культурное наследие Речи Посполитой сохранилось в католических костелах и польских некрополях, тем временем как от межвоенного польского пребывания здесь практически не осталось и следа.

В советское время, когда городское пространство «литуанизировалось», память о поляках автоматически стиралась, а после их выселения из Литвы в городе не осталось и сообществ воспоминания, которым было бы важно сохранение польских мест памяти. Польские захоронения тем не менее сохранились и в советское время, в отличие, например, от еврейских кладбищ, которые были закрыты, а затем и ликвидированы властями. Именно кладбище Расос в 1960-е годы было выбрано студентами-нонконформистами для подпольных встреч и чтения самиздата, так что, пожалуй, именно отсюда диссидентствующую молодежь чаще всего забирали в КГБ. Таким образом, Расос может считаться глубоко символичным местом для национального возрождения и культуры протеста: здесь захоронены участники польского восстания 1863 года, здесь и могила Йонаса Басанавичюса (1851–1927), считающегося отцом литовской государственности. Правда, сегодня память о Расосе как о площадке политического протеста полностью стерлась.

Принадлежность Вильно к Польше всегда была одной из важнейших целей маршала Пилсудского. Сердце маршала покоится под объемной гранитной плитой с надписью «Matka i sеrce syna», мавзолей окружен захоронениями простых воинов. В могилах справа – солдаты, павшие в борьбе за польский Вильно в 1919–1921 годах, а слева – солдаты Армии Крайовой, боровшиеся за польский Вильно во время Второй мировой войны. На кладбище Расос стерты национальные различия и политические раздоры начала ХХ века: на отдельном участке рядом друг с другом покоится прах бывших врагов 1920 года – поляков армии Желиговского и литовских солдат. Конфликт повторился и во время Второй мировой войны: за Вильнюс сражались солдаты польской Армии Крайовой и литовских подразделений Повиласа Плехавичюса[9]. Ветеранам обеих сторон потребовались несколько десятилетий, чтобы забыть обиды – официальное перемирие было заключено лишь в 2004 году.

В Вильнюсе до сих пор сохранились места польской истории, значимые для национальной идентичности поляков. Среди них Острая Брама – единственные сохранившиеся ворота городской стены и часовня с чудотворным образом Матери Божьей Остробрамской. Она считается одной из главных христианских святынь Вильно, Литвы и Беларуси, с нею и ее чудотворным даром связаны многочисленные предания и легенды. Папа Римской Иоанн Павел II побывал здесь в 1993 году. Сегодня это одно из важнейших мест для туристических экскурсий из Польши и католического паломничества.

Сохранились жилой дом поэта Мицкевича, а также тюремная келья, в которой он написал поэму «Дзяды», столь значимую для польской национальной литературы. Сегодня следы жизни Мицкевича интересуют прежде всего Общество литовских поляков и польских туристов. Для городского обывателя польское прошлое Вильнюса, скорее, тень, чем реальность. Вряд ли кто-то из сегодняшних вильнюсцев вспомнит о том, что учрежденный в 1579 году университет – инициатива иезуитского ордена и пропольской аристократии. «Принадлежность» университета, скорее, является предметом анекдотичного ученого диспута: так, в 1979 году, во время празднования 400-летнего юбилея университета, на одной из конференций в США ученые из Литвы, Беларуси и Польши оспаривали между собой «национальность» этого учебного заведения[10].

Если к польскому прошлому в литовском обществе отношение скорее нейтральное, то еврейское и советское прошлое города вызывает сильные эмоции, при этом не всегда однозначные.

Вильне бей Понар vs. литовский Иерусалим

Еврейская община Литвы – одна из самых старинных в Европе, евреи жили здесь с XIV века. Вильнюс стал по прошествии веков одним из главных центров еврейской культуры, образования и науки. Здесь в конце XIX века был основан Бунд – Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России, а с 1925 года здесь находился Идишер висншафтлихер институт – академическое учреждение для изучения идиша и культуры евреев восточной Европы. Здесь было множество синагог и религиозных школ – ешив, – а также секулярных культурных учреждений. Неслучайно Вильнюс носил имя Ерушалаим де Лита, литовский Иерусалим. По легенде, этот эпитет был подарен городу Наполеоном, находившимся здесь на пути в Москву[11]. Однако и для восточного еврейства, так называемых литваков, Ерушалаим де Лита был заветным, святым городом, их Иерусалимом. Но лишь до Второй мировой войны, в первые месяцы которой практически все еврейское население Вильнюса было уничтожено. Из Ерушалаим де Лита Вильнюс превратился в Вильне бей Понар – Вильнюс близ Понар, место крупнейшего массового уничтожения евреев Литвы. В лесу, расположенном в 8 километрах от города, были расстреляны свыше 100 тысяч человек: большинство из них были евреями. В международной памяти о Холокосте – в энциклопедиях и мемориалах – Понары известны как символ массового истребления людей, наряду с Бабьим Яром, Треблинкой и Майданеком[12].

Который из двух еврейских Вильнюсов – центр еврейской культуры или место смерти евреев – доминирует сегодня?

Из 220 тысяч еврейского населения в Литве после войны осталось около 8 тысяч, a в Вильнюсе – от 500 до 800 человек[13]. Всего было уничтожено 96% еврейского населения Литвы: вся культура литваков безвозвратно исчезла[14]. Кое-что удалось спасти узникам гетто и евреям – борцам подполья: рискуя жизнью, они проносили в гетто и прятали книги и произведения искусства. После освобождения Вильнюса бывшие узники и партизаны (Шмерке Качергински, Абба Ковнер, Авром Суцкевер) начали работу над уцелевшим архивом – то, что удалось спасти, надо было инвентаризировать, подготовить к выставке. К открытию готовился первый в Советском Союзе Еврейский музей. Фактически он держался исключительно на энтузиазме сотрудников – от властей не было никакой поддержки. Сил катастрофически не хватало, и то малое, что удалось спасти с риском для жизни в немецкой оккупации, погибало. Музей располагался в здании бывшей тюрьмы гетто, и приходившие сюда бывшие ее узники, партизаны, рассказывали сотрудникам о пережитых ужасах – собирался уникальный материал о Холокосте на территории Литвы. Стены тюрьмы с надписями на идиш «Firt keyn veg tsurik fun Ponar» – «Нет дороги из Понар» – были живым свидетельством трагической судьбы литваков. Еврейский музей два раза посещал Илья Эренбург, который предоставил музею материалы из сборника документов для «Черной книги»[15]. К сожалению, пессимизм Эренбурга по отношению к будущему Еврейского музея оправдался: в 1949 году, в ходе сталинской антисемитской кампании и репрессий против членов Еврейского антифашистского комитета, музей был ликвидирован.

Одним из первых официальных декретов независимой Литвы, касающихся памятных дат, было заявление Верховного совета Литовской Республики от 8 мая 1990 года «О геноциде еврейского народа в Литве в годы гитлеровской оккупации». В первый раз за всю послевоенную советскую историю судьба евреев во время немецкой оккупации была определена как геноцид, кроме того, было отмечено, что в этих преступлениях принимали участие и литовские граждане. Важным заявлением прозвучало признание за евреями, как и за другими национальными меньшинствами, права на развитие своей культуры и увековечивание памяти о Холокосте в Литве.

Еврейские музеи

Восстановленный в октябре 1989 года Еврейский музей в Вильнюсе расположился в здании бывшего филиала Музея революции – Мемориальном музее Первого съезда Коммунистической партии Литвы – «Зеленом доме», как его называли в городском просторечье. В начале 1990-х еврейской общине по решению властей постепенно передавались городские здания, а музею – предметы культуры и произведения искусства, которые принадлежали ему до 1949 года.

История Холокоста в Литве рассказана его очевидцами, борцами гетто и узниками концлагерей. Так, посетителя на входе встречает фотография семьи Фани Бронцовской, бывшей партизанки Виленского гетто. Это большая семья, белыми рамками обведены всего двое – Фаня и ее тетя: только они остались в живых. Эта фотокарточка стала символом почти полного уничтожения евреев Литвы, а также символом избранного музеем способа представления истории – история Холокоста показана через судьбы конкретных людей[16].

Особенная эмоциональность выставки обусловлена и тем фактом, что в советской Литве о трагической судьбе евреев можно было узнать в лучшем случае «между строк». В советской исторической политике Великая Отечественная война представлялась как война гитлеровского рейха против советского народа, евреев как особую категорию жертв не выделяли, они считались лишь одной из многих национальных групп, ставших жертвами войны. Определенного рода цензуре подверглась и книга «Я должна рассказать» Марии Рольникайте, девочкой выжившей в гетто и записавшей свои переживания в дневнике[17]. Поэтому для многих оставшихся в живых узников концлагерей и партизан, работавших в восстановленном Еврейском музее, именно подробная, подчас шокирующая форма рассказа стала единственно возможным способом повествования[18].

В «Зеленом доме» черная страница истории литовского еврейства написана на черных роликах Торы. Она берет начало с рапорта в Берлин штандартeнфюрера СС Карла Егера об уничтожении евреев в Литве (здесь подробно, день за днем, до декабря 1941 года задокументированы массовые расстрелы), а заканчивается фотопортретом испуганно глядящего на зрителя ребенка. С 1989 года выставка развивалась благодаря усилиям сотрудников музея, а музей в «Зеленом доме» был и остается важным местом встреч и общения для евреев Вильнюса.

В 2001 году в здании бывшего еврейского театра на улице Наугардуко открылось второе помещение Еврейского музея. Концепт музейной выставки был здесь изначально другим. В этой просторной, расположенной на трех этажах экспозиции акцент делался скорее на историю еврейской культуры в Литве и вековом добрососедстве литовцев и евреев. Примечательно и название музея – «Центр толерантности». Тема Холокоста не является в данном случае центральной, в отличие от «Зеленого дома». Здесь проходят выставки еврейской живописи, важное место отводится Праведникам народов мира – литовцам, удостоенным премии «Яд Вашем» за спасение евреев во время войны. Таким образом, если топос Вильне бей Понар музеализирован в «Зеленом доме», то Ерушалаим де Лита представлен на выставке в «Центре толерантности».

Понары: между глобальной и национальными культурами памяти

У Еврейского музея Вильнюса есть еще один филиал – мемориальный музей в Понарах (лит. Панеряй), документирующий массовое уничтожение людей в 1941–1943 годах. Этому музею уже более 50 лет, он был основан в 1960 году как филиал вильнюсского Музея революции, бывшего в советское время главным учреждением идеологической пропаганды. Музей и мемориальный парк перешли в ведение Еврейского музея в 1990 году в ходе возврата еврейской общине зданий, связанных с ее культурным наследием. Как подтверждают архивные документы, по инициативе и при участии евреев Литвы здесь с 1988 года проводились акции, посвященные памяти погибших[19]. Евреи из Европы и США приезжали сюда и в советское время – место было печально знаменитым, – однако лишь неофициально[20]. Ни на обелиске советского времени, ни на общем памятном камне евреи не упоминались. На установленном в 1959 году обелиске из черного гранита – памятнике, типичном для советских военных кладбищ, – была лишь лаконичная надпись «Жертвам фашистского террора». Первым мероприятием еврейской общины Литвы стало установление здесь памятника погибшим евреям. В 1991 году по инициативе евреев Литвы и благодаря поддержке иностранных организаций был возведен отдельный монумент, по форме напоминающий первый памятник, установленный еврейской общиной в Понарах в 1945-м и взорванный по приказу властей в 1952-м[21]. Новый монумент имеет уже еврейскую символику – менору и звезду Давида.

Сегодня этот мемориальный комплекс является центральным местом поминовения жертв Второй мировой войны, сюда приезжают члены правительства Литвы 8 мая – в День памяти и примирения – и 23 сентября – в День памяти жертв Холокоста в Литве. Здесь проходят Дни памяти с участием иностранных делегаций, традиционный Марш живых. Мемориал в Понарах является не только важным символическим топосом в универсальной, глобальной памяти о Холокосте[22], но и центральным местом памяти о Второй мировой войне. Он отодвинул в тень традиционные военные мемориалы советского времени – такие, как Антакалнис, Крижкалнис[23] и Пирчюпис[24].

Илл. 1. Памятник погибшим евреям в Понарах, установленный еврейской общиной Литвы в 1991 году. Здесь и далее – фотографии автора.

Однако Понары не только место памяти, вписанное в международный дискурс памяти о Холокосте. У поляков и литовцев с этим местом связаны собственные трагические истории и воспоминания, не касающиеся судьбы еврейских соседей. У поляков, сражавшихся здесь в подразделениях Армии Крайовой в 1943 году, тут свой памятник и день памяти. Есть и литовские памятники, в память расстрелянных здесь в апреле 1944 года 86 солдат из Литовских местных отрядов.

Здесь же находится и скорее «невидимый памятник» (Музиль)[25] – валун со скромной табличкой на литовском языке, извещающей о гибели на этом месте 7000 солдат советской армии. У памятника несколько запущенный вид, что явно указывает на то, что он не пользуется тем же вниманием, что другие мемориальные места.

Таким образом, в Понарах на одной небольшой территории сосредоточены памятники сразу нескольким национальным группам, что позволяет видеть здесь не только межнациональный мемориал жертвам Холокоста, но и многослойное, многообразное место памяти, где дискурсы прошлого почти не соприкасаются друг с другом. И если одни подчеркивают уникальность национальной трагедии на глобальном уровне, то другие выступают против односторонней «монополизации» места памяти.

Сегодня память о еврейском прошлом города частично возвращена в публичную сферу: еврейским улицам вернули прежние названия, восстановлены еврейские кладбища. Тем не менее, в городском пространстве гораздо больше напоминаний о гетто и Понарах, то есть о страданиях и смерти евреев. Былой литовский Иерусалим ушел безвозвратно. Пожалуй, его образы и обаяние сохранились лишь в книге «Ерушалаим де Лита иллюстрирт ун комментирт», изданной в Нью Йорке бывшим виленчанином Лейзером Раном. В этом малодоступном сборнике собраны архивные снимки, гравюры, фотографии из жизни довоенного Вильнюса, истории судеб его жителей. Эта книга и является воображаемым вненациональным местом памяти бывших литваков – как в США, так и в Израиле[26].

«Чужая история»? Места памяти советского прошлого в Вильнюсе

Уже более полувека традиционным местом проведения торжественных шествий 9 мая является военный мемориал на кладбище Антакалнис на северо-востоке Вильнюса. Из центра города сюда направляются литовцы – ветераны советской армии, их дети и внуки, члены русской и еврейской общин, представители посольства России, Украины, Беларуси, Казахстана и Армении. Многие из ветеранов прячут ордена и медали под куртками – с тех пор, как советская символика в публичном пространстве была запрещена законом, многие предпочитают прикрывать их верхней одеждой. В остальном митинг в День Победы мало чем отличается от тех, которые проводятся в российских городах: военные песни, георгиевские ленточки, растроганные ветераны, воодушевленная молодежь. В последние годы отношение литовского политического истеблишмента к празднованию Дня Победы стало более терпимым, в ранние 1990-е отношение к этому дню было скорее негативным. Правая пресса писала о нем как о дне реоккупации, «чужом празднике»[27]. 9 мая было провозглашено Днем Европы в память о плане Роберта Шумана, французского министра иностранных дел, положившего начало объединению Европы[28]. Общество ветеранов Шестнадцатой литовской дивизии (когда-то воспетой Эренбургом как «сердце Литвы») поменяло название, стараясь всячески избегать определения «советский», – сегодня Союз ветеранов носит причудливое название «Общество участников Второй мировой войны на стороне антигитлеровской коалиции, проживающих в Литве».

Мемориал Антакалнис (открыт в 1984 году) выполнен в лучших традициях советских военных памятников. Здесь присутствуют архитектурный монументализм, олицетворяющие мужество скульптуры, сакральный образ некрополя, переданный стилизованными воротами и широкими ступенями (мотив восхождения), по обе стороны – братские могилы в форме кургана. До 1993 года здесь был еще один элемент советских военных мемориалов – вечное пламя славы, зажженное от вечного огня мемориала жертвам революции на Марсовом поле в Ленинграде. Сегодня назвать антакалнисское пламя «вечным» можно лишь условно – подача газа прекращена в 1993 году. «Вечный огонь» зажигается лишь по особому разрешению властей на один день в году, на праздник Победы – и на деньги российского посольства.

Илл. 2. Памятник советским воинам на Антакалнисском кладбище.

Во многом именно из-за находящегося здесь захоронения советских воинов (в братских могилах покоится прах более трех тысяч солдат) памятник на кладбище Антакалнис – один из немногих сохранившихся сегодня памятников Великой Отечественной войне. В определенной степени связь с погибшими предопределяет и то, что Антакалнис продолжает жить в коммуникативной памяти военного поколения.

В сегодняшней Литве вряд ли можно где-то еще с той же отчетливостью увидеть сдвиги и перемены в иерархии слоев памяти, как на примере кладбища Антакалнис. В советское время в структуру ландшафта были внесены изменения, и главным памятником кладбища стал советский мемориал. После независимости Литвы главная ось парка снова поменялась, и главным памятником теперь является скульптура Пьеты – сцена оплакивания Христа девой Марией. Она была воздвигнута в 1990-е годы в память о 14 литовцах, погибших при защите вильнюсской телебашни от спецподразделений КГБ во время штурма 13 января 1991 года.

Илл. 3. Пьета – мемориал жертвам штурма вильнюсского телецентра 13 января 1991 года.

Памятники коммунизма

Негативные чувства к фигуре советского солдата до сих пор прослеживаются в акциях вандализма в отношении скульптурной группы советских воинов на Зеленом мосту в Вильнюсе. После войны этот мост был отстроен заново инженерным полком советской армии и украшен скульптурными группами, отражающими идеалы соцреализма. Здесь все представители нового советского общества: колхозники, студенты, фабричные рабочие, ученые, учителя, солдаты. В 1990-е городским властям часто приходилось очищать постамент с солдатами от надписей вроде «Оккупанты, прочь из Литвы» или «Иван – домой!». Неонацистские группы до сих пор оставляют здесь свастику или экстремистские лозунги, в основном в дни Независимости Литвы[29].

Между тем, советское наследие сохранилось лишь в монументализме сталинской архитектуры, среди памятников которой Дом ученых на набережной Нерис, здание Совета министров или кинотеатр «Пергале» («Победа»). Советская символика, присутствующая ранее в рельефной отделке зданий, полностью удалена. После сноса памятников в 1990-х советской скульптуры в городе практически не осталось – единственным исключением являются памятники литовским поэтам Жемайте, Саломее Нерис и Пятрасу Цвирке.

Одной из первых «жертв» политического иконоборчества стал памятник генералу Ивану Черняховскому, руководившему Третьим Белорусским фронтом и сыгравшему решающую роль в освобождении Вильнюса 13 июля 1944 года[30].

Советское прошлое Вильнюса перенесено далеко за его пределы – в Парк коммунизма «Грутас», представляющий собой смесь парка аттракционов и тюрьмы-паноптикума. Музей коммунизма под открытым небом был открыт в 2001 году на юге Литвы, около Друскининкай, по инициативе литовского предпринимателя Вилюмаса Малинаускаса. Старожилы Вильнюса, приезжая сюда, узнают памятники, когда-то служившие идеологическими доминантами городского пространства. Здесь, в лесопарке, собраны памятники вождям коммунизма: Ленину, Марксу, литовским революционным деятелям Капсукасу, Анагеретису, Снечкусу – а также военные памятники солдату-освободителю из Шауляя, партизанам, солдатам Шестнадцатой литовской дивизии. В отдельных стилизованных под избы-читальни домиках – материалы из упраздненных историко-краеведческих музеев и школьных библиотек.

Илл. 4. Вход в парк-музей под открытым небом «Грутас».

Музей коммунизма почти вызывает теплое чувство ностальгии – тому, кто учился в советской школе и смотрел советские фильмы, многое покажется здесь знакомым. Но лишь «почти» – материал подан в саркастическом тоне. Памятники коммунизму как будто сами «заключенные» лагерной зоны: территория парка обнесена колючей проволокой, периодически попадаются типичные гулаговские вышки, а при входе посетителей встречает вагон для скота, стилизованный под те, в которых ссылали в Сибирь. Однако «ГУЛАГ» при более близком рассмотрении оказывается очень похож на парк культуры и отдыха: в избе-читальне рассказываются советские анекдоты, с лагерных охранных вышек звучит жизнеутверждающая советская музыка, в вагоне продаются ностальгические сувениры с советской символикой. Здесь присутствует и гастрономическое погружение в советскую эпоху: в ресторане официанты, одетые в пионерскую форму, подают борщ, пельмени, шпроты, коктейли «Бычий глаз» и «Слеза комсомолки». Однозначно сказать, что такое «Грутас» – устрашение или насмешка над советским бытом, – сложно.

Несмотря на свою неоднозначность, «Грутас» – прежде всего коммерческий проект, рассчитанный на широкую публику. Правда, у посетителей из России посещение вызовет скорее негативные эмоции, так как может расцениваться как оскорбление и фальсификация «нашей истории».

Ленин в Вильнюсе

Знаменитостью парка «Грутас», безусловно, является памятник Ленину. Вильнюсский Ленин был выполнен советским скульптором Николаем Томским и воздвигнут в самом центре города, на площади Лукишки (бывшей площади Ленина, а еще раньше – площади Пилсудского), в западной части проспекта Гедимина.

Ирония местоположения памятника заключается в том, что Ленин типичным жестом «голосующего на обочине туриста» (Сергей Довлатов) указывал на главное здание КГБ Литвы, находящееся прямо на противоположной стороне площади...

Снос памятника в 1991 году стал актом символического прощания с советским режимом, а снимок демонтажа до сих пор является иконой триумфа борьбы за независимость.

Вскоре после «свержения» Ленина по инициативе Союза политзаключенных и ссыльных на площади был воздвигнут крест в память о партизанах Фронта литовских активистов, поднявших восстание против советской власти в нескольких районах Литвы 23 июня 1941, на следующий день после вторжения немецкой армии в Каунас. Крест стоит до сих пор, хотя сегодня это событие и «честная» память о поднявших восстание националистах, симпатизировавших рейху, считаются спорными. Центр площади пока пуст, хотя до экономического кризиса 2009 года шли дискуссии об установлении здесь памятника в честь литовской независимости и государственности. На данный момент в правой части площади находится могила неизвестного партизана, борца антисоветского сопротивления.

Городские места скорби. Живая память о сталинских репрессиях

На берегу реки Нерис, в парке Тускуленай, расположен Мавзолей антисоветских партизан и жертв сталинизма. Здесь, на месте бывшей дворянской усадьбы Валицкого, в 1994 году было обнаружено массовое захоронение 700 «лесных братьев» и противников советского режима, расстрелянных в подвалах спецтюрьмы НКВД (бывшее управление КГБ, сегодня Музей геноцида)[31]. Первоначально, как и на площади Лукишки, памятными знаками были поминальные кресты. В 2004 году здесь был создан мемориал-«колумбарий», по виду напоминающий мавзолей. Вход в него обрамлен гедиминовскими столбами с перекрестными горизонтальными балками, что одновременно напоминает кресты и тюремную решетку, отсылая посетителя к символике мученичества. На верху мавзолея в 2010 году была установлена металлическая конструкция, напоминающая терновый венец. Мавзолей выполняет мемориальную функцию: здесь располагаются урны с прахом расстрелянных.

Илл. 5. Мемориал Тускуленай.

Парк Тускуленай представляет собой одно из центральных мест памяти о жертвах коммунизма в Литве. При этом не принимается во внимание неоднозначность самой истории: среди жертв НКВД были и те, кто активно принимал участие в расстреле евреев[32]. Несмотря на спорность проекта, в официальной исторической политике парк Тускуленай является важным местом памяти о советском времени, обозначенным в перспективе жертвы и исторической травмы. В День траура и скорби (14 июня) и в День черной ленты (23 августа) в Тускуленае проходят официальные памятные акции с участием членов правительства. Это важное символическое место не только на уровне государственной исторической политики, но и на уровне индивидуальной памяти родственников жертв репрессий, приходящих сюда помянуть своих близких.

Музей жертв геноцида

Инициатором строительства пантеона Тускуленай был Центр по изучению геноцида и сопротивления, а в создании концепта участвовал Музей жертв геноцида. Это центральное место информации и памяти о политических репрессиях советского времени и их жертвах среди литовского народа. На официальном сайте музей характеризует себя как «символ 50-летней советской оккупации для всей литовской нации». В советское время здесь находились тюрьма НКВД–КГБ и ее главное управление, хотя история здания сложнее и многослойнее, чем кажется на первый взгляд при беглом посещении музея. На протяжении практически всей столетней истории существования здания здесь работали судебные и карательные органы. Во времена Российской империи тут был суд, в межвоенный период – польские судебные инстанции, во время немецкой оккупации – гестапо и тюрьма, где содержались участники подпольного сопротивления – русские, поляки, евреи, литовцы, белорусы. Таким образом, это историческое место неразрывно связано с судьбой многих жертв и многих палачей. Музей был основан в 1992 году по инициативе Союза политзаключенных и ссыльных после того, как органы советской секретной службы покинули Вильнюс. Литовским правительством было решено сохранить здание как символ советской репрессивной политики. Первоначально для посещения были открыты подвальные помещения, где содержались оставленные КГБ архивы и документы. Бывшие заключенные водили посетителей по помещению бывшей тюрьмы.

В первые годы своего существования музей был прежде всего индивидуальным местом памяти жертв и их близких. С того времени сохранился и небольшой памятный знак перед музеем – пирамидка из поименно подписанных камней, привезенных сюда людьми, чьи родственники пострадали или погибли в лагерях. Спонтанное общественное движение по увековечиванию памяти жертв советского режима было подхвачено и перенято Центром по изучению геноцида и сопротивления, расследующим преступления советского и нацистского режимов. Музей жертв геноцида перешел в компетенцию Центра в 1997 году.

Музей жертв геноцида – это музей-мемориал. Этим он похож на еврейский музей «Зеленый дом». Уже при беглом взгляде четко проявляется философия музея: на фасаде здания высечены имена жертв НКВД, убитых здесь в первые послевоенные годы. Рассказ ведется на основе личных историй и дополнен шокирующими деталями. При входе в музей посетителя встречают увеличенные фотографии бывших узников, представлены их личные вещи: фотографии из семейных альбомов, рукоделие и лагерная посуда из сибирской ссылки, молитвенники и детские игрушки, дорожные чемоданы и письма…

В подвале, где проводились расстрелы, под стеклом выставлены найденные при раскопках личные вещи жертв: часы, очки, остатки обуви, распятия. Все это придает музею ауру аутентичности, переводит память о погибших в сакральную плоскость[33]. Выставка личных вещей и праха в бывшей камере экзекуций – расстрелы проводились здесь до 1950 года – указывает на подлинность произошедшего[34]. Такая подача материала располагает к общенациональной идентификации сегодняшних литовцев с фигурой жертвы – национальная история рассказывается как история национального страдания и мученичества.

Илл. 6. Фасад Музея жертв геноцида с именами жертв «советской оккупации».

Музей является, бесспорно, самым популярным в городе: он обозначен на всех уличных указателях и занимает центральное место в путеводителях по городу[35]. Тем не менее, восприятие музея неоднозначно: посетители из Западной Европы и Америки критически рассматривают понятие геноцида применительно к сталинским репрессиям и негативно оценивают полное отсутствие в музее темы Холокоста и участия в нем литовских граждан[36].

Золотая эпоха Великого княжества Литовского и «Саюдис»

Однако городская топография состоит не только из мест траура и скорби, но и из памятных символов позитивной самоидентификации, отсылающих в далекое Средневековье. Понятно, что памятники жертвам коммунизма вызывают в литовском обществе больше эмоций, чем королевские и княжеские монументы. Последние стали появляться после обретения независимости, в частности, в честь королей Великого княжества Литовского Миндаугаса, Гедиминаса, князя Витовта. Очевидно, что официальная историческая политика признала важный положительный идентификационный потенциал княжества: когда литовские князья имели политический вес, Литва была независимым и территориально значительным государством, а ее рыцари одерживали победы над Московским княжеством. Государственная символика Литвы многое переняла из времен рыцарского Средневековья. Сегодняшний государственный герб с рыцарем Витисом (Витовтом) повторяет флаг литовских войск в победоносной битве против крестоносцев под Грюнвальдом.

К героическим для литовской национальной идентичности местам памяти можно отнести и памятники, тематизирующие борьбу за независимость в конце 1980-х годов. Это мемориальная доска на здании Центра движения за независимость «Саюдис» на проспекте Гедимина, баррикадные камни у парламента, напоминающие о противостоянии Вильнюса и Москвы в 1991 году, мемориал у телебашни.

Итак, главными векторами исторической политики Литвы, наряду с парадигмой травматической памяти о жертвах советской системы, проходит мотив сопротивления и борьбы против «чужой диктатуры». Как жертвы, так и сопротивление являются объектами сакрализации.

Заключение

Смена времен, власти и культурных доминант приводит к тому, что город, пытаясь изменить идентичность, распадается на коллекцию совершенно разных национальных нарративов и традиций памяти. Прочитывая городское пространство с перспективы мест памяти и городской исторической семиотики, можно не только создать точный протрет города, но и исследовать генезис культуры памяти в Европе.

Приведенные здесь lieux de mémoires имеют совершенно различную конституцию и форму. Иногда они существуют лишь в сознании, в дематериализованной форме воспоминаний свидетелей прошлого, без формального топографического адреса – например, как память ветеранов о войне в День Победы. Есть места памяти, которые хоть и сохранили монументальную форму, но потеряли былое церемониальное значение в официальной исторической политике: лишь неформальные сообщества воспоминания приходят сюда в определенные дни, выражая тем самым собственную, альтернативную память (Антакалнис). Есть новые места памяти, ставшие после обретения независимости центральными для государственной исторической политики (Музей жертв геноцида, Тускуленай), а есть и прошедшие трансформацию от сугубо национальных до международных (Понары).

Как отметил Томас Венцлова, перед независимой Литвой стоит задача создания новой идентичности Вильнюса, которая включала бы в себя все исторические и культурные слои города[37]. Ведь у каждого сообщества воспоминания – «свой» Вильнюс.

[1] В основе данной статьи лежат исследования, проведенные автором и студенческой исследовательской группой в 2009 году и изданные в сборнике: Schulze W.M., Götz I., Makhotina E. Vilnius. Geschichte und Gedächtnis einer Stadt zwischen den Kulturen. Frankfurt a. M.; New York, 2010. Отраженные в сборнике результаты дополнены собственными исследованиями автора, проведенными в 2010 году в Вильнюсе в рамках работы над диссертацией по теме «Вторая мировая война в музеях и мемориалах Литвы».

[2] Venclova T. Vilnius. Eine Stadt in Europa. Frankfurt a. M., 2006.

[3] Феномен «чуждости» в восприятии урбанистического пространства родного города описан на примере Вильнюса в: Briedis L. Vilnius. City of Strangers. Vilnius, 2008.

[4] Цит. по: Venclova T. The Best Way to Love Our Identity // Lituanus. 2006. Vol. 52. № 1.

[5] См.: Достоевская А.Г.Дневник 1867 года. М., 1993.

[6] См.: Wendland A.V. Lemberg und Wilan als multiple Erinnerungsorte // Aust M., Ruchniewicz K., Treobst S (Hg.). Verflochtene Erinnerungen. Polen und seine Nachbarn im 19. und 20. Jahrhundert. Köln, 2009. S. 31–61.

[7] Nora P. Between History and Memory: Les Leiux de memoires // Representations. 1989. Vol. 26. P. 7–24.

[8] Его тело похоронено в Вавельском пантеоне польских королей в Кракове.

[9] Lietuvos Vietine Rinktyne (Литовское местные отряды) – националистические формирования литовских добровольцев, созданные по приказу немецкого военного командования и возглавлявшиеся генералом Повиласом Плехавичюсом. Этим отрядам отводилась задача борьбы с большевиками и польской Армией Крайовой. Когда отряд Плехавичюса (около 30 тысяч человек) был сформирован, немцы лишили его суверенного командования, что вызвало протест у солдат подразделения. Многие за это были репрессированы, 86 солдат расстреляли в Понарском лесу в апреле 1944 года, многие были отправлены в концлагеря. Союз ветеранов LVR был создан в 1997 году. Сегодня эта ассоциация – активное сообщество воспоминания, инициирующее создание памятников в честь организации.

[10] Venclova T. The Way to Love Our Identity.

[11] Briedis L. Оp. сit. Р. 130.

[12] См.: Еврейская энциклопедия (www.eleven.co.il-article-13139). В Зале Памяти мемориала «Яд Вашем»Понары приведены как одно из десяти главных мест Холокоста (www1.yadvashem.org-yv-ru-holocaust-encyclopedia-42.asp).

[13] См.: Lipphardt A. Vilne. Die Juden aus Vilnius nach dem Holocaust; eine transnationale Beziehungsgeschichte. Paderborn, 2010. S. 256.

[14] См.: Цейтлин Е. Еврейский музей. Вильнюс, 1993. С. 11–18; Рольникайте М. И все это правда. СПб., 2002. С. 307–314.

[15] «Черная книга: о злодейском повсеместном убийстве евреев немецко-фашистскими захватчиками во временно оккупированных районах Советского Союза и в лагерях Польши во время войны 1941– 45 гг.» готовилась под редакцией Ильи Эренбурга и Василия Гроссмана. Набор «Черной книги» был рассыпан по приказанию властей в 1946 году, впервые книга была издана в 1980-м в Иерусалиме; с главой, посвященной Литве, – в Вильнюсе в 1993-м.

[16] Фаня Бронцовская и сегодня активно участвует в работе музея, возит группы к бывшим партизанским базам, проводит экскурсии, работает в центре исследований идиша при университете Вильнюса.

[17] Рольникайте часто называют литовской Анной Франк.

[18] Потребность выразить память о погибших родственниках выразилась и в активной работе по установлению памятников еврейским жертвам. Огромная работа была проделана Иосифом Левинсоном, собравшим материал и инициировавшим сооружение памятников по всей Литве и приведение в порядок еврейских кладбищ. Теперь на памятных камнях появились надписи на иврите и идише.

[19] Архив Национального музея Литвы. Фонд Музей революции. LNMA f. RM. Ap. 1. B. 991. L. 3.

[20] LNMA f. RM. Ap. 1. B. 675 Darbo ataskaita Paneriu muzijeius, 1979. Уже тогда в сообщениях руководителя филиала указывалось, что иностранные посетители удивляются отсутствию информации и находят мемориал «не соответствующим» истории места.

[21] В 1945 году на средства еврейской общины в Понарах был установлен памятник евреям с надписями на русском и на иврите «Евреям, погибшим от рук фашистско-немецких захватчиков, злейших врагов человечества». Еврейская символика на памятнике отсутствовала.

[22] Феномен перевода памяти об уничтожении евреев из национального в универсальный дискурс описан в: Levy D., Sznaider N. Erinnerung im globalen Zeitalter. Holocaust. Frankfurt a. M., 2001.

[23] Монумент 1974 года в Крижкалнисе «Советской армии – освободительнице», в честь Шестнадцатой литовской стрелковой дивизии, национального формирования литовцев в рядах советской армии. Сегодня монумент, изображающий литовскую женщину, приветствующую Советскую армию, находится в Парке скульптур коммунизма «Грутас».

[24] Пирчюпис – мемориал в память о жертвах сожженной в 1944 году литовской деревни Пирчюпис. В советское время – республиканский символ литовской трагедии, известный на общесоюзном уровне. Самый посещаемый мемориальный музей советской Литвы. Музей был закрыт в 2000 году, остатки выставки, представленные в местной библиотеке, окончательно ликвидированы в 2010-м.

[25] Роберту Музилю принадлежит высказывание «Нет ничего более невидимого, чем памятник».

[26] Leyzer R. (Ed.). Yerushalajim de Lita ilustrirt un dоkumentirt. New York, 1974.

[27]Lietuvos Aidas. 1995. 2 kovas; Lietuvos rytas.1995. 24 vasaris.

[28] Эхо Литвы. 1995. 9 мая. С. 3.

[29] В Литве два Дня Независимости: 16 февраля в память о получении независимости в 1918 году и 11 марта в память о восстановлении независимости (от СССР) в 1990 году.

[30] В советской Литве фигура Черняховского очень популяризировалась, у его памятника (здесь он и был захоронен) устраивали памятные церемонии и торжественные митинги. Первоначально освобожденному Вильнюсу хотели даже присвоить новое имя – Черняховск. После принятия Литвой независимости могила и прах Черняховского были востребованы дочерью генерала, а город Воронеж вывез из Вильнюса статую, воздвигнутую Николаем Томским – скульптором, работавшим над мемориалом Неизвестному солдату в Москве. Плиты с могилы Черняховского передать на сохранение не успели, и они оказалаись в парке коммунизма «Грутас».

[31] См.: Mark J. Containing Fascism: History in Post-Communist Baltic Occupation and Genocide Museums // Sarkisova O, Apor P (Eds.). Past for the Eyes: East European Representations of Communism in Cinema and Museums after 1989. Budapest; New York, 2008. Р. 335–369.

[32] При открытии мемориала в 2002 году представители еврейской общины отказались участвовать в церемонии, поскольку среди расстрелянных НКВД партизан были и литовские националисты.

[33] О музеях как о носителях культуры памяти см.: Assmann A. Geschichte im Gedächtnis. Von der individuellen Erfahrung zur öffentlichen Inszenierung. München, 2007. S. 149–162.

[34] О создании ауры аутентичности и свойстве экспонируемых предметов вызывать воспоминания см.: Korff G. Bildwelt Ausstellung. Die Darstellung von Geschichte im Museum // Borsdorf U., Grütter T. (Hg.). Orte der Erinnerung. Denkmal, Gedenkstätte, Museum. Frankfurt a. M., 1999. S. 330.

[35] Музей жертв геноцида занимает важное место в массовой работе и политическом образовании литовской молодежи: здесь разрабатываются образовательные программы, приходят организованными группами школьники, сюда водят иностранные делегации.

[36] В 2011 году было сделано некоторое изменение: в одной из подвальных камер была открыта небольшая выставка о действиях гестапо в период немецкой оккупации.

[37] Venclova T. Vilnius. City Guide. Vilnius, 2001. Р. 9.

Опубликовано в журнале:

«Неприкосновенный запас» 2013, №4(90)

Литва > Миграция, виза, туризм > magazines.gorky.media, 16 октября 2013 > № 948694 Екатерина Махотина

Мэр Варшавы остается на своем месте.

Стало известно, что референдум, с помощью которого планировалось снять с должности мэра Варшавы, признали недействительным. Все из-за низкой явки населения. Теперь Ханна Гронкевич-Вальц по-прежнему остается на своем рабочем месте. Измениться это может только после выборов, которые по плану должны произойти осенью следующего года.

О низком уровне явки на выборы сообщила местная избирательная комиссия. Также, они сообщили о том, что участие в референдуме приняли всего 25,66% жителей Варшавы, это всего лишь 3/5 от всех жителей. Поэтому мэр осталась на своем посту.

Несмотря на то, что инициатива снять мэра с поста имела место быть, Гронкевич-Вальц собирается выдвигать свою кандидатуру на следующих выборах.

«Этот референдум мне очень помог. Благодаря ему, у нас появился шанс отчитаться перед жителями Варшавы о тех переменах, которые мы ввели за последние семь лет. Однако, я также поняла, что варшавяне ждут не только больших инвестиций в инфраструктуру, но и диалога», — комментирует действующий мэр.

"Одесса-Броды" вскоре достроят до Польши.

Стало известно, что нефтепровод "Одесса-Броды" вскоре достроят до Польши. Еврокомиссия уже включила данный нефтепровод в список ключевых инфраструктурных проектов. На реализацию данного списка проектов, в котором 250 ключевых объектов, уже выделено около шести миллиардов евро.

Представители Еврокомиссии сообщают, что данный проект позволит интегрировать украинский трубопровод в нефтепроводную систему Польши. После этого можно будет начать полноценные поставки каспийской нефти в Европу. Этот нефтепровод будет протяженностью в 317 километров, и его мощность составит 30 миллионов тонн нефти в год.

По информации, поступившей из отраслевых СМИ Польши, сезон уборки местных слив в стране постепенно подходит к завершению.

Одновременно с этим прекращаются закупки фруктов перерабатывающими предприятиями и экспортерами, которые начали приобретать сырье для переработки и поставок на внешние рынки еще в сентябре.

По-прежнему активна обстановка на оптовых рынках, трейдеры которых констатируют достаточное количество фруктов и высокий уровень спроса на местную сливу.

В настоящее время оптовая стоимость продукции колеблется в диапазоне 0,35-0,83 евро за один килограмм, в зависимости от сорта плодов.

Если с 2009 года Швейцария соблюдала стандарты ОЭСР в области обмена информацией с определённой оговоркой (предоставление данных на основании обоснованных запросов компетентных органов других стран), то сегодня она, похоже, готова перейти к автоматическому обмену информацией. Об этом заявила министр финансов Швейцарии Эвелин Видмер-Шлумпф.

Сама Конвенция ОЭСР об оказании административной помощи по вопросам налогообложения за последние годы частично изменилась. Так, например, с 2011 года она позволяет присоединиться к системе международного обмена информаций также странам, не являющимся членами ОЭСР. В 28 из 56 подписавших Конвенцию государствах она уже вступила в силу.

До сих пор Швейцария преимущественно пользовалась схемой, по которой налоги за клиентов-нерезидентов перечислялись банками страны без раскрытия персональной информации о таких клиентах.

Стоит отметить, что Конвенция имеет обратную силу – запрос на предоставление информации может касаться периода до трех лет, предшествующих моменту начала ее действия.

С окончательными условиями, на которых будет одобрена Конвенция, парламент страны еще не определился. Так, например, подлежат рассмотрению вопросы об информировании вкладчика о подаче запроса в отношении него, о предоставлении административной помощи в расследовании дел, которые были открыты благодаря данным, украденным из банков Швейцарии.

После ратификации текста Конвенции парламентом решение о присоединении к ней может выть вынесено на всенародный референдум.

Кроме этого, министр финансов получила также «добро» от правительства страны на ведение переговоров с ЕС о налогообложении сберегательных вкладов иностранных резидентов в швейцарских банках. По действующему соглашению, доходы по вкладам облагаются 15%-ным налогом. Инициативы правительства направлены на внесение изменений, которые ограничат возможность уклонения от уплаты налогов с помощью создания трастов и других структур.

Израильский производитель беспилотных летательных аппаратов Aeronautics заключил контракт на долгосрочную техническую поддержку мини-беспилотников Orbiter для стран НАТО, сообщает flightglobal.com 14 октября.

В рамках контракта стоимостью 10 млн долл США, куда входит также поставка запасных частей, будет проведена модернизация БЛА в середине их жизненного цикла, состоящих на вооружении предположительно Польши и Нидерландов, использующих «Орбитеров» в Афганистане.

Ценовой листопад

Экспортеры плоского проката из стран СНГ вынуждены понижать котировки на свою продукцию

В конце первой декады октября российские и украинские производители плоского проката возобновили торги, предлагая покупателям в Турции, странах Европы и Ближнего Востока свою продукцию по ноябрьским контрактам. Как и ожидалось, первые результаты этих торгов оказались не слишком благоприятными для поставщиков. Под влиянием слабого спроса на плоский прокат и общих негативных тенденций на мировом рынке стали экспортеры были вынуждены понизить котировки на $10-20 за т по сравнению с предыдущим месяцем.

В наибольшей степени подешевели украинские горячекатаные рулоны, потерявшие до $20 за т из своей прежней стоимости. При поставках в Турцию цены опустились до $510 за т FOB и менее, а в Польшу эта продукция отправлялась примерно по $565 за т DAP против более $580 за т по октябрьским контрактам. В странах Персидского залива интерес к приобретению украинских горячекатаных рулонов пока что практически нулевой, а встречные предложения от покупателей поступают на уровне порядка $500 за т FOB, что не устраивает металлургов. В то же время, иранские и саудовские горячекатаные рулоны коммерческого качества котируются в ОАЭ на уровне $545-555 за т CFR, а индийские и китайские – $560-575 за т CFR.

Падение цен на украинский горячий прокат, безусловно, связано со слабостью ближневосточного и восточноевропейского рынков. Турецкая экономика несет все больший ущерб из-за продолжительной депрессии в странах Евросоюза, являющихся основными покупателями турецкой экспортной промышленной продукции. Более-менее устойчиво чувствует себя только трубопрокатная отрасль. За первые восемь месяцев текущего года турецкие компании экспортировали около 1,4 млн. т стальных труб, превысив показатели аналогичного периода годичной давности на 4,6% и практически сохранив свои доходы несмотря на понижение котировок. Именно турецкие трубники являются в последнее время крупнейшими покупателями украинских горячекатаных рулонов.

За пределами трубопрокатной отрасли спрос на плоский прокат в Турции остается ограниченным. В связи с этим внутренние цены на горячекатаные рулоны от местных производителей к середине октября опустились до $570-580 за т EXW. Спад за последний месяц составил около $20 за т. При этом, за исключением украинцев, серьезных конкурентов у турецких металлургов в настоящее время нет. Европейский прокат неконкурентоспособен на местном рынке из-за высокого курса евро, а предложения со стороны российских компаний на уровне $535-545 за т FOB плюс плюс доставка плюс 5-9%-ная пошлина выглядят, по мнению покупателей, завышенными.

В целом котировки на российские горячекатаные рулоны варьируют между $530 и $545 за т FOB либо $585-595 за т DAP при поставках в Польшу. Спрос на эту продукцию на основных рынках достаточно ограниченный. Причем, в Восточной Европе российским металлургам приходится конкурировать не только с украинскими и местными производителями, но и с некоторыми западноевропейскими компаниями, заинтересовавшимися в последнее время более стабильным восточноевропейским рынком.

Другие виды плоского проката в текущем месяце тоже подешевели, но в меньшей степени, чем горячекатаные рулоны. В частности, холодный прокат украинского и российского производства предлагается в Турцию по $600-610 за т FOB против $600-620 за т FOB в конце сентября. Толстолистовая сталь украинского производства продается в Турцию и страны Ближнего Востока по $520-535 за т FOB.

Сейчас в мусульманских странах началась праздничная неделя, так что региональный рынок берет паузу. Но и после возобновления поставок металлурги из СНГ вряд ли смогут рассчитывать на увеличение стоимости своей продукции.

Виктор Тарнавский

По последним данным отраслевых специалистов польского рынка, в стране начали снижаться цены на цветную капусту местного и иностранного производства.

В настоящее время закупочная стоимость овощей этого вида составляет 0,37-0,45 евро за одну штуку.

Оптовые цены на большие объемы цветной капусты держатся на уровне 0,6-0,7 евро за штуку, при небольших объемах продаж – примерно 0,98 евро.

В качестве причины данной тенденции поставщики овощей называют хорошие погодные условия в стране, давшие возможность избежать дефицита продукции на рынке, а также увеличившиеся объемы поставок голландских овощей.

Президент Чехии Милош Земан не исключает, что Украина может пополнить состав «Вышеградской четверки». Сейчас в это объединение входит четыре центральноевропейских государства: Чехия, Польша, Венгрия и Словакия.

В интервью «Радио Свобода» Милош Земан отметил, что при расширении состава группы, прежде всего, в неё должна войти Словения.

«Расширение «Вышеградской группы» должно происходить отдельными этапами. Я сам отстаиваю мнение, что первой на повестке должна стать Словения. Я бы также поддержал усиленное сотрудничество с Австрией, это называется «Вышеград плюс». И не вижу причин, почему бы далее, уже в рамках «Вышеграда плюс», следующей не могла бы быть Украина», — сказал Земан. По его словам, речь идет о долгосрочной перспективе.

Неконтактный

Павел Дуров: от продвинутой социальной сети до сварливого сетевого социума

Павел Дуров — воплощение грез российского сетевого хомячка. Это ж надо — получить унылое филологическое образование и заработать бешеные деньги совсем в иной области человеческого знания! Столь же, впрочем, виртуальной, как и «книжки про книжки». Тут — буковки на бумаге, там — цифирьки на мониторе, а все одно: ни на зуб попробовать, ни в карман положить. Айфонов не изобретал, нефтью не торговал, под проценты капиталы не ссужал, не сеял и не пахал даже. А вот поди ж ты — миллиардер, пусть и рублевый!

Важнее, однако, другое. А именно то, что потомственный филолог с красным дипломом (корочки, говорят, до сих пор пылятся в Санкт-Петербургском университете — на церемонию вручения выпускник не явился) Павел Дуров совершил в бизнесе маленькую революцию. Ибо товар, предлагаемый социальной сетью «ВКонтакте», не вписывается в традиционные менеджерские или дистрибьюторские схемы. Как говорят в окружении миллиардера Усманова, ключевого акционера «ВКонтакте», «лучше, чем Павел, это дело не знает никто». Мол, потому и пакет Алишера Бурхановича был передан Дурову в управление — «чтобы у него была свобода рук».

Та самая свобода, которая стала предметом самого громкого скандала в отечественном интернет-бизнесе.

В конфликте

В социальной сети заварилась шумная коммунальная ссора. Миноритарии, прикупившие, по уверениям знатоков, за миллиард с лишним долларов акций «ВКонтакте», пеняют Дурову на якобы имеющий место конфликт интересов. Дескать, продвигает свой собственный проект за счет существующей социальной сети. И намекнули, что «ВКонтакте» в скором времени может остаться без своего 29-летнего отца-основателя. Павел Дуров, в кармане которого имеется самый лобовой из ответов на любые претензии (собственное фото с вытянутым средним пальцем), на этот раз прибег к еще более простому решению. Он дал злое интервью деловой прессе, где пожаловался на обладателей 48 процентов акций «ВК»: «Если бы я не знал, что они финансисты, я бы предположил, что имею дело с сотрудниками ФСБ».

У самого Дурова, на минуточку, — 12 процентов и еще 40 процентов от Алишера Усманова. Итого 52. А ну-ка отними!

...История нашего героя вполне потянет на бестселлер вроде «Социальной сети» про Марка Цукерберга и его Facebook. Тут и дружба с сыном известного питерского бизнесмена Михаила Мирилашвили, и идея виртуальной сети для студенчества, и превращение элитного интернет-клуба в нынешний простонародный «ВКонтакте», и предательство, когда двое соратников продали акции за спиной Дурова, и его взлет до планки почти в 8 миллиардов рублей (данные двухлетней давности). Чуть не забыл: историей Павла Дурова заинтересовался известный кинопродюсер Александр Роднянский, к вящему неудовольствию главного героя.

Кстати, если говорить о киногероях, то вечно одетый в черное Дуров походит то ли на Нео из «Матрицы» (минус черные очки), то ли на хай-тековских злодеев из бондианы. Сын профессора (Валерий Дуров уже два десятка лет возглавляет кафедру классической филологии в Санкт-Петербургском университете), младший брат математика-вундеркинда (Николай Дуров рулит программистами «ВКонтакте»), Павел воплощал бы классический тип ботаника, если бы к успехам в учебе добавлялись соответствующие оценки за поведение. Последнее, однако, оставляло желать, как это часто бывает у юных гениев.

«Вы плохо преподаете», — мог ляпнуть школьник Павел Дуров молоденькой учительнице английского. Наверное, не без оснований, учитывая его нынешний багаж в четыре выученных языка плюс латынь. И все же… Он же предлагал преподавателю литературы исключить из школьной программы «Обломова» как произведение, поэтизирующее лень. Вывешивал одновременно на всех школьных компьютерах фото учителя информатики с текстом Must Die — это едва ли не дебют Дурова как программиста.

В Сети такое поведение называют троллингом, а в среде фанатов Павла — честностью и независимостью суждений. На любую тему и с любой позиции. Соученики по филфаку вспоминают, что одним из его любимых занятий вне Сети было участие в посиделках дискуссионного клуба, где ту или иную идею надо было защищать не по внутренним убеждениям, а по жребию. От либеральных до фашистских позиций. Говорят, Дуров чувствовал себя уверенно в любой предложенной парадигме. Как и на военной кафедре, где получил специальность «Пропаганда и психологическая война».

В образе

Сетевой предприниматель Анатолий Давыдчик вынес из общения с нашим героем несколько жизненных правил. И судя по тому, что постинг Давыдчика опубликовал на своей странице сам Дуров, правила эти вроде как подлинные. Итак. «Из всех языков, на которые было потрачено время, окупилось только то, которое было инвестировано в английский. Стоит фокусироваться на нем», — советует создатель «ВКонтакте». «Никогда не смотреть телевизор. Не читать массовые новости. Фильтровать ленты социальных сетей до сферы своих интересов… Меньше времени тратить на женщин и людей глупее себя... Иметь ценности более высокого порядка, чем деньги». Что из этих правил на самом деле настоящее, а что добавлено эпатажа ради, точно не может сказать никто.

«Труднее всего с правдой в такие времена, когда все может быть правдой», — Станислав Ежи Лец вряд ли имел в виду сетевую реальность, но к ней наблюдение мудрого поляка подходит как нельзя лучше.

Один из любимых сетевых образов Дурова — конспиролог, вещающий под девизом «Власти что-то скрывают». То ли он действительно антиглобалист, то ли просто примерил модный в интернетах образ — неизвестно, да и по большому счету не важно.

Не менее эффектно удается Дурову то, что юное поколение называет «включить психа». Николай Кононов, автор биографической книги «Код Дурова», начинает свое повествование со сцены, где наш герой ведет переговоры со швейцарским партнером. Речь — о проценте с выручки за товары, продаваемые с помощью сервиса «ВКонтакте».

«— Уважая цели вашей компании, я готов на пять процентов по мягким игрушкам...

Переговорщик вернулся к столу, откинулся, развел руками:

— Мы настаиваем — десять процентов.

— Понимаю, — твердо сказал менеджер. — Но такая комиссия для нас неприемлема.

— Тогда 20 процентов! — неожиданно заорал тип в бейсболке. — Двадцать процентов! Или мы подписываем контракт немедленно, или мы не работаем с вашей компанией!»

К многоликости Павла Дурова тем, кто в курсе перипетий его трудового пути, не привыкать. Еще десять лет назад он начал раскручивать первые свои проекты в Санкт-Петербургском университете. Создав сайт рефератов и общеуниверситетский форум, Дуров якобы от имени многочисленных пользователей вел в Сети дискуссии сам с собой. По самым горячим темам, способным зажечь аудиторию: от либерализма до… ну, вы помните. Аудитория натурально «жгла», заселяя пустовавшие сетевые ресурсы. Что и нужно было их архитектору. Видимо, навык не только сохранился, но и перешел на новый уровень, охватывающий многие десятки миллионов пользователей.

В контенте

«Добро пожаловать в закрытый справочник студентов и выпускников элитных вузов России. Этот сайт создан для того, чтобы друзья и однокурсники всегда оставались в контакте». За семь лет, прошедших с появления данной записи на сайте vkontakte.ru, к элите присоединилось более двухсот двадцати миллионов страниц-аккаунтов! Их владельцы зачастую не имеют не только вузовского диплома, но и представлений о грамматике русского языка. Понятно, что часть страниц — спящие, когда люди регистрируют аккаунт, но потом годами не заходят. Есть странички фальшивые, предлагающие войти в контакт с селебрити. Есть и откровенные фейки: одних аккаунтов Фредди Крюгера можно было насчитать несколько десятков. Но есть и вполне железная цифирь: 50 миллионов заходов в день. Об этом Дуров отрапортовал на своей странице «ВКонтакте» месяц назад.

Самое простое объяснение дуровского успеха — определенная схожесть с Facebook. Не зря же некоторые называют «ВК» успешным клоном этой соцсети. Сам «русский Цукерберг», кстати, вполне мило общавшийся с создателем Facebook, все эти наезды парирует фразочками типа «это они копируют нас», срывая лайки сетевой публики. Хотя секрет дуровского триумфа зарыт куда глубже: нашему герою удалось воплотить в жизнь крылатую медведевскую максиму: «Свобода лучше, чем несвобода». Причем в том смысле, в котором ее понимает большинство граждан России. А именно: безразмерный альбом для фотографий и неограниченную возможность смотреть любое кино и слушать любую музыку. И это не считая клубнички — если вдруг кому приспичит. Что касается соблюдения копирайта, то на эту тему мы лучше промолчим, поскольку собственники контента молчать не стали. С некоторыми из них «ВКонтакте» впоследствии заключил соглашения: в основном с производителями популярных отечественных сериалов. По поводу же всего остального, пока не приняли закон о пиратстве, позиция Дурова была железобетонной: любое удаление контента из сети — только по приговору суда, за содержание личных страниц пользователей сеть ответственности не несет.

Громкий иск некой звукозаписывающей фирмы против пользователя «ВКонтакте», разместившего на страничке пару десятков песен, окончился ничем. А вот с певцом Сергеем Лазаревым, возмутившимся фактом свободного появления своих композиций на страницах ресурса, обошлись не по-детски. Лазаревские треки «дуровцы» удалили, не дожидаясь суда, сопроводив сие ремаркой: «Изъято из публичного доступа по причине отсутствия культурной ценности».

Кстати, невзирая на закручивание гаек, на страницах «ВКонтакте» до сих пор можно найти многое и многих, причем без особых ухищрений. А прикрученные ко всему этому механизму сетевые игры, интернет-магазины, рекламные баннеры плюс быстрая связь продолжают приносить прибыль. Вот вам рецепт успеха! Записали?..

В процессе

«Факт, который правительства мира стараются не афишировать, состоит в том, что никотин и алкоголь являются одними из наиболее опасных наркотиков, изобретенных человечеством», — утверждает наш герой на своей страничке. По примеру скандинавских капиталистов Дуров декларирует умеренное потребление. Причем подчеркнуто умеренное!

Своей квартиры, как уверяет «ВКонтакте», Павел не имеет. В Питере снимает жилье рядом с офисом, расположившимся в знаменитом доме Зингера, что на Невском. Про то, что у Дурова нет собственной машины, страна узнала несколько месяцев назад, когда в центре Санкт-Петербурга офисный «мерс», которым управлял водитель, похожий на Павла Дурова, наехал (в буквальном смысле) на сотрудника дорожной полиции. Травм и ранений, к счастью, не случилось, но дело то закрывается, то возбуждается. Последний раз его закрыли на минувшей неделе.

Отношение нашего героя к презренному металлу особо активно обсуждалось публикой в мае минувшего года, когда, распахнув окна на верхнем этаже дома Зингера, Дуров скормил собравшейся толпе несколько пятитысячных купюр, привязанных к бумажным самолетикам. На этот раз без царапин и ссадин среди соискателей свалившегося с небес богатства не обошлось. Дурова заклеймили устами Владимира Соловьева (телеведущего). Он же оправдывался тем, что хотел подарить согражданам хорошее настроение. И — от себя добавим — обеспечить достаточное количество упоминаний о себе любимом в СМИ, что стоит куда больше, чем жменька пущенных на ветер купюр.

В январе прошлого года Дуров пожелал перечислить миллион долларов вечно загибающейся «Википедии» — самодеятельной сетевой энциклопедии, столь же популярной в виртуале, сколь и хронически дотационной в реале. Деньги у мецената, который в глазах чистенькой европейской публики являлся не то флибустьером, не то порнодельцом, «википеды» взяли не сразу. А когда приняли, то присовокупили иезуитскую ремарку: «Мы очень ценим щедрое предложение господина Дурова и благодарим за проявленное понимание по отношению к процедуре рассмотрения гранта».

Обидой наш герой публику не удостоил. Ему, похоже, действительно все по фигу. Это касается и нынешнего конфликта с миноритариями. Дуров, как уверяют, все свободное время посвящает своему фонду Digital Fortress, под эгидой которого идет разработка новой коммуникационной системы Telegram. То есть от акционеров он, скорее всего, отобьется — как отбивался от всех неприятностей раньше. Практика, однако, показывает, что любой прорывной идее, одну из которых и родил Павел Дуров, отпущено жизни лет пятнадцать. Сети «ВКонтакте» уже семь лет. Так что недалек тот день, когда новое племя младое, незнакомое начнет вытаптывать виртуальный огород нашего гения. Что тогда? А тут и к гадалке не ходи: Дуров просто перейдет на соседнюю делянку, еще никем не паханную. И наверняка там тоже что-то заколосится. В конце концов, правила жизни от Павла Дурова заканчиваются таким текстом: «Помнить: все, что ни делается, к лучшему...»

Юрий Васильев

Россия > СМИ, ИТ > itogi.ru, 14 октября 2013 > № 942726 Павел Дуров

Минный тральщик ВМС Эстонии "Адмирал Коуэн" (Admiral Cowan), прибывший в минувший четверг в Санкт-Петербург с неофициальным визитом в составе противоминной эскадры НАТО, посетили за выходные дни около 13 тысяч человек, сообщил в понедельник Главный штаб Сил обороны Эстонии.

Это первый случай в истории, когда эстонское военное судно пришвартовалось в российском порту. "В России нам оказали очень дружественный и позитивный прием", - сказал командир Admiral Cowan старший лейтенант Танель Леэтна, добавив, что кроме тысяч горожан судно также посетили и высокие офицерские чины ВМС России.

Шесть боевых кораблей постоянной минно-тральной группы НАТО находились в Петербурге с неофициальным визитом с четверга по понедельник. В составе эскадры, кроме эстонского судна - польский флагман Czernicki, минные тральщики Narcis (Бельгия), Makkum (Нидерланды), Rauma (Норвегия) и Dillingen (Германия). Эскадра покинула Петербург вместе с двумя российскими фрегатами, с которыми проведет учения на море. Следующая остановка эскадры - 17 октября в Хельсинки. Николай Адашкевич.

Мировой рынок стали: 3-10 октября 2013 г.

Ситуация на мировом рынке проясняется. Спрос на сталепродукцию так и не восстановился после лета, а вот объем предложения в настоящее время имеет избыточный характер. Вследствие этого меткомпаниям приходится продолжать политику уступок. Недельная пауза, вызванная праздниками в Китае, завершилось, но возвращение на рынок не принесло местным компаниям ничего нового. Повышения цен на китайский прокат не произошло, а вот новое понижение выглядит весьма вероятным.

Полуфабрикаты

Производителям заготовок в странах СНГ в начале октября удалось добиться прогресса. Если октябрьская продукция распродана по $490-495/т FOB, то ноябрьская идет уже по $495/т и выше. Правда, основной объем продаж приходится на Турцию, где мини-заводы используют полуфабрикаты вместо подорожавшего лома. Спрос со стороны других крупных покупателей украинских и российских заготовок ограничен, хотя в конце первой декады октября сообщалось, что интерес к приобретению этой продукции проявляют некоторые компании из Саудовской Аравии и ОАЭ.

Правда, дальнейшие перспективы роста выглядят сомнительными. Подорожание лома объясняется тем, что турецкие компании проводят закупки сырья на текущий месяц. Во второй половине октября спрос на этот материал должен упасть, а вместе с ним пойдут вниз и цены. Кроме того, не преодолен спад на региональном рынке длинномерного проката. Многие прокатчики ожидают дальнейшего понижения котировок на полуфабрикаты. В частности, турецкие металлурги сообщают о получении заказов от клиентов в Египте и Тунисе по ценам $500-505/т FOB, хотя сейчас данная продукция предлагается не менее чем по $510-520/т.

В странах ЮВА заготовки немного подорожали в начале октября вместе с ломом. В частности, таиландские и филиппинские прокатчики начали соглашаться на приобретение корейских полуфабрикатов по $530-535/т CFR, тогда как ранее рубеж $530/т считался предельно допустимым. Российская продукция также прибавила до $5 за т, превысив $515/т.

Однако эти достижения могут быстро сойти на нет после возвращения на рынок китайцев. Они, как и в конце сентября, предлагают заготовки по $510-515/т CFR. Предпринимаемые ими попытки повышения котировок на длинномерную продукцию пока безуспешны.

На рынке слябов снова сложная ситуация вследствие снижения стоимости г/к рулонов. Вследствие этого предложения, озвученные поставщиками полуфабрикатов в сентябре, не вызывают интереса у большинства потребителей. Российская и украинская продукция на Черном море снижается до $480-490/т FOB, а на Дальнем Востоке тайванские компании готовы платить за слябы не более $470-480/т CFR, но так низко сейчас не готов опуститься ни один поставщик.

Конструкционная сталь

Общая ситуация на ближневосточном рынке длинномерного проката остается нестабильной. Дистрибуторы и конечные потребители проводят политику «точечных» приобретений, при этом, реальный спрос на конструкционную сталь ограничен из-за стагнации в строительной отрасли практически всех стран региона.

Тем не менее, турецкие компании, распродав октябрьскую продукцию, сделали новую попытку повышения. Стоимость арматуры при экспорте поднялась до $570-580/т FOB по сравнению с $570/т в начале текущего месяца. На внутреннем рынке производители стараются поддерживать цены на одном уровне в долларовом эквиваленте, производя коррекции в соответствии с колебаниями местной валюты.

Приподнялись и цены на длинномерный прокат производства СНГ. Экспортные котировки на ноябрьскую арматуру достигли $550-580/т FOB, а катанка предлагается по $555-585/т. Правда, в последнее время сообщалось о сделках вблизи нижней границы этих интервалов. Иракские компании пока ведут переговоры с украинскими поставщиками, а со стороны африканских стран спрос практически отсутствует.

Некоторые покупатели ожидают возвращения на рынок китайских металлургов, которые в конце сентября продавали арматуру и катанку по $545-565/т CFR. По предварительным данным, после праздников котировки на китайский длинномерный прокат не изменились. Более того, понижение выглядит более вероятным, чем рост.

На европейском рынке спрос на конструкционную сталь продолжает сокращаться. Исключений из этого правила мало; прежде всего, это Германия и Польша, где внутренние цены на арматуру по-прежнему могут достигать 500-520 евро/т CPT. Однако в большинстве других стран региона металлурги вынуждены идти на уступки. С начала октября длинномерный прокат в странах юга Европы подешевел на 5-10 евро за т. Кроме того, до 445-450 евро/т FOB понизились экспортные котировки на арматуру. Алжирские потребители за последний месяц закупили большие объемы продукции и без особой охоты заключают новые сделки, а завышенный курс евро тянет цены вниз.

Листовая сталь

Если китайские компании и рассчитывали на повышение котировок на плоский прокат после завершения праздников, их расчеты оказались ошибочными. Спрос на их продукцию остается относительно низким как внутри страны, так и за рубежом, а цены стагнируют или даже немного понизились. В частности, толстолистовая сталь в первые дни после возобновления торгов потеряла порядка $5/т и котируется на внешнем рынке на уровне $515-525/т FOB. При этом, новые данные о замедлении темпов роста китайской экономики никак не способствуют появлению оптимистичных настроений у участников рынка.

Большинство потребителей в странах Юго-Восточной Азии по этой причине откладывают заключение сделок, требуя от поставщиков предоставления более значительных дисконтов. Меткомпании из Тайваня, Кореи и Японии уже понизили котировки на горячий прокат до $550-570/т FOB, по покупатели ориентируются на стоимость аналогичной индийской продукции, которая, как правило, не превышает $550-560/т CFR.

В странах Персидского залива индийский горячий прокат предлагается по $560-570/т CFR, но без особого интереса со стороны покупателей. Цены определенно идут вниз, поэтому потребители перешли в режим ожидания: каждая неделя отсрочки обещает им сокращение затрат. Такую же политику проводят и турецкие покупатели. Местные металлурги сбавили котировки на г/к рулоны до $575-580/т EXW, но встречные предложения уже поступают из расчета $570/т и менее.

Соответственно, идут на уступки и поставщики плоского проката из СНГ. Украинские г/к рулоны котируются в Турции на уровне $520-525/т FOB, кстати, на одной отметке с толстолистовой сталью, а российская продукция не превышает $540-545/т CFR. Пришлось производителям сбавить цены и при поставках в страны Восточной Европы. Из-за недостаточного спроса и негативных тенденций на местных рынках украинским металлургам пришлось уменьшить стоимость г/к рулонов до около $565-570/т DAP против более $580/т DAP в конце сентября.

На европейском рынке плоского проката действительно виден спад. Дистрибуторы, завершив восстановление складских запасов, резко снизили активность, а реальное потребление метпродукции осталось минимальным. Кроме того, повышение курса евро к доллару привело к появлению на местном рынке дешевого импорта. Российские и китайские компании готовы продавать г/к рулоны в Италию и страны Западной Европы по 415-425 евро/т CFR, а индийская и турецкая продукция находится в интервале 440-450 евро/т. В самой Европе внутренние цены постепенно консолидируются в интервале 440-460 евро/т EXW, хотя некоторые компании в Германии и странах Центральной Европы все еще выставляют предложения на уровне 470 евро/т EXW.

Специальные сорта стали

Никель продолжает дешеветь на LME, и это оказывает все большее давление на рынок нержавеющей стали. Большинство производителей этой продукции в Европе и Восточной Азии сбавили котировки в начале октября, а теперь все более вероятным выглядит необходимость нового понижения при заключении контрактов на ноябрь. По крайней мере, европейские металлурги уже сейчас заявляют о том, что им придется уменьшить в следующем месяце доплату за содержание легирующих элементов и, возможно, базовые цены на нержавеющую продукцию.

Тем временем, по данным International Stainless Steel Forum, мировое производство нержавеющей стали в первом полугодии 2013 г. составило 18,6 млн. т, на 4,6% больше, чем в тот же период год назад. Правда, рост был достигнут исключительно благодаря расширению объемов выплавки в Китае, Индии и России, причем, Китай – на 15,1%, до 8,8 млн. т. Все остальные страны сократили выпуск по сравнению с прошлым годом.

Металлолом

Турецкие компании продолжают пополнять запасы на ближайший месяц, и стоимость лома продолжает идти вверх. В последние дни ряд удачных сделок удалось провести европейским трейдерам, компенсировавшим подорожание евро заметным повышением долларовых цен. Стоимость материала HMS № 1&2 (80:20) за считанные дни подскочила на $5-8/т и достигла $370/т CFR и более. Американские компании выставляют для Турции цены порядка $370-375/т CFR, но турецкие металлурги предпочитают подписывать контракты с европейцами.

Российские трейдеры также подняли котировки на свой материал 3А, как минимум, на $5 за т, доведя их до $360-365/т CFR. Украинский лом в начале октября приобретался примерно по $345-350/т CFR, но теперь его стоимость тоже должна немного прибавить. Впрочем, уже во второй половине октября спрос на лом в Турции должен пойти вниз.

В Восточной Азии цены на лом также возросли. Этому способствовало, прежде всего, укрепление иены относительно доллара, приведшее к подъему котировок на японский материал Н2 до $345-350/т FOB. В этой ситуации металлурги предпочитают приобретать американский лом HMS № 1&2 (80:20), который поставляется по $350-355/т CFR.

Виктор Тарнавский

Нисходящая линия

Цены на прокат в Европе пошли вниз после сентябрьского повышения

Восстановление европейского рынка стали, давшее местным металлургическим компаниям возможность поднять котировки на свою продукцию на 20-30 евро за т, оказалось непродолжительным. Уже во второй половине сентября покупательская активность практически сошла на нет, а в октябре производителям пришлось переходить к понижениям цен при заключении ноябрьских контрактов. При этом, по мнению многих участников рынка, стоимость стальной продукции в странах Евросоюза теперь будет опускаться, как минимум, до конца текущего года.

Впрочем, такое развитие событий было предсказуемым. Увеличение спроса в сентябре происходило, главным образом, за счет дистрибуторов, пополнявших запасы после лета. Ближе концу прошлого месяца они сократили закупки, приведя их в соответствие с реальным спросом, который так и остался весьма низким.

Несмотря на оптимистичные заявления руководства Европейского центрального банка о достигнутом прогрессе в экономике региона, на самом деле положение в реальном секторе большинства стран ЕС по-прежнему выглядит неутешительно. Правительства продолжают губительную для экономики и потребительского рынка политику жесткой экономии и не собираются от нее отказываться. Относительное благополучие наблюдается только в Германии и других странах Центральной Европы, тесно интегрированных с ней экономически.

Однако, тем не менее, даже в Германии потребление стали в текущем году, по оценкам национальной металлургической ассоциации, сократится на 1,6% по сравнению с прошлым годом. На 2014 год, правда, предсказывается 3%-ный рост, но подобные оптимистичные прогнозы для европейского рынка стали слишком часто оказывались ошибочными в последнее время, чтобы им можно было доверять.

В начале октября в Германии немного подешевел металлолом, а вместе с ними сдвинулись вниз и цены на длинномерный прокат. Местные компании по-прежнему предлагают арматуру по 500-515 евро за т CPT, но германский рынок привлекает поставщиков из других стран, вплоть до Турции, а их продукция стоит не более 500 евро за т CPT. Примерно на таком же уровне арматура котируется и в Польше, строительная отрасль которой также значительно отличается от соседей в лучшую сторону.

На юге Европы длинномерный прокат дешевеет, потеряв с начала октября до 10 евро за т. Помимо слабого внутреннего спроса, негативное влияние на рынок оказывает неблагоприятная внешняя конъюнктура. Алжирские компании, закупив значительные объемы арматуры в сентябре, резко сбавили активность. Кроме того, поставки увеличивают местные производители – прежде всего, Arcelor Mittal Annaba и Toscelik. В начале октября стоимость испанской и итальянской арматуры упала до 440-450 евро за т FOB, а покупатели настаивают на дальнейшем удешевлении, чтобы нивелировать влияние «дорогого» евро.

На рынке плоского проката цены ведут себя более однообразно, снижаясь по всему региону. Котировки на горячий прокат в Италии и Восточной Европе снижаются до уровня 440-460 евро за т EXW, и только в Германии местные производители выставляют цены порядка 470 евро за т EXW. Впрочем, при заключении контрактов металлурги предоставляют все более весомые скидки. Как ожидается, в ноябре продавцы окончательно признают удешевление своей продукции, официально сбавив цены, как минимум, на 20 евро за т по сравнению с нынешним уровнем.

Высокий курс евро привлекает в Европу поставщиков из других регионов. Причем, они имеют возможность предлагать свою продукцию по весьма конкурентоспособным ценам. В частности, украинские горячекатаные рулоны поступают в Польшу примерно по 415 евро за т DAP, а китайская, российская и индийская продукция котируется в Южной Европе по 420-435 евро за т CFR. Только турецкие компании пока что предлагают горячий прокат в страны ЕС не менее, чем по 445 евро за т CFR.

Каких-либо изменений к лучшему европейские металлурги в обозримом будущем не ожидают. Некоторые компании, безусловно, будут пытаться удержать цены от нового спада, но вряд ли им это удастся.

Виктор Тарнавский

Польские бизнесмены заинтересовались переработкой томских дикоросов.

В этом месяце томские предприниматели провели презентацию перед представителями делегации Польши, в которую, кроме бизнесменов, входил и Чрезвычайный и Полномочный Посол Республики Польши в РФ Войцех Зайончковски.

Представители компании «Сава» презентовали иностранным гостям уникальные кедровое молочко и биоэнергетики, а сотрудники «Томской продовольственной компании» провели демонстрацию возможностей региона в сфере переработки.

- У нас есть уже договор о сотрудничестве в Центральной части России. А теперь мы имеем серьезное намерение заключить договор с одной из компаний за Уралом. Мы провели предварительную «разведку», и нам показалось, что Томская область самая подходящая. В Польше есть конкретная компания, которая уже заинтересована в сотрудничестве с Томском. Она занимается переработкой дикоросов, но проблема в том, что не хватает сырья. Представьте, небольшая по территории Польша (примерно схожа по площади с Томской областью) и население в 38 миллионов человек,- рассказал Бартломей Островски, Директор отдела международного сотрудничества Нижнесилезского воеводства.

Напомним, что Томская область является крупнейшим по производству и переработке дикоросов регионом России. В промышленных масштабах производятся замороженные, сушеные, соленые и маринованные грибы, различные ягоды, кедровые орехи и другое. В текущем году в регионе было собрано 136,6 тонн грибов и 210,9 тонн ягод.

Калининградцы начали субботники по спасению каштанов

Не первый год в городе погибают каштаны, потерявшие листву еще в июле. Немногие из этих деревьев очнутся весной. Неужели Калининград может в конечном итоге остаться без каштанов, которые так украшают наш город?

В воскресенье, 13 октября, состоялся общегородской субботник по спасению каштанов, организованный КРОО "Экозащита! - Женсовет" (проект "Мое знакомое дерево"), культурным центром "Новый Акрополь" и инициативной группой граждан. Каштаны гибнут из-за гусениц крошечной моли-минера. Это зловредное насекомое обитает в Македонии, но в связи с изменением климата оно переместилось значительно севернее. К нам эта напасть пришла из соседней Польши.

Как рассказала Александра Королева, руководитель КРОО "Экозащита! - Женсовет", городские власти поставили на конских каштанах крест и планируют заменить их другими деревьями. Тем не менее в Польше эта проблема успешно решается, и каштаны продолжают радовать ее жителей. Куколки моли-минера зимуют в опавшей листве. Как показали наши зимы, минусовая температура им не страшна, - тем более моль-минер умеет приспосабливаться к условиям.

Спустя несколько поколений это насекомое приноровилось питаться еще и кленами. Так что заменой древесных пород проблему не решить. В 1 кг опавшей листвы может насчитываться до 140 тысяч куколок моли. Избавиться от них можно элементарным способом: собрать опавшую листву и увезти ее на свалку. Разумеется, наилучшее решение - сжечь эту листву, но в городе крайне сложно получить на это разрешение. Чтобы окончательно избавиться от моли, необходимо собрать всю опавшую листву. Поэтому калининградцы соберутся еще раз 26 октября.

Для закрепления результата весной необходимо обмотать деревья специальными липкими лентами с феромонами. Они привлекут самок моли, которые прилипнут к ленте. В Польше этот способ спас почти все каштаны. Эта дата для субботника выбрана неслучайно. 13 октября во Франции - День каштана. Организаторы субботника надеются, что и остальные калининградцы не останутся равнодушными к судьбе каштанов и проведут такие же субботники у себя во дворах, ведь собрать опавшую листву совсем несложно.

10 октября в Минске президент ОАО "РЖД" Владимир Якунин и министр транспорта и коммуникаций Республики Беларусь Анатолий Сивак открыли представительство ОАО "РЖД" в Республике Беларусь.

"Решения о создании ОТЛК, о развитии скоростного пассажирского сообщения через территорию Беларуси, создании единого экономического пространства диктуют необходимость, чтобы у нас были постоянные контакты с Белорусской железной дорогой и Министерством транспорта Беларуси. И это, наверное, будет одно из самых востребованных представительств, которые есть у РЖД", - отметил Владимир Якунин во время церемонии открытия.

Представительство будет координировать вопросы двустороннего сотрудничества, в частности, по реализации планов формирования объединенной транспортной системы Союзного государства Россия - Беларусь, а также совместной работы в рамках международных организаций, в том числе Организации сотрудничества железных дорог и Совета по железнодорожному транспорту государств - участников Содружества.

Представительство ОАО "РЖД" в Республике Беларусь расположено по адресу: г. Минск, проспект Дзержинского, 74 - 129.

Это одиннадцатое представительство компании за пределами Российской Федерации, также офисы ОАО "РЖД" успешно функционируют еще в десяти странах мира: Венгрии, Германии, Китае, Северной Корее, Польше, Словакии, Украине, Финляндии, Франции и Эстонии.

Возглавил представительство Владимир Жерело. С 2004 по 2009 гг. он работал начальником Белорусской железной дороги, а с 2009 по 2012 гг. - заместителем председателя Постоянной комиссии по промышленности, топливно-энергетическому комплексу, транспорту, связи и предпринимательству Палаты представителей Национального собрания Республики Беларусь.

Работающие в Польше железнодорожные компании за январь-август текущего года перевезли 150,2 млн тонн грузов, что на 400 тыс. тонн, или 0,3%, меньше, чем за аналогичный период прошлого года.

Согласно данным польской администрации железнодорожного транспорта (UTK), которые приводит УНИАН, грузооборот за указанный период выросл на 2% - до 32,6 млрд т/км.

В августе железнодорожные компании перевезли 21,4 млн тонн грузов, что на 2,6% больше, чем годом ранее. Август также стал третьим месяцем подряд, когда грузовые перевозки в стране выросли.

С начала текущего года перевозки грузов выросли только также в апреле - на символические 0,1%, а в другие месяцы был зафиксирован спад в пределах 1,3-6,2%.

За первые восемь месяцев года железнодорожные компании больше всего перевезли грузов в июле (21,44 млн тонн), а меньше всего - в феврале (16,5 млн тонн).

Лидером рынка оставалась польская государственная компания PKP Cargo, доля которой составила почти 50% по объемам перевезенных грузов и около 60% по грузообороту.

Ее главный конкурент немецкая DB Schenker заняла почти 20% и около 5% рынка соответственно.

В то же время статистика UTK свидетельствует о том, что доля польской компании в объемах перевозок сократилась на 2 п.п., в то время как немецкой - на 0,5 п.п.

На железнодорожном рынке Польши в январе-августе работало более десятка компаний, занимающихся грузовыми перевозками, но доли большинства из них составляли от менее одного до нескольких процентов.

Занимающиеся пассажирскими железнодорожными перевозками компании в Польше за восемь месяцев текущего года перевезли 178,4 млн пассажиров, что на 3,2 млн или на 1,8% меньше, чем за аналогичный период прошлого года.

Согласно данным польской администрации железнодорожного транспорта (UTK), перевозка пассажиров с учетом протяженности трасс снизилась за этот период почти на 6% - до 11,5 млрд пасс/км.

В августе компании перевезли 21,9 млн пассажиров, что менее, чем на 1% меньше, чем в августе прошлого года. Падение в предыдущем месяце оказалось самым небольшим с начала текущего года.

В январе-августе рост пассажироперевозок был зафиксирован только в апреле и июле - на 4,4 и 2,6 процентов, соответственно, а падение в другие месяцы составило от 1,5 до более 5%

С начала текущего года железнодорожные компании больше всего пассажиров перевезли в мае (23,4 млн человек), а меньше всего в феврале (20,7 млн).

Крупнейшим из 11-ти занимающихся железнодорожными пассажирскими перевозками в Польше компаний оставался региональный перевозчик Przewozy Regionalne, доля которого по итогам первых восьми месяцев года сократилась до около 32 с 37 процентов в 2012 году.

С учетом протяженности трасс лидером оставалась компания PKP Intercity, которая сохранила свою долю на уровне около 44%.

В традиционном соперничестве между Данией и Швецией по уровню благосостояния, перевес в настоящее время и среднюю перспективу находится у Швеции.

В 1995 году, по данным ОЭСР[1], по размерам ВВП на душу населения Дания среди стран-членов этой организации находилась на 6-м месте, а Швеция – на 17 месте. С тех пор многое изменилось. В 2012 году Дания по этому показателю опустилась на 15-е место, а Швеция поднялась на 10-е место. К 2030 году, по прогнозу той же ОЭСР, Дания может опуститься на 19-е место, а Швеция подняться на 7-место.

Первые три места по размерам ВВП на душу населения с 1995 по 2012 год (и по прогнозам в 2030 г.) занимают соответственно Люксембург, Норвегия и США.

«Берлингске Тиденде»

Международный аэропорт "Харьков" подвел итоги работы за сентябрь текущего года. Объем пассажироперевозок в сентябре 2013 года увеличился в сравнении с сентябрем 2012 г на 22% - с 53,1 тыс. человек до 64,9 тысяч.

Как сообщили в пресс-службе аэропорта, пассажиропоток на международных рейсах, как и ранее, существенно превышает объемы внутренних пассажироперевозок - 57,7 тыс. и 7,2 тыс. соответственно. В сентябре 2012 года эти показатели составили 43,6 тыс. и 9,5 тыс. пассажиров (+32% и - 24% в 2013 году соответственно).Всего за январь-сентябрь 2013 года пассажиропоток в Международном аэропорту "Харьков" составил 460,2 тыс. человек (+20% к аналогичному показателю прошлого года), из них на международных рейсах - 400,3 тыс. чел. (+31%), на внутренних - 59,9 тыс. человек (-23%). Аналогичные показатели прошлого года - 383,5 тыс. человек, из них 305,5 тыс. на международных рейсах и 78 тыс. на внутренних.

В осеннем сезоне 2013 года Международный аэропорт "Харьков" продолжает работу по дальнейшему расширению своей маршрутной сети. В частности, одним из важных этапов развития международных авиаперевозок из харьковского аэропорта стало открытие 1 октября нового регулярного рейса Харьков-Варшава-Харьков, перелеты по которому будет выполнять лидер европейского сегмента лоукост перевозок компания Wizz Air.

Кроме того, с целью дальнейшего развития маршрутной сети и налаживания взаимовыгодных контактов представители харьковского аэропорта приняли участие в международном авиафоруме World Routes Development Forum 2013, проходившем в Лас-Вегасе (США) с 5 по 8 октября. Это крупнейшее отраслевое мероприятие в текущем году собрало более 3000 делегатов из разных стран мира. Участие в нем позволяет авиакомпаниям, аэропортам и другим отраслевым предприятиям укреплять уже сложившиеся партнерские взаимоотношения и активно выходить на новые рынки.

Результатом визита на World Routes 2013 для делегации Международного аэропорта "Харьков" стал ряд предварительных договоренностей, последующая реализация которых позволит ему занять еще более уверенные позиции на европейском и международном рынке авиаперевозок.

В ходе ежегодных дебатов Генеральной ассамблеи ООН в конце сентября этого года премьер-министр Багамских островов Перри Кристи пожаловался ООН на то, что развитые государства ущемляют права оффшорных юрисдикций.

По словам Кристи, оффшорные финансовые центры чувствуют, что их права ограничены в результате предъявления им жестких требований о раскрытии информации, а некоторые страны стремятся вытеснить их с мирового рынка.

На сегодня борьбу за раскрытие банковской тайны и информации об управлении активами возглавляет ОЭСР. По устоявшейся уже «традиции», многие из зависимых британских территорий и бывших колоний обвиняются в том, что, предоставляя «тайные» инвестиционные и банковские услуги, они способствуют уклонению от уплаты налогов.

Закон о налоговом соответствии иностранных счетов (FATCA) и налоговые соглашения об обмене информацией между Великобританией и популярными (в основном, ранее) налоговыми гаванями – такими как Каймановы и Нормандские острова, остров Мэн и пр. – заставили лидеров этих стран пересмотреть свои финансовые модели. Большинство стран согласилось приоткрыть «завесу тайны» и поделиться финансовой информацией своих оффшорных клиентов.

Премьер-министр Багамов заявил о том, что более крупные государства усложняют маленьким странам процесс их экономического развития, заставляя их принимать законы о раскрытии информации, в то время как экономика этих государств опирается в основном на доходы от управления капиталами и предоставления банковских и финансовых услуг.

Глава правительства островного государства отметил также и тот факт, что у многих «налоговых гаваней» механизмы борьбы с отмыванием денег и уклонением от уплаты налогов намного жёстче и эффективнее, чем у стран, которые объявили оффшорам войну.

Перри Кристи обратил внимание ООН на необходимость разработки многосторонних международных механизмов для регулирования деятельности по предоставлению оффшорных финансовых услуг, чтобы ликвидировать (или снизить) давление влиятельных государств на небольшие «заморские» юрисдикции.

Такие механизмы, по мнению Кристи, должны соответствовать законным требованиям мировых лидеров о защите и безопасности их финансовых систем, но в то же время предоставить экономикам оффшорных юрисдикций возможность развиваться. В противном случае – при продолжении наступления на налоговые гавани – может дестабилизироваться экономика стран, которые от них зависят.

Государственный совет Люксембурга одобрил принятым недавно законопроектом ряд двусторонних конвенций об избежании двойного налогообложения, а также имплементировал в национальное законодательство статью 8 Директивы ЕС об административной помощи в налоговых вопросах.

Целью этих действий стало стремление укрепить международное сотрудничество и предотвратить двойное налогообложение компаний. Были, в частности, одобрены налоговые соглашения с Саудовской Аравией, Джерси, островом Мэн, Гернси и Чешской республикой. Кроме этого, совет подписал протоколы об изменении существующих налоговых соглашений со Словенией и Данией.

Согласованные правительством Люксембурга документы основаны на Модельной конвенции ОЭСР и содержат, в числе прочего, положения об обмене налоговой и банковской информацией по запросам соответствующих компетентных органов.

Вдобавок к международным договорам, Государственный совет одобренным законопроектом перенес в законодательство страны статью 8 Директивы Евросоюза, предусматривающую административное сотрудничество и автоматический обмен информацией между государствами по пяти категориям дохода.

Теперь обязывающим для Люксембурга является правило о систематическом и автоматическом обмене доступной информацией между уполномоченными органами стран – членов ЕС - без направления предварительного запроса об этом - за налоговые периоды с 1 января 2014 года, при условии, что такая информация касается лиц, проживающих в этих странах, и относится к следующим категориям:

доход от трудовой деятельности;вознаграждения директорам;выплаты по страхованию жизни;пенсии, владение недвижимостью и полученный от нее доход.

Согласно этой Директиве, государства-члены ЕС обязаны осуществлять автоматический обмен информацией с 2015 года (и не позднее 2017 года - применять такой обмен в отношении как минимум трех категорий дохода).

Ранее (еще в конце 2010 года) Люксембург поддержал инициативу об автоматическом обмене информацией, не относящейся к банковской тайне - относительно трудовых доходов, доходов от роялти и директорских вознаграждений, а также пенсий. Такие данные можно получить в электронном виде через Налоговую администрацию.

Теперь это решение приведено в исполнение – принятыми нормативными положениями существующий процесс сбора и передачи информации адаптирован соответствующим образом, чтобы упростить систему урегулирования Налоговой администрацией всего потока финансовой отчетности, касающейся зарплат и пенсий. С 1 января 2014 года обмен такими данными будет осуществляться в электронном виде.

Относительно доходов от недвижимости и выплат по страхованию жизни - на сегодня данных этих категорий, доступных для автоматического обмена, в Люксембурге нет. Более того – в 2010 году правительство страны заявило о своем нежелании применять положения об автоматическом обмене информацией к доходам от программ страхования жизни, утверждая, что достаточным будет их предоставление по запросу и удержание налога у источника дохода. По мнению властей, это предотвратит нежелательные вмешательства в частный банковский сектор страны и сохранит неприкосновенность банковской тайны.

Министры иностранных дел Мальты и Лихтенштейна подписали двустороннее соглашение об избежании двойного налогообложения.

Подписанная конвенция основана на Модельном соглашении ОЭСР и содержит ряд положений, касающихся стратегических направлений сотрудничества обоих государств. В их числе следующие:

уточнение объема прав на налоговые льготы для пенсионных фондов, благотворительных организаций и инвестиционных фондов Лихтенштейна;договоренность о взаимном отказе от налогообложения дивидендов, процентов и роялти;правило о гарантированных национальных налоговых правах на налогообложение физических лиц;положения об обмене опытом и информацией в соответствии с международными стандартами;нормы, регулирующие деятельность трастовых компаний;арбитражная оговорка, гарантирующая права обеих сторон соглашения.

Соглашение должно быть одобрено правительствами обоих государств-участников, после чего (при отсутствии каких-либо препятствий) вступит в силу с 1 января 2014 года.

Эксперты рассказали об инновационных технологиях лечения резистентной артериальной гипертензии

В Санкт-Петербурге был с успехом проведен совместный образовательный курс под названием «Резистентная артериальная гипертензия — новые возможности лечения», организованный совместно c Европейским обществом по артериальной гипертензии и Российским кардиологическим обществом при поддержке компании Medtronic, Inc. (NYSE: MDT). Курс стал одним из предконгрессных мероприятий юбилейного Российского национального конгресса кардиологов, посвященного 50-летию Российского кардиологического общества, который прошел 25-27 сентября 2013 года в Санкт-Петербурге.

В курсе приняли участие зарубежные эксперты: проф. Наркевич из Польши и проф. Шмейдер из Германии; проф. Конради А.О. (“Федеральный Центр сердца, крови и эндокринологии имени В.А. Алмазова», Санкт-Петербург); проф. Гапон Л.И., Тюменский кардиологический центр, Тюмень; проф. Покушалов Е.А. НИИПК, Новосибирск; др. Данилов Н.М. (РКНПК, Москва), др. Пекарский С.Е. (Томский НИИ Кардиологии, Томск), др. Звартау Н.Э. (“Федеральный Центр сердца, крови и эндокринологии имени В.А. Алмазова», Санкт-Петербург).

В рамках этой уникальной учебной программы участники обсудили современное состояние проблемы резистентной артериальной гипертензии в европейских странах и России. Были представлены данные о новом инструментальном методе лечения резистентной артериальной гипертензии – ренальной денервации, с большим интересом были обсуждены клинические случаи из практики специалистов ведущих медицинских учреждений России.

Medtronic предлагает пациентам инновационную терапию для лечения резистентной артериальной гипертензии. Система ренальной денервации Symplicity состоит из гибкого одноразового катетера электрода с управляемым наконечником и генератора радиочастотных волн. Во время эндоваскулярной процедуры, похожей на ангиопластику, врач проводит небольшой гибкий катетер Symplicity в бедренную артерию в верхней части бедра, после чего катетер последовательно проводится в обе почечные артерии под контролем ангиографии. Когда кончик катетера находится внутри почечной артерии, врач, проводящий процедуру, активирует подачу контролируемой радиочастотной энергии малой мощности в соответствии с запатентованным алгоритмом генератора Symplicity.

Целью данной процедуры является разрушение почечных нервов, воздействие на нервные волокна происходит направленно через всю толщу сосудистой стенки. Путем разрушения этих волокон осуществляется прерывание избыточной импульсации между почками и головным мозгом, а также между почками и сердечно-сосудистой системой, что приводит к снижению симпатических влияний, и, в конечном счете к снижению артериального давления. Процедура не подразумевает установку постоянного имплантата. Результаты клинических исследований доказывают, что ренальная денервация с применением Symplicity Catheter System™ приводит к значительному, длительному и стабильному снижению артериального давления у пациентов с резистентной артериальной гипертонией, устойчивой к лечению несколькими гипотензивными препаратами.

В России система для ренальной денервации Symplicity стала доступна с мая 2012 года. На сегодняшний день в Российской Федерации 34 центра выполняют процедуру ренальной денервации. Процедура была проведена более чем 150-ти пациентам с резистентной артериальной гипертонией.

Европарламент в Страсбурге проголосовал за внесение поправок к будущей директиве Евросоюза, регулирующей оборот табачной продукции, пообщают Факты

Ряд предложений Еврокомиссии по этому вопросу был отвергнут. Так, депутаты решили не запрещать продажу популярных среди женщин тонких сигарет, которые многие ошибочно считают менее вредными. При этом, правда, надписи на сигаретных пачках «легкие», «мягкие» и «с низким содержанием смол» решено было запретить, поскольку они вводят потребителей в заблуждение.

Парламентарии согласились ввести запрет на сигареты с ментолом и другими вкусовыми добавками (ваниль, шоколад), маскирующими горький вкус табака. Однако эта мера была значительно отсрочена. Ароматизированные сигареты должны исчезнуть из продажи лишь в 2022 году.

Предупреждение о вреде курения будет занимать 65 процентов поверхности сигаретной пачки. Еврокомиссия предлагала, чтобы устрашающие курильщиков предупреждения (текст и картинка) покрывали пачки по меньшей мере на 75 процентов, однако против этого выступили страны — производители табачной продукции: Чехия, Польша, Румыния, Болгария. Под запретом оказались пачки, в которых содержится менее 20 сигарет — они дешевле и поэтому более доступны для молодежи. Кроме того, на них менее заметны графические предупреждения о вреде курения. Также Европарламент проголосовал за ограничение рекламы электронных сигарет, но не поддержал предложение признать их товаром медицинского назначения и продавать только в аптеках.

Окончательно антитабачная директива может быть принята в мае 2014 года после согласования с 28 странами — участниками ЕС.

Принятию поправок предшествовали ожесточенные дебаты, длившиеся несколько месяцев. Лоббисты со стороны табачных производителей утверждали, что новые правила ограничат свободу потребителей, а также приведут к сокращению рабочих мест и снижению налоговых поступлений.

Сторонники поправок остались недовольны полумерами. «Постыдный день для Европарламента», — заявил член шведской Партии зеленых Карл Шлютер.

По данным Еврокомиссии, ежегодно от болезней, вызванных курением, умирает почти 700 тысяч европейцев, что сопоставимо с населением таких городов, как Франкфурт или Палермо.

Национальная авиакомпания Объединенных Арабских Эмиратов (ОАЭ) Etihad Airways и латвийская авиакомпания airBaltic 16 декабря 2013 года начнут выполнять прямые авиарейсы по маршруту Рига - Абу-Даби.Это объявление сделано после подписания код-шерингового соглашения между двумя авиакомпаниями. После получения разрешения контрольно-надзорных органов airBaltic будет совершать авиарейсы в обоих направлениях четыре раза в неделю, используя самолет Airbus A319, рассчитанный на 116 мест.

Самолеты смогут принять на борт 14 пассажиров бизнес-класса и 102 пассажира эконом-класса и будут обслуживать маршрут по удобному графику, обеспечивая оптимальное сообщение между транспортными узлами каждой авиалинии в Абу-Даби и в Риге.

Джеймс Хоган (James Hogan), президент и главный исполнительный директор Etihad Airways, отметил: "Торговые, культурные и туристические связи между ОАЭ и Латвией еще никогда не были столь крепкими, как сейчас. Этот новый прямой авиарейс обозначит начало нашего код-шерингового партнерства с airBaltic и впервые соединит столицы обеих стран по воздуху. Кроме того, мы впервые предложим Ригу в качестве код-шерингового пункта назначения клиентам Etihad Airways.

Новый маршрут станет огромным преимуществом для латвийских путешественников, которые направляются в Абу-Даби по делам или на отдых, а также позволит нам предложить новые удобные маршруты для сообщения с аэропортами по всему миру. В результате сотрудничества Etihad Airways сможет предлагать направления, обслуживаемые airBaltic помимо базы в Риге, в особенности в северной и восточной Европе".

ОАЭ - один из основных торговых партнеров Латвии в регионе Персидского залива. В 2012 году объем латвийского экспорта в ОАЭ достиг 72 млн. евро, что на 102% больше, чем в 2011 году, а импорт из ОАЭ в Латвию составил 4,1 млн. евро, что на 44% больше, чем в 2011 году.*

Мартин Гаусс (Martin Gauss), исполнительный директор airBaltic: "Мы рады возможности соединить Латвию и ОАЭ, а также улучшить обслуживание наших клиентов, существенно сократив время полета между двумя столицами этих стран и в других направлениях. Наше партнерство обеспечивает удобное сообщение пассажирам, путешествующим через Абу-Даби в крупнейшие аэропорты Австралии, Азии, Африки и Ближнего Востока".

Etihad Airways добавит свой код EY к новым авиарейсам, направляющимся в Ригу, и после получения государственных разрешений, еще в 19 городов, включая Биллунд, Копенгаген, Таллинн, Хельсинки, Лаппеенранту, Турку, Гамбург, Олесунд, Берген, Осло, Ставангер, Вильнюс, Варшаву, Стокгольм, Киев, Вену, Прагу, Барселону и Стамбул.

Со своей стороны airBaltic добавит свой код ВТ к рейсам Etihad Airways, направляющимся из Абу-Даби в Каир, Джакарту, Сингапур, Бангкок, Амман и Мускат, после получения государственных разрешений.

Г-н Хоган добавил: "Одна авиакомпания не может охватить весь мир, и мы стремимся достичь этого путем партнерства. Заключенный нами договор о партнерстве с airBaltic, нашим 47-м код-шеринговым партнером, обеспечит существенные преимущества в пассажирских и грузовых перевозках для обеих компаний".

 Новая постановка «университетского вопроса»

(введение)

Александр Дмитриев

Вполне возможно, что современные дебаты о состоянии и перспективах университетского образования будущему историку российской интеллектуальной жизни могут показаться запоздавшими и заведомо безрезультатными. С точки зрения ключевых установочных принципов главные сдвиги (прием абитуриентов по ЕГЭ, двухступенчатая система подготовки студентов, подключение к Болонскому процессу и т.д.) уже произошли и стали реальностью, а нынешние полемики о неэффективных вузах слишком легко и явно воспроизводят общие места европейской и американской критики неолиберализма. Эти споры редко затрагивают самую серьезную, на мой взгляд, именно для нашего пространства проблему: вопрос об исчерпанности постсоветских сценариев развития и о содержательном оскудении представлений, сужении «горизонтов ожидания» у стоящих за этими сценариями внутри- и внеуниверситетских групп влияния. Ориентиры, которые были заложены или скорее стихийно нащупаны академическими и управленческими элитами в 1990-е годы, в новых условиях, даже при изменившемся порядке госфинансирования, обеспечивают скорее поддержание или некоторую оптимизацию наличного положения вещей, чем требуемые и ожидаемые «прорывы»[1]. Тем важнее, что начатый — пусть и с запозданием — разговор о стратегических целях образовательных реформ все-таки затронул не только цифры и рейтинговые показатели, но и куда более сложно определяемые ценностные критерии, запросы общества в его развитии, а не только конъюнктуру сегодняшнего рынка труда[2]. И не случайно в современной западной рефлексии об университете моменты разрыва или перемены в эволюции этой институции важны не менее, чем привычные нарративы преемственности[3]. Поэтому слово «истории» в заголовке блока взято во всей многозначности этого понятия — включая и непарадные смыслы «казуса», «происшествия» или даже «скандала» — и принципиально во множественном числе.

В публикуемых ниже статьях затрагиваются главные сюжеты университетских преобразований, не ограниченных только отечественными рубежами. Это, во-первых, связь с локальной университетской традицией и необходимость ее критического пересмотра. Очевидно, что многие сегодняшние проблемы не просто предопределены исторически, прежним развитием и предыдущими преобразованиями. Прошлое не только используется тут символически или риторически, превращаясь в материал для выстраивания нужных генеалогий, но и становится своего рода полигоном для любых реформаторских (или, напротив, консервативных) устремлений, резервуаром схожих ситуаций из прошлого, альтернативных решений и выборов путей развития[4]. Во-вторых, это вопрос о заимствованиях и адаптациях иностранных университетских моделей и о непременно возникающих тут «доводках» или «искажении» первоначального образца при пересадке на иную почву. В-третьих, речь идет о соотношении внутренней и внешней сторон жизни университета, его автономии и потребностях общества и государства.

Блок открывает статья профессора Венского университета Митчелла Эша (видного специалиста по истории науки и истории психологии в ХХ веке[5]), который указывает на инструментальный характер отсылок к гумбольдтовским идеям в Германии времен Гогенцоллернов или новейшего периода после падения Берлинской стены. Эш учился в США и там начинал свою академическую карьеру; отчасти поэтому он так остро и точно критикует поверхностный характер современных публицистических споров об «американизации образования» в странах Центральной Европы в связи с развертыванием Болонского процесса. Эш показывает наличие широкого спроса на неспециализированную подготовку образованного среднего класса и разнообразие версий современного американского университета, в большинстве отличных от трафаретных иллюстраций из жизни элитных высших школ вроде Гарварда или Стэнфорда. Следующие две статьи представляют, во многом по контрасту, отечественный вариант пути «от Гумбольдта»[6]. Как показано в статье Елены Вишленковой иКиры Ильиной, именно государственные и административные запросы в первой половине XIX века превратили институт научной аттестации в один из способов обновления правительственного корпуса и одновременно содействовали профессионализации университетского знания. В условиях слабости общества государство выступает как главная двигательная сила университетских преобразований. Этот сложный баланс служебных прав выпускников и академических иерархий их наставников в Российской империи был существенно видоизменен новыми модернизационными тенденциями в обществе и усложнением, растущей специализацией исследовательской работы. Главное внимание в статье Александра Дмитриева уделено тому, как университетские неравенства — между профессорами и студентами, старшими и младшими преподавателями — накладывались на социальные позиции в до- и послереволюционном обществе в Российской империи и СССР, с акцентом на специфику Украины (где в 1920-е годы университеты были попросту ликвидированы). И сдерживающая в отношении роста университетов политика царского правительства, и классовый подход большевистской власти питались недоверием к идеям автономии университета. Но сама эта автономия, включая процедуры аттестации, была не просто лозунгом, набором юридических норм или цеховых обычаев, но сложным полем дискурсивных и социальных столкновений разных внутриуниверситетских групп.

Стоит обратить внимание (опять-таки, в рамках процессов большой длительности, по Ф. Броделю) на устойчивость отсылки именно к немецкому опыту для российской университетской системы, а не к процессам в Великобритании, Испании или же в посткоммунистических странах от Польши до Китая. Анализ посткоммунистических стратегий развития университетов тоже важен, но отмеченная дальнозоркость в оглядке именно на Германию объясняется не только самим по себе грузом традиции, но и важностью артикулированной именно в немецкоязычных странах ценностной рефлексии при дефиците теоретического осмысления феномена университета и слабости общественной (а не только государственной) политики в сфере высшего образования.

Подготовка этого блока была осуществлена в рамках исследований по проекту Программы фундаментальных исследований Национального исследовательского университета — Высшей школы экономики (Москва) «Институциональные структуры и академические сообщества: факторы динамики социогуманитарного знания».

[1] Об этом уже шла речь в начале 2000-х годов: см. тематический номер «Отечественных записок» (2002. № 1).

[2] См. недавний номер «Логоса» (2013. № 1) «Превосходство университета?», посвященный дебатам об университете, с заметным и неслучайным присутствием немецких материалов и переводных статей.

[3] Из российских примеров нужно указать книгу безвременно ушедшего петербургского историка Алексея Маркова: Марков А.Р. Легко ли быть студентом? [Работы 1995—2002 гг.]. М.: Новое литературное обозрение, 2005.

[4] См. итоговый текст признанного шведского историка и социолога: Wittrock B. The Modern University and Research: Traditions and Trajectories. Stockholm: Royal Swedish Academy of Sciences, 2008 (доступно по адресу:www.kva.se/Documents/Vetenskap_samhallet/Forskningspolitik/Utskottet/deb... (дата обращения: 21.08.2013)). В этой связи важна книга, только недавно вышедшая в издательстве НИУ ВШЭ, «Сословие русских профессоров: Создатели статусов и смыслов» (М., 2013). Она посвящена профессорской корпорации в России и подготовлена интернациональным коллективом авторов во главе с Е.А. Вишленковой и И.М. Савельевой.

[5] См. из основных его работ: Ash M.G. Gestalt Psychology in German Culture, 1890—1967: Holism and the Quest for Objectivity. Cambridge: Cambridge Studies in the History of Psychology, 1996; Mythos Humboldt: Vergangenheit und Zukunft der deutschen Universitaten / Hg. M.G. Ash. Wien: Bohlau, 1999; The Nationalization of Scientific Knowledge in the Habsburg Empire, 1848—1918 / Ed. M.G. Ash and J. Sur- man. Basingstoke: Palgrave, 2012.

[6] См. представительную подборку документов: Университетская идея в Российской империи XVIII — начала XX веков: Антология / Сост. А.Ю. Андреев, С.И. Посохов. М.: РОССПЭН, 2011.

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2013, №122

Статусы знания

(о социальных маркерах эволюции российского университета первой трети XX века)

Александр Дмитриев

Обширная литература по социальной истории России начала ХХ века редко включает в круг дискуссионных вопросов анализ положения дел внутри высшей школы — как будто бы там все обстояло почти беспроблемно: студенты сдавали экзамены и собирались на митинги; профессора исправно получали жалованье и добивались расширения коллегиальных прав; а министерские чиновники пытались обуздать тех и других, направляя общие усилия и интересы в благонамеренное русло[1]. В самом деле, именно политические конфликты и столкновения партий, многолюдные сходки, обструкции и бойкоты в ретроспективе представляются и самим свидетелям эпохи и последующим историкам наиболее заметной стороной университетской жизни — но только до 1917 года.

В этой статье нам хотелось бы подробнее остановиться на иных — структурных, социальных и отчасти также экономических — факторах и условиях развития высшей школы, которые часто (быть может, из-за своей «элементарности»?) нивелируются или даже пропускаются в стандартных версиях ее истории. Особенный интерес будут привлекать непоказные стороны университетской эволюции, связанные с неравенством, иерархизацией, внутренними противоречиями и моментами выхода напряжения на поверхность, точками разрыва. Государственные (императорские) университеты, где до революции училась примерно половина всего студенческого контингента страны, рассматриваются как интегральная часть системы высшего образования — и мы вынужденно оставляем за скобками техническую и агрономическую школы, проблемы женского или негосударственного образования и многое другое[2]. Вопросов советской жизни университетов мы также будем касаться очень выборочно, скорее по контрасту с тенденциями предыдущего развития. Исторические условия трансформаций преподавательского корпуса в годы революции, Гражданской войны и нэпа исследованы в литературе заметно хуже, и завершающие разделы статьи могут рассматриваться лишь как предварительный эскиз для будущих исследований такого рода.

Попытка анализировать преподавательский корпус 1900—1910-х и 1920— 1930-х годов в рамках одного текста может показаться несколько преждевременной и скороспелой — слишком уж несхожи были условия работы у профессоров царского и нэповского времени (не говоря про периоды Гражданской войны и «великого перелома»), даже если речь идет об одних и тех же людях и факультетах. Насущной задачей для изучения советского периода развития высшей школы является синтез просопографических исследований, реконструкция истории институтов и учреждений с анализом официальной политики (и центральных, и местных органов)[3]. Не случайна специализация исследователей образования отдельно на имперском и отдельно на советском периодах; мы опираемся на эти наработки и пытаемся их соединить под новым углом зрения, чтобы увидеть превращенное действие прежних факторов и тенденций и после перелома, точки разрыва традиций. «Новый угол зрения» в данном случае — не просто стремление критически пересмотреть традиционные нарративы университетской историографии с позиции социальной истории, но трактовка этих неравенств как источника одновременно и растущего напряжения, и перспективной динамики отечественных мест знания. Особенно непросто сводить воедино из разных дисциплинарных сюжетов механику патрон-клиентских отношений и неформальных статусов «людей знания» — вслед за работами Ш. Фицпатрик, Н. Кременцова, — поскольку эти зачастую косвенные данные (именно маркеры, а не только статистически выверенные показатели) не могут быть однозначно представлены в штатном расписании вуза, царского или советского.

Обратим внимание только на одну черту — если самым массовым факультетом в дореволюционном университете был юридический, то 1920— 1930-е годы стали временем интенсивного роста именно технических специальностей. Ведущими и главными факультетами становятся естественнонаучные, при том что фундаментальные научные исследования все более сосредоточиваются в специальных институтах — как отраслевых, так и входящих в систему Академии наук. Все эти перемены диктовались не только «сверху» новой властью, но были и результатом прежнего развития системы высшего образования как социального института.

I

У политической ангажированности дореволюционной высшей школы была, конечно, и социальная подоплека — в отличие от западноевропейского коллеги российский студент был не просто более политически радикален, но еще и заметно беден; а главное — придерживался иного, по сравнению с большинством студентов в Германии, Великобритании или Америки, этоса и круга поведенческих привычек[4]. Именно левая окраска российского студенческого радикализма (и буршества, резкого недовольства «мещанством») при отсутствии корпорантского духа была давно замечена современниками и объяснялась как социальными причинами, так и, в особенности, субверсией просветительских идеалов, а также идеологической индоктринацией в духе «долга перед народом», влиянием идеологов вроде Писарева[5] и Лаврова. Нелицеприятные заметки Александра Изгоева о российском радикальном студенчестве в «Вехах» сразу же вызвали отторжение большинства пишущих из оппозиционного лагеря — как клевета на интеллигенцию[6]. Однако этот образ студента-бунтаря вовсе не исчерпывал всех типов дореволюционного студенчества, а после 1907 года начал постепенно уступать гегемонию иным, более прагматичным и деловым категориям учащейся молодежи. Книга Марины Могильнер о мифологеме «подпольной России» и исследования Сьюзен Морисси о студенчестве, а также монография Ильи Герасимова, который проанализировал новые, прогрессистские течения внутри образованного сообщества 1910-х годов[7], хорошо показывают эту социальную и идейную перемену прежних «заветов» радикальной оппозиционности. Благодаря исследовательским усилиям этих авторов, а также серии книг Анатолия Иванова[8] жизнь дореволюционного студенчества отражена в современной литературе практически во всех ее аспектах; в то же время социальные установки и стратегии поведения преподавателей (при большей, казалось бы, степени отражения их в мемуарах, эпистолярных источниках, публицистике и т.д.) описаны все еще фрагментарно[9], за исключением двух зарубежных публикаций — фундаментальной монографии Труде Маурер и книги Сэма Кассова[10]. И если позднесоветская историография делала упор на «прогрессивности» тех или иных преподавателей, то у Кассова профессора выступают скорее как разобщенная группа, руководствующаяся принципами институциональной стабильности и поиска оптимальных условий роста знания.

Описывая положение российских профессоров как социальной группы начиная с середины XVIII века, Труде Маурер справедливо обратила внимание и на моменты противоречия внутри далеко не единого преподавательского корпуса, особенно противостояние «старших» и «младших» преподавателей. По университетскому Уставу 1884 года, в основных положениях действовавшему вплоть до крушения империи, полновластные ординарные профессора обладали ключевыми полномочиями во внутриуниверситетских делах, а более многочисленный корпус приват-доцентов пользовался от принадлежности к университету в первую очередь символическими благами. Формально базовое денежное вознаграждение ординарных профессоров не менялось до Первой мировой войны (штатный годовой оклад в три тысячи рублей, увеличивающийся с выслугой лет, а также с министерскими доплатами в случае, если гонорар от студентов составлял менее 1000 рублей[11]). Приват-доценты получали гонорар за счет фиксированных студенческих взносов в зависимости от числа записавшихся на их курсы слушателей — или же зарабатывали чтением обязательных лекций, выполняя служебные обязанности профессоров, по сокращенной на треть штатной ставке[12]. При этом большинством современников гонорарная система, несмотря на то что она давала в руки университетских советов порой немалые внебюджетные средства, воспринималась как плохо продуманная и несправедливая[13]. Юрист Лев Петражицкий писал в 1909 году:

В Германии сумма гонорара колеблется в зависимости от ученых заслуг, ученой репутации и аттрактивной силы лекций, в России от количества обязательной и от достоинств ученого и его курса независимой канцелярской записи слушателей. Пустая аудитория и большой гонорар, полная аудитория и отсутствие гонорара здесь вполне естественная и частая комбинация[14].

Прежде всего гонорарная система не обеспечивала символического единства профессий внутри университетской корпорации — равенства или внутренней соотносимости оплаты труда преподавателей многолюдных факультетов (юридического, медицинского) и узкоспециальных (например, восточного в Петербурге).

Мы полагаем, что ныне действующая система гонорара в наших университетах не только не содействует возникновению и развитию конкуренции в деле университетского преподавания, но напротив, задерживает и тормозит ее появление там, где она возможна. Не гонорару обязана своим существованием приват-доцентура и отмена его ни в малой степени не отразится на этой последней и не помешает ей расти и утверждаться там, где есть благоприятные для этого условия. Если мотивом к введению гонорара было сознание недостаточности профессорского жалованья, то в распределение сумм от него получаемого дохода необходимо внести начало равномерности и соответствия количества труда с вознаграждением[15].

Так об этом писал еще в 1897 году киевский профессор Юлиан Кулаковский, а накануне Первой мировой войны в большой обобщающей статье об экономическом положении российских университетов те же аргументы против неравенства вознаграждения приводил и харьковский историк Дмитрий Багалей[16]. Как видно, проблема «зарабатывающих» и «затратных» факультетов возникла в российской — государственной, не частной! — университетской системе отнюдь не с 1990-х годов.

Если число ординарных профессоров ограничивалось штатным расписанием 1884 года (принятым одновременно с уставом), то количество университетских студентов постоянно росло — примерно вдвое к Первой мировой войне по сравнению с концом XIX века. Соответственно этому росту для нужд занятий увеличивался и состав приват-доцентов, а также внештатных профессоров. Но дороги карьерного продвижения внутри университета были весьма тернисты. В откровенных и очень подробных письмах матери из Петербурга еще в начале 1890-х годов 22-летний Александр Пресняков, будущий известный историк, вполне реалистично взвешивал карьерные шансы и возможности:

А моя ученая карьера? Ты, по-видимому, не знаешь, что это такое. Положим, оставляют меня при университете. Это значит, надо готовиться к магистерскому экзамену и писать диссертацию. Прежде диссертация была всем, а экзамен — пустою формальностью. Теперь экзамен получил значение. Дают определенную программу — томов сто с лишним лучших исторических сочинений. В лучшем случае экзамен сдают года через 2—3. Тогда становятся «магистрантом», получают право читать лекции. Затем — диссертация: от выбора темы зависит, сколько времени на нее надо. Но minimum — 5 лет, а обыкновенно больше. Затем вы магистр. Т.е. — больше ничего. Сохраняете право читать лекции, если найдутся охотники слушать. Предполагается, что магистр пишет докторскую диссертацию. Но все это ученые степени, скажешь ты, а профессура? Профессура дается старшему доценту по вакансии. Так после Замысловского стал профессором Платонов, и я надеюсь, что не доживу до того, чтобы в Петербургском университете был другой профессор русской истории, т[ак] к[ак] это значит, что Платонов скончался или ушел. А ему повезло. Ему всего 34—35 лет, и он профессор, а Милюков, его ровесник — человек с крупным именем в науке — доцент. С материальной стороны, напр[имер], Милюкову университет не дал еще ничего; он ничего не получал и не получает. Вывод: ни магистерство, ни докторство, ни доцентура не составляют того, что мы зовем «положением», не дают обеспечения. Их практичность в рекламе — в большей легкости попадать в разные столичные учебные заведения. Вот что такое ученая карьера с ее житейской стороны. А настоящая ученая карьера — в научных занятиях, в своем личном развитии и изложении своих взглядов — печатном или на лекциях, в необязательных доцентских лекциях в университете. Первый способ высказываться, т.е. в печати, и лучше, и симпатичнее. Быть университетским преподавателем в настоящем смысле этого слова может только профессор, потому что он читает общие, обязательные курсы и, главное, ведет практические занятия — два способа, которыми он создает своих учеников и, если он талантлив, — создает школу. Положение это лично для меня недостижимо, потому что я если даже буду доцентом, то после Платонова — приблизительно десятым или одиннадцатым кандидатом на кафедру, а это мыльный пузырь. Моя ученая карьера в моей голове. Если в этой голове есть что-нибудь, то что-нибудь и выйдет, а нет — так и нет[17].

Для многих университетских деятелей, включая и профессоров, важным ресурсом для поправки материального положения стало преподавание на (частных) Высших женских курсах. На долю младших преподавателей приходились и курсы в разных учебных заведениях (от классических гимназий и выше), включая и частные вузы — после 1905 года, а также поденная литературная работа, журналистика или редактирование периодических изданий, составление энциклопедий, пособий и справочников. Показательно, что во второй половине 1890-х годов практически одновременно в печати самими профессорами начинают резко критиковаться и гонорарный принцип, и система защит как внутренние проблемные зоны системы, введенной уставом 1884 года[18].

Демократизация университета «на входе», расширение социального состава студенчества в начале ХХ века отчасти уравновешивалось «на выходе» инкорпорированием вчерашних недовольных и нередко бунтующих студентов в средний или высший класс общества, в служилое сословие или городские элиты. Одной из возможных «форточек» для более благоприятной социальной амортизации вчерашних выпускников стали утвержденные еще Уставом 1804 года льготы при поступлении на государственную службу: диплом сразу давал его обладателю более высокий класс по Табели о рангах и вполне ощутимые стартовые привилегии перед коллегами по службе и потенциальными конкурентами[19]. Во многом эта мера была введена не столько для повышения престижа научного знания, сколько из-за необходимости сделать чиновничество более образованным и компетентным. Вопрос о служебных привилегиях студенчества — и необходимости их отмены в новой обстановке — неоднократно обсуждался при попытках реформирования российской университетской системы еще во второй половине XIX века. Деятельность специальных комиссий во главе с министром просвещения Деляновым в 1880-е годы оказалась безрезультатной[20]. Любопытно, что если Николай II явно был настроен на ликвидацию этой льготы[21](делавшей, по мнению высшего чиновничества, университет излишне привлекательным для выходцев из «низших классов»[22]), то сами профессора склонны были эту довольно архаичную черту в новых пунктах университетского устава сохранить — как, например, писал выдающийся медиевист и талантливый публицист начала ХХ века Павел Виноградов:

Эти права и преимущества университетского курса сформировались потому, что Россия нуждается для пополнения своего государственного персонала не только в людях, обладающих определенными знаниями или выдержавшими тот или иной экзамен, но прежде всего в людях с высшим образованием, с культурным достоянием, которое было бы не ниже того, какое получают руководящие люди на Западе. Приобретением этих прав университеты не принижают своих стремлений до ступеней табели о рангах, но возвышают культурное значение государственной службы и либеральных профессий. Отнятие этих прав было бы равносильно покровительству стремлениям, которые ничего общего ни с высшим образованием, ни со свободой знаний не имеют. Не мудрено, что за отнятие прав поднимаются голоса людей, не расположенных к университету и его воспитанникам. И было бы очень наивно со стороны убежденных сторонников университетов увлечься словами: «свобода слушания», «разрыв с практическими стремлениями», и сдать заслуженную университетскую позицию их врагам[23].

Удержанию этой нормы способствовала необходимость перемены всего законодательства о госслужбе (и пересмотр схожих льгот не только для выходцев из университетов, но и для выпускников отраслевых вузов и привилегированных учебных заведений). К определенным ступеням Табели о рангах были привязаны и сами преподаватели — как обладатели ученых степеней, званий и университетских должностей, от декана до ректора. Все это питало социальный престиж ученой профессии помимо заработка, но, несмотря на рост числа университетских выпускников на самом верху государственной бюрократии[24], дворянство — насколько можно говорить о нем как о единой группе — и в начале ХХ века по-прежнему не чувствовало университет «своим» институтом. Попытки отвоевать университет у радикалов, сделав его по немецкому (во многом воображаемому) образцу прибежищем «партии порядка», остались делом немногочисленных правых, которые — вопреки собственным декларациям — не столько деполитизировали университет, сколько «подогревали» внутреннюю атмосферу[25]. Не более перспективными оказались и попытки консолидировать на рубеже 1900—1910-х годов профессуру «истинно русского» направления. Заметное присутствие дворян среди преподавателей университета в начале ХХ века было обусловлено скорее притоком детей чиновников и выходцев из служилого дворянства в высшую школу, чем популярностью университетских карьер у представителей дворянства родовитого или поместного. Например, Сергею Витте, выпускнику физико-математического факультета Новороссийского университета (правда, еще в 1870-е годы), даже ссылка на родовитых дворян-профессоров Кавелина и Чичерина так и не помогла оправдать перед семьей возможный выбор профессорского поприща.

Таким образом, уже к началу попыток реформирования университета после студенческих беспорядков 1899 года преподавательский корпус Российской империи был неоднороден и иерархизирован. На заседаниях Академического союза (фактически профсоюза высшей школы) после 1905 года младшие преподаватели ставили вопрос о расширении своих прав при голосовании в университетских советах — но каждый раз эти инициативы сдерживались ординарными профессорами[26]. Когда революционная волна схлынула, положение «пасынков университета» стало обсуждаться и на страницах столичной печати[27].

Возможность преподавания в качестве приват-доцента даже без защиты магистерской диссертации (но после сдачи магистерских экзаменов), особенно привлекательная для медиков, стала в начале ХХ века дополнительным фактором превращения этих экзаменов, помимо квалификационных испытаний, в род своеобразного фильтра для воспроизводства академического корпуса. Дорогу же к профессорскому званию открывала лишь вторая, докторская диссертация — и, по сути, доступ к академическому полноправию оказывался трехступенчатым[28]. Провал на магистерских испытаниях по всеобщей истории в 1895 году стоил академической карьеры такому талантливому исследователю, как Николай Павлов-Сильванский (1869—1908), который одним из первых станет анализировать русское средневековье в категориях феодального строя. Нужно также напомнить, что выпускные экзамены по Уставу 1884 года (опять-таки по немецкому образцу) были переданы из ведения университетов в руки специальных государственных комиссий, что вызвало немало нареканий со стороны профессоров как свидетельство недоверия.

Царская власть с конца XIX века явно сдерживала по политическим причинам и количественный рост потенциально оппозиционной университетской «популяции» (студенты были слишком радикальны, а профессора — либеральны), и расширение географической сети высшей школы. Иногда властью попечителя учебного округа (при поддержке министерства) к приват-доцентуре не допускались лица еврейского происхождения, даже те, кто принял христианство![29] При этом оборотной стороной приват-доцентского «перенаселения» определенных, особенно столичных, факультетов оказался хронический недокомплект профессорских мест, особенно в периферийных университетах по целому ряду специальностей, предусмотренных штатным расписанием (пустовало в разное время от четверти до трети профессорских кафедр)[30]. В результате, по свидетельствам современников, в провинциальных университетах дореволюционной России обычной практикой стало занятие профессорских должностей магистрами, которые становились профессорами с приставкой «временно исполняющий обязанности». Это практически не сказывалось на дальнейшей карьере, выслуге лет — но денег эти преподаватели, как уже было указано, получали на треть меньше «ординариуса»[31]. Возможно, высокая планка требований (сложные магистерские испытания — магистерская диссертация — докторская диссертация) была своего рода стихийным средством саморегуляции университетского сообщества. И тут уже сказывались не только ограничивающая политика правительства, но и сдерживающие меры со стороны самих ученых[32]. Почти двадцать лет при обсуждении возможных университетских реформ вставал вопрос об упрощении доступа к профессорскому званию и соответственно — о замене двух последипломных степеней одной, но каждый раз — и в дебатах начала века, и в спорах времен первой русской революции, и в период Первой мировой войны — сторонники этой «демократизирующей» меры оказывались в уже действующем профессорском корпусе все-таки в меньшинстве[33].

Поводом для громкой полемики в прессе стала скандальная защита историком Николаем Чечулиным в 1896 году в Петербургском университете докторской диссертации о внешней политике Екатерины II[34]. Скрытым аргументом для сохранения двух степеней, очевидно, оставалось старое и по-человечески понятное правило: «Если мы смогли все это преодолеть, то и последующие должны справиться». Ссылка на западный опыт работала двояко — то в пользу одной степени (и «облегченной» диссертации вроде Ph.D.), то указанием на важность второй, повышенной по значимости Habilitationschrift в немецком случае. Более утонченный и действенный довод изложил уже в середине 1930-х в обширной записке о порядке присуждения степеней античник Сергей Жебелев:

Рассуждая беспристрастно, я стоял бы за сохранение двух степеней, то есть необходимости представления двух диссертаций. И вот по каким соображениям: у нас, при сложившихся порядках, так называемая ученая литература никогда не могла похвастать очень обильной «продукцией», и сведение ученых степеней к одной понизило бы ее еще более, так что две степени следовало бы сохранить, прежде всего в интересах науки, в особенности если бы магистры не оставались на положении каких-то пасынков, а получали бы право занимать экстраординатуры, что должно было давать им нравственное удовлетворение. А хочешь улучшить и свое материальное положение, пиши докторскую диссертацию[35].

Те же, кто слишком резво защищал вторую диссертацию вдогонку свежеиспеченной магистерской — в надежде обрести профессорское место, — вызывали упреки в скороспелости и карьеризме. Ученая аргументация полемики вокруг докторских сочинений на страницах «Журнала Министерства народного просвещения» (у гуманитариев) нередко дополнялась откровенно персональными доводами против «выскочек»[36]. Об этих социально-структурных факторах — помимо неизбежной борьбы партий или самолюбий — свидетельствуют доступные ныне историкам материалы конфиденциальных служебных документов, в особенности переписки, дневников, мемуаров (включая и членов профессорских семей)[37].

При этом и сами профессора с тревогой ставили вопрос о трудности доступа к академической карьере, признавали явную недостаточность содержания для оставленных при университете (600 рублей в год). Это делало необходимым для кандидата поиск дополнительного приработка, который мог в конце концов оказаться и основным:

Научный труд для многих талантливых молодых ученых ныне превратился в научный аскетизм, часто без надежды на лучшее будущее. Посему и университетские кабинеты и лаборатории значительно опустели, а научная работа в них увяла. Многие способные работники покидают ныне университеты, находя себе на других, практических, поприщах лучшее обеспечение и жизнь. Посему и научные силы России и поныне все еще малочисленны по сравнению со странами Запада. Необходимой полноты преподавания наук — Universitas litterarum — в наших провинциальных университетах не имеется; научная мысль развита слабо; научная литература в зародыше. В России есть крупные ученые единицы, но нет научных школ[38].

Эту констатацию современника дополняет высказанное почти с вековой дистанции соображение авторитетного историка: «Царская Россия давала великих ученых и исследователей, но не смогла обеспечить развитие стабильной университетской системы и удовлетворительной системы академических специальностей»[39].

II

Талантливый украинский историк, фольклорист и археолог Виктор Петров, он же автор замечательных интеллектуальных романов, опубликованных под псевдонимом В. Домонтович, напечатал уже после конца Второй мировой войны в одном из украинских эмигрантских журналов замечательное мемуарное эссе-диптих «Болотяна Лукроза»[40]. Как выяснится через несколько лет, он с конца 1941 года был тайным агентом НКВД среди немцев и украинских активистов в оккупированном Киеве и затем в западной зоне разделенной Германии. И незадолго до таинственного и явно недобровольного возвращения в СССР Петров, после довольно успешной советской академической карьеры в Киеве в 1920—1930-е годы, со смешанными чувствами вспоминал о друзьях-неоклассиках и днях университетской юности:

У студентов философского факультета было только две возможности, одна — напрягая все свои духовные способности, ценой величайших усилий, обеспечить себе путь в профессуру, другая — пассивное погружение в глухую безвестность провинциального учительства.

Путь к профессуре был четко начертан. Он начинался с написания медальной работы на предложенную факультетом тему. Тому, кто претендовал стать профессорским стипендиатом, нужно было получить золотую медаль, именно золотую, и ни в коем случае не серебряную, ибо серебряная ничего не гарантировала. <...> Оставленный при университете держал магистерские экзамены. После двух вступительных лекций он получал звание приват-доцента. Все это требовало колоссального напряжения умственных сил, тотальной мобилизации всех духовных ресурсов. Не все выдерживали. Часто чрезмерные усилия губили человека. Уничтожали его. <...>

Те, кто выдержал первые испытания, написав медальную работу и добившись оставления при университете, в большинстве случаев не выдерживали вторых. Успешно пройдя магистерские экзамены и получив доцентуру, они сдавали. Их силы были исчерпаны. Они уже отдали все, что могли отдать, и превращались в ничто. Диссертации оставались ненаписанными. Опустошенные, они замолкали. Должен ли я теперь вспоминать фамилии, называть имена?[41]

Здесь Петрова явно подвела память: конечно, в годы Первой мировой войны он заканчивал историко-филологический факультет Императорского университета Святого Владимира в Киеве (и был одним из 17 оставленных для подготовки к профессорскому званию при своем научном руководителе А.М. Лободе).

Киев здесь — не просто условная географическая точка. Пожалуй, именно там, в средоточии будущих имперско-национальных конфликтов, внутриуниверситетские напряжения чувствовались и сказались даже острее, чем в столичных центрах. К этому добавлялись периодические кампании против заподозренных в украинофильстве или потенциальном сепаратизме, симпатии к австрийской или польской «интриге»[42]. В 1880-е годы нравы провинциального университетского сообщества, малопочтенные связи с киевской «теневой» городской политикой и торговой верхушкой живописал в своем подробном дневнике профессор-юрист Александр Кистяковский (отец известного философа-правоведа и украинофила Богдана Кистяковского)[43]. Схожих киевских героев и университетскую среду на рубеже веков, увиденную скептическими глазами радикального студента, описывал в мемуарах начала 1920-х годов будущий видный советский публицист Давид Заславский[44].

Напомним, что с Киевом начала ХХ века были связаны, с одной стороны, такие видные авторы «Вех», как Николай Бердяев и преподававшие соответственно в университете и политехническом институте Евгений Трубецкой и Сергей Булгаков[45], а с другой — Павел Блонский и Густав Шлет, ученики психолога Георгия Челпанова. Притом и Шпет, и Блонский, переехавшие затем в Москву и оставившие оригинальный вклад в историю философии и педагогику, несмотря на все различие их послереволюционных карьер, были в годы университетской молодости очень тесно связаны с левой политикой (вплоть до арестов и высылки из города). Будущий ближайший сподвижник Крупской и автор радикальных манифестов о необходимости «революции в науке», Блонский оставил мемуары, где весьма критически отзывался об университетской среде, особенно московской, связанной с Л.М. Лопатиным[46]. Напомним, что университетские карьеры в столицах были весьма затруднены и для молодых тогда редакторов философского журнала «Логос», обладателей докторских степеней немецких университетов — вроде Федора Степуна или Сергея Гессена.

Накопленный заряд структурных, социальных и даже экономических противоречий начал резонировать в российских университетах уже с марта 1917 года. Не внес мира в ряды преподавателей и оправданный шаг по возвращению в университеты профессоров, уволенных при Льве Кассо (в 1911— 1914 годах) или ушедших из университета в знак протеста; вдобавок своих постов лишились преподаватели, через головы университетских советов назначенные этим «реакционнейшим» министром[47]. Ведомство образования летом 1917 года (при товарище министра Вернадском) провело законодательное положение о штатной доцентуре, но попытки возродить полувековой давности принцип защиты диссертации venia legendi (только по представлении текста, без многосложных экзаменов) натолкнулись в октябре того же переломного года на сопротивление большинства университетских советов[48].

Еще недавно вполне умеренные и лояльные профессора окраинных университетов, вроде Киевского или Одесского, уже весной — летом 1917 года обнаруживали себя на правом фланге резко переменившейся общественной жизни, нередко злорадно наблюдая просчеты или бессилие своих либеральных коллег-кадетов, которым не по плечу оказывалась слишком долго ожидаемая власть[49]. Растерянность перед стремительно разворачивающимися событиями царила отнюдь не только справа. Если общестуденческий съезд летом 1917 года не смог принять никаких резолюций[50], то члены нового форума воссозданного Академического союза, как и в 1905—1906 годах, сделав шаги навстречу требованиям младших преподавателей, в то же время негативно высказались о возможности студентов участвовать в управлении университетами на правах членов советов[51]. Видный историк идейной жизни XVII века, киевский профессор Евгений Спекторский даже в эмиграции вспоминал о событиях 1917 года и столкновениях с радикальными студентами все так же болезненно:

Первая встреча комиссии со [студенческим] коалиционным комитетом протекала очень драматично. Один студент, потрясая кулаками, кричал нам: «Мы вас никогда не уважали и не будем уважать». На [геолога профессора] Лучицкого это произвело такое впечатление, что он расплакался и отказался от участия в собраниях. Вместо него председателем от профессоров был выбран я. <...>

Был еще один эпизод, в котором я принял участие. У профессорского подъезда было вывешено за подписью коалиционного комитета какое-то оскорбительное для профессоров объявление. Входившие в университет читали его и уныло шли дальше. Меня же это объявление так возмутило, что я сорвал его. Некоторые профессора были так запуганы, что усмотрели в этом моем действии проявление какого-то необыкновенного мужества, хотя студенты не только не отомстили мне за это, но, по-видимому, даже отнеслись к этому одобрительно. В нашей соединенной комиссии начались тягостные препирательства со студентами по поводу их требований. Они настаивали на включении в заседания факультетов и совета их представителей, хотя бы всего одного и доказывали, что это не опасно, ибо он всегда будет в меньшинстве. Мы уже объясняли им, что представитель, хотя и в единственном числе, всегда будет говорить от имени всей студенческой массы, что ему будет трудно участвовать в принятии педагогических мер против его неуспевающих в учебных занятиях товарищей и что ему придется признать свою полную некомпетентность при обсуждении ученых достоинств кандидатов на вакантные кафедры[52].

Главный конфликт в Киеве вспыхнул вокруг фигуры ректора, политэконома по специальности Николая Мартиниановича Цытовича (1861—1919), который, согласно мемуарам Спекторского, ранее вполне ладил с молодежью, но теперь стал чуть ли не символом «охранительства». В сентябре 1917 года дело дошло до того, что студенты фактически не пустили ректора в университет, о чем он сам детально сообщал в меморандуме в петроградское Министерство просвещения:

На другой день, 11 -го сентября, когда назначено было начало занятий в университете, я в сопровождении проректора В.В. Карпеки и декана юридического факультета Е.В. Спекторского подошел к профессорскому входу и увидел значительную группу студентов (человек 40—50), заграждавшую вход. Один из студентов заявил мне, что он является представителем совета старост, и спросил меня, желаю ли я войти в университет как профессор, или как ректор, и когда я ответил, что желаю войти и как профессор, и как ректор, студент заявил мне, что я не могу быть пропущен, так как студенчество желает участвовать в выборах должностных лиц университета, я же был выбран без участия студентов и вопреки воле студентов. Тогда я спросил его, будет ли применена сила для того, чтобы не допустить меня войти в университет, и услышал в ответ, что совет студенческих старост сам не будет препятствовать входу моему в университет, но если я туда войду, то студенческие старосты снимают с себя ответственность за то, что может произойти.

Заключив из этих слов, что мое появление в университете может вызвать со стороны студентов какие-либо эксцессы, я решил воздержаться от посещения университета в этот и в ближайшие дни и о всем случившемся письменно донес Совету, прося его собраться под председательством старейшего из деканов для обсуждения создавшегося положения дел. Совет постановил обратиться к студентам с увещанием <...> и собрать факультетские собрания студентов для обсуждения, совместно с профессорами, создавшегося положения. Студенты же с своей стороны решили на сходке, состоявшейся 12-го сентября, провести референдум о начале занятий[53].

Полная неопределенность ситуации в стране отразилась и на том, что вопрос о начале учебного года летом — осенью 1917-го в вузах решался на местах и во многом стихийно[54]. В своих мемуарах Спекторский описывал визит в осенний Петроград, откуда последний министр просвещения Временного правительства Сергей Салазкин (либеральный профессор, бывший руководитель Женского медицинского института в Петрограде) не слишком успешно пытался уладить положение дел в Киеве:

Петербург производил зловещее впечатление. Днем по городу носились автомобили с вооруженными седоками более или менее ломброзовского вида. Вечером город погрузился во мрак во избежание неприятельского воздушного нападения <...> На следующий день я отправился в министерство, где встретился с киевскими коллегами. Министр принял нас всех сразу. Выслушав наши жалобы, он бессильно развел руками, чтобы нас утешить, сказал, что чего доброго его самого вскоре заставят выйти с метлой подметать улицы. Служитель принес всем нам стаканы с пустым жидким чаем. Министр замялся. Вынул из жилетного кармана коробочку с крохотными кусочками сахара и протянул ее нам. Каждый из нас взял всего по кусочку, выбирая самый маленький[55].

В Киевском университете в 1917—1920 годах как будто максимально сфокусировались процессы, общие для всей системы высшего образования бывшего имперского пространства: противостояние внутри университета, политические и национальные конфликты, становление новых типов организации науки, демократизация в самых неожиданных и почти гротескных формах, скандалы и примирения. Можно вспомнить хотя бы громкое для той среды дело историка Евгения Сташевского, прямо накануне Февраля публично обвиненного в краже документов из московских архивов (то ли ради научной карьеры, то ли в политических целях)[56]. Профессорский совет, вначале никак не хотевший уступать студентам, все-таки нашел возможность компромисса в вопросе о ректоре (с весны 1918-го и до конца Гражданский войны им оставался как раз Спекторский). Помимо проблем со студенчеством уже летом 1917 года профессора в Киеве столкнулись с необходимостью отстаивать «общерусские» принципы, принимая обращения против начавшейся украинизации «Южного края» — эта политика пока еще оставалась на уровне деклараций или выступлений набиравших силу школьных активистов[57]. В этом киевлян поддерживали их коллеги (хотя, конечно, далеко не все) из университетов Одессы, Харькова и Нежинского историко-филологического института, где в живописных гоголевских местах десятилетиями тренировали казеннокоштных преподавателей ненавистной гимназической классики. И все же мало кто мог предположить летом — осенью 1917 года, сколь «вегетарианскими» покажутся эти столкновения уже совсем скоро, когда рядом с Университетом Святого Владимира появится университет национальный, одни студенты будут гибнуть от пуль наступающих большевиков под знаменами Центральной Рады, а другие в конце концов останутся на стороне красных. Часть преподавателей университета, особенно из доцентов и недавних профессоров, с теми или иными оговорками присоединилась к украинским политическим силам — например, ученик Владимира Перетца Иван Огиенко (будущий митрополит автокефальной церкви), философ Василий Зеньковский[58] или правовед Богдан Кистяковский. Летом — осенью 1918 года Украинскую академию наук, сохранившуюся затем и при большевиках, будет активно создавать бывший член кадетской партии Владимир Вернадский. Гражданская война, как ни парадоксально, дала мощный выход институциональному строительству в академической сфере и открытию новых университетов, но отнюдь не способствовала укреплению долгосрочной, а не «попустительской» — пока не дошли руки у власти — автономии высшей школы[59].

В спорах с «реакционными» — впрочем, кавычки тут можно было бы и снять — профессорами в Киеве уже в 1917 году проявили себя и один из лидеров младших преподавателей математик Отто Шмидт, и юные студенты-философы, ученики Зеньковского (и будущие известные советские профессора) Валентин Асмус и Михаил Дынник[60]. Современники и единомышленники героев «Белой гвардии» Булгакова, еще недавно полноправные и грозные профессора, начнут распродавать библиотеки и подрабатывать ручным трудом, чтоб не умереть с голоду, а часть из них, вроде записного «украиноеда» и черносотенца профессора Тимофея Флоринского или давнего украинофила Владимира Науменко, министра просвещения в последнем кабинете гетмана Скоропадского, погибнет от рук чекистов[61]. Потери университетского сообщества тех грозных лет были обусловлены не только политическими репрессиями или эмиграцией, но и голодом и болезнями, которые унесли жизни не только киевлян Юлиана Кулаковского или уже упомянутого Николая Цытовича, но и их куда более известных и либеральных петроградских коллег — Алексея Шахматова и Александра Лаппо-Данилевского (если говорить о самых известных именах из печального списка потерь русской науки тех лет[62]).

III

Радикальные перемены в высшей школе на территории, подконтрольной большевистской власти, были связаны со структурными изменениями — принципиальной отменой ограничений на доступ в вузы и ликвидацией десятилетиями закреплявшихся форм иерархии внутри преподавательского корпуса. Июльские и сентябрьские совещания 1918 года представителей профессоров с руководством Наркомпроса несколько остудили общий реформаторский пыл, но принцип «декастизации»[63] университета оставался для новой власти абсолютной ценностью. Отчасти в этом сказались многолетние мытарства в ожидании кафедр бывших младших преподавателей (они теперь как раз оказались во главе дела образования), а также неприязненные отношения с большинством коллег у тех профессоров, вроде астронома П.К. Штернберга или юриста М.А. Рейснера, кто активно и деятельно поддерживал Ленина и Луначарского, работая в Наркомпросе. Против профессоров активно шла в ход классовая риторика. Нужно было отобрать эксклюзивный доступ к знаниям (и к распределению их) у тех, кто — подобно эксплуататорам — рассматривал свои ученые достоинства как пожизненную привилегию. Все эти накопленные ценности подлежали пересмотру — и перераспределению[64].

Согласно декрету от 1 октября 1918 года, все прежние степени и звания ликвидировались и заменялись категориями профессора и преподавателя в зависимости от стажа. И хотя конкурс на замещение должностей в вузах, объявленный осенью 1918 года[65] для тех, кто преподавал более десяти лет, вопреки ожиданиям инициаторов пока оставил большинство преподавателей на своих местах, руководством российского Наркомпроса сразу по окончании Гражданской войны был взят курс на советизацию высшей школы (самым активным его проводником был заместитель Луначарского историк Михаил Покровский, выходец из радикальной приват-доцентской когорты). Ситуация особенно обострялась весной 1921 и 1922 годов в результате забастовок в вузах в связи с принятием нового университетского устава[66], после вмешательства руководства РКП(б). Самым радикальным вариантом решения проблемы оказался как раз украинский, где университеты в конце 1920 года были попросту ликвидированы, а вместо них была создана сеть высших педагогических институтов (с двумя факультетами — соцвоспитания и профвоспитания)[67]. Архитектором этой системы был выпускник восточного факультета Петербургского университета эстонец Ян Ряппо. Смягчением такого крутого поворота отчасти стало создание в Украине специализированных научно-исследовательских кафедр, комбинирующих черты аспирантуры и собственно академического института[68]. Близкую к украинскому опыту установку на профессионализацию высшей школы открыто поддерживали и в Главпрофобре — подразделении Наркомата просвещения, курировавшем вузы, — во главе которого были Отто Шмидт и Евгений Преображенский:

Создавая свои интеллигентные кадры, обучаясь в высших и средних школах, пролетариат естественно стремился изменить и систему этой школы и сблизить ее организации со своими руководящими организациями, партийными и профсоюзными — и пожалуй, в особенности профсоюзными, поскольку новое строение жизни должно было идти, в соответствии с потребностями нового руководящего класса, в профессиональном и техническом направлении. <...> Отехничение, опрактичение и орабочение по составу — вот формула, которая может передать первоначальное основное стремление русской революции в области школы, отражающееся и на позднейшем построении школьной системы[69].

В целом же, вопреки активной социальной политике демократизации студенческого контингента (включая идеологически мотивированную чистку 1924 года[70]), рассорить академическую молодежь в начале и первой половине 1920-х годов со старшими коллегами не удалось. Несмотря на поощрение сверху, так и не смогла обрести ожидаемого властями влияния группа «левой профессуры» (к ней примыкали и видный некогда левый кадет Николай Гредескул, и монархически настроенный славяновед Николай Державин, и историк революционного движения Михаил Лемке[71], и ученые из радикальной внеакадемической интеллигенции вроде биохимика Александра Баха или защитника сменовеховства этнографа Владимира Богораза). Знаменитая высылка 1922 года и выборочные репрессии ОГПУ против отдельных членов академического сословия последовательно увязывались с борьбой против автономных организаций профессуры и любых попыток институционализации людей знания помимо официальных учреждений[72]. Разрешенные же профессиональные союзы с заметным руководящим весом большевиков (секции научных работников внутри отраслевого профсоюза деятелей просвещения) оказались довольно эффективной школой лояльности новому строю — где в президиуме мирно заседали рядом академик Ольденбург, большевики Мицкевич и ректор МГУ историк Волгин, а также недавний «буржуазный» министр Салазкин[73].

Но как же тогда сказывались базовые структурные противоречия старших и младших в университете? Эти конфликты оказывались теперь скорее идеологическими и культурными, нежели групповыми и поколенческими, как раньше. Действительно, в годы нэпа, после крушения прежнего жизненного мира в эпоху Гражданской войны, для носителей профессионального знания вопреки декларируемому эгалитаризму были отчасти восстановлены прежние привилегии[74]. После недавних пайков и недоедания зарплаты «спецов», как их стали тогда называть, ощутимо росли, но быстрее всего как раз благодаря государственной службе, а не собственно преподаванию, на что обращали внимание и члены официальных профсоюзов:

…заработок отдельных работников, всецело отдающих свой труд высшей школе <...>, все же остается ниже ставок квалифицированных специалистов: инженеров, химиков, агрономов, банковских служащих и прочих, занятых в так называемых производственных наркоматах. Это обстоятельство и является причиной того, что большинство профессоров, имеющих хотя бы малейшую возможность приложить свои знания в области того или иного производства, предпочитают не загружать себя учебной работой по высшей школе, но, стремясь лишь не порывать связи с ней, материальное свое благополучие строят на заработке в предприятиях ВСНХ, Наркомзема или НКВнешторга. <...> Союз работников просвещения неоднократно в ряде печатных выступлений и докладных записок указывал на вредность и опасность для развития науки в республике такого рода совместительства[75].

Уже в относительно либеральные 1920-е годы чисто экономический критерий (величина оклада) перестал быть главным мерилом социальной дифференциации внутри университета — на фоне разнообразной, градуированной и подвижной системы льгот, полномочий и новых иерархий. При этом власть выбирала разнообразные риторические стратегии объяснения неравенства или явлений, которые, с точки зрения ее же установок, относились к буржуазным или даже феодальным порядкам (вроде возвращения платы за обучение или ограничения по доступу в вузы, вопреки прежним широковещательным декларациям о всеобщности и бесплатности образования)[76]. Если на самых первых этапах большевистской политики классовый подход оборачивался неравенством в пользу «низших классов», то с 1923—1924 годов научные работники и преподаватели стали в ряде случаев — снабжения по линии ЦЕКУБУ, преференций по приемусвоих детей в вузы и так далее — приравниваться к рабочему классу, обходя «простых» служащих. Преподаватели-политехники в середине 1920-х годов даже ставили вопрос в духе тогдашней «смычки»: «.раз крестьянству даются права и делаются уступки, то чем профессора хуже крестьянства»[77].

Но и в условиях нэпа преимущества интеллигенции оказывались предметом критики и подозрения для «неистовых ревнителей» слева — и снизу. Этот аккумулировавшийся к началу «великого перелома» потенциал «культурной революции» в образовательной системе против восстановившегося истеблишмента проницательно анализировали еще в 1970-х Шейла Фицпатрик и ее единомышленники[78]. Врагом профессуры оказывались теперь не коллеги — младшие преподаватели, а в первую очередь студенты или выдвиженцы, делавшие «общественную» или административную карьеру в вузах. Знаменитые «красные профессора» воспитывались отдельно от общей университетской или педагогической среды[79]. Мемуары или заметки современников сохранили пестрые картины вузовской жизни первых советских десятилетий, когда прежние профессора должны были принимать экзамены у облаченных немалой властью комсомольцев, которых эти же «старики» явно недолюбливали и побаивались[80]. Авторитет и полномочия профессоров в обновленных университетах были довольно условными и распространялись больше на содержание преподавания, чем на учебный процесс в целом — да и то скорее в курсах, далеких от идеологизированной современности[81]. Подбор профессоров зависел в конечном счете не от их квалификации, заслуг, степеней или выбора коллег, но от Государственного ученого совета при Наркомпросе[82], который вмешивался в кадровые дела куда чаще дореволюционных попечителей или товарищей министра.

Также вопреки первоначальной эгалитарности эпохи «бури и натиска» в вузы возвращалась академическая дифференциация и иерархия преподавателей, не связанная с одной только выслугой лет. Несмотря на отмену званий и степеней, сами защиты «квалификационных работ» (иногда и в традиционной форме диспута) продолжались и после осени 1918 года — как это было с работой Питирима Сорокина «Система социологии» (1920)[83]. В биографической литературе о Викторе Жирмунском книга «Байрон и Пушкин» (1924) именуется докторской диссертацией, «несмотря на то что официально защита и присвоение ученых степеней были в то время отменены»[84]; греческому роману была посвящена диссертация Ольги Фрейденберг, защищенная по инициативе Н.Я. Марра в ИЛЯЗВе[85]. Для подготовки новых вузовских и академических кадров с 1924 года стал действовать институт аспирантуры (вместо прежних «оставленных при кафедре» и профессорских стипендиатов)[86], но окончание курса увязывалось с написанием квалификационных работ лишь спорадически. В исследовательской среде ключевым стало разделение на научных сотрудников 1-го и 2-го разряда, но переход из одного в другой до середины 1930-х годов был увязан со стажем, штатными вакансиями и распоряжениями Государственного ученого совета при Наркомпросе, а не с подготовкой диссертации. И все-таки традиция написания диссертационных сочинений и присвоения степеней была достаточно сильной, и в документах Ленинградского университета дела о присвоении соответствующих научных «градусов» фигурируют уже с 1931 года[87]. На Украине, вопреки тамошней установке на техническую или педагогическую специализацию высшей школы, докторские степени официально остались в законодательстве и практике, но еще большую научно-воспитательную, а не только символическую роль играли так называемые «промоционные работы» для новых и молодых сотрудников на научно-исследовательских кафедрах[88].

Уже в 1934 году, после «великого перелома» и одновременно с восстановлением нарушенного бесконечными реорганизациями нормального режима деятельности высшей школы, были возвращены ученые степени и заново, как до 1917—1918 годов, запущена поточная практика защит диссертаций[89]. При этом в первые полтора года большинство степеней ученые в вузах и академических институтах получали без защиты диссертаций (а некоторые добавляли к дореволюционным степеням, явно на всякий случай, еще и советскую)[90]. Это нововведение показательно связывалось с унификацией, стандартизацией и централизацией советской университетской системы[91]. Принцип единой вертикали внутри вуза, ректорское единоначалие, прекращение вмешательства профсоюзных и комсомольских органов в учебные дела, восстановление университетов на Украине — все эти меры не случайно совпали тогда во времени, подобно тому как в начале марта 1921 года были разом провозглашены создание ИКП, реорганизация факультетов общественных наук, введение обязательного набора общественных дисциплин для всех вузов и началась реализация нового положения о высшей школе.

Заложенная еще в начале 1920-х система льгот и набавок для научного персонала была своего рода компенсацией убытков времен Гражданской войны — тот статус, который раньше так или иначе обеспечивался штатным окладом старого университета, теперь приходилось восполнять спецраспределением и льготами в рамках централизованной системы. Показательно, что вопросы экономического положения преподавателей и внутреннего устройства университетов, которые раньше были предметом публичной полемики — их обсуждали ведущие профессора на страницах авторитетных толстых журналов, — уже во времена нэпа стали внутренним делом прослойки «спецов», освещавшимся юристами вроде Иосифа Ананова или Всеволода Дурденевского, но уже только в качестве экспертов по законодательству, а не «свободных умов»[92].

Знаменитой жилищной привилегией для научных работников (позднее — кандидатов наук) стало право на дополнительную комнату или 20 м2 жилплощади, закрепленное в советском законодательстве с начала 1920-х годов и не раз подтверждавшееся в дальнейшем[93]. Эта комната времен массовых мобилизаций и жилищного дефицита — после всех революционных реквизиций и нэповских «самоуплотнений» — явно оказалась захудалой наследницей дореволюционной профессорской многокомнатной квартиры с кухаркой и горничной, на которую перед революцией обычно вполне хватало профессорского оклада.

Так или иначе, прежние линии размежевания внутри университета уже в первой половине 1920-х годов серьезно видоизменились и стали вычерчиваться по-иному. И эта перемена продолжала сказываться и после очередной пертурбации эпохи советского «большого скачка» и форсированной индустриализации. При большевиках фигура нужного властям эксперта заслонила категорию профессионала как члена определенной группы с автономией, социальными границами и гарантиями, устойчивостью и т.д. Могут ли эксперты и служащие в авторитарном государстве группироваться по степени их академической или социально-иерархической дифференциации? И потому для послереволюционного периода очень важный вопрос о факторах размежевания «старших» и «младших» преподавателей заметно усложняется. Высказанное выше допущение, будто в годы нэпа практики солидарности в изрядно затронутом Гражданской войной преподавательском корпусе во многом заместили прежние поколенческие и идейные расхождения, пока остается скорее рабочей гипотезой. Как «тлели» или, наоборот, окончательно затухали в советских условиях прежние академические разногласия и обиды; как эта солидарность проявлялась вопреки надеждам властей на вечный конфликт поколений, старого и нового; как все это уживалось с очевидным расхождением профессоров старой школы с советскими выдвиженцами — все эти стороны жизни советской академической среды нуждаются еще в дополнительном освещении и дальнейших разысканиях.

* * *

Устойчивость советской вузовской системы, которая в основных организационных параметрах удержалась с середины 1930-х до конца 1980-х годов, не может объясняться только репрессивной составляющей или идеологическими факторами. Необходимость профессионализма и внутренних градаций преподавательского корпуса обеспечивала новая система аттестации — хотя элемент паранаучного, доктринального знания в ряде гуманитарных дисциплин (и отдельных участках естествознания вроде лысенковской агробиологии) был очевиден. После антикосмополитской кампании конца 1940-х годов — резкой вспышки противостояния части нового послевоенного поколения вузовских выдвиженцев старым профессорам с дореволюционными корнями, по модели «великого перелома»[94], — явного структурного конфликта старших и младших в университете оттепельных и застойных времен, судя по всему, больше не наблюдалось. «Советские мандарины», описанные вслед за Ф. Рин- гером в работах Даниила Александрова[95], и кандидаты на эти ведущие позиции были уже достаточно однородны в социальном отношении. При том что в отличие от 1920-х годов многие из вузовских работников были членами партии, эта однородность в идейном плане поддерживалась, с одной стороны, скрытой оппозицией прямому вмешательству партийных органов, с другой — неприятием явного разрыва с существующим порядком вещей (в виде диссидентства или эмиграции). В отличие от ранних советских лет об университетском прошлом уже можно было мыслить в позитивном ключе, с точки зрения преемственности с традициями начала века, уже не только революционными. И эта изобретенная память о правах и свободах «старого» университета заслонила на более чем полувековой дистанции уже много раз забытую реальность острых внутренних конфликтов и неоднозначной динамики высшей школы позднеимперской России[96].

Карьеры и распределение иерархий в советских вузах со времен Луначарского и Покровского только отчасти определялись академическими заслугами (добротными диссертациями, глубокими лекциями или блестящими статьями), гораздо чаще решающим тут становился запас не научного, а административного капитала — в терминологии Пьера Бурдьё. Заведование кафедрой, деканство или ректорство, близость к властной элите на региональном уровне сулили любому ученому гораздо больше ресурсов и в профессиональном смысле.

В качестве завершающей виньетки можно указать на характерный эпизод из переписки Сталина и Молотова в конце 1946 года, когда вождь резко одернул главного советского дипломата, вздумавшего слишком заметно выразить советским академикам радость по поводу присоединения к их корпорации (кстати, на год позже самого Сталина):

Я был поражен твоей телеграммой в адрес Вавилова и Бруевича по поводу твоего избрания почетным членом Академии наук. Неужели ты в самом деле переживаешь восторг в связи с избранием в почетные члены? Что значит подпись «Ваш Молотов»? Я не думал, что ты можешь так расчувствоваться в связи с таким второстепенным делом, как избрание в почетные члены. Мне кажется, что тебе как государственному деятелю высшего типа следовало бы иметь больше заботы о своем достоинстве. Вероятно, ты будешь недоволен этой телеграммой, но я не могу поступить иначе, так как считаю себя обязанным сказать тебе правду, как я ее понимаю[97].

В отличие от дореволюционного университета с его довольно широкой автономией, где обретение академических степеней и званий обеспечивало их обладателям и социальный успех, и путь наверх (в первую очередь — получение вожделенной ординарной профессуры), в советское время ведущим дифференцирующим фактором в мире знания выступило именно административное и идейно-политическое ранжирование[98].

ПРИМЕЧАНИЯ

1) Этот стереотип был сознательно нарушен авторами коллективной монографии, на выводы которой мы опираемся далее в статье: Университет и город в России (начало ХХ века) / Под ред. Т. Маурер и А. Дмитриева. М.: Новое литературное обозрение, 2009.

2) Для реконструкции общего контекста см.: Расписание перемен: Очерки истории образовательной и научной политики в Российской империи — СССР (конец 1880-х — 1930-е годы) / Ред. А.Н. Дмитриев. М.: Новое литературное обозрение, 2012 (особенно статьи В. Рыжковского о специальном образовании и И.В. Сидорчука и Е.А. Ростовцева о негосударственном высшем образовании).

3) См. исследования сибирских историков из ранней советской интеллигенции, инициированные еще В.Л. Соскиным в 1960—1970-е годы: Красильников С.А, Соскин В.Л. Интеллигенция Сибири в период борьбы за победу и утверждение Советской власти, 1917 — лето 1918. Новосибирск: Наука, 1985; Дискриминация интеллигенции впосле- революционной Сибири (1920—1930-е гг.) / Под ред. С.А. Красильникова. Новосибирск: Институт истории РАН, 1994; Пыстина Л.И. «Буржуазные специалисты» в Сибири в 1920-е — начале 1930-х гг.: (Социально-правовое положение и условия труда). Новосибирск: Институт археологии и этнографии РАН, 1999; Ус Л.Б, Ушакова С.Н. Научно-педагогические кадры // Интеллигенция Сибири в первой трети XX века: Статус и корпоративные ценности. Новосибирск: Сова, 2007. С. 103—184.

4) См.: Jarausch K.H. Graduation and Careers // A History of the University in Europe / Ed. Walter Ruegg. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. Vol. 3: Universities in the Nineteenth and Early Twentieth Centuries (1800—1945). P. 364—393.

5) О полемическом контексте написанной в заключении статьи Писарева, опирающейся и на авторские воспоминания о прослушанных в Петербургском университете курсах, см. комментарии в: Писарев Д.И. Наша университетская наука // Писарев Д.И. Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. М.: Наука, 2002. Т. 5. С. 393—401, 420—438.

6) См.: Иванов А.Е. Мир российского студенчества: Конец XIX — начало XX века. М.: Новый хронограф, 2010. С. 314—323 (послесловие: «Прав ли был А.С. Изгоев?»).

7) Могильнер М. Мифология «Подпольного человека»: Радикальный микрокосм в России начала ХХ века как предмет семиотического анализа. М.: Новое литературное обозрение, 1999; Morrissey S. Herald of Revolution: Russian Students and the Mythologies of Radicalism. Oxford: Oxford University Press, 1998; Gerasimov I. Modernism and Public Reform in Late Imperial Russia: Rural Professionals and Self-Organization, 1905—1930. Houndmills: Palgrave Macmillan, 2009.

8) Иванов А.Е. Студенчество России конца XIX — начала XX вв.: Социально-историческая судьба. М.: РОССПЭН, 1999; Он же. Студенческая корпорация России конца XIX — начала XX вв.: Опыт культурной и политической самоорганизации. М.: РОССПЭН, 2004; Он же. Еврейское студенчество в Российской империи начала XX века: каким оно было? Опыт социокультурного портретирования. М.: Новый хронограф, 2007.

9) Кроме «локальных» статей в монографии «Университет и город» см. исследования Гвидо Хаусманна (Hausmann G. Universitat und stadtische Gesellschaft in Odessa, 1865—1917: Soziale und nationale Selbstorganisation an der Peripherie des Zarenreic- hes. Stuttgart: Franz Steiner Verlag, 1998; Idem. Lokale Offentlichkeit und stadtische Herrschaft im Zarenreich: Die ukrainische Stadt Charkiv // Stadt und Offentlichkeit in Ostmitteleuropa, 1900—1939: Beitrage zur Entstehung moderner Urbanitat zwischen Berlin, Charkiv, Tallinn und Triest / Hg. Andreas R. Hofmann, Anna Veronika Wend- land. Stuttgart: Franz Steiner Verlag, 2002) и цикл работ петербургского историка Евгения Ростовцева: Ростовцев Е.А. Академическая корпорация Санкт-Петербургского университета в начале XX в.: Отношение к власти и гражданскому обществу // «Быть русским по духу и европейцем по образованию»: Университеты Российской империи в образовательном пространстве Центральной и Восточной Европы XVIII — начала XX в. / Сост. А.Ю. Андреев. М.: РОССПЭН, 2009. С. 139— 156; Он же. «Борьба за автономию»: Корпорация столичного университета и власть в 1905—1914 гг. // Journal of Modern Russian History and Historiography. 2009. Vol. 2. P. 75—121; Он же. 1911 год в жизни университетской корпорации: (Власть и Санкт-Петербургский университет) // Кафедра истории России и современная отечественная историческая наука / Отв. ред. А.Ю. Дворниченко. СПб.: ЕУСПб, 2012. С. 473—507 (= Труды кафедры истории России с древнейших времен до XX века. Т. III); Он же. Испытание патриотизмом: Профессорская коллегия Петроградского университета в годы Первой мировой войны // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. М.: URSS; ЛКИ, 2009. Вып. 29: Мир и война: Аспекты интеллектуальной истории. С. 308—324; Он же. «Университетский вопрос» и Государственная дума (1906—1911 гг.) // Таврические чтения — 2008: Актуальные проблемы истории парламентаризма в России: Всероссийская научно- практическая конференция, 16 декабря 2008 года / Под ред. А.Б. Николаева. СПб.: Музей истории парламентаризма в России при МПА СНГ, 2009. С. 98—133.

10) Maurer T. Hochschullehrer im Zarenreich: Ein Beitrag zur Russischen Sozial- und Bil- dungsgeschichte. Koln; Weimar; Wien: Bohlau, 1998; Kassow S.D. Students, Professors and the State in Tsarist Russia. Berkeley; Los Angeles: University of California Press, 1989. Этим исследованиям явно проигрывает книга: Никс Н.Н. Московская профессура во второй половине XIX — начале ХХ века: Социокультурный аспект. М.: Новый хронограф, 2008.

11) К вопросу о профессорских штатах Императорских российских университетов. М., 1914. С. 7. Ср.: Докладная записка о положении младших преподавателей и оставленных при университете историко-филологического, физико-математического и юридического факультетов Императорского Московского университета. Сергиев Посад, 1916. С. 3—4.

12) Грибовский М.В. Материальный достаток профессоров и преподавателей университетов России в конце XIX — начале XX в. // Вестник Томского государственного университета. 2011. № 349 (август). С. 76—80. Важные сведения приведены в кн.: Бон Т. Русская историческая наука (1880—1905 г.). Павел Николаевич Милюков и Московская школа. М.: Олеариус Пресс, 2005. С. 34—44. См. также: Даценко I. 1нститут приват-доценпв та пщготовка молодих науковщв в утверситетах Росшсько! 1мпери: (Друга половина Х1Х — початок ХХ статття) // Вгсник Ктвського национального утверситету iменi Тараса Шевченка. Iсторiя. 2009. № 98. С. 9—13 (доступно по адресу: papers.univ.kiev.ua/istorija/articles/The_institute_of_private_docents_and_training _of_young_scientists_in_the_Russian_empire_s_universities_second_half_of_the_XIX_ th_beginning_the_XX_th_century 16632.pdf (дата обращения: 18.07.2013)).

13) Кареев Н.И. Профессорский гонорар в наших университетах: Письмо в редакцию // Вестник Европы. 1897. № 11. С. 384—398; Он же. Заключения университетских советов о системе гонорара // Вестник Европы. 1898. № 1. С. 394—397; Миклашевский Н. К вопросу о профессорском гонораре: (Статистическая справка) // Образование. 1897. № 12. С. 1—20.

14) Петражицкий Л.И. Университет и наука: Опыт теории и техники университетского дела и научного самообразования. СПб.: Типография Ю.Н. Эрлих, 1907. Т. 2. С. 534 (примеч.).

15) Кулаковский Ю.А. Гонорар в русских университетах. Киев, 1897. О его биографии: Пучков А.А. Юлиан Кулаковский и его время: Из истории антиковедения и византинистики в России. Киев: НИИТИАГ, 1999.

16) Багалей Д. Экономическое положение русских университетов. СПб.: Типография товарищества «Общественная польза», 1914 (оттиск из «Вестника Европы»).

17) Александр Евгеньевич Пресняков: Письма и дневники, 1889— 1927. СПб.: Дмитрий Буланин, 2005. С. 66—67 (письмо от 7 декабря 1892 года). О трудностях карьеры самого Преснякова, защитившего магистерскую диссертацию только 17 лет спустя, в 1909 году, см.: Брачев В.С. А.Е. Пресняков и петербургская историческая школа. СПб.: Астерион, 2011. С. 49—78 (правда, это исследование не лишено явной односторонности изложения в пользу «патриота-государственника» С.Ф. Платонова).

18) На страницах народнического «Русского богатства» по обеим темам печатается историк Венедикт Мякотин (1867—1937), уже вступивший на путь академической карьеры, но так и не ставший университетским профессором из-за леволиберальных политических увлечений: Мякотин В.А. Диспут и ученая степень // Русское богатство 1897. № 7. С. 1 —34; Он же. К вопросу о профессорском гонораре // Русское богатство. 1897. № 10. С. 75—90.

19) Петров Ф.А. Формирование системы университетского образования в России. М.: МГУ, 2002. Т. 1. С. 224—226, 264—266. О нерешенности этого «служебного» вопроса для российских ученых в XVIII веке см.: Gordin M. The Importation of Being Earnest: The Early St. Petersburg Academy of Sciences // Isis. 2000. Vol. 91. P. 27—28.

20) См.: Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворянство в конце XIX века. Л.: Наука, 1973. С. 360—371.

21) Об этом, в частности, писал в своих мемуарах один из последних министров просвещения дореволюционной России (в 1915—1916 годах) Павел Игнатьев, заслуживший на этом посту вполне либеральную репутацию; благодарим В.Г. Бабина, предоставившего в наше распоряжение копию англоязычных мемуаров Игнатьева. См. подробнее: Дмитриев А.Н. Воспоминания о будущем: Планы университетских реформ в мемуарных ретроспекциях // Пути России. Будущее как культура: Прогнозы, репрезентации, сценарии. М.: Новое литературное обозрение, 2011. С. 309—321.

22) Дубенцов Б.Б. Университетская политика царизма и вопрос о служебных преимуществах на рубеже XIX—XX вв. // Вопросы политической истории СССР / Отв. ред. А.Г. Маньков. М.; Л.: Институт истории АН СССР, 1977.

23) Виноградов П.Г. Учебное дело в наших университетах // Вестник Европы. 1901. № 10. С. 564. О Виноградове и его позиции в университетском вопросе см. подробнее: Антощенко А.В. Русский либерал-англофил П.Г. Виноградов. Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 2010.

24) Тема многочисленных работ С. Куликова; см., в частности: Куликов С.В. Социальный облик высшей бюрократии России накануне Февральской революции // Из глубины времен. СПб., 1995. Вып. 5. С. 3—46.

25) См.: Кушнырь-Кушнарев Г.И. Исторический очерк возникновения и развития академического движения в России. СПб., 1914; Пуришкевич В.М. Материалы по вопросу о разложении современного русского университета. СПб., 1914; а также соответствующий раздел в книге: Иванов АА. Владимир Пуришкевич: Опыт биографии правого политика. М.; СПб.: Альянс-Архео, 2011. С. 189 и след. Также см. подробнее: Гоз А.Л. В.М. Пуришкевич и правительственная политика в университетском вопросе в 1910—1914 годах // Уроки истории — уроки историка: Сборник статей к 80-летию Ю.Д. Марголиса. СПб.: Нестор-История, 2012. С. 289—308.

26) Хотя либералы признавали необходимость делегирования представителей младших преподавателей в советы. См.: Третий Делегатский съезд Академического союза. 14—17 января 1906 года. СПб., 1906. С. 140—149.

27) См. работы известного в будущем биолога Николая Кольцова (1872—1940): Кольцов Н. Академическая молодежь // Русское богатство. 1909. № 3. С. 159—178; Он же. К университетскому вопросу. М., 1909 (особенно с. 36—60). См. также: Зацепа Г. Пасынки университета: Материалы по вопросу о положении в университете младших преподавателей. М., 1907.

28) См. содержательные работы украинских исследователей: Даценко I. Система нау- ково! атестацп в утверситетах Росшсько! iмперil у другш половинi Х1Х — на початку ХХ ст. // Плея: Науковий вкник: Збiрник наукових праць. 2009. № 25. С. 27— 40 (доступно по адресу: archive.nbuv.gov.ua/Portal/Soc_gum/Gileya/2009_25/ Gileya25/I4_doc.pdf (дата обращения: 18.07.2013)); Посохов С.И. «Считаю для себя неприличным...»: Этические аспекты процесса защиты диссертаций в университетах Российской империи Х1Х — начала ХХ вв. // Харювський iсторiографiчний збiрник. Харюв: ХНУ iменi В.Н. Каразша, 2012. Вип. 11. С. 131 — 151 (доступно по адресу: dspace.univer.kharkov.ua/bitstream/123456789/7542/2/posokhov.pdf (дата обращения: 18.07.2013)).

29) См.: Иванов А.Е. Ученые степени в Российской империи XVIII в. — 1917 г. М.: Институт российской истории РАН, 1994. С. 94—96.

30) Иванов А.Е. Высшая школа России в конце XIX — начале XX вв. М.: Наука, 1991. С. 205—210.

31) Зёрнов В.Д. Записки русского интеллигента / Публ., вступ. ст., коммент. и указ. имен В.А. Соломонова; под общ. ред. А.Е. Иванова. М.: Индрик, 2005. С. 137—139, 158—159. (Именно так сам Зёрнов получил кафедру физики в новооткрытом Саратовском университете в 1909 году, где со временем занял пост ректора.)

32) О возникающих тут коллизиях см.: Алеврас Н.Н., Гришина Н.В. Российская диссертационная культура XIX — начала XX веков в восприятии современников: (К вопросу о национальных особенностях) // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. М.: URSS; ЛКИ, 2011. Вып. 36. С. 221—247; Галай Ю.Г. Коррупционные схемы при преподавании и защите диссертаций в университетах Российской империи // Ученые записки Нижегородской правовой академии. Нижний Новгород: Нижегородская правовая академия, 2011. Вып. 2. С. 32—43.

33) Ср.: Третий Делегатский съезд Академического союза. С. 79—81; Кулаковский Ю.А. Доклад об ученых степенях // Труды Высочайше учрежденной Комиссии по преобразованию высших учебных заведений. СПб., 1903. Вып. 4. С. 146—147; Линни- ченко И.А. По поводу заметки М.М. Ковалевского о двух ученых степенях. Одесса: Тип. «Техник», 191 [5].

34) См. работы видных юристов: Шершеневич Г. Ф. О порядке приобретения ученых степеней. Казань, 1897; Сергеевич В. О порядке приобретения ученых степеней // Северный вестник. 1897. № 10. С. 1—19. К этой литературе примыкает и брошюра философа А. Введенского: Введенский А.И. О магистерских диссертациях. СПб., 1901.

35) Жебелев С.А. Ученые степени в их прошлом, возрождение их в настоящем и грозящая опасность их вырождения в будущем / Публ. И.В. Тункиной // Очерки истории отечественной археологии / Сост. А.А. Формозов. М.: Наука, 2002. Вып. 3. C. 156.

36) См.: Беляева О.М. Эрвин Давидович Гримм: Судьба ученого на переломе эпох // Исторические записки. М.: Наука, 2009. Т. 12 (130). С. 308—352. Также см. с. 325— 326 (переводы профессоров в провинцию при Кассо) и 313—317 (смерть В.Г. Васильевского; удаление профессоров Гревса и Кареева из-за беспорядков).

37) См.: Ростовцев Е.А. Обзор дневника Н.Н. Платоновой (Шамониной) // Памяти академика Сергея Федоровича Платонова: Исследования и материалы / Отв. ред. А.Ю. Дворниченко, С.О. Шмидт. СПб.: СПбГУ, 2011. С. 43—87.

38) Щеглов В.Г. Обсуждение вопроса об ученых степенях // Труды Высочайше учрежденной Комиссии по преобразованию высших учебных заведений. СПб., 1903. Вып. 2. С. 132—133. Владимир Георгиевич Щеглов (1854—1927) — юрист, доктор права, с 1884 года был профессором Демидовского юридического лицея в Ярославле (который по основным характеристикам и правам был «однофакультетным» университетом).

39) Kassow S. Professionalism among University Professors // Russia's Missing Middle Class: The Profession in Russian History / Ed. H.D. Balzer. Armonk, N.Y.: M.E. Sharpe, 1996. P. 198.

40) См. недавнюю обстоятельно написанную биографию, посвященную его научным взглядам и идеологии: Андреев В.М. Вштор Петров: Нариси штелектуально! бю- графп вченого. Дтпропетровськ: Герда, 2012 (о его биографии писателя и разведчика в первом приближении по-русски можно узнать из недавней публикации: Ба- рабаш Ю. Кто вы, Виктор Петров? В. Домонтович (Петров) и его повесть «Без почвы»: Все не то, чем кажется // Новый мир. 2012. № 8. С. 156—174).

41) Домонтович В. Дiвчина з ведмедиком. Болотяна Лукроза. Ки!в: Критика, 2000. С. 269—270, 272.

42) Подробнее см.: Дмитриев А.Н. Украинская наука и ее имперские контексты (XIX — начало ХХ века) // Ab Imperio. 2007. № 4. С. 121 — 172.

43) К1стяк1вский О.Ф. Щоденник (1874—1885). Ки!в: Наукова думка, 1994—1995. Т. 1—2. См. о нем: Науменко В. Александр Федорович Кистяковский: (Биографический очерк, с отрывками из рукописной автобиографии) // Киевская старина. 1895. № 1. С. 1—43.

44) Заславский Д.О. Предрассветное // Русское прошлое. 1923. № 4. С. 69—81.

45) Колеров М.А. Не мир, но меч: Русская религиозно-философская печать от «Проблем идеализма» до «Вех», 1902—1909. СПб.: Алетейя, 1996. С. 65—66, 80 и след.; а также: Шурляков С. К истории философских обществ в Киеве: (Киевские Религиозно-философское и Научно-философское общества) // Философская и социологическая мысль. Киев, 1993. № 7/8. С. 163—179.

46) Блонский П.П. Мои воспоминания М.: Педагогика, 1971. С. 84 и след.

47) На эту меру и раскол университетских коллегий обращает внимание А.Ю. Андреев: Andreev A.Ju. «Die gespaltene Universitat»: Moskauer Gelehrten 1911 —1917 // Kollegen — Kommilitonen — Kampfer: Europaische Universitaten im Ersten Welt- krieg / Hg. T. Maurer // Pallas Athene: Beitrage zur Universitats- und Wissenschafts- geschichte. Stuttgart: Franz Steiner Verlag, 2006. Bd. 18. S. 159—176.

48) Иванов А.Е. Ученые степени в Российской империи XVIII в. — 1917 г. С. 140.

49) Характерный пример — содержание дневника историка, крупнейшего специалиста по биографии Петра I: Богословский М.М. Дневники. 1913—1919: Из собрания Государственного исторического музея. М.: Время, 2011. С. 375—376 (запись от 25 июня 1917 года) и др.

50) Утро России. 1917. 26 мая. Подробней о настроениях студентов в 1917 году см.: Мартынова А. Российское студенчество в общественно-политической жизни 1917 г.// Посев. 2006. № 6. С. 23—27; № 7. С. 24—26 (и материалы защищенной в РГГУ диссертации того же автора: Сизова А.Ю. Российская высшая школа в революционных событиях 1917 г.: Дис. ... канд. ист. наук. М., 2007).

51) Материалы об этом съезде печатались в июне 1917 года на страницах главной «профессорской» газеты России: Русские ведомости. 1917. 13 июня. См.: Знаменский О.Н. Интеллигенция накануне Великого Октября (февраль—октябрь 1917 г.). Л.: Наука, 1988. С. 273—276; Купайгородская А.П. Петроградское студенчество и Октябрь // Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде / Отв. ред. И.И. Минц. М.: Наука, 1980. С. 241—245.

52) Воспоминания Е.В. Спекторского / Подгот. текста С.И. Михальченко // Journal of Modern Russian History and Historiography. 2010. Vol. 3. № 1. P. 161 — 198, здесь — 172—173. См. весьма полную биографию ученого: Ульяновский В.1., Короткий В.А., Скиба О.С. Останнш ректор утверситету Святого Володимира бвген Васильович Спекторський. Ки!в: КНУ iм. Т. Шевченка, 2007.

53) Разъяснение ректора Н. Цытовича товарищу Министра просвещения В. Вернадскому о положении в университете, 22 сентября 1917 года // Alma mater: Утвер- ситет св. Володимира напередодт та в добу украшсько! революци: Матерiали, документа, спогади: У 3 кн. / Упоряд. В.А. Короткий, В.1. Ульяновський. Ки!в: Прайм, 2000. Кн. 1: Утверситет св. Володимира мiж двома револющями. C. 155—156.

54) Купайгородская А.П. Высшая школа Ленинграда в первые годы Советской власти (1917—1925 гг.). Л.: Наука, 1984. С. 23.

55) Воспоминания Е.В. Спекторского. Р. 188.

56) Михальченко С.И. Дело профессора Е.Д. Сташевского // Вопросы истории. 1998. № 4. С. 122—129.

57) Alma mater: Утверситет св. Володимира напередодт та в добу украшсько! рево- люцп. С. 84—86.

58) См. его воспоминания, написанные в начале 1930-х годов в эмиграции, но более полувека остававшиеся неопубликованными: Зеньковский В.В. Пять месяцев у власти: Воспоминания / Под ред. М.А. Колерова. М.: Regnum, 2011.

59) В ряду других работ (Дж. Макклелланда, А.Л. Литвина, В.Л. Соскина, С.А. Красильникова и др.) см. недавнюю статью А. Еремеевой, посвященную как раз процессам институционализации знания в «белой» России: Еремеева А.Н. Образовательная и научная и политика в условиях гражданского противостояния // Расписание перемен. С. 404—434.

60) См.: Михальченко С., Ткаченко Е. Академическая жизнь Киевского университета св. Владимира в 1917—1918 гг. // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Сер. «История». 2008. Вып. 5. № 1 (41). С. 180—186. Колоритные картины жизни Киева времен Гражданской войны см. в мемуарах тогдашнего университетского выпускника, будущего историка и преподавателя Ленинградского университета: Полетика Н.П. Виденное и пережитое: (Из воспоминаний). Иерусалим: Библиотека Алия, 1990.

61) Науменко осенью 1917 года на посту попечителя Киевского округа тоже пытался помочь решению конфликта с Цытовичем; см. его доверительное письмо В.И. Вернадскому от 24 сентября 1917 года: Вернадський В.1. Листування з украшськими вченими. Кшв: НАН Украши та ш., 2011. Т. 2. Кн. 2. С. 663—665; с характерной припиской: «Прошу извинить, что заставляю читать мой неразборчивый почерк, но не считаю возможным дать текст для переписки на машине, т.к. по нашим киевским условиям жизни опасаюсь хотя бы малейшей огласки моего письма, чтобы не ухудшить положение дела» (Там же. С. 665).

62) См. подробнее: Наука и кризисы: Историко-сравнительные очерки / Ред.-сост. Э.И. Колчинский. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. С. 409—439.

63) Именно о «декастизации» как правовом принципе писал в близкой ретроспективе юрист Всеволод Дурденевский, профессор Пермского университета, во времена Гражданской войны: Дурденевский В. Лекции по праву социальной культуры. М.; Л.: Госиздат, 1929. С. 222—225.

64) См.: Крапивина Н.С., Макеев Н.А. Советская система просвещения: Принципы формирования, особенности функционирования, региональная специфика (1917— 1936): Исторические и правовые аспекты. СПб.: СПбГУ, 2006; Берлявский Л.Г. Государственно-правовое регулирование отечественной науки (1917—1929 гг.). Ростов-на-Дону: РГЭУ «РИНХ», 2007.

65) См.: Декрет СНК РСФСР от 9 октября 1918 года «О некоторых изменениях в составе и устройстве государственных учебных и высших учебных заведений РСФСР»; Декрет СНК РСФСР от 9 октября 1918 года «О Всероссийских конкурсах по замещению кафедр в высших учебных заведениях» // Декреты Советской власти. М.: Госполитиздат, 1957. Т. 1. С. 18—21, 35—38.

66) Декрет СНК от 02.09.21 г. «Положение о высшем учебном заведении» // Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. 1921. № 65. Ст. 486; Декрет СНК РСФСР от 03.07.22 г. «Положение о высших учебных заведениях» // Там же. 1922. № 43. Ст. 518. См. также: Finkel S. On the Ideological Front: The Russian Intelligentsia and the Making of the Soviet Public Sphere. New Haven: Yale University Press. 2007. Детальный анализ событий тех лет, выдержанный в советском духе: Чанбарисов Ш.Х. Формирование советской университетской системы (1917—1938 гг.). Уфа: Башкирское книжное издательство, 1973.

67) Укажем три важнейшие, на наш взгляд, монографии по этой проблематике, вышедшие на Украине за последнее двадцатилетие: Касьянов Г. Украшська штелЬ генщя 1920—1930-х рокiв: Соцiальний портрет та кторична доля. Ки!в; Едмонтон: Глобус; Вш; Канадський iн-т укр. студш Альбертського ун-ту, 1992; Кузьменко М. Науково-педагопчна iнтелiгенцiя в УСРР 20—30-х рокiв: Сощально-професшний статус та освггньо-культурний рiвень. Донецьк: Норд-Прес, 2004; Коляструк О. 1н- телiгенцiя УСРР у 1920-ri роки: Повсякденне життя. Харюв: Раритети Украши, 2010.

68) Ряппо Я.П. Короткий нарис розвитку украшсько! системи народно! освгги. Харькiв: ДВУ, 1927. См.: Парфтенко А.Ю. У пошуках причин «лшвщацц» унiверситетiв Укра1ни. Харкгв: С.А.М., 2008. Большой интерес представляют воспоминания Ряппо «На фронте народного просвещения», написанные уже после войны и сохранившиеся в его личном фонде в Центральном государственном архиве высших органов власти и управления Украины в Киеве: ЦДАВО Украши. Ф. 4805. Оп. 1. Д. 2, 20.

69) Дурденевский В. Лекции по праву социальной культуры. С. 222.

70) На примере Петрограда см.: Konecny P. Chaos on Campus: The 1924 Student Proverka in Leningrad // Europe-Asia Studies: Soviet and East European History. 1994. Vol. 46. № 4. P. 617—635.

71) Купайгородская А.П. Профессор М.К. Лемке в наступлении: «чужой» против своих // Деятели русской науки. СПб.: Нестор-История, 2010. Вып. 4. С. 436—447.

72) См.: Купайгородская А.П. Объединение научных и высших учебных заведений Петрограда (1917—1922) // Власть и наука, ученые и власть. 1880-е — начало 1920-х годов: Материалы международного научного коллоквиума / Ред. Н.Н. Смирнов. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. С. 185—201.

73) Лобода Н.И. Профессиональное объединение научных работников // Научный работник. 1925. № 1. С. 160—162, 165.

74) См.: Пыстина Л.И. Льготы и привилегии интеллигенции в Советской России в 1920-е годы: (Проблемы изучения) // Гуманитарные науки в Сибири. 1999. № 2. С. 31—34. На примере биографии знаменитого историка: Лепехин М.П. Об административной деятельности С.Ф. Платонова во второй половине 1920-х гг. // Памяти академика Сергея Федоровича Платонова. С. 165—192. Благодарим П.А. Дружинина, указавшего нам эту важную публикацию.

75) Сергиевский Ю.В. Материальное положение научных работников // Научный работник. 1925. № 1. С. 177. Ср.: Канчеев A.A. Бюджетное обследование научных работников // Там же. № 4. С. 134—140; Шальнев Е.В. Проблема денежного обеспечения научных работников советского государства в 1920—1930-х гг. // Известия Пензенского ГПУ им. В.Г. Белинского. 2011. № 23. С. 617—621.

76) Яров С.В. Конформизм в Советской России: Петроград 1917 — 1920-х годов. СПб.: Европейский дом, 2006 (о плате за учебу см. с. 165—172; о конформизме интеллигенции — с. 339—412).

77) Цит. по: Измозик В. С. Настроения научной и педагогической интеллигенции в годы нэпа по материалам политического контроля и нарративным источникам // За «железным занавесом»: Мифы и реалии советской науки / Ред. М. Хайнеманн и Э.И. Колчинский. СПб.: Дмитрий Буланин, 2002. С. 352.

78) Cultural Revolution in Russia, 1928—1931 / Ed. S. Fitzpatrick. Bloomington: Indiana University Press, 1978.

79) См. подробнее: David-Fox M. Revolution of the Mind: Higher Learning among the Bolshevik. Ithaca: Cornell University Press, 1997.

80) Один из красноречивых оттепельных документов — подцензурная мемуарная новелла Евгении Гинзбург: Гинзбург Е. Студенты двадцатых годов // Юность. 1966. № 8. См. монографии о российской и украинской студенческой молодежи того времени: Рожков А.Ю. В кругу сверстников: Жизненный мир молодого человека в советской России 1920-х годов. Краснодар: Перспективы образования, 2002. Кн. 1. С. 209—404; Рябченко О.Л. Студенти радянсько'1 Укра!ни 1920—1930-х роюв: Практики повсякденносп та конфлшти щентифшацц. Харюв: ХНАМГ, 2011; а также главы книги Игала Халфина о красных студентах: Halfin I. From Darkness to Light: Class, Consciousness and Salvation in Revolutionary Russia. Pittsburgh: Pittsburgh University Press, 2000.

81) См. взгляд заинтересованного участника, последнего свободно избранного ректора МГУ: Новиков М. Современное состояние высшей школы в России // Русская школа за рубежом. Прага, 1926. Кн. 19—20. С. 25—51.

82) См. раздел об условиях службы вузовских работников в выпущенном под эгидой секции научных работников справочном издании: Ананов И.Н. Правовое положение научных работников. М.: Нижполиграф, 1928. С. 14—17. См. также: Хабибрахманова О А. Властные стратегии и тактики по улучшению качества жизни научной интеллигенции 1920—1930-х гг. Казань, 2008 (преимущественно на материале ЦЕКУБУ и Татарской АССР).

83) Дойков Ю.В. Питирим Сорокин: Человек вне сезона: Биография. Архангельск, 2008. Т. 1. С. 234 (доступно по адресу:www.doykov.1mcg.ru/data/books/Booklet_Sorokina.pdf (дата обращения: 18.07.2013)).

84) Академик Виктор Максимович Жирмунский: Биобиблиографический очерк. 3-е изд., испр. и доп. / Сост. Л.Е. Генин и др., вступ. ст. П.Н. Беркова и Ю.Д. Левина. СПб.: Наука, 2001. С. 13—14.

85) Фрейденберг О.М. Воспоминания о Н.Я. Марре / Публ. и примеч. Н.В. Брагинской // Восток — Запад: Исследования. Переводы. Публикации. М.: Наука, 1988. С. 181—204, здесь — с. 183—184.

86) См. «Положение о научных работниках вузов» (Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. 1924. № 7. Ст. 44), а также «Инструкцию о порядке подготовки научных работников при научно-исследовательских институтах и вузах по прикладным, точным и естественным наукам» (Еженедельник НКП. 1925. № 30. С. 18—19). Подробнее см.: Лебин БД. Подбор, подготовка и аттестация научных кадров в СССР: Вопросы истории и правового регулирования М.; Л.: Наука, 1966. С. 25—36, 113—120; Цеховой Н.П. Организационно-правовое оформление советской аспирантуры: Основные этапы и особенности // Вестник Томского государственного университета. 2012. № 362. С. 111 — 115.

87) Материалы по истории Санкт-Петербургского университета. 1917—1965: Обзор архивных документов / Сост. Е.М. Балашов и др.; под ред. Г.А. Тишкина. СПб.: СПбГУ, 1999. С. 37.

88) Юркова О. Наукова атестащя кториюв в Украш: Нормативна база та особливосп захисту дисертацш (друга половина 1920-х — 1941 pp.) // Проблеми ктори Украши: Факти, судження, пошуки: М1жвщомчий зб1рник наукових праць. Кшв: 1н-т ктори Украши НАН Украши, 2010. Вип. 19. С. 126—141.

89) Постановление СНК СССР от 13.01.34 г. № 79 «Об ученых степенях и званиях» // Собрание законов и распоряжений рабоче-крестьянского правительства. 1934. № 3. Ст. 30; Козлова Л.А. «Без защиты диссертации.»: Статусная организация общественных наук в СССР, 1933—1935 годы // Социологический журнал. 2001. № 2. С. 145—158.

90) Жебелев С.А. Ученые степени в их прошлом, возрождение их в настоящем и грозящая опасность их вырождения в будущем. С. 164—166.

91) Основой тут было Постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) от 23 июня 1936 года («О работе высших учебных заведений и о руководстве высшей школой» // Собрание законов и распоряжений рабоче-крестьянского правительства. 1936. № 34. Ст. 308). Тогда же публикуется полумемуарная статья химика И. Каблукова о присуждении степеней: Каблуков И.А. Как приобретались ученые степени в прежнее время // Социалистическая реконструкция и наука. 1935. № 9. С. 96—102 (взгляд античника Жебелева на процесс присуждения новых степеней был весьма скептическим; и его записка о степенях середины 1930-х осталась в личном архиве).

92) См. очень хорошо документированную и обстоятельную статью: Огурцов А.П. Образы науки в советской культуре // Мамчур Е.А., Овчинников Н.Ф., Огурцов А.П. Отечественная философия науки: Предварительные итоги, М.: РОССПЭН, 1997. С. 58—109.

93) Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 20.08.33 г. «О жилищных правах научных работников» // Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. 1933. № 47. Ст. 198. Истоком тут может считаться постановление СНК РСФСР о жилищных правах научных деятелей от 16 января 1922 года (Ананов И.Н. Правовое положение научных работников. С. 48, 55). См.: Тайцплин И.С. Жилищные права и условия научных работников // Научный работник. 1927. № 1. С. 40 и след.; Петаченко Г.А. Проблемы жилищных прав научных работников РСФСР в 1920-х гг. // Вестник Белорусского государственного университета. Серия 3. 2010. № 1. С. 22—25.

94) На это справедливо обращает внимание в своем фундаментальном исследовании П.А. Дружинин: Дружинин П.А. Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы: Документальное исследование. М.: Новое литературное обозрение, 2012. Т. 1. С. 193—242.

95) Александров Д. Немецкие мандарины и уроки сравнительной истории // Рингер Ф. Закат немецких мандаринов / Пер. с англ. Е. Канищевой, П. Гольдина. М.: Новое литературное обозрение, 2008. С. 593—632, особенно 625—630.

96) Дмитриев А. Переизобретение советского университета // Логос. 2013. № 1. С. 41—64.

97) Цит. по: ЕсаковВ.Д., Левина Е.С. Сталинские «суды чести»: «Дело "КР"». М.: Наука, 2005. С. 77—78.

98) См. для позднесоветской ситуации: Дмитриев А., Бикбов А. Люди и положения: (К генеалогии и анропологии академического неоконсерватизма) // НЛО. 2010. № 105. С. 43—68; Соколов М. Рынки труда, стратификация и карьеры в советской социологии: История советской социологической профессии // Экономическая социология. 2011. Т. 12. № 4. С. 37—72.

В работе использованы результаты, полученные в рамках реализации проекта «Отечественные университеты в эпоху революции и Гражданской войны (1917—1922)» Научного фонда НИУ ВШЭ № 12-01-0207.

Я очень рад выразить здесь сердечную благодарность Елене Вишленковой за высказанные при окончательной доработке статьи серьезные и ценные соображения, которые, как обычно, важны не только для написания этого текста.

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2013, №122

Об ученых степенях и о том, как диссертация в России обретала научную и практическую значимость

Елена Вишленкова, Кира Ильина

*Исследование осуществлено в рамках программы «Научный фонд НИУ ВШЭ» (2013-2014), проект № 12-01-0204.

В последнее время Россия, да и многие другие европейские страны взбудоражены разоблачениями фальшивых диссертаций и приобретениями политиками и чиновниками ученых степеней. Возмущение порождено тем, что в нашем сознании прочно укоренено представление, что текст кандидатской и тем более докторской диссертации должен содержать открытия или по крайней мере результаты разработки нового научного направления, а ученая степень обретается многолетним подвижничеством и присуждается за глубокие знания в выбранной специальности.

Такое представление досталось нам по наследству от Российской империи, а в ней достигалось совместными усилиями нескольких поколений профессоров и министерских чиновников. Ретроспективно можно утверждать, что, разрабатывая университетскую реформу, правительство с самого начала видоизменило западную систему научной аттестации (где ученая степень чаще всего была почетной и не влекла за собой материальных выгод), приспособив ее к потребностям империи в знаниях. Для стимуляции развития науки и образования реформаторы предоставили университетским интеллектуалам особые преимущества государственной службы, уравняв ученые степени с определенными чинами Табели о рангах. Сделав тем самым ученую карьеру привлекательной, правительство запрограммировало появление социальной магии научной степени и одновременно с этим прагматической ее ценности в чиновном мире. Негативные следствия этого феномена нам не удается преодолеть даже сегодня.

В статье мы рассмотрим исторические обстоятельства, при которых сформировалось восприятие диссертации и как результата научной работы, и одновременно как способа ускорить чиновную карьеру.

ДИССЕРТАЦИЯ КАК ОБЪЕКТ ИЗУЧЕНИЯ

В отличие от западных коллег[1], российские историки изучали диссертационные исследования мало, и интерес к ним проявился сравнительно недавно. В раннесоветский период исследовательская реконструкция дореволюционной системы научной аттестации была невозможной в силу простого соображения: нельзя же, в самом деле, писать о том, что только что уничтожили. В той обстановке интерес историков к феномену независимой научной экспертизы был бы однозначно расценен властями как проявление фронды.

Восстановление системы ученых степеней во второй половине 1930-х годов сопровождалось созданием библиографических указателей авторефератов и диссертаций[2]. На их основе К.Т. Галкин в 1950-е годы описал тенденции в советской университетской политике и в качестве предыстории дал краткий обзор дореволюционной практики защит[3]. В те годы наличие систематизированных сведений о советских диссертациях и наметившаяся реабилитация университетского прошлого[4] породили желание университетских историков закамуфлировать с помощью биографических и библиографических словарей разрыв в научно-учебной традиции.

Кажется, первый призыв провести работу по выявлению данных о дореволюционных защитах прозвучал от библиографа Г.Г. Кричевского[5]. Судя по всему, поддержки и официального одобрения он не получил. Поэтому почти пятьдесят лет Кричевский в одиночку собирал сведения о диссертациях, успешно защищенных в императорских университетах. С этой целью он изучил 217 наименований журналов и 68 наименований газет, а также изданные отчеты и протоколы заседаний университетских советов[6]. Единственная подготовленная на основе собранных данных статья появилась в 1985 году незадолго до смерти исследователя[7].

Справочник Кричевского многократно (целиком и по частям) издавался и переиздавался в 1984—2004 годах ставропольским исследователем А.Н. Якушевым[8]. Из-за чрезвычайно малых тиражей все эти издания почти сразу попали в разряд «библиографических редкостей» и редко используются историками. Однако собранные Кричевским сведения, хотя и неполные (например, данные по Казанскому университету начинаются только с 1842 года), позволили Якушеву сделать первые обобщения и статистические срезы тематического, дисциплинарного, регионального, возрастного характера[9]. Теперь на них ссылаются почти все исследователи ученых степеней.

В те годы на фоне развала государства и советской науки интерес к имперскому опыту научной экспертизы получил легитимацию и даже был институционализирован. В 1994 году Якушев выдвинул план коллективной разработки этой темы и почти десять лет реализовал ее через институт аспирантуры и докторантуры по специальности «История науки и техники»[10].

В отличие от библиографического замысла Кричевского, этот проект имел юридическую направленность[11]. Предстояло выявить законодательные акты и законопроекты, которые определяли правила научной аттестации в империи. В силу довольно аморфной аналитической рамки правовые исследования не сделали историко-культурных открытий, а потому оказали слабое влияние на историографию темы. Главная заслуга Якушева и его последователей перед исторической наукой видится в другом: изданные ими сборники законодательных документов, извлеченных из архива Министерства народного просвещения, радикально расширили источниковую основу изучения ученых степеней[12].

Не взаимодействуя с этой группой исследователей и не используя выявленные ими документы, в 1980—2000-е годы эту же тему разрабатывали московские историки А.Е. Иванов[13], Ф.А. Петров[14] и А.М. Феофанов[15]. Специфика их интерпретации обусловлена плотной контекстуализацией темы в университетской истории. Исследователи реконструировали линии государственной политики в деле научной аттестации за «долгий» XIX век (с конца XVIII века до 1917 года). Повествование о правительственных замыслах они дополняли историей корпоративных идей, иллюстрировали их доступной статистикой и извлеченными из мемуаров случаями «выдающихся» (в том числе безуспешных или возмутительных) защит.

Однако диссертация как репрезентация научного знания российских исследователей истории университетов интересовала мало. В их публикациях наука фигурирует как сумма достижений, открытий, новых текстов и, соответственно, как цепочка имен известных ученых. Организация и технология исследовательской работы, институционализация новых дисциплин, социально-культурные аспекты производства знания изучались по преимуществу историками империи. За редкими и важными исключениями[16], эти штудии ведутся на пространстве второй половины XIX — начала XX столетий[17]. Вероятно, вследствие слабой разработанности более раннего периода в историографии без всяких оговорок живет аксиома о российской модели «классического», «исследовательского» или «модернизированного» университета, которая подразумевает почти автоматическое наличие в российских университетах синтеза науки и образования[18]. Доказательства самоценности исследовательского труда («научный императив» университета) черпаются сторонниками этой теории из речей политиков и законодательства, т.е. из деклараций о намерениях, а не из университетского делопроизводства, фиксировавшего рутину.

Казалось бы, ученые степени должны были стать объектом пристального внимания историков науки. Тот факт, что этого не произошло, объясняется особенностями развития этого научного направления в нашей стране. Долгое время его определяла структурно-функционалистская парадигма исследования. Созданные в ее рамках тексты 1940—1970-х годов были своего рода эпосами отдельных научных дисциплин и национальной науки в целом. Главными факторами развития считались философско-методологические концепции познания. Такая перспектива сделала статистику диссертационных защит показателем роста ценности науки, слабо связанным с социальными процессами. Законодательство, типы научных сообществ, правовое и финансовое положение ученых и система подготовки научных кадров попали в поле внимания историков науки только в 1980-е годы, что было вызвано падением социального статуса ученых[19].

С призывом изучать социальные аспекты исследовательской культуры российских университетов еще в начале 1990-х годов к историкам обращался Д.А. Александров[20]. В своих последующих штудиях он проблематизировал тему инноваций и «консервативного сопротивления» в деле утверждения диссертационных тем[21]. Но в 1990-е и 2000-е годы его призыв отклика в России не нашел. Зато американский историк Т. Сандерс обнаружил в изучении процедуры защиты как публичного действия потенциал для раскрытия специфики социального поведения университетских людей[22]. Он пришел к выводу, что диспуты первой половины XIX века демонстрируют «способ, каким разрешенные "сверху" практики могли быть преобразованы возникающей общественной группой в соответствии со своими собственными изменяющимися стандартами»[23]. Это обнаружение разрушает одномерное видение темы как истории чиновного давления на профессоров, вынужденных исполнять чуждые им предписания.

А недавно призыв изучать социальные аспекты «диссертационной культуры» вновь прозвучал в России от лица антропологически ориентированных исследователей интеллектуальных сообществ[24]. Нам он близок в силу того, что, в отличие от исследователей социально-политической истории университетов, нас интересуют не только правовые нормы, статистика защит и память о них, но и ответ на вопрос: была ли процедура защиты диссертаций в первой половине XIX века формой научной экспертизы или это был исключительно механизм построения иерархий и просветительское действо? И если «да», то мы бы хотели понять, как происходил переход соискательства степени в исследовательский режим. Лишь после этого можно было бы утвердительно ответить и на более глобальный вопрос: превратилась ли в условиях России первой половины XIX столетия идея исследовательского университета в реальный исследовательский университет или его наличие есть только ретроспективное желание историков?[25]

В отличие от предшественников, нам нужны были тексты, которые зафиксировали не намерения и необыкновенные события, а рутинные процессы, т.е. не законодательство и мемуарные рассказы, а делопроизводственные документы университетских и факультетских советов. Комплексы таких свидетельств мы обнаружили в фондах Казанского (Национальный архив Республики Татарстан, далее — НА РТ) и Московского (Центр хранения документации до 1917 года Центрального государственного архива Москвы, далее — ЦХД до 1917 года ЦГА Москвы) университетов, а также в архиве Департамента народного просвещения (Российский государственный исторический архив, далее — РГИА). Они позволили нам увидеть тему в новой перспективе.

СОЦИАЛЬНЫЙ ЛИФТ

Указ об ученых степенях появился в России даже раньше, чем стало известно об основании новых университетов, — 24 января 1803 года[26]. Вместе с положениями университетского устава 1804 года этот законодательный акт утвердил еще одну (наряду с чиновной, придворной и военной службой) лестницу социального восхождения. Университеты получили право выдавать студентам аттестаты и присуждать три ученые степени: кандидата, магистра и доктора. Их обладатели стали получать соответственно 14-й (выпускники университета), 12-й (кандидаты), 9-й (магистры) и 8-й (доктора) классные чины, открывавшие доступ к государственным должностям и жалованьям.

В 1814 году в письме к казанскому попечителю М.А. Салтыкову министр А.К. Разумовский объяснил это решение правительства так:

Учреждением в империи университетов желало правительство доставить способы юношеству почерпать в них познания в высшей степени. Дабы более приохотить каждого продолжать учение в сих высших учебных заведениях, установлены для тех, кои в оных образованы будут, разные по службе выгоды, как то по 26 статье высочайше утвержденных правил народного просвещения, студенты по окончании учения должны быть принимаемы в службу 14 классом; а именным Высочайшим указом, состоявшимся в 6-й день августа 1809 года повелено в 8-ми классные чины и выше (т.е. доктора наук. — Е.В., К.И.)производить тех только, которые предъявят свидетельство одного из состоящих в империи университетов, что обучались в них с успехом в науках, гражданской службе свойственных, или что представ в университете на испытание, заслужили на оном одобрение[27].

Предоставленные привилегии сановники объясняли государственной значимостью российских университетов, тем, что они производят специально подготовленных, ученых чиновников для казенной службы.

Заданная правительством мотивация стимулировала не только рост значимости знания, но и рост ценности университетских документов — аттестатов и дипломов. Поскольку поначалу они выдавались профессорскими советами за любые сроки обучения, то часть казеннокоштных студентов прерывали свою учебу через год или два, не отрабатывали затраченные на них государством средства и, заполучив заветный аттестат, поступали на службу с классным чином.

Столкнувшись с такой смекалкой молодых подданных, правительство стало вводить ограничения на выдачу аттестатов. Тот же Разумовский настаивал:

Прошу Ваше превосходительство распорядить, дабы полные аттестаты от Казанского университета выдаваемы были тем только студентам, которые окончат полный курс учения; прочим же студентам, которые не пройдут полного курса учения, выдавать аттестаты с означением времени бытности их в университете и с присовокуплением, что как они не окончили полного курса учения, то и не распространяется на них сила указа 1809-го года и 26 статья предварительных правил народного просвещения[28].

Студенты, пожелавшие поступить на службу в 12-м, а не в 14-м чине или рассчитывавшие на ученую карьеру, соглашались по окончании курса обучения сдавать экзамены на кандидатскую степень по главной и вспомогательным наукам своего отделения. Им предстояло ответить на два вопроса письменно и на два устно. Диссертация от кандидатов не требовалась.

Глава IX университетского устава 1804 года содержала описание пути, который правительство предписывало пройти соискателю на степень магистра и доктора[29]. Это были правила «испытаний и производства в высшие университетские достоинства». Сначала соискатель должен был подать прошение в университетский совет. Получив его, декан и два профессора должны были провести предварительный «искус», или «тентамент», дабы выявить готовность претендента. Если они считали соискателя подготовленным, то тот допускался до публичного экзамена. Документы, фиксирующие это событие, есть в архивах и Московского, и Казанского университетов. Как писал в совет Московского университета Август Вильгельм (впоследствии — Василий Васильевич) Шнейдер:

В прошлом 1816 году в мае месяце, по данному от меня в отделение этико-политических наук прошению, позволено мне было приступить к экзамену на степень доктора, почему и произведен мне был предварительный искус, по коему сим отделением признан я достойным допущения к публичному испытанию[30].

Во время экзамена из определенного числа написанных и хранимых в тайне вопросов, относящихся до каждой особенно науки, к отделению принадлежащей, выбираются по жребию два вопроса для магистра и четыре для доктора, кои они должны решить основательно и подробно. За сим следует произвольное словесное испытание в других предметах, назначаемых экзаменаторами. Потом должны они решить такое же число и также по жребию выбранных вопросов[31].

Кроме проверки в теоретических знаниях соискатель должен был продемонстрировать умение применить их на практике. Для этого он получал практическое задание.

Параграф 98 университетского устава предписывал, чтобы во время испытаний на магистерские и докторские звания в аудитории присутствовали декан и «депутаты других отделений, два члена университетского совета по жребию избранные»[32]. Будущие магистры должны были прочитать одну, а доктора — три лекции «сряду» на темы, выбранные отделением. И в конце испытания им предстояло написать на латыни рассуждение на предложенную профессорами тему, а также защитить свои тезисы на публичном диспуте. Неудачник мог через год еще раз попытать счастья.

Правительство не предписало последовательности прохождения ученых степеней и сроков пребывания в них. Более того, обратившиеся в министерство за уточнением по этому поводу харьковские профессора получили в 1814 году недвусмысленное разъяснение, что ученые звания зависят не от служебной выслуги, а от знаний, и «посему следует к испытанию допущать всякого, невзирая на время»[33]. Это противопоставление выслуги (т.е. опыта) и научных знаний чрезвычайно важно для нашей истории.

Правящая власть настаивала лишь на том, чтобы ход и результаты испытаний были тщательно зафиксированы в «журналах заседаний факультета». В архиве Московского университета они представляют собой склеенные листы с записями[34], а в Казани протоколы вписывались в толстые книги, прошитые шнуром[35]. Копии с них передавались в университетский совет, который давал «позволение и назначал время публичного защищения представленной диссертации под председательством декана»[36].

Из одного из этих документов следует, что в 1815 году этико-политическое отделение поручало кандидату М.Я. Малову написать рассуждение «о том, что монархическое правление есть приличнейшее обширнейшему государству российскому», Ф.А. Бекетову оно выдало для испытаний тему «De brevi Historia juris Naturalis, tanquam disciplinae»[37], а С.И. Любимову — «Num hereditas ab intestate ex jure nature probari protest» (в окончательном варианте — «De hereditate ab intestato, utrum ea possit probari ex principiis juris naturalis vel civilis»)[38].

Полный текст диссертации предназначался только для прочтения профессорами отделения, которые на основании его решали — допустить соискателя на защиту или нет. После их одобрения текст передавался секретарю, который должен был «подлинные диссертации хранить при архиве отделения»[39].

«Защищение» подразумевало приглашение внешних гостей, студентов и коллег, их знакомство с тезисами или положениями диссертации. Отпечатанные на одной стороне бумажного листа, они раздавались присутствующим и сохранились в архивах. На диспуте соискатель озвучивал тезисы, после чего получал возражения «посторонних состязателей». В завершение «противоположения делали три профессора того же факультета по старшинству»[40]. Формулировки «все сии противоположения <...> надлежащим образом решены и удовлетворены» или «кандидат <...> с успехом выдержал состязания и умел основательно опровергнуть все сделанные ему прекословия» воспроизводятся во многих протоколах защит на степень магистра[41].

Ссылаясь на мемуары московских профессоров, Т. Сандерс утверждает, что в первые два десятилетия XIX века студенты и горожане принимали живое участие в диссертационных защитах. Поэтому на диспутах важной была фигура защитника — своего рода модератора, реагирующего на реплики из зала. Профессора выступали последними, в качестве судей, выносящих приговор[42]. В Казани нам не удалось обнаружить следов такого сценария. Возможно, что в провинциальных университетах защита имела менее публичный и более академический характер.

То обстоятельство, что ответы оппонентам считались частью устного экзамена, а диссертация — продолжением письменного испытания, отразилось в формулировках протоколов: «.означенные кандидаты представили на основании § 105 университетского устава положения для публичного защищения из читанных ими диссертаций»[43].

Университетские архивы сохранили образцы ранних диссертаций. В ЦХД до 1917 года ЦГА Москвы имеется текст диссертации соискателя докторской степени, сына попечителя Ивана Голенищева-Кутузова[44]. Это тетрадь из синей бумаги размером чуть больше современного формата А5 («четвертушки»). На титульном листе стоит название «Опыт о воздушных камнях», имя автора и дата — «1814 года июня 19». На титульный лист профессора университета поставили отметки о прочтении рукописи (А.А. Прокопович-Антонский, Г.И. Фишер, Г.Ф. Гофман, И.А. Двигубский, Ф.И. Чумаков, М.М. Снегирев, М.Г. Гаврилов). В том же году Иоанн Готлиб Иона, претендент на докторское звание в Казани, издал в университетской типографии несколько экземпляров своей диссертации[45]. Ее объем составляет 25 страниц размером чуть меньше современного формата А4 (26x22 см). Судя по этим и им подобным диссертационным текстам 1810-х годов, соискатели выставляли на защиту не результаты исследования, а «рассуждения», содержащие взгляды или изложение теорий научных авторитетов. От диссертантов требовались знания языков науки, умение понять суждения ученого, передать их и в ответах на вопросы объяснить чужую логику. И поскольку диссертация была ученическим заданием, на ее подготовку выделялось всего несколько недель.

Это наблюдение подтверждается отзывами оппонентов. Игнорируя вопрос научной новизны и оригинальности представленного текста, профессор Е.В. Врангель сообщал коллегам, что «рассуждение (докторанта Ионы. — Е.В., К.И.)доказывает хорошие юридические познания»[46]. П.С. Кондырев тоже поддержал соискателя: «В бывшем публичном докторском защищении диссертации г[осподином] Ионом хотя он и не мог ответствовать удовлетворительно по форме диспутов, однако ж на многие вопросы ответствовал так, что показал довольные сведения в праве естественном, и на мои вопросы отвечал хорошо»[47].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ КОНВЕНЦИЙ

В первые два десятилетия профессора и адъюнкты активно обсуждали и прописывали детали процедуры испытания и присуждения ученых степеней, определяли объем и структуру необходимых соискателю знаний. Такие проекты поступали от советов к попечителям, а затем в министерство, отсылались к коллегам в другие университеты. В результате этого сотворчества правительство приняло целый ряд постановлений, имевших локальный характер и определявших последовательность обретения ученых степеней, ужесточавших экзамены, усиливавших роль факультетских советов в оценке компетентности и знания русского языка соискателями. Нарушения разработанной процедуры со стороны чиновников или соискателей настолько возмущали профессоров, что они писали о таких вопиющих случаях в письмах и мемуарах. Естественно, что столь быстрое изменение ситуации породило жертвы.

Одной из них в 1815 году стал учитель французского и немецкого языков астраханской гимназии и издатель первой астраханской газеты «Восточные известия» И.А. фон Вейскгопфен. Вознамерившись получить ученую степень доктора так же, как еще недавно многие его соотечественники обретали должности профессоров, т.е. послав императору или попечителю свои изданные и рукописные труды, он отослал в Санкт-Петербург

a) на латинском языке метафизическое сочинение под заглавием: Probabilia de origine mali; b) на немецком языке театральное сочинение под заглавием: Der gute Sohn; c) на российском языке грамматическое сочинение под заглавием: Руководительная тетрадь для преподавания немецкого языка в 1-м, 2-м и 3-м классах; d) такового же рода сочинение для преподавания французского языка в 1-м классе[48].

Когда его прошение, проделав путь из канцелярии императора в канцелярию казанского попечителя, достигло училищного совета Казанского университета, на нем появилась резолюция: «Совет не имеет права давать степень доктора без надлежащего испытания, ни посылать вопросных пунктов, почему и предписывается объявить г[осподину] учителю гимназии Вейскгопфену, что предоставляется ему явиться в Казань для экзамена»[49].

По всей видимости, появившееся в результате местных законодательных инициатив многообразие форм университетской жизни не соответствовало направлению модернизационного движения империи с ее тяготением к унификации. Присланные в министерство предложения преподавателей из Москвы, Харькова, Казани и иных городов запустили механизм бюрократической реакции на инициативы, а также на свидетельства автономных действий и разнообразия решений[50]. Во второй половине 1810-х годов это стимулировало правительственную ревизию механизма университетского рекрутинга и воспроизводства.

Формальным основанием к введению плотного бюрократического контроля над присуждением ученых степеней стал казус в Дерптском университете. В 1816 году петербургские чиновники получили сообщение, что в Дерпте соискатели «Валтер, Вебер и другие»[51] обрели степени докторов правоведения (а значит, и классные чины) с нарушением процедуры испытаний, предписанной уставом. Еще в XIX веке историк Н.Н. Булич подробно описал обстоятельства этого дела[52].

По, казалось бы, частному поводу министр А.Н. Голицын направил в Сенат ходатайство о превращении его в показательный процесс, приостановив во всех университетах присуждение ученых степеней и разослав правительственное решение по присутственным местам империи. В этом тексте содержится сделанное от лица Сената поручение министру, «дабы пресечь злоупотребления», взять на себя ответственность за присуждение ученых степеней (кроме медицинских) в российских университетах.

Очевидно, пришедшая к власти в послевоенные годы политическая группа стремилась лишить профессоров политической и административной субъектности. Во всяком случае, в ученой степени она предпочитала видеть не знак корпоративной принадлежности, а государственную награду. В этой связи процедура ее присуждения стала обретать оценочный характер соответствия кандидата чину и занятию государственной должности. Эти установки задали направление принятых в те годы постановлений.

Согласно одному из них, от соискателей степеней требовались «достаточные доказательства о способности для занятия оных (должностей. — Е.В., К.И.)», ибо легкость их обретения «унижает и цену самых знаний»[53]. Так что знания в глазах чиновников имели вполне конкретную цену и входили в должностные требования. Места государственной службы, считали они, должны предоставляться «в награду истинных только дарований и отличных знаний». А свидетельством их наличия мог быть только документ. Поэтому на все российские университеты было распространено действие 79-го параграфа устава Дерптского университета о том, чтобы все преподаватели университетов, занимающие должности профессора, имели дипломы доктора, а адъюнкты — магистра.

В таком раскладе профессорским советам досталась роль отборочных и оценочных комиссий, которым поручалось осуществлять техническую аттестацию и высказывать свое мнение. За собой министерство оставляло право согласиться с этим мнением или отвергнуть его. А раз так, то оценочные комиссии должны были руководствоваться едиными критериями.

Эта логика объясняет порыв министерства разработать единые для всех университетов «Положения об ученых степенях». Благо для этого чиновники могли воспользоваться присланными предложениями профессоров, дополнив их сведениями о действующих практиках испытаний. Любопытно, что, судя по ним, в те годы в российских университетах обсуждалась возможность раздельного сосуществования трех систем научной аттестации: 1) для всех специальностей, 2) для медиков и 3) для правоведов отдельно.

Интересный проект, касающийся юридических дисциплин, прислал в министерство казанский профессор Г.И. Солнцев[54]. В отличие от прочих специальностей, претенденты на степень доктора права должны были предоставить «сочинение или диссертацию на латинском языке по теме, назначенной отделением из главных наук, или самостоятельно выбранной теме самим испытуемым по одному изважных умозрительных или практических предметов». Принципиальным отличием такого текста должна была быть оригинальность предложений соискателя. Вероятно, особый статус диссертаций в области законоведения объясняется острой потребностью власти в проведении кодификации законов и, следовательно, в практикующих правоведах.

Соответственно, публичная защита таких диссертаций должна была выполнять функцию не просветительского спектакля, а профессиональной экспертизы. В ходе диспута оппоненты и остальные члены совета должны были выяснить, «сам ли он сочинил оную» и «не скомпилирована ли она с чужих каких-либо сочинений»[55]. Поскольку ученая степень давала ее обладателю финансовые и служебные преимущества, Солнцев предлагал ввести уголовную ответственность за подлог или обман со стороны соискателей, т.е. за украденные мысли и тексты, «списание с чужих сочинений». Такая же ответственность распространялась на экзаменатора, если он «исправлял диссертацию относительно смысла, или собственную свою списать дал, или сочиненную передал, или другим каким-либо образом к тому воспомоществовал, или знал о том, но не уведомил о том, где следует»[56].

На основании полученных из университетов писем (известно, что их писали Т.Ф. Осиповский, И.М. Ланг, Г.П. Успенский, П.В. Кукольник, Д.С. Чижов, М.Ф. Соловьев, П.С. Кондырев) министерство разработало общие правила для всех факультетов и университетов Российской империи. Переработку полученных предложений Главное правление училищ поручило попечителю Санкт-Петербургского учебного округа С.С. Уварову. А тот привлек к этой работе профессоров М.А. Балугьянского, Н.И. Бутырского, К.Ф. Германа, Ф.Б. Грефе и А.П. Куницына[57].

Судя по всему, тогда же обсуждался вопрос об организации экспертизы диссертационных текстов. Академик Н.И. Фус скептически отнесся к предложению Уварова, чтобы министерство направляло все приходящие в столицу диссертационные тексты на оценку петербургским профессорам и академикам. Молодому попечителю он отвечал:

Когда [Главное] правление [училищ] заставит присылать себе диссертации для рассмотрения их здешними учеными, то чем оно уверится, что поданное мнение о какой-нибудь диссертации справедливо, что оно беспристрастно, что оно не основано на каких-нибудь личных предубеждениях? Такое-то сочинение, на примере, как бы хорошо оно ни было, может быть осуждено потому, что оно содержит положения, несходные с системой испытателя. Другой одобрит посредственное сочинение потому, что в оном содержатся идеи, сходствующие с идеями испытателя. И так одно сомнение заменяется другим.

Мне же кажется, что суждение целого факультета того университета, основывающееся при том и на словесном испытании, заслуживает преимущество[58].

Академик считал оценку диссертации привилегией факультетских советов и не советовал вырывать ее из контекста общего словесного экзамена. Научного значения этому тексту он не придавал.

Обретшее в январе 1819 года силу закона «Положение» разрешило возобновить деятельность университетских советов по проведению испытаний на степени. Оно допустило сосуществование в России не трех, как предлагалось, а двух систем научной аттестации — общей для всех специальностей и отдельной по медицинским наукам.

В «Положение» было включено предложение Солнцева об усилении в испытаниях значения диссертации. «Ищущий степени доктора сочиняет диссертацию на латинском языке о предмете, какой сам (курсив наш. — Е.В., К.И.) изберет с одобрения факультета, потом извлекает из нее главные тезы, или положения, с одобрения факультета, и как сии последние, так и диссертацию защищает публично на латинском языке»[59]. И поскольку теперь не совет, а докторант выбирал тему диссертации, это неизбежно должно было повлечь за собой практику ее обоснования, т.е. размышлений соискателей и членов факультетского совета над научной новизной и значимостью диссертационного сочинения.

Такую цепочку вряд ли могло предвидеть правительство, но явно могли иметь в виду сотрудничавшие с ним профессора. Что касается качественной оценки исследования, то в «Положении» есть только самые общие формулировки требований: у магистра должно быть представление о системе его науки, а доктор должен знать науку в существенных ее основаниях. Вероятно, профессора считали невозможным формализовать критерии оценки содержания научного сочинения.

После успешно проведенного диспута каждый университет должен был отправлять в министерство «обстоятельное описание всего производства испытания с присовокуплением мнения своего, равным образом диссертации и всего того, что к удостоверению в его знании послужило, и ожидает утверждения»[60]. Отныне министр, а не совет профессоров, утверждал или не утверждал соискателей в магистерских и докторских степенях. Только после одобрения столичными чиновниками действий и мнений совета, а также проверки всех документов, фиксирующих процедуры испытаний, университет получал право печатать и выдавать соискателю диплом с указанием обретенного звания.

Университетское делопроизводство показывает, что, несмотря на разрешение выбирать темы самим, в 1820-е годы казанские магистранты продолжали получать заказы от советов соответствующих отделений. Например, после успешно сданного экзамена совет отделения этико-филологических наук предложил кандидату Ф.Е. Кондакову тему «О складе языка российского». А через год, рассмотрев представленный им текст, он же заключил:

Сочинение сие хотя не во всех частях в желаемом виде обработано, не вполне удовлетворяет требованиям излагаемого им предмета; имеет много промежуточных мыслей, кои стороною только касаясь его материи, прерывают, некотором образом, связь главных идей; да и по терминологии слог оного тяжел и недовольно вразумителен: но, как при изложении такового рода материй, требующих ученых, глубоких разысканий не всегда можно удержаться в пределах строгой точности, а тем менее молодому человеку, желающему ознакомиться с своим предметом; а равно весьма трудно сохранить чистоту слога, при недостатке в языке нашем терминов, до наук относящихся; то факультет, принимая в уважение похвальный труд кандидата Кондакова, в котором, при всей обширности материи, умел он показать, с здравым суждением, весьма хорошие сведения и обширную начитанность, полагает, признав его достойным степени магистра словесных наук, допустить к публичному защищению своей диссертации[61].

Этот отзыв содержит элементы оценки, которых ранее не было в экзаменационных листах, — выявление исследовательской оригинальности и новизны, оценку вклада соискателя в научную разработку темы.

После принятия нового университетского устава министерство в апреле 1837 года опубликовало новое «Положение об испытании на ученые степени»[62]. Оно было принято на три года «в виде опыта», и поэтому министерство потребовало от попечителей провести с профессорами обсуждение статей этого документа. В архиве Казанского университета хранится копия послания 1839 года, в котором местные профессора детализировали и разграничили компетенции кандидата, магистра и доктора. Казанцы предлагали:

От кандидата требуется полное и систематическое познание предметов, по руководствам, признанным за лучшие и одобренным для университетского преподавания, от магистра требовать полного знания избранной им науки в современном состоянии, и в историческом ее развитии, оказывающим начитанность ищущего этой степени, — а от доктора требовать не только сведений о происхождении и изменении разных систем науки, но также исследования и отчетливой оценки всех переворотов в ходе науки, довершенной собственными его критическими воззрениями, таким образом, чтобы он знал не какую-либо известную систему науки, но самую науку в существенных ея основаниях, развитии и направлениях к общей и частным целям, и чтобы мог собственными силами совершенствовать ее[63].

Их коллеги из Москвы рассуждали почти так же[64]. В этих формулировках зафиксирован переход от нормативного знания (для кандидата) к производству нового знания (для доктора), основанному на рефлексии дисциплинарного прошлого и критическом мышлении.

ДИССЕРТАЦИЯ КАК ИНСТРУМЕНТ КАДРОВОЙ ПОЛИТИКИ

Во времена управления учебным ведомством С.С. Уваровым (1833—1849) присуждение ученых степеней стало использоваться министерством не только для государственного признания должностного соответствия представителей ученого сословия, но и в качестве средства модернизации самих университетов. Университетских выпускников, которых по каким-то причинам министр или приближенные к нему сановники считали особо одаренными и многообещающими, чиновники практически вгоняли на верхние ступени лестницы ученых степеней. В благодарность молодые профессора истории, филологии и права, получившие кафедру и статус, искренне исповедовали этику государственного служения.

Тенденция министерского патронажа (или «политика ручного управления») обозначилась еще при предшественнике Уварова, графе К.А. Ливене. С его подачи в 1830 году воспитанникам Дерптского профессорского института было разрешено претендовать сразу на степени докторов исторических наук[65]. А в середине 1830-х интерес к ученой степени как способу наделять сотрудников высокими классными чинами, минуя выслугу, проявил глава II Отделения собственной Е.И.В. канцелярии М.М. Сперанский. Для его обученных в России и за границей молодых правоведов это был шанс получить начальнические должности и университетские кафедры. В этой связи реформатор российского законодательства использовал личное влияние на императора, дабы шаг за шагом облегчать своим выдвиженцам путь к ученым званиям. Подобный же интерес к испытаниям на ученые степени продемонстрировал Уваров, озаботившийся проблемой обновления профессорских кадров в российских университетах. В 1835 и 1838 годах в университетские советы пришли правительственные постановления, освобождавшие соискателей докторских степеней от длительных изнуряющих экзаменов.

Красноречивой иллюстрацией последовательной реализации правительственной научной политики тех лет являются архивные протоколы испытаний В.И. Григоровича[66]. Для учрежденной по уставу 1835 года кафедры истории и литературы славянских наречий в Казани не было подготовленных кандидатов. В этой связи местный попечитель получил от министра поручение как можно скорее сделать профессором понравившегося ему в Дерпте действительного студента В.И. Григоровича. В январе 1839 года М.Н. Мусин-Пушкин объяснял свое вторжение в корпоративные дела казанского совета так:

Занятия его филологическими науками и познание в славянских наречиях дают повод думать, что он в состоянии будет удовлетворить со временем всем требованиям, сопряженным с делом, столь важным, кроме языков древних, также французского и немецкого, он совершенно владеет польским и имеет познание в сербском и чешском. Кроме того занятия его имели счастье обратить внимание на себя г[осподина] министра народного просвещения[67].

Григорович был, действительно, увлеченным славянской филологией молодым человеком. Однако в его экстремально быстром восхождении сыграли роль не особые знания и достижения, а административная опека министерства. Поскольку студента без степени нельзя было назначить ни профессором, ни адъюнктом, попечитель предписал казанскому совету дать ему жалованье и свободное время для подготовки к экзаменам. Летом следующего года Григорович прошел кандидатские испытания.

Несмотря на то что все местные профессора знали о заинтересованности министерства, они попытались применить к соискателю общие требования. Влиятельный на факультете профессор Н.А. Иванов дал диссертации Григоровича отрицательный отзыв. Будучи секретарем совета, он вписал его в протокол от третьего лица: «рассуждение действительного студента Григоровича представляет неудачную попытку сделать вероятным известное мнение Копи- таря»[68] и «особенно слаба историческая часть, в которой доказательства основаны преимущественно на догадках, а не на положительных источниках. Что же касается языка, то диссертация Григоровича по значительным грамматическим ошибкам чрезвычайно неудовлетворительна для предоставления ему кандидатской степени»[69]. Второй оппонент, профессор К.К. Фойгт, тоже нашел в тексте немало недостатков, но согласился дать соискателю искомую степень:

<...> диссертация Григоровича, заключая в себе развитие мысли Копитаря о переводе книг Св. Писания и доказательства, вполне удовлетворяет условиям кандидатской степени, но язык и слог требует многих исправлений, а цитаты большей точности, и что по сделании этих исправлений, рассуждение может быть помещено в Ученых записках Казанского университета[70].

Взбешенный строптивостью Иванова, попечитель потребовал от профессора оправданий за нерасторопность в подготовке выписок из протоколов. Ободренный деканом словесного отделения О.М. Ковалевским, тот ответил попечителю дерзким письмом:

Экстраординарный профессор Иванов не успел переписать протокол об испытании Григоровича, потому, что с 30 мая был занят: во-первых, экзаменами учеников обеих казанских гимназий, во-вторых, исполнением постановлений отделения о сочинениях, писанных для получения медалей и на степень кандидата, также о темах на будущий академический год, в-третьих, просмотром речи, произнесенной им в торжественном собрании университета; <...> в-четвертых, доставлением правлению сведений об успехах студентов, выбывших прежде окончания курса; в-пятых, изготовлением донесений на предписание Вашего Превосходительства о последствиях испытания действительного студента Шутова, Тиханова, Ковнацкого и Васильева, о рассуждениях кандидатов Диттеля и Березина и о плане занятий тех из студентов восточной словесности, кои остаются при университете впредь до помещения их в должностях; в-шестых, составлением полного и современным требованиям науки соответствующего написания преподавания общей истории. Сверх того профессор Иванов в течение вышеупомянутого срока был дважды болен[71].

Профессоров и адъюнктов не могла не раздражать политика министерства, иерархическое разделение преподавателей на «молодых» и «старых», т.е. «передовых» и «отсталых», а также рьяное вмешательство отставного офицера- попечителя в ученые дела. Однако опыт защиты Григоровича показал, что казанским профессорам не удалось объединиться в этой борьбе. Открыто возражал только Иванов, остальные его коллеги по отделению робко присоединились к мнению Фойгта.

Не встретив дальнейшего сопротивления, попечитель утвердил за соискателем кандидатское звание по дате протокола совета отделения (30 мая 1840 года), минуя необходимое в таких случаях голосование на университетском совете и выписку из его протокола[72]. В ноябре Григоровичу было выдано отпечатанное в типографии и заверенное печатью свидетельство кандидата словесных наук.

А через полгода, в феврале 1841 года, Мусин-Пушкин сообщил, что министр разрешил провести Григоровичу испытания на звание магистра российской и славянской словесности уже в апреле, чтобы «окончить его непременно в течение месяца», т.е. чтобы можно было присудить ему магистерское достоинство ровно через год после кандидатской степени[73]. Поспешность обосновывалась государственными интересами — необходимостью замещения вакантной кафедры и началом обучения студентов по этой важной для Российской империи дисциплине.

Обстоятельства испытаний Григоровича отражены в ряде архивных дел. Одно из них содержит документы об испытаниях на степень магистра[74]. Вложенное в них прошение сильно отличается от подобных текстов 1810— 1820-х годов. Тогда упор делался на знания и социальное происхождение, а также на желание быть достойным ученого сословия. В прошении о защите Григоровича акцент сделан на научной новизне и государственной значимости выбранной молодым ученым темы. Видимо, именно это оправдывало его поспешность в глазах коллег.

Текст магистерской диссертации Григоровича не был отпечатан из-за городского пожара 24 августа 1842 года, в результате которого сильно пострадала университетская типография. Весь центр города выгорел, обуглились многие учебные и научные корпуса, погибли люди и их имущество. Со всей страны правительство собирало средства на восстановление Казани. Несмотря на все это, 11 октября состоялась публичная защита. Судя по документам в деле соискателя, никто из казанских профессоров ему тогда не возражал (или эти возражения не попали в делопроизводство). А через два года магистр, который был так срочно нужен для преподавания, был отправлен в двухгодичную зарубежную стажировку для подготовки докторской диссертации[75], которую так и не написал.

Столь же стремительно при поддержке министра взошел на пьедестал учености историк Московского университета С.М. Соловьев. Защитив 3 октября 1845 года магистерскую диссертацию «Об отношении Новгорода к великим князьям», он 5 апреля 1847 года представил докторское исследование «История отношений между Русскими князьями Рюрикова дома»[76].

В этих персональных историях нас интересовала новая практика административно-бюрократического ускорения процедуры научной аттестации. Желание министерства обойтись в таком деле без мнения «старых» (слабо связанных с чиновниками) профессоров неожиданным образом стало причиной появления института внешней экспертизы. Примечательно, что родилась она не в ходе уплотнения научных коммуникаций, роста репутационного сознания и требований ученого сословия, а как государственно организованный фильтр доступа к научно-чиновным «градусам».

ГОСУДАРСТВЕННАЯ АТТЕСТАЦИЯ

В апреле 1838 года в университеты пришло циркулярное письмо министра, имевшее интригующий заголовок «О временном изъятии из общего правила касательно формы экзаменов для приобретения ученой степени». В нем сообщалось, что

в течение настоящего года в формах испытания на получение ученых степеней профессорами и адъюнктами допустить то же самое изъятие, которое было в действии со времени преобразования университетов, то есть чтобы вновь дозволено было состоящим ныне в университетах преподавателям, не имеющим еще звания ординарных профессоров, для получения прямо докторской степени написать и публично защищать диссертацию по главному предмету каждого[77].

То есть можно было избежать длительной и трудной процедуры письменных и устных испытаний, публичных лекций и согласования решений факультетского и общеуниверситетского советов, предоставив профессорам только текст диссертации.

В постановлении есть отсылка к прецедентам, в частности к распоряжению 1835 года «Об утверждении некоторых мер при преобразовании университетов». В его четвертой части говорилось:

Для состоящих ныне при университете экстраординарных профессоров и адъюнктов, не имеющих ученых степеней, требуемых 76-м пунктом общего устава университетов, но долженствующих в свое время поступить в ординарные профессоры, назначается со дня введения устава годовой срок, в продолжении коего для получения прямо высшей ученой степени обязаны они написать диссертацию, каждый по своему главному предмету и потом защищать публично взятые из оной тезы. Нынешние преподаватели восточных языков и архитектуры в университетах не подвергаются сему обряду и могут получать звание ординарного профессора, не имея степени доктора[78].

В архиве Департамента народного просвещения сохранились списки соискателей, удостоенных докторской степени без экзаменов на основании текста диссертации. Они были составлены А. Мартыновым по запросу Комитета устройства учебных заведений. Этот комитет занимался в то время подготовкой новых правил присуждения ученых степеней. Из него явствует, что привилегией 1835 года воспользовались историк и археограф Н.Г. Устрялов и историк литературы А.В. Никитенко из Петербургского университета, юрист Ф.Л. Морошкин, математик Н.Е. Зёрнов и историк литературы С.П. Шевырев из Московского университета[79].

Обстановку напряжения и противостояния профессоров и попечителей, в которой проходили защиты диссертаций министерских выдвиженцев, описал в дневнике один из них, Никитенко:

Эта травля ученых уже была в университете недели две тому назад. Устрялов, профессор русской истории, защищал свою диссертацию «О возможности прагматической русской истории в нынешнее время». Странная задача: прагматическая история в наше время, при нынешней цензуре и источниках, не очищенных и не разработанных критически, — да разве это мыслимо? Немудрено, что Устрялов защищался слабо против возражений Плетнева, особенно Германа и Литвинова, бывшего профессора в Виленском университете. Последний вышел на арену, когда Устрялов начал доказывать, что Литва всегда составляла часть России; попечитель испугался, как он сам потом мне говорил, чтобы не вышло соблазнительного спора, а потому он поспешил прекратить диспут[80].

Правительственным туннелем 1838 года воспользовались 18 соискателей докторской степени: историк М.С. Куторга, экономист В.С. Порошин и правовед Н.Ф. Рождественский в Санкт-Петербурге, экономист А.И. Чивилев в Москве, лингвист М.П. Розберг, богослов К.-Ф. Кейль и математик К.Э. Зенф в Дерпте, математик Г.В. Гречиня, ботаник и натуралист Р.Э. Траутфеттер и астроном В.Ф. Федоров в Киеве, юрист Г.С. Гордеенков, математик Н.А. Дьяченко, филолог В.А. Якимов, философ М.Н. Протопопов и физик В.И. Лапшин в Харькове, а также историк литературы К.К. Фойгт, химик К.К. Клаус и юрист Г.Л. Фогель в Казани[81].

Архив Казанского университета сохранил документы, зафиксировавшие появление в ходе реализации этого министерского замысла новых административных практик и альянсов. Узнав о возможности получить высшую академическую степень без экзаменов, четыре казанских преподавателя: адъюнкт формации К.К. Клаус, адъюнкты права Г.Л. Фогель и Л.Ф. Камбек, а также адъюнкт русской словесности К.К. Фойгт — подали попечителю про- шения[82]. 23, 24, 28 и 29 декабря 1838 года в Казани успешно прошли защиты их диссертаций, а через месяц из Петербурга пришло известие, что министр утвердил докторами наук троих из них — Фойгта, Клауса и Фогеля[83].

Отказ признать диссертацию Камбека был, вероятнее всего, порожден сомнениями чиновников в его политической благонадежности, нежеланием предоставлять государственные преимущества «чужаку». Это понятно, учитывая, что речь идет о времени ликвидации последствий польского восстания 1831 года и распределения варшавских и виленских профессоров по внутренним университетам империи. Их тоже ограничивали в получении ученых степеней. В случае же Камбека важна не причина отказа, а то, как это было сделано и как аргументировано. То и другое имело для университетской культуры не менее значимые последствия, чем уравнение ученых степеней с классными чинами.

Потомок французских эмигрантов и выпускник прусского университета в Кёнигсберге (Academia Albertina Regiomonti), к моменту защиты в Казани Камбек уже обладал степенью доктора права. Однако с 1819 года зарубежные степени перестали гарантировать их обладателям право на соответствующие чины на российской службе[84]. Поэтому Камбек решил защищаться вновь. После одобрения диссертации профессорами-юристами и успешного диспута бдительный М.Н. Мусин-Пушкин сообщил министру, что министерской привилегией воспользовался нежелательный претендент и что сам попечитель не поддержал бы решение совета присудить Камбеку докторскую степень, ссылаясь на краткость его службы в Казани[85]. Очень вероятно, что истинной причиной была осведомленность попечителя об инциденте, произошедшем с диссертацией Камбека в Дерпте. В 1822 году молодой правовед уже пытался стать доктором права в этом российском университете. Но ему было не только отказано в возможности защищать представленный текст, но и приказано уничтожить все печатные экземпляры. Тогда же Камбеку запретили читать лекции в России. Нам не удалось установить, что в рассуждениях соискателя так испугало соединенное министерство А.Н. Голицына.

Получив письмо Мусина-Пушкина и диссертацию Камбека, министр передал ее для прочтения профессору Санкт-Петербургского университета В.В. Шнейдеру. Ответ маститого правоведа был жестким:

Это сочинение есть не что иное, как буквальный перевод мест, часто даже целых страниц, заимствованных из сочинений Савиньи, Швеппе[86] и других юридических писателей. Извлеченные эти места соединены иногда даже без надлежащей связи, а иногда г[осподин] Камбек, желая казаться самостоятельным, переделывает их не самым выгодным для них образом. Разумеется, что сочинитель не указывает на источники, из которых он почерпал, а если приводит однажды страницу на немецком языке из Savigny Gechichte des Rom Rechts im Mittelalter[87], называя самого Савиньи, то это делается для устранения всякого подозрения, что большая часть сочинения составлена из чужого добра. Один взгляд на рассуждение г[осподи]на Камбека удостоверит и не юриста в том, что оно есть просто только компиляция, ибо пестрота слога и разбросанные там и сям мысли рождают легко во всяком несколько опытном читателе предположение, что он имеет пред собою смесь отрывков из разных писателей[88].

Для доказательства выдвинутого обвинения оппонент свел в таблицу результаты параллельного анализа текста Камбека и книг, на основе которых соискатель сделал реферативный обзор темы. Отзыв содержал убийственное заключение: «Приведенные мною примеры, кажется, достаточны для того, чтобы составить себе понятие о достоинстве компиляции, для которой подробнейшая ученая критика была бы совершенно излишняя»[89]. Это один из ранних примеров внешней экспертизы[90], требовавшей от диссертанта научной новизны и оригинальности защищаемого исследования.

Получив обвинение столичного коллеги, совет юридического факультета Казанского университета должен был объясниться. По приказу попечителя декан собрал совещание. В произошедшем был виновен не только диссертант, обвиненный в компиляции, но и все члены факультета — кто в покрывании преступления, а кто и в профессиональном несоответствии. По всей видимости, непонимание и досада объединили членов совета. Они не могли взять в толк, почему еще недавно признавались достойными ученой степени обзорные рассуждения на заказную тему и мнение совета о диссертации было конечным, а теперь министр готов видеть мошенников как в диссертанте, так и в членах совета.

Сначала на отзыв Шнейдера написал объяснение сам Камбек[91], затем — члены юридического факультета, а потом и совет Казанского университета[92]. Казанцы парировали:

Вопреки унизительному мнению г[осподина] Шнейдера, диссертацию Камбека отнюдь нельзя лишить ученого достоинства, и некоторые мнения Савиньи и Швеппе, приведенные в ней, отнюдь не обращают ее в простую компиляцию, напротив того диссертация сия написана отчетливо, с знанием новейшей литературы права и с новыми взглядами на науку. Факультет, приняв все сие в уважение, не смог не сделать снисхождения на счет худого языка, коим писана диссертация и коему автор изучается с недавнего времени[93].

Аргументом в пользу правильности решения совета служила научная репутация соискателя. В письме приведены ссылки на положительные отзывы ученых разных стран о работах Камбека94. «Наконец, — заканчивали профессора свою петицию, — юридический факультет не мог не принять в уважение и того, что г[осподин] Камбек, во время службы своей в Остзейских провинциях занимаясь практическим применением права римского в судопроизводстве, приобрел такия сведения, которые могут сделать его весьма полезным преподавателем в университете, где он уже и исполняет обязанности профессора права римского вполне»[95].

Коллеги просили министра наградить «его сею ученою степенью, или же, по крайней мере, дозволить ему г[осподину] Камбеку написать и защищать другую диссертацию, не подвергая его формальному испытанию столь тягостному для наставника двух учебных заведений, обремененного весьма многочисленным семейством»[96]. Все эти доводы профессоров Уварова не убедили: «…рассмотрев означенное мнение и объяснение и находя их неудовлетворительными, Его высокопревосходительство остается при прежнем заключении»[97]. Получить докторскую степень Камбеку удалось лишь в 1852 году, только после смены казанского попечителя и отставки Уварова.

По всей видимости, в данном случае мы имеем дело с моментом перекодирования практики научной аттестации в Российской империи, латентно осуществленной министерством ради модернизации государственной жизни и управления. Используя установленную в начале века корреляцию ученых степеней и государственных чинов, Сперанский и Уваров провели с помощью диссертаций смену кадрового состава своих ведомств. Предприятие оказалось весьма эффективным, так как позволило осуществить тихую революцию, лишив противников возможности сопротивления. Последствия этого фиксируются в исследовательской литературе через феномен «просвещенная бюрократия»[98]. В мемуарах, созданных уваровскими профессорами, эти действия министра (к тому времени находящегося в отставке) интерпретированы как естественная смена поколений: «отсталых» профессоров заместили «передовые» «берлинцы», т.е. получившие образование и практику исследовательской работы в западных университетах магистры.

Нежелание наделить докторской степенью права пришлого Камбека подтолкнуло Уварова к апробированию административного ресурса внешней экспертизы. С помощью управляемых рецензий министр смог регулировать доступ к ученым степеням и чинам, а следовательно, участвовать в строительстве университетских иерархий. Посредством рецензирования можно было остановить неблагонадежных или лукавых соискателей, которых щадили на экзаменах коллеги. Однако этот механизм работал только в том случае, если диссертации признавались не частью письменного экзамена, а оригинальной исследовательской работой и подвергались процедуре качественной оценки.

Что касается университетской культуры, то последствия введения новых практик аттестации оказались для нее амбивалентными. Внешняя экспертиза и государственный контроль способствовали росту статуса диссертации, утверждению параметров актуальности, научной значимости и практической пользы университетского исследования. В 1840-е годы при совершенствовании правил производства в ученые степени многие профессора, среди которых уже вполне уверенно звучали голоса «уваровских» докторов, настаивали на том, чтобы считать диссертацию «собственным произведением», которое должно являть собой «подробное и основательное исследование, обогащающее науку»[99]. В правила 1844 года они ввели требование оригинальности. При этом магистерские и докторские экзамены стали рассматриваться как подготовительная процедура к защите диссертации. Такое изменение конвенции легитимировало статусные амбиции «новых» профессоров среди коллег.

Вместе с тем прямое вмешательство министра в процедуру научной экспертизы и аттестации нарушило прежнюю договоренность о разграничении сфер ответственности («регулятивное соглашение»). Пример министра побудил попечителей вторгаться в сугубо академические процедуры и присваивать право оценки научной продукции. Именно поэтому в 1840-е годы участились случаи, когда попечители писали в министерство отзывы если не о научной значимости, то, во всяком случае, об актуальности и практической пользе / вреде доступных их пониманию диссертационных исследований филологов, экономистов, историков и правоведов. Ярким примером тому является несостоявшаяся защита диссертации Н.И. Костомарова в Харькове, которую остановил попечитель и на которую внешний отзыв министру представил Н.Г. Устрялов — один из первых докторов «уваровского призыва»[100].

По всей видимости, в 1840-е годы чиновники уже не считали магистерские и докторские испытания процедурой простого воспроизводства ученого сословия. Способность ученых степеней ускорять продвижение по статской службе сделала их привлекательными для представителей иных сословий и превратила в объект административных манипуляций. А заинтересованное, казалось бы, в защите корпоративных ценностей поколение профессоров «уваровского призыва» получило настолько сильную прививку лояльности, столь очевидную демонстрацию их персональной зависимости и зависимости их научной репутации от благожелательности «высшего начальства», что не захотело стать реальным борцом против этой узурпации.

ПРИМЕЧАНИЯ

1) Например, в Германии эта тема активно разрабатывается с конца XIX века. В поле зрения исследователей попадали списки диссертаций, организованные по университетам или по специальностям, сведения о меняющихся правилах присуждения степеней, их академическом и социальном статусе, объеме и характере экзаменов. Среди последних работ немецких историков назовем: Wollgast S. Zur Geschichte des Promotionswesens in Deutschland. Bergisch-Gladbach, 2001; Promotionen und Promotionswesen an deutschen Hochschulen der Fruhmoderne / Hg. R.A. Muller. Koln, 2001 (Abhandlungen zum Studenten- und Hochschulwesenz. Bd. 10); Jarausch K.H. Der Lebensweg der Studierenden // Geschichte der Universitat in Europa / Hg. W. Ruegg. Bd. 3: Vom 19 Jahrhundert bis zum Zweiten Weltkrieg 1800—1945. Munchen, 2003. S. 301—322; Wex P. Bachelor und Master: Die Grundlagen des neuen Studiensystems in Deutschland Ein Handbuch. Berlin, 2005; Titel, Promotionen: Aka demisches und staatliches Qualifikationswesen vom 13. bis zum 21. Jahrhundert / Hg. R.C. Schwingers. Basel, 2007. S. 625—706.

2) Ежегодник диссертаций. 1936. Год издания 1. М., 1938; Ежегодник диссертаций. 1937 год. Год издания 2. М., 1940; Воинов М.С. Библиография диссертаций. Докторские диссертации за 1941 — 1944 гг. М., 1946; Он же. Библиография диссертаций. Вып. 2: Докторские диссертации за 1945 г. М., 1947; Кондратьев А.А. Каталог кандидатских диссертаций, поступивших в Библиотеку им. В.И. Ленина за 1954— 1956 гг. Вып. 1—4. М., 1956—1958; Он же. Каталог докторских диссертаций, поступивших в Библиотеку им. В.И. Ленина в 1956 г. М., 1957; Летопись авторефератов диссертаций. М., 1981—2007; Каталог кандидатских и докторских диссертаций, поступивших в Библиотеку им. В.И. Ленина и Государственную центральную научную медицинскую библиотеку. М., 1946—1991.

3) Галкин К.Т. Высшее образование и подготовка научных кадров в СССР. М., 1958.

4) Вишленкова Е.А., Дмитриев А.Н. Прагматика традиции, или Актуальное прошлое для российских университетов // Сословие русских профессоров: Создатели статусов и смыслов / Под ред. Е. Вишленковой и И. Савельевой. М., 2013. С. 79—80.

5) Кричевский Г.Г. Библиография диссертаций: ( Опыт обзора и план дальнейших работ в этой области) // Из трудов Библиотеки Академии наук СССР. Л., 1948. С. 103—104.

6) Кричевский Г.Г. Магистерские и докторские диссертации, защищенные на юридических факультетах университетов Российской империи: (1755—1918): Библиографический указатель / Сост., предисл., науч. ред. и посмертное издание А.Н. Якушева. Ставрополь, 1998. С. 5.

7) Кричевский Г.Г. Ученые степени в университетах дореволюционной России // История СССР. 1985. № 2. С. 141 — 153.

8) Кричевский Г.Г. Диссертации университетов России: 1805—1919 гг.: Библиографический указатель. М., 1984; Он же. Магистерские и докторские диссертации, защищенные на юридических факультетах университетов Российской империи: (1755—1918). Ставрополь, 1998; Он же. Магистерские и докторские диссертации, защищенные на юридических факультетах университетов Российской империи: (1755—1918) / Сост., предисл., науч. ред. и посмертное издание А.Н. Якушева. 3-е изд., испр. и доп. Ставрополь, 2004; Он же. Магистерские и докторские диссертации, защищенные на историко-филологических факультетах университетов Российской империи: (1755—1918): Библиографическое пособие / Сост., предисл., науч. ред. и посмертное издание А.Н. Якушева. Ставрополь, 1999; Он же. Магистерские и докторские диссертации, защищенные на историко-филологических факультетах университетов Российской империи: (1755—1918) / Сост., предисл., науч. ред. и посмертное издание А.Н. Якушева. 3-е изд., испр. и доп. Ставрополь, 2004; Он же. Магистерские и докторские диссертации, защищенные на физико-математических факультетах университетов Российской империи: (1755—1919): Библиографическое пособие / Сост., предисл., науч. ред. и посмертное издание А.Н. Якушева. Ставрополь, 2000; Он же. Магистерские и докторские диссертации, защищенные на физико-математических факультетах университетов Российской империи: (1755— 1919) / Сост., предисл., науч. ред. и посмертное издание А.Н. Якушева. 2-е изд., испр. и доп. Ставрополь, 2004.

9) Якушев А.Н. Магистерские и докторские диссертации по государственному праву университетов Российской империи: Библиографии, сведения о защитах, оглавления, положения и заключения. Ставрополь, 2006; Якушев А.Н., Кузнецов А.В. История русской диссертации в исследованиях Г.Г. Кричевского // Омский научный вестник. 2007. № 3. С. 8—11.

10) Якушев А.Н. Комплексная программа научных исследований «История ученых степеней в России XVIII в. — 1918 г.». М., 1996.

11) Якушев А.Н. Организационно-правовой анализ подготовки научных кадров и присуждения ученых степеней в университетах и академиях России: (1747—1918): История и опыт реализации: Дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 1998. С. 69—76.

12) Якушев А.Н. О производстве в ученые степени в России: (1802—1917 гг.): Указатель дел РГИА. СПб., 1995; Он же. Законодательство в области подготовки научных кадров и присуждения ученых степеней в России: (1747—1918): История и опыт реализации. СПб., 1998; Он же. Развитие и реализация правовой мысли и нормативных правовых актов о порядке присуждения ученых степеней в России: (1747—1918): В 2 т. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2003. Т. 1—2; Присуждение ученых степеней в Российской империи: Полное собрание правовых актов: (1724—1917) / Сост. А.Н. Якушев. 2-е изд., доп. Ставрополь, 2006; Присуждение ученых степеней в Российской империи: Полное собрание правовых актов: (1917—1961) / Сост. А.Н. Якушев. Ставрополь, 2006; Якушев А.Н. Научная подготовка и аттестация кадров в России: (1724—2004): Библиография нормативных правовых актов. 2-е изд., испр. и доп. Пятигорск, 2004; Он же. Статистика присуждения ученых степеней в Российской империи: (1794—1918). Пятигорск, 2005; Лаута О.Н. Научная подготовка и аттестация кадров на историко-филологическом факультете Московского университета (начало XIX — XX вв.): Дис. ... канд. ист. наук. Невинномысск, 2000; Горошко О.Н. Роль Министерства народного просвещения, Академии наук и университетов Российской империи в истории развития института диссертаций (1774—1919): Дис. ... канд. ист. наук. Пятигорск, 2002; ЛебедеваЛ.И. Магистратура в XIX — начале XX вв. как институт подготовки научных и научно-педагогических кадров в России // Вопросы образования. 2005. № 4. С. 297—303; Климов А.Ю. Кандидатские экзамены в России: (1802—2004): Историко-правовой аспект. Ставрополь, 2005; Он же. История создания Положений о производстве в ученые степени в архивных документах Российской империи. Ставрополь, 2005; Он же. История создания Положения о производстве в ученые степени в архивных документах Российской империи: (1814—1819). Краснодар, 2007.

13) Иванов А.Е. Высшая школа России в конце XIX — начале ХХ века. М., 1991; Иванов А.Е. Ученые степени в Российской империи: XVIII в. — 1917 г. М., 1994.

14) Петров Ф.А. Российские университеты в первой половине XIX века: Формирование системы университетского образования. Кн. 2: Становление системы университетского образования в России. Ч. 3. М., 1999; Он же. Российские университеты в первой половине XIX века: Формирование системы университетского образования. Кн. 3: Университетская профессура и подготовка устава 1835 года. М., 2000; Он же. Российские университеты в первой половине XIX века: Формирование системы университетского образования. Кн. 4: Российские университеты и люди 1840-х годов: (Профессура и студенчество). М., 2001. Ч. 1: Профессура; Он же. Формирование системы университетского образования в России. Т. 1: Российские университеты и Устав 1804 года / Предисл. В.А. Садовничего. М., 2002.

15) Феофанов А.М. Ученые степени в Московском университете во второй половине XVIII в. // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия II: История; История Русской православной церкви. 2011. Вып. 4 (41). С. 7—14; Он же. Окончание учебы: Ученые степени // Он же. Студенчество Московского университета XVIII — первой четверти XIX века. М., 2011. С. 126—150.

16) Таковыми являются работы М.В. Лоскутовой. См., например: Лоскутова М.В. «Влияние лесов на обмеление рек есть только недоказанная гипотеза»: Прикладная наука и государственная политика по управлению лесным хозяйством Российской империи второй четверти XIX века // Историко-биологические исследования. 2012. № 1. С. 9—32; Она же. «Сведения о климате, почве, образе хозяйства и господствующих растениях должны быть собраны.»: Просвещенная бюрократия, гумбольдтовская наука и местное знание в Российской империи второй четверти XIX века // Ab Imperio. 2012. № 4. С. 111 — 157.

17) Могильнер М.Б. Homo imperii: История физической антропологии в России: (Конец XIX — начало XX в.). М., 2008; Расписание перемен: Очерки истории образовательной и научной политики в Российской империи — СССР (конец 1880-х — 1930-е годы) / Под ред. А.Н. Дмитриева. М., 2012.

18) Андреев А.Ю. Российские университеты XVIII — первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы. М., 2009. С. 398; Андреев А.Ю, Посохов С.И. От составителей // Университетская идея в Российской империи XVIII — начала XX веков: Антология / Сост. А.Ю. Андреев, С.И. Посохов. М., 2011. С. 11.

19) Соболева Е.В. Организация науки в пореформенной России. Л., 1983; Фундаминский М.И. Социальное положение ученых в России XVIII столетия // Наука и культура России XVIII века. Л., 1984. С. 52—70; Павлова Г.Е. Организация науки в России в первой половине XIX века. М., 1990.

20) Александров Д.А. Историческая антропология науки в России // Вопросы истории естествознания и техники. 1994. № 4. С. 4, 5.

21) Александров Д.А. Немецкие мандарины и уроки сравнительной истории // Рин- гер Ф. Закат немецких мандаринов: Академическое сообщество в Германии, 1890— 1933. М., 2008. С. 617.

22) Sanders T. The Third Opponent: Dissertation Defenses and the Public Profile of Academic History in Late Imperial Russia // Historiography of Imperial Russia: The Profession and Writing of History in a Multinational State / Ed. T. Sanders. Armonk, 1999. P. 69— 97; Сандерс Т. Третий оппонент: Защиты диссертаций и общественный профиль академической истории в Российской империи // Историческая культура императорской России: Формирование представлений о прошлом / Отв. ред. А.Н. Дмитриев. М., 2012. С. 161 — 192.

23) Сандерс Т. Третий оппонент. С. 163.

24) Этой теме посвящен специальный выпуск сборника «Мир историка». См.: Мир историка: Историографический сборник / Под ред. В.П. Корзун, А.В. Якуба. Вып. 6. Омск, 2010.

25) Сумма сменивших друг друга уставов и положений и даже совокупность казусов успешных и неуспешных защит, описаниями которых изобилуют сочинения историков рубежа XIX—XX веков Н.Н. Булича, Н.П. Загоскина и Д.И. Багалея, не позволяют ответить на поставленные вопросы. Мы упоминаем имена этих исследователей университетского прошлого потому, что именно на них чаще всего ссылаются современные исследователи, затрагивая проблему реализации правительственной политики в провинциальных университетах. То обстоятельство, что Булич и Загоскин пересказали содержание архива Казанского университета за первые два десятилетия его существования, а Багалей — архива Харьковского университета, породило соблазн использовать их в качестве своего рода тематических сборников архивных цитат, позволяющих не обращаться к архивам. Именно поэтому исследование ученых степеней в коллективной монографии под редакцией А.Ю. Андреева и С.И. Посохова обрывается (так же, как и повествование их «источников») на 1820-х годах (см.: Ученые степени в российских университетах // Университет в Российской империи XVIII — первой половины XIX века / Под ред. А.Ю. Андреева и С.И. Посохова. М., 2012. С. 326—388). Но, сберегая время и силы, исследователи попадают в зависимость от master narrative университетского прошлого начала XX века.

26) Об устройстве училищ, 24 января 1803 // Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. СПб., 1864. Т. 1: Царствование императора Александра I: 1802—1825. № 6. Стб. 17—18.

27) НА РТ. Ф. 977. Оп. «Правление». Д. 42: «Предложение попечителя о выдаче аттестатов студентам, окончившим полный курс», 1814. Л. 3.

28) Там же.

29) Уставы императорских Московского, Харьковского и Казанского университетов, 5 ноября 1804 // Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. Т. 1. № 46. Стб. 283—285.

30) ЦХД до 1917 года ЦГА Москвы. Ф. 418. Оп. 81. Д. 17: «Дела о допуске к экзамену на степень доктора этико-политических наук Шнейдера В.», 1821. Л. 1.

31) Уставы императорских Московского, Харьковского и Казанского университетов. Стб. 284.

32) Там же. Стб. 283.

33) Относительно сроков для получения ученых степеней // Сборник распоряжений по Министерству народного просвещения. СПб., 1866. Т. 1: 1802—1834. Стб. 253.

34) См., например: ЦХД до 1917 года ЦГА Москвы. Ф. 418. Оп. 461. Д. 2: «Журналы заседаний физико-математического отделения», 1814; Там же. Оп. 477. Д. 1: «Переписка совета императорского Московского университета с отделением словесных наук по учебным вопросам», 1813; Там же. Оп. 496. Д. 8: «Бумаги, поступившие в нравственно-политическое отделение с сентября 1828 по июль 1829».

35) См., например: НА РТ. Ф. 977. Оп. «Физико-математический факультет». Д. 40: «Протоколы отделения физико-математических наук Казанского университета с 30-го Сентября 1819 года», 1819—1821; Там же. Оп. «Историко-филологический факультет». Д. 58: «Протокол отделения нравственно-политических наук», 1822— 1827; Д. 235: «Протоколы словесного отделения императорского Казанского университета», 1833—1836.

36) Уставы императорских Московского, Харьковского и Казанского университетов. Стб. 285.

37) ЦХД до 1917 года ЦГА Москвы. Ф. 418. Оп. 496. Д. 1: «Журналы собрания этико-политического отделения; сообщения совета Московского университета; прошения студентов о допущении к экзаменам на степень», 1815. Л. 6.

38) Там же. Л. 17, 25.

39) Там же. Л. 9.

40) Уставы императорских Московского, Харьковского и Казанского университетов. Стб. 285.

41) См., например: ЦХД до 1917 года ЦГА Москвы. Ф. 418. Оп. 496. Д. 1. Л. 28; Оп. 461. Д. 2: «Журналы заседаний физико-математического отделения», 1814. Л. 47 об.

42) Сандерс Т. Третий оппонент. С. 169.

43) ЦХД до 1917 года ЦГА Москвы. Ф. 418. Оп. 496. Д. 1. Л. 12.

44) Там же. Оп. 461. Д. 2. Л. 52—66.

45) Dissertatio inauguralis de jure puniendi, non nisi in statu civili fundando, quam pro summis in jure honoribus capessendis dic mens, octobr. Anni MDCCCXIV, publice de- fendet auctor I.G. John Sondershusano-Thuringensis. Kazan, 1814.

46) НА РТ. Ф. 87. Оп. 1. Д. 8828: «По прошению студента Московского университета саксонского уроженца Иоганна Иона об удостоении его, по надлежащем испытании, звания доктора прав», 1812—1814. Л. 113.

47) Там же. Л. 114.

48) Леонтьев Н. Иосиф Антонович фон Вейскгопфен, издатель первой астраханской газеты «Восточные известия» (1813—1816 гг.). Астрахань, 1885. С. 28. Приложение № 25.

49) Там же. С. 29. Приложение № 26.

50) См.: РГИА. Ф. 733. Оп. 86. Д. 419: «Правила для производства испытаний на ученые степени по отделению нравственно-политических наук», 1815. 196 л.

51) Об удалении от должностей профессоров Дерптского университета за незаконное производство в докторы правоведения, 25 июня 1817 // Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. Т. 1. № 295. Стб. 964—965.

52) Булич Н.Н. Из первых лет Казанского университета: 1805—1819. Казань, 1891. Т. 2. С. 734—736.

53) Циркулярное предложение о том, чтобы ищущие профессорских и адъюнктских [должностей] имели степень докторов и магистров, 19 февраля 1820 // Сборник распоряжений по Министерству народного просвещения. Т. 1. № 184. Стб. 406.

54) РГИА. Ф. 733. Оп. 86. Д. 419: «Дело о выработке правил для получения ученых степеней с целью прекращения злоупотреблений при их присвоении», 1816—1828. Л. 66—73 об.

55) Там же. Л. 71.

56) Там же. Л. 71 об.; Климов А.Ю. История создания Положений о производстве в ученые степени в Российской империи (1747—1837 гг.): Дис. ... д-ра ист. наук. Пятигорск, 2008. С. 177.

57) По поводу нового положения об испытаниях на звание действительного студента и на ученые степени / / Журнал Министерства народного просвещения. 1864. Март. Ч. СХХ1 Отд. II. С. 476.

58) Цит. по: Климов А.Ю. Указ. соч. С. 188.

59) Положение о производстве в ученые степени, 20 января 1819 // Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. Т. 1. № 340. Стб. 1144.

60) Там же.

61) НА РТ. Ф. 977. Оп. «Совет». Д. 924: «Документы об удостоении кандидата Кондакова степени магистра», 1822—1834. Л. 1 — 1 об.

62) Положение об испытаниях на ученые степени, 28 апреля 1837 // Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. СПб., 1864. Т. 2. Отд. 1: Царствование императора Николая I: 1825—1855. № 484. Стб. 984—988.

63) НАРТ. Ф. 977. Оп. «Историко-филологический факультет». Д. 310: «Дело о доставлении мнений Отделения о Положении об ученых степенях», 1839. Л. 6—6 об.

64) ЦХД до 1917 года ЦГА Москвы. Ф. 418. Оп. 3. Д. 290: «Проект устава университетов о возведении в ученые степени», 1834. Л. 24—24 об.

65) См.: РГИА. Ф. 733. Оп. 56. Д. 668: «Дела об установлении правил экзаменов воспитанников Профессорского института при отъезде их в научные командировки за границу при производстве в ученые степени; об утверждении в ученых степенях воспитанников института», 1830—1832. Л. 29.

66) Григорович Виктор Иванович (1815—1876) — русский филолог-славист, один из основоположников славянской филологии в России, профессор в Казани, Москве и Одессе.

67) НА РТ. Ф. 977. Оп. «Историко-филологический факультет». Д. 312: «Дело 1) Об определении действительного студента Григоровича преподавателем истории и литературы славянских наречий в Казанском университете; 2) Об испытании Григоровича на степень кандидата, и об утверждении его в сем звании; 3) Об испытании Григоровича на степень магистра российской и славянской словесности и выдаче на это звание диплома; 4) Об отправлении его в путешествие», 1839—1850. Л. 1 об.

68) Имеется в виду Варфоломей (Ерней Бартол) Копитар (1780—1844) — словенский лингвист, один из основоположников славистики.

69) НА РТ. Ф. 977. Оп. «Историко-филологический факультет». Д. 339: «Книга данная из правления Казанскаго университета 1-му отделению философского факультета на записку протоколов оного в 1840 году». Л. 10. См. также: Там же. Д. 312. Л. 12— 12 об.

70) Там же. Д. 339. Л. 10. См. также: Там же. Д. 312. Л. 12.

71) Там же. Д. 312. Л. 18 об.

72) Там же. Л. 15 об., 19.

73) Там же. Л. 26.

74) Там же. Д. 370: «Дело о начатии испытания кандидата Григоровича на степень магистра с 7 апреля сего года», 1842.

75) Там же. Д. 312. Л. 49.

76) РГИА. Ф. 733. Оп. 95. Д. 1145: «Сборник документов из уничтоженных дел за первую половину XIX века по Московскому университету». Л. 161 — 162, 168—170 об.

77) О временном изъятии из общего правила касательно формы экзаменов для приобретения ученой степени, 15 апреля 1838 // Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. СПб., 1866. Т. 2. Отд. 1. № 538. Стб. 1036—1037.

78) РГИА. Ф. 733. Оп. 30. Д. 185: «Дело о пересмотре состава профессоров и преподавателей университета, в связи с введением нового устава, о новом распределении кафедр и увольнении профессоров, оставшихся за штатом / со сведениями о прохождении ими службы», 1835—1837. Л. 87 об. — 88.

79) Там же. Оп. 89. Д. 178: «Дело о пересмотре положения об испытаниях на ученые степени по замечаниям и дополнениям попечителей учебных округов», ч. 2, 1839—1844. Л. 112.

80) Никитенко А.В. Записки и дневник. М., 2005. Т. 1. Доступно по адресу: az.lib.ru/n/ nikitenko_a_w/text_0030.shtml (дата обращения: 20.07.2013).

81) Там же. Л. 112—113, 110.

82) НА РТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 4826: «О защищении г[осподами] адъюнктами университета Фогелем, Фойгтом, Камбеком и Клаусом диссертаций на степень доктора прав и философии», 1838—1840. Л. 3.

83) Там же. Л. 48, 50 и 53.

84) Циркулярное предложение относительно свидетельств и дипломов на ученые степени, 22 декабря 1819 // Сборник распоряжений по Министерству народного просвещения. Т. 1. № 180. Стб. 398.

85) НА РТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 4826. Л. 46.

86) Имеется в виду Альбрехт Швеппе (1783—1829) — немецкий юрист, профессор в Киле, потом в Гёттингене.

87) Речь идет о фундаментальном труде Савиньи «История римского права в Средние века» («Geschichte des romischen Rechts im Mittelalter»).

88) НА РТ. Ф. 977. Оп. «Юридический факультет». Д. 120: «Об искании адъюнктом Камбеком степени доктора прав по одной диссертации и об отказе ему в оной», 1838—1840. Л. 5.

89) Там же. Л. 6 об.

90) Никитенко упоминает о подобном опыте министра К.А. Ливена, передававшего тексты диссертаций на прочтение членам Академии наук (см.: Никитенко А.В. Записки и дневник. Т. 1).

91) НА РТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 4826. Л. 63—65 об.

92) Там же. Л. 61—62 об.

93) Там же. Л. 61 об.

94) Там же. Л. 61 об. — 62.

95) Там же. Л. 62—62 об.

96) Там же. Л. 62.

97) Там же. Л. 7 об.

98) О феномене «просвещенной бюрократии» см.: Lincoln B. W. The Genesis of an « En- ligtened» Bureaucracy in Russia, 1825—1856 // Jahrbucher fur Geschichte Osteuro- pas. Neue Folge. 1972. Bd. 20. H. 3. P. 321—330; Idem. Nikolai Miliutin, an Enlightened Russian Bureaucrat. Newtonville, 1977; Idem. In the Vanguard of Reform: Russia's Enlightened Bureaucrats, 1825—1861. DeKalb, 1982; Ружицкая И.В. Просвещенная бюрократия: 1800—1860-е гг. М., 2009. О кадровой реформе С.С. Уварова см.: Костина Т.В. Профессора «старые» и «новые»: «Антиколлегиальная» реформа С.С. Уварова // Сословие русских профессоров. С. 212—229.

99) РГИА. Ф. 733. Оп. 89. Д. 178. Л. 211 об. — 212. См. также: Там же. Д. 177: «Дело о пересмотре положения об испытаниях на ученые степени по замечаниям и дополнениям попечителей учебных округов», 1839—1842. Л. 13, 49.

100) Там же. Оп. 50. Д. 164: «Дела о запрещении публичной защиты диссертации Н.И. Костомарову на тему: "О причинах и характере унии в Западной России", об утверждении выбранной им другой темы — "Об историческом значении народной русской поэзии" и об утверждении его в степени магистра исторических наук. Отзыв Н.Г. Устрялова о первой диссертации Костомарова», 1842—1844. Л. 1.

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2013, №122

Перспективный регион

Страны АСЕАН наращивают потребление и производство стальной продукции

На фоне глубокого кризиса, охватившего в последнее время мировую металлургическую отрасль, ситуация в странах АСЕАН (Ассоциация государств Юго-Восточной Азии – Association of South-East Asian Nations, ASEAN) выглядит не столь обескураживающей. В течение последних нескольких лет здесь стабильно растет спрос на сталь, и эта тенденция, как полагают аналитики, сохранится и на ближайшую перспективу, стимулируя расширение сталеплавильных мощностей и увеличение производства стальной продукции в регионе.

Рост спроса и потребления

Видимое потребление стали в АСЕАН, по оценкам специалистов South East Asia Iron and Steel Institute (SEAISI), составило в 2012 году 58,8 млн. т и выросло по сравнению с предыдущим годом на 12%. Следует отметить, что потребление металла в шести странах Ассоциации (Индонезия, Малайзия, Сингапур, Таиланд, Филиппины и Вьетнам), в отличие от других регионов мира, стабильно растет с 2005 года и за прошедшее время увеличилось почти на 40%. Самые высокие темпы роста потребления металла в годовом исчислении в 2012 году по сравнению с 2011 годом были зафиксированы в Таиланде (13,9%), далее следуют Вьетнам (9,9%), Индонезия (8,8%), Филиппины (2,2%) и Малайзия (1,7%). В прошлом году из этой шестерки выпал лишь Сингапур, где спрос на сталь сократился на 4,9%.

Бесспорно, крупнейшими потребителями стали в АСЕАН являются строительная отрасль и автомобильная промышленность. В частности, на долю первой приходится около 63% всей стальной продукции, потребляемой в регионе. Лидирует здесь сектор строительства Таиланда, который использовал в 2012 году почти 8 млн. т стали, главным образом, для восстановления объектов инфраструктуры после разрушительных наводнений 2011 года, строительства новых жилых домов и систем защиты от наводнений.

Вторым по масштабам потребления стали в АСЕАН является строительный сектор Индонезии (6,7 млн. т в 2011 году). По данным специалистов SEAISI, в этой стране на сектор строительства приходится около 61% потребляемой стальной продукции. По прогнозам SEAISI, объемы строительных работ в Индонезии в течение ближайших нескольких лет будут только расти.

Не менее активной в плане потребления металла является и строительная отрасль Малайзии (6 млн. т в 2011 году). В последнее время правительство страны приступило к реализации ряда крупных инфраструктурных проектов. Благодаря этому, по оценкам аналитиков Департамента статистики Малайзии, темпы роста национальной строительной отрасли в период с 2012 по 2015 год составят 3,7% в год.

Примерно 60% стали, потребляемой во Вьетнаме, тоже приходится на строительный сектор. В 2011 году на нужды строительства в этой стране было направлено 5,8 млн. т стальной продукции. И хотя в последнее время ситуация в строительном секторе Вьетнама остается достаточно сложной, принятая правительством страны программа широкомасштабного строительства жилья даст возможность сохранить высокий спрос на сталь в этом государстве.

На Филиппинах, как отмечают эксперты SEAISI, активность в национальной строительной отрасли в последние годы тоже достаточно высока благодаря проводимой местным правительством политике стимулирования национальной экономики. Процентные ставки по ипотечным кредитам на Филиппинах падают уже седьмой год подряд, и сегодня в стране строится порядка 300 тыс. новых домов. С учетом того, что численность местного населения растет на 2% в год, для решения жилищной проблемы в любом случае потребуется расширять масштабы жилищного строительства.

Важной чертой экономик всех государств АСЕАН является также развитие туристической отрасли, в том числе возведение новых объектов туристической инфраструктуры, что тоже будет способствовать увеличению спроса на металл.

Не менее быстрыми темпами развивается и автомобильная промышленность АСЕАН. По данным специалистов Комитета по стали ОЭСР, доля региона в мировом производстве автомашин увеличилась от 2,3% в 2002 году до 5% в 2012 году. Кроме того, в странах АСЕАН увеличивается спрос и на горячекатаный толстый лист, который, наряду со строительной отраслью, идет на нужды судостроительной промышленности, успешно развивающейся в последнее время в таких странах, как Индонезия, Таиланд, Филиппины и Вьетнам. Именно в Индонезии в прошлом году был зафиксирован самый высокий в АСЕАН спрос на толстолистовую сталь: 1,5 млн. т – на 31% больше, чем годом ранее.

Между тем местные сталелитейные мощности в странах АСЕАН не справляются с удовлетворением растущего спроса на металл. Уровень самообеспечения сталью в государствах Ассоциации продолжает оставаться крайне низким. Весь регион является на сегодняшний день крупным нетто-импортером стальной продукции. По оценкам специалистов SEAISI, в 2012 году объем импорта стали в АСЕАН достиг около 37 млн. т, из которых примерно 80-90% составила стальная продукция для строительства и судостроительной промышленности. Главными поставщиками полуфабрикатов в регион продолжают оставаться Россия и Украина, хотя их доля в секторе готового проката минимальна. Готовая стальная продукция (горячий прокат, толстолистовая сталь, катанка) поставляются в регион, в основном, из Китая, Японии и Южной Кореи.

Новые мощности

Впрочем, в АСЕАН намерены в ближайшее время уделить самое пристальное внимание наращиванию собственных производственных мощностей по выплавке металла, чтобы снизить зависимость от импорта. По предварительным оценкам SEAISI, совокупные мощности стран АСЕАН по производству стальной продукции в 2013 году достигнут порядка 39,4 млн. т, а в следующем году они могут увеличиться еще на 6-7 млн. т. Основную роль здесь призван сыграть Вьетнам, где ожидается расширение в 2014 году сталеплавильных мощностей примерно на 4 млн. т за счет реализации новых металлургических проектов.

По мнению экспертов ОЭСР, к 2015 году совокупные мощности шести ведущих государств АСЕАН по производству металла могут достичь порядка 51,1 млн. т (Вьетнам – 18,7 млн., Индонезия и Малайзия – по 10 млн., Таиланд – 9.2 млн., Филиппины – 2.4 млн. и Сингапур – 0,8 млн. т). Вместе с тем, несмотря на строительство новых и расширение действующих металлургических объектов уровень их использования в странах АСЕАН продолжает оставаться низким. В 2012 году он составил 51% – самый низкий показатель с момента начала глобального кризиса в 2008 году. В этой связи, как представляется, государства региона будут и далее импортировать стальную продукцию в существенных объемах.

Тем не менее, многие эксперты прогнозируют светлое будущее для металлургического сектора АСЕАН, указывая на ряд ключевых благоприятных предпосылок для развития отрасли. Во-первых, как считают аналитики ОЭСР, потребление металла в АСЕАН сегодня растет быстрее, чем ВВП. Во-вторых, по оценкам экспертов Международного валютного фонда, сам ВВП в шести ведущих странах Ассоциации будет в течение ближайшего времени расти, как минимум, на 5% в год. В-третьих, спрос на сталь в регионе будут стимулировать увеличение доходов населения и рост продаж автомобилей, а также реализация различных инфраструктурных проектов в рамках создания к 2015 году Экономического сообщества стран АСЕАН (Asean Economic Community – AEC) в интересах укрепления взаимодействия и налаживания более тесных связей и сотрудничества между государствами региона.

О благоприятных перспективах развития металлургической отрасли АСЕАН говорит и тот факт, что сегодня в регионе анонсировано около десяти крупных проектов по расширению действующих и созданию новых сталелитейных мощностей с участием ведущих металлургических компаний мира. Так, к примеру, индийская металлургическая компания Tata Steel планирует вернуться к проекту строительства нового металлургического завода во Вьетнаме и инвестировать на эти цели $5 млрд. Индусы еще в 2007 году подписали по этому поводу меморандум о взаимопонимании с вьетнамским правительством, однако в период кризиса его действие было приостановлено. В последнее время Tata Steel ведет активные переговоры с вьетнамскими властями о возобновлении этого проекта.

В конце прошлого года начато строительство первой доменной печи крупнейшего во Вьетнаме металлургического комбината, который будет возведен в экономической зоне Вунг Анг (провинции Ха Тинь) совместным предприятием Formosa Ha Tinh Steel Corporation с участием тайваньской компании Formosa Plastics Group (FPG). Предполагается, что первая домна будет введена в эксплуатацию в 2015 году, вторая и третья – в 2016 и 2017 годах соответственно, а общая стоимость нового комбината, который по окончании строительства третьей очереди должен выпускать порядка 20 млн. т стали в год, составит $15 млрд. В прошлом году подготовку совместного с японской компанией JFE Steel технико-экономического обоснования строительства до 2016 года сталелитейного комбината во Вьетнаме мощностью 3,5 млн. т стали в год анонсировала также тайваньская промышленная группа E United Group.

В Малайзии крупнейший национальный производитель стали Lion Group, в состав которого входят семь металлургических предприятий, включая Amsteel (2 млн. т длинномерного проката в год) и Megasteel (3,2 млн. т горячекатаных рулонов), объявил о намерениях построить новый сталелитейный завод мощностью 2 млн. т стальной продукции в год. Не собирается отказываться от своих планов по возведению здесь нового металлургического предприятия и крупный китайский производитель стали компания Shougang Corporation. Правда, подробные детали этих проектов остаются на сегодняшний день пока неизвестными.

Китайцы проявляют активность и в Индонезии: здесь компания Wuhan Iron and Steel и индонезийская корпорация Gunung Garuda основали совместное предприятие для строительства сталеплавильных заводов в Медане (северная часть о. Суматра) и Кота-Бару (на юге о. Калимантан) суммарной стоимостью $3 млрд. Возведение заводов, первоначальная мощность которых составит по 500 тыс. т в год, уже началось, а их ввод в эксплуатацию запланирован на 2014-2015 годы. Предполагается, что около 50% продукции этих предприятий будет экспортироваться.

Наряду с этим, продолжается строительство в Индонезии металлургического завода (3 млн. т в год), которое ведет совместное предприятие в составе крупнейшего индонезийского производителя стали Krakatau Steel и южнокорейской корпорации Posco. Капиталовложения в это предприятие, которое, как предполагается, начнет работу в 2014 году, оцениваются в $6 млрд. Кроме того, Krakatau Steel планирует инвестировать $694 млн. в сооружение доменной печи на сталелитейном заводе в городе Силегоне с целью повышения его производительности до 1,2-1,5 млн. т в год. Окончание работ по этому проекту тоже намечено на 2014 год.

Наконец, японская металлургическая компания JFE Steel анонсировала в конце прошлого года планы по инвестированию порядка $360 млн. в строительство нового металлургического завода в Индонезии. По информации Ассоциации чугуна и стали Индонезии, японцы зарезервировала 15 гектаров земли в индустриальном парке Бекаси на западе страны. В настоящее время JFE Steel ожидает одобрения проекта от индонезийского инвестиционного совета.

По материалам SEAISI, SteelFirst, SteelGuru, Metal Bulletin, SteelOrbis

Олег Зайцев

Рабочая встреча с губернатором Калининградской области Николаем Цукановым

Владимир Путин провёл рабочую встречу с губернатором Калининградской области Николаем Цукановым. Глава региона информировал Президента о социально-экономической ситуации в Калининградской области.В.ПУТИН: Добрый день! Мы поговорим с Вами, конечно, о социально-экономическом положении и развитии Калининградской области. Но, когда в последний раз встречались в рамках учений, Вы мне обещали некоторые вещи наглядно продемонстрировать. Давайте, пожалуйста.

Н.ЦУКАНОВ: Мы выполнили Ваше поручение. Хотел бы начать с социально-экономического развития региона. Прежде всего хочу доложить, что все указы Калининградской областью выполняются. Мы строим детские сады: в этом году построили 10 детских садов.

Как в городе Калининграде, так и в области заработная плата такая же: врачи – около 35 тысяч рублей, средняя заработная плата, преподаватели – около 26 тысяч рублей. В принципе, это выше, чем по экономике, то есть полностью выполнили Ваши указы.

В.ПУТИН: Не снижайте эту планку к концу года.

Н.ЦУКАНОВ: Будем только увеличивать.

Хочу отметить, что в этом году впервые [показатели] смертности с рождаемостью у нас стали идти на сближение. В 2008 году было около 11,3, сейчас 12,4 – это рождаемость. В свою очередь, наоборот, смертность падает достаточно значительно.

В.ПУТИН: Это у вас после запуска высокотехнологичного кардиохирургического центра?

Н.ЦУКАНОВ: Да, высокотехнологичные медицинские центры, спасибо огромное. Сейчас мы в рамках государственно-частного партнёрства проектируем онкологический центр.

В.ПУТИН: И новый роддом работает, современный перинатальный центр.

Н.ЦУКАНОВ: Спасибо. Да, это правда: перинатальный центр, материнский капитал – этот набор действий, очевидно, дал положительный эффект, и мы его видим.

В.ПУТИН: А здесь у Вас что?

Н.ЦУКАНОВ: Это карта Калининградской области. Хотел показать, как развита дорожная инфраструктура, часть объектов, которые сегодня запроектированы к чемпионату мира по футболу. И часть вопросов, без которых регион сегодня не может развиваться с точки зрения модернизации экономики.

Прежде всего мы говорим о трансъевропейском коридоре, который идёт в «Мамоново – Гжехотки» – это самый современный погранпост, который был построен благодаря Вашей поддержке и который идёт на реку Неман, в Литву. Там тоже подписано соглашение, строится мост через реку Неман. Сейчас стараемся синхронизировать работу с Росграницей, строительство таможенного поста. И дальше этот коридор идёт сюда, на Москву.

В.ПУТИН: Вы в прошлый раз говорили, что проблемы на границе возникли с вашими партнёрами и соседями, с Литвой? Что там такое?

Н.ЦУКАНОВ: Сейчас, Владимир Владимирович, просто не хватает мощности у таможенников, они проверяют тщательно, насколько я понимаю, в рамках действующего законодательства, я проверял, выезжал сам на границу. И просто мы больше времени уделяем. В свою очередь, литовские коллеги точно так же нас раньше проверяли, и польские коллеги периодически проверяют.

В.ПУТИН: Тем не менее какую-то обеспокоенность высказывают.

Н.ЦУКАНОВ: Да, сегодня есть определённые риски, потому что не хватает пограничников и таможенников и увеличилось время прохождения – разгрузка, погрузка грузов – как в нашу сторону, так и в ту сторону.

В.ПУТИН: Я помню, это вас беспокоило.

Н.ЦУКАНОВ: Да,это нас беспокоило, Владимир Владимирович, потому что стали уже предприятия и предприниматели обращаться ко мне, что из-за задержки не могут быстро вывозить грузы из области.

В.ПУТИН: Понятно. А вот это что?

Н.ЦУКАНОВ: Это стадион, Владимир Владимирович. Это остров [Октябрьский], вот это мост, помните, мы с Вами его открыли. Мост открыт, всё действует, 25 лет [объект] стоял. Вот здесь могила Канта, 500 метров от стадиона примерно. Много споров о размещении, расположении этого стадиона, но все приезжали, и [представители] ФИФА смотрели.

Не я ещё предложил это место, но мы считаем, что для развития города Калининграда это единственный земельный участок, который находится в центре города, по сути дела – 200 гектаров. Будет очень хорошая стартовая инвестиционная площадка.

Действительно, нужно будет построить ещё один мост, но он нужен как обход города Калининграда. Сегодня без него город задыхается. Но это инвестпроект. На каждый вложенный рубль в этот остров мы получим как минимум три рубля от инвесторов.

Какая идея? Сделать «Остров Федерации», это рабочее название, предложить регионам, которые принимают чемпионат мира по футболу, построить или спроектировать на этом острове здания, которые присущи тому или иному региону. Например, Ростов – что-то архитекторы из Ростова должны спроектировать и поставить здесь.

В.ПУТИН: Но это всё должно быть подчинено общей концепции.

Н.ЦУКАНОВ: Да, общей концепции, мы сейчас её разрабатываем. Сейчас просто идёт много споров, и я прошу Вас поставить точку: будет или не будет чемпионат по футболу в Калининграде, в этом или другом месте строить стадион. Много средств нужно действительно, но мы благодаря чемпионату мира по футболу хотели и город привести в порядок.

В.ПУТИН: Калининград будет принимать чемпионат мира по футболу, а где строить – это вы решайте сами вместе с горожанами, с Правительством России.

Число беженцев из РФ, приезжающих в Германию, за последний год выросло в семь с половиной раз. По числу прошений об убежище россияне опережают выходцев из Сирии, Афганистана или Ирака.

Большинство соискателей приехали из республик Северного Кавказа. Немецкие чиновники и правозащитники указывают на рост активности в Германии криминальных группировок, занимающихся нелегальной миграцией, проблемы с безопасностью в регионе и экономические причины, но объяснить столь резкий рост числа беженцев все же не могут.

НЕПОЧЕТНОЕ ПЕРВОЕ МЕСТО СРЕДИ СОИСКАТЕЛЕЙ

Федеральное ведомство Германии по вопросам миграции и беженцев сообщает, что с января по сентябрь 2013 года получило прошения об убежище от 13,814 тысячи россиян. Это на 753,9% больше, чем за аналогичный период прошлого года.

По числу соискателей убежища в Германии Россия опережает все остальные страны. На долю граждан РФ приходится каждое шестое поданное в ведомство заявление. Для сравнения, беженцы из охваченной гражданской войной Сирии за январь-сентябрь подали 8,48 тысячи прошений, из Сербии - 10,361 тысячи, Афганистана - 5,898 тысячи, Ирака - 3,067 тысячи.

Как пояснила РИА Новости представитель немецкого миграционного ведомства Кристиане Германн (Christiane Germann), подавляющее большинство российских просителей убежища "сообщают, что являются выходцами с Северного Кавказа, вернее из Чечни". "Тем не менее, статистически это не подтверждено, потому что в их паспортах сведений об этом нет", - сказала собеседница агентства.

По данным международного правозащитного объединения Pro Asyl, которое занимается проблемами беженцев в Германии и других странах Европы, выходцами из Чечни и других кавказских республик являются девять из десяти российских просителей убежища. Как отметил в беседе с РИА Новости представитель организации Бернд Мезович (Bernd Mesovic), некоторые соискатели могут только выдавать себя за чеченцев, но подлог, как правило, легко раскрыть.

"Прежде всего, вопрос в том, на каком языке проводится слушание. К тому же есть целый ряд информационных вопросов, на которые нужно ответить. В частности, надо указать точный адрес в своем родном городе и так далее. В общем, все это можно проверить. Есть люди, которые прежде уехали из Чечни в Дагестан или Осетию", - отметил он.

ПРИЧИНА НЕИЗВЕСТНА

В чем именно заключается причина семикратного усиления потока беженцев из России, ни в миграционном ведомстве, ни в Pro Asyl объяснить не могут.

"Какого-то общего обоснования нынешнего очень высокого числа прошений из России - исходя из слушаний, которые ведомство провело с заявителями, - до сих пор обнаружить нельзя. В каждом случае называются разные причины", - сообщила Германн.

Она добавила, что безопасность на Северном Кавказе до сих пор считается проблемным вопросом, но "о существенном ухудшении" по сравнению с прошлым годом говорить нельзя. "Исходя из некоторых собеседований, мы можем заключить, что для отдельных людей повысился риск преследования и что ему могут подвергнуться члены их семей. Также мы учитываем в качестве фактора повышение активности криминальных группировок, которые занимаются нелегальной миграцией", - отметила собеседница агентства.

Она также считает, что одна из основных причин переселения в Германию - экономическая.

По словам представителя Pro Asyl, СМИ сообщают о слухах, которые якобы курсируют по Чечне, - о том, что в Германии охотно принимают выходцев из республики, дают им большое подъемное пособие. "Но это вряд ли правдоподобно. Для таких слухов нужна почва, на которую они могли бы упасть, - принципиальная готовность жителей уехать", - заявил собеседник агентства.

Мезович отметил, что некоторые беженцы жалуются, в частности, на произвол со стороны местных властей. "Но объяснить, почему по прошествии небольшого количества времени вместо 1-2 тысяч из Чечни приезжают 13 тысяч, трудно", - признал он.

НАЗАД В ПОЛЬШУ

Несмотря на внушительное количество прошений, право остаться в Германии получают лишь очень немногие выходцы из РФ. Доля россиян, которым власти ФРГ в той или иной форме согласились предоставить защиту, за первые девять месяцев 2013 года составила 2,4% (205 человек). По этому показателю лидирует Сирия (доля граждан Сирии, которые в том или ином виде получили от властей ФРГ защиту, составляет 95%), за ней следуют Афганистан и Ирак. В миграционном ведомстве не смогли уточнить, на каком месте по количеству одобренных прошений об убежище находится Россия.

По этому показателю РФ занимает седьмое место среди стран, из которых поступает наибольшее количество ходатайств.

Отказ в предоставлении в защиты получили 13,5% заявителей из России. Разбирать прошения оставшихся 84,1% российских беженцев немецкое миграционное ведомство фактически не стало. Решения по ним было принято на основании так называемого регламента "Дублин II". В соответствии с этим документом, ответственность за рассмотрение ходатайства об убежище несет та страна ЕС, которая выдала визу (чего в случае с беженцами не бывает практически никогда) или через которую человек въехал в Евросоюз. В случае с российскими беженцами, направляющимися в Германию, это, как правило, Польша.

"Большинство приезжают через Польшу, и это содержит в себе проблему. Потому что немецкое ведомство совершенно не хочет принимать решение с точки содержания, а старается завершать рассмотрение по ускоренной процедуре и отправлять просителей обратно в Польшу", - сказал Мезович.

При этом в Pro Asyl отмечают, что количество отказов от рассмотрения заявлений по формальным причинам с начала года возросло почти вдвое. В январе по регламенту "Дублин II" были отклонены только 43% ходатайств.

УЖЕСТОЧЕНИЕ КУРСА

Обращает на себя внимание и ужесточение курса в отношении российских беженцев, прошения которых миграционное ведомство ФРГ все же рассматривает. В первом полугодии 2013 года немецкие власти предоставили защиту 6,1% соискателей, подавших заявления. По итогам сентября их доля сократилась до 2,4%. Увеличился и срок рассмотрения ходатайств: с шести месяцев в начале года до девяти месяцев сейчас, отмечают в Pro Asyl. О причинах власти ФРГ ничего не сообщают.

Большой резонанс получил инцидент, который произошел в конце июля в центре для беженцев в немецком городе Айзенхюттенштадт (федеральная земля Бранденбург). Там около 10 беженцев из Чечни напали на семью своих земляков. Супружеская пара получила тяжелые травмы, мужчине потребовалась госпитализация. В полиции предполагали, что нападавшие являются исламистами, а мотивом преступления стало "недовольство образом жизни" семейной пары и то, что их одежда была слишком "светской". По данным немецких СМИ, зачинщик преступления является приверженцем террористической организации "Имарат Кавказ".

Эта одиозная группировка обратила на себя внимание немецких спецслужб весной этого года - после бостонского теракта, в котором погибли три человека и более 200 получили ранения. СМИ сообщали, что организаторы взрывов братья Царнаевы могли быть связаны с этой экстремистской организацией, возглавляемой Доку Умаровым.

Глава федерального ведомства по защите конституции Ганс-Георг Маассен (Hans-Georg Maassen) в конце апреля сообщил газете Welt, что немецкие спецслужбы располагают данными о нахождении в Германии примерно 200 участников "Имарата Кавказ" и ведут за ними наблюдение.

Впрочем, данных о том, растет ли число сторонников группировки за счет притока беженцев, спецслужбы не публиковали. Семен Нехорошкин.

Экспорт белорусской мебели в Россию за первые 7 месяцев 2013 г. вырос в годовом исчислении на 16,9%, составив $153,7 млн, об этом говорится в полученном Lesprom Network аналитическом обзоре деревообрабатывающей промышленности, подготовленном агентством «Бизнес-новости».

Также увеличились поставки мебели из Белоруссии в Казахстан — на 23,9% до $19,2 млн. Вместе с тем, в 2013 г. наблюдается тенденция снижения экспорта белорусской мебели в страны ЕС (Германия, Франция, Польша) — в среднем на 9,3% до $21,1 млн.

В аналитическом обзоре утверждается, что показатели прибыли и рентабельности реализации у белорусских производителей мебели в среднем существенно выше, чем у предприятий, основным видом деятельности которых является производство плит ДСП, ДВП, фанеры и шпона.

Наибольший объем чистой прибыли и рентабельности реализации среди публикующих отчетность компаний по итогам I полугодия показало ООО «ЗОВ-ЛенЕвромебель», крупный производитель и экспортер мебели для кухонь, гостиных, спален, обеденных зон. Вторым по показателю чистой прибыли стало УП «Мебельная фабрика «Лагуна».

Хорошие финансовые результаты в I полугодии показали крупные производители дверей и оконных блоков.

Крупнейшие предприятия концерна «Беллесбумпром» с доминирующей долей государства в уставном фонде («Ивацевичдрев», «Гомельдрев», «Борисовский ДОК», «Мостовдрев», «Витебскдрев», «ФанДОК», «Могилевдрев», «Речицадрев») показали по итогам I полугодия 2013 г. нулевой либо незначительный размер прибыли.

В ближайшей перспективе среди основных факторов, оказывающих влияние на производителей мебели и древесных плит, будут девальвация белорусского рубля, ситуация с потребительским кредитованием в России и усиление конкуренции со стороны китайских производителей мебели.

За 9 месяцев Иркутской таможней в федеральный бюджет перечислено 5 млрд 895 млн 174 тыс. руб.

За 9 месяцев 2013 года Иркутской таможней в федеральный бюджет перечислено 5 миллиардов 895 миллионов 174 тысячи рублей, сообщает пресс-служба ведомства.

За отчетный период оформлено 71174 декларации на товары, из них по экспортным операциям - 66 034, по импортным - 5 140. С января по сентябрь 2013 года внешнеторговые взаимоотношения были установлены с 90 странами, из которых 82 - страны дальнего зарубежья и восемь - ближнего зарубежья.

Основными странами-контрагентами являлись Узбекистан, Украина, Таджикистан, Азербайджан, Киргизия, Туркмения, Китай, США, Индия, Япония, Нидерланды, Республика Корея, Швейцария, Австралия, Польша, Турция, Германия, Монголия, Египет.

За 9 месяцев 2013 года физический объём внешнеторгового оборота составил 10070 тыс. тонн, в том числе объем товаров при экспорте составил 9119 тыс. тонн, объем товаров при импорте - 951 тыс. тонн. Внешнеторговый оборот в стоимостном выражении составил 5421 млн долларов США.

В структуре экспортных операций традиционно лидируют экспорт древесины и целлюлозно-бумажных изделий - 39% от объема экспортных операций, металлов и изделий из них - 38%, экспорт машиностроительной продукции - 14%, минеральных продуктов - 5%.

В структуре импортных операций лидируют (в стоимостном выражении): химическая промышленность - 37% от объёма импортных операций, машиностроительная продукция - 32%, металлы и изделия из них - 16%, минеральные продукты - 11%.

Внешнеэкономическая деятельность в регионе деятельности Иркутской таможни в январе-сентябре 2013 года обеспечила 21,8% стоимостного товарооборота Сибирского региона (23,5% экспорта и 12,6% - импорта).

Польша предоставит украинцам больше долгосрочных шенгенских виз.

Стало известно, что министерство иностранных дел Польши поручило консулам выдавать визы для украинцев на 2-5 лет.

Исходя из того, что на протяжении многих лет украинцы могут рассчитывать на визы в основном на месяц и максимум на год, такое послабление кажется отличным решением, особенно для работающих за границей.

“Я три года получаю визы у поляков, их у меня уже 8. И лишь в последний раз выдали на полгода, до того — на две недели-месяц”, — сообщила львовянка Галина Семкив.

Больше всего виз выдают именно во Львове. Сотрудники консульства сообщают, что для того, чтобы визу дали на срок более одного года, об этом надо сообщить в анкете, так как если в ней указан срок в один год или меньше они не имеют права выдать визу на больший срок.

Россияне в возрасте от 16 до 65 лет читают и считают лучше американцев и немцев, но хуже японцев и финнов и заметно отстают от граждан развитых стран во владении компьютером, свидетельствуют данные международного исследования PIAAC , которое в России провела Высшая школа экономики при участии Минобрнауки РФ.

В программе международной оценки компетенций взрослых (Programme for the International Assesment of Adult Competences, PIAAC) приняли участие более 157 тысяч респондентов из 24 стран-участниц и стран-партнеров Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). В исследовании участвовали более 5 тысяч россиян в возрасте от 16 до 65 лет из почти 100 населенных пунктов.

В рамках программы PIAAC проводится оценка компетенций взрослого населения в трех областях: грамотности в области чтения, математической грамотности и способности решения задач в технологически насыщенной среде.

КОМПЬЮТЕРНАЯ БЕЗГРАМОТНОСТЬ

Исследование показало, что во многих странах большая часть населения не имеет опыта обращения с компьютером или пользуется им неуверенно. При этом значительная часть жителей России - 48,5% взрослых в возрасте от 16 до 65 лет - соответствуют данному описанию.

"В нашей стране среди взрослых, имеющих минимальные компьютерные навыки, необходимые для проведения процедуры компьютерного тестирования, 40,5% находятся на самом низком уровне по шкале компетенций в области решения задач в технологически насыщенной среде", - говорится в документе. В целом исследователи отмечают некоторое отставание россиян в этом компоненте от представителей развитых стран мира.

ПРОСТАЯ МАТЕМАТИКА

Согласно данным PIAAC, средний балл по грамотности в области чтения для России (275 баллов) выше среднего балла стран-членов ОЭСР (273). При этом средний балл России совпал с результатом Бельгии (275), почти не отличается от балла Чехии (274), Словакии (274) и Эстонии (276). Такие страны как Япония, Финляндия, Нидерланды, Австралия, Швеция, Норвегия получили значительно больший результат. Так, в Японии средний балл по грамотности в области чтения самый высокий среди всех участников исследования и равен 296. На втором месте Финляндия со средним баллом 288, и на третьем - Нидерланды (284).

Примечательно, что некоторые страны с развитой системой образования получили средний балл по чтению ниже, чем Россия. Например, в Дании это 271 балл, а в Германии и США - по 270 баллов. Наименьшее количество баллов по грамотности в области чтения получили Испания (252) и Италия (250).

Средний балл по математической грамотности для России (270) незначительно отличается от среднего балла стран-членов ОЭСР (269). Наибольшую математическую грамотность проявили японцы (288) и финны (282), меньше всего в математике разбираются жители США (253), Испании (247) и Италии (246).

В целом, в рейтинге по грамотности в области математики Россия занимает 13-е место, а в области чтения - восьмое место.

В 45 - МНОГО НАВЫКОВ ОПЯТЬ

С повышением образовательного уровня наблюдается тенденция увеличения среднего балла по трем оцениваемым областям. Явный "пик" грамотности приходится на период окончания средней школы. Второй "пик" относится к образовательному уровню "бакалавр" - молодые люди, продолжающие свое образование и находящиеся в высокой фазе развития.

В целом, с возрастом уровень навыков имеет тенденцию к понижению. "Однако для возрастной группы в 45-49 лет наблюдается подъем уровней сформированности навыков. Возможно, эта группа включает самых образованных и высококвалифицированных взрослых", - говорится в исследовании.

Исследование рассматривает четыре группы профессий, различающихся по уровню квалификации и требуемому уровню образования. К высококвалифицированным относятся такие профессии, как топ-менеджеры и руководители компаний. К группе "белых воротничков" - профессии средней квалификации, требующие высшего образования, например, офисные работники. В группу "синих воротничков" входят профессии, требующие начального или среднего профессионального образования, например, механик или работник сельского хозяйства. К группе элементарных профессий отнесены профессии без особых требований к квалификации или образованию, такие как курьер, дворник.

Чем ниже квалификация, тем ниже навыки в области чтения и математической грамотности, свидетельствуют данные исследования. "Однако для представителей неквалифицированных профессий грамотность в области чтения и математическая грамотность имеют высокие показатели, выше, чем у "синих воротничков" - представителей технических профессий", - отмечается в документе.

СРЕДНИЙ УРОВЕНЬ

Национальный координатор PIAAC в РФ научный сотрудник Института образования НИУ ВШЭ Олег Подольский считает, что измерение в России выявило средний уровень навыков населения в сравнении с показателями стран-участниц ОЭСР.

"В некоторых местах даже опередили представителей многих стран, входящих в число развитых в мире. Вместе с этим, в результатах России наблюдается отставание во владении ИКТ-технологиями и способности решать задачи в технологически насыщенной среде", - сказал Подольский РИА Новости.

По его словам, в результатах по России наблюдается тенденция к выявлению общемировых закономерностей и связей, например, уровня грамотности и возраста.

"При этом у России достаточно комплексная картинка по результатам базовых компетенций в разрезе респондентов разного возраста, уровня образования, квалификации. И это уже требует более серьезного анализа", - сказал он. Эксперт отметил, что по некоторым нашим результатам вполне можно изучать историю России в сфере образования за последние полвека.

Запрет Россельхознадзора на ввоз молочной продукции из Литвы не отразится на рынке Петербурга и Ленобласти, считают его участники, опрошенные РИА Новости. Однако и чиновники, и производители "молочки" согласны с тем, что покупателям, привыкшим к литовскому творогу и сырам, придется выбирать из ассортимента других производителей.

Плесень и бактерии нашлись в твороге

Роспотребнадзор 7 октября ввел запрет на ввоз молочной продукции из Литвы и усилил контроль за мясом и рыбой из-за многочисленных нарушений законодательства, включая несоответствие продукции по микробиологическим, санитарно-химическим и органолептическим показателям.

"В твороге мы находим дрожжи, плесень, бактерии группы кишечной палочки. В сметане литовской мы нашли недостаточное содержание молочнокислых организмов. К сожалению, дибутилфталат и диэтилфталат. В твороге говорят о грубом нарушении производства", - сообщил глава Роспотребнадзора Геннадий Онищенко.

Во вторник о готовности продублировать это решение заявил и Россельхознадзор, отвечающий за безопасность сырья, поставляемого на российский рынок.

Литва на фоне запрета на ввоз ее молочной продукции в РФ приостановила вещание российского "Первого канала". Кроме того, ранее Литва сообщала об ужесточении Россией погранично-таможенного контроля. Глава МИД Литвы Линас Линкявичюс заявлял, что республика в ответ на эти меры теоретически могла бы блокировать автомобильные и железные дороги в Калининградскую область, но такими методами она не руководствуется.

Рынок позволяет выбирать

По мнению вице-губернатора Ленинградской области Сергея Яхнюка, региональный рынок молочной продукции в настоящее время перенасыщен, и покупателям есть, из чего выбирать. "Есть достаточный выбор продуктов как нашего, областного производства, так и российского, а также привезенного из-за рубежа. Отсутствие литовских продуктов на рынок не повлияет. Потребителям, привыкшим покупать литовскую продукцию, придется искать замену", - сообщил он РИА Новости.

Дмитрий Козлов, директор по маркетингу группы компаний "Галактика", производящих молоко и молочную продукцию, считает, что отсутствие литовских продуктов в наибольшей степени отразится на производителях и потребителях сыра и творога. "Компании из Литвы на российском рынке представлены преимущественно в сегменте сыров, творога, творожных продуктов. Так, в Санкт-Петербурге в сегменте "творог и творожные продукты" (включая глазированные сырки) их доля достигает 15%. На рынках питьевого молока, кефира и ряженки, сметаны доля литовских производителей крайне незначительна", - отметил он.

Торговцы не паникуют

Представители торговых сетей также не видят трагедии в прекращении поставок из Литвы. "В целом товары литовских производителей в молочной категории занимают около 10% от оборота. В отдельных категориях, например в твороге - около 40%, зерненый творог - 80%, кефир - около 5%", - рассказала РИА Новости представитель компании "Лента".

По ее оценке, негативные последствия отказа от литовской "молочки" могут ощутить только те потребители, которые игнорируют аналогичную продукцию других производителей. "Зерненый творог (из Литвы - прим. ред.) с запретом на ввоз может исчезнуть с полок магазинов. Также будет ограничен выбор сыра твердых сортов, йогуртов", - отметила собеседница агентства.

Представитель X5 Retail Group (бренды "Пятерочка", "Перекресток" и "Карусель") сообщил, что литовское молоко занимает примерно 8% в общем объеме молочной продукции Х5, сыры до 20%. По его словам, поставки сыров, йогуртов и каш из Литвы при необходимости можно заменить поставками из Польши, Белоруссии, Франции и Латвии.

Представитель одного из городских ресторанов литовской кухни сообщила РИА Новости, что в отсутствии "национальной" молочной продукции можно найти ей замену на рынках Петербурга и Ленобласти. "Я думаю, что выход всегда есть. Самое главное - это наши литовские повара", - сказала она.

Покупатели готовы изменить привычкам

Петербуржцы и жители Ленинградской области, опрошенные РИА Новости, признались, что не придают большого значения грядущему исчезновению с прилавков молочной продукции из Литвы".

"Я привыкла покупать литовские каши, которые удобно разогревать в микроволновке, но не могу сказать, что без этого завтрак будет неполноценным", - сказала Виктория из Петербурга.

Елена Николаевна из Ленинградской области сообщила, что предпочитает продукцию Пискаревского молокозавода из-за того, что у нее "реальный" срок годности, не составляющий месяца. С ней согласилась и Елена из Петербурга, которая при необходимости покупает только обезжиренные молочные продукты финских производителей.

"Мне будет не хватать творога и каш "Сваля", покупка которых успела войти в привычку. Хотя на самом деле неплохой зерненый творог есть и у белорусских производителей, и у нас", - отметила петербурженка Анна.

По оценке Александра из Сестрорецка, молочная продукция из Литвы "была бы не особенно известна покупателям, если бы не вся шумиха с запретом на ее ввоз в Россию". Виктория Уздина, Антон Хлыщенко.

Более 1,2 миллиона птиц насчитали волонтеры в России 5-6 октября, что снова выводит РФ на первое место по количеству пернатых из 30 стран Европы и Азии, сообщил во вторник Союз охраны птиц России (СОПР) со ссылкой на предварительные итоги акции Всемирных дней наблюдения птиц.

Традиционно участвующие в акции страны соревнуются за то, где наблюдатели увидят больше всего птиц, больше всего видов пернатых, и какое государство соберет больше всего волонтеров для участия в переписи. При этом в последние годы лидерство сохраняет Россия.

"Европейский координационный центр подвел оперативные итоги Всемирных дней наблюдений. 30 стран сообщили о своих результатах - более 19 тысяч человек сосчитали 2,39 миллиона птиц. Россия добавила к этим цифрам более 35 тысяч участников акции и более 1,27 миллиона особей. Так что очевидно, что наша страна в очередной раз стала чемпионом этой акции", - говорится в сообщении.

В то же время орнитологи отмечают, что окончательные итоги учета пернатых они смогу подвести лишь к концу октября.

Согласно полученным данным, второе место по количеству увиденных птиц заняла Финляндия, где волонтеры заявили о 552 тысячах особей. А меньше всего птиц - 1,2 тысячи - участники учета увидели в Люксембурге. Наибольшее количество участников после России акция собрала в Польше, где в переписи приняли участие более 2,7 тысяч человек. В то же время меньше всего орнитологов-любителей - 12 человек - вышли считать птиц в Армении.

Международные дни наблюдений птиц прошли в 21 раз в мире и в 19 - в России. В 2012 году в нашей стране в переписи пернатых приняли участие более 47 тысяч человек, которые насчитали более 1,3 миллиона птиц.

Башкирские пчеловоды проведут мастер-класс по сбору меда диких пчел для коллег из Польши, которые пытаются возродить бортевое пчеловодство, сообщил РИА Новости во вторник директор государственного заповедника "Шульган-Таш" Михаил Косырев.

По его словам, польская делегация во главе с руководителем дирекции государственных лесов Рышардом Генрих Земблицки прибыла в Башкирию для обмена опытом в сфере развития особо охраняемых природных территорий на примере биосферного резервата "Башкирский Урал".

"Также наши коллеги пытаются возродить в Польше древний народный промысел - бортевое пчеловодство. В одном из заповедников Польши нашими специалистами были изготовлены несколько бортей, и там недавно удалось получить первый урожай меда диких пчел. И вот сейчас коллеги приехали обучиться тонкостям этого дела, чтобы дальше развивать пчеловодство в стране", - рассказал Косырев.

По его словам, мастер-класс для поляков проводят самые профессиональные бортевики Башкирии, они показывают, как правильно изготовить борт, какое дерево выбрать для установки и как соорудить внутреннее устройство будущего пчелиного дома. Собеседник отметил, что гости также примут участие в сборе дикого меда.

Заповедник "Шульган-Таш" в Бурзянском районе - единственная в России особо охраняемая природная территория, специализирующаяся на охране аборигенных медоносных пчел. В заповеднике работают 13 штатных бортевиков. Рамиля Салихова.

Шведы лучше всех решают поставленные перед ними практические задачи с помощью компьютеров, показывает изучение образовательных навыков в 23 странах, проведенное ОЭСР. В тестах приняло участие 170 000 взрослых. Выше среднего и результаты шведов в чтении и счете.

При международном сравнении среднестатистические результаты шведов вполне приличны, однако внутри страны наблюдаются ощутимые различия.

Низкий уровень знаний часто у тех, кто получил лишь короткое образование, а также у родившихся за пределами Швеции, т.е. у иммигрантов. Это мешает им активно участвовать в трудовой и общественной жизни, пишет Центральное статистическое бюро, которое собирало данные по шведской части изучения уровня образования.

В опросе приняло участие 4 600 взрослых, прошедших тесты по чтению, счету, а также умению искать и обрабатывать информацию.

Тесты были разной степени трудности. Например, создать папки в своей программе обработки электронной почты. Или узнать ответ на вопрос, когда будет решена судьба финала в забеге на 100 метров в Олимпийских играх, то есть, проверялись практические навыки повседневной работы с компьютером и интернетом.

Практически несущественна разница между полами, когда речь идет о чтении и решении задач. А вот в счете разница есть: 52% шведских женщин достигли хорошего уровня. Тогда как среди мужчин 62 % находятся на этом уровне. Такое же соотношение и в других странах.

Швеция принимала участие в подобном международном сравнении стран ОЭСР в середине 1990-х годов, когда проверялось умение читать. Тогда Швеция была на первом месте. Сейчас Швецию обогнали в чтении Япония, Финляндия и Нидерланды, сообщает шведское информационное агентство ТТ.

Напомним, что в ОЭСР сейчас входят 34 государства, в том числе большинство государств — членов ЕС.

В северной части Польши открылся новый пеллетный заводВ начале осени в северной части Польши открылся новый пеллетный завод. Мощность завода - 8 тонн в час. Расположено предприятие в городе Дравско Поморски, который находится в северной части Польши рядом с немецкой границей.

Новый завод стал дополнением к старому производству топливных гранул компании "FABICH". Теперь общий объем производства увеличился до 8 т/ч. Сырье - древесные опилки и солома.

Проект был осуществлён нидерландской компанией "Vandenbroek Thermal Processing B.V." , а теплотехнологическую часть выполнила латвийская компания АО "KOMFORTS". В рамках проекта эта фирма установила теплогенератор - топку мощностью 6,0 МВт. Сырьем для теплогенератора, обеспечивающего тепловой энергией весь производственный процесс, выступает низкокачественная биомасса.

Декларация двадцать первой встречи лидеров экономик – участниц АТЭС

Перевод с английского

Декларация двадцать первой встречи лидеров экономик – участниц АТЭС

о. Бали, Индонезия, 8 октября 2013 года

Балийская декларация

Устойчивый Азиатско-Тихоокеанский регион – двигатель глобального роста

1. Мы, лидеры экономик-участниц форума «Азиатско-тихоокеанское сотрудничество» (АТЭС), собрались в Нуса-Дуа (о. Бали, Индонезия) под девизом «Устойчивый Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР) – двигатель глобального роста», чтобы продемонстрировать нашу ведущую роль в АТР.

2. Проводившаяся на протяжении последних девятнадцати лет неустанная и упорная работа по созданию системы свободной и открытой торговли в рамках реализации Богорских целей обеспечила беспрецедентное процветание в регионе. Основанная на правилах многосторонняя торговая система и наша общая приверженность принципам открытого регионализма позволили избавить от нищеты сотни миллионов человек и стимулировали развитие открытых, усиливающихся и инновационных экономик, обеспечивающих наш сегодняшний рост.

3. Мы уже предприняли ряд важных политических шагов, позволяющих контролировать основные побочные риски, улучшать условия на финансовом рынке и поддерживать восстановление экономики. Несмотря на это, глобальный экономический рост остается слишком слабым, продолжают накапливаться риски, сокращается мировая торговля, а прогнозы предвещают вероятность того, что дальнейшее развитие может быть более медленным и менее сбалансированным, чем хотелось бы. Мы придерживаемся единого мнения о неотложной потребности в наращивании общерегионального партнерства в целях создания более качественных и эффективных рабочих мест, привлечения частных инвестиций, сокращения масштабов бедности и улучшения условий жизни. Мы признаем необходимость усиления макроэкономических стратегий и совместной работы по содействию устойчивому и всеобъемлющему развитию в АТР. Мы намерены проводить разумную и ответственную макроэкономическую политику с тем, чтобы обеспечить взаимодополняющий эффект роста и финансово-экономическую стабильность в регионе, а также предотвратить негативные побочные последствия.

4. Хотя рост торговли и инвестиционные потоки в регионе АТЭС превосходят соответствующие общемировые показатели, мы должны остерегаться тенденции на создание новых преград для торговли и инвестиций. В этих целях мы продлили наше обязательство не вводить дополнительные барьеры в упомянутых сферах до конца 2016 года и подтвердили намерение сворачивать существующие протекционистские или затрудняющие торговлю меры. Мы выразили готовность предпринимать решительные действия для укрепления доверия, финансовой стабильности и нашего потенциала среднесрочного роста при неусыпном продолжении совместных усилий по упрочению процессов восстановления глобальной экономики и обеспечению сбалансированного, всеобъемлющего, устойчивого, инновационного и безопасного роста, как это предусматривается Иокогамской декларацией.

5. По мере поступательного превращения нашего региона в основной двигатель глобального роста мы обязаны смотреть в будущее, адаптироваться к нашим изменяющимся потребностям и придавать новую энергию поступательному развитию в АТР. Мы сохраним нашу коллективную приверженность укреплению и углублению экономической интеграции, а также устранению барьеров для торговли и инвестиций в регионе. Мы будем стремиться к наращиванию взаимосвязанности в интересах открытия новых возможностей, содействия экономикам в создании более качественных и эффективных рабочих мест, а так же выстраивания целенаправленных партнерств, ориентированных на будущее.

6. Мы подтверждаем нашу приверженность продвижению к Азиатско-Тихоокеанской зоне свободной торговли (АТЗСТ), в том числе путем продолжения работы АТЭС по обеспечению лидерства и интеллектуального наполнения процесса региональной экономической интеграции. Форум АТЭС должен играть важную роль координатора информационного обмена, обеспечения транспарентности и наращивания потенциалов, а также поддержания политического диалога о региональных торговых соглашениях/соглашениях о свободной торговле (РТС/ССТ). Мы договорились развивать каналы связи между РТС/ССТ в АТР, а также наращивать способность экономик АТЭС участвовать в содержательных переговорах.

7. Мы намерены преобразовать упомянутые обязательства в процветание и новые возможности в регионе. В рамках этой работы мы предпримем следующие конкретные шаги.

Поддержка многосторонней торговой системы и продвижение к Богорским целям

8. Осознавая, что переговоры в рамках Дохийского раунда ВТО находятся в критической ситуации, чреватой серьезными последствиями для более широкой многосторонней системы, мы приняли отдельное заявление в поддержку многосторонней торговой системы и IX Министерской конференции ВТО.

9. Признавая, что торговля и инвестиции имеют жизненно важное значение для создания более качественных рабочих мест и повышения благосостояния наших народов, мы подтверждаем приверженность сохранению роли АТЭС в процессе продвижения к Богорским целям создания к 2020 году свободной и открытой торгово-инвестиционной системы.

10. В дополнение к вышесказанному в интересах обеспечения еще большей взаимосвязанности наших экономик и рынков мы:

а) будем продвигать выполнение нашего обязательства о снижении к концу 2015 года тарифов по позициям, включенным в принятый АТЭС Перечень экологических товаров до пяти процентов или более низкого уровня;

б) учредили Государственно-частное партнерство по экологическим товарам и услугам в целях активизации нашей работы по решению торговых и инвестиционных вопросов, касающихся данного сектора;

в) проведем исследование по вопросам торговли товарами, производство которых способствует устойчивому и всеобъемлющему росту посредством развития сельских районов и преодоления бедности;

г) приняли к сведению результаты проведенной в этом году работы по проблематике требований локализации производства и приветствовали выработку «Лучших практик АТЭС в сфере создания рабочих мест и повышения конкурентоспособности»;

д) будем продолжать реализацию Плана действий АТЭС по облегчению условий для инвестиций, в частности посредством продвижения государственно-частного диалога по проблематике инвестирования, а также стимулирования работы должностных лиц с частным сектором в целях развития и совершенствования лучших практик корпоративной социальной ответственности и устойчивого инвестирования;

е) будем продвигать работу в целях скорейшего решения торгово-инвестиционных вопросов следующего поколения на основе договоренностей 2011 и 2012 годов, включая завершение работы над «Практиками АТЭС в сфере торговли инновационной продукцией»;

ж) будем стимулировать расширение участия частного сектора в продвижении торговли услугами для создания более качественных и эффективных рабочих мест, а также повышения производительности в отраслях наших экономик.

Укрепление взаимосвязанности

11. Признавая растущую необходимость обеспечения более эффективного перемещения товаров, услуг, капитала и людей в АТР, мы намерены сформировать стратегический ландшафт региона посредством реализации нашего долгосрочного обязательства по укреплению взаимосвязанности в «физическом», «институциональном» и «человеческом» измерениях.

12. В рамках работы по достижению к 2020 году Богорских целей и реализации Иокогамской декларации «Богор и после Богора» мы будем стремиться к налаживанию целостной и всесторонне взаимосвязанной интеграции на пространстве АТР. Мы намерены разработать план, который позволил бы стимулировать и ускорить сбалансированный, безопасный и всеобъемлющий рост, а также связать полюса роста посредством качественной транспортной инфраструктуры, призванной сократить транзакционные издержки, повысить конкурентоспособность и усилить сплоченность нашего региона. Конкретные меры по достижению этих целей указаны в Приложении «А» к настоящей Декларации.

13. Мы будем укреплять «физическую» взаимосвязанность посредством сотрудничества в деле совершенствования, поддержания и обновления нашей физической инфраструктуры на основе Долгосрочного плана АТЭС по инфраструктурному развитию и инвестированию. Его реализация будет содействовать улучшению инвестиционного климата, продвижению государственно-частных партнерств, повышению потенциала и координирующей роли правительств в деле подготовки, планирования, приоритезации, стандартизации и реализации инфраструктурных проектов. В качестве первого шага в работе по выполнению Плана мы договорились учредить Экспертную консультативную группу и пилотный Центр государственно-частного партнерства в Индонезии. Мы поддерживаем усилия по стимулированию эффективного размещения мировых сбережений, а также изучению и совершенствованию механизмов финансирования инфраструктуры путем привлечения к решению этой задачи правительственных организаций, частного сектора и международных институтов. Намеченные на этом треке шаги изложены в Приложении «В» к настоящей Декларации.

Мы также намерены:

а) ускорить нашу работу по решению задачи повысить на 10% к 2015 году эффективность цепочек поставок по параметрам временных затрат, стоимостных издержек и надежности с учетом особенностей каждой экономики, в том числе на основе продвижения системного подхода к совершенствованию цепочек поставок;

b) поручить должностным лицам подготовить план по наращиванию потенциалов, прежде всего развивающихся экономик, для преодоления стоящих перед ними конкретных препятствий в деле совершенствования цепочек поставок;

c) в рамках Фонда АТЭС по содействию торгово-инвестиционной либерализации учредить суб-фонд по взаимосвязанности цепочек поставок и поощрять внесение в него средств, необходимых для реализации данного плана мер по наращиванию потенциалов.

14. В сфере «институциональной» взаимосвязанности мы намерены:

а) продвигаться в реализации одобренной в 2010 году Новой стратегии АТЭС в области структурной реформы, в том числе посредством обеспечения прозрачности налогово-бюджетной сферы и государственной подотчетности, что должно способствовать достижению нашей конечной цели – повышению транспарентности и конкуренции, а также эффективности рынков;

б) предпринять конкретные шаги по развитию, использованию, укреплению и внедрению трех лучших регулятивных практик, определенных в 2011 году; и привлечь внимание к трем опциональным инструментам, уже используемым некоторыми экономиками в этих целях — 1) единые интернет-базы данных по регулятивным системам; 2) перспективное планирование в регулятивной сфере; 3) проведение периодических обзоров регулятивных норм;

в) продвигаться на добровольной основе и с учетом особенностей каждой экономики к реализации поставленной в 2012 году задачи развития трансграничного сотрудничества в сфере образования, которое способствует расширению доступа к образовательным услугам, укреплению региональных связей, созданию более качественных рабочих мест, повышению производительности, а также экономическому росту посредством практического взаимодействия;

г) продвигать развитие глобальных цепочек поставок и сотрудничество в регионе АТЭС в этой сфере на основе предыдущих наработок по взаимосвязанности.

15. В рамках укрепления взаимосвязанности между людьми мы намерены:

a) утвердить задачу увеличить к 2020 году обмен студентами между университетами экономик АТЭС до 1 миллиона человек в год; поддерживать дальнейшие шаги по повышению мобильности студентов, исследователей и поставщиков образовательных услуг, а также по развитию сети существующих двусторонних соглашений в сфере образования;

б) активизировать работу в рамках Инициативы по облегчению передвижения физических лиц, нацеленную на стимулирование туризма и создание благоприятных условий для деятельности бизнеса посредством повышения доступности, удобства, эффективности и безопасности поездок;

в) разрабатывать программы по поощрению более широкого и регулярного участия молодежи в работе АТЭС с целью укрепления чувства общности интересов и ответственности за процветание АТР.

Устойчивый рост на справедливой основе

16. С учетом текущей ситуации в мировой экономике мы сделали упор на сокращение разрывов в уровне развития и поддержку нашего продвижения по пути устойчивого роста на справедливой основе. Мы намерены применять осуществимые решения, позволяющие увеличить сопротивляемость к внешним воздействиям, обеспечивать рост и сокращать неравенство, повышая при этом благосостояние населения АТР.

17. В интересах предоставления всем группам населения возможности полновесно участвовать в экономическом росте мы договорились осуществлять следующие шаги:

a) расширять участие женщин в экономической жизни путем создания благоприятного климата, в том числе за счет принятия гендерно-ориентированных мер при проведении структурных реформ, реализации рассчитанных на женщин программ профессиональной подготовки в сфере ИКТ, развития предпринимательской культуры, обеспечения равного доступа к качественному образованию и трудоустройству, облегчения доступа женщин, прежде всего представляющих МСП, к рынкам и финансовым услугам, включая источники финансирования;

б) повышать конкурентоспособность МСП за счет обеспечения финансирования торговли и доступа на рынки, развития предпринимательства, ускорения роста «стартапов», укрепления потенциала для бесперебойного ведения бизнеса, а также расширения возможностей для выхода МСП на международные рынки и встраивания в мировые цепочки поставок;

в) наращивать региональное взаимодействие в интересах облегчения условий финансирования торговли для малых и средних предприятий (МСП) при понимании того, что инструменты финансирования торговли могут поддерживать участие МСП в международной торговле;

г) стремиться к расширению финансовой инклюзивности в регионе путем ответственных инновационных подходов к расширению доступа к финансированию для неохваченных банковскими услугами бедных слоев населения и МСП;

д) повышать роль фермеров и рыбаков, прежде всего представляющих МСП, в обеспечении продовольственной безопасности посредством наращивания их потенциала для встраивания в цепочки поставок, а также налаживания стабильного государственно-частного партнерства;

е) углублять сотрудничество правоохранительных органов в борьбе с коррупцией, взяточничеством, отмыванием денег и незаконной торговлей посредством создания Сети антикоррупционных и правоохранительных органов АТЭС, которая укрепит официальное и неформальное трансграничное взаимодействие на данном треке;

ж) расширять сотрудничество между официальными, научными и деловыми кругами в интересах развития науки, технологий и инноваций в регионе; уделять должное внимание сотрудничеству ведущих научных советников как важному инструменту поиска ответов на общие вызовы в этой сфере.

18. Мы признаем, что нехватка ресурсов – серьезнейший вызов, ограничивающий наши возможности добиваться экономического роста, и принимаем во внимание серьезные экономические последствия, которые могут иметь природные и техногенные катастрофы, прежде всего для наиболее уязвимых слоев населения. В ответ на эти вызовы мы намерены:

а) работать над решением взаимосвязанных вопросов обеспечения водной, энергетической и продовольственной безопасности на основе проведения комплексной политики и применения согласованных подходов;

б) добиваться реализации Дорожной карты АТЭС по продовольственной безопасности на период до 2020 года в целях улучшения взаимосвязанности цепочек поставок, повышения производительности сельского хозяйства, сокращения отходов и потерь после сбора урожая и совершенствования к 2020 году структуры продовольственной системы для обеспечения долгосрочной продовольственной безопасности экономик АТЭС;

в) признать, что запрет и другие ограничения на экспорт продовольствия могут являться причиной неустойчивости цен, особенно в экономиках, зависящих от импорта основных продуктов питания, а также подтвердить наш решительный настрой против протекционизма;

г) осуществлять межотраслевую работу в рамках инициативы по выводу на передний план повестки дня АТЭС вопросов рационального и бережного отношения к океанским ресурсам, включая приоритетные темы профильного министерского совещания АТЭС, решение которых необходимо для поддержания здоровья и устойчивости наших океанов и прибрежных территорий в интересах укрепления продовольственной безопасности, искоренения нищеты, сохранения биологического разнообразия, традиционной культуры и знаний, а также облегчения торговли и инвестиций;

д) продолжать наращивать потенциал региона по содействию экономикам АТЭС в рационализации и ликвидации неэффективных субсидий на горючее, которые являются причиной затратного потребления, признавая при этом важность обеспечения нуждающегося населения базовыми энергетическими услугами;

e) одобрить разработанную методологию проведения добровольных отчетов и взаимных обзоров по неэффективным субсидиям на ископаемые виды топлива, которые являются причиной затратного потребления, а также приступить к заслушиванию подготовленных некоторыми экономиками добровольных обзоров;

ж) активизировать усилия по поиску источников чистой и возобновляемой энергии через механизмы государственно-частного партнерства, что представляется перспективным подходом к решению проблем обеспечения устойчивого инвестирования и развития новых технологий, повышения энергетической эффективности и безопасности, а также сокращения выбросов парниковых газов с привлечением возможностей Совместного механизма кредитования, являющегося ярким примером трансграничного сотрудничества;

з) бороться с незаконной торговлей продуктами дикой природы путем наращивания международного сотрудничества по линии Сетей охраны дикой природы и других существующих механизмов взаимодействия, сокращения предложения и спроса на данную продукцию, привлечения внимания общественности и ее ознакомления с последствиями такой торговли, а также ужесточения наказаний за преступления в этой сфере;

и) развивать устойчивые системы здравоохранения, которые нацелены на всестороннее медицинское обслуживание, а также проведение просветительской и профилактической работы, призванной обеспечить здоровье и работоспособность людей, принимая во внимание различия в темпах старения населения в экономиках-участницах;

к) предпринимать меры по наращиванию потенциалов, а также выстраиванию региональных и глобальных партнерств с участием государственного и частного сектора в интересах борьбы с возникающими новыми инфекционными заболеваниями и укрепления систем здравоохранения;

л) в соответствии с потребностями и особенностями каждой экономики продвигать информацию о безопасной и эффективной традиционной медицине ввиду ее возрастающего использования некоторыми экономиками в качестве дополнительного и альтернативного средства оказания первичной медицинской помощи, что обусловлено, среди прочего, ее доступностью, а также приемлемостью для менталитета коренных народов региона;

м) бороться с инфекционными заболеваниями, включая усилия по реализации целей Объединённой программы ООН по ВИЧ/СПИДу по полному прекращению распространения ВИЧ, а также искоренению дискриминации и преодолению смертности, связанных с эпидемией указанного заболевания, посредством внедрения целенаправленных профилактических и лечебных мер, наращивания инвестиций в здравоохранение и поощрения государственно-частного партнерства в этой сфере, укрепления систем здравоохранения, а также привлечения общественности к борьбе с ВИЧ;

н) работать над облегчением условий для трансграничного перемещения персонала и оборудования служб чрезвычайного реагирования в целях незамедлительного осуществления мер по спасению жизни пострадавших от катастроф людей, а также улучшать взаимодействие по снижению риска стихийных бедствий, в том числе путем привлечения частного сектора к разработке планов обеспечения бесперебойного ведения бизнеса.

Взгляд в будущее

19. Признавая разнообразие наших экономик с точки зрения уровня развития, исторического опыта и социально-экономических систем, мы вновь подтверждаем важность поддержки нашего масштабного видения целостной и взаимосвязанной региональной экономики, залогом реализации которого является наше твердое намерение развивать эффективное экономическое и техническое сотрудничество.

20. Мы признаем чрезвычайную важность вовлечения женщин в экономику для обеспечения эффективности бизнеса и экономического процветания. С учетом межотраслевого характера проблематики участия женщин в экономике мы полагаем необходимым придать приоритетность усилиям по интегрированию гендерного измерения во все направления работы АТЭС, привлекая к этой работе частный сектор.

21. Мы высоко оцениваем работу Делового консультативного совета (ДКС) АТЭС, партнерство с которым обогащает атэсовскую деятельность. Мы признаем важность привлечения к нашим усилиям частного сектора и выступаем за углубление сотрудничества с ДКС.

22. Мы выступаем за продолжение сотрудничества и синергию усилий АТЭС с различными многосторонними форумами и другими важными элементами региональной и мировой институциональной архитектуры. Мы поощряем работу по усилению взаимодополняемости и улучшению взаимопонимания между АТЭС и другими объединениями, что должно обеспечить надежный подход к преодолению комплекса современных вызовов.

23. Мы признаем, что укрепление и углубление экономической интеграции и создание целостной экономики сделает наш регион более устойчивым к влиянию внутренних и внешних экономических потрясений, будет способствовать продвижению наших экономик вверх по стоимостным цепочкам, достижению устойчивого роста и справедливого экономического развития, как это предусматривается Богорской декларацией 1994 года. В этой связи мы поручаем должностным лицам продолжать работу по обеспечению устойчивости региональной экономики, всеобъемлющего характера нашего роста, взаимосвязанности хозяйственных систем и справедливого распределения выгод от безопасного и устойчивого роста (программа «RICES»).

24. Мы полностью уверены в перспективах экономического развития АТР и намерены играть ведущую роль в восстановлении мировой экономики. Мы готовы совместно работать над построением открытой экономики, базирующейся на инновациях, взаимосвязанности и общих интересах, в целях достижения здорового, устойчивого, сбалансированного и всеобъемлющего роста в АТР. В контексте нынешней ситуации мы подчеркиваем важность дальнейших шагов по изменению модели роста в регионе и продвижению экономической реструктуризации, которая должна включать, но не ограничиваться структурными реформами, реализацией Стратегии АТЭС в сфере развития, урбанизацией, инновациями и укреплением продовольственной безопасности.

25. Мы высоко оценили предложения Вьетнама, Папуа – Новой Гвинеи, Чили, Малайзии, Новой Зеландии и Таиланда взять на себя председательство в АТЭС, соответственно, в 2017, 2018, 2019, 2020, 2021 и 2022 годах.

26. Наше твердое намерение решать вышеуказанные задачи будет служить гарантией мира, стабильности и процветания в АТР. Исходя из этого, мы поручаем нашим министрам и должностным лицам продолжать работу в интересах укрепления экономической основы объединяющего всех нас азиатско-тихоокеанского сообщества, результаты которой мы оценим на нашей следующей встрече в 2014 году в рамках председательства Китая в АТЭС.

Приложение «A». Концепция укрепления взаимосвязанности на пространстве АТЭС

1. С момента своего основания форум АТЭС работал в целях укрепления взаимосвязанности в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР). В 1993 году в Сиэтле мы договорились способствовать тому, чтобы проживающие в регионе люди смогли пользоваться преимуществами экономического роста за счет увеличения доходов, высокооплачиваемых рабочих мест, требующих надлежащей квалификации, и повышения мобильности. Мы признали, что достижения в сфере транспорта и телекоммуникаций сократят время и расстояния, которые нас разделяют, и станут связующим звеном между нашими экономиками, благодаря которому перемещение людей и товаров будет происходить быстро и эффективно. Мы вновь подтвердили нашу приверженность построению сообщества экономик АТР в 1994 году в Богоре, наметили пути к достижению экономически интегрированного, здорового и надежного сообщества АТЭС в 2010 году в Иокогаме и выразили готовность предпринимать конкретные шаги по направлению к целостной региональной экономике в 2011 году в Гонолулу.

2. Несмотря на то, что остается проделать еще большую работу, мы достигли заметных успехов в развитии торговли, инвестиций и туризма, а также в проведении структурных реформ в экономиках АТЭС.

3. С 2009 года мы расширили нашу повестку дня, включив в нее тему укрепления взаимосвязанности цепочек поставок, и продолжаем работу по решению задачи повысить на 10% к 2015 году эффективность цепочек поставок по параметрам временных затрат, стоимостных издержек и надежности при транспортировке товаров и услуг в АТР с учетом особенностей каждой экономики-участницы АТЭС. Это является одной из составляющих нашего комплексного подхода к обеспечению беспрепятственного перемещения товаров, услуг и капитала путем устранения тарифных и нетарифных барьеров на границе, скрытых административных преград внутри экономик и совершенствования транспортно-логистической инфраструктуры в регионе.

4. В ходе нашей нынешней встречи мы рассмотрели упомянутые выше вопросы и приняли решение активизировать усилия в интересах достижения Богорских целей, обеспечения устойчивого роста на справедливой основе, а также укрепления и расширения каналов для взаимодествия наших экономик, в том числе за счет преодоления проблем, связанных с недостаточным развитием инфраструктурных сетей, неэффективными административными процедурами и помехами для мобильности людей.

5. Мы исходим из единого понимания того, что целостная взаимосвязанность, охватывающая «физическое», «институциональное» и «человеческое» измерения, является ключевой предпосылкой для реализации нашего видения сообщества экономик АТЭС. Развитие каналов связи между устоявшимися и новыми центрами экономического роста, а также островными и континентальными территориями АТР является тем средством, при помощи которого АТЭС намерен углублять региональную экономическую интеграцию, улучшать качество роста и укреплять экономическую устойчивость региона.

6. В рамках нашей работы, направленной на достижение к 2020 году Богорских целей и реализации Йокогамской декларации «Богор и после Богора», мы будем стремиться обеспечить целостную и всесторонне взаимосвязанную интеграцию на пространстве АТР посредством продвижения по следующим трекам:

«физическая» взаимосвязанность, которая повышает эффективность цепочек поставок и охватывает комплексную проблематику интегрирования логистической, транспортной, энергетической и телекоммуникационной инфраструктуры в регионе АТЭС;

«институциональная» взаимосвязанность, которая подразумевает сотрудничество в регулятивной сфере и по административно-процедурным вопросам, а также сопряжение и слаженность работы механизмов наших экономик;

«человеческая» взаимосвязанность, которая способствует наращиванию взаимодействия, мобильности и реализации совместных проектов.

7. Для достижения указанных целей мы намерены предпринять в 2014 году следующие шаги:

Разработать план, базирующийся на согласованных критериях и целях, с детальным изложением направлений долгосрочного сотрудничества и деятельности в интересах продвижения к целостному, всесторонне взаимосвязанному и интегрированному пространству АТР, а также установить временные промежутки проведения регулярных обзоров о ходе его реализации. План должен, в числе прочего, предусматривать следующее:

В области «физической» взаимосвязанности – устранение торговых барьеров, препятствующих работе цепочек поставок; содействие экономикам в реализации их обязательств по облегчению торговли и развитию цепочек поставок посредством целенаправленного и сфокусированного наращивания потенциалов; расширение наших торговых маршрутов и коридоров, укрепление региональных транспортных сетей, включая автомагистрали, железные дороги, порты и аэропорты, с учетом необходимости обеспечения синергии работы АТЭС и существующих субрегиональных форматов и планов; стимулирование развития трансграничных энергетических сетей и систем связи; обеспечение всеобщего быстрого доступа к широкополосной связи; развитие и совершенствование надлежащим образом спроектированной, устойчивой и прочной инфраструктуры в соответствии с Долгосрочным планом АТЭС по инфраструктурному развитию и инвестированию.

В области «институциональной» взаимосвязанности – активизацию шагов по облегчению условий для развития логистики и транспорта; обеспечение согласованных мер регулирования и развитие сотрудничества в данной сфере, в том числе путем взаимного признания обеспечивающих функциональную совместимость стандартов и более активного внедрения надлежащих регулятивных практик; продвижение в повестке дня АТЭС по структурным реформам; модернизацию органов, занимающихся вопросами торговли, а также таможенных и пограничных служб, в том числе путем внедрения системы «одного окна»; содействие трансграничному финансовому сотрудничеству; создание благоприятной среды для более широкого использования надежных и безопасных ИКТ и электронной торговли.

В области «человеческой» взаимосвязанности – продвижение работы в области трансграничного образования, науки и инноваций, технологий и услуг, а также наращивание содействия передвижению людей, включая туристов, бизнесменов, специалистов, рабочих, женщин и молодежь.

Идентифицировать для включения в План способствующие укреплению взаимосвязанности односторонние и совместные проекты экономик, которым было бы полезным оказать экономическое и техническое содействие.

Включить настоящую Концепцию в число приоритетов стратегического и долгосрочного планирования в рамках АТЭС.

8. Мы признаем исключительную значимость обеспечения синергии усилий с другими международными форумами, такими как АСЕАН, Тихоокеанский альянс, Восточноазиатские саммиты и «Группа двадцати», а также с региональными и многосторонними банками развития, Деловым консультативным советом АТЭС и с частным сектором в целом. В целях подготовки Плана для его представления в ходе XXII встречи лидеров экономик АТЭС в Китае мы поручаем нашим министрам и должностным лицам работать во взаимодействии с указанными партнерами на основе взаимоприемлемых международных стандартов.

Приложение «B». Долгосрочный план АТЭС по инфраструктурному развитию и инвестированию

1. Мы намерены поддерживать рост в нашем регионе посредством развития инфраструктуры и инвестиций. Хорошо спроектированная, устойчивая и жизнеспособная инфраструктура содействует экономическому росту, стимулирует производительность и приносит значительные сопряженные результаты, включая расширение доступа на рынки, создание рабочих мест и развитие всех секторов экономики.

2. В принятой нами в 2010 году в Иокогаме Стратегии АТЭС в сфере развития мы заявили, что АТЭС может использовать свою способность к мобилизации ресурсов в целях создания платформы для разработки инновационных решений, а также предоставления технической и консультационной поддержки экономикам-участницам в вопросах привлечения частных и государственных инвестиций в инфраструктурные проекты. АТЭС также может быть платформой для обмена передовым опытом в области государственно-частного партнерства в инфраструктурном строительстве.

3. В 2012 году во Владивостоке мы подчеркнули критическое значение частных инвестиций для развития инфраструктуры в регионе и призвали к расширению работы в формате государственно-частных партнерств. Мы также отметили важность адаптации и соблюдения законов, норм и практик, упрощающих инвестирование, а также усилий, направленных на улучшение инвестиционного климата в регионе АТЭС.

4. Достижение конкретных результатов в развитии инфраструктуры требует от экономик АТЭС долгосрочной приверженности этой работе.

В этом году мы разработали Долгосрочный план АТЭС по инфраструктурному развитию и инвестированию, который будет реализовываться в 2013–2016 годах.

5. Долгосрочный план охватывает широкий спектр реформ и действий, которые экономики могут адаптировать применительно к своей ситуации. Коллективными усилиями они должны создать благоприятную институциональную среду, которая необходима для максимального вовлечения частного сектора в развитие инфраструктуры. К числу треков такого сотрудничества относятся:

работа по формированию благоприятной среды для развития инфраструктуры и инвестирования в эту сферу посредством создания надежной нормативной базы, сводящей к минимуму фактор неопределенности и обеспечивающей максимальную транспарентность и предсказуемость;

работа по развитию или совершенствованию существующих механизмов комплексного планирования;

работа по наращиванию потенциала правительств для идентификации и подготовки коммерчески рентабельных инфраструктурных проектов;

работа по созданию или совершенствованию финансовой среды, благоприятной для долгосрочных инвесторов.

6. Мы приветствуем первый шаг в рамках указанного Долгосрочного плана – создание в Индонезии пилотного Центра АТЭС по вопросам государственно-частного партнерства, который имел бы возможность оценивать инфраструктурные проекты, получать финансирование из частных источников и отслеживать ход реализации поддержанных им проектов.

7. Мы также договорились учредить Консультативную экспертную группу АТЭС по вопросам государственно-частного партнерства, которая будет оказывать содействие становлению указанного Центра в Индонезии. За счет выстраивания на местах таких институтов и их последующего объединения в региональные сети АТЭС может содействовать формированию инфраструктурного рынка в регионе.

8. Мы признаем важность планирования на комплексной и целостной основе с учетом среди прочего долгосрочных перспектив применительно к стоимости активов и жизненного цикла проекта, а также стабильности денежных потоков.

9. Мы высоко оцениваем деятельность Азиатско-тихоокеанского инфраструктурного партнерства при Деловом консультативном совете (ДКС) АТЭС и подготовленный по линии ДКС Контрольный список инструментов реализации инфраструктурных проектов.

10. В рамках выполнения указанного Долгосрочного плана АТЭС мы поручаем министрам и должностным лицам разработать дополнительные меры для наращивания потенциала экономик АТЭС, которые окажут содействие в достижении устойчивого инфраструктурного развития и инвестирования в этой сфере, и рассчитываем на осуществление контроля за их реализацией.

Долгосрочный план АТЭС по инфраструктурному развитию и инвестированию

1. Работа АТЭС в области обеспечения взаимосвязанности и развития инфраструктуры рассчитана на долгие годы. Активизация усилий в этой области важна для обеспечения устойчивости АТР к внешним воздействиям и сохранения за регионом роли двигателя мирового экономического роста. Эта работа также призвана дополнять усилия по реализации главного мандата АТЭС – Богорских целей, предусматривающих создание в АТР к 2020 году системы свободной и открытой торгово-инвестиционной деятельности.

2. Хорошо продуманное, устойчивое и гибкое развитие инфраструктуры и инвестиции могут привести к ускорению экономического роста и повышению производительности, а также обеспечить существенный позитивный стимулирующий эффект, включая расширение доступа на рынки, создание рабочих мест и рост объемов производства. Инвестиции в инфраструктуру предположительно оказывают значительное влияние на рост валового внутреннего продукта. По оценкам Всемирного банка, увеличение на 10% вложений в инфраструктуру приводит в долгосрочной перспективе к повышению на 1% темпов роста .

3. В Стратегии АТЭС в сфере развития, принятой в 2010 году, подчеркивается роль АТЭС в содействии росту путем развития инфраструктуры. Указывается, что АТЭС может использовать свою способность к мобилизации ресурсов в целях создания платформы для разработки инновационных решений, а также предоставления технической и консультационной поддержки экономикам-участницам в вопросах привлечения частных и государственных инвестиций в инфраструктурные проекты. АТЭС также может быть платформой для обмена передовым опытом в области государственно-частного партнерства в инфраструктурном строительстве.

4. В 2011 году министры финансов экономик-участниц АТЭС подчеркнули, что наращивание инвестиций в инфраструктуру и совершенствование сектора предоставления услуг способствует экономическому оздоровлению и имеет жизненно важное значение для обеспечения стабильного экономического роста в АТР. Министры финансов приняли к сведению предпринимаемые некоторыми экономиками усилия по улучшению инвестиционного климата посредством развития государственно-частного партнерства и минимизации регулятивных рисков. Они признали, что диалог с участниками рынка по вопросам финансирования инфраструктуры играет ключевую роль в деле получения полномасштабной отдачи от ресурсов частного сектора.

5. В 2012 году во Владивостоке лидеры отметили исключительно важную роль частных инвестиций для развития региональной инфраструктуры и призвали более активно работать в формате государственно-частных партнерств. В этой связи лидеры признали важность принятия и соблюдения законов, норм и практик, упрощающих инвестирование, а также поддержки усилий, направленных на улучшение инвестиционного климата в регионе АТЭС.

6. В 2013 году министры торговли экономик АТЭС поручили старшим должностным лицам разработать уже в этом году единую ориентированную на перспективу Концепцию укрепления взаимосвязанности в регионе, нацеленную на углубление и расширение каналов связи между островными и континентальными территориями АТР. Развитие физической инфраструктуры рассматривается в качестве краеугольного камня Концепции взаимосвязанности. Ликвидация барьеров на пути развития трансграничной транспортной

инфраструктуры – одна из ключевых составляющих работы АТЭС в области обеспечения интеграции цепочек поставок.

7. В феврале 2013 года старшие должностные лица и должностные лица процесса министров финансов АТЭС договорились разработать долгосрочный план, направленный на оказание содействия в осуществлении инфраструктурных проектов посредством определения препятствий, с которыми сталкиваются экономики в этой сфере, и способов их устранения, в том числе путем придания дополнительного импульса текущей профильной работе.

8. В Долгосрочном плане определены четыре направления работы, которые станут ориентирами в дальнейшей деятельности АТЭС по развитию инфраструктуры и инвестиций. По мере продвижения работы Долгосрочный план должен обеспечить выход на общее понимание стоящих перед регионом задач, что в свою очередь будет помогать заинтересованным сторонам принимать решения при осуществлении инфраструктурных проектов. В Приложении 1 к Долгосрочному плану определены следующие направления работы:

Направление 1: Формирование благоприятной среды для инфраструктурного развития и инвестирования посредством создания надежной нормативной базы, сводящей к минимуму фактор неопределенности и обеспечивающей максимальную транспарентность и предсказуемость.

Направление 2: Развитие и совершенствование механизмов комплексного планирования.

Направление 3: Наращивание потенциала правительств для идентификации и подготовки коммерчески рентабельных инфраструктурных проектов.

Направление 4: Создание или совершенствование финансовой среды, благоприятной для долгосрочных инвесторов.

9. Указанная совместная инициатива старших должностных лиц и должностных лиц процесса министров финансов подчеркивает важность скоординированного подхода, который должен обеспечить использование экспертных знаний, полученных от всех рабочих органов форума. Дальнейшее наполнение Долгосрочного плана будет обсуждаться в рамках соответствующих отраслевых органов. Эта работу имеется в виду завершить ко времени проведения первого заседания старших должностных лиц АТЭС и встречи заместителей министров финансов и руководителей центральных банков АТЭС в 2014 году.

10. С учетом долгосрочного характера Плана первый этап работы будет охватывать период 2013-2016 годов.

11. Долгосрочный план опирается на итоги деятельности АТЭС в 2013 году, включая диалог по вопросам развития инфраструктуры и инвестиций, симпозиум по вопросам взаимосвязанности, два семинара в рамках процесса министров финансов – на тему подготовки проектов в целях расширения инвестиций в инфраструктуру и по вопросам финансирования инфраструктуры, а также результаты работы в рамках других региональных и глобальных объединений, таких как АСЕАН и «Группа двадцати». Секретариат АТЭС обобщил весь накопленный экспертный потенциал в данной области. Вклад в эту работу внесли отраслевые органы АТЭС, экономики-участницы АТЭС, частный сектор и многосторонние банки развития.

12. Долгосрочный план базируется на итогах работы, уже проделанной в целях улучшения инвестиционного климата в экономиках АТЭС, совершенствования регулятивных практик и оказания поддержки экономикам в процессе разработки и осуществления проектов в области инфраструктуры.

13. Долгосрочный план дополнительно поддержит усилия, которые предпринимаются в рамках Инициативы по интеграции цепочек поставок, одобренной лидерами в 2009 году. В данном документе отмечается, что неэффективная или ненадлежащая транспортная инфраструктура и отсутствие трансграничных физических связей, например дорог и мостов, мешают созданию целостных цепочек поставок в АТР. Решение этих и других задач в рамках Инициативы по интеграции цепочек поставок посредством целенаправленного и сфокусированного наращивания потенциала также будет способствовать развитию транспортной инфраструктуры.

14. Сотрудничество в рамках АТЭС по вопросам развития инфраструктуры и инвестиций будет опираться на специальные знания, опыт и источники финансирования, в том числе со стороны многосторонних и региональных банков развития, а также частного сектора. Азиатско-тихоокеанское инфраструктурное партнерство и инициативы Делового консультативного совета АТЭС по развитию государственно-частного партнерства имеют в этом смысле особенно важное значение.

15. Руководящий комитет старших должностных лиц по экономическому и техническому сотрудничеству будет координировать работу в рамках Долгосрочного плана, используя соответствующие каналы АТЭС, а именно Экономический комитет, Группу экспертов по вопросам инвестиций, встречи старших должностных лиц министерств финансов и соответствующие рабочие группы.

16. Значительная работа, проделанная в АТЭС по обозначенным четырем направлениям, обобщена и изложена в Приложении 2.

17. Предложения, касающиеся новых возможных инициатив АТЭС по продвижению этой работы, содержатся в Приложении 3.

Приложение 1

Направления работы в рамках долгосрочного плана АТЭС по инфраструктурному развитию и инвестированию

Направление 1: Формирование благоприятной среды для развития инфраструктуры и инвестирования посредством создания надежной нормативной базы, сводящей к минимуму фактор неопределенности и обеспечивающей максимальную транспарентность и предсказуемость.

Направление 2: Развитие и совершенствование механизмов комплексного планирования.

Направление 3: Наращивание потенциала правительств для идентификации и подготовки коммерчески рентабельных инфраструктурных проектов.

Направление 4: Создание или совершенствование финансовой среды, благоприятной для долгосрочных инвесторов.

Приложение 2

Долгосрочный план АТЭС по инфраструктурному развитию и инвестированию

Опыт предшествующей работы

Направление 1: Формирование благоприятной среды для развития инфраструктуры и инвестирования посредством создания надежной нормативной базы, сводящей к минимуму фактор неопределенности и обеспечивающей максимальную транспарентность и предсказуемость.

Инвестиционная политика

План действий АТЭС по упрощению инвестирования

Добровольные инвестиционные принципы АТЭС

Стратегия АТЭС в сфере инвестирования 2010 года

Политика в отношении государственных закупок

Добровольные принципы АТЭС в отношении государственных закупок

Структурная реформа

План действий АТЭС по облегчению ведения бизнеса

Руководство АТЭС по надлежащей регулятивной практике

Руководство по надлежащей практике в отношении управления государственным сектором

Контрольный список АТЭС-ОЭСР по реформе системы регулирования

Справочник по проведению в рамках АТЭС добровольных обзоров институциональных рамок и процессов для осуществления структурной реформы

Исследование последствий и выгод от проведения структурных реформ в сферах транспорта, энергетики и телекоммуникаций

Направление 2: Развитие и совершенствование механизмов комплексного планирования.

Направление 3: Наращивание потенциала правительств для идентификации и подготовки коммерчески рентабельных инфраструктурных проектов.

Направление 4: Создание или совершенствование финансовой среды, благоприятной для долгосрочных инвесторов.

Публикации АТЭС:

1. Преодоление инфраструктурных вызовов на пространстве АТЭС в посткризисный период: путь к интеграции инфраструктурных рынков (2009).

2. Преодоление трудностей в развитии государственно-частных партнерств (2010).

3. Устранение инфраструктурных пробелов в развивающихся экономиках АТЭС (2011).

Долгосрочный план АТЭС по инфраструктурному развитию и инвестированию

Возможные направления работы

Направление 1: Формирование благоприятной среды для развития инфраструктуры и инвестирования посредством создания надежной нормативной базы, сводящей к минимуму фактор неопределенности и обеспечивающей максимальную транспарентность и предсказуемость

Представители частного сектора будут активнее участвовать в инфраструктурных проектах при условии их уверенности в наличии надежной нормативно-правовой базы для принятия инвестиционных решений. Правительства могут способствовать созданию благоприятной среды для ведения бизнеса путем обеспечения прозрачности и надежности нормативно-правовых систем, принимающих во внимание интересы частного сектора. Учет гендерных соображений при реализации инфраструктурных проектов также может способствовать расширению возможностей женщин по активному участию в экономической жизни.

Сферы, в которых форум АТЭС может вести целевую значимую работу:

Надлежащие регулятивные практики

Выполнение полученных в 2011 году [и в 2013 году] поручений лидеров и министров, касающихся более активного внедрения надлежащих регулятивных практик, включая:

обеспечение внутренней координации нормативно-правовой деятельности;

оценку эффекта регулятивных норм;

проведение консультаций с общественностью.

Более активное внедрение надлежащих регулятивных практик, содержащихся в Контрольном списке АТЭС-ОЭСР по реформе системы регулирования.

Структурная реформа:

Продолжение работы по улучшению условий ведения бизнеса, в частности за счет снижения административного бремени и упрощения регулирования.

Разработка и реализация стратегий, которые обеспечивают предсказуемость и равное отношение к частному сектору на рынке (в том числе в сравнении с государственными компаниями).

Обеспечение согласованности нормативных баз для деятельности государственно-частных партнерств в целях создания благоприятного инвестиционного климата.

Создание нормативно-правовой базы, способствующей надлежащему распределению рисков между государственным и частным сектором.

Контрактные вопросы (исполнение, урегулирование споров и правовая определенность):

Обмен передовым опытом в области обеспечения исполнения контрактов (укрепление режима исполнения контрактов).

Содействие экономикам во внедрении однозначных и эффективных механизмов урегулирования споров.

Обеспечение гарантий контрактных обязательств в случае изменения законодательства.

Нормативная база прав собственности/приобретения земли:

Содействие экономикам в разработке и внедрении передовой практики приобретения земли и оценки воздействия на окружающую среду, включая проведение консультаций с общественностью.

Процесс государственных закупок:

Внедрение предсказуемых и прозрачных механизмов проведения тендеров, которые способствуют обеспечению наиболее экономически оправданных закупок.

Поддержание единого веб-сайта с информацией о государственных закупках.

Деловой и инвестиционный климат:

Поощрение транспарентности налогового режима, процесса предоставления льготных кредитов и разрешений на строительство.

Поощрение транспарентности в процессе оказания услуг в области строительства.

Создание сети региональных соглашений о защите инвестиций.

Поддержка антикоррупционных мер.

Обеспечение институциональной готовности экономик АТЭС путем проведения соответствующих обзоров.

Направление 2: Развитие и совершенствование механизмов комплексного планирования

Предприниматели чувствуют себя более уверенно, принимая долгосрочные решения об инвестировании в инфраструктуру, если присутствует убежденность в том, что решения правительства принимаются в рамках скоординированного и интегрированного механизма планирования. Правительства могут разработать (или улучшить существующие) механизмы комплексного планирования таким образом, чтобы продемонстрировать серьезное намерение удовлетворять долгосрочные инфраструктурные потребности своих экономик и приоритетную заинтересованность в проектах, способных внести наибольший вклад в экономический рост и производительность.

Кроме того, хорошо спланированное, устойчивое и надежное развитие инфраструктуры и инвестирование в нее может способствовать экономическому росту и повысить производительность труда, а также привести к значительным сопутствующим положительным явлениям, включая расширение доступа на рынки, создание новых рабочих мест и промышленный рост.

Сферы, в которых форум АТЭС может вести целевую значимую работу:

Укрепление потенциала для инфраструктурного планирования посредством содействия экономикам в:

разработке и улучшении национальных планов развития инфраструктуры, ориентированных на перспективу;

выявлении хорошо проработанных, устойчивых и надежных проектов, которые могут принести наибольшую общественную пользу, вписываются в рамки более широких планов по развитию инфраструктуры, а также соответствуют среднесрочному прогнозу расходов.

Направление 3: Наращивание потенциала правительств для идентификации и подготовки коммерчески рентабельных инфраструктурных проектов

В международном сообществе превалирует мнение о том, что основой успешного развития инфраструктуры является координация и четкое распределение ответственности на национальном уровне. Хорошо проработанные, устойчивые и надежные проекты в области развития инфраструктуры могут способствовать привлечению инвестиций посредством обеспечения надежности активов и стабильности прибыли.

Правительства могут эффективно использовать более активное участие частного сектора в развитии инфраструктуры путем наращивания национального потенциала для создания экономически обоснованных инфраструктурных проектов, открытых для инвестиций частного сектора.

Сферы, в которых форум АТЭС может вести целевую значимую работу:

Содействие процессу подготовки проектов по линии государственно-частного партнерства путем создания специализированных центров в отдельных экономиках:

для обеспечения коммерческой рентабельности проектов;

для разработки стратегий донесения информации о государственных инфраструктурных проектах, открытых для инвестиций частного сектора;

Проведение встречи Экспертной группы АТЭС по государственно-частному партнерству для определения параметров процесса создания пилотного Центра АТЭС по вопросам государственно-частного партнерства.

Обсуждение механизмов и обмен передовым опытом в области предоставления надлежащей государственной поддержки наиболее общественно полезным проектам, в том числе через целевые национальные фонды. Поддержка разумных с экономической точки зрения проектов с привлечением частных инвестиций также может быть полезной для запуска надежного процесса подготовки коммерчески рентабельных проектов.

Разработка механизмов и наращивание потенциала правительств по приоритезации конкурирующих инфраструктурных проектов на основе принципа рентабельности.

Наращивание отраслевых экспертных знаний для надлежащего определения стоимости реализации проектов.

Наращивание экспертных знаний правительств в деле планирования инфраструктурных проектов на основе их всеобъемлющего и целостного рассмотрения:

для обеспечения долгосрочной стоимости активов проектов и стабильности денежных потоков;

для усовершенствования процесса проведения тендеров на реализацию инфраструктурных проектов, который включал бы в себя не только оценку стоимости покупки, но и такие ключевые элементы, как анализ затрат на протяжении жизненного цикла проекта, производительность и долговечность, экологическую чистоту, безопасность и надежность.

Для сокращения рисков в сфере инфраструктурных инвестиций посредством учета в процессе планирования и подготовки проектов фактора снижения риска стихийных бедствий, включая структурные и неструктурные меры в этих целях.

Направление 4: Создание или совершенствование финансовой среды, благоприятной для долгосрочных инвесторов

Эффективно функционирующие финансовые рынки могут способствовать более активному участию долгосрочных инвесторов в развитии инфраструктуры посредством предоставления надлежащих финансовых продуктов. Для достижения этой цели правительствам необходимо внедрять ясные и последовательные регулятивные нормы финансового характера и обеспечивать надежный финансовый надзор, при этом сокращая ненужные правовые и регулятивные барьеры для эффективного функционирования этих рынков.

Сферы, в которых форум АТЭС может вести целевую значимую работу:

Наращивание потенциала в области финансового регулирования, мониторинга и надзора.

Создание механизмов и инструментов (таких как местные валютно-финансовые рынки, включая рынки облигаций) для обеспечения финансирования коммерчески рентабельных проектных предложений по линии государственно-частного партнерства.

Обеспечение поддержки долгосрочного финансирования, деноминированного в местной валюте.

Создание потенциала для разработки широкого спектра механизмов и моделей инвестирования в инфраструктуру, которые могут эффективно способствовать развитию рынков капитала и привлечению институциональных инвесторов (в том числе пенсионных фондов, страховых компаний и суверенных фондов), рассматривающих инвестиционные возможности в более долгосрочной перспективе.

ПРЕМИИ, СТАТУЭТКИ И БАНКОВСКИЕ КРЕДИТЫ

Записал Артем Михайлов

Предприниматели делятся опытом ведения соцбизнеса в России

В России социальный бизнес оживляет почти вымершие деревни, воспитывает детей и проводит экскурсии для инвалидов. Предприниматели из разных городов рассказали "МН", как они переживают трудности, находят деньги и о чем готовы заявить за океаном.

"Этот бизнес не работает на сверхприбыли"

- В сентябре 2013 года комитет Совета Федерации по социальной политике подготовил поправки ко второму чтению законопроекта "Об основах социального обслуживания населения в РФ", вводящие в федеральное законодательство термины "социальный предприниматель" и "социальное предпринимательство". Мы рассчитываем, что следующим шагом станет принятие самостоятельного закона о социальном предпринимательстве.

В разных регионах нашей страны появились центры консалтинга и аутсорсинга, центры инноваций в социальной сфере, школы социального предпринимательства. Подобные школы есть сегодня в Братске, Омске, Красноярске, совсем недавно открылась школа в Череповце. Во многих областях предприниматели, чей бизнес решает те или иные социальные вопросы - поддержка инвалидов, экология, создание рабочих мест для тех или иных групп населения, сохранение культуры и традиций, могут получить субсидии на развитие своего дела.

В рамках Всероссийского конкурса проектов "Социальный предприниматель", проводимого фондом "Наше будущее", мы выдаем беспроцентные займы до 10 млн (максимум на семь лет) и поддержали около 100 проектов из 38 регионов за шесть лет на сумму около 200 млн руб. Среди них - крестьянско-фермерское хозяйство "Велес" в Онежском районе Архангельской области. Благодаря ферме, созданной Ольгой Зайцевой, в деревне вновь заработала школа, появился фельдшерский пункт и даже музей русского быта. Калининградский проект Observer - единственная компания в России, ремонтирующая инвалидные коляски и поставляющая к ним запчасти.

Социальное предприятие не работает на сверхприбыли и решает широкий спектр задач, от экологии до развития малых городов. Инновационность социального предпринимателя - в том, что он не боится по-новому комбинировать ресурсы, искать новые подходы, и скорость реагирования на социальные проблемы у него выше, чем у бюджетных учреждений, поскольку малый предприниматель всегда мобильнее. Его главная цель - преодолеть или смягчить социальную проблему. Социальное предпринимательство берет на себя ответственность как перед людьми - сотрудниками или клиентами, так и перед обществом в целом. Такой бизнес не нарушает безопасность окружающей среды и заботится о сохранении природных ресурсов.

"Перестали работать на вывоз"

Наталья Гаспарян одна из создательниц первой в России турфирмы для инвалидов "Либерти" (Санкт-Петербург)

- Закончился горячий сезон. Часть сотрудников ушла в отпуск, а после их возвращения мы начнем готовиться к следующему сезону. Этот был не самый успешный. Выручка сократилась. Радует, что в эмоциональном плане внутри себя мы кризис переломили. Смотрим на 2014 год более оптимистично. Мы уже получили хорошие заказы, и есть вероятность, что примем гораздо больше туристических групп.

С чиновниками мы по-прежнему никак не общаемся, сосуществуем тихо-мирно, но параллельно. Правда, в планах у нас подать заявку на конкурс "Деловая петербурженка". В контексте социального предпринимательства хочется заявить о себе, что мы есть, что мы выживаем в сложных условиях России. На 2014 год мы даже запланировали расширение - два новых тура по Эстонии, Польше.

Мы работаем с партнерами в Израиле и США. Им, конечно, проще работается. Они собирают своих соотечественников и вывозят их в разные страны, в том числе и в Россию, где их принимаем мы. Финансовое состояние людей на колясках за границей намного лучше. Их поддерживает государство, зимой они ездят в теплые страны, летом - в Европу. Мы же, наоборот, перестали работать на вывоз - набирали с трудом 30-40 человек в год по минимальным ценам, даже возили по себестоимости.

"Хотим открыть центры по всей России"

Марина Бакулина директор развивающего центра "Ступеньки" для детей с речевыми проблемами (Тюмень)

- Мы подали заявку на конкурс социальных проектов фонда "Наше будущее". При поддержке правительства Тюменской области сейчас занимаемся покупкой большого помещения в 500 кв. м для открытия детского сада с двумя ясельными группами и группой для детей старше трех лет, а также развивающего центра для детей с четырех месяцев. Малыши будут плавать в небольшом бассейне, заниматься рисованием. С ними будут работать логопеды, психологи - подготовят к школе. Пройдут занятия по физкультуре и музыке вместе с мамами.

Рассчитываем, что этот наш большой филиал откроется к весне. Пока работы много - помещение "черновое", площадь большая. Сейчас над проектом трудятся архитекторы. Скоро будем встречаться с разными ведомствами и задавать им вопросы о питании, здравоохранении, прогулках детей в связи с выходом нового закона об образовании.

Я индивидуальный предприниматель и в отличие от НКО никаких грантов получить не могу. Рассчитываю только на кредиты в банках и на наш местный фонд поддержки предпринимательства, который воплощает региональные программы. А этот фонд помогает, субсидии дает.

У нас много планов. Мы регистрируем торговый знак, будем продавать франшизу - к нам станут приходить люди, которые хотят работать под нашим брендом. Хотим открыть центры по всей России.

"Да кому у нас это нужно?!"

Вячеслав Горелов автор проекта по реабилитации и трудоустройству сирот "Школа фермеров", который помогает трудным подросткам самостоятельно вести агробизнес (Пермская область)

- Меня пригласили в рабочую группу в Вашингтон на конференцию "Социальное предпринимательство в мире". В России же, к сожалению, государство не поддержало мой проект, и он оказался "на коленях". Выяснилось, что "Школа фермеров" не попадает ни под одну программу, по которой в нашей стране можно получить грант. Я переделал проект в туристский - рыбацкая деревня - с обеспечением сирот жильем и вовлечением их в турбизнес. Но и эта инициатива не была поддержана. Для получения гранта мне ставили одни невыполнимые условия.

Я рассчитывал на государственное со финансирование, чтобы построить сиротам жилье, а в результате повсеместных отказов все мои подопечные оказались у меня на шее. Мне предлагают только брать кредит, но разве это справедливо? Я ведь и жильем, и рабочими местами обеспечиваю сирот.

Я просил: можно хотя бы один грант в жизни получить? Но нет. Мне дают всякие статуэтки, первые места на конкурсах, по плечам хлопают, а толку от них?

На международной конференции в Вашингтоне я готов поделиться всеми своими идеями и технологиями - как сделать так, чтобы молодой человек бросил курить, как отучить пацанов материться... А кому у нас это нужно?!

Мы выдаем беспроцентные займы до 10 млн (максимум на семь лет)

"Школа фермеров" не попадает ни под одну программу, по которой в нашей стране можно получить грант

Наталия Зверева директор фонда региональных социальных программ "Наше будущее"

Власти собрались добиваться снижения стоимости.

Польша планирует сделать все, чтобы добиться снижения стоимости российского газа. Контрактная цена, существующая сейчас, кажется польским властям очень завышенной.

"Мы ожидаем, что в контексте новых переговоров, касающихся цен на газ для Центральной и Восточной Европы, подходит время для нового разговора с Газпромом о пересмотре газовых тарифов", - сказал вице-премьер Польши Януш Пехочиньский.

Пехочиньский считает, что пора, чтобы и на газовом рынке начал преобладать интерес клиента, а не поставщика.

Пока Польше удалось добиться дополнительного соглашения к контракту, которое несколько изменяет ценовые условия. Стоимость газа должна снизиться на 10%, хотя точная формула пока не остается тайной.

Украина больше не импортирует газ из Польши.

Представители польского оператора газотранспортной системы сообщили о том, что Украина в октябре остановила импорт природного газа из Польши. Известно, что до этого месяца суточные объемы составляли более 3 миллионов кубометров.

Несмотря на остановку импорта, известно, что Украина наоборот увеличила количество импортируемого газа на 41%. В октябре экспортерами для нее стала также Венгрия, хотя и тут объемы уменьшились почти на 50%.

Известно, что через Польшу и Венгрию за 9 месяцев текущего года было закачано 1,5 миллиарда кубометров природного газа. Кроме того, если обратить внимание на более глобальные цифры, то с каждым годом Украина импортирует все меньше газа.

Количество эмигрантов из Польши продолжает расти.

Стало известно, что число эмигрантов из Польши неуклонно растет и уже превысило 2,1 миллиона. Такое состояние страна переживает уже третий год подряд.

Поляков совершенно не пугает некоторое замедление экономического роста на Западе и они неустанно продолжают переезжать и уже в 2013 году количество выехавших грозит побить рекорд.

Чаще всего уезжает молодежь и именно это заставляет бить тревогу. На сегодняшний день известно, что за границей работает 1,6 миллиона молодых граждан (моложе 39 лет). Это каждый десятый поляк.

"Если эта информация подтвердится, то это означало бы, что реализуется худший возможный сценарий… Если учесть демографические тенденции, когда число смертей превышает число рождений, то надо четко сказать себе — это последний момент, чтобы перестать прятать голову в песок и начать действовать", — комментирует данные ректор Училища Лазарского Крыстына Иглицкая.