Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Заметки о традициях русского либерализма

К спорам об исторических судьбах России

Герман Андреев

I

В спорах, где участники обсуждают гуманитарные проблемы и оперируют терминами из обществоведческого вокабуляра, характерна ситуация, при которой каждый из спорящих ведет свою линию, игнорируя систему доводов оппонента. Причина тому не неумение слушать, но — что гораздо существеннее — кардинальное различие постулатов спорящих.

Человеческому сознанию свойственно выбирать из обилия фактов бытия те, которые удобно ложатся на сформированные понятия, представления, суждения, личный жизненный опыт. А действительность может подкинуть факты, подтверждающие любой тезис и любой контртезис.

Такие возможности предоставляет и многообразнейшая, сложнейшая и многоцветная история России. И вполне естественно, что историк или публицист делает вытяжку, выстраивает факты в соответствии со сложившимися у него впечатлениями о тенденциях русской истории.

Утверждение, что история России всегда определялась и определяется комплексом Ивана Грозного, может быть доказано столь же ловко, как и противоположное: манера управления страной, свойственная Ивану Грозному, — досадное недоразумение, не выразившее ни существа русской истории, ни характера русского человека. Можно черпать пригоршни фактов, чтобы «лить воду на мельницу» и той, и другой концепции. И в обоих случаях никак нельзя говорить о манипуляции фактами истории: история сама так собой манипулирует, что переплюнуть ее в этом отношении невозможно одному человеку. Историк, свободный или высвободившийся от веры в какую-либо единственно правильную историческую концепцию, не должен был бы впадать в истерику при знакомстве с неприемлемой для него картиной истории России, нарисованной коллегой. Следовало бы признать запрещенным прием, столь часто используемый носителями «единственно правильной научной теории»: обвинение оппонента в служении то ли шкурным целям, то ли враждебным разведкам. […]

Настаивание на истинности лишь своего знания и своего понимания вытекает обычно из веры в существование некоей объективной истины. Разумеется, такая истина существует, только знать ее не дано ни одному человеку в отдельности и ни одной группе людей. В сущности, объективная истина — это Бог, не дано нам знать Бога и не дано нам знать то, что знает Он. Объективное знание слагается из миллиардов правд. На уровне бытовых и сиюминутных — как правило, эмоционально взвинченных — споров каждый человек, естественно, верит, что он, только он прав, а все остальные или подлецы, или жулики, или дураки. В науке же (здесь имеется в виду так называемая гуманитарная наука) без признания множественности истин можно прийти лишь к вселенскому мордобою, но не к цели — движению в направлении объективной истины.

Автор не оговорился, кажется, употребив понятия «движение к цели» и «цель» как синонимы. В гуманитарной науке цель и есть безостановочное движение к ней в полном сознании того, что к самой истине ты не придешь, однако без твоего вклада в искания не будет и движения, так же как в том случае, если ты помешаешь кому-то другому раскрыть себя как носителя определенной, субъективной истины, ты становишься поперек пути, по которому человечество движется к познанию полной картины бытия. […] Исторические системы Гегеля, Маркса, Тойнби имеют такое же право на существование, как и системы, их опровергающие. Они не имеют лишь права на то, на что особенно претендуют: на абсолютность, единственность, универсальность.

В. О. Ключевский вообще утверждал, что «закономерность исторических явлений обратно пропорциональна их духовности». Вероятно, утверждая это, Ключевский не столько отрицал наличие самой исторической закономерности, сколько высказывал соображение о людях, духовно ограниченных горизонтами своих представлений, своих постулатов и настаивающих на единственности и абсолютности этих своих представлений. Не случайно Ключевский считал лучшими историками России ее писателей — Пушкина, Тургенева, Толстого: «Желал бы я видеть смельчака-историка... который решился бы обойтись без Тургенева, Достоевского и т. д. не в главе о литературе, а в отделе об общественных типах», — писал он в письме к А. Ф. Кони.

Читая художественные описания исторической эпохи, мы почему-то не обвиняем писателя в непонимании истории, если он изображает нечто расходящееся с нашими представлениями об этой эпохе, а говорим: он так видел, — и ценим его как раз за субъективность, естественно шарахаясь от партийной объективности писателя социалистического реализма. Следовало бы и к историку относиться так же, сознавая ценность его субъективных наблюдений, — разумеется, с презумпцией его честного обращения с фактами.

Когда в сегодняшней полемике об исторических судьбах России одна партия утверждает, что вся история России — история народа-богоносца, нашедшего органичные ему формы религии и государственности, а другая партия (которую первая называет русофобами) видит в истории России лишь рабство и жестокость, каждая из них правильно описывает одну или другую ногу слона, но не всего слона.

Естественно, что «русофобы» могут заподозрить «русофилов» в равнодушии к страданиям простого русского человека, прикрытом любовью к России вообще. Но так же естественно изобличить «русофобов» в большем или меньшем безразличии к России, которая и доброго-то слова не стоит.

Думается, от всех этих взаимных подозрений следует отказаться, согласившись с тем, что историк, рисуя свою историю России, не выдумывает ее, а выстраивает факты в соответствии с образом ее, накладываемым на его, историка, жизненный опыт, на его мировоззрение, на его восприятие сегодняшнего дня России.

II

Излагаемые в этой статье соображения о путях развития России ни в коем случае не претендуют на системность или тем более универсальность. Автор лишь настаивает на том, что он фактов не выдумывает, что он искренен и не намерен «лить воду на мельницу классового врага».

На территории бывшей России возникло тоталитарное государство — СССР. Но Россия — существует. Если бы она не существовала, вряд ли стоило бы огород городить и спорить о могильщиках, похоронивших дорогое существо. А огород городить стоит: как верно сказал Белинский, мы вопрошаем историю, чтобы выискать в ней пророчество будущего.

Если согласиться с тем, что в СССР установлена тоталитарная система и что тоталитаризм в любой его форме не может быть благом ни для нации вообще, ни для ее отдельного представителя, то естественно стремление понять, что такое тоталитаризм, каковы причины его возникновения и насколько неизбежно было его торжество в России.

Тотальные отношения существуют между человеком и каким-либо явлением или другим человеком не только в тоталитарном государстве. В сущности, каждый человек всегда или в каких-нибудь ситуациях ставит себя в отношение тотального подчинения чему-либо или кому-либо. Тотальное подчинение, согласно Фромму и В. Зубову, возникает из сознания малоценности своей личности в сравнении с великоценностью другой личности, группы личностей или какого-нибудь (часто мифологизированного) явления. Таким явлением может быть семья, искусство, наука, государство, партия, нация. Человек, придя к выводу, что его личность, с заложенной в ней потребностью свободы суждения и свободы действия, менее ценна, чем нечто иное, более ценное (более мудрое, более нравственное, более истинное, более сильное и т. п.), отдает себя на служение, а подчас и в жертву этому более ценному, назовем его тотальным объектом. Всю свою жизнь человек чему-то или кому-то служит. Даже если он служит своим похотям, он тем самым отдает им в жертву свою личность, свою свободу. Так что нет и не может быть абсолютной свободы. Отстаивание истинности лишь своего тотального объекта — источник человеческих конфликтов, трагедий.

Исходя из такого представления о свободе и зависимости, можно разделить типы государства на тоталитарные и нетоталитарные. Нетоталитарное государство основано на признании множественности тотальных объектов и задачу свою видит в смягчении остроты конфликтов между людьми, ориентированными на различные тотальные объекты, в установлении максимально возможной гармонии интересов. В нетоталитарном государстве человеку предоставлены широкие возможности выбора несвободы, оно гарантирует плюрализм отказа от свободы. Тоталитарное же государство в целях установления порядка и смягчения конфликтов из-за множественности тотальных объектов создает один-единственный легальный тотальный объект, объявляя все остальные подлежащими развенчанию, служителей их — уничтожению или «перевоспитанию». Тоталитарное государство разрешает поклонение лишь одному кумиру, в пользу которого человек должен отказаться от своей свободы. Этот кумир объявляется единственно великоценным, все остальные — малоценными. Таким образом, в тоталитарном государстве уничтожена свобода отказа от несвободы. Гражданин такого государства, согласившись с навязываемой ему абсолютностью одного из многих кумиров, перестает быть человеком в полном смысле этого слова и становится орудием в руках манипуляторов тоталитарными мифологизированными объектами, лишаясь права выбора несвободы для себя, выбора тотального объекта, которому он хочет служить и именно в такой форме и в такой степени.

Любая государственная форма несет в себе опасность искушения тоталитаризмом для руководителей страны. Всегда было два типа вождей — такие, которые считали, что тоталитарное государство легче в управлении, и такие, которые предпочитали нетоталитарную форму руководства. Сомнительно, чтобы государственная форма тут играла решающую роль. Тоталитарно и нетоталитарно могут править и наследственный монарх и избранный канцлер или президент. Сомнительно также, чтобы тоталитарные или нетоталитарные государства были органичны каким-нибудь народам: утверждение, что русские (или китайцы) любят рабство, столь же несообразно, как и вера в то, что англичане или французы гарантированы от тоталитаризма. Не так-то легко и доказать, что определенные экономические системы с неизбежностью вызывают тоталитаризм или, наоборот, полностью его исключают, хотя право распоряжаться всем богатством страны, сосредоточенное в руках или одного человека, или одной партии, или одной религии, почти стопроцентно ведет к тоталитаризму. И уже совсем неверным кажется учение об извечном прогрессе от несвободы к свободе, от тоталитарных форм к нетоталитарным.

Все эти соображения и определяют подход автора предлагаемых заметок к истории России. Он полагает, что критерий оценки истории страны в целом или отдельных ее периодов — это уровень свободы личности (ее права на выбор несвободы), а также уровень народного благосостояния (все же, помимо принуждения властей, существует принуждение бедности, когда человек начинает служить даже чуждому ему тотальному объекту просто для того, чтобы физически выжить). Весьма существенно также, какова цена человеческой жизни, ибо о какой гарантии свободы и благосостояния может идти речь в государстве, в котором лишение человека жизни или здоровья по приговору государственной власти узаконено или предполагается естественным!

И вот, под таким углом зрения раздумывая над страницами истории, приходишь к выводам, опровергающим, кажется, всякие крупноблочные исторические построения.

Киевский князь св. Владимир, приняв христианство, осуществлял в прямом смысле заповедь «не убий!»: он запретил казнить даже татей, разбойников, а Иван Грозный через шестьсот и Сталин через тысячу лет казнили вообще невинных людей, руководствуясь соображениями о благе государства. О каком прогрессе истории можно говорить, если князь, правивший в X веке, был гуманно развитее, чем владыки XVI и XX веков?

Дочь Петра I Елизавета отменила в России смертную казнь более двухсот лет тому назад, а французские парламентарии сегодня, во второй половине XX века дискутируют о том, следует ли отправить гильотину в музей, и многие из них склоняются к тому, что все же не следует. Можно ли говорить о врожденном варварстве русских и гуманности европейцев как чуть ли не о неопровержимом законе исторического развития?

История Европы свидетельствует, что борьба против притязаний государства и прочих общностей (национальных, религиозных) на права личности была характерна для всех стран этого континента и шла с переменным успехом: когда гуманизм, персонализм брал верх в сознании и юридических порядках одних стран, он терпел жестокие поражения в других. Иногда же цена человеческой личности одновременно падала на востоке и западе Европы. В ночь с 23 на 24 августа 1572 года в Париже было зарезано около тридцати тысяч его жителей, исповедовавших неугодную власти религию («Варфоломеевская ночь»). И сделала это не шайка разбойников, а французская армия по приказу Екатерины Медичи, правительницы страны. И западный мир не только не осудил это преступление, но и в лице своего духовного владыки папы Римского воздал хвалу убийцам. В это же время в «дикой Московии» полубезумный царь Иван Грозный нападает на русский город Новгород и вырезает его население: в течение 6 недель ежедневно, как сообщают исторические источники, гибло по нескольку сот человек. Но пастырь Русской православной церкви митрополит Филипп публично, перед всем народом, в Успенском соборе обличил преступника, за что и был задушен его клевретами.

Проходит три века, и 6 апреля 1857 года на парижской площади происходит «спектакль» публичной казни. Разодетая публика с детьми наслаждается захватывающим зрелищем, а в толпе зрителей — русский путешественник Лев Толстой. В тот же день он записывает у себя в дневнике: «...поехал смотреть экзекуцию. Толстая здоровая шея и грудь. Целовал Евангелие и потом — смерть, что за бессмыслица». Сравнение не в пользу западной части Европы: русское представление о человеке, его ценности, о Боге, о праве государства на убийство человека явно перегнало представление европейское: в России не только публичных, но и вообще никаких смертных казней в это время нет. […]

И как бы хотелось сделать вывод маслом по сердцу русских патриотов: вот-де какая Россия была гуманная страна в сравнении с варварским Западом. Но неутешительную картину дают факты русской истории, русской литературы. Толстой, Тургенев, Достоевский свидетельствуют об истязаниях крестьян и солдат, о затравленном по приказанию русского генерала ребенке. А голоса противников насилия, защитников достоинства и свободы человеческой личности слышны были и из Западной Европы.

Много еще фактов можно привести из истории, которые настойчиво толкают к мысли: не было истории варварской, тоталитарной России и свободной, гуманной, демократической Западной Европы, а была одна нераздельная история европейского континента, в странах которого на протяжении по крайней мере последней тысячи лет шла борьба двух тенденций — тоталитарной и либеральной. Первая определялась отношением к человеку как частице, элементу, «колесику и винтику» государственного, хозяйственного, национального, конфессионального механизма; вторая выдвигала человека на первое место, а всякие общности — на второе, как бы почтительно представители этой тенденции ни относились к некоторым из этих общностей. Государственники отдавали человека в жертву субботе, а либералы настаивали: «Суббота для человека, а не человек для субботы».

Сравнивая историю Западной Европы с историей России с точки зрения развития этих двух тенденций, трудно согласиться как с крайними западниками, так и с крайними славянофилами. И те, и другие отделяли Россию от Европы. Первые говорили: надо взять у Запада его формы жизни, ибо наши, русские, никуда не годятся. Славянофилы же говорили (и говорят): не нужны нам западные формы, у России «собственная стать». Хотя то, что «у России собственная стать», — бесспорно, но собственная стать есть и у Англии, и у Норвегии, и у Швейцарии (что, однако, не мешает нашим славянофилам валить в кучу все эти страны, называя их общим словом «Запад»). Россия имела своеобразную историю, отличавшуюся от истории, скажем, Англии, но и история Франции серьезнейшим образом отличалась от истории Германии и Швеции. Средневековое варварство в 30-40-е годы XX века торжествовало не только на востоке Европы, но в самом ее центре, в стране, которая может справедливо похвастаться Кантом и Швейцером. И произвести его из немецкого духа так же легко и так же трудно, как советское массовое уничтожение людей в тех же годах — из русского духа.

Большевизм — плод развития европейских идей на почве европейской страны России, и Бердяев так же принадлежит Европе, как Ясперс, а в персоналистических понятиях современного западноевропейского человека мы обнаруживаем элементы, которые развивались в русской общественной мысли, может быть, с самого X века. Марксистско-ленинское тоталитарное учение — в такой же степени европейское, как и изобретенные Нечаевым и Бакуниным, типично русскими людьми, и подхваченные Баадером и Майнхофом, типичными немцами, идеи уничтожения индивидуализма во имя общенародных задач; в то время как кантовский категорический императив и отказ героя русского романа войти в светлое царство гармонии за счет слезинки хотя бы одного ребенка тоже вышли из одного географического и культурно-религиозного источника — Европы. Такая общность западноевропейской и русской истории — явления не только последних двух веков, но всего тысячелетия со времен принятия Русью православия, хотя и пришедшего через Восточную Римскую империю, но имеющего тот же, общий с верой Западной Европы источник — учение Христа.

О соотношении России и Западной Европы следовало бы говорить, исходя именно из общности религии, а не из позитивистских соображений, столь сильно повлиявших, например, на концепцию Н. Я. Данилевского. Христианство с его утверждением свободы личности как величайшего дара Божия определяло развитие и русского, и европейского сознаний: борьба за примат личностного над государственным началом, вообще над социумом, шла между христианским мышлением, с одной стороны, и русской и европейской властью, с другой. Подчиняли себе личность христианские властители, не воспринявшие христианство как религию свободы, и европейские атеисты, для которых не Бог, а политизированный человек — последняя нравственная инстанция.

Христианская культура как в ее внешних формах, так и в сущностном содержании начиная с X века одинаково игнорировалась и одинаково проявлялась и в Западной Европе, и на Руси. Да и российская государственность имеет европейский источник — она создавалась норманнами, варягами, причем сразу же имела целью защиту Европы от Азии, от половцев и печенегов, а позже — от татаро-монголов. (Кстати, не нужно обижаться на норманнскую теорию происхождения русской государственности: норманнов, «варягов», звало к себе и население нынешней Англии — был приглашен на правление датский вождь Кнут Великий, — и король французов Лотар.)

Соловьев пишет, что с конца XIV века татар «пересиливает Европа в лице России». Ключевский называет Русь восточным берегом Европы, за которым простирается Азия. Русь была не просто, так сказать, военным бастионом Запада, она была и районом его культуры со всеми ее плюсами и минусами. Погодин говорит, что русское и европейское просвещение являются необходимыми частями одного целого. Уже двор св. Владимира, а затем и Киев во время правления Ярослава Мудрого были типично европейскими. При княжеском дворе Владимира говорили на западноевропейских языках, читали европейские книги. Посетивший в XV веке Новгород ректор Краковского университета, сравнивая Рим с Новгородом, отдает предпочтение последнему. Но дело не во внешнем блеске. Вероятно, Русь не отставала и от научного развития Западной Европы, если, например, в Болонье в 1460 году русский был избран ректором университета. Западноевропейские короли брали себе в жены русских княжон не только по политическим соображениям: русские женщины соответствовали западноевропейским представлениям об обаянии, образовании, интеллекте, — одна из дочерей Ярослава Елизавета была замужем за королем Норвегии Гарольдом Строгим, другая — Анна — за Генрихом I Французским, а внучка Ярослава Евпраксия была женой германского императора Генриха V. И, наоборот, когда Россией правила немка Екатерина, мало кому в голову приходило видеть в «матушке» что-то совсем чужеродное, и она вошла в историю России как типично русская правительница. Чем более одерживали в России верх общеевропейские представления, тем лучше жилось русским как в духовном, так и в материальном смысле. Еще В. В. Голицын звал Германию и Венецию к союзу, и он же первым из русских правителей выдвинул идею освобождения крестьян с землей за 200 лет до крестьянской реформы. При нем Россия процветала, и нет оснований смеяться над ним из-за его военных неудач: благо народа не в военных победах. Вообще в XVII веке в России мысли о благе личности высказывались весьма часто и репрезентативно. Крупнейший европейский дипломат А. Ордын-Нащокин выступал с призывом гуманно относиться к гражданам захватываемых территорий; боярин Ртищев выдвинул идеи помощи раненым, которые оформились лишь через два века в деятельности основателя Красного Креста Дюнана. Разумеется, в том же XVII веке можно найти в истории России множество примеров обскурантизма, жестокости, даже зверства, но таких примеров не меньше и в истории другой части Европы, ибо христианство, распространявшееся в качестве государственной религии по всей Европе, лежало лишь на поверхности сознания и никогда не определяло ни повседневного, ни политического ее быта.

Однако если обратиться к «русскому духу», выражаемому в произведениях русской литературы и искусства, то идеи гуманизма, человечности господствуют в них не в меньшей, а может быть, в большей степени, чем в произведениях западноевропейских. Русскому эпосу, например, и русской летописи менее, чем германскому и французскому, свойственно прославление культа силы. Летописец, описывавший бой Мстислава с касожским (азиатским) князем Редедей, исходит из европейских представлений о герое: русский боец прославляется не за голую силу, а за ум, веру, смекалку. А «Слово о полку Игореве» дает поразительный для европейской средневековой литературы тип мышления: автор осуждает государственников, заботившихся о престиже земли, но пренебрегших судьбами оратаев и простых женщин.

Множество исторических случайностей приводило к тому, что мышление на высоком литературно-художественном уровне не влияло на жизнь русских людей столь непосредственно, как на жизнь западноевропейского человека: между мыслью и жизненной, политической практикой примерно до середины XIX века в России была бóльшая пропасть, чем в Западной Европе. Однако русская персоналистическая идея была так сильна, что не только русский Белинский верил в то, что Россия в XX веке будет стоять во главе гуманистической Европы, но и немец Шеллинг, писавший в 1848 году В. Ф. Одоевскому: «Странна Ваша Россия. Невозможно определить ее предназначение и ее путь, но она определена для чего-то великого». […] К сожалению, Европа открыла Россию лишь одновременно с открытием Америки, но все же в XIX и XX веках многие западноевропейские умы могли присоединиться к мысли Франца Баадера (1841), что «из России можно ожидать развития всемирного христианства». Историческая реальность России не давала слишком богатого материала для столь лестных надежд, но русская мысль, воплощенная в русской религиозной, художественной и философской литературе, такие надежды подтверждала. Таким образом, возникает целая цепь фактов, вытянув которую, можно увидеть в России те начала европейского христианского гуманизма, которые никак не ложатся в схему «комплекса Ивана Грозного» или в схему «страна рабов, страна господ».

Вместе с тем, весьма даже возможно, выстраивая по своему усмотрению факты, изобразить некоторые страны Западной Европы примерами жестокости, варварства, фарисейства, подавления прав личности во имя государства.

И победи в Англии не либерализм, а тоталитаризм, твердо верящие в детерминизм истории публицисты вывели бы этот английский тоталитаризм хотя бы из комплекса Генриха VIII.

Генрих VIII правил Англией в те же приблизительно годы, что Иван Грозный на Руси (1509-1547). Англичане называют время его правления «царством крови». Кровь лилась по улицам, площадям и мостам Лондона столь же щедро, как в то же время по белокаменной Москве, а на мостах через Темзу король приказал выставлять на палках головы своих казненных врагов. Как при Генрихе VIII, так и при его преемниках Якове II и Карле II цена жизни англичанина была ничтожно низка: смертная казнь полагалась за кражу вещи дороже 13,5 пенсов. Инакомыслие и инаковерие преследовались варварскими методами. Пуритан (английских раскольников) сжигали на кострах; Грина и Лейтеса за памфлеты против короля приковали к позорному столбу и отрезали уши. Так что не только русских раскольников жгли и пытали на дыбе, не только у них отрезали уши и языки. Великий английский сатирик Дж. Свифт буквально был оплеван согражданами, верными морально-политическому единству. Положение английского крестьянина в то время было гораздо худшим, чем положение крестьянина русского. Разорившийся английский крестьянин не имел права даже просить милостыню: за противозаконное попрошайничество его забивали в колодки, секли бичами, клеймили железом, а если он и после этого упорно клянчил, его продавали в рабство. И точно так же, как в далекой Московии, эти художества оправдывались божественностью происхождения королевской власти, на котором особенно настаивал король Яков II (1603 – 1625) Стюарт. При этом Церковь не проявляла особенной самостоятельности: она была верной опорой трона, а не защитницей бедняков. Так что очень легко бы задним числом объяснить неизбежность торжества тоталитаризма в Англии. […]

Гораздо убедительнее были бы те англофилы, которые напомнили бы, что, наряду с Генрихом, Яковом, Кромвелем, были в Англии и Джерард Уинстэнли, и Вильям Шекспир с его концепцией свободной личности. В том-то и дело, что вся новая и новейшая история Англии так же, как и история другой европейской страны — России, определялась этой борьбой между господствующими тоталитарными тенденциями и свободолюбивой индивидуалистической мыслью. И не было роковой неизбежности поражения либерализма в России и победы его в той же Англии.

Здесь приведен пример Англии как страны будто бы исключительно либеральных традиций. А как быть с Германией? Что предопределяла история Германии, что с необходимостью вытекает из немецкого характера — нацистский тоталитаризм или одна из самых свободных и социально справедливых стран в мире — Федеративная Республика Германии?

Отношение к государству как к своей вотчине было весьма характерно для русских князей и многих русских царей. Однако «L'etat c'est moi!» сказал не русский царь, хотя, ежели бы они могли по-французски, то так бы и сказали и Иван IV и Петр I. […] Во Франции во времена правления Людовиков XIV и XV у местных властей хранились так называемые конверты, в которых лежали бланки смертных приговоров без указания имени осужденного — имя вписывали жандармы. Чем не предпосылка тоталитаризма?

Вот так можно описать историю европейских либеральных стран, ныне справедливо гордящихся своими законами, гарантирующими свободу личности, защищающими ее от тоталитарных покушений государственной власти.

А у той страны, которую ныне принято — и опять-таки справедливо — считать хрестоматийным образцом современного тоталитарного государства, в историческом прошлом были страницы, выгодно отличающие ее от других стран Европы.

Первый свод русских законов, «Русская правда», не знал не только смертной казни, но и телесных наказаний. То, за что, скажем, в Византии полагалось три удара плетью, на Руси наказывалось тремя гривнами. И всюду, где в западноевропейских законах телесные наказания, в «Русской правде» — вира, денежный штраф. Киевский князь Владимир Мономах поучал своих детей не убивать ни правого, ни виноватого. В «Законе судном» было указано, что, если хозяин изувечит раба или холопа, те автоматически становятся свободными. Вообще до Петра I русский крестьянин был свободнее западноевропейского. Соотношение это изменилось в пользу западноевропейского крестьянина лишь в XVIII веке. Однако уже в середине XIX века, после великих реформ, судопроизводство, один из важнейших показателей степени защищенности человека от государства, стало в России лучшим, наиболее надежно из всех европейских стран охраняющим права личности. Сравнение дела Дрейфуса во Франции и процесса Бейлиса в России говорит не в пользу французского судопроизводства: русский суд показал себя гораздо более независимым и справедливым.

В глубь истории уходит и русская политическая демократия: Новгород, Псков и Вятка были наиболее демократическими государствами Европы целых три века — с начала XII до конца XV.

Таким образом, в истории всех европейских стран, в том числе и России, были заложены зерна, из которых могли произрасти различные общественные системы и разные системы мышления. Никакого детерминизма в истории нет, всякие учения о закономерностях истории — это ухищрения ловких умов, выстраивающих свои концепции путем игнорирования одних фактов и манипуляции другими (как правило, непреднамеренно). Развитие истории, по мысли Льва Толстого, фатально, фатально в том смысле, что оно определяется Божественным замыслом, а людям лишь кажется, что они этот замысел разгадали. История народа необычайно пестра, она создается биллионами желаний, страстей, неисчислимым количеством случайностей, каждая из которых вызывает некалькулируемые последствия, а те, в свою очередь, — новые и новые, как понятные человеческому разуму, так и недоступные для него результаты.

И каждый историк видит в прошлом что-то свое.

Обращаясь к истории России, автор этих заметок полагает, что, при всем многообразии явлений, характеров, идей, настроений, можно в ней выделить (весьма грубо и приблизительно) две тенденции: тенденцию тоталитарную в ее двух выражениях — сверху со стороны власти и снизу со стороны тех, кто власть эту хотел уничтожить, — и тенденцию либеральную, стремившуюся к осуществлению двух задач — свободы личности и единства нации.

III

В Киевской Руси, а также в Пскове и Вятке до нашествия степных кочевников княжеская власть состояла на службе призвавшего ее населения. Оно выбирало князя, а он знал, что может быть изгнанным, если не угодит тем, кто его пригласил.

Первые зернышки тоталитарного отношения власти к подданным упали на русскую землю тогда, когда русские люди начали уходить из степного юго-запада в лесистый северо-восток. Князья приходили первыми на землю, объявляли ее своей, и теперь уже они приглашали на землю крестьян и служилых людей. «Моя земля», «мой порядок», «мой город» — стало слышаться в княжеских речах. Русский человек начинает терять чувство национального единства, ответственности за землю, передоверив ее князьям. Когда же пришли татаро-монголы и рязанцы попросили помощи у соседних русских княжеств, тогда и проявилась вся катастрофичность такой ситуации: один удельный князь не считал себя обязанным прийти на помощь другому уделу, и стали русские князья «холопами вольного царя», ордынского хана. Ордынские ханы стали назначать на русские княжества таких князей, которые выбивали из своих подданных с наибольшим успехом дань. Начался процесс отчуждения народа от власти, русский человек начал видеть в князе что-то чуждое, чему надо сопротивляться, с чем никак нельзя идентифицировать свои жизненные задачи. Ключевский пишет: «...удельный порядок был причиной упадка земского сознания и нравственного гражданского чувства в князьях, как и в обществе, гасил мысль о единстве и цельности Русской земли, об общем народном благе». Русский человек стал не хозяином своей земли, а подданным в уделе. Первый из персоналистов, чье слово дошло до нас, — автор «Слова о полку Игореве» — осознал эту беду: где интересы удела, княжества ставились выше интереса «ратая», там исчезало то, что теперь бы назвали мы солидарностью. На место истинной солидарности, суть которой в соединении отдельных людей для осуществления общего национального интереса, пришло мнимое единство, единство подданных, скрепленное властью одного хозяина, властью государства. Московское государство, возникшее в XIV-XV веках, было государством тягловым, в котором сословия отличались не правами своими, а повинностями в пользу государства: каждый должен был или защищать государство («бояре и слуги вольные»), или кормить тех, кто защищал это государство. И в сознании русского человека укреплялось убеждение, что он обязан всем государству, а государство ему не обязано ничем.

С уничтожением удельного правления при Иване III отношение к государству хозяина русской земли, именуемого теперь Государем Всея Руси, не изменилось. Он по-прежнему считает страну своей вотчиной, при этом лишив и без того весьма ущербных прав последнюю группу людей, имевших не только обязанности, но и права перед государством, — бояр. Отсюда в опричнине Ивана Грозного видится не изобретение изувера, а доведенное до кошмарных размеров представление о государстве как хозяйстве властителя. Опричнина, в противоположность мнению многих советских историков, в сущности, никаких государственных задач не выполняла, а выполняла задачи шкурные — защиту жизни и интересов хозяина. Задушив руками Малюты Скуратова митрополита Филиппа, Иван IV надолго запугал тех, кто хотел бы видеть в Государе если и не народного избранника, то хотя бы народного болельщика.

Смутное время стало расплатой, естественным следствием того, что творилось на Руси в предшествующие четыре века: оборвалась «законная династия» — распалось государство. Обнажилось безразличие русского человека к государству, которое он не научился считать своим. Русь в 1610 – 1612 годах — ничейная, безгосударственная земля: в Новгороде шведы, в Москве и Смоленске поляки, а сами русские убивают, грабят, берут все, что плохо лежит. Мерзость запустения — иначе не определишь того, что представляла собой Русь в те годы.

И вот тогда-то оказалось, что есть нечто неподвластное ходу политического развития, неподвластное намерениям хозяев страны, — это мистическое чувство национальной ответственности у великого народа: общий Собор «всех городов и всяких чинов людей всего Российского Царствия» избирает царя — Михаила Романова. Нация была спасена не волей одного властителя, а соборно выраженной волей народа.

Вот бы и начать новой династии править с учетом этого величайшего события в истории Руси, править как избранники народа, а не как «хозяева земли русской». Но традиции Новгородского веча, земского Собора 1613 года, к сожалению, не получили своего развития — продолжалась традиция вотчинного владения страной, и доразвивалась она до нового смутного времени — до «окаянных дней», как назвал И. Бунин эпоху, начавшуюся в 1917 году.

В XVII веке, особенно при царе Алексее Михайловиче, появились русские либеральные умы; Алексей Михайлович готовил реформы, не давя человека, стремясь как-то уравновесить интересы государства и интересы личности, но все это и без того нерешительное движение в направлении координации государственных и личностных целей было надолго остановлено Петром I, на котором лежит огромная ответственность за установление в России представления о человеке как «колесике и винтике» государственного механизма.

Славянофилы были безусловно правы в своем отрицательном отношении к личности Петра, хотя, как кажется, не видели его главного греха. Не в том вина Петра перед Россией, что он хотел ускорить развитие ее промышленности, ее культуры, что «прорубил окно в Европу» (ведь он открыл окно из дома, который и так-то находился в Европе, был ее составной частью, но по ряду исторических причин начал разваливаться и выглядеть хуже других европейских домов), а в том, что он начал отстраивать государственное здание, укреплять и украшать его, пренебрегая интересами жителей этого здания. «Петербург прекрасен, да жить-то в нем простому человеку невозможно», — таков вывод из пушкинского «Медного всадника», и в этом суть реформ Петра. Вряд ли верна точка зрения, что-де Петр I строил европейское государство русскими варварскими методами. Петр-то вывез из Западной Европы не только чертежи кораблей и технологию фортификации, он вывез из Западной Европы и ее государственность, именно ее представления о том, что «государство — это я», властитель, король, царь. Где это мог Петр, даже если бы он захотел (а он и не хотел), позаимствовать в Западной Европе примеры демократического, гуманистического правления? У Людовика XIV во Франции, который, отменив, например, Нантский эдикт, стал закрывать протестантские церкви, ставить на постой в гугенотские дворы солдат, запретив при этом гугенотам эмигрировать, ловя беглецов на границе и вешая? У Людовика XIV, который построил роскошнейший и дорогостоящий Версаль, обобрав для получения средств на это строительство и без того не богатого французского мужика? У английских королей, которые делали все возможное, чтобы предотвратить и habeas corpus и билль о правах? У Бранденбургского курфюрста Фридриха-Вильгельма, который создал свое блистательное государство, подавив минимальнейшую свободу мнений даже у своих чиновников?

Не варварскими средствами боролся Петр против варварства, а средствами западноевропейскими строил восточноевропейское государство. Был бы он русским «варваром», не совершил бы он преступления против русских традиций — не разогнал бы патриаршество, не превратил бы церковное управление в элемент бюрократической, чисто западной министерской системы, а вспомнил бы о русской церковно-государственной симфонии, вспомнил бы о соборах XVII века.

Петра, как и любого западного политика того времени (только ли того?), нравственные проблемы совершенно не беспокоили, они не включались в его систему государственного мышления. И на Западе он усваивал приемы создания государственных хозяйств, системы бюрократизации, а также способы тонких (и не очень тонких) ублажений плоти. Настроить заводы, города, завести школы, училища, газету — и приказать «в письменных делах на имя государя» заменить слово холоп на слово раб (указ от 10 марта 1702 года), — в этом сочетании и была попытка решить политическую квадратуру круга: соединить просвещение, научно-техническую революцию с рабством. Просвещение решалось Петром не как задача нравственная. Школа нужна была ему лишь как преддверие казармы или ступень к подготовке технического персонала империи, газета — как орган информации о государевых указах и развлечениях, на заводах производились орудия, способствующие еще большему укреплению государственной мощи и закрепощению людей. Да и сами заводы стали уже при Петре исправительными заведениями: на них, между прочим, ссылались «виновные бабы и девки». Для удобства использования холопов как рабов Петр ликвидировал существовавшее до него разделение холопов и земледельцев — все стали по его указу крепостными.

Именно Петр изобрел жупел военной опасности для усиления власти государства над человеком. Все, что возможно, драл он с населения страны, объясняя «военной необходимостью» политическую смерть одних, конфискацию имущества у других, кнут, каторгу, виселицу для третьих лишь за подачу прошения царю, за порубку корабельных лесов, за неявку на смотр, за торговлю русским платьем. То, что теперь кажется комичным: стрижка бород боярам, насильственное переодевание в европейские одежды, — было весьма ярким и печальным проявлением вмешательства государства в личную жизнь человека. Ни одно государственное учреждение при Петре не служило гражданам, все работали на казну. Армия одерживала победы не только над турками и шведами, но и над русским народом, ибо Петр именно на армию возложил сбор податей. То отчуждение русского человека от власти, которое началось в московский период, при Петре дошло до такой степени, что в народе его иначе, как антихристом, и не звали, и от его сборщиков мужики бежали куда глаза глядят, дворяне прятали свое имущество, а если представлялась возможность, не возвращались из-за границы, куда государь их отправлял учиться.

Весь XVIII век прошел под этим знаком забвения звездного часа русского либерализма — Собора 1613 года, создавшего возможность русского билля о правах. Реформаторский гений Петра, будь он соединен с идеями русской государственности, мог принести процветание именно народу, а не только отчужденному от народа государству.

Результатом было как раз весьма мрачное состояние государства Российского после смерти Петра. Хвалители Петра забывают, что он оставил Россию своим преемникам в состоянии разорения, финансового, экономического и, главное, морального краха: ни в ком, даже в своих «птенцах», не воспитал Петр чувства ответственности за страну. Они начали портить даже то положительное, что было им создано. Екатерина I, Анна, Елизавета, Петр III и их министры представляли собой различные варианты Марии Антуанетты: Россия была для них расширенным царским двором, весьма удобным для развлечений и пригодным для поставки средств для этих развлечений. Человеческое достоинство людей, не выполняющих этой «государственной» функции, унижалось, их разоряли, лишали званий, средств для существования, ссылали. При Анне Иоанновне на каторге в Сибири было 20 тысяч человек (при общей численности населения 5 миллионов человек). Часто люди просто исчезали; пала торговля, промышленность.

Наиболее позорным актом русской монархии XVIII века был указ о вольности дворянства, приведший прикрепление русских крестьян не только к земле, как было до этого, но и к владельцу. Именно тогда пошла торговля крестьянами, игра на них в карты. Отчуждение народа от государства усилилось в XVIII веке и вследствие приглашения для руководства Россией западноевропейских авантюристов типа Бирона и Левенвольде. Петр тоже мало интересовался нравственным уровнем специалистов, приглашаемых им из Европы, но, отбирая их, он все же прежде всего оценивал их возможности послужить промышленной и военной реформам в России. Иностранцы же при преемниках Петра не только не умели и не хотели ничего дать России, но рассматривали эту страну как источник обогащения, Россия была буквально отдана им «на поток и разграбление». […]

Тоталитарные тенденции усилились в конце века при Екатерине II и Павле I. Екатерина дарила своим клевретам целые деревни с крестьянами, закрепостила Украину, но все же надо заметить, что в царствование ее — и не без ее участия — возникли в России сильнейшие антитоталитарные настроения, приведшие к рождению как раз в эту эпоху русской либеральной интеллигенции.

Чуть ли не все свел насмарку ее сын Павел. Мало кто так, как он, в истории русского трона боялся либеральных веяний. Он установил дикую цензуру, запретил ввоз книг из-за границы и выезд русских людей в Европу для образования. И если бы не дворцовый переворот в ночь на 12 марта 1801 года, восстание типа декабристского могло бы произойти и раньше.

В течение XIX века с переменным успехом шла борьба между тоталитарными и либеральными тенденциями, и именно в этом веке начал обнаруживаться тот факт, что линия раздела не обязательно должна проходить между верхами и революционерами: тоталитарные претензии обнаруживаются среди различных революционных течений, а либеральные инициативы часто исходят от верхов. Во второй половине XIX века в нечаевщине и бакунинщине, а затем в ленинизме загорелось пламя, сожравшее в конце концов начала русского свободомыслия, русского либерализма, русского персонализма. И именно в XIX веке правили два царя, которые понимали, что Россия — это не только государство, но и населяющий ее народ и что невозможно процветание ее без учета интересов отдельного человека. Речь идет об Александре I и Александре II.

Ни тот, ни другой, конечно же, не совершили чуда: они оказались по целому ряду причин неспособными к либеральной революции, однако реформы 60-х годов были гигантским скачком по пути России к нетоталитарному правлению, именно в результате этих реформ тоталитарное мышление в дореволюционной России стало восприниматься как дикость. Трагедия, а в определенном смысле и преступление царских правительств послереформенного времени заключались в непонимании революционного нравственного переворота, совершившегося в обществе в результате реформ 60-х годов. Александр III, а затем Николай II более сочувствовали идеологам типа Константина Леонтьева и Победоносцева, чем, скажем, гуманистическим проповедям Льва Толстого и либеральным начинаниям политиков типа Витте или Столыпина. […]

И вот царь Александр III не внял письму Льва Толстого, взывавшего не казнить террористов, а вырвать у них почву из-под ног: «Чтобы бороться с ними, надо поставить против них идеал такой, который бы был выше их идеала» (Лев Толстой имел в виду идеал евангельской любви). И последний русский царь, взойдя на престол, называет либерализм, реформаторство «бессмысленными мечтаниями». А после того, как вновь, через сотни лет после веча и Соборов, был созван русский парламент — Дума и этот парламент в феврале 1917 года потребовал отчетности перед ним правительства, царь это требование отклоняет, делая еще один шаг к гибели и России, и своей собственной: остановить развитие русской свободы после 1861 года было уже невозможно, и попытка такого сопротивления неизбежно приводила к перерождению тоталитарных тенденций в тоталитарную систему.

В полувековой истории России после реформ 60-х годов видится некий политический маятник: раскачивание в сторону, резко правую, толкало его к отлету резко влево. И, наоборот, левые тоталитарные силы приводили к броску маятника резко вправо. (Нынешняя же система в СССР — это сочетание левого и правого тоталитаризма, сочетание такое уродливое, что дает основание правым считать эту систему левой, а левым — правой.) Либералы, знавшие или интуитивно чувствовавшие этот закон политического маятника, стремились успокоить его, приглушить. Они и были истинными русскими патриотами, ибо не хотели ни разрушать Россию, ни оставлять ее в опасном состоянии стагнации или, тем более, попятного движения.

Убийство Столыпина кажется символическим: он был убит революционером-террористом, состоявшим на службе в охранке и совершившим свой акт к полному удовлетворению как партии разрушения, так и партии «подмораживания» России.

Партия разрушения России паразитировала на действиях партии замораживания ее. А эта последняя в начале XX века боролась со всеми свежими веяниями с помощью полицейских окриков да военных экспедиций. Такие деятели, как И. Н. Дурново, В. К. Плеве, всеми своими действиями подыгрывали тем, кто скликал народ на разрушение России.

«Какими бы болезнями ни заболевало Российское государство:

— Полицию! Раскол.

Трудный вопрос.

Богословских споров дело.

— Полицию!

И полиция знала одно средство:

— Бросить кровь!

— Двумя персты крестишься? Драть!

Аграрные волнения.

— Полицию.

— Кровь бросить.

Социализм.

— Полицию!

— Кровь бросить.

Полиция лечила от всего.

От малоземелья, от сомнений в церковных догматах, от фанатизма и увлечения “западными утопиями”».

Так сравнивал отдельных деятелей царского правительства с коновалами не какой-нибудь социалист, революционер, а либеральный русский фельетонист Влас Дорошевич в 1906 году.

К чему это привело, известно: с ненавистью в сердцах и с большевистской теорией, доведенной до уголовного примитива («грабь награбленное»), в темном сознании, ведомая романтиками-авантюристами, масса разнесла старую Россию и дала возможность создать на ее обломках общественную систему тупикового, тоталитарного образца.

IV

Взаимопомощь реакционного и революционного утопизма легко прослеживается во всей истории России: революционеры срывали либеральные начинания власти, власть своими крутыми мерами бросала народ в объятия его «защитников» — революционных авантюристов.

Первые значительные крестьянские бунты были реакцией на эгоистическое отношение к Руси хозяев ее земель. Во времена крепостничества Россия жила по закону, лапидарно сформулированному Ключевским: «Государство пухло, народ хирел». Естественно, что как Разины и Пугачевы, так и революционеры-интеллектуалы, чья цель всегда была более разрушительная, чем созидательная, без особого труда использовали такое положение, и, изучая историю России, приходишь к выводу, что некоторые ее властители чуть ли не намеренно создавали ситуацию, при которой призыв к уничтожению всего и вся находил отзвук в людях, мало просвещенных христианской моралью и не перегруженных способностью суждения. Эти последние становились материальной силой всех русских бунтов и революций. А уж заботу о расширении этого разбойничьего слоя брало на себя государство, обезземеливая крестьян в период раннефеодальный, тормозя отмену крепостного права и не содействуя повышению производительности крестьянского труда в первой половине XIX века, не пытаясь бороться с безработицей в промышленности в период капиталистический.

Исследуя причины возникновения пугачевского бунта, Пушкин обращает внимание на то, что яицкие казаки, будучи притесняемы правительственными чиновниками, не имели намерения бунтовать. «Они покушались довести до сведения самой императрицы справедливые свои жалобы. Но тайно подосланные от них люди были, по повелению президента Военной коллегии графа Чернышева, схвачены в Петербурге, заключены в оковы и наказаны как бунтовщики». Такие действия русских властей провоцировали разрыв народа с государством, вообще с верой в возможность уладить свои проблемы через компромисс. И какой Чернышев приказал стрелять в рабочих на площади перед Зимним дворцом 9 января 1905 года?

Один из замечательных русских консервативных либералов П. А. Столыпин сказал о крайне правых и крайне левых: «Им нужны потрясения, нам нужна великая Россия». Конечно, правым (под «правыми» здесь разумеются силы, которые сопротивлялись реформам или даже пытались отменить либо ослабить действие уже осуществляемых реформ) нужны были не потрясения, а собственное благополучие, но инстинкт смерти и разрушения жил в них не в меньшей степени, чем в тех, кого Шафаревич окрестил общим понятием «социалисты». Только таким инстинктом смерти и разрушения можно объяснить упорное нежелание русских государей в XIX и XX веках прислушиваться к предостережениям либеральных советников. […]

Само понятие самодержца (по-гречески, автократа) русские цари склонны были истолковывать более в смысле самодурства, чем самодержавия: ведь Иван-то III, первый назвав себя автократом, имел в виду не безграничную внутреннюю власть, а свою независимость от власти внешней — от ордынских ханов. А Иван IV уже определял понятие «самодержец» в духе одного из героев А. Н. Островского: «Хочу так ем, а хочу — масло пахтаю». Сторонники известной триоремы настаивали (и настаивают), что само-державие — это и есть неограниченная власть монарха и что это чуть ли не истинно русская форма государственной власти, как будто новгородское вече, Соборы XVII века, государственные Думы XX века — выдумки иностранцев, а государи Александр I в начале своего царствования или Александр II, поставившие под сомнение принцип самодержавия в его трактовке Иваном IV и заботившиеся о благе населения, а не только о государстве, отошли от русских национальных основ. Все же Нил Сорский не меньше, чем Иосиф Волоцкий, выразил дух русского христианского гуманизма, и можно было бы сказать, что идея абсолютистской, или самодержавной, власти родственна именно западноевропейской государственности XVIII века. И как раз абсолютизм как на Западе, так и в России готовил почву для якобинцев всех национальностей. Потому-то ко многим русским правителям можно отнести слова Карамзина, сказанные об Иване Грозном: «Он был мятежником в собственном государстве».

И не только декабристы, но и сам... Александр I готовил переворот. У Александра был выбор. Или: «Зло, к которому мы привыкли, для нас чувствительно менее нового добра, а новому добру как-то не верится... требуем более мудрости хранительной, нежели мудрости творческой» (Карамзин), или предложения ранних декабристов, довольно точно переданные Пьером Безуховым: «...чтобы завтра Пугачев не пришел зарезать и моих и твоих детей и чтобы Аракчеев не послал меня в военные поселения — мы только для этого беремся рука с рукой, с одной целью общего блага и безопасности». Декабристы предлагали руку правительству. Молодой царь давал повод для веры в возможность такого союза власти с либеральной интеллигенцией. Молодые дворяне, стремившиеся к либерализации страны, имели право полагать, что царь с ними солидарен. Им было известно, что Александр трижды поручал составить Конституцию: Розенкампфу в 1804 году, Сперанскому в 1806 году и Новосильцову даже в 1817 году. Вероятно, не было скрыто от них, с каким гневом царь отверг «Записку» Карамзина.

Но все либеральные намерения Александра остались без осуществления: впечатления от послереволюционной Франции привели его более к страху перед революцией, чем перед судьбой Людовика XVI, который эту революцию спровоцировал. После 1815 года Александр как будто делает все, чтобы оттолкнуть от себя либералов и превратить их в революционеров-заговорщиков. Он удаляет Сперанского, приближает Аракчеева и Голицына, дает согласие последнему на создание военных поселений, а на протесты офицерства отвечает, что поселения «будут во что бы то ни стало, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чугуева». Университеты отдаются под контроль обскурантов Магницкого и Рунича, цензура доходит до обнаружения следов якобинства в «Отче наш».

Такой поворот Александра вправо вызвал радикализацию тайных обществ. Начав с желания укрепить Россию, они кончили бунтом. Пестель показал на следствии, как изменялись его настроения: «Начали во мне пробуждаться, почти совокупно, как конституционные, так и революционные мысли. Конституционные были совершенно монархические, а революционные были очень слабы и темны. Мало-помалу стали первые определеннее и яснее, а вторые сильнее». […]

Царь сделал все возможное, чтобы лучшие люди того времени превратились в подготовителей бакунизма и большевизма. Николай Бестужев писал из Петропавловской крепости новому царю, объясняя этот переход от либерализма к бунту: «Солдаты роптали на истому учениями, чисткою, караулами; офицеры на скудность жалования и непомерную строгость... Люди с дарованиями жаловались, что им заграждают дорогу по службе, требуя лишь безмолвной покорности; ученые на то, что не дают учить, молодежь на препятствия в учении. Словом, на всех углах виделись недовольные лица; на улицах пожимали плечами, везде шептались — все говорили, к чему это приведет».

И вот результат. Бывший либерал А. Бестужев-Марлинский заявляет: «Творить божественно, но и разрушать тоже божественно; разрушение — тук для новой жизни», воззрение, выраженное позже Бакуниным («страсть к разрушению есть творческая страсть»); представитель аристократического течения в декабризме Каховский, полагавший укрепить монархию с помощью усиления наследственной аристократии, стреляет в генерал-губернатора Петербурга Милорадовича. Политическая глухота Александра I привела к тому, что те, кто хотел укрепления государства, превратились в его разрушителей. Рылеевы, Муравьевы, Бестужевы, Пушкины... Чацкие кричали на всех углах о бедствиях России, а правительство отвечало подобно Фамусову: «Добро, заткнул я уши» — и умилялось скалозубовским остротам о фельдфебеле, долженствующем заменить Вольтера. В это-то время и рождались такие, как Якушкин, который «молча обнажал цареубийственный кинжал».

В свою очередь выступление декабристов породило николаевскую реакцию — маятник рванулся вправо.

Но не все общество пошло вправо. 30-40-е годы прошли под знаком не только подлости, но и под знаком развития, углубления русской мысли. Это время возникновения важнейших течений в русской философии — западников и славянофилов, — время взлета пушкинской мысли, время развития университетского либерализма, связанного с именами Грановского, Станкевича, Редкина, а главное — время подспудной подготовки к великим реформам, ставшим торжеством русского либерализма.

И теперь уже, в 60-70-е годы, революционеры-террористы срывают конституционное, либеральное развитие России, тоталитарные тенденции слева пугают правительство, и оно, вместо того чтобы и впредь твердо проводить политику реформ, направленных на благо личности, в страхе перед кучкой революционеров начинает притормаживать либеральное развитие страны. Своим выстрелом Каракозов убивает великие намерения Валуева и вел. кн. Константина Николаевича; использование подсудимыми гласного суда в качестве трибуны для пропаганды революции также пугает правительство, оно ищет способы ограничить независимость суда. Все же Лорис-Меликов еще пытается выработать твердую либеральную политику, однако это настораживает революционеров, в среде которых к тому времени возникает бесчеловечная и циничная теория «чем лучше, тем хуже» и которые справедливо считают, что либеральная политика для них опаснее реакционной. И вот бомба, брошенная в царя-освободителя в 2 часа 15 минут 1 марта, убила и царя, и — буквально — русскую Конституцию: ведь за два часа до этого взрыва государь одобрил конституцию Лорис-Меликова и решил представить ее на рассмотрение совета министров. […]

Новое правительство сдалось перед этими актами вандализма, царь Александр III призвал к трону не людей типа Милютина, Валуева, а Д. А. Толстого, И. Д. Делянова и К. П. Победоносцева. Так отрыгнулись прокламации вроде «Молодой России», с ее призывами не верить даже самым лучшим помыслам правительства, бессмысленные убийства Мезенцева, Кропоткина (харьковского губернатора), нечаевско-бакунинская пропаганда. На все это Александр III ответил таким усилением государственной власти, таким отступлением от либеральных идей отца, что, кажется, сознательно начал подготовку к новому, еще более страшному революционному взрыву.

В деревню направляются земские начальники, имеющие право суда над мужиками, узаконивается применение розог, увеличивается количество смертных приговоров за политические преступления, резко усиливаются гонения за веру. Русская литература становится все мрачнее и мрачнее. В обществе воцаряется безнадежный пессимизм, выразителем которого стал Н. Щедрин. Деревня нищает вследствие увеличения налогов во время русско-турецкой войны и из-за катастрофических недородов 79-го и 80-го годов, а также из-за низкой производительности общинного хозяйства (за которое, кстати, одинаково цеплялись и реакционеры, и революционеры). Все тяготы русской экономики несут на себе крестьяне, на что указывают и либеральный народник Энгельгардт, и писатель Г. Успенский. А дворянство и купечество, пользуясь безграничной поддержкой государства, благоденствует. […]

Начинается наступление и на интеллигенцию, сильнейший удар наносится по автономии университетов, этих «рассадников» революционной мысли (хотя революционное студенчество составляло ничтожный процент по отношению к общему числу студентов), усиливается цензура. Гонению подвергаются не только революционные «Отечественные записки» (чья революционность тоже весьма относительна) и «Дело», но и либеральные «Порядок» Стасюлевича и «Земство» Скалона и Кошелева.

Так подготовлялись революционные кадры в среде крестьянства и интеллигенции. Одновременно начался процесс усиленной русификации национальных окраин. На русский язык были переведены все канцелярии в Прибалтике (так возбуждалась ненависть к России будущих латышских стрелков), сужена полоса оседлости для евреев и введена для них процентная норма в гимназиях и университетах (так воспитывались будущие красные комиссары еврейского происхождения).

Эпоха правления Александра III и Николая II была роковой для России: определился раскол страны на власть и революционные партии. Власть стала таким хозяином русского дома, который и сам дом не чинит и другим мешает. А революционные партии начали создавать планы сожжения этого дома. Власть кричала «тащить и не пущать», а революционные партии, прежде всего радикально-марксистские, на основании абстрактных, имеющих весьма далекое отношение к реальности русской жизни математических выкладок собирали силы для проведения страшного эксперимента над Россией. Когда этот эксперимент начал осуществляться, Максим Горький писал: «Народные комиссары относятся к России, как к материалу для опыта, русский народ для них — та же лошадь, которой ученые-бактериологи прививают тиф для того, чтобы лошадь выработала в крови противосыпозную сыворотку. Вот именно такой жестокий и заранее обреченный на неудачу опыт производят народные комиссары над русским народом, не думая о том, что измученная полуголодная лошадь может издохнуть».

И все же либеральные идеи глубоко были укоренены в сознании русских людей. Как после Крымской, так и в результате русско-японской войны в обществе возникают новые реформаторские импульсы. В правительстве нашелся человек, который понял необходимость обращения к общественному мнению: это был кн. П. Д. Святополк-Мирский. Заговорила либеральная пресса. Она критиковала бюрократизм, выставляла конституционные требования, поддержанные в ноябре 1904 года совещанием земцев. Создаются профсоюзы, один из них — профсоюз лиц интеллигентных профессий — призывает к введению народного представительства.

В этот начальный период революции 1905 года революционно-разрушительные партии еще не имеют серьезного веса. Россия мечтает о реформах, о народном представительстве — Думе. 9 января рабочие идут к Зимнему дворцу, к своему царю, просить его улучшить условия их труда, предложить созвать Учредительное собрание. Как же отвечает власть на это движение? Безумным, непростительным кровавым воскресеньем. И опять, по уже надоевшему правилу русской истории, тоталитарные силы власти оказывают неоценимую услугу тоталитарным революционным партиям, толкают в сторону революции умеренные элементы этих партий, а также широкие народные массы. В городах возникают баррикады, в деревнях — аграрные беспорядки, сопровождаемые варварскими разрушениями дворянских усадеб, этих центров русской культуры, против государства бунтует флот, офицеры которого на броненосце «Потемкин» были воплощением отношения власти к матросам как к деталям военного механизма. В Петербурге создается Совет рабочих депутатов (в очень незначительной степени представляющий этих самых рабочих), профсоюзам удается провести всеобщую забастовку. Страна находится на грани хаоса. […]

Но на этот раз гибель России была предотвращена, и спасли страну либеральные силы страны. Они добились издания манифеста 17 октября, означавшего начало новой эры в истории России, эры плюралистической демократии. В Думе воплотились идеи парламентаризма, которые разрабатывались не только в Западной Европе, но всегда жили в русских людях как память о новгородском вече, о Соборах XVII века, о земствах 60-х годов. Идея народного представительства разрабатывалась и правительством Александра I, член которого Сперанский еще в 1809 году создавал закон о передаче законодательной власти Думе.

Ни один мало-мальски разумный либерал не считал парламент выходом из всех сложностей запутанной жизни. Но любой из них мог сказать то, что через много лет скажет Уинстон Черчилль: очень плоха система парламентской демократии, но лучше еще никому не удалось выработать.

Благодаря манифесту и изменившемуся вследствие его распределению власти в верхах, к руководству страной пришли такие крупные либеральные деятели, как С. Ю. Витте, П. А. Столыпин, возникла партия кадетов, представленная такими либералами, как П. Б. Струве, И. И. Петрункевич, Ф. И. Родичев, А. И. Шингарев, П. Н. Милюков, С. А. Муромцев. Это именно они поставили Россию на естественный для нее путь, на котором благо личности стало пониматься как необходимая предпосылка блага государства, это за период их руководства страной в течение почти десяти лет Россия находилась в таком расцвете народного благосостояния и культуры, которого она не знала за всю свою историю.

Кто же свернул Россию с этого пути?

Опять те же силы правой реакции, пользовавшиеся поддержкой царя, и левые экстремисты, возглавляемые большевиками.

Война против Германии показала силу власти и одновременно бездарность правых, которые, подчиняясь вот этому инстинкту смерти, повели Россию к гибели. И сама война, и то, как она велась, привели Россию к такому состоянию, когда левым экспериментаторам не нужно уже было никаких усилий, чтобы взять власть в стране, и уже не находится ни одной сколько-нибудь значительной группы населения, которая — в марте — поддержала бы рухнувшую монархию, и никого, кто бы защитил назначенное Думой Временное правительство в октябре.

Восторжествовала одна из многих тенденций русской истории — тенденция тоталитарная, этот плод сознательного и бессознательного сотрудничества тоталитарных элементов в системе власти и в рядах ее противников. […]

V

Здесь, кажется, пришло время определить понятие либерализма, столь часто употребляемое в этих заметках и содержащееся в их названии.

Либерализм понимается в этих заметках не как партийность, принадлежность к какому-либо определенному политическому движению. Либералы могут быть в любой партии, в любом политическом направлении. Либерализм понимается здесь как способ политического мышления, определяемый самим корнем слова: свобода. В сущности, любая партия, любое политическое учение объявляет себя теперь защитником свободы, свободу — своей целью.

Если обратиться к колесу идеологий, начерченному А. Амальриком, то такие суперидеологии, как национализм и марксизм, тоже стремятся к осуществлению свободы. Национализм исходит из необходимости свободы для нации, определяя эту свободу в терминах религии, культуры и государственности. Борясь, например, за свободу русской нации, русские националисты требуют религиозной, культурной и государственной идентификации России, таким образом, естественно, ограничивая свободу других наций, просто отдельных людей, не причисляющих себя к русским, но живущих в России. Даже русский человек как отдельная личность не получает гарантии свободы в ее националистической концепции, если живет не национальной, а какой-либо иной, например, социальной идеей. Для националиста личность — это сама нация, и поэтому, сравнивая хотя бы положение в дореволюционной России с теперешним, представители националистически трактованного понятия «свобода» редко акцентируют свое внимание на рабском положении и нищете отдельных русских, полагая, что национальная свобода (для русских), национальная определенность русской государственности и не ограниченное ни другими религиями, ни тем более атеизмом господство Православной церкви — не только необходимое, но и достаточное условие торжества свободы. Исторические же и политические деятели, которые покушались на устои русской государственности и русской религии, видя в них виновников нищеты и бесправия народа, причисляются представителями национализма вообще к нерусским или к изменникам национальной идеи.

Вторая суперидеология — социализм, исходя из идеи свободы трудящихся классов, естественно, ограничивает свободу лиц той же национальности, не подпадающих под (подчас произвольное) определение «трудящийся элемент». Целые общественные классы, необходимые для нормального функционирования политического, экономического, религиозного, культурного отделов национального организма (предприниматели, землевладельцы, духовенство, беспартийная интеллигенция), в процессе социалистической революции уничтожались, причем такая же участь ожидала (и ожидает) любого представителя трудящихся классов, которого идеологи и вожди социализма причисляют к опасным для трудящихся элементам общества.

Либералы — это люди, которые начинают отсчет проблемы свободы не с каких-либо общностей (национальных или социальных), а с отдельных личностей, составляющих эти общности. С националистами их роднит понимание невозможности свободы личности во вненациональном или инонациональном существовании, стремление к свободе нации, к ее культурному, государственному и религиозному самоопределению; с социалистами — понимание невозможности свободы личности в условиях материального и социального быта, не достойных человека, унижающих его и принуждающих поэтому служить чуждым тотальным объектам с целью просто физического выживания.

К тому же для либералов неприкосновенна идея права, формального законодательства, нейтрального по отношению к идеологиям, к социальным и национальным группам.

Таким образом, в этих заметках либерал понимается как идеолог или политический деятель, который предлагал, а подчас и сам разрабатывал способы укрепления национального русского государства путем расширения свободы и увеличения благосостояния возможно большего числа жителей России без ущемления прав каких-либо групп общества (исключая, разумеется, уголовный элемент). Метод либерала — не уничтожение одной из конфликтующих в стране групп, а достижение компромисса между ними, борьба за уравновешивание интересов. […]

Русским в той же степени, как и другим европейским народам, свойственно было всегда и тоталитарное и либеральное мышление. Стоит лишь обратиться к конкретным фактам истории русской мысли и политической жизни России за последнее тысячелетие, чтобы увидеть, что в России либерализм имел не меньшие шансы на успех, чем тоталитаризм.

Огромную роль в развитии русского либерализма сыграло крещение Руси. С того времени почти все русские либералы, отстаивая позицию индивидуализма, ссылались на моральные принципы христианства. Владимир Мономах наставляет своих детей, ссылаясь на заветы Христа: «Особенно бедных не забывайте, но по мере сил кормите их, и сироту одарите, и вдову защитите сами, и не позволяйте сильным губить человека». Помещик XVI века Матвей Башкин, проникнувшись христианской верой, открыл для себя: «Христос всех братий нарицает, а мы рабов у себя держим», — и порвал все кабальные записи, отпустив на волю своих холопов. Иван Пересветов в XVII веке писал: «Бог не велел друг друга порабощать. Бог сотворил человека самовластным (свободным) и повелел ему быть самому себе владыкой, а не рабом». Влияние таких христианских подвижников, как Нил Сорский в XV веке, митрополит Макарий в начале царствования Ивана IV, Серафим Саровский в начале XIX века, не может быть не учтенным, когда мы думаем о становлении и развитии русского либерализма. Это не исключает необходимости признать, что борьба тоталитарных и либеральных тенденций раздирала и русскую Церковь так же, как русское общество вообще. Достаточно вспомнить о многовековой трагедии русских раскольников.

Одна из ранних форм русской государственности — новгородское, псковское и вятское вече — сильнейший аргумент против теории о врожденной склонности русских к рабству и безликому коллективизму. Вече — этот Гайд-парк Древней Руси — представляло картину борьбы личностных интересов, борьбы, никем не подавляемой и не ограничиваемой. Более трех веков (XII – XV) существовала в Новгороде и Пскове гордая республика свободных людей. Они понимали необходимость разделения власти для сохранения свободы личности: вся система правления в этих республиках не допускала возможности узурпации власти князем. Князь имел строго регламентируемую исполнительную власть. Законодательная же власть находилась у вече (в этом его отличие от Гайд-парка). Страницы летописи, на которых рассказывается о Новгороде, пестрят сообщениями о том, как новгородцы «изгнаша», «выгнаша», «позваша» такого-то и такого-то князя.

Вече было прообразом буржуазно-демократической республики, этого европейского изобретения XIX-XX века. Нечто подобное возникало и в итальянских городах, но лишь в XIV и XV веках, да притом народное представительство в них было значительно более ограниченным в своих правах по сравнению с Новгородом и Псковом XII века: во Флоренции семейство Медичи разрешало участвовать в выборах городского совета только людям своей партии, Лоренцо Медичи был настолько безграничным правителем, что мог вмешиваться в личную жизнь граждан, устраивая и расстраивая браки (что было исключено в русских республиках); в Венеции дож избирался на всю жизнь, а посему в хрониках венецианских нельзя найти сообщений, что дожа кто-то «прогнаша» или «изгнаша». Места в Большом Совете города передавались по наследству, а суд Совет десяти чинил тайно, скоро и безжалостно, в то время как в Новгороде и Пскове суды были открытыми и милостивыми, а князь находился в полной зависимости от населения республики. Он целовал крест на верность ей. На что уж был уважаем кн. Александр Невский, а также не мог начинать войну без согласия вече. Да и того согласия было мало — важные решения должны были быть благословлены Святой Софией — Церковью.

В Новгороде было такое равенство классов, которого не знала Западная Европа в те времена: не было, например, такого закона, чтобы крестьянин не имел права стать тысяцким, все жители города: купцы, черные люди (ремесленники), бояре, смерды — имели право голоса (точнее, крика) на вече. Все классы были равны перед судом.

Разумеется, Новгород и Псков не представляли собой этакого царства абстрактной справедливости: при равенстве юридическом не было в этих буржуазных республиках равенства состояний, отсюда — богатые люди нередко решали вопрос в свою пользу, ущемляя права смердов и тех же черных людей. Что же касается иронических описаний новгородского веча с его ором и кулачными боями, то они лишь свидетельствуют о несовершенстве системы, но не о порочности ее по существу. (Надо сказать, что в Пскове вече проходило, в общем, без таких драк и такого крика, как в Новгороде.)

Простой новгородец и псковитянин как личности были намного привлекательнее, чем, скажем, люди николаевской поры; достаточно сравнить впечатления де Кюстина от русских людей начала XIX века с уважением к псковичам, которое сквозит из каждой строчки заметок путешественника Гербертштейна, посетившего Псковскую республику. Крепкие Новгородское и Псковское государства были замешаны на духе индивидуальной предприимчивости и сознании свободы «мужей вольных». И другой стала бы история России, если бы Новгород или Псков, а не Москва, получившая власть от татар, стали зернами, из которых выросла русская государственность.

Выше уже говорилось о причинах возникновения тоталитарных тенденций в княжествах на северо-востоке Руси. Позорное и унизительное татарское владычество, казалось бы, должно было убить всякое самоуважение в русском человеке, погубить в нем человеческую гордость, сделать его рабом по натуре. Московские князья и цари немало сделали для воспитания такого человеческого типа. Однако либеральные воззрения, поддерживаемые верой в Христа как Учителя свободы, никогда не умирали в русских.

Даже правление Ивана IV могло стать примером либерализма, если бы удалось утвердиться при троне первым советникам молодого царя дворянину Адашеву, священникам Макарию (автору «Четьих Миней») и Сильвестру, князю А. Курбскому. Они уже начали проводить реформу судопроизводства, собираясь вырвать суд из-под власти неконтролируемых бояр и передать его целовальникам, которые должны были бы целованием креста клясться на верность закону. Сам этот закон «Судебник» (1550) запрещал наместникам арестовывать кого-либо из местных людей, «не явя» их целовальникам, которым они должны были давать объяснение причин ареста. С помощью «избранной рады» царь Иван составил ряд уставных грамот, одна из которых, например, передавала местное управление посадскими людьми «головам», «которые были бы добры и прямы и всем крестьянам любы».

Но случайность — болезненный характер, психопатия царя Ивана — свела на нет все либеральные начинания. Именно в это время отчетливо выявилась вся опасность самодержавной монархии. […] Все же в XVI веке созывались на Руси земские Соборы. Правда, они имели черты поразительного сходства с нынешним Верховным Советом: на них съезжались с мест представители земель, назначенные туда царем, так что на Соборах XVI века правительство совещалось с самим собой.

Смертельная опасность, нависшая над русскими как нацией в период смутного времени, вызвала к жизни великий Собор 1613 года. Он показал, что московским царям не удалось задушить в русских людях чувство ответственности за страну, что они всегда где-то в глубине своего сознания относились к царям не как к хозяевам земли, а как к слугам ее: через два века после падения Новгорода вновь собрание русских людей «позваша» правителя, теперь — царя. При Михаиле Романове Соборы уже созывались более десяти раз, они стали органом, по значению не меньшим, чем боярская Дума. В Собор избирались лучшие люди, «добрые, умные и постоятельные» (то есть умевшие «постоять» за избирателей). Соборы XVII века были определенно плюралистические: каждый депутат защищал интересы пославшей его социальной группы или земли.

XVII век дал и целый ряд мыслителей либерального направления, таких, как боярин Ртищев, создатель русских филантропических организаций, утверждавший необходимость человеческого обращения с крестьянами («Они нам суть братья»), как Гр. Котошихин, выдвинувший либеральную идею свободы передвижения, как Ю. Крижанич, выступивший против «крутого владения» и «злого законоставия» и сформулировавший одну из основ либерализма: «где бо суть черняки многи и богаты, тамо и краль и властелин да боляры есуть богаты и сильны».

Время Петра I — время торжества государственной идеи и подавления всякого либерализма. И не Петра надо восхвалять, а тех русских деятелей, которые в угаре государственного и научно-технического энтузиазма сумели сохранить в себе свободу суждений, имели смелость думать не только о государстве, но и о человеке. При Петре это был автор «Книги о скудости и богатстве» крестьянин И. Посошков, который выступал за облегчение крестьянских повинностей, за уменьшение налогов, за обучение крестьянских детей, за создание равного для всех сословий суда. При преемниках Петра это «верховники», Анисим Маслов, начавший работать над проектом освобождения крестьян в период усиления крепостничества, и др. К ним должны были бы историки привлекать умиленное внимание русских патриотов, а не к Петру I, превращавшему Россию в прообраз тоталитарного государства и сделавшему один из самых опасных шагов в этом направлении, подчинив государству и Церковь, на что обращает внимание А. В. Карташев: «Идеология просвещенного абсолютизма, тоталитарно покоряющего своему контролю и Церковь, стала адекватной государственному правосознанию быстро перевоспитавшегося в европейском духе по имени православного правящего класса».

Екатерининская эпоха, со всеми ее противоречиями — все же важнейший этап в развитии русского либерализма.

Сама Екатерина II, написав «Наказ», дала импульс размышлениям о законности, о правах личности в самодержавном государстве. В статье 35 «Наказа» говорится: «Надлежит быть закону такову, чтобы один гражданин не мог бояться другого, а все боялись бы одних законов». И хотя «Наказ» писался под влиянием западных работ о праве («Духа законов» Монтескье и «Преступлений и наказаний» Боккариа), тот отклик, который «Наказ» получил у русского общества, свидетельствует об органичности для России либерализма. Выступления депутатов, приглашенных императрицей на обсуждение «Наказа» (а это были 28 членов комиссии по составлению нового Уложения, среди них горожане, крестьяне — не крепостные, казаки), говорят о зрелости либерального сознания мыслящих русских людей. […] Все депутаты приветствовали отмену пыток, провозглашаемую в «Наказе», а также призыв к веротерпимости. Любопытно, что французская цензура запретила во Франции печатать «Наказ» императрицы Екатерины II.

Именно в екатерининское время родилась русская интеллигенция, давшая в конце XVIII века таких деятелей либеральной мысли, как Никита Панин, Фонвизин, Пнин, Новиков, Радищев.

Век Екатерины не стал временем торжества идей либерализма. Царица была более занята игрой ума, чем действительной заботой о либерализации русской государственной системы. Работа над «Наказом» не помешала ей закрепостить Украину, варварски искоренять в Крыму татар, заточить в крепость слишком ревностных и искренних либералов вроде Новикова и Радищева. Но уже со времени Екатерины II никогда не прервутся в русском обществе мысли об освобождении крестьян, о свободе личности, и великие реформы 60-х годов, можно утверждать, начали подготовляться именно в екатерининское время.

Деятели новой эпохи развивали либеральные идеи предшествующего поколения. «Негласный комитет» при императоре Александре I приступил к реализации тех проектов, которые оставались при бабке молодого императора лишь предметом салонных бесед. Новосильцов в 1809 году составил «Уставную грамоту», нечто вроде русского хабеас корпус. Главная мысль этого устава — гарантия свободы личности. Декабристское движение как типично либеральное возникло как раз под влиянием начинаний «Негласного комитета», а в Конституции Никиты Муравьева можно встретить целые пассажи, заимствованные из «Уставной грамоты» Новосильцова.

Благодаря реформаторской деятельности М. П. Сперанского, составившего уже в царствование Николая I первый свод законов Российской империи, либеральные идеи, вырабатывавшиеся в екатерининское и александровское время, воплотились частично в формальное законодательство. Так, 47-я статья Основных законов гласила: «Империя Российская управляется на твердой основе положительных законов, учреждений и уставов, от самодержавной власти исходящих». В этой формулировке самодержавие в его прежнем истолковании переставало быть таковым, ибо права императора ограничивались здесь законом. Русская литература николаевского времени показала, как на практике исполнялись эти законы. Достаточно тут свидетельства Гоголя («Ревизор», «Мертвые души») и Герцена («Былое и думы»), но для нашей темы существенно подчеркнуть органичность идей законности для русского правового сознания.

Весь XIX век до 60-х годов определялся таким взлетом либерального сознания, таким углублением в проблему личности, что русская мысль через посредство великой русской литературы поднялась высоко над всей европейской мыслью.

И хотелось бы пересмотреть утвердившийся в историографии исключительно материалистический подход, согласно которому реформы 60-х годов были следствием, главным образом, экономических потребностей России, а не всего развития русского либерального сознания, не выражением торжества общественного мнения, глубоко укорененного в России со времен новгородского веча, Соборов XVII века, законодательных предложений екатерининской и александровской эпох.

Деятели великих реформ Д. Блудов, С. Зарудный, Н. Милютин, Кошелев, Ю. Самарин, Вел. Кн. Константин, Валуев, ободряемые императором Александром II, довершили дело, к которому двигалась несколько столетий русская либеральная мысль.

Реформы 60-х годов поразят непредубежденного историка тем сочетанием смелости и осмотрительности, решительности и осторожности, которое свойственно лишь мероприятиям опытных либеральных политиков. Существовавшее около трех веков крепостное право было отменено без всяких потрясений, без бессмысленного пролития крови, без уничтожения целых классов общества, без замены власти одних тиранов властью и произволом других, в общем, без побочных явлений, которыми сопровождалось крушение феодализма в странах Западной Европы. Русское общество, подготовленное гуманистической русской литературой, сразу признало естественным видеть в крестьянине гражданина, не менее достойного, чем другие подданные империи, а сам русский мужик, обретя юридическую свободу, не бросился грабить и убивать, а довольно быстро приспособился к новой системе отношений. Количество крестьянских бунтов после отмены крепостного права было не меньше и не больше, чем в дореволюционный период XIX века. Советский учебник истории меланхолически признает: «Всенародное восстание, за которое боролись революционеры-демократы, осуществить не удалось». […] Вопреки утверждениям советских историков, либералы не хуже революционеров понимали необходимость наделения освобождаемых крестьян землей, но — в отличие от авантюристических планов революционеров — такая передача земли крестьянам должна была быть осуществлена, по мысли либералов, без разоренья помещичьего земле­владения. Если юридическое освобождение крестьянина, его гражданскую идентификацию возможно было осуществить за один день, то нельзя было сразу, без ущерба для страны, ломать сложившиеся за века экономические отношения, а потому экономическое освобождение крестьян было реформами 60-х годов лишь начато, а завершено почти через 50 лет реформами Столыпина.

Деятели 60-х годов продемонстрировали, что не экономические ломки приводят к политическим свободам и справедливости, а как раз наоборот: только страна, делающая шаги в направлении освобождения личности, обеспечивает себе экономический подъем. После реформ 60-х годов в России без потрясений и человеческих жертв, которыми сопровождались, например, петровские преобразования и сталинская индустриализация, совершилась промышленная и техническая революция. Так, выплавка чугуна за 35 лет после реформ возросла более, чем в четыре раза, выплавка железа и стали — в пять раз, добыча каменного угля — более, чем в десять раз. Продукция хлопчатобумажной промышленности увеличилась почти в пять раз, протяженность железных дорог выросла с одной тысячи километров в 1856 году до 23 тысяч в 1880 году, и, что очень показательно, вывоз продукции из страны превысил ввоз более, чем на 20 миллионов рублей, что обычно свидетельствует о здоровье экономики. Все это стало возможным не благодаря насилию над народом, а как раз наоборот — благодаря резкому расширению сферы личных свобод.

Помимо самого существенного в реформах — освобождения крестьян, — необходимо упомянуть расширение прав местного самоуправления (земства, городские думы), резкое сокращение обязательной военной службы с 25-ти до 6-ти лет, значительное смягчение цензурных правил (большое количество книг было разрешено печатать вообще без цензуры), приобретение университетами элементов автономии. Была проведена важнейшая реформа суда. Впервые в России суд стал соревновательным и гласным. Русская судебная система после 60-х годов стала самой демократической в Европе, возможности защиты подсудимого в условиях гласности и независимости суда от государства были такими, что суд не раз оправдывал даже государственных преступников.

В результате реформ 60-х годов в России не воцарилось царство либеральности, не бросились в объятия друг другу богатые и бедные, обиженные и обидчики, не потекли молочные реки в кисельных берегах. Утопии оставались на страницах всяческих «Что делать?» — жизнь человеческая, жизнь общественная, жизнь государственная не подчиняются благим пожеланиям утопистов. Реформаторы 60-х годов были людьми мудрыми, они руководствовались убеждением, что одинаково опасны для страны и стагнация, и ускорение процесса, который должен развиваться естественно. Один из умнейших деятелей того времени Ю. Самарин сравнивал развитие общества с родами: «Беременная женщина стонет и мечется, но кто вздумает, из сострадания, ускорить роды, тот получит, вместо здорового ребенка, выкидыш». Создатели русского тоталитаризма старались или задушить ребенка в чреве матери-истории (тоталитаристы у трона), или ускорить роды «из сострадания» (тоталитаристы-революционеры).

Попыткой ускорить развитие русской свободы стала террористическая деятельность народовольцев. Процесс ужесточения русской жизни в 70-80 годах показывает, к чему вели Россию политики, которые хотели «устроиться без Христа» (Достоевский). Но работу русского либерального сознания уже невозможно было остановить.

Революция 1905 года, прошедшая, в основном, под знаком либерализма, завершилась Октябрьским манифестом, поставившим Россию в ряд с западноевропейскими демократиями. И опять русский народ показал себя вовсе не тем чудовищем крайностей, «бездн», как это иногда представляется. В первой Думе (март 1906 года) радикально-левые (социал-демократы) и радикально-правые («Русское собрание») получили вместе всего 45 мест, в то время как либеральная партия кадетов — 170. Противодействие реформам со стороны двора, его попытки ограничить права народного представительства привели по известной схеме к победе крайних элементов, и вот во второй Думе крайне левые и крайне правые получили более половины мест. Возник парадокс: Дума, созданная в результате Октябрьского манифеста, этот самый манифест подвергла атакам как справа, так и слева, а социал-демократическая (большевистская) фракция Думы вообще начала создавать «военные организации» для переворота, и сам вождь большевиков Ленин прямо заявляет, что задача социал-демократических депутатов не в том, чтобы конструктивно работать в Думе, а в том, чтобы работу эту разваливать. Какой же вывод делает царская власть? Да опять тот же, что всегда в подобных ситуациях: разгоняет Думу (переворот 3 июля), изменяет избирательный закон таким образом, чтобы посеять в народе недоверие к парламентской системе, а на национальных окраинах — вызвать взрыв сепаратистских настроений. Но даже в этих условиях в Думе не взяли верх крайние элементы — победил центр: октябристы и кадеты. Опираясь на этот центр, Столыпин и провел свои реформы: аграрную и народного образования.

Правда, Столыпин и поддерживающие его партии не проявили в отношении к национальным окраинам такой гибкости, как во внутрирусской политике. Столыпин осуществлял прежний имперский курс, чем внес печальный вклад в дело возбуждения ненависти к русским в Финляндии, Польше, на Кавказе, в Средней Азии. Не смог найти Столыпин и альтернативу террору слева, противопоставив ему правительственный террор.

Время Думской монархии (1907 – 1914) определилось поразительным улучшением благосостояния народа, укреплением русской экономики, расширением прав личности, взлетом духовной энергии («серебряный век» русской литературы и русского искусства). Долго после октябрьского переворота будут говаривать в России старики: «Хороша была жизнь перед войной» (1914 года). И есть даже то ли анекдот, то ли быль, как престарелая русская актриса уже в 40-м году на занятиях политкружка на вопрос, как она представляет себе жизнь при коммунизме, перечислила все возможные блага, о которых только может мечтать простой человек, а в заключение прибавила: «Ну, совсем как перед революцией».

Почувствовав огромную силу России (а сила эта была результатом деятельности либеральных политиков), правые круги решили ее использовать не для дальнейшего продвижения России в экономической, культурной, правовой сферах, а для наступления на Думу и для увеличения внешнеполитической активности, которая и привела Россию к катастрофической для нее войне. После солженицынского «Августа» нечего прибавить к картине того вреда, который монархия принесла русской армии в период русско-германской войны. Гибель миллионов русских людей, разорение сельского хозяйства, лишившегося работников и лошадей, начавшийся в городах голод, кризис в промышленности и, в связи со всем этим, рост эффективности большевистской пропаганды — таков итог войны к началу 1917 года.

И хотя Февральская революция, ставшая впервые после Собора 1613 года выражением почти общенациональных чаяний, привела к власти правительство, назначенное народными избранниками, это последнее уже не в состоянии было найти выход из кризиса.

А. И. Солженицын правильно говорит, что «Временное правительство существовало, математически выражаясь, минус два дня, то есть оно полностью лишилось власти за два дня до своего создания»; однако никак нельзя согласиться с нашим писателем и историком, что в поражении Временного правительства выразилось ничтожество и бездарность либерализма. Дело представляется иначе: слишком непропорциональны были силы разрушения, запущенные за три года до возникновения Временного правительства, и личностные возможности довольно заурядных людей, взявших на себя непосильное бремя спасения России. В условиях мирного развития между 1905 и 1914 годами руководимая либералами Россия и добилась тех успехов во всех областях жизни — экономической, культурной, правовой, — о которых сам же А. И. Солженицын неоднократно (и справедливо!) упоминает во многих своих публицистических и художественных вещах. […]

В политике есть и такое явление, как гангстеризм. Демократическое Временное правительство именно вследствие своей либеральной сущности не могло действовать гангстерскими приемами. В то время как оно искало оптимальных способов решения кризиса без нарушения законности и демократических принципов, правые и особенно левые гангстеры обещали измученным войной и ее последствиями массам сиюминутное царство Божье, только бы они согласились отвергнуть демократию то ли в пользу самодержавия, то ли в пользу коммунизма. Демократическое правительство, совершенно не имеющее того опыта лавирования, который имеют нынешние западные демократии, а главное — не имеющее историей отпущенного времени, растерялось, осталось в трагическом одиночестве и пало. Оно пало, по словам А. Ф. Керенского, сваленное «большевиками справа и слева». В этих словах мы найдем большую долю истины, если под большевиками справа понимать те элементы русского общества, которые со времен великих реформ делали все, чтобы оттолкнуть массы от либерализма в сторону левого экстремизма. Либеральные деятели, желая именно добра династии, предупреждали ее от опасности ограничения свобод. П. Б. Струве писал в открытом письме Николаю II, что «режим погубит себя, если будет настаивать на управлении страной бюрократическими методами». Если бы монархия вняла этому и подобным предупреждениям, если бы она согласилась сделать правительство ответственным перед Думой, которая ведь никак не ставила целью свергнуть царя (думцы еще в 1916 году встречали появление Николая II в зале заседаний криками «ура!»), то не было бы не только октябрьского переворота, но и февральской революции. А Временное правительство не оказалось бы в положении человека, который пытается остановить летящую с огромной скоростью глыбу.

* * *

Создание на территории России тоталитарного государства не было фатально предопределено. Русская персоналистическая, антитоталитарная мысль, выражавшая представления русского человека о свободе выбора несвободы от надперсональных структур, имеет глубочайшие исторические и психологические корни.

Как бы сильны ни были в дооктябрьской России тоталитарные тенденции, в ней на протяжении ее тысячелетней истории можно насчитать не более пятидесяти лет господства законченно тоталитарных режимов (Ивана IV, Петра I и Павла I). После же 1917 года впервые в истории русского народа возникла система, определяемая тоталитарной идеологией, с помощью дезинформации и насилия навязывающая народу определенный тотальный объект.

И потому-то борьба за права человека, развернувшаяся ныне в СССР, не просто один из видов оппозиционной деятельности, но выражение глубочайшей потребности человека — потребности индивидуальной свободы, не искоренимой в русском человеке.

1980, №№ 22 – 23

Опубликовано в журнале:

«Континент» 2013, №152

Изнутри и снаружи

Фрагменты из книги

Владимир Буковский

[…]

Тюрьма как общественный институт известна человеку с незапамятных времен, и смело можно сказать, что как только возникло само общество, так сразу же возникла и тюрьма. Видимо, с того же времени процветает литературный жанр тюремных воспоминаний, дневников, записей и заметок. За всю нашу историю по меньшей мере десятки миллионов людей побывали в тюрьме, и тысячи из них изложили на бумаге свои впечатления. Однако это не утолило жажды человечества, того вечного жгучего интереса, который неизменно возбуждает к себе тюрьма. Потому что с древнейших времен привык человек считать, что всего страшнее на свете — смерть, безумие и тюрьма. А страшное притягивает, манит, страх — всегда неизвестность. Ну, в самом деле, вернись сейчас кто-нибудь с того света — то-то его вопросами замучают!

Три события, приходящие независимо от нашего желания, по воле рока, как бы взаимосвязаны. Если безумие — это духовная смерть, духовная тюрьма, то и тюрьма — подобие смерти, а чаще всего и приводит человека к смерти или безумию. Эти вот три страха, живущие в человеке, используются обществом для наказания непокорных. Точнее сказать, для устрашения остальных. И так это устрашающее назначение тюрьмы прочно засело в сознании людей, что все — от законодателя до надзирателя — считают само собой разумеющимся: в тюрьме должно быть скверно и тяжко. Ни воздуху, ни свету, ни тепла, ни пищи! Особенно же возмущается общество, когда заключенный начинает заикаться о каких-то там своих правах или о человеческом достоинстве. Ну, представьте себе, в самом деле, если грешники в аду начнут права качать — на что это будет похоже?

При этом как-то само собой забылось, что первоначально предполагалось не заключенных пугать, а тех, кто еще на воле остался, то есть само общество. И, стало быть, это общество само себя теперь тем более пугает, чем больше терзает заключенного. Они, следовательно, жаждут этого страха. Конечно, и тюремное население, как всякое порядочное общество, имеет свою внутреннюю тюрьму, называемую карцером, а кроме того — различные режимы содержания: менее строгие, более строгие, особо строгие. Поскольку даже в тюрьме человеку должно быть небезразлично, что же с ним станется. Всегда должно быть что-то, что можно еще у него отнять и чего он терять не хочет. Потому что человек, которому терять нечего, смертельно опасен для общества и является величайшим соблазном для всех честных людей — если, конечно, он не труп. И чтобы не завидно было остальному человечеству, чтобы не соблазнялись праведные души, все эти режимы и внутренние наказания рассчитаны таким образом, что последняя их стадия, когда человеку действительно терять нечего, подводит как можно ближе к состоянию естественной смерти. Потому-то знающий зэк не судит о тюрьме по фасаду или по общей камере — он судит по карцеру. Так и о стране вернее судить по тюрьмам, чем по достижениям.

Веками внутреннее устройство тюрем было примерно одинаково, и постороннему человеку, который придет на экскурсию, скажем, в Петропавловскую крепость, никак не понять, что же в ней особенного, в этой тюрьме. Койка — как койка, стены — как стены. Ну, решетки на окнах. Так ведь на то же и тюрьма, чтобы не убежать. И книжки читать разрешали — чего ж еще желать. И уж совсем не понять постороннему человеку, что такое режим.

Какая, собственно, разница — час у тебя прогулки или полчаса, 450 грамм хлеба дают в день или 400, 75 грамм рыбы или 60? Это надо быть бухгалтером или поваром, чтобы подсчитать такое обилие цифр. Постороннему человеку одно только и интересно, умирали заключенные от всего этого или не умирали. Ах, не умирали — ну, так не о чем и говорить! Обычно самое сильное впечатление производят на посторонних сводчатые потолки и толстые стены. Мрачно, страшно! Вот она какая, тюрьма-то, бррр... И сколько бы тюремных воспоминаний они ни прочли, никогда не понять им всех этих мелочей, всех этих пустяков.

Вот стоит сваренная из металлических стержней кровать. На ней ватный матрац — все вроде бы нормально. Но, оказывается, заключенные, спавшие на таких кроватях, даже голодовку объявляли, требуя, чтобы уменьшили просветы между металлическими стержнями. Странно как-то — стояли кровати лет уже, наверно, двадцать, и никто не заикался насчет просветов. Сдурели что ли зэки, есть им не хотелось или куражились? Дотошный архивист, может быть, раскопает в тюремных архивах, что примерно в то же время распорядился начальник тюрьмы отбирать у заключенных старые газеты и журналы. Вполне разумное распоряжение — чтобы, стало быть, не захламляли зэки камеру всякой макулатурой. Похвально. Но никакой связи между этими двумя событиями даже архивист не усмотрит, и только зэк может понять эту связь — если спать на этой кровати он мог, только подложив под матрац кучу журналов и газет. Но вот отобрали их — и моментально кровать обратилась в орудие пытки. За одну ночь матрац весь провисает в дырки, и ты спишь на железной решетке.

Полагается, например, в карцере тумба или иное приспособление для сидения, и всякий карцер имеет такое приспособление — некий выступ из стены, сиди себе и сиди целый день. Но вот сделали этот выступ чуточку выше, чем надо бы, и чуточку короче, уже, плотно сесть нельзя, а ноги не достают до пола. Всего-то, казалось бы, сантиметры какие-то, пустяки...

А эти 50 грамм хлеба или 15 грамм рыбы — что за мелочи, право, и говорить даже стыдно. Забывает человек, что даже пушинка сломала когда-то спину верблюду. Забывает, что разница между жизнью и смертью такая ничтожная, такая пустяшная: всего-то на пару градусов изменить температуру тела — глядь, а это уже труп. И сколько существует тюрьма, этот общественный институт, столько же продолжается борьба, кипит великая битва между зэками и обществом. За граммы, сантиметры, градусы и минуты. Идет она с переменным успехом. То зэки напрут, а общество отступит. Там 50 грамм, здесь — 5 сантиметров, тут — 5 градусов отвоюют зэки, а глядишь — жизнь! Но не может общество допустить жизнь в тюрьме. Должно быть в тюрьме страшно, жутко — это же тюрьма, а не курорт. И вот уже напирает общество: там 50 грамм долой, здесь 10 сантиметров, тут 5 градусов, и начинают зэки доходить. Возникает сосаловка, мориловка, гнуловка. Начинается людоедство, помешательство, самоубийство, убийство и побеги.

Много лет я наблюдал за этой борьбой, глухой и непонятной для посторонних. Есть у нее свои законы, свои великие даты, победы, битвы и поражения. Свои герои, свои полководцы. Линия фронта в этой войне, как и в других войнах, все время движется. Здесь она именуется режимом. Зависит она от готовности зэков идти на крайность из-за одного грамма, сантиметра, градуса или минуты.

Новому поколению зэков никогда не удастся отвоевать прежних позиций — новое положение они воспримут как нормальное, как исконное, как должное. Они могут десятки раз выигрывать свои битвы, но проиграть можно только единожды. Поэтому зэки, объявившие голодовку и снявшие ее, ничего не добившись, проиграли не только свою войну, но и многим будущим поколениям ухудшили жизнь. Вот еще почему не можешь ты погрузиться в безразличие, впасть в оцепенение. И вот уже гремят копыта, поет труба, идут в атаку эскадроны.

Так-то вот сидел я себе во Владимире и почитывал книжечки. Кроме основного своего предмета — биологии, — учил я еще английский. Большинство в наших камерах обычно учит какой-нибудь язык: евреи, как правило, учат иврит, остальные — кто английский, кто немецкий, кто испанский. Методика самая простая: читай как можно больше книг со словарем и выписывай незнакомые слова, а потом все время эти слова повторяй. Обычно для удобства выписывается слово на клочок бумаги: с одной стороны — само слово, на обороте — его русское значение. Карточки эти потом удобно перебирать той или другой стороной.

А чтобы они не путались и не терялись, вошло у нас в моду клеить из пустых спичечных коробок шкаф. Очень удобный получался шкаф — в пять-шесть рядов, с выдвижными ящичками. Таким вот способом при известном напряжении можно выучить за месяц две, а то и три тысячи слов. Можно их группировать по ящичкам шкафа — по смыслу или по иному признаку. Начальство уже к нашим ящикам так привыкло, что даже и на шмоне их не отбирали. С книгами же, и в особенности со словарями, было гораздо труднее.

Из дому получать книг не разрешалось, библиотека была бедная, а можно было выписывать книги из магазинов по почте наложенным платежом. Но и то не всякие книги разрешались. В особенности же было запрещено иметь книги, изданные не в СССР, — даже словари, даже изданные в Праге или в Варшаве. Потому, естественно, все норовили получить книги как-нибудь нелегально.

Мне в этом смысле повезло. Еще сидел я под следствием в Лефортове, а мать моя уже начала передавать каждый месяц по три-четыре книги, вместе с передачами. Причем среди советских книг были и не советские, изданные в Англии и в Соединенных Штатах. Лефортовское начальство мне их, конечно, не передавало, а складывало на склад. Надеялись они, что я о том не знаю и при отъезде из тюрьмы не потребую. Таким образом скопилось их на складе штук 30. Отправляли же меня из Лефортова во Владимир ночью, когда крупного начальства в наличии не было. Естественно, я начал скандалить, требовать свои книги и пригрозил заявить этапному конвою, что тюрьма не отдает мне вещи. Этапный же конвой ни тюрьме, ни КГБ не подчиняется, более того, как и все офицеры МВД, с КГБ враждует. Поэтому, рассчитал я, вполне может конвой заартачиться и не взять меня на этап «как имеющего материальные претензии к тюрьме» — так это называется. Того же, видимо, боялись и лефортовские надзиратели. Конечно, дежурный офицер сначала поругался со мной с полчаса для приличия, попытался взять на горло. Но уж знали они меня достаточно, сидел я у них третий раз, — понимали, что не уймусь, и книги отдали. Так и привез я во Владимир целый мешок книг — еле дотащил.

С этим мешком книг имел я потом постоянную мороку: то их у меня отнимали — для проверки, а потом не отдавали; то, наоборот, заявляли, что проверять их некому, а потому отдать нельзя; то вводили лимит — 5 книг на руки, остальные опять же отбирали. И каждый раз приходилось мне из-за них то жалобы писать, то голодовки объявлять. Один раз в лагере я их даже украл со склада, подменив другими. Словом, целая эпопея. Любопытно, однако, никто их ни разу не просматривал, никто даже не знал, что они не советские, иначе мне никакие голодовки не помогли бы. Просто раздражал мой мешок начальников. «У нас здесь не университет, учиться будете после освобождения». Вот и всё.

Так или иначе, а каждый из нас имел свой мешок с книгами, причем, как правило, книги эти передавались по наследству — от одного поколения зэков к другому — и являлись как бы общественным достоянием. А потому шла у нас с начальством непрерывная книжная война. Книги приходилось прятать, чтобы не попадали они начальнику на глаза, особенно же на случай шмона. Задача эта далеко не простая: книга же не иголка, куда ее спрятать? В камере, как ни трудно, а все-таки еще можно извернуться. Но хуже нельзя было придумать, если вдруг открывалась кормушка и корпусной говорил: «Соберитесь с вещами». Это могло означать все, что угодно: перевод в другую камеру, перевод на другой корпус, в карцер, на этап. И во всех случаях предстоял персональный шмон. Куда ж их девать, эти чертовы книги?

Помогало очень, если оторвать у книги корешок, титульный лист, а то и предисловие. И тогда можно было спорить, что это не книга вовсе, а бумага для туалетных надобностей. Так можно было одну-две книги заначить. Еще навострились ребята подделывать библиотечный штамп: дескать, это не моя книга, а библиотечная. Но и это разоблачили со временем. Если с книжки ободрать корешок, а на его место аккуратно приклеить обложку от толстого журнала, то можно было выдавать ее за журнал — «Октябрь» или «Новый мир», например. Но вскоре стали отбирать и журналы. Самое же верное было побыстрей читать и как можно больше переписывать в тетрадь. Такие конспекты считались уже законной собственностью зэка и тоже переходили по наследству. Но их часто забирало на проверку КГБ, чтобы выяснить, не пишем ли мы антисоветских романов или тюремных дневников. Словом, шла Столетняя книжная война.

Начальство наше очень скоро сообразило, что мы, в отличие от уголовников, гораздо острее переживаем потерю книг, свиданий или переписки с родственниками, чем лишение продуктов питания, строгий режим или пониженный рацион, и потому нажимало на всякие духовные лишения. Хотя, конечно, ударить по желудку, как говорят уголовники, всегда оставалось излюбленным средством воспитателей, им они тоже не пренебрегали. У нас же было свое оружие: жалобы, голодовки, упорство и изобретательность. Но главное, без чего никакая изобретательность не спасла бы нас, — это сплоченность и гласность.

Поразительное явление: всего каких-нибудь тридцать лет назад десятки миллионов политических заключенных гнали на великие стройки коммунизма, сотни тысяч их гибли от цинги и дистрофии. А весь мир в это время, захлебываясь от восторга, восхвалял прогрессивный советский режим. Не то чтобы не хватало им информации, а просто не желали знать, не хотели верить. Хочется людям иметь красивую мечту о счастье и справедливости где-нибудь на земле. И даже самые серьезные западные наблюдатели изумлялись грандиозности советских достижений, размаху строительства, энтузиазму советских людей, о зэках же — ни слова.

Теперь же по стране сидело нас, политических, никак не больше двух десятков тысяч, примерно столько, сколько в одном Норильске умирало раньше зэков за зиму. Но уже почуяли на Западе, что и их судьба, их собственное будущее решается отчасти во Владимирской тюрьме. Стала западная печать уделять нам некоторое внимание, даже вникать в нашу режимную войну, во все эти граммы, градусы, сантиметры. Заинтересовалось вдруг человечество: может ли быть тюрьма с человеческим лицом? Нам это оказалось весьма кстати. А потому не успевала иногда закончиться наша очередная голодовка, как надзиратели тайком сообщали нам подробности передач Би-Би-Си или радио «Свобода» об этой самой голодовке, — даже их увлекла эта радиовойна.

Забеспокоились и кремлевские вожди, очень их стало заботить, что тускнеет фасад великого здания. Ах, это всегда так некстати! Вот в тот самый момент, когда пролетарии всех стран готовы были, наконец, соединиться и воплотить вековую мечту человечества, в тот самый миг, когда все усилия народов надо направить на борьбу с диктатурой в Чили или с апартеидом в Южной Африке, — вдруг выплывают какие-то зэки, какие-то голодовки, пайки, граммы и градусы. Это отвлекает трудящихся, помогает мировому империализму, отдаляет светлое будущее.

А с другой стороны, менялось настроение и самóй государственной машины: не было больше того революционного пыла и рвения, — расстрелял его Сталин в 30-е – 40-е годы. Все больше деревенел аппарат, захватывала его чиновничья апатия, боязнь ответственности, боязнь начальства, добротное бюрократическое равнодушие. Обросли законами, инструкциями, постановлениями, и не всегда понятно было, как их толковать. Лучше всего, конечно, — доложить наверх и ждать распоряжений. Сверху же распоряжаться не спешили. Сверху спускали все новые инструкции, постановления, которые опять надо было истолковывать как-то, примирить их вечные противоречия. И пухла голова у начальника тюрьмы. Вздыхали старые тюремщики: распустили вас, двадцать бы лет назад!..

Но и мы уже далеко не те кролики, что умирали молча и безропотно. Мы поняли великую истину, что не винтовка, не танки, не атомная бомба рождает власть, не на них власть держится. Власть — это покорность, это согласие повиноваться, а потому каждый, отказавшийся повиноваться насилию, уменьшает это насилие ровно на одну двухсотпятидесятимиллионную долю. Мы прошли через участие в правовом движении, прошли хорошую школу в лагерях, мы знаем, какую сокрушительную силу имеет человеческая непокорность. Знают все это и власти. Давно уже отбросили они в своих расчетах всякие коммунистические догмы. Не нужно им больше от людей веры в светлое будущее — им нужна покорность. И когда нас морят голодом по лагерям или гноят по карцерам, добиваются от нас не веры в коммунизм, а покорности или хотя бы компромисса.

Во Владимирскую тюрьму нас собрали по всем лагерям — самых непокорных, самых упрямых: голодовщиков, забастовщиков и жалобщиков. Здесь почти не было людей случайных, а те немногие случайные люди, которые попадали к нам, поневоле встраивались в нашу линию обороны. […]

До 1975 года нас, политических, на работу не гоняли: тюремное начальство считало это нецелесообразным. Знали они по прошлым годам, что большинство на работу не пойдут, а кто и пойдет, все равно норму делать не будут. Невыгодно было это тюрьме — держать рабочее помещение, вольнонаемных мастеров и добавочный план на нас, не получая реальной выработки. Весной же 75-го — в ожидании Хельсинки что ли — Москва распорядилась иначе: приказано было заставить нас работать.

Принудительный труд и вообще-то унизителен для человека. В условиях же тюремной системы, где 80% заработка вычитается тюрьмой на нужды охраны, а из оставшейся суммы вычитается стоимость твоего питания, одежды и содержания, где работа — это средство твоего перевоспитания, где отнимает она 8 часов в день при шестидневной рабочей неделе, притом нормы выработки искусственно завышаются, чтобы сделать труд непосильным, — в таких условиях труд неприемлем для уважающего себя человека.

Естественно, мы отказались. И началась долгая осада. Всех нас — как злостных отказчиков — по нескольку раз протащили через все возможные виды наказания: только на строгом режиме я за это время просидел полтора года (это из неполных двух!). Другим больше досталось карцеров, кое-кто просидел там по 60 и даже 75 суток. Нам пресекли переписку с родными, лишили свиданий, продуктов. Война шла безжалостная, на износ. Каждый понимал, что проиграть нельзя. Поэтому, кроме обычных методов обороны: голодовок и нелегальной передачи информации на волю о беззакониях в тюрьме, мы применили и несколько неожиданный метод — завалили официальные инстанции буквально лавиной жалоб.

Нужно знать советскую бюрократическую систему, чтобы понять, какой это давало эффект. По существующим в СССР законам, каждый заключенный имеет право подавать жалобы в любые государственные или общественные учреждения и должностным лицам. Жалоба должна быть отправлена тюрьмой в трехдневный срок с момента ее подачи. За это время начальство должно написать сопровождающее ее пояснение от себя, а также выписку из личного дела жалующегося, и все это вложить в тот же конверт, что и жалобу. Инстанция, которая жалобу получает, регистрирует ее в журнале своих входящих бумаг и обязана в течение месяца дать на нее ответ. Если инстанция не компетентна решать затронутый в жалобе вопрос, она пересылает ее в компетентные инстанции. На повторную жалобу заводится отдельное производство. Существует несколько законов и инструкций, регулирующих порядок рассмотрения жалоб. На практике, если вы написали одну жалобу, это никогда не дает эффекта: ее перешлют «компетентному лицу», то есть именно тому, на кого вы жалуетесь. А он, естественно, найдет жалобу необоснованной. Чаще всего жалоб просто никто не читает, а сразу пересылают их вниз, по инстанции. Такая практика породила в людях неверие в силу жалоб. Ворон ворону глаз не выклюет, — говорят зэки.

Однако при соблюдении известных правил жалобы весьма эффективны, даже в тюрьме. Нужно только:

—знать законы и порядок рассмотрения жалоб;

—досконально знать все законы и инструкции о тюремном режиме;

—жалобу составлять предельно кратко, четко, лучше всего на одной странице, иначе ее никто читать не станет. В жалобе должен быть указан только факт нарушения закона или инструкции, дата этого события, фамилии виновных и указание на закон или на инструкцию, которые при этом были нарушены;

—писать нужно крупным шрифтом и разборчивым почерком, оставляя сбоку поля;

—если ты хочешь, чтобы жалобу рассматривала высокая инстанция, жалуйся на начальника предыдущей: то есть если тебе надо, чтобы отвечало главное начальство МВД, жалуйся не на начальника тюрьмы, а на начальника областного управления. Для этого нужно медленно подниматься по ступенькам чиновничьей лестницы, жалуясь каждый раз выше на ответ предыдущей инстанции;

—никогда не жалуйся по двум различным вопросам в одной и той же жалобе;

—отправлять жалобу надо заказным письмом с уведомлением;

—самое главное условие: жалобы надо писать в огромных количествах и в самые некомпетентные инстанции.

В разгар нашей войны мы писали каждый от десяти до тридцати жалоб ежедневно. Сочинить тридцать жалоб в один день трудно, поэтому обычно мы распределяли между собой темы и каждый писал на свою тему, а потом давал остальным переписывать. Если у вас в камере пять человек и каждый берет на себя по 6 тем, то в результате обмена каждый напишет по 30 жалоб, а сочинять придется только по шесть. Переписывать же 30 страничек готового текста, да еще крупным почерком — это примерно полтора-два часа работы.

Адресовать жалобы лучше всего не чиновникам, а самым неожиданным людям и организациям: например, всем депутатам Верховного Совета, республиканского или областного, городского совета, всем газетам и журналам, всем космонавтам, всем писателям, художникам, артистам, балеринам, всем секретарям ЦК, генералам, адмиралам, передовикам производства, чабанам, оленеводам, дояркам, спортсменам, и так далее, и тому подобное. В Советском Союзе все мало-мальски известные люди являются должностными лицами.

Далее происходит следующее: тюремная канцелярия оказывается завалена жалобами и не успевает отправлять их в трехдневный срок, так как им нужно составлять вышеупомянутые сопроводительные записки к каждой жалобе. За нарушение срока отправки они непременно получат выговор и лишатся премиальных. В самые жаркие дни нашей войны по приказу начальника тюрьмы в помощь канцелярии привлекались все: библиотекари, вольнонаемные бухгалтеры, цензоры, офицеры политчасти, оперативники. Более того, рядом с тюрьмой находилось училище МВД, так курсантов пригоняли помогать канцелярии.

Все ответы и отправки нужно регистрировать в специальную тетрадь и строго следить за соблюдением сроков ответа и отправки. Все эти жалобы проходят сложный путь и во всех инстанциях регистрируются, на них заводятся папки и делопроизводство. В конечном итоге, они все обрушиваются в две инстанции: в местную прокуратуру и местное управление МВД. Эти инстанции тоже не успевают отвечать, тоже нарушают сроки, за что тоже получают выговоры и лишаются премий. Бюрократическая машина работает на всех парах, а вы переносите бумажный вал с инстанции на инстанцию, сея панику в рядах противника. Чиновники есть чиновники, они вечно враждуют друг с другом, и очень часто ваши жалобы становятся оружием в их руках для междоусобной или межведомственной войны. Так продолжается несколько месяцев. Наконец, в дело вступает самый мощный фактор советской жизни — статистика.

В какую-то высокую инстанцию докладывают среди прочих цифр и сводок, рапортов и сообщений о ходе строительства коммунизма, что вот, на Владимирскую тюрьму, а то и на всю область, поступило — за отчетный период — 75 тысяч жалоб. Никто этих жалоб не читал, но цифра неслыханная. Она сразу портит всю отчетную статистику, какие-то показатели в социалистических соревнованиях каких-то коллективов, управлений или даже областей. Всем плохо: вся область из передовых переходит в отстающие, у нее отбирают какие-то там переходящие красные флаги, вымпелы и кубки. Трудящиеся негодуют, в обкоме паника, а в вашу тюрьму срочно снаряжается высокая комиссия.

Эта комиссия не поможет вам лично, разве что разрешит несколько мелких вопросов в ваших жалобах. Но она обязательно должна найти массу недостатков и упущений в работе начальства. За этим ее и посылали, платили ей командировочные, суточные и премиальные. Начальство получает разгон. Кого-то снимают, кого-то понижают в должности, кто-то получает выговор, комиссия рапортует вверх о принятых мерах и удовлетворенно уезжает домой. Далее, поскольку вы посылали жалобы всяким дояркам, депутатам, балеринам и оленеводам, то им всем тоже надо отвечать, разъяснять и успокаивать, сообщать о решении комиссии и о принятых мерах.

А вы все пишете и пишете дальше, портите статистику за новый отчетный период и выбиваете новую комиссию, и так — годами. Прибавьте сюда комиссии и выговоры, которые возникают в результате утечки информации за рубеж, директивы, циркуляры, контрприказы, жалобы родственников, кампании и петиции за границей, — и вы поймете, что выдержало наше начальство, воюя с нами за выход на работу. Какой начальник тюрьмы, какой прокурор, какой секретарь обкома КПСС захочет такой жизни? И если бы это зависело только от них, мы давно бы прорвали блокаду. Но был приказ Москвы.

Бог мой, чего только они ни делали с нашими жалобами: их конфисковывали мешками, их крали, не давали нам бумаги, не продавали конвертов и марок, запрещали отправлять заказными с уведомлением (чтобы удобнее было красть), издали специальный приказ и запретили писать жалобы куда бы то ни было, кроме прокуратуры и МВД, сажали за жалобы в карцер. […]

А ответы — какие мы получали ответы! Владимирские суды, совершенно осатанев от груды исков и требований уголовного преследования наших начальников, отвечали нам, например, что офицеры МВД не подсудны советским судам. Наконец, на все махнув рукой, нам вместо ответов стали присылать расписки примерно такого содержания: «За истекший месяц получены и отклонены 187 ваших жалоб» — и подпись. Вся бюрократическая система Советского Союза оказалась втянута в эту войну. Не было такого ведомства или учреждения, области или республики, откуда б мы не получили ответа. Бывало, что две инстанции давали диаметрально противоположный ответ, и тогда мы их стравливали. Под конец мы втянули в эту игру даже уголовников, и жалобная зараза стала расползаться по тюрьме.

Я думаю, если дело протянулось бы несколько дольше, то советская бюрократическая машина просто вышла бы из строя: все учреждения Советского Союза прекратили бы свою работу и писали бы нам ответы. Осада была снята после двух лет борьбы. Нашего начальника тюрьмы сняли и отправили на пенсию, произвели кое-какие перемещения в администрации, и все затихло. Москва отступилась от своего приказа. […]

Победа досталась нам нелегко. Поддошли, отощали ребята, у каждого открылась какая-нибудь болезнь: у того — язва, у этого — туберкулез. В тюрьме и здоровому человеку нелегко, а уж больному — совсем труба. Болезнью тебя начинают шантажировать: будешь сговорчивым — подлечим, дадим диетпитание, переведем в больницу. При язве и болезни печени всю эту гнилую кильку и тухлую квашеную капусту совсем невмоготу есть, а это — 60% твоей пищи, куда деваться? Если у тебя туберкулез или, скажем, голодные боли при язве, очень любят начальники сажать в карцер. Да еще в голодный день, когда пищи не полагается, норовят тебя вызвать на беседу. Туберкулезникам, по крайней мере, легче — они хоть боли не чувствуют.

Собственно, лечить здесь никого не лечат. Могут слегка смягчить остроту болезни, залечить поверхностно, не допустить смерти. В результате, как правило, у всех болезни приобретают хроническую форму, и потом уже от них не избавишься — всю жизнь на лекарства зарабатывай. Это считается вполне нормальным. «Вы что, лечиться сюда приехали? Мы вас в тюрьму не звали, не надо было попадать», — говорят врачи. Да и больница, собственно говоря, ничем не отличается от обычной камеры: такие же бетонные полы, такие же жалюзи на окнах; ни света, ни воздуха, только что кормят получше. Даже унитазов нет — на оправку водят два раза в день. Не захочешь такой больницы.

Вообще медпомощь здесь рассматривается как награда за хорошее поведение. В соседней камере у уголовников сидит эпилептик. Каждый день зэки стучат в дверь, требуют врача. Какой там врач! Часа через четыре, может быть, заглянет в кормушку фельдшер: «Что, эпилептик? Не умрет, больше не зовите», — и захлопнет кормушку. Когда у нас в камере стало плохо Гуннару Роде, мы полночи ломились в дверь, орали в окно, вырвали из пола скамейку и ей с разбегу били в дверь, как тараном, выбили кормушку напрочь, дверь треснула. Еще немного, и дверь бы вылетела. Потом нас всех посадили в карцер, но Роде все-таки забрали в больницу. В другой раз посадили опять в карцер Сусленского, а он сердечник, и как его в карцер посадят, у него дня через три — приступ. Так и в этот раз. Тут уж весь корпус, все камеры, включая уголовников, ломали двери — грохот стоял, как при канонаде. Корпус ходуном ходил. Шутка сказать, 66 камер — около двухсот человек долбили двери. В результате Сусленского на носилках перенесли в другой карцер, на другой корпус — только и всего. […]

Так что нелегко нам досталась наша победа, — зато для скольких поколений зэков отстояли мы право не работать в тюрьме, кто знает? Да и добились многих улучшений. А самое главное, боятся нас теперь начальники, как огня! Нас и пальцем тронуть не смеют теперь. Уголовников же, что ни вечер, кого-нибудь отволокут в туалет и лупят. А то в наручники затянут и месят сапогами. Что ни вечер — крики, стоны. Особенно известен этим майор Киселев. Вечно пьяный, с белесыми, невидящими глазами, он просто больной делается, если за смену кого-нибудь не отметелит. Нас же обходит стороной, даже дышать боится, чтобы не учуяли запах перегара.

Особенно навалились мы на него после того, как в конце 74-го года убили в его смену в карцере уголовника по кличке Дикарь. Долго его били, видно, всю ночь, потому что всю ночь выл он в карцере. Несколько раз за эту ночь вызывали мы корпусного, спрашивали, в чем дело. «А кто его знает, — отвечал он,— должно быть, сумасшедший, вот и воет». Наутро сообщили нам уголовники, в чем было дело. С тех пор два года одной из наших постоянных тем в жалобах был этот Дикарь — требовали суда над Киселевым. Одних только жалоб написали тысячи полторы. Суда, конечно, не добились. Киселев, однако, поутих и уж, во всяком случае, нас боялся. […]

Надо сказать, что отношение к нам уголовников тоже стало совершенно иное. Рассказывают, что еще лет 20 назад называли они нашего брата не иначе как фашистами, грабили на этапе и по пересылкам, угнетали в лагерях и так далее. Теперь же вот эти самые уголовники добровольно помогали таскать на этапах мои мешки с книгами, делились куревом и едой. Просили рассказать, за что мы сидим, чего добиваемся, и только одному не могли поверить — что все это мы бесплатно делаем, не за деньги. Очень их поражало, что за вот так за просто, сознательно и бескорыстно люди идут в тюрьму. Во Владимирской тюрьме отношения у нас с ними сложились самые добрососедские: постоянно обращались они к нам с вопросами, за советами, а то и за помощью. Мы были высшими судьями во всех их спорах, помогали им писать жалобы, разъясняли законы, и уж, разумеется, бесконечно расспрашивали они нас о политике.

В тюрьме, хочешь не хочешь, а даже уголовники читают газеты, слушают местное радио и, может быть, впервые в жизни задумываются: отчего же так скверно жизнь устроена в Советском Союзе? Подавляющее их большинство настроено резко антисоветски, а слово «коммунист» — чуть ли не ругательство. Из-за своей разобщенности и неграмотности они не могут постоять за свои права, да чаще всего и не верят ни в какие права заключенных. Начальство пользуется их распрями, натравливает друг на друга. Когда хотел начальник сломать кого-нибудь из них, то обычно переводил в камеру к тем, с кем у него смертельная вражда. И уж там кто кого убьет, а убийцу же потом приговорят к расстрелу. […]

В условиях нашей перманентной войны за режим необходимость согласовывать действия и обмениваться информацией вынуждала нас искать надежные средства связи между политическими камерами, разбросанными по тюрьме. Вот здесь-то и оказались наши уголовнички необычайно полезны: у них вся тюрьма была связана дорогами; из окна в окно, на прогулке, через этажи и корпуса проходили невидимые нити связи. Любые две точки в тюрьме оказывались связаны. В эту же систему подключились и мы.

Должен сказать, что воры, в этом отношении, были предельно честны: записки никогда не попадали в руки надзирателей и доходили в том самом заклеенном и прошитом нитками виде, как мы их отправляли. Соответственно, и нам пришлось принять участие в передаче их почты, и мы всегда нервничали за нее больше, чем за свою. Неловко было бы подвести соседей, которые самоотверженно шли в карцеры, глотали записки целиком, но никогда не отдавали их властям. […]

Я, помню, только приехал в тюрьму первый раз, ничего еще не знал, сразу после обыска посадили меня на время одного в этапную камеру — темную, грязную и холодную. Вместо унитаза этакий трон, возвышение со ступеньками высотой полметра — в середине дырка. Вонь жуткая. Над дыркой кран — это вместо раковины. Присел я на нары в некотором оторопении от такой камеры. Ну, думаю, неужели мне так три года сидеть? Вдруг слышу: «Гхм!» То ли показалось, то ли действительно кто-то кашлянул у меня под самым ухом. Оглядываюсь по сторонам — никого. Вдруг опять: «Гхм! Землячок!» Что за дьявол? На всякий случай ответил: «Что надо?» — «А подойди, землячок, к унитазу поближе — плохо тебя слышно!» Так состоялось первое мое знакомство с тюремным телефоном.

В других камерах, где настоящие унитазы стоят, там обычно веником или тряпкой откачивают воду из сифона и говорят, действительно, прямо как по телефону.

Однако далеко не все камеры связаны этим телефоном. Обычно позвонить можно только вверх или вниз, в редких случаях напротив — это зависит от устройства канализации. Да и не во всех камерах есть унитазы. Тогда пользуются другим способом. Через все камеры проходит система центрального отопления. Поэтому если алюминиевую кружку, какие дают всем в тюрьме, прижать дном плотно к трубе, а ртом плотно прижаться к отверстию кружки и кричать, то звук хорошо расходится по трубам во все стороны. В другой камере нужно так же точно прижать кружку к трубе, а к отверстию приставить ухо — это очень загруженная связь, целый день гудят трубы от голосов. Но есть в ней и свои неудобства. Во-первых, надо ждать очереди, нескольким людям сразу говорить нельзя. Во-вторых, через несколько камер уже плохо слышно, приходится просить, чтобы передавали из камеры в камеру по эстафете. В-третьих же, не всякое сообщение желательно передавать открыто. Вот для этих-то случаев и существует почта.

Обычно она передается «конем», так же, как и более крупные вещи — продукты, книги и тому подобное. Распускают несколько носков, и из этих ниток плетут прочный шнур. На конец шнура привязывают груз. Затем, изловчившись, через щель в жалюзи, — а она обычно от силы в палец шириной, — кидают этот груз вбок или опускают вниз. В другой же камере ловят «коня», выставив в щель «плечо», то есть какую-нибудь палку с крючком на конце, а то и плотно скрученную трубочкой газету. Приняв таким образом «коня», шнур втягивают в камеру и привязывают к его концу то, что надо передать. И так ваша посылка движется по тюрьме из окна в окно. Конечно, если застанут вас за этим занятием надзиратели, — 15 суток карцера обеспечены.

Другой способ — передача на прогулке. Веселым словом «прогулка» обозначается, в сущности, весьма скучная процедура. Давно уже прошли те времена, когда заключенные чинно гуляли парами по общему тюремному двору. Теперь прогулочные дворики — это бетонные клетушки размером чуть больше камеры. Стены покрыты грубо набросанным цементным раствором, «шубой», — это чтобы не оставляли надписей. Дверь такая же, как и в камере, с глазком, обитая листовым железом. Стены более трех метров высотой, вместо потолка решетка. Гулять выводят по камерам, так что разнообразия эта прогулка не вносит. Таких прогулочных двориков строят вместе 10 – 12 штук — по пять-шесть с обеих сторон прохода. Сверху, над проходом, специальная платформа для надзирателя, по которой он ходит взад-вперед, поглядывая сверху в дворики направо и налево. Как только он поворачивается спиной, из дворика в дворик норовят перебросить записки или небольшие свертки. Камера, замеченная за этим занятием, обычно лишается прогулки.

Позднее, пытаясь пресечь эту связь, сверх решеток еще постелили мелкую сетку, так что зимой, при сильном снегопаде, снег даже не проваливается вниз, а застревает на сетке. Однако и это не помогло. Заключенные приноровились как-то приподнимать эту сетку и под ней проталкивать в соседний дворик свою почту. Местами сетку стараются прорвать, и тогда, стоя на чьих-нибудь плечах, можно просунуть руку в дыру и кинуть в соседний дворик или в дворик напротив то, что тебе нужно. […]

И уже совсем, казалось бы, примитивный способ — оставлять надписи на стенах. Мелко-мелко карандашом везде, куда только ни приведут: в бане, на прогулке, в этапных камерах, — оставляют автограф или список камеры, а то и короткую надпись. Практика показала, что в течение недели эти надписи обязательно попадут на глаза кому нужно. Мы обычно писали по-английски, так что надзиратели не понимали смысла. Догадывались, конечно, что политические писали. Вообще английский язык скоро сделался у нас своего рода шифром или жаргоном — по-английски можно было и в окно кричать, и по трубе переговариваться, никто посторонний не понял бы.

Таким вот образом просидел я здесь уже два с половиной года (да еще до этого год — в 72-73-м году перед отправкой в лагерь). Последние три месяца было затишье — на работу больше не гнали, на строгий режим не переводили. Затишье это казалось мне подозрительным, а тут еще собрали нас почти всех на четвертом корпусе, на втором этаже, через камеру. До этого все старались разбросать наши камеры подальше друг от друга, чтобы труднее было связываться. Тут же, как нарочно, собрали всех вместе. Трое в двадцать первой камере, восемь человек в пятнадцатой, двое — в двенадцатой, четверо — в десятой. Я был в десятой. Еще было наших четверо в семнадцатой, но как раз подошло двум ехать обратно в лагерь да двоим на ссылку, и камеру растасовали. Человек десять сидело еще на первом корпусе, но и их на работу не гнали. Говорили начальники, что к концу года всех сюда соберут. Трудно было сказать, замышляет что-то начальство или, наоборот, решило оставить нас в покое. Если не считать очередного нападения на наши книги, никаких признаков подготовки к наступлению вроде бы не наблюдалось. Правда, почти все лишились переписки, а это всегда недобрый знак.

Еще с конца прошлого года взяли власти за правило конфисковывать все наши письма. Просишь объяснить, в чем причина, — говорят, объяснять ничего не обязаны, пишите новое письмо. А напишешь — опять конфискуют. Так эта бодяга и тянулась, и уже скоро год, как я не мог ни одного письма домой отправить. Так и у других — у кого полгода, у кого восемь месяцев не было переписки. Поневоле приходилось пользоваться нелегальными каналами.

Новости с воли доходили с трудом — в основном, невеселые новости. Одних сажали, других выгоняли за границу. Кого на восток, кого на запад — и все это были мои друзья, люди, которых знал я уже много лет. Как ни жаль было посаженных, а оставалась надежда их увидеть хоть когда-нибудь — все-таки они исчезали не навсегда. Тех же, кого выгоняли на Запад, словно в могилу провожаешь — никогда уже их не видать. Особенно же тяжело было, когда кто-то из знакомых отрекался или каялся, — точно часть своей жизни нужно было забыть навсегда. Долго потом всплывают в памяти эпизоды встреч, обрывки разговоров, и никак не заглушить их, как будто сам ты виноват в предательстве. […]

Старые зэки, стоя у вахты, когда заводят в зону новый этап, почти безошибочно предсказывают: вот этот будет стукачом, этот — педерастом, тот будет в помойке рыться, а вот добрый хлопец. Со временем и я стал невольно примерять на всех людей арестантскую робу, и оттого друзей становилось меньше. Постепенно остался какой-то круг особенно дорогих мне людей, потому что они были единственным моим богатством, всем, что я нажил за эти годы, и уж если из них кто-нибудь ломался, то это было пыткой. И еще меньше становилось нас в замке, еще одно место пустело у камина, умолкала наша беседа, затихала музыка, гасли свечи. Оставалась только ночь на земле.

Теперь же вот эти дорогие мне люди уезжали навсегда на Запад, точно в пустоту проваливались. Глухо доходили о них сведенья, в основном, из советских газет — словно голоса с того света. Последнее время и меня вдруг вспомнила советская печать. Почти шесть лет они молчали — выдерживали характер, а тут целая страница в «Литературке» — интервью первого заместителя министра юстиции СССР Сухарева. […] По его словам, я обвинялся чуть ли не в сотрудничестве с Гитлером и в подстрекательстве к вооруженному восстанию. Любопытно, на кого рассчитана такая откровенная чепуха? В наше время, когда почти все слушают западное радио, когда меня даже конвойные на этапе узнавали, — что может дать такая глупость?

Разумеется, я пытался легально протестовать — тюрьма все конфисковывала. Ни одной жалобы по этому поводу мне не дали отправить, даже официальный иск о клевете в суд. Мне было любопытно получить хоть какой-нибудь, пусть самый нелепый, но официальный ответ. Забавность ситуации состояла в том, что по советским законам любой приговор суда, если он не отменен, обязателен для всех должностных лиц и организаций. Мне было интересно, как они вывернутся, поэтому я писал в очень спокойном, сдержанном тоне, воздерживаясь от выводов и оценок, лишь констатируя факт несоответствия публикации приговору. Однако тюрьма не пропустила ничего.

Вызвал на беседу воспитатель, стал уговаривать — бросьте, не пишите, зачем вам это нужно? Чепуха все это, мелочь. «Не обращайте внимания, газеты всегда врут, стоит ли нервничать?» — «Да ведь замминистра юстиции пишет! Может, он лучше знает, за что меня судили? Может, мой старый приговор пересмотрели, изменили? А я сижу и ничего не знаю». — «Нет-нет, приговор правильный, не беспокойтесь, нам бы сказали».

Воспитатель наш, капитан Дойников, человек не злой, сам от себя гадостей не сделает. В сущности, обязанностей у него немного, никто всерьез от него не требует, чтобы он нас перевоспитал. Понимают, что это задача непосильная. Должен он время от времени проводить с нами беседу. С кем-нибудь другим мы и беседовать отказались бы. За последнее время сменилось их у нас трое или четверо.

Поначалу они все радовались, что перешли на легкую работу: ребята спокойные, матом не ругаются, не дерутся, в карты не играют, сидят себе тихо, книжки читают. Не работа, а дом отдыха! Но уже месяца через три просились от нас и согласны были идти к любым разбойникам и головорезам. С одной стороны, жало на них начальство, требовало на нас материал, требовало закручивать гайки. А когда мы давали отпор — виновным был воспитатель, ему сыпались на голову выговоры. С другой стороны, мы тоже не давали спуску, и от одних наших жалоб можно было одуреть. Да, кроме того, не получалось у этих воспитателей контакта с нами, не могли они к нам приноровиться. Привыкли они к уголовникам, к их психологии. Там — матом обложил, здесь — в ухо дал, и глядишь — навел порядок. С нами же нужно было что-то особое, чего эти воспитатели никак понять не могли. Наконец, поставили к нам этого Дойникова.

Считался он по тюрьме самым бестолковым офицером, самым глупым и безответным. Мундир сидел на нем, как на вешалке. Говорить он не умел, да был и не шибко грамотным. Отдали его нам в жертву, на растерзание, с расчетом, что месяца через три-четыре спишут на пенсию за неспособностью. Однако совершенно неожиданно он у нас прижился. Нас он вполне устраивал, и мы на него никогда жалоб не писали. Его нескладная худая фигура в нелепой засаленной униформе возбуждала скорее сострадание. Говорил он тоже нескладно, совершенно несвязно, постоянно перескакивая с одного на другое. При этом пробалтывался о многом для нас важном. Понимал и он, что мы его терпим, а потому, вызывая на беседу, говорил о чем угодно: о рыбалке, о футболе. Изредка так, виноватой скороговоркой, вставит фразу-другую о политике партии и опять перескочит на свою мешанину без конца и начала. Так вот с часочек поболтает и запишет себе для отчета, что провел беседу. При ближайшем рассмотрении был он совсем не глуп, иногда даже поразительно изворотлив, и вся эта напускная бестолковость выработалась у него в жизни, как у зебры полосы, — в результате естественного отбора.

Удивительно, как это все примиряется в русском человеке. Я редко встречал садистов в должности надзирателей — даже злых по характеру людей среди них, в сущности, тоже немного. Обычно же это простые русские мужики, сбежавшие в город из колхоза. Но вот прикажут такому Дойникову нас расстрелять — и расстреляет. Он, конечно, постарается, чтобы его по бестолковости на такое дело не послали. Он и нас постарается как-то ублажить, чтобы мы на него за это не очень обижались. Но ведь расстреляет! […]

Помню, в институте Сербского, на экспертизе, работали у нас санитарками бабки, простые деревенские бабки, почти все верующие, с крестиками тайком за пазухой. Жалели нас эти бабки, особенно тех, кого из лагеря привезли или из тюрьмы, тощих, заморенных. Тайком приносили поесть. То яблочко под подушку незаметно подсунут, то конфет дешевых, то помидор. И вот эти-то бабки стучали на нас немилосердно. Каждую мелочь, каждое слово наше замечали и доносили сестрам, а те записывали в журнал. Случалось, и побеги готовились, а иной норовил симулировать, особенно кому грозит смертная казнь, — бабки же все замечали и обо всем тут же докладывали. А спросишь их, бывало: «— Что ж вы так? Вы же ведь верующие!» — «Как же, — говорят, — работа у нас такая». Вот и спорь с ними.

Любопытно, что при всем многообразии книг, исследований и монографий о социализме — политических, экономических, социологических, статистических и прочих — не догадался никто написать исследования на тему: душа человека при социализме. А без такого путеводителя по лабиринтам советской души все остальные монографии просто бесполезны — более того, еще больше затуманивают предмет. Ах, как трудно, наверно, понять эту чертову Россию со стороны! Загадочная страна, загадочная русская душа!

Ведь вот у них выборы — не выборы, черт знает что такое: один кандидат, и выбирать не из кого. А участвуют в выборах 99,9%, причем 99,899% голосуют за. Ведь вот у них жизненный уровень низкий, продуктов, говорят, не хватает, — а забастовок нет! Говорят, морят их голодом по лагерям и тюрьмам безо всякой вины, за границу не выпускают, но вот, — глядите же, — по всем заводам и селам митинги: единодушно одобряем политику партии и правительства! Ответим на заботу партии новым повышением производительности труда! Голосуют дружно, все руки тянут, — что за черт? Едут зарубежные корреспонденты, присутствуют на митингах и видят: вправду, все одобряют политику партии, никто даже не воздерживается при голосовании.

Говорят, отсталая экономически страна, ручной труд и прочее, а ведь запустили первый спутник, первого человека в космос — обогнали Соединенные Штаты. Более того, имеют мощную военную промышленность, да такую, что весь мир в страхе дрожит, — откуда это? Делаются научные открытия, и какие! А Большой театр, балет! Что же это все — рабы, подневольные люди?

Ну, литература у них, положим, скучная — все о производстве да о планах, о собраниях, но читают же, покупают книги — значит, им нравится. Есть и у них отдельные недостатки, — так сами признают и критикуют их. Было что-то раньше, какие-то неоправданные репрессии, но теперь-то нету — разобрались, осудили ошибки, невинных выпустили. И за границу их все-таки пускают, — и всем довольны, и назад возвращаются. Ну, бывает, один-другой убежит, не вернется, — так, может, только этим и было плохо, а остальным хорошо, остальные довольны?..

А может, и вправду? Образование бесплатное, медицинское обслуживание бесплатное, жилье дешевое, безработицы нет, инфляции нет. Может, подвирает западная пропаганда, и жизнь у них — прекрасная?

Или вот еще объяснение: может быть, для них эта жизнь лучше нашей, и они люди другие, особенные, им только такая жизнь и нужна, и не нужно им наших благ и свобод?

И уж совсем сбивают с толку эти самые диссиденты. Если все так плохо, как они говорят, такое бесправие и произвол, так почему они все еще в живых, даже не сидят некоторые? Значит, есть и какая-то свобода и какие-то права? Или это просто инспирировано и выгодно советским властям? А может быть, придумано ЦРУ? Да и сколько их, этих диссидентов? Ведь вот под какой-то там петицией протеста подписалось десять человек. Это ж курам на смех — в стране, где 250 миллионов.

Ну, наконец, если им всем и вправду плохо — почему нет восстаний, массовых протестов, демонстраций, забастовок? И массового террора ведь тоже больше нет? Ну, посадят там человек 10 – 15 в год, — не то что в Чили или Южной Корее. И еще много-много недоуменных вопросов, на которые нет ответа...

И критически мыслящий западный наблюдатель после досконального, с его точки зрения, изучения вопроса приходит к двум выводам. Если наблюдатель придерживается левых взглядов: прекрасная страна СССР, прекрасный и самый передовой у нее строй. Люди счастливы и, несмотря на отдельные недостатки, строят светлое будущее. А буржуазная пропаганда, конечно, стремится ухватиться за эти отдельные недостатки и извратить, оклеветать, оболгать само светлое существо. Если наблюдатель не придерживается левых взглядов: русские — люди особенные. Что нам плохо — им очень нравится. Такие они фанатики, так рвутся строить свой социализм, что готовы отказаться от привычных нам удобств и образа жизни. И в обоих случаях — одно заключение: не нужно мешать им, нельзя запретить людям страдать, коли им это нравится, не спасать же людей вопреки их воле. Такие уж это русские!

Да, трудно понять эту страну со стороны, почти невозможно, но легче ли изнутри? То есть легче ли пенять и оценить происходящее тем самым «русским» (Запад всех нас зовет русскими — от молдаванина до чукчи), которые там всю жизнь живут?

1978, № 17

Опубликовано в журнале:

«Континент» 2013, №152

Россия > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 6 ноября 2013 > № 948642 Владимир Буковский

Движение за права человека в СССР и Восточной Европе —цели, значение, трудности

Андрей Сахаров

Поставленное в заголовке этой статьи слово движение не должно наводить на мысль о какой-либо организации или ассоциации, или, тем более, партии. Речь идет просто о людях, объединенных некоторой общей точкой зрения и способом действий. Являясь одним из этих людей («инакомыслящих», или «диссидентов»), я ни в коем случае не выступаю в роли идеолога или руководителя; каждое мое публичное выступление, в том числе данная статья, отражает исключительно мое личное мнение по волнующим меня вопросам.

Общественно-политическая идеология, выдвигающая на первое место права человека, представляется мне во многих отношениях наиболее разумной в рамках тех относительно узких задач, которые она себе ставит. Я убежден, что никакие идеологии, основанные на догмах или метафизических построениях или слишком существенно опирающиеся на современную им структуру общества, не могут соответствовать сложности, быстрой изменчивости и непредсказуемости развития человечества. Императивные и догматические концепции всевозможных преобразователей мира так же, как иррациональные миражи национализма и национал-социализма, на деле до сих пор оборачивались насилием над внутренней свободой людей и прямым физическим насилием, воплощенным в XX веке ужасами геноцида, революций, межнациональных и гражданских войн, анархическим и государственным террором, адом Колымы и Освенцима.

Коммунистическая идеология с ее обещанием общемирового общества социальной гармонии, труда, материального процветания и свободы в будущем на деле в государствах, называющих себя социалистическими, трансформировалась в идеологию партийно-бюрократического тоталитаризма, заводящую, по моему убеждению, в глубочайший исторический тупик.

Сейчас уже нигде не существует также в чистом виде капиталистическая прагматическая философия разумного индивидуализма. Потрясения XX века — великий мировой экономический кризис, разрушительные войны, призрак экологической и демографической катастрофы — показали ее недостаточность.

Я считаю технико-экономический прогресс, в значительной мере снимающий остроту проблемы распределения материальных благ, важнейшим положительным фактором социальной жизни; но я также остро чувствую связанные с ним опасности и сознаю недостаточность технократической идеологии в решении всего многогранного комплекса проблем жизни.

В противовес императивности большинства политических философий, идеология прав человека является по своему существу плюралистической, допускающей свободу разных форм общественной организации и сосуществование разных форм и предоставляющей человеку максимальную свободу личного выбора. Я убежден, что именно такая свобода, а не давление догм, авторитета, традиции или власти государства или общественного мнения может обеспечить разумное и справедливое решение тех бесконечно-сложных и противоречивых проблем, которые непредсказуемо возникают в личных, социальных, культурных и многих других явлениях жизни; только такая свобода дает людям непосредственное личное счастье, составляющее первичный смысл человеческого существования. Я убежден также, что общемировая защита прав человека является необходимым фундаментом международного доверия и безопасности, условием, предупреждающим разрушительные военные конфликты, вплоть до глобального ракетно-термоядерного, угрожающего самому существованию человечества.

В послевоенное время идеология прав человека нашла наиболее последовательное выражение во Всеобщей Декларации прав человека ООН, в движениях в защиту прав человека, во всемирной кампании Эмнести Интернейшнл за амнистию узников совести.

Идеология защиты прав человека заняла особое место в общественных движениях в СССР и в странах Восточной Европы. Это связано с историческим опытом народов этих стран, переживших на протяжении жизни одного поколения сначала бурный и краткий период опьянения коммунистическим максимализмом (это относится главным образом к СССР), с сопровождавшими его нетерпимостью и догматизмом, всеобщей разрухой и страданиями, преступлениями белых и красных во имя того, что они считали великой целью, затем кровавый кошмар сталинского фашизма, унесшего десятки миллионов жизней и постепенно перешедшего в нынешнюю стабильную фазу партийно-государственного тоталитаризма. С таким опытом за плечами мы особенно естественно принимаем идеологию, ставящую на первый план защиту конкретных людей и конкретных прав принципиально ненасильственными, не разрушительными методами, опирающуюся на законы, на подписанные их правительствами международные документы. Близость идейной позиции инакомыслящих и даже форм борьбы за права человека позволяет говорить о Едином движении защиты прав человека в СССР и странах Восточной Европы, несмотря на отсутствие организационной связи между движениями в СССР и в странах Восточной Европы и практическую невозможность коммуникаций — переписки, телефонной связи, взаимных поездок, полностью блокируемых властями.

Замечу, что одной из форм реакции властей этих стран на такую абсолютно законную и конструктивную позицию явилось нарушение именно властями их собственных законов, в особенности при судебных процессах, все более широкое использование подпольных методов провокаций и даже методов индивидуального террора внутри и вне страны. В свою очередь, антиправовые действия властей усиливали правовую ориентацию инакомыслящих.

В ЧССР защита прав человека составляла существенный элемент «Пражской весны», а в последние годы легла в основу знаменитой Хартии-77, которая по всей своей направленности и пафосу очень близка ко многим документам движения инакомыслящих в СССР и других странах Восточной Европы. В Польше возник Комитет защиты рабочих и другие ассоциации. В СССР 10 лет назад в качестве реакции на несправедливые судебные процессы и другие нарушения прав человека возникли Инициативная Группа защиты прав человека, Комитет прав человека, в последние годы Группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений. Важнейшим этапом формирования движения за права человека в СССР было создание замечательного самиздатского информационного журнала «Хроника текущих событий», который регулярно — несмотря на многочисленные репрессии и неописуемые трудности — выходит вот уже 10 лет с традиционным эпиграфом: текст статьи 19 Всеобщей Декларации прав человека. Я считаю, что именно этот журнал полней всего отражает самый дух движения — его беспристрастность и внеполитичность, плюрализм, стремление к точности и достоверности, преимущественный интерес к конкретным нарушениям прав человека, к конкретным судьбам людей, ставших жертвой несправедливости.

Движение за права человека в СССР и в странах Восточной Европы принципиально выдвигает на первое место гражданские и политические права, в противовес официальной государственной пропаганде этих стран, умышленно (в противоречии даже с высказываниями основателей марксистской теории) смещающей акцент в сторону экономических и социальных прав. Я убежден, что в современных условиях именно гражданские и политические права — право на свободу убеждений и распространение информации, право на свободный выбор страны проживания и место проживания внутри страны, свобода вероисповедания, право на забастовки, право образования ассоциаций, отсутствие принудительного труда — являются гарантией свободы личности, осуществления социальных и экономических прав человека, международного доверия и безопасности. Гражданские и политические права наиболее систематически и откровенно нарушаются в тоталитарных странах.

Нарушается ключевое право на свободный выбор страны проживания, в особенности грубые формы эти нарушения имеют в СССР и ГДР с ее «берлинской стеной».

Роль свободного выбора страны проживания не только в том, что он обеспечивает воссоединение разрозненных семей (я не преуменьшаю значение этого), но также в том, что это право дает в принципе возможность покидать страну, не обеспечивающую своим гражданам их национальных, экономических, религиозных, политических, гражданских и социальных прав, и возвращаться в нее при изменении личной или общей ситуации, что неизбежно должно приводить к общему социальному прогрессу.

В СССР только наличие вызова от близких родственников дает право на подачу заявления на выезд, это ограничение находится в прямом противоречии с имеющим силу международного закона Пактом о гражданских и политических правах. Так «с ходу» отметается большое число лиц, желающих эмигрировать или временно выехать из страны по экономическим, религиозным, национальным, политическим, культурным, медицинским и иным личным причинам. Но и эмиграция имеющих вызовы, в частности, немцев, евреев, литовцев, эстонцев, латышей, армян, украинцев, встречает то и дело колоссальные трудности, недаром существует слово «отказник». Мне кажется несомненным, что постоянно происходящие аресты и несправедливые осуждения стремящихся к эмиграции людей — это попытка сломить движение за эмиграцию, запугать и остановить на полпути потенциальных эмигрантов. В уголовных кодексах РСФСР и других республик в статье «Измена Родине» наряду с общепринятыми признаками этого преступления названо «бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы в СССР». По этому признаку сотни людей были присуждены к жесточайшим наказаниям, многие помещены в тюремные психиатрические больницы. […]

В СССР, в противоречии с общепринятой нормой свободы передвижения внутри страны (статья 13 Декларации прав человека и соотв. статья Пакта о правах), существует паспортная система с обязательной так называемой пропиской (выдачей права на жительство в органах МВД). Особенно сильно ограничена свобода передвижения у колхозников. Колхозный Устав не предусматривает гарантий свободного выхода из колхоза, фактически превращая десятки миллионов людей в крепостных. То, что часть из них теми или иными способами все же добивается разрешения на выход из колхоза, не меняет нетерпимости общего положения.

Особая группа нарушений прав человека в СССР связана с национальными проблемами. Крымские татары, в 1944 году ставшие жертвой сталинского геноцида вместе со многими другими народами (при выселении из Крыма стариков, женщин и детей, — мужчины были на фронте, — погибла почти половина всех крымских татар), до сих пор подвергаются дискриминационному запрету вернуться на родную землю. Издевательства и жестокости, которым подвергаются решившиеся вернуться в Крым семьи, не поддаются описанию. Отказы в «прописке» и заключение в тюрьму за нарушение правил о «прописке», отказ в оформлении покупки домов и разрушение уже купленных, оставляющее семьи с детьми и стариками на улице, насильственные выселения, отказ в приеме на работу — все это части последовательной дискриминационной политики. […]

Острота национальных проблем в СССР подчеркивается жестокостью политических репрессий в национальных республиках — на Украине, в Прибалтике, в Армении и других. Приговоры в национальных республиках особенно суровы, а поводы к ним еще менее обоснованы.

Конституция СССР формально провозглашает свободу совести и отделение Церкви от государства. Но фактически официально признанные Церкви находятся в унизительном положении тотальной зависимости от государства в административном и в материальном отношении; они лишены права религиозной проповеди, права церковной благотворительности, их священники и старосты назначаются советскими органами.

В этих условиях необходимо отдать должное скрытому нонконформизму многих рядовых священников и верующих этих Церквей.

Восстающие против зависимости от властей Церкви подвергаются особо жестоким преследованиям — вплоть до отбирания детей от родителей, помещения верующих в психиатрические больницы, арестов, осуждений, конфискаций и даже террористических актов, которые никогда не расследуются. […]

Наравне с правом свободного выбора страны проживания, облик общества сильней всего определяется правом на свободу убеждений и распространение информации. Этому праву противоречат имеющиеся в уголовных кодексах республик СССР статьи, дающие возможность преследовать именно за эти ненасильственные и законные в любом демократическом государстве действия (статьи 70 и 190-1 УК РСФСР). Сотни узников совести, — в том числе один из редакторов «Хроники текущих событий», крупный ученый-биолог, мой близкий друг Сергей Ковалев, — находятся в заключении по этим статьям. Политические суды по обвинениям этого рода в СССР и странах Восточной Европы происходят с грубейшими нарушениями права обвиняемых на рассмотрение их дела по существу, на защиту от инспирированной клеветы, с нарушениями гласности. […]

Недопустимым нарушением прав человека несомненно являются те условия, в которых отбывают свои сроки в советских лагерях и тюрьмах полтора миллиона заключенных (цифра приблизительная, точная цифра не известна) и в их числе — сотни политзаключенных. Подневольный труд в тяжелых условиях, причем за невыполнение непосильных норм выработки следуют репрессии, чаще всего карцерная пытка голодом и холодом, отсутствие сколько-нибудь приличной медицинской помощи, провокации и придирки администрации — вот их быт. […]

Чрезвычайно важные для нормально функционирующего общества права, не реализованные в СССР и странах Восточной Европы, — это право на забастовки и право на создание независимых от властей ассоциаций. […]

Советская пропаганда объявляет нашу страну развитым социалистическим государством с максимальной заботой о человеке. Действительность далека от этих рекламных заявлений. Существует огромное социальное неравенство между основной массой трудящихся (в особенности работников массовых интеллигентных профессий — младших служащих, врачей и учителей) и так называемым начальством, которое обладает множеством привилегий. Это неравенство особенно болезненно воспринимается при крайне низком для относительно развитой в экономическом отношении страны уровне жизни. […] В большинстве городов отсутствуют важнейшие продукты питания (в частности—мясо), медикаменты и многие необходимые промышленные товары. Люди приезжают в Москву со всех концов страны, тратя деньги, время и силы, чтобы приобрести самое необходимое.

Человечество стоит перед рядом сложнейших проблем, угрожающих нормальной жизни и счастью будущих поколений, угрожающих самому существованию цивилизации. Наиболее коварной и трудно предотвратимой опасностью прогрессивному и свободному развитию человечества является распространение тоталитаризма. Именно этой опасности непосредственно противостоит борьба за права человека. Все более широкое понимание этого отразилось в таких исторических событиях последних лет, как Хельсинкский Заключительный Акт, в котором подписями 35-ти глав государств зафиксирована неразрывная связь международной безопасности и соблюдения основных прав человека. Эти же сдвиги общественного мнения нашли отражение в провозглашенной в январе 1977 года президентом США принципиальной линии защиты прав человека во всем мире как моральной основы политики США. В этой концепции особенно важен ее глобальный характер, стремление применять одинаковые правовые и нравственные критерии к нарушениям прав человека в любой стране мира — в Латинской Америке, в Африке, в Азии, в социалистических странах и в своей собственной стране. Я знаю о важных и плодотворных последствиях этой позиции в Южной и Центральной Америках и в других местах. Я совершенно не склонен недооценивать важности борьбы за права человека всюду, где они нарушаются, или стремиться ограничить эту борьбу рамками СССР и Восточной Европы. Устранить страдания, происходящие сегодня, важней всего, и совершенно неважно, далеко они или близко в географическом или национальном смысле. Но я также подчеркиваю в то же время, что угроза распространения тоталитаризма своим эпицентром имеет СССР, и это также необходимо учитывать. […]

Сейчас та маленькая горстка инакомыслящих, которых я знаю лично, переживает трудный период. Арестованы многие прекрасные, мужественные люди. Усиливается кампания клеветы и провокаций, частично непосредственно исходящая из КГБ, а частично использующая или отражающая расслоение, брожение и разочарование среди некоторых диссидентов и им близких кругов. Жизнь сложна. И в этих условиях обиды и амбиция толкают некоторых на весьма сомнительные действия и высказывания. По-видимому, число активных участников движения и в Москве и в провинции заметно уменьшилось.

И все же я считаю, что нет никаких оснований говорить о поражении движения в защиту прав человека. Это тот вопрос, где арифметика имеет очень мало отношения к делу. За последние годы борьба за права человека в СССР и Восточной Европе кардинально изменила нравственный и политический климат во всем мире. Мир не только получил богатейшую информацию, но и поверил в нее. И это такой факт, который никакие репрессии и провокации КГБ уже не в силах изменить. Это историческая заслуга движения за права человека. Сейчас, как и раньше, единственное оружие этого движения — гласность, свободная, точная и объективная информация. Это оружие остается действенным. Совершенно очевидно также, что пока не изменились условия и не отпали задачи борьбы за права человека, новые люди силою обстоятельств и душевных стремлений будут вливаться на место выбывших. Этого репрессии властей тоже не могут предотвратить. Наоборот, прекращение репрессий было бы важным фактором улучшения положения с точки зрения властей. […]

В западной печати иногда высказывалась мысль, что переговоры по ограничению стратегических вооружений, в успехе которых заинтересован Советский Союз (как и весь мир), открывают возможности давления на СССР в вопросе прав человека. Мне такое мнение кажется неправильным, я считаю, что задача уменьшения опасности уничтожения человечества в термоядерной войне имеет абсолютный приоритет над всеми остальными. Я считаю совершенно правильным сформулированный администрацией США принцип практического разделения вопроса о разоружении от других вопросов. Поэтому, например, договор об ограничении стратегических вооружений должен рассматриваться сам по себе, с той единственной точки зрения, уменьшает ли он опасность и разрушительность термоядерной войны, увеличивает ли он международную стабильность, не создает ли он односторонних преимуществ для СССР или не фиксирует ли уже существующие преимущества. Такой раздельный практический подход не отменяет, конечно, того несомненного факта, что прочная международная безопасность и международное доверие невозможны без соблюдения основных прав человека, в частности, политических и гражданских прав. Замечу также, что Запад не должен рассматривать в качестве основной цели сокращения вооружений уменьшение военных расходов — основными целями могут быть только международная стабильность и предотвращение возможности термоядерной войны.

Другая обсуждавшаяся в западной прессе проблема — о бойкотах (научных, культурных, экономических и т. д.) как средстве давления на СССР с целью добиться освобождения хотя бы некоторых политзаключенных. После судов над Орловым, Щаранским и Гинзбургом многие западные ученые отказались участвовать в научных семинарах и конференциях, происходящих в СССР. Некоторые научные ассоциации стали вообще отказываться от сотрудничества с советскими научными учреждениями. Я приветствую все подобные формы бойкота как выражение протеста мировой общественности против нарушений прав человека в СССР. То же относится к экономическому бойкоту, например, к отказу в продаже компьютерной техники или нефтебурового оборудования. СССР и другие тоталитарные страны должны знать, что политика защиты прав человека — это не просто красивая фраза западных политиков, а выражение общенародной воли в странах Запада, и что продолжение нарушений прав человека несовместимо с продолжением и углублением разрядки. Эту же мысль могут внушать руководителям тоталитарных стран имеющие с ними дело западные бизнесмены, политические и спортивные деятели, юристы и многие другие.

Однако проблема бойкотов — сложная и противоречивая. Несомненно, что соображения внешнеполитического престижа, соображения борьбы за власть и ее удержание в обстановке закулисной борьбы и просто традиции сильной власти не позволяют руководителям тоталитарных государств непосредственно реагировать на оказываемое на них давление. Несомненно также, что бойкоты попутно ослабляют реально полезные контакты и уменьшают число рычагов давления в будущем. Однозначного, пригодного на все случаи жизни, ответа в таком сложном деле дать нельзя. Я могу лишь высказать некоторые общие соображения. Мне кажется, что следует, за небольшим числом исключительных случаев, избегать ультимативных бойкотов, т. е. не ставить в явном виде прекращение бойкота в зависимость от каких-то конкретных шагов властей. В этом случае бойкот продемонстрирует заинтересованность в том или ином конкретном деле и в то же время не создаст «тупиковой» ситуации, из которой нельзя выйти без потери лица. Я убежден также в необходимости сочетания разнообразных и внушительных публичных кампаний с энергичной и разумно планируемой тихой дипломатией. Важным полем тихой дипломатии могут явиться обмены политзаключенных. Мне кажется, что в некоторых случаях это почти единственный реальный способ помочь людям вырваться из ада лагерей и тюрем, пусть даже немногим, но он все же прорыв, брешь, и безусловно ничем не вредит оставшимся, и никак не подрывает авторитета правозащитных организаций, например, таких как Эмнести Интернейшнл, которая ставит своей целью всемирную политическую амнистию. […]

Идеология защиты прав человека — по-видимому, единственная, которая может сочетаться с такими различными идеологиями, как коммунистическая, социал-демократическая, религиозная, технократическая, национально-«почвенная»; она может составить также основу позиции тех людей, которые не хотят связывать себя теоретическими тонкостями и догмами, устав от изобилия идеологий, не принесших людям простого человеческого счастья.

Защита прав человека — это ясный путь к объединению людей в нашем смятенном мире, путь к облегчению страданий.

1979, № 19

Опубликовано в журнале:

«Континент» 2013, №152

Россия > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 6 ноября 2013 > № 948641 Андрей Сахаров

Империализм и нацизм

Дьякон Женук

1. Оценка империализма

Прежде всего уточню, что я не придерживаюсь марксистского определения понятия «империализм». Империализм отнюдь не является «высшей стадией развития капитализма» и следствием «господства монополий и финансового капитала», которым, дескать, нужны были рынки для сбыта товаров и вывоза капитала (Ленин). Наоборот, капитализм является детищем империализма, а не его родителем. […]

И распадались древние и современные империи не из-за «внутренних противоречий» и, тем более, не из-за «политического возмужания пролетариата», а совсем по другим причинам. Рим погиб из-за чрезмерного гедонизма, охватившего и угнетателей и угнетенных. Китай — из-за изоляционизма. Оттоманскую империю разгромили другие, более могущественные империи (в основном, ради защиты единоверцев-христиан). Западноевропейские империи, превратившись в демократические государства, а не в коммунистические (как рассчитывал Ленин), сами «распустили» свои империи. Только Россия как будто «выполнила завет Ильича», шагнув в коммунизм. И этот единственный случай исполнения пророчеств Ленина оказался самым катастрофическим для всего населения империи и всего мира. […]

Обобщая различные западные толкования, можно сказать, что империализм — это концепция, имеющая целью образование империи, т. е. большого, объединенного под единым правительством государства (imperium — власть, господство). Империалисты стремились объединить несколько мелких, национально родственных государств, чтобы путем расширения территории и увеличения природных и человеческих ресурсов создать мощное государство, способное более успешно экономически развиваться и обороняться от своих соседей. Или — что греха таить — способное покорять и слабеньких соседей, и далекие заморские просторы. Но эта завоевательская тенденция появилась позже, когда исчерпались возможности расширять государство за счет родственных мелких государств. Аппетит пришел во время еды!

С наступлением феодального периода, когда право наследственности получили (в той или иной степени) все прямые наследники феодала, процветавший в древности империализм почти совсем сошел со сцены. Государства дробились, слабели и экономически беднели с каждым новым поколением. Чтобы получить от отца владеньице побольше, наследники нередко убивали своих братьев. Чтобы расширить свое владение (тоже имперская тенденция) за счет соседа, нужно было уничтожить его армию и убить его самого. В результате, во второй половине феодального периода Европа превратилась в банку с пауками.

Единственной объединяющей силой была власть Ватикана. Но она объединяла своих пасомых только для борьбы с иноверцами. Это и спасло Европу от посягательств могущественной Оттоманской империи и, отчасти, татарского нашествия. Разделу же государств между наследниками Ватикан не препятствовал. Их объединение угрожало бы могуществу «имперского» Ватикана.

На этом фоне возрождение древних имперских идей безусловно представляется положительным явлением. Объединение многочисленных княжеств под единые имперские короны было необходимым условием для зарождения и развития современной индустрии, финансовой системы, модернизации сельского хозяйства; для быстрого распространения образования и развития научно-исследовательских работ. Социальные условия жизни также претерпели изменения к лучшему. Вместо двух классов, всемогущих властителей и совершенно бесправных подданных, появился «средний класс» — промышленники, финансисты, коммерсанты, частные земледельцы.

Главнейшее же изменение произошло в «психологии» людей. Если при феодализме каждый житель маленького княжества (герцогства, графства) поневоле должен был считать врагами или, по крайней мере, потенциально опасными иностранцами жителей соседних княжеств, то теперь весь народ слился в единую нацию, хотя этнически зачастую и многонациональную. Тесно окружавшие враги отодвинулись теперь на сотни и даже тысячи верст. Жизнь «на осадном положении» кончилась. Мирные условия очень способствовали развитию частного хозяйства, а с ним и хозяйства государственного.

Все это, конечно, только очень упрощенная схема. Переход от феодальной россыпи к имперским монолитам не проходил гладко, а тем более — мирно. Говоря по совести, издержки переходного периода были велики. […]

Наиболее отрицательной чертой империализма надо считать его экспансивность. Англичане и испанцы были наиболее жестокими. Французы и итальянцы — более мягкими. Русские не смотрели на покоренные народы как на рабов, и в «колониях» зачастую жилось коренному населению лучше, чем крестьянам в «метрополии». Лермонтов написал часто бросаемое коммунистами и нацистами нам в упрек стихотворение «Прощай, немытая Россия...», уезжая не в демократическую Америку, а на Кавказ, в «российскую колонию», где жилось свободнее и лучше, где не было ни рабов, ни господ. И если ни одного индуса или эфиопа мы не видели на правительственных постах Англии, то в Российской империи там встречались и грузины, и татары, и украинцы, и белорусы. А среди интеллектуальной элиты уж и совсем не было различий между «эллинами и иудеями».

Спору нет, между объединенными в одно государство народностями и нациями происходили трения, и не всегда они пользовались одинаковыми правами. А разве не было трений в национально «единокровных» государствах? Да и распри эти были несравненно меньшим злом, чем вражда между представителями одних и тех же народностей, расчлененных на мелкие княжества. И до определенного предела (во времени) эти внутригосударственные распри постепенно смягчались, старые обиды забывались, неравенство в правах сглаживалось; браки между представителями разных народностей очень способствовали этому.

2. Национализм — нацизм

Поворот в противоположную сторону произошел с момента зарождения ницшеанско-нацистских идей, когда вместо центростремительных сил начали развиваться центробежные. Даже в самых малочисленных нациях и народностях появились глашатаи несравненного превосходства данного народа и ничтожества и зловредности всех прочих. Угольки межнационального антагонизма долго тлели, не причиняя вреда государствам. Но с конца прошлого столетия кое-где вспыхнули большие пожары. Особенно в Германии, которая после замены империи демократией впала в такую «неразбериху», вконец разорившую ее и деморализовавшую, что, спасаясь от коммунизма, кинулась искать спасения в национал-социализме. Последствия известны. Такими же были бы они, если бы Германия сдалась на волю коммунистов (в 30-х гг.).

И вот теперь, к концу XX века, некоторые политические деятели начинают все больше забывать о зле, учиненном миру интернационалистами-марксистами и национал-социалистами. Они обращают наше внимание не на них, а на зло, нанесенное империализмом и связанным с ним национализмом. Они призывают нас на борьбу не с существующим, тяжко гнетущим и быстро распространяющимся злом, а с давно отжившим — сменившимся на Западе демократией, а на Востоке советской тиранией — империализмом.

Здесь необходимо уточнить разницу между национализмом и нацизмом, между которыми нынче очень часто ставят знак равенства. Национализм, особенно христианский (а не безбожный, языческий), — явление интровертное. Он обращен внутрь своей нации и побуждает ее к единению, сплочению, внутреннему примирению и, главное, к внутренней национально-братской взаимопомощи. Короче говоря — к внутринациональной взаимной любви (следствие христианского вероучения). Этнически эти нации могут быть многонациональными (Россия, США и другие). В мирных условиях сплоченная здоровым национализмом нация готова жить дружно и с другими народами. По нынешней терминологии — сосуществовать, вести культурный обмен (и торговый, конечно), находиться в «детанте». Среди цивилизованных стран так оно и было. Бывали и войны, но с наступлением мира сразу же все становилось на свои места. Никаких железных или бамбуковых занавесов не появлялось.

Нацизм экстравертен. Он тоже ратует за сплочение своей нации («расово чистой»), но не позитивными побуждениями, а сугубо негативными — противопоставляя свою нацию всем другим как высшую и разжигая звериную ненависть к другим нациям, особенно к соседям.

К сожалению, очень многие последователи разделения России (после освобождения ее) на ряд мелких государств опираются не на здоровый национализм, а на неподдельный нацизм. Они представляют это разделение не как раздел дружной крестьянской семьи в прошлом, а как «освобождение из тюрьмы народов», с непременным в таком случае озлоблением на всех, от кого данная народность отделяется. Такой «метод отделения» имеет корни не только в современном нацизме, но и в давно ушедшем в нети феодализме, когда для приобретения себе лишнего клочка земли надо было убивать родного брата.

Чтобы убить брата, надо было и в себе и в своих подчиненных убить братские чувства и разжечь себя и их горячей ненавистью. Точно так же поступает и определенная часть наших «националистов» из «нацменьшинств». Вместо того, чтобы дать своему народу веские доказательства преимущества отдельной жизни (в области экономики, политики, культуры) перед совместной или «федеративной» жизнью, они предлагают только один тезис: русские — наши кровные, исконные враги, с которыми не только жить, но и дышать одним воздухом добрым людям нельзя. […]

Разжигание такой вражды никак не может пройти без соответствующих последствий. 30-е и 40-е года мы помним. Но предположим, что русские действительно заслужили (своим империализмом) жестокой кары. Предположим, что слезы Шевченки, кровь Шамиля и других национальных героев и негероев должны оплатиться русской кровью и русскими слезами. (Если забыть, что и русские за прошлое тысячелетие тоже пролили немало слез и крови, защищая и свои народы и чужие от многочисленных врагов.) Предположим, что так по нынешним цивилизованным правилам необходимо поступать.

Что же получится? Во-первых, в любой войне, даже вражде без войны, страдает отнюдь не одна только сторона, а обе. Гибнут не одни подвергающиеся отмщению, но и мстители. Значит, пострадают не только «виноватые» русские, но и отделившиеся народы. Во-вторых, какое бы переселение народов ни произвели «националисты», начисто рассортировать распыленные по всей стране нации и народы вряд ли удастся. Да и невозможно все народы выделить в самостоятельные государства. В результате, на оставшейся в распоряжении русских земле, как и на отделившихся территориях, непременно останутся не только не имеющие своих «исконных территорий» евреи, греки, немцы, цыгане или слишком мелкие народности — якуты, тувинцы, юкагиры, но и представители «великих наций», давно породнившиеся между собою — с русскими и представителями других народов. Словом, и остаток России, и отделившиеся государства опять же окажутся многонациональными, если, конечно, последние не решат национального вопроса так, как гитлеровцы разрешали «еврейский вопрос».

В таком случае, за что же будут нести кару оставшиеся в России «нацменьшинства»? Ту же кару, которую готовят русским слишком рьяные «националисты». Это уж будет настоящее братоубийство.

В-третьих, — мой самый слабый довод в пользу мирной и дружной жизни (общей, отдельной или федеральной), — это христианство. Все мы, за малым исключением, виним коммунистов в их воинственном безбожии и в проистекающей из этого их бесчеловечности. Но разве разжигание межнациональной вражды согласно с христианским учением? А ведь очень многие «националисты» считают себя христианами. Православными или католиками — неважно. Да и люди, исповедующие другие религии, тоже разжиганием ненависти грешат против своих моральных законов. Во всяком случае, я — верующий человек — совершенно уверен, что, буде народы нашей общей родины пойдут за проповедниками ненависти и тем, как в 1917 году, преступят Законы Божии, не будет и добрых человеческих законов. Из зла добро не вырастает. А жизнью во зле мы «наслаждаемся» уже две трети века. Не довольно ли с нас?

3. Здравый смысл

Понять все это и (потому) отвергать человеконенавистнические идеи может всякий здравомыслящий человек. Достаточно быть непредвзятым, объективно мыслящим человеком любой народности и религии, чтобы понять, какое зло эти идеи таят в себе. И не только для тех, против кого носители этих идей разжигают ненависть, но и для их же нации и, в конечном счете, для них же самих. Германский пример и тут применителен.

Предлагаемое вашему вниманию (ниже) письмо составлено и подписано представителями разных народностей, религий и даже атеистами, но оно является ярким примером такого вненационального здравого смысла и в оценке «русского империализма» и «нездорового национализма». В 1951 году государственный секретарь США Дин Ачесон заявил о «кровной связи русского и советского империализма». Его «теорию» горячо поддержала газета «Нью-Йорк Тайме». Р. Абрамович, тогдашний редактор «Социалистического Вестника» (орган РСДРП меньшевиков, основанный Л. Мартовым), написал ответ в эту почтенную газету. Кроме него подписали письмо: М. В. Вишняк, нынешний редактор «Нового журнала» Роман Гуль, В. М. Зензинов, Е. П. Иргизов, тогдашний редактор «Нового журнала» М. М. Карпович, А. Ф. Керенский, Б. А. Константиновский, И. А. Курганов, Б. И. Николаевский, Л. Б. Смирнов, Г. П. Федотов, В. М. Чернов и С. М. Шварц. Заподозрить этих старых революционеров, политиков и публицистов в приверженности «русскому великодержавному империализму» никак нельзя. И все же их здравый рассудок заставил их написать это письмо. Вот оно:

Политика кремля — не национальная политика России

Открытое письмо редактору (газеты) «Нью-Йорк Таймс»

Милостивый государь!

Ваша передовая статья от 28 июня «Реализм по отношению к России», в которой комментируется речь Государственного Секретаря г. Ачесона, произнесенная в Хаус Форейн Афферс Комити 26-го с. м., должна вызвать ряд серьезных возражений со стороны русских демократов, которые в свое время боролись за свободу против монархии, а теперь долгие годы борются за нее против большевизма.

Мысль, которая красной нитью проходит через речь г. Ачесона и, в еще более заостренной форме, через Вашу передовицу, сводится к тому, что, как Вы пишете, «советские властители следуют империалистическим русским традициям, с той только разницей, что к русской военной мощи они прибавили новые виды оружия: коммунистический заговор, революционную психологическую войну и косвенную агресию».

Г. Ачесон со своей стороны утверждает, что Сталин является только продолжателем той политики завоеваний и экспансии,- которую Российское Государство вело на протяжении последних 500 лет.

Мы считаем эти утверждения совершенно ошибочными с исторической точки зрения. Но они еще гораздо опасней с точки зрения политической и для демократии русской, и для демократии мировой. Говоря об истории, не следует упускать из виду того, что не одно Российское Государство из маленького княжества, путем захвата и консолидации, превратилось в мировую империю. История всех других больших государств, возникших за последние столетия в Европе, и не только в Европе, — развивалась путем колонизации и экспансии, войн и захватов. […] Русский народ не представляет в этом отношении исключения. Завоевательная политика русской монархии в основном закончилась в последнюю четверть XIX века. После революции 1905 г. и до 1914 г. русский народ и русская политика не были ни более воинственны, ни менее миролюбивы, чем политика других государств. И мы не слыхали еще до сих пор со стороны ответственных политиков и писателей в США упреков в том, что Россия несет большую долю ответственности, чем ее союзницы — Франция, Англия и США, за общую оборону против австро-германской агрессии 1914-18 гг.

Первые шаги победоносной демократической революции в феврале 1917 г. были ознаменованы актами Временного Правительства, которые свидетельствовали о полном отсутствии у него каких-либо экспансионистских или воинственных намерений. Временное Правительство активно отстаивало перед союзниками мир без аннексий и контрибуций, на основах самоопределения всех народов, и само подало пример, добровольно дав захваченной царизмом Польше полную независимость.

Все эти меры в тот момент были поддержаны огромным большинством русского народа, который доказал, что завоевательная внешняя политика и угнетение национальностей отнюдь не являлись традициями самого русского народа. […]

Даже большевистская диктатура заняла — под давлением «не-традиционных» настроений огромных масс русского народа — позицию радикального отрицания каких-либо завоевательных или националистических настроений.

Лишь в результате своей внутренней эволюции, своей идеологии и всего своего политического существа большевистская диктатура, оказавшаяся по ряду исторических обстоятельств способной удержаться у власти в течение трети века, — создала государство совершенно нового типа, в истории еще никогда небывалого, — государства-партии, государства, в котором всё: не только земля, недра, фабрики, дома, транспорт, но и самый народ является безраздельной собственностью диктаторской партии. Не Сталин — орудие в руках империалистического русского народа, а народ — орудие в руках партии Сталина. Эта партия, правящая методами неслыханного террора и насилия над народом, лишенным всякой свободы и всех возможностей сопротивления, ни по своим собственным воззрениям, ни объективно не является национальным правительством России. Она интернациональна по самой своей сути. Ее цели определяются не интересами страны и народа, которыми она правит, и даже не только заботой о своем самосохранении, а стремлением к безграничному расширению территории своего государства, в конечном счете, к господству над всем земным шаром. Но не в интересах российского государства или «великорусского племени», к которому, кстати, многие лидеры компартии вовсе и не принадлежат, — а в интересах международного коммунизма, для утверждения владычества возглавляемой ВКП мировой Компартии.

Именно непониманием этой основной истины, которую мы тщетно уже в течение многих лет старались внушить общественному мнению Запада, и объясняются очень многие роковые ошибки, совершенные союзниками до второй мировой войны, и во время ее, и после нее. Люди, сами стоявшие во главе своих стран и действовавшие в интересах своих народов, в первую очередь психологически не в состоянии понять душевного уклада людей из Кремля. Они их мерили своей меркой, приписывая им свои собственные мотивы и побуждения, и естественно, что их представления о вероятной политике Советской России неизменно оказывались ложными. Отсюда — Ялта, и Тегеран, и Потсдам, и политика по отношению к Китаю.

Ту же ошибку собираются теперь, по-видимому, повторить снова некоторые американские государственные деятели. Их в этом, к сожалению, поддерживает Ваш орган, пользующийся столь заслуженным вниманием во всем мире.

Объявляя Сталина, по существу, продолжателем «традиционной русской политики», Вы тем самым в известной степени отождествляете режим Сталина с русским народом, Вы возлагаете на русский народ, на его интеллигенцию, на его руководящие слои известную долю ответственности за политику Сталина. А это должно иметь свои политические и психологические последствия в самой России. Американские речи и статьи о тождестве сталинской агрессии с национальными традициями России будут подхвачены всей коммунистической пропагандой для построения своего антитезиса: «Значит, — скажут они, — борьба западных держав ведется не только против Сталина, как они до сих пор лицемерно утверждали, а против самого русского народа. Значит, Сталин в борьбе против Запада защищает не только себя, но и российское государство, но и русский народ».

Антинациональная и антинародная диктатура Сталина никогда не отказывалась прибегать к самой грубой пропаганде русского патриотизма, когда ей было это полезно. Так она поступила в самый критический период Второй мировой войны, когда она лицемерно отказалась от интернационализма, от пропаганды коммунизма и всю свою пропаганду сосредоточила на разжигании патриотических и национальных инстинктов.

Мы считаем нужным предостеречь ответственных руководителей западных держав, в которых угнетенный русский народ видит своих естественных союзников, от опасной попытки — во имя исторических обобщений, не соответствующих исторической истине, — создать видимость общности интересов между сталинской диктатурой и русским народом. В той титанической войне, которая надвигается на них по вине сталинской диктатуры и только ее одной, одним из главных шансов победы демократии над варварством и рабством является активное содействие или, по меньшей мере, пассивное сочувствие широких масс русского народа. Этот шанс может быть потерян, если США и другие союзники не заявят без оговорок и ограничений, что борьба с их стороны ведется только против господствующей над народами России и сателлитов коммунистической диктатуры, но не против России или народов России.

Мы говорим о «народах России». Ибо российская демократия, в лице своих наиболее авторитетных и связанных с жизнью России течений, проявила твердую решимость к справедливому и демократическому разрешению вопроса о «национальных меньшинствах». Считая наилучшей формой будущей свободной России федеративную республику всех народов на основе равенства, российские демократы признают в то же время право каждого народа на полное самоопределение путем свободного демократического голосования под наблюдением Объединенных Наций.

Мы считаем, что нарастившая за последнее время атмосфера взаимного понимания и сотрудничества американской демократии и российской, проявившаяся в нарождении групп граждан, считающих российский народ своим союзником, и в заявлениях государственных деятелей и (печатных) органов, потерпит тяжелый урон, если ноты, прозвучавшие в речи г. Ачесона и в Вашей передовой, стали бы политикой США.

Нью-Йорк, 28 июня 1951 г.

Подписи: Р. Абрамович и др.

Еще за год до того, отвечая оппонентам из нашей эмиграции, Р. Абрамович писал («Соц. Вестник», июнь 1950): «Неправда, что она (сов. диктатура) создала в России подлинно-национальное государство и преследует национально-русскую, нужную русскому народу, политику. Ее политика вовне и внутри идет вразрез с самыми насущными и жизненными интересами народных масс... Моя главная задача... состоит в том, чтобы убедить русский народ там, что в той мировой борьбе, которая разыграется между сталинской диктатурой и демократиями, он (народ) тоже должен выбрать свой лагерь — в лагере демократии. Он может это сделать пока не физически, а морально, психологически. Но даже чисто моральное занятие позиций может сыграть огромную роль.

Мы будем отстаивать перед общественным мнением мира, что война должна вестись не против русского народа, который, по нашему твердому убеждению, не отвечает за поступки своего правительства; и мы будем открыто спорить с теми, кто будет уверять, что Сталин имеет глубокую поддержку в народе и что его политика является поэтому политикой всего русского народа».

Имена сменились, но положение остается прежним. Хотя теперь последователи осуждаемой Абрамовичем политики и выделяют из среды всего русского народа только великороссов, приписывая им одним «ответственность за поступки своего правительства», суть дела не меняется. Да даже если бы это было и так, нам, выходцам из СССР и коренным жителям Запада, следовало бы приложить все усилия к тому, чтобы оторвать и эту часть народа от правительства, сделать ее своим «моральным, психологическим» союзником. А тем более не следует ее (великорусскую часть народа) толкать в объятия рабовладельцев-правителей; не делать многомиллионный народ действительной базой коммунистической деспотии.

4. Мировая проблема

«Нездоровый национализм» охватил не только многих активистов из народностей, входящих в состав СССР (или России). Это мировая проблема. Даже внутри получивших свободу мелких и не мелких (Канада, например) колоний и доминионов европейских государств (да и в самих метрополиях) центробежные силы набирают мощь и в ущерб своим, зачастую и без того слабеньким и беспомощным государствам рвут их на клочки. Страдают при этом, как правило, больше всего именно те племена и народности, которые, по замыслу их национальных вождей, должны во что бы то ни стало отделиться, стать самостоятельными государствами, возглавляемыми этими вождями.

Не избежали этой участи и США. «Националисты»-негры проповедью ненависти к белым портят жизнь и белым, и государству в целом, а тем более себе. […] Но рабство давно ушло в нети. По нынешним законам негры совершенно равноправны. Во многих социальных и экономических аспектах они даже пользуются значительными привилегиями. Но неравенство, как ни суди, все-таки есть: негров не с большой охотой принимают на работу, негритянские дети в школах учатся хуже белых ребят, арестам (пропорционально) черная молодежь подвергается чаще и т. д. В результате этого черные живут значительно беднее белых.

Но почему так получается? Исключительно потому, что разжигаемая «националистами» ненависть к белым делает негров «социально неуживчивыми» на работе. Они (конечно, далеко не все) нарушают рабочую дисциплину и вносят нестроения в рабочий коллектив, саботируют работу и т. д. Идущие в школу черные подростки (тоже не все) думают не о приобретении знаний, а лишь о мести ненавистным белым соклассникам, учителям и даже школам и школьному инвентарю. Эта же вдолбленная в их головы жажда мести подталкивает молодежь на преступления. Выходит, виноваты и не белые и не черные, а только те, кто сеет межрасовую ненависть и помогающие им умеренные «благожелатели».

Что же делать? Для выделения черных в особое государство у них нет своей территории. Да они выделения и не хотят: в своем государстве жить нужно будет исключительно за свой счет, а не на «проценты с рабовладельческого капитала». И знают активисты, что разожженная ими злоба в своем народе, не имея другой цели, обратится на самих же себя. Что в районах «черных гетто» и наблюдается.

Остается один выход: вычеркнуть прошлое! Черным забыть о рабстве, а белым о том, что черные «националисты» натворили за последние десятилетия. И, отбросив человеконенавистничество, отбросив «нездоровый национализм», постараться стать единой, здоровой, дружной нацией. Именно — нацией, объединенной общими интересами семьей.

В США это почти неразрешимая проблема. На нашей же родине, среди простого народа (преобладающего большинства) «нездоровый национализм» не пустил еще глубоких корней. Таких глубоких, как в США. Если при доброй воле всех народов, населяющих СССР, а особенно их национальных вождей, всю энергию, затрачиваемую на совершенно ненужные междоусобные распри, обратить на борьбу с общим врагом — коммунизмом, победа будет за народом.

Я верю, что только при условии всеобщего нашего примирения между собою мы можем освободить и себя от коммунистического гнета, и весь мир — от угрозы коммунизма. И тогда ни империализм, ни нацизм не будут страшны всем нам. Ни нам, ни всему миру.

И при этом больше всего выиграют не «великороссы», а именно те «угнетенные нации», о которых неумело пекутся экстравертные националисты.

Из трех наследников империализма — коммунизма, нацизма и демократии — я отдаю предпочтение последней. Хотя и она далеко не идеальна, но несравнимо лучше других. При ней могут существовать в мире и многонациональные государства и возможен прогресс в области государственного и социального устройства. Первые же два наследника — темная могила, в которой медленно умирают заживо погребенные и единонациональные государства, и многонациональные.

1981, № 28

Опубликовано в журнале:

«Континент» 2013, №152

 Зарубежная Россия

Книги, люди, журналы, идеи

Анджей Дравич

ОТ РЕДАКЦИИ–1980: Публикуя статью польского критика, исследователя русской литературы, мы предполагаем, конечно, что не каждый наш читатель (включая нас самих) согласится с каждым из его положений. Однако трудно не согласиться с тем, что такой полной и уравновешенной картины новейшей эмиграции сама эмиграция еще не создала. […]

«Зарубежная литература, как особая глава в истории русской литературы, идет к своему неизбежному концу». Этими меланхолическими словами заканчивал Глеб Струве свою «Русскую литературу в изгнании», написанную в середине 50-х годов. Меланхолия эта, горькое сознание заката и умирания — подлинная и всеобщая эмоциональная атмосфера, господствовавшая в зарубежной России того времени. Но оказалось, что и замечательный литературовед, и многие другие неожиданно ошиблись в свою пользу. Теперь видно, что то, о чем четверть века назад писал Струве, должно было стать лишь некоторой паузой, отсрочкой наследования, тем, что русские называют «безвременьем».

Биологический закат и жизненный тупик явно тяготел над судьбами первой эмиграции — массы людей, более или менее вынужденно покинувших Россию в результате большевистского переворота. Стало очевидно, что великим проектам и программам эмиграции не суждено исполниться, что попытки найти форму компромисса, перекинуть идейные мосты к стране не выгорели, — а было их множество, начиная со сменовеховцев и евразийцев, и всегда в них было заложено зерно капитуляции. Зато не стало очевидно — еще, ибо для этого нужна сегодняшняя перспектива, — что в сфере культуры (а нас интересует именно она) исторический проигрыш был, по меньшей мере, сомнителен, если этот проигрыш вообще существовал, ибо можно доказать, что обе России, отечественная и эмигрантская, культурно сосуществовали как тайно сообщающиеся сосуды с расщепленными и перепутанными соединениями. За рубежом отцеживались и хранились элементы, которых в стране как раз не хватало и которые в окончательном, уже общем итоге оказались или окажутся необходимыми.

Истинная национальная культура не спешит, она неотъемлемо наделена особым самоохранительным чувством бережливого накопления ценностей. Георгий Федотов попал в точку, предложив в 1936 году эмиграции поставить на отечественных «молчальников». И эта Россия будущего виделась ему достойной того, чтобы сделать на нее «ставку Паскаля, ставку веры, — ставку, без которой не для кого и незачем жить»[1]. Тем, кто не обладал федотовской зоркостью, оставалась взамен горькая очевидность дезинтеграции, впитывания в чужие культуры, разные области которых заполнялись пришельцами на -off, -eff, -sky; оставался тяжкий опыт хождения по мукам бесподданных XX века, столь отличный от положения политэмигрантов до 1917 года, — в частности, потому, что большей части заинтересованного большевизмом мира эмигранты представлялись отбросами с помойки истории.

После Второй мировой войны на Западе появилась вторая эмиграция, с самого начала, однако, отягощенная грузом навешенной на нее коллективной ответственности за преступления единиц, смакующая свои тройные обиды, нанесенные своими, немцами и союзниками, — а значит, изначально менее заметная, притаившаяся, не желавшая бросаться в глаза, нацеленная прежде всего на физическое выживание и взаимопомощь. Отдельные пришельцы из этого второго эшелона нашли свое место в науке и культуре первой эмиграции, создали также свои организмы, но все это не дало впечатления нового качества или открытия новых перспектив, а только, казалось, чуть оттягивало навороженный Глебом Струве неизбежный конец.

Сознание близкого упадка углубило десятилетиями укреплявшийся комплекс неполноценности по отношению к культуре, создаваемой на родине, до такой степени, что, не будь того же Струве, не было бы даже очерка истории эмигрантской литературы, ибо она явно не выглядела достаточно достойным внимания предметом исследования! Это убеждение было свойственно и нерусским русистам, за малыми исключениями игнорировавшими культуру зарубежной России. Лишь недавние годы принесли в этой области несомненные перемены. Итак, наступало заведомое примирение с мыслью, что, когда исчезнут последние эмигранты, тогда всему, что возникло в их кругу, одна судьба — рухнуть и быть забытым, оставив след лишь в упоминаниях или примечаниях позднейших историков в качестве третьестепенного фонда единственно значимых отечественных событий.

Но ситуация изменилась. Наступило явление третьей эмиграции.

Ее генеалогия — предмет споров. В одном из последних номеров парижского «Континента»[2] появилась статья, внушающая, что она создана кремлевскими стратегами и цель ее — «дезинформировать и дезориентировать Запад, укрепить позиции СССР во внешнем мире». Следует отметить, что в здравом уме сразу рождается недоверие к такой сатанинской, парализующей картине. Пожалуй, мы окажемся ближе к правде, предположив, что в клубке причин и следствий, действий и противодействий, а также разнообразных мотивировок явление новой эмигрантской волны уже вышло за рамки каких бы то ни было первоначальных замыслов, живет своей жизнью, которая не подчиняется управлению на расстоянии и чревата непредвиденными возможностями, решительно ускользая от концепции заговора. Возможно, у власти были определенные намерения, которые действительность переросла, а то и обратила в противоположность; но, кроме того, режиму пришлось кое-что совершать под давлением, и нет уверенности, всегда ли он хорошо знал, что делает. Еще в 1922 году когда из России выслали большую группу интеллигенции, эмиграция получила мощный приток духовных сил. Результат различных официальных начинаний в наше время (от уговоров и угроз с одновременным лишением возможности нормально существовать, через фиктивные «временные выезды» с позднейшим лишением возможности возвратиться, и вплоть до принудительной высылки) — приток еще более мощный, к тому же постоянно обновляемый, который радикально оживил биологически угасавший организм зарубежной России.

За границей сейчас находится большая группа писателей с достаточно весомыми именами: Солженицын, Некрасов, Максимов, Синявский, Бродский, Коржавин, Эткинд, Зиновьев, если назвать только важнейших. Скончались, правда, Анатолий Кузнецов и незабвенный Александр Галич, связывавший все эмигрантские группировки. Ожидается, в свою очередь, приезд Аксенова, Войновича и Копелева. Прибавим к этому большую группу писателей второго эшелона, многих хороших публицистов и эссеистов, в особенности из русско-еврейской диаспоры, и совсем молодых, но уже подающих серьезные надежды людей; наконец, университетских филологов и историков.

Вдобавок, издательские начинания этого круга в значительной степени используют приток литературы с родины, печатаемой с согласия авторов или без; некоторые из них, живя в России «отечественной», стали таким образом de facto жителями зарубежной России. Отечественный самиздат и вещи, о которых заведомо известно, что им не пройти цензуру, втягиваются в тамиздат, т. е. выходят в зарубежных издательствах, после чего, тайком провезенные в Россию, они начинают свой первый или второй кругооборот на родине. Рамки этого кругооборота не широки, ограничиваясь, в общем-то, частью — лучшей частью — литературных кругов. Но это лишь начало процесса, предвиденного Федотовым в те поры, когда он ставил на «молчальников» и рассчитывал, что в будущем они раскроют рот. Недостижимая мечта первой эмиграции, предмет ее постоянных попыток, обходных маневров, финтов, предложений, уступок (притом что большевиков, жаждавших безоговорочной капитуляции, все это не интересовало), — исполнилась, шаг за шагом, полностью вне этой власти: формируется единство русской культуры, сближаются два берега национального сознания, разорванного в течение шестидесяти лет. К этому подошло бы название, которым озаглавил свою книгу эмигрантский историк литературы Юрий Мальцев — «Вольная русская литература». Его история рассказывает, правда, прежде всего о сам­издате, но в последние годы, когда собственно самиздат утратил разбег, как раз и наступило стирание издательских границ.

Речь идет о единстве, наконец-то реализующемся, пусть даже только начатом. Но разве дела не обстоят так, как постоянно можно услышать в русской диаспоре, что ни о каком, мол, единстве нельзя говорить, поскольку эмиграцию раздирают неистовые свары?

Действительно, первое слуховое впечатление каждого, кто склонит ухо в эту сторону, — гам перекрикивающих друг друга голосов. Как правило, сильно нажаты эмоциональные педали, нет недостатка в пророческом пафосе, и легче столкнуться с инвективами ad personas, чем с обдуманными аргументами. […]

Не нужно доказывать, что само эмигрантское положение, с его — так или иначе, всегда присутствующим — привкусом проигрыша, настраивает драчливо, а разреженный чужестранный воздух облегчает резкие и не всегда координированные движения. Об этом знают все эмиграции мира. Согласимся же, что русские оказались в особой ситуации, способной многое объяснить. В стране, которую они покинули, на их (всех без исключения) памяти не существовало общественное мнение и его организмы. Всё, что личности, группы, круги, коллективы могли бы высказать по самым важным вопросам, закисало в стране, как в бочке, забитой затычкою официальной линии. Ничего странного, что оно вырвалось с шумом. Идет коллективное обучение политической речи, поиск себя самих, настраивание голосов. Эмиграция является продолжением разогнанного шестьдесят два года назад Учредительного Собрания и парадигмой будущей духовной жизни на родине. Ей приходится платить цену этого разрыва, причем, пожалуй, не чересчур высокую — даже тогда, когда борцы на ристалище дискуссий считают дозволенными любые приемы. Нормы и формы явятся со временем — имейте терпение. […]

Стоит сориентироваться, какова в области культуры, а особенно литературы расстановка русских сил за пределами страны.

Одна из ее форм — система журналов, литературных или уделяющих внимание литературе.

Здесь ситуация долгое время была стабильной. Основанный в 1942 году в Нью-Йорке «Новый Журнал» был и остается ежеквартальником старших поколений, хранящих традиционные вкусы. Он наследовал традиции главного органа довоенной эмиграции, парижских «Современных Записок», и всей исторической линии русских т. н. толстых журналов. Ориентация на реализм, постсимволизм, постакмеизм, нелюбовь к новаторским штучкам, но зато многообразие весьма ценных архивных публикаций, сокровищница сведений о культуре и истории в мемуарном разделе, живая публицистика с неоднородным, впрочем, уровнем аргументации.

Еще дольше, 55 лет, существует в Париже «Вестник Русского Христианского Движения». Наряду со статьями из области основной, богословской и религиозно-философской, проблематики, а также по вопросам религиозной жизни в России, здесь много литературных публикаций, в особенности ведущих происхождение от того же духовного течения. Журнал вел также оживленные дискуссии о возможностях и концепциях духовного возрождения России, но в последнее время они стали несколько уплощенными. Дело в том, что главный редактор, так сказать, принес журнал в дань, — правда, не кому-нибудь, а Солженицыну, и теперь «Вестник» с безоглядной преданностью пропагандирует взгляды великого вермонтского отшельника и его сторонников. Пыл этот заходит так далеко, что редакция немедленно отмежевывается от собственных публикаций, если они не нравятся Солженицыну, — как известно, неслыханно чувствительному в отношении всего, что припахивает опорочиванием доброго имени России, и, при всех своих огромных достоинствах, не самому терпимому человеку.

С 1947 года в Париже выходит главная еженедельная газета эмиграции, «Русская Мысль», воистину Ноев ковчег с представителями всех видов, где трогательные остатки угасающей старосветскости (некрологи, тематические уголки, советы, объявления, светская хроника, болтовня престарелых дам в стиле belle ероque) соседствуют с информацией и комментариями текущих событий, публикациями прежней и нынешней литературы, обзорами выходящих изданий. Газета старается всем потрафить и быть открытой трибуной, что делает ее пестрой, но живой. […]

Во Франкфурте-на-Майне с 1946 года выходит ежеквартальный журнал «Грани», связанный с издательством «Посев». Эти организмы второй эмиграции, созданные — в силу вышеупомянутой специфики этой последней — в некоторой изоляции, годами возбуждали в различных кругах подозрительность и сомнения в том, кому они в действительности служат; однако, глядя трезво, следует сказать, что нет никаких противопоказаний тому, чтобы принимать их такими, как они есть. До пришествия третьей эмиграции «Грани» были главным и очень богатым источником публикаций новой русской литературы, и заслуга их велика: они помещали основные тексты Войновича, Владимова, Максимова, Гроссмана, в них напечатан «Котлован» Платонова, публиковался Солженицын, и специальный номер был посвящен делу Синявского и Даниэля, — одним словом, в «Гранях» была масса значительных вещей. […]

Третья эмиграция вообще принесла с собой журнальный бум. Люди, которые на родине могли печататься лишь с большим усилием и потерями, обнаружили, что создать свой журнал на Западе нетрудно, а отмеченный выше взрыв самовыражения придал размах их начинаниям. Сразу зарябило в глазах от числа журналов. Впрочем, играли роль и более серьезные причины. Именно они, в первую очередь, были решающими в возникновении и облике «Континента».

«Континент» — это опять-таки попытка восстановить традиции и форму «толстого журнала», т. е. литературно-общественного издания, представляю­щего и различные литературные жанры, и различные типы размышления о литературе и жизни. Избранное название налагало добровольные обязательства: «...мы видим задачу нашего журнала,— говорилось в редакционном вступлении к первому номеру, — не только в политической полемике с тоталитаризмом, но прежде всего в том, чтобы противопоставить ему — этому воинствующему тоталитаризму — объединенную творческую силу художественной литературы и духовной мысли Восточной Европы, обогащенных горчайшим личным опытом и вытекающим из него видением новой исторической перспективы». Что бы ни думать об отдельных материалах двадцати с лишним номеров ежеквартального журнала, в котором иногда ощутима недостаточно жесткая хватка редакторской руки, — главное его устремление, несомненно, исполняется трудолюбиво и от души. «Континент» смотрит широко, мыслит открыто, дает место на страницах многообразным взглядам, ищет союзников на Западе и сотрудников среди восточных товарищей по несчастью. Польше он уделяет весьма почетное место. Регулярно выходят его издания на иностранных языках, из которых особенно интересно и довольно независимо немецкое.

Результатом раскола в «Континенте» стал выходящий менее регулярно, по замыслу ежеквартальный, журнал «Синтаксис», предприятие супругов Синявских. Это журнал весьма камерный, производимый домашним способом, посвященный критике, эссеистике и публицистике, направленности либерально-западнической. Редакторы заявили, что они высоко ставят интеллектуальную провокацию, остроту мысли, эффектную форму и что им отвратительна литературная серость «соцреализма наизнанку». Их специальностью стала полемика с различными формами и извращениями русской мысли неославянофильского типа. В этой роли журнал оказался нужным, будоражащим, задиристым.

Журналы «Эхо» и «Ковчег», за которыми из Варшавы удается следить лишь урывками, сформировались схоже: как предприятия более молодых эмигрантов, начинающих или менее известных писателей, заранее бунтующих против академизма существующих журналов. Оба дают ведущее место эксперименту, в особенности связанному с традицией Обэриу, — многими годами позже это влияние оказалось плодотворным. «Эхо» также заявило: «Понятие редактуры нам ненавистно», — предполагая, что будет печатать все, что ему понравится; в результате оба журнала скорее напоминают альманахи, где нет определенной линии, ибо в ней нет потребности. Эта юношеская развязность, подкрепленная богемным духом, хорошо вписывается в парижский пейзаж, и панорама эмиграции была бы без них безусловно беднее.

Есть еще журнал художников «Третья волна», уделяющий много места литературе, — он решился открыто заявить, что является альманахом. И здесь авторы разнообразнейшие, а важнейшие вопросы связаны с группировками. Эмиграция художников попала на Запад в трудный момент всеобщего пресыщения и убежденности, что все уже было; так что ей приходится с огромными усилиями бороться за признание своего экспериментаторства, которое на родине было смелым и шокирующим, а за ее пределами возбуждает, правда, и уважение, и умеренный интерес, но чаще всего не является открытием или неожиданностью. Нет недостатка и в спорах о том, кто лучше представляет русское искусство и кто кому мешает занять соответствующее положение. Но это уже не наша забота.

Еврейская эмиграция лишила Россию многих ясных умов и бойких перьев; поэтому нет ничего удивительного, что в Израиле возникло несколько журналов, в которых литература занимает значительное место. Среди них выделяется ежемесячник «Время и мы». Это, пожалуй, наиболее профессионально, lege artis, редактируемый журнал в эмиграции. Им руководит Виктор Перельман, бывший сотрудник «Литературной газеты», умело дозируя литературные тексты, воспоминания, документы, сенсационные и развлекательные материалы.

Так выглядит перечень только самых важных или самых заметных журналов.

Вторая форма расстановки сил — это писатели-эмигранты и их произведения.

Чувство угасания предыдущих эмиграций совпало с кончиной выдающихся писателей: умерли Бунин, Ремизов, Зайцев, Георгий Иванов, намного раньше покинула эмиграцию Цветаева и умер Ходасевич. Литературе недоставало крупных индивидуальностей, — к счастью, этот вакуум в известной степени компенсировался (если это вообще возможно) неутомимыми трудами критиков и литературоведов, обеспечившими непрерывность культурной традиции. Читатель получил важнейшие исследования и издания текстов, без которых работа русиста была бы вообще невозможной, если речь идет о современной литературе: историю русской литературы в стране и за рубежом Глеба Струве, книги Чижевского, Маркова, Ермолаева, эссеистику Владимира Вейдле, фундаментальные издания Пастернака, Ахматовой, Клюева, Мандельштама, Гумилева, Цветаевой, труды русских философов, четыре тома альманаха «Воздушные пути», антологии поэзии и прозы. Первостепенную роль сыграло воспитание нового поколения ученых, — здесь следует отметить плодотворное влияние Романа Якобсона. С благодарностью следует вспомнить издательства, в особенности слишком поспешно ликвидированное, а по прошествии лет восстановленное издательство имени Чехова в Нью-Йорке, — в его честь можно было бы написать пламенную оду.

Так что третья эмиграция не пришла на пустое место, тем более, что русисты-русские оказали сильное влияние на западную русистику и в значительной степени были попросту ее воспитателями.

В настоящее время Солженицын без устали трудится над своим гигантским историческим циклом, публикуя очередные т. н. узлы из эпохи заката царизма. Крепкий живописец социальных полотен, Максимов опубликовал после выезда автобиографическое «Прощание из ниоткуда» и повествующий об эпизоде послевоенного сталинизма «Ковчег для незваных». Некрасов использует формы более свободные, репортажные, с лирическими отступлениями и сведением счетов с прошлым. Два серьезных томика стихов опубликовал Бродский; поэзия его вне России стала, кажется, приобретать черты некоей особой невесомости, смысл которой станет ясен лишь со временем. Невероятно эффектно вторгся, предшествуемый своими «Зияющими высотами», Зиновьев; его первая книга доказывает, что во всех сферах советской жизни осуществляется принцип contraditio in adjecto, и жизнь эта оказывается нелогичной по своей сущности, рассуждения же логика превращаются в литературу, притом высокого класса. Прибыв на Запад, Зиновьев продолжает публиковать новые книги, но все они пока что остаются в ключе, уже блестяще реализованном в «Зияющих высотах». Синявский, пожалуй, наиболее выдающийся из живущих русских критиков, вернулся — и правильно сделал — к своей основной специальности, опубликовав «В тени Гоголя» и «Прогулки с Пушкиным»; эта последняя, написанная с дьявольски иконоборческим пылом, вызвала скандал в среде пушкинистов. Судя по напечатанному фрагменту, должен стать событием роман свежего эмигранта Юза Алешковского «Кенгуру», фантастически-гротескный, политический и плутовской, утопический и реалистический.

Кроме того, систематически пишут и издаются Гладилин, Владимир Рыбаков, Терновский, Марайзин, Кандель и многие другие прозаики, о которых уже можно говорить серьезно. Нет недостатка в поэтах. […] Увлекательные книги, соединяющие публицистику и расчеты с прошлым, издали выдающийся филолог Ефим Эткинд и прозаик Григорий Свирский; историк Александр Некрич опубликовал исследование о репрессивной национальной политике «Наказанные народы». Вообще политическая эссеистика и публицистика расцветает особенно бурно, и здесь нельзя не упомянуть имя известного историка и публициста второй эмиграции Абдурахмана Авторханова. В этой области блеснул подлинным талантом отважный Владимир Буковский: в книге «И возвращается ветер...» он произвел трезвый, мудрый и стилистически совершенный анализ своего опыта. В критике появились многообещающие имена Майи Каганской и Натальи Рубинштейн; нашли свое место в науке многие историки (например, Михаил Геллер) и филологи (с весьма любопытной русистикой Иерусалимского университета, в шутку определяемой как «структурализм с человеческим лицом»), занявшие университетские посты по всему миру. […]

Как во всякой живой литературной среде, в эмиграции возникают произведения менее ценные и сомнительные, иногда свидетельствующие всего лишь о малом таланте, иногда о спесивой мании величия, иногда о чрезмерной запальчивости. Особые обстоятельства эмиграции и ненормальность условий ее жизни часто способствуют расшатыванию критериев: на короткое время это может помочь комбинатору, приодевшемуся в перья диссидента, или вызвать применение льготного тарифа по отношению к человеку более отважному, чем талантливому, который полагает, что если он выстоял в тяжких испытаниях, то писать, философствовать или поучать других — роль, принадлежащая ему по праву. Есть и обычные составные элементы среды: зависть, обостренный дух конкуренции; к этому нередко присоединяются мессианские настроения и стремление к власти над умами; дает себя знать многолетняя изоляция от всемирного круга мысли и культуры. Однако все это существует в обычных пределах и на краешке существенных явлений и споров, не заслоняя их и не перевешивая. Это подтверждается при любой трезвой и объективной калькуляции несомненных и сомнительных эмигрантских ценностей.

Есть, наконец, и третий вариант расстановки сил в эмиграции, а именно позиции и взгляды, поддающиеся описанию также лишь в самых приблизительных очертаниях.

Спектр их широк. Если смотреть на эмиграцию как на наследницу прошлого и предтечу будущего Учредительного Собрания, то едва распускающийся русский парламентаризм продемонстрирует все цвета и оттенки. На крайне левом фланге (сохраняя традиционную терминологию) окажется в настоящее время Жорес Медведев, на расстоянии, из России, поддерживаемый братом Роем и сторонниками из круга самиздатского журнала «XX век». Их определяют как «неомарксистов»; они сами пишут о себе как о «диссидентах марксистского типа». Их характеризует вера в возможность возрождения ленинских традиций и «истинного социализма». Они критически относятся к большинству оппозиционных группировок и, в свою очередь, встречают всеобщую неприязнь и даже упреки в том, что они оказывают определенные услуги власти. Объективности ради следует все-таки напомнить, что Рой и Жорес вместе и по отдельности написали ряд ценных трудов: о репрессивной психиатрии, о почтовой цензуре, о Сталине, Солженицыне, авторстве «Тихого Дона» и т. д.; что оба в совершенстве владеют техникой публицистики: спокойной, умеренной, элегантной, точной в полемике, сравнительно наиболее близкой к средним европейским стандартам и, по крайней мере, не общераспространенной в диаспоре; наконец, что их концепции, по-видимому, подчинены прагматическому желанию достичь адресата, умонастроенность которого они учитывают, — партийного «аппаратчика» среднего и высшего уровня, не глухого к словам о реформизме (Жорес предполагает, что такая группа существует). Этому адресату они втолковывают, что Сталин для партии был нерентабелен, поскольку уничтожал ее, и что реформы, не нарушающие существа системы, гораздо выгоднее, нежели застой. В действенности таких уговоров можно сомневаться, перевес тактических комбинаций над существом дела можно в принципе поставить под вопрос, однако в рамках принятых посылок все это не бессмысленно и не обязательно вполне безрезультатно.

Двигаясь слева к центру, мы наталкиваемся на «левых либералов». Сюда относятся, в частности, Плющ, Янов, Левитин-Краснов, Белоцерковский, Андреев, близок к группе Эткинд, а в России — с оговорками — Сахаров. Программный сборник статей «СССР. Демократические альтернативы» позволяет сделать вывод, что группировка эта сильнее в полемике с противниками справа, чем в описании альтернатив: авторы довольно беззаботно, как из рукава, вытрясают концепции «децентрализации» и «демократизации», перечисляют черты, которыми должно обладать будущее российское общество, но ни между собой этого не согласовывают, ни более глубокими аргументами не подкрепляют. Так что все остается каталогом благих пожеланий и деклараций верности идеям опять-таки, разумеется, «истинного социализма». Союзников они ищут среди европейских «зеленых» и в Социалистическом Интернационале.

«Левых либералов», называющих себя также «демократическими социалистами», можно примерно приравнять к левым социал-демократам. За ними мы обнаруживаем нечто вроде зачатка либеральной партии, — это был бы круг «Синтаксиса», однако в большом приближении, ибо в целом «либералы» довольно распылены. По существу, современный русский западнический либерализм — всего лишь наиболее общая направленность, а также проявление усталости от идеологии.

Род беспартийного центра составляет круг «Континента». В номере первом позиция журнала была сформулирована в четырех пунктах: религиозный идеализм, антитоталитаризм, демократичность, беспартийность. С течением времени ударение на первом пункте как бы ослабло и журнал заботится о сохранении характера возможно более широкой платфоры. В плане отрицания «Континент» характеризуется последовательным и хорошо аргументированным антикоммунизмом и решительной неприязнью к марксофильским флиртам и заигрываниям, модным какое-то время среди западной интеллигенции. Выражение этой неприязни дал также главный редактор Владимир Максимов, человек резких суждений, в памфлете «Сага о носорогах»[3], и сделал это в согласии с законами жанра. Это рубка наотмашь, так что острие топора не всегда ложится со стопроцентной точностью и пресловутые щепки тоже, вероятно, летят, иногда же жертву глушат обухом. Однако кто знает, лучше ли тут сработали бы более тонкие инструменты и подмороженные эмоции: противник не выдуман, а выбор modus operandi — неотъемлемое право пишущего. Характерно, что текст Максимова вызвал невероятную бурю, в которой, однако, не нашлось места ни желанию понять авторские намерения, ни разговору по существу; многочисленные эмигрантские голоса вообще усомнились в праве Максимова писать памфлет, полагая, что мстительное чувство падет не только на автора, но и на всю эмиграцию (почему бы это?), и не отказали себе в удовольствии намекнуть, что виной всему — дурное советское воспитание и бродяжническое детство автора. Один Андрей Синявский в своем полемическом выступлении был глубже и сравнительно спокойней.

Правее «Континента» парламентарную картину завершает Солженицын и люди, близкие к нему в России и за рубежом; это можно назвать христианско-национальным направлением. Здесь находится очаг нынешних яростных споров о будущей России. Достаточно сказать, что бескомпромиссный пророк Солженицын пропагандирует вместе со своими союзниками образ религиозного возрождения, основанного на принципе покаяния и взаимного прощения грехов; затем — авторитарную, внеидеологическую модель правления как более подходящую для России, чем — в принципе оцениваемый отрицательно — опыт парламентарной демократии; право народов СССР на самоопределение — типа «да, но...», т. е. ограниченное общими интересами; наконец, страстную убежденность в уникальности опыта и призвания России и значения ее национальных традиций. С этого фланга берет свое начало всё возобновляемый и неслыханно антагонистический спор о том, является ли большевизм эманацией русского духа или же, наоборот, ракоподобным западным наростом на здоровом теле нации.

В сжатом изложении все это звучит достаточно упрощенно; к тому же, выступления этой группы, а в особенности ее программный сборник «Из-под глыб», вызвали резкое контрнаступление всех левых группировок. Довольно легко и, в общем, убедительно было доказано, какие опасности заключены в программе, условно говоря, группы Солженицына; она, в свою очередь, приняла спор, оставаясь на своих позициях. Откладывая вопрос до более широкого рассмотрения, стоит заметить, что, пожалуй, так же, как у главного антагониста этой группы, Медведева, программа, о которой идет речь, — не столько множество чистых идей, сколько производная размышлений о возможности эффективных действий в условиях неслыханно острого кризиса сегодняшней России. Медведев подчиняет принципы тактике; Солженицын, как кажется, — стратегии. Он, судя по всему, полагает, что ничто, кроме религии и, так сказать, национального самоутверждения, не способно стать цементом поразительно хрупкой структуры, какой стала бы Россия после смены власти. Это, парадоксальным образом, род прагматической утопии. Ясно одно: рассматривая всерьез, не следует преувеличенно пугаться этой программы, поскольку пока это набросок, первая примерка, выражение уже поминавшегося самообразования в области политической мысли. Здесь больше, чем где-нибудь, проявляется наследие изоляции (другое дело, что ее пока что объявляют добродетелью): группа Солженицына трудится, изобретая все заново и для исключительного употребления, словно никто никогда и нигде за пределами России не изобрел ничего, о чем стоило бы знать и чем стоило бы воспользоваться.

Во всяком случае, не нужно верить тем, кто внушает, что программа группы Солженицына отвечает ультранационалистическим и расистским позициям, проявляющимся в России как в аппарате власти, так и вне его. Эти последние заведомо предполагают, что цементом будущей России станет нынешняя официальная идеология, которую группа Солженицына полностью отвергает, — а отсюда вытекают иные, еще более принципиальные отличия.

* * *

Так-то вот «особая глава» не только не завершилась, но разрастается в новую книгу, и конца ей не видно. Эмиграция растет численно, ее литература — в своем значении. Это трудней увидеть изнутри, но достаточно изменить угол зрения, оказавшись снаружи, между Россией-страной и Россией-заграницей, чтобы убедиться, что отношение их потенциалов меняется на глазах.

Испытываешь чувство какого-то географического сюрреализма, к которому трудно психологически приспособиться, когда людей, являющихся фрагментами Москвы, Киева, Ленинграда: Максимова, Некрасова, Бродского, видишь на фоне Сиднея, Парижа, Венеции. Горько думать, что, если тебе удастся увидеть их страну, она будет неузнаваемой без них и без многих других. Но надо привыкать к мысли, — и да будет таков вывод из этих размышлений, — что Россия изменила свои границы и что их уже не обвести одним контуром.

Все это невесело и полно человеческих драм, а то и трагедий. Трудно найти себя в новой структуре, трудно сохранить равновесие. Нелегко складываются отношения и с родиной, и с Западом. Решение выехать иногда, ex post, как бы требует дополнительного оправдания в заявлениях о том, что в России уже ничего стоящего нет и быть не может. Такой нигилистический пессимизм присущ далеко не всем, но он и не редкость. Со своей стороны, на родине реагируют обостренной подозрительностью и язвительностью: пусть им там не кажется, что они одни хранят честь России и обладают монополией на правду и порядочность!

В XIX веке великая русская литература дала Западу образ человека, освобождаемого от всех внешних зависимостей. Это было великое открытие, проверенное Западом во всех отношениях. И как раз тогда, когда результаты этого, кажется, доходят до крайности, новые писатели современной России начинают хором говорить о своей — примитивной, конкретной, приземленной — несвободе. Естественно, им грозит остаться неуслышанными, ибо их новое, мило улыбающееся окружение думает: это же не про нас... И это даже в эпоху Солженицына, в которую мы, к счастью, живем, когда «Архипелаг» вызвал формирование нового духовного уровня. Будут ли пришельцы обладать достаточным упорством и талантом, чтобы вымученное и выстраданное свое «возвысить до всечеловеческого»?

Кому-кому, а нам не должно быть трудно понять новую ситуацию русских. В конце концов, к нам когда-то бежал предтеча политэмигрантов князь Андрей Курбский, чтобы написать Ивану Грозному: «...заключил ты Царство Русское, а значит, и свободную природу человеческую, как в опоке адской». Так что нам надлежит, по крайней мере, набраться терпения, доброй воли и сознания, что Россия теперь и рядом с нами, и далеко от нас, со всеми вытекающими последствиями.

Эта вторая, зарубежная Россия во всех своих программах будущего всегда видит с собою свободной — свободную Польшу. Это и очевидно, и оптимистично, однако это не означает, что нам не о чем говорить подробней. Солженицын призвал оба наши народа к полному взаимному покаянию за все прошлое зло. Удержимся от первого импульса, который заставляет воскликнуть о диспропорции, — вдумаемся и не забудем, что Солженицын честно исчислил нанесенные нам обиды. Наверно, и всему остальному придет время. А пока что самое время напомнить нашим русским друзьям, что, кроме их и нас, образ свободного будущего должен включать также и нерусские народы нынешнего Союза. Некоторые, особенно «Континент», учитывают это постоянно, но не все.

Что же будет дальше? У нас была наша Великая Эмиграция, в какую-то эпоху духовно перераставшая масштабы страны, хотя всегда обращенная к стране. Новая русская эмиграция постоянно увеличивается в размерах. Достигнет ли она величия, соответствующего ее величине?

Есть такая русская поговорка: спросите что-нибудь полегче.

1980, № 26

[1] Федотов Г. Тяжба о России. — «Современные Записки», т. 62, Париж, 1936.

[2] Хенкин К. Русские пришли. — «Континент», 1980, № 22.

[3] См. «Континент», № 19, а также настоящий том.

Опубликовано в журнале:

«Континент» 2013, №152

К вопросу о государственной независимости и взаимоотношениях между народами СССР

Два эссе

Густав Герлинг-Грудзинский

Егор и Иван Денисович[1]

В одиннадцатом томе польского собрания сочинений Чехова находим мы «Остров Сахалин» — в первом (неполном) переводе Ирены Байковской...

Чехов решил ознакомиться с островом каторги в конце 1880-х годов. Вполне вероятно, что именно на Сахалине он надеялся дойти до сути современной российской жизни и жизни человеческой вообще. […]

К путешествию он готовился с присущими ему добросовестностью и основательностью, слегка кокетничая «скромностью» своего писательского, врачебного и общественного положения: «Еду я совершенно уверенный, что моя поездка не даст ценного вклада ни в литературу, ни в науку: не хватит на это ни знаний, ни времени, ни претензий... Нужно пожалеть только, что туда еду я, а не кто-нибудь другой, более смыслящий в деле и более способный возбудить интерес в обществе». Однако он прекрасно понимал, зачем едет. В том же письме он добавлял, что «Сахалин — это место невыносимых страданий, на какие только бывает способен человек вольный или подневольный», и полагал «нас всех» ответственными за «каторжный остров». Следующее признание относится к тому же периоду подготовки к путешествию: «...Благодаря тем книжкам, которые прочел теперь по необходимости (а это были уголовные кодексы Российской империи, выписки из истории тюрем, документы о колонизации Сибири. — Г. Г.-Г.), я узнал многое такое, что следует знать всякому под страхом 40 плетей и чего я имел невежество не знать раньше».

10 июля 1890 года он причалил к берегам острова.

Провел он там три месяца. Почти невероятно, сколько успел он сделать за столь краткий срок. Осмотрел все тюрьмы и поселения, произвел перепись населения острова, записал десятки разговоров, самолично организовал карточную систему опроса, которую в наши дни практикуют группы социологов и специалистов анкетирования. Доступ ему закрыт был только к политическим ссыльным. «Я... видел всё, кроме смертной казни... По воспоминаниям, Сахалин представляется мне целым адом».

Он работал над книгой четыре года (с перерывами) и относился к ней как к исследованию, которым собирался «немножко заплатить» в счет своей задолженности перед медициной. Тем не менее «доктор» Чехов говорил, что перед отъездом «Крейцерова соната» Толстого была для него событием, а теперь смешит и кажется чем-то бессмысленным. «То ли я благодаря поездке возмужал, то ли разума лишился — чёрт его знает». И в самом деле, эта смесь научного отчета, инвентарной описи, ежегодника статистики, исследования на стыке психологии, социологии, медицины и права, которую представляет собой книга о Сахалине, могла ввести в заблуждение разве что цензора, но отнюдь не рядового читателя.

«В Корсаковском посту живет ссыльнокаторжный Алтухов, старик лет 60 или больше, который убегает таким образом: берет кусок хлеба, запирает свою избу и, отойдя от поста не больше как на полверсты, садится на гору и смотрит на тайгу, на море и на небо; посидев так дня три, он возвращается домой, берет провизию и опять идет на гору... Прежде его секли, теперь же над этими его побегами только смеются. Одни бегут в расчете погулять на свободе месяц, неделю, другим бывает достаточно и одного дня. Хоть день, да мой. Тоска по свободе овладевает некоторыми субъектами периодически и в этом отношении напоминает запой или падучую; рассказывают, будто она является в известное время года или месяца, так что благонадежные каторжные, чувствуя приближение припадка, всякий раз предупреждают о своем побеге начальство. Обыкновенно наказывают плетями или розгами всех бегунов без разбора, но уж одно то, что часто побеги от начала до конца поражают своею несообразностью, бессмыслицей, что часто благоразумные, скромные и семейные люди убегают без одежи, без хлеба, без цели, без плана, с уверенностью, что их непременно поймают, с риском потерять здоровье, доверие начальства, свою относительную свободу и иногда даже жалованье, с риском замерзнуть или быть застреленным, — уже одна эта несообразность должна бы подсказывать сахалинским врачам, от которых зависит наказать или не наказать, что во многих случаях они имеют дело не с преступлением, а с болезнью».

Однако «болезнь свободы» не распространяется на всех сахалинских ссыльнокаторжных. Только один раздел книги озаглавлен, и это означает, что автор хотел как-то подчеркнуть его важность. Называется раздел этот «Рассказ Егора».

Чехов встретил каторжника Егора в доме одного чиновника. Это был сорокалетний крестьянин «с простодушным, на первый взгляд глуповатым лицом». В дом чиновника он приходил не по обязанности, но «из уважения», чтобы помочь прислуге, старухе. Мастер на все руки, он постоянно был чем-то занят, постоянно искал себе дела и спал лишь по два-три часа в сутки. Только в праздники видели его стоящим где-нибудь на перекрестке, в пиджаке поверх красной рубахи, выпятившего живот и расставившего ноги. Это называлось у него «гулять».

Сослали его на Сахалин «за убийство». Из его простодушного и путаного рассказа явствует, что обвинили его без всяких на то оснований и засудили безвинно, за отсутствием свидетелей. На Сахалине он почти доволен своей участью. Когда его спрашивают, скучаешь ли по дому, он отвечает: «Нет. Одно вот только — детей жалко». О чем он думал, когда в Одессе его вели на каторжный пароход? «Бога молил». — «О чем?» — «Чтобы детям ума-разума послал». Почему не взял с собой на Сахалин жену и детей? «Потому что им и дома хорошо».

Наталья Модзелевская вполне справедливо пишет в послесловии: «Наитрагичнейший персонаж каторги мы встречаем в “Рассказе Егора”, записанном внешне бесстрастно. Егор — это в некотором роде собирательный образ этих нищих духом, которые не отличают уже справедливости от беззакония, которые утратили восприимчивость и к своим и к чужим страданиям и в ком не тлеет даже хотя бы искорка протеста. Они принимают свою участь с бесконечной покорностью; им даже удается быть довольными. Эта ужасающая сила инерции и покорности, как показывает Чехов, становится одной из опор, на которых держится каторга».

Для автора «Записок из мертвого дома» страдания осужденных на каторгу имели характер ничем не объяснимый, были как бы сгустком извечной человеческой доли; каторжники-поляки, как точно заметил Ежи Хостовец, раздражали Достоевского попытками рационального или мистического изъяснения этой доли. Для Чехова смиренное страдание Егора стало обвинением этому обществу; автор книги о Сахалине имел бы полное основание поместить на ее титульном листе восклицание Маркса: «Сколь же убого общество, которое для своей защиты вынуждено звать на помощь палача!»

* * *

Шестьдесят лет спустя мы наблюдаем на каторге внука или правнука Егора, Ивана Денисовича Шухова. Послал ли ему Бог «ума-разума»? Помогла ли ему революция разобраться в своей доле? Выбил ли новый строй в нем «хотя бы искорку протеста»? Вернула ли ему новая власть «восприимчивость к своим и чужим страданиям», наделила ли его способностью «отличить справедливость от беззакония»?

Читая повесть Александра Солженицына, во всем этом можно усомниться. И самое страшное не то, что неслыханное и бесчеловечное издевательство над заключенными откровенно вошло в обиход системы. Самое страшное — это короткие замечания, столь же бесстрастно записанные и мимоходом рассеянные в солженицынском тексте, как «Рассказ Егора» в книге Чехова. «Сколько раз Шухов замечал: дни в лагере катятся — не оглянешься. А срок сам — ничуть не идет, не убавляется его вовсе». […] «Эта полоса была раньше такая счастливая: всем под гребенку десять давали. А с сорок девятого такая полоса пошла — всем по двадцать пять, невзирая. Десять-то еще можно прожить, не околев, — а ну, двадцать пять проживи?!» А вот фраза, завершающая повесть: «Прошел день, ничем не омраченный, почти счастливый». Ничем не омраченный — это после 900 минут, из которых каждая полна муки и унижения! Почти счастливый! Разве не слышатся здесь отголоски речей Егора? Только в одном его внук или правнук научился наконец «отличать справедливость от беззакония»: «А разобраться — для кого эти все проценты? Для лагеря. Лагерь через то со строительства тысячи лишние выгребает да своим лейтенантам премии выписывает. Тому ж Волковому за его плетку. А тебе — хлеба двести грамм лишних в месяц. Двести грамм жизнью правят». Егор все же не принужден был отдавать жизнь за 200 грамм хлеба: в свободные минуты он стоял на перекрестке выставив живот...

Иван Денисович «уж сам... не знал, хотел он воли или нет. Поначалу-то очень хотел и каждый вечер считал, сколько дней от сроку прошло, сколько осталось. А потом надоело. А потом проясняться стало, что домой таких не пускают, гонят в ссылку. И где ему будет житуха лучше — тут ли, там — неведомо. Только б то и хотелось ему у Бога попросить, чтобы — домой. А домой не пустят...». «Отчего ты жену и детей не взял с собой на Сахалин?» — «Потому что им и дома хорошо». «Алеша, — говорит Иван Денисович молодому баптисту с соседней вагонки. — Я ж не против Бога, понимаешь. В Бога я охотно верю. Только вот не верю я в рай и в ад». Раздражал немного его этот Алеша, как раздражали Достоевского каторжники-поляки: «Вишь, Алешка... у тебя как-то складно получается: Христос тебе сидеть велел, за Христа ты и сел. А я за что сел?» […]

Сколь же несчастно общество, которое для своей защиты вынуждено звать на помощь палача!

* * *

Чтение книги Чехова о Сахалине приводит нас теперь к дополнительным размышлениям. Что за поразительные времена, когда знаменитому и недужному писателю охота была целых три месяца добираться к Богом и людьми забытому острову каторжников! «От Красноярска до Иркутска, — писал он с дороги, — страшнейшая жара и пыль. Ко всему этому прибавьте голодуху, пыль в носу, слипающиеся от бессонницы глаза, вечный страх, что у повозки (она у меня собственная) сломается что-нибудь, и скуку... Но тем не менее все-таки я доволен и благодарю Бога, что Он дал мне силу и возможность пуститься в это путешествие... Многое я видел и многое пережил, и все чрезвычайно интересно и ново для меня не как для литератора, а просто как для человека». Еще больше увидел и пережил он «как литератор и просто как человек» на Сахалине.

В наше время обладание знанием не требует подобных усилий; тем не менее, для современного «литератора и человека» оно не стало от этого делом более простым и легким. Десять лет тому назад в нашумевшей полемике с Камю на страницах «Тан модерн» Сартр писал: «И я считаю советские лагеря явлением недопустимым; но равно недопустимо, на мой взгляд, и то, как каждодневно использует их буржуазная пресса». Буквально то же самое сказал мне три года назад Владислав Броневский. На деле это означает, что «недопустимым» в равной мере является как существование лагерей, так и сведения о них, поскольку «небуржуазная» пресса, как правило, либо окружала их заговором молчания, либо считала вымыслом прислужников «холодной войны». Иван Денисович таким образом вынужден был дожидаться, когда его судьба предстанет перед трибуналом, заслуживающим большего доверия.

Благодаря повести Солженицына мы имеем сегодня такой трибунал — во главе с самим Хрущевым. Наконец-то «единственно-верная» пресса извлекает из лагерей «единственно-верную» пользу. Но хотя мы и с удовлетворением следим за заседаниями «единственно-верного трибунала» — это ничего, что задержался он на четверть века, — мы не в состоянии сбыть с глаз долой один давний фотоснимок 1935 года, который Борис Левицкий включил в свою прекрасную книгу «От красного террора к социалистическому благоденствию». Книга является обзором лагерей Беломорканала (в которых, по приблизительным подсчетам, погибло триста тысяч заключенных). На первом плане — пара мастеров своего дела: Ягода с Кагановичем. Чуть сбоку, в кепке набекрень и рубашке навыпуск, с простодушным и на первый взгляд глуповатым лицом, с заложенными за спину руками и выпяченным животом, — подмастерье: Никита Сергеевич. Тоже, может статься, внук или правнук Егора.

1963

Силоне на Востоке

«Я родился первого мая 1900 года». Силоне это часто повторял, с искоркой иронии и удовлетворения в своих глубоких прекрасных глазах. Кто склонен придавать символический смысл датам, мог бы добавить сегодня: «И умер в ночь с 21 на 22 августа 1978, почти точно в десятую годовщину оккупации Чехословакии». Обе эти даты, замыкающие жизнь, творчество и всё более и более отчужденную, полную разочарований и наконец заглохшую партийную деятельность одного из самых больших современных писателей, — обе эти даты отмечают также целую эпоху: от веры в идеальный социализм до окончательных и бесповоротных похорон социализма «реального».

Году в 36-м, в предпоследнем классе гимназии в Кольцах, я прочитал (разумеется, по-польски) сначала «Фонтамару», а потом «Хлеб и вино». Впечатление было огромное. Польские читатели любили Силоне, особенно те, кто был более или менее близок к идеям социализма. Даже коммунисты им горячо восхищались. Но те, кто пришел к власти после войны, разумеется, перечеркнули его существование: его книги не переиздавались, строго-настрого было запрещено упоминать его имя в печати. Лишь после «Октября» 1956 года, в итоге кратковременной «либеральной амнистии», была переиздана «Фонтамара». Однако — очевидно, под давлением Москвы — Силоне вскоре снова сделали жертвой цензуры. […]

Вспоминаю об одном эпизоде, рассказанном мне Силоне в пору нашей с ним дружбы. В Рим, в ответ на визит Сарагата в Польшу, с государственным визитом прибыл президент Польской народной республики, старый коммунист Охаб. Польское посольство устроило в большом римском оте­ле прием для «культурных кругов» столицы. Силоне, будучи приглашен, поначалу колебался, но, наконец, решил пойти. В тот момент, когда его представляли президенту ПНР, он увидел, как Охаб просиял. «Силоне? Какая радость, как я счастлив познакомиться с вами лично, ведь я буквально пожирал ваши книги в тюрьмах довоенной реакционной Польши!» На что Силоне: «Я чрезвычайно польщен, господин президент. Но если дела обстоят именно так, нельзя ли было бы переиздать мои книги в прогрессивной стране, которую вы возглавляете, — если не для тюремных читателей, то по крайней мере для тех, что на свободе?» Охаб побледнел и ничего не ответил. В этом весь Силоне: равнодушный к условностям, когда дело касается истины, резкий и удивительно человечный, решительный и спокойный. Тот же самый Силоне, который в 1927 году в Москве единственный не побоялся и не поколебался дать отпор Сталину на заседании Коминтерна, отказываясь «в темную» осудить никем не читанный документ «контрреволюционера» Троцкого.

Я познакомился с Силоне в Риме в конце 1955 года, тогда же, когда и с Никола Кьяромонте, которого я никогда не устану оплакивать. Они пригласили меня сотрудничать в только что основанном журнале «Темпо презенте». […] Для меня, обосновавшегося в Италии писателя-беженца из Восточной Европы, было большой удачей бросить якорь в этом родном порту. В Силоне и Кьяромонте я нашел понимание и почувствовал интерес к делам, которые меня волновали; оба они бесчисленное количество раз демонстрировали то сочувствие, ту человеческую солидарность, которая значит гораздо больше, чем простое любопытство. […]

В Советском Союзе Силоне был проклят тотчас после его разрыва с партией. Там Силоне еще менее известен, чем в Польше. Положение отчасти изменилось, когда несколько лет назад за границей вышла по-русски «Судьба одного бедного христианина». Я в этом убедился из беседы с Максимовым, когда он готовил к выпуску в свет первый номер «Континента». Он попросил меня уговорить Силоне войти в состав международной редколлегии журнала. И добавил: «Его очень высоко ценят Солженицын и Сахаров». Мои «уговоры» в римском доме Силоне продолжались ровно две минуты. Он с уважением и восхищением относился к свободным писателям и мыслителям России и Восточной Европы. В своем последнем интервью, за месяц до смерти, он сказал о Гарвардской речи Солженицына: «Я очень высокого мнения о Солженицыне, хотя и не во всем с ним согласен. Неверно, что духовная сила сегодня сохранилась только на Востоке».

В новой книге Зиновьева «Светлое будущее» есть повторяющийся мотив оборванной старушки, которая своими частыми и молчаливыми появлениями под окном московской квартиры рассказчика (крупного марксистского философа) волнует его и будоражит совершенно необъяснимым образом. Мне хочется думать, что и Зиновьев прочитал по-русски «Судьбу одного бедного христианина», что и он надолго призадумался над словами Целестина, обращенными к папе Бонифацию VIII: «Бог создал души, а не учреждения. Души бессмертны, а не учреждения, не царства, не нации, не церкви. Ваше Святейшество, если вы посмотрите вон в то окно, вы увидите на лестнице перед собором оборванную старушку, нищенку, существо, которое в жизни мира сего ничего не значит; она сидит там с утра до вечера. Но через миллион лет, через тысячу миллионов лет душа ее будет существовать, потому что Бог создал ее бессмертной. А Неаполитанское королевство, Франция, Англия, все другие государства с их армиями, судами, прочим — все они обратятся в ничто».

1978, № 18

[1] Это эссе было одним из первых иностранных откликов на выход «Одного дня Ивана Денисовича». — Прим. ред.-1978.

Опубликовано в журнале:

«Континент» 2013, №152

Эстонский узел

Размышления о национальной судьбе и межнациональных отношениях

Сергей Солдатов

Вторжение

Душное лето 1940 года. Восточная Эстония, волость Вайвара, Нарвское шоссе. По шоссе движется грохочущая, серо-зеленая лавина — бесконечные колонны танков, орудий, бронемашин, спецмашин и грузовиков, до отказа набитых мотопехотой. Бойцы бездумно и лихо горланят «Катюшу». Какая-то часть делает привал. Группа солдат и офицеров в краснозвездных фуражках и пилотках окружает русского белоголового мальчика. Град вопросов: «А кем ты станешь, когда вырастешь большим? А хочешь ли поехать с нами в СССР?» Захватывая страну, готовясь к репрессиям, сталинские командиры, по указанию хозяина, носили маску приветливости с населением.

Не помню уже, что я им тогда отвечал. Но через четверть века судьба даст собственный ответ: повзрослев, я стану убежденным противником советского империализма, воплощаемого в этих разговорчивых офицерах, и затем поеду в СССР, в один из его концлагерей, — на многие годы. Ну а пока, надсадно ревя моторами и отравляя девственный, приморский воздух выхлопными газами, бронированные полчища Сталина спешно, без боя, занимают жизненные центры маленькой, мирной, процветающей страны...

Я глубоко уважаю память выдающегося эстонского национального лидера президента Эстонской Республики Константина Пятса и потрясен его судьбой. С июля 1941 года он уже никогда, до самой смерти не покинет стен советских тюрем и специальных медицинских заведений И в начале хрущевской «оттепели», глубоким стариком, одиноко умрет в одной из психобольниц Калинина, несломленным и непримиримым. Тогда в злосчастном 1940 году, отдавая войскам приказ не сопротивляться и соглашаясь на разоружение вооруженного союза «Кайтселийта» (около 30 тыс. членов!), он, конечно же, руководствовался любовью к своему народу, стремясь избежать кровопролитного столкновения и оградить нацию от невосполнимых потерь. Все это можно понять. И все же... Возможное, но не принятое решение вождей демократического государства начать оборонительную войну против захватчиков и за национальную свободу, имея за собой народ и вооруженные силы, могло бы принести если не военно-оперативный, то морально-политический успех.

А пока что, при поддержке вооруженных до зубов чужеземных войск, разыгрывался фарс установления «власти трудящихся», а затем была инсценирована комедия «воссоединения в семью народов СССР». По ночам, правда, начинают исчезать вместе с семьями политические деятели, «винов­ные» лишь в том, что служили своей стране. Народ пока угрюмо молчал, но некоторые карьеристы спешили преуспеть в новых условиях...

Истребление

Вслед за частями Красной Армии пришли, как водится, подразделения НКВД. Любопытно, что, прежде чем начать массовые расстрелы, как в стенах замка Курессааре, и кровавые пытки, как в обширных подвалах кондитерской фабрики «Кавэ», чекисты... дали населению Таллинна концерт народной песни и пляски. Подлинная магическая пляска ведьм для усыпления своих будущих жертв!

И вот настала зловещая ночь на 14 июня 1941 года, когда около 12 тыс. эстонских граждан, поднятые со своих постелей, сначала вместе, а потом отделенные от женщин, стариков и детей, умирая от жажды и невыносимого обращения, в вагонах для перевозки скота начали свой скорбный путь в Сибирь, на Север и в другие районы СССР. И почти для всех этот путь окажется последним. Они уже никогда не увидят своей родины. Массовые аресты и расстрелы продолжались и дальше. С начала войны будет насильно мобилизовано более 30 тыс. юношей, цвет которых погибнет под Великими Луками в 1942/43 гг. Всего было угнано на Восток около 60 тыс. человек. Отступая, советские войска уничтожали за собой заводы, сооружения, электростанции, железные дороги, увели весь торговый флот и автомашинный парк, вывезли все запасы сырья и продовольствия, угнали скот, незаконно присвоили львиную долю национального достояния когда-то процветающей страны. Особенно поражает, что уничтожали народные дома, волостные управления, маслобойни, холодильники, построенные на деньги, собранные эстонским крестьянином. И что самое страшное, сжигали жилые дома и церкви...

На высоком холме в Вайвара, куда сходились старое и новое шоссе, стояла прекрасная, белоснежная православная церковь. Над ней высилась башня с зеленым куполом, с узорчатыми позолоченными крестами. В августе 1941 года серпасто-молоткастые соплеменники зацепили эти кресты тросом и при помощи трактора сорвали башню вместе с крестами, церковь разграбили и подожгли, иконы же и другие изображения были найдены на опушке леса в порубленном и изгаженном виде. Та же участь постигла и лютеранскую церковь. А как забыть того лесника, заподозренного в снабжении «лесных братьев» продовольствием? Во дворе собственного дома и на глазах у собственной семьи он был замучен до смерти. На его теле нашли десятки штыковых ран... […]

Аресты, депортации и расстрелы продолжались еще целое десятилетие после войны. В одном только 1949 году, в ходе т. н. коллективизации, было угнано в Сибирь и на Север почти сто тысяч человек. Всего эстонский народ за 15-летие 1940 – 1955 потерял убитыми, расстрелянными, погибшими, депортированными и вынужденными эмигрировать почти треть своего состава.

Порабощение

[…]

1. Тоталитаризация. С большевистским вторжением, нации были насильно навязаны коммунистическая идеология, не принимаемая подавляющим большинством нации с ее развитым чувством индивидуальности, тоталитарный режим, чуждый общественной традиции и душевным склонностям, и культурная жизнь, враждебная национальному духу и историческому наследию. Все это вызывает упорное сопротивление со стороны наиболее активной и решительной части нации и населения Эстонии.

Практически 12 лет после войны, в основном, в условиях сталинского террора, продолжалась самоотверженная, неравная вооруженная борьба эстонских партизан. Зарубежная эстонская эмиграция энергично поддерживала требования независимости и свободы для своего народа в условиях свободного мира. С 1966 года в Эстонии начинается период невооруженной, политической борьбы против иноземного господства, за восстановление свободного и независимого государства. Возникли политические союзы: «Демократическое движение Эстонии», тесно связанное с «Демократическим Движением Советского Союза», и «Эстонский Национальный Фронт», были разработаны их политические программы, обращения в ООН и др. документы, издавались журналы «Ээсти демокраат» («Демократ Эстонии»), «Ээсти рахвуслик хяял» («Голос эстонской нации»); активисты союзов содействовали изданию «Демократа» и «Луча свободы» на русском языке.

В 1974-75 гг. были арестованы 5 активистов ДДЭ («Демократического Движения Эстонии), ДДСС («Демократического Движения Советского Союза») и ЭНФ («Эстонского Национального Фронта), в том числе и я. Десятки людей были репрессированы внесудебно. Но борьба продолжалась. Уже в августе 1979 года 45 представителей Балтийских стран обратились в ООН и к Западу, в защиту своего права на независимость. В 1980 году были арестованы эстонские борцы М. Никлус Ю. Кукк, погибший в 1981 году в Вологодской тюрьме, В. Нийтсоо, Т. Мадиссон, В. Калеп и многие другие. С июня 1981 года в Эстонии распространялись листовки с призывом провести 1 декабря и в первый рабочий день каждого последующего месяца «Полчаса молчания» с остановкой всякого движения и работы — в поддержку следующих требований: а) вывод советских войск из Афганистана, б) невмешательство в дела Польши, в) прекращение вывоза продовольствия из страны, г) прекращение тайных видов снабжения, д) освобождение политзаключенных, е) сокращение воинской службы на полгода, ж) введение в действие основных принципов Декларации прав человека и Хельсинского договора... Советской милиции и КГБ удалось на первый раз заблокировать бойкот, и широкого участия населения пока добиться не удалось. Но цыплят по осени считают...

2. Колонизация. В великодержавных целях советское руководство наращивает организованный и стимулирует стихийный поток переселенцев из России в Эстонию. Вместо 60 тыс. русских на 1940 год там ныне, за счет переселения, проживает их 410 тысяч. Всего неэстонского гражданского населения на 1980 год — 517 тыс., т. е. около 35% населения. Вместе с многочисленными военными континентами и их обслуживающим персоналом общая численность инородного населения далеко переваливает за 50%.

Что бы сказали французы или немцы, если бы на их землю переселилось по 18-20 млн. китайцев или индонезийцев, а с их военными частями — по 28-30 миллионов? Число «гастарбейтеров» и беженцев в ФРГ не превышает 5-6 млн. (т. е. ок. 10%), а в Англии установлены жесткие квоты на иммиграцию из стран Содружества и слышен голос общественного протеста. Непатриотично русскому человеку в поисках сладкой жизни и длинного рубля заселять национальные территории, в то время как исконно русские области (Псковская, Костромская, Орловская, Кировская и др.) пустеют. Будущее демографическое решение в Эстонии может быть только одно: благожелательная репатриация колониалистского населения, со снижением % инородного населения до нормального (15%).

3. Русификация. Неприятно, когда пытаются насильно германизировать, гебраизировать или русифицировать какой-либо народ. Одна из наиболее возмутительных форм русификации в Эстонии — подавление национального языка и административное навязывание русского. Зачем же осквернять этот достойный язык, превращая его в дубинку против коренного национального языка — основного духовного наследия нации, плода многовекового творчества? Ничего, кроме неприязни к русскому языку, этим добиться нельзя.

Эстонцы любовно называют свой язык «эмакеель», что в переводе означает «материнский язык». […] Недаром очередная попытка Министерства просвещения ЭССР (1980) по указанию из Москвы сократить уроки эстонского языка и резко увеличить часы русского стали поводом к массовым молодежным демонстрациям в Таллинне и Тарту. Для разгона 5-тысячной демонстрации в Таллинне пришлось вызывать, кроме милиции, регулярные армейские части. […]

Присвоение

Эстонский народ имеет небольшую территорию (45 тыс. кв. км) и обладает ограниченными природными ресурсами. В великодержавных интересах и вследствие хищнического ведения хозяйства национальные ресурсы быстро истощаются, без малейшей заботы о будущих поколениях. Близки к исчезновению запасы сланца и торфа, все меньше становится морской рыбы, загрязняется воздух, отравляются реки и водоемы. Большой ущерб нанесен лесам, и лишь благодаря рациональному хозяйствованию эстонского земледельца еще плодоносит почва. Основная часть промышленной и мясомолочной продукции, картофеля и зерна вывозится в Россию, производимая электроэнергия (Нарвская ГЭС и Балтийская ТЭЦ) идет на снабжение Северо-Запада России, в то время как население начинает испытывать постоянные перебои в подаче электроэнергии.

Искусственно поднятая зарплата, широкая распродажа автомобилей и возможность строительства домов до определенного времени стимулировали труд крестьян. Но в обстановке всеобщего экономического кризиса и неуклонного падения покупательной способности рубля производительность сельского хозяйства резко упала. И к концу 1978 года впервые за много лет были полностью сорваны госпоставки по мясу, молоку и маслу. […]

За последние 3-4 года произошло резкое снижение жизненного уровня. В стране высокоразвитого мясомолочного производства имеется в продаже лишь один низкокачественный сорт колбасы, продажа масла в одни руки снижена до 200 г, нет сухофруктов, фруктов, свинины, копченых изделий, рыбы и многого другого. Постоянно пропадают из продажи простейшие товары широкого потребления: нитки, мыло, полотенца, хлопчатобумажные ткани, постельное белье, шерстяные нитки и изделия и т. п.

Нация, способная обеспечить свое процветание, не должна быть принудительно нивелирована под общий низкий уровень Советского Союза. Процветание России должно достигаться ее собственными силами, а не за счет ограбления национальных окраин. Для этого у России есть и богатые природные ресурсы, и многомиллионное, трудоспособное население. Будущее экономическое решение для независимой Эстонии — безвозмездный переход всего оборудования и всех сооружений, созданных в период советского господства, в собственность Эстонского государства. Это будет лишь частичным возмещением уничтоженного и расхищенного за полвека эстонского национального достояния.

Сопоставление

Зная, что с Эстонией стало после июня 1940 года, уместно выяснить, что было до.

Политически Эстония была классической свободной, демократической республикой, обеспечивающей всем своим гражданам и подданным всю полноту прав человека, в том числе широкую возможность общения со странами всего мира. Лишь с 1934 года, в связи с подъемом экстремистских сил и под влиянием ситуации в Германии, президентская власть была усилена, ее полномочия расширены и некоторые гражданские права ограничены.

Экономически она была процветающей страной — не только на уровне Швеции, Дании и Финляндии 30-х годов, но в каких-то деталях даже превосходя их. Основу благосостояния страны создавал эстонский крестьянин своим редкостным трудолюбием, бережливым и разумным хозяйствованием на неласковой и неплодородной земле. Важен был и добросовестный труд эстонского рабочего. Страна обладала значительным торговым и рыболовным флотом. Экспорт масла и бекона в европейские страны, доход от промышленных концессий, туризма и международных здравниц обеспечивал стране приток твердой валюты. Несмотря на известные затруднения в период мирового кризиса 1929-33 гг., она была страной высокого благосостояния. И была бы ею сейчас...

Культурная жизнь. Издавались десятки газет и журналов, книги выходили большими тиражами. Все интересное и значительное в мировой литературе, философии и науке было переведено на эстонский язык. В стране проводились певческие праздники и художественные выставки, действовали театры и музеи, строились народные дома и школы. В каждой местности были певческие хоры, театральные коллективы, кружки народного танца, оркестры народных инструментов. Работал Тартуский университет — всемирно известный образовательный центр. Развивалась наука, особенно ее гуманитарные области. Высокого развития достиг спорт во всех его видах.

Национальные отношения. В Эстонии проживало около 60 тыс. русских, часть которых пренебрежительно относилась к независимому национальному государству. Вместе со шведами, немцами и евреями неэстонское население составляло около 100 тыс. человек. Все они пользовались всей полнотой гражданских прав и широкой культурной автономией. Ограничивалось лишь принятие на службу в государственные учреждения — требовался язык, гражданство и необходимый образовательный ценз.

Как жило русское национальное меньшинство? Полноценная жизнь была у Русской православной церкви, существовало русское представительство при парламенте Эстонии, русские могли свободно выезжать в любую страну, функционировали русские учебные заведения вплоть до гимназий, издавались русские газеты, журналы и книги, действовали русские общества и организации, проводились певческие праздники и слеты, работал русский театр и проводились концерты русских народных инструментов... Пользовались ли русские в советской России такими же возможностями для развития своей национальной культуры, как в стране, которую они иногда иронически называли «картофельной республикой»?

Советское вторжение превратило вольный народ в угнетенный; независимое государство — в несвободное; процветающее хозяйство — в необеспеченное; развивающуюся культуру — в подавляемую; полноправные нации — в бесправные. Национальное же Эстонское государство обеспечивало своему населению человечный и полноценный образ жизни. Вот почему я сторонник восстановления Эстонской Республики! Вот почему боролся и борюсь во имя этого, хотя мне очень близки судьбы других стран и народов.

Что делать?

[…] Эстония является самой малой страной среди союзных республик СССР. Именно поэтому она требует наибольших забот и наибольших усилий по спасению ее народа, по освобождению ее страны. И здесь все зависит от дееспособности различных сил, расположенных в мире. Эти мировые и национальные силы могли бы успешнее исполнить свой моральный и политический долг, если в отношении Эстонии:

на Востоке

— признают несправедливость захвата страны, неестественность, бесчеловечность и обратимость навязанных ей социальных процессов, безусловность ее права на самоопределение и саморазвитие;

— будут содействовать ее независимости, выводу войск с ее территории, репатриации колониалистской группы населения, передаче всех советских экономических ценностей в республике в ее собственность;

в политэмиграции будут наращивать усилия во имя передачи правдивой информации на родину, оказания человеческой поддержки жертвам преследований, большего сплочения и сотрудничества с союзническими силами эмиграции, привлечения содействия западных сил;

на Западе

— будут основываться на положениях Атлантической Хартии, Устава ООН, Декларации предоставления независимости колониальным странам и народам, Международного пакта о гражданских и политических правах, Хельсинкского договора и примут действенные политические и экономические, социальные и правовые меры во имя самоопределения и независимости эстонского народа и помощи ему.

Все сказанное полностью относится ко всем несправедливо захваченным странам и угнетенным обществам, ко всем зависимым и несвободным народам.

В иных случаях я особенно ясно понимаю, что значит чаадаевско-солженицынский стон: иногда стыдно быть русским. […]

Неблагополучно сейчас в Советском Союзе и России. Налицо резкий рост недовольства и социальной напряженности в стране. Причины тому экономические: неуклонное снижение жизненного уровня, острый недостаток продовольствия и товаров массового потребления, наличие тайного снабжения; социальные: жилищный кризис, плохое медобслуживание, неудовлетворительность транспорта, недостаток мест в яслях и детсадах; внешнеполитические: непопулярная и кровопролитная война в Афганистане, соблазнительный пример свободного профсоюзного движения в Польше, растущая угроза войны с Китаем; внутриполитические: преследование участников религиозного и правозащитного движения, обострение национальных противоречий. Все это в ряде случаев вызывает массовые протесты, как показали забастовки 1980-81 гг. в Горьком, Тольятти, Минске, Киеве, Куйбышеве, Тарту, Кульдре.

Правительство лихорадочно ищет выхода из создавшегося кризиса, запугивая, например, внешней опасностью и в то же время тайно закупая у своих «врагов» рекордное количество зерна в 1981 году — 46 млн. тонн. Но оно никогда не найдет его в границах существующей системы. Выход надо искать вне системы. […]

Главную задачу для Восточной Европы и России я вижу в морально-политическом Возрождении, при котором воцарится Свобода, расцветет Любовь и будет достигнуто общечеловеческое Единство. Оно заключается: для нерусских народов Советского Союза — в самоопределении и самоочищении; для русского народа — в самоосвобождении и самоочищении; для несоветских народов восточного блока — в достижении независимости и в самоочищении. И содействовать этому могут более сплоченная политэмиграция и наиболее сочувствующие круги Запада.

Дело Свободы Восточной Европы является частью всемирного дела Свободы и Любви. Европа — неделима! Ее будущее — в воссоединении Запада и Востока на основе свободы, сотрудничества, солидарности и взаимопонимания. Свободная Восточная Европа и Свободная Россия — это надежнейший партнер Запада в будущем, гарантия мира и процветания в новой, целостной Европе, которую мы должны созидать уже сегодня!

1982, № 32

Опубликовано в журнале:

«Континент» 2013, №152

О положении заключенных в лагерях СССР

Московская группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР

25 апреля 1979 г. Документ № 87

О положении заключенных в лагерях СССР

Из редакционного предисловия 1979 г.

Мы представляем в качестве документа московской Группы «Хельсинки» доклад, составленный политзаключенными Уральских лагерей: основателем московской Группы «Хельсинки» Юрием Орловым, членом Украинской группы «Хельсинки» Миколой Матусевичем, Зиновием Антонюком и Валерием Марченко[1].

Ю. Орлов был арестован в феврале 1977 года, осужден в июле 1978 (7 лет лишения свободы в лагере строгого режима и 5 лет ссылки). Находится в лагере с августа 1978 года М. Матусевич, арестованный в апреле 1977 года и осужденный в апреле 1978 года (7 лет лишения свободы в лагере строгого режима и 5 лет ссылки). З. Антонюк отбывал семилетний срок лишения свободы в Мордовских и Уральских лагерях строгого режима, а также, в течение трех лет, во Владимирской тюрьме; в январе 1979-го, по окончании срока заключения, направлен в ссылку, где, по приговору, должен отбыть три года. В. Марченко был арестован летом 1973 года, осужден, как и остальные соавторы доклада, по обвинению в «антисоветской агитации и пропаганде» на 6 лет лишения свободы и 3 года ссылки. Бульшую часть срока отбыл в Уральских лагерях; в 1977-78 гг. около полугода находился в Киевской тюрьме КГБ на «профилактике» (от него добивались заявления об отказе от своих взглядов — «раскаяния»). Марченко тяжело болен, и предстоящий этап в ссылку угрожает его жизни.

Составить такой доклад в условиях лагеря, переправить его за кордоны лагеря — чрезвычайно трудная задача; если обнаружат, поймают с «поличным» — не только пропадет вся работа, но и подвергнут новым репрессиям. В связи со специфическими трудностями утрачен раздел пятый доклада.

* * *

Этот документ, составленный на основе непосредственных наблюдений его авторов, испытавших на себе и советское «правосудие» и советскую «исправительно-трудовую» систему, содержащий не только изложение фактов, но и анализ ряда аспектов советской пенитенциарной системы, — Группа считает очень важным, очень значимым. Группа полностью разделяет с авторами доклада ответственность за его содержание.

Мы обращаемся к главам Правительств стран, подписавших Хельсинкский Акт, а также к общественности этих стран с просьбой о широком распространении документа Ю. Орлова, М. Матусевича, В. Антонюка, В. Марченко.

25 апреля 1979 г. Члены московской Группы «Хельсинки»:

Е. Боннэр, С. Каллистратова, М. Ланда,

Н. Мейман, В. Некипелов, Т. Осипова,

Ю. Ярым-Агаев.

I. Введение

Главное в проблеме заключенных в СССР — это большое количество граждан, лишенных свободы полностью или частично, по решению суда или административным порядком. Все они в той или иной форме привлекаются к принудительному труду. Их общее число сохраняется в секрете, но оно поддается приблизительной оценке. Заключенные исправительно-трудовых колоний особого, строгого, усиленного режима; колоний-поселений; воспитательно-трудовых колоний для несовершеннолетних; так называемые химики, освобожденные условно-досрочно и привлеченные к труду; ссыльные; высланные, — встречаясь на пересылках, в следственных изоляторах-тюрьмах, сравнивают свои наблюдения относительно числа репрессированных. Большинство сходятся на том, что общее число з/к, включая следственные тюрьмы и лечебно-трудовые профилактории (ЛТП) для лиц, признанных пьяницами, не менее трех миллионов человек, а общее число включенных в принудительный труд не менее пяти миллионов, то есть порядка 2% всего населения.

Приходится констатировать, что если постоянная армия безработных является типичным злом капиталистической системы, то, наоборот, постоянная, приблизительно такого же масштаба, армия занятых принудительным трудом является типичным злом «реального социализма» тоталитарного толка. […] Эти миллионы заключенных и полузаключенных, занятых принудительным трудом, миллионы прошедших через это в прошлом, миллионы членов их семей — не менее ощутимая часть трудящихся, чем безработные и члены их семей на Западе.

[…] можно утверждать, что подавляющее число советских з/к оказываются за колючей проволокой в результате косвенного провоцирования преступлений общими условиями существования. Разумеется, это не означает, что мы хотим оправдать насилие или воровство. Мы лишь указываем на существование коллективного сопреступника — социально-экономическую и политическую систему. Большинство з/к — выходцы из рабочих и крестьян, в лагерях они и сами являются рабочими. Большая часть уголовных преступлений — это хулиганство, воровство, разбой, грабеж, хищения различного масштаба. Значительная часть преступлений совершается в пьяном виде, велик процент пьяниц, и ЛТП составляют уже заметную долю общего числа колоний.

Сами по себе эти пороки характерны для любого современного индустриального общества. Аномальным является здесь не их наличие, а чрезвычайно высокий уровень. Можно указать на следующие источники этого явления:

1) отсутствие такого канала отвлечения людей, особенно молодежи, от пьянства и преступности, как участие в коллективной борьбе за жизненный уровень, за свои права (имеются в виду не планируемые правительством митинги и демонстрации, а также забастовки и т. д.);

2) отсутствие еще одного канала отвлечения — возможности инициативного предпринимательства (без эксплуатации чужого труда). Между тем, существует ряд направлений деятельности, где частная инициатива повысила бы уровень жизни народа; […]

3) нежелание части граждан мириться с хронической <нрзб>[2] по сравнению с известными им западными стандартами и по сравнению с обеспеченностью руководящего меньшинства. Еще раз отмечаем, что мы не имеем целью оправдать преступления, совершаемые на этой почве, но мы указываем на условия, провоцирующие их. Государство провозглашает своей целью высокий уровень жизни народа, однако во многих регионах оно не в состоянии реально обеспечить его;

4) потеря веры в моральные принципы у части молодежи, происшедшая и в результате преследований религиозно-этического характера, и в результате разочарований в государственной идеологии;

5) запрет на информацию общественности по таким вопросам, как число и динамика роста преступлений, число з/к и режим их содержания, нарушение гуманности, и т. п.;

6) наличие определенной заинтересованности государства в использовании принудительного труда. Недостаточная оплата труда, плохие условия приводят к недобору рабочей силы в некоторых промышленных районах. З/к и «химики» играют здесь роль как бы вынужденных штрейкбрехеров, заменяющих рабочих;

7) концепция «перевоспитания», согласно которой большие сроки заключения, жестокие условия содержания и общее преобладание мер устрашения, неотвратимости наказания, — наилучший путь избавления общества от преступности. В действительности же, как признают иногда в беседах официальные лица, «исправительные» уголовные колонии —это настоящая школа преступности, аморализма, где человек человеку волк, где из-за узаконенной нехватки продуктов питания и вещей процветает спекуляция и первобытно-хищные принципы взаимных отношений. […]

Мы обращаем внимание профсоюзных и других рабочих организаций, что СССР является такой развитой индустриально страной, в которой сохраняется пролетариат в самом первобытном смысле этого слова. Положение миллионов граждан, занятых принудительным трудом, можно было бы сравнить с положением крепостных уральских рабочих давно прошедшей эпохи.

Необходимо иметь в виду, что не только политические, но и немалая часть уголовных преступников осуждены несправедливо даже с формальной точки зрения, или, во всяком случае, жестоко. Это результат судебного, и в особенности следственного, произвола.

Режим содержания заключенных всех категорий во многих аспектах содержит прямые нарушения международных обязательств Советского Союза по правам человека. […] На основании жалоб многих з/к, с которыми встречались политические заключенные, можно уверенно говорить о скудном питании в тюрьмах и большинстве колоний, о низком заработке во многих местах работы «химиков», об избиениях в некоторых тюрьмах, о тяжелых условиях этапирования, о плохом медицинском контроле в некоторых колониях, об угнетающем действии локальных зон, в которых колючая проволока окружает каждый барак в нескольких метрах от его стен и т. п. […]

Проводимая внутри страны национальная политика находит свое отражение в национальном составе политзон. Среди заключенных Мордовских и Уральских лагерей 30-40, а иногда и более, процентов составляют украинцы, около 30% прибалты и менее 30% русские и представители других народов СССР. Именно украинцы вынесли основную тяжесть борьбы против произвола сталинских лагерей, несут они ее и теперь. […] ведь советская пенитенциарная система направлена на уничтожение личности, а сохранить личность как таковую можно лишь в сопротивлении. Сопротивлении, несмотря ни на какие наказания. […]

Представляемый доклад суммирует, в основном, положение в политзоне № 35, в которой мы находимся, за последние примерно 2 года. Его различные разделы написаны разными ПЗК. […] Требования малого объема и другие трудности привели к тому, что масса фактов осталось за пределами доклада.

II. О труде заключенных

В советской пенитенциарной системе «общественно-полезный труд» провозглашен чуть ли не основным средством воспитания. А поскольку пенитенциарная система — это слепок с общества, то ей присущи пороки, характерные для общества в целом, но в более оголенной форме. Сама же по себе идея воспитания трудом, если ее принимать разумно, содержит положительное зерно. Однако в советском агрессивно-бюрократическом исполнении самая разумная идея способна превратиться в свою противоположность.

В исправительно-трудовых учреждениях (ИТУ) СССР принудительный труд является существенной частью наказания — это его главная особенность. Далее, в ИТУ власть выступает по отношению к заключенным в качестве бессовестного эксплуататора, стремящегося урвать побольше, а дать поменьше, используя для этого не только силу, но и обман; наконец, труд в политических ИТУ — это один из рычагов, с помощью которых КГБ и администрация стараются сломить невыносимую моральную и политическую позицию человека, и не только в заключении, но и после освобождения, ибо полное перевоспитание понимается в КГБ только в одном смысле: как сотрудничество с властями. В этих условиях было бы нелепо говорить о каком-либо воспитательном труде.

Вызывает большое сомнение и общественная полезность труда заключенных. В социально-психологическом плане общество привыкает, как к чему-то естественному, к существованию миллионов современных крепостных рабочих.

В плане экономическом существенно, что заключенные работают на самом устаревшем, часто давно списанном оборудовании, с применением устаревшей же технологии. Следовательно, миллионы людей проходят в заключении школу технологического отставания, а большой отряд инженеров и техников, управляющих трудом з/к, свыкается с устаревшими методами. Таким образом, дешевизна продукта принудительного труда едва ли покрывает убытки, связанные с консервированием архаических методов технологии.

Труд как наказание сопряжен с очевидными физическими и моральными потерями, унижает человеческое достоинство, воспитывает не граждан, а рабов. В некоторых случаях труд заключенных так изнурителен, что его можно назвать пыткой. Например, труд в ПКТ осуществляется на пониженном питании, которое можно еще более понизить при невыполнении выработки, или, к примеру, в части камер Владимирской тюрьмы работа организована по системе, которую з/к назвали «СССР» (спальня, столовая, сортир, работа — все это совмещено в камере размером 10 м2, где годами живут и работают 2-3 заключенных). В камерах установлены лампы, которые включаются в 6 часов утра и работают до 10 часов вечера, т. е. в течение 16 часов. Изнуренные скудным питанием, заключенные вынуждены соглашаться на эту «услугу» работодателя, им нужно заработать тюремный ларек — 3 рубля в месяц, ведь, как известно, продукты питания и предметы первой необходимости разрешается закупать только на деньги, заработанные в ИТУ. По словам заключенных, работающих по системе «СССР», здоровье человека редко выдерживает более полугода этот труд и непрерывный стук по 16 часов в день; обычно срываются через три месяца. Уходят из рабочей камеры путем отказа от дальнейшей работы, то есть через карцер и строгий режим. Но отказ от работы дает администрации формальный повод вычитать стоимость питания, одежды и обуви из денежных средств, имеющихся на лицевом счете у неработающего з/к. Поэтому многие из неполитических заключенных через год, когда кончаются заработанные гроши, снова вынуждены возвращаться к системе «СССР» (если администрация не предложит «по блату» работу на заводе, имеющемся при тюрьме), быстро разрушающей их здоровье. Несмотря на такие тяжелые условия труда, тюремная администрация всегда имеет «свободный рынок рабочей силы», так как заключенные (неполитические), испытывая постоянное чувство голода, готовы работать на любых условиях.

Политзаключенные более стойко переносят голод и наказания и отказываются от работы по принципиальным соображениям, — например, новое движение за статус политзаключенного явочным порядком, начавшееся в 1975 году. Не все, конечно, работы являются тяжелыми и вредными, но такие работы имеются все-таки во многих уголовных и политических лагерях. Так, в многочисленных лесных зонах очень тяжелые работы на лесоповале и на так называемой бирже, где часто приходится вручную затаскивать под распил бревна большой толщины. В политической ИТК-36 очень вредна работа по набивке ТЭНов (деталь электроутюга), на которой приходится работать с респираторами или марлей на лице. […]

Необходимость помощи семье — главная причина сверхурочных работ заключенных. Расценки, однако, столь низки, что работая по 12 часов в сутки, заключенные едва могут посылать семье 50-60 рублей в месяц. Согласно исправительно-трудовому законодательству РСФСР и союзных республик, труд заключенных оплачивается по нормам и расценкам, действующим в народном хозяйстве. Согласно же приказу МВД, расценки работ заключенных должны быть примерно на 5% ниже, чем у вольных рабочих. Действительная ситуация с расценками еще хуже, так как заключенные работают на более устаревшем оборудовании, чем вольные, а также ввиду произвола в расценках, допускаемого в ИТУ.

Иногда нормы и расценки устанавливаются откровенно индивидуально, то есть в зависимости от поведения политзека. Например, стоило Симчичу принять участие в защите Марченко от произвола, как норма по фрезерной обработке резцов, где работает Симчич, стала просто невыполнимой, несмотря на сверхурочную работу. С переходом на эту работу вместо Симчича более лояльного человека были возвращены прежние нормы и расценки. Вообще говоря, нормы выработки очень высоки, выполнить норму нелегко. […] Следует учесть, что 50% реального заработка заключенного вычитается в пользу МВД. Из каждого процента сверх 100% нормы выработки вычитается, однако, лишь 25%, а из каждого процента сверх 200% не вычитается ничего, поэтому для МВД невыгодно, чтобы у заключенного, несмотря на сверхурочную работу, получалась выработка не только выше 200% нормы, но существенно выше 100%. Отсюда и постоянное взвинчивание норм. […] Из денег, оставшихся после этих вычетов на МВД и снятия сумм по искам, вычитают стоимость питания, одежды, обуви. Причем при раскладе питания на 12 рублей в месяц, со счета з/к снимают под видом разных накладных затрат примерно в два раза больше. Заключенных заставляют работать существенно больше, чем вольных рабочих: не по 41 часу, а по 48 часов в неделю (по 8 часов 6 дней в неделю), но необходимо еще учитывать дополнительные 2 часа общественных работ и отработку дней, проведенных на свидании с родственниками. Заключенные не имеют отпусков, они не получают надбавок за сверхурочные работы, их могут заставить работать и в праздничные дни. […] Производственная надбавка дается за перевыполнение нормы, но в ИТК-35, как, впрочем, и в других политзонах, она немедленно снимается; например, из-за непосещения политзанятий или когда появляется рапорт надзирателю о случае нарушения режима, где бы это нарушение ни происходило (например, Лисовой шел из столовой «не строем»). […] Часто такие рапорты, придирки сыплются даже на заключенных, просто обращающихся с жалобами и заявлениями о фактах беззакония в зоне в различные советские органы, поскольку это расценивается как нелояльность к советской власти.

Закон предусматривает в ИТУ профессионально-техническое обучение для заключенных, но ученические деньги начальство нередко старается не выплачивать, принуждая учеников сразу выполнять нормы выработки, дополнительную плату (как ученику) утаивая. Практикуют абсолютно не аргументируемое снятие зеков с уже оформленного приказом по колонии ученичества (заодно и с оплаты). […] Поскольку труд — это и рычаг, с помощью которого вводится в действие вся система наказаний, начиная с лишения права покупать продукты в ларьке или лишения права на свидание с родственниками и кончая штрафным изолятором, ПКТ и тюремным заключением на срок до 3 лет, то соответственно посыпались и наказания.

Казалось бы, единственное, что нельзя отобрать у непокорного заключенного, это надбавки в питании за вредность (например, металлисты в ИТК-35 получают за вредность по стакану молока в день). Но и здесь бывают «забывания» включить в список на спецмолоко. […]

Закон гласит, что труд заключенных организуется с соблюдением правил охраны труда и техники безопасности, установленных законодательством о труде. На практике это положение полностью игнорируется. Кого только ни принуждали приступать к работе на станке до сдачи экзаменов или даже без какого бы то ни было обучения. И наказывают за неподчинение. Собственно, наказывают за отказ подчиненного нарушать законодательство о труде. Впечатляющим примером того, как начальство идет на полное игнорирование не только всех законов и правил по технике безопасности, но и просто элементарной человечности, является эпопея принуждения Светличного, у которого на руках отсутствуют 8 пальцев, работать на компрессорной установке. Решением ВЦСПС за последние годы создана разветвленная сеть правовой инспекции труда. Существует и указ Президиума Верховного Совета СССР от 13 октября 1976 г. «Об административной ответственности за нарушение законодательства о труде и правил по охране труда». Не вдаваясь в анализ эффективности этих узакониваний на вольных предприятиях, отметим, что предприятия МВД, на которых трудятся миллионы современных пролетариев, остались вообще вне этих узакониваний.

Вообще говоря, система ИТУ, через которую пропускают весьма значительную часть населения государства, является очень важным звеном функционирования реального социализма, сохранения атмосферы бесправия, чувства незащищенности рядового члена общества перед произволом начальства.

III. Взаимоотношения между администрацией

и политзаключенными

Взаимоотношения между администрацией и заключенными преследуют цель «перевоспитания и исправления осужденных», то есть добиться от них отказа от своих убеждений, используя прежде всего исправительно-трудовое законодательство РСФСР и закрытые инструкции МВД, по-видимому, относящиеся к наиболее жестоким из действующих ныне в мире. Той же цели служит изнурительный труд; низкокалорийная пища; поток наказаний, сыплющийся за малейшее нарушение; строжайшая изоляция от внешнего мира.

Подъем в лагере ИТК-35 производится в 6 часов утра. И достаточно з/к остаться в постели на 1-2 минуты дольше, как дежурный помощник начальника колонии, обычно поджидающий у двери, заскакивает в секцию и, торжественно оглашая, вносит штрафников в список. […] Что упомянутые наказания производятся выборочно, легко было заметить по тому, как капитан Поляков или старший лейтенант Чайка отворачиваются от з/к, сотрудничающих с администрацией, которые замешкались на своих койках. Старожилы-двадцатипятилетники рассказывают, что в пятидесятые годы «будители» обычно заскакивали с деревянными колотушками и били проспавших по чем попало, так что в семидесятые годы наказание, скажем, лишением права приобретения продуктов в ларьке на очередной месяц ретроспективно можно расценивать как гуманное.

В 6 часов 35 минут проводится поверка. Наказывают за опоздание все ту же категорию «неисправимых».

В Мордовии лагадминистрация, снедаемая заботой о здоровье осужденных, обязала всех делать утреннюю гимнастику — унылая картина, где выделяется отнюдь не бодрая группа инвалидов, которая под мелодию «Прощание славянки» выполняет надлежащий комплекс. Неучастие в мероприятии наказывается.

На завтрак и с него, после поверки, отправляются строем. Причем, чтобы не утруждать себя, а то и по издевательским побуждениям, прапорщики заставляют большинство ожидать во дворе, пока поедят инвалиды, получившие диетпитание. Ускорить эту процедуру могут только крайне неблагоприятные погодные условия.

За 25 минут до 8 — начала работы — з/к выстраивают перед производственной зоной и после поименной переклички выводят на завод. Так начинается здесь каждый день 48-часовой рабочей недели. […]

После вечерней поверки в 18 часов 30 минут трижды в неделю проводится политчас. За неявку наказывают. В 35-м лагере удалось добиться отмены подобных наказаний многочисленными протестами прокурору в 1974 году. Тогда администрация стала использовать здесь как средство давления невыдачу 2-4 рублей на ларек за перевыполнение нормы. Доказать, что «производственные» деньги не имеют к лекциям и информациям никакого отношения, не удавалось на протяжении нескольких лет. […]

Отбой в 22 часа по местному времени означает «мертвый час» в полном смысле этого определения. И. Залмансона неоднократно наказывали за хождение после отбоя. Д. Верхоляк едва сумел доказать, ссылаясь на диагноз в медкарточке, что он задержался в туалете по причинам чисто физиологического, а не антисоветского свойства.

Для видимости объективности, к перевоспитанию з/к, не желающих отказываться от своих убеждений, подключают и лиц, работающих в ИТК по вольному найму. В роли послушных статистов они, входя в состав воспитательной комиссии, подписывают любые постановления. […] Так, туберкулезник Пронюк, у которого нет одного легкого, отсидел 5 месяцев камерного режима. Так КГБ и МВД отплатили, наконец, «виновнику» массовой месячной голодовки и забастовок лета 1974 года. […]

Сам факт заключения уже служит причиной наказания. «Поводы» в таком случае находятся путем по-садистски скрупулезного следования режимным требованиям... Так, Подгородецкий зашел к цензору, старшему лейтенанту Колесниченко, в куртке парикмахера. Поздоровавшись, он спросил, нет ли ему письма (рабочие часы парикмахерской совпадают со временем приема у цензора). Она потребовала, чтобы Подгородецкий привел себя в надлежащий вид и доложил, как положено: «Осужденный такой-то явился по вашему вызову». Подгородецкий отказался от выполнения бессмысленной процедуры. После этого Подгородецкий был наказан за «несоблюдение форм одежды и грубость с представителем администрации», хотя все 26 лет заключения он является примером вежливости и опрятности. По рапорту капитана Кытманова, Б. Шахвердян был лишен ларька за то, что «не поднялся для приветствия».

Обычно очередность наказаний такова: устное предупреждение, выговор, лишение ларька на месяц, карцер, ПКТ и тюрьма. Часто, однако, этот порядок не выдерживается и как к наиболее эффективному средству прибегают к лишению ларька и карцеру. С 1977 года, после ввода новых правил внутреннего распорядка ИТУ, стало возможным бессрочное помещение в карцер. Однако это положение Правил, ныне дозволенное «де юре», широко использовалось «де факто» ранее. […]

Атмосфера безнаказанности, в которой действует администрация, превращает каждого прапорщика, не говоря уже об офицерах, в настоящих профессиональных истязателей в зависимости от степени озлобленности. «Дай мне его в отряд, он у меня шелковым станет», — говорил старший лейтенант Кузнецов начальнику другого отряда о В. Павленкове, и такие слова не были пустым бахвальством. Отрядный Кузнецов, вечно пьяный, развлекался тем, что выискивал повод для наказания. С. Сорока в рождественский вечер поставил на своей тумбочке свечку и елочную ветку, — в карцер. Неаккуратно заправленная койка — в карцер. Расстегнутый ворот — в карцер. Да мало ли за что можно карать «государственных преступников».

Широкая шкала довольно разнообразных наказаний зачастую оказывается недостаточной, и тогда в ход идет составление ложных рапортов. Классическим примером подобной фальсификации может служить акт, составленный по распоряжению нач. оперчасти Храмушина на Буковского об отсутствии на рабочем месте. В своей жалобе в прокуратуру Буковский указал, что отсутствовать, равно как и присутствовать на рабочем месте он в тот день не мог, поскольку это был выходной — воскресенье. Пронюка наказали за невыход на работу, хотя у него имелось освобождение по болезни.

IV. О медобслуживании

[…] Очевидно, что серьезность медобслуживания больных определяется видом и сложностью заболеваний. Трудоспособность, а также размер возможных наказаний для з/к должны определяться администрацией, исходя из заключения комиссии ВТЭК, которая раз в год свидетельствует всех з/к. Заключения же ВТЭКовских комиссий, как правило, подвержены рекомендациям сотрудников МВД и КГБ, а также зачастую предвзятым характеристикам главврача зоны. Так, в свое время были признаны инвалидами, а затем лишены II группы инвалидности (группы, дающей право работать почти всегда по желанию) И. Светличный, В. Подгородецкий, Г. Гимпу, В. Филоненко. Противозаконность таких решений очевидна, поскольку у Светличного не отросли 8 пальцев на руках, у Подгородецкого не исчез горб, у Гимпу не появился оперированный желудок, а у Филоненко не прекратилось прогрессирующее заболевание костного мозга (тромбоцитопения). […]

Фальсификация результатов анализов, то есть запись их в улучшенном виде, в Центральной больнице ИТУ, а также в медчастях зон 35, 36, 37 — распространенное явление. Например, в историю болезни Марченко заносились данные, не соответствующие истине. Результаты анализов, проведенных ему до ареста в Киевском институте заболевания почек, разительно отличаются от аналогичных, проведенных в киевском изоляторе КГБ во время пребывания там на «профилактических собеседованиях».

От инвалидов III группы (определяющей работу с ограничениями) администрация требует норму выработки, строго наказывая в случае ее невыполнения. Группа инвалидности не только не является фактором, обеспечивающим з/к облегченные условия содержания, но даже не спасает от режимных преследований. […]

Атмосфера нарушения законности и злоупотреблений, царящая в ИТК, приносит свои зловещие плоды. Показательна здесь смерть Мамчура. После нескольких вызовов к заболевшему з/к сначала явился прапорщик, затем ДПНК[3], замполит, и прошло значительное время, когда нашли дежурную медсестру Кузнецову (но она не знала, что предпринять, спрашивала у з/к Черкавского, «давать ли укол магнезии?»). Потом, наконец, явилась Т. А. Соломина (врач, исполняющий обязанности терапевта, но окончившая факультет сангигиены), которая, видя катастрофическое состояние Мамчура, сумела лишь распорядиться: «госпитализировать». А больной, у которого сначала была резкая головная боль, потом галлюцинации и рвота, впал в беспамятство... У него начались судороги, исказилось лицо. Явные симптомы инсульта — у Мамчура несколько лет была инвалидность по поводу гипертонии — не были обнаружены ни медсестрой, ни лечащим врачом на протяжении почти трех часов. В результате на месте не была оказана первая неотложная помощь. Вскрытие показало кровоизлияние в мозг. […]

Медработники ИТУ ВС-389 являются исполнителями самых возмутительных распоряжений администрации. Летом 1975 года по оперативному заданию майор Ярунин лично осматривал анальные отверстия и прямую кишку Б. Шахвердяну перед свиданием. В июле 1976 года в присутствии прапорщика Ермаковой женщиной-медиком производился гинекологический осмотр матери Марченко. Налицо обкрадывание больных з/к, нанесение ущерба здоровью ожидающих своей очереди в больницу. […]

Транспортировка из 36 и 37 зон в Центральную больницу (35-й лагерь) осуществляется в обычных автозаках (смерть Плейша была ускорена из-за этого), тогда как в законе оговорена необходимость перевозки больных в специально оборудованном транспорте.

Диетпитание в ИТУ ВС-389 остается на крайне неудовлетворительном уровне. В рационе постоянно несвежие, даже не пригодные к употреблению продукты. Так, с августа 1977-го по сентябрь 1978 года еда готовилась из квашеной капусты, которая была несъедобна еще зимой. Масло в диетпитании летом-осенью 1978 года заменялось маргарином либо комбижиром. В августе-сентябре готовили сушеный картофель. За 6 лет существования зоны 389/35 больные не получали свежих фруктов. Да и стоимость так называемой диеты — около 23 рублей — вряд ли разрешает приобретение минимума калорий, необходимых больному.

Центральная больница — небольшое двухэтажное здание, куда свозятся больные из 35, 36, 37 зон. Из-за желания администрации всячески ограничить контакты между зонами, три группы больных постоянно находятся в постоянно закрытых помещениях, куда сестра и врач входят в сопровождении прапорщика. Отсутствие круглосуточного дежурства медиков (медсестра в Центральной больнице формально находится от 8 до 20 часов) подвергает опасности жизнь тяжело больных, равно как и отсутствие дежурного санитара причиняет им дополнительные страдания. В связи с вышеупомянутым оперативным соображением (пресечение контактов) прогулка разрешена лишь два часа в день на локализованных участках. Медперсонал ЦБ состоит из главврача Шелия (хирург), лечащего врача Черкасовой Т. Н. (терапевт), штата медсестер (3-6 человек). Операционная, лаборатория и рентгенкабинет позволяют проводить на месте операции и исследования в зависимости от квалификации исполнителя, но обычно несложные. На консультации, а также в более тяжелых случаях оперирования приглашаются врачи из Чусовской больницы.

В каждой из зон имеется санчасть с одним-двумя врачами, однако из-за нерегулярности завоза медикаментов, а также отсутствия специалистов (стоматолог на 36 зоне не появлялся почти полтора года — 1976-1977 гг.), положение с медобслуживанием остается неудовлетворительным. Около 30% з/к, находящихся в ИТК ВС 389/35, серьезно больны.

В их числе, с недугами, практически неизлечимыми в местных условиях: Герович — рак мочевыводящих путей, Филоненко — воспаление костного мозга, Марченко — нефрит. Актирование же находится в прямой зависимости от убеждений осужденного, его поведения, позиции в лагере.

Трагический итог такого медобслуживания в Скальнинском ИТУ начиная с лета 1972 года выражается в следующем списке безвременно умерших: Митюк (умер при этапировании из Мордовии на Урал, не была оказана помощь при сахарном диабете), Гантварс (гипертония), Куркис (прободение язвы), Кибартас (рак печени), Мишкенис (послеоперационное осложнение), Опанасенко (повесился в больнице), Рудокас (сердечная недостаточность), Кнавиньш (инфаркт), Плейш (заболевание желудочно-кишечного тракта), Лущ (инфаркт), Мамчур (инсульт), Межалс (инфаркт), Строганов (астма, сердечная недостаточность). […] По рассказам з/к, прибывших из Мордовии, там положение с медобслуживанием еще хуже. […]

VI. Об этапировании

Этап в большинстве случаев тяжелое испытание для з/к. Он длится бессмысленно долго — в 7-10 раз дольше, чем при обычной поездке. За время этапирования з/к обычно несколько раз перегоняют в воронок из вагона, из воронка в одно, другое, третье помещение очередной пересыльной тюрьмы и обратно: «быстрее, быстрее...» (вместо точек нередко следует мат), автоматчики, собаки, «садись, встать», обыск, еще обыск и т. д. Для з/к с тяжелым багажом это превращается в кошмар. Правда, все имущество большинства уголовных з/к укладывается в жалкие узелочки. Что касается больных, то конвой, как правило, не проявляет к ним снисхождения. Они должны передвигаться так же, как и все, сопровождаемые руганью и толчками. Поразительно, что, если тяжело больного з/к нужно отправить в тюремную больницу, его перегоняют обычным этапом — лишь бы он передвигал ноги, но можно и на носилках. В большинстве наблюдаемых нами (и другими политзаключенными) случаев их не сопровождает врач или сестра. Если больница недалеко, то тяжело больного перевозят на обычном воронке. Дорога ухабистая, она вытряхивает из него всю душу.

По рассказу В. Марченко, во время перевозки автозаком (воронком) заключенных от железнодорожной станции до Казанской пересыльной тюрьмы (7.04.78) в общую камеру воронка, рассчитанную на несколько человек, затолкали 28 человек. Их держали в железном воронке, на солнцепеке, около часа на тюремном дворике (это обычно). Задыхавшиеся люди умоляли конвой выпустить их, но безрезультатно. Он же сообщает, что в тесном даже для одного человека одиночном боксе 24. 04. 78 держали троих: Циоса, Зейтуняна и Марченко. Их выпустили через полчаса только после обещания пожаловаться прокурору. Но другие оставшиеся в общей камере, не политические, ждали еще несколько часов. Кто-то мочился на пол. В автозаках и тесных, грязных, бестуалетных камерах-«отстойниках» пересыльных тюрем люди ожидают часами. Еще хуже маленькие, всегда вонючие боксы на одного-два человека. З. Антонюк в июле 1978 года просидел целый день в изоляторе в таком боксике (при этапировании из Владимирской тюрьмы в ИТК-35). Антонюк болен костным туберкулезом и тяжелым заболеванием печени.

Камера столыпинского вагона имеет размер полного или половинного плацкартного купе без окна, с решетчатой стенкой в коридор, где шагает часовой. Окна туалета закрашены или обычно закрыты, вентиляция выключена. Вместо 10-ти, соответственно, 3-х человек, которые могут лежа поместиться в этих камерах, туда обычно набивают 14-18 и, соответственно, 5-6 человек, вынужденных проводить там 1-3 суток. Иногда на короткое время (несколько часов) туда набивают до 25 человек. Туалет не имеет воды, умыться невозможно, постельных принадлежностей, конечно, нет.

В большинстве случаев конвойные грубы и циничны. Они выдают воду и выводят в туалет лишь после того, как весь вагон начинает колотить ногами в решетчатые двери, иногда это бывает два, чаще 3-4 раза в сутки. При этом на каждый день этапа з/к получает около 600 грамм хлеба, селедку средних размеров, 20 грамм сахара. Когда на перегоне Москва-Киров в июне 1978 года Ю. Орлов попросил у конвойного дать попить, ответ гласил: «Обойдешься без воды». Вместе с ним в половинной камере поместили двух стариков-туберкулезников, при ходьбе поддерживавших друг друга. Не допросившись туалета, один из них помочился в целлофановый мешочек, разлив половину по полу и нижней полке. Затем, для изоляции от политического, их перевели в другую камеру, набитую битком. Когда один из них хотел лечь на пол, конвой не разрешил. В. Лисовой, после тщетных просьб вывода в туалет, вынужден был мочиться прямо в камере в случайную банку. З. Попадюка в августе 1977 года в Пензенской тюрьме держали в одной камере с туберкулезными и сифилитическими больными. Антонюк на перегонах Харьков-Свердловск-Пермь и в самой Свердловской пересылке наблюдал в ноябре 1972 года, как офицеры выводили из камер женщин к себе для сожительства.

М. Матусевич, как голодающий, сопровождался врачом на этапе из Киева в ИТК-35 (июнь 1978 г.). Однако врач отказалась оказать какую-либо помощь уголовному з/к соседней камеры вагона с тяжелым внутренним заболеванием и с тяжелым заболеванием кожи. Его должна была бы сопровождать сестра, но этап отправился без нее. Он был весь мокрый от гноя, и другие з/к рвали рубашки и портянки для перевязок. Таковы вкратце условия этапирования.

[…]

VII. Пресечение информации

[…] В 1974 году на пресс-конференции в Москве академик А. Сахаров предоставил западным корреспондентам материалы из лагеря 389/35, переписанные рукой з/к З. Антонюка. Поскольку эти документы были корреспондентами сфотографированы и опубликованы, они стали достоянием и КГБ. Несколькими месяцами позднее в лагере ВС 389/35 3. Антонюка вызвали на так называемую наблюдательную комиссию и предложили написать в газету письмо с раскаянием, в противном случае ему пообещали, что он будет приговорен к тюремному заключению.

Поскольку З. Антонюк от подобной сделки отказался, в июле 1975 года он был отправлен во Владимирскую тюрьму. В 1978 году С. Глузман и С. Ковалев в лагере 389/36 были приговорены к камерному заключению в ПКТ на шесть месяцев за то, что собирали и хранили информацию о положении заключенных в лагере. Чтобы помешать выходу информации за пределы лагеря, администрация самым варварским способом мешает свиданиям заключенных с родными. Так, Ю. Хведько за 11 лет заключения имел возможность лишь два раза повидаться с матерью (в 1969 и 1974 гг.). Как только кто-либо из родственников сообщал, что собирается приехать, администрация отвечала, что Хведько лишен права на очередное свидание.

В мае 1978 года во Владимир на свидание с З. Попадюком приехала его мать. Тюремная администрация сразу за какую-то мелочь лишила Попадюка права на свидание. Лишь через несколько недель Дойников проговорился об истинной причине лишения свидания: «Мать по дороге во Владимир заходила в Москве по разным адресам антисоветчиков и собирала новости. Ее и впредь будут лишать свидания с сыном». […]

Если заключенному предоставляются длительные свидания, то приехавших женщин и детей часто раздевают догола и обыскивают, подвергают самому унизительному осмотру. […] Обыскивая девятилетнего сына и пятилетнюю дочь П. Плумпы, надзиратели отделили их от матери, увели в отдельную комнату, раздели догола и разорвали одежду. В мае 1978 году Р. Маркосяну во время двухчасового свидания с братом не разрешили поздороваться с пожатием руки. Было также запрещено разговаривать на родном, армянском языке. Присутствующий при свидании надзиратель все время предупреждал, что если будет сказано хоть одно слово по-армянски, то свидание сразу прекратят.

Как правило, во время краткосрочных свиданий разрешается разговаривать только на русском языке. Если дети или родственники заключенного нерусской национальности не знают этого языка, то они и не имеют возможности воспользоваться общим свиданием.

Национальные или религиозные моменты администрация мест заключения часто использует для конфискации или задержания корреспонденции. Письмо З. Антонюка от 1. IX. 76 г. к жене было конфисковано администрацией Владимирской тюрьмы под тем предлогом, что в письме цитируется Геродот на украинском языке. В результате у З. Антонюка на целый год прервалась переписка. […]

Администрация лагерей на несколько недель задерживает письма заключенных нерусской национальности. Еще в 1976 году М. Кииренд обратился к Чусовскому прокурору. Жалоба не дала результатов, а лагерный представитель КГБ сообщил, что письма, написанные на национальных языках, направляются в КГБ. Кииренд послал заявление начальнику Скалинского управления КГБ Дегтянникову. «По существующему закону, я должен отправлять и получать письма в течение трех дней, однако администрация лагеря 35, ссылаясь на то, что мои письма и письма ко мне пишутся на эстонском языке, вручение и отправку писем автоматически затягивает более, чем на месяц. Этот факт расцениваю как проявление шовинизма». Всем, кто с подобными жалобами обращаются к администрации лагеря ВС-389/35 и 36, цензор или другие представители внушают мысль, что заключенные нерусской национальности должны отказаться от привычки писать письма на родном языке. […]

К категории враждебной или клеветнической информации, подлежащей конфискации, относятся религиозные книги или письма на религиозные темы.

Так, в мае 1977 году И. Огурцову (ВС-389/35) пришла пасхальная посылка, в которой, кроме прочего, была Библия. Работники администрации лагеря посылку вскрыли, Библию похитили, а посылку, уже без Библии, отослали назад.

П. Плумпе, ВС-389/36, пришли письма с переписанными главами из Библии. 17. I. 77 г. начальник оперчасти Рожков ему сообщил, что эти главы конфискованы. Как религиозные и тенденциозные.

Заключенные почти никогда не получают писем из-за рубежа, за исключением писем из Израиля, которые конфискуются чуть реже. За все время пребывания в лагерях не получили ни одного письма, присланного из-за границы, М. Кииренд, В. Марченко, 3. Антонюк, И. Грабанс и многие другие. И. Огурцов изредка получает письма только из Польши. П. Плумпа за все годы получил только одно заграничное письмо (6 февраля 1976 г., из Швейцарии).

В лагерях ВС-389/35 и 36 как вид запрещенной информации рассматриваются даже жалобы политзаключенных, направляемые в государственные инстанции. Так, 1. 4. 77 г. у В. Марченко при личном обыске была изъята жалоба, адресованная ген. прокурору СССР Руденко, в которой сообщалось о ряде нарушений законности, допущенных во время следствия и судебного разбирательства дела В. Марченко.

В лагере 389/35 было конфисковано заявление В. Лисового от 31. 12. 78 г. председателю Совета Союза Шитикову, в котором он выразил пожелание, чтобы в лагерной столовой было больше свежих овощей.

В марте 78 года И. Грабанс направил жалобу в президиум Верховного Совета СССР в связи с тем, что письма из Латвии к нему идут два-три месяца. Вскоре после этого переписка И. Грабанса была вообще прервана, и в течение уже пяти месяцев он не получает ни одного письма.

Эти факты, которые составляют лишь малую часть общего целого, свидетельствуют, что управление лагерей ВС-389 имеет весьма обширные возможности для нарушения прав человека и государственных законов в отношении политзаключенных. Так, ему предоставлено право пресечения любой информации о подобных нарушениях вплоть до конфискации жалоб заключенных в вышестоящие инстанции.

В лагерях строгого режима не положено иметь телевизоры и радиоприемники, кроме офицерской радиоточки. Количество корреспонденции — писем, открыток, телеграмм, — которое заключенный имеет право отправить в неофициальные инстанции, ограничивается двумя в месяц. Использование телефонной связи полностью запрещено. Запрещена отправка заявлений, жалоб и другой корреспонденции такого характера в негосударственные организации.

Заключенному не разрешается в жалобе защищать других заключенных, а также не разрешаются коллективные жалобы. Представители «Красного Креста», иностранные корреспонденты и другие иностранные лица никогда не разговаривали с заключенными советских политлагерей. Нужно сказать прямо: советские заключенные смеются, когда читают в советской прессе сообщения о том, каким ограничениям в своих правах подвергаются политзека на Западе или даже в чилийских лагерях. Эти ограничения не идут ни в какое сравнение с ограничениями прав в советских лагерях.

1979, № 20

[1] Седьмой раздел доклада написан Пятрасом Плуйрасом-Плумпой. П. Плуйрас-Плумпа арестован в ноябре 1973 г., осужден в декабре 1974 г. (8 лет строгого режима). По тому же обвинению в антисоветской пропаганде он уже отсидел 7 лет в 1958-65 гг. (арестован был в возрасте 19 лет). Отбывает наказание в Уральских лагерях. — Прим. ред.-1979.

[2] Вероятно, нуждой. — Прим. ред.-1979.

[3] Дежурный помощник начальника колонии. — Прим. ред.-1979.

Опубликовано в журнале:

«Континент» 2013, №152

«Возможно, лучшее пиво в мире», – очень самоуверенный, но, тем не менее, один из самых известных рекламных слоганов в мире. Пивоваренная компания Carlsberg Group всегда была активна в телевизионной рекламе, но поможет ли теперь эта активность ее продажам? Молодежная аудитория, на которую рассчитаны несколько брендов из портфеля компании, редко смотрит телевизор, ведь теперь есть планшеты и смартфоны. Многие топ-менеджеры в медиа говорят, что рекламодателям придется менять способы доставки рекламы, чтобы быть с этой аудиторией.

Есть и другие вопросы, которые нужно решать производителям пива. Уровень потребления этого напитка на традиционных рынках, к примеру, в той же Европе, уже не растет, как в прошлом. Что ищут датские пивовары в Китае, где купили несколько заводов? Как будут вести себя в Украине, где их, как и других производителей этого напитка, обвиняют в распространении «пивного алкоголизма», а правительство намерено повысить акцизы? Об этом – наша беседа с президентом и председателем правления Carlsberg Group Йоргеном Буль Расмуссеном.

– Carlsberg Group – один из крупнейших рекламодателей, как вы меняете свою маркетинговую политику с учетом технологического прогресса?

– Мы занимаемся развитием новых видов рекламы. В штаб-квартире нашей группы создан специальный отдел, который отвечает за направление digital. В нем работают 10 человек. Они заняты разработкой нашей новой рекламной стратегии, в том числе по продвижению брендов в социальных медиа.

Один из ярких примеров их работы – создание геолокационного приложения – That calls for a taxi – для планшетов и смартфонов, которое помогает найти ближайшую к вашему местонахождению стоянку такси. Это удобно, если человек выходит из бара слегка выпившим, ему не нужно будет тратить много времени на поиск такси. Причем, все это работает под нашим брендом – то есть именно Carlsberg помогает вам найти такси, этим мы повышаем лояльность к бренду.

– В одном из интервью вы говорили, что Азия – ваша главная надежда. Однако в Китае невысокий уровень потребления пива. На чем основаны ваши надежды?

– Рынок Китая – еще на очень раннем этапе развития. Уровень потребления пива в этой стране – 17-18 литров на душу населения в год, а в странах Индокитая – выше. Во Вьетнаме, например – 27-28 литров, но и это намного ниже, чем в среднем по странам ЕС – 69 литров. Но я уверен, что со временем потребление алкоголя в азиатских странах претерпит изменения, и люди перейдут с местных крепких напитков на более легкие – пиво и вино.

– На что вы рассчитываете в этой стране, если потребление пива – просто вне исторических традиций Китая?

– Вы в чем-то правы. Есть страны, где какой-то вид алкоголя исторически стал более популярен – вино в Испании, Италии и Латинской Америке, пиво в Германии, водка в России, Украине и ранее – в Финляндии. Но мы рассматриваем этот вопрос не только с точки зрения национальных и культурных особенностей, но и в перспективе наших исследований по разным странам.

Общая тенденция для развитых стран – постепенное движение к модели потребления, в которой пиво занимает 50%, вино – 35% и крепкий алкоголь 15% (в пересчете на абсолютный уровень потребления алкоголя). Этому способствует алкогольная политика государства, и как ее составная часть – политика в сфере акцизов. Людям больше рассказывают о вреде крепкого алкоголя, и они постепенно переходят на напитке полегче. За короткий период времени выпить большую дозу крепкого алкоголя – гораздо опаснее, чем выпить пару бокалов пива.

Такую картину – постепенного перехода с крепких напитков на легкие – мы наблюдали 20-30 лет назад и во многих других странах так называемого «северного» типа потребления. В первую очередь в Скандинавии. Такие же изменения происходят сейчас, к примеру, в Польше и странах Прибалтики.

– Многие производители пива выступают с резкой критикой идеи повышения акцизов. Но ее сторонники утверждают, что повышение цен на пиво снизит уровень пивного алкоголизма. Разве вы против этого?

– Вы упомянули о распространенном, прежде всего среди нескольких постсоветских стран, и искусственно культивируемом термине «пивной алкоголизм». Проконсультируйтесь у ученых-наркологов, и они подтвердят, что такой болезни не существует ни в одном официальном перечне заболеваний. Не может его быть и в Украине со средним потреблением пива на уровне 58 литров на человека в год.

Мы понимаем свою социальную ответственность. Carlsberg всячески поддерживает инициативы по информированию подростков и их родителей о недопустимости употребления любых алкогольных напитков несовершеннолетними. Насколько мне известно, отраслевой пилотный проект «Семейный разговор», который и направлен на решение этой задачи, после двух лет реализации показал хорошие результаты и рекомендован вашим Министерством образования для внедрения в программы украинских школ.

– Мне приходилось слышать такой простой аргумент: резкое повышение акцизов на пиво связывают с уменьшением уровня употребления алкогольных напитков в стране. Разве не так?

– В таком случае потребители, употребляющие алкоголь, откажутся от пива и перейдут на водку, возможно, даже нелегальную. Просто повышение цен на один из видов спиртного не решает проблемы. А сама идея о внедрении новых акцизов может очень плохо отразиться на рынке и даже привести пивоваренную отрасль к полному краху.

По нашим расчетам, снижение производства пива в Украине в случае трехкратного повышения акциза составит 27-28% за год. И если будет такое серьезное падение рынка, мы не сможем сохранить производство на нынешнем уровне. Уже в текущем году, по причине значительного падения потребления, наши три завода загружены в среднем на 66%. Дальнейшее падение спроса поставит перед нами сложную и непопулярную задачу закрытия отдельных производств. Это может быть площадка во Львове или в Запорожье, время покажет.

Пострадают поставщики, повысится уровень безработицы. В итоге люди, которые инициируют эту идею, не повысят поступления в бюджет в перспективе даже последующих двух лет, а наоборот, только сделают хуже экономике страны. Мы ведем бизнес в Украине прозрачно, ориентируясь на долгосрочную перспективу. И если мы не знаем, какие законодательные шаги предпримет парламент в следующем году, что будет в стране через три года, пять лет, то у нас, как у любого другого крупного инвестора, остается гораздо меньше желания инвестировать в страну.

А ведь Украина – очень перспективный рынок. На данный момент здесь уровень потребления пива составляет 55-56 литров, а в Дании – 80-85, Великобритании – 80-85, Германии – 110 литров, в Чехии – 125 литров. Я уверен, что потребление пива в Украине еще вырастет, если не до уровня Германии, то до уровня Дании, почему нет? Но если здесь постоянно меняются условия ведения бизнеса, то не лучше ли нам инвестировать в Азию, где рост будет большим, а диалог с властями наладить проще?

Я очень надеюсь, что заявленная властями позиция развивать инвестиционную привлекательность государства и улучшать условия ведения бизнеса – не лозунг. Вместе с подписанием соглашения об ассоциации Украина получит обоснованное желание зарубежных инвесторов развивать здесь бизнес. А вот насколько эти ожидания реализуются на практике – зависит прежде всего от вас.

Жизнь после Вильнюса

Украина в новой геополитической конфигурации

Украина ставит эксперимент, интерес к которому проявляют во всех странах постсоветского пространства. От того, окажутся ли изменения, обусловленные сближением с ЕС, значимыми и позитивными, будет зависеть поведение и России, и стран, которые пока на нее ориентируются.

Статья отражает результаты работы в рамках Программы фундаментальных исследований президиума РАН № 38 «Перспективы скоординированного социально-экономического развития России и Украины в общеевропейском контексте».

12 сентября 2013 г. почти незамеченным прошел один юбилей: исполнилось полвека со дня подписания Договора об ассоциации между Турцией и Европейским экономическим сообществом. Казалось бы, достойный повод оценить совместно пройденный путь и наметить планы на будущее. Однако турецкие политики и масс-медиа либо вовсе проигнорировали знаменательную дату, либо говорили о ней с едва скрываемым раздражением. Еще бы! Соглашение об ассоциации, несомненно, принесло Турции значимые экономические результаты, но в политическом смысле обрекло державу с большими амбициями на унизительное полувековое ожидание в прихожей у объединяющейся Европы.

Тем временем другая крупная страна – Украина – с нетерпением ждет момента, когда и ее допустят в эту прихожую. При этом ни один трезвомыслящий аналитик не рискнет уверенно сказать, что ожидание Киевом полноценного членства в Евросоюзе не затянется дольше, чем в случае Турции.

И все же намеченное на 28 ноября 2013 г. в Вильнюсе подписание Украиной и ЕС соглашения об ассоциации, включающего положения о создании глубокой и всеобъемлющей зоны свободной торговли (ГВЗСТ), станет рубежом в истории стран постсоветского пространства. Само это событие, конечно, не приведет к мгновенной экономической или институциональной метаморфозе. Скорее, напротив, простой украинец скоро обнаружит, что его положение мало изменилось к лучшему или даже серьезно ухудшилось. Однако в геополитическом смысле Украина сменит орбиту, причем в рамках логики игры с нулевой суммой, к которой фактически вернулись Россия и Запад, и это будет интерпретировано как стратегическое поражение Москвы.

ЧТО ДЕЛАТЬ РОССИИ?

Несомненно, Вильнюс станет тяжелым ударом не столько по сиюминутным интересам России, сколько по мировидению российской политической элиты, да и значительной части общества. Однако жизнь на этом не закончится. Возникновение новой, неблагоприятной геополитической конфигурации заставит Москву выбирать между различными вариантами действий в зависимости от тех или иных стратегических целеполаганий. Если попытаться предельно схематизировать выбор, то он будет состоять в решимости вернуть Украину на прежнюю геополитическую орбиту либо в готовности радикально изменить сами правила игры в отношениях Москвы и Брюсселя.

Возможна ли после Вильнюса еще одна геополитическая переориентация Киева, его разворот в сторону России? Красивые слова о «бесповоротности европейского выбора» лучше оставить для украинского внутриполитического потребления. В конечном счете речь идет о масштабе материальных, политико-дипломатических, информационных и иных ресурсов, которые будет готова задействовать Россия для того, чтобы повлиять на украинские элиты и общественное мнение. В последние месяцы много говорилось о том, что ежегодный экономический выигрыш Украины в случае ее вступления в Таможенный союз составит от 6 до 12 млрд долларов. Он мог быть достигнут за счет почти троекратного снижения стоимости российского газа, снятия экспортной пошлины на нефтепродукты, создания преференциального режима для продовольственных товаров. Сюда же следует приплюсовать компенсации, связанные с переходом Украины на общую для ТС ставку единого таможенного тарифа. Несомненно, на первом этапе гипотетического членства Украины в ТС именно российскому налогоплательщику пришлось бы взять на себя эту нагрузку.

Однако этого все равно оказалось недостаточно, чтобы убедить Киев отказаться от ГВЗСТ и присоединиться к Таможенному союзу. Можно предположить, что после вступления в силу соглашения об ассоциации и свободной торговле между Украиной и ЕС цена вопроса окажется еще выше. В условиях экономической стагнации, начавшейся в России даже при сохранении вполне комфортной цены на нефть и возобновления роста западных экономик, эта нагрузка может оправдываться исключительно геополитическими расчетами. Причем никаких гарантий успеха у Москвы не будет хотя бы потому, что отношения между Россией и объединенной Европой в рамках этого сценария перейдут в режим полномасштабного противостояния.

Альтернативная стратегия – попытка кардинально изменить правила игры между Россией и Евросоюзом и интегрировать Украину в эту систему в качестве полноправного участника – пока кажется сугубо гипотетической. Этот подход прежде всего должен базироваться на признании Украины ключевым фактором российско-европейского взаимодействия и на выработке инклюзивного подхода к Киеву. Понятно, что это условие российским лидерам выполнить довольно трудно. Однако еще более сложным препятствием является политико-институциональная несовместимость нынешней России и европейских стран. Одно дело – стремление гармонизировать расходящиеся интересы государств с генетически близкими политическими режимами, другое – стран, чьи политические институты, нормы и практики развиваются в противоположных направлениях. Это расхождение в последние полтора года достигло нового качества, существенно ограничив возможности маневра российской внешней политики в отношениях с Западом. И даже блестящий дипломатический успех Москвы в сирийском вопросе лишь оттеняет данное обстоятельство. Судя по всему, ЕС и США приложат усилия к тому, чтобы российский триумф в Женеве был «уравновешен» геополитическим нокдауном в Вильнюсе.

Решающие для будущего России политические трансформации – реальное разделение властей и «вписывание» в эту систему института президентства, отделение власти от собственности, проведение подлинно свободных и конкурентных выборов, приход нового поколения политических лидеров, существенное обновление политических и экономических элит – ни в коей мере не гарантируют достижения стратегического партнерства России, Украины и Европейского союза. Но эти изменения по крайней мере создадут возможность диалога на общем языке и позволят всем сторонам всерьез задуматься о предпочтительности политики, обеспечивающей совместный выигрыш.По всей видимости, ни одна из этих стратегий не сможет быть реализована в полном объеме в ближайшие месяцы и годы после перехода Украиной вильнюсского рубежа. В одном случае главным препятствием станет экономика, в другом – логика функционирования российского политического режима. Тем не менее даже если Москва воздержится от немедленной эмоциональной реакции на подписание Киевом ГВЗСТ, ряд качественных изменений проявится довольно быстро. Прежде всего России придется принять некоторый набор защитных мер, связанных со снятием торговых барьеров между Украиной и Евросоюзом. Важно, чтобы эти меры соответствовали принципу разумной достаточности и не слишком походили на банальную месть.

После Вильнюса не будет никакого смысла сохранять преференции в торгово-экономических отношениях с Украиной, которые принимались с расчетом на полноценное участие страны в россиецентричных интеграционных проектах. В то же время явно ошибочным может стать сворачивание программ межрегионального сотрудничества, когда пострадавшими окажутся жители Крыма, восточных и южных областей, значительная часть которых продолжает выступать за сохранение особых связей с Россией. Скорее, стоило бы подумать о существенном расширении таких программ.

Не меньшей ошибкой может оказаться закрытие российского рынка труда для украинской рабочей силы. Рост социального напряжения из-за трудовой миграции вызван, как известно, вовсе не гражданами Украины. Напротив, квалификация, знание русского языка, культурная близость теоретически должны делать украинских трудовых мигрантов в России желанными гостями. Новые экономические трудности, с которыми, очевидно, столкнется Киев после подписания договора об ассоциации с ЕС, могут привести к некоторому увеличению масштабов трудовой миграции в Россию. Самое меньшее, что необходимо сделать в данной ситуации, – не отталкивать этих людей.

Одним из асимметричных ответов на геополитическую переориентацию Киева мог бы стать запуск крупной стипендиальной программы, рассчитанной на ежегодное привлечение в российские вузы тысяч студентов из южных и восточных регионов Украины. Сами стипендии по размеру должны быть конкурентоспособными в сравнении со стипендиями в рамках аналогичных программ Евросоюза. Такая программа могла бы сформировать когорту сторонников приоритетного развития отношений с Россией; кроме того, она пошла бы на пользу принимающим российским вузам. Вполне резонно предложить участникам этой программы широкие возможности, включающие различные варианты дальнейшего трудоустройства в России.

Особый вопрос – присутствие Украины после вступления в силу ГВЗСТ в двух зонах свободной торговли, со странами СНГ и с Евросоюзом. Не будучи уникальной для мировой экономики, эта ситуация – новая для постсоветского пространства. Все эффекты возникновения украинской смычки между двумя зонами свободной торговли сейчас едва ли можно просчитать, хотя официальные российские представители делают акцент на негативных последствиях. Не исключено, что наибольший ущерб будет связан не с перетоком европейских товаров через Украину на российский рынок, а с превентивными защитными мерами Москвы и ответным реагированием Украины и ЕС. В любом случае эта ситуация не сможет «зависнуть» надолго. Киев, вероятно, постарается политически капитализировать свое особое положение, предложив некий трехсторонний механизм регулирования торговых отношений, который может трансформироваться в площадку для предметного обсуждения идеи создания зоны свободной торговли от Лиссабона до Владивостока. Похоже, что и в Брюсселе не станут отвергать такую инициативу, поскольку, во-первых, либерализация взаимной торговли наиболее выгодна европейским экспортерам, и, во-вторых, участие России в трехстороннем переговорном формате будет означать фактическое признание геополитической перемены, которая должна вскоре свершиться в Вильнюсе. Москва, таким образом, окажется перед дилеммой. Если концепция трехстороннего диалога будет подразумевать только обсуждение вопросов зоны свободной торговли, то российское руководство, скорее всего, предпочтет уклониться. Если же Москва захочет и сумеет предложить более широкую повестку, то, не исключено, именно этот формат даст возможность вывести отношения России и Евросоюза из глубокого застоя.

Возможно, однако, и иное развитие событий, когда отказ от трехстороннего диалога и эскалация защитных мер в сфере торговых отношений приведут к фактическому выталкиванию Украины из зоны свободной торговли СНГ. Такое вытеснение не сможет пройти гладко и, по всей видимости, приведет к завершению эпохи Содружества. Строго говоря, процесс запущен около десяти лет назад серией цветных революций. Перспектива заключения несколькими странами СНГ соглашений об ассоциации с Европейским союзом сыграла роль своеобразного катализатора, поскольку вслед за Евросоюзом и Россия поставила эти страны перед выбором «или – или». Вынужденный отказ Армении от сближения с ЕС и ее заявка на присоединение к Таможенному союзу служат яркой иллюстрацией возросшей интенсивности геополитической поляризации постсоветского пространства. Если после Вильнюса Россия в самом деле решится на вытеснение Украины из зоны свободной торговли СНГ, то в результате практически вся территория бывшего СССР (пока за исключением Узбекистана и Туркменистана) разделится на два неравных сектора, один из которых экономически и политически будет привязан к единой Европе, а другой – к Таможенному союзу России, Белоруссии и Казахстана.

Поляризация постсоветского пространства будет иметь неоднозначные последствия для ТС, основной тенденцией в развитии которого, по крайней мере на ближайшие два-три года, может стать экстенсивное расширение. Риски поспешного увеличения количества членов пока недооцениваются. Уверенный старт ТС позволял надеяться, что это объединение окажется первым успешным интеграционным проектом на постсоветском пространстве. Однако вслед за первоначальным положительным эффектом создания Единого экономического пространства и общей таможенной территории России, Белоруссии и Казахстана последовал этап «кризиса роста», постепенного обострения внутренней напряженности между участниками объединения. Сам по себе кризис роста – явление закономерное, но в случае ТС отягощается спецификой персоналистских режимов стран-участниц и связанными с ней эксцессами вроде «дела Баумгертнера». Тем не менее концентрация совместных усилий на урегулировании противоречий, дальнейшей унификации внутреннего законодательства, укреплении институциональной базы и согласовании стратегических целей могла бы придать импульс процессу интеграции.

Переключение внимания на кооптацию в состав объединения нескольких государств способно серьезно осложнить решение основной задачи ближайших месяцев – создать к началу 2015 г. Евразийский экономический союз. В частности, работоспособность Евразийской экономической комиссии, где решения принимаются консенсусом, может значительно снизиться в случае присоединения новых государств. Разработка промежуточного формата участия, например, соглашений об ассоциации или привилегированном партнерстве, могла бы стать прагматичной альтернативой поспешному расширению. Однако в условиях обострившейся геополитической конкуренции высока вероятность того, что предпочтение отдадут номинальному увеличению числа полноправных членов Таможенного союза в ущерб его эффективности.ПОХИЩЕНИЕ УКРАИНЫ ЕВРОПОЙ

В цепочке событий, кульминацией которых может стать вильнюсский саммит «Восточного партнерства», одной из ключевых дат является 8 ноября 2011 года. В тот день начались поставки газа по газопроводу «Северный поток», благодаря чему существенно снизилась зависимость России от Украины как основного транзитера российского голубого топлива. Казалось бы, вопреки всем препонам торжествует линия Путина–Шрёдера на установление эксклюзивного энергетического партнерства России и Германии, которое, в свою очередь, еще более усилит политический перевес этих двух стран, соответственно, на постсоветском пространстве и в Европейском союзе. Не только Украине, но и Белоруссии, Польше, другим странам – транзитерам российского газа предстояло смириться с утратой прежних политико-экономических преимуществ.

Но в тот же самый день было опубликовано письмо, подписанное министрами иностранных дел Германии Гидо Вестервелле и Польши Радославом Сикорским, который незадолго до того сравнивал «Северный поток» с пактом Молотова–Риббентропа. Письмо, по сути, объявляло о выработке Германией и Польшей совместного курса по отношению к России. Дальнейшее развитие событий показало, что это заявление отнюдь не было символической компенсацией Варшаве. Письмо Вестервелле и Сикорского ознаменовало новое распределение «сфер ответственности» между Германией и Польшей. Польша фактически дала сигнал о своей готовности признать немецкое лидерство в дальнейшем реформировании Европейского союза. В свою очередь, Германия согласилась с критическим подходом Варшавы в отношении российской внешней и внутренней политики. Фокусируя внимание на институциональных и экономических проблемах единой Европы, воздерживаясь от чрезмерной вовлеченности в дела постсоветского пространства и примиряясь с постепенной стагнацией германо-российских отношений, Берлин предоставил Польше и солидарным с ней странам Балтии и Вышеградской группы возможность оказывать все возрастающее влияние на выработку восточной политики Евросоюза.

Сегодня можно сказать, что восточная политика ЕС во многом становится ягеллонской политикой. Если отвлечься от внутрипольских политико-идеологических размежеваний, то в широком смысле ягеллонской политикой можно назвать координацию усилий элит центрально- и восточноевропейских стран на основе противостояния общему для них «значимому другому», т.е. России. Исторически эти страны либо входили в состав Королевства Польского и Великого Княжества Литовского (а затем – Речи Посполитой), либо по крайней мере примыкали к балто-черноморскому междуморью. В современных условиях ягеллонская политика означает попытку вывода нескольких стран постсоветского пространства из геополитической «серой зоны», в которой они пребывали после распада СССР, их политическую и экономическую привязку к единой Европе и блокировку участия этих стран в альтернативных ЕС интеграционных проектах.

Новейший этап ягеллонской политики в отношении Киева начинался в очень неблагоприятной обстановке. В условиях мирового экономического кризиса внимание ведущих стран Евросоюза и США было отвлечено от региона СНГ, позиции России на постсоветском пространстве явно укрепились, а на Украине потерпевшие электоральное поражение лидеры «оранжевой» революции отправились в политическое небытие либо на скамью подсудимых. Сама возможность диалога с новой украинской властью, начавшей судебные преследования Юлии Тимошенко и ее соратников, многим в Европе казалась весьма сомнительной. Тем не менее сторонники ягеллонской политики шаг за шагом выстраивали отношения с Виктором Януковичем и его командой, используя нарастание напряженности между Кремлем и Банковой. И если на первых порах Янукович мог рассматривать размораживание диалога с Брюсселем лишь как фактор, укрепляющий его позиции в жестком торге с «Газпромом» и Путиным, то в дальнейшем благодаря ягеллонской дипломатии он счел перспективной для себя и своего окружения ставку на достижение соглашения об ассоциации с Евросоюзом.

В условиях, когда европейский интеграционный проект переживает глубокий кризис, институтам ЕС настоятельно требуются новые доказательства собственной привлекательности и политической успешности. Не в последнюю очередь поэтому произошла ягеллонизация восточной политики Евросоюза. Включение Украины в сферу экономического и политического влияния Европы может стать тем успехом, который будет иметь большой резонанс, но не потребует существенных затрат от европейских налогоплательщиков. Более того, открытие довольно емкого украинского рынка – несомненное благо для ориентированных на экспорт экономик, прежде всего Германии. Вместе с тем формат ассоциации не позволяет Киеву рассчитывать на субсидии из Брюсселя, доступные лишь полноправным членам Евросоюза.

Ягеллонская политика по отношению к Украине опирается и на возрастающую поддержку Соединенных Штатов. В первую очередь это обусловлено провалом перезагрузки после возвращения в Кремль Владимира Путина. В то же время одним из стимулов американского интереса к Украине могут быть переговоры между США и ЕС о создании Трансатлантической зоны свободной торговли и инвестиций. В случае успеха этого глобального проекта Украина окажется чем-то вроде бесплатного «довеска» к объединению двух крупнейших экономик мира.

Каковы же перспективы продолжения ягеллонского курса в восточной политике Европейского союза после Вильнюса? Здесь, конечно, многое зависит от изменений, которые претерпит модель европейской интеграции как в ходе внутренней перестройки, так и в результате создания зоны свободной торговли с Соединенными Штатами. Более вероятно, что ягеллонский курс подвергнется ревизии со стороны ключевых стран Евросоюза. В самом деле, после Украины с высокой степенью вероятности в фокус ягеллонской политики должны попасть Белоруссия и Приднестровье. Уровень конфликтности и в том и в другом случае может оказаться зашкаливающим. Скорее всего, издержки ведущие страны ЕС оценят как неоправданно высокие. Германии и Франции в этих условиях будет удобнее вернуться к диалогу с геополитически ослабленной Россией, чем пытаться окончательно загнать ее в угол. Вместе с тем ожидать полного отказа от ягеллонских коннотаций в восточной политике объединенной Европы не следует.

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО…

Наутро после подписания в Вильнюсе соглашения об ассоциации между Украиной и Европейским союзом, скорее всего, ничего существенного не произойдет. Большая часть киевского «политикума» будет праздновать свой европейский триумф и готовиться к новому витку традиционной украинской внутриполитической борьбы всех против всех, западная пресса не преминет объявить о геополитическом поражении путинской России как о свершившемся факте, а российская – об утрате Украиной реального суверенитета и о мрачных перспективах экономики. Однако серьезные проблемы обнаружатся довольно скоро, еще до завершения процесса ратификации вильнюсского соглашения. Москва, во всяком случае, едва ли станет дожидаться этого момента. Скорее всего, начнется снижение объема прямых инвестиций и свертывание кредитования украинской экономики российскими финансовыми институтами. Исключат, возможно, те программы, которые являются наиболее чувствительными для крупных российских экономических акторов, имеющих тесные связи с украинскими предприятиями.

В таких обстоятельствах угроза дефолта украинской экономики резко возрастет. Не исключено, что он будет предотвращен за счет политически мотивированного облегчения для Украины доступа к кредитам МВФ. Но крайне маловероятно, что Европейский союз перейдет к прямому субсидированию украинской экономики даже после вступления в силу ГВЗСТ. При этом в первые месяцы и годы действия ГВЗСТ начнется процесс вытеснения с украинского рынка продукции местных производителей более дешевыми и качественными европейскими товарами. Эти тенденции еще усилятся в связи с форсированным переходом на технические стандарты ЕС, что является одним из ключевых положений ГВЗСТ. Одновременное введение защитных мер в странах Таможенного союза поставит многие украинские предприятия и даже некоторые отрасли промышленности на грань краха. Пик кризиса может совпасть с выборами президента Украины в 2015 году.

Складывается впечатление, что Виктор Янукович и его основная опора в Верховной раде – Партия регионов, делая ставку на подписание соглашения об ассоциации с Евросоюзом, если и не совершают политическое самоубийство, то, во всяком случае, ввязываются в исключительно рискованную игру. Политический консенсус большинства представленных в парламенте сил вокруг курса на сближение с Европой исчезнет сразу после подписания вильнюсского соглашения, а вся ответственность за неурядицы будет возложена на Януковича и его сторонников. При этом расколотой окажется и электоральная база, на которую опираются нынешний президент и Партия регионов.

«Казус Януковича» чрезвычайно важен для понимания поведения и дальнейшей эволюции постсоветских политических элит. Ранее по такому же пути проследовал бывший молдавский президент Владимир Воронин, пришедший к власти под пророссийскими лозунгами, но осуществивший под давлением Запада крутой политический разворот, находясь в полушаге от подписания предложенного Москвой плана приднестровского урегулирования. Виктор Янукович после избрания президентом в феврале 2010 г. сделал решительные шаги на пути восстановления отношений с Москвой, заключив с Дмитрием Медведевым харьковские соглашения о продлении на 25 лет срока базирования в Севастополе российского Черноморского флота и о 30-процентном снижении цены на российский газ. Однако и харьковские соглашения, и последовавшее вскоре принятие Верховной радой закона о внеблоковом статусе Украины свидетельствовали главным образом о стремлении команды Януковича вернуться к традиционной политике балансирования между Россией и Западом. Москва, по всей видимости, иначе истолковала мотивы новых украинских властей и возможности давления на них. Сначала в вопросе о судьбе украинской газотранспортной системы, а затем и по более широкому кругу проблем российско-украинских отношений ставка была сделана на использование всех тактических и стратегических преимуществ, которыми располагал Кремль. Судя по всему, такой прессинг был воспринят наиболее влиятельными украинскими олигархическими группами, одну из которых возглавляет сам Янукович, как несомненная угроза их долгосрочным бизнес-интересам. И хотя во внутренней политике и в борьбе с оппонентами украинская власть довольно успешно применяла многие методы власти российской, во внешней политике Киева возобновился дрейф в сторону Брюсселя.

Переход Украины на новую геополитическую орбиту, несомненно, обеспечит Януковичу положение партнера, с которым Запад готов вести диалог. Но это не означает, что он получит карт-бланш на укрепление позиций теми же методами, какими он действовал до сих пор. Скорее, наоборот, ни одно серьезное злоупотребление административным ресурсом не останется незамеченным. Брюссель потребует от Януковича свободных выборов и едва ли сильно опечалится, если он их не выиграет.

Потеряет ли Янукович голоса тех украинских избирателей, которые по-прежнему симпатизируют России? Вне всякого сомнения, вильнюсская эйфория развеется быстро, а разочарование евроинтеграционной риторикой окажется массовым, особенно на востоке и юге Украины. Нельзя исключать и раскола Партии регионов, где уже ощущается повышенная напряженность в связи с отказом Банковой от восточного интеграционного вектора. Однако это не означает, что до президентских выборов 2015 г. обязательно появится новая политическая сила и новые лидеры, способные сплотить недовольных геополитической переориентацией Украины. Виктор Медведчук и возглавляемое им движение «Украинский выбор» пока не кажутся убедительными претендентами на эту роль, а коммунисты хоть и улучшат свои электоральные перспективы, качественной реструктуризации украинского «политикума» обеспечить не смогут.По всей видимости, после подписания вильнюсского соглашения Янукович сделает несколько примирительных заявлений по отношению к России. Они будут адресованы не столько Владимиру Путину или российскому общественному мнению, сколько собственным избирателям. Едва ли стоит ждать от Москвы позитивной реакции. И все же за ними может стоять нечто большее, чем тривиальное политическое маневрирование. Уже есть признаки возникновения нового политико-идеологического феномена, который можно назвать «восточноукраинским европеизмом». В отличие от украинского этнонационализма, цитаделью которого является Западная Украина, восточноукраинский европеизм ориентирован на строительство политической нации, объединяющей всех жителей независимо от языка, вероисповедания и этнической принадлежности на платформе суверенитета, стратегической ориентации на вступление в Европейский союз при одновременном выстраивании эксклюзивных отношений с Российской Федерацией. В этой формуле европейская ориентация означает, во-первых, стремление заручиться внешней гарантией государственной независимости, во-вторых, решимость укрепить позиции украинских финансово-промышленных групп в их взаимоотношениях с партнерами на востоке, в-третьих, принципиальное согласие на институциональные трансформации в соответствии с прописанными ЕС рецептами. В то же время необходимой частью формулы должны быть особенные отношения с Москвой, поскольку только они смогут придать Украине дополнительный вес во взаимодействии с Брюсселем. Украина не обретет его, если после Вильнюса превратится в часть антироссийского «санитарного кордона». В рамках ягеллонского курса Киев, скорее всего, будет инструментом политики своих ближайших западных соседей. Иначе говоря, сверхзадачей восточноукраинского европеизма должно стать формирование трехсторонней модели стратегического партнерства, в которой Украина сумеет выступить в качестве основного связующего звена между Россией и Европейским союзом.

В России найдется пока не слишком много политиков, готовых рассматривать адептов восточноукраинского европеизма как надежных партнеров. До тех пор пока основным его спикером выступает Виктор Янукович, доверие к этим идеям и связанным с ними инициативам останется минимальным. Если после Вильнюса в левобережной Украине вновь возрастет популярность лозунгов присоединения к Таможенному союзу, в России это усилит позиции сторонников жесткой линии по отношению к нынешней украинской власти. Они, скорее, предпочтут увидеть поражение Януковича, даже если это поражение ему нанесут не сторонники интеграции с Россией, а представители националистических и антироссийских сил.

* * *

Ни чуда, ни трагедии в Вильнюсе не произойдет. Однако последствия будут серьезными. Украина ставит эксперимент, интерес к которому проявляют во всех странах постсоветского пространства. От того, окажутся ли экономические и институциональные изменения, обусловленные сближением с ЕС, значимыми и позитивными, будет зависеть поведение и России, и стран, которые пока на нее ориентируются.

Ассоциация с Евросоюзом не даст Украине никаких гарантий подключения к этому великому интеграционному проекту, которому еще предстоит доказать свою жизнеспособность в условиях турбулентного мира XXI века. Разумеется, украинские власти поспешат заявить о стремлении к полноценному членству в Евросоюзе, и, возможно, еще при Януковиче появятся подтверждения серьезности таких намерений. Но затем Украина приблизится к рубежу, когда во имя «прекрасного европейского будущего» потребуются действия, меняющие характер и механизмы функционирования государственной власти и социальных институтов. Нет уверенности в том, что постсоветская украинская элита сумеет и захочет преодолеть этот рубеж.

Важнейшей задачей для любой власти в Киеве станет сохранение политической субъектности и значимости Украины. В ближайшие годы украинские лидеры столкнутся с мощным давлением внутренних и внешних сил, заинтересованных в отказе Киева от внеблокового статуса и его подключении к ягеллонской политике. Одновременно произойдет и сплочение сторонников сохранения внеблокового статуса страны. В этом противостоянии восточноукраинский европеизм может оказаться той политической линией, которая по крайней мере ослабит остроту внутренних противоречий и заставит внешних акторов считаться с особым мнением Киева.

Борьба за геополитический выбор Украины разворачивалась в полном соответствии с логикой игры с нулевой суммой. Для политического режима современной России эта логика органична, она служит естественным продолжением золотого правила авторитарного господства «друзьям – все, остальным – закон». Но и Европейский союз, фактически принявший ягеллонское видение Российской Федерации как полуразрушенной империи, жаждущей реванша, в логике игры с нулевой суммой действует имперски. Даже если многие европейцы, украинцы и россияне готовы воспринимать ЕС в качестве «коллективной империи добра», это не изменит самой сути имперского соперничества и связанных с ним долгосрочных последствий для Европы и Евразии.

Возможность того, что после Вильнюса Евросоюз, Украина и Россия попытаются вместе выработать принципиально новый формат трехстороннего сотрудничества, основанный на логике взаимного выигрыша, существует, но шансы не слишком велики. Лидеры единой Европы, вероятно, постараются избежать в ближайшие годы эскалации геополитического противостояния на постсоветском пространстве, но это не значит, что до окончательного прояснения судьбы европейского интеграционного проекта кто-то из них начнет прикладывать серьезные усилия ради гармонизации отношений с Россией. Скорее, дело ограничится более внимательным наблюдением за тем, как тактически и стратегически Москва отреагирует на вильнюсский саммит и как геополитическое ослабление повлияет на внутриполитические процессы в России.

Очевидно, что для российского руководства пространство дальнейшего выбора ограниченно, и имеющиеся опции, скорее, могут ранжироваться по масштабам издержек и рисков. Что же касается общества, то для него Вильнюс должен стать горьким уроком, приближающим понимание необходимости коренных изменений политического порядка и экономического курса. Жизнь после Вильнюса продолжится и в России, но это будет жизнь в ожидании перемен.

Д.В. Ефременко – доктор политических наук, зав. отделом социологии и социальной психологии Института научной информации по общественным наукам РАН.

Украина. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 ноября 2013 > № 940449 Дмитрий Ефременко

Польская государственная нефтегазовая компания PGNIG разорвала контракт с украинской компанией "Нафтогаз Украины" на импорт газа в Польшу, который украинская компания перестала выполнять с 2011 года, объяснив это изменениями национального законодательства, передает информагентство УНИАН, ссылаясь на сообщение польской компании в отчете на Варшавской фондовой бирже.

"Правление PGNIG информирует, что 6 ноября 2013 года в Варшаве было подписано соглашение о расторжении контракта от 26 октября 2004 года между PGNiG и "Нафтогаз Украины", - сказано в сообщении.

Украинский нефтегазовый монополист впервые прекратил поставки газа в Польшу по этому контракту в сентябре 2010 года, возобновив их после протестов PGNIG в октябре-декабре. После этого с 2011 года польская компания безуспешно пыталась добиться возобновления поставок законтрактованных около 200 миллионов кубометров газа для нужд приграничных с Украиной регионов Польши.

Компания сообщила, что расторжение этого договора, который должен был действовать до 2020 года, не повлияет на польскую экономику и поставки газа потребителям в районе Грубешова. PGNIG в своем сообщении не уточнила, компенсировал ли "Нафтогаз" каким-либо образом невыполнение контракта. "Решение о расторжении договора не закрывает дороги к возобновлению сотрудничества с украинским партнером в будущем на новых торговых условиях с использованием существующей польской и украинской газотранспортной инфраструктуры", - отметила PGNIG.

"Нафтогаз Украины" по контракту с PGNIG был обязан увеличить поставки газа в 2011 году в 40 раз - до 200 миллионов кубометров с поставленных в 2010 году 5 миллионов кубометров. Украинская компания объяснила прекращение поставок изменениями национального законодательства, которые запрещали ей экспортировать добытый на Украине газ. Представители PGNIG заявляли о намерении добиться возобновления поставок газа по этому контракту, отмечая, что надеются решить этот вопрос без подачи иска в суд. Алена Мейта.

Восемьдесят пять километров от Львова до Польши станут первым участком, где за проезд будут брать деньги. Альтернативной (бесплатной) дороги не будет.

В следующем году Украине обещают начать мегастройку первой концессионной платной дороги, ведущей через Ровно и Львов до польской границы, сообщают Вести.

Укравтодор объявит конкурс среди инвесторов на строительство первых 85 км — от Львова до польской границы (КПП Краковец) — давно обещанного скоростного автобана.

Трасса станет продолжением важнейшей автоартерии, соединяющей Европу с Украиной и пролегающей через Берлин, Дрезден, Вроцлав до нашей с поляками границы.

На ней можно будет выжимать до 130 километров в час: из Киева до Берлина на машине домчимся за 12 часов (сейчас этот путь занимает почти сутки).

Самим построить супердорогу нам не хватит денег, поэтому подключатся иностранные инвесторы и Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР). Если ее начнут строить в 2014 году, то, по прогнозам экспертов, поехать по ней мы сможем через два-три года.

Разговоры об этой трассе ведутся уже больше 10 лет. Ее планировали построить к Евро-2012, но не сложилось. По ту стороны границы поляки почти завершили свою часть магистрали до Кракова и за следующий год обещают дотянуть оставшийся участок.

Поляки также планировали строить и украинскую часть автобана. Но сейчас Стройкой также заинтересовались итальянская, австрийская, немецкая и китайские компании. Концессионером станет корпорация, которая предложит лучшие условия на конкурсе.

Впрочем, по этому вопросу есть пару загвоздок. В ЕБРР говорят, что сотрудничать будут, но не видят пока что приемлемых проектов для финансирования.

Так, пока еще неизвестно, как технически с автомобилистов будут взымать плату за проезд (планируется, что это будет 30 коп/км для легковушки и 1 грн - для грузовика). Если в Европе через каждые 5 км стоят турникеты, то у нас на их установку нет денег.

Также у людей должна быть возможность свернуть на бесплатную, "медленную" дорогу. А в Украине хотят починить старые пути, лишая людей выбора, — платить придется всем.

Напомним, что в 2014 году Укравтодор планирует начать строительство 6 платных дорог за 71 млрд грн: Львов – Краковец, Львов – Броды, Броды – Ровно, Ульяновка – Симферополь (ч\з Николаев и Херсон), Одесса – Рени (с мостовым переходом через Днестровский лиман) и Днепропетровск – Симферополь" (ч\з Запорожье, Мелитополь и Джанкой).

Кроме того, хотят строить платную окружную дорогу вокруг Киева.

Консорциум украинской корпорации "Богдан" и польской Ursus в рамках выполнения тендера на поставку польскому городу Люблин уже поставил первые 5 из 38 троллейбусов. Тендер на поставку троллейбусов в ЕС был выигран в начале текущего года.Сейчас продолжается регистрация троллейбусов и уже в ближайшие дни они будут курсировать по улицам Люблина.

По словам президента корпорации "Богдан" Олега Свинарчука признание украинских троллейбусов в Европейском Союзе является свидетельством высокого качества и технологичности продукции "Богдан".

По его мнению, если бы украинская власть не пыталась лоббировать законы, позволяющие закупать б/у общественный транспорт, который запрещен для эксплуатации в ЕС, а размещала заказы на отечественных предприятиях, то это бы позволило собственным производителям создать новые рабочие места на заводах "Богдан" и увеличить отчисления в бюджеты и социальные фонды.

"Богдан" и Ursus подписали контракт на поставку 38 троллейбусов стоимостью 21,7 млн. долл. в конце апреля текущего года. Согласно условиям контракта, украинско-польский консорциум должен поставить следующие 12 троллейбусов до середины июня следующего года, а последние 15 ед. - до апреля 2015 года.

Корпорация "Богдан" - один из крупнейших автопроизводителей Украины, что имеет современные заводы в Черкассах.

Международная страховая компания «Ойлер Гермес» опубликовала доклад, согласно которому в Польше продолжает расти количество обанкротившихся фирм. С января по октябрь 2013 г. 798 польских фирм вынуждено было прекратить свою деятельность, что на 3 процента больше, чем годом ранее. По оценкам экспертов, проблемы польских фирм связаны с общей ситуацией в экономике страны, а также замедлением оборота денег и задержкой платежей. Самые большие трудности переживает строительный сектор. Что же касается распределения по регионам, то на востоке страны – в Подляском и Люблинском воеводствах – банкротств в этом году гораздо меньше, чем в прошлом. В октябре 2013 г. рекорд со знаком минус поставили Нижнесилезкое, Мазовецкое и Малопольское воеводства. (Интернет портал www.onet.pl). Польша > Приватизация, инвестиции > ved.gov.ru, 5 ноября 2013 > № 950709

Россия упростит безвизовый режим для иностранных туристов, но c хитрым условием

Министерство культуры предлагает разрешить безвизовое пребывание на территории России в течение трех суток туристам из 20 стран. Это такие страны как Франция, Германия, Польша, Великобритания и Северная Ирландия, Нидерланды, Швеция, Италия, Испания, Швейцария, Австрия, Бельгия, Финляндия, Греция, Канада, Австралия, Япония, Южная Корея, США и Сингапур.

Но чтобы стать таким счастливчиком зарубежным туристам мало прибывать в один из 11 российских аэропортов. Среди этих аэропортов столичные «Шереметьево», «Домодедово» и «Внуково», а также петербургский «Пулково», аэропорты Калининграда, Хабаровска, Владивостока, Казани, Екатеринбурга, Новосибирска и Сочи.

Но одним из требований, для предоставления безвизового трехсуточного пребывания, является наличие у иностранного туриста авиабилета, причем исключительно российской авиакомпании. Кроме того требуется гостиничная бронь и полис медицинского страхования.

«Основанием для безвизового пребывания пассажира на территории Российской Федерации является наличие у него авиабилета российского перевозчика с подтверждённым временем отправления в пункт государства назначения не позднее 72 часов с момента въезда пассажира на территорию Российской Федерации», - говорится в документе ведомства.

Удивительно, что в документе не прописано законодательно еще то, в какие российские гостиницы требуется бронь, а также через какой именно аэропорт должны въезжать в Россию, желающие ее посетить. Например, через Сочи или Владивосток.

Сейчас данный документ находится на рассмотрении в Государственной думе. Вступить в силу он должен в следующем году.

Напомним, что касательно вопросов виз для приезжающих в Россию туристов из других стран, глава Ростуризма Александр Радькова в свое время отметил, что для развития туризма в Россию и из нее необходимо снижать визовые барьеры. «Виза не может быть мотивацией, это препятствие. И мы должны устранять препятствия», - заявил Радьков на встрече с журналистами в сентябре этого года. После чего он озвучил планы о введении 72-часового безвизового режима для транзитных авиапассажиров.

Город Иньчуань, столица Нинся-Хуэйского автономного региона, вскоре может приобрести всемирную славу как столица китайского игристого вина.

Наряду с растущим винным рынком Китая, Иньчуань привлек значительные инвестиции в свой винодельческий центр у подножия хребта Хэланьшань. Французский холдинг Moet Hennessy заявил, что будет поставлять в китайские супермаркеты превосходное местное вино уже в следующем году.

Здешний климат характеризуется обилием солнечных дней в году, малым количеством осадков и резкими перепадами температур в течение суток. Регион расположен на северо-востоке страны между уже существующими главными винодельческими хозяйствами Китая, включая Яньтай и Чанли. Виноградники Иньчуани произрастают на наносных почвах, состоящих из пород, вымытых таянием снегов с вершин гор в предгорья и долины. Плодородный слой состоит из песка, сланцев и мелкой гальки.

Через эти места протекает Хуанхэ, образуя множество запруд и озер, поэтому проблем с поливом и ирригацией у фермеров нет.

Ningxia Daylong Winery Co Ltd., дочерняя компания тайландской фирмы Daysun Group со штаб-квартирой в Бангкоке, увеличила размер инвестиций в регион в качестве стратегического шага по расширению своего присутствия на территории Китая.

Фирма уже имеет в собственности 6670 га, на которых растут привитые саженцы из Франции и Италии. Для обеспечения качества виноматериала посадки ограничены: по 3300 лоз на гектар, максимальная урожайность - 7500 кг с гектара.

С момента основания своего первого виноградника в Иньчуани тайская корпорация инвестировала 600 млн. юаней (98 млн. долларов США) в развитие бизнеса в регионе.

"Мы вложим 1 млрд. юаней в наши виноградники в ближайшие 6 лет", заявил Чень Деси, президент Daysun Group, китаец тайского происхождения. "Деньги пойдут на оснащение агролабораторий по улучшению семян, логистическую инфраструктуру, механизмы, защитные лесополосы, новые хозяйства и новый виноградник площадью 6600 га".

Винный погреб Daylong расположен под землей: 5 м высотой и площадью 5,2 км². Здесь хранится свыше 700 дубовых бочек, привезенных из Франции. Каждая бочка стоит от 9 до 20 тысяч юаней.

По технологии семи французских виноделов, виноград давят, ферментируют, разливают в бутылки и хранят вплоть до продажи оптовым покупателям. Для того, чтобы из вина ушла горечь, необходимо выдерживать бутылки в погребе от 10 месяцев до 1,5 лет.

Чень Деси (57 лет) говорит, что качество вина в большей степени зависит от качества самого винограда. Хребет Хэланьшань расположен на 38-ой параллели, как и французская провинция Бордо. Это климатическое преимущество увеличивает конкурентоспособность местной винной продукции.

В винодельческом хозяйстве заняты 860 работников, вино экспортируется в Польшу, Украину и Южную Корею.

Для дальнейшего развития винной промышленности власти Иньчуани планируют построить 10 благоустроенных винных погребов. В этом же году планируется определить место для большой экспериментальной сельскохозяйственной площадки, а также международного музея вина; готовятся соответствующие законодательные акты.

Виноградники занимают 34 тыс. га по всему региону. Всего в Иньчуани зарегистрировано 77 винодельческих компаний, общий объем продукции которых достигает 179 тыс. тонн. Большинство имеют развитые звенья производственной цепи поставок, включая сбраживание, хранение и розлив.

Дополнительные 4 тыс. га будут отведены под виноградники уже в этом году, согласно информации Управления лесного хозяйства Нинся.

Другим обнадеживающим показателем увеличения внутреннего потребления вина в КНР стали объемы продаж в супермаркетах провинциальных городов: впервые здесь продажи китайского вина превысили объемы реализации импортной продукции, как в объеме, так и в стоимостном выражении. Суммарный доход от продаж китайского вина достиг 129 млн. долларов США в городах второго и третьего уровня, согласно данным Ассоциации алкогольных напитков Китая в Пекине.

Юань Хон, управляющий в Yuma Winery Co Ltd, еще одном крупном винодельческом хозяйстве Иньчуани, которое специализируется на производстве каберне совиньон и мерло, говорит, что компания собирается открыть большой шато и гостевой центр в 2014 году, в качестве составной части рекламной кампании фирмы.

"Я начал производить вино в 2005 году. Многие винодельни Китая созданы по образу и подобию французских, однако я не стал слепо копировать чужой опыт. Китайским производителям стоит обратить большее внимание на развитие собственной культуры виноделия, в противном случае их вино всегда будет дешевле, чем импортное, даже если и не уступает по вкусовым качествам.

Чтобы улучшить качество виноматериала, Yuma Winery заключает договоры с местными фермерами на выращивание винограда по собственным технологиям.

"Местные крестьяне стараются продавать нам свой лучший виноград, поскольку цена во многом зависит от содержания сахара: чем слаще виноград, тем больше мы за него платим производителям. Наши закупочные цены выше, чем в среднем по рынку", рассказывает Юань Хон.

С ценами от 300 до 1200 юаней за бутылку, доходы компании от продажи вина достигли 82 млн. юаней в 2012 году, на 13% больше, чем годом ранее. Западные провинции КНР - их главный рынок сбыта.

Основные производители китайского вина, такие как Changyu Pioneer Wine Co Ltd, China Great Wall Wine Co Ltd и Dynasty Fine Wines Group Ltd - все имеют производственные мощности в Иньчуани, чтобы разнообразить ассортимент своей продукции. Четыре хозяйства в этом регионе либо иностранные предприятия, либо компании со смешанным капиталом.

Два месяца назад Moet Hennessy, производственное объединение, принадлежащее французскому холдингу LVMH, объявило об основании первого виноградника, где будет выращиваться виноматериал для изысканного игристого вина. Первая партия напитка поступит в продажу уже в 2014 году.

"Виноградник не только поспособствует укреплению нашей компании на китайском рынке в будущем, но и символизирует наши долгосрочные планы развития винного рынка в Китае", пояснил Кристоф Наварр, исполнительный директор Moet Hennessy.

Марк Бедингем, управляющий в Moet Hennessy в АТР считает, что местное игристое вино будет, в основном, поставляться на внутренний рынок, однако часть пойдет также и на экспорт.

"Винный рынок в КНР бурно развивается", говорит он, "новый виноградник стал важной вехой компании по дальнейшему развитию и укреплению позиций на китайском рынке. Новая линейка напитков ориентирована на аудиторию 25+, которая стремится к обеспеченной жизни".

Всего на мировом рынке игристые вина занимают 0,9-3% общего спроса на алкоголь. Однако 1% китайского рынка, который будет только увеличиваться, это просто огромное число потребителей.

Китай занял 7 место в мире по совокупному потреблению вина в 2013 году, в числе лидеров - США, Франция, Италия и Испания.

Ожидается, что объем потребления вина в Китае вырастет на 32% до 1,3 млрд. бутылок, говорится в отчете Vinexpo, организации, которая проводит алкогольные выставки и ярмарки во Франции.

Источник: China Daily

Александр Кашин

Польский институт Евротест опубликовал доклад о трансграничном перемещении туристов между Польшей и соседними странами, согласно которому в третьем квартале 2013 г. отмечено рекордное количество посещений г. Гданьска российскими туристами из Калининградской области - более 170 тыс. человек, что в два раза больше прошлогоднего показателя. Россия заняла второе место после Германии по количеству туристов, посетивших город. Общее количество туристов, посетивших Гданьск в период с июля по сентябрь 2013 г., составило 3,36 млн. человек, из которых 12,5 процента составляют российские граждане. По данным Главного статистического управления Польши в первой половине 2013 г. российскими туристами было потрачено более 238 млн. злотых, что на 35,2 процента больше прошлогоднего показателя. Эксперты отмечают, что рост общего объема покупок российскими гражданами в Польше является результатом подписанного ранее Соглашения о малом приграничном перемещении. (PAP) Польша. СЗФО > Миграция, виза, туризм > ved.gov.ru, 4 ноября 2013 > № 950708

По информации польских СМИ, министр финансов Польши Яцек Ростовский принял участие в ежегодном заседании Конфедерации британской промышленности в Лондоне, в ходе которого представил свое видение перспектив и условий вступления Польши в зону евро. По его словам, для этого Польше необходимо выполнить ряд более жестких условий, чем предусмотрено Маастрихтским договором. В частности, на момент вступления в еврозону уровень государственного долга Польши не должен превышать 40 процентов от ВВП страны. В настоящее время данный показатель составляет 58,9 процентов, что немного ниже критической границы в 60 процентов, определоенной в Маастрихтском договоре. Вторым условием, отмеченным Я. Ростовским, является вхождение Польши в круг восьми стран-членов Евросоюза с самым низким уровнем безработицы. На данный момент уровень безработицы в Польше составляет 12,8 процентов, что ставит страну на 13 место в ЕС. Кроме того, дополнительным условием для входа Польши в еврозону является ее экономическое оздоровление. В этом контексте министр отметил роль Банковского союза ЕС, который все еще находится в стадии проекта, а также создание антикризисного механизма для предотвращения повторения ситуации, сложившейся в последние годы в экономиках стран еврозоны. Польша. Евросоюз > Финансы, банки > ved.gov.ru, 4 ноября 2013 > № 950637

AVENIR SUISSE ПРЕДЛОЖИЛ РЕФОРМИРОВАТЬ НАЛОГОВУЮ СИСТЕМУ ШВЕЙЦАРИИ

В настоящее время в среднем 55% полученного дохода уходит на отчисления государству

Швейцарский исследовательский институт Avenir Suisse предложил реформировать систему налогообложения в стране. Как сообщает швейцарское издание "Наша Газета", институт проанализировал существующую фискальную систему и обнаружил в ней ряд недостатков.

По данным Avenir Suisse, в настоящее время в среднем 55% полученного дохода уходит на отчисления государству. Это больше, чем в других странах-членах Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Эксперты подсчитали, что если, например, в трудовом договоре указана зарплата в размере 6,3 тысячи франков, то 1,8 тысячи франков (около 28,8%) уйдет на отчисления в пенсионный фонд (которые выплачиваются приблизительно поровну работником и работодателем) и на страховку. Еще 1,6 тысячи франков (порядка 25,6%) надо отложить на налоги, которые уплачиваются по итогам года. Таким образом, на жизнь остается всего 2880 франков, то есть менее 50%.

Исследователи предложили 10 реформ на федеральном уровне и 3 рекомендации для кантонов. Основной принцип состоит в том, что система налогообложения должна ориентироваться в первую очередь на потребление, а не на сбережения. Сегодня при уплате налогов учитываются все доходы - не только зарплата, но и проценты, полученные по сберегательным вкладам, и арендная плата, если собственник сдает жилье. В то же время, взяв ипотечный кредит в банке, проценты по нему можно вычесть из налогооблагаемой базы. Таким образом, действующая система поощряет потребление и жизнь в долг, а не накопления.

Специалисты Avenir Suisse предлагают сместить акцент на тот продукт, который население извлекает из экономики, а не на вклад работников в создание национального богатства. Это позволит государству обеспечить рост инвестиций и накоплений.

Решения, представленные Avenir Suisse, касаются не только налогов на доходы физических лиц. В числе реформ - установление единой ставки НДС, увеличение доли кантонов в получении налога на прибыль и отмена государственной пошлины при регистрации новых компаний. Таким образом, доходы бюджета вырастут на 9 млрд франков, что позволит покрыть расходы, связанные с внедрением предложенных мер.

Таким образом Avenir Suisse фактически предлагает совершить революцию в мире налогообложения. Ведь сегодня принято жить в долг и брать налоги там, где есть деньги, а не наоборот.

Его Высочество шейх Мухаммед бен Рашид Аль Мактум, вице-президент, премьер-министр ОАЭ и правитель Дубая, инициирует кампанию по популяризации Дня национального флага страны. Он призвал всех жителей вывешивать флаги на домах и активнее участвовать в праздновании.

Стоит напомнить, что День национального флага ОАЭ традиционно отмечается 3 ноября, в день, когда Его Высочество шейх Халифа бен Заед Аль Нахайян стал президентом страны. По словам премьер-министра, флаг демонстрирует единство нации и верность национальному лидеру. Он также поручил всем государственным ведомствам поднять флаги 06 ноября, в полдень, чтобы продемонстрировать гордость за Родину и уважение к ней и народу.

Символично, что в России сегодня, 04 ноября, также отмечается День народного единства. Праздник появился в России в память о событиях 1612 года, когда народное ополчение под предводительством Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского освободило Москву от польских интервентов. Россияне отмечают этот день митингами и шествиями под разными лозунгами.

Беларусь. Минприроды выступает за сохранение целостности заказника "Озеры"

Минприроды выступает за сохранение целостности территории республиканского ландшафтного заказника "Озеры". Об этом заявила заместитель начальника управления биологического и ландшафтного разнообразия Минприроды Наталья Жаркина на общественных слушаниях по вопросу преобразования республиканского ландшафтного заказника "Озеры", комментируя проект постановления Министерства природных ресурсов и охраны окружающей среды Беларуси по данной вопросу.

Как пояснила Наталья Жаркина, ранее Министерство энергетики выступило с инициативой вывести из состава заказника торфяное месторождение Святое площадью 250 га, чтобы передать его местному торфодобывающему предприятию "Вертелишки" филиала ПУ "Гродномежрайгаз" ГПО "Белтопгаз". Запасов сырья у этого предприятия хватит, в лучшем случае, еще на 7-10 лет. Поэтому, чтобы продлить его существование, в разработку хотят отдать новое месторождение. В этой связи был разработан проект постановления Минэнергетики об изменении границ заказника

"Выведение из состава заказника части территории для торфоразработок нецелесообразно, прежде всего потому, что будет нанесен существенный ущерб природе", - отметила Наталья Жаркина. Будут деградированы природные комплексы и объекты не только на предлагаемом к исключению месторождении, но и на всем охраняемом объекте. В частности, озера Щучье и Глинец будут полностью уничтожены, уровень воды в озере Долгое понизится, произойдет общая трансформация прилегающей экосистемы, в результате чего произойдет общая трансформация прилегающей экосистемы. Изменение гидрологического режима повлечет снижение уровня воды в колодцах близлежащих населенных пунктов (ближайший колодец расположен в 1 км от границы заказника). Водопонижение в свою очередь приведет к повышению класса пожарной опасности на сопредельной территории, ослаблению древесных пород, повышению активности вредителей, развитию эрозионных процессов земель.

Минприроды при разработке проекта постановления руководствовалось нормами закона Беларуси "Об особо охраняемых природных территориях", добавила Наталья Жаркина, отметив, что принятие их проекта позволит сохранить природное равновесие в гродненском регионе.

Документ поддерживается государственными органами, в том числе, депутатами Палаты представителей Национального собрания. Исключение составляют Министерство энергетики и Национальная академия наук.

Республиканский ландшафтный заказник "Озеры" создан на территории Гродненской области в 1990 году в целях сохранения ценного лесо-озерного ландшафтного комплекса, а также для стабилизации гидрологического режима Неманского гидрологического района. На территории заказника расположены самые крупные озера западной части Белорусского Поозерья в пределах Гродненской области, которые характеризуются слабоустойчивой экосистемой, что требует исключения любого неблагоприятного влияния. На территории заказника выявлено 15 редких и находящихся под угрозой исчезновения видов дикорастущих растений и 26 редких и находящихся под угрозой исчезновения видов диких животных, включенных в Красную книгу Беларуси. Сложный лесной и водно-болотный природный комплекс заказника "Озеры" является одним из важнейших естественных звеньев экологической сети, расположенной на границе с Польшей и Литвой, а также играет роль природного стабилизатора в промышленном регионе Гродно.

Общественные слушания проведены по поручению первого заместителя премьер-министра Беларуси Владимира Семашко. Встреча собрала более 192 участников. Среди них - заместитель министра природных ресурсов и охраны окружающей среды Игорь Качановский, заместитель начальника управления биологического и ландшафтного разнообразия Министерства природных ресурсов и охраны окружающей среды Наталья Жаркина, депутаты Палаты представителей, представители Национальной академии наук, Гродненского областного исполнительного комитета, местных лесхозов, общественных экологических и других организаций, местные жители.

Согласно данным, опубликованным на официальном сайте посольства Украины в Польше, 1 ноября пересечь границу обеих государств будет гораздо проще, чем ранее.

Согласно данным, опубликованным на официальном сайте посольства Украины в Польше, 1 ноября пересечь границу обеих государств будет гораздо проще, чем ранее. Те лица, которые собираются посетить эти страны с целью посещения могил своих близких, смогут воспользоваться зеленым коридором, оборудованным всеми средствами безопасности.

На этих объектах также установлено видеонаблюдение, чтобы предотвратить чрезвычайные ситуации. Эти меры позволяют спецслужбам оперативно отреагировать на любой внешний раздражитель. Однако, пересечь границу можно будет, только не имея при себе никаких подлежащих декларированию товаров. Зеленые коридоры будут работать на автомобильных пунктах пересечения границы в Ягодин-Дорогуске и Рава Русская - Гребеннэ.

Как заявил украинский депутат Петр Порошенко, этот шаг есть первый этап строительства безвизового режима со странами Европейского Союза, предусмотренный действующим соглашением между двумя субъектами международных отношений, который Украина надеется получить уже в 2014 году.

Анализ торговой практики с Китаем показывает, что потенциал сотрудничества с КНР очень велик и далеко не всегда полностью используется российскими компаниями, даже крупными. Одной из причин специалисты называют доминирование западных догм в подходе к работе с партнерами из Поднебесной.

Современная международная торговля во многом определяется правилами, разработанными на Западе. Так, современная ВТО предложена США и Великобританией на Бреттон-Вудской конференции в 1944 г. наряду с МВФ и МБРР. ОЭСР создавалась для реализации плана Маршалла в Европе. В силу экономической и политической экспансии Запада, особенно последние 30 лет, это правила стали универсальными, а их выполнение своего рода входным билетом в цивилизованный и мир развитых стран.

Одним из следствий такой ситуации стало доминирование западной экономической мысли, привлекательной в силу социально-политических успехов США и Европы. Целые поколения представителей элиты по всему миру получили западное образование и внедрили полученный опыт в своих странах. В результате сложилась парадоксальная ситуация, когда, например, Мексика и Аргентина в отдельные периоды времени строили двустороннюю торговлю по правилам, придуманным Вашингтоном. А Китай и Россия, как члены ВТО, решают двусторонние торговые споры по правилам этой западной организации, а не на основе большого опыта сосуществования.

Очевидно, что возможность задавать стандарты мировой торговли дает Западу преимущества сопоставимые по значимости с правом печатать мировую резервную валюту. Однако, ситуация меняется.

ВТО и ОЭСР уходят в прошлое, поскольку США и ЕС договариваются о зоне свободной торговли, которая сделает существование этих организаций бессмысленным. Таким образом речь вновь идет о формировании «прогрессивного ядра», к которому потом будут присоединяться страны, принимая уже установленные здесь правила. На этот раз стандарты будут касаться прав интеллектуальной собственности, вопросов зеленых технологий, возобновляемой энергетики, киберпространства и иных сфер, определяющих будущее.

Однако отличие нынешней ситуации состоит в том, что Запад уже не столь привлекателен для остального мира. Так, например, после запуска Федрезервом в 2009 г. спекулятивной эмиссии новые деньги идут уже не скупку мозгов и развитие образцовой экономики, обеспечивающей доллар, а на раздувание рынков. Результат – потеря 3,5 млн. рабочих мест за последние 5 лет. Аналогично в Европе механизмы коллективного спасения банков вылились в прямую «докапитализацию» банков (из средств Европейского механизма стабилизации), а не новую промышленную политику. В социально-политической плоскости тоже не все гладко. Очевидные перегибы в правочеловеческой сфере связывают руки самим европейцам в решении явных проблем, а установки на примат демократических ценностей в Европе порождают явный социальный протест на юге и востоке континента.

На этом фоне западная модель и научная школа в частности, не воспринимается как единственно правильная, особенно среди новых лидеров: Китая, Бразилии и Индии.

В частности, по опыту Российско-китайского центра развития торговли, особенно отчетливо такие тенденции просматриваются в торговле с КНР, которая постепенно перестраивается на собственные, обусловленные лишь двусторонней историей правила. В отношениях двух государств почти нет торговых преград под политическими предлогами (как, например, экологический протекционизм в Европе), нет проблем с правилами «идеальной конкуренции» (например, третий энергопакет в ЕС) и не политизируется высокая энергозависимость КНР от России (напротив, в перечень актуальных задач НАТО входит защита энергобезопасности).

Двустороннее сотрудничество определяется попытками Китая дешевле купить ресурсы, дороже продав товары, и противоположными устремлениями РФ. Пересечение этих интересов дает равновесное состояние.

Такая сугубо коммерческая природа торговли позволяет политикам свободно решать возникающие споры, не затягивая их в вязкие политические дискуссии. Не коммерчески мотивированные действия случаются в практике Гонконга, через который ведется львиная доля китайской торговли, однако почти все проблемы можно решить в рабочем порядке.

В то же время, Пекин – очень непростой партнер.

Зачастую видимые преференции со стороны Китая – это лишь вершина айсберга. Однако если отойти от эмоциональных оценок и категорий «дружественный/недружественный», то линия Китая вполне укладывается в привычные рамки прагматичного и делового поведения на рынке, ориентированного на защиту национальных коммерческих интересов.

Единственный вывод – для успешной торговли с КНР нужны знания, понимание этой страны и практический опыт. Западные учебники уже почти ничего не дают, поскольку Китай уже не играет по западным правилам, а устанавливает свои.

Одной из аксиом в работе с Китаем можно назвать почти неограниченные возможности партнеров. Во-первых, финансовые ресурсы. Их накопленный объем таков, что Пекин в состоянии сделать самые выгодные в мире ценовые предложения. Даже удорожание рабочей силы, экологическое ужесточение и рост стоимости сырья не меняет ситуацию. В то же время подобные преференции не очевидны, поскольку до сих пор основная часть торговли ведется через посредников, причем как в Китае, так и со стороны импортеров.

Другой важный момент – роль государства. Укорененные в российской практике коммерческие механизмы предполагали активное государственное участие в торговле только с западной стороны, когда отлаженные институты завоевывали рынок РФ для своих корпораций. В случае с Китаем ситуация обратная. Китайский партнер изначально недоверчиво относится к контрагенту, за которым не стоит государственный аппарат, поскольку частный бизнес, с точки зрения китайца, - это крайне ненадежная вещь. Разумеется, не усматривая перспективы отношений, китаец не будет мотивирован на предоставление хороших условий, чтобы сохранить клиента, а ограничится стандартным предложением чуть лучше обычного, сэкономив на качестве.

Третий принципиальный момент – объективное отсутствие в России школы подготовки внешнеторговых специалистов на китайском направлении. Большая часть из них – самоучки, вынужденные интуитивно осваивать азы восточной торговой культуры для своего бизнеса и работают исключительно на себя.

Найти в таких условиях профессионала, готового работать по найму, да еще и со знанием китайского языка, проблематично. Поэтому многие компании России часто просто не знают реального потенциала своих китайских партнеров, ориентируясь на самые общие представления и общепринятые в их сфере штампы.

Однако в последнее время ситуация меняется, причем в основном под воздействием китайской стороны. Пекин уже в течение нескольких лет пытается институализировать инструменты двусторонней торговли с Россией, создавая, по сути, собственные или совместные со страной пребывания представительства помимо официальных торговых структур. Как отмечают в РКЦ, если суммировать сигналы китайцев иностранным партнерам, то общий тезис будет звучать примерно так: «Торгуйтесь, принимайте некоторые наши правила и вы получите самые уникальные условия». Интересно, что западные страны давно уже адаптировались к азиатским реалиям и успешно извлекают прибыль с трехзначной рентабельностью.

Илья Дмитриев

В Москве прошел VII международный форум "АтомЭко". Организатором форума является госкорпорация "Росатом". Главная тема была сформулирована так: "Атомная энергетика - стратегия нулевого ущерба". В мероприятии, в рамках которого прошли выставка и конгресс, приняли участие порядка 1000 представителей из 18 государств. В рамках деловой программы свои выступления представили 296 российских и зарубежных руководителей и экспертов. Свои достижения на выставке представила 31 компания. Деловая программа Форума включала 10 секционных заседаний. На форуме ФГУП "Национальный оператор по обращению с радиоактивными отходами" провело семинар, посвященный международному опыту создания пунктов окончательной изоляции РАО. В семинаре приняли участие и представили ключевые доклады представители Госкорпорации "Росатом", Агентства по ядерной энергии Организации экономического сотрудничества и развития, французского Национального агентства по обращению с радиоактивными отходами (ANDRA), немецкой компании DBE TECHNOLOGY, венгерской АЭС Пакш (Paks), ФГУП "НО РАО".

"Все понимают, что проблема захоронения радиоактивных отходов в России есть и ее надо решать, - отметил директор ФГУП "Национальный оператор по обращению с радиоактивными отходами" ("НО РАО") Юрий Поляков. - Но, тем не менее, перспектива размещения пунктов окончательной изоляции РАО в регионах встречается с настороженностью со стороны общественности. Преодолеть предубежденность, зачастую безосновательную, - одна из основных наших задач. По сути мы решаем сегодня очень важную для страны задачу по снижению радиационной нагрузки и повышению экологической безопасности. Поэтому мы привлекаем к диалогу ведущих экологов регионального и федерального уровней. Мы готовы слушать конструктивную критику, готовы к совместному ведению разъяснительной работы с широкой общественностью".

"Сегодня ФГУП "НО РАО" ведет проектные работы по возможному строительству в Железногорске Красноярского края подземной исследовательской лаборатории для изучения геологической среды и определения возможности окончательного размещения там 1 и 2 классов радиоактивных отходов, а также по возможному размещению в Сосновом бору Ленинградской области пункта окончательной изоляции 3 и 4 классов РАО, - сообщил эксперт. - В программе развития предприятия определены 30 перспективных площадок в 18 регионах России для исследования возможности размещения объектов окончательной изоляции РАО. Все эти площадки уже достаточно изучены до нас, и все они представляют интерес с точки зрения геологических условий, но мы понимаем, что мнение общественности и экологических организаций является определяющим".

Соглашение об ассоциации с Украиной - это самая масштабная сделка, которую когда-либо заключали в ЕС со страной, которая не является в Евросоюзе. Об этом заявил бывший глава Генерального директората по вопросам расширения в Еврокомиссии Майкл Ли.

На этой неделе он посетил Львов. Ли более 30 лет занимался вопросами евроинтеграции в Комиссии, вел переговоры с принятия Чехии в Европейский Союз, пишет Gazeta.ua.

"Думаю, через 10 лет мы увидим процесс сближения Украины и ЕС. Приведет ли это к членству? Пока могу сказать точно, что сейчас этот вопрос даже не стоит. Потому что в Евросоюзе кризис. Пока не идет речь о присоединении дополнительных стран. Но за 10 лет еще несколько стран присоединятся к ЕС и мы будем видеть более 30 членов. Возможно, присоединятся Сербия, Черногория и Косово. Другие страны в Западных Балканах, которые желали бы присоединиться к Евросоюзу, видимо, будут двигаться медленнее. Босния и Герцеговина, Албания, Македония.

У этих стран есть определенные трудности. Но, видимо, в течение 10-15 лет они преодолеют эти трудности и, таким образом, членство в ЕС будет достигать 35 стран." Также эксперт предполагает, что за 10 лет Польша, Швеция и еще 1-2 страны начнут использовать валюту евро. Ибо она сохраняет свои позиции, несмотря на кризис в Европе. "Реформы, которые необходимо осуществить в ближайшее время в Украине - это реформы пенсии и миграции. Если будет все меньше и меньше молодых людей, то нужна рабочая сила. Эту силу можно получить только путем миграции. Для зоны Евросоюза это означает, что если вы живете в одной стране ЕС, имеете право на работу в другой стране Еврозоны."

Страны Центральной Европы, которые входят в т. н. Вышеградскую группу, или V4 (Венгрия, Польша, Чехия и Словакия) выразили заинтересованность в расширении военного сотрудничества с Бразилией, сообщает forte.jor.br 31 октября.

На заседании, прошедшем во вторник, министры обороны четырех европейских стран единодушно признали Бразилию в качестве важного партнера, в частности, в совместном производстве военной техники и обучения персонала.

Бразилия удостоилась чести быть первой неевропейской страной, приглашенной на форум глав военных ведомств в формате 4+1. Вышеградская группа была создана в 1991 году и представляет собой союз бывших коммунистических стран Центральной Европы (после распада организации Варшавского договора), который предназначен для координации сотрудничества в области обороны. Членство этих стран в НАТО не исключает возможности сотрудничества со странами, не входящими в Североатлантический альянс.

В области военно-технического сотрудничества Чехия (компания Aero Vodochody) участвует в разработке бразильского военно-транспортного самолета КС-390 (соглашение было подписано в 2010 году). Эта страна подтвердила свое намерение закупить два самолета в 2020 году. Также был предложен обмен информацией по военно-транспортным самолетам C295 производства испанской компании CASA (в ВВС Бразилии имеется 12 самолетов этого типа).

С Польшей было подтверждено продолжение сотрудничества в области подготовки бойцов подразделений специального назначения. Словакия выразила готовность открыть представительство военного атташе в Бразилии и сотрудничать в области производства бронетехники.

Мировой рынок стали: 24-31 октября 2013 г.

К концу октября обстановка на мировом рынке стали стабилизировалась. Большинство потребителей не проявляют особой активности, стремясь сократить до минимума складские запасы к концу года, а меткомпании, со своей стороны, смирились с тем, что в ближайшие два месяца цены на прокат, не претерпят существенных изменений. Наибольшее влияние на стоимость сталепродукции сегодня оказывают такие факторы как изменения валютных курсов и цены на сырье.

Полуфабрикаты

Скачок цен на лом в Турции и попытка увеличения цен на турецкий длинномерный прокат способствовали подорожанию заготовок в странах региона. Турецкие компании предлагают полуфабрикаты местным потребителям по $525-540/т EXW, а на внешних рынках котировки колеблются между $515 и $525/т FOB. Соответственно, подняли цены и экспортеры из стран СНГ. Практически все производители выставляют предложения на поставку декабрьской продукции на уровне $505-510/т.

Впрочем, новые цены еще не получили поддержки от потребителей. Большая часть продаж украинской заготовки в Турцию и Египет осуществлялась в конце октября на уровне не выше $505/т. Прокатчики из Саудовской Аравии также выставляют встречные предложения из расчета $500-505/т. В принципе, спрос на рынке есть, многие компании в регионе заинтересованы в приобретении полуфабрикатов, но никому не хочется переплачивать. Несмотря на все старания турецких металлургов, арматура на Ближнем Востоке в последнее время стагнирует, а то и дешевеет.

В Восточной Азии стоимость заготовок остается на прежнем уровне несмотря на подорожание лома. Основной причиной отсутствия подорожания полуфабрикатов является демпинг со стороны китайских компаний, которые продают заготовки под видом квадратного прутка, чтобы не платить 25%-ную экспортную пошлину. Стоимость этой продукции составляет не более $510-515/т CFR, что лишь немногим уступает региональным котировкам на китайскую катанку и арматуру.

Из-за конкуренции со стороны китайцев некоторым российским производителям тоже пришлось сбавить котировки до $515/т CFR и менее. Корейские компании выставляют цены вплоть до $545/т, но покупатели на Филиппинах и в Таиланде готовы платить не более $535/т.

Российские компании пошли на уступки на восточноазиатском рынке. Из-за удешевления плоского проката в странах региона в последний месяц они понизили экспортные котировки на товарные слябы на $10-15 за т, до $465-480/т FOB, но даже при таких условиях их продукция не пользуется спросом со стороны покупателей, требующих понижения еще, по меньшей мере, на столько же.

Более активным остается покупательский интерес в Европе, так как высокий курс евро к доллару создает благоприятные возможности для поставок полуфабрикатов в страны региона. В то же время, на турецком рынке плоского проката наблюдается длительная депрессия, так что спрос на слябы здесь сократился по сравнению с августом-сентябрем, а цены понизились не менее, чем на $10-15 за т.

Конструкционная сталь

Некоторые турецкие компании все еще продолжают попытки подъема экспортных котировок на длинномерный прокат, предлагая зарубежным покупателям арматуру по $590/т FOB и более, но сделки, как правило, заключаются на менее высоком уровне – $575-585/т. И это вполне закономерно, так как обстановка на региональном рынке в целом складывается неудачно для поставщиков.

В течение октября резко упали внутренние котировки на арматуру в Саудовской Аравии и ОАЭ. Строительная отрасль в Саудовской Аравии так и не оправилась после кампании против гастарбайтеров, проведенной летом текущего года. Количество занятых в отрасли резко сократилось, из-за чего некоторые проекты были вовсе остановлены, на других уменьшилась активность. Впервые за последние три года внутренние цены на арматуру в стране опустились ниже максимальных цен, установленных в 2010 г. правительством.

В ОАЭ основной проблемой стал избыток предложения на фоне депрессии стройотрасли. Крупнейшие производители арматуры в стране, в также катарская Qatar Steel понизили ноябрьские котировки более чем на $15 за т, до $590-600/т EXW/CPT. Естественно, в таких условиях попытки турецких экспортеров поднять цены до более $595/т CFR успеха не имели.

На внутреннем рынке Турции спрос на конструкционную сталь также низкий, а цены практически не меняются уже больше месяца. Поэтому основную поддержку местным металлургам оказывают иракские потребители, возобновившие закупки. В то же время, новые контракты на поставку украинской арматуры в Ирак не заключаются. Цены указываются в интервале $570-575/т FOB для покупателей в Ливане и африканских странах, но имеют, по большей части номинальный характер. Несколько большим спросом за рубежом пользуется украинская катанка, стоимость которой варьируется от $560/т FOB при экспорте в Израиль до $605-615/т DAP для потребителей в Восточной Европе.

Стоимость длинномерного проката в странах Восточной и Центральной Европы в последнее время относительно стабильна. Цены на арматуру в Германии и Польше находятся в пределах 500-510 евро/т CPT. В то же время, южноевропейские металлурги объявили о повышении котировок на 5-10 евро за т, объяснив свои действия подорожанием лома и активизацией алжирских покупателей.

Правда, власти Алжира намерены несколько изменить таможенные правила, чтобы ограничить поставки из ЕС и облегчить положение национальных производителей длинномерного проката. У итальянских и испанских мини-заводов, для которых алжирский рынок критически важен, это вызывает обоснованное беспокойство.

Листовая сталь

На восточноазиатском рынке плоского проката минимальный уровень деловой активности. Потребители рассчитывают на новые уступки со стороны поставщиков и пока не без оснований. В конце октября на некоторое понижение котировок согласились японские и корейские компании, в настоящее время предлагающие г/к рулоны по $545-560/т FOB. Впрочем, большим спросом в странах Юго-Восточной Азии пользуется индийская и китайская продукция, которая котируется соответственно по $550-560 и $535-550/т CFR.

Китайским компаниям во второй половине октября удалось стабилизировать котировки. Цены на г/к рулоны остановили спад в интервале $515-525/т FOB, толстолистовая сталь зафиксировалась, в среднем, на $10/т ниже. Однако позиции экспортеров выглядят не слишком сильными из-за продолжающегося понижения внутренних котировок и некоторого ослабления рынка железной руды. Вследствие этого потребители ожидают новых скидок в начале ноября.

На Ближнем Востоке продолжается затишье. Региональные дистрибуторские компании и конечные потребители стремятся минимизировать складские запасы к концу года, поэтому новые контракты с поставкой в декабре заключаются в минимальном объеме, а время для январских сделок еще не пришло. Украинские г/к рулоны предлагаются покупателям в Турции и ближневосточных странах по $505-515/т FOB, но спрос на этом направлении очень низкий.

Поэтому металлурги больше ориентируются на европейский рынок, где по-прежнему сохраняется интерес к приобретению недорогого проката из СНГ. Стоимость украинских г/к рулонов в странах Восточной Европы остается в интервале $565-570/т DAP, а российские компании предлагают аналогичный материал по $590-595/т DAP или $550-560/т FOB.

Обилие импорта и низкий спрос привели к удешевлению листовой стали в Европе. В наибольшей степени упали цены в Италии, где котировки на г/к рулоны опустились к концу октября до 420-430 евро/т EXW, а на толстолистовую сталь – до 460-485 евро/т EXW. В странах Восточной и Центральной Европы продажи горячего проката осуществляются по 460-470 евро/т CPT. Как надеются металлурги, в ноябре спад удастся прекратить, но тут многое будет зависеть от соотношения валютных курсов, которое пока не благоприятствует европейским компаниям.

Специальные сорта стали

В конце октября цены на никель на LME пошли вверх, но производители нержавеющей стали не смогли перенести это увеличение затрат на стоимость готовой продукции. Реальное потребление нержавеющего проката в четвертом квартале несколько возросло как в Европе, так и в странах Восточной Азии, но видимый спрос, наоборот, сократился, так как дистрибуторы стараются минимизировать складские запасы к концу года.

Тайванская Yusco вначале сообщила о повышении ноябрьских котировок на $30-50 за т, но затем была вынуждена отказаться от этого. Не стали цены и другие тайванские поставщики, а также крупнейшие китайские компании Taigang и Baosteel.

Как надеются металлурги, после периода стабильности в ноябре, цены удастся повысить по декабрьским контрактам в Азии и январским в Европе. Но успех этого начинания будет зависеть, прежде всего, от состояния мировой экономики в конце текущего года.

Металлолом

Цены на лом на турецком рынке взлетели до самого высокого уровня за полгода. Дефицит сырья вынуждает металлургов соглашаться на все более жесткие условия поставщиков, воспользовавшихся ограниченным объемом предложения. Котировки на американский материал HMS № 1&2 (80:20) впервые с начала апреля достигли $400/т CFR, а аналогичный лом европейского происхождения продается более чем по $390/т. Значительно подорожал и материал 3А из Румынии и России: сделки с ним заключались в конце октября по $380-385/т CFR.

Правда, такой резкий рост цен на лом выглядит неоправданным, так как турецким металлургам не удалось добиться подорожания сталtпродукции. Вероятно, что в начале ноября, когда мини-заводы пополнят запасы, котировки на сырье пойдут вниз. Однако нынешнего подъема, очевидно, будет достаточно, чтобы вызвать рост ноябрьских котировок в США и ЕС.

Виктор Тарнавский

В 2013 году Валерий Александрович Шлямин отмечает своеобразный юбилей – исполняется ровно десять лет, как он был назначен торговым представителем Российской Федерации в Финляндии. О настоящем и будущем торгово-экономических отношений двух стран с юбиляром беседует корреспондент «Электронной Финляндии» Александр Захариков:

— Валерий Александрович, в новейшей экономической истории Финляндия входит в число 15 главных экономических партнеров России. Вместе с тем в своей статье, посвященной развитию российско-финляндских отношений, Вы утверждаете, что «традиционные формы сотрудничества между нашими странами недостаточны». О каких формах сотрудничества может идти речь в дальнейшем?

— Кризисные явления в мировой экономике высветили значимость стратегического мышления, поиска новых векторов роста и уточнения стратегий экономического развития как на государственном уровне, так и в корпоративном секторе. В современных условиях с целью повышения конкурентных преимуществ как России, так и Финляндии жизненно важным становится поиск новых точек взаимного интереса и общих стратегических ориентиров.

Именно поэтому в своей работе Торгпредство особое внимание уделяет таким перспективным направлениям, как:

углубление инвестиционного и инновационного взаимодействия деловых сообществ России и Финляндии (в т.ч. в рамках участия финских компаний в процессе модернизации российской экономики);увеличение объемов взаимной торговли проектно-консалтинговыми, финансовыми, туристическими, транспортными и иными услугами;развитие производственной и научно-производственной кооперации предприятий;расширение регионального и приграничного сотрудничества, поддержка трансграничного сетевого совместного предпринимательства;использование возможностей, предоставляемых присоединением России к ВТО, а в перспективе и ОЭСР.

Уже сегодня имеются успешные примеры развития производственной кооперации между российскими и финскими компаниями. В этой сфере у российских компаний имеются широкие возможности – от субподряда до организации производств, при этом возможно участие как малых компаний, так и крупного бизнеса.

В качестве наиболее яркого примера хотелось бы привести процесс формирования совместного морского кластера российских и финляндских компаний. Создание с участием ОАО «Объединенная судостроительная корпорация» совместной верфи «Арктех Хельсинки Шипъярд» открыло перед сторонами новые перспективы сотрудничества не только в строительстве судов, но и в обучении персонала. В настоящее время на верфях выполняются заказы по строительству серии судов ледового класса.

Торговые барьеры для финских компаний в России в связи с присоединением нашей страны к ВТО заметно снизятся. В то же время членство России в ВТО открывает перед российскими предприятиями дополнительные возможности для выхода на рынок Финляндии, а через него – на мировой рынок. Понятно, что воспользоваться открывающимися перспективами смогут лишь конкурентоспособные компании. Для нашей страны огромное значение приобретает подготовка компаний для работы в более жесткой, чем прежде, конкурентной среде. Торгпредство фактически ежедневно находится в контакте с отечественными предпринимателями из российских регионов и старается ориентировать их для принятия оптимальных решений. С этой же целью мы ежегодно выпускаем информационно-аналитические справочники для российских предприятий и организаций.

В области торговли услугами в качестве успешного примера можно привести производителей программного обеспечения, которые имеют возможности для дистанционной (оффшорной) работы при выполнении заказов. В результате, согласно экспертным оценкам соответствующих отраслевых ассоциаций России и Финляндии, российские программисты контролируют около 15% финского рынка программного обеспечения на сумму около 300 млн. евро в год.

Наши страны начинают взаимодействие и в сфере «зелёных» или «чистых» технологий. На уровне государств экологически ориентированная экономика обеспечивает повышение конкурентоспособности нации в целом путем улучшения среды обитания, повышения качества и увеличения продолжительности жизни населения. Природоохранный аспект может оказывать положительное влияние на отрасли, использующие современные технологии. В связи с этим все чаще бизнес рассматривает включение экологической составляющей в свою деятельность уже не как помеху развитию и неизбежные издержки, а все больше как сферу дополнительных возможностей, новое средство повышения конкурентоспособности. В нашу повседневность плотно входят такие понятия, как «зеленые инвестиции», «зеленые технологии», «зеленая экономика», «зеленая энергетика». Уверен, что в этой теме есть не только собственно экологический аспект, но и экономический. В Российской Федерации крайне востребован опыт Финляндии по использованию энергосберегающих и экологически чистых производственных технологий. Вопрос экологичности готовой продукции и используемых технологий все чаще становится решающим для обеспечения конкурентоспособности продукции и целых отраслей.

— Россия рассматривает Финляндию в качестве стратегического партнера в достаточно узком секторе экономики. К нему относятся лесопромышленность, энергосбережение и энергоэффективность, телекоммуникации и информационные технологии. Расскажите, пожалуйста, о работе торгпредства в этих направлениях.

— В рамках Российско-Финляндской Межправительственной комиссии по экономическому сотрудничеству (далее – МПК), секретариатом которой, по сути, является Торгпредство, функционируют рабочие группы по данным направлениям.

Тема энергосбережения и повышения энергоэффективности крайне актуальна для России и является одним из приоритетных направлений модернизации российской экономики. Соответственно, сотрудничество с Финляндией в данной сфере является одним из приоритетов в работе Торгпредства. Торгпредство в рамках своей компетенции оказывает содействие реализации Меморандума о сотрудничестве в области энергоэффективности и возобновляемых источников энергии между Министерством энергетики Российской Федерации и Министерством занятости и экономики Финляндской Республики, подписанного 28 января 2010 г.

В настоящее время основной акцент делается на содействие конкретным российско-финляндским проектам, направленным на модернизацию объектов коммунальной энергетики, повышение эффективности энергобаланса и экологии ряда российских регионов посредством привлечения финского капитала, технологий и оборудования.

Инвестиционное сотрудничество в области лесопромышленного комплекса - приоритетное направление внешнеэкономической стратегии Российской Федерации до 2020 года. Торгпредством ведется работа в данном направлении на постоянной основе.

Под эгидой МПК на постоянной основе действуют две рабочие группы, специализирующиеся на лесопромышленном комплексе - Рабочая группа по сотрудничеству в лесопромышленном комплексе и Рабочая группа по устойчивому лесному хозяйству.

Год назад Торгпредство выступило с инициативой проведения IV Лесного саммита, который прошел в ноябре 2012 года в Хельсинки в рамках встречи премьер-министров России и Финляндии Д.А. Медведева и Ю. Катайнена. Цель мероприятия – актуализировать основные направления взаимодействия между нашими странами после вступления России в ВТО.

На саммите обсуждались перспективы расширения сотрудничества в таких секторах как биоэкономика на базе лесных ресурсов и деревянное строительство, включая многоэтажное деревянное домостроение. При участии Торгпредства для российской делегации было устроено ознакомление с применяемой в Финляндии технологией строительства многоэтажных жилых домов с использованием деревянных несущих конструкций.

С целью организации производственной кооперации в выпуске лесозаготовительной техники в июне 2012 года в Торгпредстве был проведен семинар «Российско-финляндское партнерство в производстве лесных машин». В нем приняли участие более 40 представителей российских и финских компаний, производящих лесозаготовительное оборудование, лесопромышленных предприятий и научно-исследовательских организаций. Пожалуй, впервые россияне и финны обсудили подходы к созданию взаимовыгодных проектов в лесном машиностроении. Аналитические материалы Торгпредства в сфере лесного комплекса используются отечественными организациями.

Конец 2012 года ознаменовался целым рядом событий в области российско-финляндского взаимодействия по вопросам биоэнергетики. В октябре в Пушкино Московской области состоялся рабочий семинар по сравнению лесных стратегий и методов оценки эффективности лесохозяйственных мероприятий России и Финляндии. Также осенью прошлого года научно-исследовательский институт леса «Метла» и Петрозаводский государственный университет заключили соглашение о совместной реализации некоммерческого проекта «Новые трансграничные решения в области интенсификации ведения лесного хозяйства и повышения степени использования топливной древесины в энергетике» по международной программе приграничного сотрудничества.

Сотрудничество в сфере информационно-коммуникационных технологий является одним из важнейших направлений модернизации. По нашему мнению, российско-финляндское взаимодействие в данной области может быть, прежде всего, направлено на создание и модернизацию телекоммуникационных сетей России, внедрение новых передовых беспроводных технологий, проведение совместных НИОКР, сотрудничество в подготовке специалистов.

Многие мировые эксперты рассматривают Финляндию как испытательную площадку телекоммуникационной промышленности ЕС. Финский рынок в настоящее время характеризуется присутствием крупнейших многонациональных корпораций в этой области, а с другой стороны – значительным количеством малых стартовых компаний или, как их ещё называют, «start-up», работающих в самых передовых технологических областях. Опыт наших зарубежных партнеров мог бы быть востребован в таких проектах, как:

Повышение пропускной способности российских телекоммуникационных магистралей;Замена устаревших российских аналоговых телефонных станций на цифровые;Создание и внедрение беспроводных сетей четвертого поколения 4G на базе технологии LTE (Long Term Evolution);Создание телекоммуникационной инфраструктуры вдоль новых транспортных магистралей РЖД на базе технологии GSM-R (Global System for Mobile Communication – Railway);Развитие российской глобальной навигационной спутниковой системы (ГЛОНАСС), а также ее продвижение на зарубежные рынки;Организация на территории России производства коммуникационного оборудования, а также создание сервисных центров по его обслуживанию.

— Перспективы сотрудничества между странами-соседями ограничиваются только этими направлениями или есть еще какие-то планы?

— Одной из важнейших своих задач Торгпредство считает оказание содействия российским малым инновационным компаниям по выводу их продукции на финский и международный рынок. В сотрудничестве с Минэкономразвития России выявляется высокотехнологичная продукция российских предприятий, которая может продаваться даже на таких требовательных рынках, как финский.

Так, например, несколько лет назад, с нашим непосредственным участием, на рынок Финляндии удалось вывести российские взрывчатые вещества на основе эмульсий ООО «Нитро-Сибирь», экспорт которых ежегодно удваивается.

В 2012 году Торгпредство оказало содействие в выходе на финский рынок российской компании ТД «Соэкс», производителю инновационных приборов дозиметрического контроля. Осуществлены первые поставки данной продукции в Финляндию.

Безусловно, сегодня мы имеем довольно широкий спектр направлений сотрудничества. Можно было бы, в частности, упомянуть медико-биологические технологии. В последнее время здесь растет взаимный интерес предприятий фармакологической промышленности, а также производителей оборудования для лабораторных исследований. Остается актуальным взаимодействие в области промышленности строительных материалов, а также сельского хозяйства и пищевой промышленности.

— Согласно оценкам экспертов, ведущие лесные державы, Россия и Финляндия, в последнее время существенно утратили свое влияние в данном секторе экономики. Россия - в силу недостатка средств на модернизацию производств, а Финляндия не выдерживает конкуренции в Юго-Восточной Азии и Южной Америке. Вы не находите, что это довольно серьезный вызов деловым кругам обеих стран?

— Вы правы, сегодня на мировом рынке лесопродукции сложилась нелегкая для России и Финляндии ситуация, которая в перспективе может еще более обостриться в связи с падением спроса на печатную бумагу.

Россия и Финляндия имеют огромные лесосырьевые запасы в зоне бореальных лесов. Наши страны оказывают довольно сильное влияние на мировой рынок лесоматериалов. Вместе с тем лесопромышленные комплексы наших стран испытывают серьезные трудности, если не сказать кризис.

Несмотря на достигнутый уровень сотрудничества, вызовы и угрозы в мировой экономике побуждают нас искать новые направления, формы и проекты взаимодействия. В условиях нестабильной внешней среды было бы ошибочно ограничиваться торговлей, осуществляемой на основе традиционно сложившейся структуры.

В этой связи особое значение приобретает развитие таких перспективных направлений взаимодействия, как: углубление инвестиционного сотрудничества и трансфер технологий, как в Россию, так и в Финляндию, развитие производственной кооперации, формирование кластерного подхода к созданию совместных производств в лесопромышленном комплексе, проектированию, обучению персонала, развитию маркетинга.

Полагаю, что уже в ближайшие годы отечественные деревообрабатывающие и целлюлозно-бумажные предприятия в условиях обостряющейся конкуренции будут вынуждены укрупняться, произойдут новые слияния и поглощения, сопровождаемые столь ожидаемыми институциональными изменениями (совершенствованием Лесного кодекса и других нормативных актов отрасли).

Объективно эти процессы будут способствовать реальной модернизации лесного хозяйства и деревообрабатывающей промышленности, что непременно скажется на переориентации лесосырьевых потоков на отечественный рынок. Предвидя это, мы полагаем своевременным сегодня более глубоко, чем прежде проанализировать открывающиеся возможности для кооперации российских и финских предприятий.

Одним из ведущих направлений повышения конкурентоспособности нашей страны мы видим международное сотрудничество в модернизации национальной экономики. Рассматриваем страны Евросоюза, в том числе Финляндию, как наших важнейших партнеров.

— Особое место в партнерстве двух стран в последнее время стали занимать проблемы освоения Арктики. Расскажите, пожалуйста, об участии и экономическом интересе обеих сторон в этом проекте.

— Опыт Финляндии, исследования и ноу-хау в сфере арктических технологий получили всемирное признание. Учитывая более чем 100-летний опыт сотрудничества России и Финляндии по строительству ледоколов и освоению Арктики, перед нашими странами открывается огромный потенциал для бизнес-взаимодействия и научно-технологической кооперации по широкому спектру сотрудничества в Арктике. Среди перспективных направлений российско-финляндского сотрудничества выделяются: арктическое судостроение, строительство, связь, использование возобновляемых источников энергии, внедрение энергоэффективных и ресурсосберегающих технологий, высокотехнологичных материалов.

Ярким примером отраслевого сотрудничества на современном этапе служит наше взаимодействие в судостроении. В 2010 году по инновационной технологии компании «Акер Арктик» было успешно завершено строительство на ОАО «Адмиралтейские верфи» двух новых арктических танкеров «Михаил Ульянов» и «Кирилл Лавров». В декабре 2010 года было создано российско-финляндское совместное предприятие в области судостроения «Арктех Хельсинки Шипъярд» (ОАО «ОСК» и «ЭсТиЭкс Финлянд»), на базе которого в настоящее время создается Арктический центр судостроительных технологий. В рамках российско-финляндского сотрудничества совместной верфью «Арктех Хельсинки Шипъярд» вместе с партнерами из Выборга и Калининграда строятся ледоколы, суда ледового класса для обеспечения добывающих платформ. 21 декабря 2012 г. на верфи «Арктех Хельсинки Шипъярд» состоялась сдача первого многофункционального ледокола-снабженца «Витус Беринг» заказчику - ОАО «Совкомфлот». Всего таких ледоколов будет построено два, общая стоимость контракта составляет около 200 млн. долл. США. Суда будут эксплуатироваться компанией «Exxon Neftegaz» для обслуживания и защиты от ледовых образований газодобывающей платформы на месторождении Аркутун-Даги (проект «Сахалин-1»). Строительство корпусных блоков для данных судов осуществлено в рамках производственной кооперации на ОАО «Выборгский судостроительный завод». Ледокол «Витус Беринг» длиной почти в 100 метров и шириной в 21,7 метра способен преодолевать лед толщиной в полтора метра при скорости 3 узла и выполнять работы от транспортировки грузов и персонала до буксировки океанских платформ и тушения на них пожаров. Это одно из самых высокотехнологичных судов в мире.

19 декабря верфь «Арктех Хельсинки Шипъярд» получила новый контракт на строительство совместно с ОАО «Выборгский судостроительный завод» ледокола по заказу Министерства транспорта Российской Федерации. Стоимость ледокола составит около 100 млн. евро.

Развитие проектов по освоению обширных нефтяных и газовых запасов морских территорий на шельфе в Арктическом регионе ставит новые вызовы и открывает возможности для наращивания кооперации в данной области.

Финская сторона располагает технологическими решениями по бурению в Арктических условиях, по предотвращению утечек нефти и загрязнению окружающей среды и проведению поисково-спасательных операций в холодных условиях, по использованию СПГ в качестве топлива судов, по наблюдению за ледовыми условиями и сейсмическими помехами.

С эксплуатацией Северного морского пути и ростом использования и модернизации систем железнодорожного, автомобильного и воздушного сообщения в Арктической зоне открываются новые возможности по сотрудничеству России и Финляндии в сфере транспорта, логистики и транзита грузов. Совместные усилия по развитию транспортной системы направлены на создание условий для нормального функционирования участников внешнеэкономической деятельности, оборота товаров и услуг, а также движения людей. В конечном счете они призваны обеспечить сокращение транспортных расходов и повышение конкурентоспособности регионов Крайнего Севера.

По нашему мнению, имеется потенциал развития взаимодействия России и Финляндии в сфере информационно-коммуникационных технологий, в частности, в области создания и модернизации телекоммуникационных сетей Арктической зоны России, внедрения новых передовых беспроводных технологий, проведения совместных НИОКР, сотрудничества по подготовке специалистов.

Учитывая то, что в вопросе освоения Арктики одним из ключевых вопросов является обеспечение экологического баланса в регионе, в российско-финляндском арктическом сотрудничестве может быть использован многолетний успешный опыт сотрудничества по охране окружающей среды региона Балтийского моря. Полагаем, что в целом охрана окружающей среды в Арктическом регионе в ближайшем будущем станет масштабной эколого-экономической программой, которая будет реализована на основе международного государственно-частного партнерства.

В Арктике может быть использован опыт Финляндии как одного из мировых лидеров в области «чистых технологий», которые в ближайшем будущем станут одним из приоритетов международного партнерства в освоении Арктики.

— Финляндия считает первостепенной для себя задачей в ближайшие годы завершить строительство трассы "Копенгаген - Хельсинки - Санкт-Петербург". Этот транспортный коридор, строительство которого оценивается экспертами в несколько миллиардов евро, послужит дополнительному развитию партнерских отношений северо-запада России и Евросоюза. Насколько активно российская сторона участвует в этом проекте?

— В настоящее время Финляндия активно участвует в различных международных проектах развития транспортных сетей как на многосторонней, так и на двусторонней основе.

Одним из направлений многостороннего взаимодействия является участие Финляндии в европейском проекте развития Транс-Европейской транспортной сети (TEN-T). Согласно отчету финского Правительства Парламенту страны, на сегодняшний день именно реализация проектов в рамках TEN-T является наиболее приоритетной для Финляндии. В число финских инициатив входят, в частности, проекты развития трассы Е18, участка железной дороги между Турку и Вайниккала, а также транспортные коридоры, связывающие страны ЕС региона Балтийского моря с Центральной и Восточной Европой. Кроме того, в приоритеты Финляндии входит развитие коридора вдоль Ботнического залива, включая железнодорожную трассу Хельсинки-Торнио и автотрассу Хельсинки-Ювяскюля-Кеми.

Торгпредство также отслеживает и другие проекты в данной сфере, инициируемые на разных уровнях. К таким инициативам можно отнести проект развития железнодорожного маршрута Салла-Кандалакша на севере, а также проект «Midnordic Green Transport Corridor», предусматривающий открытие нового международного транспортного коридора направления восток-запад, проходящего через финские коммуны Париккала и Иматра.

Проект новой автомобильной трассы Копенгаген - Турку - Хельсинки – Котка - Ваалимаа (Торфяновка) – Санкт-Петербург представляет безусловный интерес, в первую очередь, с точки зрения развития туризма. По некоторым оценкам, несмотря на удобство поездов Allegro, значительная масса туристов в перспективе будут пересекать российско-финляндскую границу именно автомобильным транспортом. Кроме того, новая трасса позволила бы диверсифицировать существующие логистические схемы, которые сегодня не успевают адекватно реагировать на вызовы, связанные с возможностями, открывающимися для наших стран в связи с вступлением России в ВТО, а также предстоящей отменой виз.

Со стороны России для обеспечения бесперебойного движения грузопассажирского потока на российско-финляндской границе запланирован и осуществляется комплекс мер, направленных на ускорение прохождения пограничных и таможенных формальностей, повышение надежности функционирования информационно-технических средств. Решаются вопросы реконструкции примыкающих к границе дорог, строительства зон ожидания и увеличения количества полос движения, разделения пассажирского и грузового транспорта по отдельным полосам движения. Предпринимаются меры, направленные на повышение привлекательности МАПП «Светогорск» и «Брусничное», с целью переориентации перевозчиков с МАПП «Торфяновка» и сбалансированного перераспределения пассажирского и грузовых потоков.

Федеральной целевой программой «Развитие транспортной системы России (2010-2015)» предусмотрено строительство и реконструкция участков автомобильной дороги А-181 «Скандинавия» – Санкт-Петербург – Выборг – граница с Финляндской Республикой, а также реконструкция участков автомобильной дороги на подходах к многосторонним автомобильным пунктам пропуска на государственной границе Российской Федерации «Брусничное» и «Торфяновка». В настоящее время завершена реконструкция участка автомобильной дороги А-181 «Скандинавия» на подходе к автомобильному пункту пропуска «Торфяновка».

— В последних числах ноября в Котке состоялся российско-финляндский форум деловых и инвестиционных возможностей «Рубикон форум», на котором Вы представляли нашу страну. Журналисты «Электронной Финляндии» также принимали в нем участие. На форуме, в частности, говорилось, что российские инвестиции в экономику Финляндии составляют всего 1% в структуре инвестиций в эту страну. На Ваш взгляд, почему российские инвесторы не спешат с инвестициями в одну из самых стабильных стран Еврозоны?

— Вопрос относительно российских инвестиционных вложений в Финляндию следует рассматривать через призму множества факторов, влияющих на условия для вложения и накопления инвестиций в финскую экономику. С одной стороны, экономическая система Финляндии имеет ряд черт, обусловливающих её привлекательность как с точки зрения развития экспортных поставок, так и организации бизнеса. К таковым можно отнести и членство страны в ЕС, и территориальную близость России, что в совокупности дает возможность выхода на рынки товаров и услуг, низкий уровень бюрократии и отсутствие коррупции в финских структурах. В Финляндии развита эффективная система поддержки предпринимательства и экспортной деятельности, существует надежная инфраструктура. Большую роль играют стабильность финансовой системы и профессионализм трудовых ресурсов, а также высокая степень вовлеченности Финляндии в мировую экономику.

Однако, несмотря на все эти положительные черты, можно констатировать, что наряду с факторами привлекательности, российский бизнес на финском рынке столкнется и с вызовами. Среди вызовов экономического характера можно выделить длительный период окупаемости проектов по созданию новых производств, довольно высокий по мировым меркам уровень производственных издержек. Кроме того, экспертным сообществом часто выделяются такие проблемы, как слабое знание финского законодательства российскими компаниями, некоторые культурные и языковые различия.

Отдельно следует остановиться на факторе конкурентной среды в Финляндии. Эта страна является одним из самых жестких и конкурентных рынков не только в Европе, но и в мире. Это неудивительно, ведь Финляндия по рейтингу конкурентоспособности национальной экономики занимает 3-е место в мире, входя в число мировых лидеров по таким показателям как институциональное развитие, уровень образования и квалификации работников, гибкость бизнеса и уровень инновационного развития. В таких условиях выход нового товара на финский рынок может занимать от 3 до 5 лет, для чего требуется проделать колоссальную работу, тем более, если это касается совершенно новых производств, и при этом никто не сможет гарантировать вам положительного результата. Всё это в какой-то степени отпугивает российский бизнес.

В то же время Финляндию можно считать лучшим «тестом» для нового продукта – если он будет иметь спрос на финском рынке, можно с высокой долей вероятности утверждать, что успех будет ему сопутствовать и в других странах Европы.

В настоящее время накопленный объем российских инвестиций в финскую экономику относительно невелик. Тем не менее, российские предприниматели, по нашим наблюдениям, с каждым годом все пристальнее оценивают финский рынок инвестиций. Кроме того, по всей видимости, реальный объем российских инвестиций в Финляндию больше, чем это фиксируется инструментами государственной статистики. Страна происхождения инвестиций может быть достоверно определена инструментами статистики далеко не всегда.

— У российских туристов большой популярностью пользуется сеть универмагов «Стокманн». С декабря 2012 г. руководство сети приняло решение о том, чтобы принимать к расчету российскую валюту. Как Вы расцениваете этот шаг?

— Использование рублей при расчетах в универмагах «Стокманн», безусловно, представляет интерес. Это повод лишний раз задуматься о перспективах российско-финляндского сотрудничества и о роли рубля в международных расчетах.

Организация приема рублей в универмагах «Стокманн» в качестве средства платежа (а точнее, средства обращения при осуществлении кассовых валютных сделок при обмене валют) отражает, прежде всего, стремление продавца к увеличению выручки через рост количества покупок. В то же время такая система отражает определенный тренд.

Конечно, речь не идет о демонстрации становления рубля в качестве мировой валюты. Хотя с 2006 г. российский рубль и объявлен свободно конвертируемой валютой. Вместе с тем задумываться об этом можно.

Складываются объективные предпосылки расширения использования рубля как средства обращения при осуществлении кассовых валютных сделок при обмене валют и, возможно, средства платежа. Объем услуг по линии деловых и личных поездок между нашими странами достигает в стоимостном выражении 1 млрд. евро, что приближается к 70% в общем объеме услуг. Уже сейчас российские туристы составляют подавляющее большинство гостей Финляндии, а количество россиян, посещающих Финляндию на одни и более суток, в 2012 г. выросло почти на 20% по сравнению с прошлым годом. Увеличивается доля россиян, приезжающих в Финляндию на шопинг: в первой половине 2012 года за покупками в Финляндию приехали 77% российских туристов. Российские туристы в 2012 г. оставили в Финляндии 858 млн. евро – это 39% всех туристических доходов финского бюджета страны. В 2012 году продажи по системе такс-фри в Финляндии выросли на 26% по сравнению с 2011 годом и составили более 316,3 млн. евро (в 2011 году - 251,5 млн. евро).

— В одном из своих интервью Вы указали в качестве своего увлечения "региональную экономику Северной Европы". Более того, Вы автор более 80 научных трудов, посвященных, в том числе, и этой теме. Чем она Вас так привлекает и захватывает?

— Северная Европа, включающая в себя страны, входящие в Прибалтийский и Баренцев–Евроарктический регионы, – чрезвычайно интересный объект для исследования ученых-экономистов.

На рубеже XX и XXI веков в ответ на вызовы глобализации здесь начался процесс формирования общего экономического пространства стран с существенными различиями в уровнях социально-экономического развития, прежде разделяемых жесткими границами, политическим и военным противостоянием. Некоторые последствия «холодной войны», устаревшие мифы и стереотипы до сих пор время от времени дают о себе знать.

И все же за последние 12-14 лет набирает силу тенденция сближения стратегических ориентиров экономического развития стран Северной Европы. Этому способствует система партнерств Евросоюза, России, Норвегии и Исландии, более глубокое, чем прежде осознание лидерами стран и деловых сообществ преимуществ международной кооперации.

На этом фоне Россия и Финляндия демонстрируют Европе и миру пример многолетнего взаимовыгодного добрососедства. Наши страны смело используют как традиционные, так и новые формы сотрудничества, реализуют разнообразные совместные проекты. Конечно, не обходится без проблем. Историей, проблемами и перспективами международного сотрудничества на Севере Европы я с большим удовольствием занимаюсь вот уже более 30 лет. Для меня трудно провести разделительную линию между основной работой и научным увлечением.

— Как Вы любите проводить свободное время? Может быть рыбалка, охота, горнолыжный спорт? Ведь Финляндия к этому располагает.

— Свободное время в основном отдаю своему научному увлечению, много читаю. До недавнего времени с удовольствием играл в большой и настольный теннис, однако, к сожалению, травмы ограничили спортивные занятия. Безусловно, самое большое удовольствие – общение с семьями моих сыновей, особенно с двумя внучками. Иногда наслаждаюсь прогулкой по лесу за грибами. Люблю прогуляться по Хельсинки. Этот город стал для меня почти таким же близким, как родной Петрозаводск.

— Вся Ваша жизнь так или иначе связана с Финляндией. Вы много лет проживаете в этой стране. Что для Вас значит Суоми?

— Горжусь тем, что Правительством России мне оказана большая честь – длительное время работать в Финляндии – одной из самых высокоразвитых стран мира, где есть чему поучиться. Здесь у меня сложился довольно широкий круг общения в деловых и научных кругах, органах государственного и муниципального управления. Высоко ценю доброжелательное отношение финнов к России и её представителям в Хельсинки. Люблю природу Финляндии – она так напоминает мне родную Карелию.

— Ваша биография весьма примечательна. В 22 года начинаете свой трудовой путь на Костомукшском горно-обогатительном комбинате в должности рядового инженера, в 40 лет становитесь Министром внешних связей Республики Карелия, в 50 лет назначены Торговым представителем Российской Федерации в Финляндии, а в 56 лет защищаете докторскую диссертацию по экономике. Дайте совет молодому поколению, что необходимо для того, чтобы сделать карьеру и стать успешным?

— У меня нет никаких универсальных советов и рецептов для молодежи. Получаю большое удовольствие от работы с молодыми коллегами, которых отличает желание постоянно самосовершенствоваться, целеустремленность и доброжелательное отношение к людям. Не сомневаюсь в том, что каждый из них будет успешным человеком. В моем понимании успешным может быть человек, заслуживший уважение людей как мастер своего дела.

— Недавно Вы отметили свой 60-летний юбилей. Откройте секрет, как Вам удается оставаться столь энергичным человеком?

— Секрет прост – всю жизнь занимаюсь любимым делом, получаю поддержку своих друзей, товарищей, единомышленников и семьи.

— Двадцать пятого января исполнилось ровно десять лет, как Вы возглавили Торговое представительство России в Финляндии. Большую часть этого периода своей жизни Вы прожили в Финляндии. Владеете финским и английскими языками, много путешествуете. Вы считаете себя "человеком мира", или всё же у Валерия Александровича Шлямина есть такое место на планете, куда постоянно хочется возвращаться?

— Я не считаю себя «человеком мира». Отношусь к людям, которым бесконечно дорог родной город, куда они стремятся.

Интервью с Торговым представителем Российской Федерации в Финляндии, д.э.н. Валерией Шляминым, опубликованное на портале eFinland.ru (Электронная Финляндия)

Финляндия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 1 ноября 2013 > № 930643 Валерий Шлямин

Власти сомневаются, что нефтепровод когда-нибудь сможет себя окупить.

Учасники проекта по строительству трубопровода "Броды-Плоцк" начали сомневаться в его окупаемости. Они считают, что соединения двух нефтепроводов - Одесса-Броды и Броды-Плоцк не гарантируют желаемой окупаемости, так как нефть не заполнит полностью трубу.

Теперь дальнейшее финансирование под вопросом. Такую позицию заняли партнеры. Они уверены, что з-за подобного положения дел Евросоюз откажется до финансировать проект.

«До сих пор не удалось гарантировать окупаемость проекта. Прежде всего, обеспечить прокачку необходимого количества нефти от поставщиков до получателей. MRP Sarmatia сейчас следует сосредоточиться на создании условий, которые сделают проект экономически целесообразным», — сообщили представители компании PERN Przyjazn.

Власти Польши обратились в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) с просьбой провести назначенные на 3 декабря слушания по делу о секретных тюрьмах ЦРУ в закрытом режиме, без участия прессы и любых сторонних лиц, сообщает агентство Reuters.

Речь идет о жалобе уроженца Йемена Валида Мохаммед бен Атташа, который в настоящее время содержится в американской тюрьме в Гуантанамо. Он утверждает, что в период с 29 апреля 2003 года по 4 сентября 2006 года спецслужбы США в разных секретных центрах подвергали его пыткам. Одним из таких мест якобы был представительский особняк на территории школы разведки в поселке Старе-Клейкуты на северо-востоке Польши.

Дело о секретных тюрьмах ЦРУ ведется с 2008 года, его материалы засекречены. Накануне прокуратура Кракова заявила об очередном продлении срока расследования этого дела до 11 февраля 2014 года.

Жалоба в ЕСПЧ была подана в мае 2011 года по трем основаниям: унижающее достоинство обращение на территории Польши в одной из секретных американских "тюрем", отсутствие эффективного расследования со стороны польских властей и вывоз Валида Мохаммед бен Атташа с территории Польши, несмотря на существовавшую угрозу его жизни.

Первая подобная жалоба уже рассмотрена, ЕСПЧ вынес по ней решение 13 декабря 2012 года, отмечается в сообщении еврокомиссара. ЕСПЧ признал нарушение прав гражданина Германии ливанского происхождения Халеда эль-Масри.

Мужчина был похищен в декабре 2003 года сотрудниками ЦРУ в Македонии. Он подозревался в причастности к террористической организации "Аль-Каида". Из Македонии эль-Масри переправили в тюрьму в Кабуле. Однако в мае 2004 года он был отпущен. В декабре 2005 года эль-Масри подал жалобу в Американский союз защиты гражданских свобод, однако она была отклонена. После этого он обратился в ЕСПЧ, который признание нарушение его прав.

Комиссия по формированию и реализации государственной политики по эксплуатации воздушных линий с участием представителей Министерства инфраструктуры и Государственной авиационной службы с июня по октябрь 2013 года выдала лоу-кост авиакомпании "Визз Эйр Украина" (Киев) ряд назначений на эксплуатацию воздушных линий.Как сообщили в Министерстве инфраструктуры Украины на запрос агентства "Интерфакс-Украина", авиакомпания получила назначения на международные регулярные рейсы по маршрутам Львов - Барселона, Львов - Кутаиси, Киев - Мадрид, Киев - Лиссабон, Донецк - Ларнака, Киев - Ларнака, Львов - Тель-Авив, Донецк - Прага, Донецк - Салоники, Одесса - Кутаиси.

Кроме того, "Визз Эйр Украина" получила назначение на чартерные рейсы по маршруту Киев - Анталия.

"Визз Эйр Украина" эксплуатирует четыре воздушных судна Airbus-320. По последним данным, выполняет рейсы из Украины по 27 направлениям в 11 стран.

"Визз Эйр Украина" входит в группу компаний Wizz Air, которая начала работу в 2004 году. Входящие в ее состав компании выполняют полеты в Великобританию, Францию, Германию, Италию, Испанию, Польшу, Норвегию, Финляндию, Швецию, Турцию, Грецию, другие страны.

Россия пострелигиозная

Краткие замечания к дискуссии о постсекулярности

Алексей Аполлонов

Когда теоретики постсекулярного общества начинают говорить о «множестве проявлений всемирного возрождения религии»[1], возникает естественный вопрос: значит ли это, что раньше в какой-то определенный период времени религия во всем мире находилась при смерти? И если современное общество — постсекулярное, значит ли это, что раньше во всем мире существовало некое «секулярное» общество, которое затем (по не вполне понятным причинам) превратилось в «постсекулярное»? К сожалению, теоретики постсекулярного общества не замечают здесь никакой проблемы и не объясняют, что это было за общество, как оно сформировалось в масштабах всей планеты и в чем заключалась его «секулярность». Наиболее осторожные из них, такие как Питер Бергер, отмечают, что «сегодня мир, за некоторыми исключениями... столь же яростно религиозен, как и был всегда»[2]. Но если мир всегда был религиозен, то о каком «возвращении» или «возрождении» религии и о какой постсекулярности может идти речь?

Как мне кажется, основная проблема теоретиков постсекулярного общества заключается в том, что они слишком много внимания уделяют «истории идей» западной философии и социологии и слишком мало — реальным процессам, происходившим в европейских (и неевропейских) странах. Проиллюстрировать это можно на примере загадочного — на первый взгляд — утверждения Бергера, что «рост ислама наблюдался по большей мере среди населения, которое всегда (курсив мой. — А. А.) было мусульманским»[3]. Фраза окажется не столь загадочной, если принять во внимание, что Бергер искренне уверен, что секулярным является любое общество, где имеется хотя бы несколько элитариев, разделяющих «просвещенческие убеждения», пусть даже при этом все остальное общество глубоко религиозно и влияние этих элитариев на него ничтожно. В рамках этой концептуальной схемы действительно можно говорить о том, что сейчас происходит стремительное распространение ислама среди мусульман (хотя на самом деле речь идет просто о том, что в силу определенных обстоятельств ту часть элиты мусульманских стран, которая — хотя бы на уровне риторики — разделяла «просвещенческие убеждения», сменяет другая часть элиты, которая разделяет исламские ценности, близкие подавляющему большинству населения). Точно так же в рамках этой концептуальной схемы XIX столетие окажется самым секулярным веком в истории Европы (поскольку в этот период жили и работали, например, Карл Маркс и Огюст Конт), хотя на самом деле это совершенно не так.

С моей точки зрения, данная схема крайне поверхностна, поскольку секуляризация — это не просто слова Ницше о смерти Бога. Соответственно и десекуляризация — это не просто процесс замещения в интеллектуальных кругах парадигмы Конта[4] парадигмой, например, Бергера[5]. Да, конечно, и то и другое может быть как-то связано с процессами секуляризации и десекуляризации, но ни то ни другое не может исчерпать эти процессы. Точно так же открытие Бергером (или Хабермасом, если угодно) того факта, что «религия всегда была в мире», само по себе не свидетельствует о наступлении «эпохи постсекулярного общества». Оно свидетельствует лишь о том, что Бергер (Хабермас) внезапно обратил внимание на то, что раньше по каким-то своим причинам видеть не желал.

Далее изложу собственные идеи относительно того, что такое секуляризация, а также относительно того, действительно ли в данный момент в России существует так называемое постсекулярное общество. Итак, под «секуляризацией» я понимаю устранение религии (ее ценностей, институтов, символов, традиций и т. д.) из общественного пространства. При этом, по моему мнению, следует говорить о двух типах секуляризации. Секуляризация первого порядка («слабая» секуляризация) предполагает отделение церкви от государства. При этом общество само по себе может оставаться религиозным и разделять традиционные религиозные ценности, которые поэтому, хоть и косвенным образом, могут сохранять влияние на общественную и политическую жизнь. Любопытно, что именно таким обществом хотел видеть Россию патриарх Алексий II, который говорил, что «Церковь отделена от государства, но не может быть отделена от общества, потому что народ и составляет Церковь»[6]. Секуляризация второго порядка («сильная» секуляризация) предполагает, что само общество становится безрелигиозным или безразличным по отношению к религии: большинство людей (добровольно или недобровольно — это уже другой вопрос) отказывается от религиозных традиций; религия полностью уходит из общественной жизни и — в большинстве случаев — из частной; религиозные ценности сменяются ценностями секулярными (скажем, библейские ценности — ценностями абстрактного гуманизма); религия оказывается в своего рода духовном гетто (которое часто носит этнографический характер, когда, скажем, места, традиционно трактуемые как священные для некоей религии, посещаются не столько ее адептами, сколько безразличными к ней туристами). Принципиально важным моментом здесь является то, что «сильная» секуляризация не обязательно предполагает всеобщий атеизм. Она вполне допускает и некую размытую «духовность», которая не имеет, правда, никакого (или почти никакого) отношения к повседневной жизни человека.

Закончив с определениями, я хочу представить несколько тезисов, которые собираюсь далее защитить. Во-первых. На Западе «сильная» секуляризация не только не завершилась, но даже не достигла еще своего апогея, так как началась (в разных странах) не более 20—40 лет назад. При этом секуляризация на Западе имеет, так сказать, естественный характер, то есть обусловлена объективными процессами, протекающими в западном обществе, а потому, вероятнее всего, в обозримом будущем не прекратится. Во-вторых. В странах бывшего социалистического блока (включая современную Россию) «сильная» секуляризация «советского» типа насаждалась насильственными методами, а потому неизбежно оказывалась поверхностной и отторгалась значительной частью населения. Соответственно после прекращения советского проекта в указанных странах произошел естественный откат к (предполагаемому) «досекулярному», который можно условно обозначить как «десекуляризацию». Однако, в-третьих, если говорить о России, эта «десекуляризация» отнюдь не подразумевает «возрождения» или «возвращения религии» в том смысле, в каком о возрождении религии говорят теоретики постсекулярного общества. Несмотря на некое формальное сходство, это не столько возвращение религии, сколько возникновение новой пострелигиозной ситуации, которую характеризует безразличие общества к собственно религиозным вопросам при внешнем благополучии официальной религии (религий).

Поскольку бытует мнение[7], что секуляризация на Западе идет едва ли не с XVII века, а ее апофеозом является XIX столетие, я прежде всего хотел бы указать на то, что эта точка зрения некорректна. Действительно, западные элиты (особенно интеллектуальные) были настроены индифферентно (или даже враждебно) по отношению к религии как минимум с конца XVIII века. Однако из этого вовсе не следует, что так же были настроены и народные массы. Здесь весьма показателен пример насильственной секуляризации, имевшей место в ходе французской революции. Опыт оказался настолько неудачным (достаточно вспомнить хотя бы восстание в Вандее), что уже в 1801 году Наполеон (сам, насколько можно судить, глубоко безразличный к религии) провел своего рода «десекуляризацию», заключив конкордат с Римом. Католицизм был объявлен «религией большинства французов», а церковь стала получать финансирование из государственной казны; несколько позже (1806 г.) был упразднен революционный календарь и возвращены традиционные христианские праздники. Таким образом Франция вновь стала христианским государством, где позиции церкви, впрочем, были не столь сильны, как при «старом режиме».

Фраза, которую согласно легенде произнес Наполеон в ходе переговоров с папой Пием VII («умный властитель не должен допустить, чтобы священники его запутали; он должен сдерживать и использовать их»), весьма характерна: она в общем и целом демонстрирует отношение к религиозным институтам практически любого европейского монарха XIX века. Правители поддерживали «свои» церкви по вполне прагматическим причинам — чтобы иметь лишний (и весьма действенный) инструмент контроля над своими подданными; официальные церкви, в свою очередь, легитимизировали правящий режим, зачастую активно участвуя в строительстве европейских национальных государств. Происходил, если можно так выразиться, процесс национализации религии и «религионизации» нации[8]. Благодаря столь тесному взаимодействию между государством и церковными институтами религия в Европе XIX века присутствовала практически повсеместно: в школах, в армии, в госучреждениях, на официальных мероприятиях и даже в университетах.

Этот своеобразный цезарепапизм[9], однако, имел для европейских церквей и негативную сторону: по мере того как росло недовольство социальным порядком, стремительно увеличивалось также число антиклерикалов и атеистов. Особенно эта тенденция усилилась во второй половине XIX века в связи с нарастанием классовой борьбы и образованием мощных социал-демократических движений. Однако тогда же — как своего рода ответ на эти вызовы времени — начали возникать христианские профсоюзы и христианские политические партии, а потому едва ли можно говорить о том, что религия хоть сколь-нибудь серьезно утратила свои позиции в общественной и политической жизни.

В первое десятилетие XX века ситуация мало изменилась. Несомненно, уже начал просматриваться определенный тренд на секуляризацию (своего рода поворотным моментом стал, вероятно, французский закон 1905 года, отделивший-таки церковь от государства). Однако это была «слабая» секуляризация: само общество в массе своей продолжало оставаться религиозным и разделяло традиционные религиозные ценности; сам язык в значительной степени был насыщен религиозными образами и выражениями. Так было не только в Европе, но и в США (где, надо сказать, церковные институты никогда не были связаны с государством столь сильно, как в Старом Свете). Например, проповедник МакКим в последний год Первой мировой войны обращался к нации со следующими словами: «Бог призвал нас на эту войну. Мы сражаемся на Его войне... Нет сомнений, что это — крестовый поход. Величайший и святейший во всей истории... Это — священная война. Да, это Иисус Христос, Царь праведников, зовет нас на смертный бой с нечестивой и богохульной силой»[10].

Однако, похоже, именно эта «священная война» стала той войной, которая, по выражению Диармайда МакКуллоха, «убила христианское государство» как форму политического устройства[11]. Немыслимые ранее жертвы, страдания и разрушения, оправдываемые и освящаемые религиозными лидерами всех воюющих государств, никак не могли способствовать сохранению доверия к официальным религиозным институтам. Послевоенная разруха, усугубившаяся революционными пертурбациями, а потом и Великой депрессией, возникновение СССР и начало идеологического противостояния по линии капитализм — социализм также препятствовали возвращению к довоенному status innocentiae[12]. После всего этого Запад уже не мог быть таким, как прежде. Конечно, связь между государством и религией не была разорвана моментально. Еще в 1941 году на пряжках солдат, маршировавших на войну с «безбожными жидобольшевиками», красовался старый прусский лозунг «Gott mit uns[13]». И даже десять лет спустя преподобный Пашен из австралийского Брисбена все в том же духе заявлял, что «война против коммунизма является священным крестовым походом в защиту христианства и против атеизма»[14]. Но времена уже изменились, и в обеих этих войнах религия играла вторую скрипку на фоне вполне светских идеологий.

Впрочем, надо заметить, что как Первая мировая война, так и другие описанные выше события создали лишь необходимую психологическую среду для начала действительно масштабной «сильной» секуляризации. Куда важнее были обстоятельства, относящиеся к иной, материальной, сфере. Это, во-первых, довольно резкое повышение уровня жизни в 1950—60-х годах, которое позволило среднестатистическому жителю Запада почувствовать себя независимым от внешних по отношению к нему сил. Во-вторых, это изменение характера труда, который становился все более индивидуальным, что влекло за собой разрушение традиционных общин, в рамках которых, как правило, и сохранялись религия и религиозные обычаи. В этой же связи, в-третьих, следует упомянуть длительную и всеобъемлющую (если говорить о Европе) урбанизацию, которая также негативно влияла на те же самые традиционные общины, традиционную семью, традиционный жизненный уклад и т. д. Но главную роль сыграл все-таки потребительский капитализм, который на рубеже 1960-х и 1970-х годов возвестил, что гедонизм является единственно правильным образом жизни. Одновременно начала свое триумфальное шествие по миру либеральная демократия (в ее современном западном понимании), которая была и остается не более чем идеологическим измерением потребительского капитализма.

На мой взгляд, именно тогда, на границе 1960-х и 1970-х, на Западе началась масштабная «сильная» секуляризация, когда уже не просто церковь отделяется от государства, но секулярным и индифферентным по отношению к религии становится само общество. Примерно в это время Запад вступил в полосу так называемых культурных войн, которые консервативное «моральное большинство»[15] (воспользуюсь американской терминологией) вело за сохранение христианских ценностей в общественном пространстве. Все эти войны консерваторы в конечном счете проиграли. Насколько я могу судить, в настоящее время идет борьба за право по-прежнему официально именовать праздник Рождества Рождеством Христовым. И судя по тому, что во многих городах Европы и США слово <<Christmas» уже попало под запрет, скоро будет проиграна и эта битва. Однако ничего удивительного в этом нет: для подавляющего большинства европейцев и североамериканцев Рождество — праздник потребления, давно утративший всякое религиозное содержание.

Это последнее обстоятельство может стать ключом к пониманию того, почему религиозные консерваторы на Западе постоянно проигрывают, а религия стремительно уходит из общественного пространства. Религия (по крайней мере традиционная) предполагает (и даже навязывает) определенные ограничения, а ограничения уместны в условиях небогатых общин, благосостояние (и даже само существование) которых зависит от личной умеренности их членов и от сохранения прочных внутриобщинных связей, которые как раз и выстраиваются на основании религиозных предписаний и запретов. В условиях же потребительского капитализма, когда главной и единственной ценностью оказывается индивидуальное (нередко — демонстративное) потребление товаров и услуг «здесь и сейчас», религия (по крайней мере традиционная) неизбежно становится лишним элементом, препятствующим этому самому потреблению. Известный теолог Джон Милбэнк заметил однажды, что «капитализм есть атеизм и нигилизм»[16]. Я могу лишь добавить к этому: не всякий капитализм, а именно потребительский — на основаниях, указанных выше.

Конечно, естественной реакцией многих теологов и религиозных деятелей на эту ситуацию стало создание «упрощенно-консюмеристской» версии христианства, ориентированного на примитивное сознание современного потребителя. Здесь и всевозможные «исповеди по SMS», и «закажи молитву через Интернет», и поп-музыка на богослужениях, и «теология процветания», о которой восторженно пишет Роман Лукин: «Ярким примером нового богословия является теология процветания — в своей крайней форме она была темой проповедей бывшего лютеранского пастора из Швеции Ульфа Экмана... Согласно доктрине Экмана... каждый верующий должен быть богат и здоров, так как Бог никогда не отказывает своим сыновьям. Лидеры других церквей призывали прямо обращаться к Богу и просить у него конкретную заработную плату и марку машины»[17].

«Теология процветания», возможно, и стала популярной в странах третьего мира (типа России и Украины), но вот на продолжающуюся секуляризацию Запада никакого влияния не оказала. В той же Швеции в 2005 году число верующих в Бога равнялось числу атеистов, а более 50 % опрошенных заявили, что верят в какую-то неопределенную «духовную или жизненную силу»[18]. Впрочем, достаточно красноречиво о статусе религии в Европе говорит то, что она занимает последнее место в иерархии ценностей европейцев, уступая даже «уважению к другим культурам»[19]. В США, которые до 90-х годов XX века оставались знаменитым «исключением из правила», секуляризация также постепенно набирает обороты. Согласно Гэллапу с 2005 по 2012 год число убежденных атеистов и агностиков в США увеличилось с 1 до 5 %, а число людей «нерелигиозных» достигло 30 %[20]. Согласно Pew Forum современные молодые американцы значительно менее религиозны, чем их отцы и деды, когда они были в их возрасте: приблизительно четверть представителей «поколения миллениума» (родившиеся после 1981 г.) не имеют никаких определенных религиозных убеждений[21] (впрочем, уже сейчас к категории no religion относят себя 19,6 % жителей США[22]). Более чем вероятно, что уже через 15—20 лет США перестанут выделяться своей особой религиозностью на фоне других западных стран.

Полагаю, что сказанное наглядно показывает, что никакого «постсекулярного» общества на Западе нет. Более того, даже «секулярное» общество построено там не до конца (это касается прежде всего США, Польши, Греции и еще нескольких стран, таких как Мальта). Тем не менее можно задаться вопросом: а как обстоит дело с Россией, в которой, по словам того же Бергера, «возрождается православная церковь»[23]? Несомненно, начиная с 1991 года, православная церковь в России восстанавливала свое влияние стремительными темпами (которые, правда, немного снизились в последние несколько лет). Но значит ли это, что в России сформировалось «постсекулярное общество»? Или, говоря иначе, можно ли сказать, что произошла десекуляризация, в результате которой религия «восстановила свое влияние на общество в целом, реагируя на предшествующие и/или сопутствующие секуляризационные процессы»?[24]

На первый взгляд, да, конечно: православие (я буду здесь и далее говорить преимущественно о нем как об основной (хотя бы по численности последователей) религии РФ) восстановило свое влияние. Принят закон о реституции церковной собственности[25]; 70—75 % россиян считают себя православными; уровень доверия к церкви крайне высок (50—60 %)[26]; высшие должностные лица РФ посещают на Рождество и Пасху православные церкви и монастыри; в школах введен предмет ОПК, а в армии — институт военных капелланов.

С другой стороны, дело обстоит не так просто. Несмотря на очевидное сближение церкви и государства в последние годы, восстановление «досекулярной» ситуации, имевшей место при последних российских императорах, совершенно невозможно. Россия остается светским государством, в правительстве нет должности, аналогичной должности «обер-прокурора Синода», а процедура избрания президента является чисто светской и технической и не предполагает легитимации со стороны церкви. Православие уже не является, как когда-то, «первенствующей и господствующей в Российской империи верой»[27], и, соответственно, президент РФ не может быть «верховным защитником и хранителем догматов господствующей веры и блюстителем правоверия и всякого в Церкви святой благочиния»[28]. Равным образом очень трудно представить себе, чтобы современный государственный чиновник заявил, как когда-то К. П. Победоносцев, что «Религия, и именно христианство, есть духовная основа всякого права в государственном и гражданском быту и всякой истинной культуры. Вот почему мы видим, что политические партии, самые враждебные общественному порядку партии, радикально отрицающие государство, провозглашают впереди всего, что религия есть одно лишь личное, частное дело, один лишь личный и частный интерес»[29].

Соответственно ситуация «слабой» секуляризации, то есть отделение церкви от государства, в России сохраняется, и, по всей видимости, будет сохраняться впредь. Однако можно задаться вопросом, не является ли современное российское общество «постсекулярным» в том смысле, что оно избавилось от «сильной» секуляризации «советского» образца, то есть от насильственного устранения религии из общественного (и даже частного) пространства? С одной стороны, да, конечно, избавилось, и потому в этом смысле современное российское общество может называться «постсекулярным». Но, с другой стороны, если под «постсекулярностью» понимать, как, собственно, и предполагают теоретики постсекулярного общества, «восстановление влияния религии на общество в целом», то возникают серьезные вопросы.

Например, из тех россиян, которые называют себя православными, около 80 % не ходят к причастию; 55 % не посещают церковные службы; 90 % не принимают участия в церковной жизни[30]; полностью соблюдают пост — 2 % (частично — 9 %)[31]; знают все 10 заповедей — около 4 %[32]; наконец, значительная часть православных (около 30 %) вообще не верит в Бога, как его описывает христианская религия[33]. Не могу не отметить, что приведенные цифры характерны не для тех стран, где происходит религиозное возрождение, а для тех, где в течение длительного времени осуществляется «сильная» секуляризация (например, для Швеции, Чехии или Нидерландов).

Возникает закономерный вопрос: как православная религия может «влиять на общество в целом», если общество, по большому счету, абсолютно безразлично к требованиям и установкам православной религии? Но ведь и более того: само общество не слишком-то хочет, чтобы православие влияло на него «в целом». Только 18,2 % россиян хотели бы, чтобы церковь серьезно влияла на общество и государство, в то время как 29 % придерживаются мнения, что церковь должна ограничиться исключительно религиозно-обрядовой сферой; еще 47,4 % считают, что церковь и религия должны оказывать активное влияние на «духовную жизнь», то есть, вероятно, на сферу морали и нравственности[34]. Однако и в вопросах нравственности россияне проявляют изрядную гибкость: 42,9 % считают, что к моральным требованиям православия следует относиться выборочно, поскольку некоторые из них неприемлемы для современного человека, а 15,7 % вообще считают, что нравственные нормы РПЦ безнадежно устарели (полностью согласны с моральными требованиями православия только 33 %)[35]. Однако и это еще не все: в конечном счете россияне приходят к парадоксальному (если принять во внимание приведенную выше статистику) выводу, что главным источником нравственных норм и ценностей должны быть семья (72,4 %) и школа (15,4 %). Церковь в качестве источника нравственных норм видят лишь 3,8 % опрошенных[36].

Не менее поразительны и следующие цифры. Лишь для 10 % россиян религия заключается в соблюдении религиозных обрядов и участии в церковной жизни (для сравнения: 7 % считают религию предрассудком). Зато в качестве национальной традиции, веры предков религию рассматривают 39 %, а еще 21 % — как часть мировой культуры и истории[37]. С другой стороны, россияне проявляют изрядную гибкость и в этом вопросе. Принимая православие как свою национальную традицию, они, тем не менее, считают, что в основу российского общества следует положить права и свободу личности (60 %), но не общенациональные ценности и традиции (34 %). В качестве дополнительного штриха: свою веру и свои святыни с оружием в руках готово защищать лишь незначительное число россиян («безусловно да» — 4 %, «скорее да» — 12 %; в то время как «безусловно нет» — 36 %, «скорее нет» — 33 %)[38]. И в этом нет ничего удивительного, так как 52 % россиян считают, что нет вообще никаких общих ценностей и идей, ради которых стоит пожертвовать жизнью и личным благополучием[39].

Однако такая противоречивая картина не должна, на мой взгляд, удивлять. С моей точки зрения, среднестатистический россиянин является столь же секулярной личностью, что и среднестатистический европеец, он такой же (и может быть, даже больший) индивидуалист, он так же ценит свой личный комфорт и личное преуспеяние (даже в ущерб обществу), и он в той же (а может быть, даже в большей) степени привержен идеологии потребления. Если говорить о религиозности, то между россиянами и европейцами наблюдается поразительное сходство. В существование Бога верит 53 % россиян (среди жителей ЕС — 52 %), 25 % верит в существование неких неопределенных высших сил (среди жителей ЕС — 27 %), 16 % не верит ни в то, ни в другое (среди жителей ЕС — 18 %)[40].

Однако, будучи европейцами de facto, россияне не являются (и никогда не будут) европейцами de jure. Мне не хотелось бы пускаться в длительное обсуждение вопроса, почему это так, и поэтому я ограничусь общей фразой о том, что современная Россия является капиталистической периферией, а Европа — центром, и между ними «дистанция огромного размера». В условиях невозможности самоидентифицировать себя как европейцев россияне (главным образом русские) самоидентифицировали себя как православных (тем более что попытки обнаружить какую-нибудь «русскую идею», продолжавшиеся в течение всех 1990-х, вполне закономерно провалились). Видимый триумф православия в постсоветской России — результат попыток найти свою идентичность, а не результат богоискательства или некоего «духовного поиска». В обществе существует запрос не на религию, а именно на идентичность: религия как таковая большинству россиян безразлична. Именно поэтому у многих наших сограждан православие легко сочетается со старой советской идентичностью, в результате чего возникают такие странные явления, как иконы Сталина, а лидер КПРФ Геннадий Зюганов спокойно говорит о церкви как об одном из столпов России.

Итак, повторю еще раз высказанную ранее мысль. Несмотря на некое формальное сходство, в данный момент в России мы наблюдаем не столько возвращение религии, сколько феномен, который можно назвать «пострелигиозностью». Несмотря на то что внешне официальная религия чувствует себя весьма неплохо, в целом российское общество является секулярным и относится к религии — как к религии — с безразличием, видя в православии скорее некий элемент самоидентификации. Это не исключает того, что данный элемент может быть важен для общества, но, как видно из приведенных выше опросов, он не является критически важным и, тем более, не оказывает значительного влияния на повседневную жизнь общества «в целом» как некая система ценностей и императивов (что, однако, должно было бы иметь место в случае возрождения религии в том смысле, в каком о нем говорят теоретики постсекулярного общества). Соответственно едва ли можно говорить о применимости термина «постсекулярное общество» по отношению к России.

[1] Карпов В. Концептуальные основы теории десекуляризации // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2012. № 2 (30) С. 114.

[2] Berger P. The Desecularization of the World: A Global Overview // The Desecularization of the World: Resurgent Religion and World Politics / Berger P. L. (ed.). Grand Rapids, MI: William B. Eerdmans, 1999. P. 2.

[3] Бергер П. Фальсифицированная секуляризация // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2012. № 2 (30). С. 9.

[4] В рамках которой предполагается, что по мере модернизации общества религия будет терять свои позиции — вплоть до полной утраты социологической значимости.

[5] В рамках которой предполагается, что модернизация никак не влияет на положение религии в обществе.

[6] http://www.patriarchia.ru/db/text/337720.html

[7] См., напр.: Milbank J. Theology and Social Theory: Beyond Secular Reason. Oxford, UK, Cambridge, US: Blackwell, 1996.

[8] См. HauptH.-G. Religion and nation in Europe in the 19th century: some comparative notes.

http:// www.iea.usp.br/iea/english/journal/62/haupt62.pdf; Walkenhorst P. Nationalismus als «politische Religion»? Zur religiosen Dimension nationalistischer Ideologie im Kaiserreich // Religion im Kaiserreich / Hg. Blaschke O. F. M., 1996. S. 503—529.

[9] Цезарепапизм — модель отношения церкви и государства, при которой глава светской власти фактически является и главой церкви.

[10] Цит. по: Abrams H. Preachers present arms. Sottdale, PA, 1969. P. 55.

[11] MacCulloch D. A history of Christianity. L., 2010. P. 915.

[12] Состояние невинности (лат.).

[13] Господь с нами (нем.).

[14] http://trove.nla.gov.au/ndp/del/article/18496394

[15] В Америке существовала религиозно-политическая организация правоконсервативного толка «Моральное большинство», основанная в 1979 г. американским проповедником Д. Фолуэллом. Политическая деятельность организации сводилась по сути к поддержке Рональда Рейгана на выборах 1980 и 1984 гг. Критики часто называли «Моральное большинство» «не моральным и не большинством» («neither moral nor a majority»). Распущена в 1989 г. из-за серьезных финансовых затруднений.

[16] См. интервью с Милбэнком: http://theotheriournal.com/2008/06/04/three-questions-on-modern-atheism-an-interview-with-john-milbank/

[17] См.: Эксперт. № 1 (833) /24 дек 2012: http://expert.ru/expert/2013/01/hristianskij-otvet-obschestvu-potrebleniya/?n=7743

[18] См.: Special Eurobarometer 225 / Wave 63.1 — TNS Opinion & Social, June 2005: http://ec.europa. eu/public_opinion/archives/ebs/ebs_225_report_en.pdf

[19] См.: Standard Eurobarometer 69 / Spring 2008 — TNS Opinion & Social, November 2008: http://ec.europa.eu/public_opinion/archives/eb/eb69/eb69_values_en.pdf

[20] См.: Global index of religiosity and atheism — 2012 / Press Release: http://www.wingia.com/web/files/news/14/file/14.pdf

[21] См.: Religion Among the Millennials: http://www.pewforum.org/Age/Religion-Among-the-Millennials.aspx

[22] http://www.pewforum.org/unaffiliated/nones-on-the-rise.aspx

[23] Бергер П. Фальсифицированная секуляризация // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2012. № 2 (30). С. 10.

[24] Karpov V. Desecularization: A Conceptual Framework // Journal of Church and State. 2010. Vol. 52. No. 2. P. 232—270.

[25] Федеральный закон Российской Федерации от 30 ноября 2010 г. № 327—ФЗ «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности».

[26] См. статью Юлии Синелиной «Об интерпретации одного социологического исследования»:http://expert.ru/2012/12/6/ob-interpretatsii-odnogo-sotsiologicheskogo-issledovaniya/

[27] Свод законов Российской империи. СПб., 1892. Т. 1. Ч. 1. Основные государственные законы. Ст. 40.

[28] Там же. Ст. 42.

[29] Победоносцев К. П. Государство и Церковь. М., 2011. Т. 2. С. 315.

[30] См. статью Бориса Дубина, Алексея Малашенко «Образ православного верующего в современной России, 8 июня 2012»: http://wwwxarnegie.ni/events/?fa=3725

[31] По данным ВЦИОМ, апрель 2011 г.: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=111550

[32] По данным ВЦИОМ, апрель 2008 г.: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=10084

[33] См. статью Бориса Дубина, Алексея Малашенко «Образ православного верующего в современной России, 8 июня 2012»: http://www.carnegie.ru/events/?fa=3725

[34] По данным ВЦИОМ, май 2006 г.: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=2578

[35] Там же.

[36] Там же.

[37] По данным ВЦИОМ, декабрь 2008 г.: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=11099

[38] По данным ВЦИОМ, декабрь 2006 г.: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=3756

[39] По данным ВЦИОМ, май 2006 г.: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=2578

[40] По данным ВЦИОМ, октябрь 2005 г.: http://wciom.ra/index.php?id=459&uid=1818

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2013, №1(52)

Польшу многие называют страной костелов. Но здесь вы увидите не только прекрасные религиозные строения. Туристов в этом крае радуют богатая природа, архитектурные памятники, музеи, памятные места.

Польшу многие называют страной костелов. Но здесь вы увидите не только прекрасные религиозные строения. Туристов в этом крае радуют богатая природа, архитектурные памятники, музеи, памятные места. Что уж говорить о таких местах как Татры на юге Польши или Бещады на юго-востоке. Понравятся вам и Судеты, в которых проводят свои отпуска сами жители этой европейской страны. Конечно, нельзя не упомянуть Беловежскую пущу и Пенинский парк. Многие говорят, что красивее Отцовского национального парка ничего не видели. Других поражают замки, по которым можно бродить часами, открыв рот от удивления. А на севере Польши вас удивят бесчисленные озера, окруженные живописными холмами.

Приятно радует туристов и стоимость отдыха. Если на гостиницы тамбова цены показались вам приемлемыми, то и в Польше вы сможете спокойно уложиться в намеченные затраты. Тем более что при посещении многих памятников плата или не взимается, или она не слишком большая. Например, в Варшаве вы можете увидеть Королевский замок, посетить Старый город, прогуляться по Дворцово-парковому ансамлю Лазенки. Кстати, учтите, что по некоторым из этих достопримечательностей когда-то гулял Шопен, прохаживались властелины Европы.

В Кракове вам понравится Вавельский замок. В нем собраны предметы искусства, которые не оставят вас равнодушными. В костеле Святой Марии посмотрите на алтарь Вита Ствоша, а также на «Пещеру дракона». В Музее соляных копей в Величке посетите таинственные подземные залы. Возможно, вам покажется, что secret cliff villa или другой современный отель выглядит роскошнее старинных скульптур, но постарайтесь проникнуться очарованием этого подземелья.

В старом городе Гданьске, конечно, стоит тоже посетить музеи. Например, поклонники морских баталий оценят Польский морской музей. Про костелы и ратуши и говорить не приходится, т.к. они великолепны. В целом, в городе много морской тематики, т.к. он долгое время являлся своеобразным центром морской жизни.

В Белостоке можно днями и ночами рассматривать исторические архитектурные объекты. Дворцы, ратуши, сакральные объекты и церкви порадуют вас памятью прошлых веков. Одно прикосновение к камням и стенам в таких зданиях способно перенести вас во времена, когда Польшей управляли короли.

Не помешает также посетить Познань, являющийся одним из самых крупных промышленных городов страны. Также посмотрите и на Тортунь, способный удивить вас остатками замка тевтонских рыцарей.

Строительство трубопровода вскоре может быть заморожено.

Стало известно, что проект "Одесса-Броды" может полностью не завершиться. На сегодняшний день он максимально близок к заморозке. Дело в том, что польская государственная компания "PERN Дружба" отказывается дальше выделять средства для его финансирования. Труба до Польши может не дойти. Такую информацию сообщил генеральный директор польской компании Сергей Скрипка.

Они считают, что достроить трубу до конца 2015 года невозможно, из-за этого на средства Евросоюза можно не надеяться. По их мнению, самая слабая сторона проекта, это отсутствие сформированного пула инвесторов, что наибольшей мерой настораживает ЕС. Кроме того, существует еще и угроза недостаточной заполняемости трубы, так как каспийской нефти может просто не хватить для поставок

«Сейчас Евросоюз оказался в двоякой ситуации. С одной стороны, трубопровод нужен, чтобы диверсифицировать различные маршруты поставок сырья в регион. Это было бы удобно с политической точки зрения, но экономически это не очень целесообразно, и, скорее всего, в ЕС это понимают, понимают это и в Польше, которая не хочет брать на себя повышенную нагрузку. И пока ЕС не даст понять, что готов участвовать в этом проекте в полной мере, скорее всего проект трубопровода будет заморожен» - сообщила старший аналитик инвестиционной компании "Альпари" Анна Бодрова.

Напомним, что для того чтобы достроить трубу в Польшу необходимо 485 миллионов евро.

В Праге в районе Богнице 1 ноября будет открыт новый торговый центр «Краков». Общая площадь трехэтажного центра составляет 14 000 кв. м.

На первом этаже будет расположен супермаркет, банки, аптека, химчистка, кофейни и пр. На втором и третьем этаже будут находиться магазины модной одежды, обуви, спорттовары, магазины бытовой электроники и техники, а также детские товары. В торговом центре будет также открыт фитнесс-центр, детский уголок и несколько ресторанов. Территория центра включает в себя подземную парковку, рассчитанную на 240 мест.

Первые поставки иностранных баклажанов начались на польский рынок в текущем году довольно рано – уже в начале октября.

Но их стоимость в этом сезоне ниже уровня прошедшего года – порядка 1-1,2 евро за один килограмм продукции, выращенной и привезенной из Испании.

По мнению отраслевых специалистов страны, в этом году существует и еще одна интересная тенденция – низкие цены не способствуют росту покупок баклажанов. Спрос на овощи остается довольно низким. Изменится сложившаяся ситуация, как ожидается, к концу ноября - началу декабря 2013 года.

25 октября в Варшаве зам. Торгпреда С.Б. Агеев по приглашению польской стороны принял участие в учредительном собрании общественной организации «Палата, экономическое общество Польша-Россия». Главная цель создания новой организации – способствовать улучшению климата в двусторонних торгово-экономических и инвестиционных отношениях, стимулировать двусторонние торгово-экономические и инвестиционные связи. В качестве учредителей Палаты выступило 57 польских хозяйственных субъектов, представляющих разные направления предпринимательской деятельности, в т.ч. работающих и на российском рынке (пищевые компании «Бакома» и «Польфрост», строительная «Будимэкс», вагоностроительная АО «Быдгощ» и др.). Польша. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 30 октября 2013 > № 930558

16-18 октября 2013 г. в г. Свиноуйсьце прошел Пятый Балтийский форум бизнеса. Российскую делегацию на нем возглавила Торговый представитель России в Польше Е.Д. Белякова. Торгпредство выступило в качестве почетного патрона первой сессии Форума, которая целиком была посвящена экономической роли России в Центрально-Восточной и Северной Европе.

На своем выступлении на форуме вице-премьер, министр экономики Республики Польша Я. Пехочиньский отметил, что именно экспансия на рынках Восточной Европы и Азии позволяет поддерживать динамику польской экономики. Российские участники форума, признавая серьезную значимость польского рынка для России, обращали внимание на неблагоприятный климат, который сложился в Польше для российских инвестиций. Есть, однако, поводы и для осторожного оптимизма. Так, например, на Форуме речь шла о запуске скоростного железнодорожного пассажирского сообщения Москва – Минск – Варшава – Берлин, которое планируется организовать в2015 г. – когда пройдут перекрестные года России в Польше и Польши – в России. Этот проект, очевидно, будет иметь не только существенное экономическое, но и гуманитарное измерение.

Продажи группы компаний Grigiskes (г. Григишкес, Вильнюсский уезд, Литва) за первые 9 месяцев 2013 г. выросли в годовом исчислении на 33,5% до 108,5 млн литов ($43,4 млн), об этом говорится в полученном Lesprom Network сообщении компании.

Рост был достигнут за счет реализации инвестиционных проектов (приобретение новых производственных линий), начатых в 2012 г. и увеличения объемов продаж в 2013 г.

Рост продаж в сегменте санитарно-гигиенических товаров в январе-сентябре 2013 г. вырос в годовом исчислении на 36,9%. Продукция предприятий компании реализовывалась на внутреннем и внешнем (Дания, Польша, Литва , Латвия, Эстония) рынках.

В настоящее время компания устанавливает на своем предприятии новую бумагоделательную машину стоимостью 52 млн литов (21,2 млн), кроме того, введена в эксплуатацию биотопливная котельная мощностью 10 МВт, объем инвестиций по реализации проекта составил 12 млн литов ($5 млн).

Производство гофрированного картона на предприятиях компании в январе-сентябре 2013 г. выросло в годовом исчислении на 70%.

Дочерняя компания Klaipedos kartonas в настоящее время реализует инвестиционный проект по строительству биотопливной котельной стоимостью 18 млн литов ($7,2 млн). Объект будет сдан в эксплуатацию в 2014 г., что наряду с модернизацией производственных линий позволит снизить энергозатраты на 10%.

25 октября, в Брюсселе в рамках заседания Совета ЕС Министр энергетики и угольной промышленности Украины Эдуард Ставицкий парафировал от имени Правительства Украины трехстороннее декларацию с Правительством Республики Хорватия и Правительством Венгрии о реализации проекта Адриатического газового коридора, который поддерживается Европейской Комиссией. Объектом газоснабжения трубопровода должно стать LNG терминал, который Хорватия планирует построить на о. Крк в Адриатическом море (проект "Адриа LNG").

Декларация была парафировано с целью повышения энергетической безопасности, дальнейшей интеграции энергетических систем, диверсификации поставок природного газа, создания новых возможностей для регионального экономического развития через соединение энергетических инфраструктур и энергетических рынков, содействия надлежащего функционирования общеевропейского энергетического рынка.

По мнению Европейского комиссара по вопросам энергетики Гюнтера Оттингера, парафирование и последующее утверждение Совместной украинско-венгерско-хорватской декларации о создании Адриатического газового коридора будет иметь важное значение для успеха Вильнюсского саммита, поскольку именно энергетика является одним из самых мощных локомотивов евроинтеграции Украины.

Следует отметить, что Польша на днях одобрила строительство соединительного газопровода между Польшей и Словакией, который станет элементом энергетического коридора Север-Юг. Об этом говорится в сообщении польской правительственной пресс-службы.

Коридор соединит сетью газопроводов LNG-терминал в польском порту Свиноуйсьце, который должен заработать в 2014 году, с LNG-терминалом в Хорватии.

"Появление газопровода повысит диверсификацию поставок этого сырья. Также он станет значимой альтернативой польско-украинскому соединению в Дроздовичах, повысив тем самым энергетическую безопасность Польши", - говорится в сообщении.

Как поясняет пресс-служба, после завершения строительства Польша получит соединение с газораспределительным пунктом в австрийском Баумгартене.

Реализацией строительства с польской стороны займется оператор газопровода Gaz-System.

Запланированная пропускная способность газопровода протяженностью 176 км - около 10 млрд. кубометров газа в год.

Ранее Польша соединила газопроводы с Чехией. Для этого была использована специальная 32-километровая газовая перемычка STORK. Газопровод обладает пропускной способностью 500 млн. кубометров газа в год.

Украина намерена воспользоваться ростом товарооборота между Европой и Азией и появлением новых транспортных коридоров. Об этом на Украинском форуме транспортной инфраструктуры, который прошел в Киеве в середине октября при содействии Института Адама Смита, заявили представители правительства.

В Киеве надеются, что ожидаемая ассоциация Украины с ЕС и создание зоны свободной торговли позволят в полной мере реализовать транзитный потенциал страны. Эксперты не исключают, что эту транспортную стратегию Киев в значительной мере может реализовать на деньги российских инвесторов, пишет Deutsche Welle.

Из ЕС в Китай через Украину

Пока, однако, из-за падения промышленного производства в России в 2013 году транзитные перевозки через украинскую территорию сократились на 21 процент, заявил на форуме вице-премьер Украины Александр Вилкул. Он призвал Россию, Словакию и Австрию принять участие в реализации таких транспортных проектов по широкой железнодорожной колее, как Австрия-Китай.

Пока разница в ширине колеи в странах Европы и в бывших советских республиках является одним из сдерживающих факторов в увеличении железнодорожного транзита. Вилкул обратил внимание и на перевозку контейнерных грузов между балтийскими и черноморскими портами. В случае осуществления этих проектов внутренний валовой продукт Украины вырастет, по данным чиновника, на пять процентов.

О том, что Украина может сыграть ключевую роль в развитии проекта строительства широкой колеи до Вены, заявил в Киеве и старший вице-президент по экономике и финансам Российских железных дорог Вадим Михайлов. Его ведомство планирует связать железнодорожную систему Центральной Европы с Транссибирской магистралью, увеличить грузопоток на транзитных маршрутах в Азию и таким образом повысить конкурентоспособность этих перевозок по сравнению с морским и автотранспортом.

Сомнения украинцев

Однако выступление российского гостя не убедило украинских специалистов. "На карте, которую показал нам Михайлов, линия этого пути шла из Китая в Москву и поворачивала на Украину, хотя продолжение маршрута было бы более логичным через Беларусь и Польшу", - пояснил DW председатель Федерации работодателей транспорта Украины Орест Клымпуш. По его мнению, "этот слайд была сделан специально для украинского форума".

Более реалистичным, считает эксперт, является намерение Киева развивать инфраструктуру через привлечение прямых иностранных, в том числе российских, инвестиций в строительство транспортных объектов и передачу их в концессию.

Особенности инвестиционных пряников

"Мы не сможем отказаться от сотрудничества с Россией, потому что через ее территорию пролегают транспортные пути в Китай и Центральную Азию", - подчеркнул Клымпуш. Он предлагает продать российским бизнесменам определенную долю собственности на украинские объекты инфраструктуры, чтобы заинтересовать россиян в привлечении дополнительных грузопотоков.

Однако аналитик рынка транспортных услуг Александр Арбузов не исключил, что эти планы могут натолкнуться на обструкцию российских властей. "Раздраженный украинской евроинтеграцией Кремль может в любой момент заблокировать транзит грузов через Украину", - предостерег эксперт в интервью DW.

Российский бизнес ждет от ассоциации Украины с ЕС налоговых послаблений, "чтобы вложить в украинскую транспортную инфраструктуру спрятанный в различных странах мира капитал". И это тоже может не понравиться Москве, считает Арбузов.

Куда вкладывать деньги

Правительство Украины считает, что недостатка в привлекательных инвестиционных проектах в ближайшие годы в стране не будет. Отвечая на вопрос DW, вице-премьер Вилкул сказал, что растущие потребности в пропускной способности железных дорог, связанные с ожидаемым подписанием соглашения об ассоциации Украины с ЕС, будут удовлетворяться за счет пополнения парка локомотивов и электрификации магистралей, ведущих к черноморским портам и соединяющим крупные промышленные узлы на востоке страны.

Очень важным и перспективным Вилкул назвал и реконструкцию Бескидского железнодорожного тоннеля в Карпатах. Он является частью транспортного коридора Италия-Словения-Венгрия-Словакия-Украина-Россия. На реализацию этого проекта выделено более 200 миллионов евро.

Планы украинских строителей автомагистралей

А председатель "Укравтодора" Евгений Прусенко рассказал о намерении правительства в ближайшие два года реализовать шесть крупных инвестиционных проектов по реконструкции украинских автомагистралей общим объемом в 12 миллиардов евро. Прусенко сообщил, что ранее "Укравтодор" взял у международных финансовых организаций под гарантии государства кредиты на модернизацию дорог на более чем полтора миллиарда евро. Теперь львиную долю средств планируется получить на условиях концессии.

Концессионеры будут получать прибыль от платы за пользование дорогами, которую по словам главы "Укравтодора", предполагается брать только с тяжелых грузовиков. А их вес с целью сохранения полотна от преждевременного разрушения будет ограничен в соответствии с евростандартами до 12 тонн. "На Украине уже есть рынок строительства автодорог. Теперь пришло время создавать рынок их эксплуатации", - заключил Прусенко.

Среди стран Европейского союза молдавские вина пользуются наибольшим спросом в Чехии, куда за семь месяцев 2013 г. экспортировано более 450 000 декалитров вина. Рост поставок вина в текущем году превысил 200%, пишет NOI.md

"Особым спросом пользуются ординарные сухие молодые вина, а также выдержанные, которые реализуются в среднем ценовом сегменте", - сказал собеседник агентства.

Говоря о поставках молдавского вина в другие страны Евросоюза, он сказал, что после Чехии на втором месте Румыния, куда в январе-июле из Молдовы было экспортировано более 300 000 декалитров, что чуть больше аналогичного показателя 2012 г.

"В этом году замедлился рост экспорта в Польшу, где у компании также открыт Торговый дом", - сказала вице-президент Lion Gri Нелли Соник, объяснив, что сокращение связано с поставками продукции в свободную экономическую зону в Монако, откуда не вся продукция попадает в Польшу.

В январе-июле 2013 г. в Польшу экспортировано вина (в бутылках и наливом) 276 000 декалитров. За этот период в Россию отправлено 2,3 млн декалитров, что на 0,5 млн больше, чем за аналогичный период 2012 г. Лидером по импорту вина из РМ в СНГ является Белоруссия, куда его экспортировано 2,6 млн декалитров.

С 11 сентября Роспотренадзор приостановил импорт винодельческой продукции из РМ, обнаружив в партии вина вредные для здоровья примеси. До первого эмбарго России на импорт молдавской алкогольной продукции 26 марта 2006 г. на российский рынок поставлялось более 80% производимого в стране алкоголя. По данным за 2012 г. эта доля сократилась до 28% по вину и до 22% по крепким алкогольным напиткам - ликеры, дивины (коньяки с выдержкой 5 лет и выше) и бренди (с выдержкой до 5 лет).

Импортеры и компании-дилеры России, тесно работающие с виноделами Молдовы, полагают, что Москва может отменить запрет на импорт молдавской алкогольной продукции после 7 ноября.

Несмотря на то, что после Курбан-Байрама (15 октября) прошло уже две недели, активность на ближневосточном рынке плоского проката по-прежнему остается минимальной. В реальном секторе экономики большинства стран региона сохраняются серьезные проблемы. Хотя политическая обстановка на Ближнем Востоке в последнее время несколько улучшилась, частный бизнес не торопится увеличивать инвестиции, а новые строительные проекты практически не запускаются. Как правило, дистрибуторы все еще обладают достаточными запасами и поэтому воздерживаются от закупок, рассчитывая на понижение котировок на стальную продукцию.

В то же время, поставщики плоского проката в страны Ближнего Востока не готовы идти на новые уступки. В странах Персидского залива за последние полмесяца подешевели только китайские и украинские горячекатаные рулоны, и то, не более чем на $5 за т. В то же время, продукция из Ирана и Саудовской Аравии даже повысилась в цене. Индийские горячекатаные рулоны котируются в интервале $560-570 за т CFR – на этот уровень ориентируются и другие производители.

В Турции на рынке горячего проката сохраняются «допраздничные» котировки. Местные металлургические компании предлагают декабрьскую продукцию по $575-580 за т EXW, но, по данным трейдеров, сделки могут заключаться и на уровне $570 за т EXW. Потребители продолжают выжидать. Обстановка на мировом рынке плоского проката выглядит достаточно противоречивой. С одной стороны, многие производители объявляют о намерении поднять котировки в ноябре при заключении январских контрактов. С другой, реальное потребление остается относительно низким, а объем предложения – избыточным.

Металлургические компании из СНГ в последние полмесяца смогли продать лишь ограниченные объемы продукции в страны Ближнего Востока. Стоимость украинских горячекатаных рулонов, при этом, как правило, не выходила из интервала $505-515 за т FOB. Российские компании выставляли цены вплоть до $545 за т FOB, но при незначительном интересе со стороны покупателей.

Несколько большим спросом пользовалась в регионе толстолистовая сталь. В частности, украинская продукция поставлялась в последнее время в Турцию и страны Персидского залива. Правда, при этом металлургам пришлось пойти на некоторое понижение котировок по сравнению с первой половиной октября – до около $520-530 за т FOB.

Из-за слабого спроса в странах Ближнего Востока приоритетным направлением для российских и украинских металлургов стала во второй половине октября Европа. Украинские компании успешно продавали в страны Восточной Европы горячекатаные рулоны по $560-570 за т DAP и толстолистовую сталь по ценам порядка $600 за т DAP. Российский горячий прокат котировался в Польше на уровне $590-595 за т DAP, а страны юга Европы отправлялся по $550-560 за т FOB.

Судя по всему, спрос на листовую сталь на Ближнем Востоке начнет расти в начале ноября, после Нового года по мусульманскому календарю (4 ноября). Однако, скорее всего, существенного повышения котировок при этом не произойдет. Экономическая ситуация в регионе остается неблагоприятной, а реальный объем потребления стальной продукции – относительно невысоким.

Виктор Тарнавский

28 октября Высшая контрольная палата Польши опубликовала сообщение о проводившихся ею в течение двух с лишним лет проверках, касающихся заключения российско-польских договоренностей в газовой сфере, а также сооружения газового терминала в морском порту Свинойуйсце. Проверке была подвергнута соответствующая деятельность двух органов государственной власти (канцелярии премьера и министерства госимущества), а также трех хозяйствующих субъектов. Резко негативно была оценена только деятельность Польского нефтегазового концерна ПГНиГ. По мнению Высшей контрольной палаты, в 2006 г. в ходе переговоров о продлении контракта на поставки газа ПГНиГ не использовал в полной мере сильные стороны своих позиций. Кроме того, польским концерном не были предприняты должные шаги по диверсификации источников импорта природного газа. В совокупности всё это привело к росту цен на российский газ на 10%. По оценке Высшей контрольной палаты, ПГНиГ не использовал полностью сильные стороны своих переговорных позиций и в 2009-2010 гг., когда речь шла о компенсировании дополнительными поставками ухода с польского рынка компании «РосУкрЭнерего». Польская сторона вновь была вынуждена пойти на уступки «Газпрому»

Gazeta Wyborcza, 28.10.2013; Rzeczpospolita

Польский национальный банк (ПНБ) опубликовал данные по прямым иностранным инвестициям (ПИИ) в Польше в 2012 году. Согласно этим данным, приток ПИИ в Польшу в минувшем году снизился на 68%, составив 4 716 млн евро. Снижение притока прямых иностранных инвестиций эксперты ПНБ объясняют уменьшением движения транзитного капитала (симметричные сделки в/из Польши), что существенно повлияло как на географическую, так и на отраслевую структуру ПИИ в Польше.

В 2012 г. наибольший приток ПИИ имел место из Германии (3 494 млн евро) и Франции (3 132 млн евро), с другой стороны имел место отток прямых инвестиций из Люксембурга (– 3 222 млн евро) и Нидерландов (– 1 708 mln EUR).

Накопленные ПИИ в Польше на конец 2012 г. составили 178 257 млн евро. Важнейшими странами происхождения были Германия (26 898 млн евро), Нидерланды (26 285 млн евро), Франция (21 938 млн евро) и Люксембург (18 223 млн евро).

Характерно, что в данных Польского национального банка за 2012 г. отмечен резкий прирост накопленных инвестиций из России. На конец минувшего года их объем составил 511,7 млн евро или 674,9 млн долл. США, тогда как в конце 2011 г. эти показатели составляли (по данным ПНБ) соответственно 59,3 млн евро или 76,7 млн долл. США.

www.nbp.pl, www.onet.pl

Стали известны некоторые детали военных учений НАТО "Устойчивый джаз"/Steadfast Jazz, которые будут проходить в регионе Балтийского моря, а также в странах Балтии и Польше co 2 по 9 ноября. В них участвуют 20 государств. Швеция, впервые будет отрабатывать совместные с Силами реагирования НАТО/NRF действия. Для учений разработана новая военно-стратегическая игра под наименованием Сколкан/Skolkan, по условиям которой, в частности на территории Швеции и Финляндии, расположены некие фиктивные, воюющие друг с другом страны:

Торрике и Ботния, якобы демократии, но с агрессивными военными амбициями. В Швецию же помещено и прозападное государство Фрамланд, к которому НАТО приходит на помощь. Задачу осложняет стратегически важное, но на грани распада из-за коррупции, мини-государство Арнланд, - его территория совпадает со шведской провинцией Сконе.

Об этом пишет газета Свенска Дагбладет, где цитируется высказывание анонимного дипломатического источника из штаб-квартиры НАТО в Брюсселе: "То, что Северные страны вместе со Швецией и Финляндией включены в игру Сколкан, можно воспринимать как сигнал. НАТО отрабатывает, по ходу этой игры, как действовать в случае кризиса в регионе Балтики, включая юг Швеции. Альянс будет отрабатывать различные операции в регионе, то, например, как будет производиться подкрепление внутри и вне Швеции".

По заявлению американского представителя в НАТО Ронеля Рейса из штаба НАТО в норвежском Ставангере, откуда будет вестись руководство учениями, "НАТО опять приступает к тренировкам того, как вести военные действия".

Всего в этих манёврах заявлено участие 6 тысяч военнослужащих, половина из которых командный состав НАТО, дислоцированный за пределами зоны самих учений.

Украина возобновила импорт газа через Польшу.

Стало известно, что приостановленный импорт газа через Польшу опять возобновился. Как мы ранее писали, Украина приостанавливала импорт в октябре.

«В субботу и воскресенье “Нафтогаз Украины” по контракту с немецкой RWE SupplyTrading импортировал около 1,4 и 1,3 миллиона кубометров газа, а заявка на сегодня составила 3,2 миллиона кубометров газа», — сообщили в газотранспортной компании.

История длится уже несколько лет, так как Украина уже продолжительное время добивается от России снижения цен на газ, но безрезультатно. Это стало причиной появления решения о закупке газа в Европе. Соглашение было заключено с немецкой компанией, и его срок действия закончился в октябре. Поэтому импорт был приостановлен до перезаключения договора.

Посол Советского Союза

Валентин Фалин — о том, как Берия объединял Германию, но стал врагом народа, как Хрущев разделил Европу и был отправлен на пенсию, о тайных связях Брежнева на Западе, о Горбачеве и Шеварднадзе, предавших соцлагерь, а также история о том, как Сталин лишился отцовских чувств

Жизнь нашего героя — это эпоха в жизни нашей страны. Журналистский штамп, скажете? А вот и нет. Более того, Валентин Фалин был непосредственным участником главных событий, определивших судьбу не только СССР и России, но всего ХХ века. Это холодная война со всеми ее подковерными интригами, это карибский кризис, поставивший мир на грань ядерной войны, это возведение Берлинской стены, почти на тридцать лет разделившей Европу, И Пражская весна, и падение стены 9 ноября 1989 года... Фалин успел поработать и с Хрущевым, и с Брежневым, и с Андроповым, и с Горбачевым... Словом, история получилась долгая.

— Валентин Михайлович, в 1945 году, отпраздновав победу, вы поступили в МГИМО. А по завершении учебы — опять Берлин?

— Да, меня определили работать в Советской контрольной комиссии, курировать отношения между ГДР и ФРГ.

— Высокое доверие, если учитывать, что в партии вы не состояли...

— В 1944 году товарищи на заводе выражали готовность дать мне рекомендацию. Поблагодарив за доверие, я взял паузу. К тому имелись причины. Сестра матери — Александра, ее дочки и муж, начальник оборонной стройки под Хабаровском, попали под репрессии. Родители обходили эту историю глухим молчанием. Александра Васильевна с детьми оказалась в беспросветной нужде где-то неподалеку от Москвы, а ее супруг канул в Лету. Что мне было говорить бдительным партийцам? Лгать не был приучен, отрекаться не в моем характере.

В Берлине подстерегало еще одно испытание. Сотрудник Института современной истории, который я опекал, сидел в одном концлагере с Яковом Джугашвили и являлся свидетелем его гибели. Сын Сталина бросился на колючую проволоку, а эсэсовский охранник прошил беглеца автоматной очередью. Этот сотрудник готов был показать точное место расстрела, поведать прочие детали. Послали телеграмму в Центр. Ответа нет. Повторили информацию. Нам дали понять, что тема закрыта. Моя реакция: если у Сталина не проявились отцовские чувства по отношению к своему сыну, то как он может считаться отцом нации?

Вскоре мне предстояло познать и другие откровения...

— Оказались «французским шпионом»?

— ...В 1951 году я отправился из Берлина в отпуск, решил навестить в Тбилиси своего друга. Это недельное пребывание в столице Грузии противники его отца, министра внутренних дел республики, использовали для того, чтобы пристегнуть меня к «мегрельскому делу», а именно к сговору «грузинских изменников» с турками на предмет засылки диверсантов на советскую территорию. В этой инсценировке я фигурировал в качестве резидента французской разведки.

Командировка в Германию прервалась из-за моей болезни, и в 1952 году я был зачислен в комитет информации при МИД СССР. И что примечательно: меня разрабатывали как французского шпиона, а я работал в комитете информации. Только после смерти Сталина это дело было прекращено, когда Берия посадили.

— Самое подходящее место для агента!

— В действительности комитет подчинялся не МИДу, а секретариату Сталина и занимался подготовкой аналитических записок для генерального секретаря, копии которых по согласованию с Поскребышевым могли отправляться отдельным членам Политбюро.

— Комитетом руководил Молотов?

— Молотов председательствовал в «большом» комитете информации, созданном после войны и вобравшем в себя все разведслужбы. Вскоре, однако, обнаружилась нежизнеспособность подобного конгломерата. Спецслужбы вернулись на круги своя. От комитета информации отпочковался аналитический центр. Его де-факто повел Иван Иванович Тугаринов. Человек эрудированный, вдумчивый и, что особо ценно, умевший отстаивать свое мнение. После кончины Сталина комитет обслуживал новое советское руководство. В апреле — мае 1953 года нам было поручено спрогнозировать расклад сил в контексте предстоявших выборов в бундестаг ФРГ. Прогноз был такой: ждать принципиальных перемен не приходится, шансы социал-демократов одолеть ХДС/ХСС минимальны, и если даже они бы взяли верх, то выскользнуть западным немцам из-под американского каблука все равно не удалось бы. Тугаринову звонит Берия. Зная, о чем речь, Иван Иванович пригласил меня в кабинет.

«Мои сотрудники, — говорит Берия, — докладывают, что шансы социал-демократов предпочтительны. А ты утверждаешь другое». Тугаринов шепотом спрашивает: твердо ли мы стоим на своем. Я киваю: мол, твердо. Берия раздражается: «Почему не умеете понятно обосновать свою позицию, заставляете членов Политбюро гадать?!» Бросаю реплику: «Может, не стоит беспокоить членов политбюро нашими бумагами, раз им трудно разобраться». Тугаринов делает мне знак, чтобы я прикусил язык. Из трубки слышится гневный голос: «Кто тебе, Иван, суфлирует?»

Если бы Берия узнал, что суфлирует «резидент французской разведки», то, наверное, раздробили бы меня на атомы...

Подоплека бериевской реакции сводилась к следующему. После смерти Сталина он решил, не извещая коллег по Политбюро, интерпретировать на свой лад некоторые из инициатив усопшего вождя на германском направлении. А именно: прикидывал, какую плату можно выбить у Вашингтона и Лондона за объединение Германии на их условиях. Через Судоплатова Берия задействовал «личных агентов». В ФРГ это были Ольга Чехова, князь Радзивилл и другие. Хрущев использовал самоуправство своего соперника, замыслившего сдать «социалистического друга» — Германскую Демократическую Республику, для того, чтобы разделаться с ним.

Для ясности: идея объединения или, точнее, неразделения Германии изначально принадлежала Сталину. Он находил, что раскол этого государства противоречит стратегическим интересам Советского Союза, и собирался даже отстранить Вальтера Ульбрихта от фактического руководства СЕПГ за чрезмерный догматизм.

Нынешнее поколение немцев подзабыло, кому нация обязана почти полувековым расколом. Напомню. На Потсдамскую конференцию президент США Гарри Трумэн приехал с набором сценариев расчленения Германии. Но они так и не были извлечены из портфеля его главного советника адмирала Леги, ибо Сталин застолбил: СССР — за сохранение единства Германии, причем не только экономического (с этим американцы формально согласились), но и политического. Идею политического единства Вашингтон отверг под одобрение британцев и особенно французов. Реализовывалась установка: если не удастся вовлечь всю Германию во враждебные Советскому Союзу ухищрения, то на обозримую перспективу можно будет удовлетвориться хотя бы ее частью.

Кончина Франклина Рузвельта в апреле 1945 года обозначила агонию антигитлеровской коалиции. На первом же совещании новой администрации Трумэн изрек: Россия отыграла отводившуюся ей роль, США понудят Японию к капитуляции без русских и единолично определят мировой порядок. Хозяина Белого дома осадили адмиралы и генералы: без вклада России разгром японского милитаризма обойдется американцам в дополнительные 1–1,5 миллиона жертв, что неприемлемо. Трумэн подытожил: эту последнюю услугу от русских принять, а дальше… Его настрой отразил и. о. госсекретаря Джозеф Грю: если есть на свете что-то неизбежное, то таким неизбежным является военный конфликт между США и СССР. Нужно приступать к сведению счетов так скоро, как это только возможно, пока Советский Союз не восстановит разрушенную войной экономику и не обратит в силу свои материальные и людские резервы.

— То есть холодная война похоронила разделение Германии, а Хрущев не принял идеи Сталина.

— На протяжении всей моей службы я придерживался античного завета: о живых и мертвых — ни хорошо, ни плохо. Только правду.

Комитет информации регулярно направлял Хрущеву ориентировки по актуальным вопросам. В канун встречи министров иностранных дел четырех держав в январе 1954 года мы дали прогноз, что июньские (1953 года. — «Итоги») антиправительственные волнения в ГДР пробудят у США, Англии и Франции вкус к разыгрыванию карты «свободных выборов». До этого все советские предложения, выдвигавшиеся с 1946 по 1952 год, Запад категорически отвергал. Оценки комитета информации не нашли понимания ни у Молотова, ни у Хрущева. С тех пор мы оказались в обороне по ключевому для большинства немцев вопросу о единстве нации. Ситуации не изменила к лучшему и поддержка «идеи германской конфедерации и германского плана» СДПГ. Эти и сходные с ними инициативы под корень подсекались Аденауэром при ассистентстве Ульбрихта.

— А кто стал «крестным отцом» Берлинской стены? Вы какое-то отношение имели к этому?

— Имел, но совсем другое. Я был введен в узкий круг экспертов, готовивших в мае 1961 года венскую встречу Хрущева с Кеннеди. Но отгребем, согласно связи времен и явлений, чуточку вспять.

В 1958—1959 годах мне выпало работать в отделе информации ЦК КПСС. Он унаследовал функции упраздненного комитета. Нам удалось убедить руководство в необходимости иметь аналитический центр, который бы наблюдал без шор, свойственных отдельным ведомствам, происходящее в мире.

Осенью 1958 года Хрущев выдвинул идею превращения Западного Берлина в «вольный город». Каюсь, не без моей подсказки, наш завотделом доложил первому секретарю: ничего путного из данного начинания не получится, а если палку перегнуть, возможен конфликт. Хрущев оборвал докладчика: «Ерунда. Если даже мы введем войска в Западный Берлин, войны не будет». Он тут же распорядился: материалы информационного отдела ему более не рассылать. А через полгода и вовсе распорядился отдел закрыть. Тогда и откомандировали меня в МИД СССР.

Мое личное знакомство с Хрущевым состоялось в Вене, куда он отправился на встречу с Кеннеди. Поскольку там не было переводчика с немецкого, а Хрущев хотел по телевизору наблюдать, как прилетел американский президент, меня пригласили перевести, как подается это прибытие. Там такой курьез произошел. Хрущев приехал на поезде, была прекрасная погода. И хотел этот погодный фактор как-то использовать: мол, погода — это знак того, что на совещании будет хороший климат. А Кеннеди прилетел в ливень. И я об этом Никите Сергеевичу напомнил. «Да, — говорит. — Любопытно». Так я накрепко попал в обойму — сочинял для первого секретаря речи, касавшиеся Германии. И не только ее...

К вечеру 20 июня 1961 года срочный вызов в Кремль: есть поручение шефа подготовить текст доклада по случаю 20-летия нападения Германии на Советский Союз. Проект должен быть готов к утру. Скрипели перьями всю ночь. Плоды нашего бдения пришлись заказчику по нраву.

Я прошу доложить, что есть несколько вопросов, которые требуют дополнительного разговора. «Какой вопрос?» — спрашивает Хрущев. Я говорю: «Почему мы оперируем данными, которые ввел в оборот Сталин? У нас семь миллионов погибших советских граждан. Прекрасно известно, что это неверно». — «А сколько?» — спрашивает Никита. Я говорю, что, по моим данным, не менее 23 миллионов. Это же наш капитал, говорю, моральный капитал. Он говорит: «Так, поскольку точной цифры неизвестно, давайте мы комиссию назначим, пусть она определит сколько. А будем говорить «больше 20 миллионов». Вот с этих пор и говорим.

— Вернемся к Берлинской стене.

— Под занавес венского саммита Хрущев предостерег Кеннеди: если нам с США не удастся договориться, Москва заключит мирный договор с ГДР и с ним к восточным немцам перейдут все контрольные права на коммуникации Западного Берлина с внешним миром. Президент бросил реплику: «Нас ждет холодная зима».

С лета 1961 года мой рабочий день выглядел примерно так. До 5 вечера — дела в МИДе, затем до полуночи в кремлевском бюро предсовмина. Естественно, бросались в глаза частые хождения военных с папками и картами. Назревало что-то важное. Позднее мне стало известно, что Хрущева интересовали материалы о диверсионной и разведывательной деятельности резидентуры ЦРУ в Западном Берлине — самой крупной из его зарубежных штаб-квартир.

Западные СМИ неустанно пугали общественность ГДР: ввиду тщетности попыток договориться по Берлину скоро сбудется угроза Хрущева о заключении мирного договора с Восточной Германией. Вольное пересечение зональных границ будет прекращено. Пошел массовый исход. До трех тысяч и более человек в сутки покидали республику. Ульбрихт поставил перед Хрущевым вопрос ребром: надо что-то решать, неопределенность дестабилизирует ситуацию.

Как решать? Соединенные Штаты рассекли атомным поясом территорию ФРГ от Дании до Швейцарии. Были заминированы мосты, заложены заряды под скалы — на случай наступления советских танковых армад...

Руководство Варшавского договора приняло решение об обустройстве регулярной границы между двумя военными блоками и о введении контрольно-пропускного режима в сообщении между Западным и Восточным Берлином. В ночь на 13 августа германскую столицу рассекли заграждения из колючей проволоки. Границу между ГДР и ФРГ перекрыли месяц спустя.

В октябре 1961 года на КПП «Чарли» американцы выдвинули бульдозеры на танковых шасси. Экипажи получили приказ смести временные заградительные сооружения и де-факто восстановить «свободное общение жителей города». Звонок Громыко заведующему третьим европейским отделом Ильичеву: «Все дела в сторону, вы и Фалин вместе со мной едете в Кремль». В хрущевском кабинете уже находятся министр обороны Малиновский, маршал Конев и первый замначальника Генштаба Иванов. Без церемоний Хрущев переходит к сути: «Военные знакомы с ситуацией, теперь вы, дипломаты, слушайте, о чем речь. Передо мной перехват приказа Кеннеди смести временные погранзаграждения. Я распорядился назначить Конева командующим советской группировкой в ГДР, выдвинуть танки с полным боекомплектом на прямую наводку и, если американцы двинут свои бульдозеры, стрелять на поражение».

«По спецканалам, — продолжал Хрущев, — мы предупреждаем Вашингтон, какую заваруху он устраивает. Всем понятно? Если вопросов нет, вы, дипломаты, свободны, готовьтесь осведомить общественность о происходящем». Я единственный долгожитель, кто не понаслышке может воспроизвести эту диспозицию. Не образумься Белый дом, случиться могло всякое. Народы от края пропасти отделяло меньше 50 саженей!

Благо, что полковник Большаков, сотрудник советского посольства в Вашингтоне, наладил контакт с Робертом Кеннеди. Брат президента попросил время на размышление. Сутки спустя американцы предложили развести танки и бульдозеры подальше друг от друга, а затем вернуть их в места постоянного базирования. Так и разошлись. Не переборщили ли Москва и ГДР в обустройстве линии размежевания с НАТО? Несомненно. Принятые меры больно ударяли по простым людям. Однако истинными архитекторами стены являлись политики, которые не стеснялись говорить: «Западный Берлин — самая дешевая атомная бомба в сердце советской зоны».

В конце ноября 1961 года Джон Кеннеди направил Хрущеву послание с предложением вступить в переговоры по Западному Берлину и германской проблеме в целом. Первый секретарь вызвал меня в Кремль и поручил подготовить ответ, присовокупив: «Чувствуется, молодец Кеннеди, сам писал. Не то что этот (хлопает себя по ушам) его предшественник Эйзенхауэр. Наше ответное послание не должно уступать по солидности и аргументированности американскому». Замечу в скобках, что переписка двух лидеров продолжалась до августа следующего года. Как соавтор свидетельствую: обмен мнениями был весьма содержательным.

— Карибский кризис не прошел мимо вас?

— Карибскому кризису надо бы еще не одну книгу посвятить. Полагаю уместным отметить следующее.

Обещание Кеннеди, данное Хрущеву в Вене, на поверку оказалось уловкой. Не позже июня 1961 года в Штатах был сформирован штаб для подготовки операции «Мангуст» — широкомасштабной агрессии против Кубы с воздуха, моря и на суше. Дата удара намечалась на октябрь 1962 года.

Американские ядерные ракеты «Юпитер» разместили в Италии и Турции. Подлетное время с турецкой территории до Москвы составляло не более 10—12 минут. На этом фоне принималось решение (насколько взвешенное — отдельный вопрос) о размещении советских ракет на Острове свободы. С учетом различия в потенциалах сторон акция, признаем, крайне рискованная, политически и информационно скупо подготовленная.

Ультиматум Кеннеди немедленно вывести советские ракеты с Кубы привел Хрущева в замешательство.

Микоян выходит из зала заседаний Политбюро и знакомит нас, экспертов, с наброском ответного послания Хрущева. Мое внимание привлекло, что в тексте давалось согласие на облет Кубы американскими разведывательными самолетами U-2. Спрашиваю: «А с Фиделем эта концепция согласована?» Анастас Иванович доложил Никите, что Фалин задает лишние вопросы. Меня из рабочей группы удалили.

Июнь 1963 года. Хрущев на юге в отпуске. Оттуда он поручает подготовить записку в Политбюро, разъясняющую причины размещения советских ракет на Кубе. Получалось, что Политбюро ранее не было об этом осведомлено, и, очевидно, решения как такового не существовало. Характерный для Хрущева волюнтаристский метод! Келейная проработка первостепенных по важности проблем едва не довела до планетарной катастрофы.

Не лучше обстояло в делах внутренних. Никита Сергеевич не особо заботился об увязывании концов с концами. Вспомним, во что обошлись его художества, например, нашему Военно-морскому флоту, авиаконструкторским бюро, а также истории с совнархозами, отделением Крыма, целиной. Вместе с Георгием Арбатовым и Николаем Иноземцевым мы предлагали не покупать зерно у американцев, канадцев и австралийцев, а платить нашему крестьянину за центнер пшеницы столько же, сколько платим закордонным фермерам. Реакция Никиты — нельзя поощрять частнособственнические настроения в деревне. Когда видишь и слышишь подобное, уважения к лидеру не прибавляется.

— При Брежневе вздохнули с облегчением?

— Леонид Ильич антипод Никите Сергеевичу. Не самый авторитетный на тогдашнем нашем олимпе политик стал генсеком во многом потому, что в отличие от предшественника не сталкивал своих коллег друг с другом, не выказывал вождистских вывертов.

Лично я познакомился с Брежневым в октябре 1964 года во время его поездки, тогда еще председателя президиума ВС СССР, в ГДР на празднование 15-летия республики. Первое впечатление подчас самое верное: рассудительный, готовый слушать, уважительный к экспертному мнению. В самолете на обратном пути он вышел из своего отсека к нам и бросил загадочную фразу: «Скоро все изменится». Отгадка не заставила себя ждать: через пару недель Хрущева отправили на непочетную пенсию.

Забот и поручений с приходом Брежнева добавилось. Я сопровождал его в большинстве поездок за рубеж, заседал в различных кризисных штабах, созывавшихся, в частности, в связи с китайско-советскими осложнениями, израильской агрессией 1967 года против арабских стран, с событиями 1968 года в Чехословакии.

Задержусь на Пражской весне. Он поручил помощникам Александрову-Агентову, Блатову, а также мне обобщать все поступавшие материалы, равно как и отклики в прессе на развитие ситуации в ЧССР и дважды в день докладывать ему наши оценки. Нередко Леонид Ильич заходил к нам в небольшую комнату вблизи его кабинета и иронически спрашивал: «Все колдуете?» Мы настойчиво повторяли, что издержек от силового вмешательства будет больше, чем прибыли. В ответ обычно слышалось: «Вы не все знаете». Действительно, нам не было известно, например, что 16 августа, то есть за четверо суток до нашего вторжения в ЧССР, Брежневу звонил Дубчек и просил ввести советские войска. Как бы чехи ни старались замолчать данный факт, запись телефонного разговора хранится в архиве.

С именем Брежнева связан конструктивный поворот в отношениях с ФРГ. Сигналы о готовности видных западногерманских политиков поразмыслить над оздоровлением отношений с Советским Союзом поступали многократно. Но официальный курс Бонна подобных настроений не отражал. В ходе сессии Генассамблеи ООН в 1968 году Громыко встретился с вице-канцлером Брандтом и внес предложение заменить переписку, что бесплодно тянулась годами между МИДами двух стран, встречей делегаций за столом переговоров. Это был и мой первый контакт с Вилли Брандтом. Тогда же Громыко переместил меня с британского направления на германско-австрийские дела. И первое поручение министр сформулировал неординарно: не присягайте шаблонам, выудите из прежнего опыта жемчужные зерна, если таковые имелись, но были упущены, прикиньте возможные подвижки в наших подходах на обозримое будущее.

Развернутые предложения МИДа поддержал Андропов. Твердо высказался за Леонид Ильич, что заставило скептиков прикусить язык. Предстояло тонко и деликатно довести до сознания немцев, что есть альтернатива конфронтационному курсу Бонна. Шаг за шагом поддерживалась атмосфера, благоприятствовавшая успеху на выборах в бундестаг 1969 года оппонентов блока ХДС/ХСС.

— Имелся ли у Брежнева и Брандта какой-то неформальный канал связи?

— Да. Вячеслав Кеворков и Валерий Леднев, а с западногерманской стороны Эгон Бар сумели установить продуктивный контакт, помогавший разбирать завалы на пути к взаимопониманию. Этот канал дополнял и подчас подправлял работу МИДа. Нестандартная ситуация требовала нестандартных приемов. Брежнев уполномочил меня обращаться к нему, минуя министра, ставить его в известность о содержании моих встреч с ведущими западногерманскими деятелями, прежде чем информация, просеянная через фильтры МИДа, попадет к нему на стол. Генсек рассеял сомнения Громыко, откликаясь на мое предложение вступить с Брандтом и Баром в переговоры по Западному Берлину. Он уловил, что без нахождения здесь прагматического урегулирования Московский договор 1970 года не будет ратифицирован. От Брежнева я получил следующую инструкцию: «Ты знаешь советские интересы, и я жду от тебя взвешенного соглашения».

Секретные разборки берлинского узла вместе с Баром и позднее с послом США Рашем протекали весьма интенсивно. Утром ранним самолетом я отправлялся в Берлин и, если имелся вечерний рейс, в тот же день возвращался домой. Когда беседы с Баром затягивались до утра, то в ночь по спецсвязи сообщал детали помощнику генсека Александрову для доклада напрямую Леониду Ильичу, упреждая, таким образом, встречу с Громыко.

Легко себе представить, что подобные процедуры, повторявшиеся многократно, не благоприятствовали моим отношениям с Громыко. Он исходил из того, и этого не скрывал, что у дипломатов любого уровня может быть только один шеф. Чем бы ни вызывалась ревность сия, делу она вредила. За семь лет четыре месяца три дня, что дано мне было выполнять обязанности посла в Бонне, Центр удостоил меня лишь двумя информациями о развитии ситуации в ГДР. Одну прислал посол Абрасимов из Берлина в виде копии своего годового отчета в ответ на мою копию. Вторая, малосодержательная, поступила из третьего европейского отдела. Хуже того. Громыко встречается с послом ФРГ в Москве. Узнаю об этом из газет. Содержание разговора остается неизвестным. В ответ на законный запрос мне сообщают: ничего существенного сказано не было. В июне 1973 года я официально уведомил Громыко о намерении оставить дипломатическую работу. Заявление об отставке возобновлялось регулярно. Решение заняло пять лет.

— А с Андроповым возникали трения?

— Зимянин, секретарь ЦК, однажды в разговоре со мной заметил: Андропов знает о каждом из нас больше, чем мы сами знаем о себе. По опыту замечу, что, внимая фактам, Юрий Владимирович вместе с тем неадекватно реагировал на сплетни.

— Правда, что он направил вам как послу запрос по поводу откликов в ФРГ на преследование Солженицына и Сахарова?

— Через свою резидентуру председатель КГБ поинтересовался моими оценками. Я доложил, что, по данным посольства, Сахаров не поделился с противниками никакими секретами, связанными с его научной деятельностью в атомной сфере, и высказался за учреждение специального института, где академик мог бы плодотворно реализовывать свои идеи. В 50-х годах Андрей Дмитриевич выступал за размещение вдоль Атлантического и Тихоокеанского побережий США 100-мегатонных зарядов, дабы отбить у американцев тягу к авантюрам и пресечь разорительную для СССР гонку вооружений. А в 60—70-х нашел себя в диссидентстве.

— Вернемся к Андропову...

— ...Аллергия Юрия Владимировича на инакомыслие любых оттенков в моем представлении как-то не вязалась с его незаурядным интеллектом. Судя по всему, венгерский опыт 1956—1957 годов глубоко засел в его подсознании. В несколько заходов я пытался пробудить интерес Андропова к правовому опыту Швейцарии, Англии, США и ФРГ в защите ими государственных устоев. Там закон проводит грань между инакомыслием и инакодействием. Такого рода рассуждения не пришлись ко двору. И, похоже, не случайно микрофоны подслушивания были моими спутниками.

В 1978 году Брежнев наконец удовлетворил мое желание расстаться с дипслужбой и позвал на должность помощника. Андропов подкинул генсеку сомнений: «Вариант неплохой. Но Александров — из третьего европейского отдела МИДа. Блатов оттуда же. И Фалин опять-таки германист. Может создаться впечатление, что складывается немецкая мафия». В качестве альтернативы было предложено либо возглавить ТАСС, либо податься в первые замы завотделом внешнеполитической информации ЦК КПСС. Хотя коллеги меня и отговаривали, я пошел заместителем к Леониду Митрофановичу Замятину.

Главным в нашей конфронтации с Андроповым стал Афганистан. Председатель КГБ звонит мне по прямому проводу: «Как будем реагировать на размещение американских «першингов» в Европе?» Отвечаю: «Будем Богу молиться». — «Ладно, перезвоню, когда улучшится твое настроение». Прошу Андропова не вешать трубку, ибо у меня есть вопрос: «Все ли взвешено при принятии решения ввести советские войска в Афганистан? Почти четыре десятилетия англичане в XIX веке тщились надеть хомут на Афганистан и ушли не солоно хлебавши. Оружие изменилось. Но менталитет населения там прежний». Андропов: «Откуда тебе известно об этом решении?» — «Не важно, откуда, важно, что это так». — «То есть как не важно? Найдись болтун — операция осложнится. Засеки: если кто-либо, помимо меня, от тебя это услышит, пеняй на себя».

Курьез. О предстоявшей операции я узнал от самого Андропова. Находясь в кабинете Черненко, который давал мне внеочередное задание, явился невольным слушателем его телефонного разговора с Андроповым.

Дальше — больше. В октябре 1982 года Андропов, незадолго до этого сменивший Лубянку на Старую площадь, пригласил меня поразмыслить о внешних и внутренних вызовах, подстерегавших Советский Союз. Воздержусь от пересказа обмена мнениями. Остановлюсь на проблеме, приведшей вскорости к конфликту.

Приближалась годовщина трагических событий в Катыни. Я обращаю внимание Андропова на несуразность того, что наша сторона в этом контексте позволяет Варшаве обходить молчанием судьбу 120 тысяч красноармейцев, попавших в 1920—1921 годах в концлагеря Пилсудского. Андропов поручает немедля связаться с КГБ, Генштабом и МИДом и запросить у них необходимую документацию. Что я и сделал. Вышел также на нового шефа КГБ Федорчука. Наряду с катынским сюжетом взялся прозондировать его позицию по Афганистану, полагая, что мои озабоченности могут побудить человека, недавно принявшего дела, бросить свежий взгляд на ситуацию. Изложил мотивы, по которым, на мой взгляд, следовало смещать Бабрака Кармаля, явно не способного умиротворить страну. В качестве возможных преемников назвал генерала Кадыра и Ахмада Шаха Масуда. Последний проявлял готовность к сотрудничеству.

В ЦК нашелся «доброхот», донесший Андропову о моих чрезмерно активных контактах с КГБ. Юрий Владимирович, понятно, позвонил Федорчуку, и тот, естественно, поведал о моих инициативах по запретной теме Афганистана. Наказание не заставило себя ждать. Андропов, в это время уже генеральный секретарь, решил переместить меня в Гостелерадио первым заместителем Лапина. Никто из коллег по Политбюро не был посвящен в подноготную этого акта. Звоню Андропову: «Ваше право определить, гожусь ли я для работы в ЦК. Но где мне трудиться дальше, буду решать сам». На этом мое общение с Андроповым завершилось.

— А как вы вернулись в ЦК?

— С 1983 по 1986 год я осел в «Известиях» и параллельно — в качестве старшего научного сотрудника — в Институте США и Канады. В декабре 1985 года, передав объемистую папку с докторской диссертацией на рассмотрение ученого совета, отправился с женой передохнуть в «Сосны». Вдруг телефонный звонок из МИДа: «С вами хочет встретиться Шеварднадзе». — «У меня к министру вопросов нет». Кладу трубку. Жена поправляет меня: «Зачем так резко? Он же тебе ничего плохого не сделал». Повторный звонок: «Вы, наверное, не поняли. Шеварднадзе приглашает вас побеседовать».

Министр предложил вернуться на работу в МИД, назвал должность — руководитель управления планирования. Услышал в ответ: меня удовлетворяет нынешняя работа. Месяц спустя звонит Александр Яковлев: «Не надоело тебе отдыхать? Готовится доклад Горбачева на XXVII cъезде, и я попросил бы тебя поделиться соображениями о нашей внешней политике». Совместный с Яковлевым опус, названный «новым политическим мышлением», Горбачев одобрил с одной поправкой: пригладить стиль. Под занавес работы над докладом мне делается предложение возглавить АПН, чтобы «придать гласности крылья». Принял это предложение с оговоркой, что получаю добро на обращение непосредственно к генсеку по вопросам, которые сочту важными для интересов СССР. Всего Горбачеву я направил около 50 меморандумов.

— Скажите, вы предчувствовали, что произойдет объединение Германии?

— Объединение Германии, по моему убеждению, было не только возможным, но и необходимым. Хрущев грубо ошибся, отдав идею немецкого единства на откуп западным державам. Открытым оставалось лишь, какая модель воссоединения будет избрана и насколько она будет учитывать стратегические интересы СССР. Нелишне напомнить, что Миттеран и Тэтчер допускали создание германской конфедерации, и не более того. Причем в таком ее прочтении, при котором ФРГ оставалась бы в НАТО, а ГДР могла бы не покидать Варшавский договор. Процесс сближения двух германских государств виделся им многоступенчатым и не поспешным.

— Почему же он оказался лавинообразным?

— Спрашивать надо Михаила Горбачева и Эдуарда Шеварднадзе. Министр иностранных дел втихую ставил американскую сторону в известность о наших вторых, третьих и прочих резервных позициях, причем не только по германскому вопросу. Дошло до того, что на встрече с госсекретарем США, когда Вашингтон готовил агрессию против Ирака, он, не имея на то полномочий, допускал, по достоверным сведениям, участие в этой войне Советского Союза.

Не имея директивы, он сменил саму конструкцию переговоров о воссоединении Германии. Начальная гласила: четыре плюс два, то есть СССР, США, Англия и Франция расставляют вехи, а ФРГ и ГДР дают им немецкую окраску. Геншер видоизменил модель на два плюс четыре, то есть немцы сами обо всем договариваются, а четыре державы одобряют результаты сделки. Шеварднадзе солидаризовался с Бонном и заставил поднять руки вверх министра иностранных дел ГДР.

Перед злополучной встречей Горбачева с Колем в Архызе до канцлера довели просьбу генсека: «Мне нечем завтра кормить народ. Дайте нам 4,5 миллиарда марок, и вы получите все». В Архызе немцы добавили 14 миллиардов на постройку казарм для советских военных, выводимых с территории ГДР. Половина из этих денег была разворована. Сошлюсь на Николая Ивановича Рыжкова. Имущество нашей военной группировки, которое оставлялось на территории Восточной Германии, измерялось несколькими триллионами марок.

— По какой причине учинили обыск в вашей квартире?

— Ну как же! ГКЧП. Заговорщики арестованы, одновременно решили придавить тех, кто стоял за сохранение Советского Союза. Я присутствовал на заседании Верховного Совета. В перерыве позвонил жене. Она сообщает оглушительную новость: к нам домой нагрянули с обыском. Пять человек перевернули все вверх дном, потом отправились на дачу. Там продолжили. На следующий день я созвал западных корреспондентов и прямым текстом поведал о совершавшемся беззаконии. Тогда же распотрошили мой служебный сейф в здании ЦК. Бог с ними, золотыми часами — подарком отца, деньгами. Но пропали письма Генриха Белля, Вилли Брандта, Марион Денхофф, Тура Хейердала, личные документы.

— Кстати, о личных знакомствах. С Лидией Руслановой познакомились в Берлине?

— Наши пути со знаменитой певицей пересеклись в 1963 году. Мне дали ордер на однокомнатную квартиру в мидовском доме. Нужно было ее обставлять. Русланова как раз расставалась с кое-каким антиквариатом.

— Трофеи?

— Никаких трофейных вещей у нее я не видел. Понадобился предлог для ее ареста, точнее, для ареста ее мужа, генерала Крюкова. Заслуженного генерала били смертным боем, вынуждая дать показания против маршала Жукова. Сломать не смогли. Издевательствам подвергалась в тюрьме, позже в лагере и Лидия Андреевна. После ее кончины вскрытие обнаружило рубцы пяти инфарктов, перенесенных на ногах. Добавлю, при аресте у Руслановой конфисковали великолепное собрание русской живописи, никаких трофейных вещей не отыскали. Сталин на списке конфиската начертал резолюцию: «В Третьяковскую галерею». Остальное: коллекцию мебели, фарфора, драгоценности — распродали. Когда в 1953 году Крюкова и Русланову реабилитировали, из Третьяковки по тому же списку картины вернули. Остальное списали на форс-мажор.

Судьба подарила мне много встреч с деятелями искусства и науки. Назову несколько имен: Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс, Георгий Свиридов, Григорий Александров, Любовь Орлова, Михаил Ульянов, Ирина Антонова, Борис Пиотровский. На квартире у Сергея Кореня, знаменитого танцовщика, регулярно встречались с Ираклием Андрониковым, Вано Мурадели. Однажды бывший председатель Радиокомитета Кафтанов вспомнил эпизод. Поздний звонок от Сталина: по радио транслируют Пятую симфонию Чайковского. «Кто дирижирует?» — «Одну минутку, товарищ Сталин». Кафтанов перепроверяется и докладывает: «Константин Иванов». — «А вы что, не знаете, что я терпеть не могу Иванова? Почему не Мравинский». — «Сейчас, товарищ Сталин, будет Евгений Мравинский». Симфонию начинают заново. Слушатели осаждают Радиокомитет с недоумением. Когда-то я рассказал об этом самому Мравинскому...

— После ухода из политики вы несколько лет с женой жили в Германии. Почему там не остались?

— Мне было тесно с Борисом Ельциным под одним небом, и я принял приглашение заняться в Германии научно-исследовательской работой. Там же опубликовал ряд книг. Заманчивых и лестных предложений бросить якорь в этой стране было немало, но моя родина зовется Россией, ведь я не немец, хотя и германист.

Олег Пересин

Досье

Валентин Михайлович Фалин

Родился 3 апреля 1926 года в Ленинграде.

В 1942—1945 годах — токарь на заводе «Красный пролетарий» (Москва). В 1950 году окончил МГИМО. Распределен в Советскую контрольную комиссию в Германии (Берлин).

В 1952—1958 годах работал в комитете информации при МИД СССР. В 1958—1959 годах — в отделе информации ЦК КПСС. В 1959 году переведен в МИД СССР. Работал советником, заведующим 2-м, затем 3-м европейским отделом. Член коллегии министерства.

В 1971—1978 годах — посол СССР в ФРГ.

С 1978 по 1982 год — первый заместитель заведующего отделом международной информации ЦК КПСС.

В 1983—-1986 годах — обозреватель «Известий», старший научный сотрудник Института США и Канады АН СССР. В 1986—1988 годах — председатель правления Агентства печати «Новости» (АПН).

В 1989—1991 годах — заведующий международным отделом ЦК КПСС.

В 1990—1991 годах — секретарь ЦК КПСС.

В 1992—2000 годах занимался научно-исследовательской работой в Институте проблем мира и безопасности в Гамбурге, преподавал в Гамбургском университете. С 2001 по 2011 год — профессор РАГС при президенте РФ. Доктор исторических наук, лауреат Госпремии (1982).

Россия > Внешэкономсвязи, политика > itogi.ru, 28 октября 2013 > № 942748 Валентин Фалин

А ввоз и ныне там

Отсутствие определенности с пошлинами на мелованную бумагу грозит кризисом всей издательско-полиграфической индустрии

Вот уже год, как Россия не выполняет часть своих обязательств перед ВТО, согласно которым пошлины на мелованную бумагу и картон зафиксированы на уровне 5 процентов. Неудивительно, что издатели и полиграфисты всерьез опасаются их возможного повышения. Тем более что в правительстве занялись детализацией соответствующих товарных позиций, намекая на возможность пересмотра соглашений в рамках Всемирной торговой организации.

Очевидное невероятно

В Россию импортируется порядка 450 тысяч тонн мелованной бумаги и 400 тысяч тонн мелованного картона в год. Все это бумажно-картонное разнообразие необходимо для удовлетворения потребностей в производстве печатной продукции. Учитывая, что в нашей стране производство этого сырья в нужном объеме, качестве и видах отсутствует, три года назад правительство в порядке эксперимента снизило пошлину на импорт отдельных видов мелованной бумаги и картона с 15 до 5 процентов. Эффект не замедлил сказаться: с 2011 года издатели перевели в Россию 80 тысяч тонн ежегодных тиражей, до того печатавшихся за рубежом. Дальнейшее возвращение в отчизну некогда эмигрировавших изданий, по информации Гильдии издателей периодической печати, сдерживает риск повышения пошлины. Опасения того, что государство может вернуть все на круги своя, не лишены оснований: 2013 год как раз и начался с такого неожиданного для большинства участников рынка скачка пошлин до 15 процентов, которое продлилось до конца апреля. Решение было отменено, но осадок, что называется, остался. Ведь подъем пошлин произошел вопреки тому, что согласно обязательствам по ВТО они должны были быть раз и навсегда понижены до 5 процентов.

Между тем обязательства перед ВТО не выполняются. Более того, подкомиссия по таможенно-тарифному и нетарифному регулированию при Минэкономразвития занялась детализацией товарных позиций ввозимого. Мол, в обязательства России перед ВТО вкралась ошибка: за 18 лет переговоров многое изменилось и надо бы проверить, какие из обязательств действующие, а какие нет.

По словам директора НП «Содружество бумажных оптовиков» Ольги Широковой, в результате детализации предлагается ввести 14 новых кодов с описаниями не существующих в природе бумаг и картонов типа «бумаги, напечатанные для самопищущих машин в рулонах шириной не более 15 см» и установить на них 5-процентную пошлину, а ввоз продукции, проходящей по пяти действительно важным кодам, облагать по ставке 15 процентов. Соответственно вырастут цены на необходимые отечественным издателям бумаги и картоны.

Неудивительно, что такой подход ни ВТО, ни ЕС, ни российских издателей не устраивает. Они требуют исполнить обязательства и применять 5-процентную пошлину на массово ввозимое полиграфическое сырье. Против детализации выступает и Минкомсвязи России, представители которого, кстати, на заседание подкомиссии не были приглашены. Выходит, мнения полиграфистов и издателей малоинтересны чиновникам.

Кстати, 10-процентная разница пошлин, из-за которой вот уже несколько лет кипят нешуточные страсти, на деле означает выживание целой отрасли российской экономики. Цена на мелованную бумагу и картон составляет около 70 процентов себестоимости печатной продукции. Так что рост пошлины на 10 процентов равен увеличению себестоимости издания на 7—8 процентов. И дополнительные затраты будут, конечно, переложены на заказчиков. Результаты нетрудно предсказать: ежемесячные издания и часть еженедельных, по оценкам экспертов, через пару месяцев после повышения пошлин переедут печататься за рубеж — на Украину, в Польшу, Прибалтику и, конечно, Финляндию. Некоторые издательства — в основном мелкие — разорятся. Оставшиеся либо оптимизируют издержки за счет других направлений (распространение, издательское дело и т. д.), либо увеличат цену на издание. А скорее всего, и то и другое. Что же до типографий, то тут эксперты единодушны — последуют банкротства: число типографий существенно сократится в отсутствие заказов.

Вероятное неочевидно

Сторонники повышения пошлин аргументируют свою позицию заботой об отечественном производителе бумаги. Однако логика поддержания одной отрасли за счет другой вряд ли оправданна. О намерении начать выпуск мелованной бумаги уже в этом году заявили два предприятия — ОАО «Группа «Илим» и ЦБК «Кама». 50 процентов акций Группы «Илим» достались лидеру по производству офсетных бумаг в России американской компании International Paper. Проблема в том, что на заводе в Коряжме установлена старая нерентабельная бумагоделательная машина, привезенная из Европы, и устаревшая меловальная секция, производящая бумагу низкого качества и к тому же малой мощности (70 тысяч тонн в год). Иными словами, потребности издательско-полиграфической отрасли в этом виде продукции не будут удовлетворены ни по объему, ни по качеству, ни по видам продукции. Производимый ЗАО «Интернешнл Пейпер» мелованный картон одного вида и сегодня не подходит для издательств, а полностью выкупается компанией Тetra Pak для производства упаковок.

Другой производитель — ЦБК «Кама» — выпустил после пяти лет обещаний мизерную партию мелованной бумаги из березового и осинового сырья. В распоряжении «Итогов» оказались результаты тестирования этой бумаги на Первом полиграфическом комбинате. Вердикт таков: «Не рекомендуется использование на производстве».

По словам начальника логистическо-складского комплекса ООО «Первый полиграфический комбинат» Дмитрия Перелыгина, проблема бумаги Ural Brite Satin+ (производства ЦБК «Кама») в том, что она не способна обеспечить печать высококачественных изданий на высокой скорости и с большим количеством иллюстраций (около 80 процентов московского рынка журналов). Эта бумага часто рвется и у нее повышенное пыление, что увеличивает ее расход и общую стоимость.

Да и годовой объем производства такой бумаги, заявленный ЦБК «Кама», — в 60—70 тысяч тонн — покрывает не более 30 процентов потребности в легковесной мелованной бумаге. А если прибавить объем импортируемых сегодня в Россию готовых изданий, то всего лишь 15 процентов от потребности. Словом, как следует из письма замминистра связи Алексея Волина в Минэкономразвития, производства компаний Группа «Илим», ЦБК «Кама», «КНАУФ» и «Интернешнл Пейпер» не способны покрыть потребности издательско-полиграфической области по объемам, видам, плотностями и, главное, по качеству мелованных бумаг и картонов, а протекционистская 15-процентная пошлина будет причиной оттока крупных полиграфических заказов, банкротства малых издательств и типографий.

Этот вывод подтвержден и недавней практикой. По словам коммерческого директора «МДМ-Печать» Ольги Песни, в январе — апреле 2013 года, когда 15-процентные пошлины вернулись, некоторые крупные проекты, для которых невозможно было заменить мелованную бумагу на другую, были отменены, отложены на более поздний срок или сократили бюджет. А по ряду крупных проектов, для которых перенос сроков был невозможен, типография «МДМ-Печать» компенсировала затраты клиентам.

Так зачем же поднимать вопрос о повышении пошлин сейчас, когда реальной альтернативы отечественное производство не предлагает? Кое-кто из руководителей издательско-полиграфических предприятий прямо говорит о том, что Минэкономразвития и Минпромторг лоббируют интересы отечественных производителей бумаги. И готовы ради этого отказаться от исполнения международных обязательств России перед ВТО. Вот только протекционизм в этом случае бьет по российскому же бюджету.

По данным Межрегиональной ассоциации полиграфистов России, на рынке полиграфических услуг функционирует 7,5 тысячи типографий. При этом количество малых предприятий в этой отрасли превышает 90 процентов. Оборот рынка оценивается в 7,5—8 миллиардов долларов в год, а более половины этого объема дает печать на мелованных бумагах и картоне. За десять лет полиграфисты инвестировали только в оборудование более 7 миллиардов долларов. И ради чего столь крупный рынок будет поставлен на грань выживания?

Между тем проблемы уже начались: ввиду отсутствия определенности с пошлинами часть заказов на печать переместилась за границу. Ведь именно с сентября по декабрь идет заключение основных контрактов на будущий год. Это значит, что российский бюджет уже в следующем году недосчитается налоговых и иных поступлений. В Минкомсвязи подсчитали: при пошлине в 5 процентов годовой объем себестоимости изготовленных тиражей из ввезенной бумаги составит 28,029 миллиарда рублей при стоимости реализации 29,431 миллиарда рублей, а при пошлине в 15 процентов себестоимость составит 29,631 миллиарда рублей и превысит стоимость реализации! В первом случае полиграфисты в 5-процентной прибыли, во втором — понесут убытки. Не говоря уже об угрозе роста социальной напряженности: банкротство типографий грозит, по оценкам экспертов, увольнением до 200 тысяч человек.

Екатерина Акопова

Слишком сильная валюта

Цены на плоский прокат в Европе понизились из-за слабого спроса и конкуренции со стороны импорта

Курс евро по отношению к американской валюте поднялся до более $1,38 за евро, достигнув самого высокого уровня за последние 12 месяцев, из-за продолжения политики «слабого» доллара в США. Однако это укрепление региональной валюты оказало негативное воздействие на рыночные позиции европейских металлургических компаний. Во второй половине октября в странах Евросоюза усилилась конкуренция с импортной продукцией, а евровые котировки пошли вниз.

Соперничество на европейском рынке плоского проката обострилось еще в первой половине текущего месяца, когда спрос на эту продукцию ослабел в странах Южной Европы, но остался достаточно устойчивым в Германии и Польше. Итальянские, испанские и даже французские производители начали активно предлагать горячекатаные рулоны центральноевропейским покупателям, создав избыток предложения и на этом рынке. А в дальнейшем поставки в страны Восточной Европы увеличили российские и украинские металлурги, компенсируя недостаточный спрос в странах Ближнего Востока.

При этом, корпорация Arcelor Mittal пытается удержать от понижения стоимость продукции, выпускаемой ее центрально- и восточноевропейскими заводами. Котировки на горячекатаные рулоны польского и чешского производства остаются в интервале 460-480 евро за т EXW, хотя, по данным трейдеров, реальные сделки заключаются из расчета не более 460 евро за т EXW. Венгерская и словацкая продукция поставляется в Польшу примерно по 460-470 евро за т CPT, а котировки на украинский и российский горячий прокат варьируются между 410 и 440 евро за т DAP.

Высокий уровень конкуренции наблюдается и в странах Южной Европе, а также в Бенилюксе. На этом направлении вследствие подорожания евро резко возросла активность китайских, индийских, турецких и российских компаний, предлагающих горячекатаные рулоны по 420-435 евро за т CFR. В то же время, потребители, в основном, проводят выжидательную политику, вынуждая производителей делать новые уступки.

С начала октября цены на все виды плоского проката в Италии упали на 15-30 евро за т. В третьей декаде месяца местные компании выставляли горячекатаные рулоны на продажу на уровне 420-430 евро за т, холодный прокат подешевел до около 500 евро за т EXW, а базовые цены на оцинкованную сталь опустились до 485-495 евро за т EXW. Фактически котировки на плоский прокат в стране соответствуют уровню конца августа.

Реальное потребление стальной продукции в европейских странах при этом остается низким. Спад в ведущих отраслях региональной экономики еще не преодолен, а бизнес по-прежнему испытывает дефицит кредитных ресурсов. Наиболее сложное положение по-прежнему наблюдается в строительной отрасли. Европейские производители длинномерного проката жалуются на низкий спрос как на внутреннем, так и на внешнем рынке. Правда, ближе к концу октября металлурги предприняли новую попытку подъема котировок не менее чем на 10 евро за т, обосновывая свои действия подорожанием металлолома в Средиземноморье.

Вообще, по мнению аналитиков региональной металлургической ассоциации Eurofer, обстановка на региональном рынке должна скоро пойти на поправку. В середине ноября дистрибуторы должны начать закупки стальной продукции с поставкой в первом квартале 2014 года. Благодаря этому падение цен на прокат, как ожидается, удастся остановить, а затем обратить вспять. Положительным фактором стало и увеличение продаж автомобилей в странах ЕС в сентябре на 5,4% по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года. Правда, по итогам первых трех кварталов 2013 года в отрасли все-таки отмечается спад на 3,9% по сравнению с прошлогодними показателями.

Как считают в Eurofer, видимое потребление стальной продукции в странах Евросоюза в этом году сократится на 2-2,5% по сравнению с 2012 годом, но в будущем году уже можно будет рассчитывать на рост в пределах 3%. Основные металлопотребляющие отрасли, возможно, за исключением строительства, должны в 2014 году увеличить объем производства на 2-4%.

Правда, к подобным прогнозам все-таки следует относиться с некоторой осторожностью. За последние полтора года эксперты неоднократно ожидали выхода европейской экономики из спада, но всякий раз их надежды не оправдывались.

Виктор Тарнавский